Прятки с Драконом

Глава 1. Закономерность

Три долгих, наполненных бюрократией, бессмысленными совещаниями и тоннами магической энергии года моей жизни ушли в песок. В песок, который кто-то сыпет в мозги, заставляя верить в предсказания какого-то полоумного оракула.

Я стоял на своем излюбленном балконе, вмурованном в стену главного зала Академии «Предел». Отсюда, с высоты, зал с его витражами, изображавшими эпические битвы древних родов, и полом, выложенным мозаикой из лунного камня, выглядел особенно впечатляюще. И особенно многолюдным. Внизу кипел, бурлил и переливался всеми оттенками магии новый поток студентов.

Совершеннолетние. Едва успевшие пройти Первое Пробуждение. Отсюда, сверху, я видел не лица, а движущиеся пятна энергии. Яркие, почти ослепительные всполохи вампирской скорости, густые, звериные тени оборотней, переливающиеся чешуйчатые ауры нагов и колючие, жгучие клубки демонической сущности. И, изредка, то тут, то там – мощное, ровное сияние драконьей крови.

Наследники, как и я.

Мои пальцы сжали холодную базальтовую балюстраду. Где-то среди этой пестрой, шумной толпы, если верить оракулу, должна была находиться она. Моя истинная пара. Та, ради которой я, Андор Всеславский, наследник Первого из Драконов, добровольно надел на себя этот смирительный ошейник ректорских обязанностей. Как же я ошибался, думая, что это будет просто.

— Опять задумался о высоком? Или составляешь мысленный список, кого бы из этого выводка отчислить в первую очередь? — раздался рядом знакомый насмешливый голос. Я даже не повернулся, только уголок рта дрогнул в подобии улыбки.

— Здравствуй, Герман. Я как раз размышлял, не сменить ли нам базальт на что-то более прочное. Кажется, в этом году у нас особенно нервные оборотни. Один уже чуть не ободрал когтем новую мозаику у входа.

Герман Дрейк встал рядом, облокотившись на перила с видом полнейшего безразличия. Его собственная драконья сущность витала вокруг него едва уловимым облаком иронии и легкой дерзости.

— А ты что хотел? Щенкам по восемнадцать, гормоны бушуют, магия только-только проснулась. Они же тут не учиться, а ищут, с кем бы создать пару. Говорят, в этом году на факультет Международных отношений и туризма рекордный конкурс. Все мечтают путешествовать романтическими парами, — он фыркнул. — Бедняги. Они еще не знают, что 90% выпускников этого факультета работают в посольствах, разбирая счета за поставки лунного эля и виверньих шкур.

Я проследил взглядом за группой молодых вампиров, которые с важным видом пробирались к стенду с гербом Факультета Экономики. Классика. Всегда считали себя прирожденными финансистами.

— А ты, как всегда, полон романтики, — сухо заметил я.

— Кто-то же должен балансировать твой врожденный прагматизм, о Великий Ректор, — парировал Герман. — Кстати, пока ты тут стоишь, словно изваяние Разочарованного Дракона, декан ФМОС уже третий раз звонит. Говорит, у них демон-первокурсник устроил в аудитории портал в швейную мастерскую и половина группы теперь зашивает униформу. Жалуется, что это саботаж учебного процесса.

Несмотря на мое настроение, я не смог сдержать короткого смешка. Швейная мастерская. Изобретательно.

— Пусть разбирается сам. У нас демократия. Если они сумели открыть портал, не имея на это разрешения, значит, обладают незаурядными способностями. Пусть направит их в нужное русло. Например, на Факультет Медицины Сверхсуществ — пусть учатся зашивать раны.

— Безжалостен, — покачал головой Герман, но в его глазах читалось одобрение. — Ну что, признавайся. В который раз за утро сканируешь толпу в поисках той самой? Драконий нюх не подводит? Ничего, кроме запаха страха, дешевой магии и подросткового брожения?

Я тяжело вздохнул, отводя взгляд от зала. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь витраж с изображением моего прародителя, играл на моей руке, и на мгновение кожа ответила легким перламутровым отблеском чешуи.

— Ничего, Герман. Ровным счетом ничего. Три года. Три вступительных потока. Тысячи лиц, сотни запахов, всплесков магии... Ни одна из них не вызвала ни искры. Ни единого намека на то самое... эхо в крови. Оракул, старая карга с мутными глазами, сказала тогда: «Ты обретешь ее в стенах, что хранят Предел знаний. Ее душа отзовется в твоей, как отзывается эхо в горах предков». Поэтично. И чертовски бесполезно.

— Может, она не среди студентов? — не унимался Герман. — Может, это скромная библиотекарша? Или суровая преподавательница защиты от темных искусств? Или, вот вариант, — он хитро прищурился, — новый повар в столовой? Ты же обожаешь ее фирменный пирог с мясом горного козла.

— Если бы все было так просто, я бы уже давно почуял ее, — отрезал я, чувствуя, как во мне просыпается знакомое раздражение. Дракон внутри меня, могучий и нетерпеливый, ворочался, не понимая этой томительной неопределенности. Он привык брать то, что хочет. А здесь... здесь приходилось ждать.

— Я начинаю думать, что старуха просто решила избавиться от меня, подсунув красивую сказку, чтобы я не лез в настоящие драконьи дела.

Внизу поднялся шум. Группа оборотней с факультета Физической Культуры и Магического Развития (пятый, самый неугомонный факультет) что-то не поделила с демонами с Факультета Прикладной Магии. Пахло грозой. Буквально.

— Работа зовет, — я выпрямился, чувствуя, как по спине пробежал знакомый холодок ответственности. Моя тоска, мое разочарование могли подождать. Академия — нет.

— Не торопись, — Герман положил руку мне на плечо. — Пусть дежурные префекты разберутся. Ты же не для того стал ректором, чтобы бегать и разнимать каждую драку. Ты здесь, чтобы найти свою пару. Помнишь?

Я помнил. Каждый день, каждый миг. Это знание жгло меня изнутра сильнее, чем мое собственное пламя.

— Я помню, — тихо сказал я, глядя на бурлящее море молодых судеб внизу. — Но пока что все, что я нашел — это горы отчетов, мигрень от бесконечных жалоб преподавателей и стойкое ощущение, что я трачу свое время.

Я сделал шаг от балюстрады, готовый спуститься вниз и вновь погрузиться в рутину, но в последний момент я все же бросил еще один, долгий взгляд на толпу.

Где же ты?

—Герман а опоздавших девушек нет?

Герман как моя правая рука , достал огромный список, легким щелчком пальцев он развернул его, и в воздухе замерзла светящаяся проекция — огромный список из трехсот имен, фамилий и расовой принадлежности новых студентов.

— Как твоя правая рука и по совместительству самый эффективный администратор в этой башне из слоновой кости, я, конечно, уже все проверил, — он скользнул пальцем по списку, и несколько имен подсветились мягким золотым светом.

. — Хм, слушай, еще трое не прибыли на церемонию. Все — особы женского пола.

Мое сердце, огромный, ленивый молот в груди, сделало один тяжелый, гулкий удар. Три. Всего три. Шансы ничтожны. И все же...

— И кто же эти леди, позволившие себе проигнорировать сбор? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и сухо, без единой нотки того проклятого ожидания, что снова начало шевелиться у меня в груди.

Герман с наслаждением вытянул паузу, изучая список.

— Во-первых, наследница драконьего рода Остеров, Лиана. Молодая, но, поговаривают, с характером. Огненная, судя по фамилии.

— Драконы... — он многозначительно посмотрел на меня. — Близко к твоей... гм... экологической нише.

Я лишь хмыкнул, не поддаваясь на провокацию. Дракониха-наследница. Предсказуемый вариант. Слишком предсказуемый. Оракул вряд ли был бы так банален.

— Во-вторых, — продолжил Герман, — кицуне. Сара Вяземская. Девятихвостая, если верить анкете. О, это уже интереснее! Хитрые, мудрые, с отличным чувством юмора. И хвосты... у них такие пушистые хвосты, — он мечтательно вздохнул.— Кицуне. Дух-лис. Искусная иллюзионистка и обладательница древней мудрости. Не самый частый гость в наших стенах. Вариант куда более интригующий. И, наконец, третья, — Герман щелкнул языком. — Вампирша. Наталья Орловская. Из старого, аристократичного рода. Темная, холодная, загадочная... Классика жанра, ничего не скажешь.

Трое. Три абсолютно разных типажа. Три мощные, уникальные магические сигнатуры, которых сейчас не хватало в этом гуле внизу. Я снова подошел к балюстраде, вглядываясь в главный вход, как будто мог силой воли заставить их появиться в дверях. Дракониха, кицуне, вампирша. «К какому же виду принадлежит моя истинная?» — пронеслось в голове вопросом, полным давней, томительной боли.

Оракул не уточнил расу. Он сказал «душа». Но душа всегда живет в теле, а тело имеет природу. Будет ли она подобной мне? Или полной моей противоположностью? Огненный дракон и ледяная вампирша? Или, может, моего солнечного, прямолинейного нрава не хватает именно хитрой, многоликой кицуне? Или же все это — просто случайные имена в списке, и я снова, в который раз, обманываю себя, цепляясь за соломинку?

— Что ж, — я оторвал взгляд от входа и встретился взглядом с Германом, который наблюдал за мной с хитрой ухмылкой. — Похоже, у нас есть три причины отложить разборку между оборотнями и демонами. Давай узнаем, где задержались наши... звезды.

Мы направились в кабинет для звонка трем семьям. Да, сегодня не первый день учебы, но ученицы должны были прибыть уже.

Я сел за свой стол и первым делом открыл ноутбук. Зайдя в почту для выгрузки анкеты увидел письмо от старешин.... :

Уважаемый Андор Всеславский, спешим уведомить, что в академию зачислена еще одна студентка. Прикрепляю анкету.

. —Герман, у нас еще и поздние зачисления. Старейшины снова мудрят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я открыл прикрепленный файл. На экране появилась анкетная карточка с фотографией. Девушка с золотистыми волосами и большими, словно два озера, глазами, в которых читалась смесь робости и любопытства. Анкетные данные были до безобразия скупы.

Имя:

Диана Фей.

Вид:

Кицуне.

Окрас:

Неизвестен.

Причина позднего зачисления:

Неизвестна

Факультет:

Прикладная магия для человеческого мира.

— Мда, — односложно выдохнул я, ощущая, как нарастает раздражение. — По всем фронтам сплошная неизвестность.

Герман свистнул, заглядывая в экран.

— Смотри-ка, еще одна лисичка. И факультет... О, «Прикладная магия для человеческого мира». Факультет для тех, кто не блещет силой и хочет работать с людьми. Самое захудалое отделение. Странно для протеже Старейшин. Или... не странно? Может, они ее просто сплавили сюда, чтобы не путалась под ногами?

— Или чтобы она была у нас на виду, — мрачно предположил я. — Совет любит подкидывать нам своих «особых» учеников. Тех, за кем нужен глаз да глаз. «Окрас неизвестен»... Что это вообще значит? Что она его скрывает? Или он настолько нестандартен, что его решили не указывать?

Я уже было собрался закрыть анкету, как мой взгляд снова скользнул по фотографии. И тут что-то щелкнуло в памяти. Золотистые волосы. Большие, светящиеся глаза, в которых тогда читался не только испуг, но и какая-то первобытная сила, пытавшаяся прорваться сквозь робость.

Я замер, присмотрелся внимательнее.

Да, конечно, я вчера был пьян. Но не настолько, чтобы не запомнить

этот

взгляд. Тот самый, что бросала на меня та испуганная лисичка в баре, прежде чем вырваться и сбежать.

Уголки моих губ медленно поползли вверх в беззвучной ухмылке. В голове пронеслись обрывки вчерашнего: её испуг, жгучее тепло от какого-то амулета, её дрожащий, но твёрдый голос:

«Я не десерт, чтобы меня «пробовали»»

. И мои же собственные слова, брошенные ей вслед:

«Уверен, мы еще встретимся»

.

«Ха. Беглянка», — пронеслось у меня в голове.

— Что? — насторожился Герман, уловив перемену в моём выражении лица. — Узнал? Таки была в твоём вчерашнем «меню»?

Я откинулся на спинку кресла, не сводя глаз с фотографии. Всё стало ещё интереснее. Серая, неприметная мышка, подброшенная Старейшинами, оказалась той самой дерзкой кицуне, что посмела оттолкнуть меня. Та, что заставила моего внутреннего дракона не просто заинтересоваться, а почувствовать вызов.

— Можно сказать и так, — наконец ответил я, и в моём голосе зазвучали новые, низкие нотки. Охота, которая ещё вчера казалась рутиной, внезапно обрела конкретную, очень личную цель. — Похоже, наша запоздалая ученица — особа с характером. И мы с ней... уже немного знакомы.

Теперь её появление в Академии «Предел» выглядело не случайностью, а самой что ни на есть интригующей закономерностью. И я был намерен выяснить, что это за закономерность.

Герман многозначительно поднял бровь, его взгляд скользнул от экрана ко мне, полный театрального ужаса и любопытства.

— Андор, — протянул он, делая паузу для драматического эффекта. — Судя по анкете, ей вчера только восемнадцать исполнилось. Ты что, на совсем молоденьких перешел? Совсем уж отчаялся? Это даже для тебя низко.

Я фыркнул, отодвигая ноутбук. Раздражение клокотало во мне, но не на Германа, а на всю эту нелепую ситуацию.

— Успокойся, паникер. Она сбежала, — выдохнул я, снова ощущая в памяти тот резкий толчок, ее испуганные глаза и жгучую волну от того проклятого талисмана. — Оттолкнула меня и буквально выбежала из бара, прихватив с собой ту бледную вампиршу-подружку. Так что можешь выбросить из головы свои грязные фантазии.

Герман замер с открытым ртом, явно обрабатывая информацию. Затем его лицо озарилось широкой, понимающей ухмылкой.

— О-о-ой! — протянул он с нескрываемым удовольствием. — Значит, так? Не просто «провела и ушла», а дала отворот поворот? Самому Андору Всеславскому? Вот это поворот! — Он свистнул. — Никогда не думал, что доживу до дня, когда какая-то первогодка, да еще с самого заштатного факультета, посмеет отшить нашего Великого Ректора. Да она, я смотрю, не так проста, эта твоя «серая мышка»!

Я сжал челюсть, чувствуя, как по спине пробежал знакомый зуд — драконья сущность была оскорблена таким обращением, но при этом... заинтригована. Унижение смешивалось с азартом.

— Она не «моя», — отрезал я, но уже без прежней уверенности. — И я просто констатирую факт. А теперь закрой рот и займись лучше делом. Узнай, когда именно прибывает наш «интересный экземпляр».

Герман, все так же ухмыляясь, направился к выходу, бросив на прощание:

— Как скажешь, о Великий и Отшитый Ректор! Пойду разузнаю про вашу общую героиню. Интересно, она тоже помнит вашу мимолетную встречу?

— О да-а-а, — мои губы растянулись в хищной ухмылке. — Доставь ее ко мне в кабинет. Для... беседы о правилах внутреннего распорядка.

Герман закатил глаза.

— Андор, ну ей же восемнадцать. Только вчера стукнуло, если верить анкете. Это же... несерьезно.

Я фыркнул, откидываясь на спинку трона.

— А кто её, интересно, звал в тот бар? Я не звал. — Мои пальцы с легким стуком забарабанили по базальтовой столешнице. — В «Перекрёсток» ходят с вполне определенными целями. А она там с подругой танцевала, прекрасно понимая, куда попала. Получила внимание дракона — редкая честь, между прочим. Но вместо того, чтобы проявить благоразумие, предпочла сбежать.

Я посмотрел на Германа, и в моём взгляде было холодное любопытство хищника, нашедшего диковинную дичь.

— Так что не надо тут ломать комедию. Она сделала свой выбор. А теперь будет разбираться с последствиями. В моём кабинете.

Герман замер, глядя на меня с внезапной серьёзностью.

— Ты уверен, Андор? Обычно ты... выше подобных игр.

— Выше? — я коротко рассмеялся. — Меня годами водят за нос по воле какого-то пророчества, а тут появляется реальная, осязаемая загадка. Девушка, которая посмотрела на меня не с восторгом, а со страхом и вызовом. И которая, к тому же, оказывается подброшена нам самим Советом. Прости, но моё «выше» сегодня исчерпало лимит.

Я замолчал, и в кабинете повисла тяжёлая тишина.

— Я просто хочу на неё посмотреть, Герман, — наконец сказал я, и мой голос снова стал ровным и холодным. — Посмотреть вблизи. Без музыки, без алкоголя, без её вампирской телохранительницы. И понять, что же в ней такого особенного, что заставило меня... запомнить. Так что да. Как только она появится в Академии — доставить её ко мне. Как к ректору. Со всеми вытекающими последствиями.

Герман хмыкнул, подпирая подбородок рукой.

— Развлечение что ли себе нашел? Будешь пугать первокурсниц в перерывах между отчетами?

Я резко развернулся к нему, и по углам моих губ поползла опасная ухмылка.

— А что? Хоть какое-то развлечение. Не каждый день из моих рук сбегают, — я выпустил струйку дыма с запахом паленого дуба. — Обычно всё куда скучнее и предсказуемее. А тут... вызов. Пусть и мелкий. Но он есть.

Я откинулся в кресле, глядя на потолок.

— В этих стенах, Герман, можно сойти с ума от рутины. Одни и те же церемонии, одни и те же интриги факультетов. А она... живая. Настоящая. Испугалась, но оттолкнула. Сбежала, но заставила себя запомнить. — Я повернул голову к нему. — Так что да. Буду «пугать». Буду смотреть, как она пятится, как блестят её глаза. Это хоть ненадолго отвлечет от мыслей о том, что я могу провести в этой башне ещё один пустой год.

Глава 2. За день до

Музыка в баре «Перекресток» была громкой, ритмичной, она проникала прямо в кости и заставляла нруги двигаться сами по себе. Я смеялась, кружась в танце с Натальей под восторженные возгласы окружающих. В воздухе витал сладкий запах магических коктейлей и всеобщего веселья. Моё восемнадцатилетие было в самом разгаре, и впервые за долгое время я чувствовала себя просто счастливой и свободной.

— Смотри-ка, — Наталья, запыхавшись, наклонилась к моему уху, ее голос прозвучал как холодный ручейок, пробежавший по моей разгоряченной коже. — На тебя кто-то уставился. И смотрит так... будто хочет съесть. Дракон, судя по энергии. И не какой-нибудь мелкий червяк, а... серьезный экземпляр.

Я замедлила движения, следуя за ее взглядом. И тут же почувствовала его. Жгучий, тяжелый, почти осязаемый взгляд, будто на мне выжигали узоры. Он сидел в полумраке у дальнего столика, развалившись на бархатном диване, как король на троне. Его мощный силуэт был обрамлен двумя стройными фигурками: русоволосая девушка что-то шептала ему на ухо, а темноволосая девушка с алыми, как будто в кровь испачканными губами (явно суккуб) лениво проводила пальцами по его рукаву. Но его внимание, каменное и незыблемое, было приковано ко мне.

И в тот же миг талисман на моей груди — маленькая металлическая лисичка, подарок матери — вдруг отозвался тревожным теплом.

— Наверняка ищет очередную игрушку для развлечений, — с легкой презрительной ноткой добавила Наталья, кивнув в сторону его спутниц. — Будь осторожна, Диана. С такими шутки плохи. Кстати, что это у тебя так светится? — она указала взглядом на едва заметное свечение сквозь ткань моего платья.

Я машинально прикрыла ладонью кулон, чувствуя, как он наливается жаром, словно раскаленный уголь.

— Это... амулет. Подарок мамы. Говорила, будет оберегать от опасности.

— Опасности? — Наталья подняла бровь. — От какой такой опасности в баре? Разве что от похмелья. Выбрось эту безделушку.

Но я не могла. Талисман пылал, и его жар был теперь почти невыносим. А взгляд того дракона... он буравил меня насквозь, игнорируя девиц, висящих на нем, как дешёвые украшения. В его глазах не было простого интереса к новой забаве. Там было что-то другое. Что-то глубокое, тёмное и... тоскующее. И от этого становилось одновременно и страшно, и... любопытно.

Я резко отвернулась, стараясь уткнуться взглядом в разноцветные огни диско-шара и забыть о том давящем, раскаленном взгляде. Сердце колотилось где-то в горле, а талисман на груди упрямо излучал тревожное тепло, словно маленькое солнце, предупреждающее о буре.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь вернуть себе ощущение праздника, и, заставив себя улыбнуться, повернулась обратно к Наталье.

И застыла.

Он стоял прямо передо мной. Так близко, что я чувствовала исходящий от него жар, словно от раскаленной печи. Его спутниц будто и не бывало. Теперь все его внимание, тяжелое и безраздельное, было сосредоточено на мне.

— И что это кицуне делает в таком баре? — его голос был низким, обволакивающим, как дым. Он многозначительно поднял бровь, оглядывая меня с ног до головы взглядом, в котором читался такой неприкрытый, хищный голод, что я инстинктивно отшатнулась.

Талисман на груди вспыхнул с новой силой, уже не просто грея, а по-настоящему обжигая кожу. Прежде чем я успела что-то сказать или сдвинуться с места, он медленно, почти небрежно протянул руку и кончиками пальцев коснулся моей щеки.

Прикосновение было обжигающим. От него по коже побежали мурашки, смесь страха и какого-то запретного, доселе незнакомого интереса. Я сглотнула, не в силах издать ни звука, парализованная этим внезапным вторжением в мое пространство.

— Интересный, — тихо, задумчиво произнес он, его пальц скользнул к линии моей челюсти. — Очень интересный экземпляр. Не присоединишься ко мне?

Я открыла рот, не понимая, от возмущения ли, шока или этой странной, тягучей слабости, разливающейся по телу от его прикосновения.

Но отвечать мне не пришлось.

— Она не для этого здесь, дракон, — холодный, как сталь, голос Натальи прозвучал прямо над моим ухом. Она резко дернула меня за руку, отводя назад и вставая между мной и незнакомцем, словно щит.

Его губы тронула едва заметная, высокомерная улыбка. Он не сводил с меня глаз, игнорируя Наталью.

— А вот я, — его взгляд скользнул по моим губам, — для этого.

Это прозвучало как окончательный приговор. И как соблазн. Опасный, пьянящий и абсолютно недопустимый. Талисман пылал, словно умоляя бежать. А ноги, казалось, вросли в пол.

Его рука, широкая и сильная отодвинула Наталью и легла мне на талию. Он легко притянул меня ближе, сократив расстояние между нами до нуля. Теперь я была в ловушке.

— Хочу попробовать тебя, — прошептал он, и его низкий голос прозвучал прямо у моего уха, обжигая сознание.

В этих словах не было грубой похоти, как у его предыдущих спутниц. Это было заявление. Констатация факта. Как если бы он смотрел на редкий десерт и решил, что он достоин его внимания.

Талисман пылал так, что слезы выступили на глазах от боли. Возмущение, страх и какая-то пьянящая слабость боролись во мне.

— Отпусти ее, — голос Натальи зазвенел ледяной сталью. Я почувствовала, как по воздуху поползла знакомая волна вампирского гипноза, призванная ошеломить, заставить ослабить хватку.

Но дракон лишь усмехнулся, коротко и презрительно. Его собственная магия, дикая и первозданная, просто растворила атаку Натальи, как солнце — утренний туман.

— Твои фокусы на мне не работают, девочка, — сказал он, не глядя на нее. Его взгляд все так же пожирал меня. — Эта... пахнет чем-то другим. Чем-то новым.

Его пальцы слегка сжали мой бок, и по телу пробежала предательская дрожь. Я потянула носом воздух, пытаясь уловить тот самый «запах», но чувствовала только дым, дорогой парфюм и густой, звериный аромат самого дракона — паленый дуб, горячий камень..

— Отстань от нее, — Наталья не сдавалась, ее когти уже удлинились, впиваясь в ладонь, сжимающую мой бок. — Или я позвоню в Совет. Узнают, чем их драконье наследство развлекается в барах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он наконец-то медленно перевел взгляд на Наталью, и в его глазах вспыхнула опасная искра.

— Угрозы? Мило. Беги и звони, маленький вампир. А я пока... познакомлюсь поближе.

Он снова посмотрел на меня, и его рука на моей талии ослабила хватку, но не отпустила полностью. Он явно наслаждался этой игрой, этой мелодрамой, которую сам же и устроил.

И в этот момент я нашла в себе голос. Слабый, дрожащий, но полный решимости.

— Я... не десерт, чтобы меня «пробовали», — выдохнула я, глядя прямо в его золотые глаза. — И я никуда с вами не пойду.

Кажется, я его удивила. Его бровь снова поползла вверх. А талисман на моей груди, будто почувствовав мою твердость, на мгновение остыл, перестал жечь. Я собрала всю свою волю в кулак и резко, изо всех сил, оттолкнула его. Это было как толкать скалу, но он сделал шаг назад, и его хватка ослабла. В его глазах мелькнуло не то чтобы удивление, а скорее интерес, как у кошки, которую только что царапнула мышка.

— Наташа, пошли, — мой голос дрожал, но я крепко схватила подругу за руку, чувствуя ледяную твердость ее пальцев.

Мы, не оглядываясь, пошли прочь, к выходу. Спину мне прожигал его взгляд, тяжелый и полный обещаний.

И тут его голос настиг нас, низкий и уверенный, пробиваясь сквозь шум музыки:

— Хм, убегаешь? — в его тоне слышалась улыбка. — Уверен, мы еще встретимся, лисичка.

От этого прозвища по коже побежали противные мурашки. Я не обернулась, только ускорила шаг, таща за собой Наталью. Мы выскочили на прохладную ночную улицу, и я прислонилась к стене, дрожа как осиновый лист.

— Ты в порядке? — Наталья положила ледяную руку мне на лоб. — Дерзкий ублюдок... Кто он такой, чтобы...

— Неважно, кто он, — перебила я, сжимая в кулаке все еще теплый талисман. — Главное, что мы ушли.

Но его слова эхом звучали у меня в голове.

«Уверен, мы еще встретимся»

.

Глава 3. Первый день в Академии

Вот я и здесь. Академия «Предел». Мое новое, пугающее и одновременно захватывающее будущее. Новая, еще пахнущая магической пропиткой форма сидела на мне немного мешковато, но удобно. Я нервно переминалась с ноги на ногу в огромном холле, где под высокими сводами, украшенными фресками, висели светящиеся магические экраны со списками распределения. Воздух гудел от сотен голосов, всплесков магии и всеобщего волнения.

Я пыталась найти в бегущих строках свою фамилию, как вдруг чья-то ледяная рука схватила меня за локоть.

— Диана!

Я обернулась и увидела сияющее лицо Натальи. На ней была такая же форма, но сидела она на ней с убийственным шиком.

— Мы на одном факультете! — выпалила она, не дав мне опомниться, и тыкнула пальцем в экран, где под заголовком «Прикладная магия для человеческого мира» светились наши с ней фамилии. — Я тебе не говорила, но тоже подала на твой, про «человечков»! — она хихикнула. — Будем тусить вместе! Теперь ты от меня никуда не денешься!

Мое сердце, только-только начавшее успокаиваться, снова забилось тревожно. Быть с Натальей — значит быть в эпицентре всех событий, и далеко не всегда безопасных.

— Наташ, — вздохнула я, отводя взгляд. — Мне хватило вчера «затусить» и чуть в руки к дракону не угодить. Вернее, в его постель.

Наталья только похохотала, ее глаза блеснули азартом.

— Ой, ну вообще-то драконы в постели — просто огонь! — она понизила голос до конспиративного шепота, но ее слова все равно резали слух. — У них там, говорят, такая энергия, такая выносливость... и кое-что еще... такое вытворяют!

— Наташа! — я аж покраснела до корней волос и шлепнула ее по руке, оглядываясь, не подслушал ли кто. — Замолчи! Я вообще не об этом!

Толпа вдруг зашумела сильнее и начала перемещаться. Все устремились к центральной части зала, где возвышался широкий балкон, вмурованный в стену.

— О, похоже, мы пропустили с тобой речь ректора, ну вот...— сказала Наталья, таща меня за собой. — Говорят, он редко появляется на общих сборах. Теперь и не ясно, когда увидим..О, вот смотри, его портрет!

Мы протиснулись к сетне в коридоре и я замерла. Мое сердце провалилось куда-то в пятки, а потом выпрыгнуло в горло. Холодный ужас обжег меня изнутри.

— Наташ, — я с такой силой впилась пальцами в ее руку, что та аж взвизгнула. — Мне конец. Это же... тот парень из бара.

Наталья перестала что-то оживленно мне рассказывать и взглянула на портрет. Ее глаза расширились, а затем ее губы растянулись в самой широкой и беспечной ухмылке, какую я только видела.

— Боги, Диана, — фыркнула она. — Тебе прям везет на приключения!

— Дура ты, Наташка! — прошипела я, чувствуя, как вся кровь отливает от лица. — Драконы ж не забывают тех, кто из их лап... и постели... убегают...

— А, переспишь с ним разок — и забудет, не переживай! — отмахнулась она, как от назойливой мухи.

Я отшатнулась от Натальи, глядя на нее с неподдельным шоком.

— Ты так просто говоришь про «переспать»! — выдохнула я, чувствуя, как горит лицо. — Как будто это просто чай выпить!

Наталья покачала головой, ее взгляд стал снисходительным, почти материнским. Она обняла меня за плечи, и ее прикосновение было прохладным.

— Диан, солнышко, — она сказала мягко, но с железной логикой вампирской аристократки, повидавшей века. — Ну мне сто восемьдесят лет. За это время успеваешь понять, что страсть — это просто страсть. Мимолетное удовольствие. Не стоит так зацикливаться. Особенно с драконами. Они великолепны в постели, но ужасные собственники. Лучше получить удовольствие и вовремя уйти, пока они не начали считать тебя своим сокровищем.

Я слушала ее, и у меня в голове не укладывалось. Для нее это был просто... опыт. Как прочитать книгу или попробовать новое блюдо. А для меня... для меня это было связано с тем жгучим взглядом, с тем прикосновением, от которого закипала кровь и заставляла сбегать. С тем талисманом, что горел, как предупреждение.

— Это не так просто, Наташ, — прошептала я, глядя на свои дрожащие руки. — Это не просто «переспать». Это... он...

— Он тебя зацепил, — закончила за меня Наталья, и в ее глазах мелькнуло понимание. — Ну что ж, тем интереснее. Но запомни, лисичка: никогда не показывай дракону, что он тебя достал. И уж тем более — что ты его боишься. Иначе он действительно не отстанет. А теперь выпрямись.

Я с силой сжала ее руку, мой взгляд был прикован к портрету...

— Наташ, пойдем скорее отсюда, — прошептала я, и голос мой дрожал от подавляемой паники.

Я не дала ей договорить. Развернулась и, все еще сжимая ее холодную руку, потянула за собой, расталкивая толпу и устремляясь ккоридору общежитий.

— Диан, все будет хорошо! — пыталась успокоить меня Наталья, едва поспевая. — Он — ректор! Он не будет при всех вспоминать бар. То, что было в баре, осталось в баре!

— Думаешь? — выдохнула я, уже выскальзывая в прохладный коридор и прислоняясь к стене, чтобы перевести дух.

— Да по любому! — она с легкостью отмахнулась от моих страхов. — Ладно, не терзайся. Пошли в общежитие, комнату займем. Говорят, его недавно перестроили, и теперь там одна комната на двоих. Будем соседками!

Она сказала это с такой беззаботностью, словно мы собирались на веселую пирушку, а не бежали от возможной угрозы. Я посмотрела на ее улыбающееся лицо и почувствовала, как часть тревоги понемногу отступает. Может, она и права? Может, я все преувеличиваю?

— Комната на двоих? — переспросила я, стараясь переключиться. — Надеюсь, там есть замок.

— Надеюсь, там есть мини-бар, — парировала Наталья, снова заставляя меня улыбнуться.

И, взявшись под руки, мы пошли по коридору, оставив за спиной гул толпы и давящее осознание, что тот парень - ректор.

И тут, едва мы сделали пару шагов по коридору, из-за поворота перед нами возникла высокая, статная фигура. Мужчина с идеальной укладкой русых волос и пронзительным взглядом, в котором читалась та самая хищная глубина, что выдавала в нем драконью сущность с первого взгляда. Он остановился, перекрыв нам путь, и его губы тронула легкая, ничего не сулящая улыбка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О, — произнес он, и его голос был гладким, как полированный камень. — Диана Фей. Наша поздно зачислившаяся студентка.

Мое сердце упало и замерло. Я инстинктивно сделала шаг назад, наступая Наталье на ногу.

Он сверкнул на меня глазами:.

— Проследуйте за мной. Я Герман Дрейк, проректор. Нужно уладить пару формальностей по вашему столь... внезапному зачислению.

Я сглотнула комок, застрявший в горле. Формальности. Словно прозвучал приговор. Я бросила взгляд на Наталью, в глазах которой читалась та же настороженность.

— Да, конечно, — прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Наташ, займи комнату для нас. Я... я скоро.

Наталья кивнула, ее взгляд был красноречивее любых слов: «Осторожно». Она с неохотой отпустила мою руку, и я осталась один на один с проректором Дрейком, который жестом, не терпящим возражений, указал мне следовать за ним вглубь административного крыла.

Каждый шаг отдавался в висках тяжелым стуком. Это была не случайность. Он нашел меня. И теперь вел туда, где, я знала, меня ждал он. Ректор. Тот самый дракон из бара.

— Ой, да ты не пугайся так, — сказал Герман, и в его голосе внезапно появились насмешливые, но не злые нотки. — Там просто пробелы в анкете заполнить. Бумажная волокита, ничего плохого.

— Хорошо, — кивнула я уже чуть уверенней, хотя сердце все еще колотилось где-то в горле.

Мы шли по длинному коридору, стены которого были увешаны портретами прошлых ректоров. Герман бросил на меня искоса любопытный взгляд.

— А чего так поздно документы-то подали? Родители?

— Долго сомневались, нужно ли мне это... — честно ответила я, глядя на свои туфли.

— Вот как? Интересно. А сама-то как думаешь, нужно? — он задал вопрос так, будто ему и вправду было любопытно.

Я задумалась на секунду.

— Ну... моя форма не стабильна. Не всегда могу контролировать превращение, особенно когда нервничаю. Поэтому, думаю, что да, нужно. Научиться контролировать.

— Разумно, — кивнул он. — Ладно, с этим понятно. А окрас-то что не указали? — он снова посмотрел на меня, и в его глазах заплясали веселые чертики. — В графе прочерк. Скрытничаем?

Мне стало неловко.

— Сказали, не нужно привлекать внимание.

— О-о-ой, как интересно! — Герман растянул слова, и его ухмылка стала еще шире. — И что ж за окрас-то у тебя, лисичка, такой особенный, что внимание привлекает?

Я смутилась, отвела взгляд и прошептала в пол:

— Золотой...

Герман замер на месте, свистнул долгим, почти неприличным свистом.

— Да ты, выходит, королевских кровей, лисичка! И еще и скромница! Ну теперь я понимаю, почему Совет так настаивал... — он многозначительно подмигнул мне и снова тронулся в путь, теперь явно разглядывая меня с новым, уважительным интересом. — Ну что ж, золотая мушка, прошу следовать за мной. Наш ректор, уверен, будет... очарован.

При словах «к ректору» у меня перехватило дыхание, и я снова сглотнула пустоту, пытаясь выдавить из себя хоть что-то внятное.

— М-мы идем к ректору? — пропищал мой голос, выдавая всю мою панику.

Герман обернулся, и на его лице застыла маска наигранного удивления, но в глазах плясали веселые искорки. Он явно получал удовольствие от моего смятения.

— Ну конечно, — ответил он, как будто это было само собой разумеющимся. — У него на столе лежат все анкеты учеников. Особенно тех, чье поступление было... гм, нестандартным. А твое, золотая мушка, определенно попадает в эту категорию.

Он подмигнул и повернулся, чтобы идти дальше, бросив на прощание:

— Не бойся, он не кусается. По крайней мере, не на рабочем месте.

Это была слабая утешительная шутка, но она не помогла. Каждый мой шаг по этому бесконечному коридору отдавался гулким эхом в пустоте, образовавшейся у меня в груди. Вот оно. Неизбежное. Сейчас я увижу его снова. Не в дымном баре, где можно было раствориться в толпе и сбежать, а здесь, в его владениях, где он — закон. И где я — всего лишь студентка с проблемной анкетой.

Я невольно потянулась к талисману, спрятанному под формой. Он был холодным и безмолвным. Но я знала — это лишь затишье перед бурей.

Глава 4. Анкета

А вот и они. Массивные дубовые двери с вырезанным гербом, который, как я теперь понимала, принадлежал его роду. Герман, не став стучать, с размаху распахнул их, словно входил в собственную гостиную.

— Входи, золотая мушка, не робей, — бросил он через плечо, пропуская меня вперед.

Кабинет был огромным, мрачным и величественным. И в его центре, за монументальным столом из темного дерева сидел он.

Ректор. Тот самый дракон.

Он поднял голову от бумаг, и его золотистые глаза, словно два раскаленных угля, мгновенно нашли меня. И тогда его губы медленно, очень медленно растянулись в улыбке. Широкой, хищной, доходящей до самых ушей. В ней не было ни капли приветливости — только холодное, безраздельное торжество и осознание своей власти.

«Ну он ТОЧНО запомнил», — пронеслось у меня в голове и ноги на мгновение стали ватными.

— Ну, я вас оставляю, — весело бросил Герман, уже отступая к дверям. — У меня еще организационные дела и старостам факультетов нужно списки отдать. Не скучайте!

Он вышел, и дверь с мягким, но окончательным щелчком закрылась за его спиной.

Звук этот прозвучал для меня громче любого хлопка. Я осталась одна. В огромном, давящем кабинете. С ним. Тишина повисла густая, звенящая, нарушаемая лишь тихим потрескиванием магических кристаллов в бра и ровным, глубоким дыханием дракона, который не сводил с меня своего пламенеющего взгляда.

Его взгляд буравил меня, не оставляя ни малейшей возможности отвести глаза или сделать вид, что ничего не происходит. Он изучал каждую черту моего лица, каждый мускул, дрогнувший от страха, каждый предательский румянец, выступивший на щеках.

— Приветствую, Диана, — наконец произнес он. Его голос был низким, обволакивающим, как дорогой коньяк, но в нем слышалось лезвие. Он сделал паузу, давая словам просочиться в самое нутро. — Или правильнее будет сказать... беглянка.

От этого прозвища по моей спине пробежал ледяной разряд. Я смутилась, потупила взгляд, чувствуя, как горят уши. Мои пальцы сами собой потянулись к талисману, спрятанному под формой, но я силой воли заставила себя опустить руку.

— Я... я не знала, что вы... — я запнулась, понимая, насколько глупо это звучит.

— Что я что? — он мягко поднял бровь, наслаждаясь моим смущением. — Что я ректор этой Академии? Или что я не привык, чтобы от меня убегали?

Он медленно поднялся из-за стола. Он был еще выше и внушительнее, чем я помнила. Каждое его движение было наполнен скрытой силой, плавной и неумолимой, как течение лавы.

— Так что же заставило тебя тогда сбежать, Диана Фей? — он сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. Воздух вокруг сгустился, наполнившись его магией, пахнущей паленым дубом и раскаленным камнем. — И что заставляет тебя дрожать сейчас?

Он сделал шаг вперёд, и его тень накрыла меня целиком. Воздух сгустился, стал тяжёлым и обжигающе тёплым, словно перед грозой.

— А что, если б узнала, что я ректор, это что-то изменило бы в твоём бегстве? — он мягко, почти задумчиво произнёс эти слова, но в его глазах вспыхнули опасные золотые искры. Он оперся ладонями о край стола, склонившись ко мне, и теперь его лицо было так близко, что я видела мельчайшие трещинки-чешуйки на его висках. — Осталась бы? Или... испугалась бы сильнее?

Я застыла, парализованная этим взглядом и этим вопросом. Мой разум лихорадочно искал ответ, но находил только хаос. Да, я бы испугалась сильнее. Осознание его власти, его положения, этой абсолютной власти надо мной... оно сделало бы побег ещё более необходимым.

Я сглотнула, пытаясь вернуть голос.

— Я... я не знаю, — прошептала я, и это была чистая правда.

Его улыбка стала ещё шире, ещё более хищной.

— Честно. Но теперь ты знаешь. И теперь ты здесь. И бежать уже некуда, не так ли,

беглянка

?

Я сглотнула, чувствуя, как под его взглядом пересыхает в горле. Бежать и впрямь было некуда.

— Ну что ж, — он наконец выпрямился, разрывая магию этой напряженной близости и с деловым видом вернулся за свой стол. — Перейдем к твоей анкете. Нужно заполнить недостающие графы.

Он взял в руки магический пергамент с моими данными, и его взгляд скользнул по строчкам.

— Окрас шерсти, — произнес он, и в его голосе снова появились те самые, едва уловимые нотки насмешки. Он посмотрел на меня, явно ожидая моего ответа. Я молчала, глядя на него

Затем его пальц переместился ниже.

— Родители: Кристина Фей и... Дмитрий Фей.

Он замер, и его брови медленно поползли вверх. На его лице появилось неподдельное, почти театральное удивление.

— О-о-ой, — протянул он, и в его глазах вспыхнул новый, более острый интерес. — Королевская чета кицуне. Прелестно. Значит, золотая.

Он отложил пергамент и снова уставился на меня, но теперь его взгляд был иным — более оценивающим.

— Дочь правителей Лисьего клана, чей окрас — символ прямой власти, чья кровь — одна из самых чистых среди кицуне... И она скрывается в моей Академии на самом захудалом факультете, под скромной фамилией, без всякой свиты и помпезности. — Он склонил голову набок. — Знаешь, это пахнет уже не просто развлечением. Это пахнет... большой политикой. Или большой тайной. Так кто ты на самом деле, Диана Фей? И зачем ты здесь?

Я выпрямила спину, стараясь придать своему голосу как можно больше твердости.

— Я учиться пришла. И всё.

Он фыркнул, но не перебивал, давая мне продолжить.

— А почему без помпезности и прочего шика?

Я пожала плечами, стараясь выглядеть равнодушной.

— Не люблю я это. Предпочитаю спокойную жизнь. Почти как человек. И родители... родители разделяют моё желание.

Ректор медленно откинулся в кресле, сложив пальцы домиком. Его улыбка стала понимающей и оттого еще более опасной.

— Ну еще бы, — протянул он, и в его голосе зазвучали нотки насмешливого превосходства. — В свое время они ведь сбежали из своих краев, бросив все эти «шики» и «помпезности», не так ли? И, насколько мне известно, лишь недавно вернулись и... с некоторым трудом, полагаю... вновь заняли свое законное место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он ударил прямо в больное. История моих родителей не была тайной для высших кругов, но услышать это от него, здесь и сейчас, было неприятно и унизительно.

— После такого опыта, — продолжал он, его взгляд стал пронзительным, будто он видел меня насквозь, — желание держать свою дочь подальше от дворцовых интриг и показной роскоши становится вполне понятным. Прятать самое ценное своё сокровище в самой неприметной оправе... Старая, но мудрая тактика.

Он снова взял в руки анкету, но его взгляд не отрывался от меня.

— Вот только вопрос, золотая лисичка... Насколько хорошо эта оправа тебя скрывает? И скроет ли она тебя, скажем, от тех, кто всё ещё недоволен возвращением твоих родителей? Или... — он сделал паузу, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что был в баре, — ...от меня?

Я сглотнула, не в силах вымолвить ни слова. Его пронзительный взгляд и спокойный, весомый тон заставляли меня чувствовать себя букашкой под стеклом.

— Ладно, не пугайся, — произнес он, и в его голосе вдруг появилась капля снисходительного, почти отцовского спокойствия. Это было не менее пугающе, чем его ярость.

Облегчение, смешанное с недоверием, волной прокатилось по мне.

— Вы... вы меня не тронете? — прошептала я, сама не веря, что осмелилась задать этот вопрос.

Он поднял бровь, и на его губах дрогнула улыбка.

— Я что, похож на зверя, готового накинуться на свою студентку? — он произнес это с легкой насмешкой, но в его глазах читалась правда. Здесь, в кабинете, он был другим.

— Д-да... — выдавила я, вспоминая его в баре. Тот взгляд, полный голода и права собственности.

— Диана, — он вздохнул, как взрослый, уставший от глупости ребенка. — Бар — это бар. А здесь я — ректор. Позволь дать тебе совет: не ходи по таким барам, как «Перекресток», если не хочешь снова попасть в руки к кому-нибудь... вроде меня. Люди в обычных барах отдыхают и расслабляются. А в «Перекресток» приходят с одной целью. За сексом. Но, как я понимаю, Наталья тебе этого не сказала, да?

От этих слов я тут же покраснела, как маков цвет. Горячая волна стыда и осознания накатила на меня. Вся картина встала на свои места. Её подмигивания, её намёки... Она знала. Она прекрасно знала, куда мы идем, и что меня там может ждать. А я, наивная дура, думала, что мы просто идем танцевать.

Я опустила голову, не в силах смотреть на него. Мои щеки пылали. Я чувствовала себя одновременно обманутой подругой и полной дурой, которую легко провели. Он рассмеялся — громко, искренне, от всего драконьего сердца. Звук был густым и теплым, но от этого становилось только обиднее.

— Ой, как покраснела! — воскликнул он, и в его глазах заплясали веселые чертики. — Да ты и впрямь нетронутый цветок!

От его слов и этого смеха меня бросило в жар. Я почувствовала, как по спине пробежала знакомая щекотка, и, прежде чем я успела себя остановить, из золотистых волос у меня на голове торчком встали два пушистых лисьих уха. А из-под юбки, смущенно поджав кончик, показался мой хвост — сияющий, переливающийся золотой шерсткой.

Я пискнула от ужаса и попыталась схватить его, чтобы спрятать, но было поздно. И в тот же миг талисман на моей груди, до этого ледяной и молчаливый, вдруг вспыхнул ослепительным, обжигающим жаром, словно раскаленный уголек прижали к коже. Я ахнула от неожиданной боли, схватившись за грудь.

Ректор замолк, его смех стих. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по моим ушам, а затем приковался к хвосту. Но когда я вскрикнула от боли талисмана, его глаза сузились, и в них мелькнуло нечто острое, понимающее.

— Да-а... — протянул он задумчиво, его взгляд на мгновение метнулся к тому месту, где я сжимала талисман. — Окрас и впрямь красивый. — Он медленно поднялся из-за стола, но не сделал шага вперед. Его выражение стало более серьезным. — Как чистое золото. И, кажется, твой... защитный амулет с ним не согласен.

— Что за амулет, Диана?

Его вопрос прозвучал как удар хлыста. Я инстинктивно сжала кулон через ткань формы, чувствуя, как он жжет ладонь.

— Мама дала, — выдохнула я, не в силах солгать под этим пронзительным взглядом. — Защитный. Говорила, будет оберегать от опасности.

Его золотистые глаза сузились, и в них вспыхнула та самая искра, что была в баре — смесь интереса, раздражения и... понимания.

— И я что ль, опасность? — он произнес это тихо, почти задумчиво, но в тишине кабинета слова прозвучали громко и четко. Пальцем он провел по краю стола, и стол слегка задымился. — Ну... логично. Драконы... войны... наша репутация идет впереди нас. — Он тяжело вздохнул, и в его взгляде вдруг появилась усталость, странная и неуместная в его хищном облике. Он откинулся в кресле и махнул рукой в сторону двери. — Ладно. Иди уже.

Я застыла на месте, не веря своему счастью. Это... всё? Он меня отпускает?

— Анкету... — пробормотала я, глядя на пергамент на его столе.

— Анкету я заполню сам, — отрезал он, не глядя на меня. Его взгляд был устремлен куда-то в окно, в сторону гор. — Герман всё расскажет. Иди, Диана. И... — он на секунду встретился со мной взглядом, и в его глазах снова мелькнула та самая, непонятная мне усталость, — ...постарайся не попадаться мне на глаза без крайней необходимости. Твой амулет, видимо, знает, что делает.

Это было не просто разрешение уйти. Это было предупреждение. И в то же время... что-то похожее на заботу? Нет, не может быть.

Я не стала искушать судьбу. Кивнула, развернулась и почти выбежала из кабинета, чувствуя, как его взгляд жжет мне спину до самого последнего момента. Дверь закрылась, оставив меня в прохладном коридоре. Я прислонилась к стене, дрожа как осиновый лист. Талисман на груди понемногу остывал.

Глава 5 .Разговор

Сейчас предстоял разговор с Натальей. Ух, я ей задам!

Ступив в нашу общую комнату в общежитии, я захлопнула дверь с такой силой, что по стене поползла магическая паутинка. Наталья лежала на кровати с журналом, но при моем появлении тут же вскочила, уловив бурю на моем лице.

— Ну что, как твоя беседа с ректором? — спросила она с наигранной невинностью, но в ее глазах читалось неподдельное любопытство.

— Ты знала! — выпалила я, подходя к ней так близко, что почти уткнулась носом в ее холодный. — Ты прекрасно знала, кто он, еще в баре, когда мы его увидели! И ты ничего мне не сказала!

Наталья лишь усмехнулась, ее алое искушение дрогнуло в ухмылке.

— Ну, вообще-то, да. Узнала. Но, Диан, сама подумай — в «Перекресток» ходят далеко не последние люди. Там сливки общества, самые влиятельные магические рода. Было довольно логично предположить, что дракон такой породы окажется кем-то... значительным.

— И ты не подумала, что мне стоит ЭТО знать, прежде чем он подойдет ко мне? — я ткнула ее пальцем в грудь, но она даже не дрогнула.

— Ой, перестань, — она отмахнулась. — Я думала, тебе будет приятно пофлиртовать с такой важной персоной. Да и кто знал, что ты так грубо отошьешь ректора всей Академии?

— Мне не нужен был флирт! — я чуть не взвизгнула от ярости. — И уж тем более не с ним! Ты воспользовалась моим незнанием, Наталья! Из-за тебя я теперь у него на карандаше!

При этих словах ее надменное выражение наконец дрогнуло. Она вздохнула, и ее голос стал чуть менее язвительным.

— Слушай, ладно. Возможно, я немного... недооценила ситуацию. Но, честно, я не думала, что всё зайдет так далеко. Просто хотела, чтобы ты развеялась.

— Развеялась? — я фыркнула, отступая и чувствуя, как злость сменяется горькой обидой. — Теперь у меня вся учеба здесь может пойти под откос из-за одной такой «разрядки»!

Я плюхнулась на свою кровать и закрыла лицо руками. За спиной послышалось шуршание, а затем холодная рука легла на мое плечо.

— Слушай, Диан... — голос Натальи стал серьезным. — Я правда не хотела тебе проблем. Прости. Давай как-нибудь выкрутимся.

Я не ответила. Просто сидела, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы. Это был провал. Провал первого дня, провал доверия к подруге и провал какой-то странной, начавшейся игры с самым опасным существом во всей Академии. И теперь мне предстояло как-то в этой игре выжить.

Слезы я вытерла рукавом, подняла голову и посмотрела на Наталью с новым, решительным огоньком в глазах.

— Хорошо, — сказала я, и мой голос прозвучал твёрже, чем я ожидала. — Следующий бар выбираю я.

Наталья, которая уже приготовилась к продолжению скандала, застыла с открытым ртом. Затем ее губы медленно растянулись в широкой, одобрительной ухмылке.

— Ну вот, совсем другое дело! — воскликнула она, хлопая меня по плечу. — Наконец-то ты заговорила как взрослая девушка, а не как испуганный котенок. Ладно, договорились. Следующий бар — твой. Только, умоляю, пусть это будет что-то веселое. А то я умру от скуки в каком-нибудь «Уютном гнёздышке», где пьют чай с травами и обсуждают магическую ботанику.

— Не бойся, — я сама себе удивилась, но внутри появилась какая-то опора. Маленькая, но своя. — Скучно не будет. Но и «Перекрёстков» больше не будет. Поняла?

— Поняла, поняла, капитан, — Наталья подняла руки в шутливом жесте сдачи, но в ее глазах читалось уважение. — Значит, так. Забыли тот бар. Забыли того зазнайку-ректора. Впереди — новая вылазка. И на этот раз всё будет по-твоему.

Она повалилась на свою кровать, снова уткнувшись в журнал, но я видела, что она украдкой наблюдает за мной. И в ее взгляде было не только любопытство, но и доля той самой осторожности, которую, наконец, начала проявлять я.

Первый раунд этой странной войны я проиграла. Но игра только начиналась. И теперь у меня был свой план. И свой выбор.

— Кстати, пока ты беседовала с ректором, я списала расписание. Завтра у нас смежная пара потоковая у Андора: Основы обращения. - сказала невозмутимо Наташка, искоса глядя на меня и мою реакцию.

Я повернула голову, вытирая последние следы слёз. Новость была как ушат ледяной воды.

— Потоковая пара у... ректора? — переспросила я, и голос мой снова задрожал, но теперь от паники. — Основы обращения? Это что, как раз про... контроль над своей формой?

Наталья кивнула, и в её глазах снова заплясали знакомые чертики. Она, кажется, получала садистское удовольствие от моих мучений.

— Ну да, — подтвердила она с лёгкой ухмылкой. — Как раз для таких нестабильных, как ты. Будешь тренироваться. Прямо перед ним. Со всеми вытекающими... в прямом и переносном смысле, если не справишься.

От одной мысли о том, что мне придется превращаться, пытаться контролировать уши и хвост под его пристальным, насмешливым взглядом, мне стало дурно. После нашего разговора он наверняка будет следить за мной особенно пристально.

— Боги... — прошептала я, снова опускаясь на кровать. — Он же будет меня мучить. Нарочно.

— А потом основы сверхъестественной истории, — продолжила Наталья, с наслаждением загибая пальцы. — Там, кстати, целый блок про драконьи войны. Будешь слушать лекцию о подвигах его предков. Весело, да?

Я простонала, накрывшись подушкой.

— И только потом наша, факультетская, — закончила она, и в её голосе наконец прозвучала капля утешения. — Основы межрасовых взаимоотношений. Хоть что-то нейтральное. Хотя... — она задумалась, — учитывая, что на факультете у нас и демоны, и оборотни, и пара кицуне, и одна вампирша выдающаяся... тоже может быть весело.

Я лежала, глядя в потолок, и чувствовала, как мой первый учебный день превращается в настоящую полосу препятствий, где главным и самым страшным препятствием был он. Ректор. Андор Всеславский.

— Ладно, — выдохнула я, смиряясь с неизбежным. — Значит, завтра мне нужно быть готовой ко всему. И особенно — к его «основам обращения».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Именно! — Наталья весело подпрыгнула на кровати. — А теперь хватит страдать! Давай выберем, в чем ты пойдешь завтра покорять своего ректора. Нужно что-то... неуловимое. Чтобы, если что, быстро сделать ноги.

Несмотря на весь ужас, я не смогла сдержать слабую улыбку. С Натальей, даже когда она была невыносима, скучно не бывало. Завтрашний день обещал быть адским. Но, по крайней мере, я была не одна.

— Я не буду его «покорять», Наташ! — заявила я. — Мне вот совсем не нужны отношения. И уж тем более не хочу быть очередной куклой в руках дракона, который только и знает, что развлекается, пока не надоест.

Наталья фыркнула, играя кончиком своей темной пряди.

— Ой, ну драконы хотя бы развлекаются

качественно

. Пока не найдут свою истинную пару, конечно. А потом — всё, только с ней и никаких тебе поблажек. Так что он сейчас, по сути, в самом расцвете холостяцких сил. Мог бы подарить тебе отличный... опыт.

— Вот ты его и забирай себе! — фыркнула я в ответ, накрываясь одеялом с головой.

— Ой, не, спасибо, не надо, — засмеялась Наталья. — У меня уже есть парочка претендентов, на кого стоит обратить внимание. Драконы — это, знаешь ли, слишком жарко и требовательно для моего вкуса.

Мое любопытство пересилило обиду. Я приоткрыла одеяло.

— И кто же твои жертвы, Наташ?

Она сверкнула глазами, садясь поудобнее, как будто собиралась зачитать увлекательный список.

— Ну, во-первых, Константин. Из правящего вампирского рода. Старая кровь, безупречные манеры... и, поговаривают, весьма... искусен. А во-вторых, — она хитро прищурилась, — парочка очень интересных экземпляров с экономического факультета. Один — демон влиятельного князя, немного мрачный, но с харизмой. Другой —вампир с факультета туризма, совсем юный, но такой пылкий...

Я слушала ее, и мое собственное положение вдруг показалось не таким уж катастрофическим. По крайней мере, мне не приходилось выбирать между вампиром-аристократом и парой демонов.

— Ну, смотри, чтобы тебя саму не выбрали в качестве «интересного экземпляра» для какого-нибудь ритуала, — проворчала я, но уже без злости.

— О, не волнуйся за меня, лисичка, — Наталья сладко потянулась. — Я уже почти двести лет как знаю, с кем и как можно играть. А теперь давай спать. Завтра тебе предстоит покорять... то есть, прости,

переживать

первую пару у твоего обожаемого ректора.

Я снова натянула одеяло на голову, но на этот раз с легким вздохом. Мир Натальи был странным, пугающим и полным соблазнов, в котором она ориентировалась как рыба в воде. А мой мир... мой мир теперь состоял из лекций, неуправляемых ушей и одного опасного дракона, с которым мне предстояло как-то ужиться. И, пожалуй, на данный момент этого было более чем достаточно.

Глава 6. Урок смущения. Андор

Аудитория гудела передо мной, как улей. Сотни пар глаз — полных страха, обожания, любопытства — были устремлены на меня. Я стоял на возвышении, чувствуя тяжесть их взглядов на своей коже. Раньше это щекотало мое эго. Сейчас было лишь частью рутины. Фоном.

Мой взгляд скользнул по рядам, машинально отмечая яркие вспышки магии, тени сущностей. И тут я увидел

её

.

Диана Фей. Сидела, стараясь быть как можно меньше, почти слившись со спинкой кресла. Её золотистые волосы были старательно убраны, но я знал, что под ними прячутся те самые предательские уши. На лице — маска сосредоточенности, но в глазах читался животный ужас.

Я не смог сдержать легкую ухмылку.

Вот она, моя беглянка.

Взгляды других студенток — вампирок, загадочно улыбающихся, даже пары юных драконих, смотрящих на меня с вызовом, — перестали что-либо значить. Они были просто... фоном. Шумом. Ни одна из них не вызывала того острого, колючего интереса, что вызывала эта дрожащая лисичка, спрятавшаяся на задней парте.

Мне захотелось её подразнить. Посмущать. Вывести из равновесия. Хоть какое-то развлечение в этой тоске. Отвлечься от гнетущей мысли, что ещё один год может оказаться пустым.

— Основы обращения, — начал я, и мой голос, низкий и властный, заставил аудиторию замереть, — это не только о силе. Это о контроле. О хладнокровии. О том, чтобы ваша сущность подчинялась вам, а не вы — ей.

Я прошелся перед первыми рядами, чувствуя, как за мной поворачиваются головы.

— Чаще всего контроль теряют в состоянии сильного стресса, — продолжал я, и мои шаги замедлились, пока я не остановился как раз напротив её ряда. Я видел, как она замерла, вцепившись в край стола. — Или эмоционального возбуждения.

Я позволил паузе повиснуть в воздухе, наслаждаясь всеобщим напряжением.

— Поэтому лучший способ тренировки, — я повернулся и прямо указал на неё, — это работа в паре. Под наблюдением. Мисс Фей.

Она вздрогнула, как от пощечины. Её глаза стали круглыми от ужаса.

— Подойдите ко мне, — скомандовал я, и в моем голосе не было места для возражений. — Ваша... нестабильная форма, как указано в анкете, будет отличным примером для всего потока. Покажем всем, как

не

надо терять самообладание.

Она медленно, будто на эшафот, поднялась с места. Каждый её шаг отдавался в полной тишине аудитории. Идеально. Сегодняшний урок обещал быть куда интереснее, чем я предполагал.

Я развернул её спиной к себе, ощутив под ладонями тонкие косточки её плеч. Она вся напряглась, словно струна, готовая лопнуть. И тут я заметил — кончики её ушей, торчащие из-под золотистых волос, ярко покраснели.

Восхитительно.

Из-за спины послышался сдержанный хмык. Я знал, не оборачиваясь, — это Герман. Он стоял у стены, скрестив руки на груди, и наблюдал за спектаклем. Я мельком встретился с ним взглядом. В его глазах читалось всё:

«Ну конечно, ты нашёл себе новую игрушку. Бедная зверушка».

Я чуть заметно подмигнул ему в ответ, давая понять, что всё под контролем, потом снова сосредоточился на Диане.

— Расслабься, — произнёс я тихо, почти шёпотом, чтобы слышала только она. Мои пальцы слегка сжали её плечи. — Напряжение — твой главный враг. Ты чувствуешь, как магия начинает бурлить? Как твоя истинная форма требует выхода?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я чувствовал, как по её спине пробежала мелкая дрожь.

— А теперь закрой глаза, — приказал я уже громче, чтобы слышали все. — И попытайся сконцентрироваться. Не на мне. Не на аудитории. Только на себе. Представь, что ты одна.

Она послушно закрыла глаза. Я не отпускал её, чувствуя, как под моими ладонями её тело постепенно перестаёт дрожать. Воздух вокруг нас начал слабо мерцать — золотистая аура кицуне пыталась стабилизироваться.

Герман снова хмыкнул, на этот раз с одобрением. Возможно, это была просто игра, но даже в игре можно было научить чему-то полезному. И уж точно — получить своё удовольствие.

Я поднял голову, обращаясь ко всей аудитории, но мои руки по-прежнему лежали на её плечах, удерживая её в центре этого магического шторма.

— Чувствуете? — мой голос прозвучал громко и чётко, разрезая напряжённую тишину. — Чувствуете её ауру? Она пульсирует. Волнами. То затухая, то вспыхивая вновь. Она нестабильна.

Я видел, как студенты напряглись, пытаясь уловить то, что для меня было очевидно, как солнечный свет.

— Так бывает, — продолжил я, снова глядя на её затылок и краснеющие уши, — когда слишком долго сдерживаешь свою истинную суть. Прячешь её. Запираешь в самой глубине. Или... — я сделал паузу для драматизма, — ...когда противишься ей. Не принимаешь то, что ты есть. Борешься с самой собой.

Под моими ладонями она снова вздрогнула. Словно мои слова попали прямо в цель. Интересно... В чём заключалась её внутренняя борьба? В её королевской крови? В её страхе? Или в чём-то ещё?

— Именно эта борьба, — сказал я, и теперь в моём голосе зазвучали жёсткие, преподавательские нотки, — и рождает эту нестабильность. Энергия должна течь свободно. Попытка запереть её, превратить в бурлящий котёл внутри себя — верный путь к потере контроля. В лучшем случае — к таким вот перепадам. В худшем... — я не стал договаривать, позволив им самим додумать.

Я слегка повернул её, чтобы она стояла лицом к аудитории. Её глаза были по-прежнему закрыты, на лбу выступили капельки пота.

— А теперь, мисс Фей, — произнёс я, убирая руки, — ваша задача — не дать ей вырваться. Не подавить. А успокоить. Принять её. Позволь ей течь, но направляй, как реку в русле.

Я отступил на шаг, давая ей пространство, но оставаясь достаточно близко, чтобы вмешаться. Герман у стены поднял бровь, явно задаваясь вопросом, не зашёл ли я слишком далеко в своей «игре».

Но это было уже не просто игрой. Мне стало искренне интересно. Справится ли она? Или её собственная суть смутит её перед всеми ещё больше? Оба варианта сулили быть зрелищными.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аура Дианы, которая лишь секунду назад колыхалась вокруг нее золотистым маревом, вдруг вспыхнула ослепительно-ярко — и тут же бессильно погасла. Её будто резко схлопнуло изнутри, отбросив из истинной формы обратно в чисто человеческую. Она пошатнулась, глаза закатились, и она начала падать.

Я молниеносно шагнул вперёд и снова придержал её за плечи, не давая рухнуть на пол.

— Так, — произнёс я, и в голосе моём уже не было насмешки, а лишь холодная констатация факта. Аудитория замерла в полной тишине. — Ладно. Видимо, на сегодня достаточно. Диана, — я повернул её к себе, чтобы она сфокусировалась на моих глазах, — вам будет отдельное задание. Тренироваться. Ежедневно. По полчаса минимум. Учиться чувствовать грань и не доводить до такого коллапса. Понятно?

Она кивнула, всё ещё не в силах вымолвить ни слова, её грудь тяжело вздымалась.

Я отпустил её и повернулся к остальным студентам, которые смотрели на эту сцену, затаив дыхание.

— А всей аудитории, — мой голос снова стал громким и властным, возвращая всех к реальности, — задание на следующую пару. Вам нужно описать свою собственную ауру. Измерить её базовый уровень силы и попытаться раскрыть её потенциал. В учебнике, глава вторая, найдёте методики, как это можно сделать самостоятельно.

По рядам пронёсся вздох — смесь облегчения и новой тревоги. Задание было сложным, но, по крайней мере, оно не требовало публичных экспериментов над собой.

— Лекция окончена, — отрезал я и, кивнув Герману, направился к выходу, оставил Диану приходить в себя под любопытными и сочувственными взглядами сокурсников, но, проходя мимо, я бросил ей через плечо последнюю фразу, тихую, чтобы слышала только она:

— И начните с сегодняшнего дня. После пар. В тренировочном зале на третьем этаже. Я проверю.

Глава 7. Первый урок

Студенты расходились, бросая на меня любопытные взгляды, но я их почти не замечала. Мир плыл перед глазами, а в ушах стоял оглушительный звон. Я снова села на свое место, стараясь не смотреть на ту пустую площадку, где только что произошел мой полный провал.

Ко мне тут же подлетела Наталья, ее лицо выражало смесь беспокойства и живейшего интереса.

— Ничего себе тебя выкинуло из формы! — выпалила она, присаживаясь рядом. — Я думала, ты сейчас прямо тут и превратишься в лисицу! Ты чего так перенервничала-то? Он же вроде не сильно давил...

Я бессильно опустила голову на парту, чувствуя, как горят щеки.

— Да просто... амулет, — прошептала я в дерево столешницы. — Он так сильно горел... Я не могла сосредоточиться. Было больно, и я... я испугалась, что он прямо сейчас прожжет одежду и все увидят. Я изо всех сил пыталась его сдержать, и... меня просто выключило.

Наталья на секунду задумалась, переваривая эту информацию. Потом ее лицо озарилось понимающей ухмылкой.

— А-а-а, ну значит, дело не в тебе! — заключила она с видом эксперта. — Просто твой амулет слишком бдительный. Он явно настроен на отражение магии взрослых, активных драконов. А наш ректор, сама понимаешь, — она многозначительно подняла бровь, — это просто ходячий генератор той самой, мощной и опасной магии. Твой камушек сработал как надо. Просто... слишком уж усердно.

Я подняла на нее глаза. В ее словах была своя, пусть и дурацкая, логика. Мама говорила, что амулет защитит от опасности. А Андор Всеславский, без сомнения, был опасностью. Значит, амулет не врал. Он просто... перестарался.

— Значит, это он во всем виноват? — с надеждой в голосе спросила я.

— Ну конечно! — Наталья хлопнула меня по спине. — Он своей настырной драконьей аурой тебя с ног сбил! Так что не кори себя. Хотя... — ее взгляд стал хитрым, — раз уж он виноват, может, стоит с него и спросу больше требовать? Например, чтобы он лично помог тебе с тренировками. Ведь это он тебя в такой ступор ввел!

Я закрыла глаза, чувствуя, как по спине пробегает холодная дрожь.

— Он... он и так назначил, — прошептала я, почти не слышно. — Тренировку. После пар. Сказал... что проверит.

Наталья застыла с открытым ртом, ее драматизм на этот раз был совершенно искренним. Затем ее лицо озарилось восторгом, как будто она только что выиграла джекпот.

— Чтоооо? — ее визг заставил пару проходящих студентов обернуться. — Лично? Ректор лично будет с тобой заниматься? Диан, да это же фантастика! Это же... это же шанс!

— Шанс на что? — я посмотрела на нее с отчаянием. — На то, чтобы он окончательно убедился в моей несостоятельности? Или на то, чтобы мой амулет прожег мне насквозь грудную клетку?

— Ой, перестань! — Наталья отмахнулась, схватив меня за руки. Ее ледяные пальцы были полны энергии. — Шанс сблизиться! Показать ему, что ты не просто какая-то неудачница! Ты — дочь королевских кровей, с золотым окрасом! Он уже заинтересовался, я видела! А теперь у тебя есть возможность провести с ним время наедине!

— Он не заинтересовался

мной

, — поправила я ее, вырывая руки. — Он заинтересовался как преподаватель проблемным студентом. Или как дракон — странной диковинкой. И я не хочу «сближаться»! Я хочу, чтобы он отстал!

Но Наталья уже не слушала. Ее мозг, вечно занятый поиском романа и интриги, работал на полную катушку.

— Нужно придумать стратегию! — прошептала она, глядя в пространство. — Что надеть... как себя вести... Надо показать прогресс, но не слишком быстрый, чтобы продлить эти занятия... О, это же гениально!

Я смотрела на нее и понимала, что мои страхи и протесты разбиваются о скалу ее романтических фантазий. Для нее это была захватывающая игра. Для меня — вопрос выживания.

— Ладно, — вздохнула я, поднимаясь. — Пойдем на историю. Мне нужно хотя бы на час забыть о том, что меня ждет после пар.

Но забыть не получалось. Мысль о предстоящей тренировки, о его присутствии, о его тяжелом взгляде и жгучем амулете висела надо мной дамокловым мечом. Время до конца пар пролетело странно — то мучительно медленно, когда я ловила на себе любопытные взгляды, то пугающе быстро, когда я понимала, что отсчет до моего личного апокалипсиса неумолим.

Отпросившись с последней пары под предлогом недомогания (что было чистой правдой), я рванула в общежитие. Скинула неудобную форму и натянула мягкие черные лосины и просторную серую толстовку. Одежда должна была скрыть дрожь в коленях и дать свободу движений, если бы пришлось... превращаться.

Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках, когда я поднималась по мраморной лестнице на третий этаж. Третий этаж... Тренировочный зал. Чем ближе я подходила, тем сильнее нагревался талисман на моей груди. Сначала это было просто тепло, затем — настойчивый жар, а сейчас он пылал, словно маленькое солнце, выжигающее на коже узор лисички.

Я остановилась перед высокими двустворчатыми дверями из темного дерева. Из-за них не доносилось ни звука. Гулкая, зловещая тишина. Сделала глубокий, прерывистый вдох, пытаясь унять дрожь в руках.

«Ты — дочь королей. Ты — золотая кицуне. Он — просто дракон. Просто ректор. Просто...»

Мысль забуксовала, потому что он не был «просто» кем-то. Он был Андором Всеславским. И он ждал меня за этими дверьми. Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, я толкнула тяжелую дверь и переступила порог.

Я слегка заговорила амулет, что бы он не жег так сильно.. но помогло это слабо, тогда я просто вытащила из под кофты и оставила снаружи.

Дверь бесшумно закрылась за моей спиной и я замерла на пороге. Тренировочный зал был огромным, с высоким сводчатым потолком и зеркалами во всю стену. И он был абсолютно пуст, кроме одной-единственной фигуры в центре.Андор Всеславский стоял ко мне спиной, изучая что-то на своем магическом планшене. Он был в простых черных спортивных штанах и темной футболке, обтягивающей мощную спину. Даже в такой простой одежде он излучал невероятную силу и власть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Талисман на моей груди пылал так, что слезы выступили на глазах. Я судорожно сглотнула и прошептала:

— Успокойся, пожалуйста... не надо...

Но амулет, верный своему долгу, лишь жал сильнее. Отчаявшись, я вытащила раскаленный металл и сунула его в карман толстовки, но сквозь ткань все равно исходил тревожный жар.

Шорох моих шагов заставил его обернуться. Его золотистые глаза медленно скользнули по мне с ног до головы, и на его губах появилась та самая, знакомая ухмылка.

— Ну что, беглянка, — его голос гулко разнесся в пустом зале. — Готова наконец-то перестать пятиться и научиться стоять на месте?

— Я не пятилась, я... уходила, — выпалила я, чувствуя, как закипаю от его тона.

— А какая разница? Результат-то один, — он сделал несколько шагов ко мне, и воздух снова сгустился. — Ты сбежала. И сегодня мы будем работать именно с этим. Со страхом. С желанием убежать.

— Я не боюсь! — солгала я, поднимая подбородок.

— Не боишься? — он мягко усмехнулся. — Тогда почему твой амулет, который ты так старательно пыталась спрятать, палит ткань твоего кармана? Он чувствует то, что ты пытаешься скрыть. Опасность.

Он остановился в паре шагов от меня, его взгляд стал тяжелым и пронзительным.

— Давай сыграем в игру, Диана. Называется «По краю». Ты будешь стоять здесь. А я буду подходить. И твоя задача — не отступить ни на шаг. Не сбежать. Не позволить страху или... чему-то еще, — его взгляд скользнул по моему карману, — вышибить тебя из формы. Просто стоять. Принимать. Выдерживать мое присутствие. Понятны правила?

Это была пытка. Изощренная и жестокая, но в его глазах я видела не только насмешку. Видела вызов. И что-то еще... любопытство, которое заставляло мое сердце биться чаще не только от страха.

— Понятны, — прошептала я, впиваясь ногами в прохладный пол. — Я не сдвинусь с места.

— Отлично, — его улыбка стала шире. — Тогда начинаем.

— Обращайся, — приказал он, и его голос, тихий, но отчетливый, донесся до меня с двадцати метров. Он стоял неподвижно, как изваяние, скрестив руки на груди. Его золотистые глаза были прикованы ко мне, словно прицел.

Я замерла, чувствуя, как по спине бегут мурашки. «Обращайся». Я сжала кулаки, чувствуя, как амулет в кармане пульсирует тревожным теплом.

— Я... я не знаю, как, — честно выдохнула я. Моя собственная магия, дикая и необузданная, сжалась внутри меня клубком страха.

— Не знаешь? — он не двигался с места, но его присутствие, казалось, заполнило собой весь зал. — Это энергия, Диана. Такая же, как твоя, только... больше. Сильнее. Старше. Протяни к ней чувства. Не пытайся ее анализировать. Почувствуй.

Я закрыла глаза, стараясь отгородиться от его пронзительного взгляда. Сделала глубокий вдох и попыталась сделать то, что он сказал. Отбросить страх. Просто... почувствовать. Обратилась, мой хвост вырвался наружу, а на голове встали два лисьих золотых уха.

И тогда я ощутила его силу в полной мере. Не просто жар или давление. Это было похоже на стояние у подножия древнего вулкана. Глухой, мощный гул, исходящий из самой земли. Готовность извергнуться в любую секунду.

Амулет в кармане вспыхнул с новой силой, и я чуть не вскрикнула от боли. Я инстинктивно сделала шаг назад.

— Стоять! — его команда прозвучала как удар хлыста, заставив меня замереть на полпути. — Страх — это реакция. Контроль — это решение. Ты позволяешь этому куску металла думать за тебя? Или ты сама решишь, опасен ли я для тебя

сейчас

?

Он был прав. Амулет реагировал на потенциальную угрозу, на саму его природу. Но здесь и сейчас... он не нападал. Он просто был. И я должна была научиться просто

быть

рядом с ним.

Я выпрямилась, снова вжав босые ноги в пол. Вытерла ладонью выступившие на лбу капельки пота.

— Хорошо, — прошептала я, больше для себя, чем для него. — Я просто стою. Я просто... чувствую.

И я снова закрыла глаза, отказываясь отступать, позволяя его могучей ауре омывать меня, пытаясь найти в этом огненном океане свою собственную, маленькую, но устойчивую точку опоры.

Он был неумолим. Сделав первый шаг и зафиксировав мою реакцию, он тут же двинулся дальше. Плавно, как хищник, сокращая дистанцию. Пять шагов. Казалось бы, так мало. Но с каждым его движением давление его ауры нарастало в геометрической прогрессии.

Воздух загустел до состояния горячего сиропа, им было невыносимо тяжело дышать. Талисман в кармане взвыл огненной болью, выжигая ткань и кожу под ней. В ушах зазвенело, в висках застучал молот. Я чувствовала, как моя собственная магия, только-только научившаяся течь свободно, встревает в яростный вихрь его силы и начинает рваться на части.

Я зажмурилась, изо всех сил пытаясь удержать равновесие, и форму, и рассудок. Но это было как пытаться устоять перед лавиной. И тогда случилось то, чего я боялась больше всего. Меня не просто выбросило из формы. Меня

вышвырнуло

.

Уши и хвост схлопнулись внутрь с такой силой, что больно дернуло в основании позвоночника и черепа. Свет померк, ноги подкосились, и я с глухим, нелепым грохотом рухнула на твердый пол тренировочного зала. Я лежала на спине, беспомощно глотая раскаленный воздух, и смотрела в затуманенное слезами лицо сводчатого потолка. Вся энергия покинула меня, оставив после себя лишь пустоту, унижение и ноющую боль во всем теле.

Сверху на меня смотрели его золотистые глаза. В них не было насмешки. Была холодная, беспристрастная констатация факта.

— Перебор, — произнес он откуда-то сверху. Его голос звучал ровно, без упрека.

Он протянул руку. Я, всё ещё чувствуя себя разбитой, неуверенно взяла её. Его пальцы были твёрдыми и тёплыми, но не обжигающими, как я ожидала. Он легко поднял меня на ноги. Я тут же отдернула ладонь, потирая запястье.

— Ну вот, смотри, — он указал взглядом на то место, где секунду назад лежала моя рука. — В человеческой форме я даже прикоснуться могу. И амулет твой... — его глаза метнулись к моему карману, откуда всё ещё исходил лёгкий дымок, — ...не так жжёт, так ведь?

Я молча кивнула. Он был прав. Когда я не пыталась противостоять ему магией, амулет бушевал слабее. Он реагировал на конфликт сущностей.

— Что хоть за амулет-то? — он сделал шаг ближе, и его взгляд стал изучающим. — Дай взгляну.

Я инстинктивно прикрыла карман рукой.

— Мама сказала... не отдавать никому. Он всегда должен быть в контакте со мной.

Его брови медленно поползли вверх, а на губах появилась заинтересованная улыбка.

— О-о-ой... — протянул он с видом знатока. — Значит, заточен только под тебя. И утратит силу, как только ты его отдашь или... выкинешь. — Он посмотрел на меня так, будто только что разгадал сложнейшую головоломку. — Старая магия. И очень, очень интересная. Не просто защита от опасности... а персональный щит. Который нельзя снять насильно. Умно. Очень умно.

Он отступил на шаг, оставляя мне пространство, но его взгляд, полный нового, острого любопытства, не отрывался от кармана, в котором лежала моя тайна.

— Ладно, на сегодня хватит, — заключил он, разрывая затянувшуюся паузу. — Ты узнала свой предел. Это уже прогресс. Завтра продолжим. В это же время. Не опаздывай.

Он развернулся и направился к выходу, оставив меня одну в центре огромного зала, с дымящимся амулетом в кармане и с гудящей от пережитого головой. Он не просто тренировал меня. Он изучал. И теперь его интерес был направлен не только на меня, но и на единственную вещь, что меня защищала.

Я вынула амулет из кармана. Металл все еще был теплым, но уже не обжигал ладонь. Я сжала его в кулаке, глядя на удаляющуюся спину ректора. С каждым его шагом к выходу талисман остывал все сильнее, пока не стал просто холодным кусочком металла в виде лисички.

«Ерунда какая-то... — подумала я с досадой, поворачивая амулет в руках. — Сломался, что ли? Или...»

Или он так реагировал не на саму угрозу, а на

мой страх

перед ней? На ту панику, что поднималась во мне при близости Андора, на конфликт моей сущности с его могучей аурой? Пока я боролась и пыталась сжаться, амулет воспринимал это как сигнал к действию. А когда ректор уходил, и страх отступал, он успокаивался.

«Наверняка, да, — с облегчением подумала я. — Он просто реагирует на мое состояние. Значит, все, что мне нужно — это научиться не бояться его».

Мысль сама по себе казалась абсурдной. Как не бояться дракона?

Я снова спрятала холодный талисман в карман и, тяжело вздохнув, побрела к выходу.

Глава 8. Андор и Герман

Я вошел в кабинет, чувствуя на языке привкус пепла и... недоумения. Герман, развалившись в кресле напротив моего стола, с наслаждением потягивал какой-то ярко-синий эль.

— Ну что, как твоя новая подопечная? — спросил он, едва я переступил порог. — Не разнесла ли она тренировочный зал? Я держал наготове команду ремонтников.

— Цел, — отрезал я, снимая сюртук и бросая его на спинку кресла. — Почти. Ее выкинуло из формы, когда я подошел ближе, но это не самое интересное.

Я сел за стол, и мои пальцы принялись выбивать нетерпеливую дробь по базальту.

— У нее есть амулет. Защитный. Он дико раскаляется при моем приближении.

Герман фыркнул.

— Ну, не она первая, у кого что-то закипает при твоем появлении, — он многозначительно подмигнул.

— Не в этом дело, Дрейк, — я отбросил его шутку. — Амулет заточен под нее. Лично. Она сказала, что он всегда должен быть с ней, иначе потеряет силу.

Герман замер с бокалом на полпути ко рту. Его шутливое выражение лица сменилось на заинтересованное, профессиональное.

— О? Серьёзно? Значит, персональный артефакт. Старая, сложная магия. Такое сейчас редко встретишь.

— Именно, — я откинулся на спинку кресла, глядя в потолок. — Ты же понимаешь, что это значит? Если амулет против кого-то конкретного, то в его сердцевине должна быть частица того самого человека — кровь, волос, что-то еще. Ну, принцип симпатической магии. Но этот... он не против меня. Он

для нее

. Для её защиты.

Герман присвистнул, наконец-то поняв суть.

— Хм. То есть амулет на крови... или на ауре. Заблаговременно настроенный на конкретного носителя. Чтобы никто другой не мог им воспользоваться, и чтобы он работал только на его владельца. — Он поставил бокал. — Это уровень высших кровей, Андор. И высшего мастерства. Такие штуки не купишь в лавке на углу. Его создавали специально для нее.

— И создавали те, кто обладал недюжинной силой и знанием, — мрачно добавил я. — И кто ожидал, что ей понадобится защита именно от... могущественных существ. Вроде драконов.

Мы оба замолчали, осознавая вес этого открытия. Простая, на первый взгляд, кицуне с заштатного факультета оказалась носительницей уникального артефакта, созданного специально для неё могущественными покровителями.

— Интересно, — тихо произнес Герман, — от кого же они её так оберегали? Или... от кого оберегают до сих пор?

Я смотрел в окно, на темнеющее небо. Ответа у меня не было. Но одно я знал точно — Диана Фей была куда большей загадкой, чем я предполагал. И эта загадка становилась всё опаснее и всё притягательнее.

— Слушай, а на меня-то её амулет не реагирует, — сказал Герман, задумчиво потирая подбородок. — Ну, или я не замечал. Может, эта штука настроена именно против высших драконов? Против твоей, так сказать, породы.

Я хмыкнул, вставая и подходя к окну. За ним раскинулась ночная Академия, освещенная мягким светом магических фонарей.

— Возможно. И, впрочем, логично, — согласился я. — Драконы в своё время вели жестокую войну с её народом. Уничтожили большую часть Золотого клана. Но это было много тысяч лет назад, Герман. — Я повернулся к нему. — Не думаю, что лисы такие злопамятные, чтобы столетия спустя в каждом ребёнке воспитывать личную обиду и вкладывать в амулеты ненависть конкретно к нам. Это... непрактично.

— Если только... — Герман отложил бокал и сложил руки, — ...это не просто обида. Если только это не какая-то... глубинная, родовая несовместимость. Как огонь и вода. Твоя природа и её природа на каком-то фундаментальном уровне враждебны друг другу. И амулет реагирует именно на это. Не на тебя лично, Андор, а на саму суть дракона в тебе.

Мысли о предсказании, о «встрече в стенах Предела», с новой силой ударили мне в голову. Что, если оракул имела в виду не союз, а столкновение? Встречу двух противоположностей, предназначенных не для соединения, а для вечного конфликта?

— Или, — тихо произнес я, больше для себя, — амулет защищает её не от прошлого, а от будущего. От чего-то, что должно случиться. От кого-то... вроде меня.

Кабинет погрузился в тяжёлое молчание. Версии, которые выстраивались в моей голове, были одна мрачнее другой. Но каждая из них делала Диану Фей ещё более интересной, ещё более опасной и... ещё более необходимой для разгадки.

— Знаешь, Андор, а ведь ты слишком большого мнения о себе, — заявил он с притворной серьезностью. — Чтобы уж первая же загадочная девушка с таинственным амулетом непременно оказалась твоей истинной парой. Сюжет, достойный дешевого романа из лавки у ворот.

Я зыркнул на него, но через секунду мои губы сами растянулись в усмешке. Чёрт возьми, но он был по-своему прав.

— Ну что поделать, — развел я руками, снова плюхаясь в кресло. — Эта тема сидит в голове, как заноза. Заботит, не даёт покоя. Но ты прав, Герман. Я уже дошёл до той стадии, когда в каждой проходящей мимо студентке начинаю искать признаки. Ищу ту самую «искру», «эхо в крови».

Я провел рукой по лицу, чувствуя внезапную, гнетущую усталость.

— И мне начинает казаться, что даже если бы она, моя самая что ни на есть истинная, прошла бы сейчас прямо передо мной... я бы уже не понял. Не узнал. Потому что все они, все эти лица, давно слились для меня в одну сплошную серую массу потенциальных «может быть». И я уже не вижу людей, а только — возможные совпадения с проклятым пророчеством.

Герман перестал улыбаться. Он смотрел на меня с редким для него пониманием.

— Знаешь, брат, — произнес он тихо, — может, тебе стоит на время забыть про это? Перестать искать. Просто... жить. А она, если ей суждено, сама тебя найдет. Или врежется так, что не заметить будет невозможно.

— Легко сказать, — я горько усмехнулся. — Попробуй-ка «забыть», когда каждое утро ты просыпаешься с этой мыслью, а каждый вечер засыпаешь с ней же. Это как пытаться забыть, что ты дышишь.

Но его слова запали в душу. Может, он и прав? Может, мои поиски только мешают? Я не знал. Знал лишь одно — серая масса внизу внезапно обрела одно золотое, очень загадочное и очень раздражающее пятно по имени Диана Фей. И пока я не разберусь, что оно значит, забыть о нем у меня точно не получится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Андор, пошли в бар, а? Тебе просто нужно отвлечься и насладиться девочками.

Я поднял на него взгляд. Идея, обычно такая заманчивая, сегодня казалась пустой и пресной.

— Насладиться девочками, — безразлично повторил я. — Слушай, Герман, после трёх лет этого... конвейера, все эти «девочки» стали на одно лицо. Улыбки одинаковые, взгляды, полные расчёта или наивного обожания. Даже в постели... всё предсказуемо. Это не отвлекает. Это лишь подчёркивает ту самую пустоту.

Герман присвистнул.

— Боги, да ты впал в настоящую драконью хандру. Раньше ты хоть притворялся, что тебе это интересно.

— Раньше я и сам себе верил, — мрачно признался я. — А теперь... теперь есть только одна, которая смотрит на меня не с обожанием, а со страхом и вызовом. И которая, ко всему прочему, носит на себе артефакт, созданный, возможно, специально против моей породы. — Я горько усмехнулся. — Какое уж тут беззаботное веселье с «девочками».

Герман покачал головой, но в его глазах читалось понимание.

— Понимаю. Когда перед тобой стоит сложная и опасная дичь, простая добыча уже не радует. Ну что ж, — он хлопнул меня по плечу. — Тогда остаёмся здесь. Устроим вечер в кабинете. Я закажу нам того виски, что ты любишь, из погребков Демонических скал и мы просто поболтаем. О чём угодно, кроме истинных пар, пророчеств и строптивых лисичек с золотыми хвостами. Договорились?

Я с облегчением вздохнул. Иногда присутствие друга, который не лезет с дурацкими советами, а просто готов быть рядом, — лучшее лекарство.

— Договорились, — кивнул я. — Только чтобы демоны не экономили на выдержке, как в прошлый раз.

— Будет исполнено, о Великий и Унылый Ректор! — отрапортовал Герман и направился к двери, чтобы сделать заказ.

Я остался один, глядя в темнеющее окно. Может, Герман и прав. Не стоит пытаться забыть. Стоит просто... сделать паузу. И позволить событиям идти своим чередом. В конце концов, если Диана Фей и впрямь имеет ко мне какое-то отношение, она никуда не денется. А её амулет, похоже, позаботится о том, чтобы я об этом не забыл.

Глава 9. Планы

Дни сменяли друг друга, выстраиваясь в чёткий, почти ритуальный распорядок. Учёба, факультетские пары, обед с Наташей, которая не уставала строить догадки о моих «особых занятиях» с ректором, и... тренировки.

Две недели. Четырнадцать дней, каждый из которых заканчивался для меня в том самом зале на третьем этаже. И за эти две недели произошло невероятное.

Мы сократили дистанцию до пяти шагов. Всего пяти. Но каких! Теперь он стоял так близко, что я могла разглядеть мельчайшие чешуйки у внешних уголков его глаз и чувствовать исходящее от него тепло, как от раскалённого камня. Раньше на таком расстоянии меня бы просто вырубило.

Но сейчас... сейчас я стояла. Тяжело дыша, с выступающими ушами и тяжёлым золотым хвостом, но стояла. Моя лисья форма выходила теперь легче, не с щелчком зажатой пружины, а с плавным, почти естественным расправлением. И этих ужасных, унизительных «схлопываний», когда я теряла сознание от перегрузки, стало в разы меньше.

В очередной раз, когда я, всё же не удержав равновесие после очередной попытки стабилизировать ауру, опустилась на пол, он не насмехался. Он просто протянул руку.

Я взяла её и позволила ему поднять себя. Его пальцы были твёрдыми и уверенными.

— Прогресс на лицо, — констатировал он, его голос был ровным, без привычной насмешки. В его глазах я читала то, что раньше видела лишь мельком — профессиональное удовлетворение тренера.

— Спасибо, — выдохнула я, отряхиваясь. И это «спасибо» было искренним. Несмотря на весь страх, на весь дискомфорт, я чувствовала, как крепну. Как моя собственная магия, долгое время бывшая врагом, теперь понемногу становилась союзником.

Он кивнул, отпустил мою руку и отошёл на свою исходную позицию.

— На сегодня хватит. Завтра попробуем подойти на четыре шага.

Раньше такие слова повергли бы меня в ужас. Сейчас я лишь кивнула, чувствуя не страх, а скорее... азарт. Сложную, опасную задачу, которую нужно решить.

— Хорошо, — сказала я, и в моём голосе прозвучала твёрдость, которой раньше не было.

Он на секунду задержал на мне взгляд и мне показалось, что в его глазах мелькнуло нечто похожее на уважение. Затем он развернулся и ушёл, оставив меня в зале, где я уже не чувствовала себя жертвой, а скорее — ученицей, прошедшей ещё один сложный урок.

Я чуть ли не выпорхнула из тренировочного зала, на ходу сгребя свои вещи. Сердце всё ещё отчаянно колотилось, но теперь не только от напряжения, но и от странного, щекочущего нервы возбуждения. Я сделала это! Я выдержала!

Мы с Наташей договорились встретиться в столовой после моих занятий. Я влетела в шумное, пропахшее едой помещение и тут же заметила её. Она сидела за столиком у окна, с элегантной небрежностью попивая что-то алое из высокого бокала и с видом знатока разглядывая проходящих студентов.

— Наташ! — окликнула я, подсаживаясь напротив и снимая с плеча сумку.

Она медленно перевела на меня взгляд, и её алые губы растянулись в хитрой ухмылке.

— Ну что, золотая мушка? — протянула она. — Опять твой дракончик мучал? Или сегодня вы уже перешли к чему-то... более приятному?

— Перестань! — я фыркнула, но беззлобно. Сегодня её подколки не могли испортить мне настроение. — Мы сократили дистанцию до пяти шагов. И я не упала! Ну, почти.

Наталья подняла бровь с явным одобрением.

— О-о-ой! Всего за две недели? Да он, я смотрю, не просто так с тобой возится. Обычных студентов он так не тренирует, можешь мне поверить. — Она сделала глоток. — Так что, признавайся, какие там между вами страсти кипят, пока вы там наедине?

— Никаких страстей! — я покраснела, но уже не от стыда, а от раздражения. — Он... он просто хороший преподаватель. Жёсткий, но справедливый.

— «Справедливый», — передразнила она меня, закатывая глаза. — Драконы не бывают справедливыми, милая. Они бывают заинтересованными. И твой, я вижу, заинтересовался по полной. Ну ладно, ладно, не кипятись, — она махнула рукой, видя, что я готова вспыхнуть. — Рада за твой прогресс. Значит, скоро сможешь подойти к нему так близко, что сможешь... шепнуть ему что-нибудь на ушко.

— Наталья!

Она залилась звонким смехом, привлекая взгляды соседей по столовой. И хоть я и делала вид, что злюсь, внутри меня что-то ёкало. Потому что её слова, пусть и сказанные в шутку, отзывались странным эхом в моей голове. Что, если она права? Что, если его интерес ко мне выходит за рамки преподавательского долга? И что я буду делать, если это действительно так?

— А у тебя-то там как дела? — перевела я разговор, отламывая кусочек маффина с шоколадом. — С твоими «жертвами»? Тот вампир-аристократ... Константин, кажется?

Лицо Натальи озарилось хищным, довольным блеском. Она отставила бокал и облокотилась на стол, понизив голос до конспиративного шепота.

— О-о-ой, Константин... — протянула она с намёком. — Позвал на свидание. Стоило только надеть юбку чуть покороче на лекции по истории магических династий. Извращенец, — она хихикнула, но в её глазах не было ни капли осуждения, лишь спортивный интерес. — Видимо, оценил не только мои познания в генеалогии его рода, но и... перспективы.

Я покачала головой, не в силах сдержать улыбку. Наталья была как стихия — непредсказуемая, опасная и невероятно живая.

— И куда же вас зовёт этот... извращенец? — поинтересовалась я.

— В оперу, — с лёгкой гримасой ответила Наталья. — Какая-то премьера в магическом театре. Очень пафосно, очень скучно, но... — она многозначительно подмигнула, — ...после оперы всегда можно найти, чем заняться поинтереснее. Главное — начать с классики, это располагает.

— Ну, смотри, чтобы тебя саму не «расположили» в качестве экспоната в его семейную усыпальницу, — пошутила я.

— О, не волнуйся, — Наталья откинулась на спинку стула с видом опытного стратега. — Я уже двести лет знаю, как играть с вампирами-аристократами. Сначала — лед и недоступность, потом — намёк на благосклонность, и только потом... ну, ты поняла. А тем временем, тот демон с факультета экономики... — её взгляд стал задумчивым, — ...тоже подаёт признаки жизни. Так что скучно не будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я слушала её и думала, насколько наши миры разные. Её — полный интриг, флирта и опасных игр. Мой — состоящий из учебников, борьбы с собственной сущностью и... одного единственного, слишком могущественного дракона, который почему-то тратил на меня своё время.

Я помрачнела, ковыряя вилкой остатки маффина. Семейный день. Официальный повод для родителей навестить своих чад, похвастаться их успехами или отчитать за провалы.

— Мои не приедут, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Они не так давно снова заняли своё... место. У них куча дел, встреч, обязательств. Им не до меня.

Наталья фыркнула.

— А мои вечно в каком-нибудь вековом трансе или на тайном собрании клана. Тоже не смогут. — Она посмотрела на меня, и в её глазах блеснула знакомая искра авантюризма. — Слушай, а пошли тогда в бар?

Предложение повисло в воздухе. Бар. Не «Перекрёсток», с его намёками и опасностями, а обычное, спокойное место, которое я сама нашла бы. Без драконов, ищущих развлечений, без давящей ауры ректора. Просто я, Наталья и парочка коктейлей.

Мысль показалась на удивление привлекательной. Небольшой, контролируемый кусочек нормальной жизни. Без тренировок, без борьбы, без этого вечного напряжения.

Я встретилась взглядом с Наташей и увидела в нём не только жажду приключений, но и понимание. Понимание того, что иногда самое лучшее, что можно сделать с одиночеством — это разделить его с кем-то.

— Давай, — улыбнулась я, и на душе стало чуть светлее. — Только смотри, никаких вампиров-аристократов и демонов-пиромантов на горизонте! Чисто девичник.

— Обещаю! — Наталья подняла руку, как для клятвы, но её глаза уже бегали по залу, выискивая потенциальные «помехи» для нашего вечера. — Только мы, пара глупых коктейлей с зонтиками и разговоры о... чём угодно, кроме учёбы и мужчин.

— Договорились, — рассмеялась я. И впервые за долгое время предвкушение вечера затмило собой все тревоги.

Мы вышли из шумной столовой в прохладный воздух внутреннего двора Академии. Здесь было тише, пахло ночными цветами и свежескошенной травой. Мы с Наташей бродили по выложенным камнем дорожкам, болтая о всяких пустяках, как вдруг я подняла голову и замерла.

— Боги... — вырвалось у меня шёпотом.

В небе, на фоне темнеющего закатного неба, парили два дракона. Они были огромны. Не просто большие, а колоссальные. Их крылья, похожие на перепончатые паруса, рассекали воздух с мощью, от которой захватывало дух. Чешуя одного отливала глубоким багровым цветом, словно расплавленное железо, а другого — холодным, стальным сиянием. Они летели не спеша, их длинные хвосты извивались в воздухе, как знамёна. От них исходила такая мощь, что даже здесь, на земле, воздух словно вибрировал.

— Ну да, — равнодушно произнесла Наталья, следуя за моим взглядом. — Транспортная развязка. Высшие драконы используют воздушное пространство над Академией для быстрых перемещений между своими территориями. Я стояла, запрокинув голову, и не могла оторвать глаз. Это была не абстрактная мощь, как у ректора, сжатая в человеческой форме. Это было её настоящее, безраздельное проявление. Древнее, дикое, подавляющее.

И в тот момент, глядя на этих летящих гигантов, я с новой силой осознала, с кем имею дело на своих тренировках. Андор Всеславский в своей истинной форме был одним из них. Таким же огромным, могучим и... по-настоящему опасным. Всё, что я видела до этого, было лишь тенью, намёком на его настоящую силу.

Драконы скрылись за шпилями башен Академии, но образ их, вырезанный на фоне заката, надолго остался у меня перед глазами. Теперь, когда он в следующий раз подойдёт ко мне на пять, а потом и на четыре шага, я буду знать — за человеческим обликом скрывается вот это. И от этого мой прогресс казался уже не таким уж значительным, а предстоящие тренировки — куда более пугающими.

Наталья вручила мне телефон и взглядом показала на список. Я вздохнула, листая на телефоне список баров. После сегодняшнего зрелища с драконами в небе мне не хотелось никакой «элиты». Хотелось просто тишины и покоя. Но подругу не переубедишь.

— Снова бары для элиты? — уточнила я без особого энтузиазма.

— Ну, Диан, ну там культурно, правда! — начала она своё убедительное наступление. — Это бары не для... гм, быстрых знакомств. Тем более, вот в этих двух будет вип-тусовка, ограниченный круг и только свои. Я могу влёгкую достать билеты и туда, и туда. Куда пойдём?

Я покорно загуглила названия, чтобы оценить обстановку. Один выглядел как классическая пафосная ловушка с золотыми интерьерами и дресс-кодом «only black tie». Второй... «СверхНовая». Название интриговало. Фотографии показывали помещение в индустриальном стиле с неоновой подсветкой, а в описании значилось: «Закрытая вечеринка. Лёгкая атмосфера, живая музыка».

— Ну, слушай, вот этот бар... «СверхНовая». Вроде и программа простая, чья-то вечеринка.

Лицо Натальи озарилось.

— Супер, Диан! Я сейчас звоню своим, они нам билеты достанут. — Она уже доставала телефон, но я её остановила.

— Постой. А чья это «закрытая вечеринка»? Опять какой-нибудь дракон? — спросила я с подозрением.

— Ну... — Наталья замялась, но тут же нашлась. — Это один из выпускников прошлых лет Академии, дракон Микаэль. Но не пугайся! Он безобидный! Комплименты пошлые, но не более того.

— Точно? — я прищурилась. — Не как этот Андор?

— Не-е, — Наталья замахала руками. — Он, как бы это сказать... ценитель прекрасного. Он привык любоваться, наблюдать. Собирает вокруг себя интересных людей, артистов, музыкантов. Атмосфера всегда лёгкая.

Я скептически хмыкнула, но вариант с «наблюдателем» звучал куда предпочтительнее, чем с «охотником».

— Ладно... — сдалась я. — «Наблюдать» — это меньшее из зол. Только давай договоримся — никаких «любований» в наш адрес. Просто музыка, просто отдых.

— Естественно! — Наталья уже набирала номер, сияя от победы. — Просто два билета в рай для избранных, без каких-либо обязательств! Иди выбирай самое убийственное своё платье! Завтра отдыхаем по-настоящему!

Я покачала головой, но внутри всё же зашевелилось лёгкое, давно забытое чувство — предвкушение обычного, человеческого веселья. Пусть и в компании вампирши и под присмотром какого-то «ценителя прекрасного» из драконов. В мире магии иначе, видимо, не бывало.

Глава 10. Приглашение

Я сидел за своими отчетами, пытаясь заставить цифры и магические формулы отвлечь меня от навязчивых мыслей о золотистой лисичке и её прогрессе, как дверь с шумом распахнулась.

Герман влетел в кабинет, сияя как новогодняя ёлка и размахивая в воздухе каким-то изящным магическим свитком.

— Смотри, что получил! — объявил он, шлепнув пергамент мне прямо на раскрытый фолиант с годовым расходом лунного камня. — Нам с тобой приглашение!

Я с раздражением отодвинул свиток.

— От кого? И если это ещё одно скучнейшее собрание Совета Старейшин, я тебя пришпорю на шпиле главной башни.

— Куда лучше! — Герман ухмыльнулся, его глаза блестели азартом. — От Микаэля! Завтра. «СверхНовая». Давай, пойдем, а? Развеемся! У него всегда классные тусовки, ты же знаешь.

Микаэль. Выпускник, дракон из старинного, но не воинственного рода. Известный сибарит и меценат. Его вечеринки и правда славились своим вкусом, отборной публикой и отсутствием пафосной политики. Именно то, что обычно могло меня заинтересовать.

Но сейчас мысль о шумной толпе, даже самой изысканной, вызывала у меня лишь глухое раздражение.

— Не в настроении, Герман, — буркнул я, возвращаясь к отчетам. — У меня тут... дела.

— Какие ещё дела? — Герман с драматическим вздохом облокотился на мой стол. — Ты уже две недели как затворник. Работа, тренировки твоей подопечной, снова работа. Ты закиснешь, Андор! Микаэль как раз собрал интересных людей — музыкантов, художников. Там будет спокойно, культурно. Никаких интриг. Идеально, чтобы перезагрузиться.

Он снова ткнул пальцем в приглашение.

— И потом, кто знает? Может, именно в такой расслабленной обстановке ты наконец встретишь кого-то, кто заставит тебя забыть про все эти поиски? Не каждую же судьбу искать в учебных аудиториях.

Последняя фраза задела меня за живое. Он был прав. Мои поиски зашли в тупик. Я смотрел на студентов и видел не людей, а лишь потенциальные «совпадения». Может, стоит сменить обстановку? Окунуться в мир, где меня не знают как ректора, а видят просто как дракона из влиятельного рода?

Я снова взглянул на изящный шрифт приглашения. «СверхНовая». Закрытая вечеринка.

— Ладно, — сдался я, чувствуя, как усталость накрывает с головой. — Только ненадолго. И если там будет хоть один намёк на политику или скучные разговоры, мы уходим.

— Договорились! — Герман почти подпрыгнул от восторга и тут же ринулся к двери, чтобы, видимо, начать готовиться. — Завтра в десять! Не опаздывай, Великий Затворник!

Дверь закрылась, и я остался один. Возможно, Герман прав. Мне и впрямь нужно отвлечься. А вечеринка у Микаэля... что ж, по крайней мере, там гарантированно хороший алкоголь. И никаких тревожащих золотистых кицуне с их колючими амулетами.

Я посмотрел на довольную ухмылку Германа, исчезающую за дверью, и снова взглянул на груду отчётов.

«Пожалуй, он прав», — с неохотой признал я сам себе.

Слишком я погряз в этой трясине обязанностей, отчётов и вечного, изматывающего поиска. Я стал напоминать механизм, а не живое существо. Драконья сущность внутри, обычно такая нетерпеливая и страстная, дремала, придавленная тоннами пергаментов и чувством долга.

«Давно таким не был...» — мысль прозвучала с лёгким укором. Когда я в последний раз позволял себе просто... существовать? Без титула, без ответственности, без этого проклятого пророчества, висящего над душой?

Вечеринка у Микаэля. Возможно, это и впрямь был шанс. Не найти свою пару — чёрт, я уже почти отчаялся, — а просто на несколько часов перестать быть Андором Всеславским, ректором Академии «Предел». Снова стать просто драконом. Пусть даже в окружении такой же «простой» элиты.

Я отодвинул от себя стопку бумаг. Дела подождут. Академия не рухнет за один вечер.

Лёгкое, почти забытое чувство — предвкушение — слабо шевельнулось где-то на дне сознания. Возможно, Герману удалось-таки до меня достучаться. Завтрашний вечер внезапно перестал казаться обременительной обязанностью и приобрёл лёгкий налёт любопытства.

«Что ж, Микаэль, — мысленно усмехнулся я. — Покажи, как можно развлекаться, не теряя достоинства. Посмотрим, удастся ли мне вспомнить, как это».

Я потянулся к магическому коммуникатору на столе. Лёгкое касание, и в воздухе замерло светящееся окно связи. Я набрал номер, который только что с таким восторгом вручил мне Герман.

Связь установилась почти мгновенно, и в воздухе проявилось улыбающееся, утончённое лицо Микаэля. Его светлые волосы были идеально уложены, а в глазах светилась привычная ему весёлая искорка.

— Андор? — он поднял изящную бровь. — Вот это сюрприз. Я уж думал, твой кабинет окончательно поглотил тебя, и ты забыл дорогу в мир живых.

— Забыл, но ненадолго, — я позволил себе лёгкую улыбку. — Твоё приглашение вручил Герман. Решил, что пора вспомнить, как выглядит мир за стенами Академии.

— Прекрасное решение! — Микаэль выглядел искренне обрадованным. — Обещаю, скучно не будет. Я как раз собрал преинтереснейшую компанию. Будет музыка, пара молодых, но талантливых иллюзионистов... и, разумеется, мой лучший погреб к твоим услугам. Соскучился по тому виски, что ты так хвалил?

— Соскучился, — признался я, и это была чистая правда. — Значит, до завтра, Микаэль.

— До завтра, старый друг. Не подведи.

Связь прервалась. Я откинулся на спинку кресла. Да, определённо, это было нужно. Хотя бы для того, чтобы доказать самому себе, что я ещё не полностью превратился в статую. И чтобы посмотреть, осталось ли во мне что-то от того дракона, что мог позволить себе просто наслаждаться жизнью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11. СверхНовая

Суббота. Вечер. Я стояла перед зеркалом в общежитии, критически разглядывая своё отражение. Короткое жёлтое платье, обтягивающее фигуру. Не слишком ли? Но Наталья, уже готовая в своём мини-чёрном, которое выгодно оттеняло алеющие глаза и фарфоровую кожу, уверяла, что это «идеально для лёгкого флирта и расслабления».

Бар «СверхНовая» оказался именно таким, как на фотографиях — стильный лофт с неоновой подсветкой, приглушённой музыкой и уже собравшейся публикой. Воздух пах дорогими духами, дымом и возбуждением.

У входа, как и обещала Наталья, стоял хозяин вечера — Микаэль. Высокий, ухоженный дракон с лёгкой, непринуждённой улыбкой. Увидев Наталью, его лицо озарилось.

— Дорогая Наталья! — воскликнул он, беря её руку и на секунду задерживая у своих губ. — Ты просто куколка! Твои глаза сегодня — настоящие рубины!

— Ой, Мика, перестань, — отмахнулась она, но её хихиканье выдавало удовольствие.

— Не-не, правда! Алмаз моих глаз, — он подмигнул, и его взгляд скользнул на меня. Брови дракона медленно поползли вверх. — Ой! А это что за цветок рядом с тобой? Не представишь?

Наталья с торжествующим видом отступила в сторону, представляя меня.

— О, это моя подруга, Диана. Золотая кицуне.

Лицо Микаэля выразило неподдельный, почти комический восторг.

— Ничего себе! Моё общество пополнилось ещё одной особой королевских кровей! — он сделал шаг ко мне и снова поднёс руку к сердцу в театральном жесте. — Дорогая, ты просто прелесть! Сияешь, как само солнышко в этом унылом городе!

Я смущённо улыбнулась, чувствуя, как краснею. Его комплименты были пафосными, но в них не было той опасной, давящей навязчивости, как у Андора. Это была просто... лесть.

— Заходите, девочки, проходите! — Микаэль широким жестом указал внутрь. — Народ всё прибавляется, там уже и шампанское льётся рекой, и музыка, и... — он многозначительно подмигнул, — ...лёгкий флирт и расслабление. Наслаждайтесь!

Мы прошли внутрь. Зал и правда был полон. Элегантно одетые магические существа всех мастей — от парочки оборотней до группы веселящихся драконов. Музыка была живой, джазовой, и воздух вибрировал от смеха и приглушённых разговоров.

Наталья тут же схватила два бокала с шампанским с подноса проходящего официанта и протянула один мне.

— Ну? — она сияла. — Я же говорила! Культурно, красиво и никаких тебе опасных сюрпризов. Кроме, разве что, этого, — она кивнула на Микаэля, который уже очаровывал кого-то другого у входа.

Я сделала глоток прохладного игристого. Да, возможно, Наталья была права. Возможно, именно такой вечер мне и был нужен — лёгкий, беззаботный и абсолютно безопасный. По крайней мере, так казалось в эту первую, полную предвкушения минуту.

Наталья взять меня за руку и повела через танцпол.

— Вип ложе? — переспросила я, пробираясь за ней.

— Да-а-а! — она обернулась, и её глаза блестели азартом. — Бархатные диванчики, полумрак и полная приватность! Идеально, чтобы вовремя спрятаться от кого-нибудь... надоедливого, — она хихикнула, ясно давая понять, что «надоедливый» на её языке мог означать и «потенциально интересный, но пока нежелательный».

Мы подошли к уютному углублению в стене, скрытому за бархатным занавесом. Внутри и впрямь располагались низкие бархатные диваны тёмно-синего цвета, маленький столик и приглушённое освещение. Это было своё собственное, отдельное пространство в самом сердце шумной вечеринки.

— О, Наташ, это гениально! — не удержалась я, опускаясь на мягкую обивку. Отсюда был отличный обзор на весь зал, но при этом мы оставались в тени.

— А то! — она удовлетворённо устроилась рядом и долила нам шампанского. — Теперь мы можем спокойно наблюдать за всем этим зверинцем, оставаясь неприкосновенными. Ну, или... — она снова подмигнула, — ...прикоснуться, если кто-то очень уж понравится.

Мы чекнули наши бокалы. Я откинулась на спинку дивана, чувствуя, как наконец-то начинаю расслабляться. Музыка, приглушённая занавесом, доносилась приятным фоном, шампанское играло в голове лёгкими пузырьками, а с нашего «лёгкого наблюдательного пункта» открывалось потрясающее зрелище — магический бомонд в его естественной среде обитания. Возможно, Наталья и права. Иногда нужно просто сидеть в удобном кресле, пить шампанское и смотреть на мир, чувствуя себя в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока этот мир сам не проявит к тебе интереса.

В нас уже играло по целой бутылке шампанского, когда Наталья, разгорячённая и сияющая, схватила меня за руку.

— А теперь танцевать! — объявила она, поднимаясь с дивана. — Вперёд, Златовласка, покорять и сиять!

Я, смеясь и покачиваясь, позволила ей вытащить меня из нашего уютного вип-ложа. Мы вышли из-за мерцающего занавеса прямо в гущу танцпола, и я едва не врезалась в кого-то. Я подняла взгляд, чтобы извиниться, и застыла.

Прямо передо мной, только что вышедший из ложа с противоположной стороны зала, стоял Андор Всеславский.

Он был в белой, идеально сидящей рубашке, расстёгнутой на две пуговицы. В его руке был бокал с тёмным, почти чёрным виски. Но всё это я заметила краем глаза. Потому что мой взгляд зацепился за его взгляд. Его золотистые глаза, обычно такие холодные и насмешливые, сейчас были широко раскрыты. Брови медленно поползли вверх, выражая целую гамму эмоций: удивление, признание, и... что-то ещё. Что-то тёмное и жадное. Его взгляд, тяжёлый и пронзительный, скользнул по моему лицу, опустился на обтягивающее жёлтое платье, на ноги в туфлях-лодочках, и снова вернулся к моим глазам. В этом взгляде не было ни капли преподавательского снисхождения. Это был взгляд дракона, увидевшего не ученицу, а женщину.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки, а талисман, висевший на цепочке под платьем, отозвался тревожным, но уже знакомым теплом.

Наталья, увидев его, заржала ещё громче, схватив меня за локоть.

— Диан! Это судьба! — выкрикнула она, её голос перекрывал музыку. — Я за шампанским! Ахаха!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И она, оставив меня одну под этим испепеляющим взглядом, скрылась в толпе, направляясь к бару.

Я осталась стоять перед ним, не в силах пошевелиться, с бьющимся как птица сердцем и горящими щеками. Он не говорил ни слова. Просто смотрел. И этого было более чем достаточно, чтобы весь бар, вся музыка, весь вечер сузились до точки — до него и до меня.

Его голос прозвучал тихо, но я услышала его сквозь всю музыку и гул голосов, словно он произнёс эти слова прямо у моего уха. Низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой, которую придавал ему виски.

— Диана... вот так встреча...

В этих словах не было ни насмешки, ни раздражения. Было... недоумение. И любопытство. Горячее, живое любопытство, которое заставляло его глаза блуждать по моему лицу, словно он видел меня впервые.

Я сглотнула, пытаясь найти хоть каплю воздуха в ставшей густой атмосфере.

— Ректор... — прошептала я, и мой голос прозвучал слабо и сипло. — Я... я не знала, что вы здесь.

Уголок его рта дрогнул в подобии улыбки, но в глазах не было веселья.

— Вижу, что не знала, — его взгляд снова скользнул по моему платью, и я почувствовала, как по коже бегут мурашки. — Вы... сияете, мисс Фей. Совсем как ваша истинная форма.

От этого сравнения мне стало и жарко, и холодно одновременно. Он говорил не как преподаватель с ученицей. Он говорил как мужчина с женщиной, которую застал врасплох в месте, где она не должна была находиться.

— Я... мы с Наташей... просто отдыхали, — выдавила я, чувствуя себя глупо.

— Отдыхали, — повторил он, делая маленький глоток из своего бокала, не сводя с меня глаз. — В «СверхНовой». Интересный выбор для... отдыха.

Он сделал шаг вперёд, сокращая и без того маленькую дистанцию между нами. Его магия, обычно такая сдержанная в стенах Академии, здесь, казалось, витала вокруг него более вольготно. Она обволакивала меня, горячая и тяжёлая.

— И как вам... отдых? — спросил он, и в его голосе снова появились те самые, опасные нотки, что были в баре в день нашего первого знакомства.

— И, да прошу... — он слегка наклонил голову, и его губы тронула хищная ухмылка, что я видела в «Перекрёстке». — Вне стен Академии я — Андор.

Это было не просто предложение перейти на «ты». Это было напоминание. Сбивающее с толку и опасное. Он стирал дистанцию, которую сам же и устанавливал все эти недели. Здесь, в полумраке бара, под звуки музыки, он больше не был моим ректором. Он был Андором. Драконом. Мужчиной, чей взгляд прожигал меня насквозь. Я почувствовала, как по спине пробежал разряд. Талисман под платьем, до этого лишь тёплый, снова вспыхнул тревожным жаром, но на этот раз боль была приглушённой, знакомой. Как будто и он понимал, что правила игры изменились.

— Я... — мой голос снова подвёл меня. — Хорошо... Андор.

Моё собственное имя на его языке прозвучало странно интимно в этой обстановке.

Его улыбка стала чуть шире, но глаза не утратили своей пронзительности.

— Так вот, Диана... — он снова сделал небольшой глоток, и его взгляд скользнул по танцполу, где кружились пары, а затем вернулся ко мне. — Не желаете продолжить... отдых? Может, танец? Или вы предпочитаете наблюдать?

Он предлагал танец. В самом центре всего этого. Под взглядами десятков глаз. Это было бы публичным заявлением, разрывом всех тех условностей, что он сам же только что отменил.

Сердце заколотилось в груди, как сумасшедшее. Страх и какое-то запретное, пьянящее возбуждение боролись во мне. Музыка действительно резко сменилась. Напряжённые ритмы уступили место томным, плавным нотам саксофона. Свет в зале приглушили ещё сильнее, оставив лишь отсветы неона на танцующих парах, которые тут же притянулись друг к другу ближе.

И все эти пары, как и оставшиеся за столиками, смотрели на нас. Нас — ректора Академии «Предел» и студентку в вызывающе-ярком платье, застывших в центре зала под испепеляющим взглядом друг друга.

Согласиться? Отказаться? Оба варианта казались катастрофой. Но под прицелом этих сотен глаз отказ выглядел бы как трусость. Как признание, что его присутствие смущает меня куда сильнее, чем должно было бы.

Я сглотнула, чувствуя, как горит лицо, и кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Да... танец... — прошептала я, и голос мой прозвучал чуть слышно. — Хорошо.

Его улыбка не стала добрее, но в глазах вспыхнуло удовлетворение. Он отставил свой бокал на ближайший столик и протянул мне руку. Не повелительным жестом ректора, а изящным, приглашающим движением кавалера. Я медленно, будто сквозь густой сироп, положила свою ладонь на его. Его пальцы сомкнулись вокруг моих, твёрдые и тёплые. На мгновение талисман под платьем вспыхнул ярче, но тут же затих, словно смирившись с неизбежным.

Он повёл меня на танцпол, и его вторая рука легла мне на талию. Прикосновение было лёгким, почти невесомым, но я почувствовала его каждой клеточкой кожи через тонкую ткань платья. Воздух вокруг сгустился, наполнившись его магией, теперь уже не давящей, а... обволакивающей. Мы начали двигаться. Его шаги были уверенными, ведущими. Моё тело, скованное страхом и смущением, поначалу сопротивлялось, но он мягко, почти незаметно направлял меня, и вскоре я начала следовать за его ритмом.

Он не сводил с меня глаз. Его золотистый взгляд был тяжёлым, изучающим, но теперь в нём читалось не только любопытство, но и... одобрение.

— Вижу, контроль над телом у вас неплохой, — тихо произнёс он, и его дыхание коснулось моего уха. — Жаль, с магией всё ещё есть проблемы.

От его слов и близости у меня перехватило дыхание. Это была пытка. Самая изощрённая и самая опасная пытка из всех, что он для меня придумал. И самая... волнующая.

Он внезапно притянул меня ближе, сократив и без того минимальную дистанцию между нашими телами до нуля. Я почувствовала твёрдые мышцы его груди через тонкую ткань рубашки, тепло, исходящее от него, и головокружительный аромат — дым, виски и что-то неуловимо дикое.

Я инстинктивно напряглась, и он, должно быть, почувствовал это.

— Диана, не пугайся, — его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий и с лёгкой, успокаивающей усмешкой. — Я тебя не съем. Хоть и признаюсь... очень хочется попробовать.

От этих слов по моей спине пробежал разряд, смесь шока и возбуждения. Но прежде чем я успела что-то сказать или вырваться, он продолжил, и его тон снова стал серьёзным, почти извиняющимся:

— Ну что поделать... я всё-таки мужчина.

Он снова повёл меня в танце, его рука на моей талии по-прежнему была твёрдой, но теперь в его прикосновении читалась не только сила, но и сдержанность. Ошеломляющее, сбивающее с толку сочетание.

Я молчала, пытаясь перевести дух и осмыслить его слова. Он «хотел попробовать». Это было откровенно, опасно и... честно. Но он также говорил о самоограничении. О контроле. В этом была странная, извращённая порядочность.

— Вы... вы всегда так разговариваете со своими студентками? — наконец выдохнула я, глядя куда-то в район его ворота рубашки.

Он тихо рассмеялся, и звук его смеха заставил моё сердце ёкнуть.

— Только с теми, кто сбегает от меня в барах и заставляет тратить на себя всё своё свободное время, — парировал он. — Ты — особый случай, Диана. Очень особый.

Он снова заставил меня покружиться, и на мгновение мир расплылся в калейдоскопе огней и лиц. А когда я снова оказалась в его объятиях, его взгляд был полон такого интенсивного, неразгаданного интереса, что у меня перехватило дыхание. Этот танец был не просто танцем. Это была битва. И я понятия не имела, кто в ней побеждает.

— Ваш амулет ослаб, Диана.

Его слова заставили меня застыть. Я сама почувствовала это — едва уловимый, сладковатый аромат, исходящий от моей кожи, стал гуще, насыщеннее. Это был запах распускающихся ночных цветов, мёда и чего-то острого, пряного. Аромат кицуне, который обычно был приглушён и контролируем. Сейчас же, от шампанского, от его близости, от этого головокружительного танца, контроль ослаб.

А амулет... он и правда был лишь тёплым, почти невесомым грузом на груди.

В его глазах блеснула опасная искорка — не преподавательского интереса, а чисто мужского, животного любопытства. Он наклонился чуть ближе, вдыхая этот аромат.

— Очень странный аромат, признаюсь... — прошептал он, и его губы почти коснулись моей кожи. — Хотя, возможно, во мне говорит пара стаканов виски.

Но мы оба знали, что это не так. Это не был голос алкоголя. Это был голос его природы, откликающийся на мою. Дракон, учуявший диковинный, манящий запах.

Я не знала, что сказать. Опровергать? Соглашаться? Любая реакция казалась проигрышной. Я просто молчала, чувствуя, как бьётся его сердце где-то рядом, и как моё собственное отчаянно пытается вырваться из груди. Он снова повёл меня, и его движение стало чуть более плавным, чуть более... властным. Его рука на моей спине казалась теперь не просто опорой, а заявкой на собственность.

— Интересней... — снова, уже про себя, пробормотал он, и его взгляд скользнул по моим губам. — Целая гамма...

Музыка затихала, но он не отпускал меня сразу, задержав на долю секунды дольше, чем того требовали приличия. Этого было достаточно, чтобы все в зале поняли — здесь что-то происходит. Что-то между ректором и его студенткой. Что-то, что пахло запретом, опасностью и невероятным, пьянящим соблазном.

Я, всё ещё пытаясь прийти в себя после его слов про мой аромат, смущённо пробормотала:

— Я... я его подзаряжу. Герман предлагал помочь...

Андор медленно покачал головой, его взгляд стал отстранённым, аналитическим, будто он решал сложную магическую задачку.

— Да, да... — протянул он задумчиво. — Но стоит ли? — Его глаза снова сфокусировались на мне, и в них заплясали опасные искорки. — За твоим ароматом... что-то скрыто. Что-то интересное. Но уловить не могу... аж мурашки бегут... — он произнёс это с лёгкой, почти восхищённой улыбкой. — Может, подождём, когда амулет совсем потеряет силу?

И он так спокойно, так естественно перешёл на «ты», что я и не заметила, как это произошло. От этого осознания я смутилась ещё сильнее. В его кабинете, на тренировках — это было частью правил. Здесь, в баре, после того танца, это звучало как нечто гораздо более личное и интимное.

Я не знала, что ответить. Согласиться? Получалось, я добровольно отказываюсь от своей защиты. Отказаться? Выглядело бы как трусость и признание, что мне есть что скрывать.

Я просто стояла, чувствуя, как жар разливается по щекам, а его пронзительный взгляд пытается разгадать ту самую тайну, что скрывалась «за моим ароматом».

Я почувствовала, как его ладони медленно, почти лениво скользят по моей спине, едва касаясь ткани платья. Движение было успокаивающим и одновременно вызывающим, будто он стирал последние остатки дистанции, которые я пыталась сохранить.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом.

В его золотистых драконьих глазах уже вовсю плясали те самые, опасные чертики. В них не было ни намёка на преподавательскую строгость или отстранённость. Там было чистое, неподдельное торжество хищника, который наконец-то загнал свою дичь в угол. И предвкушение.

«Ну всё, попала...» — пронеслось у меня в голове с кристальной ясностью и странным, леденящим спокойствием.

Бежать было некуда. Отталкивать его — бесполезно и даже опасно. Он играл с моим амулетом, с моим страхом, с моей сущностью, и теперь, кажется, решил, что игра подошла к концу.

— Что... что ты задумал? — прошептала я, и мой голос прозвучал чуть хрипло.

Его улыбка стала лишь шире, обнажая идеальные зубы.

— Ничего такого, от чего бы тебе захотелось сбежать... во второй раз, — он произнёс это тихо, но каждое слово било точно в цель. — Просто... удовлетворю своё любопытство. Насчёт того аромата. И того, что за ним скрывается.

Его рука на моей спине слегка нажала, снова притягивая меня чуть ближе. Талисман на груди оставался тёплым и безмолвным, будто и он сдался. Я была в ловушке. В ловушке его силы, его воли и моего собственного, предательского интереса. И в глубине души я понимала, что сама дала ему эту власть, позволив подойти так близко. Теперь оставалось только ждать, что он будет делать дальше.

Он наклонился, и его губы обжигающе тёплыми прикоснулись к коже моей шеи, чуть ниже уха. Это был не просто поцелуй. Это было... дегустация. Медленное, внимательное прикосновение, сопровождаемое тихим, глубоким вдохом.

— Мм... — прозвучал у меня над ухом его низкий, довольный гул. — Вкусно...

От этого звука и от прикосновения по всему моему телу пробежали мурашки, а ноги на мгновение подкосились. Я инстинктивно вцепилась пальцами в ткань его рубашки, чтобы не упасть. Талисман, до этого молчавший, дрогнул и выдал одну-единственную, слабую вспышку тепла, будто последний предсмертный вздох, и окончательно затих.

Его губы ненадолго оторвались от моей кожи, оставив после себя пятно жара.

— Даже лучше, чем я предполагал, — прошептал он, и его голос был густым, как мёд. — Сладко... и остро. Как спелый персик с примесью дыма.

Он снова прикоснулся губами к тому же месту, на этот раз чуть сильнее, и я почувствовала лёгкий укус его зубов. Не больно. Но достаточно, чтобы заставить меня вздрогнуть и издать тихий, беспомощный звук, нечто среднее между стоном и вздохом.

Я была парализована. Смущена до мозга костей. И, к своему ужасу, польщена. Потому что в его голосе не было насмешки. Было чистое, неподдельное наслаждение. И в этом было что-то невероятно соблазнительное.

Он поднял голову, и его глаза сверкали в полумраке, полные торжествующего удовлетворения.

— Теперь я понимаю, почему твой амулет так яростно защищал тебя, — сказал он, его палец проследовал по линии моей челюсти. — Некоторые вещи... слишком ценны, чтобы делиться ими с первым встречным.

— Но я разгадаю, что скрыто за твоим ароматом, — заявил он, и в его голосе не было ни капли сомнения. Это был приговор. — Люблю загадки. И в этом году... ты — моя загадка.

От этих слов по спине пробежал ледяной холод, смешанный с предательским жаром. Он не просто флиртовал. Он не просто хотел «попробовать». Он объявил охоту. Настоящую, методичную. И я была его добычей. Его «загадкой», которую он намерен был решить, разобрать по частям, докопаться до самой сути.

Я молчала, не в силах найти слов. Что можно сказать на такое? Угрозы? Они были бессмысленны. Мольбы? Он бы только насладился ими.

Он наблюдал за моей реакцией, и его улыбка стала ещё более самоуверенной.

— Не бойся, — он мягко провёл большим пальцем по моей щеке. — Я не сломаю свою самую интересную игрушку. Я буду... изучать её. Медленно. Внимательно. Наслаждаясь каждым новым открытием.

Он сделал шаг назад, разрывая магию этого момента, но его взгляд по-прежнему держал меня в плену.

— А теперь, моя загадочная лисичка, — его голос снова приобрёл лёгкие, насмешливые нотки, — тебя, кажется, ждёт твоя подруга. И шампанское.

Он кивнул в сторону Натальи, которая стояла у нашего ложа с двумя полными бокалами и округлёнными от шока глазами.

Он отпустил мою руку, давая понять, что на сегодня представление окончено. Но мы оба знали — это было только начало. Начало игры, в которой он был охотником, а я — загадкой, которую он поклялся разгадать. И от этой мысли у меня перехватило дыхание. На ватных ногах, с пылающими щеками и гулом в ушах, я побрела к нашему ложу. Каждый шаг отдавался в висках тяжёлым стуком. Мир вокруг потерял чёткость, превратившись в размытое пятно из света и звуков.

Наталья стояла как вкопанная, с двумя бокалами в руках. Её глаза были круглыми от невероятного возбуждения.

— Диан! — она прошипела, едва я оказалась в пределах досягаемости, и впилась пальцами мне в руку. — Он что! Тебя

поцеловал

?!

Её шёпот был громче любого крика. Я могла только кивнуть, не в силах вымолвить ни слова. Моя рука сама потянулась к тому месту на шее, где ещё пылало воспоминание о его губах.

— Боги! — Наталья аж подпрыгнула на месте, расплёскивая шампанское. — Прямо здесь! При всех! И ты даже не дала ему пощёчину! — В её голосе звучало не осуждение, а самое настоящее, неподдельное восхищение. — Ну, рассказывай! Каково это? Он... он же дракон! Должно быть... интенсивно?

Я наконец рухнула на бархатный диван, чувствуя, как дрожь пробирается всё тело. Я взяла у неё бокал и сделала огромный глоток, почти не чувствуя вкуса.

— Это было... — я попыталась найти слова, но их не было. Только смесь шока, смущения и какого-то тлетворного, запретного удовольствия. — ...не просто поцелуй.

— Оооо-о-о! — Наталья протянула с понимающим видом, усаживаясь рядом и придвигаясь вплотную. — Он

дегустировал

! Я видела! Драконы так делают, когда находят что-то... особенное. — Она посмотрела на меня с новым, почти благоговейным уважением. — Значит, ты ему и впрямь пришлась по вкусу. В прямом смысле. Ну, золотая мушка, поздравляю! Ты официально стала самым лакомым кусочком этого сезона!

Её слова должны были пугать. Но в состоянии лёгкого шока и алкогольного опьянения они вызывали лишь горьковатую улыбку. «Лакомый кусочек». Что ж, теперь я знала, каково это — быть десертом для дракона.

— Наташа тащи больше шампанского...без алкоголя я тут с ума сойду

Наталья тут же вскочила с дивана, её лицо сияло от азарта и готовности к подвигу.

— Считай, что уже сделано! — бросила она через плечо и ринулась к бару, расталкивая толпу с решительностью торпед.

Я осталась одна в нашем полумрачном ложе, прислонившись к прохладной бархатной спинке. Я сжала бокал в дрожащих пальцах, пытаясь осмыслить произошедшее. Шёпот Натальи «лакомый кусочек» звенел у меня в ушах.

Без алкоголя я бы точно не выдержала. Нужно было затопить этим шампанским и жар его губ на моей шее, и тот голодный блеск в его глазах, и осознание того, что я из простой студентки превратилась в его «загадку». В цель. Наталья вернулась с ошеломляющей скоростью, неся в каждой руке по целой бутылке дорогого шампанского, явно «позаимствованных» с какого-нибудь столика или полученных с помощью вампирского гипноза.

— Вот! — она торжественно поставила их на столик. — Лекарство от драконьих поцелуев и прочих потрясений! Пей, не останавливайся!

Она налила мне бокал до краёв, а затем и себе. Мы чокнулись с таким звоном, что несколько пар обернулись.

— За тебя, Диан! — провозгласила Наталья. — За самую желанную лисичку Академии! И за... — она многозначительно кивнула в сторону его ложа, — ...интереснейший поворот твоего скучного обучения!

Я залпом осушила бокал. Игристые пузырьки щекотали горло, а алкоголь начал разливаться по телу тёплой, обволакивающей волной, притупляя остроту переживаний.

— Льётся, — пробормотала я, протягивая бокал для новой порции.

— И будет литься, пока ты не забудешь, как тебя зовут! — пообещала Наталья, снова наполняя его.

И мы продолжили наш безумный вечер. Две бутылки шампанского, выпитые на двоих в попытке смыть воспоминание о его прикосновении и о том, что с этого момента моя жизнь в Академии уже никогда не будет прежней.

Я горько рассмеялась, разглядывая золотистые пузырьки в своём бокале.

— Быть игрушкой дракона... М-да, не завидное положение, — выдохнула я, чувствуя, как алкоголь начинает размывать границы трезвого ужаса.

Наталья фыркнула и долила мне ещё.

— Да ладно тебе, Диан! Молодость на то и молодость! — она звонко чокнулась со мной, заставляя шампанское расплескаться. — Без обязательств, чисто на интересе! Ну, классно же!

— «Классно»? — я подняла на неё взгляд. — Ты сейчас серьёзно? Он не какой-нибудь студент-оборотень, с которым можно поругаться и разойтись. Это Андор Всеславский. Если он решит, что я его «игрушка», то играть он будет до тех пор, пока сам не захочет остановиться. И правила будет устанавливать он.

— Ну и что? — Наталья отмахнулась, как от назойливой мухи. — Ты сама говорила, что он хороший преподаватель. Справедливый. Значит, и играть будет по-честному. А уж интенсивность... — она мечтательно закатила глаза, — ...я тебе обещаю, драконы знают толк в интенсивности. Лучше быть игрушкой такого калибра, чем скучать с каким-нибудь заурядным демоном или вампиром.

Её логика была безумной, пьяной и по-своему неотразимой. В её мире сила и статус были главными афродизиаками. А уж сила ректора... это был абсолютный топ.

— Я не хочу быть чьей-то игрушкой, Наташ, — тихо сказала я, но в моём голосе уже не было прежней уверенности. Алкоголь и её напор делали своё дело.

— А ты не будь! — она хитро подмигнула. — Будь... загадкой. Той самой, которую он поклялся разгадать. Заставь его самого стать твоей игрушкой. Используй свой шарм, свою королевскую кровь, этот божественный аромат! Покажи ему, что с тобой не поиграешь и не бросишь.

Она говорила это с таким жаром, словно мы составляли план завоевания мира, а не выживания в неравной игре с драконом. Я снова сделала глоток. Шампанское было холодным и сладким. А мысли становились всё более запутанными. Может, она и права? Может, не стоит быть пассивной жертвой? Может... стоит самой стать охотником?

Идея была пугающей, опасной и... невероятно заманчивой. Особенно под действием двух бутылок шампанского. Наталья вскочила, её движения были немного размашистыми от шампанского, но глаза горели решимостью.

— Так, Диан, в нас ещё плюс три бокала! — она потрясла своей почти полной бутылкой. — Пошли потанцуем, пока биты ритмичные! Потрясём телами на зависть всем этим снобам!

Она протянула мне руку, и её ухмылка была такой заразительной, что мои собственные тревоги на мгновение отступили перед волной алкогольной бравады. Что мне терять? Сегодняшний вечер и так уже перешёл все границы. Ректор объявил меня своей «загадкой», а я позволила ему «попробовать» себя на вкус. Танец под зажигательную музыку казался теперь сущей ерундой.

— Да пошли уже! — я с внезапным вызовом схватила её руку и позволила вытащить себя из ложа.

Мы влились в толпу на танцполе, где ритмичные биты вибрацией проходили сквозь пол и отдавались в костях. Шампанше в крови и адреналин от только что произошедшего сделали своё дело. Я закрыла глаза и позволила музыке унести себя. Я танцевала, отбрасывая смущение, забыв на время о пылающем взгляде Андора, о его словах, о его губах на моей шее.

Мы с Наташей кружились, смеялись, привлекая восхищённые и завистливые взгляды. Я чувствовала, как моё тело двигается свободно, как золотистые волосы развеваются вокруг. В этот момент я была не загадкой, не игрушкой, не студенткой. Я была просто молодой девушкой на вечеринке. Конечно, я чувствовала его взгляд. Тяжёлый, как физическое прикосновение, со стороны его ложа. Но сейчас, под защитой музыки и шампанского, я лишь гордо подняла подбородок и улыбнулась, танцуя ещё более раскованно.

Я обернулась, чувствуя его взгляд на себе, будто прикосновение раскалённого металла. И встретилась с ним глазами.

Он не смотрел на меня с прежней хищной интенсивностью. Нет. Он откинулся на спинку бархатного дивана в своём ложе с видом полнейшего, вальяжного удовлетворения. Одна рука лежала на колене, в другой он медленно вращал бокал с тёмным виски. Его поза кричала о расслабленной власти, о собственнике, который наблюдает за своей добычей и знает, что та никуда не денется. И когда наши взгляды встретились, он не стал отводить глаза. Напротив. Он медленно, демонстративно, поднял свой бокал в мою сторону. Не как тост, а как молчаливое напоминание. О том, что произошло. О его праве. О том, что игра началась, и ходы в ней делает он.

Мда. Таким — спокойным, самоуверенным, почти ленивым от осознания своей победы — я его ещё не видела. Это было страшнее любой ярости или открытого желания. Потому что в этой вальяжности читалась непоколебимая уверенность в том, что я уже у него в кармане.

Я резко отвернулась, сердце заколотилось в груди уже не от танца, а от новой порции адреналина. Он не просто наблюдал. Он давал мне понять, что наблюдает. И наслаждался каждым моментом моего смущения.

Наталья, заметив мою реакцию, только фыркнула и прокричала мне на ухо:

— Видала? Наслаждается видом. Расслабься, Диан! Танцуй так, будто тебе плевать!

Но «плевать» уже не получалось. Его спокойный, торжествующий взгляд выжег в моём веселье дыру, сквозь которую снова прорвались страх, смущение и предательское любопытство. Танец внезапно потерял всю свою магию, и я снова стала всего лишь «загадкой», за которой с удобством наблюдал дракон.

К нам подошел Герман, его лицо расплылось в непринуждённой, дружелюбной ухмылке, так контрастирующей с хищной сдержанностью его начальника.

— Так, — объявил он, поднимая руки в примирительном жесте. — Здесь я тоже не как проректор, а как просто Герман. Пойдёмте в наше ложе, поболтаем. Ну, что скажете?

Я сглотнула, чувствуя, как новая волна тревоги накатывает поверх шампанского. Идти в

их

ложе? Туда, где сидел

он

?

Но Наталья была на кураже. Не успел Герман договорить, как она тут же обвила его за шею, словно они были закадычными друзьями, и заворковала с подвыванием:

— Веди нас, дракон! Покажешь, где тут у вас самое вкусное виски томится!

Герман рассмеялся, ничуть не смущённый её фамильярностью.

— С удовольствием, леди вампир. У нас как раз завезли кое-что огненное с Драконьих скал. Как раз для разгорячённых дам.

Он бросил на меня вопросительный взгляд, приглашая следовать за ними. Выбора у меня, по сути, не было. Отказаться — значило показать свой страх, свою слабость. А после того демонстративного тоста Андора я не могла себе этого позволить.

— Конечно, — выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — С большим интересом.

И мы, ведомые Германом и болтающейся у него на плече Натальей, направились к тому самому ложу, где за столиком, как тёмный властелин на троне, восседал Андор Всеславский. Каждый шаг отдавался в висках тяжёлым стуком. Это было похоже на добровольное шествие в пасть льва. Но отступать было поздно. Я наблюдала, как Наталья с вызывающей нежностью устроилась на коленях у Германа, а тот, кажется, только этого и ждал. Его глаза горели тем же азартом и весельем, что и у неё. Они выглядели как идеально совпавшие части головоломки — два искателя приключений, нашедшие друг друга.

