Олег. Тени прошлого

Прогол

– София, – привлек мое внимание Сергей Викторович. Я инстинктивно подняла взгляд на доктора. – С последнего твоего визита прошло две недели, – напомнил он. Я лишь кивнула. – Как ты себя чувствуешь?

Я устало выдохнула:

– Становится легче, – соврала я.

Доктор слабо улыбнулся, поправляя кудрявые темные волосы на затылке.

– Может, ты что-то вспомнила за это время? – упрямо продолжал спрашивать мужчина.

– Ничего, – на этот раз честно ответила я и вновь посмотрела в глаза мужчине. – Лишь ночные кошмары и…

– Расскажи мне о них, – попросил он и разлил воду по стеклянным стаканам.

Я смотрела, как заполняется сначала один, потом второй. Это было успокаивающе. Словно в плеске воды я могла уловить ту слабую нить, которую когда-то потеряла, но доктор поставил графин на металлический поднос, и я вздрогнула, вновь посмотрев ему в глаза.

– Что тебе снится?

Мне пришлось облизать пересохшие губы, прежде чем рассказать:

– Я помню только темноту… Она заполнила все вокруг меня, – руки мои машинально затряслись, хотя сейчас я не чувствовала себя в опасности, но эти сны беспощадно тянули меня в бездну страха.

– Что дальше?

– В этой тьме я видела только… – я споткнулась, не решаясь рассказать правду, но доктор привлек мое внимание, подвинул стакан с водой ко мне ближе и кивнул, словно давая мне понять, что ему можно доверять. В этом я была не уверенна, он был не просто психологом, а психотерапевтом, способным надолго прописать меня в клинике для душевнобольных.

Словно прочитав мои мысли, доктор вновь сказал:

– София, ты можешь мне доверять…

– Я видела только глаза, – выговорила я машинально и вжалась в кресло, потому что вновь почувствовала, как страх пробирает меня изнутри. – Это были нечеловеческие глаза… Цвета меда.… Они смотрели на меня, даже нет, не так, – я забегала взглядом по полу в поисках нужных слов и быстро ответила: – Они смотрели мне в душу…

– И чьи, по-твоему, это были глаза?

«Глаза волка» – промелькнула мысль у меня в голове, но озвучить это я не решилась.

Я взяла стакан и отхлебнула прохладной воды. Пересохшее горло больно сконфузилось. Доктор не отводил от меня внимательного взгляда темных глаз, пока я делала глоток, и поставила стакан на место.

– Я не знаю, – вновь соврала я.

Доктор хмуро выдохнул. Он, как и я, наверное, устал. Сегодня был солнечный день, лето в самом разгаре. Окно за моей спиной освещало белоснежный кабинет, стены которого были и без того беспощадно белыми, а сейчас даже ослепляющими. В такой день торчать здесь ему не хотелось. Это было понятно с самого начала.

– Итак, – словно подытожил Сергей Викторович, – мы с тобой работаем уже полгода, но не сдвинулись с мертвой точки…

Его слова показались мне упреком, но оправдываться было бессмысленно, ведь это была правда. Полгода, которые для меня промелькнули как один день. Один, сплошной и очень долгий день, который был скудным на яркость и эмоции. Каждая секунда, которого давила на меня, как надгробная плита. Эти полгода я провела как домашняя мышь, запертая в стеклянном шаре. Жизнь протекала где-то там, за окном моей квартиры, за дверью, но я в ней не участвовала. Мне было больно, больно жить после всего, что произошло.

А что произошло? – спросите вы.

В ответ я лишь пожму плечами, потому что не помню, что случилось со мной. Что случилось со всеми нами…

– Кажется, привычные методы моей практики с тобой не работают… – сказал доктор и уселся поудобнее, в мягком кресле.

– Кажется, так, – выдохнула я, ощущая себя безликим существом, лишенным возможности вспомнить прежнюю жизнь.

Сергей Викторович – мужчина средних лет, с одутловатым лицом и маленькими темными глазками, спрятанными за окулярами толстых очков. Сегодня на нем был синий кардиган поверх белоснежной рубашки, черные классические брюки и начищенные с особой педантичностью ботинки с круглым носом. Он сидел в кресле напротив меня, закинув ногу на колено и уложив морщинистые руки замком поверх своей ноги.

И он был отличным психологом, как говорила моя мама, которая не теряла надежды, что моя прежняя жизнь вернется с былыми красками. А всего лишь надо было вспомнить то, что случилось полгода назад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но время шло, а шансы уменьшались…

Полгода каждодневной пытки и вопросов. Все спрашивали: мама, полиция, доктор… и я спрашивала саму себя: как же так вышло, черт подери, что я потеряла память? И, не менее мучивший меня вопрос: что случилось?

После аварии, которая произошла со мной и моими коллегами, врачи разводили руками, не давая гарантии, что моя память вернется. А между тем полиция отчаянно хотела сложить пазл воедино и понять, что случилось там, на московской трассе и куда пропали ребята. Ну и, конечно, как я оказалась в лесу, спустя месяц, в пригороде родного города, хотя уезжала в Москву с ними вместе?

Как бы я сама хотела бы в этом разобраться.

Нас было трое. В Москву мы ездили по поручению босса. Мы работали журналистами в «ВГТРК Вести» и должны были отснять репортаж про съезд нефтяных магнатов. Я, оператор Петя по прозвищу Жук и Рома Вахрин. Он был не просто моим коллегой, он был моим другом со школьной парты.

Сначала, как говорит полиция, они нашли машину со следами аварии. На месте катастрофы они так и не обнаружили следов ребят. Спустя почти месяц нашлась и я. Странно, но полиция сделала вывод, что ребята мертвы. Первое время я отказывалась в это верить. Это не могло быть правдой. Но вскоре я задалась, хоть мне и было невероятно больно, с ними согласиться.

– Ты выжила, София, – упрямо твердила мне мама, – и надо научиться жить с этим…

И это была правда. Все эти полгода я училась заново жить. Ведь, в отличие от Ромки и Пети, я была жива. Жива, вопреки всему, что бы, черт возьми, с нами ни произошло!

Я до сих пор не могла поверить, что их больше нет…

На глазах навернулись слезы, я сморщилась, чтобы не дать слезам прорваться. Доктор вдруг встал, я вздрогнула, посмотрев на него. Его глаза почти с вызовом смотрели на меня сверху. Наверное, он злился на меня, ведь мы и, правда, не продвинулись ни на миллиметр. Возможно, я была единственной его пациенткой, стену которой пробить у него не получалось. Его злость читалась на его лице, собственно, как и моя собственная злость на саму себя.

Он еще минуту смотрел мне в лицо, а после подошел к дубовому столу. Открыл верхний шкафчик и вынул оттуда что-то, что сжал в кулаке.

Сначала я решила, что это возможно таблетки, чем он пичкал меня первые месяцы нашей работы. Но, когда он сел обратно, то раскрыл сморщенные пальцы и, подцепив за веревочку небольшой металлический кулон, вытянул передо мной.

– Знаешь, что это? – спросил он.

Я отрицательно замотала головой.

– Это маятник, – пояснил доктор, смотря на меня глазами, в которых мелькнул странный и даже пугающий блеск. – Его используют для гипноза. Мы можем попробовать расшевелить твою память…

Я заглотила ком в глотке. То, что он не предлагает мне препаратов, это было, конечно, замечательно. От таблеток у меня часто болела голова и тошнило. Но гипноз…

– Как это работает?

– Я погружу тебя в транс, который позволит нам приоткрыть ту дверцу, которая захлопнулась после аварии…

Словно поняв его слова, я единожды кивнула. Страх, очевидно, проявился на моем лице, и доктор слабо улыбнулся, наверное, считая свою улыбку добродушной, но он ошибался. Она больше походила на оскал доктора Зло.

– Тебе не стоит бояться, София, – будто вновь прочитав мои мысли, отозвался доктор, – это, пожалуй, наш последний шанс узнать, что случилось с твоими друзьями…

Я зажмурилась, ощущая себя теперь не просто мышью в стеклянном шаре, а подопытной крысой. Про гипноз я слышала лишь из сериалов, и все они заканчивались плохо. Очень, очень плохо. В памяти вновь возникло лицо Ромки, отчего я вжалась в кресло и сцепила вспотевшие руки в замок, так крепко, что вскоре они онемели.

Я не могла оставить все как есть. Это было не просто несправедливо, а абсолютно нечестно. Мне удалось выжить, им нет! Я здесь, а мои друзья… Я даже не знаю где мои друзья! Я видела, как убиваются их родственники. Кто-то до сих пор не верит в версию полиции. Другие скорбят, не имея возможности даже похоронить их. И их пропажа, а точнее смерть, стала не просто трагедией, а жуткой и необъяснимой трагедией, свет на которую я просто обязана была пролить.

– Я готова, – я поразилась, каким решительным стал мой голос.

– Отлично, – отозвался Сергей Викторович, а когда я открыла глаза, он продолжил: – Тебе не стоит волноваться. Просто слушай мой голос и попытайся расслабиться…

Я, конечно, попыталась, но мое тело было больше похоже на камень. Через силу я расцепила руки и положила их на подлокотники кресла.

– Мы начнем с момента отъезда в Москву? – спросила я, оттягивая время.

– Давай начнем с самого начала, – предложил доктор и подался вперед, уперев руки на свои колени.

– А где то самое начало?

– Вот и узнаем, – ответил он. От его взгляда было не по себе, но я продолжала смотреть в его глаза, ища там хоть малую надежду на то, что после сеанса я не сойду с ума, – а теперь расслабься и закрой глаза…

Я плотно сжала рот и спустя секунду закрыла глаза. Веки мои подергивались то ли от нежелания такого метода то ли от волнения, но я старалась их не открывать.

– Сейчас сделай глубокий вдох, – тихим и умиротворяющим голосом попросил мужчина, и я повиновалась. – А теперь выдох…

Шумно выдохнув, я зажмурилась, ощущая, как мое тело сопротивляется.

– Услышь, как бьется твое сердце…

И правда, мгновение, и я почувствовала ритмичное биение своего сердца, поначалу оно билось быстро, словно торопилось, но с каждым новым вдохом и выдохом оно успокаивалось.

– Открой глаза и смотри на маятник, – попросил доктор.

Когда я распахнула глаза, то увидела, как металлический медальон ритмично покачивается из стороны в сторону. Я, не отводя взгляда, следила за его мерным движением.

– На счет три твои веки сомкнуться и ты погрузишься в сон…

Периферийное зрение ускользало, размазывая комнату и пухлое лицо доктора в серую массу. Я почувствовала, как мое тело онемело, а пальцы рук била паническая дрожь. И мне становилось страшно. Страшно, что я вновь провалюсь в тот сон и встречусь взглядом с хищными глазами. Я хотела оторвать взгляд и запротестовать, но у меня не получалось. И я услышала тихий, словно отдалённый, голос доктора:

– Раз… два… три…

Веки безвольно сомкнулись, и последнее, что я помню – это темнота, окутывающая меня и парализующая мой разум.

Рада привествовать тебя дорогой Читатель! Надеюсь, что эта книга вызовет у тебя столько же глубинных эмоций, как и у меня! буду рада твоим комментариям и оценкам!

Часть1. Глава 1

В классе царила звенящая тишина. Казалось, каждый с маниакальным усердием корпел над сочинением об Анне Карениной. Все, кроме меня…

В голове моей зияла бездонная пустота, словно чудовищный вакуум вырвал все мысли, оставив лишь гнетущее, раздражающее ничто. Отчаянно пытаясь выудить хоть искру воспоминаний из прочитанного летом, я проклинала себя за бездарно потраченные каникулы, где страницам школьной литературы не нашлось места.

– Она опять поругалась с Марком, – прошептала Верка за спиной, и меня пронзила острая боль.

Эти две болтушки начинали меня раздражать своей одержимостью запрыгнуть в мою душу, мою жизнь и мои отношения!

– Да они вечно ссорятся, – тихо отозвалась Даша, её соседка по парте. – Это фишка их отношений…

Я шумно выдохнула, надеясь заглушить их шёпот, дать им понять, что я слышу каждое слово, и меня совсем не радует то, что они обсуждают мою личную жизнь. Но Дашка была права, в последнее время наши отношения с Марком стали полем битвы. Вчерашний день не стал исключением, обрывая нити и без того натянутых чувств.

Марк… Я знала его с самого детства. Сначала он был просто соседом по парте, воровал мои карандаши и подкладывал кнопки на стул. Когда же наши отношения переросли во что-то большее? Кажется, прошла целая вечность с того момента…

Нам было лет по десять или одиннадцать, когда мы впервые поцеловались на школьных танцах. С того момента все вокруг решили, что мы созданы друг для друга. Кажется, и мы думали так же. И вот уже шесть лет мы вместе. Невероятно, ведь Марк был настоящим принцем – темноволосый, высокий, с ангельским лицом. А я… Я никогда не считала себя красивой, и ревность грызла меня изнутри, и, увы, не безосновательно. Все девчонки из школы, да и не только они, пожирали его глазами! Помню, в девятом классе даже молоденькая учительница английского, Мария Павловна, осыпала его вниманием, граничащим с непристойностью. Одноклассники смеялись, отпуская злорадные шуточки, но мне было не до смеха. Тогда, кажется, он впервые признался мне в любви, и я ответила взаимностью.

В тот момент я действительно верила в наши чувства, в светлое, чистое чувство, похожее на любовь. А сейчас…

Сейчас всё стало невыносимо сложно!

После девятого класса отец Марка перевёл его в элитную школу для золотой молодёжи. Решил, что простая школа – это слишком жалкое место для его «птенчика».

Марк особо не сопротивлялся, он был полностью зависим от отца. Говорил, что отец – его кумир, но я знала правду. Марк боялся потерять наследство, не мог представить себя обычным подростком без средств на существование, чем вечно грозил ему отец, ругая за очередную, уже не детскую шалость. Например, однажды он разбил папин «Порше», решив прокатить своих новых дружков. Тогда Марк отделался строгим выговором отца и лишился карманных денег на неделю.

Неделю! Которую он вёл себя божьим одуванчиком, возвращая расположение отца.

Марк всегда выделялся из толпы не только благодаря брендовой одежде, но и своим безграничным карманным деньгам, вызывая зависть у сверстников.

Помню, на мои пятнадцать он подарил мне плеер, который стоил дороже, чем новый компьютер, на который моя мама копила полгода. Да, мы жили очень скромно. Меня воспитывала только мама, работая на износ, чтобы хоть как-то свести концы с концами. И это лето я провела на подработках, чтобы хоть немного облегчить её ношу. Марк поначалу смеялся, потом злился, ведь мы начали всё меньше времени проводить друг с другом. А потом и вовсе поссорились. И он не понимал, почему в свои семнадцать, вместо того чтобы гулять и веселиться, я пропадаю на работе, в пыльной подсобке местной почты, раскладывая письма по коробкам.

И он никогда бы не понял.

Мы с мамой жили вдвоём в двухкомнатной хрущёвке, в не самом благополучном районе города. В отличие от Марка, чей отец построил огромный особняк на окраине, где комнат было больше, чем квартир в нашем стареньком доме.

И эта разница в быте стала еще более ощутимой. Возможно, это и стало одной из причин пропасти, разверзшейся между нами.

Но были и причины куда весомее. Его бесконечные вечеринки в отцовском особняке, когда родители уезжали за границу, а уезжали они, чуть ли не каждую неделю! На этих тусовках я чувствовала себя его ручной зверушкой, которую он демонстрировал своим новым друзьям, словно хвастаясь новой игрушкой.

– Как же тебе повезло с парнем! – твердили Вера и Даша, мои подруги, которые не пропускали ни одной тусовки Марка.

Но я не разделяла их восторга. Не чувствовала себя счастливицей, как могло показаться со стороны. Напротив, пафос и нарциссизм Марка вызывали у меня отвращение. Иногда хотелось влепить ему звонкую пощёчину, вытряхнуть из его кудрявой головы всю эту напыщенность, с которой он выставлял меня напоказ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И только Ромка Вахрин, мой новый сосед по парте и лучший друг, понимал, что я чувствую и как мне некомфортно быть в центре внимания. Не только потому, что я не умела вести себя в этих кругах, а скорее всего, потому, что я просто не подходила на роль девушки Марка. Во мне не было ни любви к роскоши, ни страсти к дорогим напиткам, ни восхищения его новеньким «Мерседесом», подаренным отцом.

И когда я осознала, что такая жизнь не для меня, меня всё чаще стали посещать мысли о разрыве. Но я никак не могла найти подходящий момент, а когда он наступал, Марк, словно чувствуя это, снова становился прежним, заботливым и романтичным, отбрасывая свою надменность и пафос. В эти редкие минуты я вновь чувствовала, что нас связывает что-то настоящее. А потом всё повторялось снова…

Конечно, я могла бы отказаться от этих вечеринок, но меня терзали мысли о том, что Марк обязательно вляпается, в какую-нибудь историю. И, вопреки всему, я всегда присутствовала на этих шумных тусовках, где единственным спасением был Ромка. Часто мы сбегали в дальние комнаты огромного особняка и сидели в темноте, прихватив бутылку чего-нибудь крепкого. Признаюсь, это были самые душевные моменты. Мы смеялись, передразнивая новых одноклассников Марка и придумывая им смешные прозвища, пока Верка и Дашка тусовались с напыщенными парнями, ища то ли любовь, то ли неприятности.

– На кой черт тебе сдался этот говнюк? – однажды спросил Ромка, когда мы в очередной раз сбежали от громкой музыки и взглядов миллионеров.

Я задумалась. Спустя минуту Вахрин хохотнул, отпил виски и протянул мне бутылку, которую мы осушили уже на треть. Я печально улыбнулась тёмной жидкости:

– Не знаю, – честно ответила я. – Наверное, я всё ещё вижу в нём того самого Марка, мальчишку, который подпалил мне волосы в третьем классе и…

– Если бы я знал, что девчонкам нравится такая жесть, не стал бы приглашать их на свидания, – хохотнул Ромка, и я не удержала улыбку, хотя смеяться было не над чем.

Действительно, наши отношения становились всё сложнее, и единственное, что нас держало вместе – это привычка. И я каждый раз думала, что всё можно вернуть. Отмотать, как любимую песню на том самом плеере. И я ждала, ждала, будто всё ещё верила, что вскоре все станет как раньше. А может, просто боялась что-то менять…?

Я вновь посмотрела поверх голов одноклассников. Многие уже исписали не один лист, описывая трагедию Карениной, другие, как и я, сидели перед пустыми тетрадями, отчаянно пытаясь вспомнить сюжет. Я мысленно улыбнулась – я не буду единственным, кто завалит это эссе.

Что ж, перспектива остаться после уроков с учительницей литературы не так уж и плоха, если это будет отличным поводом не ехать на очередную вечеринку Марка.

Я представила, как нахмурится его лицо, когда он узнает, что какая-то Каренина стала важнее, чем он, и усмехнулась. Когда он злился, его лицо покрывалось красными пятнами и становилось похожим на помидор. Это меня всегда смешило. Это было хоть каким-то проявлением человечности в нём.

– Эй, Белка, – Дашка толкнула меня в спину ручкой. – Может, вы с Марком помиритесь, и мы снова попадём на его вечеринку?

– Не мечтай, – прошептала я, не оборачиваясь.

– Ну, – протянула Верка, и я почувствовала её взгляд. – Почему косячит Марк, а отдуваемся мы?

Понятно, девчонки хотели попасть на тусовку, даже если для этого мне придётся помириться с ним – парнем который меня чертовски обидел!

– Манипулировать дружбой — это так… мелко, – вспыхнул Ромка, отрываясь от сочинения.

– Мелко — это когда ты все еще девственник в семнадцать лет! – огрызнулась Верка, и я не удержала смешок.

Валерия Борисовна бросила на меня строгий взгляд.

– Белкина, – сказала она. – Я рада, что судьба Анны Карениной не кажется тебе тривиальной, раз ты так довольна. Или ты уже закончила?

По классу прокатился смех. Я сглотнула и взглянула на свой пустой лист.

– Почти… – соврала я, ощущая, как учительница буравит меня взглядом, пытаясь прочесть моё сочинение на моём лице.

Но оно было таким же пустым, как и тетрадь.

Валерия Борисовна оторвалась от меня и оглядела класс, а спустя секунду вновь погрузилась в чтение второсортного романа, которые она так любила, но прятала за обложку российской классики.

Я обречённо вздохнула и вновь уставилась в свою пустую тетрадь, предчувствуя, какой будет моя годовая оценка по литературе.

Краем глаза я заметила, как Ромка достал что-то из тетради и сунул мне под руку:

– Только потому, что мы друзья, – прошептал он и улыбнулся, когда я взглянула на него. – Поблагодаришь потом…

На листочке были краткие выдержки из книги, которые он припас для себя. Он учился лучше всех в классе, пожалуй, даже лучше, чем кто-либо в параллели. И это было странно, учитывая его равнодушие к знаниям. Верка и Дашка даже дали ему прозвище — Задрот. Он знал об этом, но, кажется, не обижался.

Кто-то мог бы подумать, что иметь такого друга — это замечательно, но Ромка почти никогда не давал мне списывать. Это был первый и, вероятно, последний жест его доброй воли.

Он недовольно сморщился, наблюдая, как я принялась переписывать его конспект в свою тетрадь, и прошептал:

– Ты хоть своими словами перепиши!

Я лишь слабо улыбнулась и принялась вчитываться в его ровный и красивый почерк.

– Да что ж такое! – возмущалась Дашка за моей спиной. – А мне даже глазком взглянуть не дает!

Следующие двадцать мучительных минут урока я пыталась собрать воедино ускользающие мысли, списанные со шпаргалки Вахрина. Но тщетно. И дело было не столько в судьбе Карениной, хотя, признаться, ее терзания трогали меня меньше всего. Куда больше волновала моя собственная участь. Последний год в школе, словно приговор навис надо мной, а впереди маячили итоговые экзамены и поступление в колледж. Целая бездна неизвестности…

Звонок, хриплый и надтреснутый, словно предсмертный вздох, прокатился по школе. Класс опустел в мгновение ока, пока я судорожно запихивала злополучную шпаргалку в рюкзак. Валерия Борисовна, сощурив глаза, бдительно следила за учениками, словно ястреб за добычей, не позволяя ни одному забыть сдать эссе. Я дрожащей рукой сунула свою тетрадь, зарыв ее поглубже, в уже образовавшуюся кипу, надеясь, что когда учительница доберется до моего сочинения, ей настолько опротивеет это занятие, что она не станет вчитываться в то, что я наваяла.

Едва я выскользнула из душного класса, Верка и Дашка, словно вихрь, подхватили меня с двух сторон и поволокли в самую гущу учеников, которые торопливо протискивались сквозь узкие проходы школьного коридора.

– Мы просто обязаны пойти на эту вечеринку! – пропела Дашка прямо мне в ухо.

– К тому же, Марк обещал прокатить нас на своей новой тачке! – заликовала Верка с другой стороны.

Я демонстративно закатила глаза и глубоко вдохнула спёртый воздух лестничной площадки.

– Ну, не будь такой букой! – вновь заныла Дашка. – Мы же лучшие подруги!

– Да идите вы без меня, в конце концов, – выдавила я.

– Это будет странно… – пробурчала Верка.

– И без тебя там будет смертная тоска… – надулась Дашка.

– Как и все двадцать раз до этого, когда вы даже не заметили её отсутствия, – проворчал Ромка, идя следом за нами.

И он был прав. Ни разу они не заметили, как мы с Ромкой сбегали с этих вечеринок и прятались в дальних комнатах, словно затравленные зверьки. У них были дела куда важнее моих расстроенных чувств. Да и обременять их своими сердечными тайнами я не хотела. Поэтому я и не обижалась. Они были по-настоящему счастливы, утопая в этом океане гламура и красивых парней. А я… я предпочитала компанию Ромки, порой нудного и любопытного, но всегда такого необходимого.

Мы и правда сдружились. Назло ревности Веры и Даши, и еще большей ревности Марка. Однажды он даже не постеснялся спросить Ромку в лоб:

– Что ты вечно вокруг неё вьёшься?

Мы с Вахриным переглянулись, словно кролики, увидевшие удава. Но Ромка не робкого десятка.

– Хоть кто-то должен составить ей компанию, пока ты развлекаешь своих напыщенных дружков!

Марк покраснел от макушки до пят, что-то буркнул себе под нос, но не ответил. А Ромка, видимо, посчитал словесную дуэль выигранной и стал еще чаще появляться рядом со мной. Назло Марку, конечно. Но мне хотелось верить, что ему просто приятно моё общество. И это было взаимно!

Вахрин, казалось, был единственным человеком в моей жизни, кто знал меня настоящую. Знал все мои секреты, даже самые сокровенные тайны, и никогда не выдавал их. В отличие от моих болтливых подружек. Но, даже зная их слабость, я всё равно любила их. Каждую по-своему.

Вера Вахрушева – школьная всезнайка, ни одна сплетня не могла проскользнуть мимо её ушей. Я всегда поражалась, как её маленькая головка, под копной рыжих кудряшек, может вмещать в себя все новости не только нашей школы, но и целого района, а может, и всего города! Но за этой беспечностью скрывалась ранимая душа, которую она показывала редко и только в отсутствие Ромки. Они терпеть друг друга не могли. Она считала его занозой в заднице, а он её – законченной стервой.

Ну, и четвёртая в нашей компании – Дашка Лекомцева. Тихая скромница, которую перевели к нам в школу пару лет назад. До встречи с нами она была настоящей серой мышкой. Конечно, она очень изменилась за это время. От серой мышки осталось только прозвище (не будем его озвучивать) и милое пухленькое личико с голубыми глазками и белокурыми волосами. В прежней школе она была отличницей, по словам её мамы, а сейчас пятёрки в её дневнике украшают лишь пропуски. Но мама Даши, на удивление, была довольна. Она часто говорила, что очень переживала, ведь её единственная дочь была заложницей книг, а на улицу выходила два раза в день: по дороге в школу и обратно. Им даже пришлось завести собаку – добермана с милой кличкой Лютик, совершенно не подходящей этому злобному зверю. Но даже Лютик не мог вытащить Дашку на улицу чаще. А сейчас наша Мышка радует свою маму тем, что пропадает с нами. Вот только если бы она знала, чем мы занимаемся…. Сомневаюсь, что она бы осталась довольной.

Поначалу мы с Веркой думали, что Даша неплохо смотрелась бы с Вахриным, но вскоре по школе пронёсся слух о его нетрадиционной ориентации, и Дашка стала относиться к нему как к подружке.

Ромке, конечно, эти слухи не нравились, но, тем не менее, он не стал их опровергать. Лишь однажды сказал нам:

– Когда стадо баранов блеет, я не собираюсь им отвечать!

И слухи постепенно утихли, а Марк перестал возражать против моего с Ромкой тесного общения. И говоря «тесное», я имею в виду, что мы действительно проводим много времени вместе. Ходим по магазинам и в кино, чаще всего на мелодрамы, где оба рыдаем навзрыд друг другу в плечо, а по дороге домой обсуждаем, как могла бы сложиться жизнь героев, если бы они поступили иначе. И даже моя мама считает Ромку кем-то вроде сына, и его присутствие в нашем доме воспринимается как что-то само собой разумеющееся.

Мы с ребятами уже спустились на первый этаж, вернее, нас несло течение этой обезумевшей толпы, словно в муравейнике. И какое счастье, что нам было с ними по пути…

– Софи… – протянула Дашка, взглянув на меня умоляющими глазами, и мы, наконец, остановились. – Пожалуйста…

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… – затараторила Верка, сложив ладони в мольбе.

– Ладно! – выплюнула я, зная, что ни один мой аргумент не способен унять этих двух настойчивых особ.

Обе подпрыгнули и хлопнули друг друга по ладоням.

– Поддалась! – фыркнул Ромка мне в ухо. – Слабачка!

– А у меня есть выбор? – шепнула я в ответ.

Дашка и Верка умчались в гардеробную, прихватив наши номерки. За решёткой школьного гардероба было не протолкнуться. Большинство классов заканчивали учебный день вместе с нами. Я бы не рискнула даже приблизиться, чтобы меня не раздавили в этой гудящей толпе.

– Выбор есть всегда, – вновь привлёк моё внимание Ромка и сел на подоконник, не переставая разглядывать меня.

– Да, выбор из: весь вечер думать, что твой парень вновь попадёт в какую-нибудь заварушку, или…

– Участвовать в этой заварушке, – закончил за меня Ромка.

Я устало пожала плечами:

– Есть вероятность, что я смогу остановить разгром его дома.

– Как будто бы это его заботит, – фыркнул Вахрин.

И он был прав, ведь не раз помогал мне разгребать завалы пластиковых стаканов, пытаясь скрыть улики масштабного веселья, что оставляли дружки Марка, отправляясь по домам. А Марк тем временем уже отсыпался, уложенный мной и Ромкой не без труда конечно, ведь он всегда просил продолжения. В такие моменты меня всегда захлёстывало какое-то странное, болезненное чувство: смесь раздражения и щемящей ответственности за него. И сейчас я чувствовала это снова.

– Опять будешь весь вечер прятаться в тёмных комнатах?

Я уселась рядом и улыбнулась другу.

– Ну, я буду не одна, и это радует, – я пихнула его локтем в бок.

– Ну уж нет! – резко ответил он и скривился. – Даже не надейся, я туда больше ни ногой!

– Но…

– Нет! – отрезал Ромка, сверкнув на меня взглядом серых глаз. – Даже не проси! Я не против твоей компании, но Марк и его прихвостни…

Ромка отрицательно покачал головой, и я поняла, что умолять его бессмысленно. Пожалуй, Вахрину, они нравились куда меньше, чем мне.

– Я лучше все выходные потрачу на подготовку к контрольной по физике, – сказал он, всё ещё глядя мне в лицо. – И кстати, тебе бы тоже не помешало, у тебя трояк…

– Не начинай! – сморщилась я. – Ты как моя мама…

Он рассмеялся и отвернулся к гардеробу. Девчонки уже пробирались сквозь толпу пятиклашек, заставляя их посторониться.

– И почему мы должны каждый раз оставлять свои вещи в этом тараканьем гнезде? – проворчала Верка и швырнула куртку Вахрина прямо в лицо парню. – В следующий раз сам туда полезешь!

Ромка скорчил гримасу и поспешно натянул ветровку.

– Стерва! – прошипел он в ответ и получил от Верки кулаком в плечо.

Даша вручила мне пальто, и я поспешно накинула его и забросила рюкзак за спину. Школьный холл пустел с удивительной быстротой. Казалось, предстоящие выходные были для всех учеников глотком свежего воздуха, хоть школа и не успела ещё нас утомить, ведь был только сентябрь.

Наш последний сентябрь в этой школе. И последний год… а дальше – взрослая жизнь, которую я всегда так жаждала, а теперь, кажется, боюсь. В этой взрослой жизни будут совсем другие заботы, которые мне придётся решать самостоятельно. Но как? Я с трудом разбираюсь в том, что происходит сейчас, а думать о будущем просто страшно.

Сможем ли мы быть вместе с Марком? Что изменится после окончания школы? Будем ли мы так же общаться с Ромкой, Веркой, и Дашкой? А если нет?..

Я зажмурилась, почувствовав странную тревогу. Мне не хотелось ничего менять. Пусть это и странно, но я слишком быстро привязываюсь к людям, к месту, ко всему, что меня окружает. И когда приходит время прощаться, мне каждый раз невыносимо больно. Как с Марком… я слишком к нему привыкла, чтобы вот так просто расстаться.

Однажды, в детстве, я устроила маме настоящую истерику, когда она выбросила моего старого плюшевого медведя, символ моего детства. Мне было всё равно, что у него не было ни глаз, ни лап. Маме пришлось купить мне нового, чтобы я перестала реветь. Но Марк – не плюшевый медведь, которого можно просто заменить на нового…

На улице было прохладно. Сентябрь в нашем городе выдался холоднее обычного. Листья с деревьев под порывами ветра усыпали школьное крыльцо шуршащим ковром.

– Удачно повеселиться, – саркастично шепнул Ромка мне в ухо.

Я сухо улыбнулась.

– А тебе удачи с физикой. Задрот!

Он расплылся в довольной улыбке, махнул девчонкам и быстро спустился с крыльца, направляясь к своему дому. Я еще недолго смотрела ему вслед, немного завидуя.

Ромка поступает мудро. Он успевает учиться, в отличие от нас. Я не сомневаюсь, что он сдаст все экзамены на отлично. А вот мы…

– Пошли скорее, – позвала меня Дашка. – Надо еще найти тебе что-нибудь приличное на сегодняшний вечер!

– Приличное? – переспросила я и спустилась к девчонкам. Они синхронно кивнули. – Разве в моем гардеробе такое найдется?

– Конечно же, нет! – в один голос рассмеялись они и взяли меня под руки, потащив за собой.

Глава 2

- Опять вечеринка у Марка? – морщась, произнесла мама, входя в мою комнату. Очевидно, её нос тут же уловил стойкий запах лака для волос, которым Верка не жалела, буквально обливая меня сверху.

– Ага, – коротко ответила я.

– Кажется, еще вчера ты твердила, что больше никогда не хочешь его видеть, – произнесла мама с легкой усмешкой, заходя в комнату и плюхаясь на кровать рядом с Дашкой. Та была завалена моими вещами. – Что же изменилось?

– Это мы ее убедили помириться! – отозвалась Верка, все так же терзая мои волосы в попытке накрутить прядь на плойку. Я ущипнула её за бок, отчего она пронзительно вскрикнула:

– Сиди смирно! А не то останешься без волос!

Подчиняясь её угрозе, я подняла обе руки вверх с видом «сдаюсь».

Мама все еще пытливо смотрела на мое отражение в зеркале, словно пытаясь выудить из него ответ на свои вопросы. Напрасно. Ни на один я не могла ей ответить.

Шумно выдохнув, я вновь взглянула ей в глаза сквозь зеркальное отражение, и произнесла:

– На самом деле мы бы все равно помирились… рано или поздно, – при этих словах голос звучал так, будто я и сама пыталась в это поверить. На каком-то уровне так оно и было. Я пожала плечами, и кисло улыбнулась маме. – Так что…

Она недовольно кивнула головой.

И правда, такое между нами уже случалось миллион раз. Мы ссорились бурно и шумно: с хлопаньем дверей, до криков, но всегда мирились. Пусть и ненадолго. Со временем скандалы неизбежно повторялись. Мне даже начало казаться, что я привыкла вести себя с ним как настоящая истеричка! А он привык быть полным мудаком!

Мама всегда была против наших отношений с Марком. Как и его родители, если уж быть честной. Отец Марка однажды заявил (не напрямую мне, конечно; но слишком громко, чтобы я случайно не услышала):

«Мы тут не благотворительностью занимаемся, Марк! Хватит таскаться с ней!»

Марк всякий раз приносил свои извинения за грубость отца, а я неизменно делала вид, что ничего не слышала. Наверняка его отец мечтал для сына о лучшей партии, чем девушка из неблагополучного района. Но такова реальность.

Моя мама, в свою очередь, невзлюбила Марка с самого первого школьного дня, когда тот украл белую крысу из живого уголка в школе и сунул её в мой портфель. Время шло; мы взрослели и менялись, и наши отношения лишь крепли. И я думала, что когда-нибудь она смирится с моим выбором. Однако мама продолжала упорно надеяться на чудо: что мы рано или поздно расстанемся.

Но мама никогда не настаивала на своем, позволяя мне принимать решения самостоятельно. За это я любила её особенно сильно. А ещё за её уникальную способность находить подход к любой моей компании. Она идеально вписывалась в любую атмосферу. Все мои друзья её обожали!

Сейчас я глянула на её отражение в зеркале и увидела перед собой всё ту же задорную девушку с яркими голубыми глазами и радостным смехом. Только теперь её глаза немного потускнели — от усталости или волнения за меня. А в темных волосах уже пробивалась седина. Но, несмотря на это, она всё равно оставалась очень красивой. Настолько красивой, что невольно хотелось улыбнуться, глядя на неё.

– Загадка века, – вздохнула мама после паузы. – Как можно любить такого, как Марк?

– Вообще-то Марк душка! – почти пропела Дашка, оторвавшись от охапки моих вещей. – Он симпатичный, богатый и смешной… – перечисляла она по пальцам, наивно морща носик, как ребёнок.

– Да-да, точно! Забыла, что это главные черты стоящего человека! – едко и саркастично произнесла мама, бросив взгляд на гору одежды на полу перед кроватью и обратилась к Дашке:

– Пытаешься выцепить что-то приличное в этой куче?

Дашка кивнула:

– Но это бесполезно, – заныла она, устало опуская плечи.

Мама рассмеялась при виде её выражения лица, а следом хихикнула и Верка, которая в этот момент снова потянула меня за волосы.

– Ай! – громко воскликнула я. Верка натянуто улыбнулась, а я развернулась к ним и ответила резко:

– Хватит позорить мой гардероб! Я пойду в джинсах и жёлтой футболке.

Три голоса дружно прозвучали в ответ:

– Нет!

Я демонстративно закатила глаза и повернулась к зеркалу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Спорить с каждой из них по отдельности трудно, но если они вдруг собираются вместе, лучше вообще не пытаться отстаивать своё мнение. Как однажды метко заметил Ромка: они любого переспорят, а если не получится - просто задавят численным преимуществом.

– А вот что! – мама вдруг оживилась, словно вспомнила что-то важное. – Кажется, у тебя были парочка хорошеньких платьев…

– Чёрное с красными цветочками? Она была в нём в прошлый раз, – напомнила Дашка.

– А в бежевом — в позапрошлый, – добавила Верка.

Мама только рассмеялась и развела руками.

– Сдаюсь, девочки. Но, желаю удачи!

Она чмокнула Дашку в щёку, Верку тоже не обидела поцелуем, а меня аккуратно потрепала по щеке, опасаясь горячей плойки в руках Верки. Мама явно боялась, что та случайно прожжёт мне кожу, манипулируя этим «инструментом».

– Я отправляюсь на работу, – сказала она.

– Снова ночная смена? – спросила я.

Мама остановилась на пороге и тяжело вздохнула:

– Увы. Медперсонала почти не осталось — все разбежались, как тараканы… – она пожала плечами, так и не закончив мысль.

Мама была хирургом в местной больнице ещё с тех времён, которые я почти не помню — кажется, всё началось задолго до моего рождения. В детстве я мечтала быть как она: спасать жизни и делать мир лучше. Часто оставалась на ночных сменах вместе с ней и мало-помалу начала разбираться в медицине лучше сверстников. Но желание стать врачом испарилось со временем: дело не в том, что у меня тройка по физике, как шутил Ромка. Я просто осознала, что совершенно не переношу вид крови.

– Хорошей смены! – махнула рукой Дашка и снова принялась за вещи, вызвав оживление хаоса на кровати.

– Спасибо! – ответила мама, ещё раз внимательно оглядев бедлам, устроенный нами в комнате. Затем она строго произнесла:

– А вы втроём тут потом уберите!

Попытка быть серьёзной ей явно не удавалась: когда мама говорила строгим голосом, то выглядела даже забавно.

– Конечно! – быстро произнесла Дашка.

Мама скрылась за дверью. Верка и Дашка тут же заговорщически переглянулись, стало ясно, что уборкой они заниматься не собираются.

«Отлично», – подумала я раздражённо, вдохнув воздух, насквозь пропитанный лаком для волос, – «Пока Дашка развлекается с примерками одежды, прибираться придётся мне».

Через пару часов наша Мышка все-таки отыскала более-менее приличный, по мнению её и Верки, наряд. Меня, без лишних церемоний, впихнули в него и повернули к зеркалу.

Не знаю, как им это удалось, но они умудрились превратить меня в довольно сносного человека. Верка накрутила огромные локоны, которые легко спускались на мои плечи русыми кольцами. Она подкрасила мне ресницы, сделав их заметно длиннее, и мои большие зелёные глаза стали казаться ещё больше на узком лице.

Больше я не позволила Верке использовать косметику — не из страха перед её избыточным энтузиазмом, а просто потому, что мне не нравилось ощущать на коже слой средств, какими бы качественными они ни были.

Дашка покопалась в моём старом барахле и выудила чёрные брюки, сидевшие так плотно, что подчёркивали все особенности фигуры: облегали ягодицы и расширялись в клёш от колена. К этому добавилась белая рубашка с коротким рукавом, поверх которой она набросила чёрный жилет, затянув его за моей спиной почти как корсет.

– Уверена, Марк ахнет! – просияла Дашка, придвинувшись к моей правой стороне и явно довольная своей работой.

– Все ахнут! – добавила Верка, становясь слева от меня и поправляя локоны.

Я занялась запихиванием груды одежды обратно в шкаф, пока девчонки возились с собственными образами. Им на это потребовалось около получаса. Когда мы, наконец, вышли из дома, смеясь над очередной шуткой Дашки, на улице уже опустились глубокие сумерки.

Было прохладно; единственной защитой от вечернего ветра оказалась короткая драповая куртка. Мое пальто подруги дружно забраковали, считая его старомодным — несмотря на то, что оно было куплено мной всего пару сезонов назад.

Я подняла взгляд к серому небу, которое низко повисло над унылыми пятиэтажками — оно то и дело угрожало начаться ливнем, но пока удерживалось. Возможно, лишь благодаря тихим мольбам Верки: она была уверена, что дождь окончательно уничтожит её труд — мои тщательно накрученные кудряшки.

Когда подъехал автобус, мы облегчённо вздохнули — он оказался не переполненным; хотя сидячих мест всё равно не было, мы удобно устроились у задних окон и смотрели сквозь пыльную гладь на ночные улицы города. Фонари постепенно зажигались вдоль дороги, а окна домов вспыхивали светлячками, оживляя мрачную атмосферу.

Я слышала обрывки разговоров девчонок, но почти не обращала на них внимания — мои мысли полностью были заняты предстоящей вечеринкой и Марком.

Он сегодня даже не попытался написать мне ни одной смс — видимо, моё вчерашнее замечание его сильно задело. Как будто прочитав мои мысли, Дашка легонько толкнула меня в бок:

– Ну что ты молчишь? Может быть, расскажешь, наконец, почему вы опять поссорились?

Мне было понятно: ей не столько важны причины ссоры; скорее она просто ищет способ оживить болтовню в дороге. История с Марком для неё — скорее дополнительная тема разговора.

– Ты представляешь, он сунул ей деньги! – вставила Верка вместо меня.

Я моментально вспыхнула:

– Откуда ты…

– Я всё знаю, дорогуша! – усмехнулась рыжеволосая подруга, отбрасывая игривую прядь локонов назад за плечо.

– Погодите-ка! – вскрикнула Дашка, слегка обиженно надувшись. – А я? Почему все знают кроме меня?!

– Хотела, чтобы Белка сама тебе рассказала… – ответила Верка беззаботно, устремив взгляд в окно автобуса,- Но разве наша молчунья хоть когда-то посвящала нас в свои тайны…?

Меня это начинало выводить из себя по-настоящему: скрытая насмешка подруг добавляли масла в огонь моего настроения.

– Софи? – Дашка окликнула меня, и я нехотя перевела на нее свой усталый взгляд. Она медленно протянула:

– Ну, расскажи… – и тут же пристроилась на мое плечо, ожидая начала разговора.

Я тихо пробормотала:

– Нечего рассказывать! – угрюмое выражение на моем лице ясно давало понять, что ничего хорошего она от меня не услышит. Но решимость Верки была, как всегда, непоколебима.

Она не сдавалась:

– Он сунул ей деньги в карман, как будто она… – я злобно грянула на Верку. Ей хватило моей реакции – она осеклась и поспешила отвернуться, чтобы не ляпнуть ещё одну глупость и не стать объектом моей ярости.

– Оу… – протянула Дашка.

– И это выглядит… – начала снова Верка.

Я зажмурилась и не выдержала, гневно шепча сквозь зубы:

– Как будто я какая-то… проститутка!

И тут, на весь автобус раздалось оглушительное Дашкино:

– А вы что, переспали?

Весь салон замер. Пассажиры затихли, их взгляды устремились в нашу сторону, а глаза самой Дашки расширились до невозможных размеров. Я схватила её за рукав, пытаясь утихомирить, но та хихикала и прикрывала рот ладонью. В её глазах снова блестел вопрос, вымаливая продолжение нашей драмы. Я зло прошептала:

– Нет! Мы не переспали!

– Тогда не понимаю, – спокойно отозвалась Дашка, пожимая плечами и обменявшись взглядами с Веркой. – Что тут такого?

Верка тут же встряла, как всегда, со слишком упрощённым взглядом на вещи:

– Просто наша мисс «неприступная крепость» недовольна тем, что её парень заботится о ней таким образом!

Ее слова буквально пригвоздили меня к окну. Вцепившись взглядом в стекло, я старалась не разозлиться ещё больше. И я уже была на грани. Но Дашка решила добить меня словами, будто её совсем не заботило мое настроение:

– Софи, ну чего такого? Парень просто хотел как лучше…

– Мне не нужны его деньги! – буркнула я в сердцах, сама уже не понимая, на кого больше злюсь: на Марка за очередной жест, подчёркивающий пропасть между нами; на Дашку за её вечную назойливость; на Верку за способность знать всё обо всех; или на себя из-за неспособности справляться с эмоциями.

Дашка прищурилась, явно изучая моё выражение и пытаясь выудить ответ:

– Да почему ты на него так взъелась? Всегда у тебя какие-то странные причины для ссор. То он на тебя не так посмотрел, то написал слишком поздно.… Ну, честно!

Я молчала. Это молчание тяготило меня – я действительно чувствовала себя той самой стервой, которая изводит бедного парня. Может, так оно и было. Но вместо того чтобы успокоиться и оставить тему, Дашка продолжала:

– Знаешь, любая другая была бы только рада. Вот я бы точно не отказалась от пары пятитысячных купюр. Почему ты такая злюка?

Её слова звучали логично – я не могла возразить. Но ответ всё равно не последовал. Я отвернулась к окну и смотрела в своё отражение, пытаясь понять: кому направлена эта растущая обида?

Я чувствовала внутри себя клубок странных эмоций – горечь от осознания какой-то внутренней вины и болезненное ощущение притворства.

Ромка однажды мудро сказал про мои ссоры с Марком:

– Мне кажется, ты придумываешь их буквально из воздуха. Просто больше не хочешь быть с ним. Так зачем тянуть? Расстанься!

Тогда его слова вызвали мой язвительный ответ, но сейчас я мысленно кивала в согласии. Может быть, он был прав. Кажется, я искала повод покрупнее для того, чтобы поставить точку в наших отношениях. Хотя Марк часто сам давал мне эти поводы, но я оттягивала момент расставания - словно боялась остаться одна.

«Эгоистка», – подумала я и тут же решила, что сегодня же поговорю с Марком.

Даже если не расстаться окончательно — ведь такие дела не решаются в один миг, — то хотя бы извинюсь.

Глава 3

Музыка оглушала, как только я подошла к парадным воротам. Она заполняла пространство густым слоем звуков, будто ставя перед входом невидимую преграду. Но преграду только для меня. Моих спутниц не могло смутить ничего!

Дом Марка выглядел как олицетворение праздника. На крыше висели переливающиеся гирлянды, плавно сливаясь с архитектурой здания. За узкими высокими окнами двигались силуэты гостей, которым-то на долю секунды удавалось скрыться за тенью, то они становились яркими фигурами под светом прожекторов.

Этот дом в своем величии кричал не только о состоятельности его хозяев, но и о тонком вкусе, который я всегда считала себе недоступным. Здесь все — начиная от автоматических ворот и заканчивая мелочами в интерьере — источало утонченность. Даже лампочка огромной хрустальной люстры холла была настолько дорогой, что ее стоимость могла сравниться с ценой нашей крохотной квартиры в хрущевке. Дом словно утверждал собственный статус:

«Меня не просто построили за миллионы — я полноценный образ жизни».

И каждый предмет интерьера лишь дополнял это высказывание.

Верка и Дашка, как всегда, восторженно разглядывали особняк, будто впервые видели его. Я зашагала к входу, даже не удосужившись взглянуть на блестящий автомобиль цвета синего металлика, припаркованный перед домом (подарок Марку от богатенького папочки!). Его лакированные бока мерцали отраженным светом так же ярко, как ночное небо с множеством звезд.

— Как думаешь, Марк точно покатает нас на этой машине?

— Я просто в восторге!

— Было бы здорово, если бы он согласился!

— Боже, посмотри, какая она великолепная!

Реакция моих подружек была предсказуема: какую-то металлическую конструкцию они превратили в предмет желания или даже восторга. Конечно, машину такого уровня я еще никогда не видела…. Да и у нас во дворе едва ли можно встретить что-то лучше старого пикапа-развалюхи. Но весь этот напыщенный шик меня раздражал.

Я потянула за дверную ручку и почувствовала привычное сопротивление массивной металлической конструкции — дверь была тяжелая, но открылась легко. Хозяин дома никогда ее не закрывал.

— Вы идете? — бросила я через плечо тем, кто не мог налюбоваться автомобилем.

Верка из последних сил оторвалась от обозревания «Мерседеса» и поспешила ко мне. Но когда я заметила Дашку…

— Она что… поцеловала машину в фару?! — с гримасой отвращения я повернулась к Верке.

Моя подруга усмехнулась, наблюдая за выражением моего лица, но меня уже было не остановить:

— Это же отвратительно!

— Она просто шикарна! — восторженно пропела Дашка и подошла вприпрыжку к нам. — Софи, ты должна уговорить Марка покатать нас!

Я ничего не ответила, просто шумно выдохнула и перешагнула порог дома, внутренне убеждая себя в том, что ни за что не стану просить Марка об этом.

Внутри творился настоящий хаос. Холл был наводнен подростками, которые беспрерывно двигались туда-сюда. Они заполняли лестницу, сидели под ней, толпились у диванов и переполняли проходы так плотно, что шагу было негде ступить. Даже рядом с вешалкой для верхней одежды стояла целая куча людей — на ней уже давно не оставалось места для еще одной куртки.

— Мне кажется, сегодня народу здесь вдвое больше, чем обычно? — протянула Дашка, окидывая помещение взглядом.

— Определенно больше! — усмехнулась Верка. — И посмотри, сколько здесь красавчиков!

Мы ловко перехватили взгляд одного из проходящих мимо парней. В нём читался неприкрытый интерес, который, несомненно, подогревался улыбками довольных Дашки и Верки. Казалось, ещё чуть-чуть — и слюни бы потекли у девчонок, так неподдельно они умилялись.

— Нам срочно нужно с ним познакомиться! — выдала вдохновлённая Дашка, схватив рыжеволосую подругу за руку и увлекая её в гостиную вслед за объектом их внезапного обожания.

— Но… — начала было я, но не успела остановить их. Последнее, что мне удалось заметить — это шустро прыгающие рыжие кудряшки Верки, которые тут же исчезли в гуще танцующих подростков. — Спасибо за компанию! — крикнула я им вслед с надеждой, что мой голос всё же доберётся до их ушей.

Но сомнения брали верх — шум вечеринки был невыносимым. Музыка перекрывала все звуки, влетая в мои уши с такой оглушающей силой, что ей казалось мало места, и она пыталась разорвать перепонки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пришлось плотно закрыть уши ладонями, чтобы хоть немного слышать собственные мысли. Однако недолго пришлось наслаждаться этой иллюзорной тишиной. С лестницы донёсся знакомый, крайне неприятный голос. Я вскинула голову и увидела Нату — Наталью Снежную. Её образ был привычно отточен до идеала: тонкий носик, пухлые губы и умело подобранный стиль создавали образ миловидной брюнетки, которой не стыдно любоваться.

Ната шла в сопровождении своих неизменных молчаливых «телохранителей», одноклассников Марка. Они следовали за ней без разговоров, выполняя роль не более чем фонового смеха ее остроумия.

— Привет, Белка! — ледяным тоном бросила Ната, приблизившись ко мне и скрестив руки на груди, высокомерно осматривая меня с головы до ног. — Выглядишь не очень.… Впрочем, как и всегда.

— И тебе добрый вечер, — пробормотала я в ответ, стараясь не втягиваться в её привычные провокации.

— Не думала тебя здесь сегодня увидеть, — продолжила она со злорадно приподнятой бровью.

— Это почему же? Боялась, что десятый слой туши тебя ослепит? — парировала я, пытаясь зеркально повторить её позу, приподнимая бровь в ответ.

Ната огляделась по сторонам с таким видом, будто боялась чужих ушей, шагнула ближе, и её резко сладкий парфюм ударил прямиком в мой нос.

— Марк сказал, что вы расстались, — произнесла она с хищным блеском карих глаз и надменной улыбкой на лице.

Я ощутила, как внутри меня начал закипать вулкан из негодования.

Лицо Снежной всегда выводило меня из равновесия, но важно было держать себя в руках. Её презрение ко мне было взаимным. Возможно, причиной моей неприязни был тот факт, что она скрыто, а иногда и вполне откровенно проявляла свои симпатии к Марку даже в моём присутствии. Сам Марк всегда оправдывал её поведение: мол, это просто её стиль общения — наивные оправдания.

— А еще он сказал, что ты надоедливая лицемерка, может, поэтому сейчас он не с тобой? — выпалила я язвительно и натянула злорадную улыбку.

Наталья зловеще прищурилась. Карие глаза вспыхнули смесью злости и обиды — это было вполне предсказуемо и одновременно приятно для меня. Пока она собиралась с мыслями и строила очередную колкость в своей голове, я ловко скрылась в толпе танцующих.

Моя ярость кипела подступающими волнами. Пыхтя от гнева, я пробиралась сквозь толпу танцующих и случайно наткнулась на Верку. Она вместе с Дашкой отплясывала в самом центре зала. Их счастье просто переливалось через край. Здесь, где всегда сосредотачивалось множество парней, они чувствовали себя гораздо лучше, чем я. И лица этих парней каждый раз казались мне незнакомыми. Возможно, это были одни и те же гости, не раз бывавшие здесь, но я раньше просто не обращала внимания или старалась их игнорировать.

«Нет, Софи, ты просто всё время прячешься в тени, вместо того чтобы стать частью мира своего парня», — упрекнула себя я в мыслях.

— Софи! — радостно вскрикнула Дашка и схватила меня за руки выше локтя. Её глаза блестели в свете софитов. — Ты должна потанцевать с нами!

— Обязательно! Когда-нибудь, например,… никогда?! — резко ответила я, оглядываясь по сторонам. — Вы Марка не видели?

Верка, не прекращая танцевать, прислонилась ко мне спиной, её рыжие кудри оказались прямо перед моим лицом.

— Наверное, он в баре… — сказала она между движениями.

— И если ты туда пойдёшь, принеси нам чего-нибудь! — радостно крикнула Дашка, перекрывая громкую музыку.

Избавившись от её хватки, которая оказалась неожиданно сильной для нашей хрупкой «Мышки», я оставила девчонок в центре толпы. Казалось, что это место стало эпицентром дорогого парфюма и взмокших, липких тел. Толпа буквально выплюнула меня наружу, и я едва не свалилась на барный стол. Бутылки зазвенели; пара парней удержала их на месте и зыркнули на меня так угрожающе, будто я попыталась разрушить их импровизированный алтарь.

— Ну, ты ненормальная! — выкрикнул один из них.

Его лицо показалось мне знакомым. Я долго копалась в памяти, стараясь вспомнить имя.

— Игорь? — наконец предположила я.

Парень закатил глаза так театрально, что это больше походило на спектакль.

— Вообще—то я Кирилл! — сквозь раздражение ответил он, бросив на меня взгляд, полный презрения, которое вскоре сменилось на более мягкое выражение. — А ты вроде как, бывшая девчонка Марка?

— Бывшая? — с раздражением прорычала я, но он, кажется, меня уже не слышал.

Кирилл продолжал смешивать какой-то странный напиток в пластиковом стакане, переворачивая бутылки с ловкостью профессионального бармена.

— Кстати… — повысила голос я, чтобы привлечь его внимание. Приблизившись к нему, я добавила:

— Ты не знаешь, где я могу найти своего «бывшего» парня?

Моё раздражение было настолько очевидным, что он усмехнулся и сам приблизился ко мне.

— Не злись, — весело сказал он и сунул мне в руки стакан с мутной жидкостью. — Вот, лучше выпей!

Сложив руки на бедра, Кирилл смотрел на меня выжидающе. Я с опаской глянула на содержимое стакана, пытаясь рассмотреть его дно, но мутная жидкость полностью скрывала его. Невольно содрогнулась при мысли о том, насколько крепким мог быть этот коктейль.

— Ну же! — поторапливал Кирилл. — Я назвал этот коктейль «Виновник». — Он развёл руками в демонстративном жесте и вновь вперил в меня свой ослепительный взгляд.

Скрепя сердцем, я сделала глоток из стакана. Терпкий вкус сразу же свёл рот и обжёг язык настолько сильно, что у меня невольно вырвалось:

— Это же ужасно!

Кирилл надул губы как обиженный ребёнок и выдернул стакан из моих рук:

— Иди, попроси себе яблочный сок! Малявка.

Он тут же сделал несколько уверенных глотков из того самого стакана и даже бровью не повёл.

— Так что насчёт Марка? — снова спросила я, уже настойчиво.

Парень одним глотком осушил мутную жидкость в своём стакане, после чего слегка повёл плечом:

– Пару часов назад видел его в каминной… – проговорил он, сделав шаг ко мне и вновь заглянув в лицо своими блестящими глазами превосходства. – Хотя, похоже, сейчас он слишком занят, красавица, так что…

Я прикусила губы, чтобы удержать тот хаос мыслей, что бурлил у меня в голове.

Картины, всплывающие в сознании, не были ни радостными, ни приятными. Вдохновлённая первой из них, я представила себе Марка с какой-нибудь очередной девушкой, которая решила повеселиться этим вечером с богатым сынком. Таких охотниц за его вниманием всегда хватало!

На дрожащих ногах я медленно двинулась в сторону каминного зала, вспоминая её расположение в этом огромном доме. Коридор был слабоосвещённым, музыка становилась приглушённой, и я остановилась. Неприятное ощущение тут же охватило мои лёгкие, они сжались до предела, заставляя меня почувствовать, что воздух вдруг исчез. Шпонированные двери перед глазами начали плясать и сливаться с деревянным потолком и стенами коридора.

– Расстались?! – прошептала я яростно, стараясь собрать последние остатки самообладания, которых уже почти не осталось. Голова шла кругом.

Пара глубоких вдохов возвратил меня в реальность, но мгновение облегчения быстро сменилось раздражением: на Марка, на шумную толпу гостей за стеной – их веселье было так далеко от моих переживаний.

Сделав несколько неуверенных шагов, я услышала мужские голоса за плотной дверью. Затаив дыхание, я приблизилась и прижалась к поверхности дубовой двери.

– Ты что, не понял меня? – донёсся оттуда громкий голос. – Мы ведь не многого просим! – продолжил тот же человек настойчиво.

– Ребята… – подал голос Марк. Неуверенный, а точнее пьяный тон был мне сразу понятен. – Это дела моего отца…

– Заканчивай пиздеть! – резко перебил его тот же мужской голос. Его голос становился всё жесте и яростнее, – Если ты будешь вести себя как тряпка, то не доживешь до того времени, когда эти дела будут твоими…

Я замерла. Холодок пробежал по позвоночнику – предчувствие не сулило ничего хорошего. Ладони вспотели; кажется, очередная неприятная история накрывала Марка с головой. А если замешан его отец… ожидать чего-то положительного бессмысленно.

– Не знаю… – пробормотал Марк устало. – Если отец узнает… он убьёт меня…

– А если ты этого не сделаешь, тогда…

Я ворвалась в комнату так стремительно, что даже сама удивилась своей скорости. Гневный вопрос слетел с моих губ раньше, чем я успела остановить себя:

– Тогда что?!

Шесть пар глаз и растрепанный затылок Марка смотрели на меня сквозь плотное облако табачного дыма, заполнявшее каминный зал. Из всей компании мне был знаком только Марк, точнее – кудряшки его затылка, проглядывающие сквозь дымовую пелену. Остальные оказались совершенно другими, не принадлежащими к привычному кругу его друзей — явно старше, и все до единого привлекательные. Казалось, передо мной ожили глянцевые постеры с фотомоделями: четкие черты, фактурные лица и идеальные тела. Легко себе представить, как бы всё это восхитило моих двух подружек, которые всегда питали слабость к таким брутальным типажам. А вот я… Я ощущала странную тошнотворность — то ли от перенасыщенной атмосферы тестостерона, то ли от удушающего табачного смога, а может, от их взглядов. Ведь абсолютно каждый из них (кроме Марка, естественно) смотрел на меня с пренебрежением, в котором едва угадывалась доля насмешки, будто оценивающей и укоряющей одновременно.

Двое темноволосых парней стояли у камина, один сидел на подоконнике как хозяин положения, его лицо скрывали тени портьеры. Ещё двое светло-русых, расположились на диване напротив Марка, недвусмысленно усмехаясь, как будто наблюдали за наивным ребёнком. Парень около низкого столика с бутылками выглядел неприветливо. Его вид был пугающим. Темные, коротко стриженые волосы и глаза, почти черные, глубоко посаженные глаза смотрели остро. А Марк… он сидел ко мне спиной на кожаном диване; его опущенные плечи говорили больше слов: он был подавленным и явно растерянным. А может и в стельку пьяным!

– А это ещё что за красотка? – пробасил тот самый парень у стола картавым голосом, отпивая из бокала алкоголь бордового цвета.

Марк неохотно оглянулся через плечо, с трудом улавливая меня разбирающимся в разные стороны взглядом и ворочая языком, он промямлил что-то невнятное. Его затуманенный взгляд вызывал неудержимое отвращение. Игнорируя мою скорченную в напряжении и раздражении гримасу, он вдруг заговорил:

– Ребята, это Софи…– Марк попытался небрежно откинуться на диван, но каждое его движение несло на себе печать выпитого. – Познакомьтесь…– добавил он, словно пытаясь сохранить видимость легкости.

Шесть пар, пристально изучающих меня глаз, снова оценили меня вполне осуждающе.

– Софи…– протянул картавый, словно пробуя на вкус мое имя, и я вздрогнула. Стараясь скрыть дрожь, переплела руки перед грудью, заключая их в узел. – Твоя девчонка? – с особой интонацией выговорил черноглазый, криво натянув подобие улыбки. Это выражение лица было неприятным и даже отталкивающим.

– Да, – с вызовом, подняв голову, ответил Марк. И повернувшись ко мне вполоборота, добавил, – Иди, потанцуй, крошка, я скоро приду…

– Заткнись, Марк! – процедила я сквозь зубы. Он тяжело опустился на диван, весь его вид источал усталость и безразличие. Я отвернулась, чтобы больше не смотреть на него – это становилось просто невыносимо! Сделала уверенный шаг вперед, приближаясь к дивану за которым сидел Марк. Парень у столика не переставая пялился прямо на меня, и я вновь спросила:

– Тогда что?!

Не знаю, откуда во мне нашлась такая решительность, чтобы требовать ответа у того, кто глядел на меня из-под густых темных бровей с выражением почти угрожающей насмешки.

Марк шумно выдохнул, схватил стакан со стола, с трудом не расплескав его содержимое, и сделал глубокий глоток. Двое мужчин напротив синхронно откинулись на спинку дивана. Оба были белобрысыми и худыми, их лица украшала насмешливая улыбка — нечто среднее между презрением и забавой, как если бы они наблюдали за капризами маленького ребенка, топающим ногой в требовании мороженого. Парни у камина бросили друг на друга быстрый взгляд. Один из них бросил на меня откровенно яростный взор, в котором угадывалась то ли ненависть, то ли отвращение, но его лицо тут же исказилось гримасой, неприятной до мурашек. Второй, с природно прищуренными глазами зловеще усмехнулся тонкими губами, добавляя в свою маску недоброжелательности. Тот, что сидел на подоконнике, скинул ногу на пол, и теперь тусклый свет лампы осветил его смуглое лицо. Он уперся локтями в колени, и его массивные плечи, обтянутые кожаной курткой, оказались внушительно мрачной деталью на фоне тьмы окна. Он усмехнулся — взгляд его янтарных, медово-золотистых глаз задержался на мне чуть дольше положенного, скользя сверху вниз с нескрытым интересом. От этого взгляда меня словно охватил мороз, мурашки пробежали вдоль позвоночника. Но я быстро перевела взгляд на другого парня — того самого, чей голос я услышала еще там, за дверью. Очевидно, он был лидером этой группы, внушавшей мне без утешения дикий страх.

– И что будет, если он не сделает того что ты просишь? – настойчиво повторила я свой вопрос, не собираясь отступать.

– Это взрослые дела, деточка, – пролепетал он своим картавым голосом, и, махнув рукой, словно я как надоедливая муха тут же выпорхну из комнаты. – Иди лучше потанцуй.

«Напыщенный индюк», - пронеслось у меня в голове.

Я раздраженно сжала губы и сделала еще пару шагов до центра комнаты. Теперь между нами был лишь журнальный столик и плотный слой непроницаемого смога в воздухе.

– Я тебе не деточка! – резко бросила я, пристально глядя ему прямо в глаза.

Наш зрительный поединок длился долгих пять минут. Все это время я дрожала от напряжения, сжимая мокрые от пота ладони в кулаки. Парень напротив, казался бесконечно спокойнее; его самоуверенность явно превосходила мою хрупкую решимость.

– Серёга... – слабо пробормотал Марк, обращаясь к главарю. Тот, наконец, отвёл взгляд от меня и лениво посмотрел на Марка сверху вниз с ноткой презрения. Марк сделал попытку подняться с дивана, но его силы быстро оставили его, и он вновь бессильно опустился обратно. С мутным взглядом, едва фокусируясь, он перевёл глаза на меня, – Правда, Софи... Иди лучше к своим подружкам трепаться про... помады или косметику…

Он предпринял новую попытку подняться, скорее всего, для того, чтобы выгнать меня из комнаты.

– Сядь, Марк! – резко сказала я на повышенных тонах. Он плюхнулся обратно на диван. – Ещё только восемь вечера, а ты уже надрался в слюни!

– Ой, не начинай, – едва ворочая языком, пробубнил он, закатывая глаза. – У тебя что, других дел нет?

Его одурманенное лицо начинало выводить меня из себя. Я отвернулась к камину — языки пламени танцевали в очаге, но в них я видела отражение своего гнева и раздражения. На моем месте, вероятно, любая другая поступила бы так, как просил Марк, но только не я. Почему же у нас постоянно все заканчивается так — неприятностями, которые неизбежно преследуют нас?

Уйти в тот момент я не могла, особенно когда осознавала, в каком состоянии находится Марк и как легко его можно поставить в неприятное положение. Я снова почувствовала взгляд смуглого парня на себе и непроизвольно задрожала. Стоило лишь мельком понять, что он смотрит на меня, чтобы ощутить весь груз этого взгляда — он смотрел не просто на меня, а будто пронизывал мое нутро, заглядывая в саму душу. Но мне было все равно. Единственное желание в тот момент — встряхнуть Марка как следует и сунуть его кудрявую голову в камин в надежде, что алкоголь выгорит так же быстро, как его влажные от пота кудряшки.

Меня заметно трясло, напряжение сжимало лицо, даже зубы скрипели. Но я упорно заставляла себя держаться, несмотря на всё это внутреннее бурление.

— Я с места не сдвинусь, пока вы не объясните, в чем дело! И что вам нужно от Марка! — слова вырвались из меня так стремительно, пока решимость всё ещё держалась.

Серёга разразился громким, ядовитым смехом, его лицо осветила самодовольная улыбка.

— Бля! – усмехнулся парень,- Теперь ясно, у кого из вас яйца крепче! — я высоко подняла подбородок, демонстративно игнорируя его дерзкую реплику. — Упрямая ты, да? — добавил он резко, его тон неожиданно привлёк моё внимание.

— Вы что не видите, что он слишком пьян, чтобы даже вести себя адекватно? — бросила я с ледяной строгостью.

Смех разлетелся по помещению. Все шестеро хохотали, а Марк лишь попытался поддержать их звуком, больше похожим на хрюканье себе в грудь.

— Может, мне стоит позвонить его отцу? — хрипло бросила я, стараясь звучать уверенно. Уловив, как напрягся этот наглый тип с картавостью, я осознала, что попала точно в цель, задела за живое. Прищурившись, я демонстративно достала мобильник из заднего кармана. — Уверена, Игорю Борисовичу будет крайне любопытно узнать, чем занимаются шестеро недоумков в его доме!

Серёга подался вперёд, сократив расстояние между нами. Его взгляд стал острым и выжидающим, наполняя пространство между нами напряжением, почти физическим. Казалось, воздух вокруг нас исчезает, уступая его тяжелому, нервному дыханию.

— Пиздец! Какая ты дерзкая! — внезапно озарился он и сменил свою вызывающую злость на удушающе фальшивое дружелюбие. — Не горячись, малышка! Сейчас всё утрясём, а там уже можешь забирать своего кавалера хоть к чёрту.

Под его пристальным взглядом мне стало совсем некомфортно - челюсть звонко задрожала. Но показывать слабость я не собиралась. Вскоре подняла подбородок и с внутренним приказом идти до конца ответила:

– Так давайте решим все вместе?!

– Решить с тобой? – противно сморщился Серега.

Я кивнула. Гримасы веселья за плечами Серёги стали более задорными - парни у камина вновь рассмеялись, но я даже не удостоила их взглядом. Все мое внимание было сосредоточено на том, как лицо Серёги багровеет от потери своей самоуверенности.

– Или что? Ваши дела настолько темные, что их нельзя решать при мне? – добавила я с вызовом.

Серёга ухмыльнулся — правда, эта ухмылка была какой-то зловещей.

– Ну, раз хочешь сыграть во взрослую жизнь…

Ответа он от меня уже не ждал. С грохотом парень поставил свой бокал на стеклянный стол, затем взял со стола второй и налил в него виски до краев, настолько, что напиток образовывал горку над стеклом. Толкнув стакан в мою сторону, он наблюдал за тем, как я ловко поймала его прежде, чем тот оказался разбитым на полу. Меня саму удивила моя ловкость.

На стеклянной поверхности стола остался влажный след от передвижения бокала — тонкая полоса, мерцающая отражением огня из камина. Я несколько секунд просто смотрела на нее, прежде чем вновь выпрямиться и крепко сжать стакан. В руке он заметно дрожал.

– Хочешь говорить по-взрослому? Тогда сначала выпей.

Серёга вновь ухмыльнулся — самодовольная и отвратительная гримаса растянулась на его лице. Парни на диване синхронно подались вперед, поднимаясь от мягкой спинки. Кожа дивана натужно скрипнула под их движением.

В этот момент я почти одумалась… но было уже поздно. Решительным движением я сделала несколько крупных глотков и опустошила стакан до конца. Сморщившись от сильного вкуса алкоголя, я вытерла рот тыльной стороной ладони. Игнорируя тошноту от горячей жидкости, растекающейся внутри груди, я всё же заставила себя взглянуть на них с вызовом.

Серега рассмеялся, отпуская очередной комментарий:

– У твоей девчонки аппетит что надо!

Марк даже не смотрел в мою сторону, углубившись в созерцание стеклянной столешницы, как будто пытаясь найти в ней точку опоры. Я же, справившись с приступом тошноты, поставила стакан на стол так звонко, что звук будто резанул воздух, и снова бросила вызов взглядом в сторону Сереги.

– Ну что, теперь поговорим?

– Не спеши, – протянул он лениво, взяв со столешницы пачку сигарет.

Он извлек одну, зажав между тонкими губами. Щелчок зажигалки ознаменовал начало ритуала: тугая затяжка, и кончик сигареты тут же раскалился, словно жар из недр ада.

– Давай продолжим, – вымолвил он через сжатые зубы, не вынимая сигареты изо рта. Затем налил очередной стакан до краев и себе плеснул немного виски.

Стакан вновь скользнул ко мне по гладкой поверхности. Я остановила его уже не так ловко, как первый: алкоголь заструился по пальцам и стек на ковер.

«Марка вы так же споили?»— хотела спросить я, но что-то мне подсказывает, что этот тупица успел напиться самостоятельно! А встреча с этой компанией лишь ухудшила его состояние.

– Я больше не стану пить! – объявила я резко.

– Тогда проваливай! И хватит строить из себя мужика! – бросил Серега с насмешкой.

Краска залила мои щеки: то ли от выпитого алкоголя, то ли от злости, бурлящей внутри. Не раздумывая, я взяла стакан и осушила его в три глотка, каждый из которых будто протестовал, заставляя жидкость тут же попытаться вырваться обратно. Противный вкус сильно щипал в горле и заструился каплями по подбородку и шее, просачиваясь внутрь рубашки. Но одежда и без этого стала влажной — я покрылась потом почти мгновенно.

– Белка… ну чего ты… – попытался вмешаться Марк, явно стараясь придать своему лицу трезвый вид, хотя это у него получилось только наполовину.

– Молчи! – рявкнула я сквозь зубы, гневно сверля его замутненным взглядом. – Вечно ты влезешь в какую-то дурь!

– Эх, эти парни… – с удовольствием промолвил Серега. – Никогда не понимают вовремя, во что вляпываются. А когда понимают… уже поздно.

Размытые лица парней сменились пляшущими тенями в моих глазах, комната словно начала уплывать. Огонь в камине двигался нереалистично медленно: языки пламени вырастали и угасали так плавно, что казались чуждыми в этой реальности.

А Серега всё не унимался:

– Единственное спасение для таких, как они – это девчонки. Ты, например, Белка.

Меня вдруг охватила сильная усталость. Тело перестало дрожать, но руки ощущались тяжелыми, словно налитыми свинцом. В желудке больно свело — отравление алкоголем давало о себе знать. Но я старательно убеждала себя и окружающих, что держусь бодро.

– Теперь поговорим? – внезапно спокойным тоном произнесла я, избегая прямого взгляда на Серегу.

Всё вокруг вращалось настолько интенсивно, что казалось: ещё одно неосторожное движение — и я упаду в обморок. Я закрыла глаза на мгновение, надеясь, что это поможет, но легче не стало. Стены передо мной заходили в еще более хаотичный танец. Чтобы хоть как-то сосредоточиться, я устремила взгляд на маленькую точку на столе. Это была капля виски. Резкого, неприятного, вызывающего тошноту виски!

– Нет! – разразился смехом Серега. Краем глаза я заметила едва уловимые движения его рук. – Ты прикольная мадам, правда.… Но эти темы явно не для твоих нежных ушек, Белка.

Я хотела возразить ему – сопротивляться было необходимо хотя бы ради оставшихся сил. Но язык тяжело ворочался во рту, а слова спутались в голове. Единственное, что я могла сделать в этот момент — сжать зубы и надеяться, что внешне мои нервы выглядят сильнее внутренних потрясений.

– Волк! – вдруг окликнул кого-то Серега.

От неожиданности я вздрогнула и посмотрела на них вновь. Человек с подоконника поднялся, и его высокий, внушительный силуэт показался почти пугающим в своей массивности. Серёга даже не взглянул на парня, который подошёл к нему вплотную.

– Составь-ка нашей милой мадам компанию. Ты ведь не против, Марк? - произнёс он небрежно.

Парень лишь махнул рукой, которая безвольно упала на диван.

Кретин!

– Вот и славно, - продолжил Серёга, но его голос звучал для меня словно издалека, уже незначительный и приглушённый,- Уведи ее. Сейчас же! – прошипел Серега.

Темноволосый парень, со смуглым лицом и в кожаной куртке, оказался прямо напротив меня неожиданно быстро. Я не удержалась и чуть пошатнулась, но старалась сохранить равновесие. Собравшись с силами, уставилась на его раскалённый, пляшущий взгляд.

– Только попробуй меня тронуть! - бросила я, едва выдавив это через стиснутые зубы. Все остальные слова беспорядочно путались где-то в голове.

«Волк? Что за странное прозвище? Кто они вообще такие? Чего они хотят?» - целая буря мыслей пронеслась в голове. Скользящий паркет под ногами только усиливал чувство нереальности происходящего:

« Какого чёрта здесь происходит?!»

– Я могу помочь тебе выйти, - прошептал тот самый Волк, приблизившись настолько, что его горячее дыхание коснулось моего лица. – Или заставить…

На мгновение меня охватил страх. Больше всего я боялся за свою жизнь, ведь этот парень своим суровым обликом явно внушал опасность. Казалось, что, если бы он решил схватить меня, мой хрупкий корпус не выдержал бы его силы. Моя решительность и стремление понять, что этим парням надо от Марка, вдруг начали рассеиваться, поскольку виски в моем желудке медленно поднялся вверх, оставляя неприятное ощущение.

Для полного позора именно этого сейчас не хватало!

– Я сама, – ответила я, отчаянно сдерживая желание просто рухнуть на месте.

Очевидно, мой уход выглядел глупо: парни за моей спиной громко рассмеялись, их хохот эхом доносился до двери. Но как только я вышла в коридор, напряжение немного отпустило. Во-первых, свежий, прохладный воздух помог унять вихрь эмоций. А во-вторых, я наконец-то перестала быть объектом унизительных насмешек — хоть какое-то облегчение.

Дверь захлопнулась за спиной. Хотелось бросить всё — убежать прочь, без оглядки, подальше от этого дома, от этой компании, из этих отношений, от этого придурка Марка, который не может постоять даже за себя! Но, я задержалась в коридоре, опираясь рукой о стену. Но даже она предательски качалась под моей ладонью, будто пытаясь сбросить меня обратно в свою хаотичную действительность. Музыка с басами всё ещё звучала где-то вдали, казалось, из другого мира, а противный голос Серёги вновь прорезал тишину из-за дверей. Я уже не могла разобрать его слова — все мои силы были направлены только на то, чтобы стоять и дышать.

Вдох… ещё один.

Я сосредоточилась на крохотной пылинке на ковре перед собой — она будто бы стала моей опорой, единственной точкой равновесия в этом странном водовороте.

«И зачем я вообще позволила себе играть в эту фальшь?» - мелькнула мысль сквозь удушающую тошноту самобичевания. – «Пусть Марк сам разбирается со всем этим дерьмом! С меня хватит!»

Громко выдохнув, я решилась обернуться… и внезапно отскочила от неожиданности. Парень оказался прямо за моей спиной, его присутствие было настолько бесшумным, что я совершенно ничего не заметила. Моя реакция, кажется, развеселила его — на лице мелькнула едва уловимая улыбка, напомнившая мимолётный отблеск.

– Всё хорошо? – спросил он низким, бархатным голосом.

Я с трудом проглотила комок в горле, неожиданно поняв, что этот ком возник не из-за внезапного появления этого парня, а скорее от выпитого алкоголя. Неприятное чувство разлилось по гортани, пока стены вокруг меня начинали вновь танцевать в хаотичном ритме. Взор скользнул на смуглое лицо с янтарными глазами, мерцающими в полумраке.

– Хорошо, – тихо ответила я, голос звучал неуверенно, я схватилась за голову, в отчаянной попытке удержать свой разум,– Наверное.

Он сделал шаг в мою сторону, и это вызвало у меня рефлективное желание прижаться к стене. Его присутствие было ощутимым — жарким, как раскаленная печь. Обжигающие мурашки пробежали по моей спине, застыв где-то у основания черепа.

– Что предпочитаешь? – спросил он, не отворачивая внимательного взгляда. – Ещё выпьем? Поговорим? Потанцуем?

– Я не буду с тобой танцевать! – пролепетала я, пытаясь придать голосу хоть немного твердости, но он звучал растерянно, пьяно.

– Жаль, – парировал он с искренностью, от которой у меня съежилась все внутренности. – Ты бы не пожалела…

Его дыхание обжигало мой лоб, заставляя меня непроизвольно задрать подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза. Это движение будто всколыхнуло всё внутри, вызывая дрожь. Мгновение он изучал мои глаза, словно искал ответы на невысказанные вопросы. Потом я ощутила его руку на своей пояснице, а затем и на своем плече – сильные и горячие пальцы удерживали меня от падения, ведь собственные ноги уже подводили.

– Ты явно перебрала с алкоголем…

Я попробовала изобразить злобную улыбку на своем лице.

– Иди ты…

Он снова скользнул по мне взглядом:

– К черту, я так понимаю? – я крепко сжала губы, сдерживая то отвратительное чувство, которое бурлило внутри меня, в то время как он криво ухмыльнулся. – Ты хоть идти можешь?

Вместо ответа я резко отпрянула, словно в панике. Его руки оторвались от меня, оставив за собой странное ощущение – волна прошла по всему телу, от кончиков пальцев до корней волос. Желание вернуть эти руки было почти болезненным, терзающим меня изнутри.

Сделав попытку шагнуть вперед, я вновь пошатнулась и оказалась в его объятиях. Между нами оставалось всего несколько миллиметров, а его янтарные глаза сияли в темноте, как огоньки невидимого мира. Его грудь была твердой и обжигающе горячей; руки одновременно сильные и удивительно нежные – такие нежные, что мне стало трудно дышать, словно воздух исчез.

Будто угадав мои мысли, он мельком улыбнулся:

– Дыши хотя бы.

Я послушно вдохнула полной грудью, но этот вдох тут же вызвал бурю внутри меня.

– Уоу! – пропел он шутливо и, легко подхватив меня на руки, добавил,– Только не испорти ковры!

Я беспомощно обмякла в его сильных руках, наблюдая, как стремительные шаги несут нас через коридор. Музыка становилась громче – каждая нота звучала фоном к моему внутреннему хаосу. Вскоре потолок гостиной мелькнул перед глазами, снова поднимая тревожной волной алкоголь. Я сжала рот ладонями.

– Расступись! – громко приказал он толпе, удивительно радостным голосом, проворно проскользнув сквозь её густую массу, – А ты не вздумай сделать это на меня!

Я прижала ладони ко рту сильнее, отчаянно пытаясь справиться с порывами подступающей рвоты.

Всё стало происходить так быстро: вспышка хрустальной люстры над холлом; дверь туалета распахнулась; яркий свет лампочек залил красный потолок уборной; щелчок завертки оповестил об одиночестве внутри маленькой комнаты. Я оказалась на полу перед унитазом – символом моего личного позора.

«Браво, София», - мысленно укорила я себя. - «Это самое ужасное, что ты могла сделать!»

Желудок сжался и разжался в мучительном ритме, выдавая наружу всю мерзость внутреннего беспорядка. Я была уверена – от одного взгляда на происходящее меня снова могло вывернуть наизнанку, поэтому я жмурилась. Я чувствовала, как отвращение разрывает меня изнутри: желудок извергался, словно готов был выпустить какую-то неведомую тьму. Неожиданно я ощутила, как чьи-то теплые пальцы аккуратно собирают мои кудри, поддерживая их на затылке.

– Не смотри, – простонала я сквозь рвущийся рвотный рефлекс. – Пожалуйста, не смотри…

Парень рассмеялся, будто все происходящее забавляло его.

Он присел рядом, так близко, что мне захотелось провалиться сквозь кафельный пол уборной. Пусть даже в самые жуткие глубины ада — только бы он не видел меня в таком состоянии.

— Я и не такое видел, дорогуша, — произнес он.

Голос его показался мне слишком мягким для человека с кличкой Волк. Я зажмурилась, чтобы вновь не встречать реальность: его смуглое лицо с трудом сочеталось с таким ласковым и почти бережным тоном.

— Не переживай, — продолжил он, поглаживая мою голову или поправляя волосы, я так и не смогла понять. — Никому не скажу о нашей милой встрече в туалете.

Его слова звучали как издевка, но это было удивительно тепло, по-своему приятно. Желудок снова болезненно сжался, и изо рта вышло что-то тошнотворное. Все это время парень оставался со мной, аккуратно придерживал мои волосы, пока я находилась у белого фаянсового «спасителя».

Единственный вопрос сверлил в моей голове:

Почему он здесь? Почему помогает?

Последнее, что запомнилось — поток воды в унитазе смывал все следы моей слабости в канализацию. А затем теплые руки бережно взяли мое лицо, и он обтер меня влажным полотенцем. После этого меня окутала темнота: тишина, спокойствие и беспечность стали моими единственными спутниками.

Глава 4

Голова раскалывалась на части, словно внутри устроила пляски целая рок-группа, а во рту… боже, да там, кажется, кто-то забыл старые ношеные носки! И вообще, проснулась ли я? Открыть глаза – это как добровольно взглянуть в недра ада и ослепнуть от блеска костров! Страшно и неимоверно больно. Под спиной – нечто, напоминающее пыточный станок инквизиции, а не кушетку. Явно лежу в позе креветки-переростка, потому что при попытке перевернуться ноги взбунтовались и сыграли мне «Лунную сонату» судорогой.

— Ауч! — просипела я, словно старый сломанный аккордеон.

В голове, как назойливые мухи, замелькали обрывки вчерашнего хаоса. Вечеринка, этот мерзкий «виновник», пьяное лицо Марка, высокомерная ухмылка Серёги, а потом… этот тошнотворный виски! Стены коридора, словно пьяные матросы, плясали передо мной, следом… смуглое лицо парня с глазами цвета янтаря, кошмарная уборная, белый фаянсовый трон… Бррр!

Веки задрожали, как сломанные крылья бабочки, и вот, наконец, сдались и распахнулись. Серый, тоскливый день ударил в глаза, будто кувалдой. Я заморгала, как крот, вылезший из норы, пытаясь понять, где же я, собственно, нахожусь.

Салон старенькой иномарки приветливо отозвался скрипом сиденья, когда я попыталась принять вертикальное положение. Схватилась за край, как утопающий за соломинку, иначе рисковала вновь рухнуть в мир грёз. Казалось, машина плывет по волнам, а я вместе с ней, и предательский желудок снова закрутило в бараний рог. Впрочем, тошнить было нечем, он был пуст. Я поняла это по его жалобным стонам.

Сфокусировав взгляд, я поняла, что точно в машине. За окнами – мрачный, депрессивный лес, окутанный туманом, словно привидением, а с другой стороны – такое же унылое серое небо. И прямо у капота, облокотившись на машину бедром, стоит темная фигура в кожанке. Да это же!.. Его силуэт не просто знаком, он подозрительно знаком!

Я поморщилась, вспомнив, как прижималась к его груди, пока он тащил меня куда-то. Это было между приступами рвоты и галлюцинациями. Или между галлюцинациями и бредом? Сейчас и не разберешь!

И тут в голову пришла гениальная мысль – а что если тихо смыться? Встречаться с ним сейчас было, как прыгать в прорубь без штанов! Его смешки и едкие комментарии, а еще этот жгучий стыд, который уже сейчас заставляет щеки пылать адским пламенем. Оценив обстановку, я увидела проселочную дорогу, заросшую травой, по которой явно проехала только эта машина. За дорогой – стена леса, мрачная и непроходимая. Она начиналась где-то там, а заканчивалась еще дальше. Конечно, можно попытаться сбежать. Возможно, мне даже удастся сделать это бесшумно. Прокрасться вглубь леса, но как потом выбраться? И где я вообще, черт побери?

План побега испарился, как дым, поэтому пришлось открыть дверь машины и попытаться сохранить остатки достоинства, вывалившись наружу.

— О! — воскликнул Волк и взглянул на меня через плечо. — Спящая красавица проснулась!

Он сделал глоток пива из горлышка и снова принял свою позу «крутого парня», устремив взгляд вдаль. Туда, где под серым небом пряталась гладь небольшого, на удивление спокойного озера. Мы стояли у обрыва, метров пять высотой, наверное. Хотя какое там «наверное», для меня сейчас все – сплошной сюр!

— Который час? — спросила я осипшим голосом.

Парень театрально вскинул руку и уставился на запястье, где, разумеется, не было часов:

— Без четверти… утро! — заключил он, наслаждаясь своей остроумностью.

Я так грохнула дверью, что Волк аж подскочил. Он одарил меня взглядом, полным немой угрозы, но потом, видимо, вспомнив мое состояние, промолчал, лишь уселся на капот машины в прежней позе, скрестив ноги.

Обогнув авто, держась за него, как за спасительный круг, я остановилась в метре от него. В груди поднималась волна беспокойства. Он и я, в какой-то глуши. А если вспомнить, что он из шайки этого мерзавца Серёги, становится совсем тоскливо.

— Где мы?

Парень неохотно поднял на меня свои янтарные очи, не поворачивая головы. Всем своим видом демонстрируя мне свою надменность.

— У старой дамбы, — отозвался он. — И сейчас девять утра.

— Что?! — возмутилась я. — Черт!

Я судорожно полезла в задний карман брюк за телефоном, но там была лишь дыра в кармане мироздания. Обшаривая остальные карманы, продолжала тараторить:

— Мама… она, наверное, волнуется.… Где этот проклятый телефон?!

— У меня, — как ни в чем не бывало, ответил парень, уставившись на меня в упор, и я замерла. Он разглядывал меня с нескрываемым интересом, но в его лице была какая-то грусть. Впрочем, вскоре в глазах снова заиграл прежний огонек:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пиздец ты забавная…

Для меня это звучало скорее оскорблением, чем комплиментом. Я плотно сжала зубы, что бы ни высказать ему свое отвращение, по поводу этой омерзительной брани. Четко знала — вряд ли ему есть дело для культуры общения!

Он вытащил из кармана мой старенький кнопочный телефон и протянул мне:

— Можешь не волноваться, я её успокоил…

Я, как параноик, повертела его в руках. И, правда, это был мой телефон. Но меня меньше всего тревожило то, что ему пришлось ощупывать меня, прежде чем вытащить его из заднего кармана моих штанов. Нет, это конечно то-же, но меня захватило ярое возмущение:

— Что ты сделал?!

— Я не мог пропустить её сто двадцать третий звонок,… поэтому мне пришлось ответить.

Он приподнял темные брови, глядя на меня как на редчайший вид идиоток.

— Господи! — простонала я. — Какой-то бред!

Я схватилась за голову, пытаясь остановить невыносимую боль и мысли, которые метались, как бешеные тараканы.

— И что… что ты ей сказал? — я уставилась на парня с ужасом.

Он не поворачивался ко мне, но я видела, что он, даже не поворачивая головы в мою сторону, за мной наблюдает. На его смуглом лице снова появилась издевательская ухмылка. Хотелось отвесить ему такую оплеуху, чтобы он навсегда забыл, как насмехаться над такими, как я.

Наконец-то он соизволил ответить:

— Если ты про вчерашний ахуительно дивный вечер, то нет, я не сказал, что ты обнималась с унитазом! — в раздражении от его слов я зажмурилась, — Я убедил её, что ты развлекаешься с подружками, и что у тебя все хорошо. А еще я обещал тебя доставить домой. Кстати, она пришла с ночной смены и просила тебя не хлопать дверью.

Мама, как всегда, в своем репертуаре!

Я шумно выдохнула. Волк повернулся ко мне, но я не могла смотреть ему в глаза. Во мне боролись противоречивые чувства: обида за вчерашнее унижение, благодарность за неожиданную помощь, а в итоге – бешеная ярость, не пойми на кого!

— А вообще, Ира даже прикольная…

— Ира? — взвыла я, меня будто кипятком ошпарили.

Да как он вообще посмел знакомиться с моей мамой без моего согласия, да еще и фамильярничает, как будто они тысячу лет знакомы?! Я уже вся кипела от праведного гнева, готова была извергать пламя, но тут он меня добил:

— Кстати, кажется, я ей понравился…

Я так плотно сжала зубы, что они скрипнули. В его янтарных глазах плескалась самовлюбленность. Да, этот парень явно знает себе цену! А еще он не прочь выпятить всю свою харизму напоказ, что сейчас действовало на меня раздражающе.

— Да ну! — выплюнула я. — Моей маме никогда не нравились подонки.

— Я могу быть милым, — его брови поползли вверх, и он вновь улыбнулся.

— Даже оставаясь придурком?!

Он подался вперед, и я замерла. Наконец, его самодовольное лицо сменилось тенью ярости. Мои руки в секунду намокли, но я мужественно смотрела прямо в его лицо.

— Ты чертовски маленькая, чтобы быть такой раздражающей! — сквозь зубы процедил он.

— Не могу сдержаться, когда вижу самовлюбленных ослов, — продолжала язвить я.

Казалось, его терпение достигло предела. Грозная, внушительная фигура оторвалась от машины, становясь еще более угрожающей. Он уверенно шагнул ко мне, и тело сработало раньше, чем разум успел вмешаться. Хлоп! Моя ладонь резко встретилась с его щекой, заставив его голову дернуться в сторону. Напряжение, словно волна, прошлось по его лицу: мышцы на скулах напряглись, а под кожей на висках проступили вздувшиеся вены. Я замерла на мгновение, осознавая последствия сделанного. Его глаза вспыхнули: то ли желанием ответить, то ли чем-то куда более пугающим.

С дрожью снова попыталась ударить, но его реакция опередила мои намерения — он перехватил мою руку с такой стремительностью, что я не успела даже выдохнуть, лишь в удивлении приоткрыла рот. Его взгляд стал хищным: зрачки сжались до точки, а янтарный цвет глаз будто растаял в кипящем гневе. Я часто заморгала, чувствуя свою слабость. Не только физическую — перед его мощной фигурой — но и душевную, словно страх раскрыл слабые места внутри меня.

— Больше! Никогда! Так! Не делай! — отчеканил он каждое слово с особой интонацией и отбросил мою руку.— Поняла меня?

Я закивала. Быстро и решительно. Он еще немного смерил меня пронзительным взглядом, полным неприкрытого гнева. Цвет его глаз был сейчас ярче, словно кто-то включил подсветку. Я не могла оторваться. Даже, несмотря на мой страх, их невероятная глубина затягивала, обескураживает, лишала дара речи. Разгадать тайну этих янтарных глаз было не под силу. Я лишь терла запястье в том месте, где её сжимала твердая хватка его пальцев. Волк снова уселся на капот и сделал два уверенных глотка пива.

Возможно, я бы продолжила его «доставать», но мне стало и правда страшно. Я совсем не знала этого парня и то, на что он способен. Но отчего-то внутри была уверенность, что бояться его не стоит. Во всяком случае, пока мой язык находится за плотной стеной зубов. И не дай бог мне снова его открыть….

Парень выудил из кармана помятую пачку, словно фокусник кролика из шляпы, и цинично воткнул сигарету между губ. «Чирк!» – зажигалка взбунтовалась, высекая искры, и от первого затяга его передёрнуло, как от удара током. Дым вырвался наружу серым драконом, а он втянул новую порцию никотина с такой жадностью, будто это был последний глоток кислорода в тонущем батискафе. Затяжка следовала за затяжкой, нервные, как дёргающийся глаз, резкие как удар хлыста. Казалось, он пытается выкурить весь свой гнев на мою пощечину, и, судя по его виду, сигарет в пачке явно не хватит.

Поморщилась, ощущая запах табака и снова вспомнила о маме. Наверняка волнуется. Достала мобильник, но экранчик вспыхнул прощальной надписью: «Goodbye», оставляя меня без связи с миром.

— Черт! — сказала я и зажмурилась. — Мама меня убьет…

— Поверь, твоя мама сейчас спит, как младенец, — Волк усмехнулся, глядя мне в лицо так, словно пытался просканировать мои мысли. Спустя минуту он отвел взгляд к озеру, продолжительно затянулся и, не выдыхая дым хлебнув пива, тихо произнес:

— Я умею убеждать людей!

И он выпустил изо рта облако дыма прямо мне в лицо. Я поморщилась. Никогда не переносила этот отвратительный запах. Даже не стала пробовать, когда Дашка с Веркой решили заделаться курильщицами. Их хватило ненадолго — сделали пару затяжек, и мои самоотверженные подружки задыхались от кашля. В другой ситуации я бы точно высказала этому самовлюбленному ослу все, что думаю, но сейчас... Мне было страшно даже открыть рот.

Я оперлась спиной о дверь машины, почувствовав прохладный ветерок гонящий прочь противный запах табака и задувающий под тонкую рубаху. Только сейчас поняла, что на мне не было куртки. По коже побежали мурашки. Внутри же, наоборот, все горело. Я хотела было осмотреть салон, но вдруг услышала его низкий голос:

— Не успел прихватить, когда тащил тебя до машины, — он протянул мне свою бутылку, — Будешь?

Я противно сморщилась, а он расхохотался. От состояния похмелья меня передёрнуло. А тошнотворный вкус выпитого мной алкоголя вырвался из недр желудка. Я приложила руку к животу, пытаясь облегчить боль.

— Правильно, — сказал Волк, глубоко затянулся и легким движением пальца отправил окурок в сторону. На этот раз он выпустил дым совсем в другом направлении. Возможно, он догадался, что мне это не по душе, хотя было бы странно думать, будто он действительно обо мне беспокоится. Парень повернулся ко мне вполоборота: — Тебе не стоит больше пить.

По звуку его голоса я поняла, что говорил он вполне серьезно. Но, я могла лишь гадать, что происходит в его голове. Создавалось впечатление, что за образом тупого качка скрывается вполне разумный человек. Возможно, этот парень действительно лучше, чем, кажется на первый взгляд, если, конечно, не обращать внимания на его грубое поведение и крепкие выражения. Даже страшно представить, что он там насмотрелся, сидя со мной в туалете, и потом…

— И почему ты не оставил меня там? — спросила я, удивившись спокойствию своего голоса.

— А кто бы следил, чтобы ты не захлебнулась в рвотных массах?

Когда он взглянул на меня, в омуте его глаз плескалось нечто похожее на… волнение? Неужели за меня?!

Моментально вспыхнув, словно новогодняя ёлка, я спрятала лицо за занавесом своих непокорных русых кудрей, которые, по пророчеству вездесущей Верки, к утру превратятся в «жалкие сосульки». Да какая разница, если сейчас голова трещала от воспоминаний о том, как этот парень тащил моё полуживое тело на руках, а потом героически высиживал со мной в машине, пропахшей коровником!

— И… что было дальше? — пролепетала я, запинаясь на каждом слове.

— Ха-ха! — громыхнул Олег, — Ну, для начала, пришлось устроить моей тачке внеплановый spa-день на автомойке. Спасибо, что хоть «украсила» ее желчью, а не чем-то похуже!

