Заголовок
Текст сообщения
Глава 1: Прошлое всегда наступает на пятки
Мисс Габриэлла Бьянко
Тогда
Сердце стучало, готовое выпрыгнуть из груди или, скорее, разорвать ее. Я бы не согласилась на эту авантюру, на свой сумасшедший план, который готовила несколько месяцев, если бы не моя дочь Эмилия, которую я безумно любила, несмотря на то что ее отца, моего мужа, ненавидела всем сердцем. Однако в голове все равно то и дело всплывал один вопрос: зачем я только на это решилась? Но уже решилась, поэтому обратного пути я не видела. Больше не видела. Пора выбраться из этого дерьма, которое душило меня.
Однако был ли это реальный план по спасению нас обеих? Нет, черт возьми. Мне просто необходимо было сбежать из этого гребаного ада, в который я опустилась несколько лет назад: точнее, мне помогли и опустили в него с головой, поставив на колени.
— Малышка, — позвала я дочку, которая крепко спала в своей кровати. — Эмилия, проснись, — продолжала звать, и она, наконец, стала открывать глаза.
— Мам? — тоненьким голоском спросила Эмилия.
— Помнишь, я говорила, что нам однажды нужно будет уйти, только нам вдвоем?
Она кивнула.
— Сегодня тот день. Ты не против, если будешь в пижаме и куртке?
Я стала отодвигать одеяло в сторону, чтобы быстро натянуть на малышку верхнюю одежду.
— Нет, мамочка.
Она потянула ко мне маленькие ручки, и я взяла ее на руки. Выйдя из комнаты дочери, я огляделась по сторонам. Во всем доме царила кромешная тьма, потому что время уже давно перевалило за полночь. Как мне удалось выскользнуть из нашей общей постели с мужем? Все просто: я подлила в его бокал с коньяком снотворное и надеялась, что он проспит все то время, пока мы крадемся по дому и выходим за территорию.
— Эми, будь тихой, ладно? Иначе мы не сможем добраться до страны фей.
Обманывать ребенка — занятие так себе, но сейчас нам действительно нужна была тишина. Я даже не надела ботинки или тапочки — ограничилась носками, потому что, когда шагала по паркету, шлепки босых ног разносились по всему дому, и то же самое касалось обуви.
За каждым углом я ждала, что нас с Эмилией схватят и посадят на цепь, как собак, чтобы больше никогда не подумали сбежать, чтобы и в мыслях такого не было, однако никого не встречали на пути: лишь тьма сгущалась вокруг нас, будто она сама хотела, чтобы мы поскорее выбрались отсюда.
Наконец мы вышли на улицу. На удивление, возле крыльца не стояло ни одного охранника, и это показалось подозрительным. Неужели он догадался о том, что я строила планы по побегу? Мне хотелось думать, что я все-таки просто везучая. Ну, хоть где-то должно повезти, верно? Хоть в каком-то аспекте моей жизни.
Двор возле крыльца и перед ним освещался тусклыми фонарями, которые отдавали желтоватым светом, но это только нагнетало обстановку, которая и так была нервной.
Эмилия все то время, пока мы выбирались из дома, была тихой, ее глаза метались туда-сюда, и я понимала причину этого — ее мать, я, ничего не объяснила. Малышка не понимала, почему мы уходим от ее отца.
Как можно рассказать ребенку обо всех ужасах, что происходили за стенами шикарного дома и за стенами хозяйской спальни?
Сейчас
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
11:15 AM
Очередной день, когда я должна притворяться не той, кем являлась, или, точнее сказать, кем я была до того, как попала в эту индустрию и этот гнилой мир.
Индустрия…
Красивое слово, но что за ним скрывается? Уж точно не самая сладкая жизнь.
Приняв по-быстрому утренний душ, я вернулась в свою комнату и села за столик, за которым обычно красилась. Честно говоря, так надоело совершать этот ритуал каждый Божий день, но я не могла иначе, потому что должна была выглядеть на все сто утром, днем, вечером и даже ночью, если это необходимо. Я не любитель штукатурить лицо до полной неузнаваемости, но наш менеджер настаивал на том, чтобы ни единого прыща, ни единого синяка не было на лице, — ну и на остальном теле тоже, конечно же.
Завтракать я категорически не успевала, поэтому заходила по дороге на работу, если ее вообще можно было так назвать, в кофейню и брала большой латте с сэндвичем. Знала, что, наверное, это не лучший и не самый полезный завтрак в мире, но мне хотя бы что-то нужно было поесть и проснуться.
Совсем недавно мы с дочерью переехали в этот район Нью-Йорка — Ист-Виллидж, — поэтому я пока мало изучила окрестности. Выучила только, как добраться до кофейни и до метро, отчего чувствовала себя неуютно, будто переехала вовсе в другой город, хотя я прожила здесь всю сознательную жизнь. Однако жили мы с родителями не в таких богатых районах, но и не в бедных.
Как только я вошла в кофейню, нос тут же уловил запах свежеиспеченных булочек, отчего живот заурчал, требуя еду. Я поспешила к витрине и назвала свой обычный заказ. Работники уже запомнили меня, поэтому каждый раз улыбались мне, а я — им, даже когда настроения вовсе не было.
— Доброе утро, — вдруг раздался приятный мужской голос за спиной.
Повернувшись, я заметила высокого мужчину в черном пальто, под которым был такого же цвета костюм. Он разглядывал меня: возможно, даже пялился. Неприлично пялился. Однако от него исходила какая-то невероятно добрая аура.
— Доброе утро, — ответила я и взяла свой заказ, оплатив его.
Поправив платок на голове и заправив в него выбившиеся пряди, отошла немного в сторону.
— Раньше не видел вас здесь. Недавно переехали? — внезапно поинтересовался он, глядя на список напитков, что предлагали в кофейне.
Я нахмурилась. С каких пор незнакомцам можно задавать такие личные вопросы? И вообще, он что, знал всех, кто ходил сюда? Я раньше его не видела.
— Буквально месяц назад, может, чуть меньше, но не в город, а именно в этот район.
Сама не знала, зачем так откровенно ответила, обычно не рассказывала о своей жизни кому попало.
Насыпав сахар в кофе, взяла ложечку, чтобы размешать его. Мужчина теперь стоял напротив меня, в руке он тоже держал стакан с кофе и больше ничего.
— Так вы отсюда родом?
— Это допрос? Вы даже не представились, — с укором взглянула на него и поморщилась, затем развернулась и обогнула мужчину; это позволило мне услышать, как он хмыкнул, видимо, не ожидал, что девушка может ответить так нагло. — Простите, но я спешу на работу, — сказала я, ощутив затылком, что он последовал за мной.
— Это не допрос, лишь любопытство, — мужчина снова встал передо мной и теперь немного склонил голову в бок.
Его рост позволял ему возвышаться надо мной, а широкие плечи закрывали обзор на улицу. Не могла сказать, что боялась или переживала за то, что он может взять и похитить меня, хотя, учитывая мое прошлое — должна, но у меня просто не было ни малейшего желания разговаривать с кем-либо, особенно с тем, кто, по неизвестной мне причине, интересовался моей жизнью.
— Я могу пройти? — небрежно спросила и указала пальцем на дверь за его спиной.
Почему я задала такой странный вопрос? Будто меня действительно кто-то держал здесь взаперти. Но это именно так и ощущалось, когда перед тобой стоял широкоплечий мужчина.
Он отошел немного в сторону, открывая доступ к выходу, и я тихо выдохнула, — и не заметила, что все это время практически не дышала.
— Нет, постойте.
Мужская рука коснулась моего локтя, когда я проходила мимо него.
— Могу я узнать ваше имя?
А больше он ничего не хотел? Боже, я стала какой-то озлобленной, особенно на мужчин, после всего, что случилось.
— Предпочту остаться незнакомкой, — ехидно ответила я и вырвала руку; на удивление, он спокойно отпустил меня.
Когда я вышла из кофейни, подумала, что мужчина пойдет за мной, но, обернувшись, заметила, что он остался внутри и уже сидел за одним из столиков, попивая кофе. Я не могла видеть его лицо, так как на меня смотрела его спина. Оно и к лучшему.
По дороге на работу, — черт, это даже нельзя назвать работой, — я разглядывала виды из окна автобуса. Сегодня захотелось проехаться на нем и посмотреть на город, на который теперь смотрела совсем по-другому, зная, какие ужасные вещи здесь, бывало, происходили и какие люди их совершали. К сожалению, я все еще была связана с ними, с ним. И не знала, оборвется ли наша связь.
— Доброе утро, Габриэлла, — поздоровался со мной менеджер и пригласил войти внутрь ее кабинета.
— Доброе, Хелен.
Хотя ни черта оно не доброе, потому что я не хотела быть здесь, но должна.
— Насколько я помню, сегодня ты сопровождаешь мистера Роя? — поинтересовалась она и отбросила темные пряди волос за плечи.
— Все так, — подтвердила я, — но не совсем поняла, чего он хочет от меня в плане одежды, волос, макияжа. Он всегда так странно выражает свои мысли? — я прищурилась, вспоминая наш с ним недавний разговор.