Я же осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, присела на свободный край дивана, как можно дальше от Андоры. План провалился мгновенно.

Он тут же развернулся ко мне, его плечо почти касалось моего. Золотистые глаза сверкнули в полумраке, а губы растянулись в той самой, хищной улыбке.

— Отлично танцуешь, — произнёс он, и его голос был низким, предназначенным только для меня. — Завораживает.

Я покраснела так, что, наверное, могла бы осветить всё ложе. Боги, он всё видел. Он сидел здесь, вальяжный и довольный, и смотрел, как я... как я попой виляю на танцполе! От одной этой мысли кровь бросилась в лицо с новой силой, а талисман, висящий на груди, предательски дрогнул, но остался тёплым и безмолвным.

— Я... — я попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Что можно ответить на такое? «Спасибо, что заметил, как я трясу задом»?

Он наблюдал за моим смущением с нескрываемым удовольствием, его взгляд скользнул вниз, к моим бёдрам, а затем снова поднялся к лицу.

— Особенно... когда ты поворачивалась, — добавил он с лёгким намёком, от которого у меня по спине побежали мурашки. — Очень... выразительно.

Я была готова провалиться сквозь землю. Или, что казалось гораздо более вероятным в его присутствии, сквозь этот бархатный диван. Этот вечер превращался в самую сюрреалистичную и самую унизительную пытку в моей жизни.

— Диан, — повторил он, и в его голосе появилась лёгкая, терпеливая снисходительность, как будто он объяснял что-то непонятливому ребёнку. — Я уже говорил, что всё, что остаётся за стенами Академии, остаётся за её пределами. Так что расслабься. И получай удовольствие.

Он сделал небольшую паузу, давая мне впитать это, а затем его взгляд снова стал оценивающим, скользнув по моей фигуре с откровенным одобрением.

— ...Ну и принимай комплименты. Я оценил твою фигуру и старания. — Уголки его губ дрогнули. — Ведь для меня ж танцевала?

Последняя фраза повисла в воздухе, наглая, самоуверенная и... шокирующе точная. Потому что, хоть я и отрицала это даже перед самой собой, часть меня — та самая, что вышла на танцпол с вызовом в глазах — танцевала именно для него. Чтобы он смотрел. Чтобы он видел.

Я сидела, полностью парализованная, чувствуя, как горит лицо и немеют кончики пальцев. Он не просто делал мне комплимент. Он вламывался в мою голову, читал мои тайные, постыдные мысли и выставлял их на всеобщее обозрение с таким спокойным видом, будто так и должно быть. Я не могла вымолвить ни слова. Ни опровержения, ни согласия. Я могла только сидеть и чувствовать, как стены между нами — между ректором и студенткой, между охотником и добычей — рушатся с оглушительным грохотом, оставляя лишь его пронзительный взгляд и моё оглушённое молчание.

И тут Наталья, которая, казалось, была вся поглощена Германом, громко и звонко рассмеялась, разрывая напряжённую тишину, повисшую между мной и Андором.

— Ну, боги! — воскликнула она, смаху осушая свой бокал. — Вы, драконы, такие прямолинейные! Так и режете правду-матку в лицо! — Она снова залилась смехом, явно наслаждаясь спектаклем. — «Для меня ж танцевала»! Ахаха! Чёрт, это же надо так уверенно!

Её смех был заразительным и немного разрядил обстановку. Герман, обнимавший её за талию, тоже усмехнулся, поднимая свой бокал в знак согласия. Андор не выглядел смущённым. Напротив, он лишь усмехнулся в ответ, его взгляд на мгновение переключился на Наталью, а затем вернулся ко мне, полный того же вызова.

— А зачем усложнять? — пожал он плечами с видом полнейшей невинности. — Если факт на лицо, почему бы его не констатировать? Это экономит время и силы.

— Ох уж эти вам силы, — подмигнула ему Наталья. — Лучше бы их на что-нибудь более приятное потратили.

Я сидела, чувствуя себя главным призом в этой странной игре, правила которой устанавливали все, кроме меня, но смех Натальи, пусть и не самый тактичный, помог мне немного прийти в себя. Он напомнил мне, что я не одна, что этот безумный вечер — всего лишь вечер, а не приговор.

Я набрала воздуха в грудь и, наконец, нашла в себе силы ответить. Голос мой всё ещё дрожал, но в нём появились нотки вызова.

— Возможно, я просто люблю танцевать, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — И делаю это для собственного удовольствия. А ваша оценка... она просто приятный бонус.

Я не стала отрицать его слова напрямую. Я просто поставила под сомнение его уверенность. И, кажется, этим его удивила. Его брови снова поползли вверх, а в глазах вспыхнула новая искра — на этот раз не торжества, а заинтересованного уважения.

— О? — протянул он. — Что ж, тогда, надеюсь, мой «бонус» был достаточно весомым.

Игра продолжалась. Но теперь, кажется, у меня появилась своя пешка на доске.

Его рука, широкая и тёплая, скользнула по моим волосам. Движение было на удивление нежным, почти ласковым. Затем его пальцы погрузились в прядь, и он начал медленно накручивать золотистый локон на свой указательный палец, пропуская шелк волос между кожей.

От этого интимного, почти неосознанного жеста по моей спине пробежала знакомая щекотка. Хоп! И прежде чем я успела что-либо сделать, два пушистых лисьих уха торчком выскочили у меня на голове, ясно выдавая моё смятение. Андор замер, его пальцы всё ещё были запутаны в моих волосах. Он посмотрел на мои уши, затем на моё пылающее лицо, и его губы медленно растянулись в самой довольной ухмылке, которую я когда-либо видела.

— Диана... — его голос стал тихим, бархатным, с лёгкой, притворной заботой. — Я тебя смутил?

Его палец слегка дёрнул за локон, который он всё ещё держал, и мои уши инстинктивно дёрнулись в ответ.

— У тебя такая... сильная реакция на меня, — продолжил он, и в его глазах плясали те самые чёртики, что сводили меня с ума. Он наклонился чуть ближе. — Полагаю... это уже комплимент мне.

Он не просто констатировал факт. Он наслаждался им. Каждым моим смущённым вздохом, каждым предательским проявлением моей истинной сути. Он превращал мою потерю контроля в свою личную победу и в доказательство своей власти надо мной.

Я сидела, не в силах пошевелиться, с горящими щеками и глупо торчащими ушами, с его пальцами в моих волосах. И всё, что я могла сделать, это смотреть в его торжествующие золотистые глаза и понимать, что он выиграл этот раунд. С разгромным счётом.

Наталья с громким, довольным хихиканьем поднялась с колен Германа, потянув его за руку.

— Так, ребятки! — объявила она, сияя как новогодняя ёлка. — Мы с Германом — танцевать! А вы тут... — она многозначительно перевела взгляд с моих торчащих ушей на самодовольное лицо Андора, — ...продолжайте свои двусмысленные разговоры. Не стесняйтесь!

Герман, явно не возражавший против такого плана, с лёгкой ухмылкой позволил ей утащить себя на танцпол, бросив на нас через плечо один последний, полный одобрения взгляд. И мы остались одни. Вернее, мы остались в самом центре шумного бара, но в нашем углу повисла звенящая, напряжённая тишина. Его пальцы всё ещё были в моих волосах, а мои уши всё ещё предательски выдавали всё моё смятение.

Он не убирал руку. Напротив, его большой палец медленно провёл по основанию моего уха, заставляя его снова дёрнуться, а по моей спине пробежала новая волна мурашек.

— Ну что ж, — тихо произнёс он, его голос был густым и довольным. — Раз нам дали карт-бланш... Может, продолжим? Твоя реакция... она просто завораживает.

— Андор... — выдохнула я, и в моём голосе прозвучала настоящая, неподдельная паника, смешанная со стыдом. — Боги... как потом я вам в глаза смотреть буду!

Он фыркнул, как будто я спросила о чём-то совершенно незначительном. Его рука, до этого игравшая с моими волосами, плавно опустилась и коснулась моей щеки. Пальцы были тёплыми и твёрдыми. Он мягко, но неуклонно повернул моё лицо в свою сторону, заставляя меня встретиться с его взглядом.

— Да как обычно, — произнёс он, и в его тоне не было ни капли смущения. — А что такого?

Его золотистые глаза были так близко. Я видела в них не насмешку, а нечто гораздо более опасное — спокойную, безраздельную уверенность в своём праве. Праве трогать, смущать, диктовать правила.

— Вот, — продолжил он, его большой палец медленно провёл по моей скуле, и я почувствовала, как под его прикосновением загорается кожа. — Хотя бы так и смотри. Как сейчас. Мне нравится.

Эти слова, сказанные тихо, почти ласково, ударили по мне сильнее любой команды или насмешки. Потому что они были правдой. Ему нравилось. Нравилось моё смущение, моя потеря контроля, моя беспомощность. И в этом признании была извращённая, пугающая искренность.

Я не могла отвести взгляд. Я была парализована этим признанием и его прикосновением. Весь бар, музыка, Наталья с Германом — всё это исчезло. Остался только он, его рука на моей щеке и осознание того, что для него между нами не было никаких «потом». Было только «сейчас». И в этом «сейчас» ему нравилось то, что он видит. Он приблизился. Медленно, давая мне время отстраниться, но я была парализована, пригвождена к месту его взглядом и тёплой ладонью на щеке.

И затем его губы коснулись моих.

Это был не жадный, требовательный поцелуй, как можно было ожидать от дракона. Он был... нежным. Исследующим. Тёплые, упругие губы мягко двигались в такт моему прерывистому дыханию, словно пробуя, смакуя. От него пахло дымом, выдержанным виски и чем-то неуловимо древним и могущественным.

Я замерла, глаза мои были широко раскрыты от шока. В висках застучало, а по всему телу разлилась странная, слабая дрожь.

Он оторвался так же медленно, как и начал. Его золотистые глаза были прищурены, в них читалась глубокая, сосредоточенная задумчивость.

— Мм... — он издал этот низкий, удовлетворённый гул, и его дыхание коснулось моих губ. — Определённо... не пробовал ничего слаще.

Он смотрел на меня, и его взгляд стал томным, почти опьянённым, но не от алкоголя.

— Ты... наркотик, Диан, — прошептал он, и его палец снова провёл по моей щеке. — Опасный, вызывающий привыкание. И я, кажется, уже подсел.

Эти слова, сказанные с такой откровенной, почти пугающей искренностью, обожгли сильнее самого поцелуя. Это было не просто физическое влечение. Это было нечто большее. И от этого осознания у меня перехватило дыхание. Я была не просто «загадкой» или «игрушкой». Я была чем-то, что он уже не мог просто так отпустить. И это было самой опасной ловушкой из всех.

Он действовал так быстро и так уверенно, что я не успела даже вскрикнуть. Одна мощная рука обхватила мою талию, другая — под колени, и рывком он поднял меня и усадил к себе на колени, как маленького ребёнка.

— А-а! — вырвался у меня короткий, перепуганный возглас.

Мои ноги бессильно свисали, а его руки, обнимавшие меня, были твёрдыми и неоспоримыми. Я сидела у него на коленях, и всё моё тело прижималось к нему. Я чувствовала жар его кожи сквозь одежду, слышала ровный, глубокий ритм его сердца где-то под ухом.

Он наклонил голову, и его губы почти коснулись моей шеи.

— Люблю, когда то, что меня заинтересовало, находится максимально близко, — прошептал он, и его голос вибрировал у меня в костях.

Затем он откинулся назад, чтобы посмотреть мне в лицо, и его выражение стало серьёзным, почти задумчивым.

— И, к твоему сведению, — продолжил он, его пальцы начали медленно водить вверх и вниз по моему позвоночнику, заставляя меня вздрагивать, — меня крайне редко кто-то заинтересовывал. До такой степени.

Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и полные значения. Это не было пустой лестью. Это была констатация факта, произнесённая с той самой драконьей прямолинейностью. Он говорил, что я — исключение. Редкое, драгоценное исключение в его долгой, вероятно, скучной жизни. Я сидела у него на коленях, пленница его объятий и его слов, и понимала, что перешла какую-то грань, из которой уже не было возврата.

- Ну же, Диана, мы уже поцеловались, могу считать твой ответный поцелуй зеленым светом?

Я сглотнула, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Его вопрос висел в воздухе, простой, прямой и невероятно опасный. «Зелёный свет». Разрешение на что? На продолжение этих игр? На то, чтобы эта ночь вышла за все мыслимые рамки?

Я сидела у него на коленях, всё ещё прижатая к его груди, и его тепло просачивалось сквозь одежду, смешиваясь с дрожью, бегущей по моему телу. Его руки на моей спине были твёрдым напоминанием о том, что я здесь по его воле.

— Мы... мы поцеловались, — пробормотала я, не в силах выдать ничего более связного. Это было не отрицание, а жалкая попытка осмыслить происходящее.

— Именно, — он не стал позволять мне уклоняться. Его палец поддел мой подбородок, заставляя поднять глаза. — И поцелуй, на мой взгляд, был взаимным. Разве нет?

В его глазах не было насмешки. Был лишь спокойный, аналитический интерес. Он собирал доказательства. И моя реакция, моё отсутствие сопротивления — всё это было уликой против меня.

Я не могла солгать. Не сейчас. Не когда его губы всё ещё пылали на моих, а тело помнило каждый миг того поцелуя.

— Я... не оттолкнула вас, — прошептала я, и это было самым большим признанием, на которое я была способна.

Его губы растянулись в медленной, победоносной улыбке.

— «Вас» уже не существует за пределами Академии, помнишь? — он мягко поправил меня. — И «не оттолкнула» — это самый тёплый и ласковый зелёный свет, который я видел за последнюю сотню лет.

Его рука снова заскользила по моей спине, на этот раз ниже, и притянула меня ещё ближе, так что между нами не осталось и намёка на воздух.

— Так что, считаю, что сигнал получен, — прошептал он, и его губы снова нашли мои, на этот раз уже без намёка на нежность, а с той самой, голодной интенсивностью, которой я бессознательно ждала и которой так боялась. Я ахнула от неожиданности, но звук был мгновенно поглощён его губами. Этот поцелуй был совсем другим — не исследовательским, а властным, требовательным. В нём не было и намёка на прежнюю нежность, только голодное, безраздельное поглощение.

Его руки крепче сомкнулись на мне, прижимая так, что я чувствовала каждый мускул его тела. Когда он ненадолго оторвался, чтобы перевести дух, его губы скользнули к моему уху.

— Цветочек, — прошептал он хрипло, и его дыхание обожгло кожу, — да ты трепещешь.

Я и правда дрожала. Мелкой, прерывистой дрожью, которую было невозможно контролировать. От его прикосновений, от его голоса, от осознания того, что происходит.

— Я... я... — попыталась я что-то выговорить, но это были лишь бессвязные обрывки.

— Тш-ш-ш, — он мягко, но решительно прижал палец к моим губам, заставляя замолчать. Его глаза, раскалённые докрасна, смотрели на меня с такой интенсивностью, что у меня перехватило дыхание. — Молчи.

В этом одном слове не было приказа. Была просьба. Обещание. И предупреждение. Он брал на себя контроль, освобождая меня от необходимости думать, сопротивляться, решать.

Я замолчала, позволив своей голове упасть ему на плечо. Он принял это как капитуляцию — что, по сути, так и было — и его губы снова нашли мои, а руки начали медленное, уверенное исследование, стирая последние остатки границ между нами. Мир сузился до жара его кожи, вкуса его губ и всепоглощающей уверенности в том, что обратного пути уже нет.

Я чувствовала, как его ладонь, до этого лежавшая на моём бедре, скользнула вверх. Плавно, но неумолимо, как течение. Пальцы обжигали кожу даже через ткань платья, и когда его рука оказалась у самой груди, я сдавленно выдохнула, инстинктивно пытаясь сомкнуть локти, закрыться.

— Андор... — мой голос прозвучал слабо и сломанно. — Это... это ошибка.

Он не стал силой преодолевать мою слабую защиту. Его рука просто замерла, его большой палец медленно водил по чувствительной коже чуть ниже линии бюста, заставляя меня вздрагивать.

— Не-е, — он тихо, но с абсолютной уверенностью опроверг мои слова. Его губы коснулись моей щеки, а затем уха. — Закономерность.

Он произнёс это слово с такой твёрдой убеждённостью, будто это была не его прихоть, а неотвратимый факт, предопределённый самой судьбой.

— С того момента, как ты оттолкнула меня в баре... с того момента, как твой амулет загорелся при моём приближении... всё вело к этому. Ты — моя загадка. Я — твой дракон. И то, что происходит сейчас... это не ошибка. Это следующий, совершенно логичный шаг.

Его слова проникали в сознание, обходя все мои защиты. В них была своя, искажённая логика. И самое ужасное было то, что часть меня — та самая, что трепетала под его прикосновениями, — с ним соглашалась. Мои руки, пытавшиеся закрыться, ослабли. Он почувствовал это и снова начал движение, на этот раз его пальцы скользнули выше, к вырезу платья, и я зажмурилась, чувствуя, как всё внутри сжимается и плавится одновременно. Ошибка или закономерность... сейчас это уже не имело значения. Имело значение только его прикосновение и оглушительное осознание того, что я больше не хочу, чтобы он останавливался.

Мысль пронзила сознание, как ледяной клинок, прорезавший алкогольный и чувственный туман.

«Я была игрушкой в руках дракона... Просто девушкой, пока он не найдёт свою истинную...»

Это осознание было горьким, унизительным и... отрезвляющим. Всё, что происходило — его интерес, его ревность, этот властный поцелуй, — всё это было игрой. Заполнением пустоты. Пока не появится Та Самая. Та, чья душа отзовётся в его, как эхо. А я... я была всего лишь временным развлечением. Яркой, загадочной, но всё же — временной.

Я замерла в его объятиях, и всё моё тело внезапно напряглось. Дрожь, что бежала по коже, стала другой — не от возбуждения, а от пронзительного холода разочарования и стыда.

Он почувствовал перемену. Его губы оторвались от моей кожи, и он откинулся назад, чтобы посмотреть на меня. Его глаза, ещё секунду назад полные страсти, теперь сузились, улавливая тень на моём лице.

— Что случилось? — его голос был низким, но в нём уже не было прежней томной неги.

Я не могла выдержать его взгляд. Я опустила глаза, чувствуя, как по щекам катятся предательски горячие слёзы.

— Ничего, — прошептала я, пытаясь вырваться из его объятий, но его руки всё ещё держали меня. — Просто... я поняла. Я всего лишь игрушка. Пока ты не найдёшь свою истинную пару.

Я произнесла это шёпотом, но слова прозвучали в тишине нашего ложа громче любого крика.

— Диан, — повторил он, и его голос был уже не бархатным, а острым, как сталь. — Сейчас ты меня... расстроила. И убила своими словами. Одновременно испортив момент.

Он не злился. Нет. В его глазах читалось нечто более сложное — разочарование, граничащее с обидой. Как будто я взяла и разбила редкую, изысканную вазу, которую он только что начал с интересом разглядывать. Я не могла вымолвить ни слова в ответ. Его реакция была неожиданной и оттого ещё более пугающей.

— Нельзя, — продолжил он, и его руки снова сомкнулись на моих бёдрах, но теперь его хватка была не ласковой, а властной, не позволяющей двигаться, — прерывать дракона на его исследовании.

Он наклонился ближе, и его золотистые глаза горели холодным огнём.

— Ты думаешь, я трачу своё время, свои силы, свой... интерес на кого попало? На «временные игрушки»? — он фыркнул, и в этом звуке слышалось презрение. — Я — Андор Всеславский. Если бы ты была просто игрушкой, тебя бы уже давно не было в моём поле зрения. Ты бы надоела мне в тот же вечер в «Перекрёстке».

Его слова били точно в цель, заставляя сомневаться в своей же собственной логике.

— Но ты здесь, — его голос снова стал тише, но не стал мягче. — Ты всё ещё здесь. И я всё ещё здесь. И пока я не закончу своё исследование, пока не пойму, что же ты такое и почему ты заставляешь моего внутреннего дракона вести себя как... юнец, — он произнёс это с лёгкой гримасой, — никакие «истинные пары» не имеют значения. Поняла?

Он не отрицал их существования. Он просто отодвигал их в сторону, как нечто несущественное в данный момент.

Я сглотнула, пытаясь найти хоть какие-то слова в защиту своей пошатнувшейся логики.

— Но...

Один слог. И больше ничего. Потому что он был прав. Его интерес был слишком интенсивным, слишком личным, чтобы быть простой забавой.

— Никаких «но», — он мягко, но неумолимо прервал меня, его палец снова лег на мои губы, заставляя замолчать. — Ты — мой ребус. Моя загадка.

Он произнёс эти слова с такой твёрдой, почти благоговейной уверенностью, что у меня перехватило дыхание.

— И я... — он сделал паузу, и его золотистые глаза загорелись тем самым огнём, что я видела в самом начале — огнём интеллектуального азарта, смешанного с голодом, — ...люблю загадки.

В этих словах не было романтики. Не было обещаний вечности. Но в них была неприкрытая правда. Для существа, прожившего века, для могущественного дракона, скука была, возможно, худшим из зол. А я... я была для него антидотом от этой скуки. Чем-то новым, неизведанным, сложным.

Он убрал палец с моих губ и вместо этого провёл им по линии моей брови, его взгляд стал задумчивым.

— Так что хватит прятаться за глупостями про «игрушки», — тихо сказал он. — Прими то, кем ты для меня стала. И наслаждайся процессом. Потому что я, — его губы снова тронули мои в лёгком, обещающем поцелуе, — определённо наслаждаюсь.

Его язык проник в мой рот, на этот раз с новой, завоевательной решимостью. Это был не просто поцелуй; это была демонстрация власти, стирающая последние следы моего сопротивления. В то же время его рука, до этого лежавшая на талии, скользнула вверх.

Вырез моего платья был достаточно большим и свободным. Он не стал бороться с тканью. Одним плавным, уверенным движением он просто просунул руку под шелковистый материал.

— А-а-ах... — резкий, сдавленный стон вырвался у меня, когда его обжигающе горячая ладонь легла прямо на мою обнажённую грудь.

Прикосновение было шокирующим. Прямым. Интимным. Кожа к коже. Его пальцы были твёрдыми и тёплыми, они с лёгким давлением обхватили меня, а большой палец медленно, почти лениво провёл по напряжённому чувствительному соску.

Вся моя вселенная сузилась до этого ощущения. До жара его руки под платьем, до влажного плена его поцелуя, до оглушительного гула в ушах. Я зажмурилась, инстинктивно впиваясь пальцами в его плечи, не в силах ни оттолкнуть его, ни ответить. Я просто чувствовала. И позволяла ему чувствовать.

Он оторвался от моих губ, его дыхание было тяжёлым и горячим у моего уха.

— Вот видишь... — прошептал он хрипло, его палец продолжал свои медленные, сводящие с ума круги. — Никаких «но». Только... реакция.

Его губы начали медленное, методичное путешествие вниз. Они скользнули по линии моей челюсти, оставляя за собой след огня, затем опустились на шею, к тому самому месту, где он «пробовал» меня ранее. Я закинула голову назад, не в силах сдержать тихий стон, когда его зубы слегка задели чувствительную кожу. Затем его поцелуи поползли ниже, к ключице, где он на мгновение задержался, прежде чем двинуться дальше — к тому месту, где его рука уже хозяйничала под тканью платья.

Он не убирал руку. Наоборот. Пока его губы опускались, его пальцы под платьем стали двигаться более настойчиво. Большой палец с лёгким трением проходил по кончику соска, заставляя его затвердеть, а ладонь сжимала мягкую плоть с таким властным собственичеством, что у меня перехватило дыхание. Моё тело предательски трепетало, отвечая на каждое его прикосновение волной жара и слабости. Я пыталась найти хоть каплю сопротивления, хоть тень прежнего страха, но находила лишь нарастающую сладость. Его имя сорвалось с моих губ в виде сдавленного, беспомощного шёпота, больше похожего на мольбу, чем на протест.

Он услышал это. Его губы, уже оказавшиеся чуть выше линии платья, изогнулись в улыбке

— Молчи, — снова прошептал он, но на этот раз в его голосе была не только власть, но и странная, почти нежная торжественность. — Просто чувствуй.

И я чувствовала. Каждое прикосновение его губ, каждое движение его пальцев, каждый вздох, который вибрировал в моей груди. Он стирал меня, слой за слоем, оставляя лишь животную реакцию.

Его слова, низкие и хриплые, обжигали моё сознание сильнее, чем его прикосновения.

— Ты вкусная, Диана... Безумно вкусная. Как персик. Сочная...

Его рука, до этого игравшая с моей грудью, скользнула вниз, по животу, и остановилась там, где ткань моих трусиков плотно облегала тело. Его ладонь легла на лобок, и я вся затрепетала, чувствуя, как под его прикосновением всё внутри сжимается и плавится одновременно.

— О-о-о... — прошептал он с одобрительным интересом, слегка надавив. — И влажная... Интересно, здесь ты такая же вкусная?

Я уже ничего не соображала. Мир плыл, лицо горело огнем от стыда, от его наглых и уверенных движений, от этого унизительного и возбуждающего «исследования». Я была полностью в его власти, и он это знал.

Он мягко, но настойчиво раздвинул мои ноги шире, освобождая себе пространство. Затем его палец провёл длинным, медленным движением по самой чувствительной части через тонкую ткань трусиков.

— Горячая... — констатировал он, и его голос был полон тёмного удовольствия. — Мокрая...

И тогда его пальцы нашли край ткани и отодвинули её в сторону. Холодный воздух коснулся обнажённой кожи, и я вздрогнула, пытаясь вырваться, найти хоть какие-то слова.

— Андор... я... я не... — мои попытки протеста были жалкими, бессвязными.

— Тш-ш-ш, — он снова заставил меня замолчать, и его губы коснулись моего виска. — Я помню.

И прежде чем я успела что-либо понять, его палец, уже без преград, скользнул вниз и провёл прямо по моему клитору.

Электрический разряд, стремительный и ослепляющий, пронзил всё моё тело. Я резко выгнулась, издав короткий, перехваченный крик, и вцепилась ему в рубашку. Мыслей не осталось. Было только это — шокирующее, невыносимо интенсивное ощущение, исходящее от ловких, знающих пальцев дракона. Он снова захватил мои губы в поцелуй, глубокий и властный, поглощая любой возможный протест. А его палец... его палец продолжал своё дьявольское дело. Он не просто касался, он дразнил — лёгкими, круговыми движениями, то усиливая нажим, то почти убирая его, заставляя моё тело извиваться в его объятиях в поисках большего.

А потом я почувствовала это. Через слои одежды, сидя на нём боком, я ощутила твёрдый, мощный напор в районе своего бедра. Его член. Он был огромным, пульсирующим, и он упирался в меня с такой недвусмысленной силой, что у меня в голове пронеслись панические мысли.

«Боги... ну только не секс. Не здесь. Не в клубе... Это ж жесть...»

Мысль о том, что он может взять меня прямо здесь, на этом диване, в полумраке VIP-ложа, где нас в любой момент могли увидеть... это было слишком. Слишком пошло, слишком унизительно.

Я попыталась отодвинуться, слабо уперевшись руками в его грудь, но его объятие стало железным.

— Тш-ш-ш, — снова прошептал он мне в губы, прерывая поцелуй. Его глаза, раскалённые до предела, видели мой страх. — Не здесь. Я не зверь.

Эти слова принесли слабое, оглушительное облегчение. Но его палец не останавливался, а его таз слегка приподнялся, сильнее прижимая ко мне член.

— Но... — его губы снова скользнули к моему уху, — ...исследование ещё не окончено. И я хочу слышать, как ты поёшь для меня, моя загадка.

И с этими словами его палец сменил тактику, начав быстрые, целенаправленные движения, которые моментально свели на нет все мои попытки мыслить здраво. Мир снова сузился до его прикосновения, до его голоса и до нарастающей, невыносимой волны в глубине моего живота. Стыд, страх, возмущение — всё это растворилось в животном, всепоглощающем удовольствии, которое он так умело из меня выжимал. Я сжимала зубы до хруста, впивалась пальцами в его плечи, пытаясь сдержать стоны, которые рвались наружу с каждым движением его пальца. Но это была битва, которую я была обречена проиграть. Он наблюдал за мной с пристальным, изучающим вниманием, словно я была самым увлекательным экспериментом. Он видел, как дрожат мои веки, как рот приоткрылся в беззвучном крике, как всё моё тело напряглось в тщетной попытке противостоять нарастающему шторму.

И тогда это случилось. Вспышка. Ослепительная, молниеносная, сметающая все мысли, весь стыд, весь страх. Бело-горячая волна удовольствия накатила из самой глубины, заставив всё моё тело выгнуться в немой судороге, а затем бессильно обмякнуть в его руках. Я тяжело, прерывисто дышала, не в силах пошевелиться.

Он не убирал руку сразу, позволив мне пережить каждую секунду этого пика. Когда последние отголоски оргазма отступили, он медленно вытащил палец.

— Очень горячая, — тихо констатировал он, его голос был низким и удовлетворённым. — Страстная. Мне нравится.

Затем он поднёс палец ко рту. Медленно, не сводя с меня глаз, он демонстративно облизал его, его взгляд был прикован к моему пылающему лицу.

— Боги... — прошептал он, и его губы растянулись в самой хищной, самой самоуверенной ухмылке, что я когда-либо видела. — И какая вкусная.

В его глазах стало больше тех самых «чёртиков». Они плясали там, полные торжества и ненасытного любопытства. Он не просто добился моего удовлетворения. Он «попробовал» меня. И ему понравилось. И теперь он хотел больше.

— Ты... ты облизал? — прошептала я, не веря своим глазам. Это было так... дико. Так первобытно.

— Да-а-а, — протянул он, и его ухмылка стала ещё шире, его глаза сияли чистой, беззастенчивой дерзостью. — Я хотел тебя попробовать. И я попробовал.

Он наклонился ближе, его дыхание снова обожгло мою кожу.

— Правда? — прошептал он, и его голос стал низким, почти рычащим. — Понял, что этого мне мало.

Эти слова прозвучали как обещание. Как угроза. Как самая опасная и самая заманчивая перспектива из всех возможных. Он не просто удовлетворил своё любопытство. Он разжёг аппетит. И теперь этот аппетит, тёмный и ненасытный, был направлен на меня.

Он видел смесь шока, стыда и зарождающегося интереса в моих глазах. Его рука снова легла на мою талию, властная и тёплая.

— Но не здесь, — повторил он, как будто читая мои мысли. — Наше следующее... исследование... потребует больше уединения. И времени.

Он говорил не о том, «будет ли» следующее. Он говорил о том, «когда» оно будет. И в его тоне не было места для возражений.

И тут, словно по сигналу, к нашему ложу подсели Герман и Наталья. Они выглядела как пара катастрофически довольных хищников. Волосы Натальи были слегка растрёпаны, а её губы, обычно подчёркнуто-алые, теперь были заметно припухшими. На её шее красовалось свежее, тёмное пятно — явная отметина драконьих зубов, которую она даже не пыталась скрыть. Напротив, она сияла, как будто это была самая ценная награда.

Герман, в свою очередь, выглядел разморённым и довольным, как кот, слизавший сливки. Его рука лежала на талии Натальи как бдуто там и должна быть.

— Ну что, разгадал свою загадку? — с хриплым смешком бросил Герман, бросая многозначительный взгляд на моё всё ещё пылающее лицо и на Андора, чья рука всё ещё лежала на моей талии.

Андор не стал отвечать. Он лишь усмехнулся, коротко и самоуверенно и сделал глоток из своего бокала. Ответ был и так очевиден.

Наталья, устроившись поудобнее на коленях у Германа, с интересом уставилась на меня.

— Диан, а у тебя... вся шея в следах от поцелуев, — с притворным ужасом сообщила она, но её глаза смеялись. — Или это не поцелуи?

Я инстинктивно прикрыла шею рукой, чувствуя, как жар разливается по лицу с новой силой. Андор же лишь рассмеялся — низко и с наслаждением.

— Это... исследование, — парировал он, его пальцы слегка сжали мой бок.

Герман фыркнул.

— Похоже, очень... углублённое. Ну что ж, рад, что вы тоже не скучали.

И в этом шумном, переполненном людьми баре, в нашем маленьком углу, воцарилась странная, комфортная атмосфера. Два дракона и две девушки, каждая пара на своей волне, но объединённые этой ночью, полной запретного удовольствия, намёков и опасных игр. И я сидела среди них, с телом, всё ещё ноющим от его прикосновений, и с осознанием, что моя жизнь только что перевернулась с ног на голову.

Андор медленно перевёл взгляд с моей смущённой фигуры на Германа. Его губы тронула та же хитрая, насмешливая ухмылка.

— А сам-то, Герман, — протянул он, его голос прозвучал лениво, но с отчётливым подтекстом. — Судя по... свежим следам на твоей собственной шее, вы с Натальей весьма бурно... потанцевали.

Все взгляды переключились на Германа. Действительно, из-под ворота его рубашки виднелись несколько тонких, красных царапин — явный след вампирских коготков. И на его шее красовалось парочка таких же тёмных, как у Натальи, но менее заметных следов.

Герман не смутился ни капли. Напротив, он самодовольно усмехнулся и обнял Наталью ещё крепче.

— А что? Танец был страстный, — парировал он, подмигивая Наталье, которая хихикнула в ответ. — Некоторые предпочитают вести партнёра, а некоторые... предпочитают оставлять следы. У каждого свой стиль.

— О да, — тут же поддержала его Наталья, с наслаждением проводя языком по своим слегка опухшим губам. — А некоторые... — она бросила многозначительный взгляд на мою шею, — ...предпочитают... дегустировать. Кажется, у вас, драконы, это в крови.

Андор фыркнул, но в его глазах читалось одобрение.

— В крови у нас много чего, милая вампирша.

Герман поднялся с дивана, легко поднимая с своих коленей и Наталью. Та вся светилась от предвкушения, её глаза блестели азартом.

— Ну, а мы тут с Натальей пойдём, прогуляемся, — объявил Герман с самой невинной улыбкой, которая, однако, не обманула никого. — Нам надо... эм... обсудить дальнейшие исследования.

Наталья захихикала, прижимаясь к нему.

— О-о-ой, да! — прощебетала она. — Очень глубоко изучить тему!

И они удалились, слившись с толпой и явно направляясь куда-то, где можно было это «глубокое изучение» провести без лишних свидетелей. Андор проводил их взглядом и хмыкнул, снова откинувшись на спинку дивана. Его рука, лежавшая на моей талии, слегка поглаживала её через ткань платья.

— А твоя подруга... времени зря не теряет, — произнёс он с лёгкой усмешкой. В его голосе не было осуждения, скорее — уважительное понимание.

Я молча кивнула, всё ещё пытаясь прийти в себя после всего, что произошло. Мы остались одни. Вернее, мы остались в самом центре шумного клуба, но в нашем углу снова повисла та самая, звенящая тишина, полная невысказанных слов.

Он повернулся ко мне, и его взгляд снова стал тяжёлым, изучающим.

— Ну что ж... — тихо начал он, его палец провёл по линии моей челюсти. — Похоже, нам тоже пора подумать о... более подходящем месте для продолжения наших исследований. Что скажешь, загадка?

Я сглотнула, чувствуя, как под его пристальным взглядом снова пересыхает в горле. Его вопрос был прямым, как удар кинжалом, и таким же опасным.

Он увидел моё напряжение, мою неуверенность, и его выражение смягчилось на один градус. Не стало мягче, но в нём появилась тень... понимания? Нет, скорее, терпеливого снисхождения охотника к своей ещё пугливой добыче.

— Да не пугайся ты так, — произнёс он, и его голос потерял свою хищную остроту, став почти... успокаивающим. Его большой палец медленно провёл по моей щеке. — Тебе же понравилось. Разве нет?

Это был не вопрос. Это была констатация факта, произнесённая с такой непоколебимой уверенностью, что у меня не осталось сил спорить. Потому что он был прав. Как ни ужасно, как ни стыдно это было признавать, та вспышка, что он высек из моего тела, была самым интенсивным, самым всепоглощающим ощущением в моей жизни. Я не смогла солгать. Я не смогла даже кивнуть. Я просто опустила глаза, чувствуя, как по щекам снова разливается предательский румянец. Но мое молчание было красноречивее любых слов.

Он тихо усмехнулся, и звук этот был тёплым и довольным.

— Вот и хорошо, — прошептал он, его губы коснулись моего виска. — Значит, всё идёт так, как должно. А теперь... — он легко поднял меня с его колен, сам поднимаясь вслед за мной, — ...пора сменить локацию. У меня есть идея получше, чем этот шумный сарай.

Он снял с вешалки рядом с ложем свой дорогой, идеально скроенный пиджак и легко, почти небрежно, накинул его мне на плечи. Ткань была тяжёлой, тёплой от его тела и пропахшей его запахом — дымом, дорогим парфюмом и той самой, неуловимой драконьей сущностью.

Этот простой жест был одновременно и заботой, и меткой. Он закрывал меня от чужих взглядов, но в то же время окутывал ароматом, словно заявляя права. Затем его рука легла мне на спину, твёрдо и направляюще, и он повёл меня к выходу. Я не сопротивлялась. Мои ноги двигались сами, будто загипнотизированные его волей и остатками того головокружительного удовольствия, что он мне подарил. Мы шли через толпу, и я чувствовала на себе десятки взглядов — любопытных, завистливых, осуждающих, но его рука на моей спине была словно щитом. Он вёл меня с такой неоспоримой уверенностью, что никто не посмел бы остановить нас или задать вопрос.

Мы вышли из шумного, душного зала в прохладную ночь. Он не остановился, ведя меня к тёмному, роскошному автомобилю

Он открыл передо мной дверь.

— Садись, — сказал он, и в его голосе не было места для возражений.

И я села, погружаясь в мягкую кожу сиденья, всё ещё закутанная в его пиджак, с телом, полным памяти о его прикосновениях, и с умом, полным смешанного страха и предвкушения. Игра продолжалась. Но теперь правила и место её проведения определял только он.

—Итак, мы сейчас поедем в Академию. Думаю, для тебя достаточно на сегодня.

Я удивлённо уставилась на него, не веря своим ушам. После всего, что произошло... после его слов, его прикосновений, этого животного, всепоглощающего удовольствия... мы просто поедем обратно? В общежитие?

— А что ты так удивляешься? — он поднял бровь, заводя двигатель. Машина бесшумно тронулась. — Или ты уже мысленно перенесла наши исследования в горизонтальное положение?

От его прямолинейности у меня перехватило дыхание, и я покраснела до корней волос.

— Нет! Нет, я... — я запнулась, не в силах выдать ничего более внятного.

— Ну-ну, — он усмехнулся, бросая на меня насмешливый взгляд. — Обманывай кого-нибудь другого. Что, думала о том, как я тебя возьму?

От этой откровенности я пискнула и инстинктивно закрыла лицо руками, чувствуя, как оно пылает. Да, чёрт возьми, я думала! Моё тело, всё ещё чувствительное и ноющее, думало об этом. Моё воображение, разожжённое им, рисовало самые откровенные картины.

Он рассмеялся — громко, открыто, от всего сердца. Звук заполнил салон автомобиля.

— Расслабься, загадка, — сказал он, когда смех утих. Его голос снова стал спокойным, почти нежным. — Всё будет. Но не сегодня. Сегодня ты получила достаточно новых ощущений. Дай им улечься. Дай себе понять, чего ты хочешь на самом деле.

Он смотрел на дорогу, но я чувствовала, что его внимание всё ещё приковано ко мне.

— И поверь мне, — добавил он тише, — когда это случится, это будет не в спешке, не в клубе и не в машине. Это будет достойно моей самой интересной загадки.

Его слова не успокоили меня. Они заставили моё сердце биться ещё чаще. Потому что теперь это было не просто «если». Это было «когда». И ожидание этого «когда» обещало быть самой изощрённой пыткой и самым сладким предвкушением в моей жизни.

— Я... я, может, не хочу... — выдохнула я, не в силах смотреть на него, уставившись в тёмное окно.

Машина продолжала бесшумно двигаться. Он не ответил сразу. Я чувствовала, как его взгляд тяжелеет на мне, изучая мой профиль, мои сжатые плечи, мои пальцы, бессознательно вцепившиеся в мягкую кожу сиденья.

Затем он тихо, почти задумчиво, произнёс:

— Может.

Это слово прозвучало так неожиданно, что я невольно повернула к нему голову. На его лице не было ни гнева, ни разочарования. Была всё та же спокойная, аналитическая ясность.

— Ты всегда можешь сказать «нет», Диана, — продолжил он, его голос был ровным, без намёка на давление. — Этот автомобиль не запирается на замок. Дверь Академии откроется перед тобой. Ты не пленник.

Он посмотрел на дорогу, а затем снова на меня.

— Но, — и в этом «но» не было угрозы, лишь холодная констатация факта, — если ты скажешь «нет», это будет означать конец. Конец исследованиям. Конец нашим... занятиям. Конец всему этому.

Его пальцы постучали по рулю.

— Я дракон. Я не трачу время на тех, кто не хочет моего внимания. Ты станешь для меня просто ещё одной студенткой. Одна из сотен. И я перестану тебя видеть.

Он говорил правду. Жестокую, безразличную правду его природы. Я могла отказаться. Я имела на это полное право. Но цена этого отказа была... невыносимой. После всего, что было, после того, как он заставил меня почувствовать себя живой, уникальной,

заметной

... снова стать серой мышкой, просто фамилией в списке?

Я сглотнула, чувствуя, как в груди завязывается тугой, болезненный узел. Страх перед ним боролся со страхом потерять его интерес. И самый ужас был в том, что второй страх был сильнее.

— Я... — мой голос снова предательски дрогнул. — Я не сказала, что не хочу. Я сказала... «может».

На его губах появилась та самая, медленная, понимающая улыбка.

— Значит, исследование продолжается.

Я сделала глубокий вдох, собирая в кулак всю свою растерянную волю. Мне нужно было пространство. Мне нужно было подумать без этого давящего, испепеляющего присутствия.

— Я... подумаю, что ответить, — проговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрже, чем я себя чувствовала.

Он посмотрел на меня, и его бровь медленно поползла вверх. В его золотистых глазах не было гнева, лишь знакомое, хищное любопытство, смешанное с лёгкой насмешкой.

— Снова пытаешься убежать? — мягко спросил он, и в его тоне слышалось не столько осуждение, сколько понимание. — В слова на этот раз? Прячась за необходимость «подумать»?

Он видел меня насквозь. Он читал каждую мою попытку выиграть время, каждую слабину, каждую уловку.

— Это не бегство, — попыталась я парировать, но мой голос снова выдал меня, прозвучав слабее, чем я хотела. — Это... благоразумие.

Он тихо рассмеялся, коротко и беззвучно.

— Благоразумие. Милое качество. Для кого-то другого. — Он снова посмотрел на дорогу. — Хорошо. Думай. У тебя есть время до завтрашней тренировки. Но знай, загадка, — его взгляд снова скользнул по мне, острый и предупреждающий, — что бы ты ни решила, это будет окончательный ответ. Игра в нерешительность меня утомляет. Поняла?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Давление в салоне снова стало почти физическим. Он дал мне отсрочку, но чётко обозначил её границы. До завтрашней тренировки. Всего несколько часов, чтобы решить, хочу ли я продолжить эту опасную игру с драконом или предпочитаю навсегда исчезнуть из его поля зрения. И оба варианта пугали до потери пульса.

Машина бесшумно остановилась у служебного входа в Академию.

Он вышел, обошёл машину и открыл мне дверь. Его рука, как и раньше, легла мне на спину, ведя меня по тихим, безлюдным коридорам.

Мы остановились перед неприметной дверью.

— Твоя комната, — коротко сказал он, проводя ключ-картой.

Я застыла на пороге, не решаясь войти. Всё внутри меня кричало от противоречий. Страх боролся с этим странным притяжением.

Он не стал торопить. Вместо этого он повернул меня к себе. Его руки легли на мои плечи, а затем одна из них поднялась к моей щеке.

— До завтра, загадка, — прошептал он, и его губы коснулись моих в нежном, почти целомудренном поцелуе. Он был таким коротким, таким неожиданным после всей предыдущей страсти, что у меня перехватило дыхание.

Затем он развернулся и ушёл, не оглядываясь. Его шаги затихли в коридоре.

Я стояла как вкопанная, прикасаясь пальцами к своим губам. Я не понимала. Не понимала его. Не понимала этих резких переходов от животной страсти к этой... почтительной нежности. Не понимала, почему он, могущественный дракон, тратил на меня такое время и силы.

Но самое страшное было то, что меня тянуло к нему. Тянуло с такой силой, что становилось по-настоящему страшно. Потому что я чувствовала — если я сделаю шаг навстречу, обратной дороги уже не будет. Я буду поглощена им целиком.

Решение пришло не как вспышка озарения, а как тяжёлый, холодный камень, упавший на дно души. Оно было горьким и безрадостным, но кристально ясным.

«Нет».

Я скажу ему «нет».

Стоя в центре безликой гостевой комнаты, всё ещё ощущая на губах призрак его нежного поцелуя, а на теле — память о его властных прикосновениях, я поняла. Поняла, что это единственный способ сохранить себя. Ту часть себя, что ещё не растворилась в его сиянии, не сгорела в пламени его интереса. Быть его «загадкой» было пьяняще. Быть объектом такого интенсивного, почти божественного внимания — головокружительно. Но это была ловушка. Самая красивая и самая опасная из всех. Потому что в ней не было меня. Была только моя ценность как диковинки, как сложной задачи, которую он поклялся решить.

А когда загадка разгадана... что тогда? Скука. Забвение. Или, что ещё хуже, привычка, которая уже не приносит прежнего удовольствия. Я не хотела быть разгаданной и отброшенной. Я не хотела терять себя в его тени. Как бы ни было страшно снова стать «просто студенткой», это было лучше, чем стать «бывшей загадкой».

Я медленно выдохнула, ощущая, как камень в груди становится тяжелее, но и твёрже. Завтра на тренировке я найду в себе силы и скажу ему это. Скажу «нет».

Это будет больно. Невыносимо больно. Но это будет мой выбор. Ради самой себя.

Глава 12. Размышления

Я сидел в своём кабинете, в кромешной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием магического камина. Передо мной стоял пустой бокал, а в голове — один и тот же навязчивый вопрос, заставивший меня позвать Германа.

Дверь бесшумно открылась, и на пороге возникла та сама картина, что я и ожидал увидеть. Герман Дрейк. Его обычно безупречная внешность была приятно нарушена — рубашка небрежно выправлена из брюк, волосы слегка растрёпаны, а на шее красовалось свежее, отчётливое пятно от укуса вампирши. На его лице сияла самая довольная, самодовольная ухмылка.

Он вошёл, плюхнулся в кресло напротив и с наслаждением протянул:

— Ну, ты звал, о Великий и... задумчивый Ректор?

Я не стал ходить вокруг да около. Мой взгляд скользнул по его шее, а затем встретился с его глазами.

— Ты что, там её совсем затрахал? — спросил я прямо, без обиняков. Мне нужна была от него не вежливая беседа, а неприукрашенная правда о том, что происходило за пределами моего поля зрения.

Герман фыркнул, но его ухмылка стала лишь шире.

— О, — протянул он с намёком, явно наслаждаясь моментом. — Ещё вопрос — кто кого. Подружка-вампирша... — он с наслаждением потер шею, — ...оказалась с настоящим темпераментом. И коготками. И зубами. Но, скажу я тебе, оно того стоило.

Он откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал оценивающим.

— А что, твоя золотая лисичка не оправдала ожиданий? Выглядел ты... несколько озадаченным, когда мы уходили.

Я зыркнул на него. Он, как всегда, видел слишком много.

— Она... не то чтобы не оправдала, — пробормотал я, снова глядя на пустой бокал. — Она... усложнила картину.

Герман рассмеялся.

— Прекрасно! Сложные — самые интересные. Ну так что, продолжаем «исследования»?

Я снова посмотрел на дверь. Моя загадка, которая вместо того, чтобы стать проще, с каждым часом становилась для меня всё более непонятной и притягательной.

— Продолжаем, — тихо сказал я, и в голосе моём снова зазвучали стальные нотки. — До завтра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13. Нет

Следующий день. Хоть и выходной, но занятия с Андором никто не отменял. Голова гудела мерзким, тяжёлым звоном, напоминая о вчерашних двух (а может, и трёх?) бутылках шампанского. Я посмотрела на свой амулет, лежавший на тумбочке. Он был просто холодным куском металла. Ни намёка на тепло, ни искры жизни.

«Ну, какой от него смысл теперь?» — с горькой мыслью оставила я его там.

Приведя себя в более-менее человеческий вид, я отправилась в тренировочный зал. Сегодня я скажу ему «нет». Окончательно. Твёрдо.

По пути я с удивлением заметила, что меня переполняет сила. Магия текла по венам свободно и легко, без привычного сдерживающего груза. Как будто без амулета стало... легче.

Ещё стоя за дверью, я почувствовала его. Он уже был там. Его мощная аура давила на дверь, тяжёлая и... неспокойная. Я уже привыкла к его присутствию, но сегодня оно было иным. Более диким.

Из-за двери донёсся низкий, глухой рык, больше похожий на звук раздражённого хищника, чем на голос ректора. «Не в духе, что ли...»

Я глубоко вздохнула и вошла.

Он стоял в центре зала спиной ко мне, но медленно, очень медленно повернул голову. Я вздрогнула. Его золотистые глаза горели в полумраке, но в них не было ни насмешки, ни привычного любопытства. Они были пустыми и холодными, как два куска янтаря.

— Андор, — начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я пришла заниматься. И... и это последнее занятие. Больше не надо.

Мне казалось, он не слышит меня. Его взгляд скользнул по моему лицу, по шее, и застыл на том месте, где обычно висел амулет. Его брови медленно поползли вниз.

— Амулет? — его голос был тихим, но он прорезал воздух, как лезвие. — Ты его сняла?

От неожиданности вопроса я растерялась.

— Д-да... — пробормотала я. — Но какое это имеет значение? Я же говорю о...

— Имеет, — он перебил меня, и его голос приобрёл металлический оттенок. Он сделал шаг вперёд, и его аура накатила на меня с такой силой, что я инстинктивно отступила. — Ты думаешь, это совпадение? Что ты вдруг почувствовала прилив сил?

Он был слишком близко. Слишком опасен. Его холодная ярость была страшнее любой страсти.

— Андор, вы, наверное, ещё не отошли от вчерашнего, — выдавила я, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. Это была трусость, но я не могла больше выносить его взгляд. — Я пойду.

Я развернулась и почти выбежала из зала, не оглядываясь. Я бежала по коридору, чувствуя, как предательские слёзы текут по щекам. Но я знала — так лучше. Так будет лучше для нас обоих. Даже если сейчас это невыносимо больно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14, Пара

Я стоял в центре зала, пытаясь загнать обратно в клетку того безумца, что рвался наружу. Всё утро я провёл в попытках анализировать, что же со мной происходит. Почему её вкус, её запах, её сущность не просто засели в памяти, а вцепились в самую глубину моей драконьей природы, заставляя её метаться и реветь.

И тут воздух завибрировал.

По моей коже пробежали сотни невидимых игл. Мурашки. Я почуял её, когда она была ещё далеко, в конце коридора. Её запах... он был другим. Не просто сильнее. Он был... чистым. Не сдерживаемым, не подавленным. Он был её истинной сутью, и она пахла спелым персиком, ночной прохладой и дикой магией, от которой кружилась голова.

Пазлы, над которыми я бился всю ночь, с грохотом сложились в единую, оглушительную картину.

Амулет.

Он не просто защищал её. Он

подавлял

её. Скрывал её истинную природу. И её магию. И этот... этот божественный аромат, что сейчас сводил меня с ума.

Она открыла дверь.

И тогда это случилось. Не просто удар, не просто осознание. В самое сердце, в ту самую точку, где спала моя древняя душа, вонзилось что-то острое и безоговорочное. Это было не желание. Не интерес. Это было... узнавание.

Пара.

Слово пронеслось в сознании не как мысль, а как приговор, высеченный на камне. Мой внутренний дракон, до этого лишь беспокойно ворочавшийся, взбунтовал. Он рванулся к ней с такой силой, что у меня потемнело в глазах. Это был не голод, не вожделение. Это была яростная, первобытная потребность.

Моя.

Я еле сдерживался, медленно поворачиваясь к ней. Каждый мускул был напряжён до предела, сдерживая рёв, который рвался наружу. Я видел её испуганное лицо, слышал её дрожащий голос, говоривший что-то о «последнем занятии».

Но мой взгляд прилип к тому месту на её груди, где должен был висеть тот проклятый кусок металла. Его не было.

— Амулет? — мой собственный голос прозвучал чужим, низким и опасным даже для моих ушей. — Ты его сняла?

Её растерянное «да» было последней каплей. Она не понимала. Она не понимала, что только что сорвала печать. Что выпустила на волю не только свою истинную сущность, но и разбудила во мне то, что спало веками.

Она что-то пробормотала про вчерашнее и бросилась прочь. Я не стал её останавливать. Потому что если бы я сделал хоть шаг, я бы не просто остановил её. Я бы приковал её к себе навсегда. А сейчас... сейчас мне нужно было время. Чтобы осознать. Чтобы принять. Чтобы понять, как подступиться к этой новой, оглушительной реальности. Она была не загадкой. Она была

судьбой

. И мой дракон, наконец-то, это почуял в полной мере.

Я рухнул на колени, мраморный пол холодом пронзил ткань брюк, но это было ничто по сравнению с бурей внутри. Мой внутренний дракон, десятилетиями дремавший, усмиренный волей и долгом, вырвался на свободу. Он не просто проснулся — он бесновался, рвал меня изнутри, требуя одного — её. Рёв, который я не выпускал, стоял комом в горле, а по спине бежали волны жара, чешуя проступала и исчезала, не в силах пробиться сквозь человеческую оболочку полностью.

Моя. Пара.

Эти слова отдавались в каждом ударе сердца, в каждом нервном окончании. Это была не догадка, не надежда. Это была истина, выжженная в самой моей сути. Всё — её страх, её побег, её сопротивление, этот странный амулет, её внезапно расцветшая магия — всё это вело к этому.

Я изо всех сил впивался пальцами в пол, пытаясь обрести точку опоры, удержать контроль. Но он ускользал, как песок сквозь пальцы. Её запах, чистый и не сдерживаемый более, всё ещё витал в воздухе, сводя с ума. Собрав всю свою волю, я с трудом дотянулся до коммуникатора. Пальцы плохо слушались, дрожали. Я набрал единственный номер, на который мог положиться.

— Герман... — мой голос прозвучал хрипло, сдавленно, полным не моей, а драконьей боли. — Ко... мне. Тренировочный зал. Срочно.

Я не стал объяснять. Я не мог. Я бросил коммуникатор и снова упёрся ладонями в пол, сжимаясь в комок агонии и прорывающейся мощи, пытаясь не дать дракону вырваться и пуститься в погоню. Чтобы не совершить то, чего уже нельзя будет исправить.

Герман ворвался в зал не через несколько минут, а через несколько секунд, словно он уже был на подхвате. Его ухмылка слетела с лица, едва он увидел меня.

— Боги, Андор... — он замер на пороге, его взгляд быстро оценил ситуацию: мою позу, напряжённые мышцы, дикий блеск в глазах, который я уже не мог скрыть.

Он не задал глупых вопросов. Он не стал подходить слишком близко. Он просто резко хлопнул в ладоши, и по залу пробежала волна сдерживающей магии — не агрессивной, а успокаивающей, как барьер.

— Держись, — его голос был твёрдым и спокойным, без тени насмешки. — Дыши. Ты в Академии. Ты — ректор. Она никуда не денется.

«Она». От этого слова по мне пронёсся новый спазм. Дракон внутри зарычал, требуя, чтобы я встал, нашёл её, заявил свои права.

— Не... могу... — прорычал я сквозь стиснутые зубы. — Чёртов... амулет... Она... — я не мог выговорить это слово вслух. Не сейчас.

— Понял, — Герман кивнул, его взгляд стал острым, аналитическим. — Значит, так. Значит, он скрывал не просто её магию. Он скрывал

истинность

.

Он сделал шаг вперёд, но не ко мне, а к тому месту, где она стояла.

— Её запах... он изменился. Стал чище. Сильнее. — Он посмотрел на меня. — И твой дракон это почуял. По-настоящему.

Он был прав. Слишком прав. Амулет был не щитом от опасности. Он был маскировкой. От меня.

— Что делать? — выдавил я, чувствуя, как чешуя снова проступает на тыльной стороне ладоней.

— Сначала — взять себя в руки, — безжалостно парировал Герман. — Потом — думать. Если то, что я подозреваю, правда... — он многозначительно посмотрел на меня, — ...то твоё «исследование» только что перешло на совершенно новый уровень. И тебе нужно быть хладнокровным, Андор. Иначе ты её просто испугаешь до смерти.

Мысль о том, что я могу причинить ей вред, подействовала как ушат ледяной воды. Дракон внутри на мгновение отступил, уступая место пронзительному, почти человеческому страху.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сделал глубокий, прерывистый вдох и медленно выпрямился, всё ещё опираясь на руку.

— Она... сказала, что это последнее занятие, — пробормотал я, и в голосе моём слышалась неприкрытая, дикая боль.

Герман фыркнул.

— После того, как ты на неё так посмотрел? Не сомневаюсь. Но теперь, — его улыбка вернулась, но на этот раз она была хитрой и понимающей, — игра изменилась. Ты больше не просто охотник за загадками. Тебе нужно не разгадать её. Тебе нужно... убедить её. А для этого тебе нужно прийти в себя. И разработать новую стратегию.

Он был прав. Снова прав. Буря внутри начала понемногу стихать, сменяясь леденящим, сфокусированным холодом. Страсть никуда не делась. Но теперь её сопровождала новая, всепоглощающая цель. Она была моей парой. И я сделаю всё, чтобы она это признала.

Я выпрямился, с силой проведя рукой по лицу, сметая остатки чешуи и внутренней бури. Дыхание выравнивалось, но не спокойствие, а холодная, стальная решимость наполняла меня. Дракон больше не бунтовал. Он затаился, согласившись с новым планом, но его присутствие было теперь постоянным, тяжёлым фоном в моём сознании.

— В кабинет, — бросил я Герману, и мы быстрым, решительным шагом покинули тренировочный зал.

Ступив в знакомое пространство своего кабинета, я ощутил слабый, почти неуловимый шлейф её запаха, оставшийся с прошлого раза. Его было достаточно, чтобы когтистая лапа снова сжала моё нутро. Я резко обернулся к Герману.

— Мне нужно приглушить её запах, — выдохнул я, и в голосе моём прозвучала не просьба, а приказ, рождённый отчаянием. — Он сводит с ума. Лишает рассудка. У нас есть пары, которые я веду, и там она... — я не договорил, но Герман понял. Понял, что я не выдержу, если этот аромат будет преследовать меня на каждом занятии, сводя всю мою волю на нет.

Герман, до этого момента сохранявший деловой вид, встрепенулся. В его глазах вспыхнул интерес, смешанный с долей трепета перед поставленной задачей.

— Понял, — кивнул он, его ум уже, видимо, перебирал возможные заклинания и артефакты. — Приглушу. Создам барьер, фильтр на твоё обоняние. Он не уберёт его полностью — это невозможно, да и не нужно, — но он сделает его... терпимым. Позволит тебе думать.

Он уже рылся в ящиках своего стола, доставая магические кристаллы и свитки с рунами.

— Дай мне час. Максимум два. И... Андор, — он на секунду встретился со мной взглядом, — что бы там ни было... поздравляю. И соболезную. Истинная пара — это и благословение, и проклятие. Особенно для нашего рода.

Я не ответил. Я просто стоял у окна, глядя на Академию, и чувствовал, как новая реальность — одновременно пугающая и желанная — накрывает меня с головой. Охота закончилась. Началось нечто гораздо более сложное и опасное.

Через час Герман вернулся. В его руке лежал не новый амулет, а тонкая серебряная цепочка с небольшим, тускло мерцающим серым камнем в оправе. Он выглядел просто и невзрачно.

— Держи, — протянул он мне. — Это не блокировка. Это... фильтр. Как затемнённое стекло. Ты будешь чувствовать её присутствие, её силу, но острые края, тот самый аромат, что сводит тебя с ума, будут сглажены. Должно хватить, чтобы ты мог вести пары, не кидаясь на неё с рёвом.

Я взял цепочку. Металл был холодным. Я почувствовал лёгкое сопротивление, когда надевал её — будто моя собственная сущность протестовала против этого ограничения. Но как только камень коснулся кожи, мир вокруг изменился.

Фоновый гул её присутствия в Академии никуда не делся. Но тот огненный, пьянящий шквал, что обрушился на меня в зале, утих. Теперь это было похоже на отдалённый запах дыма от костра — ощутимый, но не обжигающий. Я мог дышать. Я мог думать.

— Работает, — констатировал я, с облегчением выдыхая.

— Рад это слышать, — Герман снова ухмыльнулся, но на этот раз в его улыбке читалась усталость. — Создавать такие штуки под заказ — не самая простая работа. Но для твоего душевного спокойствия... и безопасности наших студентов... постарался.

Я кивнул, ощупывая гладкую поверхность камня. Это было временное решение. Костыль. Но он давал мне необходимое время. Время, чтобы прийти в себя. Время, чтобы разработать новый подход. Время, чтобы... убедить её.

— Спасибо, Герман, — сказал я, и в моём голосе прозвучала редкая для него искренняя благодарность.

— Не за что, — он махнул рукой. — Теперь иди и составь какой-нибудь хитроумный план по завоеванию своей строптивой пары. А я... я, пожалуй, пойду проверю, как поживает моя вампирша. У неё, кажется, сегодня факультатив по древним рунам.

Я не мог сдержать медленную, почти мечтательную улыбку, глядя на расписание на завтра. Ирония судьбы была поистине изощрённой.

— У нас завтра пара, — произнёс я, больше для себя, чем для Германа. — Изучаем слияние аур. — Я поднял на него взгляд, и мои глаза, должно быть, светились тем самым опасным блеском, который он знал так хорошо. — Вот как раз и будем сливаться с ней.

Представление о том, чтобы наконец-то позволить своей энергии, своей сути, смешаться с её... без всяких барьеров, без амулетов... это было одновременно и пыткой, и самым сладким из возможных искушений.

Герман замер на пороге. Он обернулся, и на его лице расцвела самая похабная ухмылка, какую я только видел.

— Андор, — он протянул моё имя с притворным ужасом. — Ты там только... порнуху с вашим «слиянием» всему потоку не показывай. А то бедные первокурсники с ума сойдут от такого зрелища. Или, что более вероятно, — он подмигнул, — получат самое ценное практическое занятие в своей жизни.

— Герман! — мой рык прозвучал громче, чем я планировал, и эхом отозвался в кабинете. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, а новый амулет на шее дрогнул, слегка сдерживая всплеск ярости и... смущения.

Он только рассмеялся, подняв руки в защитном жесте.

— Ладно, ладно, шучу! Сливай свои ауры, восхищайся её магией, будь образцовым ректором! — Он уже почти скрылся за дверью, но бросил напоследок: — Но если что... я всегда готов принять эстафету и провести для неё... частный урок!

Дверь захлопнулась, оставив меня одного с пылающими ушами и смесью ярости и странного, нелепого веселья. Чёрт возьми, Дрейк. Но он, как всегда, попал в самую точку. Завтрашняя пара будет испытанием на прочность. И для моей ауры, и для моего самообладания.

Глава 15. Точка

Следующий день. Пара с Андором. Я надеялась, что он оставит меня в покое, даст затеряться среди других студентов. Но нет. Как только он объявил тему — «Слияние разных аур» — его взгляд сразу же нашёл меня.

— Мисс Фей, — его голос прозвучал ровно, официально, но в глубине золотистых глаз я увидела ту самую, знакомую искру. — Ко мне.

Он всех разделил по парам, а меня взял к себе. Я сглотнула, чувствуя, как по спине бегут противные мурашки. Подойти к нему, стоять так близко... Я всё ещё помнила. Помнила обжигающее тепло его ладоней на моей коже, власть его поцелуев, тот унизительный и ослепительный пик, которого он добился от моего тела так легко.

От этих воспоминаний становилось вдвойне неловко. И... страшно. Потому что в последнее время моё тело и сердце вели себя предательски. Они не цепенели от страха, а именно

трепетали

при его виде. Появлялась дурацкая надежда поймать его взгляд, а когда он касался меня во время тренировок, по коже разливалось не только напряжение, но и какая-то тёплая, сладкая слабость.

«Ой, какой плохой знак, — с ужасом подумала я, подходя к нему. — Не хватало ещё влюбиться в этого дракона».

Он стоял, невозмутимый и величественный, ожидая меня. На нём была обычная форма преподавателя, но сегодня она казалась ему тесной. От него исходила сдержанная мощь, и мой собственный, вновь освобождённый магический поток заволновался в ответ, словно река, чувствующая океанский прилив.

— Итак, мисс Фей, — он произнёс, и его голос был тихим, предназначенным только для меня. — Основная задача — не подавить ауру партнёра, а позволить ей взаимодействовать с вашей. Почувствуйте течение. Найдите резонанс.

Он протянул руки ладонями вверх, приглашая меня положить свои. Это был стандартный учебный жест. Но для нас он был всем, чем угодно, только не стандартным.

Я медленно, почти не дыша, положила свои ладони на его. Его кожа была тёплой и сухой. И в тот же миг я почувствовала это. Не просто его магию. Не просто мощь. Я почувствовала...

его

. Глубокий, древний гул силы, скрытой под человеческой оболочкой. И что-то ещё... какую-то новую, сдержанную ноту, которой раньше не было. Будто между нами теперь висел невидимый барьер, но сам сигнал стал только чище.

И моя собственная аура, обычно дикая и пугливая, вместо того чтобы отшатнуться, потянулась к нему. Мягко, но настойчиво. Ища того самого «резонанса».

Я подняла на него испуганный взгляд. Он смотрел на меня с тем же аналитическим интересом, но в его глазах читалось нечто новое — не голод, а... ожидание.

— Начинайте, — тихо скомандовал он.

И я закрыла глаза, позволяя нашим энергиям встретиться, чувствуя, как моё предательское сердце отбивает барабанную дробь не только от страха, но и от чего-то гораздо более опасного.

Наши ауры встретились, и это было не похоже ни на что из того, что я чувствовала раньше. Это не было борьбой, не было подавлением. Это было... как если бы две реки, долго бежавшие параллельно, наконец слились в одно русло.

Но вместе с мощным, гармоничным потоком энергии пришло и нечто другое. Волна жара, начавшаяся в месте соприкосновения наших ладоней и разлившаяся по всему телу. Она была густой, сладкой и до боли знакомой. Это было возбуждение. То самое, животное и всепоглощающее, что он вызывал во мне своим прикосновением, своими поцелуями.

«Так и должно быть при слиянии?» — пронеслось в голове панической мыслью. Нет. Нет, конечно нет! На лекциях нам говорили о взаимном усилении, о симбиозе, о создании единого защитного поля. Никто не упоминал об этом... этом пожирающем огне, который заставлял кровь пульсировать в висках, а низ живота сжиматься от напряжённого ожидания. Мои ноги внезапно подкосились. Не от слабости, а от переизбытка ощущений. Я едва удержалась на ногах, мои пальцы рефлекторно сжали его ладони.

Я открыла глаза и увидела его лицо. Его золотистые глаза были прищурены, дыхание чуть участилось. Он тоже это чувствовал. Это была не просто моя реакция. Это было

наше

.

— Стабильность, мисс Фей, — его голос прозвучал низко и немного хрипло, выдавая его собственное напряжение. — Контролируйте поток. Не позволяйте эмоциям взять верх над магией.

Но это было невозможно. Потому что это не были просто эмоции. Это была наша суть, смешивающаяся на каком-то фундаментальном уровне и высекающая эту ослепительную, опасную искру. И я боялась, что если это продолжится, я не просто упаду. Я расплавлюсь у него на глазах.

Я выдохнула и закрыла глаза, пытаясь отгородиться от реальности, но это только усилило ощущения. Потому что реальность была теперь внутри меня.

Боги... Это было не слияние. Наши энергии не просто текли вместе, создавая нечто новое. Они... сплетались. Они терлись друг о друга, как два тела, входя в резонанс, который был слишком интимным, слишком мощным, слишком...

плотским

.

«Они занимались сексом, если такое вообще возможно!» — эта шокирующая, неприличная мысль пронеслась в голове, и я почувствовала, как вся кровь приливает к лицу.

Моё дыхание участилось, стало прерывистым и поверхностным. Я слышала его. Слышала, как Андор тоже тяжело дышит. Глухие, сдавленные вдохи и выдохи, которые он явно старался сдерживать, но безуспешно. Его большие пальцы непроизвольно двигались, слегка массируя мои ладони, и от этого прикосновения по моим рукам пробегали новые разряды этого сладкого, разъедающего огня.

Я чувствовала его не только ладонями. Я чувствовала его

всей

. Каждая клетка моего тела вибрировала в унисон с его энергией, отвечая на неё тем самым, постыдным, предательским трепетом. Это было страшнее, чем любой его поцелуй, любое прикосновение. Потому что это происходило глубоко внутри, на уровне души, и скрыть это было невозможно. Он должен был это остановить. Он был ректором, преподавателем. Он должен был разорвать контакт, сделать замечание, что-то!

Но он не делал этого. Он просто стоял, дышал и позволял этому безумию продолжаться. И в этой его пассивности была самая оглушительная исповедь. Он чувствовал то же самое. И он, как и я, не мог или не хотел это прекращать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тут он разомкнул руки.

Движение было резким, почти отрывистым, будто он с силой отрывал два магнита. Разрыв контакта отозвался во мне физической болью — внезапной, острой пустотой, как будто лучшую часть меня вырвали с корнем.

