Кристина под контролем. Книга первая. by JG Leathers. Из книги Секс книга Часть 27

Глава двадцать седьмая

Доение впервые

Джон

Кристин вскоре начала демонстрировать заметное улучшение в своей физической выносливости и общем состоянии здоровья, согласно компьютерным записям её тренировочных сессий, и в течение следующих двух месяцев наша повседневная рутина почти не менялась. Психологически она, похоже, приспосабливалась к своему новейшему оборудованию, но порой я видел вспышки паники в её глазах, когда до неё доходило, что это действительно реальная ситуация, и она не может от неё сбежать. Иногда я водил её на ужин, полностью одетую, но, как всегда, под её всепроникающими и интимными контролями, но в основном мы держались поближе к дому. Антония и Даниэль пару раз навещали, чтобы посмотреть, как она продвигается, и наша жизнь вошла в небольшую колею. Самым тяжёлым для неё, я думаю, была потеря способности говорить. Все её крики и всхлипы отчаяния были заглушены, и с добавлением электронно навязанного молчания она оставалась безмолвной почти всё время. Прошло ещё две недели, и, когда ей разрешали говорить, она начала всё чаще жаловаться на свои нежные, полные груди. Пришло время начинать её доение. Я провёл почти целый день в боковой камере игровой комнаты, подготавливая необходимое оборудование и подключения для следующего этапа её погружения в глубокое рабство, которое она хотела прожить. Оказавшись заключённой и подключённой к доильной машине, она будет изолирована от остального мира, на собственной системе жизнеобеспечения, и постоянно отслеживаться как компьютером, так и несколькими камерами наблюдения. В последнее время погода становилась холоднее, пока мы переходили в зиму, поэтому я чаще держал её в доме, и она, приспосабливаясь к более низким температурам, начала одеваться в более тяжёлые юбки и свитера, кроме времени упражнений, когда на ней не было ничего, кроме бюстгальтера и пояса целомудрия. Я решил начать её доение после завтрака одним утром и поэтому оставил её груди свободными от каких-либо ограничений после снятия тренировочных чаш, позволив ей носить свободный халат в промежутке между пробуждением и походом в доильную камеру. Каким-то образом она знала, что сегодня будет её введение в процесс, который она физически нуждалась, но психологически отвергала и боялась.

— В-в-вы собираетесь н-н-начать д-д-делать это со мной с-с-сегодня, не так ли, Господин? — прошептала она, впервые за неделю получив разрешение говорить во время завтрака и ненавидя даже произносить слово «доение» для описания того, что с ней должно было произойти. Она не была коровой, пока, но знала, что доение станет интимной частью её жизни с этого момента. Я наблюдал за вздыманием и покачиванием её тяжёлых, свободных грудей под тонкой тканью халата, отмечая, как контуры тяжёлых колец были так заметны, когда каждый вдох натягивал материал. Неудобная сбруя для верхней части тела, которую она носила и которая теперь никогда не снималась, заставляла их выделяться ещё больше.

— Да, думаю, пора. Кажется, ты сильно ощущаешь потребность, — заявил я.

— Я-я-я была довольно чувствительной последнюю неделю, Господин, но я боюсь того, что произойдёт и как это будет ощущаться.

— Ну, Кристин, это то, что теперь нужно делать, и в обозримом будущем, судя по физиологии и дозам гормонов, которые ты получала. Я понимаю, что ощущения, которые ты почувствуешь, довольно приятны, пока это происходит, но тебе придётся самой рассказать мне после того, как всё закончится, потому что ты будешь физически и электронно заглушена во время процесса, каждый раз.

— Ооохх, Господин! — взвыла она. — Пожалуйста! Пожалуйста, не держите меня в молчании всё время! Я хочу иметь возможность говорить, не беспокоясь о том, что меня будут п-п-наказывать за это постоянно!

— Ты в итоге привыкнешь к этой идее, Кристин, но тебя всегда будут направлять и контролировать, несмотря на то, как сильно ты утверждаешь, что тебе это не нравится. Это лишь часть продолжающегося процесса твоего порабощения, как ты знаешь.

— Д-д-да, Господин, — покорно прошептала она. Этим утром она сидела на краешке высокого стула, её удлинительный стержень торчал ниже подола халата до колен, вплоть до её множественных цепных манжет на лодыжках. Этим утром я коротко сковал её, и она шевелила ногами против ограничивающих маленьких звеньев, соединяющих её манжеты с кольцом на конце стержня, морщась, когда длинный вал реагировал на рывки, затем она уставилась на извивающуюся длину своего поводка.