Меня передёрнуло от одной мысли об этом «перформансе». Дрожащими пальцами я заправила прядь волос за ухо, наивно надеясь, что он не заметит, как я, словно спелый помидор, наливаюсь краской стыда.

— Ну и…что потом? — повторила я, словно заевшая пластинка.

Он повернулся ко мне, и лицо его скривилось так, будто я предложила ему съесть протухшую селедку.

— Думаешь, я тебя трахнул?

Меня кольнуло то ли раздражение, то ли обида.

— Н-нет, — дрогнул мой голос, и я вновь тонула в янтарной бездне его глаз.

— Пьяные девицы – не мой контингент! — процедил он с неприкрытым отвращением. — А вообще-то, ты могла бы спасибо сказать!

— Спасибо, — выпалила я, прежде чем успела подумать.

— Так-то лучше, — фыркнул парень.

Он навис надо мной, словно хищник, и мысль о том, чтобы ударить его, куда-то исчезла. Не потому, что он мог перехватить мой удар — вовсе нет. Моё тело против воли ослабло и расслабилось, будто лишённое всякого сопротивления. Всё, что я смогла сделать — как загнанная в угол мышь, прижаться к дверце машины, ощущая себя героиней второсортного триллера о маньяке. Место для убийства, мягко говоря, располагало.

— Боишься? — прошептал он, обжигая мое лицо своим горячим дыханием. В нос ударил мужественный аромат: табак, сандал и ещё что-то приятно-терпкое, даже дурманящее. Я громко заглотила нервный ком, а Волк расплылся в самодовольной улыбке,— Отлично!

Неожиданно во мне проснулся грамм мужества, всего лишь грамм, который позволил мне чуть слышно прошептать:

— Если ты ко мне прикоснешься, то…

— То? – переспросил Волк, явно наслаждался моим испугом. Глубина его глаз стала запредельной. Губы изогнулись в подобии улыбки, — Изуродуешь меня своим макияжем?

Щеки моментально вспыхнули.

— В пятом классе я ходила на карате, так что…

Усмешка скользнула по его губам, и тут я поняла, как жалко и по-детски прозвучала моя угроза. Я вздрогнула, когда он достал из кармана бутылку воды. Быстро открыв ее, он смочил ладонь и, поставив бутылку на капот, прижал свои обжигающие и влажные руки к моим щекам, вытирая нижние веки. Его касания были нежными, призрачно нежными, на самом деле я четко чувствовала, какая сила скрывается в этом теле.

— Ты прям Кунг-фу Панда, — пробормотал он, глядя на меня сверху вниз, пока стирал остатки туши под моими глазами. — Вот, кажется, так лучше…

Ещё несколько секунд он прожигал меня взглядом, а потом отпрянул, схватил бутылку пива и, отвернувшись, присел на капот. Его длинный глоток пива помог мне прийти в себя. Пелена его гипнотического взгляда рассеялась, и я жадно вдохнула свежий воздух леса, смешанный с ароматом воды.

Я судорожно пыталась вдохнуть воздух, стараясь собрать мысли и привести их в порядок. Во-первых, его глубокий, почти гипнотический взгляд обладал какой-то неуловимой магией, которая удерживала меня как на привязи. Во-вторых, каждая его реплика, каждая хитроумная усмешка раздражали меня до глубины души, пробиваясь куда-то сквозь барьеры терпения. И, наконец, в-третьих — этот парень явно не желал мне навредить – если бы хотел, он давно бы это сделал. И, не смотря на охватившее меня раздражение и физическую усталость, я неожиданно почувствовала тепло – мягкое, почти утешающее.

Его прозвище «Волк» подходило идеально: внешний вид упрямо твердил о скрытой угрозе, что таилась за его мощными плечами. Но страх никак не приходил; напротив, это ощущение таинственности лишь притягивало. В памяти всплыли моменты, когда его руки поддерживали мои волосы во время моего извержения алкоголя в унитаз или нежно касались моих щёк. Эти воспоминания стерли остатки обиды и наполнили душу легкой благодарностью, пробудив что-то трепетное внутри меня.

Я не хотела нарушать молчание, но вопрос сорвался с губ:

— Почему Волк?

Парень одним глотком допил пиво и швырнул бутылку в кусты.

— Олег Волков, — сказал он, протягивая мне руку.

Я еле сдержала смех. Щёки заходили ходуном.

— Что? — возмутился он.

— София Белкина, — сквозь смех ответила я, пожимая его руку.

Он засмеялся вслед за мной. Как братья по несчастью, мы стали жертвами собственных фамилий.

— Теперь понятно, почему Белка, — ухмыльнулся Олег, и я замерла.

Сказать, что он был симпатичным – это ничего не сказать. Он был чертовски привлекательным! Это я заметила еще в каминном зале особняка моего парня.

«Моего парня…» – эхом отозвались мысли. Образ пьяного Марка в компании отвратительных дружков Олега отбил всякое желание спасать этого идиота. - «К черту его авантюры!»

Впервые я поняла, что не хочу больше быть причастной к его жизни. Слишком долго я играла роль матери Терезы, в надежде спасти наши отношения, точнее то, что от них осталось. А что от них собственно осталось? Только лишь едкое чувство раздражения и неумолимое желание при встрече плюнуть ему в лицо. Розовые очки, сквозь которые раньше я еще пыталась найти в Марке прежнего парня, того, кого, мне кажется, любила, разбились вдребезги.

— Какой же он кретин…

— Надеюсь, ты про своего парня, — усмехнулся Олег.

Я молча кивнула, зная, что он смотрит на меня и зажмурилась. Его взгляд я улавливала даже закрытыми глазами. Он смотрел на меня внимательно, ожидая моего ответа, но у меня не было сил.

— Тебе стоит пересмотреть свои отношения с ним, — равнодушным голосом сказал Олег, — Марк ебла….- он не закончил, уловив мой неодобрительный взгляд на его ругательств, а потом перефразировал,- Кретин, это видно по его физиономии. Да и ведет себя, если честно, по меньшей мере, странно…

Усмешка тронула мои губы:

— Сказал парень, который всю ночь спасал незнакомую девчонку от смерти в её собственной рвоте!

Олег весело рассмеялся и снова отпрянул от капота. Машина качнулась, освобождаясь от веса его тела.

— Знаешь, а мне даже понравилось, — заявил он, привлекая мое внимание, — Было в этом что-то… забавное… — я бы долго смотрела в его глаза, где янтарный блеск затмевала тень какой-то особой нежности. Но его голос тронула зловещая нотка, — Забавное и одновременно бесячее, — резко оборвал он мое гипнотическое состояние, — И если я еще раз увижу тебя в таком состоянии, тебе не поздоровится.

Я усмехнулась его угрозе. Она звучала даже мило.

— Я серьезно!

Я прикусила губу, тайно надеясь, что следующего раза не будет, ведь вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся! В этот момент я почувствовала нечто похожее на грусть. Но, быстро затолкнув ее обратно, лишь нахмурилась собственным нелепым чувствам по отношению к незнакомцу. Хоть и спасшему меня от позорной смерти, но все еще он оставался одним из тех парней из мерзкой компании еще более мерзкого Сереги.

Олег сверлил меня взглядом пару минут, но вдруг произнес:

— Готова ехать?

— Да, — ответила я, а он уже обошел машину и ловко запрыгнул на водительское сиденье.

Я оглядела озеро и свинцовое небо, отражающееся в мерной глади воды.

Несмотря ни на что, в душе царило странное спокойствие и умиротворение, которое было совсем несвойственно моему характеру, я отважно решилась запрыгнуть в авто. Когда села в машину, Олег завел двигатель и резко тронулся с места. Всю дорогу мы ехали молча. Мне хотелось знать, о чем он думает, так внимательно смотря сквозь лобовое стекло, но я не решалась спросить.

В памяти всплыл эпизод: Олег вытаскивает меня из машины на той самой мойке. И, кажется, тогда я назвала его… милым?

«Господи», — мысленно взвыла я, — « Я больше никогда так не напьюсь! НИКОГДА!»

Мы доехали до моего дома, и сперва я даже не поняла, где мы находимся. Мне пришлось оглянуться по сторонам, чтобы понять, что мы на месте. Серая пятиэтажка неприветливо смотрела на меня темными окнами. Я подняла взгляд на окна своей квартиры, надеясь, что мама все еще спит, как уверял Олег, а не мечется по дому в панике, ведь ее несовершенная дочь все еще пропадала где-то с совершенно незнакомым парнем…

— Как ты узнал мой адрес? — спросила я.

Олег, вскинув брови, посмотрел на меня, и я готова поклясться, что в его глубине мне замахали сотни чертенят.

— Я же говорю, что понравился твоей маме…

Не стоило спрашивать дальше. Мама точно выложила ему всю информацию. Это было вполне в ее духе. За всем ее огромным умом и сообразительностью все еще прятался наивный ребенок, готовый довериться первому встречному!

Олег не отводил своего взгляда, и он был очень внимательным. Словно бы он искал ответы на свои вопросы. Находил ли он их в моем лице? Сомневаюсь, ведь спустя секунду он нахмурился.

Я заморгала, собираясь с духом. Внутри щемило от тревоги. Увидимся ли мы еще? Будет ли у меня возможность поблагодарить его еще раз? Ведь он спас меня…

— Спасибо, — прошептала я, отворачиваясь.

Дрожащими пальцами я ухватилась за дверную ручку, надеясь поскорее смыться — не столько от него, сколько от хаоса собственных мыслей. Но так и не успела выйти, как почувствовала его руку на своём запястье. Рывком он притянул меня к себе, так близко, что казалось, наши носы вот-вот столкнутся. Сердце застучало так мощно, будто пытаясь вырваться наружу. Каждый волосок на моём затылке поднялся, предупреждая о приближающейся буре.

Олег, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Его взгляд стал таким глубоким, что казалось, он проникает прямо в душу. Я не просто чувствовала это — каждая клеточка моего тела откликалась на его присутствие. Я ощущала всё: его завораживающий взгляд, жаркое дыхание, которое оказалось так близко, почти касаясь моих губ. И вдруг он усмехнулся.

— Спасибо и всё?

Я сглотнула ком в горле, снова почувствовав тошноту.

— Недавно этого хватало, - неуверенно ответила я.

— Недавно, — кивнул он, и просиял, растягивая губы шире, — Но я тут подумал, что такому самовлюбленному ослу, как я, этого недостаточно.

Я нервно забегала глазами по его лицу, ища ответ.

— И что тебе надо? — вырвалось у меня.

На мгновение мне показалось, что он выкатит мне счет за мойку автомобиля и попросит еще сверху за эту бессонную ночку, но то, что я услышала дальше, меня всколыхнуло:

— Свидание, — недолго думая, ответил он.

— Свидание? — нелепо переспросила я.

— Ага, — кивнул он. — Это самое малое, чем ты могла бы меня отблагодарить…

Мне пришлось зажмуриться, ведь волна мурашек от его прикосновения достигла головы, в которой кружили уже миллионы отговорок, самая нелепая из которых была:

«У меня есть парень…»

И видимо, эта мысль отразилась у меня на лице, потому что парень тут же вымолвил:

— Отказы не принимаются, Белка, — хватка его огненных пальцев усилилась. — Я заеду в понедельник вечером. В шесть. — Он подался вперед, еще ближе, обжигая мое лицо дыханием. Я отчаянно зажмурилась, — И если ты вздумаешь построить другие планы... я из-под земли тебя достану.

Каждое его слово ставило обжигающее клеймо на моем лице. И я должна была почувствовать хотя бы ярость за его самодовольство, но вопреки всему я чувствовала лишь трепет и громкий стук своего сердца, отзывающийся в ушах. Когда я решила посмотреть на него, в глазах парня по-прежнему скакали приветливые чертики, размахивая мне факелами, словно я была десертом на их славном дьявольском пиру.

— Помни, я знаю твой адрес…

И как только хватка его пальцев ослабла, я вылетела из машины, как пробка, дрожащими ногами пересекла площадку до подъезда. Я долго искала ключи от дома в карманах брюк, и все это время чувствовала его прожигающий взгляд у себя на спине, словно он был прямо за ней. Но обернуться я не могла. Мне было страшно понять, что он действительно рядом. Страшно вновь погрузится в омут его глаз.

Звук домофона, и я внутри. Меня встретила плесневелая вонь странного подъезда, но я была этому рада как никогда. Голова ходила ходуном, словно у пьяного акробата, а причину я улавливала, как радиосигнал из другой галактики – еле-еле.

Немного пошатавшись в подъезде, я, словно реактивный заяц, взмыла на свой этаж и, как ниндзя в тапочках, бесшумно открыла дверь квартиры, стараясь не разбудить даже домового, и так же бесшумно закрыла ее за собой.

И тут меня накрыло! Тишина квартиры обрушилась водопадом, а мысли, эти маленькие предатели, разбежались по всем углам, играя в прятки и хихикая надо мной. Единственно, что я понимала — этот парень принесет мне одни проблемы!

Глава 5

Я вынырнула из комнаты, словно задыхаясь от долгого заточения, едва заслышала, как проснулась мама. Сердце забилось тревожной птицей в груди.

— Привет,— прошептала я с опаской, наблюдая, как она трет заспанные глаза, пытаясь прогнать остатки сна.

— Доброе утро, Соф,— пробормотала она, переводя взгляд на кухонное окно, — Или вечер… — тихая усмешка тронула ее губы:

— С этой работой я совсем потерялась во времени…

— Мам, я…

— Стоп,— мягко остановила меня мама и приоткрыла дверь ванной. — Сначала душ, зубы, все такое.… А потом я буду готова услышать все твои объяснения!

«Ясно…»— пронеслось в моей голове с грустным эхом, но я лишь кивнула, провожая взглядом ее удаляющуюся фигуру.

Она скрылась в маленькой ванной комнатке. Вскоре послышался шум льющейся воды, а затем – тихое, воодушевленное мамино мурлыканье. Я понимала, что она переживала гораздо сильнее, чем пыталась показать, и это ее спокойное принятие моих проделок неизменно становилось для меня спасением, тихой гаванью в бушующем море моих проблем.

Вспоминается, как однажды я разбила стекло в классе истории – не нарочно, конечно. Просто Вахрин так достал своими нудными лекциями, что мне почему-то показалось отличной идеей надеть ему на голову этот проклятый глобус. И, как закономерный итог, он увернулся, а глобус, описав дугу, с грохотом вылетел в окно, оставив зияющую дыру в прозрачной глади стекла. Тогда мама спасла меня от гнева историка и от отчисления из школы, которым грозилась завуч. Я ждала дома взбучки, но ее снисходительность меня поразила. Слишком добрая она была для матери такого несносного подростка, как я. А теперь, когда мои проделки закончились ночевкой вне дома с совершенно незнакомым парнем, я впервые почувствовала себя настоящим дьяволом, причиняющим столько боли этой милой, бесконечно доброй женщине.

Мне невероятно повезло с ней,… а вот ей со мной… в этом я совсем не уверена!

Мама вышла из ванной, обмотав полотенце вокруг головы, словно тюрбан, а я, бросая на нее панический взгляд, нервно теребила края кухонной салфетки, ожидая ее материнского приговора.

— Ну-у,— протянула она словно напев, и уселась напротив меня на табурет, второй и последний в нашей крохотной кухне, где едва ли помещалось что-то, кроме кухонного гарнитура, двух табуретов и маленького обеденного стола.

— Прости,— прошептала я, стараясь смотреть куда угодно, только не в ее глаза. — Больше такого не повторится…

— Софи,— позвала она меня ласково, как в детстве, но я съежилась от жгучего чувства вины, думая, что недостойна ее любви и нежности. — Я знаю, что ты напилась…

От неожиданности я даже вздрогнула.

— Нет, мам!— запаниковала я. — Нет, я не…— но, увидев ее взгляд — всезнающий, проницательный, говорящий «врать бесполезно», я сдалась:

— Да, я напилась,— простонала я почти плача. — Но я не хотела…

— Угу,— кивнула она в ответ.— Это понятно…

Внутри все сжалось в комок отвращения, который я испытывала по отношению к самой себе.

— Знаешь, я почти поверила тому парню,— она вскинула взгляд к потолку, в котором, кажется, выискивала ответ. — Олег, кажется. Да, Олег! — я предельно внимательно смотрела в ее лицо, не понимая, что сейчас будет.

Мне казалось, я должна получить от нее как минимум тапком по пятой точке, но она, кажется, была слишком спокойной, чего я явно не ожидала. А мама продолжила:

— Но я слишком хорошо знаю свою дочь, которая бы не стала веселиться со своими подружками на очередной вечеринке своего парня, будучи в трезвом уме…

И это была правда! Мама слишком хорошо меня знала! Так хорошо, как, кажется, я даже себя не знала. Это позволило мне выдохнуть.

— И давай пропустим тот момент, где я ругаю тебя за эту выходку и перейдем сразу к сути,— я лишь кивнула на ее предложение. — Так что произошло, Софи?

И я, вдруг сама не ожидая своей искренности, поведала матери всю историю вчерашнего вечера и этого утра. Хотя про утро я зря ей рассказала, ведь она смеялась так, как, казалось, никогда прежде.

— Кунг-фу Панда? Серьезно?..— спросила она, едва сдерживая смех между моими словами.

Я сперва не поняла, что может быть смешным в том, что твоя несовершеннолетняя дочь проснулась в машине какого-то незнакомого парня где-то на отшибе города, но вдруг сама рассмеялась нелепости всей ситуации. И меня отпустило!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Олег определенно нравится мне еще больше!— вдруг заявила она и встала, потому что чайник прерывисто заскулил, высвобождая пар через узкий носик. — Ты должна нас познакомить!

— Нет,— быстро оборвала я, и мама вскинула на меня взгляд, в котором плескалось непонимание. — Он не такой милый, как ты считаешь!

Но мои слова звучали неубедительно, возможно, я пыталась ими переубедить себя саму, ведь весь этот день после нашего прощания я только и делала, что собирала его образ по частям и пришла к выводу, что он определенно мне нравится!

Мама поставила две чашки чая на стол, одну из которых подвинула ко мне, и вновь уселась напротив.

— Дочь,— позвала она меня, и я вскинула на нее взгляд уставших глаз. — Пора бы уже вычеркнуть Марка из своей жизни и идти дальше…

Я прикусила нижнюю губу и открыла рот, чтобы вновь по инерции начать защищать своего парня, но мама меня перебила:

— Знаю, что ты скажешь! Марк – часть твоей жизни, и я должна смириться с твоим выбором, и я смирюсь, обязательно смирюсь, если сейчас ты скажешь мне честно, что ты счастлива…

Мой долгий взгляд блуждал по ее лицу, выискивая в нем правильный ответ. Брови матери вдруг поднялись вверх, и она хлебнула чая, поставив чашку на стол:

— Я так и знала,— выдохнула она и вскоре продолжила:

—Пойми, Софи, ты не можешь всю свою жизнь играть роль его мамочки или делать вид, что ваши отношения – предел твоих мечтаний. Ты уже так слишком долго обманываешь себя…

— Но…

— Нет,— вновь оборвала меня мама и пристально посмотрела мне в глаза. — Раньше да, ты любила его, и он, возможно, тоже любил тебя, но вы уже не те дети. Вы выросли, в том числе и из этих отношений…

Я вновь удивилась мудрости этого человека. Она видела меня насквозь, хоть мне это не особо и нравилось, но я была ей безмерно благодарна за ее слова и поддержку.

— А этот парень,— вновь сказала мама. — Он красивый?

— Нет,— сморщилась я, но, как я уже сказала, мама знала меня лучше, чем я сама себя, поэтому ее лицо тут же озарила довольная улыбка, и я фыркнула себе под нос. — Разве только чуть-чуть…

— Я рада, что хоть кто-то, помимо твоего алкаша Марка, пробил брешь в твоей стене неприступности…

И я хотела сопротивляться ее мнению, но было бессмысленно. Она не ждала ответа, и это меня расстраивало, так же, как и правдивость ее слов.

Мама допила свой чай и уже сполоснула стакан, закинув его обратно в сушку, пока я следила за чаинкой, что кружилась на поверхности в моей кружке. Он давно остыл, но я так и не сделала ни одного глотка. На поверхности чайной глади я видела отражения янтарных глаз, что забирали мой разум, как только я попадала в их плен. По спине заерзали мурашки, но они были не противными, а восхитительными. Те мурашки, который я чувствовала всякий раз, когда янтарные глаза смотрели на меня внимательно.

Я вздрогнула, когда мама чмокнула меня в макушку:

— Хотелось бы провести выходной с тобой, но, кажется, меня ждут сломанные рёбра и вывернутые голеностопы…

Сказав это, она отправилась в свою комнату, а спустя несколько минут (хотя я не знаю, сколько времени я просидела, пялясь на чаинку в своем стакане), она вышла. Одетая в свой рабочий костюм – серые штаны и рубашка с коротким рукавом, на груди которой был зацеплен бейдж с ее именем, и, попрощавшись со мной, умчалась на работу.

Я слышала даже, как закрывается за ней подъездная дверь. Так тихо было в нашем доме, словно в морге.

Когда я заставила себя уснуть, были уже глубокие сумерки. И я была выжата как лимон этими беспорядочными мыслями – об Олеге, о словах матери, о Марке и наших сломанных отношениях, которые с самого начала, кажется, были обречены на сокрушительный провал!

***

— Что ты сделала?! — вопль Дашки разорвал тишину класса, заставив всех обернуться и замолчать, словно их вдруг лишили дара речи.

— Нельзя хоть чуть-чуть потише извергать свои эмоции? — прошипела я сквозь зубы, вкладывая всю свою безысходность в этот шепот.

Она взмахнула руками, словно сдаваясь, но в её ошеломлённом взгляде я видела, как клокочет внутри буря, готовая вот-вот вырваться наружу.

Вахрин оторвался от учебника, его взгляд скользнул по нам с иронией:

— Если я правильно понял, то Белка решила проверить на себе рефлекторное извержение… содержимого двенадцатиперстной кишки. Вследствие чрезмерного употребления алкоголя, разумеется…

— Спасибо, Задрот, — процедила Верка, — Как будто мы сами не догадались!

Ромка лишь скривился в усмешке и вновь уткнулся в учебник. Знала я, что все эти формулы и теоремы ему сейчас до лампочки, и он слушает наш балаган не менее жадно, чем Дашка, застывшая в немом изумлении.

— Я, конечно, всегда подозревала, что с тобой что-то не так, – протянула Верка, буравя меня взглядом, — Но чтоб настолько!

— А что мне оставалось делать? — в отчаянии развела я руками, метаясь взглядом между Веркой и Дашкой, ища хоть каплю понимания.

— Учить физику, например, — буркнул Ромка, не отрываясь от учебника.

Я шумно выдохнула, зажмуриваясь. Знала ведь, не стоило им ничего рассказывать. И без того Верка в курсе всего. Я в панике перебирала в голове все возможные пути утечки информации. Откуда, чёрт возьми, она всё узнаёт?

Единственное, что грело душу – когда я очнулась в машине Олега, рядом не было никого, кто мог бы донести этой рыжей всезнайке каждую деталь. А Олег… он бы и разговаривать с такой как Верка не стал. Надеюсь!

— И что, что было потом? — не унималась Дашка, её глаза жадно ловили каждое моё слово.

— А потом её увёз какой-то очень симпатичный молодой человек, — ухмыльнулась Верка, её лукавая улыбка растянула тонкие губы, накрашенные розовой помадой.

Вахрин навострил уши, смотря на меня с прищуром. Я испепелила рыжеволосую взглядом, и улыбка тут же исчезла с её лица.

— Ну, это со слов Нат… — тут же ответила Верка.

— Нат! – выплюнула я это имя, пожалуй, как нечто противное, — Ты в курсе, что эта змея распустила слух, что мы с Марком расстались?

— Учитывая, что ты провела ночь в компании другого парня, — не унимался Ромка, и я почувствовала, как мои щёки вспыхнули под его насмешливым взглядом, — Смею предположить, что Нат уже успела растрезвонить об этом всему свету, так что ваше расставание вполне очевидно…

— Замолчи, — процедила я, впиваясь в него гневным взглядом.

— Ну, правда, Соф, — взмолилась Дашка, — Что ты теперь скажешь Марку?

Это был вопрос, который терзал меня последние два дня. Два бесконечных дня, которые я провела дома, закутавшись в одеяло. Меня атаковали мысли, одна безумнее другой. Сначала я грезила об Олеге, потом о Марке. Под вечер воскресенья я так устала от этих терзаний, что позвала Вахрина в гости. Он примчался почти сразу, но расспрашивать меня ни о чем не стал. За это я его и любила — за умение не лезть в душу, хотя он и не упускал возможности отпустить колкость в мой адрес. Вот прямо сейчас!

Ромка уронил учебник на стол и сложил руки на груди так театрально, что меня даже передернуло.

— Знаешь, Марк, — он попытался изобразить мой голос, вызвав у Верки приступ смеха, — Кажется, я напилась и нашла себе парня получше! А все твои цацки и мерседесы – это не для меня…

Я не сдержалась и ткнула его локтем в бок. Он отшатнулся и расхохотался, словно это была самая остроумная шутка на свете. Но мне было не до смеха. Только липкое чувство раздражения ко всему, что творилось в моей никчёмной жизни!

— Ну, а что, — выпалила Верка, — Помнится, ты давно уже хотела с ним расстаться, может, это и к лучшему?

— Верка! — вспыхнула Дашка, — Если она с ним расстанется, то, как же мы будем ходить на его вечеринки?!

Мой рот открылся в немом изумлении, словно не веря своим ушам. И я не могла вымолвить и слова, кроме как:

— А?!

Ромка наклонился ко мне и прошептал на ухо так, чтобы слышали все:

— Вот она, ваша женская дружба во всей красе.

От его злорадства меня уже подташнивало. А от Дашки и Верки и подавно. Я, словно обиженный ребёнок, уселась за парту и надула губы. Вернее, они надулись автоматически. И весь оставшийся урок, пока наш преподаватель по русскому языку отсутствовал, надеясь, что мы будем читать главы из учебника, я старательно запихивала обиду куда подальше. И когда прозвенел звонок, я уже почти не чувствовала злости.

— Сходим куда-нибудь? — предложил Ромка, пока мы шли к гардеробу.

Я задержалась, глядя на его веснушчатое лицо, которое светилось то ли от радости, что учеба закончилась, то ли от того, что он смог задеть меня побольнее на уроке.

— Не сегодня, — прошептала я и вновь заторопилась вниз по лестнице.

Толпа одноклассников вопила что-то невнятное, и я не сразу расслышала вопрос Вахрина:

— Какие планы? Может, побежишь обратно под крылышко Марка, встанешь на колени и будешь молить о прощении?

— Как бы ни так! — усмехнулась я, его слова меня не задели.

Во-первых, я знала, что он как никто другой понимает мои чувства. Он только казался надменным придурком, а на самом деле у него было больше человечности, чем у моей мамы. Хотя куда уж больше? А во-вторых, чем ближе был вечер, тем сильнее я ощущала странную дрожь под коленками. Предстоящее свидание почему-то вводило меня в состояние тревоги.

— Ну и что собираешься делать? — вновь спросил Ромка, когда мы остановились у гардеробной, не пытаясь пробиться сквозь толпу. — Я бы мог предположить, что ты будешь читать Каренину, ведь я тайком подсмотрел оценку за эссе, и знаешь…

Я остановила его взмахом руки:

— Каренина подождёт!

Непонимание в его глазах показалось мне забавным. Я была рада увидеть хоть что-то, кроме желания подколоть меня. Но тут же моя радость мгновенно угасла, и я ответила:

— Кажется, я нарвалась на свидание…

Он вполне мог бы рассмеяться над моим перекошенным лицом, должно быть, я выглядела так, словно съела тухлую селёдку.

— Кто сказал свидание? — за моим плечом появилась Верка.

— Что, что? — Дашкина голова вынырнула следом, — У тебя жизнь динамичнее, чем в голливудских сериалах!

И это было правдой! Безжалостной, не оставляющей надежды на спокойствие правдой!

— Это с тем парнем? — послышался вопрос Ромки.

Отчего-то его глаза стали грустными, как у собачки, которую собираются надолго оставить в пустой квартире.

— Да, — ответила я, пытаясь понять, что это за грусть отразилась на лице моего вечно озорного друга. — Кажется, у меня не осталось выбора…

— Вот это новости! — пропела Верка.

— Теперь тебе точно не помириться с Марком… — выдохнула Даша, словно потеряла последнюю надежду. А вместе с этим и надежду на тусовки в особняке Марка.

Больше я не проронила ни слова. Мы попрощались вначале с Ромкой (я обещала позвонить ему, как освобожусь), дальше Верка и Дашка отправились по своим домам, оставляя меня наедине со своими мыслями.

В пустой квартире я почувствовала себя особенно одинокой. Уселась напротив зеркала и внимательно изучала свое отражение.

Может, подстричь волосы? Сделать каре, например? Я слышала, что девушки часто меняют прическу, когда расстаются с парнями.

— А вы уже расстались? — спросила я свое отражение, но оно предательски молчало, и я моментально вспыхнула:

— Тогда сиди и молчи!

Тут же я решила, что неплохо было бы сделать домашнее задание. Вспомнила слова Ромки, и рука сама потянулась к роману Толстого. Анна Каренина не входила в список моей любимой литературы, но вряд ли этот аргумент убедит нашу русичку! Стоит признаться, что я не осилила и десяти глав этим летом. Да и сейчас, пока я пыталась уловить нить сюжета, мои веки слипались. И я задремала. Не то чтоб я этого очень хотела, даже наоборот, я старательно следила за стрелкой часов, что стояли на тумбочке у моей кровати. Но они так убаюкивающе тикали, что я сдалась и веки сомкнулись.

Когда я проснулась, было уже восемнадцать часов двадцать минут.

— О Боже! — крикнула я и резко вскочила на ноги.

На телефоне несколько непрочитанных сообщений, которые я даже не открыла, понимая, от кого они. И было даже пять или шесть пропущенных вызовов от Марка. Не то, что я вдруг об этом вспомнила, но всё же… стало как-то мерзко от того, что я иду (и, кстати, жду!) свидания с Олегом, когда всё еще нахожусь в отношениях с Марком.

Я нервно почесала лоб, стараясь унять дрожь в руках.

Экран мобильника засветился, я взглянула на него и прочитала новое сообщение:

«Пиздец ты вредная! Если ты не спустишься, то я поднимусь сам!»

Так быстро я еще никогда не собиралась. Я влетела в джинсы со скоростью света, с трудом натянула узкую кофту, первое, что попалось мне под руку. С носками всё вышло еще быстрее. Прошло несколько минут, и я уже стояла в холле, натягивая кеды, потом принялась за куртку, которая путалась в рукавах. Спустя минуту я уже летела вниз по лестнице, завязывая волосы в хаотичный пучок.

Перед дверью я остановилась, пытаясь представить, что меня ждет там, за ней.

Вдох. Ещё один. Я открыла металлическую дверь. В нос ударил прохладный воздух, и я обрадовалась тому, что на улице было по-осеннему холодно. Возможно, этот холод скроет моё волнение, ведь под сверлящим взглядом янтарных глаз меня тут же затрясло, как листву на берёзе возле моего дома. А может быть, и сильнее.

Олег лукаво усмехнулся, разглядев мой вид.

— Ты всегда опаздываешь? Или так ты высказываешь свое пренебрежение? — услышала я его на удивление спокойный голос, от которого по спине пробежали мурашки.

Он, как и прежде, воплощение уверенности, облачённый в кожанку поверх белоснежной водолазки, прислонившись к сиденью спортивного мотоцикла, разглядывал меня слишком внимательно. Я нерешительно поплелась к нему, словно каждый шаг приближал меня к чему-то неизбежному.

Я остановилась, машинально заправила прядь волос за ухо и, наконец, нашла в себе силы взглянуть ему в лицо. Бронзовая кожа почти сияла в тусклом свете подъездной лампы. А глаза… они словно два магических кристалла, в которых отражалась моя растерянность…

Он усмехнулся, улавливая нелепость моего молчания и смущения. Я вздрогнула, словно очнулась от наваждения.

— Я… — слова застряли где-то в горле, потерялись в лабиринтах смущенного сознания. Я зажмурилась, пытаясь укрыться от обжигающего взгляда. — Я проспала…

— Неужели,— выдохнул он с еле заметной иронией.

— Это все Толстой виноват, — выпалила я по-детски, заметив, как уголки его губ тронула саркастичная улыбка. — Точнее… Анна Каренина…

Я закусила губу, умоляя себя прекратить этот поток бессмысленных оправданий.

— Значит, Каренина, — я глупо кивнула в ответ. — А я-то думал, ты от меня прячешься…

— Нет! — вырвалось у меня прежде, чем я успела опомниться.

Олег отделился от своего мотоцикла и шагнул ко мне, сократив расстояние до неприлично близкого, учитывая, что мы едва знакомы… да что там, мы вовсе не знакомы!

Он долго смотрел на меня сверху вниз, словно пытаясь прочитать мои мысли, разглядеть мою душу. А я, раздавленная этим взглядом, собирала себя по кусочкам. Неужели это происходит на самом деле? Или это всего лишь плод моего воображения, и его здесь нет?

Отчаянно ища спасения, я уставилась на серый асфальт под ногами.

— Ты определенно очень смешная, — услышала я его голос и, повинуясь непонятному импульсу, подняла глаза. Он улыбался, нежно и чуть насмешливо, а затем в его улыбке промелькнуло что-то другое… теплое и обезоруживающее. — Если бы я не видел твою решимость, с которой ты хлебала виски, решил бы, что тебе сейчас страшно…

— Ничуть, — выпалила я, не зная, откуда взялась смелость снова встретиться с его парализующим взглядом. И, собрав остатки мужества, прошептала:

— Я тебя не боюсь.

Он снова усмехнулся, но на этот раз в этой усмешке сквозило что-то другое… предвкушение? Интерес?

— Ну, тогда держи, отважная Белка! — он протянул мне черный блестящий шлем, и я машинально приняла его. – Посмотрим, что ты мне скажешь в конце нашего пути…

В его словах прозвучало что-то настораживающее, но я лишь глубоко вдохнула пропитанный осенним холодом воздух, ощущая терпкий аромат опавшей листвы и предчувствие надвигающегося дождя. Олег шагнул к мотоциклу, ловким движением закинул ногу через сиденье и быстро спрятал лицо за темным стеклом шлема. Мотор взревел, пробуждая спящего зверя, но даже сквозь этот рев, даже сквозь затемненное стекло его взгляд продолжал сверлить меня. И сейчас, когда я видела лишь отражение собственных испуганных глаз в черной поверхности шлема, я чувствовала, как по коже бегут мурашки, поднимая дыбом волосы на руках.

— Запрыгивай, — скомандовал он. — Раз не боишься.

Я еще раз бросила вопрошающий взгляд на свой старый, обшарпанный подъезд. Правильно ли я поступаю? Я ведь совсем не знаю этого парня, не знаю, что у него на уме. Может, это очередная игра, в которую я ввязываюсь по собственной воле? Но от его пристального взгляда становилось дурно, и я торопливо натянула шлем, застегнув ремешок под подбородком с такой поспешностью, будто делала это миллион раз, хотя на самом деле это было впервые.

Два шага… и я решительно запрыгнула на мотоцикл, устраиваясь за спиной Олега, не зная, куда деть руки. Под моими бедрами рычал двигатель, и я чувствовала его мощь, словно сидела не на куске металла, а на диком коне, готовом сорваться с места и унести меня в неизведанную даль.

Олег, не без усилий, нашел мои руки и прижал их к своей груди. Его тело обжигало даже сквозь плотную ткань куртки, словно я прижалась к раскаленной печи, в которой бушует дикое, всепоглощающее пламя. Пламя, в котором я боялась сгореть дотла.

— Держись крепче, Белка, — услышала я его голос сквозь рев мотора, и в следующее мгновение мы сорвались с места. Земля ушла из-под ног, и я зажмурилась, чувствуя, как дикий адреналин захлестывает меня, заставляя сердце бешено колотиться в груди.

Глава 6

Когда мы остановились, я утратила ощущение своего тела. Оно словно затерялось где-то в шлейфе скорости, в той невесомости движения. В глазах еще плясали тени улиц нашего тихого, словно заснувшего города.

— Эй, ты как там, живая? — Олег усмехнулся, с трудом разжимая мои пальцы, вцепившиеся в его куртку.

Я отпрянула, спрыгивая с байка так резко, что земля на миг ускользнула из-под ног. Сорвав шлем, я ощутила, как волосы бешено выбиваются из пучка. Олег уже стоял рядом и перехватил мою руку, когда я попыталась собрать их в небрежный хвост на затылке.

— Не надо, — прошептал он.

Я застыла, ощущая тепло его пальцев на своей коже. В его взгляде словно растворилась прежняя надменность. Сейчас янтарь глаз горел ярче, затмевая сумрак, делая их бездонными.

— Не заплетай…,— я пыталась прочесть ответ в его глазах, но он поторопился произнести его сам:

— Тебе идет…

Почему-то голос звучал не так ласково, как смотрели его глаза. И тут я поняла: он волнуется. Волнуется так же, как и я, и отчаянно пытается скрыть это за жесткостью в голосе. Меня это даже обрадовало, и я робко улыбнулась.

Вокруг простиралась лишь непроглядная тьма, редкие силуэты сосен, а за спиной Олега высился темный, обветшалый дом с зияющими глазницами пустых окон. Мы оказались на заброшенном пустыре, у дома, который, казалось, строился здесь веками, так и не обретя завершения. Раньше я думала, что это прибежище для бездомных или наркоманов, но сейчас, стоя у его крыльца (так близко я к нему еще не подходила), я поняла: это скорее обитель вечной пустоты и тишины.

— Зачем мы здесь? — не сдержалась я.

— Увидишь, — лишь коротко ответил Олег.

Он взял мой шлем и повесил рядом со своим на ручку мотоцикла. Затем открыл сиденье и достал оттуда бумажный пакет. Я еще раз обвела взглядом угрюмый пейзаж, а когда снова повернулась к парню, он уже стоял у темного провала в стене. Его силуэт на фоне серой громады здания казался внушительным. И, если бы он не крикнул:

— Ты идешь?

Я бы так и осталась стоять, словно вросшая в землю.

Я нерешительно направилась к нему. Едва переступив порог, я ощутила в ноздрях резкий запах сырости и тления. Может быть, там сгинула крыса, или даже кошка, если им хватило смелости туда сунуться!

Олег уверенно ориентировался в этом мрачном пространстве. Он быстро вывел нас к лестнице. На ней не было перил, и мне пришлось взбираться перебежками, прижимаясь к самым стенам. Я заметно отставала от спутника, но быстрее просто не могла: меня сковал липкий ужас от мысли, что этот хрупкий на вид дом может рухнуть в любой момент, погребая меня под грудой давящих плит.

Когда я догнала Олега, он уверенно взял меня за руку, и мы шагнули в темный, совершенно неосвещенный коридор. Впервые я усомнилась, стоило ли соглашаться на эту авантюру, ведь я всегда была жуткой трусихой. Но, так или иначе, я здесь, в кромешной тьме, чувствую, как парень тянет меня вглубь этого мрака.

Неожиданно он остановился, и я врезалась в его спину, почувствовав, как он обернулся. Отпрянув, я прижалась к стене, ощущая шершавую поверхность необработанных плит. Я не видела, но ощущала, как он навис надо мной. Похоже, у него было чертовски острое зрение, раз он мог отыскать меня в этом кромешном мраке.

— Все еще не боишься? — его обжигающее дыхание прошлось по мне сверху вниз.

Я выдавила:

— Н-ет…

— А если я маньяк? Или убийца?

Я усмехнулась, скорее от дрожи, пробиравшей меня до кончиков пальцев, но постаралась разрядить обстановку шуткой:

— Ты разве забыл? Я – Кунг-фу Панда…

Его грудной хохот прозвучал зловеще. Но меня уже нельзя было напугать еще больше: я и так тряслась под мерное его дыхание, ощущая себя загнанной белкой перед настоящим волком.

— Ты очень смелая, София, — произнес он, и мое имя сорвалось с его губ как-то особенно – с трепетом.

Но он не дал мне опомниться, схватил меня за руку, и мы снова быстрым шагом двинулись куда-то вдаль. Спустя несколько минут я услышала, как скрипнула старая, ржавая дверь. Маленькая комнатка, куда мы вошли, освещалась слабым светом луны, проникающим через небольшое окошко под потолком, к которому вела металлическая лестница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мы что, полезем на крышу? — возмутилась я.

— Ага, — кивнул парень и в мгновение ока закинул меня на лестницу так ловко, будто я весила не больше тридцати грамм творога!

Я протиснулась через узкий проем, за мной – Олег. Он был воодушевлен, это было заметно по блеску его глаз. Я отвернулась, чтобы снова не попасть в их плен янтаря, и ахнула.

За краями небольшого участка крыши, словно убегая вдаль, виднелись лишь верхушки сосен. Даже отсюда не было видно конца этому лесу, но где-то далеко мерцали и гасли огни. Очевидно, это были машины, мчавшиеся по трассе. В остальном это место казалось необитаемым островом. Лишь твердая поверхность крыши и мы вдвоем, окруженные верхушками сосен.

Олег прошел до самого края и, отважно перекинув ногу, уселся на парапет крыши. Я долго смотрела на его силуэт, не решаясь подойти ближе.

— Ну же, отважная Белка, — донесся его смех, — Неужели испугалась?

И мне так не хотелось показывать свой страх, что я мужественно зашагала к нему, стараясь не смотреть на пугающую высоту. Подгибая ноги, я опустилась на крышу в метре от Олега, хватаясь дрожащими руками за ее края.

Земли под нами не было видно: все окутывала непроглядная тьма. Луна то и дело пряталась за дождевыми тучами, и я ощущала их тяжесть на своих плечах. А может, это была вовсе не тяжесть, а страх?

Когда я потеряла надежду увидеть землю там, далеко внизу, я снова посмотрела на парня. Тот положил бумажный пакет перед собой, развернул его и достал две бутылочки пепси и несколько свертков.

— Так, — протянул он, — У нас есть хот-доги с сыром, — ткнул он в один из свертков, — С сыром, — повторил он, ткнув во второй, — И еще два, кажется, с сыром…

Я едва сдержала смех:

— Какой шикарный выбор!

— Что будешь?

— С сыром, — пожала я плечами, и парень натянул улыбку, вручая мне еще теплую булочку, завернутую во влажную бумагу.

Олег быстро развернул свой хот-дог и буквально в два укуса проглотил его, почти не прожевывая, а потом запил газировкой. Я смотрела на это с широко распахнутыми глазами.

— Что? — удивился он моему взгляду, — У меня хороший аппетит!

Я и не сомневалась, ведь вся эта груда мышц требовала питания. Ответив кивком, я откусила свой хот-дог. Пряный вкус приятно растекся по языку, и большая порция сыра пришлась сейчас как нельзя кстати. Жевала я скорее машинально, все еще осматриваясь и улавливая каждый шорох.

— Не элитный ресторан, конечно, но…

— Самое то! — перебила я его и увидела вопрошающий взгляд.

— Да?— янтарные глаза сузились, блуждая по моему лицу.

Я лишь кивнула, вновь проглатывая ужин. Олег перестал жевать, разглядывая меня с особым вниманием:

— Я думал, подружка Марка привыкла к роскоши…

Я усмехнулась и чуть не подавилась. Стоило догадаться, что клеймо «подружка Марка» даст о себе знать.

— Ты плохо меня знаешь, — ответила я.

Он, словно соглашаясь, кивнул:

— Ну, так расскажи…

Мне пришлось отложить хот-дог. Мысли путались, но я старалась собрать их воедино. Казалось, мой язык жил своей жизнью, поэтому он заговорил прежде, чем я осмелилась:

— Ну, я обычная девчонка. Живу, как ты заметил, в самом обычном районе, вместе с мамой, с которой ты уже знаком…

— А отец?

Я замотала головой:

— Я его не знаю. Мама говорит, что он первосортный придурок, но я его никогда не видела, так что…

— Что насчет подруг?

Меня немного насторожило количество вопросов, но я старалась быть непринужденной.

— Хочешь понять, кто в курсе насчет нашего «свидания»?

— Что, если так?

— Скверно, — честно ответила я, — Но я уже здесь, так что, если захочешь меня прикончить, не сбрасывай меня с крыши, пожалуйста, я очень боюсь высоты…

Олег рассмеялся в голос. И это, пожалуй, самый удивительный смех, который я когда-либо слышала. Когда он остановился, то кивнул мне:

— Ну и? Есть друзья?

Я поразилась тому, как быстро он может переключаться со смеха на суперсерьезный вид.

— У меня немного друзей, — вскоре ответила я, Олег смотрел на меня, доедая хот-дог, — Есть Дашка, мы зовем ее Мышкой, она немного застенчивая, но очень добрая. Еще Верка – с ней надо быть аккуратнее, это Шерлок Холмс в юбке, знает все и про всех, — я заметила, как парень улыбнулся, и поймала себя на мысли, что мне нравится его улыбка, — А еще Ромка Вахрин. Учителя считают его ботаником, но он просто умный парень, и с ним легко. Наверное, он единственный, кто знает меня лучше всех…

— А как же твой бойфренд?

Я усмехнулась, но вышло скверно.

— Стоило сразу начать с него?

И я не ждала ответа. Мне было очевидно, что любопытство Олега в итоге сведется к одному человеку. К Марку.

— Я просто… пытаюсь понять, почему ты с этим пиз… — Олег запнулся, словно споткнулся о собственное слово. Его взгляд метнулся к свертку в его руках, словно в них он мог найти более достойную замену вырвавшейся грубости. Внезапно, на его лице промелькнула робкая, почти детская улыбка. — …Говнюком. Подойдет?

— Вполне, — прошептала я, пораженная внезапной метаморфозой этого грозного парня. Как он, словно по волшебству, пытается стать лучше, благороднее…

Неужели… ради меня?

Мой вздох сорвался, как паника из самой души. Мне казалось, он был настолько громким, что даже осенний ветер притих, завидуя глубине моего смятения. Олег смотрел на меня в упор, его взгляд, полный надежды и тревоги, обжигал сильнее любого пламени. И как же хотелось мне отвести глаза, уйти от ответа, но эта мольба, застывшая в его взгляде, лишала меня всякой возможности уклониться.

— Мы знаем друг друга слишком давно, — начала я и ощутила, как дрожит мой голос, — Поначалу с ним было весело и, возможно, так оно и было на самом деле. Марк хороший парень, по крайней мере, был им когда-то, но сейчас… — я остановилась, вдруг осознав нелепость своих слов, — Знаешь, это неважно…

Олег подался ко мне, я замерла, бегая глазами по его лицу, пока его рука не коснулась моих губ. Он провел по ним большим пальцем, стирая что-то липкое, наверное, соус. В этом прикосновении было все: и нежность, и решимость, и даже забота…

— Он недостоин тебя, — прошептал Олег и одернул руку, сев на место.

Я, наверное, слишком громко дышала, все еще чувствуя прикосновение его пальцев. Они оставили обжигающий след. Олег усмехнулся моему замешательству и снова принялся за булку.

— А как насчет тебя? — неуверенно спросила я, — Расскажешь о себе?

Парень облизнул губы, стирая с них остатки соуса. Отпил газировки и уставился вдаль:

— Я вырос в этом городе, но последний раз был здесь еще подростком…

Он затих, словно ему больше нечего было сказать, но мне этого было мало.

— Родители?

— Я жил в детдоме, — быстро ответил он.

Я смутилась своему вопросу:

— Прости…

— Вот только не надо гребанного сочувствия. Это ни к чему…, — быстро и даже немного жестко ответил парень. Я отвела взгляд, прикусывая язык, и его голос вдруг смягчился, — У меня есть друзья, ну и, пожалуй, всё…

В его голосе сквозила неприкрытая грусть, хотя он пытался скрыть её за равнодушно-холодным тоном, но у него не вышло. Я моментально почувствовала его одиночество.

— И знаешь, так даже проще, — вновь начал парень, — Когда ты ни к чему не привязан, тебя ничто не останавливает. Ты чувствуешь свободу.

Была в его словах и горькая правда. И я, наверное, должна была бы ему позавидовать. Ведь я никогда не знала, что такое настоящая свобода. Чувствовала себя зверем, закованным в ржавые, проклятые цепи. С одной стороны – мама, и груз ответственности перед ней. С другой – друзья, не то чтобы обуза, но.… А ещё этот Марк, с ним всё гораздо хуже. Я кожей ощущала те цепи, которыми он меня приковал. И эти узы были ненавистнее всего.

Уставившись в колючие верхушки сосен, я часто заморгала, прогоняя непрошеные слёзы. Они, как кислота, разъедали глаза. Едва я успела мысленно приказать себе не плакать, Олег тихо проговорил:

— Наверное, думаешь, какой я беззаботный тип?

— Нет, — усмехнулась я без малейшего намёка на веселье, — Немного пахнет эгоизмом… — пожала я плечами, но тут же продолжила:

— Я подумала, что ты счастливый.… Вот только…

Я оборвала себя на полуслове, зная, куда может завести этот разговор.

— Вот только… что?

Неужели я всерьёз надеялась, что он пропустит это мимо ушей? Конечно, нет! Я ещё немного смотрела в его лицо, ищущее ответа, а потом решила идти до конца:

— Знаешь, Серёга и его шестёрки – не самая лучшая компания.

— Да ну?! — он вспыхнул мгновенно, я лишь кивнула. — Ты ничего не знаешь, София. Ничего, — повторил он вкрадчиво, словно заклинание.

Я развернулась к нему лицом, полная решимости:

— Ну, так расскажи, — требовала я, — Что за дела у вас с Марком?

— Бля! — оскалился тот, — Это не твоё дело! — резко отрезал он и вскочил на ноги, нервно комкая мусор от перекуса в пакет.

Я вдруг поняла, что другого шанса может и не быть. Поднявшись, скрестила руки на груди, заставляя его посмотреть на меня. Словно повинуясь невидимой силе, Олег вскинул на меня взгляд своих янтарных глаз, пугающе открытых. Но мою решимость было не сломить.

— Расскажи мне, — потребовала я, — Я всё равно узнаю.

— Не лезь в это! — выкрикнул он, и я вздрогнула от его резкого приближения.

Он больно схватил меня за руки выше локтей, даже немного приподнял, вглядываясь в мои глаза так глубоко, что я потерялась в этой бездне.

— Ты меня поняла? — но я не ответила, застыла, повиснув в тисках его сильных пальцев. — Поняла? — повторил он свой вопрос, наверное, дважды, а может, и больше. Я словно бы выключилась из реальности, парализованная его взглядом.

Он отпустил меня, и я отшатнулась. Олег отступил на два шага, а потом, развернувшись, так же стремительно приблизился, почти вплотную.

— Ты даже не представляешь, что случится, если он узнает, что ты суёшь свой нос…

— Кто узнает? — спросила я на удивление твёрдым голосом, и пока эта стойкость не покинула меня, я решилась продолжить:

— Твой злобный дружок Серёга? Или есть кто-то покруче?

— София! — прорычал он мне в лицо, и я вновь окаменела. На его лице вылезли напряжённые венки на висках. — Ты играешь не в свои игры!

И я поняла, что он, наверное, как и я, боится этого Серёгу и того, что он творит. Иначе с чего бы Олегу сейчас так яростно пылать?

— Ты боишься его?!

Олег испепелил меня взглядом.

— Я не за себя переживаю…

— За меня? — спросила я, но он промолчал. — Не стоит! Он мне ничего не сделает!

Олег часто заморгал то ли от раздражения, то ли от переполняющей его ярости. А когда он вновь сократил расстояние между нами, его жаркое дыхание опалило моё лицо:

— Не смей лезть в это дерьмо! Ты не знаешь, на что способен Серёга и его щенки!

Я изумилась, как мило он отзывается о своей компании. Но меня вдруг захлестнула волна неконтролируемого гнева. Все мои догадки подтвердились. Тот разговор, обрывок которого я услышала в коридоре, был лишь вершиной нависших над Марком проблем.

Стало ясно две вещи:

Первая – Серёга пытается проникнуть в дела Игоря Борисовича, отца Марка. Почему и для чего – оставалось загадкой. Но, судя по всему, Марк был у Серёги на крючке, а вспоминая этого картавого придурка, было нетрудно догадаться, что он подставит Марка ради своих корыстных целей.

И второе – Олег не мог, а скорее не хотел, помешать Серёге в этих уже совсем не детских играх!

Я скрестила руки на груди, словно этот жест возводил непробиваемую стену между мной и парнем. Вскинула подбородок, устремив взгляд прямо в его лицо.

— Ты такой же мерзкий, как и твой дружок!

Олег скривился. Глаза его сузились, словно сквозь эти щели он мог видеть лучше. Вдруг, чувствуя непреодолимую тягу к наступлению, я сделала шаг в его сторону, и мне пришлось высоко задрать подбородок, чтобы не отводить взгляда от его лица:

— Строишь из себя крутого парня, а на самом деле ты и есть тот самый щенок на его поводке!

Это были последние слова, которые сломали его самообладание. Бронзовое лицо налилось багровым цветом. Зрачки моментально сузились, превратившись в едва заметные крупинки, утонувшие в огне, где плавился янтарь. Мне показалось, что его трясёт, как в лихорадке, но нет, это была ярость. И я должна была испугаться, но почему-то была уверена, что он не ударит. Хотя кулаки его были сжаты так сильно, что костяшки на пальцах побелели.

— Лучше проваливай… — процедил он, не размыкая челюсти.

Мне показалось, что он не просто говорил, а скорее рычал. А в следующее мгновение он грубо схватил меня за руку и отшвырнул к окну, ведущему обратно с крыши:

— Убирайся! Сейчас же!

Неожиданно мое раздражение сменилось острой, пронзительной обидой. Глаза прожигали слёзы. Губы тряслись, как у пятилетней девчонки, получившей сразу несколько двоек. Вся моя решимость рухнула в одно мгновение. Я не помнила ничего. Как пролезла сквозь узкий проём в стене, как неслась через кромешную тьму. Не помнила, как спускалась по многочисленным ступеням. Перед глазами всё ещё стояли его горящие злобой глаза, а в ушах звенел его яростный голос. Когда я вырвалась на улицу, я задыхалась от нехватки кислорода.

«Какая же я дура! Просто тупица!» — разрывались мысли в голове. — «Зачем я вообще попёрлась сюда?!»

Едва я успела ступить с площадки, где стоял припаркованный байк Олега, как услышала его голос прямо за спиной:

— Подожди!

Я обернулась, встречаясь с его взглядом. Ярость с его лица словно ветром сдуло, оно исказилось, как будто он испытывал мучительную боль. Калейдоскоп его эмоций менялся с раздражающей меня быстротой.

— Я не хотел…

— Да пошёл ты! — огрызнулась я и рванула с места, быстро пересекая дорогу, по которой мы сюда приехали.

Я слышала, как он кричал мое имя, потом послышался удар и падение мотоцикла, но я не оборачивалась.

«С меня хватит!» — кипела я от раздражения, смешанного со злостью и обидой.

Холодный ветер рвал щёки, по которым безудержно текли слёзы. Я брела по слабо освещённым улицам, надеясь как можно скорее добраться до дома и зарыться в подушки, которые выдержат всё: и мой гнев, и мои проклятые слёзы!

Глава 7

Утро встретило меня такой же беспросветной тоской, как и бессонная ночь. И да, сон так и не пришёл. Лишь мимолётная дрёма перед самым криком ненавистного будильника. Сквозь зубы, проклиная его за столь ранний подъём, я механически чистила зубы, избегая встречи со своим отражением. Зелёные глаза сегодня были полны такой глубокой, всепоглощающей тоски, словно жизнь покинула их.

«Всё дело в бессонной ночи», — твердила я, пытаясь обмануть саму себя, хотя в самой глубине души знала – эта безрадостность пропитана болью вчерашнего, проваленного свидания.

К двум часам ночи во мне уже зрело отчаянное желание написать Олегу SMS с извинениями, но что-то меня остановило. Возможно, он мудрее меня, не тратит драгоценные часы на безумные мысли, а наслаждается сном. И я бы с радостью последовала его примеру, но вместо этого обречённо ворочалась в постели, то и дело, хватаясь за телефон, втайне надеясь увидеть там если не пропущенный звонок, то хотя бы короткое сообщение от него. Но телефон предательски молчал, и к четырём утра я окончательно похоронила надежду на новую встречу. И ещё глубже засунула надежду на то, что тайна той игры, что затеял Серёга, станет мне понятной.

Но во всем этом бессмысленном бреду мыслей я ощущала липкую и навязчивую тревогу. Да, Марк был говнюком, особенно в последнее время, но я не могла отделаться от пугающей мысли, что шайка Олега настырно втягивает его в очередную авантюру!

Наспех забросив учебники и тетради в сумку, я натянула классическую школьную форму: белую водолазку, серую клетчатую жилетку и такую же юбку чуть выше колен. Завершили образ капроновые колготки и высокие белые гольфы. Нельзя сказать, что я стремилась угнаться за модой, скорее подсмотрела этот образ у Нат… хоть на что-то сгодилось наше общение. И сейчас не удержалась от соблазна повторить его.

Выйдя из комнаты и собрав волосы в высокий хвост на затылке, я с обречённостью поняла, что мамы или уже нет, или ещё нет. С её работой сложно предугадать время прихода и ухода. Раньше это меня сильно огорчало, но теперь я, кажется, смирилась. Иногда мы видимся всего пару раз в неделю, но даже этого бывает достаточно. Особенно когда она заводит свою извечную пластинку про секс и предохранение!

Я кое-как выпила чай, лишь поковырявшись в овсянке, приготовленной мамой на завтрак.

— Чтобы день прошёл замечательно, нужно обязательно есть овсянку! — неустанно твердила она, но я редко могла заставить себя проглотить хотя бы ложку. И сегодня не стало исключением. Я размазала кашу по тарелке, затем вновь собрала её в кучку, не переставая думать о вчерашнем вечере.

Поняв, что аппетит ко мне не придёт, я оставила бесполезные попытки позавтракать и, накинув короткую чёрную куртку поверх формы и вскочив в любимые кеды, поспешно выскользнула из квартиры.

Мне отчаянно хотелось думать о чём-то светлом, но голова была забита разными, в основном мрачными, мыслями, в хаосе которых я даже не пыталась разобраться. Меня всегда пугала неразбериха, наверное, потому что я просто не знала, с чего начать. И сейчас было то же самое: я перебирала мысли, словно вещи в заброшенном чулане, но не находила даже полки, куда можно было бы запихнуть хоть одну из них.

Выйдя на улицу, я замерла в оцепенении. В первую секунду мне отчаянно захотелось нырнуть обратно в подъезд, но металлическая дверь за моей спиной предательски захлопнулась, отрезав мне путь к спасению.

Вчерашний вечер словно пытался повториться вновь. Серый, дождливый день, хмурые тучи, и Олег, с ожиданием смотрящий на меня, облокотившись на свой байк…

Единственное различие между этими двумя днями – он крепко сжимал в руках мою куртку, которую я забыла у Марка, покидая его дом в пьяном угаре.

— Привет, — услышала я его до чрезмерно счастливый голос.

Мне захотелось выругаться. То ли потому, что я вновь растворялась в его глазах, то ли потому, что он выглядел таким свежим, в отличие от меня – измученной и разбитой.

«Плевать!» — подумала я и двинулась в его сторону. Между нами оставалось не больше метра. Я остановилась и сморщилась, словно от отвращения:

— Теперь будешь следить за мной?

— Вообще-то я думал – ты за мной, но потом вспомнил, что ты не знаешь мой адрес…

Он говорил это с долей смеха, что раздражало меня ещё больше. Как он может вести себя так, будто вчерашнего вечера и не было?

В голове промелькнула мысль, которую я тут же озвучила:

— Ты пришёл ответить на мои вопросы?

— Конечно, нет, — ответил он быстро, словно предвидел этот вопрос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я с раздражением тяжело выдохнула:

— Тогда нам больше не о чем говорить!

Я потянулась к краю своей куртки, согретой в его руках. Признаюсь, я ей позавидовала! И даже решила её наказать, когда мы останемся наедине! Может, распорю карманы или оторву пуговки, по одной!

Но Олег, не желая отпускать её, потянул куртку к себе, и я, потеряв равновесие, уткнулась лицом прямо в его объятия.

Его аромат был просто невероятным! Никогда бы не подумала, что запах сигарет может показаться мне таким приятным. Однако, смешиваясь с дурманящим ароматом сандала, он окутывал меня, лишая способности двигаться и думать.

— Подвезти тебя до школы? — прошептал он, обжигая меня своим дыханием, и я тут же почувствовала, как жар от его прикосновения проникает под кожу.

Неожиданно я вздрогнула, словно очнувшись от сна. Вырвалась из его объятий, отняла свою куртку и отступила на два шага назад, чтобы вновь не пасть перед ним ниц.

— Во-первых, до школы пять минут пешком, — злобно начала я, и даже сама заметила, как глупо это звучит, — А во-вторых, я с тобой больше никуда не поеду!

Он окинул взглядом двор и мой дом, словно ища свидетелей нашей встречи, а затем посмотрел на меня с весёлой усмешкой и лукавым блеском в глазах:

— Отлично, значит, прогуляемся…

Я вспыхнула от ярости.

— Вот ещё!

Олег отошёл с байка, приняв достаточно решительный вид. Я поняла, что не смогу его остановить. Целая гамма неприятных эмоций обрушилась на меня, словно ливень. Я чувствовала, как краснею от злости и раздражения, и всё, что смогла сделать, это выдохнуть сквозь зубы, развернуться и уйти.

Он шёл следом, я буквально чувствовала его присутствие за спиной. Его взгляд разглядывал меня с особым вниманием, и я даже чувствовала, где он задерживается дольше…

— Ты хотя бы можешь не пялиться так откровенно? — выплюнула я, краснея.

— Могу,— с насмешкой ответил он, — Но не хочу!

— Самовлюбленный придурок! — фыркнула я себе под нос.

Мне хотелось обернуться и влепить ему пощёчину, но вместо этого я, горя от гнева, продолжала топать в сторону школы.

— София, ты не сможешь дуться на меня вечно, — тихо сказал он, но достаточно громко, чтобы я услышала.

— Смогу, — заявила я, даже не взглянув на него.

Олег поравнялся со мной, видимо, вдоволь налюбовавшись на мою спину или на то, что пониже…. И выражение его лица стало довольным и даже масляным, как у кота, объевшегося сметаны.

«Отвратительно!» — мысленно выплюнула я, а вслух произнесла:

— А вот ты не сможешь вечно за мной таскаться!

— Это ещё почему?

Я усмехнулась:

— Поводок слишком короткий!

Я с удовлетворением заметила, как лицо парня помрачнело. Это было для меня огромной наградой. Пусть я и не могла причинить ему физическую боль, зато у меня был острый язык. Я знала об этом и пользовалась этим в подходящие моменты. Например, такие как сейчас.

И как только я подумала, что парень остановится, отказавшись от затеи провожать меня, он внезапно ускорился и нагнал меня в два счёта. Когда я украдкой посмотрела на его лицо, то, кроме нарочитого спокойствия, там ничего не было. Он упорно делал вид, что мои слова его не задели, но я-то знала, что это не так.

Олег повернулся ко мне, не снижая темпа ходьбы:

— Я знаю, что ты делаешь…

— Сомневаюсь, — без капли радости рассмеялась я, — Ты вообще меня не знаешь.

Взгляд парня был пронзительным, но я старалась не смотреть в его глаза. Ведь это было опасно. Возможно, настолько же опасно, как добровольно прыгнуть в электрощиток с оголёнными проводами.

Мы уже подходили к школе, и тут я поняла, что зря не остановила его раньше. Зеваки на крыльце смотрели на меня и моего спутника с пристальным вниманием. Я сначала даже остановилась, ощущая, как десятки пар глаз одноклассников и ребят с параллели пригвоздили меня к асфальту.

Олег остановился следом, не понимая моего испуга.

— Пытаешься наговорить мне херни, чтобы я отвязался, — он смотрел прямо мне в лицо, а моя голова кружилась, — Но на самом деле ты этого не хочешь.

Меня реально начинало тошнить. Находиться в центре такого пристального внимания было не просто нежелательно, это вызывало у меня панику!

«Стоп!» — скомандовала настырная мысль, — « На что это он намекает?»

До меня вдруг дошёл смысл его слов, отодвинув панику на второй план. Я вскинула на него глаза, сузив их до узких щёлочек, через которые едва его видела.

— Чушь! — выплюнула я и поспешила к крыльцу.

Олег двинулся за мной. Я судорожно оглядела толпящихся на крыльце школы и мой рот сам собой открылся, как только я увидела Вахрина, Дашку и… Верку! В глазах рыжеволосой читалась сенсация дня!!!

Мне пришлось зажмуриться, и я упала бы, споткнувшись о камень, если бы Олег не подхватил меня за руку. Я отдёрнула её так быстро, надеясь, что это останется незамеченным. Как и мои щёки, вспыхнувшие ярким румянцем, словно спелые помидоры.

Олег с прищуром посмотрел на меня:

— А знаешь, почему?

— И почему же? Мистер Всезнайка, — я скрестила руки на груди, стараясь скрыть дрожь.

Меня всю колотило!

— Я нравлюсь тебе, — с ухмылкой произнёс парень.

Я пару раз открыла и закрыла рот. Все слова словно разбежались по тёмным углам моего мозга, оставив звенящую тишину и слабые отголоски голоса Олега.

— Что за бред?! — еле выдавила я из себя.

Парень сделал шаг ближе. Я машинально отступила назад, чем снова его развеселила.

— Я так и знал! — громко сказал он, растянув губы в самодовольной улыбке, а потом заявил ещё громче, — Я нравлюсь тебе, Белка.

На школьной площадке воцарилась гробовая тишина. Все, кто находился на крыльце, на лестницах и перед ней, замерли в ожидании продолжения этого представления, словно немые зрители, случайно купившие билеты на спектакль под названием «Позор Софии».

Я окинула взглядом всех вокруг, стараясь не смотреть на Верку, но втайне молилась, чтобы она забыла обо всём, вот прямо сейчас. Поняв, что мои молитвы бесполезны, я решила оставить рыжеволосую на потом, и вновь сверкнула гневным взглядом на Олега:

— Ты не мог бы потише…

Он словно машинально взглянул на крыльцо, видимо, чтобы встретиться глазами с моими друзьями, и моментально всё понял. Когда он вновь повернулся ко мне, янтарные глаза по-прежнему искрились чертовщинкой. Казалось, его не только не заботили посторонние взгляды, а даже наоборот, они подстёгивали его игривость!

Я зажмурилась, стараясь говорить как можно спокойнее и едва слышно:

— В этой школе слухи разносятся со скоростью света, — мой шёпот больше походил на мольбу.

Живот сводило от тошноты, а по спине пробежал рой мурашек и, поднявшись до макушки, вернулся обратно. Меня заметно передёрнуло. Олег наклонился ко мне, уменьшая расстояние между нашими лицами и привлекая к себе ещё больше внимания зевак.

— Подкинем дровишек в костёр школьных сплетен?

И в следующее мгновение он обхватил моё лицо горящими ладонями, припечатав меня к своим губам долгим, очень долгим поцелуем, скорее похожим на затяжной чмок!

В такие моменты, принято закрывать глаза, но я не смогла. Наоборот, они распахнулись до безумия, казалось, сейчас выскочат из орбит. Я видела всё: как время на школьном дворе замерло в немом изумлении, как челюсти моих друзей рухнули к их ногам, как нервно дёргается глаз Даши. Парочка зазевавшихся старшеклассников с грохотом посыпалась со ступеней. Олег отстранился, оторвался от моих губ и, словно ища ответы на невысказанные вопросы, впился взглядом в моё лицо.

А я… я потеряла дар речи.

«Чёрт бы побрал этот день! Надо было есть овсянку!» — билась единственная мысль, все остальные я гнала прочь, не желая даже думать о последствиях.

И кто бы мог подумать, что этот самодовольный наглец, сотворив такое, нахально подмигнёт мне? И он подмигнул, и, развернувшись, пойдёт прочь, раздавая на ходу беспечные комментарии:

— Привет! Добрый день! Круто выглядишь!..

Мне хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться. Потому что если я не умру прямо сейчас, меня растерзают там, на крыльце, три пары глаз, полных укора и ошеломления. И я чувствовала, как неумолимо скольжу в ад, поднимаясь по ступеням школы.

— Это… что это было? — с трудом пробормотал Вахрин, сверля меня непонимающим взглядом. Стоит ли говорить, что я пылала краской до кончиков ушей?

— Ущипните меня! Мне, кажется, я сплю! — простонала Верка, адресуя это Дашке, но получила болезненный щелчок от Ромки. — Ауч!

Я застыла в метре от них, не в силах двинуться дальше. Сказать, что я сама была шокирована – это ничего не сказать!

— Теперь Марк точно с тобой расстанется! — заявила Дашка, и, клянусь всем святым, за всё это время она ни разу не моргнула!

На несколько томительных мгновений воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь бьющейся в висках кровью. Но школьный двор постепенно оживал. Свидетели моего позора словно очнулись, возвращаясь к своим заботам. Все, кроме нас четверых!

Первой пришла в себя Дашка:

— Фу, Софи! Какая гадость, — она впервые за это время моргнула, — Как ты могла так поступить с Марком?!

— Это… это… — начала я, запинаясь, но слова застряли комком в горле, и мне пришлось зажмуриться, чтобы хоть что-то из себя выдавить, — Это не то, о чём вы подумали!

— М-да?! — усмехнулся Вахрин, скрестив руки на груди, — Нам всем показалось, что ты только что целовалась с каким-то незнакомым парнем?

— Я его не целовала! — мой голос сорвался на крик, снова привлекая внимание всего школьного двора. Я почувствовала, как все взгляды устремились на меня, и поспешила сбавить тон. — Не целовала! Ясно?

— Яснее некуда, — захихикала Верка, её озорные кудряшки заплясали на плечах, — Это было просто дружеское прощание…

Я испепелила её взглядом и пронзила воздух указательным пальцем, указывая на неё:

— И только попробуй растрезвонить об этом…

Она вскинула руки ладонями вверх:

— Белка, — ответила она обиженным голосом, но взгляд рыжеволосой был довольным, — Я – могила!

— Жаль, что вскрытая! — поддел её Вахрин.

Больше не в силах выносить это напряжение, я направилась в здание, ощущая на затылке тяжесть сверлящих взглядов.

Вахрин был прав, эта могила по имени Верка была болтливее всех живых! Мне страшно было представить, что школьные сплетни сделают из этой дурацкой выходки Олега. Похоже, он и сам не подозревал, какую бомбу он только что мне подложил.

Всю дорогу до класса я слушала, как Дашка и Верка обсуждают, как мне лучше всего поступить с Марком. Один план хуже другого. Верка настаивала, что нужно немедленно ехать к Марку и во всём признаться, каясь и моля о прощении. Дашка, возражая, утверждала, что лучше вообще ничего не говорить и молиться, чтобы этот инцидент не всплыл. Случайно.… Как будто Верка способна держать язык за зубами! Как и вся наша школа, больше напоминающая склеп, полный раздутых историй, ставших достоянием общественности.

Добравшись до парты, я немного успокоилась. Как загнанный зверёк, я съёжилась, пока класс заполнялся учениками. Я чувствовала их любопытные взгляды и слышала тихие смешки в свой адрес. Когда Ромка оказался рядом, я посмотрела на него почти умоляюще:

— Как думаешь, можно надеяться, что эта история не разлетится по всей школе?

Он плотно сжал губы в тонкую линию, и ответ был очевиден.

— Конечно же, нет, — произнесла я за него.

— Если хочешь знать моё мнение, — я кивнула, хотя он и не ждал моего согласия. В глазах друга читалась невероятная поддержка, в моих – вселенское отчаяние, — Тебе и правда стоит поговорить с Марком и поставить точку в ваших отношениях…

И он, как всегда, был прав. Все эти дни я тайно мечтала пережить этот хаос, но не смела надеяться о продолжении отношений с Марком. Тот вечер на его последней вечеринке стал финальным аккордом нашей пьесы. И тянуть дальше не было смысла.

В кабинет вошёл преподаватель географии, вместе с надрывистым школьным звонком, сообщающим о начале урока. Класс машинально затих, лишь шелест тетрадных листов по-прежнему напоминал о жизни в этом душном помещении.

— Здравствуйте, дети, — весело произнёс он, — Сегодня мы перенесёмся в мир Древней Греции…

«Отлично!» — подумала я, — «А нельзя ли мне бессрочный билет? Возможно, там я смогу переждать, пока весь этот кошмар, в который превратилась моя некогда спокойная жизнь, не закончится!»

***

После уроков, оттолкнув от себя липкое сочувствие подруг, я отважилась встретиться с Марком, и наконец, поставить точку там, где она уже стояла несколько лет, только вот я все никак не решалась в этом признаться.

Дашка и Верка жаждали вовсе не поддержки в мой адрес, а зрелища спектакля, которое, им казалось, непременно будет. Одна лишь мысль о том, что они могут стать свидетелями и без того тяжелого разговора, заставляла меня содрогаться. А Ромка…

Вахрин был единственным лучом света в этом гнетущем ожидании. Всю дорогу до остановки он трещал без умолку о пустяках: о выходных, об учебе, о Верке и Дашке… лишь бы отвлечь меня от этой надвигающейся бури.

— Позвонишь?.. потом… — прозвучал его голос с надеждой.

— Конечно, — отозвалась я, ныряя в распахнутые двери автобуса, словно в бездну, обратного пути из которой не будет.

Забившись у огромного заднего окна, я вцепилась в поручень, словно только он мог остановить меня от желания выпорхнуть из салона автобуса, стараясь оттянуть неминуемое. Ромка долго смотрел мне вслед, пока автобус не тронулся, и я видела в его глазах ту же мучительную смесь чувств, что разрывала и меня. В них читалось:

«Что, черт возьми, творится с моей жизнью?!» и одновременно: «Наконец-то!».

И вопреки этой пульсирующей тревоге, где-то в глубине души я понимала, что расставание с Марком – это необходимость, как глоток воздуха умирающему от удушья.

Неожиданно в сознании всплыл образ Олега.

Что он подумает, когда узнает? Решит, что я сделала это из-за него? Самовлюбленный эгоист!

«А разве не из-за него ты расстаешься с парнем, с которым встречалась столько лет?» — прошептал предательский голос разума. Я встряхнула головой, отгоняя эти крамольные мысли.

Разрываемая сомнениями, я выскочила на уже знакомой мне остановке, она была конечной в маршруте этого автобуса, поэтому, подъезжая к ней, я сразу ощутила, что в салоне, помимо водителя, только лишь я и кондуктор (женщина с растрепанными волосами мирно дремала на своем месте). И когда я, как одинокий странник, покинула салон автобуса, он с грохотом захлопнул двери за моей спиной, недовольно фыркнул и двинулся прочь, на площадку, где обычно дожидался времени отбытия.

Я смотрела ему вслед, а мысли уже тщательно, панически планировали побег, в котором я запрыгиваю в тот же автобус и мчусь обратно домой.

И я вдохнула полной грудью, словно воздух мог придать мне храбрости, но она утекала сквозь пальцы, как песок. С каждым шагом к дому Марка я чувствовала, как меня покидают силы. В окнах роскошного особняка царила тьма, и я на мгновение подумала, что он забыл о нашей встрече, умчавшись навстречу друзьям.

Примерно после второго урока, изъеденная укорами девчонок и не менее тяжкими взглядами Вахрина, я написала Марку. Он, как ни странно, ответил, что внушило мне, возможно, ложную надежду, что он еще не в курсе случившегося сегодня на школьном крыльце. Конечно, я не спускала с Верки глаз, следя за каждым ее движением, чтобы она нарочно не позвонила Марку и не выдала ему всю правду, которая распирала ее, и я это видела по ее выпяченным глазам. И я с уверенностью могу сказать, что у Верки не было и шанса сообщить Марку последние подробности, а вот у всех остальных… Марк давно не учился в нашей школе, но здесь у него оставалось немало приятелей, с которыми он поддерживал отношения.

Робко постучала в металлическую дверь. Я знала, что стоит дернуть за ручку, и она откроется, но переступить этот порог после всего, что случилось или должно случиться… было выше моих сил! За дверью раздались шаги, и вот, наконец, он – Марк, словно сияющий в полумраке, появился на пороге. Как обычно, он провел рукой по непослушным кудрям, пытаясь зачесать их назад, но они упрямо падали ему на глаза.

— Как же я соскучился, Белка!!!

Он шагнул вперед, чтобы поцеловать меня, но я увернулась, и его губы коснулись лишь моей щеки. Неловкость пронзила меня, словно ледяной иглой. Мое тело отчаянно противилось не только его прикосновениям, но и самому присутствию рядом.

— Привет, — прошептала я взволнованно и дрожаще.

Марк отстранился и жестом пригласил войти. Я замерла, рассматривая его, словно пытаясь сохранить в памяти образ того, кто еще недавно был для меня всем, а стал… просто мальчишкой, с которым когда-то было хорошо.

Он был чуть выше меня, с квадратным лицом и волевым подбородком, разделенным глубокой ямочкой. Большие каре-зеленые глаза в редкие моменты просветления светились озорным блеском. Сегодня на нем были рваные джинсы и белая футболка, небрежно заправленная за пояс. Он был красив, очень красив. Мечта многих девчонок, не только моей школы, судя по одноклассницам Марка и его подругам.

Я уверена, как только весть о нашем расставании облетит город, у его дома выстроится целая очередь желающих занять мое место.

Но эта мысль больше не причиняла мне прежней боли. В душе поселилось странное, болезненное спокойствие. Раньше расставание казалось мне предательством: я выбрасываю беззащитного домашнего кролика на улицу. Теперь же – я отдаю его в руки, которые будут любить его больше, чем я.

Улыбнувшись этой мысли, я прошла за ним в гостиную через холл, где находилась та самая уборная, в которой я спасала свой организм от алкогольных последствий в объятиях Олега. Пожалуй, единственное место в этом доме, вызывающее светлые воспоминания!

Марк развалился на диване, закинув ноги на журнальный столик, я машинально села рядом, но, опомнившись, отодвинулась. Его рука легла мне на плечи тяжелым грузом, вызывая острое желание убежать.

— Слушай, Соф… — устало начал Марк, и я украдкой взглянула на него. Он прижался ко мне корпусом. — То, что произошло…

— Я как раз хотела поговорить об этом, — запинаясь, прошептала я. — Но сперва… — я развернулась к нему всем телом, поджав под себя ногу. — Что от тебя хотела та компания?

Марк сдвинул брови к переносице:

— Ничего, — заторопился он с ответом, и я почувствовала фальшь в его голосе. — Правда, ничего!

Но я-то знала, что он лжет, и это было отвратительно. Словно эта ложь просачивалась под кожу, струилась по венам, покрывая меня мерзкими мурашками.

— Ты не должен иметь с ними никаких дел! — четко проговорила я, не отрывая взгляда от его лица.

— Это еще почему? — возмутился он.

— Марк, — выплюнула я его имя, и меня чуть не стошнило. — Неужели ты не понимаешь, что Серега и его шайка – мерзкие подонки, которые подставят тебя, не раздумывая…

Но Марк, словно не веря мне, грустно усмехнулся и отвел взгляд. Я бы могла подумать, что он любуется своим отражением в черной зеркальной стене с огромной плазмой, но его вид был измученным.

— Если речь идет о бизнесе твоего отца, то ты тем более не должен туда лезть!

— Бля,— выдохнул он устало.

— Отец убьет тебя!

— София! — огрызнулся Марк. Впервые за все время, что мы были вместе, он назвал меня полным именем, и я застыла, разглядывая его глаза, в которых больше не могла прочесть ничего. Прежде все его мысли отражались в этих каре-зеленых омутах. Марк облизнул пересохшие губы:

— Ты не понимаешь, что происходит, — проговорил он, и я поняла, что его голос срывается в измученный стон. — И я очень прошу тебя, перестань лезть в мои дела!

— Твои дела…

Он наклонил голову набок, прервав меня:

— Я сказал, не лезь!

Напряжение между нами стало невыносимым. Воздух словно покинул это пространство, хотя раньше эта огромная зала с высоченными потолками и панорамными окнами казалась мне стеклянным кубом, переполненным кислородом.

Я еще немного смотрела ему в лицо, пытаясь пробиться сквозь стену, которая никогда еще не была такой непроницаемой. Стало понятно, что рассказывать о «своих делах» он не станет.

— Ясно, — выдавила я, оставляя последние надежды на спасение Марка, и скрестила руки на груди, словно воздвигая между нами барьер. — Как хочешь!

Меня злило и неимоверно терзало то, что ни Марк, ни Олег не давали мне ни единого шанса понять, что происходит! А я ведь сгорала не просто от праздного любопытства, а от всепоглощающего желания докопаться до сути этой запутанной истории!

Отец Марка был не просто крупной шишкой в нашем городе, прежде всего он был крупным бизнесменом. И я четко понимала, что за таким грязным бизнесом, как нефть, скрывается нечто ужасное. То, куда лучше не то что не соваться, а даже думать про это было опасно!

— Соф, — уже тише позвал парень и прильнул к моему плечу. — Давай не будем об этом! Пусть тот вечер и Серега катятся ко всем чертям, а сейчас…

Он подался вперед и коснулся губами моих губ. Сначала едва ощутимо, а после прижался так, словно искал живительную влагу в иссохшей пустыне. И я сразу почувствовала эту фальшь.

Даже невзрачный поцелуй Олега на школьном дворе был наполнен большей чувственностью и теплом, чем то, что происходило между мной и Марком в эту секунду. От этой мысли мне стало жутко, и я, собрав последние силы, отпрянула от Марка, дрожащей рукой вытирая губы от его влажного прикосновения.

— Значит, ты все-таки обиделась…

Да, я действительно была обижена, но почему-то соврала:

— Я не обиделась, — фыркнула я, злясь на себя за нерешительность сказать правду. — Просто… я…

— Просто ты опять пряталась со своим приятелем-педиком где-нибудь подальше от шумной вечеринки, пока я заливался виски… — грустно выдохнул парень, словно констатировал давно известный факт, и меня даже обрадовало, что он хоть как-то понимает, насколько меня раздражает его поведение.

Жаль, что это уже ничего не меняет!

— Не надо так про Рому!

Марк устало откинулся на спинку дивана, хмуро разглядывая серый день за окном своего особняка, а потом снова посмотрел на меня.

— Да, к чему это вранье, — шепнул парень, — Я знаю, что Вахрина не было на вечеринке, — заключил он уже громче, и я заметила, как дрожит его подбородок, а на скулах от напряжения играют желваки. — И Нат рассказывает какие-то удивительно странные истории про тебя… и про какого-то парня…

— А еще она говорит, что ты расстался со мной, Марк! — словно в обвинение произнесла я.

— Нет! — скривился он, словно я сказала что-то отвратительное. — Она все не так поняла…

И добавить ему было нечего. Я вновь ощутила огромную пропасть между нами, которая сейчас напоминала зияющую черную дыру, куда я медленно, но верно падала.

— К черту, Нат! — быстро оживился он, натягивая улыбку, от которой было мерзко. — Давай сделаем вид, будто ничего не было, и…

— Нет! — почти вскрикнула я и почувствовала, как он вздрогнул, даже жилы на его скулах перестали нервно подергиваться.

Кажется, впервые за долгое время я смотрела ему в глаза так долго. Пристально. Не знаю, что я там искала, может быть, свое мужество, с которым шла в этот дом, а может, отголоски прежнего парня, которого когда-то любила. А может, просто хотела верить, что любила, а на самом деле прикрывалась фальшивыми отношениями, чтобы не быть одной.

Внутри на мгновение стало невыносимо больно, словно что-то разорвалось, хотя оборвалось уже давно, а сейчас просто ныло.

Я так громко выдохнула, что, кажется, Марк все понял по этому выдоху и уронил голову, прижав подбородок к груди. Кудряшки скрывали его лицо, а мне больше не хотелось на него смотреть.

— Марк, — начала я, и он нервно затряс головой. Я замерла.

За окном разразился дождь, словно сама природа оплакивала мое разбитое сердце.

— Я знаю, что ты хочешь сказать…

— Тогда дай мне это сказать, потому что я больше не выдержу! — простонала я, и едкая злость раздирала меня на части.

Злость на Марка, на его жизнь, но больше всего злость на себя. Когда он поднял на меня глаза, они были полны грусти, как у котенка, которого оставили под ливнем, но я не могла отступить:

— Все, что происходит между нами, уже давно потеряло всякий смысл, — он замотал головой, и я вновь вспылила. — Да, Марк! Да! Вся эта гламурная жизнь, вечные тусовки и…

— Давай больше не будет тусовок? Давай?

Я больно прикусила губу, стараясь унять скопившуюся в груди боль.

— Нам ничего уже не вернуть! — быстро сказала я и поднялась, потому что заметила, как его рука потянулась ко мне, пытаясь заключить в объятия (он всегда так делал, и раньше это работало, а сейчас нет!).

— Я прошу тебя, Марк, — умоляюще прошептала я, и он снова скривился, словно вот-вот заплачет. — Посмотри на нас, ты – парень из богатой семьи, любящий выпячивать все напоказ и развлекаться, а я…

Стоило ли говорить, кто я? Кажется, я слишком долго молчала, так долго, что сейчас голова гудела от желания высказаться.

— Я простая девчонка, которой это не нужно! Мне не нужно излишнее внимание всех вокруг, мне не нужны подарки, рестораны и вот это вот все, — я обвела пальцем, словно заключила эту гостиную в круг, — Это все не мое!

— Так вот просто, Соф? — он встал следом, а я, не в силах больше смотреть ему в лицо, отвернулась. — Ты так просто расстанешься со мной после всего, что было? — и я хотела ответить, но он не давал мне шанса вставить и слова. — Мы же с тобой с самого детства вместе! Ты просто не можешь бросить меня! Это же… это же просто нереально! И я люблю тебя!

Наконец-то он замолчал. В сотнях хрустальных подвесок на огромной люстре еще долго звенели отголоски его голоса. А я смотрела в мерцание этого хрусталя и пыталась перестать чувствовать себя виновницей всего, что случилось с нашими отношениями. Но именно так я себя и ощущала. И это было хуже всего.

— Ты любишь себя, Марк, — выдохнула я, собирая остатки сил. — Не меня…

И прежде чем он пришел в себя от моих слов, и прежде чем очнулась я сама, я решила сбежать. Быстро и решительно я буквально пронеслась сквозь гостиную, едва не перевернувшись через кожаное кресло, а дальше – холл, дверь, воздух…

Кажется, он что-то крикнул мне вслед. Зная Марка, это было что-то отвратительное и болезненное, но я не разобрала этих слов за четкими ударами сердца прямо в моих ушах.

Но он не пытался меня остановить, и только заодно это я была ему безмерно благодарна, ведь если бы он побежал следом, ему бы хватило слов, чтобы остановить мою решимость. Ему всегда было что сказать, останавливая меня перед прыжком в бездну. И наше расставание было действительно этим прыжком.

Прыжком не просто в бездну, а в неизвестность.

«Сверхбессмысленнейшее слово: расстаемся. — Одна из ста? Просто слово в четыре слога, за которыми пустота», — прочла я однажды слова Цветаевой. И тогда это была лишь фраза, написанная поэтессой, а сейчас это стало символом точки в долгих, очень долгих отношениях.

Когда я остановилась, я уже была в своем районе. Меж серых хрущевских пятиэтажек. Дождь поливал, словно стараясь утопить меня в своем адски холодном океане. Волосы мои, как хлысты, пропитанные влагой, шлепали по лицу в очередном порыве ветра. Но я почти не чувствовала холода, внутри клокотало что-то больное и чрезвычайно неприятное. И я не старалась отбросить эти чувства, наоборот, я жадно впитывала их, как и моя одежда впитывала дождь.

Мне было крайне важно чувствовать хоть что-то, пусть даже эту боль, потому что только это напоминало мне, что я жива.

Жива… и свободна! Впервые за эти годы я почувствовала настоящую свободу, не обремененную отношениями с Марком, свою собственную жизнь, в которой Марку и его мнению больше нет места.

Глава 8

— Да ладно?! — взвизгнула Верка, ища подтверждения в моем кивке. — И что потом?

— Потом… я промокла до нитки, — выдохнула я, вспоминая ледяные капли вчерашнего дождя.

— Ну ты и кремень, Софи, — пробормотала Дашка, пораженная. — Как ты решилась на это?

Признаться, я боялась, что они еще долго будут корить меня за разрыв с Марком. Они, конечно, твердили, что мое счастье для них важнее, чем безумные вечеринки Марка, но… все же.

Вахрин узнал обо всем раньше них. Я позвонила ему вчера, едва обсохнув. Он рвался прийти, но сил у меня не осталось ни на что, кроме как рухнуть в кровать и забыться.

И вот сейчас я видела в глазах Верки обиду, что не она первой узнала эту новость года! Они обрывали телефон весь вечер, но я не отвечала, давая себе право на передышку, хотя понимала, что в школе расплаты не избежать. И час этот настал.

— Кремень — это мягко сказано, Мышка, — с вызовом проговорила Верка, отбрасывая непокорные кудряшки. — Как можно добровольно отказаться от такого парня?

Я попыталась отшутиться:

— Место свободно, так что…

— Эй! — Дашка легонько ткнула меня ручкой в плечо. — Почему ей предлагаешь, а не мне?

Хотелось рассмеяться, но ситуация была до абсурда нелепой, поэтому, сдержав улыбку, я просипела:

— Можете обе встать в очередь. Уверена, вам понравится!

— А первая в этой очереди Нат! — прыснул Ромка, а после надменно скривил физиономию, передразнивая высокомерную брюнетку. — Софи, ты как всегда оделась в секонд-хенде?! У нас так не принято, дорогуша…

Мы с Вахриным расхохотались, а Дашка с Веркой бросили на него суровые взгляды. Они недолюбливали Нат с ее вечно презрительным видом, но не упускали случая пообщаться с ней. Впрочем, как и со всеми друзьями Марка.

Дашка устало опустила плечи:

— И что нам теперь делать? — ее взгляд был полон грусти и вопроса. — По твоей милости мы остались без крутых вечеринок!

— И без классных парней! — поддержала ее Верка.

Я пожала плечами, усмехнувшись про себя:

«Проблема века!»

— Можем устроить свою, не менее крутую вечеринку, — предложил Вахрин и вздрогнул под пристальным взглядом трех пар глаз.

Это было невероятно.

— Вахрин, ты ли это? — поразилась Верка. — Ты же терпеть не можешь тусовки!

Ромка пожал плечами и посмотрел на Верку, потом на Дашку, затем на меня.

— Почему бы и нет? — ответил он. — Раньше нам было весело даже в «БигБро».

«БигБро» — это было местное кафе. Несколько лет назад мы часто там собирались, и было здорово. Тогда с нами был Марк. И все было иначе.

Я с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. Наверное, воспоминания о наших отношениях еще долго будут преследовать меня. Но я чувствовала, что это стоит пережить. Словно смерть любимого кота. Да, больно и неприятно, каждая мелочь напоминает о потере, но надо жить дальше! И моя уверенность сейчас вселяла надежду, что совсем скоро я смогу без доли разочарования обернуться назад и вспомнить то время.

— А это злачное место еще открыто? — поинтересовалась Дашка, а потом произнесла с грустью в голосе:

— Сколько всего там было…

— А помнишь, как мы однажды объелись мороженого и не могли встать? — захохотала Верка, и мы все подхватили ее смех.

Да, это было весело. Тогда мы съели по четыре, а некоторые и по пять огромных порций, которые пригвоздили наши тела к диванчикам. Мы долго собирались с силами, чтобы выбраться из кафе, но никто не мог пошевелиться. Мы только спорили, кто будет первым.

Как давно это было, словно в прошлой жизни. Тогда мы были совсем детьми. У нас были большие мечты и огромные планы на старшие классы. Мы верили в это безоблачное будущее, не подозревая, что взросление принесет совсем не детские заботы.

— А еще в этом кафе Ромка впервые влюбился, в официантку, помните? — рассмеялась Дашка.

— Я не влюбился в нее, это была формальная любезность… — тут же возразил Вахрин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Конечно, — протянула Верка, пародируя его. — «Девушка, у вас такая красивая футболка, ее вам здесь выдали или вы купили на распродаже…?»

И мы снова засмеялись. Даже Вахрин, которому обычно не нравились шутки Верки.

И только сейчас я почувствовала облегчение, словно проблемы вчерашнего вечера остались за окнами школы. А внутри – как и прежде: тепло и спокойно в кругу друзей.

— Я за, — произнесла я. — Будет здорово снова туда вернуться…

Верка с Дашкой переглянулись и, словно прочитав мысли друг друга, выпалили синхронно:

— Отметим расставание!

— Вообще-то я не хотел акцентировать внимание именно на этом…

— Нет, — быстро перебила я, понимая, что Вахрин хотел помочь мне пережить разрыв с Марком, но отметить эту новую главу в моей жизни мне хотелось. — Слез не будет, — поспешила я заверить его, но, увидев недоверчивый взгляд, ищущий боль в моих глазах, легонько толкнула его кулаком в плечо. — Все отлично! Повод что надо!

Со звонком мы расселись по местам. Верка, в предвкушении нашей «вечеринки», что-то шептала Дашке на ухо, та так же тихо отвечала. Вахрин сел рядом, и на его лице играла довольная улыбка.

Признаюсь, это было удивительно, ведь единственное, что предлагал Ромка в последнее время, – совместное чтение в библиотеке и посиделки в гостях, чаще всего у меня. И если он делал это ради меня, а это было именно так, я была ему безмерно благодарна!

После школы мы разошлись по домам, чтобы оставить рюкзаки и переодеться. Я быстро сменила школьную форму на более привычный образ: голубые джинсы, клетчатая рубашка и волосы, собранные в пучок. Но, взглянув на свое отражение в зеркале, вспомнила слова Олега и тут же распустила волосы. Они упали густой волной кудрей на спину.

Мама только проснулась. Я запрыгнула к ней в постель и чмокнула в нос.

— Для девчонки, которая только что рассталась с парнем, ты слишком радостная!

— Жизнь продолжается! — ответила я, стараясь говорить как можно веселее.

— Да ну? — мама приподнялась на локтях, заглядывая мне прямо в глаза. — Я не узнаю свою дочь!

Я прыснула в ответ:

— Мне стоит разреветься прямо сейчас?

— Нет, но… — мама запнулась, а потом усмехнулась. — Я очень рада, что ты наконец-то выбралась из этого… дерьма…

Последнее слово она произнесла шепотом, словно боялась, что ее услышат и накажут за брань в присутствии ребенка. А потом добавила:

— Кажется, Олег действует на тебя положительно…

Я поспешно встала с кровати, улыбка тут же исчезла с лица.

— Он здесь совершенно ни при чем!

И, возможно, мои слова прозвучали резко, потому что мама подняла руки в примирительном жесте. Но по ее глазам я поняла, что не переубедила ее, ну и ладно!

— Мы пойдем с ребятами в «БигБро», вернусь, наверное, поздно…

— Без проблем, — отозвалась мама, сладко потягиваясь в постели. — Я опять в ночь, так что…

— Поужинаю там, — ответила я, и она кивнула, посылая мне воздушный поцелуй.

До кафе было идти минут пятнадцать. И все это время я старалась держать на лице счастливую улыбку. Портить этот вечер своим мрачным настроением мне совсем не хотелось. И если в школе мне удалось убедить друзей, что со мной все в порядке, удастся ли продолжать притворяться? Кто знает! Но я буду стараться.

Ребята уже сидели за нашим любимым столиком, в укромном уголочке. Это местечко больше напоминало небольшую круглую кабинку с полукруглыми диванчиками и круглым столиком посередине, над которым висел плоский светильник, создавая уютную атмосферу.

Дашка и Верка замахали мне, словно я могла их не заметить, тем более что кафе было почти пустым. Я сняла куртку, повесила ее на вешалку рядом с диванчиком и плюхнулась рядом с Ромкой:

— Здесь ничего не изменилось!

— И даже официантка та же, — указала Верка большим пальцем за спину. — Вахрин, это определенно знак!

Верка расхохоталась, Дашка подхватила ее смех, а Ромка сморщился:

— Она вообще не в моем вкусе!

— Ну да? — я толкнула его локтем в бок. — По-моему, она очень даже милая…

Он принялся щекотать меня в отместку, как и прежде. Я всегда надрывно смеялась, потому что его тонкие, колючие пальцы находили самые чувствительные места.

Мы сделали заказ, как только официантка появилась у нашего столика. Верка не сдержала смех, когда Ромка, пытаясь скрыть смущение, заказал двойную порцию картошки фри и пепси на всех. Дашка и Верка заказали что-то мясное, а я остановилась на бургере с двойной порцией сыра, которого тут не жалели никогда.

И когда мне вынесли долгожданный обед, я поняла, что ничего не изменилось. Сыра было не просто много, мой бургер утопал в этой расплавленной массе и источал такой восхитительный аромат, что я набросилась на него как голодный зверь.

— Аппетит отличный, — подразнил меня Вахрин. — Значит, жить будет!

— Какая это жизнь, — мрачно пробурчала Дашка. — Сейчас она могла бы есть изысканный тартар в роскошном ресторане, а довольствуется бургером в местной забегаловке…

— И это самый вкусный бургер в моей жизни! — призналась я, откусывая огромный кусок, который едва помещался во рту.

— Ну правда, Софи, — умоляюще посмотрела на меня Дашка. — Неужели тебе не хочется вернуть все назад?

— Нисколько! — ответил за меня Вахрин. — Посмотри на нее, она наконец-то ожила!

И это была правда. За всей этой болью и неразберихой я чувствовала такую сладостную свободу. Словно сделала долгожданный глоток свежего воздуха, не пропитанного запахом дома Марка и его надменными самодовольными речами.