— Можно уточнить у Лейлы. Он часто «покупает» именно ее, но, так как она заболела, мистер Рой выбрал тебя.
Как будто это должно было меня обрадовать, словно я выиграла конкурс красоты.
— Тебе нужно подкрасить глаза. Он любит, когда на них черные тонкие стрелки и темные тени; также стоит надеть изумрудное короткое платье, у тебя длинные ноги, так что, мистер Рой оценит это; с волосами… — Хелен встала со своего места и подошла ко мне, теперь трогая мои волосы, — …ничего не нужно делать, они хорошо лежат, но не забудь расчесаться перед встречей.
— Он же знает мои условия? Читал контракт с агентством? — немного взволнованно спросила я, откашлявшись.
— Да, я отсылала ему на почту, однако… смотрел ли он, этого знать не могу, — Хелен пожала плечами, а я от ее слов закипела, сжав кулаки на своих коленях. — Боже, Габриэлла, ты знаешь, что эта индустрия не для таких, как ты. Здесь не предъявляют свои условия. Здесь правят мужчины, — твердо сказала она, смотря прямо в мои глаза.
Если бы в этой индустрии правили мужчины, Хелен вряд ли сидела бы в этом дорогущем кожаном кресле.
— Вы согласились на мои условия, значит, они должны иметь вес, Хелен. Так что, следите за своими клиентами, пусть они выполняют условия контракта, — я ткнула пальцем в какие-то документы на письменном столе, что стоял перед нами обеими. — Я устала каждый раз сжимать складной нож в руке.
Хотя делала это лет так с девятнадцати.
Мы еще несколько минут смотрели друг на друга, обдумывая сказанные слова, затем я встала со стула и направилась в небольшую комнату для нас, девушек, сопровождающих мужчин на различные мероприятия, где им необходима была спутница. Здесь мы обычно болтали о клиентах, раскрывали их страшные тайны, о которых нельзя было говорить за пределами агентства, иначе нам отрежут язык или, хуже того, убьют, но сначала хорошенько побьют, так, чтобы из тебя вышибло дух.
После нескольких случаев, когда девушки много трепали языком, а потом их находили голыми и истерзанными в подворотнях, никто не осмеливался громко озвучивать имена мужчин вместе с их грязными тайнами. Однако мы не знали, правдой ли были те убийства… Ходили лишь слухи. Возможно, так нас хотели напугать, но те девушки действительно исчезли.
Стоило ли томить и скрывать, где я работаю?
Эскорт. Индустрия эскорта. Неожиданно? Да я вообще до сих пор в полнейшем шоке, но не могла иначе, однако об этом, пожалуй, позже. Что за условия договора, про которые я снова спорила с менеджером? Я не сплю с клиентами. Никак. Ни при каких условиях. Мне плевать, сколько мужчина предложит денег, откровенно говоря, глубоко насрать на деньги, которые он готов заплатить за мое тело и за власть над ним. Я уже довольно натерпелась этой власти и более не желала.
Эскорт отличается от того, о чем многие слышали про проституцию. Девушки здесь и правда, бывало, не спали с клиентами, они просто сопровождали на мероприятия, но, конечно, большинство соглашались на секс, ведь тогда ставки выше. Да и чаще всего нас «покупали» довольно-таки симпатичные и статные мужчины, которые знали себе цену. Ублюдки тоже попадались, и именно с ними я держала руку наготове, чтобы если вдруг они решили, что могли лапать меня, то встретятся с раскладным ножом. Таких случаев пока не было, но и я работала всего ничего, поэтому встречалась с клиентами лишь несколько раз, и они были приятными, даже почти не прикасались ко мне, лишь иногда, когда подходил кто-то из их знакомых, и им стоило показать, что я не просто так стояла рядом, хотя так оно и было, — я красивая кукла для вида.
— Лейла? Ты разве не болеешь? — темноволосая девушка низкого роста внезапно открыла дверь комнаты и ввалилась внутрь.
— Хотела поговорить с тобой насчет мистера Роя.
Это уже пугало меня.
— Только не говори, что он грязный извращенец, — практически умоляюще произнесла я.
— Именно это я и хотела сказать, Габриэлла.
Черт.
— Скорее всего, он не читал твой контракт, потому что, когда он «купил» меня первый раз, предложил анальный секс, точнее, принудил к нему, хотя в моем контракте написано, что я не приемлю его, — она говорила сбивчиво, будто хотела побыстрее сообщить мне всю грязь, что он смог сделать с ней и мог бы сделать со мной.
— Так… он взял тебя?..
— Нет. Первый раз я ему отказала, и он заплатил гроши, а ты знаешь, мне очень нужны деньги на лечение мамы, поэтому в следующие разы согласилась.
Я заметила, как карие радужки Лейлы погрустнели, хотя она всегда была такой позитивной; видимо, это была всего лишь маска.
— Ему ведь за сорок?
Она кивнула, и темная прядь коротких волос у лица упала ей на глаза.
— Что, если я напишу ему и спрошу про свой контракт?
И почему не спросила про это на нашей вчерашней встрече, когда мы обсуждали с ним, как я должна вести себя с гостями?
— Не знаю, хорошая ли это идея… — она устало пожала плечами и откашлялась. — Прости, кашель ужасный, я пойду. Будь осторожна с ним, он… грубый.
Ее глаза и рука на моем плече выражали поддержку, но могло ли это успокоить? Конечно, нет, черт возьми. Когда тебе рассказывали о том, что клиент не соблюдал требования контракта, это наталкивало на мысли о том, чтобы послать все это, дабы сохранить свою жизнь и нервы, которые и так на пределе.
Впервой ли мне встречаться с тираном? Нет. Но тогда, в прошлом, я уже знала, чего ожидать, уже изучила своего врага, а тут…
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
02:30 PM
— Николь, добрый день, — со мной поздоровался высокий мужчина.
В эскорте многие брали себе другое имя либо псевдоним, чтобы никто не смог узнать твою «реальную» жизнь, за пределами этой.
— Добрый, мистер Рой?.. — неловко спросила я.
— Ожидает вас внутри.
И почему я думала, что он встретит меня перед входом?
На вчерашней встрече мистер Рой сказал, чтобы я практически всегда молчала, лишь улыбалась или смеялась, когда смеялся он. В остальном мое дело — просто быть красивой куклой рядом.
Зайдя в здание, где должна была начаться с минуты на минуты выставка картин, на которую, как я поняла, приглашены известные люди Нью-Йорка, заметила мистера Роя, он шел навстречу ко мне, и его вид мне совершенно не нравился.
— Ты опоздала! — грубо сказал он, практически шипя на меня сквозь зубы.
— Вы говорили, что я должна приехать к половине третьего, — я мельком взглянула на свои маленькие круглые часы на левом запястье.
— В это время ты уже должна была стоять возле меня, а не подходить к зданию! Черт, я скоро свихнусь с вами!
Если бы мы были наедине, он, вероятно, ударил бы меня; все нутро чувствовало, как мистер Рой кипел внутри.
В следующий момент он схватил меня за предплечье и повел дальше, внутрь красивого холла, ведущего в огромную комнату, где располагались все гости.
— Ты же помнишь, как должна вести себя?
Я лишь кивнула, и мистер Рой сбавил темп ходьбы, затем вовсе остановился и немного отошел от меня. Теперь его взгляд скользил по моему телу сверху вниз, и возникшие мурашки давали понять, что эта заинтересованность мне совершенно не нравилась, особенно после рассказа Лейлы. Не могла сказать, что мистер Рой был противным стариком или кем-то в этом роде. Его внешний вид был вполне ухоженным: коричневые волосы зачесаны назад с помощью лака, держащего прическу, выбритое лицо, аккуратные брови, да и костюм идеальный. Но было в его взгляде… что-то темное, и мистер Рой явно старался скрыть это от многих людей, может, даже ото всех. Скорее всего, эти тайны были связаны с нами, с девушками, которых он снимал.
Мистер Рой поправил пиджак и галстук и протянул мне локоть, я же неохотно взялась за него, и мы наконец вошли в главный зал, откуда доносились голоса. На нас тут же оглянулись несколько человек, и, возможно, я даже знала причину этому. Обычно именно Лейла ходила с ним на светские мероприятия. В эскорте мужчины чаще всего останавливались на одной девушке, если она ему понравилась, ведь если каждый раз появляться с новой это странно. Однако для нас, женщин, это являлось таковым, а в мире мужчин менять спутницу — как поменять перчатки. И на нас действительно с большим интересом смотрели именно женщины, наверняка или осуждая, или подозревая неладное.
— Мистер Рой, какая приятная встреча! — мужчина с женщиной появились на нашем пути.
— Приветствую, мистер Уайт, миссис Уайт.
Он поцеловал тыльную сторону руки женщины.
— Моя спутница, — он показал на меня рукой, — Николь.
— Здравствуйте, — мягко произнесла я, чуть не подавившись собственной любезностью — тошнило от всего этого.
Дальше в их разговор я не влезала, да и практически не слушала. Они обсуждали картины, висящие на стенах, и думали о том, какую бы прикупить. Я же озиралась по сторонам в поисках чего-нибудь интересного. Мне бы хотелось пройтись здесь, посмотреть хотя бы краем глаза творчество людей, но кто я, а кто они… Мистер Рой не отпустит меня от себя ни на шаг.