Я едва не пошатнулась, едва удерживая равновесие. Воздух, который секунду назад был густым и тяжёлым от нашей сплетённой магии, снова стал просто воздухом.

Андор сделал шаг назад. Его лицо было напряжённым, на скулах проступил опасный румянец. Он провёл рукой по шее, а затем резким, почти яростным движением расстегнул верхнюю пуговицу своей безупречной рубашки, как будто ему не хватало воздуха.

Он отвернулся от меня, обращаясь к замершей в изумлении аудитории. Его голос, когда он заговорил, был низким и хриплым, но в нём звучала железная воля, заставляющая подчиниться.

— А теперь... все... живо... практиковаться!

Эти слова, вырванные сквозь зубы, прозвучали не как предложение, а как приказ, отдаваемый самому себе не меньше, чем им. Он не смотрел на меня. Он не мог. Так же, как и я не могла оторвать от него взгляд, видя, как мощные мышцы его спины напрягаются под тканью рубашки, и чувствуя, как моё собственное тело всё ещё ноет от эха того магического соития.

Студенты, ошеломлённые и смущённые, начали нерешительно расходиться по парам. А я стояла, как истукан, с пылающими щеками и дрожащими руками, смотря на его спину и понимая, что только что мы перешли какую-то новую, невидимую грань. И отступать было уже некуда.

И тут он повернулся и уставился на меня.

Но это был уже не тот взгляд. Не насмешливый взгляд охотника, не холодный взгляд ректора, не пылающий взгляд страсти. Это было что-то... другое. Глубокое, бездонное, почти... потрясённое.

Что-то изменилось. В нём. В энергии, что всё ещё витала вокруг нас, разорванная, но не исчезнувшая. В самом воздухе между нами.

Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Будто только что прочитал самую важную книгу в своей жизни и не мог поверить в написанное. В его золотистых глазах не было ответов — лишь миллион новых вопросов, и все они были обо мне. Он не сказал ни слова. Просто смотрел. Его грудь всё ещё тяжело вздымалась, а пальцы сжимались и разжимались, будто ища ту связь, что только что была разорвана.

И я понимала. То, что произошло, было не просто всплеском магии или физиологией. Это было что-то фундаментальное. Я сглотнула, чувствуя, как его взгляд прожигает меня насквозь. Я не могла выдержать этого нового, пронзительного выражения на его лице. Это было опаснее любого гнева или желания. Я резко отвела взгляд, демонстративно отвернувшись к другим студентам, делая вид, что изучаю их попытки слияния аур. Но я ничего не видела. Перед глазами стояло только его лицо — ошеломлённое, лишённое всякой маски.

«Еще не хватало, чтобы он увидел, что я...»

Мысль оборвалась, не находя подходящего слова. Что я? Напугана? Да, до смерти. Смущена? Ещё бы. Но это было не то.

«...что я влюбилась...»

Это слово, тихо прозвучавшее в глубине сознания, заставило меня похолодеть изнутри. Нет. Это невозможно. Это было бы верхом идиотизма. Влюбиться в дракона? В своего ректора? В того, кто видел во мне лишь диковинку для своих исследований?

Но предательское трепетание сердца, тепло, разливавшееся по груди при одном его взгляде, и эта дурацкая, неистребимая надежда — всё кричало об обратном.

Я чувствовала, как его взгляд всё ещё тяжело лежит на моём затылке. Он ничего не говорил. Он просто наблюдал. И в его молчании было больше вопроса, чем в любых словах. А я боялась, что если сейчас обернусь, он прочитает в моих глазах всё. Всю мою глупость, всю мою уязвимость, всю эту новорождённую, хрупкую и такую неуместную нежность, что пряталась за страхом, поэтому я стояла, напряжённая как струна, и делала вид, что он для меня — просто преподаватель. А наша аура, что только что занималась с ним «сексом», — просто учебное задание. И надеялась, что он поверит в этот жалкий спектакль. Хотя бы на время.

«Нельзя, нельзя влюбляться в дракона...» — эта мысль зазвучала в голове настойчивым, паническим рефреном. Я сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь болью заглушить тот безумный трепет, что поднимался из глубины груди.

«Я не его пара...»

Это была самая важная, самая спасительная мысль. Истинные пары — это что-то из сказок, из древних пророчеств. Это не про нас. Он — могущественный наследник драконьего рода, я — кицуне с проблемной магией. Всё, что было между нами, — это игра его эго, его скуки, его одержимости разгадкой. А теперь... теперь это ещё и какая-то магическая аномалия, химическая реакция наших аур.

Но не судьба. Никогда.

Я заставила себя сделать глубокий, ровный вдох, выпрямила спину. Нужно было держаться. Спрятать всё это подальше. Я рискнула бросить на него быстрый взгляд через плечо. Он всё ещё стоял на том же месте, но теперь его лицо снова стало маской ректора — холодной, собранной, нечитаемой. Только в глубине глаз, казалось, всё ещё тлели угли того самого потрясения.

Он что-то сказал другой паре студентов, его голос прозвучал ровно и властно. Он возвращался к своей роли. И мне следовало сделать то же самое. Я развернулась и направилась к выходу из зала, не оглядываясь, чувствуя, как его взгляд провожает меня. Каждый шаг давался с трудом. Но я шла. Потому что позволить себе влюбиться в него — значило подписать себе приговор. А я ещё хотела выжить в этом мире. Даже если для этого придётся разбить своё собственное, глупое, внезапно забившееся сердце.

Ко мне подбежала Наталья, её глаза сияли как у кошки, нашедшей сметану.

— Ух, от вас прям секс витал в воздухе! — выпалила она, не понижая голоса.

Я сглотнула, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.

— В смысле? — попыталась я сделать вид, что не понимаю.

— Ну ауры так сплелись! — Наталья вращала руками, изображая некое хаотичное сплетение. — Прям завораживающе было! Я чуть со стула не упала, честно! Все вокруг просто копошились, а у вас... — она многозначительно подмигнула, — ...прямо целая драма в энергиях разворачивалась. Он потом весь урок ходил, как раскалённый, а ты — как варёный рак.

От её точности мне стало ещё жарче. Она, как всегда, видела всё.

— Так, ладно, хватит про учёбу, — Наталья махнула рукой, видя моё смущение. — В пятницу Хеллоуин в Академии! Идёшь?

Мысль о том, чтобы на один вечер забыть о драконах, аномальных слияниях аур и своих глупых чувствах, показалась раем.

— Конечно! — ответила я слишком быстро, с облегчением хватаясь за эту соломинку. — Только давай без... всяких «исследований» и «слияний».

— Договорились! — Наталья звонко хлопнула меня по плечу. — Только страшные костюмы, тонны сладостей и никаких тебе драконов! Ну, кроме тех, что будут в виде тыкв, — она засмеялась и потянула меня за собой из зала, болтая о возможных нарядах.

И я позволила ей увлечь себя, стараясь думать о маскараде, а не о тяжёлом, пронизывающем взгляде, что, я знала, ещё долго будет преследовать меня. Один вечер. Всего один вечер нормальной жизни. А там... там видно будет.

Наталья сияла как ёлочная гирлянда, её глаза блестели от предвкушения хаоса.

— Итак, Диан, — объявила она с видом главного стратега, — я уже твой костюм заказала!

У меня ёкнуло сердце. Опыт подсказывал, что идеи Натальи в плане одежды всегда были на грани фола.

— И... что на этот раз? — с опаской спросила я.

— Секси ведьмочка! — она выпалила с торжеством и хихикнула, видя моё округлившиеся глаза. — Чёрное кружево, высокие разрезы, всё как ты любишь! Ну, то есть как

я

люблю для тебя!

Я застонала, представляя себе этот наряд. «Секси ведьмочка» в Академии, полной магических существ, которые и без того смотрели на меня с излишним интересом... Это была катастрофа.

— А себе я заказала секси демоницу! — продолжила она, явно гордясь своим выбором. — С рожками, хвостиком и в самом соблазнительном красном бархате. Будем самой горячей парой на празднике!

— Наташ, — попыталась я возразить, — мы же договорились без «исследований»! А в таких нарядах мы будем как... как главные призы для любого желающего «провести расследование»!

— Ой, перестань! — она отмахнулась. — Это же Хеллоуин! Все будут в костюмах! А наши будут просто... самыми лучшими. И потом, — она подмигнула, — кто сказал, что мы будем эти «исследования» поощрять? Мы можем просто... сиять. И смотреть, как все остальные от зависти зеленеют. Или, — её взгляд стал хитрющим, — если уж

кто-то один

конкретный зазеленеет от ревности, то это будет просто забавным бонусом.

Я покачала головой, но сдалась. Спорить с Натальей, когда она была в таком настроении, было бесполезно. Да и часть меня, та самая, что всё ещё тлела от памяти о слиянии аур, с глупым любопытством задавалась вопросом... а что, если он и правда увидит? Что, если он...

Я резко оборвала эту мысль. Нет. Хеллоуин должен был стать побегом. Побегом от него, от его взгляда, от этих опасных чувств. Даже если для этого придётся нарядиться в костюм «секси ведьмочки» и надеяться, что он не появится на празднике. Хотя я знала, что это была пустая надежда. Андор Всеславский был вездесущ. Особенно когда этого не хотелось больше всего.

Наталья подозрительно прищурилась, изучая моё рассеянное лицо.

— Итак, Диана, ты меня вообще слушаешь? — протянула она, поджав губы.

Я вздрогнула, вынырнув из водоворта своих мыслей, где причудливо переплетались образы драконьих глаз и вспышки магического резонанса.

— Наташ, да-да, конечно, — закивала я с притворной бодростью. — Я согласна. На любой костюм.

Её взгляд стал ещё более скептическим. Она явно видела, что я пролетела мимо всех деталей её грандиозного плана.

— Ладно... — протянула она, но в голосе слышалось недоверие. — Главное — не передумай!

— Не передумаю, — пообещала я, уже отступая к двери. Воздух в комнате вдруг показался мне невыносимо спёртым. Кожа под одеждой была горячей, будто до сих пор хранила отпечаток той... той

близости

. — Я пойду, пожалуй, в душ... что-то жарко стало после всех этих... сливаний.

Я чуть не сказала «слияний», но вовремя поймала себя. Последнее, что мне было нужно, — это дать Наталье новую пищу для её догадок.

— Ага, «сливаний», — она фыркнула, но отпустила меня взглядом, полным понимающего веселья. — Беги, беги, омывайся. А я пока подумаю, какие туфли будут идеально сочетаться с твоей... сексуальной ведьминской аурой.

Я схватила полотенце, , сгребла в охапку чистую одежду и выскользнула в коридор. «После всех этих сливаний». Боги. Даже моё собственное подсознание теперь работало против меня. Душ был хорошей идеей. Мне нужно было смыть с себя это воспоминание. Или... попытаться, по крайней мере.

И вот тогда я столкнулась с ним. В прямом смысле.

Я не смотрела по сторонам, и он, видимо, вышел из какого-то служебного помещения. Я влетела ему в грудь, и моя стопка вещей чуть не вывалилась из рук.

— Ой! Простите! — выпалила я, отскакивая и поднимая взгляд.

Андор. Конечно, Андор. Он стоял, слегка пошатнувшись, и его взгляд скользнул с моего растерянного лица на одежду в моих руках — на лёгкую домашнюю футболку, спортивные штаны и... моё полотенце.

Его бровь медленно поползла вверх. А на его губах появилась та самая, хитрая, всё понимающая улыбочка, от которой у меня перехватывало дыхание. Он не сказал ни слова. Он просто смотрел на мою ношу, а затем снова на меня, и в его глазах читалась целая история — о том, что он знал,

почему

я бегу в душ. О том, что помнил то же самое, что и я.

Я почувствовала, как по мне разливается огненная волна смущения. Боги, он, наверное, думал, что я бегу смывать... его. Его прикосновения. Его поцелуй. Следы нашего «слияния».

— Я... — я не нашла слов. Просто сглотнула и, не в силах выдержать его насмешливый взгляд, рванула прочь, к душевым, чувствуя, как уши горят огнём.

Он не стал меня останавливать. Но я на спине чувствовала его взгляд, полный торжествующего понимания, до самого момента, пока дверь в женскую раздевалку не захлопнулась за мной, не дав мне хоть какой-то защиты. Я влетела в душевую, захлопнула за собой кабинку и, не мешкая, стянула с себя форму. Ткань, казалось, прилипла к коже, напоминая о каждом его взгляде, каждом случайном прикосновении.

Я встала под поток воды. Горячий, почти обжигающий. Именно то, что нужно. Я надеялась, что он смоет это странное, липкое ощущение его внимания, смущение от нашей встречи и... ту глупую дрожь, что пробежала по мне, когда он улыбнулся. Я закрыла глаза, позволив воде стекать по лицу. Но вместо того чтобы расслабиться, я снова увидела его. Его улыбку. Его приподнятую бровь. Его взгляд, который, казалось, видел меня насквозь — видел мою панику, моё смущение и, возможно, даже то тёплое, предательское возбуждение, что он всё ещё умудрялся во мне вызывать.

«Боги, — подумала я, проводя руками по мокрым волосам. — Он, наверное, сейчас стоит там и смеётся. Довольный, что снова вывел меня из равновесия одной лишь улыбкой».

Вода была горячей, но она не могла сжечь воспоминания. Она не могла смыть осознание того, что каждый наш мимолётный контакт только сильнее запутывал меня в этой паутине, которую он вокруг меня плел. Вода продолжала литься, но её тепло уже не могло прогнать внутренний холод, охвативший меня. Я прислонилась лбом к прохладной кафельной стене, чувствуя, как по щекам смешиваются струи душа и горькие, солёные слезы.

«Да... всё-таки моё «нет» было правильным решением...»

Эта мысль, рождённая не страхом, а горьким, отрезвляющим осознанием, принесла странное, болезненное облегчение. Я была права, когда побежала от него тогда, в баре. Я была права сегодня, пытаясь разорвать этот контакт.

Потому что то, что я начинала испытывать к нему... этого действительно не должно было быть.

Это была не просто симпатия или мимолётное увлечение. Это было что-то глубже, опаснее. Что-то, что пускало корни в самой моей сути, заставляя трепетать не только тело, но и душу при одном его взгляде. Это было похоже на болезнь, на магический вирус, против которого у меня не было иммунитета. А он... он был драконом. Существом из другого мира, другой реальности. Его интерес ко мне был интересом коллекционера к редкому экспонату, учёного — к сложной загадке. Даже это «слияние» аур... для него это было просто ещё одним этапом «исследования».

Я вытерла лицо, смешивая воду и слёзы. Нет. Я не позволю этому идти дальше. Я не позволю себе стать его очередным увлечением, которое он изучит, разгадает, а потом... отложит в сторону, когда найдёт свою настоящую, предназначенную ему судьбу.

Моё «нет» было щитом. Единственным, что отделяло меня от неминуемого падения. И я должна была держаться за него, даже если каждое его присутствие, каждый взгляд, каждая улыбка заставляли этот щит трещать по швам. Я выключила воду и завернулась в полотенце. Дрожь, что пробегала по телу, была уже не от возбуждения, а от решимости. Решимости выжить. Даже если для этого придётся разбить своё собственное, глупое, непослушное сердце.

Я открыла кабинку, всё ещё дрожа от пережитых эмоций, и застыла на месте, как вкопанная.

Он стоял там, прислонившись к проёму душевой, перекрывая выход. Его могучая фигура казалась ещё больше в тесном пространстве, заполненном паром. Рубашка была расстёгнута на пару пуговиц, волосы слегка растрёпаны, а в золотистых глазах плясали те самые опасные «чёртики», что я видела в баре. Но сейчас в них было нечто новое — не насмешка и не голод, а какая-то тёмная, неумолимая решимость. Он смотрел на меня, закутанную в полотенце, с мокрыми волосами и, наверное, заплаканными глазами. В его взгляде не было ни капли смущения. Было лишь холодное, хищное удовлетворение от того, что он снова загнал меня в угол.

Воздух перестал поступать в лёгкие. Вся моя решимость, все праведные мысли о «правильном решении» разлетелись в прах под тяжестью его присутствия. Остался только животный страх и... предательское, лихорадочное биение сердца где-то в горле.

Я сглотнула, и моё тело, повинуясь инстинкту, само попятилось назад, в глубь кабинки. Плечи упёрлись в холодную мокрую стенку. Бежать было некуда.

— Уйди, — прошептала я, и мой голос прозвучал слабо и сипло, почти неслышно над шумом воды в соседних кабинках.

Он не шелохнулся. Только его губы растянулись в медленной, беззвучной ухмылке. Он наклонился чуть вперёд, сокращая и без того минимальную дистанцию между нами. Его глаза, казалось, светились изнутри в полумраке раздевалки.

— А то... что? — тихо, почти ласково произнёс он, и в его голосе слышалась опасная, игривая угроза. — Если нет? Что ты сделаешь, Диана? Будешь кричать? — Он покачал головой, и его взгляд скользнул по моему лицу, по влажной коже плеч. — Здесь никого нет. Или... попытаешься оттолкнуть меня? — Он мягко усмехнулся. — Мы оба знаем, чем это заканчивается.

Он был прав. Я была в ловушке. Без амулета, без сил, без какой-либо возможности сопротивляться. И он знал это. Он наслаждался этим. Я сжала края полотенца так, что костяшки пальцев побелели, не в силах вымолвить ни слова в ответ на его вопрос. Потому что ответа у меня не было.

— Не смущайся, сладкая, — повторил он, и его голос потерял насмешливый оттенок, став низким и... искренним? — Я просто зашел, услышав, что ты плакала.

Он не двигался с места, всё так же блокируя выход, но его поза изменилась. Он больше не напоминал хищника, готовящегося к прыжку. Скорее... стражника у клетки с раненой птицей.

Я замерла, не веря своим ушам. Он

услышал

? Сквозь шум воды, через дверь? И... его это взволновало? Настолько, что он, Андор Всеславский, вломился в женскую душевую? Я смотрела на него, на его напряжённое лицо, на тень беспокойства в глазах, которую он не мог скрыть. И всё моё недавнее решение, вся моя защитная ярость начали таять, оставляя после себя лишь горькую, болезненную уязвимость.

— Я... — мой голос снова предательски дрогнул. — Я не плакала.

Это была жалкая, детская ложь, и мы оба это знали. Но он не стал указывать на это. Он просто смотрел на меня, и в его взгляде было что-то такое, от чего комок в горле стал только больше.

— Ладно, — тихо сказал он. — Не плакала.

Он сделал шаг назад. Всего один. Давая мне пространство. Но его взгляд по-прежнему держал меня в плену.

— Но если бы плакала... — он продолжил, и его голос снова приобрёл лёгкую, знакомую усмешку, но на этот раз в ней не было злобы, — ...то у дракона, который является твоим ректором, есть определённые обязанности. В том числе — выяснять, кто довёл его студентку до слёз в учебном заведении.

Он смотрел на меня, и в его глазах читался немой вопрос. Он ждал. Ждал, что я скажу ему правду. И я, парализованная этой новой, незнакомой стороной его, не знала, что делать. Признаться? Рассказать, что это он сам, своим присутствием, своими взглядами, своей игрой, доводит меня до слёз? Или продолжать отпираться, прячась за своё «нет»?

Я сглотнула, чувствуя, как его слова — одновременно заботливые и провокационные — расковывают мою защиту. Глаза снова наполнились предательской влагой.

— Один... самоуверенный дракон... с наглой ухмылкой, — выдохнула я, не в силах сдержаться. Слова вырвались тихо, сгоряча, обнажая ту самую боль, которую я пыталась скрыть.

Я не назвала его по имени. Не нужно было. Мы оба прекрасно знали, о ком речь.

Его ухмылка на мгновение сползла с лица, сменившись чем-то неуловимым — не раскаянием, нет, но... пониманием. Он кивнул, как будто получил ожидаемый ответ.

— Понятно, — произнёс он так же тихо. Он сделал ещё один шаг назад, и теперь между нами была уже не просто щель, а настоящий проход. — Тогда, наверное, мне стоит извиниться. За самоуверенность. И за ухмылку.

Он не извинился за всё остальное. За то, что смущал, за то, что доводил, за то, что играл с моими чувствами. Но в этом частичном признании вины была своя, странная честность.

— Но, — он снова посмотрел на меня, и в его глазах вспыхнул прежний огонь, хоть и приглушённый, — если этот дракон исчезнет... станет просто ректором... тебе станет легче?

Это был не риторический вопрос. Он действительно спрашивал. И я не знала ответа. Потому что «просто ректор» — это было уже невозможно. Слишком много всего произошло.

Я молчала, сжимая полотенце, чувствуя, как его взгляд ждёт ответа, который я не могла ему дать.

— Тогда я не буду игрушкой.

Слова прозвучали тихо, но с той самой, хрупкой, но несгибаемой твёрдостью, что заставила меня оттолкнуть его в баре. Я подняла подбородок, глядя прямо в его золотистые глаза, в которых теперь плескалось нечто сложное — уважение, досада и та самая, вечная хищная искорка.

— Я не буду тем, с кем можно поиграть, пока не надоест. Не буду «исследованием» или «загадкой», которую можно разгадать и отложить в сторону. — Голос мой окреп, подпитываемый обидой и гордостью. — Если ты не можешь быть со мной как... — я запнулась, не решаясь произнести «как с равной», но мысль витала в воздухе, — ...как-то иначе, то лучше уйди. По-настоящему.

Я стояла перед ним, закутанная в полотенце, с мокрыми волосами и следами слёз на щеках, но чувствовала себя сильнее, чем когда-либо. Потому что это была не защита. Это было нападение. Вызов. Он замер, и его ухмылка окончательно исчезла. Он смотрел на меня так, будто видел впервые. Видел не испуганную студентку, а женщину, устанавливающую свои границы.

Молчание затянулось.

— Ох, Диана...

Вместо ответа он резко, почти грубо, шагнул вперёд. Его руки обхватили меня, и прежде чем я успела вскрикнуть или оттолкнуть его, он с силой притянул меня к себе. Моё тело, закутанное в полотенце, врезалось в его твёрдый торс. Я почувствовала тепло его кожи сквозь мокрую от пара рубашку, услышала гулкое, учащённое биение его сердца.

— ...ты ещё не осознаёшь, — его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий и сдавленный, — но чувствуешь. Ты не можешь не чувствовать.

Я была парализована. Шоком, близостью, оглушительной искренностью в его словах. Я пыталась отстраниться, но его объятия были как стальные обручи.

— Что... что я не осознаю? — прошептала я, и мой голос был полон смятения.

Он отвёл голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Его глаза пылали. В них не было насмешки, не было игры. Была лишь тёмная, неумолимая уверенность.

— Не сейчас, — покачал он головой. — Позже расскажу.

И прежде чем я успела что-либо возразить, он снова прижал меня к себе, крепче, почти до боли. Его рука легла мне на затылок, прижимая моё лицо к его плечу. Я чувствовала его запах — дым, магию, мужскую кожу — и тот странный, чистый аромат, что исходил теперь от меня, смешиваясь с его в одно целое.

— Просто... почувствуй, — прошептал он, и его губы коснулись моих мокрых волос.

И я чувствовала. Чувствовала, как наше дыхание синхронизируется. Как мой страх и сопротивление тают, сменяясь чем-то другим — странным, пугающим чувством... принадлежности. Будто какая-то часть меня, о которой я и не подозревала, наконец обрела своё место. И это было страшнее любого его приказа или насмешки.

«Да... влюбилась в дракона», — пронеслась в голове горькая, обречённая мысль. «Наверно, так и чувствуют себя все влюблённые дурочки... такие же растерянные, такие же беспомощные перед этой всепоглощающей силой».

Я собрала всю свою волю и резко оттолкнула его. На этот раз не испуганно, а с решимостью. Мои ладони упёрлись в его грудь, и он, застигнутый врасплох, отступил на шаг.

— Андор, всё, — сказала я, и мой голос, наконец, прозвучал твёрдо, без дрожи. — Хватит.

Я посмотрела ему прямо в глаза, в эти золотистые глубины, полные недоумения и тлеющей страсти.

— Дай мне одеться.

Я не просила. Я требовала. И в этой требовательности была не только просьба о физическом пространстве, но и о праве на собственные границы, на собственное достоинство. Даже если моё сердце разрывалось на части от близости, мой разум отказывался капитулировать.

Он замер, изучая моё лицо. Его взгляд скользнул по моим решительно сжатым губам, по прямой спине. И что-то в его выражении изменилось. Гнев? Нет. Раздражение? Возможно. Но сквозь них пробивалось нечто иное — уважение.

Он медленно, очень медленно, кивнул.

— Хорошо, — произнёс он тихо. — Одевайся.

И он развернулся и вышел из душевой, оставив дверь открытой. Он ушёл, подчинившись моей воле. Но я знала — это была не победа. Это было лишь затишье. Потому что в его уступке читалось не отступление, а перегруппировка сил.

Я натянула одежду с такой скоростью, что, казалось, побила все магические и немагические рекорды. Сердце колотилось, вырываясь из груди, мысли путались, смешивая остатки гордости с леденящим страхом и... чёрт возьми, с каплей разочарования, что он так легко отпустил. Я выскочила из душевой и почти побежала по коридору в сторону спальни.

И тут из-за массивной каменной колонны, ведущей во внутренний двор, резко вытянулась рука. Сильная, неумолимая. Она схватила меня за предплечье, и моё движение вперёд резко оборвалось.

Я вскрикнула от неожиданности и обернулась.

Андор.

Он не ушёл. Он ждал. Прислонившись к колонне, скрестив руки на груди, он был воплощением хищного терпения. Его лицо было скрыто в тени, но я чувствовала его взгляд на себе — тяжёлый, неотпускающий.

— Куда так быстро, загадка? — его голос прозвучал тихо, но в нём не было прежней насмешки. Была холодная, стальная уверенность. — Мы же не закончили наш разговор.

Он не отпускал мою руку. Его пальцы обжигали кожу даже через рукав футболки. Я пыталась вырваться, но его хватка была как тиски.

— Я всё сказала! — попыталась я выдать за твёрдость, но в голосе снова прозвучала паника.

— Нет, — он покачал головой и шагнул из тени. — Ты сказала, что не хочешь быть игрушкой. А я... — он наклонился ближе, и его дыхание коснулось моего лица, — ...не собираюсь с тобой играть. Не в этом смысле.

Он потянул меня за собой, не к душевой, а вглубь коридора, в сторону его личных апартаментов.

— Пришло время для настоящего разговора. Без... — его взгляд скользнул по моей до сих пор влажной от душа одежде, — ...отвлекающих факторов.

Я сглотнула, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. «Ну всё, он решил перейти на следующую стадию «изучения» меня как загадки. Капец!»

— Андор, нет, — мои слова прозвучали тихо, но чётко. Я собрала всю свою волю в кулак. — Я не хочу.

Он замер, и его лицо исказилось. Гнев? Нет. Это было... непонимание. Глубокая, искренняя растерянность, смешанная с чем-то, что выглядело как... боль? Нет, не может быть.

— Не хочешь? — он произнёс это шёпотом, и в его голосе не было ни капли прежней уверенности. Он смотрел на меня, будто я говорила на незнакомом языке.

В его растерянности была какая-то уязвимость, которая заставила моё собственное сердце сжаться. Но я не могла поддаться. Я помнила его слова в баре, его «исследования». Я была для него проектом. И сейчас, когда проект стал сложнее, он просто хотел углубиться.

— Н-нет, — я заставила себя продолжить, чувствуя, как слёзы снова подступают к горлу. — Я не хочу быть временной заплаткой в вашей дыре в душе, пока вы не найдёте ту самую... — голос мой дрогнул. — Не надо мне делать больно, прошу... Не приближайтесь больше...

И прежде чем он успел что-то сказать, прежде чем этот странный, уязвлённый блеск в его глазах смог меня растрогать, я с силой выдернула свою руку из его ослабевшей хватки и рванула прочь.

Я бежала по коридору, не оглядываясь, чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы. На этот раз это были не слёзы смущения или страха. Это были слёзы горького, окончательного прощания с той иллюзией, что между нами возможно что-то большее. Я поставила точку. Самую болезненную, какую только могла. И теперь мне оставалось только бежать и надеяться, что однажды эта боль утихнет.

Глава 16. Полет

Я смотрел, как она убегает. Её плечи напряжены, шаги отчаянные и быстрые. Она даже не оглянулась.

Боги...

Слова, которые она швырнула мне в лицо, отдавались в ушах оглушительным звоном. «Временная заплатка». «Дыра в душе». Она действительно так думала? Она верила, что всё это — просто каприз, попытка заполнить пустоту, пока не найдётся

настоящая

?

Яростный, глухой рёв подкатил к горлу, но я с силой сглотнул его. По стене рядом со мной поползла сетка трещин, камень задымился под неосознанным жаром моих пальцев.

Она не даёт мне сказать. Не даёт показать. Не даёт объяснить. Она просто... всё обрывает. Убегает. Каждый раз. В баре. В зале после слияния аур. Сейчас.

Это было невыносимо.

Вся моя жизнь — это контроль. Власть. Расчёт. Я привык, что мир подчиняется моей воле. А эта... эта юная кицуне с глазами полными слёз и стальным стержнем внутри просто брала и вырывала этот контроль из моих рук. Ломала все мои планы. Игнорировала все мои намёки. Не видела... или не хотела видеть того, что происходило со мной.

Она не понимала, что её «нет» разбивалось о каменную стену фактов. О то, как наша магия сплелась воедино. О то, как мой дракон, вечный скептик,

узнал

её. О то, как её запах, теперь чистый и настоящий, сводил меня с ума не потому, что был просто приятным, а потому, что был

необходимым

. Как воздух.

Я оттолкнулся от колонны и медленно пошёл в сторону своего кабинета, сжимая кулаки. Бежать за ней? Силой заставить выслушать? Это только подтвердило бы её слова о «драконе с наглой ухмылкой».

Нет. Так не получится. Её нельзя приручить силой. Её нельзя завоевать привычными методами.

Мне нужно было что-то другое. Что-то, что заставило бы её перестать бежать. Что-то, что заставило бы её

захотеть

остаться.

Я шёл, не видя ничего вокруг. Её слова, её слёзы, её убегающая спина — всё это крутилось в голове бесконечным, мучительным циклом. Кабинет был тюрьмой. Стены давили.

Ноги сами понесли меня прочь от зданий, в сторону пустынного тренировочного стадиона и прилегающего к нему магического ангара, где хранились летательные снаряды и где по ночам иногда тренировались высшие драконы.

Воздух здесь был холоднее, пахло озоном и пылью. Я остановился в самом центре поля, залитого лунным светом. Без лишних мыслей, почти на автомате, я сдёрнул с себя одежду. Ткань, пропахшая её слезами и её страхом, упала на землю комком.

И тогда я отпустил контроль.

Человеческая оболочка разорвалась с тихим, но мощным хрустом костей и плоти. Кожа затвердела, превратившись в сияющую на луне черно-золотую чешую. Позвоночник вытянулся в мощный хвост, крылья, похожие на перепонки из ночи, расправились с глухим хлопком, нарушая тишину.

Я взлетел.

Не плавно, не изящно. Рывком, с рёвом, в котором выплеснулась вся моя ярость, боль и разочарование. Я рванул в небо, оставляя внизу оглушённый грохотом воздух. Ветер свистел в ушах, холодный и очищающий. Я летел выше облаков, к звёздам, пытаясь уйти от самого себя. Но её образ летел со мной. Её слова «не приближайтесь больше» резали острее, чем ледяной ветер на такой высоте.

Я пролетел над спящей Академией, над огнями города, уходя в чёрную пустоту. Но куда бы я ни летел, я не мог улететь от осознания простой истины: она была не загадкой. Она была бурей. И я попал в её эпицентр. И теперь единственный выбор был — либо найти способ её пережить, либо позволить ей разорвать меня на куски.

Проплавав в небесах около часа, я наконец почувствовал, как внутренняя буря понемногу утихает, сменяясь леденящей, кристальной ясностью. Ярость выгорела, оставив после себя лишь холодную, неумолимую решимость. Я развернулся и пошёл на снижение, плавно планируя к земле. Ветер свистел в ушах, но теперь он лишь остужал пыл, а не раздувал его. Я приземлился с почти неслышным стуком мощных лап на краю стадиона, рядом с кабинками для переодевания.

Чешуя с тихим шелестом уступила место коже, кости сжались, крылья втянулись обратно в спину. Я снова стал... человеком. По крайней мере, внешне.

Я подошёл к груде своей одежды, поднял её и начал одеваться. Каждое движение было выверенным, лишённым эмоций. Её слова всё ещё звенели в ушах, но теперь они не причиняли боли. Они были... данностью. Фактором, который нужно учесть. Она боялась боли. Боялась быть использованной и брошенной. Она видела во мне не партнёра, а угрозу. И её тактика была простой и эффективной — бегство.

Что ж. Если она не даёт мне подойти, значит, мне нужно изменить стратегию. Если она не верит моим словам, значит, я должен говорить на языке, которому она поверит. На языке действий. На языке терпения.

Я застегнул последнюю пуговицу на рубашке, поправил воротник и направился обратно к Академии. Ночь была тихой. Но в этой тишине уже зрел новый план. Более сложный. Более тонкий. И гораздо более опасный для нас обоих. Потому что на этот раз я не собирался её преследовать.

Я собирался заставить её прийти ко мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17. Дракон пошел в отрыв

Вечер Хеллоуина. Я стояла перед зеркалом в нашей спальне, с кривой улыбкой разглядывая своё отражение. «Секси ведьмочка», заказанная Натальей, оказалась... именно такой, как я и боялась. Короткое чёрное платье из кружева и шифона, туго обтягивающее каждый изгиб, с вызывающе высоким разрезом на бедре. Высокие каблуки, от которых ноги казались бесконечно длинными. Наталья, сияя, как демон-искусительница в своём алом бархате с рожками и с хвостиком, щедро нанесла мне тёмные тени и алую помаду.

— Ну что, готова сводить с ума толпы и доводить до белого каления одного конкретного дракона? — хихикнула она, оценивая меня взглядом.

— Только толпы, — парировала я, стараясь звучать уверенно. — Никаких драконов.

Но, глядя на своё отражение, я понимала, что это ложь. Глубинная, подсознательная часть меня нарядилась именно для него. Чтобы он увидел. Чтобы... что? Захотел? Заревновал? Это было глупо, опасно и абсолютно безнадёжно, но наряд делал своё дело — я чувствовала себя соблазнительной и сильной. Хотя бы на поверхности.

Наталья взяла меня под руку, и мы двинулись в сторону главного спортзала, который на этот вечер превратился в гигантский бал-маскарад. Воздух трещал от магии, смеха и музыки. Всюду мелькали костюмы — от классических приведений и вампиров до сложных иллюзорных образов древних богов и чудовищ.

Я шла, стараясь не спотыкаться на каблуках, и чувствовала на себе десятки взглядов. Восхищённых, оценивающих. Но я искала только один. Один конкретный, золотистый и тяжёлый взгляд.

Спортзал встретил нас оглушительной музыкой и морем огней. И тут же, как по закону подлости, мой взгляд нашел его.

Андор. Он стоял у стены, в стороне от танцпола, в своём обычном тёмном костюме. Никакого хеллоуинского образа. Он просто был собой. И его взгляд, холодный и оценивающий, уже был прикован ко мне. Он видел. Видел всё — и платье, и каблуки, и чулки, и алые губы. И в его глазах не было ни насмешки, ни привычного голода. Было нечто новое... напряжённое, изучающее. Будто он видел не просто женщину в вызывающем наряде, а сложную шахматную доску, и обдумывал свой следующий ход. Я инстинктивно прижалась к Наталье, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Игра началась. Даже если я в неё не играла.

Наталья, почувствовав моё напряжение, слегка дёрнула меня за руку.

— Диана, расслабься, — прошептала она мне на ухо, её голос был полон весёлого презрения к опасности. — Он не сделает ничего лишнего в стенах Академии. Особенно на таком публичном мероприятии. Пойдём лучше, вина выпьем. Или... шампанского? — она подмигнула, вспоминая наш прошлый «успех».

Мысль о том, чтобы снова затуманить сознание игристыми пузырьками, показалась раем. Алкоголь мог стать щитом. Хлипким, но хоть каким-то.

— Шампанского, пожалуй, — выдохнула я, отводя взгляд от Андора и позволяя Наталье повести меня к одному из столиков с напитками.

Мы взяли по бокалу. Я сделала большой глоток, чувствуя, как холодная, шипящая жидкость скатывается по горлу. Пусть он смотрит. Пусть думает, что задумал. Сегодня вечером у меня есть Наталья, шампанское и твёрдое намерение не позволить ему снова всколыхнуть во мне эту бурю.

Я повернулась к подруге спиной к тому месту, где он стоял, и заставила себя рассмеяться какому-то её очередному остроумному замечанию. Я буду веселиться. Я буду беззаботной. Я буду не той Дианой, что дрожала от его прикосновений, а той, что наслаждается Хеллоуином.

По крайней мере, я очень на это надеялась.

А его взгляд... я ощущала его физически. Будто невидимые раскалённые щупальца медленно ползли по моей оголённой спине, обвивали шею, касались бедра в такт музыке. Он не двигался с места, но его присутствие заполняло собой весь зал, давя на барабанные перепонки.

«Неужели у всех драконы такой взгляд? — пронеслось в голове, пока я делала очередной глоток шампанского. — Или только у... жертв драконов так обостряются инстинкты?»

Я была его жертвой. И он давал мне это понять. Без слов. Без действий. Одним лишь этим испепеляющим, полным тёмной воли вниманием.

Музыка была громкой, ритмичной. Я стояла, слегка покачиваясь в такт, и моё короткое платье вздымалось при каждом движении, оголяя бедро ещё сильнее. Мой хвост, золотистый и пушистый, непроизвольно покачивался в такт музыке, выдавая моё внутреннее возбуждение, которое я тщетно пыталась подавить.

Я знала, что он видит это. Видит, как ткань скользит по коже, как двигаются бёдра, как пульсирует магия внутри меня, откликаясь на его незримое давление. Это была пытка. И самое ужасное, что часть меня наслаждалась этим. Наслаждалась его вниманием, его жадным, неотрывным взглядом. Наслаждалась тем, что, даже пытаясь игнорировать его, я всё равно была в центре его вселенной в этот миг.

Я закрыла глаза, позволив музыке унести себя, стараясь думать только о ритме, о шампанском, о смехе Натальи. Но сквозь всё это я чувствовала его. Всегда. Как будто между нами была невидимая нить, и чем сильнее я пыталась её разорвать, тем туже она натягивалась.

Музыка резко сменилась. Напряжённые электронные биты уступили место томным, тягучим нотам саксофона. Свет приглушили, и зал погрузился в интимный полумрак.

Наталья, как по сигналу, тут же выпорхнула из-за столика, её алое платье мелькнуло в толпе, и через секунду она уже была в объятиях Германа. Они слились в один силуэт, не теряя ни секунды.

И я осталась одна. С бокалом в руке, в своём вызывающем платье, под прицелом его взгляда, который в этой новой, медленной атмосфере приобрёл ещё более опасный, более интимный оттенок.

Я стояла, чувствуя себя невероятно уязвимой и... выставленной напоказ. Каждый взгляд, брошенный на меня в этом полумраке, казался его взглядом. Каждое движение воздуха — его дыханием.

Я сделала последний, почти отчаянный глоток шампанского, но алкоголь уже не помогал. Он лишь обострил ощущения, сделал кожу ещё более чувствительной, а нервы — оголёнными. И тогда я почувствовала, как воздух вокруг меня сдвинулся. Не резко, а плавно, неумолимо. И поняла — он идёт. И тут его рука легла на мою талию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прикосновение было не грубым, но и не просило разрешения. Оно было твёрдым, властным и обжигающе тёплым даже через тонкое кружево платья. Его ладонь легла точно на изгиб, и всё моё тело вздрогнуло, как от удара током.

Прежде чем я успела вырваться, отпрянуть или что-то сказать, он повёл меня. Один плавный, неоспоримый шаг вперёд — и моя спина плотно прижалась к его груди. Я ощутила всю мощь его тела, твёрдые мышцы под дорогой тканью рубашки, его тепло, которое, казалось, прожигало ткань платья. Его вторую руку он положил мне на плечо, прижимая меня ещё сильнее.

Я замерла, парализованная шоком и этим всепоглощающим ощущением близости. Его дыхание шевельнуло мои волосы у виска. От него пахло холодным ночным воздухом, дорогим виски и той самой, дикой, первозданной силой, что была его сутью.

— Танцуем, — прозвучал у моего уха его низкий, не терпящий возражений голос. Это был не вопрос.

И он начал двигаться. Его шаги были уверенными, ведущими, а моё тело, ещё секунду назад напряжённое в ступоре, инстинктивно начало следовать за ним. Мы были двумя точками в медленно кружащемся море пар, но для меня весь мир сузился до этого — до его рук на мне, до его груди за моей спиной, до его дыхания на моей коже. И до оглушительного гула в ушах, в котором смешались страх, ярость и то самое, предательское, пьянящее возбуждение, что он умудрялся во мне вызывать снова и снова.

Он не стал долго держать меня спиной к себе. Одним плавным, но непререкаемым движением он развернул меня, заставив встретиться с ним лицом к лицу. Золотистые глаза пылали в полумраке, и в них не было и тени прежней отстранённости. Прежде чем я успела что-либо сказать, он легко вынул у меня из оцепеневших пальцев бокал и поставил его на ближайший столик. Затем его рука снова легла на мою талию, на этот раз спереди, его пальцы врезались в кружево.

Вторую мою руку он поднял и прижал к своей груди, к тому месту, где под тканью рубашки отдавалось ровное, мощное биение сердца. Он не сплетал с ней свои пальцы. Он просто держал её там, своей ладонью поверх моей, прижимая к себе, как будто закрепляя связь. И так мы танцевали. Он не сводил с меня глаз, а я, загипнотизированная, не могла отвести взгляд. Его хватка была твёрдой, но не грубой. В ней было странное сочетание власти и... чего-то ещё. Как будто он не просто удерживал меня, а... помечал.

Воздух между нами снова сгустился, но на этот раз это была не буря магии, а невыносимое, тягучее напряжение. Я чувствовала каждый его вдох, каждое движение его грудной клетки под моей ладонью. И знала, что он чувствует бешеную дрожь, что бежала по моему телу, безумный стук моего сердца, который, казалось, вот-вот вырвется наружу.

Он не говорил ни слова. Он просто вёл меня в танце, и в его молчании было больше смысла, чем в любых словах. Это была не просьба. Это было заявление. И я была слишком ошеломлена, чтобы ему противостоять. Казалось, весь мир растворился вокруг. Шумная музыка, смех, мелькающие костюмы — всё это превратилось в размытый, не имеющий значения фон. Существовали только он и я. И этот взгляд.

Я смущённо, почти не в силах оторваться, смотрела в его глаза. И казалось... он не смотрел на меня так никогда. Но нет. Это была ложь, которую я пыталась сама себе внушить. Он смотрел. Именно так. После того урока. После того, как наши ауры... «занимались сексом». Именно тогда я впервые увидела в его взгляде эту оглушительную смесь потрясения, признания и какой-то тёмной, неумолимой определённости. И сейчас этот взгляд вернулся. Только стал ещё интенсивнее. Ещё... осознаннее. Будто за прошедшие дни он не просто принял то, что почувствовал тогда, а выстроил вокруг этого целую новую реальность. И теперь смотрел на меня как на её центр.

Моё дыхание застряло в горле. Я пыталась найти в себе гнев, страх, желание вырваться — всё то, что помогало мне бежать от него раньше. Но сейчас, под этим пронизывающим, почти невыносимо честным взглядом, все мои защиты рассыпались в прах.

Он видел это. Видел, как тает моё сопротивление. И его губы тронула едва заметная, не улыбка торжества, а нечто более мягкое, более... удовлетворённое. Он медленно поднял руку, что лежала поверх моей на его груди. Его пальцы мягко, но неуклонно обвили мои и подняли их, заставив меня положить ладонь ему на шею. Кожа под моими пальцами была горячей и удивительно гладкой. Я сглотнула, чувствуя, как под этой простой лаской всё внутри меня трепещет.

И тогда его собственная рука, до этого лежавшая на моей талии, скользнула вверх. Его пальцы коснулись линии моей челюсти, а затем вся его ладонь легла на мою шею. Не сжимая. Не угрожая. Просто... владея. Это был жест такой интимной, такой безраздельной власти, что у меня потемнело в глазах.

Он наклонился.

И прежде чем мой мозг успел обработать происходящее, его губы впились в мои.

Это был не нежный поцелуй. Это было завоевание. Публичное, демонстративное, на виду у всей Академии. В его поцелуе была вся его ярость, всё его разочарование, вся его тёмная, неумолимая решимость. Он не просто целовал меня. Он ставил печать.

«Боги! Что он творит!» — пронеслось в голове панической мыслью.

Но сил сопротивляться... не было. Они испарились, растворились в этом поцелуе. Моё тело обмякло в его объятиях, рука, лежавшая на его шее, непроизвольно вцепилась в волосы у его затылка. Мир перевернулся, и единственной реальностью стали его губы, его вкус, его руки, держащие меня так, будто я была самой драгоценной и самой хрупкой вещью на свете, которую он одновременно и оберегал, и присваивал.

Я слышала приглушённые возгласы, чувствовала на себе сотни взглядов, но всё это было где-то далеко. Здесь же, в центре этого скандала, была только всепоглощающая буря по имени Андор Всеславский. И я тонула в ней.

Я оторвалась от его губ, задыхаясь. Воздух обжёг лёгкие, и мир с грохотом вернулся на своё место — с музыкой, толпой и десятками шокированных лиц, уставившихся на нас.

— Андор, вы... вы... — мой голос прозвучал сипло и сломанно. Я не могла вымолвить ничего связного. Мой разум отказывался обрабатывать происходящее.

Он не отпускал меня, его рука всё так же лежала на моей шее, а взгляд был полон той же тёмной, безоговорочной уверенности.

— Я просто решил не скрывать, что нашёл свою пару, — произнёс он тихо, но так чётко, что эти слова, казалось, отозвались эхом в воцарившейся вокруг звенящей тишине.

От этих слов у меня перехватило дыхание.

— Пару? — прошептала я, не веря своим ушам. Это слово.

Это

слово. То, которого я так боялась, которое казалось мне недостижимой сказкой, призраком из пророчеств, что преследовало его.

Он не мог иметь это в виду. Не в отношении меня. Это была какая-то уловка, очередной этап его «исследования».

Но, глядя в его глаза, я не видела там ни намёка на игру. Я видела... истину. Тяжёлую, неумолимую, как скала. И впервые за всё время я не увидела в его взгляде «загадки» или «игрушки». Я увидела себя. Отражённую в золотистых глубинах как нечто... окончательное.

Вся Академия замерла, наблюдая за нами. Но в этот миг для меня существовал только он и это одно-единственное слово, перевернувшее всю мою реальность с ног на голову.

Он притянул меня ещё сильнее, так что между нами не осталось и намёка на воздух. Его грудь стала моим щитом от всего мира, его руки — единственной реальностью.

— Ты правильно поняла, Златовласка, — его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий и безраздельно уверенный. — Моя пара.

Эти два слова врезались в сознание с силой, превосходящей любой его поцелуй, любой его прикосновение. Они не были вопросом. Они не были надеждой. Они были приговором. Фактом, высеченным в камне. Всё вдруг обрело чудовищный смысл. Его настойчивость. Его ярость, когда я убегала. Его потрясение после слияния аур. Этот новый, пронизывающий взгляд. Он не просто «исследовал» меня. Он

узнавал

.

Я стояла, парализованная, прижатая к нему, и чувствовала, как по щекам катятся слёзы. Но это были не слёзы страха или обиды. Это были слёзы оглушительного, всепоглощающего шока. Шока от осознания, что все мои попытки бежать, все мои страхи быть «временной заплаткой» были бессмысленны.

Судьба, против которой я так яростно боролась, настигла меня. И её лицом был дракон, что держал меня в своих объятиях, и в чьих глазах я наконец-то увидела не охотника, а... свою судьбу. Такую же испуганную, такую же сбитую с толку, но и такую же... безоговорочно

мою

.

Я вырвалась из его объятий с силой, рождённой чистой, животной паникой. Испуганно сглотнув комок, подступивший к горлу, я развернулась и бросилась прочь, не разбирая дороги.

— Снова бежишь, Златовласка? — его голос донёсся до меня, но он уже тонул в оглушительном гуле музыки, ворвавшейся на смену тишине, и в бешеном стуке собственного сердца в ушах.

Я неслась, сама не зная куда. Мир мелькал вокруг размытыми пятнами света и теней. Я обгоняла пары, врезалась в кого-то, бормоча «извините», и мчалась дальше. Мне нужно было просто бежать. Бежать от этого слова. От этого взгляда. От этой всепоглощающей истины, что грозила раздавить меня. Я выскочила из спортзала в прохладный ночной воздух и побежала по пустынному коридору, надеясь, что он потеряет мой след. Я свернула за угол, прислонилась к холодной стене, пытаясь перевести дух. Казалось, я убежала.

И в этот самый миг из тени передо мной возникла его высокая фигура. Он не дышал тяжело. Он просто стоял там, поджидая меня, как будто знал каждый мой маршрут заранее.

— Далёко не убежишь, — тихо произнёс он, и в его голосе не было ни гнева, ни торжества. Была лишь усталая, неумолимая уверенность. — Особенно от самой себя.

Я отпрянула от него, прижимаясь спиной к стене. В груди бушевала буря из страха, отрицания и какой-то дикой, необъяснимой надежды.

— Ты играешь со мной! — выкрикнула я, и мой голос прозвучал надтреснуто.

— Нет, — его ответ был коротким и абсолютно спокойным.

— Это не реально!

— Реально.

От его невозмутимости меня начало трясти. Я схватилась за последний, самый отчаянный аргумент, который всегда был моим щитом.

— Я... я не могу быть твоей парой! Я — кицуне! Золотая лиса! — я почти выкрикнула это, вкладывая в слова всю боль многовековой вражды наших родов. — Я твой враг!

Я ждала, что он нахмурится, что в его глазах вспыхнет тень той самой древней ненависти. Но он лишь покачал головой, и на его губах появилась та самая, горькая и понимающая улыбка, что я видела раньше.

— Ну, — тихо произнёс он, — судьба-злодейка решила иначе.

Эти слова повисли в воздухе между нами, сметая все мои доводы, всю логику, всю историю. Они были проще, древнее и могущественнее любых расовых распрей. Они были о нас. Только о нас.

Он подошёл ближе, не оставляя мне пространства для манёвра. Его пальцы мягко, но неуклонно подняли мой подбородок, заставляя встретиться с его взглядом.

— Не убегай, — его голос был низким, почти молящим, но в нём звучала сталь. — Найду всё равно. Тебя искал долгие годы. Три года в этой Академии выискивал, вглядывался в каждое лицо... не убегай. Не отвергай, слышишь!

Последние слова он произнёс с рычащим отчаянием, которое врезалось мне в душу глубже любого крика. В его глазах я увидела не просто желание или одержимость. Я увидела ту самую, многолетнюю тоску, то самое «эхо в крови», о котором говорят. И это было страшнее всего. Слёзы, которые я пыталась сдержать, предательски покатились по моим щекам. Они были не только от страха. Они были от осознания чудовищного масштаба происходящего. Он не шутил. Он не играл.

Он не стал их стирать. Вместо этого он наклонился и начал целовать моё лицо. Медленно, нежно. Его губы касались моих век, соляных дорожек на щеках, уголков губ. В этих поцелуях не было страсти. В них было... прощение. Принятие. И та самая, безоговорочная нежность, которой я боялась больше всего, потому что перед ней были бессильны все мои стены. Я стояла, парализованная, чувствуя, как каждая его ласка разбивает очередной камень в крепости моего сопротивления. И понимала, что на этот раз бежать бесполезно. Не потому что он не даст. А потому что часть меня... часть меня уже не хотела убегать.

Мои руки, до этого беспомощно висевшие вдоль тела или отталкивавшие его, медленно поднялись. Они были тяжёлыми, будто налитыми свинцом, но в их движении не было больше сопротивления. Они легли ему на шею, пальцы впустились в короткие волосы у его затылка.

Это был не жест страсти. Это была капитуляция. Белый флаг, поднятый над полем боя, где я сражалась сама с собой. Он почувствовал это. Его тело на мгновение замерло, а затем он издал низкий, сдавленный звук — смесь облегчения и торжества. Его руки крепче обхватили меня, прижимая так близко, что я чувствовала каждый его вздох.

— Вот так, Диана, — прошептал он, и его губы снова коснулись моего виска. Его голос был тихим, бархатным, полным той самой нежности, что способна была растопить лёд. — Просто... прими.

Он резко, почти грубо, прижал меня к стене. Холодная поверхность впилась в мою оголённую спину, но это было ничто по сравнению с жаром, исходящим от него. Всё его тело было как раскалённая печь. Я чувствовала каждый мощный мускул, каждое напряжение. А затем... затем я ощутила его. Твёрдый, мощный, пульсирующий напор в нижней части его живота, который врезался в моё бедро с недвусмысленной, животной силой. Его член. Он не просто был возбуждён. Он

жаждал

. Жаждал подтвердить ту самую связь, о которой он только что объявил на весь свет. Его драконья суть требовала физического скрепления пары.

От этого осознания по моей коже пробежала смесь шока, страха и какого-то тёмного, запретного возбуждения. Я издала короткий, перепуганный писк, но он затерялся где-то между его тяжёлым дыханием и бешеным стуком наших сердец. Он не двигался, давая мне осознать всю полноту его желания и своей власти надо мной. Его взгляд был прикован к моему лицу, выискивая малейшую тень согласия или отторжения.

— Видишь? — прошептал он хрипло, и его таз слегка прижался к моему, усиливая давление. — Это не просто слова. Это... необходимость.

Наша

необходимость.

Он не стал ничего больше говорить. Одним резким, уверенным движением руки он разрезал пространство перед собой. Воздух задрожал, и появился портал, ведущий в его личные апартаменты — место, куда мне, студентке, доступ был заказан.

Прежде чем я успела вскрикнуть или оказать хоть какое-то сопротивление, он подхватил меня на руки. Его движение было быстрым и властным, не оставляющим сомнений в его намерениях. Я инстинктивно обвила его шею руками, чувствуя, как мир вокруг поплыл. Он переступил через портал, и мы очутились в его спальне. Портальный проём тут же захлопнулся за нами с тихим щелчком, отрезая путь к отступлению.

Комната была огромной, аскетичной и величественной, как и всё, что его окружало. Массивная кровать, тёмные тона, запах дыма, кожи и его магии. Он не стал нести меня к кровати. Он просто опустил меня на ноги посреди комнаты, но его руки не отпускали, продолжая держать в железных объятиях. Его дыхание было тяжёлым, глаза пылали в полумраке.

— Здесь, — его голос прозвучал низко и хрипло, — нас никто не прервёт.

И тут же его пальцы потянулись к галстуку. Один резкий рывок — и шёлковая ткань бесшумно соскользнула на пол. Затем он принялся за пуговицы рубашки. Движения его были быстрыми, точными, лишёнными всякой нерешительности. С каждой расстёгнутой пуговицей обнажалась полоска загорелой кожи и мощные мышцы груди.

Я инстинктивно отступала, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Мои пятки наткнулись на что-то твёрдое — край его массивной кровати. Ноги подкосились, и я села на край, не в силах оторвать от него взгляд. Он стоял передо мной, сбрасывая с плеч рубашку. Его торс был идеальным воплощением мощи — широкие плечи, рельефный пресс, шрамы, говорящие о древних битвах. И всё это было обрамлено тем самым, тёмным, гипнотическим узором драконьей чешуи, что проступала на его коже, когда он был возбуждён или зол.

Он не спешил. Он давал мне рассмотреть. Давал прочувствовать всю грубую, животную силу, что сейчас будет направлена на меня. Его глаза, горящие в полумраке, были прикованы к моему лицу, выискивая последние следы страха и… зарождающееся согласие.

Я сидела на его кровати, как пленница, и понимала, что точка невозврата осталась далеко позади. Осталось только ждать, что будет дальше.

— Диана, — его голос прозвучал низко и хрипло, полный тёмного, одобрительного веселья. — Ты как специально раззадорила меня этими вызывающими чулками.

Его взгляд скользнул по моим ногам, обтянутым тонким чёрным шёлком, подчёркивающим каждый изгиб. В его глазах плясали те самые «чёртики», но теперь они горели не просто азартом, а жаждой.

— Моя пара, — он произнёс эти слова с гордым, почти рычащим оттенком, — и так оделась... — он сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию, — ...да ты с огнём играть любишь.

В его словах не было упрёка. Было восхищение. И предвкушение. Он видел в моём наряде не просто случайность или кокетство, а вызов. Осознанный или нет, но он принимал его. Он опустился передо мной на одно колено, его руки легли на мои бёдра чуть выше края чулок. Его прикосновение было обжигающим.

— Но я предупреждал, — прошептал он, его пальцы начали медленно водить вверх-вниз по чувствительной коже внутренней стороны моих бёдер. — Драконы... очень серьёзно относятся к своим сокровищам. И к своим парам. Особенно когда те решают «поиграть с огнём».

Его взгляд поднялся к моему лицу, полный обещания и той самой, первобытной интенсивности, что заставляла меня терять дар речи. Игра, которую я, сама того не ведая, начала своим нарядом, теперь переходила на его условия. И ставкой в ней была уже не просто моя гордость, а нечто гораздо большее.

Я сглотнула, чувствуя, как по телу пробегает дрожь от его прикосновения и слов. Он наклонился ниже, и его губы, горячие и влажные, коснулись моей кожи чуть выше края чулка. Это был не просто поцелуй. Это была печать. Метка собственности.

Затем его пальцы нашли пряжку на моих туфлях-лодочках. Ловким, уверенным движением он расстегнул её и снял сначала одну туфлю, потом другую. Его прикосновения были удивительно нежными, почти ритуальными, контрастируя с дикой энергией, что исходила от него. Он отложил туфли в сторону и перешёл к чулкам. Его большие, сильные руки скользнули по моим икрам к тонкому, кружевному краю. Он медленно, мучительно медленно, начал скатывать шёлк вниз, обнажая кожу дюйм за дюймом. Его взгляд не отрывался от процесса, будто он снимал не просто чулки, а последние барьеры между нами.

Воздух в комнате стал густым и тяжёлым. Я сидела, оперевшись руками на кровать и не могла пошевелиться, загипнотизированная этой смесью нежности и неоспоримой власти. Каждое его движение было обещанием. Обещанием того, что будет дальше. И когда последний намёк на чёрный шёлк соскользнул с моих ног, я поняла, что готова. Готова принять всё, что он задумал.

Когда второй чулок бесшумно соскользнул на пол, присоединившись к своему собрату, он поднялся. Его тень накрыла меня, высокая и властная.

Я услышала тихий щелчок пряжки, затем шелест ткани. Он снимал с себя брюки. Смущение, горячее и острое, волной накатило на меня. Вся моя бравада, всё показное безразличие, с которым я надела этот наряд, испарились, оставив лишь голую, уязвимую девушку. Я не могла смотреть. Я отвернулась, уставившись в тёмную ткань покрывала на его кровати, чувствуя, как пылают мои щёки и уши. Но отказаться от зрения не означало отказаться от других чувств. Я слышала, как ткань падает на пол. Чувствовала, как воздух в комнате сдвигается от его движений. И осознавала его наготу где-то на периферии своего восприятия — мощную, первобытную, пугающую и невероятно притягательную.

Он не торопился. Он давал мне привыкнуть к этой мысли. К тому, что сейчас между нами не будет никаких преград. Ни физических, ни эмоциональных. Он легко подхватил меня на руки. Несколько шагов — и он уложил меня посередине огромной кровати, на тёмном, прохладном шёлке покрывала.

Затем он навалился на меня. Всей своей мощью, всем весом. Но это не было грубым. Это было... всепоглощающим. Он заполнил собой всё пространство, всё моё сознание. Его губы снова нашли мои, но на этот раз поцелуй был другим. Глубоким, властным, полным невысказанной нежности и первобытного голода. И пока его язык изучал мой рот, я чувствовала нечто другое. Твёрдый, горячий, пульсирующий упор в нижней части его живота, который касался моего бедра. Его член. Он был огромным, и его прикосновение, даже через тонкую ткань моего платья, было шокирующе реальным. Это был не намёк. Это было прямое, физическое подтверждение его желания, его намерений.

«Боги...» — пронеслось в голове, но мысль потерялась в гуле крови, заливающей уши, и во всепоглощающем ощущении его тела на моём.

Он оторвался от моих губ, его дыхание было тяжёлым и горячим на моей коже.

— Видишь? — прошептал он хрипло, и его таз слегка прижался к моему, усиливая давление. — Это не просто слова сейчас. Это... неизбежно.

Его руки, до этого лежавшие на моих бёдрах, молниеносно переместились к застёжкам моего платья. Пальцы, сильные и ловкие, быстро развязали корсет спереди, ослабив хватку ткани.

Затем, одним резким, уверенным движением, он сдёрнул верхнюю часть платья вниз, обнажив мою грудь. Я ахнула от неожиданности и внезапного притока прохладного воздуха. Кожа покрылась мурашками, а соски, и без того твёрдые от возбуждения, напряглись сильнее.

Он не стал ждать. Наклонившись, он провёл языком по одному из них — медленно, плавно, от основания до самого кончика. Шероховатая, влажная поверхность его языка вызвала электрический разряд, пронзивший всё моё тело. Я выгнулась под ним с тихим стоном, впиваясь пальцами в покрывало. Он не ограничился одним прикосновением. Он взял мой сосок в рот, лаская его губами и языком с такой интенсивностью, что мысли спутались, а в низу живота закружилось горячее, тягучее напряжение. Всё моё сопротивление, весь страх растворились в этом огне, что он так умело разжигал.

— Вкусная, Диана, — его голос, низкий и хриплый, прозвучал прямо у моей кожи, заставляя её снова покрыться мурашками. — Ты вкусная.

Он оторвался от моей груди, и его взгляд, полный тёмного, безраздельного восхищения, встретился с моим. В его глазах не было насмешки, не было простого вожделения. Было нечто гораздо более глубокое — признание. Признание меня как нечто драгоценного, желанного на каком-то фундаментальном уровне.

— Моя, — произнёс он, и в этом одном слове было всё. Не требование, не приказ, а констатация факта, произнесённая с такой непоколебимой уверенностью, что у меня перехватило дыхание.

Он снова опустился, чтобы захватить мой другой сосок, и его прикосновение было уже не просто лаской, а утверждением прав собственности. Каждое движение его губ, каждый вздох, что он оставлял на моей коже, кричали об одном — я принадлежу ему.

Моё тело выгнулось в ответ на его ласки, полностью предав меня. Каждый мускул, каждая клетка трепетала, требуя большего, требуя его. Оно показывало ему то, что я уже не могла скрыть словами — я хочу его.

Он удовлетворённо рыкнул, низкий, глубокий звук, исходящий из самой его груди. Затем его рука потянулась к последнему барьеру — к моим трусикам. Он не стал их стягивать. Одним резким, мощным движением он порвал тонкую ткань.

Я ахнула, шокированная этой демонстрацией грубой силы и нетерпения.

— Я просто очень долго ждал, Диана, — прошептал он, его голос был полон той самой, многолетней тоски. — Тебя...

Его руки легли на мои бёдра, и он мягко, но настойчиво раздвинул мои ноги. Затем его пальцы скользнули вверх по внутренней поверхности бедра, и он провёл рукой по моим губам, мокрым от возбуждения.

— Диана, ты прекрасна, — его голос дрогнул от искреннего восхищения.

И прежде чем я успела что-либо сказать, он снова навалился на меня всем своим весом. Я почувствовала, как его член, твёрдый и горячий, упёрся в самый вход. Это было не просто прикосновение. Это было намерение. Обещание того, что вот-вот произойдёт.

— Не бойся, — прошептал он, его губы коснулись моего виска. — Больно будет лишь раз. Мгновение. Это ничто по сравнению с вечностью наслаждения.

И он вошёл.

Резкая, обжигающая боль заставила меня вскрикнуть. Мои пальцы впились ему в плечи, тело напряглось, пытаясь отторгнуть вторжение.

Он замер, его собственное тело было напряжено как струна.

— Я только... ещё вошёл головкой, — его голос прозвучал сдавленно, полным усилия сдержаться.

Я сглотнула слёзы, навернувшиеся на глаза от боли и переполняющих эмоций. Боль была острой, но... быстротечной, как он и обещал. А под ней уже начинало разливаться что-то другое — чувство заполненности, странной... принадлежности.

Он не двигался, давая мне привыкнуть, его взгляд был прикован к моему лицу, выискивая признаки готовности. И я, сквозь боль и шок, видела в его глазах не торжество, а... благоговение. Будто он прикасался к чему-то хрупкому и невероятно ценному.

Мои ноги, до этого беспомощно лежавшие по сторонам, инстинктивно обвили его поясницу. Я притянула его ближе, глубже, желая не просто принять его, а поглотить. Из моей груди вырвался стон — долгий, низкий, полный не боли, а всепоглощающего, шокирующего удовольствия. Это был звук капитуляции и открытия одновременно. Над моим ухом прозвучал его ответ — глубокий, довольный рык. В нём не было злобы. Это был звук торжества, удовлетворения хищника, нашедшего своё логово и свою добычу, которая наконец-то перестала сопротивляться и приняла его.

Он начал двигаться. Медленно сначала, давая мне прочувствовать каждый дюйм, каждое движение внутри. Но с каждым толчком его ритм ускорялся, становясь более настойчивым, более властным. И я отвечала ему, двигаясь навстречу, мои ноги крепче сжимались вокруг него, пальцы впивались в его спину.

Боль ушла, растворившись в нарастающем вихре ощущений. Мир сузился до него, до этого кровати, до этого единства, что было одновременно и шокирующим, и самым правильным, что я когда-либо чувствовала. Он был моей парой. И в этот миг, под его телом, с его именем на губах, я наконец-то это приняла. Стоны, низкие, хриплые, наполняли комнату, смешиваясь с его глубоким, удовлетворённым рыком. Я сама не узнавала звуков, что вырывались из моей груди — они были дикими, необузданными, полными животной страсти, которую я в себе и не подозревала.

— Диана, — его голос прозвучал прямо у моего уха, грубый от наслаждения. — Ты мой наркотик. Твои стоны... — он врезался в меня особенно сильно, заставляя меня вскрикнуть, — ...меня это ещё больше возбуждает!

Он прорычал эти слова, и его темп ускорился. Он уже не был сдержан, не был осторожен. Его движения стали мощными, яростными, властными. Каждый толчок вгонял меня глубже в матрас, каждый выдох обжигал кожу. И я не просила его остановиться. Напротив, моё тело отвечало ему с той же яростью, ноги крепче сжимали его, пальцы оставляли следы на его спине. Его слова, грубые и прямолинейные, не оскорбляли меня. Они зажигали что-то тёмное и отзывчивое глубоко внутри. Быть его «наркотиком»... в этом была извращённая правда. Я опьянела от него, от его силы, от этого всепоглощающего единения.

Комната плыла, единственными ориентирами были он и нарастающая, невыносимая волна в глубине моего живота. Я была близка. И он, чувствуя это по моим судорожным объятиям и прерывистым стонам, лишь рычал и ускорялся, ведя нас обоих к краю.

Вспышка.

Бело-горячая, ослепительная, она разорвала меня изнутри. Всё моё тело выгнулось в немой судороге, а из горла вырвался оглушительный, первобытный крик, в котором растворились все страхи, все сомнения, вся боль.

И в тот же миг, пока моё тело ещё билось в конвульсиях наслаждения, он издал свой собственный, победный рёв. Глухой, мощный, идущий из самой глубины его драконьей сути. Он вогнал себя в меня до предела. Я почувствовала, как его тело напряглось в пике, как его член пульсирует внутри меня, заполняя меня горячим потоком его семени.

Это было не просто физическое завершение. Это было... скрепление. Печать. Его сущность смешивалась с моей на самом фундаментальном уровне, и в этом было что-то невероятно правильное, древнее, как сам мир.

Он рухнул на меня, тяжелый и потный, его дыхание было горячим и прерывистым у моего уха. Мы лежали, сплетённые воедино, и в тишине комнаты, нарушаемой лишь нашим тяжёлым дыханием, витало осознание того, что ничего уже не будет прежним. Граница, что разделяла нас, была не просто пересечена. Она была стёрта с лица земли.

Он перевернулся на бок, и его сильные руки, не отпуская, увлекли меня за собой. Я оказалась прижатой к его груди, моя щека уткнулась в его шею. Его кожа была горячей, влажной, пропахшей потом, сексом и его неповторимым, диким ароматом.

Я лежала, всё ещё не в силах поверить в происшедшее. В то, что

он

и

я

... что

мы

...

Мысли путались, не находя опоры. Всё, что было до этого — страх, сопротивление, попытки бежать — казалось теперь далёким, почти нереальным сном. А реальностью было его тело, тёплое и твёрдое подо мной, его рука, лежащая на моей спине. Я слышала, как его сердце постепенно успокаивается, его дыхание выравнивается. Он не говорил ничего. Он просто держал меня, и в этом молчании было больше понимания и принятия, чем в любых словах.

Я закрыла глаза, вдыхая его запах, и впервые за долгое время почувствовала не тревогу, а странное, глубокое чувство... дома. Как будто после долгих лет скитаний я наконец-то нашла то место, где должна быть. И этим местом оказались объятия дракона.

Его рука гладила меня по платью, по тому самому, что теперь было помято, порвано и пропахло им. Шёлк скользил под его пальцами, но барьер, даже такой тонкий, казался сейчас лишним.

— Надо снять с тебя его, — сказал задумчиво Андор, его голос был низким и густым от недавней страсти. Его пальцы нашли застёжку на моём плече.

Я не сопротивлялась. Во мне не осталось сил ни на что, кроме как лежать и чувствовать. Позволить ему делать то, что он хочет.

— Хочу всю тебя видеть... — он сбросил платье. Его взгляд был тяжёлым, горящим. — ...всегда. И чем чаще, тем лучше.

