Горец. Во все тяжкие

Глава 1. С праздником!

Стефания.

В огромном банкетном зале, где высокие своды растворялись в полумраке, а воздух казался застывшим в торжественном безмолвии, произошло едва уловимое движение. Лёгкий сквозняк, словно робкий гость, коснулся края фаты, и та отозвалась — сначала едва заметно, будто пробуждаясь ото сна. Тонкая, как дыхание, струя воздуха приподняла невесомую ткань. Фата вздрогнула, и по её поверхности пробежала первая волна — плавная, почти призрачная. Она напоминала рябь на поверхности озера, когда первый ветерок касается глади воды. Постепенно движение набирало силу. Фата оживала, подчиняясь невидимому дирижёру. Её складки заиграли, перетекая одна в другую, создавая причудливый танец материи. Край ткани приподнялся, очертив в воздухе изящный полукруг. Казалось, будто фата пытается взлететь, но её удерживала невидимая нить.

Игра света придавала сцене особое волшебство. Лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, пронизывали полупрозрачную ткань, создавая на стенах и полу причудливые узоры.

Моё свадебное платье было шикарным. Пышным, огромным, покрытым безумно красивым кружевом. Каждый стежок казался крошечным произведением искусства — тончайшие нити переплетались, создавая узоры, напоминающие морозные рисунки на зимнем окне.

Шаг за шагом. Робкий цокот каблуков. Громкий стук моего сердца в собственных ушах. Я выхожу замуж. Уже сегодня я стану женой того, кого я не люблю. Уже сегодня разделю с ним постель и подарю ему свою невинность. И каждый день буду покорно опускать глаза при виде его авторитетного стана.

Алтарь светится разными огнями, ярко оповещающими мне, что мне осталось пару метров. Всего ничего до того, когда я упаду в бездну.

Когда я дохожу до большого дубового стола, моё сердце вообще падает куда-то вниз. Ниже земли. Ниже ада. Я вижу лакированные туфли своего жениха. Вижу его наглаженные брюки, белоснежную рубашку, идеально подходящий по цвету галстук.

Поднять глаза выше я не решаюсь. Да и нельзя мне. Бабушка сказала, я должна быть максимально покорной, иначе меня закроют в подвале, и приличное количество времени я буду находиться там. Если честно, слово «покорность» известно мне лишь по книжкам. Это вообще не про меня. Но чтобы показывать зубы, для начала нужно прощупать почву. А она пока безумно твёрдая, чтобы её грызть.

Торжественная классическая музыка приглушилась, и по залу разнёсся властный голос женщины-регистратора.

Уважаемые Стефания и Ильнур! Сегодня — важный и радостный день в вашей жизни. Вы принимаете одно из самых значимых решений — создать семью, объединив свои судьбы. Брак — это союз двух любящих людей, основанный на взаимном уважении, доверии и поддержке. С этого дня вы будете идти по жизни вместе, деля радости и трудности. Перед регистрацией брака прошу вас подтвердить: является ли ваше решение вступить в брак свободным, взаимным и искренним? Стефания, согласны ли вы взять в мужья Ильнура, быть с ним в радости и горе, беречь и поддерживать его всю жизнь?

- Согласна. - Выдыхаю. Ведь никакого выбора у меня и нет.

- Ильнур, согласны ли вы взять в жёны Стефанию, быть с ней в радости и горе, беречь и поддерживать его всю жизнь?

Я жду ответа, но его не последует. Вместо этого я слышу гул. Нет, грохот. Звук выстрела — резкий, оглушительный, разрывающий тишину. Сначала — мгновенный, пронзительный хлопок, будто гигантский хлыст ударил по воздуху. Он бьёт по ушам, заставляет вздрогнуть каждую клетку тела. В доли секунды этот звук заполняет всё пространство, не оставляя места другим звукам. Затем — гулкое эхо, раскатывающееся по залу. Оно отскакивает от стен, потолка, зеркальных поверхностей, многократно повторяясь и постепенно затухая. Этот отзвук ещё вибрирует в воздухе, когда слух начинает возвращаться — и тогда прорываются другие звуки: крики, звон упавшей посуды, топот ног.

Зал взрывается криками. Кто‑то падает, кто‑то бросается на пол, кто‑то застывает в оцепенении. Время будто растягивается, каждая секунда превращается в вечность.

Я поворачиваю голову к своему жениху и вижу, как алое пятно расползается по его груди. Затем бросаю взгляд на своё платье, и оно помечено кровавыми разводами.

Он падает на пол. Будто в замедленной съёмке. Глухо, эстетически красиво, будто это какой-то экшен-фильм.

- Нет… - шепчу я, но мой голос тонет в хаосе. Не понимаю, что происходит. Это цирк? Часть церемонии?

Кто‑то кричит: «Стреляли!», кто‑то зовёт скорую, кто‑то пытается найти убийцу. Я не могу пошевелиться. Всё вокруг превращается в размытое пятно: разноцветные платья, опрокинутые стулья, разбросанные букеты.

Вдруг чьи‑то руки хватают меня за плечи.

- Нужно уходить! Сейчас же! - голос резкий, настойчивый.

Я пытаюсь вырваться, но хватка железная. Она буквально впивается в мои предплечья, даже делает больно.

Ничего не вижу. Перед глазами муть. В груди давит. К горлу подкатывает тошнота. Головокружение. Я просто напросто падаю в мужские объятия. Падаю, и проваливаюсь в небытие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 2. Открытка

Стефания.

Открываю глаза. В горле пересохло так, что аж больно. Словно вместо слюны — наждак, царапающий изнутри. Пытаюсь сглотнуть, но это лишь усиливает ощущение сухости, будто я провела ночь в пустыне без капли воды.

Первое, что замечаю, — незнакомый потолок. Не мой. Гладкий, кремового оттенка, с едва уловимым рельефом, напоминающим волны. Приподнимаюсь — и взгляд тут же цепляется за детали, кричавшие о роскоши и безупречном вкусе.

Стиль — модерн, но не кричащий, а сдержанный, аристократичный. Стены отделаны панелями из светлого дуба с выраженной текстурой; мягкие изгибы линий создают ощущение, будто пространство дышит. В углу — массивное зеркало в раме, повторяющей очертания морских волн.

Кровать, на которой я лежу, — произведение искусства. Тёмное дерево, плавные, почти живые изгибы ножек, изголовье, украшенное тонкой резьбой с растительными мотивами. Покрывало из тяжёлого шёлка приглушённого оливкового оттенка скользит по рукам, когда я пытаюсь подняться.

Пока разглядываю интерьер, ко мне возвращается память, заставляющая закричать в голос. Перед глазами — ужас, что я пережила. Красивая свадьба, закончившаяся убийством жениха.

Яркий свадебный зал вдруг сменяется тёмным переулком, запах цветов — железистым привкусом крови. Я снова чувствую, как холодные пальцы сжимают мои плечи, как чей‑то голос рычит: «Нужно уходить! Сейчас же!».

Кричу, но звук тонет в гулком пространстве комнаты. Сажусь резко, сбивая с края кровати шёлковый плед цвета топлёного молока. Взгляд мечется по интерьеру, пытаясь найти опору в реальности.

Вдруг слышу тихий щелчок. Дверь медленно открывается. На пороге — силуэт. Я замираю, воздух застревает в пересохшем горле.

- Наконец-то ты очнулась. Моего брата убили, а ты дрыхнешь, как после хорошей попойки. - Голос грубый, острый. Способный разрезать сталь.

Рассматриваю его, пытаясь найти общие черты. Тот же нос с горбинкой, те же густые короткие волосы тёмно‑каштанового цвета. Но совершенно другое лицо. Другие глаза — осмысленные, глубокие. Карие, с вкраплениями жёлтого и зелёного, они переливаются при движении, будто в них спрятаны крошечные самоцветы.

Он высок и спортивен. В его фигуре чувствуется скрытая сила — не грубая мускульная мощь, а сдержанная, уверенная энергия человека, привыкшего контролировать ситуацию. Плечи широкие, линия челюсти чёткая, с едва заметной ямочкой на подбородке. Кожа смуглая, будто слегка тронутая южным солнцем.

- Ты в статую превратилась, или что?! - Щёлкает перед лицом пальцами. - Во что вы ввязались, Стефания?!

- Мы? - Сглатываю, не понимая, всерьёз ли он предъявляет мне эту претензию, или решил повеселиться в день смерти брата.

- Это мы нашли на одном из стульев! - Бросает с отвращением в меня ровный кусочек бумаги, похожий на открытку.

- Что это? - Дрожащими руками поднимаю «валентинку» и разворачиваю, вчитываясь в вырезанный из газет текст разными буквами. «Теперь Стефания может быть свободна. Пока». - Не понимаю... - Голос срывается. По щекам бегут слёзы, которые чувствуют только тогда, когда капли достигают губ. - Я здесь не при чём...

- Ага, как же! - Рявкает, вырывая записку из моих рук. - Поэтому здесь твоё имя. Я повторяю: куда вы вляпались, блять?! Отвечай!

- Куда мы могли вляпаться?! - Вскрикиваю. Такой тон выводит меня из себя. - Я твоего брата сегодня видела в первый раз, если ты не знал! До этого меня просто не выпускали из комнаты! И я понятия не имею, какого чёрта здесь написано!

- Гонор понизь, дорогуша. - Вижу, как на его лице начинают играть желваки. - Я имею право с тобой так разговаривать. У меня братишку на глазах убили, и я нашёл это. Пока ты — моя единственная зацепка. Увы. - Поворачивает головой сначала влево, затем вправо, прохрустывая шеей. - Рассказывай. Чем жила до сегодняшнего дня? Про всех мутных знакомых. Хотя нет. Вообще про всех.

- Из мутных знакомых у меня только ты! - Выплёвываю злобно. - И я не обязана тебе ничего рассказывать. Это не моя вина. Меня просто подставили. Конечно, легко спихнуть всё на молодую хрупкую девушку, появившуюся в вашей жизни так внезапно!

- Я пока на тебя ничего не спихиваю, дорогуша. - Наклоняется ближе, щурясь. - Я хочу знать, кто убил моего брата. И хочешь ты этого или нет, но я всё про тебя узнаю.

Ты ему слово, а он тебе: «дорогуша». Гадкий. Противный. Нарцисс.

- Я... Я могу поехать домой? - Поднимаю глаза на мужчину и вижу, как его взрываются злостью.

- Что?! - Вскрикивает. - У тебя жениха убили!

- Вот именно поэтому я и хочу домой. Мне нужен психотерапевт. - Заявляю, потому что с тем, как затихает наша перепалка, ко мне вновь возвращаются воспоминания этого злосчастного утра. И я бы очень хотела это забыть. - А лучше гипнолог.

- Хуёлог. Не нужен тебе, а? - Ведёт бровью. - Пока я не выясню, причём здесь ты, ты не выйдешь из этого дома. Ты с кровати этой не слезешь, пока я тебе не разрешу.

Показательно соскальзываю с простыней и становлюсь на пол. Делаю шаг в сторону окна, кидая взгляд, полный вызова, на мужчину, чьё общество мне заведомо неприятно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Кошмар

Стефания.

Смотрит на меня не моргая. Дышит носом. Мне даже кажется, будто он сейчас воспламенится от перегрева. Его глаза — два раскалённых угля, в которых пляшут невидимые искры. Жилы на шее напряглись, словно готовые лопнуть от внутреннего напряжения. Он сжимает и разжимает кулаки, будто пытается удержать внутри бурю, рвущуюся наружу.

В воздухе повисает тяжёлая тишина, нарушаемая лишь его прерывистым дыханием. Каждая секунда тянется бесконечно, словно резина, натянутая до предела. Я чувствую, как по спине пробегает холодок, несмотря на то, что вокруг — будто в печи. Его взгляд пронзает, будто ищет что‑то в самой глубине моей души.

Кажется, ещё мгновение — и произойдёт нечто необратимое.

- Живи. - Выдыхает внезапно. - Сейчас мне не до тебя. Я займусь тобой позже.

Разворачивается и удаляется из комнаты, оставив после себя лишь шлейф дорогого парфюма. Замок щёлкает, и я понимаю, что меня снова заперли в комнате.

Приняв своё очередное заключение, продолжаю рассматривать интерьер, выделяя для себя определённые детали.

Высокие потолки украшены лаконичной гипсовой лепниной, стены облицованы панелями из дымчатого дуба. Напротив — камин с мраморной облицовкой, над ним зеркало в раме из патинированной бронзы. Каждая деталь кричит о деньгах и вкусе: дизайнерская мебель с хромированными ножками, абстрактная живопись в приглушённых тонах, ковёр с длинным ворсом, в котором тонут пальцы ног.

На туалетном столике замечаю своё отражение: бледное лицо, растрёпанные волосы, глаза, полные ужаса. Рядом — маленькая коробочка из чёрного бархата. Дрожащими руками открываю её. Внутри — обручальное кольцо. Моё кольцо.

Это дом родителей Ильнура, я в этом уверена. Кто-то переодел меня, уложил в кровать. Кто-то принёс мои вещи. Я плохо знаю и своего погибшего жениха, и его брата, но могу точно сказать, что этот дом им не подходит. Слишком. Слишком красивый.

Возвращаюсь обратно в кровать и пытаюсь восстановить в памяти действия недалекой давности. Не те, что были на мой свадьбе. Другие. Те, что случились до.

Утром меня разбудила бабушка. Причём сама, что странно, ведь обычно это делает её домработница. Меня умыли, дали чёткие наставления и запихнули в огромный квадратный «Мерседес». Гелендваген. Или, как называю его я, гроб на колёсиках. В нём сидели трое мужчин. Охрана. Двое спереди и один сзади вместе со мной. Именно они доставили меня в коттедж для приготовления к свадьбе. Там я познакомилась с женихом и его родителями. Ну как познакомилась, перекинулась парочкой слов и таких же наставлений, что дала мне бабушка. Дальше — свадьба. Ничего странного и подозрительного, что могло бы на самом деле помочь брату Ильнура.

Дверь снова щёлкнула, и в проходе появилась девушка с подносом в руке. Она двигалась плавно, почти бесшумно — лёгкие шаги в мягких туфлях едва касались ворса ковра. На ней строгий тёмно‑серый костюм с белоснежной блузой, волосы аккуратно собраны в низкий пучок. Ни единого лишнего движения: всё выверенно, как у человека, привыкшего к роли невидимого помощника.

На подносе — фарфоровый чайник с тонким носиком, чашка с блюдцем, сахарница и ваза с фруктами: спелые персики, виноград, пара золотистых груш. От чайника поднимался лёгкий пар, разнося по комнате аромат бергамота и мелиссы.

- Ваш чай, - произнесла она тихо, ставя поднос на низкий столик у кровати. Голос ровный, безэмоциональный, будто зачитывала инструкцию. - И фрукты. Доктор рекомендовал поддерживать уровень глюкозы.

Она расправила салфетку, поправила чашку на блюдце, затем сделала шаг назад, опустив глаза. В её движениях — ни намёка на любопытство, ни тени интереса к происходящему. Словно она привыкла обслуживать людей в самых странных обстоятельствах.

- Какой ещё доктор? - Выдавила, прищурившись.

- Который обследовал вас после инцидента. Вам поставили сильнейший стресс и переутомление. Нужные таблетки и капли лежат в тумбочке. Разве Тамерлан Назирович вам не сказал? - Впервые за минуты, проведённые здесь, девушка кажется живой. Краснеет.

- Тамерлан Назирович, это кто? - По-прежнему не понимаю.

- Родной брат вашего погибшего жениха и полноправный наследник империи Каримовых.

- Так, может, он моего женишка и грохнул? Чтобы наследство получить. - Срывается с губ, даже не подумав. Она ведь их работница, а не моя.

- Что вы. - Отмахивается. - Это исключено. - Тамерлан Назирович уже нажил практически равноценно с тем, что нажил его отец. И это ему только тридцать. И живёт он в Москве. - Пожимает плечами. - Извините, я не должна была с вами об этом говорить. Приятного чаепития. Позже принесу ужин.

Получается так: братья пошли разными дорогами и собрались в день, обещавший быть счастливым. Увы, он превратился в настоящий кошмар — для них и для меня. И когда наступит избавление, остаётся только гадать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4. Стоило

Стефания.

Домработница Каримовых разбудила меня ещё два часа назад и велела привести себя в порядок. Я и привела. Искупалась, уложила волосы, переоделась в принесённую мне домашнюю одежду.

Наконец дверь щёлкает, и на пороге появляется старший брат моего погибшего жениха — Тамерлан, с каким-то большим бумажным пакетом.

- Надень это. - Бросает мне. - Через полчаса едем на похоронную церемонию. Держись меня. Женщина на похоронах может быть только с разрешения мужчины и в его сопровождении.

- Это что, хиджаб? - Хмурюсь, доставая чёрный огромный платок и вязанное чёрное платье.

- Нет. - Закатывает карие глаза. - Но ты должна быть прикрытой. За один раз переживёшь.

- А почему так быстро погребение? А расследование? - Прикусываю губу.

- Какое расследование? Думаешь, он умер не от пули, а от отравления? - Хмыкает. - К тому, что всё, что надо, уже взяли. По нашим законам человека нужно хоронить в день кончины. Мы и так протянули.

- Я про расследование полицией. - Поясняю, заплетая волосы в тугую косу.

- А, они уже расследовали. Списали на бандитские разборки, и дело с концом.

- Даже если это и так... Нужно же найти того, кто стрелял...

- Нет никому до этого дела. - Рявкает. - Одевайся. Время.

Выходит из комнаты, позволяя мне переодеться в полностью закрытый наряд. Когда я выхожу и с трудом нахожу лестницу, чтобы спуститься на первый этаж, все уже ждут внизу. Тамерлан, мама братьев Эльмира и отец Назир.

На удивление, люди не выглядят ужасно расстроенными, а у Эльмиры даже хороший свежий макияж, который с лёгкостью потечёт, если она проронит хотя бы слезинку. Мужчины же просто выглядят спокойными, сдержанными.

Рассаживаемся в две машины. В одной Назир и его жена, в другой я и Тамерлан.

Едем молча. В моей голове каша и жуткие воспоминания убийства моего жениха. В его голове — не знаю. Скорее всего, он тоже размышляет именно об этом.

Тишину разрывает лишь монотонный гул двигателя и шуршание шин по асфальту. Я невольно сжимаю пальцами край сиденья, словно пытаясь ухватиться за реальность. Взгляд рассеянно скользит по мелькающим за окном силуэтам деревьев, но я не вижу их — перед глазами снова и снова вспыхивают обрывки того вечера: нелепый смех, внезапный крик, тёмная лужица на паркете…

Он бросает на меня короткий взгляд, но тут же отворачивается к дороге. Его пальцы крепко сжимают руль, на скулах играют желваки. Хочется спросить, о чём он думает, но слова застревают в горле. Да и что тут скажешь? Никаких слов хватит, чтобы заполнить эту пропасть.

К кладбищу мы подъезжаем через полчаса. Машина с телом Ильнура уже тоже здесь. Она и ещё другие люди. Их немного, не так, как на обычных русских погребениях. Все стоят полукругом над гробом с телом.

Я смотрю на этот гроб и не могу отвести взгляд. Массивный, из тёмного дуба с благородным отливом — словно вырезан из самого сердца древнего леса. Древесина дышит глубиной: в её узоре переплетаются тёплые янтарные прожилки и тёмные, почти чёрные линии, будто застывшие воспоминания.

На крышке — едва заметный рельеф, тонкий узор из дубовых листьев, выгравированный так деликатно, что его можно разглядеть, только склонившись совсем близко. Металл ручек тускло поблёскивает — не золото, не серебро, а что‑то сдержанное, почти стыдливое в своей простоте.

Он выглядит… достойно. Не пышно, не торжественно, а именно достойно — как будто сам знает, какую ношу ему предстоит нести. И от этого спокойствия становится ещё страшнее.

Ильнур лежит в нём идеально красивый. Словно живой. Его лицо спокойное, почти безмятежное — ни тени той боли, что терзала его в последние мгновения. Кожа бледная, словно выточенная из мрамора, а тёмные ресницы резко контрастируют с этой неестественной белизной. Губы чуть приоткрыты, будто он вот-вот вздохнёт и произнесёт что-то — какое-нибудь привычное, будничное слово, от которого всё вдруг станет на свои места.

- Соболезную... - шепчу его родителям, и Тамерлан дёргает меня за руку. Так больно и непривычно, что приходится зашипеть.

- Нельзя. Нельзя выказывать соболезнования на кладбище. Это неуважение к умершему и его родственникам.

Хотела бы я огрызнуться, поспорить. Но это не тот момент, не то время и не то место. Поэтому я просто молча киваю.

На самой церемонии погребения я роняю слёзы. Не потому что питаю к нему каких-то чувств. А потому что мне по-человечески его жаль. Его и его родных. Но снова получаю тумаков от Тамерлана. Видите ли, плакать тоже нельзя.

Когда возвращаемся обратно, я сразу ухожу в свою комнату и даю волю эмоциям. Ведь эти два дня для меня тоже очень непростые. И пусть эти люди для меня никто, я в этом участвовала. Я тоже получила удар.

Просыпаюсь ночью и спускаюсь на кухню, чтобы выпить стакан воды. Прохожу мимо гостиной и вижу, как заливисто рыдает Эльмира с бокалом красного в руке. Лицо красное от слёз, а глаза стеклянные. От горя и от алкоголя.

- Иди сюда, дочка. - Зовёт, и я подхожу, не решившись ей отказать. - Ты не бойся. Мы обещали дать тебе семью. И она у тебя будет.

Я не восприняла её слова всерьёз и, выпив воды, вернулась в кровать. Не восприняла. А стоило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5. Обещание

Стефания.

- Спускайтесь на обед. Приехала ваша бабушка. - Жасмин появляется в «моей» комнате как раз тогда, когда я выхожу из душа. Выгляжу чертовски ужасно. Всю ночь я не могла остановить истерику и слёзы. Картинки убийства мерцали перед глазами, словно звёзды. Страшно. Это действительно страшно. Но что ещё страшнее, это то, что невинный человек мог действительно погибнуть просто так. Из-за чьей-то глупости, разборок или... меня?

- Буду через пятнадцать минут. - Киваю. - Спасибо, что предупредила.

Надевать мне нечего, поэтому я снова натягиваю ту же домашнюю пижаму. Заплетаю волосы в косу, и ещё раз умывшись холодной водой, чтобы попытаться снять отёк, выхожу из ванной. Вздрагиваю, увидев в своей комнате Тамерлана.

- Ты... Зачем здесь? - Сглатываю ком. Возможно, я немного перед ним виновата. Моё поведение было сомнительным, учитывая то, что у него погиб брат.

- Сказать новость заранее. Чтобы за общим столом ты не устроила истерику. - Выдыхает и взглядом указывает на кровать. - Сядь.

- Какую ещё новость? - Послушно опускаюсь на кровать. Сердце стучит как бешеное, предвкушая что-то неприятное.

- Из-за тебя моего брата убили. И по нашим законам теперь ты должна достаться мне. - Стальной тон разрезает воздух, и мне становится сложнее дышать.

- Что значит «достаться тебе»? - Горло першит. Там будто кто-то скребётся.

- Женой моей станешь. - Отрезает. Надежду. Знания. Воздух. Беспощадно отрезает.

- Нет... - Шепчу одними губами. - Я не хочу...

- Думаешь, я хочу? - Гордо задирает волевой подбородок, опуская на меня взгляд, полный призрения. Он оскорбляет меня глазами. Унижает. - Моя бы воля, я бы тебя убил и закопал рядом с ним, чтобы и в горе и в радости... Но такой закон. И я вынужден его соблюдать.

- Что за глупость? Это бредовый закон! Так нельзя! Я вам не кукла, которую можно передавать из поколения в поколение! Я живой человек! - Меня трясёт. Трясёт так, что я подпрыгиваю на месте, будто ушибленная током.

Он тяжело вздохнул. Поиграл желваками. Раздражался.

Я сидела на кровати, обхватив колени руками, и молча наблюдала. В комнате повисла тяжёлая тишина, прорезаемая лишь его прерывистым дыханием. Я знала: это я — источник его раздражения. Каждый мой жест, каждое движение только подливали масла в огонь.

Взгляд скользнул по мне — холодный, колючий. Я невольно втянула голову в плечи, но тут же заставила себя выпрямиться. Не буду прятаться. Не сейчас.

Каримов сжал кулаки, потом резко разжал, словно пытаясь сбросить напряжение. Заметила, как дрожат его пальцы, как напряжены скулы. Он снова вздохнул — на этот раз ещё тяжелее, будто весь мир лежал на его плечах.

- Пойдём вниз. Все нас ждут. И не вздумай истерить. Иначе я собственноручно достану ремень из своих брюк и выпорю тебя, как маленькую плохую девочку. - Успокоив свои чувства, произнёс. Его слова только сильнее меня разгневали.

