Смирись со мной

ПЛЕЙЛИСТ К КНИГЕ

Chris Grey

- WRONG

OMIDO

- when he holds u close

Chris Grey, G-Eazy, Ari Abdul

- LET THE WORLD BURN

Train to Mars

- Still Don't Know My Name

Chase Atlantic

- Uncomfotable

Chase Atlantic

- Swim

Chase Atlantic

- Meddle About

Альбом Montell Fich

- Her love Still Haunts Me Like a Ghost

Michele Morrone

- Feel It

The Neighbourhood

- Reflection

Blazed

- Jealous Girl

Flawed Mangoes

- Surreal

Mindless Self Indulgence

- Seven Minutes in Heaven

Arctic Monkeys

- Do I Wanna Know?

The Weeknd, Lily Rose Depp

- Dollhouse

The Weeknd

- House Of Balloons

Скриптонит

- Это любовь

Bon Iver, St. Vincent

- Rosyln

Billie Eilish

- WILDFLOWER

Billie Eilish

- No Time To Die

Pierce The Veli

- So Far So Fake

Olga Myko

- use me!!!!!!!

Beatfox

- YOU

NEWLIGHTCHILD

- CHROME

Дельфин

- Любовь

FORTUNA 812

- Black Water

FORTUNA 812

-

dirty like my soul

Nijar, NIKKI

- Сойти с ума

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1

КИАРА

За окном тёплый вечер. Я сижу на подоконнике, прижавшись плечом к раме, и смотрю, как закат медленно окрашивает небо в персиково-розовые оттенки.Читаю, но глаза то и дело теряются в строчках. Словно ухожу вглубь — не книги, а себя. В голове всё перепуталось: диалоги героев, собственные воспоминания, какие-то случайные мысли, от которых не избавиться. Иногда ловлю себя на том, что не читаю, а просто смотрю в буквы. Думаю. Чувствую. Сравниваю. В книге кто-то любит, спорит, теряет, прощает, а я всё это проживаю внутри себя — как будто не о них история, а обо мне. Странно: читаешь про чужое, а в итоге всё равно возвращаешься к себе. Почему нас так тянет в чужие жизни? Может, потому что в них мы ищем ответы на свои вопросы. Подсказки. Отголоски своих чувств. Закрываю книгу и прижимаю к груди.

— Киара, хватит читать свои книжки и тащи сюда свой зад,сегодня мы гуляем, никаких отказов,тебе нужно развеяться. — говорит Наоми стоя передо мной в нижнем белье и держа в руках пару платьев — Что мне надеть, леопардовое мини или вот эту длинную тряпку?

— Я думаю сегодня тебе нужно леопардовое мини. И сегодня без меня, хочу спокойно посидеть дома и почитать книжки

— Ну уж нет, — она берет меня за руку и тащит к моему шкафчику — Сегодня наш день и тебе пора выходить в люди,такими темпами ты навсегда останешься одна — в чем то она была права,я уже несколько месяцев никуда не ходила, помимо работы,но меня уволили и думаю это можно отпраздонать.

На этой работе было ужасное начальство, точнее сыночек начальницы. Постоянные приставания и огромные штрафы, за то, что ты не согласилась на его "повышение". Последней каплей стало то, что его мамаша подошла ко мне и прямо сказала переспать с ее сыночкой. К счастью я уже нашла новую работу, в таком большом городе это не проблема.

Пока Наоми копается у меня в шкафе и пытается найти что то в стиле "возьми меня прямо здесь и сейчас", в комнату заходит Лекси в блестящих шортиках и кроп-топе с надписью "Mentally on vacation". За ней стояла Хлоя в свободном, черном платье с минимальным декальте и по колено – не любит выделяться.

— Ты что, пойдешь в ЭТОМ? — спрашивет ее Наоми

— А что не так, это кричит "я веселая и не извиняюсь за это"

— Скорее "я не боюсь простудиться" — на моем лице заиграла улыбка с этой сцены, а Лекси закатила глаза и скрестила руки — Не хмурься и помоги мне найти во что одеть нашу мышку — это прозвище мне дали когда мы были на первом курсе и только начали общаться.

Мы познакомились в Нью-Йоркском университете. Первый день ориентации. Нью-Йорк пульсирует шумом машин, запахом кофе из уличных киосков и мечтами сотен студентов, только что начавших новую жизнь. Мегаполис встречает новичков неоновой усталостью и обещанием того, что здесь возможно всё. На фоне огромного здания NYU, рядом с памятником Гарри Гудини, я стояла растерянная с телефоном в руках и картой в другой. Вдруг кто-то врезается в меня и проходится тяжелым чемоданом по моей ноге.

— Черт! Моя нога! — закричала я и схватилась за ногу.

— Извини, залипла в телефоне и не заметила тебя. Ты в порядке? — Это была Лекси, она стояла в огромной джинсовой куртке, в наушниках — Выглядишь отлично кстати, мне нравится твоя блуз... — она не успевает договорить как какая-то девушка, Наоми, врезается в чемодан Лекси и разливает свой кофе себе на рубашку и частично на меня.

— НЕТ! МОЙ КОФЕ! И МОЯ РУБАШКА! И, эм, ты..ты вся в карамели. — спрашивает она у меня — Это… модно?

— Вы шутите?! — я смотрю на обеих в недоумении.

— У нас тут уже трёхактная трагикомедия — прошептала Лекси

Неподолеку стояла девушка в классическом костюме и наблюдала за всем. После минутного молчания,она решила подойти к нам.

— Статистически, знакомство на почве взаимного позора даёт крепкую эмоциональную связь. Продолжайте. Это… захватывающе. — сказала она спокойным голосом. Это Хлоя.

— А ты психотерапевт или просто наслаждаешься нашим позором? — спросила Лекси

— Пока только наблюдаю. Но, возможно, вы — мой дипломный проект. — немного с усмешкой сказала Хлоя

— Ну, раз уж мы буквально столкнулись лбами, пятками и кофе… Может, начнём знакомство официально? — промокая рубашку салфеткой сказала Наоми

— Я Лекси, люблю шутить и много говорить,не люблю сидеть на месте. Мой девиз "Живи ярко или не живи вообще!" — у нее пышные,длинные рыжие волосы,веснушки и зеленые глаза.

— Я Киара, пострадавшая, но сильная духом. — у меня длинные черные волосы по пояс и ярко-карие глаза.

— Я Хлоя, я люблю учиться и очень уравновешанная, если будут проблемы, обращайтесь ко мне, я их решу. — она блодинка с голубыми глазами.

— Я Наоми, я люблю тусить, смотреть киношку и флиртовать с мальчиками — у нее кудрявые каштановые волосы чуть выше пояса.

C того дня мы всегда были вместе, как оказалось нас даже заселили в одну комнату. А сейчас мы уже на третьем курсе и все еще общаемся как прежде, не смотря на то, что взгляды на некоторые вещи у нас расходятся,мы всегда рядом друг с другом и всегда готовы прийти на помощь. Поэтому Наоми и Лекси носятся по всей комнате и пытаются придумать что же я сегодня надену. Их выбор пал на свободное платье на брительках, винного цвета с открытой спиной чуть выше колено, но с не очень открытым декальте. Меня оно устроило, и мы все начали собираться в клуб. Я делаю минимальный макияж, т.к. в клубе очень жарко и он и так весь потечет.

Пока я подвожу глаза у меня звонит телефон, на экране высвечивается "мама", я не поднимаю трубку. Я больше не хочу слышать о том какая я ужасная дочь, потому что бросила ее. Больше никогда в жизни туда не вернусь. Мама наркоманка, отец погиб когда мне было три года и я виню в этом мать. Он тогда пошел в опасный район что бы взять ей дозу и его зарезали. Он не хотел что бы она попадала в неприятности, не мог помочь ей бросить и решил спасти ее хотя бы так. После его смерти мама начала употреблять чаще и увеличивать дозу, таскала мужиков к нам в дом и оставляла меня с ними, с пяти лет...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Киара, ты где там,выходим уже — кричит Наоми.

Мы садимся в машину к Хлое и выдвигаемся.

— Девочки, напоминаю, без пьяных сообщений бывшим, мы выше этого, ну, почти. — говорит Лекси.

— Если сегодня не будет хотя бы одного горячего бармена – я официально теряю веру в человечество. Мне сегодня точно нужна взбучка,если вы поняли о чем я. — хихикая сказала Наоми

— Наоми! — хором прокричали мы все.

Через двадцать минут мы приехали. Клуб - как живой организм. Пульсирует. Дышит. Шепчет мне басами прямо под кожу. Музыка такая громкая, что кажется, я чувствую её не ушами, а рёбрами. Свет — режущий, переменный. То алый, то синий, то чёрный провал между вспышками. Лица мелькают, искажённые тенями. Кто-то смеётся слишком громко. Кто-то смотрит слишком долго. Я иду вдоль стены, каблуки почти не слышны. Здесь всё шумит громче, чем я. Мимо — запах алкоголя, чужих духов, ночи и чего-то ещё… возможно, опасности. Или просто воображения. Оно в таких местах работает ярче. Моя рука обнимает бокал — прохладный, как будто единственное, что остаётся стабильным. Сладкий вкус на языке — клубника и алкоголь. Или ложное чувство контроля. Смешно, как мало нужно, чтобы забыть день. Или себя. Я вижу, как мои подруги танцуют в толпе, как будто музыка - это их язык. Наоми уже флиртует, Лекси - летит на своём безумии, Хлоя держит дистанцию, но светится. А я стою у бара. Смотрю. Пью. Молчу.

Парень с ледяными глазами смотрит на меня. Не отводит взгляда. Я не улыбаюсь. Я здесь не ради внимания. Я здесь, чтобы почувствовать себя живой. Хотя бы на несколько часов — пока ночь не начнёт требовать плату за свою магию. Но, едва я успела глотнуть напиток, рядом появился мужчина. Пьяный. Неприятный. С запахом дешёвого виски и уверенности в себе.

— Эй, красотка, ты одна? Давай я куплю тебе ещё один.

— Я сама себе всё покупаю. — отвечаю я холодно.

Но он не уходит. Его рука тянется к моему бедру — ошибка. Он ухмыляется, не слышит "нет", потому что слишком привык слышать "может быть".

— Детка, ты чего такая колючая? Расслабься.

Я отступаю на шаг, но он приближается. В этот момент я чувствую неожиданную тишину. Словно мир на секунду затаил дыхание.

— Убери от неё руки.

Голос. Низкий. Спокойный, но в нём сталь. Я оборачиваюсь и вижу его. Большой. Высокий.

Чёрная рубашка, расстёгнутая на пару пуговиц. Пальцы в кольцах, взгляд — как пуля. Он не просто красивый, от него веет опастностью. И, кажется, именно это его делает неотразимым. Пьяный парень смеётся:

— А ты кто такой, брат?

Незнакомец приближается. Медленно. Каждое его движение — контролируемое. Он не тратит слов. Просто встаёт между нами. И за одну секунду становится понятно: ему не перечат.

— Сейчас ты развернёшься и уйдёшь. Без крика. Без сцены. И желательно -целый.

Он наклоняется к его уху и я слышу лишь обрывок слов "останешься без рук". Пьяный парень бормочет что-то себе под нос и пятится. Он уходит. Быстро. И даже не оглядывается. Я остаюсь с ним. С этим незнакомцем, от которого пахнет кожей, сигарами и древесными нотами. Он смотрит на меня. Не спрашивает, всё ли в порядке. Он и так знает.

— Ты часто притягиваешь неприятности?

— А ты часто появляешься из ниоткуда, как сцена из фильма?

Он чуть усмехается. Наклоняется ближе — его голос едва слышен сквозь музыку.

— Ты выглядишь так, будто ненавидишь этот мир

Я скользнула по нему взглядом: уверенность, холодная аура власти. В его присутствии воздух становился тяжелее.

— А вы, наверное, любите давать диагнозы незнакомым девушкам? — мои губы изогнулись в дерзкой полуулыбке.

Он усмехнулся, опершись локтем о стойку.

— Нет. Но тебя слишком легко читать.

— Ошибаетесь. Меня никто не читает.

— Значит, я особенный.

Я выдержала его взгляд. Ни страха, ни смущения. Только вызов. Внутри что-то дрогнуло — словно искра прошла по нервам. Этот мужчина был опасен, слишком опасен. Но почему-то именно это и притягивало.

Он говорит так, будто знает меня давно, будто мы с ним уже знакомы, но я бы точно запомнила такого эффектного персонжа.

Бармен поставил передо мной новый бокал — хотя она его не заказывала. Мужчина чуть наклонился ко мне, и его голос стал ниже, почти интимным:

— Пей. За знакомство. Ты ещё не знаешь, во что ввязалась.

Я взяла бокал, прижала холодное стекло к губам и, не отрывая взгляда от его глаз, сделала глоток.

— Я не ввязываюсь. Я сама выбираю.

Наши взгляды сцепились — как удар, как столкновение двух миров. Никто не собирался уступать. Но оба знали: игра началась. Он сделал шаг ближе, слишком близко. Его рука едва коснулась моей спины — не позволение, а приказ.

— Пойдём.

Я могла отказаться. Сказать «нет» и остаться у стойки, спрятавшись за бокалом. Но что-то внутри толкнуло меня вперёд. Может, злость. Может, желание доказать, что он не властен надо мной. Я позволила вести себя сквозь толпу. На танцполе свет вспыхивал красными всполохами, музыка била в грудь. Люди двигались хаотично, но вокруг них будто образовалась пустота — они выделялись даже в этой темноте. Он развернул меня к себе. Наши тела оказались опасно близко.

— Ты не умеешь скрывать искры, знаешь об этом? — сказал он так тихо, что услышала только я.

Я вскинула подбородок.

— Это не искры. Это отражение света.

Он усмехнулся, его пальцы сомкнулись на моей талии — крепко, властно. Музыка диктовала ритм, но он двигался так, будто ритм принадлежал только ему. И я… поддалась. Секунда, и мое тело ответило на его движения. Взгляд — в упор, как дуэль. Его ладонь скользнула выше, к моим ребрам. Я напряглась, но не отстранилась. Внутри всё горело: злость, влечение, сопротивление.

— Ты дерёшься даже в танце.

— А ты привык, что все склоняются перед тобой.

— И ты склоняешься.

Он сказал это, когда моя спина коснулась его груди, когда его дыхание стало теплее и ближе. И я поняла: он не лжёт. Я правда позволила ему вести. На секунду. Но эта секунда стоила слишком дорого. Я резко отстранилась, встретила его взгляд и усмехнулась:

— Не надейся. Я всегда вырываюсь.

И ушла с танцпола — не спеша, оставляя его одного. Но сердце билось в груди так, будто он всё же успел оставить на нём след.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, когда я вышла из клуба. Шум музыки остался позади, и теперь улица казалась слишком пустой. Я закурила сигарету, стараясь унять дрожь — не от страха, от злости на себя. Зачем я позволила ему прикоснуться? Зачем почувствовала?..

— Ты быстро сбегаешь.

Я вздрогнула. Он стоял у входа, словно ждал меня. Сигарета едва не выпала из пальцев, но я быстро восстановила самообладание.

— Может, я просто не люблю дешёвые игры? — холодно бросила, затягиваясь дымом.

Он вышел из тени. В уличном свете его лицо казалось ещё суровее, черты резче.

Его взгляд прожигал.

— Не лги. Ты хочешь этой игры. Только боишься проиграть.

— Я не боюсь. Я не играю.

Он сделал шаг ближе. Я отступила, спина упёрлась в стену. Его ладонь легла рядом, перекрывая путь к отступлению. Не касался — и всё же сковывал сильнее любых рук.

— Ты слишком гордая. Но я вижу тебя насквозь. Вижу, как ты привыкла выживать, кусаться, защищаться.

— И что? — мой голос дрогнул, но взгляд оставался твёрдым.

— Это делает тебя интересной. Опасной. Моей.

Он произнёс последнее слово почти шёпотом, и мое сердце ударило сильнее. Я сжала кулаки, чтобы не показать слабости.

— Я не твоя. И никогда не буду. Мы даже не знакомы, я вижу тебя впервые.

Он наклонился так близко, что мое дыхание смешалось с его.

— Это лишь дело времени.

И отступил. Просто развернулся и ушёл в ночь — оставив меня с колотящимся сердцем и дрожью в руках. Я выдохнула дым и впервые за долгое время почувствовала — игра, в которую я ввязалась, будет стоить мне слишком многого.

⸻

Этой ночью я не могла заснуть. Лежала в темноте, уставившись в потолок, и каждый раз, когда закрывала глаза, передо мной вставал он. Его взгляд прожигал сильнее, чем сигаретный дым. Его голос, низкий, обволакивающий, звучал в голове снова и снова: «Я тот, кто решает, кто выживет». Я должна была злиться. И злилась. Он разговаривал со мной так, будто я вещь. Будто моя жизнь в его руках. Ненавижу, когда со мной так обращаются. Ненавижу, когда кто-то пытается подавить. Но внутри было ещё кое-что. Не страх… нет. Что-то хуже. Притяжение. Я до сих пор чувствовала его запах. Табак, кожа, виски. Тяжёлый, резкий. Он будто въелся в мою кожу, остался на волосах, на пальцах. И стоило вдохнуть — сердце начинало биться быстрее. Почему я думаю о нём? Почему его прикосновение — даже то мимолётное, почти случайное — оставило след? Я закрыла глаза, прижала ладонь к груди. Тёплая дрожь разлилась внутри, но я оттолкнула её, сжала зубы.

— Я не его, — прошептала я в пустоту. — Никогда.

Но чем дольше я повторяла эти слова, тем сильнее внутри росло другое чувство.

Неуверенность. И странная, горькая жажда. Словно в тот момент, когда он приблизился, часть меня сама потянулась к нему.

Глава 2

ЛУКА

Я видел её задолго до того, как она впервые встретила мой взгляд в клубе.

Она не знала, что её шаги уже давно были под контролем моих людей. Что я смотрел на её жизнь со стороны, как хищник, выбравший добычу, и ждал момента.

Киара Уилсон. Девушка с глазами, в которых слишком много боли для её возраста. Я узнал о её матери — наркоманке, о грязных квартирах, о побегах в никуда. Я видел фотографии её детства, полные тьмы, из которой другие не выбираются. Но она выбралась. Сломанная, но целая. Я не люблю слабых. Слабых я использую. Сильных я уничтожаю. Но она… Она из тех, кто рождается из огня. И мне стало интересно: что сломает её? Или, наоборот… сможет ли она сломать меня? Невозможно.

Я наблюдал, как она идёт на занятия, как возвращается поздно вечером по пустым улицам. Она всегда держала спину прямо, даже когда вокруг тени. Её походка говорила: «Я никого не боюсь». Ложь. Все боятся. Просто она научилась прятать страх. Я видел её в библиотеке, в кафе, даже тогда, когда она думала, что одна. И каждый раз внутри меня росло что-то дикое. Не желание — одержимость. Как будто её тьма отзывалась на мою. Я привык владеть всем, что меня интересует. Деньгами. Городом. Людьми. Но эта девушка… Она слишком долго ускользала. И когда я впервые подошёл к ней в клубе, то уже знал: она принадлежит мне. Неважно, сколько раз скажет «нет».

Потому что это не выбор. Это — приговор.

⸻

Эта ночь была другой. Обычно я спал спокойно — быстро и без снов. Но сегодня… сон не приходил. Я сидел у окна, сигара тлела в пальцах, и дым медленно стелился по комнате. Ни музыка, ни огни города не отвлекали. Всё внутри было занято ею.

Киара.

Mia gattina(моя кошечка).

Пытается быть грозной, холодной, выпускать свои коготки, но она слишком добрая и ранимая, как кошечка.

Она была слишком молода, слишком упряма. Весь её вид говорил: «Я никому не принадлежу». И именно это делало её опасной. Я видел женщин, много женщин, и все они были одинаковыми: хотели денег, власти, защиты или хотя бы иллюзии, что могут управлять мной. Киара не хотела ничего. Она хотела быть свободной. И это разжигало во мне ярость и влечение одновременно. Свободные должны быть сломлены. Такие, как она, — приручены.

Я вспомнил её глаза. Тёмные, жёсткие, но слишком честные. Она ещё не умела носить маску. Каждый её взгляд был вызовом, каждый вдох — протестом. И мне захотелось увидеть, как этот протест угасает. Хотелось услышать, как её голос дрожит, когда она впервые произнесёт моё имя не из злости… а из нужды.

Я затянулся дымом, чувствуя, как внутри всё становится чёрным пламенем. Она думает, что может уйти. Что я случайность. Но Киара — моя ошибка и моя судьба. Я слишком долго искал то, что сможет разбудить во мне влечение, желание. И теперь, когда нашёл, я уже не отпущу. Даже если придётся разрушить её до основания.

⸻

Утро началось с крови.

Его запах стоял в заброшенном складе, где мы встретили крысу. Парень работал на меня три года и решил, что может торговать информацией конкурентам. Он ошибся.

— Лука, — Дамиан бросил тело на бетонный пол, — хочешь сам закончить или мне прикончить эту тварь?

Парень на коленях дрожал, губы в крови, глаза полные ужаса. Он пытался что-то сказать, но зубы выбиты, слова тонули в хрипе.

Я затянулся сигарой и выпустил дым прямо ему в лицо.

— Ты знал правила.

Он замотал головой, захлёбываясь слюной. Я даже не слушал. Ненавижу

оправдания.

— Дамиан.

— Да, босс?

— Закончи.

Один удар ножа. Крик быстро перерезала тишина. Рико стоял рядом, прислонившись к колонне, с привычной насмешкой на губах.

— И каждый раз одно и то же, Лука. Ты привыкаешь к крысам быстрее, чем к людям.

— Люди — это и есть крысы. Одни просто дольше держатся. — я стряхнул пепел, не глядя на него.

— И всё же ты тратишь на них время. Сколько ещё будешь чистить этот город? Он всё равно прогнил.

Я посмотрел на Рико. Его цинизм был привычен, но я знал: именно поэтому он мне нужен. Он видел трещины там, где другие видели стены.

— Мы держим порядок. Если не мы — они будут резать друг друга без правил.

Дамиан вытер нож о рукав мёртвого и ухмыльнулся:

— Зато весело.

— Веселье для идиотов. Для нас — власть и контроль.

Я поднялся и вышел. День только начинался.

⸻

Вечером мы сидели в одном из моих баров. Стол завален дорогим алкоголем, рядом карты, телефоны, оружие. Люди смеялись, спорили, но когда я входил — смех стихал. Я сделал глоток виски, слушая, как Дамиан рассказывает о новой партии оружия, а Рико перебивает его, объясняя детали сделки. Слова сливались в привычный шум.

А я снова думал о ней.

Киара.

Пока мои люди обсуждали деньги и кровь, я видел её лицо. Её глаза. Её упрямство. И знал: всё это ничто по сравнению с тем, что я хочу.

— Ты сегодня молчаливый, — Рико поднял на меня взгляд, в его голосе — внимательность. Он чувствовал, когда мои мысли были далеко.

— Дела.

Я встал, оставив бокал на столе.

— Разберётесь без меня.

Дамиан вскинул брови:

— Снова? Куда ты постоянно пропадаешь, Лука?

Я только усмехнулся.

— Туда, где мне нужно быть.

⸻

И уже через час я стоял в тени возле ее работы. Я ненавидел все места, где она работала, я ненавидел то, что она впринцепе работает и собирался исправить это.

Дешёвое кафе, тусклый свет, запах пролитого кофе и чужого пота. И она — посреди всего этого, в нелепом фартуке, словно часть грязной декорации.

Каждый раз, когда я видел как она работает, во мне что-то сжималось. Ей не место среди шумных студентов и пустых разговоров. Она не должна подавать кружки с остывшим кофе и выслушивать дешёвые шутки. Она слишком гордая для этого. Слишком настоящая. Но самое худшее было не это. Худшее — это их взгляды. Я видел, как двое парней за угловым столиком следили за ней слишком пристально. Один наклонился к другому и что-то сказал — они засмеялись. Глаза у обоих скользили по её фигуре, как грязные руки. В груди вспыхнуло то самое чувство, которое я обычно контролировал. Ревность. Я ненавидел её и в то же время не мог остановить. Её взгляд принадлежит мне. Её шаги принадлежат мне. И никто другой не имеет права смотреть на неё так. Я затянулся сигарой и представил, как выламываю одному из них челюсть, а другому разбиваю голову об этот липкий стол. Я снимаю их на телефон и скидываю фотку Рико, чтобы они с Дамианом помучали их до моего прихода, как и всегда. Мир сразу становится спокойнее. Однажды я вырву её из этого проклятого места.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Даже если придётся сжечь всё кафе к чёрту.

Глава 3

КИАРА

Запах кофе въелся в одежду так сильно, что, казалось, я сама стала частью этого кафе. Пятничный вечер всегда был адом: студенты, шумные компании, кто-то вечно ронял кружки, кто-то спорил на пол-голоса, а я бегала между столиками, улыбалась через силу и повторяла:

— Добрый вечер, что будете заказывать?

Сорок минут до конца смены, и я считала каждую секунду. Устала так, что даже голова перестала болеть. Усталость была тупой, вязкой, как туман.

— Киара, ты сегодня совсем бледная, — сказала Софи, моя коллега, протирая стойку.

— Я всегда бледная, — отмахнулась я, пытаясь не показать, как внутри всё клокочет.

Никто не должен был знать, что ночами я почти не сплю. Что у меня чувство: тень ходит за мной, но не даёт себя увидеть. Когда часы показали двадцать три ноль-ноль, я сняла фартук, взяла сумку и вышла в холодную ночь. Город шумел: где-то музыка, где-то крики, но мой путь был привычным — три остановки пешком и общежитие. Я шла быстро, глядя под ноги. Но через пару кварталов замедлила шаг. Опять. Тот самый запах. Сигары. Виски. Тёмный, терпкий, такой явный, что сердце ударилось о рёбра. Я резко обернулась. Никого. Только витрина закрытого магазина и отражение самой себя. Прекрати. Это паранойя.

Я шагнула дальше, сжимая ремень сумки так сильно, что костяшки побелели. Но чувство не отпускало. Словно за каждым углом — он. И самое ужасное было в том, что внутри, под страхом, появлялся жар. Тот самый, который не должна была чувствовать. Когда я дошла до общежития ноги дрожали так, что я еле стояла. Я знала: если это и паранойя, то очень реальная. Потому что его запах остался со мной.

Я мечтала только о душе и кровати. После смены ноги гудели, в голове звенело от шума, а запах кофе, казалось, въелся в кожу навсегда. Но стоило открыть дверь в комнату общежития, как меня окутал смех.

— Киара-а-а! — протянула Наоми, сидя на полу в блестящей пижаме, с бокалом вина в руке. — Мы уже начали без тебя.

На кровати валялась Лекси, жуя попкорн и смеясь над собственными шутками.

— Ну наконец-то! А то я думала, ты навсегда осталась в своём кафе. Мы тут тебя ждём, а у тебя, наверное, роман с кофейным аппаратом.

— Лучше бы с учебниками, — проворчала Хлоя, сидя у окна в пижаме с кучей конспектов. Очки сползли на кончик носа, и она выглядела так, будто даже вечеринку превратила в подготовку к экзамену. — Каникулы закончились, а вы обе думаете только о парнях и тусовках.

— Ага, и о попкорне, — фыркнула Лекси, бросив в неё зерно.

Я поставила сумку у кровати и устало присела. Девчонки были разные, как день и ночь, но именно это делало их моим единственным домом.

— И что мы празднуем? — спросила я, пытаясь улыбнуться.

— Последний день свободы! — Наоми вскинула руки, чуть не расплескав вино. — Завтра снова скука, лекции и сонные рожи. Так что сегодня мы тусим. Даже если ты будешь сидеть и бурчать.

Я сделала глоток вина, который тут же сунула мне Лекси, и на секунду позволила себе расслабиться. Их смех заполнил комнату, вытесняя мою усталость. Но только на секунду. Потому что даже среди подруг, среди шума и яркого света гирлянды я чувствовала это. Тень. Словно за окном кто-то стоял и наблюдал. И запах. Лёгкий, чужой, обжигающий — табак и виски. Он будто проник даже сюда, в мою комнату, где я должна быть в безопасности. Я сжала бокал так сильно, что стекло чуть не треснуло. Он был рядом. Я знала это.

Часы показывали почти три ночи. На столике стояли пустые бутылки, пол был завален попкорном и подушками. Мы все смеялись до слёз, хотя причины для смеха давно иссякли.

— Киара-а-а, — протянула Лекси, указывая на меня пальцем, — ты всё время такая серьёзная. Признавайся, у тебя кто-то появился в тайне от нас?

Я фыркнула и откинулась на спинку кровати.

— Нет у меня никого.

— Врёшь, — хором выкрикнули Наоми и Лекси. Даже Хлоя подняла глаза от своих конспектов и хитро улыбнулась.

Вино делало меня смелее. И вдруг слова сами сорвались с губ:

— Есть один человек…

Тишина. Даже Лекси перестала жевать попкорн.

— Ого. Кто? — глаза Наоми засияли, как у ребёнка на Рождество.

Я поколебалась. Голос прозвучал тише, чем я хотела:

— Я не знаю его имени. Но он… всегда где-то рядом. Я чувствую его. Его запах. Сигары. Виски. Он появился из неоткуда и как будто всегда где-то рядом.

Подруги переглянулись.

— Мышка, это что-то криповое, — нахмурилась Хлоя.

— Или чертовски горячо, — хмыкнула Наоми, и все снова разразились смехом.

Я хотела тоже смеяться, но внутри холод расползался всё шире. Можно ли говорить о нем,нужно ли? Я даже не знаю его имени и все равно думаю о нем. Он таинственный, выходит из тени и туда же заходит, словно наблюдает. Мой тайный наблюдатель.

⸻

Утро началось с хаоса. Музыка гремела из телефона Наоми, та бегала по комнате с утюжком в руках и одновременно кричала, что опаздывает. Лекси стояла у зеркала, рисуя стрелки и отпуская шуточки про «синдром усталого гения». Хлоя, как всегда, уже сидела в форме: белая блузка, аккуратный пучок, конспекты на коленях.

— Вставай, мышка, — кричала Наоми. — Хватит строить из себя спящую красавицу. Сегодня первый день, опоздаем — будет позор на весь факультет.

Я со вздохом поднялась. Тело всё ещё ломило от бессонной ночи и вина, но я заставила себя собраться. Слишком много мыслей… о нём. Но я решила: сегодня об этом думать не буду. Сегодня — просто обычный день.

Я смотрела на всю суматоху,девочек и вдруг подумала: Хватит прятаться. Сегодня я не хотела быть серой. Не хотела снова влить себя в массу студентов, которых никто не заметит. Я открыла шкаф и выбрала то, что обычно даже не смотрела: чёрное платье по фигуре, кожаную куртку и ботинки на каблуке. Волосы оставила распущенными, а губы накрасила тёмной помадой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда я вышла из-за ширмы, реакция подруг стоила того.

— Охренеть, — первой выдала Лекси и уронила тушь. — Кто ты и что сделала с нашей мышкой-малышкой?

— Секси-ки-ки-киара! — пропела Наоми, кружась вокруг меня. — Я бы сама на тебя запала! Идём в клуб после пар, ты обязана показать это миру.

Хлоя подняла глаза от тетради и прищурилась.

— Надеюсь, ты не собираешься отвлекать профессора своей… кожаной революцией?

Я усмехнулась.

— А что, если да?

Подруги засмеялись, и в их глазах мелькнуло восхищение. Даже Лекси, которая привыкла быть самой яркой, сдалась:

— Ладно, признаю, сегодня звезда — ты. Но только не забудь: если будешь сверкать слишком ярко, меня это обидит.

Я впервые за долгое время чувствовала себя другой. Не невидимой. Не той девчонкой, которая старается затеряться. И внутри мелькнула дерзкая мысль: если он следит за мной, то пусть и он увидит меня такой.

⸻

Университет сегодня был другим. Или, может, это я была другой.

Коридор, по которому я обычно проходила незаметно, вдруг замер на секунду. Несколько парней обернулись, кто-то шепнул другу что-то на ухо. Я чувствовала на себе взгляды — и да, это было непривычно, но как оказалось, приятно.

— Вау, мышка, ты сегодня бомба, — прошептала Наоми, ткнув меня в бок. — Смотри, даже старшекурсники головы сворачивают.

Лекси подмигнула:

— Только не возгордись, ладно? Хотя чёрт, если бы я выглядела так, я бы уже писала автографы.

Я лишь усмехнулась, стараясь держаться спокойно, но внутри разгорался странный огонь. И, конечно же, именно в этот момент появилась она.

Ости.

Высокие каблуки, мини юбка, корсетом стянутая талия и взгляд, полный яда. Она всегда шла так, будто весь университет принадлежал ей. Всегда цеплялась к парням, всегда искала, где показать свою власть. Сегодня она уставилась прямо на меня.

— Ну надо же, — протянула она громко, так, чтобы слышали все. — Киара решила вылезти из своей норы?

Её подружки прыснули, как обычно. Но на этот раз я не собиралась молчать. Я остановилась и посмотрела прямо на неё.

— Да, решила. Удивлена?

Ости прищурилась, наклонив голову.

— Смешно. Думаешь, накрасила губы и стала кем-то? Внимание парней — это не платье на прокат, детка. Его надо уметь держать.

Я усмехнулась.

— Ты права. — сделала шаг ближе, так, что её подружки чуть попятились. — Но знаешь разницу между мной и тобой? Я могу привлечь внимание, даже если не делаю ничего. А ты — лезешь на каждого парня, в надежде, чтобы хоть кто-то посмотрел.

В толпе которая уже собралась вокруг меня, раздалось сдавленное «ух ты», кто-то прыснул от смеха. Ости напряглась, и я видела, как у неё дёрнулся уголок губ.

— Осторожнее, Киара. Ты играешь в игры, где всегда выигрываю я.

Я склонила голову набок и улыбнулась так же сладко, как она.

— Тогда, может, пора тебе привыкать к поражениям.

На секунду в её глазах мелькнуло настоящее бешенство. Но она быстро развернулась, демонстративно взмахнув волосами, и ушла, будто разговор был ей неинтересен. Я же шла дальше, чувствуя, как по спине пробегает дрожь. Не от страха — от того, что впервые сказала всё, что хотела.

— Мышка, это было убийственно! — прыснула Лекси.

— Господи, вот это ты ее унизила — добавила Наоми.

Хлоя только покачала головой, но в её глазах мелькнула тень гордости.

И я знала: с сегодняшнего дня я больше не тень.

После утренней стычки с Ости день будто окрасился в новые цвета.

На лекциях я ловила на себе взгляды, которых раньше не было. Кто-то улыбался, кто-то перешёптывался за спиной. Обычно такие вещи меня раздражали, но сегодня… сегодня я чувствовала себя сильнее. Наоми, как всегда, строила глазки первому встречному. Лекси всю перемену шутила, что теперь мне придётся заводить фан-клуб. Даже Хлоя в какой-то момент сказала:

— Знаешь, мышка, тебе идёт быть заметной. Но не забывай про учебу.

Я кивнула, но внутри всё равно пульсировало чувство, что я делаю что-то правильно.

⸻

После обеда коридоры были переполнены. Я поднялась по лестнице, сжимая в руках тетради, и в какой-то момент каблук скользнул по ступени. Сердце ухнуло — я почти полетела вниз. Но чья-то рука схватила меня за талию и удержала.

— Ну-ну, — в голосе прозвучала насмешка. — Ты что, решила эффектно появиться?

Я подняла глаза и столкнулась с ухмылкой Леона. Капитан баскетбольной команды,гордость университета и виновник мокрых трусов девушек. Высокий, спортивный блондин с голубыми глазами, с этой своей наглой уверенностью, которой хватало на пол-университета.

— Я… оступилась, — пробормотала я, пытаясь вырваться, но он всё ещё держал меня чуть ближе, чем позволяло приличие.

— Оступилась? — он склонил голову набок, его улыбка стала шире. — Тогда мне остаётся только радоваться. Иначе у меня бы не было шанса тебя поймать.

Я почувствовала, как щеки предательски нагрелись.

— Спасибо, — выдавила я, отступая назад, когда он наконец отпустил.

Но Леон не собирался уходить.

— Ты сегодня… другая, — его взгляд скользнул по моему платью, кожаной куртке. — Не та тихая Киара, которую я видел раньше. И, знаешь, тебе это идёт.

Он облокотился на перила, явно наслаждаясь моментом.

— Так что, может, ты дашь шанс тому, кто умеет ловить девушек не только на лестнице?

Я сжала губы.

— Ты слишком самоуверен.

— Зато честен, — он подмигнул и шагнул мимо, бросив на прощание: — Увидимся, Киара. А может, ещё раз поймаю.

Я осталась стоять, сжимая тетради так сильно, что побелели пальцы. Новые слухи и еще больше взглядов не хотелось,слишком много за короткий срок. Вдруг мне захотелось почувствовать взгяд лишь одного человека. Наблюдателя.

Глава 4

ЛУКА

В кабинете пахло сигарами и кожей. Рико сидел в кресле напротив, вертел в руках пистолет, а Дамиан молча листал папку с фотографиями.

— Это он, — Дамиан ткнул пальцем в снимок. — Марко. Сливал информацию какой-то бандитской организации «Чичистер». Такая организация была в 1820-1860-е года, но быстро распалась, походу решили вспомнить старое. Мы засекли его встречи, у нас есть доказательства.

— Они начали действовать недавно, они не могли принести нам такой урон сами, без чей-либо помощи.

Я прикрыл глаза на секунду. Предательство — всегда нож в спину, как ебанный ублюдок.

— Что делать будем? — Рико поднял бровь.

— Пока будем решать проблемы по мере их поступления, а сейчас что всегда мы делаем с предателями, — мой голос прозвучал холодно. — Но не здесь. За городом.

Тишина. Все понимали: решение окончательное.

Я понял это не сразу — предательство приходит как тёплая влага под одежду: сначала не чувствуешь, потом — горький холод по позвоночнику. Сначала были мелочи. Пустые бумаги в отчётах, сделки, которые «внезапно» срывались, клиенты, которые исчезали так, будто кто-то их предупреждал. Один из поставщиков позвонил и сказал, что мы потеряли контракт — хотя я лично согласовывал условия. Другой раз — на охране у склада обнаружили чужую метку, хотя входы были запечатаны. Такие вещи не происходят сами по себе; они — следы. А там, где следы, есть и тот, кто ведёт. Я начал сводить линии. Вёл список: кто был в курсе информации, кто имел доступ к документам, кто видел карты маршрутов. Я смотрел на лица: кто морщит лоб, кто слишком бесцеремонно отшучивается, кто задерживает взгляд на знакомых именах. Предательство — это не громкий крик, это осторожный шёпот в уголке комнаты, и я слышал его отчётливо. В голове всё складывалось как пазл. Марко — встречался с «Чичистер» как будто случайно; его телефон — «потерян» в тот день, когда произошла утечка; один из наших водителей, которого я считал надёжным, внезапно «уехал по делам» и вернулся с новыми деньгами в кармане. Эти совпадения — не совпадения вовсе. Они — закономерность. Я не мог позволить себе слепо верить интуиции, но и списывать со счетов нельзя было.

Я пробежал события заново. Где я ошибался? Кого слишком рано списал как «своего»? Дамиан, Рико — они рядом, и я знал их реакции. Дамиан — взрывной, он бы сразу порвал предателя, но в этом и риск: он действует, а следы теряются. Рико — сдержанный, он замечает детали, которые я иногда упускаю, и его холодный сарказм часто скрывает полезную правду. Я дал им пространство потому что командная работа требует доверия, но я контролировал.

Контроль — это не жест, это цепь мелких проверок. Я начал тесты. Маленькие провокации — ложные суммы в отчётах, изменённые маршруты поставок, «случайно» оставленные документы с пометами, которые видел только круг избранных. И всё время — наблюдение: камеры, старые связи, люди, которые следили «мимоходом».

Я не верю в чудеса; я верю в данные. Данные не лгут. Люди — да. Самое убивающее было то, что предатель сидел рядом за столом и ел ту же еду, что и я. Я представлял, как он смотрит мне в глаза, а внутри просчитывает выгоду. Это личное поползло внутрь, как яд: не столько страх потерять бизнес, сколько обида — кто осмелился продать то, что было построено нашим именем? Предательство — это оскорбление чести в моём мире.

Ночью я уходил в архивы. Часы смещали тени, сигары тлели, и в дыму я видел линии предательства: перевод денег, новые номера, встречи в закоулках. Я перехватил пару разговоров, получил подтверждения от людей, которых никогда бы не счёл информантами: уборщица в офисе, водитель такси, бармен из ближайшего клуба. Всё это — сеть. Они боялись, но говорили. Страх — такой же инструмент, как и деньги. Когда доказательств стало достаточно, я перестал колебаться. Это не был акт мести в порыве; это была расчётливая чистка.

Предатели знают цену жизни, они знают цену ошибке. Я дал им шанс — в мафии шансов не так много. Но и шанс — это инструмент: кто сотрудничает, живёт; кто лезет дальше — уходит. Я думал о том, как расставлю приоритеты: сначала найти крысу, которая слила информацию, затем показать «Чичистер», что мы не пляшем под чужую дудку. В мыслях не было крика, только холодный расчёт.

Я видел картину: карты, люди, телефоны, маршруты. Я устраивал ловушки — фальшивая сделка, контролируемая утечка, наблюдение.Когда предатель начал действовать снова, я не спешил с наказанием: сначала позволил ему почувствовать безопасность, затем — закрыть круг. Предательство уязвляет не только власть; оно бьёт по семье, по тем, кто всю жизнь стоял рядом.

И в ту ночь, когда я закрыл дело, когда один из предателей признался, когда Марко лежал связанным в багажнике, я не чувствовал торжества. Я чувствовал тяжесть принятого решения и ту тихую пустоту, которая остаётся, когда сломана вера в человека, с которым пил из одной чаши. Но сердце мафии — порядок. И ради этого порядка я готов был стереть любую тень, даже если её отбрасывал кто-то из своих.

⸻

Вечером я включил ноутбук. Экран осветил кабинет, и я увидел их — маму и отца.

Отец, с его стальным взглядом, но уже седыми волосами. Мама — такая же мягкая, какой была всегда. С их стороны всё выглядело просто: семья, дом, работа.

— Лука, — отец нахмурился. — «Чичистер» поднимают голову. Ты должен быть жёстче. — он всегда все знает, иногда и больше меня, о моих же сука делах.

— Я знаю. Я разберусь. — мой голос звучал твёрдо, как обещание, которое нельзя нарушить.

Мама наклонилась ближе к камере.

— Сынок, — сказала она мягко, — мы хотим, чтобы у тебя была семья. Жена. Дети. Внуки для нас.

— Наследники. Если ты не можешь выбрать себе жену сам, я сам займусь этим. — отец говорил серьезно. Мама пихнула его плечом и нахмурилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закрыл глаза на секунду. Я мог бы рассмеяться, отмахнуться, сказать, что время ещё есть. Но почему-то их слова больно ударили в сердце. Жена. Дети. Я уже давно выбрал себе жену, но она просто ещё не знает об этом.

— Мама, позже. Сначала надо разобраться со всем этим дерьмом.

— Ты всегда «сначала дела», — вздохнула она. — Но знай, сынок, мы хотим видеть тебя счастливым.

Я ничего не ответил. Потому что не знал, что сказать.

⸻

Через час мы уже были за городом.

Я стоял в тени, как всегда — не потому что мне нужно было спрятаться, а потому что я хотел видеть, как всё разворачивается. Свет одинокой лампы бросал жёсткие тени по бетонному полу склада; запах масла и старой крови висел в воздухе, но я не обращал на него внимания. Было важнее наблюдать.

Марко сидел на стуле, руки связаны, глаза — широко распахнуты. Он уже знал цену своей ошибки: глаза у человека, который предал, никогда не успокаиваются. Они метаются, ищут пути, которых нет. Его лицо было бледно, но не высохло окончательно — надежда ещё держалась, как тонкая нитка. Я видел её, видел попытки удержать себя в сознании. Дамиан вошёл почти без звука. В нём всегда было что-то первобытное — взгляд, готовый к охоте. Он подошёл ближе, не торопясь, и позволил себе улыбнуться, но это была не улыбка радости: это была улыбка того, кто собирается преподать урок. Неловкий смех Марко не утянул за собой сострадания. Дамиан положил руку на его плечо — сильнее, чем можно было бы объяснить уважением — и с лёгким раздражением произнёс:

— Думаешь, это был выгодный ход, а? Думал, никто не узнает?

Марко бормотал оправдания, слова срывались и падали никуда. Я слушал молча. Слова — это материал, из которого выстраиваются оправдания, но я знал: сейчас не слово решает судьбу, а поступки. Дамиан схватил металлическую трубу — не для забивания, а для того, чтобы звук и угроза стали осязаемыми. Он бил не чтобы убить немедленно; он бил так, чтобы показать цену каждого предательского шага, чтобы каждая клетка в теле Марко запомнила урок. К его сожалению он не понимал насколько все серьезно и Дамиан решил поиграть по другому. Из своего чемодана,который он привез с собой,достал пласкогубцы и начал вырывать ногти Марко.

— Блять!— сывая глотку кричит наша крыса—Сука,хватит,я все расскажу,отвечу на любой вопрос,только прекрати это дерьмо! — от боли этот говнюк обмочился в штаны.

Я держал взгляд на Дамиана. Смотреть — значит владеть моментом. Мне не нужно было кричать “заткнись” или приказывать; Дамиан понимал задачу без лишних слов. Он давил на боль, измерял её, варьировал силу так, чтобы сломать не тело целиком, а дух. Голос Марко, который сначала был решительным, превращался в хриплое прошение. Это была музыка, которую я знал: сначала сопротивление, потом торговля, потом мольба. Все стандартные стадии.

— Скажи, с кем ты работал, — велел Дамиан ровно, — и всё закончится быстро.

Марко задыхался от боли и страха; слова вырывались рывками, сначала бессвязные, потом — признания. Он называл имена, маршруты, суммы. Я фиксировал каждое — в уме, в папке, в списке, который вскоре превратится в документ, доказывающий, что охота была оправдана. Важно было не спешить: когда человек сам произносит то, что у него берут, это дороже любой пытки. Это превращение страха в информацию. Иногда Дамиан позволял себе замедлиться и посмотреть мне в сторону, как будто спрашивая: достаточно ли. Я кивал — холодно, без жестов. Контроль — это не только рука на плече, это умение вовремя остановиться, дать человеку понять своё место и не дать ему шанса стать жертвой жалости. Кончилось это не мгновенно и не красиво. Марко дал нужные имена, раскрыл схемы, которые мы давно искали. Когда голос его послабел окончательно, когда в глазах дрогнул последний обман, Дамиан отпустил трубу. Он дал Марко возможность выбрать — сотрудничество в обмен на жизнь или молчание в обмен на забвение. Марко выбрал жить, потому что выбирать — последнее, что остаётся слабому. Это было практично: живой предатель — инструмент; мёртвый — предупреждение.

Я подошёл ближе и посмотрел ему в лицо так же спокойно, как доктор смотрит на пациента, который пережил операцию. В его глазах отражалась смесь благодарности и ненависти — странный коктейль, который делают люди, когда им позволяют сохранить жизнь ценой унижения.

— Делай, как скажу, — сказал я тихо. — И знай: если ты подведёшь нас снова — цена будет другим уроком.

Марко кивнул, голос едва слышный. Мы привели его к тому состоянию, в котором он мог служить, но больше никогда не мог предавать с малой вероятностью разоблачения. Это была чистка, не излишняя жестокость ради удовольствия, а метод — пунктирный, чёткий, рассчитанный. Дамиан сделал свою работу; я сделал свою — дал структуру, дал рамки. Когда мы уходили, звук шагов по бетону резал тишину. Мне не было легко от пустоты внутри, но это не было сожалением. Это был расчёт и обязанность. Люди ломаются по-разному; цель — чтобы они ломались там, где это нужно, и в той форме, которая служит общему порядку.

⸻

Через час мы уже были в баре, он был шумный, пахло табаком и перегретым алкоголем, но мы с ребятами всегда садились в один и тот же угол — полумрак, откуда можно видеть всех, но никто не видит нас по-настоящему. Заказали виски, Дамиан по привычке добавил шуточку официантке, Рико — уже как всегда — молчал и всё фиксировал глазами.

Мы обсудили дела: предателей, поставки, «Чичистер». И когда тема начала затухать, я впервые позволил себе заговорить не о бизнесе.

— Есть кое-что, о чём вы не знаете, — сказал я, отодвигая стакан.

Они оба подняли глаза. Дамиан — сразу ухмылка, Рико — прищур, как у охотника, который уловил странный запах.

— Девушка, — продолжил я. — Киара.

На секунду в воздухе стало тише, чем в любой перестрелке. Дамиан громко рассмеялся, хлопнул ладонью по столу:

— Подождите! Лука и девушка? Серьёзно? Что дальше — ты скажешь, что любишь романтические фильмы?

Рико не улыбнулся. Он смотрел на меня серьёзно, почти изучающе.

— Ты никогда не упоминал её. Почему сейчас?

Я спокойно встретил их взгляды.

— Потому что это не просто интерес. Я наблюдал за ней давно. Она… другая. В ней нет фальши. И, да, я хочу, чтобы вы знали: она для меня важна.

Дамиан фыркнул, но улыбка спала — на лице появилась растерянность, непривычная для него.

— Так ты одержим ею? Лука, ты… ты не тот, кто теряет голову из-за юбки.

Рико поставил стакан, наклонился вперёд. Его голос был низкий и твёрдый:

— Это опасно. Ты понимаешь, что одержимость делает с человеком? Мы привыкли, что ты хладнокровный. Но если она станет твоей слабостью — враги почувствуют это сразу.

Я позволил себе короткую усмешку.

— Я не теряю голову. Я ставлю границы. Она — моя территория. И никто не имеет права переступить эту линию.

Дамиан покачал головой, нервно усмехаясь:

— Чёрт… Никогда не думал, что услышу от тебя такое. Ты, Лука, — про женщину? Да ещё с такой серьёзностью? Это новый уровень.

Рико остался мрачным. Он не спорил, но в глазах оставался холодный вопрос: не разрушит ли это нас всех? Мы выпили ещё. Смех Дамиана звучал громко, но за ним сквозило замешательство. Рико молчал больше обычного, явно переваривая услышанное. А я сидел спокойно, потому что сказал то, что должен был: теперь они знали. Киара — принадлежит и точка. Моя одержимость. И чем дольше я говорил её имя, тем яснее становилось: назад пути уже нет. Она моя.

От бара пахло дымом и алкоголем, когда мы вышли на улицу. Дамиан всё ещё посмеивался, кидая свои подколы, Рико оставался мрачным и задумчивым. Но их смех и их молчание уже не имели значения — я сказал то, что должен был.

Когда они разошлись по своим машинам, я завёл двигатель и поехал туда, где мне было действительно нужно быть. Дорога до её общежития заняла меньше двадцати минут, но казалось — вечность. Каждый светофор раздражал, каждая машина, выехавшая передо мной, заставляла пальцы сильнее сжимать руль.

Ночь обволакивала город липкой тишиной. Машина встала в привычной тени возле её общежития. Я достал ноутбук, открыл его, и экран вспыхнул знакомыми окнами. Несколько камер — и все они были обращены только к ней. Киара сидела на кровати. Скинула кеды, натянула на колени плед и читала книгу, задумчиво покусывая губу. У неё была привычка морщить нос, когда она сосредоточена — я видел это десятки раз, и каждый раз в груди что-то сжималось. Я мог наблюдать за ней часами. И я уже делал это.

Я вспомнил то утро.

⸻

Все ушли на пары, коридор был пуст. Тишина общежития звенела. Я вошёл в её комнату легко, словно дверь сама впустила меня. Сразу почувствовал её запах — свежий, немного сладкий, смешанный с ароматом дешёвого кофе. Я начал быстро и чётко: камера под потолком, камера в датчике дыма, третья — у зеркала. Движения были отточенные, как всегда. Но что-то потянуло меня остаться. Я огляделся. На столе лежали книги, рядом кружка с недопитым чаем. На стуле — её трусики, розовые, пахнущие ею. Я взял её в руки. Это был не просто кусок ткани — это было то, к чему она прикасалась,к чему прикасалась ее киска. Я поднес их к носу и почувствовал ее сладкий аромат, даже ее белье пахнет бергамотом и жасмином. Я сложил трусики и убрал в карман. Мой трофей. Именно в тот момент я услышал шаги в коридоре. Сердце ударило быстрее, но руки остались спокойными. Я прислушался — звонкий смех, кто-то бежал по лестнице. Она? Её подруги? Я замер у двери, держа ладонь на ручке. Если бы кто-то толкнул её с другой стороны — я оказался бы лицом к лицу с ними. Несколько секунд казались вечностью. Но шаги удалились. Я вернулся к работе, убедился, что следов нет, и ушёл так же тихо, как пришёл.

⸻

Теперь, сидя в машине, я снова смотрел на неё через экран. Она перевернула страницу, зевнула и легла на подушку, обняв её. Камера у зеркала поймала её профиль — такой беззащитный, что хотелось протянуть руку и дотронуться. Я провёл пальцами по сумке рядом со мной, зная, что внутри — ее белье . Напоминание, что я уже вошёл в её жизнь. Она принадлежит мне. Даже если пока не знает.

Глава 5

КИАРА

Я проснулась от солнца, которое пробивалось сквозь шторы и било прямо в глаза. Сонно потянулась и села на кровати, оглядывая комнату.

Я быстро собралась: простые джинсы, белая блузка, волосы в небрежный хвост. Взглянула в зеркало — обычная я. Но почему-то мне показалось, что чего-то не хватает. Или кого-то. В голове вспыхнули его глаза. Тот,чье имя мне неизвестно,но я помню тот взгляд, те глаза тёмные, почти чёрные… но с тем самым оттенком зелёного, который будто поджигал изнутри. От воспоминания мурашки пробежали по спине.

⸻

В кафе всё было, как всегда: запах кофе, звон чашек, смех и чужие разговоры. Я двигалась автоматически: заказы, подносы, улыбки. Но в мыслях всё время возвращалась к одному и тому же взгляду. Почему именно он? Почему я всё время думаю о нём?

— Эй, красавица, — раздался голос.

Я резко посмотрела на клиента за третьим столиком. Мужчина лет сорока, дорогой костюм, наглая ухмылка. Он смотрел на меня слишком настойчиво.

— Ваш кофе, — коротко сказала я, ставя чашку на стол.

— Ты не создана для этой работы, — протянул он, скользя по мне взглядом. — С таким лицом могла бы быть моделью. Или моей женой.

Я развернулась, даже не удостоив его ответом.

⸻

Я вышла с работы поздно. Вечер был душным, улицы — почти пустыми. Я хотела только одного — дойти до общежития и завалиться спать. Но стоило мне свернуть за угол, как знакомый клиент из бара перегородил дорогу.

— Ну здравствуй, красавица, — ухмыльнулся он, и от этого голоса меня передёрнуло. — Сбежала от меня? Ничего, здесь мы одни.

— Отойдите, — сказала я холодно, пытаясь проскользнуть мимо.

Но он резко схватил меня за руку. Боль обожгла запястье.

— Не строй из себя недотрогу. Думаешь, ты лучше остальных? — его взгляд был жадным, грязным. Он притянул меня ближе, другая рука скользнула к краю моей блузки и дёрнула ткань вниз. Я закричала, ударила его, но он только зарычал и ещё сильнее впился в меня.

Внутри всё сжалось, тревога вспыхнула, как костёр. И тут перед глазами снова всплыли те самые глаза. Тёмные, почти чёрные. С зелёным отсветом. И мысль, от которой я сама испугалась:

Почему именно его я хочу увидеть сейчас?

— Ублюдок, — раздался низкий, хриплый голос, от которого земля будто ушла из-под ног.

Мужчина обернулся, но не успел ничего сказать — кто-то налетел на него. Его кулак с глухим звуком врезался в лицо напавшего. Один удар. Второй. Третий. Кровь брызнула на асфальт. Мужчина завыл, но он не останавливался — в каждом его движении было звериное бешенство, ледяная ярость. Это Наблюдатель,я не была уверена точно,но я это чувствовала.

Я стояла в ступоре, не веря глазам. Только через мгновение поняла, что дрожу всем телом.

Он схватил его за воротник и швырнул на землю. Глухой удар, хрип. Мужчина попытался подняться — Наблюдатель наступил ему на грудь и склонился:

— Я тебя похороню под этим же асфальтом. — голос его был спокойным, от чего становилось ещё страшнее,

Его глаза вспыхнули мрачно-зелёным. Мужчина, захлёбываясь страхом, только кивнул. Наблюдатель ударил его, затем снова и снова. Мужчина больше не шевелился.

Тишина.

Я сидела на холодном асфальте, и вдруг воздух словно исчез. Сердце колотилось так быстро, что я едва могла вдохнуть. Грудь сжала невидимая хватка, руки затряслись. Всё тело было чужим.

Я не могу… не могу дышать.

— Киара, — голос Наблюдателя пробился сквозь шум в голове, но казался далёким. Я сжалась, вцепившись в колени.

Он сразу понял. Его тёплые ладони легли на мои щеки, заставив поднять взгляд. Его глаза — тёмные, глубоко-зелёные в свете фонаря — держали меня крепко, будто спасательный круг.

— Смотри на меня. Только на меня, — сказал он спокойно, низко. — Дыши вместе со мной.

Он вдохнул глубоко, медленно, не отрывая взгляда. Я судорожно попыталась повторить. Не вышло. Слёзы жгли глаза.

— Тише… ещё раз, — он провёл рукой по моим волосам, сдвинул прядь с лица. — Я здесь. Слышишь? Я рядом. Никто тебя не тронет. Никогда.

Его пальцы крепко обхватили мою руку, и он начал слегка сжимать её в ритм дыхания: вдох — выдох. Я цеплялась за этот ритм, пока постепенно шум в ушах не стал тише.

Я снова вдохнула. На этот раз глубже.

— Вот так, — сказал он мягко, его губы скользнули почти у самого моего уха. — Умница.

Я впервые заметила — руки Наблюдателя дрожали. Чуть-чуть. Но дрожали.

⸻

Я не помнила, как оказалась в его машине. Лука вёл быстро, уверенно, но я чувствовала, как напряжены его плечи.

— Ты едешь… куда? — мой голос был тихим, хриплым.

— К себе, — коротко ответил он. — Тебе нельзя сейчас оставаться одной.

— Ты его убил? — голос дрожал, он точно убил его, я же видела все своими глазми.

— Да. И не смей говорить, что тебе жалко этого ублюдка.

Я слабо кивнула. Ублюдка мне не жалко, но воспоминание с какой дикостью он его избивал, остануться надолго. Я повернула голову и встретилась с его взглядом в отражении зеркала, слова застряли в горле. Он смотрел на дорогу, но глаза были полны чего-то тёмного. И всё же именно в этой темноте я почувствовала безопасность. Впервые за долгое время. Странные ощущения. Почему я чувствую безопастность рядом с человеком, которого вижу второй раз, который убил человека и везет к себе домой. У меня точно мозги не на месте.

Машина мчалась по ночному городу, фары резали темноту. Я сидела, вжавшись в сиденье, пытаясь собраться с мыслями, но всё тело всё ещё дрожало.

И вдруг я уловила его запах. Не резкий, не навязчивый — он был везде. В воздухе, на коже, в моих лёгких.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Древесные ноты — тёплый, тяжёлый сандал, горьковатый кедр, чуть землистый ветивер. Всё это переплеталось с терпким табаком и тенью кожи. Этот запах был… опасным. Он будто говорил: «Он принадлежит миру, куда тебе нельзя». Но в то же время — таким притягательным, что я не могла оторваться. Я поймала себя на том, что дышу глубже, чем нужно. Что хочу наполнить лёгкие этим ароматом, хочу, чтобы он остался на моей коже. Внутри всё уже знало правду: этот запах станет моим наркотиком. Наблюдатель держал руль, не поворачивая головы, но будто знал. Я видела, как на его губах мелькнула тень усмешки.

— Что? — его голос был низким, спокойным.

— Ничего… — ответила я быстро.— Как тебя зовут хоть, таинственный наблюдатель?— я вспомнила как недавно он назвал мое имя,но я никогда ему не говорила его— откуда ты знаешь мое имя?

— Так вот какое прозвище ты мне дала. Наблюдетель, мне даже нравится. Меня зовут Лука, а твое имя я узнал в клубе, когда подруги тебя звали

Я кивнула, звучит вполне логично.

⸻

Машина плавно остановилась перед высоким домом. Я выдохнула — сама не заметила, что всё время держала дыхание. Лука вышел первым, захлопнув дверь, и обошёл машину. Я потянулась к ручке, но он уже открыл дверь сам и протянул руку.

— Я могу сама, — автоматически сказала я, хотя пальцы дрожали.

— Знаю, что можешь, — его голос был низким, спокойным. — Но когда я рядом, это моя обязанность и мое желание.

Я посмотрела на его ладонь. Сильная, широкая, уверенная. Момент длился всего секунду, но внутри всё закололо, будто я перешагивала через черту. И всё же я вложила свою руку в его. Его пальцы сомкнулись крепко, но осторожно, как будто я была фарфоровой. И вдруг он легко поднял меня на руки.

— Лука! — я ахнула, вцепившись в его плечи.

— Тише, — в его глазах мелькнул тёмный огонь. — Ты и так пережила слишком много.

Он нёс меня, будто я ничего не весила. Моё сердце билось слишком громко, голова кружилась от его запаха — древесного, тёплого, терпкого. От того, как близко его грудь, как сильно он держит. Я уткнулась носом в его рубашку и впервые за вечер позволила себе расслабиться. Совсем немного.

— Сумасшедший Наблюдатель, — прошептала я едва слышно.

Его губы дрогнули в тени усмешки.

— Только с тобой, Киара.

Он занёс меня в гостиную и усадил на огромный тёмный диван. Свет был мягким, полумрак ложился на стены, словно комната дышала вместе с ним. Я сразу потянулась встать, но его ладонь легла на моё плечо, прижимая обратно.

— Сиди, — коротко сказал он.

Он ушёл всего на пару минут и вернулся с теплым чаем. Я взяла, но руки всё ещё дрожали, и несколько капель пролились на губы и шею. Лука замер. Его взгляд скользнул по тонкой струйке воды, и сердце ухнуло вниз. Он протянул руку, большим пальцем стер каплю с уголка моих губ.

— Ты вся дрожишь, — тихо сказал он, но в голосе не было ни капли мягкости. Это был констатирующий факт.

— Спасибо… за то, что помог, — пробормотала я, пытаясь вернуть себе контроль.

Его губы искривились в едва заметной усмешке.

— Думаешь, я бы поступил иначе? — Лука наклонился ближе, и его дыхание коснулось моей щеки. — Если бы я не успел? Если бы тот ублюдок все таки сорвал бы с тебя одежду?

Я задохнулась, вжимаясь в спинку дивана.

— Хватит… — мой голос прозвучал слабее, чем я хотела.

— Нет, Киара, — его пальцы провели по линии моей шеи, оставляя мурашки. — Я хочу, чтобы ты знала: никто не имеет права даже смотреть на тебя так. Никто, кроме меня.

Его глаза — тёмные, с зелёным огнём — не отпускали. Я чувствовала, что застряла, как птица в когтях хищника. И страшнее всего было то, что часть меня не хотела вырываться.

Он наклонился ещё ближе. Запах древесины и табака заполнил всё вокруг.

Черт, мы почти не знакомы, но он ощущается как что-то родное, близкое. От него веет безопастностью и хочется ему довериться. Что за бред вообще происходит.

— Лука… — прошептала я, не понимая, что хочу сказать: «остановись» или «продолжай».

Он замер в нескольких сантиметрах от моих губ. Его улыбка была опасной.

— Ты сама ещё не знаешь, чего хочешь. Но я узнаю за тебя.

Его тень нависала надо мной, запах древесных нот впивался в кожу, заставляя сердце колотиться сильнее. Лука был слишком близко. Слишком. Он скользнул пальцами по моей шее вниз, к ключице. Я затаила дыхание, не смея двинуться.

— Видишь? — его голос был низким, почти шёпотом, но в нём чувствовалась сила, от которой внутри всё сжималось. — Стоит мне коснуться тебя — и ты теряешь дар речи.

— Неправда… — выдохнула я, но звучало это жалко, как будто я пыталась убедить саму себя.

Он усмехнулся уголком губ.

— Правда.

Его палец прошёлся по краю моей блузки, медленно, нарочито лениво. Я чувствовала, как каждая клеточка моего тела реагирует, как будто он дотронулся не до ткани, а до самой кожи.

— Лука… — в этот раз в моём голосе была просьба. Но какая именно — я не знала.

Он склонился ближе, так что его губы оказались в сантиметре от моих. Его дыхание обжигало, тёмные глаза пронзали насквозь.

— Ты сама зовёшь меня, Киара, — прошептал он. — Даже когда боишься. Особенно тогда.

Я прижалась к спинке дивана, но бежать не было куда. Он наклонился ещё ниже, его губы почти коснулись моих… и вдруг замер.

Долгая секунда. Две.

— Нет, — сказал он наконец и отстранился ровно настолько, чтобы свести меня с ума. — Пока нет.

Моё тело обожгло жаром, дыхание сбилось, внутри всё кричало от противоречий.

Он усмехнулся, глядя на меня с хищным удовлетворением.

— Я хочу, чтобы ты сама этого захотела. Чтобы умоляла.

Лука откинулся на спинку дивана рядом, как будто ничего не произошло, и накрыл меня пледом.

— Пей чай и отдыхай. Ночь длинная.

Я сжала стакан в руках, а в голове был только один вопрос: кто из нас двоих играет опаснее — он или я?

Когда я уже почти засыпала на диване, укутанная пледом, Лука вдруг наклонился ко мне. Его руки легко подхватили меня, и я снова оказалась на его руках, будто я не весила ничего. Два раза за день, оказываться в объятиях привлекательного мужчины, я бью рекорды.

— Лука… — сонный протест сорвался с моих губ.

— Тсс, — коротко сказал он. — Здесь ты не спишь.

Он понёс меня по длинному коридору. Его шаги были тихими, уверенными, а я чувствовала, как моё сердце стучит в такт каждому его движению. Дверь приоткрылась, и я увидела его спальню. Просторная, строгая, в тёмных тонах. Большая кровать в центре, стены без лишних деталей. В этом месте всё дышало им. Он прошел дальше по комнате и поставил меня на ноги возле двери в ванную.

— Иди. Вода горячая. Тебе нужно смыть всё это дерьмо с себя, все эти противные прикосновения другого — его голос был твёрдым.

Я хотела возразить, но встретилась с его взглядом — и молча кивнула. Он так говорит будто это его пытались изнасиловать. Воспоминания вспыхнули перед глазами и я ушла в ванную, мне не хотелось снова показывать свою слабость перед ним.

Горячая вода стекала по моему телу, с каждым мгновением вымывая липкий осадок страха. Я закрыла глаза, и на секунду мне показалось, что всё — сон,страшный сон.

Выйдя из душа я посмотрела на свое отражение, ну и ужас.

Рядом с раковиной лежала футболка, стоило вдохнуть его запах, как я снова ощутила: он повсюду.

Я натянула её через голову. Ткань обволокла меня, почти скрывая фигуру, но вместе с тем — подчёркивала чужую принадлежность. Запах Лука, древесный, терпкий, с пряной горечью, будто проникал в кожу. Я схожу с ума.

Я вышла из душа в его футболке, и уже на пороге застыла. Лука лежал на кровати — расслабленный, но в этом было что-то нарочито демонстративное. На нём не было ничего, кроме тёмных боксёров.

Его тело, покрытое татуировками и шрамами, притягивало взгляд, будто опасность сама решила принять человеческий облик.

Тьма в комнате мягко подсвечивала его тело, и я вдруг поняла: каждый его сантиметр был историей. Чёрные, глубокие татуировки оплетали плечи и грудь, уходили по рукам и вниз, к талии. Символы, звери, узоры — все они будто говорили, что передо мной не просто мужчина, а хищник, закованный в свою собственную легенду. Но не только татуировки. Шрамы. Множество. Одни — тонкие, почти незаметные, другие — грубые, рваные. Они перечёркивали линии рисунков, делая его тело ещё более диким, опасным. Я поймала себя на том, что задержала взгляд слишком надолго. Горло пересохло, пальцы сжались в ткань футболки. Он смотрел прямо на меня. Спокойно. Холодно. Но в этом взгляде таилась игра.

— Ты слишком долго, — его голос был низким, ленивым, но в каждом слове слышался скрытый приказ.

Я попыталась отвернуться, но он ухмыльнулся и, не давая мне опомниться, жестом подозвал к себе.

— Иди сюда, — его голос прозвучал низко и приказно. — Ложись рядом.

Я резко покачала головой, сделала шаг назад. Мне стало страшно. Осознание резко охватило все тело.

— Нет.

Он приподнялся, тень скользнула по его лицу. В два шага Лука оказался рядом, схватил меня за запястье и подтянул к себе. Я попыталась вырваться, но его хватка была железной.

— Упрямая, — прошептал он, сжимая меня ближе к груди. Его горячее тело прижалось к моей мокрой коже, а дыхание обожгло шею.

Я тяжело вдохнула, сердце колотилось. Он обнял меня так крепко, что сопротивляться стало невозможно. Властный, грубый жест, но в нём было что-то притягательное — не позволял оттолкнуть его, лишал выбора.

— Хватит, — прошептал он мне в ухо, голос был низким и грубым. — Ты принадлежишь мне, хочешь ты этого или нет.

Он развернул меня и повалил на кровать, нависая сверху. Я попыталась оттолкнуть его, но он лишь усмехнулся и ещё крепче прижал к себе. Тепло его тела прожигало меня сквозь тонкую ткань футболки.

— Я сказал рядом, — его губы скользнули по моей шее, дыхание горячее, требовательное. — Значит, рядом.

Я чувствовала, как мое сопротивление ломается под его напором. Его руки были грубы, но в каждом движении была жгучая властность, от которой сердце билось быстрее. Но что-то было не так.

Мне страшно. Я боюсь его.

Глава 6

ЛУКА

Я держал её крепко, силой, пока она билась у меня в руках. Мне нравилось её сопротивление, оно разжигало во мне огонь, заставляло чувствовать власть. Но всё изменилось в одно мгновение.

Сначала я услышал её сдавленный всхлип. Потом — другой. А ещё через секунду её тело затряслось так, будто внутри разорвался невидимый крик.

— Киара? — я нахмурился, но не ослабил хватку.

И тогда это началось. Она залилась слезами, не тихими, не сдержанными — а настоящей истерикой. Её дыхание сорвалось на хрип, она глотала воздух, словно задыхалась. Лицо залилось слезами, губы дрожали, она билась, как раненая птица, и я впервые почувствовал — это уже не борьба. Это страх. Настоящий, парализующий.

— Чёрт… — я разжал руки и перехватил её, чтобы удержать. Её тело обмякло, но при этом тряслось так, что у меня внутри всё похолодело. Она судорожно хватала меня за плечо, ногти вонзались в кожу, а глаза были полны ужаса. — Эй… эй, тихо… — я сам не узнал свой голос. Он стал мягким, тихим. Я поднял её и усадил к себе на колени, прижал к груди. Она свернулась маленьким комком, и мне показалось, что я держу не женщину, а сломленного ребёнка.

Я начал покачивать её, как когда-то качала меня мама, когда я сам задыхался от кошмаров. Ладонь легла ей на затылок, пальцы медленно гладили еще мокрые волосы.

— Тише,

Piccola mia…(маленькая моя)

спокойно… — я шептал, уговаривал, сам не понимая, зачем. — Дыши… со мной. Вдох… выдох.

Она билась в моих руках, рыдала так, что сердце рвалось. Мне хотелось встряхнуть её, заставить остановиться, но вместо этого я гладил её по голове, по спине, качал на руках, будто боялся, что если отпущу — она разобьётся прямо на моих глазах. Я чувствовал, как горячие слёзы прожигают мне грудь, впитываются в кожу. Её дыхание сбивалось, переходило в хрип. Она задыхалась, и я только сильнее прижимал её к себе.

— Всё хорошо… слышишь? Я здесь. Никто тебя не тронет. Я держу тебя, ты не умрешь. — слова сами срывались с губ, я даже не думал.

Постепенно её рыдания начали стихать. Она дрожала у меня на коленях, обхватив мою шею, словно я был её единственным спасением. Я чувствовал её сердце, оно колотилось, как у пойманного зверька. Я продолжал гладить её по голове, раскачивая, пока её дыхание не стало ровнее. И в этот момент, впервые за долгое время, я понял — я не хозяин ситуации. Она держала меня в своих руках сильнее, чем я её.

Я смотрел на неё, свернувшуюся у меня на коленях, и не мог понять, что во мне сильнее — злость или жалость.

Когда я впервые увидел Киару, я думал, что она из тех, кто не сломается. Упрямая, дерзкая, кусачая — в ней было то, что всегда притягивало меня. Сильная, как я. Не плачущая, не просящая пощады. Та, с кем можно сразиться, столкнуться лбом и кто не отведёт глаза. А сейчас? Я держал в руках девчонку, которая дрожала так, будто весь мир рушился на неё. Её слёзы прожигали мне грудь, и я не знал, что с этим делать.

Часть меня бесилась: зачем ты такая? Я не хотел слабую рядом. Слабость — это то, от чего я бежал всю жизнь. Она отворачивает, отталкивает. Она напоминает мне то, что я сам когда-то был мальчишкой, которого унижали, били, ломали. Я клялся себе — никогда. Никогда больше не позволю себе быть слабым. И рядом со мной таких не будет.

Но другая часть… другая часть прижимала её крепче. Потому что в этой слабости было что-то, что цепляло меня глубже, чем я хотел признать. Она доверилась мне в тот момент, когда была разломана на куски. И я держал её. Я был её опорой.

И это пугало сильнее всего. Я хотел, чтобы она была сильной, чтобы боролась со мной, плевалась ядом. Но теперь, когда она рыдала у меня на руках, я вдруг почувствовал — я не могу отпустить. Я не хочу отпускать.

И это было самым страшным. Потому что я знал: если позволю себе привязаться к её слабости, я сам рухну вместе с ней.

⸻

Утро было холодным и слишком ярким. Я сидел на краю кровати и смотрел на неё — она спала, свернувшись клубком, уткнувшись носом в подушку. Вчерашняя ночь всё ещё стояла перед глазами: её слёзы, дрожь, её маленькое тело у меня на коленях, когда я укачивал её, будто ребёнка.

Я не имел права позволить этому случиться. Я не должен был чувствовать то, что чувствовал.

— Киара, — сказал я ровно.

Она открыла глаза, сонные, ещё влажные от ночных слёз. Посмотрела на меня и улыбнулась так… по-настоящему. Слишком тепло. Слишком близко.

— Доброе утро, — её голос был мягкий, хрипловатый от сна.

Я сжал челюсть.

— Одевайся. Ты уходишь.

Она замерла, улыбка исчезла.

— Что?..

— Вчерашняя ночь была ошибкой. Я думал, ты сильная. Но ты такая же как и все, слабая и жалкая, ты не та, кого я хочу рядом.

Несколько секунд она смотрела на меня молча. А потом её лицо изменилось. В глазах загорелся огонь.

— Ошибка? Слабая, жалкая? — голос дрогнул, но не от боли. От злости. — Ты блять, хочешь сказать, что спас меня от насильнка, привез к себе, начал ко мне лезть и я должна была держаться? Ты ублюдок, делаешь вид что знаешь меня, так..— она замолчала, будто боялась сказать лишнего — знаешь, неважно, ты такая же мразь как и тот, которого ты прикончил.

Я поднял брови.

— Осторожнее со словами,

piccola.

Но она уже встала, босая, сжимая простыню на груди.

— Не смей указывать мне. И прекрати говорить свои итальянские словечки.— я и забыл, что она фанатка книжек про итальянскую мафию и может понимать что я говорю.

Её слова ударили, будто нож в грудь. Я хотел возразить, но она не дала мне слова вставить.

— Я доверилась тебе, Лука. Хоть на миг поверила, что рядом с тобой могу быть в безопасности. А ты просто воспользовался моментом. Ты не спаситель. Ты

cagna(сука)

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она резко отвернулась, стала собирать свои вещи. Двигалась быстро, решительно, будто боялась, что если задержится хоть секунду, то передумает.

— Я сама уйду, — бросила она. — Чтобы ты потом не хвастался, что выгнал меня.

Я смотрел, как она одевается, как её руки дрожат, но она упрямо не позволяет себе расплакаться. И когда она, уже у двери, обернулась, в её взгляде не было ни страха, ни просьбы. Только холод и горечь.

— Никогда больше не смей прикасаться ко мне.

Дверь захлопнулась. Я остался в тишине. Сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Сказать, что мне было легко — солгать самому себе. Но я уговаривал себя, что так правильно. Она сломана. Она слишком опасна для меня.

И всё же внутри что-то ныло. Я знал, что отказываться от неё до конца я не хочу. Нет. Эта девчонка уже впилась в меня когтями. Я выгнал её. Это верное решение. Но если она думает, что это конец — она ошибается. Ей нужно время.

⸻

Я сидел в кресле, сцепив пальцы на столе. В висках всё ещё билось её «Ты ублюдок ». Хотелось выбросить из головы, но не получалось. И в этот момент в кабинет вошли Рико и Дамиан.

Я сидел, сложив руки, и слушал отчет так, будто это была репетиция — ровный голос Рико, короткие фразы Дамиана. Они приносили мне факты, я их сортировал в голове как карты в колоде: кто, где, когда. Ничего не выходило за рамки того, что я уже предвидел.

— Один грузовик свернул с маршрута, — сказал Дамиан, не поднимая глаз. — Марко за рулём.

Я сделал вид, что удивлён. На деле это была нужная нота в композиции, которую я писал давно. Марко — мелкая крыса, жалкая и предсказуемая. Отправить за ним людей вруби́ло бы свет на тех, кто кормил его ложью. Но я не хотел срезать голову муравью, не выведя сначала муравьиный муравейник на свет.

— Отпустили его? — спросил я вполголоса, и в комнате повисло напряжение.

Рико улыбнулся уголком, тот самый взгляд, что я читал уже тысячу раз: он понял, что игра идёт по моим правилам.

— Отпустили. Хвост на нём. Мы дали ему шанс дойти до «контакта».

Мне нравилось это словосочетание — «дать шанс». На деле мы дали приманку и приготовили сеть. Марко должен был думать, что вырвался из объятий наблюдения; он должен был почувствовать свободу — и вернуться туда, где сам покажет нам карты.

Я встал, накинул пиджак. В движениях — уверенность.

— Осторожно. Никаких резких действий с его стороны, если только он сам не перейдёт границу. Мы не хотим, чтобы кто-то наводил страх и начинал стрелять раньше времени. Пусть он доведёт нас до нужных имён.

Они поняли. Рико уже переключал каналы связи, Дамиан уточнял позиции «хвостов». Всё по плану. Я любил, когда люди исполняли роль без шума: наблюдают, фиксируют, ждут сигнала. Главное — не дать панике просочиться в голову людей. Паника убивает расчёт. Ночной порт стал сценой. Я приехал не для того, чтобы устрашать — я приехал, чтобы подтвердить: всё под моим контролем. Люди на позициях, камеры направлены, «случайные» прохожие — наши. Марко стоял у фургона и нервно курил; рядом — незнакомцы, которых он считал «партнёрами». Они думали, что играют по своим правилам. Они ошибались.

Сигнал моей руки — и двери сомкнулись. Но не как в спонтанной расправе: это был отточенный акт. Рико вышел «случайно», заговорил, Дамиан мягко прикрыл выходы. Один из моих парней — тихо, без крика — показал, что у них нет пути назад. Я подошёл, и в моём голосе не было ярости. Было уведомление: «я всё видел».