От этих слов, от этого пронизывающего взгляда, моя магия, всегда такая непослушная, откликнулась сама. Лёгкая дрожь, знакомый щелчок — и моя человеческая форма отступила. Два пушистых золотистых уха торчком выскочили на голове, а тяжёлый, шелковистый хвост бессильно упал на простыни.

Я зажмурилась, ожидая насмешки или удивления. Но вместо этого он засмеялся. Не издевательски, а с тем самым, глубоким, довольным звуком, что исходил из самой его груди.

— Идеально, — прошептал он, и его пальцы погрузились в мех моего уха, заставляя его дёрнуться. Затем его рука скользнула ниже, по моей спине, к основанию хвоста.

Я вздрогнула, когда его пальцы коснулись самой чувствительной точки. Это было даже интимнее, чем всё, что было до этого. Он касался самой моей сути.

— Вот так, — он притянул меня ближе, его губы коснулись моего уха. — Никаких масок. Никаких уловок. Только ты. Моя золотая лисичка. Моя пара.

И лежа в его объятиях, с моими ушами, дрожащими от его дыхания, и его рукой, лежащей на моём хвосте, я впервые не чувствовала стыда или страха. Я чувствовала себя... принятой. Понятой. Целой.

Я провалилась в сон, тяжелый, как свинец, и без сновидений. Сознание утекало сквозь пальцы, смытое усталостью, шампанским и... им. Когда я проснулась, первая мысль была туманной и обманчиво спокойной: «Приснилось».

Потом я открыла глаза.

И всё рухнуло.

Я была не в своей спальне. Не в своей узкой кровати под одеялом с казённым запахом порошка. Над моей головой был не потолок с трещинкой, за которой я следила.

Потолок был высокий, тёмный, из резного дерева. Свет фильтровался сквозь тяжелые шторы, отбрасывая на стены причудливые тени. Воздух был другим — густым, пропахшим дымом, старыми книгами, дорогой кожей и... им. Сладковатым, острым, диким ароматом, который теперь, казалось, въелся в мою кожу. Я лежала голой, укутанной с головой в невероятно мягкое, тяжелое одеяло. Шёлк наволочки был холодным под моей щекой. Тело ныло приятной, глубокой усталостью, а между бёдер было тепло и... пусто. Слишком пусто.

И тогда память накрыла меня снопом искр — его руки, его губы, его рык, его слова... «Моя пара».

Это не был сон.

Это было правдой.

Я медленно повернула голову на подушке. Простыня рядом была смята, но пуста. От него осталось лишь теплое пятно и легкий, всепроникающий запах.

Сердце заколотилось, смесь паники и какого-то щемящего, нового чувства сжало горло. Я была в его постели. В его спальне. В его мире. И всё, что я пыталась построить — свои стены, свои правила, свою безопасность — лежало в руинах. Оставалась только я. Голая. И он.

И тишина, звенящая громче любого утреннего шума.

Я зарылась с головой в одеяло, пытаясь спрятаться от нового дня, от этой комнаты, от осознания того, что всё по-настоящему. Шёлк пах им, и этот запах сводил с ума, напоминая о каждом прикосновении, каждом вздохе.

И тут его голос, низкий, с утренней хрипотцой, прозвучал так близко, что мурашки пробежали по коже:

— О, проснулась, моя сладкая? — Он где-то рядом, возможно, сидит на краю кровати. Я почувствовала, как матрас прогнулся под его весом. — Да не прячься ты.

Ладонь, широкая и тёплая, легла на одеяло чуть выше моего плеча. Не давя, просто... утверждая своё присутствие. Свое право быть здесь.В его тоне не было насмешки. Была та же, знакомая теперь, нежность, смешанная с лёгким, снисходительным amusement. Как будто он не просто видел моё смущение, а находил его... забавным. Милым.

Я замерла под одеялом, затаив дыхание. Спрятаться было бесполезно. Он всё равно нашёл бы меня. Он всегда находил.

— Так и будешь под одеялом лежать? — продолжил он, и я услышала, как в его голосе пробивается улыбка. — Между прочим, это прямое приглашение меня к тебе в постель.

От такой наглости и откровенности у меня внутри всё перевернулось. Я пискнула — коротко, беспомощно, совсем по-звериному — и в следующее мгновение, движимая чистой паникой и смущением, вскочила с кровати, отскакивая от него и закутываясь в одеяло, как в единственную возможную броню.

Одеяло было тяжеленным, я чуть не споткнулась о его край, но удержала равновесие, стоя посреди его огромной спальни, вся пылающая, с растрёпанными волосами и, наверное, глупыми глазами.

И он рассмеялся.

Это был не тот хищный, самодовольный смех, что я слышала в баре. Это был открытый, искренний, полный настоящего веселья звук. Он откинул голову, и его смех заполнил комнату, смывая остатки ночной напряжённости.

— Боги, — выдохнул он, всё ещё смеясь и проводя рукой по лицу. — Ты просто прелесть. Настоящая фурия с одеялом.

Он сидел на краю кровати, одетый лишь в низкие спортивные штаны, и его торс, мощный и испещрённый шрамами, дышал спокойно. Смех делал его моложе, почти беззаботным. И от этого зрелища что-то ёкнуло у меня в груди. Не страх, не злость. Что-то тёплое и опасное.

— Ладно, ладно, — он поднял руки в жесте примирения, но глаза его всё ещё смеялись. — Не нападай. Я сдаюсь. Ты победила. Великая Воительница в Одеяльных Доспехах.

— Кстати, секс был потрясным, — сказал он.

Сказал так же легко и непринуждённо, как если бы комментировал погоду за окном. Без тени сомнения, без намёка на ложную скромность. Просто констатация факта, произнесённая с той самой драконьей прямотой, что всё ещё сводила меня с ума. От этих слов у меня перехватило дыхание, а по щекам разлился такой жар, что, казалось, можно было поджарить яичницу. Я стояла, закутанная в своё одеяло-убежище, и чувствовала, как все воспоминания той ночи — его прикосновения, его стоны, его вес на мне — накатили с новой, ослепляющей силой.

«Потрясным». Это было слишком мелкое слово для того урагана ощущений, что он во мне вызвал. Это было... всепоглощающим. Перерождением. Я не нашлась, что ответить. Какое-то глупое «спасибо» застряло в горле. Вместо этого я просто уставилась на него, широко раскрыв глаза.

Он наблюдал за моей реакцией, и его губы тронула та самая, хитрая, довольная ухмылка.

— Что? — он приподнял бровь. — Не веришь? Или просто стесняешься?

Он поднялся с кровати и сделал шаг ко мне. Я инстинктивно отпрянула, но спина упёрлась в прохладную стену.

— Могу продемонстрировать ещё раз, — прошептал он, уже совсем близко. — Для закрепления материала. Что бы ты не сомневалась.

— Верю! Знаю! — пискнула я, даже взизгнув от смущения, и тут же, следуя его указанию, развернулась и, не выпуская одеяла-спасательного круга, пошла к двери, за которой должна была быть ванная.

— Ну уж нет, — его голос прозвучал прямо у меня за спиной, полный насмешливого веселья. — Ты так себе нос разобьёшь, запнувшись.

Не успела я сделать и двух шагов, как он легко догнал меня. Его руки обхватили меня — одну под коленями, другую за спину, — и он поднял меня на руки вместе с нелепым коконом из одеяла. Движение было таким же плавным и уверенным, как и всё, что он делал.

— Эй! — вскрикнула я, инстинктивно вцепившись ему в плечо, чувствуя, как одеяло грозит соскользнуть.

— Спокойно, — он усмехнулся, глядя на моё раскрасневшееся лицо. Его глаза сияли. — Просто эскортирую ценный груз до места назначения. Не могу рисковать, что моя пара получит травму из-за собственного упрямства.

Он понёс меня через спальню, и я, прижавшись к его груди, слышала ровный, мощный стук его сердца. Было бесполезно спорить. И, если честно, часть меня... часть меня тайно наслаждалась этой его заботой, этой демонстративной силой. Быть его «ценным грузом» было пугающе, пьяняще и... чертовски приятно.

Он поставил меня на кафельный пол ванной комнаты, но его руки ещё секунду не отпускали, будто давая мне время обрести равновесие. Воздух вокруг всё ещё вибрировал от его близости.

— Могу помочь помыться, — предложил он, и в его голосе снова зазвучала опасная, игривая нотка.

— Нет! — вырвалось у меня почти мгновенно, горячее и громче, чем я планировала. Я отшатнулась, натягивая одеяло до подбородка.

Он рассмеялся — открыто и беззлобно.

— Ладно, ладно, — сдался он, поднимая руки в шутливом жесте капитуляции. Его глаза смеялись вместе с ним. — Оставим это для следующего раза.

И, всё ещё смеясь, как над самой забавной шуткой на свете, он развернулся и вышел, оставив дверь в спальню приоткрытой. Я слышала его удаляющиеся шаги.

Я стояла одна посреди роскошной ванной, вся пылающая, с бешено колотящимся сердцем. «Для следующего раза». Эти слова повисли в воздухе, сладкие и пугающие. Они звучали не как угроза, а как... обещание. Обещание того, что всё это — его смех, его прикосновения, эта странная, новая близость — не закончилось с рассветом. Что это только начало.

Я пара... для дракона.

Мысль ударила с новой, оглушительной силой, едва дверь закрылась за ним. Я медленно опустилась на краю огромной мраморной ванны, всё ещё закутанная в одеяло, но оно больше не могло защитить от холода, идущего изнутри. Это было немыслимо. Противоестественно. Вековая, тихая вражда, впитанная с молоком матери. Истории, которые мне рассказывали... Драконы — гордые, холодные, чужие. А мы, кицуне, с нашей изменчивой магией, для них — диковинка, искушение или угроза. Никогда — пара.

И тут мой взгляд упал на грудь, на то место, где обычно лежал амулет. На пустоту.

А амулет...

Ледяная догадка пронзила меня острее любого клинка.

Он не просто подавлял мою магию. Он скрывал меня. Прятал мой истинный аромат, мою сущность. От него. От всех.

Получается... родители знали?

Знали, что моя судьба — быть с драконом?

Они отдали меня в Академию, зная, кто здесь ректор. Зная, что он ищет. И они... снабдили меня этим щитом. Не для защиты от опасности, а для того, чтобы обмануть саму судьбу. Чтобы спрятать меня от того, кто был мне предназначен.

Горечь подкатила к горлу, горькая и солёная. Всю мою жизнь они учили меня осторожности, скрытности. Оказывается, это была не просто забота. Это была ложь. Огромная, многослойная ложь, в центре которой была я.

Я не была просто их дочерью. Я была разменной монетой в какой-то древней игре, секретом, который нужно было хранить. Андор нашёл меня вопреки их воле. Его драконья природа, его «эхо в крови» оказалось сильнее их уловок.

Я закончила мыться, смывая с себя остатки ночи, его запах и липкие следы своих мыслей. Вода была почти обжигающе горячей, но она не могла сжечь осознание того, где я и что произошло. Вытеревшись, я робко выглянула из-за душевой шторки. И замерла.

На приоткрытой двери в спальню висел халат. Тёмный, мужской, из мягчайшего бархата. Он явно был его.

Он заходил.

Пока я была здесь, беззащитная и голая под струями воды, он был тут. Он вошёл без спроса, без предупреждения. Мгновенная волна жара хлынула мне в лицо. Он смотрел? Стоял ли он в дверях, наблюдая, как вода стекает по моей коже? Или просто повесил халат и так же бесшумно удалился, проявив какую-то странную, драконью заботу?

«Боги, он смотрел, как я моюсь...»

Мысль была одновременно унизительной и... возбуждающей. От одной этой возможности по спине пробежали мурашки, а низ живота сжался от знакомого напряжения. Эта его наглость, это полное отсутствие границ — это сводило с ума. Он не спрашивал разрешения. Он просто брал. Заботился. Наблюдал.

Я медленно надела халат. Ткань была невероятно мягкой и пропахшей им. Он был повсюду. На моей коже, в моих легких, теперь — на мне. Я затянула пояс, чувствуя себя одновременно уязвимой и отмеченной.

Выходя из ванной, я невольно искала его взгляд. Комната была пуста, но я чувствовала его присутствие. Будто отпечаток его внимания всё ещё витал в воздухе. Он дал мне пространство, но сделал это так, чтобы я не сомневалась ни на секунду — он рядом. И он видит всё.

— Златовласка, — его голос прозвучал с той стороны спальни, где он сидел в кресле с видом полного и безраздельного владения миром. — Я сообщил Совету Старейшин, что отыскал пару. Тебя.

От этих слов у меня перехватило дыхание. Он сделал это. Официально. Теперь об этом знали все высшие магические существа.

— У тебя теперь отпуск от учёбы, — продолжал он, и в его глазах заплясали знакомые чёртики. — Но это не значит, что ты не будешь учиться. Будешь. Под моим руководством.

Он смаковал каждое слово, и мне почудился звон захлопывающейся золотой клетки. Типичный дракон. Решил, что теперь я его собственность, которую нужно перевоспитать под себя.

Гордость во мне взыграла тут же, горячей и яростной волной. Я выпрямилась во весь свой невысокий рост, сжимая полы его же халата.

— Ну уж нет, Андор! — выпалила я, и голос мой дрогнул от возмущения. — Я не буду куклой, сидеть в твоей спальне! Я... я пойду в общежитие и буду ходить на пары!

Его брови взметнулись вверх. Не в гневе, а с видом человека, услышавшего нечто забавное и совершенно абсурдное. Он медленно поднялся с кресла и сделал шаг ко мне.

— Сладкая, — произнёс он с притворным терпением, будто объяснял что-то ребёнку. — Вообще-то, мы только что закрепили нашу пару. И теперь нам, по всем драконьим законам и обычаям, полагается месяц на укрепление связи. Здесь. — Он сделал ещё шаг, и его взгляд стал томным и опасным. — В нашей постели. Каждый день. По несколько раз.

От такой откровенности у меня тут же покраснело всё лицо, а по телу пробежала предательская дрожь. «По несколько раз». Воспоминания о прошлой ночи вспыхнули в сознании с ослепительной яркостью.

— Это... это средневековье какое-то! — попыталась я парировать, но мой голос звучал уже не так уверенно.

— Нет, — он уже стоял прямо передо мной, его пальцы коснулись моего подбородка. — Это традиция. И ты будешь её соблюдать. Добровольно... или не очень.

В его глазах не было злобы. Была лишь непоколебимая уверенность хищника, знающего, что его добыча уже у него в лапах.

— Не-не-не! — запротестовала я, отступая на шаг назад, но спина снова упёрлась в стену. Его палец всё ещё лежал на моём подбородке, мягко, но неотвратимо.

— Да-а-а, — растянул он, и на его лице расцвела самая довольная, самодовольная ухмылка, какую я только видела. Он выглядел настолько довольным собой, что, если бы я не знала, что он дракон, я бы подумала, что он огромный, сытый кот, только что поймавший самую аппетитную мышку в своей жизни.

От этого сравнения, от его наглого спокойствия, моё возмущение вспыхнуло с новой силой.

— Ты извращенец! — выдохнула я, чувствуя, как горит лицо.

Он рассмеялся — низко, бархатно, и этот звук, казалось, вибрировал у меня в костях.

— О да, — без тени раскаяния согласился он, его рука скользнула с моего подбородка на шею, большой палец провёл по линии челюсти. — Но только в отношении тебя. И, судя по тому, как ты покраснела... — он наклонился так близко, что его дыхание коснулось моих губ, — ...тебе это нравится. Признайся, Златовласка.

Я хотела возразить. Хотела оттолкнуть его. Но слова застряли в горле, а тело, предательское тело, уже отвечало на его близость знакомым трепетом. Он был прав. И в этом была самая большая моя проблема.

— Но я хочу свободы! — выпалила я, и в голосе моём прозвучала та самая, давно копившаяся обида и страх быть поглощённой.

Он отклонился назад, его брови снова поползли вверх, но на этот раз в его взгляде читалось не развлечение, а искреннее, глубокое непонимание.

— Свободы? — переспросил он, как будто я произнесла слово на незнакомом языке. — А чем тебе не свобода? У тебя есть всё. Моя защита, мои ресурсы, моё внимание. Ты — моя пара. Самая высшая свобода для существа в нашем мире.

— Андор, серьезно? — я смотрела на него, и мне хотелось его трясти. Он действительно не видел разницы? — Это клетка, Андор! Золотая, роскошная, но клетка! Я не могу просто исчезнуть из своей жизни! У меня есть друзья, учёба, своя комната, свои... планы!

Он смотрел на меня непонимающим драконом. Его величественное, прекрасное лицо было искажено лёгкой гримасой недоумения. Для него, древнего могущественного существа, понятия «друзья», «своя комната» и «планы» должны были казаться мелкими, сиюминутными заботами по сравнению с вечностью, которую он предлагал.

— Какие ещё планы могут быть у тебя теперь? — спросил он, и в его голосе впервые прозвучала не терпимость, а лёгкое, холодное раздражение. — Ты нашла свою пару. Я — твой план. Всё остальное — второстепенно.

В его словах не было злобы. Была лишь абсолютная, непоколебимая уверность в своей правоте. И от этой уверенности у меня похолодело внутри. Мы говорили на разных языках. Он предлагал мне весь мир, но в его понимании этот мир вращался только вокруг него. А мне нужен был свой, маленький кусочек пространства, где я могла бы оставаться собой.

— Может, ты ещё скажешь, что я спустя два месяца знакомства должна тут же детей с тобой делать? — выпалила я с горькой иронией, пытаясь до него достучаться.

Эффект был мгновенным и совершенно неожиданным. Его золотистые глаза вспыхнули с такой силой, что, казалось, осветили всю комнату. Вся его прежняя недоуменная холодность испарилась, сменившись чистым, неподдельным восторгом.

— О! — воскликнул он, и его лицо озарилось самой широкой и самой искренней улыбкой, какую я когда-либо видела. — Это было бы замечательно!

Он сделал шаг вперёд, его руки схватили меня за бока, и он с лёгкостью поднял меня в воздух, закружив посреди спальни. Я вскрикнула от неожиданности, вцепившись в его плечи.

— Представляешь? — он говорил, не переставая улыбаться, его голос гремел от счастья. — Наследники! Маленькие дракончики с лисьими хвостиками! Или лисята с драконьими крыльями! Это же... идеально!

Он поставил меня на пол, но не отпустил, смотря на меня с таким обожанием и надеждой, что у меня перехватило дыхание. Весь мой сарказм, вся моя ирония разбились о каменную стену его искреннего, неподдельного энтузиазма.

Я стояла, чувствуя, как вся кровь отливает от лица. Он не просто не понял моего сарказма. Он ухватился за эту идею как за самую желанную реальность.

— Андор... — попыталась я что-то сказать, но слова застряли.

— Мы начнем сегодня же, — объявил он решительно, его взгляд скользнул по мне с новым, оценивающим интересом. — Нужно только рассчитать самые благоприятные дни... или нет, зачем ждать? Чем чаще, тем выше шансы!

Он снова засмеялся, и в этот раз его смех был полон не злобы и не страсти, а какой-то детской, безудержной радости. А я понимала, что только что своими словами открыла ящик Пандоры, из которого уже не было пути назад.

— Ты дурак! Извращенец! Пусти меня на пол! — выкрикнула я, и на этот раз в голосе прозвучала настоящая, острая паника, смешанная с яростью.

Мне удалось, извиваясь, выскользнуть из его объятий. Я отскочила на шаг назад, тяжело дыша. В спешке рукав его огромного халата сполз, оголив плечо и часть груди. Кожа тут же покрылась мурашками от прохладного воздуха и его пристального взгляда.

Я инстинктивно рванула ткань, чтобы прикрыться, и отпрыгнула ещё дальше, как ошпаренная.

Но было уже поздно.

Он не бросился в погоню. Он даже не пошевелился. Он просто стоял и смотрел. Но каким взглядом! Вся его поза, каждый мускул, напряглись в ожидании. Прежняя беззаботная радость испарилась, сменившись холодной, хищной концентрацией. В его золотистых глазах снова плясали те самые чёртики, но теперь они горели не весельем, а азартом охотника, учуявшего лёгкий испуг добычи.

Уголок его рта медленно пополз вверх, образуя ту самую, опасную и самоуверенную ухмылку.

— Беги, — прошептал он, и его голос был низким, обещающим. — Это всегда делает итог только слаще.

Я замерла, понимая, что снова оказалась в ловушке. Но на этот раз это была не ловушка из его объятий, а ловушка, созданная им самим из моего собственного страха и его неумолимого внимания. Игра продолжалась, и ход снова был за ним.

— Андор! — пискнула я и, поддавшись первому импульсу, рванула прочь.

Моим убежищем стал массивный дубовый стол, заваленный свитками и книгами. Я оббежала его, прижимая к груди полы халата, а из горла вырывался нервный, перепуганный смешок, в котором смешались паника и какое-то дурацкое, щекочущее нервы возбуждение.

Он не бросился сразу за мной. Я услышала его низкий, довольный смех. Он наслаждался этим. Наслаждался моим испугом, этой игрой в кошки-мышки.

— Ну что ж, — прозвучал его голос, ленивый и полный предвкушения. Он не спеша начал обходить стол с другой стороны. — Любишь играть? Я обожаю.

Его шаги были бесшумными, но я чувствовала каждое его движение по сдвигающемуся воздуху, по напряжению, что тяжёлой пеленой висело в комнате. Я метнулась в другую сторону, стараясь держать стол между нами. Моё сердце колотилось как сумасшедшее, а на губах всё ещё дрожала эта дурацкая улыбка.

— Драконы, — проворчал он с мнимой досадой, продолжая свой неторопливый обход, — не созданы для погонь вокруг мебели. Мы предпочитаем... более прямой подход.

И в этот миг он исчез. Не в прямом смысле, а двинулся с такой ошеломляющей скоростью, что мои глаза едва успели его зафиксировать. Он не обежал стол — он просто оказался прямо передо мной, перекрыв путь к отступлению.

Я вскрикнула и отпрянула, но спина упёрлась в край стола. Он стоял, дыша ровно, глядя на меня с торжествующим и голодным взглядом.

— Но для тебя, — прошептал он, наклоняясь так близко, что я почувствовала его дыхание на своих губах, — я готов делать исключения.

Он подхватил меня и одним движением усадил меня на край массивного стола, с грохотом сбросив на пол драгоценные манускрипты и свитки. Пыль и древние чернила взметнулись в воздух, но ему было плевать. Его мир сейчас сузился до меня.

Прежде чем я успела что-либо понять или воспротивиться, его руки легли на мои бёдра, и он грубо, властно раздвинул мои ноги, встав между ними. Его взгляд был тяжёлым, тёмным, полным неумолимой решимости. И тогда, без предупреждения, без намёка на нежность, он рывком вошёл в меня.

Резкий, обжигающий толчок вырвал у меня короткий, перехваченный крик. Боль была острой, но быстротечной, тут же поглощённой шоком и всепоглощающим чувством заполненности. Он был везде. Его тело прижимало меня к столу, его руки держали мои бёдра, его взгляд прожигал меня насквозь.

— Вот так, — прорычал он, его голос был хриплым от напряжения. — Никаких больше игр. Никаких побегов.

Он не дал мне опомниться, не дал привыкнуть. Его движения были яростными, властными, утверждающими. Каждый толчок был напоминанием — его. Его пара. Его собственность. И моё тело, предательское и отзывчивое, уже отвечало ему, встречая его ярость собственным трепетом и рождающимся глубоко внутри огнём. Мир снова сузился до него, до этого стола, до этого грубого, животного единения, в котором не было места ни страху, ни сомнениям, только всепоглощающая, первобытная правда.

Я впилась пальцами в его плечи, чувствуя, как под кожей играют стальные мускулы. Мои ноги бессильно обвисли, а потом сами собой сомкнулись на его пояснице, притягивая его глубже, принимая каждый яростный толчок. Его рывки стали ещё неистовее, потеряв последние следы намеренной сдержанности. Воздух наполнился влажными, откровенными звуками нашего соединения, его хриплым дыханием и моими прерывистыми стонами.

Всё во мне сжималось, напрягалось, и я чувствовала, как нарастает тот самый, невыносимый, ослепляющий пик. Я кончила с оглушительным, беззвучным криком, тело выгнулось в судороге, и волны наслаждения залили всё сознание. Он чувствовал это — его собственное движение на мгновение прервалось, издал глубокий, потрясённый стон, и я почувствовала, как он становится внутри меня ещё больше, твёрже, заполняя каждую частичку.

— Д-диана... — его голос сорвался на рычащий шёпот, полный чего-то большего, чем просто страсть. Это было поклонение. Голод, нашедший свою пищу.

И тогда его ритм сменился. Он стал не просто яростным, а... окончательным. Каждый толчок был заявкой на вечность, печатью, которую он вбивал в самую мою суть. И я, всё ещё трепеща от оргазма, уже чувствовала, как новая волна начинает подниматься из глубин, вызванная им, его ненасытностью, его абсолютным собственичеством.

Он с рыком — низким, идущим из самой глубины его драконьей сути — подхватил меня, сорвав со стола. Его руки крепко сомкнулись на моих бёдрах, и он с силой, почти грубо, насадил меня на себя до самого предела.

Я вскрикнула, чувствуя, как он заполняет меня целиком, врезаясь в самую глубь. И тогда он кончил. С тем же яростным, победным рыком, что отозвался эхом в каменных стенах его покоев. Горячий поток его семени, пульсирующий внутри, казалось, прожигал меня насквозь, скрепляя нас на каком-то первозданном, магическом уровне.

Он не двигался несколько долгих секунд, тяжело дыша, его лоб прижался к моему плечу. Всё его могучее тело дрогнуло в последних судорогах наслаждения. Я висела на нём, обвив его ногами, слыша бешеный стук его сердца, смешанный с гулом в моих собственных ушах.

Он медленно опустил меня на ноги, но его руки не отпускали, продолжая держать, прижимая к себе. Его дыхание постепенно выравнивалось.

— Вот теперь, — прошептал он хрипло прямо мне в ухо, и в его голосе звучала бездна удовлетворения и тёмной радости, — ты точно никуда не денешься.

— Андор... ну, боги... — выдохнула я, чувствуя, как подкашиваются ноги. Всё тело было тяжёлым, насыщенным им, а разум отказывался складывать мысли во что-то связное.

— Нет, Диана, — его голос прозвучал тихо, но с той самой, стальной драконьей интонацией, не терпящей возражений. Он всё ещё держал меня, не давая упасть. — Дракон требует.

От этих слов по спине пробежали мурашки. Это была не просьба. Это был закон его природы.

— Пусть он требует... только ночью... — попыталась я выторговать хоть что-то, чувствуя, как горит лицо.

Он мягко, почти нежно, провёл большим пальцем по моей щеке, но в его глазах читалась непоколебимая уверенность.

— Мало, — прошептал он. — Этого мало.

— Хорошо! — сдалась я, отчаянно цепляясь за последний оплот своей прежней жизни. — И утром... но днём я студентка! Днём я учусь, хожу на пары, вижусь с Наташей! Днём — я своя!

Я посмотрела на него, пытаясь вложить во взгляд всю свою решимость.

Он нахмурился. В его золотистых глазах вспыхнула тень недовольства, быстро сменившаяся тем самым, хищным огнём.

— Диана... — он рыкнул, низко и предупреждающе, притягивая меня ближе.

Но я уже не отступала. Это была моя последняя черта.

— Днём — я студентка, — повторила я твёрже, глядя ему прямо в глаза. — Или никаких «ночей и утр».

Мы стояли, упираясь лбами в затянувшейся битве взглядов. Он — древний дракон, привыкший брать всё, что хочет. Я — его только что обретённая пара, отчаянно пытавшаяся сохранить себя. Исход этого молчаливого противостояния решил бы всё.

— Ты пытаешься спорить со мной и торговаться? — он произнёс это с таким неподдельным изумлением, что мне стало почти смешно. — Ну, лиса! — в его голосе прозвучало скорее восхищение, чем гнев. — И ещё и сексом угрожать?

От такой формулировки я смутилась до корней волос. Когда он это сказал, это прозвучало так... пошло. Так меркантильно. А для меня это была не угроза, а отчаянная попытка сохранить хоть каплю самостоятельности в этом водовороте, в который он меня втянул.

Я опустила глаза, чувствуя, как жар заливает щёки.

— Это не угроза, — пробормотала я, внезапно ощущая себя глупо. — Это... условие.

Он наблюдал за моим смущением, и его ухмылка стала мягче, почти нежной.

— Условие, — повторил он, как бы пробуя слово на вкус. Его рука поднялась, и он провёл пальцем по моей раскалённой щеке. — Хорошо. Принимаю твоё... условие.

Он наклонился так, что его губы почти коснулись моего уха.

— Но учти, — прошептал он, и в его голосе снова зазвучала опасная игривость, — что каждую минуту этого твоего «дня» я буду ждать наступления ночи. И утра. И ты будешь знать об этом. Каждый твой взгляд, каждое твоё движение... я буду там. Даже если физически меня не будет рядом.

Его слова были не угрозой. Они были обещанием. Обещанием тотального, всепоглощающего внимания.

— И я не обещаю, что ночью ты вообще будешь спать... — сказал Андор.

Его голос прозвучал низко, с той самой, знакомой мне опасной игривостью, но на этот раз в ней слышался не просто азарт, а тёмное, сладкое обещание. Это был не ответ на мою угрозу. Это был его собственный вызов, брошенный с той же самоуверенностью, с какой он делал всё остальное.

Я замерла, чувствуя, как по спине пробежал разряд. Он перехватил инициативу, превратил мою попытку сопротивления в часть своей игры.

— Что... — я сглотнула, пытаясь сохранить остатки достоинства. — Что это значит?

Его пальцы коснулись моей шеи, мягко проводя по линии челюсти.

— Это значит, — прошептал он, его губы почти касались моих, — что если ты думаешь, что сможешь диктовать мне условия, то ты сильно недооцениваешь мой... творческий потенциал. И выносливость.

В его глазах плясали чёртики, но теперь они горели не просто весельем, а предвкушением. Предвкушением того, как он будет оспаривать каждое моё «днём я студентка», напоминая мне ночами, кому на самом деле я принадлежу.

— Ты сама вызвалась играть с огнём, лиса, — его голос стал томным, соблазняющим. — Не жалуйся, если получишь ожоги. И бессонные ночи.

— Я... я... я... — я не могла вымолвить ничего, кроме этого жалкого запинания. Его слова обрушились на меня не как угроза, а как холодный, неумолимый закон природы, который я, в своей наивности, попыталась обойти.

Он наблюдал за моей паникой с той самой дерзкой, самоуверенной улыбкой, что сводила меня с ума.

— Ты думаешь, месяц даётся на утеху дракону что ли? — он мягко покачал головой, как будто сожалея о моём невежестве. — Не всё так просто. Голод... он должен заглушиться.

Он сделал шаг вперёд, и его палец проследил линию моего ключицы, заставляя меня вздрогнуть.

— Ставя рамки, — продолжил он, и его голос приобрёл металлический оттенок, — ты сама попадаешь в капкан. Времени меньше... а накопленной энергии... больше.

Его рука легла мне на низ живота, ладонь была обжигающе тёплой даже через халат.

— Буду высвобождать всего себя. Ночью. Пять... десять раз... — его глаза сверкнули в полумраке, — ...пока не буду сыт.

От этой откровенности, от этой животной, безжалостной правды у меня перехватило дыхание. Это не была игра в соблазнение. Это был голод. Древний инстинкт, который нельзя было обмануть переговорами. Ограничивая его временем, я лишь сжимала пружину, которая теперь грозила разорвать меня на части в отведённые ему часы.

Я смотрела на него, на этого могущественного дракона, смотрящего на меня голодными глазами, и понимала, что проиграла. Не потому что была слаба, а потому что пыталась спорить с ураганом, пытаясь оговорить время и силу его удара.

— Может, ещё днём перехвачу тебя где-нибудь в душевой, — добавил он с невинным видом, будто предлагал прогуляться в парке.

Я пискнула. Коротко, беспомощно, совсем по-звериному. Представление о том, что он может ворваться в моё единственное дневное убежище, в место, где я должна была быть просто студенткой, заставило кровь броситься в лицо.

— Ты не посмеешь! — выдохнула я, но в моём голосе не было уверенности, только паническое смущение.

Он только рассмеялся, довольный произведённым эффектом.

— А кто мне запретит? — он поднял бровь. — Я здесь ректор. И твоя пара. Мои права... весьма обширны.

Его взгляд скользнул по мне, и мне почудилось, что он уже мысленно видит меня там, под струями воды, такую же беззащитную, как и сейчас.

— Но... но это неправильно! — попыталась я найти хоть какой-то аргумент.

— По чьим меркам? — парировал он, его ухмылка стала шире. — По меркам людей? Я не человек, Диана. И ты — тоже, не до конца. Наши правила... другие.

Он сделал шаг назад, давая мне передышку, но его взгляд по-прежнему держал меня в плену.

— Так что будь готова, моя сладкая. Днём ты можешь притворяться кем угодно. Но никогда не знаешь, в какой момент твой дракон решит... перекусить.

Я сглотнула. Комок в горле был горьким и сладким одновременно. Все мои попытки отстоять своё пространство, свои правила, разбивались о каменную стену его воли, его природы.

— Ты сладкая, весьма, Диана, — его голос прозвучал уже без насмешки, а с какой-то странной, безграничной нежностью, что растапливала последние льдинки внутри. — И моя тяга к тебе никогда не остынет.

Он прикоснулся к моей щеке, и на этот раз его пальцы были нежными, почти благоговейными.

— Смирись.

В этом одном слове не было приказа. Не было угрозы. Было... предложение. Приглашение перестать бороться и просто принять то, что было между нами. Принять его голод, его силу, его собственничество. И ту нежность, что скрывалась за всем этим.

Я медленно кивнула, не в силах вымолвить ни слова. И в ответ его улыбка стала мягкой, настоящей, лишённой всякого хищного торжества. Он видел мою капитуляцию. И принимал её как данность.

— Хорошая девочка, — прошептал он и притянул меня к себе, уже не как охотник добычу, а как... свою пару. Ту, что нашёл после долгих лет поисков.

— Да, и жить я буду в своей спальне! — выпалила я, делая последний, отчаянный бросок к свободе. — В общежитии девочек!

Его лицо мгновенно окаменело. Вся прежняя нежность испарилась, сменившись холодной, драконьей яростью.

— Нет! — его голос прозвучал как удар хлыста, от которого я инстинктивно отпрянула.

— Да! — не сдавалась я, сжимая кулаки.

— Диана, ты меня извести решила? — он произнёс это сквозь зубы, и в его глазах бушевала буря.

— Я хочу нормальной студенческой жизни! — крикнула я, и в голосе моём прозвучали слёзы. Не от страха, а от отчаяния. Я не хотела терять всё, что составляло мою жизнь до него.

— Поздно! — его ответ был безжалостным и окончательным.

— Но...

— Диана, — он перебил меня, и в его голосе снова зазвучала та самая, неумолимая сталь. — Здесь.

Он указал пальцем на пол между нами, но смысл был ясен — здесь, в его покоях, в его мире.

— Нет! — это был уже не крик, а последний, отчаянный выдох. Я развернулась и рванула к двери, не зная, что буду делать, если она окажется запертой, но не в силах больше оставаться.

Я не успела сделать и двух шагов. Воздух вокруг сгустился, стал вязким, как мёд. Мои ноги замедлились, будто я бежала по густой грязи. Я пыталась двигаться вперёд, но не могла. Это была его магия. Не грубая сила, а мягкое, но абсолютное подавление.

Я застыла на месте, не в силах пошевелиться, с бешено колотящимся сердцем. И тогда я услышала его шаги за спиной. Медленные. Уверенные.

Он подошёл вплотную. Его руки легли на мои плечи.

— Здесь, — повторил он тихо, и в этом слове не было больше гнева. Была лишь усталая, непоколебимая правда. — Ты будешь жить здесь. Со мной. Это не обсуждается.

— Андор, это принуждение! — голос мой сломался, и по щекам, наконец, потекли горячие, горькие слезы. — Я так не хочу!

Я стояла, опустив голову, и всё моё сопротивление, вся ярость и страх вышли наружу в этом тихом плаче. Я ожидала его гнева, его привычного напора.

Но вместо этого он... отступил.

Его руки с моих плеч исчезли. Я услышала, как он делает шаг назад. Воздух вокруг снова стал лёгким, магия, сковывавшая меня, рассеялась. Я робко подняла на него взгляд. Он стоял, глядя на меня, и на его лице не было ни гнева, ни торжества. Было... что-то сложное. Почти... боль.

— Прости, Диан, — его голос прозвучал тихо и непривычно глухо. Он провёл рукой по лицу, и в этом жесте была усталость, которой я никогда раньше у него не видела. — Это... дракон.

В этих двух словах была не оправдание, а горькое признание. Признание того, что его природа, его инстинкты были сильнее его желания казаться цивилизованным. Что его «хочу» было громче моего. Что та самая «тяга», о которой он говорил, была не просто страстью, а физиологической необходимостью, с которой он не мог спорить.

— Я не могу... отпустить, — прошептал он, и в его золотистых глазах я увидела не хищника, а существо, запертое в клетке собственной сущности. — Даже если бы захотел. Это... больно. Физически.

Он смотрел на мои слёзы, и, казалось, они причиняли ему настоящую физическую боль.

— Я попробую... — он сделал паузу, подбирая слова. — Я попробую дать тебе больше пространства. Но жить здесь... это не прихоть, Диана. Это... потребность. Моя потребность быть рядом с тобой. Всегда.

Впервые он говорил со мной не как с добычей или загадкой, а как с равной. И впервые я увидела не всемогущего дракона, а... самца, отчаянно пытающегося совладать с огнём внутри и не сжечь ту, что была ему дорога. И от этого зрелища что-то дрогнуло во мне.

— Андор, ничего не случится, если я буду в общежитии, — попробовала я в последний раз, уже без надежды. — Это же недалеко.

— Далеко, — его ответ был мгновенным и плоским. Взгляд стал твёрдым. Для него любое расстояние, разделявшее нас, было неприемлемым.

— Андор?

— Нет. Здесь. — он рыкнул, низко и окончательно. В его глазах снова вспыхнул тот самый, первобытный огонь, напоминая, что компромисс имеет свои пределы.

Я вздохнула, чувствуя, как последние силы покидают меня. «Мда, эту стену не пробить...» — пронеслось в голове с горькой покорностью. Он был прав. Спорить с его природой было всё равно что пытаться остановить прилив.

— Ладно, — выдохнула я, опуская плечи в знак капитуляции. Но в моём голосе прозвучала крошечная, но твёрдая нота. — Но к Наташе не подселяй никого! Я там буду днем зависать!

Я смотрела на него, ожидая нового взрыва, нового «нет». Но он, к моему удивлению, замер, изучая моё лицо. Видимо, он увидел в моих глазах, что это мой последний, самый важный рубеж. Та самая «нормальная студенческая жизнь», за которую я так цеплялась, сводилась теперь к этому — к возможности проводить время с подругой в своей старой комнате.

Молчание затянулось. Затем он медленно кивнул.

— Хорошо.

Это было не радостное согласие, а скорее, стратегическая уступка. Он понимал, что если заберёт у меня всё без остатка, то рискует сломать то, что только начало зарождаться между нами.

— Но, — добавил он, и в его глазах снова мелькнула знакомая искорка, — помни о наших ночных... и утренних... обязательствах. Твоя энергия будет принадлежать мне.

В его тоне не было угрозы. Было напоминание. И предвкушение.

Я кивнула, чувствуя странное облегчение. Это была не победа, но и не полное поражение. Это было начало нового, сложного перемирия между драконом и его не совсем покорной парой. Он прижал меня к себе, и на этот раз его объятия были не властными, а... облегчёнными. Как будто тяжёлая битва наконец-то закончилась, и можно было просто дышать.

И я позволила себе обнять его в ответ. Мои руки скользнули за его спину, ладони легли на лопатки, чувствуя твёрдые мышцы под тонкой тканью рубашки. Это было странно. Естественно. Как будто моё тело, наконец, признало то, что разум так долго отвергал.

Он издал низкий, глубокий, довольный рык. Этот звук уже не пугал. Он был... успокаивающим. Как мурлыканье огромного кота.

— Ты упрямая, — прошептал он, и его губы коснулись моих волос.

Я прижалась щекой к его груди, слушая ровный стук его сердца, и не смогла сдержать улыбку.

— Это ты упрямый, — парировала я, и в моём голосе не было прежней ярости, только лёгкая, уставшая нежность.

Он рассмеялся, и смех его вибрировал у меня в костях.

— Возможно. Но я твой упрямый дракон. И никуда ты от этого не денешься.

— Знаю, — выдохнула я, закрывая глаза. И впервые эти слова не вызывали страха. Они приносили странное, глубокое спокойствие. Быть его парой означало сражаться, уступать, искать компромиссы. Но это также означало — быть в его объятиях. И в этот миг второе перевешивало все трудности первого.

— А сейчас мне нужно на учебу! — заявила я, выскользнув из его объятий с новой, пусть и хрупкой, решимостью.

Он не стал удерживать, лишь с интересом наблюдал, как я пытаюсь восстановить хоть каплю своего распорядка.

— Форма в шкафу, — кивнул он в сторону огромного гардероба. — Можешь переодеваться. У тебя первая пара через час... — он сделал паузу, и в его глазах снова заплясали знакомые чёртики, — ...или можем закрепить ещё раз нашу пару.

— Нет! — я фыркнула, направляясь к шкафу. — Всё! Я одеваться!

Я потянулась к ручке шкафа, но почувствовала его пристальный взгляд на своей спине. Я обернулась. Он стоял на том же месте, скрестив руки на груди и смотрел на меня с таким откровенным восхищением и желанием снова развлечься, что у меня загорелись щёки.

— Отворачивайся уже! — потребовала я, чувствуя себя невероятно уязвимой.

Он рассмеялся — громко, открыто, и этот звук, казалось, наполнил комнату солнечным светом.

— Как прикажешь, моя стыдливая парочка, — с преувеличенной почтительностью произнёс он и, наконец, развернулся, уступая мне немного приватности.

Я быстро открыла шкаф и увидела свою аккуратно повешенную академическую форму. Рядом висели его костюмы, и наша одежда соседствовала, как нечто само собой разумеющееся. Это было странно. Пугающе. И по-своему... правильно.

Пока я переодевалась, я чувствовала, как его смех всё ещё витает в воздухе.

На выходе из комнаты, уже одетая в форму и чувствуя призрачную уверенность, я обернулась на пороге.

— Да, забыла сказать, — бросила я с самой невинной улыбкой, какую только смогла изобразить. — Мы с Наташей идём в бар на выходных.

Эффект был мгновенным и восхитительным. Он тут же развернулся. Его глаза, только что спокойные, сверкнули тем самым опасным золотым огнём. Низкий, предупреждающий рык прокатился по комнате, заставляя воздух вибрировать.

— Диана... — его голос прозвучал как обтачиваемый камень.

Но я уже не слушала. Я хихикнула — коротко, звонко, срывающимся смешком — и рванула прочь по коридору, не оглядываясь. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, а по спине бежали мурашки. Но это была не паника. Это был чистый, пьянящий адреналин. Страх и предвкушение, смешанные в один коктейль.

Дразнить зверя... Мне нравилось.

Ощущать его мгновенную реакцию, видеть, как его железный контроль даёт трещину из-за одного моего слова, осознавать, что даже с его силой и властью я могу вызвать в нём эту бурю... Это было опасно. Глупо. Возможно, самоубийственно.

Но чёрт возьми, это было весело.

Глава 18. Провокация

Вырулив на привычный, шумный коридор Академии, я почти бегом подбежала к аудитории, где у входа уже ждала Наташа, постукивая длинным ногтем по корешку книги.

Увидев меня, её глаза округлились от изумления.

— Боги, он тебя выпустил? — прошипела она, окидывая меня оценивающим взглядом с ног до головы, будто ища следы плена или, что более вероятно, следы чего-то другого.

Я только собиралась что-то ответить, как почувствовала, как воздух в коридоре меняется. Шум голосов стих, сменившись натянутой тишиной. Я подняла взгляд и поняла, что на меня уставился, без преувеличения, весь поток. Десятки пар глаз — любопытных, оценивающих, завистливых, осуждающих — были прикованы ко мне. Новости, видимо, разнеслись быстрее, чем магический портал.

Под этим пристальным вниманием внутри всё сжалось, но вместо паники на мои губы прокралась та самая, лёгкая, почти дерзкая улыбка. Я хихикнула — тихо, но отчётливо, глядя прямо на Наташу, будто делилась с ней самой смешной шуткой на свете.

Этот смешок прозвучал вызовом. Всем этим взглядам. Ему. Всей этой новой, безумной реальности.

— Что? — я пожала плечами, обращаясь к Наташе, но на самом деле — ко всем остальным. — Не видели никогда, как дракона дразнят?

Наталья фыркнула, её глаза блеснули от восторга.

— Видели, но не живьём. Ну, рассказывай, мушка! Пока мы тут историю магических династий зубрили, ты там, видимо, творила свою собственную?

— Ой, мы договорились! — шепнула я Наташе, пряча улыбку за раскрытым учебником.

— Так прям он и «договорился»? — скептически протянула она, подперев щёку рукой. — Променять свой заслуженный месяц с тобой на твою учёбу? Не верю.

— Нуу... — я покраснела, глядя на конспект, где вместо магических формул непроизвольно выводились завитушки. — Пришлось в некоторых моментах уступить.

Мы с Наташей хихикали, как две обычные студентки, сплетничающие на задней парте. Но наша беседа была далека от обсуждения лекций. Внезапно громкий, сухой кашель прорезал воздух аудитории. Мы вздрогнули и подняли головы. Профессор Дубровский, древний дракон с седыми висками и взглядом, способным заморозить лаву, смотрел прямо на нас. Его золотистые зрачки сузились.

— Мисс Фей, — его голос был ровным, но в нём слышалось стальное терпение. — Я всё понимаю. Новообретённый статус, юность, пыл... — он сделал театральную паузу, и вся аудитория замерла. — Но, возможно, вы будете учиться? Или мне Андору сказать, что его пара пренебрегает основами магической теологии в пользу... девичьих бесед?

От одного упоминания его имени и такого прямого намёка у меня из груди вырвалось короткое, испуганное «ой!». Я вся вспыхнула, чувствуя, как на меня снова уставились десятки глаз.

А профессор Дубровский... рассмеялся. Это был негромкий, хриплый звук, похожий на потрескивание старых пергаментов.

— Так-то лучше, — кивнул он, и в его глазах мелькнула искорка понимающего веселья. — Продолжаем лекцию. Обратите внимание на генеалогическое древо семьи Всеславских...

Я опустила голову, стараясь не смотреть ни на кого, но внутри всё ликовало.

Пара закончилась, и я, едва выскочив из аудитории, схватила Наташу за руку.

— Наташ, завтра воскресенье же! Мы просто обязаны пойти в бар!

Она уставилась на меня, как на сумасшедшую.

— Ты с ума сошла? Решила дразнить зверя до конца? — она понизила голос до шепота. — Он тебя потом в своей спальне на замок запрёт, и никакие «дневные условия» не спасут.

Я только махнула рукой, чувствуя, как адреналин от утренней стычки с Андором всё ещё будоражит кровь.

— Да не, не думаю. Давай, у меня такой азарт! Нужно проверить, насколько далеко я могу зайти.

Наталья покачала головой, но в её глазах уже загорелся знакомый огонёк авантюризма.

— Ладно, — сдалась она с тяжёлым вздохом, который, однако, не скрывал интереса. — Можем снова зайти к Микаэлю. У него как раз...

— А он что, снова устраивает вечеринку? — перебила я, и сердце ёкнуло от предвкушения.

— Ооо! — Наталья расплылась в широкой ухмылке. — Каждую неделю!

От этих слов у меня по спине пробежали мурашки. С одной стороны — это было безумием. С другой... Именно тем безумием, которое заставляло меня чувствовать себя живой. Живой и опасной.

— Идём, — решительно сказала я, уже представляя, как завтра вечером снова надену что-нибудь вызывающее и буду танцевать, чувствуя на себе его тяжёлый, ревнивый взгляд из-за столика. Дразнить зверя было опасно, но чертовски весело.

Мы влетели в нашу спальню в общежитии, и я с ходу распахнула свой шкаф, сметая взглядом скромные студенческие вещи. Мой взгляд упал на короткое белое платье из струящегося шифона. Оно было невинным по цвету, но откровенным по крою — без рукавов, с глубоким вырезом и едва доходящее до середины бедра.

— Так, —宣布ила я, снимая его с вешалки. — Короткое белое струящееся. Идеально. Дразнить — так дразнить.

Наташа, наблюдая за моими сборами, нервно подхихикнула, прикрыв рот рукой.

— Он тебя, золотую мушку, живьём сожрёт, если увидит в этом, — прошептала она, но в её глазах читалось неподдельное восхищение моей наглостью. — Ты же знаешь, что он узнает. Микаэль ему тут же донесёт.

— Пусть, — пожала я плечами, натягивая платье. Ткань была прохладной и невесомой на коже. — Пусть знает, что его пара не собирается сидеть в золотой клетке и вышивать крестиком. И что у неё есть... другие планы на вечер.

Я повертелась перед зеркалом, наблюдая, как ткань колышется вокруг моих бёдер. Да, это был вызов. Чистой воды. Но после утренней маленькой победы мне хотелось большего. Хотелось посмотреть, как далеко я могу зайти в этой опасной игре с драконом.

— Ну что, — обернулась я к Наташе, ловя её взгляд в отражении. — Готова к очередному «исследованию» обстановки в баре?

Она фыркнула, но её улыбка стала шире.

— С тобой, мушка, никогда не скучно. Только давай договоримся — если он начнёт превращаться в дракона прямо в зале, мы бежим без оглядки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Договорились, — рассмеялась я, чувствуя прилив того самого, пьянящего адреналина. Предвкушение вечера стало ещё слаще.

— Нет, стоп! — выпалила я, и мысль ударила с такой силой, что я чуть не подпрыгнула на месте. Азарт, что бурлил во мне, требовал немедленной разрядки. Ждать до завтра казалось теперь невыносимой пыткой. — Лучше сегодня пойдем!

Я схватила Наташу за запястье, мои глаза, наверное, горели как у безумной.

— Давай, пока азарт! Пока я не передумала и не испугалась!

Наталья уставилась на меня в изумлении, но её собственная жажда приключений быстро перевесила осторожность.

— Сегодня? — переспросила она, и её губы медленно растянулись в той самой, хищной ухмылке, что я обожала. — Прямо сейчас? Но он же... он ждёт тебя сегодня вечером. У себя.

— Пусть ждёт! — махнула я рукой, уже набрасывая на плечи лёгкую куртку поверх того самого струящегося белого платья.

Мысли неслись вихрем, подпитываемые адреналином. Идея появиться в баре «СверхНовая» именно сегодня, когда он ждал меня в своих покоях, была в тысячу раз опаснее и, следовательно, в тысячу раз притягательнее.

— Он с ума сойдёт, — с почти благоговейным ужасом прошептала Наталья, но уже доставала телефон, чтобы написать Микаэлю. — Или убьёт тебя... И меня за соучастие.

— Не убьёт, — фыркнула я, поправляя платье перед зеркалом. Моё отражение смотрело на меня с вызовом. — Я же его «пара». Самая ценная вещь.

— Ну что, — обернулась я к Наташе, ловя её взгляд. — Готова к самой безумной нашей вылазке?

— О, мушка, — она снова хихикнула, но на этот раз с готовностью. — С тобой я готова на всё. Поехали дразнить дракона. Прямо в его законный вечер. Микаэль ждёт меня и мой плюс один, — бросила она мне через плечо, пока я возилась с застёжкой на своём платье. — Я не рассекречивала, с кем иду, чтобы он не доложил заранее.

Предвкушение было густым и сладким, как мёд. Опасность придавала ему особый, запретный вкус.

Я закончила с застёжкой и распустила волосы. Золотистые пряди водопадом упали на плечи, оттеняя загар и белизну платья. Само платье... оно было создано, чтобы дразнить. Белое, струящееся, оно подчеркивало всё, что можно, и то, что, возможно, нельзя — грудь, тонкую талию, изгиб бёдер. Оно было коротким, и при каждом движении ткань вздымалась, открывая опасную длину стройных ног.

— На то и расчёт, — ухмыльнулась я, проверяя себя в зеркале. Азарт заставлял сердце биться чаще.

— Вип-ложе забронировано, время — 16:00, — отчеканила Наталья, подхватывая сумочку. — Всё, мушка, точка невозврата пройдена. Поехали дразнить дракона.

Мы быстро спустились во двор и, словно две беглые преступницы, прыгнули в подъехавшее такси. Через несколько минут мы уже стояли у входа в «СверхНовую», и моё платье развевалось на ветру, словно боевое знамя перед битвой. Микаэль вышел встречать нас у входа, его ухоженный вид и лёгкая улыбка выглядели безмятежно, но в глазах читалась живая искорка интереса.

— Девочки, — протянул он, одаривая нас обоих оценивающим, но одобрительным взглядом. — Вы что, решили дразнить дракона? — Он многозначительно глянул на меня, и в его взгляде не было осуждения, скорее, развлекаемое любопытство.

— Мика, а ты что, в курсе, что ли? — тут же встряла Наташа, подбоченясь.

Микаэль рассмеялся, мягко и бархатно.

— Ната, милая, драконы чуют. Особенно когда речь идёт о чём-то... столь ценном, — его взгляд снова скользнул по моему платью. — Но, знаете ли, это даже интересно, что из этого выйдет. Заходите, — он широким жестом указал на дверь. — Я вас не сдавал. Пока что, — он подмигнул, явно наслаждаясь положением человека, держащего паузу в самой интригующей драме сезона.

Мы проскользнули внутрь, и атмосфера «СверхНовой» снова обняла нас — приглушённый свет, ритмичная музыка, густой воздух, пахнущий дорогими духами и возбуждением. Но на этот раз ко всему этому примешивался острый, сладкий привкус риска. Микаэль знал. И его невмешательство было лишь отсрочкой. Где-то там, в Академии, Андор, возможно, уже чувствовал мой вызов. Игра началась, и ставки были выше, чем когда-либо.

Мы сидели в нашем уютном вип-ложе, время текло как вода под действием отличного алкоголя и лёгких разговоров. Шампанское и коктейли делали своё дело, разливая по телу приятную теплоту и беспечность. И вот уже на часах было 21:00.

— Слушай, а всё спокойно, — протянула Наташа, лениво развалившись на бархатном диване. Она потянулась за своим бокалом. — Даже не звонит, не ищет. Может, простил твою выходку? Или занят чем-то важным? — в её голосе звучало лёгкое разочарование. Она, как и я, видимо, ожидала большего накала страстей.

— Пойдем потанцуем, что ли? — предложила она, поднимаясь.

— Пойдем, — кивнула я, чувствуя, как алкоголь приятно кружится в голове, притупляя острые углы тревоги.

С задором, подпитанным шампанским и ложным чувством безопасности, мы вышли из-за занавеса нашего ложа и направились на танцпол. Музыка была громкой, ритмичной, и я позволила ей унести себя, закрыв глаза и отдаваясь движению. Платье развевалось вокруг моих бёдер, волосы колыхались в такт. Мы с Наташей смеялись, привлекая восхищённые взгляды. В этот миг всё казалось возможным. Может, он и вправду не придёт? Может, я смогу отвоевать себе этот вечер полной свободы?

И когда я отвлеклась на секунду, позволив себе полностью раствориться в музыке и ритме, Наташа уже веселилась с каким-то темноволосым парнем у барной стойки. Я закрыла глаза, кружась в такт мощным басам, чувствуя, как платье обвивается вокруг ног, а музыка вытесняет все мысли.

И тогда я наткнулась на что-то... нет, на кого-то. Твёрдое, непоколебимое. Я открыла глаза.

Андор.

Он стоял прямо передо мной, словно возник из самого воздуха. На нём был тёмная, идеально сидящая рубашка, растегнутая на две пуговицы. Он выглядел не как ректор, а как сама буря, сгустившаяся в человеческом облике. Его лицо было маской холодной ярости, но самым страшным были его глаза. Его взгляд говорил всё. В нём не было ни вопроса, ни удивления. Было лишь ледяное, безраздельное обещание. Обещание того, что мне конец. Что прямо сейчас, здесь, на этом самом танцполе, он возьмёт своё. Трахнет, подчинит, докажет свою власть так, как считает нужным. По-своему. По-драконьи.

Музыка, смех, весь шумный мир бара — всё это исчезло, сузившись до его золотистых глаз, полных смертоносной решимости. Воздух перестал поступать в лёгкие. Я застыла, парализованная, понимая, что игра закончилась. Игра, в которую я так легкомысленно решила поиграть, и теперь придётся платить по счетам. Самую высокую цену.

— Лисичка решила до конца играть с драконом? — произнёс он, и его голос был обманчиво мягким, почти ласковым, но каждый слог был отточен, как лезвие. В этой притворной доброте сквозила такая смертельная опасность, что по моей коже побежали ледяные мурашки.

Во мне что-то затрепетало — не просто страх, а что-то древнее, дикое, что откликалось на его ярость, на этот колоссальный накал энергии, что исходил от него. Это было похоже на то, как стоять перед надвигающимся ураганом — страшно, но и гипнотически прекрасно в своём разрушительном величии.

Он не ждал ответа. Его рука стремительно обвила мою талию, прижимая так, что все мои кости затрещали. Другой рукой он схватил моё запястье, и его пальцы впились в кожу с такой силой, что должно было остаться пятно.

— Что ж, — прошипел он, наклоняясь так, что его губы почти коснулись моего уха, а дыхание обожгло кожу. — Поиграем. По-настоящему. По моим правилам.

И прежде чем я успела что-либо вымолвить, он резко развернулся и потащил меня за собой, не как спутницу, а как трофей. Сопротивляться было бесполезно. Его хватка была железной, а воля — абсолютной. Он вёл меня через толпу, и люди расступались перед ним, инстинктивно чувствуя исходящую от него угрозу. Андор затащил меня в свою вип-ложу, гораздо более роскошную и уединённую, чем наша. Дверь захлопнулась с глухим, окончательным щелчком, отрезав нас от внешнего мира. В следующее мгновение его губы впились в мои. Это был не поцелуй. Это было наказание. Поглощение. В нём была вся ярость дракона, чьё терпение лопнуло. Его язык захватил мой рот без спроса, его зубы слегка задели мою губу и я почувствовала солоноватый привкус крови.

Он оторвался, его дыхание было тяжёлым и громким.

— Ты заставила меня ждать, — прошипел он, и каждый звук был обжигающим. — Искать тебя. Чуять твой след в этом проклятом баре, пока ты... — его взгляд скользнул по моему лицу, по моему платью, с такой ненавистью и желанием, что у меня перехватило дыхание, — ...веселилась.

Его рука соскользнула с моего запястья на шею, не сжимая, но утверждая своё право касаться, владеть.

— Игра окончена, Диана.

Он вжался в меня всем телом и я чувствовала каждый его мускул, каждое напряжение, но самое явное, самое неоспоримое — это твёрдый, пульсирующий напор его члена, который через слои ткани жаждал снова обладать мной, доказать своё право.

— Хватит игр, — его голос был низким рыком, полным неконтролируемой ярости и желания.

Одним резким движением он задрал подол моего платья, обнажив кожу бёдер, сорвал трусики. Его пальцы быстро справились с его собственным ширинкой и он высвободил свой член. И прежде чем я успела что-либо осознать, он, не тратя ни секунды на прелюдии, с силой, почти грубо, насадил меня на себя.

Резкий, глубокий толчок вырвал у меня сдавленный крик. Боль от быстрого вторжения смешалась с шоком и оглушительным чувством заполненности. Он был везде. Его тело прижимало меня к стене, его руки держали мои бёдра, его взгляд прожигал меня насквозь.

— Вот так, — он прорычал, и его первый толчок был яростным, утверждающим. — Ты хотела играть? Получай. Всю мою ярость. Всё моё нетерпение.

Он не дал мне опомниться, не дал привыкнуть. Его движения были быстрыми, мощными, безжалостными. Каждый толчок был напоминанием — кто я для него. Его собственность. Его парa, которая осмелилась убежать. И моё тело, запутавшееся в шоке, боли и запретном возбуждении, уже отвечало ему, сжимаясь вокруг него в немом признании его власти. Не выпуская меня из себя, он тяжело опустился на диван, усадив меня сверху. Поза была интимной, почти нежной, но напряжение в его теле и взгляде говорило об обратном. Его руки крепко держали мои бёдра, пальцы впивались в кожу.

— Диана... — его голос был хриплым, полным чего-то большего, чем просто гнев. В нём звучала боль и та самая, всепоглощающая тяга, о которой он говорил. — Ты меня дразнишь... сводишь с ума...

Его руки с моих бёдер переместились ниже, под ягодицы, и он начал помогать мне, направляя мои движения, заставляя меня «прыгать» на нём. Ритм был жёстким, требовательным. Каждое движение вниз заставляло его глубже входить, каждый подъём — оставлять мучительную пустоту, которую он тут же заполнял с новой силой.

— И знаешь, что самое ужасное? — он прошипел, его глаза сверлили меня. — Мне это нравится. Эта твоя дерзость. Этот огонь в тебе. Он делает тебя... незаменимой. И это сводит меня с ума ещё сильнее.

Его слова, смешанные с властными движениями его рук и его тела внутри меня, создавали оглушительную бурю ощущений. Это было наказание и награда одновременно. Признание в самом извращённом виде. Я была его наркотиком и он не мог насытиться, даже пытаясь наказать меня за мою дерзость. Не прекращая властно двигать моими бёдрами, он одной рукой оттянул тонкую лямку моего платья, срывая её с плеча. Ткань сползла, оголяя грудь. Прохладный воздух коснулся кожи, но его взгляд был горячее любого огня.

— Такой сладкий запретный плод, — прошептал он, и его язык, шершавый и влажный, медленно, плавно провёл по напряжённому соску.

Я вздрогнула и стон вырвался из моей груди, смешавшись с прерывистым дыханием. Затем он слегка прикусил кончик, и острая, щемящая боль пронзила меня, мгновенно преобразуясь в волну густого, сладкого возбуждения, что разлилась по всему телу.

— И такой отзывчивый, — он прорычал с одобрением, чувствуя, как моё тело сжалось вокруг него в ответ на его ласку. Его зубы снова сомкнулись, на этот раз нежнее, заставляя меня выгибаться навстречу, полностью отдаваясь этому странному, болезненному наслаждению.

Его руки на моих бёдрах стали ещё настойчивее, ритм — ещё более неистовым. Он поглощал меня всю — мои стоны, мою боль, моё удовольствие, моё неповиновение.

— Для меня так нарядилась? — его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий и пронизывающий, пока его тело продолжало властно двигаться подо мной. — Знала, что приду.

Я смущённо отвела глаза, уставившись куда-то за его плечо, на тёмную стену ложи. Моё молчание было красноречивее любого признания. Да, я знала. Глубоко внутри, под слоем бравады и адреналина, я надеялась на это. Ждала этого. Этот наряд, эта игра — всё это было для него. Чтобы вызвать эту реакцию. Чтобы увидеть этот огонь в его глазах.

Он мягко, но неумолимо большим пальцем вернул моё лицо к себе, заставив снова встретиться с его пронзительным взглядом.

— Не отводи глаз, — прошептал он, и в его тоне уже не было ярости, а лишь тёмное, глубокое удовлетворение. — Ты хотела, чтобы я пришёл. Хотела, чтобы я увидел. Хотела этого. Признайся.

Я смущённо закрыла глаза и кивнула. Слов не было. Они и не были нужны. Он и так всё видел, всё знал. Его ответом стал низкий, глубокий, удовлетворённый гул, исходящий из самой его груди. Он не засмеялся. Не торжествовал. Это был звук абсолютного, безмолвного понимания.

— Да, — прошептал он, и его губы коснулись моих век, заставляя их трепетать. — Моя лисичка строптивая.

Его руки на моих бёдрах смягчили хватку, стали не столько сдерживающими, сколько направляющими. Его движения подо мной изменились. Они стали не менее интенсивными, но... другими. Более глубокими, более осознанными. Менее яростными, но более властными в своей нежности.

— Мне нравится, — он произнёс это прямо в мои губы, прежде чем снова захватить их в поцелуй. На этот раз в нём не было наказания. Было обладание. Признание. И тёмная, всепоглощающая радость от того, что его пара — не покорная кукла, а живое, дерзкое существо с собственным огнём внутри.

Он вошёл в меня до самого предела, глубоко, заполняя собой каждую частичку, и с низким, победным рыком кончил. Горячий поток его семени, казалось, ставил окончательную печать на всём, что произошло между нами в этот вечер. Он не двигался несколько долгих секунд, его лоб прижался к моему, дыхание было тяжёлым и ровным. Затем он прошептал, и его голос, хриплый от страсти, был полон тёмной нежности и безраздельной уверенности:

— Моя лисичка. Играй со мной. Но знай... — он отвёл голову, чтобы посмотреть мне в глаза, и в его золотистых глубинах горело обещание, древнее, как сам мир. — Я найду. И возьму своё. Всегда.

От этих слов, от этой безоговорочной правды, я сглотнула. Слова застряли в горле. А по лицу, по шее, по груди разлился горячий, смущённый румянец. Это не был страх. Это было признание. Признание его силы, его прав и... странное, щемящее чувство безопасности в этих границах, которые он устанавливал так жёстко и так властно. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он аккуратно приподнял меня, всё ещё чувствительную и дрожащую, и с удивительной нежностью натянул мои трусики на место. Его пальцы скользнули по коже моих бёдер, поправляя ткань платья, и этот простой, почти бытовой жест в такой момент был одновременно смущающим и бесконечно интимным. Затем его руки легли на мои плечи, и он развернул меня к двери. Его голос прозвучал прямо у уха, тихо, но с той самой стальной нотой, что не оставляла места для споров:

— А теперь иди и танцуй.

Он дал мне отдышаться, дал вернуться в шумный мир, но его следующая фраза навсегда изменила правила.

— Но знай, — продолжил он, и в его голосе зазвучало холодное, безраздельное торжество. — Цена твоей выходки — день. Целый день со мной. И это не обсуждается.

Он не сказал, что будет в этот день. Не нужно было. В его тоне, в его взгляде, что я почувствовала на своей спине, было всё. Это будет день полного и безоговорочного подчинения. День, когда все мои «дневные условия» будут отменены. День, когда он возьмёт свою плату сполна. Я не обернулась. Просто кивнула, чувствуя, как по спине снова бегут мурашки — на этот раз от смеси страха и тёмного, запретного предвкушения. Я вышла из ложи, оставив его там, и шагнула обратно в гул музыки, зная, что теперь за каждую секунду сегодняшней свободы мне придётся заплатить завтра. Игра продолжалась, но ставки снова взлетели до небес.

Я нашла Наташу у барной стойки, всё ещё оживлённо болтающую с парнем, но её взгляд сразу же выхватил меня из толпы. Когда я подошла ближе, её нос сморщился, а глаза расширились от понимания.

— Диан, от тебя... — она наклонилась ко мне, понизив голос до драматического шёпота, — ...пахнет сексом!

Я смущённо опустила глаза, чувствуя, как щёки снова заливает краска. Ответ был написан на моём лице и, видимо, на всей моей потрёпанной, разгорячённой фигуре.

— Он? — уточнила она, хотя и так всё знала.

Я лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Боги, — Наташа покачала головой, но в её глазах не было осуждения, лишь неподдельное, почти благоговейное изумление. — Ну, у вас и страсти кипят... Ладно, — махнула она рукой, как бы отмахиваясь от всей этой драмы. — Отпустил же? Не уволок обратно в свою берлогу? Значит, не всё потеряно. Пойдём, выпьем и потанцуем!

Она снова взяла меня под руку, её весёлый, беззаботный тон был как глоток свежего воздуха после удушающей интенсивности Андора. Я позволила ей увлечь себя, зная, что завтра меня ждёт расплата, но сейчас, в этот миг, можно было просто быть молодой, немного безумной девчонкой в баре с лучшей подругой.

— И что он потребовал? — Наташа прищурилась, изучая моё смущённое лицо. — Душу твою? Вечное подчинение? Обет никогда не выходить из спальни?

— Нет... — я сглотнула, глядя на свой бокал. — Целый день.

Наташа на секунду замерла, переваривая информацию. Затем её брови медленно поползли вверх, а на губах расплылась самая понимающая ухмылка.

— Хм... — протянула она, делая многозначительную паузу. — Ну, у драконов выносливость, да... божеская.

От такой формулировки я фыркнула, несмотря на всё своё смущение, и мы обе разом рассмеялись — громко, беззаботно, привлекая взгляды. В этом смехе было что-то очищающее. Он смывал остатки напряжения и страха, превращая завтрашнее «наказание» во что-то... почти заманчивое.

— Ладно, золотая мушка, раз уж тебе завтра предстоит марафон... значит, сегодня мы должны как следует зарядиться! За твоё... выживание!

И мы снова погрузились в атмосферу вечеринки, но теперь с новым, общим знанием. Моя жизнь была безумной, опасной и совершенно непредсказуемой, но с такой подругой, готовой поддержать и посмеяться над всем, даже над предстоящим «днём с драконом», она казалась... чертовски интересной.

— Ну, вообще-то, это он тебя ещё слабо наказал, — с невинным видом заметила Наташа, делая глоток своего коктейля.

— Слабо? — я недоверчиво посмотрела на неё. Целый день полного подчинения казался мне верхом суровости.

— Ага, — кивнула Наташа, её взгляд стал задумчивым. — У меня одна знакомая... так её дракон, после подобной выходки, к кровати привязал. И делал с ней всё, что хотел. День и ночь. Пока она не стала шептать его имя даже во сне.

От этого образа у меня по спине пробежал ледяной холод, и я сглотнула. Вдруг «просто целый день» показался не таким уж и страшным наказанием.

— Жуть, — прошептала я, и мой взгляд самопроизвольно скользнул в сторону той самой вип-ложи.