- А тебе не кажется, что как-то не по-братски забирать себе жену недавно покинувшего брата? - Хмурю нос. От этой ситуации мне хочется чихать. Им как будто всё равно, что они остались без ещё одного члена семьи.

- Ну, как минимум ты была ему на хрен не нужна. Как и мне. - Хмыкает. - Как максимум... Посмотрим на нашей свадьбе. Может, меня тоже убьют. - Пожимает плечами и выходит за дверь, не дав ответить.

Поднимаюсь с кровати с полной решимостью отстаивать свою свободу, но как только я спускаюсь в общую столовую, моя решимость знатно притупляется. Бабушка. Я не взяла её в расчёт. Я про неё забыла.

Замерла на входе. Она властным взглядом приказала мне пройти и сесть с ними. Я не могу ей отказать. Знаю, на что она способна, и уж лучше остаться в семье этого индюка, чем ощущать на себе её гнев.

- Добрый день, внучка. - Приторно сладким голоском. От этого притворства меня просто тошнит. Но я держусь, натягивая доброжелательную улыбку.

- Добрый день.

- Присаживайся, дочка. - Просит Эльмира, и я тихо опускаюсь на мягкий стул. - Как я говорила тебе накануне, мы обещали дать тебе семью, и мы её дадим. Ты выйдешь замуж за моего старшего сына Тамерлана.

- Но... - Вырывается. Бабушка максимально быстро пресекает меня взглядом. Ей это нужно. И их законы и традиции тут не причём. - Это не обязательно. Не хочу заставлять Тамерлана идти против себя. Наверняка у него уже есть любимая женщина, а рушить союз в...

- Никого у меня нет. - Перебивает. - И я с удовольствием возьму тебя в жёны. - Обнажает зубы. Но это не улыбка. Это оскал. Они все, включая его и мою бабушку, преследуют свою определённую цель. Какую? Мне только предстоит узнать.

- Вот и отлично. - Подаёт голос дядя Назир. - Гибель моего сына не должна мешать договорённостям. - На этом предложении Тамерлан резко поднимается с места. Его стул с грохотом падает на пол.

- Извините... - Рычит. - Я отойду.

Быстро уходит, и что-то мне подсказывает, что уже не вернётся. Во всяком случае, за стол.

- Я могу отказаться? - Пищу. Во всех других ситуациях я бы рвала и метала. Я не тот человек, кто постоянно молчит и всё терпит. Но здесь... Здесь моя бабушка. А она — сущий дьявол.

- Нет. - Объявляет она. - Всё уже решено, и на следующей неделе ты станешь женой Тамерлана.

- На следующей неделе? - давлюсь воздухом. - Так быстро? Но ведь вы только что похоронили младшего сына... Уместно ли будет...

- Так! - бьёт по столу Назир, пугая меня до икоты. - Не лезь не в своё дело. Конкретно тебя это волновать не должно.

А меня волнует...

После обеда бабушка отводит меня в сторону и, болезненно схватив за плечо, шепчет:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Подумаешь что-то выкинуть, я тебя уничтожу. Ты меня знаешь. - От напускной доброты и любви не осталось и следа. - Закрою в подвале, и есть будешь раз в неделю. Ты меня поняла?

- Поняла. - Шиплю. - Я тебя поняла.

Вырываюсь и несусь прочь, желая быть от неё как можно дальше. Мысли флешбэками добавляют ужасных картинок в напоминание о том, почему я должна послушать её и сделать так, что она хочет.

Врезаюсь в твёрдую мужскую грудь и от неожиданности прячусь назад, падая на задницу. Поднимаю глаза и вижу над собой полуголого Тамерлана. Ну как полуголого. С махровым полотенцем на раскаченных бёдрах. И всё.

Его тело — словно высеченное из камня древним мастером: рельефные мышцы плеч перетекают в мощные руки с чётко прорисованными венами, а пресс напоминает набор идеально отшлифованных плит. Капельки воды ещё не успели высохнуть на смуглой коже, мерцая в приглушённом свете, как россыпь крошечных алмазов.

Волосы слегка взъерошены, несколько влажных прядей упали на лоб, придавая ему чуть небрежный, но от этого ещё более притягательный вид. Тёмные глаза, обычно холодные и непроницаемые, сейчас вспыхивают неожиданным интересом. В их глубине пляшут озорные искорки, словно он находит всю ситуацию донельзя забавной.

На правой руке, чуть выше локтя, виднеется тонкий шрам — молчаливый свидетель какого‑то давнего приключения. А на ключице — едва заметная родинка, похожая на мазок кисти художника, добавившего последний штрих к совершенному полотну.

Он стоит, слегка расставив ноги, полотенце держится на бёдрах лишь чудом — кажется, одно неосторожное движение, и оно соскользнёт вниз. Воздух между нами будто сгущается, наполняясь невысказанными словами и невыраженными эмоциями. Время замирает, и в этой застывшей секунде я чувствую, как учащается пульс, а в груди разрастается странное, покалывающее тепло.

- Так и будешь сидеть? - Хмыкает, высокомерно оценивая моё положение. - Или ты так и хотела?

Глава 6. Ночной сюрприз

Стефания.

- Просто присела. - Выпаливаю. - Отдохнуть.

- Ну отдыхай тогда. Не буду мешать. - Хмыкает, и обходит меня, продолжая свою нагое нашествие по дому.

Когда мужчина скрывается за поворотом я встаю и несусь в свою комнату, всё-таки в неё попадая. Закрываюсь, и выдыхаю, прикладывая холодные ладошки к щекам. И я даже не знаю что взбудоражило меня больше — угроза бабушки, или это попадание в брата своего покойного жениха.

Тоже ныряю под душ, чтобы немного переварить информацию, и освободиться от ощущения, что я заперта. В клетке своей бабули. В клетке этого дома. В клетке желаний и мечт. Столько всего в своей жизни я не видела, не делала, не говорила, что становится дурно. И самое ужасное, благодаря им всем, этого никогда и не произойдёт.

До свадьбы меня заперли в комнате на львиную долю времени, и пока я упиралась и психовала, мне ни куска хлеба не перепадало. И я уверена, если я упрусь и здесь, бабушка исполнит своё обещание и засунет меня в подвал, пока я не отброшу концы. Я пыталась убегать, уезжать в другой город, прятаться. Она всегда находит меня. Находит и возвращает обратно.

Когда мама встретила Харита, я думала мы получили счастливую семью "под ключ". Милая бабуля, добрый и вежливый отчим, и открытый и любящий сводный брат. Но по итогу — старая медуза Горгона в теле милой бабушки, пубертатный хам, и отчим, из-за любви к наркотикам которого погибла моя мама. Вместе с ним. Тогда то они и открылись. На улицу меня ни кто не выгнал (а лучше бы), но с тех пор моя жизнь превратилась в ад. Бабушка постоянно издевалась надо мной, и использовала в качестве прислуги, всем рассказывая какая она хорошая, что любит чужую внучку. А Алим решил, что раз наши родители погибли, то теперь я ему никто. Открыто домогался и приставал, доводя каждый раз меня до приступов и истерик. Из-за этого Азиза отправила его в военное училище, где он сейчас и находится.

И теперь я думаю, может лучше быть женой нелюбимого мужа, чем ненавистной внучкой в чужом доме?

Ложусь спать, не спускаясь на ужин. Есть совсем не хочется, и я не понимаю их совсем. Как можно вскоре играть свадьбу второго сына, если вы только что похоронили первого? Как это возможно? Где их сострадание, да или хотя бы стыд?

Проснулась ночью с писком. От того, что на меня упало ужасно тяжёлое тело. Нет, не просто тяжёлое. Катастрофически тяжёлое.

С трудом дотягиваюсь до прикроватной тумбочки и включаю торшер, щурясь от резкого света. Тамерлан. Ко мне в кровать увалился Каримов, закинув на меня огромную ножищу и ручищу, так что мне аж дышать тяжело.

- Уйди! Уйди, шайтан! - Шиплю, чтобы не разбудить никого. - Уйди! Ты комнатой ошибся! Уходи...

- Я не ошибся. Я намеренно сюда пришёл. - Открывает рот, и меня окутывает плотной пеленой перегара. - Скоро ты будешь моей, и я имею право сюда приходить. Раздевайся. Мне нужен секс.

- Что? Ещё чего? - Рявкаю, щипая его за рёбра. - Вставай, пьянь иньгушетная! Ты что себе там напридумывал? Вставай, ты меня раздавишь, идиот!

- Мой брат погиб, а всё, что я могу сделать ради мести, это жениться на его невесте. - Выпаливает, разворачиваясь и просто лежит рядом. Моё сердце колотится от страха и адреналина, но я не решаюсь двинуться. - На его чокнутой невесте.

- Я бы попросила...

- Я столько с ним не разговаривал... Не приезжал... Не брал телефон. И в единственный день, когда я решился с ним помириться, он умер. На моих глазах. И это гложет меня. Съедает изнутри. Убивает... А ты... Это из-за тебя. Но вместо того, чтобы прострелить тебе мозги, и посмотреть кто же явится на эту наживку, я должен на тебе жениться.

- Если бы не последнее предложение, я бы тебя пожалела. - Бурчу.

Я его понимаю. Правда понимаю. И мне даже стало легче. Его сердце не такое стальное, как я думала. А он не такой сухарь.

- Мне нужно расслабиться. - Выдыхает. - Одного алкоголя мало. Мне нужен секс. - Поднимает, и нависает надо мной, держась на одной руке. - Давай, по-быстрому. Обещаю, тебе понравится.

- Я до свадьбы ничем таким заниматься не буду. - Цепляюсь за ближайшую ниточку, благодаря которой мне не придётся орать. - Таков закон. - Я кстати не уверена, есть такой закон, но пусть будет.

- Хочешь сказать, Ильнур ни разу не трахнул тебя? - Хмыкает, заглядывая в глаза. Внутри всё дрибезжит в немом приступе крика. - На него не похоже.

- Я же сказала! - Выкрикиваю, и он вздрагивает. - В день свадьбы я видела его впервые!

- Не ори... - Падает обратно. - Голова раскалывается.

Дальше Тамерлан пол ночи бубнит обо всяких ужасных вещах, которые моим ушам лучше не слышать, но приходится. Про брата, про родителей, про его личную жизнь. Половину, я, Слава Богу, не понимаю, но другая половина жирненько отпечатывается под коркой.

Он ранен. Ранен душевно и телесно. Не только моя жизнь ужасна. Жизнь окружающих меня людей тоже может быть невыносима. Просто я об этом не знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7. А что если?

Стефания.

Выхожу из душа, а Тамерлан всё ещё спит на моей кровати, раскрывшись, как самовлюблённая звёздочка. Пьяный гад так и не соизволил уйти в свою комнату, и всю ночь мне пришлось спать наполовину, чтобы следить, чтобы до меня не домогались.

Тихо подхожу к кровати, раздумывая, как бы поизящнее его разбудить. Вариант с холодным полотенцем на лицо кажется слишком банальным, а вот идея с выключением кондиционера — куда интереснее. Но едва я протягиваю руку к пульту, Тамерлан вдруг издаёт протяжный стон и переворачивается на бок, лицом ко мне. Его волосы растрёпаны, щека помята от подушки, а на губах — совершенно невинная полуулыбка. И вот вроде бы тот же человек, что всю ночь вызывал во мне раздражение, а сейчас выглядит до нелепого трогательным.

Тяжело вздыхаю, решив оставить его спать, а сама спускаюсь на завтрак. Родители Каримова даже не спрашивают, где их сын, да и, казалось бы, откуда мне знать. Мы завтракаем молча. Мне не хочется говорить после вчерашнего, да они и не пытаются.

Снова возвращаюсь к себе, и мужчина всё ещё тут. Но моё появление наконец приводит его в себя, и карие глаза открываются, пронзая меня холодным взглядом.

- Что ты делаешь в моей комнате? Вали отсюда. - Рычит, схватившись за голову.

- Во-первых, это ты вали отсюда. - Указываю на обстановку вокруг себя. - А во-вторых, вот вода и аспирин. - Протягиваю ему таблетку и стакан холодной минералки.

- С чего такая забота? - Хмурит густые брови, но почётно принимает и аспирин, и воду.

- Это не забота. Просто так вероятность выгнать тебя из своего личного пространства гораздо больше. - Пожимаю плечами. - Вчера ты сказал, что ты женишься на мне ради мести. Что это значит?

- То и значит. Ты виновата в его смерти. Это значит, что тот, кто убил Ильнура, захочет сделать тоже самое и со мной. И я буду ждать. Отомщу. - Потирает виски. - И много я тебе ещё вчера наговорил?

- Достаточно. Про чувство вины, про родителей, про...

- Замолчи. - Затыкает, поднимаясь. Снова наполовину раздет. Он, конечно, красив, может себе такое позволить, но зачем?

- А ещё ты хотел меня...

- Это вряд ли. Ты не в моём вкусе. - Перебивает. - Не завирайся.

- Да что ты? - Хмыкаю. - Мне нужно расслабиться. Алкоголя мало. Мне нужен секс. Бла, бла, бла... - Кривляюсь.

- И что? Дала мне? - Хмыкает, показательно осматривая меня с ног до головы. - Понравилось?

- Ага, два раза. - Веду бровью. Идиот. - Всё, наговорилась. Давай, проваливай.

- Как скажете, принцесса. - Поднимает руки в знак капитуляции. - Вынужден откланяться.

Когда Каримов исчезает из моей комнаты, мозг включает режим переваривания. Что мы имеем: 1) Тамерлан считает, что Ильнура убили из-за меня. 2) Он собирается жениться на мне, чтобы вычислить убийцу и отомстить. 3) Моей бабушке от этого тоже что-то нужно. 4) Родители Тамерлана и Ильнура также выиграют от этого брака.

Но что выигрываю я, и выигрываю ли?

Перебираю в голове варианты, раскладывая их по полочкам, как карты в пасьянсе.

Вариант 1: безопасность. Если Тамерлан всерьёз намерен найти убийцу, то под его крылом я, возможно, буду в большей безопасности, чем в одиночку. Непонятно, что ждать от убийцы. Может, я тоже одна из его целей. Но цена — свобода. Брак — не временный щит, а пожизненный договор. Готова ли я заплатить такую цену за ощущение защищённости?

Вариант 2: влияние. Семья Тамерлана — это связи, ресурсы, доступ к миру, куда мне раньше путь был закрыт. Но что, если это не лифт наверх, а золотая клетка? Влиятельность редко даётся без обязательств, а обязательства — без контроля.

Вариант 3: правда. Тамерлан хочет найти убийцу. Если он добьётся своего, я наконец узнаю, что случилось с Ильнуром. Но что, если правда окажется хуже неизвестности? Что, если она разрушит не только врагов, но и меня?

Вариант 4: бабушка. Она явно что‑то замышляет. Её интерес никогда не бывает бескорыстным. Значит, в этой игре я — фигура, а не игрок. Но если понять её план, можно обернуть его в свою пользу. Вопрос: достаточно ли у меня хитрости и времени?

Закрываю глаза, пытаясь уловить главное. Всё сводится к одному: я не знаю, чего хочу сама.

Тамерлан видит во мне ключ к мести. Бабушка — инструмент для своих целей. Родители погибшего парня — возможную наследницу или миротворца. Но кто я для себя?

Встаю, подхожу к окну. Город внизу живёт своей жизнью, огни мерцают, как далёкие звёзды. Где‑то там — ответы. Где‑то там — мой выбор.

Но сейчас я чувствую лишь холод стекла под пальцами и вопрос, который не даёт уснуть: а что, если единственный выигрыш — это право решать самой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8. Дежавю

Стефания.

Дежавю. Тот же торжественный зал. Тот же регистратор. Те же люди вокруг. Та же я.

Только другое платье. И жених — другой. Живой. Пока что.

Полтора недели назад всё было почти так же. Те же лилии в вазах, тот же приглушённый свет, та же лёгкая дрожь в пальцах, когда я сжимала букет. Тогда рядом стоял его брат. Он открыл рот, чтобы произнести «согласен», и…

Выстрел разорвал тишину, как гнилую ткань. Всё произошло слишком быстро. Кто‑то закричал, кто‑то бросился на пол, а я так и осталась стоять с букетом в руках.

Теперь я снова здесь. Тот же зал, те же лица, те же приглушённые разговоры. Только на этот раз рядом другой мужчина. Он нервно поправляет галстук, не подозревая, что я каждую секунду прислушиваюсь — не раздастся ли снова тот ужасный звук.

Регистратор начинает речь. Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Нужно сосредоточиться на словах, на тепле руки Тамерлана, на запахе воска от свечей. Но в голове лишь одно: «Только бы не повторилось. Только бы не повторилось».

Взгляд невольно скользит к окнам, к дверям, к тёмным углам, где может таиться угроза. Я знаю, что охрана усилена, что все прошли проверку, но страх — холодный, липкий — уже обвился вокруг сердца.

- Согласны ли вы… - голос регистратора дрожит или это только мне кажется?

Я перевожу взгляд на Каримова. Он смотрит на меня с такой властностью и упивается этим, что на секунду всё остальное исчезает. Но лишь на секунду.

- Согласен. - Отвечает раньше меня. - И она тоже согласна. - Я киваю, будто это имеет какое-то значение. - Расписывайте.

- Можете обменяться кольцами. - Натягивает улыбку, озираясь по сторонам. Не знаю, как они уговорили её снова приехать, но она здесь.

Тамерлан быстро и уверенно натягивает кольцо на мой безымянный палец. Я делаю то же самое. Только медленно, дрожа руками и телом. Сердце стучит об рёбра так, что становится трудно дышать.

Расписываемся. Молниеносно оставляем автографы в документе, который подчёркивает запрет на мою свободу. Я выдыхаю. Только позволяю себе расслабиться, как ужасный звук настигает меня с новой силой. Выстрел. Громкий, оглушительный.

На этот раз Каримову попадают в спину. Он падает вперёд, издавая что-то похожее на вздох. Просто грохает на пол.

Не знаю почему, но я не пугаюсь. Просто замираю. Может, от того, что под неподвижным телом жениха не расплывается алое пятно, а может, от того, что мне уже попросту всё равно, что со мной будет. Просто не хочу. Надоело.

Снова выстрелы. Автоматная очередь. На этот раз я вздрагиваю и делаю несколько шагов назад. Отмираю, падая к телу своего уже мужа.

- Тамерлан... - Шепчу, трогая жесткие скулы.

- Блять... - Его веки дрожат, а затем глаза раскрываются. - Что, кошечка, успела обрадоваться? - Растягивает губы в болезненной улыбке и медленно достает из кармана рацию. И как я раньше ее не заметила? - Эй, Юрец, ты сказал, это не больно.

- Нормально, жить будешь. - Слышится голос незнакомого мужчины.

- Ну вот выйду, двоечку тебе пробью, и посмотрим. - Садится, немного покряхтывая. - Что со стрелком?

- Застрелили. Молодой парень двадцати, двадцати пяти лет. - Отвечает.

- Блять. Я же сказал не убивать. Это может быть просто исполнитель. Хотя даже не так. Это сто процентов исполнитель. И как я теперь должен выбивать из него информацию? - Вздыхает.

Встаёт. Кладёт рацию на столик для регистрации. Все, кто присутствовал в зале, просто молчат, словно были в курсе всей операции. Все, кроме меня.

Снимает пиджак, рубашку, и я вижу надетый на него бронежилет. Стягивает и его, шипя от боли. Под ним спрятался огроменный синяк, который растянулся практически на всю спину.

- Всем спасибо, все свободны. - Объявляет в зал. - Пойдём. - Хватает меня за руку и тянет наружу, накинув на голое тело один лишь пиджак. - Быстрее.

Снаружи я уже вижу скорую, полицию и даже пожарников. Видимо, последних вызвали на всякий случай.

Тамерлан тянет меня к карете с красным плюсиком и развязанно, будто он делает это каждый день, раскрывает чёрный мешок.

- Знаешь его?

Вид очередного мертвеца за такое короткое время вызывает во мне приступ испуга, а затем тошноты. Не церемонясь, выворачиваюсь на асфальт и только потом отвечаю.

- Нет. - Шиплю. - Первый раз вижу. И, надеюсь, последний. - Снова позыв тошноты. Но в этот раз я его сдерживаю, сразу же направляясь прочь.

Каримов догоняет меня у машины и помогает сесть. Точнее, запихивает в неё со скоростью света, а затем садится сам.

- Как я и предполагал. - Выплёвывает. - Это твоя вина. И мы будем с этим работать.

- Что значит будем работать? - Хлюпаю носом. - Разве стрелок не мёртв?

- Он всего лишь исполнитель. Это должно быть понятно и такой дуре, как ты. Человек, которому ты нужна, не станет подставляться. Но с его стороны было глупо снова покушаться на свадьбе. Этим мы выиграли пару баллов.

- Как мы выиграли, если он мёртв? У него ничего не узнаешь уже. - Хмурюсь.

- У него нет. А про него — очень даже. Уверен, там есть отчего оттолкнуться.

- Ты ведь это всё подстроил, да? - Хмыкаю. - Тяжело было предупредить и меня?

- Ты и так постоянно озиралась и опасалась. У тебя на лице было написано, что ты боишься повторения. А если бы я тебя предупредил, ты бы нас подставила. Но, - ухмыляется, - я смотрю, ты не особо-то и испугалась. Могла бы драматично прокричать имя мужа ради приличия.

- Могу сейчас прокричать. Подойдёт? - Фыркаю.

- Покричишь. Сегодня. В постели. - Наклоняется и кусает меня за подбородок. С таким лицом, будто отношения между нами совсем не такие, какие есть. Будто пару минут назад в нас не стреляли. Будто свадьба была настоящей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9. Традиции

Стефания.

Мы приезжаем не в дом Каримовых, а в огромный коттедж, украшенный на свадебную тематику. Я думала, наша роспись была лишь показухой для стрелка, но, видимо, семья Тамерлана всерьёз решила праздновать это «знаменательное» событие.

- Сначала поднимемся. Переоденемся, и поможешь мне. Потом продолжим. - Помогает мне вылезти из машины.

- Что продолжим? - Хмурюсь.

- Праздник. Народ требует хлеба и зрелищ. Несмотря на то, что мой брат неделю как лежит в могиле. - Выплёвывает слова. - Я их всех...

- Ненавидишь. - Заканчиваю за него.

- Ненавижу. - Соглашается.

- Почему ты решил жениться на мне? - Спрашиваю, когда мы попадаем в комнату для молодожёнов. - Очевидно, что зацепка к убийству и риск для жизни того не стоит.

- Решил спасти тебя от этих стервятников. - Хмыкает, скидывая пиджак. - Там в мини-баре есть лёд. Помоги мне, спина сейчас отвалится. - Падает на кровать, усыпанную лепестками роз, на грудь.

Подхожу к малюсенькому холодильнику, открывая увесистую дверцу. Нахожу лёд для охлаждения шампанского в пакете и уверенным шагом направляюсь к Тамерлану. Кладу лёд на спину, скрывая за пакетиком огромный синяк, который остался от выстрела в бронежилет. Каримов немного шипит, но сдерживается от слов.

- А если серьёзно? - Дотрагиваюсь пальцами до «ранения».

- Если серьёзно, то этого хотел Ильнур. - Выдыхает. - Чтобы я женился на тебе.

- Чего? - Давлюсь воздухом, постукивая себе по груди.

- По законам, первым должен жениться старший. То есть я. И изначально, ты предлагалась мне. Но я, естественно, отказался. Ильнур продавал мне тебя. Говорил какая ты хорошая, невинная, красивая, и что ты очень мне подходишь. Он горел идеей, что я должен стать твоим мужем. Писал мне, звонил. Но я не отвечал. И я не могу отделаться от мысли, что если бы я согласился сразу, поговорил с ним, то на его месте был бы я. А он... Он был бы жив.

- Ты не виноват, что не хотел жить по дурацким законам. - Шепчу, неожиданно для самой себя. Но он и правда ни в чём не виноват. Все имеют право на личную жизнь. На выбор.

- Да, но я виноват, что мой брат погиб. - Резко встаёт. - Так, всё, хватит. Не собираюсь впускать тебя в свою душу.

- Как хочешь. - Пожимаю плечами. - Собираемся?

Он кивает, и я ухожу в гардеробную, переодеваясь в атласное белое платье, как у Мерлин Монро. Когда выхожу, Тамерлан уже тоже обратился в другой образ. На нём белоснежная лёгкая рубашка а-ля-пляж и чёрные строгие бриджи. Образ одновременно свободный, простой, но в то же время праздничный.

- В этом платье ты более ебабельна. - Хмыкает, прикусывая нижнюю губу.

- Какой ты хам. Рот с хлоркой нужно мыть. С хлоркой... - Повторяю и первая выхожу из комнаты.

Внизу уже полнометражный праздник. Куча гостей, которых я знать не знаю. Наши с Тамерланом имена, подсвеченные яркими огнями. Родители Каримова, моя бабушка. Ни одной моей подруги. Ни одного знакомого. А всё почему? У меня их попросту нет.