Когда мистер и миссис Уайт ушли, я приблизилась к своему клиенту и спросила:
— Могу я отойти в туалет?
В начале мистер Рой странно покосился на меня, будто оценивал и, может, думал, что я таким образом хотела сбежать от него.
— Иди, но недолго, я слежу за временем, — наказал он, показав на наручные дорогие часы.
Спросив у охранников, где находился туалет, я тут же вышла из зала в холл, в котором не было ни единой души, а тишина стояла такая, что трудно было поверить в то, что в здании и правда проходила выставка. Однако мои высокие каблуки нарушали эту тишину, издавая звуки, отражающиеся от стен. Почему-то я и правда чувствовала себя так, будто хотела сбежать, но ведь действительно хотела…
В туалете, на мое везение, никого не было, и я могла спокойно постоять напротив зеркала и посмотреть на себя. Выглядела вульгарно и вызывающе в этом коротком изумрудном платье с декольте, открывающим вид на грудь.
Немного подправив макияж, еще раз выпрямилась во весь рост и посмотрела себе в глаза. С восемнадцати лет на лице не было искренней улыбки, лишь натянутая, лишь маска, которую приходилось надевать каждый день. Когда-нибудь я буду счастлива? Чертова черная полоса слишком долго длилась в моей жизни.
Вновь натянув улыбку, развернулась на каблуках и направилась к выходу из туалета.
— Габи.
Я выронила сумочку из-за тихого, но внезапного мужского голоса за спиной.
— Прости, что напугал.
Присев на корточки, я стала собирать все то, что вывалилось из сумки за время ее падения, затем подняла голову и вопросительно уставилась на мужчину.
— Марко? Какого…
— Тише, — он прислонил палец к губам. — Я заприметил тебя еще в большом зале, но ты, видимо, так и не увидела меня, поэтому я решил пройти за тобой.
Как гребаный маньяк.
Марко подал мне руку, чтобы помочь подняться, ведь правда было сложно это сделать самостоятельно из-за шпилек.
— Что ты здесь делаешь?
Я была настолько удивлена, что забыла о его словах о том, что нужно быть тише, и говорила во весь голос; я не видела Марко около года.
— Странно задавать такой вопрос, когда ты знаешь, что нас приглашают на такие мероприятия, особенно, если здесь можно установить связи.
За год он явно поумнел и повзрослел.
— Хотел узнать, как ты?
За несколько лет, живя практически бок о бок, мы с ним сблизились, став некими союзниками, но сейчас его вопросы были для меня странными, неуместными, ведь я теперь не являлась его семьей; скорее, враг, и чуть ли не номер один.
— Тебе не стоит общаться со мной, твой брат… если он увидит или узнает, будут проблемы, у него же везде есть уши и глаза, Марко, — с каждым сказанным словом голос становился тише, а ноги шагали назад, подальше от Марко. — Со мной все в порядке. Не плохо, но и не хорошо, зато вдали от него.
После моих слов раздались крики, затем выстрелы. Я тут же прикрыла голову, хотя все происходило в большом зале.
— Черт… я же предупреждал его! — взревел Марко и потянулся к кобуре, где был пистолет.
— Ты же знаешь, что он не слушает никого, кроме себя.
Я пыталась совладать со своими эмоциями, чтобы как можно спокойнее произнести слова, но буквально ощущала, как дрожь захватывала тело.
Выстрелы и крики продолжались еще несколько минут. Марко держал меня за руку, потому что я рвалась в самое пекло, впрочем, как всегда это и было. В другой руке он держал пистолет, а глазами сканировал холл, в котором мы стояли.
— Что вообще происходит? Зачем вы здесь на самом деле? — я начала заваливать Марко вопросами.
— Один из наших магазинов, в котором мы продавали запрещенный товар, накрыли. Брат подумал, что тот человек, которого успели запечатлеть камеры, находится здесь, и, видимо, не ошибся, — Марко говорил сбивчиво, его дыхание участилось; вероятно, он надеялся, что перестрелки удастся избежать.
— Он мог и просто так ее устроить, — я вскинула руки. — Он гребаный псих!
Марко взглянул на меня и поджал губы.
— Прости, он твой брат, — тут же опешила я, поняв, как прозвучали предыдущие слова.
— Нет, все нормально, он заслуживает смерти за то, что сделал с тобой.
Вот уж не думала, что Марко скажет когда-нибудь такое, ведь родственные связи всегда сильнее, нежели остальное, а в мире мафии семья — самое главное, что есть в твоей жизни, она на первом месте.
Спустя несколько минут мы двинулись в направлении зала, в котором была выставка и в котором стало подозрительно тихо после стрельбы. Честно, я боялась увидеть тела всех, кто присутствовал там. За несколько лет я не привыкла к крови, мести, перестрелкам. Кто-то вообще привыкал?
Марко шел впереди меня, таким образом прикрывая, если вдруг кто-то появится перед нами, но разве здесь кто-то мог еще находиться с пушками, кроме их людей?
— Проверьте все здание! Мы заперли двери, он не должен был никуда отсюда сбежать, — громкий мужской голос раздался буквально на несколько метров, но настолько сильно повлиял на мое состояние, что я остановилась, а мурашки покрыли все тело от головы до пальцев ног, — более не сдвинусь с места; мне срочно нужно было сбежать из этого ада.
— Габи? Что с тобой?
Марко только спустя несколько шагов понял, что я отстала и осталась далеко позади.
Рукой я опиралась о стену, пытаясь привести дыхание в порядок. И почему я думала, что станет легче? Но его голос вновь пробудил неприятные воспоминания, и все синяки и шрамы на теле начали болеть, сковывая движения.
— Выведи меня отсюда, прошу тебя, Марко, — жалобно простонала я, сдерживая дрожащий голос.
Он лишь кивнул и взял меня за руку. Мы направились в другую сторону от большого зала, в котором все еще стояла тишина. Можно было только предполагать, что их люди делали или сделали. Возможно, они держали гостей взаперти, чтобы найти того, кто сдал магазин, тем самым прекратив нескончаемый поток денег.
Где-то раздавались голоса, они что-то кричали друг другу, но из-за паники я ничего не могла разобрать, да и разве мне это нужно? Я не хотела возвращаться снова в это, хотя до сих пор пожинала плоды в виде работы в качестве эскортницы, однако, лучшего варианта не нашлось, точнее мне не предоставили его.
Марко провел меня к запасному выходу, который тоже был заперт, но, видимо, он и вешал на него замок, потому что в следующую секунду достал из кармана ключи и открыл дверь, выводя меня за собой. Свежий, немного прохладный воздух обдал горящие щеки свежестью, и стало легче.
— Спасибо, но не думаю, что тебе стоит общаться со мной, — я покачала головой и положила руку на его плечо.
— Плевать, — отмахнулся Марко, — я хочу знать, все ли с тобой хорошо, хотя бы иногда. Обещай, что будешь отвечать на мои сообщения, Габи.
Его глаза внимательно изучали мое лицо; он, как никто другой, умел различать ложь.
— Обещаю, но сначала нужно разблокировать тебя, — усмехнулась я, и Марко округлил глаза: наверное, не думал, что я могла так с ним поступить, но это действительно было сделано, для его же блага.
Вновь раздался до боли знакомый голос, и Марко быстро обнял меня за плечи и сказал как можно скорее скрыться из виду, а лучше убежать подальше от здания и уехать домой.
Впрочем, это я и сделала, и уже ехала на такси в свой район, — подумала, что идея с метро или автобусом точно будет провальной, потому что в таком виде лучше не появляться в общественных местах.
Мой телефон звякнул в сумочке, и я одним легким движением достала его оттуда.
У тебя сегодня еще один клиент. Приезжай в офис через два часа и
прихвати с собой все черные платья и туфли, что у тебя есть.
Хелен.
Черт возьми! Я уже понадеялась отдохнуть после всего, что буквально несколько минут назад произошло, но на что вообще рассчитывала? В этой индустрии, как я и говорила, могли вызвать даже ночью, если клиент «купил» тебя. Клиент всегда прав, ведь он платил деньги.
Когда такси подъехало к невысокому зданию красного цвета, я вышла из машины, поблагодарив за комфортную поездку. Для меня всегда было главным критерием, чтобы водитель поменьше разговаривал, потому что обычно хотелось просто сесть, закрыть глаза и не думать ни о чем.
Поднявшись на второй этаж, открыла дверь в квартиру и не услышала ничего, кроме тишины. До сих пор не могла понять, нравился мне этот оглушающий звук или пугал… В прошлом тишина не предвещала ничего хорошего.
➽─────────❥
Я уже выезжаю.
Габриэлла.
Меня не будет на месте, но тебе поможет Мадлен.
Хелен.
Замечательно. Хелен нет на месте, но будет ее любимица, которая буквально везде таскалась за ней и просила отправлять ее на заказы как можно чаще, однако выглядела она, мягко говоря, не очень; видно, что жизнь потрепала ее, либо, скорее, мужчины, которые нисколечко не жалели ее при «покупке». Об этом я знала лишь по рассказам других девушек. В общем, здесь те еще сплетницы собрались.