— Допивай кофе, пора начинать.

— Д-да, Господин, — проглотила она, её руки начали дрожать, когда она подняла толстую кружку к лицу, на мгновение скрывая блестящую серебристую сталь её носовых украшений. С тех пор как ей их установили, когда я выводил её, я иногда позволял ей носить непрозрачную полумаску, чтобы скрыть их, хотя чаще всего ей приходилось выходить с открытым лицом и терпеть взгляды людей на улице, в магазинах и ресторанах, которые мы посещали. Мы пару раз ходили в библиотеку, чтобы она могла посмотреть и почитать о стилях индийских и пакистанских украшений и декораций, затем я водил её в некоторые магазины в Маленькой Индии, и персонал брал её под своё крыло, чтобы показать, как лучше использовать её лицевые украшения, комбинируя их с гребнями и точками крепления на волосах для некоторых соединительных цепей. В одном таком случае она вышла из магазина, полностью украшенная ювелирными изделиями, и я был поражён трансформацией её внешности. Из каждого внешнего кольца ноздри тонкая серебряная цепь была протянута через её лицо, чуть ниже выдающихся скул, к кольцам, прокалывающим верхние изгибы хрящей её ушей, и оттуда вниз, чтобы быть закреплёнными высоко на волосах сзади и в центре её головы. Каждое второе звено на цепях имело прикреплённый маленький серебряный медальон или монетку, так что с каждым поворотом или движением они все звенели или покачивались в унисон. Миниатюрный золотой колокольчик был заперт на её перегородочном кольце, в то время как довольно тяжёлые маленькие гроздья золотых шариков и колокольчиков тяжело свисали с её толстых серёжек. Ещё одна тонкая цепь была вплетена в её волосы, величественно пересекающая её высокий лоб, и в центре был прикреплён маленький золотой амулет, примерно на дюйм выше переносицы, делая её картиной древнего индийского ювелирного великолепия. В то же время всё это усиливало её вид женского рабства, и поэтому я с радостью пристегнул длинную, тонко звеньевую цепь к её носовой скобе, затем вывел её из магазина на улицу. Я требовал, чтобы она сопровождала меня с полностью открытым лицом, и она пыталась уклоняться от взглядов прохожих, униженная и смущённая своими украшениями и заметным поводком. Однако теперь пришло время начать её первую сессию доения, и я встал, медленно подходя к тому месту, где она сидела, дрожа от предчувствия.

— Хорошо, Кристин, — тихо, но твёрдо сказал я, потянувшись за её рукой и властно держа поводок в левой руке. — Давай начнём. Сними халат, прежде чем мы пойдём в доильный зал. — Она молча встала, скинула шёлковый халат и, с тянущимися, коротко скованными шагами, неуверенно пошла за мной, неумолимо тянутая настойчивым рывком проволочного поводка к её ингибиторному стержню. Её каблуки постукивали по золотистому деревянному полу, пока мы переходили в доильный зал, в противовес щёлканью и звяканью её цепей на лодыжках, и она пыталась сдерживаться, когда мы приближались к маленькой камере. На данный момент я оставил ей возможность говорить, но когда мы вошли в суровую маленькую комнату со всем её зловеще выглядящим оборудованием, она издала мягкий, низкий стон страха. Я почувствовал, как она на мгновение попыталась сопротивляться втягиванию внутрь, но ни одна женщина не может противостоять такому поводку, как тот, что был на ней. Толстая, звуконепроницаемая стальная дверь стояла открытой, и я втянул её в место, которое должно было стать её домом на следующие два часа. Комната без окон была полностью белой с бесшовным линолеумным полом, ярко освещённая непрямым флуоресцентным светом. Высоко в каждом углу потолка и стен видеокамера была направлена вниз, сфокусированная на центре комнаты, в то время как из отверстия в центре потолка свисала тяжёлая цепь и подвесная/разделительная перекладина, ожидая. Рядом с дверью находился сложный пульт управления, на данный момент с всеми индикаторными лампами янтарного цвета, а на противоположной стене висели петли шлангов и кабелей, которые скоро будут прикреплены к её телу и сбруе. Я уже подключил их к своим креплениям и также убедился, что клинически выглядящая зелёная резиновая маска-кляп была готова и ждала, вися на стене рядом с катушками. Рядом с ней её доильные чаши стояли в двойном, серебристом великолепии, ожидая, чтобы быть надетыми на её напряжённые, шарообразные, наполненные жидкостью груди, и она смотрела через плечо на них со смесью страха и отвращения, пока я вёл её к центру камеры. Вокруг, на высоте около двух метров над уровнем пола, была серия тяжёлых настенных колец, каждое с прикреплённым толстым, регулируемым резиновым ремнём, свисающим в аккуратную катушку на полу внизу. Её глаза метались вокруг, отмечая множество ремней и другого оборудования, не в силах сопротивляться взгляду.