Я стою на верхней площадке лестницы, вцепившись в перила, и чувствую, как холод дерева пробирает сквозь ладони. Всё это — не моё. Блеск, шум, фальшивые улыбки, звон бокалов, будто специально подобранный под тональность праздника. Я словно попала в чужой сценарий, где мне отведена роль, которую я не выбирала.

Тамерлан уже внизу — в центре внимания, сияет, как и положено главному герою. Он здоровается с гостями, улыбается, обнимает кого‑то, кого‑то представляет. Он здесь на своём месте. А я… Я просто декорация. Красивая, молчаливая, нужная только для того, чтобы дополнить картину идеального торжества.

Я делаю шаг вниз. Ещё один. Ступени словно ведут меня в пропасть. Нужно спуститься, нужно улыбнуться, нужно сыграть свою роль до конца. Но как заставить сердце биться в такт этому празднику, если оно упорно отбивает свой, одинокий ритм?

Когда спускаюсь, мой названный муж встречает меня, подхватывая под руку. Улыбается, представляя меня каждому лицу, удивлённо рассматривающему меня.

Дальше всё банально. Банкет, музыка, танцы. Ни я, ни Тамерлан не рады такому исходу. Но увы. Нам приходится это терпеть.

- А теперь дар невинности. Будем ждать наших молодожёнов. - Объявляет дядя Назир, и Тамерлан хватает меня за руку, утаскивая в дом.

- Что происходит? Я ничего не понимаю... - Бубню, пока он впихивает меня в комнату, одним рывком сбрасывает одеяло вместе с украшениями и нависает над шелковой простынёй.

Достаёт откуда-то небольшой нож и царапает запястье, пачкая белоснежную ткань собственной кровью.

- Ты идиот?! Вены что ли решил порезать?! - Прыгаю на него, отбирая холодное оружие. - Даже не думай. Я с ними наедине не останусь.

- Дура ты... - Мне показалось или он посмеялся? - Это для тебя. В смысле, это надо вынести и показать всем, что я лишил тебя девственности. - Из тумбочки вытаскивает бинт и заматывает рану.

- Что за бред? Вы цыгане, что ли? Первый раз такое слышу. - Хмурюсь.

- Бред. Понамешали всякой хуйни. Ясно же, что в двадцать первом веке все уже со всеми перее...

- А ну цыц! - Затыкаю. - Но мы же не...

- А ты хочешь? - Играет бровями, и я хмурюсь. - Вот и я нет. Сейчас чуть-чуть посидим, чтобы я скорострелом не выглядел, и пойдём.

Мне становится смешно, и я не сдерживаюсь, впервые за всё время искренне засмеявшись.

Сумасшествие какое-то...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10. Личное

Стефания.

- Что ты за девушка такая? - Хмурится, когда закидывает в огромный багажник мой малюсенький чемодан. - Даже у меня шмоток больше.

- Чем богаты, тому и рады. - Огрызаюсь.

- Бабушка тебя не баловала, да? - Хмыкает, открывая мне двери на пассажирское сиденье.

Мы едем в Москву. Рада ли я, что вышла за него замуж? Конечно нет. Рада ли, что уезжаю из этого дрянного города и буду как можно дальше от своей бабушки и всего этого дерьма? Безумно. Так что, если на чашу весов ставить мою прошлую жизнь — плюсы от брака перевешивают. Если вдовесок Тамерлан не будет меня трогать, то вообще десерт.

- Не хочешь разговаривать? - Мотор гудит, и мы трогаемся с места, плавно смещаясь с парковки возле особняка Азизы Расуловны — моей бабушки.

- А ты сегодня в настроении разговаривать? - Поворачиваюсь наполовину. Он не смотрит на меня, сосредоточен на дороге. Уверен, спокоен, красив. - После вчерашнего мне даже рот открывать не хочется, не то что разговаривать. Ваши эти... Традиции. Это ужас.

- Согласен. Но... Могу тебя обрадовать. В Москве такого не будет. Я не подчиняюсь законам, традициям и чужому мнению. Я живу так, как хочу. А ты моя жена. И будешь жить так же. - Отвечает спокойно. Не могу поверить, что это вообще он говорит. С нашей первой встречи, да и первых дней знакомства он вёл себя как урод, а сейчас пытается меня успокоить. Что-то новое.

- Как ты хочешь? - Фыркаю.

- Ловишь на лету, конфетка. - Улыбается.

- Что вообще будет? Что мне нужно будет делать? Что ты от меня ждёшь? Как я буду жить?

- Считаешь, я вправе решать, как тебе жить? - Поворачивается на меня, но лишь на секунду. Не понимаю, он говорит серьёзно или издевается.

- Ты взял меня в жёны. Надеешься найти убийцу своего брата, это понятно. Считаешь меня виноватой, но в действительности, вместо того, чтобы пристрелить, ты женился. Значит, тебе что-то нужно от меня... Что?

- Пока ещё не решил. - Цокает. - Ты сейчас едешь здесь по трём причинам. Первую — ты назвала. Я считаю тебя виноватой. Но не прямо, а косвенно. То есть, это случилось из-за тебя, для тебя. Причина не ты. По крайней мере, мне так кажется. Вторая — Ильнур хотел, чтобы на тебе женился именно я. Так, я исполнил его желание. Пусть и посмертно. Третья — я понял, что Азиза та ещё зараза и портит тебе жизнь.

- Это всё ещё не объясняет мою роль в твоей жизни. Что мне нужно будет делать? - И хотя я не собираюсь выполнять его прихоти, знать о них мне очень хочется.

- Хуй его знает, я же говорю. Не решил ещё. Не думал об этом. Могу только сказать, чего ты точно делать не будешь. - Уголок губ приподнимается в усмешке.

- Просвяти? - Пытаюсь вглядеться в его профиль. Прочитать эмоции.

- Встречаться с другими мужчинами. Этого ты точно не будешь делать. Со вчерашнего дня твоё тело, твоя душа, твоё время и вся твоя жизнь принадлежит мне.

- Не до хрена ли? - Давлюсь воздухом от его наглости.

- Достаточно. - Обнажает белоснежные зубы на пару секунд.

- А тебя не смущает тот факт, что нам обоим плевать на друг друга? Между нами нет ни любви, ни химии, ни...

- А тебя не смущает тот факт, что наш брак договорняк? - Хмыкает, отвечая вопросом на вопрос. - Мой отец и твоя бабушка заключили договор о расширении империи с помощью нашего брака. Им было неважно, кто на тебе женится. Не удивлюсь, что если бы я отказался, то отец бы с матерью ради этого развёлся. - Тихий смешок, похожий на плевок сарказма. - Так что по факту мы находимся в фиктивном браке. Но вот незадача — единственный закон, который я соблюдаю и требую соблюдать, это верность. И не потому, что я дохуя умный и хороший. Потому что это моя репутация. Всё тайное всегда становится явным, а значит, не нужно и врать. - Пожимает плечами, сворачивая на дороге. - Если я буду изменять молодой жене, то мой авторитет падёт. Если молодая жена будет мне изменять — падавно. Поэтому мне придётся совать член только в одну пиздёнку, и, как ни странно, меня это не расстраивает.

А пиздёнку, в которую ты собираешься совать, очень расстраивает сей факт. Я не планировала заниматься с тобой сексом. Краснею. Я вообще пока не планировала этим заниматься. Не только с ним.

- Я тоже не планировал. Но я ещё молод и горяч. Мне это нужно. И тебе уже нужно. Просто ты пока не изучила своё тело. Но не переживай, я тебе в этом помогу. Если ты раньше трахалась только с тем, кто тебе нравится, то ты офигеешь, как хорошо может быть с тем, кто в моменте думает лишь о процессе.

- Я не хочу это обсуждать. Заявляю. Я не собираюсь ничем таким с тобой заниматься. Лучше сконцентрируйся на убийце брата. Специально поддеваю.

- Одно другому не мешает. Пожимает плечами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. Home, sweet, home

Стефания.

В Москву мы приезжаем ближе к вечеру. И хотя от него я ожидала проживание на Патриках, в Москва-Сити или Балашихе, мы приезжаем в неприметный район бизнес-класса, в котором, казалось бы, живут обычные люди, чьи кошельки чуть толще нормального.

Дом стоит в глубине квартала, укрытый от шумной магистрали рядами молодых лип. Фасад из светлого кирпича и панорамные окна выдают недавнюю постройку, но вокруг — ни рекламных баннеров, ни кричащей роскоши. Всё сдержанно, почти буднично.

Мы поднимаемся на последний этаж — не на шестнадцатый, а на самый верх, где за неприметной дверью скрывается пентхаус. Просторное пространство открывается внезапно: высокие потолки, панорамные окна от пола до потолка, минималистичный стиль, подходящий своему хозяину.

Я замираю на пороге, не в силах сделать шаг. Пентхаус раскрывается передо мной, словно сцена из чужого, недосягаемого мира — и всё же теперь это пространство принадлежит нам.

Просторная гостиная встречает мягким светом, льющимся сквозь панорамные окна. В центре — экокамин: едва заметное голубое пламя танцует за прозрачным стеклом, не обжигая, но согревая воздух едва уловимым теплом. Рядом — низкий диван из натуральной кожи цвета топлёного молока, несколько небрежно брошенных пледов из альпаки. На стенах — ни картин, ни фотографий: только игра теней на фактурной штукатурке цвета пепельной розы.

От гостиной плавно отделяется кухня — остров из матового кварца, встроенная техника, спрятанная за фасадами из дымчатого дуба. На столешнице одинокая ваза с букетом белых калл, будто кто‑то заранее позаботился о деталях.

По левую руку — дверь в хозяйскую спальню. Здесь царит полумрак: плотные шторы приглушают городской свет, но сквозь их складки пробиваются огни мегаполиса. Огромная кровать с высоким изголовьем, обитым бархатом цвета тёмного изумруда. У окна — кресло и низкий столик с книгой, оставленной на середине. В углу — встроенный шкаф с зеркальными дверцами, отражающими закатные блики. Ещё одна дверь с рабочим кабинетом, куда мне мягко запретили заходить.

Напротив — гостевая комната, более сдержанная: кровать с белоснежным постельным бельём, деревянный комод, на стене — абстрактная композиция в серых тонах. Здесь пахнет свежим хлопком и едва уловимой ноткой лаванды.

Дверь в ванную открывает мир мрамора и света. Стены облицованы камнем тёплого бежевого оттенка, а в центре — джакузи с хромированными кранами и панелью управления. Над ней — зеркало во всю стену, над которым встроена система подсветки, меняющая оттенки от мягкого янтаря до холодного лунного света. Душевая кабина с тропическим душем скрыта за матовыми стеклянными дверями.

В дальнем конце пентхауса — мини‑тренажёрный зал. Зеркальные стены, карбоновые гантели, складной беговой тренажёр, швейцарская стена и коврик для йоги у окна. Воздух здесь пропитан запахом свежего дерева и металла.

Но главное — терраса. За раздвижными дверями открывается вид на город, раскинувшийся внизу, как карта из огней. В центре — небольшой бассейн с подсветкой, вода в котором кажется чернильно‑синей под ночным небом. Вокруг — шезлонги с мягкими матрасами, низкий столик из ротанга и кашпо с вечнозелёными растениями. Здесь, наверху, ветер приносит запахи далёких парков и свежести, которых не найти внизу, среди бетонных джунглей.

Я медленно обхожу пространство, касаясь поверхностей — прохладного мрамора, тёплого дерева, гладкого металла. Каждый элемент продуман, каждая деталь на своём месте. И всё же в этой безупречности чувствуется что‑то неуловимо одинокое, словно дом ждал именно этого момента.

- За ним кто-то следил в твоё отсутствие, да? - Спрашиваю, бесстыдно заглядывая в холодильник. В кристально пустой холодильник. - Это что такое?

- Отвечаю на первый вопрос — да. У меня есть домработник. - Садится за барную стойку на высокий стул. - Отвечаю на второй — холодильник.

- Домработник? Почему не домработница? Не было влажной мечты оттрахать девочку в униформе? Думала, об этом все мужики мечтают. - Поддеваю, пытаясь... Непонятно что пытаясь. То ли поиздеваться, то ли подколоть.

- Почему же? Была. Но она исполнится, когда я подарю тебе такой костюмчик. - Давлюсь воздухом от его ответочки. Да так сильно, что приходится постучать себе по груди, чтобы не задохнуться.

- Очень смешно. - Комментирую. - А что с холодильником? Почему он пустой? Ты воздухом питаешься? - Меняю тему разговора. - Или ты решил меня не убивать, чтобы я умирала мучительно от голода?

- Идея отличная. - Пожимает плечами. - Приму к сведению.

- Там...

- Оу... Уже Там? - Хмыкает. - Видишь, как быстро ты сдаёшься. Ещё вчера я был Тамерлан Назирович, а сегодня уже Там.

- Ты не был Тамерланом Назировичем. - Закатываю глаза.

- Я не ем дома. - Объясняет. - Позавтракать не успеваю, обедаю на работе, ужинаю после работы в ресторане или кафе. Поэтому из продуктов у меня только вода. Но для тебя могу вызывать повара.

- Это ещё зачем? - Хмурюсь. - Я сама прекрасно умею готовить. Как ты понимаешь, мне особо нечем было заняться в четырёх стенах после окончания университета.

- Вот какую жену я отхватил! - Уголок его рта приподнимается, но лишь на секунду. - Если ты захочешь работать, я не буду против. Но рядом со мной. Из легального у меня есть бизнес по производству мебели. Обычно я тусуюсь в офисе. Можешь работать со мной.

- Из легального? Стулья стругать? - Фыркаю.

- Нашивку шить для кресел. - Поддерживает мой сарказм. - А если серьёзно — заниматься теоретическими вопросами. Можешь быть моим ассистентом.

- Кофе приносить? - Снова с губ срывается смешок.

- Минет делать время от времени. - Издевается, с упоением перехватывая мою отрицательную реакцию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Тогда я, пожалуй, лучше здесь... Пирожки поем. - Натягиваю улыбку.

- Как хочешь. - Пожимает плечами, будто ему это вообще не интересно. - Закажу ужин. Что будешь есть?

- Я не привередливая. То же, что и ты. - Киваю.

Пока Тамерлан звонит в доставку, я перемещаюсь со своим маленьким чемоданом в гостевую комнату и раскладываю вещи в шкаф, косметику на тумбу, а шампуни и крема для тела в ванную. Зубную щётку засовываю в стаканчик, в гости к щётке Каримова.

- Шустрая ты. - Вздрагиваю, когда сзади материализуется его тень. - И щётку уже даже пригнездила. Вот вы какие, женщины... Именно поэтому у меня домработник, а не домработница.

- Я могу съехать? - Обнажаю зубы. Я даже безумно была бы счастлива, если он бы меня просто отпустил. Но этого не будет.

- Не можешь. - Щёлкает меня по носу. - Там ужин привезли. Есть и спать. У меня завтра дела.

Глава 12. Пешка

Стефания.

На удивление, кровать оказывается настолько удобной, настроение — хорошим, а обстановка — спокойной, что я засыпаю моментально. Поэтому просыпаюсь только тогда, когда стрелка часов уже переваливается за 14:00.

Шторы плотно закрыты, поэтому я не сразу понимаю, что уже глубокий день. Глаза всё ещё слипаются, когда приказываю себе подняться. На мне помятая пижама, волосы взъерошены и встали на затылке словно от удара током. На лице отпечатался узор от подушки, а губы припухли, будто от поцелуев.

Вместо зарядки спустилась на ковёр и растянулась так, насколько только могла, похрустывая косточками. После незамедлительно направилась в душ. А точнее, набрала джакузи, с удовольствием заторчав в нём ещё на львиную долю времени.

Выбралась из ванной — новая я. Отдохнувшая, ещё более счастливая и... красивая. Переоделась в чёрный домашний сарафан с кружевными вставками, уложила волосы ровными пышными волнами, нанесла лёгкий макияж.

Пока просыпалась и выполняла бьюти-процедуры, дико проголодалась. Кухня, естественно, встретила меня пустотой, и лишь небольшая записка на холодильнике давала понять, что про меня не забыли.

«Карточка на столе. Можешь заказать себе завтрак или поехать позавтракать в каком-нибудь заведении. Глыба, которая ждёт тебя за дверью, отвезёт куда скажешь».

О-как.

Пожав плечами, иду к выходу и открываю дверь, чтобы проверить, не исчезла ли эта самая глыба, ведь я спала довольно долго. Но нет. Стоит, как и должно быть телохранителю. Гордо, ровно, бесшумно.

- Буду через десять минут. - Говорю ему, чтобы не выглядеть идиоткой, и возвращаюсь в комнату за сумочкой и телефоном.

"Лимит есть на карте?"

Отправляю смс Тамерлану, выходя из пентхауса.

"Если не собираешься покупать самолёт, то нет."

Прилетает тут же.

"Самолёт на завтрак — моя главная извращённая мечта"

Прикусываю губу, печатая ответ.

"Уже обед, конфетка. Я вообще подумал, что ты окочурилась, раз так долго не давала о себе знать."

"Не дождёшься"

Показываю "фак" экрану, и убираю телефон в карман.

- Сначала поехали в какой-нибудь фастфуд. Сто лет не ела жирные бургеры с тройной порцией сыра. - Расплываюсь в улыбке, указывая водителю-тире-телохранителю, куда мы едем.

Мужчина не отвечает, но уже вскоре тормозит возле кафе со знакомым названием. Выхожу из машины, и он идёт за мной. Ну кто бы сомневался?

Заказываю две порции, и мы с мужчиной занимаем столик.

- Поговори со мной, что ли. Я же так со скуки сдохну... - Закатываю глаза на его непробиваемость.

- Не положено. - Отвечает без тени сомнения в своей правоте. - Тамерлан Назирович велелс вами не общаться.

Достаю телефон и непременно строчу сообщение Каримову.

"Ревнивый муж?"

"Скорее, конструктивный. Не нужно привлекать к себе лишнее внимание. Ты моя."

Начала писать гневное сообщение, о том, что его, и то пока летит, но стёрла, так и не отправив.

"Игнорируешь?"

Прилетело, пока я рассуждала, как ему ответить.

"А может, он мне понравился?"

Издеваюсь, нарочно играя с огнём. Такой уж у меня характер. Постоянно лезу на рожон.

"Тогда придётся сегодня вытрахать из тебя такие мысли."

Не такого ответа я ожидала. Ой, не такого.

"А, ой, показалось."

Отправляю и вновь засовываю телефон в сумочку.

Щёки горят, и когда приносят еду, я молчу, просто впихивая вторую порцию телохранителю.

- Ну хоть поесть со мной ты можешь? Иначе так и я не смогу поесть. Если ты будешь просто сидеть и смотреть.

К счастью, глыба, как назвал его Там, соглашается поесть со мной, поэтому я прекрасно завтракаю, а затем направляюсь в магазин.

Набираю огромную кучу продуктов, чтобы завтра мне не пришлось снова ехать куда-то, чтобы позавтракать. Да и пообедать, и поужинать. Сгребаю всё, что вижу, а мужчина послушно таскает тележку. Следом захожу в лавку и покупаю несколько красных статуэток, чтобы разбавить «чёрно-белое» настроение пентхауса.

- Вам не кажется, что эта машина нас преследует? - Шепчу водителю, когда мы едем домой. Постоянно оборачиваюсь. Чёрное бмв старого посола ползёт за нами уже который километр. Не пропускает ни одного поворота. - Сверните. Поедем на работу к Тамерлану. Посмотрим, вдруг она поедет за нами.

Водитель поступает, как я говорю, разворачивается, и, как ни странно, машина разворачивается вместе с нами. Пока мы блуждаем по перекресткам, переулкам, она блуждает с нами. И только на последнем повороте, прямо перед зданием офиса, мы разъезжаемся.

- Думаешь, мы зря переживали? - спрашиваю, но он не отвечает. - Отведи меня к мужу.

Мужчина кивает, и уже через пятнадцать минут я стою возле кабинета Каримова, ожидая, пока его покинет клиент.

И как только я вижу, освободившееся помещение, влетаю следом.

- Уже соскучилась, конфетка? - Тамерлан реагирует сразу же, как только меня видит. - Оу, неплохо выглядишь. Всё-таки решила быть минетчицей?

- Меня преследовали. В смысле, нас. С глыбой. - Не обращаю внимания на его колкости. Сердце колотится как бешеное. - Пока мы блуждали, машина не отставала до самого конца. На последнем повороте только свернула.

- Уверена, что тебе не показалось? - Киваю. - Угу... - Тянет, прищуриваясь. - Значит, если бы хотели тебя убить, ты бы уже была мертва. Но ты жива, здорова. Получается, ты нужна убийце. Это зацепка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Хочешь сказать, - озарение приходит медленнее, чем должно. - Ты знал, что что-то такое сегодня случится. Ты намеренно оставил мне карту и разрешил «погулять». Ах ты, козёл! - Срываюсь, начиная колотить по твёрдой груди кулаками, словно по груше. Осознание, что сегодня я могла умереть, и он был к этому готов, ударяет как следует. Глаза начинают щипать. Не сказать, что это предательство, ведь мы знаем друг друга всего ничего. Но обидно. Мне обидно.

- Всё, успокойся. - Хватает меня за запястье и резко разворачивает, прижимая своим телом к столу. - Ты же не думала, что мне важна твоя жизнь, да? - Произносит, взглядом заставляя замереть. - Ты всего лишь пешка. Не мешай мне наслаждаться игрой.

Глава 13. Кусочек безумства

Стефания.

- Я тебя огорчу, но я не буду играть в твои игры. - Шиплю, пытаясь вырваться из капкана его рук. Но у меня не выходит.

- Я тебя огорчу, но ты уже играешь. - Изображает мою интонацию. - И не придуривайся, что тебе не нравится эта игра. Ты столько времени сидела в клетке, а тут... Я не держу твой язычок, могу его только прикусить. - Наклоняется, замирая в миллиметре от моего лица. - Я не запрещаю тебе выходить из комнаты, можешь делать всё, что захочешь. В разумных рамках. И даже сегодня ты от этого кайфанула. Не ври, что это не так. - И... - Приникает к лицу и цепляет зубами нижнюю губу, немного оттягивая. Против воли с уст срывается то ли стон, то ли писк, и я краснею, как ранняя черешня. - Только скажи «да», и я освобожу тебя ещё и от того тягучего чувства, что собирается прямо сейчас внизу твоего живота. - Хмыкает, отстраняясь. - Не говори, что тебе не нравится.

- Ты... Ты... - Не могу продолжить, потому что все мысли вылетают из головы за секунду. В голове остаются только его слова, наглые касания и... тягучее чувство внизу живота, что вспыхнуло за секунду и так же быстро потухло.

- Твой муж. - Обрывает. - Вечером я покажу тебе ещё одно место «свободы». Будь готова, тебе понравится.

- Но...

- Иди. Сейчас мне нужно работать. - Не даёт ничего сказать и буквально выталкивает за дверь.

Что я там говорила? Не буду играть в его игры? Он прав. Я уже играю. И пока, вопреки желаниям, по его правилам.

"Домой" я еду уже в не лучшем настроении. Тамерлан просто стёр мои надежды, веру и капельку счастья одним чертовым предложением. Что я там говорила? Безопасность? Никто не даст мне безопасность. Кроме меня самой.

Чтобы занять время до вечера, я изучаю кухню. Сначала заполняю холодильник и шкафчики купленными продуктами, затем учусь работать с навороченной техникой, которой никто до меня не пользовался, и наконец начинаю готовить.

На ужин у меня получается мясной гуляш с помидорами и болгарским перцем, сливочное пюре и лёгкий овощной салат. Также, загрузив кофемашину, у меня получилось сварить сногсшибательный капучино, которым я ни за что не поделюсь с Каримовым.

«Найдёшь что-то типа джинсовых шорт и так далее, или заказать тебе доставку?»

Приходит сообщение от Тамерлана, когда я наслаждаюсь напитком.

«Боюсь, мои тебе не подойдут. Извини».

Корчусь, довольная тем, что он меня не видит.

«Я тебя точно выпорю, конфетка».

«Поролка сломается».

Он мне не отвечает, тем самым наводя на мысли, что мне в действительности кабзда. Надеюсь, это лишь мои мысли. Ноооо... Как же я кайфую говорить то, что хочу. Это ли не счастье?

Когда Тамерлан возвращается, я уже сижу за ужином. Гуляш получился отменный, а пюрешечка... просто шик.

- Чем это здесь пахнет? - Заваливает, заглядывая в посудину. - Оу. А я собирался отвезти тебя в ресторан.

- Не хожу на свидания с аутсайдерами, которые носят женские шорты. - Прикусываю язык, но уже поздно.

Каменная стена в виде Тамерлана вырастает прямо надо мной. Смотрит, пронзая взглядом насквозь. Медленно и аккуратно расслабляет галстук, затем и вовсе от него избавляясь. Тягуче, словно в стриптизе, расстёгивает пуговицы на рубашке, вынимая их из петель одну за другой. Тяжело дышит.