— А я буду скучать, — выдохнула Верка, перестав жевать явно несвежий кусок мяса. — Чем мы теперь будем заниматься? На тусовках Марка было весело…

— Да-а? — протянул Ромка, отправляя в рот картошку фри. — Особенно убирать огромный дом после очередного карнавала тщеславия, пока вы пьяные валялись на диване!

— Это упрек?! — возмутилась Верка. — Кто виноват, что вы двое не умеете веселиться?

— Это я-то не умею? — вспыхнул Вахрин и вытащил рюкзак из-под стола, поставив его на диван, а потом открыл, чтобы показать его содержимое.

— Вахрин! — изумилась Верка.

— Вахрин! — изумленно выдохнула Дашка. — А ты… ты не такой уж и мерзкий, как прикидываешься!

Ромкин рюкзак был полон бутылок с чем-то крепким, о чем красноречиво шептали этикетки. Незаметно для официантки он извлек одну, ловко открыл и щедро плеснул в каждый стакан с пепси, но замер, словно споткнулся, глядя на стакан Верки.

Она выжидающе вскинула рыжую бровь:

– Не поделишься – опозорю! И знай, позор твой будет пылать багровым клеймом на твоей веснушчатой физиономии…

– Наверное, я тысячу раз об этом пожалею, – ответил Вахрин, искорки заплясали в его глазах, когда он смотрел на Верку. – Но… будь что будет!

И он наполнил её стакан до краёв.

– За новую жизнь нашей Белки! – его тост прозвучал слишком театрально, но в его глазах я увидела искреннюю поддержку.

Я тихонько прикоснулась своим стаканом к его, не спуская глаз с девчонок. Они медлили, словно решались на что-то важное, а потом Дашка поднесла свой стакан к нашим:

– Не знаю, насколько это потрясающий момент, но… ладно.

Верка без лишних слов чокнулась с нами, и брызги обдали лицо Вахрина. Он тихо выругался, но, казалось, ни одна выходка Верки не могла омрачить его приподнятое настроение.

Мы быстро осушили свои бокалы и тут же заказали ещё пару бутылок пепси.

Вечер переставал быть томным с каждым выпитым глотком нашего импровизированного коктейля. Мы веселились, как прежде, все вместе. Вспоминали все истории, произошедшие в этом кафе и за его пределами. Казалось, вся наша жизнь соткана из нелепых моментов, которые раньше проживались с тяжестью в сердце, а сейчас превратились в смешные, согревающие душу шутки. И это было потрясающе!

Потрясающе было и то, как алкоголь стирал все мои переживания. Единственное, что больно дёргало меня назад, в реальность, – бесконечные звонки от Олега. Я сбрасывала один за другим, но тут пришло сообщение:

«Пиздец ты бесишь! Знай, я в ярости!».

– Кто тебе там всё время названивает? – с усмешкой спросил Вахрин, пытаясь заглянуть в мой телефон, но тут же получил от меня звонкий щелчок по носу.

– Не твоё дело!

Я судорожно убрала телефон в задний карман, боясь, что Вахрин решит прочесть то, что я хотела оставить в тайне. Даже от него. Не думаю, что Ромка оценит мои новые знакомства…

– Это её новый парень! – елейным голосом протянула Верка, а за этой приторной улыбкой скрывалось нечто большее, чем просто смешок.

– Неужели? – расплывающиеся глаза Ромки вдруг округлились. – Я что-то пропустил?!

– Он не мой парень! – возмутилась я, но в голосе не было ни капли правды, алкоголь лишил меня даже намёка на серьёзность. – Это… это… ничего серьёзного!

– Да ладно тебе! Видели мы это твоё «ничего серьёзного», – брови Дашки запрыгали на лбу. – Он хорошо целуется? Признавайся!

– Я не понимаю, о чём ты, – я снова отхлебнула пепси с привкусом алкоголя и громко поставила стакан на столешницу. – Ничего не было!

– А он вроде симпатичный… – Верка осеклась, встретив презрительный взгляд Дашки.

– Как ты можешь так говорить? – пьяно возмутилась Дашка. – Мы на стороне Марк. Помнишь?

Я расхохоталась, наблюдая за их перепалкой. Это было даже мило. Казалось бы, меня должна раздражать бесконечная любовь Дашки к Марку, но мне было просто весело. Как и всегда, когда эти две неразлучные подружки начинали свои извечные споры. Всё заканчивалось тем, что каждая оставалась при своём мнении.

Вахрину их ссоры нравились ещё больше.

– Всё равно не подерётесь! – захохотал Вахрин.

– Зато тебя поколотим, будь уверен, – надула губы Дашка, но я видела, что сейчас единственное, на что она осмелится, это расцеловать его за выпивку, которую он пронёс в кафе.

Ромка принялся кидаться остатками картошки фри, а девчонки отбивались, делая вид, будто они великие каратистки. Я не могла сдержать смех.

Но вдруг мир, словно замер. По спине пробежали уже знакомые мурашки. Стены кафе поплыли, словно я на мгновение потеряла зрение, а когда всё вернулось на свои места, и мир ожил, я едва не выронила стакан. Это бред! Я так отчаянно хотела в это верить…

Олег стоял у нашего столика, прожигая меня взглядом.

– Что-то мне нехорошо, – прошептала я, не в силах отвести от него взгляд. Мне казалось, я выпала из реальности, а он – лишь моё наваждение. Наваждение, которое грозно рыкнуло:

– Живо домой!

Я с трудом оторвала взгляд и посмотрела на ребят, отчаянно пытаясь найти в их глазах хоть лучик надежды, что это всего лишь галлюцинация. Дашка замерла с открытым ртом. Верка разглядывала Олега с неприкрытым любопытством. Вахрин хлопал глазами в полном недоумении.

– Вы тоже его видите? – спросила я дрожащим голосом. Вахрин и Верка кивнули, Дашка захлопнула рот.

Олег схватил меня за руку, рывком поднял на ноги. Мир снова пошатнулся.

– Что ты делаешь? – попыталась возмутиться я, но алкоголь предательски лишал меня остатков самообладания. И я вдруг рассмеялась. – Ты ведёшь себя как папочка…

Я тут же замолчала.

Его челюсти сжались, в глазах полыхнула ярость. В груди заколотилось так, словно я скачу на бешеном скакуне, не имея ни малейшей возможности остановиться.

– Ты сейчас же пойдёшь со мной, – сквозь зубы прорычал он, не отрывая от меня злобного взгляда.

– Эй, приятель, отпусти её! – отозвался Ромка и попытался встать, но тут же рухнул обратно под испепеляющим взглядом Олега.

– Не советую тебе вмешиваться… приятель…

На месте Вахрина я бы уже давно потеряла сознание от страха. Но мой друг оказался куда храбрее, чем я думала.

– Да кто ты такой?! – выплюнул он с отвращением.

– Тот, кто может сломать твою челюсть одним ударом, – от этих слов я вжалась в плечи. – Так что не советую тебе шевелиться, иначе я восприму это как попытку нападения…

Олег прожигал Вахрина взглядом ещё долю секунды, а затем перевёл свой пылающий взгляд на меня. Мне стало ещё хуже.

– Ты сама пойдёшь? Или мне помочь?!

Внезапно меня охватило раздражение. Я вырвала руку из его обжигающей хватки и едва не упала, но чудом удержалась.

– А если нет?!

Олег усмехнулся злобно и раздражённо:

– Значит, нет, – прошептал он и в одно мгновение закинул меня на плечо, словно мешок картошки. Схватил мою куртку с вешалки и направился к выходу так быстро, что я успела лишь мельком увидеть лица друзей. Они были в шоке, как и официантка, наблюдавшая за этой нелепой сценой. Последнее, что я увидела в этом кафе – её лицо, полное изумления. Дальше – порог, асфальт и пятки Олега в чёрных военных берцах.

Он быстро пересекал узкие дворы. Даже в этом состоянии я узнавала знакомые трещинки на асфальте, и я сопротивлялась, как могла. Била его по спине, кричала что-то невнятное, ведь вниз головой невозможно было выговорить что-то членораздельное.

Когда он остановился, я подумала, что он меня отпустит, но он лишь по-хозяйски пошлёпал меня по бёдрам, достал ключи из заднего кармана джинсов, открыл подъездную дверь, и мы нырнули в темноту, пропитанную запахом плесени. Пара пролётов лестницы пролетели как одно мгновение, а Олег даже не запыхался, хотя пыхтел, и я понимала почему. Он был зол. Впрочем, как и я.

Наконец-то он сбросил меня со своего плеча и поставил на пол. Я вцепилась в его руку, чувствуя, как предательски рассеиваются последние трезвые мысли. Во рту появилась тошнотворная волна, предвещавшая повторение вечера нашего знакомства.

Дверь в мою квартиру открылась, в дверях стояла мама с лицом, которое меня пугало. Казалось, она вот-вот сорвёт с ноги тапок и выпорет меня прямо здесь, прямо при нём! Но, вопреки моим ожиданиям, она лишь распахнула дверь шире и посмотрела на Олега:

– Комната прямо и направо.

Как же много я хотела ей сейчас сказать! Но я боялась открыть рот, потому что меня тут же вывернет наизнанку.

Всё произошло мгновенно. Олег снова подхватил меня на руки, но на этот раз нежно, хотя я думала, что его злость готова стереть меня в порошок своими объятиями. Коридор, комната, знакомые стены, кровать, подушка…

Я безвольно упала и почувствовала, как он снимает мои кеды.

– Спасибо, Олег, дальше я сама… – послышался тихий, на удивление спокойный голос мамы. – Кажется, мне придётся взять отгул…

– Нет, что ты! Иди, я останусь и присмотрю за ней…

И я закричала, неистово и громко, чтобы он проваливал ко всем чертям. Но, кажется, я кричала лишь в своей голове, потому что мама робко спросила:

– Тебе правда не сложно?

– Конечно, нет, – заверил он тихим, спокойным голосом, который я ещё ни разу не слышала. – Всё будет в порядке…

И мама ушла! Чёрт возьми! Она оставила меня с ним! Доверчивая, чрезмерно доверчивая женщина!

Я слышала, как тихо закрывается дверь нашей квартиры, как Олег опускается в кресло рядом с моей кроватью. Слышала, как он дышит. Так громко, словно ему приходилось дышать за нас двоих. Ведь я не дышала, честно. Я боялась, что если вдохну, меня тут же вывернет наизнанку.

Он прикоснулся к моей коже, убирая с лица пряди волос. Его пальцы слишком долго задержались на моей щеке. Так долго, что я вздрогнула, спрыгнула с кровати и тут же оказалась лицом к лицу с унитазом!

– Господи! – мученически взмолилась я. – Неужели снова?!

И да, это происходило снова. Я, туалет, Олег за моей спиной, придерживающий мои волосы.

– Уйди, – снова молила я, как и в тот раз. – Уйди, прошу…

Но он по-прежнему оставался рядом, словно хотел согреть моё тело, которое сотрясала дрожь. Вот только я не замерзала, меня тошнило, выворачивало наизнанку.

– Дежавю, блядь! – прохрипел он. – Кажется, это становится традицией!

Глава 9

Я плаваю в нереальности сновидений, словно в зыбком тумане, до первого робкого движения. И тут же реальность обрушивается на меня, как лавина. В голову вонзается нестерпимая боль, словно кто-то безжалостно вбил огромный гвоздь прямо в висок. Потолок моей комнаты встречает меня печальным покачиванием одинокой люстры. И я понимаю сразу: это качается не она, а мое все еще пьяное сознание. Из окна льется слабый, призрачный серый свет – предрассветная мгла. День начинается с дождя, и я чувствую леденящий холод, пробирающий до костей. Мурашки судорожно бегут по коже, но я знаю, истинный источник дрожи кроется глубже, в тревожном предчувствии, в той невысказанной правде, что терзает душу. Делаю глубокий вдох, ощущая терпкий аромат сандала и табака, который пропитал комнату, нет, даже не так… он пропитал уже всю меня!

На малюсеньком кресле, в позе, казалось бы, неудобной, но такой безмятежной, спит Олег. Его мощная грудь, обтянутая тёмно-зелёной тканью футболки, мерно вздымается и опадает в унисон с тишиной комнаты. Бронзовая кожа, словно тронутая кистью великого мастера, мерцает в призрачном свете, а расслабленное лицо дышит обманчивой невинностью. Он чертовски привлекателен, и я невольно закусываю дрожащую губу, пытаясь унять волнение.

По логике вещей, я должна испытывать к нему лишь жгучую ненависть, презрение, ровно, как и к самой себе, но сердце молчит, отказываясь повиноваться разуму. Я не могу отыскать в себе гнев на его присутствие, лишь трогательное благоговение, словно хрупкий росток, пробивающийся сквозь толщу земли. Оно распускается в моей груди огромным, нежным цветком, и каждый трепет его лепестков я чувствую каждой клеточкой своего тела.

Отрываю взгляд от его лица, словно от греховного искушения, и бросаю взгляд на будильник. Шесть часов тридцать минут. До ненавистного звонка осталось не больше пяти мучительных минут, и я понимаю, что сон безнадёжно потерян. Да и как я вообще могла спать всю ночь, когда он все это время был рядом?

В мгновение ока обрывки вчерашнего вечера восстают из глубин памяти, словно восставшие из мёртвых зомби, и меня передёргивает от отвращения. Не знаю, что хуже:

Может, Вахрин, Дашка и Верка.… Эти школьные церберы растерзают меня своими любопытными и ядовитыми вопросами об Олеге!

А еще – мама… (Воспоминание о её лице, застывшем в ужасе в дверном проёме, когда Олег принёс меня еле живую в квартиру, вызывает судорожную дрожь.) Она жаждет не просто жалких объяснений, ведь они не сработают на этот раз. Нет, сейчас этого будет катастрофически недостаточно!

Или Олег и его звериный, пугающий взгляд вчерашним вечером. Часть меня ликует от мысли, что я смогла задеть его непробиваемую броню, как будто утереть нос этому самодовольному зазнайке стало частью наших встреч. Но что-то в его взгляде, в его словах, в каждом движении пугает меня до онемения. И с каждым разом этот страх растёт, пуская корни в самую душу.

Неотступное, леденящее кровь чувство, что он хранит какую-то чудовищную, смертельную тайну, поселилось в моей душе, отравляя каждый вздох.

Я отчаянно гоню прочь все воспоминания, но они словно призраки, просачиваются сквозь мои усилия. Осознание настигает меня, когда я заглядываю под одеяло. Чёрт побери! На мне лишь майка и трусы.… Неужели… он раздевал меня?!

Вспыхнув от стыда и отчаяния, я собираю остатки самообладания и решаюсь на отчаянный побег, пока Олег не проснулся.

«Как я смогу смотреть ему в глаза после этого?!»

Опускаю дрожащие голые ступни на пол и вдруг чувствую, как приятный, обжигающий холодок растекается по разгорячённому телу. Горят не только щеки, я вся пылаю, словно варюсь в кипятке, в том самом адском котле, который разжигают озорные черти, поселившиеся в глазах Олега. Встаю, шатаюсь, с трудом обретаю равновесие и придумываю дрожащий, но всё же план действий:

«Сначала к шкафу, быстро схватить одежду, а потом пулей в коридор…»

Но не успеваю сделать и шага, как его обжигающая, словно клеймо, рука хватает меня за запястье. От неожиданности вырывается короткий, испуганный вскрик, и в следующее мгновение я вижу его губы, такие близкие, такие манящие, прямо перед своим лицом. Конечно же, я упала на него сверху! Почти голая! Огонь бушует во мне, но в нём пламя ещё сильнее, я чувствую жар его тела. Его руки, обуянные нежностью, крепко, но аккуратно придерживают меня за поясницу, а другая обхватила бёдра, чтобы я не рухнула на пол.

— Решила улизнуть? — читаю я по его пухлым, манящим губам, потому что не слышу ничего, кроме бешеного, оглушительного стука собственного сердца, отдающегося в висках.

— Нет, — растерянно шепчу я и судорожно сжимаю зубы, аромат изо рта ещё хуже, чем в первый раз. Чёртов сыр!

Я часто моргаю, пытаясь понять, что отражается в его глазах. Что это за улыбка? Раньше она показалась бы мне насмешливой, издевательской, но сейчас… сейчас в ней проглядывает что-то новое, тронутое особой, необъяснимой радостью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тут же нахожу ответ его счастью. Он всё ещё держит меня в объятиях, почти обнажённую. Кажется, от его жгучих пальцев на моем бедре останутся следы. Клеймо! Но я никак не могу заставить себя оторваться от него, хоть и понимаю, как нелепо это выглядит. Да и моё лицо, пылающее от кончика носа до самых ушей, предательски выдаёт моё смущение!

Раздаётся скрипучая трель будильника, и этот звук, словно удар хлыста, возвращает меня в жестокую реальность. Хватаю будильник, нажимаю на кнопку отключения и с яростью швыряю его на кровать, прямо в ворох одеяла. Так же быстро собираю себя по частям. Олег усмехается шире, и я отпрянула от него, инстинктивно прикрывая то, что могу прикрыть, жалким подобием защиты из двух ладоней! Моя челюсть трясётся от нервного передоза, но я знаю истинную причину этого тремора. Чувство, которое я отчаянно пытаюсь спрятать, но разве с таким чудовищным похмельем я способна скрыть хоть что-то?

— Я… я… — слова застревают в горле, как только я тону в омуте его глаз. Он смотрит на меня с прищуром и неприкрытым, волнующим интересом, и взгляд его направлен не на лицо, как можно было бы предположить, а скользит по изгибам моего тела, обжигая каждую открытую часть, – Мне надо одеться…

— Конечно, — выдыхает он с напускной печалью.

Переминаюсь с ноги на ногу и в следующее мгновение уже прячусь за дверцей шкафа, судорожно перебирая вещи в поисках чего-то мало-мальски приличного. А Олег тем временем не сводит с меня глаз. Раздражение вспыхивает во мне с новой силой:

— Ты не мог бы отвернуться?! — ворчу я, словно старый, барахлящий мопед.

— Нет, — весело отзывается он, — Это единственное за последние сутки, на что смотреть приятно…

— Как ты вообще посмел?..

— Ты испортила всю свою одежду, — перебивает он меня, его голос вдруг становится спокойным, и я невольно завидую его самообладанию, — Что я должен был делать?

— Оставить меня одетой, например! — выплёвываю я в ответ.

— И задохнуться от запаха желчи и перегара? — спрашивает он, но, не дожидаясь ответа, продолжает, — Ну уж нет… — он отрывается от спинки кресла и подаётся вперёд, опираясь локтями о колени, явно намереваясь рассмотреть меня во всех подробностях.

«Фу!» — мысленно фыркаю я и, продолжая сердито пыхтеть, перерываю шкаф, но, понимая, что это бессмысленно, хватаю первое, что попадается под руку, а именно серые джинсы. Я влетаю в них буквально вприпрыжку, стараясь как можно быстрее спрятать свои оголённые ноги в штанины, подальше от прожигающего взгляда Олега. После я так же ловко забираюсь в кофту, которая, к моему негодованию, оказывается полупрозрачной, что не сказать, что она помогает мне спрятаться за тканью.

Фыркая и ворча себе под нос, я направляюсь в ванную, ощущая его незримое присутствие. Его взгляд я чувствую даже с закрытыми глазами, он, как и прежде, рождает рой мурашек прямо под моей кожей. Я ощущаю их бег по моим рукам, плечам, они переползают на лопатки и спускаются к пояснице, огибают талию и устремляются к пупку, а затем скользят ниже…

«Стоп!» — командую я сама себе и выдавливаю целый тюбик пасты на зубную щётку.

Я чищу зубы. Точнее, отскребаю их! Трижды! Во рту настоящий ад, даже хуже того первого ада, который встретил меня в машине Олега. И это отвратительно. После я плещу холодной, ледяной водой себе в лицо, отчего моё дыхание замирает. Когда я смотрюсь в отражение, моё лицо выглядит опухшим и раздражённым, а вот в глазах настырно пляшет какой-то живой и очень беспокоящий меня блеск!

То, что Олег провёл со мной эту ночь, неожиданно радует меня, вселяя в душу странное чувство, от которого я тут же сбегаю, оставляя его в ванной, в своём отражении.

Когда я захожу на кухню, он уже хозяйничает, накладывая кашу в тарелку:

— Я ни разу не готовил кашу, но… — он смотрит на меня, а я плюхаюсь на стул, удивляясь тому, как он вообще поместился на этой крошечной кухне, — Твоя мама просила накормить тебя перед школой, так что тебе придётся это съесть.

Ложка брякает о край тарелки, а я смотрю на его спину, обтянутую футболкой, видя каждый его мускул, а дальше взгляд предательски скользит ниже, на ягодицы, узкие, но такие же мускулистые, это видно по тому, как на нём сидят военные джоггеры цвета хаки. Я вздрагиваю и зажмуриваюсь, как только тарелка с кашей оказывается передо мной. Вид у неё не то, что не очень, я прижимаю ладонь ко рту, чтобы меня снова не вырвало!

— Эй, — возмущается Олег, — Вообще-то, я старался!

— Прости, — с трудом шепчу я и, не выдержав вида каши, перевожу взгляд на парня.

Олег развалился на табуретке, устроившись максимально удобно, как только можно на ней усесться. Он облокотился спиной о подоконник и вытянул длинные, мощные ноги вдоль кухни, словно перегородив мне путь к бегству. И, признаюсь, я бы очень хотела сейчас сбежать! Так сильно, что буквально считаю, сколько шагов мне потребуется для того, чтобы пересечь короткий хрущёвский коридор, а сколько ему, чтобы нагнать меня…

Я откладываю ложку на стол и собираюсь претворить свой план в действие, но он тут же произносит:

— Не стоит, Белка, — его голос заставляет меня сесть на место.— Сбежать тебе не удастся…

Парень разглядывает нашу маленькую кухню, словно его и правда интересует здешняя обстановка, а после отхлёбывает чай (который пьёт из моей кружки!) и, поставив стакан на стол, заглядывает мне в глаза:

— И постарайся не бесить меня, ладно? — я не отвечаю, сверля его взглядом, — Хотя бы сегодня…

— Боюсь, что не смогу выполнить твою просьбу, — ехидно отвечаю я, замечая, как мой голос приобрел жёсткость, хотя под взглядом янтарных глаз внутри меня всё тает, — Ведь ты меня раздражаешь!

Олег отрывает спину от подоконника, подаётся вперёд. Между нашими лицами не больше пяти сантиметров. Мне кажется, что от его дыхания остывшая каша снова нагревается. Не знаю, как ей, но мне слишком жарко ощущать его рядом.

— София, — вкрадчиво и чрезвычайно спокойно шепчет парень, но глаза… они говорят о другом… я буквально вижу ту злость, что и вчера, — Я предупреждаю тебя в последний раз – перестань меня бесить… — последнее он произносит почти по слогам.

— Если я тебя бешу, то почему ты здесь? — вскидываю я одну бровь, словно его гнев меня мало заботит.

Олег слишком долго смотрит мне в глаза, молчит. Возможно, ищет подходящий ответ, тот, что был в его духе, он даже, возможно, нашёл его, но почему-то молчит, и я не выдерживаю этого, встаю, беру тарелку с кашей:

— У тебя наверняка много бандитских дел на сегодня! Так что вперед,— киплю я от собственного раздражения,— Беги к своим дружкам!— выплевываю я и, протиснувшись между его коленями и холодильником, с грохотом ставлю тарелку с кашей в мойку, а потом, скрестив руки на груди, оборачиваюсь. — Если я так невыносима для тебя, может, нам вообще не стоит видеться?

Олег резко поднялся, заставив меня отцепить руки и вцепиться в столешницу позади. Он навис надо мной, прожигая взглядом. Я тону в этом расплавленном янтаре, а сердце бьется так отчаянно, словно хочет вырваться из плена груди и упасть к его ногам, моля о пощаде.

— Ты хочешь, чтобы я больше не приходил? — прошептал он, и в голосе его прозвучали нотки такой щемящей печали, что меня затрясло.

«Нет! НЕТ!» — кричало мое сознание, но я стиснула зубы до боли, лишь бы не выдать своего смятения.

Олег приблизился, хотя, казалось, ближе уже некуда – мы почти слились в этой тесной кухоньке, где, казалось, закончился весь воздух. Его грудь нервно вздымалась прямо перед моим лицом. Запах табака и сандала кружил голову. А его глаза, обжигающие меня насквозь, искали на моем лице ответ.

— Ответь мне, — настойчиво просил он, но я отвернулась, силясь заставить себя молчать. Он тут же грубо, но в то же время нежно коснулся моего подбородка и вернул мое лицо обратно. Я не могу отвести взгляд от его глаз – они пылают так ярко и нежно, что у меня перехватывает дыхание. — Скажи мне, София… ты хочешь этого?

— Нет, — выдавила я дрожащим голосом и тут же захлопнула рот.

Он кивнул пару раз, четко, быстро, нервно. А потом выдохнул и отступил, словно освобождая меня из-под стражи.

Я озлобленная своими признаниями вылетела из кухни и, добежав до комнаты, схватила рюкзак и принялась судорожно пихать в него все, что лежало на столе, едва понимая, что делаю. Мои мысли были далеко от учебы, от учебников и ручек, которые то и дело выскальзывали из рук, и мне приходилось поднимать их, чтобы запихнуть в рюкзак. Я не могла думать ни о чем, кроме него, моих слов, моих чувств, а еще моего страха, которые вселили в меня его слова. А что, если я больше его никогда не увижу?

Когда я выскочила в холл, Олег стоял там, уже одетый, и выжидающе смотрел на меня.

— Провожу тебя до школы…

Каменное выражение его лица говорило о том, что он, как и я, погружен в свои мысли. Может, ему льстит, что такая девчонка, как я, испытывает к нему что-то, чего сама не понимает? Возможно, ему кажется эта игра забавной. Но я была рада даже тому, что он не выказывал своего ехидства и этой радости.

На этот раз он не спрашивал, а утверждал. А я не спорила, словно смирилась. Но, признаться, мне хотелось остаться одной, именно сейчас. Мне нужна была передышка, хотя бы несколько минут, а может, и часов… чтобы осмыслить все, что произошло.

Но я не могла попросить его оставить меня, уйти. Боялась, что он и правда это сделает. Уйдет. И я больше его не увижу…. Бред! Какой же это бред! Этот парень бандит. Точно бандит! Почему я не могу послать его ко всем чертям? Точнее могу, но не хочу!

Я плелась за ним следом – первый пролет, второй…

Нелепое и тяжелое молчание прервал он первым:

— По-моему, я предупреждал тебя насчет алкоголя…?

Я вспомнила наш разговор там, на озере, после моего первого фиаско перед ним. Тогда Олег был вполне убедителен, говоря, что больше не желает видеть меня в таком состоянии. Но тогда я еще не была готова к тому, что произойдет в моей жизни, поэтому восприняла его слова как шутку. А вчера, когда он появился в кафе, я тут же пожалела о своей беспечности…

— Это получилось случайно, — пробормотала я.

Олег остановился, и я уткнулась ему в спину, не успев затормозить. Когда он развернулся, я встретилась с его взглядом. Мне не пришлось больше задирать подбородок, как прежде. Он стоял на пару ступеней ниже, и сейчас мы были одного роста. От взгляда его глаз даже мои легкие вздрогнули.

— Я больше не стану повторять, — вкрадчиво произнес Олег полушепотом, но отчего-то его голос громом прокатился в моей голове. — Тот раз был последним, а за этот тебе придется расплатиться! И свиданием ты не отделаешься…

Я изумленно расширила глаза.

— Интересно, и что же на этот раз?! — в моей голове промелькнула сотня ответов, и все их я прочитала в его глазах, или мне так показалось. Паника сковала меня, и я обхватила себя руками, словно возводя невидимую стену между мной и парнем, и вдруг спросила:

— Может, сразу ко мне в постель прыгнешь?!

Олег рывком притянул меня к себе. Его настроение вспыхнуло и сменилось с пугающей быстротой: всего мгновение назад тихий и сдержанный, теперь он глядел на меня с яростью, которая кипела внутри него, словно он готов был разорвать раздражающий фактор – меня.

— Это ты так обо мне думаешь? — вскипел он моментально. Я молчала, понимая, что любое слово способно разжечь яростный его пожар еще сильнее. — Ах да, конечно же! Я же самовлюбленный эгоист! — он усмехнулся, но в его усмешке не было ни капли тепла, только жгучая злость, — И знаешь что? Это неплохая идея, Белка! Давай! Это будет твоей платой за то, что ты так бездумно меня бесишь!

Перед тем как я опомнилась, он уже прижал меня к холодной стене. Его тело напряглось, будто охваченное внутренней бурей. Или, возможно, это мой страх заставлял дрожать воздух между нами?

Одна его рука стиснула мою ягодицу, а вторая… Его обжигающая ладонь скользнула между моих ног, поднимая во мне настоящее пламя. Смесь страха и волнующего жара взметнулось во мне волнением, что мгновенно лишило покоя. Сердце взмыло к моим гландам, перед глазами плыло нечто безумное. Инстинктивно я ухватилась за края его куртки, стараясь хоть как-то ухватиться за реальность.

— Не… не… — пытались выдавить слова мои обездвиженные губы, но звук был слабым, его сносило пламя внутри моей груди, которое не позволяло никаким разумным словам прорваться наружу.

Олег впился в меня взглядом так настойчиво, что я поджала губы, но только для того, чтобы подавить дрожь и проглотить бурю эмоций, бушующую где-то под ребрами.

— Хочешь прямо здесь? — он шептал яростно и хрипло, его дыхание скользнуло по моим губам, — Сама разденешься? Или уже успела пожалеть о сказанном…?

«Пожалела! Да!» — вопила моя голова. Но тело говорило совсем другое; ему хотелось продолжения этого безумного момента.

Дыхание сбилось, а под кожей, словно электрические импульсы разлетались по венам и заполняли огнем каждую клеточку моего существа.

Движение его рук вызвало у меня невольный, смутный звук — что-то между протестом и возбуждением. Он усмехнулся, скрытое удовлетворение мелькнуло на его лице, как будто он прочитал мои мысли, мои желания. Он понял. Черт возьми, всё понял!

Его лицо оказалось так близко, что границы между нами стирались, и я почти ощущала прикосновение его губ. Но он не торопился, словно играя, дразнил меня ожиданием. Я сгорала в этом нетерпении, в нарастающей потребности приблизиться, слиться в одно. Казалось, даже Олега потряхивало, будто и его тело, как моё, откликалось на наше общее напряжение. Его дыхание было громким, глубоким, порывистым — звук не просто доносился до меня, он окутывал и усиливал моё волнение.

Жар его руки, опалявшей мои бедра, вдруг стал ощутимее, пальцы сильнее прижались к моей коже. Я зажмурилась. Жажда продолжения вспыхнула во мне яростной силой, захватывая горло, будто холодным металлом — это желание было до боли настойчивым.

Но вдруг Олег оторвал руку от меня и потянулся к телефону, который раздражающе жужжал в кармане. Он бросил на экран короткий взгляд и прижал аппарат к уху, не отводя взгляда от моего лица:

— Да, — произнес он почти механически кому-то на другом конце линии. А я стояла в смятении, еще более напряженная от внезапного вторжения в наш момент.

— Где ты пропал?! — раздался знакомый голос Сереги из динамика телефона. До костей неприятный, резкий звук вывел меня из этого состояния эйфории обратно в реальность.

Я словно почувствовала холод обрушившейся тьмы.

— Уже еду, — ответил Олег, его тон стал равнодушным.

— Давай быстрей!

Слова Сереги высекли во мне ощущение панического ужаса и мерзкого отвращения – комбинацию эмоций, которой я прежде никогда не ведала. Звук его голоса разрушил всё: вся энергия момента разлетелась в прах.

Закончив разговор, Олег сунул телефон обратно в карман и лениво облизнул губы – взгляд его по-прежнему удерживал меня в напряжении.

— Кажется, секс отменяется… — проговорил он спокойно и чуть насмешливо.

Я едва удержалась от резкого ответа, прикусив язык до боли. Но удержаться все же не получилось:

— Проваливай!

Его реакция была неожиданной – он вовсе не разозлился на мой выпад. Казалось, моя злость доставляла ему радость. В глазах вспыхнули озорные чертики. Он довольно улыбнулся и прижал ладонь к моей щеке, в жесте, который был не то что странным в отношениях между нами, а даже неуместным! Но это прикосновение было самым долгожданным. Я ощутила, как сердце вновь болезненно заколотилось в груди, а щеки наливаются краской.

— Не смогу проводить тебя, — тихо начал он, поглаживая щеку большим пальцем, оставляя на ней приятный след, — Но я вернусь вечером, и мы продолжим на этом самом месте, хорошо?

Его голос отозвался сладостным трепетом во мне, но я старалась не открывать рот, чтобы не сказать чего-нибудь, о чем потом пожалею. И он не ждал моего ответа. Отпустил меня. Я ухватилась за перила, пытаясь удержать ватное тело на дрожащих ногах.

Спустя минуту я услышала, как подъездная дверь захлопнулась за ним, а после зарычал двигатель байка, унося его по улицам района. А я продолжала стоять здесь, в противно пахнущем подъезде, собирая остатки своего рассудка в нечто, что можно было бы назвать разумом.

Я была абсолютно уверена в двух вещах:

Первое – Олег странным образом был привязан к своей шайке и к этому мерзкому Сереге! Это было как минимум странно, если не сказать больше. В голову лезли странные мысли, что Олег всего лишь жертва обстоятельств, не представляющая угрозы ни для меня, ни для Марка (хотя о Марке я думала в самую последнюю очередь!). Возможно, Серега манипулирует им, еще вероятнее – угрожает!

И второе – я влюблялась в него! Слишком быстро! Неотвратимо влюблялась! При одной только мысли, что я больше его не увижу, мне становилось по-настоящему дурно, словно я теряла огромную часть себя в этом страхе. И мне было страшно! Страшно, что в какой-то момент он может исчезнуть! Раствориться, так же, как и появился в моей жизни. В моей одинокой и безрадостной жизни до его появления…

Этот день только начался, а я уже нестерпимо хотела вечера. Хотела новой встречи. Хотела вдохнуть аромат его одеколона, смешанный с запахом его кожи. Хотела вновь утонуть в плену этого янтарного омута. Пусть даже навсегда. Это было неважно…

Я вновь посмотрела в окна школы. Они не были приветливы, и первое, что пришло мне в голову – а не прогулять ли сегодняшний тест по алгебре?

Но тут же я вспомнила, что и так накосячила перед мамой. Если она узнает, что я еще и школу прогуливаю, то тапка мне точно не избежать. В общем-то, мне ничего не оставалось, как идти на урок. Пока я шла до класса, я придумывала сотни оправданий перед друзьями, отчетливо понимая, что ни одно из них не сработает!

— Белка! — воскликнула Дашка, как только увидела меня, входящую в душный класс. — Что вчера было?

— Без объяснений! — отчеканила я и плюхнулась на стул. Мой портфель с грохотом упал на пол, словно набитый кирпичами.

— Но, Софи… — начала Верка.

— Без комментариев! — уже громче заявила я, даже не стараясь смотреть ей в лицо.

Конечно, я знала, что там увижу… Верка была расстроена тем, что осталась без очередной порции подробностей моей жизни.

«Ох, Верка», — выдохнула я мысленно. — « Знала бы ты, что сейчас со мной происходит…»

Я даже представила, что будет с этой рыжей бестией, если она узнает обо всем: об Олеге, об этой ночи, о моих чувствах.… От одной этой мысли меня начинало тошнить.

Я подняла портфель на колени и ужаснулась, увидев, что в нём были все учебники по всем предметам, которых сегодня не было! Но вот учебника по алгебре, конечно же, не оказалось, и Вахрин, всё поняв без слов, подвинул свой учебник на середину стола, по-дружески предложив поделиться.

— Спасибо, — одними губами произнесла я.

Вахрин наклонился ко мне и прошептал так тихо, чтобы два шпиона за нашими спинами не смогли разобрать его шепот:

— А мне-то хоть расскажешь?

— Нет, — быстро ответила я и принялась листать учебник, отчаянно пытаясь спрятаться от глаз Верки, Дашки и, конечно же, Вахрина.

Глава 10

И весь этот день я тщательно избегала своих друзей. Мне было нечего им сказать, да и они, кажется, уже всё знали. Почти всё. Кроме того, что случилось между мной и Олегом после того, как он вынес меня из кафе. Об этом им знать не следовало.

— Ей не удастся улизнуть после уроков, — услышала я нервный шепот Душки и, словно воочию, увидела, как Верка согласно кивает.

Поэтому последний урок я вычеркнула из своей жизни и сбежала из школы прежде, чем девчонки смогли это понять. Да, передо мной маячили всего два пути: первый – предстать перед судом мамы (что, собственно, уже виделось мне неминуемым), и второй – объясняться с друзьями. Из этого горького великолепия я, пожалуй, выберу маму. Пусть меня и сковывает страх перед её молчаливым гневом, но их там целых трое!

И я испарилась с последнего урока, не ощутив даже тени угрызений совести!

Едва за мной захлопнулась дверь квартиры, в нос ударил густой аромат жареных котлет, а с кухни доносилось их мерное шипение на сковороде, словно вздохи надежды. Я бросила рюкзак на пол, будто сбросила с плеч тяжкий груз, и скинула кеды.

— Оу, — воскликнула мама из кухни, — Рано ты сегодня!

— Учительница по музыке заболела, — без зазрения совести соврала я. Удивительно, как легко мне удается лгать по мелочам…

Она выглянула в холл, вытирая руки полотенцем:

— Садись, сейчас будем обедать.

И я поняла: разговора не избежать. Пару раз, нервно оглядев узкий коридор и дверь в свою комнату, я набрала в грудь побольше воздуха и поплелась на кухню, словно на казнь.

Помимо аромата жареных котлет, на кухне стоял плотный, непроглядный туман. Увидев мой взгляд, блуждающий по сковородке, мама устало уронила плечи:

— Они сгорели моментально, буквально минутка — И «п-ф»! — она изобразила взрыв.

Я не удержала улыбки. Мама никогда не умела готовить, как и я, но всегда старалась удивить меня своими кулинарными подвигами: то печеньем, которым можно убивать голубей, если потуже натянуть тетиву рогатки, то яичницей, в которой скорлупы было больше, чем яиц. Подгоревшие котлеты меня не удивили.

— Пахнет вроде ничего, — снова соврала я, но на этот раз мама прочитала правду в моих глазах. Она игриво ткнула меня половником в плечо. Я тут же села на табурет, стараясь не смотреть на неё.

Я вновь чувствовала себя настоящим чудовищем, которое доводит бедную женщину до отчаяния своими выходками! Я и алкоголь… Кто бы мог подумать, что это случится со мной?! Но факт оставался фактом. И если в тот раз мама не была свидетелем моего позора, то вчера она всё видела своими глазами, и вряд ли это когда-нибудь забудет…

Мама взяла две тарелки, положила на каждую по паре обугленных котлет, которые на белом фарфоре напоминали скорее два уголька потухшей надежды. Рядом наложила небольшую кучку салата и поставила передо мной.

— Ну что, — уселась она напротив и взяла вилку, — Поговорим?

Это её «поговорим» звучало не слишком приветливо, хотя по её лицу я поняла, что она не так сильно расстроена, как я предполагала. Скорее, увиденное вчера стало для неё неприятным сюрпризом, но терпимым.

— Тапком бить не будешь? — выдохнула я, укоряя свои мысли.

— Если прямо сильно надо, я, конечно, могу, — отозвалась мать и принялась ковыряться в своей тарелке, терзая обгоревшую котлету почти с яростью, — Но сомневаюсь, что это поможет…

— И правда, — усмехнулась я, моментально расслабившись, — Не поможет…

Мама закинула в рот кусок котлеты, прожевала его с видом великого дегустатора и сморщилась.

— Это отвратительно, — но она тут же взяла ещё кусок и положила себе в рот, — Но я слишком голодна, чтобы отказываться…

Я даже не стала пробовать, хотя делала вид, что увлеченно перекладываю кусочки с одного края тарелки на другой.

— Олег, кстати, готовит лучше! — сказала она быстро и прикончила одну котлету, принялась за вторую. — Но ты, видимо, не оценила его каши… — она мотнула головой в сторону мойки, — Нашла её там и даже удивилась! Конечно, не тому, что ты отказалась, а тому, что он сдержал своё слово и попытался тебя накормить…

Она рассмеялась от собственных слов, но смешно было только ей. Я вновь ощутила весь спектр эмоций сегодняшнего утра и сморщилась.

— Как ты вообще оставила меня с ним?— вдруг спросила я, — Ты ведь его совсем не знаешь!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мама вскинула на меня взгляд, но не задержала его надолго. Казалось, её больше волновало то, что происходило на её тарелке, нежели то, что происходило в моей жизни.

— А что? — недоумевала мама, вновь принимаясь за котлету, и сквозь набитый рот продолжила:

— Это лучше, чем смотреть, как твоя дочь напилась и извергается, стоя на коленях перед унитазом!

И она была права. Наверное, мне было бы более стыдно перед матерью, чем перед Олегом. Во всяком случае, с ней мне ещё жить…

— К тому же Олег довольно приличный парень, — сказала она, заполняя тишину кухни.

— С чего ты взяла? — не выдержала я. — Ты видишь его в первый раз!

— Да, и поверь, я хорошо разбираюсь в людях, — тут же сказала она, и по её тону я поняла, что лучше с ней не спорить.

На плечи навалилась усталость. То ли я всё ещё чувствовала похмелье, то ли мне просто невыносимо было сопротивляться своим чувствам к нему. Он и правда оказался приличнее, чем, пожалуй, все знакомые мне парни, если бы оказались на его месте, если не считать его разглядывающих глаз, когда мне утром пришлось в спешке прикрывать свою наготу.

А ведь я до сих пор искала хоть что-то, что заставит меня, его ненавидеть. Но не находила!

— София, — позвала меня мама, и я вперила в неё недовольный взгляд, — Ты зря с ним так поступаешь…

— Как так? — вспыхнула я.

— Когда он вчера позвонил мне, то был в ярости! Он не мог до тебя дозвониться, а зная, что ты только-только рассталась с парнем, мы оба не знали, чего и думать…

Я нервно закивала, словно разделяя её волнение, но меньше всего на свете мне хотелось бы думать, что он волнуется за меня. Ведь если я начну думать о его чувствах, то точно не найду ни одного раздражающего фактора по отношению к нему. И влюблюсь!

Стоп!

— Ты рассказала ему, что я рассталась с Марком?

Мама лишь подала плечами:

— А что такого?

Я захлопнула рот, панически прокручивая сегодняшнее утро. Так вот откуда взялось этот его напор в подъезде! Узнал, что теперь я свободна, и принялся за дело! Хотя сомневаюсь, что мои отношения могли бы его остановить, если бы он хотел меня…

Мысли путались, накатывая волнами, но я изо всех сил старалась их отогнать, а тем временем мама не останавливалась:

— Я знаю, он старше и всё такое, но у мальчиков его возраста совсем другие планы на девочек вроде тебя…

Ага! Сегодня он воочию продемонстрировал все свои планы! И неважно старше он Марка или нет, его желания понятны!

«А сколько ему лет?» — задумалась вдруг я, но вслух произнесла:

— И что это значит?

Я нервно теребила край кухонной салфетки и дёргала ногой, но мама не замечала моего напряжения или не хотела замечать.

— Я имею в виду, что ему от тебя не нужен просто секс…

— Пф! — прыснула я, — Мам! Давай не будем…

— Нет, будем! — строго сказала она, и я поняла, что мне не отвертеться, как бы я ни старалась. Её взгляд, да и голос тут же смягчились:

— Такие парни, как Олег, не гонятся за яркими эмоциями и не страдают подростковым максимализмом. Такие парни уже умеют любить… — сказала мама и тут же проткнула воздух указательным пальцем, чуть не задев кончик моего носа, — Хотя… — с особым блеском в глазах сказала она и тут же выпалила:

— Я всё же положила тебе пару презервативов во внутренний карман куртки…

Я закатила глаза так, что мне показалось, я увидела все свои спрятанные мысли!

— Замечательно! — фыркнула я, — Надую вместо шаров на своё восемнадцатилетие!

Мама рассмеялась, хотя это и не было шуткой. А мне вообще не было смешно, скорее это было нелепо! И другая бы мама на её месте не стала так беспечно относиться к таким вещам, как интимная близость её дочери. Вспоминая вопли Веркиной матери, когда она впервые не ночевала дома, я могла лишь гордиться своей мамой, что она была гораздо лояльнее к подобным случаям. И она была исключением из всех правил.

Она, всё ещё смеясь, встала и поставила пустую свою тарелку в мойку и вновь развернулась ко мне:

— Правда, Соф, — улыбнулась она своей прежней ласковой улыбкой, — Мне кажется, он тебе нравится.

Я не смогла больше смотреть на неё и отвернулась в сторону окна.

Там, за окнами, был всё тот же серый, прохладный день. А в моей душе – пожар. Я пылала от одной только мысли, что мои чувства так легко читаются то ли на моём лице, то ли в глазах! А я так отчаянно хотела их спрятать…

Мама оказалась рядом слишком быстро. То ли я на секунды провалилась в свои мысли, что даже вздрогнула от неожиданности, когда она положила руку мне на плечо.

— А ты определённо нравишься ему…

«Какая глупость!» — хотела возразить я, но вместо этого не удержала свой вопрос:

— Правда?

Я прикусила губу. Мама улыбнулась шире:

— Подумай сама, стал бы он сидеть с тобой, пока тебя выворачивает наизнанку? — я сморщилась, а она продолжила, — Дважды!

И я так страстно хотела верить в это. Верить в то, что он тоже испытывал ко мне такие же чувства, как и я к нему. От этого вдруг становилось невероятно легко, но в следующее мгновение тяжесть возвращалась вновь, погружая меня в бездну, под названием – самокопание.

Да как я вообще могу ему нравиться?!

Мама уже ушла в свою комнату. По звукам, доносившимся оттуда, я поняла – она собирается на работу. А я всё ещё сидела перед тарелкой с угольками вместо котлеты и рассматривала мамин «кулинарный шедевр» с чувством потерянности. Вскоре мама вновь появилась на кухне, но лишь для того, чтобы попрощаться:

— Как бы мне хотелось задержаться…

— Но тебя ждут голеностопы, — выдохнула я, продолжая её мысль.

— Да, — отозвалась она и чмокнула меня в макушку, — До завтра?

Я лишь кивнула, обречённо отодвигая тарелку от себя. Как только дверь за мамой закрылась, я пронеслась в холл, схватила свой тяжеленный портфель, вынула из него телефон и вперила свой взгляд в экран. Руки тряслись, и я то и дело стирала, а после вновь набирала сообщение. Снова стирала и вновь набирала. Спустя пару минут я всё же отправила сообщение Олегу:

«Я нравлюсь тебе?»

— Чёрт, как же это нелепо! — вспыхнула я.

Но не успела я дошагать до комнаты, как пришёл его ответ:

«Да»

И после ещё одно:

«Долго же до тебя доходит!».

Расплывшись в глупой улыбке, я рухнула на кровать и засмеялась. Душа рвалась от непередаваемой радости и трепета. Клянусь, я впервые испытывала это. Это как полёт на американских горках, которые захватывают тебя адреналином полёта, и когда происходит резкое торможение, ты по инерции всё еще двигаешься вперёд. И да, я летела, летела в эту бездну! Но это было восхитительно.

«Приезжай», — тут же написала я и, отправив сообщение, долго смотрела на экран телефона, выжидая и считая секунды.

«Не сейчас. Мне предстоит встреча с твоим парнем, но после…»

Я насторожилась, но от него пришло еще одно сообщение:

«…с твоим БЫВШИМ парнем».

Я вскочила, словно ужаленная, и принялась метаться по комнате, словно загнанный зверь в клетке. Четыре шага от кресла до стола – словно четыре удара сердца, отсчитывающих мою тревогу. Восемь от кровати до шкафа – как восемь мучительных вопросов, терзающих душу. Пальцы, словно обезумевшие, впивались в волосы, пока я вышагивала по своему личному аду, озираясь вокруг в безумной надежде, что на полу, под кроватью, в трещинах стен спрятан ответ.

Что ему нужно от Марка? Нет, не так… Что этому мерзкому Сереге нужно от Марка? И почему Олег, сильный, уверенный Олег, вдруг превратился в дрожащую тень, боящуюся этого низкорослого картавого дьявола?

В этом вихре ужасающих мыслей, в этой липкой паутине паники я даже не заметила, как вылетела из дома. Пробежала со скоростью света по родному району и уже летела в автобусе в направлении дома Марка.

И только оказавшись напротив его особняка, меня пронзила ледяная волна сомнений. Меня там не ждали, боюсь, что даже Марк не будет рад видеть меня, ведь пару дней назад мы расстались. Но едкое желание разобраться во всех одолевающих меня вопросах не давало мне шанса отступиться.

Но эта разъедающая, словно кислота, потребность разобраться, докопаться до истины не давала мне ни единого шанса отступить. Да, упрямство – мое второе имя, проклятие и спасение в одном флаконе!

Перед домом, словно зловещие стражи, стояли две машины. Одна — незнакомая и пугающая. Вторая – старенькая иномарка Олега, та самая, в которой я очнулась после встречи с Серегой. Чем эта адская встреча наградит меня теперь?

Предчувствие было хуже некуда, но я, крадучись, словно вор, проскользнула за приоткрытые ворота. На парковке особняка одиноко стояла машина Марка, и я с облегчением выдохнула – родителей нет! Не придется сталкиваться с его ненавидящим меня отцом и его, не менее ядовитой матерью. Это радовало, но в то же время пугало. В их отсутствие Марк часто творил такое, от чего кровь стыла в жилах.

Я, словно в бреду, шагнула к двери, терзаясь вопросом: стучать? Или я еще имею право войти без приглашения, словно часть этого мира?

Не решившись прервать гробовую тишину, я тихонько приоткрыла дверь, зная наверняка – она не заперта. В нос ударил этот до боли знакомый аромат дома Марка.

У него был свой специфический запах. Верка с Дашкой называли его запахом роскоши, я – запахом гламурной бездны, где тонут души. Впервые за этот бесконечный день я пожалела, что не прихватила этих двоих с собой. И Вахрина тоже. Возможно, в их компании мне было бы не так страшно. Хотя, скорее всего, они просто отговорили бы меня от этой безумной, заранее проваленной авантюры. Но назад пути нет, я уже здесь.

Я шагнула за порог и тихо прикрыла дверь, словно крадущаяся тень. С замиранием сердца пересекла холл, затем гостиную, которая к уже существующим отвратительным воспоминаниям добавила еще одно – наше расставание. Странно, почему я вообще думаю об этом сейчас, но от осознания произошедшего меня охватило чувство тошноты. Я не чувствовала ни грусти, ни скорби, только какую-то мерзкую, липкую гадость, сравнимую с паникой.

Внезапно я услышала голос Сереги. Он доносился из каминного зала. Двери коридора, ведущего туда, были открыты, как и двери в саму каминную. Или просто его раздражающий голос был настолько отвратителен, что я мгновенно его засекла.

Почти как ниндзя, я проскользнула в темный коридор и замерла у двери, которая, увы, была открыта.

— Давай, поторапливайся, — вновь раздался картавый голос, словно удар хлыста.

Я замерла, мысленно проклиная себя за свое маниакальное желание докопаться до правды.

— Поклянитесь, что отец ничего не узнает… — раздался голос Марка, звучащий по-детски наивно и жалко.

Серега расхохотался, и ему в унисон отозвался еще один не менее мерзкий смешок. Но, слава богу, он не принадлежал Олегу. Его бы вряд ли развеселило такое поведение Марка.

— Тебе что, блядь, клятву кровью написать? — отшутился Серега, а потом вдруг произнес совсем не веселым тоном:

— Быстрее, Марк! Что ты тянешь кота за яйца?!

Послышались торопливые шаги Марка (он ходил, шаркая ногами – раньше это меня жутко раздражало, а теперь помогало отслеживать его перемещение по комнате). Звук нажатия кнопок – очевидно, сейф, спрятанный за дубовым фасадом резного шкафа.

Однажды Марк открывал его при мне. Просто чтобы похвастаться бумажкой, гарантирующей ему отцовское наследство. Металлическая дверь сейфа со щелчком распахнулась, послышался шелест файлов, в которых его отец хранил все свои важные бумаги. Затем дверца сейфа захлопнулась. Несколько неуверенных шагов Марка, и его дрожащий голос:

— Надеюсь, теперь вы от меня отвяжетесь?

— Можешь не сомневаться! — выплюнул небрежно Серега и вырвал из рук Марка ярко-желтый фолдер.

Это я уже видела своими глазами.

Адреналин заставил меня переступить порог комнаты. Серега и Марк изумленно уставились на меня. Олег замер у окна, и на его лице отразилась целая гамма противоречивых чувств: отчаяние, злость, раздражение и что-то еще, что я даже не хотела распознавать. Еще один из этой смердящей банды стоял ближе всех ко мне. Он перекрыл мне путь к отступлению.

— А она что здесь делает?— фыркнул брюнет.

Я даже не удостоила его ответом. Мой взгляд был прикован к Марку.

— Не отдавай ему ничего! — крикнула я.

— Поздно, крошка, — усмехнулся Серега, и от его взгляда меня затрясло.

Он сделал два шага в мою сторону, и в этот момент Олег напрягся, но я не могла смотреть на него. Все мое внимание поглотил Серега и его надменный взгляд, которым он пригвоздил меня к месту.

— Кажется, мы уже решили, что ты слишком мала, чтобы лезть в наши дела?!

Я мужественно вскинула подбородок, всем своим видом показывая, что не боюсь его. Хотя боялась. Так, что коленки ходили ходуном.

— Что бы ты ни задумал, знай – у тебя ничего не выйдет! — решительно прохрипела я. Именно прохрипела, ведь на большее моего мужества не хватило.

— София! — прошипел Олег, — Убирайся отсюда…

Марк, Серега и верзила уставились на Олега, недоумевая, почему он обращается ко мне… так. Но в следующее мгновение лицо Сереги прояснилось. Он понял! Он понял, что нас с Олегом что-то связывает… если это вообще можно было назвать связью. Марк все еще непонимающе хлопал глазами.

— С тобой я разберусь позже, — бросил Олегу картавый коротышка и переключил свое внимание на меня. — И почему же не выйдет? — вспыхнул Серега, делая вид, что мои угрозы смешат его, но я кожей чувствовала – он напряжен, — Может, ты меня остановишь?

Стало по-настоящему страшно. Я ощутила себя букашкой, бросающейся в атаку на танк!

Если даже Олег, обладая такой внушительной силой, боится своего приятеля, что оставалось мне? Мое мужество таяло на глазах. Но я не привыкла сдаваться и, набрав воздуха в легкие, быстро выпалила:

— Может, и остановлю. Мне достаточно все рассказать его отцу! И тогда он обязательно с вами разберется!

— Ты этого не сделаешь! — испуганно взвыл Марк. — Ты ничего ему не расскажешь!

— Да завали ты уже! — прошипел Серега и перекинулся на меня:

— Если ты хоть еще раз подумаешь об этом, я раздавлю тебя. Можешь быть уверенна…

И я была уверенна, так оно и будет.

Серега еще раз смерил меня взглядом, полным ненависти и презрения, а потом бросил взгляд в сторону Олега. Тот вздрогнул, как мне показалось.

— Разберись с ней, Волк. Иначе…

— Я разберусь, — сквозь зубы прошипел Олег в ответ, не смотря на своего дружка. Его взгляд прожигал дыру только в одном человеке – во мне.

Серега кивнул, посмотрел на Марка и шлепнул его папкой с документами по груди:

— Не ссы, приятель. Ты все сделал правильно.

Когда Серега проходил мимо меня, я вжалась в плечи, стараясь устоять на месте. Но внутри меня боролись два противоречивых желания: наброситься на него с кулаками или упасть в обморок от жуткого напряжения. Я не смогла ни того, ни другого. Лишь панически разглядывала паркет под ногами и дрожала.

— Феликс! — крикнул Серега из коридора, и верзила оживился. Вылетел пулей вслед за Серегой.

Я вдохнула спертый воздух, только когда с хлопком закрылась входная дверь. От этого звука я вздрогнула.

— Ты в своем уме? — заорал Олег, словно с отсутствием Сереги вновь обрел голос. Я искоса взглянула на него и увидела все тот же: гнев, раздражение и тревогу.

— Ты вообще что здесь забыла, Белка? — начал Марк. — Я бы предположил, что соскучилась, но, зная тебя…

— Что ты ему отдал? — спросила я, игнорируя его выпад. Марк скривился, и я поняла, что он не ответит. Поэтому обратилась к Олегу:

— Что?

— Я просил тебя забыть об этой истории… — сквозь зубы твердил Олег.

— Ты что, не понимаешь? — взревела я, ощущая, как меня колотит от страха. — Серега – гнилой тип! Ему вообще нельзя доверять! А ты! — снова вперила взгляд в Марка, он все еще непонимающе смотрел то на меня, то на Олега. — Марк! — завопила я и шагнула к нему, чувствуя, как Олег напрягается еще больше. — То, что он задумал, добром не кончится! Неужели ты не понимаешь?!

— Это вообще не твое дело, — простонал Марк, явно испытывая усталость. — И ты ничего не расскажешь моему отцу. Иначе я…

— Иначе ты снова наделаешь глупостей! — выпалила я.

— А тебе какое дело? — возмутился Марк, морща нос. — Мы расстались, разве ты забыла?

— Не забыла, — фыркнула я. — Но…

— Что «но», София? Разве тебе не противна моя жизнь? Все эти проблемы, которые меня окружают? — я молчала, отчаянно пытаясь сохранить самообладание, но оно ускользало, и мне хотелось дать Марку пощечину. Но парень не унимался:

— Ведь ты считаешь себя выше всего этого! Твою мать, ты даже расстаться по-человечески не можешь! Все еще докучаешь мне своим присутствием! Как будто я мальчишка без мозгов…

— Потому что ты и правда — без мозгов, Марк!

— Да ну! — фыркнул он. — А ты? Ты у нас вся такая белая и пушистая, да? — и я бы ответила ему, если бы он давал мне хоть секунду на передышку. — Мученица! Может, расскажешь, что это за тип?

Марк кивком показал в сторону Олега, который, словно тень, молча, стоял у окна, созерцая всю эту сцену.

— Или это очередной «просто друг», как и твой Вахрин?

— Замолчи! — огрызнулась я. — Причем здесь он…

— Вот и мне хочется понять — причем здесь он? — завопил Марк, и я впервые видела его таким потерянным. — Может, это и есть тот парень, с которым ты уехала после вечеринки?

Я захлопнула рот так громко, что Марк все понял в ту же секунду.

Его глаза расширились, в них билось нестерпимое отчаяние, но по итогу он злобно расхохотался.

— Не может быть! Это правда он? — процедил Марк своим ядовитым голосом, от которого по моей спине пробежали ледяные мурашки страха.

Он повернулся к Олегу, и в его словах сквозила отвратительная снисходительность:

— Сочувствую, приятель. Ты просто не представляешь, во что вляпался…

— Марк! — взмолилась я, пытаясь остановить этот словесный яд.

Но он будто не слышал. Сделав шаг ко мне, грубо положил свою тяжелую руку на плечо. От этого движения Олег напрягся, моментально, но Марк не заметил этого:

— Эта девчонка принесет тебе тонны проблем, — усмехнулся он, и от этого смеха мне стало физически больно. — А взамен ты получишь… ничего. Пустоту.

Олег прожигал Марка взглядом, полным сдержанного гнева. Ему явно претило это наглое вторжение в личное пространство, его близость ко мне. Но он, в отличие от меня, умел прятать бушующие внутри эмоции. И если бы я не знала его, то могла бы подумать, что ему все равно. Но я чувствовала каждую его клетку, каждый импульс ярости, который он так отчаянно пытался удержать.

— Это же наша мисс недотрога, — прошипел Марк, и я сбросила его руку, ощущая давящую тяжесть его слов. Он вонзил в меня свой колючий взгляд, но говорил явно для Олега:

— И если ты мечтаешь о сексе с ней, боюсь, тебя ждет жестокое разочарование, парень. Эта динамо не угостит тебя десертом! Как и меня…

Волна гнева захлестнула меня, и я, не сдержавшись, влепила ему звонкую пощечину. Марк вспыхнул от ярости и, не раздумывая, со всего размаху ударил меня по лицу. Земля ушла из-под ног, и я рухнула на пол, чувствуя, как из разбитой губы течет горячая кровь. Мир поплыл перед глазами.

Дальше все превратилось в кошмарный боевик. Олег молниеносно оказался рядом с Марком и впечатал свой мощный кулак ему в челюсть. Но Марк не испугался, очевидно, вспомнив уроки единоборств, где он блистал. Он тут же ответил ударом, попав Олегу в бровь. Кровь брызнула на диван. Я зажмурилась так сильно, что в глазах заплясали испуганные искры.

Я не могла открыть глаза, представляя себе эту жуткую бойню, от звуков которой меня трясло. Но мои веки распахнулись сами, когда Олег схватил Марка за руки и одним четким, зверским движением разбил ему нос своим лбом.

Хруст сломанного носа эхом пронесся по комнате и затих в каменном камине, а затем раздались протяжные стоны Марка. Он рухнул от этого удара, кровь ручьями текла по его лицу, била фонтаном из носа!

— Нет! — завопила я, увидев, как Олег потянулся к нему, чтобы поднять и продолжить избиение. Это уже было не драка, а жестокое избиение, ведь у Марка не было ни единого шанса против Олега.

Я подбежала и встала перед Олегом, заслоняя Марка своим телом:

— Все! Хватит! Остановись!

Его дикий взгляд впился в меня. Зрачки словно испарились, глаза Олега заволокло прожигающим насквозь, плавящимся янтарем. Он тяжело дышал, грудь вздымалась, словно ему не хватало воздуха. А изо рта вырывался пар. Рот застыл в свирепом оскале. Вены на висках вздулись, грозя вот-вот обрушить на меня всю свою ярость. По его лицу струилась бордовая кровь, начиная свой путь из разбитой брови и заканчиваясь на подбородке. Меня трясло от страха, пока его глаза без намека на зрачки блуждали по моему лицу, очевидно, ища знакомые черты.

Я с трудом сглотнула тошнотворный ком:

— Хватит, пожалуйста, — прошептала я, словно убаюкивая этого монстра, что проснулся в нем.

Олег громко, надрывно вздохнул и опустил нависшую надо мной руку с кулаком, больше напоминающим кувалду. Марк все это время стонал где-то у меня за спиной, и я хотела посмотреть на него, но не могла. Я панически искала в глазах Олега зрачки, но, клянусь, их не было! Лишь зарево пылающего янтаря.

— Бляяя…ты разбил мне нос! — прохрипел Марк и снова завыл. — Я убью тебя!

— Заткнись! — огрызнулся Олег и замолчал, потому что я положила руку ему на грудь в отчаянной попытке его успокоить.

Он накрыл мою ладонь своими обжигающими пальцами и зажмурился. А когда вновь взглянул на меня из-под бровей, глаза его приняли человеческий вид. И только тогда я смогла по-настоящему выдохнуть.

— Пошли отсюда, — тихо проговорил он, и в голосе его чувствовалось невыносимое напряжение.

Не дождавшись ответа, он схватил меня под руку и потащил прочь из этой комнаты кошмаров. Я бросила быстрый, искоса взгляд на Марка. Он пытался подняться с пола, держась за сломанный нос, а кровь из него хлестала на паркетный пол.

Мы вылетели из дома, словно две пробки от шампанского. Олег все еще тяжело дышал, когда забросил меня в машину и так сильно захлопнул дверь, что авто качнулось, прерывисто скрипя стариной. Спустя мгновение он сам забрался на водительское сиденье, завел мотор и бросил мне:

— Сейчас, я прошу тебя, просто молчи!

И я повиновалась.

Глава 11

Мы колесили по городу целую вечность, казалось, время застыло в тягучем мареве тишины. Час или два – какая теперь разница? Я молчала, отчаянно пытаясь собрать осколки мыслей воедино, но они, как разбежавшееся стадо испуганных овец, прятались по закоулкам моего сознания. Но редко-редко я выуживала их из этого потока. Марк, Серега, эти проклятые документы… что они скрывали? А Олег? Что сейчас творится в его душе? Какую бурю он переживает?

Но, украдкой бросая на него взгляды, я натыкалась лишь на глухую стену. Непроницаемую, и только ярость – злая, испепеляющая – все еще полыхала в его глазах.

Он сорвался, обрушил удар на руль, и машина дернулась, взбрыкнула, словно раненый зверь. Я вцепилась в ремень безопасности, чувствуя, как страх ледяной кожей ползет по спине.

— Надо было вернуться… и вырвать ему глотку! — прорычал он.

Я хотела сказать, что это бессмысленно, что Марк, кажется, уже сполна расплатился за все, что сделал. Но слова так и остались невысказанными, комом застряли в горле. Я все еще помнила его ледяной приказ, брошенный мне, как только мы сели в машину:

«— Сейчас, я прошу тебя… просто молчи!»

И я молчала, упрямо закусывая губы, чтобы не сорваться, не выдать ни звука.

Когда мы выехали на проселочную дорогу, меня словно обожгло пониманием: мы едем к нему… к тому самому молчаливому озеру. И сегодня здесь стояла звенящая, невыносимая тишина. Я выскочила из машины, едва Олег остановился и заглушил мотор. Больше не могла выносить этот удушающий кокон молчания, этот рой вопросов, которые терзали меня, словно дикие пчелы.

Я замерла у самого обрыва. Внизу, под ногами, дремало безмятежное озеро. Удивительно, но оно было тихим, никак не отзывалось, хотя ветер безжалостно трепал мои волосы. Они хлестали по лицу, по спине, и только это напоминало, что время все еще течет. Медленно, но течет.

За спиной хлопнула дверца. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться: Олег вышел из машины и, прислонившись к капоту, прожигал меня взглядом.

Мне хотелось броситься к нему, зарыться в его обжигающие объятия, словно ища спасения, утешения в этом шторме. Хотелось закричать, зарыдать.… Но ноги словно приросли к земле. Как камни, которые не сдвинуться с места. И все, что я могла – это дрожать от пронизывающего ветра и от бури вопросов, разрывающих меня изнутри.

— Я все равно узнаю, — прошептала я и почувствовала, как он напрягся. Но он молчал, и я заставила себя развернуться, хотя это стоило неимоверных усилий. — И только тебе решать… как это будет!

Но он лишь сверкнул на меня своим диким взглядом и плотно сжал губы, словно этот секрет был кандалами, не позволяющими ему произнести ни слова.

И я не выдержала, завопила:

— Чем дольше ты скрываешь это от меня, тем хуже становится! Неужели ты не можешь просто рассказать мне все?!

— Не могу, София… — прокричал он в ответ, и в его голосе вдруг сломалась сталь, и он простонал, умоляюще:

— Не могу…

— Я знаю, ты считаешь, что это опасно для меня… — и он судорожно закивал. — Но разве оставлять меня в неведении… это не опаснее? И сегодня…

— Ты не должна была приходить…

— Но я пришла! — отрезала я все его жалкие попытки оправдаться. — А в следующий раз может случиться… что-то непоправимое!

Он зажмурился, словно видел перед собой ту опасность, что надвигалась на меня в лице Сереги.

— Ты не остановишься, да?

Я отрицательно покачала головой и решилась. Четыре шага – и я стояла прямо перед ним. Он смотрел на меня, отчаянно пытаясь найти хоть что-то в моем лице, что заставило бы меня отступить. Но я не дала ему этой возможности.

— Я не остановлюсь, ведь я чувствую, что то, что задумал твой дружок… может грозить опасности Марку.

— А тебя все еще волнует, что случится с этим пиздюком?! — выругался Олег даже не пытаясь остановить свою брань. Слишком он был разгневан, что бы контролировать свои слова.

— Представь себе! — огрызнулась я. — Пусть Марк считает меня бездушной тварью, но я беспокоюсь о нем!

— Ты все еще его любишь?

— Нет! — выплюнула я в раздражении, но тут же поняла, что мое раздражение направлено не на Олега, и смягчилась. — Уже давно нет… Просто Марк… он вечно вляпывается в передряги, которые заканчиваются настоящей катастрофой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег скривился, словно мои слова были ядом. Он помолчал, уставившись в землю, а потом решился:

— Отец Марка незаконно получил землю в Подмосковье. Он решил построить там очередной завод, но эта земля принадлежит нашему… — он запнулся, но тут же продолжил:

— Обществу. Этот говнюк передал нам права собственности, и сейчас у нас есть возможность отвоевать нашу землю…

Это было в духе Игоря Борисовича! По городу ходило много слухов о нем, и один страшнее другого. Но самое отвратительное было то, что он поднялся на нефтедобыче, которая принадлежала его родному брату, а тот пропал без вести, предварительно переписав на него свой бизнес.

Я усмехнулась: вот шайка Сереги ловко обвела вокруг пальца такого подонка! А потом снова посмотрела на Олега:

— Что за общество?

— Я сказал уже и так слишком много, София, — пробурчал он с явным неудовольствием, что ему пришлось расколоться. — Больше тебе знать не обязательно!

И я была довольна даже тем, что узнала. Меня отпустило. Я даже шумно выдохнула и, развернувшись, прислонилась спиной к машине, смотря на безмолвную гладь озера. Даже ветер стих, или рядом с Олегом я больше не чувствовала холода.

— Я бы хотела узнать о тебе чуть больше… — вырвалось у меня.

Олег повернул ко мне лицо и внимательно посмотрел в глаза:

— Спрашивай…

Я пожала плечами, судорожно ища в голове то, что хотелось бы узнать в первую очередь, и спросила:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать три, — ответил он, не задумываясь.

Я не удержала изумленного взгляда, и Олег усмехнулся:

— Что, выгляжу старше?

— Вовсе нет, — сморщилась я. — Наоборот… Я бы дала тебе максимум девятнадцать!

Он рассмеялся и отвернулся в сторону леса.

— Слишком большая разница? — спросил он куда-то в пустоту.

И я поняла, что он про разницу нашего возраста. Я пожала плечами:

— А это считается большой разницей?

Олег закинул левую ногу на колесо и засунул руки в карманы своих джинсов. Еще немного он смотрел куда-то вдаль, наверное, он, как и я, искал ответ на этот вопрос, но я нашла его быстрее:

— По мне, все эти разговоры про разницу в возрасте – полная ерунда, — говоря это, я и правда в это верила.

Всего-то пять лет. Пять лет! Должно быть, это была внушительная разница, но мне хотелось верить, что для него это тоже не имеет значения.

Когда он посмотрел на меня, по спине вновь заерзали мурашки, словно он незримо касался моей поясницы, а я так страстно желала его объятий.

— Ты невероятно умная, — сказал он мягко и даже ласково. — А еще ты очень упертая!

— Да, — закивала я, улыбаясь. — Просто верю, что тайны приносят сплошные проблемы!

— Тебе бы в журналисты идти, — предложил Олег. — Профессия, в которой не хватает таких, как ты…

— А что, — пожала я плечами. — Звучит неплохо, если не придется менять фамилию!

Олег рассмеялся, тихая трель его смеха была волшебной, словно пушистое одеяло, накрывающее с головой. Во всей этой неге я вновь уловила назойливый укол прямо в сердце, вспоминая раздражение Сереги и его неприкрытую ярость в мой адрес.

— Я не нравлюсь ему, да?

Олег вскинул на меня вопрошающий взгляд, а я пояснила:

— Твоему ядовитому дружку — Сереге…

— Ты не должна ему нравиться, — быстро ответил он. — Достаточно того, что ты нравишься мне…

И я не смогла сдержать смущения. От его слов хотелось прыгать от счастья, но странная тревога по отношению к Сереге не отпускала.

— Но ты не должна больше попадаться ему на глаза, — строго произнес Олег, и трепет моментально исчез. — И должна пообещать мне, что не станешь дальше копаться в деле с Тишко и пытаться защитить его семью.

Удивительно, но я и не хотела защищать ни Марка, ни его семью. Сейчас, когда я знала правду, я даже была рада, что хоть кто-то утер нос семейке Тишко. С них не убудет, это уж точно!

— Я и не собиралась, — отозвалась я. — Но ты же понимаешь, что прятать меня – это…

— Понимаю, — выдохнул Олег обреченно. — Но я сделаю все, что бы Серега и наша свора не приближались к тебе.

Во всем его голосе чувствовалось не просто напряжение, а целая буря негативных эмоций по отношению к своим друзьям, или к обществу, где он состоял, что бы это ни значило.

— Тогда я не понимаю, зачем ты вообще с ними… — пробормотала я.

Олег туго выдохнул:

— Такова моя жизнь, — ответил он спустя несколько долгих секунд. — У меня нет другого выхода…

— Но это же неправда! Ты можешь просто не общаться с ними, жить своей жизнью и…

— Нет, — одернул меня Олег, и в его взгляде вспыхнуло нечто, на что я старалась не обращать внимания – это была преданность! Чертова преданность мерзавцу Сереге.

Парень еще долго изучал мое лицо, а потом посмотрел в сторону озера:

— Это сложно передать словами, — начал он с такой тихой грустью, что в моей глотке образовался ком, может истерики, а может и слез. И я была рада, что Олег не видит моего лица. — И возможно, ты посчитаешь меня круглым идиотом, но они больше, чем моя компания, или друзья. Они – моя семья…

— Я не считаю тебя идиотом, — ответила я с выдохом. — Даже не знаю, чьи друзья хуже, — сморщилась я, а Олег с печалью улыбнулся. — Если бы тебе пришлось встретиться с Дашкой один на один, она бы раздавила тебя своей навязчивостью, а Верка…

Он положил свою теплую ладонь на мою руку, и я вздрогнула, и замолчала. Под гипнозом его глаз я не могла пошевелиться, я могла только поддаться этому полету, от которого безудержно сжималось мое сердце, и прыгало в груди, как шарик для пинг-понга. Олег, не скрывая своих чувств, смотрел прямо мне в лицо. Теперь на его бронзовом лице не было ни масок, ни напускной тени, и я могла прочитать на нем его чувства.

И я смотрела ему в глаза, все еще поражаясь, как в таком воплощении мужества и силы могут сочетаться откровенная нежность и забота.

Олег опустил ногу и развернулся ко мне:

— Теперь твоя очередь отвечать.

И у меня не было и грамма сопротивления. Сейчас, растворяясь в этой янтарной бездне, я могла признаться во всем, что угодно. Сердце сладостно сжалось.

— Давай, — тихим и дрожащим голосом отозвалась я.

На лице Олега появилось смущение, как мне показалось, но я была не уверена, ведь его бронзовая кожа скрывала эту краску. Смущение я прочла лишь по его губам, которые поджались, а когда расслабились, он спросил:

— Это правда? То, что сказал Марк…

Мои брови взметнулись вверх от непонимания.

— Что именно? Этот индюк слишком много сегодня говорил…

— Вы с ним не тра…- Олег заглотил это слово и подобрал менее жесткое, — Не спали?

Воздух в горле словно завязался узлом, а щеки вспыхнули неконтролируемым пожаром. Я даже позавидовала Олегу, ведь если бы мое лицо было хоть чуточку смуглым, возможно, я бы меньше переживала за свои красные щеки.

Я часто заморгала, не ожидая, что именно это занимает его сейчас больше всего. Мой подбородок предательски задрожал, и я испугалась до глубины души. Испугалась, что он решит, будто я и вправду какая-то недотрога, хотя, по сути, я ею и была все это время!

Верка с Дашкой до сих пор не верили, что мы с Марком так и не переспали за все эти долгие годы наших отношений. И это действительно казалось невероятным, ведь Марк не привык, чтобы что-то шло не по его плану. Как и любой избалованный вниманием подросток, он откровенно ненавидел, когда не мог получить желаемое. Возможно, именно поэтому мы так долго и были вместе. Я была для него недоступным плодом, который он отчаянно мечтал сорвать.

Но однажды он не выдержал и затащил в постель нашу одноклассницу. Я, конечно же, узнала все от Верки. Думала, это станет той самой жирной точкой в наших отношениях, но каким-то чудом он вымолил мое прощение. После того случая я не раз пыталась переступить через себя и решиться (ведь я оставалась последней девственницей в классе, не считая Вахрина, конечно), но не могла. Мне было невыносимо даже представить, что Марк станет тем самым первым…

Я молчала слишком долго, и Олег осторожно приподнял мое лицо за дрожащий подбородок.

— Правду скажи,— тихо, но властно сказал он.

Будь что будет! Пусть считает меня величайшей динамщицей на свете!

— Да, — прошептала я едва слышно, — Это правда.

Первое, что я увидела в его взгляде – он изумился? Я с трудом могла поверить своим глазам. Я ждала язвительной насмешки, которая преследовала меня всякий раз, когда речь заходила о сексе, но Олег просто… изумился!

— Ты… что… девственница? — округлились его глаза. Я хотела расхохотаться, глядя на это зрелище, но лишь кротко кивнула.

Янтарный огонь в его глазах внезапно оживился:

— Бладь! — вспыхнул он моментально,— Черт, София! — голос парня заставил меня вздрогнуть, а он продолжил, почти обвиняюще:

— Ты не могла сказать раньше?

— Раньше? — я скривила губы, недоуменно. — Когда, например? «Привет, я София, и я девственница»? — попыталась отшутиться, но атмосфера вытесняла любой намек на юмор.

Олегу явно было не до смеха. Ни капли. Его плечи напряглись, а руки судорожно обхватили бока, будто он пытался удержать себя от разрушительного взрыва эмоций. Он отвел взгляд, прикусил губу, и вдруг снова нахлынул этот поток внутреннего неприятия:

— Бладь! Сегодня… в подъезде… — его глаза встретились с моими, и они как будто начинали кричать от отчаяния. — Если бы я знал… — его лицо исказилось в мучении, — Я бы никогда так не поступил! Никогда!

Мысли сгорбились внутри меня.

«Жаль», – мелькнуло в голове с грустным оттенком, но вслух говорить не было смысла. Усталый взгляд упал на землю, а из-за фырканья и хрипов Олега казалось, что сейчас он разорвется от внутренней борьбы.

Минуту спустя его дыхание стало ровнее, голос смягчился:

— Прости меня…. — угнетенный выдох, эта эмоциональная капля сорвалась почти безбытийно. Я подняла на него глаза и вдруг впервые увидела его таким – обессиленным собственным раскаянием. — Если бы я знал… я бы никогда… никогда бы этого не сделал! Какой же я идиот! Честное слово!

Что ж, интересно, разозлился бы он на себя так же, если бы знал, что мне даже понравилось то, что произошло сегодня… там, в тесном подъезде?

Не позволяя себе додумывать ответ или выдавать внутреннее смущение, мое сердце подсознательно велело отвернуться. А он смотрел – долго и напряженно, будто ждал чего-то от меня. Потом шагнул ближе. Я подхватила на себя его движение взглядом, снова встретившись с янтарными искрами.

— Почему? — вопрос прозвучал прямо изнутри его души, как будто каждая частица пыталась прочитать меня сквозь глаза.

— Почему я не спала с Марком? — переспросила я, чтобы выиграть немножко времени для ответа. Он утвердительно кивнул. — Я просто… не хотела этого… с ним… — признание сорвалось слишком честно, и облегчение наполнило мои легкие – настолько внезапно и сильно, что чуть не задохнулась от этой чистоты воздуха вокруг. Я немного сморщилась:

— Это для меня не просто близость. Это значит… гораздо больше…

— И что же это значит? — прозвучал вопрос из уст, чьи губы казались невыносимо соблазнительными.

Я облизнулась, судорожно пытаясь отвести взгляд, чтобы сдержать себя и не поцеловать его прямо сейчас. Но это стоило мне невероятных усилий.

— Однажды я услышала, что секс — это не просто механический процесс, это обмен душами. А я не хотела отдавать свою душу такому, как Марк… Мне казалось, что если я решусь на это, то навечно привяжу себя к нему, понимаешь?

Но он не понимал, хотя очень старался. Я видела это в его глазах.

— Да и никто не понимает, — усмехнулась я сквозь боль, — Верка говорит, что я ненормальная, Дашка лишь хихикает надо мной. И только Вахрин понимает, но он такой же отчаянный девственник, как и я, — говорить это было противнее, чем звучало в моей голове, но я не могла остановиться:

— И я решила, что мой первый раз будет с тем, кому я смогу отдать свою жизнь. Что если я и отдамся кому-то, то это будет именно так, словно я отдала свою душу. Навсегда…

Олег долго смотрел на меня, и я не сдержала нервного смешка:

— Считаешь меня глупой?

— Нет, — ответил он безо всяких колебаний, — Считаю тебя самой мудрой девушкой из всех, кого я когда-либо встречал.

Я заулыбалась шире, и моя губа болезненно заныла. Я невольно облизнула ее, ощущая на языке привкус крови.

Олег смотрел на меня, словно загипнотизированный. Он нежно прикоснулся рукой к моей щеке и провел пальцем по губе, его собственные губы дрожали:

— У тебя кровь…

Он, по-моему, облизнулся. Я внимательно оглядела его лицо и снова усмехнулась:

— У тебя тоже…

И, не сдержавшись, коснулась его щеки, пытаясь стереть эту засохшую бордовую линию, но замерла, ощущая, как воздух между нами сгущается. Он испарялся стремительно и необратимо, как и весь мой самоконтроль, которым я так старательно отвлекалась от его губ.

Он подался вперед, и я всей кожей ощутила приближение этого поцелуя, но в миллиметре от моих губ он замер. Его горячее дыхание обжигало меня. Пламя ворвалось в приоткрытый рот, пронеслось между гландами, не задерживаясь в легких, и проникло все глубже, пока не достигло низа живота, где свернулось в плотный, нестерпимый комок возбуждения.

— Я не хочу тебя пугать, но… — Олег с трудом сглотнул, — Останови меня, или я тебя поцелую…

Но он не успел договорить, потому что я первая сократила расстояние между нами и прижалась к его воспаленным губам робким, несмелым поцелуем. А когда отпрянула, глаза Олега сияли в окружающем нас полумраке. Он слабо усмехнулся и обвил мою талию крепкой рукой, притягивая ближе к себе:

— Этого мало… — прошептал он, и я не смогла устоять.

Следующее касание губами было уже намного решительнее. Его губы, на этот раз, были требовательными, а мои – щедрыми, как никогда. Я задыхалась в этом поцелуе, но не хотела, чтобы он заканчивался. Словно вся моя жизнь могла оборваться, как только его губы отпустят мои. И это было так сладко. Невероятно сладко. Все, что я раньше считала поцелуями, оказалось предательской ложью. И только то, что происходило сейчас, между мной и Олегом, было истинным поцелуем. Таким ярким, таким обжигающим.

Он крепко прижал меня спиной к машине и запустил дрожащие пальцы в мои волосы, зарываясь в них у самого затылка. И это прикосновение было таким страстным, что я не сдержалась и тихо застонала.

Олег отпрянул, очевидно, услышав мой стон, и посмотрел на меня глазами, полными то ли тревоги, то ли желания, то ли целой палитры других, не менее сильных чувств.

— Все в порядке? — прохрипел он взволнованным голосом, не отрывая от меня взгляда.

Я закивала, словно китайский болванчик:

— Даже лучше… — вырвалось у меня.

Я видела, что Олег готов продолжить, но вместо этого он крепко обнял меня. Я уткнулась лицом в его грудь, наслаждаясь его пьянящим ароматом. А он заключил меня в кокон своих горячих объятий и зарылся лицом в мои волосы, жадно и, пожалуй, даже слишком сильно вдыхая их запах. И только спустя минуту я поняла, почему он не стал ничего предпринимать. Он был возбужден, и я чувствовала это всем телом, потому что мы были слишком близко друг к другу.

Мы стояли так очень долго. Ему потребовалось, наверное, полчаса, а может, и больше — я потеряла счет времени, — чтобы унять одолевавшие его чувства. А я лишь удивлялась тому, как мое тело отзывается на его присутствие. Раньше я запрещала себе даже думать о том, как он желаннен для меня, а сейчас не могла скрыть эти чувства.

Неужели я была готова, в эту самую минуту, отдать ему свою душу?!

И да, я была готова, еще там, в старом подъезде моего дома, но мне было страшно даже подумать о том, что будет дальше, с нами…

Потом он отвез меня домой. Всю дорогу я перебирала в голове тысячу и одну причину, чтобы попросить его подняться ко мне, но одна была нелепее другой. Мое воображение рисовало сладостные картины того, что может случиться там, в моей комнате, если он все-таки согласится. Признаюсь, мне было страшно, но я так не хотела с ним прощаться. И он, кажется, тоже. Он долго обнимал меня на прощание. А потом оторвался и посмотрел мне в глаза:

— Мне надо ехать…

— Сказать Серёге, что ты со мной разобрался, — иронично закончила за Олега я, пытаясь скрыть волнение.

Он усмехнулся:

— Надеюсь, он о тебе и не вспомнит больше.

— А ты? — как-то робко спросила я и снова покраснела.

Олег заключил мое лицо в свои ладони. По спине пробежали те самые мурашки, которых я раньше боялась, а сейчас они были долгожданными.

— А я уже не смогу забыть, — произнес он и нежно прижался губами к моему лбу. Я зажмурилась, так как отчаянно хотела вновь ощутить его поцелуй на своих губах, но попросить об этом не решалась. — Доброй ночи, Белка, — прошептал он, отстранившись от меня.

— И тебе, — едва слышно прохрипела я.

Когда я неохотно плелась по ступенькам, поднимаясь на свой этаж, я останавливалась у каждого окна и смотрела вниз. А он все стоял у своей машины и терпеливо ждал, пока я не войду в квартиру и в ней не зажжется свет.

Это было невероятно трогательно. Его тревога за меня была особенной.

Зайдя в темную квартиру, я выдохнула. Быстро скинула кеды, повесила куртку и поплелась в свою комнату. Незаправленная кровать манила в свои сети. Я была слишком уставшей. Этот день промелькнул перед глазами, начиная с похмельного пробуждения и заканчивая нашим прощанием. Я еще раз коснулась своих губ, которые все еще пылали от его поцелуя. Не сдержав улыбки, я плюхнулась в кровать, даже не посчитав нужным переодеться в пижаму, и зарылась лицом в подушку, ощущая, как от всего происходящего мне хочется смеяться, словно я психопатка, страдающая каким-то расстройством, но мне было абсолютно все равно.

Да, я летела в эту бездну под названием любовь. Любовь к тому, кого едва знала, но сердце сладко сжималось при одной только мысли о том, что, возможно, моя любовь взаимна.

Глава 12

Войдя в класс на следующий день, я ощутила, будто попала в растревоженный улей. В воздухе висела напряжённая, почти осязаемая тревога. Но стоило мне переступить порог, как шум мгновенно стих. Десятки пар глаз, чужих и изучающих, впились в меня, прожигая взглядом, полным непонятного… осуждения? Страха? От этих взглядов хотелось бежать, спрятаться, раствориться в воздухе. Собрав остатки мужества в кулак, я двинулась вперёд, ощущая себя мишенью, объектом всеобщего, давящего молчания. От этого молчания, словно от удара под дых, стало нестерпимо больно.

Я опустилась за парту рядом с Ромкой. О лицах Дашки и Верки даже вспоминать не хотелось – в них плескалось ядовитое злорадство.

А Вахрин… Он смотрел на меня так, будто я вылезла из преисподней, чудовищем, на которое страшно смотреть. Я не выдержала и хрипло выдохнула:

— Что?

Он лишь пожал плечами, не отрывая от меня своих огромных глаз. Казалось, его что-то глубоко встревожило, так, что даже его веснушки поблекли, оставив лишь еле заметные следы на бледном лице.

— Это ты скажи, что?!

От непонимания брови взлетели вверх, а Ромка вдруг выпалил:

— Что вообще с тобой творится?

Как же хотелось крикнуть: «Я влюбилась! Ромка, я, кажется, впервые в жизни по-настоящему влюбилась!»

Но слова застряли в горле, словно ком, а во рту пересохло.

— Твой приятель разукрасил Марка! — процедила Дашка, полная отвращения.

Я резко повернула голову в её сторону, но тут же отвернулась. От этого метания закружилась голова. Неужели эта троица — да и, судя по взглядам одноклассников, весь класс — уже знает о вчерашнем?

— Как ты могла это допустить? — не унималась Дашка. Я сжала зубы до боли, лишь бы не начать оправдываться. — Марк до сих пор в больнице! Этот псих сломал ему нос!

— Этот «псих», как ты выражаешься, защищал меня! — огрызнулась я и тут же замолчала, почувствовав, как губа пронзительно заболела, напоминая о вчерашнем ударе бывшего парня.

— Софи! — выплюнула Верка, заставив меня посмотреть ей в глаза. Она была в ярости, даже её весёлые кудряшки казались клубком змей, вот-вот готовых метнуть в меня яд. — Этот парень плохо на тебя влияет!

— Да ну?! — с вызовом ответила я.

— Вообще-то, — Ромка начал неуверенно, и в его голосе сквозило какое-то жалкое сомнение, — В этом я, пожалуй, с ней соглашусь…

Я лишь закатила глаза, в душе уже предчувствуя бурю непонимания. Знала ведь, знала, что они никогда не поймут… Вахрин, плавно переходя в наступление, продолжил свою обвинительную речь:

— Сначала он увозит тебя пьяную с вечеринки, не пойми куда, потом тащит на плече из кафе, даже не разбирая – ты человек, или трофей, как пещерный дикарь! — Ромка скривился, словно от невыносимой боли, в его глазах плескалось болезненное отвращение. — Теперь он напал на Марка…

Жгучее желание защитить Олега, объяснить его поступки, вдруг обожгло меня изнутри, но Ромка, словно прочитав мои мысли, не дал мне и шанса вставить хоть слово:

— Я, конечно, не питаю нежных чувств к Марку, ты прекрасно знаешь, Марк самовлюбленный баклан, но сломать ему нос… это уже переходит все границы! И вообще, этот парень смотрит на тебя… с таким плотоядным, хищным блеском в глазах, что мне становится страшно!

И тут меня будто обожгло. Было больно оттого, что даже Ромка считает Олега разрушителем моей жизни. В его словах сквозило лишь осуждение, ни капли сочувствия, ни попытки понять его мотивы. Я прочла это в его глазах. Внутри меня вспыхнул пожар, я едва усидела на месте. Мое сердце сжалось от жалости и к Олегу, и к ним, таким слепым и неспособным видеть дальше собственных предубеждений. Мне захотелось бежать, спрятаться от этих глаз, от всех этих взглядов. А класс всё ещё молчал, лишь изредка с задних парт доносилось:

— Она ненормальная…

— Этот парень мог убить Марка…

Я кипела от злости, а Ромка не отрывал от меня настороженного взгляда:

— Мне кажется, ты просто сошла с ума, раз водишься с таким отморозком, — проговорил он с горечью.

— Может, наша Софи просто влюбилась? — предположила Верка, и это стало последней каплей.

— А что, если и так?! — я резко обернулась, готовая испепелить рыжую взглядом, голову словно пронзило током, но слова жгли изнутри, и я решила выпустить их наружу:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что, если я влюбилась? Что с того? Ах да, я совсем забыла, что Марк — единственный парень, к которому я должна испытывать чувства, ведь вам это было так удобно. И знаете что? — я обвела взглядом Верку и Дашку, — Мне плевать, что вы все об этом думаете! Понятно?!

Наступила мёртвая тишина. В этом молчании я физически ощущала, как каждый, абсолютно каждый в этом душном помещении, сверлит меня взглядом. А эта троица сидела с открытыми ртами, словно не веря своим ушам.

Я кивнула, глубоко вдохнула и выдохнула:

— Вот и отлично!

Дальше была нескончаемая череда уроков и щемящее одиночество. Одиночество, в которое я сама себя заточила, ведь после всего сказанного мне было неловко общаться с друзьями. Ромка, казалось, обиделся меньше девчонок – пару раз пытался заговорить со мной. Но кроме односложных ответов ничего не добился. А меня раздражала мысль, что я должна перед кем-то отчитываться за свою жизнь, словно я обязана жить так, как им хочется. Да как же долго я вообще жила по чужой указке? Как долго подавляла свои желания, пытаясь быть для всех хорошей девочкой?

Сейчас мной владело нестерпимое раздражение от собственной мягкости, которая раньше была всепоглощающей, а сейчас сменилась решимостью и желанием жить своей жизнью.

Перед последним уроком меня вызвала завуч. Под злорадные взгляды класса я вышла в коридор и поплелась следом за этой женщиной средних лет, всегда одетой в строгий серый костюм. Предчувствия были самые мрачные — я знала, куда она меня ведёт. Во всём был виноват вчерашний инцидент с Марком.

Когда я села напротив директрисы, женщины с крашеными кудрями, тревога стала невыносимой.

— Здравствуй, София, — я лишь кивнула, слова застряли между небом и языком. — Ты наверняка знаешь, почему ты здесь?

— Догадываюсь, — тихо ответила я.

Она кивнула и устремила на меня свой пронзительный взгляд:

— Нам пришло заявление из полиции. Марк Тишко и его отец крайне недовольны вчерашним инцидентом с твоим приятелем…

— Моим приятелем? — вырвалось у меня.

— Именно, — вновь кивнула директриса. — Ты должна рассказать всё, что знаешь о нём, иначе тебе придётся объясняться совсем в другом месте. Его ищет полиция, и я меньше всего хочу, чтобы ученики моей школы были в это замешаны!

Мне стало страшно. Не за себя, а за Олега. Мысль о том, что его разыскивает полиция, повергла меня в ужас. И я должна его защитить, даже если придётся лгать!

— Но я ничего о нём не знаю!

И это была почти правда. Имя, фамилия, возраст.… Вот и все мои знания о человеке, которого я… любила? Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

— София, — директриса повысила голос, — Сейчас не время упрямиться!

— Но я действительно его не знаю!

— Мне сказали, что вы общаетесь, — не унималась она.

— Да, но я видела его всего пару раз, и это всё.

— Как его зовут?

Я пожала плечами:

— Мы не знакомились! — соврала я, теребя свои влажные пальцы под столом.

— Откуда он?

— Без понятия, — уже более уверенно ответила я, натягивая маску равнодушия, словно меня и вправду не волнует происходящее.

Директриса шумно выдохнула, не сводя с меня взгляда. Но она плохо меня знала. Я не так проста, чтобы меня можно было раскусить.

— Я сомневаюсь, что ты понимаешь всю серьёзность происходящего, — начала она. — Этот парень покалечил твоего друга. Ведь вы с Марком дружили, если я не ошибаюсь…

Я промолчала. Что я могла ответить?

— Его ищет полиция, София, — повторила она, словно я не услышала её в первый раз. — И она его обязательно найдёт, даже если ты не станешь нам помогать…

От её слов меня затошнило. Я прикусила губу, чтобы не выдать своих переживаний.

— Я, правда, не знаю, чем помочь, — удивившись собственному голосу, соврала я. — Мне больше нечего сказать.

Директриса провела рукой по волосам, откидывая прядь кудрявых волос, и снова посмотрела на меня:

— Ну, хорошо, — выдохнула она, и я немного успокоилась. — Тогда иди…

Я встала на дрожащие ноги и направилась к выходу, но её голос остановил меня, как только я распахнула дверь в учительскую:

— Но знай, если выяснится, что ты его покрываешь, ты не доучишься в этой школе.

Я замерла на пороге, так и не посмев обернуться. Но по её тону я поняла — она говорила совершенно серьёзно.

Вылетев из кабинета, я почувствовала, как кружится голова, а воздух обжигает лёгкие. Тошнота подступала к горлу.

Возвращаться в класс я не стала. Стремглав сбежала по лестнице в гардероб, схватила куртку и уже через пару минут неслась домой, набирая номер Олега. Пару гудков – и звонок сбрасывался.

— Чёрт! — выругалась я, швырнув телефон на кровать.

Паника и ярость бушевали во мне. Я отчаянно пыталась придумать, что делать дальше. Может, позвонить Марку и извиниться? Умолять его забрать заявление? Но я понимала, что это не поможет. Если за дело взялся Игорь Борисович, он не отстанет от Олега, даже если того посадят в тюрьму.

От этих мыслей становилось дурно. Я не могла сидеть на месте, поэтому принялась раскладывать учебники на полки, в надежде хоть чем-то себя занять. Стук в дверь застал меня врасплох. Я вздрогнула, не решаясь подойти к двери, но стук повторился.

«Это полиция!» — пронзил мой мозг крик отчаяния. — «Приехали допрашивать? Или убьют прямо здесь, как соучастницу преступления?»

На дрожащих ногах я тихо, словно мышь, прокралась к входной двери. Остановилась перед ней, набрала в лёгкие побольше воздуха и заглянула в глазок.

— Олег! — я распахнула дверь и увидела его невероятно нежный взгляд. Не удержавшись, бросилась в его объятия. — Наконец-то!

— Я тоже очень рад тебя видеть, — прошептал он спокойным голосом.

Оторвавшись от него, я увидела, что он улыбается, словно не чувствует надвигающейся беды. А вот я не могла взять себя в руки. Схватив его за грудки, я втащила его в квартиру, нервно оглядывая подъезд, не следит ли кто за нами? Но старый подъезд был пуст. Это принесло лишь слабое облегчение. Когда я закрыла дверь на все замки, Олег рассмеялся:

— С тобой всё хорошо?

— Нет! — тут же ответила я и побрела в комнату, а Олег двинулся следом. — Нет, мне совсем не хорошо. Кажется, — я остановилась посреди комнаты, схватившись за живот, — Меня снова тошнит…

Он вопросительно вгляделся в моё лицо, его игривость вмиг сменилась внимательностью:

— Ты вроде не…

— Нет, я не пьяна, — оборвала его я, — Но я очень, очень нервничаю!

Олег усмехнулся, словно не понимал причин для моего состояния, и тут я осознала — он ничего не знает.