— Подними руки, Кристин, — приказал я, затем, когда она это сделала, пристегнул толстые, свисающие резиновые ремни с концов разделительной перекладины к её кольцам на запястьях, удерживая их высоко над головой, слегка согнутыми и широко разведёнными. Из внутренних петель на пятифутовой перекладине я вытащил ещё толстые резиновые ремни, пристегнув один набор к боковым кольцам её пояса и ещё пару к заднему кольцу её грудной ленты бюстгальтера. Пара чуть более эластичных пошла к D-кольцам на её плечах, затем я наклонился и снял её домашний поводок и цепи, ограничивающие шаг. Из центрального кольца в полу между её каблуками я вывел ещё один эластичный резиновый ремень, соединив его с её стержнем, затем из двух других широко разнесённых колец в полу привёл ещё ремни.

— Раздвинь ноги. — Всхлипывая, она выполнила команду, и я натянул ремни, затем пристегнул их карабины к внешним кольцам каждой манжеты на лодыжке. На данный момент они были достаточно свободными, чтобы она могла свести ноги вместе, и она это сделала, потирая чувствительную внутреннюю плоть бёдер о толстый вал, спускающийся между ними. Маленький, испуганный стон сорвался с её губ, когда она повернула голову, заставляя её носовые кольца блестеть в верхнем свете. Я обошёл комнату, вытаскивая ремни из их настенных креплений и пристегивая их к соответствующим кольцам её пояса. За пару минут она стояла в центре камеры в настоящей паутине мягко свисающих вниз, толстых, прочных связок, способная двигаться, возможно, на полметра в любом направлении. Скоро это изменится. Она стояла, боязливо глядя, когда я нырнул под них и подошёл к полке, где лежали её маска и грудные чаши. Я взял тюбик прозрачного смазочного геля, открутил крышку и выдавил широкий валик по внутренним основаниям каждой чаши, затем ещё одну порцию глубоко внутрь вокруг области соска и приблизился к ней.

— Стой спокойно, Кристин. Это средство обеспечит хорошее уплотнение для чаш, — сообщил я, тщательно проверяя покрытие. Она смотрела в дрожащем молчании и закрыла глаза, нервно дрожа, пока я наносил щедрую широкую полосу вокруг оснований её грудей, где они выдавались через её тугую сбрую бюстгальтера, затем тщательно покрыл её окольцованные соски и ареолы, пока они оба не затвердели в кремневые башенки возбуждения.

— Сначала надеваются твои чаши, Кристин, затем я надену твою маску.

— Д-д-да, Господин, — простонала она, почти в слезах, пока шевелилась против ремней, которые её удерживали, заставляя её груди заманчиво дрожать.

Кристин

Я чувствовала, что мои груди ужасно уязвимы, стоя там с руками и плечами, так широко разведёнными над головой, пока он быстро наносил прохладный прозрачный гель. Я не могла сдержать нервозность и боязливое возбуждение, вызываемое его прикосновениями. Его мягкие касания пальцами заставляли меня сосредотачивать мысли на органах и на том, что скоро с ними произойдёт. Я смотрела, как он взял чаши с полки, не в силах отойти из-за всех ремней, которые ограничивали и центрировали меня в камере, дрожа, пока он приближал их всё ближе и ближе.

— Наклонись вперёд! — властно приказал он. Я наклонилась от талии, пока не начала задыхаться от натяжения моего ошейника. Мои груди выдавались из моей груди дрожащими, покрытыми мурашками холмами, вынужденные выделяться в дрожащей уязвимости туго зажатой сбруей бюстгальтера.

— Теперь стой спокойно, пока я их надеваю, — он взял одну из глубоких, блестящих, конических полусфер, повернув её вверх, чтобы я могла заглянуть в слегка ребристую, хирургически зелёную, резиновую внутреннюю часть.

— Г-Г-Господин? — дрожащим голосом спросила я, когда он начал поднимать её к моей свисающей правой груди. — Э-э-это б-б-будет б-б-больно?

— Не эти, Кристин, — ответил он. — Это просто твои «начальные» доильные чаши, что-то вроде тренировочного бюстгальтера, и они не предназначены для дисциплины. В основном, они приучат тебя к процессу в первые пару раз, затем ты перейдёшь к полному функциональному набору. Тогда ты узнаешь, насколько они могут… э… привлекать твоё внимание, скажем так.