- Ты в моём доме всего один день... - Тянет, сбрасывая верх на стул. - Всего один день, а я уже бурлю, как жерло вулкана. Теперь я понимаю, почему брат рекомендовал тебя. Ты — то, что мне было нужно. Ты — всё то, что я не люблю. Начиная цветом волос, заканчивая острым, непокорным языком.

- Там... - Шепчу предупреждающе. Отступать некуда, поэтому мне остаётся только молиться. - Не надо...

Хмыкает, наклоняясь ко мне. Строгое мужское лицо вновь замирает напротив моего. Ухмыляется самодовольно.

- Покормишь? - Выдаёт с хрипотцой. - Первое, второе и десерт.

- Десерта нет. - Пищу.

- Ошибаешься... - Обнажает зубы, одним движением раздвигая мои колени.

- Ты ешь! - Резко подрываюсь со стула, выворачиваясь, словно змея, чтобы выбраться из горячего капкана. - А я пойду шорты поищу. И что там ещё надо...

- Что хочешь. - Посмеивается, расслабляясь, а я горю. Лицом, телом, внутренностями. - Сегодня я хочу видеть тебя дерзкой.

Ничего не ответив, спешу в комнату. Быстро нахожу свои единственные джинсовые шорты. Короткие, чёрные с красивой рванью. Которые я никогда не носила. Купила их, когда сбежала от бабушки, и так и не успела надеть. Она меня нашла. Также достаю красный топ на тонких бретельках и чёрно-красную рубашку в клетку. Её я повязываю на бёдра. В уши добавляю серьги-кольца, волосы затягиваю в высокий хвост, оставив несколько прядей у лица, на ноги обычные белые кроссовки. Из макияжа — тушью прохожусь по ресницам и выделяю губы ярко-красной помадой. Вид вообще не мой. Чужой. Так я никогда не выглядела.

- Ужин охуенный. - Комментирует, когда я выхожу из комнаты. - А ты... Ты тоже охуенная. Поздравляю. Ты превзошла все мои ожидания. Будто знаешь, куда мы поедем. - Щурюсь, ничего не отвечая. - Сейчас я переоденусь и в путь.

Он уходит буквально на десять минут и возвращается в джинсах и свободной чёрной футболке. Мы спускаемся вниз, садимся в машину и молча направляемся куда-то. Выезжаем за пределы города, туда, где не так много машин гоняют по трассам, туда, где гораздо меньше огней.

Когда машина заезжает в импровизированный гараж и останавливается, меня всё ещё терзают догадки. Но когда мы пересаживаемся на другую и выкатываемся в место, наполненное такими же тачками, всё становится на свои места. Это гонки. Нелегальные ночные гонки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Гоночный корт раскинулся в глубине заброшенной промышленной зоны — словно тайный анклав, спрятанный от посторонних глаз за периметром ржавых заборов и обветшалых цехов.

В ночное время пространство преображается под безжалостным светом прожекторов. Мощные лампы, закреплённые на металлических фермах, заливают трассу холодным голубоватым сиянием, выхватывая из тьмы резкие контрасты: глянцевые кузова машин, жёлтую разметку на асфальте, грубые бетонные опоры. Тени ложатся угловатыми пятнами, превращая пространство в игру света и мрака.

Обочина трассы ограждена импровизированными барьерами — штабелями автомобильных шин, сваренными из толстых труб стойками, тяжёлыми бетонными блоками. В некоторых местах вдоль траектории установлены светоотражающие конусы, поблёскивающие в свете фар.

На возвышенностях, где позволяют конструкции, расположились зрители. Они жмутся к стенам, забираются на контейнеры и бетонные выступы, превращая индустриальные руины в стихийные трибуны. Их силуэты тонут в полумраке, лишь изредка вспыхивая отблесками экранов смартфонов.

- Только не говори, что...

- О да, мы тоже будем участвовать. - Расплывается в улыбке, подгазовывая так, чтобы рёв мотора отдался эхом по всем моим внутренностям.

Глава 14. Моя клетка

Стефания.

Вдоль стартовой линии выстроились машины — каждая как вызов здравому смыслу. Глянцевые спорткары соседствуют с доработанными до неузнаваемости седанами, у которых из‑под капота торчат трубки интеркулеров, а сзади громоздится антикрыло. Кто‑то украсил кузов неоновой подсветкой, кто‑то ограничился матовой чёрной окраской и агрессивными воздухозаборниками.

Над трассой висит плотный запах разогретой резины и выхлопных газов. Где‑то вдали раздаётся резкий свист турбины, заставляя всех обернуться. Это не официальная гонка с регламентами и судьями — здесь правят инстинкты, адреналин и безоглядная вера в свой автомобиль.

На стартовой черте два ряда машин медленно ползут вперёд, выравниваясь. Фары высвечивают разметку, а в зеркалах заднего вида мелькают огни прожекторов. Тишина — та самая, что предшествует буре. И в этой тишине слышен лишь стук моего сердца, отсчитывающего секунды до старта.

Сердце колотится где‑то в горле, когда машина рывком срывается с места. Я вцепляюсь в ручку над дверью, глаза широко раскрыты — всё происходит слишком быстро. Пространство вокруг сливается в размытые полосы света и тени, а ревущий двигатель вибрирует сквозь сиденье, отдаваясь в каждой клеточке тела.

Сначала — только страх. Острый, ледяной, сковывающий. Мы несёмся сквозь лабиринт бетонных колонн, едва не задевая ржавые контейнеры; каждый резкий поворот заставляет внутренности сжиматься в тугой узел. Я невольно зажмуриваюсь, когда впереди внезапно вырастает острый угол стены, но Каримов лишь ухмыляется и ввинчивает машину в немыслимый вираж.

- Ты в порядке? - кричит он, и его голос тонет в рёве мотора и свисте ветра.

Я хочу сказать «нет», хочу потребовать остановить эту безумную гонку, но… Что-то меняется.

Адреналин, будто электрический ток, пронзает вены. Страх не исчезает — он трансформируется, переплавляется в чистое, необузданное возбуждение. Теперь я не боюсь — я живу. Каждое движение машины отзывается в теле новым всплеском эйфории. Мы ныряем в тёмный проход между цехами, выныриваем на открытую площадку, где прожекторы бьют в глаза ослепительными вспышками, снова ныряем в тень.

Запах разогретой резины, металлический лязг, крики зрителей где-то вдали — всё сливается в единый поток ощущений. Я больше не сжимаюсь в кресле — я подаюсь вперёд, впиваясь взглядом в трассу, предугадывая повороты, чувствуя, как машина дышит под нами, как каждый поворот руля, каждое нажатие на газ становится частью нашего общего ритма.

Мы обгоняем одного соперника — вплотную, почти царапая бортами, — и я вскрикиваю от восторга. Ещё один рывок, ещё один вираж, и вот уже финишная черта маячит впереди, обрамлённая огнями и силуэтами замерших зрителей.

Её мы пересекаем вторыми.

Двигатель глохнет, и тишина обрушивается на нас, словно тяжёлое одеяло. Я дышу часто, прерывисто, пальцы всё ещё сжимают ручку, но теперь — не от страха, а от неостывшего азарта. Сердце стучит, как безумное, но в груди распускается тёплая волна удовлетворения.

- Очуметь... - Шепчу, жадно хватая воздух ртом. - Очу-меть...

- Иди сюда, конфетка. - Хватает меня за руку, и резко дёргает на себя.

Не успеваю одуматься, как оказываюсь на его коленях лицом к лицу. Кровь кипит, дыхание частое, в глазах будто мерзают звёзды.

- Каримов...

- Да, детка? - Нагло сжимает мои ягодицы, ныряя под джинсовые шортики руками. Прижимает к себе максимально крепко, так, что я чувствую насколько твёрдым он стал. - Возбуждает, не так ли?

- Каримо...

Договорить не успеваю. Мужчина врезается поцелуем в мои губы — резко, почти отчаянно, и от этой внезапности по спине пробегает горячая волна.

Его руки твёрдо ложатся на мою талию, прижимают ближе. Я невольно упираюсь ладонями в его плечи, словно пытаясь взять секунду на осмысление, но уже через миг пальцы сами разжимаются, скользят вверх, зарываются в волосы.

Поцелуй — как электрический разряд: сначала острый, почти болезненный всплеск ощущений, потом — плавное растекание жара по всему телу. Его губы требовательны, но в то же время в каждом движении читается невысказанное смятение, будто он боится, что я отстранюсь и уйду, если ослабит хватку хоть на миг.

Я чувствую, как расслабляются мышцы, как уходит последнее напряжение, уступая место чему‑то новому, неизведанному. Его пальцы осторожно проводят по моей щеке, и этот простой, почти невинный жест вдруг кажется важнее всех предыдущих прикосновений.

Наконец он отстраняется, прижимается лбом к моему, мы оба тяжело дышим, будто пробежали миллион раз стометровку.

- Я тебя убью... - Шепчу первое, что приходит в голову. Я ни за что не признаюсь ему, что вся трепещу изнутри от пережитых чувств.

- А я бы трахнул тебя прямо здесь и сейчас... - Рычит в ответ, наматывая мой хвост на свой кулак. Ведёт языком по шее, прикусывает кожу, вызывая волну предательских мурашек. - Но...

- Но? - Срывается против воли, и я чувствую как заливаюсь краской.

- Оу! - Тихо смеётся, разливаясь приятной хрипотцой по всему салону. - Ты хочешь знать почему я этого не сделаю?

- Нет. - Карабкаюсь, пытаясь слезть с его рук, но ничего не получается. - Отпусти меня.

- Эй! - Кто-то стучит в окно, и я вздрагиваю, подпрыгивая на месте. - Потом будете трахаться, пора веселиться!

Тамерлан наконец-то отпускает меня, и я перелазию на своё селенье, наскоро поправляя одежду. Когда я выбираюсь из машины, вокруг уже всё совсем по-другому. Тачки стоят кругом, отгораживая от остального мира. Внутри — настоящая техасская вечеринка. Диджей с ярким мерцающим пультом и басами, разносящимися по глухому месту. Все зрители, что до этого плотно прижимались к ограждениям, танцуют и пьют, чокаясь друг с другом одноразовыми стаканчиками.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Привет, братан. - Мужчина, что стучал к нам в окно обнимает Каримова, похлопывая ему по спине. - Рад снова тебя видеть. А это кто? Новая подружка? - Кивает на меня, бесстыдно разглядывая.

- Это моя жена. - Спокойно, без всякого стеснения или стыда, отвечает Там.

- Нихуя ты... Три недели тебя не видел, а ты уже окольцован. Мог бы и на свадьбу пригласить.

- На ней меня хотели убить. Вряд ли тебе бы там понравилось. - Говорит, но его друг воспринимает это как шутку и смеётся. - Стефа, это Дамир, Дамир, это Стефа.

- Приятно познакомиться. - Обнажаю зубы, из вежливости.

- И мне. - Подмигивает мне, и уходит куда-то в толпу, обнимая стоящую к нам задом блондинку за бёдра.

- Мы пришли вторыми, нам полагается какой-то приз? - Кричу, прижимаясь ближе к мужу, чтобы он меня услышал.

- Нет, конфетка, это же уличные гонки. Здесь платят только за первое место. И... между нами говоря, я ни разу его не занимал. - Улыбается, нагло прижимая к себе за талию. - Я просто ловлю кайф, когда здесь гоняю. Это не для победы.

- Понимаю... - Отвечаю, но он не слышит.

Этот день оставляет странное послевкусие. Послевкусие свободы и вседозволенности. Несмотря на то, что на самом деле я в клетке. Несмотря на то, что моя клетка имеет имя. И имя её — Тамерлан.

Глава 15. Без правил

Тамерлан.

- Сам убитый родом из Владивостока. Прилетел оттуда два месяца назад. Жил в съёмной квартире, ни с кем не общался. Ничего такого, что могло бы приблизить нас к версии. Извини, брат, это всё, что я смог нарыть. - Юрец жмёт плечами, засовывая руки в карманы.

- Ищи ещё. Должно быть что-то ещё. Родители, друзья. Чем жил во Владивостоке? Рой глубже. Это приказ. - Хмурюсь, отсалютовав ему правой рукой.

Мужчина кивает и, развернувшись, садится в свою машину. Я же возвращаюсь в пентхаус и направляюсь в комнату к Стефе. Вчера мы хорошенько покатались, и мне хотелось увидеть, как она будет реагировать на меня сегодня. Не сказать, что развращение жён — это моя главная задача, но сейчас это единственное, отчего я получаю удовольствие. Она помогает мне забыть о проблемах. Пусть и на короткий срок.

Когда вхожу, сразу же вижу аккуратную, отклянченную кверху задницу, обтянутую трусами-семейниками. Или как их называют? Это такие трусы, когда из эротичного только то, что обычно ты их не видишь. Парашюты. Белые и широкие, как памперсы.

Мне становится смешно. Я знал, конечно, что девушки не спят в кружевном белье и шелковых халатах, как показывают в фильмах, но такого я точно не ожидал.

Хватаю со шкафа мягкого медведя, которого она, видимо, притащила с собой в чемодане, и бросаю в девушку, попадая прямо в мило посапывающее лицо.

- Аааа! - Подрывается и зачем-то хлопает в ладоши несколько раз. - Козёл! - Когда до неё доходит, что произошло, она хватает медведя и бросает мне обратно. Но, на её сожаление, я его ловлю. - Вали отсюда!

- Ты всегда в памперсах спишь? - Киваю на то, что прячется сейчас под одеялом. - Писаешься по ночам?

- Какаюсь. - Шипит разгневанно. - Иди отсюда. - Волосы спутаны, глаза ещё сонные, но в них уже полыхает огонь негодования. - Это мой медведь! - заявляет она, когда я не двигаюсь с места. - Ты не имеешь права его трогать!

- Так он же на полке стоял, - ухмыляюсь я. - Значит, и мой тоже.

- Он охранял мою территорию! - Она вскакивает с кровати, напрочь позабыв о том, что находится в трусах. - А ты его похитил и использовал как оружие!

- Ну, он плохо справился со своей задачей, - киваю в сторону её раскрасневшегося лица. - Видела бы ты себя, когда подскочила.

- Ты… ты… - запыхалась от возмущения. - Ты просто невыносимый!

- Какой есть. - Пожимаю плечами. - Поедешь со мной завтракать? - Меняю тему, стараясь на неё не пялиться.

- Чтобы тебя снова попытались убить, а мне досталось в купе? - Хмыкает. - Ну уж нет. Сама приготовлю.

- То есть ты только за свою задницу переживаешь, негодница? - Дырявлю её глазами, стараясь разглядеть, что с ней не так. Она какая-то отбитая. Не такая, как все. Но я не могу понять пока, мне это нравится или это меня отпугивает.

- Конечно. Ты мне больно нужен. - Пожимает плечами, влетая в пижамные штаны. - Тем более, если тебя грохнут, у меня останется цееееелое состояние. - Хитро улыбается, потирая ладошки. - Так что это мотив, кстати. Советую меня бояться. - Сгибается в двое, зачёсывая волосы в гульку на голове.

- Ну ты и сучка. - Срывается. Против собственной воли ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Как идиот. - Готовь на двоих! - Ору, когда она скрывается в своей ванной и закрывается на ключ.

- Прям здесь? - Отвечает спустя время. - Вам холодную воду или горячую, мистер обалделость?

- Тёплую. - Подхожу к двери, ведомый желанием её открыть и нырнуть внутрь. Но что-то меня останавливает.

Пока Стефа плескается, я прячусь в своём кабинете, решив получше изучить её досье. Круглая сирота, бабушка не родная. Есть сводный брат. Отец умер в автомобильной аварии, а отчим и мать сторчались. Такая себе семейка, честно говоря.

Когда выхожу из кабинета, девушка уже что-то колдует на кухне. Целый спектр охеренных запахов проникает в мои ноздри и разносит предвкушающие мурашки по телу.

Подхожу ближе, заглядываю через плечо — она сосредоточенно помешивает что‑то в сковороде, слегка пританцовывая в такт музыке, доносящейся из наушников. На столе — россыпь нарезанных овощей, баночка оливкового масла, пучки свежей зелени. Воздух пропитан ароматами чеснока, розмарина и поджаренного хлеба.

- Что‑то итальянское. Паста? - Спрашиваю, но она не отвечает. Трогаю её плечо. Девушка вздрагивает, убирает наушник, и я повторяю вопрос.

- Почти. Ризотто с грибами и пармезаном. - Пожимает плечами.

Мой желудок издаёт одобрительный рык, и мы оба смеёмся. Она снимает с плиты сковороду, раскладывает блюдо по тарелкам, а я наливаю апельсиновый сок. Первый же кусочек тает во рту — именно так, как я люблю: кремовая текстура, насыщенный вкус, лёгкая остринка.

- У тебя руки не из жопы. - Доедаю, комментируя.

- Лучший комплимент, который я когда-либо слышала. - Фыркает, забирая у меня пустую тарелку. Кладёт её в раковину, и вместе со своей начинает мыть.

- У меня есть посудомойка. - Обозначаю.

- Она разносит излучения. Две тарелки я как-нибудь и без неё справлюсь. - Фырчит, как маленький ёж.

- Бухать сегодня поедешь со мной? - Встаю сзади максимально близко, но не так, чтобы её касаться. Чувствую как она напрягается, и от этого одна из моих частей тоже начинает напрягаться. Касаюсь пальцами её плеча и веду вниз по руке.

- Но мне же не...

- Можно. Никаких традиций, законов и правил. Только ты, я, и полная свобода. - Шепчу, наклоняясь над ухом. - Клуб сможешь выбрать сама. Что угодно.

- А стрелок? Ты его не бои... - Разворачивается, и впечатывается в меня, облокачиваясь на столешницу. - Ой... Там...

- Не боюсь. Я никого никогда не боюсь. Мои парни и мухи к нам не пропустят. - Подхватываю её за талию и усаживаю на столешницу, прижимаясь ещё крепче.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Это как у нас на свадьбе? - Даже в такой ситуации, дрожа всем телом, она не перестаёт иронизировать.

- Там я хотел, чтобы муха проскочила. - Касаюсь утончённого подбородка. - А сейчас я хочу тебя.

- Не много ли ты хочешь? - Выдыхает горячий воздух.

- Что плохого в том, что я хочу свою жену? - Перемещаю руку на её шею. Немного сжимаю. - Я смотрю на тебя уже какой день, конфетка. Я ведь не железный...

- И что? - Задирает голову. - Изнасилуешь меня?

- Если только в качестве ролевых игр. - Притягиваю к себе, замираю в миллиметре от желанных губ. - То, в каком ты положении, напоминает мне о том, что если бы я согласился, то мой брат был бы жив, и ты всё равно была бы моей. Это меня убивает, но ничего сделать с тем, что я хочу тебя, я не могу.

- Можешь... - Шепчет, едва касаясь своими губами моих. - Ты можешь меня отпустить. - Рывок, и хрупкое колено въезжает мне прямо между ног, заставляя согнуться ровно вполовину.

ВНИМАНИЕ! Наверняка, вы знаете какая ситуация в Курской области, поэтому я не буду углубляться в проблемы, но суть в том, что последнее время на постоянной основе отсутствует интернет. До этого мы с вами вели постоянные диалоги в тг, и я обо всём рассказывала, сейчас такой возможности нет. Работает только ВК. Поэтому если у вас есть вопросы по любому поводу -- пишите, не стесняйтесь. Как только интернет будет появляться буду обновлять. Надеюсь на ваше понимание.

Глава 16. До тла

Тамерлан.

- Не смей ко мне больше прикасаться. - Заявляет, отскакивая от меня на безопасное расстояние. - Я твоя жена, но не твоя собственность.

- Ошибаешься... - Шиплю, выпрямляясь. Боль медленно отступает, и мне становится легче. - Это именно так. Ты — моя собственность. Твоё тело принадлежит мне. Твои волосы принадлежат мне. Твои губы тоже принадлежат мне. Твоя душа — моя. Всё, что есть у тебя, принадлежит мне.

- Не много ли ты хочешь, Каримов? Я буду бороться с тобой. Я не стану той, кто примет все твои...

- Тшшш... - Приближаюсь и за секунду прижимаю Стеф к стене. Фиксирую её так, чтобы больше она не смогла втащить мне по яйцам снова. Руки прижимаю над её головой. - Мне нравится эта игра в сопротивление, но не перебарщивай. Видимо, то, что я не оттрахал тебя по всем канонам кавказского колорита, не заставил одевать хиджаб и при виде меня опускать глаза в пол, тебя расслабило. Но я с лёгкостью могу это изменить. - Прикусываю её ушную раковину, чувствуя, как она дрожит в моих руках. - Ты должна понимать, что это неизбежно. Ты моя жена, я тебя хочу, и спать с кем-то другим я не собираюсь. Чего тебе стоит просто расслабиться? Довериться мне?

- А того, что мужчин до тебя у меня не было... - Выдыхаю. - Я не хочу вот так вот на кухне, знаешь ли. Да и вообще не хотела бы отдавать её тебе.

- Хочешь сказать, ты хранила свою целку всё это время? - Мысль, что мне досталась нераспечатанная, пьянит и возбуждает ещё больше. - То есть я буду первым, кто...

- Первым всё. - Отвечает, с вызовом смотря в мои глаза. - Мой первый поцелуй ты тоже украл.

- Странно, ты довольно хорошо целуешься. - Провожу языком по её нижней губе, ощущая сладкий, сводящий с ума вкус. - Или это я так на тебя действую?

- Тамерлан Назирович, оставьте меня в покое... - Шепчет, задыхаясь от собственного сбившегося дыхания. - У меня руки затекли уже.

- Можешь положить их мне на шею. - Отпускаю руки девушки и сразу же прижимаю её ближе к себе, за талию. - На шею, Стефа... - Выдыхаю, обжигая дыханием её губы.

- Что ты со мной делаешь, Там? - Аккуратно складывает руки на моих плечах и скрещивает кисти за шеей. - За что ты так со мной? - Самостоятельно касается моих губ, едва ощутимо, дрожа, неуверенно. - Я этого не хочу.

Но делаешь...

Прижимаюсь сильнее, накрываю её губы своими. Неторопливо, почти невесомо проверяя, позволит ли дальше. Её вздох — как разрешение, как тихий сигнал, что можно не останавливаться.

Губы уже не дрожат — они отвечают, всё смелее, всё отчаяннее.

- Я не должна… - шепчет, прерывая поцелуй на миг, но голос звучит неубедительно, почти жалобно.

Я не говорю ничего — только прижимаю ближе, чувствую, как сбивается её дыхание, как учащается пульс под моими ладонями. Ресницы трепещут, когда Стеф закрывает глаза, словно пытаясь спрятаться от собственных ощущений.

- Это неправильно… - снова пытается возразить, но уже без силы, уже почти сдаваясь.

А я лишь улыбаюсь - едва заметно, почти незаметно - и снова нахожу её губы, позволяя этому мгновению стать громче всех «нельзя».

Снова отвечает — сначала робко, будто пробуя на вкус запретное, потом всё смелее, всё отчаяннее. Перестаёт сопротивляться, растворяясь в этом мгновении, и я чувствую, как её тело постепенно расслабляется в моих руках, доверяясь полностью.

Тихий вздох срывается с маленького ротика Стеф - не протест, а признание поражения, капитуляция перед тем, что давно зрело между нами. Мои пальцы скользят по спине, притягивая ещё ближе, пока между нами не остаётся ни малейшего расстояния.

- Ты ведь знала, что это случится, - шепчу едва слышно, едва отрываясь от сладких губ. - С самого начала знала.

Стефания не отвечает словами — только прижимается крепче, зарываясь пальцами в мои волосы, будто боится, что я вдруг исчезну. И в этом молчании больше правды, чем в любых признаниях.

Наконец, когда воздух становится слишком ценным, я медленно отстраняюсь, но лишь настолько, чтобы видеть её глаза — затуманенные.

- Теперь уже поздно отступать. - Рычу и подхватываю её за бёдра.

Минуя коридор, несу в спальню, сразу же укладывая девушку на кровать. Продолжаю целовать, медленно снимая с неё вещи. Стараюсь не медлить, чтобы не давать ей время подумать.

Я опускаюсь ниже, целуя шею, плечи, медленно прокладывая путь к самому сокровенному. Её дыхание становится прерывистым, пальцы впиваются в простыни — она пытается сдержать рвущиеся наружу звуки, но я знаю: ей нравится.

Неторопливо раздвигаю её ноги, ощущая, как напрягаются мышцы под моими ладонями. Лёгкое прикосновение — и она вздрагивает, выгибается навстречу. Я даю ей мгновение привыкнуть к ощущениям, а потом позволяю себе больше.

Губы касаются нежной кожи, язык рисует медленные круги, чувствуя, как усиливается пульсация. Её руки находят мои волосы, то притягивая ближе, то пытаясь отстранить — эта борьба между желанием и стыдом только распаляет меня сильнее.