— Тебя ищет полиция!— крикнула я ему в лицо.

— Я знаю, — как ни в чём не бывало, ответил он, продолжая изучать моё лицо.

От его спокойствия мне становилось только хуже. Я в изумлении захлопала глазами. Олег плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу и окинул взглядом мою комнату.

— И ты… ты говоришь об этом так спокойно?

Он лишь пожал плечами.

Я судорожно глотала воздух, отчаянно пытаясь понять, что вообще происходит с этим парнем! На его месте я бы уже бросилась в бега или зарылась в самую глубокую яму, лишь бы меня не нашли. А он…

Он просто сидел здесь, в моем старом кресле, в моей комнате, непринужденно развалившись, с какой-то игривой улыбкой на губах.

— Олег! — взревела я, и его улыбка, наконец, угасла. — Тебя полиция ищет!

— Я не глухой, София, — отозвался он с ледяным спокойствием, совершенно невозмутимый. — Этого стоило ожидать от этого долба…

Но я быстро прекратила его ругательство:

— Меня к директору вызывали сегодня, и знаешь…

— Что ты им сказала?

— Ничего! — выплюнула я с отчаянием, зажмурившись, чтобы удержать последние крохи самообладания, за которыми клокотала истерика. — Я… ничего не сказала, — прошептала я, сломленная. — Да и что я могла сказать? Я тебя почти не знаю…

Олег тупо кивнул.

— Ну и отлично.

— Что отлично?! — спросила я, голос предательски дрожал от паники. — Что нам теперь делать?

— Тебе — успокоится и поцеловать меня.

Олег медленно поднялся, приблизившись настолько, что я почувствовала обжигающий жар его тела. Он обвивал мою талию обжигающей рукой. Признаться, этого я хотела сейчас больше всего, но нервы сдавал.

— Олег! — взвыла я на всю квартиру.

— Не переживай. Я все улажу…

— Как?! Игорь Борисович — это тот же Марк, только в сто раз хуже. Зная их семейку, я могу сказать, что они так просто это не оставят…

Олег сильнее стиснул меня в объятиях. И, как ни странно, это немного успокоило меня. Тревога отступила, позволяя сделать глубокий вдох. Я жадно втянула воздух, долгий и шумный.

— София, — позвал он тихо, но я не ответила. Он поднял мое лицо за подбородок, наклонившись, чтобы заглянуть в глаза. Когда я, робея, подняла на него взгляд, он снова улыбнулся, сдержанно, но все так же нежно. — Признаться, мне даже приятно, что ты так переживаешь за меня…

Я прикусила губу, чтобы не сорвалось что-нибудь глупое, вроде:

«Будем переживать вместе, когда тебя посадят».

Наверное, мое лицо стало еще мрачнее, когда я представила, как буду ездить в колонию, передавать ему передачки. Я никогда этого не делала, видела только в каком-то сериале, но эта картинка намертво впечаталась в память.

— Эй, — позвал он, поглаживая мою щеку пальцем. — Я все улажу, слышишь?

— Как? — почти плача, спросила я. — Опять сломаешь ему нос?

— Заманчиво, но нет, — весело ответил парень, и я, кажется, впервые в жизни позавидовала его спокойствию. — Просто поверь мне, ладно?

Я отчаянно хотела ему верить. Почти верила. Но в душе клокотало что-то мерзкое и страшное — предчувствие неминуемой беды! И я не могла избавиться от этого жуткого предчувствия.

— Ты мне веришь? — спросил он, вглядываясь в мои глаза. Я лишь кивнула, большего я не могла. Олег нежно погладил меня по щеке, и я зажмурилась от этого прикосновения.

В голове промелькнула мысль: если ему придется бежать, я отправлюсь за ним, как верная жена декабриста! Хоть в Сибирь! Хоть на каторгу! Я готова была начать собираться сию минуту!

— Я говорил тебе, что когда ты злишься, ты невероятно милая?

— Когда я злюсь, я — невероятно злая! — огрызнулась я. Он рассмеялся и прижал меня к себе.

Я слишком долго ждала этих объятий, поэтому прижалась к нему всем телом, обнимая в ответ. В этот миг мне казалось, что наши руки создают непроницаемый купол, сквозь который не сможет просочиться ни одна тревога.

И, господи! Как же я скучала по нему! Весь вчерашний вечер, всю ночь и весь этот долгий и безрадостный день! Я пыталась вспомнить, скучала ли я по Марку… но нет, может быть, в самом начале, но так я точно не скучала!

— Уоу, — услышала я голос матери и отпрянула от Олега. Мама стояла в дверях, окаменев от изумления.

Я совсем забыла, что она дома!

— Олег, признаюсь, неожиданно, но я очень рада тебя видеть!

Я растерялась. Не знала, куда деть себя, свои руки, которые нервно комкали край кофты.

— Взаимно, — отозвался Олег, его голос звучал ровно и без тени смущения.

— Думала, София никогда не решится тебя пригласить, — улыбнулась мама своей фирменной улыбкой, одновременно материнской и немного ребячливой.

— И вот я здесь, — Олег обвел рукой комнату.

— Моей дочери не хватало такого парня, как ты, и… я рада, что вы вместе…

Олег сиял, как отполированный пятак. Мне захотелось немедленно это прекратить!

— Эй, вы двое! — взорвалась я. — Хватит разговаривать так, будто меня тут нет!

Мама звонко рассмеялась:

— Видал, какой характер?

Олег усмехнулся, и я заметила игривый (и немного раздражающий меня) блеск в его глазах.

— Ладно, я пошла собираться, не буду вам мешать.

— Отлично, — пробормотала я себе под нос.

Мама исчезла в недрах ванной, а я вперила взгляд в Олега:

— Чем… чем ты ей так нравишься? — вырвался вопрос, мучивший меня не один день.

Олег пожал плечами, не убирая улыбки с лица:

— Я очаровашка!

Меня переполняли странные, нелогичные чувства. Мама, конечно, никогда открыто не выражала неприязни к моим друзьям, даже если они ей не нравились, даже к Марку. Но чтобы настолько искренне выражать свою симпатию к тому, кого видит второй раз в жизни.… Это было что-то новенькое! Не то чтобы меня это не устраивало, но я отчаянно хотела понять причину ее внезапной симпатии к Олегу.

Олег снова притянул меня к себе, заключая в объятия:

— Собирайся… съездим кое-куда, — тихо сказал он.

— Куда?

— Не задавай лишних вопросов, мисс «ЯВсёХочуЗнать», — засмеялся он. — Это сюрприз!

Мама вышла из ванной и, напевая какую-то невероятно позитивную мелодию, направилась на кухню. Раздался щелчок электророзжига на газовой плите — ставит чайник.

— Я ненавижу сюрпризы! — фыркнула я, скривившись.

— Я знаю, — Олег отстранился и коснулся моего носа указательным пальцем. — Пока ты собираешься, отпрошу тебя у мамы…

Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я еще долго смотрела в ту сторону, не зная, чего ждать сегодня. Каждая наша встреча была до ужаса непредсказуема. То я напивалась, то мы ссорились, то он избивал моего бывшего парня…

Придя в себя, я быстро перерыла шкаф, нашла чистые джинсы, рубашку и в мгновение ока переоделась. Выйдя из комнаты, я застала Олега за кухонным столом напротив мамы. Они о чем-то мило беседовали, попивая чай.

— Я готова, — крикнула я и заметила, как Олег улыбнулся маме.

Похоже, это была его особенная улыбка — сочетание нежности, сдержанности и зрелости.

— Рад был встрече, Ира, — сказал Олег, от чего я панически скривилась.

Черт подери этих двоих!

— Заходи еще! — отозвалась мама и уже громче, очевидно мне, добавила:

— Будь умницей, София! А то в последнее время ты слишком нервная…

Олег направился ко мне, а я сверлила его недовольным взглядом, так старательно, что он понял: их внезапная дружба меня бесит!

— И Соф, — донесся из кухни мамин голос. — Надень ту красную куртку…

Волна возмущения захлестнула меня с головой. Ту самую красную куртку… с этими самыми… презервативами, которые она туда положила! Боже мой!

— Ма-ам! — простонала я, чувствуя, как краска стыда заливает меня с головы до пят. Кажется, даже кончики пальцев горели.

— Ладно, ладно, — донеслось в ответ, и я уловила в ее голосе эту… игривость. — Я просто предложила.

Пока мы одевались, я украдкой пыталась разглядеть лицо Олега, понять, дошло ли до него, о чем речь, причем тут эта проклятая красная куртка…. Но он был весел и спокоен, и это давало мне крошечную, хрупкую надежду — может, не понял? Хотя… сама мысль о том, что мама подкладывает средства контрацепции в карманы моей одежды, вызывала во мне какое-то болезненное, почти физическое отвращение.

Я пыхтела всю дорогу, пока мы спускались до первого этажа. А выйдя на улицу, я увидела, что небо заволокло тяжелыми тучами, грозящими разразиться ливнем. Перед домом стоял байк Олега. Я усмехнулась:

— А если дождь?

— Его не будет, — ответил парень и, ловко вскочив на байк, протянул мне шлем. — Вот увидишь…

Я помедлила, а потом пошла следом. Он натянул мне шлем на голову, а пока возился со своей каской, я бросила взгляд на окна нашей квартиры. В кухонном окне я увидела маму. Она улыбалась и, кажется, подмигнула мне!

В ужасе от всего происходящего я выдохнула и забралась на байк, прижавшись к его спине. Мотоцикл взревел, нарушая тишину нашего спального района. И спустя мгновение, рванув с места, умчал нас в неизвестность.

Глава 13

В тот вечер Олег затащил меня в какое-то богом забытое место, больше похожее на декорации к фильму ужасов про заброшенные пионерлагеря. В одном из покосившихся домиков он, словно фокусник, извлек и зажег керосиновую лампу, и тут я поняла — этот романтик готовился! Подтверждением служила огромная коробка роллов, явно рассчитанная на небольшой батальон, и гора мягких подушек, живописно разбросанных по полу. Весь вечер он притворялся неумехой, выпрашивая, чтобы я научила его есть палочками. Да-да, как же! Я-то знала, что это всего лишь отвлекающий маневр, чтобы мои мысли не разбежались в сторону Марка, полиции, Сереги и прочих неприятностей.

Удивительно, как моя жизнь кувыркнулась! Раньше приключения Марка были моей головной болью, а теперь я сама стала ходячим приключением, эдаким магнитом для неприятностей… и, по совместительству, для Олега.

Мы виделись каждый вечер. Чаще всего колесили по окрестностям, реже застревали в моей крошечной, душной комнате. Я, конечно, сопротивлялась, но Олег был непреклонен:

«Никаких поцелуев, пока не сделаешь домашку!»

И, знаете, этот шантаж меня вполне устраивал. Школа — дело святое! А мои оценки, между тем, с маниакальным упорством ползли вниз, о чем, ухмыляясь, не переставал напоминать Вахрин. Ах да, и с ребятами я помирилась. Пришлось извиниться за свою несдержанность, о которой, к слову, я ни капли не жалела! Тот эпизод четко дал понять моим друзьям, что выслушивать их нотации я больше не намерена. Договорились, что про Олега молчок. Меня это устраивало, а на их мнение… да плевать!

Однажды Вахрин столкнулся с Олегом в подъезде, прямо у моей квартиры. Ромка как раз собирался уходить, а Олег приехал за мной. Ромка, прожигая Олега взглядом, выдал:

— Кажется, пора составлять расписание!

Олег лишь наградил его надменным взглядом, полным то ли ярости, то ли презрения. Но когда мы остались одни, он не сдержался:

— И часто он здесь околачивается?

— Он мой друг! — огрызнулась я, услышав в его голосе ревность.

— Мне это не нравится!

— Так и скажи, что ревнуешь… — засмеялась я, пытаясь разрядить обстановку. Но Олег был непреклонен, и я крепко прижалась к нему, обхватив руками:

— Не стоит, Вахрин и я, мы просто друзья…

— Я буду ревновать тебя к любому, кто к тебе хоть на метр приблизится! И не важно, это твой друг или нет!

И тут я поняла — точно, нужно составлять расписание! Чтобы не доводить ситуацию до абсурда. Теперь я следила за этим расписанием, словно за графиком полетов космонавтов, тщательно планируя встречи с Вахриным, с девчонками и с Олегом. Мама только смеялась, когда за Ромкой захлопывалась дверь, а через десять минут на пороге появлялся Олег.

И я была довольна, что удается балансировать на грани. На той самой грани, где с одной стороны бездны — вопросы от друзей, а с другой — бездна ревности Олега.

Так прошла неделя, потом вторая. А на третью мне позвонил Марк. История с ним, казалось, сошла на нет, (или мне отчаянно хотелось в это верить!). Директриса больше не терроризировала, с Олегом мы эту тему не обсуждали, и я даже радовалась, что в этих новых отношениях мне не приходится разгребать чужие косяки. Хотя… Олег, конечно, не создавал проблем, если не считать того, что они с моей мамой спелись.

Я снова посмотрела на телефон, не прекращавший вибрировать на парте. Марк не отличался тактичностью и названивал снова и снова. Все закончилось тем, что я выключила телефон и засунула его в рюкзак.

— Не поговоришь с ним? — спросил Вахрин.

Я бросила на него взгляд, говорящий громче всяких слов. Ромка печально вздохнул, но не стал развивать тему Марка. И это давало слабую надежду, что все забудут о Марке, об Олеге и о наших отношениях.

Но когда после уроков мы с ребятами вышли на улицу, я вросла в землю.

На школьной площадке стоял Марк, сверля меня взглядом, словно я — главный предатель человечества. Дашка и Верка бросились к нему, расплываясь в улыбках, он сухо отвечал, не отрывая от меня прищуренных глаз.

— Надо было ответить на его звонок, — хмыкнул Вахрин.

— Я не буду с ним разговаривать! — выплюнула я, схватила Ромку за руку и потащила прочь. Я почти бежала по ступеням, а потом по асфальту, увлекая Ромку за собой, словно он был единственной моей защитой.

— Эй! — окликнул нас Марк. Я вздрогнула, но прибавила ходу. — Белка!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он нагнал нас в мгновение ока, схватил меня за рукав и развернул к себе лицом.

— Я звонил, — заявил Марк.

— Я знаю, — ответила я сквозь зубы. Смотреть ему в лицо было выше моих сил. — Но, кажется, ты не понял: я не хочу с тобой разговаривать.

Отвращение, которое я испытывала к Марку, было просто невыносимым. Как же быстро этот парень стал мне чужим!

— Вахрин, — обратился Марк к моему другу, — Ты не мог бы испариться?

Ромка сделал два шага назад, но я снова схватила его за руку, не давая меня оставить.

— Нет, — пробурчала я, — Рома, стой!

— Иди, Рома, иди… — прошептал Марк, не сводя с меня глаз. — Нам с Белкой нужно поговорить.

Ромка метался, это было видно, а потом прошептал мне на ухо:

— Мне и правда пора. — Я прожгла его взглядом — «Предатель!». Вахрин сухо улыбнулся:

— От драм меня тошнит…

И он ушел. Быстро, словно от огня. Возможно, так и было. Ведь воздух между мной и Марком сгущался. Меня переполняло отвращение, и я не пыталась его скрыть.

— Избегаешь меня?

— Да! — ответила я и, развернувшись, пошла в сторону дома.

Марк сделал два больших шага и поравнялся со мной:

— Как твой дружок поживает? — с насмешкой спросил парень. — Кажется, я знатно приложился тогда по его физиономии…

— Это тебе твой сломанный нос сказал? — огрызнулась я, украдкой взглянув на него. — Смотри-ка, кривой нос тебе даже к лицу!

Марк лукаво улыбнулся, а меня чуть не вывернуло.

Весь его вид был надменным и высокомерным, как и прежде.… Только раньше я старательно этого не замечала, а теперь это его «достоинство» невозможно было проигнорировать.

Я ускорила шаг, надеясь, что он отвяжется, но он не отставал.

— Ну, так что, Волк неплох в постели?

Я раздраженно поморщилась. Чего еще можно было ожидать от Марка?

— Это не твое дело! — ответила я с неприкрытым отвращением.

Говорить ему о том, что у нас с Олегом ничего такого нет, я не стала. Знала, что это только позабавит парня.

— Знаешь, — начал он, — А ведь ему грозит до пяти лет тюрьмы. Отец говорит, что его точно посадят! А когда это случится, уверен, тебе будет чертовски неудобно передо мной, и ты снова приползешь ко мне…

Я остановилась и оттолкнула Марка. Он попятился назад, сверкая глазами. Буря чувств захлестнула меня, но я вдруг вспомнила его удар и даже испытала страх. А вдруг он и сейчас повторит тот правый хук? Уверена, в этот раз мне было бы больнее.

— Ладно, не кипятись, Белка, — в мгновение ока ярость сменила кривая улыбка. — Я просто предположил…

— Ты и твой отец можете отправляться ко всем чертям! — огрызнулась я. — Если думаешь, что напугаешь нас полицией, то ошибаешься!

— А я и забыл, какая ты… стерва…

Я плотно сжала зубы, чтобы не выругаться. И снова двинулась к дому.

— Но мне это даже нравится, Белка, — услышала я за спиной его противный голос и зажмурилась, надеясь, что он просто испарится. Но этого не случилось, он снова поравнялся со мной. — Но ты можешь еще спасти своего приятеля…

Его фраза прозвучала скорее как предложение, и это привлекло мое внимание. Я автоматически замедлила шаг.

— О! — протянул парень, — Вижу, заинтересовалась, а говоришь, что не боишься…

— Что тебе надо, Марк?

— Свидание! — воскликнул парень, и я остолбенела.

— Что?

— Всего одно, — усмехнулся Марк. — Как в старые добрые…

Я потеряла дар речи. Мне казалось, что я сплю, и это какой-то полный сюр с моим участием. Но я никак не могла проснуться. Марк снова захохотал:

— Да брось, Белка. Выпьем кофе, пообщаемся, и я заберу свое заявление…

Он говорил уверенно, и я поняла — он не шутит. Перспектива была отвратительная, но: во-первых, он вряд ли отвяжется, а новую встречу с Олегом он точно не переживет. А во-вторых, если это поможет спасти Олега от тюрьмы…

— Ну, хорошо, — согласилась я, — Только…

— Никаких обнимашек, — Марк вскинул руки. — Договорились.

И хоть все кафе нашего района были для Марка, если сказать мягко, совсем не привлекательны, он не стал протестовать. Мы зашли в «БигБро». Дальше я бы с ним уже не пошла.

— А здесь ничего не поменялось, — сказал парень, оглядывая кафе, совсем как я когда-то, когда мы с ребятами последний раз были здесь.

Я уселась за круглый столик, сложив руки в замок на столешнице. Марк повторил мое движение, с одним отличием: он жестом подозвал официантку.

— Нам по самому вкусному кофе и мороженому, — небрежно бросил он девушке.

— Я не буду!

— Она шутит, — улыбнулся Марк своей лучезарной (как мне казалось раньше) улыбкой. Сейчас она была мерзкой.

Официантка торопливо удалилась. За баром послышался звук кофемолки.

Марк долго смотрел на меня, а я отводила глаза, боясь даже представить, что будет, если Олег увидит нас вместе.

«Господи, что я делаю?»— взмолились мои мысли. — « Спасаю Олега!» — оборвала первую мысль вторая.

— А ты все еще мне нравишься, — проговорил Марк приторно — нежным голосом. Я посмотрела на него из-под бровей. — Правда, Белка. Это странно, я понимаю, но, кажется, я все понял…

И мне показалось, что в его голосе промелькнула грусть. Марк криво улыбнулся:

— Знаю, ты мне не веришь, но я говорю сейчас искренне. В тот раз…,— он потрогал свой нос, вспоминая удар Олега, — Я понял, что наговорил лишнего. Ударил тебя… это пиздец конечно….. — Марк устало усмехнулся,— Да и вообще понял, что потерял тебя. И все это время мне невероятно тяжело без тебя!

За его надменным видом скрывалось отчаяние, которое вызывало жалость. Сердце сжалось, и я отвернулась.

— Каждый день я думаю, что я мог сделать иначе? Что? Ведь я не хотел расставаться с тобой, не хотел, чтобы это случилось. А когда увидел, как он смотрит на тебя… — парень сморщился, словно испытал боль. — Меня обуяла ненависть, и я… не знаю… прости меня, что ли?

От искренности его слов меня будто током прошило! Я не смогла отвести взгляд и встретилась с его глазами. Он оторвался лишь для того, чтобы кивнуть официантке, которая принесла наш заказ.

Кофе в кружке пах не то чтобы божественно, но у меня так пересохло в горле, словно я неделю ползла по Сахаре, я сделала два гигантских глотка и чуть не поперхнулась!

Между нами повисла тишина, тяжелая и неловкая, как танцующий слон в посудной лавке. Никто не хотел ее нарушать. Я не знала, что сказать, а Марк просто смотрел на меня, словно я — редкий экспонат в музее. Может, он, и правда что-то понял и раскаялся? Жаль только, что поздно, как всегда…

— Ничего уже не вернуть, — вырвалось у меня.

— Почему? — спросил он, прищурившись и отпивая кофе из своей кружки.

— Потому что я тебя не люблю, — ответила я дрожащим голосом, чуть не сорвавшись на писк.

Марк опустил взгляд на мои пальцы. На его лицо упали непослушные кудряшки, придавая ему вид побитого жизнью щенка.

— Да, Верка сообщила, что у тебя теперь новая любовь…

Верка! Вот же ж змея! Она что, специально?!

Я промолчала, в уме составляя список изощренных пыток для этой предательницы. Первое место – публичное выщипывание бровей!

— Я поэтому и пришел, Белка, — Марк снова привлек мое внимание, — Ты не должна с ним встречаться.

— Потому что тебе так хочется? Или есть причины посерьезнее, чем твоя уязвленная гордость?

— Есть, — ответил он и подался ближе, будто за соседним столиком сидели агенты ФБР и только и ждали нашего разговора, — Ты многого не знаешь о нем и о его друзьях…

Волна нестерпимой тревоги окатила меня с головы до ног. А хочу ли я вообще хоть что-то знать? Но даже если и нет, я облокотилась о столешницу, сокращая расстояние между нами:

— И что же такого страшного они скрывают? Они крадут носки из стиральных машин?

— Они настоящие монстры, София, — выпалил Марк, но, заметив мой скептический взгляд, быстро добавил, — Он и его приятели — настоящие дьяволы!

Я бы должна была возмутиться, но вместо этого расхохоталась ему в лицо.

— Ты опять обкурился, Марк, — сквозь смех проговорила я и вновь глотнула кофе. Но по его абсолютно серьезному выражению лица поняла, что шутки кончились. — Откуда ты только берешь свои нелепые истории?! Тебе бы пойти в театральное училище, ты бы стал отличным сценаристом дешевых ужастиков.

Марк вдруг схватил меня за руку. Мой смех мгновенно оборвался, словно кто-то выключил звук. В его глазах полыхал невысказанный страх. До жути странно было видеть на его лице такие чувства.

— Я не придумываю, София, — его голос был жестким и даже угрожающим. — Ты влюбилась в настоящего зверя!

— Олег — обычный парень, — я попыталась выдавить веселую улыбку, но не смогла. Перед глазами всплыло лицо Олега, то самое лицо в ярости, когда в глазах пропали зрачки. Тогда мне показалось, что мерещится… а сейчас…

Что-то липкое и холодное, как объятия ревнивого осьминога, охватило меня с ног до головы.

— Ты должна с ним расстаться, — вкрадчиво прошипел Марк. — Пока не стало слишком поздно.

— Пока он не утащил меня в ад? — попыталась я неудачно пошутить.

Марк отпрянул и разжал пальцы, которыми до этого крепко сжимал мое запястье. Словно обессилев, он рухнул спиной на диван и, не отрываясь, смотрел на меня, с глазами, полными паники.

И меня вдруг затрясло. Может, это моя бурная фантазия разыгралась, но стойкое чувство опасности поселилось где-то глубоко внутри моей души, причиняя тупую боль.

— Впрочем, ты можешь и сама спросить его об этом, — заявил парень уже громче. — Спроси его, какого монстра он прячет в своей душе. А лучше, спроси, что это за тайное общество — «Тень 08».

Я резко вскочила с места. Сидеть больше не могла.

« Что за глупости?!»

— Я выполнила твою просьбу, Марк, — срывающимся голосом сказала я, — Теперь ты заберешь свое заявление?

Марк окинул меня недовольным взглядом, от которого в животе все сжалось.

— Заберу, — ответил он, — Но ты помни, что я тебе сказал, Белка. Он не тот, за кого себя выдает…

И тут меня прорвало. Я выскочила на прохладную улицу и понеслась к своему дому, словно за мной гнался голодный хищник, мечтающий отхватить кусочек моей пятки. Но это были всего лишь мои собственные мысли, от которых я никак не могла убежать.

Впереди замаячил мой подъезд, и я с трудом смогла различить в сумраке вечера фигуру Олега.

«Черт! Я совсем забыла, что мы должны были встретиться! Полный провал! Вот тебе и расписание…»

Я лихорадочно пыталась спрятать свое волнение, когда подходила к нему. Но разве от него что-то утаишь? Он же видит меня насквозь!

— Где ты была? — вместо приветствия спросил Олег.

— Чем сегодня займемся? — выпалила я в ответ, бешено бегая глазами по двору, лишь бы только не встретиться с его пронзительным взглядом. — Покатаемся? Посмотрим фильм? Может, сходим в парк…

— София! — громко и пронзительно позвал он, и я замерла, как кролик перед удавом. Все мысли мгновенно испарились, как и все мои жалкие попытки скрыть свое волнение. — Где ты была?! — отчетливо произнес он каждое слово, будто вбивая их гвоздями в мою бедную голову.

— Если я скажу, что была с девчонками, ты хоть на секунду поверишь? — язвительно спросила я, но его взгляд был настолько пронзительно-серьезным, что я грустно усмехнулась. — Конечно же, нет…

Олег шагнул ко мне, и я, совершенно непроизвольно, отшатнулась.

— Я начинаю злиться, — предупредил он. Но мог бы и не говорить. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, каждым дрожащим нервом.

— Я встречалась с Марком!

Я собиралась соврать, но слова вылетели быстрее, чем я успела прикусить язык. Вот же черт!

Олег вспыхнул моментально и с яростью выплюнул:

— Зачем?!

Я подняла на него умоляющие глаза:

— Только не злись, хорошо? — промямлила я, надеясь, что он сжалиться надо мной.

— Говори! — потребовал он, и я сдалась.

— Он обещал, что, если я выпью с ним кофе, то он заберет свое заявление из полиции…

— Я же сказал тебе, что сам во всем разберусь!

Гнев Олега был просто осязаем. Все происходило в точности, как и представлял мой параноидальный мозг, когда я сидела с Марком в кафе. И почему мне тогда показалась идея Марка вполне сносной?! Да я была просто гением идиотизма!

Олег схватил меня за руку и буквально запихнул в машину. Я вздрогнула, когда он с грохотом захлопнул дверь. Я старалась не дышать, делая вид, что меня тут вообще нет.

Прикусив язык, наблюдала, как он обходит машину, испепеляя все вокруг своим взглядом, словно он — огнедышащий дракон. И, видит Бог, если бы он сейчас увидел Марка, то сломанный нос показался бы Марку просто подарком судьбы!

Когда Олег запрыгнул в салон, я уже почти не дышала. Делала вид, что я — невидимка!

Он резким движением завел двигатель. По салону тут же распространился резкий запах бензина. Но это было намного приятнее, чем вдыхать источаемый Олегом воздух, насквозь пропитанный яростью.

Олег явно медлил. Мы по-прежнему стояли возле моего подъезда. Потом он медленно повернулся ко мне. На его лице застыло спокойствие, но глаза… его глаза вонзились в меня, словно две горящие стрелы, наполненные жгучим янтарем.

— Если ты еще раз…

— Я все поняла, — взмолилась я, вскидывая руки в примирительном жесте. — Все поняла! Я поступила глупо, этого больше не повторится!

И как он только меня не прикончил на месте? Мне бы точно стоило выписать медаль за выживание в экстремальных условиях.

Олег кивнул, нервно выдыхая, а потом устремил взгляд в лобовое стекло, и мы, наконец, тронулись с места. Пару улиц мы промчались в гробовом молчании. Потом Олег вдруг нарушил эту тягостную тишину:

— Что он просил?

— С чего ты взял, что он вообще что-то просил?

— Такая мразь никогда не откажется от приличной жертвы в обмен на свою снисходительность, — торопливо ответил Олег.

И он был абсолютно прав. Марк был до чертиков скуп на бескорыстную милость.

Я тяжело выдохнула:

— Ему хватило совместного распития кофе, — огрызнулась я, вперившись взглядом в боковое окно.

Олег вдруг резко прибавил газу.

— Что еще?

Я начала раздражаться сильнее, даже больше, чем на Марка.

— Что за допрос? — вспыхнула я.

Олег бросил на меня яростный взгляд, от которого я невольно содрогнулась и прикрыла глаза. В этот момент стало действительно страшно. Эта резкая перемена в его настроении... Понятно, что любой парень мог бы рассердиться, оказавшись на его месте, узнав, что его девушка встретилась с бывшим за чашкой кофе. Но чтобы настолько впасть в ярость?

— Что еще он тебе говорил, София?!— уже более сдержанно спросил парень.

Я зажмурилась и, не выдержав напряжения, быстро ответила:

— Он просил меня расстаться с тобой.

Олег злобно усмехнулся:

— Кретин блядь!

Машина взревела, набирая скорость. Я сглотнула комок в горле, украдкой взглянув на Олега. Кажется, он не замечал, что превысил скорость и проскочил на красный свет. Я вжалась в сиденье.

— Олег, остановись, — тихо прошептала я, но он меня не слышал.

— Что еще? — требовательно спросил он.

— Остановись! — заорала я, ведь мы чуть не влетели в огромный грузовик.

Олег резко вывернул руль, и мы вылетели на встречную полосу, а потом чудом вернулись обратно. У меня чуть сердце в пятки не ушло!

— Что еще, София?!

Я только и пожалела, что в машине не предусмотрен второй ремень безопасности для таких случаев. От страха я зажмурилась, потому что смотреть на дорогу становилось просто невыносимо.

— Он сказал, что ты не тот, за кого себя выдаешь, — еле выговорила я.

Олег тяжело дышал. Сделал какой-то невероятный маневр, от которого у меня в животе все перевернулось, и мы вдруг круто затормозили с жутким скрипом. Парень выскочил из машины, чертыхаясь, обошел ее и, открыв мою дверь, грубо вытащил меня из салона.

— И что ты думаешь по этому поводу? — он буквально впился своими стальными пальцами в мои руки и прожигал меня взглядом. — Что ты об этом думаешь? Отвечай!

И вдруг в его глазах отразилась боль. Невыносимая, всепоглощающая боль, словно его душу разрывали на части. Эта боль так четко передалась мне, что мое сердце сжалось в тиски. Я была готова разрыдаться, но продолжала смотреть ему в глаза. И вдруг мне стало все равно. Все равно на слова Марка, на свой страх, с которым я вспоминала его глаза. Единственное, что было важно в этот момент, это он…

— Мне все равно, кто ты, — дрожащим голосом ответила я, — Я просто боюсь…

Он вдруг отпустил меня, устало опустив свои руки вдоль тела, и мне показалось, что он вот-вот расплачется.

— Я не тебя боюсь, а того, что может случиться, — Олег поднял на меня взгляд, полный надежды. — Я боюсь, что ты исчезнешь. Что случится что-то такое, что я потеряю тебя. А я не хочу… не хочу тебя потерять…

Олег содрогнулся, очевидно, тоже испытывая мой страх, а потом прижался ко мне в долгом, отчаянном поцелуе, в котором было все: и страх, и боль, и нежность. А когда оторвался, то его горячие губы прошептали:

— Ты бы только знала, как я люблю тебя…

И по моей щеке скатилась слеза. Как последний отголосок той стены между нами, который пал с его признанием.

— И ты никогда, слышишь, никогда меня не потеряешь!

И я кивнула, потому что верила каждому его слову.

Для тех кто с нетерпением ждет момента близости Софи и Олега, приятные новости! Она прямо по курсу :)

Глава 14

С того дня словно песок сквозь пальцы просыпался месяц. Марк, к моему удивлению, сдержал слово и забрал заявление из полиции. Верка сообщила об этом, понуро приняв заслуженный нагоняй. А я… я смягчилась к ней, как оттаявший сугроб под весенним солнцем. Признание Олега вскружило мне голову, вытеснив всю злость и обиду. Хотя Вахрин, признаться, заслужил сполна моего нагоняя, который я доблестно сдержала, не желая нарушать идиллию своей души. Но Ромка никак не мог угомониться после того случая, когда оставил меня наедине с моим бывшим парнем, словно приклеился ко мне со своими вопросами. Но в то утро его назойливость не раздражала. Я лишь весело отмахнулась, послав его куда подальше, и вновь утонула в мыслях, где обитал только Олег, лишь он один…

На календаре уже красовался конец октября. Город сковали лютые морозы. Снег валил стеной, когда на пороге появился Олег, словно долгожданный путник из сказки. Я смахнула с его головы шапку от снега.

— Принес тебе сугроб и зефирки, — с теплой улыбкой промурлыкал Олег, целуя меня в висок. — Но зефирки для твоей мамы…

Я усмехнулась:

— А мне только сугроб?

— Еще это…

Он притянул меня к себе, и губы его опалили мои, словно прикосновение раскаленного угля. Сердце в груди забилось, бешено отдаваясь в висках. Но он отстранился слишком быстро, оставив меня жаждать продолжения…

— У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться! — выпалил он торопливо.

— Что… прямо здесь…? — я оглядела свой тесный коридорчик и почувствовала, как глупо звучит мой вопрос.

Олег даже смутился.

И да, я, кажется, становилась неприлично пошлой. А все потому, что я по-прежнему оставалась девственницей, которая слишком часто спит в одной кровати с парнем, которого люблю до безумия! И каждый раз, когда близость становится почти осязаемой, Олег отступает, словно боясь обжечься. И я знаю, почему. Он помнит наш разговор, ту мою исповедь после драки с Марком, и знает, как это важно для меня. Он ждет. Чего ждет, скажите на милость? Транспарантов с кричащей надписью «Давай займемся любовью?» или небесного знамения, возвещающего о наступлении часа «Х»?!

И каждый раз, словно отвергнутая кошка, я сворачиваюсь клубком у его груди и засыпаю, погружаясь в мир эротических грез, которые Олег потом с утра предугадывает по моему учащенному дыханию. И каждый раз мне невыносимо стыдно, а ему… кажется, он специально балансирует на грани, испытывая меня на прочность.

Я покраснела до ушей и отвернулась, делая вид, что увлеченно ищу петельку на его куртке, чтобы повесить ее на крючок:

— Ну, так что ты придумал? — торопливо спрашиваю я, словно не заметила его смущения. — Может, почитаем Достоевского? Нам на выходные задали…

Олег прижал меня к себе сзади, зарываясь лицом в мои волосы:

— Достоевский отменяется, — прошептал он, и мое сердце, до этого нервно чеканившее ритм в груди, замерло.

Странно, в последнее время он избегал таких прикосновений, словно боялся разбудить во мне неутолимую жажду. Хотя порой одного его взгляда достаточно, чтобы воспламенить во мне пожар страсти.

— Съездим кое-куда? — прошептал он, и на каждое слово мое тело отзывалось мурашками. — На выходные…?

Зачем он спрашивает? Сейчас я готова последовать за ним хоть в самое пекло ада…

С трудом собрав остатки разума, я пробубнила:

— Маму надо предупредить…

— Уже сделано, — Олег резко развернул меня к себе и игриво чмокнул в нос, а потом проскользнул в комнату, протиснувшись между стеной и мной так, что даже не задел, хотя коридор наш был всего метр шириной. — Надо прихватить тебе теплые вещи… — донеслось из комнаты.

Первую минуту я не могла пошевелиться, судорожно запихивая вспыхнувшее пламя желания поглубже, и проклиная его за эти финты, после которых я перестаю чувствовать свое тело…

Когда я зашла в комнату, Олег по-хозяйски развалился в кресле и смерил меня взглядом, в котором плескались игривые искорки и ожидание. Он пытался прочитать в моих глазах, как я себя чувствую после его поцелуев.

«Хочешь поиграть?» — мысленно вопрошаю я. — «Ну давай…»

Я вскинула подбородок, делая вид, будто меня ничего на свете не смущает! Не свои красные щеки! Ни дрожащие пальцы!

Олег усмехнулся и произнес:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Можешь еще взять сменный комплект теплой одежды. Там холодновато…

— Хорошо, — достаточно беззаботно ответила я, схватила рюкзак и принялась складывать в него все теплые вещи, которые попадались под руку.

Он продолжал прожигать меня взглядом, пока я собиралась. А я отчаянно пыталась разгадать, о чем он думает? Что задумал? Как у него хватает сил не поддаться моим желаниям?

«Может, он меня не хочет?» — вдруг пронзила мысль, и я резко обернулась, вперив взгляд в Олега.

Тот, мне показалось, даже вздрогнул:

— Что?

«Как спросить об этом? И стоит ли?»

Чувство стыда за собственные мысли захлестнуло меня, и я вновь принялась складывать вещи, не ответив на его вопрос.

И я поняла, что медленно схожу с ума.

Спустя час мы мчались за город. Сначала я еще понимала, по какой трассе мы едем, и ориентировалась в местности, но когда Олег свернул в сторону беспросветного леса, я потерялась. Мы еще пару раз вильнули и остановились, потому что дорога закончилась. Нас окружили высокие сосны. Их кирпичные стволы ярко выделялись на фоне ослепительно белого снега и упирались прямо в серое небо.

Выбравшись из машины, я тут же почувствовала, как мерзнет нос, и поспешила уткнуться в варежку. В лесу было холоднее, чем в городе, но снега меньше, видимо, основная масса застряла в кронах деревьев. Я посмотрела на Олега вопросительно:

— И…?

— Дальше пешком, — он распахнул утробу багажника, извлекая оттуда рюкзак-колосс, что возвышался над моей хрупкой фигуркой, словно гора над муравьем.

Закинув эту ношу за спину с непринужденной легкостью, он обернулся, и мой жалкий рюкзачок показался лишь косметичкой в сравнении с его неподъемным баулом.

— Несколько километров, на северо-восток, и мы на месте… — прозвучало это как обещание рая, но улыбка его была лукавой, как у лешего, заманивающего в чащу.

Он подошел, по-отцовски поправил мою плюшевую шапку и, обогнув меня, устремился в лес, словно растворяясь в пасти многочисленных сосен. Тяжелый вздох сорвался с моих губ. Его силуэт, четкий и уверенный, таял вдали, а я, очнувшись от оцепенения, бросилась в погоню, дабы не кануть в этом однообразном царстве стволов и снега, где каждый шаг грозил обернуться вечным блужданием.

Признаться, эта снежная одиссея, где спасением были лишь следы Олега, которые помогали продвигаться по сугробам, давалась мне с неимоверным трудом. Спорт был для меня чем-то вроде мифа. В пятом классе, волей случая, я одержала победу в кроссе, и меня зачислили в школьный атлетический клуб, но триумф обернулся фарсом. На первых же соревнованиях я споткнулась о собственную тень, сломав лодыжку!

— Удивлена, что ты впервые здесь как пациент! — язвительно заметила тогда мама, и в ее словах была горькая правда.

Моя неуклюжесть и непоседливость, казалось, были моей визитной карточкой. Но выносливости это не прибавляло. И сейчас, едва преодолев половину пути, я была готова рухнуть в снежный плен, как подкошенная.

Сначала меня пронизывал ледяной ветер, потом стеснял движения этот нелепый зимний костюм (кстати, купленный по совету Вахрина!), состоящий из болоньевых штанов цвета унылой серости и куртки, кричащей ядовитой желтизной. Затем наступила зыбкая передышка, а сейчас меня изнуряла нестерпимая жара. Я сорвала шапку в тщетной попытке охладить пылающее тело.

Олег, в отличие от меня, был олицетворением невозмутимости. Ни единого стона, лишь редкие подбадривания, произнесенные нарочито любезным тоном, в котором я безошибочно угадывала его истинный замысел! Он решил измотать меня, чтобы я оставила его в покое со своими навязчивыми ухаживаниями! Думает, что, нагулявшись по лесу, я свалюсь от усталости….

Эта мысль пронзила меня, как кинжал, и я похолодела от ужаса, представив себя последней нимфоманкой на земле, изводящей бедного парня своей неуемной страстью.

В этом сумраке самобичевания я и не заметила, как мы достигли цели. Нашей конечной станцией оказался ветхий домик, словно сошедший со страниц старинной сказки, с поседевшей от времени шиферной крышей и мутными, словно слезящимися, окнами, из которых сочилась непроглядная тьма. Деревянное крыльцо, протянувшееся вдоль всего дома, выходило к речке, чьи воды, точно озорные бесенята, пробивались сквозь каменные оковы, зажатые в ледяную броню. Еще один снегопад, подобный тем, что обрушивались на эти места недавно, и река уснула бы под белым саваном, а пока она вносила в этот пейзаж неповторимую ноту живой, бьющейся жизни.

Пока я заворожено внимала этой картине застывшего леса и игривой реки, Олег уже растворился в недрах дома. Сквозь тишину прорвался звук тяжело открывающейся двери. Очнувшись, я направилась вслед за ним. Доски крыльца отозвались приветливым скрипом под моими ногами, когда я подошла к порогу. За дверью царил полумрак, казавшийся беспросветной тьмой после ослепительной белизны снега, которой я успела налюбоваться во время нашего похода.

Первое, что предстало моему взору, — небольшое помещение, сложенное из почерневших от времени бревен. В дальнем углу возвышалась массивная кровать, сколоченная из грубых бревен. Голый матрас не вызывал ощущения уюта, но если учесть, что я была подростком-девственницей, снедаемой неутолимой жаждой, думаю, не стоит объяснять, почему именно кровать приковала мое внимание в первую очередь! Напротив нее стоял вместительный сундук, укрытый мохнатым пледом цвета топленого молока. Над ним располагались полки с редкими, но оттого еще более ценными сокровищами – двумя-тремя белыми свечами на каждой. Ближе к двери, под окном, ютился круглый столик с двумя деревянными стульями и керосиновой лампой, словно ждущей своего часа. Напротив входа возвышалась огромная русская печь, когда-то белоснежная, но ныне тронутая печатью времени. Олег сидел у ее подножия, укладывая в жерло бревна из внушительной поленницы. Чиркнула спичка, и в крошечном печном окошке вспыхнул пляшущий огонек.

Парень поднялся и обернулся ко мне:

— Не стесняйся, проходи…

— Что это за место? — спросила я, переступая порог и осматривая небольшую кухоньку, примостившуюся между печью и входом. На полках навесного шкафчика, за мутными стеклами, я заметила несколько кружек, словно выплывших из глубин моего детства.

«Когда-то и у нас были такие чайные пары», — промелькнуло в моей голове.

— Это дом моих родителей, — ответил он.

Я оторвалась от созерцания кухни и взглянула на него, рот невольно приоткрылся от изумления:

— Ты же…

— Да, я вырос в детдоме, — кивнул Олег и принялся зажигать свечи над сундуком, — Но это же не значит, что у меня не было родителей…

Его голос глухо отдавался в деревянных стенах. Он продолжал зажигать свечи, перемещаясь к кухонной зоне. Прежде чем достать очередную свечу, он коснулся моей щеки:

— Все в порядке?

Я лишь слабо кивнула, пытаясь спрятать глубоко внутри себя грызущие меня чувства. Жалость и скорбь к людям, которых я никогда не знала и которых даже Олег не помнил. И еще едкую боль от осознания, что такие прекрасные люди, как Олег, обречены на страдания, на мучительное неведение о своих корнях…

Олег еще раз нежно коснулся моей щеки и вновь принялся за свечи. В доме становилось светлее с каждым его движением. Я подошла к кровати и обернулась, заметив за печью узкий проем.

— Как ты нашел этот дом? — спросила я, не в силах сдержать любопытство, и приоткрыла узкую дверцу. За ней скрывался туалет, крошечная раковина с треснувшим зеркалом и импровизированная душевая – металлический бак, нагреваемый жаром печи, с ржавым носиком и не менее ржавым вентилем.

«Неплохо, значит, грязными не останемся»,— подумала я и усмехнулась своим мыслям.

— Когда я выпускался из интерната, меня нашел друг моего отца, — спокойным, бесстрастным тоном произнес Олег. Кажется, свечи в этой избушке закончились, потому что он присел на край стола, устремив на меня свой взгляд. — Он и познакомил меня с Серегой, а еще показал это место…

— А сейчас, где тот самый друг?

— Умер пару лет назад, — тихо ответил Олег. — Рак, коварная болезнь, — заключил он.

— Часто бываешь здесь?

Олег мотнул головой:

— Нечасто, именно поэтому здесь довольно грязно, — он провел пальцем по столу, на котором остался след от его прикосновения. — Но я захотел привести тебя сюда, потому что… — он огляделся, видимо, в поиске слов, но вновь посмотрел на меня и усмехнулся:

— Не знаю даже почему…

Он замолчал, пристально изучая мое лицо.

Что он хотел прочесть на нем? Презрение к этой убогой обстановке?! Он не дождется этого. За этой вековой пылью таилось что-то сокровенное, душевное, вызывающее трепет и слабое ощущение причастности к жизни родителей Олега.

— Здесь очень уютно, — я прервала осмотр домика и встала напротив Олега, склонив голову набок. — А ты думал, что мне не понравится…

— Вообще да, — кивнул парень с усмешкой. — Знаешь, нынче девчонки избалованные… — с иронией произнес он и притянул меня к себе за руку.

И это было прекрасно. Находиться здесь, в этой глуши, где царили лишь снег и сосны. Слышать мерное журчание ручья и треск поленьев в печи, и наслаждаться его объятиями, в которых было обжигающе жарко.

Сначала мы принялись за разбор вещей. Казалось, Олег запасся продуктами на несколько недель, и в этой крохотной кухне едва хватило места для всего провианта. Затем мы застелили кровать. Как выяснилось, в огромном рюкзаке Олега нашлось место для двух подушек, пушистого одеяла и постельного белья – что было весьма предусмотрительно с его стороны. Я тоже извлекла свой скромный гардероб, и Олег помог мне закинуть вещи на печь, чтобы они согрелись. После мы на скорую руку приготовили похлебку. Во время готовки Олег рассказывал, как в армии (оказывается, он служил в армии, в каких-то там войсках с длинным и запутанным названием) их учили чистить картошку, не оставляя на очистках ни грамма продукта! А потом он с хрустом съел вычищенную мною морковку, поэтому мне пришлось вновь браться за работу. Когда наше варево было готово, я не могла поверить, что действительно готовила на печке, хотя прежде не готовила даже на газовой плите! И вкуснее этой похлебки я в жизни ничего не ела.

Олег умял три тарелки, я с трудом осилила половину, ведь в его понимании тарелка — это что-то среднее между пятилитровым ведром и ванной…

За крошечными окнами сгущались сумерки, и мы вышли на улицу. Парень накинул мне на плечи свою тяжеленную куртку, а сам остался в вязаной черной кофте с высоким горлом, которая ему очень шла. Олег развел костер перед домом, и мы уселись прямо на досчатую террасу, обнимая друг друга и слушая удивительную симфонию леса, реки и костра. Мы сидели молча, глядя на уходящий день, нависший над нами и этим местом глубокими сумерками.

— Как… как они погибли? — прошептала я, и тишина леса, до этого казавшаяся умиротворяющей, вдруг наполнилась тревогой, словно лес затаил дыхание, внимая моему вопросу.

Олег лишь крепче прижал меня к себе, словно пытаясь собой заслонить от призрачной опасности, исходящей от моих же слов. Я чувствовала — мой вопрос задел что-то невероятно болезненное, заставил старую рану вновь кровоточить.

— Несчастный случай, — глухо отозвался он, и в этом сухом ответе зияла такая бездна боли, что мне стало ясно: сейчас, наверное, не подходящее время бередить прошлое, терзать его душу. Но отчего-то мне отчаянно хотелось узнать больше.

— Ты скучаешь по ним? — робко, почти неслышно прошептала я, чувствуя, как он вопросительно смотрит на меня, хотя лица его я не видела. — По родителям…

— Я их не помню, — произнес он, нервно облизнув пересохшие губы и шумно выдохнув. — Но да… кажется, я понимаю, о чем ты… — кивнул, устремив взгляд вглубь темнеющего, зловещего леса. — Наверное, да, я скучаю.… По призрачному детству, по мечтам, которых никогда не было.… И мне всегда казалось, что лучше просто не могло быть, хотя наш интернат и не отличался особой любовью к детям. Но я знал, что бывает хуже. И меня всегда мучил один и тот же вопрос: что бы изменилось в моей жизни, если бы я рос в нормальной семье? Стал бы я тем, кто я есть сейчас?.. Стал бы я лучше?.. Или хуже?..

Олег замолчал, погрузившись в океан тягостных воспоминаний, в пучину невысказанных желаний, а затем продолжил, словно исповедуясь перед самым близким человеком:

— А сейчас… сейчас я понимаю, что не хочу быть другим. У меня есть все, о чем только можно мечтать…

— Ха, — натянуто усмехнулась я, отчаянно пытаясь разрядить гнетущую атмосферу. — Марк бы с тобой поспорил!

Я замерла, гадая, поймет ли он мою шутку?

— Это да, — хрипло хохотнул Олег, и с моих плеч тут же свалился огромный груз напряжения. — Но у Марка нет тебя, а у меня есть, так что считай, я выиграл!

И это была чистая, незамутненная правда. Я не то что «была» у него, я принадлежала ему целиком и полностью, каждой клеточкой своего тела, каждой, даже самой крошечной частью своей души. Это осознание ворвалось в мою голову, словно цыганский табор, взрываясь миллионами противоречивых чувств и обжигающих вопросов: если я признаюсь ему в любви, что будет дальше? Не станет ли это неминуемым шагом к нашей близости? А если да… если это случится… что мне делать?!

Я поморщилась, отчаянно пытаясь остановить этот безумный ураган мыслей, но как только он стих, в душе развернулся колючий, липкий страх, ледяными когтями вцепился в сердце. Весь этот месяц мне казалось, что я готова… готова к этому.… А сейчас ладони мгновенно покрылись предательской испариной, выдавая мою панику.

— Знаешь, тебе тоже повезло, — вдруг произнес Олег, и я вопросительно подняла на него глаза. — С мамой. Она замечательная… Ты должна ценить это…

Я кисло усмехнулась в ответ:

— Да уж… — но тут же осеклась, а потом, немного помолчав, добавила:

— Если не считать, что она подкладывает презервативы мне в куртки, то да! Мама у меня — огонь!

Олег секунду вопрошающе смотрел на меня, а потом взорвался от смеха, запрокинув голову:

— Красная куртка! — сквозь хохот выдавил он, вспоминая недавний нелепый инцидент в моей квартире. — Мог бы сразу догадаться…

Он еще несколько минут хихикал, наверное, оттого, что ему не было так неловко и страшно, как мне. А я все это время безуспешно боролась с краской, залившей мое лицо, и отчаянно пыталась унять предательскую дрожь в пальцах.

И вдруг я почувствовала странную, нежданную решимость, которая внезапно отозвалась в каждом моем движении. Не отличаясь особой грацией и изяществом, я высвободилась из его объятий и, перемахнув через него, оказалась сверху. В этот момент я все еще ощущала свою неловкость и чувствовала, как пылают щеки, но больше не могла ждать, не могла и не хотела сдерживать этот безумный порыв.

«Сейчас или никогда!»— решила я и, набравшись смелости, прильнула к его губам в отчаянном, требовательном поцелуе. И он ответил, прижал меня к себе крепко, обеими руками, словно боялся отпустить, потерять. Мне стало нестерпимо жарко, и я стянула с плеча его куртку, отшвырнув ее куда-то в сторону. Мои поцелуи были откровенными, как и его. Между нашими губами вспыхивал пар, то ли с моей груди, то ли с груди Олега, наверное, все-таки с его, ведь я, кажется, совсем забыла, как дышать. Зарывая дрожащие пальцы в ворот его кофты, я хотела нырнуть глубже, мечтая почувствовать его обнаженное тело без этой лишней одежды, без этих глупых преград. От этих безумных мыслей все мое тело напряглось до предела.

Олег, задыхаясь, оторвал меня от себя, и я вспыхнула смущением. В янтарном, завораживающем блеске его глаз я увидела свое растерянное лицо, испуганное отражение своих собственных глаз. Я машинально прикусила губу, но слова все равно вырвались с моего языка, словно бабочки, которым было тесно в клетке, словно они умоляли о свободе:

— Ты… ты не…

— София, — дрожащим от сдерживаемого возбуждения голосом прервал он мою глупую попытку задать этот нелепый, мучительный вопрос. — Я хочу тебя с того самого первого вечера, когда увидел… — его ладонь легла мне на щеку, — Я безумно хочу тебя, но…

— Но…? — я отчаянно пыталась разглядеть в его глазах хоть какой-то намек, хоть какой-то ответ, но за пеленой янтарного пламени видела лишь собственную страсть, такую же неукротимую, такую же отчаянную. — Но? — вновь обреченно повторила я свой вопрос.

Олег вдруг стал на удивление серьезным, и даже его голос обрел стальную твердость:

— Я совру если скажу что это не важно для меня…— Олег нахмурился, а после выругался,— Бля! Это пиздец как важно… но я готов ждать столько, сколько потребуется, пока… пока ты сама не будешь готова…

— Не надо ждать, — импульсивно перебила его я и снова потянулась к его губам, но он ловко увернулся, и я обречённо выдохнула, опустила голову, прячась за тёмными, непослушными кудрями волос.

Неловко — это было слишком мягко сказано. Я ощутила себя настолько жалкой и мерзкой, что не могла произнести ни слова. И я хотела слезть с него, убежать, скрыться, возможно, нырнуть в снег, чтобы остудиться, но он не отпустил меня, продолжая сверлить взглядом мое поникшее, несчастное лицо.

— Я помню, — осторожно начал он тихим и невероятно нежным голосом, пока я отчаянно пыталась справиться с собой, с разъедающим чувством стыда. — Помню… что это значит для тебя.… И…— он нервно облизнул пересохшие губы. Я видела это движение, не смея поднять глаза, лишь искоса поглядывала на напряжённую линию его волевой скулы. — Я просто… я не хотел, чтобы мы… занимались сексом только потому, что ты считаешь, что мне его недостаточно в наших отношениях…

— Его не просто недостаточно, — заявила я обиженным, срывающимся голосом. — Его нет! Совсем нет!

Он ласково положил теплую руку на мою щеку, а после осторожно приподнял мое лицо за подбородок, и мне ничего не оставалось, кроме как взглянуть ему прямо в глаза. Они были такими ласковыми и нежными, полными любви и понимания…

— А как же твоя душа, София? — тихо спросил он, заглядывая мне в самое сердце. — Разве ты готова отдать её мне?

Я молчала, не находя слов. Мне казалось, что я уже давно и безвозвратно отдала ему свою душу, и отдала бы снова и снова, не раздумывая ни секунды, стоило ему только попросить!

— Если бы… если бы я могла вытащить свою душу из груди и вручить её тебе, я бы сделала это, даже не задумываясь…

Он потерял дар речи. Что он чувствовал в этот момент? Верил ли он в мои искренние слова? Хотел ли он увидеть её, мою душу полной любви и нежности к нему? Хотел ли он владеть ею, завладеть ею навсегда?..

Олег не реагировал слишком долго, даже слишком. Мне показалось, что его внезапно охватил полный паралич. И всё, что я смогла, это криво, жалко улыбнуться, потому что лицо моё немело от чудовищного напряжения:

— И… и я люблю тебя, — почти по-детски, робко прошептала я. — Люблю так… так сильно, что мне не нужна моя душа, если тебя не будет рядом…

Олег ожил, резко и стремительно заключил мое лицо в свои обжигающие ладони. Он дрожал всем телом, как и я. И то, что случилось дальше, стало решающим между нами. Этот поцелуй был решающим, переломным. Словно в каждом движении наших губ мы сгорали дотла, сгорали в этой всепоглощающей страсти и безумной, неземной любви.

Олег, подхватив меня на руки, легко поднял над землей и перенес через порог дома, а когда мы оказались внутри, осторожно поставил меня на пол. Его руки, словно обезумевшие, жадно и стремительно ласкали меня. Спину, ягодицы, плечи, затылок, нежно запутывались в волосах, а потом снова спускались ниже, вызывая волны мурашек, пробегавших по всему телу. Откуда во мне взялось это неистовое мужество, с которым я стянула с него сначала кофту, а затем и майку, но спустя считанные секунды они уже валялись в наших ногах, словно ненужный мусор. Мои руки робко блуждали по его груди, и то, что они чувствовали, мне определенно нравилось, сводило с ума, исступляло. Твёрдая, но в то же время нежная и бархатистая кожа его широкой груди покрывалась россыпью мурашек, они ёжились прямо под моими кончиками пальцев. Он был намного сдержаннее меня, возможно, из-за опыта, возможно, просто не хотел меня напугать своим напором. И он медлил, словно давая мне последний шанс одуматься, отступить, но я даже не хотела думать, не могла, не имела права. Все мои мысли попрятались в самые дальние и потаенные уголки сознания, но где-то на самой границе разума я все еще испытывала едкий, животный страх.

Освободившись от последних остатков одежды, мы рухнули на широкую кровать. Каждой клеточкой своего тела я ощущала его обжигающую наготу и понимала, что ничего более восхитительного и желанного я ещё никогда не испытывала в своей жизни. Из закрытых моих глаз бежали слезы. Даже не знаю почему, наверное, это были слезы счастья и ожидания. Нежные, трепетные его пальцы скользили по моему телу, начиная под ухом, нежно проходили по затылку, спускались на плечи, на мгновение задержавшись на моей набухшей груди, где жаждущие соски уже давно томились в ожидании. Он скользнул ещё ниже, ненадолго остановился на бёдрах и, оторвавшись от меня, взглянул в моё заплаканное лицо.

Я с ужасом подумала, что на этом всё и закончится.… Но когда посмотрела ему прямо в глаза, где жгучая лава янтаря кричала о страсти и неукротимом возбуждении, поняла, что теперь нас уже ничто не остановит. Поздно.… Слишком поздно…

— Я клянусь… я клянусь, что буду беречь твою душу, София… — прошептал его дрожащий голос, от которого даже страх испарился.

— Всегда? — сорванным шепотом спросила я, замирая от восторга.

Он торопливо закивал головой:

— Всегда малышка.… Вечно…

И мы, наконец, сорвались в эту бездну, удушающую наши лёгкие, выкручивающую мои пальцы. В эту пучину страсти и безумия, где мы были одним целым. Только мы и треск догорающих свечей.… Только я и он.… Навсегда…

Глава 15

— Ты заметила?.. — услышала я Веркин голос, прокравшийся ко мне за спиной, — Софи какая-то… другая…

— Неделю, — отозвалась Дашка, и в ее голосе звучала тревога.

— Именно! — воскликнула Верка, словно ее худшие опасения только что подтвердились. Я почти чувствовала, как ее брови сходятся в недоуменном вопросе.

В звенящей тишине, что повисла в классе, я затаила дыхание, боясь пропустить хоть звук. Ведь я-то знала, что перевернулось во мне за те безумные выходные.… А они? Неужели почувствуют? Увидят?

Вспоминая их, те две ночи, проведенные в его объятиях, да и дни тоже (мы не вылезали из постели!), я невольно усмехнулась и закрыла глаза. В памяти плясали все самые интимные минуты с Олегом. И меня снова захлестнула волна, как и всякий раз, когда я вспоминаю о нем. И это не просто волна, это лавина, которая беспощадно обрушилась мне на голову, и я не могла уже мыслить здраво. Больше не могла!

Легкий тычок ручкой в спину отрезвил меня, и я обернулась, не в силах скрыть сияние, расцветшее на моем лице. Верка прищурилась, словно желая разглядеть мою душу насквозь. Дашка скрестила руки на груди:

— Выкладывай, Софи, — скомандовала она строго, — Что происходит?!

— А что, собственно, происходит? — промурлыкала я, внезапно решив поиграть с ними в эту игру. Будет весело.

— Ты уже неделю ведешь себя как…

Дашка начала было, но я тут же перебила ее:

— Как?

— Как самый счастливый человек на свете! — выпалила Верка, и Вахрин захихикал, прикрывая рот ладонью.

Я невольно улыбнулась. В ее словах не было ничего плохого, если не считать намека на то, что мои подруги, возможно, и не рады моему счастью. Но я знала, что это не так! Они бы радовались так же, как и я, если бы только знали причину моей эйфории. Просто… раньше я никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой. Всегда находились какие-то проблемы, омрачавшие даже самые светлые моменты. А сейчас…

И вдруг я почувствовала, что парю над всем этим, над прошлой жизнью, над всеми своими заботами. И мне так не хотелось прерывать этот полет, что я лишь пожала плечами и отвернулась.

— Э… эй! — возмутилась Дашка, и мы с Вахриным переглянулись, улыбаясь еще шире. — Ты не договорила! Софи! Рассказывай же!

Но тут в класс ворвалась учительница, заставив всех замолчать. Дашка и Верка кипели от негодования, а я ликовала.

Физика! Самый ненавистный предмет в школе, но сегодня я слушала с предельным вниманием, словно собиралась собрать ядерную бомбу из подручных материалов! На мое удивление, я даже запомнила тему, хотя мои мысли все равно ускользали туда… в старенький дом, где плясали огоньки свечей и потрескивала печь.

Мама, кстати, раскусила меня быстрее, чем Верка с Дашкой. Минуте на пятой нашего разговора. Я залилась краской, а она почему-то была даже рада, хоть и делала строгое лицо, расспрашивая про предохранение. А у меня в голове вертелся один лишь вопрос: как вообще думать о презервативах, когда тонешь в расплавленном янтаре его глаз, горишь в его обжигающих объятиях и умираешь от нестерпимого желания?! Это вообще возможно?

Краем глаза я заметила, как Вахрин заерзал. Написав что-то на бумажке, он сунул ее мне.

«Только не говори, что ты вышла из нашего клуба…?»

Клуба девственников. Я сразу поняла, и на моем лице появилась лукавая улыбка. Вахрин был умнее моих подруг, это точно. Или, как и моя мама, он просто слишком хорошо меня знала, чтобы не понять все по моему сияющему лицу. Я не стала писать ему ответ. Лишь взглянула на него и одними губами произнесла:

— Прости…

Вахрин открыл рот, потом закрыл. Отвернулся и больше не сказал ни слова за весь день. И меня это вполне устраивало. А вот подружки не знали пощады. Они требовали ответа на каждой перемене, на каждом уроке, и мне пришлось сбежать с последнего занятия. Признаться, перспектива быть отчисленной за прогулы меня даже радовала! Мой мозг уже планировал освободившееся время, которое я смогу посвятить только Олегу и нашей любви!

С этими мыслями я почти вприпрыжку бежала домой. Мама была в дневной смене, и я думала, что у нас с Олегом в запасе чуть больше времени, чем я предполагала вчера. Нужно было как можно скорее позвонить ему и сказать, чтобы он приехал. Я больше не могла ждать!

Но его телефон был выключен. Я недоверчиво посмотрела на экран своего мобильника и нажала кнопку вызова снова. Тот же эффект…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сбилась со счета, сколько раз я набирала его номер? Сто? Тысячу? Прошел час. Я стояла в холле, вглядываясь в дверь. Он обещал приехать в три часа дня. Было уже три пятнадцать. Лихорадочно перебирая варианты, я почти заставляла себя верить, что он просто опаздывает. Но внутри поселилось чертовски плохое предчувствие. И я стояла так до самого вечера, сверля взглядом входную дверь, ковыряя дрожащими руками свой старенький телефон. Потом пришла мама со смены, удивленная тем, что я ее встречаю. Я торопливо рассказала, что не могу дозвониться до Олега. Мы попытались набрать его с маминого номера, но результат был тем же – телефон выключен!

Паника захлестнула меня окончательно к двенадцати часам ночи. Я металась по комнате в темноте, стараясь ступать как можно тише, чтобы не разбудить маму. Она поступала мудрее меня, понимая, что сидеть и ждать звонка бессмысленно. Лучше лечь спать, а утром пойти в полицию. Но я не могла заставить себя лежать.… О сне и говорить не приходилось!

В общем, к утру я была почти мертва. Голова раскалывалась, глаза воспалились, а о состоянии моей души я старалась не думать.

Когда на утро я, будто вихрь, ворвалась в здание полиции, все присутствующие окинули меня пристальным взглядом, словно я была преступницей, явившейся с повинной. Мама вошла следом, более сдержанно, но встретила тот же подозрительный взгляд, словно была моей подельницей. Я завидовала её спокойствию. Возможно, оно немного раздражало, ведь мой мозг рисовал самые мрачные картины, но если бы и она запаниковала, кто бы тогда нас успокаивал?

— Здравствуйте! У меня пропал парень… — выпалила я в небольшое окошко в стеклянной перегородке.

Мне показалось, что в помещении внезапно стало тихо?! Но мне было наплевать. Неважно было даже то, что женщина по ту сторону окошка опустила взгляд, а потом подняла его, окинув меня любопытным взглядом.

— Это полиция, девушка. Мы не разыскиваем сбежавших мерзавцев…

Я вспыхнула мгновенно:

— Я серьезно! — я почти стонала, но изо всех сил пыталась сохранить серьезное выражение лица.

— Послушайте, — начала мама более уравновешенным голосом, и женщина в окошке посмотрела на нее. — Он и правда пропал. У него выключен телефон, и мы не можем его найти… Мы просто очень волнуемся за него.

Женщина была недовольна. Очевидно, перспектива тратить время на поиски Олега не вызывала у нее энтузиазма. Но вдруг она сжалилась и выдала:

— Напишите здесь его данные… — и протянула через окошко клочок бумаги и ручку.

Я взяла ручку и поняла, что дрожу слишком сильно, чтобы писать. Мама поняла все без слов и перехватила эстафету. Я быстро диктовала все, что знала об Олеге, но мне все время казалось, что информации предательски мало! Надо попросить его заполнить школьную анкету (как заполняли мы с девчонками в пятом классе)… Как только его увижу…

«Если его увижу!» — промелькнуло в моей голове, и я поморщилась.

— Так, — протянула женщина, щелкая клавишами на компьютере. — Олег Волков, все верно?

Я закивала быстро и энергично, словно от этого зависела моя жизнь.

— Хм, — лицо женщины исказилось. — Он умер…

Я почувствовала мамину руку на своей спине, и мне показалось, что я падаю в обморок. Земля ушла из-под ног. Руки безвольно повисли вдоль тела.

— Как? Когда? — слышала я голос мамы, но он доносился словно издалека, из другой реальности. — Вы уверены?

— Абсолютно, — брезгливо ответила женщина, словно ее задели сомнения мамы. — Уже пять лет…

Кажется, на этот раз мама тоже была на грани обморока. Ее рука стала тяжелее, словно бы не просто поддерживая меня, а пытаясь самой удержаться!

— Пять лет?.. — шепотом, нерешительно спросила я. Женщина в окошке сухо кивнула, и тут я не выдержала. — Какие пять лет?! Он вчера еще был жив!

Женщина в окошке вскочила, и я отпрянула от стекла. В ее глазах я прочла немой гнев. Мои претензии были бессмысленны! Она не виновата, что мой живой парень оказался… мертвым…

Когда мы с мамой вернулись домой (мама взяла выходной, понимая, в каком я состоянии), мы сели за кухонный стол и уставились друг на друга непонимающими глазами. Словно в этой зрительной связи могла родиться истина, которая объяснила бы все происходящее. Но мы просидели так два или три часа, отчаянно пытаясь что-то понять. Я беспорядочно копалась в обломках мыслей, а мама не мешала. И вдруг я вспомнила.

— Надо позвонить Марку!

Мама поморщилась. Ей и раньше не нравился мой бывший парень, а после того, как мы расстались, она открыто его презирала.

— Думаешь, это все еще та история со сломанным носом?

Я прищурилась:

— Откуда ты…

— Олег рассказал, — выдохнула мама. — Не хотел, чтобы я узнала все от полиции. И знаешь, именно поэтому я ему доверяю. Он думает о моих материнских чувствах…

В отличие от меня! Она не договорила, но этого и не надо было, я все поняла по ее лицу.

— Ясно, — пробурчала я. Обсуждать это сейчас не хотелось. Я взяла телефон и набрала номер Марка. Он ответил ровно после двух гудков, словно ждал моего звонка.

— Белка! Вот сюрприз!

От его голоса внутри все содрогнулось.

«Что спросить?! Что мне сказать?!»

— Эмм… — протянула я в панике, рассматривая мамино выжидающее лицо. — Привет, Марк!

— Ну, здравствуй, — ответил парень.

— Слушай, — дрожащим голосом начала я, — Ты случайно не знаешь, где Олег?

Черт подери! Как же глупо это звучит!

— Кто? — переспросил Марк.

— Волк, — прошептала я, и голос дрогнул. — Он не отвечает, и… я…

— И ты решила, что мы с ним закадычные друзья? Раз нам нравится одна и та же девчонка?! — Марк процедил слова сквозь зубы слова, полные презрения. Моё сердце болезненно сжалось от его язвительности. Звонить ему было глупо, отчаянный жест, но я цеплялась за эту последнюю, ускользающую нить надежды. И тут в трубке вновь раздался его голос, режущий, как осколок стекла:

— Ты звонишь не тому другу, дорогуша!

Точно!

— Марк, — взмолилась я, — Номер Серёги! У тебя… есть?! Есть?

Сбивчивые обрывки фраз никак не хотели складываться во внятное целое, но, к моему удивлению, Марк, кажется, понял. В этот момент я была благодарна нашей прошлой связи лишь за то, что он мог расшифровать мой бессвязный, панический шёпот!

— Не то чтобы я считал нужным держать его номер в своей записной книжке, но, кажется… есть, — фыркнул он недовольно. — Скину тебе позже…

— Сейчас! — рявкнула я почти командирским тоном и тут же прикусила губу, смягчив голос, — Пожалуйста, сейчас…

На другом конце повисла тишина, тягучая и давящая. Прежде чем я успела сбросить вызов, Марк глухо произнес:

— Знаешь, с парнями такое бывает. Они получают, что хотят, и просто исчезают…

В горле заклокотал рвущийся наружу крик. Я чувствовала, как клубок оголённых нервов, бессонной ночи и обесцвеченного дня готов вырваться прямо в телефонную трубку, обрушиться на Марка лавиной отчаяния. Но я держалась. Если сейчас дам слабину, то никогда не узнаю номер Серёги!

— Я поняла тебя, Марк, — ответила я голосом, настолько спокойным, что сама себя не узнала.

Сбросила вызов. Упёрлась взглядом в мать. Она шумно выдохнула, разделяя мою усталость, мою боль. Но, в отличие от неё, я чувствовала себя потерянной, заблудившейся в кромешной тьме. И мне было страшно! До безумия страшно!

Через минуту пришло сообщение с номером Серёги. Я тут же набрала его, судорожно пытаясь подобрать хоть какие-то слова для предстоящего разговора, но леденящий душу страх сковал все мои мысли.

— Да, — прозвучал его мерзкий голос в динамике, и волна холодных мурашек пронеслась по моей спине.

— П-привет, — прохрипела я. — Это София…

— Кто?

— Белка, — ответила я с отчаянием в голосе. — Бывшая подруга Марка…

Затянувшаяся пауза давила невыносимо. Он явно перебирал в голове все возможные варианты, пытаясь идентифицировать меня.

— Уоу, — протянул Серёга, а затем прозвучал его картавый, отвратительный голос:

— Крошка, вот это неожиданно…

— Где Олег? — прохрипела я, вжимая голову в плечи, словно пытаясь спрятаться от неминуемой беды.

И, клянусь, перед глазами замелькали зловещие тени, настолько отчётливые, что стало невыносимо. Я сорвалась на крик:

— Что с ним?!

Я словно чувствовала, как Серёга ухмыляется. Послышался какой-то неясный звук, а затем и его голос:

— Ну ты и заеба, Белка! А что, если он не хочет тебя видеть?

Я вскочила с места, напугав маму. Она вздрогнула, смотря на меня огромными, полными тревоги глазами, а я металась по кухне, как раненый зверь.

— Это неправда! — я пыталась придать голосу твёрдость, но он был слабым и жалким. — Где он?! Скажи где?!

— Все ваши амурные дела стоят поперёк моего горла, — выплюнул Серёга. — Ему давно уже пора оставить тебя, и я обещаю, скоро это случится…

Меня затрясло. Я остановилась, прислонилась лбом к холодной стене и так сильно сжала челюсти, что зубы скрипнули. Серёга обладал какой-то невероятной властью над Олегом, что всегда меня настораживало, а сейчас пугало до ужаса.

Всё это время нам с Олегом удавалось тщательно скрываться от внимания Серёги, по крайней мере, мы так считали. Но сейчас я понимала, что это Серёга позволял нам эти отношения, все это время, не вмешиваясь. Возможно, у него были дела поважнее этого или он ждал, пока Олег сам всё поймёт и бросит меня? Было омерзительно признавать, что я обязана такому мерзавцу, как Серёга, каждой минутой, проведённой с Олегом, словно он был богом, одаривающим нас этим драгоценным временем.

— Где… Олег?! — выговаривала я каждое слово с нарастающим раздражением.

— Не паникуй, крошка, — с презрением ответил Серёга. — Твой любовничек на задании…

И бросил трубку.

Я застыла с открытым ртом, осознав, что мой возможный мат мама не переживёт. Когда я обернулась, она сидела неподвижно, как вкопанная, лишь изредка моргала грустными и взволнованными глазами.

— Сказал, что он на каком-то задании… — прошептала я, вмиг потеряв всю злость. То, что он был жив, было более чем достаточно! Сейчас достаточно!

— Уф, — выдохнула мама. — Клянусь, ещё один такой денёк, и я сама помру прямо на этом месте!

Не знаю, что я испытывала больше: радость от того, что он жив и здоров (хотя этого я не могла утверждать) или злость за то, что он так бездушно поступил со мной?

И его не было неделю. Целую неделю! Я каждый день набирала Серёгу, но через два дня он меня заблокировал. А когда я позвонила с телефона мамы, он меня отчитал своим обычным надменным тоном. Но я не могла сидеть сложа руки и просто ждать! Это было выше моих сил.

Он вернулся во вторник вечером. Я услышала звук его машины, подъехавшей к нашему подъезду, и сразу поняла — это он! Может, почувствовала сердцем, а может, слишком хорошо звук мотора его авто впечатался в мой мозг! И я бежала по ступенькам босиком, в одних шортах и майке! Выскочила из подъезда, прошлёпала по снегу и упала в его объятия. Он подхватил меня и поднял над землёй, но мне не было холодно. Я чувствовала, как моё сердце стучит прямо в горле. Быстро, судорожно, отчаянно!

Олег крепче прижал меня к себе и понёс в подъезд. Спустя пару минут мы зашли в квартиру, и он опустил меня на пол. А я не могла оторваться от его шеи. Обняв его, я уткнулась в неё и дышала, дышала, дышала!

Мне казалось, если я оторвусь от него, он снова исчезнет. А я не могла этого допустить! И сейчас я всё ещё, словно приклеенная, держала его дрожащими руками и чувствовала, как его шея промокла от моих слёз.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня, малышка. Я не мог написать… не мог, но очень этого хотел… — он взял моё лицо в ладони.

Он всегда так делал, и я всегда этого ждала.

Сквозь пелену слёз я увидела его лицо. Бровь была рассечена, виднелся уже заживающий порез. Такой же был и на верхней губе. А ещё огромное бурое пятно на виске.

— Что… что произошло? — я не могла поверить в то, что видела, поэтому прикоснулась сначала к его брови, затем к губе. — Олег! Что случилось?

— Всё хорошо, — он быстро коснулся моих губ лёгким поцелуем. — Уже всё хорошо…

Его слова не то чтобы меня успокоили, но я не могла удержаться, и он, кажется, тоже. Я почти сорвала с его плеча куртку, он подхватил меня на руки и понес в спальню. И все мои слова, вопросы, обвинения и упрёки растворились. Я больше ничего не хотела! Только его объятия! Только его губы! Только он и я…

Глава 16

На тот инцидент Олег бросил лишь краткое, глухое:

— Были дела.

И все мои робкие попытки дознаться натыкались на непробиваемую стену молчания, а каждый новый вопрос, казалось, лишь множил его раздражение. Я нутром чувствовала, что он скрывает от меня суть того самого «задания», о котором обмолвился Серега, но в этой сверхсекретности не было и капли утешения, лишь предчувствие беды.

— В полиции сообщили, что ты… — я запнулась, подозрения мгновенно отразились на лице Олега, но я никак не могла заставить себя произнести это вслух. Не выдержав, зажмурилась изо всех сил, надеясь хоть немного успокоиться и взять себя в руки.

— Ну и что они сказали? — его голос звучал напряжённо, но он явно старался сохранить хладнокровие.

— Сказали, что ты… умер…

Олег нахмурился, но мои слова, да и само заявление полиции, не произвели на него никакого впечатления, словно это было что-то обыденное. А потом он чуть скривился, будто услышав очередную нелепость.

— Ерунда какая-то. Вероятно, просто ошибка…

— Ошибка?! — резко бросила я и сама нахмурилась. Он только кивнул. — Мертв уже пять лет! Как можно допустить такую ошибку и не заметить?!

— Завтра же схожу в паспортный стол, всё выясню, — ответил Олег нарочито спокойным тоном, но его сдержанность едва скрывала внутреннее напряжение.

А следом на меня обрушился шторм его гнева, и причиной тому — мой злосчастный звонок Сереге. Его крик резал воздух, словно кинжал:

— Блядь! Теперь он не отстанет! Черт бы тебя побрал, София! Кому угодно могла позвонить, почему именно ему?!

Кому еще я могла позвонить в тот момент, так и осталось для меня загадкой, но спорить я не посмела. Слишком велик был страх вновь потерять его, поэтому я молча стерпела град его упреков, хотя в глубине души не чувствовала за собой вины. Ведь я просто безумно переживала…

Лишь Вахрин стал безмолвным свидетелем моих терзаний. Только перед ним я осмелилась раскрыть душу. Он сидел, заворожённый моим рассказом, и в течение двух долгих часов из его уст вырвалось лишь несколько сухих фраз: «угу», «да ну?» и «он мудак, София!». Я не стала спорить, да и не было сил. Где-то на самом дне сознания зрела мысль, что за этой историей скрывается нечто большее, чем готов открыть мне Олег. И я отчаянно жаждала узнать, что именно!

И, видимо, мои мольбы были услышаны Вселенной.

Встревоженная, я вздрогнула от звука сообщения. Вахрин, сидевший ближе к моему телефону, подхватил его и небрежно бросил мне. Я не успела поймать, и телефон шлёпнулся на кровать рядом с моим коленом. Я замерла как вкопанная. Сообщение от Серёги:

«Сегодня в семь на пустыре возле СПР».

— Чего там? — спросил Вахрин, нарушая повисшую тишину.

— Серёга… — выдохнула я дрожащим голосом, хотя внутри бушевало пламя страха. — Предлагает… встретиться?

Я не понимала, что именно кроется за этими словами в сообщении злобного Серёги, но в душе зародилось зловещее предчувствие. Вахрин выхватил у меня телефон, пробежал глазами сообщение и кивнул:

— Может, решил рассказать, что скрывает Олег?

Я вскинула на него растерянный взгляд:

— Все может быть! — отрезала я. — Серёгу бесят наши отношения, он не упустит возможности сказать что-то, что их разрушит!

И это казалось мне вполне логичным.

— Пойдешь? — спросил Вахрин, испытующе глядя на меня.

Замешательство, страх, волнение — водоворот чувств закружил меня с головокружительной силой. Но вдруг я посмотрела на Вахрина с неожиданной решимостью:

— Мы должны выяснить, что, черт возьми, происходит!

Ромка вскинул брови, изображая трагическое изумление:

— А говоря «мы»…

— Собирайся! — фыркнула я и вскочила на ноги.

СПР — бывший санаторий «Радужка», ныне заброшенный и забытый. Место гнетущее, даже более зловещее, чем мои предчувствия! Но мы с Вахриным были полны решимости разобраться в этой запутанной истории и узнать, что скрывает Олег. Точнее, этого жаждала я, а Ромка.… Судя по его кислому выражению лица, он бы с радостью сбежал домой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем я только согласился? — ворчал он себе под нос, пока мы, словно бесшумные ниндзя, проскальзывали в сумрак первого этажа заброшки. — Чувствую себя отвратительно…

В моей голове зрел четкий план. Серёга писал о пустыре, который находился за этим корпусом. Если бы мы пошли к нему в открытую, нас бы заметили сразу — вокруг простирались снежные поля и лишь кое-где виднелись редкие кустарники, за которыми невозможно было спрятаться. Поэтому я решила сначала посмотреть, что задумал Серёга, и лишь потом, если не будет угрозы, можно будет поговорить…

Ромка все еще пыхтел, когда мы миновали несколько коридоров и оказались в просторном зале с облупившимся потолком и такими же стенами. Окон в этом корпусе не было, что позволяло беспрепятственно обозревать улицу. Вокруг царила непроглядная тьма, и лишь слабый свет луны, пробиваясь сквозь сумрачные облака, проникал в это жуткое и мерзкое место. Я бросила быстрый взгляд сквозь пустые оконные проёмы. На пустыре стояли двое. Инстинктивно я рухнула на пол, потянув за собой Ромку. Пригнувшись, мы подползли к окну и прижались к нему спинами.

В глазах Ромки застыл неподдельный ужас:

— Блин, Белка! — прошептал он взволнованно. — Пошли отсюда! Это слишком стремное место!

— Тсс! — я приложила палец к губам, требуя тишины.

Медленно поднявшись, стараясь не привлекать внимания, Ромка последовал моему примеру, и мы оба уставились из окна на происходящее.

Две фигуры стояли на расстоянии четырёх, может, пяти метров друг от друга. Один был одет в черный военный костюм, берцы и шапку-шлем, как у спецназа. Второй — в распахнутое пальто, серые брюки и черную рубашку, и был похож на… депутата? Или какого-то видного чиновника из нашего города. Я припомнила его лицо, которое когда-то видела на мелькавших билбордах.

Вдруг человек в военной форме поднял руку, и в свете луны сверкнул зловещий металлический блеск пистолета. Раздался оглушительный выстрел. Мужчина в пальто рухнул на землю, как и Вахрин, только, в отличие от упавшего, Ромка издал истошный крик.

Я лихорадочно искала пути к отступлению, вжавшись в стену — единственную преграду между нами и убийцей. Вахрин находился в состоянии глубокого шока: лицо исказилось от ужаса, и по щекам текли слезы. Ему страшно, это было очевидно. А мне? Я не могла позволить себе поддаться панике, только не сейчас! Сейчас самое важное — выбраться отсюда живыми! И прежде чем я успела собраться с силами, в окно, словно тень, влетел человек в военном костюме. Быстро и решительно.

— Мы ничего не видели! Ничего не видели! — кричал Вахрин, закрываясь от убийцы руками.

Я зажмурилась. Ужас был таким всепоглощающим, что если бы я смотрела на происходящее, то умерла бы от одного лишь страха. Я не решалась взглянуть на убийцу, даже тогда, когда он навис надо мной:

— Сейчас я разберусь с твоим дружком, — услышала я знакомый до боли голос и сначала не поверила своим ушам. Вскинула взгляд на мужчину и впилась глазами в те самые глаза, которые так любила. А он, уже громче, с металлом в голосе, приказал:

— А когда я вернусь, ты будешь сидеть здесь! Поняла?

Я не могла вымолвить ни слова.

— Кивни, если поняла, — прорычал он мне прямо в лицо.

Я так быстро закивала, что мне показалось, у меня даже мозги затряслись.

Олег (хотя я все еще отказывалась верить, что это Олег, ведь его лицо скрывала непроницаемая ткань балаклавы) сорвал Вахрина с пола, вперил в его глаза свой ледяной взгляд и рявкнул:

— Угомонись!

Вахрин, как ни странно, подчинился и замолчал. Словно безвольная кукла, он повис в руках Олега. Тот, даже не взглянув на меня, поволок Ромку прочь, а затем я услышала, как Олег жестко приказал ему забыть обо всем и убираться отсюда.

Меня уже невыносимо трясло, когда он вернулся. Каждый его шаг, казалось, прибивал меня к полу, вжимал в стену, причинял невыносимую боль. Я зажала рот руками, чтобы не закричать от ужаса.

Он подошел ко мне, присел рядом и сорвал балаклаву.

«Это он! Олег!!!» — кричал мой разум в отчаянии. — «Олег — убийца?! Боже, вот какой секрет он скрывал!»

Меня охватило невыносимое отвращение, я сморщилась, слеза вырвалась из глаза, скатилась по щеке. Олег попытался поймать её, но я инстинктивно дёрнулась и отползла в сторону подобно раненому зверю.

— Какого черта, София?! — вдруг спросил он невероятно спокойным тоном. — Ты следишь за мной?

Неужели он думает, что я способна ответить в таком состоянии?!

Я зажмурилась, ощущая, как нижняя челюсть бьётся в судорожной дрожи, отчеканивая ритм страха по зубам. Он шумно выдохнул и отвернулся в сторону:

— Ты не должна была этого видеть, — проскрежетал он сквозь зубы.

— Ты… убил… человека, — произнесла я беззвучно. Я не слышала своего голоса, мне показалось, что его больше нет.

Олег снова вперил в меня свои янтарные глаза. Я больше не могла в них смотреть, отвернулась, готовясь бежать, как только появится шанс, и одновременно молясь, чтобы Олег не пристрелил меня на месте при попытке к бегству.

— Нам надо убираться отсюда! — произнес он и пошевелился. Я прижалась к стене еще сильнее, вперив в него испуганный взгляд. Он остановился, понял, что каждое его движение меня пугает. — Я бы мог заставить тебя забыть все это, но, кажется, ты всё равно доберешься до правды!

«Мог бы заставить забыть? Как? Прострелив мне череп?!»

Олег резко встал и посмотрел на меня сверху вниз:

— Хочешь узнать правду?

— Нет, — прошептала я. И это была чистая правда.

Я больше не хотела ничего знать! Мое сердце не выдержит этих потрясений. Я люблю убийцу! Все это время я любила убийцу!

Олег мотнул головой, и в янтарных глазах вспыхнуло раздражение:

— Теперь придется, — сказал он быстро. — Сама пойдешь? Или мне помочь?

Мне не оставалось ничего другого, как подняться на ноги. Признаюсь, я их не чувствовала и вынуждена была держаться за стену. Я обреченно поплелась за Олегом, ощущая, как его раздражает моя черепашья скорость, но я продолжала панически искать пути к бегству. А парень, чувствуя мои намерения, не переставал украдкой следить за мной. Я все еще дрожала, понимая, что жизнь уже никогда не будет прежней!

Сейчас все изменилось. И от этого было невыносимо больно. Что-то в моей груди защемило, и я поняла, что это-то самое чувство, когда теряешь доверие к человеку, которого безгранично и всецело любишь. Я отчаянно пыталась понять, как можно вытолкнуть из себя эту любовь? Как можно её убить, уничтожить, чтобы больше не испытывать чувств к этому парню! Но ответ был неумолим:

«Я люблю его все равно! Даже зная, что больше никогда не смогу доверять!»

Так мы дошли до его машины, припаркованной у дальнего корпуса. Она, словно нежеланный свидетель преступления, была спрятана от посторонних глаз. Я огляделась и поняла, что её можно было заметить, только если подойти почти вплотную. Олег торопливо открыл дверь и втолкнул меня в машину. Сам в два счета обошел капот и запрыгнул внутрь. Завел двигатель, и мы рванули с места.

Меня не переставало трясти. Гнетущую тишину нарушало лишь бешеное биение моего сердца и вой двигателя. Олег вел машину на огромной скорости, словно уничтожая жизнь в этом куске металла, но, кажется, лишь так он мог успокоить накопившиеся нервы. Невероятно, но мы направлялись к тому самому озеру, где зародились наши отношения. Я хотела протестовать, ведь это место было для меня чем-то священным, а сейчас там должно произойти нечто, что перевернет все с ног на голову. Я это буквально предчувствовала.

Когда машина замерла, ни один мускул не дрогнул ни во мне, ни в Олеге. Я слышала его прерывистое, загнанное дыхание – он собирал осколки воли в кулак. Мои веки бились в лихорадочном танце, словно стремясь взлететь, но я, обреченная, словно мешок, набитый камнями скорби, вросла в эту давящую тишину.

— Как ты узнала, где я? — прохрипел Олег. Мне показалось, что его голос — лишь эхо другой реальности. Но вопрос змеей ужалил вновь:

— Как ты узнала, София?

— Мне написал… Серега, — прошептала я, запинаясь, словно каждое слово — гвоздь в крышку гроба нашей прежней жизни.

Как бы я хотела сейчас увидеть его лицо! Что он чувствует? Считает ли еще этого гада другом? Ведь этот мерзкий тип сломал нас. Меня — точно!

— Блядь! — Олег обрушил удар ладони на руль. Я вздрогнула, как под плетью.

Но глаза открыть не решалась. Под веками пылал ад. Слезы — ядовитые, разъедающие мою и без того израненную душу. Душу, которую он поклялся беречь…

— Ты убил человека… — едва слышно выдохнула я. Скажи я эти слова чуть громче — и это станет чудовищной правдой, в которую я отчаянно отказывалась верить.

Олег молчал. Тишина заполнилась вакуумом. Его дыхание исчезло. Может, он перестал дышать? Или это я провалилась в черную бездну обморока? Но его голос вырвал меня оттуда:

— Ты многого не знаешь, София, — он говорил тихо, холодно, но даже в этой ледяной отчужденности я улавливала отголоски того тепла, которым он всегда согревал меня. — Я не просто мальчик из интерната. После выпуска меня зачислили… в одно общество…

— «Тень 08»… — прошептала я, ощущая его острый, изучающий взгляд. Но поднять глаза не хватило сил. — Марк… — ответила я на его безмолвный вопрос. — Он говорил… об этом тайном обществе…

— Этот засранец слишком много знает!

— Его ты тоже убьешь?

Олег схватил меня за руку, резко притянул к себе. От неожиданности я распахнула глаза и утонула в его лице. Жесткое, чужое, пугающее. Лицо хищника, от которого стынет кровь в жилах.

— Я не убиваю просто так, — прошипел он вкрадчиво и быстро, словно ядовитая змея. И отпустил мою руку.

— Значит, это не первый раз, — слова сорвались с губ невольно. Олег вспыхнул, ударил кулаком по рулю и отвернулся.

— Блядь! Ты не должна была этого узнать! Это неправильно!

— А что правильно? — голос дрожал. — Ты все это время лгал! Задание… то самое задание… когда ты пропал…

Я чуть не задохнулась. Олег бросил на меня искоса взгляд, полный боли и отчаяния.

— Я не выбирал этого, София…

В его голосе звучала надломленность, предсмертный хрип. И та же боль, что разрывала мое сердце.

— «Тень 08» — это особые войска для секретных заданий. Нас готовили к этому, учили убивать и подчиняться! Мы не выбираем цель, приходит приказ — мы выполняем…

Все происходящее казалось не просто абсурдом, а настоящим, пугающим и нелепым кошмаром. Олег, тот самый парень — милый, добрый, заботливый — оказался наемным убийцей.

— Именно поэтому в полиции сообщили, что я мертв. "Тень 08" — секретная организация, где бойцы лишены имен, известны только под позывными. У них нет прошлого, нет настоящего и... никакого будущего.

Слушать это было невыносимо.

— Ты убийца! — закричала я. Казалось, от моего вопля задрожали стекла.

Взгляд Олега стал болезненным. Он сжал зубы до скрипа, на висках вздулись вены. Он хотел бы возразить, оправдаться, но не мог. И я в отчаянии закрыла лицо руками.

В этот миг я хотела умереть. Просто исчезнуть, чтобы не чувствовать эту разъедающую боль. Эту несправедливую и жестокую игру судьбы. И эту проклятую, неистребимую любовь к парню, который был киллером!

Мои мысли – мрачные, беспощадные – набросились на меня, как стая голодных коршунов. Им было мало моих слез, моего страха, моего отчаяния. Они жаждали моей крови, рвали меня изнутри.

— Я бы хотел все изменить, София, — прошептал Олег с той же болью в голосе. — Хотел бы… жить нормальной жизнью. С тобой…

— Но ты не можешь, — закончила я за него.

И я пыталась хвататься за эту соломинку надежды. Надежды, что сейчас он скажет, что все изменит, наладит, исправит! Надежды, что он откажется от этих убийств и станет обычным парнем. Парнем, с которым я планировала всю свою жизнь. Я так отчаянно надеялась, что все еще можно вернуть. А я? Я могла бы забыть его прошлое?

Он не ответил, лишь кивнул. Я не видела его, но почувствовала этот кивок краем души. И он стал последним, смертельным ударом в самое сердце. Я хотела выскочить из машины, убежать. Но он остановил меня, сжал мою руку.

— Не надо, – умоляюще простонал он. — Не уходи… Прошу тебя… — я моргала, тщетно пытаясь остановить слезы, но они жгли щеки. — Прошу, София, не уходи…

Я слизывала соленые слезы с губ, не поднимая глаз на Олега.

— Ты не сберег её, Олег, — выдохнула я, словно с этим воздухом хотела выпустить всю свою боль. — Не сберег мою душу…

И я выскочила на свежий воздух, бросилась бежать сквозь лес. Стволы деревьев – непроглядные бревенчатые стены. Сугробы – зыбучие пески – готовы были поглотить меня в свою бездну. И я была бы им безмерно благодарна за это. Но они, как последние предатели, не решались забрать меня в свою ледяную глубь, заставляя бежать все дальше и дальше.

Глава 17

На две долгие недели я рухнула в пучину болезненного забытья. Адская ночная «прогулка» свалила меня с ног лихорадкой, высокой температурой, мучительным кашлем и нескончаемым потоком из носа. И это стало не просто оправданием, а мольбой, отчаянной необходимостью, которая позволила мне зарыться в свою постель и перестать ощущать этот мир, перестать существовать. Я была на грани, чувствуя, как жизнь покидает меня, и ничто не манило обратно.

Верку и Дашку я безжалостно динамила. Лишь однажды набралась сил встретиться с Вахриным, и только для того, чтобы умолять его похоронить навсегда ту страшную сцену, невольными свидетелями которой мы стали. Ромка пришел с горой мандаринов и с маниакальным усердием очистил их все от кожуры за весь наш короткий разговор.

— Ромка, то, что ты видел… там, на заброшке…

Вахрин вскинул на меня взгляд, полный непонимания, даже испуга:

— На какой заброшке, Белка? Ты о чем?

Я машинально приподнялась на локте, в душе закипала паника. Неужели он притворяется, словно ничего не помнит?

— На той самой… где Олег убил человека…

Вахрин вдруг издал какой-то нелепый, взволнованный смешок:

— Белка, ты в порядке? — спросил он и, не дав мне ответить, продолжил: — Кажется, у тебя бред…

Он коснулся ладонью моего лба, и я ощутила его дрожь на своей коже.

— Точно, температура запредельная…

— Ты издеваешься надо мной?! — простонала я, чувствуя, как надежда ускользает сквозь пальцы.

— Нет, — честно ответил Вахрин, и в этот момент меня пронзило осознание – он и правда ничего не помнит! — Тебе просто нужно поспать, это все горячка…

Когда он ушел, меня захлестнула волна отчаяния. И я пыталась убедить себя, что тот вечер был лишь страшным сном, порождением больного разума. Но перед глазами вновь и вновь возникал Олег, хладнокровно стреляющий в депутата Варзина. А через пару дней в интернете я прочла скупые строки о его смерти. Местная пресса писала о заказном убийстве, о том, как Варзин мешал «теневым» дельцам нашего города. А я так хотела поверить Вахрину, ухватиться за эту ускользающую нить, поверить, что все это – лишь галлюцинации, вызванные высокой температурой!

«Почему он не помнит? Что это за чудовищная амнезия?»

И вдруг, словно удар молнии, в моей голове вспыхнул голос Олега. Тот самый ледяной, властный голос, которым он приказал Ромке забыть всё, что тот видел на заброшке… Олег… выстрел… смерть…

«Как такое возможно? Что он сделал с Вахриным? Колдовство? Гипноз?»

Я изгрызла бы себя этими мыслями до последней капли, если бы не беспощадная лихорадка, вновь и вновь погружавшая меня в пучину бредовых снов. И кошмары, один страшнее другого, терзали разум, прокручивая одну и ту же сцену:

Олег. Выстрел. Смерть.

Дни слились в бесформенную массу. Я потеряла счет времени, не могла вспомнить ни день недели, ни даже год! Всё смешалось в моей изболевшейся голове, раскалывающейся от невыносимой боли.

Однажды, когда мама ставила мне градусник, она вдруг сказала:

— Тебе бы позвонить Олегу. Он очень переживает и…

— Нет! — вырвалось у меня отчаянно, но этот крик был жалок и слаб, подобен карканью умирающей вороны. — Я не хочу… не хочу с ним говорить…

— Да что между вами произошло?! — возмутилась мама, встревожено глядя на меня.

Я с трудом проглотила болезненный ком в горле:

— Мы расстались! Навсегда! — и, пока мама не начала привычную нотацию, я умоляюще добавила:

— Просто прими это. Ладно?