— Вот же черт! — вдруг прокричала Мадлен, стоя в холле агентства, когда я только вошла в здание.
Я знала, что эта девушка довольно-таки эмоциональна и не стеснялась показывать все, что внутри, да и снаружи тоже, но все же подошла к ней и вопросительно посмотрела, затем спросила:
— Что случилось?
— Наш менеджер проебался, вот что! — вскинула она руки вверх. — Твой клиент не любит рыжих! Это написано в его анкете, — Мадлен ткнула пальцем в листок бумаги и взглянула на мои волосы.
— Боже, серьезно? Тогда мне можно идти домой? — саркастично сказала я, усмехаясь над всей ситуацией.
— Конечно, нет. До встречи остались считанные часы, искать кого-то не выйдет, в агентстве либо все заняты, либо болеют. Может, наденешь парик?
Ее губы скривились в непонятной улыбке, будто она брезговала моим цветом волос, как и мой клиент.
— Еще чего! — недовольно хмыкнула я и сложила руки на груди, перед этим бросив пакеты с одеждой на диван, что стоял рядом.
— Он точно будет очень зол на нашего менеджера, — Мадлен схватилась за голову, — да вообще на всех, когда увидит тебя.
— Знаешь, я прямо-таки хочу спросить у него, почему он их не любит, — заинтересовалась я, ехидно улыбаясь; возможно, это будет даже весело — увидеть его реакцию.
Мадлен в очередной раз глубоко вдохнула и выпрямилась во весь рост, она была маленькой в сравнении со мной, а я еще даже не надела каблуки.
— Ну, пойдем, посмотрим, подойдет ли твоя одежда к этому вечеру, — Мадлен махнула рукой в сторону лифта, на котором мы должны были подняться в отдельную комнату как раз для таких случаев.
По дороге, хоть она была и короткой, я начала допрос по поводу клиента и мероприятия. Оказалось, что этот мужчина никогда не «покупал» девушек; его даже пробили по всем агентствам и не нашли никакой информации об этом. И я не знала, стоило ли переживать по этому поводу. С одной стороны — да, потому что никто не мог сказать про него хоть малейшую информацию, например, как Лейла рассказала про мистера Роя, с другой — нет, ведь, может, он настолько порядочный, что только сейчас ему понадобилась такая девушка, как я.
Что за бред? О какой порядочности шла речь, если он «покупал» девушку на ночь?
— О нем вообще никто ничего не знает? Вы ему отправляли мой контракт? — я заваливала вопросами Мадлен, пока мы шли по длинному коридору в нужную комнату.
— Габриэлла, успокойся и прекрати так много болтать и задавать лишние вопросы, — отмахнулась она от меня рукой, и мне захотелось вырвать ей волосы; не сказала бы, что я была излишне агрессивной, но плоды прошлой жизни давали о себе знать — психика явно была расшатана. — Мероприятие подразумевает маски, — когда мы зашли внутрь большой комнаты, в которой висело много зеркал, как будто здесь была студия танцев, Мадлен продолжила рассказ: — так что вы, считай, не будете видеть лица друг друга, ну, только нижнюю часть, то есть подбородок, губы… В общем, ты поняла меня, — она схватила пакет, с которым я приехала сюда, и вытащила оттуда все платья, вывалив их на огромный кожаный диван.
Что-то новенькое. На такие мероприятия нечасто ходят, потому что они довольно-таки… пафосные, что ли. Наверняка кто-то из девушек из агентства захотел бы сейчас оказаться на моем месте, пищал бы от восторга, но мне — абсолютно плевать.
Сидя на кресле, я равнодушно наблюдала за разбором платьев и за недовольным фырканьем Мадлен. Боже, и откуда в ней столько пафоса? Будто именно она тут всем заправляла, а на деле такая же обычная девушка, как и я, просто Хелен выбрала себе лучшую подружку, но для меня это не выглядело дружбой, мне казалось, что Хелен использовала Мадлен в личных целях: например, чтобы она смогла уехать пораньше домой, а та продолжала работать и днем, и ночью. Мадлен вообще спала?
— Вот, надевай, идеально подойдет, — она кинула мне в руки длинное облегающее черное платье на бретельках, которое я не хотела брать с собой, потому что в нем таилось слишком много воспоминаний: кажется, даже запах мужских духов до сих пор не выветрился.
— Что-то еще мне нужно знать о клиенте? — спросила я, когда стала раздеваться, стягивая свитер и джинсы.
— Его помощник, или кто он там, один черт знает, сказал, что заберет тебя отсюда через… — Мадлен взглянула на наручные часы, — …тридцать пять минут, так что, думаю, ты узнаешь от него все, что необходимо. А так, основные правила тебе известны, — пожала она плечами и стала помогать натягивать платье, хотя мне совершенно не нужна была помощь.
Застегнув молнию на спине, Мадлен предложила помочь с макияжем, но я отказалась, потому что предпочитала трогать лицо только своими руками, да и мало ли, что она решит нарисовать.
Прошлый макияж я в спешке стерла дома. Он был, мягко говоря, не очень, да и в целом весь образ, в котором меня хотел видеть мистер Рой — откровенное дерьмо. Сейчас хотелось чего-то легкого, но на губы я нанесла красную помаду, чтобы сделать яркий акцент. Никто ведь не запрещал этого.
Последний раз посмотрев на себя в зеркало и бросив взгляд на время в телефоне, поняла, что нужно выходить. Мадлен проводила меня на первом этаже до выхода и пожелала удачи.
У входа в здание действительно стояла черная машина марки Mercedes-Benz, точно не знала, какой серии, но выглядела дорого и ново.
— Добрый вечер, мисс, — поприветствовал водитель, стоящий возле машины, и, заметив меня, немного отошел от нее и направился в мою сторону. — Прошу, садитесь, — он был очень вежлив и открыл передо мной пассажирскую дверь.
Сев внутрь, я поняла, что в ней никого, кроме нас двоих, не было. По какой-то причине мозг хотел, чтобы тот, кто меня «купил», сидел здесь, возможно, чтобы до мероприятия я узнала мужчину получше.
— Простите, как мне можно к вам обращаться? — спустя несколько минут спросила я, после того, как машина отъехала от места встречи.
— Можно просто Доменико.
— Доменико, вы водитель моего клиента, правильно понимаю?
Я подняла глаза в зеркало заднего вида, и наши с ним взгляды встретились, затем он кивнул.
— Вы можете рассказать о нем чуть больше?
А еще лучше — все, что мне понадобится сегодня, иначе меня ждет провал; обычно перед мероприятием мы многое знаем о клиентах, чтобы угодить им.
— Его имя Джованни, но вам наверняка это известно.
Хм, разочарую, но Мадлен ничего не сказала про его имя, но упустим этот момент, будто бы я знала.
— Насколько я знаю, он довольно общительный, так что может поддержать любую беседу, поэтому не бойтесь говорить с ним. О самом мероприятии ничего толком не могу сказать, так как я всего лишь водитель, — Доменико пожал плечами.
Как по мне, водитель должен хорошо знать того, кого возил, ведь наверняка ездил с ним по всем его делам. Может, мне и нельзя более знать? Во всяком случае, я просто надеялась на то, что этот Джованни не окажется лысым стариком с извращенными мыслями.
Всю остальную дорогу я и Доменико молчали, и лишь изредка наши глаза встречались в зеркале заднего вида, но это меня не напрягало. Когда мы въехали в центр Нью-Йорка, в район Манхэттена, где стеклянные здания красиво блестели от включенного внутри них света, поняла, что мероприятие будет и правда из разряда «дорого-богато».
Машина остановилась напротив входа в роскошный отель «Four Seasons Hotel New York». Перед тем как выйти, я надела на глаза черную маску, которую успела прикупить Мадлен специально для этого вечера, затем подала руку Доменико, который, как джентльмен, открыл дверь и помог вылезти с заднего сидения. Поблагодарив за помощь и получив кивок на свои слова, я повернула голову в сторону отеля, в котором даже и не мечтала оказаться.
— Добрый вечер, мисс, — поздоровалась со мной девушка, как только я зашла внутрь отеля, — вас кто-то ожидает?
И что мне нужно было ответить? Я не знала, как выглядел Джованни, да и маски скрывали истинные черты лица.
Когда я открыла рот, чтобы ответить несуразицу, телефон издал звук входящего сообщения.
Добрый вечер, Николь.
Я жду вас на первом этаже возле гардероба.
Неизвестный номер.
— Добрый, да, меня ожидают возле гардероба. Подскажите, где он? — наконец обратилась я к девушке, которая уже пропустила несколько гостей вперед меня.
Она кивнула и показала рукой направление. Я пошла за ней, как хвостик, потому что боялась потеряться в таком количестве людей. Не то чтобы мне приходилось привыкать к подобного рода мероприятиям, в прошлом их было достаточно, но они вызывали приступ тошноты.
— Вам нужно пройти прямо. Видите зеркала? — девушка остановилась передо мной.
Конечно, я их видела, поэтому поблагодарила за помощь и направилась в нужную мне сторону.