Я действую методично, чередуя нежные прикосновения с более смелыми, изучая её реакцию, запоминая, от чего она задыхается, от чего её тело дрожит всё сильнее. Каждый тихий стон — как награда, каждый судорожный вздох — как приглашение идти дальше.

Её пальцы сжимаются в моих волосах, дыхание срывается на всхлипы. Она пытается что‑то сказать, но слова тонут в волне ощущений. Я чувствую, как нарастает напряжение, как её тело готовится к разрядке, и усиливаю напор, позволяя ей достичь пика, которого она так отчаянно пытается избежать — и так страстно желает.

Когда волна накрывает её целиком, она выгибается дугой, издавая долгий, протяжный звук, который эхом отзывается во мне. Я продолжаю, мягко, почти невесомо, пока её дыхание не выравнивается, пока судороги не стихают, оставляя после себя лишь блаженную истому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что теперь? - шепчет, прикрывая лицо ладонями от стыда. - Сейчас ты возьмёшь меня?

- Сейчас нет. - Смеюсь. - На сегодня с тебя хватит извращений. Иди в душ, собирайся, и поедем в клуб. - Снова бросаю взгляд на её безумно красивое, сексуальное тело, и с трудом держусь, чтобы не наброситься вновь.

- А ты? - Заматывается в одеяло, и кивает на мой заметный стояк. - Ты так поедешь? - Смущается. Щёки заливает румянцем, и мне пиздец как это нравится.

- Столько терплю и ещё потерплю. - Успокаиваю. - Если ты, конечно, не хочешь мне по...

Убегает в ванную, не успеваю я и договорить. Она сломается. Поддастся мне. Уже поддаётся. Летит как мотылёк на огонь. И зря. Я буду тем, кто сожжёт её до тла.

Глава 18. Всё

Стефания.

Когда я просыпаюсь, мне молниеносно становится стыдно. Автоматически, от того, что я вообще открываю глаза. К сожалению, я всё помню. Всё, до последней секунды. А лучше бы отшибло память.

Помню, как голова начала кружиться уже после первого бокала. Помню, как с третьим снесло крышу. Я словно находилась глубоко в своём теле, но не могла им управлять. Кто-то другой взял бразды правления в свои руки. Помню, как залезла танцевать на барную стойку, и своими танцами и странными выворачиваниями пыталась соблазнить смеющегося надо мной Тама. Помню, как плакала, жалуясь какой-то женщине на то, что у меня красавчик муж. Помню, орала фальшиво в микрофон, устраивала челлендж с официантом. И... Чёрт. Блевала. Блевала, а Каримов держал мои волосы. Высшая степень стыда.

Хотя нет.

Лицо мгновенно загорается, и жар разливается по всему телу. Мой названный муж... Я его всё-таки соблазнила. Заставила лизать себе и командовала, не сдерживаясь. Быстрее, медленнее, резче. Я будто не я. Дикая кошка, которая напала на бедного зайчонка. Согласна, Каримов нисколько не похож на зайца, но в этом случае... В этом случае хищником была я.

Дрожь по телу. Медленно поворачиваюсь на другой бок и ахаю так громко, что Тамерлан просыпается.

- Что? Я ужасно выгляжу без косметики? - Голос, раненный утренней хрипотцой, отдаётся где-то в самом эпицентре моих эмоций.

- Ты... Я... Мы... - Глотаю воздух, будто больше дышать мне будет нельзя. Поднимаю краешек одеяла и заглядываю под него. Полностью обнажённая. Поднимаю ещё выше — он тоже.

- О да. Я практически стал жертвой изнасилования. Отбивался, как мог. - Смеётся, подползая ближе.

- Отойди, кыш, брысь! - Машу руками, старательно отгоняя от себя Тама.

- Я тебе кот, что ли? - Горячая рука ложится на мою талию. Кожа тут же реагирует, выводя в защиту или в помощь армию предательских мурашек. - Вчера ты была более сговорчивая. Может, мне тебя каждый день спаивать? - Дёргает на себя и усаживает сверху, как наездницу.

В пах тут же упирается его утреннее «доброе утро». Электрический разряд рождается прямо там, где соприкасаются частички нашей кожи, и проходит по всему телу.

- Каримов, отпусти, я голая! И ты... чёрт... голый! - Я не просто прошу. Я верещу. Ещё немного, и я от стыда просто сознание потеряю.

- Вчера я старательно вылизывал каждый твой сосочек, затем спускался поцелуями по животу и трахал тебя языком. Ты кончала мне в рот, снова и снова, а сейчас, хочешь сказать, стесняешься? - Издевается. Издевается, с довольной ухмылкой опуская взгляд на мою грудь.

- Это было вчера. - Тут же падаю на него, чтобы он на меня не пялился. - Я была не в себе. Больше я пить не буду. - Шепчу прямо перед его лицом. - У меня, наверное, изо рта воняет? - Снова смущаюсь.

- Никак нет. - Большие руки сползают по моей спине и ложатся на ягодицы. Сжимают. - Всё, о чём я сейчас могу думать, это о том, как я тебя хочу... - Обжигает губы своим дыханием. - Я так сильно ждал этого утра, что с трудом уснул.

- Зачем ждал? - Слова выходят с неожиданным стоном, ведь Каримов нагло прокатывает меня на себе. Вперёд-назад. - Мог бы воспользоваться ситуацией.

- Мог бы. - Прикусывает мою нижнюю губу и медленно всасывает в себя. Снова прокатывает. - Но я не такой. - Уделяет внимание верхней.

- Нетакуся... - Улыбаюсь, сдаваясь. Снова. В миллионный раз. Расслабляю руки и прижимаюсь к нему крепче. Мои локти на подушке по обе стороны от его головы, я просто приклеена к его телу, его лицу.

- Только с тобой. - Расплывается в дьявольской улыбке. Снова двигает бёдрами, снова касается меня, растирает членом клитор. - С тобой я хочу, чтобы ты сама меня попросила.

- Ни за что... - Простонываю, самостоятельно приникая к его губам. Повторяю его действия. Кусаю за нижнюю, втягиваю, посасываю.

- Быстро учишься, конфетка. - Ухмылка, за которую я готова его убить. Победная.

- У меня хороший учитель. - Делаю вид, что так оно и надо. Что я не смущаюсь.

- Подаришь мне себя? - Рычит, переворачивая меня на спину. - Я больше не могу. С ума схожу, понимая, что там ещё никто не был. - Начинает двигаться яростно, быстро. Растирает мою влагу, смешивая со своей. Рваные стоны вырываются против воли, дыхание учащается.

- За какие заслуги? - Шепчу одними губами, зарываясь пальцами в его волосы.

- Подарить тебе букет? - С губ Каримова срывается гортанный стон, и он заводит, похлеще виагры. Почему-то сейчас, теперь, это всё не кажется абсурдным. Я не чувствую, что что-то не так. Не чувствую подвоха или галочки "почему я не должна". Я хочу. Хочу его снова. Сейчас.

- Для начаааала... - Запрокидываю голову от удовольствия. Запредельная точка спускает с цепи механизм, от которого ноги сводит судорогой, сердце бьётся ещё быстрее, а там, где никто никогда не касался, пульсирует бешенный огонь.

- Пиздец... Как же хорошо... - Только когда меня саму отпускает, я понимаю, что мужчина заляпал весь мой живот своим семенем. Он тяжело дышит, уткнувшись лбом в мою грудь, и шепчет, шепчет, всё ещё подрагивая. - Ощущение, будто я сто лет не трахался. Яйца до треска набились.

- А сколько ты не...? - И зачем мне эта информация? Ну вот зачем?

- Нууу... За день до того, как приехал на вашу с Ильнуром свадьбу, у меня была интрижка. Поэтому, можно сказать, что с тех пор, как встретил тебя.

- Как романтично... - Тяну иронично, закатывая глаза. - Может, слезешь с меня?

- Я бы вообще с тебя не слазил. - Двусмысленно. - Но нам надо в душ, и я проголодался.

Поднимается и не даёт мне подняться следом. Подхватывает на руки, и уже через пару минут мы оба стоим под горячим гавайским дождём. Каримов нежно проходится губкой по моему телу. Так, словно моет свой главный, долгожданный приз. Аккуратно трёт спину, спускается к ягодицам, ныряет во впадинку между ног.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я всё ещё стесняюсь, горю от стыда, но позволяю ему делать это. Позволяю ему всё. Всё, что он хочет.

Глава 19. Показуха

Стефания.

- Почему не ешь? - Кивает на мою тарелку, продолжая запихивать в себя всё, что есть на столе. - Разве ты не голодна?

- Что-то не хочется... - Ковыряюсь в тарелке. Мне стыдно поднимать на него глаза. Всё, что я ему позволила, сейчас кажется мне абсурдом. Как я так быстро сдалась? Зачем? Кто он такой, чтобы так на меня влиять?

- Так. - Хмурится, поднимаясь из-за стола. - Это уже не смешно, конфетка. Нехуй загоняться. - Подходит ко мне и садится на соседний стул. Тянет меня на себя, усаживая боком на свои колени. Притягивает тарелку с омлетом ближе. - Ты делаешь то, что хочешь, и это хорошо. Это твоя свобода. И то что ты хочешь меня... в этом нет ничего криминального. Ты моя жена, мы по законным и божественным канонам должны трахаться друг друг с другом. Это же кайф, нет? Многие в браке придумывают тысячи отмазок, чтобы не отдавать супружеский долг, а ты придумываешь отмазки, чтобы не хотеть этого. Не нужно. Ты моя, а я... - Осекается.

- А ты сам по себе. - Булькаю недовольно. Я почти купилась на его речь. Почти.

- А я твой. Муж. - Улыбается одним уголком губ. - И тебе нужны силы. Поэтому открой свой сексуальный ротик. - Натыкает кусочек омлета на вилку, и протягивает мне. Послушно размыкаю губы, принимая. Эти действия от него кажутся ещё сексуальнее, чем всё, что мы уже делали. - Вот и умничка. - Предлагает последний кусочек, и я послушно его принимаю. - А сейчас иди собирайся. У тебя в шкафу уже висит платье. Мы выходим в люди. Нужно показать что ты у меня. Позлить того, кому ты нужна.

Фыркнув, сползаю с его колен и направляюсь в комнату. Я открываю шкаф и замираю — на вешалке висит идеальное платье! Чёрное, длинное, будто созданное для меня. Оно выглядит так роскошно, что на миг кажется, будто это не мой гардероб, а витрина элитного бутика. Сначала взгляд цепляется за глубокое декольте — оно такое смелое, но в то же время изысканное, обрамлённое кружевом. Кружевные детали будто танцуют по лифу, плавно перетекая на бока. А эта шнуровка спереди… Она добавляет немного дерзости, но выглядит невероятно стильно. Платье держится только на шее — без бретелек! Это придаёт образу лёгкость и воздушность, будто оно парит на мне. Ткань такая гладкая, будто жидкий шёлк — это, наверное, атлас. Но самое поразительное — разрез на правой ноге! Высокий, дерзкий, он будто создан для того, чтобы подчеркнуть линию ноги и добавить шарма. Юбка плавно расширяется книзу, как хвост русалки, а длинный шлейф обещает добавить торжественности любому образу.

Надеваю платье, укладываю волосы в крупные локоны, наношу лёгкий макияж, подчёркивая только глаза. На ноги чёрные лодочки на высоком каблуке.

Когда я выхожу, Каримов уже тоже на вершине. Идеально одет. С иголочки. Чёрный смокинг, лакированные туфли, галстук, идеально сочетающийся с белоснежной рубашкой. Мы выглядим как мистер и миссис Смит, как Бонни и Клайд, как... Инь и Янь. Мы выглядим шикарно вдвоём. Словно мы созданы друг для друга.

Спускаемся на лифте и за руку выходим из помещения. Возле входа ждёт наша машина, но на этот раз с водителем. И ещё целым эшелоном охраны.

Мы садимся в автомобиль — тонированные стёкла скрывают нас от любопытных взглядов. Водитель молча трогает с места, а я ловлю в зеркале его едва заметный кивок: всё под контролем.

Каримов слегка наклоняется ко мне, и в полумраке салона его глаза мерцают особенным блеском.

- Ну что, готова покорить их всех, конфетка? - Кладёт руку на моё голое бедро.

- Только если в конце вечера меня убьют. - Натягиваю улыбку, поправляя лацкан его смокинга.

Он берёт мою руку, легко проводит пальцами по запястью — и от этого прикосновения по спине пробегает лёгкая дрожь.

Машина плавно вливается в дневной поток огней. За окнами мелькают силуэты города, подсвеченные неоном и фонарями. В салоне звучит приглушённая джазовая мелодия, создавая идеальный фон для нашего выхода.

- Не сломай себе шею, когда будешь выходить. - Цокает языком, когда мы останавливаемся.

- Не дам тебе такого удовольствия.

Перед величественным фасадом здания уже собрались гости, вспышки камер разрывают привычный свет. Водитель открывает дверь, и в тот же миг на нас обрушивается шум города, смешанный с музыкой и голосами.

Каримов выходит первым, протягивает мне руку. Я делаю шаг — и вот мы уже в эпицентре внимания. Все взгляды устремлены на нас. Мы идём медленно, уверенно, плечом к плечу.

Кто‑то шепчется, кто‑то делает снимки, но нам нет до этого дела. Мы здесь не для того, чтобы впечатлять — мы здесь, чтобы напомнить тому, кто убил Ильнура: я всё ещё жива, Тамерлан всё ещё жив, и мы вместе.

У входа нас встречает организатор — расплывается в приветственной улыбке, но её взгляд невольно задерживается на нашей сцепленной паре рук.

- Вы выглядите… потрясающе, - наконец выдыхает она.

Каримов лишь слегка приподнимает бровь:

- Мы знаем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20. Друзья

Стефания.

Я стояла у распахнутых дверей бального зала, и на мгновение замерла, впитывая атмосферу вечера. Мягкое сияние хрустальных люстр дробилось в зеркалах, превращая пространство в сказочное царство света. Воздух был напоён тонкими ароматами цветов и едва уловимым шлейфом дорогих духов.

Тамерлан подошёл незаметно — я почувствовала его присутствие прежде, чем увидела. Он коснулся моего локтя, и это мимолетное прикосновение, как всегда, заставило сердце биться чаще.

- Ты выглядишь потрясающе, - тихо произнёс, и в его глазах отразился свет тысяч огней. - Не могу перестать любоваться тобой.

Я улыбнулась, поправив складку на платье.

Зал постепенно наполнялся гостями. Я замечаю незнакомые лица — меценаты, общественные деятели, звёзды искусства. Каждый прибывший вносил свою ноту в общую симфонию вечера. Кто‑то оживлённо беседовал у столиков с напитками, кто‑то рассматривал благотворительный аукцион, где были представлены уникальные лоты — от картин современных художников до эксклюзивных ювелирных изделий.

Тамерлан уверенно вёл нас сквозь толпу, представляя меня своим знакомым. Его манера держаться — спокойная, но в то же время властная — притягивала взгляды. Я ловила восхищённые взгляды женщин и уважительные — мужчин.

В центре зала начался первый аукцион. Ведущий, облачённый в смокинг, мастерски подогревал интерес публики. Сумма за первый лот стремительно росла, и когда молоток ударил в третий раз, зал взорвался аплодисментами. Я заметила, как Тамерлан незаметно кивнул организатору — его вклад уже обеспечил половину целевой суммы.

Позже, во время короткого перерыва, мы вышли на террасу. Ночной воздух был свеж и пах морем. Я оперлась на перила, глядя на мерцающие огни города.

- Знаешь, - тихо сказала я, - такие вечера напоминают, что даже в нашем мире есть место настоящему добру.

- Именно поэтому мы здесь, - Тамерлан встал рядом, его плечо коснулось моего. - Не ради блеска и пафоса, а ради тех, кому это действительно нужно.

- Мы здесь ради того, чтобы появиться на страницах журнала, и убийца твоего брата увидел нас. - Фыркаю.

- Ну и это тоже. - Пожимает плечами.

В этот момент дверь на террасу тихо скрипнула. Мы обернулись. На пороге стояла женщина — высокая, с безупречной причёской и в платье, будто сотканном из лунного света. Её глаза скользнули по Тамерлану, и в них промелькнуло нечто, от чего у меня внутри всё сжалось.

- О, я не думала, что здесь кто‑то есть, - проговорила она с лёгкой улыбкой, но взгляд её был твёрд. - Каримов, ты не предупредил, что будешь не один.

- Лидия, это… неожиданно. Обычно ты не посещаешь такие мероприятия. - Каримов сделал шаг вперёд, словно пытаясь сгладить неловкость.

- Планы изменились, - девушка плавно двинулась к нам, и каждый её шаг отдавался в моей груди острым уколом. - Решила заглянуть на благотворительный вечер. Всё‑таки дело благородное. - Я почувствовала, как пальцы невольно сжались в кулаки. Улыбка на моём лице стала натянутой, но я не позволила ей дрогнуть.

- Стефания, - наконец вспомнил обо мне Тамерлан, - это Лидия. Она…

- Мы знакомы. - Перебивает его девушка. - А это кто? - Я выпрямилась. Спокойно, ровно, будто высеченная из мрамора, сделала шаг вперёд.

- Стефания, - представилась я, глядя ей прямо в глаза. - Жена Тамерлана.

На долю секунды её улыбка дрогнула. Но лишь на долю секунды.

- О, как… мило. - Она чуть приподняла бровь. - Я Лидия. - Протягивает руку. - Мы с Тамерланом давно знакомы.

"Давно знакомы" — эти слова прозвучали как вызов. Я сжала пальцы в кулак, но голос удержала ровным.

- Понимаю. Давние друзья — это ценно. Хотя, должна заметить, Тамерлан никогда о вас не упоминал.

Её глаза сверкнули.

- Мы не афишируем нашу дружбу. Слишком… насыщенная история, чтобы рассказывать её всем подряд.

Я рассмеялась — коротко, холодно.

- Как интригующе. Но, знаете, Лидия, этот вечер посвящён благотворительности. Возможно, вам стоит уделить внимание лотам аукциона, а не старым… друзьям.

- Стефания, давай… - Каримов попытался вмешаться.

- Нет. - Я резко повернулась к нему. - Пусть ответит. Сколько ещё «старых друзей» появится сегодня вечером? Ты очень дружелюбная, наверное. - Хмыкаю.

- Я лишь хотела поздороваться. Не думала, что это вызовет такую… бурную реакцию.

- А я не думала, что на благотворительном вечере придётся делить внимание мужа с кем‑то ещё, - мой голос дрогнул, но я удержала взгляд. - Тем более с друзьями. Но, видимо, сюрпризы — это ваша общая черта.

- Что ж, не буду мешать. Приятного вечера… обоим. - Девушка помедлила, словно выбирая, что ответить, затем изящно развернулась.

Когда её силуэт растворился в полумраке, я наконец позволила себе выдохнуть. Руки дрожали. Я не обернулась к Тамерлану. Внутри бушевала буря — ревность, обида, гнев. И самое горькое — осознание, что этот красивый пижон мне небезразличен.

Тишина между нами стала тяжёлой, почти осязаемой. Я смотрела вдаль, на огни города, но видела лишь отражение собственных сомнений в тёмном стекле перил.

- Стефания… - начал Там, делая шаг ко мне. - Ты что, ревнуешь меня? И...

Я подняла руку, не давая ему продолжить.

- Ты трахался с ней, да? - Как бы я ни пыталась совладать с эмоциями, у меня не вышло.

- Было дело. - Присвистывает так, будто в данный момент это вспоминает. И будто... это ему понравилось.

- Она твоя любовница, или типа того? - Щурюсь, ощущая внутреннюю дрожь.

- Стеф, я же сказал... - Вздыхает. - С тех пор, как мы поженились, я не буду трахать никого, кроме тебя. Это не обязанность, это привилегия. Я могу трахать тебя. И это освобождает меня от необходимости искать себе кого-то, кого можно трахать и не делать предложение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ты... Противный... - Отступаю от него, хмурясь. - Ты меня бесишь, Каримов. Неимоверно бесишь.

- Но ты меня ревнуешь. - Заканчивает, расплываясь в победной улыбке.

Глава 21. Молот и наковальня

Стефания.

Мы стоим на террасе ещё какое-то время. Я прижата к бортику спиной, Там — напротив меня, не отводя взгляда от моих глаз. Я анализирую ситуацию, он — анализирует меня.

Тишина давит, словно тяжёлый бархатный занавес, отрезавший нас от шума бала. Где-то там, за стеклянными дверями, звучит музыка, смеются гости, стучат молоточки аукциониста — но здесь, на террасе, время остановилось.

- Стефания, между мной и Лидией давно ничего нет. - Делает шаг ко мне, прижимая своим телом меня ещё крепче к перилам.

- Давно? - Я поднимаю бровь. - Насколько давно? И кто определяет эту грань — ты или она?

- Давно — это ещё до того, как я собирался на свадьбу. Задолго до. Мы давно не встречались.

- Ты сказал, у тебя был секс за день до свадьбы. - Хмурюсь.

- Был. Но не с ней. - Пожимает плечами, закрывая меня в клетке своими руками.

- И много мне ещё придётся встретить таких «Лидий»? - Сдуваю прядь волос с лица, нервно прикусывая губу. Сердце колотится как бешенное.

- Надеюсь, ноль. Надеюсь, мы больше никого не встретим. - Выдыхает, обжигая моё лицо горячим дыханием.

- Ах, ты надеешься! - Закипаю. - То есть ты перетрахал столько много женщин, что можно встретить их где угодно? Неужели мне такой б/ушный мужик достался! - Рычу. Хочу задеть. Не знаю за что. Просто меня это обижает вся эта ситуация. Почему? Одному богу известно.

- Боже, Стеф. - Закатывает глаза. - Поначалу меня это забавляло, но сейчас уже подбешивает. - Наклоняется ближе. - Не ставь на мне клейма. Я с тобой. Я буду тебе верен. Но я не твой. Не превращайся в базовую истеричку.

Краем глаза замечаю, как Лидия возвращается на террасу, и ведомая хрен знает чем, набрасываюсь на Каримова с поцелуем.

Он на мгновение замирает — явно не ожидая такого поворота, — но почти сразу отвечает, обнимая меня за талию. Его губы тёплые, знакомые, но сейчас этот поцелуй — не про нежность. Он — сигнал. Заявление. Граница, которую я очерчиваю прямо здесь, на глазах у той, что считает, будто имеет право смотреть на моего мужа с этим многозначительным блеском в глазах.

Я чувствую, как Лидия останавливается в дверях. Не вижу — но ощущаю. Этот момент растягивается, словно резина: музыка из зала, шёпот ветра, стук собственного сердца — всё сливается в один гулкий аккорд.

Наконец, я отрываюсь от Тамерлана. Медленно, нарочито неспешно. Смотрю прямо перед собой — туда, где застыла Лидия. На её лице — маска вежливого равнодушия, но глаза выдают: она задета.

Тамерлан слегка отстраняется, пытаясь поймать мой взгляд.

- Стефания…

Я не даю ему договорить. Беру его под руку, прижимаюсь ближе — так, чтобы каждый заметил: мы единое целое.

- Пойдём, - говорю я, и голос звучит на удивление ровно. - Кажется, следующий лот на аукционе как раз для нас.

Мы направляемся к дверям, и я чувствую, как спина Лидии будто жжёт мне затылок. Но мне уже всё равно.

В зале — яркий свет, шум, смех. Я улыбаюсь, киваю знакомым Каримова, но внутри всё ещё бушует ураган. Этот поцелуй был не для Тамерлана. Он был для неё. Чтобы показать: я здесь. Я — его жена. И никакие «давние знакомые» не перечеркнут этого.

Там сжимает мою руку чуть сильнее, чем обычно.

- Что это было? - шепчет.

Я поворачиваюсь к нему с той самой улыбкой — безупречной, холодной, непробиваемой.

- Это было заявление. Теперь все знают, кто я. И кто ты.

Он хочет что-то сказать, но я уже замечаю, как аукционист поднимает молоток.

- Лот номер семь! Уникальная картина современного мастера. Начальная ставка — пятьдесят тысяч.

Я поднимаю табличку.

- Сто тысяч.

Зал затихает. Каримов смотрит на меня с удивлением, но я не отступаю.

- Сто пятьдесят, - раздаётся голос из глубины зала.

Я оборачиваюсь. Лидия. Конечно. Она улыбается, но в её глазах — вызов.

- Двести, - бросаю я, не раздумывая.

- Ты уверена? - Тамерлан наклоняется к моему уху.

- Абсолютно. - Смотрю прямо на Лидию.

Аукцион продолжается, ставки растут, но теперь это уже не просто торг за картину. Это поединок. И я намерена выиграть.