— Я-я-я чувствую себя ж-ж-животным! — боязливо простонала я.

— Ну, — улыбнулся он мне, — во многих отношениях ты и есть животное! Но ты одно из самых красивых животных, что я когда-либо видел, и я намерен держать тебя полностью защищённой и своей всеми способами, какие только могу придумать. А теперь стой спокойно, пока я это на тебя надеваю. — Он поднёс чашу вверх, и моя грудь глубоко погрузилась в холодное содержимое ребристой внутренней резиновой чаши, прижимаясь к их рельефным поверхностям и слегка расширяя их. Дрожь отчасти страха, отчасти реакции на холод сотрясла меня, и на кончике глубоко внутри что-то, похожее на пару губ, прижалось к моему чувствительному, проколотому кольцом соску и вокруг него! Я попыталась посмотреть вниз на серебристый, пулевидный купол, теперь заключающий меня, но мой ошейник начал ещё сильнее душить, и мне пришлось поднять взгляд, даже когда я услышала маленькие щелчки защёлок чаши, запираемых. Её края глубоко вошли в пазы рамы бюстгальтера, обеспечивая герметичный, надёжный контакт со сбруей вокруг моей груди. Мягкий внутренний резиновый бублик сжался вокруг основания моей груди, и когда чаша была заперта, моя плоть была вынуждена пройти через этот кольцо, напрягаясь в глубокую чашу и ещё немного расширяя внутреннюю. Я знала, что никогда не смогу снять эту штуку, даже если бы мои руки были свободны.

— Пора для левой стороны, — заявил он, без колебаний поднимая другую чашу. Снова я задрожала, когда он надел оболочку на мою грудь, затем закрепил её, продолжая дрожать от боязливого предвкушения неизвестных ощущений, которые скоро обрушатся на меня.

— Хорошо! Теперь подключим тебя! — ухмыльнулся он. Я выпрямилась, пока он возвращался к стене, затем начал медленно и осторожно раскручивать зловещие петли шлангов и проводов. Первые наборы пристегнулись к фитингам на их кончиках, затем другие, меньшие шланги пошли к вторичным фитингам чуть ниже них, а последние, третьи, защёлкнулись в крепления на основаниях и нижних сторонах. Главные с концов были ярко-зелёного цвета, в то время как два других были ярко-оранжевыми и довольно маленького диаметра. Когда я мельком взглянула вниз, мои глаза были привлечены их цветом и проследили их петли от того места, где они были прикреплены к моей груди, до блестящих хромированных фитингов на стене. Он поднял толстый, свёрнутый кабель с крюка и растянул его, чтобы защёлкнуть в разъём на передней части рамы бюстгальтера между пулевидными куполами.

— Это для мониторинга твоего сердца и дыхания, — объяснил он, возвращаясь к полке и беря мою маску-кляп, затем возвращаясь туда, где я стояла, ограниченная и ожидающая. — Кристин, это точно такая же маска, которую ты должна носить во время упражнений. Она не причинит тебе вреда, как ты знаешь, но служит для изоляции тебя от окружающей среды и заставляет концентрироваться на том, что происходит. Я хочу, чтобы ты именно это делала, пока тебя доят. А теперь, есть ли что сказать, прежде чем я включу твой электронный кляп и надену на тебя маску?

— П-п-пожалуйста, Господин? — снова прошептала я, почти в слезах. — Д-д-должна ли я н-н-носить эту у-у-ужасную в-в-вещь?

— Конечно! Ты всегда должна носить маски и шлемы, когда тебя доят и тренируют! — твёрдо заявил он. — Что-нибудь ещё?

— Б-б-будете ли вы рядом? — спросила я, сильно дрожа и заставляя зловеще выглядящие петли шлангов и проводов между моей грудью и их настенными креплениями раскачиваться взад и вперёд.

— Нет, я не буду здесь с тобой, — прямо заявил он, — но я буду наблюдать за тобой и следить за тем, что происходит, на компьютере. Хорошо, твой электронный кляп теперь активен.

— Я-ох! Аааа! Ннннф! — ахнула я, пытаясь снова заговорить, но была заглушена жгучими импульсами от моего ошейника. Затем мои голосовые связки были скованы дисциплинарными шоками, и я почувствовала беспомощные слёзы молчаливого отчаяния, стекающие по моим щекам, пока он поднимал резиновую тюрьму для моего лица и головы.

— Открой рот! — приказал он. На мгновение я уставилась на него в немом неповиновении, отказываясь следовать его команде, но внезапные жужжащие шоки излучались из моих клиторальных и вагинальных электродов! Конечно, я попыталась закричать, неистово извиваясь в своих путах, и мой рот широко открылся в вопле, позволяя ему просунуть подушечку кляпа между моими зубами. Шоки продолжались, и я снова попыталась, только чтобы он ещё глубже засунул ужасный заглушитель в мой рот! Не было способа избежать шлема, и когда его всеохватывающий резиновый ужас был натянут на мою голову, внутренняя маска плотно зажала мой нос и рот. Он безразлично затянул толстые фиксирующие ремни через их запирающие пряжки, запечатывая меня внутри этой вызывающей клаустрофобию штуки, и я почти потеряла сознание, когда ноздревые пробки насильно вставились глубоко, нажимая на мою жёсткую носовую перекладину и вокруг неё! Я неистово трясла головой против натяжения ошейника и сбруи, но внутри шлема мой мир стал лишь парой кубических дюймов воздуха вокруг моего лица. Через толстые кварцевые глазные порты я смотрела в ужасе, когда он подошёл к стене, затем раскрутил мои шланги для воздуха и воды и вернулся ко мне, и они тут же были пристёгнуты к их внешним фитингам на маске. Я отчётливо чувствовала их тягу, становясь ещё более контролируемой и заключённой в каком-то дьявольском эксперименте. Он ненадолго вернулся туда, где я стояла в ожидании, затем медленно осмотрел все мои ремни и фитинги. Мгновение спустя он нырнул под центрирующие ремни, затем исчез из виду за мной, и хотя я пыталась повернуться, чтобы следить за ним глазами, я не могла этого сделать из-за маски, сильно ограничивающей мою способность видеть, даже когда глазные порты были прозрачными. Ещё один стон страха был остановлен от рождения моим электронным кляпом, когда ужас моей ситуации врезался в мой разум, и внутри маски я стонала от страха, пытаясь игнорировать шоки, пока толстые глазные порты медленно темнели и стирали внешний мир, оставляя меня стоящей в полной темноте, в ожидании. Слабо я почувствовала вибрацию закрывающейся двери и боролась против свободных ремней, чтобы избежать того, что надвигалось, но лишь на мгновение. Выше, в потолке, мотор начал наматывать цепь на перекладину, медленно поднимая меня в воздух, и я почувствовала питоноподобное затягивание моего белья, когда верхние резиновые ремни впервые приняли нагрузку, слегка растягиваясь. Я бесплодно брыкала ногами судорожно, пытаясь найти что-то… что угодно… чтобы встать, чтобы облегчить более глубокое проникновение фаллоимитаторов, вдавливаемых в моё тело. Мотор продолжал наматывать цепь, и меня тянуло всё выше и выше, пока эластичный резиновый ремень к кольцу на конце моего стержня не натянулся, потянув за вал, погружённый во мне. Я снова взвыла, когда он и фаллоимитатор изменили положение, и в то же время все ремни, соединённые с моим поясом, внезапно затянулись, центрируя меня в камере, в то время как мои ноги были широко разведены другими, пристёгнутыми к моим манжетам на лодыжках! У меня всё ещё была небольшая свобода для слегка согнутых рук, и я отчаянно тянула против толстых, слегка эластичных резиновых ремней, удерживающих их широко разведёнными над головой. У мотора был встроенный ограничитель нагрузки, и когда я достигла этой точки подвешивания, он перестал наматывать цепь, оставляя меня полностью подвешенной и запутанной в моей паутине, примерно в метре над полом, ослеплённой, оглушённой и совершенно уязвимой. Снова и снова я пыталась умолять об освобождении от строгого рабства, но каждый раз шокер на моей шее, снова перекрёстно соединённый с моими клиторальными и вагинальными электродами, дисциплинировал меня быстро и автоматически!

— Это так несправедливо! — взвыла я глубоко в своём разуме. Шоки заставляли меня кричать, и когда я это делала, они приходили снова! Как бы я ни старалась сдерживать свои реакции, шоки были такими сильными, что я не могла остановить инстинктивные вопли, и, конечно, они продолжались без какого-либо облегчения, постепенно доводя меня до почти истерики. Полагаю, в какой-то момент я потеряла сознание, но когда я снова пришла в себя, всё ещё находясь в своей липкой резиновой маске и запечатывающем шлеме, я мгновенно вернулась в то же место. Затем коварное всасывание и пульсация процесса доения начали атаковать мои нежные, наполненные жидкостью груди, сильно тянув за мои соски!