Черт! Да тут стояли одни мужчины, наверняка ожидая спутниц. Как я должна понять, кто из них Джованни? Хоть бы назвал опознавательные знаки на себе.
Я стояла, как дурочка, и вертела головой, вглядываясь в каждого мужчину и ожидая, что кто-то из них задержит на мне взгляд, но все они отводили глаза.
— Николь? — бархатный голос раздался за спиной, и я развернулась всем телом к источнику звука.
— Да, это я, а вы…
— Джованни Пеллегрини, — взгляд изучал мое лицо, но задержался на глазах, отчего стало неловко, и я опустила их на черную рубашку, которая обтягивала мышцы на груди.
Вот тебе и лысый старик, Габриэлла…
Глава 2: Всевидящее око
Мисс Габриэлла Бьянко
Тогда
— Отпустите меня! Отпустите! — я истошно кричала на весь сад, который окружал этот чертов дом, сжиравшего меня с потрохами.
Два солдата семьи встретили меня и Эмилию возле ворот, и теперь один из них крепко держал мои руки за спиной, чуть ли не до боли выворачивая, а второй — мою дочь. Я видела, как на ее глаза наворачивались слезы и как надежда побывать в стране фей раскалывалась на мелкие кусочки, которые больно резали по сердцу.
И все-таки мне снова не повезло. Может, это судьба такая… или как это вообще назвать, когда тебя буквально преследовали одни неудачи, и только ты понадеялся на успешный исход событий, как все разом разрушилось. И так каждый гребаный раз.
— Миссис Бернарди, вам нужно вернуться в дом. Босс будет в ярости, если узнает, что вы пытались сбежать, — солдат продолжал хватать меня лишь сильнее.
— Мне плевать! Плевать! Слышишь?!
Я успела одной рукой вытащить из кармана джинсов раскладной нож и показала солдату, который опешил от моих движений, давая фору вырваться из стальной хватки.
— Эмилия, иди за мной, малышка.
Маленькая ручка тряслась, когда я смогла оттащить дочь к себе; еще бы, ее маму хватал огромный мужчина и чуть ли не тащил обратно в дом, а я при этом орала, как будто меня уже убивали.
— Габриэлла! — услышала я за спиной голос Маттео и вздрогнула, — сколько раз нужно повторять, что ты не сбежишь отсюда? Особенно с моей дочерью, — уточнил он. — Эмилия, вот этот дядя отведет тебя в дом, хорошо?
Дочка кивнула, а в глазах сверкнул страх; она боялась собственного отца.
Каким волшебным образом он не проспал всю ночь? Где я накосячила? Разве подлила слишком мало снотворного?
Когда солдаты увели Эмилию в дом, в саду повисла тишина. Мы с мужем несколько минут молча смотрели друг на друга. Он изучал мое лицо, тело, жесты, будто так мог предугадать дальнейшие мои шаги. И действительно мог. Я знала, каким он был бойцом, видела, как дрался и как стрелял, убивая людей.
Затем Маттео быстро приблизился ко мне, остановившись напротив лица, и со злостью заглянул в глаза. Я была уверена, что он мог одним взглядом испепелить меня прямо сейчас.
—
Угомонись уже, Габриэлла, иначе мне не останется выбора, кроме как прикончить тебя медленно и мучительно! — агрессивно прошептал муж на ухо, и его мерзкие руки схватили за предплечья и встряхнули так, что я чуть было не потеряла равновесие.
— Пошел ты, Маттео! — выплюнула я, когда снова ощутила землю под ногами.
Пощечина.
— Ублюдок! — снова выкрикнула я.
Еще одна.
Да пусть хоть сто таких пощечин отвесит! Надоело бояться, надоело ждать чего-то хорошего или плохого, потому что все вокруг было серое, мрачное, нелюбимое, противное.
Сейчас
— Хорошо добрались? — вновь заговорил Джованни; у него и правда был приятный голос.
Почему я вдруг стала обращать внимание на его внешний вид и голос?
— Да, ваш водитель был очень внимателен, спасибо, — с легкой улыбкой поблагодарила я, и Джованни кивнул на мои слова.
Он собирался пойти внутрь зала, куда пошли все гости — наверное, часы простучали назначенное время, в которое все должно было начаться, — однако я мягким движением дотронулась до его предплечья, не зная, позволит ли он прикасаться к себе.
— Вы можете немного рассказать о мероприятии, чтобы я не выглядела глупо?
Джованни повернул корпус ко мне, метнул глаза в сторону, видимо, искал подходящее место для моей просьбы.
— Пройдемте, — лишь деловито сказал он и указал в укромное местечко, где было не так много людей.
По какой-то причине мне казалось, что на нас все смотрели, в особенности — на Джованни. Когда я отворачивалась, буквально чувствовала на себе удивленные взгляды, а когда обращала внимание на тех, кто, по моему мнению, смотрел на нас, то не замечала никого, кто бы действительно это делал. Возможно, они просто быстро отворачивались.
— Вас что-то смущает? — вопрос заставил удивленно посмотреть на Джованни. — Оглядываетесь по сторонам, — уточнил он.
— Эм, мне просто кажется, будто за нами наблюдают, — неловко произнесла я, поджав губы.
— Так и есть, но вам не о чем беспокоиться, — Джованни склонил голову и перевел взгляд за мою спину, в его глазах тут же сверкнула молния, будто он пытался кого-то испепелить, затем, когда снова обратил внимание на меня, глаза стали прежними. — В этом мероприятии нет ничего особенного, его организовал один из богатейших людей в Нью-Йорке для обмена опытом между бизнесменами и для новых знакомств, но на него, как вы могли заметить, нужно прийти со спутницей.
И правда не было ни одного мужчины, который был бы без женщины.
— Значит, женщины здесь просто для украшения мужчин? — я удивилась своему прямому вопросу.
Мой вопрос остался без ответа, потому что к нам подошла молодая пара и поздоровалась с Джованни. Было ли ему неловко от того, что нас застали в таком укромном месте наедине? Если он подтвердил, что за нами смотрели и интересовались нами, то наверняка являлся важной шишкой в таких кругах, а в них обычно все про всех знали, вплоть до грязного белья.
— Моя спутница — Николь, — Джованни указал рукой в мою сторону, когда молодая пара внимательно стала рассматривать меня, можно даже сказать, глазеть.
— Приятно познакомиться, мисс, — с ноткой недоверия сказал мужчина, а его спутница лишь кивнула.
— Взаимно, — лишь ответила я и почувствовала, как Джованни положил руку на мою талию, обвивая и подталкивая таким образом вперед.
Кстати говоря, не видела ни капли отвращения или презрения с его стороны из-за моего цвета волос, или… Джованни так хорошо скрывал эмоции, хотя он первый мой клиент, который не против поговорить и который показывал то, что чувствовал в настоящий момент — все его эмоции отражались на лице, будь то сведенные брови или легкая ухмылка губами. Вопрос только в том, настоящие ли они? Может, он лишь притворялся. Некоторые люди могли показывать другим то, что им выгодно.
Как только мы вошли в большой зал, глаза разбежались, я не знала, куда смотреть, потому что со всех сторон окружала невероятная архитектура отеля. Если бы я могла видеть свои глаза со стороны, то наверняка увидела бы в них искру, которая уже давно пропала, да и в принципе из меня. Свет был немного приглушен, но тени от больших светильников на стенах красиво падали на картины и другие предметы интерьера.
Гости и правда были все в масках черного цвета, но форма и украшения на них отличались. Моя же была самой обычной, но я почти перестала чувствовать ее на лице, поэтому даже забывала о ней. И все же до конца не очень понимала суть этих масок. Все просто хотели наполовину скрыть лица? Тогда в чем смысл этого мероприятия, если его цель — знакомства в кругах богатых людей? Возможно, Джованни чего-то недоговаривал.
— Мы можем перейти на «ты»? — шепнул в ухо приятный голос.
Повернув голову вбок, поняла, что это Джованни. Пока я оглядывала зал, он отходил от меня.
— Конечно, — ответила я, немного смущенная неожиданной близостью.
Когда Джованни получил утвердительный ответ, встал рядом со мной и устремил взгляд вперед: он явно что-то или кого-то видел.
— Держись ближе ко мне, когда вон тот мужчина, — Джованни осторожно, почти незаметно указал пальцем далеко вперед, — подойдет к нам.
Там стоял высокий мужчина среднего телосложения с темными волосами и щетиной на лице, на вид ему около пятидесяти. Я кивнула и стала снова рассматривать людей, но боковым зрением видела, что Джованни изучал меня, причем нагло.
— Долго будешь смотреть на меня? — не стоило так разговаривать со своим клиентом; я мысленно ударила себя по лбу.
— Ты кажешься мне знакомой.
О чем он говорил?
— Голос и глаза. Мы где-то встречались,
Николь
, — Джованни выделил имя, будто оно казалось ему неподходящим для меня.
Я всмотрелась в его лицо. Конечно, маска искажала черты, но человека и правда можно узнать по глазам.
О Боже!
Сегодня утром в кафе, где я покупала кофе и сэндвич, ко мне подошел мужчина. Это был он. Точно он.