Мы выигрываем, когда цифра переваливает за пятьсот тысяч. Я ликую и тихо кошусь на Тамерлана. Пусть платит. И за картину, и за неудобную ситуацию, в которую я попала. Я ликую не столько из-за картины, сколько из-за того, как померкло лицо Лидии, когда аукционист наконец ударил молотком.

- Продано! Госпоже Стефании Каримовой за пятьсот двадцать тысяч!

Зал взрывается аплодисментами. Я улыбаюсь, поворачиваюсь к Таму. Он смотрит на меня с непонятным выражением — то ли восхищённо, то ли настороженно.

- Поздравляю, - говорит мужчина тихо, но в голосе слышится напряжение. - Ты сегодня в ударе.

- Просто не люблю проигрывать. - Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беспечной.

- Ты уверена, что тебе нужна эта картина? - Наклоняет голову, разглядывая меня с ухмылкой.

- В туалете, если что, повешу. - Фыркаю. - Оплачивайте, Тамерлан Назирович.

Краем глаза замечаю, как Лидия растворяется в толпе. Хорошо. Пусть идёт. Сейчас важно другое — ощущение победы, пусть и такой странной, и этот миг, когда всё внимание приковано ко мне.

Мы покидаем зал под шёпот и взгляды гостей — кто‑то провожает нас восхищённо, кто‑то с любопытством, а кто‑то, возможно, с завистью. Тамерлан вызывает машину, и уже через несколько минут мы выходим на ночную улицу. Воздух остыл, и я невольно ёжусь, но не от холода — от напряжения, которое так и не рассеялось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В салоне автомобиля приглушённый свет и тишина, нарушаемая лишь шумом колёс по асфальту. Тамерлан садится рядом, но между нами — невидимая пропасть, выросшая за этот вечер.

- Ты ведь купила эту картину не потому, что она понравилась тебе? - Риторический вопрос. - Стефания, ты понимаешь, что это не игра?

- А кто сказал, что я играла? - выпрямляюсь. - Я просто защищала то, что принадлежит мне. И не вижу в этом ничего предосудительного.

Он молчит, глядя на меня долго и пристально. В этом взгляде — смесь раздражения, уважения и чего‑то ещё, что я не могу точно определить.

До самого дома я молчу, молчу, когда мы поднимаемся на лифте на последний этаж, молчу, когда входим в пентхаус, когда следуем по комнатам. И только когда застываем в коридоре, желая разойтись по разным помещениям, я открываю рот.

- И да, я буду базово истерить. Потому что я девушка. Я твоя жена. А если тебе что-то не нравится, можешь предложить мне развестись.

Глава 22. План удался

Стефания.

Я замираю с ножом в руке — только что нарезала овощи для салата. Звук распахнувшейся двери, тяжёлые шаги, приглушённые голоса… Всё это сливается в тревожный аккорд.

- Тамерлан?! - Зову, хотя такая громкость совсем ему не свойственна.

Он появляется в проёме кухни — лицо бледное, под глазами тёмные круги, рубашка в крови. Рядом — двое охранников, напряжённые, готовые в любой момент вмешаться.

- Всё под контролем, - бросает, даже не глядя на них. - Выйдите.

Охранники переглядываются, но молча отступают. Дверь за ними закрывается, и в квартире становится тихо — пугающе тихо.

- Что случилось?! - Я роняю нож, подбегаю к нему.

- Мелочь. Пулевое. Сквозное. Уже обработали. - Он пытается улыбнуться, но видно — даётся это с трудом. - Стрелка уже ищут.

- «Мелочь»?! - мой голос срывается. - Ты весь в крови! - Он опускает взгляд, будто только сейчас замечает алые разводы на белой рубашке.

Перевязали на месте. Доктора были. Сказали — ничего критичного.

Я дрожащими руками начинаю расстёгивать пуговицы, стараясь не задевать рану на плече. Он не сопротивляется, только тихо вздыхает, когда я осторожно снимаю с него рубашку.

Плечо — в свежей повязке, но сквозь бинты уже проступают тёмные пятна.

- Надо сменить, - шепчу, чувствуя, как к горлу подступает ком. - Где аптечка?

- В кабинете, - он опирается на столешницу, чтобы не упасть. - Стефания…

Я оборачиваюсь. В его руке — букет алых роз. Небрежно перевязанный, несколько лепестков уже осыпались на пол.

- Это… мне? - Давлюсь воздухом.

Он кивает.

- Хотел… сделать что‑то хорошее... для тебя...

Я беру цветы, прижимаю к груди. Аромат — густой, насыщенный — врезается в сознание, словно пытаясь перебить запах крови.

- Иди сядь, - командую, указывая на стул. - Сейчас всё сделаю.

Он послушно садится, наблюдает за мной. В глазах — усталость, но и что‑то ещё. Благодарность? Вина?

Несмотря на то, что мне нельзя в его кабинет, я всё равно в него вхожу. Нахожу аптечку, возвращаюсь, начинаю аккуратно снимать повязку. Он не стонет, не морщится — только сжимает зубы.

- Почему ты не позвонил? - спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Почему не предупредил?

- Не хотел пугать. - Пожимает плечами и шипит от боли.

- Ты дурак, Там... - шепчу, не глядя на него. Я промываю рану, наношу антисептик. Он едва заметно вздрагивает. - Самый настоящий дурак.

- Знаю, - он протягивает руку, ловит мои пальцы. - Но ты всё равно меня терпишь.

Я наконец поднимаю глаза. В его взгляде — всё то, чего не хватало мне сегодня. Искренность. Раскаяние. Нежность.

- Как будто у меня есть выбор! - Фыркаю, пытаясь поднять ему настроение. Он улыбается — на этот раз по‑настоящему.

- Врединка.

Я заканчиваю перевязку, закрепляю бинт. Руки всё ещё дрожат, но теперь уже не от страха — от облегчения.

- Отдохни, - говорю я, поглаживая его ладонь. - А я… я всё‑таки доделаю ужин. - Он не спорит. Откидывается на спинку стула, закрывает глаза.

Я возвращаюсь к столу, беру нож. Овощи, масло, специи — всё на месте. Начинаю готовить, но каждые пару минут оборачиваюсь. Он сидит, дышит ровно. Живой.

За окном — огни города, в квартире — тишина, нарушаемая лишь звуком ножа о доску.

- Расскажешь, что случилось? - Не справляюсь с любопытством.

- Наша машина попала под обстрел. Пацаны пытались защитить, и благодаря этому я всё ещё жив. Я недооценил своего противника. А надо было. Ведь он... убил моего брата.

- Всё будет хорошо. - Успокаиваю скорее себя, чем его.

Тамерлан смотрит на меня — в его глазах отблески кухонного света и что‑то ещё, тёмное, тяжёлое. Он не спорит, не кивает. Просто молчит.

Я ставлю перед ним чашку с тёплым чаем, сажусь напротив. Руки всё ещё слегка подрагивают, но я сжимаю их в кулаки, прячу под столом.

- Ты… ты говорил с полицией? - спрашиваю осторожно.

- С полицией? Нет. Это не их уровень. - Он криво усмехается. Делает глоток, ставит чашку. Движения медленные, будто каждое требует усилий.

- Мои люди. Они уже ищут. Но пока только вопросы.

Я закрываю глаза на мгновение. Вопросы. Значит, ответов нет. А значит, опасность никуда не ушла.

Молчу. В голове хаос. Образы: Тамерлан в крови, розы на кухонном столе, тёмные пятна на бинтах.

- Я не могу потерять тебя. - шепчу, не глядя на него. Признаюсь и себе, и ему, что я привыкла. Привыкала к нему, к этому дому, к свободе, которую он дарит мне.

Каримов протягивает руку, касается моих пальцев.

- Разве я тебе не надоел? - Хмыкает. - Мне казалось, ты хочешь другой жизни.

- Мне тоже так казалось. - Вздыхаю. - Но... Здесь есть всё, что нужно. Свобода... Ты показал, что она может быть не такой, как я себе представляла. И ты... С тобой я чувствую себя в безопасности. Хоть ты и засранец. Но проблема в том, что ты не чувствуешь себя в безопасности рядом со мной. Точнее, рядом со мной ты в ужасной опасности. Может, мне лучше уйти?

- Не говори хуйни. Ты нужна мне. - Заглядывает в глаза. - Давай уже ужинать. Что ты там приготовила? Пахнет безумно вкусно.

- Ну хорошо. Раз уж ты так настаиваешь…

Снимаю с огня сковороду, раскладываю по тарелкам ароматный рис с овощами и запечённую рыбу. Ставлю на стол соусник, добавляю свежие травы для аромата. Тамерлан наблюдает за мной — в его взгляде смесь усталости и благодарности.

Сажусь напротив, разливаю вино по бокалам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Приятного аппетита. - говорю тихо.

Он берёт вилку, пробует первый кусочек. Закрывает глаза, словно пытаясь прочувствовать вкус.

- Божественно, - произносит наконец. - Даже не помню, когда ел что‑то настолько вкусное.

Мы доедаем ужин в тишине, но теперь она не давит — она уютная, домашняя. За окном город мерцает огнями, а здесь, в этой кухне, есть только мы, тепло и надежда.

Заканчиваем, и расходимся по комнатам. Я принимаю душ, переодеваюсь в подаренную мужем шёлковую пижаму, и забираюсь под одеяло, включив какой-то глупый фильм. На экране мелькают заезженные телевизором герои, а я совсем не вникаю в суть. Просто смотрю, на самом деле находясь в другом месте.

Выходит, план Каримова сработал, и кто-то увидел нас с ним на благотворительном вечере. Кто-то, кто должен был увидеть и разозлиться. Это и случилось.

Тихий стук в мою дверь, и я поднимаю голову, замечая в проёме Каримова.

- Сегодня я буду спать здесь. - Проходит вперёд, запираясь.

- Х... Хорошо... - Хлопаю глазами. - Спи.

- Это был не вопрос, конфетка. - Долгожданная, привычная ухмылка, и я таю, как снег весной.

Глава 23. Навсегда

Стефания.

Горячая ладонь ложится на мой голый живот, и меня резко прижимают к мужскому телу. Я чувствую, как бьётся его сердце — сначала часто, потом понемногу успокаивается, подстраиваясь под ритм моего.

- Ты дрожишь, - шепчет Тамерлан, проводя пальцами по коже. Его голос звучит ниже обычного, в нём — непривычная мягкость.

- Это от холода, - отвечаю я, но сама понимаю: ложь.

Он тихо смеётся, прижимает меня ближе. Его дыхание щекочет шею, и я невольно прижимаюсь к нему ещё сильнее.

- Не ври мне, - говорит он, чуть поворачивая мою голову к себе. - Я чувствую, как ты напряжена.

Я молчу. Не потому, что не хочу отвечать, а потому, что слова сейчас лишние. Всё, что нужно, говорят наши тела: его руки, которые медленно, почти благоговейно исследуют каждый изгиб, моё дыхание, которое становится чаще с каждым прикосновением.

Он целует меня — сначала нежно, потом настойчивее. Я отвечаю, запуская пальцы в его волосы, чувствуя, как напряжение последних часов растворяется в этом мгновении.

- Прости, что заставил тебя переживать, - говорит он между поцелуями. - Я не хотел.

Я не отвечаю словами. Вместо этого прижимаюсь к нему всем телом, давая понять: прощение уже здесь, в каждом моём движении, в каждом вдохе.

Его руки скользят ниже, и я выдыхаю — не от страха, а от предвкушения. В этой темноте, в тишине нашей спальни, есть только мы. И больше ничего не существует.

- Посмотри на меня, - просит.

Я открываю глаза. В полумраке его взгляд — глубокий, почти отчаянный.

Тамерлан медленно проводит рукой вверх, к рёбрам, затем — к груди. Его прикосновения осторожные, почти благоговейные, словно он изучает меня заново. Я задерживаю дыхание, когда его пальцы касаются чувствительной кожи, а потом — выдыхаю, прижимаясь ближе.

Он целует меня — сначала в шею, потом поднимается к уху, шепчет.

- Ты такая нежная…

Его голос — низкий, обволакивающий — заставляет меня дрожать сильнее. Я тянусь к нему, провожу пальцами по его спине, чувствуя, как напрягаются мышцы под моими ладонями.

- Не бойся, - говорит он, уловив моё волнение. - Я буду с тобой аккуратен.

Я киваю, но слова не нужны. Всё, что важно, передаётся через прикосновения, через взгляды, через то, как наши тела находят друг друга в полумраке спальни.

Он осторожно укладывает меня на спину, нависает сверху, смотрит в глаза. В его взгляде — столько нежности, столько заботы, что сердце сжимается.

- Скажи, если будет некомфортно, - просит.

- Хорошо, - шепчу я, проводя ладонью по его щеке.

Медленно пижама соскальзывает с моего тела и перемещается на пол. Каримов шипит от боли в плече, но не останавливается. Продолжает. И вот уже мы полностью обнажённые, тяжело дышим. Я снизу, он сверху, тела плотно соприкасаются.

- Готова? - Спрашивает тихо, упираясь головкой во влажный вход.

- Да... - Простанываю, обнимая Тама за шею.

Один толчок, и тело разрывает от резкой боли. Моя невинность. Теперь она принадлежит ему.

Я невольно сжимаюсь, сдерживая вскрик. Глаза застилают слёзы, но я не хочу, чтобы он это заметил. Не хочу, чтобы чувствовал вину.

Тамерлан замирает, дышит тяжело, но не двигается. Его ладони мягко ложатся на мои щёки, пальцы стирают капли слёз.

- Прости, - шепчет, голос дрожит. - Я не хотел… не хотел сделать тебе было больно.

Я пытаюсь улыбнуться, но губы не слушаются

- Всё в порядке, - выдыхаю я. - Просто… дай мне секунду.

Он ждёт. Не торопит. Его глаза — тёмные, встревоженные — не отпускают моего взгляда. В них столько нежности, столько сожаления, что боль постепенно отступает, растворяется в тепле его рук.

Я делаю глубокий вдох, медленно выдыхаю. Тело всё ещё напряжено, но уже не так остро.

- Можешь… продолжить, - говорю тихо. - Только медленно.

Он кивает, целует меня — сначала в лоб, потом в нос, в губы. Каждый поцелуй — как обещание: «Я здесь. Я с тобой. Всё будет хорошо».

Его движения становятся осторожнее, почти невесомыми. Он следит за каждой моей реакцией, ловит каждый вздох. И постепенно — очень постепенно — боль отступает. Остаётся только ощущение его тела, его дыхания, его рук, которые держат меня так бережно, будто я — самое ценное, что у него есть.

Я расслабляюсь, позволяю себе прижаться к нему ближе. Его тепло окутывает меня, как щит, и я наконец‑то могу отпустить страх.

- Вот так, - шепчу, проводя пальцами по его плечу. - Всё хорошо.

Он улыбается — едва заметно, нос с облегчением.

- Ты невероятная, - говорит, снова целуя меня. - Самая невероятная.

И в этот момент я понимаю: то, что произошло, — не просто физическая близость. Это шаг. Важный, необратимый. Но не страшный. Потому что он рядом. Потому что мы — вместе.

Его ритм становится чуть увереннее, но всё так же бережный. Я отвечаю на его движения, сначала робко, потом смелее. Боль ушла, оставив после себя странное, новое ощущение — будто я открыла дверь в мир, о котором раньше только догадывалась.

В комнате — полумрак, тишина, нарушаемая лишь нашими дыханием и шёпотом. За окном — ночь, город спит. А здесь, в этой постели, рождается что‑то новое. Что‑то, что принадлежит только нам.

В моменте всё замирает. Меня накрывает яркой вспышкой оргазма словно молния разрывает небо внутри, рассыпаясь тысячами искр. Тело содрогается, мышцы сжимаются, а дыхание срывается на тихий вскрик, который Тамерлан тут же ловит губами, заглушая поцелуем.

Он замирает, чувствуя, как я дрожу в его руках, и шепчет что‑то неразборчивое — ласковое, восторженное, полное восхищения. Его пальцы впиваются в мои бёдра, но это уже не боль — это якорь, удерживающий меня в реальности, в этом мгновении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Волны наслаждения накатывают снова и снова, каждая чуть слабее предыдущей, но всё ещё достаточно сильная, чтобы заставить меня цепляться за него, как за спасительный берег. Я выгибаюсь, прижимаясь ближе, ищу опоры в его теле, в его тепле, в биении его сердца, которое теперь кажется единственным звуком во Вселенной.

- Боже… - выдыхаю я, когда первые судороги отпускают. Голос дрожит, слова даются с трудом. - Я даже не представляла...

Тамерлан улыбается — медленно, блаженно. Его глаза сияют в полумраке, а на лице — выражение, которого я раньше не видела. Не просто страсть. Не просто нежность. Что‑то глубже. Что‑то, что говорит: «Я был там. Я видел это. Я был частью этого».

Только сейчас замечаю, что мой живот заляпан белёсой жидкостью. И я понимаю что это, и от этого краснею, как помидор.

Он осторожно опускается рядом, притягивает меня к себе. Я кладу голову на его грудь, слушаю, как его сердце постепенно замедляет бег. Его рука скользит по моей спине, рисует неспешные круги, успокаивая, лаская, закрепляя то, что только что произошло.

- Мне было хорошо... - Шепчу, ожидая ответа.

Вместо этого его губы находят мои, и поцелуй — мягкий, медленный, благодарный — становится завершением того, что началось как боль, а превратилось в нечто прекрасное.

В комнате тихо. За окном — ночь. А здесь, в этой постели, мы оба знаем: что‑то изменилось. Навсегда.

Глава 24. Рассеялось

Стефания.

Моим будильником становятся влажные поцелуи Тамерлана на моём плече. Я медленно приоткрываю глаза, ещё окутанная мягкой дымкой сна, но тепло его губ мгновенно возвращает меня в реальность — приятную, обволакивающую, родную.

Он лежит на боку, лицом ко мне, и в утреннем свете его черты кажутся особенно чёткими: тень от ресниц на скулах, лёгкая небритость, придающая ему немного дерзкий вид. В глазах — нежность, которую он обычно прячет за маской хладнокровия.

- Проснулась? - шепчет он, проводя кончиком носа по моей шее. От этого прикосновения по коже бегут мурашки.

Я улыбаюсь, не спеша разворачиваться полностью — наслаждаюсь этими первыми мгновениями, когда мир ещё тихий, а мы вдвоём в нашей уютной полутьме.

- Сколько времени? - спрашиваю я, потянувшись рукой к прикроватной тумбочке, где лежат часы.

- Рано, - отвечает, перехватывая мою руку и прижимая её к подушке. - Ещё можно поваляться.

Его губы снова находят мою кожу — на этот раз целует за ухом, потом спускается к ключицам. Каждое прикосновение будто пробуждает заново, разжигает внутри тихое, тёплое пламя.

- Ты невыносим, - смеюсь я, но не пытаюсь отстраниться. Наоборот — поворачиваюсь к нему, позволяя его рукам обнять меня, притянуть ближе.

- Зато ты улыбаешься, - говорит он, глядя прямо в глаза. В его голосе — лёгкая хрипотца после сна, от которой сердце делает лишний удар.

Я провожу ладонью по его груди, чувствую, как под пальцами ускоряется пульс.

- Невозможно не улыбаться...

Он отвечает поцелуем — медленным, глубоким, в котором смешиваются вкус утреннего кофе (видимо, успел выпить, пока я спала) и что‑то неуловимо его, только его.

За окном едва пробивается рассвет, в квартире тихо — только наше дыхание, шорох простыней и редкие звуки города, доносящиеся сквозь закрытые окна.

- Останемся в постели на весь день? - предлагаю я полушутя, уткнувшись носом в его плечо.

Он смеётся — тихо, но так искренне, что мне хочется запомнить этот момент навсегда.

- Нельзя. У меня есть дела. Но… - делает паузу, целуя меня в макушку, - можем отложить их на час.

Я закрываю глаза, прижимаясь к нему теснее. В этом утре — всё, чего мне нужно: его тепло, его дыхание, его руки, которые держат меня так, будто я — самое ценное, что у него есть.

И я знаю: как бы ни сложился день, эти мгновения останутся со мной. Как тихий якорь, к которому всегда можно вернуться.

Он целует меня — медленно, глубоко, с той особой нежностью, которая бывает только на рассвете. Его руки исследуют моё тело, запоминают каждую линию, каждый вздох. Я отвечаю на его прикосновения, сначала робко, потом смелее, позволяя себе утонуть в этом потоке чувств.

Его пальцы скользят ниже, находят самые чувствительные точки, и я невольно выдыхаю, прижимаясь к нему ещё сильнее. Он чувствует мою реакцию, улыбается в поцелуй, продолжает ласкать меня, пока дыхание не становится прерывистым, а тело не начинает дрожать от нарастающего напряжения.

- Посмотри на меня, - просит, отстраняясь на мгновение.

Я открываю глаза. В его взгляде — столько тепла, столько восхищения, что внутри всё сжимается от нежности.

Он медленно входит в меня, и каждое движение наполнено особой бережностью, словно он боится спугнуть это хрупкое утреннее волшебство. Я обнимаю его крепче, позволяю себе раствориться в ритме наших тел, в биении сердец, в дыхании, которое становится всё более частым.

Комната наполняется тихими стонами, шорохом простыней, нашими прерывистыми вздохами. За окном — рассвет, город ещё спит, но здесь, в нашей постели, рождается новый день, новый мир, созданный только для нас двоих.

Волны наслаждения накатывают постепенно, каждая сильнее предыдущей, и когда пик наконец настигает меня, я выгибаюсь в его руках, цепляюсь за его плечи, ищу опоры в его теле, в его тепле, в его любви. Он следует за мной, его движения становятся порывистее, дыхание — чаще, а потом он замирает, прижимая меня к себе так крепко, будто боится потерять.

Мы лежим, переплетённые, наши сердца бьются в унисон. Он целует меня в макушку, проводит ладонью по волосам, а я прижимаюсь к его груди, слушая, как постепенно успокаивается его пульс.

В комнате становится светлее. Солнце пробивается сквозь занавески, рисуя на полу причудливые узоры.

После душа мы идём завтракать. Я быстро готовлю яичницу с беконом, а потом Каримов уезжает на работу. Возвращаюсь в постель, и ещё какое-то время валяюсь, пытаясь унять глупую улыбку.

Неужели я влюбилась в собственного мужа? За одну ночь? Или эта ночь просто помогла мне это понять?

После обеда я собираюсь, выхватываю глыбу за дверью, и мы едем в магазин. Хочу сделать Каримову сюрприз. Романтический вечер. Куплю красивое бельё, вино и сделаю роллы.

Львиная доля времени уходит на выбор белья, и в итоге я останавливаюсь на белом нежном кружевном белье с воздушными бикини и широким, приподнимающим грудь лифом. Покупаю новое платье и туфли.

- Пойдём в кафе. - Зову глыбу. - Я пообедаю, а потом поможешь мне выбрать вино на вечер.

В кафе я заказываю немного фастфуда и кофе.

- Это вам, от четвёртого столика. - Вместе со счетом официант приносит мне открытку.

Открываю, и внутри всё холодеет. В ней, теми же самыми буквами, написано:

"Я тебя никому не отдам, моя русская Мадина.

"

Сердце делает кульбит. Алим. Только он называл меня так. Русская Мадина. Это прозвище появилось из-за того, что я стала частью кавказкой семьи.

Оборачиваюсь, но за столиком уже никого нет. А может быть, и не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Мы уходим. - Командую. - За нами следили.

Встаём и быстро направляемся к выходу. Глыба прикрывает меня со всех сторон, нервно озираясь. Открывает дверь, помогает сесть в машину.

Я быстро достаю телефон и печатаю Тамерлану:

"Мой сводный брат. Это он."

Телефон падает из рук от оглушительного выстрела. Выскакивает из пальцев, и заваливается под переднее сиденье.

Наконец передняя дверь открывается, но вместо моего охранника на сиденье прыгает совсем другой мужчина.

- Соскучилась, сестрёнка?

Глава 25. Думай головой

Стефания.

- Алим... - Сглатываю. Пытаюсь ногой дотянуться до телефона, но совсем его не чувствую. - Что... Что ты здесь делаешь? - Хватаю ручку двери, но открыть не успеваю. Она тотчас же блокируется.

- Я прилетел за тобой. - Мотор гудит, оповещая о том, что машина завелась, и мы плавно двигаемся с места. - Ты должна была ждать меня. Обязана. А ты взяла и выскочила замуж... - Этот холодный, извращённый смех, который я уже успела забыть.

- Ты же знаешь, что я сделала это не по своей воле. - Пытаюсь вести нормальный диалог, чтобы не подать вида, что я в панике.

Внутри меня всё сжимается от ледяного ужаса, но я заставляю себя дышать ровно. Нельзя показывать страх — это только раззадорит его.

- Не по своей воле? - Алим резко поворачивает ко мне голову, и в его глазах вспыхивает нездоровый блеск. - Ты всегда находишь оправдания. А правда в том, что ты просто предала меня.