Она лишь кивнула в ответ, с лицом, полным печали и сочувствия. Наверное, я выглядела настолько измученной, что она не решилась настаивать. А сказать ей правду… я не смогла бы. Хватит и одного разбитого сердца! Моего…

Вскоре я выздоровела и вернулась в свои беспросветные будни. Верка и Дашка сразу заметили перемену, нависшую над моей душой: еще недавно я парила на крыльях любви, а теперь была низвергнута в самое адово пекло. И все померкло. Учеба, прежняя жизнь, друзья…

Я чувствовала себя отшельницей в собственном мире, безумно одинокой. Ведь я не могла никому рассказать о том, что разрывало меня изнутри, как кровоточит и рвется моя душа. И от этого становилось еще тоскливее. Да и кто бы меня понял? Верка? Эта болтушка растрезвонила бы сенсацию в ту же секунду, а мне меньше всего хотелось причинить Олегу еще больше страданий и проблем, даже после всего, что произошло! Дашка? Точно нет! Она тут же выложила бы все Верке, а та… ну, понятно!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вахрин? И снова нет! Он пережил со мной этот кошмар, и каким-то чудом забыл его. Напоминать ему об этом означало снова затащить его в эту безумную трясину. И я завидовала ему. Завидовала тому, что он смог вычеркнуть этот ужас из памяти, а я… нет. Олег лишил меня этого права, отнял надежду когда-нибудь забыть обо всем.

В конце ноября на мой телефон пришло странное сообщение с незнакомого номера:

«На том же месте в шесть».

Я швырнула телефон на кровать и схватилась за голову. Интуиция кричала, что это провокация от Сереги, и мне до скрежета зубов хотелось не поддаваться на его уловки. Он и так разрушил наши отношения с Олегом. Не просто разрушил, а убил их одним выстрелом, тем самым выстрелом, что совершил Олег…

Тщетно пытаясь сосредоточиться на домашнем задании, я разложила учебники и тетради на столе, но, даже перечитав один и тот же параграф десять раз, не могла понять ни слова. Буквы плясали перед глазами, теряя смысл где-то между страницей и моим носом. Но я так отчаянно делала вид, что работаю, что глаза заболели от напряжения. С тревогой поглядывала на часы, и когда стрелка коснулась цифры восемнадцать, замерла, словно предчувствуя неминуемую беду.

Впрочем, разве моя жизнь уже не превратилась в сплошную череду бед и несчастий?

А стрелка продолжала неумолимо двигаться вперед, перешагнув жуткую отметку. Я зажмурилась. Телефон на кровати завибрировал. Я подскочила к нему, как ошпаренная, и яростно ответила:

— Да! — это был не просто ответ, это был вопль отчаяния.

— Ах ты, блядская девчонка, Белка! — ядовитый голос Сереги заставил меня содрогнуться.

— Что тебе еще нужно от меня? — выплюнула я, чувствуя, как жгучая ярость мгновенно обжигает мою грудь, как яд растекается по венам. — Ты сломал мою жизнь! Я ненавижу тебя!

— Уф! — восторженно отозвался парень с присущим ему надменным тоном. — И это доставляет мне ахуительное удовольствие!

— Гори в аду!

— Непременно! — ответил он и, наверное, опасаясь, что я сброшу вызов, быстро продолжил, — Но сначала подними свою задницу и примчись в назначенное место так быстро, как только может донести тебя твое хрупкое тельце!

Волна ярого негодования ударила в голову, но уступила место ледяному ужасу.

— Да пошел ты!

— Иначе твоему Волку конец! Усекла?!

Все ругательства моментально выветрились из головы. Бесследно. Руки взмокли, покрылись липким холодным потом. Лоб тоже покрылся мерзкими капельками.

— Еще есть возражения?

Я прикусила губу до крови и быстро выпалила:

— Не трогай его! Я приду!

Серега сбросил вызов, а я еще несколько секунд пыталась унять дрожь, собрать разбежавшиеся мысли. И, видит Бог, я не хотела вновь столкнуться ни с Серегой, ни с Олегом, но сидеть сложа руки, пока этот надменный ублюдок угрожает убить того, кого я все еще люблю, я просто не могла.

Прошло всего двадцать минут, а я уже стояла у входа в заброшенное здание. Эта черная дыра казалась вратами в преисподнюю, и у меня не хватало сил переступить порог. Меня трясло от страха, от первобытного ужаса. Ноги не держали, язык прилип к небу, глаза заволокло слезами.

Внутри доносились приглушенные голоса, но я не могла разобрать слов. И ничего не оставалось, как собрать всю волю в кулак и шагнуть в эту бездну.

Я шла на голоса, всё глубже погружаясь во тьму. Паника достигла невыносимого предела, и из моей груди вырвался сдавленный всхлип. Голоса стихли, услышав меня.

— Ну, вот и наша крошка пожаловала, — голос Сереги коснулся моего тела сотнями мерзких мурашек. — Мы и так слишком долго тебя ждали…

— Не надо… — послышался тихий, измученный голос Олега. — Прошу тебя, не надо…

— Выходи же! — крикнул Серега раздраженно.

Когда я вышла из темного коридора, сердце рухнуло в пропасть. Всё та же компания, с которой я впервые столкнулась в доме Марка, сейчас находилась здесь. С одним только отличием: Олег был прикован к ржавой балке металлическими цепями. На его лице не было ни одного живого места, оно превратилось в окровавленную маску. Обнаженный торс был покрыт ссадинами и кровоточащими ранами.

— Олег! — вырвалось у меня, и я бросилась к нему.

— Феликс! — скомандовал Серега, и руки этого парня перехватили меня прежде, чем я достигла цели. — Придержи ее, а то она у нас слишком буйная…

Феликс был намного выше меня ростом, с атлетическим телосложением, кричащим о его мощи, но я поразилась силе его хватки, почти смертельной. Его рот исказился в ликующей усмешке, и я яростно хотела ударить его, но он свернул меня в узел. Всё, что я могла — беспомощно повиснуть на руках парня и смотреть на Олега.

Его глаза потускнели, потеряли привычный блеск. В самой глубине зрачков я увидела такую обреченность, что слезы, как реки, полились по моим щекам.

— София, София, София… — жуткий голос Сереги эхом отдавался от стен. — Признаться, я не хотел этого делать, но вы… вы двое… — он с презрением посмотрел на Олега, потом вновь на меня. — Не оставили мне выбора…

— Отпусти его, мерзкий ты ублюдок! — прорычала я с неожиданной храбростью в голосе.

— Уф! Как же некрасиво, — Серега поднял с пола металлический прут и с такой силой ударил им Олега, что тот подпрыгнул на месте от боли и скривился. — Теперь ты поняла, что оскорблять меня — не самая лучшая идея…

Я зажмурилась, словно ощутила ту же самую боль, что и Олег.

— Итак, на чем я остановился? — Серега покрутил прут в руках, затем упер край в пол, облокотился на него, словно на трость. — Ах да! Ты и Волк! Знаешь, все было бы по-другому, если бы твой любимый Олег послушал меня.… А ведь я предлагал: забудь девчонку! Поедешь с нами, и все будет как прежде!

Я снова посмотрела на Серегу, на Олега не было сил смотреть. Серега одарил меня мерзкой, лживой улыбкой.

— Представляешь, он отказывается подчиняться, говорит о какой-то там любви и о жизни обычного человека…

Олег сплюнул сгусток крови. Его глаза пронзали Серёгу, словно тот был самим дьяволом. И я начинала верить в это.

Серёга усмехнулся:

— Он даже решил бросить нас, — с наигранным драматизмом проворчал Серёга, словно брошенная ревнивая жена, чей муж уходит к другой.

Меня затрясло еще сильнее. Значит, Олег все-таки хотел оставить прежнюю жизнь?! Он выбрал меня! Выбрал нашу любовь!

Но Серёга быстро лишил меня этой минутной радости, как будто прочитал мои мысли:

— И я подумал, может, ты убедишь его, чтобы он этого не делал? — Серёга сверкнул в мою сторону блестящими от злости глазами. — Ну же, Софи, скажи ему, чтобы он убирался из твоей жизни! Ведь он гребанный убийца, и ты даже не представляешь, сколько грязных дел окропили его руки…

А я представляла! Ой, как представляла!

— Пошел ты к чёрту! — выплюнула я каждое слово, стараясь вдохнуть побольше воздуха.

Серёга лишь пожал плечами и вновь ударил Олега, на этот раз в лицо. Моё тело рванулось, словно дикий зверь, готовый к нападению. Я извивалась в стальной хватке Феликса, готовая броситься на Серёгу и вырвать его наглые глаза – эта безумная мысль билась в моём воспалённом сознании. Но хватка Феликса лишь усилилась, и я взвыла от боли, рухнув на колени, когда он вывернул мои руки за спиной.

— Перестань! — кричал Олег, словно задыхаясь. Бурая кровь сочилась из его разбитых губ. — Отпусти её, прошу!

Свора Серёгиных шавок, словно испугавшись, смотрела на происходящее, потупив взоры. Я нутром чувствовала их страх, все они понимали, что каждый из них мог оказаться на месте Олега, ослушавшись этого дьявола. И, наверное, каждый из них втайне благодарил судьбу за то, что именно Олег висит сейчас, словно прокажённый преступник, преданный позорной казни.

Серёга шумно выдохнул, и все вокруг замерли в ужасе.

— Эх, София, вижу, совсем тебе его не жаль. Но бабы есть бабы! — печально протянул парень. — Хорошо! Зайдём с другой стороны.

Серёга сделал два шага к Олегу и встал напротив него так близко, что мне показалось, их лбы вот-вот соприкоснутся.

— Если ты не подчинишься прямо сейчас, Волк, если ты сию же секунду не поедешь с нами, я вырву её ебучее сердце и заставлю тебя им подавиться…

От этих слов меня затопила ледяная волна ужаса. Дыхание остановилось, словно легкие перестали функционировать. Я не могла, не хотела представлять эту картину, но знала, что Серёга способен на всё. Никаких сомнений!

Олег дрожал от ярости, его подбородок судорожно дёргался. Он прожигал Серёгу испепеляющим взглядом, казалось, целую вечность. Вечность невыносимой тишины.

Серёга усмехнулся:

— Не веришь мне… ну хорошо… Феликс! — позвал он, и я почувствовала, как хватка Феликса вновь усилилась. В глазах потемнело от боли. — Давай покажем Волку, как выглядит её милое сердечко…

Феликс разжал свои железные пальцы, и я рухнула лицом вниз, но паника заставила меня машинально перевалиться на спину. В глазах всё поплыло: серые стены, обшарпанный потолок, лицо Феликса с горящими глазами и его рука, с выпяченными пальцами, занесённая над моей грудью…

— Стой! — беспощадный крик Олега остановил этот кошмар. — Стой! — уже тише просил он, и по взгляду Феликса я поняла, что тот выдохнул с досадой. Наверное, ему тоже хотелось увидеть моё израненное сердце.

Серёга каким-то жестом приказал Феликсу вновь поднять меня. Одним рывком он поднял меня с пола и прижал спиной к своей груди. Его цепкие пальцы впились в моё горло, и я знала, что если хоть немного дёрнусь, он свернёт мне шею.

Олег смотрел прямо на меня. В его глазах читалась решимость, от которой внутри меня поднималась волна жуткой паники.

— Нет, — прошептала я одними губами. — Не надо…

И я, правда, была готова пожертвовать своей жизнью ради Олега. Ради того, чтобы он выбрался из-под контроля мерзкого картавого дьявола. Но Олег уже всё решил. Мои мольбы бесполезны, я поняла это сразу, как только взгляды наши встретились.

— Я поеду с вами, — грозно сказал Олег, и его голос показался мне далёким, ведь я отчаянно пыталась не верить в происходящий кошмар. — И сделаю всё, что прикажешь, только её отпусти…

— Кажется, проблеск разума сверкнул в твоих прогнивших мозгах, Волк! — с презрением и насмешкой произнес Серёга. — Якут, — позвал он, и один из парней приблизился к нему. — Развяжи его.

Якут принялся растягивать замки на металлических цепях, которыми был прикован Олег. Несколько секунд, и тот рухнул на землю, но тут же поднялся, напоминая сгорбившегося гладиатора. Сверкая глазами, он шумно вдыхал, и от этих вдохов его израненная грудь вздымалась. На его фоне Серёга казался мелким, ничтожным. И я в очередной раз поразилась тому, что вся эта отважная пятёрка готова беспрекословно подчиняться этому ничтожеству.

Серёга вскинул на него взгляд, очевидно, не боясь ярости Олега, и прошипел сквозь зубы:

— Я даю тебе ровно минуту. Сделай всё, чтобы эта сука больше не мешалась под ногами!

Олег не ответил, лишь плотно сжал зубы, которые скрипнули от напряжения.

Серёга двинулся к выходу. За ним последовали и остальные. Феликс за моей спиной медлил. Я всё ещё тряслась в его хватке, словно пойманный в капкан заяц. Олег оказался передо мной так быстро, что я вздрогнула и пискнула оттого, что пальцы Феликса ещё сильнее вонзились в моё горло.

— Отпусти её! — зарычал Олег, глядя поверх моей головы. — Сейчас же!

И Феликс не просто отпустил меня, он выбросил, словно ненужную вещь. Я упала к ногам Олега и в ту же секунду почувствовала его рядом. Шаги стихли, оставив нас в кромешной тишине, где каждый шорох отдавался в моей голове невыносимой болью.

Когда я подняла взгляд, Олег сидел рядом. С обречённым видом и глазами, полными ощутимой боли.

— Прости меня, — прошептал он. — Прости, София! Это моя вина… это я во всём виноват…

И я увидела, как по его щеке покатилась слеза.

Я не выдержала. Прильнула к нему, обнимая его окровавленное тело, чувствуя, как липкая кровь, словно клей, приклеивает меня к его коже. Я хотела, чтобы сейчас мы склеились навек! Ведь если он уйдёт… я больше его никогда не увижу.

— Ты не виноват! Не виноват! — повторяла я, как загипнотизированная, уверяя в этом скорее себя, чем его. — Всё будет хорошо! Мы сможем убежать… спрятаться… и они нас никогда не найдут! Слышишь?! — я взяла его лицо в ладони и заглянула в глаза.

У меня не было ни малейшего плана, как осуществить это, но я судорожно искала его в голове. Олег отвёл мои пальцы от своего лица и сжал их в своих дрожащих ладонях.

— Это конец, София, — прошептал он, и я обессилено села на пол, хлопая глазами. — Всё кончено…

— Не говори так! Не надо! Мы справимся…

— Всё! — крикнул он и резко встал, смахивая слёзы с лица. — Ты должна пообещать мне, что больше не станешь копаться во всём этом….

Я поднялась на ноги, совсем их не ощущая. Казалось, меня держит лишь сгустившийся воздух этого проклятого места.

Олег смотрел на меня слишком серьёзно:

— Малышка, я правда хотел… хотел остаться с тобой. Но…— он обреченно выдохнул, — В моем мире нет места для тебя. В нем слишком опасно!

Я замотала головой:

— Я не смогу без тебя! — тихо взвыла я. — Не смогу!

Слезы залили глаза, я зажмурилась. Олег приблизился к моему лицу. Я чувствовала его тяжелое обжигающее дыхание.

— Пообещай мне, София! Что ты больше не вспомнишь того что произошло, не вспомнишь меня! Пообещай! Иначе мне придется тебя заставить…

На этот раз он взял моё лицо в свои тёплые ладони, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

— Пообещай…

Я не хотела ничего обещать, но почему-то ответила:

— Обещаю…

Он прижался своими губами к моему лбу на долгий, прощальный поцелуй. Я зажмурилась, услышав его тихий, но проникающий в каждую клеточку моего тела голос:

— Я буду любить тебя, Белка. Буду любить всегда…

И я почувствовала, как его руки исчезают, оставляя меня одну в этой тягучей бездне из слёз, боли и отчаяния.

Олег

София

Часть 2. Глава 18

— Если мы опоздаем, Белка, босс нас точно на люстре повесит!

Я фыркнула на это пророчество, вжала педаль в пол. Моя ласточка, повидавшая виды, взревела в протесте, но подчинилась. Я прямо чувствовала, как под капотом разворачивается целая драма: рвануть вперед или устроить забастовку прямо здесь и сейчас? И я мысленно возносила хвалу этой старой колымаге, которую Вахрин, не стесняясь в выражениях, называл «надутым металлическим пузырем». Но надо признать, сейчас я зверски насиловала газ лишь по одной причине — Ромка слишком долго крутился перед зеркалом, готовясь к встрече с нашим всемогущим боссом.

И я его, в общем-то, понимала. Сегодня решалась судьба нашего скромного существования на местном канале.

Сразу после школы мы с Ромкой рванули в университет, на кафедру журналистики и медиакоммуникации. Вернее, он-то рванул по своей воле, а меня туда почти за шиворот затащили. После одиннадцатого класса я понятия не имела, чего хочу от жизни. Но мама и Вахрин почему-то разглядели во мне потенциал для учебы в этом престижном месте, и я, как послушная овечка, подчинилась их воле. Меня зачислили уже после начала первого триместра, и я чувствовала себя гадким утенком в нашей группе, но спустя полгода втянулась, а к концу учебы уже точно знала: журналистика — это моя любовь на веки вечные! Не скажу, что я была отличницей, но моих оценок хватило, чтобы устроиться на работу в местную телекомпанию, а следом за мной подтянулся и Вахрин. Поначалу мы были стажерами, серой массой за спинами матерых журналистов. Таскали реквизит, выполняли мелкие поручения.… Но однажды мы, словно две кометы, ворвались — нет, скорее… ВЫПОЛЗЛИ — на телевизионный Олимп с сенсационным репортажем о коррупции в местной полиции! Надо отдать должное, Вахрин долго копал, собирал информацию, а я стала той, кто выложила все карты на стол перед камерой. Сюжет произвел эффект разорвавшейся бомбы! Мы с Ромкой вырвали себе места под солнцем, наш босс, Стас Свербин, получил очередную премию, ну а коррупционеры — заслуженные тюремные сроки. С тех пор нам доверяли крупные выпуски, и мы с Ромкой, как два заправских бродяги, колесили по командировкам. В основном по России, но пару раз нас заносило и за границу. Однажды мы рванули в Рим на историческую конференцию, а оттуда прямиком в Милан — обозревать современное искусство. Никто из нас тогда не знал, что работа журналиста будет похожа на вечный переезд, а вся наша жизнь умещаться в один чемодан! Ни я, ни Ромка, ни Верка, которая терпеть не могла наши бесконечные отлучки. Кстати, Верка и Ромка совершенно неожиданно для меня начали встречаться после выпускного, а пару лет назад поженились. Кто бы мог подумать, что эти двое, которые в школе искренне ненавидели друг друга, станут жить под одной крышей!

И только Дашка отделилась от нас. Почти сразу после школы она умчалась в Москву, а оттуда — в Бразилию, к парню, с которым переписывалась пару недель, будучи студенткой московского вуза. Сейчас мы созваниваемся раз в год, в основном на Новый год, который я отмечаю с Веркой и Ромкой уже восемь лет подряд.

Поначалу Верка ревновала меня к Вахрину, а может, и до сих пор ревнует, но вслух не говорит. И хоть у нее нет никаких оснований для этого, я ее понимаю. Собственно, мы с Вахриным, как слипшиеся пельмешки, были неразлучны до сих пор. Мы были уже не просто друзьями, а, как шутила моя мама, родственниками! И, кажется, она права, ведь мы знали друг друга слишком давно и слишком хорошо. Вахрин, возможно, стал бы миллионером, если бы ему вздумалось шантажировать меня самыми темными тайнами моей личной жизни! Но он — словно неприступный сейф, из которого даже Верке не удавалось выудить ни единой сплетни.

Задумавшись, я пролетела на красный свет, честно, даже не заметила светофор! Ромка ойкнул, вжавшись в сиденье.

— Упс, — усмехнулась я и слегка сбросила скорость.

— Мы, конечно, спешим, — тихо начал он, — Но я бы предпочел доехать до офиса целым человеком!

Я сухо рассмеялась и свернула на хорошо знакомую улицу.

Сегодня был важный для нас день — распределение на новое задание, которого мы с Ромкой ждали, как манны небесной. Ему хотелось снова в Милан, а мне… мне было все равно, куда ехать. Я просто мечтала вырваться из нашего провинциального болота, где лето в этом году выдалось холодным и серым. Даже сегодня небо было затянуто хмурыми тучами, словно вратами в ледяную бездну, готовыми разверзнуться и затопить наш крошечный город.

Когда мы подъехали к парковке, стало ясно: мы опоздали. Все места были заняты. Я припарковалась на обочине, и пока мы с Вахриным шли к парадному входу, я вдыхала прохладный воздух так жадно, что легкие заледенели. Нет, я не нервничала… но в воздухе витало что-то недоброе. Какое-то дурное предчувствие.

Пока мы поднимались по лестнице и пересекали холл, Ромка беззаботно рассуждал о новой поездке и о том, что, если нас снова отправят за границу, Верка точно подаст на развод. Я лишь кивала, потому что давно потеряла нить их совместной жизни. Они ссорились по двадцать раз на дню, бурно, с криками, и тут же мирились. Хуже всего было оказаться между двух огней — каждый требовал, чтобы я приняла его сторону, и оставаться нейтральной с каждым разом становилось все сложнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За дверью творилась обычная офисная суета. На первом этаже толпились люди — кто уходил, кто приходил. В толпе мелькали знакомые лица. Вот, например, зазнайка Анастасия Маркина, которая всегда получала самые «сливки». Она считала себя исключительной, а все вокруг шептались о ее романе с боссом. Рядом жались молоденькие журналисты — такие же, какими когда-то были мы с Вахриным. На их лицах читалось откровенное желание выслужиться, чтобы «звезды» замолвили за них словечко и вывели на большой экран. В этой толпе я заметила Петю, нашего оператора. Завидев нас, он замахал огромной ручищей, подзывая ближе.

Петя работал здесь дольше нас и был настоящим гением видеосъемки. Все звали его Жуком за способность пролезть туда, куда не протиснется и червяк. Несмотря на комплекцию, Жук был довольно шустрым. Когда я впервые увидела его, он был немного стройнее, но его любовь к пончикам и булочкам превратила его в гору мышц и обаяния. Хотя полнота ему даже шла. Он был добрым, очень добрым и, пожалуй, самым человечным из наших сотрудников. В его карих глазах, обрамленных густыми ресницами, не было и тени гнева или раздражения, даже если я в сотый раз запиналась на своем тексте. Он просто останавливал запись, давая мне время собраться с мыслями. За это я была ему безумно благодарна, зная, что другие операторы ведут себя куда более грубо с теми, кто не может связать и двух слов.

— Вы что, дружно проспали? — с усмешкой спросил Жук, как только мы протиснулись сквозь толпу.

— Просто Белка медленно ездит! — отшутился Ромка и хлопнул товарища по плечу. — Ну что, ты уже в курсе, куда нас отправят?

— Хотелось бы думать, что в Милан, но, судя по довольному лицу Маркиной…

Я снова посмотрела на местную «звезду» и выдохнула:

— Было бы глупо на это рассчитывать… — тихо шепнула я и снова оглядела Жука.

Тот быстро уловил мое настроение:

— Не переживай, нас не отправят на обозрение местной свалки!

Мы с Ромкой вопросительно взглянули на Жука. Тот попытался сдержать смех, но не получилось:

— Представляете, Пчелкина именно туда и назначили!

Пчелкин Витя был примерно той же Маркиной, только в мужском обличии. Пафосный тип, которого никто из нашей троицы не любил. Обычно он получал самые интересные задания, после Маркиной, конечно. Странно, почему босс решил сбросить его до мусорной свалки…

— Я даже представляю его лицо! — разразился смехом Ромка.

— Уф! — прыснул Жук. — Он выбежал красный, как помидор!

Парни давились от смеха, а я лишь слабо улыбнулась.

— Если босс даже Пчелкина сместил, я боюсь представить, что же ожидает нас…

— Софи, — привлек мое внимание Жук и улыбнулся доброй и искренней улыбкой, — Не переживай, ты лучшая в своем деле! Свербин точно даст нам достойное задание…

— Не уверена, — проворчала я.

Наши репортажи в последнее время оставляли желать лучшего. То нас бросали в сибирские леса, то отправляли в засушливые регионы, где бушевали пожары. И наш рейтинг неумолимо катился вниз, ясно давая понять: скоро нас подвинут «свежие» специалисты, как выражается наш босс.

Мы втроем отправились к кабинету Свербина. И чем ближе мы подходили, тем меньше кислорода оставалось в помещении. Легкие отчаянно просили вырваться на волю, но я призывала их к стойкости. Липкое, зловещее предчувствие не отпускало. Словно некая надвигающаяся катастрофа всей моей жизни давила невыносимо.

Ромка постучал в дверь, не дождавшись ответа, открыл ее и шагнул через порог.

— Неужели! — услышала я голос босса.

Сначала в кабинет зашел Вахрин, следом Жук, а потом и я, замыкая наше дружное трио.

Свербин, как всегда, сидел за огромным дубовым столом, искусно изображая бурную деятельность. Его ярко-салатовый костюм заставил меня поморщиться. Мужчине его возраста (а ему было уже за пятьдесят) совершенно не к лицу такие кричащие наряды. Он был похож на павлина, горделиво красующегося всеми цветами радуги. Его сухое, морщинистое лицо с впалыми, колючими глазами казалось уставшим, хотя рабочий день только начинался. Он демонстративно оглядел нас поверх очков в желтой оправе и уставился на меня:

— Белкина! — громыхнул он, — Вот кого я ждал!

Шмяк! Пачка бумаг, брошенная боссом, приземлилась на стол передо мной, словно бомба замедленного действия. Я взяла её, но читать не торопилась:

— И что это за «счастье»?

— Твое новое задание, — процедил Свербин с гримасой, будто лимон съел.

Пробежав глазами пару строк, я уставилась на босса:

— Москва?!

— Угу, — кивнул он, ловко снимая очки и засовывая дужку в свой вечно кривящийся рот. — Съезд нефтяных баронов, понимаешь ли. Кажется, намечается знатный передел нефтяного пирога, и тебе, дорогуша, с твоей дружной компашкой, нужно вынюхать, что к чему…

— А как же Милан?! — жалобно взвыл Ромка, как ребенок, у которого отобрали последнюю конфету.

Свербин окинул его взглядом, полным презрительной надменности, словно осматривал назойливую муху:

— Милан уже окупирован! — отрезал он.

— Но… — попытался возразить Ромка, но босс снова пронзил его взглядом, от которого даже мне хотелось спрятаться под стол.

— Никаких «но», Вахрин, — отчеканил он, — Московский съезд состоится завтра в шесть вечера, так что советую перестать ныть и начинать шевелиться.

— Завтра?! — мои глаза полезли на лоб, как у мультяшного героя. — И как мы должны успеть?! У нас что, ковёр-самолёт есть?!

Свербин закатил глаза, словно ему это до смерти надоело, потом пошарил в ящике стола, выудил оттуда ключи от своего драгоценного «Мерса» и швырнул их на стол, как подачку нищим.

— Доберётесь с ветерком… — неохотно процедил он с таким видом, будто у него зуб болел.

Вахрин, как гепард, первым схватил ключи от боссовской тачки и расплылся в своей фирменной улыбке, которая могла означать что угодно: «Ахренеть, нам свезло!» или «К чёрту всё, поедем развлекаться!».

— Будет исполнено! — радостно провозгласил Ромка.

— Ещё бы! — фыркнул Свербин, окинув нас троих взглядом. — Жду от вас репортаж к понедельнику… — его строгий и недоброжелательный взгляд остановился на мне:

— И если вы опоздаете…

— Не опоздаем, — заявила я так чётко, что сама удивилась своему тону.

Конечно, я понятия не имела, как мы умудримся провернуть это за четыре дня, ведь мало того, что нам надо добраться до Москвы и обратно, так ещё и смонтировать то, что мы успеем заснять. Но почему-то я отчаянно хотела в это верить.

Жук и Ромка рванули к двери, и я уже собралась последовать за ними, но зловещий голос босса остановил меня:

— Белка, — позвал он своим нарочито дружелюбным тоном. Я остановилась, вперив в него взгляд, собирая все остатки дружелюбия. — И если ты вздумаешь сбежать с фуршета после конференции… — его палец пронзил воздух, указывая прямо мне в лицо, — Я уволю тебя в ту же секунду.

По его тону я поняла: это не угроза, это приговор.

— Не сбегу, — чётко ответила я и вылетела из кабинета вслед за ребятами.

Да! Я ненавидела все эти фуршеты и балы! И каждый раз удирала оттуда, как только появлялась возможность. Вахрин говорил, что у меня аллергия на подобные мероприятия, но я-то знала настоящую причину. Оказываясь в подобных местах, я проваливалась в свою прошлую жизнь. Ту самую жизнь, которую я терпеть не могла. Тогда я была подростком, встречающимся с парнем, который фанател от вечеринок. И сейчас ни чего не изменилось! Я бы предпочла пыльный чулан этим пафосным тусовкам.

Когда мы вышли из кабинета босса, мы все трое выдохнули с облегчением. Это, конечно, не Милан, но и не помойка какая-нибудь!

Парни тут же затеяли спор, кому вести машину, а я пыталась вспомнить, собрала ли я чемодан. Времени было в обрез. В итоге, когда мы вышли на парковку, парни так и не смогли решить, кому доверить боссовский болид, поэтому я взяла ситуацию в свои руки, отобрала ключи у Вахрина и села за руль. Доверить этим двоим такую дорогую тачку я не решилась.

Спустя пару часов мы мчались по трассе в направлении Москвы. Жук и Ромка расхваливали автомобиль, а я, прежде чем сесть за руль, протёрла всё вокруг влажными салфетками, стараясь не представлять, что могло здесь происходить. Зная нашего босса, я была уверена, что эта машина видела слишком многое, чтобы хранить секреты своего владельца. Поэтому я даже не заглядывала в потайные отсеки подлокотника и бардачок, чтобы не стать невольным свидетелем его личной жизни.

Вахрин сменил меня на подъезде к МКАД, и мне удалось немного вздремнуть. Когда мы заселялись в отель (кстати, нам удалось найти пару номеров рядом с особняком, где проходил съезд нефтяных деятелей), был уже полдень, и до конференции оставалось совсем немного времени. Хватило лишь на то, чтобы принять душ и привести себя в порядок.

Я надела коктейльное платье в пол светло-серого цвета с тонкими бретелями и глубоким вырезом на спине. Ничего более закрытого в моём гардеробе не нашлось (спасибо маме, которая со скоростью света собрала мне чемодан). С обувью было ещё хуже, единственное, что хоть как-то сочеталось с моим платьем — серебристые туфли на самоубийственной шпильке! Ковыляя, как старая коза, я вышла к Ромке.

— Ух ты! — потрясённо выдохнул он, оглядывая меня с ног до головы.

Да, мы снова поселились в одном номере! Благо, в нём было две комнаты и общая гостиная.

— Выглядишь сногсшибательно!

— Если не считать того, что со спины я похожа на дорожный каток, а туфли… Я больше не чувствую свои ноги…

Я повернулась к Вахрину спиной, чтобы он смог оценить эту картину во всей красе.

— А ты в отличной форме, Белка! — шепнул Вахрин.

Я покраснела и недовольно зыркнула на него.

— Если будешь пялиться, я всё расскажу Верке! — я проткнула пальцем воздух, указывая на парня.

Вахрин вздрогнул и вжался в спинку дивана, поднимая руки вверх.

— Я же, как друг говорю! Просто восхищаюсь!

Я рассмеялась, увидев его лицо, застывшее в ужасе. Гнев Верки забыть невозможно, поэтому испуганный взгляд Ромки был вполне предсказуем.

— Я поделюсь пиджаком, только молчи!

Я засмеялась громче, поймав серый пиджак, который кинул в меня Вахрин. Надев его, я почувствовала себя немного увереннее. Вот ещё бы обменять у него свои туфли на кеды.… Но даже ревность Верки не способна на такое!

Ромка поспешно встал, поправляя белоснежную рубашку, заправленную за пояс чёрных джинсов, сделал пару шагов, посмотрелся в зеркало и распахнул дверь передо мной:

— Мадам, нас ждут сенсационные репортажи…

Я усмехнулась и вышла в холл, где нас уже поджидал Жук. Он не сильно заморачивался со своим образом, потому что всегда оставался по ту сторону экрана. Единственное, что изменилось — он сменил спортивные штаны на джинсы и надел светло-голубую футболку-поло. А ещё в его руках красовалась новехонькая видеокамера, выделенная нам боссом пару месяцев назад. Жук с особой любовью протирал объектив.

— Заведи себе девчонку! — пошутил Ромка, глядя на нашего приятеля. — А то твои наклонности уже… пугают…

Жук быстро спрятал объектив за пластиковой крышкой, словно прятал что-то сокровенное, и насмешливо улыбнулся:

— Чтобы она пилила меня всякий раз, как твоя жена? Увольте!

Я рассмеялась, глядя, как Вахрин корчит физиономию.

Мне вполне нравилась наша дружная троица, и особенно хорошо мне было с ребятами. За исключением тех моментов, когда Ромка сочинял неудачные тексты, переполненные сложными словами, которые я никак не могла запомнить. Или, например, когда Жук решил пошутить надо мной и выбрал такой неудачный кадр, что на фоне за моей спиной оказался какой-то полный мужчина, отдыхавший на парковой скамейке. Этот ролик быстро разлетелся по всем местным соцсетям и стал мемом, по которому меня долго узнавали подростки из нашего района.

До особняка на Волхонке мы доковыляли за считанные минуты, несмотря на то, что шла я, как хромая лошадь, и при этом старалась сохранить вид неприступной леди. Вахрин вводил нас в курс дела. Он единственный, кто внимательно перечитал папку, врученную Свербиным. Оказывается, уже полгода идёт бурный раздел нефтяного бизнеса РНК после смерти одного из директоров — Константина Остеро. По документам акции его компании должны были перейти по наследству к его единственному сыну — Павлу Остеро. Но тот пару месяцев назад буквально пропал без вести, и этот фактор стал началом ожесточённой борьбы остальных участников за пакет акций Остеро.

Но Ромке этого было недостаточно. Он, словно интернетный червь, выуживал из сети всё новые факты. Например, в какой-то сети Вахрин нашёл информацию, что Павла Остеро убили наёмники Петра Золотова, второго директора компании РНК. По сведениям полиции, конечно, это был бред и клевета, Павел сбежал из России с единственным желанием — прикарманить капитал фирмы. В общем, всё как всегда: взрослые дядьки играют в свои кровавые игры, а виной всему власть и деньги!

Вахрин вкратце изложил мне суть вопросов, которые я должна была задать на конференции. Жук вставлял свои комментарии. А я лишь кивала, стараясь запомнить всё, что эти двое пытаются запихать в мою голову.

Я окинула взглядом трёхэтажное здание девятнадцатого века (об этом нам сообщил Вахрин), нежного кремового цвета, с белыми оконными рамами, приветливо выглядывающее из-за пышных деревьев. На крыльце толпились репортёры, жаждущие прорваться внутрь. Как только мы подошли ближе, девушка — организатор с бледным лицом и типичным московским акцентом вручила нам бейджи с нашими именами, повесив их на наши шеи, словно медали. Спустя пару минут нашу шумную делегацию запустили внутрь. Холл с клетчатым чёрно — белым полом, светло — серыми стенами, чёрными колоннами и такой же чёрной лестницей был украшен красными розами. Их аромат приятно щекотал нос, и я с удовольствием вдохнула свежесть бутонов, когда мы поднялись по лестнице. На втором этаже по одной стене были развешаны огромные картины в массивных рамах, напротив — несколько распахнутых деревянных дверей, в которые нас вела администраторша. За ними находился большой зал с белоснежными стенами, по периметру которого располагался балкончик, украшенный лепниной, как и потолок с огромной хрустальной люстрой. В зале уже были расставлены столы и стулья для выступающих и журналистов. Когда все расселись, в зал вошли пятеро мужчин. По их лицам я поняла, что их заседание прошло напряжённо. У двоих из вошедших были абсолютно красные лица, двое других были бледнее стен. И лишь один выглядел счастливым. Мне пришлось протереть глаза, чтобы убедиться: это был Игорь Борисович! Отец моего бывшего парня — Марка!

— Это же… — пробормотал Ромка.

— Именно! — фыркнула я, совсем не обрадовавшись такому повороту.

Сколько лет прошло с нашей последней встречи? Казалось, целая вечность. После нашего расставания с Марком я больше его не видела. По слухам, которые ходили в нашей школе, Марк с семьёй уехали в Москву, а позже он поступил в какой-то там универ, в какой-то там стране…

Мужчины уселись напротив нас, и конференция началась. Впервые в жизни меня пронзило такое леденящее душу напряжение. На неудобные вопросы журналистов директор РНК, которым стал (кто бы мог подумать?) Игорь Борисович Тишко, отвечал с видимой неохотой, словно ускользая от правды, переводя разговор на повышение эффективности и качества продукции. Как это связано с его избранием на пост президента компании — оставалось для меня загадкой.

Ромка настойчиво толкал меня в бок, призывая поднять руку и задать вопрос, но я медлила. Привлекать внимание Игоря Борисовича не хотелось совершенно, но внезапно, повинуясь неведомому порыву, я встала, приковывая к себе взгляды журналистов и сидящих на трибуне мужчин.

— София Белкина, «ВГТРК Вести», — представилась я, и тут же ощутила, как злобный взгляд Игоря Борисовича пронзил меня, словно кинжал.

В одно мгновение меня захлестнула волна былой неприязни, той, с какой он встречал меня в своем доме, считая недостойной своего сына.

Единственным желанием было сесть обратно, но, подчиняясь требованиям Вахрина, я, запинаясь, пробормотала:

— Как сложится судьба компании, когда Павел Остеро объявится? И считаете ли вы его исчезновение связанным с избранием нового президента компании?

Клянусь, все замерли в изумлении. Даже я сама!

Гробовая тишина повисла в зале, в которой каждый журналист жаждал задать этот вопрос, но не решался. Слух обострился до предела. Жук судорожно сглотнул ком в горле. Вахрин облизнул пересохшие губы, и этот звук я слышала так отчетливо, словно он стоял в сантиметре от меня. Мужчины на трибуне обменялись взглядами, полными тревоги. Игорь Борисович не сводил с меня глаз, взгляд его был испепеляющим, яростным, словно я — последний слуга ада, способный свергнуть его с трона всевластия. Украдкой я взглянула на администратора, застывшую в дверях. Девушка прижала ладонь ко рту, словно сама произнесла этот роковой вопрос и теперь пыталась удержать остатки слов.

Я села, шумно, почти рухнула на стул, выжидающе глядя прямо в глаза Игорю Борисовичу. Наверное, мне стоило бояться его гнева. Кто я, а кто он?! Но в этот момент во мне проснулось странное чувство удовлетворения от того, что мой вопрос достиг цели, задел его за живое. Лицо его побагровело, он устало потер лоб пальцами.

— Отвечая на ваш вопрос, София, — процедил сквозь зубы Игорь Борисович, — Прежде хочу заявить, что компания РНК предпринимает все возможные меры для поисков Павла. Его исчезновение стало тяжелой утратой для всех нас…

— Говорите так, словно он уже мертв, — вырвалось у меня, и я тут же прикусила губу, но было поздно, слова прозвучали, словно раскат грома, пронзая тишину и заставляя всех напрячься до предела.

Игорь Борисович покраснел еще сильнее. На фоне белоснежного воротника рубашки его лицо казалось кроваво — красным, а впалые глаза, утопающие в одутловатом лице, с черными, пропитанными ненавистью зрачками, приковали меня к месту.

— Мы не прекращаем поисков Павла, и все мы искренне надеемся, что в скором времени он найдется. А на сегодня конференция закончена!

Он резко поднялся со стула, и вместе с ним в едином порыве вскочили четверо директоров. Торопливо, толкаясь, они вышли в распахнутые двери конференц-зала, которые Игорь Борисович открыл с особым ожесточением.

Журналисты, перешептываясь, стали подниматься и покидать зал. Администратор, направляя всех в банкетный зал, продолжала бросать на меня настороженные взгляды, которые я ловила краем глаза. И только мы трое сидели на месте, словно пригвожденные к стульям.

— Вот это круто! — воскликнул Ромка, вскакивая со стула и упирая руки в бока. — Вы видели? Видели, как занервничал Тишко!

Но я не разделяла его восторга. Только сейчас я осознала, что игра, в которую я невольно ввязалась, пугает меня до глубины души. Если сам сын президента нефтяной компании бесследно исчез, то что эти пятеро смогут сделать со мной?

— Кажется, за этой историей кроется нечто большее, чем они хотят показать… — тихо проговорил Жук, словно прочитав мои мысли.

— И нам нужно выяснить, что именно! — подхватил Вахрин, глядя на открытые двери, в которые только что выскользнули директора РНК.

— Я уже не уверена, — прошептала я, переводя взгляд на Ромку. Тот нахмурился, глядя на меня сверху вниз, и я знала, о чем он думает. Его решимость была просто невыносима, настолько, что я вскочила на ноги. — Они сотрут нас в порошок, в такую пыль, что никто и не заметит!

— Белка, — Жук поднялся на ноги, привлекая мое внимание, — но это же сенсация года!

— Хороша сенсация! — выпалила я, — А выжить в ней удастся?

Жук неловко пожал плечами, очевидно, не ощущая опасности так остро, как я. Я посмотрела на Вахрина, в надежде, что он окажется разумнее, чем я ожидала. На лице Ромки расцвела ехидная улыбка, и я поняла, что он задумал что-то зловещее.

— Вахрин… — выдохнула я. Ромка улыбнулся еще шире. — Только не говори мне…

— Именно! — радостно заявил тот. — Я проберусь в их переговорную и подложу пару жучков под стол. Жук включит запись, и пока эти говнюки будут решать свои тайные делишки, мы сможем их не только слышать, но и записывать!

Мы с Жуком переглянулись. Тот еще более глупо пожал плечами:

— Кажется, идея отличная!

— Что? — возмутилась я, толкая его в плечо. — Идея самоубийственная!

Ромка шагнул ко мне и, взяв меня за плечи, заглянул в глаза. Я знала, этот взгляд должен был успокоить меня, и так оно и было, но предчувствие беды, свернувшееся плотным клубком в моей груди, не позволяло мне расслабиться.

— Белка, все будет отлично! Нас никто не заметит, — проговорил он вкрадчиво. — А если кто-то и обнаружит прослушку, то, причем тут мы?

Он театрально вжал голову в плечи и скорчил невинную гримасу.

Я закатила глаза, понимая, что вряд ли смогу его переубедить. С другой стороны, у Вахрина была потрясающая интуиция на судьбоносные сюжеты, и я не могла ему не доверять.

— Хорошо, — пробормотала я. Жук и Ромка заметно повеселели. — Но, — я ткнула пальцем в грудь Вахрина, — Ты одной ногой там, а другой здесь, ясно?!

— Ясно, — ответил он, одарив меня детской, радостной улыбкой, и почти вприпрыжку побежал к двери.

— Вахрин, — окликнула я, и он обернулся. — Будь осторожнее!

— Есть, шеф! — крикнул он, отдавая мне честь, и скрылся за дубовой дверью.

Я снова посмотрела на Жука. Парень выглядел вполне довольным, и я позавидовала ему. Вот бы мне такие нервы или стрессоустойчивость! Не знаю, что им движет сейчас, но мне бы хоть немного этого, чтобы перестать ощущать себя словно в капкане, пойманной охотником.

— Чувствует мое сердце… — начала я, но Жук радостно улыбнулся и сжал меня в дружеских объятиях.

— Нам просто надо выпить! — воскликнул он, закинул видеокамеру за спину и потащил меня туда, куда направились наши коллеги. — Я бы не отказался от просекко, ну или от виски, на крайний случай…

— Тогда уж лучше просекко, — выдохнула я, стараясь прогнать дурные предчувствия.

— Но сперва, надо снять подводки и все такое, — Жук открыл передо мной дверь, и мы вышли в холл на поиски интересных мест для съемки.

Глава 19

После того как мы с Жуком управились со съемками, мы проследовали в банкетный зал. Там уже дожидался Вахрин, с выражением триумфа на лице, словно он совершил дерзкий полет в космос и вернулся с миссией, исполненной выше всяких похвал.

— Ну, — протянул Жук, намеренно заполняя паузу, которую растягивал Ромка.

— Дело сделано! — усмехнулся тот. — Врубай запись…

Жук проворно выхватил телефон из заднего кармана джинсов, совершил несколько манипуляций, оставив их для меня загадкой, и тут же убрал его обратно в карман. Я судорожно выдохнула, моля судьбу, чтобы наша авантюра осталась незамеченной или хотя бы безнаказанной. Больше не в силах выносить самодовольное выражение лица Вахрина, я скользнула взглядом по празднично украшенному залу. Светлые стены, богато декорированные лепниной и светильниками, гармонировали с потолком, увешанным хрустальными люстрами. На паркетном полу кружились наряженные пары в такт мелодичной симфонии, доносившейся от музыкантов, расположившихся у дальней стены. Те, кто не питал страсти к танцам, разбившись на небольшие группы, общались вдоль стен.

Обстановка вызывала во мне отвращение. Я словно вновь очутилась в особняке Марка, где пафос и надменность витали в самом воздухе. Меня невольно передернуло, и вмиг стало невыносимо жарко. Я сбросила пиджак Вахрина и всучила его Ромке. Все тело покрылось липким, отвратительным потом, от которого хотелось немедленно избавиться. Я бы с радостью убежала в отель, чтобы принять душ, но тут же вспомнила о приказе босса и заставила себя терпеть.

Рядом с нами возвышался бар из темного дуба, с приветливым барменом, разливавшим вино и шампанское по элегантным бокалам. Жук ловко подхватил пару бокалов и один протянул мне. Не раздумывая, я осушила его залпом. Пусть истинные леди так не поступают, но к чему строить из себя утонченную особу, когда Вахрин толкает нас на смертельно опасные поступки!

Ромка, возникнув словно из ниоткуда, протянул мне второй бокал:

— Не стоит так торопиться, — наставительно произнес он, — Если не хочешь упиться до беспамятства.

— Да ну? — фыркнула я, поворачиваясь к Ромке, и, отдав ему пустой бокал, тут же приняла наполненный. — По мне, лучше в стельку, чем вот это вот все, — обвела я жестом зал.

Жук залился смехом, припомнив мою «любовь» к подобным мероприятиям. Ромка лишь снисходительно улыбнулся, сделав небольшой глоток из своего бокала. А я замерла, пораженная волной странных, но таких знакомых мурашек, пробежавших по телу. Словно очнувшись от долгой спячки, они зашевелились в пояснице, поползли вверх, задержались на лопатках и, наконец, рассыпались по всему телу, вынуждая меня напрячься. Отчего-то эти ощущения казались одновременно близкими и далекими, словно отголоски прошлого, которые я не могла уловить. И вдруг в закоулках сознания забрезжил образ, который я так отчаянно пыталась отыскать в своей памяти все эти годы, но не могла.

Я медленно обернулась, скользнув взглядом по залу, и едва не выронила бокал, когда увидела его.

Он стоял на другом конце зала и смотрел прямо на меня, пристально, внимательно, словно в этом огромном зале не было больше ни души, только он и я. Сердце бешено заколотилось в груди, хотя я не могла понять причины своего волнения. А он продолжал смотреть. В его светящихся янтарных глазах плескалась вселенская грусть, несмотря на легкую полуулыбку, тронувшую его смуглое лицо.

— Олег, — вырвалось у меня, хотя я с трудом вспомнила его имя.

— Что? — услышала я голос Ромки.

Я зажмурилась, пытаясь собрать ускользающие мысли в единое целое, а когда вновь посмотрела на Ромку, он все еще ждал ответа.

— Мне нужно немного подышать, я сейчас вернусь, — бросила я и, не дожидаясь ответа, выпорхнула через распахнутые двери на просторную террасу.

Прохлада парка мгновенно наполнила мои легкие, жадно глотавшие свежий воздух. Я почти бегом преодолела расстояние до балюстрады и, поставив на нее бокал, вцепилась в нее дрожащими руками, чтобы не упасть. Мой взгляд утонул в глубине парка, где сквозь пышные кусты пробивались лучи света, освещая извилистые дорожки, огибавшие небольшой фонтан в центре живописного сквера, окутанного сумерками. Но я, погруженная в свои мысли, не старалась запечатлеть всю окружающую меня красоту.

Мое тело, наконец-то освобожденное от назойливых мурашек, приятно охлаждалось. Легкий ветерок трепал пряди волос, выбившиеся из прически, щекотливо касался плеч и открытых лопаток.

Я отчаянно рылась в памяти, пытаясь отыскать воспоминания о нем, о парне, от одного взгляда которого меня бросало в дрожь, но они, словно песок, ускользали сквозь пальцы, оставляя лишь мучительное чувство забытья. Раньше оно меня устраивало, но сейчас я злилась на себя за то, что не могу ухватиться за эти обрывки воспоминаний, и от этой злости становилось больно. Но я отчетливо понимала, что этот парень был кем-то очень важным в моей жизни. В той, прошлой жизни, когда я была подростком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И как только мне удавалось ухватиться за край воспоминания, мурашки вновь возвращались, и я с такой силой зажмуривалась, что из глаз невольно выкатилась слеза. Я быстро смахнула ее ладонью, не переставая ощущать этот взгляд в спину, который казался плодом моего воображения.

И вдруг я услышала его голос:

— София…

Вздрогнув, я резко обернулась, и его силуэт на секунды расплылся в моих глазах, но спустя мгновение я вновь встретилась с его янтарными глазами и оцепенела, чувствуя, как подбородок предательски дрожит от паники, причину которой я все еще не могла понять.

Олег подошел ближе, и каждый его шаг отзывался нервным трепетом в моем сердце. Волнение сгустилось в воздухе, сделав его тяжелым и неподвижным. Он остановился в метре от меня. Его широкие плечи, обтянутые белоснежной рубашкой, преграждали мне путь к отступлению. Он небрежно смахнул прядь волос с лица, засунул руки в карманы классических черных брюк, и во всем его облике чувствовалась невероятная сила и мужество.

Как же я могла забыть его, черт побери?!

— Признаться, я рад тебя видеть, — тихо, почти шепотом, произнес он.

Я с трудом сглотнула ком в горле.

Ощущения были невероятно странными. С одной стороны, я чувствовала напряжение, ведь я совершенно не помнила этого человека, хотя должна была, ведь нас связывало прошлое, а с другой стороны, моя душа ликовала, словно узнавая в нем что-то родное.

— П-привет, — запинаясь, ответила я и тут же прикусила язык.

Олег слегка наклонил голову, словно пытаясь понять, о чем я думаю, и слабо улыбнулся:

— Ты помнишь меня?

— Да, конечно, — закивала я, но тут же зажмурилась.

Как же я нелепо выгляжу!

— Не уверена, — наконец, честно призналась я. — И это… странно…

Когда я вновь посмотрела на него, он не казался подавленным, как я ожидала. Хотя должен был! Я бы точно расстроилась, если бы мой бывший парень меня не вспомнил, особенно после всего, что между нами было…

Олег был не просто парнем, которого я впервые полюбила, он был первым мужчиной в моей жизни. Воспоминания той ночи, моей робости и его нежности вдруг всплыли в памяти, словно из тумана. Они были неясными, полупрозрачными, как призрак прошлого, но этого хватило для смущения.

Я почувствовала, как щеки заливаются краской.

— Я пытаюсь вспомнить, но…

— Прошло восемь лет, — тихо произнес он и, сделав пару шагов, приблизился ко мне. Он поставил свой бокал рядом с моим и обвел взглядом террасу. — Не удивительно, что за это время многое могло стереться из памяти…

Я нахмурилась, отчаянно пытаясь понять его спокойный, даже слишком спокойный тон. Время лечит, как говорила моя мама, но она не предупреждала, что иногда оно лечит амнезией!

— Чувствую себя… неловко, — призналась я, нервно теребя пальцы.

Олег искоса взглянул на меня и грустно улыбнулся:

— А выглядишь прекрасно.

Я покраснела еще больше и отвернулась лицом к парку, надеясь, что он не заметит румянца на моих щеках. Хотя я сомневалась, что от его пронзительного взгляда могло что-то укрыться.

В повисшей тишине время словно остановилось, и казалось, только я продолжала жить, чувствуя, как бешено бьется сердце в моей груди.

— Как поживаешь? — выпалила я, пытаясь придать своему голосу дружелюбный тон, но тут же поняла, как глупо это прозвучало.

Олег усмехнулся, понимая мое стремление разрядить нагнетающую обстановку.

— Хотелось бы сказать, что хорошо, — начал он и, повернувшись ко мне, оперся ногой о балюстраду, — Но я не хочу лгать…

Я старалась понять, что он имел в виду, но все происходило словно в тумане, и только Олег, казалось, понимал суть происходящего. И хотя он не ждал ответа, я прошептала:

— Ясно…

Чтобы скрыть свое волнение, я взяла бокал и сделала глоток шампанского, который тут же застрял в горле, потому что взгляд Олега задержался ниже моего подбородка, и я с трудом его проглотила.

— Так, ты всё-таки стала журналисткой, — произнёс он, взглядом указав на бейдж, висевший на моей груди, и отпивая глоток шампанского из своего бокала. — Это было вполне предсказуемо.

— Да? — вздохнула я, чуть наклонив голову.

— Ага, — с лёгкой усмешкой кивнул он, прежде чем сделать ещё один глоток. — С твоей страстью докапываться до истины у тебя было всего два варианта: журналистика или работа в полиции… — Олег нахмурился, словно вспоминая что-то важное. — Но учитывая, что ты не выносишь вид крови…

Неужели он так хорошо меня знает? А я…

Я не могла отвести от него взгляда, тонула в бездонной глубине его искрящихся янтарных глаз. Эти два огненных омута вводили меня в какой-то транс, и я цепенела, чувствуя, как внутри все дрожит от напряжения. Мысли беспорядочно бились о стенки черепа, вызывая головную боль, которая разгоралась с каждой минутой. Неожиданно, даже для самой себя, я вспыхнула:

— Что за черт! Почему я не могу ничего вспомнить?

Олег, который секунду назад улыбался, вдруг стал серьезным и даже испуганным.

— Я пытаюсь! — взмолилась я и с такой силой сжала голову, что в висках запульсировала боль. — Но эти чертовы воспоминания… они постоянно ускользают и…

Олег коснулся моей руки, и я вздрогнула. Весь мой гнев моментально испарился. В этом обжигающем прикосновении было что-то такое, что проникло сквозь меня, обожгло легкие и упало в низ живота, разжигая там настоящий пожар.

Я сделала шаг к нему, почти вплотную, едва осознавая, что делаю. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо, которое выражало смятение. Его глаза забегали по моему лицу, словно ища ответы на свои вопросы, но там их не было. Я и сама не понимала, что происходит. И вдруг, словно под гипнозом, я поцеловала его. Машинально. Инстинктивно. Душа истошно требовала этого прикосновения, и я не могла противиться ее порыву!

Олег не ответил.

Застыл, словно окаменев от неожиданности, и этот лед пронзил меня острой болью. Я отпрянула, прижав дрожащую ладонь к губам, на которых еще пылал жар его прикосновения.

— Прости, — прошептала я, словно выронила хрупкое слово, и отступила, не смея взглянуть ему в глаза. Мне было не просто неловко, а стыдно до глубины души. — Я не знаю… не знаю, что на меня нашло…

Я сделала шаг назад, затем еще один и, не выдержав, развернулась, бросившись прочь. Хотелось не просто убежать, скрыться, а раствориться в воздухе, исчезнуть навсегда!

Но не успела я шагнуть за порог, как Олег настиг меня, словно тень, и затащил в темный уголок, куда лишь робкие лучи парка пробивались сквозь плотную зелень туй. Мы оказались в коконе уединения, спрятанные от мира, и он был так близко, что я ощущала его дыхание на коже, слышала, как бешено, бьется его сердце — или это было мое? Уже не разобрать. Его янтарные глаза, полные смятения и боли, смотрели не просто на меня, а в самую душу — израненную, трепещущую. Я чувствовала этот взгляд. Тепло его рук, сжимавших мои, было якорем, удерживающим от падения в бездну стыда и отчаяния. Запах табака и сандала, такой знакомый и одновременно такой далекий окутывал, пропитывал меня насквозь. Пробирался в самую глубь моей души. Просачивался по венам и мчался по моему телу.

Тишину разрывали лишь приглушенные звуки музыки из зала, доносившиеся издалека, словно из иного мира, из далекой вселенной. А то, что происходило между нами, казалось тихой, но всепоглощающей магией.

Олег облизнул пересохшие губы, и я заметила это. Его дрожащие губы прошептали:

— Дьявол! — выдохнул он зло и одновременно тревожно. Его губы изогнулись в мучительной полуулыбке,— Думал выдержу… посмотрю на тебя… хотя бы немного… всего чуть-чуть, но…

Парень немного отодвинулся. Прикусил губу и замотал головой, словно сам не веря в собственные слова. Его горящий взгляд вновь коснулся моего лица, и я почувствовала как его руки, удерживающие меня в этом капкане, напряглись. На висках мужчины выступили вены.

— Ты мой собственный ад… — тихое признание, но слова гремели в ушах набатом. — Как бы я хотел вернуться в наше прошлое и не совершить то, что совершил…

Я нервно заморгала. На периферии сознания замаячила странная, даже пугающая картина — Олег. Выстрел. Смерть. Я зажмурилась, а Олег, словно не видя моего ужаса, продолжил:

— Думал, сотру твои воспоминания, и избавлю тебя от страданий… — хватка его пальцев ослабла, оставив на коже лишь пылающий след. — Глупец блядь! Как же я ошибался! — уже громче вырвалось у него, и я нерешительно подняла взгляд. В его глазах плескалась вселенская скорбь, я видела, как мука разрывает его изнутри:

— Только сегодня, увидев тебя здесь… я понял, что не имел права лишать тебя этих воспоминаний…

Его пальцы поднялись к моему лицу и нежным жестом заправили за ухо прядь моих волос. Такое удивительно родное движение придало мне уверенности. С трудом собирая разбегающиеся мысли, я прохрипела голосом, полным страха:

— Что это значит? — Олег напрягся, и я чувствовала это так же остро, как собственную дрожь. — Что это значит, Олег?

Он опустил руки, устало выдохнул и снова посмотрел на меня.

— То, что ты не помнишь всего, что было между нами, это не просто амнезия, София, — я кивнула, словно понимала, хотя в голове царил хаос. — Я не мог поступить иначе тогда, понимаешь? Не мог!

— Ты стер мои воспоминания? — нелепо прозвучал мой вопрос, и после короткой паузы он кивнул. — Как? Как это возможно?

Он вновь навис надо мной, упираясь рукой в стену, отрезая путь к бегству, хотя бежать я больше не хотела. Единственное желание — понять, что, черт возьми, происходит?!

— Я не могу рассказать тебе всего, — прошептал он с печалью, вздернул руку касаясь кончиками пальцев моей щеки, трепетно и нежно. На его губах появилась улыбка, словно это прикосновение было для него чем-то особенным, — Но я могу вернуть их…

И я закивала торопливо, так быстро, что мир поплыл перед глазами. Его рука снова коснулась моего плеча, и я невольно вздрогнула.

— Если ты этого хочешь…

— Хочу! — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.

Но в глубине души я уже сомневалась, хочу ли вновь ворошить прошлое. Сердце сжала ледяная рука страха, поселилось мерзкое, липкое предчувствие. Боль? Отчаянье? Я не могла разобрать.

Олег колебался. Возможно, то, что он собирался сделать, причиняло ему невыносимую боль. В янтарных омутах его глаз метались невысказанные мысли. Его бронзовое лицо помрачнело в мгновение ока.

Руки Олега крепче сомкнулись на моих плечах. А взгляд… его глаза вспыхнули в темноте, зрачки сузились до точек, поглощенные расплавленным янтарем. Я окаменела. Сердце замерло, не решаясь подняться из самой глубины моей души.

— Вспомни, София…— прошептал он вкрадчиво, словно приговор.

И меня пронзила острая боль. Если бы его сильные руки не держали меня, я бы рухнула на землю. Казалось, я даже пискнула от ужаса, когда воспоминания нахлынули цунами, стирая границы сознания, затопляя его кадрами, полными боли и страсти, любви и предательства. Я видела себя — смеющуюся и плачущую, любимую и преданную. Я видела Олега… Олега, которого знала когда-то, и Олега, которого так отчаянно любила. Воспоминания вспыхивали, как короткие замыкания, оставляя лишь пепел разочарования и горечи. Наши объятия, нежные прикосновения, поцелуи, а потом… ложь, отчаянье. И вновь — его взгляд, полный раскаяния, его голос, молящий о прощении.

Я задыхалась. Не от нехватки воздуха, а от переизбытка чувств. Они терзали меня изнутри, разрывая на части, словно стая голодных волков. Я хотела кричать, но не могла издать ни звука. Хотела бежать, но ноги не слушались. Я была прикована к нему, к этому человеку, который подарил мне счастье, а потом безжалостно отнял его. И сейчас, когда он вернул мне память, я не знала, что делать с этим даром, с этой ношей.

Сквозь пелену слез я видела его лицо, искаженное болью. Он страдал, я чувствовала это. Но его боль не могла сравниться с моей. Он совершил ужасную ошибку, лишил меня права на выбор, права на собственную жизнь. И теперь, когда все стало на свои места, я не знала, смогу ли когда-нибудь простить его. Смогу ли когда-нибудь забыть то, что он сделал.

В голове пульсировала лишь одна мысль, которая сорвалась с моих онемевших губ:

— Почему? — дрожащим голосом прошептала я, с трудом сдерживая терзающую боль. Олег сжал губы в немую, жесткую полосу, но я не выдержала и завопила:

— Почему ты поступил так со мной? Почему решил, что имеешь право вмешиваться в мою жизнь?!

Я оттолкнула его, хотя всем сердцем хотела другого. Сейчас, в этот момент, я просто хотела прижаться к нему, хотела, чтобы он обнял меня так крепко, чтобы вся эта боль, которая раньше скрывалась за стеной забвения, а сейчас терзала меня, прекратилась.

Он дрожал, или это дрожала я. И я больше не могла вынести этого. Сорвалась с места и убежала, словно обиженный ребенок. Так и было, в этот момент я вновь стала подростком, брошенным, испытывающим бесконечную боль и такую же бесконечную любовь к тому, кто так бесчеловечно поступил со мной.

Я пронеслась сквозь зал, не замечая лиц, не чувствуя столкновений. Лишь издалека донесся взволнованный голос Ромки:

— Белка, все хорошо?

Но я была уже далеко от него, далеко от этого зала с безмятежно танцующими парами. Вихрем ворвавшись в уборную, я вцепилась руками в края раковины. Меня колотило, как в лихорадке. Пот струился по лицу. Открыв кран, я плеснула в лицо холодной, обжигающе ледяной водой, и застыла перед зеркалом, с одним лишь желанием — забыть все! Забыть снова то, что было между нами!

Но эти воспоминания уже были частью меня, бурлящим океаном внутри.

Отражение в зеркале вдруг заплясало, и я почувствовала, как меня затягивает в то самое последнее воспоминание нашей последней встречи…

Глава 20

Это был выпускной бал. Оглушительная музыка резала слух. Я, словно изгой, примостилась за столом, безучастно теребя салатные листья, в то время как мои одноклассники отдавались безудержному веселью на танцполе. В этом беснующемся вихре тел мелькали Верка, Дашка и Ромка. Даже Вахрин сегодня был причесан и поглощен этой праздничной суетой. Возможно, впервые за все годы, что мы были знакомы. Невольная улыбка тронула мои губы, когда я увидела его нелепые движения, и я прикрыла глаза. Лишь мне одной сегодня было не до праздника. И на то у меня была целая бездна причин, но самая главная… Олег.

После нашей последней встречи, там, в полуразрушенном здании, где этот мерзавец Серега дергал за ниточки наших жизней, прошло полгода, а может, и больше. Если честно, я потеряла счет времени. Первые месяцы я отчаянно пыталась вырвать Олега из своего сердца. Но разве это было возможно? Каждый день, каждый проклятый день я ощущала эту мерзкую, выворачивающую наизнанку боль. Хотелось завыть от тоски, что я, собственно, и делала, когда оставалась одна в четырех стенах, а наутро натягивала маску непроницаемого спокойствия ради мамы. Я не хотела, чтобы она видела мои терзания. Видела мою раздирающую душу боль.

И когда я окончательно сломалась, я бросилась на его поиски. Буквально каждый день я возвращалась к нашему озеру, к тому месту, которое помнило вкус наших поцелуев, помнило все… как и я. Я даже нашла тот старый дом его родителей. Не сразу, конечно, но когда я переступила порог этого ветхого домика, я рухнула на колени и долго рыдала, словно надеясь оставить всю эту бурю мучительных чувств там, в старых стенах, пропитанных воспоминаниями о нашей первой ночи. Но все мои поиски, увы, не увенчались успехом. Он бесследно исчез. Растворился в воздухе, оставив после себя обвал скорби и не менее мощную лавину всепоглощающей любви.

Удивительно, но я до сих пор не понимаю, как мне вообще удалось закончить школу, ведь я почти не училась, даже прогуливала, потому что поиски Олега отнимали все мои силы и время. Сейчас я думаю, что это заслуга Вахрина, который, словно преданный оруженосец, подсовывал мне шпаргалки на итоговых экзаменах. Конечно, девчонки, Верка с Дашкой, злились, ведь им он так не помогал. А я была ему бесконечно благодарна. Он единственный из всего моего окружения понимал мои чувства, а может, и не понимал, но всегда был рядом.

И сейчас, ощущая себя израненным птенцом, я решила не омрачать праздник моим друзьям и просто исчезнуть. Я поднялась и, скользя взглядом по лицам, направилась к двери, ведущей на улицу. Когда я вышла в темную ночь, в мои легкие ворвался свежий воздух, который был мне так необходим. Я жадно глотала его, пока перед глазами все не поплыло, и я зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то невольно вздрогнула.

Передо мной стоял Олег. Я оглянулась, пытаясь понять, что это? Реальность или мое израненное воображение нарисовало его здесь?

— Белка, — услышала я его голос, и меня затрясло.

Он был реален. Реален, как никогда прежде. Не выдержав, я сорвалась с места и, пробежав несколько ступеней, врезалась в его грудь, сжимая в объятиях так, словно не хотела больше никогда отпускать. И это была чистая правда! Я бы отдала все на свете, лишь бы больше никогда с ним не расставаться!

Олег крепко обнял меня в ответ, и это было похоже на чудо. Его дыхание согревало макушку моей головы. Он, как и прежде, жадно вдыхал аромат моих волос.

— Ты здесь! — пробормотала я. — Ты здесь…

— Я не мог пропустить твой выпускной, — тихо ответил он.

Я оторвала лицо от его груди, не боясь, что он увидит слезы в моих глазах. Он улыбнулся, и я, клянусь, эта улыбка растопила все мои переживания этих бесконечных, мучительных дней его отсутствия. В своих фантазиях я думала, что никогда не смогу простить его за то, что он поддался провокациям Сереги и ушел, оставив меня один на один с этой невыносимой болью. Но сейчас я забыла обо всем на свете. Он был рядом, а все остальное не имело никакого значения!

Он положил руку на мою щеку, нежно смахивая слезы, которые ручьями текли по моему лицу.

— Я скучал, — прошептал он.

И я видела, видела по его лицу, по его глазам, что он отчаянно хочет поцеловать меня, но вместо этого его губы зашевелились:

— Потанцуем?

Я прикусила нижнюю губу и несмело кивнула. Олег взял мою руку в свою теплую ладонь и плавно покачнулся в такт музыке, доносившейся из кафе сквозь распахнутые двери. Я машинально поддалась его движениям, хотя в танцах была не сильна. Боясь отдавить ему все ноги, я прижалась к нему ближе, словно ища в нем опору, которую тут же ощутила. Я глубоко вдохнула его запах. Рой тревожных мыслей мгновенно разбежался, оставив мою голову пустой и безмятежной. И хотя совсем недавно все те вопросы, которые я хотела задать ему, больно терзали меня, сейчас они спрятались в самые дальние уголки моего сознания, оставив лишь ощущение невероятной легкости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он наклонился ко мне, привлекая мое внимание:

— Прости меня. Я ушел, но я должен был уйти…

— Но ты вернулся, — выдохнула я и слабо улыбнулась своим мыслям.

Сейчас мы будем вместе! И ничто, абсолютно ничто не сможет нас разлучить!

Но взгляд Олега вдруг стал жестким. Янтарные глаза наполнились мучительной болью, разрушая в один миг все мои розовые мечты.

— Ты же вернулся? — спросила я голосом, полным отчаяния. Он молчал, но его молчание было оглушительнее любых слов. Меня снова затрясло. — То, что произошло, это нелепость! — взорвалась я. — Это всего лишь жалкая нелепость…

— Нелепость, которая могла стоить тебе жизни! — отрезал парень дрожащим голосом, от которого по моей коже побежали мурашки.

— Мы справимся, — залепетала я, отчаянно пытаясь пробить эту неприступную стену, которую, я чувствовала, Олег воздвиг между нами. — Мы не должны сдаваться! Мы сможем, сможем, как и раньше, быть вместе…

Олег отрицательно покачал головой, а я не унималась:

— Давай уедем… — дрожащим голосом предложила я. Олег поморщился от моих слов. — Уедем куда-нибудь далеко, где никто нас не найдет…

— София, — резко оборвал он меня, и я вздрогнула. Мы остановились, но он все еще держал меня в своих объятиях, даря призрачную надежду. — Ты не понимаешь, — голосом, полным неподдельного страха, произнес он. — Он найдет нас, где бы мы ни были. Он не оставит нас в покое. И я не могу… — Олег прикусил губу, очевидно, то, что он собирался сказать, причиняло ему невыносимую боль. Я ясно видела страдание в его глазах.

— Я не могу тобой рисковать…

— Даже ради нашей любви?

— Даже ради нее, — ответил парень.

Я отстранилась, нерешительно. Ноги едва держали меня на земле. Сердце бешено колотилось в груди. Я чувствовала, как острая боль сковала мои легкие, грозя перекрыть дыхание.

Он не стал меня удерживать. Его руки устало опустились вдоль тела. Он смотрел на меня сверху вниз.

— Все это время я надеялся, что ты забудешь меня, — он как-то грустно улыбнулся. — Забудешь и начнешь жить заново! Но я ошибся…

— Да! — я яростно закивала головой, захлопав глазами. — Ты ошибся, ведь я никогда не смогу забыть тебя! И как я могу? Как?

Лицо Олега помрачнело. На скулах заиграли желваки, словно он злился, слушая меня. Но мне было плевать на его злость, меня пожирала нестерпимая боль, и я хотела, чтобы он почувствовал ее. Прочувствовал ее так же, как и я.

— Я не хочу жить без тебя! — прокричала я ему в лицо. — Не хочу!

Внезапно меня охватила паника. Кислород испарился. Тело била дрожь. Но я не могла остановиться, выплевывая каждое слово, которое причиняло невыносимую боль:

— Я люблю тебя, и мне плевать на все! Плевать на то, что стоит между нами! Я не хочу… не хочу тебя забывать…

Он взял мое лицо в свои ладони, и я умолкла. Глаза жгло от слез, которые ручьями текли по щекам.

— И я люблю тебя, маленькая моя, — прошептал он, но в его голосе звучала странная, щемящая нотка печали. — И я бы отдал все, слышишь? Я бы отдал все на свете, только чтобы остаться с тобой…

Я прикусила губу, отчетливо понимая, что то, что произойдет дальше, будет концом. Возможно, концом моей жизни, ведь мое сердце непременно разорвется на куски!

— Я пришел, чтобы освободить тебя, — тише сказал он. — Освободить тебя от этой боли…

Еще каких-то пару месяцев назад я молила Бога, чтобы он стер все воспоминания о нем, а сейчас… Я не могла, не хотела этого!

— Нет, — звук моего голоса растворился во рту, и я зажмурилась. — Не надо…

Когда я снова посмотрела на него, его глаза беспокойно бегали по моему лицу, наверное, он искал в нем хоть какую-то причину, чтобы не делать этого, но моя боль была настолько ощутима, что он решился. Эта решимость была осязаема.

— Ты забудешь меня, — вкрадчиво сказал он. Я оцепенела, тонула в омуте его янтарного взгляда. — Забудешь меня и будешь жить полной, беззаботной жизнью…

Я почувствовала этот щелчок в своем сознании. Щелчок, который словно отрезвил меня. Я огляделась в смятении, пытаясь вспомнить, что я здесь делаю. Стою одна у входа в кафе, откуда доносится громкая музыка и восторженные крики выпускников. Ветер пронизывал меня до костей. Противные холодные мурашки бегали по телу, и, чтобы остановить их, я обняла себя за плечи, в отчаянной попытке согреться, но было чертовски холодно. И холод пронизывал не от ветра, холод исходил из самой глубины моей души. Я чувствовала, как мое сердце бешено бьется, словно пытаясь разбить этот лед, поселившийся в моей душе.

***

Когда я вырвалась из тисков этих проклятых воспоминаний, душу словно вывернули наизнанку. Осквернили, втоптали в грязь и с силой закинули обратно, израненную и окровавленную. Внезапно, обжигающая ненависть костром вспыхнула в груди, пожирая все теплые чувства к Олегу. От них осталась лишь тошнотворная, липкая тина, словно глоток яда, от которого хотелось избавиться, во что бы то ни стало. Но возможно ли это? Возможно ли забыть снова?

«Как он мог так поступить? Как посмел так обойтись со мной?!»

И все же, сквозь пелену всепоглощающей ненависти, словно сквозь непроглядную тьму, пробивались вопросы, рвущиеся наружу, как огненные стрелы, требующие ответа, требующие объяснений…

Я снова взглянула на свое отражение в зеркале. Измученное лицо из зазеркалья смотрело на меня с такой решимостью, такой отчаянной надеждой, что я невольно восхитилась этой силой. Стрелой вылетела из уборной, словно ветер, сбив девушку, терпеливо ожидавшую, когда же уборная освободится.

— Эй! — крикнула она мне в спину, но я уже летела через холл, как на крыльях, к дверям, ведущим в банкетный зал, где, я знала, встречу его.

Мои глаза нашли его сразу. Взгляд, словно кинжал, вонзился в его лицо. Я увидела, как он насторожился, как все внутри него сжалось в предчувствии бури. Любой другой на его месте бежал бы, не раздумывая, но он, словно завороженный, пошел мне навстречу. Каждой клеточкой тела я жаждала влепить ему пощечину, обжечь его лицо своей болью, но он перехватил мою руку и увлек меня в этот безумный круговорот танцующих людей, словно желая укрыться, спрятаться от неизбежного.

— Ты… подонок! — выплюнула я, отчаянно пытаясь вырваться из его стальной хватки, но тщетно.— Кретин! Гнусная сволочь! Идиот!

Олег криво усмехнулся, словно ожидая этой реакции:

— Я знал, что ты будешь в ярости…

— Тогда зачем?! — проскулила я, чувствуя, как слезы подступают к горлу, — Зачем ты вернул мне эти мучительные воспоминания?!

— Ты сама просила…

— Да, но… — я осеклась, ведь он был прав.

Но тогда, в тот момент, я и представить себе не могла, что вместе с этими воспоминаниями вернется вся та невыносимая боль, которая сейчас обрушилась на меня, словно лавина, заняв свое законное место в самом сердце!

Я сжала веки так сильно, что все вокруг померкло. Рядом, в танце, кружились другие пары, но мне было не до них. Голова раскалывалась от миллионов вопросов, отчаяние душило, а в сердце зияла огромная кровоточащая рана.

— Как? — не удержалась я, и мой голос прозвучал надтреснуто, словно разбитая чаша. Олег нахмурился, не понимая моего вопроса, и я, не в силах сдерживаться, выплюнула раздражение:

— Как ты стер мою память? Как тебе это удалось?

Он посмотрел мне в глаза, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— А на что это похоже? — спросил он, испытывая мое терпение.

— На гипноз! — фыркнула я в гневе, чувствуя, как ненависть клокочет внутри.

Парень закатил глаза к потолку, словно обдумывая мой бред, а когда вновь посмотрел на меня, на его лице промелькнула довольная улыбка, будто он одержал победу в какой-то игре.

— Отлично, пусть будет гипноз, — сказал он, как ни в чем не бывало, словно речь шла о погоде.

Я едва не задохнулась от возмущения. Желание влепить ему пощечину, ту самую, которую я приготовила для него еще в уборной, стало почти невыносимым.

— И часто ты заставлял меня подчиняться своей воле? — сквозь зубы выдавила я слова, каждое из которых обжигало горло, словно серная кислота.

Лицо парня вдруг стало серьезным, будто сама тьма взглянула на меня его глазами. Он наклонился ко мне, и его дыхание обожгло мою щеку.

— Это было впервые… — выговорил он, так, будто клятву давал.

И его слова звучали убедительно, но почему-то я не могла ему верить. Не хотела. Во-первых, я вспомнила, кто он такой — киллер, своими глазами видела, как он убил человека, и отчетливо понимала, это его не первая и далеко не последняя жертва. А во-вторых… просто не могла больше верить его лживым словам.

— Откуда мне знать? Может, и все те чувства, что я испытывала к тебе… это лишь твой чертов гипноз?! Лишь иллюзия, созданная тобой, чтобы заманить меня в ловушку?

Хватка его рук стала невыносимо крепкой. Он резко крутанул меня в такт музыке и прижал так сильно, что сердце болезненно сжалось, упало в пятки. Когда наши взгляды вновь встретились, я пожалела о своих словах. Янтарь в его глазах плавился в ярости, словно раскаленное золото. Я слишком хорошо помнила этот блеск, этот яростный огонь, который и раньше вызывал во мне леденящий душу ужас. Но вместе с тем, я знала… чувствовала… он не сможет причинить мне боль, по крайней мере, физическую.

И я должна была испугаться, и где-то в глубине души испугалась, но показать ему свою слабость не могла. Я вскинула голову, мужественно выдерживая его взгляд, хоть все внутренности сковал страх. Он наклонил голову, и я почувствовала жар его свирепого дыхания на своем лице.

— Я никогда, слышишь? Никогда бы этого не сделал! — жестко отчеканил он каждое слово.

И мне отчаянно хотелось верить ему, но было уже слишком поздно. Доверию между нами больше не было места. Но говорить об этом я не стала. Я и без того чувствовала его гнев, и злить его еще больше мне совсем не хотелось.

Я отвела глаза, прячась от его пронзительного взгляда, словно от палящего солнца, чувствуя, как на пояснице, где лежала его рука, скапливается огненная лава. Пожар, который пробуждал мурашки под моей кожей. Но я приказывала им угомониться, хоть и понимала, что еще немного, и они волной пройдутся по моему телу, сжигая все на своем пути.

Олег шумно выдохнул, словно выдыхая всю боль и разочарование.

— Что мне оставалось? — спросил он, но, не дождавшись моего ответа, хоть его бы и не последовало, продолжил:

— Оставить тебя с этой болью? Позволить каждый день искать меня, мучаясь от воспоминаний? Жить в вечном страхе и страданиях? Ты бы этого хотела?

Каждый вопрос, как серп, вонзался в мое сердце, оставляя за собой глубокие раны.

Олег, словно не видя этого, продолжал смотреть на меня вопрошающе, ждал хоть какого-то слова, хоть какого-то знака.

— Я бы хотела помнить, какой ты самовлюбленный придурок! — пропыхтела я в ответ, чувствуя, как ненависть медленно берет верх над разумом.

Интересно, кто-нибудь в этом зале замечает эти безудержные искры гнева, летающие между нами? Или всем здесь наплевать на чужую боль, на чужое отчаяние?

Я нашла глазами Ромку. Он и Жук, как ни в чем не бывало, стояли у бара, попивая шампанское и о чем-то оживленно беседуя. Мне вдруг отчаянно захотелось вырваться из стальной хватки Олега, оказаться рядом с ребятами, почувствовать их поддержку, словно только они могли спасти меня из лап этого чудовища. Но Олег, будто почувствовав мои терзания, крепче сжал меня в объятиях, обрезая все шансы на побег.

Он недовольно фыркнул, продолжая держать меня в объятиях и раскачиваться в такт музыке, словно ничего и не происходило.

— Я сделал это только ради тебя…

— Да ну? — сморщилась я, не веря ни единому его слову. — А может, просто наигрался? Решил, что я тебе больше не нужна?

Повторюсь, я не хотела его злить, но эти слова вылетали сами собой, отражаясь на его бронзовом лице клеймом злости. И мне бы стоило прикусить язык, но я не успела.

— Я готова была отдать свою жизнь, лишь бы ты наконец-то освободился от этого проклятого Сереги! Но ты, словно последний трус, выбрал свой чертов кровавый долг, а не меня!

Олег вздрагивал от каждого моего слова, словно от удара, а я мысленно молилась, чтобы его терпение не лопнуло.

— А потом просто решил забрать все воспоминания, как будто я какая-то кукла, с которой можно играть в такие жестокие игры…

Он встряхнул меня, чтобы я угомонилась, и, несмотря на поток ядовитых слов, уже готовых излиться из моего рта, я умолкла. Олег долго смотрел на меня, пытаясь найти в моих глазах ответ, а потом словно выдавил из себя слова:

— Я не мог позволить тебе жить моей жизнью, София, — он говорил тихо, но его слова барабанным боем отдавались в моей голове. Боль в его голосе просочилась в меня, ковыряя открывшиеся раны, и я невольно сморщилась. — В ней нет места для человеческих отношений… и ты знаешь почему.

— Потому что ты убийца, — выплюнула я эти страшные, отвратительные слова, словно проклятие.

Олег кивнул. Я не смотрела на него, но чувствовала, что он кивнул, соглашаясь со своей ужасной участью.

— И это не просто какой-то долг или моя работа, это моя жизнь. И тебе нет в ней места. Понимаешь?

Я перестала дышать. Если бы я сейчас сделала вдох, то обязательно расплакалась бы от боли и отчаяния. Как же больно было это услышать, как больно осознавать все это.

— Тогда зачем? — прошептала я, всхлипывая носом и сдерживая слезы. — Зачем ты здесь? И что тебе еще от меня надо?

Когда я снова посмотрела на парня, его лицо исказилось от боли. Все происходящее мучило его так же сильно, как и меня, за исключением того, что это он причинял мне эту боль.

— Ты должна немедленно убраться отсюда, — пробормотал он, оглядывая зал. — Забирай своих друзей, и уезжайте домой.… Как можно скорее.

— И почему же? Что такого страшного мы можем найти?

Олег вновь вонзил в меня свой испепеляющий взгляд. Моё недоверие, очевидно, его бесило.

— То, что вы пытаетесь раскопать… слишком опасно. Вы даже не представляете, с чем связались.

Я нервно рассмеялась, чувствуя, как пелена спадает с глаз.

— Конечно! Как же я сразу не догадалась! Тишко, нефть… и ты тут как тут! Очередное задание твоего дьявольского Сереги?

Олег сжал зубы так сильно, что они скрипнули. Я слышала это отчетливо. Но мне ужасно надоело себя сдерживать.

— Думаю, что пропажа Павла Остера — это твоих рук дело, или кого-то из вашей шайки! Вы убили его?

— София! — сквозь зубы процедил Олег, словно надеясь, что это меня остановит. Но как бы ни так!

Но я сомневалась, что Олег откроет мне правду о таинственной пропаже наследника нефтяных акций. А если в деле был замешан Игорь Борисович, то шансов докопаться до истины становилось еще меньше.

— И с каких это пор ты на стороне Тишко? — спросила я, не понимая, как все могло так обернуться. Парень молчал, крепче сжимая мою руку. — Помнится, вы облапошили его с землей в Подмосковье. Что же изменилось? Или деньги не пахнут, Олег?

Олег не выдержал, схватил меня за руку и потащил прочь из зала, словно куклу. Он пролетел через несколько темных коридоров, я еле поспевала за ним. Внезапно он остановился, обернулся и прижал меня к стене, уперев руки по обе стороны от меня. Я забыла, как дышать. Его глаза впечатали меня в стену, прожигая насквозь.

— Повторяю последний раз, София, — металлическим голосом говорил Олег, а скорее приказывал, — Ты сейчас же уедешь домой! И никогда сюда больше не вернешься!

— А если нет? — задыхаясь, спросила я, чувствуя, как он выходит из себя.

— Я заставлю тебя! — вспылил он, испепеляя меня взглядом.

И я поняла, что он не шутит. Он готов на все.

Я, конечно, боялась, что он снова применит свой паранормальный гипноз, но не могла отступить. Если речь идёт о Сереге, этом паршивом ублюдке, который сломал мою жизнь, то я готова была рискнуть всем, лишь бы докопаться до истины, а возможно, и надолго засадить его и остальных мошенников за решетку.

— Что задумал Тишко? — спросила я, стараясь спрятать свой страх. — Что вы сделали с Остеро?

Олег закрыл глаза, стараясь взять себя в руки и подавить гнев.

— Блядь! — выдохнул он. — Ты просто не оставляешь мне выбора…

Когда он снова посмотрел на меня, его глаза потеряли зрачки. Омут янтаря завладел моим сознанием, подчиняя меня его воле.

— Ты немедленно уедешь отсюда вместе со своей компашкой и больше сюда не вернешься!

Я слышала его слова не ушами, они звенели в моем мозгу, словно стали моими собственными мыслями, моими желаниями. Такими ясными, четкими и жгучими, что я не могла не подчиниться.

Я опомнилась, когда влетела в банкетный зал, миновав все темные коридоры. На танцполе по-прежнему кружились пары ничего не подозревающих людей. И я завидовала им. Их безмятежности, их радости и спокойствию. Я вихрем промчалась к Жуку. Он подскочил на стуле, увидев меня, и в его глазах мелькнул испуг.

— Черт, Белка! Ты меня до смерти напугала!

— Нам нужно бежать! — прошептала я, задыхаясь. — Где Вахрин?

Жук огляделся, затем посмотрел на меня с таким видом, будто я сошла с ума.

— Что-нибудь случилось?

— Где он?! — выкрикнула я, и Жук снова вздрогнул.

— Пошел отлить, — пробормотал он. — Да что с тобой такое?!

Я, объятая невыносимой паникой, беспомощно озиралась, не находя объяснения своему ужасу. В голове пульсировала лишь одна мысль, одна неотвязная, животная потребность:

— Нам нужно убираться отсюда! — по лицу Жука я видела, что он готов возразить, но я не дала ему и рта раскрыть. — Сейчас же!

Я схватила его за руку и потащила прочь из зала. Он попытался высвободиться, лишь для того чтобы вернуться за камерой. Схватив ее, он нагнал меня в холле.

— Ты можешь объяснить, что происходит?

— Не могу! — честно призналась я и, повинуясь безотчетному порыву, направилась к мужской уборной.

— Эй! — крикнул мне Жук. — Давай я посмотрю… — предложил он, и я лишь кивнула, застыв у двери в мужской туалет.

Жук исчез за дверью, а я, захлебываясь в панике и предчувствии беды, схватилась за голову, пытаясь хоть немного унять дрожь. Но тщетно. Голова гудела, тело требовало одного — раствориться в воздухе, исчезнуть отсюда как можно скорее.

— Его там нет, — растерянно произнес Жук, появившись рядом.

— Черт! — простонала я, уже зная ответ.

Посмотрев на Жука, я увидела, что он тоже все понял. В его глазах плескался тот же безумный страх, что и в моей душе. Этот чертов идиот решил заснять переговоры на камеру, наивно полагая, что записи звука будет недостаточно, чтобы обвинить этих нефтяных воротил.

Мы с Жуком сорвались с места и побежали в полумрачный коридор. Еще один поворот, и, вынырнув из-за угла, мы увидели Вахрина. Он сидел на корточках возле приоткрытой двери, вцепившись в телефон, снимая то, что происходило по ту сторону.

— Вахрин! — прошептала я едва слышно и бросилась к нему.

Жук, не отставая, последовал за мной. Ромка вздрогнул, когда я схватила его за плечо.

— Нам нужно уходить! — прошипела я, отчаянно пытаясь достучаться до него.

— Что ты несешь? — одними губами спросил он и дернул плечом, сбрасывая мою руку. — Не мешай, Белка!

Меня затрясло с новой силой. Я схватила его за плечи и оттащила от двери. Он отчаянно пытался вырваться, но делал это тихо, боясь привлечь внимание тех, кого он так опрометчиво снимал.

— Что ты делаешь, черт возьми?! — злобно выдохнул Вахрин. — Ты в своем уме? — серые глаза сверкнули в полумраке коридора. — Ты все испортишь…

— Нам нужно уезжать! — только и смогла выдавить я.

Почему? Зачем? У меня не было ответа, я лишь чувствовала, что это вопрос жизни и смерти.

— Так, так, так! — раздался голос из-за спины, и меня пронзила дрожь. Я обернулась.

Сердце бешено заколотилось, перехватывая дыхание.

Два черных змеиных глаза уставились прямо на меня. Я помнила этого дьявола! Это был Серега. За его спиной трое из его шайки наблюдали за нами, как за затравленными крысами, которых нужно немедленно прикончить.

Серега сделал два шага и вплотную приблизился ко мне, схватив за плечо. От этого прикосновения меня затошнило. Я попыталась вырваться, но он рывком притянул меня к себе и прошептал:

— Вот так встреча! Снова ты, — от леденящего душу шепота по коже побежали мурашки. В его глазах мелькнула злорадная усмешка. — Надо было тебя прикончить еще тогда… но я исправлю это…

— Отпусти ее! — крикнул Ромка.

Серега махнул рукой, и его головорезы, обойдя нас, отрезали путь к отступлению. Ромка и Жук отчаянно пытались вырваться, я слышала их приглушенные крики за спиной, но не могла пошевелиться. Ужас сковал меня.

Черные глазки дьявола блеснули в темноте.

— А сейчас поспи! — выплюнул он и швырнул меня в сторону.

Я почувствовала резкий удар о стену. Что-то хрустнуло внутри, наверное, мой череп, потому что в ту же секунду острая, жгучая боль пронзила правую сторону лба, и я провалилась в черную бездну.

Глава 21

Сквозь тьму, густую и непроглядную, как сама смерть, прорвался мерзкий, картавый голос — голос того, кто вселял в меня не просто страх, а первобытный, животный ужас.

— Завтра ребята приедут к тебе на подмогу.… Разберись с ними, Якут.

— А ты? — прозвучал второй голос, полный какой-то обреченной покорности.

— Мне нужно уехать, — прорычал Серега, словно зверь, — И когда я вернусь, эти трое должны кормить червей на дне глубокой ямы…

Меня затрясло, словно в лихорадке, но я не решалась открыть глаза, отчаянно надеясь, что это всего лишь кошмар. Мучительный, невыносимый кошмар!

— Ясно? — прозвучал жесткий, как удар кнута, вопрос Сереги.

— Будет сделано, — не менее жестко отозвался второй, и в его голосе я услышала эхо моей собственной обреченности.

Послышались шаги, глухие и тяжелые, словно похоронный марш, отдававшиеся гулким эхом по деревянному полу, а затем оглушительно захлопнулась стальная дверь, отрезая меня от последней надежды.

Я судорожно вдохнула, и меня тут же обдало тошнотворным запахом — сыростью, плесенью и еще чем-то… гнилым, отвратительным, тем, чего я никогда прежде не чувствовала. Запах разложения, возможно, тлеющей плоти. Меня едва не вырвало, но я с трудом подавила тошноту, отчаянно пытаясь избавиться от этого мерзкого смрада, пропитавшего все вокруг.

Я заморгала, силясь открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Голова раскалывалась, будто её разрубали топором. Я хотела прижать ладонь ко лбу, где боль была нестерпимее всего, но руки предательски онемели, отказались слушаться.

Первое, что я увидела, — серые, обшарпанные стены с жалкими клочками обоев, когда-то украшавших их. Потолок, испещренный черными пятнами плесени, встретил меня тусклым светом одинокой лампочки, висящей в центре комнаты, которая больше походила на тюремную камеру. У дальней стены, на простеньком стуле, сидел Якут. Я вспомнила его, хотя мне было противно ворошить в памяти эти воспоминания. Он не заметил моего пробуждения, продолжая неторопливо вынимать обойму из черного пистолета и с тихим щелчком вставлять ее обратно. Этот звук вставленной обоймы показался мне оглушительным. Я вновь попыталась пошевелиться, но онемевшее тело отозвалось пронзительной болью.

Я была прикована металлическими наручниками к ржавой трубе радиатора. Бросила взгляд в сторону: справа от меня, в метре, лежал Ромка, лицом в пол. Я не видела его лица и меньше всего хотела бы сейчас его видеть, представляя, что эти отморозки Сереги с ним сотворили. Его некогда безупречный костюм был залит запекшейся кровью. Его руки скрючились в неестественной позе, пальцы посинели и были прикованы такими же наручниками, как и мои. Зубы застучали друг о друга, пока я нервно оглядывала его, отчаянно пытаясь уловить хоть какой-то намек на жизнь. И вдруг он вздохнул, робко, словно рыба, выброшенная на берег. Я увидела, как поднялась и опустилась его спина. Хотела позвать его, но боялась быть услышанной Якутом. Я медленно обернулась в другую сторону: в углу слева, словно безжизненный мешок, повисший на руках, прикованных к ржавой трубе, свернувшись клубочком, сидел Петя. Его и без того пухлое лицо сейчас было красным, отекшим, испачканным кровью и грязью. Ресницы его едва заметно дрожали, и я молила Бога, чтобы он, как и Ромка, оставался жив.

Я облизала пересохшие губы, но во рту была не просто засуха, язык больно саднило, словно я отдирала его от неба, но я решилась:

— Жук, — шепотом позвала я его, но он не отреагировал.

С трудом собрав остатки сил, я попыталась приподняться, и металлические оковы жалобно звякнули, нарушая зловещую тишину помещения.

Якут тут же вскочил со стула, и я, полная ужаса, вперила в него взгляд, а он смотрел на меня с таким презрением, словно я была насекомым, которого он сейчас же прихлопнет.

Парень одним щелчком вставил патронник в пистолет. Пару шагов, и он присел на корточки, нависая надо мной. От него несло ужасной вонью — либо этот запах был его личным, либо он просто впитал в себя всю мерзость этого места. Я поморщилась.

— Очнулась, красавица, — ехидно прошипел он и скривил рот в отвратительной усмешке, еще больше исказившей его и без того отталкивающую физиономию. Он поднял руку и провел дулом пистолета по моему лицу, отбрасывая прилипшую к коже прядь волос. — Признаюсь, мне даже жаль будет тебя убивать… — печально пробормотал он. — Но ты, крошка, зря под ногами путалась…

И он был чертовски прав!

Если бы я только знала, чем это все для нас закончится, я бы ни за что на свете не позволила Вахрину и Жуку вмешиваться в это грязное дело. И единственное, чего я сейчас хотела — это спасти ребят.

— Отпусти их, — с трудом вымолвила я, мой язык еле ворочался во рту. — Я останусь… только их отпусти…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну уж нет, — выплюнул парень, обрубая мои последние надежды. — Альфа меня вместе с тобой похоронит!

Альфа? Кто это?

И вдруг до меня дошло! Он говорил о Сереге. У этого дьявольского наместника преисподней не могло быть другой клички!

— Хотя знаешь, эти ребята… — Якут окинул взглядом сначала Ромку, а потом Петю и вновь вперил свои черные раскосые глаза в меня, — Они же блядь, просто стали заложниками твоей ебучей, глупой прихоти…

Я зажмурилась, едва сдерживая рыдания. Но этот подонок не увидит моих слез!

Парень прижал пистолет к моему подбородку, поднимая мое лицо, и я в ужасе взглянула на него, представляя, как должно быть больно, получить пулю в голову.

— И если бы ты тогда послушалась нас, — прорычал парень, — То всего этого можно было бы избежать!

Меня пронзило болезненное чувство вины. Из-за моего желания докопаться до правды мы оказались здесь. А может, из-за моей любви к Олегу. Из-за этих чертовых чувств жизни моих друзей сейчас висели на волоске. Это понимание оказалось больнее любой физической боли.

— Если ты отпустишь их, никто ничего не узнает, — пролепетала я. — Честно! Клянусь, они ничего не расскажут!

— Заткнись! — взревел парень, вздернув мой подбородок дулом пистолета. — Вам всем крышка…

Несмотря на свой испепеляющий страх, я не могла молчать:

— Если ты убьешь нас, то в сеть попадет то видео, — я пошла ва-банк, — Через пару часов, если мы не отменим таймер, то все увидят то, что вы так яростно прячете…

Якут вскочил на ноги и с размаху пнул меня в живот. Внутри все скрутилось, как и я сама. Легкие сдавило до боли. Из глаз посыпались искры, и вместе с ними хлынули слезы, которые я тщетно пыталась сдержать.

Парень навис надо мной:

— Шантажируешь меня, сука?! — он схватил меня за подбородок и грубо притянул к себе.

Не знаю, что было больнее — его удар или то, как заныли мои руки, выкручиваясь в металлических тисках наручников.

Его жгучее дыхание опалило мое лицо, и в этот момент мне стало по-настоящему страшно. Я зажмурилась, предчувствуя очередной удар, но Якут вдруг отбросил мое лицо. Голова ударилась о радиатор, и я безвольно сползла на пол.

— Сиди тихо, крошка! — яростно прошипел парень и, сделав пару шагов назад, тяжело опустился на стул.

И я послушно замолчала, прекрасно понимая, что если я сейчас произнесу хоть слово, он пристрелит меня прямо здесь. Но вместе с тем я не понимала, почему он медлит? Чего он ждет? Или кого? Вполне вероятно, тех, кто поможет ему расправиться с нами. От этих мыслей становилось еще страшнее. И я меньше всего на свете хотела встретиться с теми, кого ждал этот парень.

Не знаю, сколько прошло времени — может, пара часов, а может, и целый день. Я-то проваливалась в странное забытье, то вновь возвращалась в этот кошмарный липкий страх, который висел в воздухе, подобно каменному саркофагу, казавшемуся мне гробницей для меня и ребят.

Я вздрогнула, услышав, как открылась стальная дверь.