В глубокой тени на меня смотрели два узких, светящихся золотистых пятна. Его глаза. Он не ушёл. Он наблюдал. И в этом пристальном, не моргающем взгляде я прочитала всё. Он слышал наш разговор. И он давал мне понять, что её история — не пустая страшилка. Что его милосердие имеет пределы. И что следующая моя выходка может иметь куда более серьёзные последствия. Я быстро отвела взгляд, чувствуя, как сердце заколотилось с новой силой. Адреналин от дразнилки сменился холодным, трезвым осознанием. Я играла с огнём, который мог спалить меня дотла. И он только что напомнил мне об этом, но я твёрдо решила: позволить ему управлять тобой, значит проиграть ещё до начала игры.

Я не буду просто приложением к дракону в его золотой клетке. Украшением, которое он достаёт, когда хочет, и запирает, когда ему это надоедает. Я не буду той девушкой, которую привязывают к кровати, чтобы сломать. Я буду его перевоспитывать.

Пусть это звучало наивно, безумно и самоубийственно. Но я заставлю его понять. Понять, что я — не вещь. Что у меня есть своя воля, свои желания, своя жизнь. И что наша связь будет настоящей только тогда, когда в ней будет место для нас обоих, а не только для его драконьих инстинктов. Я медленно подняла взгляд и снова встретилась с его горящими глазами в тени, но на этот раз в моём взгляде не было страха или смущения. Была тихая, стальная решимость.

Он почувствовал это. Его глаза сузились ещё больше, будто он пытался разгадать новую загадку на моём лице. Я не стала отводить взгляд. Мы смотрели друг на друга через шумный зал — дракон и его строптивая пара.

По залу прокатился рык. Низкий, глубокий, едва слышный для обычного уха, но для меня и, видимо, для Наташи он прозвучал, как отдалённый удар грома. Это был не яростный рёв, а скорее... предупреждающее ворчание. Недовольное, полное раздражения и в то же время... заинтересованное. Он почувствовал мой вызов. Уловил смену энергии.

И я... хихикнула.

Коротко, тихо, почти беззвучно, но он, конечно же, услышал. Этот смешок был моим ответом. Моим «проверяю на прочность». Моим «не так-то просто, дракон».

Наташа уставилась на меня с округлившимися глазами.

— Ты совсем рехнулась? — прошипела она. — Он же сейчас сюда в вип-ложу вломится!

Но я лишь пожала плечами, чувствуя, как азарт снова загорается внутри, на этот раз холодный и расчётливый. Пусть вломится. Пусть попробует сломать эту мою новообретённую твёрдость. Я снова посмотрела в ту тёмную ложу. Золотистые глаза всё ещё горели там, но теперь в них читалось не просто владение, а нечто более сложное — любопытство, смешанное с тёмным предвкушением новой охоты.

— Наташ, открывай портал! — выдохнула я, всё ещё чувствуя на себе его испепеляющий взгляд.

— Куда? — уставилась на меня подруга, но в её глазах уже вспыхивала искра азарта.

— Да хоть куда! Хоть к чёрту на рога! — махнула я рукой, захлёбываясь смехом и адреналином. — Пусть он на секунду почувствует, как теряется моя энергия! Пусть испугается!

— Ты безумна, Диана, — покачала головой Наташа, но её пальцы уже щёлкнули в воздухе, выписывая сложную магическую вязь.

Пространство перед нами задрожало и разорвалось, открыв портал. Мы, не раздумывая, шагнули в него и очутились в знакомом, пустынном в это время коридоре Академии, всего в паре минут бега от нашего общежития и мы понеслись, словно две школьницы, убежавшие с урока. Мы мчались по каменным плитам, наши шаги отдавались громким эхом, а безудержный, нервный хохот разрывал торжественную тишину. Это было безумием, но именно такое безумие и было нужно, чтобы смыть давящее ощущение его власти.

Наташа, запыхавшись, остановилась, прислонившись к холодной стене.

— Боги, Диана... — она тяжело дышала, но на её лице сияла самая широкая улыбка. — Я... я давно таких чувств не испытывала! Такого... драйва! Ты не представляешь!

Я стояла рядом, тоже переводя дух, и чувствовала то же самое. Это был не просто побег. Это была заявка на независимость. Маленькая, рискованная, но наша. И пока его рык, должно быть, всё ещё стоял в баре, мы были здесь, свободные, молодые и живущие вопреки всем драконьим правилам.

— Так, ладно, Диан, я пошла спать, — выдохнула Наташа, вытирая слезу смеха. — Хватит с нас приключений на сегодня.

Я кивнула, чувствуя внезапную усталость, накатившую после адреналина.

— Иди.

Она сделала несколько шагов, но обернулась.

— А ты?

Я пожала плечами, и на моём лице появилась странная, спокойная улыбка.

— А я буду ждать его.

— Где? — удивилась Наташа.

— Да пусть даже здесь, — махнула я рукой, глядя в темноту коридора. — Или просто послоняюсь по коридору... О! В душ схожу, — сообразила я. — А то он меня в баре же... взял.

Я зашла в нашу комнату, достала из шкафа мягкое полотенце, просторную футболку и спортивные шорты, и направилась в сторону душевых. В этом не было бравады. Не было желания снова дразнить. Это было просто... принятие. Я знала, что он придёт. Что наш разговор не окончен. И вместо того чтобы прятаться или бояться, я решила встретить его на своих условиях — чистая, в своей привычной одежде, без вызовов и уловок. Просто я. Его строптивая пара, которая не боится последствий своих поступков. Шаги по кафельному полу душевой отдавались гулко. Тишина была звенящей. Но на этот раз она не пугала. Она была наполнена ожиданием. Я была готова.

Я сняла с себя платье, что было свидетелем всей нашей вечерней драмы. Сбросила туфли-лодочки, а затем и трусики, тонкая ткань которых была пропитана его спермой, влажная и липкая, как физическое напоминание о его власти и моём недавнем подчинении.

Я встала под горячие струи воды. Они обожгли кожу, но это было приятно, почти ритуально. Я закрыла глаза, позволив каплям стекать по лицу, шее, груди, смывая с себя запах бара, пота, его семени и остатки адреналина. Вода очищала, унося с собой напряжение и страх. Я была так погружена в это ощущение, так спокойна в своём решении, что даже не вздрогнула, когда сильная, тёплая рука легла на мою мокрую талию сзади.

Не было резкого движения, не было испуга. Просто... его прикосновение. Ожидаемое. Принадлежащее этому моменту. Я не открыла глаз. Не обернулась. Просто положила свою руку поверх его, чувствуя под пальцами его горячую кожу. Его присутствие было не угрозой, а продолжением того очищения, что давала мне вода. Он был частью этой новой реальности, которую я выбрала. Андор наклонился и его губы коснулись моей мокрой шеи. Это был не жадный, требовательный поцелуй, каким он был в баре. Это было медленное, почти нежное прикосновение. Исследующее. Почти... благодарное. И я откинула голову назад, позволив ей упасть на его мощную грудь. Мои мокрые волосы растрепались по его коже, а тело полностью расслабилось в его объятиях. В этом жесте не было подчинения. Было доверие. Приглашение. Вода продолжала литься на нас обоих, но её шум отступил на второй план.

Его руки скользили по моему мокрому телу, и каждое прикосновение было подобно живому огню. Шероховатые подушечки пальцев проводили по моим бёдрам, скользили вверх по животу, обходили грудь, лаская её тяжёлый низ, но не касаясь и без того напряжённых сосков, лишь разжигая желание.

Он не торопился. В его движениях не было прежней ярости или поспешности. Это было медленное, методичное разжигание. Касание, от которого по коже бежали мурашки, сменялось более сильным нажимом, заставляющим мышцы подрагивать. Он изучал каждую кривую, каждый изгиб, будто заново открывая для себя моё тело, но на этот раз — с разрешения. С молчаливого согласия, которое я ему дала, откинувшись на него. Моё дыхание участилось, превратившись в прерывистые вздохи, которые терялись в шуме душа. Я прижалась к нему сильнее, чувствуя, как его собственное тело отвечает — твёрдый, мощный упор в пояснице говорил о его собственном возбуждении, но он сдерживался, наслаждаясь самой властью над моими ощущениями. Он наклонил меня вперёд и мои ладони упёрлись в прохладную кафельную стену. Вода продолжала литься на мою спину, но её тепло было ничто по сравнению с жаром, исходящим от него и тогда, без предупреждения, одним мощным, уверенным рывком он вошёл в меня. Его руки легли поверх моих на стене, его пальцы сплелись с моими, прижимая их и он начал двигаться. Не с яростью, а с той же неумолимой, властной уверенностью, что была в его ласках. Каждое движение было глубоким, направленным на то, чтобы довести до предела и меня, и себя. И в этот раз я не сопротивлялась. Не пыталась отстраниться. Я приняла его, отвечая на каждый толчок встречным движением бёдер, мои стоны сливались с шумом воды и его тяжёлым дыханием. Это было не наказание. Это было подтверждение. Подтверждение того, что мы были двумя частями одного целого, и наше соединение было таким же стихийным и неотвратимым, как прилив.

Его рука, до этого лежавшая поверх моей на стене, скользнула вниз. Пальцы провели по внутренней стороне моего бедра, мокрой и чувствительной, а затем безошибочно нашли ту самую, маленькую, напряжённую точку скрытую между нашими слившимися телами — мой клитор. Прикосновение было точным, уверенным. Не грубым, но и не нежным. Это было... методично. Как будто он знал каждую ниточку моего тела лучше, чем я сама. И он начал. Круговые, настойчивые движения его пальца совпали с ритмом его толчков внутри меня. Двойная атака на мои чувства была оглушительной. Волны удовольствия от его глубоких проникновений сливались с острыми, электрическими разрядами от стимуляции клитора, создавая невыносимое, восхитительное напряжение. Всё моё тело напряглось, как струна. Стоны стали громче, беспомощнее. Я вцепилась пальцами в кафель, уже не чувствуя его прохлады, вся поглощённая нарастающим внутри вихрем. Он чувствовал это, чувствовал, как я близка, и его движения стали ещё более целенаправленными, его дыхание у моего уха — более прерывистым. Он вёл меня к краю, неумолимо и мастерски, и я была готова следовать за ним, куда бы он ни повёл.

Его пальцы на моём клиторе не знали пощады, а его толчки внутри — глубины. Казалось, он хотел проникнуть в самую душу, раствориться во мне, стереть все границы. Мир сузился до белого шума в ушах, до влажного жара его тела за моей спиной, до всепоглощающего ощущения, что вот-вот случится нечто необратимое.

— Андор... — его имя сорвалось с моих губ в виде хриплого, бессвязного шёпота, мольбы и признания одновременно.

И тогда это накрыло меня. Не волна, а целый океан. Ослепляющая, сметающая всё на своём пути вспышка, что вырвалась из самого моего нутря. Тело затряслось в немых конвульсиях, выгибаясь и прижимаясь к нему в поисках опоры. Крик застрял в горле, превратившись в долгий, беззвучный выдох. Он не останавливался. Пока моё тело ещё билось в спазмах наслаждения, он, с низким, победным рыком, достиг своего пика.Он оставался во мне ещё несколько мгновений, тяжело дыша, его лоб был прижат к моей мокрой спине. Его руки, всё ещё лежащие на мне, дрожали от напряжения.

Тишина, нарушаемая лишь шумом воды и нашим тяжёлым дыханием, была красноречивее любых слов. Всё было сказано. Всё было решено. По-своему.

— Диана, убегаешь, моя беглянка..

Его голос прозвучал прямо у моего уха, низкий, хриплый, но без прежней ярости. В нём сквозила усталая нежность и... понимание. Он видел мой порыв, мою попытку вырваться, и теперь, после всей этой бури, его слова звучали не как обвинение, а как констатация факта. Факта, который его больше не злил, а почти забавлял.

Я не ответила. Просто стояла, прислонившись лбом к прохладной кафельной стене, чувствуя, как вода остывает на коже, а его тело всё ещё прижимается к моей спине. Его руки медленно скользнули с моих бёдер на талию, обвивая её, но не сковывая. Это были не цепи, а скорее... утверждение присутствия.

— Убегай, — прошептал он, и его губы коснулись моего мокрого плеча. — Я всё равно найду. Всегда. Потому что ты — моя.

Он медленно вышел из меня, и это движение было почти нежным, лишённым прежней резкости. Затем его руки снова нашли моё тело, но на этот раз не для того, чтобы возбуждать или удерживать.

Он взял гель для душа и начал смывать с моей кожи следы нашей бури — запах секса, его семя, смешанное с водой. Его движения были методичными, почти ритуальными. Он промыл мои бёдра, живот, спину, и в этом простом действии не было ни смущения, ни похабности. Была какая-то странная, глубокая интимность. Забота хищника, приводящего в порядок свою добычу после трапезы.

Он не говорил ни слова. Просто делал то, что считал нужным, а я стояла, позволив ему это, чувствуя, как под его прикосновениями напряжение окончательно покидает моё тело. Когда он закончил, он выключил воду и накинул на мои плечи моё же полотенце, его руки на секунду задержались на моих плечах, согревая. Одним резким, точным движением руки он разорвал материю перед собой. Воздух затрещал, и появился портал, ведущий прямо в его спальню — в то самое место, откуда я сбежала утром. Он не толкнул меня. Не потащил. Он просто посмотрел на меня, его взгляд был тяжёлым и ожидающим. Выбор, как всегда, был иллюзорным.

Я вздохнула, чувствуя, как остатки сопротивления тают под этим взглядом и ступила в портал, и он последовал за мной. Проход захлопнулся, оставив за спиной шум воды и прохладу душевой. Мы стояли в его спальне. Тишина здесь была иной — густой, насыщенной его присутствием. Он снял с меня мокрое полотенце и отбросил его в сторону.

— Садись, — сказал он просто, и в его голосе не было приказа, а лишь констатация того, что должно произойти. Ночь ещё не закончилась. И наш разговор — тоже.

Дальше не последовало ни ярости, ни страсти, требующей немедленной разрядки. Вместо этого он повёл меня к кровати и усадил на край. Он достал из шкафа ещё одно сухое, мягкое полотенце и начал вытирать мои волосы, движения его рук были удивительно нежными и методичными.

Затем он принёс чашку с чем-то тёплым и дымящимся — травяным чаем, пахнущим мёдом и имбирём.

— Пей, — сказал он коротко, и в его голосе сквозь привычную властность пробивалась тень заботы. — Ты промёрзла.

Я взяла чашку, чувствуя, как тепло разливается по ладоням. Он сел рядом, не касаясь меня, просто присутствуя. Тишина между нами была густой, но уже не враждебной. Она была наполнена осмыслением всего, что произошло — моего побега, его гнева, нашей бурной встречи в душе и этого неожиданного перемирия. Он не извинялся за свою ярость. Не требовал раскаяния за мой побег. Он просто... был.

Андор смотрел на меня и в его золотистых глазах читалась не просто собственническая удовлетворённость, а нечто более сложное — понимание, что его строптивая пара — это не проблема, которую нужно сломать, а вызов, который нужно принять.

Он наблюдал, как я делаю глоток, и его взгляд был прикован к моим губам.

— Завтра, — начал он, и его голос вернул себе привычную твёрдость, но без прежней угрозы, — ты останешься со мной. С утра до ночи.

Я поставила чашку, чувствуя, как по спине пробегают знакомые мурашки. Не от страха, а от предвкушения.

— А если я откажусь? — спросила я, больше из привычки, чем из реального желания сопротивляться.

Уголок его рта дрогнул.

— Тогда я напомню тебе о сегодняшнем вечере. Более... наглядно.

В его глазах снова вспыхнули те самые огоньки, но на этот раз они светились не гневом, а тёмным, обещающим весельем.

«Целый день. С ним. После всего, что было... это звучало и как наказание, и как самая сладкая пытка. Но в его словах 'с утра до ночи' было что-то... окончательное. Что-то, что заставило другую мысль, тихую и до ужаса логичную, прорваться на поверхность.»

«А если он будет кончать внутрь?»

Мысль ударила с такой ясностью, что у меня перехватило дыхание. Мы никогда не говорили о предохранении. В пылу страсти, в гневе, в этой странной нежности — это просто... не всплывало. Но он — дракон. Я — кицуне. Наши биологии, наши циклы... Боги, я даже не знаю, насколько они совместимы. А если совместимы?

«Я могу забеременеть».

От одной этой мысли мир поплыл. Не просто быть его парой. Не просто смириться с его властью и своим странным, извращённым наслаждением от этого. А носить его ребёнка. Наследника дракона и кицуне. Маленькое существо, которое будет вечным воплощением нашей связи и нашей вражды, и нашей страсти.

Это было одновременно пугающе и... неизбежно. Если он и вправду видел во мне свою вечную пару, то дети были лишь вопросом времени. Его сегодняшнее 'всегда' обретало новый, куда более глубокий смысл.

Я подняла на него взгляд, и он, словно уловив смену моих мыслей по выражению лица, приподнял бровь.

— Что? — спросил он просто.

Я сглотнула, не в силах выдать наружу бурю, бушевавшую внутри.

— Ничего, — прошептала я. — Просто... думаю о завтрашнем дне.

Его губы растянулись в медленной, понимающей улыбке. Он знал, что это не вся правда, но он дал мне эту отсрочку.

— Хорошо. Думай. У тебя есть вся ночь. А утром... мы начнём.

— Андор... — я начала неуверенно, глядя на свои руки. — А как происходит беременность от драконов? Я... я буду яица высиживать?

Он замер на секунду, а затем так громко рассмеялся, что звук, казалось, потряс стены его спальни. Это был не тот снисходительный смех, что бывал раньше, а настоящий, глубокий, идущий от самого сердца.

— Боги, Диана, — он вытер выступившую слезу, всё ещё хохоча. — Ты где была, когда была лекция по физиологии сверхсуществ? На первой же неделе это проходят!

Я смутилась до корней волос, чувствуя себя полной дурой.

— Я... я, наверное, болела, — пробормотала я, хотя на самом деле, скорее всего, просто не придала этому значения, не думая, что это когда-либо коснётся меня лично.

— Яица... — он снова фыркнул, качая головой с видом бесконечного amusement. — наследников драконов и их пары не высиживают, боги... Рождение драконьего потомства, особенно в смешанной паре, — это сложный магический процесс, а не птичий инкубатор.

Но затем его смех стих, и он посмотрел на меня серьёзнее, уловив истинную причину моего вопроса.

— Но... — я сглотнула, чувствуя, как жар разливается по лицу. — Ты кончал в меня. Не раз.

— Да, — подтвердил он, и его взгляд стал пристальным, изучающим.

— Значит... я могу? Забеременеть?

Он медленно кивнул, и в его золотистых глазах не было ни насмешки, ни удивления. Было нечто весомое, древнее.

— Можешь. Не с каждой связью. Не так легко, как у людей. Наша природа... избирательна. Но да. Ты — моя истинная пара. Шанс есть всегда.

Его слова повисли в воздухе. Моя легкомысленная выходка в баре, наш гневный секс, эта странная нежность после — всё это вдруг обрело новое, пугающее измерение. Мы играли не просто в опасные игры. Мы играли с самым фундаментальным законом жизни. И ставка в этой игре была теперь выше, чем я могла себе представить.

— О, эм... — я запнулась, чувствуя, как смущение накатывает с новой силой. — Может, тогда... не надо в меня кончать?

— Надо, — его ответ прозвучал мгновенно, ровно и без тени сомнения.

— Это ещё почему? — я уставилась на него, не понимая такой уверенности.

Он посмотрел на меня с тем самым видом, будто объясняет что-то очевидное ребёнку.

— Ну, я ж сказал — избирательна. Шанс родить от дракона — один из тысячи или даже один из миллиона. — Он сделал паузу, давая мне осознать эту цифру. — Так что, как минимум, тысячу раз надо сексом заняться, судя по старым данным о возможности зачатия. Пары драконов беременееют спустя годы. У некоторых на это уходит столетие! Поняла?

Я несколько секунд молча переваривала эту «логику», а затем фыркнула, не в силах сдержаться.

— Странная у тебя какая-то арифметика, — пробормотала я, качая головой.

Он лишь усмехнулся, его глаза блестели.

— Это не арифметика, Златовласка. Это статистика. И я намерен собрать достаточное количество данных, чтобы подтвердить или опровергнуть гипотезу. — Он наклонился ко мне, и его голос стал низким и соблазняющим. — И, должен сказать, процесс сбора данных обещает быть... весьма увлекательным.

— Извращенец, — выдохнула я, но в моём голосе не было прежнего возмущения, скорее — смиренное признание факта, смешанное с лёгкой улыбкой.

Он рассмеялся — тихо, глубоко и этот звук снова заставил что-то ёкнуть внутри меня.

— О да, — без тени раскаяния согласился он. — Но я твой извращенец. И, судя по тому, как ты краснеешь... — его палец провёл по моей раскалённой щеке, — ...тебе это нравится.

Я хотела возразить, сказать что-то колкое, но слова застряли в горле. Эта его наглость, эта абсолютная, бесстыдная уверенность в своих желаниях и правах... это сводило с ума. Было унизительно, пьяняще и чертовски возбуждающе.

— Может, хватит на сегодня твоей... «статистики»? — попыталась я парировать, но голос дрогнул.

Он покачал головой, и его ухмылка стала шире.

— Для надёжного эксперимента нужна стабильность условий. А значит, нам нужно провести ещё хотя бы... один замер. Для чистоты данных, разумеется.

И прежде чем я успела что-то сказать, он снова притянул меня к себе, и его губы нашли мои, начиная новый «раунд сбора данных» с тем же хищным, безраздельным удовольствием.

И так прошел вечер и ночь. Сказать, что я не могла встать, — ничего не сказать. Он меня... затрахал. Всё моё тело ныло приятной, глубокой усталостью, каждый мускул напоминал о себе.

— Диана, я ещё голоден, — его голос прозвучал с той стороны кровати, бархатный и полный скрытой угрозы.

Я приоткрыла один глаз и увидела его силуэт у окна.

— Только подойди ко мне, — прохрипела я, зарываясь лицом в подушку, — и я вгрызусь тебе в шею.

Он рассмеялся — низко и довольно.

— Ты угрожаешь своей паре? — в его голосе сквозило развлечение.

— Это ты угрожаешь мне! — пробормотала я в подушку.

— Чем это? — он сделал шаг ближе к кровати.

— Чем-чем... — я замялась, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.

— Чем? — он уже стоял рядом, и я чувствовала его взгляд на своей спине.

Я покраснела ещё сильнее и, уткнувшись лицом в простыни, тихо прошептала:

— Членом...

В комнате на секунду воцарилась тишина, а затем он рассмеялся громко, открыто, от всего сердца.

— О, Златовласка, — он сел на край кровати, и его рука легла на мою поясницу, заставляя меня вздрогнуть. — Это самая лучшая угроза, которую я когда-либо слышал. Но учти, — его голос снова приобрёл тот самый, опасный оттенок, — это моё любимое... орудие устрашения. И я не собираюсь с ним расставаться.

— Андор, я серьезно! — я с трудом приподнялась на локтях и посмотрела на него, стараясь вложить в взгляд всю свою уставшую решимость. — Я... я есть хочу!

Он перестал смеяться, его ухмылка сменилась лёгкой гримасой. Он изучал моё лицо, и, видимо, увидел в нём не шутку, а настоящую потребность.

— Есть? — переспросил он, как будто это слово было ему незнакомо. Для дракона, чей голод был направлен в основном на иные вещи, простая человеческая потребность в пище, видимо, казалась чем-то второстепенным.

— Да, есть! — я кивнула, чувствуя, как от одной мысли о еде в животе предательски урчит. — Я не дракон, чтобы питаться одной... э-э-э... страстью.

Он покачал головой, но в его глазах мелькнула тень понимания.

— Хорошо, — он поднялся с кровати. — Что ты хочешь?

Я замерла. Вопрос застал меня врасплох.

— Эм... — я растерянно повела взглядом по его строгой, аскетичной спальне. — Что-нибудь... съедобное? Не из твоего погреба с виски, а нормальную еду.

Он фыркнул, но развернулся и направился к двери.

— Останься здесь, — бросил он через плечо уже своим привычным, властным тоном. — Я распоряжусь.

И он вышел, оставив меня одну в его постели. Оставшись одна, я тут же уснула. Сон накрыл меня как тяжёлое, тёплое одеяло, не дав и шанса на сопротивление. Тело, истощённое сутками страсти, напряжения и эмоциональных бурь, наконец-то отключилось.

Я не слышала, как он вернулся. Не почувствовала, как дверь открылась и закрылась. Не уловила его шагов или его взгляда на себе.

Когда я проснулась, в комнате царил мягкий полумрак — шторы были задернуты. На прикроватном столике стоял поднос. На нём — тарелка с нарезанными фруктами, свежими булочками и омлетом, а также большой кувшин с соком. Всё выглядело свежим и... по-человечески заботливым.

Рядом с подносом лежала записка, написанная твёрдым, размашистым почерком:

«Ешь. После — мой кабинет. Твой день начинается сейчас. А.»

Коротко. Ясно. Без вариантов для неподчинения.

Я села на кровати, чувствуя, как тело ноет, но уже не так сильно. Я потянулась к винограду, и сладкий вкус взорвался на языке. Он выполнил своё обещание. Накормил. А теперь требовал свою часть договора.

Целый день. С ним. Что бы это ни означало.

Я вздохнула, отодвинула поднос и твёрдо решила: не пойду.

Мысль была ясной и чёткой, как удар колокола. Целые сутки он диктовал условия. Целые сутки я была его игрушкой, его «статистикой», его наказанной беглянкой. Хватит. Пусть он ректор. Пусть он дракон. Пусть он моя «судьба». Но у меня всё ещё была своя воля. И сегодня я решила ею воспользоваться. Я откинулась на подушки, закрыла глаза и сделала вид, что снова сплю. Сердце колотилось где-то в горле, посылая адреналин по венам, но я старалась дышать ровно. Это был тихий, пассивный бунт. Но это был мой бунт.

Я не услышала, как дверь открылась, но почувствовала, как воздух в комнате сдвинулся, стал тяжелее, гуще. Его присутствие заполнило пространство, даже прежде чем он что-то сказал.

— Диана.

Одно только мое имя, произнесённое его низким, ровным голосом, заставило мурашки пробежать по спине. В нём не было вопроса. Была констатация факта моего бодрствования.

Я не шелохнулась, продолжая притворяться спящей.

— Я сказал: мой кабинет, — его голос приобрёл лёгкий, опасный металлический оттенок.

Тишина. Я чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и оценивающий.

— Хорошо, — наконец произнёс он, и в его тоне я услышала не гнев, а... предвкушение. — Значит, ты выбрала сложный путь. Интересно. Мне нравится, когда ты усложняешь игру.

Я услышала его шаги. Он приближался к кровати. Мой бунт продлился ровно две минуты, и теперь ему предстояло столкнуться с последствиями. И, к своему собственному ужасу, я понимала, что часть меня снова ждала этого столкновения. Он остановился у кровати, его тень накрыла меня. Я не выдержала и приоткрыла глаза, встретившись с его горящим взглядом.

— Андор, я... я не могу... — мой голос прозвучал слабо и сипло, почти шёпотом. — Я всё... ты... ты затрахал...

Последние слова сорвались с губ с отчаянием и полным физическим истощением. Это не была игра, не была попытка манипуляции. Это была голая правда. Моё тело, ещё не оправившееся от вчерашнего марафона, просто отказывалось подчиняться.

Я ждала его гнева. Ждала, что он силой стащит меня с кровати, проигнорировав моё состояние. Но он замер. Его взгляд, до этого полный решимости, смягчился, стал более... оценивающим. Он видел тёмные круги под моими глазами, бледность кожи, лёгкую дрожь в руках.

Он молча сел на край кровати, и его рука, вместо того чтобы схватить меня, легла на мой лоб, а затем мягко провела по щеке.

— Слишком усердствовал, — констатировал он тихо, и в его голосе прозвучала не привычная гордость, а лёгкое, почти человеческое сожаление.

Затем он вздохнул.

— Ладно, — произнёс он, и это слово прозвучало как величайшая уступка. — Отдыхай.

Он не стал уходить. Он просто снял с себя пиджак, расстегнул рубашку и лёг рядом со мной на кровать, не касаясь, просто находясь рядом.

— Твой день со мной никуда не делся, Златовласка, — прошептал он, глядя в потолок. — Он просто... откладывается. До тех пор, пока ты снова не будешь готова принять меня. А я подожду.

— Андор... ты меня смущаешь, — прошептала я, не в силах выдержать его пристальный, немигающий взгляд.

— Чем? — спросил он, его голос был ровным, но в глубине золотистых глаз таилась искорка любопытства.

— Ты... пристально смотришь.

Он не ответил сразу. Его взгляд скользнул по моему лицу, по растрёпанным волосам на подушке, по краю простыни, прикрывавшему плечо.

— Я просто жду, — наконец сказал он, и в этих словах не было нетерпения. Было... принятие. Спокойная, почти медитативная готовность.

Он и вправду ждал. Не как охотник у норы, а как... страж. Как часть пейзажа. Его присутствие было не давящим, а просто... фактом. Как воздух в комнате. Как солнечный свет за шторами. Это было странно. Непривычно. После всех его яростных атак, властных прикосновений и требований, эта тихая, почти пассивная готовность была более смущающей, чем всё остальное. Она заставляла меня видеть в нём не только дракона, но и... просто мужчину. Того, кто мог не только брать, но и ждать.

Я медленно потянулась к подносу и взяла булочку. Под его молчаливым, наблюдающим взглядом каждый кусочек казался невероятно громким. Но вместе со смущением приходило и странное чувство... безопасности. Он был здесь. И он никуда не торопился.

— Спасибо, — тихо сказала я, не уточняя, за что — за еду, за отсрочку или просто за то, что он не превратил мой бунт в новую бурю.

Я снова провалилась в сон, глубокий и целительный, и проснулась только тогда, когда солнце уже ярко светило в окно. Я чувствовала себя... отдохнувшей. По-настоящему. Голова была ясной, тело, хоть и немного затекшим, больше не ныло от изнеможения. Я спала почти сутки. Глянув на магический календарь на стене, я увидела, что был вторник. Ну что ж, понедельник я благополучно пропустила, зато вторник... вторник был днём пар. Физра и основы права в сверхмире. Вполне подходящие предметы, чтобы вернуться в колею.

В комнате его не было. Наверное, работает. Ректор, как-никак. Я с облегчением выдохнула. Не то чтобы я его боялась сейчас... но эта новая, тихая фаза наших отношений была пока слишком непривычной и хрупкой. Я быстро привела себя в порядок. В ванной, рядом с его дорогими принадлежностями теперь стояла моя простая зубная щётка. Этот маленький факт вызвал странное щемящее чувство в груди — смесь смущения и чего-то тёплого.

Я наскоро закинула в себя пару оставшихся виноградин, переоделась в удобную спортивную форму — футболку и шорты — и, набравшись решимости, побежала на стадион.

Бежать по знакомым коридорам, чувствуя упругий пол под кроссовками, было почти медитативно. Это была моя жизнь. Моя учёба. И сейчас, после всех безумств, она казалась такой простой и... нормальной. Я выскочила на стадион, где уже собирались другие студенты. Воздух пах озоном и свежескошенной травой. Я сделала глубокий вдох, готовясь к обычной, рутинной разминке.

Но обычности не случилось. Едва я встала в строй, как почувствовала знакомое, тяжёлое, пронизывающее внимание. Я медленно подняла взгляд на трибуны.

Там, в тени под козырьком, сидел он. Андор Всеславский. В своей безупречной форме ректора, со свитком в руках. И его золотистые глаза были прикованы ко мне. Не властные, не гневные. Просто... наблюдающие. Мой «день со мной» мог и откладываться, но его обещание «ждать» он выполнял буквально. И теперь моя обычная утренняя физра превращалась в самый напряжённый урок в моей жизни. Каждое моё движение, каждый наклон, каждое приседание я чувствовала на себе, будто физическое прикосновение. Его взгляд был тяжёлым, как свинец. Преподаватель что-то кричал о растяжке и правильном дыхании, но в ушах у меня стоял лишь звенящий гул собственного напряжения.

Мы перешли к бегу. Круги по стадиону. С каждым шагом я ждала, что он спустится, появится рядом, что-то скажет. Но он просто сидел. Наблюдал. Как будто я была самым увлекательным спектаклем в его жизни.

— Фей, не зевай! — крикнул тренер, когда я чуть не врезалась в впереди бегущего парня-оборотня.

Я покраснела и ускорилась, пытаясь уйти от этого давящего внимания в ритм бега. Ветер свистел в ушах, отгоняя мысли. На несколько кругов мне почти удалось забыться.

Почти.

Когда мы остановились запыхавшиеся для следующего упражнения, мой взгляд самопроизвольно снова метнулся на трибуны. Он всё так же сидел там, но теперь в его руке был не свиток, а... яблоко. Он откусил от него кусок, не сводя с меня глаз, и медленно прожевал. Этот простой, бытовой жест в контексте его пристального наблюдения казался невероятно интимным и пугающим.

«Он что, завтрак тут устроил?» — пронеслось в голове.

— Парные упражнения на растяжку! — скомандовал тренер.

Моей напарницей оказалась Наташа. Пока мы выполняли синхронные выпады, она прошипела:

— Он что, вообще не отводит от тебя взгляд? Это же уже не смешно, а жутковато.

— Он «ждёт», — с сарказмом выдохнула я, стараясь не смотреть в его сторону.

— Ждёт чего? — удивилась Наташа.

— Пока я не буду готова, — пробормотала я, и от этих слов по спине снова пробежали мурашки. Готова к чему? К продолжению нашего «дня»? К новой битве? Или к чему-то ещё, чему я сама пока не могла дать название?

Урок, наконец, закончился. Пока все потными толпами валили в раздевалки, я задержалась, переводя дух и украдкой глядя на трибуны. Они были пусты. Он ушёл так же незаметно, как и появился.

— Кстати, Диан, — Наташа, вытирая лицо полотенцем, наклонилась ко мне, понизив голос. — Я слышала, его вызывают Старейшины. Его не будет в Академии дня два, точно.

— Да ладно?! — я широко раскрыла глаза. — Серьёзно? Он ничего не говорил!

— Да-да, — кивнула Наташа с видом заговорщицы. — Я узнала от дяди своего, он в кругу Старейшин вращается. Вызов официальный.

Мы шли в сторону раздевалок, и её слова заставили мой разум лихорадочно работать. Он уезжает? На два дня?

— А зачем вызывают? — спросила я, пытаясь скрыть странную смесь облегчения и... лёгкой тревоги.

Наташа фыркнула, как будто ответ был очевиден.

— Чтобы убедиться, что дракон в сознании и с его парой всё хорошо, глупышка! — она толкнула меня плечом. — Это же событие — дракон обрёл пару! Да ещё и не драконицу, а кицуне! Это ж не какой-то рядовой роман, это политика, династии, пророчества! Старейшины должны лично удостовериться, что он не сошёл с ума, что связь настоящая, и что ты... — она многозначительно оглядела меня с ног до головы, — ...не представляешь угрозы для их золотого наследника.

От её слов у меня похолодело внутри. Я думала, что всё это — наша личная, безумная история. А оказывается, за нами наблюдают на таком высоком уровне.

— То есть... они будут меня... проверять? — неуверенно спросила я.

— Ну, не тебя лично, скорее его, — уточнила Наташа. — Но да, твоё существование и ваша связь — теперь предмет интереса самых могущественных существ нашего мира. Не нервничай, — она махнула рукой, видя моё испуганное лицо. — С тобой-то всё ясно. А вот ему, наверное, предстоит отвечать на кучу скучных вопросов и доказывать, что он в здравом уме, выбрав тебя.

Я прошла к душевой, смыла с себя пот и пыль стадиона, но смыть странную тревогу, подтачивающую меня изнутри, оказалось невозможно. Мысль, что два дня его не будет рядом, не давала покоя. А если они решат, что я — недостойная пара? Если они его разлучат со мной?

Быстро переодевшись, я почти бегом направилась на следующую пару, но лекция проходила мимо меня. Все мысли были о нем. О том, что он может исчезнуть из моей жизни по решению каких-то древних драконов. Эта тревога съедала меня заживо, была острее и мучительнее любого его наказания. Еле дождавшись окончания пар, я рванула в его кабинет, не думая ни о чем, кроме как увидеть его сейчас, в этот миг. Ворвавшись без стука, я застала его сидящим вальяжно в своем кресле за массивным столом. И общавшимся с девушкой.

Она была высокая, статная, с осанкой королевы и холодной, почти ледяной красотой драконицы. И она явно чувствовала себя главной здесь, в его пространстве, сидя на его столе и смотря на него сверху вниз. Ее рука была у него на плече и он был совсем не против. Они о чем-то говорили, и картина сложилась сама собой в моей воспаленной голове... Они что, тут... обсуждают меня? Или что-то большее? Может, она из Старейшин? Или... его бывшая? Или...может жена? Настоящая драконица...

Он взглянул на меня, и в его золотистых глазах мелькнуло что-то — удивление?

— Диана, стой...

Но я уже развернулась и бежала. Бежала, не разбирая дороги, по бесконечным коридорам Академии, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Это была не ревность. Это был страх. Страх потерять его так же внезапно, как он ворвался в мою жизнь. И этот страх был в тысячу раз сильнее любого другого чувства. Услышала за спиной его рык — не гневный, а скорее призывающий, но было уже поздно. Слезы текли из моих глаз ручьями, горячие и соленые, смешиваясь с ветром, который я сама же и создавала. Внутри все сжалось в один тугой, болезненный комок. Я

чувствовала

это — она ему близка. Так, как я, наверное, никогда не смогу быть. Их роднит одна кровь, одна природа, века общей истории. А я кто? Временная забава? Ошибка судьбы?

Подавив всхлип, я с силой выбросила руку вперед. Острые, как бритва, золотистые когти выросли на моих пальцах и с хрустом разрезали ткань реальности. Я не думала о последствиях, не думала ни о чем. Мне нужно было бежать. Туда, где пахнет не дымом и магией, а полынью и родной землей. И в следующую секунду я уже бежала по бескрайним лугам своих родных мест. Высокая трава хлестала по ногам, а знакомый с детства ветер обнимал меня, пытаясь утереть слезы, но они лились и лились, выжигая душу. Я бежала, не зная куда, просто вперед, пытаясь оставить позади и его образ, и образ той холодной красавицы, и грызущую сердце уверенность, что я ему не ровня. Что я — чужая.

Я бежала, пока ноги не подкосились и я рухнула на колени в высокую траву. Земля подо мной была теплой и живой, но внутри все замерзло.

«У него... у него есть жена или...или просто брак по расчету между кланами драконов...Драконица...»

Эта мысль вонзилась в самое сердце, острая и ядовитая. Я

чувствовала

их связь. Она витала в воздухе кабинета — невидимая, но прочная, как стальная нить. Она смотрела на него таким взглядом... таким взглядом, который говорит о сотнях разделенных лет, о тысячах общих секретов. Она знала его. Знала того, кого я только начала по крупицам узнавать.

А он... он улыбнулся. Не мне. Ей. В тот миг, когда я ворвалась, я мельком увидела это — непринужденную, спокойную улыбку, обращенную к ней. Так он никогда не улыбался мне. Со мной были ярость, страсть, одержимость, даже странная нежность. Но не эта... не эта глубокая, понимающая улыбка, рожденная временем. Я обхватила себя руками, пытаясь сдержать новую волну рыданий. Я не просто сбежала от него. Я сбежала от правды. От осознания, что я — лишь эпизод в его долгой жизни. Вспышка страсти. А у него есть кто-то, кто был с ним всегда. И этот кто-то пришёл, чтобы забрать своё.

Вдали, на горизонте, показались знакомые домики — окраина наших территорий, крайние дома магов-лис. Сердце упало и забилось с новой силой, но уже не от боли, а от отчаянной решимости.

Амулет.

Мысль ударила, как молния. Он всё это время лежал на дне моей сумки, холодный и безжизненный. Подарок родителей, который должен был скрыть меня, защитить. А я... я сама сорвала его, поддавшись его чарам, его силе.

«Я должна спрятаться от него».

Эта мысль стала единственно ясной в хаосе чувств. Я не просто убежала. Я должна исчезнуть. Надеть эту проклятую вещь и снова стать никем. Серая, ничем не примечательная студентка, чья аура не будет манить древнего дракона. Чей запах не будет сводить его с ума.

«Больше никогда».

Эти слова прозвучали в душе как клятва. Больше никогда не поддаваться его взгляду. Больше никогда не позволять его прикосновениям разжигать огонь под кожей. Больше никогда не слышать его голос, от которого тает всё внутри. Я вскочила на ноги и побежала к дому, не оглядываясь, сжимая в кармане кулаки так, что ногти впились в ладони. Я спрячусь. Я закроюсь от него навсегда. Даже если это будет похоже на смерть. Это будет лучше, чем снова увидеть ту улыбку, обращенную к другой.

Глава 19. Поиск.

Василиса. Её появление в моём кабинете было как порыв свежего горного ветра — неожиданно, резко и привычно. Она уселась ко мне на стол, отпивая из моего бокала.

— Скучаешь, сестра? — усмехнулся я, откидываясь на спинку кресла. Наши детские воспоминания — бескрайние небеса, первые полёты, её дразнящие укусы за хвост — накатили тёплой волной.

— По своему любимому брату? Безумно, — парировала она, сверкнув зубами в ухмылке. — Хотя, судя по слухам, тебе сейчас не до сестринской тоски. Рассказывай. Кто она?

Я не стал упираться. Рассказал о Диане. О своей паре. О строптивой, огненной лисичке, что свела с ума и перевернула весь мой мир с ног на голову.

— Ну, а твоя пара? — поинтересовался я. — Не растеряла ли своего василиска за последнее столетие?

Василиса рассмеялась, и в её глазах вспыхнули тёплые искорки, которых я не видел у неё давно.

— Мой Горыныч? — она мотнула головой. — Да мы уже сто лет душа в душу. Чем дольше живём, тем сильнее он меня бесит и тем больше я не могу без него. — Она сделала глоток вина. — Но это другое. А ты... — она прищурилась, изучая меня. — Наследник Чёрного Дракона, и твоя пара — кицуне. Да ещё, если верить слухам, королевских кровей. Честно, братец, не ожидала от тебя такого поворота. Пророчество — пророчеством, но чтобы ты, с твоим упрямством, позволил золотой лисе так вскружить себе голову...

Она не успела договорить. Дверь с грохотом распахнулась, впустив вихрь сбивчивого дыхания и паники.

На пороге стояла Диана. Запыхавшаяся, с разгорячёнными щеками и широко раскрытыми глазами. Её взгляд метнулся с меня на Василису, и...

Боги.

Меня окатило волной такой дикой, такой животной ревности, что воздух в кабинете зарядился статикой. Это было почти физически ощутимо — жгучее, горькое чувство, исходящее от неё. Как пощечина, только в разы сильнее. Она видела меня с драконицей. С красивой, уверенной в себе драконицей, которая сидела в моем кабинете, на моем столе с видом полной принадлежности и со счастливым блеском в глазах, говорящем о своей паре.

Я опешил. На секунду застыл, пораженный силой этого немого обвинения.

— Диана, стой!

Но она уже развернулась и исчезла в коридоре. Проклятье.

Когда я опомнился и рванул за ней, в коридоре было пусто. Не просто пусто. Я... я не чувствовал её. Её энергии, её уникального, сводящего с ума аромата. Она просто испарилась. Резко и полностью. Как будто её никогда и не было.

— Потерял её, — прошептал я, застыв на месте. Холодная пустота стала растекаться внутри. — Не чую.

Василиса вышла из кабинета и прислонилась к косяку, скрестив руки. На её лице играла та самая, старая, снисходительная ухмылка.

— Мда, Андор, — покачала она головой. — А она у тебя строптивая. И горячая. — Она фыркнула. — То, что нужно для тебя. Ревнует. Значит, небезразличен.

— Я её потерял, — повторил я, сжимая кулаки. Пустота внутри грозила поглотить меня целиком.

— Ну, значит, далеко телепортанулась. Сильно. Видать, увидела, что ты с драконицей, и сразу связала два плюс два. Дракон плюс драконица в уединенном кабинете равно... ну, сам понимаешь.

Она подошла и хлопнула меня по плечу.

— Беги, братец. Ищи свою лису королевских кровей. Кажется, ты впервые встретил того, кто бросает тебе вызов на твоём же уровне. И, должна сказать, — её ухмылка стала шире, — зрелище это чертовски занимательное.

Эта боль, эта пустота... Я нашёл её. Мою пару. И я не позволю ей просто так исчезнуть. Вселенная не была настолько велика, чтобы спрятаться от меня. Я издал низкий рык, в котором смешались ярость, страх и решимость. Воздух вокруг затрепетал от исходящей от меня силы.

— Анализ порталов, — прорычал я, обращаясь к магии своего кабинета. Стены задрожали, и в воздухе проступили мерцающие линии — следы недавних телепортаций. Их было немного, но одна... одна была ослепительно яркой и резко обрывалась. Она пахла ею. Страхом, болью и её уникальной магией.

— Куда... — я вглядывался в энергетический шлейф, пытаясь проследить его путь. Он был не линейным, как обычно. Он был рваным, искажённым болью и паникой. И он вёл... за пределы Академии. Далеко.

— Она использовала разрывной прыжок, — сквозь зубы произнёс я, чувствуя, как холодная ярость закипает внутри. Это опасная техника, особенно в таком состоянии. Она могла оказаться где угодно. — Без цели. Просто... бежала.

Василиса, наблюдая за мной, насмешливо хмыкнула.

— Сильно задела её наша милая беседа. Ищешь, куда удрала твоя королевская лисичка?

Я не ответил, сосредоточившись. Я пробивался сквозь слои реальности, следуя за этим угасающим эхом. И там, на самом конце, я уловил знакомый отзвук. Тихий, как эхо. Запах полыни, тёплой земли и... старой, спящей магии. Магии её рода.

— Домой, — выдохнул я, и в этом слове была и горькая победа, и новая боль. — Она вернулась на свои родовые земли. Спрятаться.

Повернувшись к сестре, я встретил её понимающий взгляд.

— Мне нужно идти. Сейчас.

— Тогда не теряй времени, братец, — кивнула она. — И постарайся не сжечь всё её родовое гнездо, когда найдёшь. Обязательно потом познакомь её со мной, — рассмеялась Василиса, её голос звучал слишком весело для той бури, что бушевала у меня в груди. — Чувствую, мы подружимся.

Её слова долетели до меня будто сквозь толщу воды. Я уже стоял в центре комнаты, концентрируя волю. Воздух загустел, заряжаясь могучей силой, готовой разорвать пространство.

— Если я её найду, — прорычал я в ответ, не отрывая взгляда от формирующегося портала. — И если она вообще захочет после этого с кем-либо знакомиться.

Мысль о том, что она могла навсегда запереть своё сердце, причиняла физическую боль, острее любого клинка. Этот побег был другим. Он пах не вызовом, не игрой, а настоящим, горьким отчаянием. И виной тому был я. Моя небрежность. Моя глупая, непростительная беспечность.

Портал с грохотом разверзся передо мной, открывая вид на бескрайние, знакомые по её описаниям луга. Ветер донёс до меня её запах — сладкий, как мёд, и горький, как полынь, и пронзительный аромат слёз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Подружись сначала сам, братец, — донёсся вдогонку насмешливый голос сестры. — А уж потом представляй её родне.

Я шагнул в разрыв, не удостоив её ответом. Вся моя сущность, каждый инстинкт был направлен на одно — найти её. Вернуть. Заставить понять, что драконица в кабинете — сестра. Да и любая драконица по сравнению с ней, с моей Дианой - пустое место...

Пространство сомкнулось за моей спиной, оставив сестру в кабинете. Сейчас существовала только она - моя сбежавшая пара и я готов был перевернуть весь мир, чтобы доказать ей это.

Я стоял посреди бескрайнего луга. Ветер гулял в траве, принося запахи земли, полыни и... ничего больше. Я её не чувствовал. Совсем. Как будто её стёрли с лица земли. Она успела скрыться. По-настоящему.

«Мда...» — мысль прозвучала с горьким осознанием. Я рванул сюда, ведомый яростью и страхом, не думая о последствиях.

Дракон на территориях кицуне.

Даже после векового перемирия, скреплённого кровью и договорами, их народ не благоволил нашему. Старая вражда, как ржавчина, разъедала любые попытки сближения. А я, наследник Чёрного Дракона, стоял здесь, на их земле, как самое настоящее пугало. Как воплощение всего, что они ненавидели. Если я начну рыскать здесь, используя свою силу, это будет воспринято, как акт агрессии. Могучий рык, что рвался из груди, я с силой подавил. Сжимать кулаки было бесполезно — когти сами прорезали кожу ладоней и несколько капель тёмной драконьей крови упало на землю, шипя.

Она где-то здесь. Прячется. Защищённая не только своим амулетом, но и многовековой неприязнью её народа к моему. Ирония судьбы была утончённой и болезненной: наша связь, призванная положить конец распрям, сейчас упиралась в них же.

«Мне здесь не помогут», — с горечью констатировал я. Никто из местных не укажет мне путь. Напротив, почуяв меня, они сделают всё, чтобы запрятать её ещё глубже, но отступать было некуда. Мысль о том, что она там, одна, с разбитым сердцем и уверенностью в моей измене, заставляла кровь стыть в жилах. Хорошо. Если нельзя искать, как дракон... придётся искать иначе. Я заставил свою ярость остыть, сжал её в тугой, холодный шар в груди. Я не уйду отсюда без неё. Даже если придётся обойти каждую хижину в этой проклятой деревне. Даже если придётся проглотить их ненавистные взгляды.

Я выдохнул, пытаясь сжать в узде бушующую внутри бурю, и медленно пошёл по полю. Просто... вперёд, ведомый лишь тончайшей, почти призрачной нитью её остаточной магии. Она была похожа на паутинку, порвавшуюся в шторм, — хрупкая, едва уловимая, но единственная, что у меня была.

Рык, низкий и яростный, снова и снова подкатывал к горлу, требуя вырваться, заявить о моём присутствии, моём праве, моей боли, но я сжимал челюсти до хруста, глотая его. Здесь, на этой земле, мой рык был бы не вызовом, а объявлением войны и война эта могла навсегда похоронить тот хрупкий мост, что едва начал проступать между нами.

Попадавшиеся редкие кицуне, работавшие в поле, просто вышедшие из домов, замирали и провожали меня взглядами. Не просто настороженными. Холодными. Подозрительными. Враждебными и в их глазах читалось не просто «дракон». Они знали. Чуяли ту самую, древнюю кровь, что текла во мне.

Наследник Чёрного, Первого Дракона.

Для них я был не просто чужим. Я был воплощением изначального врага. Тень из их старых сказок, которыми, наверное, пугали детёнышей. В их молчаливом осуждении, в их спрятанных за спины руках, сжимавшихся в кулаки, был весь груз нашей общей, неприглядной истории.

И каждый такой взгляд был ударом. Не по гордости — чёрт с ней, с гордостью. А по той хрупкой надежде, что, возможно, наша связь сможет всё это изменить. Сейчас же я видел лишь то, что всегда было — глухую стену непонимания и ненависти. Но я шёл. Потому что за этой стеной была она. Моя строптивая, горячая, невероятно глупая лисица, которая решила, что я мог бы предпочесть ей кого-то другого. И мне нужно было добраться до неё, чтобы растолкать эту стену. Или сжечь дотла. Лишь бы добраться.

Я подошёл к старцу, сидевшему на завалинке одного из крайних домов. Его лицо было испещрено морщинами, словно карта долгой жизни, а глаза цвета старого янтаря, смотрели не просто настороженно, а с глубоким, безмолвным знанием.

— Здравствуй, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, несмотря на бурю внутри. — Не проходила ли тут девушка? В шортах и футболке, запыхавшаяся...

Он медленно, не торопясь, смерил меня взглядом с ног до головы. Воздух вокруг стал гуще.

— Андор Всеславский, — произнёс он, и моё имя на его устах прозвучало как приговор. — Наследник Чёрного. Зачем тебе девушка?

— Она... ученица Академии, — я чувствовал, как его проницательный взгляд буравит меня, выискивая ложь. — Сбежала. Я должен её найти.

Старец не моргнул.

— Я спросил: «Зачем тебе

она

?»

Я сглотнул. Ком в горле мешал дышать. Он чувствовал это. Чувствовал, что я не договариваю главного. Что за формальной причиной крылась та самая, древняя и неумолимая правда, которую его народ, возможно, ненавидел больше всего. Признать это здесь, сейчас, перед ним, было всё равно что сорвать с себя доспехи и подставить горло под клинок, но отступать было некуда, правда была единственным ключом, что мог отпереть эту дверь.

Я выпрямился во весь рост, встречая его взгляд. В моих глазах уже не было просьбы. Была констатация факта, такого же неоспоримого, как смена времён года.

— Она... — я сделал паузу, и слово, тяжёлое и окончательное, повисло в воздухе. — Она моя пара.

Тишина, последовавшая за этим, была оглушительной. Казалось, даже ветер перестал дуть, затаив дыхание. В глазах старца что-то промелькнуло — не удивление, нет. Скорее... глубокая, бездонная горечь и понимание. Понимание того, что старые раны сейчас могут быть расторгнуты вновь. Или, возможно, начать наконец затягиваться. Всё зависело от того, что будет дальше.

— Даже если б она проходила здесь, я бы тебе не сказал, — старец произнёс это тихо, но с такой несгибаемой твёрдостью, что по моей спине пробежал холодок.

Я сглотнул. Пустота внутри, казалось, поглотила всё. Этот путь заходил в тупик.

Но он не закончил. Он смерил меня долгим, пронизывающим взглядом, словно взвешивая на незримых весах всю тяжесть моих намерений, всю глубину моей боли. Потом медленно, устало вздохнул. В этом вздохе была тяжесть веков и горькая мудрость.

— Нет, — произнёс он, и слово прозвучало как печать. — Дианы здесь не было.

Отчаяние, острое и жгучее, снова сжало сердце. Но я уловил что-то в его тоне. Какую-то... неуверенность?

— Ты знаешь? — вырвалось у меня, голос сорвался на хриплый шёпот.

Старец усмехнулся, но в его глазах не было веселья. Лишь та самая, древняя горечь.

— О, дружочек, — покачал он головой, и в его взгляде мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее жалость. — Да я смотрю, ты плохо легенды кицуне знаешь, наследник Всезнающего.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание, как дождь в сухую землю.

— Дочь двух могущественных кицуне, наследница объединённого рода... — его голос стал пророческим, глухим, будто доносящимся из самой толщи времени. — ...станет парой дракону и мир принесёт обоим народам.

От этих слов воздух перестал поступать в лёгкие. Я знал, что наша связь — не случайность. Но слышать это здесь, из уст старого кицуне, на земле её предков... Это было уже не просто знание. Это была Судьба с большой буквы. Неумолимая, как течение реки.

— Так где она? — просипел я, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу. Не от страха. От осознания масштаба. Наши ссоры, наши страсти, наши побеги — всё это было лишь мелкими волнами на поверхности этого древнего, могучего течения.

Старец снова посмотрел на меня, и теперь в его взгляде читалось нечто иное — не враждебность, а тяжелое принятие.

— Если Пророчество говорит, что она твоя пара... — он медленно поднял руку и указал куда-то в сторону тёмного, старого леса на окраине полей, — ...то разве может она убежать от тебя по-настоящему? Ищи, дракон. Но помни — ты ищешь не свою собственность. Ты ищешь ту, что несёт мир на своих хрупких плечах. Обращайся с ней соответственно.

Я кивнул. Коротко, без слов. Благодарность была неуместна. Это был не подарок, а... испытание. Направление, в котором нужно было двигаться, но путь сулил лишь боль.

— Все печали утолит озеро, что скрыто в глубине леса, — проговорил старец, и его голос стал глухим, будто доносящимся из самой чащи. — Оно покажет самые потаённые страхи, разобьёт сердце... а потом заберёт боль.

Его слова повисли в воздухе, холодные и тяжёлые, как предсмертный вздох. Это не было убежищем. Это была ловушка для души. Место, где можно утонуть в собственном отчаянии, позволив ему поглотить себя без остатка.

— Если она решила спрятаться, то искать её стоит там.

Сердце сжалось от новой, леденящей догадки. Она не просто убежала. Она побежала туда, где боль становилась осязаемой. Где можно было увидеть свои худшие кошмары и... сдаться им. Чтобы больше ничего не чувствовать. Повернувшись, я уже не видел ни старца, ни домов. Передо мной был лишь тёмный, молчаливый лес, манивший своей густой, непроглядной тенью. Он звал. И он обещал страдание, но что значила любая боль по сравнению с мыслью, что она там, одна, готовая позволить этому озеру разбить её сердце и унести её — ту, что была самой яркой и огненной частью моей собственной души?

Я шагнул вперёд, под сень древних деревьев. Лес поглотил меня. И с первым же шагом по влажной, прелой листве я почувствовал её. Не ясно, не отчётливо. Как далёкое, искажённое страданием, эхо.

Я шёл на этот зов, готовый пройти через все её страхи, готовый увидеть свои собственные, лишь бы добраться до неё прежде, чем озеро выполнит свою миссию и заберёт её боль, забрав заодно и всё, что делало её ею.

Глава 20. Боль

Лес манил.

Тёмный, старый, он шептал мне на языке шорохов и запахов влажной земли. Я знала. Все знали. Озеро заберет печали. Оно поглотит их, как губка впитывает воду, и оставит после лишь пустоту. Тишину. Забвение.

«Забыть. Забыть всё. Забыть

его

».

Эта мысль была единственным, что гнала меня вперёд, когда ноги подкашивались от усталости, а в груди саднила свежая, кровавая рана. Его улыбка, обращённая к ней. Та лёгкость, с которой они общались. Та связь, что витала в воздухе и резала мне душу острее любого клинка.

Я больше не могла быть в этом образе. В тесной человеческой оболочке, которая только сжимала боль, не давая ей вырваться. С рычащим от напряжения звуком я отбросила его. Два золотистых уха торчком впились в прохладный воздух, а тяжёлый, пушистый хвост волочился по земле, собирая влажные листья. Моя истинная суть. Кицуне.

И я отправилась в лес. Глубже и глубже, пробираясь сквозь папоротники и хватая ветки цепкими пальцами. Я шла отдать свою боль. Выплеснуть её в чёрные воды, чтобы они унесли прочь и память о его прикосновениях, и звук его смеха, и ту всепоглощающую уверенность, с которой он сказал: «Ты моя». Я хотела, чтобы озеро забрало всё. Чтобы, выйдя на другой берег, я стала пустой. Без прошлого. Без этой пожирающей ревности. Без него.

Ветер донёс до меня запах воды — стоячей, старой, пахнущей тайнами и слезами. Оно было близко. Моё избавление. Моя погибель. Я ускорила шаг, почти бежала, спотыкаясь о корни, не в силах дождаться той секунды, когда холодная вода коснётся кожи и омоет меня от него. Навсегда.

Звуки вблизи озера стали тише, приглушённые, словно сама природа затаила дыхание перед этим местом-омутом. Вода была чёрной, неподвижной, как отполированная обсидиановая плита, и в её глубине не отражалось ни звёзд, ни ветвей деревьев. Она просто была. Безмолвной и ждущей.

Я стояла на самом краю, дыша прерывисто, сдавленно. Всё, что я сдерживала — в баре, в коридорах Академии, во время этого безумного бега, — всё это поднялось комом к горлу, горячее и живое.

И я... позволила.

Разрывная плёнка контроля лопнула. Я разрыдалась. Не тихими слезами, а громкими, надрывными рыданиями, которые вылились в долгий, дикий вой, вырвавшийся из самой глубины груди. Вой боли, предательства, ревности и страшной, всепоглощающей потери. Магия внутри меня, всегда отзывчивая и непокорная, взбурлила в ответ. Она не была утешительной. Она была такой же дикой и необузданной, как моё горе. Она прожигала меня изнутри, болезненно пульсируя в такт рыданиям. Это было больно. Очень больно. Словно душу выворачивали наизнанку, обнажая каждую рану.

Я не сопротивлялась. Я просто плакала, позволяя слезам течь ручьями, позволяя крику рвать горло. Я выплакивала всё — его ярость, его страсть, его редкие моменты нежности, его улыбку, обращённую к

ней и

в самой гуще этого эмоционального шторма, когда боль достигла пика, я почувствовала странный толчок. Не извне, а из самой сердцевины моего существа. Магия, бурлящая и неистовая, сжалась в горячий, плотный шар где-то в основании позвоночника, а затем... высвободилась.

По спине пробежала волна огненного покалывания. Воздух вокруг затрепетал, и я почувствовала новую тяжесть, новый баланс. Я медленно, почти боязливо, обернулась.

Рядом с моим первым, дрожащим от напряжения хвостом, лежал второй. Такой же золотистый, пушистый и... живой.

Я застыла, всхлипывая, смотря на это невозможное доказательство того, что самая сильная боль может стать топливом для роста. Я пришла сюда, чтобы отдать всё озеру. А оно... оно вернуло мне часть меня самой. Удвоило её.

— Диана...

Моё имя прозвучало не громко. Не яростно. Оно прозвучало тихо. Словно эхо, принесённое ветром, но я услышала его так отчётливо, будто его прошептали прямо в самое ухо.

Я испуганно обернулась, сердце замерло, а затем забилось с бешеной силой, пытаясь вырваться из груди. Он стоял там. На опушке, всего в нескольких шагах. Высокий, могучий, в своей тёмной одежде, которая сливалась с тенями леса. Но его глаза... его золотистые глаза горели в полумраке, как два угля. В них не было привычной ярости или властности. В них была... боль. Такая же всепоглощающая, как та, что только что разрывала меня на части.

Он видел. Видел мои слёзы. Слышал мой вой. Видел моё унижение и мою агонию. И теперь он видел... второй хвост, что лежал на земле, всё ещё пульсирующий от недавнего появления.

Я застыла, не в силах пошевелиться, не в силах вымолвить ни слова. Весь мой гнев, вся обида куда-то испарились, оставив лишь леденящий ужас и щемящую, предательскую надежду.

— Не подходи! — мой голос прозвучал хрипло, сорвавшись на крик. Я отпрянула назад, к самой чёрной воде, готовая в любой момент шагнуть в её забвение. — Уходи!

Слёзы снова застилали глаза, но теперь они горели не только болью, а и яростным, отчаянным отрицанием.

— Нашей связи не должно быть! — выкрикнула я, вкладывая в слова всю горечь, что отравляла меня. — Ты видишь? Ты видишь, к чему это приводит? Это... это неправильно! Ты — дракон! А я... — мой взгляд упал на два хвоста, беспомощно лежащих на земле, — ...я это! И между нами ничего не может быть, кроме боли!

Я сжала кулаки, чувствуя, как по ним бегут разряды нестабильной магии.

— Уходи к своей драконице! К той, с которой у тебя есть общее прошлое, общая кровь! Оставь меня! Я не хочу быть твоей парой! Я не хочу этой боли!

Но даже крича это, я чувствовала, как та самая, проклятая связь между нами натягивается, как струна, вибрируя от его близости.

— Диана, это какое-то недоразумение... — начал он, его голос попытался быть мягким, но это только подлило масла в огонь.

— Андор! — перебила я, и моё собственное имя на его устах стало последней каплей. — Это

я

недоразумение! — выкрикнула я, тыча себя в грудь, чувствуя, как под пальцами бешено стучит сердце. — Я недоразумение, если подумала, даже на секунду, что могу быть парой дракону! Наследнику Чёрного Дракона!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Слёзы текли по лицу, но я уже не обращала на них внимания. Вся боль, вся неуверенность, вся многовековая тяжесть распрей наших народов вырвалась наружу.

— Все эти сказки про истинных пар — бред! — прошипела я, и магия во мне снова взбурлила, отозвавшись на ярость. Второй хвост дёрнулся, ударив по земле. — Это просто... случайность! Ошибка! Которая приносит только боль! Посмотри на нас! Мы ссоримся, я бегу, ты преследуешь... это не связь! Это безумие!

Я сделала шаг назад, и пятка уже нависла над чёрной гладью воды. Холодок от неё пробирал до костей.

— И я не хочу больше этого безумия! Уйди!

— Диана! Чёрт! Она моя сестра!

Слова ударили в тишину, как удар грома. Я замерла. Сердце, бешено стучавшее секунду назад, пропустило удар, замерло в груди, а потом рванулось с новой, оглушительной силой.

Сестра.

Это слово эхом отозвалось в оцепеневшем сознании, разбивая в щепки выстроенную стену из боли и ревности. Та улыбка, та лёгкость... не потому что они любовники. Потому что они семья.

Но рана была слишком свежа, слишком глубока. Слишком много боли уже выплеснулось наружу.

— Это... это не имеет значения, — выдохнула я, и голос мой дрогнул, сдаваясь под натиском новой, невероятной информации. Но я цеплялась за свою боль, как утопающий за соломинку. Она была моей защитой, моим оправданием. — Наша пара... это ошибка, Андор. И ты сам это знаешь.

Я посмотрела на него, и в глазах у меня стояли слёзы — уже не только от горя, но и от страшной, запретной надежды, что снова начинала теплиться в глубине души.

— Посмотри, что со мной происходит! — я махнула рукой в сторону своих хвостов. — Я пришла сюда, чтобы утопиться в этом озере! Чтобы забыть тебя! Разве так должна чувствовать себя твоя истинная пара? Разве это — та самая великая связь, что принесёт мир? Это мука, Андор! Сплошная мука!

Он рыкнул, и на этот раз в его голосе не было ничего, кроме чистой, необузданной силы. Воздух затрепетал, и листья на деревьях зашелестели, словно от порыва урагана.

— Диана, не вынуждай меня!

Но его угроза лишь подлила масла в огонь моего отчаяния.

— Андор, ты не вправе мне что-то запрещать, указывать и уж тем более заставлять меня! — крикнула я, и, отвернувшись от него, от его горящих глаз, от всей этой невыносимой правды, я шагнула в воду.

Ледяной холод обжёг кожу. Чёрная вода сомкнулась вокруг моих лодыжек, обещая забвение.

И тогда его рык прогремел на весь лес. Это был не звук. Это была стихия. Волна первобытной, драконьей магии вырвалась из него, сгибая деревья и вздыбив воду в озере. Свет померк, и в следующую секунду его лапы... нет, не руки. Огромные, покрытые чёрной чешуей лапы с когтями, впившимися мне в бока, но не причиняя боли, сомкнулись на мне.

Он вырвал меня из воды одним движением, подняв в воздух. Я висела в его хватке, мокрая, дрожащая, глядя в огромные, пылающие золотым огнём зрачки своего дракона. Его истинный облик, величественный и пугающий, затмил собой всё. Лес, озеро, моё горе.

Он не сказал ни слова. Он просто смотрел на меня, и в его взгляде была вся вселенная — ярость, боль, страх и безраздельное, дикое собственичество. В этом молчании был ответ на все мои слова об ошибке. Для него ошибки не существовало. Была только я. Его пара.

— Отпусти меня! — мой крик прозвучал глухо. Я билась в его хватке, царапая чешую когтями, но это было как пытаться сдвинуть гору. Его лапы, обхватившие меня, не сжимались больнее, но и не ослабляли хватку ни на йоту. Это была стальная ловушка из плоти и магии.

Он не слушал. Вернее, он слушал, но слышал не слова, а саму боль, что вырывалась из меня вместе с этим требованием. Его огромная голова склонилась ниже, и горячее, пахнущее дымом и грозой дыхание обдало моё лицо.

— Нет, — пророкотал он. Голос был низким, вибрирующим, исходящим из самой его сути. В этом одном слове не было просьбы. Не было угрозы. Была констатация факта, неоспоримого, как закон тяготения. — Никогда.

Он поднял меня выше, чтобы наши взгляды встретились на одном уровне. В его горящих глазах я увидела не только дракона, но и того мужчину, чьё терпение лопнуло.

— Ты думаешь, я позволю тебе убежать? Позволю этой тьме забрать тебя? — его рык стал тише, но от этого лишь мощнее. — Ты моя. Даже когда кричишь. Даже когда бежишь. Даже когда пытаешься разбить наше общее сердце.

Он прижал меня к своей груди, и я почувствовала оглушительный, мощный стук его сердца, который, казалось, отзывался эхом в моём собственном.

— Твоя боль — моя боль. Твои слёзы — мои слёзы. И твоё место — здесь. Со мной.

— Я тебе не пара! — выдохнула я, упираясь ладонями в его чешую, но это было бесполезно. Его тепло проникало сквозь кожу, напоминая о той самой связи, которую я так отчаянно пыталась разорвать.

— Пара, — пророкотал он, и в его голосе не было сомнения. Лишь спокойная, всепоглощающая уверенность.

— Нет, Андор! Мы совершенно разные! — настаивала я, чувствуя, как слёзы снова подступают. — Я не драконица! Я не могу парить в небесах, как ты! Моя магия — в иллюзиях, в хитрости, а не в грубой силе! Я... я не та, кто тебе нужен!

Я ждала гнева. Ждала, что он начнёт трясти меня, доказывая свою правоту силой.

Но он лишь глубже втянул воздух, и его огромная голова склонилась так, что его дыхание снова овеяло моё лицо.

— Ты думаешь, мне нужна копия меня самого? — его голос стал тише, почти шёпотом, но от этого он звучал ещё весомее. — Мне не нужна драконица. Мне нужна

ты

. Твоя хитрость. Твой огонь. Твои дерзкие побеги. — Он медленно покачал головой, и в его глазах плясали знакомые чёртики, но на этот раз смешанные с чем-то бесконечно тёплым. — Ты — вызов, который я ждал всю свою долгую жизнь. И я не отпущу тебя, моя строптивая, прекрасная лисица. Никогда.

Он опустил меня на землю, но его огромная драконья тень по-прежнему накрывала меня, а лапы, хоть и ослабив хватку, не отпускали окончательно, словно боясь, что я снова сорвусь в бегство. Всё ещё в своём истинном, могущественном облике, он склонил голову, и его голос, низкий и вибрирующий, прозвучал прямо над ухом:

— Твоя ревность... — он произнёс это слово с таким горьким изумлением, что у меня ёкнуло сердце. — Она окатила меня, как ушат с ледяной водой!

Его золотистые зрачки сузились, в них плясали отблески ярости, но теперь я различала в них и что-то другое — боль. Невысказанную обиду.

— Как ты вообще могла подумать, — прорычал он, и в его рыке слышалось настоящее потрясение, — что я могу пойти против своей пары? Против тебя? После всего... После всего, что было между нами?

Он ткнул мордой в моё плечо, жестко, но без агрессии, скорее как укор.

— Ты — моя судьба, Диана. Единственная. И мысль о другой... о ком бы то ни было... — он фыркнул, и из ноздрей вырвалось облачко дыма, — ...она оскорбительна. Для меня. Для нашей связи. Для всего, что я чувствую.

В его словах не было упрёка. Была оголённая рана. И глядя в эти огромные, пылающие глаза, я наконец-то поняла. Его ярость в кабинете, его бешенная погоня... это была не просто собственническая злость. Это был страх. Страх потерять меня. Страх, что я не доверяю ему. Что я не верю в силу того, что нас связывает.

— Драконица была бы для тебя лучшей партией, — выдохнула я, глядя куда-то в сторону, на чёрную воду озера. Говорила это не со злостью, а с горькой, усталой убеждённостью. — У вас была бы одна кровь, общие традиции. Тебе не пришлось бы терпеть мои истерики, мои побеги... Тебе не пришлось бы стоять здесь, в образе дракона, и удерживать ту, что не может принять свою же судьбу.

Я ждала, что он начнёт спорить, доказывать. Но последовало лишь оглушительное молчание, которое было страшнее любого крика. Затем он рыкнул. Коротко, отрывисто, с такой силой, что земля под ногами дрогнула.

— Лучшей? — его голос пророкотал, и каждый слог был подобен раскату грома. — Ты считаешь, я, Андор Всеславский, наследник Первого Дракона, не способен сам решить, что для меня лучше?

Он наклонил свою огромную голову так, что наше взгляды встретились вплотную.

— Драконица? — он фыркнул, и дым окутал моё лицо. — Они скучны. Предсказуемы. Они — эхо меня самого. А ты... — в его глазах вспыхнул тот самый огонь, что сводил меня с ума с первой встречи, — ...ты — буря. Ты — вызов. Ты заставляешь меня чувствовать! По-настоящему! Гнев, страсть, ярость, страх... Всё, что было приглушено веками, ты разожгла во мне снова!

Он ткнулся мордой в мою шею, и это движение было одновременно грубым и бесконечно нежным.

— Никакая «подходящая» драконица не сможет дать мне и миллионной доли того, что даёшь ты. Так что хватит этой глупости о «лучшей партии». Моя партия — здесь. В моих лапах. И я не променяю её ни на что во всех мирах.

— Я не вернусь с тобой, Андор.

Слова повисли в воздухе холодными, острыми осколками. Я сказала это тихо, но с той самой остатком силы, что ещё теплилась в глубине моей опустошённой души. Это была не угроза, не крик. Это был конец. Моя последняя черта. Я ждала нового взрыва. Ждала, что его ярость снова вырвется наружу, что он зарычит, затрясёт меня, заставит подчиниться.

Но он... замер.

Его огромное тело, до этого напряжённое и излучающее мощь, вдруг обмякло. Глубокий, долгий выдох, похожий на отдалённый шквал, вырвался из его груди. Он медленно опустил голову, и его горячее дыхание обожгло мою щёку.

— Хорошо, — пророкотал он. И в этом слове не было ни гнева, ни угрозы. Была... усталая, бесконечная печаль. — Тогда я останусь здесь.

Я непонимающе подняла на него взгляд.

— Я не вернусь в Академию без тебя, — продолжил он, и его золотистые глаза смотрели на меня с такой бездонной нежностью, что у меня перехватило дыхание. — Если ты не хочешь идти со мной, значит, я остаюсь здесь. С тобой. На твоей земле. Среди твоего народа, который ненавидит меня.

Он разжал лапу, наконец отпуская меня, но не отступая ни на шаг. Его тень по-прежнему накрывала меня, но теперь она чувствовалась не как ловушка, а как... укрытие.

— Я буду ждать, Диана. День. Неделю. Год. Пока ты не поймёшь, что твоё место не здесь, у этого озера забвения. А со мной. Потому что моё место — всегда с тобой.

И он лёг. Огромный, могучий дракон, наследник Чёрного Дракона, улёгся на землю у моих ног, подставив спину холодному ветру, и уставился на чёрную воду, словно приняв самый важный вызов в своей жизни — вызов терпения. Вызов любви.

— Нет, уходи!

Мой голос прозвучал уже без силы, почти шёпотом, но с той же непоколебимой решимостью. Слёзы снова выступили на глазах, но на этот раз — от бессилия. Я не могла заставить его уйти. Не могла заставить его разорвать эту связь, которую он считал нерушимой. Он не тронулся с места. Не вздрогнул. Его огромная драконья голова лишь чуть повернулась, и один золотистый глаз, полный бездонной, всепонимающей печали, уставился на меня.

— Нет, — пророкотал он тихо. И в этом одном слове не было спора. Не было приказа. Было простое, как камень, утверждение. Факт.

Затем он закрыл глаза. Его могучее тело, всё ещё излучающее тепло и силу, полностью расслабилось, словно вживаясь в землю под ним. Он не просто оставался. Он укоренялся. Становился частью пейзажа — тёмным, величественным стражем у чёрного озера, молчаливым напоминанием о его воле. О его выборе.

Он не будет спорить. Не будет заставлять. Он просто... будет здесь. Принимая мои слёзы, мой гнев, мои отчаянные приказы. Пока я сама не исчерпаю всё своё сопротивление. Пока не останется ничего, кроме той самой, неумолимой правды, что связала нас — правды, против которой он не шёл и идти не собирался.

— Тогда я уйду!

Это была моя последняя угроза. Последний козырь, который у меня оставался. Если он не уйдёт, то уйду я. Навсегда. Я развернулась, готовая броситься вглубь леса, подальше от этого озера, от него, от всей этой невыносимой ситуации.

Я ждала, что он вскочит. Что его лапы снова сомкнутся на мне. Что его рык призовёт меня к порядку, но тишина за моей спиной была оглушительной.

Я обернулась, не в силах сдержать любопытство, смешанное с отчаянием.

Он... не двинулся с места. Его огромная голова всё так же лежала на передних лапах, глаза были закрыты. Лишь кончик его хвоста слегка подрагивал, выдавая внутреннее напряжение. Но внешне — полное, абсолютное спокойствие.

— Как знаешь, — пророкотал он, не открывая глаз. Его голос был тихим, но от этого не менее весомым. — Но куда бы ты ни пошла... я последую за тобой. В этот лес. В туманные долины. На край света. Ты можешь бежать, Диана. Но ты не можешь убежать от нас.

Он, наконец, приоткрыл один глаз, и в его золотистой глубине я увидела не упрёк, а... усталую нежность.

— Так что выбирай. Беги или сэкономь нам обоим время и силы.

Он снова закрыл глаз, словно давая мне пространство для принятия решения, но какое это было решение? Он только что ясно дал понять — выхода нет. Никакого. Бегство было иллюзией. Отчаяние, острое и слепое, снова подтолкнуло меня. Озеро. Оно было так близко. Оно обещало конец. Конец этой боли, этому разрыву, этому невыносимому напряжению. Я сделала рывок к чёрной воде.

Но я не успела сделать и двух шагов.

Мощный, как удар кнута, хвост обвил мои ноги и сбил с них. Я не больно упала на мягкую траву, но от осознания своего полного бессилия внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. Он даже не поднял головы. Просто остановил меня на полпути к забвению, как останавливают детёныша, бегущего к краю пропасти.

— Хватит, — пророкотал он, и в его голосе впервые зазвучала усталость. Не физическая, а душевная. — Не заставляй меня оттаскивать тебя от этой проклятой воды снова и снова.

Я лежала на земле, всхлипывая, и моя боль, не нашедшая выхода, терзала меня изнутри. Она была живой, огненной змеёй, которая кусала самое сердце. Я не могла убежать. Не могла забыться. Не могла заставить его уйти. Я была в ловушке. В ловушке его воли. В ловушке наших чувств. В ловушке этой ужасной, всепоглощающей связи, которую нельзя было ни разорвать, ни принять. Я не смотрела на него. Не говорила ни слова. Просто поднялась с земли, отряхнула ладони от прилипших травинок и, не глядя на его огромную, неподвижную фигуру, резким движением руки разрезала пространство перед собой.

Портал затрепетал, открывая вид на знакомый коридор Академии. Шагнула внутрь, не оглядываясь. Не для того, чтобы проверить, следует ли он — я знала, что не последует. Не сейчас. Он дал мне этот шаткий, хрупкий шанс. Портал захлопнулся за моей спиной, отрезав запах леса, озера и его дымного дыхания. В ушах стояла оглушительная тишина. Я прошла по пустынным коридорам, не встречая ничьих взглядов, и заперлась в своей спальне.

Дверь щёлкнула и я прислонилась к ней спиной, медленно сползая на пол. Всё тело дрожало от перенапряжения и невыплаканных слёз. Здесь, в четырёх знакомых стенах, пахнущих пылью и моими духами, не было ни его всепоглощающего присутствия, ни Старейшин, ни чёрной воды, сулящей забвение. Была только я. Разбитая, уставшая, с двумя хвостами, которые казались сейчас не даром, а бременем. И тишина. Та самая, которую я так отчаянно искала, но которая теперь давила своей пустотой.

В комнате не было Наташи. Тишина была абсолютной, нарушаемой лишь прерывистым стуком моего сердца. Стены, знакомый беспорядок на столе, моя неубранная кровать — всё это было своим, безопасным, далёким от него. И тогда я позволила себе. Слёзы хлынули с новой силой, тихие, безнадёжные. Это не были рыдания отчаяния, как у озера. Это было медленное, горькое истекание всей боли, что копилась всё это время. Ревность, унижение, страх перед Старейшинами, ужас от собственной слабости, ярость на его неумолимость и... предательская надежда, что он был прав. Что связь между нами — не ошибка. Я плакала обо всём сразу. О его улыбке, обращённой к сестре. О его глазах, полных боли от моего недоверия. О его лапах, что вырвали меня из ледяной воды. О его тихом «я последую», которое звучало не как угроза, а как обещание.

Я выплакивала всё, что сдерживала, пытаясь быть сильной, строптивой, независимой. А здесь, в одиночестве, мне не нужно было притворяться. Можно было просто быть разбитой. Сломленной. И, возможно, начинающей по крупицам собирать себя заново. С этим новым хвостом. С этой старой болью. И с тем выбором, который мне всё равно предстояло сделать.

Где-то вдалеке, за стенами общежития, с глухим, разрывающим тишину хлопком разверзлось пространство. Звук был знакомым до боли, до содрогания в душе. Я услышала. Замерла, вслушиваясь в звенящую тишину, последовавшую за ним.

Я знала. Это был он.

Он сдержал слово. Не стал врываться, не стал ломать дверь. Он просто... появился. Где-то рядом. Давая мне знать. Напоминая. Я медленно поднялась с пола, вытерла лицо рукавом, смахивая следы слёз. Они уже не лились. Осталась лишь лёгкая дрожь в коленях и странное, холодное спокойствие.

Он пришёл. Не чтобы требовать. Не чтобы забирать. Чтобы ждать. Как и обещал у озера. И теперь мне снова предстояло выбирать: выйти к нему или запереться здесь, зная, что он будет стоять снаружи. День. Ночь. Столько, сколько потребуется.

Я подошла к окну и чуть отодвинула занавеску. Внизу, в сумерках двора, стояла его высокая, прямая фигура. Он не смотрел на моё окно. Просто стоял, скрестив руки, будто вкопанный. Страж. Дракон. Моя судьба.

И впервые за весь этот долгий, мучительный день во мне не было протеста. Был лишь усталый, безмолвный вопрос: «Что дальше?»

Глава 21. Боль

Приближался очередной Семейный день в Академии. Повсюду царила лёгкая суета, студенты обсуждали, кто из родных приедет. Я слушала эти разговоры краем уха, пропуская их через себя, словно сквозь вату.

Прибудут ли мои родители? Я не знала. Не звонила, не писала. Что я могла им сказать? «Привет, у меня теперь два хвоста, а моя судьба — дракон, которого я послала куда подальше»?

Уже две недели я жила вместе с Наташей в нашей спальне. Она старалась не лезть с расспросами, видя моё состояние, но её молчаливая поддержка была единственным, что согревало. Я ходила на пары, делала вид, что всё в порядке. Ела, когда она буквально силой заставляла меня. Спала урывками, просыпаясь от воспоминаний о чёрной воде и его глазах.

Андор... всё это время я его не видела. Его лекции вёл профессор Герман. По коридорам он не прогуливался. В столовой не появлялся. Казалось, он исчез. Испарился. И всё вокруг должно было бы стать легче. Вернуться в нормальное русло.

Но боль... та самая, глубокая, ноющая боль... она никуда не ушла. Она не кричала, не рвала душу на части, как раньше. Она просто... выедала меня изнутри. Тихим, методичным скребком. По ночам я лежала и чувствовала, как она разъедает всё на своём пути, оставляя после себя лишь пустоту и странное, горькое понимание. Казалось, всё нормально, но это была худшая ложь из всех, что я себе говорила, потому что нормальность не должна была ощущаться как незаживающая рана. И его отсутствие болело куда сильнее, чем когда-либо болело его присутствие.

Я перевернулась на другой бок, вгрызаясь взглядом в потолок, уставший от моих бессонных ночей. Сон был миражом, недостижимым и далёким. А боль... боль была здесь. Реальная, живая. Она грызла изнутри, тихая и настойчивая, напоминая о пустоте, что растянулась во мне на две недели. О пустоте, которую оставило его отсутствие. Собрав остатки сил, я сбросила одеяло. Холодный воздух комнаты обжёг кожу, но это было лучше, чем лежать и медленно сходить с ума. Я натянула спортивные штаны и футболку, и, крадучись, чтобы не разбудить Наташу, выскользнула из комнаты.

Ночной стадион был пуст и безмолвен. Луна освещала беговые дорожки, окрашивая их в серебристо-синий цвет. Я не стала разминаться. Просто рванула с места, пытаясь убежать. Не от кого-то, а от самой себя. От этой ноющей пустоты.

Ноги сами несли вперёд, дыхание сбивалось, в ушах стучала кровь. Спорт помогал отвлечься. На несколько драгоценных минут мир сужался до жжения в лёгких, до дрожи в мышцах. Не было места мыслям о нём, о его молчании, о той ране, что не хотела затягиваться. Я бежала, пока силы не стали покидать меня, и тогда просто упала на траву в центре поля, глотая холодный ночной воздух. Сердце колотилось, вышибая из головы всё, кроме физического истощения. И это было... спасением. Временным, хрупким, но спасением. Пока я могла бежать, я могла не чувствовать. И в этой онемевшей пустоте было куда лучше, чем в огне той боли, что ждала меня в тишине моей комнаты.

Я встала. Ноги дрожали, в боку кололо, но я заставила их снова двигаться. Снова бег. Быстрее. Сильнее. Я должна была выжать себя до нуля, до состояния, когда в голове не останется ни одной мысли, ни одной искры чувства. Только свист ветра в ушах, только хриплое дыхание и огонь в мышцах и тогда, на очередном повороте, взгляд сам сорвался вверх, к тёмному силуэту академического корпуса.

В его кабинете на третьем этаже горел свет.

Жёлтый, тёплый, он сиял в ночи, как одинокий маяк. Сердце сжалось с такой силой, что я чуть не споткнулась. Он был там. Так близко. Всего несколько сотен шагов, лестница, дверь...

Я с силой заставила себя отвернуться, впиваясь взглядом в темноту перед собой. Нет. Нельзя. Это ловушка. Этот свет манил, обещая... что? Объяснения? Прощение? Новую боль?

Я побежала с новой яростью, почти злостью на саму себя. Споткнулась о неровность дорожки, упала на колени, ощутив острую боль в содранной коже. Но тут же, с сдавленным стоном, поднялась и снова бросилась вперёд. Падала, царапалась, поднималась. Слёзы смешивались с потом, но я не останавливалась. Бег был наказанием. Бег был спасением. Пока я могла двигаться, я могла не думать о том свете в окне. О том, что он, возможно, так же не спит. И что между нами — лишь тишина и эти несколько сотен шагов, которые стали для меня самой непреодолимой дистанцией в мире.

И когда я в очередной раз, с трудом отталкиваясь дрожащими руками, поднялась с колен, вытирая грязь с ладоней, впереди, из ночной тени, возникла высокая фигура.

Он шёл по соседней дорожке, двигаясь с той же неумолимой, методичной решимостью, что и я. Его мощный силуэт был напряжён, плечи расправлены, каждый шаг отдавался глухим стуком по моему измотанному сознанию.

Наши взгляды встретились.

Он замедлил шаг, и в его глазах, отражавших лунный свет, я увидела не удивление, а... то же самое измождение. Ту же самую, глухую боль, что гнала и меня по этому кругу.

Уголок его губ дрогнул в чём-то, отдалённо напоминающем горькую усмешку.

— Похоже, методы у нас одни, — его голос прозвучал хрипло, без привычной власти, лишь с усталым пониманием.

Он не подошёл ближе. Не протянул руку. Он просто стоял в нескольких шагах, дыша чуть тяжелее обычного, и смотрел на меня. И в этом взгляде не было ни упрёка, ни требования. Было лишь молчаливое признание того, что мы оба оказались в одной ловушке. И что бег по ночному стадиону — жалкая, но единственная отдушина, что у нас осталась.

— У тебя кровь, Диан.

Его слова прозвучали тихо, но в ночной тишине они ударили с силой выстрела. Вся моя ярость, всё моё отчаяние разом испарились, уступив место простому, физическому осознанию. Я опустила взгляд на своё колено. Из содранной кожи сочилась алая полоска, смешиваясь с грязью и потом. Я даже не почувствовала боли, заглушённой адреналином и душевной агонией.

А он увидел. С расстояния в несколько шагов, в лунном свете, он разглядел эту маленькую ранку.

Он не двинулся с места, не сделал ни шага вперёд, словно боялся спугнуть. Но его поза, его взгляд — всё в нём было направлено на меня. На моё повреждённое колено. Как будто эта капля крови была важнее всех наших ссор, всех обид, всех невысказанных слов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я отвернулась. Резко, почти грубо, разрывая этот хрупкий, наполненный тихой заботой момент. И побежала. Не вперёд, а просто

от

. От его взгляда, от его молчаливого понимания, от этой невыносимой нежности, которая ранила больнее, чем любая ярость. Краем глаза я видела, как он какое-то время стоял, провожая меня взглядом. Потом, с той же усталой решимостью, развернулся и направился к тренажёрам, чтобы продолжить своё собственное истязание.

А я бежала. И с каждым шагом боль нарастала. Не в колене. Внутри. Она разрывала грудь, сжимала горло, вытесняла воздух.

Больно. Слишком больно. Невыносимо...

Мысли спутались, превратившись в один сплошной вопль отчаяния. Свет фонарей поплыл, расплылся в глазах. Звёзды на небе смешались в одно размытое пятно.

Задыхаюсь...

Ноги подкосились, но на этот раз я не упала на дорожку. Мир резко накренился, звуки стали приглушёнными, будто из-под воды.

...и свет померк.

Тёмная, бархатистая волна накрыла меня с головой, унося прочь и от боли, и от стадиона, и от одинокого света в его окне. В забвение.

Сколько я пролежала в этом беспамятстве, не знаю. Сознание вернулось медленно, принеся с собой сначала запах антисептика и чистого белья, а потом — тупую, разлитую по всему телу слабость.

Я открыла глаза. Белый потолок. Не его спальни с резными балками. Не нашей комнаты в общежитии с знакомой трещинкой. Стерильная белизна медкрыла. Первой мыслью было странное, горькое облегчение. Он не унёс меня к себе. Я осторожно повернула голову. В палате никого не было. Но я

знала

. Он где-то рядом. Чувствовала его присутствие, как чувствуют приближение грозы — по сгущению воздуха, по тишине, что стала слишком громкой.

И он... держал дистанцию. Так же, как и я. Не врывался, не требовал отчёта. Просто был где-то за дверью, или в соседнем кабинете, отдавая приказы тише обычного. Эта дистанция была мучительнее любой близости, потому что в ней не было ни гнева, ни страсти. Была лишь бесконечная, уставшая печаль и понимание, что мы оба зашли в тупик, из которого не знали, как выбраться. Я закрыла глаза, снова ощущая ту самую боль, что свела меня с ног. Она никуда не ушла. Просто притихла, затаилась, ожидая своего часа. А вокруг царила тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов и этим давящим, незримым присутствием, что разделяло нас всего на несколько десятков шагов, которые ощущались как пропасть.

Ко мне подошла Людмила, оборотень-медсестра с пронзительными жёлтыми глазами и вечно недовольным выражением лица. Она поставила поднос с едой на тумбочку и упёрлась руками в боки.

— Милочка, — начала она, и в её голосе звучала не столько забота, сколько раздражение, — ты знаешь, чем чревато игнорирование истинности?

Я сглотнула и молча кивнула, чувствуя себя школьницей, попавшейся на шалости. От её взгляда становилось не по себе.

— Так он что, — она фыркнула, — ещё и ритуал не завершил?

Я уставилась на неё, не понимая. Какой ритуал? О чём она?

Людмила покачала головой с видом глубочайшего презрения к молодому поколению.

— Ой, молодёжь дурная! — воскликнула она. — Он что, метку свою на тебе не поставил ещё? Ну что за романтики пошли, ждут особых моментов, тьфу! — она с отвращением махнула рукой. — А потом вот такое происходит. Вы мазохисты что ли? Мучить друг друга почём зря, когда всё можно было решить все завершением ритуала!

От её слов у меня загорелись щёки. «Метка». «Ритуал».

— Мы... мы не... — я попыталась что-то сказать, но Людмила меня перебила.

— Ничего вы «не»! — отрезала она. — Вижу пару — вижу проблему. А все проблемы от недоделанной работы. Так что либо он тебя метит, либо вы оба продолжаете свои пляски со слезами и обмороками. Выбор за вами, герои. — И, бросив на меня последний уничтожающий взгляд, она развернулась и вышла из палаты, оставив меня наедине с шокирующим осознанием того, что наша великая и мучительная драма, возможно, упиралась в простой, почти животный ритуал, который мы оба по глупости проигнорировали.

— Ну, Андор, — с нескрываемым презрением протянула Людмила, уперев руки в боки так, что белый халат натянулся на её мощных плечах. — Ну, я ему задам! Девчонку замучил и себя!

Она демонстративно развернулась и, не закрывая дверь, рявкнула в коридор так, что, наверное, было слышно на другом конце крыла:

— Ольга, присмотри за этой! Я — к Андору! Дурака кусок он!

Её тяжёлые шаги затихли вдали, а я осталась лежать, чувствуя, как жар стыда заливает меня с головы до ног. Она говорила о нас, о нашей связи, как о чём-то очевидном и... недоделанном. Словно мы были двумя непонятливыми детьми, которые устроили пожар из-за того, что не смогли вовремя вставить вилку в розетку.

«Дурака кусок он». Эта характеристика, выданная ему, наследнику Чёрного Дракона, грубоватой оборотнем-медсестрой, была настолько нелепой и в то же время... точной в данной ситуации, что у меня вырвался короткий, сдавленный смешок, тут же перешедший в истерическую дрожь.

Она пошла к нему. Что она ему скажет? Повторит ли ему свою теорию о «непоставленной метке»? И что он... что он ответит?

Мысль о том, что сейчас где-то там, в его кабинете, будет происходить разговор о нас, о нашем «недоделанном» ритуале, заставляла кровь приливать к лицу.

Глава 22. Осознание

Я чувствовал её боль. Она была таким же живым существом в моей груди, как и моя собственная. Эта встреча на стадионе... Нет, я не планировал её. Но предполагал. Чуял её метания, её отчаянные попытки убежать от самой себя. Спорт — лучший способ заглушить шум в душе. Я знал это лучше кого бы то ни было.

Я пошёл к тренажёрам, к тяжёлой груше. Каждый удар по жёсткой поверхности был попыткой выбить из себя её образ — измождённый, с окровавленным коленом, с глазами, полными такой муки, что я готов был разрушить всё вокруг.

Я колотил грушу, пока мышцы не горели огнём, а ко́жа на костяшках не содралась в кровь. И в один момент... я перестал слышать её шаги.

Тот ритмичный, надрывный стук её кроссовок о дорожку, что стал саундтреком моей собственной агонии, оборвался. Резко. Слишком резко.

Я обернулся.

Она лежала на земле. Неподвижно. Небольшое, хрупкое тело на фоне огромного, пустого стадиона. Сердце упало, застыв в ледяной глыбе. Всё остальное перестало существовать. Я не помню, как оказался рядом. Руки сами потянулись к ней, проверяя пульс на шее. Он бился — слабо, часто. Она была без сознания.

В тот миг вся моя ярость, всё моё терпение, вся дистанция, что я пытался держать, рассыпались в прах. Остался только первобытный, всепоглощающий ужас. Ужас потерять её. Навсегда. Я поднял её на руки, прижимая к груди, и понёс к медпункту, не в силах вынести тяжесть этой тишины, что осталась после стука её сердца.

— Людмила... тут... — мой голос прозвучал непривычно сдавленно, почти срываясь на шёпот, когда я переступил порог медпункта, прижимая к себе её безвольное тело.

Медсестра обернулась. Её жёлтые глаза-щёлки сузились, оценивающе скользнув по мне, а затем по Диане в моих руках. На её лице не было ни капли удивления, лишь привычное, глубокое раздражение.

— Андор, ты идиот, да! — её голос прозвучал как удар хлыста, резко и без церемоний. — Довёл девчонку! Одни проблемы от вас, драконов!

Она не стала ждать ответа, которого у меня и не было. Взмахнула рукой в сторону свободной кушетки.

— Клади на кушетку. Сейчас капельницу поставлю. И чтобы я тебя тут больше не видела, пока она не придёт в себя! Ты и так ей всю кровь выпил, судя по всему.

Её слова, грубые и безжалостные, впивались острее любых когтей, потому что в них была горькая правда. Я довёл её. Своим упрямством, своей слепой верой в нашу связь, своим неумением дать ей то, в чём она так отчаянно нуждалась — уверенность. Я аккуратно уложил Диану на белую простыню, чувствуя, как её хрупкость контрастирует с моей грубой силой. Людмила тут же оттеснила меня локтем, приступая к своим обязанностям с ворчанием, но с профессиональной точностью.

Я отступил в тень, к стене, чувствуя себя не наследником дракона, а самым настоящим дураком, как она и сказала. И самым большим наказанием было не её ворчание, а тихий, ровный звук капельницы и бледное лицо Дианы.

Я отправился в душ. Не в своих покоях, а в пустом душевом помещении медкрыла. Ледяная вода обрушилась на меня, но не могла смыть то, что грызло изнутри. Боль. Она сжигала. Не моя — её. Та самая, что свалила её с ног на стадионе. Я чувствовал её, как открытую рану в собственной душе. Каждая её сдержанная слеза, каждый подавленный вздох за эти две недели отзывались во мне сейчас огненным стоном.

Я упёрся ладонями в кафельную стену, склонив голову под ледяными струями. Вода стекала по спине, смешиваясь с кровью на моих костяшках. Физическая боль была ничто. Пустота. По сравнению с этим всепоглощающим чувством вины и бессилия. Я довёл её до этого. Своим молчанием. Своей попыткой дать пространство, которая обернулась для неё пыткой одиночества. Я, который клялся защищать её, стал источником её наибольшей боли. Рык, низкий и беззвучный, застрял в горле. Я сжёг бы весь мир дотла, лишь бы забрать её страдания себе. Но не мог. Я мог только стоять здесь, под ледяной водой, и чувствовать, как её боль прожигает меня насквозь, оставляя после себя лишь пепел и одно-единственное, ясное осознание: так больше продолжаться не могло. Ни её мучения, ни моё. Ритуал, метка, слова... что бы ни было нужно. Пора заканчивать эту пытку. Хватит.

Я прошёл в свой кабинет, тяжело опускаясь в кресло. Влажная одежда неприятно липла к коже, но физический дискомфорт был ничто по сравнению с хаосом внутри. План действий был лишь один — положить конец этому безумию. Любой ценой.

И тут влетела Людмила. Дверь с грохотом ударилась о стену. Она стояла на пороге, вся пылая злостью, которую, казалось, можно было потрогать руками. Её жёлтые глаза горели, а руки снова упёрлись в боки.

— Дурака кусок, Андор! — её голос прозвучал не как крик, а как низкое, ядовитое шипение, полное презрения.

Я не стал её останавливать. Не стал возражать. Я просто смотрел на неё, чувствуя полную правоту каждого её слова.

— Довёл девчонку до обморока! — она сделала шаг вперёд, тыча в мою сторону пальцем. — Два хвоста у неё выросли от горя, а ты тут в позу встаёшь, «дай ей пространство»! Какое ещё пространство, когда у неё душа рвётся на части?!

Она подошла к самому столу и с силой ударила по нему ладонью.

— Ты дракон или нет?! Где твоя метка, которая раз и навсегда поставит всё на свои места? Или ты ждёшь, пока она сама к тебе на шею сядет с повинной?

Она была права. Абсолютно, унизительно права. Я ждал... Чего? Идеального момента? Когда она сама придёт, простит всё, и мы соединимся в порыве страсти и взаимопонимания? Я, древний дракон, повелитель стихий, вёл себя как наивный юнец, верящий в сказки.

Я ждал, пока наша связь сама всё расставит по местам. А вместо этого получил две недели молчаливой пытки, стадион и её безвольное тело на холодной земле.

«Жуткая агония». Да. Именно так это и выглядело. И виновником был я. Своим бездействием. Своей глупой, возвышенной верой в то, что всё должно сложиться «как надо». Сжав кулаки, я поднялся. Облик дракона рвался наружу, чешуя проступила на тыльной стороне ладоней. Хватит. Хватит ждать. Хватит этой боли. Если она не может принять эту связь сама, я помогу ей. Я заставлю её тело, её душу, её саму суть помнить, кому она принадлежит. Не из жестокости. А чтобы положить конец этим мучениям. Для нас обоих.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Людмила, со всей её грубостью, вскрыла самый главный нарыв. Пора действовать.

— Куда собрался! — её голос, как удар хлыста, остановил меня на полпути к двери. Я обернулся. Людмила стояла в дверях, её лицо выражало уже не ярость, а холодное, профессиональное презрение. — Теперь вот жди, когда оклемается!

Её слова врезались в сознание, мгновенно гася вспышку драконьей решимости. Она была права. Снова права. Какая может быть «метка», какое может быть «решение проблем», когда она лежит там, бледная и обессиленная, по моей вине.

— В сознание пришла, — Людмила выдохнула, скрестив руки на груди. — Но она слаба. Очень. Физически и... — она многозначительно ткнула пальцем в свой висок, — ...здесь. Ей нужен покой. А не твои драконьи порывы.

Она смотрела на меня, и в её взгляде читался немой вопрос: «Ты, наконец, понял, идиот?»

И я понял. С горечью и стыдом. Моё «решение» — наскоком, силой, пока она слаба — было бы не исцелением, а новым насилием. Ещё одним подтверждением её страхов, что я вижу в ней лишь собственность, которую нужно пометить. Я медленно разжал кулаки. Чешуя с тихим шелестом скрылась под кожей.

— Хорошо, — произнёс я, и голос мой прозвучал приглушённо. — Я подожду.

Но на этот раз «ждать» означало не бездействовать. Это означало быть рядом. Не как тень, а как... опора. Тихая, ненавязчивая, но незыблемая. Чтобы, когда она окончательно придёт в себя, она знала — я здесь. Не чтобы требовать. А чтобы защищать. Даже если защищать её пришлось бы от неё самой. Или от меня.

Людмила кивнула, её гнев, казалось, испарился так же быстро, как и возник. Она развернулась и вышла из кабинета, оставив за собой тяжёлую, но уже не враждебную тишину.

Только она могла себе позволить так разговаривать со мной. Не из-за дерзости или глупости. А потому что за её грубостью стояли века безоговорочной преданности.

Она была другом моей семье. Настоящим. Не тем, кто искал выгоды от близости к роду Всеславских. Пусть век оборотней не так долог, как у драконов, и ей уже перевалило за четыреста лет, в своё время она принимала роды у моей матери. Она была той, кто первым поднял меня, новорождённого дракончика, и её твёрдые, уверенные руки не дрогнули тогда, как не дрогнули сейчас, когда она отчитывала меня за глупость. Она видела нашу семью во всей её мощи и во всех её слабостях и её слова, пусть и облечённые в форму ругательств, всегда были направлены на сохранение этой семьи. Сейчас её семьёй была Диана. Та, что по её мнению, должна была стать её частью.

Я снова сел в кресло, но уже не с тяжестью поражения, а с холодной, выверенной решимостью. Людмила была права. Нужно было ждать. Но ожидание теперь обретало новый смысл. Это была не пауза. Это была подготовка, чтобы когда Диана окрепнет, я был готов предложить ей не ярость и не требование, а то, в чём она действительно нуждалась. И если для этого требовалось проглотить свою гордость и слушать ворчание оборотня — что ж, я был к этому готов. Ради неё.

Метка... Да, сила связи оставалась бы прежней, нерушимой. Но эта вечная, грызущая боль при разлуке — она бы исчезла. Она смогла бы отдалиться, и я бы не чувствовал каждый её шаг как нож в грудь. Не лежал бы ночами, сжимаясь от её одиночества, как от собственного. И... чёрт возьми, да. Я этого боялся. Не давал ей метку не из благородства. А потому что в глубине души хотел привязать её к себе под страхом этой самой боли. Чтобы у неё не было выбора. Чтобы малейшая попытка отдалиться причиняла ей такую агонию, что она бы вернулась.

Я хотел её рядом. Любой ценой. Даже ценой её мучений. Даже ценой того, чтобы она была со мной не по желанию, а по принуждению, скованная незримыми цепями нашей нерукотворной связи.

«Идиот!» — Людмила была права. Я был глупцом, слепым эгоистом, который чуть не уничтожил самое ценное из-за своего страха и жажды контроля.

Глядя на её бледное лицо в медпункте, я наконец это понял. По-настоящему. Любовь — или та всепоглощающая одержимость, что я звал любовью, — не должна быть тюрьмой. Она не может держаться на страдании. Метка была не цепью. Она была мостом. Мостом, который давал ей свободу, а мне — уверенность. И если я хочу, чтобы она была со мной, мне нужно было научиться доверять. Доверять ей. Доверять нашей связи. И отпустить.

Дракон во мне бушевал.

Отпустить?

Это слово было чуждым, противоестественным. Оно резало глубже любого клинка. Драконья суть не знала таких понятий. Она знала только:

«Вижу — хочу — беру. Моё — навсегда»

. И эта моя, первобытная половина, рвалась наружу, требуя метить, закреплять, приковывать. Чтобы ни шагу. Чтобы всегда чувствовать. Чтобы её боль была моей болью, а её побег — моей пыткой.

И мысль лишиться этой боли... она пронзила меня с новой, изощрённой силой. Это была бы не свобода. Это была бы ампутация. Отсечение самой живой, самой острой части меня, что сформировалась вокруг неё. Как я мог отпустить то, что стало воздухом? Как я мог добровольно отключиться от этого безумного, всепоглощающего радара, что был настроен на неё одну?

Это было похоже на предложение вырвать собственное сердце и надеяться, что оно будет биться где-то там, отдельно. Невозможно. Безумно. Я сжал виски пальцами, пытаясь заглушить рёв инстинкта. Он был прав. По-своему, по-драконьи, он был прав. Но я видел её лицо. Видел, как она разбивается об эти невидимые стены.

И этот образ перевешивал. Горькой, невыносимой тяжестью.

Глава 23. Печаль

Я пролежала в медпункте три дня. Физически силы потихоньку возвращались — ноги больше не подкашивались, в глазах перестало темнеть. А вот боль... та самая, глубокая, ноющая пустота внутри — не утихала. Она стала тише, приглушённее, но никуда не делась. Как заноза в самом сердце.

Слова Людмилы, её яростный выкрик про «метку», не выходили из головы. Что это было? Очередной драконий ритуал? Ещё один способ привязать меня к себе навеки?

Но в её словах была какая-то странная уверенность. Что эта метка могла что-то изменить. Что-то прекратить.

Боль.

Именно от неё я и хотела избавиться больше всего. От этой всепоглощающей агонии, что разрывала меня на части каждый раз, когда я думала о нём, и каждый раз, когда я пыталась о нём не думать.

Я медленно поднялась с койки. Ноги были ватными, но держали. Людмила, заметив мои движения, лишь хмыкнула и махнула рукой, мол, делай что хочешь. Что я хотела? Я хотела понять. Понять, что это за связь, в которую мы оказались втянуты и есть ли в ней хоть какой-то шанс на спасение от этих вечных мук.

«Надо узнать в библиотеке, что за драконья метка для пары…»

Эта мысль стала единственным якорем в море собственной неуверенности и боли. И, не позволяя себе передумать, я вышла из медпункта и направилась в библиотеку. Путь до библиотеки казался бесконечным. Каждый шаг отдавался эхом в ещё слабом теле, а взгляд невольно цеплялся за каждую тень в коридорах, в полумраке которой мне чудился его высокий силуэт, но вокруг было пусто. Он продолжал держать свою дистанцию. Массивные дубовые двери библиотеки поглотили меня, окутав запахом старой бумаги, воска и пыли. Здесь царила своя, незыблемая реальность, далёкая от бурь страстей и драконьей ревности.

Я прошла в самый дальний зал, тот, что был отведён под древние фолианты по магической физиологии и межвидовым связям. Полки здесь подпирали потолок, а свет едва пробивался сквозь витражные стёкла.

«Метка дракона... Истинная пара...» — эти слова жгли сознание.

Я с трудом дотянулась до толстенного тома в потрёпанном кожаном переплёте с вытисненной чешуёй на корешке — «Связи Судьбы: от химии до пророчеств». Усевшись в укромном углу, заваленном свитками, я раскрыла книгу. Пальцы дрожали, перелистывая пергаментные страницы, испещрённые сложными генеалогическими древами и схемами энергетических каналов.

И вот оно. Отдел, озаглавленный «Драконья связь: Обряд Скрепления».

Сердце заколотилось. Я впилась в текст.

«...не просто ритуал собственности, как ошибочно полагают иные расы. Для драконьей сути это акт глубочайшего доверия и признания. Метка (или «Печать Судьбы») закрепляет изначальную, бушующую связь между парами, преобразуя её из источника постоянной, подчас разрушительной агонии в прочный, нерушимый канал...»

Я замерла, перечитывая строку снова и снова.

«...преобразуя её из источника постоянной, подчас разрушительной агонии...»

Так вот в чём дело. Вся эта боль, это всепоглощающее отчаяние, эта невозможность дышать без него — это и была та самая «бушующая связь». Невыносимая и для меня, и, как я теперь понимала, глядя на его измождённое лицо на стадионе, для него.

Я читала дальше, и с каждым словом во мне что-то переворачивалось.

«...метка не ограничивает свободу воли. Напротив, она дарует паре истинную свободу — свободу от боли при разлуке. Сила связи не ослабевает, но более не проявляется как физическое или душевное мучение. Пара обретает возможность отдалиться на любое расстояние без губительных последствий, ибо знает — связь нерушима, и возвращение неизбежно...»

Свобода от боли.

От этой самой боли, что съедала меня изнутри и привела к чёрной воде озера.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь переварить прочитанное. Всё, что я думала о драконьей собственничности, о его желании приковать меня к себе... оказалось лишь частью правды. Уродливой, искажённой моим страхом и его неумением объяснить. Метка была не цепью. Она была... лекарством. Лекарством от муки, которую мы оба не могли вынести.

И он... он не ставил её. Почему? Из-за той же глупой гордости? Из-за нежелания пугать меня? Или... или он боялся, что, лишившись этой боли, мы потеряем и что-то ещё? Ту самую, дикую, всепоглощающую страсть, что возникала на её острие?

Сердце колотилось где-то в горле. Я снова впилась в страницы, лихорадочно ища подробности.

Как?

У оборотней — укус. А у драконов? Я представляла нечто монументальное — кровавую печать, выжженное клеймо, древние руны, высекаемые на коже.

Но реальность, как часто бывает, оказалась иной.

Я нашла это в манускрипте под названием «Хроники Первых Пар». Иллюстрация была простой: дракон и его избранница стояли лицом к лицу. Его рука — в своей человеческой форме — была прижата к её груди, прямо над сердцем. Её ладонь лежала поверх его. Их лбы соприкасались.

«...ритуал не требует алтарей или сложных заклинаний, — гласил текст. — Он требует лишь абсолютной воли обеих сторон. Дракон, концентрируя свою внутреннюю мощь, направляет её через ладонь в сердце своей пары. Это не больно. Это... подобно приливу жидкого солнечного света, наполняющего каждую клеточку. В момент соединения, на коже пары, прямо над сердцем, на несколько секунд проявляется уникальный узор — отсвет его драконьей чешуи, его личная печать. Узор затем исчезает с виду, но остаётся навсегда отпечатанным на душе...»

Узор чешуи. Его личная печать. На моей коже. Над сердцем.

Я представила это. Его тёплую, сильную ладонь на моей груди. Наш соприкасающиеся лбы. Этот прилив «жидкого солнечного света». И этот мимолётный, интимный узор, который больше никто не увидит, но который навсегда свяжет меня с ним. Это было не грубо. Не жестоко. Это было... до ужаса интимно. Глубоко лично. Требующее такой открытости и доверия, от которых у меня перехватило дыхание.

И он не сделал этого. Не прикоснулся к моему сердцу таким образом. Не предложил свою печать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почему? Боялся, что я оттолкну его руку? Что моё сердце не будет биться в унисон с его? Или, как и я, понимал, что такой ритуал — это точка невозврата? После него уже не будет пути назад. Ни к независимости, ни к одиночеству. Только вечное «мы». Я закрыла книгу, чувствуя, как дрожь пробегает по всему телу. Теперь я знала. И это знание было куда страшнее и прекраснее, чем я могла представить.

Слова жгли изнутри, как раскалённые угли.

«...преобразуя её из источника постоянной, подчас разрушительной агонии...»

Я должна идти к нему.

Мысль была ясной, как удар колокола. Не для примирения. Не для выяснения отношений. Не для того, чтобы броситься в его объятия.

Мне нужна метка.

Чтобы всё это прекратить. Чтобы положить конец этой боли. Чтобы разорвать этот порочный круг, в котором мы оба истязали себя и друг друга. Чтобы обрести ту самую «свободу от боли», о которой говорилось в книге. Свободу дышать, не чувствуя, как сжимается грудь. Свободу отдалиться, не испытывая физической агонии. Я поднялась с кресла. Ноги всё ещё были слабыми, но воля, внезапно окрепшая, вела меня вперёд. Я вышла из библиотеки, не оглядываясь на полки с древними тайнами. Самая главная тайна была во мне. И в нём.

Я шла по коридорам, и каждый шаг приближал меня к нему. К его кабинету. К решению.

Страх был. О, да. Мысль о том, чтобы добровольно принять его метку, его «печать», заставляла сердце бешено колотиться. Но страх перед вечной болью, перед жизнью в этом аду, был сильнее.

Я должна была положить этому конец. Сегодня. Сейчас. Даже если этот конец будет означать начало чего-то нового, пугающего и необратимого. Я толкнула массивную дверь его кабинета. Она поддалась с глухим скрипом, тяжёлая и неподатливая, словно само провидение проверяло мою решимость.

Андор обернулся.

Он стоял у огромного окна, за которым клубились вечерние туманы. В его руке был бокал с тёмным вином, но он казался ему инородным, забытым. Его плечи были напряжены, а в позе читалась та же усталая скорбь, что и у меня.

Наш взгляд встретился.

В его золотистых глазах не было ни гнева, ни удивления. Лишь глубокая, бездонная усталость и... вопрос. Немой вопрос, который висел между нами с того самого дня у озера. Я сделала шаг вперёд, заставляя дрожащие ноги подчиниться. Воздух в кабинете был густым, насыщенным его запахом — дымом, кожей и могучей, сдержанной силой.

— Я... — мой голос прозвучал сипло, я сглотнула, пытаясь придать ему твёрдости. — Я прочла о метке.

Он не шелохнулся. Лишь его пальцы чуть сильнее сжали бокал.

— О той, что прекращает боль, — выдохнула я, подходя ближе. Каждый шаг давался с трудом, будто я шла против сильнейшего ветра. — Я не могу... я больше не могу так.

Я остановилась в паре шагов от него, подняв на него взгляд. В его глазах что-то дрогнуло — тень надежды, смешанная с мучительной осторожностью.

— Я пришла не для того, чтобы просить прощения. И не для того, чтобы выслушивать твои оправдания, — продолжила я, и голос мой набрал силу, подпитываемый отчаянием и решимостью. — Я пришла за лекарством. — Я сделала паузу, вкладывая в следующие слова всю свою боль, весь свой страх и всю свою измученную надежду. — Поставь её. Поставь свою метку. Прекрати эту пытку.

— Диана.

Он произнёс моё имя. Всего одно слово. Но в нём было всё. Вся боль этих недель, всё сожаление, вся ярость, направленная на себя, и та самая, неугасимая надежда, что он, казалось, уже похоронил.

Он медленно поставил бокал на стол. Звук был оглушительно громким в напряжённой тишине.

— Ты уверена? — его голос был низким, почти шёпотом, но в нём слышалась сталь. — Это навсегда. Путь назад будет отрезан. Даже если ты возненавидишь меня завтра. Даже если сбежишь на край света. Ты всегда будешь чувствовать меня здесь. — Он поднял руку и прижал ладонь к своей собственной груди, прямо над сердцем. — И я буду чувствовать тебя. Всегда.

В его глазах не было торжества. Не было победы. Была лишь суровая, безжалостная правда. И готовность принять её, если я отступлю. Но я не отступила. Я сделала последний шаг, закрывая расстояние между нами.

— Я не хочу пути назад, — прошептала я, глядя прямо в его золотистые глубины. — Я хочу, чтобы боль прекратилась. Я хочу... — я сглотнула комок в горле, — ...хочу той самой связи, о которой пишут в книгах. Не этой пытки. А той, что после.

Он замер, изучая моё лицо, словно ища малейшую тень сомнения. Я не отводила взгляд, позволяя ему видеть всё — всю свою израненную душу, всю свою решимость. И тогда он протянул руку. Медленно, давая мне время отпрянуть. Его пальцы коснулись моей груди, чуть левее центра, прямо над бешено колотящимся сердцем. Его ладонь была обжигающе тёплой.

— Закрой глаза, — тихо приказал он.

Я повиновалась.

Внезапно мир сузился до точки под его ладонью. Сначала было лишь тепло, исходящее от его кожи. Потом я почувствовала... пульсацию. Глубокую, мощную, как отдалённый раскат грома. Это было

его

сердцебиение, но оно отзывалось прямо в моей груди, сливаясь с моим собственным бешеным ритмом.

Затем пришло это.

Не боль. Ничего даже отдалённо похожего на боль. Это было похоже на прилив жидкого солнечного света, как и было описано в книге. Золотистое, согревающее сияние, которое хлынуло из его ладони прямо в самое нутро моей души. Оно заполняло каждую трещинку, каждую ранку, оставленную болью и страхом. Оно не жгло, а ласкало, смывая напряжение этих долгих недель. Я услышала его сдавленный вздох и почувствовала, как его собственная рука дрогнула на моей груди. Для него это тоже было... интенсивно. Это был не односторонний акт. Это был обмен. Отдача частицы самого себя.

На моей коже, прямо под его пальцами, возникло лёгкое покалывание, будто кто-то выводил невидимыми чернилами причудливый, сложный узор. Я знала, что это было — отсвет его драконьей чешуи, его личная печать, проявляющаяся на мгновение, чтобы навсегда впечататься в мою сущность.

И затем... всё стихло.

Тишина. Но не та, что была раньше — напряжённая и звенящая болью. Это была мирная, глубокая тишина, как после бури.

Он убрал руку.

Я медленно открыла глаза. Первое, что я почувствовала, было... отсутствие. Отсутствие той всепоглощающей, грызущей пустоты, что стала моим постоянным спутником. На её месте было что-то новое. Тёплое, прочное, нерушимое. Как прочный мост, перекинутый через пропасть, что раньше разделяла нас.

Я посмотрела на него. Он смотрел на меня, и в его глазах я увидела отражение того же изумлённого облегчения. Его собственное напряжение, та маска стоического страдания, что не сходила с его лица всё это время, наконец растаяла. Боль ушла. Остались только мы. И тихая, уверенная пульсация новой связи там, где раньше была рана.

И тут дверь с лёгким стуком открылась, и в кабинет вошла

она

. Та самая драконица. Его сестра.

На её лице играла та самая, дерзкая, колкая ухмылка, что я видела в их первом разговоре. Её взгляд скользнул с моего запрокинутого лица на руку Андора, всё ещё лежавшую на моей груди, и обратно.

— О, да, — протянула она, и в её голосе звучало неподдельное, почти восторженное веселье. — Вы тут метку ставите. Прямо как в старые добрые времена. Застала в важный момент, вас.

Андор медленно, не спеша, убрал руку. На его лице не было ни смущения, ни раздражения. Лишь лёгкая, усталая усмешка.

— Василиса, — произнёс он ровным тоном. — Твой талант появляться в самый неподходящий момент по-прежнему не знает границ.

— О, это я-то виновата? — она подняла бровь, подходя ближе и окидывая меня оценивающим, но на сей раз скорее любопытным, чем враждебным взглядом. —Ну что, птенчик? — обратилась она ко мне. — Как ощущения? Голова не кружится? Не хочешь ли сжечь пару королевств от переизбытка чувств?

Я не нашлась, что ответить, всё ещё находясь под воздействием ритуала. Но странное дело — её колкости сейчас не ранили. Они казались... частью фона. Шумом, который не мог нарушить новообретённый покой внутри.

— Оставь её, Василиса, — тихо сказал Андор, но в его голосе не было прежней суровости. Было какое-то... облегчение.

— Ладно, ладно, не буду мешать вашим... э-э-э... послеметочным нежностям, — она фыркнула и, развернувшись, направилась к двери. На пороге она обернулась. — Кстати, Андор, Старейшины ждут твоего отчёта. И, — её взгляд снова упал на меня, и ухмылка стала чуть мягче, — теперь, думаю, им есть что сказать. Добро пожаловать в семью, лисичка. Готовься к скучнейшим собраниям и вечным советам, как правильно рожать драконят. — И с этим она вышла, оставив дверь приоткрытой.

В комнате снова воцарилась тишина, но на этот раз она была другой. Лёгкой.

— Я... пожалуй, пойду, — сказала я, скорее себе, чем ему. Голос звучал приглушённо, будто из другого помещения. Всё внутри было перевёрнуто с ног на голову. Боль ушла, но её место заняла оглушительная, незнакомая тишина, и мне нужно было остаться с ней наедине. Понять, что я теперь такое.

— Диана, — его голос был тихим, без прежнего давления, но в нём слышалась тревога. — Возможно ли... что ты захочешь встретиться? Позже?

Я покачала головой, всё ещё не глядя на него. Мысль о новом разговоре, о необходимости что-то объяснять или выслушивать, была невыносимой.

— Не надо, Андор. Пожалуйста... не сейчас.

Эти слова прозвучали не как отторжение, а как мольба. Мольба о передышке. О возможности перевести дух и осознать, что только что произошло. Что я только что добровольно приняла в себя. Я почувствовала, как он замер, ощутила через новую, тихую связь всплеск его разочарования, тут же приглушённый усилием воли. Но он не стал настаивать. Это было ново. И бесконечно ценно.

— Как скажешь, — он произнёс это просто, без упрёка.

И я вышла. Не побежала, как раньше. А просто вышла, оставив дверь открытой. Шла по коридору, прислушиваясь к непривычному спокойствию внутри. Боль утихла. Но её отсутствие было таким же оглушительным, как и её присутствие и мне нужно было научиться жить с этой тишиной. С этим новым «я», связанным неразрывной нитью с тем, кого я так отчаянно пыталась забыть.

Возможно ли забыть, если чувствуешь? Если ощущаешь?

Я не знала.

Раньше я пыталась убежать от боли, от его образа, от памяти о его прикосновениях. Теперь боли не было, но само его присутствие во мне стало ещё острее, ещё реальнее. Я шла по пустынному коридору, и мне не нужно было гадать, где он. Я

знала

. Он был там, в кабинете. Неподвижный. Я чувствовала лёгкое, почти невесомое эхо его внимания, направленного на меня. Не давящее, не требовательное. Просто... существующее. Как тихий фоновый шум, который теперь стал частью моей собственной сущности.

Как можно забыть того, кто стал твоим вторым сердцебиением? Тихим, ненавязчивым, но постоянным.

Я остановилась у окна, глядя на темнеющие сады Академии. Раньше этот вид навевал тоску или тревогу. Сейчас... он был просто видом. А внутри царил странный, непривычный покой.

Забыть его? Теперь это значило бы забыть часть самой себя. Самую новую, самую хрупкую и, возможно, самую важную. Это не было тем всепоглощающим слиянием, которого я так боялась. Это было... как если бы я годами жила в комнате с громко включённой музыкой, а кто-то наконец убавил громкость до приемлемого уровня. Музыка никуда не делась. Она просто перестала оглушать.

И в этой новой тишине, под аккомпанемент тихого эха его существования, я впервые за долгое время почувствовала, что могу дышать. И думать. И просто быть. Не убегая.

Из полумрака коридора мне навстречу вынырнула знакомая фигура. Наташа!

— Боги, Диана! — её глаза широко распахнулись, а на лице расцвела улыбка облегчения. — Тебя выписали! И о чудо, на ногах!

Она подбежала ко мне и схватила за плечи, внимательно изучая моё лицо.

— Ну как ты? Выглядишь... — она прищурилась, — ...странно. Спокойной. Неужели Людмила подсунула тебе какое-то своё зелье покоя? Или... — её взгляд стал хитрым, — ...случилось что-то интересное?

Я попыталась улыбнуться, и это получилось почти естественно. Странное ощущение — не нужно было притворяться, что всё в порядке. Потому что внутри и вправду был порядок. Хрупкий, новый, но порядок.

— Со мной всё хорошо, Наташ, — сказала я, и голос не дрогнул. — Всё... в порядке.

Она покачала головой, не отпуская моих плеч.

— Не верю. Три дня назад ты была похожа на выжатый лимон, а сейчас... — она провела рукой перед моим лицом, — ...сияешь каким-то внутренним светом. Нет, мушка, ты должна всё рассказать. Всё, до последней детали!

— Я всё расскажу, Наташ, — выдохнула я, и это была правда. Впервые за эти недели у меня не было желания прятаться или лгать. Больше нечего было скрывать. — Пошли.

Её глаза загорелись азартом охотника, почуявшего добычу. Она тут же схватила меня под руку и потащила по коридору, понизив голос до конспиративного шёпота.

— В нашу берлогу! Там никто не помешает. И чтобы всё, слышишь? С самого начала! С той самой драконицы! — она бросила на меня многозначительный взгляд. — Хотя, по тебе и так видно, что история получила продолжение. Ты не просто «в порядке». Ты... другая.

Мы влетели в нашу комнату, и Наташа, захлопнув дверь, упала на свою кровать, поджав под себя ноги. Она смотрела на меня, как на самый увлекательный сериал.

— Ну? — она нетерпеливо подбила меня. — Не томи!

Я села на свою кровать напротив, чувствуя странное спокойствие. И начала рассказывать. Всё. Свою боль, свою ревность, побег к озеру, его появление, наш молчаливый диалог на стадионе, обморок и... решение. Решение, которое привело меня в его кабинет.

И когда я произнесла слова «драконья метка», Наташа замерла, её глаза стали круглыми-круглыми.

— Ты... ты серьёзно? — прошептала она. — Ты сделала это? Добровольно?

Я кивнула, и впервые за весь рассказ на мои губы вернулась лёгкая, почти неуловимая улыбка.

— Чтобы боль прекратилась, — просто сказала я.

Наташа свистнула, качая головой со смесью шока и восхищения.

— Ну, мушка, ты даёшь... Это... это грандиозно! И... — она прищурилась, — ...и что теперь? Что ты чувствуешь?

Я закрыла глаза на секунду, прислушиваясь к себе.

— Тишину, — ответила я честно. — И... его. Но не так, как раньше. Он просто... есть. И это не больно.

Наташа смотрела на меня, и постепенно её восторженное изумление сменилось более мягким, понимающим выражением.

— Значит, война окончена?

Я встретила её взгляд и медленно кивнула.

— Война окончена.

— Диан, а ты... — Наташа посмотрела на меня пристально, отложив в сторону свой азарт. — Что ты к нему чувствуешь?

Я сглотнула. Воздух в комнате вдруг стал густым.

— Я люблю его, Наташ, — выдохнула я, и слова прозвучали не как признание, а как приговор. Горький и тяжёлый. — Но... лучше б этой любви не было.

Я знала. Я

знала

, что Андор почувствует эти слова. Не содержание, а ту боль, что стояла за ними. Ту горькую тяжесть, что заставляла меня желать, чтобы всё было иначе.

И я не ошиблась.

Там, в глубине, где теперь тихо пульсировала наша связь, я ощутила... не удар. Не гнев. А глубокую, бездонную печаль. Такую же тяжёлую, как моя собственная. Он услышал. Не ушами. Душой.

Наташа, видя моё внезапно помрачневшее лицо, нахмурилась.

— Что? Что случилось?

— Он... почувствовал, — прошептала я, прижимая ладонь к груди, туда, где лежала его метка. Там не было боли. Лишь эхо его тихой, разделённой грусти.

И в этот миг я поняла самую страшную и самую прекрасную правду. Мы больше не могли прятаться друг от друга. Не только от боли, но и от правды. Даже той, что ранила. Наша связь была мостом для всего — для страсти, для покоя, и для этой горькой любви, которую мы оба, казалось, не знали, как нести.

Война действительно окончилась. Но началось нечто другое. Нечто гораздо более сложное.

Глава 24. Благодарность

Родительский день снова прошёл без родителей. Привычная тяжесть легла на плечи, но на этот раз она была приглушённой, словно прикрытой слоем ваты. Мы с Наташей, как и прежде, устроились на нашем любимом широком подоконнике возле столовой, глядя на суетящихся внизу студентов и их родных.

И она отвлекала. Это было отлично.

— ...и представляешь, — Наташа, с грацией истинной аристократки поправляя складку своей юбки, с возмущением продолжала свой рассказ, — Константин, этот зазнавшийся отпрыск Дома Ноктюрн, имел наглость заявить, что наш союз «упорядочит линии крови и укрепит политические позиции обоих кланов»! — она изящно фыркнула, отпивая из элегантного бокала с соком, что казалось странно уместным на нашем студенческом подоконнике. — Я ему ответила, что скорее выйду за садового гнома, чем за существо, которое считает брак сделкой по слиянию наследств.

Я слушала, и уголки моих губ дрогнули в улыбке. Её истории, облечённые теперь в форму вампирских интриг и благородных домов, были как глоток свежего воздуха. Они были полны жизни, дерзости и такой нормальной, сверхъестественной абсурдности. После всей нашей с Андором драмы, наполненной роковыми связями и древними пророчествами, это было невероятно освежающе.

Я чувствовала его. Тихо. Ненавязчиво. Где-то там, в своей башне. Он не вмешивался, не пытался привлечь внимание. Просто... был. И его присутствие было похоже на тёплое одеяло в прохладный день — не обжигающее, а согревающее.

И пока Наташа с упоением, но с присущим ей аристократизмом, рассказывала, как отшила назойливого наследника-вампира, я поняла, что, возможно, впервые за долгое время я не просто существовала в ожидании следующей бури. Я жила. Слушала подругу, смотрела на закат, чувствовала лёгкий ветерок из открытого окна. И где-то на фоне всего этого, как тихая, уверенная нота, пульсировала наша связь.

И тут по коридору, как гром среди ясного неба, двигалась Василиса. Рядом с ней неспешной, уверенной походкой шагал Герман, проректор и, как все знали, давний друг Андора. Его спокойное присутствие лишь подчёркивало бурлящую энергию его спутницы. Василиса, как всегда, выглядела ослепительно и опасно. Её взгляд, острый как бритва, сразу же выхватил нас с Наташей на подоконнике. На её губах играла улыбка, но в глазах читалась стальная решимость.

Я знала, что Василиса, несмотря на свой колкий язык, искренне любила брата и, после некоторых колебаний, приняла меня как его пару с распростёртыми объятиями. Но я также знала, от Германа, что она в ярости, узнав, что после всей драмы с меткой мы с Андором уже две недели... совсем никак не общаемся. Для драконицы, для которой семья и связь — всё, такое поведение было немыслимым.

— О, взгляните-ка, Герман, — её голос, сладкий как мёд и острый как яд, прозвучал по всему коридору. — Два прекрасных цветочка, увядающие в одиночестве. Как трогательно. И как чертовски глупо.

Она остановилась прямо перед нами, скрестив руки на груди. Герман остался чуть поодаль, с лёгкой, понимающей ухмылкой на лице, явно получая удовольствие от зрелища.

— Здравствуйте, Василиса, Герман, — вежливо кивнула Наташа, поднимаясь, её аристократические манеры включились автоматически.

Василиса проигнорировала её, уставившись на меня.

— Ну что, птенчик, — начала она, и её тон был обманчиво мягким. — Метку поставили, боль ушла, можно и в забытье пребывать? Устроила себе отпуск от собственного дракона?

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Через нашу связь я уловила далёкий, но чёткий всплеск внимания Андоры. Он почувствовал присутствие сестры и, без сомнения, её настроение.

— Мы... даём друг другу пространство, — тихо сказала я, чувствуя себя школьницей.

— Пространство? — Василиса фыркнула. — Милая, вы уже две недели в разных вселенных! Пора бы уже навести мосты. Или ты ждёшь, что он снова прибежит к тебе, как в тот раз с озером? — она наклонилась ко мне ближе. — Он гордый дурак, а ты, я смотрю, не лучше. Кто-то же должен встряхнуть вас обоих!

Герман закашлял, пряча улыбку в кулак.

— Возможно, стоит проявить немного... деликатности, Василиса.

— Деликатность? — она повернулась к нему. — Им уже деликатничали! Смотри, к чему это привело! Нет, — она снова повернулась ко мне. — Сегодня же вечером ты приходишь к нему. На ужин. Без возражений. А то я сама за шкирку притащу вас обоих и запру в одной комнате, пока вы не проявите хоть каплю здравого смысла!

С этими словами она развернулась и удалилась, оставив за собой шлейф из возмущения и дорогих духов. Герман, покачав головой, с сочувственной улыбкой последовал за ней. Я сидела, глядя ей вслед, с смесью ужаса и странного облегчения. Возможно, она была груба, бесцеремонна и абсолютно невыносима. Но, чёрт возьми, возможно, именно такой встряски нам и не хватало.

Я сглотнула. Комок нервного возмущения, страха и какого-то дикого, запретного предвкушения подкатил к горлу. Это вихрь эмоций не мог остаться незамеченным.

И я знала. Андор почуял его.

Там, где раньше была лишь тихая пульсация, я ощутила чёткий, мгновенный отклик. Лёгкое напряжение, настороженность, а затем... волну. Тёплую, мощную волну надежды, что хлынула через нашу связь и омыла моё собственное смятение.

Он чувствовал моё волнение и отвечал на него не тревогой, а именно надеждой.

И от этого стало ещё страшнее. И ещё... легче.

Андор... зачем?

— пронеслось в голове. —

Я только начала жить...

Эти дни покоя, эти вечера с Наташей, эта возможность просто дышать, не разрываясь на части... Это было так ново, так хрупко. Встреча с ним, какой бы неизбежной она теперь ни была, грозила разрушить этот едва установившийся хрупкий мир. Она грозила снова всё перевернуть. И я боялась. Боялась той силы, что он имел надо мной. Боялась той страсти, что могла снова вспыхнуть. Боялась снова потерять себя.

Василиса, со своим тонким драконьим чутьём, ткнула нас обоих носом в очевидное. Пора. Пора перестать бояться и начать... жить по-настоящему. Вместе. Со всеми сложностями, страхами и этой оглушительной надеждой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наташа посмотрела на меня, её взгляд был полон смеси сочувствия и любопытства.

— Ты пойдёшь?

Я горько усмехнулась, глядя в пустой коридор, где только что бушевала Василиса.

— А у меня есть выбор? — ответила я, и в моём голосе звучала не злость, а скорее усталое принятие. — Судя по всему, это их семейная черта — ставить перед фактом.

Сначала он — ворвавшись в мою жизнь и объявив меня своей парой без всяких объяснений. Теперь она — назначая свидание с драконьей прямотой, не оставляя места для возражений.

Через нашу связь я чувствовала не приказ, а... приглашение. Смешанное с его собственной неуверенностью и той самой надеждой, что он послал мне.

Наташа фыркнула.

— Ну, если уж на то пошло, Константин тоже мастер ставить перед фактом. Видимо, все могущественные сверхъестественные существа проходят один и тот же курс «Искусство ультиматума для начинающих».

Её шутка заставила меня хмыкнуть. Она была права. Этот мир, наш мир, жил по своим правилам, где тонкие намёки часто проигрывали грубой, прямолинейной силе.

— Ладно, — выдохнула я, поднимаясь с подоконника. — Видимо, да. Пойду. — Я встретила взгляд Наташи. — Приберусь в комнате, а потом... потом посмотрим.

«Посмотрим». Слабый, неуверенный ответ. Но это было всё, на что я была способна сейчас. Шаг за шагом. Сначала прибраться. Потом... переодеться. А там, глядишь, и дойду до его порога. Под аккомпанемент тихой надежды, что пульсировала во мне, и давящего страха, что шептал: «А вдруг?».

Я уже сделала несколько шагов, когда Наташа остановила меня, мягко, но настойчиво схватив за руку. Я обернулась.

— Диан, — она смотрела на меня не с обычной своей дерзостью, а с какой-то неожиданной, глубокой серьёзностью. — Ты любишь его.

Это была не просьба подтвердить, а констатация факта. Факта, который мы обе знали.

— Вы справитесь, — продолжила она, и в её голосе звучала непоколебимая уверенность. — Он... — она сделала крошечную паузу, подбирая слова, — ...он тоже тебя любит. По-своему. По-драконьи. Может, неуклюже. Может, слишком властно. Но это видно. Даже сквозь все эти его рыки и молчаливые страдания.

Её слова, простые и такие точные, будто сняли последний слой льда с моей души. Она была права. Всё это время я видела в его поступках только одержимость, собственничество, ярость. Но за всем этим стояло... что-то другое. То, что заставило его ждать у озера. То, что заставило его отступить, когда я была слаба. То, что сейчас посылало через нашу связь не приказ, а надежду.

Я не нашлась, что ответить. Просто сжала её руку в ответ, чувствуя, как комок в горле понемногу рассасывается.

— Теперь иди, — Наташа отпустила мою руку и легонько подтолкнула меня в сторону коридора. — И не порть себе макияж. Ты же знаешь, как драконы любят всё красивое.

Её последняя фраза вернула лёгкость в атмосферу. Я кивнула, с благодарной улыбкой, и на этот раз мои шаги по коридору были твёрже. Страх никуда не делся, но теперь у него был достойный соперник — та самая, хрупкая, но живучая надежда, подпитанная словами подруги и тихим эхом его чувств где-то глубоко внутри. Я зашла в комнату и привычная тишина встретила меня иным эхом. Теперь в ней не было одиночества, лишь сосредоточенное, нервное ожидание. «Вечер, у него...»

В кабинете? В его личных покоях? Проклятая Василиса, со свойственной ей драконьей прямолинейностью, не сочла нужным уточнить такие мелочи, как место встречи. Видимо, по её мнению, я должна была просто

знать

.

Я медленно подошла к шкафу, проводя пальцами по ткани платьев. Что надеть? Что-то вызывающее, как то белое платье в баре? Или что-то более сдержанное, говорящее о перемирии, а не о вызове. Мысль металась, не находя опоры. А вдруг он вообще не ждёт? Вдруг Василиса действовала по своей собственной инициативе, а он... он всё ещё даёт мне то самое «пространство»?

От этой мысли по спине пробежали мурашки. Нет, он ждал. Я чувствовала это — тихое, но неумолимое ожидание на другом конце нашей связи. Оно было похоже на протянутую руку в темноте.

«Может, подождать? Пусть сам явится, раз уж его сестра так рвётся нас свести».

Я отпустила платье, которое держала, и отступила от шкафа. Да. Так и сделаю. Подожду. Если он хочет этой встречи, пусть сделает шаг. Я и так сделала их слишком много за последнее время — побег, возвращение, согласие на метку... Теперь его очередь. Я плюхнулась на кровать, уставившись в потолок, и попыталась притвориться, что читаю учебник, но слова расплывались перед глазами. Всё моё существо было настроено на него, на эту незримую нить, что связывала нас, и на вопрос, который висел в воздухе: кто же сделает следующий шаг?

Шаг сделала Василиса. Буквально. В центре моей комнаты с лёгким хлопком разверзлось пространство, и из него вышла она сама, с видом полного удовлетворения.

— Дианочка, я поняла, что место встречи не назначила, — заявила она, окидывая мою скромную обитель критическим взглядом. — Его дом. В горах.

Я округлила глаза.

— Что? Не в Академии?

— Нет, конечно, — фыркнула она. — Здесь сами стены говорят: «Романтика сдохла здесь лет пятьсот назад». — Она подошла к моему шкафу и решительно распахнула его. — Так, показывай, что есть из одежды. Скажу, что надеть.

Я стояла в ступоре, переваривая информацию. Его дом. Не казённые покои ректора, а его личное убежище.

— Горы тебе понравятся! — продолжила Василиса, перебирая мои вещи. — Не холодные камни, а поля! Прямо как в твоих краях! И там

тепло

. Он когда узнал, что ты его пара, не только дом перенес, но и климат подогнал. Чтобы его лисичке не было зябко.

От этих слов у меня перехватило дыхание. Он...

подогнал климат

? Ради меня?

— Вот это, — Василиса вытащила из шкафа мой лёгкий, струящийся сарафан цвета летнего неба, едва доходивший до колен. — И это, — она достала широкополую соломенную шляпку и пару изящных босоножек на устойчивом каблуке. — Иди, переодевайся. Не заставляй его ждать дольше. Он и так извёлся за эти две недели.

И она вышла обратно в портал, оставив меня наедине с воздушным нарядом в руках и с головой, идущей кругом от осознания того, какие безумные, титанические усилия может предпринимать дракон, чтобы его паре было комфортно.

Я села на кровать, не в силах удержать тяжесть платья. Оно выскользнуло из моих пальцев и мягко упало на пол.

Он... он старался.

А я даже не знала.

Он не просто ждал в молчаливой обиде. Он готовил место для нас. Переносил свой дом, менял климат целой местности... Всё это время, пока я куталась в свои страхи и боль, он в тишине строил для нас гнездо. Чтобы его «золотой лисичке» было тепло, уютно и привычно. Я сглотнула, но комок в горле не уходил. Вместо него к глазам подступили горячие, жгучие слёзы. Не от боли. От стыда. От чувства собственной неблагодарности, слепоты.

И тут же, будто в ответ на моё смятение, меня окатило волной. Не моей.

Его

.

Через нашу связь хлынуло чувство такой всеобъемлющей, безграничной нежности, что у меня перехватило дыхание. В нём не было упрёка. Не было разочарования. Было лишь тёплое, безмолвное понимание и... прощение. Словно он чувствовал мои слёзы и посылал мне утешение, стараясь смыть моё горе. Он знал. Чувствовал мою растерянность и мою боль, даже ту, что была направлена на саму себя. И вместо того чтобы злиться, он отвечал любовью.

Я провела рукой по щеке, смахивая предательские капли, и глубоко вдохнула. Страх и сомнения ещё были там, на дне. Но сейчас их затмевало нечто большее — осознание глубины его чувств и щемящее желание наконец-то перестать бежать. Я подняла платье с пола. Лёгкая ткань струилась в моих руках. Он старался. Теперь моя очередь. Я быстро переоделась. Лёгкая ткань сарафана мягко обвила тело, а соломенная шляпка отбрасывала тень на лицо, скрывая, надеюсь, последние следы смятения. В босоножках я чувствовала себя удивительно легко, почти невесомо.

И вот оно. Время.

Портал снова разверзся в центре комнаты и в нём появилась Василиса. На сей раз её ухмылка была мягче, почти одобрительной.

— Ну вот, совсем другое дело, — оценивающе кивнула она, окидывая меня взглядом. Затем протянула руку. — Пошли, лисичка.

Я сделала глубокий вдох, в последний раз ловя отражение в зеркале — девушка в лёгком платье, с двумя золотистыми хвостами, трепетно пульсирующими в такт её нервному сердцебиению.

Я положила свою руку в её протянутую ладонь. Её хватка была твёрдой, уверенной.

— Не бойся, — тихо сказала она, и в её голосе впервые не было насмешки. — Он ждёт.

И мы шагнули в портал.

Глава 25. Дом

Портал разверзся без предупреждения, и в моей гостиной появилась Василиса с видом полководца, вернувшегося с решающей битвы.

— Вечер, братец, — заявила она, отрезая любые возможные возражения. — У меня и твоей пары. Ты тоже будешь. Без опозданий и без твоих обычных мрачных размышлений.

Я поднял взгляд от бессмысленно развёрнутого свитка, чувствуя, как привычное напряжение возвращается в плечи.

— Василиса...

— Никаких «Василиса»! — она отрезала, подходя ближе и тыча пальцем в мою грудь. — Вы оба — два индюка, которые уже достали всех вокруг! Семья начинает косо смотреть на двух идиотов, не способных на простой разговор после обряда! — Она выдохнула, и в её глазах мелькнуло не только раздражение, но и усталая забота. — В твоём доме. В горах. Приводи себя в порядок.

И, развернувшись, она исчезла в портале так же стремительно, как и появилась.

Я остался один. В тишине, нарушаемой лишь треском камина. В моём доме. Та самая мысль, что он теперь и её дом, заставила что-то ёкнуть внутри. Я приготовился ждать, пытаясь обуздать смесь надежды и страха.

И тогда я почувствовал это. Не через портал. Через саму связь, что соединяла наши души.

Волну острой, щемящей вины. Её вины. Она корила себя. За что? За моё молчание? За свою нерешительность? Боги... после всего, через что она прошла, после всей боли, что я ей причинил...

Во мне копилось столько чувств — невысказанная нежность, горькое сожаление, всепоглощающая потребность защитить её даже от её собственных мыслей. И я, не в силах вынести её самообвинения, направил всё это на неё. Всю свою тихую, накопившуюся нежность, всё своё «прошу, не вини себя, это я во всём виноват», всё своё «ты не представляешь, как ты важна».

Я не требовал ответа. Не просил ничего. Просто... послал это. Как щит против её собственной боли, потому что больше не мог выносить мысли, что она страдает, даже если причина этого страдания — я. После ухода Василисы я не стал медлить. Я переоделся в простую, но качественную одежду — ничего, что могло бы давить или напоминать о статусе. Затем открыл портал и шагнул в него.

Я оказался в доме. Не в своих апартаментах в Академии, а в настоящем доме. Том самом, что я готовил всё это время, пока мы пребывали в мучительном молчании. Я прошёлся по просторным комнатам, проверяя, всё ли на месте. Всё было. Я сделал здесь всё, чтобы ей было комфортно. Каждая деталь, каждый камень был продуман. Этот дом... он должен был стать

нашим

.

Я готовил почву. Не для демонстрации силы или богатства. А чтобы показать ей. Показать свою любовь. Ту, что не умел выражать словами. Ту, что выливалась в действия, которые, как я теперь понимал, могли казаться ей подавляющими.

Я перенёс дом сюда, в эти горы, но не на голые скалы. Я выбрал место, где склоны были покрыты сочными лугами и полевыми цветами, где воздух был наплнен запахом полыни, лаванды и тёплой земли, чтобы она чувствовала себя, как дома, чтобы её лисья душа, тосковавшая по просторам её родных мест, нашла здесь отклик.

Я стоял у огромного панорамного окна, глядя на залитые закатом поля, и ждал. Всё было готово. Осталось лишь самое сложное — открыть дверь и встретить её и надеяться, что она увидит за этими стенами и зелёными склонами не дракона-собственника, а мужчину, который отчаянно пытается построить для неё гнездо и не знает, с каких слов начать.

Почувствовал, как вдали отрывается портал. Сердце замерло, а затем забилось с новой силой.

Я вышел на крыльцо. Вдалеке, по тропинке, что вела через поле, шли они. Василиса — уверенной походкой хозяйки положения, и... она.

Диана.

Она шла по высокой траве, и я чувствовал это — не видел, а именно чувствовал через нашу связь — как ей нравится здесь. Как тёплый ветерок ласкает её кожу, как запах луговых цветов наполняет её лёгкие. И как она... отпустила свою природу.

Её два золотистых хвоста свободно развевались за ней, сливаясь с колышущейся травой. Она не прятала их. Она была здесь, в месте, что я создал для неё, и была собой. Полностью.

Боги, она была прекрасна.

Лёгкий, струящийся сарафан обвивал её фигуру, подчёркивая каждое движение. Широкополая шляпка скрывала её лицо, но я видел золотые волны её волос, сияющие на закатном солнце, словно второе светило. Она казалась такой лёгкой, воздушной, словно сотканной из самого света и летнего ветра.

И как она могла подумать, что не пара мне? В этот миг, глядя на неё, я видел не кицуне и дракона. Я видел совершенство. Она была создана для меня. Словно кусочек неба, спустившийся на землю в этом сарафане, с её волнами золотых волос, что были моим личным солнцем. Все мои сомнения, вся моя неуверенность растворились, уступая место одной, простой и ясной истине: я люблю её. Больше жизни. Больше власти. Больше самого себя. И я сделаю всё, чтобы она никогда больше в этом не сомневалась.

Они шли по полю, весело о чём-то болтая. Василиса что-то говорила, жестикулируя, а Диана... Диана улыбалась. Легко, по-настоящему. В этот миг она обернулась и встретилась со мной взглядом.

Я сглотнул. Воздух перестал поступать в лёгкие. Меня окатило волной такого силы, что я едва устоял на ногах. Это была не одна эмоция, а целый вихрь — её смятение и... нежность. Та самая, хрупкая, что я послал ей ранее, но как только я почувствовал эту нежность, эту чистую, незамутнённую болью эмоцию, во мне что-то щёлкнуло.

Я сделал шаг. Затем второй. Третий. Я преодолел расстояние между нами в три длинных шага, не осознавая этого. Я стоял перед ней, тяжело дыша, глядя в её широко раскрытые глаза.

Что-то сказать надо. Или что-то сделать.

Но я был полностью обескуражен. Ошеломлён силой её присутствия, этой смесью чувств, что лилась через нашу связь и её физической близостью.

Она стояла, смотрела на меня, и я чувствовал, как она чувствует

меня

— мою растерянность, мою подавляющую нежность. Её глаза забегали, в них вспыхнула знакомая паника. И я почувствовал, как по нашей связи снова поползло это чёрное, липкое чувство — вина. Она снова винила себя. За мою растерянность? За эту неловкую паузу?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Нет, — яростно подумал я. — Только не это».

И прежде чем страх и неуверенность снова сковали меня, я протянул руку. Не чтобы схватить. Не чтобы потребовать. Просто... протянул ладонь вверх, в безмолвном вопросе, в предложении. Голос отказался мне подчиняться, но этот жест был красноречивее любых слов.

Она с надеждой заглянула мне в глаза. В её глазах читалось столько всего — остатки страха, щемящая неуверенность, но главное — та самая хрупкая, живая надежда, что заставила моё сердце сжаться и тогда она робко, почти невесомо, вложила свою маленькую, тёплую руку в мою протянутую ладонь.

В тот миг мир перевернулся. Всё лишнее — тревога, боль, тяжёлые мысли — просто испарилось. Осталось только это. Трепетное прикосновение её кожи к моей. Лёгкость её пальцев, доверчиво лежащих на моей ладони. И та тихая, чистая радость, что хлынула через нашу связь, смывая последние следы её вины и моей растерянности. Я не сжимал её руку. Не притягивал к себе. Я просто держал её, чувствуя, как по моей собственной сущности разливается странное, непривычное спокойствие. Будто после долгой и ужасной бури я наконец-то ступил на твёрдую землю.

Я посмотрел на неё, и слова, наконец, нашли меня. Они были тихими, но абсолютно ясными.

— Добро пожаловать домой, Диана.

Я увидел, как румянец залил её щёки. Яркий, тёплый, как первый рассвет после долгой ночи. Он разлился под смущённо опущенными ресницами, и в этом не было ни капли прежней боли или страха. Только чистая, смущённая радость.

Вот она.

Моя Диана. Не беглянка, не строптивица, сражающаяся с судьбой. А просто... девушка. Смущающаяся и прекрасная в этом своём чувстве. В этом доверчивом прикосновении, в этом румянце, что говорил громче любых слов.

Вся её сущность в этот миг сияла через нашу связь — лёгкая, счастливая, принятая и это сияние было самым драгоценным, что я когда-либо видел.

Я не отпустил её руку. Мои пальцы мягко сомкнулись вокруг её пальцев, не сковывая, а просто... утверждая этот контакт. Этот момент.

— Пойдём, — сказал я, и мой голос прозвучал тихо, но твёрдо. — Покажу тебе наш дом.

И я повёл её по тропинке, чувствуя, как её рука всё увереннее лежит в моей. И как тот самый «кусочек неба» в лёгком сарафане наконец-то обрёл свою землю.

Я вёл её по тропинке к дому, и всё моё существо было настроено на неё. Я чувствовал каждый её вздох, каждый отзвук шага. Я чувствовал её трепет — лёгкий, как касание крыла бабочки. Чувствовал её волнение, что колотилось в такт нашему соединённому сердцебиению.

Но самое главное — я чувствовал её счастье.

Оно было тихим, ещё неуверенным, как первый росток, пробивающийся сквозь холодную землю. Но оно было

настоящим

. Оно струилось через нашу связь тёплым, золотистым светом, и для меня это оказалось ценнее. Ценнее любой победы, любой магической силы, любого подчинённого королевства. Этот хрупкий, едва зародившийся росток счастья в её душе был величайшим сокровищем, которое я когда-либо держал в своих руках. Вернее, которое доверило себя моим рукам.

В этот миг я понял, что всё — перенос дома, смена климата, долгое ожидание — всё это было ничто по сравнению с этой одной-единственной задачей: охранять этот свет. Чтобы он больше никогда не гас. Я посмотрел на неё, на её профиль, озарённый закатом, на её руку, так доверчиво лежащую в моей.

— Здесь, — я остановился у входа, — всё для тебя.

И это была не просто фраза о доме из камня и дерева. Это было обещание. Обещание, что отныне моим главным предназначением будет её счастье.

Я повёл её по дому, который готовил для нас. Она молча смотрела на высокие потолки гостиной с камином, на просторную кухню, пахнущую деревом и травами, на две ванные комнаты. Я показал ей нашу спальню, где огромное окно выходило на бескрайние поля, и упомянул о личной ванне.

Она шла рядом, её рука всё так же лежала в моей, а её чувства текли ко мне — смесь изумления, растущего спокойствия и чего-то тёплого, что с каждым шагом становилось всё увереннее.

И вот мы подошли к последней двери в конце коридора, рядом с нашей спальней. Я замер на мгновение, чувствуя, как её любопытство через связь становится почти осязаемым. Затем я открыл дверь.

Она ахнула.

Тихий, сдавленный звук, полный такого изумления, что у меня сердце ёкнуло.

Комната была залита последними лучами заката. Стены цвета тёплого песка, резная деревянная кроватка у окна, мягкий ковёр, на котором могли бы играть.... Полки пока стояли пустые, ожидающие.

Это была детская.

Я смотрел на неё, чувствуя, как по нашей связи прокатывается шквал эмоций — шок, нежность, лёгкий страх перед этим будущим, и снова — та самая, всепоглощающая надежда.

— Я... — я начал и запнулся, глядя в её широко раскрытые глаза. — Я надеялся... что однажды... — я не мог подобрать слов. Все мои тщательно подготовленные речи разлетелись в прах.

Но они были и не нужны. Она всё поняла. Поняла, что этот дом, эта комната — не просто жест. Это была вера. Вера в нас. В наше будущее. В ту семью, что мы, возможно, однажды создадим.

И в её молчаливом, потрясённом взгляде я прочитал ответ, которого так боялся и так жаждал. Ответ, который был дороже любого «да». По её щекам потекли слёзы. Не горькие, не от боли. Тихие, светлые, оставляющие влажные дорожки на её залитых румянцем щеках.

— Диана, нет... — прошептал я, чувствуя, как что-то сжимается у меня в груди. — Не надо...

— Спасибо! — выдохнула она, и её голос дрожал, но в нём не было надлома. Только чистая, безудержная благодарность.

— За что? — спросил я, потерянно, не понимая.

— За всё, — она посмотрела на меня сквозь слёзы, и в её глазах сияла вся вселенная. — За терпение. За всё это... — она сделала широкий жест рукой, охватывая комнату, дом, наши жизни. — Я не знала. Не понимала глубины. Но теперь... теперь я вижу.

Эти слова, тихие и искренние, сломали последние преграды внутри меня. Я не сдержался. Я потянул её к себе, обвивая руками её хрупкие плечи, и прижал к груди. И она... она не просто позволила. Она вжалась в меня с такой силой, с такой полной, безоговорочной самоотдачей, что я замер. Её руки обхватили мою спину, её лицо уткнулось в мою грудь, а её слёзы текли по моей коже, горячие и очищающие. Она не просто приняла мое объятие. Она искала в нём убежище, опору, дом и в этот миг я понял — мы дома. Не в этих стенах из камня и дерева. А здесь, в этом объятии. Потому что дом — это не место. Это там, где тебя любят и понимают всей глубиной твоей, подчас невыносимой, сущности.

И я держал её, свою половинку, свою судьбу, свою Диану, и знал, что бы ни случилось, мы справимся. Потому что теперь мы — вместе.

— Диана? — её имя сорвалось с моих губ шёпотом, в котором застыл вопрос. Вопрос, который я не мог выговорить. Я смотрел на её губы, так близко, и хотел... Боги, как я хотел...

Но страх, старый, выедающий, снова поднял голову. Я боялся, что она оттолкнёт. Что этот хрупкий мир, что мы только что построили, рассыплется от одного неверного движения. Она почувствовала моё смятение. Через нашу связь, столь ясную сейчас, просочилась дрожь моей неуверенности. Она медленно подняла на меня глаза. В них не было страха. Не было отторжения. Лишь та же тихая, всепонимающая нежность, что была в её слезах.

И она... просто кивнула и этого было достаточно.

Я наклонился, стирая последние сантиметры между нами, и мои губы наконец коснулись её. Это был не яростный поцелуй, как раньше. Это было обещание. Обещание беречь, любить и больше никогда не давать ей усомниться в том, что она — самое драгоценное, что у меня есть.

Её руки обвили мою шею, и... Боги.

Я так явно чувствовал её любовь. Не просто принятие, не благодарность. Всепоглощающую, огненную, безоговорочную любовь, что выплеснулась из самой глубины её души и накрыла меня с головой. И я отдавал её тоже. Всю свою, накопленную за века тишины, всю свою ярость, превращённую в преданность, всю свою нежность, что прежде не знала выхода. Я не мог больше стоять. Я подхватил её на руки, и она доверчиво прижалась ко мне, не разрывая поцелуя. Я понёс её в нашу спальню и каждый шаг был торжественным, каждое прикосновение — клятвой.

Теперь я чувствовал её как никогда. Каждую трепетную ноту её души, каждый вздох облегчения, каждую тень былой боли, что наконец растворялась в этом свете. И я слышал. Не ушами. Душой. Этот крик. Немой, но оглушительный. Он исходил от неё и врезался в самое моё нутро.

ДА.

Она не просто разрешила. Она так же, как и я, кричала через нашу связь. Кричала «да», чтобы стереть все последние сомнения, все страхи, все воспоминания о прошлых ранах. Это был её выбор. Её воля. Её любовь, данная мне так же свободно и полно, как я отдавал свою ей.

И когда я опустил её на покрывало нашей кровати, глядя в её сияющие, полные доверия глаза, я понял — мы наконец-то дома. Не в стенах. А в сердцах друг друга. И это было единственное место, которое когда-либо имело значение.

— Сама, — сказал я, и голос мой прозвучал низко и хрипло от нахлынувших чувств.

Я взял её руку — ту самую, что так доверчиво лежала в моей, — и мягко направил её к пуговицам своей простой льняной рубашки. Она затрепетала. Лёгкая дрожь пробежала по её пальцам, но она не отняла руку. Напротив, её пальцы начали движение, неуверенно, но настойчиво расстегивая первую пуговицу. На меня обрушилась волна. Через нашу связь хлынуло её смущение, смешанное с оглушительным, пьянящим желанием. Это было так же интенсивно, как и её любовь, и от этого у меня перехватило дыхание.

Пока её дрожащие пальцы медленно расстегивали мою рубашку, обнажая кожу, мои собственные руки нашли пуговицы на её сарафане. Пуговица за пуговицей. Каждый тихий щелчок был похож на отсчёт до чего-то нового, невероятного. Это был не просто раздевание. Это был ритуал. Медленное, взаимное обнажение не только тел, но и душ. С каждым расстёгнутым замочком мы снимали слой прошлых обид, страхов и недопонимания. И под ними оставалась только чистая, обжигающая правда нашего чувства.

Моя рубашка упала на пол первой, бесшумной тканью. Следом, скользнув по её коже, упал её сарафан. Она стояла передо мной в одном лишь нижнем белье, и свет заката, пробивавшийся в окно, окутывал её силуэт золотистым сиянием. Я стянул с себя штаны, не отводя от неё взгляда ни на секунду. Я чувствовал её смущение — горячее, щемящее, заставляющее её кожу покрываться румянцем, но сквозь него, сильнее и ярче, бился ровный, мощный поток любви и это было важнее всего.

Мои руки поднялись и нашли маленькую, изящную застёжку её лифчика. Один лёгкий, точный щелчок — и он расстегнулся. Я всё так же смотрел ей в глаза, в эти бездонные глубины, где читалось доверие, желание и полное принятие.

Желание в воздухе стало тягучим, как мёд, густым и сладким. Лифчик мягко соскользнул с её плеч и упал на пол.

Затем я медленно опустился на одно колено перед ней. Мои пальцы зацепились за тонкие кружевные бока её трусиков. Я медленно, почти ритуально, стал стягивать их вниз. Она ахнула — коротко, сдавленно, но не отпрянула. Её пальцы впились в мои плечи, не чтобы оттолкнуть, а чтобы обрести опору. Её доверие в этот миг было полным, безоговорочным. И в этом была величайшая награда, какую я только мог получить. Я стянул с себя трусы, и последний барьер между нами исчез. Воздух звенел от натянутой тишины, нарушаемой лишь нашим прерывистым дыханием.

Затем я уложил её на кровать. На

нашу

кровать.

Это было не грубое движение, не порыв страсти. Это было бережное, почти благоговейное действо. Её тело мягко утонуло в прохладном шёлке покрывала, а её распущенные золотые волосы разметались по подушке, как сияющий ореол.

Я смотрел на неё, и всё во мне замирало. Она была совершенна. И она была здесь. Со мной. Доверяющая, любящая, отдавшаяся мне всей душой и телом. Я чувствовал её — её трепетное ожидание, её смущение, смешанное с пьянящим желанием, и ту самую, всепоглощающую любовь, что связывала нас воедино и моё собственное желание было не просто физическим. Оно было потребностью соединиться с ней на всех уровнях, стереть последние границы, стать одним целым.

Опускаясь над ней, я видел лишь её глаза, полные доверия, и чувствовал, как наша связь поёт в унисон, готовая к этому финальному, самому главному слиянию.

Она сама развела свои ноги. Нежно, без стыда, с тем же доверчивым движением, с которым вложила руку в мою. Этот жест был красноречивее любых клятв.

— Андор, — её голос прозвучал тихо, но с абсолютной ясностью, — я... я принимаю тебя.

Эти слова ударили в самую глубь, сильнее любого прикосновения. «Принимаю». Не «хочу». Не «позволяю».

Принимаю

. Со всей силой, яростью, прошлым, любовью. Всё.

Я вошёл в неё медленно, давая ей привыкнуть к каждому миллиметру, чувствуя, как её тело раскрывается для меня, принимая. И в её глазах не было ни тени страха, лишь чистая, сияющая любовь и тихое, торжествующее «да», что эхом отзывалось в нашей связи.

Это был другой секс.

Я ничего подобного не ощущал ранее. Ни с кем. Никогда. Это было не просто физическое соединение, не яростное утверждение власти или снятие напряжения.

Это было... всепоглощающее слияние.

Слияние душ, сердец, самой нашей сути. Каждое движение, каждый вздох, каждый стон был общим. Я чувствовал её наслаждение как своё собственное, её экстаз отзывался огненными волнами во мне. Когда она была на грани, это поднимало и меня. Когда я погружался в неё глубже, её тело отвечало таким полным, таким доверчивым принятием, что у меня перехватывало дыхание. Я кончил в неё уже в третий раз, но моё тело, моя душа, казалось, не знали насыщения. Член всё стоял, требовал больше, глубже, полнее. А она... она всё принимала. С той же невероятной, неиссякаемой нежностью и страстью. Её тело не уставало, а её душа, казалось, только сильнее раскрывалась с каждым новым слиянием.

Что это было? Я не знаю. Это было больше, чем страсть. Больше, чем любовь. Это было какое-то первозданное, магическое единение, которое было возможно только с истинной парой. После веков одиночества и холодного существования я наконец ощутил, что значит быть целым. И мы провели так весь день. Не выпуская друг друга из объятий, из соединённых взглядов, из сплетённых душ. Как будто только впервые познакомились.

Глава 26. Месяц

Я проснулась, когда первые лучи солнца только коснулись земли, окрашивая всё в нежные персиковые тона. Андор спал. Его мощная рука лежала на моей талии, тяжёлая и тёплая. Он рядом. И эта простая мысль обнимала меня нежнее любого одеяла.

Я осторожно выбралась из-под его руки, опустила босые ноги на прохладный пол и накинула первый попавшийся лёгкий шёлковый халат. Меня манило поле, залитое утренним светом, и свежий воздух.

Я спустилась вниз и выбежала наружу. Трава была мокрой от росы, и я просто бегала по ней, чувствуя, как холодная влага щекочет ступни. Я трогала руками стебли, вдыхала запах полыни и влажной земли. Это было... счастье. Простое и полное.

И тогда я отпустила свою природу. Уши и хвост появились сами собой, как дыхание. И я обнаружила... третий. Третий хвост!

Он лежал рядом с двумя другими, такой же золотистый и пушистый, но ощущался по-другому — более зрелым, более... моим. Магия бурлила во мне, тихая и мощная, как глубокое течение реки. Это был не взрыв, как в тот раз у озера, а естественное, плавное становление. Когда я возвращалась к дому, счастливая и немного ошеломлённая, я увидела его. Он стоял на крыльце, прислонившись к косяку, и смотрел на меня. Я чувствовала... он больше не боялся, что я уйду. В его взгляде не было прежней тревоги, лишь спокойное, глубокое принятие и та самая любовь, что согревала меня изнутри.

И я... я никогда не позволю ему бояться. Потому что как бы далеко я ни была, я всегда буду возвращаться. В наш дом. К нему.

Я побежала к нему, и он, улыбаясь, шагнул навстречу и подхватил меня на руки. В его объятиях, с тремя хвостами, развевающимися на ветру, я поняла — это и есть та самая свобода. Не свобода

от

, а свобода

быть

. Быть собой. Быть с ним. Быть дома.

— Диана, третий хвост! — его голос прозвучал не с удивлением, а с гордым, почти торжествующим теплом.

Я хихикнула, запрокинув голову и глядя на него снизу вверх. Его руки крепко держали меня, а мои новые, три хвоста, беспорядочно развевались вокруг нас, словно золотистые знамёна.

— Да, — выдохнула я, всё ещё не веря сама. — Похоже, твоя любовь оказалась плодородной почвой.

Он рассмеялся — низко, счастливо, и этот звук вибрировал у меня в груди. Он прижал меня к себе, и я чувствовала, как его радость через нашу связь сливается с моей в один ослепительный фонтан света.

— Ты становишься всё прекраснее, — прошептал он мне в волосы. — Моя могущественная, трёххвостая лисица.

В его словах не было ни капли насмешки. Лишь благоговение и та самая, безграничная любовь, что заставила меня расцвести таким невероятным образом.

Я обвила его шею руками, всё ещё хихикая от переполнявших меня чувств.

— Кажется, нам придётся привыкнуть к новому балансу, — сказала я, дёрнув одним из хвостов, который забавно подрагивал в воздухе.

— Привыкнем, — он поцеловал меня в макушку. — Ко всему. Лишь бы ты была счастлива.

________________________________________________________

Наступил наш месяц. Тот самый, о котором Андор говорил в начале, как о времени для «закрепления пары». Только сейчас это было не завоевание. Не борьба и не отчаянное слияние сквозь боль.

Это было единение.

Плавное, глубокое, радостное погружение друг в друга. Наша кровать знала бесчисленные объятия, но они были наполнены не яростью, а смехом, нежными шёпотами и стонами чистого, взаимного наслаждения. Стены нашего дома слышали не крики отчаяния, а песнь двух душ, нашедших, наконец, свой ритм. Мы были едины. Не потому что так велела судьба или драконья природа, а потому что так хотели мы оба. Каждый день открывал в нас что-то новое и каждое новое открытие встречалось не страхом, а радостным любопытством.

И когда месяц подходил к концу, к нам пришла Василиса.

Она застала нас на кухне. Я, стоя на цыпочках, пыталась достать чашки с верхней полки, а Андор, улыбаясь, обнял меня сзади, чтобы помочь, но вместо этого начал целовать мне шею, от чего я рассмеялась и выронила чашку. К счастью, он поймал её одной рукой, не прерывая поцелуя.

В дверном проёме раздался громкий, нарочитый кашель.

Мы обернулись. Василиса стояла на пороге, скрестив руки на груди, но на её губах играла не колкая ухмылка, а самая что ни на есть настоящая, тёплая улыбка.

— Ну, наконец-то, — протянула она, и в её голосе звучало глубокое удовлетворение. — Похоже, месяц не прошёл даром. В доме пахнет не драконьей яростью, а... счастьем. И пирогами? — она с интересом понюхала воздух.

Я покраснела, спрятав лицо в плече Андоры, а он лишь крепче обнял меня, его грудь вибрировала от сдержанного смеха.

— Варим варенье из ягод, — пояснила я, показывая на горшок на плите.

Василиса покачала головой, делая вид, что это величайшая диковинка.

— Варенье. У дракона и кицуне. Мир определённо сошёл с ума. Но, — её улыбка стала шире, — надо признать, ему это определённо к лицу. Ну что, любовники, вы готовы показаться миру? Или вам ещё месяц на варенье и прочие... нежности?

Я хихикнула, а Андор, всё ещё не отпуская меня, сказал:

— Да. Пора возвращаться.

Я кивнула, прижимаясь к нему. В его словах не было сожаления, лишь спокойная уверенность. Наш месяц уединения подходил к концу, и мир — Академия, обязанности, та самая семья, что «косо смотрела» — снова ждал нас.

Мы вернулись в Академию за две недели до Нового года. Жизнь постепенно втекала в привычное русло — лекции, занятия, шумные коридоры, но теперь в моём сердце и душе, как тёплое, нерушимое солнце, жили уверенность, счастье и, конечно, любовь. Всё то, что мы обрели за наш месяц в горах.

Я тут же, едва успев распаковать вещи, прибежала к Наташе в нашу старую комнату. Она сидела за учебником, но, увидев меня, ахнула и отбросила его в сторону.

— Боги, Диана! Ты... ты как-то светишься по-другому! — воскликнула она, подбегая ко мне и хватая за руки. — И от тебя исходит такое спокойствие! Ну, рассказывай всё! Не тяни!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не могла сдержать счастливую улыбку.

— Наташ, — начала я, чувствуя, как внутри всё переполняется радостью, которую так хотелось разделить. — У меня... третий хвост.

Её глаза стали размером с блюдца.

— Третий? Серьёзно? Но как?.. — её взгляд стал изучающим. — Хотя, судя по этому свежему «сиянию», причина очевидна. Месяц с драконом пошёл тебе на пользу, — она подмигнула.

Я рассмеялась и кивнула, чувствуя, как краска заливает щёки.

— Это было... не так, как в начале. Это было... — я искала слова, — ...исцеление. Мы просто были. Говорили, молчали, готовили, гуляли... — я замолчала, понимая, что словами всего не передать. — Он... он построил для нас дом, Наташ. Перенёс его в горы, но сделал там поля, как у меня дома. И климат подогнал.

Наташа слушала, и её лицо постепенно смягчалось от изумления к тёплому, понимающему выражению.

— Значит, всё было не зря, — тихо сказала она. — Вся эта боль, все эти побеги... Они привели тебя к этому. К дому. К нему. По-настоящему.

— Да, — выдохнула я, и в этом одном слове была вся моя новая, обретённая истина. — Всё было не зря.

Я чувствовала его. Не просто как тихое присутствие на фоне, а как постоянный, тёплый поток. Пока я делилась с Наташей самым сокровенным, через нашу связь ко мне мягко струилась его любовь. И не просто любовь — а нежность, смешанная с лёгкой, почти застенчивой гордостью. Он думал обо мне. О нас. О том, как я сейчас, наверное, сияю, рассказывая подруге о нашем счастье.

Это было похоже на то, как если бы он незримо стоял рядом и держал меня за руку, одобрительно сжимая пальцы. В этом не было собственничества или желания контролировать. Только поддержка. И безмерная нежность, которая, казалось, говорила: «Я рад, что ты счастлива. Я рад, что это наше счастье».

И я, не прерывая рассказа Наташе, мысленно послала ему ответ — короткую, ясную волну благодарности и той же самой, всепоглощающей нежности. Чтобы он знал. Чтобы он всегда знал.

Наташа, видя моё внезапно смягчившееся выражение лица и, возможно, уловив лёгкую улыбку, ничего не сказала. Она лишь мудро улыбнулась в ответ, понимая, что даже здесь, в нашей комнате, мы с Андором не были по-настоящему разделены. И в этом не было ничего пугающего. Это было... прекрасно.

— Так, ну ты пропустила знатно по предметам, — констатировала Наташа, с деловым видом открывая свой аккуратно исписанный конспект. — Придётся наверстывать. Особенно «Историю магических династий». Там Дубровский без тебя скучал, наверное.

— Знаю, — улыбнулась я, чувствуя, как по спине лёгкой волной пробегает знакомое тепло — отголосок одобрения Андоры. Ему, похоже, нравилась моя решимость. — Давай конспекты. Буду закрывать хвосты.

Я хихикнула, осознав двусмысленность своей фразы, и легонько дёрнула одним из своих трёх золотистых хвостов, которые теперь свободно лежали на кровати.

Наташа фыркнула, но её глаза смеялись.

— Ну, с такими «хвостами» тебе любой предмет по плечу. Держи, — она протянула мне стопку тетрадей. — Начинаем с основ некромантии для начинающих. Как раз к Новому году, настроение подходящее.

Мы устроились поудобнее, и я погрузилась в изучение пропущенного материала, но теперь даже самые скучные заклинания и даты не казались такими уж неподъёмными, потому что где-то там, в ректорском кабинете, меня ждал он. А здесь, рядом, была подруга. Внутри горел тот самый тёплый, нерушимый свет, что превращал даже необходимость «закрывать хвосты» в часть нашего нового, счастливого бытия.

__________________________________________________

Прошло еще две недели. Что-то изменилось. Нет, не в нём. Во мне.

Наташа смотрела на меня пристально за завтраком.

— Диан, ты как-то изменилась, — сказала она, отложив вилку. — Не пойму, что не так... Может, четвёртый хвост на подходе?

— Может, — ответила я, чувствуя внутри ту самую странную, новую вибрацию, которую не могла объяснить. Я посылала Андору волны нежности и любви, но чувствовала его встревоженный, вопрошающий отклик. Он тоже пытался понять, что не так и его тревога, в свою очередь, усиливала моё собственное смятение. Я поняла, что нужно к нему.

Вечером я пришла в его кабинет. Он сидел за столом, но взгляд его был прикован ко мне с того момента, как я переступила порог.

— Диана, ты... ты стала другой, — он подошёл ко мне, его глаза с беспокойством выискивали ответ на моём лице. — Я чувствую, но не могу понять... — он сделал паузу, и в его голосе прозвучала редкая уязвимость. — Ты... ты ещё любишь?

— Андор, боги, да! — вырвалось у меня, и я сама удивилась силе собственного голоса. — Сильно! Ещё сильнее, чем прежде!

Он выдохнул, и его плечи немного расслабились.

— Хорошо... — он медленно обнял меня, прижимая к груди. — Просто... может, волнение перед экзаменами?

— Да, наверно, — согласилась я, уткнувшись лицом в его плечо, вдыхая его знакомый, успокаивающий запах.

Он крепко поцеловал меня в макушку.

— Ну, ладно, я пойду, мне готовиться.

— Хорошо, — задумчиво сказал он, не отпуская меня сразу. — Диан... а ты не заболела?

— Не, вроде нет, — я оторвалась от него и попыталась улыбнуться. — Но я думаю, может, четвёртый хвост на подходе? — я хихикнула, стараясь сделать вид, что это шутка.

— Хм, возможно, — он кивнул, и я почувствовала, как его тревога через связь немного утихла, сменившись более спокойным, аналитическим интересом.

Но когда я вышла из его кабинета, лёгкая улыбка сошла с моего лица. Нет, это было не волнение перед экзаменами. И не новый хвост. Это было что-то другое. Что-то глубокое и меняющееся внутри меня. И мне нужно было понять что, прежде чем эта новая, непонятная перемена снова заставит его усомниться в моей любви.

И тут я услышала рык. Не громкий, не яростный. Низкий, глубокий, идущий из самой глубины его существа. Он чуял подвох. Сквозь мою показную лёгкость и шутку про хвост он почувствовал ту самую, непонятную даже для меня перемену, что скрывалась под поверхностью. Я замерла на месте, сердце заколотилось. Я не могла позволить ему снова погрузиться в тревогу. Не после всего, через что мы прошли.

Я тут же развернулась и крикнула в захлопнувшуюся дверь, вкладывая в слова всю силу своей любви и всю свою волю, чтобы они донеслись до него через любые преграды:

— Всё хорошо, Андор! Всё хорошо! Я люблю тебя!

Я чувствовала, как его рык оборвался, сменившись настороженным, но уже не таким напряжённым вниманием. Он слышал. Он чувствовал искренность в моём голосе, даже сквозь ложь о том, что «всё хорошо».

Я прислонилась лбом к прохладной стене, пытаясь унять дрожь. Теперь мне точно нельзя было медлить. Мне нужно было выяснить, что со мной происходит. И сделать это быстро. Потому что следующего его рыка, полного страха и неуверенности, я могла не пережить. Я побежала, стараясь дышать ровно и не вызывать подозрений через нашу связь. Что? Что могло быть не так со мной? Четвёртый хвост? Может, и правда лезет... Каждый вылезал по-своему, первый — от боли, второй — от прорыва, третий — от счастья...

Я влетела в нашу комнату. Наташи не было. Я отпустила свой облик, позволив ушам и трём хвостам появиться, и встала перед зеркалом. Взгляд лихорадочно скользил по отражению, выискивая перемены.

Блеск в глазах? Был. Но какой-то... иной. Не просто от счастья. Румянец? Яркий, здоровый. Что-то не так... Взгляд скользнул ниже. Грудь... Выросла? Поправилась, что ли? Ниже... ещё ниже... Живот.

У меня появился животик. Небольшой, едва заметный, но... определённо его раньше не было. Ну, точно поправилась за этот месяц счастливого заточения и домашней еды.

И тут, как гром среди ясного неба, я ещё не успела оформить мысль, как дверь с оглушительным стуком распахнулась. На пороге, заполняя собой весь проём, стоял Андор. Его грудь вздымалась, глаза пылали золотым огнём, а в них читался не гнев, а животный, первобытный ужас, смешанный с зарождающимся, ослепительным пониманием. Он смотрел на меня. На мой живот. И я почувствовала, как по нашей связи прокатывается не рык, а оглушительная, безмолвная волна такого шока, такой потрясённой надежды и такого всепоглощающего страха, что у меня перехватило дыхание.

Он протянул руку. Дрожащую. Его взгляд был прикован к моему животу, будто он видел сквозь кожу и ткань что-то невероятное.

— Диана... ты... ты... — его голос сорвался, он не мог выговорить слова, которые, казалось, жгли ему язык.

— Я... я не знаю, — прошептала я, сама чувствуя, как почва уходит из-под ног, но это была ложь. Я знала. Я просто боялась произнести это вслух, чтобы не сглазить, не разрушить этот хрупкий миг.

— Нет, — его голос окреп, в нём зазвучала та самая, драконья, неоспоримая уверенность. — Я знаю. Ты...

Он сделал шаг вперёд, и его рука, наконец, коснулась моего живота. Нежно, почти благоговейно.

— Б... беремена, — выдохнул он, и это слово прозвучало не как вопрос, а как величайшее откровение, как приговор и дар в одном флаконе.

В воздухе повисла тишина, густая и звенящая. Его шок, его страх, его ослепительная, дикая надежда — всё это обрушилось на меня через нашу связь, смешиваясь с моим собственным ошеломлением и зарождающимся, щемящим чувством, которое я боялась назвать.

Мы смотрели друг на друга, и в его глазах я видела отражение всей вселенной, которая только что перевернулась. Для нас обоих.

Он опустился на колени. Не от слабости, а от подавляющей силы эмоций, что сбили его с ног. Его руки обвили меня, крепко-крепко, прижимаясь головой к тому самому, едва заметному животику.

И тогда я почувствовала это. Не через связь. Физически.

Тихое, едва уловимое эхо. Не сердцебиение. Не движение. А... присутствие. Крошечное, беззащитное, но уже существующее. Наше.

Слёзы хлынули из моих глаз беззвучно, капая на его волосы. Мои руки сами потянулись к его голове, пальцы впутались в тёмные пряди.

— Андор... — прошептала я, и голос мой дрожал.

Он поднял голову, и в его глазах сияла такая всепоглощающая, благоговейная любовь, что у меня перехватило дыхание.

— Наследник, — прошептал он хрипло, и в этом слове был весь его мир, вся его гордость, весь его страх и вся его надежда. — Или наследница.

И в этот миг всё встало на свои места. Все странные ощущения, все перемены. Не четвёртый хвост. Не болезнь. Это была жизнь. Новая жизнь, что росла внутри меня. Наше продолжение. Наша вечность.

— Андор... но так рано, — выдохнула я, всё ещё не в силах осознать всю громадность происходящего. Мы только-только нашли друг друга, только-только начали выстраивать нашу новую жизнь...

Он поднял на меня взгляд, и в его глазах не было ни тени сомнения. Лишь абсолютная, непоколебимая уверенность.

— Не рано, — его голос прозвучал твёрдо, как скала. — Вовремя.

В этом одном слове была вся мудрость его долгой жизни. Не наш человеческий расчёт и страх, а неумолимый ход самой судьбы. Наша связь окрепла, наша любовь расцвела, и теперь вселенная, сама жизнь, давала нам новый, самый главный дар. В самый подходящий момент. Не тогда, когда мы будем «готовы» по нашим меркам, а тогда, когда мы были готовы по меркам самой жизни — сильные, единые, любящие.

Он не сказал ни слова. Просто резким, уверенным движением разорвал пространство перед собой. Портал затрепетал, открывая вид на наш дом в горах, залитый лунным светом.

Он взял меня на руки, бережно, как самое хрупкое сокровище, и шагнул внутрь. Мы очутились в нашей спальне. Всё было так, как мы оставили — тихо, уютно, пахло нами. Он осторожно опустил меня на кровать и, стоя на коленях, положил руку мне на живот. Его взгляд был серьёзным и бесконечно нежным.

— Здесь, — произнёс он, и его голос был тихим, но полным значения. — Теперь мы будем не вдвоём.

Эти слова прозвучали как самое торжественное обещание. Этот дом, построенный им для нас, теперь становился колыбелью. Нашим настоящим семейным гнездом. И в его словах не было страха перед переменами. Была лишь спокойная, уверенная готовность принять всё, что уготовила нам судьба. Вместе.

И я почувствовала такой покой от него.

Он не бушевал. Не требовал. Не строил планы по укреплению оборон или срочной перестройке дома. Всё его существо, вся его мощь, что обычно ощущалась как сжатая пружина, теперь излучала глубокое, безмятежное спокойствие. Это был покой скалы, устоявшей перед любым штормом. Покой древнего дракона, знающего, что его главное сокровище — в безопасности, под защитой его любви и его крыльев. И этот покой переливался через нашу связь и окутывал меня. Моё собственное смятение, лёгкий страх перед неизвестностью, начали таять, растворяясь в этой тихой, всеобъемлющей уверенности.

Он был моей скалой. И теперь он становился скалой для нашего ребёнка.

Эпилог Часть 1

Солнечный свет заливал внутренний двор нашего дома в горах. Прошло несколько месяцев, и тайна, которую мы так трепетно хранили, должна была вот-вот раскрыться. Даже драконье чутьё Андора не могло с абсолютной точностью определить, кто же скрывается за быстро растущим животиком.

— Пора, — сказал Андор, его рука лежала на моей спине, излучая ту самую, знакомую теперь уверенность. — Оракул ждёт.

Мы не стали использовать портал. Прогулка по цветущим лугам к древнему дому провидицы, что жила на склоне соседней горы, была частью ритуала. Каждый шаг был наполнен тихим, сладким ожиданием. Старая девятихвостая кицуне, её шерсть отливала серебром, а глаза видели сквозь время, встретила нас на пороге. Она молча кивнула и жестом пригласила внутрь.

В полумраке её хижины, пахнущей травами и старой магией, она попросила меня положить руки на гладкий, тёплый обсидиановый шар.

— Загляни за завесу, дитя, — её голос был шелестом листвы. — И расскажи, что видишь.

Я закрыла глаза, чувствуя, как Андор стоит за моей спиной, его присутствие — мой якорь. Я сосредоточилась, направляя свою магию, нашу общую любовь и надежду, в глубины шара.

И увидела.

Сначала — два маленьких, ярких огонька, переплетённых друг с другом.

— Их... двое? — прошептала я, и моё сердце забилось чаще.

Андор замер, его дыхание остановилось.

Затем образы стали чётче. Один огонёк был озорным, пульсирующим золотом и серебром, с отблеском драконьей мощи. Другой — более нежный, переливчатый, словно солнечный свет сквозь листву, с лисьей хитрецой.

— Мальчик... — выдохнула я, глядя на первый огонёк. — И... девочка.

В хижине воцарилась оглушительная тишина, а затем её нарушил низкий, сдавленный звук, похожий на рык, но в нём не было ничего, кроме чистой, безграничной радости. Андор обхватил меня сзади, прижавшись щекой к моей голове.

— Наследник... и наследница, — его голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Двойня.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с оракулом. Та мудро улыбалась.

— Сила дракона и дух кицуне. В одном поколении. Судьба приготовила для вас великий дар и, несомненно, великие испытания.

Мы стояли, обнявшись, в лучах солнца, пробивавшихся в хижину, и знали — наша любовь создала не просто продолжение. Она создала новую легенду. И мы были готовы встретить её вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог Часть 2

Воздух в нашем доме был густым, словно перед грозой, но гроза бушевала только в одном месте — внутри Андора.

День предполагаемых родов. Он не находил себе места. Его обычное, скалистое спокойствие, та самая уверенность, что стала для меня опорой, растворилась без следа. Он метался по спальне, его шаги отдавались глухим стуком по полу, а через нашу связь лилась сплошная, неконтролируемая волна страха — жгучего, первобытного, такого острого, что его вкус отзывался на моём языке.

Я сидела в большом кресле у камина, положив руки на огромный, тугой живот, и старалась дышать ровно, посылая ему обратно волны умиротворения и нежности. Бесполезно. Его страх был стеной. Схваток пока не было. Всё было обманчиво спокойно. Но он... Он боялся за меня.

«Двое... Редкость у драконов...» — эта его случайная фраза, оброненная недели назад, теперь стала навязчивой идеей, терзавшей его изнутри. Роды у дракониц с одним детёнышем были испытанием. С двумя... В его роду таких случаев почти не было. И каждый, оставшийся в летописях, заканчивался... Он не договаривал, даже в мыслях, но я чувствовала обрывки его воспоминаний — тень чужой боли, безмолвный крик потери.

— Андор, — позвала я его тихо, заставляя голос не дрожать. — Всё в порядке. Со мной всё хорошо. Я чувствую.

Он остановился передо мной, заслонив собой свет от камина. Его золотистые глаза горели не огнём власти, а внутренним, лихорадочным пламенем ужаса.

— Ты не понимаешь, — его голос был хриплым, сорванным. — Двое... Это вдвое больше риска. Вдвое больше нагрузки на твоё тело, на твою магию. Ты — кицуне, а не...

Он не договорил, сжав кулаки так, что костяшки побелели. «А не драконица». Его тело, его плоть и кровь, были созданы для вынашивания могучего, требовательного потомства. Моё... было более хрупким. Изящным. Не предназначенным для такого подвига.

— Я сильнее, чем ты думаешь, — сказала я, протягивая к нему руку, чтобы он ощутил не призрачную связь, а реальное, тёплое прикосновение. — И у нас есть мы. И Людмила уже на пути. И лучшие целители со всех земель, каких только можно найти, дежурят в соседней комнате.

Он схватил мою руку, сжимая её так, как будто это был единственный якорь в бушующем море его паники.

— Я не переживу, если что-то случится с тобой, Диана. — В его словах не было драматизации, лишь голая, пугающая правда, выжженная в самой его сути. Наша связь была настолько глубокой, что потеря одной половины неминуемо уничтожила бы другую. Это была не метафора. Это был закон.

В этот миг я поняла. Его буря, этот непривычный, отчаянный страх — не слабость. Это обратная сторона его всепоглощающей любви. Та самая, что заставила его перенести дом и изменить климат. И сейчас моя задача — быть его скалой. Как он всегда был моей.

— Всё будет хорошо, — повторила я, глядя ему прямо в глаза и вкладывая в слова всю свою веру, всю свою силу, всё наше общее «мы». — Мы справимся. Все вместе. Наша дочь и наш сын ждут встречи с нами.

Он замер, и его взгляд, наконец, сфокусировался на мне, а не на призраках прошлого. Он медленно выдохнул, и его железная хватка ослабла. Он опустился на колени передо моим креслом, прижавшись лбом к моим ладоням. Его плечи содрогнулись.

— Прости, — прошептал он. — Прости за эту слабость.

— Это не слабость, — я провела пальцами по его волосам. — Это любовь.

Его буря ещё не утихла, но теперь он позволил мне стать его укрытием. Мы ждали. Вместе. И где-то глубоко внутри, под сердцем, я почувствовала первое, робкое движение — не схватку, а обещание. Обещание жизни, которая вот-вот готова была ворваться в этот мир, чтобы пополнить нашу странную, прекрасную семью.

И тут я ойкнула. Не громко, почти беззвучно, но этого было достаточно.

Андор замер. Его лицо, секунду назад искаженное бурей внутренней борьбы, стало вдруг чистым листом, на котором проступила, смешалась и застыла вся гамма чувств — шок, облегчение, животный ужас и тут же всепоглощающая, готовая на всё решимость. Он смотрел на меня, и в его глазах читалась вся вселенная.

Я встала и в тот же миг по ногам потекла теплая волна, безболезненная и неумолимая, оставляя после себя мокрый след на полу.

Тишина в комнате стала абсолютной, оглушительной.

«Воды... У меня отошли воды».

Мысль пронеслась с кристальной ясностью, отсекая все лишнее. Страхи, сомнения, его паника — всё это испарилось, уступив место простому, непреложному факту. Началось.

Андор не зарычал, не закричал. Он сделал один шаг, стремительный и точный, и его руки уже были подле меня, сильные и уверенные, готовые поддержать, подхватить, нести.

— Всё, — сказал он, и в его голосе не было ни капли прежней тревоги. Только сталь. Только действие. — Всё, моя любовь. Я здесь.

Портал разверзся прямо в центре нашей спальни с оглушительным хлопком, рванувшим воздух. И даже сквозь нарастающую волну первого, пробного схваткообразного ощущения, я не могла не отметить про себя — он не просто позвал. Он

прорычал

её имя с такой силой, что, казалось, содрогнулись стены дома.

И Людмила услышала.

Она вышла из портала не как обычный смертный — шажками. Она буквально

выплыла

из него, словно её вытолкнула сама материя пространства. В одной руке — её неизменный кожаный чемоданчик, видавший виды, в другой — увесистая сумка, набитая, как я знала, травами, зельями и бог весть чем ещё. На её лице не было ни тени удивления или суеты, лишь привычное, сосредоточенное недовольство.

— Ну, что, крикуны, дождались? — её хриплый голос прозвучал как удар бича, рассекая напряжённую атмосферу. Её острый взгляд мгновенно оценил мою позу, лужу на полу и каменное лицо Андоры. — Так, дракон, освободи проход. Нечего тут грудью стену ломить. А ты, птенчик, на кровать. И не геройствуй, я всё вижу.

Андор, обычно не терпящий никаких приказов, молча, как подкошенный, отступил на шаг, дав ей дорогу. Людмила прошла к кровати, бросила сумки и упёрла руки в боки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, докладывай, — бросила она мне, доставая из чемоданчика хронометр. — Схватки начались или только воды?

— Только... только воды, — выдохнула я, позволяя Андору помочь мне добраться до постели.

— Слава богам, хоть не на полпути меня позвали, — проворчала она, подходя и уверенно кладя свою тёплую, шершавую ладонь мне на живот. — Расслабься, глупышка. Дыши. Всё по плану. Всё будет хорошо.

И странное дело — в её грубоватой, безапелляционной манере была та самая, непоколебимая уверенность, которой так не хватало в комнате секунду назад. Наша акушерка-оборотень была здесь. И теперь я знала точно — всё и вправду будет хорошо.

Пространство в спальне едва успело затянуться после появления Людмилы, как снова разорвалось — на сей раз с более мягким, но не менее энергичным звуком. Из портала, не дожидаясь приглашения, вышла Василиса. Её взгляд мгновенно оценил обстановку: моё положение на кровати, сосредоточенную Людмилу и Андора, который стоял в двух шагах, напряжённый как струна, и, казалось, своим присутствием один нарушал всю атмосферу целесообразности, которую пыталась навести акушерка.

— Андор, я рядом! — заявила она, и в её голосе не было ни паники, ни суеты. Была та же стальная решимость, что и у брата, но облачённая в форму действия, а не оцепенения.

Людмила, не отрывая рук от моего живота и не глядя на новоприбывшую, рявкнула коротко и ясно, как отдавала команды на поле боя:

— Василис, уведи его. Сейчас же. Он тут как слон в посудной лавке, только мешает. Дышать не даёт.

Василиса даже бровью не повела. Она просто кивнула, словно получила самый ожидаемый приказ, и решительно направилась к брату.

— Пошли, — сказала она ему, хватая его за локоть. Её хватка была твёрдой, не оставляющей пространства для возражений.

Андор на мгновение сопротивлялся, его взгляд был прикован ко мне, полный немого вопроса и боли.

— Я... — начал он.

— Ты ничего, — отрезала Василиса, применяя силу и разворачивая его к выходу. — Твоя работа — быть там, когда всё кончится, и носить её на руках. А здесь — работа Людмилы. Не мешай профессионалу.

И она буквально вытолкала его из спальни. Дверь захлопнулась, и в комнате воцарилась странная, почти мирная тишина, нарушаемая лишь моим прерывистым дыханием и деловитым ворчанием Людмилы.

— Вот, — облегчённо выдохнула акушерка. — Теперь можно и рожать начинать. Спокойно, без лишних глаз.

Схватки нарастали с какой-то бешеной, нечеловеческой скоростью. Волны боли накатывали одна за другой, почти не давая передышки. Казалось, только закончилась одна, как уже подкатывала следующая, еще сильнее, еще неумолимее. Я вцепилась в простыни, пытаясь не кричать, но сдавленный стон все же вырвался из груди.

Людмила, не прекращая своих манипуляций, хрипло прошептала, и в её голосе сквозь привычную грубоватость пробивалась странная, суровая нежность:

— Ну, деточка... Двойня — это тебе не шутки. А еще и от дракона... Энергии тут на двоих, да какая! — Она вытерла мой лоб прохладной влажной тряпицей. — Но мы справимся. Мы постараемся, да? Ты держись. Силы у тебя — хоть отбавляй, я вижу.

Её слова, такие простые и лишенные всякого пафоса, стали тем якорем, за который можно было ухватиться в этом водовороте боли. Она не обещала, что будет легко. Она просто констатировала факт: будет тяжело, но мы — здесь, и мы — вместе. И это "мы" включало теперь и меня, и её, и двух наших малышей, рвущихся навстречу жизни.

Всё произошло в одно мгновение. Боль и давление достигли такого пика, что мой организм, доведённый до предела, инстинктивно рванулся к своей истинной сути. Моя форма проявилась с новой, дикой силой. Воздух затрепетал, и с хрустящим, почти костным звуком, который отозвался эхом в самой моей сути, из копчика вырвался ЧЕТВЁРТЫЙ хвост. Он был таким же золотистым и пушистым, но ощущался иначе — более плотным, заряженным, будто в него перетекла вся моя боль, превращаясь в чистую, необузданную энергию. Это было не просто рождение. Это было преображение.

Людмила, увидев это, не ахнула. Её глаза лишь сузились, оценивая новый фактор. Но сейчас было не до удивления.

— Вижу, силы прибавилось! — рявкнула она, и в её голосе прозвучало одобрение. — Не зевай теперь! Тужься, деточка, тужься! Пора! Дай им дорогу!

И я, чувствуя, как этот новый, четвертый хвост пульсирует в такт схваткам, отдавая мне свою мощь, собрала всю свою волю в кулак и послушалась. Я вскрикнула — не от боли, а от этого ослепительного, всесокрушающего прорыва, когда всё внутри напряглось и вытолкнуло наружу новую жизнь. И в тот же миг, сквозь туман собственного напряжения, я почувствовала его.

Резкий, как удар кинжала, всплеск абсолютного, животного ужаса. Андор. Он стоял где-то там, за дверью, и его страх был настолько сильным, что на секунду перекрыл всё — и боль, и усилия. Он не видел четвёртого хвоста. Он не видел моей силы. Он услышал мой крик. И для его драконьей сути, для его одержимости защитой, этот звук был хуже любой физической угрозы. В нём не было гнева, лишь леденящая душу беспомощность.

Но Людмила была тут как тут.

— Не на него внимание, роженица! — её голос прозвучал как щелчок кнута, возвращая меня в реальность. — Он свою работу сделал, теперь твоя очередь! Тужься!

И я, стиснув зубы, послала ему через нашу связь короткий, ясный импульс — не боли, а решимости. Чтобы он знал. Чтобы он понял. Всё в порядке. Я справляюсь. И вот — первый крик. Пронзительный, чистый, оглушительный в своей жизненной силе. Он разрезал напряжённую тишину комнаты, и я

поняла

— он услышал.

За дверью раздался оглушительный рык, не ярости, а нетерпения, смешанного с облегчением. Он

рвался

внутрь, я чувствовала его мощь, бьющуюся о сдерживающую хватку Василисы, как волна о скалу.

— Мальчик, — объявила Людмила, и её голос прозвучал устало, но с торжеством. Она быстро обтерла кроху и завернула его в тёплую пелёнку.

И тут же в моей груди, в самой глубине души, где жила наша связь, отозвалось низкое, могучее эхо. Не слово, а сама суть, первозданное осознание: Драко. Наследник. Продолжение его крови, его силы.

Я, всё ещё лежа в поту и изнеможении, слабо улыбнулась и прошептала, глядя на маленький свёрточек в руках акушерки:

— Драко.

И где-то за дверью, услышав это сквозь дерево и камень, Андор замер, и его яростное напряжение сменилось чем-то другим — благоговейным, всепоглощающим трепетом.

— Ещё одно усилие, девочка, последний рывок! — скомандовала Людмила, и я, собрав остатки сил, повиновалась.

И новый крик наполнил комнату — не такой пронзительный, как первый, но более требовательный и звонкий, словно маленький колокольчик, заявляющий о своих правах на этот мир.

Алисия

.

Имя вспыхнуло в моём сознании с такой же ясностью, как когда-то «Драко». Я выдохнула его, едва слышно, утопая в волне облегчения:

— Алисия...

И в тот же миг я почувствовала, как любовь Андора, до этого сдерживаемая за дверью, подобно воде за дамбой, хлынула в нашу связь. Она перетекала в меня тёплым, живительным потоком, смывая остатки боли и страха. Он рвался не просто войти, он рвался

поддержать

,

окутать

, принять в своё сердце всех нас сразу — меня, нашего сына и нашу дочь.

Пока Галина, помощница Людмилы, укутывала и обмывала малышей, я лежала уставшая, совершенно разбитая, но невероятно лёгкая. Я впитывала этот миг, это новое время, новую эру нашей жизни, что началась здесь и сейчас, в этой комнате, наполненной криками наших детей.

Василиса, видя, что самое страшное позади, наконец отпустила его. Дверь с грохотом распахнулась, и он ворвался в комнату. Не как ректор, не как могущественный дракон, а как муж и отец, с глазами, полными такого смятения, любви и трепета, что у меня снова выступили слёзы на глазах.

Я лежала, не в силах пошевелиться, но на моих руках, прижатые к груди, лежали они. Наша девочка — с голубыми глазами-озёрцами и золотистыми завитушками, разметавшимися по крошечному личику. И наш мальчик — с его золотыми глазами и не по-младенчески серьёзным взглядом, в обрамлении иссиня-чёрных волос.

Он подошёл, опустился на колени у кровати и осторожно, дрожащей рукой, коснулся сначала головки дочери, затем — сына. Он не говорил ничего. Он просто смотрел, и его молчание было красноречивее любых клятв. В его взгляде читалась вся вселенная, которую он был готов отдать за нас.

Его голос прозвучал тихо, срывшись на хриплый шёпот, в котором смешались благоговение, боль прошедших часов и всепоглощающая любовь. Он не смотрел на детей, его взгляд был прикован ко мне.

— Боги, Диана... — он медленно покачал головой, и в его сияющих глазах стояли слёзы. — Ты... ты само совершенство.

Его рука, тёплая и чуть дрожащая, коснулась моей щеки, смахивая влагу слёз и пота.

— И ты подарила мне... — его голос окончательно прервался, он лишь с немым восторгом перевёл взгляд на двух запеленутых комочков, лежащих у меня на груди. Он не находил слов. — Два таких же совершенных чуда

Он наклонился и прижался лбом к моему виску, глубоко вдыхая воздух, и через нашу связь хлынул такой мощный, безграничный поток обожания, гордости и такой нежной, почти болезненной благодарности, что у меня перехватило дыхание. В этом безмолвном признании было всё. Вся его душа, отданная нам троим.

Дверь приоткрылась с едва слышным скрипом, и в проёме возникла Василиса. Она ступила в комнату с неожиданной для неё аккуратностью, будто боясь нарушить хрупкое заклинание, что витало над нами. Её взгляд скользнул по Андору, застывшему на коленях у кровати, по мне с детьми на руках, и её обычно колкие глаза смягчились. На её губах играла лёгкая, почти застенчивая улыбка.

— Диан, — тихо позвала она, словно боясь спугнуть. — Я тут... Наталью привела. Она там, в гостиной, изводится от волнения. Разрешишь?

Я слабо кивнула, чувствуя, как новая волна тепла разливается по груди. Усталость всё ещё тяжело лежала на веках, но сердце пело.

— Конечно! — прошептала я, и голос мой прозвучал сипло, но с неподдельной радостью. — Она будет... крестной для дочки..А ты для сына.

Василиса счастливо улыбнулась — широко и по-настоящему, что бывало с ней нечасто.

— Так и передам, — кивнула она и так же тихо, как вошла, выскользнула из комнаты, чтобы позвать Наташу.

Андор, услышав это, лишь глубже прижался ко мне и я почувствовала, как его безмолвное одобрение и согласие тёплой волной прокатилось по нашей связи. Наша маленькая семья становилась больше, обрастая верными сердцами. И в этом была своя, особенная правда.

Эпилог. Часть 3.

Год пролетел как одно мгновение, наполненное бессонными ночами, счастливым смехом и тихим удивлением от каждого нового дня. Мы

видели

, что наш сын — вылитый Андор. Тот же серьёзный, изучающий взгляд, те же иссиня-чёрные волосы и недетская сосредоточенность. Он редко плакал, предпочитая наблюдать, и в его маленьком лице уже угадывались черты будущего властителя.

А Алисия... Алисия была моей копией — маленькая, вертлявая, с пытливыми глазками и золотыми кудряшками, которые так и норовили выбиться из аккуратных хвостиков. Она уже вовсю пыталась подражать моей лисьей сути — её ушки, правда, пока были лишь намёком, а хвостик и вовсе воображаемым, но энергия и хитроватая улыбка выдавали в ней самую настоящую кицуне.

И вот наступил долгожданный и одновременно пугающий день. Первый год. Время, когда кровь предков впервые может громко заявить о себе и происходит первое, неосознанное обращение.

Андор, обычно невозмутимый, был напряжён как струна. Весь день он ходил за сыном по пятам, а к вечеру, когда мы вышли на луг возле дома и вовсе проявил свою драконью предусмотрительность.

— Что это? — я с недоумением смотрела, как он между деревьями натягивает огромную, почти невидимую сеть из прочнейшего шёлкового волокна, подарок одного из кланов паутинных.

— На всякий случай, — прорычал он в ответ, его взгляд был прикован к Драко, который сидел в траве и с серьёзным видом изучал пролетавшую бабочку. — Если полетит...

Я покачала головой, сдерживая улыбку. Он готов был поймать целое небо, лишь бы его наследник не получил ни царапины.

Алисия, сидя у меня на руках, весело болтала ножками и тянулась к солнечным зайчикам, бегающим по траве. Казалось, её больше интересовала игра света, чем таинство пробуждения крови, но мы знали — всё может измениться в одно мгноение. И мы были готовы. Вместе. Он подошёл ко мне, и его движения, обычно такие уверенные и мощные, сейчас были наполнены какой-то особой, почти робкой нежностью. Он бережно взял у меня из рук Алисию, прижимая её к своей широкой груди так, будто она была сделана из хрусталя и утренней росы.

— Моя маленькая принцесса, — прошептал он, и его низкий голос смягчился до неузнаваемости. — Солнышко моё.

И тут Алисия, сверкнув на отца своими бездонными глазками, чётко и ясно произнесла:

— Па-па.

Это было не лепетание, а осознанное, звонкое слово. Оно повисло в воздухе, и по Андору прошла волна такого сильного, такого всепоглощающего умиления, что я почувствовала его физически — тёплой дрожью по нашей связи. Он замер, глядя на дочь и в его глазах стояло такое изумлённое, почти испуганное счастье, что у меня к горлу подкатил комок.

Он до сих пор поражался. Каждый день. Тому, что их двое. Тому, что это случилось так быстро после столетий одиночества и иногда я видела, как ночью он встаёт и подолгу стоит у их кроваток, просто глядя на спящие личики. Он не шевелился, затаив дыхание, как будто боялся спугнуть это чудо. В его молчаливой позе читалось недоумение и благоговение — будто он до сих пор не верил, что сбылось то, о чём он даже не смел мечтать все свои долгие триста лет. В эти минуты он был не могущественным драконом, а просто мужчиной, чьё сердце, наконец, нашло свой дом.

— Диана, сегодня прибудет мой отец, — сообщил Андор, его голос был ровным, но я уловила лёгкое, почти неуловимое напряжение в его позе.

Я кивнула и улыбнулась, глядя, как Алисия пытается оседлать ногу брата, а Драко с невозмутимым видом поддаётся её натиску.

— Отлично. Пусть приезжает. Дед наверняка соскучился по своим внукам.

Андор Всеславский-старший, Всевидящий, Повелитель Северных Вершин... стал дедом. И надо было видеть, как этот исполин, перед которым трепетали королевства, ползал на четвереньках по ковру в нашей гостиной, позволяя Алисии взбираться себе на спину, а Драко — серьёзно изучать узоры на его драконьей шкуре, проявляющейся в моменты глубокого спокойствия. Это был самый озабоченный, самый преданный своим внукам дед во всех мирах. Кто бы мог подумать, что двое наших детей будут использовать могущественного дракона, чьё имя веками внушало ужас, в качестве самой большой и надёжной лошадки?

Мои родители тоже часто нас навещали. Сначала их визиты были полны опасливого почтения, но видя, как Андор-старший безропотно таскает на плечах их внуков, а Андор-младший смотрит на меня с безграничной любовью и обожанием, лёд растаял. Теперь наш дом был полон смеха, где запах полыни и лисьих чар смешивался с древним ароматом драконьей магии и дыма.

Род кицуне породнился с драконами. Немыслимый союз, вечная вражда, покрытая пылью летописей... Легенда сбылась, но не как предсказание о великой битве или слиянии империй, она сбылась здесь, на зелёном лугу, где дед-дракон катал своих внуков, а две некогда враждующие семьи делились друг с другом рецептами варенья и историями. И это было куда большее чудо, чем любое пророчество.

Я посмотрела за плечо Андора — и застыла. Там, где секунду назад сидел наш серьёзный сын, теперь сидел... маленький дракончик. Совсем крошечный, с чешуйками цвета тёмного изумруда и такими же золотыми, широко раскрытыми от удивления глазами. Он неуклюже потряс своими маленькими крылышками, и с тихим шуршанием взлетел на ближайшую низкую ветку старого дуба.

Андор, увидев это, среагировал мгновенно. Он тут же, почти не глядя, вручил мне Алисию, которая захлопала в ладоши, визжа от восторга: «Ка-ка!» — и бросился к дереву.

— Драко! — его голос прозвучал не с яростью, а с паникой, смешанной с гордостью. — Держись!

Он подбежал к дереву, подставив руки, готовый поймать. Маленький изумрудный дракончик, сидя на ветке, смотрел на отца сверху вниз и издал тихий, похожий на треск искры, звук. Казалось, он и сам не понимал, как тут очутился.

А я стояла, прижимая к себе смеющуюся дочь, и смотрела на эту картину: могущественный дракон-отец, ловящий своего первенца, который впервые выпустил крылья.

Всё произошло в одно мгновение. Пока Андор ловил удивлённого собственной сутью сына, Алисия, сидя у меня на руках, замерла. Её восторженный визг сменился тихим «Ой!», и по её маленькому тельцу пробежала лёгкая, почти неощутимая дрожь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она смотрела на брата-дракончика с таким сосредоточенным изумлением, будто пыталась разгадать самую главную загадку в мире. И тут же —

чпоньк

— у неё над копчиком показался маленький, пушистый и совершенно очаровательный золотистый хвостик. Он дёрнулся, заколебался в воздухе и завился в колечко, словно от смущения.

Ушек пока не было. Только этот одинокий, трогательный хвостик. Ну, вся в мать. Я не смогла сдержать счастливого смешка, прижимая её крепче.

Андор, успевший аккуратно снять Драко с ветки и держа его в облике маленького дракончика на руках, обернулся на мой смех. Его взгляд упал на дочь, на её новоприобретение, и на его лице расцвела медленная, безмерно нежная улыбка. В его глазах читалось то же самое: «Ну, вылитая ты».

Конец