— Расскажешь или мы будем вынимать из тебя правду по частям? — сказал я спокойно. Он запищал. Назвал имена. Я слушал, откладывал каждое слово в блокнот мысли. Это были ниточки, по которым можно было протянуть сеть дальше.

Когда артикуляция «разоблачить» была завершена, я сделал то, что, возможно, больше всего ломает людей: отпустил его. Не из милосердия — ради стратегии. Пусть побежит, пусть вернётся и расскажет остальным: «они наблюдают». Пусть те начнут двигаться. Мы будем ждать, фиксировать, закрывать ловушку тогда, когда будет удобнее всего для меня. Мы уехали так же тихо, как пришли. В машине Рико проверял номера, Дамиан выстраивал цепочки. Я смотрел в окно на мокрый асфальт и повторял про себя единственное, что имело значение: план сработал. Контроль остался у меня. И даже если мир вокруг дергался и колыхался, эта ночь доказала одно — я держу нити.

⸻

Встреча началась как любой другой — я вошёл в склад ровно по плану, с холодным ощущением контроля во всём теле. Рико и Дамиан были на местах, мои люди все окружили, «хвосты» по периметру, люди в тени — всё, как по нотам. Марко стоял перед ними, бледный, глаза бегали. Их «партнёры» — трое громил в кожанках — выглядели уверенно. Они думали, что играют по своим правилам.

Я подошёл, заговорил спокойно, пытался вытянуть имена, адреса. Но в какой-то момент разговор воткнулся в стену — слишком много напряжённого молчания, слишком много вошедших взглядов в мои фланги. Сцена мигнула: один из их людей — тот самый высокий со шрамом — сделал шаг, показал, будто сдаёт карту. Я дал Рико знак, и он, как будто по команде, «прошёл» чуть вперёд.

В этот самый миг всё рвануло.

Сначала — резкий хлопок. Потом второй. Кто-то из «партнёров» вынул пистолет, и из тёмных углов послышались автоматные очереди. Пульный свист, запах пороха, металла. Люди вокруг начали падать; свет ламп моргал и гас. Когда я поворачиваюсь, вижу, как Дамиан подкидывает руку — он кричит, пытается прикрыть Рико, но один из противников уже выстрелил в упор.

Я видел, как судьба меняет все линии за доли секунды: план оказался не чистой шахматной партией, а смертельной сценой — кто-то слил их, и «встреча» превратилась в ловушку. Хвосты открыли ответный огонь, наши люди рванули из укрытий, но в свете вспышек и дыма было трудно понять, где друг, а где враг.

Я помню резкий удар в боку — оглушающий, как молот. Что-то горячее растеклось под ребрами. Падение. Холод бетона под ладонями. В голове — гул, как будто кто-то дал по барабану. Но я всё ещё слышал выстрелы, чужие крики, звук бьющегося стекла.

— Лука! — чей-то голос, хриплый, знакомый. Рико? Дамиан? — зов не доходил.

Я нашёл себя среди хаоса, ощущая, как тело отказывается слушаться. В нос ударил запах крови и масел. Один из моих людей тащил меня к машине, кто-то закрывал мне рот, чтобы не дать крику вырваться — чтобы не выдать позицию. Машина неслась в ночи, фонари мчались, дороги размывались. Я думал о том, что план провалился, думал о предателе, думал о Киаре — о том, что её слова: «ты мудак, больше никогда не прикосайся ко мне» — теперь звучат где-то под этим ревом. Было стыдно и злобно одновременно. В приёмном — сирены, люди суетятся, лица врачей в масках, резкий свет. Меня держали, кололи, тянули операционные гудки. Я помню холодный прикосновенный свет лампы над лицом и думаю:

это не конец.

Операция. Нити шуршат, руки работают быстро. Врачи говорят слова, которые я слышу, но не фокусируюсь: «рана в лёгкое», «поражена печень», «кровопотеря». На мгновение сознание ускользает, и складываются обрывки картинок — склад в огне, Марко на коленях, руки, тянущиеся к моему лицу, её — Киары — обвиняющие слова, как эхо в пустой комнате. Когда я пришёл в себя — было тихо. Белые стены, монитор, мерцание цифр, трубки в руке, горький привкус в устах. Рико у ног кровати, глаза красные от усталости и злости; Дамиан стоит у окна, плечи напряжены. Они докладывают: несколько человек убиты, несколько ранены, Марко исчез в суматохе — либо его убили, либо он сбежал. Мы потеряли товар и лицо — но получили названия, которые он, возможно, успел сдать. Я лежал и ощущал, как мир сужается до одного — до тяжести боли, до мыслей о том, кто предал, и до того пустого места, где должна была быть она. Внутри горела только одно: планы, расчёты, месть. Я хочу увидеть ее, она нужна мне.

— Держись, — прошептал Рико. — Мы соберём всё, босс.

Я смотрел на потолок, на лампу, в ухе гудел монитор. Рука моя была слабой, но в голове уже вырисовывался следующий ход. Боль не заглушит расчёт. Боль — инструмент. И когда я снова встану, те, кто думали рубить без меня, узнают, что перестрелка — это только начало.

Глава 7

КИАРА

Я стараюсь о нём не думать. Честно. Отвлекаюсь, загружаю себя делами, слушаю музыку погромче, лишь бы заглушить мысли, но всё бесполезно. Он будто везде. В запахе кофе по утрам, в песнях, которые случайно включаются, в словах, которые произносят другие. Даже в мелочах — в чужом взгляде, в движении руки, в интонации — всё напоминает о нём.

Я ругаю себя за это, говорю, что нужно отпустить, но стоит закрыть глаза — и вижу его. Слышу. Чувствую. Как будто он не человек, а тень, впитавшаяся в воздух, в мою кожу, в мысли.

Иногда мне кажется, что я уже не думаю о нём — просто живу. Он везде, и мне хочется так сильно разорвать эту нитку памяти, что я готова на всё, лишь бы почувствовать себя обратно в своей шкуре.

На лекции я смотрю в окно, пытаюсь ловить слова профессора, но в голове — будто радио, где одна и та же песня застряла между треками. Я встаю раньше, прохожу по рядам почти механически, и только когда дверь в главный холл распахивается и свежий воздух врывается в помещение, понимаю, что опаздываю на семинар. Шаг ускоряется, рюкзак давит плечо, я спотыкаюсь на ступеньке, пытаюсь поймать равновесие — и врезаюсь в чьё-то плечо.

— Ой, прости, — срываюсь я, глаза автоматически поднимаются, и мир, который до этого кружил в серых тонах, на секунду вспыхивает цветом. Он стоит чуть выше меня, волосы небрежно уложены, улыбка как будто написана для кино — ровная, уверенная, в руках чашка кофе, от которой поднимается пар. Леон. Он тот самый красавчик, который поймал меня тогда.

— Ничего, — говорит он легко, отступая, чтобы мне было куда шагнуть. — Ты в порядке? Похоже, у тебя сегодня приключенческий день.

Я смущаюсь резко, но злость — она теплее и удобнее, чем смущение. Внутри что-то шевельнулось: это та самая хрупкая точка, которую Лука так ловко щупал и ломал. Мне хочется не плакать, а рвать. Хочется доказать: я не та сломанная, которую он описал. Хочется показать, что я могу выбирать сама — и выбирать так, чтобы это было видно.

— Я в порядке, — отвечаю холодно.

По какой-то причине Леон улыбается шире. Он делает шаг ближе, чуть наклоняется, и воздух между нами кажется теплым. Вокруг — шум студентов, чьи жизни текут параллельно моей, но в этот момент мне важно только одно: видеть на его лице интерес, замечать, как он внимательно изучает каждую деталь моего лица, как будто пытается угадать, что произошло.

— Ты всегда так мрачно выглядишь, когда спешишь? — флиртует он, голос чуть снижен, как будто делится какой-то тайной. — Может, я помогу? Проведу до семинара, с чашкой кофе в качестве компенсации за столкновение.

В ответ на это во мне поднимается странная гордость — не за то, что кто-то готов вести меня в охапке цветов, а за то, что у меня есть власть над собственной сценой. Если Лука думает, что выгнал меня на обочину, пусть увидит: я могу выйти на дорогу своей жизни другим маршрутом. Пусть почувствует, что потерял не «слабую», а ту, кто умеет маскироваться под слабость и играть на чужих ожиданиях. Я задерживаю взгляд на губах Леона, потом улыбаюсь — медленно, намеренно, как будто открываю карту. Это не просто улыбка. Это ответ, метко брошенный в его сторону и, невольно, в сторону Луки: я могу быть желанной. Я могу выбирать.

— Ладно, — говорю я, беру чашку, которую он протягивает мне, и делаю вид, что запах кофе важнее всего. — Проводишь?

Он усмехается, как будто внутри празднует победу, и мы идём вместе. Его рука — легкая, почти случайная — касается моего локтя при каждом шаге. Я чувствую, как вокруг меня расправляются крылья. Это не месть в смысле разрушения: это вызов. Это моё маленькое «посмотри на меня» — не ему лично, но миру, где он хочет быть богом моей судьбы.

Каждый его легкий комплимент — «Тебе идёт этот цвет», «У тебя крутая сумка» — я принимаю и возвращаю с изюминкой. Я смеюсь громче, чем обычно; я позволяю себе кокетство, не потому что мне хочется этого самого Леона, а потому что мне хочется почувствовать, что могу. Чувствовать, что у меня есть выбор, и один из них — быть видимой. Пусть то долгая тень Луки, пусть это крик моей бывшей боли, но сейчас я не просто жертва. Я — актриса собственной мести. Когда мы проходим мимо двери кабинета, он нагибается и шепчет:

— Знаешь, я рад, что мы встретились снова. Может, позже — ужин? Я угощу.

Я смотрю на него, на его открытую, добрую улыбку, и в груди что-то щёлкает: это не про любовь, это про контроль. Я колеблюсь лишь мгновение. Потом киваю — не из-за него, а ради себя.

— Хорошо, — говорю тихо. Я достаю листок и ручку, пишу свой номер и отдаю ему— Позвони.

Он кивает, и в его глазах загорается искра. Я ухожу дальше по коридору, чувствуя, как попытка забыть Луку рушится, но вместе с тем — как поднимается нечто новое: уверенность, будто я снова учусь дышать. В этом флирте нет обещаний, нет будущего — только маленькая победа, которую я снимаю с витрины и кладу в карман. Пусть он увидит. Пусть знает, что я выбираю себя.

⸻

Я сидела посреди комнаты, окружённая хаосом одежды, и грызла губу. В шкафу было полно вещей, но казалось, что надеть нечего. Платье? Джинсы? Я сама себя спрашивала, зачем вообще так переживаю. «Это всего лишь ужин», — повторяла я в голове. Но сердце билось, будто я шла на экзамен, а не на свидание.

— Ты реально идёшь с ним? — первой в комнату заглянула Хлоя, аккуратно держа в руках стопку книг. Она всегда была собрана, всегда с идеальной причёской и с выражением «мне бы лучше учиться». — Киара, у тебя завтра семинар. И вообще, я читала, что спонтанные свидания…

— Господи, Хлоя, — перебила её Лекси, падая на кровать и хватая с пола моё платье. — Спонтанные свидания — это лучшее, что может случиться! А уж с таким красавчиком, как Леон… ммм! — она мечтательно закатила глаза и захихикала. — Надень что-нибудь, от чего у него мозги плавиться будут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В комнату влетела Наоми — в блестящей майке, с телефоном в руках. Она сразу подошла к зеркалу, поправила волосы и кокетливо улыбнулась своему отражению.

— Так, срочно выбираем наряд для Киары! Она идёт с Леоном, и он должен упасть. Мышка, ты должна быть огнём.

— Это всего лишь ужин, — пробормотала я, но они все уставились на меня так, будто я сказала глупость века.

— «Всего лишь ужин», — передразнила Лекси, перекидывая мне на колени красное платье. — Да ты издеваешься? Это же Леон.

— Красное слишком вызывающе, — вмешалась Хлоя, нахмурив брови. — Я думаю, лучше что-то нейтральное, элегантное. Чтобы он понял: у тебя вкус, а не только ноги.

— Хлоя, расслабься, — рассмеялась Наоми, вытащив из шкафа бежевое платье с открытой спиной. — Вот это. Оно и сексуальное, и нежное. Мужики любят загадки, поверь.

Я закатила глаза, но взяла платье. Они смотрели на меня с таким азартом, что спорить было бесполезно.

— Всё, садись, я сделаю тебе волосы, — заявила Лекси, схватив плойку. — А то так и пойдёшь, как профессорша.

— Кстати, Киара, — добавила Наоми с хитрой улыбкой, — если вдруг он окажется скучным, просто дай мне знать. Я перехвачу.

Мы засмеялись. Даже Хлоя улыбнулась, хоть и покачала головой, будто не одобряла всё это.

Через полчаса я смотрела в зеркало и не узнавала себя. Волосы мягко спадали на плечи локонами, глаза подчёркивал лёгкий макияж, а платье делало меня красивой и уверенной.

— Вау, — сказала Лекси, довольно щурясь. — Вот теперь Леону конец.

— Ты выглядишь как героиня итальянского романа, — отметила Хлоя.

— Нет, — поправила её Наоми. — Она выглядит так, как будто сегодня ночью не вернётся в общежитие.

Все захохотали. Я лишь покачала головой и взяла сумочку. Внутри смешивалось: смех, азарт, тревога. На пороге подруги махали мне вслед, каждая со своей репликой.

— Не забудь про семинар! — крикнула Хлоя.

— И про поцелуй! — добавила Лекси.

— И если он предложит шампанское — соглашайся! — подмигнула Наоми.

Я вышла в вечерний город, улыбаясь их голосам. Внизу у кампуса Леон уже ждал — высокий, в идеально сидящем пиджаке, с той самой улыбкой, от которой сердце делало сальто. Он протянул мне руку, и я взяла её, не подозревая, что этот вечер нужен ему не для романтики, а для его собственных целей.

⸻

Ресторан был слишком дорогим. Слишком вычурным, чтобы поверить, будто это обычное свидание студента с однокурсницей. Белые скатерти, тихая музыка, свечи на столиках. Я сразу почувствовала себя не на своём месте. Леон, напротив, был в своей стихии. Он снял моё пальто с такой лёгкостью, словно мы делали это десятки раз, и усадил меня за столик у окна. Его улыбка была безупречной. Чересчур.

— Ты сегодня просто невероятна, — сказал он тихо, почти интимно, но в его голосе не было ни капли смущения. Будто он произнёс реплику, заранее отрепетированную.

Я улыбнулась в ответ, но внутри кольнуло. Слишком гладко. Слишком уверенно.

Он говорил много, шутил, задавал вопросы обо мне — о книгах, о подругах, о моём детстве. Слушал внимательно, кивал. Всё было… правильно. И это тоже тревожило. Слишком правильно. Я заметила, что его глаза иногда блуждали. Казалось, он следил не только за мной. Один раз взгляд скользнул в сторону двери, другой — к зеркалу, отражающему зал. Словно проверял что-то. Или кого-то.

— Ты часто сюда ходишь? — спросила я нарочито спокойно, делая вид, что изучаю меню.

— Иногда, — легко отмахнулся он. — Здесь тихо, уютно.

Но официант, подавая нам вино, наклонился к нему чуть ниже, чем к обычному клиенту, и я уловила в его взгляде уважение. Не просто к посетителю, а к человеку, которого боятся или уважают слишком сильно. Я сделала вид, что не заметила, но внутри у меня всё напряглось.

— Ты знаешь, Киара, — сказал Леон, наклоняясь ближе, — в тебе есть что-то особенное. Ты сама этого пока не понимаешь.

Я замерла, держа бокал. Эти слова прозвучали не как комплимент, а как утверждение. Будто он видел во мне не девушку, а… нечто большее.

— Ты меня пугаешь, — попыталась я пошутить, но голос прозвучал серьёзнее, чем хотелось.

Леон улыбнулся мягко, так, словно хотел меня успокоить. Но в его глазах мелькнула тень — быстрая, холодная. И тогда я вдруг поймала себя на мысли: это свидание не про меня. Это про него. Он вёл меня сюда не ради романтики. Я ещё не понимала зачем, но знала — этот вечер нужен ему для чего-то большего. Что черт возьми происходит.

И в тот момент я впервые почувствовала — если с Лукой было страшно, потому что он был прямым и грубым, то Леон страшен по-другому. Он прятал острые углы за улыбкой. А я слишком хорошо знала, что такие люди редко делают что-то просто так.

Ресторан постепенно наполнялся людьми. Казалось, обычный вечер: пары за бокалами вина, компании в деловых костюмах, официанты с подносами. Но я слишком часто ловила на себе взгляды. Мужчина за дальним столиком бросал их слишком настойчиво. Двое у бара будто следили не за напитками, а за нашим столиком. Я наклонилась ближе к Леону и прошептала:

— Ты их знаешь?

Он даже не обернулся. Только мягко улыбнулся и прикоснулся к моей руке.

— Расслабься, Киара. Сегодня ты только со мной.

Но это «расслабься» прозвучало так, будто он хотел отвлечь меня от того, что сама я прекрасно заметила. Всё было подстроено. Здесь должны были увидеть нас вместе. Я хотела спросить прямо, но не успела. Внезапно двери ресторана распахнулись, и внутрь зашёл он. Лука. В тёмном пальто, с холодным взглядом, за спиной — несколько людей, что-то вроде его телехранителей. Его присутствие будто вырубило воздух в зале. Все разговоры стихли.

Я оцепенела. Сердце ударило больно.

Леон спокойно откинулся на спинку стула, словно ждал этого.

— Ну вот и твой герой, — сказал он тихо, почти с насмешкой.

Лука двигался прямо к нам. Я видела, как его челюсть сжата, а в глазах — злость, смешанная с чем-то, что я не хотела называть. Он остановился у стола, посмотрел на Леона, потом на меня.

— Вставай, — коротко приказал он.

— Лука… — начала я, но он даже не дал мне договорить. Его рука схватила меня за запястье, и в следующее мгновение я оказалась перекинутой через его плечо, как будто я не сопротивлялась, а была лёгкой вещью. — Отпусти! — я билась кулаками, слышала смешки и шёпот гостей.

Он лишь сильнее удержал меня, а ладонь резко опустилась на мой зад — звонкий, хлёсткий удар, от которого я задохнулась от унижения и злости.

— Молчи,

piccola ribelle,(Маленький бунтарь)

— прорычал он, неся меня к выходу. — Доигралась.

Я видела перевёрнутыми глазами, как его люди окружили Леона, и в зале раздался шум — то ли спор, то ли драка. Но Лука не дал мне повернуть голову, не дал увидеть, чем это закончится. Он распахнул дверь, вынес меня на улицу, открыл дверцу машины и буквально запихнул внутрь. Я сжалась в углу сиденья, дрожа от ярости, страха и… чего-то ещё, от чего самой становилось страшно.

А он сел рядом, захлопнул дверь и посмотрел на меня тяжёлым взглядом.

— Никогда. Слышишь? Никогда больше так не делай.

Его голос был низким, опасным, но за этой опасностью пряталось другое — собственническое, жгучее.

Глава 8

ЛУКА

Гул в голове. Сухость во рту. Первое, что я ощутил — вкус металла и жгучая боль в боку. Глаза открылись тяжело, свет резал.

— Чёрт… — прохрипел я и попытался пошевелиться.

— Лука! — знакомый голос. Рико навис надо мной, лицо мрачное, но облегчённое. С другой стороны стоял Дамиан, руки скрещены, как всегда спокойный, но глаза выдавали напряжение.

— Где… — я с трудом собрал слова, — где мы?

— В больнице, — ответил Рико. — Тебя зацепило на встрече. Мы вынесли.

Я резко вспомнил: выстрелы, предатель, Марко, крики. Злость вернулась вместе с ясностью.

— Леон, — прошипел я. — Это всё он.

Черт. Он — плохая копия тех, кого я всю жизнь давил: самоуверенный ублюдок с лицом, которое умеет брать людей на милость. Но под этой маской — другой. Я вижу его насквозь и знаю, почему он полез на меня.

Леон — не случайный красавчик. Его папа когда-то ползал у моих ног, выполнял мелкие поручения, носил деньги, нервничал при каждом моём взгляде. Маленький человек с амбициями большого — и у таких всегда есть два пути: принять своё место или попытаться вырваться. Леон выбрал второе. Он рос, наблюдал, учился: не только стрелять и бить стекла, но читать цифры, заводить знакомых в бухгалтериях, находить тех, кто недоволен, кто готов продать чужую преданность за цену. Он понял давно: ломать можно не только кулаком — можно хитростью, информацией и умением подставить другого так, чтобы он сам себя похоронит.

Почему он покушается на меня? Потому что у меня есть то, чего не купишь — контроль. Я веду операции, режу нити, задаю тон. Леон не сможет взять меня прямым ударом — у меня свои люди, свои методы, своя жестокая машина. Но у меня есть слабость: я не гасну в одиночестве. Есть вещи, которые задевают меня сильнее, чем потерянная улица или контроль над точками. И он нашёл эту нитку — Киару. Он увидел, что я реагирую, и решил дернуть.

Он не прямолинеен. Его оружие — фасад: улыбка, вовремя брошенное слово, рестораны, где должны меня заметить, фотографии, которые потом пойдут в нужные уши. Он выращивает сеть из маленьких людей, из тех, кто устал и готов предать ради выгоды. Он подкупает, собирает карточки, ставит посты, учится вести игру «в тени», где я привык править в свете. И ещё он мастер манипуляции: делает из женщины инструмент — не потому, что она ценна сама по себе, а потому что её появление рядом со мной вызовет реакцию, которую он использует как взрывчатку.

Я не недооцениваю его. Мелкий подлец с амбициями опасен тем, что ему нечего терять. Он устроил засаду, заставил меня лечь на операционный стол; он вывел на меня огонь тогда, когда думал, что я уязвим. Это хитрость, а я уважаю силу, даже если она приходит в другом виде. Но я знаю и другое: у меня свои каналы, свои правила игры. Я могу ждать, подстраивать, разрывать на нитки тех, кто дал ему руку помощи. Его таланты — это только возможности для ответа.

Почему он для меня опасен лично? Потому что способен затронуть то, что я скрываю от остальных: мои чувства, мои привязки. Он играет на том, что я не выношу — потерю контроля над тем, что считаю своим. Но я не стану кипеть от мести. Я сделаю план: отрежу ему пути снабжения, обрушу на него тех, кого он считает друзьями, и заставлю понять цену, которую платят те, кто решает поднять руку на то, что я строил годами.

В своей маске я презираю его — за наглую дерзость, за желание стать мною без крови и труда. Но в тишине я считаю ходы: кто его кормит, кто подставил Марко, кто дал место для встречи. Он думает, что использует людей — он ошибается. Я использую обстоятельства. И когда я начну играть всерьёз, никто не вспомнит имя Леона как угрозу — они запомнят его как пример того, что происходит с теми, кто решает драться с тем, кто не прощает.

— Именно, — кивнул Дамиан. — Он подстроил засаду. И это ещё не всё.

Я повернул к нему голову, с трудом дыша от боли.

— Говори.

— Сегодня вечером он ужинает с ней, — сказал он спокойно, но каждое слово било, как пуля. — С Киарой.

Мир будто замкнулся в одну точку. Горло сжало, сердце колотилось. Леон. С ней.

— Сука, — выдохнул я.

Я стиснул зубы, заставил себя подняться. Руки дрожали, тело горело, но мысль была только одна: она рядом с ним, с этим ублюдком, с другим мужчиной.

— Лука, — попытался остановить меня Рико, — тебе нужен отдых, врач…

— Мне нужна она, — перебил я, сорвав с руки капельницу. — Живо машину.

⸻

Я влетел внутрь так, будто весь этот чёртов мир принадлежал мне. За спиной мои ребята рассредоточились, но я видел только её. Киара. В платье, с бокалом вина в руках, и рядом — Леон, вальяжный, улыбающийся, как будто она уже его.

Всё перед глазами залилось злостью.

Я шагнул к ним. Леон даже не двинулся, только ухмыльнулся.

— Вставай, — коротко приказал я.

— Лука… — Я схватил ее за запястье, и в следующее мгновение она оказалась перекинутой через мое плечо.

— Отпусти! — она билась кулаками, я слышал смешки и шёпот гостей,но мне плевать на эту кучу дерьма.

Я лишь сильнее удержал ее, а ладонь резко опустилась на ее зад — звонкий, хлёсткий удар.

— Молчи,

piccola ribelle

, — прорычал я, неся ее к выходу. — Доигралась.

— Лука! Пусти! — кричала она.

Я сжал зубы так, что хрустнуло. На глазах у всего зала вынес её на улицу, распахнул дверцу машины и буквально швырнул внутрь.

— Никогда. Слышишь? Никогда больше так не делай.

— Ты что творишь?! — её голос дрожал от обиды и злости.

Я обошел машину, сел за руль и рявкнул:

— Я что творю?! А ты, Киара?! Ты сидишь с этим подонком, пока я в больнице валяюсь от пули, которую он подослал! Ты хоть понимаешь, во что себя втянула?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, то ли от страха, то ли от шока. Я ударил ладонью по рулю.

— Ты могла погибнуть, чёрт возьми! — продолжал я. — И если ещё раз я увижу тебя рядом с ним — клянусь, лучше свяжу тебя и закрою под замком, чем отдам кому-либо, тем более ему!

Я чувствовал, как голос срывается, и не мог остановиться. Это был не только гнев. Это был страх. И она должна была это понять.

— Ты хоть понимаешь, с кем сидела?! — сорвался я. — Леон — это не просто мальчик с красивой улыбкой! Он хотел через тебя добраться до меня!

— А ты?! — Киара резко повернулась ко мне, глаза её сверкали. — Ты тоже добирался до меня! После того, как спас, ты прижал меня к себе, заставил, думал, я забыла?! Ты ничем не лучше!

Слова ударили в самое сердце. Я обернулся, дыхание сорвалось.

— Не смей сравнивать меня с ним, — процедил я. — Я держал тебя, потому что иначе ты бы сорвалась окончательно. Я тебя защищал!

— «Защищал»?! — её голос стал хриплым от крика. — Это ты называешь защитой? Когда хватаешь меня, как вещь? Когда решаешь за меня, где я могу быть, а где нет? Ты хуже любого из них, Лука, потому что прячешь всё это под видом заботы!

Я не выдержал. Схватил её за запястья, наклонился ближе. Она пыталась вырваться, дышала тяжело, слёзы блестели в глазах, но внутри этой ярости горело что-то другое.

— Да ты понятия не имеешь, что было бы с тобой рядом с Леоном, — прошипел я. — Если бы я не пришёл — ты бы уже была его игрушкой.

— А сейчас чья я игрушка?! — выкрикнула она, и в этот момент её лицо оказалось в сантиметрах от моего.

Наши взгляды сцепились. Злость, боль, отчаяние — всё смешалось. И вдруг Киара резко дёрнулась вперёд, прижалась ко мне и поцеловала. Грубый, яростный поцелуй — не нежность, а взрыв. Я замер, но через мгновение сам стиснул её затылок рукой, отвечая с той же яростью, с которой только что кричал. Это был не поцелуй — это была война, вспышка, столкновение двух ураганов. Внутри всё горело: от ненависти, от желания, от страха потерять её снова.

Её губы были горячими, горькими от слёз и злости. Я хотел оттолкнуть её, но пальцы сами впились в её волосы, удерживая её ближе. Она целовала так, будто хотела меня уничтожить, доказать, что сама выбирает, а не подчиняется.

— Чёртова упрямица… — выдохнул я, когда наши губы разорвались на секунду.

— Ненавижу тебя, — прошептала она, и снова впилась в меня, будто это признание не имело силы перед этим огнём.

Я развернул её, прижал спиной к сиденью, наши дыхания смешались. Она дёргалась, будто хотела вырваться, но в том, как её пальцы сжали мой затылок, было другое — отчаянное желание, от которого меня самого трясло. Моя рука соскользнула к её бедру, и она резко вздрогнула, но не остановила. Напротив — прижалась сильнее, будто бросала вызов.

— Ты играешь с огнём, Киара, — прорычал я у её губ.

— А ты думаешь, я боюсь? — её голос сорвался, но в глазах горел вызов.

И в этот миг мы оба понимали: это не поцелуй ради нежности. Это было столкновение двух сил. Она пыталась доказать, что не сломается подо мной. Я — что не позволю ей уйти. Каждый новый поцелуй был грубее предыдущего, каждый выдох — как признание в том, чего никто из нас не хотел озвучивать.

Внутри бушевал ураган. Я ненавидел её за то, что она поставила себя рядом с Леоном. Она ненавидела меня за то, что я забрал у неё свободу. Но именно в этой ненависти мы оба горели.

Я смотрел на неё в упор, дыхание сбивалось — и тут она мягко, но уверенно отстранилась. Не резко, не с вызовом, а так, будто отрезала тонкой линией между нами: «Стоп».

— Я не хочу… первый раз в машине, — её голос был тихим, но решительным. — Поедем к тебе?

На мгновение во мне всё взорвалось. Я привык, что женщины соглашаются, привык, что моё слово — последнее. И в тот же момент поймал себя на том, что от её границ у меня внутри не злость — уважение. Чёрт возьми, она была не такой, как другие. Не ломалась сразу — и это делало её ещё желаннее. Я откинулся назад, провёл ладонью по лицу и усмехнулся, хотя смеха во мне не было.

— Ты думаешь, я привык к… романтике? — спросил я хрипло. — У меня всегда всё быстро. Но с тобой, видимо, иначе.

Она вскинула на меня глаза — настороженные, но в них мелькнула искра облегчения. Я завёл двигатель и бросил коротко:

— Поехали.

Снаружи город жил своей жизнью, огни мелькали в стекле, а внутри машины стояла тишина. Но это не была холодная тишина — она была натянутой, как струна, готовая зазвучать. Я краем глаза видел, как её пальцы теребят подол платья, как дыхание чуть учащается. Я взял ее руку и поднес к губам для легкого поцелуя. Я чувствовал себя непривычно: не хищником, а человеком, который впервые позволяет другой стороне диктовать условия. И странное дело — мне это нравилось.

Когда мы подъехали к дому, я заглушил мотор и наклонился к ней ближе.

— Киара, — сказал я тихо, почти шёпотом. — В этот раз — ты ведёшь. Но помни: я всё равно заберу тебя всю.

Я открыл дверь, и, когда она вышла, я поймал себя на том, что впервые за долгое время хочу не просто тела. Я хочу её доверия. Хочу чтобы она нуждалась во мне. Хочу чтобы она зависела от меня.

Мы вошли в дом, и сразу накатила привычная тишина. Та самая, в которой я обычно чувствовал власть: каждый угол, каждый предмет здесь подчинён мне. Но рядом с ней всё было иначе — слишком ярко, слишком лично.

Она сняла туфли и прошла в гостиную, оглядываясь по сторонам. Я поймал её взгляд: строгие линии мебели, тёмные стены, оружие в сейфе, спрятанное, но не скрытое. Это был мой мир, лишённый тепла. И впервые я посмотрел на него её глазами — пустой, холодный, слишком аккуратный.

Киара обернулась ко мне, и на секунду мне показалось, что она хочет улыбнуться, но вместо этого сказала:

— Здесь… слишком тихо. Тише,чем в прошлый раз.

Я хрипло усмехнулся.

— Привыкай. В этой тишине я живу.

Она села на край дивана, подогнув ноги, и держалась осторожно, словно боялась оставить след. Я смотрел на неё и понимал, что всё внутри требует сорвать эту дистанцию — подойти, схватить, прижать, показать, кто здесь хозяин. Но я заставил себя стоять, не двигаясь.

— Лука, — её голос прозвучал мягко, но твёрдо. — Я хочу, чтобы всё было… нормально. Чтобы я чувствовала себя в безопасности. Понимаешь?

Эти слова задели сильнее любого удара. Она произнесла их так просто, будто речь шла не обо мне, а о чём-то внешнем. А я стоял и чувствовал, как внутри что-то ломается. Безопасность… В моём мире это слово звучало как шутка. Но я хотел дать её ей. Хотел — впервые по-настоящему.

Я подошёл ближе, сел рядом и обнял её за плечи — осторожно, непривычно мягко для себя.

— Ты будешь в безопасности, Киара, — сказал я тихо. — Пока ты со мной, никто не тронет тебя.

Она вздохнула и чуть наклонилась ко мне, и я понял: всё не в моих руках, но именно это делает момент настоящим.

Я отпустил ее и подошел к бару, достал бутылку виски и два бокала. Плеснул в один, потом во второй и протянул ей.

— Выпьем?

Она посмотрела на меня чуть удивлённо.

— Сейчас?

Я усмехнулся краем губ.

— Вечером самое то. Расслабляет.

Она осторожно взяла бокал, поднесла к губам и сделала маленький глоток. Сначала скривилась, но потом её лицо смягчилось.

— Горько.

— Так и должно быть. — Я сделал свой глоток и сел рядом.

Минуты текли в тишине, и постепенно мы расслабились. Киара уже смеялась чуть громче, чем обычно, а в её взгляде появилось то тепло, которого я ждал. Она вертела бокал в руках и вдруг сказала:

— Знаешь, Лука… я всё время думаю, почему я такая. Почему мне сложно доверять, почему я вижу во всех угрозу.

Я молчал, только кивнул, давая ей понять: продолжай.

— Когда я была маленькой… — её голос дрогнул, — мама приводила домой мужчин. Они были разные, но все — ужасные. Пьяные, злые, грубые. Иногда они дрались с ней прямо при мне. Иногда… пытались трогать меня. — она резко выдохнула и отпила виски, словно смывая вкус воспоминаний. — Мне тогда было всего девять.

Я сжал бокал так, что стекло чуть не треснуло. Но промолчал. Ей нужно было выговориться, а не слушать мои угрозы мертвецам из прошлого. Я почувствовал наслождение, когда вспомнил как они мучались, как хрустели их кости, как крысы грызли их плоть изнутри.

— Я пряталась в шкафу, в ванной, под кроватью, где угодно. — Она улыбнулась криво. — И каждый раз думала: если буду тихой, если не выдам ни звука, меня не найдут. С тех пор я не умею кричать. Даже когда больно. Я просто… замолкаю.

Она замерла, глядя в бокал, и добавила тише:

— Зато я умею ненавидеть. Себя, их… весь мир.

Я молча допил виски и налил ещё. Сказать ей, что понимаю? Что у меня тоже были свои демоны? Нет. Не сейчас. Я не готов открывать эти двери.

Вместо этого я накрыл её ладонь своей. Молча. Без слов.

Она вздрогнула, потом выдохнула и впервые за вечер посмотрела на меня без страха — будто в её груди распахнулась маленькая щёлочка доверия.

И я понял: иногда молчание говорит больше, чем признания.

Она устало опустила голову мне на плечо. Её дыхание стало ровным, глаза медленно закрывались, и я понял — алкоголь сделал своё дело. Но больше всего её убаюкало то, что она наконец выговорилась.

Я смотрел на её лицо, чуть расслабленное, но всё ещё тревожное даже во сне. Брови сдвинуты, губы дрожат. Даже во сне она борется со своими демонами.

Я осторожно провёл рукой по её волосам. Она чуть вздрогнула, но не проснулась.

И в этот момент меня словно разорвало изнутри. Она доверилась мне, открыла самые грязные, самые болезненные куски своей жизни. А я? Я сидел и молчал. Я не смог рассказать ей ни о своей крови на руках, ни о том, как отец делал из меня «мужчину», пока я хотел быть просто мальчишкой. Я не готов. Не сейчас. Может, никогда. Но почему-то именно её молчаливое доверие оказалось тяжелее, чем мои собственные секреты.

Я налил себе ещё виски, сделал глоток и поставил бокал обратно. В груди горело — не от алкоголя, от осознания. Она спит, а я не могу позволить себе закрыть глаза. Я сижу и думаю: что, если однажды она узнает всё обо мне? Сможет ли она так же положить голову на моё плечо, или в её взгляде останется только страх?

Я взял ее на руки и отнес в спальню, к счастью она крепко спит. Я накрыл её пледом, поправил волосы и тихо выдохнул.

— Ты даже не понимаешь,

b

ambina mia(моя девочка)

, в какой ад ты шагнула. — я сел на кресло рядом с кроватью, если лягу рядом, то не смогу себя сдерживать.

Она спала спокойно, а я всю ночь сидел рядом, не двигаясь, и впервые за много лет боялся только одного — потерять.

⸻

Утро пришло слишком быстро. Солнце пробивалось сквозь жалюзи тонкими полосами, ложилось на её лицо. Киара зашевелилась, сонно приоткрыла глаза и сразу прижалась к пледу, будто пряталась. Несколько секунд она смотрела в потолок, потом повернула голову ко мне. Я сидел всё так же в кресле рядом с диваном. Не спал ни минуты, но виду не подавал.

— Ты не спал, да? — её голос был сиплый, утренний.

Я только пожал плечами.

— А кто будет охранять твоё королевство, пока принцесса дремлет?

Она закатила глаза, но уголки губ дрогнули. Потом вдруг села, собрала волосы в небрежный хвост и посмотрела на меня серьёзно.

— В этот раз ты не выгонишь меня, Лука.

Я усмехнулся, медленно подался вперёд.

— Да? А кто это мне приказывает?

— Я. — Она скрестила руки на груди. — Я остаюсь.

Я прищурился, разглядывая её, нарочито медленно.

— Звучит так, будто ты сама хочешь, чтобы я связал тебя и сделал своей пленницей.

Она нахмурилась.

— Я просто не хочу снова оказаться на улице.

Я подался ближе, так, что наши лица разделяли считанные сантиметры.

— Не бойся,

c

arina(милая)

. Если я и выставлю тебя за дверь, то только ради того, чтобы ты снова постучалась.

Она вспыхнула, губы дрогнули, но она не отвела взгляда.

— Мудак — пробормотала она.

Я усмехнулся шире.

— Ты это уже говорила. Но почему-то всё ещё сидишь здесь.— я смотрел на ее пухлые губы, которые так и манили прикоснуться.

Она фыркнула и отвернулась, но я видел — она улыбается. В сумке на тумбочке, зазвонил телефон, разорвав тишину. Киара вздрогнула и метнулась за ним, бросив быстрый взгляд на экран. Чертов телефон, нужно было выбросить ее вещи.

— Хлоя… — пробормотала она и тут же ответила. — Да, я в порядке… Нет, не пропала… Да всё хорошо!

Я усмехнулся, наблюдая, как она встаёт и начинает ходить по комнате, уговаривая своих подруг, что всё в норме. По голосу ясно — они чуть с ума не сошли, пока её не было.

— Лекси? Я… я просто ночевала у знакомого… — Киара закатила глаза, когда в трубке раздался поток слов. — Нет, я жива, честно! … Наоми, не начинай!

Она отключила звонок и выдохнула, словно после допроса.

— Они, наверное, уже собирались вызвать полицию — пробормотала она, пряча телефон в сумку.

Я ухмыльнулся.

— Хорошие подруги. Хоть кто-то за тобой следит, кроме меня.

Она прищурилась.

— Лука, я должна бежать. У меня сегодня пара, и если я снова прогуляю, меня выкинут из университета.

— Университет, значит? — я лениво потянулся. — Ладно,

piccolina

, я тебя подброшу.

Она попыталась возразить, но я не дал.

Через полчаса мы уже сидели в машине. Киара нервничала, вертясь в кресле, но я чувствовал, что ей приятно это молчаливое сопровождение.

Глава 9

КИАРА

Я выскользнула из машины и направилась к общежитию. Даже не оборачиваясь, чувствовала взгляд Луки в спину — тяжёлый, властный, прожигающий. И именно поэтому я уже знала: я сделаю всё, чтобы довести его.

Дверь едва закрылась за мной, как на меня обрушились подруги.

— Киара! — Хлоя чуть не выронила стопку тетрадей, бросаясь ко мне. — Где ты была?!

— Пропала на всю ночь без сообщения! — укорила Лекси, но глаза её сверкали от интереса.

— Мышка, не томи! — Наоми едва не вырвала у меня сумку. — Ну-ка рассказывай всё по порядку!

Я закатила глаза и прошла внутрь, они шли за мной хвостом, обстреливая вопросами.

— Позже, ладно? Я вам всё расскажу, но позже.

— Позже?! — в унисон хором.

Я обернулась и, нарочно медленно, улыбнулась.

— Это был он. Тот самый парень из клуба

На секунду замолчали все. Потом Хлоя выдохнула:

— Не может быть…

— Господи, Киара! — прыснула Лекси. — Ты жива?! Или это твой призрак?!

— Мышка, — Наоми театрально приложила руку к сердцу, — ты должна рассказать ВСЁ. Ты шла на свидание с Леоном, а на следующий день вернулась с секси парнем из клуба. Мне нужна история по всему этому.

Я улыбнулась краем губ.

— Он ждёт меня внизу. В машине.

И тут Лекси, конечно, не удержалась:

— В машине? Надеюсь, не «подождём в багажнике»?

Я закатила глаза и прошла к шкафу. Лука ждал меня там, и я знала — он привык видеть меня смирной. Но на этот раз всё будет иначе. Я вытащила из шкафа короткие джинсовые шорты и белый топ с глубоким вырезом. Достаточно вызывающе, чтобы у Луки по венам пошёл дым.

— Ты серьёзно это наденешь? — ахнула Хлоя, спрятав лицо за учебником.

— Боже, — протянула Наоми, — он тебя точно либо сожрёт, либо отшлёпает. Надень еще эти черные колготки, чтобы задница не замерзла.

Лекси прыснула, хлопнула в ладоши:

— Слушай, если он тебя убьёт, можно я заберу твои духи? А шорты… ну ладно, шорты мне и так велики.

Я фыркнула, натянула шорты, поправила топ,накинула куртку и взяла сумочку. В отражении в зеркале смотрела уже не запуганная девочка, а дерзкая версия меня самой.

— Пусть попробует мне запретить, — тихо сказала я.

— У-у-у! — протянула Лекси. — Это прям «жена мафиози: начало», как в книгах,которые ты читаешь. Только давай потом расскажешь, как он упал в обморок, когда тебя увидел.

Я засмеялась, схватила сумку и вылетела из комнаты, пока они за мной не увязались. Сердце стучало всё быстрее: Лука увидит этот наряд. И тогда игра начнётся.

Почти бегом я выскочила на улицу. Холодный воздух обжёг кожу, но внутри всё горело — от адреналина, от злости и от предвкушения.

Я распахнула дверцу и села рядом, нарочно резко. Куртка сползла с плеча, открывая вид на топ и глубокий вырез. Я видела, как его взгляд мгновенно упал туда.

— Серьёзно? — его голос был хриплым, опасно тихим. — Это твой наряд для университета?

Я скривила губы в полуулыбке.

— А что, не нравится?

Он медленно повернулся ко мне, глаза потемнели.

— Киара… — протянул он так, что внутри меня дрогнуло. — Ты либо просишь, чтобы я вышвырнул тебя обратно, либо чтобы я взял тебя прямо здесь.

Я хмыкнула и, облокотившись на дверцу, нарочно закинула ногу на ногу, показывая шорты.

— Может, это ты слишком много думаешь?

Он резко сжал руль так, что костяшки побелели.

— Девочка, мне тридцать лет, а не шеснадцать. Ты играешь с огнём.

— Ну так мне уже двадцать один, а не шеснадцать, поэтому Лука, — я посмотрела ему прямо в глаза, — обожги меня.

Он втянул воздух сквозь зубы, и я видела, как его бесит моя дерзость, как ревность смешивается с желанием. В его взгляде было что-то хищное — и я знала, что попала в точку.

Машина тронулась с места рывком, будто он пытался сдержать себя, выплеснув злость на педаль газа. Лука вёл её так, будто асфальт принадлежал ему, а мир должен был уступать дорогу. Его пальцы сильно сжимали руль, и вдруг мне захотелось что бы он так сжал мою шею, меня всю. Я скосила взгляд — челюсть у него сжата, жилка на виске бьётся. Красиво, до дрожи.

— Лука, — я нарочно произнесла его имя, мягко, будто пробуя его на вкус, — ты так смотришь, будто хочешь меня убить.

— Ошибаешься,

piccola

, — бросил он, не отрывая взгляда от дороги. — Хочу, чтобы ты перестала меня провоцировать.

Я усмехнулась, закинула ногу повыше, так что шорты предательски открыли больше, чем стоило.

— Но разве не в этом вся прелесть?

Он резко повернул голову, глаза блеснули холодным огнём.

— Ты понятия не имеешь, во что играешь.

— Угу, — я сделала вид, что скучаю. — Ты всё время так говоришь, а потом… — я специально замолчала, склонив голову, — потом оказывается, что ты не можешь выгнать меня окончательно.

Он втянул воздух сквозь зубы, а потом с такой силой переключил передачу, будто хотел сломать рычаг.

— Ты маленькая манипуляторша.

Я наклонилась ближе, чтобы он почувствовал запах моих духов.

— А ты поддаёшься.

Он дёрнулся, словно хотел сказать что-то резкое, но лишь сжал руль. Несколько секунд в салоне слышался только рёв двигателя и наше дыхание. Я чувствовала, как напряжение между нами густеет, липнет к коже, будто электричество перед грозой. И в этот момент он резко свернул на обочину и включил аварийки. Лука повернулся ко мне, глаза горели.

— Достаточно.

Я улыбнулась и, не отводя взгляда, чуть прикусила губу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Или?

Он подвинулся ближе, преодолев то самое расстояние между нами, и я знала — взрыв неизбежен. Я надеялась и хотела этого.

Он двинулся на меня так резко, что я даже не успела отшатнуться. Его рука вцепилась в мою шею, но не больно — просто крепко, властно, так, что я ощутила, как перехватило дыхание. Его губы впились в мои, поцелуй был жёстким, почти злым, и всё моё тело взорвалось дрожью.

Я прижалась к нему, отвечая, даже подыгрывая в этом бешеном ритме. Лука стянул с меня куртку, пальцы скользнули к обнажённым плечам. Его дыхание было горячим, рваным, он словно пытался прожечь меня насквозь.

— Чёрт… Киара, — прошипел он, отрываясь на секунду, но тут же снова вцепился в мои губы.

Я смеялась сквозь поцелуи, подначивая его. Я чувствовала, как дрожат его пальцы, как он срывается всё сильнее, и это пугало и заводило одновременно.

И вдруг — резкий рывок. Он отстранился. Словно сам себя дёрнул назад. Его ладонь всё ещё держала меня за шею, но губы остановились в миллиметре. Глаза тёмные, бешеные, но во взгляде — сталь.

— Нет, — выдохнул он, и голос его прозвучал так, будто он ломал себя изнутри. — Не здесь. Не так. Не сейсчас.

Я смотрела на него, не понимая: то ли он меня наказал, то ли пожалел. Сердце билось, как бешеное, губы горели от его поцелуев.

— Лука… — я едва слышно произнесла, но он уже откинулся назад на сиденье, снова схватившись за руль так, словно только это удерживало его от срыва.

— Ты понятия не имеешь, что со мной делаешь,

piccola

— сказал он низко, не глядя на меня.

И это было хуже любого прикосновения: то, как он меня оттолкнул, но не до конца. Как будто я сама превратилась для него в запретный плод, который он хотел сорвать, но удержался.

Дорога до университета прошла в тишине, густой и тяжёлой, как гроза, которая вот-вот сорвётся. Я чувствовала его взгляд — он почти не смотрел на меня, но от каждого движения его руки на руле у меня внутри всё сжималось.

Машина плавно остановилась у ворот кампуса. Лука заглушил двигатель и, не сказав ни слова, вышел. Обошёл машину и открыл дверь для меня. Его жест был слишком вежливым, слишком правильным — словно маска поверх того огня, что я знала внутри него горит.

Я вышла, поправила шорты и топ, демонстративно вскинув подбородок. Сделала несколько шагов вперёд, чувствуя, как он провожает меня взглядом. Этот взгляд будто держал меня за талию, даже когда расстояние между нами росло.

И вдруг рядом раздался голос.

— Ну надо же, сама Киара, — я обернулась и увидела Ости. Её ухмылка была сладкой, как яд. — Вижу, ты быстро находишь себе новых покровителей. Только смотри, не обожгись.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но не успела. Лука оказался рядом. Он подошёл так тихо, что я даже не услышала шагов. Его рука коснулась моей спины, и прежде чем я успела понять, он резко наклонился и поцеловал меня. По-настоящему. Не мягко, не демонстративно — так, чтобы весь мир вокруг понял, кто я для него.

Я застыла, сердце ударило где-то в горле. А потом он так же резко отстранился, сунул мне в руки сумку.

— Ты забыла, детка, — его голос прозвучал низко и опасно. Лука бросил взгляд на Ости — холодный, острый, как нож, — и ушёл обратно к машине.

Я смотрела ему вслед, дыхание перехватывало. Потом перевела взгляд на Ости. Она стояла с открытым ртом, поражённая.

— Ой, прости, — сладко улыбнулась я, поправляя сумку на плече. — Кажется, у меня теперь действительно есть покровитель. Только не для того, чтобы прятаться за ним… а для того, чтобы ты перестала быть такой сукой.

Я прошла мимо неё, оставив за собой её злое шипение. Внутри меня всё кипело — и от поцелуя, и от того, что Лука сделал это не ради себя, а ради меня.

Я вошла во двор кампуса, и как только заметила своих подруг на ступеньках, сердце ухнуло вниз. Хлоя, Лекси и Наоми уже ждали меня, и по их лицам я поняла — они видели всё.

— Киара! — Хлоя подскочила, глаза за очками сияли. — Он тебя только что поцеловал! Прямо при всех!

— Это тот красавчик из клуба? — перебила Наоми, прижимая ладони к щекам. — Скажи, что да!

Лекси хитро прищурилась, облокачиваясь на перила.

— Ну-ну… Это случайно не тот самый Наблюдатель, про которого ты нам шептала?

Я остановилась перед ними, сложив руки на груди, и выдержала театральную паузу.

— Ага, — улыбнулась я краем губ. — Это он.

— Господи! — Наоми завизжала так, что несколько студентов обернулись. — Ты встречаешься с тем самым парнем, у которого взгляд убивает, а походка — как в кино!

— Это же невероятно, — Хлоя покраснела, поправляя очки. — Он такой… взрослый. И такой… красивый.

— Киара, — протянула Лекси, закатывая глаза, — ты серьёзно? Ты нам всё это время врала, что это просто «случайное знакомство»? Да он смотрит на тебя так, будто готов сожрать на месте.

Я усмехнулась, поправив сумку на плече.

— Может, именно это мне и нравится. Но я пока не знаю в каких мы отношениях.

— Ооо, — протянула Наоми, закусив губу. — Девочка, если ты откажешься от него — дай мне его номер.

Мы рассмеялись, но внутри меня всё ещё горел его поцелуй. Лука. Мой Наблюдатель. И теперь прятать его было бессмысленно: подруги всё видели, и от их пытливых глаз я не скроюсь.

Коридор гудел голосами студентов. Мы с Лекси шли в сторону аудитории, когда вдруг прямо передо мной вырос Леон. Он перекрыл дорогу так, что мне пришлось остановиться. Я попросила Лекси идти без меня и сказла что подойду позже.

— А вот и ты, — ухмыльнулся он, скользнув по мне взглядом. — Знаешь, Киара, ты должна быть польщена, что я вообще пригласил тебя на свидание.

Я скрестила руки на груди. Под его левым глазом виднелся синяк,который перекрыть не очень то удалось. Нужно будет спросить у Луки, что его связывает с этим идиотом.

— Польщена? Серьёзно?

Он шагнул ближе, улыбка стала надменной.

— Я — лучший парень в этом университете. И все это знают. Ты обязана была поехать ко мне тогда, а не устраивать спектакль с похищением.

Я усмехнулась холодно, но внутри закипала.

— Знаешь, Леон, твоя самооценка громче, чем твой голос.

— Ты сама виновата, что всё пошло не так, — он говорил всё увереннее, будто сам верил в свою правоту. — Со мной не ведут себя так, как ты.

И в этот момент к нам подошла Ости. Она встала рядом с ним, бросив на меня косой взгляд, полный презрения и отвращения.

— Что случилось, малыш? — её голос капал ядом. — Эта… испортила тебе настроение?

Я почувствовала, как мои пальцы сжались в кулаки.

— Она просто не понимает, кто перед ней, — высокомерно ответил Леон, даже не скрываясь.

Ости усмехнулась, смерив меня взглядом с головы до ног.

— Ну что ж, неудивительно. У некоторых нет вкуса.

И прежде чем я успела что-то сказать, она резко потянулась и поцеловала Леона прямо на моих глазах. Демонстративно, нагло. Он не отстранился, наоборот, будто наслаждался этим.

Я стояла, смотрела на них — и внутри всё кипело. Но не от ревности. От ярости. От того, что они пытались меня задеть, унизить, вывести из себя. Я улыбнулась холодно, почти весело, хотя внутри бушевала буря.

— Как трогательно, — бросила я. — Прямо пара из дешёвой мелодрамы. Удачи вам обоим.

И, не дожидаясь их реакции, развернулась и пошла дальше, чувствуя, как их взгляды сверлят мне спину.

⸻

Вечером, когда мы с девочками вернулись в общежитие, Наоми сразу вспыхнула, как гирлянда на Новый год:

— Девчонки, слушайте, — её глаза горели предвкушением, — сегодня в клубе все старшекурсники собираются! Мы обязаны пойти, это лучший способ отвлечься от этой всей серой рутины.

Хлоя закатила глаза, поправляя очки:

— У меня завтра пара в девять утра.

— Тем более! — не унималась Наоми. — Последняя возможность напиться так, чтобы завтра хоть лекцию проспать с удовольствием.

Лекси прыснула от смеха, свесившись с кровати:

— Киара, не отлынивай. Я чувствую, что ты уже скучаешь по своему «тайному поклоннику».

Киара только фыркнула, но внутри действительно боролась с мыслями о Луке.

Они начали собираться. Наоми копалась в косметичке, доставая блёстки и помады, Лекси держала в руках два топа и пыталась уговорить Хлою хотя бы «раз в жизни выглядеть не как экзаменационный билет». И в этот момент мой телефон коротко завибрировал. На экране высветился неизвестный номер.

Незнакомый номер:

Куда ты собираешься сегодня вечером?

Я нахмурилась и быстро набрала:

Киара:

Кто это?

Ответ пришёл мгновенно:

Незнакомый номер:

Лука.

Мое сердце ухнуло вниз. Я сжала губы и написала:

Киара:

Откуда у тебя мой номер?

Но ответа не последовало. Только новые слова спустя минуту:

Незнакомый номер:

Ты ещё не решила, что наденешь?

Я закатила глаза, игнорируя. Пусть потерпит, а то еще привыкнет что я буду делать все, по его первому слову.

Но когда, наконец, выбрала наряд — блестящее розовое платье на тонких бретельках, с открытым декольте и спиной, которое подчёркивало каждый изгиб, — телефон снова загорелся.

Незнакомый номер:

В таком виде ты можешь ходить только рядом со мной.

Я резко замерла. Пальцы похолодели. Я не присылала ему ни фото, ни описание, не говорила ничего о платье.

Киара:

Откуда ты знаешь, как я одета?

Его ответ пришёл через пару секунд.

Незнакомый номер:

Я просто почувствовал.

Я ощутила мурашки вдоль позвоночника. Подруги спорили о помаде и танцах, но я уже не слышала ни слова. В груди боролось раздражение, страх и странное, почти сладкое волнение.

⸻

Музыка гремела так, что казалось — пол под ногами дышит вместе с басами. Алкоголь давно сделал своё дело: мир вокруг размывался, и я чувствовала только, как блестящее платье липнет к коже, а ноги сами несут меня в такт. Я смеялась вместе с Наоми, она крутилась рядом, Лекси махала мне из бара, а Хлоя как обычно сидела в углу и качала головой, будто мы все — полный позор.

Я кружилась и кружилась, и вдруг чья-то рука легла на мою талию. Сначала я подумала, что это подруга, но пальцы были чужими — сильными, наглыми. Обернулась: парень, высокий, уверенный в себе, слишком близко. Он даже не спросил разрешения, просто притянул меня к себе.

— Ты такая сладкая, — пробормотал он мне в ухо, и от запаха его дешёвого парфюма у меня чуть не свело желудок.

Я дернулась, но ноги слушались плохо, а он только крепче обнял меня. Его рука скользнула выше, ближе к моему вырезу, и внутри всё похолодело. Хотела закричать, но голос застрял в горле.

И тут всё изменилось.

Чужая рука была резко выкручена в сторону, парень вскрикнул, согнувшись. Я едва удержалась на ногах и моргнула — и увидела его.

Луку.

Он словно возник из ниоткуда. Из тени. Тёмная рубашка, холодные глаза, лицо каменное. И этот взгляд — прожигающий насквозь.

— Убери руки, — его голос был низким, с таким металлом, что даже музыка на миг будто стихла.

Парень попытался что-то огрызнуться, но Лука шагнул ближе, так, что мне стало трудно дышать.

— Повтори, и это будут твои последние слова, — процедил он, отпуская с таким толчком, что тот едва не упал и сразу исчез в толпе.

Я стояла, ошеломлённая, сердце колотилось в висках. Но он не дал мне ни секунды прийти в себя. Лука схватил меня за руку, крепко, почти больно, и рывком притянул к себе.

— Ты думаешь, это игра? — его голос дрожал от злости. — Ты сама нарываешься, Киара. В таком виде… в таком состоянии…

Он наклонился так близко, что я чувствовала тепло его дыхания. Я попыталась вырваться, но его хватка была железной. И от этого было страшно… и одновременно безумно странно — будто я ждала, что именно он появится. Он не дал мне и секунды возразить — просто потянул за руку прочь с танцпола. Толпа сама расступалась перед ним, и я чувствовала, как все взгляды жгут спину.

— Лука! — я дернулась, пытаясь вырваться, но его пальцы только сильнее сжали мою ладонь. — Отпусти меня, ты с ума сошёл?

Музыка гремела, но казалось, что она уже далеко. Перед глазами — только его широкие плечи, напряжённая спина и шаги, которые не позволяли мне ни замедлиться, ни свернуть в сторону.

— Киара! — донёсся крик Наоми. — Ты куда?!

Я обернулась — она вместе с Лекси и Хлоей пробивалась сквозь толпу. Наоми махала руками, Лекси кричала какие-то ругательства, а Хлоя выглядела так, будто сейчас будет с ним драться.

— Эй! — Наоми успела схватить меня за вторую руку, пытаясь остановить. — Отпусти её!

Лука остановился и медленно повернул голову. Его взгляд был таким, что у Наоми моментально дрогнули пальцы, но она всё равно не отступила.

— Я тот, кто сейчас спас её от того, чтобы с ней обращались как с игрушкой, — его голос прозвучал низко и угрожающе. — А вы продолжайте танцевать и пить.

Наоми прикусила губу, но отступила.

— Я вернусь! — крикнула я им, хотя сама не была в этом уверена.

И снова рывок. Лука тащил меня к выходу, будто я — его вещь. На улице прохладный воздух ударил в лицо, и я вырвалась чуть сильнее.

— Ты не имеешь права! — закричала я, пытаясь оттолкнуть его. — Я не ребёнок, чтобы меня таскали, куда вздумается!

Он остановился так резко, что я едва не врезалась в него. Его глаза сверкали в свете неона.

— Нет, ты не ребёнок, — процедил он, притягивая меня ближе, почти впечатывая в машину. — Но ты ведёшь себя хуже.

Я задохнулась от злости и страха одновременно. С какого перепуга он вообще решил, то со мной можно так обращаться. То гонит меня, то ласкает, это нужно прекратить!

Холодный воздух снаружи клуба ударил в лицо сильнее, чем пощёчина. Лука толкнул меня к своей машине, его пальцы всё ещё сжимали мою руку, оставляя на коже болезненный след. Я дёрнулась, но вырваться не смогла.

— Ты больной! — выдохнула я, пытаясь встретить его взгляд. — Ты вообще понимаешь, что творишь?

— Я понимаю одно, — его голос был низкий, глухой, будто сдерживал что-то внутри. — Ты вела себя так, словно умоляла о неприятностях.

— А тебе какое дело? — я почти закричала, злость перекрыла даже остатки страха. — Ты выгнал меня, помнишь? Ты сам сказал, что не хочешь видеть меня рядом, а сегодня не выгонял. Я устала от твоих эмоционалых качелей. Ты то мил, то ведешь себя как конченный мудак.

Он шагнул ближе, и я ощутила, как спиной упираюсь в прохладный металл машины. Его глаза сверкали, челюсть была сжата, а дыхание — резкое.

— И что? — прошипел он. — Я всё равно не позволю никому прикасаться к тебе.

— Мне тебя никогда не понять, Лука, — слова сами вырвались, горькие, резкие. — Я думала, ты особенный. Но ты оказался как все остальные.

Он дернулся, будто эти слова ударили его сильнее, чем пуля. Я видела, как в его глазах мелькнула боль, но тут же её накрыла злость. И тогда я будто потеряла контроль над собой. Слова лились сами, без фильтра, алкоголь только подливал масла в огонь:

— Давай! — я прижалась ближе, почти бросая вызов. — Трахни меня прямо здесь и сейчас! Чего тянуть? Тебе же только это и нужно, правда?

Моё сердце колотилось, руки дрожали, но я не могла остановиться. Я слышала себя со стороны и ужасалась тому, что говорю, но язык будто жил своей жизнью. Внутри было слишком много боли, обиды, желания и страха — всё перемешалось в один поток, который я не могла удержать. Зачем я это сказала? — мелькнуло где-то на дне сознания. Почему я сама толкаю его туда, чего больше всего боюсь?

Лука навис надо мной, его пальцы упёрлись в машину по обе стороны от моего тела. Я видела, как в его глазах борются ярость и что-то ещё — тёмное, хищное, но в то же время мучительное. Его глаза полыхали, и на секунду мне показалось, что он действительно поддастся. Он нависал надо мной, руки сомкнуты по обе стороны, дыхание обжигало губы. Я чувствовала его силу, его ярость, его желание — оно было почти осязаемым. Я зажмурилась, сама не понимая, чего жду больше: поцелуя или удара. Сердце билось так громко, что казалось, его услышат прохожие.

— Ты правда думаешь, что я такой? — его голос хрипел, он был совсем близко, почти касался. — Что всё, чего я хочу от тебя - это трахнуть тебя, как первую встречную?

Я не ответила. Горло сжало, и слова застряли. Но глаза предали меня — в них стоял вызов, перемешанный с отчаянием. Он наклонился ещё ближе, так что наши губы разделяли считанные миллиметры. Его ладонь дернулась к моему бедру — и я затаила дыхание. И вдруг он резко остановился. Кулак с глухим стуком ударил по крыше машины рядом с моей головой.

— Чёрт возьми, Киара, — прошипел он, отстраняясь, будто сам боялся себя. — Не испытывай меня.

Я открыла глаза — он уже стоял чуть дальше, грудь тяжело вздымалась, взгляд был мрачный и изломанный. Он мог. Он почти это сделал. Но остановился.

Почему-то это ударило больнее, чем если бы он довёл всё до конца. В груди разлилось чувство пустоты и бессилия. Я прикусила губу, чтобы сдержать дрожь. Слёзы жгли глаза, но я не позволила им упасть.

— Знаешь, — выдохнула я, глядя мимо него, — иногда хуже всего не то, что делают… а то, чего не делают.

Он закрыл глаза, будто эти слова резанули его изнутри. А я стояла, прижавшись к холодной машине, и ненавидела себя за то, что всё ещё хотела, чтобы он вернулся ближе. Он долго молчал, глядя на меня так, будто внутри у него шёл бой не на жизнь, а на смерть. Потом тяжело выдохнул и произнёс уже спокойнее, но всё тем же железным голосом:

— Садись в машину. Добровольно.

Я вскинула подбородок, упрямо удерживая его взгляд.

— Нет. Я никуда не поеду без подруг.

Он напрягся, словно хотел спорить, но потом стиснул зубы и всё же кивнул.

— Хорошо. Идём за ними. Я отвезу и их тоже.

Я даже не поверила сначала своим ушам, но он не шутил. Лука развернулся и открыл передо мной дверь клуба, пропуская внутрь. Его ладонь тут же легла мне на талию — крепко, властно, так, что не вырваться. Я ощутила, как каждое его движение подчёркивает - он не отпустит. Мы вошли в клуб, и я ловила на себе десятки взглядов - кто-то шептался, кто-то откровенно таращился. Это было так странно: ещё минуту назад я танцевала посреди толпы и смеялась, а теперь шла рядом с Лукой, и все будто понимали — между нами что-то есть.

Наоми заметила меня первой.

— Киара! — она вспыхнула, заметив его рядом, и округлила глаза. — Чёрт… это же он!

Лекси подбежала ближе и шепнула:

— Ну ты даёшь… Прямо из огня да в пламя.

Хлоя выглядела так, будто готова была читать нотацию, но сдержалась.

— Девочки, — я старалась говорить ровно, хотя сердце колотилось, — мы уезжаем. Лука подбросит нас.

Наоми открыла рот, явно собираясь возмутиться, но один взгляд Луки заставил её резко передумать. Она скрестила руки на груди и только буркнула:

— Ладно, тут все равно нет симпотяжек, поехали.

Мы вышли все вместе. Лука держал меня за талию всё время, пока я собирала подруг, и не убрал руку ни на секунду. Его пальцы были горячими, и от этого по коже бежали мурашки. Когда мы вышли на улицу, у машины сиял блеском чёрный кузов, отражая неон. Лука открыл заднюю дверь, подруги сели внутрь, переглядываясь между собой, а он усадил меня впереди рядом с собой, словно так и должно быть.

Салон наполнился запахом алкоголя, парфюма и смеха. Наоми, развалившись на заднем сидении, хохотала над каждой фразой Лекси, которая то и дело отпускала шуточки, а Хлоя сидела с краю, мрачная и собранная, как единственный трезвый человек в компании.

— Лука-а-а, — протянула Наоми, качаясь вперёд и упираясь руками в спинку моего сиденья. — Включи музон! В такой тишине мы точно не доедем!

— Да, ну пожалуйста! — поддержала её Лекси, уже вытаскивая телефон, но уронила его на пол и расхохоталась.

Лука даже не повернул головы, его руки уверенно держали руль.

— Нет.

— Скучный, — протянула Наоми, но отстала.

Я посмотрела на него. Его профиль был напряжённый, челюсть сжата, взгляд прикован к дороге. Я видела, как он специально игнорирует всё это пьяненькое веселье сзади. И тогда что-то во мне щёлкнуло. Может, алкоголь, а может, желание его подразнить. Я протянула руку и легко нажала на сенсорную панель. Музыка хлынула в салон, басы ударили в кресла.

— Киара, — его голос прозвучал низко и предупредительно.

— Что? — я сделала вид, что не понимаю, слегка пританцовывая. Музыка как будто вливалась в меня, и я начала петь, громко, не особо попадая в ноты. — Это же весело!

Наоми тут же подхватила, подпевала из-за спины, а Лекси хлопала в ладоши в такт. Даже Хлоя, кажется, закатила глаза так, что они чуть не исчезли. Я наклонилась к Луке, почти касаясь его плеча, и специально спела строчку прямо ему в ухо, подтанцовывая на сиденье. Его руки на руле напряглись сильнее, я видела, как у него на шее заходили жилки.

— Ты меня дразнишь,

piccolina?

— процедил он тихо, но музыка заглушила его слова для остальных.

А я только улыбнулась и, ещё громче, начала петь дальше.

Когда машина плавно остановилась возле общежития, Наоми и Лекси уже наперебой спорили, кто из них «лучше поёт», а Хлоя только устало вздохнула и первой потянулась к дверце. Лука заглушил двигатель и вышел. Его движения были резкими, сосредоточенными. Он обошёл машину, открыл дверь заднего сиденья и помог выбраться подругам. Наоми споткнулась на каблуках, Лекси прыснула со смеху, а Хлоя подхватила обеих.

— Спасибо, мистер молчаливый водитель, — хихикнула Лекси и подмигнула ему.

Лука лишь холодно скользнул по ней взглядом. Я тоже собралась выйти, но едва ступила на асфальт, как его пальцы сомкнулись на моей руке. Движение было резким, властным - так, что я вздрогнула.

— Эй, — я обернулась к подругам, но Лука уже заговорил сам.

— Она позже придёт, — его голос не допускал возражений.

Наоми открыла рот, чтобы что-то ляпнуть, но Хлоя вовремя дёрнула её за локоть.

— Пошли, — коротко бросила она, и девочки нехотя направились к дверям общежития, оборачиваясь через плечо.

Я ещё не успела вырваться, как Лука рывком развернул меня к себе. Его лицо оказалось впритык, глаза - тёмные, тяжёлые, полные сдержанной ярости.

— Лука, отпус… — начала я, но не успела.

Его губы резко накрыли мои. Поцелуй был таким же, как и он сам — властным, требовательным, обжигающим. Я задохнулась, сердце забилось в висках. Он держал меня за руку так крепко, что казалось, он не собирается отпускать никогда. И я не знала, что сильнее: злость за его наглость или то, как сильно этого поцелуя я ждала.

Он целовал так яростно, будто хотел стереть моё упрямство, все мои слова и протесты. Я упрямо сжала губы, пытаясь оттолкнуть его грудь ладонями, но он был слишком близко, слишком сильный.

— Отпусти… — выдохнула я, повернув голову в сторону, но его пальцы сжали мою талию, и он снова притянул меня к себе.

Губы коснулись кожи у самой линии шеи — горячо, резко. Сердце застучало где-то в горле, дыхание сбилось. Я должна была ударить его, должна была уйти… но тело предало меня. Моя злость вспыхнула, но вместе с ней и другое — такое же сильное, такое же неудержимое. Я дернулась ещё раз, резко — и вдруг сама притянулась к нему. Поцелуй вышел другим: не только его власть, но и мой вызов. Моё «я тебя ненавижу» смешалось с «я хочу тебя» в одном коротком движении. Я вцепилась в его волосы, отвечая так же яростно, как он сам.

Он будто замер на мгновение, удивлённый моей переменой, а потом ещё сильнее прижал меня к себе, так что между нами не осталось и миллиметра воздуха. В голове шумело: я не должна этого делать, я должна держаться подальше от него. Но губы не слушались, мысли путались, и я утонула в этом поцелуе, в его жаре, в его запахе. И только когда он вдруг оторвался, тяжело дыша, я поняла, что сама дрожу, а ладони мои всё ещё держат его за ворот рубашки, будто я не хотела отпускать. Он смотрел на меня в упор, дыхание его было тяжелым, щека почти касалась моей. Его пальцы всё ещё сжимали мою руку, не позволяя отступить.

— Видишь? — его голос прозвучал хрипло, но уверенно. — Ты говоришь, что ненавидишь меня, что не хочешь… А сама прижимаешься, будто боишься, что я отпущу.

Я резко выдохнула, оттолкнула его грудь, но он даже не шелохнулся.

— Ты сам меня вынудил! — бросила я, голос сорвался. — Думаешь, я хотела этого?

Он приподнял уголок губ в знакомой ухмылке, в которой было и раздражение, и опасное удовольствие.

—

Volevi eccome(еще как хотела),

— сказал он тихо, почти шёпотом. — Ты хотела, и ты это знаешь.

Я замерла, слова застряли в горле. Его тёмные глаза прожигали насквозь, будто он видел меня глубже, чем я сама.

— Лука… — голос дрожал. — Что это всё значит? Что… между нами?

На секунду в его взгляде мелькнуло что-то опасное, будто я спросила слишком много. Он наклонился ближе, губами почти коснувшись моего уха.

— Между нами? — его голос был низким, хриплым. — Ты моя, Киара. Хочешь ты этого или нет.

Моё сердце сорвалось в бешеный ритм.

— Ты… с ума сошёл! Я тебе не принадлежу, я не вещь! — выпалила я, но слова прозвучали слабее, чем хотелось.

Он ухмыльнулся, опасно спокойно.

— Ошибаешься,

piccola.

Ты уже принадлежишь мне. С того самого момента, как впервые посмотрела на меня так, будто я твой воздух.

Я отшатнулась, будто он ударил.

— Ты… ты больной! — ярость боролась со страхом и чем-то ещё, от чего внутри всё горело.

Он не остановился. Ладонь мягко, но властно скользнула по моей талии.

— Привыкай. От меня ты не уйдёшь. Даже если попытаешься — я всё равно заберу тебя обратно.

Я стояла, не в силах пошевелиться, разрываясь между желанием ударить его и тем, чтобы снова вцепиться в него.

— Лука… — выдохнула я, но слов больше не нашлось.

А он просто смотрел на меня, будто уже сказал всё самое важное. Его взгляд всё ещё прожигал меня изнутри, а я всё пыталась собраться, вырвать у себя хоть каплю ясности.

— Ладно,

piccola mia,

— вдруг сказал он низким спокойным голосом, в котором всё ещё дрожала опасная сила. — Мне пора.

Прежде чем я успела ответить, его ладонь легла мне на шею, тёплая, властная, крепкая. Он наклонился и снова накрыл мои губы. Поцелуй был коротким, но таким жёстким, будто он ставил на мне печать, метку. Я оттолкнула его грудь, но слишком поздно - губы всё ещё горели.

— Ты… невозможный, — выдохнула я, отвернувшись, чтобы он не видел, как сильно трясутся мои руки.

Он только чуть приподнял уголок губ, не спуская с меня глаз. Я развернулась и пошла к дверям общежития, стараясь идти ровно, но сердце стучало так, что хотелось бежать. Кажется, я даже не дышала, пока не скрылась в коридоре. Лука остался снаружи. Я чувствовала его взгляд в спину, тяжёлый, цепкий, словно он всё ещё держал меня за руку, хотя я уже отошла далеко. И даже не видя его, я знала: он стоит там, скрестив руки на груди, и смотрит, как я ухожу.

Я едва захлопнула за собой дверь комнаты, как на меня обрушился шквал голосов.

— Киара! — первой подскочила Лекси, подпрыгивая на кровати. — Ну что, рассказывай! Почему ты так долго?

— Ты видела, как он на тебя смотрел? — с прищуром добавила Наоми, которая уже устроилась с телефоном в руках. — Это не просто подвоз домой.

Хлоя подняла голову от книги, которая всё это время лежала у неё на коленях, и спокойно заметила:

— Что там произошло, он тебя не обидел? Если хочешь, я разберусь с ним.

Я опустилась на стул, уткнувшись лицом в ладони. Сердце до сих пор грохотало в груди, губы жгло от его поцелуя, а в голове путались его слова:

«Ты моя».

— Девочки… — выдохнула я, подняв взгляд на них. Их глаза сверкали любопытством, каждая ждала ответа.

На секунду я даже подумала рассказать всё, вывалить то, что Лука только что сказал, как он целовал, как держал за шею, будто боялся отпустить. Но язык не повернулся.

— Позже, ладно? — я натянуто улыбнулась. — Сейчас я просто… хочу побыть в тишине.

— Оо, — протянула Лекси с заговорщицкой улыбкой. — То есть есть что рассказывать, просто ты всё откладываешь.

— Мы всё равно вытрясем из тебя каждую деталь, — подмигнула Наоми, ткнув меня ногой в коленку. — Но позже так позже.

Хлоя кивнула, вернувшись к книге, но я заметила, как угол её губ чуть дёрнулся вверх: она тоже ждала объяснений. Я откинулась на спинку стула, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Позже… да. Только вот что я им скажу? Что он сказал, будто я принадлежу ему? Что я сама поцеловала его в ответ? Что мне страшно, но я не хочу, чтобы он перестал приходить? В груди кольнуло. Я сама себе не могла ответить.

⸻

Ночь опустилась на общежитие быстро. Девчонки одна за другой разбрелись по кроватям: Лекси уснула прямо с телефоном в руках, Наоми тихонько переписывалась с кем-то, пока её глаза не закрылись сами собой, а Хлоя выключила свет и пожелала всем спокойной ночи.

Я лежала на своей кровати, уставившись в потолок. Тьма давила, но внутри было ещё громче. В ушах всё ещё звучал его голос: «Ты моя». Слишком уверенный, слишком окончательный. Я прижала ладони к лицу, вспоминая, как его пальцы легли на мою шею. Тепло, тяжело, властно. И поцелуй — резкий, обжигающий. Я ведь могла оттолкнуть его раньше, могла уйти, могла закричать… но я не сделала этого. Зачем я ответила ему? Сердце снова предательски ускорилось. Я чувствовала, как внутри всё пульсирует, как будто он до сих пор рядом, стоит в темноте и смотрит. Я перевернулась на бок, зажмурилась, натянула одеяло до подбородка. Сон не приходил. Каждый раз, как я закрывала глаза, видела его взгляд — тёмный, тяжёлый, прожигающий насквозь.

— Я не принадлежу тебе… — прошептала я в тишину, едва слышно, будто пытаясь убедить саму себя. Но слова прозвучали слишком слабо, почти жалко.

Грудь сжалась, дыхание стало рваным. Слёзы подступили к глазам, и я прикусила губу, не давая им вырваться. А вдруг правда? Вдруг он уже забрал у меня что-то, чего я сама даже не заметила?

Я ворочалась ещё долго, пока за окном не начал сереть рассвет, так и не найдя ответа, от которого стало бы легче. Только-только я провалилась в тяжелый, обрывочный сон, когда кто-то резко встряхнул меня за плечо.

— Киара! — голос Наоми был взволнованный, но с каким-то оттенком восторга. — Вставай, к тебе пришла посылка.

Я с трудом разлепила глаза, села, потерев виски. Голова гудела от бессонной ночи.

— Что ещё за «необычное»? — пробормотала я хрипло.

Наоми улыбнулась до ушей, подмигнула и протянула планшет курьера.

— Подпиши сначала.

— Посылка? Для меня? — я нахмурилась, уже чувствуя, как сердце пропускает удар.

Когда я расписалась и сняла упаковку, изнутри показался большой букет. Это были цветы, глубокого тёмно-фиолетового и почти чёрного оттенка, переплетённые с алыми, будто из другой реальности. Букет выглядел слишком дорогим, слишком… властным.

— Вау, — протянула Лекси, которая уже выглянула из своей комнаты. — Вот это да… Кто-то явно пытается произвести впечатление. А может это тот парень из клуба?

Хлоя, которая занималась йогой, подняла голу и недоверчиво прищурилась:

— Не похоже на типичный подарок. Цветы какие-то… слишком символичные. Похоже на него.

Моё дыхание перехватило, когда я заметила маленький конверт, вложенный между стеблями. Дрожащими пальцами я развернула записку.

«Ты моя. И скоро ты поймёшь, насколько я серьезен .»

Мир вокруг словно сжался. Сердце грохотало так громко, что я едва слышала, как подруги перешёптываются.

— Киара? — Наоми склонилась надо мной. — Ну что там? Кто написал? Он?

Я быстро спрятала записку за спину, натянуто улыбнувшись.

— Никто… ничего. Просто открытка.

Но внутри у меня всё похолодело. Я знала, чьё это послание. Знала, что эти слова — не пустые. И что он не сдаться. Но и я тоже, Лука.

Хорошо, если то, что между нами сейчас не навсегда, пусть так оно и будет и пошло все к черту, пока мне хорошо, я в игре. Меня к нему тянет и я устала это отрицать.

Глава 10

ЛУКА

Я сидел в своём кабинете, спина вдавлена в кожаное кресло, взгляд прикован к мониторам. На одном из экранов — ее комната. Киара держала букет, пальцы осторожно касались лепестков, будто она боялась обжечься. Я видел, как её глаза расширились, как губы едва дрогнули, когда она перечитывала записку снова и снова.

Я невольно сжал кулак на столе. Да,

piccola

, ты должна понять. Ты моя. Это не просто слова.