Я молча сглатываю, пытаюсь нащупать ручку двери ещё раз — бесполезно. Окна тоже не открываются. Машина набирает скорость, увозя меня всё дальше от кафе, от дома, от Тамерлана, от всего, что стало мне дорого.

- Мы никогда не были вместе, Алим, - говорю как можно спокойнее. - Ты мой сводный брат. Между нами ничего не могло быть.

Он бьёт ладонью по рулю:

- Не смей так говорить! Ты моя. С самого детства. Я ждал, пока ты повзрослеешь. Готовил тебя для себя. А ты… - его голос срывается на шипение. - Ты предпочла его.

Холодный пот стекает по спине. Нужно тянуть время, искать выход.

- Что ты собираешься делать? - спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

- То, что должен был сделать давно. Верну тебя туда, где твоё место. В наш дом. В мою жизнь.

- У нас нет «нашего дома», Алим. И никогда не было. Ты всё придумал.

Он резко тормозит на обочине. Тишина, нарушаемая лишь моим учащённым дыханием.

- Придумала ты, - он поворачивается, и его пальцы впиваются в моё запястье. - Ты закрывалась от меня, игнорировала знаки. А я всё равно ждал. Заботился. Защищал. И теперь ты отплатила предательством.

- Отпусти. Пожалуйста. - Пытаюсь высвободиться, но хватка железная.

- Никогда, - шепчет он, и от этого шёпота по коже бегут ледяные мурашки. - Ты даже не понимаешь, как много для меня значишь. Я не могу без тебя. Не смогу. Я столько ждал. Это чёртово училище... Но когда я узнал, что тебя выдают замуж... Я вышел из себя. Ты шлюха. Предательница. Но я верну тебя на место.

- Если ты знаешь, то знаешь, что я не по своей воле выходила! - Пытаюсь минимализировать его злость в свою сторону. - Азиза продала меня.

- Но бабушка не заставляла тебя раздвигать перед ним ноги... - Шипит, а я леденею. Он и это знает? - О, да, моя русская Мадина, я прослеживал каждый твой шаг. Я видел, как ты стонала под ним... Как просила ещё... Как...! - Очередной хлопок по рулю.

Я замираю, каждое слово Алима бьёт словно хлыст. Внутри всё сжимается от омерзения и ужаса — он следил, он видел… Как? Когда?

- Ты… ты не мог, - шепчу, голос дрожит, но я заставляю себя посмотреть ему в глаза. - Это незаконно. Это… безумие.

Он резко поворачивается ко мне, в его взгляде — смесь одержимости и ярости.

- Безумие? Это любовь, Мадина. Настоящая. Ты просто не понимаешь, что такое настоящая любовь. Ты привыкла к этим вашим светским играм, к фальшивым улыбкам, к мужьям по расчёту. А я люблю тебя по‑настоящему. До дрожи. До боли. До безумия.

Его пальцы снова впиваются в моё запястье, но теперь я не пытаюсь вырваться — понимаю, что это бесполезно. Нужно думать. Искать выход.

- Алим, послушай, - говорю как можно спокойнее, хотя внутри всё кричит от ужаса. — Ты мой брат. Сводный. Между нами не может быть того, что ты себе придумал. Это неправильно. И опасно. Для нас обоих.

- Неправильно?! - он почти кричит, затем резко осекается, сжимает руль так, что костяшки белеют. Машина снова в движении. - Неправильно — это когда ты отдаёшься чужому мужчине. Когда позволяешь ему касаться тебя. Когда стонешь его имя. Это неправильно. А моя любовь — она чистая. Она настоящая.

Я закрываю глаза на мгновение, собираясь с силами.

- Ты следил за мной. Ты нарушал мои границы. Ты вторгался в мою личную жизнь. Это не любовь, Алим. Это одержимость.

Он молчит. Только пальцы продолжают сжимать руль, а в глазах — буря, которую я не могу разгадать.

- Я знаю, где ты живёшь, - говорит он вдруг тихо, почти ласково. - Знаю, когда ты выходишь из дома. Знаю, с кем. Знаю всё, Стеф. И я не остановлюсь. Ты будешь моей. Даже если придётся забрать тебя силой. Даже если придётся… избавиться от него.

Внутри меня всё обрывается.

- Что ты сказал? - голос звучит глухо, будто издалека.

- То, что слышала, - он снова смотрит на меня, и в этом взгляде нет ничего человеческого. - Я ждал. Я терпел. Но теперь — всё. Ты вернёшься со мной. Или я сделаю так, чтобы тебе больше никто не мешал.

В зеркале заднего вида вспыхивают огни. Сирены звучат всё ближе. Алим замечает это, черты его лица искажаются.

- Чёрт! - он резко крутит руль, машина срывается с приятной скорости.

Я смотрю вперёд — на дорогу, на приближающийся поворот, на огни встречных машин. Время замедляется. В голове — только одна мысль: нужно выжить.

- Алим, остановись, - прошу я, но голос тонет в рёве мотора.

Он давит на газ. Впереди — резкий поворот. Я инстинктивно хватаюсь за ручку двери, пытаюсь найти ремень безопасности.

Алим резко сбрасывает скорость, машина плавно выходит из поворота. Сирены остаются где‑то позади — видимо, патруль пронёсся мимо, не обратив на нас внимания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В салоне повисает тяжёлая тишина. Слышно лишь прерывистое дыхание Алима и стук моего сердца, от которого звенит в ушах.

- Ты… ты чуть не убил нас, - выдавливаю я, с трудом переводя дух.

Он не отвечает. Только сжимает и разжимает кулаки на руле, будто пытается взять себя в руки. В зеркале заднего вида мелькают последние отблески мигалок — они исчезают вдали.

- Алим, послушай, - я стараюсь говорить ровно, хотя внутри всё дрожит. - Мы оба сейчас на взводе. Давай просто остановимся. Поговорим спокойно.

- Поговорим? О чём? О том, как ты предавала меня каждый день? О том, как позволяла ему… - Он криво усмехается, но в этой усмешке нет ни капли веселья.

- Нет! - резко обрываю его. - Не об этом. О том, что ты теряешь себя. Ты не видишь, во что превращаешься. Это не ты.

Он резко поворачивается ко мне, в глазах — смесь боли и ярости.

- А кто я, по‑твоему? Скажи мне, Мадина. Кто я для тебя?

Глава 26. Должен

Тамерлан.

Одно только сообщение от Стефы, и совещание распускается с молниеносной скоростью. Я просто с яростью выгоняю всех из кабинета, ощущая, как собственное сердце заглушает посторонние звуки. Хлопаю ладонью по столу — резкий звук эхом отдаётся в опустевшем пространстве.

«Мой сводный брат. Это он».

Набираю номер, гудки идут, но трубку никто не берёт. Звоню глыбе — то же самое. Он никогда не упускает мои звонки. Значит, что-то случилось.

Я сжимаю телефон так, что костяшки пальцев белеют. Внутри всё горит — смесь ярости и ледяного страха. Алим. И почему я абсолютно о нём не думал?

Бросаюсь к шкафу, рывком открываю дверцу. В самом низу — чёрная кожаная сумка. Расстёгиваю молнию, достаю то, что держал на крайний случай: автомат особенного образца.

Я застёгиваю сумку, бросаю взгляд на часы — каждая секунда на счету. Пальцы сами набирают номер дежурного, но в этот раз гудки идут, идут… и сбрасываются.

Чёрт.

Вырываюсь в коридор, едва не сбивая секретаршу. Она что‑то кричит мне в спину, но я уже несусь к лестнице. Лифт? Нет. Никогда не полагайся на то, что может застрять.

Ступени мелькают под ногами. Восемь этажей вниз — как вечность. В голове только одно: где она?

На выходе из здания — холодный воздух бьёт в лицо. Достаю телефон, пытаюсь снова дозвониться до Стефы. Глухо.

Прыгаю в машину и первым делом несусь домой, чтобы убедиться, что там их точно нет. И их нет. Пусто. Но в квартире чисто, никаких следов взлома или нападения. Значит отсюда, она ушла в полной уверенности своей безопасности.

Я обвожу взглядом пентхаус — каждая деталь на своём месте. Ни опрокинутых стульев, ни разбросанных вещей, ни разбитой посуды. Всё слишком… аккуратно. Словно конфетка просто вышла в магазин и вот‑вот вернётся.

Снова набираю номер глыбы, на этот раз трубку берут.

- Здравствуйте, кем вы являетесь погибшему? - Слышу на том конце незнакомый голос.

- Чёрт! Чёрт! Чёрт! - Рычу, вновь спускаясь к машине.

Вовремя вспоминаю про телефон Стефы. Геолокация. На нём стоит маячок.

Экран смартфона светится холодным голубым светом — точка геолокации неподвижна. «Машина Глыбы… значит, и Стефа где‑то рядом». В груди — тиски страха и ярости. Только бы успеть.

Быстро набираю номер:

- Это Каримов. Код «Гамма‑два». Место — выезд из города, координаты скидываю. Задача: блокирование, зачистка, эвакуация. Любые препятствия — устранять. Стефания Каримова в приоритете. Живой и невредимой.

Короткое «Принято» — и я бросаю телефон на сиденье. Внедорожник рычит, срываясь с места. В зеркале — тёмные силуэты машин: мои парни уже следуют за мной. Надёжные. Быстрые. Беспощадные.

Через полтора часа подъезжаю к заброшенному складу. Машина охранника стоит на открытом пространстве — чёрная, с приоткрытой водительской дверью. Вокруг — ни души. Только ветер гоняет пыль по растрескавшемуся асфальту.

Выскакиваю из внедорожника, автомат уже в руках. Оглядываюсь: мои парни рассредоточились по периметру, движутся тихо, профессионально. Знакомые силуэты в тёмном — словно тени, сливающиеся с развалинами.

Подхожу к брошенной машине. Внутри — пусто. На сиденье лежит белый конверт. Разрываю его. Внутри — одна строка, выведена чёрными чернилами:

«Ты опоздал. Игра перешла на новый уровень».

- Как же ты любишь писать записки, сукин ты сын! - сплёвываю.

Включаю рацию, оповещая мужиков:

- Их здесь нет. Всем отбой.

Думай, Каримов, думай... Девчонка задурила тебе голову, и ты совсем забыл о безопасности.

Алим, сын её мёртвого отчима. Внук Азизы. Домогался до неё до военного училища. Одержим ей. Значит, он повезёт её туда, где у них всё начиналось.

Снова набираю очередной номер телефона. После долгих гудков отец берёт трубку.

- Стефанию похитили. Это её сводный брат. И он везёт её в ваш город. Прошу, пап, помоги. - Впервые в жизни я обращаюсь к отцу с открытой просьбой о помощи.

В трубке — долгая пауза. Я почти физически ощущаю, как отец взвешивает каждое слово.

- Алим, - наконец произносит он глухо. - Я знал, что этот мальчишка не оставил своих идей.

- Ты знал?! - Ярость обжигает горло. - И молчал?!

- Не всё так просто, Тамерлан. - Его голос звучит твёрдо, но я слышу в нём усталость. - Я сообщу парням. Они отправятся навстречу по разным дорогам.

Сбрасываю, ничего ему не ответив. Я должен найти её. Должен спасти. Должен защитить честь брата и жены. Я должен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27. Не выйдет

Стефания.

- Ты мой сводный брат. Человек, которого я уважала. Которого ценила. Но сейчас… сейчас я вижу перед собой незнакомца. Одержимого. Опасного. - Я делаю глубокий вдох, подбирая слова.

Он отворачивается, смотрит вперёд на пустую дорогу. Где‑то вдали мерцают огни города.

- Ты не понимаешь, - шепчет он почти беззвучно. - Я не могу без тебя. Это сильнее меня.

Я чувствую, как к горлу подступает ком. Нужно найти правильные слова. Такие, что не разожгут его гнев, а заставят задуматься.

- Алим, любовь — это не слежка. Не угрозы. Не попытки контролировать. Любовь — это доверие. Уважение. Свобода. То, что ты делаешь… это не любовь. Это разрушение. Для тебя. Для меня. Для всех.

Он молчит долго. Так долго, что я начинаю надеяться — может, до него доходят мои слова.

- Свобода, - наконец повторяет он, словно пробуя это слово на вкус. - Ты говоришь о свободе, но сама живёшь в клетке. Твой муж. Твоя семья. Твои правила. Где тут свобода?

- Ещё месяц назад я думала точно так же. Но теперь всё изменилось. - Ему я этого не говорю, но Тамерлан, он показал мне, что свобода может быть не шаблонной. Она может быть на двоих.

- Выходи из машины. Эти тупые разговоры меня удручают. - Командует, когда мы тормозим у заброшенного здания. Кажется, это выезд из города. - Выходи, блять! - Рычит, и я слышу щелчок. Щелчок предохранителя.

- Ты не убьёшь меня... - Шиплю, продолжая сидеть на месте.

- Ошибаешься. Я вполне могу трахать и твоё холодное тело. - Улыбается так, что у меня от ледяного страха перехватывает дыхание. - Выходи и пересаживайся вон в тот чёрный внедорожник. Быстро. А я пока оставлю твоему дружку записку. Наверняка, он будет нас искать.

Руки дрожат, я медленно выползаю из машины. Вплоть до дверей другой Алим ведёт меня на мушке, утыкаясь дулом пистолета прямо мне в висок.

Я едва чувствую ноги — они словно ватные, отказываются подчиняться. Каждый шаг отдаётся в голове глухим стуком сердца. Холодный металл у виска будто вытягивает из меня последние остатки тепла.

- Не дёргайся, - хрипло бросает Алим, подталкивая меня к внедорожнику. - Открывай дверь. Садись.

Я медленно тяну ручку, опускаюсь на кожаное сиденье. В ноздри бьёт запах новой обивки и чего‑то химического — будто кто-то недавно распылял освежитель. Дверь хлопает, и в ту же секунду Алим обходит машину, садится за руль.

Он заводит двигатель, но не трогается с места. Достаёт из кармана сложенный лист бумаги, что‑то быстро пишет на обороте старой квитанции. Его пальцы дрожат, но движения резкие, точные. Закончив, он выходит, оставляет записку в салоне машины Каримова.

Возвращается, вдавливает педаль газа. Внедорожник рычит и рвётся вперёд.

- Куда ты меня везёшь? - голос звучит глухо, будто не мой.

Алим молчит. Его взгляд прикован к дороге, но я вижу, как пульсирует вена на шее. Он сжимает руль так, что костяшки белеют.

- Ты не сможешь прятать меня вечно, - пытаюсь говорить ровно, но слова всё равно срываются на шепот. - Он найдёт нас. И тогда тебе не поздоровится.

Он резко поворачивает ко мне голову. В глазах — этот же безумный блеск.

- «Он»? Опять он? - его голос срывается на смех, жуткий, неестественный. - Ты до сих пор веришь, что он придёт? Что он вообще способен на что‑то, кроме пустых слов?

Я молчу. Знаю: любые аргументы сейчас лишь разожгут его ярость.

- Знаешь, что я понял за эти месяцы? - продолжает он, не дожидаясь ответа. - Вы все считаете меня сумасшедшим. Но это вы слепы. Вы не видите правды. Не видите, как он использует тебя. Как все используют.

Дорога уходит в темноту. Фонари остались позади, теперь лишь фары выхватывают из мрака кривые стволы деревьев, будто тянущиеся к нам руки.

- Останови машину, Алим, - прошу я, чувствуя, как внутри нарастает паника. - Давай поговорим. По‑настоящему. Без угроз. Без оружия. - Он усмехается, но не отвечает. Рука с пистолетом ложится на колено.

- Ты хотела свободы? - вдруг произносит он тихо. - Вот она. За пределами этого города. За пределами их правил. С тобой. Только с тобой.

Я закрываю глаза. Воздух становится густым, тяжёлым. Понимаю: слова здесь бессильны. Нужно действовать.

Медленно опускаю руку к двери, нащупываю ручку. Один рывок — и я окажусь на скорости в темноте. Риск. Но это шанс.

Алим будто чувствует моё движение. Пистолет тут же упирается в моё бедро.

- Даже не думай, - шепчет. - Один неверный шаг — и я не промахнусь.

Машина набирает скорость. Тьма за окном становится всё плотнее, словно поглощает нас.

Через пару часов внедорожник с хрустом въезжает на заросшую травой территорию. Фары выхватывают обшарпанные стены с выбитыми окнами, ржавые остатки ворот и поваленные столбы с остатками колючей проволоки. Воздух здесь тяжёлый, пропитанный запахом сырости и старого бетона.

Алим глушит двигатель. В наступившей тишине слышно лишь наше дыхание и отдалённый скрип раскачивающейся на ветру железной конструкции.

- Выходи, - его голос звучит глухо, без эмоций.

Я медлю. Взгляд мечется по развалинам, пытаясь найти хоть что‑то, что может стать спасением. Но вокруг — лишь разруха и безмолвие.

- Я сказал — выходи! - он резко толкает меня в плечо, и я вываливаюсь из машины прямо на колючую поросль бурьяна.

Алим выходит следом, не выпуская пистолета. Обходит внедорожник, хватает меня за локоть и тащит к главному зданию. Его пальцы впиваются в кожу, но я даже не пытаюсь вырваться — знаю, что это бесполезно.

Дверь с протяжным стоном отворяется. Внутри — мрак и затхлый запах времени. Алим достаёт из кармана фонарик, луч света выхватывает из темноты облупленные стены, остатки решёток и разбросанный мусор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Сюда, - он толкает меня вглубь коридора.

Каждый шаг отдаётся эхом, будто здание дышит вместе с нами. Мы спускаемся по крутой лестнице, и с каждым пролётом воздух становится холоднее, гуще. Наконец, он останавливается у железной двери с массивным замком.

- Заходи, - он распахивает дверь, впуская нас в небольшое помещение с голыми стенами и единственным зарешёченным окном под потолком.

Я замираю на пороге. Внутри — только старая кровать с проржавевшими прутьями и опрокинутый стул.

- Это твоя новая комната, Мадина - Алим заходит следом, включает фонарик. Луч света скользит по стенам, словно ищет что‑то. - Пока мы не разберёмся.

- Разберёмся? - мой голос дрожит, но я заставляю себя обернуться. - О чём? Ты думаешь, что, заперев меня здесь, чего‑то добьёшься?

Он делает шаг вперёд, и я отступаю, пока не упираюсь спиной в холодную стену.

- Я добьюсь того, чтобы ты наконец поняла, - его лицо в свете фонарика кажется маской, лишённой человеческих черт. - Что ты принадлежишь мне. Что без меня ты — ничто.

Я сглатываю, пытаясь унять дрожь. В голове мелькают обрывки мыслей: «кричать?», «биться?», «просить?». Но знаю — это не сработает.

- Алим, - говорю тихо, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Посмотри на себя. На нас. Это не любовь. Это… безумие.

Он замирает. В глазах — вспышка боли, почти мгновенная, тут же скрытая за пеленой ярости.

- Любовь — это когда ты готов на всё, - шепчет. - Даже если мир против нас. Даже если ты не понимаешь.

Луч фонарика дрожит в его руке. Я чувствую, как время растягивается, словно резина. Один миг — и всё может измениться.

- Ты не сможешь держать меня здесь вечно, - говорю я, глядя ему прямо в глаза. - Рано или поздно тебя найдут.

- Они поедут к бабушке. Думают, что я повезу тебя туда. А мы... Мы будем ждать здесь, пока он не отчается. - Он усмехается, но в этой усмешке нет ни капли уверенности.

Тишина. Только ветер, проникающий сквозь разбитые окна, стонет в коридорах заброшенной тюрьмы.

Глава 28. На грани реальности

Стефания.

Секунды растягиваются в минуты, минуты в часы. Воздух в камере будто сгущается, становится почти осязаемым. Я сижу на краю ржавой кровати, стараясь не касаться холодных прутьев. Алим расположился у двери, прислонившись к стене. Пистолет лежит у него на коленях, а взгляд — пустой, застывший — устремлён в одну точку.

Тишина давит. Лишь изредка раздаются звуки: то скрип старого дерева где‑то в глубине здания, то шорох ветра, пробирающегося сквозь трещины в стенах.

Я пытаюсь собраться с мыслями. Прокручиваю в голове варианты — один за другим. Кричать? Бесполезно — вокруг ни души. Попробовать обезоружить? Он слишком настороже. Ждать? Но сколько?

- Ты голодна? - вдруг раздаётся его голос, резкий, будто удар.

Я вздрагиваю, но не отвечаю. Вопрос звучит абсурдно в этой обстановке — как будто мы просто зашли в кафе, а не оказались в заброшенной тюрьме.

- У меня есть вода и немного еды, - достаёт из кармана куртки бутылку и свёрток. - Возьми.

Я колеблюсь, но жажда берёт верх. Медленно подхожу, выхватываю протянутое и возвращаюсь на кровать. Жадно поглощаю тёплую воду. От страха и нервов во рту всё пересохло.

Алим наблюдает. В его глазах — странное смешение чувств: то ли забота, то ли одержимость.

- Зачем ты это делаешь? - наконец спрашиваю я, глядя ему в лицо. - Что ты хочешь доказать?

Он медленно поднимает пистолет, рассматривает его, словно впервые видит.

- Доказать? - повторяет он, будто не понимает вопроса. - Я не пытаюсь ничего доказывать. Я просто… не могу без тебя.

Мне нечего сказать. Я просто сижу и смотрю на него. Молчу. Внезапно я чувствую, как голова начинает кружиться, а тело гореть. Я пытаюсь сфокусировать взгляд на Алиме, но его очертания размываются. В ушах нарастает гул, будто где‑то рядом бьёт колокол. Кожа горит, словно её облили кипятком, а изнутри поднимается волна жара, от которой перехватывает дыхание.

- Что… - пытаюсь выговорить, но язык не слушается.

- Считай, это небольшая помощь. Я помогаю тебе захотеть меня. - Раздвоенная улыбка отражается болью между рёбер.

Я пытаюсь осмыслить его слова, но мысли рассыпаются, как сухие листья на ветру. В груди — острая, режущая боль, будто кто‑то вонзает нож и медленно проворачивает.

- Что… ты сделал? - выдавливаю, с трудом размыкая губы.

Алим наклоняется ближе. Его лицо — размытое пятно с двумя горящими точками глаз.

- Всего лишь небольшая коррекция, - шепчет. - Ты ведь не понимала. Не видела, как я тебя люблю. Теперь… теперь ты почувствуешь. Всё. До конца.

Хочу закричать, но голос тонет в гуле, заполняющем голову. Тело словно не моё — оно горит, корчится, но при этом остаётся неподвижным, прикованным к этому месту.

- Это… яд? - хриплю я, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

Он качает головой, и его улыбка становится шире, почти неестественно широкой.

- О, нет. Ничего столь грубого. Просто… вещество. Оно не убивает. Оно пробуждает. Ты почувствуешь всё, что я чувствую. Каждую каплю моей любви. Каждой клеточкой.

Я пытаюсь пошевелиться, но мышцы не слушаются. Только веки дрожат, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице.

- Зачем? - шепчу. - Зачем ты это делаешь?

- Потому что ты должна понять, - его голос звучит то близко, то далеко, будто доносится из туннеля. - Должна почувствовать, как это - любить так сильно, что мир перестаёт существовать. Что кроме нас — ничего нет.

Я чувствую, как жар внутри нарастает, превращаясь в огненный вихрь. Он пожирает меня изнутри, выжигая всё, что было раньше — мои мысли, мои страхи, мои решения. Остаётся только боль. И его голос.

- Ты… ты сумасшедший, - выдавливаю, но слова звучат слабо, почти неслышно.

- Сумасшедший? - он наклоняется ещё ближе, его дыхание касается моего лица. - Нет. Я просто люблю тебя так, как никто никогда не сможет. И теперь ты это почувствуешь. Навсегда.

Жар достигает низа живота и захватывает лоно. Оно сокращается так сильно, что с губ против воли слетает стон. Возбуждение. Безумное. Острое. Неконтролируемое.

Я в ужасе сжимаюсь, пытаясь совладать с собственным телом. Каждое нервное окончание будто обнажено — даже лёгкий сквозняк от приоткрытой двери обжигает кожу, вызывая новую волну судорог.

- Что… что ты со мной сделал?! - голос срывается на хрип, слова даются с трудом.

Алим наблюдает, чуть склонив голову. В его взгляде — не жалость, а восторженное предвкушение, словно он смотрит на завершённую картину.

- Это всего лишь катализатор, - произносит он почти нежно. - Он не создаёт чувства. Он лишь снимает барьеры. Теперь ты не сможешь отрицать то, что всегда было внутри.

Я пытаюсь сжать колени, укрыться, но руки не слушаются — они словно чужие, лежат вдоль тела, выдавая каждую вспышку невыносимого возбуждения. Пот стекает по вискам, рубашка липнет к спине.

- Ты… ты отравил меня, - выдыхаю, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. - Это не любовь. Это… насилие.