«Вот и пришёл мой смертный час», — подумала я и затаила дыхание.

Тяжелые шаги приближались. Я, испугавшись, что сейчас увижу своего убийцу, зажмурилась, но вдруг глаза невольно распахнулись, и я встретилась взглядом с Олегом.

Он замер в дверях, смотря на меня огромными, полными ужаса глазами. И я не могла прочитать, что творилось за этим янтарным блеском — единственное, что я увидела, как его лицо исказилось. Очевидно, эта картина произвела на него ужасное впечатление.

— Пошел вон, Якут! — рявкнул он, даже не взглянув на парня.

— Но…

Олег в мгновение ока оказался рядом с Якутом, схватил его за грудки, дернул на себя и вперил испепеляющий взгляд ему в лицо. Кажется, Якут испугался. Или я отчаянно пыталась в это верить.

— Я сказал: пошел вон!

— Альфа приказал следить…

— Я сам присмотрю! — сквозь зубы выдавил Олег, уже теряя терпение.

И Якут, как и я, прекрасно понимал, что Олег сейчас находится на грани. На той самой грани, когда лучше с ним не спорить.

— Ладно, — неохотно отозвался Якут.

Олег отшвырнул его в сторону двери и не сводил с него взгляда, пока тот мялся в проеме, не решаясь оставить нас. Но спустя минуту он фыркнул ругательства себе под нос и скрылся за дверью.

Признаться, я думала, что, как только он исчезнет, дышать станет легче. Но как же я ошибалась! Кислород, и без того отравленный вонью, словно испарился.

Олег замер, смотря на меня с ужасом. А затем словно громом поразил меня, пригвоздив к полу своим взглядом.

— Я просил тебя уехать! — прорычал он не своим голосом. — Ты должна была меня послушаться!

И я хотела, видит Бог, я хотела!

Но в ответ я не смогла выдавить из себя ни слова. От ужаса все мысли в моей голове перепутались.

Олег зажмурился и долго молчал. Я знала, я чувствовала, что он хочет освободить меня, но почему-то этого не делал.

«Неужели он убьет меня?» — панически кружились мысли в моей голове.

Собрав остатки сил, я прохрипела:

— Я хочу в туалет…

Он вскинул на меня взгляд разъяренных глаз, и я вздрогнула, тут же захлопывая рот. В отражении его глаз я увидела свое лицо — испуганное, измученное лицо с огромной полосой крови, начинающейся от разбитого лба и заканчивающейся на подбородке.

— В туалет? — переспросил он голосом, срывающимся на крик, и я едва заметно кивнула. Он вспыхнул, а после устало выдохнул. — Блядь! Она хочет в туалет!

— Пожалуйста, — прошептала я.

Он внимательно смотрел мне прямо в глаза еще секунду, а потом громко крикнул:

— Якут!

Парень появился в дверях в считанные секунды. Из-за плеча Олега я увидела его каменное лицо и черные блестящие глаза.

— Дай ключи! — рявкнул Олег, продолжая сверлить меня взглядом.

— Волк, ты…

Олег одним прыжком оказался рядом с Якутом и вновь навис над ним, заглядывая в лицо. Казалось, Якут действительно испугался. Собственно, как и я сама.

— Я свожу её в туалет и приведу обратно, — тихо, но злобно сказал Олег, протягивая руку.

Якут снова замялся. Возможно, он не доверял Олегу, вспоминая наши прошлые отношения. Но он мог быть спокоен. Тот парень, который когда-то меня оберегал, мёртв. По крайней мере, для меня! Его сменил этот монстр, которого и я, и Якут боялись до полусмерти.

Олег выхватил у него ключи и, резко развернувшись, быстро снял с меня наручники одним поворотом ключа. Соскрёб меня с пола и поставил на ноги. Я пошатнулась, но устояла.

— Быстро, — скомандовал он мне, — И без лишних движений.

Я с трудом сглотнула ком в горле. Он был противным, но отвратительнее всего то, что сидело у меня в душе.

Он вцепился в мою руку мёртвой хваткой и поволок прочь, словно я была сломанной куклой. Якут проводил нас взглядом, пока тьма коридора не поглотила нас целиком. Оказалось, мы находились в квартире, пропитанной запахом ветхости и безнадежности. Обшарпанные стены, словно израненная кожа, прогнивший потолок, грозящий обрушиться в любой момент, и пол… о, этот пол! Деревянные доски, изъеденные временем, с зияющими дырами, в которые я неуклюже пыталась не провалиться, чувствуя себя загнанной крысой, отчаянно ищущей спасения. И да, я мечтала о побеге, о глотке свободы в этом затхлом плену.

Завернув за угол, он притянул меня ближе, рывком распахнул грязную, скрипучую дверь и втолкнул внутрь, словно мусор. Вонь здесь была невыносимой, режущей слизистую. Стены, когда-то украшенные жалкими остатками голубой плитки, теперь были покрыты ядовитой плесенью. Напротив — пожелтевший унитаз, символ упадка, рядом — растрескавшаяся раковина, а дальше — пустота, лишь грязные следы от ножек, напоминавшие о бывшей здесь когда-то ванне.

Я вопросительно взглянула на него, надеясь на то что он выйдет за дверь и даст мне хоть минутку уединения.

— Ну же, — прошипел он.

— Может, ты выйдешь? — робко пролепетала я, чувствуя себя словно обнажённой не только физически, но и морально.

Олег злобно усмехнулся, этот звук отозвался ледяным эхом в моём сердце.

— Делай свои дела, — грубо приказал он, — Я отвернусь.

И отвернулся, предоставив меня самой себе в этом аду.

Мой взгляд заметался по крохотному помещению, выискивая хоть какую-то возможность вырваться из этой проклятой квартиры. Конечно, я не собиралась бросать ребят на съедение этим бесчувственным тварям. План был прост и безумен: выбраться отсюда, добежать до ближайшей помощи, умолять о спасении и вернуться, чтобы вытащить Вахрина и Жука из этой задницы.

— Даже не думай об этом, — прошипел Олег, обернувшись и одарив меня ледяным взглядом своих янтарных глаз.

Он всё понял! Все мои надежды, все мои страхи отразились в моих глазах, как в зеркале. Он не даст мне бежать, это стало ясно, как и то, что нас ждёт неминуемая смерть.

Олег снова отвернулся к двери, а я зажмурилась, не понимая, что противнее: то, что я когда-то любила этого человека, или то, что мне придётся унижаться в его присутствии? А может, и то, что он станет причиной моей гибели…

Я шумно выдохнула, пытаясь унять дрожь. Подошла к унитазу, испытывая стыд и отвращение. Но что мне оставалось? Если не сейчас, то меня ждала ещё большая унизительная пытка. И я смирилась с его присутствием, хоть всё это время меня не покидало чувство жгучей обиды и стыда. Смыв за собой, я встала напротив раковины, отчётливо чувствуя спиной его пристальный взгляд. Его невозможно было не почувствовать. Я открыла кран, из него хлынула ржавая, грязная вода, но от жажды пересохло в горле. Я зачерпнула мутную жидкость в ладонь и сделала глоток, жмурясь от отвращения. Вопреки ожиданиям, эта живительная влага, не считая привкуса металла, была мне необходима.

Я с наслаждением глотала её, ощущая, как оживают мои воспалённые гланды. Напившись, я закрыла кран и, помедлив, сняла неудобные туфли, чудом державшиеся на моих ногах, и поставила их в раковину. Окинув взглядом своё отражение в разбитом зеркале, я задрожала. Моё платье, словно половая тряпка, было изорвано, а на руках, вокруг запястья, зияли кровавые подтёки от наручников. Я потёрла эти места, которые ещё помнили тиски металла.

Тишина, воцарившаяся между нами, была мрачной, давящей и густой. Как и противный запах этого места.

— Ты убьёшь нас? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие, словно уже смирилась со своей участью.

Олег молчал, и я повернулась к нему, встретившись с его взглядом. Клянусь, я увидела в его глазах страх. Но чего он боялся? Я знала, что он уже убивал. И это знание причиняло невыносимую боль. Что ему стоит прикончить меня здесь и сейчас?

— Убьёшь меня? — снова спросила я, ища на его лице ответ.

Он хотел что-то сказать, но вдруг шагнул ко мне, и я отпрянула, как от удара током.

— Я не хочу этого, — тихо произнёс он, и я удивилась его голосу. В нём не было былой злобы, это был голос того Олега, которого я когда-то безумно любила.

— Зато твои друзья хотят, — выдавила я, — Альфа им приказал…

Олег напрягся, услышав прозвище Серёги, но тут же его лицо вновь стало непроницаемым, как маска.

— Я этого не допущу, — спокойно ответил он.

Но я не верила ему. Не хотела верить. К чему эти пустые надежды? Они лишь причиняют новую боль, которой и так была полна моя душа.

Я отважно шагнула к нему, вглядываясь в его лицо, пытаясь найти того Олега, ради которого я когда-то была готова отдать жизнь. На мгновение мне показалось, что я его увидела, но он отвернулся, и меня охватила жгучая ярость.

— Лучше убей меня прямо сейчас, ведь я больше ни секунды не хочу находиться рядом с тобой!

Олег сморщился от моих слов, словно я нанесла ему удар. Отвернулся, распахнул дверь и застыл на пороге, пропуская меня вперёд. Я выскользнула оттуда, словно пробка из бутылки, шлёпая босыми ногами по грязному полу. Пронеслась мимо Якута, который даже отшатнулся, освобождая мне дорогу. За пыльными окнами маячила тёмная улица, освещённая жёлтыми фонарями. В другое время я попыталась бы запечатлеть её в памяти, но сейчас это было бессмысленно. Всё было бессмысленно. Я знала, что скоро нас убьют. Меня и ребят, которые всё ещё были без сознания. И, если честно, я им завидовала. Возможно, они встретят смерть, так и не узнав, что с ними случилось, а мне предстоит воочию увидеть собственную гибель.

Я опустилась на пол и демонстративно задрала руки, чтобы Олег снова пристегнул меня к батарее. Он навис надо мной, продолжая смотреть в мои глаза. Но я не могла понять, что он чувствует.

Было ли ему так же противно то, что моя жизнь оборвётся так нелепо? Или, наоборот, он рад, что избавится от меня раз и навсегда?

Он пристегнул меня обратно, но на этот раз не так сильно, как раньше.

— Я вытащу тебя отсюда, — одними губами произнёс Олег, и мне показалось, что это галлюцинация, но он продолжил, — Обещаю…

Потом он поднялся и, не глядя на меня, вышел из комнаты. Якут, кажется, ничего не слышал. Его яростный взгляд, предвещающий мою скорую смерть, по-прежнему смотрел на меня сверху вниз. Он сделал два шага назад и уселся на стул, вновь играя со своим пистолетом.

Я зажмурилась, мечтая умереть прямо сейчас!

Глава 22

Рассвет? Скорее, серый саван дня набросился на унылую клетку, в которой мы до сих пор находились, просачиваясь сквозь запыленное окно над моей головой. Время потеряло счет в этом кошмарном заточении. Страх смерти, казалось, выгорел дотла, оставив лишь пепел бессилия. Но сердце разрывалось за друзей, скованных беспамятством. О, как я молила, чтобы они очнулись! Чтобы они пришли в себя и услышали мои слова, мои мольбы о прощении. Ведь это я, я привела их сюда… к этой бездне.

Если бы во мне было хоть немного здравого смысла, чуточка осторожности… избежали бы мы этой участи? Не столкнулись бы лицом к лицу с ледяным дыханием смерти?

Воспоминание о маме опалило душу нестерпимой болью. Как мало я говорила ей о своей любви! Как редко благодарила за ее светлую доброту, за ее материнское тепло. И теперь… я больше никогда не смогу сказать ей эти простые, но такие важные слова, которые прежде так скупо дарила.

Якут, дремавший на стуле, встрепенулся, словно от удара, когда ржавая пасть металлической двери разверзлась с мучительным скрипом.

«Это конец…» — пронеслось в голове, словно похоронный звон.

Трое вошли в комнату. Двое — безликие тени в черных балаклавах и костюмах, похожие на наряд спецназа, и третий… лицо, всплывающее в моей памяти. Феликс. Я понимала этого парня. Впервые мы встретились с ним в доме Марка, второй раз там же, а в третий… этот парень хотел убить меня по приказу Сереги. И убил бы, я в этом не сомневалась, ни тогда, ни сейчас.

Он бросил взгляд на меня и неподвижные тела моих друзей и коротко, как смертный приговор, обронил:

— Пора.

Двое в масках освободили Вахрина и Жука от наручников. Их полуживые тела взвалили на плечи, словно мешки с отходами. С изумлением я увидела, как легко один из них поднял Петю — такого крупного парня! А Феликс вообще подхватил меня, словно пушинку, перекинул через плечо, держа за ноги. Сопротивляться не было сил. Я лишь молила о спасительном обмороке, но сознание оставалось мучительно ясным. Я видела разбитые бетонные ступени, ржавый порог, серый асфальт… Феликс сбросил меня с плеча, и я рухнула в кузов фургона. Кажется, Феликс бросил Якуту, что-то вроде: « Следи за Волком, он не должен нам помешать…». Я не расслышала, но четко поняла — это конец.

Дверь фургона захлопнулась, мотор взревел, наполняя салон удушливым запахом бензина. Хлопнули передние двери, и мы тронулись.

Теперь, когда мои руки были свободны от наручников, я перевернула Вахрина, лежавшего прямо подо мной.

— Ромка! — позвала я, обхватив его лицо ладонями. — Вахрин, очнись!

Опухшее лицо Ромки было бледным. Рот с выбеленными губами безвольно открыт. В панике я искала пульс на его шее, но тщетно. Он исчез…

Я отпрянула от его тела, вжавшись в дверь.

— Нет… нет, — прошептала я, зажав рот руками, чтобы не закричать. Снова бросилась к нему:

— Очнись! — схватила его за грудки и встряхнула. — Вахрин! Очнись!

Но Ромка оставался неподвижным, словно каменная глыба. И тогда я завыла, уткнувшись лицом в его грудь. В его холодную, безжизненную грудь… Истерика захлестнула меня с головой. Пальцы судорожно вцепились в его рубашку, комкая ткань, словно пытаясь вымолить хоть каплю тепла, слабую искру жизни. Голова гудела, в ушах звенело, мир вокруг расплывался, превращаясь в хаотичное месиво из теней и обрывков звуков.

Неужели это конец? Неужели все кончено?! Ромка, мой Ромка…

Как я могла это допустить? Как?!

Я прижала его к себе крепче, пытаясь согреть своим теплом, вдохнуть в него жизнь, вернуть его хоть на мгновение. Но он не отзывался на мои вопли. Слезы градом катились из глаз, обжигая щеки, образовывая влажное пятно на его грязной рубашке. Я плакала, как никогда в жизни, плакала от горя, от безысходности, от осознания того, что он погиб из-за меня!

В какой-то момент машина затормозила. Чьи-то крепкие руки грубо оттащили меня от тела Вахрина. Мир плыл, а я все не могла остановить рыдания. Они рвались не просто из моего рта, они рвались прямо из моей души.

Двое в балаклавах вытащили тело Ромки и бросили его на землю.

— Нет! — взревела я и попыталась вырваться, но мощные руки держали меня мертвой хваткой.

Рядом рухнуло такое же неживое тело Пети. Его приоткрытые глаза смотрели прямо на меня, наполняя меня леденящим ужасом.

— Прикончи ее, и закончим, — громко сказал один из тех, кто вытаскивал тела моих друзей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я поняла, что он обращался к тому, кто держал меня в смертельных, жестких тисках.

— Феликс! — крикнул голос из-за моей спины. Я поняла, что державший меня — Олег.

Я все еще билась в его мертвой хватке, пытаясь освободиться.

Феликс вдруг зарычал. Двое в балаклавах отпрянули от машины, и я поняла их страх. Парень, которого звали Феликсом, прямо на моих глазах скрючивался, его одежда рвалась, высвобождая огромную массу шерсти. Лицо потеряло человечность, вытянулось и в мгновение ока превратилось в морду волка. Огромного, чудовищно огромного волка. Руки, скрючившись, приняли вид огромных лап, которые глухо приземлились на землю, отзываясь во мне оглушающим звуком.

Я оцепенела. Даже слезы, испугавшись, прекратились.

Двое парней в балаклавах попятились прочь, но огромное мохнатое чудовище одним прыжком сократило расстояние между ними, вцепилось в глотку одному из них. По лесу раздался оглушительный хруст сломанной шеи. Второй парень, всхлипнув от ужаса, попытался бежать, но волк, клацая зубами, словно тень, настиг его и повалил на землю. Я видела, как его зубы сомкнулись на его руке, и слышала душераздирающий вопль. Но, похоже, это кричала я, ведь волк, расправившись с ним, повернулся ко мне и издал низкий, утробный рык. Его глаза, еще недавно человеческие, теперь горели дикой, звериной яростью. Глядели прямо на меня.

Я почувствовала, как одна рука Олега отпустила меня. Мгновение и он направил пистолет примаком на волка. Два глухих хлопка, выпустили что-то напоминающее дротики в мощное звериное тело. Тот издал утробный рык и пошатнулся.

Что было дальше, я не видела. Олег развернул меня к себе лицом, сильно стиснув в объятиях.

— Успокойся! — приказал он, и я подчинилась.

Янтарные глаза заставили меня забыть об ужасе. Но я не хотела! Видит Бог! Я сопротивлялась этому гипнозу отчаянно, яростно. Ведь все это напоминало жуткий сон, кошмар, из которого, казалось, был лишь один выход — обморок. И я с удовольствием рухнула в него, ощущая лишь липкое послевкусие страха и покачивание собственного тела в этой темной стране забвения.

***

Боже! Какой ужасный сон! Москва, конференция, бал, Олег, обрывки воспоминаний, словно осколки стекла…. А дальше — пропитанная тоской квартира, наручники, ледяное дыхание смерти. Черные балаклавы, визг тормозов, смерть Вахрина, бездонные, пустые глаза Пети, смотрящие из небытия, парень, обратившийся в чудовищного волка…

«Бред», — отчаянно подумала я, словно этой мыслью могла изгнать этот кошмар из сознания.

Мелькнула надежда: сейчас открою глаза, и вот она — моя комната, где пахнет домом. На кухне — мама, хлопочет над овсянкой, как всегда. И я, впервые в жизни, съем её с благодарностью, ведь внутри моего желудка — одна лишь ноющая пустота. И скажу, скажу ей, как сильно, до боли в сердце, люблю её! И пусть она посчитает меня ненормальной, ведь я слишком редко признавалась ей в этом. Плевать! Я просто хотела, чтобы она знала это.

Но веки дрогнули, и я очнулась, не узнав свою комнату. Серые, бездушные стены, справа — огромное окно с деревянной рамой, пропускающее в сумрак зеленоватый свет дня. За стеклом клубится туман, сквозь него угадываются силуэты деревьев. Напротив — дверь, массивная, словно тюремная, металлическая, выкрашенная в тон стенам. Рядом — приземистый шкаф, темный, с резными фасадами.

Я соскользнула с кровати. Огромной кровати, возвышающейся посреди чужой комнаты. Не моя кровать! Дубовое изголовье, высокое, неприступное, кричало об этом. По бокам — тумбочки в унисон шкафу, на них — лампы с траурными черными абажурами.

Мелкая дрожь пронзила меня.

— Где я, черт возьми?! — прошептала я, обхватывая голову руками, и острая боль вонзилась в виски. Коснулась лба пальцами и отдернула руку, нащупала зажившую ссадину. Помимо физической боли, грудь сдавило тяжестью предчувствия.

Неужели это правда? Все, что произошло… реально?

— Нет, нет, нет, — забормотала я, мечась по комнате, — Это не может быть правдой!

Отчаянно желая верить, что воспоминания — лишь плод больного воображения, я чувствовала подступающую волну ужаса. Инстинкт кричал о реальности произошедшего, и я начала задыхаться.

Окинула взглядом себя: белая футболка огромного размера, её края доходили почти до колен. На них — запекшиеся ссадины, обработанные, видимо, кем-то. Задрала футболку, и жгучая боль пронзила живот — огромный синяк, отпечаток удара Якута. А на руках, словно вещественное доказательство кошмара, синели следы от наручников.

Бросилась к двери, но замерла, прижавшись к холодной поверхности. Молилась, умоляла, чтобы, открыв её, увидеть свою комнату, свою квартиру, или хотя бы номер в том отеле в Москве. И чтобы там меня встретил Вахрин. Живой Вахрин! И чтобы мы смеялись над моей мнительностью!

Прижавшись лбом к двери, я прошептала:

— Обещаю, я даже злиться на него не буду! Пожалуйста! Пусть он будет жив! Пусть они оба будут живы!

Набравшись храбрости, распахнула дверь. Олег, сидевший на диване, подскочил, словно увидел призрака. А я, не в силах сдержать потока слез, прокричала:

— Где Ромка? — каждое слово давило, обжигало горло, — Где Петя? Что ты с ними сделал?

Не помню, как оказалась рядом с ним. Ярость, всепоглощающая, безумная, поднялась волной, и я набросилась на него с кулаками:

— Что ты сделал с ними?!

Олег не уклонялся от ударов, стоял, как каменная глыба, принимая на себя мою боль, мою ненависть. И я клянусь, я била его изо всех сил! Но мои кулаки болели так, словно я молотила по гранитной плите.

— Что… что ты сделал с ними? — кричала я сорвавшимся голосом, пока не осела на колени прямо перед ним, у его ног, — Пожалуйста, скажи, что они живы, — взмолилась я, — Пожалуйста!!!

Олег молчал, и лишь мой вой, истошный, словно предсмертный хрип раненого зверя, разносился по комнате. Мне казалось, я умру. Прямо здесь и сейчас! От этой боли, разрывающей мою душу на куски.

Перед глазами — застывшее, бледное лицо Ромки, сменяясь мертвым взглядом Пети, и так по кругу. Рома, Петя, и снова…

— Господи! — завыла я и посмотрела на Олега снизу вверх. Он стоял неподвижно, и в его глазах плескалось сострадание. Кажется, он вот-вот заплачет вместе со мной, но я не верила, что это чудовище способно на человеческие чувства. И я завыла снова:

— Почему? Почему ты не убил меня?!

— Я бы не смог этого сделать, — прошептал он.

— Это я! — крикнула я, все еще глядя на него снизу вверх, — Я должна была умереть! Не они! Они ни в чем не виноваты! Это я… это я должна… умереть…

Он опустился на колени напротив меня. Его огромные плечи поникли, словно раздавленные грузом вины. Он хотел обнять меня, но я отбивалась от его прикосновений. Мне не нужна жалость. Невыносимо ощущать его присутствие рядом.

— Это ты… это ты во всем виноват! — продолжала кричать я, — Ты! Ты! ТЫ!!!

Он все же заключил меня в объятия. Сопротивление оставило меня. Уткнувшись лицом в его грудь, я разрыдалась. Тяжело, надрывно. Так громко, что Олега передергивало от этих звуков, но он лишь крепче прижимал меня к себе, словно мог впитать мою боль. Но это было невозможно. Я чувствовала её каждой клеточкой тела.

— Прости меня, — услышала я его шепот над ухом, — Прости… я не смог их спасти. Не смог…

Я снова попыталась вырваться из его рук. Тщетно. Он был сильнее. Его объятия — будто гранитные плиты сковали меня, словно в могиле.

— Я очень хотел… честно… но было уже слишком поздно…

Внезапно меня пронзила жуткая догадка. Пока я была в забытьи, они умирали. А я ничего не заметила! Как я могла не заметить?! Когда остановилось их дыхание? В какой момент?! Почему я этого не почувствовала?!

— Господи! — завыла я, — Я не могу! Я не могу это вынести…

Олег отстранился, взял мое лицо в свои обжигающие ладони и посмотрел мне в глаза:

— Пожалуйста, София, дай мне забрать эту боль…

И я поняла, что он задумал. Вновь прибегнуть к гипнозу. Я замотала головой, панически боясь снова погрузиться в беспамятство. Возможно, я бы хотела забыть все, что произошло, но только не то, каким чудовищем он был. Какими чудовищами были его друзья!

— София, я клянусь, тебе станет легче…

Но я резко скинула его руки и отпрянула, отползла, вжавшись в дверной косяк:

— Я ненавижу тебя! — крикнула я, скорее, прорычала, — Ненавижу!

Олег не ответил, лишь смотрел на меня с невыразимой скорбью в глазах.

Я медленно поднялась на ноги, оглядываясь. Большая комната с огромным бежевым диваном, телевизором на стене. В дальнем углу — кухонная ниша с барным столом и парой стульев. За моей спиной — дверь в спальню, где я очнулась. Слева — еще одна дверь, такая же массивная, металлическая. Я рванулась к ней, спотыкаясь о стулья возле обеденного стола. Заперта. Обернулась: справа — проход куда-то дальше. Я кинулась туда, за первой дверью — огромная ванная комната. В полумраке бросила взгляд на свое отражение в зеркале над раковиной и вздрогнула. Захлопнула дверь и побежала дальше. В конце коридора — еще одна дверь, и она заперта. Билась в нее панически, яростно. Крутила ручку, но она преграждала путь к спасению.

— Ты не сможешь выйти, — услышала я его спокойный, но громкий голос, — Эти двери выдержат даже ядерный взрыв…

Я замерла, прижавшись раскалывающимся лбом к металлической поверхности. С последней надеждой дернула ручку. Безуспешно. Я в ловушке. Наедине с тем, кого ненавидела всем сердцем. Поплелась обратно, ступая босыми ногами по паркету, как по минному полю.

Олег все еще сидел на полу, в той же позе с опущенными плечами, глядя на меня печальными глазами. За его спиной — огромное окно, за которым все тот же холодный туман, от которого по коже бегали мурашки.

— Окна пуленепробиваемые, — уловил он мой взгляд, — Не пытайся их разбить. Только зря потратишь силы…

— Выпусти меня, кретин! — крикнула я так оглушительно, что сама вздрогнула от собственного голоса.

— Нет, — отрезал Олег.

Меня трясло от всепоглощающей ненависти:

— Выпусти меня немедленно!

Олег поднялся, возвышаясь, как скала, в этой комнате, которая прежде была огромной, но на его фоне стала маленькой, почти крошечной. Его плечи и грудь, обтянутые белой водолазкой, напряглись — признак скрытого волнения.

— Сейчас там слишком опасно, — вкрадчиво произнес он.

— Мне плевать! — выплюнула я, сгорая от злости. И, собравшись с силами, закричала еще громче:

— Черт тебя подери! Выпусти меня сейчас же!

Олег шагнул ко мне, и я отпрянула, больно ударившись спиной о дверной косяк. Меня трясло бешено, неумолимо. Вцепившись дрожащими пальцами в край косяка, я чувствовала, как они соскальзывают.

— Нравится тебе это или нет, но ты останешься здесь! — отрезал он, и по тону его голоса я поняла, что спорить бесполезно.

— Ненавижу тебя! — снова выплюнула я в ярости, охватившей меня до кончиков пальцев, все еще ищущих опору в дверном косяке, — Ненавижу!

И я юркнула в спальню, захлопнув дверь с такой силой, что стены содрогнулись вместе с моим сердцем, ухнувшим куда-то в пятки.

Упала на кровать лицом в подушку и дала волю слезам. Они текли нескончаемым потоком, обжигая щеки и горло, оставляя мокрое пятно под моим лицом. Боль разрывала меня на части, словно дикий зверь терзал плоть. Ромка, Петя… их больше нет. И я ничего не смогла сделать. Вина липкой грязью обволакивала меня, не давая дышать. Я должна была понять, должна была почувствовать, должна была что-то сделать! Но я… я ничего не поняла, не почувствовала, как их души покидали этот мир.

Комната давила серыми стенами, словно склеп. Я задыхалась в этом плену, в плену собственной беспомощности. Хотелось кричать, биться головой о стену, разорвать себя на части, лишь бы унять эту невыносимую боль. Я не могла поверить, что жизнь так жестока, так несправедлива. Почему они? Почему не я?

В памяти всплывало каждое мгновение, проведенное с Ромой и Петей. Их смех, их шутки, их поддержка. Они были моими друзьями, моей семьей. И теперь их нет. Их больше никогда не будет. Эта мысль пронзала меня, как острый нож, вонзаясь в самое сердце.

Я лежала, обессиленная горем, и слушала тишину, которая казалась оглушительной. В этой тишине я слышала их голоса, видела их лица. И боль становилась еще сильнее, еще невыносимее. Как жить дальше без них? Как смириться с этой утратой? Я не знала. И, честно говоря, не хотела знать.

Все, что я хотела — это чтобы этот кошмар закончился. Чтобы я проснулась в своей комнате, и все это оказалось дурным сном. Но это была не моя комната. И это был не сон. Это была реальность. Жестокая, беспощадная реальность, в которой больше не было Ромы и Пети. И я осталась одна, наедине со своей болью, со своей виной, со своим отчаянием.

***

Читатель, не жалей лайков! Мне будет очень приятно! :)

Глава 23

Провал в сон случился незаметно, но и там, в этом зыбком мире, меня не покидала тоска. Вахрин и Жук… словно восставшие из мертвых, они маячили передо мной, их пустые глазницы зияли укором. Я чувствовала, как сквозь эту пустоту кричит их безмолвный обвинительный приговор: их гибель — моя вина! Рыдания душили меня, даже во сне не было спасения. Внезапный вздох — и вот я проснулась от звука открывающейся двери, замерла под ворохом одеяла, словно мышь, ожидающая удара.

Олег подошел к кровати, почти бесшумно поставил поднос на тумбочку.

— Я принес тебе еды, — прозвучал его тихий голос, и я поняла, что притворяться бессмысленно. Но и разговаривать с ним я не хотела, поэтому молчала. — Если не понравится, кухня в твоем распоряжении.… Как и дом.

Я хотела выплюнуть проклятия, отправить его ко всем чертям, но не успела.

— Мне нужно уехать, но я постараюсь вернуться как можно скорее.

На что он рассчитывал? Может, ждал, что я снова буду молить его отпустить меня на свободу? Если так, он совсем меня не знал!

Каждый его шаг приближал дрожь, сковывающую тело, но он остановился в дверях.

— Тебе что-нибудь купить? — спросил он, и я судорожно выдохнула, зажмуриваясь, словно пытаясь оглохнуть. — Ладно, — произнес он снова, — Тогда я куплю тебе одежду на свое усмотрение…

Минута томительного ожидания, в которой я пыталась себя похоронить под одеялом, а после — тихий щелчок закрывающейся входной двери.

Злость захлестнула меня. Кретин!

Я вскочила, оглядывая пустую комнату. На подносе — тарелка с огромным куском пиццы и дымящаяся чашка кофе. Безумный порыв — швырнуть все это об стену, но живот предательски заскулил, и я, словно голодная уличная псина, набросилась на пиццу, жадно глотая каждый кусок, который с трудом протискивался сквозь мое больное горло. Хотела бы я верить, что мой истошный крик останется незамеченным моими гландами, но нет! Они все помнили!

Не замечая ничего вокруг, я торопливо запихивала пищу в рот, запивая ее кофе. Когда от этого «завтрака» не осталось и следа, я поняла: пришло время бежать.

Выскользнув в гостиную, я огляделась, словно крадущийся гепард, и метнулась к окну. За плотными шторами меня ждал все тот же туманный день, что и вчера, такой же мерзкий, противный. Вместе с туманом по стеклу струились капли мелкого дождя. Я поежилась, понимая, что оказаться там, на улице, в одной лишь футболке — безумие. Побежала к шкафу, но за массивными дверями — лишь пустые полки и пара одиноких черных вешалок.

— Дьявол! — вырвалось у меня, и я с грохотом захлопнула шкаф.

Снова гостиная, рывок к двери рядом с той комнатой, что уже успела стать мне пристанищем в этом проклятом доме. Заперта! Я металась, яростно на нее наваливаясь, но дверь оставалась непоколебимой, словно залитая бетоном. Припала к ней ухом. Не знаю, что я хотела там услышать? Возможно, признаки жизни. Но за дверью была гулкая тишина, давящая, как и тишина этого дома.

Интересно, что он прячет за ней? Или кого?

Воображение рисовало пугающие картины: горы трупов и реквизиты для пыток. Паника оживляла все самые скверные мои страхи.

В ужасе я добежала до кухни. Скупые темно-серые фасады. В панике начала шарить по ящикам. Посуда, мойка, мусорное ведро, вытяжка, электрическая плита, пара пустых ящиков, снизу… Бинго! Столовые приборы. Схватив огромный кухонный нож и вилку, я смутно представляла, как с их помощью открыть дверь, но попробовать стоило. Сразу же бросилась к дальней двери в коридоре. Это явно был выход. Опустилась на колени и начала ковырять замок, сначала ножом, потом вилкой. С таким остервенением, что вскоре на лбу выступил липкий пот. Выдохнула с бессилием, понимая, что эти манипуляции не приведут к спасению.

Поплелась обратно. С яростью швырнула нож и вилку в мойку, они звякнули, словно требуя более уважительного обращения.

Уперла руки в бока, оглядывая комнату. Окно — единственный выход. Схватила первое, что попалось под руку — барный табурет. Он оказался массивным и тяжелым. Не знаю, откуда во мне было столько сил, наверное, и правда, как пишут в книгах, когда человек в опасности, в нем просыпается нечеловеческая сила. Именно с такой силой я подняла, а после швырнула табурет прямо в окно, вжимаясь в плечи, ожидая, что оно разлетится вдребезги. Но…

— Какого черта! — завыла я, теряя последние нити надежды на освобождение.

Табурет лишь гулко врезался в стекло и отлетел к дивану, словно отброшенный им.

И это было невыносимо. Я действительно чувствовала себя в капкане, даже хуже. В капкане с тем, ненависть к которому меня уже душила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Но он спас тебя!» — вспыхнули мысли где-то на границе сознания, и я поморщилась.

— Ненавижу его! — словно стирая их, заявила я в эту пустоту.

Придумывая следующий план, я юркнула в ванную. Сейчас, в свете ламп, я смогла оценить ее размеры. Она была не просто огромной, а гигантской. Наверное, с мою комнату. Черный гранит стен казался мрачным. Его разбавляли лишь белая раковина напротив входа, огромная ванна (кажется, джакузи, хотя я никогда не видела ее раньше), прижатая к углу, рядом душевая кабина с затемненными стеклами. Ближе ко мне по левую руку — унитаз, с бачком, впечатанным в стену. Я шагнула к раковине и положила руки на ее края, все еще судорожно соображая — как же сбежать из этого дома?

Я однажды видела, как люди пробираются сквозь вентиляцию, но я бы не протиснула в это мелкое окошко под потолком даже руку. Возможно, я бы могла выбраться через нее, но только по частям!

Если честно, душевая манила меня. Я буквально ощущала, как грязь и мерзкий запах того дома въелись в мою кожу. Недолго думая, я скинула с себя футболку и трусы (кстати, это все, что у меня было из вещей) и нырнула под горячую воду. Обжигающие капли лились сверху. Я долго стояла, задрав лицо и ощущая, как тяжелые капли барабанят по моему лбу, щекам. Как вода струится прямо в мой рот, и я, не стесняясь, глотала ее. Побродив взглядом по полкам, я взяла первый попавшийся тюбик, конечно же, мужского шампуня, который заменял и гель для душа, и пену для бритья (по логике мужчин!), но какая уже была разница? Я отчаянно хотела смыть с себя все! Все: и жуткие воспоминания, и вину за смерть друзей.

Когда я вылезла из-под душа, странно, но на долю секунды мне снова захотелось жить.

Обмотавшись пушистым полотенцем (мне показалось странным его присутствие здесь, ведь эта мужская обстановка буквально требовала жесткой терки, а не махровой мягкости), я посмотрела в отражение зеркала. Бледное лицо встретило меня впалыми глазами, тускло-зелеными, на фоне которых сияли огромные синие круги. Даже щеки впали, наверное, они, как и моя душа, не выдержали напряжения последних дней. Я не удержалась и коснулась своего лба. Распаренная после душа ссадина отзывалась отвратительной болью. Кожа на ней вспухла, вновь открывая противные кровавые пятна. Это — подарок от чертова Сереги, которым он наградил меня в нашу встречу там, в особняке на Волхонке.

— Чертов день! — я шлепнула по поверхности раковины, вновь прокрутив тот день в памяти, но лишь получила очередной синяк.

Почему? Почему я снова встретила Олега? Зачем хотела узнать правду о прошлом?! Зачем согласилась на его предложение вернуть эти мучительные воспоминания?! Ведь если бы я тогда отказалась, возможно, все было бы по-другому…

Я зажмурилась, и перед глазами снова всплыли те самые воспоминания нашего прошлого. Как я любила его объятия… в них я могла расслабиться, ощущая себя в безопасности. А если бы я знала тогда, какой он гад, что бы было с нами?

Вдруг я вспомнила слова Марка. В тот день, когда он шантажом выманил у меня свидание в обмен на то, что заберет заявление из полиции на Олега…

— «Они настоящие монстры, София», — услышала я словно наяву голос Марка. — « Он и его приятели — настоящие дьяволы!»

Я распахнула глаза, глядя на свое отражение. То, что я видела собственными глазами в лесу… Феликс, он действительно превратился в волка. В самого настоящего волка!

Почувствовала, как меня пробила мелкая и жуткая дрожь.

Интересно, Марк имел в виду именно это? А если да, то получается, Олег… он тоже… тоже монстр?

Увидев свои испуганные глаза в зеркале, я вздрогнула и отвернулась, прижимая ладони к груди. Сердце билось так отчаянно, наверное, оно хотело пробить дыру в моей груди, чтобы вырваться из этих тисков. Мне было жаль, что мои ребра слишком крепкие, чтобы выпустить собственное сердце.

Когда я выбежала из ванной, липкое ощущение опасности буквально взяло меня в плен. Я ощущала ее присутствие, будто покрывало, окутавшее меня, как саван смерти.

«А что, если это правда…» — взрывались мои собственные мысли в и без того воспаленном разуме. — «Что, если Олег — такой же монстр, как и Феликс?»

Я заметалась по комнате нервно и быстро, не замечая ничего вокруг, но вдруг остановилась. Глаза Олега, которые всплыли в моей памяти, потерявшие зрачки в ярком свечении янтаря, говорили громче любых слов. Я прижала дрожащую ладонь ко рту, словно боясь, что, если я произнесу эти слова вслух, они станут реальностью. Но я не удержала себя и громко выдохнула:

— Он оборотень…

Испугавшись, я снова метнулась в комнату. Пожалуй, это было самое безопасное место в этом доме. Безопасное для меня. Я захлопнула дверь и закрыла замок, который только сейчас заметила, а после прыгнула в кровать и с головой закрылась одеялом, как щитом, способным защитить меня от любой опасности. Хотя это было смешно. Смешно надеяться, что здесь, в этих стенах, найдется для меня убежище от такого монстра…

Не знаю, сколько я так пряталась под одеялом. Час, два, а может, все пять. Но когда я вылезла из плена, в комнате было темно. За окном призрачно шатались тени, отбрасываемые кронами деревьев. Прежде чем вновь выйти в гостиную, я прислушалась: не пришел ли хозяин дома? Почувствовала себя той «красавицей» в замке у настоящего чудовища.

За дверью было тихо, и, как выяснилось, так же темно. Я прошмыгнула через проем и, как тень, бросилась к кухне. Включила тусклый свет, который зажегся над столешницей. Поскольку сбежать у меня не получалось, мой план был — выжить. Я распахнула холодильник, оценивая припасы.

— А он готовился!

Полки этого белого шкафа были забиты продуктами. Я долго осматривала содержимое, вынула из морозилки кусок мяса, довольно огромный, и сунула в микроволновку на разморозку. Сама принялась нарезать овощи. Желудок скрутило от желания проглотить хоть что-то прямо сейчас. И я не удержалась и сунула в рот помидор, жуя его, как самый желанный плод. Через некоторое время я уже крутила располовиненный кусок мяса на сковородке. Масло журчало, и этот аромат сводил меня с ума. Сначала я даже вожделела съесть его сырым, но тут же судорожно вспомнила, что мой желудок отвергает подобное безумие, и я набралась мучительного терпения. Как только мне показалось, что мясо достаточно обжарилось, я, не раздумывая, пронзила его вилкой и тут же, словно одержимая, отправила в рот. Обжигающий жар совсем не тревожил меня. Я была охвачена таким всепоглощающим голодом, что ни о каких церемониях не могло быть и речи. С жадностью глотая кусок за куском, я гасила пламя во рту ледяной водой, жмурясь от наслаждения, отбрасывая прочь все мысли, стараясь раствориться в этом первобытном акте насыщения.

— Приятного аппетита, — прозвучал голос, и, словно оборвавшись, я выронила мясо из рук, резко обернувшись. Оно шлепнулось к моим ногам с каким-то нелепым, трагичным звуком.

Олег медленно опустил пакеты на диван. Огляделся, будто оценивая ущерб, сделал несколько шагов в сторону окна. Поднял стул, тот самый, которым я отчаянно пыталась разбить стекло, и поставил его на место.

— Я же говорил, это бесполезно, — тихо вымолвил он, и в его голосе прозвучала какая-то обреченность.

Меня трясло, как осиновый лист. Изо всех сил пыталась взять себя в руки, но паника, ледяными пальцами вцепившись в мое сердце, брала верх. Я представляла, как Олег, этот знакомый, и близкий мне когда-то человек, прямо сейчас обращается в чудовищного волка, и ужас, первобытный, животный, пронизывал меня насквозь.

— Пахнет восхитительно, — начал он, пытаясь казаться спокойным. Сел на стул, облокотившись на барную стойку, — Может, и для меня найдется кусочек?

Если бы во мне осталось хоть капля инстинкта самосохранения, я никогда бы не совершила подобного. Но рассудок покинул меня. Словно в трансе, я схватила вилку, пронзила ею окровавленный сырой кусок мяса и швырнула его на стол, прямо перед Олегом. Шлеп! Он упал рядом с его рукой, как вызов. Олег напряженно посмотрел на него, а затем, с нескрываемой яростью, поднял взгляд на меня.

— Ты же предпочитаешь свежее мясо?! — с вызовом бросила я, и сразу же пожалела об этом.

Его глаза, словно два жерла вулкана, вперились в меня, прожигая насквозь, и меня затрясло еще сильнее. Сердце бешено колотилось, снова отчаянно пытаясь найти хоть малейшую щель в ребрах, чтобы вырваться на свободу.

— Что это значит? — сквозь зубы выцедил Олег, и в его голосе сквозила неприкрытая угроза.

Откуда взялась эта безумная решимость, я не знаю, но я шагнула к столу:

— Я знаю, кто ты! — выплюнула я ему в лицо.

— И? — Олег поднялся, медленно обошел барный стол, сокращая разделяющее нас расстояние. Я сделала шаг назад, уперлась спиной в стену, но он продолжал надвигаться, словно хищник, загоняющий добычу в угол. — Кто же я, София? Говори…

В дрожащую руку я схватила нож и, протянув вперед, направила его на парня:

— Не подходи! Не смей!

Но Олег лишь усмехнулся, и эта усмешка была ледяной:

— Ну же, София, скажи, кто я такой?

Мой рот задрожал. Зубы застучали от страха. Рука с ножом вибрировала, как оголенная струна, воткнутая в розетку. Но я была полна отчаянной решимости:

— Оборотень! — брезгливо выплюнула я.

Странно, но мой голос звучал вполне убедительно, хотя глубоко внутри я все еще цеплялась за надежду, что это лишь бредовый сон, порождение моей фантазии!

Олег усмехнулся одними губами, и в этой усмешке не было ничего человеческого:

— Боишься? — спросил он, и в его голосе звучало зловещее предвкушение.

Я зажмурилась, пытаясь отгородиться от надвигающегося кошмара. Я надеялась, что он поднимет меня на смех, высмеет мои безумные бредни, но он не отрицал! Черт побери! Он не отрицал!

— Нет, — ответила я, все еще жмурясь, хотя чувствовала, что ложь уже не спасет.

Рука, все еще удерживающая нож, бессильно опустилась. Я чувствовала, как он близко. Я чувствовала его обжигающее дыхание на своем лице, словно дыхание самой смерти. Казалось, вот-вот потеряю сознание, но нет. Я чувствовала абсолютно все: его прерывистое, нервное дыхание, движение его руки, его теплая ладонь, коснувшаяся моего подбородка, поднявшая мое лицо, заставившая меня смотреть ему в глаза.

Когда я открыла трепещущие веки, его лицо было всего в сантиметре от моего. Бронзовая кожа сияла в тусклом свете кухонной подсветки, а глаза… Господи! Его глаза! В них не было зрачков! Лишь бездонная лава. Я часто заморгала, отчаянно пытаясь увидеть в его глазах человечность.

— Я пытался, — с грудным рыком произнес Олег, и в его голосе слышалась боль, — Пытался оградить тебя от этого! Но ты же такая настырная, что пиздец! Все время лезла в самое пекло!

От его слов меня затошнило, но я не могла пошевелиться. Его пальцы крепко держали мое лицо, не давая отвернуться. Олег как-то грустно усмехнулся, и эта усмешка разрывала мне сердце:

— Знаешь… поначалу я даже был готов рассказать тебе правду, — его глаза лихорадочно забегали по моему лицу, словно ища в нем ответ, — Скажи, ты бы приняла меня таким? — я прикусила язык до боли, до крови, лишь бы не ответить на этот вопрос. — Скажи мне, София! — крикнул он мне в лицо, явно теряя терпение. — Ты бы приняла меня? Зная, кто я такой?!

«Да!» — с отчаянной болью завопило мое сердце…

«Ни за что!» — так же четко, холодно и беспощадно ответил разум.

Я одернула руку, вырываясь из его хватки, и, не выдержав напряжения, влепила ему звонкую пощечину. Он тут же вперил в меня свой мечущий молнии взгляд, поймал мою руку и, с силой сдавив, буквально поднял меня за неё, заставляя приблизиться к нему:

— Я же просил, — сквозь стиснутые зубы прорычал он, — Просил, чтобы ты никогда… никогда так не делала!

Меня охватил панический ужас. Инстинкты взяли верх над рассудком, и единственное, что я смогла сделать, это со всей силы ударить его в самое уязвимое место. Олега скрючило от боли. Он оперся руками о столешницу, согнувшись пополам. Я снова вжалась в стену, увидев, как его трясет. Спина, плечи, руки вибрировали, словно в припадке, и я почувствовала эту исходящую от него волну опасности нутром, между гланд.

Он резко поднял на меня взгляд. Два звериных глаза прошили меня насквозь, словно раскаленные иглы.

— Беги в комнату и закройся там! — взревел он, явно потеряв контроль над своей яростью. А я окаменела наблюдала за ним,— София! — протяжно завыл он утробным рыком. — Убирайся прочь! Беги!

И я, подчиняясь первобытному инстинкту, метнулась в сторону, кажется, перепрыгнула через высокий барный стол, опомнившись лишь в дверях. Обернулась, услышав оглушающий то ли стон, то ли рык, раздирающий тишину.

Клянусь, я бы ни за что не поверила в происходящее, если бы не видела все собственными глазами. Олег рухнул на колени. Его руки неестественно вывернулись, с треском, словно ломающийся под напором стихии ствол дерева истошно трещал по швам. Каждый звук заставлял меня вздрагивать. Пальцы резко удлинились, приобретая очертания когтей. Спина превратилась в огромный горб, разрывая ткань водолазки, обнажая массивную, звериную спину с огромными, надутыми мышцами, которые в мгновение ока обросли густой, мохнатой шерстью. Я заморгала, пытаясь прояснить помутившийся взгляд, все еще надеясь, что это лишь кошмарное видение! Но нет! Лицо огромного, косматого волка вдруг повернулось в мою сторону, прожигая меня насквозь своими пылающими, нечеловеческими глазами. Он хищно оскалился и даже облизался, словно оценивая добычу.

Я не знала, сможет ли он напасть, но было по-настоящему страшно. До истерики. Как только этот монстр шевельнулся, я тут же рывком захлопнула дверь и судорожно провернула замок. И упала на пол, прижавшись спиной к борту кровати, услышав, как что-то тяжелое и массивное с яростью обрушивается на нее с другой стороны.

С потолка посыпалась штукатурка.

— Господи! — не сдержалась я и прижала ладонь ко рту, вжимаясь в кровать, словно ища там защиты.

В полумраке комнаты сверкнул кухонный нож в моей руке, и я рефлекторно выставила его вперед, словно могла защититься им против настоящего оборотня. Но это было все равно, что пытаться отбиться от разъяренного дракона ватной палочкой!

А звуки за дверью продолжались, но монстр по ту сторону не мог попасть сюда. И я вдруг осознала, что Олег предусмотрел абсолютно все. Даже тот факт, что может превратиться в чудовище. Возможно, он строил эти укрепления не для меня! Было бы глупо думать, что за этими бронированными дверьми он хотел уберечь именно меня. Но сейчас я была ему даже благодарна, отчетливо понимая, что вряд ли пережила бы его превращение, а точнее, встречу с тем монстром, которого он прежде сдерживал. А сейчас…

Наверное, он просто хотел показать мне того, кого так долго прятал в своем теле. Но разве я этого хотела?! Я не хотела этого! Не хотела знать!

Я потеряла счет времени. Но за стенами комнаты постепенно все стихало. И даже я перестала дрожать, раздирая губы в кровь. За дверью вдруг послышались осторожные, человеческие шаги, и я вновь подняла руку, выставляя перед собой свое единственное оружие — кухонный нож. Щелчок ключа в замке убедил меня в том, что Олег снова стал человеком. Вряд ли монстр, в которого он превратился, смог бы воспользоваться ключом.

Но даже этот факт не успокаивал.

— София? — услышала я голос Олега за дверью.

Он не входил. Почему? Боялся? Вряд ли…

— Я не хочу тебя пугать… — сказал парень.

Я хотела рассмеяться, истерично расхохотаться. Правда? Не хотел? А вот я думаю иначе, ведь злобный оборотень, в которого ты превратился, скалился, глядя на меня, как на добычу!

Но я не могла поддаться желанию и сидела тихо, старалась даже не моргать. Дверь медленно отворилась. Олег с обнаженным торсом и в черных штанах стоял на пороге. Его вид был мрачен. Подавлен.

— Не подходи! — прошипела я, и мой голос предательски дрогнул. Я выставила перед собой нож, который даже мне казался нелепостью в сложившейся ситуации.

Он поднял обе руки вверх, словно показывая, что безоружен и не представляет угрозы.

— Все в порядке, — вымолвил он, видимо, стараясь успокоить меня, — Я не причиню тебе вреда…

— Да? — прошипела я, не веря ни единому его слову, — А тот монстр, в которого ты превратился?! Он тоже не причинит мне вреда?!

У него не было ответа на этот вопрос. Я видела по его глазам, что надеяться на это было бессмысленно.

— Убирайся, — выплюнула я слова, словно яд. Олег хотел сделать шаг в комнату, но я угрожающе проткнула воздух ножом и вновь крикнула, — Убирайся! Я не хочу тебя видеть!

— Я уйду, — сдался Олег, и в его взгляде блестела какая-то безнадежность, — Уйду… — его голос был мягким, успокаивающим, и, возможно, он и возымел бы действие, но только не сейчас, — Отдай мне нож, и я уйду…

Я посмотрела на острие лезвия, потом снова на Олега, застывшего в метре от меня с вытянутыми руками.

— Честно, — прошептал он, и в его глазах я увидела мольбу, — Я заберу его и уйду…

Конечно, я не хотела ему верить, но просто не могла больше выносить его присутствие. Меня трясло все сильнее и сильнее. Паника, неутихающий страх, пронизывающее чувство опасности лишали меня способности здраво мыслить. Перед глазами все плыло, словно в кошмарном сне.

Олег понял это. Шагнул ближе. Осторожно коснулся моей руки, медленно расцепляя дрожащие пальцы, и забрал нож. Моя рука, как подкошенная, обессилено упала вдоль тела, она устала держать этот тяжелый груз. Он так же медленно начал отступать к двери. Мы продолжали смотреть друг на друга. Я точно была кроликом в этом зрительном поединке, а он… догадаться несложно!

— Я не хотел тебя напугать, — вновь произнес Олег, и в его голосе слышалось искреннее сожаление.

Я зажмурилась:

— Убирайся! — завопила я из последних сил, и когда открыла глаза, дверь была уже плотно закрыта. Я подбежала к ней, щелкнула замком и зарылась в недра кровати, ища там утешения, но истерика взяла верх, я выла, а потом смеялась.… Потом снова выла и снова смеялась. Я определенно сходила с ума, но не знала, что мне со всем этим делать!

В двух вещах я была уверена точно:

Первое — Олег был оборотнем. Настоящим, стопроцентным, жутким оборотнем. Раньше я думала, что это лишь жуткая сказка для детей, но сегодня своими глазами убедилась в том, что это — страшная реальность!

Второе — он спас меня от смерти. Почему? Это оставалось загадкой. Неразрешимой загадкой, на которую я не могла найти ответа, а может быть, и не хотела вовсе находить.

Глава 24

Беспросветная неделя (хотя возможно, и больше) заточения, дни слились в мучительном ожидании. Первые три дня я еще цеплялась за счет времени, но потом сдалась, погребенная под гнетом страха. Страха за свою жизнь, ведь я оказалась в западне с чудовищем. Может, Олег и хотел оградить меня от опасностей внешнего мира, но он не понимал, что главная угроза — он сам.

Вопреки моим ужасным предчувствиям, он пытался казаться дружелюбным хозяином. В принесенных им пакетах я нашла одежду: джинсы, футболки, пижамы — все, на удивление, моего размера. И жуткие комплекты белья. Прозрачное кружево, словно ядовитая паутина извращенного вкуса, болезненно ранило мое сознание. Но я приняла и этот зловещий «дар судьбы», не имея выбора.

Каждое утро он оставлял на столе завтрак. Однажды рядом с тарелкой, где меня ждал хрустящий кусок мяса с аккуратно нарезанными овощами, я обнаружила записку:

«P.S.: Я, как и ты, не переношу свежее мясо».

Я скомкала листок и швырнула в мусор, с презрением фыркнув.

Жалею ли я, что сорвалась в тот вечер?

Безусловно!

Теперь, зная правду о его сущности, я изо всех сил старалась не вызывать его гнев. Поэтому почти не выходила из комнаты, запирая дверь, хотя это было бессмысленно. У Олега были ключи, но он ими ни разу не воспользовался.

— Нам все равно придется поговорить! — кричал он из-за двери, а я, зарывшись под одеяло, прижимала подушки к ушам, чтобы не слышать его голос. — Ты не спрячешься там навечно!

Вечно, конечно, нет, но я оттягивала неизбежную встречу как могла.

Я выползала из своей комнаты только в его отсутствие, чтобы смыть липкий страх и приготовить что-нибудь, чтобы не умереть от голода.

Он уходил каждый день: иногда на пару часов, иногда надолго. Однажды вернулся глубокой ночью. И я гнала от себя ужасную мысль о том, что в эти часы он где-то убивает людей!

Но вместе с тем я радовалась этим кратким минутам свободы, возможности выбраться из комнаты, ставшей моей личной темницей. Хранилищем моей боли, усыпальницей моих слез.

Казалось бы, сейчас нужно ликовать, что его нет, но паника парализовала меня. Олега не было уже вторые сутки. Всю ночь я не сомкнула глаз, ворочаясь в постели, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Под утро стало невыносимо страшно. Я металась по дому, выглядывала в окна, ожидая, что вот-вот откроется дверь и появится Олег. Я даже сделала уборку, чтобы хоть чем-то себя занять. Протерла обеденный стол, переставив стулья, смахнула с полок пыль, перемыла посуду. Но отделаться от пасмурных мыслей не получилось. Я все еще безумно нервничала, пока силы не оставили меня. Я сжалась на диване, обхватив колени руками.

Я убеждала себя, что жду только потому, что если с ним что-то случится, я умру здесь, в заточении. И никто, никто не узнает, где я! Но в глубине души я понимала, что переживаю за него совсем не поэтому. И отчаянно гнала эти мысли, но они, словно хищные коршуны, терзали мой разум.

Он пошел против Сереги, чтобы спасти меня от неминуемой гибели. Как ему это удалось? До сих пор загадка, которую я боялась разгадывать. Ясно было одно: если этот дьявол Серега узнает о предательстве Олега, нам обоим не выжить. Это очевидно, как день! И мысль о том, что Олегу грозит смертельная опасность, невыносимо жгла мои нервы.

Я вскочила, услышав звук подъезжающей машины. Дрожащими ногами кинулась к окну, выглядывая из-за шторы, но увидела лишь ровный газон, высокие туи и черный забор.

Замок открылся. В панике я сжала подвернувшуюся под руку вазу, дрожа всем телом.

Мне вдруг показалось, что это не Олег. А кто? Якут? Серега? Паника сдавила горло, пока я вслушивалась в мерные шаги в коридоре, эхом отдающиеся в моей опустевшей голове, где мысли в ужасе забились по углам.

Наконец из темноты коридора возник Олег. Я судорожно выкрикнула:

— Где ты был?!

Глупый вопрос, подумала я. Ведь знать этого мне совсем не хотелось.

Он усмехнулся как-то отстраненно, устало. Весь его вид говорил о полном изнеможении. На лице печать бессонной ночи. Он скинул куртку, она бесформенной грудой рухнула на стеклянный стол. Прошел к барной стойке и тяжело опустился на высокий стул.

— Хотелось бы думать, что ты волновалась за меня, — тихо произнёс он, избегая моего взгляда. — Но было бы наивно на это надеяться…

Поддавшись внезапному порыву, я подошла ближе:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Если с тобой что-то случится, я умру здесь!

Олег поднял на меня потухший взгляд:

— Не умрешь, - выдохнул он. — Если и правда что-то произойдет, Феликс вытащит тебя отсюда…

— Феликс? — выплюнула я, и Олег снова посмотрел на меня с усталой грустью. Ему сейчас меньше всего хотелось разговаривать, но мне было плевать. Я изнывала от гнетущих мыслей, пока ждала его возвращения, и сейчас не могла молчать:

— Он пытался убить меня!

— Это было давно, — словно не слыша моей злости, процедил Олег. — Сейчас он на нашей стороне. Его не стоит бояться!

Я задохнулась от возмущения. Феликс — чудовище, как и Олег. Разве я могла им доверять? Я изо всех сил зажмурила глаза, пытаясь укротить бушующую внутри лаву гнева. На удивление, это помогло. Через пару минут меня перестало трясти, появилась призрачная надежда на спокойствие.

— И как долго ты собираешься держать меня здесь? — спросила я тихо, но знала, что Олег услышал.

Он прижал пальцы к воспаленным глазам, а потом устало вздохнул:

— Я не знаю, София…

В этом усталом голосе было все: и обреченность, и грусть, и боль.

Мне вдруг отчаянно захотелось прижаться к нему. Снова почувствовать тепло его тела, ощутить себя в безопасности рядом с ним. Но эти безумные желания заставили меня лишь съежиться.

Я медленно обошла Олега, все еще сидевшего на стуле, избегающего моего взгляда. Нервно села напротив и сложила руки на столе, в робкой надежде, что эта барная стойка станет барьером, способным оградить от опасных порывов броситься в его объятия.

— Если он узнает, что я жива, — начала я хриплым голосом. — Он убьет меня?

Олег молчал, закрыв глаза. По его обреченным плечам я поняла ответ и не смогла сдержать вопроса:

— Почему?

— Ты для него назойливая муха, путающая все карты, — ответил Олег с каким-то болезненным отчаянием. — Тогда, в истории с Марком, он посчитал тебя безобидной, сейчас же ты ввязалась в смертельную игру…

Я кивнула, отчетливо понимая это.

Олег заерзал на стуле, вытянул руки на столешнице рядом с моими. Наши пальцы не соприкасались, но кожей я чувствовала жар его тела. Когда-то этот жар был мне жизненно необходим. Я была поглощена им, этим человеком. Поглощена безумной, испепеляющей любовью. А сейчас…

Мои пальцы задрожали, я спрятала их под стол, надеясь, что Олег не заметит моего смущения.

— Ты спрашивала, что случилось с Остеро, — начал Олег ледяным тоном, будто лишенным всяческого тепла. — Его убили. Наши ребята, по приказу Сереги. Но и Серега — лишь пешка в этой игре. Все дело в Тишко. Раньше он был мелким нефтяным магнатом, пять лет назад прибрал к рукам дочернюю компанию РНК и попал в совет директоров. Смерть Константина Остеро стала спусковым крючком в борьбе за контрольный пакет акций. Если бы Павел Остеро вступил в наследство, Тишко и Золотов лишились бы последней возможности завладеть компанией. На нас вышел Золотов, и мы сделали то, что должны были. Но Тишко подвинул и его, у него, кажется, достаточно компромата, чтобы держать Золотова на коротком поводке. Более чем достаточно даже его связи с нами…

Признаюсь, я слушала, не смея моргнуть, боясь нарушить его исповедь даже дыханием.

— И, кажется, игра Тишко еще не закончилась,— хмуро сказал парень,— Его желания вполне понятны — убрать оставшихся акционеров и стать единоличным владельцем нефтяной империи страны…

— Вы что, убьете их?!

Олег поднял на меня свой взгляд, сухой и безжизненный, усталый взгляд цвета мучительного янтаря.

— Мы всего лишь наемники, София, — выдохнул он, будто исторгая из себя последние силы, — Не нам решать, кто станет нашей жертвой. Нам платят, мы выполняем. В этой игре мы всего лишь орудие, не более того…

И это было правдой. Жестокой, разрывающей меня на части правдой.

И вдруг во мне проснулось нестерпимое, всепоглощающее желание узнать все. Все об Олеге. Все об этой проклятой организации.

— Расскажи мне, — оживилась я, — Расскажи мне все…

Олег долго изучал мое лицо, пытаясь что-то прочесть. Возможно, он искал страх, который заставил бы его замолчать, похоронить тайные скелеты своей жизни. Но он увидел лишь решимость. Непреклонную, стойкую решимость, внутри меня.

— Все? — переспросил он с горькой усмешкой, словно не веря, что я смогу вынести всю тяжесть правды.

— Да, — четко ответила я.

Парень сморщился, словно пытаясь собраться с мыслями, найти отправную точку этой истории, и спустя минуту произнес:

— Все, что я рассказывал тебе о своей жизни, было правдой. Я действительно вырос в интернате. Когда мне исполнилось восемнадцать, Игорь, друг моего отца, нашел меня и объяснил, кто я есть…

— Что ты оборотень? — нелепо вырвалось у меня.

Олег кивнул:

— Да…

Я затаила дыхание. Олег смотрел на меня пронзительно, пытаясь залезть под кожу, нащупать мой страх. Но не нашел. В моей жизни не осталось места для страха, ведь он стал моей жизнью, поэтому я решительно спросила:

— Что было дальше?

— Я попал в армию, но не в обычные войска. Наше подразделение называется «Тень 08». Мой отец был таким же бойцом, как и я, их подразделение — «Тень 07», и они были оборотнями, как и мы. Мой отец был Альфой, вожаком тех оборотней, поэтому Игорь был уверен, что я такой же, еще до первого моего превращения…

— Ими рождаются? — произнесла я, и мне показалось, что лишь мысленно, ведь я не слышала звука собственного голоса. В ушах звенел набат моего сердца.

— Да, — кивнул Олег, — Поэтому у меня не было шансов на нормальную жизнь…

Взгляд Олега стал туманным, и я поняла, что он смотрит на меня, но видит свою прошлую жизнь, и его лицо исказилось от боли, вспоминая пережитое.

— Там, в армии, я впервые обратился. Это было невыносимо больно. Все кости во мне ломались, но я не мог остановить этот кошмар. После мне объяснили, что так будет не всегда. Что этот процесс можно контролировать. Так и было, — выдохнул он, словно избавляясь от всей боли, и продолжил, облизав пересохшие губы, — Со временем я научился держать его под контролем, и лишь ярая злость может разрушить стену, за которой я прячу этого зверя….

— А когда ты… превращаешься…

Олег понял, что я хотела спросить, и быстро ответил:

— Я не контролирую его…

Господи! Да моя встреча с его внутренним зверем могла кончиться катастрофой! Каким чудом я вообще осталась жива?!

Я торопливо спрятала эти мысли поглубже, отчаянно желая узнать больше, и снова спросила:

— Кто еще знает о вашем… обществе?

— Хочешь понять, кто может нас нанять?

Я быстро кивнула.

— Информация о «Тень 08» строго засекречена, о ней знают лишь те, кому необходимо это знать. Правительство, кое-кто из ФСБ, немногие из верхушки власти, которые пользуются нашими услугами…

— Устраняя конкурентов, — продолжила я за него.

— Нас нанимают на такие дела, где не место обычным наемникам. Чаще всего мы обходимся без превращений, но мы гораздо сильнее и выносливее, чем обычные люди.

Меня охватила дрожь, когда в памяти всплыла звериная хватка Олега. Мгновенно вспыхнули ощущения его прикосновений, даже самых осторожных, и волны мурашек пробежали по телу, поднимаясь от поясницы до самой макушки.

— Этот… гипноз… им все оборотни обладают? — спросила я, пытаясь сохранить спокойствие.

Олег кивнул:

— Это называется внушение. Мы применяем его только в тех случаях, когда нужно скрыть существование оборотней от людей.

— Или избавиться от надоедливой подружки, — пробормотала я едва слышно.

Олег шумно вздохнул:

— Я не хотел от тебя избавиться, София, — его голос звучал искренне, но я упорно запрещала себе верить ему.

«Олег – чудовище! Он принес столько проблем и так много боли!» — не переставала я убеждать себя мысленно.

— Если бы я тогда не стер твои воспоминания обо мне, ты могла бы попасть в опасность, разыскивая меня, — произнес он тихо.

Я сжала веки. Больше всего злило его стремление оградить меня от всего на свете, даже от моей собственной жизни.

— Это не оправдание для того, чтобы стирать мою память! — резко ответила я, пытаясь вырвать у него хоть каплю раскаяния.

Олег надолго замолчал, внимательно изучая мое лицо, а затем нехотя кивнул:

— Ты права, — ответил он тихо, словно через силу соглашаясь. — Но тогда это казалось мне единственным верным решением.

Парадоксально, но сейчас я начала понимать причины его поступка: если бы продолжила поиски Олега или узнала правду о мире оборотней… сомневаюсь, что смогла бы жить с этим знанием!

— И сколько вас… таких? — с дрожью в голосе спросила я.

— В «Тень 08» — шестеро, — быстро ответил Олег. — Всех ты видела в доме Марка… — я кивнула, пытаясь вспомнить эту жуткую коалицию, а парень продолжил:

— Я, Феликс, Якут, Оникс, Лис и Серега… — последнее имя сорвалось с губ Олега с особым чувством. Страха? Или неприязни? Я не поняла, а Олег продолжил:

— Он Альфа. Приказы Альфы не обсуждаются. Он говорит — мы выполняем!

Я часто заморгала, нервы сдавали.

Теперь была понятна и реакция Феликса, и Якута на приказы Сереги, и даже безоговорочная преданность Олега, несмотря на то, что мерзкий Серега стал виновником гибели наших отношений.

— А те двое? — вдруг всплыли в памяти лица тех, кто пришел за нами с Феликсом. — Те двое, которых Феликс…

Я замолчала, не в силах подобрать слова. Слово «убил» звучало слишком бледно, слишком плоско, чтобы описать ту звериную расправу, то немыслимое, что он сотворил с ними, обратившись в волка. Это было не просто убийство.

— Простые наемники, — словно выплюнул Олег. — Якут должен был поверить, что с вами действительно покончено…

Удар правды обрушился на меня, оглушая и парализуя. Глаза распахнулись в безмолвном крике.

— Вы убили невинных людей? — прохрипела я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Отвращение и боль душили, сдавливая сердце в ледяной кулак.

— Чтобы спасти тебя! — взорвался Олег, его голос звенел от ярости и страха. И я осеклась, не в силах спорить. — Поверь, с их уходом земля стала намного чище!

Я не стала возражать, хотя внутри все кричало от ужаса. Во-первых, у меня не было сил и желания узнавать, какая тьма скрывалась за черными масками этих людей и сколько крови было на их руках. А во-вторых… в глазах Олега бушевала такая буря, такая невыразимая боль, что любое слово могло стать последней каплей.

Разгон у него от спокойствия до ярости был мгновенным!

— Ты должна осознать, что Серега не намерен останавливаться. Теперь твоя смерть для него — это не просто способ привязать меня к стае. Ты стала угрозой, знающей слишком много, — произнес Олег уже более тихо, но его напряженный голос резал слух, заставляя содрогнуться. — Именно поэтому ты сейчас находишься здесь...

— А здесь… это где?

— В моем доме, — тихо ответил Олег. — О нем, кроме Феликса, никто не знает. Да и он не посмеет рассказать никому. Поэтому это единственное место на планете, где ты в безопасности,… по крайней мере сейчас!

С каждым его словом голос становился все более яростным. Я ясно видела в его глазах не просто желание напугать меня — он хотел, чтобы истина врезалась в мой разум словно нож: Серега — моя смерть.

— София, — вдруг позвал меня Олег, пронзая острым взглядом мои глаза. — Если он узнает, что ты жива, он найдет тебя… и тогда ни я, ни Феликс не сможем тебя защитить...

Внутри меня будто что-то дрогнуло, мелкая дрожь прошла по всему телу. Янтарные глаза прожигали меня невыносимым страхом. Олег отвел взгляд и, сцепив пальцы на столе в жесткой хватке, замер на мгновение.

— Альфа обладает властью над нашей стаей, — тихо проговорил он. — То же самое внушение только над оборотнем. Ему достаточно приказать, и мы подчиняемся — хотим этого или нет.

— Но ведь сейчас вам каким-то образом удалось противостоять? — выдавила я, почувствовав, как голос предательски дрогнул. — У вас получилось не выполнить его приказ.

Олег усмехнулся невесело, глядя себе под ноги. Затем снова посмотрел прямо в моё лицо.

— Все считали меня наследником отца, истинным Альфой, который способен держать эту стаю в узде, — произнес он с кривой улыбкой. — Именно поэтому внушение Сереги на меня не действует.

Я робко взглянула на него, губы Олега поджались в грустной улыбке:

— Чтобы сохранить лицо перед стаей, он перестал использовать внушение со мной. Но методы Сереги достаточно разнообразны, что бы убедить кого угодно…

И я слишком хорошо знала эти методы…

Перед моими глазами вспыхнуло болезненное воспоминание: стены заброшенного санатория, Олег в цепях… и те унизительные способы, которыми Серега заставил его подчиниться. Волна холода пробежала по моему телу, когда я попыталась подавить поднимающиеся образы того вечера. Феликс... его разъярённое лицо, готовое вырвать мое сердце из груди...

— А Феликс? — спросила я, делая над собой усилие. — Он тоже потомок Альфы?

— Нет.

— Тогда почему он… почему он не убил меня? — слова давались с трудом.

— То, что Феликс помог нам, это лишь отголоски отцовского величия и проявлением недовольства правилами Сереги. Я смог убедить его спасти тебя тогда, но не уверен, что смогу это сделать снова, если Серега узнает, что ты жива.… Если Альфа внушит ему убить тебя, то…

Олег замолчал, но и необходимости продолжать не было. Я понимала все очень хорошо.

— Почему ты не стал их вожаком? — растерянно спросила я.

Парень устало усмехнулся, а во взгляде впервые за наш разговор мелькнул живой блеск:

— Я предпочитаю задворки, где удобнее всего наблюдать за происходящим. Начинаешь лучше понимать то, где ты находишься и кто тебя окружает…

И я его понимала в этот момент. Понимала, потому что отчетливо осознавала, что власть Сереги затмила его глаза настолько, что он так и не увидел, что те, кто должен подчиняться его приказам, ведут двойную игру.

Перед глазами вновь завертелись воспоминания. Те самые болезненные воспоминания, где Олег, прикованный цепями за руки, висел в руинах заброшки, пока Серега выбивал из него необходимое подчинение.

Я подняла глаза на Олега, возможно, он, как и я, вспомнил этот жестокий момент нашей жизни. И я хотела зажать себе рот, чтобы не спросить, но опомнилась лишь тогда, когда слова уже вылетели изо рта:

— Тогда, ты правда хотел уйти от них?

Он нахмурился. Бронзовая кожа его лица стала мрачной, словно над ним нависли тени прошлого. Янтарные глаза блеснули в полумраке комнаты.

— Правда, — выдохнул он, и я поняла, что он не врет. — И я очень хотел этого. Пиздец как хотел, София! Я готов был оставить прежнюю жизнь, ведь она не имела без тебя никакого смысла…

Я зажмурилась. Признаться, я пожалела что спросила. Не потому, что его слова больно щемили мое сердце, а лишь потому, что я блядь потерять ненависть к нему во вновь всколыхнувшихся чувствах. Но эта ненависть таяла. Я буквально ощущала, как она испаряется с каждым моим вдохом, и я перестала дышать.

— И я был глуп, София, — шепот его голоса был оглушающим. — Я надеялся, что у меня получится… получиться жить заново, обычной, человеческой жизнью рядом с тобой, но я ошибался! Ты всего лишь человек, слабый и беззащитный, которому не место в кровавой бойне оборотней…

И черт возьми! Как же больно было это слышать. Глаза зажгло от слез.

— Серега сыграл на моих чувствах к тебе. И, блядь, если бы я был умнее! Хоть немного умнее тогда… — я не хотела смотреть на него, но невольно подняла глаза, увидев, как мука сковала его лицо в яростном оскале. — Я бы никогда, слышишь? Никогда бы не решился подвергать твою жизнь такой опасности…

Он замолчал. В этой тишине я слышала, как бешено бьется его сердце. Как истошно он, задыхаясь, вдыхает воцарившуюся тишину, словно пытаясь поглотить ее своими легкими.

Не выдержав, я спрыгнула со стула и помчалась в комнату. Хотелось зарыться под одеяло. Убежать! Скрыться! Но я вдруг остановилась у самого порога. Обернулась, скользя взглядом по полу, ища в нем ответы на свои вопросы, но не найдя их там, решилась спросить:

— Ты сожалеешь, что связался со мной?

Кто из нас вздрогнул первым от этого вопроса, я даже не поняла. Чувствовала, как взгляд Олега пронзает меня. Пробираясь под кожу, взывая к мурашкам, которые, повинуясь его взору, тут же прошлись по моему телу, от пяток и до самой макушки, обжигающей волной.

Олег встал и стремительно сократил расстояние между нами. Я хотела убежать, но как вкопанная приросла к полу, чувствуя жар его обжигающего дыхания.

— Нет, — ответил он. — Я жалею только лишь о том, что ты связалась со мной!

Пытаясь спрятать свой взгляд, я зажмурилась. Зажмурилась сильно, до слез. Странно было признаваться самой себе, но в этот момент я не чувствовала ни капли сожаления. Нет, даже наоборот! То, что связывало нас, было таким мощным, таким глубоким и истинным, что если бы сейчас передо мной вновь стоял выбор, то я непременно выбрала бы ту самую жизнь, что прожила с ним!

— То, что ты здесь — это какой-то беспощадный бред! Ты должна быть дома! В безопасности! — его голос срывался на крик, казалось, его распирала злость. — Подальше от этого дерьма и подальше от меня! Но у тебя нет ни капли инстинкта самосохранения, черт бы тебя побрал! Ведь иначе ты бы держалась от меня подальше, тогда и сейчас!

И он был прав! Ноль, абсолютный ноль, на том месте, где должны быть обычные инстинкты человека, единственным желанием которого было сохранить свою жизнь!

— И я сделаю все, чтобы вытащить тебя отсюда! — с какой-то яростью выплюнул он. — Даже если мне придется нарушить все правила этой ёбаной жизни!

— Почему? — вырвался изо рта мой несмелый вопрос.

Я почувствовала, как Олег тяжело дышит в сантиметрах от меня, но он молчал. Я медленно открыла глаза, поднимая взгляд на Олега, боясь даже представить его лицо. Но когда наши взгляды встретились, я поняла, что ярость его была лишь в словах. Янтарный огонь прожигал своей нежностью и щемящей преданностью.

— Почему, Олег? Почему ты меня спасаешь?

И зачем я спрашивала это? Хочу ли я знать ответ на этот вопрос? Вряд ли. Но его требовало мое сердце, которое замерло в предвкушении его ответа.

— Потому что я все еще люблю тебя, София! — сказал он прямо мне в лицо.

И я бросилась бежать прочь! Прочь от его ответа! Прочь от его глаз! Прочь от своих чувств, что бурлящим океанским потоком затопили меня без остатка.

Глава 25

Я металась в постели, ища спасения во сне, но слова Олега, его отчаянное признание, терзали меня, не давая сомкнуть глаз. Злость клокотала во мне, обжигая каждую клетку. Сначала на себя, за предательское отсутствие былой ненависти, за неспособность найти в нем чудовище, которого следовало бы презирать. Потом на него, за эту исповедь, за чувства, которые казались мне безумием, невозможной ложью. Неужели он мог любить меня? До сих пор любить?! И, наконец, вся моя ярость обрушилась на эту проклятую судьбу, на нашу сплетенную, странную и жестокую жизнь.

Как такое вообще возможно? Как могут существовать такие… монстры? И как эти монстры могут испытывать что-то человеческое, что-то настолько нежное и уязвимое, как любовь?

Я не понимала, но жаждала понять, вырвать это понимание из самой глубины своего существа, возвращаясь вновь и вновь к мучительному вопросу: если бы я знала все с самого начала, смогла бы я полюбить его? Смогла бы отдать ему свою душу в ту роковую ночь?

Я пыталась представить, но меня тут же обдавало ледяным потом, я стыдилась собственных мыслей и пряталась от них, зарываясь лицом в подушку, словно пытаясь бежать от самой себя.

Утро ворвалось в комнату ярким лучом солнца, и я с благодарностью приняла его тепло. Ведь мне казалось, что этот дом, этот мир Олега, стоит где-то на границе ада и хмурых, неприветливых гор. Иначе я не могла объяснить эту вечную сырость и туман за окном.

Наверное, сегодня все еще сентябрь… или уже начало октября? Возможно, в моем городе уже выпал первый снег. Он всегда там приходил раньше срока, предвещая долгую, суровую зиму. Как же я хотела оказаться там… в своем городе, в своей маленькой, неуютной квартирке, в своей старой, ничем не примечательной комнате…

Я тосковала. Искренне, мучительно тосковала. По своему прежнему быту, по запаху маминой овсянки, по ее бесконечным, таким привычным вопросам: «Когда же ты найдешь себе мужа?» или «Я скорее умру, чем дождусь твоей свадьбы!».

Я невольно улыбнулась, услышав ее голос в своей голове. Интересно, что бы она сказала, узнав, что Олег — оборотень?! Конечно, ни за что бы, ни поверила! Я знала, как она надеялась, что мы снова будем вместе. Что она в нем видела? Что заставляло ее так доверять ему? Возможно, она, как и я когда-то, не чувствовала исходящей от него опасности. А может быть, он просто искусно скрывал ее от нас…

А еще я скучала по Жуку и Вахрину. По Ромке… особенно сильно. Сейчас, когда горечь утраты стала такой острой, я понимаю, что вместе с ним я потеряла часть своей души. Она умерла в тот самый момент, когда его безжизненное тело рухнуло на землю…

Я услышала шаги Олега за дверью и насторожилась. Спрыгнула с кровати, подошла вплотную к двери и замерла, прислушиваясь. За металлической поверхностью воцарилась тишина. Я долго собиралась с мыслями, прежде чем открыть дверь, а когда распахнула ее, тут же вздрогнула.

Обескураженное лицо Олега было прямо передо мной. Я поняла, что он, как и я, выжидал паузу, прежде чем войти. Причиной тому было его вчерашнее признание. Возможно, он тоже испытывал неловкость, но тщательно скрывал ее.

— Привет, — хрипло сказал он.

— Уходишь? — вместо приветствия спросила я, пряча пылающие щеки за прядями волос.

— Да, — ответил он быстро, поджав губы в тонкую линию, но не отрывая от меня своих ясных, таких чарующих глаз.

Он помедлил, будто ища, что еще сказать, но потом развернулся и пошел к выходу.

— Есть пожелания к ужину? — робко спросила я.

Олег замер. Долго не решался повернуться, но все же набрался храбрости и обернулся, встретившись со мной взглядом. В этом повороте головы его мощная спина показалась слепленной из могучих мышц. Твердых, горячих. Я помнила их тепло….

Стоп!

Я судорожно собирала остатки разбегающихся мыслей:

— Подумала, что будет правильно с моей стороны приготовить ужин, и…

Я замолчала. Его взгляд пронзал меня насквозь. Как же я хотела понять, что творится в его душе. Жалеет ли он о сказанном вчера? Или обдумывает план, как поскорее избавиться от меня?

— Значит, ужин… — выдохнул Олег себе под нос и как-то сухо улыбнулся, отводя глаза в сторону. — Приготовь то, что тебе нравится…

Я хотела возразить, спросить о том, что он обычно ест.… Хотя нет, я просто пыталась его остановить, боялась снова остаться одной. Но он не дал мне возможности вымолвить ни слова. Секунда — и входная дверь хлопнула, закрываясь на замок.

Обиженная, словно ребенок, у которого отняли конфету, я прикусила нижнюю губу, сдерживая слезы. Но что мне оставалось? Поддаться отчаянию или сохранить лицо, хотя бы перед самой собой? Я выбрала второе и поплелась на кухню, смутно припоминая, когда в последний раз готовила что-то, что можно было бы назвать ужином.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Порывшись в холодильнике, я достала нераспечатанный пакет креветок. Немного усилий — и в этой кухоньке нашлись даже спагетти.

— Раз вам все равно, мистер злобный оборотень, — сказала я сковородке, но представляла лицо Олега, — То будет паста! — заключила я и принялась за дело.

Признаюсь, то, как я себе представляла это блюдо, было далеко от реальности. Возможно, даже слишком далеко. Разваренные макароны больше походили на липкое месиво, в котором утопали редкие крючки креветок, ведь основную массу я съела, пока их чистила. Но что сделано, то сделано! Во всяком случае, я не великий шеф-повар, и он об этом знает. Наверное…

Я разложила все по тарелкам. Натерла сверху сыра. Чуть больше, чем требовалось, в надежде, что, когда тот расплавится, им можно будет скрыть переваренные спагетти. Сделала еще пару тарелок с овощной и мясной нарезкой. Громко выдохнула, уставившись на обеденный стол. Он был большим, на шесть, а может, и на восемь персон. На этой огромной столешнице пара тарелок смотрелась жалко, словно бельмо в глазу, и я принялась рыться по шкафам, чтобы найти то, чем можно было бы заполнить пустоту. И я нашла! Только вот сама не обрадовалась этому. Две большие свечи в прозрачных обертках, напоминающие те самые свечи в том самом доме, где я впервые отдалась Олегу. Губы задрожали, я коснулась их пальцами, так четко почувствовав отпечаток его поцелуев… которыми он осыпал мое тело…

— Дьявол! — вспыхнула я очнувшись, и сунула свечи обратно в шкаф, хлопнув дверцей. Села на стул. Долго гнала прочь все мысли из головы, а после встала. Побежала к ящику, вынула свечи и так же быстро поставила их на центр стола. — Пусть не думает, что я забыла! — гневно прошипела я.

Но стало легче. И на столе, и в моей бунтующей душе.

Солнце беспечно катилось к закату. Мгновение — и последний луч испарился, оставив гостиную сумрачной и одинокой. Я отсидела уже все ноги, выжидая его прихода. Развалилась на диване, щелкая пультом, переключая каналы на плазме. И вдруг замерла, увидев на экране свое фото. Сделала погромче:

—…а мы напоминаем, что поиск группы журналистов продолжается, — хладнокровным голосом говорила белокурая ведущая, а мое лицо на экране сменилось лицом Жука, а после Вахрина. — 24 сентября трое журналистов из «ВГТРК Время» пропали прямо с конференции. Машина, на которой ехали наши коллеги, была найдена на трассе с признаками аварии, но на месте тел журналистов найдено не было….

Не знаю, почему, но первое, что молнией пронзило мой мозг: Свербин в ярости! И я почти физически ощутила жар его гнева, словно он, багровый от возмущения, стоял прямо передо мной. Наш босс обожал свою «ласточку» маниакально, трепетно, до фанатизма! Однажды он, не моргнув глазом, вышвырнул охранника за то, что тот, обходя территорию, случайно задел ее крылом своим штанины! Честно, я нутром хотела расхохотаться, представив бешеную гримасу на его физиономии, но самообладание взяло верх. Голос телеведущей, доносящийся из плазмы, выдернул меня из потока мыслей:

— Следствие не прекращает поиски молодых людей. К поискам подключились волонтеры. По территории Москвы и Подмосковья ведутся активные мероприятия. И если вы располагаете сведениями о них, мы просим позвонить на горячую линию. Телефон указан на экране…

Щелк! Плазма потемнела. Я не слышала, как вошел Олег. Он швырнул пульт в спинку дивана, пока я продолжала пялиться на свое отражение в этой черной бездне.

— Нас ищут, — выдохнула я, то ли с надеждой, то ли с болью в голосе.

— Но не найдут, — отозвался так же тихо Олег.

Я вперила в него взгляд, от которого он наморщился:

— София, если кому-то станет известно, что ты жива…

Я вскочила:

— Поняла! — оборвала я его, поднимая ладони. — Все ясно! Серёга, словно ангел смерти, найдет меня и убьет! — Олег кивнул, я выдохнула. — Я все поняла…

Минуту мы смотрели друг на друга, словно играли в немую игру, но я первая отвела от него взгляд. Мне стало дурно.

— Господи, — выдохнула я, вновь вспоминая о маме. Если эти новости показывали по федеральному каналу, она была явно в курсе случившегося.

Бедная, бедная моя мама! Мне сложно было даже представить, что она сейчас чувствует, и я заставляла мысли о ней испариться, ведь они так больно жгли мое сердце.

— Мама, — выдохнула я нервно, ведь Олег, казалось, не понимал моего волнения. — Она не выдержит… не выдержит такого…

Олег взял меня за плечи, призывая успокоиться. И я подчинилась. Огонь его кожи тут же парализовал все остатки моих нервных клеток.

— Я звонил ей. С ней все в порядке…

— Ты рассказал ей? Рассказал?

— Нет, — ответил он, и, пока я снова не стала протестовать, строго произнес, — Но с ней все будет в порядке. Обещаю!

И я ему поверила. Часто закивала, еще чаще моргая, пытаясь прогнать мрачные мысли о маме и о ее чувствах. На удивление, мне это удалось. Но я знала, это только лишь благодаря всеобъемлющему теплу его прикосновений. А может, он снова воспользовался своим гипнозом.… Но размышлять на эту тему я не стала.

Олег отпустил меня. Я нервно потерла лоб, не в силах поднять на него взгляда. Он огляделся:

— Кажется, твой ужин уже остыл…

— Я бы не стала называть это ужином… — сморщилась я, припоминая, как выглядит то, что я выложила на тарелки.

Собрав себя почти по осколкам, я согрела эти горки слипшихся макарон, пока Олег открывал бутылку вина, которую принес с собой. А после разлил его по бокалам и зажег свечи. Когда я вышла в гостиную, удерживая две тарелки в руках, то на секунду замерла. Он сидел за столом как то самое «чудовище» из сказки. Выжидающе сверкая ясными глазами. Тени от горящих свечей придавали его лицу неописуемую красоту и мужественность, наравне с тем, что я совсем не хотела видеть: нежность и даже забота, с которой он смотрел на меня, пока я торопливо ставила тарелки на стол, скрывая нервную дрожь в руках.

Я уселась напротив. Неловкость была навязчивой. Я прятала взгляд, смотря куда угодно, только не на Олега. В отличие от меня, он не скрывал интереса, с которым рассматривал меня, непринужденно накручивая спагетти на вилку. Отправил их в рот и усмехнулся.

Я украдкой бросила на него взгляд:

— Не вкусно? — спросила я дрожащим голосом.

С чего вдруг мне интересно его мнение? И, да! Мне было безумно интересно, что он думает об этой мешанине, которую я громко звала «пастой».

— Сносно, — улыбнулся он шире, проглотив мой кулинарный шедевр и запив вином.

От волнения я почти залпом осушила свой бокал, звонко поставив его на стол, и принялась за ужин. Голод грыз сильнее желания сбежать. Хотя я чувствовала, что еще чуть-чуть — и точно смоюсь под защиту стен своей клетки. Ведь все это напоминало романтический ужин двух влюбленных. От этих мыслей меня передернуло.

Олег жадно проглатывал ужин. Я украдкой смотрела как торопливо и мощно двигаются его челюсти. Как дергается его мужественный кадык. Признаюсь, оторвать взгляд от этого зрелища было невозможно.

— Признаюсь, я давно не ел домашней еды…

Проглотив макароны, я уже открыто взглянула на Олега, ища в его словах скрытый умысел, но в мерцании его глаз прочла лишь правду.

— И как давно? — выпалила я, залившись краской от собственной нескромности, хотя тут же постаралась изобразить на лице этакую мимолетную незаинтересованность, дескать, просто любопытствую, не более!

Олег театрально закатил глаза, притворно задумался, но тут же ответил:

— Последний раз в твоем доме…

Клубок спагетти, который я до этого безуспешно накручивала на вилку, сорвался и шлепнулся обратно в тарелку.

— Разве твоя девушка тебя не кормит? — вдруг выпалила я, сама не зная зачем.

Зачем? Дьявол! Зачем я это спросила?! И да, черт возьми, мне было не просто любопытна его личная жизнь, я сгорала от нетерпения ожидая его ответа.

Олег пристально смотрел на меня, слизывая с губ остатки сыра. Так пристально, что назойливые мурашки побежали по спине, оставляя за собой липкий пот.

— У меня нет девушки, — тихо произнес он, не сводя с меня взгляда странно мерцающих глаз.

И хоть он и признался мне в любви… вчера…. Я все еще не могла в это поверить. Восемь лет прошло. Это слишком много что бы Олег… тот самый Олег, которого я слишком хорошо знала, держал верность. Да и какую верность? Бред! Мы давно расстались.

А он… Он был не просто красив… он воплощение мужества и какой-то магической притягательности, которая прямо сейчас закручивала тугой, волнующий узел в груди. Забирала в плен все мои мысли. Крушил ту самую стену из обиды и ненависти, которую я так тщательно выстраивала.

Олег взял со стола бутылку и плеснул вина в мой пустой бокал, совершенно спокойным тоном произнес:

— Как ты могла заметить, жизнь оборотня-наемника плохо совместима с личной жизнью…

— А как же мужские потребности? — вылетело у меня прежде, чем я успела осознать, как глупо прозвучит этот вопрос.

Щеки мои мгновенно вспыхнули. Я чувствовала это так же четко, как и то, что волнующий узел в груди сорвался и рухнул в самый низ живота.

Олег оперся руками о столешницу, откинувшись на мягкую спинку стула:

— Поговорим о сексе? — как ни в чем не бывало спросил он, и что-то дьявольски игривое блеснуло в его глазах.

Мне было немного страшно, но я вдруг захотела сыграть с ним в эту игру, слабо понимая, куда она может нас привести.

— А давай, — решительно заявила я и повторила позу Олега, вперив глаза в его лицо, на котором было написано так много, но я не могла прочесть ни слова.

Парень усмехнулся. Я надеялась, что эта улыбка лишь маска, скрывающая его уязвимость, но тут же поняла, что ошиблась.

— Хочешь понять трахался ли я с кем то за это время? — будто прочитав мои мысли спросил он, а я чуть не подавилась глотком вина, но отвечать не стала,— Я конечно не евнух, но…. Помню, как однажды одна девчонка сказала мне, что секс — это не просто механический процесс, это обмен душами, — я заерзала на стуле, вспоминая, как произносила эти слова ему. Еще тогда, в нашем далеком прошлом…

Олег подался вперед, сложив локти на стол, соединил руки домиком и упер подбородок в кулаки:

— И я, как и она, не хочу отдавать свою душу той, кто этого не достоин…

И я пожалела, что спросила. Я так сильно сжала челюсть, что зубы скрипнули. Олег, кажется, почувствовал мое напряжение. Его глаза, эти два омута, отражавшие танцы свечей, в этот самый момент стали такими же томными, какими были раньше. Словно распахивая передо мной все свои страхи. Обнажая ту самую душу.

Перед моими глазами вновь развернулась картина той самой ночи. Того самого момента нашей близости.

— «Я сберегу ее», — сказал он мне тогда, — «Сберегу твою душу…»

И я ему верила. Верила всецело. Но он не сдержал своих слов. Он бросил меня! Оставил! Он растоптал самое ценное, что было во мне!

Мне вдруг стало так больно, словно это происходило снова, сейчас, в этой комнате. Так больно, что я нестерпимо захотела, чтобы и он почувствовал мою боль.

— А разве у тебя она есть? — грубо спросила я, звонко поставив бокал на стол. — Разве у тебя есть душа?

Я думала, что Олег вспыхнет от злости, но я ошиблась. Он рассмеялся. Холодно, небрежно рассмеялся в ответ на мой вопрос. Но его глаза… Они говорили о том, что мне удалось задеть его за живое. В мгновение ока они стали зеркальными. В них я увидела свое отражение. Отражение той брошенной девчонки, которая так отчаянно его любила.

— Есть, — сквозь смех произнес парень и глотнул вина, — И она рвалась на части каждый раз, когда я видел тебя. Видел, как ты заканчиваешь университет…

Олег снова усмехнулся, заметив мое замешательство, которое я не смогла скрыть:

— О, как ты краснела на выпускном, когда тот парень… Кирилл, кажется, — Олег на мгновение взглянул на потолок, будто пытаясь вспомнить имя юноши, а затем его искрометные глаза вновь настигли моё лицо, прожигая его насквозь. И голос его мгновенно помрачнел, теряя прежнюю насмешливость:

— Когда он признался тебе в любви.… Знаешь, я думал, он никогда не решится! Ваши отношения закончились спустя пару месяцев, и я даже расстроился, представляешь?

Что это значит? Откуда он все это знает?

— Ты следил за мной? — нелепо спросила я.

Я даже не заметила, как меня начало колотить. Сердце бешено стучало в груди. Ладони покрылись липким потом. Но все что я могла сделать, это вжаться в стул.

Олег не ответил на мой вопрос, продолжая осыпать меня своей осведомленностью о моей жизни:

— А потом ты устроилась на работу. Бинго! — подумал я тогда. Тебе там самое место! Но если бы я знал, куда она тебя приведет, я бы остановил тебя.… И меня так бесило, что Свербин, твой босс, не замечает твоего таланта! Я решил помочь…

Олег выпаливал все это, не давая мне вставить и слова. Хотя в этот момент я бы не смогла произнести ни звука.

— И Вахрин не оставил без внимания мой «невинный вклад» в вашу будущую карьеру. Ты представляешь? Оказывается, я сам виноват в том, что ты сейчас здесь. Пиздец, насмешка судьбы, не иначе! Ведь если бы тогда я смог увидеть наперед то, что может случиться… Черт бы меня побрал, я бы не совершил подобной ошибки…

Я уловила его ярость. Она прошла сквозь меня, переполнив пространство между нами. А Олег не унимался:

— А потом твои отношения с Даниилом. Кажется, вы познакомились на свадьбе Вахрина, — Олег вновь задумался, но тут же вспыхнул. — Хотя какая разница! Ты была счастлива, буквально светилась от радости! А я так ему завидовал! Завидовал тому, что он может прикасаться к тебе, а я нет! Этот долбаеб может быть рядом, а я…

Олег закусил нижнюю губу, опустив взгляд на вилку, которую все это время нервно теребил пальцами, и тут же бросил ее на стол:

— Блядь! — вспыхнул он и сжал кулаки. — С одной стороны, я был рад, рад, что ты живешь обычной жизнью, которую я никогда не смог бы тебе дать, а с другой… меня бесило, разрывало до нутра, что кто-то может сделать тебя счастливой. Кто-то, но не я…

Я зажмурилась, когда Олег затих. Все это напоминало какой-то сюрреализм. Казалось, что все эти восемь лет он был незримым зрителем моей жизни. И он знал больше, гораздо больше, чем помнила я.

— И вишенка на торте, — слишком тихо произнес Олег, и я открыла глаза, думая, что он далеко от меня, но он по-прежнему сидел напротив. Его взгляд, потерявший тепло и сострадание, был прикован ко мне и смотрел так яростно и сердито, что челюсть моя задрожала от страха:

— Павел! — как-то скверно произнес его имя Олег, и я скривилась, вспоминая своего бывшего парня. — Этот пиздабол водил тебя за нос пару недель, но ты ведь это знаешь. Он трахал своих сотрудниц, а когда ты об этом узнала, он решил загладить вину и предложил выйти за него замуж! И каково же было мое удивление, когда ты согласилась! А я-то думал, что верность и преданность для тебя важнее всего! Но нет, — Олег печально выдохнул и снова злобно усмехнулся. — Знаешь, о чем я думал тогда?!

Я не ответила, но Олег и не требовал ответа, он вновь крикнул:

— Я думал, придушу его собственными руками, если он еще хоть раз сделает тебе больно! Вы даже начали жить вместе, но что-то пошло не так, и вы разбежались. И мне, сука, было больно! Больно оттого, что все они могут быть рядом с тобой, но не ценят этого! А я….— Олег кажется, дошел до той самой точки после которой будет взрыв, но ещё держался, хотя его голос гремел словно гром,— И раз уж ты так хочешь поговорить о сексе, давай! — выплюнул он с особой яростью. — Расскажи, София! Ты и им отдала свою душу?!

Его слова, словно хлыст, вонзились прямо в сердце. И хотя я не хотела отвечать, губы сами зашевелились:

— Нет.

От моего ответа Олег вздрогнул. Его лицо окаменело. Он даже схватился за столешницу, пальцы побелели от напряжения. Смуглая кожа на висках покрылась напряженными венами. Злость в его глазах моментально испарилась. Пф… и янтарь просветлел.

А я дрожала, дрожала.… Дрожала!

И это была правда! Тогда я не понимала, почему не могу переспать ни с одним мужчиной, даже с тем, за кого решила выйти замуж. Хотя с Пашей я почти решилась, но в самый последний момент передумала. Выскочила из его дома, оставив обручальное кольцо на полке в коридоре, и больше его не видела! Вахрин смеялся надо мной, ища проблемы в моей голове. Верка смеялась меньше, пытаясь найти мне нового мужчину. А я не понимала причин, а сейчас осознавала отчетливо. Ни один тот мужчина не был Олегом! Не был тем, которого я хотела больше, чем жить…

Я вдруг ожила, заглотила ком слез, что рвался наружу и тихо шепнула:

— Как я могла отдать им свою душу, если все это время она была у тебя?

Я еще пару минут смотрела в обескураженное лицо Олега. Видела, как калейдоскоп каких-то чувств сменяет друг друга, или это была лишь иллюзия теней от догорающих свечей? Он хотел что-то сказать. Его рот открылся, но губы задрожали. Но я не хотела больше его слушать, а точнее, боялась, что если он скажет еще хоть слово, мое сердце тут же растает. Или разорвется на части.

Буквально сорвав себя со стула, в отчаянной попытке испариться, я ринулась к двери, но Олег остановил меня прежде, чем я влетела в комнату, перегородив проход.

— Нет уж! Ты не уйдешь!— рыкнул он хрипло,— Не сейчас…

Его горячие пальцы легли мне на плечи, на мои дрожавшие в напряжении плечи. Я машинально прижалась к стене, а он навис надо мной, не давая даже права пошевелиться. И в этот самый момент что-то в его взгляде переменилось. Башенный пожар, вспыхнувший недавно, резко погас. Даже лицо поменяло выражение. Смягчилось. Он грустно усмехнулся:

— Думал, будет проще,— словно признание выдохнул Олег,— Думал смогу держать свои чувства подальше, но разве это возможно? Когда ты здесь… рядом…

Я не отвечала, потому что не могла пошевелить языком. Эти качели его эмоций реально пугали. А Олег немного наклонился, впиваясь в меня своим взглядом. Меня окутало его ароматом, табаком и сандалом и я задрожала. Ощутимо. Меня било изнутри неконтролируемо.

— Напугал тебя…, — выдохнул он, его взгляд метался по моему лицу, — Прости…

Между нами повисло гробовое молчание, такое густое и неподдающееся. Может быть, это я просто забыла, как дышать. И как моргать, ведь я в упор смотрела на его губы. На его соблазнительные и, я знала, обжигающие губы. Олег, словно прочитав ответ на моем лице, оторвал руки от моих плеч, одна поползла вниз и застыла на моей спине, там, где под его ладонью тут же взмокла футболка. А вторая поднялась к моей шее, там, где должно было пульсировать мое сердце, но оно предательски замерло.

Его губы едва ощутимо шептали, почти касаясь моих, и меня охватил страх от мысли, что вот-вот они соприкоснутся. Скорее, меня пугала сама идея сделать первый шаг и поцеловать его первой.

— Обещай, что когда я тебя поцелую, ты не попытаешься меня убить… — тихо прошептал он, и от каждого слова меня колотило.

Я сглотнула ком в горле, но нет, это был не ком, это было мое собственное сердце, которое упало обратно в грудь и заколотилось нервно и отчаянно.

— Обещаю, — так же тихо ответила я.

И он прижался к моим губам властно и нежно, так, словно от этого зависела вся его жизнь. Я ответила, не в силах противиться. Мои пальцы, словно заблудшие путники, пробирались по его груди, очерчивая каждый изгиб, пока не достигли его подбородка. Затем, осмелев, они нырнули в густые, непокорные волосы на его затылке. Мое лицо горело от прикосновений его щетины, но это жгло как нектар, как запретный плод, как воплощение самых сокровенных моих грез.

Этот поцелуй… Он был подобен взрыву, пожару, охватившему меня без остатка. Каждая клетка моего существа трепетала в унисон с его губами, жадно и ненасытно впивающиеся в мои. Это было больше, чем просто прикосновение — это было слияние душ, момент, когда вселенная схлопнулась до размеров нас двоих. В этом мгновении пульсировали тоска и надежда, страх и безудержное, всепоглощающее желание. Я чувствовала, как что-то внутри меня надламывается, словно скорлупа, освобождая поток нежности и любви, который я так отчаянно сдерживала.

Его руки обнимали меня крепко, до боли, словно боялись потерять, словно я могла рассыпаться в прах от одного неверного движения. Я чувствовала жар его тела, его сбившееся дыхание, смешанное с моим, и мир вокруг расплывался, теряя очертания. Его жадные пальцы зарывались в мои волосы на затылке, выбивая почву у меня из-под ног. В этот миг я принадлежала только ему, а он — только мне. Мы растворились в этом кратком, волшебном поцелуе, который казался бесконечностью.

Когда он отстранился, я открыла глаза и утонула в его взгляде, как в бездонном омуте. В них отражались мои собственные чувства: нежность, страсть и что-то еще, непостижимо глубокое, что связывало нас невидимыми, но прочными нитями. И мне стало страшно от этих чувств, которые рушили мою жизнь… снова….

— Теперь я знаю точно, — прошептал он, нежно лаская мою щеку своими грубыми, но такими любящими пальцами, — Ты тоже меня любишь…

Меня словно ледяной водой окатили. Я мгновенно очнулась. Высвободилась из его объятий, в голове роились тысячи ругательств, но ни одно не могло сорваться с губ, настолько нелепым казалось их произнесение после всего, что между нами произошло. Я метнулась в комнату и захлопнула дверь. Прижалась спиной к холодной стали, зажмурилась до боли в глазах.

Сердце колотилось в груди, прорубая брешь. Воздуха катастрофически не хватало, словно я, великий пловец, только что вынырнула после задержки дыхания длиною в вечность.

Я знала, чувствовала всем своим существом, что Олег все еще там, по ту сторону двери. Казалось, я слышу его дыхание. То самое, которое опаляя мою кожу, утаскивало меня в какую-то странную бездну.

О чем он думает? Что чувствует? Что для него значит этот поцелуй? А что он значит для меня?

Я судорожно пыталась воскресить в памяти все самые отвратительные моменты, связанные с Олегом, лишь бы изгнать навязчивое, щемящее чувство, похожее на первую влюбленность — трепетную, нежную, невероятную. Я вспомнила, как впервые увидела, как он стрелял в человека, потом свою испепеляющую ненависть за то, что он стер мои воспоминания, а затем и его чудовищное превращение в оборотня. Все это должно было вырвать с корнем любые теплые чувства, но тщетно! Это было наваждение. Невероятным, опасным наваждением, в котором я теряла себя. А может быть, я потеряла себя уже давным-давно…

Глава 26

Весь следующий день я провела в заточении своей комнаты, словно провинившийся ребенок, самолично обреченный на это наказание. Ужин, затеянный мной, обернулся не просто неудачей — он стал сокрушительной катастрофой, и, как завершающий аккорд, — наш поцелуй. Жалела ли я? О да! Хотела бы я снова ощутить его губы? Еще как!

Но полночи, словно одержимая, я жадно стирала с губ его прикосновение, отчаянно пытаясь соскоблить этот невидимый, но жгучий след, оставленный соприкосновением наших губ. Безуспешно. Осознание этого поражения повергло меня в отчаяние, и я уснула, но даже в объятиях сна не нашла покоя.

В кошмарах являлся Олег, но не тот, которого я знала, а злобная, искаженная морда оборотня. Он скалился окровавленной пастью, глядя на меня с неутолимым голодом. И эти кошмары, словно жестокая насмешка, сменялись нереальными, но пугающе волнующими сценами. В них был он, обнаженный, пылающий неудержимой страстью, срывающий с меня, то самое белье, выбранное с такой заботой… и я не сопротивлялась! Не хотела сопротивляться!

Проснувшись в мокрой постели, я ощутила леденящий душу ужас. И я пыталась, видит Бог, пыталась устоять перед этим влечением! Но возможно ли это? Смогу ли я когда-нибудь снова ощутить к нему прежнюю ненависть?

Стыд обжигал меня за эти чувства, за то, что вчера я позволила своим желаниям взять верх и отдалась его поцелую. Его рукам. Его дыханию.

«Надо было сопротивляться!» — твердила я себе. — «Влепить ему пощечину! А может, и ударить в самое уязвимое место, и плевать, если бы он, обезумев от ярости, прикончил меня в мгновение ока!»

По крайней мере, сейчас я не чувствовала бы себя такой… оскорбленной его наглой дерзостью! И как он мог подумать, что я… люблю его?! Нет, не так…

Как он мог догадаться, что я люблю его?!

Раздражение захлестывало меня, отравляя мои мысли, терзая душу. В этом раздражении я металась по комнате, чувствуя его присутствие за дверью. Слышала его шаги, как он наливал что-то в стакан. Кофе.… Но во мне не было ни малейшего желания встречаться с Олегом. А он все не уходил. А я все ждала.

Неужели выходной? Разве у оборотней бывают выходные?

Но какая бы причина ни скрывалась за его присутствием, это невыносимо раздражало меня.

Я сорвала с себя вымокшую пижаму, словно срывала предательскую улику своих ночных фантазий. Шаря в шкафу, куда сложила новые вещи, принесенные Олегом в первый день моего заточения, мои пальцы коснулись кружевных трусиков. Я заскулила.

— Боже… дай мне сил! — взмолилась я в пустоту шкафа, словно создатель этого жуткого мира мог услышать меня и сжалится.

Но что мне оставалось? Я, дрожа, натянула этот проклятый комплект — символ извращенных фантазий Олега, а поверх надела новый пижамный костюм: узкие шорты и майку, белые, словно погребальный саван. Саван для моего мозга! Который плавился в истошных мыслях об Олеге. И это чёртово кружево на моей груди было слишком тонким, что бы спрятать все мои бессовестные мысли о нем. А облепляющая мою грудь майка ещё больше выделяла мои затвердевшие соски.

Черт! Надо успокоится! Срочно!

Долго стояла перед дверью, разделяющей меня и мир, где меня ждала встреча с ним. Искала эту маску безразличия, за которой смогу спрятать и чувства, и смущение. Наконец, набравшись смелости, громко выдохнула и открыла дверь.

Олег взглянул на меня своим пронзительным, искрящимся взглядом, и я замерла на пороге. Он сидел на диване, словно король в своем царстве всевластия. Всевластия не только над происходящим, но и надо мной. Я ощущала это так же отчетливо, как и то, что мое дыхание сбилось.

— Решилась выйти… — выдохнул он, скорее с издевкой. — А я-то думал, замуруешься там до ночи…

Есть всего две вещи, которые кажутся бесконечными — Вселенная и его наглость. Хотя насчет Вселенной… я уже не уверена.

Снова натянув маску безразличия, словно хрупкую броню, я вскинула голову и поплелась в ванную, умоляя себя не обращать внимания на его прожигающий взгляд. Ощущала — он уже мысленно снял с меня и пижаму, и то кружевное постыдное белье!

Захлопнула дверь и шумно выдохнула. Притворяться мне не впервой, но сейчас это было мучительно сложно. Сердце рвалось из груди.

Включила воду, с яростью плеснула ее себе в лицо, словно самому гнусному предателю, и принялась исступленно чистить зубы. Долго, нервно, соскребая с себя горечь и обреченность. Каждое движение — отчаянная попытка смыть с души его прикосновения, его слова.

Я вздрогнула от собственных мыслей:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Бежать! Бежать без оглядки! Если я останусь… нет ни единой возможности справится со своими чувствами…. А что потом? Что меня ждет? Новая боль от расставания, ведь оно неизбежно!»

И это было, наверное, величайшей глупостью, ведь за стенами этого дома меня ждала верная смерть. Но в этих стенах… в этих стенах меня ждало нечто намного страшнее… Ужас, проникающий под кожу, лишающий воли и рассудка.

В душе затеплился слабый огонек надежды, что если мне удастся вырваться отсюда, я сделаю все, чтобы больше никогда не видеть Серёгу! Если потребуется, уеду на край света, чтобы он меня никогда не нашел, а может, зароюсь в сточную канаву, как крыса! Плевать! Лишь бы не видеть его больше.… Ни его, ни Олега!

И хоть у меня не было ни малейшего представления, как мне удастся сбежать из этого неприступного дома, из-под надзора Олега, я, полная отчаянной, обреченной решимости, вышла из ванной.

Олег все еще сидел на диване, щелкая пультом, бесцельно переключая каналы на плазме, с видом человека, которого до глубины души интересует, что показывают по телевизору. Но я не видела, а скорее чувствовала кожей, как он исподтишка следит за мной.

Дошла до кухни. Вынула из шкафа чашку, бросила туда растворимый кофе, залила кипятком из чайника, долго размешивала, с остервенением бряцая ложкой о края кружки.

— Что сегодня нас ждет на ужин?

От его голоса по рукам пробежали мурашки, пальцы на мгновение онемели, ложка со звоном соскользнула, глухо ударившись о дно кружки. Я повернулась и встретилась взглядом с его затылком, мысленно умоляя себя не поддаваться на его провокации.

— Могу предложить порцию «да пошел ты!» или десерт «я ненавижу тебя»!

Я не видела его лица, но знала — он усмехнулся моему гневу. Он наслаждался моими страданиями, как палач перед казнью.

— Ух ты, — протянул он, словно восхищаясь моей злостью. — Даже десерт будет?!

Я хотела забрать стакан с кофе и снова убежать в комнату, спрятаться, забиться в угол, но не хотела, чтобы он думал, а точнее, понял, что моя ярость — всего лишь маска, за которой я отчаянно пытаюсь скрыть все свои чувства — начиная от стыда и заканчивая диким, безумным желанием повторить вчерашний поцелуй. Поэтому я взобралась на барный стул и принялась за горький напиток, стараясь хоть немного унять душевную панику. Но давящая, гнетущая тишина комнаты начинала невыносимо раздражать.

— Почему ты здесь? — со злостью выплюнула я.

Олег повернулся на мой вопрос:

— Я здесь живу, — ответил он спокойным, но все еще издевательским голосом. В его глазах плескалось насмешливое торжество.

Закипая от злости, я с раздражением поставила кружку на стол:

— Разве тебя не ждут твои кровожадные дружки? — с особым презрением процедила я. — Или что, вы уже переубедили всех невинных людей на планете?

Олег выдохнул, и по его глазам я поняла, что мои слова задели его, но он продолжал улыбаться — натянуто и немного зловеще. Я подумала, что если выведу его из себя, он уйдет, предоставив мне возможность сбежать. И мне захотелось добить его.

— Может, волчонок решил отдохнуть от крови?!

И я тут же замолчала. Два яростных глаза впились в меня, словно пули, почти до боли. Он долго и пристально смотрел на меня, возможно, пытаясь найти там отголоски моей вчерашней слабости, той самой нежности, которая позволила мне ответить на его поцелуй. А может, он искал причину моей сегодняшней злости. Но вскоре, не найдя того, что искал, он отвернулся.

— Хотелось бы, — равнодушно бросил он. — Но если ты не перестанешь меня бесить, то я за себя не ручаюсь…

Я должна была испугаться, но вместо этого почувствовала толчок адреналина, который буквально поднял меня со стула и заставил крикнуть:

— И что ты сделаешь?

Я видела по спине Олега, как он напрягся. Мышцы, которые до этого скрывала футболка, проявились, словно высеченные из камня. Мне бы сейчас медаль за храбрость, или хотя бы кляп в рот. Кляп был бы гораздо полезнее!

— Может, запрешь меня? Ах да! Как же я забыла, я ведь и так заперта в этих стенах, рядом с монстром! — сами собой вырывались из меня эти ядовитые слова, от которых мне становилось противно.

Олег резко вскочил с дивана и повернулся ко мне. И все, что я смогла — скрестить руки на груди, словно надевая жалкий щит, чтобы хоть как-то защититься от клокочущей ярости, что бушевала на дне его глаз.

— Или, может, привяжешь меня к батарее? Ведь тебе не привыкать вести себя как придурок…

— София! — сквозь зубы выдавил Олег, в жалкой попытке остановить поток моих слов.

Но разве это было возможно?

— А может, отшлепаешь, как непослушную девчонку?!

— Неплохая идея! — фыркнул он.

Я не успела опомниться, как он преодолел расстояние между нами, схватил меня за руку так жестко, что я тут же пожалела о том, что мне вздумалось его дразнить. Еще секунда — и он поволок меня к той самой двери, которая когда-то привлекала мое внимание. Но теперь я до смерти боялась того, что могу увидеть там. Того, что скрывается за этой стальной дверью. Я даже не успела пискнуть. Олег вынул ключи из кармана штанов, продолжая крепко держать меня одной рукой. Щелчок! Металлическая дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. И прежде чем я успела разглядеть, что находится за ней, Олег грубо втолкнул меня внутрь.

— Думал, ты будешь благодарна за эти условия, но, видимо, твоя глупость выше здравого смысла, — жестко выплюнул он. — Посиди-ка здесь!

И он захлопнул дверь, запирая ее на ключ.

Я бросилась к ней, яростно тарабаня по металлу обеими руками:

— Выпусти меня! Гад! Выпусти немедленно!

Но мои отчаянные крики слышала лишь эта комната. Я упала на колени, мысленно проклиная не его, а себя — за этот дерзкий и опрометчивый поступок. Чертов мой язык, который не может вовремя остановиться!

Когда я решилась обернуться, чтобы оценить мои новые условия пребывания в этом доме, я оцепенела. Небольшая комната, с крошечным окном, спрятанным за металлической решеткой, и вправду напоминала камеру пыток. Беспощадных и чудовищных пыток. С потолка свисали цепи, все еще позвякивающие друг о друга после ухода Олега, словно причудливые висюльки «музыки ветра», но это была скорее музыка моей погребальной симфонии.

Я встала на дрожащие ноги, увидев глубокие следы на стенах. Они были исполосованы глубокими, зверскими царапинами, от которых сердце бешено забилось в моей груди. Это были следы зверя, отчаянно жаждущего вырваться на свободу, а эти цепи лишь доказывали, что эта комната — не убежище, а тюрьма для бушующего монстра.

И стало по-настоящему страшно. Такого страха я еще никогда не испытывала. Он был как мокрая тряпка, обтянувшая мое тело. Тяжелая, невыносимо тяжелая. Под ее тяжестью я осела на пол, не в силах отвести взгляд от исцарапанных стен.

Почему он запер меня здесь? Хотя причину я знала, но все еще пыталась найти какой-то другой смысл. Хотел показать, на что он способен? Или на что способен тот, кто скрывается в его теле?

У дальней стены, словно призрак в полумраке, притаился шкаф. Ржавые металлические дверцы зияли следами когтей — безмолвными свидетельствами пережитого ужаса. Ноги дрожали, как осенние листья на ветру, когда я, нерешительно ступая, приблизилась к нему. Каждая открывающаяся дверца обнажала ворох одежды: куртки, футболки, кофты, джинсы, брюки, берцы… Беспорядочно распахивая их, я искала что-то неведомое, словно отчаянно пытаясь найти ответ в этом хаосе. И нашла… нечто чудовищное, инородное в этом, казалось бы, обычном гардеробе. За одной из дверок скрывался арсенал: пистолет, автомат, груды коробок с патронами — смертоносное эхо жестокости. С грохотом захлопнув дверцу, я прижалась к ней спиной, пытаясь унять дрожь глубокими, судорожными вздохами.

Сколько жизней оборвали эти бездушные дула? Сколько еще им предстоит отнять? Я боялась даже представить.

Долго стояла, зажмурившись, словно могла стереть увиденное из памяти, словно могла убежать от этого кошмара, просто перестав его видеть. Но тщетно! Истерика подкрадывалась, душила своей ледяной хваткой. Глаза распахнулись сами собой, с ужасом уставившись на металлические цепи, покорно свисающие с потолка, словно в ожидании того, кого они должны были сдерживать, и на эти мерзкие, пугающие следы когтей. Не помня себя, я приблизилась к стене и робко коснулась отметин. Они были глубокими, дьявольски глубокими, словно их высекли с нечеловеческой силой, словно кто-то, одержимый безумием, вонзал в плоть стены нечто острое и беспощадное. И я знала, кто это был…

Раньше я не понимала, что меня ждет, если я не перестану выводить его из себя. А сейчас я видела это слишком ясно. Слишком ясно, чтобы сохранять спокойствие. Я заревела, даже нет, завыла. Это были слезы не просто страха или отчаяния — это была та самая истерика, которая захватила меня целиком. Прошел час, а может, и все три — сложно сказать, но слезы иссякли, истерика стихла, сменившись гневом, а затем и принятием. Странным, но ощутимым смирением.

Мне вдруг захотелось извиниться перед Олегом. Словно увидев деяния его внутреннего зверя, я только сейчас оценила, как ему было сложно держать его под контролем все это время, пока я намеренно выводила его из себя.

Решившись, я постучала в дверь — робко, еле слышно. Наверное, если бы я была на его месте, я бы и не услышала этих звуков. Но он услышал.

Щелчок замка, и дверь открылась. Я комкала дрожащими руками края шорт, даже не пытаясь взглянуть на Олега, лишь жалко мялась у входа.

— Прости, — с трудом выдавила я, словно каменея.

— Чудотворная комната, не правда ли? — сухо спросил он и, отвернувшись, пошел в сторону гостиной.

Я медленно, словно предчувствуя, что он снова закроет меня там, вышла, тихо прикрывая за собой дверь, оставляя это безумное место в одиночестве. Пальцы дрожали, все еще сжимая дверную ручку. Вдохнула пару раз — глубоко, так глубоко, что в легких защемило, и решилась:

— Эта комната… для…

— Для меня, — ответил Олег.

Я зажмурилась. Возможно, я бы снова заревела, но слез уже не осталось. Не осталось места даже для паники.

Когда я обернулась, парень был уже на кухне. Звяканье посуды говорило о том, что он готовит обед, а может, и ужин. Одному дьяволу известно, сколько времени прошло.

— Голодна? — как ни в чем не бывало спросил он. Я кивнула, словно он мог увидеть мой кивок, хотя сам он был на кухне, все еще орудуя половниками. — Садись, будем ужинать…

И я подчинилась. Безвольно опустилась на стул, вцепившись в край стола, на котором уже стояли приборы и два бокала, а еще бутылка с чем-то, напоминающим виски. Мне вдруг страстно захотелось осушить ее до дна! В надежде, что пьяный омут хоть немного приглушит мой ужас, но я не рискнула даже пошевелиться.

Олег вышел с двумя тарелками. Я следила за каждым его движением с неприкрытой тревогой. Когда он приблизился, я затаила дыхание.

— Ваша порция «да пошел ты», — он поставил передо мной тарелку с рыбным стейком и тушеными овощами, а потом взял бутылку и налил в бокал виски. — И, конечно же, тот самый десерт «я тебя ненавижу»…

Я с трудом проглотила комок в горле.

Говорил он спокойно, даже насмешливо, но за этим обманчивым спокойствием я чувствовала скрытую бурю.

Он сел напротив и принялся есть рыбу.

— Я не… не… — начала я, но Олег посмотрел на меня так, словно впечатал в спинку стула, и я тут же осеклась.

— Не хотела?

Я кивнула — четко и быстро.

— Сомневаюсь, — пренебрежительно одернул он плечом и снова отправил в рот кусок рыбы. — Твоя язвительность говорит сама за себя…

Что я могла ему ответить? Я и правда перегнула палку. И хоть я думала, что кусок в горло не полезет, все же принялась есть рыбу. И это было… вкусно… очень вкусно. Наверное, я слишком громко причмокивала, потому что Олег тихо рассмеялся:

— Я думал, ты устроишь голодовку. Ну, или хотя бы швырнешь в меня семгой…

— Я слишком голодна, чтобы разбрасываться едой, — пробормотала я, не смея поднять взгляда, хотя и без того ощущала на себе его усмешку. Самодовольную! Несомненно.

Олег поглотил ужин в мгновение ока. Звонко положив вилку на опустевшую тарелку, отодвинул ее прочь. Поднес бокал и сделал глоток. Я последовала его примеру, ощущая, как обжигающий виски скользит по языку и горлу.

Ненавижу виски, признаться. Но сейчас, после пережитого ужаса я была готова поглотить всю бутылку, лишь бы забыть то, что хранит металлическая дверь за моей спиной. И по взгляду Олега, я поняла, что мою нелюбовь к этому напитку он помнил. Вернее, знал наверняка.

— Предупреждаю, если напьешься, снова запру тебя в той комнате… — сообщил он, но в голосе не было угрозы, лишь тень насмешки.

— Мой желудок стал куда выносливее, — огрызнулась я в ответ и осушила бокал одним махом, скривившись в гримасе.

— Хотелось бы верить, — промелькнуло на его лице, но он промолчал.

Пока я доедала, он не сводил с меня взгляда. Пялился, не моргая, словно хотел прожечь дыру. Лишь изредка подносил бокал к губам, и виски, казалось, был ему по вкусу, ни единой гримасы. Я же боялась поднять глаза, опасаясь, что из моего рта вновь вырвется колкость. Поэтому я набивала рот рыбой и овощами, не давая ему шанса открыться.

Когда трапеза закончилась, Олег забрал обе тарелки и унес их на кухню. Вернулся почти сразу, а вместе с ним вернулось и мое волнение.

— И часто ты приковываешь себя… там? — запинаясь, пробормотала я, глядя в сторону, куда угодно, лишь бы не на него.

Страх пронзал меня от одной мысли о встрече взглядом. Олег не отрывал от меня своих внимательных глаз. Черт возьми, я чувствовала его глаза на своем лице. Внимательные, выискивающие.

— Не часто, — отрезал он. — Раньше да, сейчас реже.

Я зажмурилась, вспоминая эту мерзкую камеру, и Олег продолжил:

— Сейчас превращение происходит быстрее. Почти мгновенно. Просто не успеваю…

Я помнила эту пугающую мгновенность, с которой его тело теряло человеческий облик. Должно быть, я должна была испытать ужас, но вместо этого меня пронзила острая, болезненная жалость. Жалость к нему.

Я подняла глаза. Огонь в его взгляде приковывал, манил какой-то мистической силой.

— Боишься? — тихо, вкрадчиво спросил он.

— Да, — ответила я, и это была горькая правда.

Олег помрачнел. Отводя взгляд, он устремил его на бордовую жидкость в бокале, который медленно вращал в руке. И замолчал. Минуты тишины казались невыносимыми. Хотелось оправдать свой страх, но я не знала, с чего начать.

— Мне жаль, что тебе приходится быть здесь, София, — тихо произнес он голосом, полным безысходности. — Обещаю, я отпущу тебя, как только появится возможность. Пусть мне и не хочется этого, но я отпущу, и клянусь, больше не стану следить за тобой…

Я чувствовала, как это решение терзает его. Боль тенями плясала на его лице.

— Когда? — прошептала я.

— Уже не терпится отделаться от монстра? — грустная улыбка тронула его губы. Он так и не понял, что за моим вопросом скрывалась вовсе не надежда на свободу, а глухая, ноющая тоска.

Как я останусь без него? Как переживу расставание? Снова…

Я промолчала, приказав себе сдержаться, и язык, на удивление, повиновался. Олег допил виски и плеснул себе еще, небрежно вернув бутылку на столешницу.

— Пока Серега в городе, ты останешься здесь. Потом подумаю, как поступить дальше… — сухо отрезал он.

— Это из-за Тишко? — спросила я. Олег кивнул. — Разве вы не сделали то, что должны были?

Он усмехнулся.

— Думаешь, Тишко остановится? — Олег скривился и фыркнул. — Да ни за что! Он хочет уничтожить совет директоров, чтобы стать полновластным президентом РНК и завладеть всеми акциями. Золотов, конечно, хочет пребрать все к своим рукам. А Серега выжидает, кто из них заплатит больше…

Дежавю. Серега вновь решал мою судьбу, даже не подозревая об этом.

— Полагаю, нас ждет неслабая заварушка, — добавил Олег и отпил виски, складывая губы в жесткую полоску.

И я поняла — он переживает. Странно, но и меня охватила тревога. Не за Тишко или Золотова, их прогнившие жизни меня сейчас мало волновали. Я волновалась за Олега. За то, что в этой «заварушке» с ним может что-то случиться.

Паника заставила меня осушить бокал. Колючая жидкость одновременно отрезвила и опьянила. Слабая волна умиротворения прокатилась по телу, хотя душа металась внутри, болезненно ударяясь о ребра.

— Как только все решится, Серега уедет…

— Куда? — хрипло спросила я.

— Надеюсь, куда подальше, — усмехнулся он. — В последнее время он часто отлучается. — Я вопросительно посмотрела на Олега. — Наши услуги пользуются немалым спросом.

Я поежилась на стуле и мое лицо инстинктивно сморщилось. Перед глазами вновь встали картинки того вечера, когда Олег прикончил человека на заброшке.

Олег попытался понять, что я думаю, но, кажется, сдался.

— София, — прохрипел он таким голосом, что холод пробежал по моей спине. — Мне даже слышать не хочется твое мнение, ведь ты понятия не имеешь, кто эти люди, которых ты считаешь невинными жертвами!

И он был прав... Стоило мне высказать свое мнение, как он тут же снова закрыл бы меня в этой комнате!

Олег со стуком поставил бокал на стол и резко поднялся. Я инстинктивно отшатнулась.

— В твоем мире все делится на черное и белое: добро или зло! У тебя нет места для полутонов. Если кто-то убивает, то в твоих глазах он сразу превращается в ебучего дьявола, неважно кого он убил и почему он это сделал!

— Хочешь сказать, что ты чертов Робин Гуд? — усмехнулась я с вызовом.

Олег с раздражением прикусил губу.

— Эти люди... — он ткнул пальцем в сторону окна. — Они далеко не ангелы! Многие из них убивали собственных жен и родных, лишь бы выторговать себе побольше власти или денег! — его слова заставили меня чувствовать себя отвратительно. — Однажды я сломался. Я расправился с мужиком, которого заказала собственная жена. Ведь этот ебанутый... — голос Олега сорвался на пронзительный крик. — Он держал собственного сына на цепи, как пса, чтобы вынудить его отказаться от прав на семейную компанию! Когда я увидел это своими глазами, когда понял, что в нем нет ни капли человечности, я не стерпел! — он ударил себя кулаком в грудь. — Я дал волю зверю внутри меня. Я позволил ему забрать эту жалкую, ничтожную жизнь!

Вжавшись в стул, я замерла. Перед глазами ясно встала эта картина. И я клянусь, я чувствовала эту боль, боль Олега, его непонимание жестокости тех людей, и жажду убивать их, словно сама была на его месте.

— И я рад, что в твоем мире нет столько дерьма! Рад, что тебе не приходится сталкиваться со всем этим ебучим адом, что творят те самые люди, София! — взревел Олег,— Те люди, которых ты так отчаянно защищаешь!

Олег рванулся к столу, и я вздрогнула, утонув в его взгляде, полном злости и какого-то первобытного страха.

— И знаешь, я бы убил его снова! — процедил он сквозь зубы. — И снова! И я не жалею об этом, София! Ни об одной жертве! Не жалею!

Он схватил бутылку с виски и жадно припал к горлышку, а после швырнул ее о стену. Бутылка разлетелась на осколки. Алкоголь разлился по полу и стене. Я смотрела на бордовые капли, медленно стекающие к плинтусу, и ждала, когда же ярость Олега станет такой, что зверь внутри вырвется на свободу. Но минуты шли, а Олег все еще был Олегом. Парнем, жадно глотающим спертый воздух комнаты. Я видела, как вздымалась и опадала его грудь, сначала быстро, а затем все медленнее. Он сжимал и разжимал кулаки, словно готовый броситься в схватку прямо сейчас, а может это был его контроль над оборотнем. Не знаю, но, кажется, это действовало. Вскоре Олег устало опустил голову, и зажмурился.

Собрав остатки мужества, я сползла со стула, обошла стол и встала прямо за ним. Воздух вокруг него был плотным, словно наэлектризованным, густым и осязаемым. Я знала, что он чувствует мое присутствие за спиной. Чувствует, но не поворачивается. Боится напугать своим видом? Или что я снова скажу какую-нибудь глупость, которая сломает остатки его самообладания?

Но единственное, что я смогла выдавить из себя:

— Мне жаль, — мой голос прозвучал на удивление спокойно. — Жаль, что тебе пришлось все это пережить…

Я смотрела на его спину. На его мощную, мускулистую спину. Когда он повернулся, я не отвела взгляд, мне хотелось, чтобы он увидел, что мне действительно жаль.

— Правда, жаль…

Олег все еще был зол, но, скорее, на себя. На то, что не сдержал эмоций. Это читалось в его глазах. В его жгучих, завораживающих глазах, в которых я могла бы утонуть, если бы не взяла себя в руки и не отвернулась.

— Я уберу, — тихо произнесла я.

Он не стал меня останавливать. Возможно, у него больше не было сил сопротивляться, а может, он был обескуражен тем, что я поняла его. Поняла, как тяжело дается ему то, с чем приходится сталкиваться слишком часто, наверное, каждый день, а может и чаще. Меня охватывал ужас, когда я представляла эти его терзания, эту его боль, с которой ему приходилось выполнять кровавые задания. Но я держала лицо, стараясь не показывать страха, пока убирала осколки и вытирала то, что осталось от виски.

Когда со следами внезапного взрыва ярости было покончено, я решила удалиться, чтобы не нервировать его еще больше. Я шагнула за порог, но Олег остановил меня вопросом:

— Презираешь меня?

Я застыла в дверях, не оборачиваясь. Думая, сказать ли правду? Или лучше соврать?

Внезапно я почувствовала его приближение. Огонь его дыхания опалил мою спину. Я вжалась в плечи.

— Презираешь меня? София, — вновь спросил он, почти шепотом.

Я зажмурилась.

— Нет.

И это была правда. Правда, которую я больше не могла скрывать. Не сейчас, не после той исповеди, что он обрушил на меня. И мне стало так легко, что я обернулась и решилась снова посмотреть в эти глаза, владеющие моим сознанием.

Мы долго смотрели друг на друга. Наша излюбленная игра — глаза в глаза. На этот раз она длилась слишком долго. Я искала свои мысли, а он… Я не знала, о чем он думает, но внезапно прошептал:

— Спасибо.

Мне нестерпимо захотелось его обнять. Он выглядел таким печальным и грустным, таким потерянным, каким я не видела его никогда.

Он поднял руку и коснулся моей щеки. Легко и даже слишком нежно.

— Доброй ночи, София.

Убрав руку, он оставил пустоту. Каждая клеточка моего тела требовала вернуть ее обратно, но я подавила это наглое желание и ответила:

— Доброй ночи…

***

Как думаете убежит ли София от своего оборотня?

PS: не забываем ставить лайки! :)

Глава 27

Казалось бы, я откинула мысли о побеге.… Как же это ошибочно! Я застыла на краешке кровати, выжидая миг, а время тянулось, словно патока, в унисон с моими мыслями, подготавливающими этот безрассудный, но неумолимый замысел.

Долго, мучительно взвешивала «за» и «против». Знала — за стенами этого дома таится опасность. Но оставаться здесь… это становилось невыносимым. Не для тела — для души. С каждой минутой, проведенной рядом с Олегом, возвращались чувства, от которых я бежала. Допустить их возвращение — значило обречь себя на муку. Я знала это наверняка!

И что меня ждало? Допустим, Серёга уедет, Олег сдержит слово и отпустит меня. Что дальше? Первое, что всплыло в сознании — он снова лишит меня памяти! Этого я не могла, не хотела допустить. А если нет? Если оставит мои воспоминания, как я смогу жить с этим грузом? Ведь я чувствовала — останься я здесь, произойдет нечто, что навсегда изменит мою жизнь. То, чего я боялась всем сердцем! И я решилась.

Тихо, словно мышь, я открыла шкаф, еще тише натянула джинсы и кофту. Шагнула к двери, досчитала до ста и, почти бесшумно, приоткрыла её, выглядывая, как преступник перед кражей.

Олег мирно дремал на диване, на его лице — полное спокойствие. Безмятежность, от которой щемило сердце. Я вспомнила, как он спал, скрючившись в три погибели, в неудобном кресле в моей комнате, в то утро, когда я очнулась с похмелья. Сейчас он казался таким же невинным, светлым и… невыносимо привлекательным…

И тут краем глаза я заметила блеск — ключи! Я уже мысленно готовилась ощупывать его карманы, но… вот они!

«Ай-яй, мистер злобный оборотень, какая чудовищная оплошность!» — промелькнуло в голове.

Схватив ключи одним рывком, я замерла, ожидая, что он сейчас распахнет глаза и обрушит на меня гнев, превосходящий все предыдущие. Но нет! Он продолжал безмятежно спать, утомленный этим днем или сраженный алкоголем.… И я, воспользовавшись его сном, бросилась к двери.

Никогда в жизни я не открывала двери так тихо. Клянусь, даже домовые не услышали! Ключ подошел с первого раза — судьба на моей стороне! Я выскользнула на улицу, ощутив леденящий холод асфальта босыми ногами. Но меня это не волновало. Словно тень, я скользнула вдоль стены до поворота, выглянула, оценивая обстановку.

На парковке стояла иномарка, сверкая чистыми боками в призрачном свете луны, рядом серый мешок, объёмный. И я поняла, что за ним скрывается мотоцикл. Мне было любопытно взглянуть на него, словно прикоснуться к той прошлой жизни, в которой этот верный двухколёсный конь, спутник Олега, уносил нас с ним в завораживающем полете, который, признаться, я всегда так любила. Но времени было в обрез, и я отбросила эти желания.

Дальше — ворота, за ними — пугающая чернота леса. Что я буду делать там? Не представляю! Но я была одержима побегом. Крадучись, добралась до калитки. Повозилась с замком: сначала один ключ, потом второй… и с третьей попытки он поддался. Распахнув калитку, я скользнула наружу, бросив ключи на землю.

Я не верила своему счастью! Триумф победы нес меня прочь. Куда? Не знаю. Но бежала так, словно знала маршрут наизусть. Тьма леса не пропускала ни единого лучика света. Чёрные стволы деревьев сливались в монотонную массу, но я отчаянно продиралась сквозь заросли. Корни и сломанные ветки впивались в босые ступни, причиняя нестерпимую боль, но я приказала себе не поддаваться. Не поддаваться животному ужасу, от которого сердце бешено колотилось в ушах. Страх был осязаем. Я не знала, где нахожусь и куда бежать! Но ноги несли меня сами, всё дальше и дальше от дома, от Олега.

Как скоро он поймёт, что я сбежала? Сколько у меня времени, чтобы убраться подальше? Я остановилась, жадно глотая влажный, густой запах леса. Затаив дыхание, я надеялась услышать шум дороги или хоть какой-то признак жизни. Но тишина была оглушающей. Панически оглушающей. Я прижалась к стволу, ища в нём опору, хоть малейшую поддержку моему гениальному плану побега!

Шелест — слабый и далёкий, привлёк моё внимание. Я вгляделась в ту сторону, но ничего не увидела. Лишь заросли, чёрные стволы сосен и пугающую тьму.

«Галлюцинации», — подумала я и отпрянула от ствола, как вдруг услышала жуткий, леденящий душу рык. Протяжный и недружелюбный.

Секунда — и из зарослей показалась мохнатая морда. Сердце, казалось, сделало невероятный кульбит, и рухнуло в пятки. С моим визгом. Эта морда смотрела прямо на меня, в её чёрных глазах — ярость или голод. Я застыла в оцепенении. А огромный серый волк медленно приближался. Его тяжёлые лапы опускались на землю с оглушительным звуком. Звуком, под который я прощалась с жизнью.

За эти мгновения, пока я смотрела в пасть этому чудовищу, я успела подумать о маме, которая так и не узнает, что со мной случилось. Об Олеге, которого я больше никогда не увижу. О своей жизни, которая оборвётся так быстро, так нелепо. Но зверь медлил. Почему? И вдруг он прыгнул, сбив меня с ног, и я ощутила отвратительную вонь из этой пасти смерти, лязгнувшей у моего лица. Но прежде чем я успела проститься с жизнью, массивное тело волка отлетело от меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег поднял меня, словно котёнка, и отшвырнул прочь:

— Беги обратно!

Я упала, слабо чувствуя своё тело.

Волк с бешеным рыком вылетел из кустов, но Олег, словно предвидев этот бросок, схватил мохнатую морду двумя руками, вывернул её, прижимая к своей груди.

— Феликс! — прорычал Олег сквозь зубы, обращаясь к волку. — Угомонись!

Но волк пытался вырваться из его тисков, упираясь огромными лапами в землю, оставляя глубокие дыры. Он рычал, пытаясь высвободить морду из хватки Олега, и я даже не могла представить, каких сил ему стоило удерживать свирепость этого животного. Неожиданно Олег схватил волка за гриву и отшвырнул прочь. Зверь пролетел несколько метров, ударился о ствол и упал в тёмные заросли.

Я не поняла, как Олег оказался рядом. В мгновение ока он поднял меня на ноги и прошипел прямо в лицо:

— Беги в дом! Сейчас же!

И оттолкнул меня. Я машинально сделала пару шагов, не чувствуя земли под ногами. Сердце билось о рёбра, словно молот, и я думала, что если меня не убьёт этот монстр, то я умру от разрыва сердца.

Последнее, что я увидела — новый бросок волка, вылетевшего из кустов, как мохнатая груда смерти, рвущаяся к своей цели. Ко мне. И Олег, схвативший его за слюнявую пасть.

— Убирайся отсюда, живо! — крикнул Олег, и я поняла, что бежать мне придётся теперь от двоих.

И прежде, чем броситься со всех ног, я увидела клочки одежды Олега, разорванные от его превращения. Дальше всё как в бреду. Я бежала, словно неслась над землёй. Не чувствовала боли в ступнях, не чувствовала, как хлещут по лицу ветки сосен, и я задыхаюсь.

Всё это я почувствовала только тогда, когда остановилась, оказавшись в доме, вселявшем призрачную надежду на безопасность. Я закрыла дверь и оглохла от этого звука. Паника? Нет! Истерика! Вот что я чувствовала.

Я кинулась в комнату «пыточную», открыла шкаф, схватила пистолет, но тут же подумала, что это слишком мелко, слишком жалко, чтобы отпугнуть двух кровожадных оборотней. Бросив пистолет, я схватила автомат. Он был тяжёлым, почти неподъёмным, но, собрав остатки сил, я ухватилась за него обеими руками. Не понимая толком, как им пользоваться, я понадеялась на волю случая, на то, что если придётся стрелять, я пойму это инстинктивно.

Выбежала в гостиную, ощущая ноющую боль в ногах после этой босой пробежки по лесу. Хвоя забилась в ступни, словно занозы, но эта боль была ничтожна. Я вытащила стул на середину комнаты, рухнула на пол, положив автомат на импровизированную подставку. Прицелилась, взяв на мушку входную дверь, и принялась молиться. Всем Богам, которых знала.

Тишина пугала сильнее собственных мыслей. А мысли были зловещими. Первая: Феликс разорвал Олега в клочья и уже идёт за мной. Я зажмурилась, слеза скатилась по щеке. Но это был не страх за свою жизнь. Мне было нестерпимо больно, что Олег мёртв! Из-за меня, из-за этой глупой моей прихоти держаться от него подальше!

Вторая: два оборотня уже рядом, с единственной целью, с миссией прикончить меня прямо здесь и сейчас!

Я бы рухнула в обморок, но услышала звуки за дверью. Голоса? Или это игра воображения? Дверь неожиданно распахнулась, и, прижавшись к автомату, я нажала на курок. Пустой щелчок оглушил помещение.

— Ты посмотри на неё! — усмехнулся Олег без тени улыбки, холодно и жестко.

Голый! Совершенно голый Олег стоял в паре метров от меня.

— Прямо сестра Винчестеров, блядь!

Я хотела зажмуриться, но не могла. Рядом с Олегом, повторюсь, с голым Олегом, стоял такой же голый Феликс. Я хотела отвести взгляд, но он не слушался.

Олег бросил Феликсу:

— В комнате есть одежда…

Феликс, ничуть не смущаясь, ещё секунду посмотрел на меня, а потом пошлёпал в комнату, сверкая голой задницей. Олег подошёл ко мне, присел на корточки, выхватил автомат:

— Ты либо дура, либо хорошо притворяешься!

«Дура! Точно дура!» — хотела сказать я, но язык распух и прилип к небу.

Он встал и, не смотря на меня, направился туда же, куда и Феликс. А я сидела, пытаясь осознать, что произошло. Но мысли путались и напоминали трёх поросят, безуспешно строивших свои хрупкие домики в надежде спрятаться от волка. Я была тем, чей дом был из соломы! Его сдуло. Быстро и решительно!

Не прошло и десяти минут, как парни появились в гостиной. К моей радости, одетые. А я продолжала сидеть, вцепившись в стул, собирая себя буквально по кусочкам.

— Напугал? — усмехнулся Феликс, сверкая белоснежной улыбкой. — Ну прости, — неловко процедил он, и я поняла, что извиниться его заставил Олег.

Феликс, как ни в чём не бывало, прошёл на кухню, по-хозяйски покопался в шкафах, отыскал бутылку, кажется, с алкоголем, тут же достал стакан, плеснул в него жидкости и, быстро опрокинув его в свой рот, налил новую порцию.

Я наблюдала за этим в полнейшем изумлении, пока Олег не поднял меня за шкирку. И, правда, как нашкодившего котёнка. Одним рывком он поставил меня на ноги, вперив яростный взгляд в моё лицо. В моё полуживое лицо!

— Ты…

Я вжала голову в плечи, ощутив огонь его ярости.

— Ты хоть понимаешь, чем всё могло кончиться?!

Я понимала. Слишком поздно, соглашусь. Надо было думать раньше, прежде чем эта безумная мысль о побеге зародилась в голове.

— А я говорил, что она попытается сбежать, — донеслось из кухни ехидное замечание Феликса.

Олег лишь презрительно фыркнул, не сводя с меня взгляда.

— Откуда я могла знать, что он следит за домом?! — прошептала я, едва ощущая в себе жизнь.

— А я и не следил, — вновь отозвался Феликс, и я зажмурилась, словно от удара кнута.

Олег грубо дернул меня за руку, и я поняла: сейчас на меня обрушится вся тяжесть его праведного гнева. И он хотел, чтобы я все это видела!

— Он не следил за домом, София. Он пришел за мной, но почуял чужой запах и обратился!

Это не оправдывало его чудовищного поступка, ведь он напал на меня! Но, во-первых, я не находила себе оправдания. А во-вторых, Олег не дал мне шанса:

— Ты хоть понимаешь, что в таком состоянии он мог натворить?

— Разорвал бы её к хуям в клочья, и все дела, — бесстрастно констатировал Феликс.

— Завали! — взревел Олег, и краем глаза я заметила, как Феликс насмешливо вскинул руки в примирительном жесте.

Как бы я хотела сделать то же самое, чтобы все это поскорее закончилось. Но ждать, что Олег так быстро успокоится, было наивно.

И он кричал. Кричал прямо мне в лицо, срывая голос, даже брызгая слюной. Сначала о том, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Потом о том, как далеко мы находимся от цивилизации, и сколько дней мне понадобилось бы, чтобы встретить хоть кого-то живого. Потом злобно, то ли шипел, то ли свистел, называя меня беспросветной дурой, решившейся на столь глупую авантюру. Тут я, пожалуй, была с ним согласна. Но лишь про себя. Вслух не решалась произнести ни слова. А дальше — поток мата и злобных ругательств, которые я глотала, как приговоренная, смирившаяся со своей участью.

Все это время Феликс, попивая алкоголь, наблюдал за нами, словно за представлением, явно находя в этой «милой» сценке что-то забавное.

— Еще раз усмехнешься, я порву твой рот! — вспыхнул Олег, испепеляя приятеля взглядом.

Феликс действительно испугался, я видела это в его глазах, но виду не подал, хотя смеяться перестал.

Олег снова повернулся ко мне. Закрыл глаза. Не мог больше на меня смотреть? И прошептал, скорее, прошипел:

— Если еще раз, София… если еще хоть раз… ты попытаешься сбежать, — когда он распахнул свои огромные, пылающие глаза, я перестала дышать, но ему было плевать на мои чувства. Он схватил меня за руку, поднял над землей, притягивая к себе. — Хотя бы раз…клянусь! Клянусь, София! Я прикую тебя к тем ебучим цепям! — он ткнул пальцем в сторону комнаты, которую я уже обвенчала как «пыточную».

Мне хотелось закричать:

«Если я хоть раз еще подумаю о побеге, я сама себя прикую!»

Но я лишь часто-часто заморгала, пытаясь сдержать слезы.

— Ты меня поняла?

Как же я хотела ответить, но язык словно прилип к гортани. Олег встряхнул меня, как тряпичную куклу:

— Кивни, если поняла!

И я кивнула. Быстро, четко, кивнула.

Он отпустил меня, скорее, отшвырнул. Мгновение внимательно смотрел мне в лицо, а после вкрадчиво произнес:

— София… — от собственного имени, сорвавшегося с его губ, по коже пробежали мурашки, и захотелось провалиться сквозь землю. — Мне надо ехать, и если со мной что-то случиться… Феликс придет за тобой. Он освободит тебя.

— А что… что случится? — пролепетала я, с трудом ворочая языком.

Олег дернул плечом — жест, выдающий его нервозность, и прошептал, обжигая меня своим дыханием:

— Молчи и слушай. Там, в шкафу, где ты нашла оружие, есть сверток. В нем деньги. Этого хватит на первое время. Там же твой паспорт. Феликс отвезет тебя в аэропорт. Ты уедешь из этой страны, но куда — не скажешь никому! Даже ему! Поняла?

— Но я не…

— София! — он чуть не сорвался на крик. Я чувствовала, как его голос рвется наружу криком, но он героически сдержался. — Пообещай мне!

Я заметалась взглядом по его лицу, на котором не осталось и следа былой злости. В его янтарных глазах плескалась такая глубокая, такая безысходная тоска, что у меня перехватило дыхание. Каждая клеточка моего тела кричала от боли, предчувствуя неминуемую разлуку.

Олег снова встряхнул меня, словно пытаясь вернуть к реальности:

— Пообещай мне, что ты уедешь! Пообещай!

И в этот момент я поняла, насколько это важно для него. Насколько сильно он желает моего спасения, даже ценой собственной жизни.

— Обещаю, — выдохнула я беззвучно, словно молитву.

Олег зажмурился:

— Хорошо, — выдохнул он, потом развернулся и пошел прочь, бросив Феликсу:

— Поехали!

Феликс залпом допил остатки из бутылки, поставил ее на стол и выпорхнул из дома быстрее Олега.

Неужели он уйдет? Уйдет и оставит меня одну?!

Я не могла поверить, что он уходит, глядя на его спину, скрывающуюся за темнотой коридора.

Я вдруг рванула за ним.

— Куда ты? — невнятно крикнула я.

Олег затормозил. Я ударилась в его спину.

— Не уходи, — тихо промямлила я. — Я честно, честно больше не убегу!

Олег обернулся. На его лице не было и тени доверия.

— Честно! — завопила я. — Клянусь, я больше не убегу!

Мысль, что он уйдет, сводила с ума. Я не хотела оставаться одна. Не то чтобы боялась одиночества, я боялась, что он не вернется. Ведь все его слова говорили лишь о том, что надвигалось что-то чертовски нехорошее. Я чувствовала это всем телом, даже больше… кровь в моих венах становилась холодной, образовывая ледяные мурашки.

Слезы хлынули из глаз, совершенно неожиданно. Таким потоком, что я не смогла их остановить.

— Пожалуйста, — глотая слезы, прошептала я, хватаясь за ткань его куртки. — Олег! Прошу тебя! Не уходи! Прости меня, я больше не убегу! Не убегу… только не уходи…

Неожиданно Олег крепко прижал меня к себе. И я была готова прямо сейчас признаться в том, как сильно боюсь его потерять! Как сильно люблю его!

Он прижался носом к моей макушке. Я чувствовала, как глубоко он вдыхает запах моих волос, и мне стало невыносимо. Это было похоже на прощание.

— Я не хочу уходить, София, но мне пора, — тихо шепнул он. — Я постараюсь, что бы сегодня все закончилось. Обещаю!

И он поцеловал меня в лоб, а после закрыл дверь, оставляя на растерзание моим чувствам.

Глава 28

Не помню, как провалилась в сон. Может, еще до того, как рухнула на диван. До комнаты не было сил доползти. Казалось, я вычеркнула из жизни целое утро, день и, кажется, большую часть вечера. Открыла глаза, а в комнате властвовала тьма, и оставалось лишь гадать, который сейчас час. Могла бы определить по луне, но небо затянули зловещие, чернильные тучи. Дождь тихо барабанил по стеклу, и меня пробила дрожь от мысли о том, каким ледяным он, должно быть, был.

Но я ошиблась, мурашки бежали по коже совсем не из-за этого.

Я огляделась, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то зацепку, надежду, что Олег вернулся пока я спала. Тщетно! Гостиная и кухня зияли пустотой. Рванула в спальню, но там меня встретила лишь неприветливая, остывшая постель, так и не дождавшаяся моего тепла. Бросилась в другую комнату, но и там — ничего, лишь цепи вновь запели свою жуткую симфонию.

В исступлении кинулась к шкафу, выхватила пистолет. На автомат больше не могла смотреть. Не понимая, как это получилось, достала обойму — пустая. Долго, мучительно запихивала в нее патроны. Сначала те, что не подходили по калибру, потом, наконец, нашла нужные. Раз, два, три… достаточно! С лязгом вернула обойму на место. Движение, которое видела лишь в кино — взвела курок, сжала пистолет в руках и выбежала в гостиную, словно готовая перестрелять всех призраков, но решимость была такой призрачной, такой хрупкой.

Мрак комнаты давил, словно неподъемный груз. Не в силах совладать с эмоциями, я закричала. Закричала в эту одинокую пустоту дома. На ее надменную тишину, в которой она топила мои последние надежды. Хладнокровно и безжалостно.

Я рухнула на пол, раздавленная этим криком, этой невыносимой болью. Но не могла заплакать. Хотела, но не могла. Слез больше не осталось. Тогда, когда они были мне так нужны, их не было. Они предательски испарились, или я просто исчерпала себя, выжата досуха всеми поворотами судьбы, которая в последнее время швыряла меня из стороны в сторону, словно я в металлических оковах чертовых американских горок. И это было похоже на правду. Меня заносило на поворотах, в те моменты я испытывала терпение Олега, словно пыталась нащупать ту самую грань, где исчезала его человечность и начиналась жизнь оборотня. А потом вновь тоннель, беспросветный, в котором я спасалась от безумия собственных чувств к нему. К этому человеку, который, возможно, был самым опасным хищником на этой планете. Но сейчас, жадно глотая воздух, я впервые позволила себе признаться, что люблю его больше своей жизни! Больше всего на свете!

Я подпрыгнула, вскочив на ноги, услышав, как хлопнула дверь в холле. Зажмурилась:

— Господи… Прошу тебя… пусть это будет Олег… — шептала я себе под нос, сжав веки так сильно, словно Господь увидел бы мои страдания и сжалился надо мной.

И я готовила план Б. Если вместо Олега в этой комнате появится Феликс, я выстрелю в себя. Это чертово желание, скорее порыв, которому я не могло сопротивляться. Потому что я не видела смысла в жизни, мне не нужна была эта жизнь, в которой больше не будет его. Я приготовилась. Пистолет в руке дрожал.

— Олег, — выдохнула я с облегчением, когда из темноты проступили слабые очертания его фигуры.

Я бросила пистолет на диван и ринулась к нему. Олег сполз на пол, странно придерживаясь за стену.

— Господи! — выдохнула я в панике. — Что! Что случилось?!

Первое, что бросилось в глаза — кровавый след, оставленный Олегом на стене. А потом — его лицо. Он улыбался. Черт бы его побрал! Улыбался! Непонятно чему! То ли потому, что увидел меня! То ли потому, что был жив!

Я не знала, что мне делать, поэтому схватила его за грудки и изо всех сил встряхнула. Он завопил:

— Полегче!

Я отпустила его. Парень сморщился от боли. А я все еще не могла понять, откуда кровь?! Что происходит?!

Но я была счастлива! Счастлива как никогда! Он был здесь! Рядом, а самое главное — жив!

Олег шумно выдохнул, а после произнес:

— Все хорошо, малышка… все хорошо… — и снова улыбнулся, но его улыбка сменилась гримасой, когда он вновь попытался подняться. — Блядь! — выплюнул он и снова осел, прижимая правую руку к себе.

И я поняла — он ранен.

Паника? Нет! Ничего подобного! Решимость, стопроцентная решимость, с которой я вскочила на ноги и подала ему руку. Он схватился за нее, и спустя каких-то пару минут (минут, когда я, испытывая тяжесть его тела, пыталась поднять его с пола) он оказался на ногах. Я помогла дойти ему до стола, дальше, кажется, силы его покинули. Он уселся на стол с невозмутимым видом, за которым скрывалась боль. Я видела это по его глазам. А еще — по каплям пота, что катились по его лицу. Возможно, это были капли дождя, но почему-то в тот момент я знала — это пот…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Там, в комнате, — он указал на «пыточную», — Аптечка… принеси…

Я метнулась. Мне показалось, прошла вечность, прежде чем я, вышвырнув все его вещи с полок, нашла что-то, отдаленно напоминающее аптечку. Выбежала в гостиную, и увидела ужасную картину. Олег с трудом стаскивал с себя куртку, пропитанную кровью. На футболке Олега, в районе правой лопатки — огромное кровавое пятно, при виде которого мой желудок свело. Не выдержав его мучений, я помогла ему снять куртку, которая, отяжелев от крови и влаги дождя, шлепнулась мне в ноги.

— София! — позвал он, и я тут же оказалась напротив. — Кажется, аптечка уже не поможет… — прошептал он, а после вцепился мне в руку и приказал:

— Иди в комнату! Уйди и не смотри! Ладно? Закройся на замок и…

— Спятил? — взвыла я, теряя последние остатки самообладания. — Ты ранен!

Олег вонзил в меня свой пристальный взгляд:

— Мне надо обратиться, и все пройдет! Пуля выскочит сама! Слышишь? Все пройдет!

Но я не могла этого слушать, поэтому рявкнула:

— Замолчи!

Рывком метнулась к выключателям. Над столом, а точнее — над Олегом, загорелся теплый свет подвесной лампы. Стараясь не смотреть на парня, я принялась ковыряться в аптечке, ища в ней то, чем можно было бы разрезать одежду. Ножницы были на самом дне! Кто бы сомневался! Я достала их и, клянусь, просияла.

Олег пошевелился и взвыл. Я замерла на долю секунды, представляя, какую боль он сейчас испытывает.

— София, — позвал Олег, — Тебе не надо…

Я снова появилась напротив него. Вперила взгляд в его глаза. В его помутневшие глаза, вселяющие в меня ужас, но я не готова была сдаваться.

— Слушай меня, мистер Я Супер Крутой Оборотень! — каждое слово я выплевывала сквозь зубы, — Сиди молча!

Не знаю, что он подумал в этот момент, но я восхитилась своей храбростью, и потому добавила:

— Я дочь лучшего хирурга! Ты думаешь, я не вытащу какую-то пулю?!

Наверное, мой вид был достаточно решительным, ведь он больше не сопротивлялся, ухмыльнулся — то ли от смеха, то ли от боли — и кивнул. Большего я и не ждала. Вновь нависла над его спиной. Аккуратно разрезала футболку, начиная от дыры, что оставила пуля, и доходя до рукавов. А после медленно стянула остатки ткани с его торса, честно говоря, испугавшись. На правой лопатке была большая, кровавая рана, оборванная кожа, словно жерло вулкана, выплевывала бордовую кровь, которая расползалась вниз по спине Олега.

«Так!» — приказала я себе собраться. — «Что я знаю об огнестрельном ранении?! НИЧЕГО! Вывих ключицы — да. Перелом — тоже да. Открытый перелом — нет проблем! Но пуля в теле человека…»

Я зажала рот руками, ощущая, как тошнота подступает к горлу.

— София…

— Заткнись! — прошипела я.

Бросилась на поиски ножниц Купера — это те самые ножницы с изогнутыми концами. Помню, однажды мама доставала такими осколок из ноги одного мальчишки. Отвратительное зрелище, но сегодня — такое необходимое.

Сомневалась, что найду, но нашла. Вынула их, следом банку со спиртом (понюхала, точно спирт), кусок ваты. Обмокнула вату в спирту, обработала ножницы. Следующий кусок мокрой ваты прошелся по краям раны. Олег лишь тихо пискнул, или скрипнул зубами. Я не понимала, и не старалась понять. Одним движением я запустила ножницы ему под кожу, признаться, зажмурившись. Он взвыл, я рывком вынула ножницы из раны.

Олег дышал часто, так часто, что если бы я так дышала, то моя голова точно бы закружилась.

— Это не простая пуля… — сквозь плотные потоки вдохов выплюнул он, и позвал меня. Я подчинилась, видя, как по его лицу заструились большие капли пота, а бронзовая кожа даже побледнела. — Там есть морфий… где-то там, — Олег показал на аптечку, — Где-то там…

И я нашла его быстро. Вколола еще быстрее. Сноровка? Вряд ли! Испуг, это был точно он.

Когда я делала укол, Олег зажмурился, и я не удержала слов:

— Такой большой мальчик, а боится уколов!

Возможно, он усмехнулся, возможно, мне показалось. Но я не могла терять времени на раздумья. Вновь запустила ножницы ему под кожу, пытаясь раскрыть края раны побольше, чтобы увидеть пулю. Долго блуждала сначала под кожей, слыша, как пыхтит Олег. Потом проникла чуть глубже.

— Я ее вижу! — крикнула я, скорее самой себе, чем ему.

— Достань ее, черт подери! — прорычал Олег.

Я подобралась близко. Касаясь ее кончиками ножниц. Но чтобы достать ее, мне надо было протолкнуть ножницы глубже, а это больно. Я чувствовала, как больно.

— Готов? — почему-то спросила я.

— Достань ее! — услышала я в ответ его надрывный крик.

И я вонзила ножницы в его плоть, ухватила за края пули и рывком достала ее из его тела. Говорить, какие ругательства последовали вслед за этим, я не стану. Но мат стоял такой, что я вздрагивала от каждого слова, сжимая дрожащими руками ножницы, а в них — ту самую пулю.

Когда мы оба успокоились, я обошла его, выставив перед ним эту малышку, которая причинила ему столько боли:

— На память! — прошептала я, взяла руку Олега и сунула пулю ему в ладонь.

Он быстро скинул её на стол, словно ошпарившись.

Не став терять ни минуты, я принялась зашивать рану. Странно, я не заметила этого сразу, но сейчас могла в полной мере оценить увиденное. Края пулевого ранения были почти черными, словно ткани его плоти обуглились от соприкосновения с этой пулей. Возможно, это всегда так… я не могла знать наверняка. Но выглядело это ужасно.

Наложила несколько крупных стежков. Получилось уродливо на мой взгляд, но… что есть. Олег, кстати, не дергался ни разу в момент этой процедуры — подействовал морфий. Потом обработала рану и используемые инструменты. Аккуратно сложила все обратно. Аптечку убрала в шкаф. На кухне нашла миску, в которую набрала воды. Спустя несколько минут я макала в миску кусок марли, выжимала его, протирая Олега, стирая кровь с его тела.

— Блядь…— выдохнул парень, кажется, разговаривая сам с собой,— Серебряная… стоило бы догадаться…

Я вздрогнула, потому что все поняла, но почему-то переспросила:

— И?

Олег облизнул губы и, по-видимому, хотел скрыть от меня то, что произошло. Но если он думал, что я испугаюсь и не стану спрашивать, он заблуждался. Я вперила в него свой самый пристальный взгляд:

— Что произошло?

Парень все еще тешил себя слабой надеждой оставить случившееся при себе. Но я выхватила пулю со стола:

— Если ты сейчас же мне все не расскажешь, я воткну её обратно!

Злость кипела во мне, затмевая разум. Возможно, повинуясь ей, а может, и чему-то более глубокому, Олег заговорил, словно загнанный в угол зверь:

— Золотов заплатил больше. Сегодня мы должны были прикончить Тишко, но это была западня. Нас ждали… — он бросил взгляд, полный боли и страха, на пулю, которую я держала в руках.

Дальше Олег, в скупых подробностях, рассказал, как их окружили, что остальные ребята разбежались, ведь они всегда так делали, когда у врагов было численное преимущество, чтобы расфокусировать противника. Рассказал и о том, что пулю он получил совершенно случайно, пытаясь вытащить Якута из-под обстрела. А потом он добирался до дома пешком. А я, затаив дыхание, благодарила вселенную, что он здесь! Живой… целый… мой…

Он замолчал, а я ощущала, как липкая клешня страха подбирается ко мне. Самое главное, он все же пытался утаить. Мой дрожащий голос произнес:

— Серебряная пуля… — Олег напрягся, я увидела это по его спине и по жилам, выступившим на его щеках, — Что это значит? — прошептала я едва слышно.

Олег медлил.

— Что это значит, Олег?! — я завопила, не в силах больше сдерживать ужас.

— Тишко нанял охотников… на оборотней…

Время замерло. Я смотрела ему в глаза, но видела лишь пугающие тени смерти, пляшущие в их глубине. Хотелось спрятаться, исчезнуть, но я могла лишь зажмуриться, чувствуя, как мир рушится вокруг. Руки сами собой разжались, и пуля со звоном упала на стол. Этот звук эхом отдавался в моей голове, предвещая беду.

— Они знают, что ты оборотень… — выдохнула я эту страшную правду, не ожидая ответа. Его молчание было красноречивее любых слов. Когда я собралась с силами, я снова посмотрела на Олега. В его глазах мелькнул страх, но он старался не показывать его.

Олег смотрел на меня очень внимательно, и этот его взгляд задевал все нервные окончания в моей душе. Я шумно выдохнула и вновь шагнула за его спину, продолжая смывать кровь с его тела.

— Кто они… эти охотники?

— Парни, знающие, как нас убить…

— Как Тишко вышел на них? — тут же спросила я, ловя каждое его слово.

— Без понятия, — ответил Олег слишком быстро, избегая моего взгляда.

Я снова зажмурилась. Какая-то обреченность вперемежку с навязчивым страхом не давала мне сделать глубокий вдох. Словно опутала мою шею металлическими обручами, что стягивались с каждой секундой все сильнее.

— Их много?

— Еще трое, шестерых мы сегодня прикончили…

Я не открывала глаз, до боли прикусив губу, чувствуя солоноватый вкус крови, хотя это возможно был привкус той крови, что я смыла со спины Олега.

Снова и снова я смачивала уже бледно-розовый бинт, которым обрабатывала рваную рану, оставшуюся после встречи Олега с теми самыми охотниками, что вселяли в меня дикий ужас, похлеще того, что я испытывала после встречи с оборотнем.

— Что они сделают, если найдут тебя? — голос дрожал, выдавая мой страх. Возможно, поэтому Олег молчал. Но я не могла остаться в неведении, — Они убьют тебя?

Нелепый вопрос после всего увиденного, но во мне еще теплилась слабая надежда, что с ними можно договориться.

— Охотники — это не просто ребята из ФБР или наемники, София, — тихо начал Олег. — Они ищейки, и у них всего две задачи: вычислить оборотня, уничтожить оборотня. Они, как и мы, были подготовлены…

Я бросила бинт в миску, схватила пластырь и залепила им швы на ране, прижимая так сильно, что Олег сразу понял: сейчас лучше отвечать на мои вопросы.

— Зачем? — процедила я сквозь зубы, прямо ему в ухо.

— На случай, если группа «Тень» выйдет из-под контроля… — признался он, поддавшись моему напору. Я кивнула, словно все поняла, но в голове был хаос.

— Они тоже работают на правительство, верно? — торопливо говорила я. Парень кивнул, — Тогда с чего бы вам воевать?

— Когда речь идет о деньгах… о больших деньгах.… Даже правительство бывает бессильно…

— И что теперь?

— Убьем оставшихся и Тишко, — заявил Олег без тени сомнения.

Я застыла в оцепенении. Не могла представить, что снова отпущу его туда, где на него охотятся, где его поджидает смерть! Меня захлестнула паника, которую я тщетно пыталась сдержать. Но где уж там!

— Больше ты и за порог не ступишь! — крикнула я, оглушенная собственной истерикой.

Кажется, мой порыв выдал мои чувства. О, нет! Не кажется. Он точно меня выдал! Ведь на дне янтарных глаз Олега вспыхнули знакомые огоньки, те самые лукавые черти снова приветствовали меня, как родную.

Я схватила миску с водой, пытаясь под этим предлогом сбежать, но не успела. Рука Олега, удержавшая меня за локоть, вернула на место. Я зажмурилась, молясь, то ли чтобы он отпустил меня, то ли чтобы забыл мои слова, но напрасно.… Стоило ли мне надеяться?

— Почему? — спросил он, и его голос стал громким, словно крик, разрывающий тишину. — Почему, София?!

Сердце бешено колотилось. Дыхание стало прерывистым. Руки, держащие миску, дрожали. Я прикусила губу, заставляя себя молчать.

— Ты же меня ненавидишь? Хочешь побыстрее отделаться от меня, избавиться! Даже сбежать! — он смотрел на меня с непониманием, взгляд его прищуренных глаз словно проникал в мою голову, ковырял мой разум в поисках ответов, — Я бы мог подумать, что ты боишься, ведь если со мной что-то случится, ты бы осталась здесь навсегда, но нет… дело не в этом, так ведь?

Но я молчала и не могла отвести взгляда от его чарующих глаз. Они пылали, в яростном желании узнать правду.

— Так почему, София… — он притянул меня к себе, и я не сопротивлялась, словно потеряв способность двигаться. Его губы прошептали в опасной близости от моих:

— Скажи мне… почему?

— Я не могу тебя потерять! — вырвалось у меня шепотом, но ощущалось, словно крик души.

— Почему? — требовал он.

А я затряслась. Сжала губы, что бы те не выдали все мои секреты, хотя как я могла это скрыть. Сейчас, рядом с ним, всё внутри меня обострилось. Чувства на моем лице прочитал бы даже идиот! Я поняла это, по жадным глазам Олега.

Он выхватил из моих рук миску и швырнул ее на стол. Я слышала, как брызги воды разлетелись повсюду, но меня это не волновало. Я дрожала в его руках, понимая, что, если он сейчас поцелует меня, я не смогу устоять. Не смогу оттолкнуть его.

И он определенно понял это. Ведь спустя секунду, он сгреб меня в охапку, и прижался ко мне обжигающим поцелуем, который я так ждала. И внутри меня все оборвалось! Я слышала это, так же четко, как и собственный стон, который не удержала в этих мучительных объятиях. Каждый нерв в моем теле был оголен, каждая клеточка кричала о желании быть ближе, раствориться в нем, в этом вихре страсти и отчаяния.

Сначала этот поцелуй был нежным, словно он пробовал мои губы на вкус, а потом его язык ворвался в мой рот. Бесцеремонно. Жадно. Остервенело. Его ладони шарили по моей спине, то зарывались в волосы на затылке, то спускались до поясницы, обжигая своим теплом и сжимая меня так, словно боясь отпустить. И я боялась. Боялась, что это исчезнет, развеется, как дым, оставив меня вновь один на один с пустотой.

Он оторвался от меня и когда наши губы оторвались друг от друга, я уже задыхалась. Не от недостатка кислорода, а от переизбытка чувств. Взгляд Олега проникал в самую душу, читал все мои потаенные мысли, видел всю мою боль и надежду. В его глазах я видела отражение себя, своей потерянности и своего желания любить его. Боже, как же я хотела его!

И в этот момент, в этой хрупкой тишине, я поняла, что все мои страхи, все мои сомнения не имеют значения. Потому что здесь, в его объятиях, я чувствую себя собой. Впервые за долгое время я чувствую себя живой, нужной и любимой. И я не хочу это отпускать. Не хочу возвращаться в мир, где его нет.

Я несмело провела рукой по его щеке, чувствуя щетину. Его кожа была такой теплой, такой родной. Я смотрела на него, и слова застревали в горле. Как объяснить ему все, что я чувствую? Как передать всю глубину своей любви, которая переполняет меня до краев? А он продолжал смотреть в мои опьяненные поцелуем глаза, но я не хотела медлить. Сама прижалась к его губам. И это было лучшее, что я сделала за последнее время.

Он сначала опешил, но затем жадно прижал меня к себе. Рывком, одним беспощадным движением, он лишил меня майки. Звук разрывающейся ткани лишь сильнее меня возбуждал. Это было дико, необузданно и… великолепно! Олег вновь заварил по моему телу и вдруг остановился. Я почувствовала, как его губы растянулись в улыбке, наткнувшись на кружево белья. Он вновь оторвался от моих губ и, покрывая поцелуями мою шею, достиг края бретелей. Они тут же сползли до локтя, обнажая мою грудь. Секунда, и он впился в нее, заглатывая сосок. От наслаждения я застонала. Протяжно, страстно, сама не понимая, что мной владеет в эту минуту.

Словно обезумев, он вскочил со стола и усадил меня на него, быстро развернувшись вместе со мной. Кружева упали на пол, я даже не поняла, как быстро это произошло. Да и не хотела понимать. Все, что было важно сейчас — это он! Только он! Его губы и его руки!

Я позавидовала своей решимости, когда мои пальцы нащупали молнию на его штанах. Одно движение, и они сползли на пол, туда же, куда и мои шорты. А возможно, и трусы, ведь я уже не ощущала на своем теле ничего, что было бы помехой между нами.

Он поднял меня, обернув моими ногами свой мощный торс и потащил куда-то вглубь. Под спиной я ощутила твердость стены. Олег напирал, вжимая меня в эту стену, но вдруг отстранился, прижимая меня к поверхности, держа за ягодицы, а второй зарываясь в мои волосы на затылке, призывал смотреть ему в глаза. В сбившемся его дыхании я с трудом уловила слова:

— Скажи мне.… Скажи маленькая моя…

Но я задыхалась в этом безумном порыве. Все мои слова застряли в легких или в моем сердце, что отчеканивало ритмичный пульс в моей голове.

Олег крепко схватил меня и развернулся. Мгновение — и я оказалась на матрасе. Его обнаженное тело нависло надо мной. Жар его кожи проникал до самых глубинных моих клеток. Он держал мое лицо в ладонях, но не торопился, хотя я чувствовала его возбуждение, оно упиралось в меня так плотно, что одного неосторожное движение и он войдет в меня. Я чувствовала себя такой хрупкой в его сильных руках, готовой разбиться от этого движения, и одновременно желала этого. Мне хотелось раствориться в нем, в его прикосновениях, в его страсти, навсегда забыв обо всем, что было до этого момента. И он медлил, прекрасно понимая, что терзает меня своей мучительно медлительностью.

— Посмотри на меня,— прошептал он в мои приоткрытые губы.

Я повелеваясь его зову распахнула глаза и встретила его взгляд, горящий неистовым желанием, пронзающий меня насквозь, заставляющий трепетать в предвкушении, плавящий остатки моего разума. Наверное, мои щеки смущенно налились краской, ведь Олег ласково усмехнулся и прикоснулся большим пальцем к моей щеке, а потом облизал свои губы:

— Скажи мне, София, — потребовал он уже четче. — Скажи мне это…

И эта бездна…. Янтарная бездна, парализующая мою волю окончательно уничтожило остатки той стены между нами.

— Я люблю тебя… — прошептала я, сгорая от вожделения.

— Еще, — словно наслаждаясь, попросил он, я с трудом сглотнула, — Скажи еще…

— Люблю тебя! — выдохнула я прямо в его приоткрывшийся рот, и пока он вновь не коснулся меня поцелуем, сказала еще раз, — Люблю тебя!

Он прильнул ко мне, и его тело обжигало, словно раскаленное железо. Я чувствовала, как его руки обхватывают мои бедра, прижимая к себе все сильнее. Поток нестерпимо мощного желания прошло я по моему телу, заставляя его поддаться вперед, выгнуться навстречу его ласкам. Мои пальцы судорожно вцепились в его волосы, я откинула голову назад, открывая ему еще больше пространства для поцелуев. Каждый его вздох, каждый его шепот, каждый удар его сердца отдавались эхом в моем теле.

И вот, когда между нами не осталось никаких барьеров, когда наши тела слились в едином порыве, я почувствовала, как мир вокруг замирает. Остались только мы — два обнаженных сердца, бьющихся в унисон, две души, стремящиеся к полному слиянию. В этот момент я поняла, что это больше, чем просто страсть. Это глубокая, всепоглощающая любовь.

Каждое его прикосновение было словно электрический разряд, пронзающий все мое существо. Я стонала от наслаждения, захлебываясь в его поцелуях, и чувствовала, как мое тело теряет контроль. Я хотела кричать, плакать, смеяться — все одновременно. Меня переполняли эмоции, которых я никогда прежде не испытывала.

В этот миг не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее. В котором мы были вместе, в котором наши души танцевали в огне страсти. В котором наши сердца бились как единое целое. И я знала, что этот взрыв чувств останется в моей памяти навечно, как самое яркое и прекрасное воспоминание, которое никто и ничто не сможет отнять!

Глава 29

Сквозь пелену ночи робко пробивался первый луч рассвета, словно тихий шепот нового дня. Едва уловимый, он возвещал о конце этой безумной ночи, ночи, что горела в нас негасимым пламенем. Мы не сомкнули глаз, объятые страстью, словно две свечи, сгорающие в жарких объятиях. И это было… божественно. То, что было между нами в прошлом, в том старом домике, было лишь бледной тенью того, что я испытывала сейчас. Тогда я была робкой, несмелой девочкой, утопающей в собственных страхах, а сейчас…

Моя интимная жизнь до этой ночи состояла лишь из нескольких ночей с Олегом в мои семнадцать да прочитанных книг. Я понятия не имела, откуда во мне столько клокочущей, необузданной страсти.

Казалось, мое тело знало этот язык, умело жить этой жизнью. Умело желать, умело жаждать, и, самое главное, умело дарить эту страсть, эту нежность. И он оценил. Я видела, чувствовала, как высоко оценил. Его стоны были томительными, рвущимися наружу словами любви, обожания и мольбы, в которых тонула моя душа. А я… я не могла поверить в происходящее. Не могла поверить, что эти чувства, казавшиеся мне до этого лишь фантазией, вдруг стали моей самой осязаемой реальностью.

И сейчас, изнеможённые страстью, мы лежали, переплетясь в единое целое, прислушиваясь к дыханию друг друга, словно от этого зависела наша жизнь.

— Расскажи мне, — тихий шепот сорвался с моих губ, — Расскажи про оборотней…

Я подняла голову, оторвать ее от плеча Олега было непосильной задачей, словно мы навеки срослись в одно целое.

Парень бросил на меня взгляд, не отнимая головы от подушки. В его глазах читалась блаженная усталость, но и глубокое беспокойство.

— Что именно ты хочешь знать?

Я снова посмотрела на стену, ища ответы в зыбком тумане своей головы.

— Например, как можно остановить… его… — робко прошептала я, словно боясь спугнуть ускользающую надежду на то, что есть хоть малейший шанс остановить такого зверя как оборотень.

Олег поежился в кровати. Его пальцы, до этого выписывающие круги на моем плече, вдруг замерли, словно почувствовав неладное.

— Сомневаюсь, что обычному человеку это под силу, — прозвучал его голос, полный сомнений.

Вспоминая разъяренную морду Феликса, я часто заморгала, словно наивно надеясь, что если я захлопаю ресницами сильнее, эти кошмарные воспоминания выветрятся из моей головы раз и навсегда. Но нет! Такое не просто сложно, такое невозможно забыть.

— А как же серебро…?

— Так убить или остановить? — как-то болезненно усмехнувшись, спросил Олег.

Я зажмурилась. Понимая всю абсурдность своего вопроса, а он тут же парировал:

— Замышляешь моё убийство?

— Если только через оргазм! — выдавила я из себя подобие смеха.

Олег перевернулся, нависая надо мной и внимательно посмотрел в глаза, хотя лицо его было расслабленным, а игривость растягивала его губы:

— Знай, я не буду сопротивляться…

Он вновь впился в меня страстным поцелуем. Расслабляющим и одновременно обжигающим дотла. Он бы мог сжечь все мои мысли, оставить лишь пепел. И как бы я хотела снова, прямо сейчас, испытать этот головокружительный полет! Но внутри вдруг появилось острое, почти болезненное желание узнать природу оборотней. Его природу.

Я отстранилась и попыталась сделать невозмутимое лицо, хотя внутри все дрожало, то ли от моих желаний отдаться в его страстные объятия, то ли от страха:

— А если серьезно?

Он перестал улыбаться. Наверное, понял, что я не отстану. Плюхнулся обратно на подушку, подминая её под свою голову, и его пальцы вновь начали вычерчивать успокаивающие круги на моем плече.

— Ты должна понять главное, — с явным изменением в голосе начал он, — Оборотень — это уже не человек. Превращение — это как затмение, которое лишает оборотня прежних мыслей. Человеческих мыслей.… Когда мы превращаемся, то уже ничто не имеет смысла. Нет никаких человеческих чувств…

Не знаю для чего, но я кивнула. Хотя мне было сложно понять, как можно лишиться человеческих мыслей. Да и я все еще не понимала, как оборотни вообще могут существовать в этом мире. В нашем, обычном мире!

— Остается только одно желание, — уловила я тихий голос парня, и подняла на него взгляд. Он смотрел в потолок, удрученно, так, словно бы в нем видел отражение своей проклятой сущности, — Желание крови…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я почувствовала, как на ладонях выступил предательский пот, и я поспешила скрыть свое волнение, сжав пальцы в кулаки. Голос Олега становился все громче, словно он пытался напугать меня:

— Есть жертва, есть охотник, финал ясен…

— Разве это нельзя… ну… контролировать, что ли?

Я все еще цеплялась за ту хрупкую надежду на то, что свирепого монстра, того, кто сидел по ту сторону грудной клетки, на которой лежала моя рука прямо сейчас, можно обуздать.

— Примерно так же, как и контролировать цунами или землетрясение, — хладнокровно бросил Олег. — Ты уверен, что землетрясение случится, точно случится, но разве ты можешь его контролировать? Разве можешь его удержать? — он сложил губы в жесткую полосу, будто ожидая моего ответа, но я молчала, и он сам продолжил:

— Нет, это невозможно контролировать. Единственное, что может сделать человек — убежать. Спрятаться от надвигающейся опасности.

Я снова кивнула и отвела взгляд в стену, но почувствовала, как Олег посмотрел на меня. Точнее, на мою макушку, и по звуку его голоса я поняла, что он усмехнулся:

— Если, конечно, в человеке есть хоть грамм самосохранения…

Камень в мой огород! Ясно!

Я перевернулась на живот, чтобы видеть его лицо. Его чертовски соблазнительное лицо, которое являлось мне в моих самых сумасшедших снах, а теперь эти сны словно обрели жизнь. Обрели реальность. Я даже облизалась своим мыслям, но вслух произнесла:

— Я не боюсь тебя.

— Это и пугает, — тихо ответил он.

Я усмехнулась. То ли его словам, то ли своему внутреннему голосу, который буквально заставлял меня верить — Олег, а точнее, оборотень Олег, меня не тронет. Были ли у меня основания так четко это знать? Никаких! Хотелось ли мне, чтобы это была правда? Конечно!

— Хорошо, — я плюхнулась обратно на спину, — Серебряные пули… что еще?

— Все-таки замышляешь убийство, — расхохотался Олег и повернулся ко мне, прижимаясь к моему боку и я тут же почувствовала его возбуждение. Я хотела немного отстраниться, потому что когда так явно ощущаешь его мощный орган, мыслить разумно не удавалось, но Олег тут же притянул меня ближе и продолжил:

— Серебро — действенное средство. Это может быть нож, лучше всего — пуля. Если попасть прямо в сердце, оборотень умрет мгновенно…

И я даже пожалела, что спросила.

Тело мое невольно затряслось, а душа нырнула в пятки от назойливой клешни страха, что ворвалась в мою грудь, стискивая сердце в своих скверных лапах.

Кажется, Олег не заметил моего страха, потому что продолжил:

— Еще транквилизатор. Слабо, но годно. И аконит, — брезгливо выплюнул парень. — Скверное растение и очень ядовитое, особенно для оборотней, — спокойным, даже слишком спокойным тоном сказал парень, теряясь носом о мое ухо, а меня уже колотило сильнее. — Но им вряд ли можно убить, ослепить на время — да, обезвредить — возможно… но убить — нет.

Судорога сжала мое тело, все мое тело, под которым простынь тут же предательски взмокла. А может она взмокла от другого, ведь ненасытный аппетит Олега читался в каждом его выдохе.

— Если, кроме аконита, ничего нет, то самое лучшее, что можно сделать, — это плеснуть им оборотню в лицо и, воспользовавшись моментом, отрубить голову….

Я зажмурилась, представляя это ужасное зрелище!

— Можно, конечно, влить настой из аконита в глотку оборотня… но его перед этим надо связать и…

— Стоп! — завопила я. — Хватит! Я все поняла…

Олег усмехнулся. Казалось, то, что он напугал меня своими рассказами, доставляло ему особое, почти садистское удовольствие.

— Серебро, транквилизатор, аконит… я все поняла, — не унималась я. — Все ясно!

Он прижался носом к моему уху. Я слышала, как он дышит, вызывая мурашки по всему телу. И это было бы волнующе, если бы только что мое воображение не нарисовало пугающую картину, как стая охотников используют все эти инструменты над Олегом.

— Тебе не придется пользоваться ни серебром, ни аканитом… — прошептал Олег мне в ухо. — Я не позволю этому случиться…

И я хотела ему верить. Хотела, но не могла.

Серёга! Это была главная причина, по которой я не могла верить словам Олега. Этот злобный хмырь уверен, что я мертва, пока уверен. Но где-то на периферии сознания, того самого сознания, я отчетливо понимала, это вопрос времени.

— Если он узнает… — голос мой дрожал, — Узнает, что я жива…

Олег тут же стал серьезным. В мгновение ока. Отстранился, уставившись мне в лицо. Мне даже не стоило смотреть на него, чтобы понять — он боится этого так же сильно, как и я.

— Не узнает, — почти беззвучно, сквозь зубы прошипел парень. — Сейчас у него есть дела поважнее.

— Охотники, — выдохнула я.

Олег кивнул.

И, кстати, их присутствие в нашей жизни меня пугало не меньше, чем гад Серёга.

— Но вы с ними разберетесь…

Олег снова кивнул, а я криво усмехнулась:

— А потом…?

Его объятия стали походить на хватку, сильную хватку злого мужчины, но, словно бы поняв это, он тут же расслабился.

— Я не знаю, София, — честно признался Олег. — Я не знаю, что мы будем делать дальше.… Еще вчера знал. План до безумия был простым: Альфа уезжает, я отвожу тебя домой, стираю память, приказываю больше никогда не вмешиваться в подобные заворушки. Все. Точка…

«Какого черта?!» — хотела завопить я. — «Ты опять решил лишить меня памяти?!»

Но Олег не дал мне ни единого шанса:

— Сейчас, после того, что произошло… я не знаю… не знаю, как поступить…

И растерянность в его голосе немного пугала.

Моя челюсть затряслась в предвкушении того, что я вновь окажусь под его гипнозом, лишенной своих воспоминаний. Это было неправильно! Несправедливо! Ведь я не хотела забывать. Ни его, ни всего, что произошло!

— И я найду выход, — хрипло выдавил он. — Обязательно найду! Но ты должна мне пообещать, что будешь выполнять все, что я скажу. Без вопросов и сопротивления.

— Что? — выплюнула я, сморщившись, словно проглотила целый лимон. Все мои мурашки тут же превратились в холодные колючки.— Подчиниться тебе? — Олег кивнул.

Он что, и правда надеялся на это?

— Ни за что! — вспыхнула я, наблюдая, как Олег начинает нервничать.

Вены на его висках проступают, а глаза… Боже, эти его глаза парализуют мои конечности… Я уперла взгляд в потолок.

— Я же могу заставить… внушение отличная штука…

И он мог.

— Но это несправедливо! — как обиженный ребенок, не имеющий своего мнения, сопротивлялась я. — Ты поступаешь нечестно, хочешь стереть мою память. Снова! Считаешь меня слабой и никчемной. Считаешь, что я не смогу справиться со всем этим, даже не давая мне права доказать обратное. Не давая возможности самой решать за себя! Именно поэтому я не стану тебе подчиняться…

Олег усмехнулся. Какие-то странные чувства сейчас мелькали в его глазах: желание взять верх, сломить мою стойкость, а ещё тот самый блеск в глазах, как игривые факелочки пляшущих чертенят в котлах расплавленного янтаря.

— Звучит как вызов, — прыснул он и произнес более четко, — Ты подчинишься мне, София… добровольно подчинишься…

И я хотела протестовать:

— Не…

Но все мои несказанные слова мгновенно испарились. Рука Олега, что мирно лежала на моем животе, вдруг скользнула ниже. Быстро добрались до самой чувствительной точки, чуть надавливая и лишая меня прежней решимости для сопротивления. Огонь прикосновения был нестерпимым.

Он прильнул к моему уху, обжигающе шепча:

— Я могу использовать внушение… — его обжигающие пальцы пробуждали мурашки на моем теле, те метались от пяток до макушки и обратно, — Но я хочу, чтобы это было твоим добровольным решением…

Выдохнула и прикусила нижнюю губу, приказав себе не сдаваться. Но провал был близок. Так близок, как и его пальцы…

— Подчинись мне… — шептал его голос в мое ухо.

Я судорожно рылась в закоулках памяти, в своем плавящемся мозгу отыскивая хоть слово, но из горла вырвался лишь слабый, жалкий стон. И Олег замер. Резко, словно споткнувшись о невидимую преграду. И я снова ощутила эту мучительную жажду, требование моей плоти, вернуть эти жгучие прикосновения. Я вцепилась в его руку стараясь вернуть её в прежнее положение, но у меня не получалось.

— Подчинись мне… — прозвучал его голос, казалось, из самых глубин моего сознания.

— Нет… — с трудом выдохнула я, язык заплетался, словно чужой, и в тот же миг его рука вновь обожгла мою истомленную плоть.

Машинально, инстинктивно меня выгнуло в возбужденном и уже болезненном порыве. Сердце бешено колотилось, стремясь вырваться из груди, упасть к его ногам и молить… молить, чтобы он не останавливался.

Но он снова остановился. И слезы хлынули из глаз, обжигая щеки.

— Не останавливайся…

— Подчинись мне, — повторял он, словно завороженный.— И я продолжу… обещаю, ты кончишь сладко… подчинись мне.

Я чувствовала себя марионеткой в его властных руках, безвольной куклой, дергающейся в такт его прихотям.

— Н… нет… — прохрипела я, почти теряя сознание, а он навис надо мной, и сила его прикосновений стала невыносимой.

И вдруг я услышала стон. Сначала подумала, что это он, но тут же осознала — этот звук вырывается из моего собственного горла, горла, которое мне больше не принадлежало. Как и мое тело.

Мои пальцы вцепились в простынь, стремясь то ли утонуть в ткани, то ли разорвать ее в клочья. Меня снова выгнуло дугой. Ноги невольно согнулись. Низ живота ныл, терзал, требовал близости. Каждая клетка тела вопила, умоляла, чтобы он избавил меня от этой невыносимой пытки:

— Я хочу тебя! — вырвалось у меня истошным криком.

Олег снова остановился, и я рухнула на кровать. Буквально рухнула, мечтая провалиться сквозь нее, сквозь пол, сквозь землю, в преисподнюю. Ведь даже там, в адском пламени, мне было бы не так мучительно, как здесь.

И вдруг я почувствовала его шепот на своих губах:

— Подчинись мне, София…

Я не могла говорить. Лишь отрицательно покачала головой, чувствуя, как слезы выкатываются из глаз.

Мне хотелось разрыдаться, истошно зарыдать, умоляя о пощаде, только бы он прекратил эти мучения. Просто взял меня сейчас!

— Какая же ты упрямая… — произнес Олег, и мне почудилась усмешка в его голосе.

Сложно представить, что он чувствовал в этот момент. Может, мои мучения доставляли ему наслаждение? Может, ему было так же больно, как и мне, в этом томительном предвкушении близости? Я не могла заставить себя открыть глаза. Боялась, что тогда точно не сдержусь и разрыдаюсь.

Меня не просто трясло, а колотило в безумном возбуждении, ведь его пальцы.… О, эти пальцы! Они играли, как по клавишам, эту симфонию моего тела. И эти касания превратили меня в живой вулкан, готовый вот-вот извергнуть поток страсти. Это было похоже на фейерверк, на предвкушение взрыва, расцветающего прямо внутри меня. Я чувствовала — сейчас все взорвется. И он остановился! Снова!

— Подчинись мне, — нежно, но властно попросил он, и я сломалась.

Как же легко он разрушил мое сопротивление.

— Я подчиняюсь… — пролепетали мои губы едва слышно.

Я зажмурилась, ведь мне было стыдно за мои чувства. Стыдно, что я обезумев от этой жажды готова была лишится права выбора. Подчинится Олегу.

Я представила себе его лицо в этот момент. Наверняка самодовольное! Но мне было все равно! Лишь бы он больше не останавливался. Никогда!

— Посмотри на меня,— попросил Олег, и я открыла глаза, встречаясь с ним взглядом. Он горел в этом желании, как и я,— Скажи громче, София, — потребовал Олег более отчетливого ответа.

— Подчиняюсь, — простонала я. — Подчиняюсь тебе!

И то, что случилось дальше, было мне необходимо. Как воздух, как сама жизнь. Я растворилась в этом головокружительном танце, отдаваясь во власть его ласкам и его воле. И мне это нравилось, до безумия нравилось! И если бы я знала, что меня ждет, я бы не сопротивлялась так долго, не сгорала бы в этом неистовом пожаре собственных желаний.

В тот миг я не просто верила, я чувствовала — наша любовь, наша огромная, всепоглощающая любовь справится со всем, что нам уготовано. И весь безумный мир сузился до его дыхания, до моих стонов, до этого крошечного мира нашей страсти.

Мне потребовалось несколько часов, чтобы собрать себя с постели. Сил не было, но я решительно настроилась принять душ или хотя бы умыться. Олег, кажется, спал, возможно, притворялся. Я коснулась его щеки поцелуем и, наконец, поднявшись с постели, направилась в ванную. Включила воду и долго смотрела на свое отражение в зеркале.

Эта девушка была счастлива, определенно счастлива. Пожалуй, я никогда не видела её такой счастливой. Улыбнувшись своему отражению, я принялась чистить зубы, вспоминая прошедшую ночь и то, что произошло совсем недавно. Наверное, мне стоило расстроиться из-за этой его игры с моим телом, но я знала: то, что требовал Олег, было для него важно. Хотя я все еще не знала, чем обернется для меня это подчинение его воле…

Странное и зыбкое чувство опасности коснулось меня, как только я услышала голос Олега.

Выключила воду, прислушиваясь.

— Понял, — жестко ответил он. Говорит по телефону, тут же поняла я. Через секунду он вновь сказал:

— Скоро буду.

Сердце кольнуло от предчувствия чего-то недоброго.

Как только Олег появился в дверях ванной, я уставилась на его отражение в зеркале. Его лицо казалось спокойным и расслабленным, но в глубине глаз я увидела то самое напряжение, которое тут же отразилось на моем лице.

— Не уходи, — попросила я.

Всего пара шагов, и я ощутила тепло его тела за спиной. Олег обнял меня крепко, но с такой нежностью, словно боялся сломать. Он зарылся лицом в мои волосы, зажмурившись, а я… я просто не могла его отпустить. Не могла допустить, чтобы он ушел, оставив меня в этом доме наедине со своим страхом.

— Не уходи, — прошептала я, поражаясь, как резко изменился мой голос, каким требовательным и даже отчаянным он стал.

И тут, словно вспышка, в голове созрел план. Сумасшедший, дерзкий, но единственно верный. Мне нужно было его остановить! Любой ценой! И я знала, как.… Не то чтобы это была вынужденная мера, вовсе нет. Я жаждала его. Прямо здесь и сейчас! Всего! Без остатка!

Выгнувшись в спине, я подалась бедрами навстречу его телу, чувствуя, как его пах обжигает меня, сквозь обмотанное вокруг моего тела полотенца. Сама удивлялась своей смелости, ведь в вопросах секса я была не просто нулем, а глубоким, непроглядным минусом.

— Останься, — мой голос дрожал, превращаясь в низкое, мурлыкающее обещание, которое обжигало даже меня саму.

Он усмехнулся, то ли от сдерживаемого напряжения, то ли от разгорающегося желания. Его пальцы скользнули по моему телу, начиная с низа живота, поднимаясь выше, к груди. Ненадолго задержавшись там, они пробудили во мне жгучую, нестерпимую жажду. А затем его пальцы сомкнулись на моей шее, нежно, но властно.

Никогда бы не подумала, что мне может понравиться такое…

— Если останусь, то не выпущу тебя из постели… вытрахаю тебя, София, честное слово, — прошептал он горячо мне на ухо. И от этих грубых, пугающих слов, я должна была отступить, испугаться. Но вместо этого во мне проснулось что-то до безумия упрямое, непоколебимое. Спиной я ощущала его возбуждение и не удержала всхлип. — А тебе бы отдохнуть…

— Я не устала, — прошептала я едва слышно и скинула полотенце.

В отражении я увидела, как вспыхнули его янтарные глаза. Моментально. Адское пламя его взгляда прожигало даже сквозь зазеркалье. Губы Олега изогнулись в хищном оскале, а из груди вырвался протяжный рык:

— Нарываешься, маленькая моя…— и хватка его пальцев на моей шее усилилась, вызывая откровенное возбуждение.

Его вторая рука опустилась ниже, накрывая мое пульсирующее возбуждение. Его пальцы оторвались от моей шеи и нырнули в мои волосы на затылке, сжались в кулак, аккуратно, но властно оттягивая их назад, заставляя мою голову и меня саму подчиниться его движению.

И Боже, как мне нравилась его власть! Я готова была стать покорной его желаниям! Любым! Даже самым смелым!

— Олег… — вырвалось у меня.

Смущение залило мои щеки. Увидев его ухмылку, я зажмурилась и вцепилась дрожащими руками в столешницу раковины, уже не ощущая своего тела.

— Открой глаза, — приказал он. — Хочу видеть твои глаза…

Я распахнула веки. Олег нежно коснулся губами мочки моего уха, разливая по телу жгучую волну. Я хотела снова закрыть глаза, спрятаться, но он, словно почувствовав это, вновь прошептал:

— Смотри на меня.

И я подчинилась. Неотрывно следила за Олегом в отражении. Его глаза налились не просто желанием, а звериной жаждой. Рывок, и он вошел в меня. Горячий, обжигающий, дурманящий. Я пошатнулась, скользнув по столешнице, но он снова прижал меня к себе, поддерживая мое тело за живот, а второй рукой сильнее накручивая волосы на свой кулак.

Это было жестко, мощно и… сладко…

— София, — прошипел он от страсти мне на ухо, не сводя глаз с моего отражения в зеркале. — Я люблю тебя, малышка… и никому больше не отдам… — его пальцы обжигали тело, жадно смыкаясь на моей коже. — Ты моя! Только моя!! Вся… моя…

Слова срывались с его губ, а глаза… его глаза, отражающиеся в зеркале, стали звериными. Пугающими, но такими жаждущими, что я невольно издала стон, протяжный, разрывающий мои легкие.

Он готов был сожрать меня в этот момент. Я не просто видела это. Я чувствовала, как зверь рвется наружу, прямо из его глаз, чтобы разорвать меня на части. Его движения стали жестче, грубее, но я была в этом безумном полете, и все остальное перестало иметь значение. Сейчас только я, он и этот зверь в его глазах.

— Олег… — со стоном вырвалось у меня.

Взрыв внутри обдал меня кипятком, я содрогнулась, а потом просто не могла унять дрожь. Меня трясло в его руках, а он продолжал держать меня над полом, прижимая к себе всем телом. Перед глазами плясали искры, а в отражении — его звериные глаза, помутневшие, заволоченные страстью.

— Как же ты ахуенно кончаешь…— прорычал он в мое ухо и сомкнул зубы на мочке и тут же сам содрогнулся. Мощно. Извергаясь внутри меня.

Нам потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Все это время Олег осыпал мои плечи и шею поцелуями, а я пыталась вновь почувствовать свое тело. Онемевшие ноги коснулись прохладного пола, когда Олег аккуратно отпустил меня, продолжая нежно гладить мои плечи, бедра, живот. Казалось, он готов был начать все сначала, но вдруг его взгляд прояснился, резко и быстро.

— Ты не представляешь, как я хотел бы остаться… — прошептал он.

Я обернулась так резко, что голова закружилась, но я сфокусировалась на его янтарных глазах, отчаянно ища в них хоть малейшую надежду, что он сжалится и останется.

— Тогда останься, — взмолилась я голосом, полным надежды и отчаяния.

Олег взял мое лицо в ладони и прижался к моим губам поцелуем. Легким, быстрым, но полным любви, нежности и… власти надо мной.

— Мне надо ехать, — едва отстранившись от моих губ, сказал Олег, не выпуская мое лицо из плена своих пальцев и прижал лоб к моему лбу. — Но я вернусь…

Полет возбуждения резко сменился другим чувством. Я шумно выдохнула, словно пытаясь избавиться от этого мерзкого, липкого чувства страха за его жизнь. Страха, что если он выйдет из этого дома, я могу его потерять.

Словно почувствовав мои переживания, Олег заглянул мне в глаза, и я поняла, что не смогу его остановить.

— Теперь я точно вернусь.

И это звучало убедительно. Или я просто отчаянно хотела в это верить.

Я зажмурилась, пытаясь избавиться от липкого ощущения опасности.

— Все будет хорошо, слышишь?

Я только кивнула в ответ.

— Разберусь с охотниками и сразу обратно…

— Надери им задницу, — дрожащим голосом выговорила я.

— Обязательно, — сквозь улыбку ответил Олег.

Он собрался быстро, за это время я успела лишь дважды переспросить его — точно ли охотников трое? После второго раза он немного разозлился моему недоверию. Я пыталась всучить ему автомат, чувствуя себя преданной женой солдата, провожающей его словно в последний путь. Он сопротивлялся, но все-таки сдался и прихватил его с собой. Напоследок он крепко обнял меня, поцеловал в макушку и вручил мне ключи от этого дома со словами:

— Ты не заложница, София, но дальше ворот не выходи…

А после ушел, а я ещё долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, слыша, как завелся мотор машины, как открылись ворота, выпуская его, и так же тихо закрылись обратно. Чувства были, мягко говоря, трагичными. Если не сказать хуже.

Охотники, готовые убить его, словно тени, встали передо мной, внушая не просто страх, а дикий ужас. Единственное, что немного успокаивало — охотников трое, а их шестеро. Значительный перевес, который увеличивал шансы на то, что все обойдется. И я, пытаясь вернуть себе спокойствие, побрела на кухню, пытаясь придумать, что приготовить на ужин.

Глава 30

Готовка никогда не была для меня страстью, но сегодня во мне впервые взыграло неистовое желание, скорее даже отчаянная потребность сотворить что-то невероятно вкусное. Я хотела удивить Олега. Не чтобы пустить ему пыль в глаза, вовсе нет. Я хотела, чтобы он почувствовал, как много он для меня значит, чтобы ощутил, как сильно я люблю его!

Интересно, сможет ли эта курочка, которую я с трепетом извлекла из духовки, поведать ему о моих чувствах? Аромат был просто божественным. Не знаю, как Олег, но я сама себе изумлялась, пока неспешно нарезала огурцы в салатницу, вкладывая в каждое движение частичку своей нежности. Вдруг меня привлек слабый, едва уловимый звук дверной ручки. Неужели Олег? Странно, что я не услышала звука подъезжающей машины, но сердце забилось в бешеном ритме, предвкушая долгожданную встречу.

— Вернулся…

Я сорвалась с места, ключ в замок, щелчок, и я распахнула дверь, озаряя все вокруг счастливой улыбкой, которая тут же угасла, словно свеча на ветру. Огромный берц обрушился на меня, безжалостно ударив в грудь.

Я даже не поняла, как рухнула на пол в гостиной. Легкие судорожно бились, словно сжатые в стальные тиски, ноги мгновенно налились свинцом, а сердце… казалось, оно вот-вот разорвется от ужаса. И я даже боли не чувствовала, только страх. Всепоглощающий страх заставляющий меня окаменеть.

— Ты посмотри, какая красивая сучка меня встречает…

Я распахнула глаза и столкнулась с отвратительной, искаженной злобой рожей незнакомого, но невероятно свирепого мужика. И хоть он кривил губы в подобии улыбки, я кожей чувствовала, что он пришел сюда не для знакомства.

Пухлое лицо, изуродованное багровыми рубцами, словно полотно безумного художника. Впалые черные глаза, колючие до невозможности, одутловатый нос, жадно ловящий воздух прямо передо мной. Его тонкие, бесформенные губы растянулись в жуткой ухмылке.

— К-кто вы? — прошептала я дрожащим голосом, полным невыразимого ужаса.

— Тот, кто вовремя заглянул на огонек, — прорычал он, оглядывая комнату и кухню за своей спиной.

Я снова зажмурилась:

— Что вам надо?

— Какая ты любопытная! — огрызнулся он, передразнивая меня сквозь кривые зубы, — Кто вы? Что вам надо… — и только сейчас я ощутила, как бешено колотится сердце, словно стремясь вырваться из груди. — Ты лучше скажи, кто ты такая, твою мать?!

— Я… я…

Нижняя челюсть задрожала, и я снова закрыла глаза.

— Дура! — выплюнул мужик, — Раз связалась с оборотнем!

И тогда до меня дошло. Это охотник! Зловещий, безжалостный охотник на оборотней!

— Ты… ты ищейка… — прошептали мои испуганные губы.

Стены комнаты заплясали перед глазами, смешиваясь с уродливым лицом мужика, превращаясь в кошмарный сюрреализм. Я изо всех сил старалась взять себя в руки, не потерять сознание, но, видимо, все-таки провалилась в эту бездну, потому что мужик больно встряхнул меня за плечо, возвращая в жестокую реальность.

— Какая осведомленная сучка! — ехидно рассмеялся он. — Вижу, ты в курсе, что твой приятель — щенок…

Но я не ответила, да и что я могла сказать? Весь мой словарный запас вдруг сузился до жалкого «т-т-твою мать!» и отчаянного «отпустите меня, пожалуйста!».

Он резко дернулся в мою сторону, и я взвизгнула от неожиданности. Мои глаза с ужасом сфокусировались на его отвратительной морде, казалось бы, человеческой, но такой мерзкой и скверной.

— Интересно, волчонок сильно расстроится, если я попробую его девчонку…? — прошипел он в нескольких сантиметрах от моего уха, и я почувствовала, как его ноздри жадно втягивают мой запах.

Мгновенно поняла — то, что скрывалось за его «попробую» было похуже того пинка, которым незнакомец меня поприветствовал.

Мне понадобилась секунда, чтобы собраться с силами и оттолкнуть его. Но кто я, а кто этот верзила? Он тут же вернулся, словно разъяренный зверь, схватил меня за волосы и одним рывком поднял над полом.

— Буйная девчонка, — усмехнулся он мне в лицо, а я беспомощно пыталась вырваться, рискуя остаться без волос. — А ну угомонись! — встряхнул он меня, словно котенка, а затем наградил обжигающей пощечиной.

Обессилев в его жестокой хватке, я съежилась, понимая, что у меня нет ни единого шанса на спасение. Слезы жгли глаза, но я изо всех сил старалась сдержать их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А знаешь, почему бы нам не сыграть в одну интересную игру?

По тону его голоса я поняла, что это будет самая ужасная игра в моей жизни! Но разве он спрашивал моего согласия?

Его дыхание обжигало, а изо рта несло такой мерзостью, что я затаила дыхание, не в силах впускать в себя ни грамма этого отравленного воздуха.

— Сначала мы дождемся волчонка, а уже потом развлечемся с тобой. Обещаю, я буду немного нежнее…

Его слова были настолько отвратительны, что меня передернуло.

— И-иди ты к черту! — выплюнула я с яростью и отчаянием.

В ответ последовала еще одна пощечина, еще более сильная, чем предыдущая. Мне показалось, что щеку просто разорвало от боли. Но я не могла об этом думать. Он схватил мое лицо грубыми пальцами за подбородок, его острые глаза впились в меня, словно ледяные иглы.

— Не испытывай мое терпение, милашка… — прошипел он сквозь зубы.

Я сглотнула ком в горле, и только сейчас меня охватил леденящий ужас.

— Мы еще успеем с тобой покувыркаться, когда твой парнишка явится.… А потом я прикончу тебя и его. Может, и в другой последовательности, но врать не буду… свидетелей я не оставлю…

Кто бы сомневался!

Я молилась! Молилась всем богам, чтобы Олег не приходил! Лучше остаться с этим чудовищем один на один, чем подвергать Олега смертельной опасности. Еще хуже, если Олег явится и…

Что удержит оборотня, когда он увидит эту жуткую, отвратительную рожу?!

Мужик снова встряхнул меня, возвращая мое внимание:

— А сейчас ты заткнешься, и будешь вести себя тихо. Поняла?

Я торопливо кивнула.

— Отлично, крошка, устроим твоему любовничку сюрприз!

Охотник отшвырнул меня, и я рухнула на пол, словно мешок с мусором. Он окинул меня небрежным взглядом, ему было наплевать на мою боль. Я съежилась в комочек, забилась в угол, глядя, как это чудовище неспешно обходит гостиную, а затем направляется на кухню. Он схватил курицу, оторвал ножку голыми руками. Я снова зажмурилась, представляя, как он оторвет и мою голову, если я посмею пошевелиться.

Мужик вытащил из кармана телефон, набрал номер и прижал его к уху.

— Нашел, — быстро прохрипел он. — Волчонок выпорхнул из табакерки, но вернется. — Помолчал немного. — Вернется как миленький… — снова помолчал. — Адрес скинул. Выезжайте!

Он сунул телефон обратно в карман и, отвратительно причмокивая, впился в курицу, отрывая кусок за куском. Масло стекало по его подбородку. Меня выворачивало от этого зрелища. Но еще больше от осознания того, что скоро сюда явятся другие охотники. Паника сдавила горло, и я зажмурилась, нервно дыша.

— Неплохо устроился, — прокаркал он, оглядывая дом Олега. — Хотя такому животному подстать помойная яма…

Сквозь страх, из самой глубины моей души, поднялась ярость, всепоглощающая ненависть к этому мерзкому типу, который осмеливается говорить такие слова о человеке, который в сто, нет, в миллион раз лучше его, даже будучи оборотнем! Но я не посмела ответить, слишком велик риск получить еще один удар.

Непрошеный гость снова принялся за курицу, а меня выворачивало наизнанку. Тошнота подкатывала к горлу, душила. Это была не просто ненависть, а жгучая, испепеляющая ярость. Я сглотнула. Видимо, слишком громко, потому что снова привлекла его внимание.

— Наверное, хочешь узнать, как я нашел вас?

Нет, я вовсе не хотела! Единственным моим желанием было, чтобы он провалился в ад!

Он как-то весело усмехнулся, наверное, прочитал мои мысли на моем лице, а потом сказал:

— Это было несложно, — самодовольно протянул этот мерзавец. — Вчера он и слежки не заметил. Был ранен, понятно, — словно оправдывая Олега, процедил он. — Но такая нелепая оплошность.… Даже жаль его немного. Обычно оборотни хитрые, умные, удирают, поджав хвосты! И я все думал, куда же он так рвался?..

Его похотливый язык слизал остатки курицы с грязных пальцев. А меня колотило уже не на шутку. От страха… безусловно. Но и от дикой, всепоглощающей ненависти.

— Теперь я его понимаю. Мозги отключаются, когда дело касается амурных дел. Даже у таких мерзких тварей…

Я не могла отвести взгляд. Мысленно я пронзала этого чудовищного человека огненными стрелами, мечтая, чтобы он сгорел, испепелился, исчез! Но он стоял там, ухмыляясь и жадно пожирая курицу, словно не ел месяцами.

— Это погибель всех мужиков — бабы! Но вопрос в другом… — очевидно, насытившись, он вальяжно уселся на высокий стул, а затем вытащил из-за пазухи огромный пистолет, который с глухим стуком опустился на столешницу.

Я судорожно сглотнула, увидев чёрную дыру дула, готовую выплюнуть пулю прямо мне в голову. Я знала, она готова!

— Ты что здесь забыла?

Интересно, если я расскажу ему, как Олег прячет меня здесь от Серёги, спасая мою жизнь… он сжалится?

Конечно же, нет! Этот ответ кричал в моем мозгу. Об этом кричала и ледяная хладнокровность, застывшая на его мерзком лице. В этих пронзительных глазах было всё: и желание прикончить меня прямо сейчас, и жажда получить ответ. Особенно получить ответ, ведь он тут же рявкнул:

— Отвечай!

Я прикусила язык и отвернулась к окну, отчаянно ища в голове план побега. Я могла бы выскочить через дверь — она открыта, я вижу бледный луч света, едва освещающий холл. Но мне нужно как минимум две минуты, если быть точнее — двадцать восемь шагов… Я знаю, сколько шагов в этом доме от одной точки до другой. Слишком много времени я провела здесь, взаперти. Но будет ли у меня такой шанс? Неужели судьба сжалится надо мной и заставит этого дьявола задремать?!

Но что-то внутри подсказывало, что шанса не будет…

— Ладно, давай я сам попробую догадаться, — выдохнул он, не дождавшись моего ответа, и с напускной ленью развалился на стуле. — Я мог бы предположить, что он заставил тебя, ведь оборотни способны внушать и контролировать разум. Но, судя по тому, что я вижу… нет… ты здесь добровольно.

«С вчерашнего вечера», — хотела ответить я, но вдруг почувствовала, что этот мерзавец не достоин моих слов. Я гордо вскинула подбородок, выдерживая его пристальный взгляд.

— Глупая девка! — выплюнул он. — Неужели ты думала, что сможешь жить с этим монстром долго и счастливо?! Как в ебучей сказке!— он скривился от этих слов, и я поняла, что даже если расскажу ему причину, по которой я здесь, он всё равно не поймёт.

Его толстокожесть и бесчеловечность вряд ли способны понять, что такое любовь!

Я стиснула зубы до скрипа, а он не унимался:

— Оборотни — это мерзкие твари, которым не место на этой земле! Они достойны только серебряной пули, деточка! Любовь неведома их проклятой душе…

И тут я не выдержала. Прошипела, едва размыкая зубы:

— Ты.… Ни черта не знаешь! О его душе!

Этот подонок расхохотался – надрывно, истерично. От его смеха по моей спине пробежал противный, липкий пот. Но неожиданно он прекратил этот нечеловеческий смех и с особым ядом в голосе произнёс:

— Сегодня я вырву эту его душу и покажу тебе, дорогуша, чтобы ты убедилась, что она достойна только смерти!

Ругательства переполняли меня вместе со страхом и желанием провалиться сквозь пол, лишь бы не выдерживать больше этот колючий, болезненный взгляд и не слышать его ядовитые слова. Но я пересилила себя и снова сжала зубы, отводя взгляд в сторону.

Блеск.… Где-то в недрах пледа на диване что-то привлекло моё внимание.

Пистолет! Эта мысль вспышкой пронзила мой мозг. И это был не просто пистолет, это был луч надежды, спасение, которое я сама же здесь и оставила, встретив вчера Олега.

Объективно рассуждая, каковы мои шансы? Стрелять я не умею, а этот тип владеет оружием в разы лучше меня. Это не просто читалось на его лице, а было начертано в суровой складке между его лохматых бровей. Да и как я смогу подобраться к пистолету? Но это всё же проще, чем добраться до выхода.

Я отвела взгляд от своего спасения, чтобы не привлекать внимание охотника. В голове начал созревать план: нужно его заболтать, возможно, я смогу утомить его разговорами, прежде чем он меня прикончит?! Надежды мало, но что мне оставалось?

— А твои друзья не спешат, — язвительно фыркнула я. — Может, испугались?

Он поперхнулся… или оскалился? Я не поняла.

— А если хозяин дома заявится? Неужели ты думаешь, что в одиночку справишься с оборотнем?

Он усмехнулся:

— Я убил за свою жизнь слишком много этих тварей, детка, — и я поняла, что он не врёт. — Не думаю, что этот монстр будет чем-то отличаться от тех, что гниют в земле!

Руки дрожали. Я сжала их в кулаки, отчаянно требуя от своего тела предельной сдержанности. И тело откликнулось, как ни странно. Дрожь прекратилась, а язык, осмелев, брякнул:

— А ты чем лучше? Ты такой же убийца! Только ещё хуже!

Он свирепо зыркнул на меня, и я поняла, что задела его за живое. И мне это понравилось.

— Если уж говорить откровенно, то да — оборотни бесконтрольны, но их можно понять… Они теряют себя после превращения. А ты? Ты убиваешь, оставаясь человеком!

Он спрыгнул со стула и приблизился. Между нами был только диван и несколько метров, которые сжимались, теряя воздух, ведь и он, и я жадно хватали его, словно вырывая друг у друга последнюю каплю кислорода.

— Заткнись, сука! — прошипел он, сузив глаза.

И план в моей голове начал обрастать новыми деталями.

Пистолет охотника остался за его спиной. Если я смогу вывести его из себя — а я смогу, ведь мой колючий язык занимался этим все последние дни, — он точно кинется к оружию, и у меня будет секунда. Секунда, чтобы схватить свое спасение с дивана. Что делать потом? Без понятия!

И я… улыбнулась? Да! Я улыбнулась, словно почувствовала вкус триумфа своей победы.

— И что ты сделаешь? — вскинула я подбородок, набравшись отваги. – Убьёшь меня? Пф, — усмехнулась я. — Ты и так это сделаешь, так чего медлить? Давай, покажи какой ты хладнокровный убийца.… Убей невинного человека…

И он, кажется, решился. Рывком схватил пистолет со стола, обернулся и направил его на меня, но тут же замер и вздрогнул. Ведь я уже держала в руках пистолет и направила его прямо на него. Странно, но руки не дрожали. Возможно, под действием адреналина, но я чувствовала, как крепко они держат пистолет. Крепко, словно он был продолжением моей руки. Продолжением моих мыслей.

Мы долго, слишком долго смотрели друг на друга. Почему он медлил? Одному Богу известно! Но и я не нажимала на курок. Какая-то частица моего сознания, далёкая и ускользающая, твердила мне, что если я выстрелю… не так… если я попаду в него, он умрет. Возможно, умрет. А смогу ли я это пережить? Черт его знает…

— Ложись!

Крик Олега разорвал тишину. Охотник резко развернул руку с пистолетом в его сторону, и, прежде чем он выстрелил в Олега, я нажала на курок.

Оглушительный, мучительный звук резал перепонки. Я хотела зажмуриться, но не могла. Я видела все. Все…

Каковы шансы впервые воспользоваться пистолетом и попасть противнику прямо между глаз? Ноль из ста! Но пуля скользнула именно туда. Я видела это как в замедленной съемке, словно кто-то нарочно замедлил время. Видела, как она проникает в череп охотника, оставляя неприметную дырочку на его лбу, откуда тут же брызнула кровь. Я хотела выбросить пистолет, выкинуть его как противное напоминание об этом мерзком происшествии, но вместо этого вновь нажала на курок. Еще две пули вонзились в грудь охотнику, прежде чем он рухнул на пол. Но даже когда я услышала гулкий звук соприкосновения его тела с полом, я всё ещё продолжала стрелять. Как загипнотизированная, нажимала на спусковой крючок. Пистолет отзывался громким, но пустым «Пуф!», но я продолжала это делать, пока не увидела Олега.

Он возник из ниоткуда. Просто появился передо мной. Положил руки на мои, касаясь пальцами моей руки. В его лице читался не просто испуг. В нем было то, чего я боялась понять.

Я убила человека!

— София, — тихо сказал Олег, и его голос дрожал. — Отдай мне его…

Я замерла. Живот свело ещё в момент выстрела. Горло сжалось примерно тогда же. Колени подкашивались. На лбу выступили капли пота. А сердце.… Где моё сердце?

— Отдай его мне, малышка.… Отдай… — успокаивающе говорил Олег, и сперва я не поняла о чем он, но, посмотрев на свои руки, вздрогнула и разжала пальцы. Пистолет с грохотом упал на пол, и это был звук моего поражения.

— Я убила его, — беззвучно произнесла я, а потом словно всё во мне разорвалось криком:

— Я убила его! Убила… убила…

Я орала прямо в грудь парню, ведь он стиснул меня в своих объятиях так сильно, словно я отбивалась. А может, я и действительно отбивалась от его рук, но вскоре сдалась.

— Все хорошо, малышка. Все хорошо, — шептал он в мои волосы, гладя голову, а я слышала только свои мучительные всхлипы. Они душили меня, не давая никакой надежды на спасение. А Олег всё говорил:

— Все хорошо… милая. Все хорошо…

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем слез не осталось. Может, пару минут, может, целая вечность. Крепкие руки Олега не отпускали, и только в них я чувствовала хрупкое, но спасение от коршунов моей совести, которые больно ранили, мучительно прокручивая момент выстрела.

— Вот это поворот!

Я вздрогнула от голоса Феликса, который возник в гостиной.

— Прямо промеж глаз, — восторженно присвистнул парень. — Подумал бы, что это твоих рук дело, Волк, но что-то мне подсказывает…

— Завали! — оборвал его Олег.

Феликс подчинился, так и не закончив свою мысль.

— Альфа звонил, — снова заговорил Феликс. — Кажется, они упустили охотников…

Охотники! Слово, как ледяной кинжал, вонзилось в мозг, я отпрянула от Олега, всего на жалкие пару сантиметров, но и этого хватило, чтобы вперить взгляд в его лицо.

— Они идут сюда! — скорее прохрипела, чем сказала я. — Он звонил кому-то… скинул адрес… они идут сюда…

— Блядь! — выплюнул Олег, словно отраву.

Он метнулся в пыточную, оттуда донеслись яростные звуки распахивающихся шкафчиков и взбешенной молнии. Выскочил с чёрной сумкой в руках и тут же исчез в спальне. Дверцы шкафа звенели, вещи, второпях скомканные в сумку, шуршали и падали. Внезапно он появился снова. Бросил сумку на диван и, прежде чем я успела осознать, впихнул меня в джинсы и кофту.

А я всё бормотала, словно сломанная пластинка:

— Они… идут… они…

Но бессвязные слова утонули в панике, когда Олег схватил меня и потащил к выходу:

— Феликс, увези её отсюда! — приказал он, его голос был как сталь.

— Я что, нянька? — возмутился Феликс, но взгляд Олега, обжигающий, как пламя, впился в парня. Этот взгляд заставил бы меня упасть в обморок, но Феликс оказался крепче. Он, подавив протест, поплелся следом. — Какой у тебя план?

Олег вытолкнул меня на улицу. Феликс, словно тень, следовал за нами.

— Встречу гостей, угощу кофе! — злобно ответил Олег, в его голосе клокотала ярость.

Лишь вдохнув морозный воздух улицы, я смогла хоть немного прояснить сознание.

— Я не поеду… не поеду без тебя!

Но он, казалось, меня не слышал, или, скорее, не хотел слышать, продолжая тащить, словно непослушного ребенка.

— Поезжайте в людное место, — чеканил Олег, обращаясь к Феликсу, — В кафе или торговый центр… не знаю. Туда, где много народу. Там они не решатся стрелять, если найдут…

Феликс лишь коротко буркнул, что-то типа: «Угу».

— Ты меня слышишь?! — пронзительно закричала я. — Я не поеду без тебя!

Олег бросил ему сумку, тот ловко поймал её.

— Там деньги, её паспорт и немного вещей. Если что-то пойдет не так, ты знаешь, что делать…

— Угу, — вновь ответил Феликс, а затем добавил, будто очнувшись:

— Может, позвать остальных к тебе на подмогу?

— Нахер! Их осталось двое, плевое дело, — продолжал Олег, игнорируя мой протест. — Как только я закончу, найду вас.

Собрав остатки воли, я вцепилась в его руку мертвой хваткой. Олег обернулся, наконец-то заметив меня. Феликс сделал ещё пару шагов и застыл за спиной парня.

— Я! Никуда! Не поеду!

Голос, на удивление, звучал твердо, хотя всё внутри дрожало от страха.

— Заставь её, Волк, чего ты возишься…

— Феликс! — прорычал Олег, и от его тона парень тут же замолчал, лишь фыркнул что-то невнятное и быстро скрылся в машине. Мотор взревел.

— София…

— Нет! — завопила я на всю улицу, но голос мой сорвался и перешел в стон. — Не поеду… нет…

Я не знала, что он собирался сделать. Может быть, скрутить меня и силой затолкнуть в машину, а может, воспользоваться предложением Феликса и применить своё внушение, приказав мне убираться отсюда. Но, вопреки моим ожиданиям, он шагнул ко мне и бережно, но крепко взял мое лицо в ладони. Я зажмурилась, чувствуя его горячее дыхание на своей коже.

— Я скоро тебя найду, — тихо и вкрадчиво произнес он, — Все будет хорошо, слышишь?

Я отчаянно замотала головой.

— Это п-плевое дело,— заикаясь выдавила я, — Ты сам сказал…. Я останусь… с тобой!

Руки, да что там руки, все мое тело дрожало. Буквально содрогалось от мысли, что он заставит меня уехать. Все равно заставит! Разве был хоть один шанс, что бы он оставил меня здесь, в такой опасной ситуации?

Но я продолжала упираться, из последних сил, надеясь, что он сжалится и перестанет гнать меня прочь!

— София… — позвал он меня, но я не хотела смотреть в его глаза. Вероятность, что он применит внушение, была слишком велика.

— Посмотри на меня…

— Нет! Ты меня не заставишь!

— Посмотри на меня, — уже громче сказал Олег, и его руки скользнули на мою шею, пальцы вплелись в волосы на затылке, и глаза мои, против воли, распахнулись. В янтаре его глаз плескался страх, отчаянный, всепоглощающий страх, и я поняла, что он боится за мою жизнь.

— Пожалуйста, София, — голосом, полным мольбы, просил он, — Садись в машину и уезжай. Я скоро приеду к тебе…

Я хотела вновь замотать головой, но он не дал мне этого сделать. Прижал меня к своей груди.

— Ты обещала мне… — услышала я его шепот, — Обещала, помнишь? Сегодня утром…

И я помнила. Но утром я и представить не могла, как быстро наступит этот момент, когда мне придется сдержать свое слово. Я прикусила губу до крови. Олег отстранился, коснувшись горячими ладонями моих щек, и вновь посмотрел прямо в глаза.

— Пожалуйста, сделай, как я прошу…

И я поняла, что если сейчас не соглашусь, он меня заставит. Все равно заставит. И я кивнула. Один раз. С этим движением из глаз брызнули слезы. Мгновение — и его губы коснулись моих в слишком коротком, слишком быстром поцелуе.

Затем он открыл дверцу машины, усадил меня внутрь и, не говоря ни слова, захлопнул ее. Феликс сорвался с места, как только Олег отстранился. И я увидела его взгляд, взгляд, который говорил обо всем на свете. О его любви, сильной, всепоглощающей. О его благодарности за то, что я сдержала обещание. И о страхе, предчувствии встречи с охотниками, но почему-то мне показалось, что это был страх за мою жизнь.

«Жизнь, которая без него не имеет смысла», — подумала я и закрыла глаза, пытаясь удержать его образ в своей памяти.

Глава 31

— Куда мы едем? — спросила я, и голос мой прозвучал как шелест сухих листьев, безжизненно и отстраненно.

Не то чтобы мне было все равно, ведь я находилась в машине с оборотнем, опасным, смертельно опасным оборотнем, который, кстати, уже покушался на мою жизнь! Да, по приказу Сереги, но это его не оправдывало! И пусть Феликс помог Олегу вытащить меня из той заварушки, доверия к нему у меня не было ни на грамм.

Феликс бросил на меня быстрый, изучающий взгляд, а я съежилась на сиденье, обхватила руками колени, пытаясь согреть свои босые, заледеневшие ступни.

— Решил прокатить Белку-стрелку по магазинам, — выплюнул он с какой-то жесткой, насмехающейся интонацией.

— Ты издеваешься?! — раздражение сорвалось с губ, и я снова вздрогнула от его взгляда. Испуга не было, я выплакала его весь до капли, осталась лишь тупая злость. Злость не на него, а на всю эту чертову ситуацию, и клубок ругательств уже готов был вырваться из моей глотки:

— Какого черта?! Олег в опасности! За ним идут ищейки, а ты предлагаешь мне дефилировать по магазинам?!

Феликс вцепился в руль так, что костяшки его пальцев побелели.

— Слушай, дорогуша! — игривость в его голосе мгновенно испарилась, осталась сталь и какое-то, похожее на мое, раздражение, — Я тебе не гребанная нянька и не телохранитель! Могу остановить машину прямо сейчас, и катись ты ко всем чертям… Волку скажу — проебал по дороге!

Я стиснула зубы до скрипа. Пусть Феликс был не самым желанным попутчиком, но оставаться одной, черт знает где, совсем не хотелось. И даже вид московских высоток, мелькнувших за окном, не прибавлял мне смелости согласиться на его предложение.

Он, словно прочитав мои мысли, скривил губы в подобии улыбки:

— Так-то лучше, — бросил он, и его взгляд вновь опалил мои лодыжки, — Подозреваю, бежать босиком — то еще удовольствие…

Я промолчала. А что я могла сказать? Лишь согласиться с его горькой правдой. Если придется удирать от охотников, мне далеко не убежать…

Минут через двадцать он припарковался у невзрачного торгового центра в каком-то неприметном спальном районе Москвы. Заглушил мотор и распахнул водительскую дверь.

— Пошли, дорогуша, присмотрим тебе что-нибудь на ноги.

— Я здесь посижу, — пробормотала я едва слышно, — Выберешь сам…

Феликс гневно фыркнул:

— Вылезла, блядь, из машины и пошлепала в магазин, я сказал.

Я вжалась в кресло, чувствуя, как его ярость обжигает меня, а он, заметив мое упрямство, схватил меня за руку и дернул на себя с такой силой, что в глазах потемнело.

— Не заставляй меня вытаскивать тебя за шкирку… — прошипел он, нависая надо мной.

Странно, но его свирепый взгляд больше не пугал меня, не вызывал прежнего ужаса. Того самого ужаса, который я почувствовала, увидев его в квартире, где нас держали Якут и Серега. Да, в его глазах плескалась ярость, но на самом дне, в глубине его карих глаз, я уловила мимолетный отблеск… того, что он не сделает мне больно. По крайней мере, мне отчаянно хотелось в это верить.

— Я никуда не пойду! — сквозь зубы процедила я.

Феликс отбросил мою руку, не сводя с меня взгляда. Секунда, и он, разъяренный, выскочил из машины, хлопнув дверью так, что я невольно вздрогнула. В три прыжка обогнул капот, распахнул пассажирскую дверь и одним рывком вытащил меня из машины, перекинув через плечо, недовольно фыркнув:

— Пиздец! Чертов Волк! Нахрена вообще я в это ввязался…

— Отпусти! — вопила я, колотя его по спине, но мои удары не причиняли ему никакого вреда, лишь оставляли синяки на моих запястьях. — Отпусти сейчас же! — не унималась я.

Феликс, не сбавляя шага, пересек парковку и ворвался внутрь здания. Я видела, как перед моими глазами мелькнули гранитные ступени и порог раздвигающихся дверей.

— Закрой свой рот, — рявкнул он, встряхивая меня, словно мешок с картошкой, — Не привлекай внимания, крошка, иначе я куплю тебе намордник и поводок…

И я понимала, как глупо это выглядит. Огромный амбал в камуфляжной форме тащит по коридорам торгового центра вопящую девчонку…. Я не видела, что происходит вокруг, но чувствовала своими босыми пятками взгляды изумленных прохожих.

Ярость готова была взорваться во мне прямо сейчас, но Феликс вдруг разжал руки, и я рухнула на мягкий пуф в центре просторного обувного магазина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Добрый день, красавицы! — приветствовал он консультантов с отвратительным тоном самовлюбленного мерзавца, — Подберите-ка этой даме что-нибудь… удобное…

Удобное для чего, он не уточнил, облокотился на стойку и, сверкнув блестящими глазами на молоденьких девушек в миленьких черных платьицах (фирменный стиль этого магазина), расплылся в такой улыбке, что меня чуть не стошнило.

А девчонки, смущенно потупив глаза, тут же забегали вокруг.

— Да, конечно, сейчас что-нибудь подберем…

Одна, та, что покраснела больше всех, начала торопливо метаться по магазину, доставая с полок все, что попадалось под руку и могло хоть немного сойти за удобную обувь.

Остальные две девушки стояли по ту сторону стойки, продолжая бросать на Феликса нескромные взгляды.

И я их понимала. Феликс был… привлекательным, даже чертовски привлекательным. Высокий, с широкими плечами, мощными руками и рельефной грудью, обтянутой футболкой цвета хаки. Каштановые блестящие волосы, аккуратно зачесанные назад, открывали его мужественное лицо с точеными скулами, тонким острым носом, ровными, почти модельными губами и огромными карими глазами, обрамленными длинными ресницами, которым позавидовала бы любая школьница.

Он был почти Аполлоном, таким же прекрасным внешне (если не знать, что он оборотень), как и все в их компании. Конечно, Олег был в разы красивее, для меня лично. Но я вдруг заметила одну общую черту шайки оборотней. Они все, все до единого, обладали поразительно красивыми чертами.

«Даже Серега», — подумала я и попыталась отогнать его образ из своей головы.

Наверное, это волчий ген наделял их лица, глаза и даже тела какой-то чарующей изюминкой, магнетической аурой, дьявольской энергетикой, с которой было сложно совладать. И по лицам консультанток я понимала — им это было крайне сложно!

Та девчонка, что суетливо собирала обувь по полкам, наконец-то оказалась напротив меня, расставила передо мной множество пар и что-то невнятно бормотала о новых моделях, об обуви для спортзала.… Но я ее не слушала, судорожно примеряла все, что она мне предлагала, украдкой наблюдая за Феликсом, который вовсю очаровывал девушек, бесстыдно используя свое обаяние:

— Жена, — махнул он головой в мою сторону, — Сожгла обувницу, представляете? Говорит, нечего надеть, все надоело… — врал он без тени смущения.

Девушки лишь хихикали, бросая на меня робкие взгляды, а на него — взгляды, полные обожания.

— Женщины… — выдохнул он демонстративно, закатывая глаза к потолку, и мне вдруг захотелось ударить его так, чтобы эти глаза и вовсе выкатились вон, но вместо этого я продолжала нервно примерять все новые и новые пары, что не переставая подсовывала мне консультантка, а Феликс продолжал болтать без умолку:

— А еще вы, женщины, считаете нас, мужчин, бездушными.… Это же надо? Целую обувницу сжечь…

Больше не выдержав ни вранья парня, ни этих влюбленных взглядов в сторону Феликса (я не ревновала, ни в коем случае, просто меня бесило, что он так нагло морочит девушкам голову, а те рот разинули!), я злобно воткнула свои голые ноги в первые попавшиеся кроссовки, яростно зашнуровала их и подошла к парню.

— Ну что, муж, — фыркнула я громко. Феликс немного опешил, но виду не подал, а я хлопнула его по руке, сильно хлопнула, — Я выбрала! Расплачивайся!

Феликс, кажется, заигрался, бросил на мои ноги надменный взгляд, оценивая мой выбор:

— Ну, не знаю, какие-то они… безвкусные…

Девушки за стойкой с трудом сдержали смешки. А я была готова взорваться и запихнуть ему эти кроссовки в…

— Самое то! Расплачивайся, говорю! — и поспешила выйти из салона, в котором витали слишком концентрированные феромоны, бросив ему через плечо насмешливое:

— Муж!

Феликс быстро расплатился, шурша пачкой купюр и, видимо, сражая наповал местных продавщиц. Сказал еще что-то, что я старательно заставила себя не слушать, и вышел следом за мной, по-хозяйски закидывая руку на мое плечо:

— Ну, чем займемся? — без особого энтузиазма поинтересовался он, — Может, в кино сходим? Там идет неплохой боевик…

Я остановилась, сбросила его тяжелую руку и тяжело вздохнула, прежде чем произнести:

— Кино?! — парень пожал плечами. Мол, чего такого.… А я едва ли сдерживала ярость, — Какое, твою мать, кино?!

Прохожие, не скрывая любопытства, оглядывались на нас, проходя мимо. Я скрестила руки на груди, словно возводя броню от назойливых взглядов, и шумно выдохнула, пытаясь успокоить нервы и не влепить этому гадкому парню пощечину.

— Боевик, я же сказал, — ответил Феликс, бросая на меня взгляд, полный недоумения, — На мелодраму не пойду, — заявил он быстро, выпучив карие глаза, — Даже не проси, Белка-стрелка, ненавижу, когда бабы плачут!

Я зажмурилась. Казалось, он и правда не понимал, как меня бесит. А может, понимал, но сам факт моего раздражения его, кажется, забавлял. Когда я вновь посмотрела ему в глаза, они были насмешливо-игривыми, переполненные веселыми огоньками. Я ему завидовала. Вот бы мне хоть чуточку его оптимизма, возможно, я бы смогла справиться с невыносимой мыслью, что Олег остался один на один с этими ужасными охотниками.

На моих ладонях выступил пот, как только образ ищейки, того самого, которого я подстрелила пару часов назад, словно восставший из могилы зомби, всплыл в памяти.

— Мне надо выпить, — прошептала я.

— Эээ… не самая лучшая идея… — начал Феликс, но я уже не могла его слушать.

Оглядела первый этаж торгового центра и заметила скромную кафешку неподалеку, и направилась туда. Парень что-то говорил мне в спину, волочась следом, но я не слушала его. Единственным желанием было поскорее увидеть Олега и утонуть в его объятиях. Но пока это желание не могло исполниться, второе — выпить чего-нибудь крепкого, чтобы хоть немного приглушить тревогу.… Но больше всего мне хотелось залить боль, которая пробудилась с воспоминанием произошедшего.

Я убила человека.… Сможет ли алкоголь изменить это? Нет! Станет ли мне после него легче? Мне очень хотелось в это верить.

Я буквально впечаталась в барную стойку, привлекая внимание молоденького парня, который с маниакальным усердием до блеска натирал стаканы.

— Мне бы выпить! — выдохнула я, словно моля о спасении. — Что-нибудь… покрепче…

Почувствовала, как Феликс возник за спиной, а точнее, увидела отражение в глазах бармена, а только после услышала его голос, обращенный к юноше:

— Тяжелый период в семейной жизни, дружище. Налей нам виски…

— Нет! — взмолилась я, содрогаясь от одной мысли о янтарном пойле. — Только не виски…

Феликс усмехнулся, будто воскрешая в памяти день нашей первой встречи. Или это лишь моя память хранила этот осколок прошлого?

— Хорошо, не виски, так не виски, — уступил Феликс, — Плесни нам чего-нибудь болеутоляющего…

Бармен словно ожил и выпалил:

— Для таких душевных ран есть только водка.

— Фи, — поморщился Феликс.

— Пойдет, — прохрипела я.

Ненавидела водку, виски еще больше. Но если уж выбирать, пусть будет водка. Она хоть не притворяется чем-то другим, просто обжигает.

Феликс пронзил меня оценивающим взглядом, в уголках его губ промелькнула тень печальной усмешки:

— Вижу, тебе действительно хреново…

«Не то слово, Феликс, не то слово!» — кричала моя душа, но губы промолчали. Я отвернулась, избегая его взгляда, уставилась на бармена, но видела лишь злобную морду охотника с пулей меж глаз.

Шустрый парнишка мигом взмахнул подносом, на нем уже красовались салфетки, две стопки, столько же стаканов, наполненных апельсиновым соком. Он хотел плеснуть в стопки спиртное, но Феликс его остановил, постучав пальцем по столешнице.

— Давай всю, — услышала я спокойный, но будто бы сочувствующий голос Феликса. Он словно почувствовал всю бездну моей боли.

Парнишка вопросительно посмотрел на меня, и я лишь молча кивнула, а Феликс добавил:

— Слишком тяжелый период… — словно эта фраза могла оправдать мое отчаянное желание напиться.

Бармен сочувственно улыбнулся, поставил бутылку на поднос и добавил тарелочку с ровно нарезанным лимоном:

— От заведения, — пояснил он.

Пока Феликс расплачивался, я поспешила в дальний угол кафе, туда, где можно было беспрепятственно наблюдать за залом. Опасность, что охотники нас выследят, все еще душила, но больше всего меня терзала другая мысль…

Если охотники найдут нас, значит, Олег…

Я залпом осушила стопку, как только Феликс поставил поднос на стол.

— Эй, Белка-стрелка, — позвал он, усаживаясь напротив, — Ты давай не наваливай так яро… Волк прикончит меня, если узнает, что я тебя споил…

Я закивала, отправляя в рот лимон, пережевывая его в такт своим кивкам, а после проглотила кислятину, содрогаясь.

— Убьет, можешь не сомневаться, — согласилась я и налила еще стопку.

Феликс дернул плечом. Взял свою стопку и, словно произнося тост, сказал:

— Да прибудет с нами сила!

Вторая рюмка обожгла горло, словно требуя выхода, но я заставила себя проглотить ее. Сморщившись, взглянула на Феликса. Тот, не дрогнув ни единым мускулом, выпил свою до дна и звонко поставил ее на стол, словно это был глоток остывшего чая.

Интересно, как он собирается сесть за руль в таком состоянии, если нам придется бежать?

Но спрашивать не стала. Меньше всего хотелось с ним разговаривать. Не потому, что он меня раздражал, конечно, и это тоже. Но я мечтала об одиночестве, чтобы собраться с мыслями, расставить все по местам. Но разве он отстанет? Знала, что нет. Даже если я выведу его из себя, он вряд ли ослушается приказа (или просьбы) Олега.

— Дерьмовое чувство, правда? — начал он, и я бросила на него не самый дружелюбный взгляд. Но в его глазах вдруг увидела тень понимания. — Помню, когда я впервые убил… неделю не просыхал.… Так что я тебя понимаю…

— Сомневаюсь, — отозвалась я, не пытаясь говорить приветливее.

Феликс усмехнулся:

— Знаю, ты считаешь нас монстрами.… Но поверь, меньше всего на свете мы хотим быть частью всего этого ебучего дерьма. Хотя за всех говорить не буду, но я уж точно…

— Я не считаю вас… монстрами, — выплюнула я хмуро. — Да, само осознание, что оборотни существуют… это… парадоксально, — я закивала словно в подтверждение своих слов. — Но называть вас монстрами… я не могу. Потому что…

Я осеклась, быстро замолчав. Говорить с Феликсом о своих чувствах не хотелось, равно как и выдерживать его пристальный взгляд. Поэтому я плеснула водки себе в стопку. Поколебавшись, наполнила и его.

— А ты смешная, — произнес Феликс без иронии, сверля меня карими глазами.

Я схватила рюмку и опрокинула ее в рот. Феликс последовал моему примеру, разве что не поморщился и не стал заедать огненную жидкость лимоном.

Повисла тяжелая пауза. Я выдерживала пристальный взгляд своей супер-няньки, пытаясь понять, почему он так любезен со мной. В его взгляде читалась тысяча вопросов, и он не выдержал:

— По-хорошему, стереть бы тебе память и отправить восвояси, чтобы ты не лезла в дела, которые тебя не касаются…

— Не тебе решать, — огрызнулась я.

— Да, это точно, — усмехнулся Феликс. — Если бы Волк хоть иногда включал свои мозги! Нам бы не пришлось спасать твою задницу…

В его надменности послышалась странная нотка волнения, и я не удержалась от вопроса:

— Почему ты ему помогаешь?

Феликс налил по рюмкам новую порцию и подался вперед, облокотившись на столешницу, всем видом демонстрируя равнодушие. Но я слишком хорошо знала, как выглядит равнодушие, и поняла, что это лишь жалкая попытка скрыть его истинные чувства.

— Ты мог убить меня еще тогда, в квартире, — напомнила я. Карие глаза сузились, изучая мое лицо. — Почему не сделал этого?

Он молчал. Я сидела, ища хоть один аргумент, оправдывающий его поступок, но ни один не казался убедительным. Во-первых, я все еще помнила, что этот парень — оборотень. А во-вторых, он был членом стаи Сереги, Альфы, чьи приказы должен был выполнять беспрекословно.

Феликс помрачнел и наконец ответил:

— Волк умеет убеждать.

Я кивнула в надежде, что он продолжит, но Феликс лишь молча проглотил водку, пододвигая ко мне мою рюмку. Прежде чем выпить, я спросила:

— Я думала, приказы Альфы не обсуждаются.

Алкоголь обжег горло, растекаясь по телу приятным теплом. Даже закусывать не пришлось.

— Так и есть, — быстро ответил парень и снова умолк.

Мне вдруг захотелось понять, почему он ослушался Серегу? Что заставило его помогать Олегу в моем спасении?

— Тогда зачем? — спросила я.

Феликс отвел взгляд, но эта попытка замять разговор лишь подогрела мой интерес.

— Если этот гад узнает, что вы ослушались его… — начала я, заметив, как Феликс искоса смотрит на меня, — Зачем ты помогаешь нам?

Парень сжал губы в тонкую линию, не желая раскрывать передо мной все карты. Я долго, выжидающе сверлила его взглядом, и он сдался:

— Я не разделяю мнения Альфы, — заявил Феликс. — И не только потому, что он ввязывается в кровавые игры ради денег… — он замолчал на секунду, но, не выдержав моего пристального взгляда, продолжил:

— Эти его ебучие правила бесят не только меня. Все наши недовольны, но подчиняются…

— Что за правила?

— Неужели Волк не рассказывал? — карие глаза сузились, впиваясь в меня с недоумением.

Я покачала головой. Феликс скривился:

— Нам нельзя заводить отношений.

— Почему? — не удержалась я.

Он облокотился на стол, взял бутылку и плеснул водки сначала мне, потом себе:

— А ты как думаешь?

Я пожала плечами:

— Боится, что вы станете неконтролируемыми?

Парень рассмеялся:

— Пиздец ты наивная! — выдохнул он сквозь улыбку и одним глотком опустошил рюмку.

— А ты мог бы контролировать свою речь?! — жестко спросила я, взбешенная его матом.

Парень пожал плечами и усмехнулся, мол — попробую. Я последовала его примеру осушила стопку, проглатывая терзающий горло алкоголь и, когда лимон во рту вспыхнул, услышала слова Феликса:

— Любые отношения — это ниточка, за которую наши враги умело вздернут нас. Мы можем развлекаться — это да, но что-то серьезное… — Феликс внимательно посмотрел на меня и отрезал:

— Исключено!

Я уставилась на стол, переваривая его слова. Что-то подсказывало, что он говорит правду, и сегодняшняя встреча с охотником лишь подтверждала это. Мое лицо исказилось от мысли, что ищейка мог манипулировать Олегом, ставя на кон мою жизнь. А зная Олега, он сделал бы все, чтобы спасти меня.

— С одной стороны, это логично, — продолжал Феликс. — Если у нас нет привязанностей, нас не смогут прижать. Но с другой стороны… — я оторвала взгляд от столешницы и посмотрела на него. По лицу парня пробежала тень внутреннего конфликта. — Если нам не заводить семью, как мы продолжим род оборотней?

Мне показалось, что его и правда это заботит.

— Но так было не всегда? Например, ваши родители…

— С них все и началось, — сухо произнес Феликс.

— Расскажи мне, — попросила я, но встретила стену сопротивления. Я пошла в наступление, взяла бутылку, разлила алкоголь по стопкам, пододвигая к парню его порцию. Феликс улыбнулся. Как-то по-доброму — впервые за всё наше знакомство.

И вдруг поняла, что если бы не воспоминания о жутком доме, где Серега удерживал меня и моих друзей, о том стечении обстоятельств, после которых погибли мои друзья, я могла бы относиться к нему мягче. Вряд ли по-дружески, но человечнее — да!

— Я еще пожалею об этом, — тихо прошептал он, — Но, да и Бог с ним!

Он подался вперед, облокотившись на столешницу, делая наш разговор интимнее:

— Наших родителей убили охотники! — зловеще прошептал парень. — Все шесть семей, включая женщин. Не пощадили даже моего младшего брата Сашку…

Голос Феликса дрогнул, а в глазах заплясал огонь боли.

— Но Олег говорил, что его родители погибли от несчастного случая…

Феликс скривился, насмешливо выпучив глаза.

— Ха! — натянуто рассмеялся парень, — Полагаю, это было до того, как ты узнала о его звериной сущности.

Я потеряла дар речи. Феликс пожал плечами, словно его ничуть не волновало мое недоверие:

— Подумай сама, Белка-Стрелка, отец Волка — оборотень. Какой несчастный случай может произойти с самым опасным существом на планете?

Я замерла, дыхание сперло в груди, мои глаза не отрываясь смотрели в его блестящие радужки, а он продолжал, будто выплевывая каждое слово.

— Это были ищейки. Думаю, кто-то из верхушки не стерпел отказа прежнего Альфы и решил отомстить, натравив на них охотников.

Осознание того, что родителей Олега убили охотники, резануло по нервам, словно раскалённым клинком. Как же хотелось верить в лучшее, но не получалось…

— Выжил только Игорь. — Продолжил он,— Именно он собрал новую группу «Тень». Но после его смерти все покатилось в пропасть. Появились новые правила, грязная работа.… Сомневаюсь, что он допустил бы наше участие в этих правительственных играх.… Но Серёга не упускает ни единой возможности, когда речь заходит о деньгах, — Феликс с ненавистью выплюнул это и опрокинул стопку в свой рот, — Сейчас мы уже не просто секретная группа, мы обычные киллеры, пляшем под дудку богатеньких ублюдков, истребляя их конкурентов…

— Но почему вы ему подчиняетесь?

Феликс снова усмехнулся, горько и безнадежно.

— Он Альфа — вожак нашей стаи. Никто не смеет ему перечить…

Мой взгляд невольно метнулся в его сторону, и Феликс снова усмехнулся:

— Конечно, кроме Олега…. У него иммунитет на внушение Альфы.

Я выдохнула и залпом осушила рюмку обжигающей жидкости. Но горечь во рту не шла ни в какое сравнение с той, что разливалась в душе.

— И знаешь, — вырвал меня из мрачных мыслей Феликс, — Я думал, после того случая, восемь лет назад, он одумается. Бросит эти жалкие попытки сопротивляться Альфе. Оставит тебя, уедет с нами, и всё вернется на круги своя… — он скривил губы в печальной усмешке, — Какая злая ирония судьбы, что ты снова попалась в наши лапы. Ладно Волк, его можно понять, влюбился по уши, потек волчонок… не оттащишь… но ты-то…

Феликс в отчаянии замотал головой и, словно внезапно решившись, подался вперёд.

— Скажи мне, чёрт возьми, что тебе не сидится дома?

Интересный вопрос! На который у меня не было ответа. Я молчала, а он обречённо смотрел на меня, словно моя участь была предрешена.

— Неужели ты до сих пор веришь, что тебе есть место в нашем мире?

Я парировала, не задумываясь.

— Сегодня я застрелила охотника, — удивительно спокойно произнесла я, словно констатируя факт, — Не думаю, что какой-то оборотень, будь он хоть трижды Альфой, сможет указывать мне моё место!

На губах Феликса расцвела довольная улыбка, он откинулся на спинку стула.

— Да ты отчаянная, Белка-Стрелка! Я ещё тогда это понял, в доме этого слизняка… как его… — Феликс устремил взгляд в потолок, ища там ответ, но тут же вспомнил, — Марк, кажется. Думал, ты в осадок грохнешься, но нет… крепкая же ты деваха!

Я приняла это за комплимент и улыбнулась. Вернее, я улыбнулась своему опьяневшему мозгу, который плавился под новой порцией алкоголя.

Феликс задумался на мгновение и добавил:

— А ты не такая противная, как я думал раньше, — сказал он с неожиданно доброй улыбкой, — И если бы не вся эта ху… хрень, думаю, мы могли бы подружиться!

Я кивнула.

— А ты не такой уж мерзкий, — ответила я, — Так что вполне возможно, что могли бы…

И когда Феликс перестал корчить из себя надменного ублюдка, он оказался даже неплохим собеседником! И я впервые за последнее время почувствовала, как напряжение отступает. Словно в его компании я становилась менее уязвимой, или это выпитое стирало мои прежние опасения.

— Знаешь, мне даже жаль, что у вас ничего не получится… — с грустью в голосе выдавил парень.

— Это ещё, почему же?

Феликс дёрнул плечом в своём привычном жесте, залпом выпил стопку и процедил:

— Альфа этого не допустит. Теперь это для него дело принципа. Сейчас он думает, что ты мертва, и лучше что бы для него это оставалось так, иначе…

— Он попытается меня убить, — с иронией бросила я.

Феликс посмотрел на меня очень серьёзно, и я поняла, что ему не всё равно. Возможно, потому, что он был замешан в моём спасении, возможно, потому что он относился к Олегу с дружеской теплотой, я не знала этого наверняка, просто чувствовала.

— Это не шутки, София… — я напряглась, он впервые назвал меня по имени, — Ты, конечно, бесстрашная, это понятно, но подумай о нём… — и я поняла, что он говорит об Олеге, — Волк уязвим. Ты — его слабое место. Альфа воспользуется этим, можешь не сомневаться…

Сердце болезненно сжалось, пронзённое осознанием надвигающейся беды. Мучительной и отвратительной. Словно почувствовав мою боль, Феликс печально выдохнул:

— Знаешь, всё было бы иначе, если бы Волк стал нашим Альфой. Он должен был им стать, — тихо произнёс он, я затаила дыхание, — Он потомок Альфы. Его отец, дед и прадед — все были лидерами в подразделении «Тень». И я всё ждал, когда же это случится?.. Но он не просто отказался, он отдал это право Серёге, даже не попытавшись за него бороться… — во всем его виде и голосе сквозило непонимание. Феликс угрюмо фыркнул:

— А сейчас он вынужден ему подчиняться… как и все мы…

Несправедливость — вот что я увидела в глазах Феликса. Разъедающую, всепоглощающую несправедливость, которую он даже не пытался скрыть.

Мир в моих глазах неожиданно поплыл. Последняя стопка — а может, и две последних — были явно лишними. Феликс, заметив мои разбегающиеся зрачки, недовольно гаркнул:

— Какого чёрта, мы же договорились, что ты не будешь напиваться?

— Я… я… всё нормально!

Мой язык непослушно ворочался во рту.

Феликс поёжился на стуле, достал телефон и весело просиял.

— Твой ненаглядный звонит, — тихо выговорил парень, и я громко выдохнула, почувствовав, как дышать стало значительно легче. Он прижал трубку к уху:

— Да, — пауза, — Понял. Я скинул тебе координаты.… Только… — парень оценивающе оглядел меня, — У нас небольшие неполадки…

«Неполадками» он называл то, что я напилась.

Когда Феликс отключил вызов и убрал телефон, он произнёс:

— Кажется, нам крышка, Белка-Стрелка…

Перед глазами всё закружилось.

— С ним всё в порядке? — не спросила, завопила я.

Феликс кивнул.

— Скоро будет, — сказал парень, и меня отпустило, но хмельной паралич навалился с утроенной силой, — А тебе лучше срочно протрезветь…

Я закрыла глаза и улыбнулась.

— Живой… — выдохнула я, может быть, мысленно, — Живой…

И мне стало так хорошо. Весь груз, сковывавший меня до этого, исчез, а тело, налитое свинцом, стало тяжёлым и ватным. Я готова была расцеловать Феликса за эти чудесные новости, но не могла даже пошевелиться.

Кажется, мы так и сидели в молчании, в котором я пыталась найти свои разбегающиеся мысли. Хотя нет, если напрячь мозг и вспомнить, Феликс что-то бубнил. Тихо и кажется совсем не мне. А потом я услышала гневный голос Олега:

— Твою мать, Феликс! Я всего лишь просил присмотреть за ней…

— Подумаешь, выпили немного… — мямлил парень в ответ.

— Не ругай его, — шепнула я, с трудом беря под контроль свой язык, но только его. Хотела открыть глаза, но веки, залитые свинцом, не слушались, а мне так отчаянно захотелось защитить Феликса:

— Это я… я его заставила… Феликс хороший… хороший…

На мои комментарии Олег только фыркнул:

— Спелись! Блядь!

— Ревность тебе не к лицу, Волк… — услышала я ответ парня, но он тут же заткнулся, а я улыбнулась, зная, что Олег заткнул его своим яростным взглядом. Взглядом, который сейчас вызывал во мне лишь радость.

Жаркие объятия Олега, в которые он сгреб мое тело, были такими приятными, что я, кажется, уснула.

Глава 32

Сквозь пьяный морок сновидений пробивались знакомые голоса, словно тихий зов из другого мира.

— И что ты будешь делать?

Этот голос, знакомый шепот Феликса, вызвал слабую, болезненную улыбку. Воспоминание о нашей беседе, почти дружеской, отозвалось теплом в моей груди. Мне казалось, я улыбаюсь, но тело, словно чужое, беспомощно покачивалось на заднем сиденье машины. В голове вихрем кружились обрывки мыслей: проклятый охотник с пулей во лбу, последняя рюмка водки.…

Но сквозь пелену забытья я отчетливо понимала — я в машине.

— То, что должен, Феликс…

Голос Олега. Грубый, низкий, он пробудил во мне бурю прекрасных чувств. Первое — хрупкое счастье: он жив! Надежда — мы будем вместе! Эта мысль разлилась по телу приятным трепетом, но тут же угасла под гнетом тревоги. В его голосе звучала жесткость, обреченность, словно он уже принял страшное решение.

— Ты не можешь так с ней поступить! — возмущенно выплюнул Феликс.

— Еще пару недель назад ты сам это предлагал…

— Тогда все было иначе! — не сдавался Феликс.

Олег издал утробный звук, не то рык, не то усмешку, и процедил сквозь зубы:

— Нашел себе подружку?! — Феликс промолчал. — Знай, Феликс, если ты не заткнешься, я выброшу нахуй тебя из тачки прямо сейчас! Пусть твои кости до дома добираются своим ходом…

В салоне повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь ревом мотора. Безжалостный, словно Олег выжимал последние соки из этого измученного куска металла.

Но Феликс не выдержал, будто взвесив все на весах отчаяния:

— Да поебать! Ты меня не заткнешь! Слушай сюда, дружище… Ты не должен так с ней поступать! Опять!

— Заткнись! — прорычал Олег, но Феликс не унимался.

— Она любит тебя, Волк! Хоть убей, не понимаю, как у нее вообще могут быть чувства к такому придурку, как ты!

Олег резко свернул на обочину, под колесами хрустнул гравий, и машина замерла. Меня тут же скрутило тошнотой, но мерзкий комок так и остался лежать на дне сжавшегося желудка.

— Что ты предлагаешь, Феликс?! — прошипел Олег. — Снова подвергать ее жизнь опасности?

— Но…

— Сегодня из-за меня она убила человека, Феликс! Я знаю, для тебя это веселая забава, но для нее… — Олег замолчал, и я словно увидела его лицо, искаженное болью. Голос его стал тише, сломленнее:

— Ты даже не представляешь, что это значит для обычного человека… блядь!— взревел Олег и снова вспыхнул,— Даже не представляешь, что это значит для нее…

— Воспользуйся внушением. Прикажи ей забыть это, и дело в шляпе! — самодовольно заявил Феликс, словно предложил гениальное решение.

Олег злобно фыркнул, но промолчал. Некоторое время в машине царила тишина, а затем Феликс заговорил снова, тихо и проникновенно:

— Послушай, друг. Я знаю, ты хочешь спасти ее. От охотников, от Альфы… даже от себя самого! Но ты же видишь, это не работает! Сама судьба вас сталкивает, и чем больше ты сопротивляешься, тем опаснее это становится для нее…

Какой странный, нелепый сон! Это не могло быть реальностью. Феликс, тот самый, который еще недавно утверждал, что у нас с Олегом ничего не выйдет, теперь заступается за нашу любовь. Абсурд!

— Вы должны уехать, — вдруг выпалил Феликс. — Ты и она. Альфу я попридержу, пока вы не смоетесь из страны, а дальше будем действовать по обстоятельствам…

— Жизнь в бегах? Ты это нам предлагаешь? Это та жизнь, которой она достойна? — тихо, но со сдерживаемой яростью спросил Олег.

— Нет, конечно, но…

— Проваливай, Феликс! — зарычал Олег. — Тебе дойти пешком пять минут, заодно протрезвеешь!

— Волк…

— Я сказал, убирайся!

Секундное молчание. Машина качнулась под весом Феликса, хлопнула дверца, и все внутри меня погасло. Бах! И я снова плыву в космосе, заполненном калейдоскопом красок. Перед глазами медленно кружились пылинки, и я, не удержавшись, дотронулась до одной из них кончиком пальца.… И резко проснулась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прежде чем открыть глаза, я почувствовала адскую боль, словно кувалдой ударили по виску. Изо рта вырвался стон, что-то между: «Ауч» и «Какого черта…»

Веки предательски слипались, но я приложила все усилия, чтобы их разомкнуть. Но тут же пожалела об этом. Передо мной маячил потолок автомобиля, поднимая из глубин желудка все его содержимое: пару кусочков лимона и водку…. Скудно, но этого хватило, чтобы меня передернуло.

Пытаясь сфокусировать взгляд на какой-то точке на потолке, я прокручивала в голове последние события дня, хотя одному Богу известно, сколько я проспала. Самыми болезненными воспоминаниями были два: бледное лицо охотника с пулей во лбу и странный сон, оставивший в душе мерзкий, липкий осадок.

«А может, это был не сон?»

Я резко села, оглядываясь. Я и правда была в машине, на заднем сиденье. За окнами серый, хмурый день, пасмурное небо и… озеро.… То самое озеро! Отражающее всю свирепость нависшего неба и моих самых мрачных предчувствий.

У капота стоял Олег. Все, как тогда, в день нашего знакомства. С пугающей точностью! Машина, озеро, серый день, головная боль, похмелье.… И он, с поникшими плечами, глядящий куда-то вдаль.

Я сжала голову руками, пытаясь унять боль и собрать мысли в кучу. Минуту сидела с закрытыми глазами, считая до ста.

«Что все это значит? Почему мы снова здесь?»

Разговор Олега и Феликса из сна вновь всплыл в моем воспаленном мозгу, и голова закружилась с бешеной скоростью. Я боялась, что снова провалюсь в пучину забвения, но минуты шли, а я продолжала сидеть, рассматривая поникшую спину Олега, придумывая сотню планов на случай, если он опять попытается стереть мне память. Один из этих планов — глупейший — сидеть молча, пока Олег не заметит, что я проснулась, а потом зажмуриться или ослепнуть, в общем, сделать все, чтобы он не смог подчинить мой разум.

Второй план казался более реальным: выйти из машины и умолять Олега не стирать мне память! Решено, пора действовать.

Я увидела, как Олег вздрогнул и обернулся. Видимо, он был глубоко погружен в свои мысли, и мое появление вырвало его из этого омута.

— П-привет, — прошептала я, заикаясь.

— Привет, — ответил он похоронным, ужасным голосом, вызывающим холодки по коже.

С таким тоном сообщают о смерти самых близких людей.

Я забегала глазами по его груди, старательно избегая встречи взглядом, все еще держась за дверцу машины, словно за щит, способный меня защитить.

Олег отпрянул от машины, обогнул ее, подошел и протянул мне бутылку с водой:

— В этот раз обошлось без рвоты, — с едва слышимой шуткой сказал Олег. Я смогла лишь кивнуть.

Оторвавшись от дверцы, схватила бутылку и сделала пару больших глотков. Стало немного легче, но только в желудке, не в сердце.

— Как себя чувствуешь?

— Как в день нашего знакомства, — призналась я.

Олег печально улыбнулся, или мне показалось? Я все еще старательно отводила взгляд от его глаз.

— Где Феликс?

— Выкинул его на трассе по пути сюда, — жестко ответил Олег, и я вздрогнула.

Старательно делала невозмутимое лицо, притворяясь, что не слышала их разговор. Хотя в глубине души надеялась, что это был всего лишь сон.

— Феликс — хороший парень, — сказала я, но моё лицо самопроизвольно искривилось в кислую гримасу.

— Неужели? — неприязненно ответил Олег. — Стоило оставить вас без присмотра, и вы тут же сдружились… — не зная Олега, я бы подумала, что он ревнует. Но нет, на его лице было всепоглощающее недовольство, и я поняла, почему. Феликс был на моей стороне, уговаривая Олега бороться за наши отношения.

« Точно не сон!» - подумала я и зажмурилась.

— Даже удивительно, — продолжал Олег, — Ведь совсем недавно Феликс пытался тебя убить…

— Дважды, — кивнула я. — Я по-другому взглянула на обстоятельства,— двусмысленно произнесла я и заткнулась.

Сердце заколотилось в предчувствии надвигающейся бури. Ладони покрылись липким потом. Легкие судорожно сжались.

Мне хотелось закричать, но изо рта вырвался лишь дрожащий шепот:

— Почему мы здесь?

Олег молчал. Тягучее, невыносимое молчание. Я всё так же судорожно сжимала веки, тщетно пытаясь спрятаться от его взгляда, но кожей чувствовала, как он прожигает меня насквозь. В другое время я бы, наверное, затрепетала от мурашек, тех самых, что танцевали по телу от прикосновения его янтарных глаз, но сейчас была лишь ледяная пустота, мерзкий, всепоглощающий холод, сковавший тело, сердце и душу.

— Это… из-за ваших родителей? — прошептали мои дрожащие губы. Не нужно было видеть его лица, чтобы понять, как болезненно отзовётся во взгляде эта тема. Я облизнула пересохшие губы. — Я знаю… всё… про запрет отношений в вашей стае и…— нервно закивала я запнувшись и тут же выдохнула. — Феликс рассказал…

— Бля, болтун! — рявкнул Олег, и в его голосе засквозила неприкрытая ярость.

Я вскинула взгляд, но не осмелилась встретиться с его глазами. Остановилась на его груди, которая вздымалась резкими, рваными, тяжёлыми вдохами.

— Я знаю, это из-за того, что случилось с ними, — продолжила я, пытаясь говорить увереннее. — Ты боишься, я понимаю.… Это, и правда опасно… и мне жутко страшно, честно.… Но они любили друг друга, так же, как и мы любим.… И никакая опасность не может убить эти чувства…

— И где они, София?! — выкрикнул Олег, и в голосе его звучала такая отчаянная боль, что сердце болезненно сжалось.

Чёрт! Я не заметила, как быстро он вспыхнул, как огонь ярости охватил его. Это произошло в мгновение ока.

— Они мертвы! — словно выплюнул он эти слова, и звук его голоса был жёстче хлыста. — Ты думаешь, я позволю, чтобы ты подвергалась этой опасности?

— Но опасность исходит только от Альфы… Нужно его убедить…

— Убедить?! — выплюнул он с таким отвращением, что я невольно вздрогнула. — Ты точно про Серёгу говоришь?!

Я молчала. Не находилось слов. Вернее, они были, но все звучали безнадёжно паршиво.

— Может быть, это правило — лучшее, что он сделал!

Я не выдержала и взглянула ему в лицо, не веря своим ушам. Зачем он это говорит? Пытается оттолкнуть меня? Или он действительно так думает?

Янтарные глаза полыхали обжигающим пламенем.

— Раньше всё было иначе! Опасность была минимальной, — жёсткие слова Олега заставляли меня съёживаться. — После того, что произошло с родителями, эти меры стали необходимостью. И этот ёбаный охотник лишь тому подтверждение… — Олег громко выдохнул, словно пытаясь изгнать боль, терзающую его душу. — Вчера ты стала этой приманкой! И знаешь… я уже тогда всё решил. Смотрел на тебя, со стволом в руках, с глазищами, полными ужаса, и решил, что ты не будешь жить в моём мире! Не будешь испытывать этой боли, и я просто не имею права тащить тебя в это дерьмо…

— Это моё желание! — возмутилась я, и в голосе прозвучала обида.

— Ты не понимаешь, чего хочешь! — крикнул Олег с такой отчаянной, свирепой силой, что моё тело затрясло мелкой дрожью, пробивая то ли жуткий ужас, то ли мучительный озноб. — Поверь мне, Серёга — это самая меньшая проблема в моём мире.… И даже охотники — это ещё не предел…

— И чего же мне стоит бояться? — нерешительно спросила я, и тут же пожалела об этом, ведь ответ последовал незамедлительно.

— Меня! Меня, София! — он ткнул пальцем себе в грудь, и я вздрогнула. — Я — самый опасный хищник на планете, от которого тебе нужно держаться подальше. Ведь стоит мне выйти из себя, хоть немного разозлиться, и…

Он замолчал, и я кожей ощутила его боль. Она была и моей болью, такой отчётливой, сдавливающей в самом центре груди. Она сковывала мышцы, забиралась в недра души, обвивала металлическим кольцом моё горло.

Я распахнула глаза и уставилась в землю.

— Я не боюсь тебя… Я чувствую, что ты не причинишь мне боль…

Олег шумно выдохнул, и по звуку я поняла, что он не согласен. И мои слова звучали, правда фальшиво. Ведь я не знала, на что способен оборотень, прячущийся в его теле. Возможно, Олег был прав и мне стоило его боятся, и я действительно испытывала страх, дикий, первобытный ужас, всякий раз когда думала, что могу столкнуться с оборотнем – Олегом, лицом к лицу. Не думаю, что эта зверюга меня пожалеет! И что будет потом? Что испытает Олег, если его монстр разорвет меня на кусочки?

Думать об этом было горько! Хотелось выть от отчаяния, от всепоглощающей боли.

Он шагнул в мою сторону, и я машинально отшатнулась, вздергивая руку в останавливающем жесте.

— Я знаю, что ты хочешь сделать, Олег, — с мольбой в голосе еле выговорила я. Всего несколько слов, но показалось, что я задыхаюсь. С трудом вдохнула холодный воздух. — Но… это… неправильно…

Паника сжала горло, слезы навернулись на глаза. Обжигающая капля скатилась по щеке, задрожала на подбородке и… кап…

— Не поступай так со мной! — завыла я, захлебываясь рыданиями. — Не поступай… так… — а он продолжал молчать, стоя в шаге от меня, даже не шелохнувшись. — Это неправильно!

С каждым моим словом сердце обливалось кровью, разрываясь на части. В какой-то момент я подумала, что умру, но жизнь продолжалась. Мучение продолжалось.

Вдруг он шагнул ко мне, и я отпрянула, выставив руку перед собой, подняла взгляд на его грудь. Он дышал так же, как и я: глубоко и прерывисто.

— Нет… я не дам тебе этого сделать! Не дам! Ты… меня… не заставишь!

Воздух предательски исчезал, или легкие отказывались вдыхать, потому что было больно… нестерпимо больно!

Я смахнула слезы со щек:

— Мы справимся! Мы сможем! Только не оставляй меня, — от собственного мучительного голоса становилось тошно. Но я знала, если замолчу, он точно сделает то, что задумал. И я снова заговорила:

— То, что случилось… с охотником… это ничего не значит! Ничего не значит для меня! — врала я, — Теперь все кончено, и все будет хорошо! Только… не заставляй меня… не заставляй…

Олег дрожал. Я увидела это по его рукам, и снова зажмурилась.

— Иди сюда, — прошептал он и одним быстрым, решительным движением сгреб меня в объятия, зарываясь носом в мои волосы. И нас затрясло в унисон. В этот миг мы делили боль на двоих, делили нашу судьбу, беспощадную и жестокую, что разлучает нас и снова сталкивает, словно два айсберга, бесцельно плывущих в океане.

Но я понимала… нет, я уже нутром чувствовала: я растаю как этот чертов айсберг, исчезну, перестану существовать без него.

— Я так сильно тебя люблю, малышка, — он прижал меня к себе крепче, словно боясь отпустить, и вновь зашептал в мои волосы, — Ты даже представить себе не можешь, насколько… — и вдруг я почувствовала его слезы. Горячие струйки обжигали мою шею. — И я думал… правда думал, что на этот раз у нас получится…

— У нас получится! — отчаянно крикнула я ему в грудь, и он сжал меня в своих крепких, обжигающих объятиях.

— София, — начал он, а я так отчаянно не хотела слышать того, что он собирался сказать. Я знала.… Знала каждое слово наперед. Я замотала головой, но он взял мое лицо в ладони, отрывая от себя. И я невольно подняла глаза.

Янтарь в его глазах померк, словно жизнь покидала его. Он облизнулся, зажмурился, и по его щекам покатились слезы.

— Я бы отдал все, слышишь? Все бы отдал, лишь бы остаться с тобой! — он говорил сквозь слезы, а его лицо исказилось такой мукой, словно в самое сердце вонзили нож, проворачивая при каждом его слове. — Вся моя жизнь здесь… в тебе… София! В этом хрупком теле! В твоей хрупкой душе! И все, о чем я могу просить — сохранить ее… сохранить свою жизнь ради меня!

— Мне не нужна моя жизнь! — сквозь рыдания закричала я. — Не нужна, если тебя не будет рядом!

Он не выдержал и прижался к моим губам в отчаянном поцелуе. Долгом, обжигающем, полном несказанных слов. Из самых глубин моей души поднялось жгучее чувство, которое вмиг истребило мои сомнения. Его губы словно давали мне последний, хрупкий шанс на спасение. Они не просто шептали, они вопили о любви, о желании принадлежать только мне! И я поверила.… Поверила, что убедила его. В это было чертовски легко поверить!

Олег нерешительно отстранился. Несколько секунд смотрел только на мои губы, а после наши взгляды встретились. Он крепко держал мое лицо в своих ладонях в этот самый момент, когда зрачки в его глазах исчезли.

— Замри и смотри на меня, София! — приказал он, и волна ужаса парализовала меня.

Я отбивалась от него, яростно колотя по его груди, кричала, нет, я вопила прямо ему в лицо. Рыдала навзрыд, до боли в горле. Но все это происходило лишь в моем мозгу. По факту, я стояла как вкопанная, опустошенная.

— Прости меня, малышка, — прошептал Олег. — Прости, что снова подвел тебя! Но сейчас ты забудешь все! Забудешь наше прошлое! Забудешь свою любовь ко мне! И все, что ты будешь помнить — только то, что я самый опасный человек на свете, от которого нужно держаться как можно дальше!

***

— София, — голос Сергея Викторовича пробился сквозь пелену моего сознания, словно слабый, далекий шепот, который мгновение спустя окреп и обрел четкое, ровное звучание. — Я досчитаю до трех, и ты вернешься в реальность. Раз… два… три…

Глаза распахнулись невольно. Кабинет, залитый белым светом, обрушился на меня слепящей волной.

Доктор, поправив непокорные кудри на затылке, подался вперед, с тревогой всматриваясь в мое лицо:

— Все в порядке, София?

Я содрогнулась, не от его пристального взгляда и не от режущего глаза света. Меня захлестнули воспоминания. Они вырвались из небытия, ворвались в сознание бесконечным потоком.

Эти глаза из моих кошмаров… глаза волка, и не просто волка, а самого настоящего оборотня! Они принадлежали Олегу!

Меня затрясло, но я отчаянно пыталась скрыть дрожь.

— Да… да… все в порядке… — неуверенно кивнула я, но темные глаза доктора впились в меня с недоверием. — Просто… просто странные ощущения…

— Какие ощущения?

Я шумно выдохнула.

— Необычные, — я облизнула пересохшие губы. — Видимо, это все ваш гипноз…

— Что ты вспомнила?

Я украдкой бросила на него взгляд.

Что я могла сказать, находясь в этом трансе? Могла ли я вообще говорить? И если могла… если рассказала ему всю правду про Олега… всю правду про смерть своих друзей… он поверит мне? Или упечет в психушку?

Он смотрел прямо мне в глаза, изучающе и пронзительно. На самой глубине этих глаз горела слабая надежда, и я поняла — все это время, находясь под действием его гипноза, я молчала.

В первое мгновение я всем сердцем захотела рассказать ему правду, поделиться этим грузом, который распирал меня изнутри. Но вдруг передумала и мотнула головой.

— Ничего, — солгала я. — Ничего, что бы помогло полиции.

И, словно в подтверждение, тут же кивнула.

— Значит, ничего, — нахмурился психолог и откинулся на спинку кресла, прижав пальцы к глазам. — Признаться, я в замешательстве, София…

Я нутром почувствовала, что это его сокрушительное фиаско, возможно, первое за всю его карьеру.

Сергей Викторович устало взглянул на меня.

— Я испробовал все методы, честно, — он развел руками в жесте бессилия и снова поник на кресле. — Кажется, твоя амнезия — это не психологическая травма, как мы предполагали, а… — доктор замолчал, оценивающе взглянув на меня. — Магическое воздействие…

Я сглотнула, всем видом выражая недоверие его словам.

Пухлое лицо доктора вдруг сморщилось в легкой гримасе.

— Знаю, звучит странно, особенно из уст психотерапевта, — усмехнулся он. — Но у меня нет другого объяснения…

А у меня были! Но я молчала, надеясь тут же не выдать все свои мысли. Тишина, воцарившаяся в кабинете, стала невыносимой, и Сергей Викторович, почувствовав это, тут же поднялся и прошел к столу.

— Ну, хорошо, по крайней мере, мы старались, — выдохнул он. — Напишу следователю, что на время мы прекращаем наши сеансы.

Я закивала, как китайский болванчик, но тут же замерла. Взгляд мужчины вновь пронзил меня.

— Давай поступим так, София. Я не стану больше вызывать тебя на сеансы, а ты… — он посмотрел внимательно, — Если вдруг что-то вспомнишь, сама придешь. Договорились?

— Конечно! - слишком поспешно ответила я и вскочила со стула. — Обязательно! — солгала я, но получилось на удивление правдоподобно.

— Тогда до встречи, София! — доктор снова уставился в мою медицинскую карту, а я, не теряя ни секунды, рванулась к выходу. — София, — я замерла, держась за ручку двери. — Кто такой Олег?

Холод сковал меня. По спине пробежал озноб. Я могла бы списать это на духоту в кабинете, но нет, меня колотило, как в лихорадке. Когда я повернулась, доктор смотрел на меня поверх оправы очков.

— Пока ты была в гипнозе, ты пару раз назвала это имя…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сощурилась, делая вид, что напряженно вспоминаю.

— Правда? — голос предательски дрогнул.

Сергей Викторович коротко кивнул. Врать я умела, конечно, но делала это исключительно в случае крайней необходимости, скрепя сердцем. Но в этот раз даже сердце не дрогнуло.

— Наверное, какой-то школьный знакомый…

— Хм, - прищурился мужчина, а после кивнул. — Тогда всего хорошего…

Я вылетела из кабинета и пулей помчалась прочь из клиники. Сердце бешено колотилось еще там, в кабинете психотерапевта, а спустя несколько пролетов было готово вырваться наружу. Выбежала на улицу и заставила себя притормозить. Ощущение, что Сергей Викторович смотрит на меня в окно, было почти физическим. Может, у меня развилась паранойя, но я чувствовала его взгляд, под которым дошла до своей машины, медленно открыла дверь, села внутрь и завела двигатель.

Единственным желанием было завыть, выпустить эту боль. Выпустить все, что вернулось, но вместо этого я зажмурилась, стискивая руль дрожащими пальцами.

Перед глазами вихрем проносились тени прошлого. Моя юность, наша первая встреча с Олегом и наше расставание. Поездка в Москву, конференция. Наш танец в бальном зале. А после все завертелось в кошмарном калейдоскопе: убогая квартира, Якут… пинок… Феликс, мертвые Ромка и Петя… Оборотни, охотники, снова Олег… поцелуи, любовь, безудержная страсть…

«Я так люблю тебя, малышка…»

Я вздрогнула, услышав в голове его голос.

Схватила телефон, долго смотрела в пустой экран. Хотелось одной лишь силой мысли позвонить ему и высказать все! Все! Выплеснуть всю накопившуюся боль! Кричать ему в ухо, как сильно я его ненавижу! И как безумно я его люблю!

— Вот только бы знать, куда звонить…

Идея пришла внезапно. Безумная, но единственная. Какова вероятность, что он следит за мной? Один процент из ста. Какова вероятность, что просматривает мои социальные сети? Ноль из миллиона!

Но я тут же нашла в телефоне фотографии из моего дела, которое вело следствие (каюсь, пока следователь отлучился, я просмотрела папку и сделала пару снимков, на одном из них — то самое озеро), место нашей любви и нашей трагедии. Долго смотрела на снимок, очень долго, потом решилась. Зашла на свою страничку и выложила пост на стену: фотографию и краткую запись:

«Я все помню».

Словно обжегшись, я отбросила телефон на сиденье. Он перевернулся в воздухе и упал на пол.

— Дьявол! — вскрикнула я и в ярости ударила по рулю.

«Т-рам там!» — волнительно завибрировал мобильник, оповещая о новом сообщении.

Чуть не сломала руку, пока доставала его с пола. Дрожащими пальцами с трудом разблокировала телефон и замерла.

«Там же. В полночь…»

От волнения перехватило дыхание. Сердце снова заколотилось, словно бешеное. Легкие надрывно глотали воздух, которого не хватало.

Инстинктивно ущипнула себя до боли, чтобы проверить реальность происходящего. И все было реально. Реально, как никогда, за эти мучительные полгода. Полгода провала в небытие. Полгода слез. Полгода, которые казались адской вечностью.

Я не решилась ехать домой. Знала, там мама. И эта женщина знает меня слишком хорошо, чтобы поверить в мои натянутые «все в порядке». Если я столкнусь с ней сейчас, кожей чувствую, что расколюсь и выложу ей все! Но могу ли я снова испытывать её прочность? Она слишком много пережила за этот год. Слишком много для её хрупкой души! Сначала моя пропажа, потом мое беспамятство! И только сейчас я осознала её боль. Словно раньше я не обращала на это внимания, поглощенная своими мыслями, своими вопросами, не замечая её страданий.

Исполненная горечи и раскаяния, я набрала её номер. Три гудка, и в трубке послышался голос мамы:

— Да-да…

Я зажмурилась, слеза скатилась по щеке.

— Привет, мам…

— Привет-привет, — радостно пропела она, и я поняла, что она снова колдует над плитой, переводя продукты. — Я тут такое приготовила… — словно в подтверждение моих слов, она затараторила. — Просто пальчики оближешь!

Сглотнула ком в горле.

— Ты уже ездила к Сергею Викторовичу?

— Да, — я кивнула, словно она могла меня видеть. — Да, ездила…

— У тебя грустный голос, Софи, — взволнованно сказала мама. — Что-то случилось? Ты что-то вспомнила? — я прикусила губу. Голос мамы стал еще более встревоженным. — Что произошло?!

— Все в порядке, мам, — почти простонала я и тут же решила ее успокоить. — Правда, все в порядке…

— Давай я приеду за тобой и…

— Нет, мам, — отрезала я. — Со мной и правда все хорошо…

Стараясь унять волнение, я потерла лоб дрожащими руками и решилась:

— Мам, ты меня сегодня не жди, ладно? — голос все еще дрожал. На другом конце провода повисла напряженная тишина, и я захотела её развеять. — И не переживай. Все правда хорошо…

— Софи! — вспылила она, и я представила её недовольное и одновременно испуганное лицо. — И где же ты будешь?

Она должна знать правду! Хоть и не всю, но хотя бы какую-то её часть…

— Я… встречаюсь… кое с кем…

— Так-так-так, — голос женщины стал взволнованно-любопытным. — И с кем же?

— С Олегом, — выпалила я, лишая себя возможности обдумать последствия.

— Олег… Олег… — бормотала мама. — Олег! — тут же вспомнила она. — Ну, ничего себе! Боже мой, тот самый симпатяга Олег! — не унималась она. — И когда ты собиралась мне сказать, что вы снова вместе?! Он, наверное, стал чертовски привлекательным мужчиной! Сколько прошло? Восемь… девять лет.… Так! Я придумала! Вы оба приезжайте к нам!

— Мам… мама… — пыталась вставить я хоть слово, но разве это было возможно?!

— У меня как раз ужин готов! Уверена, ему понравится! Передай ему, что я очень соскучилась и жду его в гости.… Знаю, он не откажется…

— Стоп! — крикнула я в трубку, и она замолчала. Набрала в легкие побольше воздуха. — Я передам ему привет от тебя, а ужин… обойдется…

— Хм, — услышала я мамино негодование. — Все понятно… Вам есть что обсудить и без старой женщины…

— Мам, — простанала я.

— Все в порядке, Софи, — ответила мама успокаивающим тоном. — Я все понимаю…

— Правда?

— Конечно! — тут же ответила она, и я снова закивала. — Я включу свой любимый сериал, и съем эту… лазанью… кажется, это она, хотя я уже не уверена…

Я улыбнулась. Она не менялась, и это было восхитительно. В моей безумной жизни именно она оставалась тем незыблемым якорем, который спасал, защищал и вытаскивал из самых глубин ада.

— Спасибо, мам, — прошептала я, вкладывая в эти слова всю свою любовь.

— Софи, — снова сказала мама. — Я думала, ты больше не хочешь его видеть, — вспомнила она мои подростковые слова. — Что же изменилось?

— Кажется… — начала я и усмехнулась. — Мне есть, что ему сказать…

— Странно, но звучит это… злобно…

Еще бы! Этот самовлюбленный эгоист испытывает мою психику на прочность. Пора бы поставить его на место!

— Все хорошо,— скрипя зубами, говорю я и сама себе не верю.

И как же хочется поделиться с ней всем, что разрывает меня сейчас на части. Но я не могу! Не имею права делиться с ней всем этим кошмаром.

— Ну, хорошо, повеселитесь там…

— Постараемся… — я сморщилась, как от горького лекарства.

Веселье — последнее, что ожидало меня там. Скорее, поле битвы, где я должна была доказать себе и ему, что еще не сломлена, доказать, что со мной нельзя так поступать! Побить его, а потом… что будет потом, я старалась не думать.

— Люблю тебя, Софи… — ее голос дрогнул, наполненный тревогой и нежностью.

— И я тебя… — ответила я, чувствуя, как ком подступает к горлу.

Сбросив вызов, я долго смотрела в пустоту перед собой, невидящим взглядом утопая в воспоминаниях, которые одновременно жгли и морозили мою душу. Тот вечер… тот роковой вечер, в который я провалилась, словно зыбучие пески заглатывали меня.

Глава 33

Мне было холодно. Не просто от ветра, меня будто кинжал пронзал насквозь. Холод исходил из самых недр моего тела, из самых глубин израненной души. Открыла глаза — передо мной застыло серое небо, отражаясь в безмолвном зеркале озера.

«Как я здесь очутилась?»

Обернулась в отчаянной попытке найти ответы, жадно роясь в обрывках памяти, но последнее, что всплыло — Ромка… Вахрин, за рулем боссовской машины, бешено горланящий песню, что, казалось, вырвет динамики из гнезд. Голос у Вахрина, признаться честно, адский! Рядом Жук, старательно шлифующий объектив видеокамеры. Тогда я позволила себе закрыть глаза в надежде хоть немного забыться в дреме, ведь впереди ждала работа, и вот теперь… я здесь. Посреди поля, перед сумраком озера, за спиной — безмолвные стражи-деревья, тоскующие по первому снегу. И он, словно услышав их безмолвную мольбу, обрушился с небес. Тяжелые, белые хлопья оседали на волосах, пробирая до костей. И вся эта картина, полная скорбной красоты, одновременно завораживала и пугала до дрожи.

Издалека донесся вой сирен. Может, двух, а может, и нескольких машин, словно ворвавшихся в этот обманчивый плен тишины, отозвавшись в моей душе тревогой. Миг — и из-за леса вынырнула полицейская машина, следом вторая, за ней – еще и еще. Замыкала колонну скорая помощь. Они окружили меня плотным кольцом. Двери машин распахнулись с пугающей быстротой, и ко мне кинулись люди в форме. Я с трудом соображала, чего они хотят, но они звали меня по имени, засыпая градом вопросов:

«Как я здесь оказалась? Что случилось? Где Вахрин, и Шустов (Жук)? Где я была?…»

В их глазах читалось недоумение, ведь те же вопросы разрывали и меня.

Меня спасла женщина — медик. Она растолкала нахмуренных полицейских, накинула на плечи плед, словно броню, и потащила меня в машину, бросив через плечо:

— Все вопросы после!

После чего? Я боялась спросить.

А дальше — мчащаяся скорая, торопливые движения женщины-врача, она, то ловила пульс, то вглядывалась в мои зрачки, пока мы неслись в неизвестность. Куда именно — я снова боялась спросить, вернее… я бы спросила, если бы все происходящее хоть немного походило на реальность.

Но кошмар продолжался. Безжизненная палата, куда не пускали даже маму. А она рвалась ко мне, я слышала ее гневные протесты, когда охранники вновь преграждали ей путь. Они дежурили у двери днем и ночью, словно я — опаснейший преступник. И только трое имели право меня видеть: мой врач, чье имя я никак не могла запомнить, и потому про себя звала Белый Халат, медсестра Маша и следователь Семенов.

Признаться, у меня было больше вопросов к следователю, чем у него ко мне. Но во всех наших обоюдных вопросах сквозил один и тот же корень — мы оба ничего не понимали.

Единственным лучом света была Маша, она же — единственная ниточка, связывающая меня с мамой. Она тайком передавала записки все эти три недели заточения в четырех стенах. Но даже когда меня выписали, легче не стало. Наоборот, на меня обрушилась страшная правда, которую, видимо, устав церемониться, мне вывалил следователь, решив «прижать к стенке». Тогда я узнала, что Ромки и Пети больше нет. Поисково-спасательные мероприятия не увенчались успехом, и надежды на то, что ребят найдут живыми, уже ни у кого не оставалось. Ни у кого, кроме меня…

Под гнетом слов Семенова я не выдержала и зарыдала, и тот немного сжалился надо мной. Долго пытался успокоить нелепыми фразами и жалостливыми взглядами. Он-то и поведал мне, что меня нашли не случайно: в полицию поступил звонок с точным местом моего нахождения. Именно там я и оказалась — одинокая и потерянная. Выяснить, кто звонил, так и не удалось. Но вскоре жалость мужчины себя исчерпала, и следователь Семенов вновь вцепился в меня, единственного свидетеля произошедшего, словно коршун. И вряд ли он мог понять — на месте, где должны быть эти воспоминания, пустота, которая тут же обросла болью утраты и непониманием. И это разрывало меня на части.

А потом меня ждало еще одно испытание — встреча с Веркой….

Но я не плакала. Слез уже не осталось. Но и смотреть в ее глаза я не могла, лишь упрямо буравила взглядом пол под ногами, отказываясь понимать, как такое могло произойти. Почему? Почему они, а не я…

Удивительно, но именно Верка вытащила меня из беспросветной трясины вины. Я уже не надеялась, что она вообще захочет со мной говорить. Казалось, если и скажет что-то, то в духе:

«Почему выжила ты?!»

Но мои ожидания рассыпались в прах.

— Прости, - с трудом выдохнула я. — Я так виновата…

Верка бросилась ко мне с объятиями и долго рыдала, вцепившись в меня обеими руками. Я дрожала вместе с ней. А после она оторвала от меня заплаканное, опухшее лицо и прошептала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты не виновата, Софи, — сдерживая рыдания, сказала она. — Не смей так думать! Ты не виновата…

И я поддалась ее словам, жадно хватаясь за эту призрачную надежду.

И это было словно спасательный круг в бушующем море отчаяния. Я вцепилась в нее, как утопающий, захлебываясь в этом море, но все еще держась на плаву. Если бы не Верка, я бы окончательно увязла в этом болоте вины, захлебнулась бы в нем. Была ли я виновата в смерти ребят? Разум шептал, что нет, но сердце кричало об обратном. Как я могла жить дальше, когда их больше нет?

А дальше все как в страшном сне. Беспрерывные походы в полицию и к врачам. Бесконечные вопросы. Ночами я просыпалась в холодном поту, мучимая кошмарами. Их лица, искаженные ужасом, преследовали меня. И эти глаза… глаза волка, горящие живым, всепоглощающим огнем.

Время шло, но воспоминания не возвращались, а боль не утихала. Она лишь притаилась, но прочно укоренилась где-то глубоко внутри, словно тлеющий уголек, готовый в любой момент вспыхнуть вновь.

И сейчас, когда я знаю тайну их смерти, меня еще больше мучает один вопрос:

Смогла бы я избежать их гибель, если бы не испытывала чувств к Олегу? Смогла бы изменить нашу историю, еще там, на том самом вечере, когда я снова его увидела?

«Нет!» — тут же отзывалось мое сердце. — «Они погибли не из-за моей любви…»

Или я просто отчаянно хотела в это верить?

Я заглушила двигатель. Установившаяся тишина выдернула меня из водоворота последних месяцев и вернула в томящую реальность.

За окнами машины — непроглядная темень. Рядом, словно тени, застыли стволы деревьев, темные и молчаливые. Над озером — полная луна, отражающаяся в зеркальной глади воды, делая обстановку жуткой и зловещей.

Я старалась подавить волнение, но оно пульсировало в сердце, заставляя дышать чаще. В каждой клеточке тела, в каждом нерве под кожей, по которой бежали мурашки, поднимая волосы на затылке.

Невольная мысль пронзила сознание:

«А вдруг это ловушка? Может, это сообщение написал вовсе не Олег? Что, если этот мерзкий убийца – Серега?»

С трудом сглотнула ком в горле и сжала губы в тонкую линию, собираясь с духом. Глубокий вдох. Я выскочила из машины в прохладную летнюю ночь.

Признаюсь, я была готова встретиться с любым чудовищем, будь то оборотень — Серега или сам дьявол из преисподней! Но меня встретила лишь гулкая тишина молчаливой воды и россыпь звезд на черном бархате неба. Я медленно обошла машину и подошла к обрыву, всматриваясь в бескрайнее небесное полотно, усыпанное мерцающими точками.

«Если мне суждено умереть сегодня, я готова», — вдруг прозвучали похоронные мысли. — «И такая звездная ночь — самое подходящее время для этого…»

Я зажмурилась и с такой силой вдохнула аромат леса и воды, что голова закружилась, приятно так, словно кто-то подхватил меня в медленном танце, растворяя волнения и тревоги. Мне даже показалось, что мои ноги оторвались от земли. И в этом полете я снова почувствовала то, чего так не хватало. Мурашки пробежали по коже, начиная свой путь с поясницы, поднимаясь к лопаткам, заерзали на затылке.

— Олег, — тихо прошептала я, не решаясь обернуться, хотя чувствовала, всем телом и душой чувствовала — это он. Он рядом.

Его обжигающее дыхание опалило мой затылок, и я замерла, боясь повернуться и спугнуть это хрупкое, эфемерное предчувствие его тепла. В глазах бились слезы, застилающие и ясный ореол луны, и эти звезды, и я молилась, чтобы это не оказалось игрой моего воображения. Мое сердце забилось так громко, что казалось, этот оглушительный барабанный бой слышен всей округе. Сквозь этот нестерпимый шум в ушах я услышала его голос:

— София…

Конец первой книги…

Мой дорогой Читатель, вот и закончилась первая часть этой увлекательной истории любви и противостояния. Втора часть будет еще более эмоциональной!

А еще у меня есть для вас музычка, которая является моим личным саундтреком к этой книге! Делюсь с вами ????????

- Тима ищет свет, песня - Волна

Конец