На мгновение я позволил себе откинуться назад, прикрыв глаза. Но вместо спокойствия в голове вспыхнули воспоминания. Та ночь в ресторане. Перестрелка. Леон, сукин сын, скользнул, как тень, и успел уйти, пока мои люди гнали его по переулкам. А я? Я был с ней. В тот момент, когда нужно было сосредоточиться, когда я обязан был держать ситуацию под контролем — я не мог. Потому что рядом была Киара. Слишком яркая. Слишком упрямая. Слишком моя.

Я вспомнил её фигуру, как она прикусывает губу, когда злится. Вспомнил ее глаза — огромные, полные огня и страха одновременно. Ее необычную родинку под правым глазом. Ее нелепую привычку теребить прядь волос, когда она нервничает. И как она смотрела на меня, пытаясь казаться сильной, а я уже знал: под всей этой бравадой — хрупкость, которая сводила меня с ума. То,что я сказал ей, когда выгнал, уже было неважно. Теперь я хочу видеть ее рядом, постоянно. Я буду сильным за нас двоих.

Я выругался себе под нос. Чёртова девчонка. Из-за неё я не мог сосредоточиться на делах, а это слишком дорого обходилось.

Щёлкнула дверь, и в кабинет вошли Рико и Дамиан. Лица серьёзные, шаги быстрые.

— Лука, — заговорил Рико, бросив на стол папку. — Мы дожали того человека, которого поймали после перестрелки. Он заговорил.

Я поднял на него взгляд.

— Ну?

Дамиан кивнул.

— Всё подтвердилось. Леон — не просто случайный соперник. Его семья когда-то тесно работала с твоим отцом. Потом всё рухнуло. Их семья обвиняла твоего отца в предательстве, и Леон похоже вырос с мыслью, что должен отомстить. Вот почему он так яростно пошёл против тебя.

Я медленно вдохнул, сжав челюсть. Внутри закипала холодная злость.

— Значит, это личное… — протянул я тихо. — Он хочет моей крови не только ради власти.

— Именно, — подтвердил Рико. — И, похоже, он не собирается останавливаться.

Я откинулся назад, постукивая пальцами по столу. В голове снова мелькнул образ Киары — её улыбка, её дрожь, её крик. Леон сунулся в мою жизнь через неё. А это значит, что теперь всё переплетено.

И если он думает, что сможет забрать у меня её — он уже подписал себе приговор.

— Дамиан, — проговорил я, и в голосе было меньше команд, чем в мыслях. Он вскинул взгляд и положил на стол папку с распечатками и фото.

— Там были русские, — сказал он коротко. — Камеры, которые мы подняли после перестрелки, засняли — не просто прохожие. Двое из них вели себя так, будто следили. Когда мы вскрыли телефоны некоторых задержанных, в чатах мелькали сообщения с кириллицей. Плюс — одиного из парней зовут «Влад». Он отсиживался в тени — и явно не местный.

Я прикусил губу. Русские. Это меняло картину не тем, что появится новый враг, а тем, что появился кто-то гораздо умнее — кто может оплачивать чужие амбиции, прятать деньги и давать щит от быстрых ответных ударов.

— Значит, у Леона есть покровители, — пробормотал я. — Или кто-то решил поджечь игру извне.

Дамиан кивнул.

— Думаю, это кто-то с весом. Мы можем выжечь местных, но если за ними реально кто-то из России — нам нужно говорить с этой стороной напрямую. Иначе это будет вспышка, а не война.

Слова отдались во мне глухим эхом. Мне не нравились чужие правила игры, и мне не нравилось, когда кто-то ставит меня в позу догоняющего. Леон — это только повод. Кому-то выгодно задеть меня через самую уязвимую точку. И этот кто-то, судя по всему, готов вложиться в то, чтобы я заметил.

Я встал и подошёл к окну. Город ночью — линиями и пятнами, как шахматная доска. Мой взгляд скользил по ней, считывая возможные маршруты, возможности, слабые места. Мы не могли давать им фору.

— Кто у вас есть по «русской» линии? — спросил я, не сводя глаз с темноты.

— Несколько фамилий всплыли, — ответил Рико, который только что вернулся в кабинет и почти не говорил. — Но главный, о котором шепчутся в наших кругах,— Дмитрий Попов. У него свои рычаги. Он сидит в тени, но его люди в нужных местах. Если кто и помогал Леону – то сомневаюсь, что это он, не думаю что ему вообще есть дело до такой мелкой сошки.

Имя прозвучало ровно, но в груди у меня засветилась ещё одна искра: Попов. Я знал этот шорох — не лично, но по слухам, по вкрадчивым упоминаниям у тех, кто привык узнавать, кто держит город в кулаке. Встречаться с ним — значит выходить на новый уровень переговоров. И без подготовки туда не шли.

— Назначим встречу, — сказал я, и это было решение, а не предложение. — И пусть будет ясно: я не умоляю. Проверим знает ли он о том что его люди здесь делают.

Дамиан отложил папку и посмотрел на меня с той тихой готовностью, которая обычно предшествует делам на грани.

— Я могу связаться через наши каналы. Но встреча с Поповым — это риск. Ему нужна серьёзная причина, чтобы выйти на диалог, и он любит видеть лица. Он не любит слабых.

— Я не слабый, — усмехнулся я, и в этом усмешке было холодное обещание.

Рико молча кивнул, Дамиан уже набирал номера. Я вернулся к мониторам, и на экране снова застыла фигура Киары — она сняла записку и спрятала её в ладонь. Моя рука непроизвольно сжалась.

— И ещё, — добавил я, не отрывая взгляда от её силуэта, — держи меня в курсе по Леону. Если это заказ, я хочу знать последнюю карту на столе до того, как сделать ход.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дверь закрылась за ними, оставив меня одного с холодным светом мониторов и тёплым, болезненным воспоминанием о её смеющихся глазах. План был прост: встретиться с Поповым, понять, кто тянет нитки, и перерезать их прежде, чем они станут петлей. И одновременно — не дать ни одной стрелке коснуться Киары. Моя жизнь учила, что если хочешь защитить что-то дорогое — нужно брать контроль не щадя сил.

Телефон завибрировал, когда я просматривал документы по поводу поставки оружия. Экран мигнул её именем — Киара.

Киара:

Зачем ты мне их прислал? Мог бы приехать и подарить лично.

Я задержал взгляд на сообщении. Её слова даже через холодный экран чувствовались живыми — немного упрямыми, немного требовательными. Это была она, со всеми своими "зачем" и "почему", с её привычкой лезть в самую суть, даже когда это опасно.

Пальцы скользнули по клавиатуре, но я остановился. Хотелось написать что-то простое — «потому что ты моя», или «если бы приехал, ты бы уже не вернулась в общежитие». Но каждая фраза, которую я перебирал, звучала слишком прямо, слишком жёстко, слишком не то, что нужно. Я откинулся в кресле, позволяя себе несколько секунд думать только о ней, не о Попове, не о Леоне, не о русских, а о ней — в своей комнате, с цветами в руках, нахмурившая брови, но в глубине души, я знал, ей было приятно.

Я всё-таки набрал коротко:

Лука:

Я всегда рядом. Даже если ты этого не видишь.

И не стал добавлять больше. Пусть думает, пусть ищет подтексты, пусть злится. Потому что это была наша игра — её любопытство и моё молчание. Холодная ухмылка мелькнула на лице: если бы она знала, насколько близко я действительно был вчера на вечеринке, насколько часто мои глаза находили её среди толпы — она бы, наверное, снова злилась.

Но это было неважно. Потому что шаг за шагом она привыкнет к мысли: я рядом. Всегда.

Телефон снова ожил. Сообщение от неё.

Киара:

Если ты хочешь, чтобы я была твоей, то для начала назначь мне свидание. Не букетами это делается. Мне нравятся романтики.

Я невольно усмехнулся, проведя пальцами по экрану. Маленькая бунтарка. Она снова пыталась расставить условия, словно могла диктовать правила мне. Но именно это и заводило — её характер, её дерзость, за которой скрывалась ранимая душа. Я набрал ответ, почти не думая:

Лука:

Вечером я заеду за тобой. Будь готова.

Ни места, ни точного времени — потому что всё будет так, как решу я. Отправив сообщение, я откинулся на спинку кресла, глядя на тёмный экран телефона.

Мысль о встрече с Поповым, о Леоне, о предателях — всё это на секунду ушло на второй план. Перед глазами стояла только она: в коротких шортиках, в вызывающем топе, с тем взглядом, который будто бросает вызов и в то же время ищет защиты. Вечером она будет рядом. И на этот раз я не позволю ей убежать. Пора расставить точки.

⸻

К вечеру город уже тонул в огнях, асфальт блестел после лёгкого дождя. Я остановил машину у общежития, не спеша выходить. Мотор работал ровно, а в отражении стекла видел себя — слишком спокойного на вид, хотя внутри было напряжение. Сегодня она должна понять, что больше не играет со мной.

Дверь распахнулась, и она вышла. Киара. В чёрном платье чуть выше колена, волосы собраны небрежно, но именно так, как я любил — будто она не старалась, а всё равно выглядела так, что хотелось сжать её в руках и не отпускать.

Она заметила меня и остановилась на пару секунд, будто проверяя, не передумала ли. Потом уверенно пошла к машине. Я вылез, обошёл капот и сам открыл ей дверь.

— Вижу, ты решила всё-таки подыграть правилам, — я усмехнулся, скользнув взглядом по её фигуре.

— Это свидание, да? — приподняла бровь она, но уголки губ дрогнули в скрытой улыбке.

— Не совсем — наклонился ближе, так что она почувствовала моё дыхание, — это то, с чего всё только начинается.

Она закатила глаза, но всё равно села внутрь. Я закрыл дверь и обошёл к водительскому месту. Когда я завёл мотор, в салоне повисла тишина. Она смотрела в окно, делая вид, что ей всё равно. Но её пальцы играли с прядью волос — признак того, что она нервничала.

Я протянул руку, поймал её запястье и сжал слегка — ровно настолько, чтобы напомнить.

— Расслабься,

piccola mia

. Я тебя не укушу. Пока нет.

Она бросила на меня взгляд — дерзкий, колкий, но где-то в глубине глаз мелькнуло то, что я уже видел: доверие, от которого ей самой становилось страшно.

Я выехал с парковки, не сказав куда едем. Пусть гадает. Пусть теряется между злостью и любопытством.

⸻

Я повёл машину не в центр города, где шумели клубы и рестораны, не туда, куда она наверняка ожидала. Свет витрин постепенно исчезал в зеркале заднего вида, и вскоре нас окружили тихие улочки, подсвеченные только редкими фонарями.

— Ты специально молчишь? — наконец спросила она, не выдержав.

Я бросил короткий взгляд, заметив, как её глаза сузились от любопытства.

— Ты же хотела свидание. Оно не всегда про свечи и рестораны. Иногда — про тишину.

Через несколько минут я свернул к небольшому холму на окраине. Здесь город был внизу — весь как на ладони, мерцающий огнями. Я заглушил мотор.

— Здесь? — она приподняла бровь, но взгляд всё равно задержался на панораме.

— Здесь, — подтвердил я, выходя из машины и обходя её сторону. Я открыл ей дверь, протянул руку. Она колебалась пару секунд, но всё же вложила свою ладонь в мою.

Мы стояли на вершине холма. Ветер трепал её волосы, и я поймал себя на том, что любуюсь ей, а не видом города.

— Ты привёз меня любоваться огнями? — с иронией спросила она.

— Нет. Я привёз тебя, чтобы ты поняла: всё, что внизу, для меня ничто по сравнению с тем, что рядом сейчас.

Она замолчала. Даже не язвила, как обычно. Я видел, как её грудь тяжело вздымалась, как она отвернулась, чтобы скрыть эмоции. Я шагнул ближе, обхватил её талию и притянул к себе.

— Это не просто свидание, Киара. Это предупреждение. Ты принадлежишь мне. И ты сама это признаешь.

Она дернулась, как будто хотела возмутиться, но я наклонился и коснулся её губ, лишая возможности что-либо сказать. Я притянул её так резко и близко, что её спина коснулась капота машины. Металл был прохладным, и я почувствовал, как её тело дрогнуло подо мной. Она уткнулась ладонями в мою грудь, будто собиралась оттолкнуть… но вместо этого пальцы скользнули по ткани рубашки, ощупывая рельеф.

Я углубил поцелуй, прижимая её сильнее, чувствуя, как она то напрягается, то тает, словно борется сама с собой. Её дыхание стало прерывистым, губы горячо отзывались на мои. Ладони Киары скользнули по моему торсу - сначала осторожно, будто проверяя границы, потом смелее. Она зацепилась за пуговицы, провела ниже, и я ощутил, как её пальцы скользят к поясу.

Моё сердце стучало быстрее, чем мотор, который ещё недавно гудел в тишине. Она словно нарочно испытывала меня — её дерзость смешивалась с чем-то новым, с желанием. Я поймал её запястья, не давая дойти дальше, и оторвался от поцелуя, тяжело дыша.

— Осторожно,

piccola

— прошептал я, наклоняясь к её уху. — Если продолжишь, я не смогу остановиться.

Она подняла глаза, в них горело упрямство и вызов, но под ним пряталось что-то ещё — то, чего она сама пока боялась признать. Её дыхание всё ещё сбивалось, когда я держал её запястья. Глаза блестели от огней города и чего-то ещё, глубже и опаснее.

— Что, если я не хочу, чтобы ты останавливался — её голос прозвучал низко, почти шёпотом, но в нём была решимость. — Я хочу тебя, Лука.

На секунду мне захотелось поддаться. Разорвать все границы прямо здесь, на капоте, среди темноты. Но я только усмехнулся, отпустил ее руки и провёл пальцами по ее щеке.

— Нет,

piccola.

На сегодня достаточно. Тебе пора домой.

Она нахмурилась, губы обиженно дрогнули. Но я уже открыл ей дверь и усадил на сиденье. Сам обошёл машину, завел двигатель и тронулся с места.

Я завёл мотор и вёл машину в сторону ее общежития. С каждой минутой я чувствовал, как ее взгляд сверлит мое лицо. Она молчала, но её дыхание было всё ещё сбивчивым после того, что случилось на холме. Я сжимал руль так, что побелели костяшки пальцев. В голове спорили два голоса: один требовал отвезти её домой, закрыть за ней дверь и оставить до завтра. Другой - звал к себе, обещая, что ее губы, ее руки, ее тело, ее шёпот будут только моими.

Я даже свернул на улицу, ведущую к общежитию, но в последний момент резко вывернул руль в другую сторону.

— Лука, — она нахмурилась, — ты едешь не туда.

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги.

— Я пытался. Но рядом с тобой всегда происходит по-другому,

piccola.

Она замолчала, и я почувствовал, как её дыхание изменилось. Больше никаких протестов. Только ожидание.

Когда мы подъехали к моему дому, я ещё раз сказал себе: «Оставь». Но уже было поздно. Я вышел, открыл ей дверь, и едва она ступила на землю, я притянул её к себе и поцеловал так, что она сама сжала мои плечи, будто боялась упасть.

Мы вошли внутрь, и я захлопнул за нами дверь. Коридор, гостиная, спальня — всё стало одним длинным маршрутом, её горячим дыханием и нашими жадными поцелуями. Я чувствовал, как сдаюсь. Не перед её телом, не перед её словами — перед ней самой.

Я толкнул дверь спальни плечом, не отрываясь от её губ. Мы почти ввалились внутрь, и я, наконец, позволил себе то, что сдерживал весь вечер. Её платье соскользнуло с плеч, и я помог ему упасть на пол, я оглядел ее с головы до ног, почти голая, передо мной, моя. Целую её ключицы, шею, чувствуя, как её сердце колотится в бешеном ритме. Я хочу запомнить каждый миллиметр ее тела.

Она вскинула руки, зацепилась пальцами за мою рубашку, и через секунду ткань разлетелась на пуговицах. Её ладони скользили по моему торсу, горячие, настойчивые, будто боялись, что я снова остановлюсь.

— Лука… — выдохнула она, и этот шёпот прозвучал как признание.

Я прижал её к кровати, но двигался медленно, мучительно для себя. Губами ловил каждый её вдох, каждый стон. Срывал с неё одежду так же нетерпеливо, как она — с меня.

Она выгибалась навстречу, пальцы блуждали по моей спине, оставляя едва ощутимые царапины. В её глазах горел вызов, но в этот раз он смешался с доверием.

Я накрыл её своим телом, обхватил одной рукой, заставив посмотреть прямо в меня, пока другая рука обхватывает ее грудь, играя с соском.

— Ты понимаешь, Киара… — голос мой сорвался, — после этого пути назад уже не будет.

Она кивнула, прикусив губу, и сама притянула меня ближе. И в тот момент исчезло все сомнение. Была только она подо мной — её тепло, её дыхание, её сердце, стучащее в унисон с моим.

Моя рука опустилась ниже, скользнула под трусики, она чертовски мокрая, для меня. Я провожу по ее складкам, массируя клитор. Слежу за ее реакцией на каждое движение, засовываю в нее первый палец и начинаю двигать им. Ее нужно подготовить к моим размерам и одного пальца будет очень мало, поэтому потихоньку добавляю второй.

Я привык, что женщины рядом со мной растворялись быстро. Достаточно одного взгляда, приказа, движения руки — и всё шло так, как я хотел. С Киарой всё было иначе. Она могла сопротивляться, спорить, дерзить, бросать мне вызовы. Но именно поэтому сейчас, когда она лежала подо мной, её дыхание срывалось на горячие всхлипы, я чувствовал себя так, словно держу в руках что-то, чего боялся сломать. Её глаза горели, но в этом огне я видел тень страха. Не передо мной — перед тем, что происходило внутри неё. И я поймал себя на мысли: впервые мне важно не просто обладать, а убедиться, что она доверится.

Я провёл ладонью по её щеке, большим пальцем убрал влажную прядь волос.

—

Piccola

… — мой голос дрогнул. — Скажи мне «стоп», и я остановлюсь. — черта с два я остановлюсь.

Она замотала головой, прикусив губу. Не словами, а взглядом дала понять, что не хочет, чтобы я уходил. Я наклонился и снова поцеловал её, чувствуя, как она постепенно расслабляется под моими руками. Каждый её стон отдавался во мне. Когда её пальцы заскользили по моей спине, я понял: она готова. Но даже в этот момент я двигался медленно, будто боялся торопить. Я впервые в жизни не гнался за жадностью — я наслаждался каждой секундой. Она дрожала, но её дрожь не от страха. Это было напряжение, смешанное с желанием. Я слушал её дыхание, её сердце, и с каждой секундой понимал, что в эту ночь я теряю контроль не только над ней — над собой тоже.

Я привык быть хищником, но рядом с ней был человеком.

— Нужно устранить препядствия — я медленно, наслождаясь моментом, стянул с нее трусы и растегнул лифчик, кинул его куда-то. — Запомни раз и навсегда, только я имею права видеть тебя такую. Ты принадлежишь мне.

Теперь она полностью голая. Ничего, кроме моего взгляда, на ней не было.

Я перевернул ее на живот, одну руку держал на спине, а другой приподнял ее бедра. Красивая картина, на которую я бы смотрел постоянно. Я провёл ладонью по её спине - медленно, чтобы почувствовать, как под кожей проходит дрожь. Её дыхание стало неровным, и это только сильнее тянуло меня ближе. Опустился губами к её коже, ощущая вкус тепла. Каждое движение вниз было как шаг в запретное - осторожный, но неизбежный. Поцелуями я медленно опускаюсь к пояснице и бедрам, остановившись там. Она заурчала, требуя продолжения. Укусил за бедро и следом поцеловал то же место. Из нее вырвался требовательный стоню Не заставив долго ждать, я раздвинул ее влажные складки и попробовал ее, на вкус она еще лучше, чем я мог представить. Я ласкал ее языком, параллельно пальцами массировал ее клитор. Резко отодвинувшись, я перевернул ее обратно на спину, сжал ее шею рукой, вцепился в ее губы, давая ей попробовать себя на вкус.

Медленно, поцелуями я начал спускаться к ее груди и взял в рот ее сосок, одной рукой я играл с ее грудями, а другой нежно начал ласкать ее киску, которая уже сочилась от безумного желания. Я проник в нее одним пальцем и нежно двигал им по влажным и горячим стенкам, я прибавил второй палец, и уже настойчивей ласкал ее плоть. Она попыталась сбежать от моих ласк, но я снова укусил ее за бедро. Похоже, что завело еще сильней, потому что она начала насаживаться на мои пальцы, задвая темп. Я нащупал и задел самую чувствительную точку. Она дернулась, ее тело покрылось безумным оргазмом. Не смотря на это, я продолжал ее ласкать, не давая оргазму утихнуть.

— Ты в порядке?

— Да — с хрипцой в голосе ответила она.

Она притянула меня к себе и поцеловала. Жадно, страстно.

— Мне нужно больше, Лука. — сказала она, тянувшись к моим брюкам.

Я сам на грани, поэтому не заставляю ее долго ждать, быстро снимаю с себя лишнее, достою из тумбочки презерватив, надевая его на член медленно, что бы у нее было время передумать, но я все равно не остановлюсь. Я встаю между ее ног. Она смотрит на мой член, облизывает губы и сжимает свои ноги вместе, но я шлепаю ее по бедру, заставляя снова их раздвинуть. Я двигаюсь у ее киски, взад-вперед, взад-вперед, лениво покачиваю бедрами, мой член скользит по ее складкам. Я касаюсь ее входа, но не вхожу. Мой взгляд завороженно следит за тем, как член упирается в ее плоть.

— Ты даже не представляешь, как грязно ты сейчас выглядишь.

Глава 11

КИАРА

— Ты даже не представляешь, как грязно ты сейчас выглядишь.

Я хочу этого, сильнее, чем когда-либо. Я хочу его.

Когда он упирается своим член о мой бугорок, горловой стон вырывается из моих губ. То, как он говорит, делает меня такой горячей, такой готовой к нему. Его пальцы впиваются в мои бедра, а руки хватают меня и прижимают к себе еще сильнее. Я смотрю вниз и вижу, что его кончик выглядывает над моим голым бугорком. Я вижу только вспышки, когда он качается, но он толстый, налитый и красивый.

— Не смотри так на мой член, если хочешь, чтобы завтра ты могла ходить. — он предупреждает, его голос настолько грубый, что кажется, будто ему больно говорить.

Я поднимаю глаза на него. Он едва контролирует себя, его мышцы напряжены и дрожат, когда он пытается сдержать себя.

— Последний шанс. Скажи, что никто не увидит тебя такой, скажи что ты моя — он наклоняется и говорит, почти рычит мне в губы. — Я не смогу помочь тебе, если ты этого не сделаешь.

— Покажи мне. — я провожу ногтями по его груди, оставляя следы. — Я хочу увидеть злодея.

Мне никогда не нравились милости, я подозревала, что мне может нравится грубость в сексе. Я не могла читать обычные романы, поэтому всегда выбирала дарк. Теперь я хочу проверить это на себе.

Он свирепо стонет, и его рот прижимается к моему, его язык проникает между моих губ. Я ожидаю, что он ворвется в меня одним движением, но он этого не делает. Вместо этого он хватает меня за лодыжку и переворачивает на живот, а затем грубо приподнимает меня за бедра и прижимает свой кончик к моему входу. Я замираю, предвкушение напрягает мое тело.

— Расслабься. — Приказывает он и шлепает меня по заднице.

Это отвлекает меня, и я вскрикиваю, когда он подается вперед, его член растягивает стенки, входя в меня на пару дюймов.

— Блять. — Лука хрипит между стиснутыми зубами. — Ты такая чертовски тугая для меня, детка

.

От неожиданного ласкового слова на английском, а не на итальянском, как обычно, меня пробирает дрожь, а между ног становится влажно. Мои мышцы расслабляются настолько, что он вводит еще несколько сантиметров. Я так полна. Мои стенки так плотно обхватывают его, и я чувствую его повсюду. Его рука лежит на моей заднице, когда он снова шлепает меня, а другая рука на моем плече, чтобы направить себя внутрь. Он подается бедрами вперед, прорываясь сквозь барьер моей девственной киски, и входит в меня до упора. Я подаюсь вперед с резким стоном, задыхаясь. Он так глубоко вошел в меня, должно быть, не менее восьми толстых дюймов.

— Это был мой первый и единственный акт доброты. Скажи мне то, что я хочу услышать.

Его пальцы начинают играть с моим клитором, и мои глаза закатываются. В нем есть и боль, и наслаждение, и полнота, которую я даже не могу описать. Его член такой толстый, что обжигает. Он такой напряжённый, что я чувствую, как он пульсирует внутри меня. Но Лука не двигается, ждет, пока я привыкну к нему. И я привыкаю. Моя киска словно подстраивается под форму единственного члена, который она когда-либо знала. Я снова качаю головой.

— Ты сама напросилась.

Он вынимает член так, что внутри меня остается только кончик, и снова вводит его с такой силой, что я чуть не падаю на край кровати. Он снова выходит и так же грубо вводит. Его рука дважды опускается на мою задницу, прежде чем зацепиться за мои волосы и потянуть меня за них, удерживая в вертикальном положении. Я стою на руках и коленях, спина и голова выгнуты дугой, и он начинает входить в меня, на этот раз в бешеном темпе. Он грубый и мне это нравится. Мне нравится каждый грязный, грубый момент. Ощущение его разъяренных пальцев в моих волосах, на моем бедре. Как я вытягиваюсь вокруг него. Как он входит в меня. Завтра мне будет очень больно.

— Лука — Я слышу, как я стону его имя, задыхаясь, как будто вне тела.

Его рот приближается к моему уху, его губы и дыхание жарко касаются моей плоти, когда он произносит грязные слова.

— Ты слышишь это? Ты, блять, для меня вся мокрая.

Мое лицо пылает, когда я понимаю, что единственным звуком в комнате, кроме наших стонов, является звук его бедер, шлепающих по моему влажному центру.

От осознания этого я непроизвольно выгибаюсь, мои стенки сжимаются вокруг него.

— Блять. Вот так. — он наклоняет мою голову в сторону и кусает меня за шею. Я взвизгиваю и снова сжимаюсь вокруг него. — Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что тебе нравится, когда я так с тобой обращаюсь.

— Да, нравится. — в моих словах чувствуется легкая дрожь. Я не знаю, от чего это происходит — от эмоций или от того, что он вбивается в меня так сильно, что это вызывает заикание.

— Правда, да? — Его голос темно-озабочен. Доволен.

— Я хочу, чтобы ты показал мне все свои стороны. — я говорю со стоном.

Он делает паузу, и на мгновение я боюсь, что сказала что-то не то. Но затем он переворачивает меня так, что я оказываюсь на спине и смотрю на него снизу вверх. Я снова пытаюсь дотронуться до него, но он хватает меня за оба запястья и заносит их над головой. Он хватает свой выброшенный ремень и обматывает им мои руки, не переставая ритмично двигать бедрами, пока связывает их вместе.

— Держи руки над головой.

Я делаю, как он говорит, и его взгляд падает между моих ног, его глаза фиксируются на том месте, где мы соединены. Он пульсирует во мне, его большой палец касается моего клитора.

— Да, вот так. — Я стону.

— Тебе нравится?

— Да. — Он чувствует, как я сжимаю его, как вокруг него собирается дополнительная влага. Он знает, что моему телу это нравится.

Как только я заговорила, он остановился. Его бедра неподвижны. Я пытаюсь прижаться к нему своей киской, но он прижимает меня к себе, чтобы я не могла тереться клитором о его тело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что ты делаешь? — отчаянно спрашиваю я.

Он ничего не отвечает, только мучительно медленно отводит бедра назад, пока внутри меня не остается только головка.

— Нет, остановись. — Мои руки опускаются, чтобы схватить его, но он снова прижимает их ко мне, нависая надо мной всем телом. Он подает бедра вперед, пока снова не упирается в меня, и мой рот складывается в маленькое «о».

Его взгляд блуждает по моему лицу, вбирая в себя мое похотливое выражение, а глаза становятся черными. Он снова входит в меня, толчок такой силы, что меня отбрасывает на матрас. Это так больно. Он мучает меня, оргазм то приближается, то отдаляется, приближается и снова отдаляется. Я теряю рассудок, бессвязно качаю головой из стороны в сторону. Он сжимает мою челюсть, а другой рукой все еще сжимает мои запястья над головой.

— Скажи мне. — Он злобно рычит.

Я знаю, что он не позволит мне кончить, пока я не дам ему то, что он хочет. Он всегда побеждает, даже в этом. Я смотрю ему в лицо, и наш зрительный контакт становится самым напряженным за все время. Мне кажется, что я могу заглянуть в его душу, увидеть его части, которых я раньше не замечала.

— Скажи словами.

Это похоже на исповедь, когда слова вырываются наружу.

— Я твоя — я слегка приподнимаю голову и облизываю шов его губ. — Я принадлежу тебе — шепчу я.

В его взгляде вспыхивает темное, сверкающее удовлетворение. Его рот приникает к моему, и я втягиваю его язык в свой рот, постанывая от удовольствия. Его рука освобождает мое запястье, хватает одну из моих ног и перекидывает ее через свою руку. Угол наклона невозможен, его член изгибается и попадает в такую точку внутри меня, что у меня появляются звезды. Одной рукой он щиплет мой сосок, а другой безжалостно наказывает мой клитор, входя в меня мощными толчками. Мои связанные руки обвивают его шею и прижимают его к себе, а он целует меня во время моей взрывной разрядки. Его толчки не прекращаются и не замедляются, он продлевает волну моего оргазма, как мне кажется, бесконечно долго, прежде чем я чувствую, как его мышцы напрягаются и поддаются его собственной кульминации. Он падает на меня сверху, невесомый, и с рычанием выдыхает мне в горло.

— Моя.

Его дыхание ещё было тяжёлым, как и моё. Кожа горела от недавней близости, мышцы дрожали, но не от усталости — от того, что он только что сделал со мной, от того, как полностью лишил меня контроля.

Лука лежал на боку, прижимая меня к себе так крепко, будто боялся, что я исчезну. Его ладонь лежала у меня на животе, пальцы лениво скользили по коже, а нос уткнулся в мои волосы. Я чувствовала его тепло, его силу и ту властность, от которой внутри снова всё переворачивалось.

— Теперь ты моя, Киара, — хрипло сказал он, не открывая глаз. — И чем быстрее ты это примешь, тем легче будет.

Я замерла, пытаясь перевести дыхание. В груди всё переплелось — злость, страх, желание, странное чувство безопасности рядом с ним.

— А если я не приму? — спросила я едва слышно, почти шёпотом, не поворачивая головы.

Он усмехнулся, обнял крепче и прижал губы к моему уху. Его рука сжимает мою грудь и скользит ниже, он проводит по моей вагине, и зжимает мой клитор.

— Тогда я просто докажу это тебе снова. Снова и снова. Пока не останется сомнений.

Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри поднимается буря. Его слова пугали до дрожи, но в то же время что-то в них заставляло моё сердце биться быстрее.

Почему же я не могу его ненавидеть до конца?..

Я лежала, глядя в темноту, и сердце никак не могло успокоиться. Его слова звенели в голове, будто клятва и приговор одновременно: "Теперь ты моя…"

Я пыталась убедить себя, что всё это — ошибка, что я должна ненавидеть его за его жесткость, за угрозы, за то, что он отбирает у меня право выбора. Но тело всё ещё помнило каждое его прикосновение, каждую секунду, когда я растворялась в нём. Если я приму это, я потеряю себя. Но если буду отрицать — потеряю его. Что страшнее?

Я повернула голову, украдкой посмотрела на Луку. Его лицо стало спокойным, почти безмятежным, и это казалось неправдой после той дикости, что он только что показал. Он крепко прижимал меня к себе, так, что я едва могла пошевелиться, а его нос зарывался в мои волосы. Он глубоко вдохнул, будто вбирая мой запах, и чуть расслабился, засыпая. Его рука, тяжёлая и тёплая, всё ещё лежала на моей талии, не позволяя отдалиться ни на сантиметр. Я закрыла глаза, чувствуя его дыхание у своей шеи. И впервые за долгое время — мне стало по-настоящему трудно отличить страх от желания, ненависть от того странного тепла, которое я начинала к нему чувствовать.

⸻

Я проснулась первой. Лучи солнца пробивались сквозь занавески, мягко ложились на его лицо. Лука спал крепко, дыхание было ровным, и впервые он выглядел таким… спокойным. Не жестким, не опасным, а просто мужчиной. Я осторожно повернулась к нему, долго смотрела, как расслабленно лежат его брови, как губы чуть приоткрыты. И, сама не понимая зачем, наклонилась и легко поцеловала его в губы. Он тут же шевельнулся, открыл глаза. Его взгляд сначала был рассеянным, но потом заострился на мне, как всегда — цепким, внимательным.

— Доброе утро, — прошептала я, чувствуя, как щеки заливает румянец.

— Доброе,

gattina mia,(моя кошечка)

— его голос был хриплым, от сна ещё глубже.

Я задержала дыхание, собираясь с силами. Мне нужно знать.

— Лука… кто я теперь для тебя? — я заставила себя задать этот вопрос. — Просто девушка, с которой ты будешь трахаться время от времени? Или… всё-таки нечто большее?

Он смотрел на меня молча, так долго, что сердце начинало колотиться от напряжения. Потом он притянул меня к себе ближе, его пальцы крепко сжали мое лицо.

— Слушай внимательно, Киара, — его голос стал твёрдым, почти жестоким. — Каждый мужчина, который прикоснётся к тебе — я оторву руки. Каждый, кто посмеет на тебя смотреть так, как смотрю я, — лишится глаз.

Я замерла, сердце сжалось от его слов. Они звучали дико, страшно… но в то же время внутри меня пронеслась дрожь, не от ужаса, а от того, что это было признание в его стиле.

— Ты не просто девушка, Киара, — он наклонился, прижавшись ко мне лбом. — Ты моя. Целиком. И выбора у тебя больше нет.

Я всмотрелась в его глаза — тёмные, жёсткие, но в этой жестокости было что-то ещё, что я боялась назвать. Слова, которые он только что произнёс, будто должны были меня оттолкнуть, но вместо этого внутри всё сжалось и задрожало. Я попыталась усмехнуться, чтобы скрыть растерянность:

— Романтично… по-твоему. Другие мужчины признаются в любви цветами и стихами, а ты — угрозами и кровью.

Но голос предательски дрогнул. Лука провёл большим пальцем по моей щеке и чуть приподнял мой подбородок.

— Потому что я не "другие мужчины". Я никогда не буду играть в красивые слова. Если я что-то хочу, я возьму это.

Я отвернулась, чтобы он не заметил, как горят мои глаза. Чёрт, Киара, что с тобой? Его слова были жестокими, опасными, но они звучали так, будто за ними стояло больше, чем похоть. И это пугало меня сильнее всего.

— Ты сумасшедший, Лука, — прошептала я.

Он усмехнулся и прижал меня к себе так, что я почувствовала каждое биение его сердца.

— Может быть. Но теперь ты связана с этим безумцем.

И я не знала, что страшнее: его безумие или то, что часть меня уже не хотела от него избавляться.

⸻

Мы еще немного повалялись в кровати и я вспомнила, что учиться тоже нужно. Лука как настоящий джентельмен предложил подвести. Но он повёз меня не сразу в университет. Сначала — в общежитие. Я удивилась, когда машина остановилась у знакомого здания, но Лука лишь коротко сказал:

— Переоденься. Сегодня я хочу, чтобы все видели, чья ты.

Я закатила глаза, но спорить не стала.

Внутри общежития было тихо — подруг не оказалось, похоже, уже уехали на пары. Я бросила взгляд на свою кровать, разбросанные вещи, и вдруг сама себе улыбнулась: ну раз он хочет, чтобы я выглядела так, будто принадлежу ему, тогда посмотрим что из этого выйдет.

Я выбрала короткую кожаную юбку, которая обтягивала бёдра, и белую майку, которая немного просвечивала, специально надела её так, чтобы под тканью отчётливо проступал красный лифчик. Грудь выделялась ещё сильнее, чем обычно, и я знала — Лука это заметит. Собрав волосы в лёгкий хвост, я посмотрела на себя в зеркало и усмехнулась: ну что, Наблюдатель, посмотрим, кто кого дразнит. Накинула сверху кожаный пиджак, собрала необходимые вещи в сумочки и выбежала.

Когда я подошла к машине, Лука уже открыл дверь, он проводил меня взглядом с головы до ног. Его челюсть напряглась, а пальцы сжались так, что костяшки побелели.

— Ты издеваешься,

piccola mia(моя маленькая),

— его голос прозвучал низко, опасно.

Я невинно пожала плечами, села на место и специально поправила майку так, чтобы красный лифчик снова чуть выглянул.

— Ты же сам сказал: я должна выглядеть твоей. Вот я и выгляжу.

Он наклонился ближе, глаза сверкнули.

— Когда мы приедем, я покажу тебе, что значит — выглядеть моей.

⸻

Машина затихла у входа в университет. Я почувствовала, как он напряжённо выпрямился в кресле, и увидела, как в его руках заиграла бархатная коробочка. Серебряная подвеска в ней блестела так, будто была вылита из солнца — тонкая, аккуратная, но с каким-то удивительным холодным блеском.

— Слушай внимательно, — тихо сказал он, когда я наклонилась, чтобы рассмотреть, — Это знак. Чтобы никто не сомневался.

Он снял замочек, и я сжалась от того, как его пальцы коснулись кожи на шее. Когда он застёгивал цепочку, кончик кулона упёрся в ключицу и чуть-чуть захолодил кожу. Я почувствовала вес украшения — лёгкий, но реальный.

Лука наклонился, чтобы поправить последний изгиб, и я заметила маленькую гравировку на тыльной стороне пластины. Буквы были аккуратные, будто высеченные скорее для него, чем для посторонних глаз:

"Принадлежу Луке Морелли". Сердце стукнуло сильнее. Эти слова звучали не как шутка. Они висели у меня на шее, как клеймо, и в их сухой прямоте чувствовался весь его мир — собственничество, решимость, угроза и обещание в одном. Он не стал долго объяснять. Тёмный взгляд, едва заметная улыбка — и губы снова были на моих. Поцелуй был другой: короткий, властный, даже публичный по смыслу, будто он хотел показать всем, что я отмечена. Его рука скользнула ладонью вдоль моего бедра, затем дерзко поднялась выше по талии, проникая под ткань так, чтобы прикосновение было ощущением и предупреждением одновременно.

Я вздрогнула, воздух сдавил грудь. С одной стороны — смущение от того, что он делает это здесь, так близко к людям и к месту, где мне еще год учиться; с другой — странная, противоречивая волна ожидания и возбуждения, от которой мне было одновременно тепло и холодно. Он оторвался, опёрся лбом о мой, и прошептал тихо, но твёрдо:

— Теперь все будут знать. И если кто-то посмеет смотреть неправильно — я напомню им, чья ты.

Я молча кивнула, чувствуя на шее тяжесть серебра и на губах след его поцелуя — как печать, которую не сотрёшь.

Неужели это и правда происходит со мной?

Я шагала по коридору университета, чувствуя на себе взгляды. Серебряная подвеска холодила кожу на шее, и мне всё время казалось, что её сияние слишком заметно, будто клеймо. "Принадлежу Луке Морелли". Эти слова прожигали сознание, и я то ловила себя на улыбке, то на желании спрятать цепочку глубже под майку. Но майка была слишком тонкой, слишком открытой, и красный лифчик слишком ярко проступал через ткань.

Каждый шаг отдавался в теле, будто я ещё ощущала его ладони на талии, его дыхание у уха, его поцелуй, от которого закружилась голова. Я пыталась выровнять дыхание, чтобы не выдать, насколько всё ещё нахожусь под его влиянием. Внутри же всё бурлило. Я знала, что он следит. Может быть, прямо сейчас, где-то за пределами здания, его взгляд всё ещё держит меня. Эта мысль с одной стороны пугала, а с другой - странно грела.

Я вошла в аудиторию, стараясь держать голову выше.

⸻

Я только вышла из аудитории, когда увидела Наоми и Лекси. Обе уже стояли у двери, ждали меня, болтали о чём-то и махали руками, будто спорили. Увидев меня, Наоми первой подскочила ближе.

— Мышка! — она тут же закатила глаза. — У нас новости. Хлоя снова уехала к семье. Сказала, что ненадолго.

Лекси вскинула руки:

— Ага, и оставила нам сообщение "если будут проблемы — пишите, постараюсь быть на связи". Классика Хлои: забота плюс минимальная конкретика.

— Ясно, — выдохнула я, пряча лёгкую тревогу. Без Хлои рядом как-то пусто. — За последние два года она начала чаще уезжать к семье, у нее точно все хорошо? — девочки пожали плечами, а я писала Хлое.

Не смотря на то, что она кажется "заучкой", она и правда нам очень помогала, у нее всегда все было под контролем и она всегда находила ответы на наши даже глупые вопросы. Всегда поддерживала наши глупые идеи, в стиле купить костюмы акул и пойти в клуб.

После занятий мы втроём поехали домой. Мы толком не успели зайти за порог, как Наоми заявила:

— Девчонки, сегодня у нас вечер кино, вино и всё! — и уже достала из шкафа бутылку.

— Согласна! — подхватила Лекси. — Нам нужно вытащить из Киары все подробности ее загадочного романа.

Я только усмехнулась, но понимала: они так просто не отстанут.

Через полчаса мы уже сидели на диване, рядом открытая бутылка и бокалы, на телевизоре фоном шел романтический фильм. Подруги ждали.

— Ладно, — сдалась я, — только не перебивайте.

— Мы? Перебивать? — Лекси театрально прижала руку к груди. — Никогда!

— Для начала, его зовут Лука Морелли.

Я начала рассказывать. С того самого клуба, где впервые его встретила.

— О боже, так это он? — Наоми хлопнула в ладоши. — Тот самый таинственный красавчик?

Я кивнула, и Лекси закатила глаза:

— Я знала! Киара, у тебя же на лице было написано "влюбляюсь".

Я продолжила — про ресторан, как он появился, как держал меня за талию, как целовал.

— Мм… так, подожди, — перебила Наоми, прищурившись. — Он тебя ревнует? Прямо по-настоящему?

— Да, я уверена в этом — призналась я.

— Господи, это так классно! — она растаяла, приложив ладони к щекам.

— Классно? — фыркнула Лекси. — Это чертовски сексуально! Мужчина, который готов всех порвать ради тебя - это высший класс.

Я смутилась, но рассказала дальше — и про подвеску, и про то, что я оставалась у него.

— Подожди, подожди, — Лекси сделала большие глаза. — Все это время ты ночевала у него? У вас с ним был секс?

— Да. — я смутилась сильнее, лицо горело, то ли от вина, то ли от воспоминаний.

— Киара! — она завизжала и уткнулась в подушку, будто от переизбытка эмоций. — Я знала, что ты не такая уж и пай-девочка!

Наоми рассмеялась и добавила:

— Ну наконец-то! Ты заслуживаешь чего-то настоящего. И если он тебе всё это дал… я за тебя только рада. Нужно рассказать об этом Хлое. — она достала телефон и мы записали голоссовое сообщение в нашу группу.

Я смотрела на них и не могла не улыбаться. Их реакция сняла часть тяжести. Я будто впервые позволила себе не бояться — делиться, смеяться вместе с ними и не чувствовать вины за то, что со мной происходит.

Мы сидели на кровати, смеялись и перебрасывались фразами, когда я вдруг решила перевести внимание на них.

— Ладно, хватит обо мне, — я отставила бокал и посмотрела на подруг. — Как у вас дела? Что нового?

Наоми скривилась, будто её поймали на чём-то.

— Ну… — она замялась и уставилась в свой бокал. — В клубе, когда мы были, я… познакомилась с одним мужчиной.

Мы с Лекси переглянулись.

— Познакомилась? — протянула я, приподняв бровь. — Наоми, ты же никогда не бываешь с одним мужчиной больше двух раз, ты их даже не помнишь, он что, заколдовал?

— Да, — она кивнула, улыбнувшись как-то странно. — Но он был… другой. Я не хочу сейчас вдаваться в подробности. Расскажу потом.

Я нахмурилась, но решила не давить.

— Ладно. Но потом обязательно расскажешь.

— Конечно, — кивнула Наоми и хитро прищурилась.

Лекси, которая всё это время вертела в руках бокал, резко встряла:

— А у меня всё просто. Я жду своего человека.

Мы с Наоми переглянулись, а я спросила:

— И каким он должен быть, "твой человек"?

— Ну… — Лекси выдержала паузу, а потом хмыкнула. — Главное, чтобы у него было чувство юмора. Представляете, если мой парень будет серьёзным и занудным? Мы же тогда оба умрём от скуки.

— А если он будет таким, как парни из моих книг? — поддразнила я.

Лекси рассмеялась:

— Тогда я, пожалуй, сбегу. У меня нет сил спорить с такими альфа-самцами. Это твой удел, мышка. У меня пусть будет кто-то, с кем можно шутить и веселиться.

Мы все трое засмеялись, и вино только добавило тепла в этот момент.

Когда мы уже допивали второй бокал вина, Наоми вдруг хлопнула ладонью по колену и посмотрела на меня с хитрым прищуром.

— Так, Киара, раз уж у тебя теперь такой горячий парень, ты обязана учиться правильно флиртовать.

— Что? — я чуть не поперхнулась. — По-твоему, я не умею?

— Умеешь, но неосознанно, — она указала на меня пальцем. — А это искусство, мышка. Надо, чтобы он сходил с ума не только от твоей внешности, но и от того, как ты подаёшь себя.

Лекси уже каталась со смеху и достала телефон.

— О, это надо будет показать Хлое. "Уроки флирта от Наоми". Первая серия!

— Ты издеваешься? — я бросила в неё подушку.

— Тихо, тихо! — Наоми отмахнулась. — Смотри, Киара, вот так… — она чуть прикусила губу, провела пальцами по волосам и слегка наклонила голову. — Главное — взгляд. Медленный, оценивающий.

Лекси прыснула и прокомментировала:

— Отлично! Назовём это "Я хочу твой последний кусочек пиццы".

Мы все засмеялись, но Наоми была серьёзна.

— Нет, правда. Киара, попробуй.

Я закатила глаза, но всё-таки попыталась повторить её жест. Прикусила губу, глянула исподлобья.

— Ох, мамочки! — Лекси едва не выронила телефон. — Лука бы уже рухнул без сознания.

Я рассмеялась, прикрывая лицо руками.

— Вы ненормальные.

— Нет, мы заботимся о тебе, — подмигнула Наоми. — Поверь, этот парень ещё узнает, что такое твой настоящий флирт.

Лекси продолжала снимать и между смехом добавила:

— А я потом выложу это видео под заголовком: "Как соблазнить серьезного мужчину за три секунды".

Мы снова разразились хохотом, и на мгновение всё стало таким лёгким и простым, будто никаких опасностей вокруг нас не существовало.

Наоми снова сделала серьёзное лицо, хотя щеки её уже слегка розовели от вина.

— Девочки, слушайте сюда. Киару надо не только учить флиртовать… её нужно правильно научить приставать к Луке.

Я чуть не поперхнулась вином.

— Чего?

— Ты меня слышала, — Наоми хитро прищурилась. — С таким мужчиной, как твой красавчик, мало просто строить глазки. Тут нужны… уроки.

— Уроки чего? — хмыкнула Лекси и уже заранее готовилась к шутке.

— Уроки секса, — торжественно заявила Наоми.

Я уронила лицо в ладони, чувствуя, как уши вспыхнули красным.

— Господи, вы сумасшедшие. Хлоя бы вас прибила.

Лекси прыснула от смеха, прицеливаясь телефоном в меня:

— О, это точно надо снимать! "Как соблазнить брутального мужчину: пошаговое руководство от Наоми".

Наоми оттолкнула её руку и продолжила:

— Серьёзно. Киара, ты же сама рассказывала, что он весь такой альфа-самец, что ревнует и вообще ведёт себя как собственник. Таких надо уметь держать под каблуком. Так, Киара, садись ровно, — Наоми хлопнула ладонью по дивану, и я, недоумённо приподняв брови, всё же подчинилась.

— Ты что задумала? — я скрестила руки на груди.

— Урок первый, — Наоми подняла указательный палец. — Для начала нужно смотреть так, чтобы у мужчины колени подкашивались. Смотри на меня.

Я попробовала "соблазнительно" прищуриться.

— Стоп-стоп-стоп, — рассмеялась Лекси и тут же подняла телефон, чтобы снимать. — Это не взгляд соблазнительницы, это взгляд, будто ты пытаешься прочитать мелкий шрифт на упаковке печенья!

— Тише! — Наоми толкнула её плечом. — Киара, попробуй мягче. Опусти ресницы… да… теперь подними глаза. Чуть-чуть прикуси губу.

— Я выгляжу глупо, — пробормотала я, но сделала, как она сказала.

— Ооо, уже лучше, — протянула Наоми. — Второй урок: прикосновения. Представь, что ты случайно касаешься его руки или проводишь пальцами по его шее. Нежно, но так, чтобы он понял — это специально.

Я сдержанно коснулась её руки.

— Так?

— Мышка моя, это будто ты проверяешь у меня пульс, — Лекси едва не упала от смеха. — Давай ещё раз.

Я закатила глаза, но повторила — медленно, мягко, и сама удивилась, что у Наоми на коже пошли мурашки.

— Вот! — довольно улыбнулась она. — Видишь, работает.

— Урок третий, — подхватила Лекси, перестав смеяться. — Фразочки. Скажи что-то вроде: "Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, когда мы останемся одни".

— Я такое не скажу! — я моментально вспыхнула.

— Скажешь, — хором заявили обе.

Я уже собиралась отбиваться, когда телефон завибрировал.

— Ооо, экзамен! — засмеялась Лекси и поднесла телефон ближе к моему лицу. — Лука пишет.

Я дрожащими пальцами открыла сообщение:

Лука:

Cпишь? Как ты?

— Киара, — Лекси торжественно указала на экран, — Вот он, момент истины. Применяй уроки.

— Так, отдавай телефон, — Наоми протянула руку. — Ты сама сейчас напишешь что-то скучное вроде "не сплю", и всё.

— Эй! — я прижала телефон к груди. — Это мои сообщения.

— Ошибаешься, подруга, — усмехнулась Лекси, наводя камеру на меня. — Это наша любовная история, мы инвестировали в неё душу и три бутылки вина. Так что телефон сюда.

Я обречённо протянула мобильник. Наоми набрала несколько слов, потом стёрла. Снова набрала, снова стёрла.

— Ну что там? — я нетерпеливо потянулась к экрану.

— Тсс. Я мастер флирта, а ты ученица. — Она хитро прищурилась и, наконец, протянула мне телефон. — Читай вслух.

Киара:

Я вся горю при одной мысли о тебе… и поверь, если ты не приедешь прямо сейчас, я сама найду способ тебя разозлить — и возбудить.

— Ты с ума сошла! — я чуть не выронила телефон. — Я не могу ему такое отправить.

— Можешь, — уверенно заявила Наоми. — Более того, должна.

— А если он… — я запнулась, но Лекси меня перебила:

— …а если он после этого примчится к тебе, прижмёт к стене и сделает всё, о чём мы тебе только что объясняли? — Она захохотала и щёлкнула меня по носу. — Ну тогда мы справились со своей миссией.

Я уткнулась лицом в ладони, но пальцы сами нажали «отправить». Телефон завибрировал почти сразу.

Лука:

Я еду.

— Уууу, — протянула Лекси, поднимая бокал. — Кажется, сегодня у нас контрольная по твоим урокам.

— Ставлю на то, что ты получишь пять с плюсом, — добавила Наоми и подмигнула.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — я заметалась по комнате, телефон всё ещё дрожал в руке от последнего сообщения Луки. — Он едет! Что мне делать?

— Для начала перестань бегать как курица без головы — спокойно сказала Наоми и уже открыла мой шкаф. — Так… мини или длинное платье?

— Она в мини будет выглядеть как студентка на тусовке, — хмыкнула Лекси, продолжая снимать всё на камеру. — Хотя подожди… он же и так тусуется со студенткой. Всё логично!

— Лекси! — я кинула в неё подушкой.

— А что? — она пожала плечами. — Лука явно любит драму. Дай ему драму.

Наоми уже держала в руках два варианта: узкое чёрное платье с вырезом и красное, короткое, с открытой спиной.

— Красное, — сказала она, даже не сомневаясь. — Красное всегда выигрывает.

— Я не могу… оно же слишком… — я посмотрела на платье и нервно куснула губу.

— Именно, что слишком, — перебила Наоми. — Это как раз то, что нужно.

Лекси захихикала и наставила камеру на меня:

— Экзамен номер без понятия какой: как правильно взволновать мужчину мечты.

— Лекси! — я снова кинула подушкой.

— Ладно, ладно, молчу. Но я всё равно снимаю твой первый "выход в свет" с ним, когда ты спускаешься по лестнице.

Я натянула платье, и сердце тут же забилось быстрее. Оно сидело идеально, слишком идеально.

— Макияж? — спросила я.

— Лёгкий, — отрезала Наоми. — Ты должна выглядеть так, будто вообще не старалась.

— И волосы распусти, — добавила Лекси. — Лука явно из тех, кто любит запутывать пальцы в волосах.

Я залилась краской.

— Боже, зачем я вам всё рассказала?..

— Чтобы мы сделали из тебя королеву, — подмигнула Наоми, ловко подкручивая мои ресницы. — А теперь сиди спокойно, пока я творю магию.

Телефон снова завибрировал.

Лука:

Я возле общежития. У тебя минута.

Я вскрикнула.

— Минута?! — я вскочила, едва не уронив всё.

— Идеально, — ухмыльнулась Лекси. — Успеем ещё раз вдохнуть и сказать: Ты шикарна.

— Ты шикарна, — повторила Наоми, сжимая мои руки. — Иди и покажи ему, что ты девушка, которую нужно завоевывать. И надень еще эту шубку. — она надела на меня шубу черного цвета, она отлично подходила к платью.

Я глубоко вдохнула, поправила подол красного платья и пошла к выходу, чувствуя, как дрожат колени.

Я вышла из общежития и сразу увидела его машину. Тёмная, будто сама ночь припарковалась у входа. Он стоял, прислонившись к капоту, руки в карманах, взгляд направлен только на меня. Я замедлила шаг, сердце стучало так, что казалось - его слышно даже на улице. Он посмотрел на меня с головы до ног, и его челюсть чуть напряглась. Потом медленно провёл языком по губам, будто пытался удержать себя в руках.

— Чёрт… — выдохнул он так тихо, что, наверное, сам не заметил.

Я подошла ближе, и Лука наклонился ко мне, его глаза стали тёмнее, чем ночь.

— Ты специально вышла в этом? — его голос был низким, хриплым, как будто он сдерживал желание сорваться.

— А тебе не нравится? — я сделала вид, что поправляю подол, чувствуя, как его взгляд буквально прожигает мою кожу.

— Мне?.. — он усмехнулся, но в этом не было веселья. Он сделал шаг вперёд, и теперь между нами почти не осталось расстояния. — В таком виде ты можешь ходить только рядом со мной.

Он резко взял меня за талию и притянул к себе. Я вскрикнула от неожиданности, но его губы уже были в паре сантиметров от моих.

— Знаешь,

piccola…

— прошептал он, скользя пальцами по моей спине, к вырезу. — Ты играешь с огнём.

— Может, я хочу обжечься, — ответила я, сама не веря, что сказала это.

Он хрипло выдохнул и поцеловал меня так, будто хотел стереть всё расстояние между нами.

⸻

Мы ехали молча. Внутри машины звучал ровный гул мотора, но он тянулся будто музыка, накручивая нервы.

Его правая рука лежала на коробке передач, но вдруг легко скользнула на моё бедро. Сначала просто касание — будто случайность. Но потом пальцы начали медленно скользить по коже, рисуя невидимые круги. Я пыталась смотреть в окно, но дыхание сбилось.

— Расслабься, — тихо сказал Лука, и я почувствовала, как его ладонь чуть сильнее сжала моё бедро. Не больно — властно.

Я вздрогнула, и он заметил это. Его губы тронула едва заметная усмешка. Пальцы продолжили свой путь, то мягко поглаживая, то внезапно сжимая, оставляя горячие следы. Я крепче сжала колени, но он этого не позволил - его ладонь скользнула выше, под край платья.

— Лука… — прошептала я, даже не зная, прошу ли его остановиться или продолжить.

— Шшш… — он бросил на меня взгляд, тёмный, полный огня. — Я всего лишь напоминаю тебе, чья ты.

Его пальцы задержались чуть выше колена, под тканью платья, и от этого прикосновения моё сердце заколотилось сильнее, чем от всей его власти и угроз.

Его ладонь медленно поднималась выше, под тонкую ткань платья, и у меня перехватило дыхание. Я пыталась держать себя в руках, но тело предало меня быстрее, чем я успела что-то подумать.

Лука краем губ усмехнулся, не сводя взгляда с дороги, будто для него это было самое обычное дело.

— Ты вся дрожишь — тихо произнёс он, сильнее сжимая моё бедро и проводя пальцами выше. — А ведь я даже не начал.

Я стиснула пальцы в кулак, вцепившись в сиденье, а дыхание сбилось до коротких вдохов.

— Лука… — сорвалось с моих губ, почти как мольба.

— Тише, — его голос стал низким, властным. — Не зови меня так, если не хочешь, чтобы я потерял контроль прямо здесь.

Но его рука уже скользнула к киске, я сгорала. Его пальцы были уверенными, медленными, дразнящими. Я зажмурилась и запрокинула голову на спинку сиденья, не в силах сдержать тихий стон.

— Слышишь себя? Так стонет только

mia bambina(моя девочка).

Его итальянский подливает масло в и так уже большое пламя. Я пыталась хоть как-то сдержаться, но с каждой секундой он сводил меня с ума, пока мир не сузился только до его пальцев и моего дыхания. И когда волна удовольствия накрыла меня, я вцепилась в его руку, а моё тело выгнулось навстречу его движениям.

— Вот так, — прошептал Лука, наконец убирая ладонь и проводя ею по моему бедру, словно успокаивая. — Запомни: довести тебя до этого состояния могу только я. — он поднес руку к своему рту и облизал мои соки, мельком глядя на меня.

Я откинулась на сиденье, вся в дрожи, с горящими щеками, и даже не могла найти слов.

Машина остановилась у ворот его дома. Сердце колотилось в груди, дыхание всё ещё сбивалось — я до сих пор чувствовала его прикосновения, словно они горели на коже. Лука заглушил мотор, открыл дверь и, почти не глядя на меня, приказал:

— Выйди.

Я подчинилась, ноги немного дрожали. Он оказался рядом в одно мгновение, взял меня за талию и повёл внутрь.

Когда дверь за нами захлопнулась, он резко прижал меня к стене. Его взгляд был тёмным, слишком близким, дыхание горячим.

— Ты сводишь меня с ума,

diavolo(черт возьми, дьявол), piccola mia

— произнёс он низко, почти рыча.

Я моргнула, поймавшись на мысли, что слышала это не в первый раз.

— Лука… — прошептала я. — Что это значит? Все эти слова…piccola mia, mia bambina… — сказала я, с сильным акцентом, но надеюсь он понял. — Ты часто их говоришь.

Он задержался, будто решал, стоит ли отвечать. Потом наклонился ближе, его губы коснулись моего уха:

— Mia bambina — моя девочка. Mia piccola — моя маленькая.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Его слова, его интонация — они были не просто игрой.

— Ты называешь меня так, будто… будто я и правда твоя, — выдохнула я.

Его губы тронула опасная улыбка, он сильнее прижал мои запястья к стене.

— А разве это не так? — в его голосе было не сомнение, а утверждение.

Я попыталась возразить, но он не дал мне шанса — его поцелуй накрыл меня стремительно, властно, лишая воздуха.

— Каждое слово на итальянском я говорю только тебе, Киара, — прошептал он, скользя ладонью по моей талии. — И каждое значит одно и то же: ты принадлежишь мне.

Он поднял меня на руки, и я обвила его ногами, ощущая, как он несёт меня по коридору, а внутри меня боролось всё сразу — страх, желание и то чувство, которое я не осмеливалась назвать.

Глава 12

ЛУКА

Я донёс её до спальни так, словно каждая часть меня боялась потерять этот момент. Дверь закрылась за нами — и вдруг весь мир снаружи исчез: не было ни суеты, ни угроз, ни звонков; были только я и она, и то, что между нами сейчас возникло живым и реальным.

Я поставил её на пол и на секунду просто смотрел. Взгляд был мягче, чем на улице, голос — тише:

— Ты слышала, что я сказал. Я не хочу, чтобы ты думала, что это просто игра. Уже нет .

Она стояла передо мной в платье, ее сердце стучало так же громко, как и мое. Я подошел и снял с нее шубу, не торопясь. Пальцы проводили по плечу, по коже — не требуя, а спрашивая разрешение в каждом движении. Когда она кивнула почти незаметно, я провёл рукой по щеке, снова поднял ее на руки и медленно положил на кровать .

Я не бросился сразу в страсть — я начал с простого: сдержанного и внимательного. Прижал её ладонь к своему сердцу, чтобы она почувствовала ритм, затем медленно лежал так, чтобы её тело было защищено моим. Говорил тихо, короткими фразами, повторяя, что она в безопасности, что мои обещания — не пустые слова. С каждой минутой её дыхание выравнивалось, а напряжение уходило.

Когда наши губы снова соединились, это был уже не порыв завоевателя, а обмен доверия: поцелуи стали мягче, движения — внимательнее. Я слушал её реакции, не перепрыгивая границы, отвечал на её желания, подстраивался под неё. Там, в тихой темноте, доказательство моих слов не требовало угроз или драм — оно лежало в заботе, в том, что я держал её так, чтобы никто и ничего не тронуло, что я был рядом, когда ей было нужно.

Ночь тянулась тихо, не торопясь. Мы не стремились к громким кульминациям — мы узнавали друг друга заново, каждым прикосновением, каждым вздохом. И когда рассвет начал красться в шторы, она уже не сомневалась: мое "

ты моя"

переставало быть опасной клятвой и становилось обещанием защиты, пусть и суровой, но искренней.

А потом…

Она уснула первой. Я чувствовал, как её дыхание стало ровным, тёплым, будто всё напряжение последних дней растворилось прямо у меня на груди. Я осторожно коснулся её волос, вдохнул их запах и впервые за долгое время позволил себе просто закрыть глаза, не думая о делах, не ожидая опасности за дверью.

⸻

Проснувшись утром, я увидел её рядом — растрёпанные волосы, обнажённое плечо, тихая улыбка даже во сне. Было что-то странное в этом ощущении: я, привыкший просыпаться один, теперь держал рядом человека, который вызывал во мне и желание, и слабость одновременно.

Я осторожно поцеловал её висок, стараясь не разбудить. Но Киара вдруг приоткрыла глаза и прошептала сонным голосом:

— Ты всё ещё здесь…

— Где мне ещё быть? — хрипло ответил я, скользнув пальцами по её щеке.

Она улыбнулась чуть шире, но почти сразу нахмурилась, будто вспомнила что-то важное:

— А что теперь, Лука? Это конец или я все еще твоя?

Я посмотрел в её глаза и понял, что этот вопрос будет звучать ещё не раз. Внутри всё боролось — привычка к холодной расчётливости и то чувство, которое я не хотел признавать.

— Ты моя, запомни уже. — сказал я, глядя прямо в неё.

Она слабо фыркнула, но я видел, что ответ её устроил больше, чем она готова признать.

Я обхватил ее щеки руками, заставил посмотреть мне в глаза.

— Никто не смеет прикасаться к моим милым щечкам, к моим губам — я проводил руками по местам которые перечислял — К моим сиськам, к моей киске, да ко всему этому чертовски прекрасному телу. Все это принадлежит только мне, даже твоя душа уже в моих руках,

piccola.

Я поцеловал ее напористее, чем раньше, моя рука скользит по ее киске играя с клитором. Ее руки на моем затылке играют с волосами и она произносит самые прекрасные звуки на свете. Когда я ввожу в нее два пальца, она выгибается им навстречу. Резко вытащив их, не давая ей закончить, я нависаю над ней, оставляю дорожку поцелуев, начиная с моих любимых сисек и останавливаюсь у ее клитора. Я прижимаю ее бедра к постели, не давая ей двигаться и продолжаю мучить. Я ласкаю ее клитор и впиваюсь в него губами, пальцами я ласкаю ее складки и так же резко, как и вытащил, вставляю обратно, продолжая мучить ее клитор нибирая темп. Другая моя рука сжимает ее шею, я поднимаю на нее взгляд, и

diavolo(дьявол)

, как можно быть сексуальной и такой милашкой одновременно. Гладя ее шею, щеку, сую большой палец ей в рот и она с удовольствием начинает его посасывать.

Когда я прикусываю клитор, чувствую как начинает содрогаться ее тело, я повторяю еще несколько толчков пальцами и она кончает, сильно, чувственно. Я вытаскиваю пальцы, подношу их к своему рту и слизываю все, пробуя на вкус ее удовольствие. Наклоняюсь к ее лицу, ее обрывистое дыхание обжигает мое лицо.

— Смотри на меня,

p

iccola.

— я сжимаю ее челюсть — Никогда не прячь свои глаза от меня.

Наши губы столкнулись - не мягко, не осторожно, а так, будто в этом поцелуе нужно было выговорить всё: злость, желание, тоску.

Она ответила тем же, и мир вокруг исчез. Остался только этот огонь между нами, этот безумный ритм, когда хочется больше - ближе – сильнее.

Мы отстранились на долю секунды, и я почувствовал, как её дыхание смешалось с моим. Её глаза горели, полные желния и возбуждения, и я едва успевал контролировать себя.

— Ты слишком горячая. — выдохнул я, но в голосе слышалась лишь часть того, что кипело внутри.

Она едва улыбнулась, будто знала, что я сдерживаю себя, и это только разжигало огонь между нами. Мы снова приблизились, но уже с другой стороны - не только губами, но и взглядом, каждым движением, каждым прикосновением.

Напряжение не спало, оно стало почти ощутимым, как электрический ток, проходящий между нами. Каждое дыхание, каждый шаг - всё говорило одно: момент не окончен, он только разгорается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но у меня к огромному сожалению нет времени для еще одного раунда, дела сами себя не решат. Поэтому я как можно мягче отстраняюсь от нее.

— У меня есть дела, красавица, но вечером мы продолжим, оставайся дома и никуда не убегай. — мои губы щекотали ее ухо — Когда я приеду, я хочу чтобы ты была полностью голой, на кровати, показывая свою похотливую киску во всей красе.

Ее лицо залилось краской,но она ничего не ответила.

— Пока можешь еще поспать, набирайся сил. — поцеловав ее в лоб, я сел на край кровати, начал одеваться.

Впереди был новый день, и меня ждали дела — слишком опасные, чтобы она могла быть рядом. Но мысль о том, что, вернувшись, я снова найду её в своей постели, не отпускала.

⸻

Я вышел из спальни и закрыл за собой дверь тише, чем когда-либо. На кухне уже ждали Рико и Дамиан. По их лицам я понял: новости будут не очень приятными.

— Лука, всё готово, — сказал Рико, скользнув взглядом в сторону лестницы. — Но нам нужно поговорить без… лишних ушей.

Я кивнул, схватил пиджак и вышел с ними к машине.

Машина неслась по трассе, и в салоне стояла тягучая тишина. Только низкий рокот мотора да редкий щелчок зажигалки Рико. Я смотрел в окно, но мысли были далеки от пейзажей за стеклом.

— Попов молчит, — первым заговорил Дамиан, листая папку с отчетами. Его голос был резким, безэмоциональным. — Мы отправили три запроса, а в ответ — ничего.

Рико выдохнул дым сигареты и фыркнул:

— Ничего? Лука, это уже не просто случайность. Груз пропадает и я уверен, что это только начало, а он молчит. Да ладно, у него все под контролем.

Я оторвался от окна, обвел их взглядом.

— Значит, или он действительно замешан, или кто-то играет против нас так, что даже он не видит.

— Или делает вид, что не видит, — вставил Рико, щелкнув пеплом в пепельницу. — Лука, ты сам знаешь, такие схемы не проходят без благословения больших игроков.

Я молчал пару секунд, прежде чем ответить.

— Терпеть молчание я не собираюсь. Если груз продолжит исчезать, люди решат, что мы теряем хватку. А этого я не позволю.

Дамиан закрыл папку и посмотрел на меня поверх очков:

— У нас осталась одна партия оружия, которая должна прибыть на следующей неделе. Если и она пропадет — вопросов больше не будет. Нужно действовать раньше.

Я сжал кулак, глядя на город, который уже вырастал впереди.

— Вечером я назначу встречу с людьми Попова. Если он не даст мне прямого ответа, мы будем искать тех, кто стоит за ним. Рико, что значит только начало, ты мне что-то недоговриваешь или я тупой олень и не замечаю чего-то? — мой тон становится грубее.

— Пока что просто ощущение, мне кажется кража товара это для отвода глаз от чего-то важного.

В машине снова воцарилась тишина, но на этот раз напряженная, вязкая. Каждый понимал: еще немного, и эта игра превратится в открытую войну.

⸻

Я сидел в своём офисе, облокотившись на кресло, когда дверь приоткрылась, и в комнату вошли Рико и Дамиан. Их лица были напряжёнными, глаза искали во мне знак, что всё под контролем, хотя сами они понимали — нет.

— Лука… — начал Рико, не зная, с чего начать. — В одном из наших клубов что-то странное. Люди… ведут себя неадекватно. Как будто под наркотой, но это точно не наш товар.

— Какие наркотики? — резко спросил я, вскакивая с кресла. Сердце забилось быстрее. Я понимал: если это чужие, значит кто-то пытается подорвать моё влияние.

— Не знаю точно, — вмешался Дамиан. — Когда мне позвонили, сказали что некоторые мужчины устроили потасовку. А есть те, кто просто… смотрит в одну точку, как будто под гипнозом. Я ещё не видел ничего подобного.

Я схватил ключи и кивнул:

— Пошли. Покажите мне это.

⸻

Я не теряю ни секунды. Как только мы врываемся в клуб, воздух режет не только запах алкоголя и адреналин - режет ощущение, что кто‑то попытался вмешаться в мою территорию. Рико сразу направляется в кабинет охраны, я уверен что его лицо сжато и он уже грузит информацию на свой ноут. Дамиан - по‑прежнему с полушуткой на лице - трясёт бармена за плечо, пытаясь вытянуть из него хоть что‑то правдоподобное, но в голосе слышится нерв.

— Ну что, парни, — хмыкает Дамиан, перебирая стаканы, — это у них новый коктейль "провал сознания"? — Он подмигивает, но в его глазах уже мелькает хищность: шутки - это маска, и он её снимает в две секунды, стоит только серьёзной работе начаться.

Для меня это не просто проблема — это игра за власть: кто‑то пытается показать, что может подсовывать яд в мой народ и не ответит за это. Я смотрю на Дамиана, слушаю его шутки, как он пытается разрядить ситуацию, и понимаю — это его способ не давать страху вить гнездо. Но я не позволю шутке стать оправданием. Я иду к Рико.

— Рико — говорю я спокойно, и в моём голосе нет места сомненьям — Проверь все камеры со вчерашней ночи, выгрузи файлы и приоритетно найди точку входа откуда могли пронести эту дрянь. Я хочу маршрут и номер машины, если она имеется, к полудню.

— Уже занимаюсь этим. — коротко отвечает он, уже печатая, глаза не отрывая от экрана.

Подхожу к Дамиану: он всё ещё улыбается, но руки у него профессиональные - опытный опросчик.

— Дамиан, тебе - работников. Обойди всех, начиная с тех, кто работал ночью. Никакого агрессивного давления, только разговоры. Кто получал деньги, кто видел незнакомцев, кто подписывал накладные - имена и фамилии.

Он кивает, и в его ответе уже нет шутки. Сам остаюсь чуть в стороне, держу позицию наблюдателя. Смотреть за ними - значит держать игру под контролем. Я читаю по их лицам: где правда, где нерв, где ложь, где страх. Я даю направление, я фиксирую тон, я решаю, где давить, а где прикрыть. Это и есть власть: не только бить первыми, но и видеть ход соперника раньше, чем он сообразит, что играет.

Ребята занимаются своим задачами: Рико в комнате с мониторами, Дамиан отводит бармена в подсобку. Я остаюсь один на минуту, вглядываюсь в толпу, в людей, в пустые глаза - и чувствую, как игра только разгорается.

⸻

Через двадцать минут в клубе уже нет никого кроме Дмиана, Рико, бармена, его помощника и меня.

— Лука, — начал он, опершись на край дивана, — У нас есть подтверждение. Бармен и его помощник принимали товар. На камерах видно, как они берут деньги у человека в маске. Сумма небольшая, но для них это было важно.

Я кивнул, сжав кулаки. Каждый кадр, каждый кадр с камер - это ещё один пазл в моей карте контроля.

— И как они действовали дальше? — спросил я, не отрывая взгляда от Рико.

— Сразу после передачи денег — начали разливать напитки с тем самым веществом. Всё аккуратно, никто ничего не подозревал — ответил он. — Человек в маске ушёл, и на камерах видно, что он скрывался в тени, но профиль и походка узнаваемы.

Я сел глубже в диван, чувствуя, как внутренняя напряжённость усиливается. Это не просто случайная подделка — это скоординированная акция, рассчитанная на хаос.

— Отлично — сказал я, контролируя голос. — Дамиан, держи бармена и его помощника под наблюдением. Рико, детально разложи все кадры, составь хронологию действий. Хочу знать каждый шаг - кто, когда, и что делал.

Я стоял у барной стойки и смотрел на них сверху вниз - на Энцо, бармена, с глазами, в которые залез страх, и на Фабио, его помощника, который пытался выглядеть увереннее, но руки дрожали. Рико по‑прежнему сидел у ноутбука, показывал кадры, Дамиан держал дверь, готовый вмешаться, если вспыхнет что‑то лишнее.

— Начнём с простого — сказал я ровно. — Расскажите, кто вам дал эти бутылки.

Энцо проглотил, выпорол глаза.

— Мы… мы не хотели ничего плохого.

— Почему тогда вы платите человеку в маске? — Рико ткнул в экран, где отчётливо видно, как они берут деньги и товар. — Смотрите: время, место. Объясните, что это было.

Фабио попытался заговорить первым, голос на грани срыва:

— Он… он сказал, что это промо‑акция. Платили деньги за смену, говорили "разлей это и не задавай вопросов". Мы думали - реклама, пробники. Нам нужны были деньги. У нас долги, Энцо должен был заплатить аренду…

Энцо перебил, стараясь держать лицо:

— Я не знаю, кто он. Пришёл ночью, в маске. Дал сумку, сказал "через неделю возьмёте ещё". Заплатил наличными. Мы просто делали то, что нам сказали.

Дамиан подходил всё ближе с каждой секундой, и шутки от него давно исчезли. Его голос был спокойный, но в нём слышалась сталь.

— Вы понимаете, что это не "промо"— сказал он. — Люди пострадали. Кто вам платил? Кто организовал доставку?

Энцо опустил голову, пальцы вцепились в край стойки.

— Я не знаю фамилий. Сказали, что позвонят по пустому телефону и назовут код — "медведь". Я видел номер машины — белая фургонка, но номера не запомнил, — голос сорвался.

Рико тут же отметил это в компьютере, пальцы стучали по клавишам. Я видел, как у Фабио дрожь в голосе стала сильнее, и решился давить дальше.

— Опишите его: рост, походка, акцент? — я говорил медленно, чтобы каждое слово ударяло.

Фабио вдруг вспомнил мелкое, что могло показаться несущественным:

— На рукаве была метка… вроде нашивки или эмблемы — он пожал плечами. — Я думал, это логотип перевозчика. Мужчина быстро уходил, он курил, он держал сумку правой рукой и выглядел так, будто уже не впервые.

Я ничего не говорил минуту, пока Рико не поднял взгляд и не прошептал мне:

— Совпадает с кадрами с набережной.

В голове всё складывалось. Это уже не были случайные мелочи - это схема.

— Хорошо, — сказал я спокойно и холодно одновременно. — Вы можете пойти двумя путями. Поможете нам выйти на тех, кто вас нанял, и тогда ваши показания будут учтены. Или будете молчать и ждать, пока мы сами пройдём по всем улицам и узнаем всё, что нужно.

Энцо заплакал — не громко, но глаза потухли. Фабио забился в угол, и за их маской страха читалось одно: деньги, долги, страх перед неизвестным.

— Мы скажем, — прошептал Энцо, едва дыша. — Был водитель, он называл себя Влад. Говорил по‑русски. Давал сумки через люк фургона. Сказал, что это одноразовое, что мы не встретим проблем.

Я посмотрел на Рико и Дамиана. Казалось, в комнате стало холоднее. Это имя - Влад - связывало их с тем, о чём мы уже догадывались.

— Отлично, — кивнул я. — Рико - выпиши все данные, что они дали: время, цифры, описание. — я посмотрел на этих двух бедолаг — Пока что вы свободны, но не делайте глупостей.

Я встал, шагнул к окну, и город за стеклом казался игрой в шахматы: у кого‑то появился ход, но я уже знал, как ответить. Медленно, холодно, как всегда - но теперь с новым перечнем имён и номером фургона в голове.

Я поднялся со своего места, обводя взглядом бармена и его помощника.

— Дамиан — сказал я, голос ровный, без эмоций, — Их нужно убить.

Он кивнул. И скорее всего уже перебирал варианты убийства.

Мы вышли из клуба, и воздух ночного города ударил в лицо, свежий и резкий. На улицах было пусто, и тишина позволяла сосредоточиться. Дамиан за рулём, я рядом, Рико держался позади, готовый подключить всю технику на ходу.

В офисе я сел за стол, разложил кадры и заметки.

— Ситуация серьёзная, — начал я, — Человек в маске контролировал фургоны, бармен и его помощник - всего лишь пешки. Добавьте охрану ко всем нашим точкам.

— Хорошо.

Мы с Рико сидели, обсуждая маршрут, возможные ловушки и сценарии. Дамиан почти закончил. Всё под контролем. Но в голове у меня крутилась одна мысль: чем больше они пытаются скрыться, тем быстрее мы выйдем на тех, кто стоит за всей схемой. И тогда каждый, кто посмеет угрожать моему миру, узнает, что значит пересечь меня.

Я откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Рико - он уже сидел с ноутбуком, пальцы стучали по клавишам как метроном.

— Рико, — спокойно сказал я, — Напиши ещё раз письмо Попову. Без угроз - нам нужно понимание, кто стоит за этим, и какой у них интерес в этом эксперименте. Отправь через тот канал, что мы использовали раньше. Жду ответа. Никаких движений, пока не придёт сигнал.

Рико поднял на меня взгляд, в его глазах мелькнула та самая холодная сосредоточенность.

— Сделаю, — ответил он — Дам короткий шифрованный текст, отметим дедлайн - 12 часов. Если молчит - значит что‑то готовит.

— Поставь пометку "ожидание ответа" — добавил я. — И если Попов молчит дольше, мы начнем войну. Понял?

— Понял, — кивнул Рико и погрузился в работу.

Я встал, прошёлся по кабинету, остановился у окна. Попов - отдельная шахматная фигура. Его молчание может означать многое. И времени на нерешительность у меня нет.

Пока Рико формулировал обращение на одном конце стола, я вынул телефон. В голове крутился только один человек, чья безопасность сейчас важнее любых сделок.

Я сел обратно, открыл чат с Киарой и печатал медленно, выбирая каждое слово так, чтобы в нём были и мягкость, и приказ:

Лука:

Не выходи никуда сегодня. Останься дома. Я скоро. Не отвечай на незнакомые звонки. Если что - звони только мне.

Отправил. Экран мигнул прочитанным через несколько секунд - у меня внутри дернулось что‑то такое, что нельзя было назвать спокойствием. Я не стал писать дальше. Слова - это одно. Действия - совсем другое.