Он медленно протягивает руку, проводит пальцем по моей щеке, собирая влагу. Его прикосновение — как разряд тока, от которого всё внутри сжимается ещё сильнее.

- Насилие — это держать чувства взаперти, - тихий шёпот. - Заставлять себя притворяться, что ты не хочешь того, чего желаешь всем существом. Я просто… освободил тебя.

Я качаю головой, но движение выходит рваным, неконтролируемым. Внутри — вихрь ощущений, где боль переплетается с наслаждением, страх с желанием. Мысли рассыпаются, остаются только импульсы, бьющие по нервам.

- Пожалуйста… - мой голос звучит жалко, почти неслышно. - Останови это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алим замирает. На мгновение в его глазах мелькает что‑то человеческое — сомнение, колебание. Но оно тут же гаснет.

- Не могу, - говорит он твёрдо. - Теперь уже нет. Ты должна пройти через это. До конца.

Я закрываю глаза, пытаясь отстраниться, найти хоть клочок разума в этом океане безумия. Но каждый вдох только усиливает пожар, каждое биение сердца отдаётся пульсацией внизу живота.

- Ты разрушаешь меня, - это не обвинение, а констатация факта.

- Я создаю тебя заново, - Он наклоняется, его губы почти касаются моего уха. - Ту, которая наконец сможет принять правду. Нас.

- Нет... Боже... - Хриплю. Алим меня не слушает. Склоняется надо мной, медленно расстёгивает мою рубашку. - Тамерлан... - Перед глазами мерещится мой муж. Соски от этого сжимаются, ноют.

- Неправильный ответ. - Голос сводного брата. Он обхватывает руками мои полушария, сжимает, оттягивая закостенелые горошины.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но руки словно налиты свинцом — едва шевелятся. Каждое прикосновение Алима отдаётся в теле разрядами тока, смешиваясь с образами Тамерлана, с тоской по мужу, которая теперь кажется далёкой, почти нереальной.

- Прекрати… - пищу, но голос тонет в собственном прерывистом дыхании.

Алим не отвечает. Его пальцы скользят по моей коже, оставляя огненные следы. Он наклоняется ниже, его губы касаются шеи, и я содрогаюсь — не от отвращения, а от предательского всплеска удовольствия, от которого сжимаются мышцы внизу живота.

- Видишь? - его шёпот обжигает ухо. - Ты уже не сопротивляешься. Ты принимаешь.

Я закрываю глаза, пытаясь ухватиться за образ Тамерлана. Его лицо, его голос, его руки — всё, что когда‑то дарило покой. Но воспоминания расплываются, растворяются в нарастающем жаре, в этом странном, пугающем наслаждении.

- Тамерлан… - снова выдыхаю я, словно это имя — заклинание, способное разорвать чары.

Алим резко отстраняется. В его глазах — вспышка ярости, почти ненависти.

- Хватит! - он хватает меня за подбородок, заставляет смотреть на него. - Его здесь нет. Есть только я. И ты. И то, что между нами.

Я пытаюсь вырваться, но он держит крепко. Его взгляд проникает в самую глубину, выжигает остатки сопротивления.

- Ты не понимаешь… - хриплю я. - Это не я… это вещество…

- Это ты, - перебивает. - Настоящая ты. Без масок. Без лжи.

Где‑то вдали слышны сирены. Но я уже не могу сосредоточиться на них. Всё, что есть, — это его руки, его дыхание, его слова, проникающие под кожу, в самое сердце.

- Пожалуйста… - мой голос звучит дико, беспомощно. - Не делай этого…

Алим замирает. Его пальцы на мгновение расслабляются. В глазах мелькает что‑то похожее на сомнение. Но лишь на миг.

- Уже поздно, - шепчет. - Мы зашли слишком далеко.

Чувствую, как он расстёгивает ширинку моих джинс, но ничего не могу сделать. Проникает руками в трусики, и все окружающие звуки заглушает мой собственный стон. Я пытаюсь собраться с мыслями, но тело предательски реагирует на каждое движение его рук.

На некоторую львиную долю времени лицо Алима пропадает из зоны моей видимости. Из-за сильного стука сердца и прерывистого дыхания я не слышу, что происходит. Я совсем теряю себя.

- Я здесь. - Алим снова рядом. - Я здесь. Я с тобой. - Лицо брата размазывается, превращаясь в красивое лицо моего мужа. Он смотрит на меня с настороженностью. - Он больше тебя не тронет. - Я вся горю. Не понимаю, это происходит на самом деле или это очередная звуковая галлюцинация?

- Каримов... - Шепчу, ощущая безумную судорогу. - Возьми меня, прошу... Сейчас. Я больше не могу... Не могу...

Вспышка, короткая потеря памяти и толчок. Он внутри меня. Входит, разжигая огонь на максимум.

Я задыхаюсь — не от боли, а от странного, всепоглощающего ощущения, будто каждое нервное окончание вспыхивает разом. Мир сужается до точек света перед глазами, до биения сердца, отдающегося в висках, до этого невыносимого, острого чувства наполненности.

- Тише… - Не могу различить голос. Не понимаю, кому он принадлежит. - Я здесь. Всё хорошо.

Но «хорошо» — это не про то, что со мной происходит. Это не удовольствие, не страсть — это буря, которую я не могу контролировать. Моё тело двигается само, вопреки разуму, вопреки всему, что я знаю о себе.

- Не… останавливайся… - слова вырываются сами, и я ненавижу себя за них. Но остановиться невозможно.

Глава 29. Сумасшествие

Тамерлан.

Мне кажется, будто проходит целая вечность перед тем, как одни из моих парней оповещают о том, что напали на их след. Время будто растягивается в вязкую массу — каждая секунда тянется, как минута. Я мечусь между напряжением и отчаянием: где они? Успею ли?

Наконец в наушнике раздаётся сдержанный голос одного из парней:

- Лидер, готово. Чёрный «Джип», номера частично скрыты, но по габаритам и цвету совпадает. Они пропали из виду в районе заброшенной тюрьмы в ста километрах от города.

- Подтверждаю, - хриплю, вдавливая педаль газа до упора. - Они точно там. Всем машинам по этому адресу.

- Принято.

Час, за который мы добираемся до заброшенной тюрьмы, кажется мне адом. Каждая минута тянется, как вечность. В голове — только её лицо, её голос, её смех. Держись, Стефа. Я иду.

Дорога петляет среди тёмных полей, фары выхватывают из мрака облезлые деревья и рваные облака. В наушнике — монотонный голос координатора:

- Лидер, группа «Альфа» на подходе. Группа «Браво» блокирует западный периметр. Ждём ваших указаний.

- Подтверждаю, - хриплю, не отрывая взгляда от дороги. - Всем группам: без моего сигнала — не входить. Алим может быть вооружён. И он… не в себе.

Вдавливаю педаль газа ещё сильнее. Автомобиль рычит, преодолевая последние километры. Впереди — силуэт тюрьмы: мрачные стены, разбитые окна, ржавые ворота. Место, где всё может закончиться.

Останавливаюсь в пятидесяти метрах. Выскакиваю из машины, хватаю автомат, проверяю магазин. Полный комплект. Хорошо.

- Лидер, - в наушнике снова голос координатора. - Тепловизор фиксирует двоих внутри главного корпуса. Мужчина и женщина. Движения… хаотичные. Похоже на...

- Я понял.

Кровь стынет в жилах. Он её тронул?

- Всем группам: занять позиции, - командую. - Я захожу первым. Если услышите выстрел — врываетесь.

- Принято.

Двигаюсь к входу, прижимаясь к стене. Ветер воет в разбитых окнах, где‑то скрипит ржавая арматура. Тишина. Слишком тихо.

Переступаю порог. Внутри — полумрак, пыль, запах сырости. Шаги отдаются эхом. Где они?

Слышу пронзительный стон Стефании, и меня бросает в дрожь. Неужели...

- Отойди. - Врываюсь, направив на мужчину оружие.

- Тамерлан... Не останавливайся... - Хлюпает носом Стеф, извиваясь на ржавой кровати, словно ей всё это нравится.

- Что ты с ней сделал? - Желваки на лице играют, и я с трудом держусь, чтобы не пристрелить его прямо сейчас. Но Стеф рядом, и только это меня останавливает.

- Ты?! - рычит. - Опять ты! Ты всё портишь! - Не подходи! - кричит, поднимая нож. - Она моя! Всегда была моей!

- Что ты с ней сделал, ублюдок?

- Что с ней сделал ты? Ты украл её у меня. У нашей семьи.

- Нет никакой семьи, - отвечаю твёрдо. - Есть только ты и она. И ты делаешь ей больно.

- Ей не больно. Она хочет меня. И ты, урод, помешал нам.

- Хочет тебя? - Ухмыляюсь. - Именно поэтому она стонет моё имя?

- Ах ты! - Он делает шаг ко мне, и этой секунды замешательства хватает, чтобы выпустить в него автоматную очередь. Да, я хотел сделать это иначе. Долго и мучительно. Но сейчас... Сейчас мне уже плевать.

Странно, но Стеф не кричит, не сжимается испуганно. Продолжает лежать, стоная.

- Я здесь. - Подхватываю жену на руки. - Я здесь. Я с тобой. Он больше тебя не тронет. - Она молчит, извиваясь в моих руках, как уж на сковородке.

Усаживаю в машину на заднее сиденье. Сажусь рядом.

- Поехали домой.

Прижимаю девочку к себе, она вся горит. Шепчет что-то в бреду, смотрит расфокусированно.

- Каримов... - шепчет вздрагивая. Вижу, как она сжимает и разжимает бёдра. Ей плохо. - Возьми меня, прошу... Сейчас. Я больше не могу... Не могу...

- Конфетка, тебе нужно в больницу. Потерпи. - Целую её в лоб. Пот холодный, мурашки даже на лице.

Головой я понимаю — кроме этого ей сейчас ничего не поможет. До города час на большой скорости, до больницы и то больше. Ничего этого мы не предусмотрели. Медикам не дозвонились.

- Так слушай, повернёшься или посмотришь в зеркало заднего вида, я сломаю тебе шею. - Диктую своему псу. - Иди сюда, моя девочка. - Целую её в шею. Вижу, как водитель вырывает стекло заднего вида и спокойно разгоняет машину.

Растегиваю ширинку, начиная трогать её.

Я знаю: это не просто боль. Это что‑то глубже, химическое, ломающее её изнутри. И единственный способ облегчить — то, о чём она просит.

Я осторожно укладываю её на заднее сиденье, поддерживаю голову. Пальцы скользят по её коже, пытаясь найти тот самый ритм, который снимет напряжение. Она всхлипывает, цепляется за мою рубашку.

- Дыши, - шепчу. - Вдохни глубоко. И выдохни. Ещё раз.

Она пытается. Её грудь вздымается, дыхание становится чуть ровнее. Я чувствую, как её тело начинает откликаться на прикосновения.

- Вот так, - продолжаю говорить тихо, почти напевно. - Ты молодец. Всё правильно.

Машина резко берёт поворот, но я удерживаю её, не позволяя упасть. Водитель молчит, только пальцы крепче сжимают руль.

Её дыхание становится чаще, прерывистее. Пальцы впиваются в мои плечи.

Я усиливаю нажим, чувствую, как она напрягается всем телом, а потом — резкий выдох, дрожь, которая проходит через неё волной.

- Тише… Я здесь. Всё хорошо. - Целую её в лоб. Озноб не прошёл, лишь стал на каплю легче.

- Не… останавливайся… - Срывается с искусанных губ.

- Чёрт... - Думаю минуту, но затем накрываю её своим телом. Безусловно, я хочу её, но делать это в таком амплуа слишком даже для меня. - Сейчас будет хорошо, девочка, сейчас... - Стягиваю с неё джинсовые шорты, а затем спускаю свои штаны. - Музыку, Баре, вруби погромче. - Снова отдаю команду. - И не смей поворачиваться. Убью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда громкий звук зарубежной попсы разносится по салону, я вхожу в истекающее соками лоно, одновременно накрывая красивые губы поцелуем.

Салон машины наполняется гулкими басами — музыка бьёт по нервам, но сейчас это нужно. Нужен шум, чтобы заглушить её стоны, мой рваный выдох, стук сердца, рвущегося из груди.

Стеф всхлипывает мне в губы, цепляется пальцами за плечи. Я чувствую, как её тело дрожит — не от страха, нет. От отчаянной, животной потребности. И я даю ей то, что она просит. Медленно, осторожно, но с каждым движением набирая темп.

- Вот так, конфетка... Дыши со мной. Вдохни… выдохни…

Её глаза закрыты, ресницы дрожат. Пальцы сжимают мою рубашку, будто она боится, что я исчезну. Что оставлю её одну с этой болью.

- Я здесь, - повторяю, целуя её висок, щёку, уголок рта. - Я никуда не уйду.

Машина резко берёт поворот. Я прижимаю её крепче к сиденью, удерживая в нужном ритме. Музыка гремит, но даже сквозь неё я слышу её прерывистое дыхание, тихие всхлипы, которые она не может сдержать.

Её тело напрягается, выгибается навстречу. Пальцы впиваются в мои плечи, ногти оставляют следы. Я чувствую, как она сжимается вокруг меня, как волна дрожи проходит по её телу.

- Да… - выдыхаю, прижимая её к себе. - Вот так.

Она вскрикивает — коротко, почти беззвучно, но я чувствую, как напряжение уходит из её мышц, как дыхание становится ровнее, глубже. Её пальцы расслабляются, скользят по моей спине.

Я замедляюсь, осторожно выхожу, прижимаю её к себе. Целую в лоб — он всё ещё холодный, но теперь на коже выступает лёгкий румянец.

- Всё, - говорю тихо. - Ты справилась.

Она не отвечает — только кивает, уткнувшись в моё плечо. Её грудь вздымается, дыхание постепенно выравнивается.

Можете отпинать меня за сцену в машине, но: Я художник, я так вижу)

Глава 30. Того стоило

Стефания.

Просыпаюсь от того, что слышу собственное сиплое дыхание. Перед глазами утренняя комната. Моя комната. В руке катетер. Рядом с кроватью капельница.

Я медленно перевожу взгляд с капельницы на окно. За ним — бледное утреннее небо, размытое сквозь плотные шторы. В комнате тихо, только едва слышно гудит аппарат рядом с кроватью.

Пытаюсь пошевелиться — тело словно чужое, тяжёлое, будто налитое свинцом. Каждое движение отдаётся лёгкой дрожью в мышцах. В голове — туман, обрывки воспоминаний натыкаются друг на друга, как льдины в половодье.

Алим. Тамерлан.

- Стефа?

Я вздрагиваю. Голос доносится справа. Повернув голову, вижу Тамерлана. Он сидит в кресле у кровати, лицо измученное, под глазами — тёмные круги. Но когда он замечает, что я смотрю на него, в его взгляде вспыхивает облегчение.

- Ты пришла в себя, - он подаётся вперёд, берёт мою руку. Его пальцы холодные, но прикосновение согревает. - Как ты себя чувствуешь?

- Что… случилось? - Я пытаюсь ответить, но голос не слушается. Лишь сипло выдыхаю.

- Тебя доставили в больницу ночью. Отравление. Сильный психостимулятор с элементами нейромодулятора — так сказал врач. Они промыли желудок, поставили капельницу, чтобы вывести токсины. - Тамерлан сжимает мою руку крепче.

Я закрываю глаза, пытаясь собрать разрозненные фрагменты в единую картину.

- Алим…

- Скажем так... Он больше никогда нас не потревожит.

Я киваю, но внутри всё сжимается. Не от страха — от опустошения. Всё кончено. Наконец‑то.

- Сколько я здесь? - спрашиваю, глядя на капельницу.

- Почти сутки. Ты была без сознания несколько часов. Я не отходил. - В его голосе — усталость, но и твёрдость. Он выдержал. Он был здесь. Всё это время.

Я пытаюсь приподняться, но тело не слушается. Тамерлан тут же поддерживает меня, осторожно поправляет подушки.

- Не торопись. Врачи сказали, восстановление займёт время. Физически ты в порядке, но нервная система…

Он не договаривает, но я понимаю. Это не просто отравление. Это удар по всему, что я считала собой.

- Я помню… - дрожу. - Всё помню. И мне страшно.

Тамерлан садится на край кровати, берёт моё лицо в ладони. Его взгляд — тёплый, твёрдый — заставляет меня смотреть на него.

- Это не твоя вина. Ты ни в чём не виновата. Ты боролась. Ты выстояла.

Я хочу поверить. Хочу ухватиться за его слова, как за спасательный круг. Но внутри всё ещё живёт эхо того безумия, тех ощущений, которые не принадлежали мне.

- Мне кажется, я никогда не смогу… - голос дрожит. - Не смогу забыть. Он... Он изнасиловал меня...

- Что? Нет! - Прячет мои ладони в свои. - Я успел как раз вовремя. Он не успел даже раздеть тебя. Будь уверена.

- Но я помню... - Мотаю головой, чувствуя, как по щекам текут слёзы. - Как мне хотелось... Как ты... Мне мерещился ты, но я слышала его голос. Секс... Я помню секс. И он... - Уже открыто реву. - Он мне понравился.

- Придержи коней, конфетка. - Закрывает мне рот большой ладонью. - Ничего тебе не мерещилось. Секс был со мной. Но в своё оправдание скажу, что на тот момент облегчить твои мучения по-другому было невозможно. - Поднимает руки в знак капитуляции.

- Правда? - Заглядываю в его глаза и вижу наверняка — он не врёт. Он говорит мне правду. - Спасибо...

- За что? - Обнимает. - За то, что спас? Или за то, что воспользовался положением? - Пытается шутить.

- И за то, и за то. - Выползает тревожная улыбка. - Я рада, что это был ты. Но... Всё это время у меня было ощущение, что я тебя предаю.

- То есть, вы теперь согласны быть мне верной, милая леди? - Наклоняет голову на бок, смотря на меня глазами, полными нескрываемой радостью.

- Согласна. Мне нравится быть свободной рядом с тобой. С тобой я дышу по-настоящему. С тобой я — это я. Я — настоящая. Я...

- Я люблю тебя. - Перебивает, и я не сразу понимаю, что он только что сказал.

- Что? - Моргаю.

- Ты действительно не услышала, или хочешь, чтобы я это повторил? - Наклоняется, чмокая меня в нос.

- Повторяй, - шепчу я, и в груди расцветает что-то светлое, почти невесомое.

Тамерлан улыбается — по‑настоящему, широко, так, что вокруг глаз собираются лёгкие морщинки. Он берёт моё лицо в ладони, смотрит прямо в душу.

- Я люблю тебя, Стефания. Всем сердцем. Каждый день. Каждую минуту. Понял это, когда потерял.

Слова проникают глубже, чем любые лекарства, чем любые капельницы. Они заполняют трещины, которые, казалось, уже не залечить.

- А я... - Краснею. - Я люблю тебя. Я уверена в этом.

- Ты даже не представляешь, как долго я ждал этих слов, - его голос дрожит чуть‑чуть, совсем незаметно. - Не потому, что хотел услышать. А потому, что знал: когда ты их скажешь, это будет правда.

Я отстраняюсь, смотрю на него. В его глазах — ни тени сомнения, ни капли игры. Только тепло. Только уверенность.

За окном окончательно рассвело. Лучи солнца пробиваются сквозь шторы, рисуют на полу золотые полосы. Всё выглядит иначе — чище, яснее, как будто мир промыли изнутри.

- Что теперь? - спрашиваю, чувствуя, как впервые за долгое время внутри становится спокойно.

- Теперь? - Тамерлан улыбается. - Теперь мы живём. Вместе. Без оглядки. Без страха. Ты и я. Теперь мы настоящие муж и жена. Почти как в кино...

Я киваю, и на этот раз улыбка выходит лёгкой, настоящей.

- Почти как в кино... - Дублирую.

- Я рад, что отомстил за брата. Чувство вины не отпустило, но стало легче. - Вздыхает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я уже говорила, но скажу ещё раз — ты ни в чём не виноват. Всё шло так, как и должно быть. Это судьба. - Пожимаю плечами. - По большей части виновата я. Как ты и говорил, это всё было из-за меня.

- Глупости. Ты не виновата, что озабоченный черт на тебе помешался. - Целует костяшку моей руки.

- Мы друг друга стоим. - Расплываюсь в улыбке. - Там... - Закусываю губу, заглядывая в карие глаза.

- Чтооо? - Ухмыляется, будто читая мои мысли. - Голодная, да?

- Угу. - Киваю. - Как волк.

- Как хорошо, что я всё предусмотрел и заказал нам шикарнейший завтрак. - Наклоняется и целует. - Сейчас всё принесу. Кстати, камеры, через которые он за тобой следил, я нашёл. К сожалению, среди нас был предатель. Но уже всё хорошо.

- Хорошо... - Киваю. - Тащи уже еду.

- Рррр... - Кривляет меня и уходит на кухню, а я облокачиваюсь на подушки и блаженно выдыхаю.

Весь этот ужас того стоит. Его стоит.

Эпилог

Стефания.

Несёмся по гоночному корту с неизмеримой скоростью. Адреналин зашкаливает. Машина летит по извилистому треку, словно птица. Тамерлан мастерски управляет автомобилем, каждый поворот — как произведение искусства. Я вжимаюсь в сиденье, держась за ручку двери, но в то же время не могу скрыть улыбку.

- Держись крепче! - кричит он, входя в очередной вираж.

Нас бросает из стороны в сторону, но я чувствую: он полностью контролирует ситуацию. Скорость пьянит, страх отступает, оставляя только чистое, незамутнённое ощущение жизни.

Проносятся мимо трибуны, рёв толпы сливается с рёвом двигателя. Мы вырываемся вперёд, оставляя соперников позади. Это не просто гонка — это наше освобождение, наш способ сказать всему плохому «прощай».

Тамерлан подмигивает мне через плечо, и в его глазах я вижу то же безумие, ту же жажду победы. Мы — команда, мы — единое целое.

На последнем круге он выжимает из машины максимум. Нас заносит на повороте, но он выравнивает автомобиль в последний момент. Пересекаем финишную черту под восторженные крики.

- Офигеть, конфетка, я выиграл первый раз в жизни... Мы выиграли! - Каримов улыбается, перетягивая меня на свои колени. - Ты мой талисман. - Нападает с поцелуем, страстно кусая за нижнюю губу.

- Твой талисман уже избавился от трусиков, и под юбкой совершенно готов... - Заигрываю, двигая бёдрами, прокатываясь по вставшему члену.

Тамерлан замирает на секунду, а потом его руки жадно скользят по моей спине, притягивая ближе. Его дыхание становится тяжёлым, прерывистым.

- Чёрт, конфетка, ты убиваешь меня, - хрипло шепчет он, впиваясь пальцами в мои бёдра.

Я чувствую, как его возбуждение пульсирует под моими ягодицами, и это только разжигает желание.

- Только для тебя, любимый, только для тебя... - шепчу, наклоняясь к его уху.

Его руки нетерпеливо расстёгивают ремень, молнию. Я помогаю, сбрасывая с себя остатки одежды. Салон машины наполняется нашими стонами, запахом возбуждения и терпким ароматом победы.

Тамерлан приподнимает меня, направляет, и я медленно опускаюсь, чувствуя, как он заполняет меня полностью. Это не просто физическая близость — это наше единение, наше исцеление, наше «навсегда».

Движения становятся всё более страстными, более глубокими. Я обхватываю его шею, прижимаясь ближе, чувствуя, как нарастает волна наслаждения. Он поддерживает меня, направляя, помогая найти нужный ритм.

- Только ты, - шепчет он, кусая мочку моего уха. - Только моя.

Наши тела двигаются в унисон, создавая свой собственный ритм. За окном ликует толпа, огни вечеринки, но для нас существует только здесь и сейчас. Только наши переплетённые тела, только наши стоны, только наша любовь.

- Хватит трахаться, пойдёмте веселиться! - Друг Тама снова стучит в окно, улыбаясь во все тридцать два. Показываю ему средний палец, прижимая руку вплотную к окну.

Оргазм накрывает нас одновременно, как волна, смывающая последние остатки тревоги и страха. Мы замираем, прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться.

- Я люблю тебя, - произношу, уткнувшись в его шею.

- И я тебя, - отвечает он, целуя меня в висок. - Всегда. Знаешь, как бы это сейчас не прозвучало, но если бы мне сейчас сказали, что вернут брата, но тогда мы никогда не будем вместе... Я бы отказался. Ты самое яркое чувство в моей жизни. Самое важное. Важнее всех на свете.

- Тамерлан... - Булькаю, влюблённо обнимая его за шею.

С ним я по-настоящему стала свободной. Он научил меня жить так, как мне хочется. Так, как я чувствую себя счастливой. Пусть иногда горячо, неправильно, но так хорошо. Хорошо вместе. Это и есть свобода. Быть с ним, за ним, на нём. Пуститься во все тяжкие, не потеряв себя и друг друга. Это и есть свобода. Это и есть любовь. Это и есть счастье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец