Олег. Тени настоящего

Пролог

Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему свои планы…

В мои планы никогда не входила жизнь в объятиях вечного страха, не грезилась бесконечная, изматывающая душу борьба с самой собой. В юности я всего лишь мечтала о тихой жизни, о размеренном течении дней. О дружбе, что выдержит шторм, и о любви, верной до последнего вздоха. Но все рухнуло в одно мгновение, словно карточный домик от невидимого дуновения судьбы. Один роковой поворот… Цепь странных, пугающих совпадений…

Я встретила его.

И этот миг стал точкой невозврата. После этой встречи я жаждала только его. Целиком. Без остатка. Одержимость, исступленная, животная, но такая необходимая для моего существования. Даже когда он украл мою память, лишил меня прошлого, я продолжала тосковать по нему, неосознанно отвергая всех и каждого, кто пытался войти в мою жизнь. Любые отношения рассыпались в прах, словно под порывом ветра, рожденного моим же дыханием.

И когда мы вновь столкнулись взглядами, когда ко мне вернулась правда, когда я вспомнила то, что он так жестоко вырвал из моей души… пазл сложился. Жутко? Да! Больно? Невыносимо! Но это и была моя жизнь, вся моя суть, заключенная в нем, в одном-единственном человеке.

Вернее, не в человеке… в оборотне, ведь Олег был им!

Кровожадным монстром, жадно алчущим крови. Возможно, моей крови.… Но я отчаянно цеплялась за мысль, что близка ему, этому чудовищу. Что смогу укротить его дикую, необузданную природу, что он не причинит мне вреда. Наивно? Безумно! Но я верила в это всем сердцем. Или, возможно, моя вера имела под собой основания…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 1 Глава 1

— Олег —

Вокруг — кромешная тьма леса и звенящая тишина. Здесь всегда слишком тихо, но сегодня тишина давит, душит, как никогда раньше. Впереди — избитая проселочная дорога, миниатюрная машинка, а за ней — пропасть и бездонное озеро. Над ним — безжизненное черное небо, усеянное мириадами холодных звезд. И она…

Неужели я мог представить, что это когда-нибудь произойдет? Да, черт возьми, неоднократно! Но чтобы вот так? Никогда, блядь! Проклятье! Только не так…

Полгода кромешного ада. Моего личного, персонального ада. Полгода яростного протеста моих внутренних демонов! И я из последних сил старался, клянусь Богом, пытался держаться от неё на расстоянии, все как в нашем прошлом…

Как сейчас помню нашу первую встречу…

Задача была до смешного проста: ворваться на вечеринку к сопляку Тишко. Напугать до усрачки этого пафосного индюка и заставить отдать нам доки на землю в Подмосковье. Казалось бы, проще некуда, но тогда я еще не ведал, какую трагедию уготовила мне судьба за порогом этого элитного, безвкусно вычурного дома…

Тусовка бурлила вовсю. Едва мы с пацанами переступили порог особняка, как в нос ударил приторно-сладкий смрад смешанных духов и тошнотворной надменности. Прилизанные, жеманные парнишки, размалеванные куклы, рекой льющийся на паркет алкоголь. Омерзительная феерия лицемерия и спеси, спрятанная за дешевыми понтами и фальшивым золотом. Меня чуть не вывернуло наизнанку почти сразу. Поэтому я примостился на подоконнике, едва мы разместились в каминном зале.

Этот полу-пидор Марк Тишко оказался кудрявым болваном, еле ворочающим языком, но, увидев нашу внушительную делегацию, он немного протрезвел. Все-таки, здравый смысл еще тлел в его кудрявой башке, пусть и запрятанный очень глубоко, но все же…

Сперва он вел себя стремно, делал вид, что контролирует ситуацию, как хозяин дома, хозяин территории. Цедил слова сквозь зубы, бросал вызывающие взгляды, но как только понял, к чему клонит Серега, тут же сдулся. В его глазах застыл животный страх — он до смерти боялся родного отца, которого ему предстояло подставить. Тишко старший был еще тот ублюдок, неудивительно, что его боялся даже собственный сын!

Весь разговор Серега, наш Альфа, пытался задействовать весь свой словарный запас, сыпал какими-то аргументами, хотя на деле давно бы уже прижал сопляка к полу, надавил посильнее на его смазливую физиономию, и баран бы сдал все с потрохами. Зачем тогда нужна была вся эта словесная шелуха?! Непонятно.

— Да заканчивай ты уже пиздеть! — наконец не выдержал Серега. – Если ты будешь вести себя как тряпка, то не доживешь до того момента, когда эти дела станут твоими…

Баран этот снова начал нести какую-то чушь сквозь пьяные сопли, про отца, про дела, в которые ему совать свой нос не положено, но я буквально чувствовал, как Серега закипает. Он и раньше-то не отличался терпением, а сейчас, из-за наших проблем с этой проклятой землей, и вовсе взрывался с пол-оборота. Как его еще до сих пор не прорвало?

Я глубоко затягиваюсь, впуская дым в себя, и тушу сигарету в пепельницу. Пиздец как меня заебал их треп! А Серега скрежещет сквозь зубы:

— Если ты этого не сделаешь, тогда…

— Тогда что?! — внезапно дверь распахивается, и в комнату влетает малёхая такая девчонка, сверкая на всех нас огромными, полными гнева глазами.

Маленькая такая, чуть больше метра, наверное. Волосы… длинные, блестящие, вьющиеся кудрями, падают на ее хрупкие плечи. Кожа бледная, возможно, от природы, возможно, от волнения. Хер знает, я бы на ее месте обосрался от страха. Нас шестеро, не считая этого полу-пидора Марка. Феликс с Якутом словно вросли в пол у камина, Лис и Оникс подались вперед на диване, словно у них зрение херовое, и они пытаются лучше рассмотреть девчонку. Серега оживился, переминается с ноги на ногу — он самый низкорослый в нашей банде, хоть и лидер, но даже на него посмотри — и то страшно станет.

Обвожу взглядом свою компанию, да головорезы и то милее выглядят, чем мы вшестером. Снова разглядываю девчонку. Горит яростью, молнии из глаз так и мечет. А руки дрожат. Видно, что ей страшно. Словно почувствовав мой взгляд, она скрещивает свои тонкие руки на груди. Изящно так!

По виду — обычная девчонка, ну да, симпатичная. И всё бы ничего, но как слышу, что она — подружка этого кретина Марка, так и зависаю, на пару минут, как Windows 98. Одета скромно, до неприличия скромно для тех вечеринок, что за стенами особняка Тишко отжигают. В этом пафосном вертепе она словно инопланетянка. Зато храбрости — хоть отбавляй! Шипит сквозь зубы, просит при ней диалог держать. В адвокаты к кретину Марка резко записывается. Смешно, заржать хочу вместе со всей этой публикой, но держусь из последних сил. Ладно, что уж там, тихонько посмеиваюсь. А когда она стакан вискаря залпом осушает, я вообще усидеть не могу. Отпуская ногу с подоконника, смотрю на эту ходячую храбрость, не скрывая любопытства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Альфа наш на понт её берет. Видимо решил девчонку споить и отправить куда подальше. После второго стакана виски энтузиазма у малой поубавилось, но решимость стоять на своем никуда не делась. Первый раз такое чудо вижу. От этого неистовый интерес во мне просыпается. Что она выкинет? В рукопашную пойдёт? Сдаваться она точно не собирается.

А когда взгляд у неё мутнеет, сразу понятно: пьёт она чертовски мало. Два бокала виски — и в голове кавардак. Альфа приказывает мне помочь ей выйти. Резво подрываюсь с места. Девчонка на меня взгляд поднимает, и я буквально ощущаю, что-то во мне ломается.

Странное чувство, новое. Может, раньше не позволял себе чувствовать, а сейчас так остро это ощущаю, как оголённый провод. Глаза её зеленые смотрят на меня яростно. Огромные такие, как озёра. Когда в коридор её вывожу, мы наедине остаемся. Она лбом в стену упирается, дышит часто, пытается взять себя в руки, а я за спиной замираю статуей. Плечи её хрупкие дрожат, сперва думал, плачет. Ну, баба же, как без слёз-то? Серёга её жестко отшил, а этот кудрявый недоумок даже жопу не поднял, чтобы за свою девчонку заступиться.

Белка… так её Марк назвал. Прозвище смешное и как нельзя кстати ей подходит. Как та самая белка из «Ледникового периода», что со своим орехом носится, как с писаной торбой! Улыбка сама собой на лице появляется, когда она поворачивается и вздрагивает. Чувствую её страх, словно бы он аромат имел. Да он и правда есть! Пахнет она диким мандарином, бергамотом и чем-то свежим, ветром, что ли?

Пока держу её, в сантиметрах от пола, не даю упасть, а её запах меня обволакивает. В ноздри, в лёгкие оседает… Смесь убийственная.

Когда её мутить начинает, аж жалко её становится. Несу в туалет это хрупкое создание, которое весит как пушинка. А она ещё и сопротивляться умудряется, из сортира меня выставляет. Кряхтит что-то между рвотой и проблесками разума. Приходится мне её волосы держать, чтобы кудряшки в унитазе не смыло. Они так забавно руки щекочут, мягкие, как перья. Впервые чувствую такую мягкость, или, скорее, впервые позволил себе её почувствовать.

Раньше руки грело только оружие, а теперь пробивает насквозь, когда сгребаю девчонку в охапку и тащу к себе в машину. По-хорошему, оставить бы её здесь, пусть этот баран сам возится со своей проблемой, но мысли в голову лезут, что хуй там кто вообще смотреть за ней будет. Сто пудов, никто и не заметит, как она от собственной блевотины отъедет.

Приходится заскочить на автомойку, ведь эта Белка мне весь салон уделала, как только мы тронулись. А когда её снова на руки взял, на мойке уже, она сквозь сон мне нежно говорит, что-то типа того какой я милый…

Да блядь! Само очарование! — думаю про себя, а сам поглубже за пояс «Глок» запихиваю, лишь бы ей рукоять пистолета в задницу не так сильно упиралась.

Но слова её в мозг вбились намертво, очухиваюсь уже у озера. Любимое мое место в этом сраном городе. Здесь всегда спокойно.

Девчонка только что проснулась. Чувствую это даже не заглядывая в салон. Её пульс участился, дыхание рваное, как только она меня замечает. Курю, глубоко вдыхая ядовитый дым, чтобы её дурманящий аромат выбить из лёгких. Да куда там! Разве такое выбьешь?

Специально пытаюсь быть вежливым, грубость проглатываю, но сарказм так и прёт из всех щелей. И дикое желание…. По той самой заднице, куда пистолет давил, ладошкой пройтись, чтобы больше алкоголь в рот не брала. А она ещё больше заводится, узнав, что я с её матерью говорил. Успокаивал женщину, которая второй час до дочери дозвониться не может. Но я убеждать мастер, поэтому в нашей стае отвечаю за коммуникацию. С её мамой язык нашёл за минуту, а с этой сучкой дышать спокойно не могу. Выводит на раз-два!

Маленькая, стерва, а бесит!

Ярости в ней прибавилось, похмелье отпускает, видимо. Яд свой распрыскивает, глазищами своими зелеными искрит. Точно ведьма. Драться пытается. А у самой тушь под глазами размазалась.

Кунг-фу Панда, ебать!

На долю секунды страх в глазах замечаю, а потом понимаю, чего испугалась. Думает, я её трахнул, пока она валялась без сознания! Пиздец фантазёрка, конечно. Хотя… её фантазии и мои помыслы в чём-то пересекаются. Трахать бездыханное тело не в моих правилах. Всё должно быть с отдачей. А там из отдачи, кроме блевотины на коврике, ничего и не было. Но, по правде говоря, пока таскал её туда-сюда, невольно представил, какая она на ощупь голая…

Зверь внутри меня зубы скалил, а я слал его в пешее эротическое. На горло себе наступал и пальцем её не трогал!

И вместо спасибо, стерва, нос воротит. Фыркает. Но я её быстро приземляю, когда до дома довожу. Сам не пойму, что в голове в тот момент творится, но понимаю одно: мне нужна ещё одна встреча. На какой мне? Хуй знает! Но отпускать её просто так не хочется! Убеждаю сам себя: возможно, если бы она расплатилась чем-то получше пощёчины, я бы плюнул, да и дальше двинул. Малолетки вообще не перспектива! Но эта ведьма цепляет…

В общем, кое-как заставляю себя следующие пару дней о ней не думать. Да и Альфа не даёт. То на дело отправляет, то ребят тренировать. Мы хоть и оборотни, но стараемся этим реже пользоваться. Наша выносливость позволяет и на двух ногах на дело ходить, но тренировки никто не отменял. Пару часов разминки, три часа на ринге. Хуярю Феликса от души. Всю свою ярость на него вываливаю. Мозгами понимаю, что злюсь на себя, что эту девчонку из головы выкинуть не могу. Феликс уже еле стоит, приходится его отпустить и Якута позвать. У того удар мощнее, с ним веселее становится. На час забываю про эти глазища блядь, про кудряшки её каштановые…

Договариваюсь сам с собой, что проведу с девчонкой этот вечер и свалю нахер. Хотя в сознании уже крутится — никуда ты не свалишь! Заключаю с собой сделку, только потому, что понимаю, что эта малявка испугается меня и больше не подойдёт ни ко мне, ни к ребятам.

А когда она снова рядом, всю броню мою сносит к херам. Пока добрались до места, я уже сто раз передумал. Первая мысль — развернуться и вернуть её домой, от греха подальше. Стервозная она, бурю во мне вызывает на раз. А буря моя — это полшага к прогулке оборотня. Понимаю это чётко, но байк не разворачиваю. Наоборот, скорость прибавляю, чтобы не отступить. Специально место выбираю, не под стать подружке мажора. С деньгами проблем нет, просто хочется посмотреть, как она носик сморщит или ядом подавится. Ещё больше хочется, чтобы эту заразу страх пробрал. Уж больно она задиристая! Но хуй там плавал!

Даже когда в кромешной тьме оказывается, на заброшенной высотке, не признается. Говорит, не боюсь! А я вижу, как подбородок дрожит. К такой темноте она явно не привыкла, а у меня зрение отличное, волчье. Замечаю, как она глазами шарит по темноте, облизывает пухлые губы. Тащу её на крышу, и только там подмечаю что тусуется. Вижу, у неё в глазах просыпается страх, но виду не подаёт. Хочет казаться смелой, бесстрашной.

И зря я думал, что она фыркнет от этого свидания. Ничего подобного. Как рыба в воде, словно только этого и ждала. В ступор меня этим вводит. С ног сшибает непонимание, как она вообще связалась с таким, как Марк? Выясняю, конечно, а внутри словно кошки скребут, да так скребут, что бесит. Возникает дикое просто желание вырвать её из лап этого папенькиного сынка! Не место ей в его мире.

А в моём…?

От собственной мысли шарахает, как от удара током. Ещё больше шарашит от того, что она допытывать начинает, что у нас за дела с Тишко. Блядь! Раздражаюсь, понимая, что хуй её что остановит. А я уже вижу картину: Серёга придушит её сразу же, как только она свой милый носик в наши дела сунет.

Воображение работает на полную катушку, и я взрываюсь. На грани выпустить зверя. Прогоняю её нахрен с крыши, чуть ли не вышвыриваю, а когда прихожу в себя, несусь следом. Что-то тянет меня за ней погнаться. Догонять. В охапку сгрести. И…

И она шлёт меня куда подальше. Красноречивее не может, воспитание не позволяет. И улепётывает, быстро так убегает. Зверь внутри оживает, для него это охота, не иначе! Еле сдерживаюсь, точнее, байку достаётся, пинаю его со всей дури, что у него аж переднее колесо слетает. А потом достается и Лису с Ониксом, на спарринге. Как приезжаю на базу, иду в зал, а там эти двое тренируются. Позанимались знатно, их двое, а я один. Сам так захотел. Одиночный поединок меня бы не удержал. Рванул бы сразу к ней! Сучка! Нахер она в моей башке поселилась?!

Глава 2

Утром я уже стоял у её дома. Пришлось в дом Марка проникнуть и куртку её выкрасть. Ничего сложного, этот кретин, похоже, с замками незнаком! Пара минут — и готово! Самым сложным было не поддаться дикому желанию вернуться и открутить этому придурку башку! Ярость на него просто дикая проснулась! Может, потому что эта крыса тянет резину с документами? А может, просто бесит одним своим жалким существованием в жизни Софии.

София.… Шепчу её имя, как маньяк, раз сто, пока жду когда она из дома выйдет.

И вот она! В ступор впадает моментально, как только меня видит! А меня вдруг пробивает на безумный смех! До чего же она уморительна! Щурит свои огромные глазища, губки дует, пытаясь состроить мину, будто я ей противен! Да я слышу, как у неё пульс скачет! Это кстати тоже волчья ипостась — ей я рад как ни когда. Только так и могу читать эмоции этой мелкой стервы. Вот и сейчас: взгляд мечет молнии, а сердце то замирает, то колотится, как бешеное, стоит мне приблизиться! Бросается отбирать куртку, вся такая грозная! Милая, аж пиздец!

Губы её дрожат, и я пялюсь на них, не в силах отделаться от мысли: какие же они, наверное, сладкие…

Упорхнула, а я плетусь следом, разглядывая её. Хрупкие плечики вздрагивают от моего внимания, и это меня невероятно забавляет. Каштановые кудряшки кокетливо покачиваются. Школьная форма… Боже, да у меня от одного её вида ширинка трещит! Юбка в складку игриво подпрыгивает на её попке с каждым шагом. Блядство! В башке моей точно легион чертей отплясывает канкан!

Подходим к школе, и пазл складывается. Я интересую её ничуть не меньше, чем она меня, просто она отчаянно пытается скрыть это за маской показной неприязни. И заливается краской, как спелый помидор, ведь вся школьная братия уставилась на нас, раскрыв рты! Решаю в секунду подбросить дровишек в костер сплетен. Да и девчонку надо на место поставить!

Хватаю её и впиваюсь в её пухлые губы! Это даже не поцелуй, просто смял немного. Так, проба пера. И её как током прошибло! Чувствую, как её сердце пропускает удар! А когда заглянул в её обезумевшие глаза, сомнений не осталось – нравлюсь! Готов руку на отсечение дать!

Пока топаю к байку не могу унять идиотскую улыбку. Как мальчишка безмозглый, ей богу!

Раньше всё было проще: захотел траха — снял девицу в баре. Никаких обязательств, никаких розовых соплей. Скинул напряжение и пошёл дальше. С ней этот номер не прокатит! Неженка! А голову мне пытает, словно отпетый палач! Сучка!

Вообще, та встреча с Софией — моё первое в жизни свидание! Хуй знает, как это вообще должно происходить, но точно не так, как у нас в прошлый раз! А в голове, как в муравейнике, роятся мысли о следующей встрече! Хочу что-нибудь… красивое.… Твою мать! Что за говно творится в моей башке?!

И точно судьба меня поимела! Круто так!

Я ни чего подобного и вспомнить не могу. За бабами раньше никогда не гонялся. Да и не зачем было! Зато от нее кроет по полной. Вот чем она меня так проняла, а! Чем блядь?! Хуй разберет. Хотя нет, хуй молчит, ни черта не соображает, только тупо к ней тянется!

Передышка от девчонки наступает только на деле. В руку ствол, цель на мушке, выстрел — цель ликвидирована. Докладываю Альфе по рации, и стоит мне получить отбой, как девчонка снова лезет в голову. Представляю, как она снова увивается вокруг своего уебана, и скулы сводит! А когда не могу до неё дозвониться, ярость закипает с такой силой, что ни один уже спарринг не спасёт. Хочется найти её и придушить!

У мамки узнаю, что эта стерва тусуется с друзьями в кафе. Примчался в этот гадюшник минут за пять, чуть дверь с петель не сорвал! Увидел её пьяные глаза и подумал: ну всё, хана тебе, малая! Закопаю прямо под этим диваном вместе с твоими подружками и уёбком, который смеет открывать на меня рот! С трудом сдерживаю порывы, а она ржёт мне в лицо! У меня башню сносит! Закидываю её на плечо. Она молотит кулачками по спине, почти массаж, блядь! Орёт что-то нечленораздельное, а я думаю только об одном: как бы заткнуть её…

Мысль приходит сама собой: заткнуть её можно только моим…

Не успеваю додумать, а мы уже в её квартире. Мамка у неё — огонь! Чёткая женщина, всё понимает. Без паники, без истерик. Из тех, кто в обморок от волнения не падает. Даже разрешает мне остаться, чтобы присмотреть за этой малолетней фурией. А я, черт возьми, так хочу, чтобы она проснулась утром и увидела меня рядом! Заглянуть бы в её бесстыжие глаза! Посмотреть, как она выкручиваться будет. Краснеть, смущаться от того, что мне пришлось её раздевать…

О-о! Это отдельная песня. Как только мать испарилась, эта комета рванула в туалет. И вот, пожалуйста, дежавю нашей первой встречи! Эта пигалица пыталась меня выставить за дверь, будто у неё хоть один шанс был. А я, как послушный надзиратель, снова держу её волосы, чтобы они не утонули в бездне её желудочного отчаяния. Хотелось выпороть её прямо сейчас! Но нет, этот десерт я припас на утро, разумеется…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После забега в туалет её одежда выглядела, мягко говоря, не комильфо. И мне, не то чтобы пришлось… но пока я её раздевал, все мои бесы устроили дикие пляски. Какая же у неё обалденная кожа! Раз коснулся — и всё, тормоза отказали…

Очнулся я от того, что мой стояк, словно узник, рвался на свободу, грозя продырявить джинсовую темницу! Замотал девчонку в одеяла, словно мумию — да только какое же это укрытие? Ей бы сейчас броню, как у рыцаря, или хотя бы саркофаг из титана!

Угомонил я стояк лишь спустя пару часов. Видать, пристыдился, сам утих. А я все смотрел, как она дышит, как реснички ее трепещут, словно крылья бабочки… и что-то внутри меня второй раз надломилось. Хуй знает, что именно, но мерзко стало от прежних похотливых мыслей. Нет, она не заслуживает такого! Это не девчонка на вечер, это я понял сразу, а теперь еще и понял, что не хочу ее ранить, не хочу поганить!

Хотя, черт побери, выпороть бы ее не помешало! Я же предупреждал! Зря она такая непонятливая …

А вот история, что поведала ее маман, пришлась мне по вкусу! София бросила своего пафосного педика! И что-то мне подсказывало что я каким-то боком к этому причастен. Знать наверняка я не мог, но мне отчаянно хотелось в это верить.

Утро… это вообще картина маслом! Ржал во весь голос от ее вида. Сначала она пыталась улизнуть из комнаты, надеясь что я сплю, потом приземлилась на меня, словно подкошенная, рухнула на колени — полуобнаженная, с отчаянной попыткой прикрыться от моего, похотливого взгляда. И лишь небеса блядь знают, чего мне стоило сдержать зверя, рвущегося на волю. Удержать руки, жаждущие притянуть ее к себе, сорвать последние преграды ткани. Даже когда она, торопливо, словно в панике, натягивала на себя все подряд, пытаясь спрятаться за этим нелепым ворохом одежды, взгляд мой не мог оторваться. Такая несуразная… и до боли, до дрожи в коленях милая.

Пришлось даже кашу ей варить, следуя материнским заветам. Получилось отвратительно, и, конечно же, она к ней даже не притронулась. Мои кулинарные потуги отправились прямиком в раковину, а меня окатили ядовитые слова упреков. А ведь я собирался быть милосердным, помиловать тем, что поутру ремнем её не выпорол. Наверное, стоит сменить тактику, строгость врубить на максимум. Распустилась маленькая не на шутку! Решила испытывать мое терпение, играть с нервами, выматывая меня до изнеможения. Но, к счастью для нас обоих, она произнесла те слова, которые мне так отчаянно нужно было услышать: она не хочет, чтобы я исчез из ее жизни. И хер знает, боюсь даже представить, что бы я сделал, услышав другой ответ.

И все утро держать себя пытался. Грубость на минимум сбавил, хотя подрывало что-то язвительное ей брякнуть. Еще больше эмоции её поджарить. Потому что бесила стерва! С ума меня сводила!

Особенно когда мы на улицу спускались. А ведь я предупреждал ее с самого начала, что бы её пьяной больше не видел! Упрямая! Как танк, прущий напролом, даже без гусениц.

— Придется свой косяк отрабатывать,— выдаю ей.

И вдруг эта дьявольская её усмешка:

— Может, сразу в постель ко мне запрыгнешь?!

Первая мысль: вот же стерва! Вторая: а ведь это, отличная мысль!

Прямо здесь её хотел разложить. Прямо в этом грязном, прокуренном подъезде! На этих обшарпанных ступеньках. Ярость, такая всепоглощающая, что перехватывала дыхание. Руки сами собой сомкнулись на ней, сжали ее ягодицы, прижали к холодной стене. Она задрожала в моих руках, и мне на мгновение показалось, что она испугана. Но хер там, это был не испуг. В ту секунду я видел ее возбуждение, чувствовал его так же остро, как и собственное. Когда моя рука скользнула между ее ног, она судорожно выдохнула, потерялась. Я смотрел в ее ведьминские глаза и читал в них «error». Перегрузка системы от моего напора. Смешно и грустно — Серега стал её спасителем. Звонок Альфы и его команда вернуться на базу. Минуту бы ещё и все, хуй бы меня и Серега не остановил! Разорвал бы её одежду в клочья, и трахнул бы прямо там!

Я оторвал себя от нее с нечеловеческим усилием. Вылетел из подъезда, как ошпаренный, и умчался на байке, подальше от этого места, подальше от искушения воплотить в жизнь свои безумные фантазии. А фантазии мои были настолько грязными, настолько развратными, что, если бы я посвятил Софию хотя бы в малую их часть, она бы покраснела до кончиков волос!

А дальше вообще пиздец начал происходить…

Мы двинули к хате Тишка – я, Альфа и Феликс. Вроде как Серега уговорил-таки Марка слить нам доки. А я всю дорогу проклинал свою идиотскую улыбку, растянувшуюся во всю рожу. Хорошо хоть ехал в отдельной тачке, иначе пацаны бы мои мысли считали в момент! Они и так уже косятся, мол, что это я вечно где-то пропадаю. А тут бы точно поняли, что к чему. Получаю эсэмэску от маленькой, которая меня, как школьника, на чистую воду вывела, и от этого аж зубы сводит.

Её это «Я тебе нравлюсь?» – такое наивно-детское, аж до мурашек!

«Нравится…» слово нихуя не подходящее! Вообще не отражает и сотой доли того, что я чувствовал! Меня в тот момент на неё как на гребаный магнит притянуло! Колбасило так, что почувствовал себя этим… как его… ёбаным, Ромео, блядь!

И вот тут я и совершил свою первую эпическую ошибку. Ляпнул, что примчусь к ней сразу, как только с её бывшим хахалем разрулю. Знал бы я тогда, что эта безбашенная вытворит…

Примчалась ведь, словно за ней сам черт гнался! И картина маслом: первая встреча, часть вторая, блядь! Альфа только доки схватил, а она уже влетает в дом, как маленький, но чертовски разрушительный торнадо! Бесшумный ураган гнева, который мои нервы разносит в клочья. Серега по моей реакции сразу просёк, что к чему. Да и как тут сдержаться? Хотелось схватить её, закинуть в багажник и увезти на край света, лишь бы подальше от Сереги.

Я по его взгляду всё понял без слов. София для него не просто девка хмыря Марка, а ходячая проблема, которую нужно немедленно устранить! Срочно! Что бы дело наше не загубила!

Единственное, что хоть как-то примиряло с ситуацией — устранить её требовалось мне, а уж какими средствами — то дело десятое!

Но стоило Альфе и Феликсу раствориться в воздухе, как напряжение подскочило до потолка! Этот глист Марк пылить стал не на шутку! А когда до него дошло, что это я — тот самый парень, что утащил её с той проклятой вечеринки, тут его и понесло! Кипел яростью, плевался сарказмом, как верблюд! А когда он посмел коснуться моей Софийки, руку ей на плечо положил, я готов был в ту же секунду отгрызть ему к хуям эту конечность! Зверь внутри взбесился, словно в клетке пожар начался! Еле сдерживался! Нельзя было сейчас оборотню гулять, пока моя маленькая рядом!

Моя! Вот так, блядь! И ни как иначе!

А эта гнида все никак не заткнется! Несёт что-то про Софию, и тут вдруг — БАЦ! — она ему такую оплеуху отвешивает, что у меня в голове все винчестеры разом перезагружаются! Этот урод, Марк, сдачу ей прописывает, и меня кроет! Мгновенно!

Очухиваюсь от того, что передо мной испуганное личико моей маленькой! Глазища зелёные, как два изумруда, смотрят на мой нависший кулак! За её спиной этот хмырь пыхтит, кровь из носа хлещет, он ее ладонями ловит! Внутри одно желание — добить! Прикончить прямо здесь и сейчас! Оружие в тачке! Метнуться туда и обратно — пара минут, и этот пёс сдохнет прямо здесь! Но смотрю в эти зелёные глаза, и ярость испаряется, как будто она моего зверя гипнотизирует! Ну, точно ведьма!

Хватаю её и в мгновение ока вылетаю с ней на воздух! Пакую её в машину, на автомате пристегиваю ремнём безопасности. Влетаю в машину, как угорелый, и срываюсь с места! Теперь одна мысль — увезти её подальше отсюда! Подальше от этого придурка! Подальше от крови!

Что-то рыкнул ей, когда только в тачку заскочили, типа — сиди тихо!

И она, впервые меня послушалась! Кажись, так её напугал, что она даже дышать перестала! Лишь изредка ловил её взгляд, яростный и немного испуганный. С какого перепугу она яростью пышет, сначала вообще не вдуплил, разобрался только когда из машины вылетел вслед за ней. Бесит её, что она в этой мутной истории с документами разобраться не может! То ли за этого барана тупого волнуется, то ли просто любопытная до чертиков! Приходится рассказать ей, как для нас эта земля важна, что Тишко старший себе нелегально приватизировал. Выдыхаю, когда она успокаивается. Самому даже спокойнее становится, словно она меня своим настроением заряжает.

Затаилась робкая надежда, что перестанет моя строптивица Альфе на глаза попадаться, словно магнит, притягивая его волчье внимание. Иначе…

Даже думать не хотелось, что может Серега сделать. В нашей стае давно уже правило — серьезные отношения не заводить. Опасно это. История наших родителей — тому печальное подтверждение. Одинокого волка на крючке хуй возьешь, сегодня здесь, завтра уже развеял след. Ничто не держит, кроме ветра в гриве. А отношения… это кандалы на лапы. Любой враг за эти узы ухватится, как клещ. Как представлю мою кроху в грязных лапах врагов, сердце обрывается. И спроси меня тогда, что выберу я, стаю или её… да я бы и секунды не сомневался! Её! Мою девочку!

Когда напряжение отпустило, решился поднять вопрос о той ахинее, что Марк нёс. Из всего словесного поноса уловил одно: София с ним не спала. Не трахалась с ним. Совсем.

Я так и прихуел когда положительный ответ её слышу! Внутри буря эмоций, гремучая смесь восторга и паники. С одной стороны, ахуительно это, что моя малышка еще девственница, ведь представлять её под кем-то другим было чертовски больно. А с другой стороны — холодный пот по спине градом катится. Ведь я сам… чуть в подъезде не сорвался!

Ору в себя, но потом я не сдержался, сорвался и на неё. За то, что молчала! Скрывала! Да и права она, конечно, когда бы она такую информацию мне вывалила? Она то блюет, то мы орёмся как ненормальные!

Но когда она выдала причину своей невинности, меня словно молнией прошило. Смотрю на это чудо маленькое и не верю, откуда в этой очаровательной головке такие взрослые мысли?!

Оказывается, секс для нее — это таинство, блядь, обмен душами! А свою она отдаст только тому, за кого жизни свое не пожалеет…

Всё. Финиш. Контрольный в голову! Вышибает меня окончательно! То, что раньше треснуло, рассыпалось в пыль. Рухнуло всё мироздание, до основания! Крышу снесло напрочь! Хочется схватить её в охапку, унести на край света и спрятать. Как дракон — принцессу! Что бы никто, слышите, НИКТО даже взглянуть на нее не смел! Моя она! Только моя!

Потек, бля, Ромео… потек окончательно и бесповоротно…

Контроль над стояком был потерян безвозвратно! После «подъездного инцидента» он вообще зажил своей, совершенно бесстыдной жизнью. Стоило ему узреть эти дьявольские кудряшки, эти огромные, как блюдца, глазища, как в нём просыпался вулкан страсти! А когда я её целую, когда сминаю в объятиях, словно тесто, — всё, тушите свет, вешайтесь! От каждого её вздоха по моим венам расползается этот сладкий яд, это незнакомое доселе чувство. Что-то на грани безумия, одержимости, маниакального стремления защитить, уберечь её от всего зла мира! Кажется, я готов горы свернуть ради этой чертовки!

Глава 3

Гнал от себя прочь эти мысли о любви! Реальные мужики, мол, такой херней не страдают, так я всегда думал. А тут — пиздец подкрался незаметно! Убеждал себя, убеждал… да ненадолго меня хватило. Сдался быстро! Признался сначала себе, что этот день — дерьмо собачье, если не почувствую её поцелуй на губах, не увижу её дьявольски прекрасную улыбку, не утону в этих глазищах, размером с океан. Как приворожила, ведьма блядь!

А потом и ей признаюсь! Как только она мне колется, что встречалась с этим уёбком Марком, чтобы меня, видите ли, спасти. Тишко, гад, за сломанный нос своего птенчика Марка на меня в ментуру заяву накатал. Да хуй они меня найдут! По всем докам я труп…. И уже давно! Как только в «Тень08» поступил так сразу меня с этого света и списали.

А Софийка моя… забавная девчонка…. Так переживала за меня, когда узнала про заявление. Ножкой топает, призывает быть серьезнее. Да как тут быть серьезным, когда она до одури очаровательная?!

Но когда я понял, на что она пошла, чтобы этот придурок свою заяву забрал, чуть её там же и не придушил. Забавного было — нихуя! Закинул её в машину, как мешок с картошкой, хотя нужно было оставить и рвануть к ребятам на ринг, злобу свою скинуть. Но не смог, черт возьми! Хотелось узнать, что этот хуесос про меня ей наплел. А когда услышал… лучше бы я этого не слышал!

Оказывается, Тишко-старший больно много чего про нас знал, и с сыночком своим решил поделиться. И про «Тень 08» этот урод, конечно же, моей Софийке все рассказал! И припугнул её, что я не тот, за кого себя выдаю.

В тот день я тачку гнал, как будто за мной сам дьявол гнался! Чуть не вылетели на встречку, но вовремя вернулся на свою полосу. Затормозил так, что моя девочка еле дышала. Глазами огромными хлопала, уставившись в лобовое стекло. Бледная, как моль. Губки дрожат, пальчики маленькие в ремень безопасности вцепились, как будто это последняя соломинка.

Уебок я, конечно, ещё тот! Совсем не умею свою ярость контролировать! Но в тот момент другое волновало — её мнение по поводу слов этого барана Марка.

В этот момент я хотел рассказать ей всё! Вот всё про себя выложить, как на духу. Она, конечно, знала, что я детдомовский, что после интерната служил в войсках, что сейчас работаю на какое-то «общество». Но это была капля в море по сравнению с тем, что я хотел ей рассказать.

И я прямо её спросил: что она по этому поводу думает? Решил: если скажет, что это для неё важно, тут же всё расскажу, будь что будет! А будет… я уже примерно понимал, что…. Смоется от меня моя маленькая, и хрен я потом с ней встречи найду! А вот если скажет, что всё равно, то буду молчать.

И ей всё равно…

Это было пиздец каким облегчением! Вот тогда-то я и понял, что влюбился окончательно и бесповоротно! И ей признался в своих чувствах. Помню, тогда мы очень долго стояли, прижавшись друг к другу. Втроем, конечно. Она, я и мой непоколебимый стояк!

И да, я к ней не прикасался! По-хорошему я понимал, что не сдержу свои желания слишком долго. Особенно когда она сама этого хотела. Как только мы в её квартире оставались наедине, в ней словно бы что-то дикое просыпалось. Робкие поцелуи в требовательные превращались, и я мог унять её лишь домашкой. Пиздец, конечно. Кто бы мне раньше сказал — рассмеялся бы в лицо!

Но дело было не в том, что трахать её не хотелось! Хотя нет, именно в этом. Трахать её не хотелось. Хотелось любить! Хотелось, чтобы всё было… правильно, что ли. Не под напором, хотя кто на кого напирал — это было ещё не ясно…

Я четко решение принял — вот как только она точно для себя решит, что я именно тот, кому она душу свою отдать захочет, вот тогда всё случится.

Зверю моему это явно не по вкусу было, а стояку каждодневному и подавно. Но как только усмирить её удавалось, она немного обозленная на меня засыпала, сворачиваясь клубочком под моей рукой. А я мог вот так часами любоваться её сном. Ловить каждый её вдох, иногда возбужденный, потому что чаще всего засыпала она взволнованная нашими поцелуями.

Так и спали, сплетались в дреме, пока Ира, мать её, пропадала на работе. Больница высасывала из неё все силы, не давая ни минуты покоя. Она корила себя за то, что не видит, как растет дочь, но иного выхода не находила. Одна воспитывала, одна тянула на себе весь этот воз. Отец Софийкин… да что о нём говорить, ушёл, когда София ещё в сад не ходила, оставив лишь пустоту и боль. Никакой помощи, ничего, вот и горела Ира на работе, как свеча на ветру. И тогда я начал переводить ей деньги на сберкнижку, скромные суммы, как по мне, но с пометкой «от отца, Софии». Пусть думает, что одумался, что вспомнил о дочери, что пытается исправить свою ошибку. Для Иры это стало настоящим потрясением, луч надежды в кромешной тьме. С Ирой мы часто общались, втайне от Софии, конечно. Она с самого начала наш союз невзлюбила. Мол, не должна её мамка ко мне таких теплых чувств испытывать. А Ира… Ира — душа нараспашку, принимала всех, как родных, даже этого Вахрина, дружка Софии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ох же блядь бесячий парнишка! Хотел впечатать его в стену, когда увидел, как он выходит из квартиры Софии. А он так невозмутимо, с наглой ухмылкой выдал:

— Пора расписание составлять!

Блядь! Расписание твоих похорон! Мудила!

Софийка тогда чудом сдержала меня, не дала выпустить демона наружу. У неё какой-то дар, укрощать мои самые тёмные порывы. Но расписание она составила, потом Ира рассказывала. Ругаться с ней бесполезно! После моих слов София заводится, как часовой механизм, и остановить её уже невозможно!

А с хуя ли я ревновать не должен? Это моя девчонка! Нехер всяким ушлепкам вокруг неё виться! Да пусть хоть трижды друг! Вообще посрать!

Старался не трогать Вахрина, оказался безобидный чувак. Лишь бы не попадался на глаза! Делить с ним Софию? Да ни за что! Но мысль, что они сидят за одной партой, что он торчит у неё дома, пока я болтаюсь со своей шайкой, сверлила мозг. И каждый раз считал своим долгом рыкнуть Софии предупредительный, что повыдергаю ему руки, если он ещё хоть раз, даже случайно, её коснется. А она, хитрая лиса, умело брала меня в оборот. Гасила сладкими поцелуями пламя моей ярости. Сдерживаться становилось невыносимо. Каждая секунда, проведенная рядом, только подстегивала моё желание обладать ею. По-настоящему, всецело! Зверь внутри меня требовал её заклеймить!

И однажды я сорвался. В доме моих родителей. Жалкая лачуга, но всё, что от них осталось. Я редко там бывал, но вдруг захотелось привезти её именно туда. Цели переспать не было. Специально остановился в паре километров от дома, надеялся, что она выдохнется, пробираясь по сугробам, и уснёт без задних ног. Наивный! Эту крепость ничем не сломишь. И меня уже ничто не могло остановить после её признания. Я увидел её. Душу моей девочки. Чистую, полную теплоты, заботы и до боли трогательной обиды от того, что я, якобы, не желаю её…

И планка моя рухнула.

Помню каждую секунду того вечера. Как раздевал её медленно, бережно, боясь спугнуть. Вглядывался в её огромные глаза, пытаясь понять, насколько серьезны её намерения. И, чёрт возьми, она была серьезнее, чем я в тот момент! Осмелела, стянула с меня свитер, даже не покраснев, хотя я думал, её инфаркт трахнет быстрее, чем я, когда она меня голым увидит!

О, Господи! Какая же она нежная! Моя идеальная девочка. Сначала я боялся даже прикоснуться к её бархатистой коже своими лапищами, словно опасаясь испортить этот хрупкий фарфор. Но меня переполняло таким всепоглощающим чувством, что в какой-то момент я потерял контроль над собой. Под моими пальцами таяла её нежная кожа, по телу разливались волны мурашек. Я прикасался к ней, от макушки до пят, проводил ладонями по её тонкой шее, по плечам, и когда мои руки коснулись её аккуратной груди с затвердевшими сосками, из ее рта вырвался невольный стон. Я покрывал её поцелуями, словно стремясь запечатлеть в памяти каждый изгиб её тела, каждую линию, каждый штрих.… И я запомнил. Навсегда запомнил!

Запомнил, как я поклялся сберечь её душу. Как она слезинку не удержала и я поймал её губами, растворяя в поцелуе. Сердце замерло в ожидании. Я готовился к отступлению, к тому, что она оттолкнет, испугается близости. Мысленно уже бежал прочь, в глухой лес, чтобы, обратившись зверем, выплеснуть напряжение в диком, безумном беге. Но страх не парализовал её, лишь подстегнул желание. Запомнил её надрывный вдох, когда я, робко, едва касаясь, вошел в неё. Немного совсем. Испугался, что разорву её к чертям, если вгоню на полную. Запомнил её огромные, распахнутые глаза, в миг этой близости, и закушенную в отчаянии губу. Я накрыл её губы своими, стирая боль поцелуем, а когда отстранился, прошептал:

— Я могу остановиться….

Хотя, хуй там, я не мог! Остановить меня теперь было не под силу никому, разве что самому дьяволу, но и тот, уверен, не слал бы, увлеченный зрелищем.

— Нет, — одними губами ответила она и зажмурилась, — Продолжай…

Бесстрашная моя, храбрая девочка…. Мое сердце сжалось от нежности и трепетного восхищения.

— Посмотри на меня, — попросил я, нежно касаясь ее волос, призывая к зрительному контакту.

Ее ресницы дрогнули, и она снова взглянула на меня. Растерянная, но такая… красивая! Невероятно красивая! Крышу у меня тут же и снесло. Ну все, обратной дорожки уже нет!

— Расслабься, малышка, — прошептал я, накрывая ее губы поцелуем, — Дай мне войти…

Она судорожно вздохнула, и я, медленно и уверенно проник внутрь. И это было… ахуенно! И, кажется, я выдохнул это вслух, не в силах сдержать.

Волна невероятных чувств захлестнула меня: восторг, трепетное предвкушение, блаженство, и… любовь. Всепоглощающая, всепроникающая любовь. Я был готов кончить в эту же минуту! Прям тут же! Я понимал умом, что нас ждет в наш первый раз, но реальность превзошла все самые смелые ожидания. С ней все было иначе. Она была моим откровением, моим маяком, моей судьбой.

Я не стремился проникнуть на полную, но даже этого мне хватило, чтобы взорвать мои чувства к чертям собачьим! Как вообще сдержал порыв не вытрахать её сразу, один лишь черт знает! Испугался тогда, её взгляда в котором как и у меня все смешалось, и боль, и любовь и страсть.

Она лишь издала тихий, мучительный вздох и вонзила свои нежные коготочки в мою спину. А я, целовал её как маньяк, при этом стараясь двигаться как можно медленнее, бережнее. И стоило мне лишь коснуться губами её трепетных сосков, как она тут же феерично взорвалась фейерверком оргазма. Кожа, тонкая, словно пергамент, покрылась мурашками, её хрупкое тело подо мной выгнулось дугой, достойной восхищения. Из её горла вырвался надтреснутый, но сладостный выдох, перешедший в протяжный дурманящий стон. Она сокращалась с такой интенсивностью, что я едва не потерял контроль над собой. Но я знал, что ещё рано давать слабину. Жадность взяла верх: я хотел ещё ощутить её оргазмические волны, услышать, как она, обессиленная, шепчет мое имя в мои объятия. Я жадно ловил каждый её звук. Ловил языком каждый выдох, пропитанный моим именем! Жадно пил искры её глаз и с маниакальным восторгом понимал: она моя! Только моя! Моя безраздельно и навсегда!

— Что… что… что со мной…?— испуганно выдавила она.

— Это оргазм милая,— ответил я,— Ты кончила.

— Это… так всегда бывает? — с трудом говорит и воздух ртом ловит. Огромными своими глазищами на меня смотрит в недоумении.

— Я очень на это рассчитываю…. Ведь кончаешь ты…. Ахуенно!

Когда первая волна её отпустила, я возобновил свои ритмичные движения. Она словно поддавалась, двигалась ко мне навстречу. Пришлось даже слегка прижать её бедра к кровати, чтобы немного утихомирить её порыв, ведь она едва ли осознавала, что я вошел лишь наполовину.

— Тише, малышка, — прохрипел я, пытаясь обуздать её страсть, — Не спеши… если я сейчас войду полностью…

— Хочу полностью! — перебила она меня, и её пальчики зарылись в мои волосы. Пухлые губки набросились на меня с горячим, ненасытным поцелуем.

Глупышка! Ты же этого не переживешь!

Но я лишь усмехнулся про себя. Решил, что лучше немного придержать её юношеский пыл, да и свой собственный, чего уж там. А крышу сносило, зверь внутри меня разносил клетку, с остервенением рвался на свободу, круша все преграды. А София словно попробовала запретный плод, вошла во вкус, целовала жадно, требовательно, и это меня заводило до одурения. Я подхватил её ноги, закинул себе на спину, прижал к податливому матрасу и ускорил темп.

Мы сплелись как два оголенных нерва, два звена одной неразрывной связи. Ее душа, моя душа — единое пламя! Сладкие стоны, скрипучая кровать, и наш ураганный оргазм обрушился на эту хибару, грозя разнести ее по бревнышку! Я реально думал, что проснусь в руинах, продуваемый всеми ветрами! Но нет, все три ночи, что мы тут безумствовали, ни одна стена не рухнула! Крыша на месте! Только кровать взмолилась о пощаде треснув пополам, но полешко-подпорка и клятвенное обещание быть нежнее вроде как вернули ее к жизни. А моя малышка светилась от счастья, и я почувствовал себя королем мира!

И ей нравилось! Нравилось, как я ее бережно ласкаю. Нравились мои поцелуи. Даже мои грубые пальцы ей нравились!

И эта любовь… Я знал это точно! Спорить с этим бесполезно, как и с тем, что к этой девчонке меня магнитом тянет!

Думал, после первого раза отпустит. Но хрена с два! После первой ночи я понял — влип по полной! И за уши меня теперь не оттащишь!

А потом я совершил вторую роковую ошибку.

Все случилось молниеносно. Не успел я вернуться, как Альфа рявкнул, чтоб я пришил какого-то козла в Подмосковье, который начал копать под нас, благодаря тем самым документам, что мы у Тишко сперли. Время на раздумья? Забудьте! Мы сорвались сразу, я и Якут. Был бы один, я бы Софии эсэмэску черканул, мол, не теряй, скоро буду. Знал же, какая она… моя маленькая…

Но с Якутом в компании — то еще удовольствие. Он глаз с меня не сводил, и я понимал почему. Альфа приставил его, чтоб он все про мою личную жизнь вынюхал. После последней встречи Сереги и Софии в особняке Тишко он теперь на измене. И я не мог дать ему повода думать, что у меня тут, понимаешь, любовь-морковь!

Сука! Бредово это всё! Пиздец! Сколько я был готов так скрываться? До талого, наверное! Пока не прихлопнет! И мозгами понимаю, что лучше не будет. Надо бы Софию оставить, не место ей в моей жизни. Мой мир крови, смертей и оборотней на поводке у безумного Альфы — это не для нее! Но я не мог от нее отказаться. Не мог и все тут!

Короче, вернулся я — и прозрел! Моя Софийка уже успела и в ментовку сгонять, и Сереге позвонить! Где она вообще номер его взяла? Хуй её пойми! Орал я так, что стены ее хрущевки ходуном ходили. А она, молча всё слушает, своими огромными зелеными глазами хлопает и вообще не понимает, что натворила. Точнее, что я натворил! Ебать! Вот же я осел! Сам ее подставил!

Альфа, конечно, ни словом про звонок Софии не обмолвился, но я-то знал нашего Альфу. Молчит — значит, план вынашивает.

И даже зная это, меня ни капли не смутило, что меня снова на дело отправляют. Пришить надо было какого-то политика, шишку в этом захолустье. А я как идиот повелся, даже спрашивать ничего не стал. Вся голова другим занята — как мою малышку из этого дерьма вытащить.

Варзин ждал на заброшке. Этот депутатишка даже не понял, что происходит, видимо, ждал другого персонажа, а пришел я. Да и меня он бы не запомнил, даже если бы выжил. Балаклава на лице, только глаза видно. Перед выстрелом заметил чей-то взгляд, но даже не задумался, кто это. Подумал, шпана какая-нибудь балуется, увидят дядьку с пистолетом — и драпу дадут.

Выстрелил быстро, четко. Ни один мускул не дрогнул. Знал, что если бы дело было простым, то его бы и убирать не стали. Видать, скользкий тип, да и по глазам его бесстыжим сразу видно, что душонка его в крови купается. Мерзкие такие глаза у этих ублюдков! Хотя, у меня, наверное, не лучше, ведь и сам жизни отнимаю, пусть и отвратительных людей, таких, кто вообще жить не должен, но как не крути, все равно убийство.

Уже хотел уйти, но меня как молнией прошибло! Смотрю в пустые глазницы заброшенного здания и ахуеваю!

София! Стоит прямо там! А потом юрк вниз, словно надеется остаться незамеченной. Влетаю в разбитое окно быстрее ветра! Пистолет в кобуру пихаю! Смотрю на нее, и поверить не могу в происходящее. Она в стену вжалась, глаза зажмурила, будто если меня не видит, значит, и нет меня вовсе. Да еще и не одна, с ней этот бедовый — Вахрин, блядь!

Я ей тут же приказываю не рыпаться, сидеть на месте, пока с её дружком вопрос решаю. Она глаза пучит, сразу понимаю голос мой узнала и в таком шоке, что замирает на все то время, пока я её дружка за шкварки поднимаю, приказываю замолчать и матерясь, волоку его нахрен к входу.

Впервые в жизни Богу спасибо прошептал за наш волчий дар — внушение! Можем приказывать людям, и они, как зомби, подчиняются! Условия есть, пустяковые. Главное — взгляд в глаза, прямо в душу, и приказ чёткий отдавать.

Приказываю этому полудурку забыть все и сябываться пока живой. По хорошему и шлепнуть его здесь, что б не маячил, уж слишком сильно он меня бесить начал, но Софийка не простит. Теперь вообще хуй знает, что с ней делать.

Пока к ней иду, мозги скрипят. Может, и ей внушить? Да толку-то! В один миг докопается, она же, как клещ! Да и херь вся эта, попахивает подставой. А если это всё и, правда подстава, тогда смысла во внушение нет! Опять её на меня наведут.

Когда возвращаюсь — сидит на месте, как вкопанная. Походу, даже не дышит. Сажусь напротив и вижу в глазах — молится, чтоб я маску сорвал, а там — сюрприз блядь, не я чтоб был!

Лицо у неё, конечно — страх наружу лезет. Ещё месяц назад я мечтал об этом её страхе, а сейчас…. Бойтесь, блядь, своих желаний! Они, сука, имеют возможность сбываться!

Не даю себе права отступиться! Срываю балаклаву одним рывком. София белеет, как полотно, рот открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на берег. Хватает воздух, а нечем. Рукой дрожащей губы зажимает. Глаза — в момент слезами полнятся. А у меня душа в клочья рвётся! Бляха! И что я так на ней завис?! Сейчас и момент подходящий! Встряхнуть её, внушить, чтоб держалась подальше, забыла всё. Уехать к хера, чтоб не видеть! А совесть, гадина, не даёт.

Обещал же – душу её беречь!

Хватаю её, тащу отсюда и в машину запихиваю. И тут выясняется — великолепная твою мать картина! Альфа меня подставил! Сам Софию выманил эсэмэской. Гнилой у нас вожак, не поспоришь, но хитрый — пиздец! Обвёл меня вокруг пальца, как мальчишку!

И тут меня прорвало! Рассказываю ей всё! Про нашу «Тень 08», про нашу злосчастную группировку. Что мы реально наемники — приказ получили, выполнили, и свободны! Всю правду вываливаю, как на духу все сливаю. Упускаю лишь тот момент, что мы оборотни. Думаю, её тут же инсульт хватит после такой информации. Неготова она пока к таким откровениям, да и хер знает, может вообще никогда готова не будет!

Что я ждал от неё в этот момент — сам понять не могу. Понимания что ли? Да разве ж к таким, как мы, может быть понимание?! Мы — убийцы, за столько лет уже хладнокровные. На дело идём — как на тусовку, а после — по кабакам да по бабам, глушить остатки совести.

А я вот к Софийке сразу бежал. Она моё утешение! Моя единственная отдушина. А сейчас…

Смотрю в её глаза, и внутри всё льдом от её взгляда покрывается. С таким презрением она кидает мне в лицо, что я — убийца, что хочется не просто сдохнуть, а прямо в ад провалиться, в свой персональный котёл!

И вдруг — прорывается что-то сквозь её страх! Какая-то слабая надежда. Надежда, что я брошу эту поганую жизнь, завяжу с убийствами ради неё. Да разве это возможно — уйти?! В моём мире нет дороги назад. Когда руки уже не по локоть, а по самую макушку в крови! Ненавижу свою жизнь! Презираю её! Серегу этого гадёныша, который нашими руками себе дорогу в высший свет прокладывает. А больше всего я себя презираю — ведь не сберегу я её душу. Душу моей маленькой.

Она кричит мне это в лицо, а потом — выскакивает из машины и удирает! Херачу по рулю со всей дури, он под моими кулаками на две части разлетается. И только я хочу за ней кинуться — телефон загорается, эсэмэска от Феликса:

«Не вздумай. Альфа следит. Если за девчонкой дёрнешься — натравит тебя на неё…»

Блядство!

Смотрю вслед убегающей Софийке, а сердце в кровавое месиво превращается. Глаза жжёт от слёз! Повторное блядство! Не плакал с шести лет, а тут готов разреветься, как девчонка. А всё потому, что чувствую, как ей больно. Моей маленькой сейчас — чертовски больно!

Глава 4

Когда понял, что свои же меня подставили, хотелось вырвать им кишки и вместо канатов ринг ими украсить! Кроме Феликса, вот этот реально красавчик. Предупредил! Стоило мне из тачки вылезти, этот Альфа-пидор меня сразу бы на девчонку и натравил. А мне сейчас много не надо. Спичку поднеси — к хуям взорвусь! Мой зверь вообще без разбору хоть кого на куски рвать готов. Догонит — и хана!

Возвращаюсь в стаю, спустя месяц. Альфа, как с барского плеча, меня всё это время не трогал, типа отпуск незапланированный выписал. Тварь! Весь этот гребаный месяц как приклеенный следил за домом Софии. С Ирой каждый день на связи. Лекарства для моей малышки покупаю, а то она после того случая слегла с температурой.

Её мать без конца допрашивает, что у нас там случилось, а я и сказать-то ничего не могу. Врать не хочется, а правду она точно не выдержит. Да и какая мать такое перенесёт? Когда твоя дочка встречается с киллером, блядь!

Вскоре моей маленькой становится лучше. Смотрю, как она в школу ходит и обратно возвращается. Действую скрытно. Не время сейчас к ней врываться, хотя желания такие были! Вломиться к ней в хату, сгрести в охапку и сказать, что ни хуя она от меня не отделается! Но не позволяю себе такой роскоши, ещё не время. Вернусь тогда, когда со своей волчьей стаей разберусь.

А ещё этот месяц пытаюсь под контроль своего зверя взять. Ведь план в башке просто нереальный! Из стаи свалить! Так вот только хер Альфа отпустит! Я ж его правая рука. На мне все связи, вся структура, на мне и подготовка группы. Уже предвкушаю его хитровыебанный план мести, натравит меня на Софийку, как пить дать. Крючок у меня появился, и такой нехуевый, который позволяет Альфе меня за яйца взять. Но я, етить, не унываю, вхерачиваю себе «Ксиланид» в лошадиной дозе, инъекциями. Препарат для усмирения особо буйных зверюшек. Моему волку как таблетка от изжоги, но хоть какая-то надежда, что не очнусь, доедая сердце моей девочки. Хоть слабая, но всё же надежда пережить этот трешь.

В голове даже идея мелькает: увезу мою малышку в отпуск на новогодние каникулы! Куда вот пальчиком своим крохотным на глобусе ткнёт, туда и поедем. Бабла у меня дохера скопилось! За свою работу получал по полной, а тратить куда? На баб и в баре раньше просаживал. Короче, за жизнь можно не волноваться лет так двадцать точно. А там что-нибудь придумаем. Лишь бы она рядом была!

Приезжаю на базу, настроенный на скандал века. Наш Альфа та ещё истеричка. Скорее всего, после сегодняшнего со мной вообще никто из стаи общаться не будет. Кроме, наверное, Феликса, но Альфа и это исправить может. Оборотням внушать тоже можно, но имеет право на это лишь Альфа. И Серега всем нашим мозги так и запудрил, кроме меня.

Так уж вышло, что я чистокровный наследник Альфы. В моём роду все были вожаками, но после смерти моей семьи я так и не смог взвалить на себя эту ответственность. Без мозгов тогда был, куда мне эту волчью свору тянуть? Да и знал, чем тише сидишь, тем больше видишь. А теперь жалею, пиздец как! Стал бы Альфой вовремя, и не было бы этих тупых запретов на отношения. И в это гнилое дело, в макруху, ребят бы не толкал!

Но что есть, то есть! Я в своё время дал заднюю, Серёге права на стаю предоставил. Типа подчинился его воле добровольно. Но вот что у меня от лидера осталось, так это иммунитет к его внушению. Раньше Серёга пыхтел, конечно, всё ещё пытался меня подчинить, но хуй там плавал! Его внушения на меня никогда не действовали. Потом перестал даже пробовать, побоялся, что стая перестанет его за лидера считать, и начал со мной договариваться. Иногда его уговоры больше на шантаж походили. Но делал я только то, что считал нужным для себя, для нашей стаи! А сейчас вряд ли он с шантажа начнёт, сразу в бой попрет. Знаю его как облупленного. Не простит мне ухода из стаи, и методы у него будут жёсткими.

Но я тоже не пальцем деланный, весь месяц практиковался. Пичкал себя препаратом. Так что хуй он до моего зверя доберётся! Но, блядь… знал бы я, что он с другой стороны зайдёт…

Приезжаю на базу. Ангар наш, обшарпанный, стоит в глуши. За воротами — склад, ринг и тренажеры. Дальше — небольшие комнатки, одна из которых была моей. Уборная с душем и кабинет начальства, ебать!

Встречают меня в стае без энтузиазма. Один Феликс вроде как рад, хотя в глаза не смотрит. Уже одно это должно насторожить, но тогда не насторожило. А я ни минуты терять не хотел. Перед глазами так и стоит Софийка. Наша встреча. Приеду, зацелую! Скажу, что со всем покончил!

В кабинет Серёги врываюсь без стука, как вихрь, поднимаю пачку документов на его столе, они по полу рассыпаются.

— Ни хуя себе бодрый стал! – скалится Альфа.

А я дверью так хлопаю, что кажется, с ринга даже канаты слетают. Встаю перед столом, злобным взглядом его прожигаю. А он выдерживает и даже скалится, еблан!

Как вспомню Софийкины слёзы, так сразу втащить ему хочется. Но руки распускать нельзя, не сейчас. Наша свора меня сразу грохнет. Альфа — это неприкосновенный лидер в стае оборотней, что сто лет назад, что сейчас. А умирать у меня в планы не входит. Я ещё свою малышку не осчастливил!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Разговор есть, – рявкаю я.

Серёга на стуле откидывается. Ручку из рук на стол выкидывает. Физиономию делает такую, словно я — муха надоедливая, которая от важных дел его отвлекает.

— Заряжай, – выдыхает Альфа.

— Из стаи ухожу, — выплёвываю и кулаки сами сжимаются. Слышу, как нервно курят ребята за стеной, они всё слышат. Кажется, у Феликса челюсть об пол ёбнулась. За пояс тянусь, «Глок» достаю и на стол Серёги швыряю, — Это мне больше не понадобится. Надеюсь.

Надеюсь на то, что он ребят под меня не подставит. А то жаль будет их убивать. Но сейчас хочется о лучшем думать. Но морда Серёги багровеет, и все мои лучшие мысли улетучиваются.

— Ебанулся? – рычит Серёга, – Из-за бляди какой-то?

Я «Глок» хватаю моментально. Перезарядка — и дуло уже напротив перекосившейся физиономии Альфы. Со щелчком перезарядки парни вваливаются в кабинет, у каждого по пушке в руке. Сомнений нет. Затылком чувствую, как напрягаются их пальцы на курке, целясь в меня. Но Серёга тут же жестом руки их останавливает.

— Спокойно, пацаны, – выдыхает Альфа, и парни стволы опускают, — Волку, видимо, совсем башню сорвало.

Скалюсь. Языком зубы скребу. Желание — пристрелить урода, но тут же свою малышку представляю. Жить хочется — сил нет! С ней хочется!

Снова «Глок» на стол бросаю:

— Мы в расчёте, Альфа, — глазами его к стулу прибиваю, — Я из дел выхожу. В стае больше не числюсь.

— Какой резвый, — кривит в ответ Серёга губы, — А кто тебе сказал, что стая тебя отпустит?

Оглядываюсь. Парни на меня глазами сверкают, как на прокажённого. Словно я не голову от любви потерял, а чумой заболел и сюда её притащил. Того и гляди, бензином обольют и сожгут к чертям собачьим!

Прохожусь по парням спокойным, почти равнодушным взглядом. Держу внутри ураган. Ебануться! Никогда бы не поверил, что из стаи когда-нибудь смогу уйти! Да ещё из-за чего… Из-за девчонки! Но она того стоит! Всей моей проклятой жизни стоит, и не только этого…

— Парни не против, — возвращаю свой взгляд на Альфу, – Теперь я сам по себе. Ясно?

Серёга молчит. Озлобленные его глазки шныряют по моему лицу. На висках вены вздуваются. Челюсть ходуном ходит, он зубы плотно стискивает, видимо, порыв гнева сдерживает. Но хладнокровием и не пахнет. Остервенение на его лице увидит даже идиот. Напряжение дикое! Я и забыл, когда в последний раз испытывал что-то подобное.

Наверное, года три назад, когда на банду охотников нарвались. Наша первая сходка с ищейками на оборотней была. Лису тогда ногу раздробило к хуям, на мину напоролся. Мы все по пуле серебряной получили. Вот тогда так же мерзко было. Предчувствие чего-то трагичного.

— Захотелось волку на волю, – выдыхает Серёга и со стула встаёт. Руки в карманы брюк засовывает. Смотрит куда-то отрешённо, а я его взглядом сверлю. Он резко поворачивается, и я вижу, что всё его спокойствие — лишь ебучая маска. — Неужели захотел человеческой жизни? — и не даёт ответить, выпаливает тут же: — Семью завести, небось, решил? Девка-то у тебя — ух! Крепкая! Задорная!

Ближе шаг делаю. Парни за спиной в напряжении идут, но я тут же останавливаюсь. Кулаки сжимаю до хруста.

— Язык прикуси, — шиплю сквозь зубы, — И Софию не трогай!

— Как скажешь, — растягивается в паганой улыбке, а глазами мерзкими сверкает, что внутри всё переворачивается. — Беги к своей Белке, Волк.… Да смотри не покусай…

В ответ лишь скалюсь. План Альфы ясен как день. Похоже, не зря я себя препаратами пичкал! Ничего нового! Но ох, как я ошибался…

Ещё немного смотрю на Альфу. Хуй знает почему. Внутри какая-то странная эйфория наступает. Неужели так легко отпустит? Даже по роже заехать не хочет? Серёга не силён в спарринге, но держать под контролем кулаки не умеет. А сейчас я ему их сам развязал. Но он стоит на месте. Свой язвительный взгляд от меня не отводит.

Стартую тут же. Сквозь ребят прохожу, они расступаются, и правда как от заразного. Мельком в глаза Феликса успеваю посмотреть и что-то в них меня цепляет. Страх, что ли?! Разбираться не пытаюсь, быстрым шагом тренировочную площадку пересекаю, и вдруг – трррррррр…

Очухиваюсь подвешенным за руки ржавыми цепями к какой-то балке. Ноги едва земли касаются. Сперва понять не могу, что произошло. Оглядываюсь. Я на заброшке, той самой, где София пряталась, когда я Варзина убивал.

Впереди ребята стоят. По довольной физиономии Якута и по шокеру в его руках понимаю, что это он меня вырубил. Иначе меня хер вырубишь! А в рукопашную бы не рискнули пойти. Да оно и понятно! Я же их сам и тренировал, знаю все слабые места.

Рядом с Якутом — Лис и Оникс. Держатся в стороне. Взгляды в пол. На меня не смотрят. Вижу по их бледным лицам, что не нравится им то, что происходит, но против Альфы никто не пойдёт. Феликс чуть дальше стоит. Желваки на его лице ходуном ходят. Глаза краснющие. В них опять что-то до блядства бесящее читаю.

Слышу, как за спиной Серёга вышагивает. Взад-вперёд. Нервно так. Что-то ждёт. И, судя по лицам присутствующих, ничего хорошего это представление не предвещает.

— Десерт уже в пути, – слышу мерзкий голос Серёги за спиной, и меня аж подбрасывает.

— Сука! — взрываюсь моментально, — Тварь! Только пальцем её тронь, мразь, я тебе кишки наружу выверну!

Серега материализуется передо мной, скаля свою дебильную, абсолютно тупую улыбку. Как будто мы, блядь, в песочнице, и он туда нассал, чтобы я даже не смел претендовать!

— Волк, Волк, Волк… — тянет он нарочито спокойно, даже с какой-то фальшивой грустью, — А я ведь хотел тебя от всего этого оградить… — обводит эту дыру рукой с трубой, и в следующую секунду, как молотом, херачит ею мне по рёбрам!

Бьёт со всей дури, как будто я ему все планы нахер перевернул! И долго, минут пятнадцать наверно! А я, зубы стиснув, в оборотня не превращаюсь! Ксиланид в крови, зараза, бурлит, волчью ярость глушит. Нет! Сейчас нельзя! Этого он, гад, и добивается! Вытащил сюда Софию! Чтобы я с ней самолично разобрался…

Мразь!

Альфа херачит с новой силой, а я, как боксёрская груша, получаю и получаю. Увернуться не вариант, да и не получится. Тяжело маневрировать, когда висишь, как кусок мяса, подвешенный за руки. Тело содрогается от ударов, по лицу кровь льёт ручьями. Рот мгновенно наполняется привкусом металла, когда труба прилетает прямо в челюсть.

Серега, кажется, выдохся. Трубу, всю в моей кровище, бросает под ноги. Запаханный такой, но довольный, зубы, падла, скалит. Упивается тем что пока я связанный он мне по роже дать может!

— Ну, давай, Волчонок! Вылезай… — шипит он сквозь эту идиотскую, довольную улыбку.

Я кровь во рту собираю и прямо под его ноги выхаркиваю.

— Мразь!

— Сейчас посмотрим, кто тут мразь, — шипит он и косит на пустой проём. Секунда тишины, и тут же взрывается: — А вот и наша крошка пожаловала! Заждались мы тебя, красавица!

А я чувствую, что она рядом. Её страх в мои нервы врезается, хуже жгучей желчи. Как яд, от которого всё внутри горит огнём.

— Не надо… — шиплю я сквозь стиснутые зубы. А Серега, как гиена, скалится ещё яхидней. — Прошу тебя, не надо…

Но эта сука все до последнего выжать хочет! Душу из меня вынуть! По глазам его чертовым вижу, что хер он меня послушает.

Подаётся ко мне, замирает в сантиметре от моего лица:

— Раньше думать надо было, — шипит ядовито, а потом снова оборачивается и орёт: — Выходи же!

Не могу смотреть, когда она появляется в проёме. Вся дрожит, и явно не от холода. Жмурюсь, пытаясь усмирить внутреннего зверя, но он готов на неё, как на приманку, кинуться! Разорвать мою человечность в клочья и сожрать эту девчонку!

— Олег! — слышу я её сорвавшийся крик и глаза распахиваю.

Вижу, как она делает пару шагов, но Серега рычит:

— Феликс!

Феликс тут же берет её в захват. Глаза его сверкают, как будто их кокаином залили, губы в гадкой ухмылке расползаются, когда девчонка пытается его ударить, но он выворачивает ей руки так, что она повисает на его руках, как тряпичная кукла.

А я сам не понимаю, откуда силы берутся с оборотнем внутри бороться и на этих чёртовых цепях дергаться. Они скрипят под моим весом, но не ломаются! А так хочется вырваться, освободить руки и переубивать всех, кто посмел прикоснуться к моей девчонке!

Серега смотрит на это зрелище, а его мерзкий голос снова ядом проникает под мою кожу:

— София, София.… Признаться, я не хотел этого делать, но вы… вы оба.… Не оставили мне выбора…

— Отпусти его, мерзкий ты ублюдок! — кричит София, и снова пытается вырваться из захвата Феликса.

— Уф! Как же некрасиво!

Серега снова хватает трубу и с наслаждением прикладывается по моей груди. Челюсти сжимаю до хруста. Перед глазами искры, как фейерверки! Боли почти не чувствую, но до безумия жжёт мысль, что малышка моя извивается в руках Феликса, а этот зверь сжимает её ещё сильнее. Вырваться бы из этих тисков! А когда выберусь…

«Порву тебя нахер!» — читает Феликс в моих глазах.

То ли пугается, хуй пойми, хватку немного ослабляет, но Софию не отпускает.

— Теперь ты поняла, что оскорблять меня — не самая лучшая идея… — шипит Серега. — Итак, на чём я остановился? — Серега покрутил трубу в руках, затем упёр край в пол, облокотился на неё, словно на трость. — Ах да! Ты и Волк! Знаешь, всё было бы иначе, если бы твой любимый Олег послушал меня.… А я предлагал: забудь девчонку! Поедешь с нами, и всё будет как прежде!

Девчонка глазами сверлит Серегу. Ярость её до краев переполняет. Впервые вижу её такой! Измученная, но готовая броситься на Серегу и глаза ему выцарапать! А Альфа, будто и не замечает её ярости.

— Представляешь, он отказывается подчиняться, говорит о какой-то там любви и жизни обычного человека…

Собираю кровь во рту и снова плюю в пол. Теперь смотрю на Серегу. Он мнётся с ноги на ногу и усмехается:

— Он даже решил бросить нас…

Замечаю, как София переводит взгляд ко мне. Жалостливый, полный надежды. Но я не готов с её взглядом встречаться. Велик риск выпустить из клетки моего оборотня, стоит мне увидеть её в руках Феликса.

— И я подумал, может, ты убедишь его, чтобы он этого не делал? — продолжает Альфа. — Ну же, Софи, прогони этого придурка из своей жизни! Он же гребаный мясник, его руки по локоть в крови, ты даже не представляешь, в какой он замешан грязи…

— Да пошел ты к черту! — плюется София, и слезы, предательски сверкая, уже готовы сорваться с её ресниц.

Но стоило мне лишь взгляд на девчонку перевести, как я новый удар получаю. Челюсть хрустит. Сломал сука! На этот раз было чертовски больно, но больнее слышать, как София визжит в очередном захвате Феликса. София оседает на колени, а этот амбал заламывает ей руки за спиной. Полностью обездвиживает.

— Прекрати! — ору я, и кровь со слюной, вылетают изо рта вместе со словами. Смотрю на Феликса, вижу в его глазах отблеск ужаса. Он знает, что я с ним сделаю за неё, знает, что его ждет персональный ад, но отступить не может. Альфа постарался! Ёбаный мудак! Но я все же пытаюсь до Феликса достучаться: — Отпусти её, прошу!

Феликс только морщится. Хватка, как у бульдога, не ослабевает ни на йоту.

Серега, как всегда, наслаждается этим зрелищем. Крутит палку в руках и буравит Софию своими зенками проклятыми:

— Эх, София, вижу, совсем тебе его не жаль. Ну, бабы, есть бабы! Ладно, зайдём с другой стороны, — ко мне поворачивается. В плотную подходит. Сантиметр между нами. В глаза его ебучие смотрю и проклинаю, а тот сквозь зубы цедит: — Если ты сейчас же не подчинишься, Волк, если ты сию секунду не поедешь с нами, я вырву её ебучее сердце и заставлю тебя им подавиться…

Страх от Софийки такой исходит, что у меня жилы стынут. Дыхание ее урывками ловлю, кажется, на долю минуты остановилось даже. А я от ярости дрожу весь. По спине пот стекает. По груди кровь потоком. Взглядом мразь Серегу испепеляю.

«Да я ж тебе сам сердце вырву, сучара!» – вижу, как он читает это в моих глазах, и только усмехается:

— Не веришь мне? Ну хорошо… Феликс! Покажи Волку, как выглядит её милое сердечко…

Феликс девчонку отпускает. Она падает лицом вниз, но тут же переворачивается на спину. До этого момента теплилась слабая надежда, что мы выкарабкаемся из этого дерьма каким-то немыслимым образом. Но когда я вижу руку Феликса, занесенную над её грудью, все, что я строил в голове целый месяц, в секунду превращается в пепел.

— Стой! — ору я что есть силы, и когда Феликс замирает, я уже не чувствую собственного сердца в груди. Живой ли я вообще? Хуй знает. Выдыхаю снова: — Стой!

Серега рукой взмахивает, давая Феликсу отмашку. Парень поднимает Софию с пола и прижимает спиной к себе. Вижу, как его ладонь ложится на её хрупкую шейку. И у меня все внутри переворачивается в десятый раз.

Смотрю на девчонку и ахуеваю, во что превратилась её жизнь за такой короткий срок! А что дальше? Такую жизнь я ей могу предложить? В опасности? В муках?! В этой ебучей боли?

«Прости, малышка… — молю её одними глазами. — Прости, родная…»

Вижу, как её губы шевелятся:

— Нет.… Не надо…

Вижу, с какой решимостью она готова отдать жизнь за меня. Я даже усмехаюсь. И Софийка не врала тогда, когда говорила, что готова душу отдать лишь тому, за кого и жизнь отдаст.

Вот только я не готов её жизнью жертвовать!

— Я поеду с вами, — говорю четко и громко. Серега давит лыбу, тварина. — И сделаю всё, что прикажешь, только не трогай её…

— Кажется, проблеск разума пробился сквозь твои прогнившие мозги, Волк! — с презрением шипит Серёга. — Якут! Развяжи его.

Якут тут же за моей спиной оказывается. Цепи снимает. Я валюсь на землю, не чувствую ног, но силы откуда-то берутся сами. Поднимаюсь. И все что могу в этот момент — лишь воздух через ноздри втягивать. Хуй знает, по-моему, даже не выдыхаю, просто втягиваю. И смотрю на неё….

Хрупкая моя девочка. Нет! Не место тебе в моем мире!

— Я даю тебе ровно минуту. Сделай всё, чтобы эта сука больше не мешалась у нас под ногами!

Отвечать Альфе нет смысла. Он знает, я уже дал слово. Теперь предстоит самое мучительное…

Серега еще раз пожирает Софию взглядом и выходит. Лис, Якут, Оникс — следом за ним. Феликс продолжает стоять как вкопанный, словно в землю зарытая статуя, и каменную хватку свою с горла девчонки не убирает.

— Отпусти её! — рычу, испепеляя Феликса взглядом. — Сейчас же!

И он тут же хватку разжимает. София валится на пол. К моим ногам. Крошечная совсем. Я следом падаю. Не знаю, что делать дальше. Внушить, чтобы забыла? Но от этой мысли сердце обливается кровью. Не хочу, чтобы она забывала! Я же не забуду! Никогда её не забуду!

Поднимает на меня взгляд моя маленькая. В глазах слезы стоят. Губы дрожат. Подбородок ходит ходуном. И все, что я могу выдавить из себя:

— Прости меня…. Прости, София! Это моя вина… это я во всем виноват…

Жгучая слеза вырывается из моих глаз. Удержать не получается. Всего одна слезинка, а вывернула всю душу наизнанку. София вскакивает, жмется ко мне всем телом.

— Ты не виноват! Не виноват! — повторяет как заклинание: — Все будет хорошо! Мы сможем убежать… спрятаться… и они нас никогда не найдут! Слышишь?!

Ее слова — как ножи в сердце. Рвут на части изнутри. Как бы я хотел, чтобы и, правда, был выход. Выход для нас двоих. Но его нет! Сам все испортил! Она жмется ко мне, а я не могу ее обнять. Хочу очень. Но не могу! Не имею права.

Отстраняется, берет мое лицо в свои крошечные ладони и заглядывает в глаза. Вижу, как она хочет остаться со мной. И от этого еще тяжелее на сердце. Обрываю её слова:

— Это конец, София, — девчонка от моих слов на пол оседает. Убирает руки с моего лица, словно обожглась. Хлопает на меня своими зелеными глазищами, в оцепенении. А я не могу дать ей надежду. Не могу ничего сейчас сделать. Выдыхаю с болью: — Всё кончено…

— Не говори так! Не надо! Мы справимся…

— Всё! — кричу и ловлю ее слезы пальцами, удерживаю её лицо в ладонях. — Ты должна пообещать мне, что больше не станешь копаться во всем этом…

Поднимаю её на ноги. Она стоит, пошатывается. Дрожит еще сильнее. Больно ей признаваться, но надо. Выдыхаю.

— Малышка, я правда хотел… хотел остаться с тобой. Но в моем мире нет места для тебя. В нем слишком опасно!

— Я не смогу без тебя! — девчонка мотает головой как обезумевшая. — Не смогу!

Жмурится от слез, но они прорываются на её бледные щеки. Я нависаю над своей малышкой. Приказываю ей посмотреть мне в глаза:

— Пообещай мне, София! Что ты больше не вспомнишь того, что произошло, не вспомнишь меня! Пообещай! Иначе мне придется тебя заставить.… Пообещай…

Вижу, как сопротивляется. Упертая моя! Но тут же кивает:

— Обещаю…

Губами касаюсь её лба. Зажмуриваюсь. Втягиваю её аромат, который сейчас с болью оседает внутри моих легких. Медленно отстраняюсь. В глаза больше не смотрю. Боюсь, не выдержу и поменяю решение, а тогда нам обоим не жить…

— Я буду любить тебя, Белка. Буду любить всегда…

И срываюсь с места, потому что не могу больше держать волка. Выбираюсь из заброшки. Парни пакуются в тачку. Смотрят на меня испепеляющими взглядами, а я проношусь мимо них — и в лес. Как только ощущение близости с ней пропадает, тут же даю волю своему зверю. А дальше проваливаюсь в забытье.

Глава 5

Первый месяц вообще жизни не чувствую. Со стаей я в Подмосковье вернулся, а мыслями застрял… ТАМ! С девчонкой. Альфа че-то там вякает, поручения раздает, а я все выполняю на автомате, будто зомбированный. Зато с отбросами общества разбираюсь – только в путь! Тут одна дамочка заказала своего благоверного. Оказалось, этот урод держал своего сына — наследника, в подвале на цепи, будто паршивого пса! Задачка плевая — пристрелить гада, освободить пацана и свалить. Но во мне, как назло, проснулся берсерк! Так крови хотелось, что я волка своего выпустил на волю! Разорвал этого подонка к хуям собачьим! Очнулся будто после запоя — дожевывая его печень! Стая в осадок выпала от моей неконтролируемой ярости. А я…

Вот она, моя жизнь — в багровых тонах! С привкусом железа на языке. И с сердцем, разорванным в клочья!

По ночам скулил от боли внутри! Терпеть её было невыносимо. Оставалось только одно — превращаться в оборотня и носится по лесу, как угорелый. В шкуре зверя хоть немного легче — там человеческих эмоций ноль целых, хрен десятых! А как обратно в человека превращаюсь — жалею, что нельзя навсегда остаться волком…

Телефон свой, как наркоман, рою! А там ВСЁ! Вся наша с ней жизнь — переписки, фотки… Она весь этот месяц строчила мне сообщения. Вернуться просила, умоляла приехать. Потом просто о своей жизни рассказывала, будто отчитывалась, что у нее все хорошо, что скучает.… А я, как кремень — ни одного ответа! Пытался эту гребаную связь обрубить на корню. Но все без толку! Так меня её сообщения корежили, что я телефон утопил в озере. Но и это не помогло. Номер ее, будто татуировка на сердце — наизусть знаю! Однажды сорвался — позвонил! Просто голос ее услышать. И услышал, блядь!

В этот момент понял — увидеть ее хочу! Увидеть просто НЕОБХОДИМО!

Вернулся в ее город всего на один вечер. Сам себе поклялся — одним глазком взгляну и сразу обратно двину! Она из школы вышла, а я за деревьями прячусь, как хуев сталкер. Буравил ее взглядом, и она это почувствовала! Сразу понял, что почувствовала! Начала оглядываться, глазами меня искать. А эти глаза ее… что-то в них сломалось с нашей последней встречи. Блеск пропал, словно я не просто из ее жизни ушел, а вместе с собой и ее душу прихватил!

Как я тогда сдержался и не выскочил из кустов — хер знает! Проследил, как она домой зашла, и умотал, пока не вышиб дверь в подъезд к чертям собачьим!

А после этого меня накрыло по новой! Мне нужно было ее увидеть! Как наркоман на дозу подсел! Увидеть, просто увидеть ее своими глазами, не фотки в Инстаграме, не в своих воспоминаниях! Увидеть ее ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС! Одержимость ебучая!

Так и начал к ней мотаться — сначала раз в месяц, потом два. А мне все мало! Пришлось дозу увеличивать! Приезжать стал каждую неделю! Ловко Альфе пиздел про договорняки и улепетывал из стаи. Только с ней мог снова себя живым почувствовать! Только глядя на нее! Однажды чуть челюсть не отпала, когда понял — она меня разыскивает! Забила на все свои обещания, в этой хуйне не рыться. Приехала даже в тот самый дом… моих родителей! Видел, как она по грязи к нему пробиралась. Как нашла, вообще ума не приложу! Я уж и, правда, начал думать, что она ведьма!

Внутри она была долго. Слышал — плачет! И клянусь, у меня там тоже всё воем выло! А потом вылетела оттуда пулей. Бледная, как смерть. Дрожит вся. Руками себя обхватывает, а в глазах — слезы…

Блядь! И эти ее слезы для меня — хуже собственной казни!

Пока обратно на базу возвращаюсь, прикидываю, что дальше делать. София не остановится, это ясно как день. А если копнет глубже? Если узнает про "Тень08"больше, чем я рассказал? Что тогда будет? Об этом даже думать страшно!

Она же вообще без инстинкта самосохранения! Нет в ней этой базовой функции! Хоть и боится до усрачки, но прёт как танк!

Решаюсь на этот шаг долго. Мучительно долго. Недели две себя терзаю. Пытаю вопросами, а вывод один — если малышку памяти не лишить, она точно до правды докопается! А если еще раз на глаза Альфе попадется, то всё… в тот раз спасти удалось чудом! Сейчас на чудо рассчитывать — полная утопия. Проклинаю себя за эту мысль, ведь не хотел же внушать ей всё забыть! А выхода другого просто не вижу! Да и ей же легче станет, это уж точно…

Впервые в жизни пожалел, что Серега не может на мой разум повлиять! Так бы и сам с удовольствием стер себе память, чтобы прогнать девчонку из мыслей! Из сердца! Из легких! Где она, черт возьми, поселилась и, похоже, навсегда!

Более подходящего времени для своего плана найти не смог — выпускной бал. Узнать, где празднуют, вообще не проблема. Я, как только в город возвращаюсь, могу ее по запаху найти! По ее личному аромату, этой гремучей смеси из дикого мандарина, бергамота и свежести. Этот аромат услышал бы за тысячу чертовых километров!

Выпускной проводили в шатре. Сначала хотел заявиться туда с самого начала! Украсть у неё танец, и даже поцелуй! Мечтал просто рядом постоять, почувствовать ее! В объятиях заключить! Хотя бы на секунду! Но не мог и шага сделать — боялся собственных желаний! Следил за ней, как она улыбку натягивает. И можно было бы подумать, что ей и правда весело в компании своих друзей — блондинки-трещотки, рыжей и этого увальня Вахрина. Но ее глаза.… Стоило только уловить этот взгляд, как сразу всё становилось ясно! Нихуя ей не весело!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Компания ее на танцпол пошли, а она еще немного посидела за столом и вышла на воздух. И тут я осмелел! Двинул к ней и остановился как вкопанный, когда она глаза открыла и на меня посмотрела.

— Белка, — выдохнул я.

Она смотрела на меня, словно глазам своим не верила. Моргала, будто пыталась понять, реален ли я. Не выдержав, сорвалась с места. Мгновение — и она в моих руках! Зарылся лицом в ее кудряшки! Глубоко вдохнул ее аромат! И только в этот момент жизнь внутри себя ощутил! Сердце свое, что отчаянно под ребрами колотилось!

— Ты здесь! Ты здесь… — бормотала она в мою грудь. Цеплялась за меня дрожащими руками.

— Я не мог пропустить твой выпускной, — всё, что смог из себя выдавить.

Неуверенно от меня оторвалась. Подбородок задрала, чтобы в глаза заглянуть. А я плавился от ее взгляда! Ни одна еще не могла меня так гипнотизировать, как она! В омут ее зеленых глаз, с головой, и к чертям всю эту гребаную жизнь!

На мгновение подумал, что поменяю решение. Реально украду ее! Вывезу куда-нибудь далеко! И похер, что скрываться придется! И похер, что нас найдут…

Меня от этих мыслей насквозь прошибло. Но я лишь улыбнулся малышке:

— Я скучал, — с трудом слова сквозь рот проходили. Легкие воздух совсем не принимали. Вот он, тот момент, которого я все полгода ждал! Она рядом! Здесь! Ладонью ее щеку глажу, слезы ее ловлю.— Потанцуем? — предлагаю. Она кивает. Робко так. Несмело. По глазам вижу, что боится оторваться, что я опять исчезну.

В объятия ее заключаю и под ритм музыки с места сдвигаюсь. Она поддается. Неуверенно жмется ко мне, а я сильнее ее к себе притягиваю. И в каждом ее движении — эта боль, что я оставил в ней после себя! И так меня совесть грызет, что одну ее оставил! Почти казнил своим уходом. Маленькая моя! Не должна она страдать из-за меня!

Наклоняюсь, привлекая ее внимание:

— Прости меня. Я ушел, но я должен был уйти…

Хочу, чтобы просто поверила. Просто знала, что я должен был так поступить.

— Но ты вернулся…

И как бы я хотел кивнуть в ответ. Сказать, что больше никогда не уйду! Но я не мог врать. Сейчас не мог! Я должен решиться. Просто обязан забрать её воспоминания и оставить её в покое. Она не должна из-за меня страдать! Только не она!

Чувствую, как она вздрагивает, когда словно понимает мои мысли:

— Ты же вернулся? — спрашивает, а я рот открыть не могу. Зубы сжимаю до скрипа. А её пуще прежнего трясет и она начинает. — То, что произошло, это нелепость! Это всего лишь жалкая нелепость…

— Нелепость, которая могла стоить тебе жизни! — отрезаю я.

— Мы справимся, — обезоруживает она своим голосом. Я усмехаюсь, сквозь боль. — Мы не должны сдаваться! Мы сможем… сможем, как и раньше, быть вместе…

Хочу все ей рассказать. Но слова застревают и всё, что я могу, лишь кивнуть головой, а она не унимается:

—Давай уедем… — я морщусь, от ее слов, потому что такая адская боль меня проедает, что сил уже нет её контролировать. Девчонка не отступает. — Уедем куда-нибудь далеко, где никто нас не найдет…

— София, — резко обрываю. Даже не ее, самого себя, ведь уже миллион раз обдумывал этот план но он летел к чертям! Стоит только Альфу вспомнить! София вздрагивает от моего голоса, но я не могу дать ей надежду. Не имею права! — Ты не понимаешь, — выдаю сквозь зубы. — Он найдет нас, где бы мы ни были. Он не оставит нас в покое. И я не могу… — прикусываю губу, ощущая привкус собственной крови на языке и это немного бодрит. — Я не могу тобой рисковать…

Малышка глазами на меня хлопает. Там слезы стоят! И я готов вместе с ней разрыдаться!

— Даже ради нашей любви? — тихо, дрожащим голосом спрашивает она.

— Даже ради нее, — отвечаю кратко.

Особенно ради нее!

Она отстраняется. Я разжимаю хватку своих рук. Хочу удержать её ближе, хотя бы ещё ненадолго, но поддаюсь её желаниям отстранится. Она дышит так… рвано, тяжело. И я ощущаю всю ее боль, ведь она и моя собственная боль, которая глядя на неё лишь усиливается.

Именно тогда понял — легче мне не станет! Уже блядь никогда! А вот для неё ещё есть шанс.

— Все это время я надеялся, что ты забудешь меня, — говорю и сам себе не верю. — Забудешь и начнешь жить заново! Но я ошибся…

Пиздец как ошибся, малышка! Надо было сразу тебя отпустить. Ещё тогда, после первой встречи! Заигрался, блядь!

— Да! — яростно выдает София. — Ты ошибся, ведь я никогда не смогу забыть тебя! И как я могу? Как?

Я моментально напрягаюсь. Ощущаю, как вены на висках моих набухают. Как грудь трясется от её слов. Волк внутри яростно требует свободы! Тем более сейчас, когда я не контролирую вообще нихуя! В башке полный раздрай! В душе… хуй знает что там! Даже копаться нет сил. И все что я могу лишь слушать её. А она уже кричит:

— Я не хочу жить без тебя! — выдает прямо мне в лицо. — Не хочу! — дрожать сильнее начинает. Ртом воздух глотает, но не унимается. — Я люблю тебя, и мне плевать на все! Плевать на то, что стоит между нами! Я не хочу… не хочу тебя забывать…

Не выдерживаю, хватаю её лицо ладонями. Она замолкает. Но её слезы все ещё катятся на мои пальцы. Горячие такие. Обжигающие! Как калёное клеймо на моей коже!

— И я люблю тебя, малышка, — шепчу, мои губы лишь немного её касаются, но этого хватает, что бы почувствовать себя ебучим мучеником, — и я отдал бы всё, слышишь? Всё до последнего вздоха, лишь бы остаться с тобой…

Сглатываю, ком застревает в горле, душит. Невыносимо больно! Что же, блядь, судьба с нами делает?! За что нам весь этот ад?

Девчонка кусает губу в кровь, ждёт моих слов. Глаза её, огромные, полные вселенской тоски, проникают в меня, в самое сердце, где боли хватит на целую вечность.

Всё! Пора положить этому конец. Чем дольше я здесь, тем меньше во мне остаётся сил, чтобы лишить её памяти!

— Я пришёл, чтобы освободить тебя, — произношу тихо, боясь разрушить хрупкую решимость, — освободить тебя от этой боли…

— Нет, — выдыхает она, зажмурившись, — не надо…

Словно чувствует, что я собираюсь сделать. Я жадно ловлю каждое движение её лица, и когда она распахивает глаза, вижу — она ничего не понимает! И это мой последний шанс.

Впиваюсь взглядом в её зрачки. Вдох. Еще один. Сердце разрывается, но я должен.

— Ты забудешь меня, — рычу сквозь боль, режущую горло, — забудешь меня и будешь жить полной, беззаботной жизнью…

Вижу, как что-то ломается в её глазах. Щелчок. И слезы застывают, словно по команде. Я стираю последние капли с её щёк дрожащими пальцами, отрываю руки от неё, словно от живого огня. Не могу больше смотреть на неё, это разрывает мою душу, отравляет каждую клетку ядом отчаяния. Срываюсь с места, бегу прочь, сломя голову. Зверь внутри меня крушит последние стены.

До базы так и добираюсь, на четырёх лапах, прямо до самого Подмосковья. Волчью шкуру сбрасываю только там. И снова грусть сдавливает сердце. Правильно ли я поступил? А был ли у нас шанс? Хоть какой-то, ничтожный шанс?! Нихуя! Знаю это четко. После того, как я стёр ей память, шансов не осталось совсем. Ни единого! Блядь!

Так и живу. Месяц за месяцем. Год за годом. А девчонка всё не выходит из головы. Уговариваю себя не приезжать в её город, да разве это можно контролировать?! Да нихуя невозможно!

За это время она успела поступить в универ, на журфак. Вспоминаю, как сам советовал ей, и камень в душе становится еще тяжелее. Ну, куда ей с её неутолимой жаждой истины, с этим стремлением докопаться до самой сути? В менты? Но она же вид крови не переносит! Журналистика — это точно её. Я вижу в ее глазах этот огонь, как ее захватывает учеба. И радуюсь, хоть и сквозь боль, что жизнь ее продолжается.

Смотреть на ее улыбку — одно удовольствие. Редко, получается, конечно, вырваться из стаи. Заказы у нас пошли серьезные. Политики грызутся, уничтожают друг друга, а Серега только рад. Топчет себе дорогу наверх — кровью и нашими руками. Но как только выпадает свободный день…. Все. Я растворяюсь в слежке за моей Софийкой. Близко не подхожу — не смею. Наблюдаю издалека, ловлю обрывки ее фраз, читаю по губам. И скучаю… пиздец, как же я скучаю! А остановиться не могу! Вроде башкой понимаю, что не должен даже следить за ней, что я только хуже делаю, но я не могу себя сдержать! Непреодолимо тянет к ней! Каждую секунду своего жалкого существования я чувствую эту натянутую нить, эту связь. И не выдерживаю — снова к ней мчусь!

Один лишь Феликс знает о моих вылазках. Пришлось рассказать. Он так долго читал мне мораль, что я не выдержал и врезал ему. Приземлил его тираду о «хорошо» и «плохо». Но без него я бы не смог так часто сматываться. Он прикрывает меня в стае, пока меня нет. Не по своей воле, конечно, но все же помогает.

Кстати, за тот инцидент с Софией я его на ринге размотал. Переломал ему ребра.… Только его обращение в оборотня спасло. Видимо, теперь он опасается моей ярости и не перечит, когда я в очередной раз сваливаю.

У малышки был выпускной из института. Этот день я запомнил поминутно. Каждую ебаную секунду. Я даже сидел в зале, пока выпускникам вручали аттестаты. Хлопал, как сумасшедший, когда награждали мою Софийку. Смотрел на нее, на мою ахуенную, и радовался. Радовался ее счастливой улыбке, этому живому блеску в глазах, тому, что ее жизнь продолжается. Но вся моя радость мгновенно улетучилась, когда тем же вечером я увидел ее с тем парнем.

Кирилл… блядь!

Он вывел Софию из клуба, где они отмечали окончание учебы, и признался ей в любви. Покраснел, как рак, а у меня в голове пульсировала единственная мысль — содрать бы эту его покрасневшую кожу с лица живьем. Я видел, конечно, как он слюни на нее пускал все эти годы, но не думал, что он ей признается. Я пробил его в считанные минуты, знакомые помогли. Оказалось, безобидный до тошноты парень. Студент, отличник. Подрабатывает волонтером, ищет пропавших в лесу людей.

Вот только тебя, придурок, хуй кто найдет, если ты мою девочку хоть пальцем тронешь!

Чудом я свои желания в действия не направил. Сам же хотел, чтобы у нее жизнь была… нормальная. Свободная!

Оставалось только и дальше себя испытывать. Следить за ними и давиться своей яростью. Софийка не сразу ему зеленый свет дала. Долго держала его на расстоянии. А когда они встречаться начали, я вообще контроль потерял. Увидел, как она его в губы целует у подъезда, и меня сорвало с цепи. Пошел за ним следом. Думал, сейчас завернем в темный переулок, и я его там и грохну.

Моя она! Только моя! И губы ее только мои!

Феликс остановил. Примчался за мной следом, как только Альфа новый приказ к делу дал. Вот так наш Феликс выписал второй шанс на жизнь этому уёбку Кириллу. Пришлось нам уехать за границу, дела порешать, а когда я вернулся, узнал, что София бросила этого счастливчика. И ведь везучий гад оказался! Фартовый блядь! Второй раз из под моего удара вышел.

Потом София устроилась на работу. К Свербину, в местный канал «ГТРК Время». Вахрин, этот ее дружок многострадальный, следом поперся. Вообще не ожидал, что он учебу закончит и не сдохнет со своим поганым языком. Но я тогда думал, что Софии так будет легче. Все-таки с людьми она не очень ладила. А тут хоть компания у нее появилась в этом болоте под названием «журналистский канал». Долго они с Вахриным ничего толкового не могли добиться, все на подхвате работали. Принеси, подай, материал собери. Заебало меня это до чертиков. И я решил помочь. Слил Вахрину, не напрямую, конечно, по почте, инфу про местного подполковника и его коррупционные делишки, которые он в своем сейфе хранил. В общем, как я и предполагал, Вахрин за эту идею ухватился мертвой хваткой, и не прогадал. Через месяц после выхода сенсации, которую озвучила моя София, полицию в городе так тряхнули, что власть сменилась моментально. А моя ненаглядная звездой экрана стала.

Знал бы я тогда, что это очередная моя ошибка, ни за что бы так не поступил! Но тогда я не думал наперед. Вообще не думал ни о чем, стоило мне только ее вспомнить, и у меня мозги отключались напрочь.

Ну а потом… София и этот Даниил! Познакомились они на свадьбе Вахрина и их рыжей школьной подружки Верки. Даниил оказался бизнесменом! Два магазина техники в этом захолустье. И ухаживал он, пиздец красиво! За моей, блядь, девчонкой! А я что? Слюни подбирал да желчью давился. Каждый его букет готов был в задницу ему затолкать. По одному блядь цветочку!

Но… не мог позволить себе подойти. Останавливала меня София. А точнее то самое счастье, которое поселилось в её жизни со встречей с этим мажором. Пиздец как я завидовал! Так завидовал, что готов был душу дьяволу продать, лишь бы вот так — зайти к ней домой, взять за руку, просто постоять рядом секунду!

Облегчение в мозгах наступало только лишь на деле. А дела наши становились всё грязнее. Подвязались мы тогда с нефтью. Точнее, с Золотовым. У него был небольшой пакет акций РНК. А главный там — Константин Остеро. У Золотова был давольно плоский план — грохнуть Остеро и прибрать компанию к рукам. Мужик без фантазии! Что убийство владельца РНК поднимет шум – ему по барабану. Пришлось нам самим мозги включать, Серега в этом мастер, конечно. Я тогда ничего толком не понимал. Похер было на все. Скажи, кого убрать — сделаю, лишь бы быстрее к Софии рвануть. Мозги вообще не работали. Проглядел я даже Тишко, который в РНК пролез. Старый наш знакомый, отец говнюка Марка.

Вообще тогда так похуй было до этих дел. Одна только мысль, от рассвета до заката! Как там моя малышка?

С Данилом София рассталась так же внезапно, как и с Кириллом. Тоже видать везучий тип! Я хотел ему бошку разнести, как только тот выйдет из её квартиры. Прицел навёл, дверь подъездная — на мушке. Внутри меня кипиш! Ебучий хаос! Слишком долго он там торчал! Я как представил, что он её на кровать завалил, так меня холодным потом обдало, тут бак и снесло в край! Решил нахер этого долбоеба грохнуть прямо у её подъезда.

Этот Данил как пуля из подъезда вылетел. Бордовый, злой как чёрт! Это его и спасло! Не выглядел он как после секса. Скорее, как будто ему там всё кипятком ошпарили.

Больше я его рядом с Софией не видел. Но на всякий случай нанял ребят из охранки, чтобы за ним присмотрели. Мало ли что у него в башке творится после такого «свидания». Сам остаться не мог, а охрану нанять — дело нехитрое. Но не за Софией следить, она бы это сразу учуяла. Умная стала! Сам пару раз чуть не спалился!

Вот так и метался на два города. С трудом успевал обе части жизни в одну единую склеивать. А время шло. Пять лет так и пролетело. Я за все это время так ни с кем трахаться и не мог.

Однажды, после того как мы утихомирили одного мафиози (ну, как утихомирили… отправили в царство вечного сна), парни потащили меня в бордель. Палермо, кровь, деньги, слава — надо отметить! Они, как голодные волки, разбежались по койкам, а я сидел, как оплёванный, посреди этого вертепа похоти. Вокруг — девицы на любой вкус и цвет, с любыми пристрастиями! А я, как идиот, глазами Софию ищу. Хоть что-то, что её напомнит! Но нет! Ни чего подобного!

Хер не стоял ни на одну! Феликс всю дорогу домой упражнялся в остроумии, мол, пора мне к доктору, провериться. А я в ответ лишь зубами скрежетал. Да, есть тут один доктор, который мне поможет. И имя ей — София!

За всё это время просветление в мозгах не было. Наоборот, запустился необратимый процесс привыкания к вот такой вот жизни: к слежкам, к противостоянию с самим собой.

Каждый раз себе на глотку наступал, лишь бы очередного её придурка не грохнуть где-нибудь. Чисто случайно! И похер что просто рядом идет. Может знакомый, или прохожий что маршрут спросить хотел. Но у меня для всех кто рядом с ней маршрут единый — в морг!

И вот блядь, как по закону подлости, появился в её жизни Павел. Уёбок тот ещё. По физиономии видно — мутный тип. София с ним на свидание первый раз пошла, а я уже всю подноготную на него знал. Бизнесмен, холдинги, деньги лопатой гребёт. Дорогая машина, квартира — блеск! Ну я сразу понял — София его нахрен пошлет!

После Марка, который ей всю кровь выпил, она уж точно в это болото второй раз не залезет. Я же знаю, какая она — от пафоса её тошнит! Но тут я чуть челюсть не потерял: она его в свою жизнь впустила!

Шок мой длился месяц. А потом как гром на голову — очередной пинок под зад. Узнал, что он своих сотрудниц трахает, а потом к ней едет, как ни в чём не бывало! Долбаёб! Как вообще можно на других телок смотреть, когда рядом она — моя София?!

Короче, узнала моя Софийка про этот проёб своего нового хахаля и рассталась не долго думая. Но этот упырь и не думал отступать. Вместе со своими извинениями колечко ей подогнал. Пиздец меня колотило в этот момент! Как представлю её в белом платье, у алтаря, а рядом… не я, и всё… мозга в ахуй уходят!

София на его предложение согласилась! Это вообще ахтунг. Подумал, что я мало знаю свою малышку. Или упускаю чего…

Слабая надежда была, что она его нахер пошлёт, ещё слабее, что не спит с ним. Но она таяла на глазах, когда я увидел, как София к нему переезжает. Чемоданчик свой маленький позади себя тащит, на дом его огромный смотрит зелеными глазищами. А я в машине сижу. Руль в руках хрустит, как кости гремлинов, и это единственный звук, сдерживающий меня от безумного рывка!

Приказываю себе убраться оттуда! И вообще больше никогда нахрен не приезжать. Конечно, все мои аргументы слабоваты, да и остановиться я уже не мог. Мазохист блядь! Приехал через месяц и узнал, что жить она с этим долбоёбом Павлушей не стала. Разбежались! Ну, думаю, справедливость восторжествовала! Душонка моя запорхала, как бабочка после ливня. Не нужна моей Софийке такая гнида! Да и вообще, не будет рядом с ней никого, кто заслужит мое одобрение! Она моя! Только моя она! Только со мной счастлива будет!

Вот такие ебучие мысли меня сжирали.

Привет уважаемый Читатель! Делись своим мнением о книге, ставь реакции - мне будет безумно приятно!

Глава 6

И тут роковое стечение обстоятельств. Насмешка судьбы. Боженка, кажется, злорадно хохочет!

Съезд нефтяных директоров РНК. Делёжка кровавого пирога — пакета акций. Константина Остеро год назад мы отправили в могилу. Подстроили всё под самоубийство, но остался младший Остеро — приемник. Безобидный дурачок, совсем не чета отцу. Золотов приказал: убрать мальчишку. Лис с Якутом взялись за дело. И канул в небытие Остеро-младший.

И тут самое интересное началось. Тишко вышел из тени. Со своим скудным пакетом акций он как-то умудрился Золотова обойти. Хотя оба повязаны кровью Остеро, должны были поделить всё поровну. Золотов грезил креслом Остеро, но у Тишко были свои, дьявольские планы. Подмял под себя других директоров, завладел львиной долей акций. Обвёл вокруг пальца и Золотова, и нашего Альфу.

Именно эту грязную делёжку и приехала освещать делегация журналистов. А вместе с ними… она. София…

Сбежал из зала, где директора лицемерно отвечали на вопросы. Не выдержал её близости. В баре, стакан за стаканом, заливал коньяк в себя. Но он не брал. Алкоголь словно сквозь меня проходил. Мозг в башке гудел. Тело горело в таком напряжении, что казалось, рубашка треснет по швам. Пришлось ослабить ворот, иначе душило.

А дальше — ебаный вечер. Уйти не разрешалось. Альфа приказал следить за Тишко, охранять Золотова. Скинуть бы все на Феликса, да хер там. Эта ворона собственные мысли пропускает, так что на его внимательность расчитывать не стоило.

Зал наполняется. Я стою рядом с какими-то прихлебателями из смежных с РНК производств. Там же и Золотов. Краем глаза наблюдаю за ним, но взгляд прикован к двери. И мир рушится, когда она входит. В этом своём дьявольском платье, серебряном, словно вторая кожа. Подчёркивает каждый изгиб, ставший ещё более женственным. Тонкая талия, стройные бёдра, и грудь… которая так заманчиво выглядела в этом мучительном декольте…

Я облизнулся невольно. Стакан со льдом в руке от напряжения готов был рассыпаться в пыль. Не могу отвести взгляд. София его сразу ловит… считывает.

— Олег… — читаю по её губам, и меня прошибает дрожь.

В голове — хаос. Неужели помнит?! Неужели внушение утратило силу?

Она жмурится, а потом убегает на открытую террасу. И я, как зомбированный, иду за ней. Смотрю на её обнажённую спину, и зверь внутри меня рычит. Тонкие бретельки платья дрожат на хрупких плечах. Она останавливается у края террасы, будто меня и ждёт.

Когда она так близко, контроль теряется. Подхожу к ней. Вижу по её глазам — не помнит. Видимо что-то смутно всплывает в памяти, мучает, она так трогательно морщит носик. А меня захлёстывает ярость. Какого хрена, блядь! Она не помнит, а я раз за разом проживаю каждую секунду нашей прошлой жизни?! И вдруг она впивается в мои губы, лишая меня земли под ногами.

И это — последняя капля моего самообладания. И помутнее у меня какое-то происходит. Хватаю её и тащу в тень. Заставляю её вспомнить наше прошлое. И понимаю — зря я это сделал. Поддался порыву. Её глаза наполняются слезами. Боль проступает на бледном лице. Хрупкое тело дрожит. И единственная мысль в башке — сгрести ее в объятия и больше никогда не отпускать.

Но она снова удирает. Даже представить себе боюсь как это — снова все вспомнить. Но судя по ней, это пиздец как больно. Поэтому не мешаю ей убежать. В зал возвращаюсь. Знаю, сейчас она отдышится и вернется. Сто пудов вернется! И ни как иначе… залетает в зал, ищет меня глазами, полными гнева, ярости и презрения. На большее и не рассчитывал. Несётся ко мне, а я к ней. Подхватываю на руки и кружу в танце. Рядом — другие пары кружиться, и всё выглядит естественно. Гораздо естественнее, чем, если бы она просто начала кричать во всё горло при всей этой публике.

Шипит слова ненависти, обжигает яростью. А я люблю её! Больше жизни люблю, даже сейчас, когда вижу в её глазах только отвращение, а в каждом слове — упрёк!

Когда понимаю, что она снова лезет в дела стаи, про Тишко расспрашивает, про Остеро, стая коршунов терзает мой мозг. Нельзя ей снова в этом дерьме копаться! Сейчас дела РНК прочно связаны с нашей стаей. А где мы — там и Альфа…

Вновь прибегаю к внушению, требую, чтобы немедленно убиралась отсюда, пока не попалась на глаза Серёге. И она слушается. Исчезает в считанные секунды. А я в бар топаю. Опрокидываю бутылку алкоголя в глотку, но становится только хуже. Теперь мне наплевать на Золотова и Тишко. Пусть хоть глотки друг другу перегрызут. Феликс тормошит меня уже под утро. Как я вырубился — не помню. Но то, что он рассказывает, вмиг ставит меня на ноги.

Все-таки встретились они с Серегой. Софийка моя у него теперь. Якут держит её на старой хате, вместе с Вахриным и этим вторым — оператором.

И земля уходит из-под ног во второй раз за сутки. Приходится просить помощи у Феликса. На просьбу мало похоже конечно, скорее заставил его своей воли подчиниться. И он согласился. План созревает мгновенно: вытащить Софию и её друзей. Потом стереть память всем троим, внушить, чтобы сидели тихо у себя на родине, чтобы их не нашёл Альфа. И нам везёт. Серёга уехал из города с Золотым. Они за Тишко рванули. Лиса с Ониксом с собой прихватили. Видимо, мирно решить вопрос с акциями не удалось, решили накопать на Тишко компромат. Похуй! Нам это на руку. Так что к делу с Софией приставлен только Якут и Феликс. Феликс сам вызвался, сказал, так будет меньше подозрений у Альфы. Сразу понял, что я как прознаю про это дело — кинусь спасать мою ненаглядную!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Серёга поступил умно. Нанял головорезов, чтобы разделаться с пленниками. Мол, если не наши их убьют, я не смогу тронуть ребят из стаи. Они не причастны будут к смерти моей девочки. Просчитал это и я: нанимаю своих головорезов, тех, кого не жалко пустить в расход. Но сначала еду на квартиру. Хочу убедиться, что она жива.

Когда вижу её пристёгнутой к батарее, внутри всё переворачивается. Готов втоптать Якута в пол прямо сейчас. Но лишь рычу на него, чтобы убирался с моих глаз. Подхожу к ней. Вдыхаю её страх. Смотрю на её запястья и ахуеваю: на руках — кровоподтёки от наручников. Как я допустил всё это?! Почему судьба так несправедлива к ней?! Но ничего! Я её отсюда вытяну!

Двое журналюг, толстый оператор и Вахрин — в отключке. Видимо, знатно им Лис с Ониксом прописали.

Не могу долго там находиться. Понимаю, ещё чуть-чуть, и решу все в обход нашим с Феликсом планам. А так нельзя! Это развяжет войну в стае. Надо всё сделать по уму. В этот раз, блядь, всё сделать правильно!

Наш план идёт как по маслу. Феликс с двумя головорезами приезжают на хату, пакуют девочку с её дружками. Якута, конечно же, ничто не смущает. Всё так, как и говорил Альфа. На то и расчёт, что Якут глуповат. Везут заложников в лес, а там — я. Держу в руке ствол с убойной дозой транквилизатора — это для Феликса, который должен обезвредить головорезов, превратиться в оборотня, а после я верну его в человеческий облик одним дротиком. Второй ствол, тот, что за поясом, на случай, если придётся самому убирать наёмников. Но тут мы кое-что упускаем из виду. Эти двое решают действовать по-своему. Пока вытаскивали Вахрина с толстяком из дома, они вкололи им по шприцу какой-то дряни. Мы поняли это с Феликсом спустя пару недель. А тогда вообще не до этого было.

Благо, что Феликс сам взял на себя Софию, иначе трупом из тачки вывалилась бы она, а не дружки ее.

И снова приходится успокаивать Софию внушением. Она впадает в панику, когда видит, как Феликс превращается в оборотня. Ещё бы! Такое зрелище, страшнее, чем в фильмах показывают. Как только он разобрался с ними, я всадил ему двойную дозу транквилизатора в задницу. Подумал — нахуй рисковать, когда маленькая рядом. Оставил Феликса там в себя отходить, он должен был трупы зарыть, как очухается. А сам Софию к себе домой повез.

Нужды в доме у меня никогда не было, в основном на базе околачивался. Но пару лет назад решил купить на всякий случай. Чувствовал задницей, что пригодится. Дом достался мне уже оборудованный, от бандюги. Окна — бронированные, двери — ещё круче. Самое-то для жизни оборотня. И, как выяснилось, самое то, чтобы держать там мою пленницу.

Вот с этого момента и начинается наша новая глава. Я и моя маленькая…

Но нихуя сладко не выходит. Каждый день — как на мине! Она швыряет в меня бомбы без всякой жалости. Оно и понятно. Вахрин — её друг детства, да и этот толстый — Петя, кажется, умерли у неё на глазах. Такое вообще не реально забыть. А от внушения София отказывается.

— Ненавижу тебя! — кричит и убегает.

Но лучше уж слушать, как она пыхтит на меня от ярости, чем если бы она оказалась на их месте. Я бы за ней следом в могилу полез. Напился бы аконитом и пустил бы себе серебряную пулю в сердце. Даже не задумался бы ни разу!

Нахер мне такая жизнь, где её нет?!

Приходится мне снова пробиваться сквозь её стену. Решаю показать, кто я есть на самом деле. Волка не сдерживаю. Понимаю, стоит ей увидеть моего зверя, она тут же спрячется в своей комнате. А двери в доме крепкие, вряд ли конечно на тот случай если оборотень на огонек заглянет, но все же спасают. Думаю, хоть так она будет держаться подальше от меня после того, как я выпущу её на волю. Зря так думал! Ой как зря…

А между тем, ситуация с Золотовым и Тишко выходит из-под контроля. Бывшие подельники в убийстве Остеро вмиг становятся врагами. Каждый готов отправить другого в могилу за власть над РНК. Но мне это только на руку. Серёга полностью погрузился в это дерьмо. Завяз в болоте нефти по уши. Про Софию даже не вспоминает. Да и что ему о ней думать? Якут отчитался о её смерти. А я тут же его ебашу, при всех. Нужно было сделать вид, что я в ярости. Хотя ярость на Якута действительно была нестерпимая. Когда увидел, что этот узкоглазый с моей малышкой сделал, — огромный синяк на ее животе, шторы упали. Так что, ебашил его от души. Просто в мясо!

Все повелись. Даже Феликс, который потом со своими допросами весь мозг съедает. Жива ли девочка? Как себя чувствует? Меня так и подбрасывает от этой его сраной «заботы»! Требует что бы я быстрее от неё избавлялся, мол нахер себя подставлять, ведь если Альфа про наш милый перфоманс узнает — крышка обоим!

С одной стороны, вроде бы пора ее отпустить на волю, освободить от меня. Отвести домой, приказать забыть и замереть в тишине. Но не могу. Демоны, вцепившиеся в мой разум, не дают покоя. Как я могу её сейчас отпустить? Это просто нереально.

Каждый день я несусь домой, словно привязанный. Только бы увидеть ее скорее. И плевать, что она совсем не рада мне, что мечет молнии гнева. Сверкает ведьминскими глазами, ядовито жалит душу. Каждую минуту впрыскивает под кожу свой яд, а я схожу с ума от одной мысли, что она снова рядом. Здесь! Не в безопасности нихуя, но рядом! Она — наркотик, что держит крепче всего на свете. Сердце выкручивает. Адреналин с ней херачит только в путь!

Особенно когда я говорю ей, что люблю ее попрежнему. Вернее, не говорю, а кричу, потому что эта маленькая стерва вновь довела меня своими бесячими обвинениями.

Короче такой бедлам в моей жизни, что не пойми, за что хвататься. В стае ёбаный нервоз, дома нервоз куда хлеще. Но потом что-то в Софийке меняется. Хер знает что именно, но вижу как она волнуется. За меня! И эта мысль душу мою греет с такой силой, что с трудом свои фантазии контролировать получается. И конечно сдерживаться не могу. Врываюсь в неё поцелуем. И как только вкус её губ ощущаю так на меня понимание обрушивается:

Моя она! Только моя! С первой секунды и до последнего вздоха! И нихуя мы друг от друга не денемся! Все! Теперь вместе, до самого конца!

Именно тогда я решил, что никогда уже её от себя не отпущу. Сделаю все, что потребуется, отдам всего себя, но не позволю ей исчезнуть из моей жизни. Глупо, наверное, безумно, но иначе я просто не мог дышать. Сама мысль, что мне снова придется жить, тонуть в воспоминаниях о ней, разрывала меня изнутри.

Но она, словно назло, продолжала трахать мои нервы! Каждый день — новая пытка, новая блядь провокация! И каждый раз острее, болезненнее прежнего. Она играла моими эмоциями с таким мастерством, словно все эти восемь лет только этим и занималась. В такие моменты меня охватывало дикое, первобытное желание — схватить ее, сорвать эту чертовски милую пижаму и вытрахать всю ее злость, всю эту ярость, которая терзала и ее, и меня, во всех позах вытрахать, какие только рождались в моем воспаленном воображении. Стояк, мучительный и неумолимый, терзал меня от одной только мысли, что она здесь, рядом, в одном доме. За стеной. А иногда — так близко, что достаточно было малейшего движения, чтобы впиться в ее губы, утонуть в них. Жаль, что не поймет она этого моего порыва….

Особенно сильно хотелось её завалить, когда я увидел ее с автоматом. Сразу после ее безумной попытки бежать. И ведь это у неё чуть не получилось, если бы Феликс её в лесу не встретил. Чудом, и конечно же, нечеловеческим усилием, мне удалось остановить его, не дать оборотню разорвать мою Софийку на куски. Пришлось обратиться самому и броситься на него в яростной атаке. Угомонились мы быстро. А когда голые в мой дом приперлись так и оба ахуели.

Сидит моя малышка посередине гостиной, перед ней стул, как будто стена которую она воздвигла против всего мира. Она на него локотки свои хрупенькие поставила, а сама автомат держит. Трясется вся, но меня на мушку берет. Ахуенная картина. У меня от этого зрелища даже привстал! Блядь с трудом удержал член, ведь я реально голышом стоял. И если бы не такой же голожопый Феликс трахнул бы её прямо там.

Короче по мозгам моим она так и каталась. Ребра выламывала своей непробиваемой упёртостью. Единственное что спасает, её чувства. Я их ощущаю как свои собственные. Докопаться до них сложно, конечно. Она их за такой броней ненависти прячет, что ни одна бомба не пройдет. Но однажды у меня уже получилось, и сейчас получится! В этом уверен был как ни когда. И не подвисла меня моя интуиция.

В тот вечер мы были на базе. Серега только вернулся из города, с очередной рискованной сделки. И тут нас накрыли. Даже хитроумные ловушки Лиса не помогли. Никто не сомневался, что это дело рук Тишко. Он нанял головорезов, чтобы нас уничтожить — так мы все поначалу думали. Пришлось отстреливаться, всеми силами выбираясь из базы. Меня зацепило, когда прикрывал Якута. Серега дал всем вольную, приказал раствориться, залечь на дно. Слишком странным было нападение этих головорезов. Они действовали с какой-то пугающей слаженностью, с тактикой, которой у обычных наемников не бывает. Скоро стало ясно — Тишко нанял охотников на оборотней.

Я понял это в тот момент, когда София вытащила из моего плеча пулю — серебряную. Отважная моя девочка! Испугалась она лишь тогда, когда узнала про ищеек. И тут ее стена пала. Я увидел это в её глазах и сразу все понял. Последний винтик моего рассудка сорвался, и больше ничто меня не сдерживало. Вцепился в ее тело, как безумец. Её поцелуи не оставили мне ни единого шанса. У меня всегда были проблемы с самоконтролем, а сейчас, видя в ее глазах это бешеное, томящееся желание, я сорвался, как черт.

Она реально ни с кем после меня не спала. Я почувствовал это сразу, как вошел в нее. Не спрашивай, как я это понял, просто знал. И ничего лучше, чище, сильнее я в жизни не испытывал. Даже тогда, в той сраной хибаре, то вообще была лишь прелюдия, потому что я не позволял себе больше, чем она могла вынести. А сейчас…

То, что между нами происходило в ту ночь, нельзя назвать простым сексом. Это было на грани безумия. И я тонул в ее страсти, и захлебывался своей собственной.

А дальше оставалось самое сложное — сломить её волю. Заставить жить по моим правилами, ведь только так я мог уберечь её в этом жестоком мире, моем мире, где мы теперь вместе. Но она, упрямая, стояла насмерть. Взял её лишь хитростью и предвкушением оргазма. Сдалась моя девочка. Обещала подчиниться….

И как же разрывалось моё сердце, когда я покидал её в тот день. Стая ждала, нужно было решить вопрос с этими проклятыми ищейками. Если они нападут на след, под угрозой окажутся не только жизни ребят, но и её жизнь… София… одно её имя пульсировало в голове, заставляя кровь стыть в жилах.

Когда уходил, сердце сжала ледяная рука предчувствия. Блядское шестое чувство кричало, что нельзя её оставлять одну, но я отмахнулся. Решил, что опять член в штанах мной управляет. А охотники тем временем были уже чертовски близко.

На базу с Феликсам приехали, а там уже все наши. Лис новые ловушки расставляет. Якут план обдумывает, как в засаду ищеек завести. Оникс пробивает их по инету. Я как глянул где они,… где ОН… один из охотников кружил возле моего дома, сердце остановилось. Кровь застыла в венах.

Ебучая карма, не иначе!

Благо что Серега был не в фокусе. Распределил ищеек по нашей стае. Конечно же я того и взял что на радаре высветился рядом с моим домом. Рванул туда, как безумный. Всю дорогу молил всех богов, клялся, если моя девочка жива, забуду о крови, клянусь, больше ни одного убийства! Только она… Лишь бы дышала!

А когда в дом залетел второй раз ахуел. Она, моя храбрая девочка, воспользовалась тем, что охотник на меня внимание обратил, и хуйнула ему пулю…. Прямо в лоб. Чудо, блядь, не иначе!

Смотрю на неё — белая, как полотно, губы дрожат, а в глазах — дикая смесь: паника, ужас и… чувство вины, блядь! Гремучая смесь для её чистой души. Меня словно ледяной водой окатили. Как будто не охотнику она пулю всадила, а мне в голову. Жизнь остановилась на мгновение. В эту секунду мой мозг принял столько важных решений, что подсознание просто отключилось. Все, что казалось правильным до этого момента, стало отвратительным, с привкусом ебучей боли, боли, которую я никогда не хотел видеть в её глазах.

Пришлось её в чувство приводить. Отправил с Феликсом куда подальше. Нянька из оборотня хуёвая, сам понимаю, но выбора не было. Охотники уже на хвосте, и я решил всю свою ярость на них выплеснуть. Подготовился за пятнадцать минут. Когда дружки этого, с дыркой во лбу, прибыли, встретил их фейерверком. Не знаю, как им, а мне понравилось. Жаль, спросить не могу, как им такой теплый приём. Двоих взрывом разорвало на куски. Лис постарался, его бомбы были идеально сделаны. Третий, последний, оказался в зубах моего волка. Рвал его безжалостно. Даже для оборотня это было жестоко.

Когда за Софией поехал, примерно представлял, что меня ждет. Слезы в три ручья и самобичевание. Как же я ошибся…

Они с Феликсом нажрались! Твою ж мать! Точнее, Феликс в норме, а моя малышка… короче, в машину я её запихнул в состоянии полного небытия. Хотел эту чудо-няньку пешком до дома отправить, но он ни в какую. Запрыгнул в машину, пришлось подвезти. Но до хаты его так и не доехали. Этот умник решил мораль почитать. Мол, нельзя так с Софией, нельзя второй раз её памяти лишать. А мне так похуй до его мнения, что пришлось выкинуть его на обочине. Нахер, пусть пешком топает, защитничек хренов! Еще недавно сам этот план мне втюхивал…

И что она с ним сделала? Точно ведьма!

Вот уж не ожидал, что сдружится она с ним!

Как бы там ни было, пришлось снова на те же грабли наступать. Снова внушение! Снова мою девочку оставлять!

Реально подумал, что это наша судьба такая дерьмовая. Как бы все изменить? Перевернуть, к чертям?! Но ответ так и не наёел. За все семь часов, пока вез её домой.

Остановился там же, на нашем месте. У озера, которое помнит всю нашу жизнь. А ведь уже тогда я чувствовал, в первую нашу встречу, что эта девчонка принесет одни проблемы, но всё равно нырнул в этот омут с головой. Сейчас даже думать не хотел, какие испытания ждут меня впереди. Все, чего я хотел — жизнь для своей маленькой! Нормальную, черт возьми, жизнь! Без опасности, страха и оружия! Без оборотней и ищеек! Без крови!

Но в моем мире такого не бывает. И я должен снова с ней проститься. Но сейчас еще сложнее. В прошлый раз я был без мозгов. Ошибки совершал. И тогда моё решение, уйти из её жизни, было продиктовано моей тупостью. Мол, сам все натворил, теперь расхлебывай! Сейчас… это уже не мои ошибки, а стечение обстоятельств. Винить себя не получалось.

Как только посмотрел ей в глаза, точнее, как только заставил её глаза открыть, она ведь понимала, что я собираюсь сделать,… у меня всё внутри оборвалось.

Снова! Блядь! Этот ебучий кошмар!

Вдали уже слышались сирены. Это я вызвал полицию, чтобы её нашли после того как я смоюсь. Времени в обрез оставалось, и я всё сделал. Быстро, четко и хладнокровно! Сорвался с места, пока она не очнулась. Затормозил только в Подмосковье. Гнал, как сумасшедший, на поворотах с дороги сносило.

Заглушил двигатель. Долго смотрел на наш ангар. Знал, стая уже на месте. Готовят план по устранению Тишко. А меня колотит, как в лихорадке. Паника сжимает грудь. Сердце пропускает удары. Кислорода не хватает. Словно дышать мог только там, где она. И меня так накрыло, что я развернулся и поехал обратно. Сереге только сообщение отправил, что я больше не в стае. Сейчас самое время оттуда убираться. У него и без меня проблем хватает, с Тишко надо разбираться, пока он снова к ищейкам не обратился.

Единственный, с кем общался — Феликс.

Он всё мне докладывал. О настроении в стае. О том, чем Серега занимается. Кажется, умудрились мы его вокруг пальца обвести, он и думать забыл о моей девочке. И это было настоящее облегчение.

Но после всего, что между нами было, я не мог ее больше оставить. Без неё совсем не получалось дышать. Решил быть рядом, пусть на расстоянии, но в одном городе. Сначала следить не мог, её в клинике держали. Через своих людей информацию пробивал, в основном, что следователь её мучает. Дело громкое. Трое журналистов пропали без вести, а вернулась только она. Единственная ниточка следствия. Но я знал, хер они, что от неё добьются. Никто не мог пробить моё внушение! Слишком самоуверенно с моей стороны, это я потом уже понял.

Короче, первое время как-то спасался от наваждения, а потом, как её из клиники выписали, совсем тяжело стало. Сначала мимо пройти вздумалось. Просто вдохнуть её аромат. Потом чуть ближе подошёл. Она в кафе сидела. Тупо в одну точку смотрела, а я за её спиной подсел. Ловил каждый её вдох. Все двадцать минут. И кайфовал от ощущения, что она рядом. Стоило только развернуться, взять за плечи, посмотреть в её огромные глаза и внушить:

— Вспомни, малышка! Вспомни меня!

И сам себя одергивал. Боялся снова встретиться с её гневом. Второй раз она меня точно не простит. После всего…

И я все ждал, когда этот момент настанет. Выбирал время. Готовился. Хуй знает к чему. И вот сейчас смотрю на её спину. На фоне звездного неба она кажется ещё меньше, тоньше. Реально феечка хрупкая в этом мире ебучем. Ветер поднимает её волосы, и они бьют по спине. Хочется оказаться рядом, собрать её локоны в кулак и прижать к себе, защищая и от ветра, и от боли, и даже от её собственных волос.

Как блядь мы до этого дошли?! Как я до этого докатился?!

Утром сегодня, первым делом, как глаза открыл, залез на её страничку в соцсети. Сначала подумал, что сплю. Тёр глаза, думал, выдавлю их нахер. Но нет. Яснее не становилось. На её страничке фотография этого места. Именно этого. Вот эта просёлочная дорога. Вот озеро…. Наше озеро… и подпись, которая вонзилась в мое сердце стрелой:

«Я все помню!»

Откуда?! Блядь! Да как такое возможно вообще?!

Недолго думая, я написал ей смс, что буду ждать её здесь. Сегодня.

Долго же я собирался с силами, а тут судьба сама пендаль отвесила!

Медленно выхожу из леса. Бесшумно. Обхожу её машину, на которой она приехала. Видел, как она нервно остановилась. Как долго сидела в ней. Как вышла и к обрыву двинулась. Сейчас я рядом. В паре метров от неё. И все, что я чувствую, не поддается описанию!

Слышу, как бьется её сердце, ритмично, оглушающе. Почувствовала, что я рядом. Понял это моментально.

Глубокий вдох делаю и на выдохе зову её:

– София…

Часть 2 Глава 7

— София —

Звёзды вспыхнули с неистовой яркостью. Словно кто-то безжалостно выкрутил свет до предела, или это лишь игра измученного сознания, ведь всё вокруг плыло, расплывалось в болезненной дымке.

Ещё мгновение назад я твердила себе, что это ловушка. Западня. Что угодно, только не это! Словно боялась поверить, что мне суждено увидеть его вновь. Словно мой разум отказывался это принять. Но сейчас…

Вдоль позвоночника пронеслась обжигающая волна, словно к моей обнажённой коже прикоснулись раскалённым железом. Пальцы дрожали, я судорожно сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, лишь бы скрыть эту разъедающую нервозность. Панику, сковавшую горло стальными тисками. Сердце бешено колотилось в груди, словно пыталось вырваться наружу. Пульс отдавался чётким, жёстким ритмом в ушах.

Что мне сказать? Повернуться? Поздороваться? Глупость! Бессмысленная, жалкая глупость!

Жгучая боль пронзила глаза, заставляя зажмуриться. Едкие, ненавистные слёзы. Казалось, я выплакала их все за эти бесконечные полгода. Дьявол! Откуда они берутся снова?

Я приказала себе найти остатки былого мужества, быть стойкой. Не поддаваться нахлынувшей панике. Но разве это возможно? Разве это всё вообще возможно?! Нереальность происходящего пугала до дрожи, и я не решалась повернуться, даже когда услышала его голос:

— София…

Господи! За что ты так жесток ко мне?!

Я спиной чувствовала, как он делает шаг в мою сторону, но внезапно останавливается. Замирает. Не боится… Такого не может быть! Такие, как он, не знают страха! Безжалостное животное! Хоть и принявшее сейчас личину человека, иначе моё имя сорвалось бы с его губ звериным рыком. Странные, противоречивые чувства переполняли меня до краёв. Жгучая, сводящая с ума смесь: рвущийся наружу гнев, давящая на лёгкие обида и саднящее огромными, кровоточащими ранами сердце, которое…

Нет! Я не могу его любить! Не должна! Я просто обязана его возненавидеть, и мне казалось, что это чувство действительно рождается во мне. Оно разрывало меня изнутри. Больно! Чёрт! Как же это невыносимо больно!

Безмолвное озеро под моими ногами становилось всё мрачнее, отражая россыпь ярких звёзд на тёмном небе. Я оторвала взгляд от глади воды, вскидывая голову. Запрокинула её высоко, вглядываясь в чёрную бездну, словно ища там собственные силы. Сделала глубокий, дрожащий вдох.

— Ненавижу тебя… — выдохнула я шумно и зажмурилась.

За спиной воцарилась тишина. Первая мысль — сбежал. Вторая — лучше бы сбежал! Ведь я развернулась, резко и стремительно, и тут же столкнулась с его взглядом. Буквально впилась в его лицо. До безумия красивый! Чёрт! Проклятье!

Я ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!!!

— Ты! — выплюнула я, заметив, как Олег вздрогнул. На смуглом лице промелькнула целая буря эмоций — от напряжения до… восхищения?, — Самовлюблённый эгоист!

Его губы изогнулись в полуулыбке. Он ждал моего гнева, это было ясно как день. Олег сделал шаг в мою сторону. Ещё немного, и колдовство его глаз снова парализует мою волю.

А что ему ещё оставалось? Снова использовать свой чёртов гипноз! Заставить меня забыть!

Я выставила руку вперёд, чётким жестом останавливая его стремление подойти ближе.

— Стой где стоишь!

Как ни странно, он подчинился. Замер, словно перестал дышать. В глазах плавился янтарь. Переливался и мерцал, затягивая, словно в зыбучие пески. Я одёрнула взгляд, лишь бы снова не угодить в эту ловушку. Не утонуть в них.

— София, я…

— Ты мудак! Кретин! И чёртов идиот! — вырвалось у меня изо рта.

Я видела его напряжение, улавливала краем взгляда. И только сейчас вспомнила, что, наверное, мне бы стоило придержать свой язык за зубами, ведь он заводится с пол-оборота. Я помнила, как это происходило быстро. Вспышка, и вместо Олега передо мной предстанет огромный волк, способный разорвать меня на части. Но я не боялась. Как ни странно, во мне не было ни грамма страха, лишь острое, нестерпимое желание причинить ему боль! Словно в отместку за все свое страдание. Хотелось выбить каждый проклятый день этих пол-года в его душе. Каждый чертов день! Каждую секунду!

Я поморщилась от собственных мыслей, но не могла их остановить:

— Лучше бы ты дал мне умереть! — Олег снова вздрогнул. Его губы сжались в жёсткую, напряжённую линию, — Лучше бы отдал на растерзание своим псам! Отдал бы меня Серёге! Чтобы он убил меня…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег неожиданно оказался рядом. Всего пара метров, а для него — один стремительный шаг. И вот уже его руки на моих плечах, и я с такой силой ударила его по лицу, что кулак от боли онемел:

— Это было бы лучше! Лучше! — вопила я ему в лицо, и снова отбивала кулаки о его грудь. Олег даже не вздрогнул. Выдерживал все мои слабые попытки его задеть. Пару раз даже получилось, — Это бы было лучше, твою мать! Чем то, что ты заставляешь меня пережить!

Мой крик заглушили его губы. Они впились в мои. Секунда, всего одна мучительная секунда затмения разума, когда я непроизвольно ответила на его поцелуй. Но тут же очнулась и вырвалась.

— Отпусти меня! Отпусти, мерзавец!

Каменные обручи сомкнулись вокруг меня, заключая в эти обжигающие объятия. Держали крепко, но бережно. Словно боялся раздавить. Но сейчас я жаждала, чтобы он не сдержался, выпустил своего монстра на волю. Пусть вырвет моё сердце! Пусть убьёт меня! Ведь это мучение было уже невыносимо!

— София, — прошептал он, и в его голосе было обманчивое спокойствие, — Успокойся…

— Иди ты к чёрту! — выплюнула я. Вырвала руку из его хватки и обрушила на него всю свою ярость, — Давай же! Выпускай свою зверюгу! — потребовала я, пылая гневом, — Давай! — кричала я ему в лицо и снова пыталась оттолкнуть. Олег потемнел за секунду, но меня больше не пугал его гнев. Плевать! И я снова закричала:

— Убей меня! Прямо сейчас! Ведь ты уже лишил меня жизни! Сволочь!

Олег снова схватил меня в свои объятия. Обезоружил моментально, беря меня за затылок и прижимая к себе. Я отбивалась, как могла, но силы покидали меня. Глаза жгло от слёз, и я не могла их сдержать.

— Успокойся, — тихо шептал он мне прямо в ухо, и я снова вздрогнула в жалкой попытке отстраниться, — Успокойся, малышка…

Я содрогнулась от его голоса. Слёзы ручьём катились по щекам. Я захлёбывалась словами, не в силах произнести ни звука. Хотелось отчаянно биться, сделать всё, чтобы вырваться из его хватки, почти металлической, но силы покидали меня. Быстро, стремительно. И я завыла, зарывшись лицом в его грудь.

Дьявольские слёзы! Чёртова истерика!

Ненавидела себя за эти слабости. Ненавидела его за эти мучительные объятия. Ненавидела эту проклятую жизнь!

Олег вдруг отстранился от меня, поняв, что сил у меня почти не осталось. Взял моё лицо в ладони и заглянул в глаза.

— Как, София? — тихо спросил он, — Как тебе удалось избавиться от внушения?

Конечно! Его волновало только это! Задело, что я обошла его чертовое внушение!

Я дрожала от этих жгучих слёз. Дрожала от его частого дыхания. От близости его губ. Хотелось вырваться, но я даже не пыталась. Всё равно не получится. Единственное, что ещё могла, – яростно выплюнуть:

— Ненавижу тебя!

— А я тебя люблю! — ответил он с такой нежностью, словно мои слова нисколько его не ранили, и снова спросил, — Как тебе это удалось?

— Ты мерзавец!

— А ты моя малышка!

Я почувствовала, как от его слов сердце подпрыгнуло в груди. Но я не верила! Нельзя причинять столько боли человеку, которого любишь! Это просто невозможно.

— Отпусти меня! – прорычала я сквозь зубы.

— Больше никогда… — прошептал он и прижался к моим губам, срывая поцелуй, — Никогда больше не отпущу!

Прижался лбом к моему лбу. Ловил мои нервные вдохи.

— Ненавижу тебя! — чуть тише выдала я.

Он усмехнулся! Кретин!

— А я люблю тебя! — снова повторил он. Я зажмурилась, отрицательно тряхнула головой, а он прижал мою голову руками сильнее, не давая мне даже пошевелиться. — Люблю тебя, моя малышка…

— Ты не способен любить! Это невозможно! — вырвалось у меня сквозь стон, — Ты убиваешь меня!

Он снова прижался к моему лбу. В его глазах поблёскивали слёзы, и я вдруг поняла, что ему больно так же, как и мне. Или даже хуже? Но мне отчаянно хотелось, чтобы ему было ещё больнее.

— Ты разрушил мою жизнь! — каждое слово отпечатывалось на лице Олега суровыми искрами, но я продолжала, — Растоптал мою душу! Дважды!

— Я всё исправлю, София, — прошептал он.

— Нет! Не исправишь! Больше нечего исправлять!

Он сжал челюсти до скрипа зубов. Глаза наполнились новой пеленой, то ли ярости, то ли боли. Невозможно было различить. Он шумно заглатывал воздух.

— Почему?

Он ещё спрашивал!

— Ты заставил меня забыть эту любовь! Разве не помнишь? — эти слова, словно ударили его. Олег содрогнулся. Даже его руки потеряли прежнюю твердость, и я, наконец, выбралась из его хватки. Торопливо сделала пару шагов назад, увеличивая расстояние. Хотя самое безопасное расстояние между нами — это пропасть!

Олег прожигал меня взглядом, словно хотел проделать дыру в моём лице. Что он хотел увидеть? Подтверждение моим словам? И я тут же выдала:

— Ты сам просил забыть эти чувства! Именно их я и не пытаюсь вспомнить! Их больше нет! И всё, что я чувствую к тебе, – это ненависть!

Он тяжело дышал, и, казалось, дрожал всем телом. Глаза Олега наполнились огнём. Тем самым огнём, предвестником опасного перерождения. Меня охватила паника. Сейчас надо было бежать. Бежать без оглядки, но я стояла на месте, а Олега трясло всё сильнее. Кулаки сжались до побелевших костяшек. Я понимала, что ещё одно моё слово, и его разорвёт изнутри, но он вдруг вздрогнул и посмотрел куда-то в темноту леса. Отступил на пару шагов, нервно втягивая воздух носом, словно принюхивался. Настоящий зверь, уже не человек.

— Что-то не так… — прорычал он не своим голосом. Рыком, сквозь зубы. Ещё один вдох, резко сорвался с места, схватил меня за руку: — Надо убираться отсюда!

Он тащил меня к моей машине, а я не шла следом, я вообще не чувствовала ног.

— Я никуда с тобой не поеду! — хрипло закричала я, — Отпусти!

Он остановился только у машины. Резко обернулся. Я встретилась с его глазами, в которых не было и намёка на зрачки. И поняла, что он снова пытается гипнотизировать, но было уже слишком поздно.

— Ты сейчас же сядешь в машину! — прорычал он.

Приказ выполнила машинально. Точнее, замерла, а Олег затолкал меня на пассажирское сиденье. Пока я пыхтела и боролась с желанием сопротивляться, он оказался рядом. Захлопнул дверь. Мотор взревел, и мы сорвались с места.

Олег нервно топил газ в пол. Моя машина надрывалась под его напором, но он не останавливался. Бешеный, огненный взгляд был устремлен в лобовое стекло. Его пальцы вцепились в руль, словно он вот-вот превратится в оборотня. Тяжело дышал и скалился. А я лишь зажмурилась от страха, разрывающего моё сердце.

— Отпусти меня, — пропищала я, не решаясь даже взглянуть на Олега.

— Пристегнись! — рявкнул он сквозь зубы. Гортанно, словно голос шёл из самых недр его тёмной души.

Но я не двигалась. И он одним резким, нервным движением выдернул ремень безопасности с моей стороны и защёлкнул его.

— Я хочу выйти…

— На полном ходу?! — прорычал он, и я вздрогнула. Неплохая идея! — Только попробуй!

Олег снова впился горящими глазами в лобовое стекло. Поморщился, словно от боли.

— Сука! Нашли!

И я нутром чую, что мы летим не просто вперед, а бежим, спасаемся от кого-то. Нервный комок застревает в горле, душит.

— Нашли? Кто?

А в голове, как молитва, бьется: «Только бы белки! Господи, пусть это будут просто белки!»

— Охотники! — сквозь зубы, с ненавистью выплевывает он.

Инстинктивно вжимаюсь в кресло, мечтая сквозь него провалиться, исчезнуть. В зеркале заднего вида — зловещие отблески фар. Они пляшут вдали, выхватывая из темноты стволы деревьев, словно пальцы, тянущиеся к нам.

Опять охотники! Этот кошмар вернулся! Да чтоб меня черти взяли за то, что согласилась на эту чертову встречу!

Олег зажмуривается до боли в скулах, из его горла рвется то ли рык, то ли стон отчаяния. Руль в его руках трещит, словно кости под прессом. Он давит на газ, выжимая из мотора последние соки, и я украдкой смотрю на него… Пиздец! Другого слова не подобрать. Он что, превращается? Прямо сейчас? Да, это происходит на моих глазах. Его дергает, словно в лихорадке, лицо искажает гримаса боли. Я вижу, как он отчаянно борется с самим собой.

— Они выследили тебя. Кто-то просек, что через тебя можно выйти на меня. Черт знает, откуда они вообще о тебе узнали…

И тут меня пронзает мысль: а вдруг это их покойный дружок настучал? Рассказал, как я одним выстрелом оставила в его лбу дыру?

Лицо этого ублюдка встает перед глазами, как живое, и я с силой зажмуриваюсь. Сердце бешено колотится в горле, перекрывая дыхание. Пальцы немеют, тело — словно чужое, трясется в тисках ремня безопасности.

Лучше и не придумаешь! Я заперта в машине с оборотнем, который вот-вот станет волком. Настоящим, голодным и… чертовски злым волком! А за нами, как стая бешеных псов, несутся охотники на оборотней! И им плевать, что я всего лишь человек. Догонят — и мне конец. Нам обоим конец!

Бросаю взгляд назад. От ужаса немею, видя, как быстро они приближаются. Как они до сих пор не настигли нас? Моя бедная, старенькая «Пежо» сейчас больше напоминает улитку, удирающую от гепарда.

— Нам крышка! – выдыхаю приговор. Отчаяние выплескивается вместе с воздухом.

— Уйдем! – рычит Олег, вдавливая педаль в пол. – Хер им! Не догонят…

Он резко выворачивает руль и бросает машину в лес, оставляя проселочную дорогу позади. Я инстинктивно сжимаюсь в комок, закрывая лицо руками. Это какое-то безумие! Моя крошка «Пежо» несется сквозь лес, словно юркая мышь, лавируя между огромными деревьями. Она не буксует, а проскальзывает сквозь чащу, цепляясь за землю, как за спасение.

— Оторвались, — шипит Олег, выныривая обратно на трассу.

Озираюсь. Погони не видно. Неужели отстали? Господи, если это правда, я подарю своей «Пежоньке» новые колеса! Если от нее хоть что-то останется…

Но другая, гораздо более страшная проблема, все еще рядом, в машине. Олег еле сдерживает внутреннего зверя. И я даже представить себе не могу, чего ему это стоит!

Трясусь на сиденье, как загнанный заяц. Ни вздохнуть, ни успокоиться. Бросаю на Олега робкие взгляды, беззвучно молясь, чтобы у него хватило сил справиться со своей темной стороной и довезти меня живой. Куда бы мы, черт возьми, ни ехали!

— Наконец-то испугалась! — шипит он, оскалившись. В полумраке салона его глаза сверкают недобрым огнем.

— Не дождешься, — слабо выдаю я нелепую ложь, поражаясь, как язык вообще поворачивается.

Олег усмехается, но это не смех, а скорее звериный рык.

— Врешь, — зловеще шепчет он. – Не забывай, я чувствую твой страх. И если честно, он… пиздец как манит!

Задыхаюсь, как рыба, выброшенная на берег. Пытаюсь что-то сказать, но из горла вырываются лишь нечленораздельные звуки, обрывки слов. Замолкаю.

— Вот и правильно, — злобно одобряет Олег. – Лучше молчи сейчас! Иначе…

Он не договаривает, но я прекрасно понимаю, что значит это его «иначе». В голове вдруг просыпается здравый смысл, инстинкт самосохранения, к которому так часто взывал Олег. Наконец-то!

И вдруг меня озаряет: я понимаю, куда мы едем. В старый дом его родителей. Туда, где я впервые отдалась ему. Олегу. Черт! Как же я не хочу туда возвращаться! Ужас сковывает меня при мысли о том, что я вновь окажусь там. Снова вспомню наше прошлое.

Глава 8

Понимаю, дорога обрывается прямо у дома. Вспоминаю, как раньше мы тащились сюда два долгих километра, а теперь…

И как же я сейчас желаю эти километры! Может, тогда я бы успела убежать. Глупо, конечно, ведь Олег вмиг мог обратиться волком и одним прыжком свести на нет все мои жалкие попытки вырваться.

Резкий рывок тормозов. Олег пулей вылетает из машины. Оббегает её быстрее ветра, едва не вырывая дверь с петель. Не церемонится с ремнем, просто рвет его голыми руками. Хватает меня и ставит на ноги, но я не чувствую под ними земли. Словно стою на вате.

— Убирайся в дом! Запрись и сиди там тихо! – рычит он.

— Дай мне уехать, – шепчу я, словно произношу последнее предсмертное желание.

— Не успеешь! – рычит он, содрогаясь всем телом. Отпускает меня на долю секунды, а потом снова хватает за руки и отталкивает: – Быстро в дом!

Я не могу отвести взгляд от его лица. Рот Олега искажается в зверином оскале, проступают огромные белые клыки, челюсть деформируется. Но он каким-то чудом еще держится. Ради меня! Не иначе!

Отступаю. Медленно, боясь сделать резкое движение и разрушить его и без того хрупкий самоконтроль.

— Если попытаешься сбежать, – цедит он сквозь оскалившиеся зубы, – я тебя догоню. Поняла?

Не отвечаю. Думаю, ответ и так написан на моем лице. Диким ужасом и невысказанным криком.

Секунда, и Олег падает на колено, упираясь руками в землю. Содрогается. Пыхтит, склонив голову. Его мощная спина вздрагивает, разрывая футболку надвое, обрастая густой шерстью. Продолжаю пятиться, пока Олег не поднимает на меня дикий, прожигающий взгляд.

— Беги, – последние человеческие слова оглушают меня, и я срываюсь с места.

До дома не больше двадцати метров, но они кажутся бесконечными. В ушах пульсирует страх, но сквозь него я слышу звериный рык. Утробный. Мощный. Распахиваю дверь, влетаю внутрь и оборачиваюсь.

Не просто волк — волчище! Огромный и косматый, он несется прямо на меня. Успеваю захлопнуть дверь прямо перед его мордой. Запираю на замок и отскакиваю прочь. Огромная туша врезается в дверь, осыпая пыль с потолка на мою голову. Ползу на четвереньках и упираюсь в печь. Теплая, значит, в ней еще тлеет огонь. В голове роятся мысли: он был здесь? Жил в этом доме? Почему? Почему он не в стае? Или приехал недавно? Почему раньше не пришел ко мне?

Дура! О чем я думаю!

Жмурюсь, затаив дыхание. На улице тишина. Пугающая, вылизывающая мое сердце холодными щупальцами. Может, ушел?

Собираю остатки храбрости, встаю на дрожащие ноги. Сама не ведая, что творю. Подхожу к двери, аккуратно, словно к ядерной бомбе. Прислоняюсь к деревянной поверхности, ощущая себя в хрупком укрытии. И вдруг понимаю, что если бы он захотел проникнуть в дом, то ему бы не помешала эта слабая дверь, еле держащаяся на ржавых петлях. Играет с добычей? Или хотел напугать меня?! Если так, у него это получилось!

Прижимаюсь к поверхности, стараясь не дышать, и слышу его снаружи. Бешеный стук сердца. Моего тоже. Дыхание зверя, резкое, мощное. Жмурюсь, заглатывая страх глубже.

«Поздравляю, София! Кажется, тебе удалось добиться своего! Просила зверя — получай…»

Слышу тяжелые шаги лап, скрип досок террасы. Он прямо под окном — понимаю я. Поднимаюсь на ноги, медленно подхожу к окну, вглядываясь в мутное стекло. Мелькнула тень, и огромный волк появился прямо напротив. Вскрикиваю и падаю на пол. Страх сковывает, не дает пошевелиться. Два пылающих глаза смотрят сквозь хрупкое стекло прямо на меня. Пытаюсь понять его желания. Хочет убить меня? Разорвать на куски? Попробовать мою кровь?

Нет! Ничего подобного! В глазах волка… жалость?

Шумно вдыхаю, стараясь унять дрожь. Трясусь, но поднимаюсь на ноги. Волк продолжает смотреть на меня каким-то невероятно человеческим взглядом. Кажется, даже осмысленным. Шаг. Еще один. Подхожу почти вплотную к окну. Дышу как не в себя, но воздуха не чувствую. Задыхаюсь. Проваливаюсь в омут горящих глаз. Волк неподвижно стоит напротив. Вижу, как он дышит, буквально чувствую его дыхание, словно и нет между нами этого хрупкого стекла.

Почему не рычит? Не ощетинивается? Понимает что-то? Нет! Не может быть! Олег говорил, что оборотни себя не контролируют…. А может…

Идиотская, просто невероятно идиотская идея приходит в мою голову! Но я не могу не попробовать. Что-то внутри меня словно толкает, заставляет это сделать. Поднимаю руку, медленно, аккуратно, тянусь к окну. Волк переводит взгляд на мою ладонь, потом снова смотрит мне в глаза. Поджимаю губы, ощущая себя не просто дурой, а идиоткой! Но кладу руку на окно. Касаюсь ладонью прохладного стекла и молюсь. Молюсь, чтобы эта зверюга не восприняла мой жест как нападение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В глазах оборотня вижу свое отражение. Испуганное, но в то же время решительное. Вижу, по выражению его морды, что он в шоке. В таком же шоке, как и я.

— Давай же, – умоляю шепотом, но четко понимаю, что он меня слышит. Смотрит, как шевелятся мои губы, будто понимает человеческий язык. А может, и понимает? – Давай, зверюга, подружимся с тобой…

И он словно услышал. Подался вперед и уткнулся носом в стекло, в мою ладонь.

— Да! – улыбаюсь как дурочка. – Вот так, дружок! И не хочется убивать, правда, же?

Сквозь мутную пелену на стекле чувствую его дыхание. Мерное и уже спокойное. Глаза волка закрыты. Он что, нежится от этого прикосновения? Хотелось бы верить, что он не продумывает план, как пробраться в дом и оторвать мне голову…

Страх постепенно уступает место трепету. Такому, от которого хочется рассмеяться, запрыгать как девчонка и завопить:

Да! Я приручила волка!

Но я стою на месте. Вряд ли ему понравится моя реакция. Призываю себя дышать спокойно, ровно. Показываю всем видом, что не боюсь. Так, стоп! Если он чувствует мой страх, то должен почувствовать и трепет?

Убираю руку. Волк, словно почувствовав это, отдергивает морду от стекла, но продолжает смотреть прямо мне в глаза. Вздергиваю подбородок, запихивая все свои теплые чувства глубоко в себя.

— Беги, давай! – громко говорю я, стараясь сделать голос строгим, но он дрожит, выдавая мои истинные чувства. Дьявол! – Ну же! Проваливай!

Вижу насмешку Олега в глазах мохнатого волка. А может, мне просто показалось.

Секунда, и волк отходит назад и, задрав голову, протяжно воет, так, словно выдает всю свою боль, скопившуюся внутри. Рывок, и волк исчезает, оставляя меня в темноте дома. Держусь, но внутри все рвется. Неужели и, правда, ему больно! А что именно? Мои слова о любви, о которой я не хочу вспоминать? Или то, что он поддался слабости и прильнул к моей ладони, даже будучи в облике зверя?

Плевать! Я не должна поддаваться своим чувствам. Ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!!!

Вышагиваю нервно по крошечному дому, отчеканивая свою ненависть в каждом шаге. Устаю довольно быстро, сил едва ли хватает мыслить здраво. Приземляюсь на пол, упираясь в борт кровати спиной. Подгибаю ноги, обнимая их уставшими руками. Черт! Они невероятно болят, напоминая мне об ударах, которые обрушила на Олега. А ему хоть бы хны! Скала! Камень! И сердце у него… такое же каменное и холодное! Неспособное на чувства!

Вздрагиваю, когда слышу, как в двери щелкает замок. Видимо снаружи был запасной ключ. Стоило бы догадаться!

Голый Олег заходит в дом. Закрывает дверь.

— Бесстрашная Белка, – ухмыляется он самодовольно, взирая на меня сверху вниз. – Что за фокусы?

Я захлопываю рот, продолжая пялиться на его…

Олег разворачивается, шлепает босыми ногами до кухни. Не удерживаю взгляд, оценивая его задницу.

— Дьявол! – еле слышно выдыхаю я и жмурюсь, сильно до слез.

Слышу, как он усмехается. Знает, что я не удержала взгляд. Кретин! Достает свечи и зажигает. Одну за другой. Медленно. Вижу это сквозь робко приоткрытые веки.

— Что за фокусы, спрашиваю, – повторяет свой вопрос и озирается на меня в пол-оборота.

А я едва жива. Не смотреть не получается. Жмурюсь из последних сил, сохраняя хрупкий баланс между истерикой и срывом. Но он чертовски соблазнительный!

— Какие фокусы? – скулю я, отводя взгляд в стену и краснея. Заливаюсь краской моментально.

— Как ты избавилась от внушения?

Опять за свое! Очевидно, сильно его задело, что я обошла его внушение! Знал бы он, сколько мне пришлось испытать прежде. Знал бы, что чувствовала я все эти полгода!

— Не твое дело! – огрызнулась я.

Улавливаю его движение. Ставит на стол свечи. Сквозь сомкнутые веки вижу яркое свечение пляшущего огня. Слышу звук открывающейся печи. Олег забрасывает поленья в жерло. Огонь разгорается с шумом, с таким же шумом, как и мои легкие окутанные властью какой-то дьявольской силы.

— И все же… – продолжает он свою песню таким тихим и удивительно спокойным голосом, словно только что не бегал по лесу в шкуре зверя.

Приоткрываю глаза, разглядывая его сквозь ресницы. Посмотреть открыто не решаюсь. Чувствую себя тем самым подростком, которого впервые увидели эти стены. Робкой и несмелой.

Олег поворачивается ко мне, и я вздрагиваю, теряя все мысли.

— Может, ты оденешься?

— Может, и оденусь, – дергает он плечом. – А может, и нет…

Издевается! Подонок! Отворачиваюсь, уставившись в стену, но глаза все равно предательски убегают к его обнаженному торсу.

— Баш на баш? – спрашивает он играючи. – Я одеваю штаны, а ты рассказываешь, как сняла внушение…

Смыкаю губы в жесткую полосу и тут же выпаливаю:

— Можешь и дальше бегать голожопым, мне то что!

Равнодушия не получилось. Голос дрожал, словно чужой. На лице парня играет такая самодовольная ухмылка, словно он читает мои мысли. Нет! Он читает мою душу. А она плавится в огне! В чертовом огне его чертовых глаз!

— Ну, смотри, – двусмысленно щебечет он и встает, подходит почти вплотную. Останавливается напротив и взирает на меня сверху вниз. Правила приличия это вообще не о нем!

Зажмуриваюсь, прикусываю нервно подергивающуюся губу. Но разве я могу это контролировать? Нет!!! Нет, нет, и нет!! Резко поднимаю глаза, впиваясь в его самодовольное лицо, и жмусь в желании зарядить ему хорошую пощечину.

— Придурок! – выплевываю я. – Одень штаны!

— Так значит, договорились?

Я честно стараюсь смотреть ему в глаза, но разве я могу, когда прямо передо мной…

Нервно сглатываю. Прижимаюсь к спинке кровати еще сильнее. Роняю лицо в ладони и жалобно мычу.

— Хорошо! – злобно цежу я сквозь зубы.

— Замечательно! — усмехнулся Олег, иронично сверкнув глазами. Он направился к сундуку, а от его уверенной походки и соблазнительных движений невозможно отвести взгляд. Упругая задница, мускулы на спине, от которых перехватывает дыхание. Сердце бешено заколотилось, а в голове роились дерзкие мысли. Он распахнул скрипучую крышку, выудив из мрачной глубины какой-то темный предмет. — Я весь во внимании.

Я, не отрываясь, смотрела, как он, словно играя, неспешно натягивает штаны. Боже, зачем я вообще это терплю? Пусть бы ходил передо мной нагим, ослепляя своей красотой…. И я бы точно не выдержала! А зачем мне сдерживаться? Я так истосковалась поблизости…

Резко тряхнув головой, отгоняю наваждение. Но вижу — Олег усмехается. Читает мои мысли, чертов идиот!

— Ну и? — требует он, усаживаясь на край стола напротив меня. В его взгляде — нетерпение и какая-то болезненная надежда.

— Футболку накинь, — вырывается у меня почти мольба. Мне нужно хоть какое-то подобие защиты от его неотразимого обаяния.

— Перестань ломаться, ты же знаешь, я могу просто внушить тебе и узнать все без этого глупого фарса!

— Знаю, — фыркаю я в ответ. Внутри бушует ураган противоречий. — Тогда почему медлишь? Заставь меня рассказать, ведь только так ты получишь желаемое…

— Прекрати, София, — его голос полон отчаяния. — Я пытаюсь по-человечески, а ты упираешься! Да, мне приходится прибегать к внушению, потому что ты не слушаешься, даже когда сама согласилась подчиняться мне!

Его слова обжигают, как удар хлыстом. В голове вспыхивают воспоминания о том утре, словно сладкий, но ядовитый наркоз.

— Я ходила к психологу, — выпаливаю, как на духу, лишь бы избавиться от мучительных картин прошлого.

— Что за психолог? — не унимается Олег, взгляд его словно сверло, пронзает насквозь.

— Обнин Сергей Викторович.

— Подробнее, — словно клещами вытягивает из меня слова. И в его голосе — нетерпение, напряжение…

Я выдыхаю и ухмыляюсь, скорее истерически. Его глаза буравят дыру в моем лице, прожигают насквозь мою хрупкую решимость, порабощают мою волю. Чертов гипнотизер!

— Обычный психотерапевт, — с трудом выговариваю я, — Мама нашла. После долгих… мучительных попыток вспомнить, что случилось с Вахриным и Жуком! После ада, через который я прошла!

Олег поджимает губы в немую, гневную нить. Наконец отводит взгляд в пол, скрещивая руки на груди в глухой обороне. Теперь его время защищаться от моих обвинений, я чувствую это нутром и не могу сдержать рвущихся наружу слов:

— Ты оставил меня у озера! Одну! Стер мою память! Снова! Вызвал полицию! Это же ты её вызвал?! — молчит, будто оглох. По лицу Олега пляшут тени свечей, но взгляд его мрачнее тучи. — Я знаю, это был ты! — слова даются с невероятным трудом, обжигают горло, и я морщусь от этой боли, но продолжаю: — Ты хоть представляешь, что мне пришлось пережить за это время? Ты чувствуешь хоть каплю моей боли?!

Он вскидывает на меня нерешительный взгляд исподлобья. В этом взгляде целый океан: и боль, и печаль, и тоска, и вина. В душе моей разгорается пожар, нестерпимо жжет душу, не даёт дышать. Удержаться нет больше сил, и я вскакиваю на ноги, как подброшенная пружина, под его пристальным взглядом.

— Эти полгода — это пытка! Каждодневная, ежеминутная пытка! Ты понимаешь?!

— Прости, — говорит он еле слышно, почти беззвучно, я читаю это по его губам, и меня выворачивает от его извинений. Тошнит от его слов!

— Нет! — взрываюсь я моментально, — Засунь свои извинения знаешь куда?!

— Догадываюсь, — глухо отвечает парень.

Не могу больше смотреть на него. Весь его вид кричит о его сожалении, но я не могу, я не должна сейчас поддаваться этим чувствам, этим мольбам о прощении. И плевать, что ему было больно все это время! Плевать, что он там испытывает! Он не думает обо мне, почему я должна думать о нем?!

Отворачиваюсь, скрещиваю руки на груди, словно воздвигаю броню. Скриплю зубами, сдерживая поток ярости, что нестерпимо давит на грудь. Надо бы выплеснуть его наружу, но сил нет. Ни капли!

— Малышка, я…

— Замолчи! — прерываю я его шипением, потому что это его «малышка» в клочья разрывает сердце, — Не хочу тебя слушать! Ненавижу!

Наступает гнетущая тишина. Слышу только, как потрескивает огонь в печи, мерно и умиротворяюще. И только сейчас ощущаю, как катятся слезы по щекам, оставляя обжигающие полосы, словно рубцы. Смахиваю их, стараясь делать это незаметно. Не хочу показывать свою слабость. Больше никогда! Пусть вдоволь насытится моим безразличием!

Первым тишину нарушает Олег:

— И как этот психотерапевт сломал внушение?

Усмехаюсь сквозь слезы, полная горечи и разочарования.

— Ясно! Только это тебя сейчас заботит! Волку подпилили зубки… — скверно шепчу я и сама от этих слов вздрагиваю. По спине проползают противные мурашки, след от его взгляда. Выдыхаю и отвечаю, — Гипноз. Это был гипноз…

— Что за гипноз?

Оборачиваюсь, вперив полный ненависти взгляд в его смуглое лицо.

— Ну, знаешь, такой, с маятником и раз, два, три… — язвительно пыхчу я, — Обычный гипноз, как по телику показывают!

— Что ты ему сказала?

Голос Олега дрожит от напряжения.

— Ничего! — выплевываю я, — Ничего не сказала! Если бы он услышал, что я верю в существование оборотней, он упек бы меня в психушку!

А он не унимается, словно терзает мои раны:

— Что ты знаешь про этого психотерапевта?

Я вновь хочу закричать, надрывно, до хрипоты. Бесит! Нестерпимо бесит, что какой-то психолог заботит его сейчас куда больше, чем мой собственный ад, длиной в шесть месяцев!

— Это… Обычный… Врач! — выговариваю каждое слово, словно заклинание, — С какой стати тебя он волнует? Может, хочешь прикончить его? Как последнее средство, чтобы спасти свое гребанное внушение, когда в очередной раз заставишь меня забыть прошлое?!

Он вдруг отрывается от стола и оказывается рядом. Я машинально делаю шаг назад, чувствуя на себе испепеляющий взгляд его глаз, полных расплавленного янтаря, рвущегося наружу искрами безумия. Зря, наверное, я его снова провоцирую, но в глубине души теплится слабая надежда, что тот волк в его душе гораздо лучше понимает мою боль, чем этот идиот! Возможно, он будет более снисходительным ко мне. Например, просто оторвет мне голову, избавит от этих мучений?

Олег останавливается. Между нами полметра напряжения и ни единого грамма кислорода. Не могу дышать. Вообще ничего не могу, стою как статуя, не в силах отвести взгляд.

— А тебе не кажется странным, что за нами гнались охотники именно сегодня? — нервным голосом выдает Олег.

— Может, они тебя выследили? — яростно выплевываю я.

— София, — он делает шаг ко мне, но я выставляю руку, чтобы не дать ему подойти ближе, и он послушно замирает. Вскидывает руки в примирительном жесте, в упор смотрит в мое лицо, ища понимания. — Если бы за мной шла слежка, я бы это заметил. Я достаточно долго здесь нахожусь. Если бы они меня выследили, напали бы сразу. Им нет резона охотиться за тобой…

В его словах есть доля правды. Я и сама понимала, что ищейкам нужны оборотни, обычные люди им не интересны. Они могут служить приманкой, но не более.

— Подумай сама, София, — не унимается он. — Как только к тебе вернулась память, ищейки тут как тут…

— И ты считаешь, что в этом замешан Сергей Викторович? — заключаю я. Олег коротко кивает. В его взгляде читается – Бинго!, — Он не мог ничего знать! Я ему ничего не сказала!

— Если я правильно понимаю, ты была в трансе и могла не заметить…

Судорожно пытаюсь вспомнить лицо Сергея Викторовича сразу после того, как очнулась в его кабинете. Выглядел он подавленно, даже разочарованно, ведь его замысел провалился. Спрашивал, что я вспомнила. Зачем ему врать, если бы я сказала всю правду под гипнозом?!

— Откуда он вообще взялся? — гремел голос Олега рядом, но мне казался далеким, как из другого мира.

Я хлопала глазами, прокручивая в памяти нашу беседу, и даже вздрогнула, когда эхом в голове зазвучал голос доктора:

— «Кто такой Олег?» — как и в прошлый раз, по спине пробежал озноб, от которого я съежилась. Взгляд врача был изучающим, пронзающим насквозь, — «Пока ты была в гипнозе, ты пару раз назвала это имя…»

— «Наверное, какой-то школьный знакомый…» — ответила я тогда.

— «Хм,» - прищурился мужчина, а после кивнул. — «Тогда всего хорошего…»

Нет! Этого не может быть!

Я схватилась за голову, словно боялась упустить ускользающую мысль, назойливую, пробирающуюся под ребра.

— Господи! — выдохнула я и в упор посмотрела на Олега. — Зачем? Зачем ему это надо? Он что, охотник?!

— Вряд ли, — быстро ответил Олег, — Я бы знал, если бы ищейки существовали в этом городе… — паника нарастала с каждой секундой, стремительно накрывая меня с головой. — Очевидно, твой Сергей Викторович не так прост, как тебе кажется…

— Что ты хочешь сказать? — завопила я.

— Он сливает информацию ищейкам. Одно не ясно, как он про тебя вынюхал…

Все происходящее казалось бредом, страшным сюром. Даже если Обнин не был охотником, то, по мнению Олега, был с ними связан. Перед глазами встало лицо того мужика, охотника, которого я застрелила в доме Олега… полгода назад…. Такие скверные товарищи могут действовать самыми разнообразными способами что бы добраться до оборотней — это ясно.

Кажется, теперь стремление Олега узнать о моем психотерапевте засияло другими красками!

— Его нашла… мама… — судорожно прошептала я, все еще держась за голову, распухшую от происходящего.

— А она где его нашла?

— Я не знаю, — голос дрожал. Мне казалось, я разрыдаюсь в эту же секунду. — Однажды она просто записала меня к нему на прием и… Боже! — я заметалась по комнате, как зверь, загнанный в клетку. — Значит, они знают? Ищейки! Они знают, кто я?!

Теплые и сильные руки Олега обхватили мои плечи. Я остановилась и лишь сейчас ощутила, как сильно дрожу, как в лихорадке. Даже мокрый лоб выдавал мое состояние. Он заглянул мне в глаза. В его взгляде не было ни злости, ни напряжения. Сейчас он казался решительным, сильным и властным. Скалой, готовой стоять насмерть. Это читалось во всем: во взгляде, в мягких прикосновениях пальцев к моим плечам.

— Боюсь говорить тебе это… — тихо произнес он. Я сглотнула нервный ком. — Но кажется, ты снова под домашним арестом…

— Что?! — с трудом выдавила я слова сквозь огромный ком в горле. — Опять?! Ты опять собираешься держать меня взаперти?!

— В тот раз вроде получилось неплохо, — усмехнулся парень, и меня мгновенно вскипятило. Замахнулась, чтобы сбить с него спесь, но Олег перехватил мою руку, горячие пальцы сомкнулись на моем запястье. — Знал, что ты будешь не в восторге, — произнес он спокойным и даже насмешливым тоном и пожал плечом. — Но пока я не разберусь с ними, ты и шагу от меня не ступишь, — и он прижался горячими губами к моему запястью, продолжая смотреть на меня, словно искал ответ в моих глазах.

А я плавилась, как воск, от его прикосновений. И как же мне хотелось, чтобы его губы целовали сейчас не только мое запястье. Мысленно я уже рисовала картины нашей страсти: впиваюсь в него поцелуем, жадным, нестерпимым, требующим продолжения…

«Стоп!» — приказываю себе из последних сил, ища остатки здравого разума, — «Я его ненавижу! Должна! Просто обязана его ненавидеть!»

Вырываю свою руку из его хватки. Обеими руками толкаю его в грудь, пылая яростью, и выплевываю:

— Ненавижу тебя!

Олег усмехается. Вижу, что он мне не верит.

— А я люблю тебя…

— Идиот!

Его губы расплываются в довольной улыбке. Такой, что мне хочется ударить его снова. Разве он мне позволит? Чувствую, что нет. Он уже готов к моей атаке, хоть и делает вид, что ему все равно. Я буквально читаю в его глазах:

«Ну же, София… один твой рывок, и я повалю тебя на кровать, и не выпущу из объятий…»

Пыхчу, как огнедышащий дракон, и отворачиваюсь. Не могу больше смотреть на его самодовольное лицо. А скорее всего, просто боюсь не сдержаться и броситься на него с поцелуями, а не с кулаками.

«Господи! За что ты так со мной?!» — второй раз за вечер эта мольба проносится в моей голове.

Судорожно ищу выход, лишь бы не оставаться с ним наедине… в этом тесном пространстве… на неизвестный срок…. Могла бы сбежать. Конечно, могла бы! В тот раз почти получилось, сейчас точно выйдет. Ну и что дальше? Как мне спастись от ищеек? Как защищаться?

— Черт! — вырывается у меня хрипло, словно из самой глубины отчаяния.

Чувствую самодовольную улыбку Олега, как лезвие ножа. Не вижу, но знаю, каждой клеткой кожи ощущаю!

— Вот и отлично, — победно заявляет он. В голосе ни капли сочувствия. — «Камера», конечно, не ахти в этот раз, но обещаю, в следующий будет шикарный номер люкс. А пока, довольствуемся этим…

— Что? — скорее хриплю, чем говорю. Оборачиваюсь, впиваясь взглядом в его наглую физиономию. Как же меня бесит его самодовольство! — Мы здесь останемся? — кивает,— Здесь одна кровать!

Он лишь пожимает плечами:

— Раньше тебя это не смущало…

— Раньше я не знала, какой ты… идиот!

Снова эта глумливая улыбка. Как будто специально испытывает мое терпение. Разворачивается и идет к кухне, а я слежу за ним, как загнанный заяц, угодивший в клетку хищника. И разве это не правда? Судьба играет со мной, как кошка с мышкой…. Снова я оказалась рядом с ним! И он снова меня спасает! Проклятый рыцарь!

— Не переживай, я посплю на полу, — тихо, даже холодно произносит он. — Голодна? Хочешь чего-нибудь?

— Чтоб тебя черти забрали! — шиплю я, но он, кажется, пропускает мимо ушей мои проклятья.

— Могу предложить виски, — издевательски предлагает Олег, — Ну или чаю…

— Замечательно! Если яда нет, пожалуй, не откажусь от чая…

Глава 9

Стою в этой жалкой пародии на душевую. Микроскопическое пространство, где от двери до унитаза — один шаг, от стены до раковины — и того меньше. Лейка над головой только что смыла с меня липкое, удушающее напряжение, но я все еще здесь. Вцепилась побелевшими пальцами в крохотную раковину, смотрю в зеркало на свое затравленное отражение. До жути тесно. И здесь, и в душе´, и внутри. Распирает термоядерная смесь, рвущаяся наружу. Сейчас вырвет — то ли в унитаз, от тошноты, что душит, то ли ядом в лицо Олега.

Но я не спешу выходить. Знаю, он там, за дверью. Может, только и ждет, когда я покажусь, чтобы добить меня окончательно. Пробить брешь в моей стене ненависти и злости. Собираю волю в кулак, зажмуриваюсь, приказываю себе быть сильной, выстоять. Не позволить теплым чувствам к этому… монстру… вспыхнуть вновь. Как тогда…

Воспоминания кружат голову, словно я падаю в бездну. Мозг плавится, душа переворачивается, сердце колотится в бешеном ритме от одной мысли, что он рядом. Здесь. За этой жалкой, картонной стенкой.

Прислушиваюсь. Тишина… мертвая, могильная тишина. Торопливо натягиваю одежду, как могу, высушиваю волосы, промакивая их жестким мохеровым полотенцем. Медленно, нерешительно открываю дверь. Выглядываю, словно призрак, не издавая ни звука. Даже не дышу.

В доме пусто. Лишь треск огня в печи и пляшущие тени на стенах от свечей, которые Олег расставил повсюду.

Хренов романтик!

Рядом с кроватью — кружка горячего чая. Тонкая струйка пара тянется вверх. Выскальзываю из душевой, тихо прикрываю дверь. Обхожу печь на дрожащих ногах. Чувствую, вот сейчас этот идиот выскочит из-за угла и заключит меня в свои объятия.

Боже, как же я этого хочу…

— Дура! — шиплю я себе под нос, оглядывая пустую комнату. — Испарился?

Но… нет. За пыльным окном вижу его силуэт. Сидит на краю террасы, спиной ко мне, смотрит в темноту.

О чем он думает? Как уничтожить охотников? Или как после всего этого снова стереть мне память? Меня захлестывает волна возмущения, и в мыслях звучит его голос, полный отчаяния и боли:

— «Я пытаюсь по-человечески, а ты упираешься! Да, мне приходится прибегать к внушению, потому что ты не слушаешься, даже когда сама согласилась подчиняться мне!»

Да, я согласна! Иногда я поступаю нелогично, даже безумно! Сама бросаюсь на танк, которому ничего не стоит меня раздавить. Лезу в самое пекло, не боясь обжечься. И нет у меня этого чертового инстинкта самосохранения! Ну, нет его! Откуда ему взяться?!

Но разве это повод лишать меня памяти? Даже если он отчаянно пытается спасти меня? Даже если в этих попытках он сам страдает…

Не замечаю, как врастаю в пол у окна и смотрю на Олега. На его спину, все ещё обнажению спину с рельефными мышцами, почти каменными и обжигающе горячими. Помню этот жар под своими пальцами, которые врезались в его спину, неистово требуя продолжения…

Он оборачивается, словно чувствует мой взгляд, и я вздрагиваю. На его лице появляется легкая улыбка, нежная и такая… ласковая!

Словно ошпаренная, бросаюсь к кровати, зарываюсь с головой под одеяло. Единственное желание — спрятаться. Спрятаться от его взгляда, от его чувств. Нет, не так… спрятаться от своих собственных, ведь они нестерпимо душат меня. Поднимаются из самых глубин моей души и стремительно завоевывают меня. Опутывают своими сетями, липкими, но такими… восхитительными.

Зажмуриваюсь, даже не дышу, когда слышу, что Олег возвращается в дом. Притворяюсь спящей или мертвой — все равно. Лишь бы не говорить с ним больше. Не слышать его.

— Зря чай не пьешь, — говорит он тихо. — Успокаивающий…

— Я сплю! — бормочу я в подушку нервно.

Он не отвечает. Слышу, как ставит кружку на кухне и возвращается. Зачем? Для чего? Неужели он решил залезть ко мне в кровать?

Вжимаюсь в матрас. Дрожу, как последний лист на ветру. Судорожно глотаю воздух и понимаю, что Олег и, правда, улегся на пол. Раздражаюсь еще сильнее, сама не понимая почему. Может, от его присутствия. Но что-то подсказывает мне, что причина совсем в другом.

В прошлый раз он отдал мне свою комнату, а сейчас вообще вынужден спать на полу. А ведь он мог просто заставить меня подвинуться и лечь рядом. Нет, не применять свое внушение. Ему это не нужно. Когда обладаешь таким мощным телом, вряд ли какая-то хрупкая девчонка сможет тебе противостоять! К тому же он здесь хозяин — и не только дома, но и положения! Но нет,… ведет себя как… благородный… идиот!

Жалость скребет когтями между ребер, не выдохнуть ее, не проглотить. Одергиваю одеяло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ложись! – цежу я сквозь зубы. — Только на край!

— Хм… — слышу я в ответ. — С чего такая милость?

Он даже не шевелится. Играет со мной!

— Замерзнешь еще! – бормочу я. — Кто потом будет ищеек убивать?!

Он опять усмехается. Зажмуриваюсь, стараясь не обращать на это внимания. Ощущаю, как под его весом проминается матрас. Горячее тело так близко, ведь эта кроватка слишком мала для такого богатыря. Кожа покрывается мурашками. Проклятое ощущение! Жмусь к стене что есть мочи и чувствую, как он пытается забраться под одеяло. Выхватываю его из рук Олега, сверкая на него злобным взглядом:

— Ну, уж нет! Без одеяла обойдешься!

Олег усмехается:

— Милостью и не пахнет…

— Идиот! — пыхчу я, заворачиваясь в одеяло, подминая его под себя, словно создаю импровизированный кокон.

Все это время Олег смотрит на меня как на умалишенную. В его глазах усмешка:

«Правда, София? Одеяло? Ты думаешь, оно остановит меня?!»

Злюсь непонятно на кого и отворачиваюсь к стене, чтобы не чувствовать на себе его взгляд, но ощущаю его даже спиной. Каждой клеточкой тела. Каждым волоском, который поднимается от его близости. Расслабиться не получается, ведь ощущаю, как мои ягодицы касаются его бедра, хоть я уже почти провалилась сквозь стену, так сильно я к ней прижалась. Нестерпимо жарко! Меня охватывает огонь, кружит голову один его запах — смесь табака и сандала.

Ерзаю, пытаясь избавиться от наваждения, и слышу его шутливый голос:

— Это очень соблазнительно, София, — между тем в его голосе проскальзывают возбужденные нотки, от которых я мгновенно краснею.

Черт! Какая-то неправильная у меня поза! Разворачиваюсь, но тут же понимаю, что я на прицеле. Янтарь в его глазах пронзает насквозь. Порабощает мою волю. Сердце подпрыгивает в горле, бешено стучит в висках. Неожиданно появляется страх. Дикий и отчаянный страх, что вот-вот он внушит мне заняться с ним любовью. Даже представить не могу, как выгляжу в этот момент, вижу только, как Олег грустно усмехается:

— Думаешь, заставлю тебя переспать со мной… — читает он мои мысли. Не отвечаю, не могу ответить. Полностью парализовало. — Заманчиво, конечно, но… нет, — и его голос звучит искренне, но меня это не успокаивает, а он заявляет вполне серьезно: — Скоро, сама попросишь.

Рот захлопываю с грохотом. Оказывается, все это время смотрела на него, разинув рот. Дура! Зажмуриваюсь, заставляя себя немедленно уснуть. Прямо сейчас же! И, как ни странно, у меня это получается. То ли нервы сдали, то ли силы окончательно меня покинули.

***

Просыпаюсь, прильнув к Олегу, и всем телом жмусь к его теплу. Под ладонью, словно колыбель, нежно вздымается и опускается его грудь, каждый вдох — словно тяжелое обещание.

— Дьявол! — вздрагиваю, отскакивая, словно от прикосновения раскаленного железа, и судорожно ищу убежища под одеялом.

— Не угадала, — в его голосе играет самодовольство, — Это всего лишь я!

Вспыхиваю, чувствую, как кровь приливает к лицу, обжигая каждую клеточку. До кончиков ушей, до слез. Неужели я провела всю ночь, обвившись вокруг него, как плющ? Этот постыдный, словно вырванный из дешевого романа эпизод! Олег сияет, как золотой червонец, глаза искрятся, а улыбка становится все шире и беззаботнее.

— Господи, София, я сдерживался из последних сил! Думал, сбежать на пол, честное слово, это… пытка…

Стараюсь не смотреть, но взгляд предательски тянется к холмику, восставшему под тканью его штанов, не оставляя простора для фантазий. Он приподнимается, наклоняется ближе, и в глазах полыхает янтарный пожар, такой дикий и необузданный.

— После такого ты просто обязана меня поцеловать! — заявляет он со всей серьезностью.

Смущение… нет, это был настоящий, испепеляющий стыд! Горло сдавило, словно в петле, перекрывая доступ кислороду. Но тут же, с шумом, воздух ворвался в легкие, приказывая бежать.

Перекатываюсь через Олега, касаясь его лишь мимолетным дуновением ветра, лишь бы не задеть, не почувствовать. Врезаюсь в дверь душевой, больно, до искр в глазах, ударяюсь лбом. Шиплю проклятия сквозь зубы. За спиной слышу тихий смех Олега, и это только подстегивает желание исчезнуть. Прячусь за дверью, растирая ушиб, который вот-вот превратится в шишку. Включаю воду, надеясь заглушить бешеное сердцебиение, но тщетно. Обливаю лицо водой, пытаясь прийти в себя.

— Идиот! Какой же он придурок! — шиплю, словно гадюка, выпуская яд ненависти.

Нельзя испытывать столько злобы! Это просто невозможно! Кажется, сейчас разорвет изнутри! Но сдержать этот поток ярости не получается.

Умывшись, все же решаюсь выйти. В этом крошечном пространстве становится невыносимо. Там, за дверью, тоже не рай, но хотя бы есть воздух и слабая надежда улизнуть на улицу. Нет, не сбежать, просто вдохнуть свободы!

Вылетаю пулей, стараясь не смотреть на Олега.

— Завтрак почти готов… — произносит он.

А я уже у двери, распахиваю ее, бросая через плечо:

— Наелась!

Останавливаюсь на краю террасы, ощущая его взгляд, прожигающий спину. Жадными глотками вдыхаю воздух, заставляя легкие раскрыться полностью. Больно, но терпимо, не страшнее тех чувств, что скручивают сердце в тугой узел.

— Не переживай, — бросаю я, не оборачиваясь. Знаю, что он смотрит, — Не убегу.

Сажусь на край, свешивая ноги, и пытаюсь сосредоточиться на чём угодно, лишь бы не думать о нем. О нас. О моих чувствах. Вскоре это удается. Дыхание успокаивается, паника отступает, но, черт побери, утаскивая за собой и всю мою ненависть!

«Ненадолго же тебя хватило, София… ой, как ненадолго!»

Олег выходит и садится рядом, протягивая мне самодельный полубургер, полухот-дог.

— Поешь, сегодня долгий день…

В его голосе нет и следа былой насмешки. Лицо потеряло игривость. Хочется огрызнуться, послать его хот-дог куда подальше, но предательский желудок отчаянно требует пищи. Не хочется поддаваться, но устоять невозможно. Беру булку и принимаюсь поедать этот удивительно вкусный завтрак. Олег тоже ест молча. За что я ему благодарна.

Звуки леса врываются в нашу мрачную тишину. Птицы заливаются трелями где-то в кронах деревьев. Чуть поодаль журчит ручей, тот самый ручей, что пел дивную мелодию в тот самый зимний вечер, когда мы с Олегом…

«Уф…» — мысленно выдыхаю я, стараясь спрятать все эти воспоминания.

— Какой план? — спрашиваю я, отчаянно пытаясь думать хоть о чем-то другом, пусть даже об охотниках! О смерти, кажущейся мне неминуемой. Только не о нашем прошлом. Не о нем…

— Тебе не понравится…

— И всё же, — настаиваю я, — Запрешь меня здесь?

— Не-а, — отвечает Олег, жуя, — Придётся уехать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куда? В Подмосковье?

Олег бросает на меня косой взгляд. Что он пытается прочитать в моей душе? Хочу ли я снова оказаться в его доме? В том самом доме, который, я уверена, помнит наше счастье той последней ночи. И который, всё ещё хранит то острое воспоминание об убийстве охотника.

Содрогаюсь, вспоминая звук выстрела.

— И снова мимо, Белка, — заявляет он, — Если ищейки напали на твой след, единственный способ уйти — выехать из страны.

— Что? — завтрак выпадает из рук на землю с мерзким звуком моей обреченности, — Уехать? Из страны? — он кивает, — Не проще убить их?

Олег не сдерживает смех, но он такой злобный, что меня передёргивает:

— Ты ли это? А как же человеческие жизни, которые ты так бережёшь?

Закусываю губу, принимая этот удар поддых. Когда-то я и правда верила, что убийство — это зло, самое настоящее зло! Но мне хватило одной встречи с этим мерзким охотником, чтобы понять — в этих телах больше нет ничего человеческого!

— Мой выстрел в лоб ищейки, оборвал эту иллюзию, — отвечаю я, видя, как лицо парня приобретает совершенно другие краски.

Он прищуривается, разглядывая меня с немым вопросом, а может, это и не вопрос вовсе, ведь вскоре Олег кривится, словно испытывая боль. Невольно вспоминаю ярость в его голосе, когда Олег кричал на Феликса:

— «Ты даже не знаешь, что это значит для неё…»

Облизываю губы и отворачиваюсь. Уставившись в лес, стараюсь не выдать дрожь в голосе:

— Ну, так что? Почему мы убегаем?

— Пробил по своим каналам — в город приехала целая стая ищеек, может, пятнадцать, может, больше. И они явно не намерены сдаваться без боя…

«Пятнадцать!?» — хочу закричать я, но выдавливаю хрипло:

— Тогда в твой дом. В Подмосковье?

Теперь эта идея не кажется мне такой угнетающей.

— Феликс звонил, у них такое же наводнение. — По голосу Олега понимаю, что он напряжён сильнее, чем хочет показать мне. Оборачиваюсь, разглядывая его лицо, потерявшее прежнюю усмешку, с которой он встретил меня утром. И, честное слово, лучше бы высмеивал мою глупость, вместо этого напряжения, — Кажется, грядет война…

Паника в момент накрывает с головой. Я трясусь. Колотит не на шутку! Зубы отбивают дробь. Мне приходится разжать челюсть, чтобы не выдать свой страх. Хотя глупо его скрывать, ведь он становится осязаемым.

— Придётся на время смыться, — не говорит, а командует Олег, — Залечь на дно, обдумать дальнейшие действия и…

— Господи, мама! — отчаянно верещу я и вскакиваю на ноги, — Если ищейки вычислили меня, то знают, где я живу! — хватаюсь за голову, пытаясь удержать себя на месте, но ноги не слушаются, так и норовят сигануть в машину и помчаться домой на всех порах, — Они… они… могут… её…

Не замечаю, как Олег оказывается рядом. Возникает из ниоткуда. Берет за плечи, заставляя успокоить поток слов. И это действует безотказно. Замолкаю моментально.

Янтарь порабощает. Нет, не внушает, просто захватывает в свою власть. Действует как наркотик, как живительный эликсир. Стирает всё. Даже страх на мгновение отступает.

— Я всё решу, поняла? — отчаянно киваю, хотя не понимаю ни черта! Олег сжимает мои плечи крепче, — Нет! Мы всё решим…

И от этого «мы» тремор исчезает. Пф, и его нет. Сердце даже замирает. Неужели? Неужели он действительно позволит мне принимать участие во всём этом? Хочется спросить, но он опережает:

— Согласна?

Застываю. Вообще не понимаю, как на это реагировать. Вижу по глазам — не врет, но внутри что-то странное закручивается. Я и раньше ему верила, а он…

— Кивни если согласна,— просит он.

Снова киваю. Как заведённый болванчик. Едва ли веря в происходящее.

Мне казалось, в сложившейся ситуации он будет действовать иначе. Привяжет меня к батарее, например. Или сбросит на дно колодца, из которого не выбраться, лишь бы уберечь меня от опасности. Но нет. Рушит все мои представления. И это его «мы» действует как лекарство.

Глава 10

— Господи, Олег! — трепещет мама и буквально кидается к нему, не успев он пересечь порог нашей квартирки, заключая этого бугая в своих объятиях.

Зависть — мерзкая змея — кольцами сдавила сердце. Ей-то можно, ей позволено изливать свои чувства так яро, без оглядки:

— Как же я рада тебя видеть!

Фыркаю, отворачиваясь, словно плеснули кислотой в лицо. Выжечь глаза — и то было бы легче! Но взгляд предательски скользит к этим двоим, к этим безжалостным разрушителям моего хрупкого мира.

— И я, признаться, очень рад, — отвечает Олег, даже не думая освободиться от маминых объятий, в которых она повисла, как малюсенькая девчонка.

Скучала…. Господи, как же она скучала! Это видно невооружённым взглядом. И я,… и я тосковала, проклятье!

— Заканчивайте с нежностями! — шиплю я, отравленная ревностью и болью, и бегу прочь, в укрытие кухни.

— Опять не в духе? — тихонько спрашивает мама, но её слова, словно осколки стекла, режут слух.

— Как всегда, — доносится ироничный ответ Олега, кинжалом вонзаясь в спину.

Придурок.… Боже, какой же он придурок!

Вскоре они оба вторгаются в моё убежище, в тесную кухоньку, где и без того нечем дышать. Мама, словно безумная, мечется, ставит чайник, бормочет:

— А я как раз печенье испекла! Сейчас чайку налью, посидим, поговорим…

Олег мнётся в дверях, чужой и потерянный. Что с ним? Забыл, как ходить? Или маминого печенья до смерти испугался? На лице застыла натянутая улыбка, но я-то вижу, прекрасно вижу, что это лишь маска. Отчаянная, жалкая попытка спрятать то, что творится у него внутри.

— Что замер? — замечает мама, не замечая ничего. — Проходи, Олег. Присаживайся, будь как дома!

«Да он и так тут как дома! — ядовито шипят мысли. — Того и гляди мои тапки напялит!»

Решительно проходит, садится напротив, и наши взгляды встречаются. Вспыхивает этот янтарь, обжигает до самого нутра. Хочется отшатнуться, спрятаться, исчезнуть, раствориться в никуда. Но не могу, словно прикованная, тону в его глазах.

Мама щебечет без умолку:

— У нас тут такое происходило, Олег… — её голос дрожит, срывается в тихий шёпот, полный трагической безысходности. — Я чуть рассудка не лишилась…

И выкладывает всё начистоту. И про то, как умирала от тревоги, когда я пропала, и про то, как меня нашли. Про ад заточения в больнице тоже не забывает. Каменею с каждым её словом, но не отрываю взгляда от лица Олега. Со злостью, с немым вызовом. А он смотрит в ответ, не дрогнув, с непроницаемым выражением. Пытаюсь разгадать, что творится в его душе. Может быть, ему жаль меня до боли? Жаль, что всё обернулось таким кошмаром? Но его лицо — маска, неприступная крепость.

А мама продолжает выворачивать наизнанку мои истерики, мою жалкую жизнь в кромешной тьме. И, конечно же, про жуткие месяцы скитаний по полицейским участкам и кабинетам психологов…

— Кстати, — перебивает её Олег, — Что за психотерапевт?

— О! — восклицает она, — Сергей Викторович — просто чудо!

— Наслышан, — жестко бросает Олег.

— Такой опытный, чуткий человек. А сколько у него профессиональных наград… и Софии он очень понравился, — продолжает мама, и я вздрагиваю от каждого её слова. — Не знаю, что бы мы делали, если бы не он,… правда, дорогая?

— Конечно! — цежу сквозь зубы, наблюдая, как на лице Олега пролегает многозначительная складка между бровей. — Совсем бы сошла с ума! Не иначе…

Олег словно уклоняется от моих слов, переводит взгляд на маму:

— Где же вы откопали такое сокровище?

Мама замирает. Кажется, даже дышать перестаёт. Словно скрывает что-то, и моя настороженность обостряется. Она с минуту обдумывает, взвешивает слова — я чувствую это. И вдруг поворачивается и смотрит прямо на меня:

— Мне пришлось принять помощь одного… старого знакомого…

Сглатываю с трудом. По спине пробегает ледяная дрожь.

— Что за знакомый? — спрашиваю дрожащим голосом. Мама прикусывает губу. Понимаю — она хотела бы утаить это. Значит, ответ меня точно не обрадует! — Что за знакомый, мама?! — повторяю я уже жёстче.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она пожимает плечами:

— Игорь Борисович…

Заставляю себя оставаться на месте, вцепляюсь в край стола, чтобы не сорваться с места.

Тишко?! Черт бы его побрал! Отец моего бывшего парня, Марка. Тот, кто связался с ищейками, чтобы они разделались со стаей Олега!

Не могу взглянуть на него. Просто боюсь. Но понимаю, что он всё понял гораздо быстрее меня.

— Прости, Софи, — выдыхает мама, измучено, едва слышно. — Я не знала, что ещё делать! Он позвонил, предложил хорошего специалиста…

Ага! И понял, что я — единственная ниточка, ведущая к Олегу. А значит, и ко всей стае оборотней! Гнида!

— Я знала, что ты разозлишься.… Но что мне оставалось, родная? Ты была сама не своя и…

— Мам, — обрываю я её и морщусь. Болезненный осколок её слов ранит сердце! Она не виновата! Не виновата во всём этом кошмаре,… если бы она только знала правду… она бы никогда не связалась, ни с Тишко, ни с его «помощью»! — Всё в порядке, — кряхчу я и тут же добавляю для правдоподобия, — Я не злюсь,… правда!

Мама печально улыбается уголками губ, грустно выдыхает и вновь принимается за суету. Бряцает посудой, шуршит пакетом с печеньем.

Олег был прав на счет Обнина! Как бы ни сопротивлялась, я понимаю это мгновенно, и злость вспыхивает с новой силой. Злюсь на него, на себя, на Тишко и даже на этого психотерапевта. Этого мерзкого Сергея Викторовича, который плясал под дудку Тишко и, наверняка, этих охотников, чтобы просто втереться ко мне в доверие! А я повелась! Дура!

И теперь, по вине этого дьявольского психотерапевта, за нами гонятся охотники! За Олегом, за мной… и даже… за моей мамой…

«Черт! Черт! ЧЕРТ! — бьётся набатом в моём мозгу. — Что же теперь делать? Бежать, понятно,… но куда? Как? Что сказать маме? Как заставить её бежать вместе со мной?!»

Смотрю на Олега. Замечаю в его глазах что-то… странное. До жути странное. Мерзкий холодок пронзает кожу насквозь.

— Что дальше? — спрашиваю одними губами, беззвучно, пока мама гремит посудой.

Губы Олега сжимаются в жесткую, не предвещающую ничего хорошего линию. И почему-то мне уже не кажется, что идея Олега – логичная, единственно верная, что бы это ни было…. И что это вообще за идея? Он же ещё ничего не сказал по дороге сюда!

— София, собирай чемодан, — бросает мне парень, словно приказывает.

— Какой ещё чемодан? — непонимающе спрашивает мама, но её настолько захватила предвкушающая радость чаепития, что она даже не оборачивается. Колдует над чашками, заваркой, сахарницей.

И вдруг меня пронзает страшное осознание. Я понимаю, что он собирается сделать, но я спрашиваю, наивно желаю услышать совсем не то, что роется в моем мозгу.

— Что ты собираешься делать?! — вскакиваю на ноги, сердце колотится, кровь стучит в висках. В глазах — злоба, отчаяние, страх.

Олег тоже поднимается, и в тесной кухоньке становится невыносимо тесно. Первое желание — бежать, спрятаться, испариться. Но ноги словно приросли к полу. А потом хочется другого — закричать ему в лицо, ударить, разорвать на части, сделать всё, что угодно, лишь бы он не посмел использовать на моей маме своё проклятое внушение.

Мама оборачивается с двумя чашками, и застывает, глядя на нас огромными, широко распахнутыми голубыми глазами.

— Эй, ребята, вы чего? — смеется она, натянуто, испуганно. — Никак в отпуск собрались? Это здорово! Софии давно пора отдохнуть, особенно после всего, что ей пришлось пережить…

Вижу решимость в его глазах. Непреклонную, жестокую решимость.

— София, иди…

— Нет! Ты не станешь этого делать! — злобно прикусываю губу до крови.

Вот и всё, наше хрупкое, призрачное «мы» закончилось! Понимаю, что бессильна перед ним. Он внушит ей всё, что задумал, и я не смогу его остановить.

— Да что происходит?! — морщится мама, в её голосе — испуг и непонимание. — Объясните же, наконец…

Олег вдруг оживает. Хватает маму за плечи, грубо, резко. Ложки звенят, бряцая в бокалах, когда мама вздрагивает. Зрелище жуткое, но я знаю, что физической боли он ей не причиняет. Вонзается взглядом в её глаза. Янтарь поглощает его зрачки… Мама вся замирает, словно статуя. Даже не моргает.

— Нет! — ору я, как раненый зверь, но он даже не смотрит в мою сторону.

— Ира, сейчас ты быстро соберешь свои вещи. Всё самое необходимое. Мы отвезём тебя в аэропорт. Ты улетишь сегодня же прямым рейсом в Германию. Тебя там встретят мои друзья. Ты отлично проведёшь время!

— Что? Как? — вырывается у меня. — Какая, к черту, Германия! Нам надо быть вместе…

Олег отрывает от неё взгляд, бросая его в мою сторону. Я отступаю, непроизвольно вжимаясь в стену. Ощущаю удар затылком, но не чувствую боли.

И этой секунды оказывается достаточно, чтобы мама ожила. Она быстро моргает, смотрит непонимающими глазами то на меня, то на Олега. Руки дрожат, слышно, как вибрируют ложки в стаканах.

— А Софи? Как же… я не…

Олег возвращает свой взгляд на неё, и она снова замирает.

— С Софией всё будет хорошо. Мы поедем в отпуск. Я за ней присмотрю…

Мама кивает. Быстро, дергано. А я с трудом подавляю рвущийся наружу крик отчаяния. Чертово внушение! Кто только дал этим… этим животным такую огромную власть над человеческим разумом?!

— С нами всё будет в порядке, — продолжает Олег, ровным, гипнотизирующим голосом. — Ты не будешь переживать!

— Да, хорошо, — отвечает она, и снова кивает. — С вами всё будет отлично! Никаких волнений…

– А сейчас ты быстренько соберешься, — снова гипнотизирует Олег.

И она подчиняется. Бросает чашки на стол, с оглушительным для меня звоном. Отрывается от взгляда Олега и… улыбается. Широченной, ослепительной улыбкой, которую я прежде видела на её лице крайне редко. Может быть, потому что у неё просто не было повода для такой безудержной, заразительной радости?

— Софи!!! — трепещет она, как ребёнок, подпрыгивая ко мне и берет за плечи. Голубые глаза горят огнём. Живым, трепещущим, таким тёплым и бесконечно счастливым. — Представляешь? Я еду в Германию!

С трудом натягиваю подобие улыбки:

— Это здорово, мам…

— Даже не верится! — чмокает меня в лоб, аж подпрыгивает, хлопает в ладоши и скрывается в своей комнате, что-то радостно и быстро бормоча себе под нос.

И меня накрывает. Размазывает по стене от противного, тошнотворного чувства, какой-то мерзкой смеси безысходности и несправедливости.

Чайник надрывается в истеричном свисте, будто не чай кипятит, а душа выворачивается! Или это мой мозг, решив сбежать из тоскливого плена черепной коробки, устраивает прощальный бенефис? Уже и не поймаю, где реальность, а где — предвестие полного безумия!

Ах, нет, всё-таки чайник! Олег, вырубает плиту и оказывается рядом в мгновение ока. Вскидываю на него взгляд, полный влаги и вселенской тоски, готовый вот-вот затопить квартиру.

— Меня ты так же заставишь?

Щурится. Упрямо избегает моего взгляда.

— Нет. Не планировал…

Затыкаюсь. Скриплю зубами, стирая их в порошок. Отворачиваюсь к окну. С трудом получается держать руки под контролем: так и чешутся залепить ему пощечину!

Олег подается вперед. Упирает руку о стену по обе стороны от моих плеч. Я в капкане. В ловушке. В клетке с опасным зверем. Вся моя жизнь — эта клетка. Не спрятаться от него, не скрыться! Чертова судьба!

— Послушай. Ей опасно с нами. Если ищейки нас найдут, неужели ты бы хотела, чтобы она оказалась рядом?

Жмурюсь. Он чертовски прав, конечно. Но душу рвут невыносимые мысли.

— Нельзя с ней… так… — шепчу я, и горячая слеза срывается с глаз.

Олег хватает её одним мягким движением пальцев, а после прижимает ладонь к моей щеке:

— Понимаю. Но другого выхода нет. Нам надо сматываться, и чем быстрее, тем лучше. Нет времени придумывать для неё правдоподобную легенду…

Времени и правда нет. Ощущаю, как оно просачивается сквозь пальцы, приближая охотников всё ближе.

Я чувствую себя последним предателем и только теперь начинаю понимать поведение Олега. Ведь он по той же причине внушал забыть нашу жизнь, пытаясь уберечь меня. Защищал от Сереги, от охотников, да и от самого себя. Господи, неужели он испытывал такие же отвратительные чувства, как те, что охватывают меня сейчас? Как ему удалось пережить это? Как он справился? А меня словно на части рвет.

Даже не пытаюсь отстраниться от него: не пытаюсь смахнуть его теплую ладонь. Это прикосновение дарит едва уловимое, но всё же такое необходимое спокойствие. Закрываю глаза. Мне надо довериться ему! Опять! Это жизненно необходимо…

Киваю. Единожды. Словно давая добро на то, что он сделал, хотя он и не просил.

— Тебе тоже надо поспешить, — шепчет он едва слышно. — Не бери много вещей, всё, что надо, купим там. Хорошо?

Снова киваю и ухожу в свою комнату. Пока прохожу мимо маминой двери, вижу, как она, словно бабочка, порхает по комнате, закидывая вещи в чемодан. С таким неприкрытым, детским энтузиазмом, что я не сдерживаю улыбку.

Возможно, мы поступаем правильно. Ей уж точно не место в этом кровавом мире Олега…

Спустя пару часов мы уже стоим возле стойки регистрации. Я не понимаю, как Олег успел провернуть этот план, купить билеты, договориться с друзьями…

— Что за друзья? — мой голос дрожит, как осенний лист на ветру, пока мама, не подозревая ничего, сдает багаж и получает посадочный билет. Олег молчит, словно воды в рот набрал. Поворачиваюсь к нему, всматриваюсь в его непроницаемое лицо, и сердце болезненно сжимается. — Олег! Что за друзья? — тишина в ответ обжигает хуже огня.

Внезапно меня пронзает словно горячая волна осознания. С широко раскрытыми глазами уставляюсь на него, едва дыша.

— Оборотни?! — выдыхаю почти беззвучно.

Он хмурится, упрямо избегая моего взгляда.

Нервы не выдерживают, я бью его кулаком в плечо. Но он даже виду не подает.

— Ты сошёл с ума?! Ты…

— Они смогут её защитить, София! — рявкнул он в ответ, перебивая меня. — Было бы глупо отказываться от их помощи. Подумай сама: даже если нанять охрану, обычные люди не смогут справиться с целой стаей ищеек! Только оборотни способны это сделать.

Безумие! Чудовищное, невообразимое безумие! Но… в его словах сквозит такая безысходность, такая болезненная правда, что я не могу не признать её. Зажмуриваюсь, моля Вселенную о силе, о мудрости, о спасении для нас всех.

— Господи! Поверить не могу!! — пищит радостно мама, вприпрыжку подходя к нам и показывая на билет. — Германия! Кто бы мог подумать? Тыщу лет не была за границей,… а тут сразу Германия!!!

И счастью её нет предела. Хотелось бы мне тоже испытать такое неподдельное веселье. Но никак не выходит. Совсем.

Пока мы шли, провожая маму, она не переставала тараторить о том, куда направится в первую очередь, как ей не терпится увидеть Рейхстаг и о том, как она будет скучать, и звонить (сто раз на дню, уверена!). И, конечно же, напоследок брякнула:

— София, теперь предохраняться не обязательно, — сказала она тихо, буквально прошипела мне на ухо, но я тут же заметила, как сверкнул янтарный блеск в глазах Олега, и на его лице появилась широкая, очень широкая улыбка!

Распрощавшись с мамой, мы отправились к нашему терминалу. Перелет был с пересадкой в Домодедово. Я даже опешила, увидев наш конечный пункт назначения.

— Ирландия?!

— А что? Я люблю «Гиннесс»! — довольно сверкнул Олег зубами и подтолкнул меня к выходу в зону ожидания, где уже объявили посадку. — Обещаю, тебе понравится!

Сомневаюсь! Но разве я могла отказаться? Конечно, нет. В итоге все эти его «мы решим» свелись к «я решу, а ты согласишься!».

Весь полет я отчаянно пыталась вспомнить, что я вообще знаю про Ирландию? Первое — столица Дублин. Красивое место, видела как-то раз фотки, когда еще работала журналистом. Кажется, туда ездила Маркина… не важно! Я тогда ей позавидовала! Знала бы я тогда, что именно так исполняются мечты, прикусила бы себе язык!

Второе — этого «изумрудного острова» будет чертовски мало, чтобы держаться подальше от Олега.

Глава 11

Многочасовой перелет давит на плечи, словно груз невысказанных слов. Летать не боюсь, нет. Просто не могу отвлечься от мыслей, что рвут душу на части: охотники… мама… друзья Олега… эти оборотни, что должны ее встретить… Кто они? Как примут? На все мои вопросы Олег бросал лишь короткое:

— Не волнуйся, София. Пауль отличный парень…

Но его невозмутимость обжигает меня, словно кипяток. Как будто мы не бежим от смерти, а просто отправляемся в обычный отпуск!

Ирония судьбы: летим по поддельным документам. А в моем фальшивом паспорте красуется клеймо, выжженное насмешкой Олега: Волкова София. Черт! Ненавижу его издевки! Ненавижу даже его предусмотрительность! Понимаю, что этот документ он подготовил давно. Наверное, еще тогда, когда я была его заложницей… год назад.

Приземляемся на рассвете, и это лишает меня возможности увидеть Ирландию из окна. Смотрю в темноту, в эту бездну, усыпанную мириадами огней. Сердце сжимается от страха перед неизвестностью. Или от Олега, что весь полет сидел рядом. Так близко, что я невольно вжималась в кресло, лишь бы не дрожать от его случайных прикосновений.

Но, должна признать, Олег не докучал мне разговорами. Видимо, чувствовал, что я не в настроении. Да я вообще ни на что не настроена! Пустота, сотканная из страха, смятения и жгучей тревоги.

Забираем скромный багаж и выходим на парковку. Вдыхаю аромат новой страны. Всегда так делаю. Стараюсь впитать запах нового места, словно собираю коллекцию ароматов мира. Раньше это приносило радость. В то время, когда я путешествовала по работе. Тогда рядом были Ромка Вахрин и Петя-Жук…

Воспоминания об их гибели обрушиваются липкой, гнетущей волной. Может, я и не виновата в их смерти, но сейчас кажется иначе. Каждая моя встреча с Олегом ведет к смерти! Тогда погибли мои друзья! А сейчас? Что будет сейчас?

Перед глазами появляется довольное лицо матери. И это липкое чувство обреченности давит еще сильнее. Нестерпимо хочется позвонить ей. Услышать ее голос. Узнать, что с ней все в порядке. Что она жива…

— Где же он…— шарю по карманам в поисках телефона,— Неужели забыла дома?

Олег открывает дверцу такси, ждущего нас на полупустой парковке, и произносит:

— Не забыла,— смотрю на него как на дьявола, но он не обращает внимания на мой взгляд, полный ненависти,— Пришлось ликвидировать…

— Что? Ты… ты…

— Они могли вычислить нас по нему, поэтому пришлось выбросить его в мусорный бак…

— Это моя вещь! Ты не имел права!

Олег пожимает плечами, мол, кричи сколько хочешь. Что сделано, то сделано! Предусмотрительный гад!

Пыхчу от злости, но покорно залезаю в машину. Олег тут же оказывается рядом, и мы трогаемся. Водитель, мужчина лет сорока пяти с залысиной и добрым лицом, говорит что-то на непонятном языке:

— Maidin mhaith! Fáilte romhat chuig an taobh.

— Haigh! A Tara Hall, le do thoil,— отвечает таксисту Олег.

Вздрагиваю и смотрю на Олега, ничего не понимая. В полумраке салона его глаза горят расплавленным янтарем, а на лице играет довольная улыбка. Рад, что застал меня врасплох.

— Что за язык?

— Ирландский,— отвечает он,— красивый, правда?

Не могу не согласиться. Особенно когда этот язык слетает с его губ…

— Ты знаешь ирландский? — спрашиваю я, не веря своим ушам.

— Не так хорошо, как хотелось бы…

— И что он сказал? — недоверчиво спрашиваю я.

— Поздоровался и поприветствовал нас в Ирландии,— по его голосу понимаю, что он говорит правду.

— А ты что ответил?

Олег бросает на меня многозначительный взгляд, наклоняется ближе, словно хочет, чтобы наш разговор остался конфиденциальным, и произносит:

— Сказал, что я чертовски рад быть с тобой, София…

— Идиот! — шиплю я сквозь зубы и вижу его довольную физиономию. Он так и напрашивается на пощечину!

Отворачиваюсь к окну. Больше не могу выносить его близость. Хочется добраться до места назначения, куда бы мы ни ехали, и остаться одной. Надеюсь, у меня получится…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куда мы едем? — робко спрашиваю я, глядя на задорные огоньки ночного Дублина.

— В отель,— слышу его ответ и жмурюсь, пытаясь отыскать себя в этом безумном круговороте жизни.

Проснувшись вчера утром, я даже не представляла, что меня ждет. Точнее, представляла, но не до конца. Лежа на кровати и глядя в потолок, я пыталась найти в себе силы, чтобы встать и пойти на очередную сессию к Обнину. Знала бы я тогда, что за этим последует. Согласилась бы я на гипноз Сергея Викторовича? Позволила бы ему разрушить это проклятое внушение Олега? Какая странная моя жизнь! Все полгода я желала только одного — вспомнить! Понять, что же случилось с нами. Со мной, с Ромкой и Жуком, со всеми нами, там, в Москве. Теперь мои желания сбылись. Но счастья — ноль! Наоборот, вместо бездумных мыслей о прошлом появился дикий, обезоруживающий страх.

Удастся ли нам оторваться от охотников? Выживем ли мы в этой схватке? Что с нами будет? Как же там мама…

Видимо, я сказала это вслух, потому что Олег заерзал на сиденье, вытащил телефон из кармана джинсов и протянул мне:

— Позвони ей. Она прилетела пять часов назад,— бросаю быстрый взгляд на Олега. Его лицо мягкое и какое-то ласковое,— В Кельне сейчас четыре утра, думаю, она еще спит. Но если хочешь…

Смотрю на его руку, протягивающую мне телефон. С одной стороны, услышать ее голос просто необходимо. С другой стороны, тревожить маму после перелета совсем не хочется.

— Позже позвоню,— холодно бросаю я и отворачиваюсь к окну.

— Пауль написал, что у них все хорошо,— говорит Олег голосом полным тепла,— Еле уложили ее спать,— тихо смеется,— Просилась в Рейхстаг немедленно!

Жмурюсь, сдерживая улыбку. Как же это похоже на маму…

Возможно, Олег прав. Там ей будет лучше, чем с нами. И я молюсь, чтобы этот Пауль, и правда был отличным парнем. Даже не считая того, что он оборотень!

За окном нашего такси застыл в ожидании рассвета ночной Дублин. Улицы, освещенные теплым светом фонарей, окутаны тишиной и какой-то призрачной мистикой, нарушаемой лишь редкими машинами. В воздухе витает легкая дымка, придающая городу загадочности. Старинные здания, утопают в полумраке. Их каменные фасады, покрыты патиной вековой истории, кажутся величественными и таинственными в слабом лунном свете. Верится, что каждый камень хранит в себе истории о прошлых эпохах, о великих битвах и мирных временах.

Проезжая реку, кажется Лиффи, что тянется сквозь спящий город черной лентой, вижу, как в ее темной глади отражаются неоновые вывески и огни фонарей, как мои последние надежды. Надежды на то, что весь этот кошмар скоро закончится. И что же дальше? Что будет со мной? Что будет с нами?

Не сразу понимаю, что мы приехали. Олег открывает передо мной дверь. Вижу его ладонь, протянутую мне, но воспринимаю это как примирительный жест. Фыркаю и без его помощи вылезаю наружу, под сверкающим взглядом парня. А ему доставляет удовольствие меня раздражать!

— Díodh scíth mhaith agat!— говорит таксист на прощание.

— Желает нам отличного отдыха,— переводит мне Олег и отвечает таксисту,— Go raibh maith agat!

До жути бесит, что я ничего не понимаю! Ни языка, ни того, зачем мы тут, (именно в Ирландии!), даже своих желаний уже не понимаю!

То ли хочется бежать отсюда, от Олега, от этих проклятых чувств, что прорывают мой самоконтроль, ведь он такой чертовски соблазнительный здесь, на темной улице Дублина, освещенный мягким светом фонарей, говорящий на этом инопланетном языке так чисто и ровно, что сердце сладко сжимается от звука его голоса. То ли хочется прижаться к нему, ведь я знаю, как действуют на меня его объятия!

«Раньше действовали…» — повторяю я себе мысленно, — «Сейчас все изменилось!»

Прячу дрожащие руки в задние карманы джинсов и смотрю на Олега с вызовом:

— Зачем мы здесь? — вижу по его глазам, что он хочет начать старую песню. И взрываюсь моментально,— Вот только не надо заливать про пабы и ирландский эль! — он улыбается, язвительно, до мурашек,— Говори! Иначе я с места не сдвинусь!

Олег смотрит на двери отеля. Понимаю, что это отель, даже не читая надписи. И довольно дорогой! Кофейного цвета стены с большими белоснежными окнами с такими же белыми ставнями. Парадная светится неоновой подсветкой, озаряя несколько ступеней и входную дверь с массивной бронзовой ручкой.

— Ирландия — одно из немногих мест в мире, где нет ищеек,— вдруг выдает Олег и переводит взгляд на меня. В этот раз я не бегу от янтаря, стою как вкопанная, слушая его объяснения,— Здесь безопасно для оборотней.

— Почему?

— Ирландцы — потомки кельтов. Они поклонялись волкам с давних времен, считая их защитниками земли от темных сил,— тихо и холодно отвечает Олег,— Раньше здесь было огромное множество кланов оборотней. Они защищали местных жителей от вторжения. Оборотни здесь — что-то вроде оберега, а охотники.… На этих землях ищейка — не просто убийца, а предвестник кровавой войны. Нашу расу здесь почитают и уважают. Так что…

— Бедные ирландцы! — язвительно говорю я,— Они заблуждаются насчет оборотней! — обхожу Олега и бросаю через плечо,— Стоит им поменять свои взгляды на безопасность!

Олег не отвечает, слышу, как он тихо смеется. Словно его не трогает, что я считаю его чудовищем, способным не просто убить. Убить жестоко, вырвать сердце, иногда, даже не прикасаясь к плоти! Именно так он поступил со мной!

Спустя несколько томительных минут, улыбчивая белокурая девушка с невероятно красивым именем Лаура, выгравированным на её бейджике, проводила нас до номера, на третьем и последнем этаже этого небольшого отеля. Отчаянная молитва застыла в груди: пусть он будет двухкомнатный! Или хотя бы с раздельными кроватями, молю! Пыталась уловить хоть слово из его щебетания с ней, но тщетно. И по его довольной ухмылке я поняла – он, конечно же, взял самый тесный номер, чтобы меня «порадовать».

Администраторша, словно в замедленной съемке, вставляет ключ в замок. Пара оборотов, и дубовая дверь гостеприимно распахивается.

— Добро пожаловать,— с напускной кривизной, но по-русски произносит она, бросая на Олега такие взгляды, что искры летят.

«Понравился» – это как ничего не сказать! Еще там, у стойки регистрации, мне показалось,… но нет! В её глазах плескалось неприкрытое желание. Еле сдерживала слюни. Фу, мерзость! Ревность болезненным уколом пронзила сердце. Черт!

Напряженная, словно ком из сгустившейся агрессии, я врываюсь в номер.

— Благодарю,— доносится его равнодушный голос.

Успеваю оглядеться, пораженная увиденным. Да это не номер, а маленькая квартирка! Просторный холл, объединенный с гостиной, обставлен мебелью в венецианском стиле: кресла и диваны, с цветочным узором и золочеными вензелями ножек, прильнули к огромным окнам, за которыми стали пробиваться первые лучи солнца. Между ними — низкий столик с шахматами, фигуры расставлены, словно приглашая к новой партии. Чуть дальше — дверь в спальню, как я понимаю, а рядом — камин, высеченный из черного камня, с причудливыми завитками кованой изгороди, похожей на хвост павлина. Напротив камина — пара кресел в том же стиле, слева — миниатюрный столик на изогнутых ножках из красного дерева, на котором покоится массивная лампа, дарящая комнате теплый, уютный свет, проникающий сквозь тонкую ткань абажура.

В другое время я бы ликовала. Это был лучший номер, в котором мне доводилось останавливаться! Но сейчас… Я кипела от злости. Бесило почти всё: самодовольная ухмылка Олега, и, хоть и меньше, но все же ощутимая, симпатия этой администраторши, как кол, засевший промеж ребер. Но больше всего бесило это идиотское, проклятое чувство ревности.

«Стоп, София! — приказываю себе, застыв посреди комнаты, надутая, словно воздушный шар, и единственное, что удерживает меня от взрыва — это мои собственные руки, сцепленные на груди в замок. — Он не твоя собственность! Даже не твой парень!»

Слышу, как за мной захлопывается дверь, оставляя нас наедине. Собираю себя по частям и не удерживаюсь:

— А ты ей понравился, — прохожу к окну, пытаясь сделать вид, что мне всё равно, но выходит нелепо. Даже глупо.

— Знаю, — как ни в чем не бывало, заявляет парень.

Понимаю, что он за моей спиной. Как он может подкрадываться так тихо, обладая таким массивным телом? Словно мышь. Девяностокилограммовая мышь, которая ходит тише, чем я дышу!

— Пойди, познакомься, составит тебе отличную компанию в этом путешествии.

От собственных слов становится мерзко. Они словно яд, разъедающий гланды. Мурашки врываются резко, и вот они уже скользят по лопаткам, откровенно, выразительно. И они здесь не случайно, пришли вместе с Олегом. Вторглись в мое пространство. Ворвались в меня с его ароматом, терпкого сандала.

— У меня уже есть отличная компания, — тихо говорит он, но каждое его слово звенит в ушах. Еще шаг. Я не вижу, но ощущаю его приближение. Еще немного, и я сдамся! Честное слово, сдамся! Держусь из последних сил, сжимаю глаза до боли. Пусть уж лучше она, чем это навязчивое чувство. — София… посмотри на меня… — просит он, словно понимает, что я могу сорваться прямо сейчас, стоит мне только взглянуть в его глаза. — Малышка…

— Не называй меня так! — требую я. — Больше никогда! Ясно?

— Ясно, малышка, — издевательски отвечает он.

Бесит! Идиот! И говорить ему об этом бессмысленно. Он и так знает, как сильно меня раздражает, ведь я буквально источаю свое раздражение. Этой злобой даже воздух в этой комнате отравлен. Он становится невыносимо тягучим для вдоха.

— Что дальше? — дрожа, спрашиваю я. — Будем строить из себя счастливых туристов?

— Почему нет?

Разворачиваюсь. Просто не выдерживаю смотреть в окно, потому что и в нем вижу отражение Олега. Встречаюсь с ним взглядом и понимаю, что он, и правда не прочь провести это время, как обычный человек, приехав в другую страну.

— Потому что мы в опасности! — киплю я. — Надо придумать план, что делать дальше! Возможно, здесь ищейки нас не тронут, но стоит нам приехать обратно в Россию и…

Он шагает ближе, а я непроизвольно вскидываю руку, заставляя его остановиться. Но в этот раз он останавливается, только уперевшись в мою ладонь своей грудью. Мощной, рельефной грудью. В пальцы ударяет огненная лава, заставляя судорожно одернуть руку.

— Я обещаю, все будет хорошо…

— Я уже слышала это, Олег! После очередного твоего «хорошо» я полгода жила в настоящем аду! — стараюсь не смотреть ему в лицо, но взгляд то и дело норовит соскользнуть туда. Хотя бы немного, чуть-чуть полюбоваться его чертами. Глубоко вдыхаю густой воздух с запахом терпкого сандала. — Мне недостаточно твоих слов о том, что все будет хорошо… — он кивает. Неужели? — А так же мне недостаточно слов «я все решу»… — снова кивок. Даже обескураживает! — Я прошу,… нет! Я требую! Требую, чтобы ты рассказывал мне о наших планах и не действовал за моей спиной! Раз уж моей жизни грозит опасность, я хочу знать всё!

Всё это время я пялилась в его грудь. Смотреть в лицо было невозможно. Я знала, что там увижу — ироничную улыбку, от которой взорвусь моментально.

Звучало это всё, конечно, по-детски глупо. Надеяться на это было так же наивно. Но Олег…

— Идет! — отвечает парень без тени смеха.

Не удерживаю взгляд, упираясь в его лицо. Надеюсь увидеть там что-то вроде издёвки, но нет… ни намека. Даже, напротив, в глазах парня вижу неподдельное согласие.

— В чем подвох? — тут же спрашиваю я, разглядывая его с прищуром.

— Нет подвоха, — пожимает он плечами. — Согласен, на эти твои условия.

Анализирую всё, что только что выпалила, пытаясь разгадать, что же заставило его согласиться, но он продолжает:

— Знаю, что ты мне не доверяешь, и у тебя на это масса причин, — заявляет он тихим и очень даже честным голосом. — И да, я был идиотом. Считал, что сам справлюсь со всем, не хотел тащить тебя в это дерьмо. Хотел спасти тебя, правда! Но… — он спотыкается и в его голосе звучит отчаяние. — Бля! Не выходит! Только сейчас понимаю, как Феликс был прав,— мотает головой, словно стараясь смахнуть свое отчаяние. — Что бы я ни делал! Как бы ни противился… ты всё равно оказываешься в опасности! Наверное, он прав, мы как два магнита, что притягиваются друг к другу!

Хочу возразить, но не успеваю. Олег хватает меня за плечи, нежно так хватает, но в то же время властно. Смотрит прямо в глаза, пугая своим взглядом. Я думаю, что он опять будет использовать свои чертовы чары, но нет. Он просто смотрит, в упор, прямо в мою душу.

— Сейчас я только понимаю, что все мои попытки уберечь тебя рушатся, как карточный домик! Словно ты не должна уходить из моего мира! Словно сама судьба не отпускает тебя. И, черт возьми, разве с ней поспоришь? — смеется, грустно даже истерически. — Поэтому обещаю тебе, больше никаких секретов! Честно! Больше никакого внушения!

Фантастические слова, до неприличия сладкие! Пробивающие мою неприступную стену! Ломающие мою волю!

— Договорились? — смотрит пронзительно прямо в глаза, а у меня дар речи пропал, и какая-то судорога сковала всё тело. Трясусь в его руках, а успокоиться не могу. Не получается! — Кивни, если согласна…

Кажется, это становится нашей традицией! Когда я теряю дар речи, Олег просит меня подать хоть один жест, говорящий о том, что я его слышу.

И я киваю как припадочная, а он хмурится, сдерживаясь.

Вижу, чего он хочет. Читаю это по его глазам, которые смотрят на мои дрожащие губы. И прежде чем он решается, отворачиваюсь. Он отпускает меня, не сопротивляется. А я терзаю свою голову, зарывая пальцы в волосы. Переминаюсь с ноги на ногу, словно ищу это хрупкое равновесие. Ищу эту ненависть, за которой мне удавалось прятать свои чувства, но не нахожу. Грудь распирает и мучительно давит, как будто что-то огромное пытается пробиться из самых глубин моей души. Жмурюсь из последних сил, которые тут же испаряются. Мгновение, и я теряю контроль. Поворачиваюсь и впиваюсь в его губы поцелуем. Жадно, словно только в его губах моя жизнь. В его поцелуе мой воздух. Весь мой мир в нем одном!

Сладко — это слишком бесцветно сказано. Это было так, словно почву выбили из-под ног, но вместо падения — полёт. Вместо страха — безопасность. И длилось это безмятежное счастье минуту, пока наши губы не разомкнулись.

— Выходи за меня, — обрушивает он на меня свой шепот, и я вздрагиваю, как от удара.

Отлетаю от него на пару шагов. Впериваю в него свой недоумевающий взгляд. Слышу, как сердце бешено колотится в мозгах. Может, я не расслышала?

— Выходи за меня… — произносит он уже громче, не давая мне ни единого шанса сделать вид, что я не услышала.

Какого черта?! Вот же наглость! Не успела я до конца простить его, а он уже не просто в душу лезет! Он в мою жизнь пытается проникнуть! Да не только проникнуть, а завладеть ею!

Я трясу головой, пытаясь прогнать чувство оглушения. Как будто гром среди ясного неба. А ведь не было ни намёка, ни предупреждения, ничего. Только его просверливающий взгляд и это предложение, которое обрушилось на меня, заставив забыть, как дышать.

— Ты… это серьёзно? — наконец выдавливаю я из себя, голос звучит будто чужой, дрожащий и выдающий весь хаос в голове.

Он делает шаг вперёд, сокращая ту дистанцию, что я отчаянно пыталась создать между нами. Лицо у него спокойное, но глаза — те самые глаза, в которые я опять проваливаюсь, как в омут, — горят решимостью.

— Более чем серьёзно, — отвечает он, и по тону понятно: шутки здесь быть не может.

Я невольно отступаю ещё на шаг. Смешанные чувства бурлят внутри: гнев, растерянность, обида… и что-то ещё. Что-то такое, от чего становится ещё труднее собраться с мыслями. Может, страх? Или надежда? Чёрт его разберёт.

— Ты даже не знаешь, что говоришь! — бросаю я, стараясь держать голос как можно твёрже. — Это нелепо!

— Нелепо? — он хмурит брови. — Почему? Потому что я люблю тебя? Или потому что ты боишься себе признаться, что тоже любишь меня?

Эти слова бьют в самую больную точку. Он видел меня насквозь, обнажая все мои тайные страхи и сомнения. Зачем? Зачем он сказал это именно сейчас?

Внутри меня бушевал ураган, кричащий о бегстве, но ноги намертво приклеились к полу. Сердце колотилось в груди, словно огромный маятник-кувалда, выколачивающий остатки моего сознания, и я боялась, что он услышит этот отчаянный стук. Его слова, словно зловещее эхо, разносились в моей голове, пробивая брешь в моей обороне.

— Это… это невозможно, — прошептала я, но в голосе не было и тени уверенности. — Ты не можешь просто так врываться в мою жизнь! У тебя нет на это права!

Он сжал губы в тонкую линию, и его пристальный взгляд прожигал меня насквозь. Это выражение, смесь упрямства и какой-то дикой настойчивости, всегда лишало меня сил, делало беззащитной. Словно он знал обо мне что-то, что я сама от себя скрывала.

— Я не требую ответа прямо сейчас, — его янтарные глаза сверкнули вызовом.

Я яростно выдохнула, чувствуя, как к горлу подступает ком обиды.

— Нет уж,— тяну я слова,— Я тебе сейчас отвечу! — взрываюсь, тыча дрожащим пальцем в его сторону. — Этого никогда не будет! Понял? — Он усмехнулся в ответ, словно уже видел, как рушатся все мои стены. Быстро и безжалостно! — Идиот! — не сказала, взвыла я, срываясь с места и бросаясь бежать к двери, в спасительную темноту спальни. — Кретин! — прошипела я напоследок и захлопнула дверь с такой силой, что, казалось, содрогнулись стены.

Я рухнула на кровать в спальне, где царил полумрак. Окна были плотно зашторены. Я зарылась в одеяла и подушки, словно в могилу, и зарыдала.

— Ненавижу! Ненавижу! — всхлипывала я, сотрясаясь от вернувшегося чувства.

Кретин! Неужели он думал, что его слова… Этот случайный, ничего не значащий поцелуй мог все изменить? Что он может врываться в мою жизнь с этим своим «Выходи за меня!» словно с ноги открывая дверь?! Придурок!

Ненавижу!

Не его,… себя! Не надо было поддаваться этим слабостям, этим мимолетным порывам!

Глава 12

Проснулась ли я? Не разобрать.… В голове — хаос, будто старую библиотеку, заваленную бесчисленными бумагами, перетряхнули! Даже нет сил расставлять мысли по полкам. Хочется бросить всё в пламя, чтоб сгорело к чертовой матери!

С трудом разлепляю веки. В комнате всё ещё сумрачно. Оглядываюсь, и вырывается вздох облегчения. Я одна… Слава небесам! Хватило же у этого… этого мужчины ума не вторгаться в моё личное пространство. Где же он спал? Вспоминаю жалкий диванчик в гостиной и корчусь от укола совести. Вечно причиняю ему дискомфорт!

Да плевать! Он знал, что я и на пушечный выстрел не подпущу его к своей постели!

Поднимаюсь и бреду к окну. Распахиваю тяжёлые портьеры, жмурясь от ударившего в глаза света. Но вскоре не могу отвести взгляд. Ночью я не заметила этой красоты, а сейчас… Божественно!

Отель стоит на возвышенности. Под окнами — хаотичное нагромождение каменных валунов, старая крепостная стена, а дальше — бирюзовое море, ласкающее берег. Слева виднеется мыс и небольшая бухта морского порта. Шпили парусников кажутся хрупкими спичками. А вдалеке — старинное сооружение, круглая башня или ротонда, с каменными стенами цвета песка и купольной крышей. И всё это великолепие под безоблачным небом кажется сказкой. Такой близкой и одновременно такой далёкой…

И тут, словно удар под дых, врывается в память Олег. Снова! Как разрушитель моего хрупкого спокойствия. Становится не просто тревожно, а до паники дурно. Руки дрожат, в отчаянной попытке прекратить это — хватаюсь за голову, сжимая виски до боли.

— «Выходи за меня…» — передразниваю его вчерашнее предложение. — Придурок!

Кажется, это становится его прозвищем...

Отрываюсь от окна, оглядывая мои апартаменты. У Олега, несомненно, есть вкус, раз он выбрал именно этот отель.

Под ногами — мягкий розовый ковёр. Стены оклеены тёмно-зелёными обоями с нежным принтом — розочками, вторящими ковру. Французская кровать под балдахином из тёмного дерева, с изумрудными подушками. По обе стороны — изящные тумбочки с утончёнными торшерами с зелёными абажурами. Рядом с выходом в гостиную — ещё одна дверь. Понимаю сразу — уборная. Удобно! Прямо у окна — напольное зеркало в толстой дубовой раме.

Стою и смотрю на своё отражение. Загнанный зверь, не иначе. Вчера, пытаясь забыться во сне, я даже не разделась, и теперь рубашка измята, как половая тряпка. Джинсы тоже выглядят жалко. Мечтаю о душе и свежей одежде. И если с душем всё понятно, то вот…

— Где мой чемодан?

Подхожу к двери в гостиную. Замираю, вцепившись в ручку, словно готовлюсь к новой схватке. Ведь каждая наша встреча с Олегом — это борьба. Бесит это противостояние! Ну почему он меня так бесит?!

Распахиваю дверь. Гостиная встречает меня пустотой и молчанием. Быстро осматриваюсь. Олега нет. Зато мой чемодан стоит прямо у порога. Затаскиваю его в комнату и захлопываю дверь. Повезло!

«И где он? Ушёл гулять? — мысли мечутся в голове. — А может, пошёл знакомиться с администраторшей? Решил воспользоваться моим предложением? Чёртов идиот!»

В порыве ревности распаковываю чемодан. Не расстегиваю, а раздираю молнию. Нервно роюсь, переворачивая всё вверх дном. Вырываю оттуда платье. Пожалуй, единственная приличная вещь, ведь я понятия не имела, куда мы едем. Думала, спрячемся в какой-нибудь помойной яме, куда ищейки нос не сунут, и там будет не до красоты! Знала бы раньше, взяла бы свой новый костюмчик, в котором я выгляжу неотразимо! Чёртовски сексуально, у Олега бы точно слюни потекли…

— Блин! – отмахиваюсь от собственных мыслей. Захлопываю чемодан и иду в душевую.

Она небольшая, но уютная. Венецианская раковина с золотыми смесителями и зеркалом в ажурной деревянной раме, такой же формы унитаз и душевая кабина. Мечтаю оказаться под струями воды и смыть с себя всё. Ну, или хотя бы то, что получится. Вскоре мои мечты сбываются, и я почти забываю обо всём на свете. О погоне охотников. О том, что снова осталась один на один с Олегом. О своей ревности и злости. О том, что мама сейчас в компании оборотней, которым я не доверяю. И как я могу им доверять? Я их даже не знаю! Забываю даже о смертельной опасности, к которой, кажется, начинаю привыкать…

Через полчаса, наплескавшись под струями воды, переодевшись в платье алого цвета чуть ниже колен, с белым кружевным воротничком, и наспех высушив волосы, я решила — пора выходить из своего укрытия.

Решительно выныриваю из комнаты в пустую гостиную. Да где ж его носит? Прохожу дальше и замечаю ещё одну дверь, почти сразу после входной. Еще одна комната?! Реально?! Замечательно! Может, так мы будем меньше встречаться?

И, не зная зачем, заглядываю внутрь. Его спальня, точь-в-точь как моя. Постель расправлена, значит, и ему удалось поспать. Тишина комнаты заставляет меня переступить порог. Замечаю, что и у него есть своя душевая. Двойная радость! Неужели небеса меня услышали? Подхожу к ней вплотную. Прислушиваюсь. За дверью слышен плеск воды, значит, он там. Замираю, сама приказываю себе бежать отсюда. Исчезнуть немедленно, пока он не вышел. Но не успеваю. Дверь распахивается, я отпрыгиваю как ошпаренная и во все глаза смотрю на его обнажённое тело.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег ничуть не смущён:

— Доброе утро! — радостно говорит он. — Голодна? — и звучит это откровенно и нагло.

Теряюсь. Сначала хочется выпалить что-то вроде «сыта по горло!», а потом — «изголодалась по тебе до смерти!».

Прижимаю ладонь к глазам. Это единственная умная мысль, пришедшая мне в голову, но даже это не спасает. Могла бы не стараться, вижу его тело даже с закрытыми глазами. В горле нервно дёргается, пульс учащается, а рот, этот предатель, выдаёт против моей воли:

— Очень…

Тихая трель его смеха бежит по коже россыпью мурашек. Панически содрогаюсь, ощущая его приближение. Отрываю руку от лица в отчаянной и нелепой попытке защититься, если он снова полезет целоваться, но вижу другое. Олег обходит меня и начинает одеваться. Спокойный такой! Словно и не смущается своей наготы. Даже наоборот, демонстрирует. И ему есть что показать! Это уж точно! Краснею моментально! Заливаюсь краской до пят. Перебираю ткань платья в дрожащих и влажных пальцах.

— На первом этаже ресторан, там подают местный коддл, — непринуждённо заявляет он, а я не могу оторвать взгляд от его задницы, пока та не скрывается за тёмными джинсами, но все ещё терзая мои фантазии. — Советую попробовать ореховый бармбрэк, говорят, в этом ресторане какой-то старинный рецепт…

Надевает белоснежную рубашку, прикрывая мускулистую загорелую спину, небрежно закатывает рукава. Оборачивается, всем видом демонстрируя непринуждённость беседы, но в его глазах… два янтаря прожигают меня игривым огоньком, заставляя собраться.

— Супер! Пусть будет коддл! Хоть крокодил, мне уже всё равно… — и вылетаю пулей в гостиную, не видя ничего вокруг. Запинаюсь о кресло. Больно, хочется завыть, но я лишь шиплю себе под нос.

Когда спускаемся на первый этаж, старательно смахиваю с себя смущение, но чувствую, как горят щёки. А ещё чувствую его взгляд, пронзающий меня насквозь.

Сейчас, в свете дня, этот маленький отель уже не кажется крохотным. На каждом этаже всего по несколько номеров, но все они соединены эффектной лестницей, увенчанной разноцветным витражным куполом. Внизу нас встречает всё та же девушка, от приветливой улыбки которой меня… тошнит!

— Maidin mhaith! – приветствует она, видимо, Олега своим слащавым голосом.

— Здравствуйте! – отзывается Олег по-русски, чувствуя моё напряжение.

Не хочет, чтобы я чувствовала себя лишней в их общении? Ну, спасибо!

— Еда… вкусно… – пытается выговорить белобрысая, сверкая голубыми глазками. – Там… вкусно… – показывает она в сторону проёма с резными наличниками из темного дерева.

Топаю туда, лишь бы побыстрее удалиться. Сбежать от этой колкой ревности. Будь она неладна! Олег идет следом. Сажусь в кресло, не замечая ничего вокруг. Перед глазами — лицо белобрысой администраторши, льстиво улыбающейся Олегу так, словно меня вообще рядом нет! Стерва!

Не сразу понимаю, что Олег сделал заказ. Очухиваюсь, когда молоденький официант в бордовом переднике поверх белого костюма подходит с графином и наполняет наши стаканы водой с лимоном.

— Спасибо, — выдаю я с кислой миной, натягивая подобие улыбки.

Парень прищуривается.

— Go raibh maith agat, — переводит Олег, сухо улыбаясь официанту. Тот кивает и удаляется. Хватаю стакан и выпиваю залпом. — Надо бы поднатаскать тебя по языкам… — выдает Олег.

— Я здесь не задержусь, — ворчу я. — И, кстати, как долго мы здесь пробудем?

Наклоняет голову:

— Пока не согласишься на моё предложение, — кривит он губы в улыбке.

— Очень смешно, — передразниваю я его улыбку, но получается оскал. — Я серьезно! Что дальше делаем?

Олег беспечно осматривает ресторан:

— Сперва, надо понять, что задумал Тишко. По всей видимости, он реально собирает армию из охотников… — чувствую, как к горлу подступает ком. Не спрашиваю, просто хватаю стакан Олега и выпиваю до дна. Он не возражает и говорит, как на духу: — Золатова грохнули почти сразу, как… увез тебя…. Видимо, Тишко совсем слетел с катушек. По мне, надо кончать его, и дело в шляпе, но Серёга медлит, хуй пойми почему…

Пропускаю мимо ушей его мат. Он неисправим!

— Если Золотова нет, значит, он уже получил главный пакет акций, — Олег кивает. — Зачем ему Вы?

— Боится, — отвечает Олег и замолкает, завидев официанта, топающего к нам с подносом в руках. Пока парень выкладывал перед нами тарелки, Олег молчал, боялся, что юнец поймет, о чём мы говорим. А тот даже простого «спасибо» не понял, куда уж ему расшифровать слова «оборотни» или «охотники». Олег продолжил, как только официант исчез: — На его месте я бы тоже зассал. Смерть Золотова Сереге только на руку, да, он лишился крупной суммы, что обещал Золотов, но это не главное. Наняв охотников, Тишко подписал себе смертный приговор…

«Или выдал его? Мне лично!»

Эта мысль, словно ледяной кинжал, вонзилась в сердце, но я не решалась произнести ее вслух.

— Тишко развязал руки нашему «Альфе»,— с призрением бросил парень,— У Сереги свои планы в нефтяном бизнесе. Видимо устал заставлять наших выполнять грязную работу, решил податься в нефть, херов бизнесмен!

Вот это поворот! Оборотни и нефть…

— Если убьет Тишко, то у него будет шанс пробиться в РНК, но пока до его грандиозных планов как до Пекина раком…— усмехается Олег,— Феликс сказал, что в Подмосковье сейчас чертовски опасно. На нашу базу нападают почти каждый день. Они отбиваются, но этих тварей меньше не становится…

— Тогда почему ты здесь? — вырвалось у меня.

Олег усмехнулся, словно говоря: «Сама не понимаешь? Спасаю твою задницу!», – читалось в его глазах. Но мне нужен был внятный ответ.

– Вместо того чтобы быть со своими, ты здесь! Почему?

— Я ушел из стаи, София…

Меня словно окатили ледяной водой. Вжалась в кресло, лишь бы не рухнуть. Вчерашнее его «Выходи за меня» казалось безобидной шуткой по сравнению с тем, что я услышала сейчас.

Это было… нереально. Просто невероятно! Когда-то я мечтала об этом. В нашем далеком прошлом. Сейчас, видимо, мои глупые мечты развлекали небеса. И вселенная решила ответить мне жестоким ударом за эти нескромные мечты.

Олег подался вперед, сложил руки на столе и вглядывался в мое ошеломленное лицо.

— После того, как я оставил тебя у озера, я не смог вернуться в стаю. Я понимал, что если Серега узнает, что ты выжила, он примчится, чтобы прикончить тебя раз и навсегда.

Я замерла, не в силах вымолвить ни слова.

— Я не мог оставить тебя. Понимаешь? Все это время я был рядом, наблюдал…

— Следил! — с горечью выплюнула я.

— И не уследил! Проглядел эту гниду, Сергея Викторовича, мать его чудотворца! — Олег со злостью ударил кулаком по столу, ругая себя. – Дьявол! Но я даже благодарен ему! Все эти полгода… это была пытка не только для тебя София. И знаешь, я бы предпочел, что бы мне стерли память, ведь помнить нас… помнить тебя… видеть каждый день и не иметь права приблизится, — вот это настоящий ад,— голос Олега содрогался. Мне пришлось прикусить нижнюю губу, что бы ни подпустить собственные мысли.— Через месяц я понял, как оплошал, и я все думал, как подойти к тебе? Как вернуть твою память? Не решался. А он… этот чертов гипнотизер решил все за меня, — заключил он, усмехнувшись. – Маятники, блядь, раз-два-три…

Я улыбнулась. Впервые за долгое время. Слабая, призрачная радость пронзила меня от его словесного извержения. Олег затих, наблюдая за мной, а потом его губы тоже тронула нежная, теплая улыбка.

— Мне так нравится, когда ты улыбаешься, — прошептал он, заставляя меня покраснеть. Я хотела отвернуться, скрыть смущение, но не смогла. В его глазах плясали чертенята, и, черт возьми, как же я по ним скучала! – Как бы я хотел, чтобы эта улыбка больше никогда не покидала твое лицо… — Он протянул руку через стол и заключил мою ладонь в своих горячих пальцах. – Позволь мне попытаться сделать тебя счастливой… Ума не приложу, как это сделать.… Но я очень хочу!

И от этих слов мое сердце растаяло. Джульетта пала, пала окончательно!

Я не ответила. Не находила слов. Точнее, я готова была согласиться, но язык не поворачивался. Когда он отпустил мою руку, я принялась за завтрак, превратившийся в обед. Ведь было уже два часа дня.

Оказалось, «коддл» – это домашние колбаски и бекон, обжаренные и тушеные с овощами. А «бармбрэк» – десерт, кекс с сухофруктами и цукатами, посыпанный лепестками миндаля. Он исчез в мгновение ока, даже быстрее, чем Олег успел доесть свою порцию. Голод был просто невероятным. Не помню такого аппетита.

После мы вышли на улицу, и я приняла приглашение Олега прогуляться по Дублину. Он арендовал машину — новенький «мерседес». От этого пафоса меня чуть не вывернуло. Клянусь, запахло парфюмом Марка! Олег заметил это и пообещал, что в следующий раз возьмет напрокат потрепанную «хонду». Видимо, он действительно старался сделать меня счастливой. И от этого понимания становилось так тепло и хорошо.

Мы гуляли по Дублину, и Олег, с маниакальным упорством, пытался научить меня ирландскому языку. Но вместо «Slán» — «пока», у меня все время получалось «Sláinte» — «тост». После сотой попытки он воспринял это как руководство к действию. Затащил меня в паб и заставил попробовать «Гиннесс».

— Фу! — поморщилась я, только пригубив этот напиток. — Как они вообще это пьют?!

— С удовольствием, Белка! С удовольствием! — воскликнул Олег и залпом осушил огромный бокал.

И мы побрели по улочкам-лабиринтам Дублина, в которых легко потеряться, но еще легче найти то, что, казалось, уже не отыскать никогда — спокойствие. Хрупкое, как стекло, но все же спокойствие. Как мираж, как призрак, но я ухватилась за эту иллюзию, как утопающий за спасательный круг, продолжая идти за Олегом по брусчатке мостовых, мимо витрин магазинов, где ирландские сувениры соседствовали с произведениями искусства, и многочисленных кафе, ресторанов, пабов. Последние было найти проще всего. Их фасады напоминали ярмарку старого хлама, которая манила внутрь туристов, не способных пройти мимо.

В дублинских скверах, укрытых от городской суеты, время словно замедлялось. На скамейках отдыхали местные жители, читали книги студенты, а солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, создавая игру света и тени на ровно выстриженной зеленой траве.

Архитектурное смешение этого городка поражало. Величественные георгианские особняки с их строгими линиями и изящными деталями соседствовали с уютными кирпичными коттеджами с яркими цветочными горшками на окнах. В каждом доме чувствовался свой характер, словно отпечаток истории, которую эти стены были готовы поведать внимательному зрителю.

Дублин неохотно отпускал день, затягивая последние лучи солнца за горизонт. Когда мы дошли до духовного центра этого маленького государства, до сердца Дублина, где возвышается шпиль собора Святого Патрика, наступили сумерки, и город зажигал свои огни, заливая мостовые мягким золотистым светом. Захватывающий вид собора поражал, но еще больше меня поражал Олег.

Он всю дорогу рассказывал об истории, о мифах и легендах Дублина. О темных закоулках Темпл-Бара, где в давние времена обитали пираты и контрабандисты. Он говорил, что до сих пор в полумраке пабов, пропитанных запахом эля, можно услышать истории о зарытых сокровищах и призрачных кораблях, навсегда затерявшихся в ирландском море.

И пока мы стояли у входа в храм, он с энтузиазмом рассказывал о призраке Джонатана Свифта, чей острый ум и сатирический слог до сих пор будоражат умы.

— Говорят, в лунные ночи его тень бродит по кладбищу, выискивая вдохновение среди надгробий… — зловеще закончил Олег.

Я сглотнула и внимательно посмотрела на него.

— Я не боюсь призраков.

Олег шагнул ближе.

— Бесстрашная Белка, — улыбнулся он ласково. – Хотя… — он вскинул брови, словно задумался, и на его лице появилась насмешливая улыбка. – Не такая уж и бесстрашная…

Я демонстративно закатила глаза, скрещивая руки на груди, словно возводя щит против его ухмылок.

— Оборотней я тоже не боюсь! — заявила я совершенно серьезно.

— Да, есть вещи пострашнее…

Я выжидающе смотрела на его жутко довольное лицо. Казалось, он узнал какой-то стратегически важный секрет!

— Ну и? Мистер Всезнайка, — потребовала я ответа. – Чего же я боюсь?

— Выйти за меня замуж, — выпалил Олег, и я замерла, не находя, что ему ответить.

— Это не страшно, просто глупо! — с раздражением выплюнула я.

— Да? — Он кивнул, быстро и нервно. – Если не боишься, давай…

Берет на слабо? Невероятно!

Я облизала пересохшие губы, осматриваясь. Перед глазами пустота. Только он и янтарный омут его глаз. Нестерпимо хочется сдаться, признать, что он прав. Ведь я действительно боюсь! Коленки дрожат от одной мысли об этом!

— Ну же, отважная Белка! — Олег откровенно смеялся, подстрекая меня. — Можешь просто признаться, что испугалась. Твоя нелепо натянутая ненависть тебе уже не поможет.

Я никогда не умела притворяться, это правда. Глупо, конечно! Даже сейчас я изо всех сил пыталась спрятать подальше и страх, вызванный его предложением, и тяжесть нервозности, угнетающую меня.

— Я не боюсь! Вот еще! — выплюнула я, перед глазами все плыло. А внутренний голос кричал:

«Господи! Конечно, боюсь!»

— Тогда давай, — давил он, и его напор действовал на меня магически, противозаконно. — Готова? Прямо сейчас!

Я смотрела на него, пыхтя от злости, и не верила в то, что говорю:

— А давай! — вскинула подбородок и шагнула к нему, словно принимая вызов на дуэль. Не хватало только перчатки, чтобы шлепнуть его по наглой физиономии. А этот мерзавец расплылся в довольной улыбке. Тошно! – Куда здесь подавать заявление?!

Он закусил нижнюю губу, продолжая улыбаться, и огляделся по сторонам, словно ища кого-то.

«Глупец! — смеялись мои мысли. — Кто нас здесь поженит? Мы в Ирландии, идиот!»

А вслух выплюнула:

— Ну что, провалилась твоя идиотская затея?! — даже посмеяться успела, но всего лишь мгновение.

Взгляд Олега вернулся ко мне, и меня пронзило электрическим разрядом от его решительного вида и слов:

— Согласилась! — просиял он. – Ну, погнали, малышка, — боднул меня плечом, перекинул через него словно пещерный человек и стремительно потащил куда-то, аккуратно придерживая мои ягодицы..

Вырываться не пыталась. Знала, что бесполезно, уже проходили. Могла только что-то невнятно бормотать под нос, а в мозгах билось:

«Кажется, я попала!»

Глава 13

Вселенная не просто издевалась надо мной — она играла со мной, как кошка с мышкой, устраивая нелепые американские горки. Сюрреализм чистой воды, сотканный моими же руками…

И зачем я только согласилась? Нужно было стоять насмерть! До последнего вздоха, до последней искры сопротивления. Сколько бы я продержалась? Не знаю! Смогла бы выстоять еще хотя бы день? Вряд ли!

Меня не просто манило к нему — меня тащило, хотя я и упиралась, вцепляясь зубами в пустоту. Так было всегда. С самого начала, еще в той, далекой жизни, когда мы только встретились. Я не боялась его,… наверное. Скорее, пыталась поскорее отделаться, ведь он бесил меня своей силой, своей властью над моей жизнью, над всем вокруг. А потом… я влюбилась! Без памяти, до головокружения, до потери пульса! А дальше — Москва, заточение в его доме… там я тоже долго не продержалась. Месяц? Две недели? Моя оборона пала под натиском его нежности, этой парадоксальной, почти болезненной любви. Но то, что происходило сейчас, было за гранью всякого понимания. Меня не хватило даже на три дня. А я ведь клялась себе, что буду сильной, мужественной. Что больше никогда не открою ему свое сердце! Больше не позволю ему проникнуть туда.… И где результат?

Вот мы входим в собор Святого Патрика, вижу, как мостовая обрывается затертым деревянным порогом. Больше ничего не вижу — только упругая задница Олега, его пятки и разноцветный пол, выложенный из крошечных плиток, собранных в пестрый, причудливый ковер.

Голова закружилась, когда Олег поставил меня на ноги. Первая мысль — смыться! Но Олег перехватил меня за локоть, наклонился и заглянул в глаза. В его взгляде плескалось такое ясное, такое… счастливое сияние! До безумия счастливое!

— Не смей, — прошептал он, обжигая меня своим дыханием, ароматом сандала. — Ты уже дала согласие… так что…

Зубы стиснулись до скрипа. Не от ненависти — от ужаса. Олег оглянулся, осмотрелся и снова посмотрел на меня:

— Я пойду, договорюсь, а ты… осмотрись пока… невеста…

И он ушел, скрывшись за узкой дверью. Настал мой час. Бежать! Без оглядки! Но… нет. Я оглянулась и задохнулась от увиденного. Величественная готическая архитектура — безмолвный хранитель памяти. Высокие своды, подпираемые мощными колоннами, устремлялись ввысь, вознося молитвы небесам. Свет, льющийся сквозь витражные окна, окрашивал пространство в калейдоскоп ярких цветов, создавая атмосферу таинственности и благоговения. Вдоль стен тянулись ряды деревянных скамей. В центре собора возвышался величественный орган, чьи трубы, словно гигантские флейты, готовы были разразиться божественной гармонией. Вдоль боковых нефов уютно расположились небольшие часовни, посвященные святым покровителям. Под потолком висят разноцветные флаги, видимо ирландских провинций, или воинских подразделений, или ещё бог весть чего. А под ними — резной амвон, украшенный искусными скульптурами, словно зовущий провозгласить вечные истины.

Я стояла, разинув рот, созерцая великолепие храма, и не заметила, как зал стремительно пустеет. Сначала я не поняла, что происходит. Может, закрываются? Какой-то охранник или служитель торопливо выпроваживал всех из зала.

«Обломался ты, Олег! Поделом тебе, самодовольный наглец!» — усмехалась я мысленно, следуя за последней группой туристов, разочарованно покидавших сие историческое место.

— Куда это ты собралась? — Олег схватил меня за руку и дернул на себя. Я не успела опомниться, как оказалась в его крепких объятиях. — Мы еще не закончили.

От его чертовски довольной физиономии мне стало еще страшнее, чем раньше.

— Они за… за…крываются, — прокаркала я еле слышно. Ком подступил к горлу.

Безуспешная попытка проглотить его сжала горло металлическими прутьями. Голос его я не слышала — его заглушало эхо моего сердца. Читала по губам:

— Все верно. Я попросил, они и закрылись. Нам же не нужны свидетели…

И его глаза горели таким озорным и пронзающим светом, что мне захотелось утонуть в этом беспощадном, сладостном омуте.

Массивные двери собора захлопнулись за моей спиной с оглушительным звуком моей обреченности, отрезая мне путь к спасению. И я словно очнулась:

— Попросил? — переспросила я дрожащим голосом, не пытаясь скрыть страх. К чему это? Олег все равно прочитает его в моих глазах, на моем лице, на моих трясущихся губах.

В ответ на мой вопрос он улыбнулся шире, и я все поняла. Моментально!

— Ты их заставил! Внушил им!

Он пожал плечами.

— Немного, — согласился он, игриво нахмурившись. — Здесь уже давно не проводят бракосочетания, а искать другой собор времени нет…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, нет… У нас уйма времени! — быстро затараторила я,— Целая вечность!

Возможно, мне еще удастся дать задний ход…

Олег усмехнулся еще шире.

— Сегодня, София! Сейчас. — Я нервно вздрогнула. — Я больше не хочу ждать! Девять лет ждал, больше не выдержу…

В его словах звучала искренность, хотя я и не хотела в это верить. Отказывалась верить не только его словам, но и всему происходящему.

«Боженька, — молила я, зажмурившись, — прошу тебя… не мучай… За что ты так со мной?»

Наше одиночество нарушил священник. Лысоватый старичок с редкими седыми волосами, одетый в золотистую сутану до пола, поверх которой была надета стола — длинный узкий кусок красной ткани, расшитый золотыми нитями.

Он мягко улыбнулся, сложив морщинистые руки на груди:

— Good evening. Well, shall we begin?

(Добрый вечер. Ну что, начнем?)

Ну, наконец-то! В этом мире есть справедливость! Мы встретили человека, который говорит на понятном мне языке. В голове тут же созрел план — рассказать этому милому дедушке, что происходит, чтобы он меня спас!

— Do you speak english? — не спросила, а скорее закричала я.

(Вы говорите по-английски?)

Старичок даже отшатнулся.

— Yes, of course. Ireland has a mixed language.

(Да, конечно. В Ирландии смешанный язык.)

— Let's get started, — твердым голосом произнес Олег.

(Давайте начнем)

Священник кивнул:

— Follow me.

(Следуйте за мной.)

Развернулся и пошел вперед между дубовых скамеек. Олег тут же двинулся следом за ним, и я, конечно, тоже, ведь Олег все еще крепко держал меня за руку. Боится, что я убегу? Правильно делает! Я и сама борюсь! До одури, до безумия.

— Планируешь побег? — прошептал он, не глядя на меня. Я не успела ответить от изумления. — У тебя ничего не выйдет, малышка. Даже если ты сейчас сбежишь, я все равно приведу тебя к алтарю… — Он говорил это вполне серьезно, и от этого в глазах потемнело. — Так что не подставляй дедулю, он и так седой… не доводи до греха.

И я шла, не чувствуя пола под ногами, словно на эшафот. Молчала, собирая в голове вразумительные аргументы, чтобы остановить это, но голова была пуста. Обреченно пуста, лишь слышала, как звонко бьется сердце в висках. Мое? Может, Олега? Он нервничал, это было слышно в его голове. Но не от страха перед женитьбой — это было что-то другое… Счастливое возбуждение, я поняла это почти сразу.

Мы остановились в восточном крыле. Я смотрела, как загнанный в ловушку зверь, прямо на алтарь с массивным черным каменным столом. На нем горели огромные белые свечи, мерцающие в полумраке. Священник стоял по ту сторону стола, а за его спиной возвышался величественный деревянный католический крест с распятым Иисусом…

«Смирение» — первая мысль, пришедшая в голову. И в этом слове было так много. Смирение — добродетель, противоположная гордыне, в которой я увязла, натягивая маску безразличия перед Олегом. Гордыня, в которой прятала свои чувства, зарываясь в обиду на него. Обиде на свою судьбу, на Вселенную, на Бога, если он существует…

А пора бы признаться, хотя бы самой себе, признаться в своей зависимости от этой самой Вселенной, от Бога, от Олега, зависимости от этой любви. Ведь смирение не означает слабость или покорность. Скорее, это духовная сила, позволяющая с благодарностью принимать жизненные обстоятельства. Не сопротивляться им. В нашем случае — довериться…

Я робко взглянула на Олега. Он был величественен и прекрасен на фоне готических стен. Его янтарные глаза приобрели золотистый оттенок, мерцая в полумраке и отражая пляску свечей. На его лице играла довольная и нежная улыбка, заставляющая меня дрожать. Он был счастлив, не стесняясь этого. А я…. Я ненавидела его. Я должна была его ненавидеть. Но в глубине души, под толстым слоем страха и обид, разгорался пожар любви.

Говорят от любви до ненависти — один шаг. Так вот хочу заявить, от ненависти до любви и того меньше!

Он почувствовал мой взгляд, повернулся ко мне и улыбнулся шире — намек на дикость, на зверя, которого он так умело, прятал от всех, кроме меня. А я так страстно любила его! Неужели и он, этот зверь, любит меня? Неужели и он сейчас, как и Олег, счастлив? Сейчас, когда решается наша судьба?

Я нервно сглотнула. Теребила одной рукой подол платья, а вторая все еще была в нежных и властных пальцах Олега. И только сейчас я поняла, что происходит.

Господи! Мы действительно собираемся пожениться! Прямо здесь, вот так вот! Как есть!

Я посмотрела на Олега. Он выглядел бы прекрасно даже в картофельном мешке! А сейчас, особенно. Его черные джинсы и расстегнутая на пару пуговиц рубашка с закатанными рукавами — воплощение брутальной силы. А мое алое платье с белым воротничком — нелепая ошибка!

— Боже, я выгляжу глупо…

Олег наклонился ближе. Я чувствовала его дыхание, но не могла заставить себя посмотреть на него. Слишком велик был риск впиться в него поцелуем прямо сейчас.

— Ты потрясающая, София, — тихо прошептал он мне на ухо, и все вокруг замерло. Только он и я, только звук его голоса. — Я люблю тебя…

Кажется, церемония началась. Черт его знает. Я не могла смотреть ни на священника, ни на Олега, ни на Иисуса — все, что я видела перед собой, это пляшущий разноцветный пол. Слышала и того меньше. Ускорившийся пульс и отрывистые, едва понятные мне фразы, произносимые священником. Я улавливала их, как слабую связь с реальностью, не в силах поверить, что это происходит со мной. Происходит с нами!

— Дыши, малышка, — попросил Олег шепотом, и только сейчас я поняла, что легкие истошно требуют кислорода. Я шумно, судорожно вдохнула. — Неужто, и правда испугалась?

Я облизнула дрожащие губы и отрицательно покачала головой. Но все еще смотрела в пол, нервно накручивая подол платья на палец. Словно провинившийся ребенок в углу.

— Это же не по-настоящему, — упрямо твержу я, убеждая скорее себя, не его. — Нас не могут поженить в Ирландии… — Олег не удерживает смех, янтарные искры пляшут в глубине его глаз. Неужели, и, правда, могут? — В России этот брак будет незаконным…

— Значит, в России нам придется повторить, — шепчет он настойчиво, словно клятву, словно приговор.

Я чувствую, как холодок пробегает по спине. Он не отступит. Просто не сможет. Он всегда добивается своего, любым способом. Уговорами, хитростью, давлением… внушением…

Вздрагиваю, когда священник, словно материализовавшись из воздуха, оказывается прямо передо мной. В его иссохших руках — тонкое кружево, словно сотканное из паутины. Зачем оно? Неужели задушит меня? Пусть! Я готова!

— Give me your hands, my children, — произносит старик, и его слова звучат как эхо из глубины веков.

(Дайте свои руки, дети мои.)

Олег поворачивается ко мне, и берет мою вторую руку в свою, скрещивая их.

В панике мечусь взглядом по его лицу, ищу помощи у священника, но тот словно не замечает моей растерянности. Он начинает переплетать наши руки кружевной лентой, сотканной из тончайших ирландских нитей, соединяя их воедино.

— Это хэндфастинг — древний кельтский обряд, — поясняет Олег, и в его голосе нет ни капли страха, а я не могу удержать дрожь в руках. Олег чуть сильнее сжимает мои руки, видимо чувствует мою дрожь и говорит сквозь слабую улыбку, — Связывание рук символизирует наше единение…

Лента мягкая, шелковистая, но я ощущаю ее, как стальные цепи, сковывающие меня. Сердце рвется из груди, хочется вырваться, сбежать, но теплые пальцы Олега крепко сжимают мои запястья, не давая ни единого шанса на побег. Отрываюсь от неторопливых движений священника и смотрю в глаза Олегу. И вижу в них такую бездонную, такую искреннюю любовь и трепет, что все внутри меня замирает. Кажется, сердце перестает биться, теряется где-то между сдавленными лопатками.

И вот оно… время клятв.

— Я, Олег, беру тебя, София, в жены…

Его голос звучит низко, бархатно, уверенно, и эхом прокатывается по нефу собора. А глаза… Боже, эти его глаза проникают в самую душу, завладевают разумом. Я вижу в них все: и нестерпимую любовь, и боль от нашей разлуки, и страх потерять меня, словно я — его воздух, его свет, его жизнь… Голос его дрожит, выдавая искренность и волнение.

— Обещаю любить тебя во здравии и болезни, в богатстве и бедности. Даже когда ты невыносима… — он грустно усмехается, и я невольно улыбаюсь в ответ. — Обещаю быть тебе верным и хранить нашу любовь вечно, пока смерть не разлучит нас… — и с лукавой усмешкой добавляет, — А она не разлучит, и это я тебе тоже обещаю…

Меня начинает трясти вдвое сильнее, и я ощущаю это только тогда, когда Олег сильнее сжимает мои руки. Молчу, жмурюсь, собираюсь с духом.

— Я, София… — выдыхаю, наконец. — Беру тебя, Олег, в мужья… — мои слова звучат тихо, неуверенно, но обещание дано. Слезы подступают к глазам, и я запрокидываю голову, чтобы хоть как-то сдержать их натиск, чтобы не разрыдаться от нахлынувшего волнения. Секунда, и я продолжаю: — Обещаю любить тебя… уважать… хранить верность… пока… пока это будет необходимо…

Боже, какая жалкая клятва! Но я не могу сказать больше. Не сейчас! Душу разрывает на части, и я едва ли понимаю, что сейчас владеет мной: обреченность, вызванная данной мною клятвой, пусть и такой нелепой, или какое-то странное, смутное счастье от происходящего.

Олег тихо смеется над моими последними словами. Страшно взглянуть на него, боюсь увидеть раздражение на его лице, но напрасно. Он выглядит счастливее всех на свете!

Священник распутывает ленту, и как только я чувствую, что оковы спали, тут же одергиваю руки, пряча их за спину. Смятение не отступает. А когда я вижу кольца в руках старика, меня охватывает паника и я готова провалиться сквозь землю!

Он протягивает кольцо Олегу. Тот берет его и решительно выставляет ладонь, взглядом умоляя дать ему мою руку. Подчиняюсь не сразу. Теплится слабая надежда на то, что все еще можно отменить, но разве я могу сопротивляться ему?

— София… — шепчет он, словно заклинание. — Я прошу тебя лишь об одном: дай мне шанс… один, последний шанс…

И мое сопротивление рушится, мгновенно, как карточный домик.

Удивительно, как он вообще смог надеть кольцо на мой палец, ведь мои руки дрожат, словно у пьяницы! Но он ловко справляется с моим тремором, и кольцо… это необычное кольцо, где две руки держат сердце — огромный, сверкающий драгоценный камень, увенчанный короной.

Священник тут же протягивает мне точно такое же кольцо, только большего размера. Неуверенно беру его, словно это не кольцо, а ядерная бомба, готовая в любой момент взорваться. Увесистое такое. Или это мое тело потеряло остатки сил в этом нервном напряжении?

Я поднимаю глаза на Олега. Его взгляд полон мольбы. Он хочет, чтобы я поверила. Хочет, чтобы я простила его. Дала ему этот последний шанс. Хочет, чтобы я увидела то, что он так отчаянно пытался показать мне все это время — свою любовь.

Даже тогда, когда он меньше всего хотел со мной расставаться, он отпускал меня. Ради меня, ради моей безопасности. Ради того, чтобы не подвергать мою жизнь риску. Кажется, только сейчас я вижу эту боль на самом дне его глаз, в самой глубине его души. И как же сильно я хочу его исцелить, избавить его от этой боли. Пусть даже забрать её себе, лишь бы не оставлять ему…

— Последний, — цежу я, пытаясь казаться строгой, но выходит неубедительно. Олег кивает. Протягивает мне свою руку. Поджимаю губы, в последний раз жмурюсь и надеваю ему кольцо. — Попробуй только все испортить… — шепчу я, стараясь говорить жестко, но голос дрожит и звучит до смешного нежно.

Его пальцы смыкаются вокруг моих, он подносит их к губам и целует, не отрывая взгляда от моего лица, затягивая меня в этот фантастический, чарующий омут.

— Люблю тебя,— шепчет он, целуя мои пальцы, словно стараясь пропитать их этим чувством, и у него получается,— Безумно тебя люблю…

Глава 14

До отеля еду словно в забытьи. Очнулась от того, что Олег шутливо шлепнул по бедру, подталкивая в номер. Дверь за нами захлопнулась, отрезая от мира. В камине уже плясал огонь, его отсветы метались по стенам, создавая зловещую, но манящую атмосферу. И страх, леденящий душу, был вовсе не от теней, а от мысли о предстоящей ночи… брачной ночи…

И судя по тому что в камине зажгли огонь к нашему приходу, он подготовился. Хотел покорить этой обстановкой? Напрасно! Сердце уже колотилось в бешеной панике.

— В этом и есть твой план? — прошептала в полутьму комнаты, — Затащить меня в постель?

Олег молчал, и я чувствовала спиной, как напряглось его тело от моего вопроса. Обернувшись, утонула в его взгляде. Янтарь глаз поблескивал в полумраке, словно предвещая бурю. Сковала себя руками, лишь бы самой не поддаться искушению.

— Типа… супружеский долг и все такое?— выпалила я.

— Нет, — ответил он мгновенно, и кажется искренне, — План в другом,— затаила дыхание, в упор разглядывая его глаза в поиске ответа. Олег грустно усмехается,— Устал бежать от судьбы… это все равно, что пытаться убежать от собственной тени…

С отчаянием отвернулась. Что дальше? Набросится? Подсознательно ожидала этого нападения, но вместо грубой силы почувствовала его медленное приближение. От каждого шага воздух сгущался, становилось трудно дышать. Он остановился за моей спиной, почти касаясь её торсом. Током пронзило все тело от этого невинного прикосновения. Время замерло. Мир сузился до размеров этого пространства, где пульсировал лишь он и мои жалкие попытки держаться.

Но он медлил. А я испугалась до безумия, не в силах пошевелиться. Его горячее дыхание опаляло макушку. Он обнял меня обеими руками, заключая в кольцо своей любви. Бережно взял мои пальцы в свою ладонь и вытянул их вперед.

Уставилась на свою руку с массивным золотым кольцом.

— Знаешь, что это? — прошептал он прямо в ухо.

Дрожь пронзила до костей.

— Кольцо, — насмешливо ответила я.

— Не просто кольцо… это обручальное кольцо Кладдах, — мой взгляд замер на мерцающем камне — сердце внушительного размера, — Знаешь, что оно значит? — не дождавшись ответа, Олег продолжил, — На внутренней стороне наших колец гравировка «Grá, Dilseacht, agus Cairdeas».

С трудом сглотнула ком в горле. Кельтский язык звучал из его уст так нежно! До мурашек сексуально. Дрожала, но не пыталась вырваться из его объятий. Тело онемело, словно парализованное, лишь трепетало в его крепких руках.

— Это означает — любовь, верность и дружба. Корона — это дружба. И я клянусь быть тебе верным и преданным другом, пока смерть не разлучит нас… — от каждого его слова огонь разливался по венам, а он продолжал жечь, — Руки — это верность. И я клянусь хранить тебе верность, не только телесную, София… верность моей души, верность моего сердца… пока смерть не разлучит нас…

Невозможно было держаться, нестерпимо хотелось прижаться к нему, и я прижалась, вдавливаясь в его могучую грудь. Он обнял меня еще крепче. Мы дрожали вместе, словно два огонька, объединенных в одно пламя. Плотный узел желания, застрявший в горле, медленно покатился вниз, прошел сквозь легкие, обжигая все на своем пути.

— А сердце — это символ моей любви к тебе, София… бесконечной, нестерпимой любви… с того первого взгляда, как я увидел тебя… с той самой секунды, когда встретил твой взгляд. Я уже тогда понял — пропал! И мое сердце принадлежит тебе, с той первой секунды и до конца… пока смерть не разлучит нас…

Последняя, жалкая стена, выстроенная вокруг моего сердца, рухнула в одно мгновение. Беззвучно, незаметно. Просто в этот самый момент я поняла, что её больше нет. Больше незачем прятать свои чувства. Некуда их зарыть. И бежать бесполезно! Слезы хлынули из глаз, обжигая кожу. Наверное, это были последние капли той боли, что терзала моё сердце. И с каждой каплей становится невероятно легко и…

Я обернулась. Быстро, стремительно. Не слушая ни внутренний голос, ни назойливые мысли, упорно пытающиеся вновь возненавидеть его. Жаждала только одного — его! Прямо сейчас! Сию секунду!

Впилась в его губы поцелуем. К черту робость! Решилась нырнуть в этот омут с головой. Жадно целовала, даже прикусила его губы. Вцепилась в ворот рубашки, притягивая его еще ближе. Хотя ближе было только слиться в одно целое, но и этого мне было мало!

Нестерпимое желание затмевало разум. Хотелось сорвать с него одежду немедленно, почувствовать жар его тела. Сначала истошно пыталась найти пуговицы на рубашке, но тут же поняла, что это бесполезно, и просто оторвала их, разрывая ткань в стороны. Ума не приложу, откуда у меня столько сил, столько решимости?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пуговицы звонко скакали по паркету, разлетаясь в стороны. Олег, казалось, опешил от моей дерзости, отстранился на мгновение, пытаясь прочитать в моих глазах ответ на невысказанные вопросы. Но увидел лишь лаву страсти, ведь я горела, как обжигающий вулкан, покрывалась языками пламени, жарче, чем в камине за моей спиной.

— Полегче, малышка… — с трудом выдавил он сдавлено, — Я не железный… если не хочешь торопиться, то…

— Замолчи! — потребовала я и вновь впилась в его губы.

Потянула с его плеч рубашку, которая тут же полетела в сторону. Руки требовательно ласкали его плечи, грудь, ощущая, как содрогается это мускулистое тело от каждого моего прикосновения. Но Олег медлил. Не решался сорвать с меня платье. Просто обнимал и отвечал на поцелуи, страстно отвечал, но держался. Зачем? Непонятно. А я больше не могла ждать…

В какой-то момент он обхватил мои ягодицы, поднял над полом. Я обвила его талию дрожащими ногами, ощущая его обжигающие пальцы на своих бедрах. Мы шли куда-то. Мне было все равно куда. Не обращала внимания ни на что, жадно целуя его, поглощая его целиком. Удержаться было невозможно. Смущение вмиг испарилось, оставив место для зверского возбуждения.

Оторвавшись от моих губ, он прижал меня к стене и прошептал, улыбаясь игриво, словно дразня:

— К тебе? Или ко мне?

— К небу! — ответила я решительно и вновь впилась в его губы.

Казалось, я его съем! А может и он меня. Его движения становились сильнее. Пальцы сжимали ягодицы все жестче. Не сдержала стон, прорвавшийся сквозь поцелуй.

Бешено колотилось сердце. Легкие сжимались в узел. Непослушные пальцы запутались в его волосах. Чувствовала, как ныл низ живота, нестерпимо желая близости. С трудом оставила в покое его затылок и сорвала с себя платье одним резким движением. Олег, увидев это, не сдержал звериный рык. Глухой, грудной рык, предвещающий что-то чертовски дикое, но до безумия желанное.

Он стиснул меня в объятиях и понесся в комнату. В его? В мою? Да какая разница! Мгновение, и мы рухнули на кровать. Его жадные губы, оторвавшись от моего рта, принялись терзать шею, опускаясь все ниже. Руки ласкали каждый миллиметр моего тела. Горячие пальцы сомкнулись на моей груди. Ощутила, как пожар достиг своего пика. Заныла от оргазма только от одного его прикосновения к соскам. Мои пальцы скрючились, впиваясь в его спину. Все тело содрогнулось, рот непроизвольно извергал стоны. Изогнулась дугой, пропуская фейерверки в каждую клеточку тела. А он не останавливался. Сорвал мое белье. Не снимал, а порвал в неистовом порыве, оставляя меня обнаженной. Скользнул языком по животу, оставляя влажный след, заставляя меня вновь изогнуться. Опустился ниже…

И не успел коснуться, как я снова взорвалась от одной только мысли о том, что он собирался сделать. Олег замер. Выжидает, пока утихнет эта буря. Держит меня крепко, сверкая глазами, полными расплавленного янтаря. Любуется, что ли, тем, как я кончаю? Дважды! Еще даже не успев по-настоящему слиться с ним в этой страсти.

Жадно втягиваю воздух. Перед глазами все плывет: балки кровати, глаза цвета янтаря, искры безумия.

И все повторяется снова. Ощущаю его язык, горячий и влажный, именно там…. ТАМ! Где и без того мокро и горячо. Одолевают противоречивые чувства: хочется вырваться, убежать от этих поцелуев, от смущения. И еще больше хочется продолжения. И он, словно читая мои мысли, продолжал…

Когда я успокоилась от очередного взрыва, Олег был уже голый. Как? Когда? Черт его знает! Чувствовала его обнаженное тело. Мощное и горячее, готовое подарить мне небесное наслаждение, фантастический полет. И я желала этого больше всего на свете. Он навис надо мной. Вцепившись пальцами в его плечи, замерла. Не сразу поняла, что он что-то спрашивал. Боялась открыть глаза, боялась, что начну смущаться, но вновь услышала его голос:

— Посмотри на меня, — нерешительно поддалась, утопая в его молящих глазах, — Как же ты сладко кончаешь, София… — прошептал он, и я вновь зажмурилась, а он потребовал, — Смотри на меня… — и добавил, — Пожалуйста…

И я вновь повиновалась. Непроизвольно.

Он долго смотрел в мои глаза, а может, это было всего лишь мгновение, но мне показалось это вечностью, ведь моё тело требовало его здесь и сейчас! И это случилось. Он запомнил меня одним быстрым движением. Вздрогнула! Внутри все вибрировало. По венам текла уже не кровь, а настоящая лава. В голове зазвенело, и разум расплавился. Хотелось большего! Дико, конечно. Сама себя не узнаю, но поддавалась этому желанию. Олег словно заражал меня этой похотью. Ненормальной, необъяснимой! Ощутила себя дикой и решительной.

Как я умудрилась повалить его на спину, ума не приложу! Но вот он уже подо мной, в моей полной власти. Теперь его очередь мне подчиняться. И он покорно смирился, хотя пару раз пытался отобрать контроль ситуации в свои руки. Ласкал меня нежными пальцами, заводил все сильнее своим взглядом. Прямым, настойчивым взглядом, проникающим в самую душу, которая сейчас принадлежала только ему.

Именно в этот момент я поняла — она всегда ему и принадлежала. И будет принадлежать. Даже если бы не было сегодняшнего дня! Ни всей этой нелепой фальши со свадьбой! Она всегда и без остатка будет только с ним. Я буду только его!

Его глаза сверкали, в них не было зрачков. Немного испугалась, но возбуждение было нестерпимым, поэтому продолжала. Сначала не поняла, а потом догадалась — зверь просится на свободу! Хочет сожрать меня? Или залюбить до смерти? И плевать! Да плевать на все! Даже ждала его с нетерпением! Моего зверя…

Олег содрогнулся подо мной. Жмурится, видимо, прячет взгляд, стараясь меня не напугать, но его оскал было не скрыть. Челюсть его затряслась, клыки вырвались наружу, деформируя лицо. Но я не испугалась! Черта с два напугаешь меня! Настойчиво продолжала, даже яростнее. Олег стонал. Нет… скорее выл. Гортанно так, протяжно. До боли впился в меня жесткой хваткой каменных пальцев. Почувствовала, что еще чуть-чуть, и зверь выпустит когти, которые вонзятся в мою кожу и тут же проткнут ее. Но и это не останавливало. Заводилась все безумнее. С остервенением начала двигаться. Ловила каждый его вздох и сама не понимала, как кончила снова. Взрывалась, как вулкан, а он следом….

И боже! Какой же это кайф, когда он кончает подо мной. Чувствую себя не просто счастливой, меня распирает от этого счастья. Распирает от его стонов, от бессвязных слов, слетающих с его губ и обрывающих все мои мысли.

Рухнула на постель, обессилевшая. Вся энергия выжжена дотла. Последние судороги пробегают по мышцам, знаменуя конец этого сладостного представления. В голове — лишь гулкая тишина, где-то вдали тихонько звенит, словно хрустальный колокольчик. Может, это кондиционер в соседнем номере, но мне чудится, что это поет мое тело.

Олег дышит прерывисто, тяжело, словно после долгого бега. Даже не шелохнется.

— Ты жив? — шепчу я, боясь нарушить эту хрупкую тишину. Ответа нет. Вглядываюсь в его лицо, касаюсь его. Он жмурится, прикрывает глаза дрожащими пальцами. — Олег? — зову я вновь, с тревогой в голосе.

Вдруг меня пронзает липкое, навязчивое чувство опасности. В одно мгновение понимаю — ему невыносимо трудно сдерживать своего внутреннего зверя. Черт! Зря я была так неукротима…

В порыве вернуть его к жизни, подползаю ближе, прижимаюсь носом к его уху:

— Ты меня слышишь? — едва заметный кивок. Дыхание все еще нервное, рваное. — Я сделала… что-то… не так? — голос дрожит от страха и отчаяния.

Он вдруг разражается истерическим смехом. Резко поворачивается, наваливаясь на меня, вдавливая в подушки. В янтарных глазах плещется не Олег, оборотень, смотрящий на меня, как на добычу. Сердце замирает, ком в горле перекрывает доступ кислорода.

Страх? Нет! Паника! Перед глазами рисуется ужасная картина: мгновение — и вместо любимого мужчины на меня набросится голодный и злобный волк, вонзающий свои клыки в мою шею…

И, словами Олега: ахуенно потрахались…

— Страстная… моя… девочка… — рычит он сквозь стиснутые зубы. Безумные глаза, без зрачков! Но на мгновение проблескивает в них что-то человеческое, позволяя ему перевести дух. Обжигая мое лицо горячим паром, выдыхает: — Беги… скорее… — с трудом выговаривает он, зубы скрипят от напряжения. Но хватка его не ослабевает, а объятия становятся еще жестче, пугающе неотвратимыми. Сглатывает. — София, сейчас же…

А я застываю в оцепенении. Олег срывается с места. Секунда — и он уже у окна. Огромный, могучий силуэт, озаренный мистическим светом полной луны. Она висит прямо за его спиной, словно огромное блюдце из расплавленного золота.

И, черт возьми, до чего же он прекрасен! Забываешь, как дышать, глаз не оторвать!

По уму, мне бы реально уносить ноги! Скрыться в душевой или вылететь на улицу в чем мать родила. Но нет. Вопреки здравому смыслу, я медленно сползаю с кровати. Ступаю на мягкий ковер бесшумно, словно призрак. Слышно лишь его хриплое, прерывистое дыхание сквозь сжатые зубы. Рычит, наверное, но уже не разобрать.

Страшно, конечно, но не настолько, чтобы в ужасе бежать без оглядки.

— Прошу… тебя… — сквозь рык прорывается человеческий голос Олега. Он дрожит всем телом, словно осенний лист на ветру. Вместо страшного зверя я вижу лишь его боль и отчаянное стремление спасти меня. — Уходи… не могу… держаться…

Вспоминаю нашу первую встречу. Не с Олегом — с оборотнем. Всего пару дней назад, в старом доме его родителей. Боялась ли я тогда? Еще как! А сейчас? Кажется…

— Не боюсь тебя, — тихо, но уверенно заявляю я и делаю шаг вперед.

Он машинально отступает, выставляя ладонь вперед, будто заклиная меня остановиться. Жалкая попытка! Совершенно безнадежная! Меня теперь и танк не остановит!

Олега колотит изнутри. Мощная грудь вибрирует. Он жадно втягивает воздух через стиснутые челюсти. Глаза его сверкают нереальным огнем. Огнем перерождения. Я вижу в них того волка, что смотрел на меня сквозь пыльное стекло окна. Под этот пристальный взгляд я снова делаю шаг вперед:

— Ну же… дружок, — шепчу я тихо. Замирает. От моего голоса? Кажется… да! Медленно касаюсь пальцами ладони Олега. Он не двигается, позволяет мне это сделать. — Это же я… — шепчу, словно заклинание, и заключаю его пальцы в объятия своих. Переплетаются наши пальцы, ощущаю какие обжигающие искры проходят сквозь меня, как парализующий ток, — Дружок… помнишь меня?

Он скалится. Усмехается. Видимо, даже этому зверю мои попытки кажутся смехотворными. Но я жду. Наверное, жду, что он вот-вот обратится и оставит от меня мокрое место. Но ничего не происходит. Минута.… Две.… Я реально считаю секунды в уме. Зверь смотрит пронзительно. Не решается вырваться из хрупкой оболочки человека? Или все же усмиряется?

Хочу верить, что усмиряется!

Отрываю одну руку от его пальцев и медленно тянусь, пытаясь коснуться его лица. Вздрагивает, отстраняется. Смотрит на мою ладонь. Но не как на кусок мяса, а как на что-то невиданное.

— Ну же… давай подружимся, дружок… — снова произношу я с мольбой в голосе и понимаю, что уже дала кличку этому зверю — Дружок. Смешно и страшно! — Давай же… — совсем как тогда, шепчу, — Ты же помнишь меня… давай подружимся?

И… он позволяет мне коснуться его лица. Под пальцами — настоящий огонь. Лицо Олега пылает. Пробивает электричеством. Но я не отдергиваю руку, наоборот. Делаю еще один шаг вперед, и в следующее мгновение вижу, как зрачки возвращаются в ошарашенный и испуганный янтарный омут. Секунда — и он снова он. Заключает меня в объятия, приподнимая над полом. Зарывается лицом в мои волосы, дышит глубоко, словно все это время не дышал вовсе.

Отпускает не сразу, но, когда отрывается, наклоняется и смотрит прямо в глаза:

— Что ты делаешь со мной? — спрашивает хрипло, гортанно и тяжело. — Что ты делаешь со мной, София?..

Вопрос, на который он не ждет ответа, потому что в тот же миг мы тонем в страстном поцелуе. Восторг! Вот что я ощущаю, и не только от его поцелуя, но и от головокружительной победы. Крохотной, но все же победы над его звериной сущностью!

Глава 15

Солнечный луч пронзает лицо, впиваясь в глаза. Сквозь зыбкую пелену сна, я, щурясь, робко тянусь к яркому зареву, щедро льющемуся из окна. Миг — и расплывчатые очертания обретают четкость. Память, словно хрупкий, волшебный мираж, нежно возвращает меня в объятия минувшей ночи.

Тело, легкое, как пушинка, отзывается сладостной дрожью в кончиках пальцев, растекаясь истомой. О сердце и говорить нечего: на его месте — зияющая, пульсирующая, расплавленная бездна. Отчаянно, жадно роюсь в обнаженной душе, надеясь отыскать хоть искру самообладания, каплю былой обиды… хоть что-то, чтобы унять эту блаженную, идиотскую улыбку, расползающуюся по лицу.

Переворачиваюсь на спину, зарываясь пальцами в волосы. Нет, не получается! Тщетно пытаюсь воскресить хоть тень былой ненависти. В мыслях лишь одно: изматывающая жажда повторить безумный, головокружительный забег по лабиринтам наших сексуальных фантазий. Волна обжигающего жара опаляет кожу при воспоминании о том, как Олег кончает во мне, заставляя трепетать каждую клеточку тела. До головокружения желанный, чертовски сексуальный…

Осматриваю комнату, болезненно осознавая свое одиночество в хаотичном вихре одеял и подушек. Но я помню отчетливо, до мельчайших деталей: мы засыпали вместе! Рядом!

Ноги, словно ватные, непослушные, не сразу удерживают вес тела. Чувствую себя окрыленной, невесомой, воспаряющей над бренной землей. Закутываюсь в простыню, словно в хрупкий кокон, но она, огромная, тянется за мной шлейфом, когда я не иду, а почти лечу к двери, словно пленница своей любви.

Приоткрываю ее, осторожно заглядывая в гостиную. Пусто,… но я вижу его — сквозь распахнутое настежь окно балкона. Огромный, застывший силуэт, словно высеченный из камня, на фоне ясного, бездонного неба. Любуюсь этим зрелищем, затаив дыхание: идеальным рельефом лопаток, мощью спины, плавным изгибом поясницы, дерзким вызовом оранжевых шорт, облегающих упругие ягодицы. Он неподвижен, смотрит вдаль. Кажется,… напряжен? Погружен в пучину своих мыслей.

Обо мне? О нас? Или вновь плетет изощренный, коварный план, который мне точно не придется по вкусу!

Сглатываю нервный ком в горле, ощущая, как тихо, едва слышно шуршит ткань по паркету, пока я мучительно сокращаю расстояние между нами. Замираю на пороге, не в силах двинуться, словно прикованная к месту невидимой цепью. Сердце болезненно сжимается от одного его вида, от осознания, что мы — муж и жена…

Интересно, если я на него наброшусь, он сразу прибьет меня?

Мысленно усмехаюсь, но не решаюсь. Отчаянно пытаюсь унять бешеное сердцебиение, прежде чем подойти ближе.

— Чего замерла? — насмешливый, обжигающий голос. Вздрагиваю от неожиданности, как от удара током. Он не оборачивается, продолжает смотреть вдаль, словно в пустоту.

— Слышал меня… — заключаю я, дрожащими пальцами подбирая ткань, но рук с трудом хватает.

Олег поворачивается в пол-оборота. Оценивает меня сверху вниз пронзительным взглядом, сверкая янтарными глазами. Цепенею от этого взгляда, словно парализованная. Не холодного… отрешенного, словно он смотрит сквозь меня, а не на меня.

— Этот бой твоего сердца даже глухой услышит, — шутит он, но по его тону мне становится жутко, не по себе.

Что, черт возьми, случилось?! В отчаянии пытаюсь понять, но не решаюсь спросить, охваченная ужасом. Его лицо пугает, и я отвожу взгляд на бездушный кафельный пол из белого мрамора. Убираю надоедливую прядь с лица, пряча ее за ухо и, неловко запутываясь в ткани, медленно приближаюсь, словно иду по минному полю. Все это время Олег, как загипнотизированный, прожигает меня взглядом, словно клеймом. Ощущаю его нарастающее напряжение, с каждым моим шагом.

Внутри словно жалит маленькая, но свирепая оса, терзая душу, не давая покоя. Морщусь от нестерпимого, болезненного ощущения и останавливаюсь у балюстрады балкона, словно достигла края пропасти. Впереди — лишь безбрежные каменные волны и Ирландское море, яростно штурмующее берег, пытаясь вырвать у него хоть кусочек земли. Зрелище фантастическое, в другой бы раз залюбовалась, но не сейчас…

— Все… хорошо? — хриплю я, с трудом выдавливая из себя слова. Голос срывается, дрожит.

Олег шумно выдыхает, так, будто из него выпустили весь воздух, всю жизнь. Отворачивается, безнадежно устремляя взгляд в никуда, в пустоту. Молчит, мучительно собираясь с мыслями, словно они разбежались, как перепуганные мыши. И наконец, произносит:

— Почти…

Бросаю взгляд искоса. Смуглое лицо кажется пасмурным, несмотря на яркие солнечные лучи. Судорожно копаюсь в памяти, отчаянно пытаясь найти причину его гнетущего настроения. Так… свадьба, которую он так страстно желал, — была. Секс, которого мы оба жаждали, как глотка воды в пустыне, — был. Что же, черт возьми, не так? Может, злится, что я забрала одеяло?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— То, что случилось… ночью… это было… — мрачным, угрожающим голосом начинает Олег, и я вижу, как он морщится, словно испытывает физическую боль.

Содрогаюсь, не в силах сдержать терпкие слова:

— Скажи еще, что ты разочарован!

— Нет! — рычит он, оборачиваясь и обжигая меня испепеляющим взглядом, полным боли и отчаяния.

Обнимаю себя за плечи, приказывая замолчать, иначе наговорю лишнего.

— София, дело не в тебе. Хотя, и к тебе вопросы тоже имеются…. Но… твоя страсть, твое желание… — закусывает губу, жмурится, словно от невыносимой боли, и тут же продолжает: — Я о таком и мечтать не мог… — голос его наполняется нежностью и какой-то непонятной, щемящей горечью.

— Тогда что не так?!

Он шагает ближе, заставляя меня поднять подбородок, чтобы заглянуть ему в самые глаза. Янтарный блеск тускнеет, окутываясь болезненной пеленой, от которой тошнота подступает к горлу, а сердце сжимается от предчувствия беды.

— Я не должен был этого допустить! — шипит он злобно, и я понимаю: разочарован он не во мне, а в себе, в своей слабости. — Думал, что справлюсь! Но… нет,… оказался под тобой и выключился! Не надо было давать тебе эту власть — быть сверху. А этот зверюга только этого и ждал! Вырвался с цепи… проклятая тварь!

Содрогаюсь от каждого его слова, словно от удара плетью. Выпаливаю, как на духу, не в силах больше молчать:

— Не понимаю, почему ты так? Все было замечательно! Да, немного не удержался, но мы же это быстро поправили! Все хорошо…

— Чистая случайность! Хрен знает, почему он нырнул обратно! А я… черт… в какой-то момент меня просто оторвало от реальности… знал ведь! Не надо было отпускать контроль!

Морщусь, яростно мотаю головой, пытаясь развеять это гнетущее напряжение, но оно не отступает, как липкий кошмар.

— Ты несправедлив к себе, — заявляю я, не глядя ему в глаза, боясь увидеть в них гнев и отчаяние. От одного только злобного вида Олега становится мерзко, противно. — И к нему несправедлив…

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, София… — обрывает он меня грозным тоном, от которого по спине пробегает леденящий холодок, словно от прикосновения смерти. — Это не милый песик, которого можно трепать за ухом! Это дикий, неуправляемый волк! И я не могу его контролировать! Самое страшное, что с тобой… не могу!

Это звучит как приговор, как беспощадный вердикт нашей любви. Но в глубине души зарождается хрупкое чувство, робкая надежда, что Олег едва ли знаком с этим зверем. А вот я, кажется, нашла к нему ниточку. Тонкую, едва уловимую, но нашла! Точно нашла!

— Зато я могу, — заявляю я, таращась на Олега, как на безумца, ища в его глазах хоть каплю понимания. Вижу его недоверчивый, мрачный взгляд, полный боли. — У меня получилось! Ночью получилось! И тогда… в доме твоих родителей! Он меня не тронул…

— Скажи это своей очаровательной попке! — скрипит зубами Олег, будто разрывая себя изнутри.

— И что же с моей попкой?!

— Да на ней живого места нет! Синяки одни! Блядь! — взрывается он, не в силах больше сдерживать боль.

Отворачивается, наклоняется, опираясь мощными руками о балюстраду, словно пытаясь удержать себя от падения в пропасть. Каменные мышцы плеч напрягаются до предела. Мне должно быть страшно, но… нет… ни капельки. Только дикая злость на него! На его слова!

«Не надо так про моего Дружка!» — хочу вопить я, но молчу, словно парализованная страхом. Понимаю — Олег прибьет меня сию же секунду, как только услышит это милое, ласковое прозвище!

Стою, зажмурившись, отчаянно собирая все вразумительные доводы, чтобы его переубедить, словно перед казнью. Да разве найду такие? Возможно, Олег прав. Все-таки он знаком с Дружком дольше. Знает его звериный нрав, его безжалостную сущность. Именно поэтому и злится. Злится, что не может его контролировать со мной. Боится, что зверюга наворотит дел, разрушит все, что мы создали. Но я не хочу допускать такие паршивые, гнетущие мысли. Не имею права!

Перед глазами возникает образ Олега в тот момент, когда зверюга оскаливает зубы и сверкает глазами без зрачков, словно хищник, готовый напасть. Черт! Да он само очарование! Зачем он так к нему?!

— Я знаю, ты боишься… — тихо начинаю я, собрав всю свою волю в кулак, чтобы удержать нарастающую нервозность, — Боишься, что не сможешь его контролировать, что он вырвется из-под контроля. Боишься, что он причинит мне боль или… — замолкаю, словно подавилась. Сказать слово «убьет» язык не поворачивается. Облизываю пересохшие губы и поднимаю на Олега робкий взгляд, полный надежды. Он смотрит так внимательно, что я тут же выпаливаю, словно исповедуюсь: — Но я не боюсь его! Понимаешь? Кажется, мы с ним сможем… подружиться что-ли…

— Подружиться?! — выплевывает он, словно я сказала нечто абсурдное, и снова поворачивается ко мне всем лицом, сверлящим взглядом. — Ты сейчас серьезно? — Я пожимаю плечами, дергано и нервно, словно отбиваюсь от назойливой мухи. Олег гневно усмехается, морщится: — Какая, блядь, дружба, София! Это хищник! Самый настоящий зверь! И кстати, меня это тоже жутко бесит…

— Что именно?— спрашиваю я, словно ожидаю удара,— То, что я защищаю твою сущность? Или то, что я пытаюсь найти к нему подход?!— Олег от моих слов морщится, будто я затолкала ему в рот тухлую рыбу,— Что конкретно из этого тебя бесит?!

— Да все! Все твои глупые попытки усмирить смерч, который в миллион раз сильнее тебя, вот что! — не просто говорит, уже кричит Олег, даже склонился ко мне, видимо, думает, что так я лучше его услышу…— Но ты упорно утверждаешь, что это всего лишь слабый ветерок! Вообще ведь нисколько не боишься! Сначала я думал — ахуеть, она бессмертная что ли?! Ведь любой человек на твоем месте бежал бы, сверкая пятками!— выдыхает, словно выплевывает воздух из легких, и его голос немного смягчается, наполняется горечью,— Любой! Но только не ты!

Выдыхает, обдавая жаром своей ярости мое лицо, словно испепеляет меня своим гневом.

— Еще тогда в Москве, думал, вот увидит она этого зверюгу — одумается, будет хоть немного бояться! Но самосохранение это вообще не про тебя. Это мы уже выяснили давным-давно…. — выпаливает Олег, а я кусаю губу до крови, так сильно меня он раздражает, его слепая ярость,— А она…. Подружились, говорит! Больная!

Чувствую себя и, правда, больной на голову! Все понимаю и осознаю, но когда дело доходит до страха, ноги не несут меня куда подальше. Наоборот, в самое пекло, словно магнитом тянет.

— А потом жалуется, что я ей память стираю! — холодно смеется, болезненно, как будто над моей судьбой. — Ущемляю ёпта, её права!

— Это вообще здесь не при чем! — защищаюсь я.

Олег вперивает взгляд яростных глаз прямо в мое лицо, прожигая меня насквозь. Вздрагиваю сразу. Понимаю — мне бы усмирить яд своих слов, а то ещё немного и он взорвется, как бомба!

— И что бы ты сделала тогда, попроси я тебя уехать домой и сидеть там тихо как мышь, лишь бы не привлекать на себя внимание Альфы?— скриплю зубами в бессильной ярости— ответ ясен, как день,— Вот видишь! Ты бы упиралась до последней кровинки, пока тебя бы не пришлепнула либо жопа, либо наковальня! И то и другое, кстати, было очень к тебе близко!

Говорил он это с особой всепоглощающей болью, что мне стало отчасти его даже жаль, словно он сам жертва обстоятельств. Возможно, он бы и не стирал мне память, если бы я не была такой упертой, как паршивый осел. Ну вот! Теперь винить его в этом у меня и вовсе не получалось! Черт! Замкнутый круг!

Шагает в мою сторону, отпрыгиваю рефлекторно, как от огня, сминая взмокшую от волнения простынь руками, словно боясь упасть в бездну.

— И если придется, я заставлю тебя мне подчиниться, и мне для этого даже внушать ни чего не придется!— яростно сопит парень, — Когда я говорю тебе — не лезь в это дерьмо! Ты должна прекратить совать свой нос, куда не следует! Когда я говорю тебе бежать… ты должна подчиниться и уносить ноги! Ты меня поняла?!

Резко выпрямляюсь, словно ледяной кол вонзили в спину. Встречаю его взгляд бесстрашными глазами, в которых плещется буря непоколебимой стойкости.

— Я не буду тебе подчиняться! И не мечтай!

Он скалится, фыркает, из груди вырывается клокочущий пар, будто он – паровоз, готовый сорваться с места. Но во мне поднимается истерический смех. И, правда, больная! Прикусываю губу, удерживая его, чтобы не подлить масла в огонь. Вижу — он на грани.

— А как же твое обещание? — с трудом совладав с рвущейся наружу яростью, спрашивает Олег, прожигая меня взглядом, полным бушующих молний. — То самое обещание подчиниться мне?

— Это было до того, как ты лишил меня воспоминаний! Во второй раз! До того, как бросил меня! Во второй раз! — каждое слово отчеканиваю ледяным тоном, не узнавая собственный голос. — И сейчас все будет только на обоюдных условиях! Понял?! — Он молчит, лишь зубы скрипят, глаза мечут искры, но молчит. — И мы договорились, что больше никаких «я все решу сам»! Больше никаких секретов! Я не намерена терпеть твое идиотское самодурство! И я тоже имею право на свое мнение! И тебе придется с ним считаться!

Он шумно выдыхает, кажется, пар обжигает мое лицо. Я продолжаю смотреть на него снизу вверх, и, наверное, это выглядит жалко: огромный, разъяренный амбал, извергающий гнев на девчонку, которую, кажется, и соплей перешибить несложно, а она, в ответ, с вызовом бросает: «Считайся со мной! Эй, ты, верзила!»

Но на самом деле смешного здесь мало.

— Нам не остаться на равных, София… — выдавливает он из себя, и меня словно прошивает током. — Во-первых, у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения! Ты упорно лезешь в пасть крокодилу и считаешь это наивным развлечением! А во-вторых, — снова выдох, рваный, полный боли, — Я твой муж! И теперь я ответственен за твою жизнь!

Невероятно, еще недавно этот идиот заявлял, что согласен на мои условия, а сейчас опять руки связывает! Тирания в чистом виде! Вот же дерьмо…

— Вот, значит, как?! — кричу, не сдерживая клокочущего гнева. — Ты мне не муж! Ты деспот, чертов деспот!

Бросаюсь прочь, но ноги запутываются в простыне, и я лечу вниз. Зажмуриваюсь, ожидая удара, но чувствую, как Олег ловит меня в сантиметре от падения. Каменная хватка его рук обжигает кожу. Пылаю вся: от его прикосновений, от гнева, от ярости, от этого непонимания!

Как я вообще согласилась выйти за него? Это же сатрап! Диктатор!

— Отпусти меня, идиот! — кричу, захлёбываясь отчаянием, пока Олег, как варвар, перекинув через плечо, тащит в спальню. — Сейчас же отпусти!

— Не муж, значит… — сквозь сталь нервозности прорывается слабая, ядовитая насмешка. — Сейчас увидим…

Он швыряет меня на кровать, прожигая взглядом, словно я уже обнажена. В глазах — голодный триумф победителя. Руки судорожно сжимают бедра, борясь с неудержимым желанием наброситься, прямо сейчас. Я читаю это в каждой черте его лица.

— И что, изнасилуешь? — выплевываю я, дрожа всем телом, зарываясь в подушки, пытаясь казаться бесстрашной.

— Еще чего! — усмехается он, ослепляя белизной зубов. — Сама попросишь!

Наглец!

Огонь ярости вспыхивает мгновенно. Пылаю, как раскаленный уголь. Щеки горят. Беспомощно открываю и закрываю рот, в панике пытаясь найти ответ на эту дерзость, но в голове лишь пустота, ледяной сквозняк.

Олег смеется шире, и он дьявольски красив! Чтоб его черти взяли! Зажмуриваюсь, пытаясь сохранить хоть искру вернувшейся ненависти, но она тает, как первый снег, когда Олег оказывается рядом. Хватает мои лодыжки, выуживая их из смятой ткани, дергает на себя, закидывая мои ноги себе на плечи. Сильные пальцы сжимаются на моих бедрах. Опешив от стремительности происходящего, могу лишь беспомощно смотреть на него из-под вороха одеял, теряя дар речи, теряя себя в его прикосновениях.

— Только так теперь будем трахаться, София, — его голос вибрирует в самой глубине сознания, а от его прикосновения к затылку сердце замирает в предвкушении. Он бережно перекидывает мою ногу через голову, быстро и в то же время нежно разворачивая на бок. Впритык прижимается к моим бедрам своими, нависает надо мной в сантиметре от моих губ, — Еще так можно… — не говорит, а мурлычет, обжигая кожу тихим, дрожащим голосом.

Его уверенные действия притягивают меня к краю бездны, сводя с ума. Едва удерживаюсь на тонкой грани между реальностью и этой каруселью страсти. Он продолжает свои игры тела и слов, его обжигающие пальцы и еще более горячие слова вызывают желание забыть обо всем, что было до этого момента.

Новый рывок, и мир вокруг теряет четкость. Простыни, потолок, стены, руки… и дрожь, всепроникающая дрожь. Вибрирует гортань, а я… я уже стою на четвереньках.

— Уверен, и эта поза тебе понравится… — крепкие пальцы удерживают мои бедра, не давая отодвинуться. От волнения бессознательно вырывается стон. — Уже нравится… — подается вперед, словно врезается, заставляя упасть на подушки. Наваливается сверху, и я уже лежу на животе. А он опаляет мое ухо, выискав его в разметавшихся волосах, — А еще так попробуем! — ягодицами чувствую его возбуждение, пульсирующее под слоем ткани. Это сводит с ума, лишает дыхания! — Я знаю еще множество поз… маленькая мая…

Его слова разрушают последние барьеры, обнажают душу, разжижают мозг. Там уже нет места сомнениям или сопротивлению; остается только всепоглощающая жажда, которой невозможно противиться. Каждое его действие: от руки на моем бедре до ладони, хватающей мурашки на затылке, пробуждает желание настолько сильное, что кажется невыносимым.

Вновь кувырок, а для меня — целый полет на карусели. Снова лежу на спине, а он припечатывает меня к кровати, властно занимая пространство между моих ног. Только сейчас понимаю, что в этом круговороте он методично лишал меня хрупкой защиты — простыни, в которую я была обмотана. И сейчас, я абсолютно голая. Это безумие, перехватывающее дыхание. Ощущения становятся такими плотными, будто само пространство между нами перестало существовать. В этот момент он поработил меня, взял в плен мои желания, заключив между собой и кроватью.

Слова обжигают мои губы, словно огонь:

— Но сверху я тебя больше не пущу, запомни… — шепчет он прямо в мой приоткрытый рот.

Да и не надо! Мне и так хорошо… Бесконечно хорошо…

— А будешь выпендриваться, выпорю… — и все… рушится последний барьер, оставляя после себя лишь безумную, всепоглощающую страсть. Из горла вырывается стон. Одна рука сжимает мое бедро, другая нежно касается шеи, где пульс бьется в бешеном ритме. — Поняла меня? Жена…

Я едва приоткрываю глаза, а он смотрит прямо в душу, с такой обжигающей страстью и нежностью, что я теряю рассудок. Сглатываю, боясь пошевелиться, зная, что малейшее движение вызовет бурю, и я просто сойду с ума от удовольствия. Фейерверки уже готовы взорваться.

— Кивни, если поняла… — просит он, и я торопливо киваю, словно марионетка. Мозги трясутся, как мячик для пинг-понга в стеклянной банке. — Ну и… как ты хочешь?..

— Так… как сейчас…

Осознание смысла сказанных слов приходит с опозданием. Все, как он и предсказывал! Словно знал, что моя хрупкая стена ненависти падет, стоит только начаться штурму. И даже быстрее, ведь штурма не было, пока что было лишь предъявление войны, не более… А я сдалась! Тут же сдалась. И он это знал! Я видела это в его глазах. И пусть он идиот со своей чрезмерной самоуверенностью! Это не имеет значения. Потому что сейчас он весь мой — страстный, горячий и непоколебимо желанный!

Глава 16

Теперь мне стал кристально ясен смысл этой фразы — вытрахал к чертям все идиотские мысли из головы!

Пару часов после этого безумного шторма страсти в моей душе воцарилась звенящая пустота. Словно, и правда, вся копившаяся злость и разъедающая ненависть испарились без следа, выбились, вытряхнулись, оставив лишь пепел воспоминаний. Изумляющая эйфория умиротворения мягко окутывала меня, и я позволила себе унестись в этом тихом, странном полете.

Нет! Ни за что не сдамся! Я не сломлена, лишь отступила. На время. Мне необходимо обрести тишину в душе, обдумать каждый шаг, чтобы потом предъявить свой ультиматум. Сделать это деликатно, искусно, так, как я никогда не умела! Кажется, мне предстоит долгий путь обучения.

Когда солнце уже ласково прощалось с горизонтом, мы спустились в ресторан. Мой взгляд вновь невольно устремился к белобрысой Лауре, чьи глаза жадно пожирали Олега. Ревность, словно незваный гость, болезненно вырвалась из груди. Я судорожно схватила Олега за руку, обвивая его пальцы своими, словно ставя невидимое клеймо: «Он мой! И только мой!».

Олег усмехнулся, искренне довольный таким проявлением собственничества. Я видела это по его лицу! Но распалять этот и без того пылающий пожар он не стал. Нежно накрыл мои пальцы своей правой рукой, словно демонстрируя всему миру, и особенно Лауре, своё обручальное кольцо. Заметила, как лицо администраторши, с первого взгляда узнавшей Кладдахское кольцо, мгновенно померкло. Она даже перестала улыбаться, не поздоровалась с привычной льстивостью. Словно язык проглотила…

Ресторан был почти пуст, и нам сразу же принесли наш поздний обед. Местная кухня оказалась на удивление приятной, но я все же предпочла заказать что-то более знакомое — пасту с морепродуктами и салат с вялеными томатами. Олег, напротив, с удовольствием пробовал экзотические блюда, и их названия слетали с его губ так легко и непринужденно, словно он с рождения говорил на этом языке. Вместе с едой нам подали вино. Молодой официант разлил его по бокалам и торопливо скрылся за баром, оставив нас наедине.

— Чем хочешь заняться? — спросил Олег, с аппетитом поглощая своё невероятно-непонятное блюдо. — Может, сходим в парк? Феникс — один из самых больших парков в Европе. Говорят, там даже дикие олени водятся…

— Мне и своих хватает, — выпалила я, не подумав.

Олег тихо рассмеялся, запил еду вином, и в его янтарных глазах заплясали озорные искорки. Он не раздражался на мою дерзость.

«Хороший знак», — решила я и тут же поняла: пришло время для ультиматума.

— Давай спокойно обсудим наш… брак? — предложила я, стараясь казаться невозмутимой.

Он замер. Смотрел уже серьезнее, с выжиданием. Долгая, мучительная пауза тянулась целую вечность.

— Спокойно… это без дикого секса после? — пошутил он, но в голосе чувствовался лед. Он прекрасно видел решимость в моих глазах довести этот разговор до логического завершения. — Мне казалось, мы с обсуждением уже закончили, — последнее слово он произнес с особым ударением. — Если быть точным… трижды.

— Спокойно, — отрезала я, — это значит без криков и обвинений. Мы же должны найти компромисс?

— Компромисс, — повторил он с горькой усмешкой. — Звучит так: я буду делать что захочу, а ты, Олежка, будешь терпеть мои безрассудства.

— Нет. Я действительно хочу найти рациональный выход из сложившейся ситуации.

Звучало убедительно. Даже слишком убедительно. Чувствовала себя матерым переговорщиком в третьем поколении.

Олег нахмурился. Долго и пристально буравил меня взглядом, словно пытаясь прожечь дыру. Затем подался ближе, отодвинув тарелки:

— Ну, давай, — процедил он сквозь зубы, — посмотрим, какая ты у меня рациональная.

Я уже начала сомневаться, стоит ли продолжать, ведь его взгляд становился все яростнее. Нет, не злым, а скорее голодным. Казалось, на дне его глаз читалось: «Ну, давай-давай, поговори мне тут, я тебя прямо здесь уложу!».

С трудом сглотнула нервный ком в горле:

— Первое — я имею право на своё собственное мнение, — произнесла я неуверенно, с дрожью в голосе.

— Безусловно, — кивнул он. — У тебя есть право решать, в какое платьишко одеться и что заказать в ресторане… Дальше!

— Олег, — повысила я тон и тут же заставила себя успокоиться, — я серьёзно!

— И я, — тихо отозвался парень, не отрывая взгляда от моего лица. — Какие ещё тебе права нужны?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну,… например, самой решать, что представляет опасность для моей жизни, а что нет.

— Охренеть, конечно, ты парламентер! Сразу с козырей пошла? — мрачно усмехнулся он, а после заявил,… нет, даже отрубил хладнокровно: — Нет! Дальше!

Чертовски упрямый, конечно!

— Ладно, — протянула я, уже не веря, что получится вытребовать хоть клочок своей прежней жизни, — Второе — никаких тайн! Ты будешь рассказывать мне всё, что происходит в твоей жизни, и не важно, опасно это или нет. Всё, что происходит в стае, и про охотников, и про… ну, в общем, всё!

Он озадаченно нахмурил брови.

«Думает, значит, есть шанс!» — промелькнуло в моей голове.

Я, не моргая, наблюдала, как шевелится разум в его голове, это было видно даже по глазам. Вскоре он кивнул:

— Хорошо.

Фантастическое счастье! Мне хотелось прыгать от радости!

— Что-то ещё?

— Третье, — не сказала, а почти пропела я, — ты больше не станешь запирать меня в доме, без права выхода!

Немного нелепо, конечно, но для меня это было крайне важно. Да, всё понятно, он запирал меня, пытаясь спасти, но для меня это было настоящей пыткой.

— Тогда мне придется приставить к тебе охрану, — спокойно ответил парень.

— Ну что за бред!

— Ты сама просила компромисса, это он и есть.

Я скрипнула зубами. Олег выжидал моего ответа. Теперь моя очередь ворочать мозгами, обдумывая все «за» и «против». С одной стороны, бред, конечно! Ну что я, сундук с сокровищами, что ли, чтобы меня так оберегать? С другой стороны — он прав, компромисс — это обоюдная выгода.

— Договорились, — согласилась я.

Его лицо озарилось радостью. Янтарь в глазах словно стал еще ярче.

— Надеюсь, на этом мы закончим…

Опрометчивая надежда. Очень-очень опрометчивая!

— Вообще-то нет, — нахмурила я нос, — есть ещё кое-что…

Олег напрягся:

— Весь во внимании.

Я даже представить боялась, как он отреагирует на мою следующую просьбу, но выпалила ее быстрее, чем успела подумать:

— Научишь меня обращаться с оружием!

— Исключено! — отрезал он снова, жестко. — Такие игрушки тебе не к лицу!

Я видела по его глазам, как он вспоминает тот момент, как я застрелила охотника. Меня и саму передёрнуло от этих воспоминаний. И хоть мой выстрел был на удивление точным, я прекрасно понимала — это была случайность! И если мне еще хоть раз придется воспользоваться оружием, уповать на подобную случайность было бы верхом глупости.

— А как же компромисс? — изобразила я самое милое лицо из всего своего арсенала.

Олег закатил глаза к потолку:

— Зачем, София? На какой черт тебе уметь им пользоваться? Мы уже решили, что я и близко не подпущу тебя к тому, что хоть немного отдает опасностью.

Бессмысленно говорить, что наша жизнь чертовски непредсказуема. Этот упрямый мужчина даже слушать меня не станет. А я просто кожей чувствовала приближение угрозы. Ищейки! Серега! От этих мыслей по коже побежали мурашки.

Я пожала плечами:

— Мне просто… интересно, — соврала я нагло, не почувствовав даже малейших угрызений совести.

— Интересно? — повторил Олег, словно пробуя это слово на вкус. Я кивнула, вновь принимая милашный облик, и, кажется, это сразило его наповал. — Давай так… когда-нибудь я тебя научу. Договорились?

Но по всему его виду я понимала: «когда-нибудь» — это то же самое, как если бы он сказал «и не мечтай!». Вот и весь компромисс!

— Ладно, — грустно вздохнула я.

И хоть сегодня он остался непреклонен в моем желании самой решать свою судьбу, я не унывала! Я верила, что со временем и в этом одержу победу! А вообще, неплохой у меня сегодня результат. Полтора из трех — это ровно половина!

— Идём в парк? — спросил парень, допивая вино.

— Вообще-то у меня ещё одна просьба…

Он удрученно вздохнул:

— Ну, давай, бомби малышка…

— Нам бы предохраняться, — покраснела я от этих слов, но не могла их не сказать.

Олег звонко захохотал:

— С чего бы вдруг?!

От его смеха мне сделалось не по себе. Словно я сморозила невиданную глупость! Не то, чтобы я была против секса без контрацепции, но…

— Если ты не знал, от секса появляются дети…

— София, — умоляюще простонал парень. Окинул взглядом пустой зал ресторана и вновь посмотрел на меня. Я заерзала на стуле, нервно теребя салфетку дрожащими пальцами. — От оборотня так просто не забеременеть, глупенькая. Можешь не волноваться!

— Почему? — дрожащим голосом спросила я.

Он смотрел внимательно, словно вновь раздумывал, стоит ли говорить правду. Видимо, хотел уйти от ответа, но мы только сегодня согласовали и устно подписали один из пунктов — никаких тайн.

Словно прочитав мои мысли, Олег подался ближе:

— Чтобы забеременеть от оборотня, необходимо два очень важных пункта…

— Святой Грааль и слеза единорога? — нервно рассмеялась я.

Олег усмехнулся:

— Почти, — закусила я губу в ожидании. — Первое — ты должна принять этого зверя, понимаешь? Не меня, София… — голос его помрачнел, — этого зверя принять!

Я шумно вздохнула. Кажется, Олег заметил моё замешательство и усмехнулся:

— То-то же! Это не просто подружиться с ним. Это реально его полюбить!

А могу ли я полюбить его? Загадка века.

— А второй пункт? — запинаясь, спросила я.

— Это ещё сложнее, — выдал парень. — И зверь должен принять тебя… полюбить…

И если с первым пунктом у нас, может, и был ещё слабый шанс завести детей, в каком-то далеком будущем, то со вторым пунктом.… Вспоминаю, как зверь смотрел на меня голодными, дикими глазами, полными желания растерзать меня сию же секунду. Со вторым пунктом — полный провал!

— Ну что, в парк? Или ты готова подняться обратно в номер и продолжать напрашиваться на…

— В парк! — подскочила как ошпаренная.

Вообще сейчас не до секса! Надо хорошенько всё осмыслить.

Олег широко улыбнулся и встал вслед за мной.

****

Не понимаю, как неделя пронеслась с тех пор, как мы оказались в Ирландии. Словно мгновение ока. До сих пор помню ту ненависть к Олегу — она словно оставила ожог во мне. Иногда, признаться, просыпается. Особенно когда он ведет себя как законченный идиот! Вот, например, издевается над моим самообладанием, прижимается ко мне всем своим возбуждением посреди Графтон-стрит. Прямо на глазах толпы зевак, ставших невольными зрителями уличной оперы с симфоническим оркестром, и этой дикой сцены. Ну как можно унять этого изголодавшегося зверя?!

А еще он невыносимо бесил своей непробиваемостью, когда я пыталась отстоять хоть какие-то права на свою жизнь. Бессмысленно, думала я. Но не сдавалась. Должна же быть хоть какая-то трещина в его броне! У всех есть слабое место, даже у такого сильного, грозного Олега. У всех, кроме меня…

Однажды я даже попыталась взять над ним верх в сексе, за что получила легкий, но ощутимый шлепок по заднице. Разъярилась невероятно! Да и как не злиться, когда следы от встречи с его зверем, эти багровые отметины на моих ягодицах, только-только начали заживать. Синева поблекла, превратившись в бледные оранжевые разводы.

— Я предупреждал, — заявил тогда Олег, — Буду пороть тебя, пока дурь не вылетит!

Не на ту напал! Меня даже мама в детстве не шлепала, хотя, помню, порывалась. Мудрая женщина, знала — это бесполезно!

Кстати, о маме…

Первые три дня — ни звонка. Она писала сообщения, уже за полночь — в то время, когда нам обычно было совсем не до SMS! Созвониться удалось только на четвертый день, в перерыве между обедом и поездкой в графство Карлоу. Она десять минут читала мне нотации за то, что я совсем ее забыла, не звоню, а потом взахлеб рассказывала о Германии, о том, что у нее ни на что не хватает времени! О поездках, о Берлине, о сбывшейся мечте детства – Рейхстаге! И, конечно, о Пауле и его семье, которые её приютили.

И вот сейчас, позвонив поздним вечером, она снова завела эту песню:

— Невероятно милые ребята! — восхищалась она в трубку, — Елена (жена Пауля) такая умница! Представляешь, она модельер! Шьет невероятно красивые платья, подарила мне голубое… такое нежное и просто восхитительное…

— Я рада, что тебе там нравится.

Как ни странно, я и правда была рада, что мама жива и здорова. Сама удивилась, что не испытываю ни капли страха за нее, хотя должна была переживать — ведь она живет в одном доме с оборотнем, с этим Паулем! И как он справляется со своей яростью, я не знала. Есть ли в его доме такая же «пыточная» комната, как в доме Олега? Может, у него не так много поводов для гнева? Хотелось бы в это верить…

— Конечно, Софи! — щебетала мама в ответ, переполненная счастьем, — Жаль, что вас здесь нет! Тебе просто необходимо познакомиться с Паулем и Еленой! Они, кстати, очень, очень этого хотят! Такие душевные люди!

— Да, — выдохнула я, — Как-нибудь. Обязательно…

— Я так скучаю, девочка моя… — произнесла она нежно.

Я зажмурилась. В этот момент безумно захотелось ее обнять.

— И я, мам, — прошептала в трубку и вздрогнула. Почувствовала приближение Олега. Подкрадывается как зверь к добыче. Медленно, решительно. Мурашки побежали по спине. — Может, созвонимся позже?

— Софи, погоди, — нервно закричала мама в трубку, — У вас-то… все хорошо?

Олег настиг меня, заключил в обжигающие объятия. Я дрожала, как в первый раз. Глаза непроизвольно закатились от невообразимого блаженства. А он целовал миллиметр за миллиметром моей кожи, начиная от виска. Спускался ниже, заключая мочку уха в плен своих зубов. Отпускал и скользил к плечу.

— Да! Да! — выдохнула я, с трудом сдерживая стон, который так и рвался наружу, — Все замечательно! — зажмурилась в жалкой попытке справиться с возбуждением, — Просто отлично, мам…

— Как я рада за вас, Софи!

Руки Олега скользнули ниже, проникли под майку и почти сразу оказались на моей груди, властно очерчивая ее контуры. Я жаждала его прикосновений!

— Мам, — протянула я в трубку, — Я тебе позже перезвоню, хорошо?

— Но… — успела услышать я в ответ, но тут же нажала на отбой.

Только этого не хватало — застонать от возбуждения прямо в мамины уши!

Я сжимала телефон Олега в дрожащей руке, а другой цеплялась за балюстраду. Глаза закатывались от его нежных прикосновений и обжигающих губ. Он развернул меня, усадил на парапет балкона, расположился между моих ног и впился поцелуем в мои губы. Жадно, страстно, горячо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что мама говорит? — словно между делом спросил Олег, — Нравится ей Германия?

— Да, — надрывно прохрипела я, хотя говорить сейчас совсем не хотелось, хотелось стонать, — Передает тебе привет…

— Елена от нее в восторге… — прошептал он в мой полуоткрытый рот, — Пауль тоже…

— И это взаимно… — ответила я.

Дыхание мое участилось. Я выбросила телефон, просто отшвырнула его, чтобы освободить свои руки. Он ударился о мраморный пол, а я сорвала рубашку Олега. Хотела сохранить пуговицы, но, кажется, парочка все же не выдержала натиска моих пальцев.

— Если хочешь, мы можем завтра же вылететь в Германию и…

Я заткнула его поцелуем, но тут же до меня дошли его слова. Отстранилась, с трудом заглушив порыв страсти. Олег не отпускал меня, продолжал сминать в объятиях. Как же хотелось поддаться, но мозг тут же включился.

— Зачем? — Олег словно не слышал мой вопрос, продолжал обжигать губами ключицу, — Олег,… зачем ехать в Германию?

Он оторвался от моего тела. В расплавленном янтаре его глаз я заметила, казалось бы, незначительную искорку, но для меня она значила очень много:

— Это из-за охотников?

— Маленькая моя… давай не сейчас…

— Ты обещал! — твердила я настойчиво.

Он вздохнул, видимо, теряя весь настрой.

— Если Пауль согласится нам помочь, то… — замолчал, облизал припухлые от поцелуя губы, — Оборотни из Германии были бы очень кстати…

Я услышала в его голосе тревожные нотки. Смесь предчувствия опасности и напряжения. И так нервно стало на сердце. Защемило даже между ребер.

— Феликс не звонил?

Олег отрицательно покачал головой:

— Нет. Писал пару дней назад…

Я слышала его волнение, и оно отзывалось во мне холодными, противными мурашками. Даже представить не могла, как ему тяжело. Как бы я ни хотела избавиться от этой своры, которую он считает не просто своей стаей, а своей семьей, здравый смысл не позволял мне оставаться равнодушной. Не сейчас.… Кажется, им и вправду грозит огромная опасность. Если ищейки напали на их след, и это действительно армия, как говорит Олег, то война будет кровавой. Жутко даже представить, что мы окажемся там,… в эпицентре этой битвы. Чертовски переживала от одной только мысли, что Олег будет в опасности. Но разве мои переживания смогут его остановить? Да и отсиживаться здесь, пока каждый из оборотней в опасности, это тоже не выход.

С одной стороны, возникало нестерпимое желание связать Олега, чтобы он не ринулся к своим оборотням. А с другой…

— Феликс… — выдохнула я, — Надо было и ему уезжать…

— Он бы не уехал, — ответил Олег и поймал мой вопросительный взгляд, — Я предлагал! И не раз! Говорит, что пока сможет контролировать ситуацию там, останется в стае…

— А говоря… контролировать ситуацию, ты имеешь в виду…

— Если Серега что-то пронюхает, он сможет вовремя меня предупредить о планах Альфы. Он остался там только из-за нас, София,— выпалил Олег, как на духу, а перед моими глазами все поплыло. Балкон, мерцающий свет огня в камине внутри гостиной, лицо Олега… Я зажмурилась, лишь бы не упасть в обморок!

— А точнее, из-за меня…

Эти слова звучали отвратительно. Разъедающе. Я не видела лица Олега, но совершенно точно знала — попала в точку.

Если бы я только предвидела, к чему приведет мое неудержимое стремление до правды, еще там, в Москве и даже задолго до нее.… Ах, если бы тогда, вовремя, прозвучал предостерегающий звонок, столького можно было бы избежать! Всего.… Я бы не оказалась в эпицентре внимания «Альфы», Вахрин и Жук были бы сейчас с живы, а Феликсу не пришлось бы жертвовать собой, оставаясь в стае ради моей защиты…

Закрыв глаза, я тщетно пыталась унять дрожь, пронзившую меня до костей. Воспоминания, как лавина, обрушились на меня, сдавливая грудь и лишая кислорода. Передо мной возникли лица ребят: посиневшие губы Ромки, беззвучно молящие о помощи, остекленевшие глаза Пети, смотрящие прямо в самое сердце… Их больше нет. И все это из-за меня. Мое проклятое «везение» отняло их жизни. А теперь и Феликс на краю пропасти! Если с ним что-то случится…

Я резко вскочила на ноги. Не могла усидеть на месте. Схватилась за голову, в которой пульсировали миллионы возможных последствий сложившейся ситуации.

Первое — если Серега пронюхает, что я жива благодаря Феликсу, он его уничтожит! Второе — если Феликс все же покинет стаю, то Серега точно что-то заподозрит, начнет рыть, и… здравствуй, пункт первый! Третье — если он останется там, то ему грозит опасность, ведь ищейки не остановятся. Даже если оборотни разберутся с ними, то Тишко наймет еще, его деньги, к сожалению, неиссякаемый ресурс!

— София, — позвал Олег, и, посмотрев на него, я поняла, что выпала из реальности, ведь он произнес мое имя уже не в первый раз, — Ты не виновата.… Это было его решением…

— Стоп! — вскинула я руку, заставляя его замолчать. Нервы были натянуты как струна, ещё чуть-чуть и я взорвусь!— Если бы… — зажмурилась, эти слова никак не выходили изо рта, но я пропихнула их, — Если бы не я… он бы не был в опасности! Как, Ромка и Жук… они погибли из-за меня! Боже мой! — я взорвалась от отчаянья, — А теперь и Феликс в опасности! Это всё…я…

Олег настиг меня и заключил в объятия. Слезы рвались наружу, обжигали гортань, вырывались сдавленным криком.

— Маленькая моя, — шептал он прямо в ухо, заставляя мое тело успокоиться, но меня трясло не на шутку, — Все будет хорошо.… Ты не виновата.… Слышишь?

Я кивала как потерянная, отчаянно желая поверить в его слова!

Я позволила себе прижаться к Олегу всем телом. Это действовало успокаивающе. Пока он здесь, рядом, я словно бы чувствовала себя в коконе — непроницаемом, даже пуленепробиваемом. Неуязвимой чувствовала себя рядом с ним.

Телефон на полу истошно дребезжал, елозя по мраморной поверхности. Первые секунды я надеялась, что это мама, и, возможно, она не обидится, что мы проигнорируем звонок, но что-то мне подсказывало, что это вряд ли она. Шестое чувство твердило, что ей самой сейчас не до звонков.

Олег оторвался от меня, поднял с пола телефон, посмотрел на экран, потом на меня. Я поймала его взгляд, затаив дыхание.

— Вспомни черта… — заявил Олег, давая понять, что звонит Феликс.

Значит, жив! О, Господи! Спасибо тебе!!!

— Говори, — холодно произнес Олег, словно говорил не с другом, а с врагом.

Ну и манера общения у них в стае! Надо срочно ее менять!

Лицо парня непроницаемое. Он молчал, видимо, слушал, что говорит Феликс. Я вопросительно и очень нервно смотрела на Олега.

— Ну… — произнесла я одними губами. Волнение душило меня не на шутку, но я буквально заставила себя спросить, — Ну… что там?

Он не сводил с меня пристального взгляда, но я видела, как он отрешен в этот момент. Словно весь там. В Подмосковье. Со своей стаей! Дура я, конечно! Со своими попытками вырвать Олега оттуда! Это невозможно!

— Понял,— четко ответил Олег и отключил вызов.

Дышал он ровно, но я улавливала напряжение. Оно словно напитывало воздух между нами противным, колючим электричеством.

— Кажется, мы не едем в Германию, — выдохнула я.

— Мы возвращаемся.

Глава 17

Возвращение домой.… Раньше это наполняло меня радостью. Особенно когда ощущаешь землю под ногами. Это чувство, будто корни прорастают сквозь тебя, возвращая к истокам. Будто находишь свое место, и все вокруг кажется своим: запах воздуха, шум улиц, лица прохожих.

Но сегодня… Сегодня все окутано мраком предчувствия.

Я ступала на эту землю с отчётливым пониманием того, что мы идём на верную погибель. Каждый шаг отдавался громким набатом в груди, словно я шла на эшафот.

В памяти всплывают светлые моменты, проведенные в Ирландии. Вопреки всему, даже нашим ссорам и крикам, эти дни, пожалуй, были самыми счастливыми в моей жизни. Я невольно вернулась мыслями к нашей свадьбе... язык не поворачивается назвать это свадьбой в привычном смысле. В моих мечтах торжество рисовалось совсем иначе: белое платье с длинной фатой, близкие друзья и родные, рыдающая от счастья мама, глупые тосты и даже немного утомительный банкет.

То, что произошло у нас, скорее походило на битву — дуэль двух сердец, отчаянно рвавшихся навстречу друг другу, несмотря на пропасть судьбы между ними. Тогда я и представить не могла, что смогу снова так сильно полюбить Олега. Долгое время мне казалось, что ненависть к нему вечна. Обиду я берегла, как самую крепкую из стен между нами. А он взял и сломал все преграды за считанные секунды.

Всего одним движением, когда перебросил меня через плечо и настойчиво увлек в собор Святого Патрика. Этим, в одну минуту перевернул всё. Снова!

И теперь я чувствовала благодарность... Если уж суждено умереть, пусть это будет с обручальным кольцом Кладдах на безымянном пальце — тем самым кольцом, которое Олег надел в тот вечер.

Я крепко сжала ладонь, ощущая кольцо. И каждая буква гравировки на нём, слова Grá, Dilseacht agus Cairdeas — «Любовь, Верность и Дружба», словно отпечаталась в моём сердце.

Мы поклялись — и эта клятва останется со мной навсегда, что бы ни случилось.

Я благодарна Олегу за его решимость. За то, что не поддался моим страхам и отговоркам, не отпустил меня. Он вырвал меня из тисков сомнений и подарил мне моменты безмятежности, семь дней страсти и любви, в которых я почти забыла об опасности.

В тихом Дублине, в краю кельтских легенд, уязвимость казалась мимолетной, словно недостижимой. Или я просто верила словам Олега о том, что ищейкам нет места в тех краях. Но здесь, на родине.… Здесь опасность казалась слишком реальной. Она буквально дышала в затылок. Каждая улица таила в себе риск столкновения с ними. Я инстинктивно держала Олега за руку крепче обычного; внешняя маска спокойствия не скрывала внутреннего страха. Хотя он и говорит, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, это не так!

Получая багаж, я озираюсь по сторонам, ищу в лицах прохожих хоть малейший намек на связь с охотниками. Даже заподозрила милую старушку! А она просто улыбалась, видя, как Олег обнимает меня, словно готов заслонить от любой пули. Наверное, мы выглядим чертовски мило! Я бы улыбнулась ей в ответ, но ни один мускул на лице не дрогнул. Внешнее спокойствие скрывало бурю, что рвала душу на части.

Все время полета я засыпала его вопросами:

Каков план? Что ждать от Тишко? Не нападут ли на нас прямо в аэропорту или выждут пока мы не уедем, подальше от людных мест? А если дождутся где-то дальше? Как уйти от Серёги?

Но каждый раз я слышала один и то же хладнокровный ответ:

— Я думаю, София!

И мне не оставалось ничего другого, кроме как замолчать. В конце концов, мой собственный разум был занят совершенно другим: неуёмным желанием защитить их двоих — Олега и Феликса. Каким бы абсурдным это ни выглядело со стороны... они ведь оборотни! Сильные, почти неуязвимые существа с невероятной живучестью. Всё это я знала от Олега — их раны заживали мгновенно, при условии отсутствия серебра. А я? Хрупкая девчонка, едва поднявшая бы мешок картошки. Слабая! Беззащитная!

Олег прав — говоря, что я не логична когда дело пахнет жареным! И при этом я — обычный человек!

Только от этой правды выть хотелось. Как жить в мире, где с одной стороны — оборотни; с другой — охотники; а ты где-то меж них зажатая и, правда как «между жопой и наковальней». Теперь эта фраза Олега обрела зловещий смысл.

Видимо, «жопа» – это охотники, а «наковальня» – оборотни. Или Серега.

Странная игра судьбы, насмешка случайности, каприз вселенной. Попробуй-ка тут разберись. Но вновь, уже третий раз, я ощущала себя какой-то разменной монетой в этом хаосе. Достаточно будет Альфе узнать о том, как именно я избежала гибели, и он наверняка поставит на паузу войну с ищейками, только чтобы довести свою месть до конца.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Убить меня. На зло Олегу или просто потому, что я ему поперек горла — что с первой встречи, что сейчас. Тоже не ясно. Единственное, что для меня очевидно — я снова должна скрываться. Весь полет только об этом и думала. Прокручивала в мыслях одно за другим:

«А если Альфа узнает? Сам меня убьет? Пошлет ищейек? Прикажет это Феликсу? Заставит Олега?»

Скорее всего, последнее. Что-то мне подсказывает, зная гада Серегу хоть немного, он не упустит случая поквитаться с Олегом. А причин для ненависти у него хватает.

Во-первых, Серега не может подчинить Олега, что явно гложет Альфу. Во-вторых, Олег осмелился нарушить его правила и связался со мной. И наконец, из-за меня Олег ушел из стаи — это и вовсе сенсация. Хотя я не была уверена на сто процентов, хотя базовые принципы их системы я уже понимала. И каждый из этих пунктов — достаточный повод для Сереги взять на мушку Олега.

А как сделать врагу больно? Заставить его страдать. У оборотней телесные повреждения не в счет, выносливость у них невероятная. Но вот душевные муки — совсем другое дело.

Теперь я по-настоящему понимаю смысл этого мерзкого правила Сереги — никакой привязанности в стае. С одной стороны, это кажется нечестным: даже монстр достоин любви. А с другой… теперь я тот самый крючок, за который можно зацепить Олега.

Противно признавать это, но отвергать бессмысленно.

В памяти всплывают те далекие дни юности. Та встреча со стаей Олега на заброшке. Кровожадное желание Сереги подчинить Олега любой ценой! Тогда я не понимала, что эта встреча могла стоить мне жизни, теперь оценила ее по достоинству.

От Домодедово ехали на такси минут сорок, а может и больше. Уже рассвело. Лес по обочинам был тих и мрачен. В тумане тонули деревья, осень едва коснулась крон берез. Чувство такое, будто из счастливого сна столкнули в тоскливую реальность пасмурного дня.

Ехали молча. Олег сосредоточено стучал пальцами по телефону, наверное, писал Феликсу. Может, что-то еще задумал. Спрашивать бесполезно. Я знала: те его обещание сейчас ничего не стоят. Захочет, внушит мне и глазом не моргнет! Отправит от себя, заточит в какой-нибудь помойной яме (ведь домой мне нельзя, там ищейки найдут), лишит памяти…

От него исходило напряжение — словно внутри него буря нарастала с каждым мгновением.

Я же смотрела невидяще в окно, пытаясь подавить беспокойство внутри. Безуспешно!

Маршрут казался незнакомым, пыталась вспомнить детали — напрасно. Всё будто чужое, совсем не родное. Москву плохо знала, а Подмосковье — и того хуже.

Не выдержав тишины, тихо спросила:

— Мы едем в твой дом?

Он на миг оторвался от телефона, посмотрел на меня — взгляд удивленно смягчился, будто только сейчас осознал, что я рядом.

— Нет, — коротко произнес он, убирая телефон в карман пальто.

Потом вдруг придвинулся ближе и заключил меня в свои объятия, крепко прижав одной рукой. Его лицо скрылось в моих волосах. Запах сандалового дерева заполнил лёгкие.

— Туда нельзя, ищейки уже знают это место. — Олег говорит спокойно, но в его голосе чувствуется напряжение.

Зажмуриваюсь и киваю, нет желания спорить или уточнять. Он продолжает, стараясь говорить обыденно:

— Пришлось арендовать дом… уверен, тебе там понравится.

Я молчу. Просто не осталось сил даже на пару слов — усталость будто приросла ко мне, как вторая кожа. Олег мягко направляет меня, усаживая ближе к себе, и я позволяю. Не хочется сопротивляться; в его тепле чувствую, как на миг становится легче дышать.

Глаза закрываются сами собой, хотя я пытаюсь держаться. Нужно не уснуть, но бессмысленно — тепло его объятий затягивает, и я теряюсь в этом мимолетном спокойствии.

Просыпаюсь оттого, что Олег несет меня через порог дома. Темнота плотная, непроглядная, окна зашторены наглухо. Вижу только смутные очертания мебели и искрящуюся вдалеке — огромную люстру, переливающуюся крохотными подвесками.

Олег легко захлопывает дверь ногой и тихо смеется, почти касаясь моего уха:

— Смотри-ка, все как надо! Как в лучших свадебных традициях!

Слабая улыбка растягивает мои губы; на большее сил просто нет. Он это понимает.

— Пойдем, уложу тебя спать, моя маленькая. Ты вымоталась.

Дом кажется огромным. Коридор сменяется лестницей, поднимаемся на второй этаж, снова идем по проходам. Там комната, тихий щелчок открывшейся двери и в полумраке я разглядываю простые линии мебели и кровать — огромную, невероятных размеров.

«Как мы там друг друга найдем?» — мелькает в голове вопрос.

Олег бережно укладывает меня, помогает снять туфли, потом стягивает кардиган. Его вид сосредоточенный — совсем другой передо мной сейчас Олег. Я смотрела на его лицо и не узнавала. Словно мы пересекли не пол-Европы, а какую-то черту! Ни намека на страсть или желания, хотя раньше я могла лишь пошевелиться, и это было поводом для бурных эмоций. А сейчас…

Отстраненность. Зеркальный взгляд. Напряженные скулы.

Он снял мои джинсы, а я беспомощно пыталась прочесть его состояние. Он боится? Он тревожится? Или это что-то еще? Но сколько ни всматриваюсь, не могу понять — очень страшно спросить напрямую.

Наконец, чувство неотвратимого прорывается тихим вопросом:

— Снова заставишь меня забыть тебя? — Слова отдаются горькой волной внутри. — Снова оставишь?

Олег останавливается и встречает мой взгляд пристально. Его глаза переносят меня куда-то на грань сомнений и догадок. Что он сейчас решает? Какие планы роятся в его сознании?

Встает, снимает пальто и обувь. Смотрит на меня сверху вниз. Что-то обдумывал, решает. Потом ложится рядом, прижимая меня к себе:

— Признаюсь честно, это первое, что пришло в голову,— я прижалась к его груди, и слезы навернулись на глаза, — Спрятать тебя куда подальше, пока все не закончится… Внушить забыть все, чтобы ты не боялась и не дергалась… — голосом полным боли, словно исповедуясь, выкладывает мне свой план.

Мне даже дышать трудно от его откровенности.

Он молчит, кажется, целую вечность. Затем берет мое лицо в ладони, нежно, но настойчиво поднимает, заставляя смотреть в его глаза. В моем взгляде — мольба.

«Нет! Только не это! Неужели снова за свое?»

— Но я же обещал, — шепчет он, и я, наконец, выдыхаю с облегчением. Зажмуриваюсь, и одинокая слезинка скатывается по шее, исчезая в ткани его рубашки. Снова ловлю его взгляд, полный грусти. — Никакого внушения, малышка. Честно! Обещаю…

Закусив губу и сдерживая всхлипывания, слушаю его — очень хочу закричать о том, как сильно люблю его, но слова застревают где-то глубоко внутри.

— Понимаю, ты недовольна тем, что лишаю тебя права выбора…

Я была так ошеломлена его словами, что потеряла дар речи. Неужели он действительно осознаёт это?

— Считаешь, я тиран, и даже хуже. Но пойми, в моём мире иначе нельзя. Особенно для тебя! Подозреваю, ты и дальше будешь упрямиться, лезть в самое пекло, — произнёс он с горькой усмешкой. — Давай просто договоримся. Спокойно... — его голос звучал умоляюще, и я притихла. Теперь настал его черед вести переговоры. — Прошу тебя, следуй моим словам, делай так, как я скажу. Сейчас это действительно необходимо, София. Просто доверься мне, хорошо?

И я верю! Киваю, словно глупая собачка на приборной панели автомобиля, и замираю, устремив взгляд на стену с каким-то нелепым панно: рыбы, уплывающие в сторону окна.

Неотступное желание задать вопрос сжало горло. Я прикусила губу, раздумывая. Не от страха перед его реакцией — страшило то, что я могла услышать в ответ.

– Мы умрем, да?

Я ощутила, как Олег вздрогнул. Несколько мучительно долгих секунд он оставался неподвижным, а потом развернулся ко мне. Его ладонь обхватила мой подбородок, глаза жадно искали что-то на моём лице.

Он надеялся увидеть панику? Зря. Мой внешний облик излучал спокойствие, хотя внутри всё сжималось от тревоги.

— Нет, малышка, — сказал он тихо, нахмурившись. Попытка улыбнуться вышла скорее как скорбная гримаса. — Мы не умрём. Я не позволю этому случиться. Поняла?

— Поняла, — откликнулась я механически.

На этот раз ему даже не пришлось просить меня кивнуть. Но если честно, я ничего не поняла.

Как мы справимся? Как выдержим всё это? Что нас ждёт впереди?

Я жадно вдохнула его знакомый аромат — столь необходимый мне сейчас. Сандал проник в каждую клетку тела, а терпкий запах табака перестал вызывать отвращение и даже показался приятным — сладковатым и уютным. Раньше я морщилась от этого запаха и злилась,… да и вообще всё тогда было другим. Каждый его грубоватый выпад мог вывести меня из себя, а теперь я встречала их почти равнодушно. Более того, иногда меня даже притягивал его дерзкий тон. В прошлом его поступки вгоняли в бешенство, а сейчас… сейчас они вызывали у меня странное умиротворение.

Как же сильно он меня изменил! Из неуверенной девчонки, не способной даже бывшего парня-придурка поставить на место, он сделал из меня женщину, готовая укротить настоящего оборотня. Удивительно!

— Спасибо… — вырвалось у меня неожиданно даже для самой себя.

Олег вскинул брови в недоумении:

— За что?

— За то, что ты есть, — прошептала я несмело и решилась открыть свои чувства: — Я люблю тебя… и всегда любила.

Он чуть криво улыбнулся... какая-то болезненная усмешка мелькнула на лице, но его глаза вспыхнули теплом. Я видела искреннюю радость. Это придавало смелости продолжать:

— Думала когда-то, что смогу возненавидеть тебя. И знаешь… иногда это почти удавалось мне. Но... не могу сердиться на тебя долго. — Говорила откровенно, почти по-детски: неуверенно поджимала губы и чувствовала себя глупо. Он вдруг рассмеялся немного легкомысленней, а я призналась:

— Всё дело в том, что ты очаровашка!

Он прижимается к моим губам поцелуем, легким, нежным, не требовательным, каким он был прежде. Словно похоть отступила, оставив лишь усталость. Скорее всего, он тоже дико измотан, как и я. Он отрывается от моих губ и покрывает поцелуями все лицо: нос, глаза, лоб.… Возвращается к губам, обезоруживая своей нежностью, в которой нет и намека на страсть.

Я хочу спросить, что случилось, но сил нет. Я просто утыкаюсь лицом в его шею, закутываюсь в его объятия, прижимаюсь всем телом к нему. Перед тем как погрузиться в сон, слышу едва заметный шёпот:

— Если бы ты только знала, как я тебя люблю... маленькая моя...

Глава 18

Проснулась, насквозь пропитанная холодным потом. Тело билось в конвульсиях, отголосках пережитого кошмара. Простыни, словно живые, липли к коже, сковывая движения, не давая вдохнуть полной грудью. Сердце разрывалось от невыносимого желания закричать, выпустить всю боль наружу. С трудом подавила рвущийся из горла вопль, зажмурилась изо всех сил, пытаясь отгородиться от ужаса.

Сон… всего лишь сон…

Но до чего же реальный! Беспощадно, до дрожи в костях реальный!

Снилось, будто стою посреди поля, а вокруг — тела. Вернее, то, что от них осталось. Ошметки плоти, багровые лужи крови, отражающие в себе небо, полное отчаяния. И в этих истерзанных останках я узнавала знакомые лица. Вот, сквозь пелену крови, прищуренный взгляд Сереги, устремленный словно бы из самой преисподней, полный презрения и злобы. Но тело… тела нет. Лишь отрубленная голова, истекающая кровью. И даже не питая теплых чувств этому мерзавцу, в душе поднималась волна невыносимой боли.

Чуть поодаль — Лис и Оникс… так их звал Олег, хотя я никогда не знала, кто из них кто. Разорванная одежда обнажала ужасные, изуродованные тела. У одного не было ног, у другого — разворочена грудная клетка, наружу вываливались кишки и внутренности.

Ближе — Якут. Узнала его лишь по искореженному телу, лица не было видно в этой кровавой каше. Но пальцы… те самые пальцы, что так уверенно играли с оружием, когда он был моим надзирателем, — они безошибочно указывали на него.

Все плыло перед глазами, не хотелось смотреть дальше, но закрыть их было еще страшнее.

Впереди Феликс, руки неестественно вывернуты. Карие глаза, когда-то полные дерзости, потухли. Мускулистое тело разорвано, словно дробью, покрыто зловещими каплями крови, сверкающими как рубины. Отвратительное зрелище, застилающее глаза пеленой слез.

А рядом… Он. Олег. Лежит на спине, в груди — огромный клинок. Голова повернута в мою сторону, в янтарных глазах застыла нежность и любовь. В приоткрытом рту — что-то до жути противное. Кусок мяса? Безжизненная маска смерти на его лице мгновенно вызвала слезы. Тело забилось в конвульсиях. Душу словно выковыривали заживо. Хотелось не просто реветь — истерически кричать! Зажала рот трясущимися пальцами. Рванулась с места, но, споткнувшись, упала. Наткнулась на хрупкое тело в бледно-голубом платье, покрытом грязными пятнами вперемешку с кровью.

Мама! Я поняла это мгновенно. Лица не видно, она спиной ко мне. Но я чувствовала — это она. И крик больше не удавалось сдержать. Он вырвался сам, оглушил, разорвал тишину, вырвался из самого сердца, которое выдернули и искромсали на кусочки — именно так это ощущалось.

— Нет… нет… нет… — умоляюще твердила я сквозь подавленный крик и перевернула её тело.

Голубые глаза смотрели на меня с невообразимым укором. Злобно, словно в них застыла мысль: «Это ты во всем виновата!»

— Мам! — кричала я, тряся её лицо, но без толку. Лишь рот её приоткрывался от моих движений, — Мама!

Боль… это слишком мягко сказано!

Истошно хотелось провалиться сквозь землю. Отступила от тела матери. Поползла прочь, словно, если отползти достаточно далеко, этот кошмар рассеется. Наткнулась на что-то мягкое. От страха резко обернулась и первые секунды не могла сфокусировать взгляд, а потом… увидела себя. Словно со стороны.

Мое тело лежало неподвижно, в огромной луже крови и грязи. Волосы веером раскинулись вокруг бледного лица, на котором застыла идиотская полуулыбка. Зеленые глаза смотрели в небо. Казалось, сейчас эта моя копия моргнет, встанет и пойдет дальше, но это было невозможно. В разорванной груди, между лопаток, зияла пустота — там, где когда-то билось сердце.

Вырвали! Выдрали! И что дальше?

И тут меня осенило! Заставили Олега его съесть…. Бесчеловечно! Просто жутко! Все это — какой-то абсурд! Так не должно было быть! Почему все так?! Что произошло?

— Это твоих рук дело… — услышала злобный голос за спиной.

Обернулась и встретилась взглядом с ищейкой, тем самым, которого я застрелила в доме Олега. Крохотная дырочка от той пули все еще виднелась на его лбу. Это что, признак?.. Зомби?!

Хотелось заорать от ужаса, но тело застыло. Я не могла пошевелиться, а мужик сделал шаг навстречу:

— Это ты их всех убила, крошка…

«Нет! Нет! НЕТ!» — вопили мои мысли, но я лишь, как ошпаренная, мотала головой.

Ищейка усмехнулся, противно и жутко. Миг — и он вскинул руку. Черное дуло смотрело прямо мне в глаза:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сдохни, сучка…

Выстрел — и я очнулась в кровати. Боль была такой, что реально казалось, будто этот восставший покойник меня застрелил.

Еле поднявшись, скинула прилипшие пряди волос со лба. Вглядывалась в темноту комнаты, первые минуты не понимая, где я. А потом фрагменты начали всплывать в памяти: балкон отеля, звонок Феликса, перелет, новый дом…

Выдохнула с облегчением. Воздух немного прояснил мозги.

Огляделась по сторонам, понимая, что опять проснулась одна. Впрочем, это и понятно. Будь Олег рядом, он бы не позволил этому кошмару терзать мои сны!

С трудом поднявшись, побрела к окну. Заглянула за шторы, где пасмурный серый день больно ударил в глаза. Из-за непроглядного тумана ничего не было видно. Вернувшись в темноту, я решила пойти на поиски Олега, желая как можно скорее оказаться в его объятиях, чтобы остатки кошмара испарились. Не успела дойти до двери, как вспомнила, что на мне лишь нижнее белье.

«Может, стоит одеться?» — подумала я. И мысль эта показалась мне весьма разумной. Кто знает, с чем я столкнусь по ту сторону двери…

Навязчивые фрагменты сна снова замелькали в мыслях. В темноте я споткнулась о свой чемодан. Казалось бы, взгляд должен бы привыкнуть к темноте, но все равно смутно различала его очертания. Открыла его и в считанные секунды нашла спортивный светло-серый костюм. Штаны целых три минуты не желали натягиваться на дрожащие ноги, точнее — никак не удавалось просунуть ступни в штанины. Справившись с ними, принялась за худи. С ним оказалось значительно проще. Натянула его на себя с чувством, будто надеваю бронежилет. Вылетела из двери, оглядывая коридор, слегка освещенный серым светом, льющимся из узкого оконца на лестнице.

На этом этаже, кроме этой спальни, оказалось еще три двери. Мне даже не хотелось знать, что за ними. Вообще ничего не хотелось, только быстрее добраться до Олега! Лишь эта мысль грела мне душу!

Пересекла коридор, замерла возле лестницы, прислушиваясь. Тишина отзывалась во мне чем-то мрачным.

Неужели ушел? Не может такого быть! Он дал понять, что не оставит меня без своей защиты, или, на худой конец, без охраны…

Бесшумно спустилась по ступеням, хватаясь обеими руками за кованые поручни. Лишь бы не споткнуться и не скатиться на первый этаж кубарем. Но, на удивление, оказалась внизу на своих двоих. Снова огляделась. Слева — коридор с черными стенами, уходящий в тупик. По обе стороны — по две двери, ведущие в разные стороны. Теперь дом казался не просто большим… огромным! Без знания планировки можно было запросто заблудиться. Пошла к проему, чисто интуитивно. Вышла в просторную гостиную с тремя огромными диванами, расставленными посередине комнаты буквой П. Над ними висела громоздкая люстра, та самая, что приветливо поблескивала, когда мы впервые переступили порог этого дома ранним утром. Справа — еще один небольшой и темный коридорчик, через который мы и вошли.

За диванной группой — столовая зона, наверное, человек на двенадцать, не меньше. За ней — кухонный остров, напротив — кухня с глянцевыми черными фасадами.

И тишина… такая, что становится невыносимо. Где же Олег?!

В душе снова ощутила тревогу. Моему телу и так с ней тесно, а после таких кошмаров она распирает меня изнутри, сдавливая грудную клетку.

— Уже встала…

Я подпрыгнула на месте от голоса Олега за спиной. Откуда он взялся? Черт его знает! Вынырнул будто из ада!

Кинулась к нему, как ошпаренная. Повисла на его мощной груди, уткнувшись лицом в шею. Он тут же подхватил меня, почувствовав, должно быть, мое волнение. Поднял за бедра, заставив обвить его торс ногами.

— Ну чего ты… — шептал он, пытаясь найти мое лицо в моих же спутанных волосах, а когда нашел — поцеловал в нос, — Мокрая вся…. Что случилось?

— Кошмар приснился…

Он улыбнулся моему ответу, нежно и ласково. Поправил пряди волос, настырно лезущие в лицо. Мы куда-то шли. А мне уже было все равно. И на свой дурацкий сон, и на тревогу. В его объятиях все становилось неважным.

Он усадил меня на кухонный остров. Отпустил мои ягодицы и прижал ладони к столешнице по обе стороны от меня. Навис, могучая скала, и поцеловал в губы. Отстранился быстро, словно боялся не устоять и пуститься во все тяжкие прямо на этом столе.

И почему бы нет? Может, в порыве страсти нам придет чертовски гениальная мысль, что нам делать дальше? А если нет, то хоть забудемся в круговороте нашей любви, хоть ненадолго отпустим тревогу…

Но предложить я не решалась.

— Голодна? — спросил он и направился к кухне.

«Разве что тобой!» — пронеслось у меня в голове, но вслух я ответила:

— Нет…

В горло бы и кусок сейчас не залез!

Смотрела на Олега, орудующего кружками на кухне. Одетый в трикотажные черные штаны и серую футболку, он выглядел здесь просто потрясающе. Плейбой на фоне глянцевых фасадов, словно сошел с обложки журнала, на которую облизываются все домохозяйки.

А он — мой! И только мой!

— Кофе тогда налью, — сказал он нежно, но в его голосе чувствовалась какая-то отстраненность.

И секса не требует! И целует как-то мимолетно! Что, черт возьми, происходит?!

Я старалась отбросить эти тревожные мысли, но они назойливо вторгались в мою голову, как коршуны. Слышала, как закипел чайник. А может, это не чайник вовсе, а мои мозги?

Олег звякнул ложками, обошел остров, на котором я все еще сидела, словно статуя. Поставил две кружки с ароматным кофе рядом со мной. Карамельный аромат смешался с терпким запахом сандала.

— Нравится здесь? — спросил он, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Неплохо, конечно, но… — запнулась я. Не хотела говорить о том, что этот особняк уж больно похож на дом Марка. Сморщила нос, — Слишком большой дом… тебе не кажется?

Олег пожал плечами, отпил кофе и оглядел наше новое убежище:

— Как бы то ни было, нам придется здесь немного пожить…

Я кивнула. Даже спорить не хотела. Помнила, как он просил меня не перечить, а я согласилась. Да и к чему сейчас нос задирать? Разве имеет значение, где ждать неминуемого конца?

Встряхиваю головой, яростно изгоняя из памяти леденящий душу кошмар.

— Не поделишься планом? — голос хрипит от напряжения.

— Поделюсь, — кивает он, но по его взгляду я уже предчувствую, что услышанное мне не понравится. Олег вдруг отворачивается, будто выискивая что-то в направлении двери, а затем снова смотрит на меня. Золото янтаря в его глазах становится обжигающе ярким. Что он задумал, не разгадать, но сердце бешено колотится в груди, словно разорвется сейчас. — Обязательно поделюсь, но сперва… у меня для тебя сюрприз…

Я изумленно распахиваю глаза, а Олег, с лукавой усмешкой, подхватывает меня на руки, снова оказывается между моих ног, и несет к выходу.

— Секс на улице – это уже банально, — выдыхаю с напускным сарказмом.

Дверь распахивается за моей спиной, и порыв свежего воздуха обдает кожу холодом. Ветер играет с моими растрепавшимися волосами, рассыпая по макушке колючую россыпь мурашек. Я цепляюсь за Олега, словно коала за родное дерево, ищу ответа в его глазах, но нахожу лишь неразгаданную тайну.

— Ну вот, тебя уже ничем не удивишь, — лукаво смеется Олег. — Придется подключать всю свою фантазию.… Может, в театре? Или на крыше? — в его голосе вновь просыпается та искрометная страсть, которой мне так отчаянно не хватало с самого момента возвращения домой. Он усмехается, как прежде, радостно и нежно, и легонько целует меня в нос. — Обещаю придумать что-нибудь сногсшибательное, но сейчас… другой сюрприз. — Блеск в его глазах становится откровенно завораживающим. Он опускает меня на ступеньки крыльца, но из объятий не выпускает.

— И что же за сюрприз? — с трудом выдавливаю из перехваченного горла.

Олег и сюрприз — понятия, существующие в разных вселенных. Нет, даже хуже…. Олег и простой, человеческий сюрприз — как две половинки одного шара, которым никогда не суждено встретиться!

— Уж больно сильно хотел с тобой повидаться… — отвечает он и кивает в сторону, за мою спину.

Я не спешу оборачиваться, словно ожидая подвоха. Но когда все же поворачиваюсь, не могу сдержать улыбки.

— Феликс… — выдыхаю я, и в этом имени звучит все: и безумная радость от того, что он жив, и надежда на то, что мой страшный сон никогда не сбудется, и, конечно же, трепет, словно он был самым близким и дорогим другом.

Олег бережно отпускает меня, слегка подталкивая в сторону парня, разрешая мне к нему подойти.

Феликс сияет, словно начищенный самовар. Он стремительно пересекает усыпанную гравием парковку. Огромный, мощный, с дерзкой улыбкой, которая сейчас кажется такой добродушной и теплой.

Не удержавшись, я срываюсь с места.

— Белка-стрелка! — подхватывает он меня в объятиях, как только я подбегаю, и, кружа, заливается смехом. — Чертовски рад тебя видеть!

— И я! И я рада! — не говорю, а кричу от переполняющего меня счастья.

Когда он успел стать мне другом? Не знаю! Но в душе разливается невероятное тепло.

Он бережно ставит меня на землю и, лукаво усмехаясь, говорит:

— Ну, всё, обнимашки закончились…. А то смотри, как сверлит взглядом! Сейчас дыру в моей башке прожжёт, ревнивец проклятый…

Я улыбаюсь его словам, не в силах сдержать довольную улыбку, пока мы идем к Олегу.

— А это что? — замечает Феликс кольцо на моем пальце и замирает. До Олега остаются считанные метры. Феликс бросает на него хмурый и грозный взгляд. — Это-то… о чем я думаю?

Олег усмехается, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Феликс переводит взгляд на меня, но я лишь виновато пожимаю плечами, словно говоря: «Ну, так уж вышло, друг, прости…»

— А пригласить?! — возмущенно восклицает Феликс. Два шага — и он уже напротив Олега. — Ну и что ты за друг после этого?!

Наконец, маска невозмутимости слетает с лица Олега. Он улыбается шире, тепло и по-доброму, и они с Феликсом обнимаются, по-братски хлопая друг друга по спинам своими огромными ручищами.

Я наблюдаю за этой картиной, и на душе становится так тепло и спокойно. Значит, есть что-то настоящее, дружеское, в их волчьей стае!

— Можем повторить, брат, — произносит Олег, — только сначала ее заставь.… А то упиралась… Пф, — драматично закатывает глаза. — Еле затащил!

Феликс одаривает меня непонимающим взглядом:

— Ты чего это… бунтовать надумала? Так я тебя живо свяжу и на церемонию доставлю!

Я смеюсь вместе с парнями, но ком в горле мешает дышать. Потому что знаю — доставит ведь! Даже против моей воли доставит! Уже выучила их, прекрасно понимая, что шутить ни тот ни другой не будут, если уж придется.

Однако, несмотря на всё это, внутри разливается волна нежности, переплетённая с необъяснимым страхом. Страхом утратить это хрупкое счастье, эту иллюзорную нормальность, которую вдруг подарила мне вселенная. Так хочется остановиться в этом моменте, наполниться теплом дружеских объятий до самых кончиков пальцев, слушать их искренний смех, даже если он обращён на меня! Испытать чувство безопасности. Ощутить, что ничего не угрожает этим двум людям, которые стали для меня чертовски важными!

Глава 19

— Ну что, Дублин? — спросил Феликс, усевшись за стол, — Кельтская земля еще держится, не сломлена?

— Угу, — буркнул Олег в ответ, словно ком земли проглотил, и поставил перед Феликсом кружку с кофе, — Ищейки туда носа не сунут…

Феликс с тоской вглядывался в темное дно кружки, и гримаса наигранной боли исказила его лицо.

— Может, найдется что-нибудь покрепче? Все-таки, лучшего друга хомутали…

«Кто кого еще охомутал!» — рвалось у меня с языка, но я вовремя прикусила его. Сейчас не время для моих красноречивых рассказов о нашем случайном, а может, и предначертанном замужестве. Вмешалась в их разговор:

— Сейчас поищем…

Зарылась в шкафах, а в голове — отчаянная потребность самой пригубить чего-то крепкого! Сомневаюсь, что Олегу понравится мое решение, но желание — как пожар внутри. Если уж в объятиях любви забыться не суждено, может, хоть алкоголь хоть немного приглушит мой страх?

— Пришлось вам медовый месяц испортить… — выдохнул Феликс, и только сейчас в его голосе прозвучала усталость, смешанная с тревогой.

— Рассказывай… — настойчиво потребовал Олег.

— Альфа реально не врубается, что становится жарковато…

Замерла, с бокалами в руках, выуженными из глубин кухонных шкафов. Если уж Феликсу становится «жарковато», то моей измученной душе здесь и вовсе покажется адом распахнувшимся! Руки задрожали, но я в спешке продолжила поиски, распахивая содержимое ящиков без разбора. Посуда, кухонная утварь.… Бинго! Бутылка с бордовой жижей, спасенье моё, тут же оказалась в моих ладонях.

— Сколько их? — спросил Олег, бросив на меня мимолетный взгляд, когда я, наконец, возникла рядом. С шумом, чуть не опрокинув, поставила на стол три бокала, яростно скрутила крышку, разлила тягучий алкоголь.

Всё это время парни не отрывали от меня взгляда, с неподдельным интересом наблюдая за моими метаньями. Олег даже слегка приподнял бровь, словно заинтригованный моим отчаянием. Феликс смотрел мрачно, молча, будто застыв в каком-то оцепенении в моем присутствии. Замерла от его взгляда, от ответа, который застрял в его горле.

Олег кивнул другу:

— Говори. София в курсе происходящего…

На лице Феликса мелькнула презрительная усмешка:

— Как же ловко она тебя в оборот взяла, братан! — в голосе прозвучала тихая зависть. Олег сморщился, а Феликс снова упер взгляды мое лицо, — Точно в обморок не грохнешся?

— Не дождешься! — выпалила я, разом осушив свой бокал под пристальными взглядами парней. Противный вкус обожёг горло и скользнул вниз, опаляя не только внутренности, но и щеки. Почувствовала, как они вспыхнули.

Олег шумно выдохнул. В этом вздохе слышалась невысказанная угроза. В мозгу прозвенел его голос:

«Вот только попробуй напиться! Я тебе устрою, когда останемся одни…»

Феликс рывком опрокинул содержимое своего бокала и даже поморщился.

— По последним данным, в Подмосковье собираются ищейки со всех ближайших провинций… Пару раз нападали на базу, но мы их легко нейтрализовали…

«Убили», — перевел мой мозг безжалостно. И меня тут же обдало липким потом.

— Ловушки Оникса работают как надо! — произнёс Феликс. Олег кивнул, и тот продолжил: — Сейчас ищейки изменили тактику, поняли, что на стаю лучше не бросаться.… Выслеживают поодиночке. Недавно заявились к Лису в гости… Ну, он их там и упокоил. Ему, конечно, тоже досталось… — отрешенно говорил Феликс, а меня колотило не на шутку, — Новое какое-то оружие придумали… Пули с волчьим аконитом… Мрази!

С трудом проглотив нервный ком, я бессильно опустилась на стул. Невольно посмотрела на Олега. Его лицо было мрачнее тучи, но ни один мускул не дрогнул. Он внимательно смотрел на Феликса. Хоть бы моргнул, что ли…. Может, и мне бы стало чуточку спокойнее.

— Что Альфа? — прервал молчание Олег, немного оживая, но по-прежнему не моргая.

Феликс пожал плечами:

— Стоит на своём… — выдавил он угрюмо, — Пиздит без умолку про нефть и Тишко…. Помешался окончательно…

Обо мне не вспоминает, и, слава богу!

Я снова разлила бурбон по бокалам. Олег, кстати, даже не прикоснулся к своему, так и держал его в напряженной хватке пальцев. Бросил на меня испепеляющий взгляд.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что? — вздрогнула я, — Мне нервно!

Феликс усмехнулся, но, встретившись с гневным взглядом Олега, умолк и осушил свой бокал. Я не решалась даже поднять свой стакан со стола, страшась снова получить нагоняй. Так и сидела, дрожа всем телом, пока разговор не возобновился.

— Короче, тема такая, — Феликс подался вперед, опершись локтями о столешницу, сокращая расстояние между собой и Олегом, — Надо грохнуть уже Тишко, хватит этому говнюку охотников спонсировать…

— Это не поможет, — одернул его Олег, — Раз охотники прибывают, значит, где-то утекает информация о стае, — сказал он быстро и холодно, а меня обдало липким потом от каждого его слова. — Надо пробиться к ним в сеть, зачистить инфу, а потом разбираться, но сначала не с Тишко, а с Альфой…

— Да разве его остановишь? — вспылил Феликс, — Серёга и раньше был мудаком со стажем, а как ты стаю бросил, совсем слетел с катушек!

Я увидела, как поник взгляд Олега. Он стиснул зубы до скрипа, опустил голову, разглядывая свои пальцы, сплетенные в плотный узел напряжения.

— Послушай, — уже спокойнее произнес Феликс, — Вернуться не предлагаю.… Но, может, ты поговоришь с ним? Вразумишь как-нибудь…

Олег швырнул на парня яростный взгляд исподлобья. От этого взгляда я бы точно рухнула в обморок. Как Феликс выдерживает?

— Волк, он только тебя послушает…. Сейчас в стае полный разлад. Напряжение лютое. Еще и охотники прессуют. И он чувствует — довериться ему некому. Боится, что твой уход как цепной механизм сработает…. Поэтому к нефти и тянется. Думает, где деньги, там и власть. А может, и правда хочет от тёмных дел отойти, хрен его пойми… — выдохнул Феликс, — Вразумить его надо, пока все не рухнуло…

Олег продолжал скрипеть зубами. Он раздумывал.

А что тут думать?! Нельзя Олегу приближаться к Сереге! Это опасно! Опасно! Впервые в жизни у меня сработал стоп-сигнал! Я даже подскочила со стула, привлекая внимание ребят.

— Нет! — крикнула я, как сбитая ворона, — Это опасно!

— София… — тихо произнес Олег мое имя, словно умоляя не вмешиваться. Но разве я могла?

— Этому мерзавцу Сереге только это и нужно! — выплюнула я горькие слова, — Сами же говорите, что он больной на голову! Что он вытворить может — одному богу известно…

— Сядь, — попросил Олег, вперив взгляд своих янтарных глаз в мое лицо.

— Не сяду! — упрямо возразила я, — Я не пущу тебя к нему! Ни за что…

— Сядь, кому говорят! — приказал Олег, и я умолкла, а он сдерживает ярость. Вижу, как старается. То ли не хочет распалять меня своей злобой, то ли перед Феликсом не хочет давать волю эмоциям. Но говорит он уже вполне спокойно, — Сядь, София, пожалуйста…

Я подчинилась. Словно под гипнозом, я плюхнулась на стул. Судорожно пыталась соображать. Неужели он снова внушил мне что-то?! Но нет…. Я четко это осознавала. Просто мое тело беспрекословно подчинилось его воле. Ноги согнулись. Попа приземлилась на стул. Даже руки легли на стол, как у школьницы. Черт знает что такое!

Олег еще немного изучал мое растерянное лицо и посмотрел на Феликса:

— У меня есть план получше…

Замерла, даже дышать перестала. Внимательно слушала, так внимательно, что, казалось, слышала, как в мозгах Феликса шевелятся извилины.

Олег поднялся, засунул руки в карманы. Отошел от стола, глядя куда-то в окно. Тянул паузу? Нагнетал напряжение? Скорее всего, думал, стоит ли делиться? Я чувствовала — его план придется не по вкусу…

— Если стая разваливается, надо подлить масла в огонь, — выдал Олег.

Феликс аж подскочил:

— Чего?!

Олег бросил на него сверкающий взгляд, развернувшись в пол-оборота:

— Раз их прежний Альфа не устраивает, может, я сойду?

Мне словно кол в легкие вонзили. Не вдохнуть, ни выдохнуть. Я опешила не только от его слов, но и от его вида. Могущественный, сильный, на фоне серого света из окна. Его глаза сверкали, как у хищника, не просто силой, а какой-то первобытной мощью. Подлинный Альфа! Сразу видно.

Неужели он всё-таки решился?!

Феликс был в таком же шоке, как и я! С минуту смотрел непонимающим взглядом на Олега. Затем схватил бутылку и присосался к горлышку, жадно глотая, изредка тяжело вздыхая носом. Когда опустил бутылку на стол, его аж перекосило. Снова посмотрел на Олега, который стоял прямо напротив него, прожигая взглядом.

— Да ты серьёзно, что ли? — с трудом прошептал Феликс.

— Вполне, — заявил Олег. Он изучал лицо Феликса, выискивая ответы на свои вопросы, но на нем было только замешательство. Олег сел напротив парня, не отрывая от него взгляда, — Ну что, брат…. Новому Альфе на верность присягнёшь?

Зловещая тишина сдавливала мою грудь. Я вся превратилась в один нерв. Ждала ответа Феликса и вспоминала, как он рассказывал мне, что всегда думал, что Олег будет их Альфой. Тогда он казался огорченным тем, что Олег отказался от этой роли, уступив бразды правления гаду Сереге. А сейчас?

Не отрываясь, я смотрела на Феликса. Медленно, будто в замедленной съемке, он поднял на Олега взгляд карих, стеклянных глаз. Долго смотрел, словно искал намек на подвох. Или приходил в себя после услышанного. Вскоре он усмехнулся.

— Считай, уже присягнул, — заявил он.

Не выдержав напряжения, я опрокинула в рот остатки бурбона. Зажмурилась, и, наконец, спокойно выдохнула. Настолько спокойно, насколько позволяли мне мои мысли.

Мой муж — будущий Альфа стаи оборотней! Скажи кому — не поверят!

— Как остальных убедишь? — спросил Феликс с напряжением.

Олег усмехнулся, кивнув в мою сторону:

— Если я эту настырную девчонку убедил за меня выйти, думаешь, с оборотнями не справлюсь?

Вместе с Феликсом они злобно рассмеялись. А я только трагично натянула подобие улыбки на свои губы. Сомневалась, конечно, что я была упрямее, чем стая диких оборотней…. Ну ладно, мне тут предъявить совершенно нечего!

Вскоре Феликс уехал, оставив нас с Олегом наедине.

Как я поняла из их разговора, не все в стае жаждали смены Альфы. В общем-то, план был ясен — Олегу предстоит много работы. С каждым оборотнем придется договариваться. Демократично, между прочим. Но, зная Олега, демократия была ему чужда! Как он собрался это провернуть? Без понятия! Единственное, что я понимала, — это был самый действенный способ из всех! И как только вся стая подчинится Олегу, придет очередь Сереги.

— У него не останется шанса, — заявил Олег.

И я очень хотела верить в то, что он знает его лучше меня. Хотя в глубине моей души зрела предательская мысль:

«Серега никогда не подчинится Олегу! Сочтёт это унижением! Это ниже его достоинства! А если вдруг по какой-то счастливой случайности это произойдёт, то очень скоро его предаст!»

Ведь это же — гад Серега!

И хотя дальнейшие действия в этом плане были ясны, нашу судьба оставалась окутанной мраком, ведь ищейки наводнившие Подмосковье угрожали вполне серьезной войной. Сердце сжималось от неизвестности. Феликс пообещал немедленно связаться с Ониксом, чтобы тот прозондировал все каналы в поисках предательского слива информации об их стае.

Как я поняла, Оникс был гением компьютерных технологий, этаким хранителем связей, отвечающий за средства коммуникации. А ещё он как интернетный червь, способным пробить любую цифровую стену и проникнуть в любую базу данных. Несомненно, парень обладал выдающимся умом. Мне даже захотелось познакомиться с ним лично. Сейчас Оникс для меня не просто гений, а спасение!

Если Ониксу удастся обнаружить и перекрыть этот канал охотников, у нас забрезжит шанс выжить. Один на миллион, но даже эта ничтожная искра дарила мне надежду. В отличие от Тишко…

Я всегда чувствовала эту гниль, исходящую от Игоря Борисовича, а теперь знала наверняка. Так же наверняка, как и то, что оборотни не позволят ему выпутаться из этой смертельной передряги живым.

— А Тишко? — робко спросила я Олега, боясь услышать ответ. — Что с ним будет?

— Ты об отце или о сыне беспокоишься? — язвительно усмехнулся Олег, намекая на мою прошлую связь с сыном Игоря Борисовича.

— Не время для твоей ревности…

В мгновение ока Олег оказался рядом, заключил меня в объятия и усадил на кухонную столешницу. Горячее дыхание опаляло мое сознание, вызывая волны мурашек по всему телу. Обхватив мое лицо ладонями, он нежно коснулся моих губ поцелуем:

— Ты моя жена, София. И я имею право ревновать тебя ко всему миру…

Что тут можно было ответить? Он был безнадежен!

Снова поцелуй, теперь более требовательный, словно он пытался запечатать мои уста. Я отстранилась, заглядывая в его глаза, пытаясь найти ответ:

— Что будет с Тишко?

Олег шумно выдохнул:

— Неужели ты хочешь говорить об этом сейчас?

— Я просто хочу разложить этот шаткий план по полочкам, — призналась я, отчаянно нуждаясь в успокоении. Олег кивнул, отпустил меня из объятий и сел рядом. — Первое: Оникс обрывает канал ищейкам… Я правильно понимаю, что с теми, кто уже знает о вашем существовании, вы… ну… разберетесь?

— Можешь не сомневаться, — кивнул Олег. — Если Феликс не упустил ничего, их в Подмосковье не больше тридцати…

От этой цифры глаза полезли на лоб.

— Как? Уже тридцать?!

— Плодятся, как тараканы, — сухо усмехнулся Олег и игриво щелкнул меня по кончику носа. — Пустяки, София, не переживай. Если Ониксу удастся ликвидировать канал связи, новые охотники сюда не приедут, а с этими мы справимся… — Я кивнула, отчаянно желая поверить в это. Олег продолжил: — Если что, позовем подмогу. Думаю, Пауль не откажет…

— Хорошо… — прошептала я, ухватившись за эту сладостную мысль, что в битве с охотниками не возникнет сложностей. Не выдержав, выпалила сразу: — Второе — ты становишься Альфой. Но прежде… тебе нужно убедить оборотней… присягнуть тебе?

— Ну… — протянул Олег. — Примерно так.

— И как ты намерен их убеждать?

«Меня ты напролом валил», — хотелось съязвить, но я вовремя прикусила губу.

— У каждого свои слабости, София, — он приблизился и прошептал прямо в мои приоткрытые губы: — Например, моя — это ты…

Пульс взлетел до небес, кровь застучала в висках, мысли разбежались. Предатели! Я облизнула губы, не отрывая взгляда от соблазнительных губ Олега. Сейчас бы утонуть в его поцелуях… по всему телу… и…

«Стоп!» — приказала я себе, отстраняясь. Жар охватил меня, стало душно. Спрыгнув на ноги, я отошла подальше, пытаясь разорвать чары Олега. Словно это было возможно…

— Хорошо, — скрестив руки на груди, я начала расхаживать перед Олегом. — Ты становишься Альфой, вы разбираетесь с оставшимися охотниками,… но ты ведь не думаешь, что Тишко остановится?

Все это время, пока я отчаянно пыталась прийти в себя, Олег внимательно следил за мной. Я чувствовала его взгляд всем телом. Он забавлялся, видя мои жалкие попытки сохранить серьезность, когда возбуждение горело на моем лице.

— Конечно, не остановится… — промурлыкал Олег.

— И? — протянула я. — Вы его… тоже…

Олег оказался рядом, нежным движением пальца заправив прядь волос за мое ухо, а потом коснулся моего подбородка призывая посмотреть в его глаза

— Да, малышка, и его тоже.… И, после, все будет замечательно… — с какой-то странной нежностью ответил Олег. Словно не выносил смертный приговор Тишко, а обсуждал со мной феечек.

Я, пацифист до мозга костей, но в случае с ищейками и Тишко ощущала, как мой запал испаряется. Олег перевернул мою жизнь и сознание почти на сто восемьдесят градусов!

Казалось бы, после этих его признаний, я должна была испытать ужас, но нет. Близость Олега сводила меня с ума. Зная, как действуют на меня его прикосновения, он специально приблизился и только после дал ответ. Чтобы я не бросилась в атаку? Вероятнее всего! А сейчас и не хотелось. Единственное желание — сорвать с него футболку, а следом и штаны, чтобы любоваться его телом, гладить, целовать…

— А потом что? — хрипло сорвалось с моих губ.

— Может, лучше поговорим про… сейчас…? — Он притянул меня за поясницу, не отрывая взгляда от моего лица, а я, словно загипнотизированная, смотрела на его губы. — Мне показалось, или ты специально напрашивалась на наказание?

Олег наклонился к моему уху и прикусил мочку. Дыхание перехватило от его голоса, от его запаха, от мощи его тела. Особенно когда понимаешь, что ему ничего не стоит сломать меня, а он заботливо и нежно касается меня и говорит о наказании…. Бояться бы его, а у меня от одной мысли об этом внутри все дрожит.

— Я?

— Ага, — промычал Олег прямо в мое ухо. — Пьет, как большая… Говорит, нервы… — Шутя, он отстранился от моего уха, зарыл пальцы в волосы на моем затылке и посмотрел мне в глаза. — Признавайся… специально меня бесишь?

— Нет, — выдохнула я, едва дыша. — Само… так получилось…

— Само, значит… — передразнил он меня и тут же развернул, прижав к кухонному острову.

Рывок и он оставляет меня без худи. Вцепляюсь в столешницу, а рук уже не чувствую. Немею от его прикосновений. Стискивает мою грудь, впиваясь губами в мою шею, прикусывает не больно, возбуждающе. А после зализывает эти укусы своим обжигающим языком.

Я ощущаю ягодицами, как сильно он возбужден. Сильно! Очень! Его член вплотную прижимается к моей попе. Немного толкается, словно вопреки тканной преграде решил в меня проникнуть.

— Почти поверил малышка,— шепчет он, распыляя пламя по моему телу.

Кружева лифчика не выдерживают натиск его пальцев. Слышу как рвется, обнажая мою грудь, и улетает прочь.

Пялюсь на его отражение в сверкающих фасадах кухонных шкафов. Лицо его излучает блаженство, глаза горят ярким, почти хищным огнем, полным голодного желания. Замечаю, как он снимает футболку, обнажая налитую бронзовым оттенком грудь. Внутри загорается непреодолимое желание прикоснуться к нему губами. Пытаюсь развернуться, но он останавливает меня:

— Стоять, — командует он, но в его голосе звучит такая мягкость, что я невольно подчиняюсь.

Он продолжает свои действия: медленно снимает с меня остатки одежды и легким движением прижимает меня животом к прохладной столешнице. Его тело склоняется ближе, спина покрывается горячими, чувственными прикосновениями его губ.

Шлепок по моим ягодицам срывает с моих губ невольный стон. Зажмуриваюсь, ощущая как волна страсти стремительно разлетается по телу. Плавит мой разум, заставляет желать этой грубости. Мысли путаются, душа смущается, и я чувствую, как щеки вспыхивают. Да что уж там — горит всё, включая уши.

— Упрямая ты… девчонка,— рычит его низкий голос, пока пальцы уверенно наматывают мои волосы на кулак. В моем сознании это дерзость и наглость... а тело предательски отвечает резким скачком напряжения. Каждое новое движение его руки лишь усиливает мои внутренние противоречия,— Но ничего, перевоспитаем...

И вновь шлепок, от которого я зажмуриваюсь, ощущая волну наслаждения. Все тело вздрагивает, а я тщетно пытаюсь подчинить себе эти странные чувства, которые пробуждаются от его грубой нежности. Они разжигают что-то внутри, сбивая с толку, лишая всякой устойчивости. Это все порочно, даже грязно, но…. Я хочу этого еще и еще. Он приподнимает меня за плечи, все так же крепко удерживая мои волосы в своей руке, и тихо шепчет прямо в ухо:

— Согласна?

Улавливаю его взгляд в отражении фасада, дикий, необузданный, полный желания прямо сейчас меня выпороть от души. Но держится. Понимаю, что эти шлепки всего лишь жалкая прилюдно того, что может случится, если я действительно выведу его из себя. Читаю это в перерывах звуках его глубокого дыхания.

У меня пересыхает в горле, проглатываю то ли комок страха, то ли сердце, которое взмыло куда-то в самый верх.

— Согласна,— произношу я полушепотом.

Глава 20

Утро расцвело легким прикосновением губ к моим плечам, словно робкий луч солнца. В этот миг я позавидовала самой себе, желая растянуть мгновение счастья в бесконечность. Казалось бы, за этими стенами, в его объятиях исчезает тревога. Он словно бы сжигает его своим дыханием.

Олег бережно развернул меня к себе, и я увидела его, уже собранного.

— Куда ты? — прошептала я, боясь спугнуть тишину.

— Пора вдохнуть жизнь в наш дерзкий план, — тихо ответил он, и прежде чем я успела возразить, его губы накрыли мои. Его язык быстро проник в мой рот. Властно, остро. Выбивая все мои мысли. Лишая меня разума. Он отстранился медленно, и, увидев, как я таю, слабо улыбнулся. — Феликс не даст тебе заскучать, пока меня не будет…

Он вскочил с кровати, будто бежал от соблазна остаться, чтобы продолжить мое перевоспитание, которым мы занимались до полуночи.

Я опустилась на подушки, собирая себя по частям, а так не хотелось! Знала, что как только встану с кровати, хлынут тревога и страх. Вернется прежняя тревога за наши жизни. Кажется, она стала неотъемлемой моей частью.

— Может, не надо Феликса? — пробормотала я, морщась.

Брови Олега взметнулись вверх, полные удивления.

— Я думал, вы подружились.

— Да, но, полагаю, тебе его поддержка будет кстати, — я поднялась с кровати, — А я и сама тут справлюсь. Охотники этого места не знают, да и опасности здесь никакой…

Олег заключил меня в объятия, как только я приблизилась:

— Кажется, мы уже решили, кто в нашей семье отвечает за безопасность, — пронзил он меня взглядом янтарных глаз и вновь применил свой запретный прием — безжалостно, но нежно захватил мой затылок своими пальцами. Опаляя дыханием, прошептал: — Пока меня нет, тебя будет охранять Феликс. И точка…

Всё ясно. Оккупация моей жизни продолжается. Спорить бессмысленно.

— Хорошо, — выдохнула я, сдаваясь.

— Идем, — сказал Олег, увлекая меня из комнаты, — Пес-сторожила уже здесь…

Я могла бы рассмеяться, но шутка не вызвала улыбки. Компания Феликса меня не тяготила, если он не начинал издеваться, но я понимала, что вдвоем у них больше шансов убедить товарищей.

Когда мы спустились в гостиную, входная дверь распахнулась. На пороге стоял Феликс, ослепляя своей неотразимой улыбкой:

— Супер-нянь прибыл! — выпалил он вместо приветствия, — Признайся, Белка-стрелка, рада меня видеть?

— Ага, — усмехнулась я, — Сейчас умру от счастья…

— Как в старые добрые, да? Ты, я, выпивка… — Феликс запнулся, поймав недобрый взгляд Олега, и вскинул руки в примирительном жесте, — Окей, никакого бухла. Просто ты да я…. Разговоры по душам и все такое…

Я умоляюще посмотрела на Олега, чтобы он забрал этого говоруна с собой. Увидев мою гримасу, он усмехнулся и чмокнул меня в нос:

— Веселись!

Я едва сдержала стон отчаяния. Феликс возник за моей спиной:

— У тебя не так много времени, Волк, — голос парня лишился прежней игривости, — Лис ждет тебя на старой базе, координаты скинул…

— Понял, — неожиданно твердо ответил Олег. Он накинул куртку и, приблизившись ко мне, снял свое обручальное кольцо и произнес вновь смягчившимся тоном, — Пусть пока побудет у тебя, — он расстегнул цепочку на моей шее, продел ее сквозь кольцо и снова надел, коснувшись пальцами моего затылка, — Для сохранности…

Я прижалась к нему всей душой, охваченная леденящим страхом. Казалось, за порогом его ждет смерть. Сердце бешено колотилось, воздух испарился, но я заставила себя произнести:

— Возвращайся скорее…

Олег лишь улыбнулся в ответ и коснулся моего лба нежным поцелуем. Когда он оторвался, казалось, забрал с собой мое сердце.

Он открыл дверь и обернулся:

— Феликс, присмотри за ней…

Феликс по-хозяйски положил руку мне на плечо. Тяжеленный груз — а не рука. Раньше я этого не замечала, а сейчас словно тонну на меня взвалили.

— Конечно, братан… во все глаза! — насмешливо ответил он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И Олег ушел. Я еще долго стояла пялясь в полотно двери, пока не заметила, что Феликс растворился где-то в диванах, а тяжесть с плеча так и не исчезла.

— Чем займемся, Белка-стрелка…? — донесся его голос, будто из другого мира, — Посмотрим фильм? Приготовим печенье? Сто лет не ел домашнего печенья… — тараторил он без умолку, — Или в карты поиграем? Кстати, я однажды надул в дурака одного пьяного верзилу в кабаке… так тот взбесился, вытащил меня на улицу, благо, никого не было… и чуть не обделался, когда я начал превращаться! Еле усмирил своего зверя… представляю, что было бы, если бы я разорвал этого кретина прямо там…

Я закрыла глаза и принялась считать до ста, пытаясь унять гнетущие мысли. Сбившись на восьмидесяти с чем-то, развернулась и направилась к диванам. Рухнула напротив Феликса, прожигая его взглядом.

Парень замолчал, но лишь на миг, потом снова спросил:

— В дурака ты со мной играть явно не будешь,… может, все-таки печенки испечем?

— Поговорим, — бросила я холодно. Феликс поморщился, но его забавные гримасы меня не остановят, — Этот Лис… кто он, и чем Олег собирается его убедить примкнуть к нам?

— Не уверен, что хочу делиться с тобой такими подробностями, — пробормотал он в замешательстве.

— Уверен, Феликс, ты абсолютно уверен, — настояла я, — Мне нужны ответы! Прямо сейчас!

Феликс демонстративно закатил глаза и выдохнул:

— Упрямства тебе не занимать, — он скрестил руки на груди, возводя невидимую стену, — Может, будешь мучить допросами своего муженька?

Я поняла, что напором ничего не добьюсь. Придется хитрить.

— Слушай, давай так, ты рассказываешь мне об этом Лисе, и потом испечем твое дурацкое печенье! Идет?

Феликс молчал с минуту, буравя меня недовольным взглядом. Взвешивал все за и против. Я видела, как он мучается, но потом словно сдался:

— Капец ты пиявка, конечно! — выдавил он раздраженно, — Ладно, твоя взяла! Я люблю шоколадные с орехами…

«Вот тебе и грозный оборотень! Сила духа «превосходная». Повелся на печенки!» — смеялась я про себя, а вслух серьезно ответила:

— Будут тебе шоколадные с орехами!

Феликс мечтательно улыбнулся, предвкушая свой бонус за информацию, а я пристально смотрела на него. Он заметил мой взгляд, подался вперед, опираясь локтями на колени.

— Лис в нашей стае что-то вроде GPS-навигатора. Вся карта в его мозгах. Однажды я заблудился в Лондоне, так он мне по телефону объяснил, как до сартира дойти, прикинь? — вопрос не требовал ответа, парень тут же продолжил, — С параноидальной точностью знает все закоулки, это очень облегчает навигацию и отступление.… А сейчас Лис вообще бесценный член команды. Если бы не он, мы бы давно в канаве валялись…

Холодок пробежал по коже от его слов. Он говорил спокойно, будто смерть — обыденность. А Олег ещё переживает за мое выключенное самосохранение!

— Короче, если Олегу удастся его убедить, можно считать, полдела сделано! Серега без Лиса никуда! Да и все наши понимают, что в сложившейся ситуации с охотниками Лис реально приносит пользу.

— И чем Олег собирается его убедить?

— У него давние счеты с охотниками, — ответил Феликс, — Он был с родителями, когда на них напали ищейки. Каким-то чудом спрятался в лесу, потом добрался до города, где его и нашел Игорь — друг наших родителей. С тех пор Лис ищет того, кто зарубил топором его мать…

Я содрогнулась, поняв, что все это время не дышала. Нервно втянула воздух, и перед глазами возникла страшная картина: охотник, топор, бедная женщина…

Не осознавая, ухватилась за кольцо Олега на груди, сжала его в кулаке. Словно прикоснулась к любимому, и стало легче дышать.

— А Олег знает, как найти того охотника?

— У Волка свои связи по всему миру, — сказал парень, — В этом его сила, контакты, умение убеждать людей…

«Убеждать или подчинять?!» — хотелось мне спросить, но я промолчала.

— Поэтому он и был правой рукой Альфы, хотя его заслуги в стае неоценимы. Столько проблем уладил, столько дел замял…. Вообще-то этим должен заниматься Альфа, но Сереге на все плевать. Накосячил — сам выгребай, вот и весь его ответ…

С одной стороны, гордость переполняла меня. Слушая Феликса, я понимала, что Олег — их истинный Альфа, а с другой — меня сковывал страх. Как он справится со всей этой сворой?!

— Для нас Волк — как старший брат. Все к нему с проблемами, и он за всех горой. Его ничем не прошибешь! Но если что не по его, держите коней! Все равно добьется своего…

Вот это уже похоже на правду!

— С тобой вот только он возился долго, — заявил Феликс, заметив мою саркастическую улыбку, — Давно бы приструнил, и дело в шляпе! А он носится с тобой, как с хрустальной вазой, — он снова засмеялся, — Ну вот, видишь, и тебя усмирил. Сейчас станет Альфой, и заживем, Белка-стрелка. Все будет пучком!

Черт возьми, какие правильные слова! Стало легче, как глоток воздуха. Олег был прав: Феликс – отличная компания, с ним грустные мысли посещали реже, разве что возникало желание придушить этого говорливого волка…

— А ты… — вдруг спросила я, пытаясь задеть Феликса, — Ты в стае вроде… неумолкающего радио?

— Уф, — он сразу понял мой подкол, и поморщился, растягивая губы в кривой усмешке, — Я там самый незаменимый! — в карих глазах вспыхнули искорки неприкрытой, почти детской самоуверенности. — Я вообще-то арсенал стаи! Оружие — моя стихия, детка! — широко улыбнулся Феликс, демонстрируя свое превосходство.

И хоть в его тоне не было ни капли лжи, мои брови взлетели вверх от неверия. Феликс закатил глаза, театрально вздохнул и вытащил из-за пазухи пистолет:

— Это Глок 35 — самозарядный пистолет, — заявил Феликс, и голос его вдруг утратил игривость, став непривычно строгим. — Под патрон девять на девятнадцать Parabellum. Емкость магазина — пятнадцать патронов. — Он ловко извлек рожок, продемонстрировал мне его наполненность, а после с резким хлопком вставил обратно, заставляя меня невольно вздрогнуть. — Действует как на суше, так и в воде, с прицельной дальностью пятьдесят метров. На тысячу выстрелов всего две осечки — это чертовски хороший показатель. Мозги ищеек вышибает на раз!

Феликс положил оружие на стеклянный столик, а я, словно загипнотизированная, смотрела в его черное дуло. В голове вспыхнули обрывки воспоминаний, болезненных, кровоточащих. Охотник с пулей во лбу, призрак прошлого, снова возник перед глазами.

Я неловко заерзала на месте. Тем временем Феликс уже вытащил из-за пазухи другой пистолет, поменьше:

— Вальтер ПП, — четко произнес он. — Эффективная дальность стрельбы — всего двадцать пять метров. Применяется исключительно в ближнем бою. Легкий, почти невесомый. Калибр семьдесят пять на семнадцать Браунинг… — снова щелчок, Феликс показывает патронник и запихивает обойму обратно, взводит курок. — Ударно-спусковой механизм двойного действия, позволяющий вести огонь, как с предварительным взведением курка, так и самовзводом, что обеспечивает быстрое применение.

«Вальтер» лег на столешницу рядом с «Глоком». Я судорожно сглотнула. И снова перед глазами — образ ищейки с дымящейся раной во лбу. А Феликс уже задирает штанину…. Сердце бешено заколотилось в груди от нарастающего ужаса.

— А это мой недавний спаситель, — достает малюсенький пистолет, который в его огромных руках кажется игрушечным. — Малыш! — произносит он это нелепое название с нежностью, словно имя любимой девушки. — В ближней дистанции даст фору любому огнестрельному. А глаз ищейки вправил на раз-два! Он, значит, повалил меня такой на землю… в руке нож, видно, аконитом обработанный, а я такой «Малыша» достаю и – бам!

— Стоп! — я обрываю этот жуткий рассказ, холодящий душу. Феликс плюхается спиной на диван, улыбаясь моей реакции. — Давай опустим подробности… Пожалуйста!

— Как скажешь, Белка-стрелка, — усмехается парень и прячет весь свой арсенал обратно по местам. Потом поворачивается ко мне: — Чего расселась? Давай делом займемся! Печенки сами себя не испекут!

Я выдохнула, принимая свою ношу. Уговор есть уговор!

Готовили вместе, импровизируя рецепт на ходу. Феликс, не умолкая, травил уморительные байки об их лихих юных годах, о первой встрече стаи, о самом перерождении. Его версия событий звучала донельзя забавно. Когда Олег рассказывал о своем первом перерождении, меня пробирала дрожь до самых костей, а Феликс, словно нарочно, упустил момент невыносимой боли первого раза и расписал во всех красках, как очнулся нагишом на скамейке прямо в центре оживлённого парка. Как потом, сверкая задницей и прикрывая её утренней газетой, бежал до самого лагеря, словно бесстыдный языческий бог.

Я хохотала от души. Пожалуй, в последний раз я так смеялась только с Ромкой Вахриным. И вдруг, на миг, словно очнувшись от наваждения, я провалилась в тоску по нему. По тому, что я безумно по нему скучаю, и по тому, что я всецело виновата в его смерти! Но тут же, словно вынырнув из омута отчаяния, я снова посмотрела на Феликса и вдруг узнала в нём черты своего старого друга. И ведь, правда, они были похожи! Нет, не внешне, но характером — безусловно. Даже смех у них был похож, заразительный такой, с хрипотцой. И взгляд… этот глубокий, всепонимающий взгляд…

– Чего зависла? Доставай давай мои печенки! Пахнет-то как… слюнки текут…

Удивительно, но получилось даже вкусно. Этот наглец умял целую тарелку, и даже покусился на вторую. С трудом уберегла хоть что-то для Олега. Но одними печеньем сыт не будешь, поэтому пришлось на скорую руку приготовить картошку с мясом. И тоже вышло вполне аппетитно. Мне даже показалось, что это дело рук Феликса — он всё время что-то подсыпал, то соль, то специи.

— …а потом я такой — это был мой хвост, приятель! — Феликс разразился заразительным смехом, и я просто не смогла сдержаться.

— Вообще-то, это был хвост Якута, — услышала я голос Олега, который бесшумно вошёл в дом. Я сорвалась с места, не в силах противиться порыву, и понеслась к нему, запрыгивая на него, словно магнитом притянутая. — А ты бы меньше слушал этого болтуна…

— Эй… — что-то обиженно пробормотал Феликс, но я уже не слышала его. Всё, что меня сейчас волновало — это он, Олег.

Я с такой силой прижалась к нему, что казалось, мы слились в одно целое, неразделимое. Я чувствовала, как бешено колотится моё сердце в груди, словно вернулось ко мне вместе с его приходом. Олег зарылся лицом в мои волосы, дышал глубоко, будто всё это время и не дышал вовсе, только ждал этого момента. Отрывается от меня не сразу. Я встречаюсь с его усталым, но таким нежным взглядом.

— Скучала, маленькая моя… — прошептал он, прижимаясь своим лбом к моему. Я не ответила, просто не могла — меня так распирало от счастья, что он вернулся живым.

— Ну, — протянул Феликс, обращая на себя наше внимание, — как всё прошло? Лис с нами?

Признаться, и меня глодал тот же вопрос.

Олег бросил взгляд на Феликса. Сперва в его глазах читалась какая-та растерянность, но потом в них что-то блеснуло. Триумф победы, что ли…

— С нами, — ответил Олег и снова посмотрел на меня.

Я так много хотела ему сказать. Например, то, что я очень им горжусь! Не только потому, что ему удалось убедить Лиса встать на нашу сторону, но и потому, что я до сих пор ощущала ту самую гордость, что испытала от слов Феликса. А ещё то, как я сильно люблю его, и как потеряла своё сердце, когда отпустила его сегодня. И вот опять нашла его, едва он вернулся. Но пока этот говорливый пёс — Феликс здесь, я не решаюсь и рта открыть. Оставлю это на потом, когда мы останемся наедине.

Но дрожь, предательская дрожь, пронзает меня насквозь. Я отчаянно пытаюсь ее унять, укротить, но тщетно — она сильнее меня. И Олег это видит, чувствует, как по оголенным нервам. В его глазах, озорных и лукавых, пляшут чертенята, приветствуя мое смятение своими маленькими огненными факелами. Кровь приливает к лицу, опаляя жаром щеки. Губы немеют, и я судорожно закусываю нижнюю, умоляя себя не сорваться, не броситься на него, не утонуть в бездне его поцелуя.

— Это стоит отметить! — вновь закудахтал парень. — Где у вас тут мини-бар?..

— Тебе домой пора, Феликс, — сказал Олег, не прекращая смотреть на меня расплавленным янтарём. Усталость мгновенно покинула его, уступая место нестерпимому желанию.

У меня даже дыхание перехватило от его взгляда!

— Но…

— Пора, говорю тебе! — прервал начатую Феликсом фразу Олег и облизнулся, глядя на меня, как на долгожданную добычу.

— Оу! — парень, кажется, всё понял без лишних слов и торопливо зашагал к выходу. — Ну, я это… испарился…

Вдруг, я почувствовала необходимость поблагодарить его:

— Феликс? — он обернулся в открытой двери. — Спасибо…

В ответ он лукаво улыбнулся, а после достал из-за спины тарелку с печеньем и вздернул брови:

— До встречи!

Вот же гадёныш…

Но я не успела даже возмутиться, потому что, как только дверь за парнем захлопнулась, Олег, словно хищник, набросился на меня, жадно поглощая мои губы. Сделал два шага, и мы полетели на диван, но мне казалось, будто мы падаем в пропасть. Стягивая друг с друга одежду. Яростно, словно в последний раз наслаждаясь друг другом. И всё исчезло в этой страсти. В этой всепоглощающей, жгучей любви.

Глава 21

Прошло несколько дней с нашей первой победы, когда Лис согласился примкнуть к нам, признав Олега Альфой стаи. Время не ждало, каждый миг мог стать роковым. Не только для нас, но и для оборотней, чьи жизни висели на волоске из-за нескончаемых облав охотников. Феликс беспрестанно докладывал Олегу о новых атаках то на Оникса, то на самого Альфу. Олег лишь сильнее напрягался, оставаясь непреклонным в своем решении:

— Спешка ни к чему, — твердо произносил он. — Сейчас Серега начеку, не стоит попадаться ему на глаза.

И я соглашалась, дрожа от одного воспоминания о нашей последней встрече с этим гадким Серегой. Ледяные мурашки пронзали меня с головы до пят. Я терялась в догадках, как Олег собирался убедить этого злобного Альфу уступить ему власть над стаей. От вопросов меня удерживал лишь жуткий дискомфорт, охватывающий Олега при упоминании Сереги. Казалось, он сам не знал, что предложить взамен на титул Альфы. Единственным нашим шансом было присоединение всех оборотней стаи к Олегу. Тогда у Сереги не останется выбора.

На очереди у Олега был Оникс, и последние дни он неустанно обдумывал план, тот самый крючок, тот бонус, который убедил бы еще одного оборотня встать на нашу сторону.

— Оникс — темная лошадка, — как-то обронил Олег, когда я в очередной раз выпытывала хоть какую-то информацию для успокоения души. — Самый скрытный и молчаливый из всех. За все годы я не слышал от него жалоб. Его компьютерные штучки знают его лучше, чем кто-либо из нас… программный червь…

— Может… просто спросить его самого?

Олег удивленно отстранился, оценивая мое лицо. Я приготовилась услышать привычное «Что за чушь?!», но взгляд его неожиданно смягчился:

— Хм, — выдохнул он. — Об этом я как-то не подумал…

«Еще бы! У тебя всего два пути: заставить или вынудить!»

Но вслух я сказала совсем другое:

— Знаешь, людям нравится, когда к их мнению прислушиваются… — с иронией заметила я.

Олег снова вскинул брови, пронзая меня своим янтарным взглядом.

— Да ну?! — фыркнул он, нахмурившись. — Что-то мне подсказывает, что мы говорим сейчас вовсе не об Ониксе. — В голосе Олега послышались стальные нотки. — Опять требуешь равноправия?

Я пожала плечами:

— Почему бы и нет? — невозмутимо ответила я. — Это работает в миллионах семей. Почему мы должны быть исключением?

Олег перевернулся в кровати, и его взгляд стал еще более властным и пронзительным, но в то же время наполненным какой-то нежной заботой.

— Сомневаюсь, что ты говоришь о браках с оборотнем.

— Я говорю о нашей жизни… — В этот раз мой голос дрогнул. — Ты просишь меня доверять тебе, но сам мне не доверяешь. — Я не отвела взгляда, не собираясь отступать. — Не думаешь, что это как минимум нечестно? — возмущенно воскликнула я.

— Я доверяю тебе, София, — тихо произнес Олег, заправив прядь моих волос за ухо. — Иначе давно бы внушил тебе безоговорочное подчинение…

Я шумно вдохнула. Раздражение нарастало с каждой секундой. Деспотизм Олега и раньше меня раздражал, но сейчас он резал по живому.

— Ну, хорошо, — вдруг согласился он, плюхнувшись на подушки. — Чего же тебе тогда не хватает в нашей жизни?

О, у меня был огромный список!

— Как минимум свободы, — незамедлительно ответила я, увидев, как странно скривилось лицо Олега.

«Свобода… свобода,… что это еще за слово такое?! Вроде бы что-то знакомое,… но нет! Не знаю таких слов!» — читалось на его лице.

Олег нервно потер переносицу пальцами. Наш разговор явно выводил его из себя.

— О какой свободе ты говоришь? — сдержанно спросил Олег, не дав мне ответить. — Хочешь участвовать в перестрелках с охотниками? Или сразу направиться к Сереге? А, нет,… наверное, сначала ты хочешь ввязаться в очередную историю, бросаясь в атаку на танк, отмахиваясь ватной палочкой!

Ирония в его голосе звучала как пощечина, но я проглотила обиду, зная, что моя вспышка приведет лишь к новой ссоре.

— Нет, но… ты бы мог взять меня с собой на встречу с Ониксом…

— Исключено! — отрезал парень. — Тебе не место среди оборотней!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— При этом я живу с одним из них!

Олег испепелил меня злобным взглядом. Обычно это останавливало меня, но только не сегодня.

— Когда ты станешь Альфой… — начала я, но он тут же меня перебил.

— Когда я стану Альфой, ты и близко не подойдешь к стае!

— Будешь прятать меня в четырех стенах? — возмутилась я. — Как сейчас?

Олег приподнялся на локте, желая подавить меня своим сверлящим взглядом. Но я была чертовски непоколебима, а главное — разгневана. Ужасное чувство! Меня отодвигают на второй план! Я превращаюсь в домашнюю зверушку оборотня, лишенную права участвовать в его жизни!

— Это очень опасно, София, — смягчил тон Олег. — Оборотни — не самая подходящая компания. Они неконтролируемы в ярости… — Он коснулся моего лица, привлекая внимание. Я посмотрела в его смягчившиеся глаза. Олег болезнено улыбнулся. — Одна вспышка, и кто-то из стаи может вмиг стать для тебя опасным.

— Но ты можешь внушить им…— выдохнула я,— Кажется, Альфа обладает огромной властью над своей стаей.

— Об этом пока рано говорить, — в голосе Олега чувствовалось напряжение, будто он не верил в силу своего внушения.

Я задержала взгляд на его лице, пытаясь читать его мысли, но Олег сам озвучил их:

— Чтобы внушать оборотням, мало быть истинным Альфой. Нужно, чтобы оборотни полностью доверяли своему вожаку. А в случае с нашей стаей…

Он замолчал, скрывая свое волнение, но я его прекрасно видела. Потянулась вперед, сокращая расстояние между нами.

— Ты их истинный Альфа, Олег, — я не просто знала это, я чувствовала это, особенно после слов Феликса. — Я уверена, каждый из них тебе доверится…

И в тот же миг лицо Олега озарилось светом. Моя поддержка была для него важна и необходима. Уголки губ тронула благодарная улыбка. Он запустил пятерню в мои волосы, остановил ладонь на шее.

— Хитрющая ты лиса, София, — нежно проговорил парень. — Пытаешься пробить мою непреклонность?

Я не смогла сдержать улыбки:

— План был таков, — призналась я.

— И у тебя почти получилось, — улыбнулся Олег в ответ и впился в мои губы поцелуем.

«Почти получилось» — это была маленькая победа! Возможно, в следующий раз мне удастся пробиться чуть глубже. У каждого есть слабое место, даже если этот человек — оборотень!

Увлекшись Олегом, я не заметила, как на пороге спальни появился Феликс. Кажется, Олег тоже слишком увлекся.

— Кхм-кхм! — прокашлялся Феликс в кулак.

От неожиданности я подскочила в кровати, натягивая одеяло до подбородка. Я ведь была совершенно раздета! Возможно, именно это заставило меня мгновенно покраснеть.

Олег недовольно обернулся:

— Ты что, бессмертный?!

Феликс расплылся в довольной улыбке:

— Сцена — космос, ребят! — выпалил он. — Аж маленько возбудился!

— Феликс, — процедила я, сморщившись, — ты…

— Да все пучком, Белка-стрелка! — подмигнул он мне. — Жду вас внизу!

И тут же исчез в полумраке коридора.

— Он невыносим! — прошипела я, падая на подушки и по-прежнему кутаясь в одеяло.

Олег навис надо мной, сгребая меня одной рукой, а в глазах его плясал игривый огонек, обещавший «скорое продолжение».

— Хочешь, я вырву ему эти бесстыжие глаза? — нежно спросил Олег.

— Нет, — выдохнула я, — его глаза нам еще пригодятся… — Я отстранилась от парня и начала натягивать спортивный костюм, а на вопросительный взгляд Олега тут же ответила: — Я обещала ему, что мы вместе посмотрим «Техасскую резню бензопилой»…

Олег засмеялся, упал обратно на подушки, лениво потягиваясь.

Появление Феликса означало, что сегодня Олегу предстоит встреча с Ониксом, иначе он не явился бы сюда в качестве моей супер-няньки.

Я быстро оделась, собрала волосы в хвост, не обращая внимания на зрительную мольбу Олега. И поспешила из комнаты, бросив ему:

— Сделаю кофе, пока он не опустошил бар!

Спустившись вниз, я увидела, как Феликс хозяйничает у холодильника. Заметив меня, он тут же выпалил:

— Одни диетические йогурты и фунчоза! А пожрать есть что?

Я подошла и отпихнула его от холодильника:

— Пицца подойдет?

— Давай! Со вчерашнего дня ничего во рту не было!

Пришлось заняться завтраком, понимая, что даже трех пицц, которые я достала из морозилки и засунула в духовку, не хватит, чтобы накормить двух оборотней! Ели они, мягко говоря, много! Пока я размышляла о том, что необходимо заполнить холодильник до отказа, чтобы хоть как-то справляться с их зверским аппетитом, Олег присоединился к нам.

Феликс бросил папку прямо перед Олегом, как только тот сел за стол.

— На, глянь! — процедил друг, пока Олег изучал содержимое папки. — Кажется, ты был прав.… Оникс нашел лазейку к данным ищеек. И то, что он нарыл…

— Бля! — не сдержался Олег, захлопнув папку с такой силой, будто одним этим действием мог предотвратить надвигающуюся опасность.

Холодок побежал по моей спине. Вид парней действовал на меня как разрушитель хрупкого спокойствия. В повисшей тишине сквозила тревога. Олег сидел, словно в воду опущенный, прижимая напряженный кулак ко рту. Феликс, скрестив руки на груди, сканировал его лицо, выжидая продолжения.

— Что… там…? — прошептала я дрожащим голосом, больше не в силах выносить гнетущую тишину.

— Там пицца готова, — первым очнулся Феликс, кивнув в сторону духовки, и снова устремил взгляд на замершего Олега.

Было страшно отвернуться. Словно, отведя глаза, я выпаду из реальности и упущу что-то важное. Но я торопливо вытащила завтрак из духовки, чуть не опрокинув поднос. Действовала механически, соображая с трудом, а в голове набатом гремело:

«Ищейки… смерть… ищейки… смерть…»

Выложила пиццу по тарелкам, налила три чашки кофе. Быстро расставив всё на столе, я поспешила занять своё место, надеясь хоть на миг обрести покой. Тишина давила, словно надгробная плита, но стоило мне коснуться стула, как Олег взорвался напряжением.

— Инфа точная? — он буравил Феликса взглядом, тот лишь коротко кивнул. — Оникс не мог ошибиться?

— Ни разу ещё не ошибался, — отозвался Феликс и набросился на пиццу с голодным остервенением.

Несколько секунд, и три куска исчезли в его утробе, стакан опустел. Олег же сидел, скованный неведомым ужасом, пальцы его побелели от напряжения. Это гнетущее молчание обжигало меня хуже огня.

— Что там, чёрт возьми?! — не выдержала я.

Олег поднял на меня взгляд, и в ту же секунду я пожалела о своей дерзости. Теперь не просто мурашки бегали по спине, меня колотило так, будто я оказалась обнажённой в самой ледяной бездне.

— Похоже, весть о нашей стае пронеслась по всей Европе, — выдохнул Олег, его голос звучал собранно, но в глазах плескался неприкрытый страх.

— И…? — выдавила я. — Что это значит?

— Это значит, «Стражи» напали на наш след… — выпалил Феликс, проглатывая очередной кусок пиццы.

— Кто это?

Олег резко вскочил, не в силах усидеть на месте, подошёл к окну и спрятал руки в карманах.

— «Стражи» — древнейший клан охотников, — мрачно произнёс он. — В прежние времена они истребляли оборотней стаями. Они сильнее всех ищеек, с кем нам доводилось сталкиваться. В их венах течёт кровь Фенора…

Мой взгляд, должно быть, говорил сам за себя. Я ничего не понимала!

Феликс, заметив моё замешательство, подался вперёд, вперившись в моё растерянное лицо:

— По легенде, Фенор — бог, спустившийся на землю, чтобы покарать оборотней. Он создал этот клан, а к ним и оружие — окатит и серебро…. Все оборотни трепещут перед ними. Семь лет назад «Стражи» уничтожили почти всех оборотней в Финляндии. Выжившие, бежали в Россию и примкнули к другим стаям…

Всё это было невыносимо. Оборотни, охотники — это я еще могла принять, но клан ищеек под покровительством бога Фенора…. Это было за гранью моего понимания.

— С тех пор их политика не сильно изменилась. Правда сейчас простым убийством у них не обходится. Они зверски пытают каждого оборотня, прежде чем лишить его жизни,— тихо, словно загнанный зверь, продолжил Олег. — Но ходят слухи, что и пытки это не самое мерзкое, что они делают…

У меня перехватило дыхание. Я замерла, устремив взгляд на его силуэт. Всё вокруг расплывалось, словно вот-вот потеряю сознание.

— Говорят, они проводят опыты над теми, кто долгое время выдерживает их истязания…

Я зажмурилась так сильно, что голова закружилась с удвоенной силой. Каждый нерв содрогался, словно я коснулась оголённых проводов. Когда я, наконец, открыла глаза, Олег уже сидел за столом. Они с Феликсом молча, смотрели друг на друга, в воздухе повисло тягучее напряжение.

— Какие опыты? — робко прошептала я.

Олег повернулся ко мне, и в его взгляде, полном нервозности, я увидела отчётливое желание промолчать. Но я не могла позволить ему этого.

— Что за опыты они проводят, Олег? — потребовала я жёстко.

Он поджал губы, но тут же сдался под напором моего взгляда.

— Пытаются создать что-то вроде новой расы. Оборотней, лишённых возможности возвращаться в человеческое обличье, но обладающих повышенной регенерацией и выносливостью. Идеальное оружие против чистокровных оборотней. Достаточно выпустить одного такого зверька, и он выкосит половину чистокровных быстрее, чем это сделают даже «Стражи»…

Не хотелось верить, что Сергей и те ищейки — не единственная опасность. Казалось, я попала в кошмарный фильм, где финал предрешён с самого начала: нас всех убьют!

— Оникс подчистил информацию о нас, как мог, но это не гарантия, что «Стражи» уже не на подходе…— выпалил Феликс.

— Нужно пустить их по ложному следу, — тут же сказал Олег.

— И как это сделать? — усомнился Феликс. — Вряд ли хоть одна ищейка нам поможет…

— Особенно если мы говорим о главаре охотников, — Олег замолчал, и меня снова пронзил разряд тока. — Но всегда можно и заставить, — ледяным тоном ответил он и вскочил на ноги. — Похоже, у нас с Ониксом сегодня будет не просто разговор по душам…

Я поняла мгновенно: Олег собирается устроить охоту на охотника. Парадокс, но это было именно так! И не просто на охотника, а на их предводителя!

— Это опасно! — я вскочила на ноги следом. Две пары глаз уставились на меня, как на инопланетянку. — Ты не можешь так рисковать! Даже если получится вычислить его, это может быть ловушка…

Олег шагнул ко мне, но я выставила руку вперёд, зная, что он задумал. Нет, не внушить, а заставить поверить, что это всего лишь забавное приключение, а не охота на опаснейшего врага!

— Не смей говорить, что это не опасно! Что это чертовски весёлая прогулка! — Олег промолчал, но я видела, как эти слова вертятся у него на языке. — Нет! Нет и нет! Я тебя не пущу…

Но все мои возражения были напрасны. Олег настиг меня и заключил в стальной плен своих объятий. Я отбивалась, честно, но это была неравная схватка.

— Ты не пойдёшь! — кричала я в его грудь. — Не пойдёшь! Я тебя не пущу!

Мои слова разбивались о стену его непреклонности. Он крепко держал меня, поглаживая по затылку, словно это могло хоть немного успокоить. Как бы ни так! Меня разрывало на части, я готова была разрыдаться в эту же секунду. Олег взял моё лицо в обжигающие ладони и склонился надо мной.

— Всё будет хорошо, — почти по слогам произнёс он спокойным тоном.

— Пожалуйста, — простонала я, — давай найдём другой способ… есть же другой способ…

Но по его лицу я поняла, что другого способа нет. Или нет времени на его поиски.

— Я буду осторожен, — сказал он, глядя на меня сияющим взглядом. — Обещаю…

Но мне было мало обещаний.

— Я пойду с тобой! — выпалила я, не подумав.

Неужели я надеялась, что он согласится? Да никогда в жизни!

Его взгляд стал почти подавляющим. Я тут же захлопнула рот, и мой подбородок задрожал в предчувствии слёз. Они уже подступали. Веки резало, горло сдавило тисками. Я судорожно всхлипывала, когда Олег прошептал:

— Ты останешься здесь и будешь ждать моего возвращения.

Чёртова несправедливость! Она разъедала меня хуже кислоты.

— И я обязательно вернусь, ты поняла?

Янтарь в его глазах поплыл. Я поняла: если не успокоюсь, меня ждёт гипноз! Я закусила губу до крови, пытаясь контролировать свой хаос.

— Кивни, если поняла…

Я болезненно улыбнулась. Опять он со своим «кивни». Но я кивнула, зажмурившись. На большее меня не хватало. Открой я рот, и все мои аргументы вырвались бы наружу, и внушения было бы не избежать. Не знаю, что хуже: отпустить его и терзать себя мыслями, или позволить ему внушить мне спокойствие.

Олег отпустил меня, коснувшись губами моего лба. Как же я хотела задержаться в этом моменте! Вычеркнуть всё, что было по ту сторону окна, и вернуться в это утро, которое казалось таким спокойным. В те минуты, когда мы ещё не знали, что опасность нависла над нами с новой силой!

Глава 22

— Все в порядке, мам… — я старалась вложить в свои слова хоть каплю искренности, но выходило отвратительно. Пальцы судорожно сжимали кольцо Олега, которое он вновь надел на мою цепочку, уходя из дома. Обжигающе горячее, оно будто успокаивало, словно обещало защиту. — Правда, мам…

— У тебя очень грустный голос, Софи, — отозвалась она. — Может, мне вернуться? Знаю, Олег продлил мой отпуск еще на месяц, но…

Кто бы сомневался! Зная последние новости о «Стражах», Олег наверняка уже созвонился с Паулем и попросил присмотреть за моей мамой. Предусмотрительно с его стороны. Здесь ей явно не место! А вот Пауль был бы очень кстати. Германские оборотни стали бы отличным подспорьем, если вдруг план Олега провалится и…

— Нет-нет! — заторопилась я с ответом и даже выдавила что-то отдаленно напоминающее улыбку, чтобы голос звучал убедительно. — У нас действительно все хорошо…

Врать маме не впервой, а сейчас иначе просто нельзя. Сердце разрывалось от этой лжи.

— Ох, София, — выдохнула она восхищенно. — Германия… это что-то невероятное! Если честно, у меня даже есть мысли, а не остаться ли здесь насовсем?

Внезапно ее голос показался мне на удивление… романтичным? Что-то трепетное и новое звучало в нем.

— Так-так-так, — нахмурилась я. — И что же там такого в этой Германии?

— Ничего, здесь просто обалденно красиво… и знаешь… свежий воздух…, — торопливо ответила она, и мне показалось, слишком торопливо. Сердце забилось в тревоге.

— Рассказывай! — потребовала я и, пока мама не запротестовала, тут же добавила: — Ты там… нашла себе кого-то?…

Под «кого-то» я, конечно, подозревала мужчину. Иначе маму не удержишь в Германии одним Рейхстагом!

— Ну… — протянула она и, словно бы споткнувшись, замолчала, но пауза была недолгой. Скрывать она явно не умела! — Виктор действительно мил… и заботлив…

— Виктор, — как-то сухо вырвалось с моих губ.

— Знаю, что ты скажешь, Софи! — заторопилась снова мама. — Я уже не молода! Да и все это больше похоже на курортный роман… честное слово! — Я воочию представила, как мама закатывает глаза, словно бы сама понимала, как неубедительно звучат ее оправдания. — Но я вдруг подумала,… а что меня держит? Я давно на пенсии. Все, что у меня есть, это ты, дочка…. Но и ты уже выросла, у тебя уже скоро и своя семья будет,… думаю, Олег не станет медлить со свадьбой…

Я прикусила губу, чтобы не рассказать, что мы вроде как уже обручились. Хотя, черт его знает, можно ли считать женитьбу в Ирландии действующей? Снова затеребила обручальное кольцо Олега.

—… а потом и свои дети появятся, — продолжала мама. — Так что тебе совсем уже не до меня будет…

При слове «дети» я невольно вздрогнула. Думать об этом совсем не хотелось. В нашем мире, в мире, где живу я и Олег, в мире, где нас окружают опасности похлеще, чем в гангстерском боевике, дети как будто бы совсем не вяжутся! Да и какие дети?! Чтобы забеременеть от оборотня, надо как минимум принять его зверя, а как максимум, сделать все, чтобы и его зверь тебя принял!

Но, судя по тому, как Олег уберегает меня от опасности, и, учитывая, что с «Дружком» вряд ли мы еще хоть когда-то встретимся…

— Мам, — перебила я женщину, которая, не переставая, сыпала аргументами. — На самом деле, тебе давно пора обрести свое счастье. Так что…

— Правда? — Я услышала, как дрожит ее голос. Она явно собиралась заплакать от трогательности момента.

— Конечно, — кивнула я телефону и только потом осознала, как глупо это выглядит. Феликс напротив смехотворно растянул губы. — Ладно, мам, давай завтра созвонимся и…

— Да, давай, — хлюпала она носом. — Спасибо, милая. Я тебя люблю!

— И я тебя, — шепнула я в ответ и сбросила вызов, кинув телефон Феликсу. — Чего ты усмехаешься?

Он пожал плечами:

— Ничего! — ответил он и тут же помрачнел. Я вперила свой взгляд в него, пытаясь найти ответ, но он выпалил его сам: — Завидую тебе, Белка-стрелка! — мои брови механически взлетели на лоб. — Чего глаза пучишь? — усмехнулся парень. — Да! Именно завидую! Как бы я хотел позвонить своим предкам и…

Феликс устало улыбнулся. В его глазах плескалась такая глубокая печаль, что сердце сжалось от боли.

— Мне жаль… — только и смогла сказать я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Парень кивнул и рывком схватил пульт:

— Давай кино смотреть, — тут же сменился его тон, приобретая игривые нотки.

Он уставился на экран, а я еще долго смотрела в его лицо, ощущая всю его боль, словно бы сама проживала смерть своих родителей в этот момент. И вся эта иллюзорная маска невозмутимого оборотня рассыпалась передо мной. Я словно бы смотрела сейчас на малыша Феликса, одинокого и беззащитного, который потерял своих родителей в один момент, оказавшись один на один с безжалостным миром.

Сколько всего ему, да и не только ему, а всем в их стае, включая Олега, пришлось пережить… страшно было это вообразить. Может, поэтому Олег так яростно старается уберечь меня от всего вокруг? Именно потому, что больше не хочет никого терять.

А если что-то пойдет не так? Что если ему не удастся меня защитить?! Что, если меня убьют? Ну, конечно, убьют! Где охотники, а где я, девчонка, которая стреляла один раз в жизни. Да, чертовски метко, но легче от этого не становилось. Дай мне пистолет, и я даже не вспомню, как я это сделала!

Я зажмурилась, отворачиваясь, все еще сжимая кольцо Олега в дрожащих пальцах. Я ругала себя за то, что не помню ни одной молитвы. Возможно, сейчас самое подходящее время…. Возможно, Бог бы услышал меня и закончил весь этот кошмар!

Единственное, что меня сейчас радовало по-настоящему, так это то, что моя мама была далеко от этой жуткой опасности. Одно только это понимание немного успокаивало и давало надежду на лучшее.

Виктор, должно быть, очень интересный человек, раз понравился моей маме. Конечно, подход к ней найти легче легкого, но что касается ее сердца, оно было всегда непреклонно закрыто для любых вторжений мужчин. Помню, когда она работала в больнице, к ней клеился анестезиолог, дарил цветы, даже до дома провожал, но был безнадежно отвергнут. Раньше я думала, что это из-за моего отца, который оставил слишком огромную дыру в ее сердце, а сейчас понимала ясно — это из-за меня. Она словно бы поставила на стоп свою жизнь и жила только для меня, не желая делить свою любовь между мной и каким-то мужчиной. А сейчас… она заслуживала счастья, как никто другой!

— О! Сейчас! Смотри, Белка… смотри, — Феликс во все глаза пялил на экран, где фонтаном лилась кровь. — Захватывающий момент, правда?

— Очень, — сморщилась я, ощущая, как от этого зрелища по моему желудку поднимается пицца.

Феликс с минуту сверлил меня недовольным взглядом, словно бы я мешала смотреть ему этот увлекательный фильм одним лишь своим присутствием, а после нажал на паузу и уставился на меня в упор:

— Ну, что опять не так? — требовательно выпалил он.

— Все… так…

— Понятно, — простонал он. — Ужасы не твоя стихия! Давай тогда комедию включим… но только не «Сумерки», прошу тебя, только не «Сумерки»… — Я не удержала улыбки, а он продолжал саркастически: — Я не понимаю, что за запечатление? Ей-богу, не понимаю! — возмущался парень. — У нас вон Якут три раза в месяц запечатляется! И знаешь, каждый раз разные дамочки! Но он всегда уверяет, что это на всю жизнь!

Феликс драматизировал очень весело. Ему бы в театре играть, а не с пистолетом бегать.

«Пистолет», — вдруг подумала я и не удержала взгляд, пристально оглядывая Феликса. Меня словно осенило!

Парень даже вздрогнул от моего взгляда:

— Чего? Я вообще не верю в подобную хрень…. в любовь-то не верил, если бы не Волк, до сих пор считал, что это миф и… — парень заткнулся, увидев мой пристальный взгляд, а потом нахмурился. — Что-то не нравится мне твой взгляд, Белка-стрелка….

Признаюсь, мне и самой не нравилось. Но мозг выстроил вполне такую логичную цепочку: София — пистолет — спасение. А кто лучше Феликса может научить меня стрелять? Только Олег. Но разве ж он согласится? Никогда! А я должна была научиться стрелять! Да, возможно, мне бы это и не пригодилось, точнее, мне хотелось верить, что не пригодится, а если все-таки…

— Научи меня пользоваться оружием! — выпалила я.

Феликс даже в диван вжался от моего напора:

— Ни за что! — прогремел он, словно бы я предложила ему голышом по городу побегать. Хотя от этого он бы вряд ли отказался. — Волк мне руки оторвет!

Но я уже не слушала его. Как будто загипнотизированная этой мыслью, я подскочила на ноги.

— Феликс!

— Перестань сверлить меня своим взглядом, я сказал — нет! — С презрением выплюнул тот. — И не мечтай, Белка-стрелка!

И, хотя весь его вид мог бы показаться броней, я знала, что ему не противостоять моей настойчивости. И он это знал, именно поэтому скрестил свои руки на груди, словно защищаясь.

— Феликс, — вонзила я в него взгляд, говорящий сам за себя: «Тебе от меня не отделаться!». Парень скрипнул зубами, отворачиваясь к экрану телевизора. И я села рядом с ним, привлекая на себя его внимание. — Пожалуйста, Феликс, — он не повернулся ко мне, но я видела, что он бросает на меня искоса недовольные взгляды. — Возможно, мне это и не пригодится, но лишним уж точно не будет…

— Ну да! — буркнул он.

— И это будет наш секрет! — как клятву сказала я. — Честно, никто не узнает! — Феликс сморщился, давая мне понять, что вот-вот его оборона падет. — Никто лучше тебя не сможет меня научить! Ты должен мне помочь!

— Я ничего не должен!

— Но ты же мой друг! — взмолилась я.

И это слово «друг» подействовало на него безотказно. Он нахмурился сильнее, а взгляд его смягчился.

— Пожалуйста…. — решила добить его я.

Кислая физиономия Феликса говорила лишь о том, что он сдался, но я не спешила праздновать победу. Он замолчал, видимо, как и в прошлый раз, взвешивая все «за» и «против», а потом вскинул на меня взгляд прояснившихся глаз:

— Ты не отстанешь, да? — я отрицательно покачала головой, улыбаясь ему самой своей милой улыбкой. — Кто бы сомневался!

В доме стрелять я бы не решилась, слишком велик риск, что Олег учует запах серы и все поймет. Поэтому я предложила выйти во двор. Нам повезло, что мы жили на таком расстоянии от людей, что ближайшее поселение не услышит и взрыва бомбы, если он здесь и произойдет.

Всё то время, пока мы пересекали гостиную и выходили во двор, Феликс чертыхался и матерился всеми словами на свете. На себя, на меня и на Олега, точнее, он в красках описывал то, что сделает с ним Олег, когда узнает о нашем милом занятии.

На улице было прохладно, и это немного остудило мои желания, но не позволило дать заднюю. Перед глазами снова ожил тот мужик с дыркой во лбу. Именно этот образ настырно заставлял меня собраться и идти до конца.

Я встала на заднем дворе дома, за гранью ухоженной территории, где забор растворялся в дымке расстояния. Передо мной простиралась широкая, безмолвная арена, словно молящая о звуках выстрелов, о всплеске адреналина. Феликс откуда-то притащил обветшалую скамью, грубо воткнул её ребром в землю, метрах в пятидесяти от меня, и вернулся, его тень скользнула по траве.

— Я готова, — произнесла я, но внутри всё дрожало от страха и предвкушения.

Феликс окинул меня взглядом своих карих глаз, будто предлагая последний шанс отступить, но затем решительно достал «Глок».

— Итак, ты должна усвоить несколько правил, — произнес Феликс строгим, преподавательским тоном. Но я чувствовала, как он переживает, — Первое — обращайся с оружием так, словно оно заряжено и готово выстрелить, — Я кивнула. Ком подкатил к горлу, а парень продолжил, — Второе — никогда не клади палец на спусковой крючок, пока не примешь твёрдое решение выстрелить, — снова кивок в знак понимания, — И третье — прежде чем передать оружие другому, убедись, что пистолет разряжен, затвор зафиксирован в открытом положении, и магазин снят…

Феликс ловко проделал все эти манипуляции и протянул мне пистолет. Лёгкая дрожь прокралась в тело, когда я ощутила его холодный вес в своей руке. Как странно, раньше я этого не чувствовала. Возможно, тогда, когда я хваталась за оружие, это было скорее инстинктивно, отчаянно. Первый раз — когда на меня охотился оборотень,… точнее Феликс, которого я случайно встретила в лесу, когда пыталась убежать от Олега, это отчаяние я помню до сих пор. Второй — когда защищалась от охотника, которого в итоге пристрелила…

— Я ещё об этом пожалею, — начал он, как только «Глок» оказался в моих руках. В его словах звучала обреченность, — Ну смотри… вот это магазин, — Феликс щелкнул по какой-то кнопке, и из рукоятки пистолета чуть не выпал рожок, — Чтобы его открыть, надо нажать вот сюда, — указал парень. — Пробуй…

Я захлопнула магазин в пистолет и вновь достала его, нажав на кнопку, которую показал Феликс. Получилось неловко, пальцы всё ещё дрожали, словно напрочь замерзшие.

— Супер, — отозвался парень, его слова были полны надежды. — Вот это прицельное приспособление… целик, — Феликс указал пальцем на небольшой гребешок над курком, — А это мушка, — ткнул он пальцем в другой конец пистолета, на чуть удлиненный гребешок, — Чтобы попасть в цель, эти два края должны сойтись на цели поражения… усекла?

— Угу, — кивнула я, чувствуя его уверенность. — Целик, мушка, цель поражения…

— Верно, — кивнул парень, чувствуя мое волнение. — Это затвор, — положил он два пальца на верхнюю часть «Глока», — Чтобы пуля попала в патронник, надо потянуть затвор на себя до характерного щелчка и отпустить. Пробуй…

Я схватилась за верхнюю часть пистолета и приложила немало усилий, чтобы сдвинуть его с места. Щелчок, и я отпустила его, он автоматически вернулся в исходное положение.

— Отлично! — отозвался Феликс, его голос эхом отдавался в моей душе. — Это спусковой крючок, на него нажимаешь только когда патрон в патроннике, а цель на мушке. Ясно?

— Ясно, — хрипло выдавила я.

— Теперь поработаем над стойкой…

Феликс обошел меня, взял мои руки и выставил вперед. Потом вновь появился сбоку, поправил мои пальцы, которые настырно, словно обледенелые, не слушались.

— Да расслабься ты! — приказал парень, но я чувствовала, с какой заботой он произносит даже приказы. — Того и гляди в обморок грохнешься…

Закрыла глаза, стараясь максимально взять под контроль ураган чувств в душе, а когда открыла глаза, то мои пальцы встали на место сами собой, словно сами знали, что им делать.

— Вот! Уже лучше! — просиял Феликс, его улыбка зажгла искру во мне. — Теперь прицелься, — кивнул он в сторону скамьи.

Зажмурила один глаз, вторым пытаясь прицелиться, а именно свести все три элемента в одну линию. Честно, это было не так легко, как казалось раньше. Руки дрожали, никак не хотели помочь мне в этом нелегком деле, но спустя минуту и три глубоких вдоха у меня, кажется, получилось.

— Выстрел делаешь на выдохе… не на вдохе… усекла?

Глубокий вдох, и на выдохе я нажала указательным пальцем на спусковой крючок. Звук выстрела оглушил. Ударная сила заставила меня отшатнуться.

— Неплохо, — заключил Феликс, смотря куда-то в сторону скамейки, а потом вновь посмотрел на меня. — Но недостаточно хорошо… давай ещё раз, но сейчас постарайся расслабить плечи, при этом руки должны плотно захватить рукоять…

Кивнула. Щелчок затвора. Снова прицелилась. Вдох – выдох – выстрел.

— Мазила! — выплюнул Феликс, его слова были полны разочарования.

— Я стараюсь!

— Мало стараешься, Белка-стрелка! — вонзил он в меня требовательный взгляд. — Как ты вообще тому типу в лоб то попала?!

Признаться, меня саму тот же вопрос волновал!

— Ладно, — выдохнул парень, снова обошел меня и, взяв за плечи, поставил немного боком. — Чуть согни ноги… — подчинилась. – Хорошо. Плечи опусти, — опустила, почувствовав на них тяжесть его мощных рук. — Вот, кажется, так будет лучше результат…

Прицелилась снова, зажмурилась, отсчитывая свой пульс. Тук-тук, чувствовалось где то между гландами, тук-тук…

— Представь вместо скамейки того охотника, — предложил Феликс, и во мне все похолодело, — Вернись в тот самый момент…

Ноги резко задрожали. По спине прополз ледяной пот. Мерзкое лицо ищейки, словно живое, встало перед глазами. Злобная ухмылка, острый взгляд. Он вытянул руку с дулом прямо на меня…

Первое, что захотелось, — бросить нахрен пистолет и с дикими криками вернуться в дом! Настолько реальным он был в этот момент. Но когда я вдохнула прохладный воздух, мозг словно отрезвился. Мужество, поселившееся в моей груди, не оставило шанса ни мне с моим побегом, ни скамейке.

Открыла глаза — выдох — выстрел. Мгновенно увидела, как пуля проходит сквозь дерево, проделывая дырку.

— Ха! Есть! — Феликс аж подпрыгнул от восторга.

Я не удержалась и растянулась в довольной улыбке.

— А ты думал, я совсем неумеха, да? — жестикулируя пистолетом, брякнула я.

Феликс, заметив это, поменялся в лице:

— Э — э… Белка-стрелка, — он аккуратно забрал у меня из рук пистолет и сунул его обратно за пазуху. — На первый раз достаточно!

— Так нечестно! Я только во вкус вошла!

— Вот это и страшно! — ответил парень, корча гримасу, а потом положил свою огромную руку на мои плечи, увлекая меня к дому. — Пойдём лучше печенки испечём, а…

Возражать не планировала. После такой встряски мне и самой надо было выдохнуть и немного успокоиться. Адреналин подбрасывал сердце прямо в горло. А внутри было довольно приятное чувство — безопасности что ли. Или собственной силы. Непонятно что именно, но это чувство определенно больше мне нравилось, чем тревога, ставшая частью моей жизни.

Глава 23

Я провалилась в сон незаметно, словно в бездну. Последнее, что помню — тягучие, липкие мысли, захлестывающие волной всепоглощающей, леденящей паники. Олега все не было, и на все мои отчаянные вопросы Феликс, словно заведенный, упрямо твердил:

— Все с ним в порядке!

Сам же, развалившись на диване, продолжал безучастно смотреть свой ужастик, а я, съежившись в комок, в отчаянии теребила подушку, пока сон не унес меня прочь от реальности.

Я знала, это сон. Знала до боли в костях, до рези в глазах от слез бессилия. Он повторялся снова и снова, будто заезженная пластинка, но даже это мучительное знание не могло избавить от жгучей реалистичности происходящего. Поле, усеянное изувеченными телами оборотней, и под моими дрожащими ногами — тело матери в нежно-голубом платье, как в предсмертном саване. Обернулась, словно надеясь, что это ошибка, что я сошла с ума. Но нет, кошмар был здесь, он дышал мне в спину своим смрадом. В паре метров, неестественно вывернувшись, лежала я, с зияющей, рваной дырой в груди и застывшей, глупой улыбкой на мертвом, окровавленном лице.

– Это ты… ты виновата в их смерти, – услышала я за спиной голос мерзкого, гнусного охотника. Голос хриплый, как скрип старой двери, пропитанный ненавистью и презрением.

Поворачиваться не было смысла. Я знала, что произойдет дальше, знала до мельчайших деталей, до дрожи кончиков пальцев. Как только я обернусь, он выстрелит, погасит свет моей жизни.

Внезапно я почувствовала в правой руке что-то тяжелое, металлическое, холодное. Робко взглянув, увидела, как сжимаю «Глок». Сжимаю уверенно, словно это оружие — продолжение моей руки, часть меня, вырванная из самой плоти. Мысль вспыхнула мгновенно, как молния в ночи — снова выпустить пулю в лоб этому охотнику, изменить проклятый исход этого кошмара, вырваться из замкнутого круга ужаса.

Полная решимости, с бешено колотящимся сердцем, я обернулась, взяла на мушку лицо ищейки. Он лишь усмехнулся, увидев пистолет в моей дрожащей руке, словно не боялся вовсе, словно смерть — лишь ирония судьбы, но больше.

Вдох — выдох — выстрел…

Но вместо оглушительного выстрела «Глок» издал жалкий, трусливый звук — «пуф». Осечка.

— «На тысячу выстрелов всего две осечки — это чертовски хороший показатель…» — словно наяву, словно сквозь пелену страха, я услышала спокойный, насмешливый голос Феликса.

Вот такая я везучая, твою мать!

Под ледяной, пробирающий до костей смех охотника, я провожу те же бессмысленные манипуляции с оружием, снова выставляю его перед собой в жалкой, беспомощной попытке прекратить этот истерический, животный хохот ищейки.

Вдох — выдох — пуф… снова осечка…

— Сдохни, тварь! — прорычал охотник, и тут же раздался оглушительный звук выстрела.

Я вздрогнула, отпихивая от себя чьи-то цепкие руки. Несколько долгих, мучительных секунд я не могла понять, где я и что происходит. В груди, казалось, бешено бьется не сердце, а испуганный ком, готовый вырваться на свободу. В голове пульсировала болезненная, парализующая мысль:

«Меня убьют! Меня точно убьют!».

Перед глазами все плыло: кромешная тьма, блеск хрустальных подвесок на люстре, испуганные, полные невыразимой тревоги глаза Олега…

— Малышка… ты что? — услышала я его голос, такой родной и успокаивающий, и словно обессиленная, обмякла.

Смахнула дрожащей рукой пряди волос с мокрого, липкого лба. Привстала на локте в единственном, отчаянном желании — зарыться в его объятиях, почувствовать успокаивающее, всепоглощающее тепло его тела, убежать от ужаса в его надежное укрытие.

— Вернулся… — выдохнула я несмело, словно боялась, что от звука моего дрожащего голоса он снова исчезнет, растает, как наваждение, — Я… волновалась… безумно…

— Знаю, — тихо сказал Олег, прижимая теплую ладонь к моей дрожащей щеке, — Пойдем, уложу тебя в кровать…

Оглянулась по сторонам, будто впервые видела это место, словно пыталась понять, реальность это или все еще кошмар:

— А где Феликс?

— Отпустил его домой, — усмехнулся Олег устало, — Боялся, он разбудит тебя своим храпом…

Я слабо улыбнулась в ответ на его улыбку, словно в зеркало. Зажмурилась на миг, а потом как очнулась от дурного сна и судорожно вздрогнула. Распахнула глаза и впилась взглядом в лицо Олега. Теперь я видела на его мужественном лице следы запекшейся крови, и губа разбита, но уже заживает. Вскочила на ноги, словно ужаленная, он поднялся следом, как моя тень. Ощупала его дрожащими руками и наткнулась на окровавленную ткань в области груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты… ты… ранен?!

— Все в порядке, малышка… не волнуйся,… прошу…

Но куда уж там! Это не просто волнение, меня начинает трясти как в лихорадке, подбрасывая с каждым вдохом. Сердце стучит еще яростнее, того и гляди, выпрыгнет из груди и остановится в мучительном напряжении.

Олег накрыл мои дрожащие пальцы своими сильными руками и старательно убрал их от взмокшей от крови рубахи.

— Простая царапина, не стоит волноваться, — поднес мои заледеневшие пальцы к губам, коснулся их нежным поцелуем и вдруг замер, словно почувствовал что-то неладное, — Чем это от тебя пахнет?

Вот же влипла!

Выдернула руку из его цепких пальцев и вперила строгий, гневный взгляд в его встревоженное лицо:

— Печенье! А ты не переводи тему! Ты ранен,… давай осмотрю… немедленно!

Фантастическое везение, не иначе! Олег повелся на мою театральную игру, хотя я и правда жутко волновалась о его состоянии.

— Там простая царапина… София…

Но меня разве когда-то останавливали его упрямство и сопротивление? Конечно, нет. Схватив его за руку, я потащила его на кухню, словно непослушного ребенка. Включила свет лишь над обеденным столом, и острое, болезненное чувство дежавю пробежало по спине ледяными мурашками.

Совсем как в тот раз, когда я впервые узнала, что на оборотней охотятся ищейки. Тогда я с дрожью в руках вынула серебряную пулю из его окровавленной спины и дала волю своим чувствам, своим страхам, своей любви.

Олег послушно уселся на стол, с грустной улыбкой наблюдая за моими манипуляциями. Очевидно, он тоже вспомнил тот момент нашей первой близости, момент откровения. Янтарные глаза наполнились искрящимся огнем, в них снова проснулись игривые чертенята, заставляя сердце биться чаще.

— Я говорил тебе, что ты чертовски милая, когда волнуешься? — прошептал он, притягивая меня за талию, норовя увлечь меня в круговорот страсти, не иначе.

— Так! — отодвинулась я от него, упираясь руками в его горячую грудь, вперила серьезный взгляд, какой только смогла из себя выдавить, ведь сама едва держалась, чтобы не поддаться искушению и его обжигающим поцелуям. — Сперва я тебя осмотрю,… а все вот это вот… — показала пальцем на его соблазнительное, мужественное лицо, особенно сейчас, покрытое запекшейся кровью, — После… ясно?!

— Так точно, — растянул он губы в сладостной, завораживающей улыбке, и чертенята в глазах заплясали с новой силой.

Торопливо расстегнула его рубашку, стараясь как можно аккуратнее, а сама дрожала от страха перед тем, что могу увидеть на его истерзанном теле. Олег не сопротивлялся, даже помогал скинуть пропитанную кровью ткань, словно покорился своей участи.

— Выглядит… вроде не смертельно, — поморщилась я, осматривая неглубокую рану под его грудью, словно врач, привыкший к подобным зрелищам.

От вида крови желудок скрутило в тугой узел, плотный ком стремительно поднялся вверх, грозя вырваться наружу, но я заставляла себя держаться, не подавать виду. Если покажу ему свою слабость, он и близко меня к своей ране не подпустит. А так хотелось помочь.

— Я же сказал, все в норме, малышка… — снова обжигающая ладонь легла на мою талию и притянула ближе, — Душ приму и все пройдет…. А потом…

От его прикосновений даже покалывало, словно искры пробежали по коже. Тошнота сменилась стремительно нарастающим возбуждением, и по телу разлилось приятное томление. Вот если бы раны возможно было вылечить одним лишь сексом…

— Нет уж! Обработаем раны, а только потом в душ! — уверенно сказала я, а сама уже предвкушала, что будет после, какие безумства нас ждут, какие страсти захлестнут с головой. Фантазия подбрасывала яркие, вызывающие картинки в мой разгоряченный мозг, и я залилась краской, словно пойманная с поличным.

Я успела удрать на кухню прежде, чем Олег прочитает возбуждение на моем лице, прежде чем поймет, как сильно я его хочу. Иначе, он и от душа откажется, набросится сразу, как дикий зверь.

Набрала в миску прохладной воды, параллельно плеская ее себе на лицо, словно пыталась остудить пыл. Это помогало и с тошнотой, и с нагло ворвавшимся исступлением. Нашла чистые тканевые салфетки, а когда вышла к нему, Олег вальяжно сидел на столе с задумчивым, отстраненным лицом, словно был где-то далеко, в своих мрачных мыслях.

— Что произошло? — дрожащим голосом спросила я, ставя миску с водой на стол, обмакивая в ней салфетку и принимаясь аккуратно стирать кровь вокруг раны на его израненной груди.

— Попали в небольшую перестрелку с Ониксом, — ответил Олег, внимательно наблюдая за действиями моих рук, — Благо их было всего пятеро. Удалось взять их вожака. — Олег кивнул, показывая на свою кровоточащую рану, — Это его привет, чертова гнида… серебряный нож… долго будет заживать…

Страшно было до одури, до потери пульса, но откуда-то возникло непоколебимое мужество, как будто кто-то вложил его в мои руки. Я словно бы вошла в роль медсестры, или даже врача, который подходит к такому зрелищу хладнокровно, с ледяным сердцем.

— Сейчас наложим швы, — ровным тоном произнесла я, словно это была обычная процедура, — И заживать будет быстрее…

— Может, не стоит…

Начал он, но я одним лишь взглядом приказала ему не спорить, и он замолчал, понимая, что это бесполезно, что сейчас я не отступлюсь. Может, мне, и правда надо было податься в хирурги? Да, от вида крови мутит, но уже не так сильно, как тогда, когда мне пришлось доставать серебряную пулю с его лопатки. Возможно, с каждым разом будет все легче, и я привыкну к этому кошмару? Хотя вообще не хочется думать, что это еще раз повторится!

— Где-то на кухне была аптечка… — скорее для себя сказала я и снова поспешно удалилась.

Лихорадочно перебирая в памяти, где она должна находиться, открывала все ящики и нашла ее в самом последнем. Конечно же! Пока шла обратно, внимательно разглядывала её содержимое. Обычно домашняя аптечка выглядит иначе: зеленка, бинт, максимум чистые шприцы на случай какой-то болезни. Но вот в доме, где живут, хоть и временно, оборотни, одними бинтами и зеленкой не обойтись. Здесь были все самые необходимые хирургические инструменты: стерильные ножницы, остроконечные скальпели в запечатанных упаковках, жуткие пинцеты и современные инновационные иглы, изогнутые с хвостиком-нитью.

Разложила все необходимое на столешнице рядом с Олегом, ощущая, как он смотрит на меня в упор, прожигая взглядом. Пытается заметить на моем лице отвращение? Не дождется…

— Тебе удалось заставить этого главаря пустить ложный след?

Олег провел шершавым пальцем по моей щеке, убрал непослушную прядь волос за ухо, словно не в силах сдержать прикосновение:

— Конечно, — прошептал он, и в голосе звучала неподдельная гордость.

И этому можно было радоваться. Правда! То, что «Стражи» пущены по ложному следу, принесло невероятное, долгожданное успокоение, но опасность все еще где-то рядом, притаилась в тени, готовая в любой момент нанести удар. Это гнетущее, парализующее чувство не отпускало.

— Но те ищейки, что рядом, они уже не остановятся… — дрожал мой голос, пока я обмакивала в спирте ватный тампон и вытаскивала иглу из стерильной упаковки.

Олег все еще поглаживал мою щеку, как завороженный этим процессом, словно забыл обо всем на свете:

— Их уже немного осталось… — туманным голосом сказал он, — Справимся…

И это его самоуверенное «справимся» действует как электрошокер, пронзая насквозь, вырывая из реальности. Страшно даже вообразить, что скрывается за этим словом, какие жертвы нам придется принести. Дергано подняла на него взгляд, пытаясь прочитать в его глазах хоть что-то, кроме уверенности.

— Твое спокойствие немного раздражает, — честно призналась я, словно выплеснула наболевшее. Олег убрал свою руку, будто очнулся от наваждения, а меня словно окатили ледяной водой, — Ты не бессмертный, чтобы относиться к этому так… беззаботно!

Встала напротив парня, сжимая в одной руке иглу, зажатую в пинцете, во второй — смоченный в спирту тампон, словно оружие. Олег оперся о столешницу двумя сильными руками с видом полной невозмутимости. Глаза сверкали непонятным, прожигающим меня огнем. На лице триумфальная улыбка победителя, словно он уже выиграл эту битву. Могучие плечи теперь кажутся еще больше, шире, будто созданные для защиты. Накаченная грудь выпирает, давая мне больше поля для маневра. А я замерла, не могу собрать мысли в кучу, как онемела. Разглядываю дыру на его теле и каменею.

— Неужели так будет всегда? — обреченно спросила я, чувствуя, как тяжесть происходящего давит на плечи, словно непосильный груз.

— Скоро все закончится,… обещаю…

Хочется верить, до безумия хочется верить каждому его слову! Но внутри жмется странное, сосущее чувство — что это только начало, что самое страшное еще впереди. Высказать свои сомнения не решаюсь, боюсь, что только произнесу это вслух, и это станет правдой, и тогда уже ничего нельзя будет изменить.

Кивнула быстро и решительно, словно сама себе дала клятву доверится. Придвинулась ближе к нему, занесла иглу над раной. Она не глубокая, но внутри можно увидеть плоть, содрогнуться от ужаса. Края рваные и немного обугленные, словно их выжгли каленым железом. Наверное, так действует серебро, соприкасаясь с кожей оборотней, но даже спрашивать об этом не хочу, боюсь услышать ответ.

Несмело проткнула кожу иглой, она прошла легко, словно сквозь масло. Заметила, что Олег даже не вздрогнул, лишь слегка напрягся. Невозмутимо наблюдает за моими действиями и… улыбается, словно то, что происходит ему даже приятно.

— Что с Ониксом?

— Его тоже зацепило, но вроде не сильно, — спокойным голосом говорит Олег, словно речь идет о погоде, а не о жизни и смерти, — Жить будет…

Кивнула и снова продела иглу сквозь его плоть, затягивая рану, будто штопая ткань.

Киваю, и игла снова пронзает кожу. Затягиваю нить, сближая края раны. Кровь выступает, я бережно обтираю ее. Ножницы щелкают, обрезая нить, и я снова готова к следующему стежку. Напряжение проступает потом на лбу.

— Ты такая красивая, София… — шепчет он, и его слова, как нежные лепестки, касаются моей души.

Руки вздрагивают, замирают от его шепота. Словно заклинание, его голос проникает в самое сердце. Встряхиваю наваждение, качнув головой, возвращаясь к реальности.

— Сиди спокойно, — прошу я, и замечаю, как игриво растягиваются его губы. Но прежде, чем соблазн раствориться в этом взгляде поглотит меня, я решаюсь спросить: — Оникс согласился на твое предложение?

Олег молчит, и это молчание давит на меня тяжким грузом. Заканчиваю второй стежок и требовательно ловлю его взгляд, ища там искренность.

— И да, и нет, — в его голосе слышится глубокая тревога, — То, что он просит… я не смогу этого гарантировать…

— И что же он просит? — хмурюсь я, чувствуя, как внутри зарождается беспокойство.

— Просит отпустить его из стаи, когда эта история закончится…

По тону Олега понимаю, как сильно его это тревожит. Склоняюсь над ним для очередного маневра, сосредотачиваясь на каждом движении.

— Что в этом плохого? — делаю новый стежок, который получается даже лучше прежнего, — В первую очередь, он человек, и у него есть право выбора…

— Я не могу позволить, чтобы стая распалась, — отзывается Олег жестко, и в его словах слышится отчаяние.

Игнорирую его нервозность, стараясь не поддаваться панике. Обтираю тампоном выступившую кровь и снова принимаюсь за дело, вкладывая всю свою сосредоточенность в каждое действие.

— Говоришь как гад Серега, — замечаю я, стараясь сделать голос насмешливым, но выходит не очень.

Олег напрягается сильнее, и я чувствую это не только по нервному выдоху, обжигающему мое лицо, но и всем своим существом. Заканчиваю со стяжкой, завершающим этот порез. Складываю инструменты на стол, беру мокрую салфетку и принимаюсь обтирать его лицо, стараясь вложить в каждое движение всю свою нежность. И, кажется, это срабатывает. Олег постепенно теряет злобную гримасу, и я продолжаю:

— Может, стоит согласиться на его условия? — Олег сухо улыбается, и я вижу, как он собирается протестовать, — Возможно, когда он увидит, что ты не такой, как Серега, он примет другое решение?

Олег на мгновение задумывается. Вижу, как лихорадочные мысли проплывают где-то в глубине его глаз. Вскоре его лицо немного светлеет, будто луч надежды пробился сквозь тьму сомнений.

— Может, ты и права…

— А когда я была не права?! — насмешливо выдаю я, хватаясь за миску с водой, стараясь скрыть волнение за шуткой.

Олег выхватывает ее, ставит обратно на стол, а я уже в его объятиях. Жар обдает меня моментально. Хищные глаза впиваются в мои. Смотрят прямо в душу, и я чувствую, как она плавится под этим пристальным взглядом.

— Опять намекаешь на равноправие? — игривая улыбка растягивает его губы, и я вижу, как он оттаивает. Я усмехаюсь, пожимая плечами, а Олег одним рывком взваливает меня на плечо и торопливо пересекает комнату, словно не в силах больше ждать.— Сейчас покажу тебе твое равноправие….

— Олег! Швы разойдутся! — кричу я, но это его не останавливает. Мои слова тонут в его решимости.

Взлетаем на второй этаж. Он перепрыгивает сразу по две ступеньки, несмотря на то, что несет меня на плече. Быстро и стремительно проносятся ступени перед моими глазами, мелькает порог спальни. Мгновение — и я на кровати. Олег стоит возле нее, торопливо растягивает ремень на джинсах. В полутьме сверкает его голодный взгляд, словно хищник предвкушает свой долгожданный ужин.

Быстро снимает джинсы вместе с боксерами, обнажаясь. Не удерживаю глупой улыбки при виде его тела. Теперь плавится не только душа, но и рассудок под натиском желания.

— А как же душ? — вырывается у меня, прежде чем Олег наваливается на меня всем телом, стремясь сократить между нами расстояние.

Останавливается, и глаза парня загораются еще более игривым огнем. Честное слово, вижу этих озабоченных чертенят, причудливо размахивающих мне факелами прямо из недр расплавленного янтаря. Олег усмехается еще шире, звериным оскалом показывая ровные зубы. Вздергивает бровями:

— Ну,… душ так душ…

Сгребает меня в охапку, выскакивает в коридор. Стремительно открывает дверь ванной комнаты, щелкает клавишей, включая лишь подсветку. Она тускло светит в зоне зеркала и раковины, отражаясь на стеклянной перегородки душевой.

Я не успеваю опомниться, как уже оказываюсь за перегородкой. Олег прижимается ко мне всем телом. Вода льется сверху, смывая все преграды между нами. Он прижимает меня к стене, срывая мою одежду, ведь мокрая она никак не хочет оставлять мое тело. Слышится, как рвется ткань футболки на моей спине, а после она сползает с моих плеч, рук и шлёпается под ноги. Олег безумными глазами смотрит на мою грудь, облизывается, и принимается за мои джинсы. А я уже вообще не против, они, наполненные водой, кажутся невероятно тяжелыми, а когда плюхаются под ноги, я ощущаю невероятную легкость.

Олег подхватывает меня, сжимает мои бедра сильными руками, заставляя меня обхватить его торс ногами. Прижимает к холодной стене, жадно и исступленно впиваясь в мои губы, срывая поцелуи, словно воздух. Прикусывает мои губы, и каждый этот порыв — искра, взрывающаяся фейерверком эйфории в каждой клетке моего тела. Безумная волна желания накрывает меня с головой, и я, ошеломленная, тону в этой лавине, не успев осознать, как дрожь первого оргазма пронзает меня. Я содрогаюсь в его руках, захлебываясь от его поцелуев и теплой воды, льющейся на нас сверху.

— Боже, как ахуено ты кончаешь, моя девочка… — шепчет он, его дыхание обжигает мои губы, — Я сейчас взорвусь от одного твоего вида…

Я чувствую, как краска стыда и возбуждения заливает мое лицо, пытаюсь отвернуться, спрятать смущение, но он не позволяет мне этого.

— Посмотри на меня, София, — просит он, и против воли я подчиняюсь. Мой взгляд блуждает по его лицу, задерживаясь на каждой детали. Бронзовая кожа лоснится под струями воды. Пухлые губы приоткрыты в тяжелом дыхании, с них срываются блестящие капли. Янтарные глаза горят пленительным, завораживающим огнем, лишая меня воли. — Я хочу, чтобы ты смотрела только на меня…

И я не сопротивляюсь. Завороженно смотрю на него. На его губы, которые он жадно облизывает, на его лицо, усыпанное бриллиантами капель, в его глаза, в которых читается всепоглощающая страсть…

И безумие начинается вновь, унося меня в вихрь чувств, где есть только он и я.

Глава 24

— Нехило вы их вчера уделали, Волк,— с каким-то невинным изумлением отзывается Феликс, как только мы спускаемся на первый этаж.— Кишки по всей поляне и…

— Феликс,— обрывает его Олег, чувствуя, как я каменею, ведь мое воображение уже яростно рисует эти картины, словно ожившие прямо передо мной.— Не надо…

Феликс демонстративно закатывает глаза, словно мальчишка, которого лишили возможности выплеснуть бурю эмоций, и вдруг наваливается на меня, обхватывая мои плечи своей мощной рукой:

— Еще не такое увидишь, Белка-стрелка…— выдает он, саркастически ухмыляясь.— Раз уж ты в нашей стае, придется обзавестись нервами из стали…

В этом я, к сожалению, не сомневалась. Вчерашнее кровавое зрелище дало мне ясно понять, что быть женой оборотня — не самый легкий путь. И дело даже не в той нескончаемой опасности, что исходит от врагов, и, чего греха таить, от него самого. Нет, придется носить на себе тяжкий груз последствий этих стычек, этой безумной жестокости.

Морщусь, словно сию секунду мне снова предстоит штопать чьи-то раны, или вытаскивать серебрянные пули из плоти.

— Перестань жути нагонять,— отзывается Олег, колдуя над кофе. Слышно, как машина мелет зерна, но даже этот звук тонет в громе его голоса.— И отцепись от моей жены, наконец!— сверкает он гневными искрами глаз в нашу сторону.

Феликс отпрыгивает от меня, поднимая руки в примирительном жесте:

— Ой-ёй, какие мы нервные! — и, подмигивая мне, плюхается за стол.

Не могу сдержать улыбки. Раньше ревность Олега раздражала до бешенства, а сейчас вызывает лишь улыбку и какое-то странное, смиренное тепло. Даже трепет, что ли. Хочется броситься к нему, осыпать поцелуями и шептать, что я только его, и больше ничья! Но не решаюсь, присутствие Феликса сковывает. Усаживаюсь за стол, любуясь обнаженным торсом Олега. Мощная спина с игриво перекатывающимися мышцами, скульптурная поясница, а ниже…

Прикусываю губу, заливаясь краской, вспоминая эту ночь. Не знаю, как мы вообще остановились, возможно, просто рухнули от изнеможения. Хотя это волнующее искушение разгоралось с каждой минутой с новой силой. Душевую мы покинули не скоро, а дальше всё повторилось в спальне. И не единожды.

Вырываюсь из плена воспоминаний, как только Олег ставит кружку с кофе передо мной, вторую подает Феликсу и сам усаживается напротив меня, жадно глотая терпкий напиток. Аромат кофе немного проясняет мой разум.

— Ух, ни фига себе! — Феликс разглядывает рану у Олега под грудью.— Нехило они тебя…

К моему великому счастью, швы не разошлись, хотя должны были. С такой безумной страстью он вчера носил меня по дому, что мне казалось, они вот-вот лопнут, и кошмарная хирургическая процедура повторится снова.

— Ониксу больше досталось,— выдыхает Олег.— Звонил ему?

— Угу,— кивает Феликс, отпивая кофе.— Пришлось ему заехать в гости к Мухе, он его и заштопал,— Олег едва заметно кивнул, а Феликс продолжил.— У него ведь нет под рукой такого опытного мастера…

Феликс бросил на меня искрометный взгляд, полный восхищения моей работой, и меня снова бросило в жар, но, стараясь уйти от этих воспоминаний, сбивчиво спросила:

— Кто такой Муха?

— Альберт Мухин,— отвечает Олег.— Частный хирург, у него своя клиника на окраине Москвы…

— Разве вам… э… можно в обычную больницу с такими ранами?

Феликс усмехается моему наивному вопросу:

— Муха хоть и простой человек, но прекрасно осведомлен о существовании оборотней.

Бегаю глазами по лицу Олега, ища ответы в его взгляде. Он ловит мой взгляд сразу:

— Долгая история,— говорит Олег.— Он один из немногих людей, на кого можно по-настоящему положиться…

— Мясник еще тот,— сверкает Феликс глазами в мою сторону.— Режет по живому, никого не жалеет. Во! — парень, задирает футболку, хвастаясь шрамом на своем брюхе.— Видала? Это мы так на мину напоролись… Меня чуть не вывернуло наизнанку от этого зрелища, а Муха с совершенно каменным лицом мои кишки обратно запихивает….

— Феликс! — обрывает эту леденящую душу историю Олег, а меня уже реально мутит.— Ты бы поосторожнее, а то я…

Феликс тут же опускает футболку обратно и скалится:

— Какой ты… ревнивец! Аж тошно,— морщится он, словно лимон проглотил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И меня распирает желание подколоть Олега, но я не решаюсь. Уж слишком суров его вид.

— Что слышно о Сереге? — спрашивает Олег.

— Он уже в курсе вашей вчерашней стычки с ищейками,— отзывается Феликс, и у меня из рук выпадает кружка.

Кофе растекается по столешнице, но я сижу, словно парализованная. Холодный пот в мгновение ока проступает на спине. Если этот гад Серега в курсе, что Олег и Оникс вчера столкнулись с охотниками, значит, он вполне может догадаться о планах Олега. Эта мысль, словно нож, рассекает мои легкие пополам, и вдохнуть уже не получается.

— Он… знает…— шепчу я беззвучно, не в силах оторвать взгляд от кофейной лужицы на столешнице.

— Про тебя? Сомневаюсь, иначе он уже прислал бы по твою душу наемников,— отвечает Феликс, и от каждого его слова меня пробивает дрожь. Поднимаю взгляд на Олега, он буравит мое лицо непроницаемым взглядом.— А вот про то, что ты здесь… знает,— Феликс смотрит на Олега и продолжает.— Вряд ли, конечно, понимает для чего. Сейчас он помешан на нефти, сомневаюсь, что вообще соображает хоть что-то…

И, казалось бы, меня должно это успокоить, но… нет! Нисколько! Внутри с мерзким скрежетом зарождается предчувствие надвигающейся гибели.

— Ничего, скоро и до него доберусь,— отзывается Олег голосом, полным стали.— Но сперва,… Якут…

От этого одного имени меня начинает мелко потряхивать. Тут же в памяти всплывает его лицо с характерным прищуром, колючими черными глазами и ловкими пальцами, которыми он постоянно играл с пистолетом. В ту же секунду в мозгу вспыхивают картинки той квартиры, где он и Серега держали меня с ребятами. Возможно, именно из-за него погибли Ромка и Петя…. Если бы он дал им тогда уйти…

А потом вздрагиваю, словно вновь ощущаю тот жестокий удар парня в мой живот, чувствую его сейчас, как наяву. А перед глазами снова пляшут болезненные искры. Ощущаю, как по желудку ползает назойливый, тошнотворный ком. Я взглатываю, но он стремительно движется дальше.

— София? — зовет Олег, накрывает мои дрожащие пальцы своей горячей ладонью.— Все в порядке?

— Да-да,— морщусь я, стараясь стряхнуть с себя жуткие воспоминания и тошноту, но она упорно давит на гланды.— Кажется, вчерашние печенки вышли не очень…

Желудок содрогается в спазме, и я больше уже не в силах сдерживать эту волну. Вскакиваю с места, бросив:

— Я сейчас!

И несусь наверх, в уборную. Можно было бы и на первый этаж забежать, так даже быстрее, но хочется убежать как можно дальше. Возможно, они не услышат этих жалких звуков моей слабости.

Врываюсь в ванную комнату, захлопываю дверь на замок, падаю на колени перед унитазом и даю право этой желчи вырваться наружу. Скрючивает живот, из глаз катятся слезы, но остановить это я уже не в силах. Все внутренности выворачиваются наизнанку, словно они больше не хотят оставаться в моем теле и просятся наружу.

Минут пять истошно выворачивает, потом отпускает. Так же резко, как и началось. Смываю за собой. Прислоняюсь спиной к холодной кафельной стене. Вытираю рот бумагой. Ощущаю себя хуже некуда. Словно из меня выкачали все силы.

Решаюсь все же спуститься к ребятам, чтобы не пропустить ничего важного, но тело упрямо просится в кровать. Буквально заставляю себя подняться, быстро умываюсь и, выхожу в коридор, врезаясь в Олега. Испуганно вздрагиваю.

— Напугал! — визжу я, хватаясь за бешено колотящееся сердце в груди.— Чего так подкрадываешься?

— С тобой все в порядке? — сверлит меня пронизывающим взглядом Олег.— Выглядишь неважно…

— В порядке,— обиженно выдаю я, отчего-то подбешивает его чрезмерная забота.— Я же говорила Феликсу, что молоко, похоже, испортилось,… наверное, это оно…

При упоминании молока желудок снова сводит от боли. Хватаюсь за живот, пытаясь остановить рвотный рефлекс, но тщетно. Олег подхватывает меня на руки, и почти мгновенно я снова встречаюсь лицом к лицу с санфаянсовым другом. Содрогаюсь, впиваясь пальцами в фаянсовые стенки унитаза. Олег сидит за моей спиной, чувствую жар его кожи, и его нежные пальцы, заботливо удерживающие мои волосы на затылке.

— Как в старые добрые…— слышу его тихий голос.

Хотелось бы ответить, но меня снова накатывает, и лишь звук выходящей желчи служит ему ответом.

Через некоторое время меня отпускает. Олег помогает мне умыться и укладывает в постель. Садится рядом:

— Я могу остаться…— шепчет он, поглаживая мою щеку.

И я очень этого хочу! Повод, конечно, не самый лучший…

Но вижу его желание побыстрее закончить с этим делом и выдохнуть, и просто не могу просить его ни о чем. Предвкушаю, как буду себя чувствовать виноватой, если его план рухнет. А он ведь близок к этому….

Гад Серега уже знает, что Олег рядом. Не хочется даже думать, что может случиться, если они встретятся, поэтому быстро выпаливаю, пока не передумала:

— Нет, иди,— сглатываю нервный ком, а может, и тошнотворный, уже и не понять.— Со мной все будет в порядке…

Замечаю Феликса в дверном проеме. Он, прищурившись, наблюдает за этой сценой со строгим лицом, а как только видит, что я его заметила, тут же говорит:

— Не волнуйся, Волк, я присмотрю за ней…

Олег кивает, но на Феликса не оборачивается. Смотрит на меня болезненно-грустными глазами, словно на умирающую. А я теряю остатки терпения, которое позволяло ему уйти на встречу с этим злобным Якутом. Сжимаю его ладонь холодными пальцами, отталкивая ее от себя.

— Все проваливай! А то никуда не отпущу!

Он грустно улыбается, снимает кольцо демонстрирует его мне и кладет на прикроватный столик. Целует меня в мокрый лоб и уходит, задержавшись перед Феликсом.

— Эти твои печенки, Феликс! — сквозь зубы цедит Олег.

— Да нормальные печенки получились,— мычит парень в ответ.

Вижу, как Олегу хочется скрутить Феликса в бараний рог, но он бросает на меня взгляд, а потом вновь обращается к парню:

— Завязывайте со своей готовкой! Хочется жрать — заказывайте доставку! — Феликс лишь кивает, а Олег выплевывает:— На кухне аптечка, посмотри что-нибудь для желудка. Если станет хуже, звони — я приеду…

— Будет сделано,— отвечает Феликс.

Парни исчезают в полумраке коридора, что-то тихо обсуждая, видимо, предстоящую встречу с Якутом. А я зарываюсь в одеяло, с жутким чувством тоски. Вот же дурацкая рвота! Теперь снова придется допытывать Феликса о планах Олега. Вообще, непонятно, чем он надеется взять этого злобного оборотня.

Феликс появляется на пороге со стаканом мутной жидкости. Как только подходит к кровати, тут же сует ее мне под нос:

— Выглядит паршиво, но тебе придется выпить это, Белка-стрелка.

Понимаю — отвертеться не получится. Хватаю стакан, лишь бы он не вздумал вливать эту гадость мне в рот, как беспомощному ребенку. Почти залпом осушаю стакан. Кисло, но терпимо. И если это спасет от новых судорог рвоты, я буду безмерно благодарна!

Феликс, словно кот, запрыгивает на кровать, стараясь не задеть меня. Неловко ворочается, а потом, с недовольным ворчанием, извлекает из-за пояса свои два пистолета, которые мешают устроиться поудобнее. Следом рядом с ними ложится и миниатюрный «Малыш», которым Феликс так гордится.

— Эх, не судьба сегодня пострелять… — хмурится он, наконец, растянувшись на кровати.

Улыбаюсь его словам. Значит, он действительно хотел бы продолжить мои тренировки. Признаться, и я бы с радостью, если бы не предательский организм, взбунтовавшийся в самый неподходящий момент.

— Ты это… соберись, — сквозит забота в его голосе, — А то развалилась тут… бледно-зелёная…

— Не переживай, скоро наверстаем, — усмехаюсь в ответ.

Поразительно, как жизнь умеет выкручивать сюжеты. Когда-то Феликс едва не лишил меня жизни по приказу Сереги. Тогда я и представить не могла, что фраза Сереги: «Вырви ей сердце…» — это не просто метафора, а жуткая реальность. Интересно, решился бы Феликс тогда на это? Скорее всего, да. Приказ Альфы — закон! А сейчас этот самый Феликс лежит в метре от меня и искренне беспокоится о моем состоянии. И эта трогательная забота вызывает невольную улыбку. Мы с ним, правда сдружились, несмотря на его подколки и намеренные попытки вывести меня из себя. Я чувствую, что все это — по-дружески. С какой-то платонической нежностью, что ли.

Но стоит вспомнить ледяной взгляд Якута, и тепло тут же улетучивается. С ним таких чувств точно не возникнет. Впрочем, о Феликсе я думала точно так же. А вон как все обернулось…

Феликс торопливо переключает каналы пультом.

— Предложил бы «Поворот не туда» посмотреть, но боюсь, ты тут все своей рвотой перепачкаешь…

От этих слов желудок снова болезненно сжимается, но тошнота отступает, прячась где-то в глубине.

— Спасибо, — жалобно шепчу я.

Феликс продолжает щелкать пультом, а меня снедает нетерпение. Возможно, от произнесенного имени меня снова скрутит, но я должна спросить:

— А Якут кто в вашей стае?

Он бросает на меня мимолетный взгляд карих глаз и снова утыкается в экран.

— Якут – тактик, что-то вроде военного штаба. Продумывает хитроумные схемы атак, отступлений, засад… Мастер своего дела, это бесспорно, — тихо произносит Феликс, — Пару лет отслужил в горячей точке, пока к нам не примкнул…

— А его родители разве не были…?

— Нет, — обрывает Феликс, даже не дослушав, — Он вообще не связан с нами, если не считать того, что он тоже оборотень. Игорь вытащил его из-под обстрела и уже потом узнал, что он один из наших. Так Якут и оказался в нашей стае…

Я замолкаю, раскладывая информацию по полочкам, и вдруг вопрос сам собой вырывается:

— И в чем же его слабость?

После его хладнокровного взгляда, кажется, что у него просто не может быть слабых мест.

Феликс награждает меня недовольным взглядом. Он явно раздражен тем, что я тяну из него информацию, не предлагая ничего взамен. И как ловко у меня это получается! Он это чувствует и усмехается.

— Капец ты ненавязчивая… — смеется, отворачиваясь, и тут же отвечает, — Вообще не понимаю, чем его Волк приманить захотел. Сейчас он встал на место Олега, типа правая рука Альфы. Такой же бесшабашный, а главное — преданный Альфе до мозга костей. Готов руку на отречение положить, если потребуется…

Я чувствую, как меня начинает трясти. Феликс перестает клацать пультом.

— У Волка вообще стальные яйца, — выдыхает он, — Считай, если Якут не согласится — наш план провалился. Он точно язык за зубами держать не станет, а если Сереге расскажет, то тот точно все пазлы сложит.… Как бы только хуже не стало…

Феликс обрывает свою речь, боясь меня напугать. Зря! Я с этого гада с самой первой встречи борюсь!

— Хуже… — дрожащим голосом выдавливаю я, — Это когда он узнает, что я выжила..?

Феликс медлит с ответом. Хмурый взгляд прикован к мелькающим краскам телевизора, а потом он решается:

— Хуже, это если он Олега заставит с тобой расправиться…

— Но он же не может ему внушать… — робко произношу я, боясь услышать отрицательное подтверждение, — Значит, Олег сможет пойти против его воли…

— Олег-то может и сможет, — болезненно усмехается Феликс, — а вот оборотень… — он пожимает плечами и снова смотрит мне в глаза. Прямо в глаза, и от этого взгляда становится не по себе, — Серега та еще гнида, но тебе этого объяснять не нужно, и без меня знаешь, — я хотела кивнуть, но тело словно окаменело и не слушалось, — Ему одной твоей смерти недостаточно будет, он захочет Олега уничтожить… Скорее всего, Волка на тебя и натравит…

— Как? — со вздохом вырывается у меня.

— Способов миллион, — хладнокровно отвечает Феликс, обрубая все мои надежды, — Особенно сейчас, когда ты рядом с ним. Волку одной искры хватит, чтобы в злость удариться. А дальше уже не он будет решать, а зверюга, которого хрен остановишь и под контроль возьмешь…

Я киваю. Быстро и нервно. Глаза заволакивает слезами. Отчаянно хочется рыдать, но я прикусываю губу до боли, не давая себе права на слабость.

— Но должен же быть выход… — скорее для себя бормочу я, заглушая отчаяние, — Как-то у оборотней это получается… Ваши родители, например… Пауль со своей женой… У них же как-то получается?

— На это нужно время, София, — строгим тоном говорит Феликс, и, судя по тому, что он назвал меня по имени, он не шутит, — Долгие годы тренировок, «приручения» оборотня…. А у нас нет столько времени…

И это лишает надежды. Еще больше пугает мысль, что Олег ни за что не выпустит своего зверя рядом со мной. Болезненное чувство сверлит грудь — умереть от руки любимого — это меньшее из того, что мне грозит. Гораздо страшнее то, что будет с Олегом после моей смерти. Возненавидит себя? Будет всю оставшуюся жизнь жить с этим отвратительным чувством внутри…

Но я не могу этого допустить!

И хотя Олег не верит, что мы с «Дружком» сможем найти общий язык, я должна рискнуть. У меня только два выхода: ждать, пока Серега натравит Олега на меня, или попытаться обуздать его зверя самостоятельно. И то и другое смертельно опасно.

И как же заставить «Дружка» проявиться? Олег любые мои попытки тут же пресечет! Это должно быть что-то неожиданное и резкое, чтобы он не успел опомниться. Может, сковородкой его по голове огреть? Или…

План рождается мгновенно. Вернее, мой «план» сейчас лежит на кровати между мной и Феликсом.

— Феликс… — зову я его, и он переводит на меня усталый взгляд, — Кажется, меня снова тошнит….

— Фу… Белка-стрелка.… Только не здесь, а…

— Принеси мне еще лекарство, — прошу я, делая такое лицо, словно меня вот-вот стошнит прямо здесь.

Феликс в ту же секунду исчезает, а я молниеносно хватаю «Малыша» (брать «Глок» не рискую, пропажа будет слишком заметной) и прячу его под матрас. Когда Феликс возвращается, мне приходится снова выпить мутную жижу. Она еще более горькая, чем в прошлый раз. Наверное, это горечь моего внутреннего мира!

Украсть пистолет у лучшего друга, чтобы угрожать своему мужу в надежде спасти свою жизнь…

Звучит абсурдно! Но другого выхода у меня просто нет.

Глава 25

Сон не приходил. Тошнота терзала нутро, с наступлением вечера лишь усиливаясь. Феликс уже провалился в дрему, его мирное посапывание разносилось по комнате. Бесшумно поднявшись, я извлекла пистолет из-под матраса и, словно тень, скользнула в коридор, лихорадочно прикидывая, где лучше спрятать оружие. Ноги сами привели на кухню, и единственным местом, казавшимся достаточно надежным, стал холодильник. А точнее — ящик для фруктов.

Феликс точно не пропустит исчезновение своего «Малыша»! Перевернет всю кровать, ведь именно там он его и оставил, потом, несомненно, сунется к дивану. Но в холодильнике искать, точно не станет. Пока прятала пистолет, решила съесть яблоко, но как только первый кусок коснулся живота, меня снова скрутило от тошноты.

— Что за… — пробормотала я себе под нос, выбрасывая надкусанное яблоко в мусорное ведро.

Странное чувство. Хочется есть, но от воспоминаний о прежней еде живот сворачивается в предчувствии рвоты. Единственное, чего сейчас хотелось — жаренного мяса. Стоило вспомнить этот вкус, как рот наполнился слюной. Секундное решение. Пару минут в микроволновке, и вот уже передо мной тонкие ломтики размороженной свининки, обжариваются на сковородке. Запах стоял такой, что хотелось съесть его прямо так, сырым.

Улыбка тронула губы при воспоминаниях. В первые дни, когда Олег держал меня в своем плену, я точно так же жарила мясо, а когда он попросил кусочек, я швырнула перед ним сырой кусок со словами:

— «Ты же предпочитаешь свежее мясо?!»

Вот же глупость! С чего я вдруг решила, что оборотни едят только свежатину?

Пока предавалась воспоминаниям, мой ужин был готов. Не в силах удержаться, я буквально набросилась на хрустящие ломтики пережаренного мяса. Невероятно вкусно! Желудок принял эту пищу с восхитительным трепетом.

— Аппетит вернулся, значит, идешь на поправку…

— Олег! — выдохнула я и, словно крылья обретя, понеслась к нему в объятия через всю кухню и гостиную.

Он подхватил меня, словно пушинку, закинул на себя, как обезьянку, и понес обратно к столу. А я дышала им, словно все это время, пока его не было, мне перекрыли кислород, а сейчас открыли клапан. Аромат сандала и табака окутывал меня и действовал как обезболивающее.

Он здесь, больше ничего не нужно!

— Как ты? — Олег заглянул в мое лицо, лаская щеки обжигающими ладонями, — Выглядишь лучше…

— Хорошо, — кивнула я, — Сейчас хорошо…

Бегло осматривала его лицо, выискивая следы борьбы. Жутко все это, конечно. Неужели мне каждый раз предстоит встречать его дома, боясь увидеть на нем следы драки или, что еще страшнее… думать об этом невыносимо!

Отгоняя наваждение, я впилась в его губы поцелуем. Жадным, таким неистовым, что он даже растерялся, я чувствовала это по его несмелым губам, а после он словно поддался моему зову и углубил поцелуй. Дикая, необузданная страсть. Сердце гнало кровь по венам, стремительно, как никогда раньше. И каждое его прикосновение обжигало, как раскаленный металл, но становилось так приятно, что из моих губ вырвался стон. Торопливые пальцы стаскивали с него ветровку, цеплялись за ремень.

— Ептить! — прогремел Феликс на лестнице, — Дайте хоть домой свалить!

Черт! Я и забыла, что он все еще здесь!

Запыхавшись и пылая от стыда, я уткнулась лбом в грудь Олега, словно за щит. Теперь горели не только губы, но и щеки. Олег тихо смеялся над моей неловкостью, поглаживая затылок, словно говоря:

«Все хорошо, малышка, Феликс еще и не такое видал…».

Но вместо того, чтобы уйти, Феликс прошествовал на кухню, взял тарелку с моим ужином и уселся за стол.

— Ну, как все прошло? — его голос утратил издевательские нотки, и это помогло мне прийти в себя.

Олег немного отстранился, но я чувствовала, как напряглась его грудь, и стыд мгновенно уступил место тревоге. Руки похолодели, ледяные мурашки побежали по спине.

— Сказал, подумает, — пожал плечами Олег.

— Дьявол! — вспыхнул Феликс, моментально подскочив со стула, — Черт Волк! И ты его так просто отпустил? Он же… он…

— Что ты предлагаешь? — рявкнул в ответ Олег, — В плен его взять?

— Нет, но… — Феликс упер руки в бока, словно это могло помочь ему справиться с нарастающим напряжением, но тщетно, — Бля! — протяжно простонал парень, вонзая испепеляющий взгляд в потолок, а потом вновь посмотрел на Олега, — Что дальше? Готовимся к войне?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Об этом еще рано думать, — неожиданно хладнокровно произнес Олег и дернул плечом. Нервничает, понимала я, но голос его звучал, словно сталь, — Придется дать ему это время…

— Бред какой-то! — снова взорвался Феликс и словно уставший рухнул обратно на стул, подперев подбородок кулаками.

Костяшки его пальцев мгновенно побелели от нервного напряжения.

Все это время я не издала ни звука, даже вздохнуть не решалась. Самые мрачные мысли закружились в голове, словно коршуны.

Олег потрепал меня за подбородок в успокаивающем жесте, нежно улыбнулся и пошел на кухню. Загремел посудой, достал из бара выпивку и спустя пару минут вернулся к столу. Налил три стопки текилы и тут же выпил свою, опрокинув в рот резким и уверенным движением.

— Пиздец ты бронебойный! — выплюнул недовольно Феликс и последовал примеру Олега, осушив свою рюмку.

У меня же желудок вновь скрутился, стоило только подумать о том, что мне бы тоже не мешало выпить. Проблемы это, конечно, не решит, но хоть немного нервы успокоит. Но сегодня мне это было недоступно.

Нет уж! Я не могла тратить время на ритуальные танцы в туалете. Четко решила — сегодня мой план должен быть приведен в действие. И если еще утром теплилась слабая надежда, что нам удастся выпутаться из этой истории без потерь, то сейчас я понимала со всей ясностью — чем быстрее я приручу «Дружка», тем спокойнее нам станет.

— Я все равно не понял, нахрена ты его отпустил без четкого ответа? — возмущался Феликс.

Олег устало развалился на стуле. Облизнул губы с видом полной невозмутимости. Явно сдерживал свой гнев, и сдерживал вполне неплохо. Вот только я слишком хорошо знала, что такое гнев Олега, чтобы не отличить его от маски спокойствия.

— Феликс, это же Якут, — выдохнул Олег, — Начну давить — он точно к Сереге побежит. Сейчас он в самом хорошем положении в стае, приближенный к Альфе, он столько добивался этого места,… а я лишь помог ему на него встать…

В голосе парня звучала вина. Я поморщилась, ощущая всю ту тяжесть, что испытывал сейчас Олег. Но не винила его! Не могла винить! Он ушел из стаи ради меня, ради моей безопасности.

— У него есть какие-то требования? — спросил Феликс.

— Нет, — тут же отозвался Олег и снова налил себе и Феликсу, — Я, конечно, предложил ему кое-что…

Мы с Феликсом вперили внимательные взгляды в парня, а тот медлил. Запахнул рюмку, звонко поставил ее на стол и долго выдыхал. По моим ощущениям прошло минут десять, а то и больше. В кухне повисло невыносимое напряжение, даже воздух сгустился, не давая дышать.

Первым сдался Феликс, скривился, словно лимон целиком проглотил, и взмолился:

— Ну, давай… не тяни пса за яйца, Волк!

Олег не спеша вынул пачку сигарет. Странно, он никогда прежде в доме не курил, но на это я сейчас закрою глаза. Слишком уж он напряжен, чтобы заставлять его держаться. Парень прикурил сигарету и выпустил большой клуб дыма:

— Наталью помнишь? — спросил он у Феликса.

Феликс еще сильнее нахмурился. Казалось, я даже слышала, как скрипели его шестеренки в мозгу, лихорадочно вспоминая некую Наталью.

— Наталья… Наталья… — шептал он, словно заведенный, — Не, братан, — обессилено крякнул Феликс, — Хоть убей, никакой Натальи не помню.… Да и при чём тут она?

Феликс замахнул стопку и тут же разлил текилу снова. Взял пачку сигарет со стола и тоже закурил.

Хотела протестовать, ведь и без того в комнате было нечем дышать, а сейчас еще и туман непроглядный. Но испугалась, что вместо того, чтобы перестать осквернять этот дом, парни попросту вышлют меня в постель, и я опять все пропущу.

— Год назад… Палермо… — давал подсказки Олег.

Взгляд Феликса вдруг прояснился:

— Охота на мафиози, — воскликнул он, Олег кивнул. Феликс вновь нахмурился, — Помню, тогда мы чуть не влипли в массовую перестрелку… казино подпольное — тоже помню,… а вот Наталью… — Феликс отрицательно замотал головой.

Олег усмехнулся, затягивая едкий дым:

— Еще бы, у тебя там была забава поинтереснее…

— Анна, — губы Феликса растянулись в довольной улыбке, — Баба вот с такими сиськами! — показал Феликс, демонстрируя размер груди той самой Анны. Но это он демонстрировал скорее мне, чем Олегу.

Вообще, весь этот разговор о каких-то там Натальях и Аннах действовал на меня не очень хорошо. Мысленно я уже представила, как Олег мог отжигать все эти восемь лет в попытках забыть любовь ко мне. Да еще и в Палермо, и еще черт знает где…

— Ну, так что за Наталья? — нервно потребовала я ответа, вставая из-за стола. Сидеть уже просто было невыносимо.

Олег приподнял брови, разглядывая мое лицо, и его взгляд был точно таким же, как в Дублине, в тот самый момент, когда я зрительно отвоевала Олега у белобрысой администраторши.

— Обычная проститутка, — пожал плечами Олег, — Но уж больно сильно она запала нашему Якуту в сердце…

Клянусь, у меня отвисла челюсть. Мне даже почудился странный звук, как будто она грохнулась на пол, но, скорее всего, это была стопка текилы, выпавшая из рук Феликса.

— Да ну нахер! — недоверчиво хохотнул Феликс, — Ты шутишь!

Олег лишь пожал плечами, сделал еще одну затяжку, выдыхая белый дым изо рта.

— Якут и… любовь, твою мать? — высказал Феликс наш с ним общий вопрос. Ведь у меня в голове он прозвучал уже миллион раз.

И в это действительно сложно поверить. Якут внушал вид женоненавистника, не то чтобы деспота, как минимум маньяка, а тут… Любовь!

— Представь себе, — как ни в чем не бывало, ответил Олег.

— И почему я об этом не знаю? — нахмурился Феликс, — Как достать пушку, так ко мне бежит, гаденыш, а как амурные дела, так сразу к тебе!

Олег сухо улыбнулся. Кажется, ему это тоже не особо нравилось, но раз он в стае был таким решалой, то…

И тут до меня вдруг дошло:

— Он просил тебя поговорить с гадом Серегой! — Олег лишь взглянул на меня своими блестящими янтарями, и я тут же поняла, что права, — Думал, что из-за нашей истории, ты встанешь на его сторону! Просил, чтобы Серега отменил свое идиотское правило насчет отношений!

— А? — только и смог вымолвить Феликс.

— Видал! — кивнул Олег в мою сторону, обращаясь к другу. — Умная у меня жена! — словно бы загордился мной, а я не удержала улыбки. Его похвала была слаще нежного поцелуя. Тем временем Олег уже продолжил: — Именно так и было! Якут просил поговорить с Серёгой. Его это правило никогда не заботило, а тут… крышу парню сорвало напрочь! Свистнуло так, что я еле его приземлил. С Серёгой, конечно, поговорил, но без лишних пояснений можно понять, куда он меня послал…

— На хуй, конечно! — живо отозвался Феликс.

— Именно, — кивнул Олег. — С тех самых пор Якут и мечется. Именно это я ему и предложил…

Феликс опять нахмурился с недоверием:

— Хочешь сказать, что ты отменишь это правило?

— Конечно, — кивнул Олег и снова потянулся к рюмке текилы.

Феликс пару минут что-то обдумывал, а потом развалился на стуле, впервые за этот разговор расслабляясь:

— Звучит отлично! — признался парень. — Я бы на месте Якута не думал!

— Всё-таки работает запечатление… — усмехнувшись, заявила я, сверкая глазами на Феликса.

— Да чёрт с тобой, Белка-стрелка! — он даже вздрогнул.

Еще некоторое время ребята обсуждали все возможные варианты развития событий. И все они были один нелепее другого. Начиная от — привести Наталью в Россию, чем подкупить Якута, и заканчивая — оставить Якута на потом, а завтра же заняться Серёгой!

Ну а я тайно вынашивала свой план, который, казалось, завалялся в холодильнике между парой яблок и мандаринами. Душу тщетно пыталась согреть мысль, что «Дружок» не мог меня так быстро забыть. Вздор конечно! Ничего не грело! От одной мысли о том, что собираюсь сделать, меня в жар бросало. Благо тошнота пропала, иначе не удержала бы свой ужин внутри себя.

Феликс засобирался домой. Точнее его Олег принялся выпроваживать, явно желая остаться со мной наедине.

«Милый мой муж, — думала я в тот момент, — Если бы ты только знал, что задумала твоя жена…»

Феликс метнулся в спальню и пробыл там очень долго. И я прекрасно понимала почему. Ищет «Малыша», не иначе. Поднялась за ним следом, увидев, как он перерыл всю кровать и, конечно же, даже под матрас заглянул. В этот момент и правда испытала эйфорию.

Обманула волка!

— Белка-стрелка, ты мой пистолет не видела? — растерянно спрашивал Феликс, даже не обращая на меня внимания.

— «Глок»? — чертовски невозмутимым голосом спросила я.

— Нет, этот товарищ здесь… — недоумевал Феликс, — «Малыша» найти не могу…

— А ты точно его здесь оставлял?

Я даже принялась обшаривать ворох простыней и одеял, помогая с поисками.

Феликс вдруг остановился, упер руки в бока, взирая на кровать, как на черную дыру.

— Может, он в гостиной? — небрежно бросила я.

— Возможно…

Феликс метнулся вниз. Когда я спустилась, парень уже с остервенением переворошил диван. И мне вновь чертовски повезло. Олег в это время уже принимал душ в ванной на первом этаже. Увидел бы это — точно Феликса в бараний рог скрутил бы.

— Да где же он? — бубнил Феликс, ворочая подушки на диване.

— Слушай, давай я завтра уборку сделаю и если найду твоего «Малыша», то припрячу, а потом отдам тебе,… а то сейчас Олег выйдет,… а мы же не должны выдать наш секрет… — как на духу выпалила я и еще и подмигнула, словно бы и на самом деле боялась гнева Олега.

Жуть, конечно, как боялась, особенно когда я свой план в действие превращу!

Феликс еще пару минут думал, а потом закивал, как болванчик:

— Да, ты права, — выдохнул парень, всё еще с недовольной миной. — Лучше не говорить, что я перед тобой пушками сверкаю, а то точно руки оторвет…

Я сделала понимающее лицо, наблюдая, как Феликс немного расслабляется.

— Хорошо, — вдруг заключил парень и пошел к выходу, — Только ты надежно его припрячь! — я закивала торопливо и тут же опомнилась. Но Феликс был так расстроен, что даже не заметил, и бросил на прощание: — А ты давай! Выздоравливай!

— Конечно! — улыбнулась я, стараясь выдавить как можно более правдоподобную улыбку. — До встречи!

Когда Феликс ушел, я зажмурилась, собираясь с мыслями.

Правильно ли я поступаю?! Что со мной будет? Смогу ли я взять на мушку Олега? А что потом….

От этих мыслей стало совсем мерзко. Я выхаживала взад-вперед, отсчитывая шаги по гостиной, а потом услышала, как Олег выключил воду в душевой, и это стало для меня звоночком к действию. Кинулась к холодильнику, достала пистолет и сунула за пояс за спиной. Металл остудил мой пыл, но не мой план.

Олег вышел из ванной, с обмотанным полотенцем на поясе. Огромный такой, на фоне темного коридора и гостиной с приглушенным светом.

Твою мать! Как же я собралась с ним сразиться?!

— Все хорошо? — Олег сразу заметил мое состояние.

Еще бы, я буквально чувствовала, как бешено бегают мои глаза по нему. Сердце безумно стучало в горле. Ладони покрывались потом.

Говоря жаргоном Олега: «Пиздец, я ненормальная!»

Но другого шанса у меня, возможно, не будет!

Вдох — выдох — вытащила пистолет, направляя его прямо на Олега.

Глава 26

Тяжёлые минуты, казалось, застыли между нами, растянувшись в нервный, тягучий сгусток. Время в гостиной словно окаменело. Воздух был настолько плотным, что обжигал лёгкие, не давая вдохнуть полной грудью, будто в них навечно поселился булыжник.

Ещё бы, ведь я держала на прицеле собственного мужа!

Но, на удивление, «Малыш» в моей руке лежал как влитой. Клянусь, ни единой дрожи.

В янтарном взгляде Олега читался лишь один всепоглощающий шок.

— Малышка… — прохрипел он, — Опусти пушку.

Он даже вскинул ладони вверх, словно сдавался на милость победителя. Словно я и вправду могла спустить курок. Но нет! Он недооценивал мои намерения.

И честно сказать, часть меня хотела подчиниться. Бросить оружие и выложить Олегу всё как на духу. Рассказать о том, что я задумала. Просить его прислушаться ко мне, сделать так, как я хочу. Без шансов конечно! Настырный Олег ни когда не станет подчиняться моим порывам! Он уже ясно дал понять, что не прогнется моим требованиям…. Чертово равноправие — это вообще не его тема!

И, зная его, я понимала — он ни за что не даст моему плану осуществиться. Слишком яростно он оберегал меня от «Дружка». И сейчас ни один аргумент не заставит его довериться мне. Выход один — сделать то, что задумала! Серега наступает на пятки, и я просто обязана снизить риск встречи с оборотнем, если этот гад решит идти ва-банк.

— Что за шутки, София?! — прогремел Олег, — Убери пистолет!

Моя решимость плавилась под напором его янтарных глаз, мечущих искры, но я собрала всю волю в кулак, сжавший рукоять пистолета, и гордо вскинула подбородок.

— Выпускай своего зверя, — это был не вопрос, а приказ.

— Какого хрена? — выплюнул Олег, — Ты совсем с катушек слетела?

От его голоса по спине побежали мурашки. Представляю, что будет, когда он придёт в себя. Придушит! Точно придушит за эту выходку. Хотя прежде меня ждало нечто куда более опасное.

— Олег, ты не сможешь защищать меня вечно! — выпалила я, и он вздрогнул. Я видела, как всё его тело напряглось от этих слов. — Чем быстрее мы поладим с «Дружком», тем будет проще…

— С «Дружком»?! — взревел Олег, его лицо исказилось от отвращения. — Ты уже и кличку ему дала?!

Яростный взгляд его жёлтых глаз, казалось, прожигал меня насквозь. На скулах заиграли желваки, а вены на висках вздулись, словно канаты, стягивающие его голову.

И вообще весь его вид был не то что пугающим, жутким!

— Убери ствол! — прорычал он сквозь зубы, — Немедленно!

В самой глубине его зрачков мелькнуло нечто зловещее, от чего меня пробрала дрожь.

Чёрт знает, на что я рассчитывала? На прошлые встречи с его зверем? На собственное предчувствие? На внутренний голос, шепчущий, что «Дружок» не причинит мне вреда? Стоило ли слепо доверять своим инстинктам? Конечно же, нет…. Но отступать было поздно! Нужно было рискнуть.

— Нет! — ответила я с внезапно обретённой храбростью, отчего пальцы вцепились в пистолет.

Я крепче сжала «Малыша» обеими руками, и указательный палец сам собой лёг на курок. В голове всплыли слова Феликса:

— «Никогда не клади палец на спусковой крючок, пока твёрдо не решишь стрелять…»

А была ли у меня эта твёрдая решимость? Кто знает. Но палец уверенно давил на сталь. На его кончике пульсировала кровь.

Олег внезапно очнулся, выпустил пар из ноздрей и шагнул вперёд. Решение созрело мгновенно. Не успев даже толком осознать, я всадила несколько пуль прямо под ноги Олега. Он отпрянул назад, увеличивая между нами дистанцию, а я снова вскинула пистолет, беря его на мушку.

— Ты охренела! — процедил он, впиваясь взглядом в моё лицо. Челюсть его тряслась, нос сморщился, на лбу залегла глубокая складка. — Живо брось пистолет!

Если до этих выстрелов Олег ещё сомневался в серьёзности моих намерений, то теперь, кажется, поверил.

— Выпускай «Дружка», — снова попросила я с хладнокровным тоном, скрывающим леденящий ужас внутри. — По-хорошему, Олег, иначе мне придётся прострелить тебе ногу…

Блеф! Чистой воды блеф! Вряд ли бы я вообще решилась стрелять непосредственно в Олега. Рука бы не поднялась. Но сейчас нужно было показать, что я не шучу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Блядь! — вырвалось у него, и он сжал ладонями бёдра, словно приказывая себе стоять на месте.

И выглядел он сейчас… восхитительно!

Взъерошенные, влажные пряди волос, грозное лицо, искажённое яростью, с огнём в глазах. Мускулистое тело, едва заметно подрагивающее от внутреннего напряжения. Грудь, всё ещё влажная от капель воды после душа, тяжело вздымалась. Полотенце, обмотанное вокруг бёдер…

Казалось, сейчас он сорвётся с места и набросится на меня, чтобы убить мою решимость поцелуями. И признаться честно, мне самой хотелось броситься к нему, сорваться в бездну страсти. Но решимость не позволяла мне даже думать о его обжигающих руках и ласках.

— София, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — Что за игры…?

— Никаких игр, Олег. Я серьёзно! Выпускай зверя. Немедленно!

Но в моих словах таяла уверенность. Становилось не просто страшно, а противно от того, на что приходится идти в эту минуту, чтобы спасти не себя, а его…

Кажется, Олег утратил надежду достучаться до меня и решительно шагнул вперёд.

Выстрел, ещё один и ещё. Я стреляла, зажмурившись, и молилась:

«Хоть бы мимо! Хоть бы не убить его…»

Сердце колотилось в горле. В голове от выстрелов звенело. Горло сдавило так, что ни капли воздуха не могло просочиться.

Распахнула глаза, уставившись на Олега. Кажется, я не попала. Но он стоял на одном колене, мощные руки упирались в пол. Плечи дрожали. Каждый мускул его тела содрогался. Голова опущена вниз. Тяжёлое дыхание пробивалось сквозь звон в ушах. Рваное и… злобное…

Вот теперь меня трясло по-настоящему. В руках ходуном ходил «Малыш». Если сейчас придётся стрелять, я ни за что не попаду. С таким тремором невозможно свести в одну точку целик и мушку, а уж о прицельной стрельбе не могло быть и речи. Всё плыло перед глазами — стены гостиной, диваны, блеск люстры и он.

— Убирайся.… Прочь…

С трудом вдохнула воздух, услышав голос Олега. Вернее, от его голоса осталась лишь интонация. Говорил он, мой «Дружок», которого я призвала. И хотя Олег всё ещё сохранял человеческий облик, я знала — это уже не он.

— Ну же… — прошептала я, — Давай, выходи…

Сделала два шага и замерла, увидев, как Олег поднимает голову. Его лицо утратило человеческие черты. Волчьи янтарные глаза с чёрными зрачками пригвоздили меня к полу. В них читалась и мольба, и отчаяние, и любовь, и даже сопротивление — всё смешалось в невыносимой гамме чувств.

Челюсть его оскалилась в зверином оскале:

— Уходи! — из последних сил простонал Олег.

— Не уйду, — прошептала я, лихорадочно дыша, но не в силах сдвинуться с места.

Хотелось, но его взгляд словно не давал мне права пошевелиться. Теперь я понимала, что испытывает жертва, столкнувшаяся с волком на предельно близком расстоянии. Оцепенение! Именно оно.

Он зарычал хрипло, надрывно, будто из глубин преисподней вырвался этот звук, обжигающий моё сердце ледяным языком.

А дальше всё происходило в замедленной съёмке. Я знала, что превращение займёт всего пару секунд, но время остановилось, словно давая мне последний шанс исчезнуть, убежать как можно дальше. Но разве я могла отступить?

Это было захватывающее и одновременно пугающее зрелище. Его словно разрывало изнутри. Спину выгнуло, будто невидимая сила играла с его телом, сокращая мышцы. Бронзовая кожа покрылась мерцающими каплями пота, и в следующее мгновение на ней стала расти густая серая шерсть, прямо на моих глазах. Руки неестественно скривились, и по комнате пронёсся чудовищный хруст ломающихся костей. Удлинившиеся пальцы Олега вонзились в паркет, пронзая дерево, словно масло. Его ноги также приняли нечеловеческую форму. Полотенце слетело на пол. Всё это сопровождалось оглушающим рыком — звериным, неистовым, пронзённым первобытным страхом. То ли его, то ли моим собственным.

В прошлый раз я сбежала, как только увидела это зрелище. Сейчас я не могла пошевелиться. Ни один вразумительный довод не стал тем самым пинком под зад, как в прошлый раз. Я лишь, не отводя взгляда, следила за беспощадной борьбой двух равных соперников — Олега и его внутреннего зверя.

Кажется, я даже не моргнула ни разу, и от этого глаза мои наполнились слезами. А может, дело было в другом — в страхе или предчувствии опасности.

Дикий вой резко оборвался, и я поняла, что пути назад нет! А что дальше? Какой у меня план? Умолять зверя принять меня? Пытаться выдержать его гнев и жажду разорвать меня в клочья?

Дерьмовое положение, не спорю. Почему-то раньше я не думала о своих дальнейших действиях. Наверное, потому что мне не верилось, что я вообще смогу вынудить Олега превратиться. Мне казалось, мой план рухнет, как только Олег увидит у меня пистолет. Он закончит всё одним стремительным прыжком, отберёт оружие и запрет меня куда подальше, после таких глупостей.

Теперь я не сомневалась — он точно меня запрет! Если, конечно, я выживу.

— Дружок, — вырвалось у меня, и два злобных глаза поднялись на меня. — Это я… София…

Дура! Неужели я думаю, что он понимает человеческий язык?! А вдруг…

Я оторвала одну ногу от пола и сделала нерешительный шаг. Волк оскалился, обнажая слюнявую пасть с клыками. Шерсть на загривке вздыбилась. Мощное звериное тело напряглось. Я прочла это по его горящим глазам.

— Помнишь меня? — дрожащим голосом спросила я.

Волк облизнул клыки, роняя слюни на паркет. Жутко было представлять, как это должно быть больно — стать ужином для волка. Как он будет раздирать мою плоть по живому…

Зверюга вновь обнажила клыки, словно давая понять, что не доверяет мне. Я медленно подняла руки, стараясь показать, что не причиню вреда. Бред, конечно! Кто я и кто — этот хищник? Взгляд оборотня метнулся к пистолету, все еще зажатому в моих онемевших пальцах. Проследила за его взглядом и в ту же секунду приняла решение.

— Не нравится пистолет? — обронила я и выдавила что-то, слабо напоминающее улыбку. — Я его спрячу, ладно…?

Так же медленно, стараясь не спровоцировать волка, я завела руки за спину, сунула «Малыша» за резинку пижамных брюк и вернула руки в прежнее положение, всем видом показывая, что безоружна.

— Так лучше? — выдохнула я и облизнула губы, когда волк гортанно прорычал, словно отвечая. — Всё хорошо, Дружок… мы с тобой обязательно подружимся… так ведь?

На что я надеялась, задавая ему вопросы?! И, правда, дура!

Сделала медленный шаг в его сторону, оборотень словно испугавшись, отступил. Но в глазах волка не было и тени страха. Возможно, Олег все еще мог управлять им, хотя я слабо понимала, как это возможно. Но что-то мне подсказывало, что это именно так. Ведь иначе зверюга уже доедал бы мою печень!

— Ну же … Дружок, — я выставила руку вперед и вновь сократила расстояние. — Мы же с тобой уже знакомы,… давай подружимся…?

Волк уперся в стену, отступать ему больше некуда. А я, словно движимая неведомыми силами, медленно наступала. Где-то на границе сознания маячила опасность, но я не слушала ничего, кроме внутреннего голоса, подсказывавшего, что эта зверюга не хочет моей смерти.

Когда между нами оставалось не больше двух метров, я, не делая резких движений, присела на корточки. Где-то я читала, что собакам не нравится, когда человек нависает над ними, это нечто вроде красной тряпки для быка. В этом они видят угрозу. Единственное, что в такой момент следует сделать — опуститься вниз, чтобы максимально снизить напряжение.

Вряд ли можно было в такой ситуации следовать рекомендациям кинологов, но другой мысли в моей голове не возникло.

И вот, когда я выровняла наши взгляды, оборотень будто ожил. Последнее откровение в его глазах — «Сожру!» Он рявкнул, злобно лязгнув зубами, и меня словно отбросило от него. Я плюхнулась на пол и, сбросив свою глупую медлительность, принялась спешно отползать от волка. Столкнулась спиной с диваном, больно, наверное, но я ничего не почувствовала, лишь оглушительный стук сердца гремел в каждой клеточке моего тела. Я успела заметить, что зверюга пришел в движение, хищно сверля глазами, сделал шаг в мою сторону.

Я зажмурилась. Скорее механически. Мозг требовал перестать смотреть на смертельную опасность. Но оборотень не спешил со мной расправиться. Как будто пытался продолжить эту забавную игру. Я слышала, как клацают его длинные когти по полу, все ближе и ближе. От этого звука меня покрывало ледяным потом, пробивало дрожью насквозь.

Так! Надо успокоиться! Олег говорил, что чувствует мой страх и это его… заводит, кажется! Надеюсь, он говорил о своем звере!

Сделала глубокий вдох, затем выдох. Все еще сидела, прижавшись к дивану, с сомкнутыми веками. Признаться честно, успокоиться в такой обстановке было неимоверно сложно. Почти невозможно.

Вдох, выдох…. Руки сами потянулись к пояснице, чтобы вытащить пистолет, если вдруг оборотень и правда решит меня сожрать. А сколько там осталось патронов? Два? Три? Сколько я вообще сделала выстрелов? Но сосчитать не получалось. Единственное, что было в моем мозгу:

«Дура, София! Ненормальная дура!»

Волк словно бы предугадал мои действия, злобно рыкнул. Я оставила эти попытки достать пистолет. Да и вряд ли он мне сейчас поможет. Оборотни, это не обычные волки, такими пулями их не остановить. Только серебро и слабая надежда — окатит. Ни того ни другого под рукой не было.

А волк тем временем наступал. Его дыхание становилось отчетливее. Этот жар я чувствовала уже так близко, что сомнений не было — он прямо передо мной.

«Соберись, София, — приказывала я себе. — У тебя всего один шанс, или тебя ждет смерть! Надо показать ему, что ты не боишься…»

Когда распахнула глаза, он был уже передо мной. Между нами расстояние в беспощадных сантиметрах. Обжигающее дыхание зверя опаляло лицо. Два янтарных глаза были настолько близко, что только теперь я могла рассмотреть всю их глубину. И то, что я там видела, действовало магнетически. Да, они были полны звериной жажды, но между тем смотрели с каким-то обожанием. Словно видели не меня перед собой, не добычу, а нечто очень ценное и даже желанное.

На моем лице появилась улыбка, глупая наверняка, но я не могла ее сдержать.

Оборотень снова облизнулся и тряхнул головой, словно бы отделывался от назойливой мухи. А после бросил взгляд на мои дрожавшие руки.

Я вспомнила тот момент в родительском доме Олега. Тогда я прислонила руку к стеклу, а волк прижался с другой стороны носом к моей ладони. Тогда я подумала, что это хороший знак. А сейчас…. На этот раз нас не разделяло даже стекло.

Рука моя потянулась сама собой, словно это был рефлекс. Зависла в воздухе, между мной и волком. Двинуться дальше не смогла, я оборвала это желание, коснуться его.

«Пусть сам сделает этот шаг…, — подумала я».

И он сделал. Колебался всего минуту. Рассматривал мои пальцы, ладонь. Я видела, как глаза волка бегали по моей вытянутой руке, словно решаясь. И он решился. Я почувствовала холодный влажный нос, прижавшийся к моей ладони. И это было великолепно! Словно бы я ждала этого всю свою жизнь. Всего лишь одно касание, а меня распирало от удовольствия, от счастья, от происходящего…

Я приручила оборотня!

Казалось, в этот момент, что я не оборотня приручила, а целого дракона! Хотя разницы, пожалуй, и нет вовсе!

— Дружок, — выдохнула я, улыбаясь как идиотка. — Скучал по мне…?

От моих слов волк немного отстранился от моей ладони, заглянул в мои глаза, и я словно бы услышала его ответ — он и правда по мне скучал! И это откровение действовало на меня опьяняюще. Я, забывшись, коснулась его морды, а волк дернулся, как от удара. Вновь посмотрел на меня, словно бы я сделала что-то не то.

— Хорошо, я поняла — за морду нельзя…, — я не убирала руку, держала ее перед ним. — Покажи тогда, как можно?

Оборотень колебался, уставившись на мою руку. Все еще меня остерегался? Или нет? Я вдруг поняла, что он боится меня напугать. Эта мысль возникла в мозгу как прозрение.

— Эй, дружок, — снова позвала его я. Он оторвал взгляд от моей руки и снова заглянул мне в глаза. — Я не боюсь тебя… не боюсь, слышишь? — и он слышал, клянусь, он всё понимал. Это отражалось на дне его ахренительно глубоких глаз. — Все хорошо, малыш.… Как тебе нравится? Покажи…

Он поддался чуть вперед, забрался под мою руку, все еще смотря на меня украдкой. Моя рука оказалась на его холке, и я, не думая, запустила пальцы в жесткую, но податливую шерсть. Волк закрыл глаза, а я не могла на него наглядеться. В груди моей разливался такой благоговейный пожар, уничтожая все мои остатки страха к этой зверюге.

Ему нравится! Черт, ему нравятся мои прикосновения!

И он поддался ещё вперед, а после мощное тело волка опустилось рядом со мной. Хотелось и правда трепать его, как самого милого песика, но я понимала, это наш первый такой контакт, надо держать свои глупые желания в узде, иначе можно все испортить.

Но видит Бог! Я с трудом контролировала свои пальцы. Они сами зарывались в густую шерсть, ощупывали каждый миллиметр его шеи, а после забрались выше, между ушей. И эти ощущения были невероятными.

Неведомым порывом, я подалась чуть вперед. Волк открыл глаза, наблюдая за каждым моим действием. Но я не чувствовала угрозы. Теперь между нами было нечто похожее на нить, связывающую нас, как та самая тесемка, которой нас с Олегом связал священник в соборе при церемонии. Теперь эта тесемка связывала меня не только с Олегом, но и с его зверем.

— Не бойся…, — выронила я, когда уже была на экстремально близком расстоянии от его морды. – Все хорошо, Дружок… – и я легко чмокнула его в нос и отстранилась.

Волк издал непонятный звук, то ли проскулил, то ли со свистом выдохнул. Закрыл глаза и плюхнулся на пол, устраиваясь рядом со мной, как преданный пес.

В этот момент все перестало быть важным. Весь этот мир за окном. Опасности, что, так или иначе, настигнут нас. Где-то еще мелькали раздражающие мысли о Феликсе, который явно будет не в восторге, когда узнает о том, что я натворила. Еще больше мыслей было про Олега, когда он вновь обретет свою человечность. Мне отчаянно хотелось верить, что он поймет меня. Поймет, что я сделала это не из-за своей прихоти или отбитого чувства самосохранения. Надежды чертовски мало, но она есть. А думать сейчас об этом просто не хотелось.

Сейчас я была так счастлива, что могла думать лишь о нем. О Дружке, что, казалось, задремал возле меня, поддавшись моим ласкам. Об оборотне, который внушает страх одним лишь своим названием. Об оборотне, который способен убить в считанные минуты. О зверюге без человеческих чувств. Сейчас эта зверюга была более человечной, чем всё, что я когда-либо видела.

Странно, но мне кажется, что я уже давно приняла этого зверя!

Глава 27

Сколько времени прошло — неведомо. Занимался рассвет, слабые лучи робко пробивались сквозь окна, освещая луг перед домом, запорошенный сухой, опавшей листовой, что приносил ветер. Эта бешеная ночь прошла, но мои глаза так и не сомкнулись. Мы по-прежнему сидели на полу, прильнув друг к другу у дивана. Волк был неестественно спокоен, его морда покоилась на моем бедре, а пальцы мои, не зная устали, перебирали его шерсть. Каждое прикосновение — словно нить, связывающая нас крепче, и как же я мечтала, чтобы это было правдой.

Он то ли дремал, то ли, как и я, пытался запечатлеть эти ускользающие минуты. Порой я ловила на себе его взгляд — задумчивый, и даже какой-то осмысленный, проникающий в самую душу. Не знаю, о чем он думал, а я…. Я лишь чувствовала, как этот миг переворачивает всю нашу жизнь.

«Вот бы и Олегу это понять!»— подумала я и затеребила пальцами его обручальное кольцо, которое до сих пор висело на моей шее.

И хотя я думала, что вот-вот волк сбросит свою звериную шкуру, вновь став человеком, он медлил. Казалось, он и правда истосковался по мне, упивался моментом, не спешил выпускать Олега, словно сам Олег был тем чудовищем, которого стоит опасаться.

Тяжело вздохнув, я попыталась отогнать эти мысли. Волк тут же вскинул голову, устремив на меня взгляд, полный такой щемящей тоски, словно прощался.

— Дружок. — Тихо позвала я, — Что с тобой?

Он резко вскочил, отступил от меня на несколько шагов и как-то странно съежился, оскалился, словно боролся с невидимым врагом. Шерсть на загривке снова встала дыбом, а потом начала исчезать, словно тая прямо на глазах.

Хруст пронзил тишину, заставив меня вздрогнуть. Тело волка содрогалось в мучительной агонии, зверь рычал, как одержимый, протяжно и надрывно, как будто испытывал невыносимую боль. Волчья челюсть менялась, преображалось и тело: сначала ноги, потом руки. Я видела, как длинные когти втягиваются обратно в пальцы, спина выгибается, принимая знакомые очертания. Мышцы, обтянутые бронзовой кожей, снова содрогались. Морда втягивалась внутрь, принимая человеческие черты, и только два янтарных глаза все еще пылали болезненным огнем, а изо рта уже Олега вырывался душераздирающий вой.

Слушать это было невыносимо. Я зажмурилась, судорожно пытаясь закрыть уши руками, но тело не слушалось, словно онемело. Пальцы снова затряслись, предчувствуя еще большую беду.

Вдруг наступила тишина, такая звенящая, что я расслышала щебетание утренних птиц в лесочке неподалеку от дома. А может, это мой мозг рисовал эти звуки, лишь бы не слышать прерывистого дыхания Олега — яростного, как и он сам.

По спине пробежали мурашки — предвестники взгляда Олега, но я не решалась открыть глаза. До безумия боялась встретиться с ним взглядом. Так и сидела, словно нашкодившая девчонка, вжавшись спиной в диван, как будто, если не открывать глаза, опасность исчезнет. Но она была здесь, ощутимая, густая, как воздух, которым наполнилась гостиная.

— София!

От голоса Олега меня затрясло еще сильнее. Вот теперь мне по-настоящему стало страшно!

— Я не могла поступить иначе… — выдавила я тихим голосом, почти шепотом.

Рывок — и я уже повисла в жесткой хватке его пальцев. Ступни оторвались от пола. Сильные пальцы, сжавшие мои руки выше локтя, болезненно впивались в кожу. И мне больше не оставалось ничего, кроме как открыть глаза, встретившись с его янтарем.

Честно, я никогда прежде не видела его таким злым. Даже глубокая складка на переносице была угрожающе зловещей. Напряжение сочилось не просто из взгляда, а из сжатых в суровую линию губ, из поджатого подбородка, из вздувшихся вен на висках.

Он мог вообще ничего не говорить, ведь я читала каждую его мысль в его холодных глазах.

— Какого дьявола! — сквозь зубы процедил парень.

Я встрепенулась, его хватка стала невыносимой.

— Отпусти! Мне больно!

Но Олег не ослабил хватку и не отпустил меня, а наоборот, поднял чуть выше, чтобы вперить в меня свой разгневанный взгляд.

— Что ты, блядь, творишь?!

И стоило ли мне вообще хоть что-то ему объяснять?!

А еще на Дружка грешит! Мол, страшнее зверя я не видела! Вот тут он заблуждался! Это он был хуже любого зверя!

— Отпусти меня! — я забилась в его руках, — Отпусти немедленно!

И Олег поддался моим словам, но вряд ли это можно было назвать «отпустил». Скорее, он отшвырнул меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ноги были ватными, я едва устояла, и только спинка дивана, которую я сжала дрожащими пальцами, помогла мне не упасть.

Олег поморщился, словно ему было чертовски противно смотреть на меня. И это было взаимно! Я сама пылала от злости. Меня бесило то, что Олег был таким непробиваемым. Уверенна, и на сегодняшнюю ночь, он лишь отмахнется, сказав, что это чистой воды везение! Он не верил мне и тогда, в Дублине, когда я отчаянно пыталась доказать, что мы с «Дружком» можем поладить. А сейчас…. Сейчас он даже слушать не станет! Он как будто бы сам не хотел, что бы мы с его зверем поладили!

— Я и не ожидала, что ты поймешь! — бросила я, словно плюнула ему в лицо.

Олег дернулся, сделал один уверенный шаг и снова навис надо мной. Я могла бы выдержать все: его гнев, крики, возможно, даже подзатыльник. Но то, с каким видом он смотрел на меня, было выше моих сил.

Холодный, абсолютно ледяной взгляд уперся в мое лицо.

— Это не он зверь! — взревела я и оттолкнула Олега, потому что его близость стала невыносимой болью. Олег отшатнулся, хотя я сомневалась, что именно из-за моего толчка. Эту скалу с места даже ураган не сдвинет, — Зверь здесь только ты!

Я видела, как ярость Олега вдруг сменилась растерянностью — на одно мгновение, которое я не должна была упустить. Сорвавшись с места, я помчалась наверх. Думать, что он не бросится следом, было бы глупо. Конечно, бросится! Еще как. Но сейчас хотелось просто испарится! Убежать как можно дальше, что бы просто не чувствовать его взгляда на себе!

Я взлетела на второй этаж, не ощущая пола под ногами. В висках пульсировало так, что я едва улавливала его голос.

— Стоять! — орал он, а я уже захлопнула дверь, защелкнула замок.

Бред, конечно, ведь я не думала, что это его остановит. Удар обрушился на полотно стремительно. Грохот сотрясал окна и мои и без того взвинченные нервы. И как только я подумала, что он сейчас попросит меня открыть дверь по-хорошему, полотно сорвалось с петель и рухнуло мне под ноги.

— Ты придурок! — взревела я, хлопая глазами на пустой дверной проем и на Олега, стремительно надвигавшегося на меня. А я машинально отступала, пока не уперлась спиной в дверцы шкафа.

Каждый его шаг отнимал кислород, а когда он подошел вплотную, тот и вовсе исчез. Мне хотелось задохнуться в ту же секунду, потерять сознание или даже умереть. Все лучше, чем испытывать на себе его взгляд.

Олег открыл дверцу шкафа, вытащил штаны, быстро натянул их и снова уставился на меня так, словно я была самым раздражающим фактором в его жизни.

— Какого хрена ты творишь, София?!

Он оперся руками о шкаф по обе стороны от моих плеч, давая понять, что мне не удастся сбежать. Да и куда? Снова в лес?! Он же мне этого не позволит!

Я посмотрела на него исподлобья, не рискуя поднять лицо. Уж слишком пронзительным был его колючий взгляд, а парень вдруг встрепенулся:

— Блядь! — взревел он и ударил обеими руками по фасадам. Хруст надломленной древесины потонул в его крике, — Когда! Ты! Будешь! Мне подчиняться! — с каждым криком он ударял по дверкам за моей спиной, и шкаф сотрясался вместе со мной. — Ты, блядь, ненормальная! — брызгая слюной, орал он прямо в мое лицо.

Самым лучшим решением было бы промолчать, но рот мой – враг мой!

— Это ты ненормальный, если решил, что и дальше сможешь меня защищать от самого себя!

Олег снова ударил по фасадам, и те, сорвавшись с петель, рухнули на пол прямо за моей спиной, чуть не придавив мне пятки. И если даже дерево не выдержало этого натиска, можно было представить, каково мне сейчас.

Но я и не думала сдаваться! С какой стати! Я усмирила оборотня! С чего вдруг я должна теперь ему подчиняться?!

— Больная! Просто придурошная! Сука!

И каждое его слово было хуже пощечины. Я содрогалась от звука его голоса, морщилась от боли. Чувствовала, как болезненно сжимается моя душа под гнетом его ярости.

— Ты хоть понимаешь, что ты творишь?!

Нет, вообще-то не понимала. Я слабо представляла себе, как устроена природа оборотней, и можно ли считать сегодняшнюю удачу пропуском в мир спокойствия. Но упорно стояла на своем.

— Понимаю! — я снова пошла в наступление, оттолкнула его от себя, и он отшатнулся, — А еще я понимаю, какой ты идиот! Я сделала это не ради забавы…

— Ради чего тогда? — всплеснул он руками, — Неужели ты думаешь, что одного контакта будет достаточно, чтобы его приручить?! Неужели ты такая глупая?!

— Глупая! — взорвалась я, — Да, я и правда чертовски глупая, если решила, что мы сможем быть вместе! И знаешь, это вовсе не из-за твоего существа! А из-за тебя! — ярость Олега становилась просто осязаемой, скрежетание зубов лишь подтверждало это, — Из-за твоего дерьмового контроля, которым ты вечно меня затыкаешь! Из-за твоей твердолобости!

Олег молчал, сверля меня взглядом, в котором не было и грамма понимания. И это осознавать было больнее всего. Словно то, чем я жила последнее время, рухнуло, пелена спала с глаз, оставив меня один на один с этой ужасной правдой: он никогда не станет считаться с моим мнением!

Я снова обрушила на него град ударов:

— Ты идиот! Кретин! — накинулась на него я, колотя его грудь сжатыми до боли кулаками, — Думаешь, что сможешь управлять мной? Что я буду подчиняться тебе?! Даже не мечтай!

— Будешь! — заорал в мое лицо Олег и снова схватил меня в тиски пальцев, а потом прошипел сквозь зубы, — У тебя… просто нет… другого… выхода!

Как я умудрилась вырваться из его хватки — одному Богу известно. Но когда я это сделала, Олег надвинулся на меня. И это стало каким-то решающим сигналом. Я вытащила пистолет из-за спины и вскинула его перед собой. Он остановился. Рваное дыхание опаляло мои пальцы, отважно сжимавшие рукоять пистолета.

— Ну и? — выдохнул парень, сузив глаза, — Выстрелишь в меня?

— Если ты не перестанешь меня трогать, выстрелю, — мужественно заявила я.

— Тогда стреляй! — громыхнул он и прижался грудью к дулу. Я почувствовала разряд тока, прошедший сквозь пистолет и вонзившийся в мои пальцы, — Стреляй, София! Ведь я никогда не перестану!

Но я не хотела стрелять! Как я могла, ведь это же был Олег! Мой Олег, но уже казалось, что и не мой вовсе! Эти его холодные глаза были чужими. Сердце рвалось от боли, веки жгло от слез отчаяния. И это мое промедление стало роковым.

Лишь одно его касание двумя пальцами моего запястья — такое быстрое и ловкое, едва уловимое — и пистолет уже в руках Олега. Парень повертел в руке «Малыша» и снова уставился на меня.

— Откуда вообще ты его взяла?

Я зажмурилась, слезы хлынули из глаз без моей воли, прочертили обжигающие мокрые дорожки до подбородка.

— У Феликса, — сквозь рыдания выдохнула я.

— Блядский придурок! Ему надо руки вырвать с корнем! — прорычал Олег, его голос клокотал от ярости.

— Он… он ни при чём! — захлебнулась я, выплевывая слова сквозь комок в горле. Олег недоверчиво скривился, — Он не знает,… не знает, что пистолет у меня… — Парень молчал, прожигая меня злобным взглядом, и в его глазах я уже видела, как он ломает кости Феликсу. Отчаяние заставило меня признаться, — Я его украла! Понятно?! — Каменное лицо Олега оставалось непроницаемым, — Феликс здесь ни причём!

Кажется, на этот раз он поверил. Тяжелые плечи Олега дрогнули и опустились. Взгляд буравил дверцу шкафа за моей спиной, но гнев не отступал.

— Надо было сразу внушить, чтобы слушалась, — ледяное спокойствие в его голосе напугало меня больше, чем крик. От этого звука слезы хлынули из глаз, обжигая кожу, и футболка моментально промокла. Он продолжал говорить, даже не глядя на меня, — Я так хотел верить, что ты и правда сдалась… — его усмешка получилась сухой и болезненной, — И правда придурок! Теперь я вижу, что нам не обойтись без… внушения.

Когда Олег поднял глаза, меня словно пригвоздили к шкафу. Оцепенение сковало тело от его взгляда, в котором решимость пожирала зрачки.

— Тогда тебе придётся внушить мне, чтобы я была с тобой! — вырвалось прежде, чем Олег успел что-то сказать. Взгляд снова стал прежним – холодным и злобным, но зрачки вернулись на место. — Потому что я сбегу сразу же, как ты заставишь меня подчиняться против моей воли!

Растерянность и злость — вот единственные чувства, отражавшиеся в его глазах. Возможно, он и был бы не прочь воспользоваться своим даром, но внушить мне любовь — никогда. Я знала это. Как и то, что эти слова — моя защита от его гипноза.

Олег снова усмехнулся, передернулся, словно от удара. Глаза наполнились болью, будто он вновь боролся со своим внутренним зверем. Или со своими собственными желаниями. Облизнул потрескавшиеся губы и с раздражением выдохнул:

— Как же ты меня бесишь! — процедил он сквозь зубы, — Сейчас я готов сам тебя придушить.

Пальцы потянулись к моей шее, а его взгляд скользнул на свое обручальное кольцо, миг и он одернул руку, не коснувшись меня, и с яростью вылетел из комнаты.

Я долго стояла, прижавшись к шкафу. Когда я отошла, дверцы сложились пополам и рухнули на пол. И я не выдержала. Этот звук стал сигналом для моих слез и отчаяния. Я упала на кровать и завыла в подушку, стараясь делать это как можно тише. Я не знала, где он сейчас. Может, снова обратился и убежал в лес — Феликс говорил, что бег в облике волка помогает успокоиться. Может, он спустился в гостиную, и глушит алкоголь, пытаясь унять свою ярость. Может, он все ещё рядом, за стеной…

Но я не хотела, чтобы он слышал мои рыдания. Не хотела показывать свою слабость. И винила себя за те слезы, что вырвались перед ним.

Пусть не думает, что я слабачка! Пусть не думает, что сможет подчинить меня своей воле!

Глава 28

Я не спала. Просто не смогла… Желчь и слезы душили меня, терзали, словно дикие птицы. Это была полноценная истерика, буря, которую я не в силах была остановить. В голове — гребанный, неконтролируемый хаос. Мысли метались в бешеном, исступленном потоке.

Сначала я хотела сорваться с места, броситься к шкафу, начать судорожно собирать вещи. Убраться подальше от Олега, сбежать, словно в отчаянной отместке за его ярость, за его неуправляемую силу — вот что двигало мной в тот миг. Но я знала, чувствовала каждой клеточкой, что он и шагу не даст мне ступить из дома. Во-первых, риск угодить в лапы ищейкам был слишком велик, а во-вторых…. Черт его знает, что во-вторых.… Что вообще творится в голове у этого человека?!

А потом меня вдруг пронзило желанием извиниться! Боже.… Извиниться перед ним! Меня мутило от горьких угрызений совести. Я ощущала себя настолько виноватой во всем случившемся, что это желание стало почти невыносимым, прожигающим насквозь. Но я приказала себе замереть под одеялом, не шевелиться, не дышать. Ну, уж нет! Не получит он моего раскаяния! Хоть я и понимала, каждой частичкой души ощущала, что заслужила его ярость. Пошла против его воли. Я стреляла в него… конечно, не совсем в него, но все же…. Заставила превратиться, пробудила зверя.

Дальше меня просто выворачивало наизнанку. Тошнота накатывала волнами, обжигающими, ледяными, и пару раз я думала, что вот-вот из меня вырвется что-то мерзкое, отвратительное. Тело била дрожь, по спине и лбу текли ручьи холодного пота, меня бросало то в безумный холод, то в дикий жар.

«Это все стресс!» — уверяла себя я, пытаясь унять этот ужас, и снова сворачивалась жалким клубочком на кровати, как раненная зверушка.

А потом все начиналось снова: ненависть к Олегу, отчаянное желание сбежать, смыться, испариться, сменялись мучительным чувством вины и изматывающей тошнотой. И так по кругу, по сотому, проклятому кругу!

Я замерла, как под надгробной плитой, как только услышала шаги на лестнице. А шаги становились все ближе и ближе, а потом тишина. Я лежала спиной к выходу, но кожей, каждой порой ощущала, что Олег сейчас смотрит на меня. Точнее, на бесформенный ворох одеял, в котором я пыталась спрятаться от него, от себя, от всего мира.

Хотелось закричать, чтобы он убирался, проваливал прочь, оставил меня одну в этом аду, но язык онемел, не слушался, будто прилип к небу. Сердце надрывно стонало, разрываемое тяжестью этой ссоры. Хотя это и ссорой-то назвать нельзя…. Это — бездна, в которой ни один семейный психолог не сможет выжить!

Олег молчал. Единственное, что я услышала — тихий шорох одежды. Он подходил к кровати.

— Не приближайся! — выплюнула я в отчаянии, и он остановился, как громом пораженный, а я вновь почувствовала, как близка истерика, как подступают слезы, эти проклятые слезы, неведомо откуда вновь заполнившие глаза, готовые хлынуть потоком.

Каким бы чудовищем ни был Олег, но он тут же понял, что сейчас лучше и, правда, не подходить ко мне. Он немного постоял возле кровати, словно прислушиваясь к моей боли, а после медленно двинулся к окну и уселся в кресло, смотря на меня своими янтарными глазами, прожигающими мою душу насквозь, выжигающими клеймо вины.

Я не видела его лица, тусклый свет, еле пробивающийся сквозь тюль, оставлял его в тени, но эти его глаза…. Даже в кромешной тьме я всегда смогу увидеть их нестерпимый блеск.

Он долго смотрел на меня, восседая в кресле в какой-то болезненно расслабленной позе, его обнаженная грудь мерно вздымалась от глубоких вдохов, но я улавливала его напряжение, как и то, что он вряд ли покинет комнату, даже если я буду орать, выть и биться в истерике.

— Поговорим? — прозвучал его стальной, безжалостный голос.

Я зажмурилась еще сильнее, словно бы так могла спрятаться от его взгляда, уйти в небытие, но ничто не помогало. Мне казалось, даже если я сейчас провалюсь сквозь землю, в самое сердце Ада, я все равно буду чувствовать его!

— Нет, — прошипела я.

И о чём нам говорить?! Снова выслушивать его обвинения? Снова давиться его жестокими словами: «Ты будешь мне подчиняться, София!» Пусть и не надеется! Столько всего хотелось ему выкрикнуть, выплеснуть, но я не позволила себе и рта открыть.

Олег обвел комнату каким-то отстраненным, неторопливым взглядом, а потом снова уставился в мое лицо, словно пытаясь прочесть в нем ответы на все свои вопросы:

— Поговорим, — заключил он уже спокойно, уверенно, в своем духе — настырно. — Мы поговорим с тобой спокойно, София, и я надеюсь, что мы сможем понять друг друга…

— Сомневаюсь, — выплюнула я, прежде чем успела прикусить язык. — Такой идиот, как ты, вряд ли поймет меня!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Шумно выдохнув, Олег то ли усмехнулся, то ли оскалился, прикусил губу, видимо, тоже отчаянно пытаясь контролировать свои эмоции, свои слова. И ему это удавалось, в отличие от меня, слабой, дрожащей. Спустя мгновение его голос стал мягче, почти нежным:

— Что я должен понять, София? — вопрос повис в тягостной тишине, но я и не думала отвечать на него. Меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать с Олегом, но он не унимался. — Может, я должен понять, что ты сошла с ума? — снова пауза, короткая, мучительная, он снова не ждал от меня ответа. — Или понять, что тебе действительно не место в моем мире?! Ведь ты серьезно загоняешь меня в тупик, София!

А я снова вздумала реветь! Черт, что с моей стойкостью?! Откуда опять взялись эти слезы, эти предательские потоки горя?

— Чего ты добиваешься?! Что хочешь доказать мне?! — голос его становился все громче, яростнее, а мои слезы душили меня всё сильнее. И даже если бы я захотела ему ответить, я не смогла бы, но он, кажется, и не ждал моего ответа, сотрясая воздух своим басом. — Хочешь, чтобы я сдался и пустил тебя во все тяжкие? Хочешь сказать этим, что тебе абсолютно плевать на мое мнение? На мою боль? Блядь… — вспылил он и шумно выдохнул. Кресло скрипнуло, давая мне понять, что он обессилено, опустился на его спинку.

Когда я решила взглянуть на него Олег сидел, сжимая пальцы на переносице и жмурился, а после его губы снова зашевелились:

— Я не понимаю тебя! Честное слово, не понимаю! Я пытаюсь сделать нашу жизнь проще! Уберечь тебя от опасности! Но ты уперто лезешь в самое пекло, София!

Груз его слов был невыносим, давил так, что казалось, я сейчас задохнусь. Я зарылась поглубже в одеяло, словно в жалкий щит, но эта слабая броня меня не спасала. Его слова били в самое сердце, разрывая его на части!

— Ты просила меня держать тебя в курсе происходящего — и я ничего от тебя не утаивал! Просила не применять внушение, и я старался, из последних сил старался! Реально думал, ты оценишь! Но это, София… это переходит все границы!

Не знаю, что на меня нашло, какая сила заставила меня действовать против воли, но я вынырнула из-под одеяла и тут же выпалила:

— Так внуши мне снова убираться прочь! Раз я не часть твоего мира! Если я не подхожу под твои четко выверенные понятия о супружеской жизни, сделай так, чтобы я исчезла, испарилась! — Я сорвала с шеи цепочку и швырнула её к нему в ноги. Обручальное кольцо звонко приземлилась на пол.

Олег сморщился, то ли от внезапной боли (мне вот было чертовски больно от собственных слов), то ли от непонимания, которое воздвигло между нами непроглядную стену из обиды, гнева и миллионов вопросов, которые он мне задал за всю нашу недолгую беседу.

Он в очередной раз прикусил губу, наклонился, подцепляя пальцами цепочку с пола. Поднял её вместе с кольцом. Долго вертел его в руках, и мне казалось, сейчас он решится и сделает то, что я от него требовала. Олег снял кольцо с цепочки и дрожащей рукой надел его на безымянный палец, а после сжал кулак до побелевших костяшек.

Какого черта я вообще это сказала! Ведь я не хочу! Не хочу покидать его мир, каким бы страшным он ни был! Не хочу оставаться без него, без его ярости, без его защиты, без его любви…

Секунда — и он встал. Могучий, несломленный, как неприступная скала, двинулся в мою сторону. Я вжалась в матрас, словно пытаясь пройти сквозь него, раствориться. И только сейчас слезы отступили, оставив меня обнаженной перед его пронзающим взглядом.

Он смотрел на меня сверху вниз, выжигал на мне дыру своим взглядом, а после медленно опустился возле кровати, протянул руки, зацепил цепочку на моей шее и взял мою дрожащую руку, прижимаясь горячими губами к моему кольцу, к моим похолодевшим пальцам. Замер, надолго застыл в этом странном, мучительном положении, зажмурившись. Казалось, даже время потеряло свой ход, остановилось в ожидании чего-то неизбежного.

— Ты и есть мой мир, София. Как же ты не можешь этого понять…— прошептал он мне в ладонь, и эта фраза меня сломала, окончательно уничтожила. Я зажмурилась от нестерпимой боли. А он прижался к моей ладони щекой, будто отчаянно требуя, чтобы я его погладила, утешила, защитила от своих ядовитых слов. — Хрупкий мой мир…

Челюсть моя заходила ходуном. Слезы снова хлынули потоком, заполнили мои глаза, затопили глотку, лишая меня дара речи. Я так много хотела сказать ему, объяснить, оправдаться, но не могла. Слова утонули в этих горючих слезах, захлебнулись в потоке отчаяния.

Но ему не нужны были мои слова. Ему нужно было только знать, что я рядом. Он еще немного посидел, прижавшись к моим пальцам, впитывая мою боль, мою вину, мое горе. А потом отпрянул и молча, ушёл из комнаты, оставляя меня наедине с моей мукой.

Теперь я была уверена на все сто — мне не избежать его внушения. Как только эта проклятая история с ищейками, Тишко и Серегой закончится, он примется за меня. Может быть, даже быстрее. Возможно, это случится, как только стая ему подчинится. Тогда мне уже точно не будет грозить никакой опасности, ведь они тут же уничтожат охотников.

Едкое чувство безысходности рвало меня на части, терзало мою душу. Утонуть, и, правда, в этих слезах! Было бы не так больно, не так мерзко, не так страшно! И что на меня нашло, черт возьми, что я так вспылила, наговорила ему столько ужасных слов! Словно бы мною двигала чья-то чужая сила, а не мой собственный разум, мое сердце!

Внезапно я услышала, как с грохотом захлопнулась входная дверь. Подскакиваю с кровати и, словно ужаленная, несусь к окну, в ужасе взирая на развернувшуюся перед окнами картину Апокалипсиса.

— Да что случилось? — верещит Феликс, отчаянно пытаясь отстраниться от надвигающегося на него Олега, а тот наступает, словно дикий зверь, сжимая в мощной, дрожащей руке пистолет.

— Твоё?! — Олег сует ему пистолет почти под самый нос, прожигая Феликса взглядом, полным нескрываемой ненависти.

— Моё, но… погоди…

— Я тебе его сейчас в задницу засуну, понял?! — громыхает Олег, сотрясая воздух своим яростным рыком.

— Да бля… дружище, успокойся! — Феликс отчаянно пытается натянуть подобие улыбки, но видно по его лицу, как он на самом деле перепуган, как дрожит каждая клеточка его тела. — Я сейчас всё тебе объясню…

Но Олегу не нужно никаких объяснений, от Феликса не нужно. Он в одно мгновение скручивает его в немыслимый узел, выворачивая суставы. Феликс пытается отбиваться, но у него получается чертовски плохо.

«Он его точно сейчас убьёт!» — взрывается в моем мозгу паническая мысль, и я, сломя голову, не видя ничего перед собой, лечу вниз, не в силах больше смотреть на это безумие.

Выбегаю в жуткий, пронизывающий холод. Ощущаю мерзкую, ледяную мокроту травы под ногами, но меня это не останавливает. Когда я настигаю их, Олег уже выворачивает руки Феликса, и те даже хрустят, словно кости выходят из суставов, рвутся связки.

— Прекрати! — кричу я в отчаянии и начинаю молотить Олега по спине, пытаясь оттащить его от Феликса.

Тот лишь слабо вздрагивает от моих бесполезных ударов, словно не замечая их.

— Или в дом, София! Нам с твоим дружком нужно серьёзно поговорить! — процедил он сквозь стиснутые зубы, продолжая яростно надавливать на Феликса, выкручивая его руки.

— Ай! — лишь жалобно произносит Феликс и мучительно морщится от боли.

— Отпусти его! Идиот! Ты ему сейчас руки сломаешь! — не унимаюсь я, цепляясь за Олега, пытаясь сдвинуть с места эту глыбу.

— Как ты догадалась? — злобно процедил Олег сквозь зубы. — А потом и ноги! Чтоб неповадно было!

— Волк… Волк… угомонись! — пыхтит Феликс с неимоверным усилием. — Я всё понял! Никакого оружия в доме! Клянусь тебе!

Я вцепляюсь в руку Олега и чудом мне удается его остановить, перебороть его чудовищную силу. Он встаёт, высвобождая из своих стальных тисков несчастного Феликса. Тот переворачивается на спину и шумно, прерывисто дышит, но его лицо не покидает ироничная, измученная улыбка, как у самого отчаленного мазазиста:

— Отлично, Белка-стрелка! — он из последних сил вскидывает руку вверх, показывая мне большой палец. — Спрятала моего «Малыша» просто великолепно!

— Я же тебе сказала, он ни в чем не виноват! — ору я на всю улицу, не в силах сдержать подступающую истерику, защищая Феликса, как могла.

Олег наклоняет голову набок, вонзает в меня свой яростный, испепеляющий взгляд:

— Ну конечно! Что и требовалось доказать! Хороша защитница, нечего сказать!

— Если тебе так не терпится сорваться на ком-то, спустить на кого-то свою ярость, то давай спускай её на меня! — выплевываю я в отчаянии, без тени сомнения бросаясь под его удар.

Олег яростно смыкает челюсти до скрипа, а после насмешливо вздергивает брови:

— Почему бы и нет! — грохочет он, и только сейчас я осознаю, насколько глупо поступила, что мне бы сейчас забиться в свою комнату, зарыться под одеяло и вообще ему на глаза не попадаться.

Но я бы никогда не смогла допустить, чтобы из-за моих действий, из-за моей глупости, необдуманности пострадал кто-то другой. Особенно Феликс, который просто пытался мне помочь.

Олег бодает меня плечом и подхватывает на руки, вскидывает, как какую-то плюшевую игрушку.

— Да что тут случилось-то…? — мычит Феликс, приподнимаясь на локте и смотрит, как Олег утаскивает меня обратно в дом.

— Отпусти! Немедленно отпусти! — я колотила по его спине, но это было всё равно, что бить кулаками о гранит. Ни малейшей реакции!

— Шантажистка! Чертова ты шантажистка! — шипел Олег сквозь зубы, — На горло мне наступаешь,… позвонки выкручиваешь! Перекрываешь мне ебучий кислород! Подлая манипуляторша!

Он стремительно взлетел по лестнице, пересек спальню и швырнул меня на кровать, как куклу.

— Сиди здесь и не вздумай отсвечивать, пока я в бешенстве! — яростно сказал Олег, и проткнул воздух пальцем указывая на меня.

Я заглотила ком страха, воочию ощущая, как этот его палец протыкает мою грудную клетку.

Олег переступил с ноги на ногу, видимо хотел выйти, но остановился.

— Еще раз, София… — прогремел он, вонзая в меня взгляд, словно клинок, — Ещё хоть раз заступишься за этого своего дружка, клянусь… внушение покажется тебе раем!

С этим испепеляющим взглядом он вылетел из комнаты, и если бы дверь не валялась на полу, то он бы точно захлопнул её с оглушительным грохотом. Я словно бы услышала этот грохот и содрогнулась до костей. Слезы снова хлынули потоком, безудержным, неконтролируемым. Я до крови прикусила губу, пытаясь остановить истерику. Во рту тут же появился тошнотворный металлический привкус.

Минута, и с первого этажа донесся громоподобный голос Олега, трясущий стены. Феликс безропотно выслушивал его обвинения. Я не слышала ни слова, мой слух отказывался воспринимать эти оскорбления, эту грубую несправедливость. Феликса совсем не было слышно. Он, казалось, был оглушен моим поступком. Да я и сама была в шоке!

Украсть оружие у друга, угрожать собственному мужу, даже выстрелить в него… Безумные поступки, дикие, но тогда казавшиеся единственно верными. И хотя Олег все еще был непреклонен, считая меня сумасшедшей, сегодняшняя ночь стала для меня откровением. Теперь я точно знала: никто не сможет заставить Олега, вернее, его зверя, лишить меня жизни.

Один ноль в мою пользу, мерзкий Серега!

Меня вновь пронзила дрожь, но уже от той обжигающей лавины, что спешно вздымалась из глубин желудка. Рывком вылетела из спальни, заперлась в ванной. Рвало истошно, выворачивало наизнанку, до судорог, пронзающих пальцы.

«Но я же ничего не ела! Откуда это?» – в панике думала я, глядя на жалкие следы предательства моего тела.

Смутное подозрение терзало нервы. Да и эти панические атаки, захлестывающие внезапно, против моей воли…

Сглатываю ком, застрявший в горле, и бросаюсь к раковине. Вслепую роюсь в тумбочке, перебирая вещи в лихорадочном поиске, пока пальцы не натыкаются на запечатанную коробку тампонов.

— Не может быть! — шепчу одними губами, стараясь не произнести это вслух, словно боясь материализовать кошмар. Ту самую правду, которую я сейчас не вынесу!

Коробка дрожит в руках, словно ускользающий мир, а затем с глухим стуком падает на дно ящика, и я захлопываю его с яростью, словно это он, этот ничтожный ящик, виноват во всем!

Собрав в кулак остатки самообладания, я, наконец, поднимаю взгляд на свое отражение в зеркале и одними губами, дрожащими от страха, произношу:

— Этого не может быть, София! Успокойся! Не смей поддаваться панике!

«А если это правда? — взрывается мозг, разрываясь от мучительных мыслей,— А что если…».

Я так сильно зажмуриваюсь, что в глазах вспыхивают искры отчаяния, а затем, лихорадочно, начинаю искать выход, план действий. Мне срочно нужен тест на беременность! Или гинеколог! С тестом все станет ясно сразу, а поход к врачу не вызовет подозрений…. По крайней мере, я на это отчаянно надеюсь!

Будто в бреду, плетусь в спальню. После этой мучительной пробежки до туалета и опустошительного извержения желудка сил едва хватает, чтобы забраться в кровать и попытаться забыться во сне.

Глава 29

За стенами дома царила глубокая ночь. Огромный диск луны, словно серебряное блюдце, щедро заливал комнату своим мягким светом. Сон бежал от меня, ускользал, как дым. Я металась в постели, отчаянно пытаясь ухватить хоть крошечный островок покоя, но тщетно. В голове, словно дикие звери в клетке, метались страшные мысли, терзая оголенные нервы, словно оголенные провода разума.

«Я не могу быть беременна! Это просто невозможно! А если все же.… Нет! Нет, это бред!»

Но еще ужаснее было осознание, как быстро все произошло. Слишком спонтанно!

Нет, я не была против детей, хотя смутно представляла, что значит быть родителем. Но одно знала точно — этот мир, мир Олега, не место для невинной души…

Окончательно разуверившись в возможности уснуть, я решила спуститься на кухню. Может, стакан теплого молока сможет вернуть мне украденный сон?

Феликса уже нет, это я знала наверняка. А Олег? Уехал? Вряд ли, конечно. Он бы не оставил меня одну в этом доме. Разве что после всего случившегося ему стало наплевать на мою судьбу. Может, он посчитал, что моя смерть от рук охотников будет милосерднее, чем от его собственных?

Пока я спускалась по лестнице, в голове отчетливо звучал его резкий, обжигающий крик:

«— Как же ты меня бесишь! Сейчас я готов сам тебя придушить…»

В гостиной горела лишь приглушенная подсветка, едва уловимый свет по контуру потолка. Пустынная кухня, одинокий обеденный стол. Сделав пару робких шагов от лестницы, я замерла…

Олег, словно подкошенный, развалился на диване, полусидя-полулежа. Он спал. Его грудь размеренно вздымалась в такт тихим вдохам. А лицо утратило свою привычную ярость. Бронзовая кожа в тусклом свете почти мерцала, скулы расслабились, и даже напряженные вены на висках, казалось, исчезли.

Я хотела тихо проскользнуть мимо, налить стакан молока и вернуться в комнату, но не смогла пошевелиться. Ноги словно вросли в пол. А в груди…

Впервые за эти бесконечные сутки я почувствовала внутри что-то теплое. Как огненный шар, как лава, вырвавшаяся из самых недр моей души, в одно мгновение заполнила меня до краев. Она сожгла дотла весь мой гнев, испепелила ярость, оставив лишь чувство всепоглощающей любви к этому человеку.

И почему в нашей жизни все так сложно? Зачем нам ссоры и обиды? Неужели для нас так важно сломить волю любимого человека?

И я понимала Олега, видела отчаяние в каждой его попытке уберечь меня. Возможно, я действительно не осознавала всей той бездны, что скрывалась за его защитой, за щитом, которым он, словно цепями, сковывал меня, лишая свободы маневра, права на собственный выбор. Вероятно, его мир и, правда, был слишком жесток и опасен для такой, как я — для обычного смертного.

А я… я лишь мечтала о тихой жизни. О хрупком, но все же спокойствии, в уверенности, что его внутренний зверь не растерзает меня в клочья, если я, по неосторожности, выведу его из равновесия.

Именно в этот момент меня пронзило неудержимое желание — извиниться. Ведомая этим порывом, я тихо подошла к дивану и, на дрожащих ногах, опустилась рядом. Олег слегка поерзал, но не проснулся, а может, не до конца. Он так сладко причмокнул губами, что мне совсем не хотелось его будить. Я устроилась рядом, забралась на диван с ногами и обняла его, прильнув щекой к его горячей груди. Терпкий аромат сандала и табака, словно самое действенное лекарство, разлился внутри моих легких. Мерное биение его сердца отдавалось в ушах. Под моей щекой тихо поднималась его грудь. Внезапно он вздрогнул, и я вместе с ним.

— Прости, не хотела тебя будить, — прошептала я, глядя в его сонные глаза.

Он несколько раз моргнул, а потом обвил мои плечи рукой, притянув меня ближе.

— Ты чего не спишь?

— Не могу уснуть без тебя, — призналась я.

Он подался вперед, коснулся губами моего лба, а потом сгреб меня в охапку, и мы, едва умещаясь на диване, прижались друг к другу. Его пальцы гладили мои волосы, и этот жест был таким нежным, таким понимающим, что я вновь почувствовала, как горло жжет от подступающих слез.

— Прости меня, я правда думала, так будет лучше… — прошептала я едва слышно, боясь, что если произнесу это громче, меня захлестнет поток слез.

Какая же я стала плаксивая! Бесит!

Олег вновь прижался губами к моему виску:

— Я знаю, малышка… — ответил он, и в его голосе промелькнула насмешливая нотка. — Хотя, если ты меня пристрелишь, вряд ли станет лучше…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я задрала подбородок, чтобы заглянуть в его лицо. Он был спокоен, вернее, старался казаться спокойнее, чем утром. Но его глаза все еще горели этим странным, прожигающим огнем, говорящим о том, что он еще долго не забудет мой сегодняшний «финт»!

Интересно, стоит ли ему рассказать о моих подозрениях насчет беременности?

От этих мыслей мои руки слегка задрожали. Олег, словно почувствовав это, накрыл мои пальцы своими ладонями. Я уставилась в стену, пытаясь подобрать слова, но кроме как «Кажется, я беременна!» в голове была полнейшая пустота. А с ним так нельзя! Сейчас нельзя!

— Олег, — начала я. Парень отозвался кивком головы. — Что ты думаешь о детях?

Не стоит и говорить, что он удивился моему вопросу. Я не видела, но чувствовала, как напряглись его плечи и пальцы, держащие мои. Он даже немного повернул голову ко мне, очевидно, пытаясь прочитать что-то на моем лице, а я все еще пялилась в стену, отчаянно делая вид, что внутри меня не бушует ураган.

— Я думаю, что дети требуют много внимания и психологической подготовки… — размеренно ответил он. После секундной паузы он продолжил: — Однако, как выяснилось, супружеская жизнь с тобой требует того же самого…

И хоть он говорил с каплей сарказма, я уловила эти стальные и нервные нотки в его голосе. Они давали мне понять, что дети не входят в его ближайшие планы!

— Почему ты спрашиваешь?

«Потому что мне кажется, что я беременна!» — вопило мое сознание, но я не могла сейчас это вывалить. Даже представить не хочу, что с ним может случиться! Удар хватит? Или он снова впадет в безумную ярость? Тогда лучше уж первое, ведь от второго я не выживу!

Я прочистила горло и вложила в слова максимальное спокойствие. Будто меня это совсем не заботит.

— Я заметила, что Друж… — осеклась на кличке, которая вгоняет Олега в ярость, но все же продолжила: — заметила, что мы… поладили и…

— И поэтому ты решила, что у нас непременно должны появиться дети?

Я не удержала взгляда и, когда посмотрела на Олега, замерла. Янтарь его глаз прожигал меня насквозь еще сильнее, чем сегодняшним утром. Воздуха стало предельно мало, я даже не решалась вздохнуть, поэтому ответила на выдохе:

— Почему бы и нет?

Глаза Олега стали нереально огромными. Он смотрел на меня, как на инопланетянку, только что свалившуюся с Луны. Бронзовая кожа его лица вмиг потемнела, а на висках снова вздулись напряженные вены, раздутые, словно канаты, которые только и служили сетью для его ярости.

Прежде чем заговорить, он скрипнул зубами:

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

Олег немного отстранился. Нажим его пальцев на мое запястье стал более ощутим, даже болезненным. Еще немного, и останутся синяки! А я могла лишь хлопать на него растерянными глазами. А внутри меня царил настоящий хаос. Ураган, сметающий мою веру в лучшее.

Если окажется что я беременна, он меня точно придушит!

Он немного помолчал, словно собираясь с духом, а потом решительно заявил, словно отрезал:

— Это недопустимо!

— Но почему? — выдавила я слова из горла, которое будто бы сдавили металлическим обручем.

— Слишком рискованно тебе что-либо говорить, София, — строгим голосом отвечал Олег. — Ведь стоит мне намекнуть об опасности, ты непременно туда и сунешься…

— Но это же всего лишь ребенок…

— Всего лишь? — переспросил он и сморщился так, будто мы говорили о домашнем крокодиле. — Это не просто ребенок, София! Это оборотень! Как ты вообще себе это представляешь?!

Паника в груди нарастала. И еще внутри что-то больно скручивало сердце. Это то самое мерзкое ощущение, которое возникает у женщины, когда она понимает, что ее мужчина не хочет иметь с ней детей!

— Я понимаю, что у нас необычная семья, даже более чем необычная! Но в ней все-таки может быть хоть что-то нормальное и адекватное, поддающееся здравому смыслу, например — ребенок! — выпалила я.

Олег тут же вскочил, присел напротив и янтарными глазами впился в меня, словно иглами, острыми и проникающими в каждую клетку моего тела. Нет, он не был в ярости, скорее напряжен до мышечного паралича. Его скулы ходили ходуном, скрипя зубами.

— Я повторяю — это очень опасно! — почти по слогам проговорил парень, но на дне его янтарных глаз было так много, я видела, что он скрывает.

— Ты всегда повторяешь одно и то же! Мне уже начинает казаться, что тебя заело! — язвительно буркнула я. Олег, молча, проглотил мои слова, но меня уже сложно было остановить. — Чего бы мы ни коснулись, это все очень опасно для меня! Вся эта жизнь опасна! И меня это чертовски бесит! Но сейчас речь даже не обо мне, Олег!

Парень вскинул брови, уставившись на меня:

— И о чем же?

— Речь о продолжении твоего рода…. И я не вижу в этом никакой опасности! Твоя мама, например, родила тебя, и еще сотни, а может, даже и тысячи женщин рожали от оборотней. И…

— Эти женщины не были тобой, София! — жестко отрезал Олег, и я заморгала еще чаще, словно это звучало как оскорбление.

— Что ж, теперь стало ясно — я не подхожу тебе не только как жена, но и как мать твоих детей!

Олег вдруг усмехнулся, и его лицо неожиданно смягчилось. Взгляд стал невыносимо нежным, таким, что мне пришлось проглотить все ругательства. Этот плотный ком сорвался в легкие, ударился об дно, а потом покатился в живот, вибрируя и задевая все мои нервные окончания.

— И чего ты лыбишься?!

Он растянул губы шире и коснулся пальцами моей щеки:

— Ты такая забавная, малышка, когда злишься…

Хотелось откусить ему палец по самый локоть! Мне вот совсем не было смешно. Ни капельки!

Олег подался вперед, уселся напротив, и взял мои лицо в свои ладони. Его взгляд был странным — смесь напряжения, заботы и, кажется, внутренней боли…

Когда он заговорил, я была уже на грани нервного срыва:

— София, моя мама, как и все остальные женщины, вынашивающие оборотня, была довольно крупной женщиной, иначе она бы просто не выносила меня… — голос Олега звучал спокойно, но ударял в мои уши, как множественные взрывы. — Ты понимаешь, о чем я?

Я нервно сглотнула:

— Я дистрофик, не способный родить оборотня… — эти слова были настолько противными, что я невольно сморщилась, ощущая, что вот-вот снова разревусь.

Вместо ответа он прижал меня к себе. Его пальцы зарылись в мои волосы на затылке, словно бы он хотел проникнуть в меня и забрать эту боль. И отчасти у него это получилось.

Плотный аромат сандала обволакивал меня, словно невидимый кокон, сотканный из покоя и защиты, сквозь который не прорвется ни одна беда. Я зарылась лицом в его грудь, и веки сомкнулись сами собой, отпуская последние слезы, что испарились в его тепле. Лишь тягучий узел тревоги, засевший на дне живота, мучительно напоминал: моя тошнота вовсе не от испорченного молока…

О, как же мне хотелось верить, что это всего лишь оно!

—Ты моя маленькая, моя хрупкая девочка… — прошептал Олег, и его губы коснулись сначала макушки, а затем скользнули к уху.

Я ощутила жар его дыхания, обжигающий нежностью. Россыпь мурашек от его слов забегали от поясницы до макушки и обратно.

— И я люблю тебя… такую беззащитную, такую нежную, такую мою…

*** любимые главы (признаюсь, мои тоже) с Олегом подъехали :)

Глава 30

— Олег —

Напряг лютый!

В голове рой ебучих мыслей без просвета! Ощущаю себя подвешенными за собственные яйца. С одной стороны — до одури невозможный план взять титул Альфы в собственной стае. По факту вернуть себе то, от чего когда то сам отрекся, добровольно. На поиск ниточек к каждому оборотню чертовски мало времени. Спасает лишь то, что я каждого знаю как облупленного, но за время моего отсутствия в стае, положение дел могло нехило измениться. А право на ошибку нет! Совсем нет!

Стоит только подумать о Сереге, как в груди поднимается хуевое ощущение. Мерзкое и липкое. Наперед знаю — хер он с поста Альфы добровольно слезет. Это ж пиздец унижение, а для такого как Серега — и вовсе удар ниже пояса. Единственное что помочь может это если все из стаи мне присягнут как новому Альфе. Тогда у него выбора не будет. Волк без стаи — дохлый волк! Закон природы. Поэтому Серегу оставляю на десерт. Чувствую, он будет со вкусом говна!

Лишь бы Якут язык за зубами держал, да мою наживку проглотил. Вся надежда на Наталью — эту падшую звезду из палермского борделя. Знал бы я, что какая-то шлюха будет мою судьбу решать, относился бы получше к этим девицам!

Якут, услышав ее имя, аж побагровел. Черт его знает, от злобы ли на себя, то ли в принципе давно не трахался. Но лицо его исказилось так, будто он готов кишки выпускать прямо сейчас. Но решения своего сразу не дал. Естественно!

Ничего, дожмем. С Лисом и Ониксом решили навестить его вместе. Надеюсь, увидев своими глазами, он поймет, на чьей стороне большинство стаи. Сомневаюсь, что ему захочется остаться с Серегой.

Взгляд скользит с потолка на кровать, и невольная улыбка расцветает на лице.

София… маленькая моя. Спит, прижавшись ко мне. Тихо так посапывает. Реснички дрожат. Она то и есть та самая вторая сторона за которую мои яйца привязаны.

Вспоминаю последние пару дней и меня снова волной гнева накрывает. Пиздец такой, что контролировать ярость свою не получается. С Софией у нас с самого начала было дикое, непримиримое противостояние. Она требует считаться с её мнением, пытается сломить мою волю, а я, как последний дурак, только и успеваю обороняться. Но я знаю, что на равных нам не быть! В моём мире нельзя упускать из виду ни единой детали, тем более такую, как София. Она, словно магнит, притягивает к себе опасность. И если в обычной жизни это может обернуться сломанным каблуком или пролитым кофе, то в мире оборотней — это верная смерть! Мысль об этом сжимает зубы до скрежета, я сдерживаю крик, готовый вырваться из груди.

То, что она тут вычудила, это вообще пиздец был! Как только блядь додумалась?!

Теперь её требования считаться с ней, выслушивать её мнение кажутся и правда незначительными…. Да даже если бы она решила где-то бомбу ебнуть, с тем что вчера случилось это бы ни хера не сравнилось.

Картина стоит перед глазами, словно выжженная каленым железом, до сих пор ледяные мурашки пляшут по спине. Выхожу из душа и на тебе…. Стоит моя Софийка, полтора метра храбрости и катастрофической удачи. С таким ебать невозмутимым лицом и дуло пушки на меня на меня наводит. Сказать, что я ахуел — ничего не сказать!

«Выпускай, – говорит, – моего Дружка!»

Дружок, блядь! Дружок…

Кличку она моему зверю дала! Словно это не оборотень, а пёс с местной заправки. Дружок…

Я держался из последних сил. Ярость пожирала меня только от одной мысли: где она, чёрт возьми, взяла пистолет? Конечно, я сразу подумал на Феликса. Ну и проклял его! Трижды нахуй!

А эта… стоит, трясется, но продолжает свое гнуть! Думал, если справлюсь с эмоциями, то завалю её к чертям! Прямо здесь завалю и вытрахаю из неё всю дурь, так же умело, как она всё это время трахает мне мозги! С особым, блядь, извращением! Но удержать волка не получилось…. Она же начала палить в меня, точнее, под ноги. Словно знала, маленькая стерва, чем меня можно вывести из себя. Хотя ей и словами сделать это труда не составляет!

Хер знает, что там дальше происходило. Последняя мысль перед превращением: умоляю, пусть она жива останется!

И осталась. На утро, когда волк обратно в свою конуру двинул я очнулся в гостиной. София стояла прямо передо мной. Долго, мучительно долго я разглядывал её, с головы до пят, выискивая хоть малейший след, оставленный моим зверем. Но ничего…. Ни единой царапины, ни синяка.

И мне бы радоваться, но радости в этом ноль целых и нихуя десятых! Лишь тягучая, всепоглощающая тревога.

Может она конечно утомила его своим парламентерством, мол жрать меня не так надо а вот так…. Возможно поэтому волк сьебался обратно, решил — нахер, пусть Олежка с этой прорвой болтливой сам разбирается, она мне кажись, костью поперек горла встанет!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В тот момент я и сам готов был её придушить!

А София меня обезоруживает. В тупик загоняет! Глотку по живому выдирает вместе со всеми тридцатью двумя позвонками, блядь! Она и раньше надо мной контроль имела, сейчас это нехуевое такое управление. Дьявольская манипуляция!

Оказывается, она таким образом решила облегчить свою участь, боясь, что Серега натравит меня на неё. И ничего другого в её прекрасную голову не пришло, кроме как самой броситься в эту бездну.

Совести ради, стоит заметить, это уже четвёртая её встреча с моим зверем, и она до сих пор жива! Вспоминаю её слова, ещё там, в Ирландии, что ей показалось, будто они с этим…. Дружком (блядь!), смогут подружиться. Может, в этом и есть что-то? Хотя нет! Нихуя в этом ни чего нет! Чтобы человеку с оборотнем контакт наладить, нужно время, а не эти отчаянные броски в пасть зверю!

Внутренний голос, как назло, встаёт на её защиту. Я понимаю, как ей сейчас страшно. План у меня и, правда, не ахти какой, но она должна мне доверять! Обязана! Я за неё ответственность взял? Взял! Кольцо на палец надел? Надел! Пообещал, что ни одна хуйня нас разлучить не сможет. Даже ебучий апокалипсис! Но она упертая. Кремень такой, что ни одна мина не пробьется! Вот как с этой девчонкой поступить, а?

Пока орал на неё, шкаф в щепки разнёс, и дверь в спальню выбил…. И только тогда увидел страх в её глазах. Чёртовы её глазища, смотрят прямо в мою душу! Гипнотизируют! Ведьма, стопроцентная! Вылетел из комнаты пулей, иначе не сдержался бы. Остыл нескоро. Да что греха таить, до сих пор гнев терзает меня за все нервные окончания.

Пытался говорить с ней по-хорошему, но она, как стена! Стоит на своём, зараза мелкая!

Когда Феликс пришёл, я подумал: всё, конец тебе, иуда! Вывернул ему руку, хотел эту пушку в задницу ему засунуть по самые гланды. И засунул бы, если бы Софийка не вылетела из дома, в защиту его не встала! Как я вообще проморгал тот момент, когда они так спелись?! Два дебила это сила, твою мать!

Пришлось эту фурию мне снова угомонить. Закинул на плечо и в спальню отнёс. Бросил на кровать и пригрозил внушением. Всё, решил, нечего меня за яйца дёргать! Будет так, как я сказал!

Но Феликсу всё равно досталось. Этот мудила даже не понял, как моя Софийка его вокруг пальца обвела. Выкрала его пушку, а он так и нихуя не понял! А когда понял… ахуели мы оба от такого поворота. Урок, блядь, и мне, и ему!

Так и не решился в комнату подняться. Думал, она меня тут же выставит за порог. Пошлёт куда подальше. Решил не испытывать судьбу, ведь только в нашей жизни забрезжил свет, а тут… здрасьте, приехали!

В общем, улегся на диване. Час тупо в стену смотрел, решал, как снова тропинку к ней протаптывать. Как сломить её упорство. Ничего в голову не приходило. Вот и досталась же мне такая сучка! Видимо, за все грехи мои Господь её на мою голову и послал!

Так и провалился в сон, отравленный этими мерзкими мыслями. Проснулся от её присутствия — словно луч солнца пробился сквозь тучи. Сердце подскочило от удивления, от её смелости — сама вышла из своего заточения. Видимо что-то екнуло в её сердечке. Все таки, любит она меня, знаю это. Чую! И немного гнев мой спадать начал, но она словно бы знала все мои слабые места. Снова прямой наводкой в меня торпеду хуйнанула!

Что вообще блядь за мысли такие?! О детях!

Да, конечно, я думал об этом! Как иначе? Ещё когда за Софийкой следил исподтишка, представлял её с животиком, а там — наша жизнь, наш ребёнок. Мальчик! Сто процентов мальчик! У оборотней иначе не бывает…

А потом сам себя одёргивал, ругал за эти фантазии. Во-первых, чтобы ребенка заделать, ей нужно не просто подружиться с моей зверской половиной, а полюбить его. Полюбить, чёрт побери, эту кровожадную тварь, которую я сам еле выношу, живя с ним в одном теле! Во-вторых — это чудовище должно полюбить её в ответ! От этой мысли сердце скручивалось в тугой узел боли. Я знал зверя внутри себя. Знал, что он жаждет только крови и боли, все человеческое ему чуждо! А в-третьих, и, пожалуй, самое хуевое — чтобы выносить ребёнка от оборотня, это надо быть капец какой сильной. А моя Софийка…. Дюймовочка, хрупкая, словно тростинка. Её же соплёй можно перешибить! Какое ей пузико, блядь, с оборотнем внутри?!

Короче, о моей реакции и говорить не стоит.… Кипел, как чайник на огне!

А маленькая моя, кажется, тоже испугалась, когда я вывалил на неё правду о том, что она не потянет такую ношу. Но я считал, лучше сейчас разочаровать, чем позволить ей строить идиотские иллюзии об идеальной человеческой семье. Нет, этого я ей дать не смогу!

Готов даже ребёнка из детдома взять, чтобы утолить её материнскую нежность. Но только не сейчас. Вокруг меня такой водоворот событий, что голова идёт кругом! Нам только малыша под боком не хватало для полного комплекта!

Вот как только разгребу дела по стае, так и начну думать!

Рассвет уже танцует на оконном стекле, а я и глаз не сомкнул. Пиздец, тяжёлый день предстоит.

Телефон на тумбочке вибрирует, словно пытается прогрызть себе дыру в столешке. Поднимаю, читаю сообщение от Феликса. Будет через час. Ещё один час рядом с ней, а потом придётся оторвать себя от неё и ехать на встречу с Якутом.

Хуй знает, чего ждать. Готовлюсь к худшему. Если Якут отвергнет моё предложение, придётся готовиться к войне. Воевать со своими — хуже не придумаешь. Но отступать сейчас — равносильно смерти! Я поклялся Софии, что мы будем вместе! Иначе просто невозможно…

Дала бы она мне хоть шанс вернуть нашу жизнь в нормальное русло!

Вдруг понимаю, что с Софией надо менять тактику. Кардинально! И срочно! Ссориться — это тупик. Не получится взять её штурмом! А меня от слова «компромисс» передёргивает, но что поделать! Как говорится, с волками жить — по-волчьи выть! Решаю взять её хитростью. Где-то уступить, возможно, и она в нужный момент прогнётся…

Поворачиваюсь к своей девочке, стараясь нежно разбудить её. Осыпаю поцелуями её личико, волосы. Готов каждый волосок целовать. Зарываюсь в них, нахожу её ушко и выдыхаю:

— Люблю тебя… маленькая…

Она улыбается сквозь сон, и эта её улыбка — словно мёд по сердцу. Всю жизнь бы так и провёл. Под одним одеялом. Чувствуя её тепло рядом. Согревая её своими объятиями. Когда-нибудь так и будет! Верю в это! Иначе просто не может быть! А сейчас надо собираться.

— Мне пора, милая, — глажу её по волосам, пальцем касаюсь щеки. Вижу, она моргает глазками. Просыпается. — Обещаю приехать как можно раньше…

Поднимаюсь с кровати, она тут же следом подрывается.

— Уже?! — обиженно нос морщит. — А завтрак?

— Тебе будет кого накормить, — улыбаюсь. — Скоро приедет твой супер-нянь с автоматами, так что… — не упускаю возможности подколоть.

Она лишь драматично закатывает глаза к потолку и встаёт с кровати.

Влетаю в джинсы, натягиваю кофту. А она уже рядом. Прижимает свои крошечные ладошки к моей груди и заглядывает в глаза. Вижу — уже скучает моя маленькая.

— Чем сегодня займетесь? — спрашиваю, и язвительность так и плещет в голосе. — На белок охоту в лесу откроете? Или сразу в зверинец к ищейкам заявитесь?

Ну, пытаюсь я, честное слово, сдержать сарказм. Но разве это возможно, когда за нее сердце кровью обливается?!

София смотрит на меня с такой мольбой.… Словно кричит:

«Пожалуйста, хватит меня пытать!»

Устало выдыхает, и в этом выдохе вся ее боль и слабость.

— Вообще-то мне к доктору нужно…

— Что случилось?!

Мгновенно напрягаюсь. Хмурюсь так, что в висках стучит, а в голове пульсирует лишь одна мысль: что с ней?! Жадно вглядываюсь в ее лицо, ищу хоть малейший признак неладного.

Первая мысль — неужели этот чертов Дружок все-таки что-то ей сделал…. Но София лишь беспомощно пожимает плечами:

— Кажется, с отравлением без доктора не справиться…

А глаза у нее такие… не могу понять, что в них таится. То ли тревога, то ли испуг, хотя его-то я бы сразу распознал!

И ведь правда, София выглядит бледной, измученной. И так уже несколько дней. Ебучие печенки Феликса! Этому великовозрастному балбесу уже за тридцать, а он как дитя малое, честное слово. Злиться на него бессмысленно, конечно, мы с ним рано родителей потеряли…. Не хватило нам чего-то важного, чего-то волшебного из детства. Но то, что он мою девочку напрягает готовить ему, бесит меня до чертиков!

— Хорошо, — соглашаюсь, с трудом подавляя ярость, — Феликс отвезет тебя к Мухе. Он толковый врач, Альберту я доверяю как себе. Вряд ли он, конечно, специалист по отравлениям, но знаю точно — справится!

— Нет, — отвечает она слишком быстро и тут же заливается краской. — Не стоит.… Я посмотрела, есть больница совсем рядом. Боюсь, если поеду в клинику к вашему Альберту, меня точно в машине вывернет…

Даже в таком состоянии, вся измученная, она упрямо думает о других, беспокоится, чтобы никому не доставить неудобств. Поражаюсь ей и дурею одновременно. Любимая моя! Маленькая…

И тут же в памяти всплывает наша первая встреча, и ее фееричное извержение… прямо на коврики моего старенького «Полика». Невольно улыбаюсь и отвечаю:

— Феликс придет в ярость, если ты заблюешь ему тачку…

Она тут же кивает:

— И мне будет чертовски стыдно!

Смотрю на неё, и что-то меня гложет, что-то тревожит в ее взгляде. Сам не понимаю, что именно, какая-то скрытая боль. Пытаюсь прочесть, что творится у нее в душе, но вижу только, как ей тяжело после отравления. Отправлять ее в незнакомую больницу совсем не хочется, желание вызвать доктора на дом становится невыносимым. И тут же одергиваю себя: ну, что я за тиран такой? Договорился же сам с собой — тактику менять! Самое блядь время!

— Ладно, — сдаюсь. — Только напиши мне сразу, как узнаешь что-нибудь от доктора.

— Так точно, капитан! — отвечает она подозрительно быстро, и это тут же вызывает во мне бурю противоречивых чувств.

Паранойя у меня жуткая, конечно. Неужели нет доверия? Веню себя за то, что не могу отделаться от мысли, что это очередная подстава, очередная ее хитрющая схема…. Ну, не могу же я вечно ее подозревать! Нет! Слишком долго я добивался ее, чтобы опять все испортить своим недоверием.

Притягиваю ее ближе, обнимаю крепко-крепко и целую. Прохожусь губами по лбу, по виску, нежно закусываю мочку уха, и башню тут же сносит к чертям. Стояк твердым колом упирается в ширинку, и я чувствую, как похоть накрывает меня с головой.

Какой-то пиздец происходит со мной! Вроде бы должно уже отпустить хоть немного, но совладать с собой с каждым разом все сложнее. Стараюсь подавить в себе похотливые инстинкты, пытаюсь снова включить разум, а то ведь нахер все отменю и останусь с ней! Знаю я один действенный метод, как ее от отравления спасти…. У меня противоядия — полные яйца!

Внизу слышу, как подъехала машина Феликса. А оторваться от Софийки не могу, не хватает сил. Жадно целую ее, губы ее такие сладкие, что не отпускают. Отрывается от меня сама, заглядывает в мои потемневшие глаза и шепчет:

— Проваливай… иначе я тебя никуда не отпущу…

Жмурюсь от счастья. Реально ощущаю себя самым счастливым мужчиной на свете рядом с ней. Еще бы она не выкидывала свои чертовы финты! Тогда вообще было бы заебись!

Снимаю с её шеи цепочку, на которую нанизываю своё кольцо, и надеваю ей обратно. Это уже стало своеобразным ритуалом. Знаю, что стоит мне только выпустить волка, и я проебу его, поэтому каждый раз оставляю ей свое кольцо. Хер знает, чем и сегодняшняя встреча наша закончится…

Думать об этом пока не хочу, не могу. Все мои мысли только о ней.

Так и спускаемся вниз, держась за руки, словно боясь потерять друг друга. Провожает меня до самых дверей и просит возвращаться быстрее.

«Эх, малышка… — думаю я про себя, — если бы ты только знала, что я домой лечу быстрее вечера только потому, что ты меня здесь ждешь!»

На пороге сталкиваюсь с Феликсом. Этот гад, глаза свои тупит, но, по-моему, сразу считывает то, что я хочу ему сказать. И тут же с готовностью отвечает:

— Я все понял! Не хер на меня так зыркать!

Вплотную подхожу к нему, нависая сверху всем своим весом:

— Я очень надеюсь на твою понятливость, брат! — говорю резко, сжимая кулаки. Хочется в задницу ему все его стволы заталкать. Но быстро беру себя под контроль. — Отвези ее к доктору, — уже спокойнее произношу. — Твои ебучие печенки до сих пор её мутят!

Не дожидаюсь ответа и быстро ухожу. Опаздываю уже. Придется снова тачку мучать, чтобы успеть на встречу. Но на мою маленькую все-таки есть еще минутка взглянуть. Она стоит на пороге, прижавшись к косяку, и краснеет как спелый помидор. Перед Феликсом ей стыдно. Но ничего, разрулят! Друзья ж пиздец какие!

Так и уезжаю с полным ощущением, что этот день станет решающим, что-то важное сегодня должно произойти.

Глава 31

— София —

— Обиделся, — констатирую я, едва мы с Феликсом отъезжаем от дома. Сердце сжимается от предчувствия бури.

Признаться, когда в моей голове созрел этот безумный, проклятый план — выкрасть у него пистолет, он виделся мне… спасительным, что ли. Во-первых, я и подумать не могла, что сумею разбередить дремлющего зверя в Олеге. Во-вторых… теплилась робкая, почти безумная надежда, что если Олег вернется в человеческий облик, он меня поймет… простит.

Наивно? Боже, чертовски наивно!

И вот теперь я тону в ледяном презрении Феликса, который даже не счел нужным поздороваться! Его взгляд — словно удар хлыста, а слова — приговор:

— Еще бы! Ты меня подставила!

Тяжелый вздох вырывается из груди, и я ощущаю, как наша дружба, этот хрупкий сосуд, дает трещину. Огромную, зияющую трещину, от которой мутит.

Предавать Феликса… этого я точно не хотела! В голове, в оправдание, вертится лишь жалкое: «Я не хотела! Правда!» Словно я украла не пистолет, которым чуть не лишила жизни своего мужа, а какую-то детскую конфетку! Стыд… обжигающий, нестерпимый стыд!

— Прости, — выдавливаю я мученическим шепотом. — Мне, правда, очень стыдно…

— Стыдно?! — выплевывает он с яростью. — Ты украла моего «Малыша»! — в голосе друга — сталь и лед, каждое слово разит как пощечина. Он продолжает, загибая пальцы: — Им ты чуть не прикончила Волка! Ты меня подставила, Белка-стрелка! Не жди больше моей пощады…

Я выдыхаю, вбирая в себя эту боль, этот гнев. Лишь это и остается. Могла бы, конечно, разразиться потоком оправданий, утопить его в аргументах. Но разве это отменит мой проступок? Разве смоет вину?

— По-хорошему, я должен был послать тебя к черту! Пусть Волк ищет новую няньку для твоей взбалмошной задницы! Лис, например… — при упоминании Лиса по спине пробегают ледяные мурашки. — Он бы мигом нацепил на тебя шокер. Шаг влево, шаг вправо — и шарашит током прямо в мозг. Глядишь, перестала бы творить всякую дичь.

А ведь это идея! Может, мне и правда нужна шоковая терапия? Мысли в голове — одна безумнее другой, а поступки… еще хуже.

Например, сегодня я безбожно лгала Олегу о враче. В глубине души еще теплится крохотная надежда, что моя тошнота и слабость — всего лишь отравление. Но эта надежда так хрупка! И вместо того, чтобы сказать правду, я… лгу! Беспощадно, цинично лгу! Но страх… он сковывает, парализует. Страшно даже представить, что Олег со мной сделает, если… если я беременна!

Так! Стоп! — одергиваю я себя, обрывая эту мучительную мысль, от которой сердце взлетает к горлу. — Еще рано паниковать!

А сама молюсь всем силам небесным, чтобы это и, правда, оказались проклятые печенки!

— Феликс, — умоляюще смотрю на него, пытаясь разглядеть хоть искру прощения в его нахмуренных глазах. — Ну,… прости… — и дую губы, как капризный ребенок, лишь бы он сжалился.

Феликс фыркает, делая вид, что непробиваем для моих жалких попыток искупления. Строит из себя бронированного оборотня, которого не проймешь моим раскаянием!

— Ну, Феликс…

И вот он сдается. Хмурость еще не покинула его лица, но в глазах… я вижу — долго дуться он не сможет.

— Пиявка мелкая! — выплевывает он с напускным презрением.

И я расплываюсь в улыбке. Облегчение накатывает волной. Нервы у меня и так на пределе, но сейчас… сейчас становится немного спокойнее.

— Вообще не понимаю, какого хрена мы в этот гадюшник приперлись? — Феликс паркуется у невзрачной больнички, окидывая серое здание взглядом, полным отвращения. Кажется, его сейчас стошнит, а не меня. Хотя… нет. Кажется, и меня тоже…

Волнение скручивает желудок в тугой узел. Чувствую, как противный комок подкатывает к горлу.

— У Мухи клиника в сто раз пизже! — не унимается он.

Закатываю глаза, слушая его красноречие. Ну что поделаешь, у оборотней не рот, а помойка! Олега я хотя бы немного перевоспитала, но Феликсу… мои недовольства — как мертвому припарка!

Парень глушит двигатель, а я уже выпрыгиваю из машины. На свежий воздух! Срочно! Глоток… еще один…. Тошнота отступает, откатываясь обратно в желудок.

Пока идем к входу, Феликс не перестает отпускать язвительные комментарии. Ему не нравится здесь абсолютно все. Цвет здания — отстой. Парковка — крошечная. Входная группа — потрепанная. Хочется огрызнуться:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Это муниципальная поликлиника, братан, а не курорт на Мальдивах!»

Но знаю, что это бесполезно. Он снова заведет шарманку про доктора Альберта Мухина. Вот только к нему мне точно нельзя! Если вдруг окажется, что я и правда… того! Даже в мыслях сказать это слово боюсь! То Муха этот… он тут же все Олегу выложит.

А я… а если и, правда, я… то…

И тут паника обрушивается на меня всей своей тяжестью! Что я вообще буду делать?!

Нервы на пределе. Дрожащими пальцами тереблю карточку, которую только что на меня завели в регистратуре. Смотрю под ноги, на старые, серые плиты.

Феликс сидит рядом, взглядом шарит по сторонам, цепляясь за все вокруг. Коридор, двери, прохожие, плакаты…

— Фу! — морщится Феликс, словно съел тухлую селедку. — Это же…

Я слежу за его взглядом и утыкаюсь глазами в плакат, где в разрезе показан женский орган.

— Теперь развидеть это, блядь! — Феликс жмурится и отворачивается от плаката, который повергает его в шок.

Сомнений не остается: слово «гинеколог» на табличке двери напротив явно незнакомо. Иначе он взбесился бы раньше, ещё, когда оплачивал эту процедуру. А я… я на кассе чуть в обморок не упала, когда администраторша назвала услугу и стоимость. Думала, все… конец! Сейчас он схватит меня за шкирку, затащит в машину и сдаст Олегу как особо опасную врунью! Но… нет…

— Эй, Белка-стрелка… — зовет меня парень и хмурится так, что брови сливаются в одну темную полосу. Подается ко мне, но не смотрит в глаза, а рассматривает посетителей клиники. — А чего они все такие… беременные…?

Сглатываю и натягиваю улыбку.

— Это больница, Феликс, — пожимаю плечами. — Здесь или старики, или беременяшки…

И сама поражаюсь своему спокойствию. Хотя внутри — такой раздрай, что скоро пар из ушей повалит.

Феликс тем временем бесцеремонно разглядывает пузатых мамочек, и те смущенно отводят взгляд. Даже представить страшно, что у них в голове. Наверное, мы с Феликсом смотримся как семейная парочка, но вот только мой «муженек» одаривает их такими взглядами, что многие тут же заливаются краской.

— Может, ну его нахер, Белка-стрелка, — бормочет Феликс. — Поехали отсюда, а то заразишься еще… воздушно-капельным…

Пытаюсь выдавить нервный смешок и тут же вздрагиваю. Дверь кабинета распахивается, и на пороге появляется миловидная женщина в белом халате, с аккуратным пучком светлых волос и большими карими глазами.

— Волкова София? — уточняет она.

Я нелепо киваю и подрываюсь с места, как ошпаренная.

Да! Я записываюсь в клинику по фальшивому паспорту, по которому летала в Ирландию. А где мой настоящий паспорт?!

Плевать! Сейчас не время думать о документах или о законности нашего брака с Олегом, заключенного в Дублине.

Одна мысль — не упасть в обморок!

Прохожу в кабинет вслед за доктором. Она кивком указывает на стул, а сама садится напротив за небольшой стол, заваленный бумагами. Там же стоит старенький компьютер. Атмосфера давящая. Вроде чисто и светло, но меня трясет так, будто я не на приеме у гинеколога, а в логове маньяка-потрошителя!

Плюхаюсь на стул, как подкошенная.

— Меня зовут Елена Павловна, — вежливо произносит женщина. — Расскажите о цели вашего визита…

— Я… я… — слова застревают в горле. Пересыхает во рту. Приходится зажмуриться, чтобы собрать мысли в кучу. — У меня задержка…

— Ясно, — кивает доктор. — Беременность запланированная?

— Нет! То есть… да! — все перемешивается в голове, но в итоге выдыхаю: — Не знаю!

Елена Павловна слабо улыбается, стараясь меня приободрить.

— Не переживайте, София! — говорит она тихо, с такой заботой, что мне удается взять под контроль растерянные мысли. — Давайте мы вас осмотрим, а потом я дам вам минутку для паники и шока…

Наверное, ей часто приходится с подобным сталкиваться! Явно чаще, чем мне!

Пытаюсь расслабиться и иду на осмотр. В общем, прохожу эту процедуру с закрытыми глазами. Стараюсь унять бешено колотящееся сердце. Тук-тук! Тук-тук! Слышу, как оно гремит прямо в висках. От нервов снова подкатывает тошнота и кружится голова! Убеждаю себя, что я не…. Короче, молюсь, чтобы доктор сказала:

«Никакой беременности! Сбой цикла, возможно, из-за нервов…».

А ведь это вполне логично! В моей жизни происходит слишком много, чтобы не поддаться панике. Первое — каждодневные мысли о Сереге и охотниках. Второе — вечные перепалки с Олегом. Третье… хрен знает, что там третье, но я отчаянно надеюсь, что мои месячные просто забыли свое расписание!

— Срок четыре недели, София. Возможно плюс минус неделя. — Мягко говорит Елена Павловна, но ее слова пролетают мимо. Смотрю на нее, ничего не понимая. Вроде бы слова знакомые, но какие-то чужие! — Поздравляю! Вы беременны…

«Пиздец!» — чуть не вырывается у меня, но вовремя прикусываю язык.

— Этого не может быть! — выдыхаю я, сглатывая подступающий ком тошноты.

Доктор вскидывает брови, и ее улыбка становится невыносимой. Мозгом понимаю, что она пытается меня успокоить, но внутри зреет такой дикий ураган, что хочется засунуть ей эти влагалищные зеркала прямо в глотку!

— Ошибки нет, София, — мягко начинает она, складывая инструменты на столик и вставая, чтобы вернуться к своему столу. — Можете одеваться.

Четыре недели! Четыре недели! Четыре…

Голова идет кругом. Дрожащими руками натягиваю джинсы. Ощущаю, как перед глазами мутнеет. Зажмуриваюсь, чтобы взять себя в руки, и вроде получается.

Доктор печатает на клавиатуре, вероятно, записывает что-то в электронную карту, и каждый «клац» её пальца, как смертный приговор.

Четыре недели.… Значит, это тогда? Сразу после свадьбы!

Четыре недели.… Неужели это правда? Прямо после свадьбы! Невозможно.… Как?!

Олег твердил, чтобы забеременеть от оборотня, нужна взаимная любовь. Любовь между мной и… Дружком! Но как такое возможно? Мы с Дружком виделись всего дважды! Один раз в старом доме в Подмосковье, когда Олег прятал меня от Сереги. Второй — в доме его родителей, когда мы скрывались от ищеек!

В этой пучине мыслей я теряюсь. Даже не сразу понимаю, чей голос слышу. Смотрю на доктора, и она мягко повторяет:

— Вам нужна минутка, чтобы пережить этот шок?

Нервно мотаю головой, отрицая очевидное. Опускаюсь в кресло напротив. Ноги словно отнялись. В глазах всё плывёт.

— Вы планируете у нас наблюдаться?

— А… что? — шепчу я, подаваясь вперёд. Ужас, застывший на моём лице, способен прочесть даже слепой. А уж для Елены Павловны, с её опытом, и вовсе пара пустяков понять, что я в состоянии полного оцепенения. Можно повторить хоть тысячу раз, но я не услышу ни единого слова.

— София, я вижу, вы не готовы… — Доктор отрывается от монитора и смотрит прямо на меня. — У вас есть выбор. Вы можете сохранить беременность. Встать на учёт в нашу или любую другую клинику. Сдавать анализы и регулярно приезжать на приём. Или…

— Или что? — одними губами спрашиваю я, боясь услышать ответ.

Лицо Елены Павловны меняется. В её глазах, вместе с заботой, проступает грусть.

— Пока срок маленький, мы можем прервать беременность…

— Нет! — вырывается у меня помимо воли. Звучит так громко, что я сама вздрагиваю. Чёрт знает, что со мной происходит, но глаза снова застилают слёзы.

И вроде бы понимаю, что аборт — возможно, лучшее решение. Олег прав — наша жизнь слишком опасна для ребёнка! Слишком…

Но внутри меня просыпается что-то такое, что от одной мысли об аборте начинает тошнить. Незнакомые, странные чувства. Но… тёплые и нежные…

Сглатываю с трудом:

— Мне надо подумать…

В голове — кромешный ад. Я боюсь принимать решение. Нужно остыть, взвесить все «за» и «против», обдумать каждый шаг…

— Конечно, — кивает доктор. — Если хотите, я могу сообщить вашему мужу…

Я хватаюсь за столешницу, потому что комната пошла кругом. Мне хочется закричать, чтобы она не смела говорить Олегу! Он же… он…. А потом понимаю, что она говорит о Феликсе, который ждёт за дверью. Как и все беременные в коридоре, она приняла его за моего мужа…

Не могу ответить. Язык словно прилип к нёбу, пересох. Меня душит. Отчаянно ищу глазами окно, словно надеясь нырнуть в спасительную форточку…. Но чем больше ищу, тем хуже становится. Всё плывёт перед глазами. Тело становится ватным, и я проваливаюсь в эту бездну… теряю сознание.

Глава 32

В нос ударил такой термоядерный коктейль вони, что глаза сами собой в кучку собрались. Секунду туплю, пытаясь понять, что за химическая атака. А потом, как открываю глаза — БАЦ! — на меня обрушивается вся эта «прелесть» осознания.

Я БЕРЕМЕННА! Черт подери! Беременна маленьким оборотнем!

Елена Павловна и Феликс нависают надо мной, как два ангела… ну, или демона — тут уж как посмотреть. У доктора в руках эта вонючая пытка в виде ватки, а у Феликса глаза такие, будто он только что увидел, как его любимую тачку в мясорубку засовывают! У меня от его взгляда аж волосы на голове зашевелились! Подрываюсь с кушетки, как ошпаренная, но доктор не дает мне далеко убежать. Мягко, но уверенно усаживает обратно.

— Все в порядке? — спрашивает она, заглядывая в мои глаза. Я моргаю, как сова, и киваю. Доктор переводит взгляд на Феликса. – Ей нужен полный покой. Выпишу витамины, если решите оставить малыша… их нужно принимать регулярно, чтобы справиться с утренней тошнотой и прочими «радостями» беременности.

— Что, блядь?! — до Феликса, кажется, доходит только сейчас. Смотрит на Елену Павловну так, будто взглядом пытается испепелить. Я бы на месте доктора уже коньки отбросила от такого напора. Но врач мой видимо с такой закалкой и опытом, что взгляд Феликса и его красноречие выдерживает с невозмутимым лицом.

— Поздравляю, вы скоро станете папой, — говорит она тоном, будто просто погоду сообщает. Феликс на секунду зависает, словно его от питания отключили. Елена Павловна брови вскидывает, — Надеюсь, в обморок падать не будете?

Слышу, как у моего друга в голове шестеренки скрипят и искры летят. Он ко мне поворачивается, и я по его глазам вижу — с такой информацией ему сложно…

И тут мне становится по-настоящему страшно. Нет, не от факта беременности, хотя от неё тоже жутко, а от этих его карих глаз. Острых, убивающих нахрен! От напряжения в каждой жилке его лица, от его тела, готового в любую секунду взорваться.

Представляю на его месте Олега. Думаю, его мина была бы ещё более скверной! Наверное, он бы меня обратно на это гинекологическое кресло посадил, предварительно по рукам и ногам связал и сам бы все вопросы решил. Быстро и без наркоза!

В кабинете повисла такая тишина, что слышно, как мухи в соседнем районе летают. А Феликс все молчит. Нервы мои не выдерживают.

— Я… мы… — медленно поднимаюсь и хватаю Феликса за руки. Боюсь, он сейчас реально в обморок шлепнется. – Мы пойдем, Елена Павловна… спасибо вам…

Доктор протягивает мне рецепт, кивает и улыбается, глядя, как я вытаскиваю Феликса в коридор.

— Ты….— выдыхает парень и взглядом меня своим насквозь прожигает,— что, блядь, происходит?! — не выдерживает парень. — Мы так не договаривались!

Хочется ответить, что мы вообще ни о чем не договаривались, но я и рта открыть не могу. Весь коридор на нас смотрит, а мне и без того хреново, но Феликсу, кажется, плевать на мои переживания.

Он пыхтит, как старый паровоз:

— Сказал же, валить отсюда надо! Все-таки заразилась.

Истерический смешок застревает в горле. Он как ребенок, честное слово! Вроде и понимает откуда дети берутся, а вроде и нет.… Но смешного — ни грамма! Абсолютный ноль!

— Давай выйдем, а… — умоляюще шепчу я, озираясь по сторонам.

Беременяшки, которые еще недавно смотрели на Феликса с умилением, теперь отворачиваются. Вижу, как они меняют свое мнение об этом красавчике за секунду! А на меня смотрят с таким сочувствием, что меня снова тошнить начинает.

Вижу, что Феликс готов вывалить на меня здесь и сейчас все, что у него в черепной коробке бурлит, но все-таки сдерживается. Молча наш маршрут до машины выдерживает, и как только за ним захлопывается дверь, он взрывается:

— Пиздец поворот! — гремит он. Даже на меня не смотрит. – Волк знает?!

— Н-нет… — дрожащим голосом выдыхаю я. – И пока не должен он этого знать…

Феликс меняется в лице. Багровеет весь. Пальцы его, руль сжимают до хруста.

— Так! Всё, хорош! Едем к Волку прямо сейчас! Пусть сам с тобой разбирается!

Меня аж подбрасывает на сиденье. Ладони покрываются потом, стоит мне только представить Олега,… когда он узнает… что я…

— Нет! Нет! Нет! — начинаю я, как заведенная. – Феликс… не… не надо!

— София! — взрывается он и смотрит на меня так, что я вжимаюсь в кресло. – Опять ты меня в это дерьмо втягиваешь?! «Отравилась она», блядь! Пиздешь ведь да? Правильно понимаю?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поджимаю губы и киваю. Хотя здесь я бы поспорила. Я ведь действительно надеялась, что вся моя тошнота лишь от этих чертовых печенек! А слезы… ну, много в моей жизни всего происходит! Нервы ни к черту!

— Блядь! — тянет он и бьет по рулю. Я вздрагиваю, а парень гремит на весь салон: — Вокруг пальца обвела снова! И меня, и Волка! — от каждого его слова меня словно током бьет. — Я не подписывался на такое! Ясно тебе?!

Я нервно киваю, а парень заводит машину, хватает телефон. Видимо, собрался Олегу звонить.

— Феликс, пожалуйста…

— Молчи! — обрывает он. – И слушать тебя не хочу!

Жадно листает контакты, а у меня перед глазами так и стоит картинка: Олег узнает, что я жду ребенка, и…

Да он меня тут же сам прооперирует! Без жалости! Стоит только вспомнить, как он выплевывал, что беременность оборотнем для меня смерти подобна!

Внутри все болезненно сжимается. Я зажмуриваюсь. В глазах печет. Слезы снова готовы хлынуть водопадом. Ладони машинально ложатся на живот. Плоский, но, кажется, что я отчетливо чувствую внутри себя эту жизнь. Крохотную совсем. Душа от этого снова наполняется чем-то трепетным и болезненным одновременно.

Нет! Не могу я своего малыша убить!

— Феликс, — зову я. Глаз не открываю, но чувствую, что он реагирует на мой голос. Перестает по телефону клацать. – Пожалуйста,… не надо ему звонить…

В ответ — только тяжелый выдох, говорящий сам за себя.

Открываю глаза, и слезы срываются с ресниц, обжигают кожу.

Смотрю на Феликса. Он, не моргая, смотрит в одну точку куда-то за лобовое стекло. Челюсть так плотно сжата, что желваки на лице нервно дергаются. Понимаю, что снова парня подставляю. Всё это вранье добром не кончится. Чувствую это слишком хорошо. Но что делать еще — ума не приложу!

Ясно одно — не время еще Олегу такую информацию выкладывать! Придется скрывать! Сколько? Черт знает! Но другого выхода не вижу.

Феликс переводит на меня взгляд, а я уже не могу сдержать ни слез, ни слов:

— Помоги мне, Феликс! Прошу тебя! — он снова сжимает зубы. – Ты не можешь так со мной поступить! С нами… — Феликс сверкает глазами в мою сторону, а я снова всхлипываю. – Он если узнает, то… то… потащит меня на аборт…

— Да, неужели?! — хмурится он.

— Он ясно дал понять, что это опасно… для меня…

— И я с ним согласен! — выплевывает тот. – Ты себя-то вообще видела?! Тростинка прозрачная! Как ты собралась оборотня рожать?!

Вопрос, на который у меня ответа нет.

Нервно сглатываю. Тело дрожит. Паника подкрадывается, грозясь свалить меня в очередной обморок. Но я заставляю себя собрать остатки сил. Не дать Феликсу и шанса отвести меня к Олегу. Надо его убедить!

— Пожалуйста, Феликс, — бормочу снова, глотаю слезы, всхлипываю. – Это же малыш… мой малыш… — мои ладони снова ложатся на живот, словно я так смогу защитить это маленькое чудо, что во мне живет. – Умоляю тебя… не рассказывай ему… пока что не рассказывай!

Вижу, как ему сложно. С одной стороны — Олег, почти Альфа их стаи. Человек, которого он за брата считает. И, конечно же, тот, кто может ему ребра переломать за очередной косяк, под который я его снова подвожу. А с другой стороны — я… вроде как друг. Хорош, блин, друг! От меня только проблемы одни!

Парень сердито выдыхает. Взгляд снова в лобовое стекло переводит.

— И когда ты ему рассказать хочешь? — спрашивает он более спокойным голосом, не сдерживая ядовитого сарказма. — Когда в сад детеныша поведешь?!

Губы дрожащие облизываю:

— Не знаю, — честно признаюсь я. – Но расскажу. Правда. Мне просто самой время нужно. Решить, что делать дальше…

Парень выдыхает, тяжело так, словно бы с этим выдохом все напряжение пытается из организма вывести.

— Под монастырь меня подводишь, Белка-стрелка…

И он чертовски прав!

— Ну, хочешь, я тебе тортик сделаю?.. — несу ерунду. Знаю! Но остановится, не могу, — Шоколадный…

— Ага, — огрызается парень. – И гроб заодно сколоти, ведь Волк меня точно ёбнет!

Хочу сказать, что Олег не узнает, что Феликс меня покрывает. Но уверенности в этом нет. Совсем нет! Поэтому молчу, кусаю губу. Жду решения от парня, гляжу на него такими глазами, что даже кот из Шрека обзавидовался бы!

Феликс фыркает, скалится. Не нравится ему, что он снова ввязался в мои игры. Но сдается. Вижу, как сдается.

— У тебя сутки, Белка-стрелка, — надломленным голосом хрипит Феликс. А я киваю, смахиваю слезы похолодевшими пальцами, – Больше дать не могу. Завтра же ему рассказываешь! Поняла?!

— Поняла, — затравленно выдыхаю. – Спасибо тебе…

— Спасибо — это чертовски мало, — заключает он и кидает телефон на панель. — Поехали! Торт шоколадный готовить, да за одно, ящик погребальный для меня колотить…

Пристегиваю ремень и устало оседаю на сиденье, пока Феликс срывается с места. Всю дорогу едем молча. Сперва это молчание немного раздражает даже, нервирует. Хочется понять, о чем Феликс думает. Может, прямо сейчас меняет свое решение, прикидывая, что с ним сделает Олег…

А потом проваливаюсь в свои мысли, и уже не до Феликса.

Закрываю глаза. Пытаюсь представить, как беру малыша на руки. Как его малюсенькие пальчики хватают меня за палец, словно только я могу его в этой жизни спасти. И правда, так и получается! Только я смогу его защитить! Только на мне эта ответственность!

Чувствую тяжесть на плечах. Давит с каждым вдохом. Дьявольское понимание — Олег будет против! Против нашего малыша! И что тогда? Как поступить?

Но тут же ощущаю, как в душе разливается что-то теплое. Нежное, обжигающе горячее, нестерпимо прекрасное. Я точно знаю, что это — любовь! Я люблю это маленькое чудо, которому четыре недели! И такая храбрость во мне просыпается, что я готова встать против всего мира на защиту своего малыша!

«Я спасу тебя, кроха! — мысленно говорю я себе, но очень хочу, чтобы эта горошинка, поселившаяся в моем животе, знала это и понимала. — Мама тебя от всех защитит! Обещаю…»

Глава 33

Итак, леди и джентльмены, барабанная дробь! Сколько же дней прошло с моего триумфального забега в больницу? Три дня! А сдержала ли я свое «железобетонное» обещание Феликсу? Да вот и нет!

И ведь возможностей для исповеди было — вагон и маленькая тележка! Олег был рядом, все это время. И все эти драгоценные мгновения я хотела выложить ему всё начистоту! Честно-пречестно хотела! Но… кишка тонка! Я как последняя трусиха все это время искала то подходящие слова, то подходящее время, но с каждой минутой, напряжение усиливалось, и вскоре стало таким плотным, что его можно было резать ножом, да таким, знаете, кухонным тесаком!

План Олега по захвату альфа - трона завис на волоске, как акробат без страховки. Он сделал все, что мог, выложился по полной. Теперь оставалось только ждать.

Якут все еще молчал, но судя по обрывкам разговоров с Олегом, этот северный олень и, правда, готов сменить лидера, признать правление Олега. Но, видите ли, хочет сначала довести дело с этим Тишко до логического… кхм… финала.

Признаюсь, никогда прежде я не желала смерти человеку с такой неукротимой силой! Дьявольские мысли терзали мой разум, отравляя каждый вдох. Мой хрупкий пацифизм таял, как снег под палящим солнцем.

И стоило мне только взглянуть на Олега, измученного, как побитая собака, и злого, как черт, я тут же прятала свои предательские мысли о беременности куда подальше! В таком состоянии он меня прихлопнет! И глазом не моргнет!

Тошнота, слава богам, отступила. Сработали волшебные пилюльки от Елены Павловны. Купила их, сразу после клиники. И, о чудо, они реально работали! Не знаю, что там за секретный ингредиент, но мне вдруг полегчало! Появилось ощущение, что я, как минимум, супергерой! И сейчас основной проблемой оставалась только одна — смена Альфы в стае Олега.

Хотя… постойте-ка… есть еще одна малюсенькая такая проблема — Феликс…

Он не появлялся в нашем доме, ведь присматривать за мной уже не было нужды. Но я вздрагивала от каждого звонка в телефоне Олега, от каждого его ответа.

А вдруг он проболтается?! Вдруг что-то ляпнет, не то?! Вдруг спросит прямо в лоб?!

И я молилась! Тупо, отчаянно молилась! Да-да, знаю, это невероятно глупо с моей стороны! И согласна со всеми, кто твердит, что беременные женщины теряют остатки разума. Без обид, будущие мамочки, но это сущая правда!

Осознанным ли было решение молчать? Конечно, нет! И сколько я собиралась хранить эту тайну за семью печатями? Видимо, пока живот не начнет вещать о моем интересном положении в мегафон! Благодарю судьбу только за то, что Олег, поглощенный своими мыслями о стае, ничего не замечал. Не замечал, как я с аппетитом поглощаю все, что не приколочено к холодильнику. Возможно, он думал, что это все нервы. Их я и правда не скрывала. Но жрала я за троих, да что там, за целый легион спартанцев!

Вот и сейчас мой рот был занят делом государственной важности. Я с безумным остервенением уничтожала огромное, сочное яблоко.

— София,— Олег, как гром среди ясного неба, материализовался на кухне. Я чуть не выплюнула огрызок от неожиданности,— Мне пора…

Нервно сглатываю. Кусочки яблока застревают в горле, словно предательские шпионы. По спине пробегают чертовы мурашки от его тона. Понимаю без лишних слов — дело сдвинулось с мертвой точки.

— Финал близок,— произносит Олег. Голос у него… как у зомби, честное слово!

— И? Что решил Якут?! А Тишко? Он что… уже…

«Труп?» — хотела спросить я. Но это слово предательским комом встало поперек горла.

— Нет, пока жив, но это лишь вопрос времени,— Олег подходит ближе. Замечаю в его взгляде что-то интригующее. Предвкушение, что ли? — Планы Якута поменялись….

Я хоть и не знаю Якута, но четко понимаю — этот оборотень просто так свое мнение не меняет.

— Что? Почему? Что случилось?

Олег нервно дергает плечом, словно сбрасывает невидимую ношу:

— Кажется, Серега не горит желанием заканчивать с Тишко. Вчера они встречались, чтобы заключить мирное соглашение…

— Зачем? — я моргаю, пытаясь понять, что происходит. Наблюдаю, как лицо Олега хмурится, словно он пытается разгадать сложный кроссворд.

— Тишко в опасной ситуации. Знает, что мы очередную партию ищеек закопаем в землю. Предложил Сереге деловое соглашение. Стая гарантирует безопасность жизни Тишко, взамен Серега войдет в состав директоров РНК…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да это же…

— Пиздеж,— кивает Олег, обрубая мои попытки выразиться более мягко, — Странно, что Серега ведется, хотя Оникс совсем недавно накопал подтверждение блефа Тишко. — Олег замолкает, смотрит на меня выразительно. Явно оценивает, стоит ли мне рассказывать, но продолжает, — С его счета ушла довольно крупная сумма, так что…

— Он нанял новых охотников!

Эти слова срываются у меня с губ так быстро, словно я выпустила джина из бутылки. Воздух в комнате мгновенно заканчивается. Легкие сжимаются, как будто их кто-то выкручивает. В висках стучит бешеный барабанщик.

— Я почти в этом уверен,— отвечает Олег, и вид у него…

В эту секунду хочется просто испариться. Реально просто раствориться в воздухе, как дым. Осознание того, что в нашей жизни больше не будет ни одного спокойного дня, давит на меня, как пресс. Почему-то, кажется, что даже после того, как мы избавимся от Тишко, нам будет угрожать опасность. Всегда! Постоянно!

Рефлекторно накрываю ладонью живот. Зажмуриваюсь. Пытаюсь обуздать подступающую паническую атаку, но она уже совсем близко.

В голове роится миллион вопросов, но я просто не в состоянии их задать. Спасибо Олегу — понимает меня без слов.

— Якута не устраивает такое положение дел, как и всю стаю. Они требуют немедленной смерти Тишко. Это и понятно, слишком много этот хуеплет нам крови попил,— он снова одергивает нервно плечом, словно сбрасывает с себя невидимые оковы, — В общем, Якут согласился на смену Альфы при условии, что с Тишко будет покончено в самое ближайшее время.

Я лишь киваю. Быстро, растерянно. Но это больше похоже на рефлекс. Мысли в голове скачут, как бешеные кони.

И вроде бы стоит радоваться, ведь все идет по плану. Но нервно становится еще больше. Тревога ощутима, она сгущает воздух, который и без того не поступает в мои легкие, а сейчас и вовсе завис между мной и Олегом. И ему, кажется, так же паршиво, как и мне.

— Ты едешь… к нему? Да? К… нему… — назвать его по имени не могу. Боюсь, что он материализуется, как демон, которого я сама вызвала!

Олег притягивает меня к себе, заключая в крепкий обод своих рук. Теплые ладони ложатся на мою спину. Горячие губы прижимаются к моей макушке. Чувствую, как он хочет забрать мою тревогу. Буквально втягивает её через нос.

— Все хорошо, малышка, — тихо шепчет в мои волосы, — Ему придется сдать мне полномочия. У него больше нет вариантов…

Хочется верить Олегу. Честно! Чертовски хочется! Но я не верю…

Вот не понятно почему, просто не укладывается у меня это в голове. Серега — настоящий дьявол! Гнилой подонок! Мерзавец и подлец! Ну не станет он никому подчиняться! Это ясно, как белый день!

Но вслух это сказать не могу. Боюсь, Олег рассердится за мое недоверие. Возможно, он и сам это понимает. Понимает, что Серега не станет ему присягать даже под угрозой потери стаи. Возможно, у него даже есть план Б, на такой случай, но я не успеваю спросить. Входная дверь хлопает, а в гостиной появляется Феликс:

— Меня может тоже кто-нибудь обнимет? — руки разводит в стороны, натягивая широченную улыбку на лицо.

— Предсмертный саван тебя обнимет, — фыркает Олег,— Ловушки поставил?

Феликс тут же меняется в лице. Становится серьезным и мрачным:

— Три на въезде, пять по периметру.

— Ловушки? — крякаю я хрипло.

Олег заглядывает мне в лицо, уголки губ поднимаются в легкой улыбке. И если бы не расплавленный янтарь в его глазах, эта улыбка могла бы меня утешить. Но они…. Взгляд у Олега был напряженно грозным.

— Обезопасили дом на всякий случай. Но тебе не стоит волноваться.

Единожды киваю, хотя в ответ хочется тупо зареветь. Сдаться тревожным мыслям и внутреннему голосу.

Ритуал, который Олег проделывает со своим обручальным кольцом, длится всего несколько секунд, а для меня это замедленная съемка. Слежу, как ловко его пальцы нанизывают кольцо на мою цепочку, как руки обводят мою шею. Как после он прижимает ладони к моим щекам, позволяя мне еще немного погреться в его тепле. Накрывает мои губы своими губами. Легкий поцелуй, почти невесомый, но у меня все внутри переворачивается.

Предчувствие. Обжигающее горло, стремительно нарастает.

Стоит, наверное, попросить Елену Павловну выписать мне успокоительное, подходящее для беременных! Черт… вспоминаю и смотрю на Феликса, он говорит что-то Олегу, мол, поторопись, все ребята в сборе. Но у меня такой гул в ушах, что слов разобрать не могу. И как только Олег исчезает, Феликс подходит ближе:

— Вижу, Олег твою беременность воспринял спокойно.— Произносит он и усаживается на стул. — Ты же ему рассказала?

Я издаю звук что-то между «угу» и «кря» и натягиваю нервную улыбку на свое лицо. Ничего внятного не отвечаю. Потому что,… потому что все это чистой воды импровизация. Мозги отказываются участвовать в мыслительной цепочке совершенно!

— Налью тебе кофе, — стремительно разворачиваюсь к кухне, лишь бы не встречаться взглядом с парнем. Лишь бы не выдать ему правду о том, что я так и не нашла в себе сил сказать Олегу, что беременна!

Но я скажу! Точно скажу… когда-нибудь…

— Лучше что покрепче,— слышу ответ Феликса за своей спиной. Кажется, его не смутило мое поведение. Возможно, он напряжен, как и я, как и Олег. Скорее всего, как все, кто, так или иначе, связан с Тишко, охотниками, Серегой и стаей оборотней.

Убеждаю себя, что поступаю правильно. Не стоит пока Олегу знать правду! Во первых — у него своих проблем хватает. А во вторых…. Я будущая мать, вынужденная защищаться!

Пока достаю стакан и открываю бутылку виски, дрожь в руках уменьшается. Смущение из-за собственного вранья другу улетучивается. Остается только чистая паника. Такая, что не скроешь ни за улыбкой, ни за механическими действиями рук.

Феликс выпивает пару стаканов. Завидую ему неимоверно. Возможно, алкоголь стал бы для меня настоящим спасением. Но почему-то судьба решила иначе. Решила, что я смогу выстоять весь этот кошмар без допингов! Без здравых мыслей! И даже без разума.

Все, о чем могу думать — это мерзкий Серега! Обрубаю эти мысли, но они, так или иначе, в голову просачиваются. С какой стороны я ни подойду к сложившейся ситуации, все равно на него натыкаюсь. Бесит! Больше бесит то, что нет у меня веры, что он согласится отдать права Альфы Олегу. Конечно, я не знаю их правил настолько, чтобы утверждать наверняка. Возможно, Олег, как потомок Альфы, может и без согласия Сереги свой пост вернуть? Но он ведь спрашивал других… искал подход к каждому оборотню.

Интересно, что Олег Сереге предложит? Я уверена, этот мерзавец попросит высокую цену за свое отстранение! Например, помощь во вхождении в состав директоров РНК. Или еще что-нибудь покруче. Аппетиты у него высокие и непредсказуемые.

Одно знаю четко — даже если он даст согласие добровольно покинуть пост Альфы, то непременно подставит. Это же гад Серега! Я ему попросту не доверяю.

И как он, с таким-то характером, пошел на сделку с Тишко?! Неужели нефть совсем глаза ему залила?! Тишко, Игорь Борисович, мерзкий, скользкий тип! Он и раньше-то душой не отличался, а сейчас… по головам идёт, даже под ноги не смотрит. История с Остеро и Золотовым только подтверждает это. Впрочем, они друг друга стоят! Это горькая правда!

Пока я в этих мыслях тонула, краем глаза в окне тень заметила. Что-то быстро мелькнуло. Подскочила на диване, вглядываясь в стекло. Лужайка перед домом купалась в редких лучах солнца, которое наконец-то посетило Подмосковье. Но за окном, кроме жухлой травы, опавших листьев и тихого леса вдалеке, никого. Феликс мирно дрыхнет рядом на диване, а телик орёт на всю гостиную. А меня от собственной паранойи липкий пот прошибает. Всякое мерещится!

И в этот самый момент — оглушительный взрыв, который меня с дивана на пол сбросил. Сначала вообще ничего не понимаю. Темнота в глазах, искры. В ушах звон такой, что собственных мыслей не слышу. Сердце в пятки ухнуло. Полный расфокус! Горло режет, и только потом я понимаю, что я визжу, как потерпевшая, хуже сирены.

Затыкаюсь, только когда голову поднимаю. Картина такая, что я замерла в оцепенении.

Сначала — только дым, сквозь который слабо улавливаю очертания того, что раньше холлом называлось. Входная дверь не просто выбита — она взорвана! Металл рваными кусками зияет, открывая путь во двор. В эту дыру две тени просачиваются. Наблюдаю за этим из-за широко расставленных ног Феликса, который тут же в боевую стойку встал. Эти двое до зубов вооружены. Слышу сквозь непрекращающийся писк в ушах два выстрела. Запах пороха бьёт в нос. Сначала думаю, что это нападавшие стреляли, и единственная мысль — пусть Феликс жив останется! Увернётся хоть бы…

А потом понимаю — это Феликс стрелял. Две фигуры падают на пол. У обоих — дырки в головах, из которых на паркет кровавые пятна расползаются.

Смотрю на всё это и уверена — это сон. Кошмар. Реалистичный до жути. Но точно кошмар! А потом слышу, как где-то вдалеке что-то взрывается, и снова падаю на пол, рефлекторно. Закрываю уши руками и молюсь. Всем богам молюсь, чтобы проснуться!

— Эй, — трясет меня за плечо Феликс, — Белка-стрелка, ты как?

А я, кажется, только мычу. Зубы стиснула, чтобы не заорать, но собственный внутренний вой отчетливо слышу.

Он садится на корточки, хватает меня за плечи и встряхивает. Сильно так встряхивает. Хлопаю на него глазами и клянусь, вообще ничего не понимаю. Только больно от его пальцев, которыми он мои плечи держит.

— Соберись давай, — требует он, а после пистолет мне в руки суёт, — Дверь на мушку взяла, — приказывает, — Если увидишь кого, стреляй не раздумывая! Усекла?!

Я как дура только глазами моргаю. Вообще забыла, как говорить. Чувствую в руках пистолет. Тот самый «Малыш», знакомые ощущения, но сейчас такие нежеланные. Первый порыв — выбросить оружие. Но Феликс не дает. Своими пальцами мои на пистолете сжимает, а сам смотрит куда-то за мою спину. Только сейчас понимаю, что это вдалеке взорвалось, на улице. Те самые ловушки, которые он расставил по периметру дома.

— Не уходи! — вырывается у меня, когда парень поднимается и меня обходит. Разворачиваюсь на коленках. Подняться на ноги так и не решаюсь. Хватаюсь за штанину Феликса и шагу ему сделать не даю, — Нет, Феликс! Не бросай меня!

Он руку с пистолетом впереди себя держит и смотрит то на коридор, то на меня. И этот его взгляд…

— Я быстро! — бросает мне и снова оглядывается, — Пару ищеек ёбну и вернусь…

Теперь я понимаю выражение «полная боевая готовность». У этого выражения даже запах есть. Резкий, противный запах, от которого кровь в жилах стынет, и сердце бешено колотится.

— Нет, нет, нет…

— София! — сквозь зубы рычит и меня отпихивает от своих ног, — Жить хочешь? — взгляд бросает на меня такой, что, честно, жить не хочется, и, не дождавшись ответа, снова выплёвывает, — Тогда дверь на мушку и сиди тихо!

И уходит! Дьявол! Оставляет меня одну! Точнее, в компании с истерикой, «Малышом» и двумя трупами, которые на полу развалились.

Вдох! Ещё один! Глаза страшно зажмурить, хотя сейчас безумно хочется. Сильно так зажмурить, до боли, а ещё хочется после их открыть и чтобы ничего этого не происходило!

Слышу выстрелы где-то в глубине дома, там, куда Феликс убежал. Сердце к горлу подбрасывает. Пальцы дрожат, но пистолет сжимают так, словно отдельно от меня живут. Они готовы! Готовы в любую минуту на курок нажать. А я…

— Соберись! — приказываю себе, — Сейчас самое главное — в живых остаться!

Перевожу взгляд на дверь. Точнее, на то, что от неё осталось. Искорёженный металл ужас наводит. Где-то далеко снова выстрелы слышу. Голову поворачиваю — за спиной пустота коридора. Опять разворачиваюсь, утыкаясь взглядом в дыру проёма.

Нет! Так я не смогу всё под контролем держать!

Сама не понимаю, как до кухни добегаю, но в мгновение там оказываюсь. Нахожу самую подходящую точку, откуда всё могу просматривать: всю гостиную, начиная от проёма холла, заканчивая проёмом в тёмный коридор, там, где Феликс скрылся. А ещё — окно во внутренний двор. Ставлю стул напротив, упираю локти в мягкую сидушку. Двумя руками плотно стискиваю пистолет. И до одури страшно становится.

Смотрю на два безжизненных тела, которые «украсили» пол своей кровью. Одеты одинаково: чёрные костюмы, кожаные берцы на шнуровке, поверх костюма — бронежилет. Полностью упакованы оружием, в этом нет сомнений. Помимо пистолетов, которыми они грозили выстрелом, теперь валяющихся рядом с телами, за их спинами, кажется, ещё по стволу. И думаю, это не все их припасы. Они знали, куда идут. Действовали чётко.

И я знаю, кто они! Охотники!

В этом положении их лица не разглядеть, но они все для меня на одно лицо. То самое лицо ищейки, которого я убила в доме Олега, точным выстрелом между глаз. Мерзкое, перекошенное лицо с рыхлой кожей и свирепым оскалом, в котором читается бесчеловечность.

Боже! Как они узнали, что мы здесь?! Следили? За кем? За Олегом или Феликсом? Сколько их ещё?

Дыхание сбивается. В груди, как будто бетонная плита лежит, сдавливает всё внутри. Сердце колотится — кажется, вот-вот выпрыгнет через горло и умчится в тот самый тёмный коридор, где испарился Феликс.

И почему, блин, надо разделяться?! Этот вопрос и раньше мне покоя не давал. Когда смотришь фильмы ужасов, и герои расходятся поодиночке и обязательно умирают! Я ещё в детстве поняла — разделяться в таких случаях нельзя! А сейчас я едва глотаю воздух, чтобы не упасть в обморок, и молюсь, чтобы Феликс жив остался!

Господи, прошу! Я больше никогда его не подставлю! Готова даже его дубильные печенки каждый день готовить! Пусть только жив останется!

Пистолет в руках дрожит. Как же хочется быть сейчас где-нибудь подальше, пусть даже в помойной яме, а не вот это вот всё! Но, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов. Знала ведь, что за жизнь предстоит! И согласилась! Даже не так… я сама её выбрала! Жизнь в мире оборотней, где каждый день на грани риска и смерти…

Главное — не паниковать. Не сейчас! Вдох-выдох. Вдох-выдох. Представляю себе, как выдуваю все страхи через нос вместе с воздухом. Получается что-то вроде «Ф-ф-ф-ф-фуууух!» – почти как у Darth Vader, только в сто раз тревожнее.

Минуты тянутся. Телик продолжает вещать чего-то, но я на него внимания даже не обращаю. Прислушиваюсь к другому. И вдруг слышу чёткие шаги. Они становятся громче с каждой секундой. Исходят из тёмного коридора. Взвизгиваю, увидев мужскую фигуру, и стреляю. Само получается! Руки с пистолетом вздрагивают, вскидывается дуло, палец сам на курок давит. Выстрел, от которого я жмурюсь.

— Ебать ты меткая! — взрывается голос Феликса.

Я резко на ноги вскакиваю. Теперь даже моргать не получается. Парень стоит, держась за грудь, а у меня такое оцепенение, что я прямо сейчас вижу свои похороны. Инсульт! Гребанный инсульт меня трахнет!

Застрелила…. Боже! Я его застрелила!

Феликс морщится от боли. Руку с груди не убирает:

— Блядь! В следующий раз вместо пистолета рогатку выдам…

А после скидывает бронежилет, и только сейчас я выдыхаю. Не поняла, как на нём броник оказался. Может, он в нём пришёл? Может, с ищеек снял? Но сейчас не до этого. Пистолет на пол летит, а я к нему бросаюсь. Он одной рукой меня обнимает, успокаивает, а второй всё ещё грудь трёт. Видимо, даже в бронежилете выстрел ощущается болезненно…

— Ну, всё-всё, — тихо говорит, а я уже слёз не сдерживаю. Рыдаю на его плече, белугой вою, — Сваливать надо, Белка-стрелка…

Глава 34

Слёзы градом катятся по щекам, пока Феликс второпях запихивает меня в машину, сам врывается на водительское место и только слышится рык двигателя, тут же срываемся с места. Ничего вокруг не вижу. Вся во власти отчаяния, пытаюсь собрать себя по осколкам. Вспомнить, что внутри меня новая жизнь, что мне нельзя так нервничать, нельзя! Где-то краем уха слышала, что от нервов может случиться самое страшное…

От этих мыслей леденящий душу ужас сковывает всё тело. Хватаюсь за живот. Накрываю его трясущимися ладони.

«Малыш! Прости! Мама сейчас соберется и станет спокойнее!» — мысленно пытаюсь в живот передать. А вдруг услышит? Поймет! Поймет, что я не специально так нервничаю, что не хочу его потерять.

— Охотники… — вздрагиваю всем телом, испуганно смотрю на Феликса, который говорит это в телефон.

Понимаю, на том конце вызова — Олег. Феликс бросает на меня быстрый, полный внимания взгляд и вновь утыкается в лобовое стекло, ведёт машину нервно, отрывисто. Пальцами левой руки руль хватает до скрипа. Другой рукой телефон к уху прижимает. Тот немного трещит от его хватки.

— Да жива она, жива! Со мной! — вдруг взрывается он в трубку. Замолкает на мгновение, а потом снова обрушивает свой напряженный крик: — Понял. Едем!

Телефон с глухим стуком летит на панель, а я вжимаюсь в кресло, будто пытаясь раствориться в нём. Слёзы, словно по волшебству, пересыхают. В лёгкие робко пробирается кислород. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы сделать пару таких необходимых глотков воздуха, успокоить разбушевавшуюся нервную систему.

— Мы в стаю едем, да? — нерешительно спрашиваю я, боясь, что Феликс сейчас вытолкнет меня из машины на ходу. Взгляд у него такой… недобрый, чужой.

Парень скрипит зубами, словно перемалывает в них всю свою ярость и бессилие:

— Другого безопасного места нет, уж прости!

Не то чтобы я возражала, но встречаться со стаей оборотней не хотелось совершенно. Мне этих двоих хватает с лихвой — Олега и Феликса. Понимаю, что остальные не питают ко мне даже намёка на дружеские чувства. Как примут? Сразу убьют, или хотя бы дадут шанс напоследок попрощаться с жизнью?!

А ещё некоторое время назад хотела с Олегом ехать, на встречу с Ониксом! Балда! Но тогда я не знала что беременна, а теперь…

Жизнь свою надо поберечь!

Горькая волна отравляет душу, когда осознаю, что вот-вот мне предстоит встреча с этим гадом Сергеем, и спину вновь прошибает холодный пот. К глазам подступают слёзы, а паника сдавливает горло стальным обручем, лишая возможности дышать.

— Давай на берегу договоримся, Белка-стрелка, — говорит Феликс, видимо, пытаясь смягчить свой тон, но голос его гремит, как гонг, отдаваясь болью в моих ушах. Не добрый такой тон, больше похожий на угрозу. — Как только к стае приблизимся, ты стоишь за моей спиной и держишь язык за зубами! Усекла?

— Усекла, — заикаясь, отвечаю я.

Конечно, усекла! Я там с интерьером сразу же сольюсь! Может, тогда этот гад Сергей меня не заметит?!

Стоит лишь представить, что он может сделать, когда узнает, что Олег с Феликсом вытащили меня из лап смерти, и меня тут же выворачивает наизнанку. Кажется, хуже уже быть не может, но с каждой минутой становится все кошмарнее. В доме мне казалось, что меня там инсульт хватит, а сейчас понимаю, что нет, он за меня возьмётся, как только я года Сереге в глаза посмотрю!

Оказывается, то, что они базой называли — это нехилая такая территория, обнесённая высоким забором. Кажется, даже с колючей проволокой поверху. Этого я уже не увидела, но моё воображение работает на полную катушку. Увидела только, как ворота медленно отъехали в сторону, и мы тут же оказались на территории. Мы минут пять ещё едем по асфальтированной дороге, которая идет сквозь лес и переходит в гравийную. Наконец, мы выезжаем на большую поляну.

Впереди — огромный ангар с круглой крышей, отражающей солнечные лучи. Рядом — что-то вроде заброшенного или недостроенного здания из красного кирпича в два этажа. Окон нет, вместо них — пустые глазницы почти под самой крышей. Вместо входа — ржавые металлические ворота, закрытые наглухо. Сбоку — навес, под который Феликс и подъезжает, паркуясь рядом с тремя машинами. Одна — Олега. Две другие вижу впервые. Седан серого цвета и чёрный внедорожник с тонированными стёклами. Даже знаю, кому эта машина принадлежит…

И моё сердце предательски утекает куда-то в пятки. Как только вспоминаю, что Олег там, рядом с Серегой, в памяти всплывает та наша давняя встреча, ещё когда я подростком была. Как Серега избивал Олега, и как подло он это делал. Привязал его сначала руками к балке, чтобы Олег не мог ему сдачи дать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вот такие методы у гада Сереги! Жестокие! Мерзкие! Бесчеловечные!

Что сегодня будет?! Как мы всё это переживём?!

— А знаешь что, — Феликс глушит двигатель и поворачивается ко мне, — сиди-ка ты лучше здесь, от греха подальше.

— С удовольствием! — нервно выдыхаю я.

Сейчас, когда я уже сама себя накрутила на неминуемую гибель от рук Сереги, думаю, я бы туда даже под дулом пистолета не зашла.

— Зашибись, наконец-то мозг включился, — саркастически выдаёт Феликс и тут же выходит из машины, проходит чуть вперед и исчезает за ещё одной металлической дверью, которую я только сейчас заметила.

Закрываю глаза и выдыхаю с облегчением. Но мне сейчас нужно совсем не это. Вот совсем! Хочется вернуться обратно в Ирландию. Чтобы были только я, Олег и… наш малыш. Туда ищейки носа не покажут, наверное. Я вообще уже ни в чём не уверена, но мне отчаянно хочется верить, что на всей земле есть безопасное место, где можно просто спрятаться!

В салоне авто оглушающая тишина, но сейчас она мне так необходима. Пытаюсь собраться с мыслями, с силами. Приободрить себя хотя бы немного.

За Олега вся стая…. Он сможет поставить Серегу на место. Правда, же? Сможет?

Я должна в него верить! Обязана! Ведь если сейчас начну сомневаться, паника полностью захлестнёт меня.

Подаюсь вперёд, сквозь лобовое стекло осматриваю всё вокруг — эту парковку, огороженную с трёх сторон. С одной стороны уныло возвышается полуразрушенное здание, не внушающее ничего хорошего, с двух других сторон — красные стены из кирпича. Сверху — крыша на ржавых трубах. За одной из них — ангар, вижу блеск солнца, отражённый от его стен, через узкую полосу между крышей и стеной. Оглядываюсь. Позади меня поле, усеянное гравием, метров тридцать, не больше, а дальше — лес…

И всё это мне что-то напоминает.… Мой кошмар! Тот самый кошмар, где я стою посреди точно такой же площадки, а вокруг меня разбросаны тела оборотней, там же моя мама, и я с вырванным из груди сердцем…

Зажмуриваю глаза, пытаясь отогнать это ужасное видение. Хочу, чтобы оно взяло и просто «пуф!» — и исчезло. Но оно, наоборот, снова появляется в памяти, стоит мне только расслабиться. Вместе с этим видением возникает и образ ищейки. И такой ясный, что я реально слышу его голос:

«— Это твоих рук дело. Это ты их всех убила, крошка…»

Мотаю головой, стараясь вытряхнуть эти слова из неё. Но не получается. А в следующий момент снова этот голос, полный ненависти и презрения:

«— Сдохни, сучка…»

И выстрел.

Вздрагиваю всем телом. Тяжело и жадно захватываю воздух ртом. Чувствую, как он с трудом проходит сквозь гланды и где-то в лёгких останавливается. Оседает противным, тяжёлым сгустком. Распахиваю глаза. Всё! Хватит! Теперь главное — не моргать, чтобы снова не встречаться с этим мерзким охотником!

Снова начинаю беспокойно озираться по сторонам и замираю. Пальцами рефлекторно впиваюсь в ремень безопасности. В том самом лесу, что за моей спиной, что-то тёмное мелькает. Вижу это в боковые зеркала машины. Хочется верить, что это мои глюки! Боженька! Пусть это будут глюки!

Но нет. Тут же ещё одна тень промелькивает, прячась за стволом дерева.

Мгновенно понимаю, что это охотники. Окружают! Чёрт возьми! А у меня ничего нет, ни телефона, чтобы Олегу позвонить и предупредить, ни пистолета…. И что я бы, отстреливаться начала?! Это так же безумно, как и мой план, внезапно рожденный в моей голове, и тело тут же начинает его претворять в жизнь. Чертовски идиотский план, но это — всё, что у меня есть.

Резко скидываю ремень с плеча. Медленно открываю дверь и на корточках, стараясь быть тише тени, выползаю наружу. Машина так припаркована, что меня сложно заметить из леса. На это вся моя надежда, ведь если ищейки возьмут меня на прицел — всё. Хана мне!

Так, перебежками, на корточках, почти ползком, пробираюсь между машинами. В дверной проём юркаю, как тень. Старые петли даже не скрипнули. Как только оказываюсь внутри — тут же срываюсь с места:

— Охотники! — ору я во всё горло. — Там… там охотники!

И только сейчас понимаю, что зря я сюда ворвалась. Лучше бы ищейки меня прямо там застрелили! Это было бы лучше, чем то, что я вижу сейчас.

Картина, которая открывается передо мной, заставляет меня вмиг врасти в землю. Слова застревают в горле вместе с комком ужаса.

Коридор, сквозь который я только что стремительно пронеслась, заканчивается, открывая огромную площадку с высокими потолками. Стены внутри здания такие же ветхие, как и снаружи. Красный кирпич покрыт чёрными подтёками плесени. Вместо потолка — металлические стропила, чудом удерживающие ржавую крышу. Через пустые оконные проёмы льётся свет, прорезая вековую пыль, которая, клянусь, замирает в этом напряжении, повисая в воздухе. Но самое страшное — вовсе не обстановка!

Пять оборотней оборачиваются на меня. А одному даже не нужно поворачивать головы, чтобы вонзить в меня свой испепеляющий взгляд.

Хочется сквозь землю провалиться. Ну, или хотя бы взгляд отвести, на кого угодно, на Олега, Феликса или ещё на кого-то из этой «дружной» стаи, что прожигают меня недоумевающими взглядами, но я не могу оторваться от него. От этого гада Сереги.

И в этом нашем зрительном контакте — всё: ненависть, ярость и отвращение!

Сердце замирает в груди, отказываясь биться в этом аду. Ноги словно приросли к полу, не давая ни единого шанса на бегство. Взгляд Сереги — это ледяной нож, который медленно, но верно пронзает моё естество, высасывая остатки надежды. В глазах плещется столько злобы, что, кажется, сейчас всё вокруг воспламенится от нескончаемой ярости, исходящей от него. Я вижу там смерть. Мою смерть.

Глава 35

Не совру, если скажу, что миллион раз моделировала эту нашу встречу. Представляла и вздрагивала всем сердцем, желая верить, что Серёга никогда не узнает, что я выжила тогда! А если и узнает, то Олег сможет удержать его ярость.… Применить внушение, что ли.… Отгородить меня от этого кошмара.

Но все мои представления даже близко не передавали того, что я испытывала сейчас!

Мозг вопил: «На хрен, София! Я уматываю!» Нервы вторили: «Эй! Товарищ! Я с тобой!» И только инсульт, подлый, шептал: «Приветики! Кажется, я вовремя…»

А я стояла, словно окаменев, и видела, как лицо Серёги, сначала вытянувшееся в изумлении — он явно не ожидал меня здесь увидеть, а потом моментально багровело. На моих глазах наливалось кровью. Ноздри раздувались, втягивая воздух так жадно, словно он хотел вынюхать весь до последнего глотка, и мне не оставить, чтобы я точно умерла.

— Ебать! Ты че, воскресла?! — выплюнул он, и я вздрогнула, как от удара плети.

Олег снова повернулся к Серёге, делая шаг в сторону, словно пытаясь собой заслонить меня от этого взгляда, прожигающего насквозь.

Остальные замерли в полном молчании, напряжённые до предела. И казалось, им совершенно плевать на мои слова. Хотелось выкрикнуть:

«Эй, уважаемые оборотни, я, конечно, всё понимаю, у вас тут смена вожака и всё такое,… но там охотники! И, кажется, вы их на вечеринку не приглашали!»

Но я молчала, ловя взгляд Феликса и вспоминая его слова о том, что лучше держать язык за зубами.

— Обвели меня, значит… — проскрежетал Серёга с презрением, — Как лоха надули! Якут, и ты с ними?

Якут отвёл взгляд, и я физически ощутила, как на пару глаз меньше внимания стало.

— Бля, сам в ахуе…

И я верила ему! И, судя по лицам Оникса и Лиса, они тоже не знали, что я «воскресла»!

Серёга издал что-то вроде рыка, или просто выдохнул всем объёмом лёгких так, что меня чуть не подбросило на месте.

— Тебе придётся подчиниться! — прогремел Олег, — Иначе тебе в этой стае не выжить…

— На хрен мне твоя стая всралась?! Крысы, блядь! — ответил Серёга, и его голос потерял прежние очертания. — И ты не лучше, мразь! Из-за какой-то бляди своих подставил…

Олег не выдержал. Сделал пару шагов к Серёге. А я смотрела на его спину и чувствовала, как он напряжён. Мышцы вздулись под тканью футболки, готовые разорвать её в клочья. И я знала, что это значит. Олег сдерживал Дружка, но тот рвался на свободу.

— И что ты сделаешь, Волк? — не унимался Серёга, — Превратишься?

Олег лишь рычал в ответ, и этот звук резал слух, словно острым ножом.

— Нет, — тянул противно Серёга, — У тебя кишка тонка,… а вот я вполне смогу её сожрать!

А дальше всё завертелось, как в самом жутком кошмаре. Серёга взорвался. Я видела, как одежда разлетается в клочья. Быстро и стремительно. Раз — и на его месте огромный мохнатый черный волк. Олег отшатнулся назад и тут же выхватил пистолет, целясь в оборотня.

— Никто не превращается! — рявкнул Олег остальным.

И они послушались. Хотя я видела по Феликсу, как ему не терпится превратиться и атаковать Серёгу. Но он сдержался и лишь резко выхватил пистолет, целясь в волка. И это стало цепной реакцией — все повторили за Феликсом и Олегом, взяв волка на мушку. Тот рычал, скалился. Я видела его урывками, но и этого хватило, чтобы разобрать этот беспощадный, голодный, свирепый взгляд. И оскал, с которого капала слюна, и мощные лапы топчущие пыль…

— Ты… мне… подчинишься! — чеканил Олег каждое слово.

Оборотень немного отступил, казалось, сдался. Не понимала, честно говоря, что там происходило, но хотелось верить, что сдаётся. Но тут же волк бросился вперёд, перепрыгнул Олега и понёсся на меня. Я упала, не в силах устоять на ногах от этого приближения. Пасть клацнула в метре от меня, и тут же стремительно отлетела в сторону. Это Олег! Он меня спас…

Не понимаю, как. Наверное, схватил волка и отшвырнул. Я не видела — в этот момент зажмурилась, а когда открыла глаза, оборотень уже вставал на лапы, готовясь к новой атаке.

И тут Феликс не выдержал и выстрелил в волка. Трижды. Тот лишь вздрогнул и бросил на меня взгляд, в котором я прочла: «Я тебя сожру!». И сорвался с места, уносясь куда-то в сторону. Исчез в мгновение ока. Я даже не поняла, куда именно. Шок держал меня так плотно, что места для паники не оставалось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Молчание длилось секунды. Не больше. Я не успела дыхания перевести.

— Лис, ловушки активируй, — бросил Олег, — Оникс, монитор! Следи за периметром.

Я хлопала глазами, озираясь по сторонам. Всё ещё ждала, что где-то мелькнёт морда волка. И взвизгнула, когда Олег поднял меня с земли. Одним рывком поставил на ноги и заглянул в лицо.

— Жива? — спросил он, а я лишь хлопала глазами. Кивнуть бы, да не получалось. Олег был суров, голос грозный, но взгляд тут же смягчился. — Он тебя не тронет. Поняла?

А я не поняла! Вообще не поняла, что произошло!

Олег, не дождавшись ответа, просто взял меня за руку и подвёл к остальным. Я смотрела в землю под ногами, считала камни, разбитые кирпичи, мысленно сращивая их вместе. Лишь бы не смотреть в глаза присутствующим. Но я ощущала их взгляды — напряжённые, и, если взять Якута, даже ожесточённые. Почему-то хотелось извиниться! Чёрт знает почему!

— Пиздец, засада! — отрезал Оникс. — Шестеро по переднему краю. Зад пока чист.

И меня окатило холодом от его слов. Ладони мгновенно покрылись испариной. Я хоть и видела эти тени в лесу, но всё ещё надеялась, что это мои глюки. Сейчас этой надежды не осталось. Там реально ищейки!

— Ловушки активированы, — прогремел Лис.

— Надо в лобовую идти! — подхватил Якут.

Невольно подняла взгляд на Олега. И пока поднимала, оценивала его состояние. Сначала увидела его кулаки с побелевшими костяшками, дальше — торс. Мощная грудь поднималась и опускалась прямо перед моим лицом. Подбородок нервно дёргался. Бронзовая кожа темнела на глазах. Ноздри жадно втягивали кислород. Глаза буравили землю, яростно, словно во всём именно она была виновата. Подметила, как янтарь на дне его глаз плавится. Это Дружок мне привет передавал, но Олег держался.

— Блядь! — прорычал сквозь зубы Олег в пустоту, а потом схватил меня за локоть. Крепко сжал свои пальцы, даже больно. Он отвёл меня за угол и прижал к стене. — Тут стоишь и не отсвечиваешь!

И он не просил. Приказывал. В другой раз я бы не подчинилась, но сейчас и желания спорить не было. Скажет в пыль превратиться — прямо сейчас же исполню!

Олег тут же считал мой ответ и снова подошёл к ребятам.

— Всем оставаться на своих двоих! Феликс, Лис — на вас двое по левому флангу. Якут, Оникс — на вас центр. Я правых на себя беру, — чётко сказал Олег и размял шею, а после проверил патронник в пистолете.

— Э-э, — протянул Феликс и сделал шаг к Олегу, кивая головой на меня, — Может, эту беременяшку увезём отсюда? Всё-таки мясо, жесть…

И до этого момента я ещё верила, что мне удастся выжить! Но после слов Феликса надежды не осталось.

Я почувствовала, как все замерли. Якут даже гранату из рук выронил, но тут же её подобрал с каким-то неуместным «Упс!». У кого-то челюсть отвисла, то ли у Лиса, то ли у Оникса. Разобрать не могла. Посмотреть тоже. Мой взгляд был прикован к Олегу.

Краем глаза я лишь уловила взгляд Феликса, взгляд, который он перевёл с Олега на меня. Медленно и… пугающе. И взгляд этот менялся прямо на глазах.

— Ты что! — вспыхнул он, — Ты ему не рассказала?!

Не удержала истерический смешок. Вот прямо такой «Хи». И вжалась в стену.

Вы когда нибудь видели как огромного и злобного оборотня посещает ахуй? Нет? А я прямо сейчас за этим наблюдаю и то, что я вижу, мне капец как не нравится.

Олег всё ещё сверлит взглядом землю. И, кажется, до него информация не доходит, а может, и доходит, но медленно. Замечаю, как он замирает, перестает дышать. А спустя секунду поворачивается ко мне, и в его глазах я ясно читаю:

«Error 404. Перезагрузите систему!»

Нервно сглатываю. Что делают в таких случаях, если сквозь землю провалиться не получается? На колени падают? Прощения просят?! Что?!

И вот когда я уже подумала, что Олег сейчас просто прихлопнет меня, одной ладошкой, Оникс меня буквально спасает:

— Волк, давай ты свои дела после решать будешь?! Ищейки, кажется, готовы к наступлению!

Олег тут же перевёл взгляд на него, а я в этот момент судорожно хватала воздух, миллион раз подряд. Голова кружилась, и только стена удерживала меня от падения.

— План меняется, — оживился Олег. Голос скрипел, — Феликс, арсенал доставай и броник на неё надень. — Парень тут же скрылся где-то в глубине, — Якут, ты левых берёшь. Лис — центр, Оникс — правых.

Феликс тем временем уже возвращался, в его руках оружие, мне даже сосчитать не удалось, сколько. Он бросил его на пол и подошёл ко мне. Конечно, прожигал меня взглядом, от которого хотелось умереть.

— Пиздец, ты подстава!— прошипел он, натягивая на меня бронежилет и затягивая его на мне словно хотел придушить этими самыми ремнями.

А я вроде и хотела извиниться, но не могла придумать, как открыть рот. Губы точно онемели. Склеились.

— Я Софию вывожу, — продолжал командирским голосом Олег, — Феликс, нас прикрываешь! Всё ясно? — Олег обвёл взглядом свою стаю и тут же добавил, — Никто не превращается, пока мы не уедем! Кого на четырёх лапах увижу — застрелю, не задумываясь!

Все молчали, но я понимала, что с ним все согласны. Вот так! Ни одного протеста! Безоговорочное подчинение!

Олег поднял с пола автомат и подошёл ко мне. Первая мысль — сейчас застрелит! Но нет. Он перекинул автомат через плечо, а в мои руки всучил пистолет.

— Пользоваться умеешь.

И всё! Больше ничего не сказал, но прожигал меня взглядом, будто я предательница! Взял меня за руку, завёл за спину, выставил перед собой автомат. Краем глаза я подметила, что остальные оборотни тоже подняли автоматы и обступили нас со всех сторон.

Второй раз за этот чёртов день в моей руке оказался пистолет. Не иначе как возмездие за мою ложь. Кто-нибудь знает, как карма работает?! Вот и я нет! Но кажется, именно так!

— Погнали, — скомандовал Олег, и мы выдвинулись.

Раньше я вообще не задумывалась, как это происходит. Подобное видела в боевиках, да и то большую часть пропускала, считая, что такие картины не для моих глаз. Кровь, смерть… — эти слова были мне чужды! До встречи с Олегом.

Пока мы шли эти несчастные пять метров до выхода на улицу, перед глазами пролетела вся наша жизнь. Вот всё-всё-всё. С первой секунды и до этого самого момента. Странная мысль пронзила голову: может быть, это предсмертные видения?! Говорят, что перед смертью человек видит всю свою жизнь?! И если это так, я умру счастливым человеком! Ведь в моей жизни был он — Олег!

Фиксирую в сознании: если останусь жива, я обязательно вымолю прощение! За всё! За каждый свой безумный поступок, за неукротимый нрав, за каждое слово, брошенное в гневе, словно отравленный кинжал! И я клянусь, скажу, как сильно люблю,… если только мне будет дан этот шанс.

Дело за малым — выжить. Просто выжить.

Мы выныриваем в этот кошмар, как из омута в бушующую стихию. Лис распахивает дверь ударом ноги, и адская симфония выстрелов обрушивается на нас. Оникс, порывом, совершает грациозный кувырок вправо, замирает на одном колене, и его автомат изрыгает смертоносный огонь. Якут, подобно вихрю, проносится по диагонали влево, и замирает, давая нам шанс укрыться за его спиной. Феликс подталкивает меня вперёд, обжигая выстрелами над моей головой. Олег, как скала, прикрывает меня своей широкой спиной. Пули свистят, словно злые духи, и я ощущаю их смертоносное дыхание. Краем глаза замечаю, как что-то падает в кусты… лишь бы это был труп ищейки!

Дрожащими пальцами сжимаю пистолет, прижимая его к груди, словно талисман, моля о силе, о готовности.… Но я не готова! Чёрт возьми, я никогда не буду готова к этому!

Феликс остаётся позади, выбирая следующую цель. Чувствую, как сильная рука Олега обхватывает меня за спиной, таща к спасительной парковке, отстреливаясь на ходу.

Не знаю почему, но меня тянет обернуться. Смотрю на происходящий вокруг кошмар, и кровь стынет в венах. Словно оживший сон, словно жуткое пророчество. И от этого осознания становится невыносимо тяжело. Вдруг нас всех убьют? Прямо здесь? Всех до единого!

Паника, как ледяная волна, захлёстывает меня.

Спасти! Я должна спасти их всех! Они не должны погибнуть! Ни за что на свете!

Вдруг вижу, как из лесной чащи появляется зловещая фигура. Лишь тёмный силуэт, вытянувший руку с пистолетом, нацеленным в Якута. А он не видит, продолжает стрелять, его автомат трещит беспрестанно. Снова смотрю на тёмную фигуру: он целится, хладнокровно и безжалостно.

Действую инстинктивно. Без раздумий. Выныриваю из-за спины Олега, бросаюсь к Якуту, отталкиваю его в сторону и заслоняю собой.

Бах. Бах. Бах. Звуки разрывают тишину, словно удары грома. Моё тело содрогается от каждого из них, и лишь потом приходит осознание: это пули врезаются в меня. И только после этого ощущаю боль. Лёгкие сжимаются, словно их сдавили железным обручем. Собрав последние силы, вскидываю руку, ловлю в прицел охотника.

— София! — Слышу крик Олега, но его голос доносится словно издалека, из другого мира.

Вдох — выдох — выстрел.

Тяжёлое тело ищейки рухнуло на землю, но он успевает выстрелить еще раз. Понимаю это не сразу, лишь, когда оказываюсь на земле. От боли всё плывёт перед глазами. Ноет всё! Адски! Каждая клеточка тела кричит! Особенно в груди и плече. Перевожу взгляд на левое плечо и вижу, как ткань куртки мгновенно пропитывается кровью.

Тяжёлое зрелище, вызывающее тошноту. Пытаюсь отвести взгляд к небу. Вокруг что-то происходит. Слышны глухие звуки выстрелов, чьи-то крики. Топот ног отдаётся гулом в земле. Всё расплывается перед глазами. Лица оборотней, Якута, Олега, Феликса… смешиваются, растворяясь на фоне голубого неба. Не могу сфокусироваться. Веки налиты свинцом, готовые сомкнуться. Но я моргаю, отчаянно борюсь со сном.

— София! — Олег трясет меня. Последнее что улавливаю его обезумевший взгляд и собственные мысли.

«Я должна быть здесь! Рядом с ними! Спасти их всех…»

Глава 36

— Олег—

— Феликс, газу! — рычу, вкладывая в голос всю ярость и отчаяние.

Я на заднем сиденье, София у меня на руках, словно хрупкая куколка. Одной рукой ее держу, боясь сломать, а другой — проклятый броник сдергиваю. Аккуратно стараюсь. Да хрена там! Машину швыряет из стороны в сторону, а мне кажется, мы ползем, как улитки.

— Гани, говорю тебе! Дави на газ!

— Ты уверен, что мы ее спасаем? — рычит Феликс в ответ, — Кажется, ты к хуям разбиться хочешь!

Челюсть стиснул так, что зубы скрипят, словно кости ломаются.

Вид моей девочки… меня всего трясет. Прислушиваюсь к ее пульсу, и каждый удар отзывается в моем сердце. Если в следующую секунду не услышу… я сдохну. Прямо здесь же, сию же секунду!

Убираю прядь волос с ее бледного лица. Губы дрожат, чуть приоткрыты. Броник снял. Вроде, пули дальше него не прошли, но на левом плече кровавое пятно. С себя футболку рву, к чертям собачьим, раздираю ткань и к ране прижимаю. Зажимаю изо всех сил, чтобы кровь остановить, но она, проклятая, сквозь ткань сочится.

— Оникс, звони Мухе! Пусть реанимацию готовят! — пытаюсь говорить спокойно, но голос срывается, переходит в рев, в дикий вой.

— Давай сами пулю дернем! Быстрее будет! — Феликс снова лезет.

Ёбаный придурок! Достал! Его дело — баранку крутить и педаль в пол вжимать! А не меня учить, что делать!

— Я тебя, блядь дёрну! — Рычу, как зверь, — Оникс, звони, я сказал!

Краем глаза вижу, как Оникс телефон берет. Что-то говорит в трубку, но я уже ничего вокруг не вижу. Только она. Только ее лицо перед глазами. И тот самый момент…

Перекрестный выстрел. И она падает. Но того охотника подстрелила. Снова в голову. Как у нее это получается?! Дьявольская удача.… Или ведьминская сила? Уже похуй! И то и другое сейчас просто необходимо!

Сука! Как я мог это допустить?!

Ведь было у меня предчувствие. Еще утром. Поэтому Феликса заставил ловушки вокруг дома расставить. Но этого, черт возьми, оказалось мало! Надо было остаться. Хуй с ним с этим Альфой! Ничего мне не надо! Ни стая не волнует, ни место в ней. Только она…

Сильнее прижимаю окровавленный кусок ткани к ее плечу. А сам готов взорваться в любую секунду!

И в памяти этот день всеми проклятыми моментами вспыхивает. И встреча с Серегой, и звонок Феликса, и София…

Мразь наш бывший Альфа. Да я это давно понял. А сегодня еще отчетливее в голову врезалось. Была у меня конечно слабая надежда, что он все-таки сдастся. Мы же оборотни, без стаи — легкая добыча для ищеек. Но Серегу я не просчитал до конца. А когда София появилась на базе, все вообще пошло наперекосяк.

У этого ублюдка чердак сорвало напрочь, стоило ему узреть Софию и сложить дважды два. Да что там, меня самого выворачивало от мысли, что Софию из этой заварушки не вытащить! Руки чесались скрутить ему башку в бараний рог. Как сдержался? Как зверя не выпустил? Сам не понимаю! Хорошо хоть наш бывший Альфа дал дёру вовремя. Но Феликс всё же всадил этому гаду пару свинцовых пилюль. Но даже от того, что Серёга испарился, легче не стало. Ищейки наседали. В другой раз, я бы даже обрадовался — будет на ком злость сорвать. Но сейчас радости — нихуя!

София здесь. В одной мышеловке с нами. Между жопой и наковальней! И снова — по моей гребаной вине!

Реально, все эти дни только и думал: бункер выстрою! Глубоко под землёй, чтоб ни одна зараза не достала! Идиотская идея — спрятать её от всего мира. Запереть её там, чтоб жизнь её ничем не трогала! Ни Серёга, ни ищейки, ни даже моя стая оборотней! А главное — запереть её от самого себя! И вот сейчас, эта идея кажется просто охренительно привлекательной! Но сперва, её надо спасти. И не только от охотников…

Понимал я одно — если хоть кто-то из стаи обратится, ей конец! Поэтому план всплыл в голове моментально: как убрать ищеек и при этом всем остаться на своих двоих. И ребята даже не вякнули! Надеюсь, тоже всё понимали…

А дальше — как в скверном анекдоте: чем дальше, тем смешнее… ну, в смысле, хуевее! Шок-контент, блядь!

От слов Феликса у меня челюсть отвисла до самого пола. Первые минуты вообще не врубался, что, мать твою, происходит?! Словно всё это не со мной! Как в дурном сне! Завис, ощущая, как почву из-под ног вышибают. Не иначе как вселенная решила надо мной вволю поиздеваться!

Но времени на рефлексию нет. Ищейки — вот они, слышу, как жадно дышат и стены здания буравят сквозь прицел! Надо срочно вытаскивать Софию отсюда. И вроде бы почти получилось. Вот она тачка, секунду бы ещё и Софию бы в неё заталкал, а дальше увез бы подальше, и начал бы бункер выстраивать! Но…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глубоко вдыхаю. В салоне пахнет напряжением и кровью. Внутри зверское желание — встряхнуть Софию, чтобы глаза продрала! В себя пришла! Да у меня к ней вопросов — вагон и маленькая тележка! Заебется оправдываться!

Ну, я с тобой разберусь, маленькая моя…. Только на ноги тебя поставлю сначала, а потом — хана тебе! Пощады не жди.… И на хрена ты под пулю бросилась? Кто тебя просил?! Якута защищать полезла! Якута, блядь! С чего бы вдруг?!

Ее от одного только его имени трясло, а тут — ринулась. Отважная моя девочка. Бесстрашная совсем!

Прижимаю ее к себе. Губу до крови кусаю, а так хочется завыть. Смотреть на нее невозможно. От одного ее вида такая ярость накатывает, что зверь во мне просыпается. Словно он вырваться хочет и сам с ней расправиться. Или спасти ее?! Уже вообще хуй разберешь что происходит!

Тачку на повороте снова заносит, и тут Феликс по тормозам бьет. Вылетаю из салона, как ошпаренный, Софию на руках подхватываю. Несусь через площадку, не обращая внимания на безумные взгляды прохожих. Да похер вообще! Сейчас главное — до Мухи ее донести. Он знает, что делать! Он ее вытащит! Даже с того света.

А если нет.… Я его клинику по кирпичику разъебу!

Феликс с Ониксом следом бегут. Двери с ноги открываю. Стекла трескаются, но я это краем сознания отмечаю. Все в коридоре шарахаются в стороны. Вжимаются в стены, когда видят, как я несусь вперед. Или от моего взгляда бешеного всем убраться хочется?

Вижу, Муха навстречу бежит. Каталка за ним и еще пара докторишек-дохляков следом.

— Огнестрел! — кричу за пару метров до Мухи. Он кушетку пододвигает, а я на неё малышку свою укладываю. Бережно касаюсь, словно этим могу что то исправить, — В левое плечо… пуля серебряная…

— Реанимация готова, — только и говорит Альберт, а дальше что-то врачам кричит. Не разобрать слов. Медицинская абракадабра. Что-то там про кубики и прочую хрень. Вникать не пытаюсь.

Так и тащим тележку. Двое этих рядом идут. Один из этих мудил руки к Софии тянет. Я машинально его руку перехватываю. Все замирают. Докторишка болезненно вздыхает, даже приседает от моего напора. Кость его запястья трещит под напором моих пальцев. В глазах его дикий ужас стоит.

— Руки убрал! — рычу ему в лицо.

— Олег! — Муха тут же рядом появляется, — Он пульс проверит! Остынь!

Перевожу взгляд на Альберта. Тот кивает, мол, все под контролем. Я этого хмыря отпускаю, а у самого — дикое желание эти его гребаные пальцы выдрать и в глотку второму запихать. Но вместо этого уступаю Альберту.

Снова этот бесконечный путь продолжаем. Альберт что-то спрашивает, я отмечаю это, но не реагирую. Смотрю только на лицо моей маленькой. Бледная, на фоне темных кудрей, что веером раскинулись на кушетке. Губы синевой отдают. Каждый миллиметр запомнить пытаюсь. Словно на сердце вырезать. Так запомнить, чтобы больше не подвергать её опасности, никогда! Даже не моргаю. Боюсь, моргну — и она растворится.

Сто миллионов раз Муха мое имя повторил, не меньше. И вот мы к реанимации подъехали, и тут его рука на мое плечо ложится. Останавливает меня, а я ему так врезать хочу, что кулаки уже сжимаю.

— Дальше нельзя! Здесь жди!

— Нихуя…

Снова шаг делаю, но он мне дорогу преграждает.

— Олег, — упирается в меня рукой, словно и правда остановить может. А я мысленно эту руку ему в трех местах ломаю, — Ты здесь остаешься и молишься богу, чтобы пуля в кости застряла и артерию не задела! — я возразить хочу, но он не дает, — Ты там тупо мешать будешь!

А вот это в точку. Если я замечу, что кто-то из этих докторишек мою девочку пальцем тронет, я им руки отгрызу!

Пыхчу, как паровоз. Реально ощущаю, как из ушей дым валит. Но стою на месте, как прикованный. Смотрю лишь в стекло закрывшейся двери, как Софийку мою дальше по коридору эти два чмыря укатывают.

— Группа крови? — спрашивает Альберт.

— Не знаю, — выпаливаю тут же.

— Резус-фактор?

Мне казалось, я так много про нее знаю! Всё знаю! А сейчас теряюсь от вопроса Мухи, и это бесит ещё больше.

— Я не ебу! — срываюсь на крик.

— Аллергия есть?! — продолжает меня пытать Муха.

— Ты что, блядь, бессмертный?! — ору уже на взводе, — Пиздуй пулю из неё доставать!

Сам понимаю, что перегибаю, но удержаться не могу. Теряю последнюю каплю самообладания.

— Как зовут-то хоть, знаешь?

И его ебучий сарказм добивает меня. Зажмуриваюсь. Молюсь всем богам, чтобы дали мне хоть немного спокойствия. Иначе я ему башку прямо здесь оторву. Тогда кто мою Софийку спасёт?!

— София, — выдыхаю, и голос мой дрожит. Горло пересыхает. То, что хочу сказать, никак не выходит, но надо. Заставляю себя открыть рот, — И… она беременна…

Муха глаза округляет. Смотрит на меня с таким удивлением, что челюсть у него сейчас отвиснет. Секунду он меня сканирует, похлеще магнитного томографа, а затем присвистывает:

— Неожиданный поворот…

Он смотрит туда, куда дохляки мою Софию увезли. Долго смотрит, словно оценивая шансы. Которых нихуя нет! Я это и без него знаю. И не даю ему это вслух произнести. Нависаю над ним, сдерживаю всю ярость, даже глотаю злость, но все равно гневно шиплю сквозь зубы:

— Альберт, спаси её…

Муха буравит меня взглядом. Молчит. Секунда, вторая,… а потом кивает и скрывается за дверью. А я смотрю ему вслед, сквозь небольшие окошки в дверях, пока он не исчезает за поворотом. А внутри меня бушует буря! Настоящий ебучий вулкан.

Разворачиваюсь и со всей дури, бью в стену так, что кулак наполовину в неё входит, выламывая кусок гипсокартона. Не сразу замечаю, что в коридоре никого не осталось. Еще недавно здесь кипела жизнь. Шныряли туда-сюда медсестры, на диванчиках сидели посетители. Но все вдруг испарились. Сдуло нахер!

Лишь мы втроем остались: я, Оникс и Феликс…

Вот к кому у меня вопросов доебени матери. И он их ждет! По глазам вижу, что ждет. Напряжённый. Вены на висках вздулись. Да мы все трое такие стоим. Неудивительно, что здесь никого не осталось. Ведь с нашим появлением заканчивается и кислород, и место.

— Я думал, она расскажет… — начинает Феликс.

Морщусь и выдыхаю. Хочется ответить: «Чувак, да ты мою Софию совсем не знаешь! Она до талого молчать будет, хоть пытай!», — но вместо этого спрашиваю:

— Давно знаешь?

— Три дня. В больничку ездили.… Там и узнал…

Феликс затыкается, видит, что я едва сдерживаюсь, чтобы ему по физиономии не врезать. Приходится себя удерживать руками и не смотреть на него. Взгляд в потолок перевожу. Пытаюсь дышать ровно, да хер там! Раздражение кроет, что пиздет!

— Три дня, — выдыхаю в мозгах прикидываю. Два плюс два складываю от ответа просто дурею, — Бля…. Мудила.… Как я раньше не понял?!

А сама она, интересно, когда узнала? Наверняка раньше. Потому и про детей спрашивала! А я как олень уши развесил! Пытался ее вразумить, иллюзии её на корню рубить. А вот хрен там!

И когда это случилось?! Что за ёбаный пиздец! Не бывает такого! В моем мире такого просто не может быть. Чтобы залететь от оборотня, одной спермы мало. Чертовски мало! Неужели они с этим «Дружком» блядь и, правда, подружились?!

— Это пиздец! — выдыхаю напряг, но он не исчезает. Пальцами переносицу давлю, чтобы окончательно не взорваться, — Пиздёшь какой-то…. Этого не может быть!

Все ещё отчаянно хочу верить что это какая то глупая ошибка. Или чей-то жесткий подъёб.

— Я сам слышал, — оживляется Феликс, — Врачиха говорила про беременность, витамины какие-то и четыре недели…

От слов парня голова гудеть начинает. Мысли в разброс мечутся.

— Лучше заткнись! — собственный голос пугает меня.

А больше всего пугает то, что будет дальше…

Вдох… выдох…. Собираю остатки самообладания. Вернее, имитирую это. Контроль к хуям улетучился.

— Валите к стае, — цежу сквозь зубы. — Помогите ищеек зарыть. Оникс!— Парень вздрагивает от моего голоса. — Серегу пробей. Как найдёшь геолокацию мне скидывай.

Кивок, и он исчезает. Феликс на месте остается. И смотрит на меня таким взглядом, словно бы мысли мои читает. А в мыслях моих — клубок боли и отчаяния.

— Что, блядь?!

Парень мужественно мою злость выдерживает. Реально не верится даже. Обычно в такие моменты старается подальше держаться, знает, что контроля у меня с хуеву горошинку.

— Ты ведь не сделаешь этого? — спрашивает, смотрит прямо в глаза, и в этом взгляде — мольба. — Олег…— Впервые он меня по имени зовет, и меня прошибает липкий пот. — Это неправильно! — Шаг вперед делает.

Феликс видать, к херам весь страх потерял. Хочется ему кадык вырвать, жаль, что мы не на ринге. Сейчас реально этого не хватает. Но больничка тоже хорошо. Может Муха ему глотку заштопает по старой дружбе?

Чего я, собственно, ждал? Эти двое, София и Феликс — сдружились прям не разлей вода! У обоих ветер в голове и ни капли понимания. Ладно, София, она просто не знает, что такое оборотень. А этот… всё же знает! Объяснять ему не нужно! И туда же лезет! Неправильно, блядь! А что правильно? Позволить ей сдохнуть, вынашивая ребенка от меня?!

Сокращаю расстояние между нами. Вплотную к нему подхожу.

— Я не дам ей умереть! — шиплю, как змея. — А тебе советую съебаться пока цел!

Феликс фыркает. По глазам вижу, выплеснуть хочет все, что в башке его сидит, но он нижнюю губу закусывает, не позволяя себе этого сделать. А потом с места срывается и уходит.

Опускаюсь на лавку. Сжимаю голову руками. Внутри — хаос, не знаю, за что хвататься. Снова это гнетущее ощущение — судьба меня имеет. В самых извращенных позах! Бьёт точно в цель! Четко! Без промаха! И все, что до этого казалось кошмаром, меркнет в сравнении с тем адом, который сейчас творится в моей грёбаной жизни.

Глава 37

Мечусь по проклятому коридору, словно зверь, загнанный в угол. Два шага от стены до стены, и снова обратно. Стена к херам уже разбита, проклятье! Придется Мухе тут ремонт делать. А если ещё немного, то и больницу заново отстраивать. А мысли… эти проклятые мысли не отпускают! В голове рисуется самое страшное, воображение работает на износ! Сука!

Не сразу замечаю девчонку. Подкралась неслышно, или это я теряю связь с реальностью?

— Что?! — взрываюсь, как бомба.

Девочка в белом халате и колпаке, прижавшись к стене, дрожащими руками протягивает мне свёрток:

— Альберт Ринатович передать велел… — выдаёт она охрипшим от страха, едва слышным голосом.

Выхватываю свёрток, и она тут же бросается прочь. Не уходит, убегает нахрен. И правильно делает. Хоть у кого-то ещё работает инстинкт самосохранения! А то казалось, у всех, кто меня окружает, его вдруг отключило к херам!

Разворачиваю: чёрная футболка, пепельница, пачка сигарет и зажигалка. Только сейчас понимаю — на мне из одежды одни штаны. Сомневаюсь, конечно, что именно поэтому Муха это крыло перекрыл. Да и похуй! Натягиваю футболку, падаю без сил на скамейку. Пачку рву в клочья. Сигарету в зубы. Щелчок зажигалки.

Горький дым в лёгкие, словно глоток свежего воздуха. Затягиваюсь жадно. Пару зобов и нет сигареты. Тушу и тут же прикуриваю новую. Телефон вибрирует. Нервно отвечаю:

— Ну?!

— Вычислил, — быстро выдает Оникс, — Движется к финской границе…

— Бля, — выдыхаю. Так и знал, что Серёга съебаться попытается. Затаится на время, вынашивая план мести, — Возьми Лиса и дуйте за ним…

— Но…

— Оникс, — перебиваю я, — Включи мозги. Съебётся — потом сложнее будет его вычислить.

Секундное молчание. Не больше.

— Принято.

И сбрасывает вызов. Вот за что я Оникса уважаю — за его чёртову выдержку и понятливость. Ему не надо повторять по сто раз. Он ловит всё на лету, ловко просчитывает каждый поворот.

Мне бы, блядь, этот ахуительный дар…. Возможно, тогда бы сейчас здесь не сидел, в ожидании конца операции. Софийка моя в безопасности бы была, от Сереги и ищеек, от меня и от… беременности! Блядь!

Снова закуриваю. Коридор в дыму, а я в нём, как потерянный ёжик. Сука! Я и, правда, потерян! Не вижу ни выхода, ни просвета. Хотя нет, выход есть, но он ебать мне совсем не по вкусу!

Пальцами сжимаю переносицу, пытаясь выдавить из головы этот рой жалящих мыслей. Жаль, что так не получится. Может, попросить Муху меня на время в кому ввести? Черт, я так заебался, что уже сил разумно мыслить не осталось. А голова не переставая новые финты выкручивает.

Что Серёга делать собрался?! Откуда ждать удара? Хотя вопрос смешной. У меня теперь такой крючок, что врагам даже напрягаться не стоит! А моя Софийка… с такой фурией и враги меня пожалеют!

Что же с ней делать? А если она действительно беременна? Во мне ещё теплится безумная надежда, что это всё — чёртова шутка! А если нет?! Значит, она всё-таки решила пойти против меня. Вопреки моим словам, что это опасно! Сучка! Невозможная! Себе на уме! Прёт напролом так, что хуй остановишь. Ни уговоры, ни мольбы!

Раз сразу не сказала, значит, и правда рожать собралась!

Взрываюсь от этих мыслей, сминаю пачку сигарет, и табак рассыпается по полу.

— Вот и угощай его сигаретами…

Подрываюсь с места. Альберт появляется рядом. Лицо напряжённое, словно после жестокой драки.

Я знаю Альберта давно. Мы познакомились в юности на подпольном ринге. Он хоть и человек, но крепкий парень. Долго он против меня держался. Очень долго. Я уж было подумал, что он один из наших, но мой апперкот в челюсть доказал обратное. После той дуэли мы долго не виделись, пока я с Феликсом не попал в бандитский замес. Феликс тогда потерял контроль над зверем, а я получил серебряный нож в печень. Муха оказался рядом. Чудом выжил, непонятно, как не нарвался на Феликса. Он, конечно, охренел от увиденного, но помог мне. Тогда и выяснилось, что он врач. Учится в меде, а в бандитских кругах вертится из-за брата. Салага — его брательник, ввязался в какую-то хрень, задолжал денег и решил отработать. Муха его прикрыл, поехал вместо него, так и оказался там. Мы помогли друг другу: он мне с ножевым, я ему с бандитами. Выследил падлу, что держал его брата за яйца, и пристрелил его по тихому. После этого Муха не раз нашу стаю выручал, всегда с энтузиазмом и стёбом, а сейчас у него такое лицо, что мне жить не хочется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Блядь, не тяни… — рычу, сдерживая кулаки.

— Не пизди, а, — морщится и садится на скамейку, — И так заебался…

Достаёт из кармана халата пачку, вынимает сигарету. Закуривает. А я слежу за каждым его движением. Нервно бегаю глазами по его лицу. Не моргаю. Он с таким нарочитым спокойствием затягивается, что я готов засунуть эту сигарету ему в глотку! Муха чувствует моё настроение.

— Всё хорошо с твоей Софией.

— Веди к ней! — не прошу, требую.

Альберт недовольно фыркает:

— Остынь, приятель. Девчонка только что из-под ножа…

Как будто бы меня это остановит, но бля… останавливает. Муха продолжает:

— Вкатил ей такую дозу снотворного, что до завтра будет играть в спящую красавицу…

И тут я выдыхаю. Ощущение, будто металлические тиски, которые скручивали мои яйца, вдруг ослабли. Делаю шаг назад, ощущая всю тяжесть напряжения, которое до этого момента сдавливало моё тело. Упираюсь в стену и оседаю на пол, как подкошенный.

Альберт протягивает мне пачку. Беру её и тоже сигарету раскуриваю.

— Во, держи, — Муха швыряет мне что-то. Ловлю машинально и тут же чувствую, как ладонь жжёт. Понимаю, что это, даже не разжимая пальцев. Пуля, которую он достал из моей девочки, — На память, — издевательски выдыхает он и выпускает дым в потолок, — Кость цела, артерия не задета. Немного подштопали… — от этого слова меня начинает трясти. Как представлю, что происходило в реанимации, меня снова пробивает дикий напряг, а Муха продолжает, — Теперь, может, объяснишь, какого хуя происходит?

— Сам нихуя не понимаю, — отвечаю устало.

— Надо вам с Тишко кончать уже, — говорит Муха и выплёвывает дым, — Вся эта ебала с РНГ, которую Серёга мутит, добром не кончится.

— Съебался Серёга, — отвечаю я. Голос мой хриплый, будто я все это время пока Муху ждал из операционной орал во всю глотку. Альберт вскидывает брови, явно не ожидал такого поворота, — Не понравилась ему смена власти…

Изумление Мухи написано на его лице. Он многое знает о делах стаи, об ищейках, РНК, обо всём, что происходило в последнее время, но мой идеально безумный план был ему не известен.

— Ты серьёзно? — удивлённо спрашивает он, я лишь киваю и снова затягиваюсь, — Из-за неё всё? — кивает в сторону коридора.

— По большей части да.

— Ебануться, — усмехается он, — Не думал, что тебя какой-то девчонкой можно пронять.

— Не какой-то! — выдаю я со злостью.

Вроде ничего такого Муха не сказал, но меня выводит из себя это его «какой-то». Втащить ему хочется, но сил нет. Вообще нет. Ни грамма!

Муха усмехается ещё шире:

— Да я уж понял.

Минуту курим молча. Муха закрывает глаза, прижимая голову к стене, а потом оборачивается, разглядывая урон, причинённый коридору.

— Я тебе счёт выставлю, — фыркает он.

— Валяй.

— Что дальше планируешь?

А я вообще до этого момента ничего не планировал. Мозг был отключен. Выдернут из розетки. Выброшен, как ненужный механизм из цепи рефлексов. И только сейчас он начинает включаться.

— Достать Тишко будет непросто, — отвечаю тихо, а сам прикидываю, ищу самые слабые места, куда можно кинуть гранату, чтобы разорвать его в клочья, — Особенно сейчас. Знает, падла, что после такого мы его живым не оставим… — тянусь за новой сигаретой. Муха протягивает пачку, и новый клуб дыма немного бодрит, — Но я до него доберусь. Сам ему хребет через глаз вытащу…

Муха морщится и складывает губы в саркастичной улыбке:

— Должно быть, это чертовски больно…

— Спрошу его после, — ядовито прыткую в ответ, — Если ещё дышать будет.

Муха тихо ржет и снова переводит взгляд на коридор, а когда поворачивается ко мне, я уже знаю, о чём он хочет спросить. Но я всеми силами умоляю его не открывать рот. Сам боюсь ответа на этот вопрос. Но Муха явно не умеет читать мои мысли. Ебашит по моим нервам:

— А с ней что?

Губу нижнюю до крови кусаю. Стальной привкус на языке разливается.

— Надо проверить, может, это всё блеф с беременностью…

Всё ещё на это надеюсь. Глупо блядь! Но на этом и держусь.

— Уже проверил, — кривится Муха, — Три-четыре недели…

И в этот момент мне кажется, что пол подо мной рушится, и я проваливаюсь куда-то. В ад, блядь. В преисподнюю! Там чертовски жарко. Кровь в венах бурлит, словно меня на костре жарят. Дикая боль внутри, не поддающаяся контролю. Она смешивается с яростью и снимает замки с клетки волка. Каждое биение сердца — новый замок.

Чувствую, как Муха вжимается в стену. Видит, как мой взгляд становится диким, и понимает, что я это не контролирую.

— Эй, Волк, мне санитарку с транквилизатором позвать?

Гнев на Альберта внутри ярый. Хер пойми, почему злюсь на него. Хотя нет, ярость у меня на себя. На ситуацию, на неё…

Зажмуриваюсь, перед глазами пляшут картины, такие реалистичные, что по спине бежит холодный пот. Нет! Я не дам ей умереть! Пусть даже не мечтает так быстро от меня избавиться!

Когда глаза открываю, Альберт уже не на шутку напуган. Делает вид, что не боится, но пульс выдаёт его. Интересно, за что он больше переживает? За себя? За то, что я разнесу его больницу, если не сдержусь? Или за мою Софийку?

— Вытащи… из неё… это… — произношу по слогам. Человеческий язык теряется сквозь волчий рык, но я всё ещё пытаюсь его контролировать.

Альберт морщится от моих слов, словно они ему противны. И мне противны, но другого выхода не вижу. Да его нет нихуя! Не переживёт моя маленькая такого! Даже до родов не дотянет.

— Это решение не только ты принимать должен.

Фыркаю. Ещё один на её стороне. Сначала Феликс, мать его, теперь Муха…. Как она их всех под себя подминает? Чёртова ведьма!

— Вы че бля, сговорились? — но ответа от него не жду, тут же продолжаю,— Это моя жена! И только я решаю, что для неё будет лучше!

Альберт хмурится. Вижу по глазам, что он пиздец какой недовольный, но в них вдруг что-то просыпается. Ни как ебанное сочувствие?

Грудь вздымается, словно вот-вот разорвется. Готов взорваться, и контроль ускользает с каждой секундой. Замки клетки клацают, сейчас бзданёт…

— Давай так, — вмешивается Муха своим ледяным дипломатическим тоном. Его спокойствие выводит из себя, словно он тут главный, — Девчонка очнется, и ты сам ее убеждаешь. Если она решится,… клянусь, сам лично аборт проведу…

Решится она, как же! До последнего будет стоять на своем, моя упрямая девочка!

Я уже готов наброситься на него, заставить прямо сейчас из моей жены это проклятье вытащить, но Муха вдруг включает режим святой невинности:

— Я клятву Гиппократу давал, Волк.… Людей спасать, а не младенцев из спящих выковыривать…

Скалюсь от каждого его слова. А они плетьми хлещут. Не знаю, что меня бесит теперь больше: она, ситуация или вот этот вот еблан, который прикрываясь своими человеческими моральными принципами пытается мою жену угробить!

Но в его словах есть горькая правда. Софийка не простит, если узнает, что я сделал, пока она без сознания была. Не могу так с ней поступить. Должен объяснить. Доказать, что я прав. И она должна послушаться! Обязана! Ради нас, ради нашего будущего…

Муха поднимается и смотрит на меня, как на загнанную в угол мышь. А так и есть! Загнала меня София… взяла за самый хребет, не отпускает…

— Айда, — зовет Альберт, — Кровушку свою сдашь…

— На хрена? — на ноги поднимаюсь, но с места не двигаюсь, прожигаю Альберта взглядом полным непонимания.

Альберт замирает на пороге в коридор:

— Жене твоей пригодится, — но я ещё больше в ступор впадаю.— Не тупи, в ней оборотень, а пуля серебряная… — Меня от его слов снова трясет. Гребаный девятый круг ада! Альберт качает головой, приказывая следовать за ним, — Кровь сдашь, и я ей инъекцию сделаю. Может, быстрее рана заживет…

На ватных ногах следом за Альбертом иду. В этот момент хочется не только кровь свою отдать, до последней капли, а телами махнуться! Не должна она страдать! Не должна!

Но я тебя спасу, малышка! Даже если ты сама этого не хочешь! Спасу, чего бы мне это ни стоило!

Глава 38

— София—

Сознание отказывается возвращаться, словно сон — это вязкая трясина, что цепляется за меня, не желая отпускать. Чувствую, как липкие сновиденческие пальцы сжимают каждую клеточку тела, и от этого единения тошнотворно сладко. Но я должна вырваться. Не могу иначе. Потому что чувствую его… Олега… рядом.

Мне нужно увидеть его. Умоляю, пусть он будет жив! И все остальные… Пусть они живы? А я? Что со мной?

Ледяной ужас сковывает сердце. Неужели я… умерла? Пуля! Я помню вспышку, оглушительный хлопок и землю, уходящую из-под ног. Что было потом? Пустота…

Пытаюсь пошевелиться. Тело, словно чужое, неподвижное. Кажется, оно есть, но не слушается. Слабость такая, что кости кажутся невесомыми, но я не сдаюсь. Шевелю пальцами ног, и они, словно заржавевшие механизмы, неохотно подчиняются. На мгновение удается пошевелить рукой, но это движение рождает лишь хаос. Что-то твердое уходит из-под меня, и я лечу в пропасть, совершая немыслимые кувырки в пустоте. Тошнота…. Она душит, скручивает желудок в тугой узел…

Тошнота… или…

Господи! Мой ребенок! Что с ним?!

Паника захлестывает с головой. Собираю всю волю в кулак, чтобы открыть глаза, издать хоть звук, но во рту — пустыня. Горло словно засыпано раскаленным песком. И вдруг… голоса.

Слабая, робкая надежда, что за эти ниточки я смогу вытянуть себя из этого кошмара.

— Состояние стабильное, так что, думаю, наркоз её отпустит…

Наркоз? Что происходит? Я в больнице?

— Когда я смогу ее забрать?

Олег! Его голос я узнаю всегда, везде. Но в нем такая сталь, такой холод, что меня пробирает дрожь.

Первая мыль — он жив! Вторая — Боже… Он же все узнал!

Мне нужно очнуться. Прямо сейчас! Объясниться! Признаться! Раскаяться! Он не должен был узнать об этом… так! Только не так, Господи!

— Не обещаю, что скоро, — отвечает незнакомый голос.

Последний рывок. Все силы — в веки. И они поддаются. Взрыв света! Он режет глаза, проникает в самую душу. Часто моргаю, пытаясь сфокусироваться. Все плывет, кружится, мерцает.… Размытые силуэты, окно, собственные ноги, обмотанные белым одеялом, потолок…

И вдруг — резкий рывок. Я выныриваю из забытья, и взгляд… Этот взгляд обжигает меня до костей. Инстинктивно хватаюсь пальцами за одеяло, словно оно — единственное, что может удержать меня в этом мире. Вторая рука не слушается, пронзительная боль простреливает плечо, и из горла вырывается стон.

— Ну вот, — растягивает губы в улыбке мужчина в белом халате, — Проснулась твоя принцесса… — Он делает два шага и нависает надо мной, светя фонариком в глаза, проверяя реакцию. Я лишь судорожно ловлю ртом воздух, как рыба. — Все в норме… скоро тебя попустит, и станет легче,— доктор улыбается вежливой, но хладнокровной улыбкой.

Я лишь взглатываю сухость рта в ответ. Говорить пока не получается. Мужчина в белом халате отстраняется, подходит к Олегу и хлопает его по плечу:

— Зайду чуть позже…

Олег едва заметно кивает. Мужчина уходит, а я продолжаю жадно глотать воздух, не отрывая взгляда от Олега. От его лица. От его глаз. И то, что я вижу, заставляет меня пожалеть, что я так отчаянно рвалась в эту реальность. Хочется снова провалиться в сон, в небытие!

Он стоит, словно каменная глыба. Лицо — непроницаемая маска. Вся боль, весь гнев — читается лишь в его глазах. Руки, скрещенные на груди, выдают напряжение. Губы сжаты в тонкую, белую линию. На висках набухают вены. И я знаю, что он чувствует.

— Прости, — шепчу одними губами. Пересохшее горло крадет голос. — Я…

— Беременна, — выплевывает он. В его голосе столько злости, что меня невольно передергивает. — За это простить? Или за то, что бросаешься под пули, как безумная?!

Я ждала чего угодно, но только не этого…

— Я не… не…

— Не подумала! — рычит он снова. — Какого черта, София?!

Сглатываю ком в горле. Пытаюсь вдохнуть полной грудью, но воздух кажется густым, вязким.

— Если ты о выстреле.… Это был рефлекс… — наконец-то удается выдавить из себя.

Олег усмехается, но в этой усмешке — лишь горе и отчаяние. Он смотрит на меня испепеляющим взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Рефлекс, — нервно повторяет он и закусывает нижнюю губу, сдерживая ярость. Без слов понимаю его настроение, чувствую его. Олег расправляет плечи, сжимая пальцами пластиковое изножье больничной койки. — А твоя ложь — это тоже рефлекс?!

— Это самозащита! — вырывается у меня. Грудь сдавливает от собственных слов. — Я защищалась!

Да! Это была та самая защитная реакция, инстинкт самосохранения! Вернее, сохранения жизни моего ребенка.

Олег сквозь зубы матерится. Яростным взглядом прожигает все вокруг. Стены, окно, медицинскую аппаратуру…. Кажется, сейчас все взорвется! Под его пальцами скрипит кушетка. Разбитые костяшки пальцев побелели от напряжения. А я даже боюсь представить обо что, или об кого он их разбил. Лишь бы не об Феликса!

— Защищалась, — цедит он, передразнивая меня, и так противно морщится, что меня саму начинает тошнить.

— Да, Олег! Да! — не выдерживаю, перехожу на крик. Хрипло, надрывно, но кричу. — Потому что я знаю тебя! Знаю твое отношение ко всему… этому!

Я не могу произнести слово «дети». Боюсь, что это станет той самой искрой, которая взорвет этот девяностокилограммовый заряд взрывчатки!

Он срывается с места и нависает надо мной. От его стремительного приближения меня пронзает острая боль в плече. Рука не слушается, она плотно зафиксирована в лангете. Правая рука инстинктивно вцепляется в одеяло. Звериный, просто дикий взгляд прожигает меня насквозь. Никогда прежде я не видела Олега таким злобным и напряженным. Даже в момент потери контроля над волком. Даже в тот момент, когда он кричал на меня за то, что я стреляла в него, что бы встретиться с Дружком. Он был разгневан тогда, очень! Но сейчас.… Этот взгляд.… Эта мимика.… Кажется, еще немного, и он сам меня прикончит!

Запах сандала, смешанный с запахом его ярости, обжигает мои легкие, действует как яд. Все внутри холодеет. Кажется, даже кончики волос покроются инеем.

— Как жаль, София, — сквозь зубы рычит Олег, — Что ты так плохо меня знаешь… — Каждое его слово, как удар хлыстом по нервам. Я вздрагиваю, но сдерживаю слезы. — Если ты думала, что скроешь это от меня, а потом, когда я узнаю, я просто проглочу.… Ты чертовски заблуждаешься…

Черт! На это и был расчет!

Олег не трогает меня, не прикасается, просто стоит и смотрит, но я чувствую угрозу. Не для себя. Для моего ребенка. Дрожащими пальцами прикрываю живот. Это рефлекс. Олег ловит мой жест и взрывается:

— Блядь!

Медицинский монитор летит в стену вместе с металлическим столиком. Адский грохот.… Это рухнули мои надежды на его понимание, на его смирение!

Зажмуриваю глаза. Не могу больше смотреть на его гнев. Не страшно… хотя вру, чертовски страшно! А ещё… невыносимо. Чувствую, как горло сжимается, под веками жжет. Это слезы. Чертовы слезы, которых я не звала!

Грозные шаги Олега рассекают тишину. Я не вижу его, просто ощущаю, как этот клубок ярости и гнева мечется по палате. Он пыхтит, нервно дышит, матерится сквозь зубы.

Я понимаю, какое чувство его грызет сейчас. Он переживает за меня. Боится, что я не вынесу этого. Боится потерять меня. Но почему-то я чувствую, что справлюсь. Не знаю, может, это ложные ощущения, но они есть. Я действительно не понимаю, что меня ждет. Не осознаю этого. Но внутри клокочет жгучая надежда, которая вселяет веру в лучшее.

Делаю глубокий вдох:

— Олег, послушай, — чувствую, как он замирает. — Я понимаю, как это… опасно. Но, может быть, я справлюсь? Может быть, есть шанс? Дай мне попробовать!

— Ты ни хрена не понимаешь, София! — гремит Олег. — Ты просишь меня дать тебе умереть! Так вот знай: я этого не допущу!

Вскидываю голову. Встречаюсь с его взглядом, и меня пробирает дрожь. Колотит до самых пяток. Олег замирает, только дышит рвано и нервно. Минуту смотрит мне прямо в глаза, выворачивая душу наизнанку своим напором.

— Ты согласишься на аборт, София, — хладнокровно произносит он, словно выносит смертный приговор. Приговор для нашего малыша!

Я чувствую, как дрожь усиливается. От тревоги. От страха. От того, что между нами в этот момент что-то рвется. Отвратительное чувство. Режущая боль изнутри. Даже рана от выстрела отходит на второй план.

Но вместе с тем просыпается небывалое стремление. Защититься любой ценой! Защитить малыша от любой угрозы! Даже если эта угроза — его собственный отец! Я отчетливо осознаю: это материнский инстинкт. Никогда прежде я не чувствовала ничего подобного. А сейчас тону в нем. В этом бурлящем потоке пытаюсь ухватиться за любую возможность, чтобы не допустить самого страшного.

— Я не сделаю этого. И тебе не позволю!

— А я твоего разрешения не спрашивал! — взрывается новой порцией гнева Олег. — Ты сделаешь так, как я скажу!

Плотно сжимаю челюсть. До скрипа. Внутри поднимается что-то неконтролируемое. То, что я не могу ни погасить, ни сдержать.

— Я! Этого! Не сделаю!

Вижу, как Олег кипит от моих слов. В другое время, может быть, я бы и испугалась, но не сейчас! Сейчас нужно быть стойкой. Стоять на своем! Любой ценой защищать моего ребенка! До последнего вздоха!

Олег вдруг расслабляется. Плечи устало опускаются. Лицо измученное, даже бронзовая кожа бледнеет, а янтарь в глазах, наоборот, темнеет. Он жмурится, и я вижу, как сложно ему держать контроль над происходящим, над собой, возможно, над зверем…

А я бы не прочь поговорить с Дружком! Он бы точно встал на мою защиту! Потому что принял меня. Принял, иначе я бы не забеременела! Это же так работает? Кажется, да!

— За что ты так со мной, София?! — измученно выдыхает Олег. — Ведь ты же хуже палача! Вырываешь мое нутро голыми руками! Давишь! Выкручиваешь! Пытаешься сломить мою волю. И у тебя это всегда получается…. Но сейчас.… Я не дам тебе взять верх! Не в этот раз!

Он снова впивается взглядом в меня, и я вздрагиваю. Я знаю этот взгляд. Безумный, хищный и порабощающий. Знаю, что он собирается сделать. И меня охватывает такой ужас, что я вжимаюсь в койку до скрипа, словно она вот-вот пропустит меня сквозь себя, и я исчезну!

— Сама подчинишься или мне помочь? — гортанный рык его голоса эхом отдается в голове.

— Иди ты к черту!

Секунда. Его пальцы смыкаются на моем лице. Жестко. Сильно. Удерживают мой подбородок. Пальцы с силой впиваются в щеки. Я машинально жмурюсь.

Черта с два я позволю ему внушить мне что-либо!

— Ну что ты, маленькая моя, — голос Олега становится предательски нежным, теряет злость, но я знаю, что это лишь игра. Поэтому жмурюсь еще сильнее. — Ты же знаешь, что со мной лучше по-хорошему.… Давай ты не будешь совершать ошибок…

— Ошибка была — тебе довериться! — шиплю сквозь стиснутые зубы.

Он рычит, гортанно и опасно, а после произносит:

— А как же наш уговор малышка, а? Тот самый, который ты давала мне у алтаря,— чувствую, как моя челюсть дрожит, но хватка его пальцев не ослабевает. Кажется, еще немного, и он сломает мне челюсть этими стальными пальцами. — Ты клялась уважать меня… быть со мной,… а сейчас! Сейчас ты хочешь меня бросить! Умереть добровольно!

Внутри все обрывается, замирает, но я упрямо жмурюсь. Не позволю ему сломить меня.

— А ты клялся не испортить свой последний шанс…

— И я стараюсь! — рычит он, тихо сдавленно, но я ощущаю огонь этого рыка на своей коже,— Но ты то и дело наровишь сбежать от меня в могилу!

По щекам текут слезы. Не могу их сдержать. Не от боли физической, а от той, что разрывает меня изнутри. От его слов, от его ярости, от его любви, которая душит, требует жертв. Хочется кричать, выть, но я замолкаю, словно парализованная.

— Но я не дам тебе этого сделать! — продолжает Олег, его палец ощутимо поглаживает мою щеку, но в этом жесте больше злости, чем нежности,— Слишком поздно давать заднюю, София…. Теперь ты моя, и я решаю, что нам делать и как…

Тиран! Деспот! Чертов идиот!

В груди клокочет настоящая ненависть, та самая, что была утеряна после той фальшивой церемонии. Сейчас она вернулась с такой силой, что я ненавидела не только его, а себя! За то, что поддалась ему! Поверила!

— Зря я вообще с тобой связалась! — шепчу я, процеживая каждое слово.

Обжигающее дыхание его гнева опаляет. И уже не просто гнева, а предчувствия беды. Давление его пальцев на подбородке лишь усиливается, заставляя мои губы приоткрыться.

— Значит, по-хорошему ты не хочешь, — тихо, с нарочитой опасностью, вкрадчиво произносит Олег, почти касаясь моих губ.

Я отчаянно дергаю головой, чувствуя, как затылок болезненно ударяется об изголовье кровати. В глазах вспыхивают искры боли, но я выплевываю слова с такой ненавистью, что самой становится противно от себя:

— Да пошел ты!

Олег резко выпрямляется. От этого я вздрагиваю и открываю глаза. Его взгляд, тяжелый и обжигающий, словно прожигает меня насквозь. А я, как зверь, загнанный в угол, готова к прыжку. Готова драться с ним не на жизнь, а на смерть. Пусть он и сильнее! Пусть одним взглядом способен разорвать меня на части! Я не сдамся! Ни за что! Никогда!

— Ты забываешь, София, что мое терпение иссякает слишком быстро.

И мое тоже, поэтому я взрываюсь, как переполненный котел:

— Убирайся!

Олег еще мгновение смотрит на меня. Словно оценивает, прикидывает, как связать, что воткнуть что-то в мои глаза, чтобы я не смела их сомкнуть, сопротивляясь его проклятому внушению. Я вижу, как желваки ходят на его скулах, как зубы скрежещут, будто перемалывая мою волю в пыль. И вдруг, он срывается с места и захлопывает дверь.

Грохот! Этот звук становится финальным ударом, разрушающим остатки моего самообладания. Истерика, вырывается из груди протяжным, полным боли стоном. Я зарываюсь лицом в одеяло, в подушку, в любую ткань, которая может приглушить этот крик отчаяния, лишь бы не разбудить всю больницу своим нечеловеческим воем.

Тело бьется в конвульсиях, каждая мышца сводит от внутреннего напряжения. Слёзы текут ручьем, обжигая кожу, но я даже не пытаюсь их остановить. Пусть льются, пусть вымывают всю ту грязь и отчаяние, что скопилось внутри. Пусть они станут последним доказательством моей слабости, потому что после этого я должна стать сильнее. Должна выстоять.

Боль душит, сдавливает горло, не давая дышать. Кажется, что все мои надежды и мечты рассыпаются в прах, подобно хрупкому стеклу. Олег… его слова, его взгляд — они стали клеймом на моей душе. Как же я могла так ошибиться? Как могла поверить, что мы сможем построить что-то большее, что-то настоящее?

Но сквозь боль и отчаяние пробивается тонкий лучик ярости. Ярости на себя, за свою наивность и доверчивость. Ярости на него, за его жестокость и беспринципность. Эта ярость разгорается все сильнее, превращаясь в пламя, которое готово сжечь все на своем пути. И это пламя дает мне силы. Силы подняться, вытереть слезы и посмотреть в лицо своему страху.

Я больше не позволю ему сломить меня. Я больше не позволю ему играть моими чувствами. Я докажу ему, и в первую очередь самой себе, что я способна на большее. Что я сильнее, чем он думает. Я выживу. Я справлюсь. Я рожу этого ребенка ведь я так сильно и отчаянно его люблю!

Глава 39

Через пару часов в палату зашел тот самый мужчина в белоснежном халате. Один шаг, и он замер, обводя взглядом разгром, учиненный Олегом.

— Ему точно придется оплатить счёт, — прошептал он, доставая телефон. Секунда — и он продолжил: — Мария, срочно поднимись на третий этаж. Да, к новенькой…. Тут необходим… — он снова окинул комнату взглядом, — клининг. Срочно!

Я лишь грустно поджала губы. О, как мне самой нужен был такой клининг! Вычистить к чертям собачьим всю эту душевную скверну, что терзала меня изнутри.

Мужчина подошел ближе, придвинул стул и уселся напротив.

На вид ему было около сорока. Грубые черты лица, в карих глазах — лишь намек на человеческое тепло, робкий проблеск заботы. Темные волосы коротко пострижены, легкая небритость. Подтянутая фигура. Он был похож на тех врачей из романтических сериалов, по которым вздыхала вся мамина ординаторская.

— Ну что ж, давай знакомиться, — я в ответ едва заметно моргнула. — Я Мухин Альберт Ринатович, для тебя просто Альберт, или Муха. Как тебе будет угодно. С друзьями мы не церемонимся.

Я, молча кивнула. В этот момент в палату влетела молоденькая девушка и резко затормозила, увидев Альберта, который смотрел на нее через плечо.

— Простите… я…

— Ты слишком медлительна, Маша, — ледяным тоном произнес он. — Надеюсь, в следующий раз ты быстрее отыщешь кладовку со швабрами.

Девушка потупилась и принялась убирать последствия нашей бурной «семейной идиллии» с Олегом. Доктор же снова смотрел на меня с неприкрытым интересом.

— Я София, — выдохнула я, — София Вол… Белкина.

Альберт грустно усмехнулся моей заминке с фамилией. А чего он ждал? Наш брак с Олегом — фикция! Да и будь он настоящим, я бы никогда не носила фамилию детоубийцы!

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова немного болит, — призналась я.

Мужчина снова взглянул на девушку, торопливо орудующую совком:

— Мария, после уборки принеси обезболивающее. Лучше в таблетках. И поставь Софии графин с водой. Я же говорил, чтобы в палатах всегда была чистая вода!

— Сию минуту, Альберт Ринатович.

Девушка пулей вылетела из палаты, унося с собой следы нашей бурной беседы с Олегом. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как несладко ей приходится работать с этим чертовски жестким мужчиной.

— Моя дочь, — словно прочитав мои мысли, произнес Альберт. И усмехнулся, глядя на мои округлившиеся глаза, — А как еще воспитывать подрастающее поколение?

Его широкая улыбка озарила хмурое лицо. Неужели эта ледышка умеет улыбаться?

— Скажите… — начала я и тут же замолчала, увидев недовольную гримасу Альберта. — Скажи… долго я здесь еще пробуду?

— Видимо, это у вас семейное, из клиники сбегать сразу после операции, — усмехнулся Альберт, намекая на Олега.

Я сразу это поняла. Олег не выносил чрезмерного внимания к своим ранам, какими бы серьезными они ни были. Чудо, что он вообще дожил до своих лет!

Но я вовсе не хотела сбегать отсюда.

— Наоборот, — выдохнула я. — Можешь сделать так, чтобы я задержалась здесь как можно дольше?

Брови его взлетели вверх, глаза округлились. Он явно не ожидал такого поворота. Но через пару секунд все понял. Он уже открыл рот, чтобы ответить, но в палату влетела Маша. Поднос в ее руках дрожал, графин, и стаканы на нем звенели. Она поставила все это на подоконник. Торопливо налила воды в стакан и, дрожащими ногами, подошла ко мне. Протянула мне его и таблетку. Небольшую пилюлю желтого цвета.

Нерешительно взяв лекарство и воду, я снова посмотрела на врача, оценивая все риски.

Муха — друг Олега. Каковы шансы, что он на моей стороне? Может, он решил подсунуть мне таблетку, которая спровоцирует выкидыш?

Мужчина кивнул дочери, и она тут же скрылась. Затем он обратился ко мне:

— Я не занимаюсь такими вещами, София, — будто прочитав мои мысли, проникновенно сказал он. — Ты можешь мне доверять…

И я ему верила. Глупо, наверное, ведь весь его облик хладнокровного мужчины внушал только опасность. Но почему-то я ему верила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я запила таблетку жадно. Вода! Наконец-то вода! За время моего пробуждения я глотала лишь слезы и отчаяние.

— Еще? — спросил он. Я отрицательно покачала головой. — Итак, твое ранение…. Осложнений нет, но мне пришлось наложить шов. Не самый изящный, согласен, — растянул он губы, — Но в тех напряженных условиях я сделал все, что мог…

И я снова ему поверила. Напряженными условиями он назвал Олега. Боюсь представить, что происходило в тот момент, когда я потеряла сознание. Очевидно, ничего хорошего. Это чувствовалось по голосу доктора.

— Пару раз в день будем делать перевязки. Болеть будет долго, но это логично… пуля была не простая…

Серебряная! Это я знала наверняка, ведь в меня стрелял охотник на оборотней. Удивилась бы, если бы было иначе!

— Учитывая аконит в ее составе, возможна тошнота, головные боли и обезвоживание. Мне придется взять твои анализы, чтобы удостовериться, что ни серебро, ни аконит не повлияли на работу твоих внутренних органов…

— Но я не оборотень, — выдохнула я с облегчением, но оно тут же растаяло.

Тревожный взгляд Альберта вызвал во мне дрожь.

— Внутри тебя оборотень, София. Этого достаточно…

И меня снова затрясло. Второй раз за этот проклятый день. Но на сей раз не от страха или злости, а от всепоглощающей тревоги!

— Малыш… с ним… с ним… — пальцы снова накрыли живот. Это уже машинальное, неконтролируемое действие.

— Честно скажу — утверждать, что серебро или аконит не причинили плоду вреда, я не могу, — и я вдавилась в кровать, чтобы хоть немного справиться с дрожью. Взгляд врача стал понимающим. — К сожалению, в мединституте курс по вервольфам мы пропустили….

Он шутил, а мне было ни капли не смешно. Снова хотелось плакать, но я заталкивала этот порыв куда подальше, заставляя себя не сдаваться! Ни сейчас!

— Да и оборотни не самые откровенные ребята, — продолжал мужчина. — Так что будем действовать привычными методами. Чуть позже мы возьмем у тебя анализы, и картина станет яснее. На всякий случай я попросил Олега сдать свою кровь. С ее помощью я приготовил сыворотку на случай, если тебе станет хуже, но пока не вижу оснований ее применять…

То, как Альберт вываливал на меня информацию, заставляло меня ему доверять. Конечно, он не считался с моими расшатанными материнскими чувствами и нервозностью последних дней, но все же…. Он говорил правду! То, что мне было необходимо!

— А малыш… ему поможет эта сыворотка… если…

Но я не договорила. Мне казалось, как только я произнесу эти слова вслух, они тут же исполнятся.

— Дело в том, София, что я не знаю, — признался Альберт. — Само явление — беременность от оборотня — неизученный процесс, по крайней мере, человеческой медициной.

Я с такой силой сжала челюсть, что зубы скрипнули, отзываясь в ушах, где уже грохотало сердце в предсмертной панике. Волнение давило на грудь так, что я думала, умру прямо сейчас от разрыва сердца.

— А теперь перейдем к сути, — его голос стал жестче, хотя мне казалось, что жестче и быть не может. Карие глаза Альберта стали суровее, черты лица — острее. — Я не буду убеждать тебя, что беременность от оборотня — это крайне опасно. Думаю, с этой функцией Олег и без меня справился. Учитывая наши потери… — он с печалью посмотрел на металлический столик, где раньше стоял разбитый Олегом монитор, — Оборот ты делать отказываешься.

— Я отказываюсь! — уверенно и решительно ответила я и прижала ладонь к животу еще сильнее. — Мне плевать на мнение этого идиота!

Альберт усмехнулся:

— Это я уже понял. И не только по монитору… — доктор кивнул в сторону двери. — Тебе повезло, что в твоей палате есть уборная и душевая, и тебе не придется выходить в коридор, потому что…

И я понимала, что там увижу. Олег не силен в удерживании ярости. Стоит вспомнить шкаф в спальне или дверь, упавшую к моим ногам каких-то жалких пару дней назад…. А ведь это была лишь злость на мою встречу с Дружком. Да, чертовски опасную встречу. Сейчас все было гораздо хуже…

— Альберт, — позволь его тихо, но настойчиво. — Помоги мне… прошу тебя! — мужчина смотрел на меня таким взглядом, что сердце замирало. Холодно, без единого желания мне помогать, но он молчал. Не пресекал мои жалкие попытки просьбы о помощи, и это давало мне надежду, слабую, хрупкую, но надежду. — Пожалуйста! Не допусти, чтобы Олег сделал это. Он не понимает! Он ничего не знает! А я знаю! Я уверена, я справлюсь. Я выживу! Помоги сохранить моего малыша…

Доктор еще долго на меня смотрел, будто оценивая все мои шансы. И по его виду я понимала, что их чертовски мало! Черт побери! Но я не должна сдаваться!

— Я сделаю все, что смогу, София, — вдруг ответил Альберт. — Но ты должна понимать все риски. Беременность и так не самый легкий процесс, а беременность от оборотня — это… сложно. У оборотней уникальная регенерация. Их клетки восстанавливаются в пять раз быстрее, чем клетки обычного человека. Я не уверен, но могу предположить, что и плод развивается так же стремительно. И если твое тело не сможет перестраиваться с его скоростью, то…

Я затаила дыхание. Даже сердце юркнуло в пятки, оставляя после себя тяжелую, пугающую и гнетущую тишину.

— То я умру, — выдохнула я, не выдержав тягучего молчания. Альберт поджал губы и кивнул.

Я отвела взгляд, разглядывая свои пальцы, зарывающиеся в одеяло на животе. Возможно, я не понимала, на что иду. Да и откуда мне знать! Передо мной врач, и, судя по всему, с огромным опытом работы, но даже он не понимает, что меня ждет.

Зажмурилась. Ощущение как перед выстрелом: Вдох — выдох — ответ:

— Я готова рискнуть.

— Олег говорил, что ты упертая, — вдруг с доброй улыбкой сказал Альберт. — Теперь я вижу, насколько…

Готова поспорить, более упертую даму вы оба даже не встречали!

И эта его улыбка смягчила напряжение в палате. Я позволила себе ответить доктору такой же легкой, доброй улыбкой. Лишь приподняла уголки губ, но мне впервые за все это время стало хоть немного легче. От того, что в этих стенах у меня появилась поддержка.

— Альберт, — позвала я. — Ты не мог бы одолжить мне телефон? Мой остался в доме… который… взорвали…

— Отличная жизнь для малыша, — саркастично выдавил доктор и достал телефон из кармана халата, протягивая мне.

— Учитывая, что мой малыш оборотень… — я беспомощно пожала плечами, принимая из его рук мобильник. — У тебя случайно номера Феликса нет?

— Феликса? — переспросил Альберт, нахмурившись. — Есть. Забей в контактах.

Пока я судорожно искала номер Феликса, Альберт, словно отстраняясь, отошел к окну. Налил воды и пил маленькими, очень маленькими глотками, будто запивая данное мне обещание.

Гудок. И еще один. И еще… Я прикусила губу до крови, зажмуриваясь, молясь о том, чтобы он ответил.

— Муха, — прорычал раздраженный голос Феликса. – Если ты скажешь, что она померла… я твою больничку…

— Феликс, — оборвала я эти ненужные, обжигающие угрозы. — Это я…

— Белка-стрелка! — признаюсь, раньше это прозвище меня жутко раздражало, но сейчас оно звучало как долгожданное спасение, возвращая меня к жизни. — Пиздец, как я рад тебя слышать!

Улыбка сама собой расцвела на моих губах. Даже его грубые выражения не могли разрушить эту зыбкую эйфорию умиротворения, хрупкую надежду.

— Его нет рядом?.. — прошептала я.

— Нет, но если надо, я могу…

— Нет! Не надо, — поспешно оборвала я его. — Мне нужно с тобой поговорить. Ты сможешь приехать в клинику?

Секунда ледяного молчания. И вот за эту секунду я успела мысленно проклясть себя за безумный план, что зрел в моей голове.

Феликс издал то ли кряк, то ли выдох, и после ответил:

— Завтра утром буду у тебя.

— Спасибо, я буду ждать, — ответила я, стараясь придать голосу уверенность, но он предательски дрожал. — До завтра…

— Погоди, — услышала я голос Феликса прежде, чем связь оборвалась. — Белка-стрелка, с ребенком… с ним все в порядке?

Мне пришлось зажмуриться изо всех сил, чтобы слезы не хлынули обжигающим потоком. Мое сердце разрывалось от противоречивых чувств: от тепла и благодарности за заботу друга до жгучей, невыносимой горечи. Даже Феликс волнуется за жизнь моего ребенка. А Олег… нет! Отец моего ребенка намерен лишить его жизни! Какой абсурд, какая дьявольская ирония моей жизни!

— Да, — ответила я, хотя точно не знала этого, но мне отчаянно хотелось верить. — Кажется, все в порядке!

— Отлично. Увидимся!

Когда я отключилась, Альберт уже стоял возле моей кровати. Его взгляд снова был холодным, словно высеченным из камня. Наверное, это профессиональная деформация. У мамы, например, за годы работы в больнице появился такой иммунитет на переломы, что она как-то совершенно хладнокровно вправила Верке мизинец на руке. Одним резким движением. Даже бровью не повела.

Мама.… Она, наверное, жутко волнуется! Конечно, стоит ей позвонить, но сейчас в голове такой хаос, такой кромешный ад, что я не готова с ней разговаривать. И да, мне страшно. До ужаса страшно, что она почувствует по моему голосу мое состояние, и тогда,… в общем, делиться с ней своими переживаниями мне сейчас невыносимо.

Протягиваю телефон доктору:

— У меня к тебе еще одна просьба…

— Дай угадаю, — нахмурился он. — Повесить амбарный замок из серебра на твою дверь, а ключи поместить в сосуд с аконитом?

Смешно… даже сквозь слезы пробивается слабая улыбка.

— В точку! — подмечаю я.

— Жаль, что это не поможет, — тихо выдыхает Альберт. — Олег слишком настойчив, боюсь, он выпьет его до дна и даже не поморщится…

И снова в точку! Если Олег что-то решил, его ничто не остановит! И от этого меня вновь охватывает леденящая душу паника.

— Можешь сказать, что я неважно себя чувствую и…

— Я все понял, София. Сделаю то, что будет в моих силах,— кивнул он понимающе. И я снова ему слабо улыбнулась. — Знаю, может показаться, что Олег — деспот, страдающий манией преследования…

А разве нет?! По-моему, это его точная характеристика!

— Но если разобраться, то он просто мужик, который чертовски сильно не хочет потерять свою любимую…

С этим я бы могла поспорить! Но Альберт не дал мне и рта открыть. Одарил меня холодной, отстраненной улыбкой и вышел из палаты.

И, возможно, для Альберта это действительно были отличные оправдания поступков Олега, но для меня — нет! Любовь выглядит иначе! Это не игра в одни ворота! Не поле боя! А наш малыш… нет… мой малыш! Мой малыш — это не разменная монета, которой стоит жертвовать лишь для того, чтобы удовлетворить свою прихоть или даже унять свою боль от потери близкого человека!

Наверное, в другой ситуации я бы поступила иначе. Нашла бы миллион доводов. Включила бы режим парламентера. Возможно, даже позволила бы себе хитрить и добиться желаемого, приняв его правила игры — стать податливой и подчиниться ему. Но время переговоров окончено! Пора действовать!

Глава 40

Безумная ночь.… Ад кромешный. Плечо горело нестерпимо. Дважды звала медсестру, но она лишь беспомощно разводила руками – Альберт запретил обезболивающее, опасаясь за мою беременность.

И я принимала эту муку как должное. Заставляла себя верить, что выстою. Выдержу. Перенесу. Всего-то адская боль, не отпускающая ни на миг…. Подумаешь!

Вместе с ней — то дикий жар, то пронизывающий до костей озноб. Словно лихорадка, только смена температуры происходила с безумной скоростью. За час я обливалась потом раз шесть, замерзала — раз двадцать!

Но страшнее всего — собственные мысли! Эти проклятые, бесконечные думы об Олеге. О нашей жизни. О вечной борьбе!

К утру, когда в палату вошел Альберт, я едва чувствовала себя живой.

— Доброе утро, — приветствовал он. — Хотя, судя по твоему лицу, ни черта оно не доброе…

— Мне очень плохо, — призналась я. — Плечо болит! Меня, то бросает в жар, то морозит…

Альберт понимающе кивнул:

— Как я и говорил, аконит в твоей крови действует разрушительно, об этом говорят и твои анализы, — я только сейчас заметила в его руках медицинскую карту. Он внимательно пробежался по результатам. — Давай так, — он закрыл карту и положил на колени, — мы попробуем сыворотку, которую я приготовил. И я очень надеюсь, что она сработает, в противном случае…

Я не хотела слышать, что будет в противном случае! Хотелось зажать уши, оглохнуть, но я сама спросила:

— Что будет в противном случае?

Альберт окинул меня тяжелым взглядом. Колебался, стоит ли говорить правду, я читала это в глубине его ледяных глаз. Потом выдохнул.… И боже, в этом выдохе было все: и трагедия, и отчаяние, и искреннее желание помочь.

— Что будет, Альберт? — не унималась я.

— Если сыворотка не подействует, у нас останется всего два пути, София…

И ни один мне не понравится! Я знала это наверняка. Меня охватила паника. Стиснула зубы, жадно глотая воздух, в надежде успокоиться. Но Альберт не привык считаться с чувствами пациентов.

— Первый — нам придется пойти на аборт, второй — если мы не извлечем плод, тебя убьет, насколько быстро я сказать не могу, но то, что эта ночь покажется тебе раем, в этом я не сомневаюсь…

В этот момент сердце будто перевернулось в груди — остановилось или, наоборот, бешено заколотилось? Я уже не чувствовала ни своего тела, ни своего сердца!

— В любом случае, решать тебе, София…

Я торопливо кивнула, чтобы отогнать пугающие мысли, но они уже были рядом.

«Стоп, паника! — приказала я себе. — Соберись! Ты — будущая мать оборотня! Не время сдаваться…»

— Я готова, — решительно выдохнула я. — Коли свою чудо-сыворотку…

Альберт достал шприц. Небольшой, а внутри — что-то бледно-розовое, словно разбавленная кровь. Меня бросило в жар. По лбу покатился пот — новый приступ лихорадки, очередной привет от яда аконита, терзающий меня всю ночь.

Он не торопился, медленно взял мою руку, еще медленнее обработал спиртом место локтевого сгиба. Или мне только казалось, что он медлит? Прошла целая вечность. И вот он вонзил иглу в вену — поразительно точно! С первого раза! За всю мою жизнь ни один врач не мог попасть так безошибочно в мои хилые вены.

— Ловко у тебя вышло, — выдала я и зажмурилась, чувствуя, как Альберт медленно вводит лекарство.

Я ощущала его внутри себя. Чувствовала, как сыворотка ползет по венам, поднимается к плечу, обволакивает грудь и шею. Легкое покалывание пробежало по кончикам пальцев. Странные, едва уловимые ощущения, словно крошечные иголочки, таранили кожу изнутри.

— Все в порядке? — спросил Альберт, заглядывая в мое лицо.

Я поспешно кивнула:

— Да! Все отлично!

Я натянула улыбку, что бы выглядеть убедительной, но кажется, Альберта не проведешь. Он усмехнулся, надел колпачок на иглу, сунул шприц в карман и встал:

— Я зайду через пару часов, посмотрю на твое состояние. Если что — сможешь вызвать меня в любую минуту. Мы настроили твою кнопку на прямой вызов в мой кабинет, так что…

— Это не понадобиться, — ответила я, скорее убеждая себя, чем его. — Все будет хорошо, но спасибо…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Альберт кивнул и уже у двери замер:

— Кстати, — я вскинула на него взгляд, он блеснул карими глазами. — К тебе тут посетители все утро пробиваются! Все-таки я подумаю насчет серебряных замков и аконита…

Альберт не успел выйти, как в палату ворвался Феликс.

— У тебя пятнадцать минут, — предупредил его Альберт. — А потом мое зрение и слух вернутся, и я доложу Волку, что ты бегаешь к его девчонке…

— Не девчонке, а жене, — фыркнул в ответ парень. — Но на твоем месте я бы побоялся ослепнуть окончательно!

Шикарные отношения! Просто верх дружелюбия!

Феликс стремительно подошел ко мне, все еще морщась:

— Примерзкий тип твой доктор Пилюлькин! — кивнул он в сторону двери.

— Феликс, — я поморщилась от его комментариев, но улыбка сама собой появилась на моем лице.

Странные чувства. Какие-то родные что ли…. Сейчас особо остро их ощутила. Вот как только увидела Феликса стало легче. И морально и физически. И я была чертовски рада его видеть!

— Как ты? — уселся Феликс на стул, где только что сидел Альберт. — Голос вчера был бодрее…

— Все хорошо, просто безумная ночь, но… все пройдет…— выдохнула я и, конечно, солгала. Жар вроде бы спал, возможно, скоро снова сменится ознобом, или сыворотка все же помогла.… Но в целом я чувствовала себя разбитой, словно меня разобрали по винтикам! И да, я врала другу. Пусть он не волнуется. — Лучше скажи, как ты? Он… сильно…

И я переживала! Сильно… очень сильно переживала! Ведь я снова подставила Феликса. Он просил меня рассказать Олегу о моей беременности, а я струсила! Поддалась малодушному страху. В тот момент я не понимала какая опасность грозит Феликсу, из-за моего вранья. Осознание пришло, когда увидела озверевшее лицо Олега, который орал на меня и требовал оборота. Боюсь представить, что пережил Феликс, который все это время прикрывал мой зад!

Феликс фыркнул и натянул самодовольную улыбку:

— Не-е, — протянул он. — Он запыхался еще между моей третьей отключкой и моей первой встречей с богом…

В этом весь Феликс! Говорить о таких серьезных вещах с таким драматичным тоном! Не понимаю, как он терпит Олега? Да и вообще их отношения в стае для меня парадоксальны. Был Серега — циничный и мерзкий Альфа, но ему все подчинялись. Теперь на месте Альфы Олег, и что-то подсказывало мне, что он не менее жесток, хоть и более человечен…

Я тряхнула головой, изгоняя мысли об Олеге.

— Жаль, что ты за свой косяк мне тортик не испечешь…

Феликс напомнил о моей очередной подставе, и я поморщилась, выдыхая:

— Прости, я правда хотела иначе, но…

И Феликс смотрел так, что, казалось, не нуждался в оправданиях. Парень лишь довольно улыбнулся:

— Но как только ты отсюда выйдешь, клянусь, духовка станет твоим наказанием!

И я ничего не могла, кроме как рассмеяться. По-доброму. Так, как я всегда смеялась только с одним человеком — Ромкой Вахриным. Моим вечным другом, моим личным комиком, моей опорой. И сейчас, глядя на Феликса, я все больше находила сходство между ними. Конечно же, не внешне, скорее внутренние сходства.

Необъяснимая тяжесть навалилась на мои плечи, давящая, обжигающая. Вина.… Вина за Ромку и Жука, за их оборванные жизни. И теперь — вина за Феликса, за то, что он, сам того не желая, раз за разом впутывался в мои переделки. Клянусь, меньше всего на свете я хотела, чтобы кто-то страдал из-за моих решений. Особенно Феликс! Но ведь он — единственный, на кого я могла положиться, единственная моя надежда в этом беспросветном мраке.

А Феликс продолжал непринужденно болтать. Рассказывал с неудержимыми шутками, все события последних дней. Мне, конечно, не очень весело от этой информации, но Феликс как всегда в своем амплуа. Говорил без умолку, не щадя моих нервов. В такие моменты он был похож на вулкан, у которого выдернули пробку из жерла. Эту лаву не остановить, оставалось только ждать, когда он выговорится.

Если убрать все его издевательские шуточки, можно подытожить следующее:

Серега сбежал из страны. Оникс и Лис не смогли его догнать. Олег в ярости. Принято решение нанять охранников, чтобы стояли у моей палаты. Альберт всячески протестует, ведь верзилы в коридоре частной клиники привлекут ненужное внимание. Но это лишь вопрос времени и напора Олега. Я же была согласна на охранников за дверью, в противном случае Олег увезет меня отсюда, а я не хотела с ним видеться! Я этого не переживу! Это место стало моей личной камерой и спасением. Пока Альберт сдерживает натиск Олега, у меня есть время.

Дальше Феликс в красках описал пережитое в момент, когда меня подстрелили: физиономию Якута, бешенство Олега, ступор Оникса и Лиса. Тараторил без умолку, сливая информацию о точном месте захоронения ищеек. Партизан из него так себе! Не забыл упомянуть и о том, что (о чудо!) я снова подстрелила ищейку точным выстрелом в голову.

— Бах! — театрально пародировал он мой выстрел. — Я даже сфоткал его трупешник… — Феликс достал телефон, быстро нашел фото и показал мне. — Прямо в лоб…

Я зажмурилась. Отвратительное зрелище! По спине пополз леденящий ужас. До сих пор не могу поверить, во что превратилась моя жизнь! Раньше даже подумать не могла, что смогу кого-то застрелить. Да и сейчас не верилось! Но уже дважды я убила человека. Да, отвратительного человека! Да, это чистая самооборона.… Но факт оставался фактом!

— Только давай в этот раз без слез, — фыркнул драматично парень. — А то я не прихватил с собой спиртное, чтобы спасать тебя от самобичевания!

Зря! Я бы не отказалась от… а, нет! Отказалась бы!

Под пальцами, что закрывали живот, я почувствовала что-то теплое. Действительно теплое и такое… бесценное! Это мой малыш! Я четко понимала это! Не жар от аконита, ни действие препарата, введенного Альбертом. Это… маленькое чудо.

Я не заметила, как губы расплылись в улыбке, которая тут же исчезла. Словно я снова рухнула в суровую реальность, где нет места нежностям. Пока что! Пока моему малышу грозит опасность, я не могу позволить себе расслабиться!

Я подняла глаза на Феликса. Он еще что-то рассказывал, а потом замолк. Его лицо исказилось такой неприятной и тревожной гримасой, в которой читалось:

«Бля… Она снова смотрит на меня так, что пора гроб заказывать!»

— Нет! — выпалил он и вскинул руки, всем лицом выражая протест.

— Что нет?! Я еще ничего не сказала!

— А я заранее знаю, что это будет очередная хрень, Белка-стрелка! Поэтому сразу отвечаю — нет!

— Феликс, — поморщилась я. — Ты не можешь мне отказать! Только не сейчас…

— Могу! Почему нет? — пыхтел парень. — Я уже изрядно поистрепался в твоих идиотских затеях!

И он был прав! Моя дружба ему обходилась дорого! Но я из последних сил давила на жалость.

— Сейчас речь не обо мне, Феликс… — парень закатил глаза к потолку, словно это поможет ему устоять. — Он хочет убить его, понимаешь?! Убить моего малыша! — Феликс посмотрел на меня с такой безумной тоской, что мне захотелось разрыдаться, но я держалась. — Я не могу этого допустить! Это же невинный ребенок! Это мой ребенок! Он не виноват, что его отец — безжалостный оборотень!

Феликс снова фыркнул и отвел взгляд в сторону:

— Капец… Я так и знал, что все этим закончится…

— Помоги мне… прошу! Альберт пообещал задержать его, на сколько хватит сил, но он же не остановится, — Феликс снова встречается с моим взглядом. В глубине его глаз — мольба, отчаянное желание помочь, и… зверский страх. Переживает ли он за меня, или за собственную шкуру — не знаю, но отступить я не могу. Больше не могу. — Он сломает меня! Заставит согласиться! Вчера… он был так близко! Я не могу, Феликс, не могу сидеть сложа руки, пока он планирует убийство моего ребенка!

Феликс болезненно морщится. И я понимаю его, как никто другой. Ему так же тошно от того, во что превратилась моя жизнь. Во что превратилась наша жизнь с Олегом.

— Хорошо, и что ты предлагаешь?!

В краци описываю другу свой «феноменальный» план, который вызывает у Феликса бурю негодования:

— Съебаться? — выплевывает он, повторяя мои слова в более грубой форме, но я не виню его. Он в шоке. — И это всё, на что способна твоя гениальная фантазия?

Я бессильно пожимаю плечами:

— Это единственное, что пришло в голову…

— Тогда думай еще!

— Да, план так себе, — соглашаюсь я, — Но у меня нет ничего другого!

Феликс тяжело дышит, метаясь взглядом по комнате, словно ища выход, что бы удрать от меня. И если бы окно было открыто он бы реально в него сиганул. Лишь бы перестать мне помогать!

Он скрещивает руки на груди, словно возводит стену между нами, и я снова иду в наступление:

— Пожалуйста, Феликс, мне всего лишь нужен новый паспорт, — выдавливаю я дрожащим голосом. — Желательно на самое идиотское имя, чтобы он не смог меня выследить!

— И куда ты собралась? Волк достанет тебя даже из преисподней! У него связи по всему миру!

Судорожно ищу ответ в своих мозгах, но они не реагирует. Возможно, последствия бессонной ночи, а возможно — хаоса, в мой собственной жизни. В моей душе. В моем измученном сердце!

— Я не знаю, — мучительно выдыхаю я, — Это уже дело десятое. Сейчас главное — как можно скорее раздобыть документы и… денег на билет! Но я обещаю, Феликс, я всё верну…

От моих последних слов Феликса едва не тошнит:

— Бля, Белка-стрелка, ты серьёзно думаешь, что дело в деньгах?

И я понимаю, что проблема не в них! Проблема в том, что я уговариваю Феликса снова пойти против Олега. Теперь — против Альфы стаи. Против его лучшего друга! И все, что мне остается сейчас — молиться, чтобы Феликс согласился.

Напряженная тишина давит на виски. Феликс смотрит мне прямо в глаза, не моргая. Что он там видит? Представляет, чем это обернется для него, если Олег узнает о его помощи? Я вот, например, отчетливо вижу в его глазах, что ждет меня и моего ребенка, если я этого не сделаю.

— Ладно, — скрипит Феликс неохотно, — Дай мне дня четыре, что ли…

И эти слова падают, как манна небесная, дарят робкую надежду! Словно светлый огонек в кромешной тьме. Как спасительный маяк в штормовом океане.

Готова вскочить и расцеловать его, но все, что могу… лишь разрыдаться в голос…

Феликс тут же оказывается рядом. Берет мою руку в свою теплую ладонь и крепко сжимает. Молчит. Не бросает едких замечаний, как обычно, не стебёт в своей привычной манере, просто наблюдает, словно разделяет со мной мою боль пополам.

Может быть, там, за облаками, все-таки есть кто-то, кто сжалился надо мной и легонько шлепнул по лбу судьбу, приказывая:

«Дайте этой несчастной немного удачи! А то она скоро захлебнётся в соплях!»

Глава 41

— Олег—

Уставился в монитор, словно безумец, одержимый! Да, я, наверное, и есть безумец. Реально чокнутый! Но иначе не могу. Не получается. Дышу через раз. За эти пять дней я словно окаменел, превратился в бездушную статую. Кто-то вытянул из меня всю жизнь до капли, оставив лишь пустую оболочку. И я знаю кто…

— София… — выдыхаю её имя, и собственный голос пугает меня своей хриплой, надломленной интонацией.

Внутри такая нежность, адская, всепоглощающая любовь к этой девочке, но рядом с ней клубится дикая злость, такая первобытная ярость, что боюсь не сдержаться, придушить ее, разорвать на кусочки. Хотя нет, рвать — это по части моего зверя, а он, очевидно, превратился в ручного пса этой маленькой ведьмы!

— Дружок, блядь! — срываюсь я, не в силах сдержать проклятие, и кулаки сжимаются от непримиримого, давящего гнева.

В эти дни меня спасает лишь эта идиотская слежка за ней, и продумывание плана по ликвидации Тишко.

Что касается Тишко, этот трусливый крысёныш забился в щель после нашей последней стычки с наёмными охотниками. Усилил охрану, сбежал из страны. Оникс вычислил отбытие его частного борта в Барселону. Ничтожный нефтебарон, возомнивший, что мы его не достанем.… Долбаёб! Это всего лишь вопрос времени и тщательно разработанного плана. Время я найду, план — я придумаю. Да такой, что эта мразь за все поплатится. За каждую каплю крови моей стаи! А особенно за неё! За Софию…

Я убедил Альберта установить камеры в её палате. Оказывается, моя малышка просила его не пускать меня к ней. Смешно… и до чертиков больно! Невыносимо, мучительно больно! Когда услышал это, хотел к чёртовой матери разнести всю клинику. Насильно увезти её оттуда. Приковать наручниками к батарее в какой-нибудь чёртовой берлоге. Пусть посидит, подумает над своим поведением! Но Альберт убедил меня дать ей время. Только, хуй знает для чего?! Чтобы она ещё больше прониклась своим материнством?! Блядство! Это всё неправильно! Всё это чудовищно неправильно, и так не должно было случиться! И плевать, чего она хочет! Я хочу лишь одного — чтобы она выжила! А для этого…

Выдыхаю с трудом. Лёгкие словно наливаются свинцом от непомерной тяжести.

Софийка сидит на кровати. Обнимает тонкими ручками свои ноги, что-то рассказывает Альберту, который только что вошёл к ней в палату. Она выглядит такой бледной, такой измождённой. И я прекрасно понимаю почему. Аконит и серебро, попавшие в её кровь с той проклятой пулей, медленно, но верно убивают её из-за…

Я не могу даже мысленно выговорить это слово. Дрожь пробивает всё тело.

Я вспоминаю, как пару ночей назад она, словно безумная, металась по палате. Глаза — огромные, болезненные. Лицо искажено гримасой боли, покрыто потом. Я сорвался, ринулся в больницу. Думал реально свяжу её и вырву эту заразу из неё голыми руками! Но Альберт снова остановил меня.

— Я дал ей сыворотку и снотворное, — с бесячим спокойствием в голосе утверждал он. — Она уснула, так что…

— Дай я просто взгляну на неё…

Чёрт знает, может быть, Альберт просто сжалился надо мной, ведь вид у меня был… серийный убийца перед казнью выглядит лучше, чем я.

Муха кивает, пропуская меня к ней в палату. Там темно, пахнет лекарствами и ею.… Ахуительный аромат! Её аромат, который настойчиво преследует меня, даже когда её нет рядом. Может быть, потому, что я им уже пропитан насквозь? Или, может быть, потому, что со мной её заколка, которую я, словно одержимый маньяк, прикорманил себе? Вот и сейчас она в моём кармане, я сжимаю её в кулаке, и она впивается в ладонь до крови. Но мне совсем не больно! Потому что та боль, что у меня на душе, во стократ сильнее!

Новенький монитор рядом с койкой размеренно пищит, напоминая о том, как быстро бьётся её сердечко. И каждый этот писк — словно сигнал тревоги. Ебучий сигнал сорваться с места, схватить её в охапку и броситься бежать на край света.

Сука!

Я мнусь на пороге, как сопливый юнец.

— Не проснётся, не бойся… — усмехается за моей спиной Альберт.

А я действительно боюсь. Боюсь, что она проснётся, метнёт на меня взгляд, полный лютой ненависти и обиды, и снова бросится в атаку. А я так устал защищаться от неё. Так устал что-либо доказывать.

Превозмогая себя, я брёл к её кровати.

Такая хрупкая, такая нежная. Кожа выглядит фарфоровой, безжизненной, потерявшей ту едва заметную розовинку, что появляется на её щеках, когда она злится или смущается. Губы дрожат, и я понимаю, что ей тяжело. Тяжело носить в себе этого… монстра! Хочется выть от нестерпимой боли. Ну почему она такая упрямая?! Почему не понимает, что эта беременность для неё смертельна? Даже сейчас, просто от попадания в кровь аконита этот монстр под её сердцем приносит ей лишь вред! Убивает её! А что будет потом?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Маленькая моя… — шепчу я и, не в силах удержаться, провожу пальцами по её щеке, смахивая прядь бархатных волос. Она чуть ведёт лицом, словно подставляя щёку под мои пальцы, и я слабо улыбаюсь, а вот сердце разрывается на части! — Что ж ты такая вредная?

Как же я хотел бы приходить к ней так каждую ночь. Просто побыть рядом. Надышаться её присутствием. Своими глазами смотреть на неё. Слышать, как бьётся её сердце. Пока ещё бьётся!

Блядь!

Но всё, что я могу — это пялиться в чёртов монитор, как болван! При этом ощущая себя жалким, ебучим сталкером.

Альберт протягивает Софии стакан с водой и таблетку, та морщит нос и отрицательно мотает головой. Отказывается?! Что за… нахуй!

Я хватаю телефон и набираю номер Альберта. Смотрю в монитор, как Муха вытаскивает мобилу из кармана и отвечает на звонок.

— Здравствуй…

— Трубку ей передай, — требую я без приветствий.

Альберт слегка поворачивается, краем глаза зацепляя камеру, которая вот уже который день — мои глаза в этой палате.

— Уверен? — спрашивает он, отворачиваясь к Софии.

— Давай-давай, — подбадриваю я. — Вот увидишь, после нашего разговора она эту таблетку с таким удовольствием проглотит, да ещё и добавки попросит!

Альберт тихо смеётся и протягивает телефон Софии. Она нерешительно смотрит то на Муху, то на телефон, но всё же берёт его и подносит к уху. Я вижу, как нервно она перебирает пальцами больничную пижаму. Как закусывает губу. Как часто моргает.

— Хорошо себя ведёшь, жена?

Мне хочется говорить мягче, честно, но ничего не получается!

— Что тебе надо? — выплёвывает она с напряжением.

«Мне тебя надо, жена! А то взорвусь к хуям!»— хочу выпалить я.

А если по правде, надо, наверное, утихомирить свою ярость. Что-то подсказывает, что так я ничего не добьюсь! Пробовал уже. Крики и ругань лишь пропасть между нами увеличивают!

Я облизываю губы и сглатываю подступающую ярость:

— Выпей таблетки, малышка, не перечь доктору…

Она хмурится, и в этот момент мне хочется заржать. У неё сейчас такое забавное лицо, просто пиздец! Я бы так смотрел на неё вечно!

Ширинка вздувается. Яйца кипятком обдает. Всегда так, стоит только на эту её реакцию взглянуть и всё, стояк своей жизнью живет! Словно тянется к малышке. Пробивая ткань штанов.

— И лоб не хмурь, — заявляю я. — А то у тебя такой вид, что у меня даже встал…

— Что? Как ты…? — выплёвывает она и краснеет.

Смущается. Щёки пылают огнём. А я сейчас так хотел бы быть рядом. Прижать её к себе, пусть хоть от бешенства взорвётся. Так даже лучше! Жарче! Горячее! Моя маленькая, такая упрямая и до одури забавная!

Она шарит взглядом по палате и вдруг замирает. Камеру замечает. Смотрит прямо на меня и краснеет ещё больше. А вот это уже настоящая злость. Зелёные глаза блестят, как у ведьмы на шабаше. Яростно так, словно пытается испепелить камеру одним лишь взглядом.

— Ты следишь за мной?! — пыхтит моя жена.

А я едва сдерживаю смех:

— Ты же меня не пускаешь, — отвечаю ровно. — А без тебя я тоскую!— Софийка от злости вспыхивает моментально. Рот захлопывается, брови сдвинуты к переносице. Мой маленький воин! — И таблеточку-то выпей, родная. А то мне приехать придётся и помочь тебе…

Больше ни слова. Я знал, что этой фразой я смогу сломить её нежелание глотать пилюли. Она тут же отключает вызов, швыряет телефон на кровать. Демонстративно запивает таблетку водой, а после высовывает язык, как психопатка в дурдоме, показывая, что ничего не заныкала, а точно проглотила. А в следующий момент она делает то, от чего я уже просто не могу сдержать дикий ржач. Вытягивает руку и показывает мне средний палец.

Дрянь мелкая! Когда же ты поумнеешь, а?!

Муха растягивается в довольной улыбке, поворачиваясь к камере. Как будто доволен моей помощью? Или просто этим маленьким представлением? А после он выходит из палаты, и мы с Софией снова остаёмся один на один. Только сейчас она знает о моём присутствии. Смотрит прямо в камеру, а я по её глазам читаю, как она продумывает план, как же вырубить эти мой глаз слежки.

Я вожу пальцем по монитору, очерчивая контур её лица, и снова в душе разливается нестерпимая тяжесть.

А ведь я думал, что приручить её нужно было сразу. Внушить, чтобы слушалась! Не перечила! Чёрт бы побрал меня, идиота, за это глупое желание, что бы все было правильно! Но тогда я правда хотел, чтобы она сама, по доброй воле. Потому что доверяет мне. А оказалось, что ни хера она мне не доверяет! Соврала, утаила свою… беременность!

В голове до сих пор это не укладывается. Словно сон, кошмар наяву. Как подумаю, что может случиться, так просыпается дикое, едкое желание — самому этого монстра из неё выдрать, выцарапать! Лишь бы он не причинял вреда моей маленькой!

Правда, Альберт всё же заложил в моём сердце какую-то хилую надежду. У него есть слабые шансы на свою супер-сыворотку, которую он вываривает из моей крови. Он пытался объяснить мне этот процесс, но я уже на середине разговора понял, что его терминология далека от человеческого языка. Я доверяю Мухе…. Наверное…. Поэтому я всё ещё держусь, не срываюсь с места, не несусь к Софийке. Но эти мысли всё чаще посещают меня. Схватить её, связать, обездвижить. Насильно открыть её глаза и просто внушить ей. Всего пара слов, и она сама побежит на аборт, как миленькая!

— Волк.

Я отрываюсь от монитора. Стая в полном составе появляется в моём кабинете.

— Кажись, засекли Серёгу, — выдыхает Оникс.

Раздражение мгновенно охватывает меня. Как только я слышу имя этого бывшего Альфы, моё тело натягивается, как струна. В боевой готовности приходит.

— Ну и? — даже не пытаюсь сдержать рык в голосе. Оникс замолкает, словно хочет сказать что-то, что мне не понравится. — Что ты мнёшься, как целка, Оникс?! — я взрываюсь моментально.

Стая за спиной Оникса понуро опускает взгляды. Видно, знают уже.

— Кажется, он направляется к «Стражам».

Я на секунду зависаю. Реально висну, как старый принтер, только не бумагу зажёвывая, а услышанное.

— Повтори, — сквозь зубы требую.

Оникс оглядывается, осматривая парней за спиной, то ли поддержки ждёт, то ли помощи, ведь я сейчас на грани того, чтобы влепить кому-нибудь по роже.

— Засёк его звонок, — тихо говорит Оникс. — Пробил номер, это один из надзирателей «Стражей». Сколько мог, вёл Серёгу, сигнал пропал на границе Чехии. Он двигается по направлению к Фриули…

Я сдавливаю пальцами переносицу. Мозги нехотя переваривают поступившую информацию.

Фриули это территория охотников с давних времен. Ни один оборотень по доброй воле и близко не подойдет к её границам, стараясь обойти эти земли на расстоянии пушечного выстрела.

Вопрос, который крутится в моей голове, тут же срывается с моих губ:

— И нахуя?

— Возможно, он решил заключить сделку со «Стражами», — отвечает Якут. — Натравит на нас охотников, сам он с нами не справится…

— Он, конечно, долбаёб, но не самоубийца, — выдыхаю я, а сам уже слабо верю в свои слова.

За эти годы Серёга очень изменился. Стал неконтролируемым и алчным. Конечно, он и раньше был не ахти каким человеком, но как связался с властью, нефтью и Золотовым, так разогнался до неимоверных скоростей.

Не хочется верить, что Серёга продаст нас «Стражам», но, кажется, Якут прав.

Неужели он и правда думает, что «Стражи» оставят его в живых?

Есть только один шанс, предложить им бабла. У Сереги немало сбережений, но этого вряд ли «Стражам» хватит. Здесь не обойдется без Тишко. Это уже точно!

— Что с Тишко? — спрашиваю с такой усталостью, граничащей с равнодушием, что самого тошнит.

— С Серёгой они связь не поддерживают. Все номера Тишко у меня под полным контролем, — отчитывается Оникс, — Сам Тишко пока в Бразилии. Я получил полный доступ к системе безопасности РНК. Отслеживаю все выплаты, пока ничего подозрительного, вот только…

Вскидываю взгляд на Оникса. Кажется, он вспотел от одного моего взгляда.

— Ну? — рычу я.

— Тишко-младший вернулся.

Чёрт бы всё это побрал! Зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, готов стол взглядом испепелить. Ярость такая, что хочется расколоть его пополам. Хотя едва ли это поможет.

Этот ублюдок вызывает у меня просто животную ярость. Проклятый наркоман! Пусть он будет хоть трижды труп, а в мечтах я все равно буду хотеть его зарыть! И перед этим оторвать ту руку, которой он тогда влепил пощёчину моей Софийке! До сих пор не могу это забыть. И никогда не забуду!

— Парень тихо сидит в столице, — продолжает Оникс, — Его счета тоже под контролем. Судя по его тратам, парень вернулся развлекаться. В дела отца не лезет. Ебёт шлюх в борделях, накачивается наркотой…

— Чтоб я так жил, — мечтательно вздыхает Феликс. — А что? Девки, кокс, полно свободного времени.… В отпуск мне пора, что ли…— заключает он.

— Могу только морг предложить, — фыркаю в ответ. — Никаких отпусков, пока с Тишко не разберёмся…

— И с Серёгой, — добавляет Лис. — Не нравится мне его дружба со «Стражами»…

А как же она мне не нравится! Странное, гнетущее предчувствие.

Поднимаю глаза на парней. Хмурые, сосредоточенные. Все, кроме Феликса, у которого до сих пор мечтательная физиономия. Ну, ничего, я это сейчас исправлю. Окидываю взглядом стаю. Напряжённые лица. Готовы к бою. Ждут дальнейших указаний.

Как же сложно быть Альфой! Невыносимо сложно! Колоссальная ответственность давит на плечи. И всё бы ничего, справился бы, если бы не Софийка! Какая к чёрту стая оборотней, если я со своей женой совладать не могу?! Но ничего! Я тебя сломаю, девочка моя…

— Якут, — зову парня. Он делает шаг вперёд. Выправка безупречная! — Отправляйся за Серёгой. Близко не подходи, веди скрытое наблюдение. Как только что-нибудь узнаешь — докладывай.

— Есть!

Одно слово, и он делает шаг назад. Собранный, как сжатая пружина. То ли чувствует свою вину, то ли ещё что.… Хотя какая там вина? Это же не он прятался за Софией, как за щитом. Она сама бросилась ему наперерез.

Зажмуриваю глаза, отчаянно пытаясь выкинуть образ Софии из головы. Хоть на время! Умоляю её: «Пожалуйста, дай мне пару минут! Отдам указания и снова к тебе вернусь!» И, кажется, получается. Она отступает, давая мне право принимать взвешенные решения.

— Лис, — обращаюсь к нему, — следишь за Тишко-младшим. Если он вздумает что-то под нас копать, разрешаю грохнуть.… Хотя нет. Привези его ко мне. Соскучился что-то, до жути! — Лис усмехается в ответ, а я уже переключаюсь на Оникса: — Оникс, на тебе по-прежнему счета РНК. Попробуй взломать банки, нам нужны личные счета Тишко…

— Ты серьёзно?

Глаза Оникса лезут на лоб.

В последнее время Ониксу запрещали банки взламывать, опасно это. Парень обижался, злился, но подчинялся. Не то что бы денег ему надо было, так, баловство! А сейчас видимо, как мой приказ услышал, аж расцвел!

— Или не справишься?

Парень вскидывает подбородок, словно я его оскорбил:

— Пф! Дай пару дней!

А я и не сомневался. Оникс — гений. Наши первые деньги появились именно благодаря ему. Мы были подростками, только-только вступили в «Тень-08». Денег ни у кого не было, а выпить хотелось до чёртиков. Всё наше богатство — один телефон на всех, с помощью которого Оникс и залез на расчётный счёт какой-то фирмы. В общем, ту ночь каждый из нас помнит смутно. Очнулись в какой-то хате, вокруг стая обнажённых девиц, горы алкоголя и дикая головная боль. Сцена, которая раньше вызывала улыбку, а теперь — стыд. Ебучий, обжигающий стыд перед моей девочкой! Знал бы, что встречу её, ни за что бы не отдал свою душу кому попало! Да и не получилось бы! Она — её.… Только её!

— Тогда вперед, — выдыхаю, смотря, как парни расходятся.

— А я? — Феликс замирает в дверном проёме. — Мне что делать? Я могу с Якутом двинуть и…

Замолкает на полуслове. Чувствует моё настроение. Отводит взгляд. Я вижу его насквозь. Слишком хорошо знаю, чтобы не понять очевидного.

— А ты сейчас садишься на стул, — заявляю я, — и выкладываешь мне всё, как на духу. Иначе я сам тебе двину…

Феликс мнётся пару секунд, а потом плюхается на стул напротив меня. Сверлит меня недовольным взглядом, будто я сорвал какой-то чертовски важный план. И мне уже не терпится узнать, что это за план такой. Чую, ахуенно гениальный! А значит моя Софийка постаралась!

Так нестерпимо меня подбрасывает, что я сжимаю кулаки и наваливаюсь на стол, сокращая расстояние между нашими лицами.

— Я весь во внимании, Феликс.

Вижу по его глазам, что он не хочет рассказывать. Сопротивляется. И я знаю, почему. Моя ведьмочка опять взяла его в оборот! Да так, что он не собирается сдаваться без боя. Делает мину, словно не понимает, о чём я.

— Не играй со мной, брат, — предупреждаю я. — Я могу спросить по-другому…

Феликс тут же морщится. Понимает, что дальше будет только хуже.

— Бля, — тянет он и закатывает глаза к потолку. — За что мне это, Боженька? — растягивает театральную гримасу. — Если это всё из-за той шлюхи карма, так я извинюсь, честно…

— Феликс! — взрываюсь я, возвращая его внимание. — Ты потом со своим Боженькой карму будешь обсуждать. А сейчас говори, что задумала София?

Секунда, не больше, и он сдаётся:

— Только не пали меня, ладно? — с видом предателя достаёт конверт из внутреннего кармана куртки и швыряет его на стол.

Смотрю на конверт и уже понимаю, что там. Вижу очертания, и челюсть сама собой сжимается до скрипа. До хруста костей. Чувствую, как закипаю. Зверь внутри рвёт клетку, замки вот-вот слетят. Но я держусь. Хватаюсь за последние остатки рассудка. Нет! Не время сейчас выпускать оборотня на прогулку.

Разворачиваю конверт, и все мои опасения подтверждаются. В конверте — паспорт. Страницы его жгут пальцы, словно смазаны аконитом. Прожигают до костей, до самого сердца. Боль внутри адская от понимания, что моя Софийка захотела сбежать. Кинуть меня. Дьявол!

— Марфа, — с горечью выдыхаю я, с тихим, звериным смехом. — Фурсова Марфа? Да ты серьёзно?

Феликс пожимает плечами:

— Она просила имя попроще, чтобы ты это… не нашёл…

Сминаю паспорт в руке до хруста и снова наваливаюсь на стол:

— Да я её по запаху вычислю, даже если она на другой части планеты отсиживаться будет! — сквозь зубы процеживаю я. И Феликс понимает, что это так и будет. Вижу по его глазам, что понимает. — Феликс.… Я последний раз тебя, брат, предупреждаю… — Он вздрагивает от каждого моего слова, а я уже закипел. Чувствую, пар из ушей валит. — Ещё раз ты поддашься на её уговоры, я тебя в ринг закопаю.… Ты меня понял?

Феликс сжимает челюсти, стискивает зубы. Ему не нравится ситуация, в которой он снова оказался. Ох, не нравится! Но мне плевать! Будет думать в следующий раз, прежде чем играть против меня.

— Понял меня? — кричу я, не выдерживая.

— Да понял я, понял! — взрывается он в ответ.

Ещё минуту сверлим друг другу взглядом. Он смотрит напряжённо, с предчувствие, что я сейчас взорвусь и потащу его на ринг. А я изо всех сил пытаюсь затолкать ярость обратно, но у меня ничего не выходит!

Признаю, удар ниже пояса! Не ожидал я такой подставы. Ни от Феликса, ни от Софии. Как она вообще до такого додумалась?!

Вскакиваю с места, и Феликс ловит меня у самых дверей.

— Волк! Ты куда полетел-то в таком состоянии?!

Прижимается ко мне плечом, не пускает дальше. Ясно, боится. Боится за Софию. Видать, хуёво я выгляжу. Опасно.

— По Марфе соскучился, — выплёвываю я.

— Может, на ринг сначала? Выпустишь пар, потом поедешь…

Точно переживает, что я сорвусь на Софии.

— Думаешь, придушу твою подружку? — скалюсь я, как зверь.

Феликс вздрагивает. Подозреваю, что ответ — да. И вскипаю ещё сильнее. Бесит до нестерпимо. Хватаю парня за грудки и впечатываю его в стену. Наваливаюсь всем весом, но Феликс не боится.

— Ты совершаешь ошибку, брат, — тихо говорит он, но слова его взрываются в голове ебучими гранатами. — Она же любит тебя, идиота! Родить согласна! Вашего ребёнка! Твоего…

Он что, бессмертный?

Не могу сдержать рык. Человек во мне исчезает нахер, не чувствую собственных мыслей. Испаряются они. Только одна мысль — оторвать голову этому придурку к хуям собачьим!

— Ты глаза разуй! — продолжает Феликс. — София сильная! Она справится! У неё духа столько, сколько у тебя нет.… Ни у кого из нас нет! А ты совершаешь огромную ошибку!

— Заткнись! — рычит мой зверь. Я уже почти теряю себя окончательно.

Но Феликс не унимается. Хватает меня за плечи и трясёт:

— Каждый в нашей стае рад поменяться с тобой местами! Семью завести! Ребёнка заиметь! Род свой продолжить! А ты, как кретин последний, жизни своего малыша лишить хочешь…

И я не выдерживаю. Удар — и челюсть Феликса хрустит под моим кулаком. Он отпускает меня, на пол кровь сахаркивает, с ненавистью смотрит исподлобья.

— Если ты её тронешь, — рычит парень в ответ, — знай, Волк, я тебе больше не брат!

Накал внутри такой, что до зверя остаётся один вдох. Один ебучий вдох — и меня разорвёт звериное нутро. Но я не дышу. Не хочу превращаться. Возможно, сейчас это и нужно, даже очень нужно, но я не могу этого сделать. Слова Феликса хлещут по живому! В самое блядь сердце! Чувствую себя не просто монстром. Чувствую себя детоубийцей! И это ощущение такое мерзкое, липкое и противное, до судорог, что скручивают мои пальцы.

Сжимаю их до хруста и срываюсь с места. Ангар пролетаю, как пуля. Воздух! Мне нужен ебучий кислород!

Глава 42

— София—

Словно потерянная душа, мечусь по палате в тщетной попытке вырваться из лабиринта собственных мыслей. Безумие — вот мой верный спутник. Одной рукой цепляюсь за себя, словно боюсь рассыпаться на части, а другая, заточенная в лангету, неустанно ноет. Уже не так как раньше, но все ещё ощутимо. Но эта физическая боль кажется такой далекой, приглушенной. Лишь изредка болезненная гримаса искажает мое лицо, когда вздрагиваю от каждого шороха за дверью, словно заключенный, ждущий неминуемой расправы.

Жду Феликса. Он обещал приехать сегодня. С паспортом. Для моего побега!

Глупая, безумная идея. Он все равно найдет меня. Найдет и… заставит лишить жизни нашего малыша! Но эта мысль, эта навязчивая идея о бегстве, словно заноза, не дает мне покоя. Каждая секунда, проведенная здесь, в этом месте, где Олегу открыты все двери, сводит меня с ума, медленно, но верно отравляет мою душу.

И пусть Альберт пытается убедить меня в обратном, но эта проклятая камера видеонаблюдения, затаившаяся в углу — лишь подтверждение моим догадкам. Альберт на его стороне.

Вскидываю взгляд на этот ненавистный глаз слежения и вздрагиваю. Нужно перехватить Феликса, остановить его до того, как он войдет в палату. Хрупкая, почти несбыточная надежда, что там, за дверью, нет этих всевидящих камер, и Олег не узнает, зачем меня навещает Феликс.

А что потом? Как я сбегу? Эта ночь — вот мой шанс. Охраны возле моей палаты пока нет, но это лишь вопрос времени. Возможно, уже завтра Олег выставит за дверью целый отряд. Значит, сегодня мой последний шанс на спасение. Я примерно представляю, где находится больничное хранилище, там мои вещи. Сначала добраться туда, а потом через запасной выход к парковке. Ее я отчетливо вижу из окна. Конечно, там повсюду камеры, но если поторопиться, пересечь эти жалкие пятьдесят метров, перемахнуть через забор — и вот она свобода! Там я смогу поймать такси, добраться до аэропорта и… улететь. Исчезнуть! Раствориться в воздухе!

Куда? Это уже не важно. Решение — первый попавшийся рейс, пусть даже на Северный полюс, я и этому буду безмерно рада. А там, отдышусь и подумаю, куда же мне бежать дальше, что делать со своей изломанной жизнью и как сохранить жизнь своему малышу.

Нервы на пределе. Останавливаюсь у окна, закрываю глаза и делаю глубокие вдохи, пытаясь унять дрожь. Чувствую, как малышу не нравится происходящее. Может быть, мое состояние передается ему. Или он чувствует мой безумный план…

Накрываю ладонью живот, и тепло, нежное тепло, разливается по телу. И даже легкое, призрачное спокойствие окутывает меня. Словно малыш передает мне свою силу, дарит надежду на жизнь, толкает к действию.

Вздрагиваю от оглушительного удара — дверь с грохотом распахивается, ударившись о стену. Резко разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с… Олегом. Но это вряд ли Олег. В его глазах — ледяная, безжалостная сталь, ни капли тепла. Скулы заострились, взгляд хищный, дыхание медленное, ровное. А мое дыхание, наоборот, сбивается, становится учащенным и поверхностным.

Он делает шаг в палату и захлопывает за собой дверь. И все это время не отрывает взгляда от моего лица. От этого его взгляда по всему телу пробегают ледяные мурашки. Остервенелые, безжалостные, они мчатся от макушки до кончиков пальцев и обратно, и, кажется, будто они сколачивают в второпях мне гробик, потому что я сейчас задохнусь!

Олег останавливается в метре от меня. И кислород исчезает. Мгновенно. Просто испаряется, словно выпитый этим зверем до последней капли.

— Ну, здравствуй, Марфа, — произносит он и швыряет паспорт на подоконник.

Голос его спокоен, но от этого становится только страшнее. Вижу, как янтарь в его глазах плавится и переливается, и вдруг понимаю, что больше не чувствую ног.

Ну, все! Вот она, моя смерть, пришла за мной…

— Куда собралась, малышка? — спрашивает он, и в его голосе появляется дрожь, хрипотца, гортанные нотки, — Неужто решила бросить меня?

А у меня все слова застряли в горле. Там образовался огромный, неподъемный ком, который невозможно ни проглотить, ни вытолкнуть наружу. Руки судорожно цепляются за подоконник, словно ищут опору, потому что ноги стали ватными.

Я точно знаю, что Феликс никогда бы меня не предал. Значит, Олег каким-то образом сам все понял. Но как? Почему? Что в моем плане было не так, что он сразу его раскусил?! Дьявол!

Собираю всю свою волю в кулак, ну, что значит «всю» в моем состоянии.… Скорее, в маленький комочек! Но собираю. Вскидываю подбородок с одним единственным желанием — держаться до последней капли!

— Не твое дело!

Олег усмехается. Недобро, злобно, продолжая сверлить меня своими глазами. И все еще стоит в метре от меня. Знает, что если подойдет ближе, я зажмурюсь, и он не увидит мои глаза! Не дам себя сломить! Не дам ни шанса ему воспользоваться своим чертовым внушением. Пусть лучше придушит!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Неужели… — тянет он с гортанным рыком и нервно дергает плечом, — Ты жена моя, София. А значит, это мое дело!

Прикусываю язык до боли. Так и рвется из меня что-то язвительное, обжигающее. Хочется эту скалу побольнее ударить, зацепить за живое! Но внутри просыпается что-то странное, наверное, это и есть инстинкт самосохранения. А точнее — сохранение своей жизни ради ребенка.

Смотрю в суровое лицо Олега и понимаю, что его лучше не злить. Точно не сейчас. Он на грани. И эта грань не предвещает мне ничего хорошего.

— Что дальше? — спрашиваю и обнимаю себя руками. Словно это поможет мне закрыться от его прожигающего взгляда, — Прибежал, чтобы внушить мне, чтобы сидела и не рыпалась?

Олег сначала хмурится, словно не понимает смысла моих слов, а потом уголки его губ растягиваются в ехидной улыбке:

— Читаешь мои мысли, малышка, — тихо говорит он, пронзительно. А у меня уже спина вся взмокла от холодного пота, и ноги дрожат так, что того и гляди рухну. А Олег склоняет голову к плечу, словно с неприкрытым удовольствием разглядывает меня, впитывая мой испуг, и наслаждается, — Ведь иначе ты не успокоишься. Себя в гроб затащишь и заодно Феликса с собой прихватишь…

Стискиваю зубы до боли. Еще сильнее вжимаюсь в подоконник. Безумно хочется выпрыгнуть в окно, но, думаю, у меня это не выйдет. Олег не позволит. И все, что мне остается, это трястись под его озлобленным взглядом.

— Что с ним? — мой голос дрожит. Вибрирует не только он, мозг внутри трясется в панике.

Олег вспыхивает. Мгновенно. Пуф! И его лицо искажает такая звериная усмешка, что у меня темнеет в глазах.

— Значит, за него ты переживаешь, а за меня нет?! — не ждет моего ответа, тут же продолжает, словно лезвием по сердцу проходится, — Меня тебе не жаль, София?!

Он делает шаг вперед, а я подпрыгиваю на месте. Выставляю руку вперед, упираясь в его горячую грудь. Мышцы напряжены до предела. Ладонь обжигает, словно раскаленным железом, но убрать руку я не могу, велик риск, что он схватит меня, а там и до внушения недалеко. Но Олег не торопится сокращать расстояние между нами. Замирает на месте.

— Ты же меня убиваешь, малышка, — вдруг его голос теряет ярость, и я часто-часто моргаю, пытаясь сдержать слезы. Но эти предатели уже на подходе. Приходится прикусить губу до боли, чтобы не поддаться этим жгучим слезам, — Рвешь меня на части! Выкручиваешь мое сердце, София! За что ты так со мной, м?

Ответить я не могу. Да и что тут скажешь?! Извиняться бессмысленно. Это ни к чему. Мне вроде бы и жаль, что он испытывает боль, но с другой стороны — жизнь моего малыша!

— Я же люблю тебя, малышка! — с такой нежностью выдыхает Олег, что сердце разрывается на клочья. А глаза его дикие мечутся по моему лицу, ищут ответ, — И все, чего я хочу — чтобы ты жива осталась! Иначе я сам сдохну… понимаешь?! Если сердце твое остановится, нахуя мне такая жизнь?!

Наконец-то мне удается проглотить этот проклятый ком.

— Если любишь меня, позволь мне родить…

Олег резко отходит назад. Морщит лицо, словно его раздирает дикая боль. И меня она поедает. Медленно, но верно. Выкручивает мою душу, рвет нестерпимо.

Подбородок мой дрожит от предчувствия едких слез, но я их глотаю:

— Олег, прошу тебя, — шепчу я сквозь подступающую истерику, — Прошу, дай мне самой решить. Сейчас. Дай мне это право…

— Право умереть?! — снова взрывается он и снова делает шаг ко мне, — Нихуя у тебя таких прав нет, ясно?! Я тебе не дам умереть, София! И уехать не получится! Если надо, я тебя реально наручниками к батарее прикую! Ясно тебе?!

Слезы так жгут глаза, что я зажмуриваюсь. Паника нарастает с каждой секундой. Мокрой ладонью обнимаю себя за больную руку. Сжимаю ее, чтобы почувствовать физическую боль, но она нисколько не затмевает то, что творится у меня в душе. А там что-то ломается! Переворачивается!

— Ясно тебе?!

Не должна сдаваться! Я не должна сдаваться! Лучше возненавидеть его снова, чем поддаться. Прогнуться под его силой, поддаться его власти! Ни черта он меня не заставит! А если заставит, тогда ненависти ему не избежать.

Распахиваю глаза и вместе со слезами чувствую, как гнев поднимается по груди. Сжимает мое тело. Дышать невозможно. Но я пытаюсь. Рваный вдох, такой безнадежный, но его достаточно, чтобы ответить.

— Да пошел ты!

Олег молчит, зубами скрежещет, словно перемалывает сталь. В этой тишине такая густая, звенящая ярость, что уже нестерпимо хочется броситься в окно, лишь бы сбежать. Но я стою, как пригвозжденная, глядя ему в лицо.

Глаза в глаза. Наша любимая игра в гляделки, на оголенных нервах. Только за время моей беременности я стала слабой, как никогда. Слезы душат, комок в горле не дает дышать.

— Может, еще и направление подскажешь? — рычит он, хуже того зверя в которого может превратится с минуты на минуту.

— Дверь прямо за твоей спиной.

Резкий рывок. В мгновение ока он хватает меня, поднимает над полом и усаживает на подоконник. Так быстро, что я не успеваю даже выдохнуть. Его пальцы крепко впиваются в мой затылок, держат стальной хваткой, из которой не вырваться. Дрожь, казалось, отступила, испугавшись этой безумной сцены, оставив лишь мурашки, которые пронеслись по спине и замерли в ожидании неминуемого. Точно уже и гробик мне сколотили!

— Отпусти! — я пытаюсь вырваться из его захвата, бью его кулаками в грудь, но он не шелохнется. Не отступает ни на миллиметр, только сильнее сжимает пальцы на моем затылке. — Отпусти меня, идиот! Мне больно! Отпусти!

Бесполезно! Ни единого шанса вырваться!

Я хватаюсь за его локти, упираюсь взглядом в его губы, не решаясь поднять глаза. Знаю, стоит мне только взглянуть в его янтарные омуты, и я пропаду, растворюсь в его внушении. Губы его сжаты в жесткую линию, но вот они дрогнули и приоткрылись.

— Да как же я могу тебя отпустить, малышка, — шепчет он почти неслышно, его дыхание обжигает мое лицо, пугает до безумия, — если ты въелась мне под кожу, как яд? Если ты течешь по моим венам, как проклятая наркота? Как я отпущу тебя, скажи мне?

Его слова, как бич, хлещут по живому, по самому сердцу. Бьют туда, где еще кровоточит незаживающая рана безумной любви к этому человеку.

Я замираю, понимая, что все мои попытки тщетны. Даже если вырвусь, он снова меня схватит. И все, что я могу, это тихо выдохнуть напряжение:

— Уходи, Олег…

Он замирает. Губы снова сжимаются в тонкую, жесткую линию. Краем глаза вижу, как он мечется взглядом по моему лицу, с глаз на губы, с губ на глаза.

— Пожалуйста, уходи, — шепчу я, и слеза скатывается по щеке.

Олег отрывает руку от моего затылка и ловит эту слезинку большим пальцем. А потом, словно обжегшись, отрывается от меня, но не уходит. Просто перестает касаться, но я все еще чувствую фантомное прикосновение его рук на своей голове.

— Тебе придется сдаться, жена… другого выхода у тебя нет.

От его слов становится невыносимо больно, меня словно выворачивает наизнанку.

— Я не твоя жена!

Я отталкиваю его от себя, и он, словно очнувшись, отступает на несколько шагов. Мне сразу становится легче дышать, делаю несколько глубоких вдохов, они смешиваются с злостью внутри меня и превращаются в ядерную смесь.

— И никогда ей не стану! Слышишь?! Никогда, — самой противно от этих слов, но меня не остановить. Я как швея, которую душит собственный яд, — Ни за что не соглашусь на это! Так что проваливай и оставь меня в покое!

Олега передергивает от моих слов. Он вздрагивает от каждого звука, но отступает. Машинально. То ли ему противно рядом со мной находиться. Но почему-то замирает.

Я чувствую его прожигающий взгляд, проникающий чертовски глубоко. Заставляющий вибрировать мои легкие. Они реально ходуном ходят. То ли хотят кислород почувствовать, то ли наоборот вылететь к черту из моего тела. Вот сердце точно этого хочет. Бьется так, что оглушает.

— А как же то, что ты на пальце носишь? Любовь, верность и дружба, помнишь?

Я помню! Слишком хорошо помню! Эти слова гравировка не только на моем обручальном кольце, гравировка на моем сердце. И от этого еще противнее, от своих слов. Но Олег продолжает меня терзать:

— И ты согласилась, София! Сама! — он пальцем пронзает тугой воздух пространства между нами, указывая на меня, словно в грудь прошивает,— Ты дала эту клятву без принуждения, без внушения! И ты была, есть и будешь моей женой!

Меня накрывает волной безумия! Остервенения! Я срываю с пальца кольцо, даже не чувствуя боли в руке, и швыряю его Олегу под ноги.

— Тогда я развожусь! — кричу я. Во мне не осталось ни грамма спокойствия. Только бешенство и боль. — Проваливай! Мой бывший муж!

Олег ловит кольцо ногой. Приседает, поднимает его медленно, словно это граната без чеки, которая вот-вот взорвется. Крутит его в пальцах, а затем встает и окидывает меня взглядом, будто я только что перемолола его сердце в мясорубке. А потом разворачивается и уходит. Спокойно, не хлопает дверью, прикрывает ее за собой. Я не слышу даже его шагов за дверью.

Все, что я слышу — это бешеное биение своего сердца. Но оно звучит странно. Не мое будто бы! Чужое! И от этого мерзко.

Меня трясет, хотя вроде бы ничего уже не происходит. Никто не кричит. Не держит. Не сверлит ледяным взглядом. Но на душе…

«Ты все испортила, София!» — взрываются мои мысли, и я сползаю с подоконника и падаю на пол, сжимаясь в маленький, беспомощный комочек.

Глава 43

— Олег—

Третий час на проклятом ринге. Феликс, со сломанным в кровь носом, валяется на скамье, прижимая ледяной компресс к изувеченному лицу. Оникс продержался час, не больше. Да и какой из него боец со сломанными руками? Сбежал зализывать раны, обратившись в волка. Якут поступил мудро, отказавшись выйти на спарринг, пока я в таком дерьмовом состоянии. Теперь ржет над Лисом, который снова корчится под моим захватом.

А я… я нихуя не чувствую! Пустота внутри, выжженная пустыня, и только этот проклятый песок, раздувающий пламя моей ярости до небес!

— Что тебе сегодня не дали, Волк? — кривит губы в подобии шутки Якут. Разжимаю хватку, и тут же получаю удар локтем от Лиса. — Печально, брат…

Вскакиваю, занимая боевую стойку. Жду, когда Лис придет в себя, отдышится. Даю ему передышку, хоть и не заслуживает. Хуево сегодня от атаки уходит.

— Пиздец ты нервный, Волк, — сплевывает Лис, смахивая пот со лба.

И я снова бросаюсь в атаку. Лис, как всегда, готов к бою. У него четкие, отточенные удары, лучше, чем у многих. И джэб годный! Из него вышел отличный панчер. Не то, что из Феликса, которому лишь бы валяться на скамейке. Халтурщик! Хотя сегодня он тоже был неплох. Яростный до безумия! Допытывался, что я сделал с Софией. Пару раз я от него прилично огреб, жаль, быстро сдулся.

— А как тут нервным не станешь, когда яйца дымятся, — подзуживает Якут.

Делаю размах, но промахиваюсь. Лис молниеносно блокирует мои движения. То ли усталость сказывается, то ли Лис действительно научился меня читать.

— Поднимайся к нам, Якут, — рычу, снова наступая на Лиса. На этот раз бью слева, и не прогадываю. Лис отшатывается от удара, и я тут же хватаю его в захват, мы валимся на ринг всей своей массой. Прижимаю Лиса к полу, скалясь на Якута. — Или боишься накрашенным в аэропорт приехать?

Было решено, что Якут вылетает сегодняшним рейсом. Проследит за Серегой. Не думаю, что слежка даст результат, слишком хитер наш бывший Альфа. Но… вдруг…

Якут еще немного ломается, но после скидывает футболку и на ринг запрыгивает.

Тут же отпускаю Лиса. Он вскакивает на ноги, и они с Якутом обступают меня с двух сторон. Даже Феликс поднялся со скамьи. Видимо, не терпится ему поглазеть, как меня размажут по рингу.

Но не доставлю я ему такого удовольствия. Не сегодня! Ярости столько, что грудь жжет нестерпимо.

Якут делает выпад, Лис дышит в затылок. Чувствую его даже спиной, но не поворачиваюсь. Главное — не дать Якуту завалить меня. Лису это и так не удастся, он захваты не практикует. А Якут — зверь, даже без обращения. Сказывается бывшая жизнь на горячей точке.

— Надерите ему задницу, парни, — скалится Феликс, дергая сломанным носом.

Блокирую удар Якута, уходя вбок, попутно задеваю Лиса, тройным буллингом, и тот наваливается на канаты. Отлетает и тут же встречается с моим кулаком. Но пока я смакую этот момент, Якут налетает сбоку. Мощный хук. На мгновение теряюсь в пространстве. Когда прихожу в себя, блокирую удар Якута двумя руками.

Тот рычит — то ли от восхищения, то ли от азарта. Скорее второе. Бесноватые глаза загораются огнем предвкушения.

— Ну что, Волк, — говорит Якут, отпрыгивая к канатам, — к Софии своей пустишь на свиданку?

От этого вопроса меня будто окатывает ледяным душем. Пропускаю удар от Лиса, двойной в торс. Чудом себя под контроль беру и уворачиваюсь от его контр удара в голову.

— Нахуя? — рычу, снова вставая в стойку.

Лис, как проворный шакал, только и ждет, пока я переключусь на Якута. Делаю вид, что переключаюсь. Как только Лис оказывается рядом, хватаю его в захват. Наваливаюсь, роняя на пол. Сжимаю его шею в локте до хруста, а сам смотрю на Якута.

Тот скачет по рингу, отвлекая внимание.

— Нахуя, спрашиваю?!

Якут делает какой-то немыслимый кувырок и оказывается за моей спиной. Ловко. Не успеваю опомниться, как оказываюсь в его захвате. Приходится отпустить Лиса. Тот бьет ногой по ребрам, пока я обездвижен Якутом, и скалится.

— Да так, — шипит Якут мне в ухо, — соскучился…

И это мне уже пиздец как не нравится! Какого хуя ему нужно от моей девочки?!

Собираю все силы и скидываю Якута с себя. Он перелетает через мою голову, кувыркается и снова оказывается на ногах. Лис устало покачивается на канатах, запрокидывая голову, словно ему осточертела эта игра. Но я понимаю — он просто устал. Весь потом обливается, бедолага.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Якут опускает руки и расхаживает по рингу, не сводя с меня взгляда, пока я медленно поднимаюсь на ноги. Эта ебучая интрига напрягает до предела. Киваю ему, что бы уже хоть слово из себя вымолвил.

— Спасибо сказать хочу, — отвечает Якут.

Я теряю дар речи.

— Ты ли это, дружище? — тут же оживает Феликс. — Помнится, ты грозился ей пулю в глотку пустить… — напоминает он, а меня колотит от этих воспоминаний.

Якут снова поднимает руки. Готов к бою.

Делаю два шага. Он выбрасывает руку, и я тут же перехватываю ее, скручивая до хруста. Тот нагибается, но мне этого мало. Бью ногой под коленки со всей силы, он падает, а я упираюсь коленом ему в спину, продолжая выворачивать руку.

— Ебать, — шипит он сквозь зубы. — Да, правда, спасибо только скажу!

Нависаю над ним и шепчу прямо в ухо, как гремучая змея:

— Попробуй только подойти к моей жене, брат. И этот хруст будет последним, что ты услышишь…

Выкручиваю ему руку так, что хруст вывернутых суставов разносится по всему ангару. Потом отпускаю и встаю на ноги.

— Ну, нет, так нет! — поднимается он и разминает руку, вправляя ее обратно. — Чего заводишься, бля…

А я понимаю, что меня не спасет ни один спарринг от этой ебучей пустыни в душе! Она затягивает меня с головой, и перед глазами только один образ — София… девочка моя! Кольцо со своего пальца снимает, превозмогая боль от раны, и бросает мне под ноги. Видимо, я что-то сделал не так! Все пошло не по плану! Как это исправить? Какой-то ебучий затык!

— Заводится, потому что ошибку совершил, — снова раздается голос Феликса, и я бросаю на него взгляд. Он, словно не замечая, продолжает, еще и подходит к рингу, будто уже вправил свой сломанный нос на место и готов снова встретиться с моим кулаком. — Не дает девчонке родить! Заставляет собственного ребенка выскоблить…

— Че, бля?! — оживает Лис. Округлившимися глазами смотрит на меня. — Ты че, Волк, серьезно?

А я молчу. Все, что могу сейчас — вкушать свою ярость и безысходность. Стою в центре ринга и чувствую себя последним говнюком на планете. Блядь! Самые хуевые чувства. Хотя, нет! Самые хуевые были, когда держал в пальцах обручальное кольцо «Кладдах» моей девочки, а оно прожигало меня насквозь. Как и её ядовитые слова:

«— Проваливай! Мой бывший муж!»

— М-да, — выдыхает Якут и наваливается на канаты, пружиня на них как на качелях. — Не думал, что скажу это, но ты, Волк, еблан, конечно!

Скалюсь, как зверюга. Даже хуже. Внутри такой ураган, что самому страшно, если вырвется.

— Столько дел наворотил с этой бедовой девчонкой, а сейчас что? — любопытствует Лис.

Стоит ли отвечать этим баранам?! Много ли они понимают о моей боли?! Понимают ли вообще, что такое любить? Жить в этом ебучем вечном страхе, что твоя единственная может умереть в любую минуту?!

На мгновение в голове всплывает образ отца. Вот кто точно все знал! Стопудово знал, жаль, не поделится! Но очевидное не могу не заметить. Как-то же они с мамкой справились. Да, она у меня крепкая была. Смогла меня выносить и родить. Бугая такого. А Софийка…

Как вспомню ее измученное лицо, так дурно становится.

— Жизнь хочу ее сохранить, — отвечаю тихо, но уверен, что все услышат, — любой ценой. Даже ценой нерождённого… ребенка…

Выплевываю последнее слово. Оно отвратительно. Нет, само по себе это слово в какой-то мере даже желанное, но, видимо, не для нас. Видимо, не в нашей ебанутой жизни!

— Задушевные разговоры?

Мы все поворачиваемся к Ониксу. Он не спеша подходит к рингу, вытирая с обнаженного торса грязь и листву. Набегался волчонок. Видно по довольной его физиономии!

— Слышал братан, у нас тут опять мелодрама в стиле Волка подъехала? — спрашивает Лис у Оникса и усмехается.

— Рот закрой, — рычу в ответ.

Оникс кивает:

— Как тут не услышишь… орете так, что все Подмосковье на ушах!

И все замолкают. Слышно даже как трещат электрические провода за стенами ангара. И это молчание, оглушительное. Оно давит, как бетонная плита. Никогда раньше не ощущал её так сильно, а сейчас невыносимо хочется её нарушить. Да хоть заорать, но ком в глотке застрял таких исполинских размеров, что сквозь него ни грамма воздуха не пройдет, не то, что собственный голос.

Якут с Лисом переглядываются, и на их лицах появляется явное неодобрение. Хотя похуй мне на их мнение. Посмотрю я на них, когда сами в такой же ситуации окажутся. Феликс прожигает меня взглядом. Этот вообще тронулся! Как связался с моей Софийкой, так вообще от рук отбился. Он и раньше взбалмошным был, костью в горле у бывшего Альфы, а сейчас и того хуже, учитывая нашу крепкую с ним связь. Этим и пользуется, гаденыш!

А вот Оникс чрезвычайно спокоен. Кажется, моя драма его не трогает. Может, хоть в нем остался рассудок? Понимает что к чему?!

Он натягивает спортивки и снова запрыгивает на ринг, раздвигая канаты. После повисает на них, смотря прямо мне в глаза:

— Ну а что… – начинает равнодушно, – подумаешь.… Ну, убьет своего ребенка. Девчонку свою потеряет к хуям. Потом всю жизнь будет себя за это грызть, пока не помрет от тоски и старости, вспоминая каждый свой ебучий день одиночества. Рай настоящего мазохиста!

И все! Меня взрывает! Зверь просится на волю, и остановить его уже ничто не может!

Последнее, что я помню, как Феликс отпрыгивает от ринга, когда я на лету превращаюсь в оборотня и мчусь к выходу.

*****

— Смотри внимательно! — требует Альберт и снова тычет мне микроскоп прямо в лицо.

Уставился я в это дьявольское очко микробиологии, и злость, как яд, закипела внутри. Учиться надо было, гранит этот долбаный науки грызть, а не школьный сартир прокуривать, как идиот!

— Муха, бля… — выдыхаю, уставший от этого сюра, — Что я там увидеть должен? Какие-то опарыши шевелятся… И, что с того, блядь?!

Альберт фыркает и выхватывает микроскоп с таким видом, будто я дубина стоеросовая. И глаза закатывает. И точно, доктор Пилюлькин хренов!

— Это не опарыши, башка ты идиотская! Это клетки!

Я просто валюсь на диван, обессилев. Нервы на пределе, ни сил, ни терпения не хватает. А больше всего не хватает её.… Слышу, как бьется её сердечко. Совсем рядом. Пару этажей, и вот она, моя девочка. Но вместо того, чтобы пробраться к ней в палату тайком, просто побыть рядом, я тут, как последний мудак, битый час с этим всезнайкой опыты ставлю!

Достал пачку, сигарету в зубы и закурил. Может, хоть едкий дым спасет мою больную голову?!

Муха смотрит в мое лицо, словно на молекулы меня уже разобрал. И что он там увидеть хочет? Понимания какого-то? Да у меня в башке такая каша, что заебёшься разум там искать!

Вот и я заебался, и с волком своим не совладал. Так слова Оникса меня за живое задели, что я за долю секунды чуть не сдох от красочного воображения жизни, которая меня настигнет без неё. Одиночество это сраное, от которого не просто душно, а до такой степени противно, что хоть в петлю лезь! Неужели это меня ждет? И да, блядь! Именно это! Если я её потеряю, то и жить незачем.… Весь мой мир на ней одной сошелся! Обезумел, знаю! Но ничего не могу с собой поделать.

Я думал, спарринг с парнями хоть немного меня в чувство приведет, но нет. Ещё сильнее собственные мысли грызть стали. После бега в волчьей шкуре должно было попустить, но снова нет! Раньше я не чувствовал своего волка, точнее, когда в человека превращался, не помнил его мыслей. А сегодня вкусил их до самой горькой последней капли. Даже мой волк страдает без неё! Сказал бы кто, что такое бывает, ни за что бы не поверил! Не может же она одна нас обоих за яйца держать!

Даже сигареты не помогают! Тушу окурок и снова на Муху смотрю.

— Объясняй, — прошу, — только, блядь, медленно и по-человечески, пожалуйста!

Альберт сам сигарету прикуривает и жмурится от дыма, а потом выдыхает:

— Сыворотка, что я сделал из твоей крови, кажется, сработала…. Мне бы за неё Нобеля получить…— мечтательно выдает Муха.

Глотаю с трудом. Весь натягиваюсь, как пружина. А этот недоделанный докторишка время тянет. Издевается.

За окном уже рассвет, а ему будто и спать не надо! Хочется хуком справа его на этот диван уложить, чтобы выспался, и мою девочку вылечил! А он тут мне со своими сыворотками…

— Ну и? — требую я продолжения.

— Сыворотка вывела оканит из её крови. Я всего три дня препарат вкалывал, а уже второй день обходимся без инъекций. Сегодня снова у неё анализы взял, — опять затягивается. У меня реально нервный тик начинается, приходится пальцами челюсть сжимать, — Проходит фаза пролиферации. Фибробласты активно мигрируют в зону повреждения. И, казалось бы, всё в норме, но кератиноциты слишком активно делятся, что не свойственно человеческому организму…

Зажмуриваюсь. Предел моего терпения через три… две… одну…

— По-русски, Муха! — даю ему второй шанс.

Убивать его сейчас нельзя! Пока он мою Софийку не вылечит. А дальше посмотрим! Ещё раз под руку попадётся, будет умничать у чертей на сковородке!

Альберт явно доволен тем, что я нихуя не понимаю! Затягивается и подается ближе:

— По-русски, Волк, это значит, что белки для формирования новых клеток у Софии сейчас схожи с твоими показателями. — И я по-прежнему ни хрена не понимаю. — Регенерация у неё, как у оборотня…

— София — человек, — выдыхаю я, словно из меня всю жизнь откачали.

— Верно! — кивает Муха, — А плод, что в ней живет — нет!

Зависаю на секунду. Пытаюсь уловить суть, но она ускользает. Беспросветно. Вместе с остатками моего разума, который машет мне на прощание и растворяется в воздухе. Видимо, пиздец я устал, раз ничего понять не могу.

— Муха, — зову его тихо, и в голосе уже нет и капли доброжелательности, — Если ты что-то сказать хочешь, так ты это… говори, блядь, не стесняйся! На хуя ты мне загадками своими мозги взрываешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Альберт оживляется. Глаза блестят так, словно он только что науку выебал. Лицо такое, маньячное, с улыбкой в тридцать два зуба.

— Этот плод… — Альберт спотыкается и перефразирует,— Ребёнок. Он меняет её организм. Перестраивает, понимаешь? Заживляет её раны быстрее, чем известные мне методы лечения!

Я замираю. Просто хлопаю глазами, перед которыми все скачет, как на карусели.

— Волк, — зовет меня Альберт, и я вздрагиваю, словно ото сна очнулся, — У Софии есть все шансы родить и при этом выжить…

И всё! Винты скручены! Все до единого.

Столько дней я держался, как отъявленный мазохист. Сначала с Софией сражался. Потом с Феликсом. Сегодня Оникс подлил масла в огонь. Да и идиотские мысли в голове взрываются, как тратил. Но эта информация меня просто размотала. Выкрошила, вывернула и по запчастям назад собрала.

Вскочил с дивана. Альберт следом встал, счастливый аж пиздец!

— Сукин ты сын! Где ж ты раньше был?! — взвыл я. — В рот компот! Я ж такой хуйни наворотил… что пиздец! — выдыхаю и чувствую себя настолько беспомощным, что тошнит.

Сглатываю, с трудом удерживая рвотный позыв.

— Эй, папаша, ты давай мне тут истерики не устраивай, — Альберт кладет руку мне на плечо и крепко сжимает, — Я уверен, она тебя простит.

А вот я нихуя в этом уверен не был. Да и вообще в реальности происходящего!

Пока шел до её палаты, пару раз кулаком в стену долбанул, чтобы убедиться, что не сплю. Альберт меня за это по головке не погладит, конечно, но я готов возместить ущерб. В пятикратном размере! И не только за изуродованные стены, а за мою жизнь, которую он мне снова вернул!

Что ж я натворить-то мог?! Лишить жизни собственного сына! Девчонки у оборотней не рождаются, поэтому знал, что будет малой! У меня будет ребёнок! У нас! У нас будет ребёнок! Чёрт! Такое странное, первобытное чувство вселенской радости, что хочется от счастья самому запрыгать.

Семья.…

Я вообще слабо понимаю значение этого слова. Забыл просто. А теперь вдруг вспомнил. И эта идиотская улыбка растягивает мои губы, а я всё не решаюсь дверь открыть.

Опасно. София может испугаться, а этого малышу совсем не надо! Вот так из кровожадного детоубийцы я превратился в самого заботливого папашу на свете!

«Жизнь, эй ты, ненормальная, останавливайся хоть на поворотах?!» — мысленно кричу я и тупо смотрю на дверь.

Бесшумно открываю её, захожу ещё тише. Вижу её силуэт отчетливо. Она спит, и реснички её так подрагивают, словно она вот-вот проснется. Но дыхание говорит об обратном. Оно глубокое и ровное. Не замечаю, как оказываюсь у её кровати, медленно опускаюсь на стул. Не могу на неё насмотреться. Такая она хрупкая, маленькая моя…. А такой воин! До последнего нашего малыша защищала! Готова на волка с голыми руками броситься!

Провожу ладонью по её щеке. Нежная до одури, как и вся она. И красивая. Чертовски красивая. Каштановые кудри по подушке разбросаны, и я локон на палец накручиваю.

Как же я скучал по тебе, маленькая моя…

Веду глазами по её телу. По хрупкому изгибу плеча, которое открывает футболка. По тонкому предплечью с несколькими точечками от уколов. И нестерпимо хочется коснуться их. И я касаюсь. Легонько так губами прохожусь сначала по тем самым точкам, подмечая, как на её коже тут же мурашки возникают. Значит, она тоже скучала по мне! Потом спускаюсь ниже, к кисти, к хрупким пальчикам, которые подрагивают, лежа на животе. Аккуратно беру её ручку и кладу себе на голову, а сам ложусь на её пока ещё плоский животик и замираю.

Слышу, как там бьется сердечко. У моего малыша сердечко! И как я раньше его не слышал?! Страх мне уши затыкал! Не давал услышать то, что сейчас таким боем во мне отзывается. Накрываю живот рукой и чувствую это тепло. И охуеваю от распирающих меня чувств. Ей богу, ничего подобного раньше не испытывал!

Странные такие ощущения! Пугающие и одновременно придающие моей жизни какой-то другой смысл.

Облизываю дрожащие губы и шепчу своему крохе:

— Эй, малыш… — замечаю, как от звука моего голоса он внутри затихает. Сердечко на мгновение замирает, а потом пускается в такой дикий пляс, что я не сдерживаю улыбку, — Вылечи нашу мамочку поскорее, малыш, и я вас домой заберу! Больше никуда не отпущу,… обещаю…

Глава 44

— София—

Тепло… такое знакомое, такое родное.… Оно окутывает меня сквозь сон, и от него хочется улыбаться. Я и улыбаюсь, потому что безумно скучала. Скучала по этому жару кожи, по тем трепетным мурашкам, что вихрем носятся по телу в его присутствии. Я знаю… он здесь… рядом… Олег…

Олег!

Вздрагиваю, но не могу соскочить с кровати. Его голова покоится на моем животе, а мои пальцы все это время утопали в его волосах. Отдергиваю руку, словно обожглась. Страх… безумный, дикий ужас сковывает меня. Кажется, сейчас он вырвет моего малыша голыми руками. А он, не обращая на меня внимания, что-то шепчет животу. И дрожь пронзает меня насквозь.

— Что… что ты делаешь?

Он поднимает голову, и я тону в янтаре его глаз. В них нет ненависти, нет прежнего гнева. Наоборот… тепло и… забота?!

— Тссс,— шепчет он игриво,— Не мешай мне с сыном разговаривать…

Что? Я оглохла?

Ничего не понимаю! Словно это сон! Просто сон! Такого не бывает! Не с Олегом. Еще днем он испепелял все вокруг яростью, а сейчас… лежит довольный, нежно поглаживает мой живот, и вид у него… как у сытого кота.

Столько всего рвется наружу! Хочется закричать, чтобы убирался к черту, чтобы никогда больше не прикасался ко мне. Но вместо этого выплевываю:

— У меня девочка будет! Ясно?!

Его губы расплываются в счастливой улыбке, и он снова ласково гладит мой живот. Мягко, едва касаясь, но я чувствую жар его кожи, проникающий сквозь слои одеяла и одежды, прямо в меня, в самое нутро.

— У оборотней не бывает девочек,— мурлыкает он,— Забудь про бантики и юбочки, малышка.… Будет парень!

Вот уж посмотрим! Но я тут же захлопываю рот.

Что вообще происходит?! Вроде бы Олег выглядит нормально, не как зверь, но ужас сковывает меня. Холодные мурашки ползут по спине. Я не верю его виду! Не верю ему!

— Убери руки! — скидываю его ладонь с живота,— Я, кажется, уже говорила, где находится дверь…

Его лицо мрачнеет с каждой секундой. Вместо улыбки — напряженная линия губ. А глаза.… Господи! Глаза полны боли и тоски. Я не могу смотреть! Больше не могу, иначе сорвусь в истерику! Чертовы гормоны!

— София,— зовет он, а я лишь жмурюсь. Хочу, чтобы он исчез и прекратил издеваться надо мной!

— Меня тошнит от твоих перемен настроения!

Олег снова кладет руку на мой живот, а второй берет мое запястье. Я хочу вырваться, прекратить это, но он держит крепко. Не больно, но крепко, и я поддаюсь. Его горячие пальцы касаются моей кожи, и меня прошибает током.

— Зачем ты здесь?! — сквозь слезы спрашиваю я, голос дрожит,— Что за представление, Олег?!

Он молчит, и я открываю глаза, чтобы найти ответы на его лице. Он хмурится, и в его глазах пляшет такая неприкрытая боль, что я снова всхлипываю.

— Уходи!

— Нет,— ровно отвечает он и снова касается губами моей руки,— Теперь я тебя точно никогда не оставлю! Моя ты, София. Только моя! И малыш мой…

Это его «малыш мой» — как кипяток в сердце. Такие нужные слова, которых я ждала все это время! Которых мне так не хватало! Но сейчас они выворачивают мою душу наизнанку.

— Нет! Он только мой! — кричу я сдавленным голосом и выдергиваю руку из его хватки,— Еще вчера ты пытался избавиться от него! А сейчас...— всё что происходит, не поддается моему разуму и я кричу,— Уходи немедленно!

Бью его по плечам, и он отстраняется, словно мои удары действительно причиняют ему боль. Вскакиваю на ноги по другую сторону кровати, чтобы держать безопасную дистанцию. Это может быть очередной его игрой! Усыпить мою бдительность и заставить избавиться от малыша!

Олег тоже поднимается, разводит руки в стороны, показывая, что не причинит мне вреда.

— Послушай, малышка…

— Нет! — закрываю уши руками и зажмуриваюсь, и тут же понимаю, что это была ошибка.

Каким-то невероятно быстрым движением Олег перескакивает через кровать. В следующее мгновение он прижимает меня к этой самой кровати. Нависает сверху, но не наваливается всем весом, а лишь держит, чтобы я не могла пошевелиться. От этого безумия я распахиваю глаза и снова встречаюсь с его янтарем, который плавится, теряет зрачки. Пытаюсь вырваться из его рук.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Успокойся! — и я замираю, даже дышать перестаю,— Ты меня выслушаешь…

— Хорошо,— нервно киваю я. Пытаюсь избавиться от этого омута, но не получается. Как завороженная, я смотрю в его бездонные глаза.

— Отлично,— выдыхает он, обжигая жаром мое лицо.

Он слезает с меня и садится рядом, но его руки по-прежнему на мне. От них исходит такой жар, что мурашки волнами захлестывают меня, заставляя успокоиться. И как по команде я расслабляюсь. Нет ни сил, ни желания сопротивляться.

— Прости меня, маленькая.… Я, правда, идиот конченый! Так боялся за тебя, боялся потерять, ведь в моей жизни ничего не осталось, кроме тебя…. Только ты одна еще держишь меня на этой земле…

Каждое его слово отзывается в сердце. Морщусь, словно это поможет мне избавиться от нестерпимой боли, но нет! Я чувствую ее! Чувствую его боль! Остро!

— Я каждый день буду вымаливать твое прощение, если надо. Но не отпущу! Никогда больше не отпущу, слышишь?

Я слышу. Каждое его слово. Каждый стук его сердца. Отчаянно хочется не верить ему, не поддаваться, но не могу. В каждом слове — боль и отчаяние. В каждом ударе сердца — правда и тревога!

— Дай мне еще один шанс, умоляю! Я не подведу! Не подведу тебя больше!

Только сейчас замечаю слезы на своих щеках. Олег смахивает их пальцами, словно впитывает каждую каплю. И в его глазах тоже стоят слезы, словно он вобрал в себя мои собственные.

— Альберт говорит, есть шанс, что мы сможем родить. Есть шанс, и я ему верю! В тебя верю, моя маленькая! Вместе мы справимся, я уверен! Только дай мне шанс доказать это…

И тут я не выдерживаю. Взрываюсь слезами. Не от боли, а от счастья! Всего два слова: есть шанс! Но они возвращают меня к жизни! Окрыляют!

— Ну что ты,— шепчет Олег и целует меня, омывает поцелуями мою голову, поднимает мое лицо ладонями и покрывает его горячими губами. Жадно слизывает каждую слезинку,— Все хорошо, малышка. Правда, же? Все хорошо?

Я смотрю на него и не верю! Словно небеса снова услышали меня и дали возможность почувствовать себя живой.

— Да… да… все хорошо,— единственное, что я могу вымолвить.

Олег улыбается, осматривает мое лицо, его глаза бегают по мне, а губы подрагивают.

— Так скучал по тебе… думал, сойду с ума,— снова шепчет он и утыкается лбом в мой лоб,— Поцелуй меня, маленькая моя…

Я поддаюсь вперед. Это рефлекс. Порыв. Мои губы врезаются в его. Быстро и стремительно. И я понимаю, что мне этого не хватало. Так сильно, до боли в груди. Его губ, его близости. И я таю в этом поцелуе, и мои страхи отступают, оставляя в душе трепет и жажду никогда не размыкать его. Но он слишком быстро заканчивается. Олег отстраняется, и улыбка растягивает его губы:

— Какой же я тебе бывший, малышка…— шепчет он игриво,— Когда ты так жадно меня целуешь!

Возмущение или стыд? Не знаю, что подбросило меня, но я снова начала вырываться из его рук.

— Это все твое чертово внушение! — я вытираю рот ладонью, но ощущение его губ стереть не получается,— Ты внушил мне! Заставил!

Он смеется гортанно. Его глаза блестят в полумраке палаты. Он запускает пальцы в мои волосы на затылке, вызывая безумную россыпь мурашек по всему телу.

— Ты плохо понимаешь, что такое внушение, малышка,— снова целует, но нежно. Едва касается губами моих губ. Не успеваю опомниться, как он отстраняется и произносит,— Я внушил тебе выслушать меня, но поцелуй… это твое добровольное действие.… И он был охуительным! Я еще хочу…

Я быстро уворачиваюсь. Его губы скользят по моей щеке и замирают над ухом. Я хватаюсь за его руки, словно тону в этом водовороте желаний. Мои желания пугают меня! Ведь еще недавно я люто ненавидела его, а сейчас…

Я дрожу в его руках, и мой мозг плавится, как пломбир на солнцепеке! Реально растекается жижей. Мое тело отзывается на каждое его дыхание, мелко подрагивая.

— Понял,— шепчет он нежно,— Возвращаемся на точку А. Снова воздвигла стену передо мной, малышка? Ну, ничего, мы это уже три раза проходили, так что четвертый будет последним…

Я понимаю, о чем он! Три раза он располагал меня к себе, привораживал. Хотя нет, приворожил он с первого раза. Все последующие были лишь жестким вторжением в мой душевный склеп, где я пыталась похоронить свои чувства к этому человеку. Безуспешно, соглашусь. Всякий раз он рушил его, взрывал своей наглостью, напором и любовью! И сейчас я четко знаю, что в четвертый раз он справится еще быстрее. Но не могу не ввязаться в эту игру!

Ну а что?! Пусть понервничает!

— А ты сначала эту стену сломать попытайся.

Олег отстраняется. Смотрит мне прямо в глаза, хищно и с блеском на самом дне янтаря. Словно мои слова подстегивают его азарт. Улыбается той самой улыбкой, от которой у меня все сжимается в комочек, и этот комочек ни хрена не от испуга. Чувствую, как разряд проходит по всему телу.

— Играешь со мной, маленькая? — отвечает он и закусывает губу. Хитро улыбается,— Ломать не буду в этот раз. С другой стороны обойду…

И врывается в мой рот поцелуем. Бесцеремонно вторгается. Его язык проникает в мой рот, выписывая невероятные пируэты, от которых я теряю контроль над происходящим. Мозг испаряется к чертям. Моя рука бесконтрольно запускается в его волосы на затылке, когда он подминает меня под себя. Жадными прикосновениями горячих рук ласкает мое тело. Аккуратно, начиная от плеча, где еще повязка, потом скользит по шее и опускается ниже. Сжимает грудь, и затвердевший сосок пытается прорвать пижаму. И во мне просыпается адская жажда. Рефлекторно мое тело жмется к нему. Пальцы скользнули под ворот его футболки, оттягивая ткань вниз, словно стремясь высвободить жар его тела. Ноги мои обвились вокруг его, и я остро почувствовала, как его возбуждение, трепетное и нетерпеливое, упирается в меня. Он оторвался на мгновение, заглядывая в глаза с пылающим вопросом:

— Точно стена твоя ещё не пала?

— И не мечтай… — прошептала я, задыхаясь от нахлынувших чувств.

Олег вновь накрыл мои губы, и его руки, медленно и властно, начали исследовать моё тело, точно порабощая меня своим желанием. Он напирал, но так нежно, так ласково, что это ощущалось не как напор, а как дикая, необузданная страсть, в которой я так отчаянно нуждалась.

Его пальцы, обжигая, уже пробрались под ткань моих пижамных штанов, и я почувствовала, как дикий жар стремительно охватывает меня. Олег, казалось, ощущал каждую мою клетку, каждый вздох.

— Врушка, — прошептал он сквозь поцелуй, — Какая же ты врушка, моя маленькая! Ты же вся мокрая…

Стыд смешался с желанием, с неутолимой жаждой слиться с ним, почувствовать его внутри себя, выплеснуть всю свою страсть.

Я тряслась от его прикосновений, словно оргазм уже накрывал меня. И ведь ничего особенного не происходило: лишь жаркий, страстный поцелуй, лишь обжигающие его пальцы, пробуждающие во мне лаву чувств. Но это происходило бесконтрольно, словно моё тело жило своей собственной жизнью.

Я оттолкнула его, в буквальном смысле оторвала от себя.

— Олег, — прошептала я сбивчиво, — Не здесь,… а если кто-нибудь войдет…

Я понимала, что до обхода ещё есть время, но нам его не хватит! После всего, что было, нужно слишком многое исправить! Нам нужен не час и не два, а целые сутки, возможно неделю, чтобы полностью отдаться друг другу.

Олег дышал рвано, закусив губу. Ему явно это не нравилось. Минуту он что-то обдумывал, а потом вдруг вскочил с кровати и подхватил меня на руки. Я лишь успела изумлённо открыть рот. В этот момент в палате появился Альберт. Может, он и был здесь всё это время. Чёрт его знает!

Щёки мои мгновенно залились краской. Ох, позор!

— Пациентов воруешь, Волк, ай-яй-яй! — шутливо отчитал Альберт, подходя ближе.

— Всё, увожу её! — быстро ответил Олег, — Жива, цела — за что спасибо! А вот сервис отстой! Жену не приласкать, не потрахаться…

— Олег! — нервно выдохнула я, чувствуя, как краска стыда обжигает моё тело аж до пят. Я смущённо смотрела то на мужа, то на доктора.

Альберт усмехнулся, мол, Олег в своём репертуаре! Только вот мне этот репертуар ой как не нравится! Ему стоит поработать над своей сдержанностью!

— Что?! — вскинул брови Олег, — Я и так на грани взрыва!

Слава богу не уточнил какого именно! И на том спасибо!

— Ну, хорошо, — Альберт тут же спрятал улыбку, — Как раз шёл обрадовать тебя, София. Все показатели в норме, и даже лучше.… Ну, Волк тебе объяснит, как только… эякуляцию переживет…

Я поморщилась. Не думала, что такой серьёзный мужчина будет говорить о таких вещах с таким спокойствием.

— С перевязками, думаю, вы и сами справитесь, Олег говорил, ты неплохо в медицине разбираешься, — и всё, чем я смогла ответить, это лишь слабо пожать плечами, — Жду тебя через два дня. Возьму дополнительные анализы, и сделаем первый скрининг…

— Скрининг? — вырвалось у меня почти беззвучно.

Неужели уже через пару дней я увижу своего малыша?

— А это что ещё за хрень? — спросил Олег, нахмурившись.

Вот он, папаша, в первый раз! Что сказать…

— УЗИ, — ответил Альберт, — Посмотрим, как развивается плод…

— Не плод, а ребёнок! — фыркнул Олег.

А я не могла сдержать улыбку! Не получалось! Такой он забавный, когда слюной ярости не брызжет и гневными молниями не мечет!

Альберт театрально вскинул руки, мол, я безоружен, и продолжил:

— Самое главное ни какого стресса, София. И постарайся больше под пули не бросаться…

— Хорошо, — улыбнулась я доктору.

Олег подкинул меня на руках и устремился к выходу, бросив своему другу:

— Я её в такой бункер спрячу, что ни одна тварь не подберётся!

Альберт смеялся в ответ, а вот мне было совсем не смешно. Пока мы быстро пересекали больничное крыло, я мрачнела с каждым его шагом. Хотелось верить, что Олег шутил про бункер. Но что-то мне подсказывало…

— Ты же не всерьёз, да? — Олег лишь одарил меня взглядом, в котором я, конечно, прочла желание сию секунду оказаться где-нибудь, спрятанными от цивилизации, вместе со мной, а дальше… — Олег! Про бункер… ты же шутишь, да?!

— Шучу, ага… — слишком быстро ответил он.

— Олег! — он, наконец, остановился у лифта и повернулся ко мне лицом, и я увидела, что он не шутит! Ни хрена не шутит! — Ты не можешь меня запереть в каком-то бункере!

Он дёрнул плечом, словно от моих слов пытался отмахнуться, как от назойливой мухи:

— Это… временно… — ответил он.

— Нет! — выдохнула я, чувствуя, как раздражение начинает душить меня, — Я не согласна!

Лифт распахнул двери, и мы оказались внутри. Олег нажал кнопку, и когда лифт начал спускаться, прижался губами к моему плечу:

— Я сделаю всё, чтобы вас защитить, София, — и в его голосе прозвучали до ужаса неприятные нотки.

Он переживает. Это я поняла сразу. Когда он оторвался от моего плеча, то внимательно посмотрел мне в глаза. И сейчас ему не требовалось внушений, чтобы я поняла его.

— Никто к вам не подберётся, малышка! Я обещаю! Теперь только одна цель — защитить тебя и нашего малыша. Всё остальное — ерунда. Поняла меня?

Я вроде бы и страх испытывала, дикий, какой-то первобытный страх. Ведь Серёга всё ещё где-то там, вынашивает план мести — это было мне сразу ясно. А ещё Тишко и охотники, которые так и норовят убить оборотней и всех, кто им близок. В том числе и меня! Но вместе со страхом я ощущала себя в безопасности рядом с ним. Как за пуленепробиваемым коконом. И это давало такую уверенность, что страх отступал на второй план.

— Кивни, если поняла, — снова попросил он в своей излюбленной манере.

Я улыбнулась его словам и сказала:

— Я поняла тебя, муж…

Глава 45

Возвращение в прежний дом было не просто опасным, а невозможным. Ищейки знали его местонахождение. Да и я не особо стремилась вновь окунуться в воспоминания пережитого. Стоило только вспомнить трупы охотников в гостиной — и мерзкие щупальца терзали душу, сковывая леденящим липким страхом. Поэтому я только обрадовалась, узнав, что нас ждет другой дом.

Дорога до него промелькнула быстро. Возможно, Олег намеренно выбрал его поближе к клинике Альберта, а может, и по какой-то другой, неведомой мне причине.

С виду — обычный дом. Только, как и во всех прежних наших убежищах, поблизости не души. И сейчас я прекрасно понимала — такое отшельничество оберегает случайных прохожих и соседей от неминуемой встречи с оборотнем.

Олег остановился, едва пересек массивные ворота. Они со скрипом сомкнулись, запирая нас в этом царстве тишины. За высоким забором — лес. Терпкий аромат хвои и осенней изморози ударил в лицо. Я поежилась в своей жалкой одежде. Тонкая футболка, пижамные штаны и тонкая куртка (которую в больнице заботливо отмыли от моей крови) — вот в чем я бежала из дома, куда ворвались охотники. Тогда я еще не знала, что меня ждет впереди, да и времени на сборы попросту не было.

— Замерзла? — Олег обнял меня за плечи, — Пойдем в дом, там тепло…

Белый, одноэтажный дом с плоской крышей и огромными окнами, в которых отражалось угрюмое небо. Предчувствие скорого снега висело в промозглом воздухе.

Олег распахнул массивные двери, и я не успела сделать и шага, как он подхватил меня на руки и перенес через порог.

— Я и сама могу, — тихо заметила я.

— Можешь, но это традиция.

— Мы же не после свадьбы, — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.

Мне хотелось оглядеться, но я замерла, глядя, как меняется взгляд Олега. Ох уж этот недобрый блеск в глазах, предвещающий очередной его хитроумный план.

— Это репетиция! — парировал он и одним движением притянул меня к себе.

— Какая еще репетиция? — с тревогой спросила я.

Олег пожал плечами:

— Парни требуют повторения свадьбы, так что… — и, не давая мне времени собрать мысли в кучу, добавил: — То, что было в Дублине — реальный брак, одобренный консульством София. Формально мы с тобой уже муж и жена, но… эти псы не успокоятся…

Я потеряла дар речи. Челюсть беспомощно отвисла. Я же правда, все это время, считала наш брак фикцией! А оказалось…

Олег взял мою руку и надел на безымянный палец обручальное кольцо, то самое, которое я швырнула в него вчера в порыве отчаяния.

Словно заколдованная, я смотрела на свою руку и понимала, что с ним, с этим кольцом на пальце, я чувствую себя увереннее. Словно именно оно удерживает меня на этой земле, а не сила притяжения. Я подняла взгляд на Олега. Он стоял всего в паре сантиметров от меня. Здесь, рядом.… Хотя я так сильно его обидела! Можно сказать, предала! И не единожды!

— Прости меня, — прошептала я. На большее мой голос просто не был способен.

— Все в порядке… — Олег попытался прервать мои извинения, но я больше не могла молчать.

— Нет, я скажу, — выдохнула я, а затем набрала полную грудь воздуха. — Я неправильно поступила. И тогда, с пистолетом… чертовски перегнула палку. Я просто боялась, что Серега вынудит тебя… и ты… меня… — я сглотнула. Олег коснулся моей щеки рукой. В этом жесте было все: поддержка, принятие, любовь. — Я боялась, Олег. Боялась, что ты начнешь винить себя, если со мной что-то случится. Поэтому пошла на это! И с беременностью… все само собой получилось. Не хотела утаивать, понимаешь?

И я видела, что он понимает. Я читала это в его глазах.

— Хотела рассказать, просто испугалась. Ты же так против был, а я… я просто…

Олег заткнул меня поцелуем. Нежным, робким поцелуем. Словно только пробуя мои губы на вкус. А когда отстранился, я снова утонула в его глазах. Нет, он не внушал мне ничего. Я уже автоматически ему подчинялась. Словно все мои рецепторы были настроены только на него.

— Мы оба совершили ошибки, родная.… Главное, что теперь все хорошо! Все будет так, как надо! Обещаю тебе…

И я прижалась к нему. Ощутила под щекой его твердую и горячую грудь. Он крепко обнял меня, зарылся носом в макушку и задышал. Его любимый ритуал. И мой тоже. Мы стояли так долго, словно окаменели. Словно приросли к полу и друг к другу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я оглядела помещение, насколько это было возможно. Мы стояли в кухне-гостиной, с огромным обеденным столом посередине, за ним — кухня с фасадами лаконичного серого цвета. С другой стороны от стола — три дивана с дубовым журнальным столиком по центру. Дальше — небольшой коридор с дверьми в комнаты. Казалось, за спиной Олега тоже был проход.

— Это не похоже на бункер, — вырвалось у меня.

Олег усмехнулся и поцеловал меня в макушку:

— Пойдем, покажу тебе здесь все…

Он взял меня за руку и повел вглубь дома.

Как оказалось, в этом небольшом доме было четыре уютно обставленных спальни. Две из них больше походили на комнаты для подростков — в черных тонах с узкими кроватями. Две другие — светлые, с большими двуспальными кроватями и потрясающим видом из окна на живописную лужайку дома с карликовыми деревьями и шаровидными кустами. Рядом со спальнями находился гостевой санузел и отдельная душевая со вторым санузлом.

— Нравится? — спросил Олег, когда мы остановились в темном коридорчике.

— То, что нужно, — тихо ответила я.

По сравнению с прошлым домом этот казался крошечным и оттого уютным. Признаться честно, меня все еще пугала роскошь и пафос. Слишком сильно это напоминало мне мою подростковую жизнь, где этой роскоши было хоть ложкой ешь! Ведь я была подружкой сына одного из миллионеров города. Марк.… Я нечасто его вспоминала, почти никогда. А сейчас мне захотелось встряхнуть головой, чтобы избавиться от этих воспоминаний навсегда.

— Надеюсь, перед тем как сдать этот дом тебе, хозяева его застраховали, — усмехнулась я.

Прошлый дом ищейки изрядно потрепали.

— В страховке нет необходимости. Я купил его, София, — ответил Олег, заправляя прядь моих волос за ухо, и я замерла. — Теперь он твой.… Записан на твое имя, и только ты будешь решать, кого пускать на порог этого дома, а кого — нет.

Я потеряла дар речи. Хлопала округлившимися глазами, пытаясь уловить шутку в голосе Олега. Но, казалось, он был абсолютно серьезен.

— Считай это моим подарком. Но свадьбу, — усмехнулся он, очевидно, моему выражению лица.

— Не слишком ли крутой подарок?

— Самое то, малышка, — ответил он и поцеловал меня в висок, увлекая дальше в коридор. — Прошлый хозяин был помешан на безопасности. Забор по периметру обнесен током, так что если кто соберется в гости без приглашения, превратится в шашлык. Но и тебе подходить к нему не стоит. Ясно?

Я сглотнула, представив эту жуткую картину:

— Ясно, — кивнула я.

Взгляд у Олега был строгий, проникающий в самые глубинные мои страхи. Признаться честно, встречаться с ищейками еще раз в мои планы не входило. Если уж быть совсем откровенной, я согласна была даже на жизнь в том самом бункере, что обещал Олег, лишь бы больше никогда не сталкиваться с охотниками.

Олег продолжил:

— Стены выдержат даже ядерный взрыв. Двери и окна — пуленепробиваемые. На территории установлены камеры. При обнаружении опасности сработают взрывные ловушки Лиса. Он их усовершенствовал, они активируются автоматически. Так что… считай этот дом неприступной крепостью…

— А ты — мой личный дракон?

Олег расплылся в улыбке и прижал меня к стене. Аромат сандала и табака ворвался в мои легкие — это всегда действовало опьяняюще, а сейчас я реально плыла в этой эйфории.

— Я — твой личный оборотень, София.… Неужели этого мало?

Машинально запустила руку в его волосы, наблюдая, как его еще недавно строгий взгляд становится волнующим, распаляющим. А в полумраке коридора — магнетически опасным. Я подалась ближе, но остановилась в миллиметре от его губ. Олег не двигался, просто замер, лишь хватка его пальцев стала чуть крепче.

— Чертовски мало, муж. Ведь я хочу тебя всего…

Он облизнул губы. Жадным глотком втянул воздух. Я чувствовала, как расстояние между нами наполняется трепетной вибрацией. Мурашки бежали по моему телу с каждым его выдохом, согревающим мои губы. Но он не торопился целовать меня.

— Мы еще не весь дом посмотрели… — прошептал он в мои губы. Я почувствовала, как Олег убрал одну руку и упер ее куда-то в стену. Скрежет, раздавшийся в тишине, вернул меня в реальность. — Я не шутил про бункер…

Я открыла рот от изумления, увидев, как небольшая часть стены отъехала в сторону, открывая проход куда-то вниз.

— Ну, нет! — замотала я головой, машинально отстраняясь. — Неужели пуленепробиваемых стекол и тока по периметру недостаточно?!

Олег усмехнулся и, недолго думая, подхватил меня на руки, усадив на бедра. Мне пришлось обвить его торс ногами, ведь он шагнул в эту неизведанную бездну, ведущую вглубь.

— Неужели испугалась, отважная Белка? — насмешливо прошептал он мне на ухо.

— Да брось ты свои издевательства! — взвыла я, оглядываясь. Мне казалось, или этот коридор сжимался по мере нашего продвижения вниз?! Только не это! Я зажмурила глаза, хватая ртом воздух. — У меня, кажется, клаустрофобия! Да! Это точно она!!!

Олег расхохотался, гортанно и хрипло. Конечно, ему смешно. Такую скалу хрен что раздавит. А я — маленькая и хрупкая! И мне чертовски страшно!

— Не бойся, моя храбрая девочка, — продолжал насмехаться надо мной он. — Там даже… мило…

Но от этого мне не становилось легче. И вообще, Олег и мило это две абсолютно полярные вещи!

Мы остановились. Олег щелкнул выключателем. Я обернулась и не поверила своим глазам во второй раз. Это была небольшая уютная квартирка. Маленькая кухонька с деревянными фасадами и обеденным столом на четверых. Мягкий диванчик с телевизором, висящим над камином. Помещение освещали напольные светильники, придавая комнате мягкость и уют. У меня возникла четкая ассоциация с крохотным домиком родителей Олега. Это было чертовски похоже и такое родное…

Чуть дальше виднелись несколько дверей. Скорее всего, там были спальня и уборная.

— Здесь автономная система вентиляции, — начал Олег, опуская меня на ноги. — А еще — видеосвязь с внешним миром и запас продуктов примерно на месяц…

Олег нажал на какую-то клавишу, и дверь, скрывающая вход в этот бункер, с лязгом закрылась, отрезая нас от внешнего мира. Облизав пересохшие губы, я пыталась подавить нарастающее волнение. Если отбросить мысли о том, что мы под землей, то здесь действительно было мило!

— Как думаешь, через сколько мы поднимемся наверх?

По выражению его лица, по игривому, заводящему блеску в глазах, по тихому, грудному голосу я поняла, что не скоро! Ой, как не скоро!

Мы здесь. Вдвоем. Отрезанные от всего мира. И я хочу этого! Только его! Сейчас. Немедленно!

— Давай не будем подниматься? — предложила я вместо ответа.

Олег притянул меня к себе, обхватывая ладонями лицо. Его взгляд, сотканный из обожания и нежности, пронизывал насквозь. Я чувствовала его дыхание, обжигающее мою кожу, как каждая клеточка моего тела отзывается на его близость. Он смотрел так, будто я — весь его мир, его вселенная, его единственная истина.

Мои руки, словно под властью невидимой силой, потянулись к его шее, пальцы жадно зарылись в густые волосы на затылке. Я чувствовала, как все его тело мгновенно напряглось в ответ, как каждая клеточка его существа откликнулась на мой зов. И между нами вспыхнул ток, заставив все внутри болезненно сжаться от пьянящего предвкушения. Этот миг застыл, превратился в вечность. Вечность, из безграничной любви и всепоглощающего желания.

И вот, наши губы встретились в робком, нежном прикосновении, которое в следующее мгновение переросло в страстный, всепоглощающий поцелуй. В нем было все: и тоска по каждой частице его кожи, и неутолимая жажда друг друга, и клятва вечной, нерушимой любви. Я растворилась в нем, утонула в его жарких объятиях, позабыв обо всем на свете, оставив за пределами все свои страхи. Сейчас лишь он важен! Олег и этот безумный, пьянящий момент.

Олег, словно опьяненный, подхватил меня на руки и унес вглубь комнаты. Я ощутила мягкость дивана под спиной, а затем — его сильные, но такие бережные руки, медленно, мучительно медленно освобождающие меня от одежды. Я же, не церемонясь, сорвала с него футболку, отбросив ее на пол. Как же я безумно по нему соскучилась! По этим диким поцелуям, от которых по коже бежали толпы бешеных мурашек, по жару его тела, по его мощным плечам, в которые я готова была вцепиться пальцами до крови.

Один лишь мой тихий, сдавленный стон — и Олег с остервенением набросился на мои пижамные штаны, которые постигла трагическая участь: он просто разорвал их. Оторвавшись от моих губ, он принялся целовать мое лицо, осыпая поцелуями каждый миллиметр кожи, переходя к уху и спускаясь вниз по шее, обжигая языком впадинку ключицы. Сильные его пальцы впились в мои ягодицы в тот самый момент, когда его губы сомкнулись на моем соске.

Неудержимый грудной стон вырвался из моего рта, и Олег, вздрогнув, оторвался от меня, и в его глазах я увидела дикий, обезумевший ужас.

— Все нормально? Черт! Я сделал больно, да?

Это было забавно. Честное слово! Вы когда-нибудь видели, как свирепый варвар превращается в испуганного котенка? А я вот увидела! Этот неподдельный страх в его глазах, дрожащие губы, трагедия, отразившаяся на его лице.… И мне бы утешить его, успокоить, но я просто не сдержала смех.

Олег отстранился и, закрыв лицо руками, тяжело опустился на диван.

— Дьявол! — выдохнул он с тревогой. — Надо было спросить у Муху, как нам теперь трахаться… я же ни черта не знаю, — он бессильно развел руками.

Я придвинулась ближе, разглядывая его пасмурное лицо. Волнение.… За нашего малыша, за мое самочувствие. Да! Именно оно! И это было одурительно трогательно.

— Я говорила тебе, что ты невероятно милый, когда так беспокоишься? — решила я снять напряжение.

Олег коротко взглянул на меня:

— Не смешно, малышка, — серьезно произнес он. — Сейчас надо быть аккуратными и… не знаю… может, вообще лучше к тебе не прикасаться?

Здрасьте, приехали! В смысле, не прикасаться?!

— Я беременна малышом, Олег, а не ядерной бомбой! — усмехнулась я и уткнулась носом в его ухо.

Олег шумно выдохнул и откинулся на спинку дивана, словно потеряв силы. А я, словно завороженная, принялась гладить его грудь, вырисовывая круги на твердых мышцах.

— Кажется, пора снова перелистать Камасутру, — раздраженно заявил он.

А у меня вдруг перед глазами всплыл тот самый момент в Ирландии.… В Дублине.… Когда Олег заявил, что не позволит мне быть сверху, дабы избежать пробуждения своего внутреннего зверя. И в моей голове тут же возник дерзкий план.

— Кажется, у меня есть идея получше…

Олег вопросительно взглянул на меня, а мои губы растянулись в довольной улыбке. Я встала на ноги прямо перед ним и сбросила с себя последние остатки одежды. В его глазах вновь вспыхнули янтарные огни, говорящие о желании и необузданной страсти. Он жадно, неприкрыто рассматривал меня сверху вниз, прикусывая губу.

— Теперь мы можем попробовать так… — и я уселась к нему на колени, повернувшись к нему спиной и прижавшись к его мощной груди, почувствовав, как он напрягся.

— София, — выдохнул он мне в затылок. Я уловила в его голосе гортанные нотки возбуждения, смешанные с тревогой.

Но я и не думала отступать! Не сейчас!

— И вот так… — наклонилась вперед, выпячивая попку.

Его ладони тут же легли на мою спину, мощные, обжигающие, они прошлись от затылка до ягодиц, сминая их ощутимо.

— София… — рычал он, задыхаясь за моей спиной.

Видимо, все еще пытался контролировать свое возбуждение, а может, и мое. Но с каждым вдохом ему это давалось все сложнее, ведь в меня уже упиралось доказательство его страсти.

Я вновь прижалась спиной к его груди, обнимая его голову одной рукой и запуская пальцы в его волосы.

Олег дрожал. Ощутимо вздрагивал подо мной, и это чувство… Господи! Это то самое чувство, когда ты держишь в своей руке поводок от настоящего волка, и он тебе подчиняется. Власть! Власть над этим зверем! И это задевало внутри меня самые сокровенные струны, которые в совокупности с диким желанием рвались наружу.

— Хочешь, еще покажу…?

— Хочу… — ответил он шепотом, хриплым и срывающимся.

Я развернулась к нему лицом, прижимаясь своими бедрами к его.

— И так мы теперь тоже можем…

Мне показалось, что он вот-вот сойдет с ума, прямо сейчас. Вид у него был изнеможенный, жаждущий, опасный. Словно я играла с ним в невероятную рискованную игру. Но мне это очень нравилось. Страсть, на грани безумия!

И я не ошиблась — он действительно мне подчинялся.

Мое сердце выбивало остервенелый ритм. Я чувствовала себя всесильной, но в то же время невероятно ранимой. Власть над ним пьянила, но больше всего хотелось просто утонуть в его любви.

Я провела кончиками пальцев по его щеке, ощущая легкую щетину. Кожа под моими пальцами горела. В его глазах плескалось столько чувств, каких я прежде никогда не видела, что у меня перехватило дыхание. Хотелось запомнить каждую секунду, каждую деталь этого момента. Каждый его судорожный вздох.

И я подалась еще ближе, сокращая и без того небольшое расстояние между нами. От этого моего движения Олег издал гортанный рык. Его руки обвили мою талию, прижимая еще крепче. Я чувствовала каждый изгиб его тела, слышала его учащенное дыхание. Он немного приподнял бедра, удерживая меня на них, словно примиряясь, и, не сдержавшись, закусил нижнюю губу и оскалился. Дико. По-звериному, но дьявольски соблазнительно.

— С чего хочешь начать? — тихо спросила я.

Он, наконец, посмотрел мне прямо в глаза, запустил свою руку в мои волосы, смял их в сильных пальцах:

— Вот так… малышка… сначала так!

Медленно наклонившись, я коснулась его губ своими. Легкий, едва ощутимый поцелуй, словно прикосновение крыла бабочки. Но в нем было столько страсти и желания, что у меня закружилась голова. Я углубила поцелуй, а он позволял мне вести, позволял мне владеть им.

Мир вокруг перестал существовать, остались только мы двое в этом вихре чувств и желаний. В этот момент я поняла, что моя власть над ним — это ничто по сравнению с той властью, которую он имеет надо мной.

Глава 46

Не хотелось вырываться из этого убежища. Кто бы мог подумать, что в этом бункере я найду покой.… Или, скорее, обрету его с ним. Без Олега все было бы иначе. Без прикосновений его рук, без этих безумных, жадных поцелуев, без страсти, что пылала ярче любых слов прощения, заглушая боль последних дней.

Мы лежали, прижавшись друг к другу, на этом тесном диване, словно единое целое. Я почти вся уместилась на нем, положив голову на его сильное плечо, слушая мерный, успокаивающий ритм его сердца. Пальцы Олега нежно касались моей щеки, убирали выбившуюся прядь волос за ухо, возвращались, очерчивая линию скулы, подбородка, и, наконец, трепетно касались губ.

— Нам пора наверх, — прошептал он, и я встревоженно подняла на него взгляд. Я видела, как ему не хочется уходить из этого мира на двоих, но он сухо усмехнулся, кивнув на дверь, — У нас гости…

— Феликс?

— Угу, — Олег коснулся губами моего лба, — Хочет убедиться, что ты жива и здорова…

Ревность прозвучала в его словах отчетливо и больно. Не нужно было спрашивать.

Я провела ладонью по его груди, притягивая к себе за шею, чтобы коснуться его губ. И, оторвавшись, прошептала:

— Феликс — мой друг…. Не стоит ревновать…

— Знаю, — ответил он, — Но это не делает его присутствие здесь менее… раздражающим. Если он продолжит поддерживать каждую твою безумную идею, то…

— Больше никаких безумных идей!

Олег скептически вскинул бровь:

— Да неужели? Ты и он — вы же от макушки до пят состоите из одного безумия!

Улыбка против воли тронула мои губы. Это была горькая, но правда. Хотелось бы мне быть рассудительнее, в своих очередных идеях, но чаще всего, страхи брали надо мной верх, позволяя совершать опрометчивые ошибки. А Феликс.… Не знаю, как так вышло, но он всегда поддерживал мое безумие. Наверное, из-за этого, а может и по другой причине, он стал мне по-настоящему дорог. Как…

— Знаешь, — тихо начала я, — он мне напоминает… одного человека. — Лицо мое исказила гримаса боли. Имя этого человека словно застряло в горле. — Того, кого мне очень не хватает…

Олег смотрел на меня пронзительно, будто заглядывал в саму душу, и я увидела, что он понимает, о ком я говорю.

Вахрин. Рома Вахрин, мой верный друг! Оказавшийся не в то время, не в том месте.… А главное — рядом со мной. Именно это и привело к его гибели! Его и Петю — Жука…

В горле появился мерзкий комок — вина. Невыносимая, всепоглощающая вина, от которой я никак не могла избавиться. Она душила меня, сдавливала грудь. И сейчас, как и всегда, этот ком поднимался все выше, а глаза защипало от предательских слез.

Олег нежно, с особой бережностью повернул меня на спину, одной рукой гладя по волосам, а другой — удерживая за подбородок, не позволяя отвернуться. А я так хотела спрятать лицо, скрыть слезы, которые уже готовы были хлынуть из глаз.

— Ты не виновата, София, — прошептал он, — Это моя вина, и только моя. Когда я нанимал этих головорезов, я не мог себе представить, что их методы окажутся… такими… — Лицо Олега омрачилось, а в глазах плескалась такая боль, что у меня не хватило духу отвести взгляд. — Пока они тащили ребят в фургон, они вкололи им препарат, останавливающий сердце… Я должен был это предвидеть… должен был, но… — Он прикусил губу, и его голос стал хриплым, полным муки, — Единственное, за что я благодарен Богу, что тебя вытащил Феликс, иначе…

И я знала, что было бы, окажись я в руках этих наемников.

Возможно, я должна была испытывать к Олегу отвращение. Ведь все его слова сводились к тому, что он — причина смерти моих друзей. Но вместо этого я чувствовала лишь печаль. Печаль оттого, что он винит себя в их гибели. Может, он и правда был виноват. Но сейчас я не хотела об этом думать. Не могла! Единственное, чего я жаждала — это прощения. Прощения у Ромки и Пети.

— Я… хочу,… где их могила, Олег?

Олег пристально разглядывал меня, не моргая. Казалось, он готов был солгать, придумать что угодно, лишь бы остановить меня. Но вместо этого он сдался. Может, ему тоже нужно было это. Или за последнее время между нами произошло нечто, что сделало нас ближе, лишило возможности лгать и что-то скрывать.

Он нервничал. Я видела, как он покусывает губу, машинально убирает прядь волос за мое ухо, делает вид, что спокоен и отстранен. Но я видела его настоящие эмоции, плескавшиеся в глубине янтарных глаз.

— Хорошо, — выдохнул он, — Феликс нас отвезет…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я лишь моргнула, потому что сперва, не поверила. Он сдался?! Не сопротивляясь?!

Когда он отстранился, меня пронзил леденящий холод. Мороз словно сковал тело, по коже пробежали мурашки, от самых пят до спины и поднялись выше, поселившись на затылке.

— В спальне есть одежда, — сказал Олег, кивнув на одну из дверей, — Я выбрал на свой вкус. Подбери что-нибудь теплое… ладно?

Я кивнула и поспешила в указанную дверь. Небольшая уютная комната со светлыми стенами, массивной дубовой кроватью, застеленной белоснежным бельем. Те же напольные светильники, создающие мягкий приглушенный свет. И небольшой шкаф, к которому я тут же направилась.

Быстро осмотрев содержимое, я поразилась точному вкусу Олега и угаданному размеру. Можно было бы подумать, что все это выбирал не он, но, заглянув в ящик с нижним бельем…

— Ты неисправим, мой муж…

Я выудила оттуда хоть что-то более или менее приличное. Хотя приличного там, ровным счетом ноль. Натянула черные джинсы и вязаную кофту. Теплую, нежную. Обняла себя обеими руками и зажмурилась, ища в этой нежности хоть немного спокойствия. Но какое тут спокойствие, когда мне предстоит самая тяжелая встреча в моей жизни?

Поднимаясь по узкому проходу бункера, я поняла, что он не так уж и страшен, как мне показалось поначалу. Олег слегка подталкивал меня вперед, а когда мы вышли в полумрак коридора, остановил, повернув к себе:

— Обещай, что не будешь нервничать… — Я кивнула, а он прижался своим лбом к моему, нежно поглаживая щеку, — И плакать тоже не смей… иначе я сойду с ума…

— Мог бы выбрать дом и посимпатичнее, — раздался за спиной голос Феликса, и я вздрогнула. — Вкус у тебя, брат… отстой!

Возможно, мне и стоило сдержаться, но я не смогла. Сделала несколько шагов и крепко обняла своего друга. Он ответил тем же, прижимая меня к себе. Мне показалось, или Олег недовольно зарычал, наблюдая за приветствием его женщины и лучшего друга?

Ничего! Пусть привыкает! У нас еще много работы с его ревностью. С этого и начнем.

Феликс отстранился и заглянул мне в глаза:

— Если он тебя обижает, моргни два раза…

Я улыбнулась его шутке, а может, и не шутке вовсе, ведь судя по его лицу, Олег уже успел высказать ему все, что думает по поводу его помощи мне.

— Это он тебя так? — воскликнула я, не в силах отвести взгляд от синяка на виске парня. Он был огромным и уже сходил — это ускоренная регенерация оборотня, но я точно знала, когда он появился. Вчера! В тот момент, когда Олег узнал, что Феликс помогает мне с паспортом для побега. — Олег!

— Поделом ему, — фыркнул он и подошел ближе, — Сейчас еще поддам, если не отпустишь мою жену…

— Ой-ей! — саркастично бросил Феликс и тут же отстранился, — С ревностью у тебя дела все хуже и хуже…

И как же мне хотелось сказать, насколько они плохи, но я вовремя прикусила язык. Раздражать Олега сейчас совсем не входило в мои планы.

— Поехали, — скомандовал Олег и, схватив меня за руку, потащил к выходу.

— Куда мы так спешим? — Феликс шел следом.

Олег помог мне обуться, хотя я пыталась протестовать. Ну что я, маленькая что ли? Но кого это волнует. К тому же он уже справился с обувью и надевал на меня теплую куртку.

— Отвезешь нас к… Вахрину… — сказал Олег, не глядя на Феликса. Тем временем он застегнул мою куртку до самого подбородка и легко улыбнулся, коснувшись кончика моего носа.

Я чувствовала спиной взгляд Феликса. Он хлопал глазами так сильно, что я ощущала этот леденящий ветерок на своем затылке.

— Ты… уверен, Волк? Может, не стоит… — пробормотал тот в ответ.

— Уверен, — без тени сомнения ответил Олег. Быстрым движением он надел кожаную куртку, и мы вышли на улицу.

Прохладный ветер тут же окутал меня, и я поежилась. Скорее, совсем не от ветра, а от дурного предчувствия. Но я старалась не думать об этом сейчас. Сохранить хоть немного спокойствия, иначе Олег передумает и, скорее всего, вернет меня в бункер или даже пристегнет наручниками, как грозился. Ему-то хорошо известно: если уж я что-то задумала, меня ничем не остановить!

— Не самая удачная идея… Может, лучше съездим в парк…

Продолжал ворчать Феликс, явно недовольный этой затеей. А мы уже пересекли парковку и направлялись к машине Феликса. Черный внедорожник приветливо моргнул фарами, когда Феликс разблокировал двери. Олег открыл заднюю дверь и предложил мне руку, чтобы помочь забраться внутрь.

— Нахер вам это надо? Ну, правда… — продолжал парень.

Я обернулась и посмотрела на него с решимостью во взгляде. Он как никто другой знал этот взгляд. И тут же замолчал, хотя лицо его оставалось недовольным.

— Успокойся, Феликс, — попросила я и натянула улыбку. Да, неестественную. Да, немного грустную. Но она помогла мне собраться с мыслями, — Истерики не будет. Обещаю!

И вот мы уже неслись по трассе. Феликс первое время еще пытался отговорить нас от этой поездки, но в ответ получил лишь приказ Олега заткнуться и следить за дорогой. А дальше они перешли к разговорам о Сереге, Тишко и охотниках.

Я старалась не слушать. Да у меня и не получалось уловить суть разговора, кроме отдельных, пугающих фраз. В голове была только одна мысль: побывать на могиле друзей. Извиниться. Покаяться. И, возможно… отпустить!

За окнами мелькали коттеджные поселки, вскоре сменившиеся лесом. А через пару минут дорога стала пугающе скользкой. Из-за недавнего дождя ее размыло, но Феликс умело маневрировал между лужами грязи. Из-под колес с яростью вырывались брызги, а рык мотора звучал зловещей угрозой. Казалось, вот-вот завязнем здесь, в этой трясине. Мой разум уже рисовал картину неминуемой пешей прогулки по этой жиже, как вдруг Феликс резко затормозил.

Пустырь. Смутно знакомый, словно призрак из прошлого. В памяти всплыл тот момент, когда тот самый фургон, с наемниками, привез нас именно сюда. Тогда, я думала, что умру. Вместе с Петей и Ромой. Невыносимая боль разрывала меня от осознания их смерти. А сейчас…

Эти ощущения вернулись с утроенной силой. Мощным цунами, сбивающим с ног. Руки дрожали, а сердце отчаянно прыгало по гортани, видимо ища путь к бегству.

— Все в порядке? — спросил Олег, помогая мне выбраться из машины.

— Да какое в порядке! — огрызнулся Феликс с другой стороны авто, — Глупая затея! Идиотская!

Но Олег смотрел только на меня. Искал ответ в моих глазах. А я и сама не знала. Как можно быть «в порядке» в такой ситуации? Возможно ли это вообще?

Олег коснулся моего лица теплыми ладонями, и этот жест стал спасительным якорем. Тепло разлилось по щекам, обжигающим потоком прошло через шею и стремительно завладело всем телом. Он здесь! Они оба здесь, Олег и Феликс. Моя опора! Самые важные люди в этом безумном мире!

— Мы можем вернуться, — прошептал Олег с тревогой в голосе.

— Нет, — выпалила я, отчаянно качая головой, — Мне нужно… нужно это…

Он лишь кивнул, нахмурив брови.

Странно, что он соглашается со мной. Странно и вместе с тем приятно. Он прислушивается к моему мнению. И именно это дарит мне силы. Я должна! Должна встретиться лицом к лицу с этим страхом, с этой мыслью — что моих друзей больше нет. Конечно, я это знала. В какой-то мере понимала. Но внутри меня бушевал ураган, не давая смириться с потерей.

— Веди, — скомандовал Олег, и Феликс, бурча под нос ругательства, двинулся вглубь леса.

Шли недолго. Метров двести, может чуть больше. Олег все это время держал мои пальцы в своей горячей ладони. Оберегал от веток, которые норовили хлестнуть по лицу, возможно, чтобы отрезвить. Но это было бесполезно! Ничто не могло заглушить неистовое желание увидеть их… могилу…

Феликс остановился. Олег подвел меня ближе, и я оцепенела.

Холмик. Просто холмик возле огромного дерева. Это все, что осталось от моих друзей. От Пети. От этого веселого толстячка, не расстававшегося со своей видеокамерой. В голове снова промелькнул тот вечер… Москва… Особняк на Волхонке.… Петя – Жук снимал меня и подбадривал, ведь я жутко нервничала после своего провального выступления на пресс-конференции.

А еще этот холмик — все, что осталось от Ромки. Он был не просто школьным другом. Он был мне братом. Мы делили все, начиная от новогодней мандаринки и заканчивая самыми сокровенными тайнами, что скрывали в своих душах! Мы делили с ним всё. Переживания и страхи, радости и победы. Всю его, и мою жизнь…

Ничего не видя перед собой, я подошла ближе. Ватные ноги подкосились, и я рухнула на колени прямо перед ней… этой жалкой могилой, которую и могилой-то назвать сложно!

Жуткая боль. Нестерпимая. Но я не пускала её в себя. Она маячила где-то на периферии моего сознания. И я знала, что стоит поддаться, и истерики не избежать. А я обещала. Обещала не нервничать и не плакать. Но, кажется, я слишком самонадеянно поверила в то, что справлюсь.

— Я… я… — мои слова тонули в шорохе листьев. Горло жгло. В глазах стояли слезы. Сделала над собой нечеловеческое усилие. Буквально сломала что-то внутри, чтобы произнести: — Простите… я виновата…

И все! Плотина рухнула, и поток отчаяния хлынул из глаз. Бесконтрольный! Мощный! Разрывающий меня на части.

— Бля! Волк! Я же говорил…

Кажется, Феликс хотел подойти, но Олег остановил его. Возможно, схватил за плечо, потому что я услышала шорох ткани.

— Оставь, — прошептал Олег, — Ей это нужно…

В его голосе звучала не просто боль. Что-то надломленное. Словно он разрывался вместе со мной. Я помнила, что обещала ему не плакать. Но не могла иначе! Это было просто невозможно!

От этого я ещё больше зарыдала, выпуская всё, что накопилось внутри. Я знала, если во мне останется хоть капля этой боли, хоть капля отчаяния, хоть капля вины за их смерть, то она съест меня. Завладеет до костей. И мне хотелось оставить её здесь. Выплакать эту мучительную боль. Излить всю свою вину в этот чёртов холмик. В эту проклятую землю, что теперь хранила тела моих родных друзей.

Глава 47

— Я и сама справлюсь,… правда…

Ну вот, только ножкой осталось топнуть, и картина маслом!

Олег усмехнулся сквозь тревогу, сжал мое колено в жесте, полном решимости быть рядом, разделить надвигающийся миг первого скрининга.

— И вообще, у тебя куча дел! – не сдавалась я. – Серегу ищешь, план по устранению Тишко вынашиваешь…

Дело не в том, что я не хотела его присутствия в этот важный момент. Просто я до жути боялась. Боялась, что УЗИ выкинет какой-нибудь фортель, какую-нибудь гадость вроде угрозы моей жизни. Легко сказать — беременна оборотнем! А кто-нибудь вообще понимает, чем это отличается от обычной беременности обычного ребенка? Ну, кроме повышенной регенерации и внезапных приступов желания съесть тону жареного мяса?

Я паниковала! Безумно паниковала! Все утро отчаянно пыталась сохранять видимость спокойствия. Натянуть ободряющую Олега улыбку, но все тщетно. Он и сам был как на иголках. Возможно, боялся этого скрининга, а, возможно, и тех проблем, что все еще давили на нас своей смертельной тяжестью.

— Ты и наш ребенок — вот все, что меня сейчас заботит,— сказал он, сильнее сжимая мое колено, продолжая ровно и медленно вести машину.

Да, я это заметила! Вообще, все его изменения за последнее время — как на ладони. В поведении, в жестах, даже в желаниях. Он больше не набрасывался как дикий зверь. Не рвал мою одежду. Не ломал меня пополам, стараясь поработить и подчинить своей воли. Действует как с бомбой, которая вот-вот рванет! Теперь он касался меня с осторожностью, с нежностью и почти священным трепетом.

Сегодня утром я проснулась от его ласковых прикосновений к животу, от шепота, обращенного прямо в пупок. Интересно, что он там пытался втолковать нашему малышу? Может, умолял его расти медленнее, чтобы мой организм успевал адаптироваться к этим стремительным переменам…

Я и не мечтала о легкой беременности. Нет, я не питала глупых иллюзий! Но после откровений Олега, тревога сдавила меня вдвойне. Оказывается, ребенок от оборотня развивается с невероятной скоростью. И если обычная беременность длится девять месяцев, то у нас — максимум шесть. Это одновременно пугало и вселяло радость.

Осталось пять месяцев до встречи с нашим малышом!

— Волнуешься? — спросил Олег, как только мы остановились у клиники Альберта.

— Нет,— солгала я.

Он подался вперед, заключил мое лицо в ладони:

— Все будет хорошо…

— Я не за скрининг боюсь,— выпалила я.

Олег испытующе смотрел мне в глаза, пытаясь прочитать истину.

— Причина твоего беспокойства — я. Верно?

— Да,— кивнула я. Олег лишь криво усмехнулся,— Пообещай, что ты не придушишь Альберта, или не уничтожишь клинику,… в общем, не придешь в ярость, если…

Олег отстранился, убрал руки от моего лица, но продолжал сверлить меня взглядом:

— Если мы узнаем, что беременность тебя убивает?

Я судорожно сглотнула. Отвратительное предчувствие. Просто мерзкое. Ведь именно это и терзало меня больше всего. Боялась, что боль и ужас прошлых дней вернутся вновь. Конечно, я твердила себе, что все в порядке. Что я выдержу. А как иначе?! Я просто обязана выдержать! Но в душе все еще стояли жуткие картины тех дней, когда Олег силой убеждал меня в обратном.

— Пообещай, что что бы ни случилось, ты не станешь требовать от меня… аборта…

Олег мгновенно помрачнел. Нервно потер лицо ладонью, словно пытаясь стереть напряженные мысли.

— Дьявол! Теперь и я волнуюсь…— бросил он и поспешил выйти из машины.

Он обогнул капот, распахнул мою дверь и вытащил меня из салона за руку. Нервный. До жути нервный. Глаза мечутся по моему лицу, словно ищут ответ на вопрос, который он боится задать вслух. Не могу даже представить, как ему тяжело. С одной стороны — жизнь нашего ребенка, с другой — моя…. И если бы выбор стоял передо мной, я бы выбрала ребенка. Его жизнь. Но Олег… нет… и я это понимала.

— Пообещай мне,— не унималась я. Олег отвел взгляд куда-то в сторону, видимо, лишь бы не смотреть на меня. И мне становилось невыносимо страшно,— Олег,— позвала я,— Пожалуйста,… просто пообещай…

Он, наконец, вновь посмотрел прямо мне в глаза. И этот взгляд…. Снова злобный. Снова проникающий в саму душу. Губы сжаты в напряженную линию. Челюсти судорожно сомкнуты. На висках пульсировали вздувшиеся вены. Минуту сверлил меня взглядом, словно взвешивал все «за» и «против», а потом с шумом выдохнул:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Обещаю.

Но легче мне от его обещания не стало. Тревога внутри разрослась до размеров вселенной. Руки дрожали уже там, в холле клиники, где нас встречал Альберт с сияющей улыбкой на лице.

Вот у кого в жизни точно не было проблем! Разве что несвоевременно взятые анализы или медлительность персонала.

— Чего такие хмурые? — поприветствовал Альберт, оглядывая сначала меня, потом Олега,— Боитесь, что будет девочка?

Олег недовольно фыркнул. Я отмолчалась. У меня и так вся тревога написана на лице, Альберт, скорее всего, тут же уловил мое волнение.

— Веди давай на этот… скрининг,— процедил Олег.

— Нетерпеливый у нас папаша,— отозвался он и повел нас вглубь коридоров.— Как твоя рука? — поинтересовался он, заводя нас в кабинет.— Я подготовил несколько ампул с сывороткой, на всякий случай…

— Рука не беспокоит,— поспешно ответила я,— Всё в порядке. Остался только рубец…

— К сожалению, это издержки высокой регенерации,— пожал плечами Альберт и кивнул в сторону кушетки с аппаратом УЗИ,— Поскольку твои клетки не привыкли к такому быстрому заживлению, шрам неизбежен…

Я лишь кивнула. Сейчас не до шрама! Меньше всего меня волновали сейчас отметины на моей коже! Когда внутри бушевала настоящая буря.

Сглотнула плотный комок и легла на кушетку. Олег встал рядом, за спиной Альберта, что уселся за УЗИ-аппарат. И от одного вида мужа мне становилось не по себе. Суровое лицо, брови сведены к переносице. Мощные скулы вибрировали от напряжения. Взгляд прожигал то монитор, то спину Альберта. Казалось, на месте его удерживали лишь собственные руки, скрещенные на груди. Его мощные плечи казались угрожающими. Словно он готов был наброситься на этот монитор, если тот покажет что-то ужасное. В нашем случае трагически ужасное….

Выдохнула и приподняла кофту, чтобы Альберт смог нанести прохладный гель на мой живот. Я вздрогнула от прикосновения датчика УЗИ к коже. Альберт ободряюще улыбнулся, чтобы я расслабилась. Да какой там! Я еще больше занервничала.

Я не видела, что происходит на мониторе. Мне приходилось считывать это по глазам Олега. Он нахмурился еще больше. А Альберт продолжал водить датчиком по моему животу. То замирал на секунду, то снова вел в разные стороны.

— Так…— вдруг раздался голос Альберта, и я вздрогнула. Сердце мое ухнуло в пятки. — Пузырь очень плотный… никак не удается пробиться,… скорее всего, защитная оболочка такая плотная из-за повышенной нагрузки на плод…

Звучало жутко. Непонятно, что это значило. Хорошо это или плохо. Но звучало отвратительно.

Вдох — выдох. Вдох — выдох. Это все, на что я была способна.

— Давай попробуем более чувствительный датчик…— предложил Альберт скорее самому себе, ведь и я, и Олег в этом мало что понимали.

Особенно Олег. Он с таким видом смотрел на монитор, словно еще немного, и он выбьет из него то, что так усердно пытается увидеть Альберт.

Альберт не спеша достал другой датчик, намазал его гелем и приложил к моему животу. А тем временем я просто молилась. Изо всех сил молилась, чтобы все было хорошо. Так усердно молилась, что прикусила губу до крови.

— Есть,— улыбнулся Альберт, как будто выиграл миллион в автомате.

Олег стоял, молча, но я видела, как он нервно вздрагивает от переполняющего его нетерпения. Альберт же долго, мучительно долго разглядывал монитор. Хмурился, потом разглаживал эту подозрительную складочку между бровей, потом снова хмурился. И наконец:

— Беременность внутриматочная,— сказал он, и по тону его голоса я поняла, что это хорошо.— Околоплодные воды в норме, качество их… тоже в норме…

Олег подался ближе, изучая монитор:

— Что ты там видишь вообще?

Альберт лишь усмехнулся и продолжил:

— Развитие плода, как мы и предполагали, стремительное. Примерно восьмая-девятая неделя….

«Настолько стремительно?!» — хотелось крикнуть мне, но я лишь сильнее вжалась в кушетку и стиснула пальцами края свитера.

— Шустрый,— улыбнулся Альберт,— Весь в папашу…

Олег сделал шаг вперед. Нагнулся, нависая над Альбертом, и уперся мощной рукой в спинку стула. Продолжая буравить монитор непонимающим взглядом.

— Хочешь разглядеть? — поинтересовался Альберт. Олег не ответил,— Сейчас попробую его поймать…

Сделал легкое скольжение по моему животу и чуть плотнее прижал датчик к коже. А я уже не дышала. Все мои попытки контролировать нервы рухнули.

— Вот…— Альберт второй рукой ткнул пальцем в монитор,— Видишь? Уже формируется головка и конечности… можно увидеть даже ушные раковины… вот,— снова что-то показал,— И уже есть пальчики…

Пока Альберт торопливо показывал Олегу что-то на мониторе, тот стоял как статуя. Еще недавно нахмуренное лицо вдруг потеряло прежнюю встревоженность. Он подался еще ближе, а я замерла. Глаза Олега, не моргая, были прикованы к монитору, и казалось, он… в шоке? Он то открывал, то закрывал рот, не просто удивленный увиденным, а казалось, ошеломленный тем, что сейчас появилось на экране. Его рука вдруг потянулась к монитору, но замерла в сантиметрах от него, словно испугавшись этого соприкосновения.

— Малыш,— выдохнул Олег с нестерпимыми нотками восхищения,— Там ма… ма… малыш…

В горле у меня пересохло, и я сглотнула, пытаясь хоть как-то смочить пересохшее небо. Слова Олега, эти простые, такие долгожданные слова, словно эхом отдавались в моей голове. Малыш.… Там малыш. Мой малыш, наш малыш. Слезы брызнули из глаз, и я, уже не стесняясь, позволила им катиться по щекам. Это были слезы облегчения, слезы счастья, слезы надежды.

Я смотрела на Олега и видела в его глазах не просто удивление, а какое-то благоговейное, трепетное чувство. Его обычно суровое лицо смягчилось, приобрело какие-то детские, наивные черты. Он словно заново открывал мир, словно видел чудо, которое до этого было скрыто от его глаз. И это чудо сейчас происходило здесь, в этой маленькой комнате, здесь, со мной.

— Я хочу посмотреть…— мне казалось, что мой голос умер еще в горле, но Альберт услышал меня и повернул монитор в мою сторону.

На экране, словно в тумане, проступали очертания. Маленькое, совсем крошечное существо, но такое важное, такое огромное для нас обоих. И я увидела всё, что показывал Альберт Олегу: крошечную головку с едва различимыми глазками и ушками, ручки с малюсенькими бороздками — пальчики! И волна тепла, нежности, безусловной любви захлестнула меня изнутри. Это мой ребенок, часть меня, часть Олега. Наша надежда, трепетная и хрупкая, наша общая радость, наше будущее, бьющееся сейчас где-то глубоко внутри.

— Сейчас послушаем его сердцебиение… — участливо проговорил Альберт и нажал что-то на аппарате.

И в тишину ворвался этот учащенный, хрупкий стук, такой трепетный и неуверенный, что я снова заплакала, прижимая дрожащую руку к губам, чтобы сдержать рыдания.

Тук-тук… тук-тук…

— Наш малыш… — потерянно выдохнул Олег.

— Сердцебиение в норме, — констатировал Альберт, — Внешних признаков для паники я не вижу. Конечно, это не совсем обычный ребенок, и судить о дальнейшем развитии я не могу…

— Заткнись, Муха, — резко оборвал его Олег, всё еще не в силах оторвать взгляда от мерцающего экрана.

Альберт улыбнулся понимающе, проворно щелкнул клавишами, убрал датчик с моего живота и протянул Олегу небольшой прямоугольник. Первый снимок нашего ребенка — поняла я.

— Салфетки на столе, — бросил Альберт и обошел кушетку, — Вижу, вам нужно побыть вдвоем, так что…

Я поймала взгляд Олега. Удивительно ясные, полные такой нежности и неподдельных эмоций, каких я никогда прежде в них не видела, что мои слезы словно испарились.

— Иди, Муха, иди, — подтолкнул его Олег, — Я тут сам справлюсь…

Мне хотелось поблагодарить Альберта. За всё! За это чудо, которое он нам сегодня подарил, но я не смогла вымолвить ни слова. Они застряли комом в горле. И вскоре я услышала тихий щелчок закрывающейся двери и приглушенный голос Альберта за стеной:

— Мария, сделай так, чтобы в этот кабинет в ближайшие пару часов никто не заходил…

Олег тоже это услышал. Я увидела, как благодарно блеснули его глаза. То ли за понимание друга, то ли от предвкушения того, что мы наконец-то остались одни.

Он медленно подошел к кушетке, опустился на колени рядом со мной и осторожно взял мою руку в свои ладони. Его пальцы были теплыми и шершавыми, такими знакомыми и родными. Он молчал, просто смотрел на меня, долго, очень долго. И казалось, я понимала его даже без слов. Он прижался губами к моим пальцам в долгом, нежном поцелуе, а когда отстранился, выговорил:

— Знаешь, я был к тебе несправедлив… невероятно несправедлив!

Я часто заморгала, тщетно пытаясь унять бушующую в груди бурю чувств. Олег усмехнулся, горько, с виной, прорезавшейся на лице.

— Думал, ты не выстоишь в моем мире. Думал, тебе здесь не место! Представляешь?

Да, я представляла. Так же отчетливо, как и то, что терзало его сейчас. Хотела что-то сказать, но слова застряли в горле комом. А Олег, не умолкая, продолжал, словно исповедь:

— Хотел подчинить тебя своей воле, но не из-за деспотизма. Нет! Я просто безумно боялся за тебя! Боялся, что мой мир сломает тебя. Искалечит! Осквернит твою чистую душу. И как же я, черт возьми, ошибался, малышка, — его голос сорвался на хриплый шепот. В глазах плескались слезы, тут же отозвавшиеся болью в моей груди. Одна слезинка предательски выкатилась на ресницы и поползла по щеке. Он перехватил ее быстрее, чем она сорвалась с подбородка, и прижал горячую ладонь к моей коже:

— Черт побери, как же я был слеп! За всей твоей кажущейся хрупкостью, София. За нежностью и тонкостью скрыта такая немыслимая сила! Такое мужество, такая несгибаемая решимость…

Я в ответ прижала свою ладонь к его щеке. Легкая щетина приятно колола пальцы, а жар его кожи обжигал и манил. Он коснулся губами моей ладони, а потом, вновь заглянув мне в глаза, тихо произнес:

— Если бы не ты, малышка… я бы потерял все! Потерял бы и своего ребенка, и тебя! И никогда бы себе этого не простил! А ты спасла меня… снова спасла! Мой маленький, нежный воин! — Я улыбнулась сквозь слезы, растроганная его признанием. — Спасибо, любимая… — прошептал он, и голос его дрожал. — Спасибо за новую жизнь… за мою новую жизнь… и за это… за нашего малыша…

Конец второй книги. Продолжение следует…

ДРУЗЬЯ! Ставим лайки и коментарии!!! Это очень вдохновляет и поддерживает, правда!

Конец