Рико поднял голову и показал: сообщение к Попову ушло, отправлено через защищённый канал, в письме чётко указан дедлайн и просьба подтвердить, знает ли он, что его люди на моей территории. Он добавил маленькую метку: "ждём" и уже начал развёртывать мониторинговые окна — камеры, трекинг по фургону, привязка по времени.

— Ответа не будет быстро, — проговорил он, — если они что‑то готовят, они будут молчать.

— Значит, мы будем действовать первыми, — сказал я тихо, и в голосе не было сомнений.

Я встал, подошёл к столу, посмотрел на экран с карточками задач: анализ, слежка, подготовка засады. Внизу — маленький индикатор: сообщение Киаре прочитано. Я закрыл глаза на секунду, вдохнул глубоко и снова открыл их — дел стал больше, чем тревог, но теперь у меня была и цель, и ориентир.

Я положил руку на телефон, видел её имя на экране, и в этой маленькой точке света сконцентрировалась вся моя решимость: пока никто не поймёт, кто нас осмелился тронуть, она останется под моим прикрытием — и я не позволю никому шагнуть дальше.

Я сидел за столом в офисе, когда телефон завибрировал. Экран показал её имя. Не дожидаясь уведомлений, я открыл сообщение и увидел фото: она у плиты, в одном лишь фартуке. В комнате стало как-то тише, воздух будто густел.

Она знала, что делает. Сфотографировалась сверху, чтобы я видел всё: её взгляд, её тело, небольшой кусок ее ахуительной задницы, а указательный палец она облизывает, моя девочка умеет возбуждть, но ей не нужны усилия. Один только взгляд на нее и мой член каменный. Моё тело мгновенно отозвалось, но разум начал работать на максимуме. Я видел вызов, она играла со мной, и я понимал каждое движение, каждый намёк на фото.

Я положил телефон на стол и провёл пальцем по экрану, будто мог прикоснуться к ней через стекло. В голове крутились мысли: Она провоцирует меня. Но я не могу терять контроль. Не сейчас.

Я сжал кулаки, затем медленно разжал их, чувствуя внутреннюю борьбу. Одновременно желание — физическое, животное — и необходимость стратегически мыслить.

Внутри что-то дернулось: желание рвать на части расстояние и подойти к ней прямо сейчас, но я знал, что действовать нужно осторожно. Она моя. И я решаю, когда мы встречаемся. Всё остальное - неважно.

Я глубоко вдохнул, стараясь вернуть контроль, и снова взглянул на экран: маленькое фото, а сила притяжения — огромная.

Глава 13

КИАРА

Я стояла у плиты, сковорода шипела, и запах соуса проникал в каждую щель дома. В голове снова крутились мысли о Луке - о том, как он трахал меня вчера, как его голос звучал рядом, как его руки и рот имели меня сегодня… сердце билось быстрее, чем обычно.

Я взяла телефон и снова посмотрела на наш чат. Немного улыбнувшись, решила сыграть смело: сфотографировала себя в одном только фартуке у плиты, чуть наклонившись, так чтобы свет падал идеально. "

Твой ужин почти готов"

, — подписала, и отправила. На секунду застыла, представляя, как он это увидит.

Я села на диван, телефон на коленях, и слышала, как звонок соединяется. Сначала заговорила Наоми:

— Киара! Ну рассказывай, что там с этим Лукой?

Я улыбнулась, пытаясь скрыть дрожь в голосе:

— Он… он особенный. Немного пугающий, но в хорошем смысле.

Вдруг подключилась Лекси, и сразу же зазвучал её задорный голос:

— И да, наша Хлоя сказала, что сегодня занята и не сможет созвониться. Так что ты в полном распоряжении нашей болтливой триады, Киара!

— А это, — повернулась Наоми к телефону, — Уроки флирта хоть помогли? Ты что, уже начинаешь использовать их против Луке?

Лекси тут же начала подшучивать:

— Ой, мышка, не смущайся! Слышу по твоему голосу, что ты уже начинаешь применять "секретные приёмы"! Осторожно, чтобы он не упал в обморок от твоей изобретательности!

Я смеялась, пытаясь отмахнуться:

— Лекси, перестань! Я просто стараюсь понять, как с ним общаться, а не ставить ловушки.

— Ха! — подхватила Наоми, — Ловушки или нет, но, похоже, уроки помогли. Я это чувствую!

Лекси, не сдерживая смеха:

— Мышка, давай, не стесняйся, рассказывай всё подробно, а то я уже начинаю представлять, как ты сидишь дома в фартуке и колдуешь над Лукой своим флиртом!

Я покраснела и едва успела ответить:

— Лекси! Хватит! — но внутри улыбка не исчезала. Было приятно, что мои подруги так вовлечены и так поддерживают меня, даже через смех и колкости.

Еще немного поболтав с девочками, я принилась за готовку, но перед этим решила все таки одеться. Не знаю почему, но мне хотелось сделать ему приятно, не только телесно, готовка одна из моих сильных сторон.

⸻

Я накладывала карбонару на тарелки, и кухня наполнялась ароматом сливок, чеснока и томатов. Услышав, как дверь тихо открылась, я обернулась и увидела его. Сердце сразу заколотилось.

— Мой малыш голодный после тяжёлого дня? — спросила я с улыбкой, стараясь звучать игриво и заботливо, — Сейчас я тебя накормлю.

Он подошёл ко мне, рука скользнула по моей талии, прижимая к себе. Я вздрогнула, но не отстранилась - тепло его прикосновения и его запах одновременно пугали и завораживали.

— Хочу сразу перейти к десерту, — услышала я его тихий, почти шёпот, и тут же почувствовала его губы на своих.

Я смеялась тихо, смешав дыхание с его поцелуем. Сердце билось быстро, а тело будто реагировало само, без контроля разума. Он прижимался сильнее, руки скользили по спине и бедрам, а я ощущала, как каждый мускул напрягается и одновременно расслабляется рядом с ним.

— Ты приготовила ужин… — сказал он, — Но сейчас я хочу съесть тебя.

Я покраснела, слегка отстранилась, но улыбка не покидала лица. Внутри меня всё горело, эмоции смешивались - желание, радость, возбуждение. Сегодняшний ужин превращается в наш маленький, но опасный ритуал: еда, поцелуи, прикосновения, желание и власть переплетались в одном.

И я знала: никакая карбонара не заменит того, что происходит между нами. Я резко отстранилась, чуть толкнув его в грудь:

— Стоп! — сказала я твердо, но сердце бешено колотилось. — Я готовила для тебя! Ты даже не попробовал! Сначала ешь!

Он слегка улыбнулся, недоумённо поднял бровь, но я не отпускала. С усилием улучшила момент, чтобы снова положить ему тарелку перед собой.

— Малыш, — сказала я, пытаясь звучать мягко, но твердо, — я старалась! Сейчас ты ешь. А потом… потом будет десерт.

Он вздохнул, но сел за остравок, и я почти с облегчением наблюдала, как он берёт вилку. Внутри меня одновременно бурлило и удовлетворение: я смогла удержать контроль, показать, что я тоже могу диктовать правила. Пусть даже иногда и ненадолго.

— Хорошо… — пробормотал он, — Но ты обещаешь, что после этого не струсишь?

Я кивнула, улыбаясь, и в голове проскользнула мысль: "Пусть знает, что и я умею быть настойчивой".

Он взял вилку, и я внимательно наблюдала за каждым его движением. Он ест медленно, словно смакует не только карбонару, но и сам факт, что я настояла на своём.

— Ты слишком настойчивая, — пробормотал он, улыбаясь, — Но,

diavolo…

меня это заводит.

Я покраснела, слегка улыбнулась и слегка коснулась его плеча, не отрывая взгляда от его глаз. Внутри что-то дрогнуло - чувство маленькой победы смешалось с волнением.

— Только потому что я хочу, чтобы ты поел, — сказала я, слегка дразня его.

Он положил вилку, встал и подошёл ближе ко мне, наклонился, почти касаясь меня губами.

— Ты уверена, что готова дать мне десерт, после того, как заставила меня есть? — сказал он низким, тихим голосом.

Я ощутила, как внутри разгорается жар. Словно игра превратилась в испытание: кто кого сможет удержать и при этом не потерять себя.

— Я готова, — прошептала я, чувствуя, как сердце бьётся быстрее. — Ты ведь тоже.

Он улыбнулся, глаза блестели, и я поняла, что момент, когда мы перейдём к "десерту", уже близок. И это будет наша маленькая, тайная битва желаний, где оба не хотим уступать, но одновременно не можем оторваться друг от друга. Как же сильно я хочу этого мужчину. Но мне нужно точно знать кто я для него, а не эти постоянные "ты моя". Я глубоко вздохнула и посмотрела прямо ему в глаза. Внутри всё бурлило, эмоции смешались: желание, недоумение, страх и раздражение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лука… — начала я тихо, пытаясь подобрать слова, — Я не понимаю… ты говоришь, что я твоя, означает ли это, что мы в отношениях?

Он нахмурился, будто не ожидал такого вопроса, а я продолжила, голос стал тверже:

— Если меня спросят, есть ли у меня парень, что мне отвечать? — я почувствовала, как дрожь проходит по всему телу. — Ну есть один мужчина, который меня трахает и говорит, что я его… и на этом всё?

Я заметила, как его взгляд потемнел, как мышцы на руках напряглись, но он молчал. Внутри меня было одновременно страшно и волнительно - я хотела ясности, а боялась услышать то, чего не хотела.

— Я хочу знать, — добавила я почти шёпотом, — Ты хочешь, чтобы я была просто… девушкой на пару ночей или… я что-то большее?

В этот момент ощущение напряжения стало осязаемым: каждое слово висело в воздухе, а между нами были не только желания, но и вопросы, на которые нужно было дать честный ответ.

Он скользнул рукой по моей талии, и голос его стал ещё более низким, почти шепотом:

— Киара… — сказал он, глядя прямо в глаза, — Каждому кто посмеет к тебе притронуться, я отрежу руки, каждому кто посмотрит на тебя, я выколю глаза голыми рукми, поэтому когда тебя спросят, говори, что у тебя есть мужчина… будущий муж.

Я замерла, сердце замерло на секунду. Он говорит серьезно? Это жуткие вещи и мне становится не по себе. Я ловлю себя на мысли, что даже не знаю чем он занимается, я вообще блять не знаю этого человека. Будущий муж? Слова звучали так серьёзно, пугающе, но вместе с этим… возбуждало и внутри все трепетало. Я не знала, как реагировать, бежать, поцеловать или просто молчать.

— Ты… серьёзно? — выдавила я, чуть дрожа.

Он кивнул, губы едва касались моих, руки крепче обхватили талию.

— Более чем. Только я могу им быть. — его взгляд был твёрдым, непоколебимым.

Я тихо вдохнула, пытаясь осознать. С одной стороны, это чувство защищённости, невозможность кого-либо заменить. С другой - давление, ощущение, что он контролирует не только меня, но и весь мир вокруг. Внутри всё бурлило, я теряюсь. Как я оказалась в такой ситуации, минуту назад я его хотела и мне было плевать на все остальное, но сейчас...меня это начинает пугать.

Я слегка оттодвигаю его от себя.

— Послушай, ты что, какой-нибудь бандит? Зачем отрезать руки и вырывать глаза, это жутко. — я слабо ухмыльнулась, что мне делать, если он скажет..

— Да,

p

iccola,

я та самая грозная мафия, как герои твоих книжек. Тебя это что, беспокоит? Ты передумала быть со мной?

Сердце застучало так громко, что казалось, оно вырвется из груди. Дыхание сбилось, ноги словно перестали слушаться, и я не могла пошевелиться. Страх… дикий, неописуемый страх - охватил меня целиком, сжимая грудь, будто кто-то держал железными руками.

И в то же время я почувствовала, как его тепло, сила и власть буквально тянут меня к нему. Сердце противоречило мозгу: часть меня хотела бежать, кричать, исчезнуть, а другая - дрожащая и почти безвольная - откликалась на его прикосновения.

— Ты… ты серьёзно?

Он ухмыльнулся, тихо, с опасной игривостью, и притянул меня к себе, так что грудь его прижалась к моей, дыхание его горячее на коже. Страх смешался с чем-то странным - возбуждением, непокорным желанием, которое я сама не могла контролировать.

— Да, — сказал он, будто читая мои мысли. — И это не меняет того, что ты моя. Хочешь раскрою еще одну тайну,

piccola

? У меня везде есть глаза, я уже давно слежу за тобой, я знаю каждый твой следующий шаг, ты не скроешься от меня, ты никогда не сможешь убежать от меня.

Я почувствовала, как внутреннее сопротивление смешалось с дикой дрожью, как тело подчиняется, хотя разум кричит: "Беги! Это опасно!". Страх и желание, ужас и влечение - всё смешалось в невероятно напряжённом коктейле эмоций.

Я пыталась пошевелиться, сделать шаг назад, но ноги отказывались слушаться. Он удерживал меня просто присутствием, руками, взглядом, и это одновременно пугало и манило. Я ощущала, как ужас внутри меня растёт, но притяжение к нему, его власти, к его теплу, стало сильнее всего.

— Ты понимаешь, что это значит? — шёпотом произнёс он, проводя рукой по моей спине. — Теперь ты не просто рядом со мной… теперь ты часть моего мира.

Я не знала, что ответить. Сердце стучало безумно, разум кричал, а тело дрожало, откликаясь на каждое движение его рук. Я стояла там, зажатая между диким ужасом и невозможным притяжением, и понимала, что никуда не смогу уйти, пока он рядом.

Я сделала шаг назад, сердце колотилось, дыхание сбилось. В голове только одна мысль: мне нужно уйти. Чуть дрожащим голосом сказала:

— Лука… мне… мне пора. Меня ждут…

Но он не дал мне сделать ни шага. Резко схватил за руку, хватка была сильной, почти болезненной, и притянул меня к себе. Лицо его оказалось так близко, что я почувствовала дыхание на губах. Он начал целовать меня с какой-то животной страстью, он пожирал мой рот, будто у него дикая жажда и он не может напиться.

Я оттолкнула его, со всей силой что у меня была, испуганно, и сделала рывок к двери. Сердце бешено стучало, ноги несли меня к выходу, дернула за ручку, но она не поддавалась, ключи в замке повернуты, дверь не открывается.

— Куда ты собралась? — его голос низкий, властный, а взгляд пронзал меня насквозь. — Ты серьезно думала, что я дам тебе уйти?

Я замерла, испуг переплёлся с дикой злостью. Он держал ключи, и я понимала, что никуда не денусь. Страх смешался с отчаянием, а в груди как будто зажглось что-то болезненное, дикое и непримиримое.

— Лука… отпусти меня! Ты не имеешь права меня здесь держать, ты чертов мудак — я закричала и поняла, что сейчас я полностью во власти человека, которого одновременно боялась и… странно желала.

Я стояла, дрожа и напряжённо смотря на него, понимая, что не смогу просто так уйти, а он медленно приближался, сила его присутствия давила, словно невидимые стены сжимали меня со всех сторон. В панике хватала всё, что попадалось под руки: вазы, его туфли, какие-то статуэтки. Сердце колотилось так, что казалось, его слышат соседи. Я кричала, требуя, чтобы он отпустил меня, но голос дрожал от страха.

— Отпусти меня, Лука, пожалуйста. Я никому ничего не расскажу, я буду молчать — я говорила отчаянно, у меня не осталось сил, глаза начинают болеть от слез.

Он ловко уворачивался, улыбка скользнула по губам, будто ему это нравилось. Его глаза блестели, взгляд был хищным, каждое движение - точным и уверенным. Он приближался ко мне медленно, шаг за шагом, как настоящий охотник, и каждый мой бросок лишь подстёгивал напряжение.

Я чувствовала, как руки дрожат, дыхание сбилось, а в груди ужас. В голове была только мысль: "Я должна защитить себя…", но тело непроизвольно реагировало на его приближение.

— Киара… — его голос низкий, мягкий, но властный, — Перестань. Ты не сможешь меня остановить.

Я яростно бросила ещё один предмет, но он снова увёрнулся, сделал ещё шаг, и его присутствие, близость, словно давление воздуха, заставляли меня дрожать. Я чувствовала, что стою на грани паники, но внутри что-то не позволяло полностью уйти, удерживая меня между страхом и диким влечением.

Он приблизился так близко, что я едва могла дышать, взгляд его пронзал меня насквозь. Я знала, что он не даст мне уйти. И в этом ужасе была странная притягательность, которая сводила меня с ума.

Я стояла, задыхаясь, руки дрожали, а вещи, которые я бросала, уже валялись на полу. Он остановился в двух шагах, глаза - холодные, внимательные, опасные. С каждым его словом воздух вокруг словно становился плотнее, тяжелее.

— Хватит, Киара, — его голос был тихим, но от него у меня побежали мурашки. — Ты не понимаешь, что делаешь.

Он медленно подошёл ближе, так, что я почувствовала его тепло. В глазах было не просто раздражение - там было что-то глубже, темнее, власть, уверенность, будто мир вокруг принадлежит ему.

— Ты думаешь, что можешь уйти? — прошептал он, наклонившись к моему лицу. — Там, за этой дверью, никто не будет защищать тебя. Там, за этой дверью, тебя ждёт та же грязь, что ты видела раньше. Мужики, которым плевать, кто ты. Люди, которые сломают тебя, едва ты отвернёшься.

Я дрожала, в глазах стояли слёзы, но не могла отвести взгляд. Его голос будто вбивал слова в мою голову, каждая фраза звучала как приговор. Я била его по груди, со всей яростью, с остатками сил.

— Почему ты поступаешь так со мной? Ты был таким чутким и внимательным ко мне, а сейчас я не понимаю кто ты, просто отпусти меня и я забуду тебя как страшный сон.

— Без меня, — продолжил он медленно, — Ты ничто. Ты просто девушка, которая всем кажется игрушкой. Ты сама знаешь, что мир жестокий. Я - единственный, кто может закрыть тебя от этого. Единственный.

Он сделал ещё шаг, и я невольно отступила назад, спиной уткнувшись в стену. Его тень накрыла меня целиком.

— Ты ведь это уже поняла, да? — сказал он мягко, но с таким давлением, что голос дрогнул внутри меня. — Когда я рядом, никто не может тебя тронуть. Когда меня нет - ты снова та, которую ломают, предают, обижают.

Слёзы сами потекли по щекам, я пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Внутри всё кричало, что я должна сопротивляться, но его взгляд, голос, запах - всё это связывало меня, как будто его присутствие держало невидимыми цепями.

Он наклонился ближе, губы почти коснулись моего уха:

— Я не дам тебе упасть. Но если уйдёшь… я не гарантирую, что доживёшь до завтра.

Я закрыла глаза, прижалась к стене, сжимая кулаки, разрываясь между ужасом и странным чувством безопасности. И в этом противоречии было что-то невыносимое.

Я стояла, дрожа, сердце колотилось, а руки бессильно висели вдоль тела. Он подошёл ближе, и я почувствовала, как его присутствие буквально давит на меня, заполняя пространство и не оставляя ни сантиметра свободы.

Вдруг он аккуратно, но твёрдо взял моё лицо в свои руки. Пальцы Луки охватили мою челюсть, большой палец провёл по губам, и я невольно вздрогнула. Его взгляд пронзал меня насквозь, заставляя почувствовать одновременно страх и странное притяжение.

— Киара… — низкий, уверенный голос, полный власти и силы, — Смотри на меня. Только на меня.

Я подняла глаза, ощущая, как он держит меня целиком: не просто тело, а мысли, эмоции, каждую дрожь. Его руки были крепкими, но не причиняли боли, они удерживали. Он наклонился чуть ближе, дыхание тёплое на коже, глаза сжали меня так, что внутреннее сопротивление становилось всё слабее. Каждое его движение, каждая интонация голоса давили на меня, словно заставляя признать: без него я уязвима, беспомощна.

— Понимаешь? — прошептал он почти шёпотом у моего уха, — Никто не защитит тебя лучше меня. Без меня - опасность, боль, предательство. Только я могу держать тебя в безопасности. Только я.

Я пыталась отвести взгляд, отшатнуться, но его руки держали моё лицо, и я не могла пошевелиться. Сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось, внутри всё крутилось - ужас, страх, желание, притяжение. Я осознала, что уже не могу отстраниться, что он держит меня целиком: тело, разум и эмоции.

— Ты моя, Киара, — добавил он, сжимая слегка подбородок, — Я всегда буду рядом с тобой.

Я закрыла глаза, ощущая смешение страха и странного волнения, внутреннее сопротивление разрывалось, а тело непроизвольно реагировало на каждое его прикосновение, каждое давление его взгляда и рук. Его руки всё ещё держали моё лицо, пальцы будто пронизывали меня насквозь, а взгляд был непоколебимым. Я чувствовала, как он наклоняется ближе, и моё сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться наружу. Я хотела оттолкнуть его, убежать, но тело предательски дрожало и тянулось к нему.

— Киара… — прошептал он, почти шёпотом у моего уха, — Ты боишься меня?

Я кивнула, не способная выдавить ни слова, и это, казалось, только раззадорило его. Он сжал подбородок немного сильнее, наклонился и губами коснулся моих. Поцелуй был медленным, настойчивым, и я почувствовала, как внутри меня всё переворачивается. Страх, который ещё мгновение назад сжимал грудь, теперь смешался с невыносимым притяжением.

Я оттолкнула его, пытаясь сделать шаг назад, но он удержал меня, прижимая к себе. Руки Луки опустились ниже, осторожно скользя по талии, а дыхание его на моём лице вызывало дикий, непокорный трепет.

— Киара… — сказал он тихо, почти шёпотом, — Сопротивляйся, если хочешь. Но ты всё равно принадлежишь мне.

Я закусила губу, тело реагировало на каждое его движение. Руки сами обвили его шею, губы дрожали, дыхание сбилось. И это внутреннее противоречие - страх и желание одновременно - делало меня почти безвольной.

Он медленно опустился ещё ближе, руки мягко сжимали мою талию, притягивая меня к себе. Я почувствовала, как дрожь превращается в тепло, а сердце колотится в такт с его присутствием. Сопротивление медленно растворялось, но внутренний страх оставался, как тихий, но острый шёпот: "Ты должна быть осторожна…".

Я закрыла глаза, отдаваясь мгновению, но с мыслью, что это ещё не конец - я всё ещё чувствую себя пленницей его силы и власти, между страхом и притяжением, между сопротивлением и желанием. Я уже не могла отстраняться, не могла пошевелиться, когда его руки обвили мою талию, притягивая к себе. Его дыхание тёплое на шее, губы скользили по коже, а взгляд не отпускал меня ни на мгновение. Страх всё ещё сидел глубоко внутри, сжимал грудь и колотил сердце, но тело предательски откликалось на каждое его движение.

— Киара… — прошептал он низко, — Ты чувствуешь, как я держу тебя? Как никто другой не сможет?

Я кивнула, хотя разум кричал, требовал сопротивления, требовал убежать. Но руки сами обвивали его шею, губы дрожали, дыхание сбилось. Внутри всё было как вихрь: ужас и возбуждение, страх и притяжение одновременно.

Он провёл рукой по моим бедрам, слегка поднимая подол платья, и я невольно вздрогнула. Сердце колотилось бешено, ладони потели, а тело реагировало так, как я сама не могла понять. Я хотела вырваться, но его прикосновение держало меня на месте, как невидимые цепи.

— Сопротивляйся, если тебе станет от этого легче, — тихо сказал он, губы почти на моём ухе, — Но знай, что это бессмысленно.

Я закрыла глаза, почувствовав, как дрожь перерастает в странное, диким образом притягательное желание. Страх всё ещё был, но теперь он переплетался с внутренним трепетом и волнением, которое невозможно было игнорировать. Я понимала: он контролирует ситуацию полностью, и сопротивление лишь усиливает его власть и возбуждение.

Его руки, взгляд, дыхание - всё это держало меня так, как никто раньше не держал. Я дрожала, сердце колотилось, но тело предательски тянулось к нему, позволяя каждому прикосновению проникать глубоко внутрь.

И вместе с этим приходила странная мысль: "Он не хотел меня пугать… он защищает". Я ловила себя на том, что ищу оправдание, объяснение всему, что он делает. Даже когда страх сжимал грудь, я находила место для мысли: "Он просто хочет, чтобы я была в безопасности".

Я обвила руки вокруг его шеи крепче, чувствуя, как его тело держит меня, прижимает к себе, а губы скользят по моей коже. Сердце сжималось и таяло одновременно.

— Лука… — тихо выдохнула я, — Я… я доверяю тебе.

Он притянул меня ещё ближе, дыхание его горячее на моём лице, а взгляд настолько властный, что я почувствовала, как мои сомнения медленно растворяются. Он делает это ради меня.

Я не могла остановиться, но в глубине души пыталась убедить себя. Он меня защищает. Он хочет, чтобы я была рядом. Он знает, что без него мне будет плохо. Каждое его прикосновение, каждый жест я оправдывала, несмотря на страх, потому что моя часть, ещё не сдавшаяся полностью, пыталась найти смысл в происходящем.

И в этом противоречии - между страхом и доверием, сопротивлением и влечением - я оставалась рядом с ним, поддаваясь, одновременно оправдывая его власть и силу, позволяя себе верить, что он заботится обо мне.

Он резко, но уверенно подхватил меня на руки, и я почувствовала, как всё тело дрожит от напряжения и возбуждения. Мои руки обвились вокруг его шеи, ноги сами обвили его талию, будто я хотела прилипнуть к нему полностью, стать единым целым. Сердце билось бешено, дыхание сбилось, и в голове была только одна мысль: "Он держит меня, и мне это страшно нравится".

Каждое его движение, каждый шаг отдавался в моём теле волной трепета. Я чувствовала силу его рук, уверенность его тела, его дыхание на своей коже - и это одновременно пугало и манило. Он поднялся в спальню, не отрывая взгляда от меня, а я прижималась всем телом, ощущая его тепло, силу и власть.

— Киара… — его голос низкий, хриплый, — Держись крепче.

Я только сильнее обвила его ногами, дрожа от желания и страха одновременно. Каждое движение его тела, его руки, что держали меня плотно, словно говорили: ты моя, вызывало в моём теле волну напряжения, которая не давала думать ни о чём, кроме его прикосновений.

Когда он подошёл к кровати, я почти не контролировала себя. Сердце колотилось, дыхание сбилось, губы сами тянулись к его шее, а тело отзывалось на каждое движение. Страсть переполняла меня, смешиваясь со страхом и влечением, создавая ощущение, что мы слились в одном потоке силы, тепла и желания.

Он аккуратно опустил меня на кровать, руки не отпуская, взгляд пронзительный, губы скользили по моему плечу, а я дрожала, прижимаясь к нему всем телом. Я знала, что больше не смогу сопротивляться, и именно это чувство полного погружения, полного подчинения и одновременно полного желания, разрывало меня изнутри.

Он не отпускал меня ни на мгновение, руки крепко держали, не давая пошевелиться, но при этом движения были точными, уверенными, словно каждая часть его тела знала, что делать. Я обвила его ногами, дрожала всем телом, губы тянулись к его шее, плечам, а дыхание сбивалось от напряжения и желания.

— Киара… — прошептал он низко, — Ты понимаешь, что не убежишь от меня?

Я кивнула, не в силах говорить, но тело само отвечало на каждое его прикосновение. Каждое движение его рук, каждой линии его тела, заставляло меня трепетать, замирать, а потом снова гореть изнутри. Страх и страсть смешались так, что я уже не различала одно от другого.

Он медленно скользнул по мне, прижимая к себе, губы скользили по плечам, шее, грудной клетке. Мои руки обвили его спину, ногами я впивалась в его талию, а сердце билось так, что казалось, его слышат все вокруг.

— Я не буду останавливться, даже если ты будешь умолять об этом — как можно грубее сказал он мне в ухо.

Я только прильнула к нему ещё ближе, весь мир исчез, осталась только он и я, страх растворялся в волне возбуждения, а желание было сильнее всего. Я чувствовала, как он чувствует меня, как управляет каждым моим движением, и одновременно это казалось безопасным - в его руках я была целиком, он точно знал чего я хочу, как для меня будет лучше.

Он прижал меня к себе ещё сильнее, губы скользили по моей шее, а руки уверенно исследовали каждую линию моего тела. Я стонала, дрожала, реагируя на каждое движение, понимая, что больше не могу и не хочу сопротивляться. Страсть и влечение захлестнули меня, смешавшись с тем странным, тревожным страхом, который только усиливал всё, что происходило.

Мы слились воедино, дыхание сбилось, мир вокруг перестал существовать. Его руки держали меня крепко, взгляд не отпускал, губы ласкали, а я отдавала себя полностью, позволяя каждой эмоции и каждому прикосновению захватывать меня.

⸻

Я проснулась от слабого шороха и мгновения растерянности. Ещё не открыв глаза, почувствовала тепло рядом и силу его присутствия. Он крепко держал меня, и это ощущение одновременно пугало и успокаивало. Наши тела были переплетены, и я словно чувствовала, как его дыхание успокаивает меня, хотя внутри всё ещё была тревога.

Моё лицо оказалось прижато к его груди, и я на мгновение позволила себе просто лежать так, прислушиваясь к его сердцу. Его рука обвила меня вокруг плеч, словно напоминала, что я в безопасности.

Я прикрыла глаза снова, пытаясь собрать мысли, но ощущение его рядом и эта странная близость держали меня в равновесии между тревогой и каким-то теплом. Я понимала, что пока он рядом, мне немного легче, хотя мозг всё ещё пытался оценить ситуацию.

Я всегда где-то внутри догадывалась, кто он. Эти взгляды, холодная уверенность, то, как люди рядом с ним буквально теряли слова. Я подозревала что что-то не так еще того момента, когда он убил того мужчину, я видела своими глазами, но почему-то я не придала этому особое значение. Всё складывалось в пазл, но пока он сам не произнёс это вслух, я цеплялась за надежду, что ошибаюсь.

А когда услышала — будто весь воздух из комнаты исчез. Сердце сжалось, дыхание сбилось, в голове вспыхнула паника. Я пыталась понять — боюсь ли я его, или того, что теперь не смогу уйти. Я боюсь того, что не хочу уходить, не могу.

Я смотрела на него и думала: если уж мне суждено оказаться рядом с таким человеком, значит, так должно было быть. Я не верю в случайность, я верю в судьбу. Одно я знала точно — я не позволю ему забрать всё и я не дам себя контролировать полностью.

Моё тело, моя душа — всё ещё мои.

Но сердце… сердце уже у него. И это пугало куда больше, чем его имя, его власть или его темная жизнь.

Глава 14

ЛУКА

Я открыл глаза и первым делом почувствовал её запах — она рядом, но не так близко, как хотелось бы. Её дыхание ровное, но тело чуть отдалено, словно она строит невидимую стену между нами. Я чувствовал каждое её движение, каждое смещение, оно кричало: Я здесь, но не совсем.

Сердце ёкнуло. Я видел это в её взгляде, даже когда она ещё не смотрела на меня. Это смешение страха, осторожности и… чего-то ещё. Я знал, что она пытается удержать контроль, что она не хочет полностью сдаваться, и это заставляло меня жаждать её ещё сильнее.

— Киара… — тихо пробормотал я, почти себе под нос, — Не смей отдаляться.

Я медленно коснулся ее лица, стараясь поймать её взгляд. Мне нужно было почувствовать, что она со мной, что сердце её бьётся рядом, что она всё ещё хочет быть здесь, даже если разум против. Я хотел напомнить ей, что пока я рядом, она в безопасности, что она может доверять мне, даже если боится.

Каждое её движение, каждый лёгкий вздох был для меня сигналом, что она есть, что она ещё моя. И я решительно настраивался: пока она рядом, я буду держать её взгляд, держать её присутствие, напоминая, что она может быть свободна в душе, но моё влияние — здесь, рядом, и это остаётся неизбежным.

— Вставай, — сказал я, тихо, но твердо.

Она шевельнулась, сонно потянулась.

— Зачем? — спросила, не открывая глаз.

— Быстро одевайся. У нас планы.

Она приподнялась на локтях, нахмурилась.

— Какие ещё планы, Лука? Мне нужно хотя бы позвонить Наоми и Лекси, они, наверное, волнуются.

Я усмехнулся.

— Позвонишь потом. Сегодня ты со мной.

В её взгляде промелькнуло лёгкое раздражение — то самое, что всегда подогревало меня. Она привыкла спорить, а я — добиваться своего. И всё же сейчас в её голосе было нечто другое: осторожность.

Она начала собираться, а я, наблюдая за ней, чувствовал, как где-то глубоко внутри всё кипит. Мне нравилось, как она двигается, как бросает на меня взгляды украдкой, как будто проверяет, не передумал ли я.

— Надеюсь, ты хотя бы скажешь, куда мы едем, — сказала она, застёгивая браслет.

— На свидание, — ответил я спокойно, вставая с кровати.

Она подняла на меня глаза — удивлённые, почти детские. Я подошёл ближе, скользнул пальцами по её подбородку.

— Настоящее свидание, Киара. Без лишних вопросов.

Я поцеловал её в лоб — коротко, почти сдержанно, хотя хотелось большего. Хотел показать, что сегодня всё будет иначе. Что между нами есть нечто большее, чем просто игра.

Она закатила глаза, но я видел, как дрогнули уголки её губ. Она попыталась скрыть улыбку — и не смогла.

⸻

Мы ехали молча. Машина мягко каталась по асфальту, за окнами мелькали улицы, залитые бледным утренним солнцем. Я чувствовал её взгляд — прямой, изучающий, будто она решала, верить ли мне вообще.

— Ты ведь правда… в мафии? Или ты решил показаться более опасным в моих глазах? — тихо спросила она наконец.

Я кивнул, не отрывая взгляда от дороги.

— Я сказал тебе всё как есть. И я всегда говорил с тобой честно. Перед тобой мне не нужно казаться другим.

— Но… — она повернулась ко мне, — Ты не похож на преступника. Не выглядишь как те, кого показывают по новостям например.

Я усмехнулся.

— Новости показывают тех, кто не умеет прятать кровь.

Она замолчала, но ненадолго.

— И что ты делаешь? Продаешь наркотики? — голос стал осторожным, будто она шла по тонкому льду. — Убиваешь? Или просто отдаёшь приказы, чтобы это сделали другие?

— Иногда даю приказы, — ответил я, глядя прямо перед собой. — Иногда приходится убивать самому. У меня есть несколько бизнесов, клубы, казино, пару магазинов одежды, остальное не для твоих ушей.

Она не отводила взгляда.

— Странно, — прошептала она. — Меня это должно пугать, правда? Я должна бы дрожать от страха… а вместо этого — не могу перестать тебя слушать. Вчера когда ты сказал об этом, да, мне стало страшно, но я не хочу убегать.

Я повернул голову — её глаза отражали свет, в них была смесь ужаса и любопытства.

— Может, потому что ты видела больше, чем кажется? — сказал я спокойно. — Ты не из тех, кто живёт в розовых облаках.

Она чуть нахмурилась.

— Возможно… — ответила тихо. — Иногда мне снятся вещи. Сцены. Слишком реальные. Кровь, крики. Как будто я уже это видела. Не знаю где, не знаю когда…

Я не сводил с неё взгляда.

— Не каждый может смотреть в тьму и не ослепнуть.

Она усмехнулась.

— А я, похоже, уже смотрю. И всё ещё здесь.

Машина остановилась на светофоре. Я повернулся к ней и медленно, почти не касаясь, провёл пальцами по щеке, поцеловал ее в эти мягкие губы.

— Может, поэтому ты рядом со мной. Потому что не боишься тьмы.

Она посмотрела в окно, будто пыталась скрыть дрожь в голосе.

— Или просто потому что я уже влюбилась в эту тьму. — она замерла, будто сказала лишнее.

Светофор сменился, я тронулся дальше, не произнеся ни слова. Но внутри что-то кольнуло — она влюбилась в меня и ждет этого в ответ, но смогу ли я когда-нибудь полюбить?

⸻

Мы припарковались у бутика одежды. Киара молчала — видно, всё ещё переваривала наш разговор в машине. Её пальцы нервно теребили ремешок сумки, взгляд бегал по фасадам магазинов, как будто она не знала, чего ожидать.

Я заглушил двигатель, обернулся к ней и сказал спокойно, но без возможности возражений:

— Выбирай себе одежду. Всё, что захочешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она удивлённо моргнула.

— Зачем?

— Потому что я так сказал, — отрезал я. — И потому что ты не можешь ходить в тех шмотках, что носишь. Теперь ты — рядом со мной.

Киара закатила глаза, но я видел, как уголки её губ дрогнули — смесь раздражения и скрытого удовольствия от того, что я устанавливаю правила. Но я знаю, что ей такое нравится.

— Ты, кажется, перепутал, — сказала она, открывая дверь. — Я не твоя кукла, чтобы ты меня одевал.

— Ошибаешься, — я обошёл машину, наклонился к ней, прижимая ладонь к двери, не давая ей выйти. — Ты моя женщина. И я хочу, чтобы все это видели.

Она на секунду затаила дыхание — я почувствовал, как она колеблется между тем, чтобы ударить меня или поцеловать.

— Иногда мне кажется, ты просто маньяк, — тихо сказала она, глядя прямо в глаза.

— Может быть, — усмехнулся я, — но маньяк, который знает, что ему принадлежит.

Я отстранился и жестом указал на вход:

— Вперёд. Я жду у примерочных.

Она пошла, не сказав ни слова. Плечи прямые, шаги быстрые — упрямая, гордая, но я видел, как взгляд продавщицы зацепился за неё, как мужчины оборачиваются.

Во мне сразу вспыхнуло раздражение. Руки сами сжались в кулаки — ненавижу, когда кто-то смотрит на неё так.

Через пару минут она появилась с охапкой одежды — короткие платья, обтягивающие джинсы, кружевные топы. Я сел на диван, наблюдая, как она исчезает за занавеской примерочной.

— И не думай выбирать что-то скромное, — сказал я громко. — Мне нужно видеть тебя. Всю.

— И если мне не понравится? — донёсся её голос.

— Тогда я выберу за тебя, — ответил я, чувствуя, как губы расползаются в хищной улыбке.

Шуршание ткани, лёгкий смех, потом занавеска медленно открылась.

Она стояла передо мной — в коротком чёрном, блестящем платье, которое подчёркивало изгибы её тела, с открытой спиной и тонкими бретельками.

Я не сказал ни слова. Просто подошёл ближе, остановился на расстоянии дыхания и тихо произнёс:

— Это. Бери это. И всё остальное неважно.

Она смотрела прямо мне в глаза — упрямо, вызывающе, но я видел, как по её шее пробежала дрожь.

— Лука, ты невозможен, — выдохнула она.

— Привыкай, — ответил я. — Я не собираюсь меняться.

⸻

Прошёл уже час. Целый чёртов час, а я всё ещё сижу на этом мягком кресле у примерочных, слушая, как Киара ворчит за занавеской и роняет вешалки.

Она выходила одна за другой — в платьях, юбках, в чёртовом костюме, даже в чём-то с пайетками и перьями, что заставило меня чуть не расхохотаться. Каждый раз я говорил одно и то же:

— Нет. Снимай.

— Тебе вообще хоть что-то нравится? — раздражённо спросила она из-за занавески, когда я отверг очередное платье.

— Пока нет, — спокойно ответил я.

— Придира!

— Требовательный. Есть разница.

Она снова скрылась за занавеской — раздражённая, уставшая, но всё ещё упрямая.

Слышно, как цепляется ткань, как она тихо бормочет себе под нос:

— Чёртова молния…

Потом — пауза.

— Лука, — тихо, будто не хотела звать, но всё же позвала. — Поможешь?

Я поднялся. Раздвинул занавеску.

Она стояла спиной, платье чуть сползло, открывая линию плеч.

Ткань натянута, застряла.

— Застряло, — сказала она, не глядя на меня. — Я просто…

Я подошёл ближе.

Пальцы коснулись молнии, потом её кожи.

Она чуть дёрнулась.

— Лука… — в её голосе — предупреждение, но слабое.

— Шшш, — я наклонился ближе. — Не двигайся.

Молния дрогнула — и ткань чуть ослабла, скользнув вниз по её телу. Она вдохнула резко, не успев прикрыться. Я мог отступить — но не сделал этого. Просто стоял рядом, чувствуя, как воздух между нами стал густым, почти осязаемым.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Хочу тебя, как и всегда.

Я провел руками по ее груди и сжал, идеально мне подходят. Накрутив ее волосы на руку, развернул к себе и впился в ее пухлые губы, она попыталась оттолкнуть меня, но руки застыли у меня на груди.

— Сюда может кто-то зайти. — сказала она хватая ртом воздух.

— Не зайдут, не посмеют. — я снова впиваюсь в ее губы, рука скользит к ее заднице и сжимает.

Я обхватил ее ноги вокруг своей талии и вдавил ее в стену позади, она прижималась своими бедрами к моим. Я растегнул брюки и вытащил член, он упирался в нее. Отодвинув трусики я одним резким толчком вошел в ее влажную киску, она ахнула и я снова поцеловал ее, мой язык двигался, заставляя ее дрожать. Ее рот был теплым и влажным, а кожа пылала напротив моей. Я входил в нее резкими и быстрыми толчками. Одна рука поддерживала ее под задницу, в то время как другая массировала ее клитор, создавая еще более острых ощущений. Мой язык погружался в ее горячий рот и выходил из него в долгих, одурманивающих поцелуях, от которых даже у меня закружилась голова.

— Не смей останавливаться. Я собираюсь… - задыхаясь прошептала она.

— Кончи так сильно, как только можешь

piccola mia.

- прорычал ей в ухо, прежде чем взять ее нижнюю губу в рот и пососать, что-бы оставить свой след. — Ты собираешься кончить для меня, и это будет происходить снова и снова, так что привыкай к этой мысли.

Ее голова наклонилась вперед и легла на мое плечо. Руки, которые обвивались вокруг моей шеи, прижались ко мне крепче, она уже близко.

Я накрутил на руку ее волосы и оттянул ее голову назад, так чтобы наши глаза встретились

.

— Ты кончишь и покажешь мне это. Я хочу видеть, как освобождается каждая частичка тебя,

piccola.

- потребовал я, глядя прямо ей в лицо, мои темные глаза впитывали удовольствие, выгравированное на ее чертах. — Не пытайся спрятаться.… Я найду тебя. Ты уже знаешь это.

Она напряглась: резкий толчок раздутого члена пришелся как раз по ее набухшему клитору.

Такое сильное притяжение и почти животное желание постоянно держать ее рядом, уже не кажется простым притяжением, может я все же умею любить.

Мы кончили одновременно и сильно, все ее тело подалось вперед и забилось в судорогах. Я впился в нее взглядом, когда ее губы разошлись, и мое имя вырвалось из нее со вздохом.

Я наблюдал за ней, пока она кончала, не упуская ни одной детали. Я не переставал двигаться к ней навстречу, пока она не обмякла в моих объятиях.

—

Brava(умничка)

, Киара. Ты так хорошо справилась. Ты идеальна, просто идеальна. - пробормотал я, покрывая поцелуями ее челюсть. — Ты больше не потеряна,

bambina mia(моя девочка).

Я нашел тебя, и сохраню себе. Ты больше никогда не останешься одна. - прошептал я, прижимаясь губами к ее коже.

Я медленно опустил ее и проследил за тем, может ли она вообще стоять сейчас. Опустив руку к ее киске из которой все еще льется наслаждение, задвинул трусики обратно и прижал ладонь.

— Я хочу жить в тебе, не смей вылить ни капли. — в ее глазах вспыхнул блеск.

— Ты больной, это же не гигиенично.

— Но я же тебе не противен.

Она отрицать не стала и просто поцеловала меня, обняв за шею и прижимая ближе.

— Черт, похоже мы застяли здесь надолго. — я взял ее за шею и впился в губы сильнее.

— Нет нет, стой. Мне еще нужно к девочкам. — неохотно, но я все же отстранился.

— Если ты не выйдешь отсюда через минуту, я приду и буду трахать тебя весь оставшийся день.

Не дождавшись ответа, я вышел из этой каморки и подошел к одной из консультанток.

— Все вещи, которая она мерила, к которым она прикосалась или просто взглянула, привезите доставкой ко мне.

Открывая магазин женской одежды, я никогда не думал что буду сюда приходить. В таких точках просто легче отмывать деньги. Но ничего не бывает просто так, в будущем нужно будет открыть дестские магазины.

Когда Киара выходит из кабинки я беру ее за руку и мы направляемся на выход, я слышу как урчит ее живот,

bambina mia

хочет есть, поэтому мы поедем кушать.

Мы вышли из бутика, и яркий свет солнечного дня на секунду ослепил меня. Киара шла рядом, её взгляд был сосредоточен на новеньких туфельках, но я ощущал, как её присутствие держит меня в тонусе.

Вдруг — резкий свист. Я дернулся и сразу понял: это не ветер.

— Киара! — крикнул я, одновременно толкая её за спину и прижимая к себе.

Секунды растянулись. Выстрелы разрывали воздух вокруг нас. Я мгновенно прижался к ней, чувствуя, как её тело напряглось от страха. Сердце колотилось так, что, казалось, слышно было даже сквозь шум выстрелов.

— Держись рядом! — кричал я, оглядываясь. — Не отпускай меня!

Я знал, что это засада. Лицо в маске мелькнуло у края дороги — и я тут же оценил ситуацию. Принял решение. Подхвтив ее на руки, я увёл её за машину. Сердце стучало бешено, а в голове мелькали мысли: Никто не тронет её. Никто.

Киара, дрожа, прижалась ко мне. Я видел, как её глаза широко раскрыты, в них — страх, но и доверие. В этот момент стало ясно: я сделаю всё, чтобы она была в безопасности.

— Сиди здесь и никуда не двигайся! — твёрдо сказал я.

Она присела на землю, прижавшись к холодному металлу, глаза широко раскрыты, дыхание сбивалось. Я сунул ей свой телефон:

— Звони Рико. Скажи, что мы в засаде. И делай это быстро.

Она схватила телефон, руки дрожали, но голос был твёрдым. Я видел, как её пальцы набирают номер, и это немного успокоило меня — хотя только чуть-чуть.

Я прижался к краю укрытия, оценивая обстановку. Пули свистели вокруг, каждый звук — удар в сердце. Но я не мог оставаться на месте. Я сделал шаг наружу, прицелился и открыл огонь, точно и методично, удерживая контроль над ситуацией.

— Киара, никуда не двигайся! — крикнул я ей через свист пуль. — Я тебя прикрываю!

Каждое моё движение было рассчитано: шаг влево, огонь в точку, укрытие, шаг обратно. А она сидела за машиной, сжимая телефон, и, казалось, доверяла мне полностью.

— Не бойся, — мысленно сказал я, — Никто не тронет тебя, пока я рядом.

Каждый шаг, каждый выстрел был выверен. Стрелки пытались менять позиции, но я предугадывал их движения. Это может и русские, но точно не от Попова, эти слишком тупые.

— Киара, держись за машину! — крикнул я.

Я снова вышел на открытую площадь, двигаясь так, чтобы максимально прикрывать её. Пули свистели рядом, но я действовал спокойно, уверенно. Моя цель была одна — нейтрализовать угрозу и вернуться к ней целым.

Минуты растянулись в вечность. Но потом стрелки начали отступать — подкрепление Рико и Дамиана уже работало на позиции. Я выстрелил последний раз, оценил обстановку и вернулся к Киаре.

— Всё чисто, — сказал я, когда подошёл. — Никто тебе не причинит вреда.

Она подняла глаза на меня, ещё немного дрожа, но с облегчением. Я протянул руку, помог ей встать, прижал к себе на мгновение — и только тогда позволил себе выдохнуть.

Она резко прижала меня крепче, руки сжали мою талию, и я почувствовал, как её тело дрожит. В её глазах блестели слёзы, а голос срывался:

— Я думала… я думала, что ты… погибнешь!

Сердце сжалось от её слов, и я крепче обнял её, ощущая всю силу её страха и облегчения одновременно. Её слёзы обжигали грудь, а дыхание было неровным, но в этот момент я понял: всё, что происходило, только усилило её чувства ко мне.

— Всё в порядке… я здесь, меня не так легко убить — прошептал я, удерживая её, чувствуя её отчаяние и облегчение одновременно.

В этот момент подошёл Рико. Я отпустил Киару чуть-чуть, но держал взгляд твёрдым:

— Рико, разберись с телами и копами. Убедись, что следов не останется.

Он кивнул и тихо ушёл выполнять указания, а я вновь обвёл Киару руками, ощущая её дрожь и слыша её тихие всхлипы.

— Никогда больше не оставляй меня… — пробормотала она, всё ещё прильнув к груди.

Я крепко сжал её, мысленно обещая, что ни один человек не сможет причинить ей вред, пока я рядом. Даже если мир вокруг рушится, я буду её щитом.

⸻

Мы ехали в машине. Я крепко сжимал её руку, чувствуя, как она всё ещё дрожит от всего, что произошло. Её пальцы слегка сжались в ответ, и я понимал, что она не совсем оправилась от страха.

— После такого экшена… — тихо сказала она, — Я хочу просто домой, провести время с девочками.

Я бросил на неё быстрый взгляд, сердце сжалось. Не мог отпускать её одну, не сейчас.

— Слушай, — сказал я твёрдо, — Давай лучше, мы позвать их к нам. Так ты будешь с ними и в безопасности.

Она замолчала на мгновение, глаза расширились от неожиданности.

— Под "к нам", ты имеешь ввиду к тебе домой? — спросила она осторожно.

Я кивнул, сжимая её руку ещё сильнее, чувствуя, как её дрожь медленно утихает.

— Да. Никто не причинит тебе вреда, пока ты рядом со мной, а если с подругами тебе легче, то это хороший вариант. — мы встали на светофоре, она потянулась ко мне и поцеловала в щеку.

Я обвил ее лицо руками и поцеловал в губы. Она улыбнулась, в глазах появилось облегчение, а я почувствовал лёгкое удовлетворение от того, что смог удержать ее рядом.

Глава 15

КИАРА

Когда машина остановилась у дома, я наконец выдохнула. Мир за окном всё ещё казался неясным — как будто всё, что произошло, было фильмом, и я просто зритель, который вот-вот проснётся. Лука зашел домой первый и сказал мне ждать пока он не подаст знак. То, как он заботится обо мне, зставляет меня еще больше влюбляться. Никто и никогда не проявлял ко мне столько заботы и внимания, даже если наши отношения не навсегда, я хочу насладиться этими моментами пока мы рядом.

Когда в нас начали стрелять, я и правда думала что это конец, что я не успела сказать ему о своих чувствах, что у нас не будет сына с его характером и манерами, дочки с его красивыми темно карими глазами, которые на солнце отдают зеленым.

Но у него конкретный перебор с контролем, забирать мой телефон чтобы все мое внимание было на нем, не очень то романтично.

— Лука, — тихо сказала я — Верни мой телефон.

Он подошел и поднял на меня взгляд — тяжёлый, внимательный, будто проверял, не дрожу ли я, не собираюсь ли снова сбежать.

— Можешь заходить, и я не понимаю о каком телефоне речь — сказал он ровно.

— Я видела утром, что ты его забрал. — я вытянула руку. — Верни, пожалуйста.

На секунду мне показалось, что он проигнорирует. Но он достал телефон из внутреннего кармана пиджака, посмотрел на экран, потом перевёл взгляд на мою ладонь.

Он положил телефон на неё… но не отпустил. Его пальцы скользнули по моим, потом он притянул меня ближе — резко, почти грубо.

Я не успела ничего сказать, как его губы коснулись моих. Это был не мягкий, не утешающий поцелуй. В нём чувствовалось собственничество, усталость и какое-то безумное желание убедиться, что я всё ещё здесь, с ним. Мне это нравилось. Его поцелуи действуют на меня как наркотик, хочется еще и еще.

Когда он отстранился, я всё ещё держала телефон, сжав его так крепко, будто это единственная вещь, которая принадлежит только мне.

— Теперь можешь написать своим, — тихо сказал он, глядя прямо в глаза. — Я позову своих друзей, чтобы было веселее.

Сердце предательски сжимается от того, как он смотрит на меня, неужели я и правда достойна такого мужчины, такого отношения к себе.

Пройдя на кухню, Лука надел фартук и начал доставать продукты из холодильника. Он черт возьми собирается готовить. Никогда бы ни подумала что мужчина который готовит, может выглядеть настолько сексуально.

Его движения были медленные, уверенные — почти завораживающие. Он будто не просто резал овощи и следил за сковородой, а сражался с невидимым врагом — с самим собой.

Свет из окна ложился на его руки, сильные, с выступающими жилами. Он закатал рукава рубашки, я не могу перестать смотреть на него.

Когда он сдвигал сковороду одной рукой, я заметила на пальцах маленький шрам. И почему-то именно этот шрам показался мне самым человечным из всего, что в нём было и почему-то очень знакомым, я видела похожий шрам раньше.

Телефон завибрировал в руке.

Наоми:

Ты где? Уже которые сутки ты не дома, мы думаем, что тебя похитили.

Лекси:

Если ты с ним, дай хоть геолокацию — я хотя бы знать буду, где ставить свечку за твою душу.

Я закатила глаза и набрала коротко:

Киара:

Я у Луки. Всё хорошо. Он готовит.

Наоми:

ОН готовит?! Ты уверена, что он не отравит?

Лекси:

Молчи, если он красивый и готовит, я уже заочно даю свое согласие.

Я хмыкнула, скинула им адрес и дописала:

Киара:

Приезжайте, мне очень грустно без вас, Лука сказал что пригласил своих друзей)

Положив телефон на стол, я подошла ближе. Лука стоял у плиты, жарил бекон, а рядом уже варились макароны. Я опёрлась о столешницу, наблюдая, как масло шипит на сковороде.

— Ты так готовишь, будто делаешь это всю жизнь, — сказала я, не удержавшись.

Он посмотрел на меня через плечо, приподнял бровь:

— В какой-то мере — да.

— Кто тебя научил? — спросила я, и, не дождавшись ответа, добавила — Не говори, что сам.

Он улыбнулся — почти незаметно.

— Мама. Знаешь, она из тех женщин, которые умеют говорить спокойно, но все всё делают, как она сказала.

— Под каблуком у неё? — рассмеялась я.

— Скорее под сапогом, — ответил он с усмешкой. О господи — Отец всегда говорил, что сила мужчины — в самоконтроле. А она только улыбалась и добавляла соли в его суп.

Я засмеялась, но в его глазах мелькнуло что-то тёмное, едва заметное.

— А ты с ним… ладил?

Он замер на секунду, держа ложку.

— Нет, — ответил коротко.

Поставил сковороду на плиту, выдохнул.

— Он не умел выражать эмоции. Для него любовь — это дисциплина. Я мог получить пощёчину просто за то, что засмеялся не вовремя.

— Он бил тебя? — вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать.

Лука посмотрел на меня спокойно, но в этом спокойствии чувствовалась сталь.

— Пару раз. Этого хватило, чтобы я понял — больше никому не позволю трогать меня.

Я не знала, что сказать. Просто стояла рядом, чувствуя, как в груди что-то дрогнуло.

Он, наверное, уловил это, потому что отложил ложку и мягко коснулся моего подбородка.

— Не смотри на меня с жалостью, — сказал он тихо. — Это было давно. И это сделало меня тем, кем я стал.

Я сжала губы.

— Ты не обязан быть тем, кем тебя сделал отец, — прошептала я. — Можно быть другим.

— Я не уверен, что умею, — ответил он честно.

Он вернулся к плите, будто разговор окончен, а я всё ещё стояла, не в силах отвести взгляд.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его профиль, лёгкая тень от ресниц, пальцы, ловко перемешивающие пасту.

Этот человек мог убить — я знала. Но сейчас, пока он готовил ужин, он выглядел почти домашним. Почти нормальным.

Я подошла ближе, заглянула в сковороду и улыбнулась:

— Пахнет… как будто ты и правда старался.

— Ради тебя, — ответил он. — И не пытайся отрицать, что тебя не возбуждает, когда я у плиты.

Я фыркнула, чувствуя, как уголки губ предательски дрогнули, а внутри все скрутилось в узел.

— Ладно, возможно немного.

Он повернулся, глядя прямо мне в глаза.

— Немного — это начало.

⸻

Мы сидим за столом, между нами тарелки с карбонарой и стаканы с водой. Он молчит. Ест спокойно, размеренно, как будто этот день не закончился перестрелкой и кровью. Как будто всё нормально.

А я не могу оторвать от него глаз. Он выглядит слишком спокойно. Слишком уверенно. Даже сейчас — будто ничего не способно сбить его с ритма. Я делаю пару глотков воды, чтобы хоть как-то отвлечься.

— Странно, — вырывается у меня, — Впервые вижу мужчину, который готовит и не устраивает пожар на кухне.

Он чуть улыбается краем губ.

— Потому что я умею все держать под контролем, плиту в том числе.

— Людей тоже держишь под контролем? — спрашиваю, не глядя прямо, просто кручу вилку в тарелке.

Он поднимает взгляд.

— Абсолютно всё.

Мне становится жарко. От его тона, от его взгляда. Я отворачиваюсь, будто ищу спасения в стакане.

— Может… выпьем? — говорю, стараясь звучать легко. — Пока девочки едут. Просто расслабиться, поговорим.

Он чуть подаётся вперёд.

— Выпить?

Я киваю.

— Да. Просто… не хочу, чтобы всё было таким серьёзным. Хотя бы на один вечер.

Он молчит, смотрит, будто изучает каждое моё слово, каждый жест. А я думаю, что, может, зря это предложила. Потому что рядом с ним даже простое “выпить” звучит как вызов. Он встал из-за стола, отнес тарелки в раковину и вернулся с бокалом и кружкой.

Он вышел на балкон первым, будто хотел на минуту остаться один.

Вечер был мягкий, тёплый, с запахом асфальта после короткого дождя. Лука сел в кресло-качалку, налил себе виски, а мне — вина. Свет из кухни выливался на балкон, окрашивая нас в янтарь.

Он похлопал по своему бедру, глядя на меня с лёгкой усмешкой.

— Иди сюда.

Я подошла, села к нему на колени. Он чуть раскачивался, и это движение будто убаюкивало. Лука достал сигарету, щёлкнул зажигалкой, сделал затяжку. Огонёк на секунду осветил его лицо, подчеркнув резкие черты, усталость в глазах и тень чего-то неотпущенного.

— Давно ты куришь? — сказала я, глядя, как тонкая струйка дыма поднимается вверх.

— Только когда слишком тихо. Тишина иногда давит.

Он говорил медленно, будто подбирая слова.

— Мать у меня была сильная. Добрая, но с характером. Она умела ставить отца на место, хотя он всегда считал себя главным. Я рос под его крики, под его принципы. Он верил, что слабость — это болезнь, а я… был слишком мелким и живым, чтобы стать как он.

Я смотрела на него и чувствовала, как где-то внутри что-то мягко сжимается. Он сделал ещё одну затяжку, но я протянула руку и забрала сигарету. Лука посмотрел на меня с удивлением, но не сказал ни слова. Я медленно поднесла её к губам и вдохнула — я не курила с тех пор как познакомилась с ним, странные ощущения.

— Горько, — сказала я. — Но честно.

Он тихо усмехнулся.

— Вот поэтому я и не бросаю. Напоминает, что честность редко бывает сладкой. А почему ты начала портить свои легкие?

— Чтобы чувствовать поддержку. Мой папа курил. После того как покурю, руки напоминают его, единственное что напоминает о нем, остальное я уже забыла. — от этих воспоминаний стало грустно и неприятно, я давно не вспоминала отца.

Он будто почувствовал мои мысли и прижал к себе крепче. Мы сидели в тишине. Я делала короткие затяжки, а он просто держал меня, положив подбородок мне на плечо. Где-то вдалеке проехала машина, кто-то смеялся во дворе.

— У тебя есть эта странная способность, Киара, — сказал он, глядя в сторону ночного города. — Делать даже мои самые мрачные воспоминания… теплее.

Я улыбнулась, не отрывая взгляда от огней улицы.

— Может, ты просто впервые не один, когда рассказываешь о них.

Он притянул меня ближе, и я услышала, как его сердце стучит где-то под моей щекой — медленно, уверенно, живое. Мы сидели на балконе, город медленно погружался в темноту, а лампы разбросанных окон напоминали далекие звёзды. Он сделал затяжку из сигареты, которую я уже умело держала в руках, и тихо сказал:

— Знаешь, Киара… я видел тебя впервые очень давно. Ты была совсем другой, но всё равно… сразу заметной.

Я посмотрела на него, стараясь понять, играет ли он со мной, или говорит серьёзно.

— В детстве? — выдохнула я. — Не может быть…

Он кивнул, взгляд устремлён вдаль, будто возвращаясь в прошлое:

— Да. И с тех пор… я следил. Не близко, не вмешиваясь. Просто наблюдал. Издалека. Чтобы быть уверен, что ты в безопасности.

Я ощутила странное тепло и дрожь одновременно. Странно, что мысль о том, что кто-то следил за мной столько лет, не пугает так сильно, как должна бы. Наоборот, мне это нравится. Черт, я становлюсь такой же сумашедшей.

— И… ты всегда знал, что однажды мы встретимся? — спросила я тихо, почти себе под нос.

Он улыбнулся уголком губ, лёгкая тень боли в глазах:

— Я не знал. Я был в этом уверен.

Я смотрела на него, на огоньки города внизу, и внутри что-то щёлкнуло. Страх, любопытство, непонятное притяжение — всё смешалось в одном миге.

— Я никогда не вмешивался. Никогда. Пока не было опастности.

Я перевела взгляд с его лица на город. И впервые за долгое время почувствовала, что кто-то рядом — не для контроля, а просто для того, чтобы быть рядом.

— И… почему ты решил вмешаться именно сейчас? — спросила я, и моя рука случайно коснулась его.

Он повернулся ко мне, глаза заискрились:

— Потому что теперь я понял… что быть рядом — не просто желание. Это необходимость. Ты — часть моей жизни, Киара. И я не могу позволить этому остаться лишь наблюдением издалека.

Слова висели между нами, мягко обвивая вечернюю тишину. Я ощутила, как что-то внутри меня сжалось и одновременно расслабилось. Страх, любопытство, лёгкая тревога — всё смешалось в один момент, и стало ясно, что доверие к нему рождается медленно, но неизбежно.

Он протянул руку, слегка коснувшись моей, и я позволила этому прикосновению задержаться. Сердце колотилось, но не от страха, а от того, что рядом кто-то, кто наблюдал, ждал и теперь действительно рядом.

— Так… это ты всё это время был там, где я не замечала? — шепотом спросила я.

Я сидела на балконе, облокотившись на перила, погружённая в свои мысли и воспоминания. Вдруг что-то щёлкнуло в голове:

— Я вспомнила кое-что… — пробормотала я, едва слышно. — В детстве… в тени стоял мальчик. Мы постоянно были вместе, но я никогда его не видела полностью. Только ощущала рядом.

Лука повернул ко мне голову, глаза блестят в мягком вечернем свете:

— И только сейчас это всплыло?

Я кивнула, чувствовала, как внутри что-то сжимается и одновременно распускается от странного тепла и воспоминаний. И тут раздался звонок в дверь — кто-то настойчиво звонил. Я вздрогнула и поспешила открыть.

На пороге стояли Наоми и Лекси, улыбки на лицах, сумки с напитками и закусками в руках.

— Привет, мышка! Мы пришли! — одновременно выкрикнули они.

— Заходите, заходите! — улыбнулась я, открывая дверь шире. — Жаль, что Хлои нет, ее очень не хватает.

Лука остался за спиной, слегка склонившись, наблюдая, как я встречаю подруг. Я ощущала его взгляд — тёплый и слегка настороженный — будто он был невидимым щитом, пока я находилась в привычной для себя атмосфере дружбы.

Гостинная наполнилась смехом, шутками и привычной дружеской суетой. Я с трудом удерживала в себе вихрь мыслей о мальчике из детства и Луки, который теперь рядом, невидимо вплетаясь в мою жизнь.

Через пятнадцать минут снова раздался звонок в дверь. Наоми, с лёгкой улыбкой, подошла и открыла. И тут её глаза расширились.

— Ты…? — выдохнула она почти шёпотом, будто не ожидала увидеть его здесь.

Мужчина, в свою очередь, замер на пороге, слегка смущённый и одновременно напряжённый, его взгляд задержался на Наоми дольше, чем принято.

— Привет, Наоми… — сказал он тихо, с едва заметной улыбкой, словно сам удивлён тем, что видит её здесь.

— Эээ… Откуда ты… — Наоми быстро отступила в сторону, пытаясь скрыть лёгкое покраснение на щеках, но едва сдерживала улыбку.

Я, стоявшая чуть позади, сдержанно улыбнулась и подшучивающе сказала:

— Ну что, ребята, заходим. Лука сказал, что вместе будет веселее.

Лука стоял рядом, слегка улыбаясь уголком губ, наблюдая за этой небольшой паузой между ними. Атмосфера стала одновременно лёгкой и напряжённой, как будто маленькая искра в воздухе готовила что-то новое.

— Заходите, — повторила я, стараясь вернуть привычный уют.

Лука представил нас друг другу и мы устроились на диване: он держал меня в своих руках, мы обнимались, его тепло разливалось по всему телу. Рядом Лекси с Дамианом уютно устроились, смеялись и шептались между собой. Наоми и Рико сидели на мягком бежевом коврике на полу, их поза была расслабленной, но я заметила, как Наоми постоянно кидает взгляды на Рико, полные ожидания и лёгкого возбуждения что ли.

— Давайте сыграем в "Семь минут" — предложила Наоми с хитрой улыбкой. — На тех, на кого выпадет бутылка, семь минут придётся провести в тесном пространстве вместе, но комната с кроватью тоже сойдет.

Я приподняла бровь и посмотрела на Луку:

— Тесное пространство, говоришь? — шепотом, но с лёгкой улыбкой.

Лука слегка улыбнулся, прижимая меня к себе ещё сильнее:

— Я определенно не против.

Лекси захохотала:

— О, это будет весело! Я уже вижу, как Дамиан будет краснеть!

Дамиан, не теряя самообладания, лишь поджал губы:

— Мы еще посмотрим кто краснеть будет.

Я ощущала, как сердце чуть быстрее забилось, а Лука нежно провёл рукой по моей спине, словно давая понять, что я в безопасности, и в то же время… напряжение росло. Интересно было смотреть на всех: маленькая игра, а эмоции буквально искрились в воздухе.

Бутылка медленно крутилась на коврике, все напряжённо следили за ней. И вот она остановилась… прямо на Лекси и Дамиане.

— Ну что, семь минут, говорите? — Дамиан поднял бровь и с хитрой улыбкой подшучивал. — Мне кажется, нам их точно будет недостаточно.

Лекси лишь смеялась, подталкивая его:

— Давай, Дамиан, не будь слишком самоуверен!

Лука, сидевший рядом со мной на диване, слегка приподнял бровь и сказал спокойным, но властным тоном:

— Комната на втором этаже свободна. Идите туда.

Лекси и Дамиан переглянулись, смеясь, и, не теряя времени, направились в указанное место. Как за пару минут знакомтва, эти двое так сблизились. Я прижалась к Луке, чувствуя, как его рука обвивает меня, и невольно улыбнулась:

— Кажется, вечер обещает быть интересным.

Лука лишь усмехнулся уголком губ и слегка сжал мою руку. Его взгляд был сосредоточен на оставшихся, но я ощущала, что вся его забота — только обо мне. Его собственничество начинает заводить не на шутку.

Наоми с Рико на коврике тоже не скрывали любопытства, а атмосфера в комнате слегка накалилась, как будто каждое движение добавляло напряжения и ожидания к игре. Пока Лекси и Дамиан были в комнате, Лука повернулся ко мне и улыбнулся:

— Давайте выпьем.

Я кивнула, и Наоми сразу поддержала:

— Отличная идея!

Рико, сидевший рядом на коврике, слегка смутился, когда Наоми подала ему бокал:

— Ну что, попробуем на брудершафт? — с игривой улыбкой сказала она, подмигивая ему.

Я наблюдала, как они флиртуют. Наоми действовала так, будто уже знает его, а Рико пытался держаться, слегка отводил взгляд, но постепенно заметно сдавался под её напором.

Лука, крепко держа меня за руку на диване, наблюдал за этим тихо, слегка приподняв бровь и с усмешкой на лице. Его внимание всё ещё было на мне, но я ощущала его интерес к происходящему вокруг, как будто он считал каждое движение и каждое слово, запоминал его.

Я подняла бокал, слегка коснувшись его своим:

— За этот вечер… и за интересные игры, — сказала я, чувствуя, как тепло распространяется по всему телу от близости Луки.

Он лишь ответил тихим, спокойным голосом:

— За тебя,

la mia bambina.

И мы все сделали первый глоток, смеясь и наблюдая, как напряжение между Наоми и Рико растёт, а Лука продолжает держать меня в своих руках, невидимо подчёркивая, кому я принадлежу.

Лекси и Дамиан вернулись в комнату, слегка взъерошенные, с озорными улыбками и блеском в глазах. Казалось, что их "семь минут" оставили яркий след, хотя они старались этого не показывать.

Наоми, не теряя ни секунды, уже подпрыгнула на месте и с шутливым тоном обратилась к ним:

— Ну что же вы там делали, молодые? Думаю, нам нужно отдельное расследование!

Лекси фыркнула и с подмигиванием кинула взгляд на Дамиана:

— Всё нормально, Наоми, просто практика… во имя науки!

Дамиан лишь пожал плечами, пытаясь сдержать смех, но видно было, что он краснеет.

Я сидела на диване, прижимаясь к Луке, и не могла сдержать улыбку. Он держит меня за руку, наблюдает за происходящим с лёгкой усмешкой:

— Кажется, вы все слишком увлеклись играми, — сказал он тихо, но с той силой, что заставляла меня ощущать его контроль даже в такой шутливой атмосфере.

Наоми продолжала поддразнивать:

— Ха, я бы сказала, что у нас в комнате стало слишком горячо, кто со мной согласен?

Я почувствовала, как Лука слегка прижимает меня к себе и шепчет на ухо:

"я бы предпочел сейчас тебя голую подо мной".

Я слегка пнула его плечом. Как он может говорить такое, когда рядом столько людей.

Воздух в комнате был наполнен игривой энергией, смехом и лёгким напряжением — идеальное сочетание для того, чтобы вечер стал незабываемым. Лекси снова закрутила бутылку на коврике, и мы все затаили дыхание, наблюдая за её вращением. Бутылка медленно крутилась и… остановилась на Наоми и Рико. Наоми резко подскочила, широко распахнув глаза, и, ухватив Рико под руку, сказала с притворной серьезностью:

— О, нет! Мы точно не на "семь минут", поэтому заранее желаю вам спокойной ночи!

Рико, слегка смущённый и краснея, попытался что-то возразить, но Наоми уже подтянула его к лестнице, а сама хохотала, словно всю ситуацию заранее планировала.

Я прижалась к Луке, чувствуя, как он тихо усмехается рядом со мной. Его рука на моей талии мягко сжалась, и я поняла, что, несмотря на всю игру и смех, он следит за каждым движением, как защитник и наблюдатель одновременно.

Лекси расхохоталась, а Дамиан только поднял бровь и подшучивал:

— Ну что, похоже, ночь только начинается…

Я улыбнулась, глядя на всю эту компанию, ощущая тепло, смех и особое чувство близости, которое исходило от Луки. Даже в самой игре он делал так, что я чувствовала себя в безопасности.

Прошло минут десять, а Наоми и Рико всё ещё не появлялись. Атмосфера слегка стихла, и Лука, наблюдая за нами, тихо сказал:

— Похоже, лучше всем остаться на ночь у

нас.

Я поднимаю на него непонимающий взгляд, но он не обращает внимания н это. Он поворачивается к Лекси:

— Ты можешь выбрать любую из свободных комнат.

Лекси только весело фыркнула, а Дамиан уже собирался идти рядом с ней:

— Проследи, чтобы всё было спокойно, — сказал Лука Дамиану, словно отдавая распоряжение телохранителя.

А потом его взгляд опустился на меня. Он склонился, подхватил меня на руки, и я почувствовала, как моё сердце немного учащённо забилось. Его теплое дыхание касалось моего уха, и я прижалась к его груди, ощущая силу и уверенность.

— Нам пора, — тихо сказал он, и мы направились в их спальню.

Я пыталась сосредоточиться на каждом шаге, чувствуя, как он держит меня, как его рука крепко обхватывает мою спину, как его близость одновременно успокаивает и возбуждает.

Когда мы вошли в комнату, я слегка улыбнулась, понимая, что сейчас мы останемся только вдвоём. И мысль о том, что ночь будет наша, заставила меня взволноваться.

Лука аккуратно уложил меня на кровать, держа за руки, чтобы я не отстранилась. Его взгляд был такой пронзительный и одновременно мягкий, что я ощущала себя совершенно уязвимой и защищённой одновременно.

— Ложись рядом, — тихо сказал он, и я почувствовала, как его тепло окутывает меня, когда он лёг рядом. Его рука медленно обвила мою талию, а другая лежала на моём бедре, не требуя ничего, просто ощущая.

Мы лежали в тишине, слыша только дыхание друг друга. Его голос звучал тихо, но каждый шёпот был весомым:

— Сегодняшний день был… слишком насыщенный, — сказал он, слегка улыбаясь. — Но хорошо, что ты здесь.

Я тихо ответила, стараясь не отводить взгляд:

— Мне тоже хорошо… но я немного нервничаю…

Он лишь прижал меня к себе сильнее и провёл рукой по моей голове, убирая прядь волос с лица:

— Не волнуйся. Я здесь, и никто тебя не тронет.

Моё сердце постепенно успокаивалось, и я почувствовала, как расслабляюсь в его объятиях. Мы тихо разговаривали шёпотом о дне, смеялись над маленькими моментами, обсуждали мелочи, пока его рука мягко скользила по моей спине, обволакивая теплом.

Я закрыла глаза, ощущая его присутствие, тепло, которое отдавалось мне через каждое прикосновение. В комнате царила интимная, уютная атмосфера — словно весь мир исчез, оставив только нас двоих.

Мы лежали в темноте, но ощущение его присутствия было настолько сильным, что я чувствовала каждое его движение, каждое лёгкое дыхание. Его рука всё ещё обвивала мою талию, пальцы слегка поглаживали кожу, словно проверяя, что я рядом и всё в порядке.

Я медленно повернулась к нему лицом, он наклонился ближе, и наши лбы коснулись друг друга. Теплый шёпот его голоса прошёл по моей коже:

— Ты знаешь, я никогда не думал, что кто-то сможет так влиять на меня…

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри меня смешиваются тревога и странная, сладкая уверенность:

— Я тоже… не знаю, как это объяснить…

Он провёл рукой по моим волосам, а я непроизвольно обвила его руку своими пальцами. Мы молчали, слушая только дыхание друг друга, шум улицы где-то вдали растворялся в этом уюте. Я почувствовала, как постепенно расслабляюсь, расстворяюсь в нем. Его прикосновения стали мягче, внимательнее, и я понимала, что сейчас мы просто… рядом. Без давления, без слов о будущем, без страха. Только ощущение его тепла, его руки, его дыхания.

В этой тишине, в этом прикосновении, я впервые за долгое время почувствовала спокойствие. И, закрыв глаза, позволила себе просто быть с ним, ощущая каждый сантиметр его присутствия и то, как он заботится обо мне.

Я уже спала, когда вдруг оказалась перед домом, где жила в детстве. Тёплый свет фонарей прогонял тьму, но ночь казалась глубокой, почти осязаемой. Я сидела во дворе на старой качели, ощущая, как холодный ветер слегка треплет волосы.

Из окна доносился смех моей мамы с её мужчинами — весёлый, громкий, странно чужой. Я качалась, ощущая одновременно страх и тревогу.

Рядом с деревом я заметила тень. Сердце замерло, а дыхание стало прерывистым. Я робко спросила:

— Кто это?

Тень чуть наклонилась и произнесла что-то, но я не услышала его. Внутри меня зашевелилось что-то знакомое, что-то, что я не могла сразу вспомнить. Склоняясь ближе к этой тени, я почувствовала странный холод, который пробирал до костей. Кажется, что что-то знакомое и одновременно пугающее ждет меня там.

В этот момент я проснулась. Холодный пот стекал по спине, дыхание сбилось, а сердце стучало так сильно, что казалось, оно готово вырваться наружу. Комната вокруг была тёмной и тихой, но во мне всё ещё дрожал образ той тени, того дома, той ночи. Лука крепко обнимал меня, прижимая к себе, и я почувствовала немного безопасности. Я попыталась снова закрыть глаза, стараясь отпустить кошмарные мысли и уснуть, но они не отпускали меня.

Как только я закрыла глаза, передо мной вновь возникла та сцена из детства. Я качалась на качели во дворе, а мужчина матери подошёл слишком близко, слишком нагло. Я закричала, отбивалась, пыталась убежать, но он был слишком близко. Сердце рвалось от ужаса и бессилия.

И вдруг передо мной появился мальчик. Я увидела лишь его глаза, они были холодны и решительны, а в руке сверкнул нож. Он стремительно вонзил его в шею мужчины. Всё происходило так быстро, что я даже не успела осознать. За мальчиком появился другой мужчина, в строгом деловом костюме. Мальчик с хладнокровием скорее приказал ему разобраться с телом. И мужчина в костюме кивнул, словно это была обычная, привычная задача. Я почувствовала ледяной ужас, сердце бешено колотилось, а тело дрожало. Это было не сон и не игра воображения — это было слишком реалистично, слишком живо, чтобы быть просто сном. Это было воспоминание из прошлого.

Я резко проснулась, весь пот стекал по телу, а Лука всё ещё крепко держал меня в своих объятиях. Я спрятала лицо в его груди, пытаясь успокоиться, но внутри меня бурлило что-то страшное, не давая спокойно заснуть.

⸻

Я проснулась от лёгкого тепла на своей коже. На улице уже было утро, но комната оставалась тёплой и уютной. Лука всё так же крепко прижимал меня к себе, его руки обвивали моё тело, словно хотели удержать в этом мире, в этом моменте.

Луч солнца пробивался через шторы и падал на его лицо, освещая черты, которые я знала и одновременно не узнаю. Я моргнула и застыла на месте. На мгновение мне показалось, что он — тень, та самая фигура из моих кошмаров.

Неужели это он?

— пронеслось в голове. Тот мальчик, что появлялся во фрагментах моей жизни, из забытых воспоминаний… Сердце забилось быстрее, дыхание сбилось.

Я почувствовала страх и странное притяжение одновременно. Внутри что-то кричало, предупреждало, что это слишком похоже на то, что я видела в детстве, но в то же время желание быть рядом с ним не давало шевельнуться.

— Лука… — прошептала я тихо, почти сама себе, — Это… это был ты?

Он медленно шевельнулся, будто ощущая мой внутренний конфликт, и тихо ответил, держа меня всё так же крепко:

— Я держу тебя. Всё в порядке.

И хотя разум всё ещё пытался связать его с тем мальчиком из сна, тело позволяло себе почувствовать безопасность, которой так не хватало. Солнечные лучи согревали нас обоих, а я снова позволила себе прижаться к нему, пытаясь уловить ту грань между страхом и доверием, которая начинала появляться. Я лежала в его объятиях, ощущая каждое прикосновение, каждое дыхание. Руки Луки крепко обвивали меня, и с каждым мгновением я понимала, что больше не хочу никуда уходить. Все страхи и воспоминания о детстве постепенно растворялись, оставляя лишь тепло и

безопасность.

Я подняла взгляд на него, и сердце забилось быстрее. Голос дрожал, но я сказала это вслух, потому что больше не могла держать внутри:

— Лука… мне кажется, что я люблю тебя.

Он на мгновение замер, будто пытаясь осознать мои слова, а потом его губы коснулись моих в мягком, долгом поцелуе. Я закрыла глаза, отдаваясь полностью — не только телом, но и всем сердцем. Все стены, которые я возводила вокруг себя, рушились под его теплом и присутствием. Он ничего не сказал в ответ, но его действия говорят громче слов. Я больше не боялась, больше не сомневалась. Здесь, в его объятиях, я чувствовала себя собой, чувствовала любовь и принадлежность, о которой мечтала, но боялась признать даже самой себе.

Мы лежали обнявшись после того, как я призналась в своих чувствах. Лука тихо провёл рукой по моей спине, и я ощущала, как его присутствие даёт ощущение полной безопасности.

— Киара… — начал он низким, спокойным голосом, — Временно тебе не стоит ходить на учебу. Ты останешься со мной.

Я подняла на него взгляд, удивлённо моргнув.

— Но… — начала я, но он мягко, но решительно, прижал меня к себе.

— Мои друзья уже отвезли твоих подруг домой, — продолжил он. — Сейчас только мы. И пусть весь мир ждёт.

Я чувствовала, как сердце ёкает от таких слов. С одной стороны, это немного пугало — лишиться привычного ритма жизни, но с другой… быть рядом с ним, чувствовать его защиту, было слишком заманчиво. Я тихо кивнула, прижимаясь ещё ближе:

— Ладно…

Лука улыбнулся, и его руки крепче обвили меня. В тот момент я поняла: сейчас мне важно только это — быть здесь, с ним, и больше ни о чём не думать.

⸻

Прошло несколько дней, и я будто жила в другом мире — мире, где существовал только он и я. Мы всё время проводили вместе: гуляли в парке, держась за руки и смеясь, будто никто вокруг не существовал; посещали рестораны, пробовали новые блюда и шутили над странными заказами; заходили в магазины, где он терпеливо ждал, пока я примеряю десятки нарядов; даже ходили на аттракционы, и я визжала от радости, а он смеялся, держа меня за талию, словно боясь, что я улечу. И везде занимались сексом, везде. Мы не можем насытиться друг другом. И все же кровать остается самым приятным местом. Два дня назад приехала большая доставка одежды, он купил мне весь магазин, моему счастью не было предела и конечно же я его отблагодарила со всей душой.

Но теперь настал момент, когда мне нужно было возвращаться на учебу. Я сидела на диване в его доме, собирая сумку, большую часть одежды приходится оставить у него, сердце сжималось от предчувствия разлуки.

— Лука… — начала я тихо, почти шепотом, — Завтра мне точно нужно идти на учебу.

Он сел рядом, обнял меня и провёл рукой по моей спине, его взгляд был мягким, но настойчивым.

— К сожалению. У меня тоже есть дела, но я всегда слежу за тобой. Если ты почувствуешь что-то неладное, звони сразу же, и не переживай за то, что отвлечешь меня от рпааботы.

Я улыбнулась сквозь лёгкое волнение, ощущая его защиту.

— Я буду осторожна… — ответила я, прижимаясь к нему ещё крепче. — Но я обязательно соскучусь.

Он улыбнулся, прижав лоб к моему, и я почувствовала, как его присутствие согревает меня так сильно, что расставание казалось почти невозможным. Я знала, что завтра мир вернётся к привычной жизни, но в этом мгновении я хотела остаться здесь, в его объятиях, ещё немного.

⸻

Мы ехали в машине, и я всё ещё чувствовала тепло его рук, когда он держал меня за талию. Сердце било так, будто оно пыталось вырваться из груди, а мысли постоянно возвращались к каждому моменту, который мы провели вместе последние дни.

—

La mia bambina…

— сказал он тихо, глядя на меня, — Ты сегодня выглядишь… слишком соблазнительно, чтобы просто идти в университет.

Я чуть вздрогнула, но не смогла сдержать улыбку.

— Правда? — подыграла я, слегка коснувшись его руки, — Ну что ж, тогда придётся держаться в рамках приличия.

Он ухмыльнулся, и его взгляд был таким… игривым, будто он подбирал варианты как сделать так чтобы я осталась.

— О, ты уже умеешь играть, — произнёс он, приближаясь чуть ближе к рулю, чтобы казалось, что он вот-вот скоснёт меня плечом. — Но будь осторожна. Я могу отвлечься от дороги.

Я рассмеялась, слегка наклонившись к нему:

— Тогда тебе придётся быть внимательнее… или я буду тебя дразнить весь путь.

Я прикоснулась к его плечу и провела до его бедра. Он издал езкий вздох и положил свою руку на мою, как бы прося остановиться, но я потянулась к ремню и просунула руку в его трусы. Начала нежно глядить его уже набухший член, но мне этого было недостаточно, я расстегнула его брюки и вытащила член наружу. Взяла его в руку и начала подрачивать, я смотрела на него, следила за его рекцией на каждое мое действие, он накрутил мои волосы на кулак и наклонил мою голову к члену. Я взяла его губами и провела языком.

— Лижи его и соси одновременно, работай язычком,

la mia bambina

— сказал он хриплым голосом, что еще больше меня возбудило.

Я сделала так как он приказал, его член начал увеличиваться, хотя казалось бы, куда больше. Он начал натягивать меня в такт моим движениям. Его член был немного солоноватым на вкус и из него уже выделялся предэкулят. Я облизывала его головку, сжимала губами и водила вверх и вниз. Постепенно я почувствовала, как его член напрягся еще больше и не ожидала когда он начал кончать.

— Проглоти все до последней капли, не смей выплевывать. Чертовски хорошо.

Когда я проглотила все до последней капли и выпрямилась, Лука остановился у трассы и повернулся ко мне и обнял ладонями мое лицо.

— Это было превосходно

детка, но больше так не делай, если не хочешь чтобы мы попали в аварию. — он впился в мои губы и целовал так страстно, что у меня закружилась голова.

Это было чертовски круто и я обязательно хотела бы повторить.

Он взял меня за руку и мы двинулись с места. Каждое наше прикосновение было игрой, флиртом, который и веселил, и волновал одновременно. И хотя я знала, что скоро придётся выходить и вернуться к учебе, это мгновение казалось вечностью, которую я не хотела отпускать.

— Напоминаю… — тихо сказал он, — Ты принадлежишь мне, и не дай дьявол я узнаю, а я обязательно узнаю, что на тебя хоть кто-то посмотрел так же, как и я.

Я кивнула, не отводя взгляд, и позволила себе погрузиться в это чувство — тепло, опасность, желание и уверенность, что я была рядом с человеком, который держал меня не только физически, но и в сердце, как мне казалось.

Мы подъехали к общежитию, и я уже чувствовала, как внутри всё ёкает от смеси волнения и лёгкой тревоги. Лука медленно остановил машину, его рука всё ещё держала мою, и я ощущала тепло, исходящее от него. Он открыл мне дверь и помог выйти из машины, но резко прижал к себе и снова поцеловл.

— Мне никогда не будет достаточно, мне всегда будет мало тебя. — он смотрел на меня с любовью,он никогда не говорил об этом, но я это вижу.

— Это взаимно,

любимый.

— это слово вырвалось неосознанно, его глаза потемнели и он снова прижал меня к себе и поцеловал.

Я слегка отстранилась, но он снова приблизился, его рука скользнула чуть выше моей талии, и я почувствовала, как сердце колотится быстрее. Он улыбнулся, и в его взгляде была лёгкая игривость, словно он знал, что я не устою перед его контролем, и это его забавляло. Я отстранилась от него и прошла к двери, открыла и собиралась уйти, но он не отступал, медленно сопровождая меня к входу.

—

La mia bambina

— позвал он ещё раз, его голос стал мягче, но тёплый, — Смотри на меня, даже когда входишь. Я хочу, чтобы ты помнила, кому ты принадлежишь.

Я кивнула, чувствуя, как сердце сжалось от волнения и желания.

⸻

На следующий день я проснулась раньше обычного, но на удивление я выспалась и мне не снились ужасы. Девочки уже уехали по своим делам, а я собиралась одна, в полной тишине. Каждый звук казался оглушающим: ветер за окном, легкий скрип пола, даже мое дыхание.

Я надела джинсы и кофту, быстро собрала рюкзак и вышла из комнаты. Сразу почувствовала это странное напряжение — как будто кто-то наблюдал за мной. Моё сердце забилось быстрее, и шаги стали более уверенными, почти укоряющими себя: "

Киара, успокойся, не придумывай".

Но чем дальше я шла по коридору общежития, тем сильнее становилось это ощущение. Напряжение буквально давило на плечи, и я понимала: это не Лука. Он никогда не давил бы на меня так издалека, не тревожил бы каждый мой шаг.

— Что… что это за чувство? — пробормотала я про себя, ускоряя шаги. — Почему мне так страшно?

Каждый взгляд через плечо заставлял сердце замирать. Я пыталась сосредоточиться на обычных вещах: двери, окна, студенты вокруг, но внутренний голос не умолкал, говорящий, что кто-то рядом, и это совсем не тот человек, чье присутствие приносит мне чувство безопасности. Сжимая рюкзак сильнее, я ускорила шаг, стараясь уйти от этого ощущения, но одновременно внутри росло раздражение — как будто кто-то нарушил мои границы. И чем дальше я уходила, тем яснее становилось: этот день будет другим. И я готова была встретиться с тем, кто так меня преследовал, несмотря на страх. Нужно быть сильнее, хотя бы ради близких.

Я вышла на улицу, привычно держа рюкзак за спиной, и замерла: передо мной стоял черный грузовик с открытым багажником. Сердце сжалось. "Что за черт…" — пронеслось в голове, и я инстинктивно сделала шаг назад.

В следующее мгновение кто-то схватил меня сзади. Резкий запах химии или какой-то жидкости ударил в нос, тряпка плотно прижалась к моему рту. Я закашлялась, пыталась отбиться, но руки были крепкими, как стальные клещи.

— Эй! — выдохнула я сквозь тряпку, пытаясь крикнуть, но звук был заглушен.

Сразу после этого на голову накинули мешок. Мир потемнел, и я почувствовала, как ноги едва держат меня. Паника взорвалась внутри, сердце колотилось как сумасшедшее, дыхание стало быстрым и прерывистым.

Нет… нет… это не может быть реальностью! — думала я, вцепляясь в воздух, пытаясь ухватиться хоть за что-то, но вокруг была только темнота и тишина, прерываемая лишь моими быстрыми, глухими вдохами. Каждый шаг, каждое движение похитителя отдавалось в теле волной страха. Я не знала, куда меня ведут, кто это, и что будет дальше. Только одно было ясно: мне нужно сохранять рассудок, несмотря на то, что руки и ноги предательски предавали меня.

"Любимый, ты нужен мне".

Глава 16

ЛУКА

Я проводил Киару взглядом, пока она шла к общежитию. Она улыбнулась, обернулась через плечо и послала мне воздушный поцелуй. Я усмехнулся — в груди приятно защемило.

Но едва машина свернула за угол, лицо само собой стало холодным, сосредоточенным. Недавно я осознал то, что стараюсь быть осторожным рядом с ней, что хочу быть просто самим собой, только рядом с ней я ощущаю себя обычным человеком, я чувствую странное спокойствие и позитивный спектр эмоций.

⸻

Дорога до офиса заняла меньше двадцати минут. Когда я вошёл, Рико уже стоял у окна, с телефоном в руке. Только ему и Дамиану разрешено так вести себя, будь это кто-то другой, обошлось бы не только пулей в голове.

— Есть новости — сказал он, не оборачиваясь.

— Говори.

Он повернулся ко мне, глаза напряжённые, но в голосе — привычная сдержанность:

— Дмитрий Попов ответил на письмо. Готов приехать лично. Ждёт только твоего одобрения.

Я прошёл к столу, снял пиджак, повесил его на спинку кресла и сел.

— Лично… — повторил я, медленно барабаня пальцами по столешнице. — Скорее всего он тоже не понимает, что происходит.

Рико кивнул:

— Думаешь, стоит принять?

Я задумался. Попов не делал ничего просто так. Если он идёт на контакт — значит, у него или проблемы, или слишком много уверенности в себе. И то, и другое может обернуться для нас преимуществом.

— Принять, — наконец сказал я.

— Как скажешь. Назначить встречу в клубе или в офисе?

— В клубе, — ответил я. — Если начнёт играть в двойную игру — пусть хотя бы кровь смоют быстро.

Рико кивнул, вышел из кабинета. Я остался один и невольно посмотрел на телефон. Сообщение от моей девочки.

Киара:

Сегодня никуда не пойду, буду сидеть дома, читать свои книжки и думать о тебе.

Почему-то в груди кольнуло беспокойство. Совсем лёгкое, почти неощутимое, но от него захотелось закурить.

Я сделал глубокий вдох, отложил телефон и заставил себя переключиться. Попов. Переговоры. Всё по плану, вроде как. Только внутри было чувство, будто где-то рядом что-то пошло не так. Я должен был почувствовать облегчение. Радость, может. Но нет. Вместо этого — странная тяжесть в груди.

"Я люблю тебя".

Она сказала это так… чисто. Так, как будто всё просто. Как будто это не я — тот, кто держит в руках грязный бизнес, кто решает судьбы людей и ломает их жизни. Я не заслуживаю, чтобы меня любили. Особенно — так. Особенно — она.

Я помню, как посмотрел на неё утром. Она лежала, завернувшись в простыню, волосы растрёпаны, глаза — ещё сонные. Маленькая, доверчивая. Та, что не знает, сколько крови на моих руках. И всё, что я смог сделать — просто поцеловать её. Потому что если бы я ответил взаимностью, то солгал бы. Не потому что не чувствую, а потому что чувствую слишком сильно.

Любовь — это слабость. Я видел, как она ломает мужчин сильнее меня. Она делает тебя уязвимым. А уязвимость — это смерть. Но,

diavolo

… когда она сказала это, внутри будто что-то сорвалось. Ни одна женщина раньше не могла так просто разоружить меня. Ни одна. И теперь я не уверен, кто из нас в большей опасности — она, потому что рядом со мной… или я, потому что рядом с ней. Я наклонился к столу, провёл рукой по лицу. Надо успокоиться.

Я включил ноутбук, открыл камеры которые установил в ее комнате и наблюдал, моя девочка сидела на подоконнике, читала очередную книжку и игралась с цепочкой на шее, та самая с датчиком слежения которую я ей подарил. Я почувствовал облегчение. Она красива. Я всегда контролировал всё вокруг. Но себя — уже подавно нет.

Я не знаю, что со мной происходит. И почему впервые за столько лет мне не хватало воздуха без неё.

Я откинулся на спинку кресла и уставился в окно. За стеклом — привычный шум города, машины, люди, суета. Всё казалось бессмысленным. Она — единственная, что имеет значение. Мысли шли тяжело, но чётко. Как только я разберусь со всем этим дерьмом — с Поповым, с поставками, с теми, кто решил играть против меня — я заберу её. Окончательно и полностью. Без этих прощаний у общежития, без ночей, когда я сижу перед чёртовым экраном и смотрю, как она засыпает одна, а не рядом со мной.

Я устал от этого.

От того, что она где-то далеко, дальше нашей спальни. От того, что кто-то другой может подойти к ней, посмотреть, заговорить.

Нет.

Этого больше не будет.

Она будет рядом. Всегда. В моём доме. Под моей фамилией. Моей законной женой. Будет носить под сердцем наше общее чудо.

Я уже предствлял, как это будет — утро, её волосы на моей подушке, кольцо на её пальце.

Дверь офиса открылась без стука — только двое людей могли позволить себе такое. Дамиан вошёл, закрыв за собой дверь и встал прямо напротив моего стола.

— Дмитрий прибудет через три часа, — сказал он спокойно, но я уловил в его голосе ту самую настороженность, что всегда появлялась, когда дело касалось крупных фигур.

Я откинулся на спинку кресла, задумчиво постучал пальцами по столешнице.

— Сам? И почему так скоро? Разве ему не больше восьми часов лететь?

— С сестрой, но без охраны, только водитель. Когда он нам написал, то был уже в пути.

Я усмехнулся.

— Или слишком уверен в себе, или хочет показать, что не боится. В любом случае… — я встал, подошёл к окну и посмотрел вниз на парковку, где уже шевелились мои люди. — …мы сделаем вид, что тоже не боимся.

Повернулся к Дамиану:

— Подготовь клуб к его приезду. Пусть всё будет на высшем уровне — музыка, персонал, безопасность. Я хочу, чтобы вокруг было идеально. Ни одного прокола.

Дамиан кивнул:

— Понял.

— И предупреди всех, — добавил я. — Сегодня никто не расслабляется. Будьте на чеку, ясно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Принято, босс, — коротко ответил он и уже направился к двери.

Когда он вышел, я остался один. Тишина офиса будто сгустилась, а мысли снова — как назло — вернулись к ней. К Киаре. Сколько бы дел ни было, она всё равно оставалась в моей голове. Смех, взгляд, то, как она выкрикивала моё имя, ее великолепное тело, ее определенно создавали под меня.

Я выдохнул и заставил себя вернуться к работе — ещё будет время думать о ней, когда всё это закончится. Если я не перестану, то точно сорвусь и трахну ее как только увижу.

⸻

Клуб гудел низким электрическим звуком — тестировали оборудование, свет, охрану. Я вошёл в главный зал через чёрный ход. Запах свежего лака, дорогого алкоголя и металла от пистолетов под куртками моих людей смешался в одном воздухе — запах предстоящего дела.

Рико стоял у бара, что-то проверяя в планшете. Увидев меня, выпрямился.

— Всё готово, Лука. Камеры работают, охрана расставлена. Дамиан сейчас проверяет парковку.

Я кивнул.

— Отлично. Пусть снаружи останется минимум двое, остальные внутри. Когда Дмитрий приедет, я не хочу никаких сюрпризов.

— Понял, — коротко ответил он.

Я прошёл дальше, мимо сцены, к столу, где должен был состояться разговор. Стол был накрыт чёрной скатертью, на нём — бутылка дорогого виски и два бокала. Я взял один, налил себе. Напряжение висело в воздухе, густое, почти осязаемое. но Сел в кресло. Вгляделся в тусклый свет лампы над столом.

«Попов…» — произнёс я мысленно. Старый хищник, привыкший кусать первым. Не доверял никому, особенно тем, кто улыбался.

Часы на стене тикали слишком громко. Три часа — это немного, но достаточно, чтобы всё пойти к чёрту, если кто-то ошибётся. Рико подошёл ближе.

— Думаешь, он и правда приедет только с сестрой?

— Нет конечно, — сказал я спокойно. — Такие, как он, никогда не бывают одни. Просто его охрана будет наблюдать из далека.

Я поднялся, поправил манжеты и посмотрел в сторону дверей.

— Пусть все будут готовы. Когда он войдёт, ни одного лишнего движения.

Рико кивнул.

— Есть.

Я остался стоять у стола, чувствуя, как в груди медленно поднимается то знакомое чувство — холодный расчёт, собранность, ожидание. Никаких эмоций. Никаких сомнений.

Когда дверь клуба открылась, пространство будто стало теснее. Двое из моих людей мгновенно насторожились, руки легли на оружие — привычное движение, почти незаметное.

Первым вошёл Дмитрий Попов.

Громада, под два метра ростом, плечи — как стена. Светлые волосы коротко подстрижены, а глаза… холодные, как лёд, голубые, но без жизни. Такие глаза не видят человека — они сканируют, оценивают, решают, стоит ли нажать на курок. Он шёл уверенно, чуть медленно, с тем спокойствием, которое свойственно только людям, привыкшим командовать смертью.

Рядом — девушка.

Кожаный костюм обтягивал каждое движение, короткие тёмные перчатки, сапоги до колена. Волосы — собраны в высокий хвост. Лицо холодное, но слишком знакомое. На секунду у меня внутри будто щёлкнуло.

Хлоя.

Интересные подруги у моей девочки. Девушка смотрела прямо в глаза, в них не было ничего мягкого.

— Лука Морелли — произнёс Дмитрий хрипловатым, глубоким голосом.

Он протянул руку, и его хватка была почти как капкан.

— Рад наконец увидеться.

— Взаимно, — ответил я, чуть кивнув. — Проходите.

Он занял место за столом, осмотрелся. Девушка встала позади, сложив руки за спиной.

— Это моя сестра, Мария Попова, — произнёс он с лёгкой гордостью. — Моя правая рука и головная боль одновременно.

Она едва заметно улыбнулась уголком губ, кивнув мне.

Холодная, дисциплинированная. Убийца в шелковом теле.

Я налил виски, пододвинул бокал Дмитрию.

— Что-то ты не просто так решил пересечь границу моего города.

— Верно, — сказал он, взяв бокал, но не отпивая. — У меня… внутренние проблемы.

— Предатели? — предположил я.

Он кивнул.

— Да. И хуже того — эти ублюдки пересекли твою территорию. Несколько недель назад. Под видом торговцев наркотиков. Хотели подставить меня, выставить виновным в нарушении твоих границ.

Он сделал паузу, посмотрел прямо в глаза.

— Мне это ни к чему. Я не враг тебе, Морелли. Наоборот, хочу очистить своё имя и избавиться от мусора, пока они не успели устроить бойню.

Я откинулся на спинку кресла, крутя в пальцах бокал.

— И чего ты хочешь от меня?

— Доступа.

Прозвучало спокойно, но в этом слове было давление, как сталь под бархатом.

— Мне нужно пройтись по твоим кварталам, собрать своих и выбить предателей. Без шума. Без свидетелей.

Я долго молчал. Рико стоял у стены, напряжённый, взгляд не отрывал от Марии — кажется, впервые видел женщину, которая выглядела опаснее, чем большинство мужчин в комнате.

— Если я позволю тебе это, — произнёс я наконец, — Я должен быть уверен, что ты не играешь в двойную игру. Да и твои подонки заметно пощекотали мне нервы, пытаясь впихнуться ко мне на территорию.

Дмитрий усмехнулся, без радости.

— Морелли… если бы я играл против тебя, ты бы уже не сидел передо мной.

На секунду наши взгляды встретились — холод против холода. И всё же в глубине его глаз мелькнуло нечто, похожее на тревогу. Настоящую, живую.

— Хорошо, — сказал я, поднимая бокал. — У тебя есть два дня. После этого — каждый, кто останется на моей земле без моего разрешения, становится трупом.

Он коротко кивнул, отпил. Мария всё это время стояла неподвижно, будто статуя. Только в какой-то момент я заметил — её взгляд задержался на фотографиях на стене, где случайно отражался силуэт девушки.

Киары. Я повесил ее фотографии в каждую мою точку бизнеса, что бы когда она приходила никто не вздумал даже дышать в ее сторону.

Я сделал вид, что не заметил. Но внутри уже начинала шевелиться настороженность. Она шагнула вперёд, голос был тихий, но твёрдый:

— Лука, пожалуйста… не говори Киаре кто я.

Я остановился, пристально смотря на неё. Её глаза были холодными, но в них угадывалась тревога.

— Почему?

— Я переживаю за неё, — сказала она, слегка опустив голову. — Она… она слишком доверчивая. Если узнает, кто я, может попасть в опасность.

Дмитрий бросил на сестру быстрый взгляд, но молчал.

— Переживаешь за подругу? — переспросил я, голос звучал низко, чуть напрягаясь.

— Да. За Киару Уилсон, — ответила Мария спокойно, но с едва заметной дрожью. — Она не должна знать. Не сейчас.

Я оглядел ее, оценивая ситуацию. Она говорила серьёзно, глаза не лгали. В этом был страх, но не слабость — она и правда заботилась о подруге.

— Хорошо, — сказал я наконец, сдерживая раздражение. — Не скажу. Это ваши отношения и в них я вмешиваться не буду.

Мария кивнула, и на мгновение её взгляд стал мягче.

— Спасибо, Морелли. Мне просто важно, чтобы с ней ничего не случилось.

Она отошла назад, а я остался стоять, ощущая тяжесть ответственности. В этот момент я понял: эта просьба не просто о секретах — это о безопасности Киары, моя девочка не ошиблась в выборе подруг.

⸻

Я вернулся в офис поздно ночью. Город уже почти уснул, но я не мог позволить себе отдых. На столе лежали стопки документов — отчёты по поставкам, финансовые сводки, переписка с партнёрами. Я перебирал бумаги, проверял маршруты грузовиков, сверял счета и следил за тем, чтобы каждая деталь была под наблюдением. Часы медленно тянулись, а я всё ещё оставался за столом, лишь лампа светилась над документами. Каждое решение, каждая подпись имела значение: один неверный шаг — и всё рухнет. На улице уже светлело и мои мысли пытались сосредоточиться на бумагах, но телефонный звонок прервал мою концентрацию. На экране высветилось Дмитрий Попов. Я взял трубку, сжимая её крепче обычного.

— Морелли, слушай внимательно, — голос был напряжён, без излишних эмоций, но с тяжёлой тревогой. — Нужно срочно встретиться. Через десять минут буду у тебя в офисе. Это связано с Киарой Уилсон. Считай, проявляю дружескую услугу.

Внутри меня всё сжалось. Сердце ударило чаще, ладони вспотели. Киара… слово, которое обычно не вызывало паники, сейчас сдавливало грудь. Каждая секунда до его приезда казалась вечностью.

— Понял, — выдавил я, стараясь держать голос ровным, хотя тело предательски дрожало. — Буду готов.

Я отложил документы, быстро осмотрел офис, проверил всё: охрану, камеры, выходы. Каждая деталь могла иметь значение. Я проверил местоположение Киары и она была у себя в общежитии, поэтому я немного успокоился. Проверил камеры, но ее в комнате не было, беспокойство прибавилось.

Внутри меня зрела смесь тревоги и предвкушения — защита семьи, контроль ситуации, страх за нее… и понимание, что даже за самым крепким фасадом скрываются эмоции, которые нельзя игнорировать.

Дверь распахнулась, и первой вбежала Мария, вся в панике:

— Киару… её украли! — закричала она, глаза сверкали страхом.

Дмитрий резко поднял руку, останавливая её истерику. Его голос был холоден и ровен:

— Мария, держи эмоции под контролем. Паника ничего не решит.

Она вздохнула, пытаясь успокоиться, но взгляд её по-прежнему метался между нами.

— Недавно мы поймали одного из наших предателей, — продолжил Дмитрий спокойно, — И они признались, сказали, что твоя слабость у них и скоро вск изменится.

Внутри меня что-то сжалось. Слабость… моё чувство к ней, моя привязанность к Киаре — теперь это было оружие в руках врагов. Каждый мой шаг, каждый мой план теперь должен был учитывать, что она в опасности. Я сожгу весь этот хренов мир, но моя девочка будет в безопастности, в моих руках. Я почувствовал, как напряжение удвоилось. Не было времени на раздумья — каждый момент мог стоить ей жизни.

— Морелли, — сказал Дмитрий, сжимая кулаки, — Нам нужно действовать быстро. Они знают, что твоя слабость — это Киара, и используют её против тебя.

В этот момент в кабинет вошли Рико и Дамиан. Рико, обычно невозмутимый, казался взволнованным:

— Лука, мы уже проверили все маршруты, камеры на улицах, все, что могло указать на засаду. Но пока нет точной информации, где они держат её.

Дамиан, чуть раздражённый, но с привычной долей шутки в голосе, добавил:

— Если честно, Лука, это выглядит, как ловушка на уровне “мы знаем, как тебя задеть”. Надо действовать аккуратно, но быстро.

Я встал, сжав руки в кулаки. Внутри всё сжималось — страх за неё, гнев на предателей, необходимость действовать идеально.

— Хорошо, — сказал я тихо, но твёрдо. — Мы действуем слаженно. Дмитрий, Мария, давайте держать связь. Рико и Дамиан — вы со мной. Не допустим, чтобы с ней что-то произошло. И,— я протянул руку Попову, он пожал ее — Спасибо за помощь, я в долгу не останусь.

Мария кивнула, всё ещё тревожно поглядывая на дверь. Я видел в её глазах страх и решимость одновременно. Дмитрий опустил плечи, принимая план, который я уже начинал выстраивать в голове. Внутри меня всё сжалось от осознания: слабость была здесь, но теперь она станет моей силой. И я сделаю всё, чтобы вернуть Киару.

⸻

Неделя без сна и покоя выжгла меня изнутри. Я не ел, не пил — лишь иногда машинально проглатывал воду, а информации о Киаре не было. Ни звонков, ни сообщений, ни малейших следов. Казалось, будто она просто испарилась. Каждый день был надеждой, что сегодня появятся новости, что кто-то увидел или услышал о ней. Но день за днём тянулся одинаково — пусто. Внутри меня сжималось всё сильнее: страх, гнев, бессилие. Я нашел ее цепочку у входа в общежитие, когда мы выехали проверить место. В кармане пиджака я держал маленький флакон ее духов, чтобы чувствовать хотя бы ее запах, но это не помогает, это наоборот напоминает о том, что она сейчас в опасности и я не могу ей помочь, я жалок.

Рико и Дамиан проверяли всё, что только можно было проверить: камеры, маршруты, контакты, старые связи с криминальным миром. Дмитрий держал связь со своими людьми, но и у него новостей не было.

Я видел, как Мария нервно перебирает что-то в своем ноутбуке, иногда вздыхает, иногда сжимает кулаки — вся команда чувствовала напряжение, как будто воздух вокруг стал плотным и горячим. Мы стали командой, на удивление Попов тоже был рядом, он сказал что пока не разберется с дерьмом которые сделали его люди и пока мы не найдем мою девочку, он не уйдет. Каждое пустое место, каждая тишина казались мне насмешкой судьбы. Казалось, мир потерял свои очертания, краски, и только мысль о Киаре держала меня на ногах. Я знал одно: если она где-то там, я найду её. И не важно, сколько это займет времени. Я начинал сходить с ума от неизвестности. Где она? Что с ней? Кто посмел взять её? Страх и гнев смешались в одно непрерывное ощущение пульсации в висках, будто сам город замкнул меня в ловушку.

Рико и Дамиан пытались держать меня в рамках, но я раздражался на их спокойствие, их рациональность казались мне издевательством. Ночь за ночью я просиживал в офисе, проверял камеры, обзванивал все контакты, прокручивал в голове каждый маршрут, каждое своё действие, каждый контакт с миром, которого я контролировал. Но это не давало ответа. Только пустота. Только её отсутствие. И с каждой секундой я чувствовал, как теряю часть себя, пока мысль о ней не стала единственной точкой опоры.

⸻

Я сидел за столом, глаза уже горели от бессонницы, когда вдруг в кабинет влетела Мария — вся в панике, с телефоном в руке. Её голос прорвал тишину как выстрел:

— Нашла! Нашла возможное место, где держат Киару!

По её лицу пробежала смесь ужаса и облегчения. Она дёрнула экран телефона к свету, бросив на меня кадры — спутниковая съёмка, скрин из камер, адрес, две координаты на карте и короткая видеозапись: крошечный закрытый склад, возле которого несколько дней назад видели черный грузовик. Внутри всё сжалось и одновременно расправилось. Я встал, стакан виски едва не выскользнул из рук.

— Говори — коротко сказал я, стараясь держать голос ровным, но в нём уже слышалось дрожь.

Мария говорила быстро, выплёскивая детали:

— Мы с Рико перепроверили маршруты. Грузовик, который видели возле общежития, часто останавливался там по ночам. Камера на углу зафиксировала мужчину с мешком — тот самый профиль. Они перегружали багажник ночью, — она ткнула в экран. — Это наш склад. Я привязала к координатам телефон, в районе — несколько камер, но все они мертвые в ночное время. Это место — наш лучший шанс.

Я почувствовал, как кровь закипает. Неделя без вестей, пустота в голове — и вдруг факел надежды. Надо было действовать немедленно.

— Рико! Дамиан! — крикнул я в коридор. Молниеносно две тени уже стояли у дверей. — Вы слышали.

Не дожидаясь ответа, я дал приказы ровно и чётко, как делал это миллион раз:

— Мария, оставайся здесь и держи связь. Все данные на мой стол — три часа назад, рок-блоки и выходы. Сверь ещё раз маршруты, лайф-тайм камер, перехваты. Рико — ты берёшь передовую. Дамиан — обеспечиваешь отход и прикрытие. Еще тридцать человек отправьте туда. Я выезжаю с вами. Дмитрий, если понадобится — ты на связи, будь готов подтянуть людей с внешних направлений.

Рико кивнул, глаза стали стальными.

— Я уже освободил короткий маршрут, доедем без пробок. Так же, я уже отправил туда нескольких наших людей — сказал он.

Я уже шёл к гардеробу, надевая куртку. Каждое движение было быстрым, механическим, но в груди горело чувство: нельзя опоздать. Мы успеем, если действовать чётко и быстро. Если это подстава — уничтожим их. Если это правда — заберу ее любой ценой и убью всех остальных. Если хотя бы один волосок упал с ее головы, да даже если с ней все будет хорошо, я сожгу их всех, заживо.

— Звенья на местах? — спросил я, переворачивая карту в уме.

— Да, мы расставим точки — ответил Дамиан. — Машины готовы, люди на позициях.

Я глянул на Марию: в её глазах было то же, что и у меня — страх, дающий топливо для ярости. Она выдохнула, собрано и хладнокровно:

— Дала сигнал всем контактам. Пути отхода промерены. Это может быть капкан, но иначе мы теряем время.

Я кивнул, не позволяя себе никаких сомнений.

— Тогда едем. Быстро и тихо. Без лишних слов по дороге. Мы заберём её.

Мы выбежали из офиса, и коридор наполнился ритмом снаряжения — шёпот радиосвязи, тяжелые шаги, стук ботинок. Сердце колотилось так, будто хотело прорваться наружу. В голове не было ничего лишнего — только адрес, кадры на экране Марии и её голос:

«Нашла»

.

Это был единственный шанс. И мы не могли позволить ему ускользнуть.

⸻

Колёса шуршали по гравию, а я уже не слышал ни мотора, ни — только одно имя в голове: Киара,

amore mio(любовь моя).

Мы подъехали к адресу который дала Мария, выстроились по местам, я дал знак — и в тот самый момент мир разорвался на две части.

Взрыв хлынул на нас огненной волной: свет, грохот, бетон сыпался, стекло шуршало как дождь. Я видел, как крыша взлетела вверх, как дым обрушился, как люди падают от удара волной. На мгновение ничего не существовало, кроме паники, шока и чувства, что меня вырвало у корней. Эмоции нахлынули на меня быстро. Крик вырвался из груди сам — не команда, не приказ, а проклятье и мольба в одном: «Киара!». Рико схватил меня за плечо, и я рвался броситься в огонь, но его хватка была железной. Я чувствовал, как силой тебя удерживают от безумного поступка, который мог бы уничтожить всё остальное.

— Держать позиции! — прокричал я, но слова звучали уже чужими даже мне самому. — И если кто‑то выйдет из склада — не убивать! Людей выводить, а не пристреливать, эти ублюдки будут умирать в муках.

Через дым и пыль кто‑то выполз наружу. Я увидел фигуру — потрепанную, обугленную — и узнал её мгновенно: Леон. Он плёлся, едва держась на ногах, лицо у него было в копоти, глаза — пустые. Я не думал: весь мир сузился до того, что он мог знать о ней.

Я подошёл к нему и без раздумий ударил. Это был не удар справедливости — это был удар отчаяния.

—Где Киара? — вырвалось из меня сквозь кашель и дым.

Он не мог ответить; слова застряли в горле, тело сдало, и он рухнул без сознания.

— Везите его в больницу! — рявкнул я, чувствуя, что напоминаю себе командующего, а не человека. — Быстро! Остальные — на периметр, не давайте никому уйти!

Они сработали автоматично: Рико подхватил Леона, люди занимали позиции, рации зазвучали хрипло. А я — я просто ушёл. Не мог стоять среди дыма и руин, где мог быть её голос, её запах, её следы. Я пошёл к трассе, мне нужно было проветрить голову, остаться одному с этой дырой в груди. Дорога была пуста, асфальт горячий под подошвами, ветер бил в лицо, но это не отгоняло пустоту — она растягивалась внутри, как незаживающая рана. Впервые я позволил себе остановиться и вспомнить то, что до этого казалось невозможным признать.

Я видел нас: дом, завтрак, её волосы на подушке по утрам, её смешок, когда я пытался быть мягче — всё это мелькало как кадры, которые я прятал от себя долгие годы. Я думал, что это просто влечение, власть, желанье контролировать — и вдруг понял, что это было нечто иное. Я любил её. По‑настоящему. Не как очередную добычу или как украшение моей жизни, а так, чтобы голова шла кругом от мысли о её безопасности. Моя девочка всегда мечтала о безопастности, я ее подвел. Любовь, которая загорала внутри меня медленно, тихо, а теперь загорелась огнём. Мысль об этом — о будущем с ней, о детях, о том, как будем стареть вместе — появилась не плавно, а как удар: я знал, как хочу её рядом, и понимал, что могу потерять всё в одно мгновение. И в тот миг — среди пустоты и дыма — охватило такое горькое, необъяснимое чувство, что я не удержался. Слёзы рванулись из глаз сами, горячие и соленые. Я стоял у обочины и плакал, как никогда в жизни не плакал: не от слабости, а от осознания утраты и от страха, что это утрата может быть навсегда. Казалось, что внутри меня выжгли пространство, где было тепло, и теперь там — пепел. Я дал себе право пустить слезы, в полной тишине, просто шагая по шоссе, которое я перекрыл, чтобы добраться до нее как можно быстрее.

Amore mio, прости меня, прости, что меня не было рядом когда я был тебе так нужен, прости что не сказал тебе, что люблю тебя, прости за то, что не уберег.

Глава 17

КИАРА

Я открыла глаза и первое, что почувствовала — сырой, ледяной воздух, воняющий плесенью и чем-то ещё — машинным маслом или бетоном. Мир вокруг был размытым: слабый свет в углу освещал потрепанный матрас, капли воды, падающие где-то вдалеке, звуки похожие на писк крыс. Паника вцепилась в грудь, но я сразу попыталась дышать ровно — глубокий вдох, медленный выдох. Руки не слушались: они были связаны за спиной, запястья горели от трения. Ноги тоже скованы — цепко, туго. Во рту — тряпка. Горло сдавлено, вместо крика вырвался приглушённый хрип. Я попыталась вспомнить — что было до этого? Всплыли обрывки: улица, грузовик, резкий страх, чья-то рука, тряпка, темнота. Всё как в тумане, но с этими обрывками вдруг пришло понимание: меня похитили. Слово — как удар. Холод пробежал по спине.

Я попробовала пошевелить пальцами — есть слабая подвижка, но канаты так туго заплетены, что боль пронзает запястья. Сердце колотится в ушах; в голове шум, как будто кто-то постоянно ставит на повтор один и тот же звук. Надо успокоиться, но каждая мысль рождает новую волну страха. Сначала нужно понять где я нахожусь, хотя бы примерно.

За дверью напротив доносились приглушённые звуки — шаги, чей-то разговор в другой комнате, глухой звон металла. Это подвал или склад. Здесь нет окон и очень сыро, воздух был густой, как будто им давно никто не дышал.

Я хотела позвать, но звук был только давящим «ммм» во рту. Попробовала сдвинуть тряпку зубами — она крепко затянута. Руки дрожали от бессилия. Возникло дикое, первобытное желание вырваться, но физическая слабость и шок мешали. Я сосредоточилась на ощущениях — холод бетона под спиной, натяжение в запястьях, запах мокрой ткани, который въелся в нос. Постепенно попыталась отследить звуки: шаги становятся громче — кто-то возвращается; где-то металлическая скоба цокнула, как сигнал; голос говорил что-то коротко и резко, но слова не разобрать. Мысли не давали покоя. Лука — он где? Я вспомнила его голос, тепло его руки, и в сердце вздрогнула надежда и одновременно отчаяние. Он придет за мной. Нужно держаться. Нельзя позволить панике взять верх. Я попыталась медленно, тихо сдвинуть тело, почувствовав, как верёвки натягиваются ещё сильнее; боль — как напоминание о границах. И всё же в глубине сознания появилась маленькая искра: поиск слабого места — не инструкции, а просто чувство направления. Я начала внимательно прислушиваться, пробовать каждый шёпот света, каждому звуку придавать смысл. Если кто-то входит в комнату — запомнить шаги, голос, запах. Если появится возможность — запомнить маршрут от двери к свету, чтобы не растеряться.

Капля воды упала мне на ладонь, и я машинально сжала её. Сердце не переставало биться, но внутри что-то упрямо отказывалось сдаваться. Я повторяла про себя одно слово — имя — будто тёплая нить, которая держит. Думаю о том, что нужно продержаться, собрать силы и ждать шанса.

Шаги приближались. Я почувствовала, как воздух в комнате сжался. Громкий звук ключа в замке — кто-то открывает дверь. Я напряглась всем телом, готовая слушать, запоминать, надеяться. Он вошёл в дверной проём как тень — с жутким спокойствием, в руке блеснул нож. Сердце в моей груди взорвалось так, что, казалось, наружу выскочит. Он подошёл близко — слишком близко — и его запах, смесь пота и дешёвой сигареты, ударил меня в нос. Он хмыкнул, выпячивая свои желтые зубы, и голос у него был тёплый, словно шутка, но в шутке этой не было ничего весёлого.

— Ну-ну, ты такая красотка, я бы на его месте тоже выбрал трахать такой красивый ротик. Скажи милая, он уже пробовал тебя всю? Или у меня есть возможность быть первым?

Я пыталась вернуть дыхание ровно, но оно рвалось в груди. Мерзость. Внезапно, он дернул на себя тряпку из моего рта. Воздух ударил в лёгкие, и я бросилась крикнуть — просто инстинкт, попытка выпустить страх наружу. Его рука мигом вщелкнула по щеке; пощёчина загремела по лицу оглушительно, щека загорела огнём. Я зажмурилась, вкус железа — отдавленный крик и солёные слёзы одновременно. Боль в лице была ясной, как раскалённая железка, но громкий звук удара заглушил всё остальное. Он подхватил меня за подбородок одним пальцем, так, чтобы я смотрела ему в глаза, и сказал низко, холодно, словно отмеряя каждое слово:

— Сучка, ни звука. Хочешь жить и увидеть своего возлюбленного снова — живым, будь послушной псиной. Поняла?

Его ледяной взгляд не оставлял пространства для вопросов. Внутри всё сжалось — не столько от удара, сколько от страха. Я чувствовала, как губы дрожат, слезы подступают, но горло сжалось от обещания, что если я открою рот — всё может закончиться хуже. Я старалась вдохнуть ровно, губы автоматически сомкнулись. В голове мелькали фрагменты: Лука, его руки, обещание защиты — и одновременно понимание, что сейчас вся моя жизнь висит на предельном натяжении. Я кивнула — едва заметно, как ребенок, который выбирает выживание. Он усмехнулся, будто довольный ответом, и отстранился на шаг. Нож в его руке блеснул ещё раз, и шаги его отдали эхом в холодном подвале. Я осталась сидеть, связанная и задыхаясь, щека гудела от удара, в ушах звенело, а во рту — привкус паники.

⸻

По ощущениям прошло не очень много, может часа три-четыре, хотя здесь, без окон, где не видно хотя бы отблеск света, это было невозможно понять точно. Каждая минута тянулась мучительно долго. Горло пересохло, желудок сводило от голода, жажды и я хотела писать. Я не чувствовала ни рук, ни ног — верёвки впились в кожу так, что казалось, она вот-вот лопнет.

Когда дверь снова скрипнула, сердце подпрыгнуло к горлу. Вошёл тот же мужчина. Его шаги были тяжёлые, раздражённые. В одной руке — пластиковый стакан с водой, в другой — тарелка, на которой что-то лежало. Он поставил всё на пол рядом со мной, криво ухмыльнувшись.

— Вот, красавица, ужин — сказал он с издёвкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я посмотрела на тарелку — это едва ли можно было назвать едой. Неаппетитная масса какого-то цвета, неприятный запах, это скорее пережеванные остатки. Желудок сжался от отвращения, но жажда пересилила всё. Вода — вот всё, о чём я могла думать. Мужчина заметил мой взгляд и, ухмыляясь, взял в руку стакан и подошел ко мне. Он потянул меня з волосы чтобы я посмотела на него.

— Будешь паинькой — получишь — он поднес стакан к моему рту и я сделала пару глотков, прежде чем он оттолкнул меня.

Я закрыла глаза. Мир сузился до пульса в висках, до одного желания — выбраться отсюда живой. Я подняла глаза и тихо прошептала:

— Пожалуйста… развяжите меня. Я… мне нужно в туалет.

Он остановился. Сначала молчал, потом рассмеялся — коротко, грубо, так, что стало холодно.

— Думаешь, мне до этого есть дело? — он склонился ближе, его дыхание пахло табаком. — Здесь никто не будет о тебе заботиться.

Я замерла, опустив взгляд. Он резко выпрямился и добавил, холодно, с презрением:

— Терпи или делай под себя. Здесь ты не командуешь.

Он развернулся и вышел, захлопнув за собой дверь. Темнота снова накрыла меня — и впервые за всё время мне стало по-настоящему страшно не за тело, а за разум. Тишина звенела в ушах, только где-то капала вода и пищали крысы. Я чувствовала, как верёвки натирают запястья, и каждая попытка пошевелиться снова оборачивалась болью. Паника подступала, но я заставила себя дышать ровнее.

Думай, Киара… просто думай.

Я посмотрела на свои руки — верёвки были старые, влажные, шершавая ткань уже впитала влагу из сырости. Это могло стать преимуществом. Я медленно, почти незаметно начала двигать запястьями, чувствуя, как кожа рвётся, но узел становится чуть слабее. Сквозь стену доносились звуки — будто кто-то ходил. Иногда слышались обрывки слов, глухие, мужские голоса. Они были рядом. Их было несколько.

Я затаила дыхание, вслушиваясь. Один из них сказал что-то вроде:

— …если узнает, нам всем конец. Он же бешенный, ты разве не слышал что он делал с теми, кто дорогу ему переходил? Он не оставит нас в живых и убивать будет мучительно и долго.

Второй ответил:

— Он нас не найдет, через недельку-вторую закинем подсказку, он приедет, а нас нет, будет только трупешник этой цыпочки. А до тех пор с ней можно поиграть. Нам же нужно его ослабить, а когда он будет в горе, убить его легче будет, а там гляди, и мы в бабках купаться будем.

Меня прошиб холодный пот. Скорее всего, они говорят обо мне, если не держат еще кого-то. Что они собираются делать со мной, черт возьми.

Я прикусила губу и потянула сильнее. Верёвка больно впилась в кожу, но вдруг что-то хрустнуло — узел чуть ослаб. Ещё немного. Я чувствовала — если дам себе время, смогу выбраться. Снаружи раздался шаг, потом звук ключа в замке. Я резко замерла, делая вид, будто всё так же бессильно лежу. Дверь начала медленно открываться. Я сжала кулаки, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Дверь снова скрипнула, и он вошёл — высокий, с холодным взглядом, будто считывал каждое моё движение. Он подошёл ко мне медленно, и мне стало страшно даже дышать. Его голос был низким и глухим:

— Если будешь вести себя тихо, девочка, никто тебе не причинит вреда.

Каждое слово царапало мои нервы, заставляя дрожать, хотя я пыталась держать лицо. Он наклонился ближе, и я почувствовала холод от его присутствия, запах сигарет и металла.

— Но если начнёшь дергаться — обещаю, будет хуже.— металл коснулся кожи, и из под лезвия выступила кровь.

Горло сдавило от крика, но я не дала ему выбраться, стиснула зубы, пытаясь не заплакать. Он усмехнулся, будто ему нравилась моя слабость и боль, он провёл пальцем по другой щеке — ледяным, резким.

— Вот так… тише. Не заставляй нас быть жестокими.

Он развернулся и ушёл, оставив после себя пустоту, эхо шагов и дрожь, что пробегала по всему телу. Я оперлась спиной о стену, чувствуя, как страх и бессилие накатывают волнами. Я понимала, что должна оставаться спокойной… но каждый вдох был пыткой. Боль и усталость, бессилие и страх переполняли меня. Я больше не могла держаться, мышцы сдали, глаза закрылись сами собой, и я просто отключилась, погружаясь в темноту. Казалось, что время замерло, а мир вокруг меня исчез.

Глава 18

КИАРА

На утро я очнулась от скрипа двери. Сначала я не понимала, где я и что происходит, но потом почувствовала знакомое напряжение — два человека вошли в комнату. Они смотрели на меня холодными глазами, и сердце застучало сильнее. Я лежала, пытаясь собраться с силами, но тело не слушалось. Они приблизились, каждый их шаг отдавался глухим эхом в голове. Я лежала, дрожа, и слышала, как мужчины шептались между собой. Один с темными волосами что-то говорил второму, со светлыми, и шаг за шагом они приближались ко мне.

Вдруг я почувствовала, как один из них развязывает мои руки и ноги, и хотя часть моего тела наконец обрела свободу, рука, которую держал второй, всё ещё оставалась под его сжатым хватом. Сердце колотилось так, что, казалось, оно готово вырваться. Темноволосый мужчина наклонился ко мне и начал рвать мою кофту.

— Нет! Не надо! Пожалуйста, перестаньте! — голос срывался, горло было сухим и кричать громче я не могла.

Я почувствовала смесь страха и ярости — страх за свою жизнь и ярость, что они решают за меня. Каждое мгновение казалось вечностью. Я искала любую возможность, хоть малейший шанс вырваться, и готовилась кричать, если они отвлекутся. Моя голова была полна мыслей: «Я должна выбрать момент. Я должна выжить».

Он сорвал с меня лифчик и пожирал взглядом груди, я пыталась отбиваться, но они крепко держали меня. Мгновение спустя его руки накрыли мою грудь и он начал их мять, как будто я ему блять игрушка. Меня окутало отвращение, тошнота поступила к горлу. Это было моим шансом и я блеванула прямо на этого ублюдка.

— Сучка! — удар прошелся по моему животу, мужчина сзади дал мне подзатыльник и отпустил.

Я упала без сил. В лужу содержимого которое только что выпустила. Мне стало еще противней, от себя, от всего происходящего. Мужчина со светлыми волосами взял меня за волосы и поднял голову.

— Тупая шлюха — еще один удар врезался в щеку — Ты пожалеешь об этом мразь. — мужчина с темными волосами плюнул мне в лицо и они оба скрылись за дверью.

Что вообще происходит. Почему это происходит со мной. Мне страшно. Я ничего не понимаю, я боюсь.

Я отползла в другой угол комнаты и сложилась комочком, вонючая, в своей блевотине и моче, полуголая. Что бы сказал Лука если бы видел меня сейчас. Слезы текли ручьем, сил больше нет ни на что, я хочу сдаться и будь что будет, прости Лука, за то что я такая слабая.

⸻

Я не знаю сколько прошло времени, по ощущениям целая вечность. Ваня, тот кто меня раздел, заходил лишь раз, просто посмотрел на меня, назвал свое имя и вышел. После того случая, ко мне заходили не часто, лишь пару раз. Приносили воды и еды, но аппетита не было.

Моим новым другом была крыса, Джули, она слушает мои жалобы, пищит и убегает, она хороший друг.

Я пыталась убежать отсюда, но у меня только добавились синяки. Здесь невозможно находиться. Я писала под себя, не рисковала что либо с себя снимать, потому что эти ублюдки не стучатся. Джинсы прилипли к ногам, а лифчик единственное что укрывает мои сиськи.

Лука не приходит, мне уже кажется, что он не найдет меня никогда, либо найдет мой труп как они и сказали. Либо ему вообще все равно на меня, но я стараюсь не думать в этом направлении, перед смертью я бы хотела помнить только хорошее.

Сквозь полумрак снова раздались шаги. Сердце подпрыгнуло в груди, словно пыталось вырваться наружу. Мужчина вошёл в комнату — Ваня. Его лицо было холодным и бесстрастным, а взгляд словно сверлил меня насквозь. Он подошёл ближе, и я почувствовала запах табака и дешёвого алкоголя.

— Ну что, сучка… пора играть по правилам — он в стельку пьян, это очень плохо.

Я попыталась отстраниться. Сердце колотилось, в ушах стоял гул, а мысли метались: Как долго это продлится? Когда Лука придёт за мной? Я чувствовала страх, отчаяние и одновременно странную решимость — внутри меня что-то крепко цеплялось за мысль, что Лука не оставит меня, что он придёт, он же обещал. Ваня заметил мой взгляд, и это, кажется, его немного раздражало. Он подошёл ближе, наклонился и что-то сказал, но я едва слышала: слова терялись в дрожащем воздухе, оставляя только ощущение страха и бессилия.

Я глубоко вдохнула, стараясь не показать слабость, хотя каждая клетка моего тела кричала, что я хочу убежать, спрятаться, хоть на мгновение почувствовать свободу. Он медленно подошёл ближе, и в его взгляде скользнула зловещая уверенность. Напряжение в груди усиливается — сердце стучит так громко, что казалось, его слышно всем. Когда он протянул руку, я резко оттолкнула её, перепугавшись ещё сильнее.

— Не подходи! — вырвалось у меня, хотя голос дрожал.

Он усмехнулся, будто это была игра, и сделал ещё шаг вперёд. Но я уперлась ногами в пол и отодвинулась назад, сжимая руки в кулаки. Каждое прикосновение казалось бы страшным, но я не собиралась давать ему ни одного сантиметра контроля. Я должна держаться. Я не позволю ему… Я не сдамся. Он убрал руку за спину и достал пистолет. О господи, нет, я не готова умирать сейчас.

— Сядь — пистолетом он указал на матрас в углу, я сделала как он сказал. — Хорошая девочка — тошнота поступила к горлу, на глазах выступили слезы, я вспомнила как Лука хвалил меня, как гладил по голове когда успокаивал. — А теперь не двигайся, иначе буду стрелять.

Он подошел впритык ко мне, протянул руку к волосам и заправил выбившуюся прядь волос за ухо. Холодный метлл коснулся моего плеча, откидывая лямку лифчика.

— Пожалуйста, умоляю вас, не надо. — я говорила шепотом, из глаз хлынули слезы.

— Ну что ты, не плачь куколка — он стирал слезы своей ладонью — Я буду нежным, не бойся.

Я заплакала сильнее, страх охватил все тело, я попыталась прикрыться руками, но он лег на меня и поднял мои руки над головой, лишая возможности двигаться. Я заметила как он убрал пистолет за спину, это была возожность. Он проводил своим лицом по моему телу, его свободная рука сняла с меня лифчик, и теперь я снова полуголая перед ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я попыталась ударить его коленом, но он своими ногами сжал мои. Я была полностью обездвижена.

— От тебя ужасно пахнет. — он проводит своей рукой о моей талии, я чувствую как она опускается ниже.

— Ну так вы же не даете мне принять ванну.

— Не переживай куколка, меня не пугают волосы на теле, скоро ты будешь купаться в сперме и душ будет последним, о чем ты будешь думать.

Блять. Я пытаюсь вырваться из его хватки, как-нибудь отбиться, но ничего не выходит. Его рука скользит под мои трусы и он касается меня своими отвратительными руками.

— Нет, не надо, прекрати! — я кричу так сильно, как только могу, голос срывается, но ему все равно.

Он трогает меня руками, касается губами моих сосков. Мне противно, глаза нчинают болеть от слез, голос сорался. Когда он снимает с меня джинсы, я бью его ногой по паху, за что получаю кулаком по лицу.

— Еще раз подобное выкинешь, получишь пулю.

— Уж лучше пулю получить, чем с таким отбросом трахаться! — я делаю только хуже, но слова вырываются сами.

— О, ты пожалеешь об этом. — он встает с меня и уходит.

Я свернулась колачиком на матрасе и слезы накрыли меня с новой волной. Но не успеваю я выдохнуть, как дверь распахивается и ударяется о стену. В комнату зашли трое мужчин и Ваня, в руках веревки.

Паника внутри накрыла меня всю. Нужно что-то делать, что-нибудь. Может если снова вызвать рвота, они уйдут. Но я не успела. Они накинулись одновременно — четыре тени, четыре пары рук, четыре цели. Я чувствовала, как кто-то хватается за запястья, другой тянет к ногам, третий обхватывает талию, а четвёртый пытается блокировать движения головы.

— Отвали! — сорвалось с меня, но они не отпускали.

Я ударяла локтями, пинала ногами, выворачивалась из захватов, хваталась за одежду и за любые выступы вокруг, лишь бы вырваться. Сердце колотилось бешено, дыхание сбивалось, но я не могла позволить им добиться своего. Каждый раз, когда кто-то пытался скрутить мне руки, я выкручивалась, скользила по полу, цеплялась за его рукав или ногу, чтобы оттолкнуть. Они переглядывались, пытались скоординировать свои действия, но я была слишком непредсказуема. Один из них наклонился слишком близко — я ударила его кулаком в плечо, вырвалась из захвата второго и снова кинулась в сторону. Пинок ногой в колено, рывок рукой, резкое движение корпуса — каждое мгновение было борьбой за дыхание, за свободу, за то, чтобы не поддаться. Страх и ярость смешались в одно, делая меня дикой, непокорной, неудержимой. Я знала: если хоть на секунду дам слабину, они победят. Значит, нужно биться, вырываться, кричать и двигаться до последнего — пока есть силы, пока есть воздух, пока есть желание не сдаваться. Они не сдавались. Меня толкали, скользили руки по телу, и я всё сильнее ощущала, как силы тают — адреналин не вечен. В какой‑то момент один из них успел затащить за спину одну руку, другой — вторую, их руки работали слаженно, как будто отрепетированный приём: один держал запястья, второй проводил верёвку, третий жёстко фиксировал локти. Я дергалась, била ногами, пыталась вырваться, но их хватка уже не была той, что раньше — они держали меня так, чтобы я не могла использовать силу. Они туго стянули узлы. Верёвка впилась в кожу, жгло запястья, кровь горела под кожей от боли и трения. Вроде бы прошло мгновение — и руки перестали быть моими.

Я снова попыталась скрутиться и вырваться — по привычке, по инстинкту — и в ответ услышала резкий командный голос и два быстрых удара. Один прилетел в живот: воздух вырвался из груди хрипом, всё скрутилось в тяжёлый узел, стало горячо и холодно одновременно, от голода и от боли. Второй удар — по лицу — острая волна отдачи, носу и щеке дошёл раскат боли, мир на долю секунды захлопнулся в звоне. Я почувствовала противный привкус в горле, слёзы выступили на глазах, но не из жалости к себе — от ярости, от бессилия. Они отступили на шаг, переглянулись, удовлетворённо кряхтя. Я лежала согнувшись, дышала участливо и тяжело, каждая попытка вдохнуть приносила резкую боль в живот. Верёвки держали крепко — я ощупала запястья, почувствовала распухшую кожу, но ещё больше чувствовала, что нужно собраться. Боль горела, но мысль не растаяла: нельзя сдаваться. Я сделала глубокий, через зубы, резкий вдох, чтобы не потерять сознание, собрала все остатки воли и стала искать глазами хоть малейшую возможность — щель в верёвке, неровность пола, что‑то, за что можно зацепиться. Они были близко, и каждая секунда молчания была против меня, но страх начинал подменяться расчётом: думай, ищи, держись.

Три фигуры опустились к ногам и крепко сжали лодыжки и колени, так что вырваться было почти невозможно. Каждое их движение звучало в моих ушах как приговор. Ваня шагнул ближе, нависая надо мной. Его лицо было близко, и я ощущала дыхание на щеке, запах пота и алкоголя. Руки его опирались по бокам от головы, словно держали меня на месте.

— Ты доигралась и теперь будешь за это платить.

Он снова запускает свою руку мне в трусы, а ртом сосет мои соски. Смирение настигло меня. Лишь бы это все быстрее закончилось.

— Эй, ты обещал что нам тоже достанется.

Ваня чуть сдвинулся и рядом навис еще мужчина, он прикоснулся руками к моей груди и смотрел на меня, я отвернулась, но он схватил меня за лицо и поцеловал, его язык проникал внутрь, я укусила его, за что получила еще удар по лицу.

Они что-то говорят, но я их не слышу, перед глазами пелена, в ушах звон, тело болит. Последнее, что я чувствую перед тем как отключиться, это то, что с меня стянули всю одежду.

⸻

Когда открыла глаза, сначала ничего не соотнеслось: свет был режущим, дыхание — хриплым, в ушах стоял звон. Я стояла на коленях, руки все так же связаны за спиной.

— О, наша куколка проснулась, готовься работать дырочками.

Я не сразу поняла, что это были реальные голоса, а не в голове. Вспомнились обрывки, меня связали, меня насилуют. Я собралась закричать от окутавшей паники, но не успела, мне закрыли рот, членом. Рвота тут же оказалась в горле, но там и застряла.

— Кто-то уже был в твоей попке или я буду первым куколка? — чертов придурок.

Я качала головой пытаясь вытащить эту штуку из-за рта. Но меня схватили за волосы и насаживали член глубже в рот, я начала задыхаться. Сзади чья-то рука легла мне на спину и надавила, я выгнулась. Из глаз поступили слезы. Чья-то рука хлопала меня по заднице, кто-то засунул в меня чертовы пальцы и терли клитор.

Как бы я хотела сейчас умереть. Хотя бы снова в обморок, чтобы не чувствовать ничего.

Когда я думала что снова вырублюсь, один из них засунул мне палец в зад, я попыталась закричать, но из-за члена во рту, вырвалось лишь мычания.

— Это всего лишь пальчик, а ты уже так дрожишь, посмотрим как отреагируешь на это — я почувствовала резкую и пронзительную боль в заднице, ноги подкосились, и я готова была свалиться, но меня держали за живот, не давая упасть.

Я упала в тёмную пустоту так быстро, будто мир просто выдохнул меня из себя. Последнее, что помню — один из них что-то засовывает мне в вагину. Тяжёлая, вязкая тьма и ощущение, как мозг плывёт накрыли меня.

⸻

Я очнулась, ощущая холод пола под собой и слабость во всём теле. Руки уже были развязаны, но мышцы ещё не слушались, а боль отдавалась во всём теле. На мне хотя бы есть какая-то футболка и трусы оставили на мне, какие заботливые блять ублюдки. Сердце бешено колотилось, а в голове стоял сумбур: где я, что произошло, как выбраться. Медленно я попыталась сесть, каждый вдох был резким, все тело болело, внутри будто перемешались все органы, но чувство свободы от веревок хотя бы немного успокоило страх, который всё ещё дрожал в груди. Я едва держала глаза открытыми, когда в комнату зашёл Ваня с пластиковым стаканом воды. Свет слабо падал на его плечи; он держал его в руке и, не снимая с меня взгляда, наклонился.

— Пей, — сказал он ровно, и в его голосе не было ни капли доброты. — Не распинайся.

Он помог поднести стакан ко рту так, будто я — сломанная игрушка. Вода лилась холодной струёй, и с каждым глотком в груди становилось чуть легче; горло меньше жгло, мысли прояснялись. Я смотрела ему в лицо, стараясь не дать понять, что снова начинаю собирать силы. Я должна бороться, я должна быть сильной и попытаться сделать хоть что-то.

И вот что он не учёл: когда кто‑то подносит тебе спасительную воду, взгляд ненароком падает туда, где спрятано чуть больше, чем нужно. У Вани за спиной торчал пистолет — кобура с чёрным профилем, который я видела уже раньше. Сердце в висках застучало резче. Пистолет — шанс. Шанс быть не только добычей.

Я притворилась слабой, голос едва слышно:

— Спасибо… пожалуйста, не уходи далеко.

Он усмехнулся и, отвлёкшись на просьбу, сделал шаг назад. Это был тот момент, которого я ждала: небольшой отступ. Я наклонилась вперёд, всё ещё делая вид, что пью. Ладони дрожали, но пальцы нащупали холодный металл кобуры. Ваня отвел взгляд в сторону, похлопал меня по щеке — жест, который должен был меня успокоить. Я отозвалась лёгким кивком и в тот же миг резко дернулa руку вперёд: хватка была быстрой и решительной — пальцы обхватили рукоять пистолета.

Он отреагировал на инстинкте, но с его стороны это была лишь мгновенная попытка вернуть контроль; я же уже сжимала металл. Мы столкнулись взглядами, и в этот миг я не думала о боли — думала о том, чтобы не упустить момент. Ваня сделал шаг ко мне, чтобы оттянуть руку, но я толкнула локтем, скользнула корпусом в сторону и выхватила оружие из кобуры.

Он зашипел, попытался схватить меня, но я была быстрее: держала пистолет обеими руками за спиной, почувствовала его вес, холод и реальность спасительного рычага. Рывок назад — и Ваня потерял равновесие, отступил. На полу поскользнулась какая‑то тряпка, раздался шум — и в ту же секунду я спрятала пистолет под футболку, засунув под трусы, туда, где он меньше всего ожидал. Я снова сделала вид, что ничего не произошло, глаза оставались распахнутыми, дыхание — коротким и ровным. Ваня пришёл в себя быстрее, поднял руки, хмыкнул и сказал будто шутя:

— Ну и шумиха.

Он вышел, хлопнув дверью. Я лежала, чувствуя, как сердце стучит в горле, но в животе — тяжесть и уверенность: у меня теперь было оружие. Маленькая тёплая надежда расползлась по телу, вместе с мыслью, что шанс на побег стал реальностью. Я прижалась к холодной стене и, наконец, закрыла глаза. Мышцы дрожали, тело требовало отдыха, а разум всё ещё скользил по воспоминаниям о том, что произошло. Постепенно сон поглотил меня — тёмная бездна, где не было боли, страха и мужчин с ножами, износилования. Я позволила себе отключиться, чтобы собрать оставшиеся силы.

⸻

Когда открыла глаза, в комнате снова появился Ваня. Он держал в руках тарелку с едой, и запах был едва съедобным, но голодный организм радовался любому куску и мне нужны хоть какие-то силы. Я приподнялась на локтях и спросила тихо:

— Сколько сейчас времени?

Он усмехнулся, чуть наклонился и, словно награда за «хорошее поведение», ответил:

— Так как ты была хорошей девочкой и дырочкой для ебли, я скажу. Сейчас вечер.

Сердце сжалось от его слов, дрожь и отвращение прошлись по всему телу, но я не могла не вздохнуть от облегчения — ночь почти началась, и, может быть, скоро появится шанс что-то изменить. Я старалась сосредоточиться на еде, чтобы набраться сил, каждый кусок казался маленькой победой в этом диком, болезненном дне.

Я сижу, жую тот горький кусок, и всё кажется слишком тихим. Ваня ставит тарелку на пол и не уходит. Он остаётся в дверном проёме, ноги широко расставлены, взгляд неподвижный. Мне вдруг бросается в глаза — ключ торчит в замке, оставленный им наполовину. Пульс в висках учащается: это шанс.

Дыхание затаилось. Я изображаю улыбку, слабую и послушную, и приглашаю его жестом присесть на матрас. Он усмехается и, не закрывая за собой дверь, подаётся вперёд. Я вижу, как его плечи расслабляются — он уверен, что держит положение. А я считаю секунды.

Под матрасом уже лежит холодный металл — пистолет, который я спрятала, когда он ушел. Рука дрожит, пальцы трясутся, но я действую быстро: достаю, взвожу, держу прижатым к боку так, чтобы он не заметил движение. Пульс бьётся в ушах, но я слышу и шаги в коридоре — возможно, кто-то идёт. Ваня садится, приближаясь. Я делаю вид, что пытаюсь устроиться поудобнее, притворно опираюсь на ладонь. В самый момент, когда он наклоняется, я поднимаю руку — выстрел. В ушах звенит от звука, его тело дергается, он с глухим стоном падает на спину. Я попала в голову, кровь брызнула на меня, тошнота поступила к горлу, но я сдержалась. Я не смотрю долго; не могу позволить себе это. Сердце готово выскочить. Ключ всё ещё в двери. Я быстро прислоняюсь к стене за дверью. Стук в коридоре — кто‑то бежит к нам. Мужские голоса нарастали:

— Что там? — слышу я в призрачном отголоске.

Дверь открывается, и в проём вбегают трое мужчин. Они не успели заметить, что Ваня лежит с дыркой в голове. Я держу себя в напряжении, затаив дыхание, пока они оглядываются, ищут причину выстрела. В момент, когда они отворачиваются, я внезапно рвусь вперёд: выскакиваю в коридор, бросаюсь к двери, захлопываю её и закрываю на ключ. Сердце — дикий барабан. На другой стороне слышатся ругань, удары по двери, команды. Я прижимаюсь спиной к холодной деревянной поверхности, ладони всё ещё влажные, колени дрожат. Пистолет в руке, но сейчас совсем не время расслабляться — нужно думать, дышать, не дать панике взять верх. Я ловлю воздух и шепчу себе только одно слово: «Теперь — действовать».

Я моргаю, пытаясь привыкнуть к свету. Он бьёт прямо в глаза, словно пытался выжечь остатки темноты из моих зрачков. Голова кружится, глаза слезятся, но я не могу позволить себе остановиться. Осторожно, почти крадучись, двигаюсь по зданию. Пол скрипит под ногами, стены облупленные, бетон пыльный — это какой-то заброшенный склад или что-то вроде того. Запах сырости и гнили впивается в ноздри. Кажется, каждый шаг слышен во всей округе, и я прижимаюсь к стенам, стараясь оставаться как можно тише. Слышу голоса. Они близко. Сердце ударяет чаще, в ушах звонко бьётся пульс. Я бросаю взгляд и замечаю массивную колонну. Без раздумий прячась за ней, затаиваю дыхание. Голоса становятся отчётливее: мужские, грубые, обсуждают что-то. Я сжимаю кулаки, пытаясь не дышать слишком сильно, и прислушиваюсь, надеясь, что они меня не заметят. Я едва успела перевести дыхание, как рядом появилась фигура — Леон. Он оттолкнул меня к массивной колонне и резко прижал ладонь к моим губам, чтобы я не издавала ни звука. Его рука была тёплая, но твердость в ней говорила о панике не меньше, чем моё собственное сердце. Шаги утихли, их голоса удалились в коридоре. Леон держал меня крепко, глаза его бегали, словно проверяли — не видно ли нас кому-то в коридоре. Наконец он чуть ослабил хватку, но не убирал руку с моих губ; только тогда я смогла услышать его шёпот, полный жалости:

— Тише. Всё в порядке, — сказал он почти по-детски, и в его голосе слышалась усталость.

Потом, как будто сжалившись, он снял свою куртку и накрыл ею мои плечи. Тёплая ткань пахла сигаретами и чем-то ещё — машиной, городом. Это маленькое прикосновение было одновременно простым и невероятно важным в этот момент: оно давало знак, что кто-то рядом не враг. Я пыталась собраться и спросила шёпотом, всё ещё опасливо:

— Леон… что ты здесь делаешь?

Он отводил взгляд, не глядя прямо, потом, как будто собрался с духом, ответил прямо и тихо:

— Я никогда не хотел работать с ними. Меня шантажировали. Мне угрожали. Если увидишься с Лукой Морелли, скажи ему, что я всегда был на его стороне. Скажи ему, что я разобрался с прошлым и если выживу, хочу работать с ним.

Его голос ломался, но он говорил быстро, будто боялся, что кто‑то снова появится. Он встал на цыпочки и взглянул мне в глаза:

— Теперь всё изменится. Я помогу тебе уйти отсюда сейчас.

Он аккуратно приободрил меня, поддержал за руку — и я почувствовала, что мои ноги дрожат, но что-то в его тоне заставляло поверить: он действительно решил рискнуть.

— Иди прямо, — прошептал он, — Выходи через задний двор и по трассе в сторону шоссе. Никого не ищи, не сворачивай. Я прикрою.

Я пыталась спросить о нём, о том, как он сам уйдёт, но слова застряли в горле. Леон посмотрел на меня серьёзно, и в его взгляде была жёсткость, которой я не видела раньше:

— А как же ты? — спросила я, и в голосе дрожала не только надежда, но и боль от предательства, от всего, через что мне пришлось пройти.

Он глубоко вздохнул и, будто выбрав слова, сказал:

— Мне надо избавиться от этого дерьма. Я не могу позволить им больше подставлять людей, которых я… — он замолчал на секунду, будто искал правильное слово, — Кого я ценю. Киара, ты правда хорошая. Прости меня за то, что я делал раньше.

В этих словах не было лжи, я это почувствовала. Странно, что после всего этого, я что-то чувствую. Любовь. Это я точно все еще чувствую. Леон подтолкнул меня мягко в сторону двери и ещё раз прошептал:

— Быстро. И ни взгляда назад.

Я сделала шаг, затем другой, чувствуя, как куртка скользит по рукам и защищает от ветра. Сердце колотилось как бешеное, но шаги были уверенными — он отводил меня в заветный коридор, к выходу. Каждый метр казался вечностью, но вместе с тем внутри меня расползалось облегчение: шанс выбраться, шанс жить. Когда мы уже почти у самой двери, я обернулась и на мгновение поймала его взгляд; в нём было что‑то похожее на решимость и страх одновременно. Я шла по трассе, но не было ни одной машины, словно весь путь перекрыли для меня. И всё же я бы не села ни к кому — после всего, что произошло, я боялась каждого человека вокруг. В теле нарастало истощение, каждая мышца кричала от боли, сердце колотилось, а дыхание становилось прерывистым. Я шла, будто сама себя таща, но силы уходили с каждым шагом.

Внезапно земля под ногами словно провалилась, и я почувствовала, как голова кружится, тело предательски сдавливает усталость. Я падала, не успев сопротивляться, и мир вокруг растворился во мраке. Бессилие накрыло меня, оставив только пустоту и холод асфальта под собой.

Глава 19

ЛУКА

Дождь резал по коже, как стекло. Холод пробирал до костей, но я почти не чувствовал его — только жгучий гул в ушах. Я шел посреди трассы и увидел тело, лежащее в грязи, я замер. Сердце било так громко, будто хотело вырваться из груди.

Нет. Этого не может быть. Мозг отказывался верить. Это игра света. Галлюцинация. Последствия бессонницы, боли, отчаяния. Но… эта поза. Эти волосы.

Я сделал шаг, потом второй, и мир будто сжал меня в кулак. Когда я опустился рядом и увидел лицо — дыхание остановилось. Маленькая родинка под правым глазом. Та, что я всегда целовал, когда она смеялась.

— Киара… — слова сорвались с губ, едва слышно, будто я боялся спугнуть иллюзию.

Я боялся прикоснуться. Боялся, что как только дотронусь — она растворится, как призрак. Пальцы дрожали, когда я все-таки провёл по её щеке. Холодная. Слишком холодная. На коже — следы, синяки, ссадины, кровь. Губы пересохшие, потрескавшиеся.

Когда я увидел царапины на её лице, рваные следы на шее и запястьях, что-то во мне оборвалось. Гнев поднялся, как буря — дикая, слепая, всепоглощающая. Вены вздулись на руках, зубы стиснулись до боли. Я хотел убивать. Каждый, кто прикоснулся к ней… я сотру их имена с этой земли.

Но сейчас — не время. Сейчас — только она.

Я дрожащими пальцами прижал два пальца к её шее. Молился, чтобы почувствовать хоть малейший толчок под кожей. И вот — едва ощутимое биение. Слабое, но живое.

— Киара… слышишь меня? — голос сорвался. — Слышишь,

amore mio?

.. Это я. Лука. Твой Наблюдатель, тот мальчик из детства. Открой свои глазки. Пожалуйста.

Она не двигалась. Только её грудь слабо вздымалась, неровно, как у того, кто слишком долго боролся за жизнь.

— Прости… — выдохнул я и подхватил её на руки. Она была лёгкая, словно сломанная кукла.

Я прижал её к себе, чувствовал, как её мокрые волосы липнут к моей коже, а в груди что-то выло. И я побежал. Сквозь дождь, сквозь грязь, сквозь боль, не чувствуя ни усталости, ни холода. Только одно — страх потерять её.

Кровь шумела в висках, сердце билось в бешеном ритме, когда вдалеке показались огни машины.

— Держись, Киара, слышишь? — выдохнул я, задыхаясь, вжимая её в грудь. — Я не позволю больше тебе уйти… Никогда. Дай мне еще шанс.

Я поднимаю ее на руки, прижимаю к себе и добегаю до машины, как будто весь мир у меня под ногами взорвался — каждая мышца кричит, но ничего не чувствую, кроме одного: она в моих руках. Кричу, не думая:

— Садись за руль! Вези в ближайшую больницу — не тормози!

Парень уже в кабине, мотор рвёт, колёса зацепились за мокрый гравий. Я прыгаю на заднее сиденье, кладу Киару к себе на колени так, чтобы хоть как-то защитить её от кочек, и прижимаю к себе. Руки дергаются, но держат крепко — держат её.

Её волосы липнут к губам, лицо в крови и грязи — я провожу по щеке рукавом, смываю пыль и кровь. Пальцы движутся автоматично: губы, лоб, виски. Бережно, как можно бережнее. Целую её в лоб — коротко, не как страсть, а как клятву: «я здесь», «я с тобой».

Паника бежит по венам, будто жар: руки дрожат, горло пересохло, в висках гудит. Но нужно быть ровным — ради неё. Я слушаю её дыхание, ищу пульс двумя пальцами у шеи — слабый, но он есть. Каждое маленькое движение её груди — как ответный стук в моём собственном сердце.

Через окно мелькает дождь, дорога уносит в ночь, а я шепчу ей бессвязно, слова сами вылетают:

— Держись…

amore mio,

держись. Мы почти там. Не уходи.

Молю

тебя.

Рядом — шелест радиосвязи, приказы в рацию, голоса ребят, которые уже организуют приём в клинике. Я отдаю короткие распоряжения, но основной рефлекс — держать её, не отпускать, быть рядом. Гладить по волосам, утирать лицо рубашкой, не давать панике разлечься в теле.

Каждый метр — будто вечность. Я считаю не километры, а её вдохи. В этом бешеном, мокром беге к свету больницы моя паника — и моя сила: она переводится в каждое движение, в каждое касание, в каждую команду, чтобы добраться до дверей и не потерять её по дороге.

⸻

Только машина остановилась, я не теряю ни секунды и вбегаю в приёмный покой, тяжёлое дыхание рвётся, в руках — она, хрупкая и чуть тёплая. Свет яркий, запах антисептика режет нос, а люди вокруг — врачи, медсёстры, администратор — на мгновение застynaют. Я кричу так, что голос ломает тишину:

— Врач! Срочно врач!

Кто-то из персонала бросается навстречу, но я не останавливаюсь: делаю два больших шага. Сердце в груди гремит, в горле — металл. Я чувствую, как паника и ярость выпадают из меня словом, которое не придуманное, а вырванное из самой груди:

— Либо вы её спасёте, либо я убью каждого, кто тут находится!

Фраза вырывается, мягко говоря, не слишком обдуманная — это ультиматум, рваный, холодный и страшный. В кабинете немедленно поднимается шум: кто-то зовёт старшую смены, охрана хватается за рации. Видя мою готовность сорваться, медики почти одновременно переключаются в режим «экстренно»: руки хищные и отточенные, они мгновенно берут на себя её тело и кладут на койку — проверяют дыхание, пульс, смотрят глаза, вводят кислород, дергают тонометры и капельницы, они куда-то увозят и я иду за ними. Слова мои повисают в воздухе; кто-то из персонала подбегает ко мне и говорит:

— Отойдите, мистер, дайте врачам работать.

Я чувствую, как адреналин горит в венах; охрана приближается, но Рико уже рядом, держит меня за плечо, его взгляд — стальной, сдерживающий. Я стою, весь в крови пережитого дня и дождя, и смотрю, как команда врачей без лишних слов начинает вытягивать её из состояния — быстрые руки, короткие приказы, бипы аппаратов. В голове — только одно: пусть сделают всё. Я сжимаю кулаки, дыхание застывает в груди, слёзы и злость смешиваются в один горячий узел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

⸻

Пять часов тянулись словно вечность. Я сидел в коридоре приёмного покоя, глаза не сходили с двери в реанимацию — каждый звук, каждый шаг мог означать что-то. В комнате скопились люди: Дмитрий и Мария, Дамиан, Рико, и потом — Лекси с Наоми. Их лица были бледны, они держались рядом, как единое тело. Подруги стояли в углу, тихо шёпотом обсуждали что-то, глаза у них постоянно возвращались к двери.

Я молча стоял в стороне, но слышал, как Наоми задает вопрос за вопросом, а Лекси пыталась шуткой снять напряжение, и это звучало жалко. Внезапно увидев, что разговор становится близким к панике, Мария тихо и жёстко сказала:

— Я всё объясню позже. Сейчас главное — чтобы Киара была в порядке.

Её голос был спокойный, и в нём сквозила решимость; девочки на мгновение заткнулись. Я услышал, как Мария отстранилась и заговорила с кем-то по телефону, беря на себя организацию. Это было нужно — порядок в хаосе.

⸻

Из палаты вышел врач. Он оглядел комнату, и, не поднимая голоса, сказал мне:

— Мистер Морелли, можно поговорить с вами один на один?

В коридоре повисла тишина. Я кивнул и последовал за ним в его кабинет. Он закрыл дверь и, не церемонясь, прямо и спокойно сообщил:

— Она в критическом состоянии. Много ссадин, множественные гематомы по всему телу, есть признаки сексуального насилия — и, судя по всему, не одного насильника. Это тяжёлая травма, но главное — она будет жить. Сейчас мы её стабилизировали и перевели в палату, дальше — обследования и долгое лечение.

Слово «несколько» упало на меня, как ледяной ком. Что-то внутри разорвало тишину. Врач продолжал говорить профессионально, но я его уже не слышал — во мне воцарилась молчаливая буря.

Я ударил кулаком по стене. Звук от удара раскатился по коридору и явился мне самой необходимой, самой мерзкой музыкой: через боль наружу вырвалась ярость. Кулак горел, пальцы звенели — но это был не просто акт разрушения — это была искра, которая должна была превратиться в действие.

Я рванул к Рико и Дамиану, хватая их за плечи так, что они вздрогнули. Голос сорвался хрипло, отрывисто, полон ледяной решимости и отголоска безумия:

— Слушайте меня внимательно. Я доверяю только вам. Найдите каждого, кто хоть как-то был связан с этим — водителей грузовика, тех, кто охранял склад, всех, кто имел отношение к маршрутам и спискам. Тех, кто хотя бы посмотрел на мою девочку. И убейте, медленно и мучительно. Узнайте кто посмел к ней прикоснуься, оставьте их мне, они умрут от моей руки. Временно я выбываю из игры, я хочу и обязан быть рядом с ней. Докладывайте мне только самое важное, по пустякам меня не тревожить.

Рико встретил мой взгляд — в его глазах вспыхнуло понимание и такая же железная решимость. Дамиан кивнул, уже мысленно собирая связки контактов и маршрутов. Никто не усомнился в серьёзности приказа. В моём голосе не было прощения.

Присонившись к стене, я позволил себе минуту — слышал, как в коридоре плакали Наоми и Лекси, видел, как Мария сдержанно держала лицо. Внутри был огонь: не просто ярость, а желание превратить эту боль в действие, чтобы никто больше не мог прикоснуться к ней и уйти без ответа.

В коридоре, шум приема мешался с гулом в ушах. Боль кулака — ничто по сравнению с пустотой, которая разливалась во мне; но теперь эта пустота была цельной: вернуть ей справедливость.

Рико подошёл ко мне тихо, так, чтобы слова не услышали посторонние. В его руках — планшет с пометками, на лице — тот самый взгляд, что бывает у людей, которые уже вынесли плохую новость и не хотят её повторять дважды.

— Он в госпитале, — сказал он. — Леон. Один из наших уже поговорил с ним. Сказал, что Леон требует, чтобы Киара передала тебе его слова.

Я кивнул, и это кивок был автоматическим, почти безвольным. Внутри всё начало бурлить ещё сильнее: раздражение, предчувствие, ярость, такая плотная, что казалось, горло сжимается до хруста. Рико видел это по мне и не стал растягивать паузу.

— Он в неадеквате, — добавил он тихо. — Ему кололи что-то, он потрёпан. Один из наших его поднимал — тот говорит, что Леон был не в состоянии нормально объяснить что-либо.

В ответ я только сжал кулаки. Внутри всё взорвалось: предательство, стыд, особенно — что он вообще оказался рядом с ней. Что он контактировал с ней. Что он мог быть рядом тогда, когда ей было нужно спасение. Что он мог знать и не сказать. Ярость превращается в холодную решимость. Не криком и не расправой — хотя и то, и другое звенело в крови — а в чётком, хладнокровном плане. Голос вышел с трудом, низкий, сжатый:

— Заберите Леона в отдельную комнату, — отдал я приказ спокойно, каждый звук отточен. — Никаких свиданий, ни с кем. Рико, ты с ним — поднимай всю информацию: кто связывался с ним за последние сутки, звонки, смс, записи. Дамиан — перекрой все выходы из госпиталя, пусть никто не уходит. Мария, если тебе не трудно — контролируй новости, пусть никто не выносит информацию наружу.

Я не дал волю угрозам: они ничего не решат и только опорочат нас. Мне нужны ответы. Мне нужно знать, почему он был там, что он знает, как он оказался в том месте. Мне нужно понять, кто позволил этому случиться с ней и почему. К сожалению, единственным свидетелем всего этого дерьма был Леон, его все равно ждет смерть.

Они ушли выполнять приказ, а я остался на месте, вслушиваясь в ритм собственного сердца — в нём было и пустое, и ужасное: за каждой секундой ожидания может скрываться новая правда. И когда я, наконец, шагнул вслед за ним, ярость была не только слепым огнём — она была движущей силой, требующей фактов, следов и справедливости.

Я подошёл к группе, которая всё ещё стояла в коридоре, глаза у всех были красные, слова — рваными. Наоми рыдала так тихо, что было больно слушать, Лекси держала её за плечи, Мария и Дмитрий стояли рядом, как столпы.

Я сделал глубокий вдох и постарался говорить ровно, без того хриплого накала, который дымил у меня в груди:

— С ней всё будет хорошо. Врачи сделали всё, что могли, они её стабилизировали. Через пару дней можно будет поговорить с ней, а пока… — я глянул на подруг — лучше разойдитесь по домам, отдохните, соберитесь. Никто не хочет, чтобы вы были в таком виде.

Я повернулся к одному из своих людей:

— Кид, подвези девочек. Пусть едут домой, приходите в себя, обнимите друг друга.

Они колебались, но отказываться не стали. Наоми уцепилась за руку Лекси, тихо шмыгнула носом. Мария подошла и сжала мне плечо — коротко, твёрдо. Потом одна за другой они вышли из коридора, по дороге бросая на меня взгляды — полные благодарности, ужаса и надежды.

Когда дверь захлопнулась, в коридоре как будто опустилась ещё большая тишина. Я остался один, и каждое движение отдавалось внутри как удар. Подошёл к двери палаты. Войдя, я увидел её. Она спала — лицо бледное, волосы влажные, ресницы мокрые. Бинты, капельницы, приборы — всё это окружало её, делая картину хрупкой и слишком чужой. Сердце в груди сжалось так, будто кто-то сжал его в кулак. Я стоял и не мог пошевелиться — появилось чувство вины, такое острое, что чуть не заставило меня согнуться: почему я не нашёл её раньше? Почему позволил этому случиться? Эти вопросы били по горлу безжалостно.

Я тихо подвинул стул к койке и сел, не отрывая от неё взгляда. Руки дрожали, но я протянул руку и взял её пальцы в свои. Они были холодные и тонкие, как бумага. Я прижал её руку к лбу — просто чтобы почувствовать тепло, чтобы понять, что она здесь, что она жива.

Мне захотелось говорить — не о делах, не о мести, а о том, что делают только двое: я прижался лбом к её руке и прошептал, едва слышно, из страха что если заговорю громче, она исчезнет:

— Я люблю тебя. Очень люблю. Больше, чем думал, что могу. Я никогда не думал, что умею любить. Не оставляй меня, я погибну без тебя.

Слова вырывались горькие и простые одновременно. Я чувствовал, как слёзы поднимаются, горячие и непрошеные; с силой вталкивал их обратно, потому что сейчас надо было быть крепким. Но в голосе слышалась вся правда: обещание, которое нельзя было отозвать. Я держу её руку, не отрываясь, и будто скреплял это обещание телом и дыханием.

В ту минуту, сидя в тусклом свете палаты, я понял, что буду делать всё — не ради власти и не ради правды перед людьми, а ради неё одной. Ради того, чтобы вернуть её улыбку, чтобы убрать тени с её глаз. Ради того, чтобы она знала: какой бы ни была проблема, ее можно решить. Я крепко сжал её пальцы и повторил уже тише, почти молча:

—

Я рядом и я люблю тебя.

Глава 20

КИАРА

Я открыла глаза и первое, что почувствовала — пустота, как будто кто-то вырвал у меня землю из-под ног. В голове — только шум:отрывки света, голос, крик, запах дождя и чего-то горелого. На мгновение мне показалось, что я умерла — и вот теперь где-то между миром и тьмой.

Пытаюсь пошевелить пальцами — и ничего не выходит. Руки будто не мои: тяжёлые, не слушаются. Паника делает шаг вперёд, но она хрупкая, потому что тело почти не отвечает. Я смотрю на руку, чтобы убедиться, что это со мной происходит на самом деле, и вижу — его ладонь лежит на моей. Тёплая, большая, привычная.

Сердце в груди ухнуло. Я вглядываюсь дальше и узнаю его лицо — усталое, с растрёпанными волосами, с тем самым маленьким шрамом на руке, который я видела тысячу раз. Его глаза закрыты, дыхание ровное и тяжёлое; он, похоже, уснул прямо у моей руки, как будто не мог от неё оторваться.

Слышны врачебные приборы: тихое биения монитора, шепот людей в соседнем коридоре, где-то далекий голос — и запах переходит от сырой земли к резкой стерильности больницы. Внутри — шевелится память: склад, темнота, грузовик, пистолет, и как будто кто-то тянул меня обратно к жизни. Всё это — как фильм, который я вижу сквозь туман. Я пытаюсь глубже вдохнуть — во рту сухо, горло горит. Лёгкая боль пронзает ребра при каждом вдохе, и я понимаю, что тело болит — сильно. Но больше всего — в груди есть странное, тёплое чувство, когда я смотрю на него: он здесь. Он держит меня. Это реальное, живое, неправдоподобное.

Шевеля пальцами настолько, насколько позволяет слабость, я осторожно сжимаю его руку — едва-едва. Он вздрагивает, медленно открывает глаза. Взгляд сначала размытый, потом фокусируется — и на моём лице появляется то, что можно назвать одновременно облегчением и ужасом. Он улыбается криво, как кто-то, кто устал до предела, и шепчет почти бессвязно:

— Ты проснулась.

Слово падает на меня как дождь после долгой засухи. Я хочу сказать что-то важное — «я жива», «ты здесь», «я люблю тебя», но голос царапает горло. Выходит хриплый шепот:

— Ты нашел меня...

Он сжимает мне руку сильнее, кладёт мою ладонь к своему лицу и целует её тыльной стороной, словно подтверждая, что это не сон. В его голосе слышится дрожь:

— Я с тобой. Я не отпущу.

Слёзы сами навернулись на глаза — не только от боли, но от такой чёткой, огромной безмолвной радости: я не одна. Я держу его руку, и это тепло пробирает через все морозы в теле. Память о случившемся вертится где-то в глубине, но сейчас она не может заглушить простую правду: он рядом, и это спасение. Я пытаюсь улыбнуться, рот ещё не слушается, но глаза говорят всё. Он гладит мою руку, не отпуская её, и я, совсем тихо, шепчу:

— Я боялась… я думала, что…

— Не думай — прерывает он мягко. — Я здесь. Всё будет хорошо.

Эти слова кажутся шаткими и одновременно самой твёрдой опорой, которую я когда-либо знала. Мир вокруг всё ещё расплывчат, но пока он держит мою руку — я верю, что выживу. Слёзы, которые сначала текли тихо, вдруг прорвались — будто изнутри наконец-то треснула плотина. Они катились по щекам горячими, солёными, и я уже не могла остановиться. Всё, что я держала в себе — боль, страх, унижение, отчаяние — всё вышло наружу одним сплошным рыданием. Я закрыла лицо рукой, но тело само дрожало от сдерживаемых судорог. Воздуха не хватало, сердце колотилось — и где-то в глубине мелькнула дикая мысль, что я не выдержу, если он сейчас уйдёт. Если уйдет когда-нибудь.

Внезапно я почувствовала тепло. Лука медленно поднялся со стула, сел на край кровати и не говоря ни слова, лег рядом. Осторожно, как будто боялся причинить боль, обнял меня, прижал к себе. Его рука легла мне на спину, вторая — на затылок, пальцы запутались в моих волосах.

— Тише… — прошептал он, его голос дрогнул. — Всё уже позади, слышишь? Всё.

Я уткнулась лицом в его грудь — ткань рубашки пропиталась слезами. Он гладил меня по спине, тихо, размеренно, как будто своим движением мог убаюкать мою боль. От него пахло дождём, кожей, чуть дымом и чем-то родным, что пробуждало внутри тепло.

— Я рядом,

любовь моя…

— шептал он, прижимаясь губами к моим волосам. — Ты в безопасности. Никто больше не тронет тебя.

Я судорожно вдохнула, цепляясь за него, будто он — единственная твердая точка в этом мире, что всё ещё кружился где-то далеко. Его сердце билоcь под моей щекой быстро, так же, как моё — и я почувствовала, как по спине пробегает дрожь, но уже не от страха. Он чуть сильнее прижал меня к себе, будто хотел забрать себе весь мой ужас, всю боль, все воспоминания. И я позволила — просто позволила себе быть слабой впервые за всё время этого ужаса.

В его объятиях не было слов, только дыхание, биение сердец и тишина палаты, где время, казалось, остановилось.

— Сколько… — голос мой сорвался, еле слышно, будто это говорила не я. — Сколько я была там?.. Сколько… я спала?

Лука поднял голову, посмотрел на меня. Его взгляд был таким тяжелым, будто он решал, стоит ли вообще произносить правду. Несколько секунд он молчал, сжимая мою руку сильнее, чем раньше. В глазах металось — боль, усталость, вина.

— Неделю — наконец сказал он, тихо, почти шепотом. — Я неделю не мог тебя найти.

Он замолчал, сглотнул, но в горле будто застрял ком. Его взгляд стал пустым, как будто он снова видел все события перед глазами.

— Когда я нашёл тебя… ты лежала на трассе, без сознания. Я… — голос дрогнул, и он на миг отвернулся — Я думал, что опоздал.

Он выдохнул, провёл ладонью по лицу, пытаясь совладать с собой, но я видела, как у него дрожат пальцы.

— Ты спала три дня, Киара, — произнёс он, наконец, глядя прямо мне в глаза. — Три длинных, чертовых дня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почувствовала, как в груди защемило. Всё, что произошло, вдруг стало реальным. В его дрожащем голосе было всё — страх, боль, отчаяние. И то, как он произнёс моё имя… будто оно было для него последним глотком воздуха.

Он протянул руку, убрал выбившуюся прядь с моего лица и тихо добавил:

— Я больше не позволю, чтобы с тобой хоть что-то случилось. Никогда. Я больше не отпущу тебя.

Он обнял меня — крепко, но бережно, будто боялся, что если сожмёт сильнее, я просто исчезну. Его дыхание касалось моей макушки, горячее, неровное, и я чувствовала, как дрожит его грудь.

— Что с тобой произошло,

amore mio?

.. — его голос был едва слышен, словно он говорил сам с собой. — Что случилось за эту чертову неделю?

Я открыла рот, чтобы ответить. Хотела рассказать всё — о сыром подвале, о холоде, о страхе, о Ване, об изнасиловании, о крови, о криках. Но как только в голове мелькнули эти образы, меня словно ударило током. Воздух стал тяжелым.

Грудь сдавило.

Мир начал расплываться.

Я не могла вдохнуть — просто не могла. Сердце бешено колотилось, будто пытаясь вырваться из груди. Пальцы задрожали, тело начало сжиматься само по себе, как будто я снова там, чьи-то руки тянутся ко мне, как рвется одежда.

— Киара? — услышала я его голос, глухой, встревоженный, но уже будто издалека. — Эй, посмотри на меня, дыши… дыши!

Я не могла.

Глоток — и пустота.

Слёзы покатились сами собой, рот открылся в беззвучном крике.

Экран рядом со мной запищал, пронзительно и резко. Я слышала, как он звенит, будто отдалённый сигнал тревоги, и тут же в палату ворвались врачи.

— Отойдите от неё! — кто-то крикнул.

Руки, голоса, холод металла. Лука пытался остаться, но его кто-то оттеснил, я слышала, как он кричал что-то, но слова терялись в шуме.

Мир плыл, размывался, глотал меня.

Я снова почувствовала себя пленницей — не у тех людей, а у собственного тела. Оно дрожало, предавало, не слушалось. В голове пульсировала мысль: «Не хочу… не туда… не обратно…»

Меня трясло так сильно, что казалось, сердце разорвётся. Воздух наконец прорвался внутрь — судорожный вдох, потом другой. Слёзы заливали лицо, горло саднило от беззвучных рыданий.

А потом — укол.

Жар в вене.

Мир начал медленно тонуть в мягкой, вязкой тишине.

Последнее, что я успела увидеть — это Луку в дверях, он рвался ко мне, но его держали. Его глаза — полные страха и боли — были единственным, за что я цеплялась, пока темнота снова не поглотила меня.

⸻

Когда я снова открыла глаза, в палате царила тишина. Только равномерное пиканье монитора и лёгкий шорох дыхания рядом.

Лука сидел там же. Он держал меня за руку. Его пальцы были тёплые, крепкие — но теперь он не спал. Он смотрел прямо на меня.

Этот взгляд…

Он был другим. Не тем, каким я его помнила — не холодным, не властным. А каким-то живым, надломленным, будто в нём смешались страх, боль и облегчение. На секунду мне показалось, что всё ужасное уже позади. Как будто я в безопасности.

Горло саднило, губы были сухими. Я едва выдавила хриплым голосом:

— Воды…

Он сразу вскочил. Настолько резко, что стул, на котором он сидел, заскрипел и едва не упал. Лука налил воду в пластиковый стакан, подошёл к кровати и, не говоря ни слова, поднёс его к моим губам.

В этот момент что-то внутри щёлкнуло.

Запах пластика. Его рука рядом с моим лицом. Приближение.

Мозг вспыхнул паникой. Перед глазами — чужие руки, грубые, холодные. Голос, шёпот, крик. Я резко отпрянула, ударила затылком о подушку и прошипела:

— Я сама!

Он замер.

—

Piccola,

ты ещё слишком слаба, позволь я..

— Не трогай меня! — сорвалось с криком.

Голос дрожал, но я не могла остановиться. Внутри всё кипело, будто я снова там, связанная, униженная.

— Я не слабая! Я могу сама попить эту чертову воду! Уходи! Просто… уйди! Я не могу тебя видеть!

Я отвернулась, вцепившись в простыню. В горле стоял ком, дыхание сбивалось. Он долго не двигался. Я чувствовала его взгляд — тихий, растерянный, будто он не понимал, что сделал не так. Потом услышала, как он выдохнул, поставил стакан на тумбочку и шагнул к двери. Щелчок замка — и тишина.

Только после этого меня немного отпустило. Грудь сжимало от боли.

Это длилось недолго, почти сразу дверь открылась снова.

В палату вошли Лекси и Наоми. Их глаза были красные, будто они тоже не спали всё это время. Они бросились ко мне — тихо, осторожно, будто боялись причинить боль.

— Мышка… — прошептала Наоми. — Господи, ты жива…

А я только кивнула и попыталась улыбнуться, хотя внутри всё трещало по швам. Вскоре дверь снова приоткрылась, и на пороге появилась Хлоя. Её обычно беззаботное лицо было напряжённым, глаза — покрасневшие, будто она долго плакала или не спала. Неужели она приехала, как только узнла? Она бросила свою семью, ради меня?

— Можно?.. — тихо спросила она, заглядывая в палату.

Я кивнула, внутри всё ещё бурлило — от усталости, боли, от того, что вообще не понимала, что теперь чувствую, кто я на самом деле.

Хлоя подошла ближе, опустилась на край кровати, и между нами повисло молчание. Лекси с Наоми переглянулись, потом тоже присели рядом.

— Девочки… — начала я, чувствуя, как дрожит голос. — Я не хочу об этом говорить. Ни о тех днях, ни о том, что случилось. Просто… забудьте, ладно? Давайте сделаем вид, что этого никогда не было.

Наоми вздохнула, Лекси сжала мою руку.

— Мышка, но..

— Пожалуйста, — перебила я. — Просто забудьте.

Мы снова замолчали. И тут Хлоя опустила глаза и сказала:

— Девочки… мне нужно вам кое-что рассказать. Возможно это не тот момент, но мне нужно сказать об этом, иначе я не смогу простить себя никогда.

В её голосе слышалась вина, страх, что я не пойму.

— Прошу вас держать это в секрете. На самом деле… меня зовут не Хлоя. Моё настоящее имя — Мария. Мария Попова. Я…связана с русской мафией.

Я моргнула, не сразу осознав услышанное. Наоми и Лекси недоуменно уставились на нее.

— Что?

— Мой брат — глава одной из самых влиятельных мафий. Я приехала в Нью-Йорк, чтобы начать всё с нуля. Хотела сама пройти обучение, быть свободной. Когда я встретила вас, то поняла, что семья это не только люди связанные кровью. Всё, что было между нами — все разговоры, все наши прогулки, смех, cлезы — всё это было правдой. Никакой игры. Никакой лжи. С вами я всегда была собой.

Она отвела взгляд, и по её щеке скатилась слеза.

— Когда брат позвал меня обратно в Россию, я ушла, потому что должна была. Но я… я скучала по вам. Каждый день. И мне больно, что я так долго всё скрывала.

Я смотрела на неё — и не чувствовала злости. Только усталость и тихое облегчение.

— Мария… Хлоя… — я тихо выдохнула. — Какая разница, как тебя зовут? Ты была нашей подругой. И остаёшься ей.

Наоми кивнула, Лекси обняла её за плечи.

— Мы всё равно тебя любим — сказала Лекси, всхлипнув. — И никакие тайны этого не изменят.

И тогда Хлоя заплакала. Настояще, горько, тихо. Мы втроём потянулись к ней, и в следующий миг уже все сидели, обнявшись, плача и смеясь сквозь слёзы.

Спустя некоторое время, разговор стал тише. Мы ещё немного посидели, вспоминали старые шутки, смеялись, будто не было никаких ужасов, никаких тайн. А потом они встали.

— Мы ещё придём завтра, ладно? — сказала Наоми.

— Отдыхай, — добавила Лекси. — И не думай ни о чём.

Я кивнула, наблюдая, как они выходят из палаты. Маша — на мгновение задержалась в дверях, посмотрела на меня и прошептала:

— Спасибо, что простила за ложь и не оттолкнула меня. Я люблю тебя, мышка.

А потом ушла.

В палате снова стало тихо. Лишь лёгкий шум капельницы и моё дыхание.

Я осталась одна. Снова.

Я лежала, свернувшись калачиком, глядя в белый потолок палаты. Мысли плавали где-то между болью и виной. Перед глазами снова и снова было его лицо — удивлённое, полное непонимания, когда я на него накричала. Я гнала от себя то воспоминание, но оно возвращалось, будто издевалось. Я хотела попросить прощения, сказать, что не хотела, что испугалась, что просто не могла… что на меня нахлынуло воспоминание. Я так хотела ему все рассказать, но я боюсь, я не хочу снова возвращаться туда. Слёзы тихо катились по щекам. Я не сдерживала их — не видела смысла. Всё внутри будто разрывалось на части: страх, благодарность, любовь, стыд. Я шептала одними губами:

“прости меня…”

, но в ответ была только тишина и равномерный писк аппарата у кровати. Я закрыла глаза, обняла себя руками, пытаясь согреться, — и вдруг почувствовала… чьё-то тепло за спиной. Тяжесть тела, дыхание у шеи, знакомый запах его кожи, его рубашки. Я резко задрожала, сердце пошло вскачь.

— Тихо — услышала я шёпот, хриплый, родной. — Это я. Ты в безопасности. Ты в моих руках.

Лука.

Словно что-то сломалось внутри. Я обернулась и уткнулась лицом в его грудь, прижимаясь, будто боялась, что он исчезнет. Плечи мелко дрожали, я снова заплакала — тихо, судорожно, как ребёнок.

“Я так много плачу в последнее время, откуда столько слез…”

— мелькнуло в голове, и я почти усмехнулась сквозь слёзы.

Он гладил меня по спине, по волосам, и с каждой секундой я чувствовала, как страх отступает, будто растворяется в его тепле. Его пальцы — уверенные, но нежные — касались моей кожи так, словно боялись причинить боль.

Я подняла голову. Наши взгляды встретились.

Он смотрел на меня так… будто я всё ещё была чем-то светлым в этом тёмном мире. И я вдруг поняла, что хочу только одного — чтобы он больше никогда не отпускал меня. Медленно, будто во сне, я потянулась к нему и коснулась его губ. Сначала — неуверенно, будто проверяя, реальность ли это, а потом глубже, теплее, пока дыхание не смешалось. Поцелуй был не страстью — напоминанием, что это реально. Он пах домом, тишиной, спасением. Я чувствовала, как будто весь мир остановился и остались только мы — уставшие, разбитые, но всё ещё живые. Впервые за долгое время мне было не страшно. Только спокойствие. Потому что он рядом.

А потом всё словно замерло. Мы всё ещё были в этом поцелуе — не спешном, не жадном, а таком… тихом, будто боялись спугнуть хрупкое мгновение, которое наконец подарило нам передышку.

Лука чуть отстранился, провёл ладонью по моему лицу, стирая слёзы. Его пальцы были тёплые, шероховатые от привычки к оружию, но в этом прикосновении было столько осторожности, что у меня перехватило дыхание.

— Прости — выдохнула я. Голос дрожал, будто изнутри всё ещё ломалось.

— Не смей извиняться— сказал он тихо, глядя прямо в глаза. — Ты многое пережила и твоя реакция понятна. Никогда больше не смей извиняться за свою реакцию, за свои эмоции.

Он снова прижал меня к себе, и я услышала, как бешено колотится его сердце. Оно било прямо под ухом — быстро, громко, будто тоже не верило, что я рядом.

— Я думал, потерял тебя — прошептал он. — Сходил с ума. Я бы спалил весь этот чёртов город, если бы тебя не нашёл.

Я закрыла глаза, слушая его голос. В каждом слове чувствовалось не просто беспокойство — это была боль, глубокая, настоящая. Та, которую не лечат временем. Я не знала, что сказать. Просто молча крепче сжала его рубашку, будто боялась, что он исчезнет, если отпущу хоть на секунду. Он поцеловал меня в макушку, чуть задержал дыхание и сказал:

— Отдохни. Больше не нужно ни за что бороться, не нужно думать ни о чем, для этого у тебя есть я.

Я слабо кивнула, чувствуя, как веки становятся тяжёлыми. Мир медленно растворялся в полумраке палаты, и последнее, что я помнила, — как его рука всё ещё держит мою, и как он шепчет едва слышно:

— Я никому тебя больше не отдам. Никому.

Глава 21

ЛУКА

Я лежал, держа ее в своих объятиях, чувствуя, как постепенно выравнивается её дыхание. Каждый её вздох отдавался во мне болью и облегчением одновременно. Она наконец-то заснула — спокойно, тихо, как будто хоть на мгновение смогла забыть обо всём, что с ней сделали.

Я осторожно убрал с её лица прядь волос и задержался на мгновение, глядя на неё. Господи, как же я скучал. Столько ночей не спал, прокручивая в голове всё, что мог сделать иначе, чтобы не потерять её. Сколько раз представлял, что нахожу её живую, о другом старался не думать, но реальность оказалась страшнее.

Когда она начала задыхаться от воспоминаний, когда запищали мониторы, я понял, что там было нечто хуже, чем просто плен, чем то, что сказал доктор. Что-то, о чём она, возможно, никогда не сможет говорить. И от этого внутри всё кипело — злость, страх, бессилие. Я привык решать всё силой, но перед этим я бессилен. Перед её болью — я ничто.

Я медленно поднялся, стараясь не разбудить её. Каждое движение отдавалось тяжестью в груди. Хотелось остаться, но ещё больше хотелось дать ей покой. Уже у двери я остановился и оглянулся. Она лежала, свернувшись, с тихим, едва заметным дыханием. Пусть этот кошмар и закончился, но я всё ещё живу в страхе, что однажды проснусь и её снова не будет. Что ее снова заберут у меня и на этот раз я найду ее мертвое тело.

⸻

Я шел по коридору, чувствуя, как с каждым шагом нарастает раздражение. Белые стены, запах антисептика, всё это давило, будто больница питалась моими мыслями. И теперь ещё этот ублюдок Леон. Он сказал, что хочет работать со мной. Работать. После всего, что случилось. После того, что он делал, после того как она оказалась в плену.

Я открыл дверь в его палату. Он лежал на койке, подключённый к капельнице. Увидев меня, попытался подняться, но я поднял руку.

— Лежи, бедолага — холодно бросил я, прикрывая за собой дверь.

Он замер, не сводя с меня взгляда. В его глазах мелькнуло что-то…это не страх, скорее усталость.

Я подошёл ближе, остановился у кровати и скрестил руки на груди.

— Ну давай, что ты хотел мне сказать. Почему я вообще должен тебя к себе взять работать, а не убить?

В его лице что-то дрогнуло, будто он понимал, что каждое его слово сейчас может стать последним.

А я просто стоял, глядя на него, и в голове крутилась одна мысль: если он хоть как-то был причастен к тому, что сделали с ней — я разорву его собственными руками. Он говорил тихо и быстро, как человек, который всю ночь проговаривал это в голове и теперь похож на лихорадочного свидетеля:

— Я… я отчасти помог ей. Там был кто-то главный, ублюдок редкосный — он втянул воздух и глаза его потемнели от воспоминаний. — Киара… она его убила. Я видел как она пряталась с пистолетом в руках, вся в крови. Я вывел её из подвала, провёл к дороге. Сказал, чтобы передала тебе мои слова, но походу она забыла. Я ненавижу свою семью, я рыл под них, пытался мешать их делишкам. Они торговали девушками и детьми, а я никогда этого не поддерживал, мне мерзко от них. Когда узнал, что благодаря тебе их бизнес развалился, хотел поблагодарить и работать на тебя. Но пришли эти ребята, начали мешаться у тебя под ногами и я решил внедриться к ним в доверие и сливать информацию тебе, думал, так заслужу твоё уважение. Но все пошло не по плану, когда узнал, что Киара у них, то решил вывести ее и взорвать их к хренам. Я знаю их следующие шаги, их планы, где они прячутся. Я буду полезен.

Когда он произнес ее имя, в груди защемило так, будто разжали кулак и вонзили холод прямо в сердце. Ее образ яркой, дерзкой, смеющейся от самых бессмысленных вещей, вдруг наложился на картину ее в крови, истерзанную и испуганную. Я знаю, что она может постоять за себя словами, но убить? Это было не похоже на ту Киару, которую я люблю и знаю, но это объясняет насколько глубоко ее сломали.

Гнев поднялся мгновенно, но рядом с ним было обжигающее отчаяние и отчетливое, железное понимание. Это потребность защитить, вернуть ей то, что у нее отобрали, сделать так, чтобы ни один из подобных ублюдков, больше никогда не могли держать в руках чужую судьбу.

— Ты скажешь все, что знаешь. И не смей лгать, я не даю шансов, поэтому не облажайся.

Я буду грызть любого, кто посмеет приблизиться к ней.

Я взглянул на него ещё раз: жалкий, израненный, но говоривший правду или, по крайней мере, то, что выдавало себя за правду. Мне было не до моралей. Нужно действовать.

Я вышел в коридор, собрав мысли как боевой план. Рико и Дамиан ждали у двери их глаза спросили без слов.

— Рико, проверяй все, что он будет говорить, каждое его слово. Дамиан, закрой все выходы из города по направлениям, которые упомянет Леон.

Я подошел к Марии. Она держалась твердо, но в ее глазах читалась усталость и вина. Мы переглянулись.

— Если тебе не трудно, будь на связи, никому ни о чем не рассказывай. Никто не должен знать лишнего. — она кивнула и, кажется застыла на месте — Я отправил своих людей контролировать территорию общежития. Никто не подойдет к общежитию, ни полиция, ни кто-либо с улицы. Передай девочкам, пусть сделают себе каникулы и посидят дома некоторое время.

Я вернулся в палату и подошел к Леону снова.

— Ты говоришь, что знаешь все. Начинай по порядку. Говори о любой мелочи.

Он заговорил, и с каждой новой фамилией, с каждой новой уликой, в моей голове складывалась карта: кто, где, как они связаны. Это была сеть — грязная и плотно сплетённая. Но сети рвутся, если тянуть за правильную нитку.

Пока Рико и Дамиан собирали людей и оружие, я снова заглянул к Киаре. Она спала, и я встал у кровати, вглядываясь в ее лицо, чтобы запомнить каждый дюйм. Внутри все еще жгло, вина за то, что не нашел ее раньше. Страх, что это может повториться. Я опустился в кресло, положил руку на её лоб и прошептал тихо, чтобы не разбудить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не дам им ни минуты покоя. Я найду каждого. Я верну тебе мир.

Губами я прикоснулся к ее лбу, оставил легкий поцелуй, на случай если не увижу ее снова, и вышел из палаты.

Рико докладывал о первых результатах: несколько маршрутов и один склад, который пересекается со сведениями Леона. Это начало. Маленькая, но живая ниточка надежды.

⸻

Мы не теряли ни минуты. Рико нашел точное место где они прятались. Заброшенный склад на краю города, идеально глухое место, заросшее, с ржавыми воротами и одним узким подъездом. Место, где можно спрятаться и не всплыть. Дамиан уже собрал людей, это хорошо подготовленная группа. Он отдал распоряжения по рации: кто на слежку, кто прикрытие, кто на отход. Говорил спокойно, с той шутливостью, которая в бою всегда меня успокаивала. Их организованность и преданность мне нравятся больше всего.

Мария держала пост у кровати Киары — это было единственное, чего я требовал: рядом с ней должен быть кто-то, кто тоже хочет ее безопастности. Я скучаю по моей девочке и очень жду, когда же нам дадут счастливый конец, а не постоянное подобие жизненных уроков.

⸻

Дождь хлестал по стеклу так яростно, будто пытался прорваться в салон. Дворники метались туда-сюда, оставляя узкие полосы видимости, и мне приходилось цепляться взглядом за каждую из них. Машину слегка вело по мокрой дороге, но в салоне стояла такая тишина, что даже шум дождя казался далёким.

Рико сидел на заднем сиденье, молчал и смотрел в окно, будто собирался с мыслями. Дамиан рядом со мной сжимал подлокотник, но в его лице была какая-то спокойная собранность. Мы все трое знали, куда едем. И знали, что обратная дорога будет другой, если вообще будет.

Я краем глаза бросил взгляд на них и вдруг понял, что при всем напряжении внутри не было страха. Только уверенность, решимость. Потому что они рядом. Потому что мы не раз проходили через подобное и каждый раз вытаскивали друг друга.

Ветер ударил в бок, машину чуть повело, и я крепче взялся за руль.

Фары впереди вырывали из темноты куски мокрых деревьев, асфальт блестел, как зеркало, а дождь продолжал бить так, будто хотел стереть дорогу с лица земли. И чем ближе мы подъезжали к складу, тем больше внутри все сжималось.

⸻

Я припарковался чуть дальше склада, чтобы не наводить шумихи раньше времени. Это место выглядит, как чашка, опрокинутая на землю: рваный профлист, разбитые окна, один фонарь, мерцающий через раз. Я откинулся чуть вперёд и еще раз повторил план.

— Рико, берешь несколько людей и заходишь слева. Дамиан, берешь оставшихся и заходишь спава. Некоторых оставьте на прикрытии. Я захожу один, прямо на середину. Не залезаем без сигнала. Никто не рвётся в одиночку. И не забываем про бронежилеты, мы все смертны.

Мы собрались и продвинулись к нашей группе людей. Рико срезал путь, подходил к воротам, проверял замки и камеры — некоторые мёртвые, некоторые под контролем. Видимость была плохая, холод резал кожу, дождь льет как из ведра. Двери скрипнули на ветру, где-то внутри склада слышатся шаги, глухой разговор. Суки думали, что скрылись.

Дамиан прошёл на связь и тихим голосом произнёс:

— Ждём сигнала.

Я вгляделся в темноту склада и впервые за последние дни позволил себе короткую, но жесткую картинку будущего: она в безопасности, она рядом со мной, дома, и все, кто причастен — убиты. Я достал ее фотографию из кармана, она смеется от глупой шутки, глаза светятся, родинка под правым глазом украшает ее красивое лицо. Люди зашевелились, я убрал фотографию обратно и вернул себе контроль.

Мы начали заходить на склад по плану, в тот же миг все взорвалось — выстрелы, пыль, свист пуль. Началась перестрелка: кто-то крикнул, кто-то ответил, язык огня хлестал по металлу и тени расползались во все стороны. Я потерял из виду Рико и Дамиана почти сразу — дым, шум, люди бросились в разные коридоры. Сердце стучало, разум работал по инструкции: прикрытие, проверка углов, держать линии. Я рванул вглубь склада, обходя контейнеры и стопки фанеры, нащупывая путь. Дверь, на которую наткнулся в темноте, была старой и тяжелой. Я распахнул ее и оказался лицом к лицу с парнем, который, словно ожидая приговора, обессиленно упал на колени. В его глазах испуг, от него воняет потом.

— Пощади… пожалуйста…

Я убрал пистолет за пояс, хочу смотреть в глаза, когда убью его голыми руками.

— Что вы с ней делали?

— Меня заставили, я не хотел этого, я тоже жертва — выдавил он, слова разлетаются как обломки.

Я бросился на него кулаками, не давая ему времени молить. Каждый удар был злостью, наслаждением. Он задыхался, но выдавил пару слов.

— Она… она ахуительная дырка для ебли, особенно ее задний проход.

В это же мгновение кулак ударился о его челюсть, пару зубов отлетело. Этого недостаточно.

Я продолжал бить, мир вокруг замедлился, каждый удар — ответ на картинку ее лица, на ту кровь и на запах ее страха, что до сих пор жил у меня в носу. Парень корчился, пытался закрыться, просить пощады, но слова тонули в моей злости.

Я потянулся к карману на бронежилете и достал маленький ножик. Одное точное, резкое движение и он наконец-то рухнул. Мое дыхание стало тяжелым, ладони горели. Я поднял наушник с пола и всунул обратно в ухо и сказал коротко.

— Переходим к концу.

Выйдя из комнаты, я оглянулся, по складу уже не было живых людей. Когда я уже приближался к выходу, заметил Рико. Его шатало, он держался за бедро, сжимая ладонью рану, между пальцев текла темная кровь, разбавляемая дождем. Дамиан стоял рядом с ним и придерживал.

— Diavolo

…

Рико… — только и успел я выдохнуть, бросаясь к нему.

Но я не успел ни дотронуться, ни спросить, дышит ли он нормально. Позади глухо взревел воздух, склад взорвался. Звука я почти не услышал, лишь резкий толчок в спину, ослепляющий всплеск света и оглушающий гул, будто мир на секунду сорвался. Меня качнуло вперед, в ушах звенело так, что я не различал собственное дыхание. На мгновение я потерял ориентацию, просто стоял, пытаясь понять, где земля, где небо.

Взгляд снова нашел его, он все так же держался за бедро, лицо стало белее бумаги, ноги едва держали его. Я втянул воздух, заставляя себя прийти в себя, и заорал, перекрывая дождь и гул:

— Отступаем! Все назад!

Ливень бил по коже, ледяной и злой. Я бросился к машине, распахнул дверь и резко завел двигатель. Подъехал к ним останавливаясь так, чтобы они могли сразу забраться внутрь.

— Садитесь! Быстро! — крикнул я, открывая заднюю дверь.

Дамиан подхватил Рико под плечи, он едва мог наступать на ногу. Дамиан почти внес его в салон, сам уселся рядом и захлопнул дверь. Я тут же вжал педаль в пол.

Дождь превращал дорогу в сплошное зеркало, дворники почти не справлялись. За спиной я слышал прерывистые вдохи Рико: короткие, неравные. Он заваливался на сторону, веки тяжело опускались.

— Эй… — выдохнул он слабо.

— Не смей засыпать, слышишь? — Дамиан схватил его за щеку, повернул к себе. — Держи глаза открытыми, придурок!

— Потерпи, брат — выдохнул я, не отрывая взгляда от дороги. — Мы уже едем. Мы почти там. Не вздумай отключаться сейчас.

Мотор ревел, ливень хлестал по крыше, а я только ускорялся.

Главное — успеть. Главное — не дать ему сорваться в темноту.

Дождь стеной стоял перед лобовым стеклом, но я не сбавлял скорость, пока больница не появилась впереди. Машина резко остановилась, шины проскользили по мокрому асфальту. Я выскочил первым и распахнул заднюю дверь. Рико уже почти не держался на ногах, и мы с Дамианом вдвоем подхватили его под руки. Он был горячий, будто горел изнутри, а кровь из бедра все еще текла, смешиваясь с дождевой водой и оставляя красные следы на полу. Мы ворвались внутрь. Дамиан оказался быстрее, он буквально пронесся впереди меня и закричал так, что весь холл обернулся:

— Срочно врача! Здесь огнестрельное ранение!

Я только успеваю перехватить Рико под другой рукой, когда к нам почти бегом подлетают Наоми и Лекси. Их здесь я точно не ожидал — сердце проваливается в пятки. Наоми за секунду оказывается рядом с Рико, ловит его лицо ладонями. Она дрожит так сильно, что даже я это вижу сквозь хаос.

— Рико… Рико, что случилось? Господи… — ее голос срывается, глаза сразу наполняются слезами. — Что произошло?

Он пытается улыбнуться ей — это самое идиотское, самое упрямое, что он мог сделать сейчас.

— Все хорошо, малышка… — хрипит он.

И в этот момент его ноги подкашиваются окончательно. Я почти подхватываю его на руки.

— Эй, эй! Не выключайся, брат. Слышишь меня? — я чувствую, как он тяжелеет. — Рико, блядь, смотри на меня!

Медики наконец подскакивают с каталкой. Наоми цепляется за его руку, словно боится, что если отпустит — он исчезнет.

— Пожалуйста, помогите ему! — ее голос рвет меня изнутри.

— Мы займемся им, отойдите! — один из врачей резко, но уверенно отталкивает нас, перекладывая Рико на каталку.

Наоми хочет идти за каталкой, но ее удерживает Лекси, ловит за плечи:

— Наоми… подожди… дай им работать…

Я стою, будто укоренился в пол. Дамиан рядом со мной, тоже весь побледневший, залитый чужой кровью. Каталка исчезает за дверями операционного блока. Звук этих дверей… щелк — и проносит сквозь меня холод, будто выключили весь воздух. Я провожу рукой по лицу, пытаясь хоть немного прийти в себя, но все дрожит.

— Чертов… — выдыхаю и только сейчас понимаю, насколько у меня трясутся руки.

Наоми отворачивается, закрывает рот ладонью, чтобы не закричать. Я не выдерживаю и подхожу к ней, кладу руку ей на плечо.

— Он выкарабкается, — говорю тихо. Не знаю, кому я это говорю — ей, себе или Богу, в которого никогда не верил.

⸻

Прошло уже много часов. Я даже перестал их считать, просто стоял у окна, потом садился, потом снова вставал. Время будто растворилось в белом свете коридора. Все это время у операционной сидели Наоми, Дамиан и Лекси.

Лекси держала ситуацию на хрупких плечах: то обнимала Наоми, когда та начинала дрожать от слез, то клала ладонь на плечо Дамиана, который выглядел так, будто потерял половину себя.

Что происходит между ними: я не знаю. Но между Рико и Наоми что-то явно есть. И не первый день. Это видно по ее глазам: на них легла тень, которая появляться может только у тех, кто слишком сильно любит.

Я заходил к Киаре, просто убедиться, что с ней все спокойно. Она спала, тихо, словно ребенок. Доктор сказал, что ей нужен отдых, много отдыха. И что через неделю, когда ее выпишут, не советуется ходить в места, где много людей. И тем более мужчин. Как будто я, блять, вообще позволю ей сейчас куда-то ходить.

За последние пару недель слишком много всего на нас свалилось. Слишком много крови, решений, людей, за которых я отвечаю. Я должен и хочу быть рядом с Киарой. Быть рядом с Рико. Решить оставшиеся дела. Но я один. Я не железный. И я понял это, когда впервые за долгое время почувствовал страх, настоящий, глубокий. Поэтому я принял решение, которого избегал много месяцев.

Позвонить отцу.

Я вышел в пустой коридор, оперся плечом о стену и набрал номер. Когда он ответил, я коротко, без эмоций, рассказал, что произошло.

— Мне нужна помощь.

Молчание в трубке длилось секунду и обрубилось.

Он просто отключил. Я стоял, слушая гудок, и думал: ну конечно, он снова считает, что я никчемный.

Но почти сразу телефон вибрировал; сообщение от мамы. Короткое.

Мама:

Он уже вылетает к тебе. Он любит тебя.

Я смотрел на сообщение долго. Слишком долго. Хотел почувствовать облегчение, но вместо этого внутри что-то сжалось. В глазах отца я снова выгляжу как разочарование. Как мальчишка, который опять полез не туда и потерял управление.

Но у меня есть кое-что важнее работы. Важнее его ожиданий. Важнее всего. Моя семья, которую я сам выбрал. И я не позволю никому из них потеряться. Ни сегодня. Ни завтра.

Когда я снова подошел к ребятам, коридор уже казался еще тише, чем раньше. Наоми сидела, обхватив себя за плечи, Лекси тихо гладила ее по спине, а Дамиан смотрел в пол, будто пытался прожечь взглядом плитку. Я открыл рот, чтобы что-то сказать… но в этот момент дверь наконец распахнулась. Доктор вышел. Усталый, в маске, со следами напряжения на лице. Он посмотрел на нас и медленно произнес:

— Мы сделали все, что было в наших силах.

Наоми дернулась так, будто ее ударили током. Слезы мгновенно набежали, она закрыла лицо руками, уже начиная всхлипывать. Дамиан поднял взгляд — и его глаза стали похожи на две черные точки. Пустые. Стеклянные. А внутри меня… что-то рухнуло. Будто весь коридор обвалился мне на грудь. Доктор продолжил:

— Повезло, что вы вовремя его привезли. Еще три минуты и ему бы пришлось отрезать ногу. В лучшем случае.

Наоми замерла, как будто не веря, что услышала. Доктор сделал шаг вперед и чуть мягче добавил:

— Сейчас с ним все хорошо. Не переживайте.

Я выдохнул. Медленно, тяжело, будто отпуская что-то, что держал внутри все эти часы.

— Он потерял много крови, но мы стабилизировали состояние. Он спит, — врач кивнул, поправляя карточку в руках. — Поговорить с ним сможете попозже, когда отойдет от наркоза.

Наоми закрыла рот рукой и разрыдалась уже в голос — но теперь иначе. Облегчение, усталость, страх, который наконец отпустил. Лекси прижала ее к себе. Дамиан опустил голову, плечи задрожали, еле заметно, но я видел. Он редко позволял себе хоть намек на эмоции. А я просто стоял.

Стоял и чувствовал, как внутри уходит напряжение, которое держало меня всеми когтями. Мир вернулся на место. Хоть и на секунду.

— Спасибо, доктор, — выдавил я, голос сорванный, но уверенный.

Он кивнул и ушел. А мы остались — такие разные, разбитые, но сейчас в чем-то одинаковые. Все ждали одного человека. И он выжил.

Глава 22

КИАРА

Я проснулась от того, что кто-то тихо окликнул меня, но в палате стояла полная, давящая тишина. Ни шороха, ни шагов, ни знакомого тяжелого дыхания рядом, к которому я успела привыкнуть. Я огляделась. Пусто. Лука не сидит у стула, не спит, уткнувшись лбом в край кровати. Никто не держит меня за руку.

Странное чувство.

Как будто меня вытащили из сна слишком рано и оставили одну в огромной комнате. Я медленно вдохнула, попробовала приподняться. Тело отзывалось слабостью, но уже не резкой болью, просто тянущим дискомфортом. Впервые за долгое время я ощущала себя… живой. Настоящей. Я опустила ноги на пол, протянула руку к стойке с капельницей и взялась за холодный металл. Колеса тихо щелкнули, когда я потянула ее к себе. Хватит лежать, нужно пройтись и посмотреть, что происходит там, за дверью. Я толкнула створку и шагнула в коридор. Белый свет ударил резко, почти болезненно. Я зажмурилась, голова слегка закружилась от непривычной яркости. Все вокруг было слишком белым, слишком чистым, слишком громким даже в тишине. Я моргнула несколько раз, пытаясь привыкнуть, и только затем осторожно сделала первый шаг вперед, перекатывая капельницу рядом.

Странно, как будто я сто лет не ходила. Как будто весь мир изменился за то время, пока я спала, все кажется таким странным. Я шла медленно, но внутри начало подниматься странное напряжение. Тревога? Ощущение, что что-то случилось, с кем-то, кто важен.

Коридор тянулся вперед, и я ощущала каждый удар сердца: слишком громкий, слишком настойчивый. Где все люди? И почему я одна?.. Я начала ускорять шаг, бежать по длинному, пустому коридору, катая за собой капельницу. Сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Везде тишина, но каждое эхо моих шагов отдавало в голове глухим, тревожным звоном. Ощущение, что кто-то рядом. Не просто кто-то, а кто-то ужасный, зловещий. Холод прошел по позвоночнику, заставляя каждую волосинку на коже встать дыбом. Я обернулась и увидела его. Тот, кто лишил меня спокойствия, кто оставил на душе шрамы, о которых я старалась не думать. Его взгляд, такой наглый и безумный, будто он сам был воплощением страха.

— Ты была такой клевой дыркой, чего убежала? — его голос звучал как шипение змеи.

Я начала бежать, но коридор казался бесконечным. Каждый шаг давался с усилием, тело дрожало от паники, но ноги двигались сами, как будто инстинкт держал меня на ногах. Но он догнал меня. Я почувствовала тяжесть, он запрыгнул на меня, его руки… его руки тянулись, а тело не слушалось. Крик застрял в горле, не вырываясь наружу. Я отбивалась, пыталась вырваться, но страх и ужас делали меня слабой. Он потянулся к лицу, к губам. Пространство потемнело, все окутало темнотой.

Я проснулась.

В холодном поту, тело дрожало, дыхание сбивалось. Сердце колотилось так, что казалось, грудь вот-вот разорвется.

Рядом был Лука. Он крепко обнимал меня, притягивая к себе так, будто хотел защитить от всего мира.

— Все хорошо, я рядом — прошептал он, и его голос был мягким, теплым.

Тепло растекалось по моему телу, успокаивая, но кошмар все еще был в голове. Я повернулась к нему лицом, глаза все еще горели остатками страха.

— Это сон? — тихо спросила я.

Он улыбнулся, слегка покачав головой, и прижал меня еще ближе.

— Если это сон… — начал он, и его голос был тихий, но уверенный — Тогда откуда я знаю, что ты всегда сдвигаешь одеяло к себе, когда тебе холодно, даже если не говоришь об этом? Откуда я знаю, что когда ты читаешь книги, всегда надеваешь кофту с длинным рукавом, потому-что так удобнее вытирать слезы? А еще тебе не нравится твоя родинка под правым глазом и ты постоянно пытаешься ее скрыть под слоями косметики. И чтобы ты знала, это моя любимая родинка — он поцеловал эту самую родинку и провел рукой по моим волосам, будто стирая остатки кошмара — Откуда я тогда знаю, что ты щуришься, когда свет слишком яркий, что ты катаешь пальцы по краю стола, когда думаешь о чем-то важном, и что твои руки дрожат, когда ты пытаешься справиться с эмоциями?

Я замерла, слова будто растекались по мне теплом. Он говорил о таких мелочах, которые видит только тот, кто действительно рядом, кто замечает меня такой, какая я есть. Я прижалась к нему сильнее, ощущая, как страх постепенно отступает. Тепло его рук, его голос, его присутствие: все это было настоящим. И впервые за долгое время мне захотелось верить, что кошмар не может меня достать, пока он рядом. Сердце еще колотилось после кошмара, я тихо спросила:

— Что случилось, пока я спала?

Он сжал мои плечи, провел рукой по волосам и спокойно сказал:

— Рико получил ранение… но сейчас все хорошо. Сейчас тебе стоит отдохнуть.

Я на мгновение замялась, глядя на него, но потом с усилием выдохнула:

— Я хочу прогуляться… устала лежать.

Лука осторожно встал, протянул руку, чтобы помочь мне. Я с усилием поднялась, но ноги едва держали меня, и я чуть не упала.

— Держись за меня — мягко сказал он.

Я оперлась на него, чувствуя тепло его тела, его силу и стабильность. Взгляд упал на его лицо, и что-то внутри меня зашевелилось, что-то такое, что невозможно было остановить. Как же я его люблю. Я никогда больше не смогу никого полюбить так же сильно. Я хочу быть с ним всегда, везде. Без лишних слов я приблизилась и поцеловала его. Его руки сжали мои плечи крепче, а сердце бьется так, будто повторяло мой порыв. Я закрыла глаза, наслаждаясь ощущением, что рядом с ним можно быть собой и чувствовать себя в безопасности. Он подхватил меня на руки, и я автоматически обвила ноги вокруг его талии. Легкий поцелуй постепенно перешел в более бурную страсть, и я почувствовала, как его руки осторожно, но твердо легли на мои бедра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если ты не прекратишь меня дразнить, я тебе клянусь, что трахну прямо сейчас — прошептал он, голос низкий и полный желания.

Я резко отдернулась, сердце бешено колотилось, ладони дрожали.

— Я… мне немного страшно, Лука. Прости — сказала я, глядя ему в глаза.

Он остановился, мягко, без давления, с тихой улыбкой и понимающим взглядом.

— Хорошо — сказал он спокойно — Я буду ждать столько, сколько нужно.

Я вздохнула, чувствуя одновременно облегчение и нежность. Его руки остались рядом, его тепло рядом, и этого было достаточно. Он не требовал, не настаивал. Он просто был со мной.

Лука мягко взял меня за руку и не задавая вопросов, не торопя, просто переплел наши пальцы, будто этим жестом удерживал меня в реальности.

— Пойдем — тихо сказал он.

Мы вышли из палаты. Дверь мягко щелкнула за спиной, и в тот же миг яркий белый свет коридора ударил мне в глаза. Я зажмурилась, вдохнула глубже, на секунду перед внутренним взором вспыхнуло воспоминание о сне, о пустоте, о бегущей ко мне тени. Но когда я открыла глаза, передо мной была совсем другая картина.

Больница жила. Гул голосов, шаги, медсестра с тележкой, врач, спешащий куда-то с пачкой бумаг, чья-то мать, держащая сына за руку, охапка цветов на столике у стены.

Не пустота.

Не тишина.

Не кошмар.

Люди. Живые. Настоящие.

Лука слегка сжал мою ладонь, почувствовав, как я замерла.

— Видишь? — сказал он тихо — Ты не одна. И ты в безопасности.

Я кивнула. Свет больше не резал глаза — наоборот, стал почти успокаивающим. Я прижалась к его плечу, чувствуя, как страх понемногу отступает, растворяется в шуме оживленного коридора, в его тепле, в наших переплетенных руках. У меня тихо заурчал живот, нелепо громко, будто мое тело решило напомнить, что оно живое, независимо от кошмаров, боли и попыток забыть. Лука усмехнулся, словно это был лучший звук за последние сутки, и повел меня. Я шла, держась за его руку, и не могла избавиться от странного ощущения: будто я оказалась в какой-то новой версии своей жизни. Все выглядело обычным: белые стены, запах лекарств, сонные посетители с пластиковыми стаканчиками воды, но внутри у меня это все казалось почти нереальным. Приятно нереальным.

Я чувствовала себя лучше. Намного лучше. Даже физическая слабость была простительной. Но где-то под ребрами жило беспокойство: тихое, неяркое, но настойчивое. Как будто мир мог в любой момент хрустнуть пополам, как тонкое стекло.

Мы дошли до столовой. Лука аккуратно усадил меня на стул, почти как ребенка. Я даже улыбнулась. Он пошел за едой, оставив меня наедине с тишиной и большими окнами. За стеклом было солнце. Люди прогуливались по улице: кто-то с кофе, кто-то с собакой, пара держалась за руки и смеялась, явно обсуждая какую-то ерунду, но такую приятную, что это смех заставлял накатывать тепло.

Как же просто они живут.

Хочется так же: идти по улице, не оглядываясь, не сжимая плечи от страха, не боясь, что за каждым углом прячется что-то темное. Просто быть рядом с тем, кого любишь. Просто жить.

Лука поставил передо мной поднос: суп, салат, чай. Все самое простое, но пахло так, будто меня ждали и я очень голодна .

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он тихо — Поешь обязательно все, ты очень похудела.

Я посмотрела снова в окно и сказала:

— Я задумалась. Мне бы так хотелось, как эта пара… гулять беззаботно и ничего не бояться. Просто быть рядом с любимым. Жаль, что жизнь так строга с нами.

Лука провел ладонью по моей щеке. Тепло. Уверенность. Даже воздух стал мягче.

— Мы будем счастливы — сказал он, будто это не мечта, а факт.

Я ему верю. Верю и доверяю больше, чем себе.

И начала есть, медленно, осторожно, но с удовольствием. В этот момент в столовую вошли шумно, будто попытались занести с собой хоть немного нормальности. Лекси махала мне рукой, Мария улыбалась, у Наоми глаза были красные, но она изо всех сил делала вид, что все хорошо. Дамиан держался позади всех, он похож на человека, который никогда не умел скрывать эмоции, хотя отчаянно старался. Сейчас они оба словно надевали маски ради меня.

— Мышка! — протянула Лекси, первой подлетев — Как ты? Мы скучали!

Наоми присела рядом, с натянутой улыбкой, и тоже еле слышно:

— Как ты себя чувствуешь?

Дамиан лишь кивнул и улыбнулся, устало, но доброжелательно. Мария добавила светло и тепло:

— Мы рады, что ты решила выйти прогуляться.

Они выглядели весело. Но в глазах у Наоми и Дамиана лежала тяжесть, свежая, не до конца осознанная, как тень после пожара. Они старались ради меня. И я это вижу и ценю.

Обычная беседа, обычный шум, обычные друзья и от этого внутри становилось теплее, чем от чего-либо.

Лекси взяла на себя роль рассказчицы, как всегда громко, эмоционально, с руками, размахивающими будто она пытается нарисовать воздух.

— Ты не представляешь, мышка! — начала она, откровенно негодуя — Наш препод по психологии опять заявил, что мы — самое ленивое поколение. Я ему сказала, что если он еще раз это скажет, я прямо там лягу спать, чтобы оправдать ожидания.

Мария звонко засмеялась.

— Да ладно, ты просто хотела поспать на лекции.

— Это защита психики! — возмутилась Лекси — Он говорит таким голосом, что я реально проваливаюсь в сон, как в какую-то медитацию смерти.

Наоми улыбнулась, тихо, но искренне.

— А у нас по социологии устроили внезапный тест. Я думала, Лекси умрет, честно. Она просто смотрела на лист и шептала: “Господи, забери меня сейчас”.

Лекси возмущенно ткнула ее локтем:

— Ты слышала? Она вообще-то смеялась, когда я страдала!

— Я смеялась

с тобой

— поправила Мария.

— Со мной? — Лекси фыркнула — Я плакала!

Лекси смеялась, Мария подшучивала, Наоми тихо ухмылялась.

И тут я заметила…Дамиан. Он сидел чуть сбоку, но слушал Лекси так внимательно, будто она рассказывает что-то жизненно важное. Редко кто-то смотрит на нее так, не как на девчонку с бесконечными шутками, а… по-настоящему, заинтересованно. Лекси в момент паузы повернулась к нему, чтобы уточнить реакцию, и как бы неосознанно коснулась его руки, легкое, почти незначительное касание. Но Дамиан будто на секунду завис. Никто, наверное, кроме меня, этого не заметил. Но в его глазах мелькнуло что-то такое… мягкое, а потом он быстро откашлялся, поправил плечи и сделал вид, что все под контролем.

Мы снова засмеялись. Разговор тек легко, как будто и не было всех этих ночей, боли, крови.

Внезапно у Луки зазвонил телефон. Резкая вибрация нарушила уют, как гром среди ясного неба. Он посмотрел на экран и взгляд стал каменным.

— Мне нужно ответить — тихо сказал он и поднялся.

Практически в ту же секунду у Дамиана вспыхнул экран. Он взглянул — и в его лице тоже что-то изменилось.

— Похоже, нам нужно идти вдвоем — пробормотал он, поднимаясь.

Но прежде чем уйти, Лука подошел ко мне, наклонился и бережно провел пальцами по моему виску, поцеловал. Легко. Тепло. Так, что дыхание сбилось.

— Я скоро — сказал он тихо — Если что-то нужно, просто позови.

И он ушел вместе с Дамианом, оставив мне ощущение тепла на коже.

Лекси тут же сунула мне ложку:

— Так! Ты ешь или я тебя кормить буду?

Мария рассмеялась. Наоми снова попыталась улыбнуться. Я оглянула их, на этот маленький островок нормальности, и чувствую, что могу дышать.

Лекси поднялась так резко, что стул чуть не отлетел назад, и объявила с видом полководца:

— Все! Я официально устала от больничного воздуха. Девочки, мои хорошие, мы идем на улицу! Я больше так не могу, я превращаюсь в больничного крота!

Мария закатила глаза, но смех уже прятался в уголках губ:

— Лекси, ты крот по жизни, не перекладывай ответственность на больницу.

— Да хоть тарзан — отмахнулась она — Но я хочу солнце. И свежий воздух. И… свободу!

Наоми тихо, почти неуверенно сказала:

— Может… и правда выйдем?

Лекси сияюще развернулась к ней:

— Вот! Видишь? Даже Наоми согласна. А если Наоми согласна — значит, это судьба. Киара, ты тоже хочешь, да?

— Если честно, да — ответила я.

Лекси победно взмахнула руками:

— Тогда не обсуждается! Все поднимаем свои задницы и марш дышать жизнью!

Мария хмыкнула, но поднялась. Наоми медленно последовала за ней. Я тоже встала, и Лекси сразу схватила меня под руку, будто я могу куда-то убежать.

В этот момент появился Дамиан. Он выглядел серьезнее обычного, но, увидев нас, брови немного поднялись.

— Вы куда собрались? — спросил он.

— Гулять! — гордо заявила Лекси.

— Далеко не уходите — сказал он строго, как будто мы дети — Лука скоро вернется, и я хочу видеть, где вы.

— Хорошо, папочка — пропела Лекси с такой озорной улыбкой, что у Марии дернулся уголок рта.

Она прошла мимо него и легонько коснулась его руки пальцами, так быстро и невинно, что любой мог бы подумать, что ему показалось. Но Дамиан замер, на секунду, еле заметно. Потом сделал вид, что ничего не произошло.

— Если что звоните— буркнул он и ушел.

Мы направились к выходу. Стеклянные двери разъехались, впуская яркий свет. Я на секунду зажмурилась, после стерильных ламп больницы солнце казалось почти обжигающим. Теплый воздух коснулся кожи. Легкий ветер качнул пряди волос. Я почувствовала, как внутри что-то расправляется. Лекси тут же вскинула руки к небу:

— Боже, как я скучала! Солнышко, если бы ты было человеком, я бы вышла за тебя замуж!

Мария фыркнула:

— Такое солнце сгорело бы от стыда.

Мы остановились у больничного сада. Наоми стояла рядом тихо, сжав руками рукава кофты. Я посмотрела на нее и момент показался подходящим.

— Наоми… — мягко сказала я — Что у тебя и Рико происходит?

Она будто вдохнула ножом. Ее плечи дрогнули.

— Это… сложно — прошептала она — И давно. Не пару дней. Не случайно. Он… всегда был рядом. И бесил меня. И спасал. И снова бесил…

Ее губы дрогнули, глаза заблестели.

— Я думала, что… когда его увозили… — голос сорвался — Что я потеряю его. Что больше никогда не услышу, как он говорит свои идиотские фразы…

Первая слеза скатилась по ее щеке. Наоми быстро стерла ее, но руки дрожали.

— Я люблю его — призналась она тихо. — Сильно. И… это пугает.

Я обняла ее за плечи, прижимая ближе. Мария положила ей руку на спину. Лекси стояла рядом, не шутя впервые за долгое время.

Солнце грело. Воздух был свежим. И в этой маленькой группе, под светом, среди дыхания жизни, Наоми потихоньку позволяла себе быть настоящей. Она глубоко вдохнула, словно собираясь рассказать что-то очень личное, и тихо начала.

— Мы впервые увиделись в клубе. И… честно, он понравился мне с первого взгляда. Такой уверенный, наглый… просто невозможно было не заметить.

Она на секунду замялась, будто ей было неловко продолжать, но затем быстро добавила:

— И вот… мы трахаемся в туалете. Я тогда подумала, что я больше никогда его не увижу. А потом… через пару дней я пошла в кафе. И он там. Сидит, пьет кофе, будто так и должно быть. А у меня назначено свидание… очень неудачное. Парень оказался придурком, и Рико это заметил. Он подошел и сказал: "Извини, чувак, но мне пора забрать свою девушку". Я даже слова сказать не успела. Он взял меня за руку и вывел.

Ее глаза заблестели, на лице появилась слабая улыбка:

— Мы всю ночь гуляли по городу, говорили обо всем. Смеялись. И тогда я поняла… он другой. Не такой как те парни, которых я встречала. А когда я узнала, что он друг Луки, была просто в шоке, как тесен мир.

Она вздохнула и провела рукой по лицу:

— У нас были странные отношения. Я думала, что мы просто… просто трахаемся. Без обязательств, без чувств — голос дрогнул — Неделю назад я ему призналась. Что люблю. Он сказал, что мы поговорим об этом позже, когда придет время.

Она сжала руки в кулаки.

— Но после того, что произошло… теперь я точно уверена в своих чувствах. И знаю, что не хочу его терять.

Мария первой обняла Наоми. Я сразу присоединилась, прижимая ее сбоку. Лекси положила ей ладонь на спину.

Чтобы немного разрядить атмосферу, Лекси отступила, вскинула руки и громко заявила:

— А еще я официально заявляю: я флиртую с Дамианом! И он поддается! Этот милашка сам не понимает, как сдает позиции!

Мы с Марией хором сказали.

— Лекси!

Наоми впервые за долгое время тихо рассмеялась сквозь слезы. И этот смех, легкий и настоящий, стал самым теплым звуком дня. Она наконец успокоилась, а Лекси еще подпрыгивала, размахивая руками и улыбается. Мария слегка покачала головой и сказала с улыбкой:

— Это все прекрасно, но закрывать сессии как-то надо, девочки. Поэтому я советую нам всем готовиться.

Лекси фыркнула и обернулась к ней:

— Ох, бабушка Мария! Не умеешь радоваться моменту, да?

— Я умею — спокойно ответила Мария — Просто знаю, что счастье не освободит нас от экзаменов и тестов.

Наоми тихо засмеялась, а я кивнула:

— Да, Мария права… Но хотя бы пока можно немного насладиться солнцем и воздухом.

Лекси закатила глаза, но улыбнулась:

— Ладно, ладно. Но потом мы реально будем готовиться. Обещаю!

Мы все снова зашли в разговор, но теперь немного спокойнее, с ощущением того, что впереди еще труд, но сейчас у нас есть эти несколько минут, чтобы просто быть вместе и дышать.

⸻

Через некоторое время девочки проводили меня обратно в палату.

— Мы вернемся через пару часов — сказала Лекси, усаживая книги и тетрадки на подоконник — Захватим тетрадки, книжки и будем готовиться вместе к экзаменам.

— Да, не переживай — добавила Мария с улыбкой — Мы вернемся, и тогда можно будет спокойно учиться, а пока отдыхай.

Наоми кивнула и обняла меня на прощание. Когда они ушли, палата снова опустела. И хотя мне было легче, появилось новое чувство — приятное одиночество, теплое и спокойное. Но в то же время оно было неспокойным: я думала о Луке. Он ушел обеспокоенно, и мне хотелось узнать, что с ним, как он себя чувствует. Я искала телефон, чтобы позвонить или написать ему, но так и не нашла. Сердце сжалось, и я решила: надо выйти и найти его сама. Я осторожно встала, облокотилась на стену и вышла в коридор. В ту же секунду меня кто-то заметил.

— Киара? — послышался знакомый голос.

Я повернулась и увидела Леона. Его взгляд был спокойным, но в нем проскальзывала легкая усталость.

— Леон… — выдохнула я, чуть растерявшись — Что ты здесь делаешь?

Он слегка улыбнулся, но этот взгляд казался серьезным:

— Долгая история. Все в порядке?

Мое сердце снова сжалось, но теперь от неожиданности, а не тревоги. Я не ожидала встретить его здесь. И что бы ни происходило дальше, ощущение поиска Луки осталось где-то глубоко внутри, тихо тянущее меня вперед. Я кивнула Леону, указывая на пустую скамейку недалеко от моей палаты:

— Садись — сказала я. — Поговорим.

Он сел, немного опустив плечи, а я присела рядом. Солнечный свет падал на нас, но внутри у меня было странное напряжение.

— Как ты выбрался оттуда? — начала я тихо, вспоминать эти события тяжело — Что вообще произошло? Извини, я не успела… и совсем забыла передать Луке твои слова.

Леон слегка улыбнулся:

— Ничего страшного — сказал он спокойно — Я понимаю.

Он кратко рассказал, что произошло, не вдаваясь в детали, но достаточно, чтобы я почувствовала облегчение: все закончилось, никто важный не пострадал. Мы сидели рядом, разговор тек спокойно, словно солнце и воздух могли хоть немного растворить весь хаос последних дней. Я начала расслабляться. Внезапно появился Лука. Он возник резко, как буря, схватил Леона за ворот больничной рубашки и закричал:

— Какого хрена ты разговариваешь с моей женщиной? Я тебе разрешал?

Я вскакиваю, сердце колотится. Злость поднимается мгновенно:

— Немедленно отпусти его! — кричу я — И не смей управлять мной! Я не вещь, и я сама выбираю, с кем мне общаться!

Лука на мгновение замер, словно не ожидал такой реакции, а Леон остался стоять спокойно. Слова с силой пронеслись внутри: это моя жизнь, мои решения. Меня словно накрыло. Паническая атака захватила тело полностью: дыхание стало резким, сердце колотилось, руки дрожали. Воспоминания прошлого всплыли перед глазами, как фильмы, которые я не хотела смотреть: темнота, чужие голоса, указывающие, как мне вставать, что делать, странные запахи, тяжелая, давящая тьма вокруг. Я попыталась кричать, но звук застревал в горле, легкие жгли, глаза слезились. Мир вокруг растворился, осталась только боль и страх. Я почувствовала на себе руки. Сначала легкое прикосновение, а потом теплое, уверенное обхватывание моего лица. Лука наклонился ко мне, его взгляд был полон сосредоточенной заботы.

— Я с тобой — тихо сказал он.

Его слова будто прорезали тьму. Сердце все еще бешено колотилось, но я почувствовала, как страх начинает немного отступать. Он осторожно, но уверенно поднял меня на руки, держал так, будто больше никто и ничто не могло причинить мне вред. Я прижалась к нему, опираясь о его плечо.

— Дыши со мной — сказал он — Все будет хорошо.

Он шагнул по коридору обратно в палату. Каждый его шаг был как поддержка, как обещание безопасности. Я почувствовала, как его руки крепко, но нежно держат меня, как будто готовы не отпускать никогда.

Когда мы вошли в палату, Лука аккуратно усадил меня на кровать, продолжая держать руки на моих плечах и спине.

— Ты в безопасности, Киара — шептал он — Дыши… медленно… вдох...выдох.

Я закрыла глаза и позволила себе почувствовать облегчение, хотя дыхание все еще было неровным. Но Луки рядом хватало, чтобы тьма постепенно отступала, и мне становилось легче.

⸻

Я проснулась от резких, громких голосов. Кто-то ворвался в палату, сметая тишину. Дверь распахнулась, и внутрь быстрым шагом вошел взрослый мужчина — высокий, широкоплечий.

— Где она?

За ним тут же влетел сам Лука, резкий, взвинченный:

— Она спит! — рявкнул он — Не смей ее будить!

Мужчина обернулся к нему с таким взглядом, что можно было почувствовать, как напряжение между ними вспыхивает, как огонь от искры. Я быстро прикрыла глаза, притворившись спящей. Они что-то еще бросили друг другу, потом вышли — громко, резко, словно два хищника, которые едва не сцепились. Секунда. Другая. Тишина. Я осторожно поднялась, подошла к двери и приоткрыла ее ровно настолько, чтобы слышать. Голоса звучали с коридора, напряженные, жесткие.

— Что ты к ней чувствуешь? — резко спросил мужчина — Говори честно. Я не понимаю, что в ней такого, что ты готов бросить все свои дела. Ты стал слабее, Лука. Чувства сделали тебя мягким.

Раздался сдержанный удар — будто Лука ударил кулаком в стену, сдерживая себя.

— Ты ни черта не понимаешь — выдохнул он.

— Тогда объясни — жестко бросил мужчина — Объясни мне, почему ты готов рисковать всем. Почему ты бросил работу, банду, обязанности. Почему ты носишься с ней, как будто она центр твоей вселенной.

Пауза. Тяжелая. Глубокая. И затем голос Луки, низкий, срывистый, но твердый, как сталь:

— Потому что она и есть моя вселенная.

У меня перехватило дыхание.

— Я люблю ее — сказал он. Без колебаний — Понимаешь? Она…

Он сделал шаг, в голосе появилась боль, которую я никогда от него не слышала.

— Она свет, которого у меня никогда не было. Вся моя жизнь — это темные комнаты и закрытые двери. Вся моя жизнь — это грязь, кровь, ответственность. И вдруг… она появилась.

Он выдохнул, почти срываясь.

— Она смотрит на меня так, будто я не монстр. Как будто во мне еще есть что-то человеческое. Как будто я могу… быть лучше.

Мужчина не ответил, его молчание было тяжелым. Лука продолжил, глухо, но яростно:

— И ты называешь это слабостью? Нет. Это единственное, что делает меня человеком, а не машиной. Единственное, что держит меня на земле.

Шаг. Лука приблизился к мужчине, и голос его стал холодным, как лед:

— И если ты еще хоть раз назовешь мою любовь слабостью, отец, я тебе клянусь, я выгоню тебя обратно в самолет и забуду, что ты существуешь.

Папа. Его отец.

— Потому что без нее меня уже давно не было бы в живых.

Он умолк, и в коридоре повисла глухая, насыщенная тишина. Я стояла за дверью, прижав ладонь ко рту, чтобы не выдать себя тихим всхлипом. Мое сердце билось так, что казалось его слышно во всем коридоре. Впервые я услышала, как Лука говорит о любви. О нашей. Обо мне.

Слова Луки повисли в воздухе, стекающие в тишину, как раскаленный металл.

Его отец молчал долго, слишком долго, чтобы это было безразличием. Скорее он искал, как ответить, не разрушив того, что между ними еще оставалось.

— Лука… — наконец выдохнул он, уже без злости, с тяжестью, похожей на усталость — Я просто не хочу, чтобы ты повторил мои ошибки.

— Мои ошибки — мои — жестко ответил Лука — И я не дам тебе забрать у меня то единственное хорошее, что у меня появилось.

Последняя фраза прозвучала так искренне, что у меня внутри все сжалось. Эти слова прожгли насквозь. Я услышала, как отец шагнул. Потом глубокий, тяжелый вздох.

— Хорошо — проворчал он — Если она делает тебя лучше… я хотя бы хочу увидеть, кто она. Настоящую, а не ту, что лежит под успокоительными.

Лука фыркнул.

— Ты ее уже видел, просто влетел как танк.

— Я волновался — проворчал мужчина.

— Ты всегда волнуешься, когда не контролируешь ситуацию.

— Ну, ты мой сын, черт тебя возьми — рыкнул отец, но уже мягче.

Молчание. И вдруг — непривычно тихий, почти осторожный голос Луки:

— Пап… Я ее правда люблю. Так, как никогда никого.

Я едва дышала, прислонившись ухом к двери.

— Я знаю — тихо ответил мужчина — Я слышу это. Просто… будь с ней аккуратнее. Такие, как она, ломаются иначе. Не криком и не силой — тенью. Своими страхами.

Лука выдохнул.

— Я знаю. Я не допущу такого.

В эту секунду они были не двумя упрямыми взрослыми мужчинами, а отцом и сыном, которые слишком давно разговаривают только через конфликты.

— Ладно — отец шумно вздохнул — Пойдем. Попозже я обязательно познакомлюсь с ней.

— Иди вперед, я еще проверю ее.

— Ну конечно — буркнул мужчина, и шаги удалились.

Я едва успела отпрыгнуть от двери и нырнуть под одеяло, когда ручка тихо повернулась. Лука зашел, дыша очень тихо, почти неслышно. Подошел. Я слышала, как он медленно садится на край кровати. Несколько секунд ничего не происходит. Просто тишина. Его пальцы осторожно косаются моего запястья. Едва, будто проверяя, здесь ли я.

— Киара… — прошептал он так, что это ощущалось сильнее громкого крика — Прости меня за все. Я сделаю все, чтобы ты больше никогда не плакала из-за меня.

Он думает, что я сплю. Лука медленно провел пальцами по моей руке, нежно, почти трепетно, как будто боялся дотронуться слишком сильно.

— Я люблю тебя. Даже если ты этого больше никогда мне не скажешь.

Он поднялся тихо и вышел. А я осталась лежать, сжимая пальцами простыню, чувствуя, как дрожит все внутри. Он сказал, что любит меня. Он защищал меня перед своим отцом. Я закрыла глаза и позволила себе улыбнуться. Тихо, едва заметно. Но искренне.

Шаги в коридоре я услышала еще до того, как в дверь постучали. Сначала они сливались с общим больничным гулом, но потом среди них я различила знакомые голоса — тихие смешки, шепот, шуршание пакетов.

— Тсс… она же только недавно очнулась — прошептала Мария.

— Я вообще тише воды, ниже травы — но Лекси даже шептать умела слишком громко.

В дверь постучали — два коротких, один длинный. И, не дожидаясь ответа, она приоткрылась, и внутрь начали по очереди заглядывать мои девочки.

— Сюрприз… — беззвучно протянула Лекси, но по ее лицу было понятно, что она просто переполнена радостью.

Наоми вошла первой, держа в руках стакан с горячим шоколадом. От него шел такой уютный аромат, что у меня в груди сразу стало теплее. За ней зашла Мария с целой стопкой тетрадей и учебников, а Лекси замыкала эту веселую процессию, неся большой бумажный пакет, из которого торчали ручки и какие-то сладости.

— Мы сказали, что вернемся, мы вернулись — довольно сказала Мария, выкладывая все это богатство на прикроватный столик — Даже больничные стены не спасут тебя от подготовки к сессии.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила Наоми, подходя ближе — Мы боялись, что ты спишь.

— Я так рада вас видеть — прошептала я, и даже не сразу поняла, что мой голос дрожит.

Они расселись кто куда: кто на стул, кто на край моей кровати, кто на подоконник. И вдруг палата перестала быть похожа на больничную. Белые стены словно стали теплее, запах лекарств сменился запахом кофе, духов, бумаги и чего-то живого, родного.

— Наш препод по экономике вообще решил нас добить, — возмущалась Мария — Сказал, что это "экзамен для сильнейших".

— Для психически устойчивых — добавила Лекси — Я уверена, он питается нашими страданиями.

Я не выдержала и рассмеялась. Настоящим, живым смехом, таким, которого от себя уже давно не ждала. И именно в этот момент меня накрыло. В груди сжалось, в горле появился ком, а глаза защипало от слез. Я смотрела на них — таких настоящих, шумных, живых. Они спорили, перебивали друг друга, раскрывали тетради, делились ручками… и в этот простой момент было столько жизни, что мое сердце просто не справлялось с эмоциями.

— Девочки… — выдохнула я.

Они сразу замолчали и посмотрели на меня.

— Что такое? — насторожилась Лекси.

— Тебе плохо? — Наоми тут же подалась ближе.

Я покачала головой, а слезы уже текли по щекам. Но это были не слезы боли или страха. Это было что-то другое. Облегчение. Тепло. Благодарность.

— Мне так… хорошо с вами — прошептала я — Так спокойно… так комфортно. Я никогда не чувствовала себя настолько… дома. И… я очень рада, что именно вы рядом со мной.

Лекси вскочила и тут же обняла меня так крепко, что я даже тихо рассмеялась сквозь слезы.

— Ну все, все, если будешь плакать, я тоже начну — буркнула она мне на ухо — А я накрашена, между прочим.

Наоми обняла меня с другой стороны, осторожно, но так тепло, что я закрыла глаза.

— Мы никуда не денемся — шепнула она — Ты больше не одна, слышишь?

Мария положила руку поверх наших:

— И если сессия нас не убьет, то мы вообще бессмертные.

Мы рассмеялись все вместе, и этот смех словно разогнал остатки тревоги, поселившейся внутри меня.

Когда они наконец раскрыли тетради, начали объяснять, рисовать схемы, записывать важные моменты и ворчать на преподавателей, я сидела среди них и снова подумала то же самое, только теперь еще отчетливее:

Если счастье вообще существует, то оно выглядит именно так.

Мы разложили тетради прямо на кровати и на тумбочке. Мария сразу взяла на себя роль "главной", начала расписывать план подготовки, как будто это не больничная палата, а библиотека перед решающим экзаменом.

— Так, слушайте внимательно — сказала она, щелкая ручкой — У нас четыре основных темы. Сегодня хотя бы две разберем, иначе потом нам всем крышка.

— Вот этот голос невозможно игнорировать — буркнула Лекси, но послушно пододвинулась ближе ко мне и ткнула пальцем в страницу конспекта — Смотри, это проще, чем кажется. Тут логика, а не цифры.

Я кивнула, хотя мысли иногда уплывали куда-то в сторону. Слишком много всего произошло за последнее время, слишком много тревоги, страха, боли…

— Киара, ты вообще со мной? — тихо спросила Наоми, заметив, что я смотрю не в тетрадь, а в окно.

— Прости… да, я здесь — я моргнула и попыталась улыбнуться. — Просто… немного странно снова делать такие обычные вещи.

— Так это и есть самое важное — мягко сказала она — Обычное — значит жизнь возвращается.

Мы снова погрузились в учебу. Мария что-то объясняла, Лекси вставляла свои колкие, но смешные комментарии, а Наоми иногда просто смотрела на меня, будто проверяла, не исчезну ли я снова. Она выглядит лучше, чем несколько часов назад. Лекси резко подняла голову:

— Секундочку, а где Лука? Почему его до сих пор нет?

Этот вопрос повис в воздухе. Я непроизвольно сжала пальцы на краю простыни.

— Он ушел по делам… — тихо ответила я — Был очень напряжен.

Мария бросила быстрый взгляд на Наоми, потом на меня.

— Он не из тех, кто просто пропадает — сказала она спокойным тоном — Если бы было что-то действительно опасное, мы бы уже знали.

Я попыталась убедить себя в ее словах, но неприятное чувство все равно царапало изнутри. Слишком много "случайностей" за короткое время, слишком много тревожных моментов.

— Давайте лучше продолжим — попыталась перевести тему я — Пока он не вернется.

И мы продолжили.

⸻

Прошло, может быть, полчаса или час, время потеряло свои границы. Я даже начала по-настоящему увлекаться тем, что мы разбирали. Голова работала четче, дыхание стало ровнее, сердце билось спокойнее. Я услышала шаги за дверью. Тяжелые, знакомые. Дверная ручка опустилась, и в палату заглянул Лука. Наши взгляды встретились сразу. Он выглядел уставшим. Очень. В его глазах было столько всего: злость, тревога, облегчение, усталость… и когда он увидел, что я сижу, что я не в слезах, не в истерике, а смеюсь с девочками, что-то в его лице словно разогнулось, отпустило.

— Учебный совет в сборе? — тихо усмехнулся он.

— А ты думал, она просто так отделается? — Лекси фыркнула — Ей еще диплом получать.

Он кивнул, но продолжал смотреть только на меня.

— Могу забрать мою девушку на минуту? — спросил он, и в этом вопросе было столько мягкости, что у меня перехватило дыхание.

— Конечно — я сразу встала, Мария тут же подошла и осторожно придержала меня за локоть.

— Без резких движений, мисс "я в порядке".

Я улыбнулась ей за это. Мы с Лукой вышли в коридор. Там было чуть тише, только редкие шаги персонала и приглушенные разговоры. Он остановился напротив меня и какое-то мгновение просто смотрел, будто пытался убедиться, что я реальная, что я здесь.

— Прости меня — сказал он глухо — За Леона… за тон, за сцены, за все. Я сорвался, испугался.

— Ты напугал меня — честно ответила я — Но… я знаю, что это не из злости.

Он провел ладонями по моим плечам, осторожно, как будто я могла рассыпаться.

— Я просто не могу тебя потерять, Киара. Понимаешь? Не могу.

Мое сердце болезненно сжалось, но в то же время его слова стали чем-то вроде якоря.

— Тогда не теряй — тихо сказала я — Просто будь рядом. И не командуй мной, как солдатами.

Он усмехнулся уголком губ.

— Договорились.

И наклонился, едва касаясь моего лба губами — бережно, почти благоговейно. За нашей спиной в палате раздался громкий шепот Лекси:

— Ну все, девочки, у них начинается сопливый сериал, давайте не будем мешать!

Я нервно рассмеялась и уткнулась лбом в его грудь. Лука мягко отстранился от меня, будто боялся сделать лишнее движение, и заглянул в глаза.

— Мне нужно познакомить тебя кое с кем — тихо сказал он — Прямо сейчас. Если ты, конечно, в порядке и готова. Если нет, я подожду. Сколько тебе нужно.

На секунду внутри все сжалось. После всего, через что я прошла, любая новая "встреча", ощущается как маленькое испытание. Но я ему доверяю, он бы никогда не стал делать мне больно, в случае чего, он рядом.

— Я справлюсь — кивнула я — Дай мне только минуту.

Я вернулась в палату. Девочки тут же посмотрели на меня.

— Ну что — прищурилась Лекси — Он опять тебя похищает?

— На сегодня с учебой хватит — улыбнулась я — Правда. Мне нужно отойти… подробности расскажу попоже.

Они переглянулись — понимающе и без лишних вопросов.

— Мы гордимся своим самоконтролем — с важным видом сказала Мария, начиная складывать тетради — И завтра ты от нас не отвертишься.

— Даже не надейся — добавила Наоми и тепло сжала мою руку — Мы обязательно продолжим.

— Только без глупостей — прошептала Лекси, обнимая меня напоследок — И если это какой-то страшный тип, просто моргни нам два раза, мы будем наготове.

Я тихо рассмеялась.

— Договорились.

Они ушли, оставив после себя привычный шум, тепло и ощущение поддержки. Палата снова стала тише, но не пустой — наоборот, в ней осталось что-то живое. Я глубоко вдохнула и вышла в коридор. Лука ждал меня, опираясь плечом о стену. Когда он увидел меня, в его глазах мелькнуло облегчение.

— Готова? — спросил он.

— Да, но ничего что я в таком виде? Это кто-то важный? — спокойно ответила я и вложила свою ладонь в его руку.

— Ты прекрасна в любом виде — он притянул меня ближе и поцеловал, мне никогда не будет достаточно его поцелуев.

— Тогда веди меня.

Мы шли по коридору медленно — шаг под мой шаг, под мое дыхание. Лука словно подстраивался под меня, и от этого становилось чуть спокойнее, будто за спиной у меня были не только стены больницы, но и его уверенность.

— Он сложный человек — тихо сказал Лука, когда мы свернули за угол — Но не бойся его. Он может быть грубым, резким, но я не дам тебя в обиду.

— Я не боюсь, ну возможно немного — ответила я, внутри стягивался тугой узел — Я просто… хочу выглядеть достойно в его глазах.

— Это я недостоин тебя — коротко сказал он.

Дыхание замерло, сердце будто замерло, на глазах выступили слезы, но я их сдержала. Почему он так думает, он же такой замечательный, такой чуткий.

Мы остановились у большого окна в конце коридора. Там, в полосе белого дневного света, стоял тот самый мужчина, которого я уже видела мельком. Теперь я могла рассмотреть его лучше. Он был высоким, широкоплечим, несмотря на возраст, держался прямо. Серые, почти седые волосы были убраны назад, будто он провел по ним пальцами в спешке. Лицо резкое, с выраженными скулами и тяжелой линией челюсти, на лбу глубокая складка, как след от постоянной напряженности. Глаза очень похожие на глаза Луки. Те же темные, цепкие, изучающие. Только холоднее. Сталь без огня. Он обернулся, когда услышал наши шаги. Взгляд сразу остановился на мне. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, но заставила себя выпрямиться. Я не позволю страху снова управлять мной. Не сегодня. Не перед ним.

Ты должна быть сильной. Ради себя. Ради Луки, больше никакой слабости, Киара.

— Отец — спокойно произнес Лука — Это Киара. Киара, это мой отец, Донато Морелли.

Повисла пауза. Секунды тянулись невыносимо долго. Мужчина медленно оглядел меня с ног до головы, ничего не говоря. Не с похотью, не с интересом — скорее как оценивают вещь… или опасность.

— Значит, это из-за нее ты сдал позиции и забросил работу? — наконец произнес он низким, хриплым голосом.

— Да — твердо ответил Лука, даже не повернув ко мне голову. Его голос был ровный, но в нем чувствовалась напряженная решимость.

Я сглотнула и сделала шаг вперед.

— Здравствуйте — сказала я тихо, но уверенно — Я знаю, что это странное знакомство… и не в хороших обстоятельствах. Но я благодарна вам за то, что вы сюда приехали.

Он приподнял бровь — едва заметно.

— Благодарна за что? Ты меня даже не знаешь.

— За то, что вам не все равно — ответила я прямо, не отводя взгляда — Даже если вы сейчас сомневаетесь во мне… это нормально.

На секунду в его глазах промелькнуло что-то похожее на удивление.

— А ты смелая — произнес он — Или просто глупая.

Я едва заметно улыбнулась:

— Может быть и то, и другое. Но я не собираюсь причинять вред вашему сыну. И не буду слабым местом в его жизни. Если уж я рядом с ним, то только чтобы делать его сильнее. Как и он меня.

Воздух между нами стал гуще. Лука рядом чуть напрягся, будто был готов в любой момент встать между мной и отцом. Мужчина перевел на него взгляд.

— Ты ей уже все объяснил? Про свою жизнь? Про цену твоих решений?

— Это мои решения — твердо сказал Лука — И мои чувства. Впервые за долгое время — действительно мои.

Еще одна тишина. Дольше. Тяжелее. И вдруг губы его отца чуть дрогнули. Это было почти незаметно — намек на улыбку, скорее память о ней.

— Посмотрим — наконец сказал он — Если она выдержит тебя… возможно, она стоит того, чтобы попробовать.

Он снова взглянул на меня.

— Береги себя, девочка. И его тоже. Он этого не покажет, но он теряет себя, когда привязывается.

Я кивнула:

— Я не позволю ему потерять себя. И не потеряю себя вместе с ним.

Он молча кивнул в ответ. Коротко. Почти одобрительно. И только тогда я заметила, как плечи Луки, стоящего рядом, чуть-чуть расслабились. Он опустил голову ко мне и тихо сказал:

— Я же говорил, ты справишься, умничка.

В голове возникло понимание, как бы сложен ни был этот мир вокруг нас, я больше не чувствую себя маленькой в нем. Я справлюсь со всем этим дерьмом и буду жить счастливо.

Глава 23

КИАРА

Эта неделя прошла словно в тумане и в то же время удивительно ясно. Дни будто потекли мягче, спокойнее. Я начала снова различать утро и вечер по солнечным лучам, пробивающимся сквозь окно палаты. В какой-то момент я вдруг поняла, что перестала вздрагивать от каждого резкого звука и не просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Мне стало намного лучше. Не идеально, прошлое все еще витает где-то рядом, как тень за плечом. Но я научилась отодвигать его, не открывать ему дверь. Просто стараюсь не думать. Сосредотачиваюсь на дыхании, на лицах людей вокруг и на том, что происходит прямо сейчас.

Я ходила навещать Рико. Он уже заметно окреп, даже пытался шутить, хотя голос еще был слабым. Наоми практически не отходила от него — сидела рядом, держала за руку, что-то тихо рассказывала, иногда читала ему вслух. Смотреть на них было странно тепло. В этом было столько жизни и надежды, что у меня внутри что-то болезненно и одновременно радостно сжималось.

С отцом Луки я больше не виделась. Он исчез так же внезапно, как и появился. Иногда я ловила себя на мысли о нем, о том разговоре, который они вели тогда в коридоре, и о том, как Лука говорил обо мне… Но я старалась не зацикливаться. Просто принимала его присутствие рядом и верила в его искренность. Лука… он все время рядом. Каждый день приносит цветы — иногда большие букеты, иногда всего один цветок, сорванный где-то. Говорил, что так даже лучше, потому что “один — зато выбранный”. Он смешил меня своими глупыми историями, пытался изображать строгого врача, неумело пародировал кого-то из персонала, и я ловила себя на том, что снова смеюсь. По-настоящему смеюсь. Не из вежливости и не через боль, а просто потому, что мне хорошо. Иногда он просто сидел молча рядом, и этого уже было достаточно. С ним я чувствую себя в безопасности.

Еще совсем недавно мне казалось, что эти стены никогда не отпустят меня, а теперь я лежала на койке и смотрела в потолок, слушая, как Лука в очередной раз увлеченно рассказывает одну из своих историй. Он лежал рядом, закинув руки за голову, и смотрел куда-то перед собой, будто заново проживал тот момент.

— Мне тогда было лет двенадцать, — говорил он. — Я увидел, как какой-то мужик пристал к девочке возле заброшенного магазина. Она была младше меня, испуганная, но с таким взглядом… упрямым. Я даже не думал. Просто побежал и бросил в него камень. Я тогда не взял с собой ни ножа, ни пистолета, потому что сбежал из дома вспешке. Он, конечно, был больше и сильнее, но, видимо, не ожидал… испугался и убежал.

Я затаила дыхание. Внутри что-то дрогнуло — как будто тихий звон колокольчика в глубине памяти.

— А девочка… — продолжал он, чуть тише. — Она даже не заплакала. Просто смотрела на меня огромными глазами и сказала: “Спасибо”. И знаешь… после этого я почему-то больше ни о ком так не думал. Только о ней.

Сердце забилось сильнее. Перед глазами всплыл обрывок из моего детства: грязная стена старого магазина, запах сырости и металла, чужие грубые руки, страх… и вдруг — мальчик с темными глазами, ссадиной на колене и камнем в руке. Его крик. Его ярость и то чувство облегчения, которое накрыло меня, когда все закончилось.

— Лука… — мой голос звучал почти шепотом. — А где именно это было?

Он повернул голову ко мне. Теперь его взгляд был другим. Внимательным. Почти… осторожным. В уголках губ появилась знакомая игривая улыбка.

— Дам подсказку, — сказал он и медленно наклонился ко мне. — И эту девушку я прямо сейчас поцелую.

Его губы коснулись моих мягко, но уверенно. Мир как будто исчез на несколько секунд, и остались только мы, тепло его рук и мое участившееся дыхание. В этот момент распахнулась дверь.

— Кхм-кхм, — раздался голос врача.

Мы отпрянули друг от друга почти одновременно.

— Доброе утро. Думаю, я вовремя, — с улыбкой сказал он, делая пометки в карточке. — Киара, состояние стабильное, анализы в норме. Можете собираться — вас выписывают.

Я не поверила сразу.

— Правда? — вырвалось у меня.

— Да. Но при одном условии, — он поднял палец. — Вы продолжаете работу с психологом. Это не обсуждается. Психика — такая же важная часть выздоровления, как и тело.

Я медленно кивнула.

— Хорошо. Я буду ходить.

Врач еще раз взглянул на нас с Лукой, слегка приподнял бровь, будто все прекрасно понял, и вышел из палаты. Тишина снова опустилась вокруг. Лука посмотрел на меня и улыбнулся еще шире.

— Видишь? Я же говорил. Я всегда спасаю девочек в беде.

— Похоже, это судьба — тихо ответила я.

Мы встретились не случайно, он уже говорил это. Мы знакомы еще с детства черт возьми. Что это, если не судьба.

⸻

Лука привез мне одежду, чтобы я в нормальном прикиде вышла в люди. Моих вещей здесь нет, поэтому после того как я переоделась и мы собирались выходить, но Лука вдруг остановился у двери и повернулся ко мне.

— Подожди здесь. У меня есть небольшой подарок для тебя.

— Подарок? — я удивленно приподняла брови, но он уже вышел из палаты, ничего не объясняя.

Я осталась стоять посреди комнаты, чувствуя странное волнение, почти детское. Пару минут тянулись бесконечно. Я слышала шаги в коридоре, приглушенные голоса, скрип тележки, чей-то смех. И вот, наконец, дверь снова открылась. Лука зашел внутрь, держа руки за спиной.

— Я без понятия, нужно ли тебе это, — сказал он, глядя на меня с легкой неуверенностью, — Потому что ты даже не говорила об этом… но для моего собственного спокойствия я решил, что тебе это нужно.

Он медленно протянул руки вперед. В его ладонях лежал телефон. Новый. Легкий. Настоящий. На секунду я просто застыла, пытаясь осознать, что вижу. А потом внутри что-то разлилось — теплое, живое, почти до слез приятное. "Я и правда совсем забыла…" — пронеслось в голове. Забыла о том, что у меня больше нет связи с миром. Забыла, как это — держать в руках что-то свое, что-то настоящее, не больничное, не временное.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лука… — только и смогла выдохнуть я.

А потом, не раздумывая, вскочила и кинулась ему на шею. Так сильно, как только могла. Обвила руками его плечи и поцеловала в губы — искренне, благодарно, по-настоящему.

— Я и правда забыла об этом… — прошептала я, когда чуть отстранилась, но все еще держала его. — Но это… это мне нужно. Очень.

Он обнял меня в ответ, так крепко и спокойно, словно обещал, что я больше ничего не потеряю.

— Я уже ввел туда свой номер, — сказал он, чуть усмехнувшись, — И номера твоих подруг. Чтобы ты не нервничала и могла сразу связаться с кем угодно.

Я улыбнулась, проводя пальцем по гладкому экрану.

— И сразу предупреждаю, — добавил он уже более серьезно. — В нем установлен gps трекер. Пока телефон при тебе, я буду знать, где ты находишься.

Я подняла на него взгляд и прищурилась.

— Вау, — протянула я с явным сарказмом. — Мечта каждой девушки: красивый, заботливый и… следящий бойфренд. Полный комплект.

Он на секунду напрягся, будто боялся моей реакции, но я сама улыбнулась первой, показывая, что шучу.

— Только не превращайся в моего надзирателя, ладно? Я хочу, чтобы это было про безопасность… а не про контроль.

— Только про безопасность, — твердо сказал он. — Клянусь.

Я кивнула. И, черт возьми, как же было приятно снова чувствовать себя не потерянной, не сломанной… а живой и защищенной.

Когда мы вышли из больницы, меня на секунду ослепило солнце. Не то белое, холодное, стерильное сияние ламп, а настоящее, теплое, почти забытое. Я медленно вдохнула воздух — он был другим. Свободным. С запахом дороги, листьев, кофе из какого-то ближайшего кафе и чужих, живых людей. Лука был рядом, я чувствовала это даже с закрытыми глазами. Его рука сжала мою чуть крепче, словно он боялся, что я исчезну или снова растворюсь в своих страхах.

— Осторожно, — тихо сказал он. — Ты долго не была на улице.

— Я думала, что разучилась ходить по нормальной земле, — усмехнулась я, делая первый шаг по тротуару. — Как будто это не реальность, а чей-то сон.

— Теперь у тебя будет много реальности, — ответил он и посмотрел на меня с какой-то особенной, глубокой нежностью.

Мы шли медленно. Мне нравилось, как солнце ложилось на его лицо, как ветер трепал его волосы. Я подумала, что за эту неделю он стал более… домашним? Более человеческим. Мы почти подошли к машине, когда он вдруг остановился.

— Можно я кое-что спрошу? — сказал он, не отпуская мою руку.

— Ты уже спрашиваешь, — заметила я.

Он чуть усмехнулся, но в глазах появилось напряжение.

— Может… тебе не стоит возвращаться в общежитие?

Я моргнула.

— В смысле?

— В прямом, — он посмотрел на меня внимательно. — Переезжай ко мне.

Слова повисли между нами, как что-то тяжелое и в то же время… странно притягательное.

— Лука… — я тихо рассмеялась от неожиданности. — Ты это сейчас вот так просто сказал, будто предлагаешь выбрать вкус мороженого.

— А что тут сложного? — он поднял брови. — Там шумно, чужие люди, куча неизвестных. А у меня ты будешь в безопасности. Наша комната, можешь в отдельной комнате конечно спать, но ты все равно проснешься у меня на груди. У меня тихо, спокойно и под моим присмотром.

Он на секунду остановился, потом поправил себя:

— Под моей защитой.

Я смотрела на него и чувствовала, как внутри борются две части меня. Одна — напуганная, уставшая, та, что боялась снова зависеть от кого-то. А другая — та, что просто хотела быть рядом с ним. Засыпать и просыпаться рядом. Не чувствовать себя одной.

— Ты понимаешь, как это звучит? — тихо спросила я. — Это слишком серьезно, Лука. Мы говорим не про ночевку. Ты предлагаешь мне… жить с тобой.

— Я именно это и предлагаю, Киара, — ответил он спокойно. — И не из жалости. И не потому что ты слабая. А потому что ты мне нужна рядом.

Мое сердце на секунду словно забыло, как биться.

— А если я скажу да, — прошептала я, — Ты не передумаешь через неделю?

Он наклонился чуть ближе, чтобы наши лбы почти соприкоснулись. Притянул ближе к себе и крепко обнял.

— Я слишком долго ждал тебя, чтобы передумать так быстро.

Я прижалась к нему сильнее, я очень сильно влюбилась в этого мужчину.

Он отстранился и открыл дверь машины.

Мы двинулись с места и сначала все-таки поехали в общежитие. Собрать вещи и сообщить девочкам. Я смотрела в окно машины и ловила себя на странном ощущении — как будто еду не за вещами, а на прощание с кем-то очень далеким. Точнее, с собой. С той версией Киары, которая жила там, в маленькой комнате с тонкими стенами, вечным шумом в коридоре и постоянной тревогой где-то под кожей. Мир за окном казался слишком ярким. Слишком настоящим. И от этого немного кружилась голова, но не от слабости — скорее от странной, непривычной свободы. Словно меня долго держали в клетке, а теперь вдруг распахнули дверцу, и я, еще не веря, осторожно выставила наружу крылья.

Лука молчал. Наверное, чувствовал, что мне нужно это — тишина и мои мысли. Только его ладонь на моей руке напоминала: я не одна. Я больше не одна.

Когда мы подъехали к общежитию, я замерла. Серое, почти безликое здание вдруг показалось чужим. Как декорация из давно сыгранного спектакля.

— Готова? — тихо спросил Лука.

Я кивнула, хотя внутри заколыхалась тонкая волна тревоги. Мы вошли. Те же стены, тот же запах дешевого моющего средства, лапши и чужих духов. Где-то смеялись, хлопнула дверь, заиграла музыка из чьей-то комнаты. Обычная жизнь. Но она больше не была моей. Каждый шаг по коридору отдавался внутри эхом воспоминаний: как я приходила сюда поздно вечером, боясь встретить кого-то по дороге, как тихо закрывала дверь, чтобы никто не услышал, как ложилась и смотрела в потолок, думая, доживу ли до утра спокойно. А сейчас… я шла рядом с Лукой. С прямой спиной. И мне не нужно было оглядываться. Когда я вставила ключ в замок и открыла дверь, внутри защемило. Моя комната. Такая маленькая. Такая знакомая. И такая… пустая. Кровать с небрежно брошенным пледом, кружка на столе, растрепанные книги, фотографии на стене. Все это когда-то было моим миром.

— Не спеши, — мягко сказал Лука, оставаясь у двери. — Я здесь.

Я начала складывать вещи, и с каждым предметом будто снимала с себя кусочек прошлого. Старые футболки — страх. Тетради — усталость. Фотографии — боль, которая наконец отпускала. И вдруг дверь приоткрылась.

— Киара?.. — послышался голос Лекси.

За ней сразу показались Мария и Наоми.

— Господи, наконец-то тебя выписали! — Наоми тут же бросилась ко мне и обняла так крепко, что у меня перехватило дыхание.

И в тот момент я поняла: вот она, еще одна свобода. Я могу чувствовать. Я могу принимать объятия, не напрягаясь, не сжимаясь изнутри.

— Я за вещами, — тихо сказала я. — И… я должна вам кое-что сказать.

Они замерли, внимательно глядя на меня.

— Я уезжаю не “куда-то”, — продолжила я и посмотрела на Луку… — Я переезжаю к нему.

Несколько секунд в комнате висела оглушительная тишина.

— Подожди, в смысле… к нему?.. — прошептала Мария.

— Ты сейчас серьезно? — округлила глаза Лекси, потом посмотрела на Луку, оценивающе, как телохранитель на собеседовании.

Наоми первая улыбнулась.

— Ты выглядишь… светлее, — сказала она. — Если это твое решение, значит оно правильное.

— Я просто больше не хочу бояться, — призналась я, чувствуя, как к глазам подступают слезы, но уже не от боли — от облегчения. — Я хочу жить. По-настоящему. И пробовать что-то новое для себя.

Мария тяжело вздохнула, потом вдруг широко улыбнулась:

— Ну если он хоть раз заставит тебя плакать — я лично ему устрою новую жизнь, в другом городе и под другим именем.

— Принято, — спокойно ответил Лука, и я даже рассмеялась.

Девочки помогли мне собрать оставшиеся вещи. Мы смеялись, вспоминали глупости, кто-то находил мои старые записи и читал вслух. И я чувствовала, как каждый смех, каждый их голос словно отрывал от меня последний кусочек темноты. Когда все было готово, я в последний раз обвела комнату взглядом. Стены. Окно. Кровать. И впервые — не грусть. Свобода. Как птица, которую выпустили из тесной клетки и которая все еще боится лететь… но уже знает — ее не запрут обратно. Я закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал, как точка в конце очень долгой, очень тяжелой главы моей жизни. Я положила ключ на тумбочку в коридоре. И ушла, даже не обернувшись. Это место угнетало меня, теперь я готова меняться, я больше не боюсь.

Мы вышли из здания общежития. Дверь за моей спиной закрылась глухо, как будто подвела черту между "до" и "после". Я не оглянулась. Почему-то не было ни боли, ни сомнений. Только странное, спокойное тепло внутри, как перед долгим, важным путешествием. Лука взял мой рюкзак, будто это было чем-то само собой разумеющимся.

— Ты почти ничего не взяла, — заметил он.

— Мне много не нужно, — пожала я плечами. — Все самое важное уже со мной.

Он посмотрел на меня так, что я почувствовала, как сердце на секунду сбилось с ритма.

— Я рад, что ты сказала это вслух.

Мы сели в машину. И когда он тронулся с места, я снова уставилась в окно. Город тек мимо, плавно, словно кадры из фильма. Деревья, вывески, люди, остановки — все жило своей обычной жизнью, а у меня начиналась новая. Только одно все еще жило где-то в самой глубине груди — легкая, почти незаметная тяжесть. Отпущено не все. Принято не все. Но я аккуратно сложила эти мысли в самый дальний угол и закрыла на них дверь. Не сейчас.

— Тебе не страшно? — вдруг спросил Лука.

Я немного подумала, прежде чем ответить:

— Страшно. Но знаешь… раньше мне было страшно остаться одной. А сейчас — нет. Сейчас я просто боюсь поверить, что все это реально.

Он протянул руку и обхватил мою ладонь.

— Реальнее не бывает, la mia bambina. И я рядом, нравится тебе это или нет.

— Особенно второе, — усмехнулась я.

Он рассмеялся, и этот звук вызвал у меня мурашки. Я поймала себя на том, что любуюсь им: как он ведет машину, как сосредоточен, но при этом так спокоен. В нем не было напряжения. Будто рядом со мной он наконец выдыхал.

Когда показался его дом, я замерла. Он был… другим. Не холодным. Не пугающим. Большим, но не пустым. В нем уже чувствовалось что-то живое, настоящее, родное .

— Ну вот, — сказал Лука, заглушая мотор. — Твой новый временный приют. А, если повезет… то и постоянный.

Я посмотрела на него. Сердце снова предательски сжалось, но теперь от чего-то очень светлого.

— А если не повезет? — тихо спросила я.

Он повернулся ко мне, серьезно, без привычной иронии.

— Тогда я сделаю все, чтобы начало везти.

Я улыбнулась и медленно кивнула. Когда мы вошли внутрь, меня обволок запах дерева, каких-то специй и его парфюма — знакомого, теплого, родного. Я сделала несколько шагов, положила рюкзак на пол и просто закрыла глаза.

— Ну как? — спросил он.

Я открыла глаза и прошептала:

— Я чувствую себя… в безопасности.

Лука подошел ко мне ближе. Слишком близко. Но меня это не пугало.

— Тогда располагайся, la mia bambina, — тихо сказал он. — Ты дома.

Крылья больше не дрожат. Я действительно начала учиться летать.

Глава 24

ЛУКА

Телефон завибрировал в кармане в самый неподходящий момент. Я только смотрел, как Киара делает первый осторожный шаг по дому, будто проверяет, выдержит ли пол ее легкость. Хотелось стоять и смотреть вечно.

Я взглянул на экран. Отец.

— Черт… — тихо выдохнул я. Киара как раз разглядывала полку с книгами. И это почему-то выглядело так… по-домашнему, что я на секунду забыл обо всем. — Мне нужно на минут десять отойти, — сказал я, подходя к ней. — Серьезно, совсем недолго.

Она повернулась ко мне, и в ее глазах было то самое — мягкая настороженность, будто она все еще проверяет, исчезну ли я снова. Я протянул руку, провел пальцем по ее щеке. Очень легко, чтобы не спугнуть.

— Я скоро приду, amore mio. Обещаю. Пока просто… привыкай. К этому месту. К тому, что это теперь твое пространство.

Она слегка кивнула, но взгляд остался цепким, почти читающим.

— Куда ты? — тихо спросила она.

— Ничего опасного, просто дело, которое нужно решить, чтобы оно не висело надо мной, пока ты здесь.

Я едва заметно улыбнулся ей — так, чтобы она увидела спокойствие, даже если оно было не до конца настоящим.

— Осмотрись, сделай себе чай, включи музыку, если хочешь. Почувствуй дом. Я правда скоро вернусь.

Я наклонился и быстро коснулся губами ее лба — коротко, но достаточно, чтобы она почувствовала: я не ухожу, я всегда возвращаюсь. Потом развернулся и вышел, закрыв дверь мягко, почти бесшумно. И только когда оказался на лестнице, позволил себе выдохнуть — резко и глубоко. Потому что оставлять ее одну, даже на минуту, оказалось куда сложнее, чем я думал. Дверь за мной едва успела закрыться, как телефон снова завибрировал. На экране — отец. Звонок, который нельзя игнорировать, даже если внутри все против.

Я ответил.

— Я слушаю.

Его голос был ровным, спокойным, а мне от этого только сильнее сжимало грудь. За эту неделю он сделал слишком много. Слишком тихо. Слишком эффективно.

— Леон под контролем, — сказал он без вступлений. — Парень полезный. Голова на месте. Теперь он работает на тебя. Я оформил все, как ты просил.

Я кивнул, хотя он этого не видел.

— Хорошо.

— И второе, — продолжил он. — Чужих на нашей земле больше нет. Я закончил зачистку сегодня утром. Можешь не переживать за девочку.

Девочка. Киара. Я сжал телефон сильнее, чем нужно.

— Я всегда за нее переживаю, — тихо сказал я. — И буду.

— Главное держи голову холодной, — отец вздохнул, будто устал за всех сразу. — Ты стал мягче. Это видно. Но я надеюсь, ты не забудешь, кто ты и чем занимаешься.

На секунду я задумался. Может я и стал мягче, но только лишь для нее. И это определенно не слабость.

— Я помню, — ответил я. — Не переживай. Все под контролем.

— Вот и хорошо. Я вернусь через пару дней. Нам нужно поговорить. Лично.

Он отключил, не дождавшись ответа — как всегда. Я стоял в полутемном коридоре, держа мертвый телефон у уха, и думал только об одном: как странно быстро изменилась моя жизнь за эти несколько месяцев.

Леон — теперь работает на меня. Отец — расчистил все, что угрожало нам. Врагам перекрыли доступ к городу. Территория снова чистая. И впервые за долгое время вокруг нас — тишина, которую не нужно считать паузой перед бурей. Я убрал телефон в карман, глубоко вздохнул и подошел к машине. Киара дома. Пугающе хрупкая. Абсурдно сильная. Моя. И мне хотелось вернуться к ней как можно быстрее — теперь уже без звонков, без посторонних голосов и без чужих дел, которые могли бы украсть у меня хоть минуту рядом с ней, но осталось еще одно дело. Когда я уже открыл дверцу машины и сел за руль, телефон зазвонил снова.

Номер — незнакомый, но голос я узнал сразу. Женский. Спокойный, деловой, почти холодный.

— Мистер Морелли, — сказала она, — Сегодня увидеться не получится. Обстоятельства изменились. Перенесем на другой день, я сообщу, когда.

Я устало провел рукой по лицу. Хотелось бы побыстрее разобраться конечно. Но после недели, что мы пережили… мне сейчас было плевать на все, кроме одного человека.

— Хорошо, — ответил я коротко. — Буду ждать, но долго не тяни.

— Хорошо, до связи.

Гудок. Я положил телефон на сиденье рядом и несколько секунд сидел, глядя в лобовое стекло, где отражалось собственное лицо — с тенями под глазами, с усталостью, которую я давно перестал скрывать.

Я открыл дверцу обратно, вышел из машины и, не раздумывая, направился к дому. Под ногами мягко хрустел гравий, вечерний воздух был прохладным, будто пытаясь привести голову в порядок. Я снова взобрался по ступенькам, открыл входную дверь и шагнул внутрь. Тишина квартиры встретила меня теплом. Где-то дальше, в гостиной, тихо шуршали пакеты — наверное, Киара разбирала вещи. И в груди что-то странно потеплело. Пошли к черту встречи. Пошли к черту звонки. Пошло к черту все, что пытается вырвать меня из этого дома. Я закрыл за собой дверь и направился к ней, ощущая, как впервые за долгие недели позволял себе расслабиться — хоть ненадолго. Я аккуратно постучал по двери, прежде чем войти. Легко, почти неслышно — не хотел снова напугать ее. Но даже от этого тихого стука Киара слегка вздрогнула. Ее плечи дернулись, будто от внезапного порыва ветра, и она обернулась на меня с растерянным выражением, так, будто на секунду не поверила, что это я. Я вошел медленно, закрывая за собой дверь, и в два шага оказался рядом. Она стояла возле чемодана, держа в руках какую-то майку, но пальцы ее слегка дрожали.

— Эй, — тихо сказал я, прежде чем она успела что-то объяснить.

И просто обнял ее, крепко, целиком. Боялся, что она растворится мне из рук, если отпущу хоть на секунду. Она что-то пробурчала, пытаясь понять, что происходит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лука… ты чего… подожди… я же вещи разбираю…

Я прижал ее к себе еще сильнее, пряча лицо в ее волосах, чувствуя, как ее тепло постепенно выравнивает мое дыхание. Как будто все тревоги недели выходили наружу одним длинным, тяжелым вздохом.

— Стой спокойно, — прошептал я. — Просто стой.

Она замерла, немного растерянная. А я продолжил, чуть тише, почти у ее уха:

— Я просто хочу понять… насколько это реально.

Она подняла голову, заглянула мне в глаза, и что-то внутри меня будто встало на место — спокойствие, которое я потерял давно, наконец вернулось.

Потому что она тут.

В моем доме.

В моих руках.

Реальная.

Моя.

Я наклонился к ней сначала медленно, будто проверяя — позволено ли мне это, не исчезнет ли она, если я приблизюсь хоть на дюйм. Но как только мои руки легли ей на талию, я понял: я не могу держать дистанцию. Не сейчас. Не после всего.

— Подойди ближе, — хрипло выдохнул я, хотя она уже стояла вплотную.

Я потянулся к ее губам. И когда наши рты соприкоснулись — все внутри меня просто сорвалось с цепи. Поцелуй вышел не сдержанным. Не мягким, таким, который копил внутри неделю. Таким, от которого у меня перехватило дыхание. Я прижал ее к себе, чувствуя, как в груди что-то стягивается и одновременно распахивается, словно все страхи, злость, напряжение растворялись прямо на ее губах.

Она обвила мою шею, и это окончательно меня добило. Я прижал ее сильнее, одной ладонью скользнув по спине, другой к ее затылку, притягивая ее ко мне так, будто она единственное, что держит меня в этом мире.

Я оторвался от ее губ только на секунду, не отпуская ее ни на миллиметр, проводя пальцем по ее щеке. Голос сел, стал хриплым, тяжелым от желания и эмоций:

— Ты даже не представляешь, насколько сильно сводишь меня с ума… — я почти прошептал это ей в губы, чувствуя, как мое дыхание смешивается с ее.

Она смотрела на меня снизу вверх, и в этот момент мне казалось, что я могу сделать для нее что угодно.

Любое безумие.

Любой риск.

Любой гребаный подвиг.

Я снова наклонился, готовый поцеловать ее еще сильнее, глубже, забрать каждую секунду, которую у нас украли. И когда наши губы снова почти соприкоснулись, я подумал только одно:

Она моя реальность.

Моя слабость.

И, diavolo… моя сила.

Я почувствовал, как ее пальцы легли мне на грудь — мягко, но твердо. Киара чуть оттолкнула меня, переводя дыхание, щеки у нее горели.

— Лука… я пока… не готова… идти дальше, чем поцелуи, — сказала она тихо, но уверенно.

Я замер на секунду, посмотрел ей в глаза. И хотя во мне все еще бушевало то чувство, которое она разжигала одним взглядом, я только коротко выдохнул и улыбнулся.

— Я буду ждать, — сказал я, проведя пальцем по линии ее подбородка.

А потом добавил, игриво, с самым наглым видом, который у меня был:

— Но предупреждаю… терпение у меня уже на исходе.

И легонько шлепнул ее по попе.

— Лука! — она покраснела еще сильнее, но в глазах мелькнула улыбка.

Я ухмыльнулся, откровенно довольный ее реакцией.

— Вот так мне нравится больше, — сказал я, — Живая, настоящая.

Она хотела что-то ответить, но вдруг ее живот заурчал так громко, что у меня непроизвольно поднялась бровь. Она вспыхнула вся, от ушей до ключиц.

— Эм… я… хотела сказать…

— Ничего не говори, я все понял. — перебил я, пытаясь не рассмеяться. — Собирайся, — сказал я, легко поцеловав ее в висок. — Мы едем в ресторан. У меня сегодня вообще нет сил что-то готовить, а amore mio умирает с голоду.

Она посмотрела на меня так, будто я только что предложил ей маленькое спасение.

— В ресторан? Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил я. — И точка. Пока ты от голода меня не укусила.

Она фыркнула, но улыбнулась. Такая настоящая, теплая, расслабленная — впервые за долгое время. Я готов хоть каждый вечер водить ее по ресторанам, лишь бы видеть эту улыбку снова. Я присел на край кровати, наблюдая, как она достает одежду из сумки, собираясь переодеться.

Вроде бы обычное движение, но, черт возьми, я чувствовал, как по мне проходит ток.

— Ты будешь долго собираться? — спросил я с совершенно невинным выражением. — Или ты специально мучаешь меня своим видом?

Она обернулась через плечо, прищурившись:

— А если специально? Ты что, не выдержишь?

Я даже улыбнулся неосознанно. Вот она — та дерзость, которую я в ней люблю. Та, что делает ее не просто желанной, а моей равной.

Я встал, подошел вплотную.

Провел пальцами по ее талии, едва касаясь.

— Я выдержу, — тихо сказал я. — Но с большим трудом.

Она повернулась ко мне, руки на бедрах, будто вызывая меня:

— Ну так постарайся.

Вот так? Серьезно? Меня пробрало до мурашек.

— Осторожнее, amore mio, — прошептал я, наклоняясь так близко, что наши носы почти соприкоснулись. — Если продолжишь так дерзить, я тебя вообще никуда не выпущу.

Она не отступила. Наоборот — слегка приподняла подбородок, как будто бросая вызов:

— Значит, придется держать себя в руках.

Я тихо рассмеялся, прижимая ее поясницу к себе:

— Да? А если я не хочу держать?

Она провела ладонью по моей груди, медленно, будто нарочно раздражая меня.

— Значит, — сказала она, — Тебе придется научиться.

Боже. Она играет со мной. Открыто, смело, совершенно не понимая, насколько в этот момент была прекрасной. Я наклонился, едва касаясь ее губ:

— Ты опасная, знаешь?

— Ты сам хотел, чтобы я перестала бояться, — улыбнулась она хитро. — Вот. Наслаждайся.

Я тихо выдохнул, чувствуя, как внутри поднимается что-то горячее, давно знакомое, но теперь куда сильнее:

— Я наслаждаюсь. Слишком сильно.

Она оттолкнула меня легким движением по груди — игриво, дерзко.

— Иди, — сказала она. — Дай мне переодеться. Или хочешь смотреть?

Я поднял руки в притворной капитуляции.

— Я… ухожу. Пока могу. Но знай, ты сводишь меня с ума.

Она повернулась к шкафу, а я, делая шаг назад, не мог отвести от нее взгляд.

— Лука, — сказала она, не оборачиваясь, — Закрой дверь.

— Угу, — выдохнул я, все еще ошеломленный.

Я вышел, но даже стоя в коридоре, я улыбался сам себе — впервые за долгое время легко, свободно. Она оживает. Она смеется. Она дерзит. И я чертовски счастлив это видеть.

________

Я сидел в гостиной, уставившись в телефон, но толком ничего не видел. Время размазалось — час, два… может, больше. Только одно было ясным: каждая минута ожидания делала меня все более нетерпеливым.

Когда дверь спальни наконец открылась, я поднял голову… и будто бы мне выбили воздух из легких. Киара стояла в проеме — и я на мгновение не поверил, что это действительно она. Платье… diavolo, это было не просто платье.

Она выбрала глубокий темный цвет, черный, который блестел в мягком свете. Тонкие бретели, почти невесомые, пересекали линию плеч. Лиф обтягивал фигуру, подчеркивая изгибы, но не вульгарно, а элегантно, будто создан специально под нее. Ткань плавно спадала к полу, образуя легкую волну, которая двигалась вместе с каждым ее шагом. На бедре был разрез — высокий, смелый — открывающий ровно столько кожи, чтобы сводить с ума, но оставлять фантазию жить.

Она даже нанесла макияж… Глаза подчеркнуты мягким дымчатым оттенком, делая взгляд глубоким и словно чуть опасным. Губы слегка влажные, как будто она их прикусила секунду назад. Волосы уложены так, что казались свободными, живыми, но явно продуманными.

И она… Она светилась. Не платьем, не косметикой — собой.

Я встал медленно, боясь спугнуть это видение.

— Amore mio… — сорвалось у меня хрипло. — Ты серьезно?

Она улыбнулась уголком губ, чуть стесняясь своей же смелости:

— Ну… ты же сказал собраться.

Я провел взглядом по ней еще раз — от ключиц до разреза на бедре — и почувствовал, как внутри что-то горячо и отчетливо сжалось.

— Я просил… собраться, — сказал я, подходя ближе. — А ты решила меня добить.

Она усмехнулась, дернув плечом:

— Тебе не нравится?

— Нравится? — я взял ее за руку, медленно поднимая ее пальцы к губам. — Я едва стою на месте.

Она чуть наклонила голову, наблюдая за мной, будто проверяя реакцию.

— Ну, раз едва стоишь… может, поедем уже? — она шепнула мне на ухо и мой член сразу отреагировал.

Я тяжело выдохнул, губы коснулись ее руки:

— Киара. Еще слово в таком тоне и мы точно никуда не поедем.

Она улыбнулась — дерзко, ярко, уверенно.

— Тогда не буду.

Но было поздно. Я уже с трудом сдерживался.

— Пошли, — сказал я низким голосом, обведя ладонью ее талию. — Пока я еще способен думать.

И она, чуть приподняв подбородок, дала себя провести — словно королева, которая идеально осознавала, какой эффект производит. А я шел рядом, ощущая, что эта ночь станет опасной. И чертовски красивой.

Глава 25

КИАРА

Пока мы ехали, я смотрела в окно. Огни отражались в стекле, будто звезды, упавшие слишком низко. Лука вел машину спокойно, уверенно, иногда бросал на меня короткие взгляды, и каждый раз я ловила себя на том, что улыбаюсь.

— Ты какая-то другая сегодня, — сказал он вдруг.

— Лучше или хуже? — спросила я, не отрывая взгляда от улицы.

— Живее, — ответил он после паузы. — И это чертовски красиво.

Я повернулась к нему, чуть приподняв бровь:

— Мне нравится снова быть такой. Без постоянных анализов, наблюдений и без страхов, думаю я уже почти отпустила их.

— Когда ты счастлива, счастлив и я.

Машина остановилась у ресторана. Небольшого, уютного, с теплыми окнами и мягким светом внутри. Когда мы вошли, я поймала на себе пару взглядов и неожиданно не сжалась, не спряталась. Я шла рядом с Лукой, чувствуя его ладонь на своей спине, и это придавало уверенности. Мы сели за столик у окна. Он отодвинул мне стул, я поблагодарила, и этот простой жест почему-то тронул сильнее, чем громкие слова.

— Знаешь — сказала я, пока мы ждали заказ, — Еще пару недель назад я бы не поверила, что смогу вот так просто сидеть в ресторане и не чувствовать тревогу.

— А сейчас? — спросил он.

Я прислушалась к себе. К дыханию. К телу. К мыслям.

— А сейчас я здесь, — ответила я. — И мне хорошо.

Он посмотрел на меня внимательно, серьезно, будто запоминал этот момент.

— Тогда давай следующим образом, — сказал он тихо. — Будем чаще выбирать вот это состояние. Даже если иногда будет сложно.

Я кивнула. В этот момент мне показалось, что впереди у нас не просто вечер в ресторане. А начало чего-то нового. Более спокойного. Более честного. И, возможно, по-настоящему счастливого. Я поймала его взгляд через стол и вдруг заметила, как он изменился. Не резко, тонко. Чуть темнее, глубже, будто в нем появилось что-то тлеющее. От этого по коже пробежала теплая волна. Официант ушел, и между нами повисла пауза. Не неловкая — плотная, живая. Лука наклонился ко мне чуть ближе, настолько, что я почувствовала его тепло и тихий запах парфюма.

— Ты понимаешь, что делаешь со мной? — спросил он негромко, почти на выдохе.

Я сделала вид, что думаю, и медленно улыбнулась.

— Кажется… начинаю догадываться.

Под столом его нога слегка коснулась моей. Случайно? Нет. Слишком точно. Слишком уверенно. Я не отодвинулась. Наоборот, позволила этому прикосновению задержаться, и внутри что-то приятно сжалось.

— Киара, — сказал он тихо, с предупреждением в голосе, — Ты сегодня играешь с огнем.

— А ты разве не любишь огонь? — ответила я, чуть наклонив голову.

Его рука легла мне на запястье. Не сжимая. Просто держась. Пальцы медленно провели по коже, будто проверяя мою реакцию. Я почувствовала, как дыхание стало глубже, и это не осталось незамеченным.

— Люблю, — признался он. — Но я стараюсь держать себя в руках.

— Зачем? — почти шепотом спросила я.

Он посмотрел на меня долго, внимательно, будто принимал решение.

— Потому что если не буду… — он наклонился еще ближе, и его голос стал ниже, — Нам придется срочно уехать отсюда и ты останешься голодна.

От этой мысли у меня закружилась голова. Я отвела взгляд, чтобы не выдать себя слишком явно, но улыбка все равно выдала меня с головой.

— Тогда — сказала я, делая вид, что спокойно беру бокал, — Давай доедим. Пока мы еще здесь.

Он усмехнулся, но руку с моего запястья не убрал. Я поймала себя на том, что больше не считаю его прикосновения. Раньше каждое было как проверка, можно или нельзя, безопасно ли. Сейчас все иначе. Сейчас мне хотелось, чтобы он не убирал руку. Чтобы касался: запястья, колена, талии, будто подтверждая, что мы здесь, что это между нами по-настоящему. Мне нравилось, как между нами снова вспыхивает эта искра. Не резко, не пугающе, а медленно, с теплом, с игрой. Эти маленькие паузы. Взгляды, которые задерживаются на долю секунды дольше. Его низкий голос, когда он наклоняется ближе. Улыбки, которые мы уже не прячем.

Я больше не боялась прикосновений. Напротив — я нуждалась в них. В нем. В том, как он держит руку спокойно, без давления, но уверенно. В том, как его пальцы будто случайно находят мою кожу и остаются там. И каждый раз внутри отзывается что-то тихое, правильное, живое. Мне хочется, чтобы он касался меня всегда. Как напоминание, что я не одна и мне не нужно защищаться.

Я заметила, что подаюсь к нему сама. Чуть ближе. Чуть смелее. И мне нравилось это новое ощущение — когда желание не пугает, а греет. Когда мини-игры между нами уже не про власть, а про доверие.

Он что-то сказал, я даже не сразу уловила смысл, потому что была занята тем, как его нога снова коснулось моей. И я не отодвинулась. Я позволила. Более того — мне хотелось, чтобы это прикосновение длилось. Я подняла на него взгляд и поймала этот момент — когда он понял, что я больше не закрываюсь. Его глаза потемнели, но в них не было напора. Только терпение и то самое напряжение, от которого по коже бежит тепло. И я подумала: Вот так я хочу. Медленно. Живо. С огнем, но без страха. С ним.

Я вздрогнула, когда он вдруг пододвинул стул ближе. В одно движение мир вокруг будто отрезало: теперь мы сидели спиной ко всем, лицом к теплой, чуть шероховатой стене ресторана. Шум остался где-то сзади, приглушенный, далекий. Как будто мы спрятались в собственном маленьком пространстве. Его рука легла мне на плечи — уверенно, спокойно — и он притянул меня ближе к себе. Я почувствовала тепло его тела, знакомое и такое нужное, и сама не заметила, как расслабилась, позволив себе опереться на него. Он наклонился и прошептал мне на ухо, так близко, что по коже побежали мурашки:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— La mia bambina, о чем ты задумалась?

От его голоса у меня внутри что-то мягко дрогнуло. Я улыбнулась, чуть повернув голову в его сторону, так что наши щеки почти коснулись.

О чем я задумалась? О том, как его рука лежит на моем плече. О том, как он выбрал место, где мне спокойнее. О том, как легко мне сейчас дышится рядом с ним.

— Ни о чем, — тихо ответила я. — Я просто… привыкаю к тому, что мне хорошо.

Я положила ладонь ему на грудь, не нажимая, просто чтобы чувствовать его дыхание под пальцами. И поймала себя на мысли, что хочу, чтобы он так сидел со мной еще долго. Чтобы не убирал руку. Чтобы продолжал касаться — словно подтверждая, что это не игра воображения.

— Ты отвлекаешь — добавила я чуть дерзко, подняв на него взгляд.

И мне понравилось, как он на это посмотрел. Когда он наклонился ко мне, я уже знала этот момент — по тому, как изменилось его дыхание, как рука на моем плече чуть сильнее сжалась. Он потянулся, медленно, почти лениво, будто был уверен, что сейчас мир подождет. Но мир, конечно, не ждал.

— Ваш заказ, — раздался голос рядом.

Я чуть дернулась от неожиданности, а Лука замер буквально в сантиметре от моих губ. Его челюсть напряглась. Он медленно поднял взгляд на официанта, и в этом взгляде было столько злости, что мне на секунду стало его даже жаль.

Он ничего не сказал.

Ни слова.

Просто смотрел, пока тарелки аккуратно ставили на стол. Его рука с моего плеча не исчезла — наоборот, он будто нарочно оставил ее там, притягивая меня ближе, демонстрируя, что его отвлекли не вовремя. Официант быстро исчез. Я не удержалась и тихо усмехнулась, почти уткнувшись ему в грудь.

— Ты сейчас выглядел так, будто хотел его убить, — прошептала я.

Он опустил голову ко мне, губы коснулись моего виска, а голос стал низким, сдержанным:

— Он спас себе жизнь тем, что просто принес еду, а не пялился на тебя.

Я рассмеялась тише, чем обычно, и почувствовала, как напряжение между нами снова возвращается — даже сильнее, чем было до этого. Только теперь к нему добавилось что-то запретное, украденное, будто нас прервали на самом интересном.

— Ешь, — сказала я, делая вид, что смотрю на тарелку. — А то ты совсем перестанешь быть адекватным.

— Уже поздно, — ответил он, и его пальцы чуть заметно сжались на моем плече.

Я почувствовала это прикосновение кожей и поняла, что аппетит у меня сейчас совсем не к еде. Я попыталась сосредоточиться на другом. Даже взяла вилку, попробовала что-то сказать про вкус, но мысли упрямо возвращались не к тарелке, а к его руке у меня на плече. К тому, как она иногда чуть сжималась, будто он напоминал себе, что держит дистанцию. Мне нравилось это напряжение. То, что мы оба его чувствовали и не спешили разрядить. Как будто растягивали момент специально.

— Ты опять не ешь, — заметил он тихо, почти у самого уха.

— Я ем, — соврала я и тут же улыбнулась. — Просто… отвлекаюсь.

— На меня, — уточнил он спокойно.

Я повернула голову, посмотрела на него снизу вверх. Его лицо было слишком близко. Опасно близко.

— А ты на что рассчитывал, когда сел так? — спросила я с легкой дерзостью. — На монашеский ужин?

Уголок его губ дернулся.

— Я рассчитывал на то, что ты будешь сидеть рядом, — ответил он. — Остальное приятный бонус.

Его пальцы медленно скользнули с моего плеча по руке, едва касаясь. Не ниже, чем позволено. Но этого было достаточно, чтобы у меня по коже пошли мурашки. Я поймала себя на том, что снова подаюсь ближе сама. Почти незаметно. И это было новым. Раньше я бы испугалась этого желания. Сейчас же принимаю его.

— Лука, — тихо сказала я, сама не до конца понимая, что хочу этим словом. Не просьбу. Не остановку. Просто… его имя.

Он посмотрел на меня внимательно, серьезно, будто считывал каждую мысль.

— Я рядом — ответил он так же тихо.

И в этот момент мне вдруг стало невероятно спокойно. Даже среди шума ресторана, даже с этой искрой между нами, которая разгоралась все сильнее. Я сделала еще один укус, на этот раз по-настоящему, и усмехнулась:

— Ладно. Если мы не поедим, официант точно вернется. И в этот раз ты его взглядом не убьешь.

Он тихо хмыкнул и все же немного отстранился, но руку не убрал.

— Тогда ешь, — сказал он. — Потому что продолжение вечера я бы хотел провести без свидетелей.

И от этих слов у меня внутри снова вспыхнуло тепло.

Мы все-таки доели. Медленно, будто нарочно растягивая последние минуты в этом полутемном, теплом пространстве, где между нами все еще жила эта тихая искра. Лука наконец убрал руку с моего плеча, но сделал это так неохотно, что я почти физически почувствовала потерю тепла.

Он расплатился, встал первым и подал мне руку. Я приняла ее без колебаний. Когда мы вышли на улицу, вечерний воздух оказался прохладнее, чем я ожидала. Я вздрогнула и тут же почувствовала, как он накинул мне на плечи свой пиджак.

— Чтобы не замерзла, — сказал он так, будто это не обсуждалось.

Мы шли к машине, и я поймала себя на том, что улыбаюсь без причины. Просто потому, что иду рядом с ним. Потому что вечер еще не закончился.

Уже у машины он вдруг наклонился ко мне и сказал тихо, почти с сожалением:

— Как бы мне сейчас ни хотелось поехать домой… и попробовать десерт, — он задержал взгляд на моих губах, — У меня для тебя есть еще кое-что.

— Еще кое-что? — я приподняла бровь. — Ты сегодня полон сюрпризов.

— Тебе понравится— усмехнулся он, открывая мне дверь. — Надеюсь.

Мы сели в машину. Дверь закрылась, мотор мягко заурчал, и город снова потек мимо окон. Я попыталась понять, куда мы едем, но довольно быстро сдалась — дорога была мне незнакома.

— Лука, — сказала я, бросив на него взгляд. — Ты собираешься сказать, куда мы направляемся?

— Нет, — спокойно ответил он. — В этом и смысл.

Я откинулась на спинку сиденья, позволяя себе довериться. Фонари отражались в стекле, музыка играла негромко, и внутри было странное, приятное предвкушение.

Мы подъехали к мосту, и машина плавно остановилась у обочины. Я посмотрела вперед — темная вода внизу отражала огни города, будто кто-то рассыпал по поверхности реки свет. Лука потянулся к бардачку, что-то достал и незаметно убрал в карман. Я успела уловить лишь движение — быстрый жест, будто заранее продуманный. От этого внутри шевельнулось любопытство. Он вышел первым, обошел машину и открыл мне дверь. Подал руку — спокойно, уверенно, так, что я без раздумий оперлась на него, выходя. Ночной воздух был свежим, чуть влажным, и от реки тянуло прохладой.

— Куда мы? — спросила я, оглядываясь вокруг. Мост был почти пустым, только редкие машины проезжали мимо, не задерживаясь.

Он улыбнулся краем губ и наклонился ко мне ближе, будто делился секретом.

— Терпение, la mia bambina.

От его голоса мне стало тепло, несмотря на холодный воздух. Я поймала себя на том, что улыбаюсь и уже не пытаюсь угадать. Просто позволяю вести себя вперед по асфальту, к огням, к воде, к чему-то, что он явно готовил для меня. И почему-то именно здесь, на мосту, среди ночи и ветра, мне было спокойно. Как будто все ответы можно было отложить еще на несколько шагов. Он держал меня за руку крепко. Так, что я чувствовала его ладонь каждой клеткой кожи. И если бы я не знала Луку так хорошо, если бы не научилась читать его между строк и жестов, я бы не заметила, как он волнуется. Как едва уловимо дрожат его пальцы. Как он делает вдох чуть глубже обычного.

Мы шли по мосту медленно. Вода внизу темнела, отражая огни города, и казалось, будто под нами течет не река, а время.

— Это Бруклинский мост, — сказал он, и в его голосе появилось что-то особенное. — Здесь всегда было место для историй. Видишь эти замки?

Я посмотрела по сторонам. На перилах висели сотни замков — старые, новые, блестящие и потемневшие от времени.

— Влюбленные вешают их здесь, — продолжил Лука. — А потом выбрасывают ключи в воду. Как обещание. Без возможности вернуться назад. Навсегда.

Я сжала его руку сильнее. Навсегда — слово отозвалось во мне тихим, но мощным эхом. Он вдруг остановился. Я тоже. Шум машин стал далеким, будто мы выпали из реальности. Лука повернулся ко мне и взял меня за обе руки. Его взгляд был прямым, открытым, таким уязвимым, что у меня перехватило дыхание.

— Я никогда бы не подумал, — начал он, — что моя жизнь может измениться вот так. Я жил в темноте. Долго. Привык к ней. Она была частью меня. Я думал, что иначе уже не будет.

Он сделал паузу, будто подбирая слова.

— Киара… — начал он тихо, — Знаешь, я полюбил тебя за все эти мелочи, которые, возможно, кажутся неважными, но для меня они значимые. За то, как ты тихо смеешься, когда я делаю что-то глупое. За то, как ты слегка наклоняешь голову, когда думаешь. За то, как ты кладешь руку на мою, даже ненароком, когда мы сидим рядом. За каждое твое движение, которое кажется мне таким естественным, а на самом деле показывает, какая ты заботливая, смелая, удивительная.

Я почувствовала, как сердце начинает биться быстрее, а руки его слегка сжали мои.

— Я полюбил тебя, когда впервые увидел, как ты помогаешь другим, не требуя ничего взамен. Когда ты теряешься в чтении, и я могу смотреть на тебя часами, потому что даже в этот момент ты прекрасна. За то, как ты смотришь на мир глазами, полными любопытства, и как смело идешь вперед, несмотря на страхи.

Он провел большим пальцем по моей руке, нежно, почти неощутимо, и я поняла, что он замечает каждую деталь: каждое мое движение, каждую эмоцию, каждый взгляд.

— И знаешь что? — его голос стал чуть ниже, глубже, дрожащий от эмоций. — Мне нравится, когда ты слегка дерзишь, когда улыбаешься уголком губ, когда пытаешься меня спровоцировать. Это делает тебя живой, настоящей, моей. Я люблю каждую частичку тебя, твои слабости, твои странности, твой страх и твою смелость.

Он посмотрел прямо в мои глаза, так глубоко, что я чувствовала, как он читает все мои мысли, всю мою душу.

— Киара… я никогда не думал, что смогу так любить. Но с тобой… — он слегка прижал мои руки к груди. — С тобой я хочу быть всегда. Я хочу быть уверен, что ты счастлива, хочу защищать тебя, хочу держать за руку, пока мы идем по этому мосту, по этому городу, по этой жизни. Я люблю тебя. Не словами, а всем, чем я есть. С твоим появлением в моей жизни появился свет. Не резкий. Не ослепляющий. А теплый. Такой, который не пугает. И я вдруг понял, что сам начинаю сиять. Что темнота… по чуть-чуть отпускает меня. Рядом с тобой я начинаю делать то, чего не делал никогда.

Он чуть улыбнулся, нервно, по-настоящему. Он отпустил одну мою руку. И медленно опустился на одно колено. У меня остановилось сердце. Лука посмотрел на меня снизу вверх и начал говорить — будто эти слова давно жили в нем и наконец-то им дали свободу.

— Я тонул во тьме, где не было края, где сердце стонало и дни теряли смысл. Моя душа блуждала, слепая и раненая, и каждый шаг казался лишь падением дальше. Но ты пришла как рассвет среди ночи, и свет твой проник в меня, растопил лед. Я взял твою руку, и вдруг понял: ты вывела меня из пустоты, где я терялся. Теперь я вижу мир твоими глазами, сквозь свет твой проходят все мои страхи. Ты мой маяк, мой путь, моя правда, ты тот свет, что вытащил меня из самой тьмы.

Я стояла, не чувствуя ни холода, ни ветра. Только его слова. Его взгляд. Его любовь. В это мгновение весь мир сузился до одного моста, одной ночи и одного человека, который держал мое сердце так же бережно, как мои руки. Я не выдержала. Слезы хлынули сами, без разрешения. Я закрыла лицо руками, будто могла спрятать от него этот поток чувств, это счастье, эту боль и свет сразу. Меня трясло не от холода, а от того, насколько сильно меня накрыло. Я даже не успела ничего сказать. Лука мгновенно оказался рядом. Его руки мягко, но уверенно опустили мои ладони, заставив посмотреть на него.

— Нет, — сказал он спокойно, но твердо. — Никогда не скрывай свои эмоции. Тем более передо мной.

Он провел большими пальцами по моим щекам, вытирая слезы так бережно, будто я была чем-то бесконечно ценным.

— Я люблю тебя именно такой, — продолжил он. — Настоящей. Живой. Слезы это не слабость. Это ты. А я хочу всю тебя.

Он сделал паузу. Долгую. Я чувствовала, как он собирается с духом, как внутри него все напряжено, но взгляд был спокойным. Уверенным. Таким, каким смотрят только тогда, когда решение уже принято. Лука снова встал на одно колено, открыл маленькую бархатную коробку, внутри которой засияло колечко, он глубоко вдохнул и сказал:

— Можно я буду твоим мужем, amore mio?

Мир словно остановился. Огни города потускнели, шум машин исчез, даже ветер будто замер. Я видела только его. Человека, который видел меня сломанной, напуганной, сильной, дерзкой — и выбрал меня целиком. Я снова заплакала, но теперь уже улыбаясь сквозь слезы.

— Да, — выдохнула я. — Да… можно. Я хочу этого. Я хочу тебя. Всю жизнь. Навсегда.

Я чуть задрожала, когда он надел кольцо на мой палец. Холод металла мгновенно согрелся от его прикосновения. Он крепко обнял меня, прижимая к себе, и я обвила его руками в ответ. Я чувствовала, как меня переполняют эмоции: радость, любовь, нежность, страсть, благодарность, страх и облегчение одновременно.

Я хочу быть с ним навсегда… хочу, чтобы он всегда держал меня так, чтобы ни один страх не мог достать меня…

Я чуть отодвинулась, чтобы взглянуть ему в глаза. Они были мокрые от слез, но он едва сдерживался, будто пытался не заплакать от счастья. Господи…

— Лука… — начала я, голос дрожащий, но твердый — Я тоже хочу видеть тебя полностью. Не только твою сильную сторону, ту, что ты так яростно пытаешься скрыть. Доверяй мне так же, как я доверяю тебе. Я люблю тебя… и вечность буду любить только тебя.

Я почувствовала, как слезы текут по щекам, но это были слезы счастья. Я хочу, чтобы он видел меня такой, какая я есть. Слабую, сильную, смелую, тревожную… и чтобы это не отпугнуло его, а наоборот… сделало нас ближе. Я потянулась к нему и поцеловала. Страстно. Горячо. Со всеми эмоциями сразу. Я хочу, чтобы он ощущал мою любовь, чтобы он понимал, что я отдаю себя ему целиком… навсегда…

Его руки сжали меня сильнее, губы отвечали на каждый мой жест, а тело наполнялось этим чувством. Я хочу быть рядом, хочу чувствовать его прикосновения постоянно… больше не боюсь, теперь я нуждаюсь в этом, как в воздухе… как будто каждая клетка моего тела просит его. Я знала точно: теперь я его, а он мой. И этого было достаточно, чтобы сердце пело от счастья. Навсегда с ним… Мы вместе. И никто и ничто не сможет это разрушить. Я хочу чувствовать его рядом каждый день, каждую секунду…

На мосту, среди ночи и огней, я поняла простую вещь:

я больше не ищу дом. Я его нашла.

Немного придя в себя, мы медленно шли по мосту, держась за руки. Его пальцы переплетались с моими так крепко, что я ощущала его тепло на каждом миллиметре кожи. Как я раньше могла бояться его прикосновений? Теперь я нуждаюсь в этом. Хочу, чтобы он касался меня постоянно… чтобы его рука всегда была рядом.

Я украдкой смотрела на него. Его лицо слегка подсвечивали огни города, а глаза сияли от эмоций. Он время от времени смотрел на меня, и в этих взглядах было столько любви, столько страсти, столько заботы, что мне казалось — я могу раствориться в них. Он видит меня полностью… и любит каждую часть. Даже те моменты, когда я сама себя не понимаю… Я прижалась к нему чуть ближе, ощущая, как его плечо согревает меня, как его запах наполняет мои легкие. Каждое движение, каждое касание… я чувствую его сердце рядом с моим. И мне этого хочется больше всего на свете. Он слегка наклонил голову, и его губы коснулись моей щеки почти незаметно, но этого касания хватило, чтобы я почувствовала, как внутри разгорается огонь. Он делает меня такой живой… такой настоящей… как будто все тревоги, все страхи растворились в одном его взгляде. Я отпустила часть напряжения, которое копилось в груди, и позволила себе улыбнуться, тихо положив голову на его плечо. Я хочу быть с ним всегда. Хочу ощущать его рядом, хочу слушать его дыхание, чувствовать тепло его тела. Я хочу любить его так же, как он любит меня… и никогда не отпускать. Лука сжал мою руку чуть сильнее и слегка наклонился ко мне. Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. В этих глазах была вся любовь, вся преданность, вся сила, которую он хранил для меня. Он мой… полностью мой. И я тоже полностью его. Мы шли дальше, почти молча, но это молчание было наполнено эмоциями. Каждое прикосновение, каждый взгляд, каждая улыбка говорили больше, чем слова. Я люблю его… всем сердцем, всем телом, всей душой. И это чувство растет с каждой секундой рядом с ним.

И я знала точно:

даже если весь мир рухнет вокруг нас, пока он держит меня за руку, я буду в безопасности.

— Киара… — почти прорычал мне в ухо Лука — Я больше не могу и не хочу сдерживаться.

Прежде чем я успела что-то сказать, он подхватил меня на руки.

— Лука! — вырвалось у меня, — Лука, пусти, ты чего?!

Но он будто меня не слышал. Его дыхание учащалось, сердце билось быстро, и я чувствовала его силу и решимость. Черт, он делает это ради меня… или ради себя? Нет, мы вместе, и это важно… Он побежал к машине, держа меня крепко. Я пыталась вырваться, но вместо этого рассмеялась сквозь возмущение:

— Лука! Слушай, я не могу идти так! Ты сумасшедший!

Он не обращал внимания на мои слова. Я ощущала его тепло, силу, и… странно, но мне нравилось, как он меня держит. Слишком горячо, слишком страстно… но это мой Лука. Я доверяю ему. Хотя все это очень непонятно.

Он добежал до машины, аккуратно посадил меня на сиденье, сел за руль и вдавил педаль газа в пол. Я держалась за ремень безопасности, сердце колотилось, кровь бурлила от адреналина.

— Лука… — прохрипела я, — Что происходит?

Он лишь бросил короткий взгляд через плечо, улыбаясь игриво:

— Не волнуйся, amore mio. Ты скоро узнаешь.

Машина рванула вперед, оставляя мост и огни города позади, а в груди у меня смешались страх, азарт и непередаваемое чувство восторга. С ним всегда так… ни минуты спокойствия, но меня это возбуждает.

⸻

Я едва успела удержаться в кресле, когда Лука так резко остановил машину, что сердце подпрыгнуло и показалось, будто я вылетела через лобовое стекло.

— Лука! — вырвалось у меня.

Он даже ничего не сказал. В тот же миг он обошел машину и снова подхватил меня на руки. Я чуть заревела от возмущения и восторга одновременно: Боже, он снова меня так держит…

Он пронес меня через дверь, и только когда мы вошли в дом, отпустил. Я едва успела сделать шаг, чтобы поставить ноги на пол, но не успели мы разуться — он снова прижался ко мне, губы резко налетели на мои. Я замерла, сердце колотилось бешено, дыхание сбилось. Его руки держали меня крепко, не давая отстраниться.

— Лука… — выдохнула я, но он лишь улыбнулся, прижимая меня сильнее.

И снова губы его играли с моими, каждый поцелуй был одновременно нежным и страстным, горячим и дерзким. Я больше не боюсь, я хочу это, хочу его… хочу, чтобы он не отпускал никогда. Мир вокруг исчез, остались только мы, дыхание, жар и эта невероятная близость. Я прижалась к нему всем телом, обвивая руки вокруг его шеи, отвечая на каждое его движение, каждое прикосновение, каждое желание.

— Ты меня с ума сводишь, — выдохнула я между поцелуями.

— Это взаимно, amore mio — пробормотал он в ответ, сжимая меня еще сильнее.

Он наклонился ко мне, и я почувствовала его дыхание на своих губах. Его поцелуй был сначала мягким, почти осторожным, а потом резко перешел в страсть. Я вздрогнула, и бездумно обвила ноги вокруг его торса, чувствуя, как он крепче прижимает меня к себе.

— Киара… — прошептал он сквозь поцелуй, и я слышала дрожь в его голосе.

Мое тело отвечало на каждое его движение, каждый жест, каждое прикосновение. Мы медленно, но уверенно шли к спальне, не разрывая губ. Моя голова слегка запрокинулась, а сердце колотилось так, что я думала, будто может выскочить из груди.

— Лука… — выдохнула я, едва успевая дышать между поцелуями.

Он мягко опустил меня на кровать, но не отпускал, удерживая меня так близко, как будто хочет слиться со мной полностью. Я ощущала его тепло, его силу, его страсть и внутри меня разгоралась такая же яркая, безудержная энергия. Я хочу его, я хочу все и сразу. Я хочу быть рядом с ним, хочу чувствовать его каждую секунду…

От удовольствия я запускаю пальцы в его волосы и прижимаю к себе сильней, с его губ вырывался хриплый рык, и он сводит меня окончательно с ума. Я прижимаюсь к нему всем телом. Жар опаляет меня и заставляет загораться в ответ. Я скольжу руками от его головы вниз к спине, а он покусывает мои губы от нарастающего желания. От каждого покусывания я врезаюсь ногтями в его спину, оставляя на ней следы.

Я отрываюсь от его губ и снова заглядываю ему в глаза. Они стали темнее, полными желания, поблескивающие из под прикрытых ресниц. Он словно тоже что-то увидел в моих глазах, и, тихо зарычав, опрокинул меня на кровать и начал осыпать поцелуями от губ до груди и обратно, одновременно снимая с меня остатки одежды, и покрывая мое уже оголенное тело поцелуями. Я плавлюсь в его объятиях, он оставляет на моем теле маленькие ожоги страсти, которые горят после поцелуев и заставляют мою грудь вздыматься от тяжелого возбужденного дыхания. Он перевернул меня на спину и начал рисовать дорожку на моей спине языком, медленно опускаясь к пояснице и бедрам, остановившись там. Я заурчала, требуя продолжения. Он игриво куснул меня за бедро и следом поцеловал то же место. Из меня вырвался требовательный стон, и не заставив ждать, проник язычком между бедер, заставив мою голову взорваться тысячами искр от наслаждения. Я выгнула спину, приподняв бедра, и он, воспользовался этим, проник язычком внутрь между ними, породив новые всплески наслаждения. Рукой он нежно начал ласкать мою киску, которая уже сочилась от безумного желания. Он проник в меня одним пальцем и нежно двигал им по влажным и горячим стенкам, распаляя меня, заставляя почти кричать в исступлении. Он прибавил второй палец, и уже настойчивей ласкал мою плоть. Он сбавил темп, но мне нужно больше, быстрее, и я начала насаживаться на его пальцы. Он, почувствовав мое напряжение внутри, нащупал и задел самую чувствительную точку во мне. Я взвыла и дернулась, все напряжение мгновенно разрядилось волной, прошедшей от головы до пят, вернувшись безумной волной в низ живота и пронзая меня безумным оргазмом. Я вырывалась из его объятий, но он продолжал меня ласкать, не давая оргазму утихнуть, я извивалась и кричала, путаясь в своем сознании и теряясь между его языком и пальцами, мир мешался, оставляя лишь эйфорию и безумие…

Наконец, я обмякла и застыла на подушках, не в силах вернуть свой разум на прежнее место, он все еще витал где-то далеко от меня, оставляя нежиться в волнах удовольствия. Я скорее почувствовала, чем увидела, что он лег рядом, и, смочив свои пальцы об меня, водил ими по моему животу и соскам. Но это длилось недолго, он припал к моим губам резко, почти жадно, так, что у меня сбилось дыхание. Поцелуй был не мягким — требовательным, глубоким, будто он больше не хотел сдерживаться, однако и мне хочется большего. Его рот не оставлял мне выбора, и я ответила сразу, так же остро, чувствуя, как внутри все сжимается от этого напора. Его руки стали другими — сильнее, увереннее. Он держал меня крепко, не давая выскользнуть, прижимая к себе так, что я ощущала каждый его вдох, каждое движение. В этом было что-то почти грубое, и от этого желание вспыхивало еще ярче. Мне нравилось, как он берет меня, как не спрашивает, а знает.

Я задыхалась между поцелуями, цеплялась за него, чувствуя, как тело откликается на эту жесткость. Она не пугала, наоборот, заставляла хотеть еще больше. Мне хотелось, чтобы он не смягчался, не замедлялся, чтобы продолжал так же, не отпуская, не давая передышки. Он удерживал меня, будто я могла исчезнуть, если он ослабит хватку, и в этом ощущении было слишком много огня. Я поддавалась ему полностью, позволяя брать себя так, как он хотел, чувствуя, как мое желание совпадает с его.

Я чувствовала, как его хватка усиливается, как пальцы сжимают, удерживают, не оставляя сомнений в том, чего он хочет. В этом было столько напора, что у меня дрожало все тело. Я поддаюсь ему полностью, позволяя вести, позволяя брать. Его движения резкие, уверенные, и от этого по телу проходят вспышки жара. Я ловила его дыхание, ощущала, как напряжение между нами становится почти болезненным, как желание требует выхода.

Мне хотелось больше, сильнее, ближе. Я тянулась к нему сама, не скрывая жажды, не сдерживая отклика. Каждое его движение отзывалось во мне, заставляя забывать о границах, о времени, о чем-либо еще. Остались только мы и это плотное, горячее чувство между телами. Он прижимал меня так, будто не собирался отпускать, будто хотел оставить на мне след не только руками, но и памятью. И я принимала это, чувствуя, как внутри все горит, как желание становится почти невыносимым. Я знала только одно — если он остановится сейчас, я не выдержу. Мне нужно было, чтобы он продолжал, чтобы не смягчался, чтобы довел это напряжение до предела.

Я чувствую как головка его члена тется о мой вход, мне необходимо чтобы он был во мне прямо сейчас.

— Ты нужен мне здесь — протянув руку между нашими телами я взяла его член и приставила к своему входу — Мне не нужна нежность.

Его глаза стали еще темнее, он порычал мне прямо в губы и вошел, резко, жестко. Каждое движение было требовательным, почти насильственным в своей решимости. Я чувствовала каждую дрожь, каждый вздох, и мое тело откликалось мгновенно, жадно, требовательно. Каждое его прикосновение было сильнее предыдущего, и я не могла остановиться, даже если бы захотела.

Напряжение внутри росло, как будто оно накопилось за все прошлые дни, недели, годы. Я горела, сжималась и поддавалась одновременно. Я жаждала этого, хотела, чтобы он довел меня до предела, и каждая минута в его хватке делала желание почти невыносимым.

Его рука сжимает мое горло, а его рот играет с моим, дыхание уже давно сбилось. Его толчки быcтрые, резкие, напористые. Он отпускает мое горло и его рука спускается ниже, к клитору, он играет с ним. Щипает, гладит. Мое тело на грани, а разум уже и подавно исчез.

— Кончи вместе со мной, amore mio.

Я кончила, он следом, мир взорвался ощущениями — резкими, жаркими, пульсирующими. Я потеряла дыхание, тело дрожало, сердце билось так, будто хотело выскочить. И в этой дрожи было осознание: я позволила себе полностью раствориться, полностью отдаться. Он упал рядом со мной, тяжело дыша, удерживая мое тело. Я слышала только ритм его сердца, совпадавший с моим. Мгновение тишины растянулось, и в нем было больше эмоций, чем можно выразить словами.

— Я никогда не смогу насытиться тобой — прошептал он, голос хриплый и напряженный.

Я прижалась к нему ближе, улыбаясь усталыми губами:

— Больше никогда не сдерживайся.

Мы лежим рядом, прижавшись друг к другу. Его дыхание еще не успокоилось, а мое сердце билось так, будто я только что пробежала марафон. Я чувствовала его руки вокруг себя, тепло тела, которое будто обнимало меня полностью.

— Amore mio… — прошептал он, слегка приподнимая голову, чтобы посмотреть на меня. — Я так сильно тебя люблю.

— Лука… — тихо ответила я, слегка гладя его грудь — И я люблю тебя. Больше всего на свете.

Он улыбнулся, держа меня за подбородок, чтобы взгляд встретился с моим:

— Мне нравится, как ты доверяешь мне. Как ты даешь мне быть рядом, даже когда страшно.

Я кивнула, ощущая, как слезы радости подступают к глазам.

— Я никогда не думала, что смогу так чувствовать. Так нуждаться в ком-то. В твоих руках, в твоей защите… в тебе, bello(красавчик)— прошептала я, криво произнеся слово на итальянском.

Он слегка прижал меня к себе еще сильнее и улыбнулся с игривым блеском в глазах:

— Неужели la mia bambina учит итальянский в тайне от меня? — сказал он, — Я тоже нуждаюсь в тебе. Постоянно. Я хочу держать тебя рядом, целовать, обнимать, чтобы ты всегда была со мной.

Я улыбнулась и потянулась к нему:

— Тогда будем держаться друг за друга. Навсегда.

Он вздохнул, прижимая меня к себе:

— Навсегда, amore mio. И если нужна помощь в итальянском, я буду очень счастлив, если ты попросишь меня, во благо другим.

— Ты что, убьешь того, кто помогает мне учить язык? — я взглянула на него и судя по его выражению лица, он говорит правду — Хорошо, за помощью буду приходить только к тебе.

Мы лежали так еще некоторое время, слушая друг друга, ощущая тепло, которое никуда не уходило. Я думала о том, как странно и прекрасно все складывается, как наши жизни переплетаются, и как больше нет страха — есть только он, и есть я.

— Лука… — тихо сказала я после паузы, — спасибо, что ты следил за мной, как бы глупо это не звучало.

— Amore mio… — прошептал он в ответ, — Спасибо, что не оттолкнула меня, хотя тебя бы это не спасло, так что спасибо, что ты согласилась быть моей добровольно.

Я слегка пнула его логтем и усмехнулась. В этот момент, просто лежа рядом, я поняла, что счастье бывает таким — полным, настоящим, горячим и нежным одновременно. Я закрыла глаза и просто растворилась в этом моменте, зная точно:

больше никого и ничего не хочу видеть рядом — только его.

Глава 26

ЛУКА

Я лежал рядом с ней, прижимая к себе, и накручивал пряди ее волос на палец. Они мягкие, теплые, пахнут ею — спокойствием и чем-то родным. Она водит ладонью по моему торсу, медленно, рассеянно, будто проверяет, настоящий ли я.

И, черт возьми, мне самому все это кажется нереальным. Слишком хорошо. Слишком спокойно. Слишком правильно.

С тех пор как я сделал ей предложение, прошел месяц. Когда она рассказала об этом своим подругам, они сразу решили отпраздновать это собитие, в клубе. Рико, Дамиан и я, каждый из нас не спускал глаз своих девочек, и конечно без произшествий не обошлось, нескольким парням пришлось выкалывать глаза подручными средствами у мусорных баков рядом с клубом, но это так, приятные мелочи.

Я хотел поставить штамп в ее паспорте сразу на следующий день, но la mia bambina хочет пышную и красивую церемонию приятным летним днем. Конечно же я полностью ее поддерживаю в этом. Для самой лучшей, все самое лучшее.

За этот месяц она изменилась, снова стала собой, но уже улучшенная версия. Diavolo, она держит меня под каблуком и я чертовски не против. Она дразнит, играет со мной, а я охотно ведусь.

Мы почти не вылезаем из постели, из дома в целом. Я пробовал ее везде, в каждом метре этого дома она кричала от удовольствия либо на моем члене, либо на моем лице. Мы не можем насытиться друг другом, да и вряд ли мне когда-нибудь будет достаточно.

— Amore mio — сказал я негромко, глядя в потолок. — Я совсем забыл сказать.

Она чуть приподняла голову, вопросительно посмотрела на меня.

— Завтра приедут мои родители. А на Новый год все собираются у нас. Возможно, будут еще пара моих коллег и коллег отца.

Реакция была мгновенной. Киара резко вскочила с кровати, схватила одеяло, прикрывая голое тело, словно я не вылизывал ее киску пятнадцать минут назад. Она смотрела на меня возмущенно, почти в панике.

— Что?! Лука, ты издеваешься?!

Я не удержался от улыбки, встал следом, подошел к ней и аккуратно обхватил ее лицо ладонями. Большими пальцами коснулся ее щек, заставляя смотреть прямо на меня.

— Тихо, — сказал я спокойно, уверенно. — Ты уже знакома с моим отцом. — я задержал взгляд, чуть улыбнулся. — А матери ты точно понравишься.

Она все еще напряжена, я это видел, поэтому добавил мягче:

— Это все неважно, Киара. Правда. Я люблю тебя. И это неизменно. Это не зависит ни от родителей, ни от гостей, ни от праздников.

Она сделала шаг ко мне и поцеловала — нежно, мягко, без спешки. Так, как целуют, когда верят.

— Это очень мило — тихо сказала она. — Но проблема в другом. Какого хрена я узнаю о том, что твои родители приезжают, только за сутки до их приезда?

— Не парься, все будет хорошо.

Не уверен, что ее это успокоило, но она вроде как перестала злиться. Я усмехнулся и добавил:

— Кстати. Подготовка вся на нас. Но у меня будут дела, так что… не могла бы ты этим заняться? Найми помощников, если нужно.

Она замерла на секунду, потом посмотрела на меня с таким выражением, что я сразу понял — зря.

— Лука!

Она начала шутливо бить меня кулаками по груди, совсем не больно, но с возмущением:

— Ты вообще нормальный?! Вот так между поцелуями?!

Я рассмеялся, поймал ее руки и притянул к себе.

— Зато честно, — сказал я, утыкаясь лбом в ее лоб. — И я знаю, что ты справишься. Ты у меня невероятная.

Она фыркнула, но улыбалась. А я подумал, что хочу именно такую жизнь: где она злится, смеется, суетится, живет рядом со мной — и остается моей.

Она сбросила одеяло и потопала в душ, вид ее уходящей, голой задницы, заставили мой член подняться снова. Не удержавшись я резко обвел ее руками сзади и прижал так, чтобы она не смогла освободиться

— Лука! Мне нужно в душ, пусти! — она дергала своими ножками, но это ухудшало ситуацию.

Ее зад трется о мой член, она так сильно меня заводит, что я готов кончить лишь от этого. Я развернул ее к себе и вцепился в ее губы, жадно, горячо. Она ответила на поцелуй лишь на несколько секунд и оттолкнула меня.

— Я сказала, что мне нужно в душ, Лука.

Она снова уходит и я снова шлепаю ее по заднице.

— Эй! — шикнула она и заперлась в ванне.

Я услышал, как она включила душ, и даже сквозь шум воды до меня донеслось ее бормотание:

— Господи… у меня так мало времени. Как мне все успеть… надо позвонить девочкам…

Я усмехнулся сам себе и спустился на кухню. На сегодня будет простой завтрак. Хотелось, чтобы утро было спокойным. Хотя, если честно, с Киарой спокойствие — понятие относительное.

Мне нравится каждое наше утро. Как мы вместе готовим, иногда приносим завтак в постель друг к другу, смотря кто первый проснется. Но конечно же чаще всего готовлю я, потому что Киаре нравится. Мне нравится как иногда мы смотрим что-то по телику, она забрасывает на меня свои ноги и гладит мои волосы. Нравится просыпаться раньше, чтобы просто смотреть как она спит, особенно мило, когда она пускает слюни на подушку. Это одна из моих любимых фотографий в телефоне. Я фотографирую ее всегда, каждый раз когда она этого не видит. Я хочу запомнить все. Запечатлеть все.

Я уже разбивал яйца, когда услышал, как наверху зазвонил телефон. Мой. Я машинально подумал, что перезвоню позже, но не успел.

Через пару секунд шаги. Громкие. Быстрые. Злые. Я даже не обернулся сразу — и снова зря. Допустить две ошибки за столь короткое время, я превзошел сам себя.

— Лука!

Я вздрогнул и повернулся как раз в тот момент, когда она уже спускалась по лестнице. В одном полотенце. Волосы мокрые, взгляд метает молнии, телефон сжат в руке так, будто он лично ее оскорбил. Я совсем забыл о сегодняшней встрече.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты не хочешь мне ничего объяснить? — голос дрожал от возмущения. — Кто такая Ванесса и какого черта она звонит тебе в десять утра?

Я медленно поставил лопатку на стол и глубоко вдохнул. Вот и спокойное утро.

— Киара… — начал я максимально ровно, поднимая руки. — Во-первых, ты сейчас босая, злая и очень красивая, но давай без убийств до завтрака.

Она сделала еще пару шагов ко мне.

— Лука Морелли. Не уходи от ответа.

Мне стало во истину страшно, я посмотрел на экран телефона, потом снова на нее.

— Ванесса мой юрист. Она звонит, потому что я игнорировал ее несколько дней. И потому что у нее рабочий график, а не романтические намерения.

Я подошел ближе, осторожно забрал у нее телефон и положил на стол. Она все еще злилась. Видел по губам, по напряженной спине, по тому, как сжаты плечи. Но за этой злостью было другое — страх потерять, ревность, чувство «он мой». И это… diavolo, заводило.

— Ты можешь кричать на меня, — сказал я мягче, — Но давай сначала поедим. А потом я отвечу на все вопросы.

Я протянул к ней руку.

— И да, — добавил я с усмешкой, — Если ты еще раз спустишься ко мне в полотенце с таким видом, я вообще перестану готовить.

Потому что контролировать себя в такие моменты было куда сложнее, чем что-либо.

Я сразу понял, что она мне не поверила. Это чувствовалось не в словах — в том, как она подошла слишком близко, почти вплотную, и посмотрела так, будто пытается прочитать меня изнутри.

— Ты в последнее время очень странный, — сказала она тихо, но жестко. — Ты часто уезжаешь спонтанно. Разговариваешь по телефону вдали от меня. Скажи честно… кто это?

Я выдохнул. Вот черт.

— Ладно, — сказал я наконец, не отводя взгляда. — Я правда хотел сделать тебе сюрприз. Но если ты так настаиваешь… хорошо. Только давай по порядку. Ты сейчас оденешься, мы спокойно поедим, и я отвезу тебя кое-куда.

Она кивнула. Казалось бы — согласилась. Но что-то в ее взгляде говорило обратное.

Я не стал зацикливаться на это и занялся завтраком: разложил еду по тарелкам, поставил их на стол, сделал кофе. Себе — двойной крепкий американо. Ей — кофе с молоком. С молоком щедро, как она любит. Я делал это машинально, но чувствовал — она не уходит. Она стоит. Смотрит. Когда я обернулся, она уже была у стола. Голая блять.

— Пока я не узнаю, кто это, — сказала она медленно, — Ты не можешь ко мне прикасаться.

Я застыл. В ее словах не было истерики. Не было крика. Это было куда опаснее — контроль и вызов одновременно.

— Киара… — начал я.

— Нет, — перебила она, не повышая голоса. — Сначала правда. Потом все остальное.

Я почувствовал, как во мне что-то сжалось. Она слишком сильно влияет на меня.

— Хорошо, — сказал я наконец, медленно поднимая руки, словно сдаваясь. — Ты узнаешь. Но не так. Не сейчас. Я хочу, чтобы ты увидела все сама.

Я подошел ближе, но остановился на шаге — ровно настолько, чтобы не нарушить ее условие.

— Я не вру тебе. Просто… дай мне немного времени. И оденься, иначе вместо тарелок, на столе будешь лежать ты.

Она покраснела, но смотрела мне в глаза долго.

— Я хочу позавтракать голой. И не смей трогать меня, я зла.

Я сел за стол, стараясь выглядеть спокойным, будто мой член не каменный. Киара села напротив — близко, уверенно, слишком голая и красивая для моего самоконтроля.

Я только сделал глоток американо, когда почувствовал, как ее нога медленно скользнула под столом и коснулась моей. Случайно? Нет. Я слишком хорошо ее знал.

Я стиснул челюсть, взгляд поднялся от тарелки к ее лицу. Она смотрела прямо на меня — спокойно, внимательно, с этим чертовым блеском в глазах. Тем самым, который всегда означал: я знаю, что делаю. Ее соски затвердели, кожа блестит и запах ее тела повсюду.

— Киара… — низко сказал я, почти предупреждающе.

Ее нога снова двинулась, чуть увереннее. Во мне вспыхнула память — слишком живая, слишком недавняя. Как пару дней назад я вылизывал ее киску до чиста прямо за этим же столом. Как она извивалась на моем члене и молила о большем, умоляла чтобы я брал ее жестче. Кто же мог знать, что сейчас она будет меня просить об обратном.

Я сжал вилку сильнее.

— Напоминаю, — сказала она спокойно, почти лениво, — Никаких прикосновений. До объяснений.

Я медленно выдохнул, закрыл глаза на секунду и усмехнулся.

— Ты издеваешься, — сказал я тихо, без злости. — Осознанно.

— Возможно, — уголок ее губ дернулся. — А ты держишься. Горжусь.

Я открыл глаза и посмотрел на нее уже иначе — не только с желанием, но и с теплом, с этой странной нежностью, которая всегда приходила следом за огнем. Мне нравится как она играет со мной. Как она перенимает мой характер.

— Ты знаешь, что это нечестно, да? — сказал я, наклоняясь чуть ближе через стол. — Ты проверяешь мое терпение.

Она убрала ногу, но только для того, чтобы встать, обойти стол и наклониться ко мне почти вплотную. Ее голос был тихим:

— А ты проверяешь мое доверие.

Я замер. Вот так она всегда и выигрывала.

Она внимательно смотрела на меня еще пару секунд, потом медленно кивнула и вернулась на свое место.

Я снова взял чашку, делая вид, что все под контролем. Но мы оба знали — это было только затишье. И черт возьми… Я любил ее и за это.

Я убрал со стола и поднялся в спальню, уже почти взялся за ручку, когда ее голос остановил меня.

— Нет, — спокойно, но твердо сказала Киара.

Я обернулся. Она стояла в коридоре, скрестив руки на своей прекрсной груди с затвердевшими сосками, взгляд серьезный, собранный. Совсем не та, что пару минут назад дразнила меня под столом.

— Пока я не соберусь, тебе туда нельзя, — добавила она. — Ни шагу.

Я медленно выдохнул и усмехнулся. Черт. Она умела держать удар. И умела держать меня.

— Это что, новые правила? — спросил я, опираясь плечом о стену.

— Именно, — ответила она. — И они действуют до тех пор, пока я не услышу правду.

Я посмотрел на нее внимательнее. Не ревность. Скорее тревога, желание понять, удержать контроль над реальностью. Я видел это выражение раньше. И знал, что сейчас спорить бесполезно.

— Хорошо, — сказал я спокойно. — Я подожду.

Она кивнула, развернулась и зашла в спальню, закрыв дверь прямо перед моим носом.

Я остался стоять в коридоре и неожиданно улыбнулся. Diavolo, я скоро сойду с ума.

Я ждал ее в гостиной почти час. Редкий случай, когда я просто сидел и ничего не делал — ни звонков, ни сообщений, ни решений. Только тишина дома и это странное, тягучее ожидание. Телефон завибрировал.

Ванесса:

Я на месте. Жду вас.

Я коротко выдохнул и убрал телефон экраном вниз. В этот момент из спальни вышла Киара. Я поднял голову и снова поймал себя на том, что забываю дышать.

Она прошла мимо, не глядя на меня, спокойно, уверенно, и села на диван в гостиной, сложив ноги и сцепив пальцы на коленях. Не злость — ожидание. Внимательное, настороженное. Такое, от которого внутри все сжимается.

Я прошел в спальню. И там, как уже начинало входить в привычку, на кровати лежала аккуратно разложенная одежда. Рубашка. Брюки. Пиджак. Я остановился в дверях и на секунду просто смотрел. Она начала делать это постоянно. Всегда сама выбирает, что мне надеть. И делает это так естественно, будто всегда была частью моей жизни.

Я провел рукой по ткани рубашки и усмехнулся себе под нос.

— Ты даже не представляешь, — тихо сказал я в пустоту, — Насколько сильно ты уже внутри моей жизни. Насколько глубоко засела во мне.

Я оделся, чувствуя странное спокойствие и немного волнения.

Когда я вернулся в гостиную, Киара подняла на меня взгляд. Внимательный. Проникающий. Тот самый, будто она видит меня насквозь.

⸻

Я заглушил двигатель и первым вышел из машины. Она не разговаривала со мной всю дорогу. Она даже не дала мне открыть для нее дверь. Думаю она очень зла на меня.

Место было тихим — слишком тихим, будто мир здесь заканчивался линией деревьев. Их было так много, что за плотной стеной зелени не было видно ничего, кроме неба. Частный участок. Закрытый.

К нам подошла женщина лет шестидесяти. Строгая осанка, аккуратная прическа, в руках папка с бумагами. Но глаза — теплые, живые., добрые.

— Деточка, — сказала она с мягкой улыбкой, глядя на Киару, — Я Ванесса. А ты, значит, Киара?

Она кивнула, все еще явно не понимая, что происходит.

— Мистер Морелли очень много говорил о тебе. Не переживай, только хорошее.

Я видел, как Киара застыла. Чистое изумление на лице, вопросы, которые она пока не решалась задать.

— Показывайте, — коротко сказал я.

Ванесса кивнула и пошла вперед. Мы последовали за ней по каменной дорожке, и с каждым шагом пространство словно раскрывалось. Дом появился не сразу — сначала очертания, линии, свет. А потом он встал перед нами полностью.

Четыре этажа. Огромный, но не кричащий. Камень теплого оттенка, панорамные окна от пола до потолка, через которые внутрь лился дневной свет. Балконы с коваными перилами, аккуратные, но тяжелые, будто каждая деталь здесь была продумана до миллиметра. Слева — бассейн. Большой, вытянутый, с чистейшей водой, в которой отражалось небо. Рядом — лежаки, зонт, небольшая зона отдыха с мягкими диванами и столиком. Чуть дальше — терраса. Широкая, открытая, с длинным деревянным столом, камином и стеклянными перегородками, которые можно было полностью раздвинуть. За домом — еще деревья. Никаких соседей. Никаких лишних глаз. Это было не просто «дорого». Это было пространство. Свобода. Тишина. Безопасность.

Я краем глаза посмотрел на Киару. Она медленно поворачивала голову, впитывая все вокруг, будто боялась моргнуть и спугнуть момент.

Да,

подумал я.

Именно здесь.

Место, где никто не будет ей указывать. Где она сможет дышать свободно. Где она будет в безопасности.

— Это… — начала она тихо, но не договорила.

Я положил ладонь ей на поясницу, спокойно, уверенно.

— Это наше, — сказал я. — Если ты захочешь конечно.

— Осталось еще много работы, но уже можно заезжать и жить спокойно. — сказала Ванесса.

Я посмотрел на Киару и спросил:

— Что думаешь об этом?

Она посмотрела на меня и завизжала от радости, запрыгнула на меня, обвила ноги вокруг моего торса и начала целовать шею, лицо, губы. Я крепче обнял ее, чувствуя, как она смеется и трепещет в моих руках.

— Я рисовала такой домик еще в… — начала она, но не успела договорить.

Я мягко перебил ее, улыбаясь:

— В детстве. Ты мечтала о таком домике. Мечтала, чтобы у тебя было свое пространство, мечтала в старости иметь свой огород. Ты нарисовала его, а я украл у тебя этот рисунок и сказал, что это полное дерьмо.

Она замерла на мгновение, глядя на меня с удивлением, а потом расплакалась от счастья и смеха, прижимаясь ко мне.

— Но теперь… — прошептала она между поцелуями, — Теперь это наш дом.

Я посмотрел на нее и тихо сказал:

— Да, amore mio. Теперь это наш дом, наша крепость, наш мир. И все, что мы хотим, будет здесь с нами.

Она улыбнулась, сияя от счастья, и я прижал ее еще крепче, ощущая каждый ее вдох, каждое движение, каждое касание. Это наша реальность, наш мир… и я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности и счастливо здесь, рядом со мной.

⸻

Следующий день начался с полной суматохи. Дом гудел, как улей: кто-то смеялся, кто-то спорил о салфетках, кто-то бегал с подносами из кухни в гостиную. Через час должны были приехать родители, и напряжение в воздухе ощущалось почти физически.

Киара позвала своих подруг — они помогали ей с сервировкой стола, готовкой, обсуждая что-то вполголоса, то и дело срываясь на смех. Мария не смогла приехать, какие-то дела на родине, но обещала приехать на новый год. Я же позвал Рико и Дамиана, не только потому что нужно обсудить дела, но и что бы вечер был более приятным и сразу всем рассказать о нашем новом доме. Ну и конечно чтобы они отвлекали девочек, ибо они не отлипают от Киары.

Я наблюдал за прекрасным со стороны: как она аккуратно раскладывает тарелки, поправляет приборы, отходит на шаг, чтобы оценить картину целиком, и снова что-то меняет. В такие моменты она была особенно красива — сосредоточенная, немного взволнованная, но счастливая. Я подошел к ней сзади, положил руку ей на поясницу, чувствуя, как она на секунду расслабляется от одного лишь прикосновения. Наклонился и поцеловал ее в висок.

— Иди к подружкам, — тихо сказал я. — Соберитесь, передохните. А мы с парнями тут разберемся.

Она повернула голову, посмотрела на меня тем самым взглядом — теплым, благодарным, немного взволнованным — и кивнула.

— Только ничего не сломайте, — улыбнулась она.

— Обещаю, — усмехнулся я и посмотрел на удивленные лица парней. — Ну… почти.

Она рассмеялась и ушла к девочкам, а я еще пару секунд смотрел ей вслед, прежде чем вернуться к друзьям. Внутри было странное, редкое чувство: предвкушение, волнение и спокойствие одновременно. Как будто все происходящее — шум, беготня, ожидание родителей было правильным. Моим. Нашим.

Мы с Дамианом и Рико остались на кухне, и дом вдруг наполнился каким-то особым шумом, живым движением. Большой стол уже стоял накрытый скатертью, плотной, тяжелой, с легким блеском. Я взял стопку тарелок, расставляя их ровно, по памяти, почти машинально. Дамиан подавал вилки и ножи, аккуратно выравнивая их по краю, а Рико следил за бокалами, протирая каждый салфеткой так тщательно, будто от этого зависело что-то важное.

— Кто бы мог подумать, — усмехнулся Рико, — Что мы будем вот так стоять и сервировать стол, как нормальные люди. Что наш грубый Лука, который зависит от контроля на всем, будет таким покладистым перед своей девушкой.

Я слегка ударил его в плечо, усмехнулся в ответ.

— После всего, того что мы прошли, это даже приятно.

Мы переглянулись. Между нами больше не было той напряженной дистанции, что раньше. Больницы, выстрелы, страх потерять друг друга — все это странным образом сблизило нас сильнее любых клятв. Для начала мы друг для друга братья, а потом уже они мои подчиненные.

Дамиан, расставляя салфетки, заговорил вполголоса:

— Завтра подпишем последние бумаги. Перевозки закрыты, все идет через новые каналы. Денег становится так много, что их все труднее отмывать. Это и приятно и смешно.

Я кивнул, поправляя приборы.

— Хорошо. Главное, чтобы все оставалось чисто на поверхности. Мне сейчас не до проблем.

Рико усмехнулся, но без привычной дерзости:

— Раньше ты бы сказал это совсем другим тоном.

Я остановился на секунду, посмотрел на стол, на дом, в котором много воспоминаний, приятных и не очень.

— Раньше у меня не было той, ради которой хочется, чтобы все было спокойно.

Мы продолжили работать молча еще пару минут. В этом молчании не было неловкости — только понимание. Мы стали ближе не потому, что вместе делали дела, а потому что каждый из нас видел другого на грани и все равно остался рядом. Я машинально потянулся поправить тарелку, потом взглянул в сторону гостиной, откуда доносились голоса Киары и ее подруг. И на секунду все остальное — сделки, перевозки, прошлые грехи — отступило. Сейчас важен только момент: этот стол, эти люди и чувство, что, несмотря ни на что, мы все еще здесь. Вместе.

Из спальни сначала вышла Наоми. Я заметил это раньше всех — как Рико на секунду замер, будто кто-то выключил в нем весь шум. Его взгляд сразу смягчился, стал теплым, почти незащищенным. Он смотрел на нее так, словно весь остальной мир внезапно потерял резкость. Наоми улыбалась, чуть смущенно, поправляя рукав платья, и Рико едва заметно выпрямился, будто хотел быть для нее лучше, выше, надежнее. Я знал этот взгляд. Влюбленный. Тот, от которого не спрячешься.

Следом появилась Лекси — уверенная, живая, с той самой искрой в глазах. И Дамиан… черт, он даже не попытался это скрыть. Его губы дернулись в улыбке, взгляд потемнел, стал внимательным, цепким. Он смотрел на нее с восхищением и легкой дерзостью, как человек, который уже понял, что пропал, и его это ничуть не пугает. Между ними будто пробежал немой диалог — короткий, но насыщенный.

А потом вышла Киара.

И все внутри меня остановилось.

На ней было светлое платье — нежного, молочного оттенка, легкое, струящееся, подчеркивающее талию и мягко спадающее по бедрам. Ткань ловила свет, делая ее сияющей. Волосы были собраны просто, но со вкусом — часть убрана назад, часть свободно обрамляла лицо, и в этом было что-то до боли родное.

Я поймал себя на том, что не дышу.

Каждый ее шаг отзывался во мне глухим ударом сердца. Я смотрел на нее и понимал: вот она, моя слабость и моя сила одновременно. Восхищение накрывало с головой — такое чистое, что даже страшно. Я будто снова и снова влюблялся в нее в этот момент, зависал на каждом движении, на том, как она слегка поправила платье, как подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Мир сузился до нее одной. И я вдруг ясно осознал — как бы ни выглядела моя жизнь снаружи, кем бы меня ни считали, все самое важное уже стоит передо мной. Светлая. Живая. Моя. Когда она спустилась, я подал ей руку, чтобы помочь. Она слегка замерла, посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнула робость.

— Лука… не слишком ли я выгляжу? — тихо спросила она, словно боясь, что ее наряд не подойдёт или покажется слишком нарядным.

Я улыбнулся, чувствуя, как внутри все замирает. Она невероятна. Каждое движение, каждый взгляд, каждая деталь… Она прекрасна настолько, что мне кажется, будто время остановилось. Все остальное перестало существовать, только она.

— Amore mio… — прошептал я, крепче сжав ее руку, — Ты идеальна. Именно так, как ты есть. И если бы мои родители не должны были вот вот приехать, клянусь что взял бы тебя прямо здесь и сейчас.

Она ударила меня по груди и я увидел, как ее щеки чуть розовеют, как она чуть поникла, и мне захотелось защитить ее, оберегать этот момент, каждую ее эмоцию. Как можно быть настолько красивой… настолько моей… Я обязан всегда быть рядом.

В дверь позвонили. Я отпустил Киару и впустил родителей. Первым зашел отец, я протянул руку для пожатия. Он просто взглянул на нее и резко притянул меня к себе, крепко обнял. Прошептал мне на ухо:

— Я скучал, сын.

В этот момент я почувствовал тепло и близость, которых нам не хватало. Мои отношения с отцом стали заметно теплее, и я понял, что многое изменилось после того, как он познакомился с Киарой.

Мама, улыбаясь, слегка подтолкнула отца:

— Ну все, отстань от него, дай мне на моего мальчика посмотреть. Как ты похорошел, мой хороший!

Она крепко обняла меня, и я почувствовал заботу, тепло и поддержку, которые всегда были рядом, но как будто недавно открылись заново.

Отец подошел к Киаре, внимательно посмотрел на нее и мягко сказал:

— Рад видеть тебя снова, дорогая. Надеюсь, этот сопляк тебя не обижает.

— Девочка моя, какая ты у меня красавица, у моего сына отличный вкус — отпустив меня и обняв Киару сказала мама. — Я Беатрис, очень рада наконец-то познакомиться с тобой!

Киара слегка покраснела, но улыбнулась, чувствуя доброжелательность и заботу с их стороны. Я видел, как мои родители принимают ее не просто как девушку сына, а как часть нашей семьи, и внутри меня разлилось ощущение спокойствия и счастья.

После того как мы представились, все прошли в столовую и сели за стол. Атмосфера была одновременно торжественной и теплой. Рико начал разливать напитки: кому вино, кому виски, делая это с легкой улыбкой и вниманием к каждому. Я наблюдал за ним, а потом слегка наклонился к Киаре, сжав ее бедро под столом.

— Все будет хорошо, не волнуйся, — прошептал я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко и уверенно.

Она слегка вздрогнула от неожиданного прикосновения, но взгляд ее смягчился, и я почувствовал, как напряжение постепенно уходит. Все вокруг — разговоры, смех, легкий звон бокалов — словно растворилось, остались только мы, тихая близость и ощущение, что мы справимся со всем вместе.

Разговоры постепенно оживились. Отец занял место во главе стола, как будто по привычке, но в этот раз в его жестах не было той холодной отстраненности — он слушал, кивал, иногда даже улыбался. Мама, села рядом с Киарой и почти сразу вовлекла ее в разговор, расспрашивая о университете, о том, что ей нравится, чем она живет. Делала это так естественно и тепло, будто они были знакомы уже много лет. Я ловил каждую реакцию Киары. Как она сначала осторожно подбирает слова, как потом расслабляется, начинает улыбаться шире, смеется. В какой-то момент мама накрыла ее руку своей ладонью и сказала:

— Ты очень светлая девочка. Лука рядом с тобой другой. И мне это нравится.

Киара смутилась, бросила на меня быстрый взгляд, и я почувствовал, как внутри что-то сжимается — то самое редкое чувство, когда хочется защитить, удержать, не дать ничему это разрушить.

Отец тем временем заговорил с Дамианом и Рико о делах, но без привычной жесткости. Скорее как человек, который доверяет тем, кто сидит за его столом. Он пару раз посмотрел на меня, задержал взгляд — и я понял: он видит. Все. И принимает.

Под столом я снова легко коснулся бедра Киары, большим пальцем провел едва заметное движение — не чтобы отвлечь, а чтобы напомнить: я рядом. Она тихо выдохнула и чуть придвинулась ближе.

— Ты в порядке? — прошептал я.

— Да, — так же тихо ответила она. — Просто… это много. Но хорошо. Очень.

Я улыбнулся. Впервые за долгое время этот дом был не просто местом силы или обязанностей. Он был живым. Настоящим. И в центре всего этого сидела она. Я поставил бокал на стол и, будто между делом, сказал:

— Пойду покурю. Кто со мной?

Отец коротко кивнул, Дамиан с Рико поднялись следом. Девушки остались в доме — мама сразу включилась в процесс, что-то обсуждая с Наоми и Лекси, Киара тоже поднялась, начала помогать убирать со стола. Я на секунду задержался у дверного проема и обернулся. Поймал ее взгляд. Она словно почувствовала это — подняла голову, едва заметно улыбнулась и кивнула, мол, все хорошо. Только тогда я вышел. На улице было прохладнее, чем в доме. Мы отошли чуть в сторону, к террасе. Я закурил, но мысли были не здесь. Сквозь стеклянные двери я все равно следил за ней — как она аккуратно собирает тарелки, как смеется над чем-то, что сказала Лекси, как мама что-то объясняет ей, положив ладонь на плечо.

— Волнуешься, — заметил отец, выдыхая дым.

— Да, — честно ответил я. — Но не из-за вас. Из-за нее. Хочу, чтобы ей было комфортно. Чтобы она чувствовала себя дома.

Отец ничего не сказал, только кивнул. Это было больше, чем слова.

Я сделал еще одну затяжку и снова посмотрел внутрь. Киара на мгновение остановилась, будто почувствовала мой взгляд, и повернулась к окну. Наши глаза встретились. Я поднял большой палец, без слов спрашивая: «Ты в порядке?»

Она кивнула. Спокойно. Уверенно. И только тогда я позволил себе выдохнуть по-настоящему.

Рико и Дамиан почти одновременно поднялись и ушли в дом, оставив нас с отцом наедине. Дверь за ними закрылась мягко, но тишина сразу стала тяжелее. Отец повернулся ко мне — лицо привычно жесткое, собранное, без тени улыбки. Он положил руку мне на плечо, крепко, по-отцовски, но в этом жесте было больше веса, чем тепла.

— Лука, — сказал он тихо. — Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в своих действиях. Ты знаешь, что для нас значит жениться.

Он сделал паузу, будто давая мне последний шанс отступить, но я не отвел взгляда.

— Жениться — значит не выбрать любовь, — продолжил он. — Значит поставить подпись под собственной судьбой. В нашем мире женщина не украшение и не слабость. Она — продолжение мужчины. Его тень. Его броня. И одновременно — его самое уязвимое место. Жениться — это сказать семье: «Вот человек, через которого вы сможете дотянуться до моего сердца». Поэтому выбор спутницы жизни — не порыв и не романтика. Это приговор, вынесенный самому себе. Он смотрит не только на красоту. Он смотрит, выдержит ли она тишину, когда ночью за дверью останавливается машина без фар. Сумеет ли молчать, когда знает слишком много. Не задаст ли лишний вопрос, если на его рубашке кровь — и не попросит объяснений. Жена мафии — это не та, кого носят на руках. Это та, кто стоит рядом, когда руки заняты оружием. Она должна понимать: он может не вернуться. Может вернуться другим.

Отец смотрел прямо, не угрожающе — честно.

— Но если он все таки женится, — сказал он, — Это значит больше, чем клятва в церкви. Это значит: «Я доверяю тебе свою фамилию, свою мать, своих врагов и свою смерть».

Он чуть сильнее сжал мое плечо.

— И если ты кладешь кольцо ей на палец — ты надеваешь его и на себя.

Он выдохнул медленно, как человек, который слишком хорошо знает цену словам.

— Потому что для нас любовь — роскошь. А брак — обязательство, за которое платят кровью.

Он сделал паузу, сжал плечо чуть сильнее, будто проверяя, выдержу ли вес его слов, и тихо добавил:

— И если ты когда-нибудь предашь ее, ту, которая доверяет тебе закрыть глаза, ту, которая засыпает рядом с тобой, не зная, каким ты вернешься, знай: ты не достоин ничьего доверия. Ни ее. Ни моего. Ни фамилии, которую носишь. Ни людей, которых ты ведешь за собой. Предательство женщины в нашем мире не про слабость и не про страсть. Это про пустоту внутри мужчины. Про то, что он сломался раньше, чем его попытались сломать другие.

Он посмотрел на меня долго и внимательно, словно читал по лицу приговор, и закончил уже тише:

— Береги ее. Потому что если ты выбрал — назад дороги нет. И ответственность за этот выбор ты несешь каждый день. Не передо мной. Перед собой.

Я молчал несколько секунд. Не потому что не знал, что сказать — потому что каждое его слово уже давно было во мне. Я убрал его руку со своего плеча не грубо, спокойно, и посмотрел прямо в глаза.

— Я все это знаю, — сказал я тихо. — Я с этим вырос. Я видел, как ты жил с этим. Как мама жила с этим. Я понимаю цену кольца лучше, чем кто-либо.

Он хотел что-то вставить, но я продолжил, чуть жестче:

— И именно поэтому я делаю этот выбор не вслепую.

Я сделал шаг в сторону дома, туда, где за стеклом был свет, голоса, смех. Где была она.

— Ты говоришь, жена мафии — не та, кого носят на руках. Ты прав. Киара не из тех, кого нужно защищать от правды. Она уже смотрела в темноту и не сломалась. Она умеет молчать, когда больно. Она умеет быть рядом, не задавая вопросов, когда ответы могут разрушить.

Отец прищурился, внимательно, оценивающе.

— Она не просит меня быть другим, — продолжил я. — Не требует, чтобы я стал мягче, чище, удобнее. Она просто дает мне место, где я могу быть живым. Даже если завтра меня не станет.

Я выдохнул.

— Ты прав. Жениться — значит открыть сердце для удара. Но я больше не хочу жить так, будто сердце — это слабость. В нашем мире и так слишком много мертвых, которые ходят и дышат.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Я выбираю не любовь вместо долга. Я выбираю человека, ради которого долг имеет смысл.

Он долго молчал. Потом медленно кивнул.

— Если она выдержит тебя, — сказал он глухо, — Значит, она уже сильнее многих мужчин.

Он убрал руку в карман, сделал шаг назад.

— Береги ее, Лука. Потому что если мир узнает, что она твое уязвимое место… он обязательно попытается туда ударить.

— Пусть попробует.

Мы докурили молча. Отец первым затушил сигарету, будто поставил точку в разговоре, и кивнул в сторону дома. Я кивнул в ответ. Когда мы вошли внутрь, атмосфера была совсем другой — теплее, живее. В гостиной уже сидели ребята: Рико растянулся на диване, закинув ногу на ногу, Дамиан склонился над коробкой, вытаскивая детали настольной игры. Карты, фишки, кубики — все это рассыпалось по журнальному столику с характерным пластиковым звуком.

— О, смотрите, вернулись, — ухмыльнулся Рико. — Мы решили, что пора выяснить, кто тут самый умный, а кто просто красивый.

— Спойлер: красивых тут больше, чем умных, — отозвался Дамиан, не поднимая головы.

С кухни донесся смех девушек. Киара что-то говорила Наоми и Лекси, судя по интонации — шутливо возмущалась и звонко смеялись. Этот звук — их смех странным образом снял напряжение, которое еще держалось во мне после разговора с отцом. Он прошел в гостиную спокойно, уверенно, но уже без той холодной жесткости во взгляде. Посмотрел на игру, хмыкнул.

— Опасная затея, — сказал он. — В нашей семье за столом всегда кто-то проигрывает с достоинством, а кто-то — с обвинениями.

— Значит, будет весело, — ответил я.

Киара появилась в дверях гостиной. Наши взгляды встретились, и она сразу улыбнулась — той самой улыбкой, от которой у меня внутри все вставало на свои места. Я поймал себя на мысли, что отец это заметил. И, кажется, понял больше, чем сказал вслух.

— Ну что, — сказала Лекси, хлопнув в ладони, — Рассаживаемся или будем дальше делать вид, что умеем играть?

Мы расселись. Киара села рядом со мной, почти касаясь плечом. Я машинально положил руку ей на спинку дивана. Она чуть наклонилась ближе, будто подтверждая: я здесь, все хорошо. И в этот момент я подумал, что, возможно, именно так и выглядит редкое спокойствие в нашей жизни. Не тишина. А смех, разговоры, разбросанные фишки на столе и ощущение, что, несмотря ни на что, ты не один.

⸻

Время растворилось между смехом, спорами и щелчками фишек о стол. То, что начиналось как легкая настольная игра, давно перестало быть просто игрой — теперь это была принципиальная битва. Мы играли командами. Девочки против мальчиков. И, к моему глубочайшему сожалению, мы проигрывали. Причем не просто проигрывали — нас методично, хладнокровно и с явным удовольствием уничтожали.

Киара сидела напротив меня, подперев подбородок рукой, и каждый раз, когда у нее выпадал удачный ход, она смотрела на меня так, будто это не игра, а личная месть за что-то мне одному известное. Наоми смеялась слишком громко, явно наслаждаясь нашим положением. Лекси уже вошла во вкус и считала очки с таким выражением лица, словно защищала диплом.

— Я же говорила, — протянула она, — Надо было слушать правила.

— Мы слушали, — буркнул Рико. — Просто они абсурдные.

— Абсурдный тут только твой ход, — не осталась в долгу Наоми.

Отец сидел рядом со мной, напряженно сжав челюсть и глядя на игровое поле так, будто перед ним лежала карта боевых действий. Он терпел. Долго. Но я видел — еще немного, и кто-то пострадает. Скорее всего правила.

Дамиан, воодушевленный, наклонился к нему и начал что-то быстро объяснять, размахивая руками:

— Смотрите, вот здесь вы должны был поставить фигуру, а потом, если у них вот эта карта, вы блокируете ход, но только если до этого…

Отец медленно повернул к нему голову.

— Стоп, — сказал он ровно.

Дамиан замолчал, но только на секунду.

— Нет, подождите, сейчас, это важно. Вот тут, видите, стрелка означает…

— Я вижу хаос, — отрезал отец. — И полное отсутствие логики.

Он ткнул пальцем в игровое поле.

— В реальной жизни за такие правила людей убивают еще на этапе обсуждения.

В комнате повисла тишина, а потом Киара тихо фыркнула, не сдержавшись. Я бросил на нее предупреждающий взгляд, но было поздно — отец услышал.

— Что смешного? — спросил он, приподняв бровь.

— Ничего, — она тут же выпрямилась. — Просто… вы очень серьезно к этому относитесь.

— Я серьезно отношусь ко всему, где есть победители и проигравшие, — ответил он спокойно. — Особенно если я в проигрыше.

Дамиан снова попытался:

— Ну вот смотрите, если бы вы сделали так…

— Хватит, — отец поднял руку. — Либо я играю по понятным правилам, либо я объявляю войну этой коробке.

Рико прыснул смехом и быстро сделал вид, что кашляет. Лекси закатила глаза, но улыбнулась. Я откинулся на спинку стула и поймал себя на мысли, что давно не видел отца в такой… человеческой обстановке. Злого, раздраженного, но живого. Не дона. Не фигуру. Просто мужчину, который проигрывает в настольной игре девчонкам и терпеть этого не может.

— Ладно, — сказал я, — Давайте так. Еще один раунд. Если мы снова проигрываем, признаем поражение и открываем виски.

— А если вы проигрываете, — тут же добавила Киара, — Вы моете посуду.

Отец посмотрел на нее внимательно. Секунда. Вторая. Потом кивнул.

— Справедливо, — сказал он. — Но если выиграем мы — вы признаете, что правила были бредовыми.

Киара улыбнулась.

— Договорились.

Я посмотрел на нее и понял: да, мы можем проиграть игру. Но эту жизнь — я уже выиграл.

Мы проиграли с таким позором, что отрицать это было бессмысленно. Последний ход окончательно добил нашу команду, и в комнате повисла секунда тишины — ровно до того момента, как девочки поняли, что победили. Смех раздался почти взрывом. Наоми смеялась громко и открыто, запрокинув голову, Лекси хлопала в ладоши и радостно подпрыгивала на месте, а Киара сначала попыталась сохранить серьезность, но через пару секунд тоже не выдержала и рассмеялась, прикрывая рот рукой.

— Ну что, стратеги, — протянула мама, глядя на отца с откровенным весельем, — Кажется, вы сегодня не в форме.

Отец фыркнул, сложил руки на груди и сделал вид, что крайне недоволен, но уголки губ предательски дрогнули.

— Это было нечестно, — буркнул он. — У вас было слишком много эмоций.

— Вот именно, — тут же подхватила мама. — А без них ты, дорогой, даже в настольные игры проигрываешь.

Комната снова наполнилась смехом. Киара, все еще сияя от радости, позвала девочек и маму:

— Пойдемте, я покажу вам комнаты.

Они ушли наверх, переговариваясь и обсуждая, кому какая больше понравится. Я видел, как Киара шла впереди, оживленно рассказывая, а мама внимательно слушала, задавая вопросы, словно ей было важно каждое ее слово. Мы же остались внизу. Я, Рико, Дамиан и отец направились на кухню мыть посуду. Атмосфера сразу сменилась: шутки стихли, движения стали собраннее. Мы распределили роли почти молча — кто моет, кто вытирает, кто расставляет.

— По поводу последней партии, — начал Рико, не поднимая глаз от тарелки, — Перевозка прошла без проблем. Документы подписаны, но с восточной стороны нужно быть аккуратнее.

— Я знаю, — ответил я спокойно. — Там сейчас слишком много лишних глаз.

Дамиан поставил стопку тарелок на сушку и добавил:

— Мы уже начали менять маршруты. Потери минимальные.

Я слушал, иногда вставлял короткие реплики, и ловил себя на мысли, как странно это выглядит со стороны: семейный дом, вечер, смех наверху — и мы здесь, у раковины, обсуждаем дела, от которых зависит слишком многое. Отец посмотрел на меня внимательно, словно между делом, и коротко кивнул. Без слов. Одобрительно.

Наверху снова раздался смех. Все сложилось в одну картину: дом, люди, шум воды, разговоры о делах и ощущение, что, несмотря на все риски и тени, мы сейчас именно там, где должны быть.

В какой-то момент на кухню зашла мама. Она окинула взглядом нас всех, но задержалась на отце, который стоял у раковины в розовом фартуке и сосредоточенно мыл посуду.

— Ну надо же, — протянула она с притворным удивлением. — Ты тут, в розовом фартуке, моешь тарелки. Кто бы мог подумать.

Отец буркнул что-то в ответ, не оборачиваясь, но было видно, что он улыбается. Рико и Дамиан переглянулись и почти одновременно решили, что задерживаться больше не стоит. Один за другим они попрощались и разошлись каждый к своей комнате, оставив кухню тихой и почти пустой.

Когда я поднялся наверх и открыл дверь нашей спальни, внутри было приглушенно тепло и спокойно. Из ванной доносился ровный шум воды — Киара уже была в душе. Я остановился на пороге на пару секунд, прислушался, выдохнул. Дом жил своей жизнью. И в этом шуме воды, в далеком смехе, в усталости после длинного дня было что-то удивительное, приятное.

Глава 27

КИАРА

Прошло полгода. Иногда мне кажется, что это была целая жизнь, сжатая в шесть месяцев — слишком много любви, слишком много нас с Лукой, слишком много всего.

Через две недели у нас свадьба. Я до сих пор иногда просыпаюсь ночью и проверяю — он рядом или мне все это снится.

Эти полгода не были сказкой. Мы ссорились. Громко, резко, до сжатых челюстей и хлопков дверей. Во мне все еще жила боль, страх, вспышки, которые накрывали без предупреждения. Он иногда не понимал, злился, хотел защитить, а я — просто исчезнуть в тишине. Но потом… потом были примирения. Жаркие, до дрожи, до слез, до признаний посреди ночи. Он всегда первый притягивал меня к себе, шептал, что я не обязана быть сильной. И каждый раз я снова выбирала его.

Его родители… я боялась их больше, чем кого бы то ни было. Мне казалось, они увидят во мне сломанную, не такую, неподходящую. Но его мама однажды просто обняла меня — без слов, крепко, по-настоящему. А отец сказал:

— Если Лука выбрал тебя, значит, ты теперь наша семья, наша дочь.

И я расплакалась прямо за столом.

Мария… она сияла. Она вышла замуж за программиста, который работает на ее брата. Но между ними столько тепла, что все остальное не имеет значения. Она стала спокойнее, мягче, счастливее.

Лекси и Дамиан расписались в прошлом месяце — в Лас-Вегасе, конечно. Быстро, безумно, как они умеют. Лекси прислала мне фото с подписью: «Ну а что, ждать — не наш стиль».

Рико сделал Наоми предложение в Майами. Закат, океан, кольцо — все как в кино и как она всегда мечтала. Через два месяца у них свадьба, и Наоми уже сходит с ума от списков, цветов и платьев.

А еще мы защитили диплом. Я помню, как мы сидели на полу, заваленные конспектами, кофе и смехом, и думали, что год назад могли вообще не дожить до этого дня. Мы выстояли. Все.

Я не работаю. Лука сказал мне тогда, спокойно и уверенно:

— Твоя работа сейчас понять, чего ты хочешь от жизни. Я зарабатываю столько, что тебе не нужно работать еще несколько жизней вперед.

Сначала меня это злило. Потом — успокоило. А теперь я учусь слушать себя.

Я больше не бегу. Я живу. И через две недели я выйду замуж за мужчину, который держал меня, когда я падала.

Я стою посреди бутика, утопая в белом свете, зеркалах и шелесте тканей. Здесь пахнет парфюмом, свежими цветами и чем-то почти нереальным — как будто это не моя жизнь, а аккуратно поставленная сцена.

— Киара, повернись, — говорит Лекси, уже в третий раз за пять минут.

Я поворачиваюсь. Платье струится по полу, легкое, почти невесомое. Я смотрю на свое отражение и на секунду замираю. Это я. Живая. Настоящая. Невеста.

Наоми сидит на диванчике, прижав ладони к лицу.

— Я сейчас заплачу, — честно предупреждает она. — И мне плевать, что это не финальный вариант.

Мария подходит ближе, аккуратно поправляет бретельку, её движения спокойные, уверенные.

— Оно похоже на тебя — тихо говорит она. — Без лишнего. Сильное и нежное одновременно.

Рядом стоит Беатрис. Она смотрит внимательно, оценивающе, как человек, который видел слишком многое, чтобы врать.

— Лука потеряет дар речи, — говорит она с легкой усмешкой. — И это редкость.

Я улыбаюсь. Сердце стучит где-то в горле.

— А если… — я замолкаю, потом все же выдыхаю, — А если я выберу не то?

Лекси фыркает:

— Тогда сыграешь свадьбу еще раз. Расслабься.

Мы смеемся. Напряжение отпускает. Я снова смотрю на себя в зеркало и вдруг ловлю странную мысль: я больше не вижу в отражении только шрамы. Они никуда не делись, но теперь рядом с ними — свет. Ожидание. Будущее.

— Можно еще одно примерить, — говорю я продавщице, чувствуя, как внутри разливается тёплое волнение. — Я хочу быть уверенной.

Беатрис кивает:

— У нас есть еще кучу времени. В крайнем случае купи просто все варианты и под каждый вариант платье мы сыграем свадьбу.

Я ухожу в примерочную с новым платьем в руках и думаю о Луке. О том, как он будет стоять и ждать. О том, как посмотрит на меня. Какие у него будут мысли и эмоции.

Я выхожу из примерочной медленно, будто даю этому моменту шанс случиться правильно. Платье другое. Совсем. Оно длинное, пышное, с тяжёлым шлейфом, который мягко скользит по полу. Ткань ловит свет — не кричит, а мерцает, словно в ней спрятаны сотни крошечных звезд. Корсет подчеркивает талию, плечи открыты, спина — почти полностью, и я вдруг чувствую себя не хрупкой, а… величественной. Как будто это платье не украшает меня, а признает. Я поднимаю взгляд на зеркало — и замираю. Это не просто «красиво». Это

вау.

У Лекси буквально приоткрыт рот. Наоми медленно встает с дивана, подходит ближе, будто боится спугнуть картинку.

— Киара… — выдыхает она. — Ты сейчас выглядишь так, будто мир должен встать на колени и извиниться перед тобой.

Мария молчит дольше всех. Потом улыбается — мягко, почти растроганно.

— Вот это… — она делает жест рукой, — Я даже не могу подобрать слов.

Беатрис скрещивает руки на груди, внимательно смотрит, потом кивает:

— Лука умрет. Сразу. И добровольно.

Я смеюсь, но чувствую, как внутри что-то сжимается — от волнения, от предвкушения, от осознания, что это правда происходит со мной. И в этот момент в тишине раздается вибрация. Телефон. Лука. Я смотрю на экран и улыбаюсь еще шире.

— Он как чувствует, — шепчу я и принимаю вызов.

— Ты занята? — его голос спокойный, но я слишком хорошо его знаю. Он волнуется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Очень, — отвечаю я, глядя на свое отражение. — Я примеряю платье.

Пауза. Короткая. Опасная.

— Мне уже начинать ревновать к зеркалам? — спрашивает он.

Подруги хихикают за моей спиной.

— Не переживай, — говорю я мягко. — Ты все равно увидишь его. В нужный день.

Он выдыхает, и я слышу улыбку в его голосе.

— Я считаю дни, Киара. Каждую чертову минуту.

Я прикрываю глаза на секунду.

— Я тоже.

Мы прощаемся, и я опускаю телефон, все еще ощущая его присутствие — как тепло под кожей. Я снова смотрю на подруг.

— Ну что? — тихо спрашиваю. — Кажется, у меня проблемы. Я хочу все.

Мария улыбается:

— Это не проблема.

⸻

Сегодня я выхожу за него замуж. Италия встречает утро мягким золотым светом. Мы в старинной вилле на холме, утопающем в оливковых деревьях и кипарисах. Каменные стены цвета теплого песка, терракотовая крыша, арки с вьющимися розами. Внизу — виноградники, уходящие к горизонту, и где-то далеко блестит море. Воздух пахнет солнцем, травами и чем-то вечным, как будто это место всегда знало, что сегодня здесь будет свадьба. А внутри — хаос. Самый красивый и любимый хаос в моей жизни.

— Киара, не двигайся!

— Я вообще не дышу!

— Она моргнула! Все, начинаем сначала!

Я сижу перед большим зеркалом, закутанная в шёлковый халат, и чувствую, как у меня дрожат руки. Визажист старается быть спокойной, но Лекси стоит слишком близко и следит за каждым движением, Наоми подаёт салфетки, а Мария держит меня за плечо, будто я могу внезапно сбежать.

— Ты понимаешь, что ты выходишь замуж? — шепчет Лекси.

— Перестань, — всхлипывает Наоми. — Она сейчас заплачет.

— Не плачь! — в один голос говорим мы все. — Макияж потечет!

Смех и слезы перемешиваются. Глаза блестят у всех, и это не только из-за света.

Прическу мы делаем сами. Девочки взяли на себя эту отвтественность, накрыть на меня фату, очень длинную между прочим.

— Нет, нет, сюда шпильку.

— Мария, ты тянешь!

— Потерпи, это во имя любви!

Мои волосы собирают медленно, бережно, будто это не просто прическа, а ритуал. Каждое движение — с заботой, с нежностью, с каким-то тихим трепетом. Я смотрю на них в отражении и думаю, как сильно я их люблю. Как мы все дошли до этого момента.

Потом — платье. Оно висит отдельно, ждет своего часа. И когда приходит время, в комнате становится тише. Подруги помогают мне встать, придерживают ткань, застегивают пуговицы, расправляют шлейф.

— Боже… — шепчет Наоми.

— Все, я точно плачу, — говорит Лекси и тут же закрывает лицо руками.

— Не плачь! — смеется Мария сквозь слезы. — Макияж! Макияж!

Они обнимают меня по очереди, осторожно, чтобы ничего не испортить, но так искренне, что у меня перехватывает дыхание.

Я смотрю на себя в зеркало. Это я. Живая. Любимая. Счастливая. За окном слышны голоса, шаги, смех — гости собираются, где-то там он ждет меня. Мой человек. Моя опора. Мой дом. Я глубоко вдыхаю.

Сегодня я выхожу за него замуж. Я стою уже почти готовая. Платье на мне, фата аккуратно закреплена, туфли ждут у двери. Все правильно. Все красиво. Все так, как должно быть в самый счастливый день. И именно в этот момент внутри что-то ломается. Я смотрю на дверь, за которой меня должны позвать, и вдруг понимаю — я пойду одна. Не будет руки, за которую можно держаться. Не будет тихого «не бойся» перед самым алтарем. Не будет его взгляда, полного гордости.

Папа…

Грусть накрывает неожиданно, резко, будто кто-то выбил воздух из груди. Я представляю его здесь — как бы он стоял неловко в костюме, как бы улыбался, стараясь не расплакаться, как бы шепнул что-то глупое, лишь бы я не волновалась. Я знаю — он был бы счастлив за меня. Безмерно. Он бы смотрел на Луку и понимал: ей будет хорошо. И от этой мысли становится еще больнее. Слезы сами катятся по щекам.

— Киара… — тихо говорит Наоми.

— Эй, — Лекси сразу подходит ближе. — Посмотри на меня.

Мария сжимает мою руку крепче, чем нужно, будто держит меня в этом мире.

— Он здесь, — говорит она глухо, сама едва сдерживаясь. — Ты знаешь это. Он видит тебя.

— Я просто… — голос срывается. — Я так хотела, чтобы он провел меня…

Я закрываю лицо ладонями, стараясь не разрыдаться окончательно. Девочки тут же окружают меня.

— Не плачь, — шепчет Лекси, хотя у нее самой дрожит подбородок.

— Пожалуйста, не плачь, — говорит Наоми и тут же всхлипывает. — Черт, я тоже сейчас заплачу.

— Стоп, стоп, — Мария выдыхает и смеется сквозь слезы. — Мы же договорились. Макияж!

Мы смеемся и плачем одновременно, обнимая друг друга, путаясь в фате и ткани платья. Они вытирают мне слезы, поправляют макияж, целуют в виски.

— Ты не одна, — тихо говорит Лекси.

— Никогда, — добавляет Наоми.

— И ты идешь к человеку, который будет держать тебя всю жизнь, — говорит Мария.

Я киваю, делаю глубокий вдох. Сердце все еще болит, но в этой боли есть тепло. Память. Любовь. Я распрямляю плечи. Да, я пойду одна. И я знаю — где-то там папа улыбается и идет рядом со мной.

Я выхожу.

И мир будто замирает. Передо мной — Италия, такая, какой ее рисуют во снах. Каменная терраса над лазурным морем, уходящим за горизонт. Солнце мягко скользит по воде, отражаясь тысячами бликов, словно само небо рассыпало свет. Вокруг — белые арки, увитые живыми цветами: жасмин, пионы, оливковые ветви. Лёгкий ветер колышет лепестки, и кажется, будто всё дышит вместе со мной.

Это место похоже на рай.

Тихий. Светлый. Настоящий.

Я делаю шаг — и слышу, как где-то замирают вдохи. Все взгляды обращены на меня. Я чувствую их, но не смотрю по сторонам. Хотя краем зрения вижу девочек — они сидят в первом ряду, и их глаза полны слёз и улыбок одновременно. Лекси сжимает ладони, Наоми прикусывает губу, Мария кивает мне, будто говорит: ты справишься. Их взгляд держит меня, поддерживает, как невидимые руки за спиной.

Но я смотрю только вперед. На мужчину у алтаря. Он стоит там в безупречном костюме, словно этот день создавался под него так же, как и под меня. Солнце ложится на его плечи, подчеркивает линию лица. Он смотрит на меня так, будто больше никого и ничего в этом мире не существует. В его глазах — восхищение, любовь, боль пройденного и обещание будущего. И я понимаю: он видит не только меня сегодняшнюю. Он видит все, через что мы прошли. С каждым шагом сердце бьется все громче. Я подхожу ближе. Еще шаг. И еще. Когда я протягиваю руку, он дрожит. По-настоящему. Его пальцы сжимаются вокруг моих, будто он боится, что я исчезну. И в этот момент по его щеке скатывается слеза. Он наклоняется ко мне и шепчет, голос сорван:

— Какая ты у меня красивая.

И в этот миг все становится на свои места. Все страхи. Вся боль. Вся дорога.

Я здесь. Он здесь. И жизнь — продолжается.

⸻

Прошло десять лет с того страшного утра, когда я пережила выкидыш. Это была невыносимая боль, физическая и душевная одновременно. Лука держал меня за руку, его глаза были полны отчаяния и одновременно решимости. Мы плакали вместе, не отстраняясь друг от друга, ощущая эту трагедию как общую, как нашу боль. Врач сказал, что я больше не смогу иметь детей из-за травмы в прошлом. Я вспомнила ту неделю мучений, события которые я отчаянно хотела забыть, но он каждый раз возвращаются. Любые попытки найти лечение оказались напрасны. Я ушла в себя, замкнулась, иногда казалось, что весь мир рухнул. Кошмары преследовали меня, события прошлого давали о себе знать, но Лука был рядом. Он не давал мне полностью погрузиться в отчаяние, держал меня, поддерживал, даже когда я не хотела разговаривать, а рядом были друзья — Мария, Наоми, Лекси, даже Беатрис. Их забота, слова, внимание помогали не потерять себя совсем.

Через три года после свадьбы мы приняли решение — взять мальчика из приюта. Мы назвали его Конти. Он сразу стал частью нашей жизни, нашей семьи. А еще через два года к нам присоединилась девочка, Лия. Мы полюбили их как родных. Нет, они и есть наша настоящая семья.

Сегодня произошел особенный день. Я открыла дверь и увидела, как подъезжают машины, а из них выходят мои девочки с их детьми. Четыре года мы не виделись. Сначала мы замерли, глядя друг на друга, потом все сразу бросились в объятия. Смеялись, плакали, пытались обнять всех сразу.

Дети бегали вокруг, смех и крики наполняли дом. Конти, осторожно подошел к Белле, дочке Наоми, а потом с радостью начал играть с ней, словно они всегда знали друг друга.

— Мышка! — закричали они одновременно, обнимая меня, — Мы так скучали!

— Я тоже! — ответила я, чувствуя, как слезы радости катятся по щекам.

Девочки начали рассказывать о прошлом, о своих детях, о том, как сложилась жизнь.

⸻

На заднем дворе дома стоял легкий дымок от мангала — наши мужья жарили мясо, с любовью переворачивая куски на решетке. Лука иногда подшучивал, а Рико с Дамианом спорили, чей шашлык вкуснее, смеялись, подкидывая куски друг другу, словно соревнуясь.

Мы с подругами накрывали на стол: аккуратно раскладывали салфетки, тарелки и бокалы, обсуждая, как проходят дни семейной жизни. Дети носились по двору, играя в догонялки, смеялись, падали и снова вставали, а мужья следили за ними с вниманием и легкой улыбкой, готовые вмешаться в любую секунду.

Когда всё было готово, мы сели за длинный стол под теплыми огнями гирлянд.

Мы начали вспоминать.

— Помните, как мы защищали диплом в университете? — начала я. — Я до сих пор не могу поверить, что нам тогда удалось справиться с таким хаосом!

— А свадьба Рико и Наоми! — добавила Лекси, смеясь. — Помните, как он забыл кольцо, а она чуть не убила его от злости?

— Ну, а я сама сделала предложение Сергею, — вставила Мария, слегка краснея. — Он слишком тормозит, но я была так удивлена, когда он тоже достал из кармана кольцо!

Лекси и Дамиан с энтузиазмом рассказывали о своих поездках:

— В Лас-Вегасе, — начал Дамиан, — Мы с Лекси в первый вечер заблудились на улице, потом случайно оказались на вечеринке с живой группой. И смотришь, а все вокруг просто танцуют!

— А мы там сыграли в покер с местными, — подхватила Лекси, — и чуть не выиграли целый джекпот. Но нас вовремя остановили, иначе Дамиан бы увез все домой!

Смех, воспоминания и легкая ностальгия заполняли воздух. Мы смотрели друг на друга, на наших детей, на мужей, и понимали: несмотря на все, что было раньше, сейчас мы вместе. Настоящее, полное тепла и радости.

После того как все смеялись над историями из университета и свадеб, разговор плавно перешёл на нелепые случаи из нашей совместной жизни с Лукой.

— Помните, когда парни пытались приготовить нам завтрак на природе и перепутали сахар с солью? — рассмеялась я. — Я до сих пор не могу поверить, что мы тогда все съели и даже не поругались!

— А тот раз, когда Лука решил сам собрать книжный шкаф и в итоге проснулся посреди ночи под заваленными книгами, — вставил Дамиан, — Это было настолько эпично, что я чуть не умер от смеха.

Лука сам улыбался, потирая руки, будто вспоминал свои маленькие провалы, но в глазах его светилась та самая любовь, которая всё компенсировала.

— А еще когда мы с Лекси пытались взять детей в первый раз в парк аттракционов, — продолжала Наоми, — Они кинули нас и пошли с Рико и Дамианом есть мороженное.

— Да, а потом они устроили свой «гонки на самокатах», — добавила Лекси, — И я не знала, то ли смеяться, то ли бежать спасать свои ноги!

Дети сидели за столом и слушали, затаив дыхание. А потом они начали подражать голосам и жестам своих родителей, повторяя смешные фразы, которые мы произносили. Лука наблюдал за ними, слегка улыбаясь и щипал меня за талию, шепча:

— Смотри, наши маленькие копии.

Мы с Марией, Наоми и Лекси смотрели на детей, и смех наполнял весь двор. Даже наши мужья, которые сначала казались серьезными и внимательными, не могли удержаться от улыбки и тихого смеха. С каждой минутой ощущение семейного тепла росло. Мы все понимали, что несмотря на трудности и прошлое, сейчас у нас есть настоящее: дружба, любовь и счастье, которое мы создали сами. И это было самое главное.

Глава 27. Альтернативная версия.

КИАРА

Я не чувствовала времени. Оно перестало иметь форму. День или ночь — без разницы. Все слилось в одну вязкую массу, в которой я тонула, не сопротивляясь.

Тело жило отдельно от меня. Оно ело. Оно спало. Оно дышало. А я — нет.

Когда врач сказал, что я больше не смогу иметь детей из-за травмы в прошлом, я не заплакала. Я просто кивнула. В этот момент внутри меня что‑то окончательно выключилось, как свет в пустой комнате. Без щелчка. Без предупреждения.

А потом вернулась та неделя. Она не приходила образами — она возвращалась ощущениями. Я могла стоять на кухне и внезапно чувствовать чужие руки. Могла слышать голос Луки — и в голове он превращался в крик. Могла чувствовать запах крови там, где ее не было. Чувствовала запах подвала, собственной мочи, я чувствовала состояние тела когда меня насиловали.

Мое тело больше не принадлежало мне. Оно было территорией, на которой когда‑то шла война, и война так и не закончилась. Я начала ненавидеть прикосновения. Даже его.

Лука пытался быть рядом — тихо, осторожно, как будто я была из стекла. А меня это злило. Потому что я была не хрупкой. Я была пустой. Я отталкивала его словами, взглядом, молчанием. Я видела, как он ломается — и не чувствовала ничего. Это пугало сильнее всего. В какой‑то момент я поняла: я не хочу, чтобы меня спасали. Я хочу, чтобы это закончилось. Мысль пришла не как крик — как решение. Холодное. Спокойное. Уставшее. Я решила попрощаться правильно.

Я пригласила всех на ужин. Сделала все идеально — до мерзости идеально. Салфетки. Бокалы. Улыбка в нужных местах. Я смеялась громче обычного. Я задавала вопросы. Я поддерживала разговор. Я видела их живыми — и чувствовала себя уже мертвой. Когда они ушли, в доме стало оглушающе тихо. Лука смотрел на меня долго, будто пытался запомнить. Мы наконец поговорили — не о боли, не о прошлом. О пустяках. Это было почти нормально. Почти.

Мы легли спать. Он уснул быстро — он всегда засыпал рядом со мной, как ребенок, уверенный, что мир безопасен. Я лежала и смотрела в потолок, считая трещины. Мне казалось, что если я останусь ещё хоть минуту — я передумаю. А я не хотела передумывать. Я хотела, чтобы это закончилось.

На кухне свет был слишком ярким. Он резал глаза, как допросная лампа. Я достала бумагу. Руки дрожали, но мысли были кристально ясными. Я писала сухо. Без любви. Без истерик. Как человек, закрывающий счета. Каждому — по несколько строк. Прощание. Благодарность. Извинение, которое ничего не исправит.

Письмо Луке я переписывала несколько раз. Потому что каждое слово врало.

«Ты сделал все» — ложь. Он делал больше, чем я могла выдержать.

«Ты не виноват» — полуправда. Я просто не могла больше быть рядом.

Я смотрела на эти листы и вдруг поняла, что не чувствую облегчения. Только усталость. Глубокую, костную усталость, от которой хочется лечь прямо на пол и исчезнуть. Я сидела на кухне, обхватив себя руками, и думала:

вот так и выглядит конец — без музыки, без трагедии, без смысла. И именно тогда меня накрыло. Не страх смерти. А страх того, что я уже умерла, а они еще не знают.

Я аккуратно сложила письма. Я провела по ним ладонью, словно проверяя: на месте ли они, существуют ли вообще. Потом открыла нижний шкафчик на кухне — тот самый, куда никто никогда не заглядывает, потому что там вечно стояли старые банки, инструменты, вещи «на потом». Я задвинула конверты глубоко, почти в темноту, и закрыла дверцу. Щелчок был слишком громким. Я замерла, прислушалась — дом молчал. Наверх я поднималась медленно, будто не хотела дойти. Будто надеялась, что лестница закончится раньше. В спальне было полутемно, и Лука спал на боку, уткнувшись лицом в подушку. Я легла рядом — осторожно, не касаясь его сначала, словно между нами пролегла тонкая стеклянная перегородка. Я смотрела в потолок. Секунда. Минута. Час. Сон не приходил. В голове было пусто — не шумно, не больно. Просто пусто, как в комнате после переезда.

Лука пошевелился ближе к утру. Его рука нашла мою автоматически, как всегда. Он поцеловал меня в висок — коротко, привычно, так, как целуют живых, не сомневаясь, что они здесь.

— Как ты сегодня? — спросил он сонным голосом.

Я повернулась к нему. Нашла в себе нужное выражение лица. Натянула улыбку — ту самую, отработанную за месяцы, которая ничего не стоила и выглядела почти настоящей.

— Лучше, чем вчера, — сказала я спокойно. — Кажется, я прихожу в норму. Не переживай.

Он выдохнул. Я почувствовала это всем телом — как будто с него на секунду сняли груз. Он поверил. Он всегда хотел верить.

Когда дверь за ним закрылась, в доме снова стало слишком тихо.

Я пошла в душ. Вода стекала по коже, но я почти не чувствовала ее температуры. Я мыла волосы медленно, тщательно, будто готовилась не к дню, а к прощанию. Вытерлась, надела легкое шелковое платье бледного цвета — оно почти сливалось с моей кожей. Я накрасилась аккуратно, без спешки. Уложила волосы. Посмотрела на себя в зеркало. Я выглядела… нормально. Живой.

Это показалось ироничным.

Я спустилась вниз, сначала забрала письма и положила их на стол, а потом пошла туда, где обычно тренировался Лука. В подвале пахло холодным бетоном и металлом — запах, который раньше казался мне безопасным, потому что ассоциировался с ним. Сейчас он был чужим.

Каждый шаг отдавался внутри пустым эхом. Я закрыла за собой дверь. И впервые за долгое время подумала: Вот сейчас — по-настоящему сейчас — я совсем одна.

В какой‑то момент в голове стало тихо. Не пусто — именно тихо, как бывает ночью, когда выключаешь свет и понимаешь, что больше не ждешь утра. Я стою и вдруг ясно понимаю: я устала жить с этим телом. С тем, что оно помнит больше, чем я хочу помнить. С тем, что каждое прикосновение, даже самое нежное, иногда отзывается внутри страхом. И тогда жизнь начинает прокручиваться сама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лука на нашей свадьбе. Он смотрит на меня так, будто я — чудо, которое ему позволили оставить себе. Он плачет, не пряча слез, и шепчет, что я самая красивая. В тот момент я верила, что меня действительно можно любить вот такой — живой, смеющейся, несломленной. Как он добивался меня. Как злился, как ревновал, как возвращался снова и снова, даже когда я сама не понимала, чего хочу. Как первый раз взял мою руку — осторожно, будто я могла рассыпаться. Наш первый поцелуй. Резкий, горячий, неправильный. Я тогда подумала: если так — значит, это настоящее.

Парк, смех подруг, крики, кофе, разлитый на джинсы. Мы валялись на траве и были уверены, что впереди только жизнь, и она обязательно будет доброй. Университет. Сумки, опоздания, вечные споры, кто пойдёт за кофе. Мы были так молоды, что не знали слова «навсегда» — и потому верили в него.

Это была хорошая жизнь. Честно. Настоящая.

А потом — та неделя. Она всегда возвращается без предупреждения. Запах сырости. Чужие руки. Голоса, которые говорили со мной как с вещью. Мое тело, которое больше не было моим.

Я выжила. Все говорят: ты сильная, ты справилась. Но никто не спрашивает, чем именно я заплатила. Иногда мне кажется, что тогда во мне что‑то умерло, а остальное просто продолжило дышать по инерции.

Я потеряла ребенка. Потом — надежду. Потом — веру, что я когда‑нибудь снова буду целой.

Я видела, как Лука пытается удержать меня. Как он берет мою боль на себя, будто может ее переварить. Как смотрит на меня с этим страхом в глазах — только бы не потерять. И именно поэтому я больше не могу. Я не хочу быть для него этой тенью. Этим постоянным страхом. Этим напоминанием о том, что любовь не всегда спасает. Я думаю о нем — и внутри все сжимается.

Прости меня.

Я правда старалась. Я правда хотела жить дальше. В голове снова вспыхивают моменты, когда мне было хорошо. Его руки. Наш дом. Смех. Моя прежняя я.

Это была хорошая жизнь. Просто не вся.

Я закрываю глаза и позволяю тишине стать громче. Не потому что я не люблю. А потому что больше не могу нести это одна. И мысль, последняя и удивительно спокойная: пусть хоть сейчас станет не больно.

Я встаю на табуретку и засовываю голову в уже готовую петлю. Табуретка с грохотом падает, все вокруг потеряло смысл, больше не будет боли, страданий. Все потеряло краски, мир слился в черную пелену.

ОТ ЛИЦА АВТОРА

Кладбище медленно погружалось в вечер. Небо висело низко, будто давило на плечи, и дождь шел не ливнем — он тянулся бесконечно, монотонно, как траурная музыка без финального аккорда. Каменные плиты темнели, имена на них размывались водой, словно даже память со временем должна была исчезнуть.

Лука сидел у ее могилы уже несколько часов. Он не знал, сколько именно — время потеряло смысл. Оно умерло вместе с ней. Он не чувствовал холода, хотя промок насквозь. Не чувствовал боли в затекших ногах. Все его тело превратилось в оболочку, внутри которой была только одна вещь — пустота. Глухая, тяжелая, пожирающая. Он смотрел на ее имя. Всего несколько букв. Так мало — и так невыносимо много. Эти буквы были всем, что осталось от ее смеха, от ее шагов по дому, от ее привычки забирать его рубашки, от её дыхания рядом ночью. Лука опустился ниже, касаясь лбом холодного камня.

— Пока смерть не разлучит нас… — прошептал он, будто повторяя клятву, которая оказалась ложью. Голос сорвался. — Amore miо…

Это слово раньше согревало. Теперь оно резало. Он плакал так, как не плакал никогда. Не тихо, не красиво — его ломало. Плечи дергались, грудь сжималась судорогами, дыхание сбивалось, будто он тонул прямо здесь, на земле, рядом с ней. Слезы смешивались с дождем, и уже невозможно было понять, где его боль, а где просто вода.

Он вспоминал ее — не как тень, не как воспоминание, а как живую. Как она смеялась, когда он пытался быть серьезным. Как закатывала глаза, когда он ревновал. Как смотрела на него так, будто весь мир существовал только между их взглядами. Он видел ее в свадебном платье. Видел, как она подходила к нему, как брала его за руку, как дрожали ее пальцы. Тогда он подумал: я буду защищать тебя всегда.

И не смог.

В его голове снова и снова всплывали дни — не целиком, обрывками, как осколки стекла. Ее страх. Ее боль. Ее молчание после. Панические атаки. Ночи, когда она смотрела в потолок и не спала. Он был рядом — но этого оказалось недостаточно.

Он винил себя. За каждую секунду, когда не понял. За каждый раз, когда думал, что время все исправит. За то, что не смог забрать ее боль себе полностью.

Теперь у него не осталось ничего.

Дом был пуст. Кровать — холодной. Ее вещи — нетронутыми. Мир — бессмысленным. Все, ради чего он жил, лежало под этой землей.

Он сидел у ее могилы, ссутулившись, весь мир давил ему на плечи. В руках — сложенный вчетверо лист бумаги, уже размокший по краям от дождя и слез. Почерк он узнал сразу. Даже не читая имени. Этот наклон, эти неровные строки — будто она писала, сдерживая дрожь в руках. Лука долго не решался развернуть письмо. Он держал его так, словно это было что-то живое, теплое, последнее, что осталось от нее. В какой-то момент он прижал лист к груди, закрыл глаза — и только потом медленно развернул. Он читал вслух. Голос был хриплым, надломленным, будто каждое слово приходилось вытаскивать из себя силой.

«Мой Лука.

Любовь моя.

Если ты читаешь это письмо, значит, я снова проиграла битву, в которой ты так долго держал меня за руку. Мне жаль, что эта рука осталась пустой. Пожалуйста, прости меня за это — если сможешь.

Я хочу, чтобы ты знал: я любила тебя не “несмотря ни на что”, а с самого начала. С того самого первого раза.

Я помню его слишком хорошо. Ты вошёл — и мир как будто сместился. Не громко, не красиво, без фейерверков. Просто внутри меня что-то сказало: вот он. Я тогда ещё не знала, что такое “навсегда”, но уже почему-то знала, что ты — мой человек.

Ты смеялся, говорил что-то незначительное, а я смотрела и думала, как странно спокойно мне рядом с тобой. Будто я наконец перестала всё время быть настороже. Я влюбилась не резко — я утонула. Медленно. Без сопротивления.

Ты стал моим домом.

Моим утром.

Моей безопасностью.

Когда мне было страшно — ты был первым, о ком я думала. Когда было хорошо — первым, кому я хотела это рассказать. Ты был в каждом моём “если бы”, в каждом “когда-нибудь”.

Я знаю, как это выглядит со стороны. Будто я не выбрала тебя. Но правда в том, что я выбирала тебя каждый день. Даже тогда, когда отталкивала. Даже тогда, когда молчала. Даже тогда, когда боль во мне кричала громче любви.

Я не ушла от тебя. Я ушла в себя. И, к сожалению, не смогла найти дорогу обратно.

Пожалуйста, не думай, что ты не спас меня. Ты спасал. Ты держал меня на поверхности дольше, чем кто-либо мог. Если бы не ты, меня бы не стало гораздо раньше. Все мои светлые годы — это ты.

Помнишь, как ты плакал на нашей свадьбе? Я тогда смотрела на тебя и думала: “Вот он, мужчина, который будет любить меня даже тогда, когда я сама не смогу”. И ты это сделал. До самого конца.

Если там, где я сейчас, есть покой — то потому, что я уношу с собой воспоминния. Твой голос. Твои руки. Твой взгляд, когда ты смотрел на меня так, будто я — чудо и весь твой мир.

Живи. Люби. Дыши. Смейся без меня — это не предательство.

Я всегда буду рядом, в твоем сердце. Как и ты, всегда рядом со мной.

Я всегда буду твоей.

Так же, как ты всегда будешь моим.

Я люблю тебя.

С первого взгляда.

До последнего вздоха.

И дальше — тоже.

Твоя Киара»

Лука замолчал. Дальше читать он уже не мог — буквы расплывались, голос исчезал. Он прижал письмо к губам, потом к груди, будто надеялся, что так сможет удержать её хоть на секунду дольше.

— Я тоже влюбился сразу, — прошептал он, склонившись к камню. — Просто ты ушла раньше, чем я успел сказать это тысячу раз.

Дождь усилился, будто небо тоже не выдержало. Лука сидел рядом с ее именем, читая письмо снова и снова, пока слова не стали частью его дыхания. Пока любовь не стала болью. И пока боль не осталась единственным, что у него еще было.

Он медленно выпрямился. Его взгляд был пустым, выжженным. В нем больше не было ярости — только окончательная усталость. Та усталость, которая приходит, когда человек уже не борется. Он еще раз коснулся камня, почти нежно.

— Я иду, — прошептал он так тихо, словно боялся разбудить ее. — Не бойся. Я рядом.

Прозвучал громкий выстрел. Безжизненное тело упало на мокрый и холодный камень. Вечер окончательно опустился на кладбище. Дождь стал тише. Мир продолжал существовать — равнодушно, жестоко, без нее и без него.

И где-то между землей и небом любовь, которая была слишком сильной для этого мира, наконец перестала болеть.

Конец