Когда я поняла, что узнала Джованни, попыталась скрыть это, опустив глаза вниз, потому что именно они могли выдать меня с потрохами.
— Это совпадение, — пожала плечами я и поправила пряди волос, выбившихся из общей копны, заправив их за уши. Нервничала.
— Совпадений не бывает, — ухмыльнулся Джованни, затем его взгляд устремился далеко прямо, а глаза налились темнотой; как можно так меняться в выражении лица за долю секунды?
Обернувшись, заметила, что к нам направлялся тот самый мужчина, которого упоминал ранее Джованни. От одного решительного и уверенного шага незнакомца захотелось буквально вжаться в своего клиента, и, похоже, он понял это, потому что тут же притянул к себе, положив руку на талию. Мужские пальцы с неприятной болью сжимали ее, и я не могла понять, по какой причине Джованни так вцепился в меня.
Джованни продолжал стрелять в него глазами, а мужчина, остановившись напротив нас, лишь растянул губы в подобие улыбки, которая больше была похожа на оскал. На удивление, он подошел без спутницы. Может, и мне не стоило быть здесь? Но меня сжимала сильная рука, удерживая на месте.
— Добрый вечер, Джованни, — у незнакомца был низкий басистый голос, от которого пробежали мурашки по коже.
— Не сказал бы, Витторио, — грубо ответил Джованни. — Non mi aspettavo di vederti qui dopo tutto quello che è successo (Не ожидал увидеть вас здесь после всего, что произошло. (итал.)).
Итальянский? Серьезно? Видимо, они думали, что я не знала его, но я прекрасно понимала итальянский и говорила на нем так же бегло, как и они. Так, что произошло?
— Non ho fatto niente per danneggiare le nostre famiglie (Я не сделал ничего, что бы навредило нашим семьям. (итал.)), — развел руками мужчина, — pensavo che saresti stato felice di diventare quello che sei ora (Думал, ты будешь рад стать тем, кем являешься сейчас. (итал.)), — недоверчиво кинул взгляд на собеседника.
Я пыталась делать вид, что не слушала и не понимала их, поэтому смотрела куда-то в сторону, где несколько пар разговаривали между собой. Кем же являлся теперь Джованни? Да и кто они вообще такие? В прошлом меня окружали итальянцы, но все они были связаны с мафией, неужели и… Я осеклась от собственных мыслей, потому что боялась их. Джованни и правда был похож на того, кто мог бы быть из известной семьи мафии, да и этот незнакомец, который вызывал лишь мурашки по коже. Что, если Маттео упоминал что-то про семью, как представился Джованни, Пеллегрини, а у меня вылетело из головы? Не могла вспомнить прямо сейчас — память выбрасывала все, что ей не нужно.
— Ero in grado di trattare con mio padre da solo (Я в силах был и сам разобраться со своим отцом. (итал.)), — недовольно фыркнул Джованни. — Как вам погода в Нью-Йорке? — он резко перешел на английский.
Что-то произошло с отцом Джованни, и, видимо, из-за этого он не очень-то желал вести беседу с Витторио.
— Довольно прохладно после жаркого солнца Италии, — после этих слов Витторио перевел взгляд на меня, затем спустился ниже и посмотрел на руку Джованни, которая сжимала мою талию. На какие-то пару секунд на его лице промелькнула злобная ухмылка. — Хорошего вечера, — он попятился назад, — может, еще встретимся.
Джованни ничего не ответил, лишь ослабил хватку и выпустил меня. Я недовольно потерла то место, которое он сжимал.
Солнце Италии… Боже, с кем меня связала судьба, снова. Почему именно я попадалась в лапы хищников? Я попыталась наладить ритм дыхания, потому что все то время, что мужская рука сдавливала талию, а Джованни вел беседу с незнакомцем, практически не дышала: таким образом старалась не выдать себя в том, что я все понимала и что это только еще больше напрягало меня.
— Почему мне нужно было держаться ближе? — как можно невиннее задала вопрос и непонимающе уставилась на Джованни, который достал телефон и что-то печатал в нем.
— Может, потому что я так захотел, — ухмыльнулся он, убирая телефон в карман брюк.
Взгляд опустился ниже, когда Джованни совершил это действие, и его пиджак чуть оттопырился, открывая вид на кобуру, пристегнутую к телу. Все указывало на то, что он не просто богатый человек. С самого начала эти взгляды на нас от гостей буквально кричали о положении, что он занимал в обществе, либо только недавно занял, судя по их разговору с Витторио. Из-за оружия я совершенно забыла, о чем спрашивала и какой был дан ответ. Не знала, заметил ли Джованни мой взгляд на кобуру, потому что я быстро отвела глаза, однако казалось, что он видел буквально все, что происходило рядом.
Весь оставшийся вечер к нам то и дело подходили мужчины и женщины. Кто-то из них уже был знаком с Джованни, кто-то нет, но никто не задерживался надолго и никто не задерживал взгляд на моем клиенте, будто все боялись лишний раз спровоцировать его. За это время я поняла, что Джованни, хоть и любил поговорить, как рассказал Доменико, но слова были поверхностными, он не раскрывал карты, как умелый игрок в покер.
— Не снимешь маску? — спросил Джованни, когда мы покинули отель.
— Что, если мой ответ — нет?
Если я это сделаю, он узнает меня, а я до сих пор не поняла, нужно ли мне это.
Джованни хмыкнул совсем как тогда, в кафе, и прошел вперед к машине, но, похоже, это был его личный автомобиль, так как на переднем сиденье никто не сидел, да и марка машины другая.
— Я подвезу тебя.
Вот так сразу… приказал? У него даже голос поменялся, будто Джованни и правда сменил личность на моего босса.
— Так и будешь стоять там? — указал на меня пальцем; я все еще стояла поодаль просто потому, что не знала, как поступить.
Можно ли было вообще позволять ему подвозить меня? Мы никогда не позволяли клиентам делать этого во избежание преследования — попадались же всякие придурки.
— Я вызову такси, не стоит, — отмахнулась я и приблизилась к дороге, обойдя сбоку машину Джованни.
Краем глаза заметила, как он снял маску и положил на заднее сиденье автомобиля, затем закрыл дверь и прошел в мою сторону.
— Я не кусаюсь.
Да кто тебя знает, вы все так говорите, а потом девушек находят в подворотнях.
— Клянусь,
Ни-ко-ль
, — снова выделял имя; оно точно не давало ему покоя.
— Вы, мужчины, часто нарушаете свои обещания, — внезапно выпалила я, продолжая пялиться прямо, на дорогу, где ездили машины, бегали люди, хотя время уже близилось к ночи.
В моих словах можно было услышать обиду на мужскую половину населения, и так оно и было, и я ничего не могла с этим поделать, потому что единственный мужчина в моей жизни испортил все впечатление.
— Это не просто обещание, — он засунул руки в карманы брюк, — это клятва. Она нерушимая. — уверенно заключил.
Я повернула к нему голову и задрала подбородок, потому что Джованни был выше меня на голову точно, — пыталась таким способом понять его мотивы. Чего он пристал ко мне? Почему так рьяно желал подвезти? Неужели все это связано с тем, что Джованни узнал во мне ту незнакомку из кафе, с которой попытался познакомиться?
Глаза внимательно изучали его профиль: легкая щетина покрывала лицо, длинные ресницы, спокойное выражение лица, даже доброе, не предвещающее беды.
— Хорошо, но не дай мне усомниться в твоей клятве, — тихо ответила я, закусив губу.
После моих слов мы вместе направились к машине. Джованни открыл передо мной пассажирскую дверь спереди, и я аккуратно села в кожаный салон, в котором приятно пахло корицей. Через несколько секунд, обойдя машину, и он сел за руль.
— Рассмотрение моего лица помогло тебе принять решение? — ухмыльнулся Джованни; вот же внимательный какой! — Можешь не отвечать, это я так, разрядить обстановку, — пожал плечами. — Куда едем? — вопрос звучал так, будто он не мой клиент, будто не он платил деньги за вечер с ним; стало даже как-то не по себе от такой… простоты?
— Район Ист-Виллидж, а там покажу, — спокойно сказала я и вжалась в сиденье, когда Джованни завел мотор, отчего машина заревела.
— Не пугайся, она скучает по трассе, вот и ревет, — чуть улыбнулся он и повернул руль влево, чтобы выехать на дорогу.
Кажется, Джованни любил свою машину. В ней и правда очень чисто и пахло будто только из салона. Возможно, он недавно ездил в автосалон, чтобы ее привели в порядок, а, может, и вовсе новая. Я же никогда не увлекалась машинами, просто потому что мне не давали ездить за рулем, не учили, а буквально впихивали внутрь и везли туда, куда я совершенно не хотела ехать.
На фоне играла спокойная музыка. Я была рада этому, потому что неловкая тишина напрягла бы меня — не знала, о чем можно поговорить с Джованни. Конечно, после его разговора с Витторио и кобуры, у меня много вопросов, но на них вряд ли получу ответы, ведь я — никто, всего лишь девушка, которая сопроводила на мероприятие.
— Куда дальше? — Джованни нарушил молчание, когда мы остановились на светофоре.
— Ты точно не будешь меня преследовать? — до сих пор не верила ему до конца, даже услышав «клянусь».
— Я держу свое слово, — серьезным тоном произнес Джованни и бросил на меня решительный взгляд.
Выдохнув, я указала путь:
— Здесь поверни налево, а затем сразу направо и там будет красное здание.
Он кивнул и направил машину в ту сторону, в которую я указала.
Когда мы остановились, я поерзала на сиденье, нашла свою сумочку и отстегнула ремень безопасности. А что вообще говорят после этого? Меня никогда не подвозили клиенты, поэтому я чувствовала себя странно.
— Эм… спасибо? — неловко произнесла я и потянулась к ручке на двери.
— Пожалуйста. Хорошего вечера,
Николь
, — услышала за спиной, а затем моя маска упала на колени. — И прости за мое любопытство.
Резко повернув голову обратно к Джованни, увидела в одной из его рук длинную ленту от маски: видимо, когда я отвернулась, он незаметно притронулся к моей голове и потянул за один из концов ленты, чтобы развязать бант.
— Я же говорил, что мы встречались сегодня в кафе, — ехидно улыбнулся Джованни, но я ничего не ответила, лишь вылезла из машины и закрыла дверь.
Как он мог нарушить мои личные границы? Хотя по какой причине я злилась? Он мой клиент, он платил мне, поэтому мог делать все, что ему вздумалось, но, конечно, соблюдать пункты, которые прописаны в моем контракте. А читал ли Джованни его?
Пока я не дошла до входа в дом, который, кстати говоря, не был моим, — специально повернула в противоположную сторону от своего, когда зашла на бордюр, — Джованни не тронулся с места: наверное, наблюдал. Однако хорошо, что он уехал, как только я стала доставать ключи, чтобы якобы вставить в замочную скважину, — повелся. От этого я по-хитрому улыбнулась. Все же не была дурой и знала, что мужчины нарушали даже клятвы, — по крайне мере, так было в моей жизни.
Когда я убедилась, что черная машина окончательно скрылась за перекрестком, спустилась вниз и направилась уже к своей двери. С минуты на минуту должны были вернуться Ванесса с Эмилией.
У нас с дочерью была небольшая квартира, и после огромного дома могло показаться, что здесь крайне мало места, но мне нравилось, что я могла видеть все комнаты и все, что в них происходило. От прошлой жизни мне досталась паранойя, которая сбивала с ног, если слух улавливал непонятный для меня шорох или нечто подобное, если я находилась дома одна.
Положив сумочку на комод в коридоре возле зеркала, я услышала, как в ней тут же звякнул телефон, поэтому пришлось вернуться обратно, чтобы вытащить его и посмотреть, кто осмелился писать в такое время.
Как все прошло?
Хелен.
Ну, как тебе сказать, Хелен… Впрочем, про мистера Роя она и так могла знать, это не должно было стать проблемой.
Неплохо.
Габриэлла.
Это весь ответ, на который меня хватило. Я буквально валилась с ног: и от того, что проходила практически весь день на каблуках, которые сбросила сразу же, как вошла в квартиру, и от событий, произошедших за день.
Решив, что нужно принять душ и смыть косметику с лица, скинула одежду в спальне на кровать и прошла в ванную комнату, где залезла в душевую кабину и включила теплую воду, что стала приятно струиться по телу, мягко обволакивая.
По какой-то причине именно сейчас перед глазами встал образ Джованни, особенно его глаза и взгляд, который мог меняться каждую секунду в зависимости от того, кто к нему подходил и обращался. Он искусный манипулятор? Он из мафии? И тут меня осенила одна мысль. Раскрыв глаза и проведя руками по мокрым волосам, выключила воду и схватила полотенце с крючка. Завернувшись в него, услышала стук в дверь. Черт, не успела!
— Мамочка! — Эмилия сразу же кинулась в мои объятия, когда я посмотрела в глазок, и, увидев няню с дочерью, открыла входную дверь.
— Малышка, осторожно, я только после душа, будешь вся мокрая, — улыбнулась я и чуть отстранилась от нее. — Ванесса, благодарю за помощь.
Молодая девушка стояла за пределами квартиры.
— Это моя работа, а Эмилия очень милый ребенок, — ответила няня, пожимая плечами с улыбкой на лице.
Спустя пару минут я отпустила Ванессу домой. Она проводила с Эмилией много времени, почти весь день, за исключением ночи, но я до сих пор не могла понять, как поступлю, если меня «купят» на ночь, — куда девать дочь в таком случае? Няню вряд ли вызовешь в такое время, хотя я ей говорила, что могли возникнуть непредвиденные обстоятельства, но она сказала, что готова к ним и всегда сможет взять к себе Эмилию.
— Мы сегодня ходили в магазин, где продают только сладости, представляешь, мамочка? — дочка была на эмоциях от сегодняшнего дня, а я, смотря на нее, радовалась, что мой родной человечек доволен жизнью.
— Надеюсь, ты не ела слишком много шоколада? — присела рядом с ней на корточки и ущипнула за щечку.
Она быстро покачала головой, как бы говоря этим жестом «нет», и я поднялась на ноги, чтобы помочь ей снять кофту и штаны. Пора уже ложиться в кровать.
— Я думала, что мы с тобой долепим мою кружку, — подняла Эмилия на меня глаза и сделала взгляд, как у кота в сапогах. Я проигрывала каждый раз, когда она так делала. Даже не знала, где дочка такому научилась. — Пожалуйста, — вновь заскулила Эмилия, и я, вздохнув, согласилась на эту авантюру.
Кухня в нашей квартире была большой, поэтому в одном из углов стояли гончарный круг и все необходимые инструменты для лепки из глины. Кружку Эмилии мы давно слепили и придали ей ту форму, которую захотела малышка, — она была маленькой, совсем как чашки в Турции, из которых пили кофе. Оставалось только раскрасить ее. И по какой-то причине мы с Эмилией не находили времени сделать этого, хотя, казалось, много времени это не займет.
Я усадила Эмилию на стул и сказала подождать, пока я переоденусь из мокрого полотенца в халат и распущу мокрые волосы. Короткий шелковый халат приятно окутал обнаженное тело, а волосы наоборот холодили кожу до мурашек, но сейчас мне хотелось и правда уделить время Эмилии, — она вообще не видела свою маму никогда, кроме как вечером и с утра пораньше.
— Ну что, готова раскрасить свое творение?
Я вернулась на кухню, а Эмилия уже выбирала цвет краски.
— Хочу сделать зеленую, — сказала она и показала на цвет.
Я утвердительно кивнула и присела рядом, но, прежде чем красить, включила спокойную музыку на телефоне, чтобы она была нашим вдохновением, — я любила работать под такие мелодии, практически не имеющие слов, лишь музыку, льющуюся потом по венам.
Эмилия все делала сама, я лишь изредка помогала и говорила, где нужно быть осторожнее, чтобы не задеть рисунок, который она нарисовала с помощью специального трафарета, — его она хотела оставить не закрашенным, а цвета глины.
Каждый раз приглядываясь к малышке, я все больше замечала сходство с Маттео. Эмилия — дочь своего отца, но, благо, только внешне, по крайней мере, пока что. Мне хотелось, чтобы характером она пошла в меня, а не в Маттео — вспыльчивый, агрессивный, холодный, жестокий, можно перечислять бесконечно. Я не говорила, что мой характер идеальный и у меня нет недостатков, но отец Эмилии — один сплошной недостаток и, в принципе, ублюдок, каких еще поискать.
— Получилась красота! Ты у меня мастерица на все руки.
Я обняла дочку за плечи.
— Теперь нужно идти спать, малышка.
Эмилия кивнула, встала со стула и побежала в гостевую ванную, чтобы помыть руки. После мы прошли в ее небольшую комнату и вместе улеглись на кровать. Обычно я немного лежала рядом, пока дочка не заснет, затем уходила к себе, целуя ее в розовую щечку. Эмилия всегда быстро засыпала — собственно, и сейчас так случилось, — через несколько минут она сладко посапывала и немного жмурилась то ли от сна, то ли от света, падающего на лицо от стоящей рядом лампы.
Я же пока не собиралась ложиться спать: мне хотелось сделать то, о чем подумала, когда принимала душ, — написать Марко. Присев на свою кровать и приглушив свет, оставляя включенным только ночник, взяла телефон с тумбочки и нашла в контактах номер Марко, затем разблокировала его и напечатала сообщение:
Надеюсь, ты еще не спишь, Марко.
У меня к тебе вопрос.
Габриэлла.
Я ложусь поздно, так что нет.
Что за вопрос?
Марко.
Ты знаешь, кто такой Джованни Пеллегрини?
Габриэлла.
Знаю, но зачем тебе это?
Марко.
Можешь доверять мне.
Просто скажи, кто он.
Габриэлла.
Я и так доверяю тебе, Габи.
Он новый Дон
(
Дон или босс — глава семьи. Получает сведения о любом «деле», совершаемом каждым членом семьи.
)
семьи Пеллегрини.
Разве ты не слышала от Маттео про них?
Они ведь главные наши конкуренты.
Марко.
Черт возьми! Конечно, я не слышала про эту семью, хотя крепко-накрепко связана с мафией. Маттео никогда не позволял лезть в его дела, не позволял выходить за пределы дома. На всех мероприятиях он был один. Все вокруг знали, что у него есть жена — я, но никто, кроме определенного доверенного круга лиц, не видел, как она выглядела, лишь ходили слухи. Я до сих пор понятия не имела, что у Маттео был за фетиш такой — скрывать свою жену.
Маттео обсуждал дела в закрытой ото всех комнате, в том числе и от меня. Конечно, я знала, что в Нью-Йорке, помимо семьи Бернарди, есть еще одна семья, но до этого момента не была в курсе, какая именно.
Все в порядке?
Марко.
Чувства были странными. Я не хотела связываться с мафией. Снова.
Не бери в голову.
Доброй ночи.
Габриэлла.
Спасибо, что разблокировала:)
Доброй ночи.
Марко.
Я чуть улыбнулась последнему сообщению и выключила телефон, положив обратно на тумбочку. Устремив взгляд в потолок, надеялась и молилась, чтобы Джованни больше не появился в моей жизни. Однако что-то подсказывало, что мы еще увидимся — и не раз.
Глава 3: Новые реалии
Мистер Джованни Пеллегрини
Тот же день.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
09:15 AM
Сегодняшний день с самой первой минуты пробуждения начался странно и совсем не так, как я ожидал. Во-первых, по неведомой мне причине отец мог вот-вот выйти из тюрьмы, хотя должен был просидеть в ней до скончания своих лет. Об этом мне сообщил Микаэль, консильери (Советник семьи. Человек, которому Босс может доверять и к советам которого прислушивается.). Отца поймали на сделке с оружием, которым торговала наша семья. В тот момент, когда я узнал, хотел рвать и метать, ведь это могло стоить всем нам жизней.
Не мог сказать, что был рад встать на его место, хоть отец и готовил меня к этому всю мою жизнь, но в такое неспокойное время, как сейчас, он мог бы справиться лучше меня. Скорее всего, я принижал свои способности. Однако после того, как отца упекли в тюрьму, а он чуть ли не раскрыл все карты, — совсем потерял голову из-за своих лет, — люди перестали доверять ему так, как раньше, и присматривались ко мне. И я знал, что ни в коем случае не должен быть тем, кем был отец. Я — не он. Я должен стать лучше и должен показать всем, что только мое слово — закон.
— Отец ждет тебя, Джованни, — Микаэль неожиданно появился за моей спиной, пока я готовил завтрак для Аннабеллы: ее любимые тосты с джемом и кофе с молоком. Сам же планировал позавтракать в кафе, в которое часто заходил, если выезжал в город.
— Для чего? — фыркнул я и метнул на консильери недовольный взгляд.
— Хочет поговорить о его скорейшем возвращении.
— Неужели он считает, что может вновь занять свое место? — недовольно спросил я.
— Никто ему этого не позволит. Ты знаешь, его время и правда подошло к концу. Алессандро уже слишком стар, чтобы контролировать семью, — заключил Микаэль и отвлекся на входящее сообщение, которое только что пришло на его телефон.
Конечно, я поеду к отцу, иначе и быть не могло, сколько бы ненависти к нему ни питал, все равно сяду в машину и поеду, — но только ради мамы, которая по какой-то причине до сих пор любила этого ублюдка.
Через несколько минут Аннабелла зашла на кухню и вздрогнула из-за Микаэля, стоявшего возле столешницы: видимо, не ожидала его здесь увидеть, а он умело прятался за холодильником.
— Доброе утро, — сонно поприветствовала сестра нас и зевнула.
— Доброе утро, мисс Пеллегрини, — приобнял ее за плечи. — Ваш любимый завтрак, как заказывали, — улыбнулся я, и Аннабелла послала ответную улыбку.
Я нечасто готовил, но, когда об этом просила сестра, не мог отказать, потому что сильно любил и дорожил ею. Кто, если не я? Особенно в таком мире, как наш.
— Ты лучший брат на свете, Джо, — только она так звала меня; только ей я разрешал таким образом звать меня.
Не могу подтвердить слова Аннабеллы, но каждый раз приятно было знать и слышать, что хоть в каком-то аспекте я мог привнести в ее жизнь радость.
— Уже уходишь? Даже не позавтракаешь со мной? — пережевывая кусочек тоста, спросила сестра, усевшись на стул за большим столом.
Микаэль ушел из кухни, как только почувствовал, что являлся третьим лишним, но бросил на меня взгляд «не противься и поезжай к отцу, иначе будет только хуже».
— Я бы с радостью, но сегодня дел навалом, — пожал я плечами и включил воду, чтобы помыть посуду, которую использовал при приготовлении завтрака.
— Ты ведь поедешь к папе? — я резко перестал делать то, что делал, и повернул голову к сестре. — Да, я подслушала ваш разговор с Микаэлем, прости, — она отпила кофе.
— Я говорил тебе так не делать, — устало вздохнул я и продолжил мыть посуду. — Да, поеду, но это все, что тебе стоит знать, Белла, — а так ее звать разрешалось только мне; в общем, у нас были свои договоренности с сестрой.
— Bene (Ладно (итал.)), — взмахнула она руками, — привыкла, что женщин в этом мире держат в неведении.
Снова эта песня полилась из ее уст. Мне было жаль, что Аннабелла родилась в этом мире, жаль, что всю свою жизнь она проведет, думая о том, не умрет ли завтра или не умрет ли завтра вся ее семья. Но… как бы грубо это ни звучало, нужно привыкать к этой жизни, нужно уметь выкручиваться, уметь находить лазейки, иначе умрешь — либо ты, либо тебя.
— Для тебя так будет лучше, поверь, — вытерев руки, я подошел к ней и чмокнул в макушку, но Аннабелла никак не отреагировала, лишь откинула волосы на спину и продолжила кусать тост. — Доменико отвезет тебя на занятия по фортепиано через два часа, — обернувшись к ней снова, уточнил я, потому что чуть было не забыл об этом.
Сестра показала пальцами «окей», не смотря в мою сторону. Бывало, она вела себя совсем не так, как от нее ожидали, но, наверное, проблема была в нас, в тех, кто ждал.
Я планировал поехать самостоятельно на машине, поэтому, быстро дойдя до своей комнаты, которая располагалась на втором этаже дома, переоделся в черную рубашку и того же цвета брюки, на запястье, как всегда, часы, и спустился вниз, где уже в коридоре перед выходом достал черное пальто из шкафа, — сегодня было прохладно, — и вышел из дома.
Тюрьма Райкерс (
Райкерс — остров-тюрьма в проливе Ист-Ривер, относящийся к городу Нью-Йорку, районам Куинс и Бронкс.
), Нью-Йорк.
12:05 AM
На своей любимой малышке доехал довольно-таки быстро до тюрьмы, в которой содержали отца, поэтому, оставив машину на парковке, отдаленной от общей, направился внутрь здания.
— Алессандро Пеллегрини, — назвал имя отца мужчине, сидящего перед входом в принимающее посетителей к заключенным здание, — он должен меня ожидать.
Тот лениво пролистал большую тетрадь, затем взглянул в компьютер и махнул рукой, мол, проходите. Как же я ненавидел медлительность!
Когда я прошел вглубь здания, мне указали, куда я должен сесть, чтобы встретиться с отцом. Через пару минут его ввели в общий зал, где заключенные садились напротив своих посетителей. Мы оба сверкнули глазами друг на друга, и я невольно заметил, что выглядел отец неплохо, даже, сказал бы, хорошо: видимо, здесь не так уж и плохо с ним обращались, либо он сумел подкупить тех, кто приносил ему больше еды, да и не заставляли физически работать. Не сомневался в его способностях выживать.
— Выглядишь так, будто отдыхаешь на курорте, — усмехнулся я, взяв телефонную трубку в руку и прислонив к уху.
— Не думал, что ты этому удивишься, сынок.
Тошнило от того, что я являлся его сыном и что он — мой отец.
— Зачем ты хотел меня видеть? Неужто заскучал? — язвительно спросил я.
— Хотел сообщить, что скоро выйду на свободу.
— Мог бы послать письмо, — фыркнул я. — Это все? Тогда я пойду, — почти поднялся со стула.
— Джованни! — отец громко произнес мое имя, отчего некоторые посетители и заключенные обернулись на нас. — Думаешь, если ты занял мое место, то заполучил всю власть, что была у меня?! Мои люди останутся со мной, несмотря ни на что, — его губы расплылись в противной ухмылке.
— Значит, этих людей нужно убить, потому что они поддерживают того, кто чуть не продал всю семью, кто попался на сделке, как мальчишка! — огрызнулся я, поддавшись вперед к практически невидимому стеклу, разделяющему нас; если бы не оно, возможно, я бы набросился на собственного отца. — Никто более не поверит тебе. Так что, смирись, что теперь я Босс.
Несколько минут после моих слов он смотрел на меня пустым взглядом, будто то, что я сказал, не имело ни малейшего значения, и отец пропустил это мимо ушей, но потом придвинулся ближе, как это ранее сделал я, и взглянул в мои глаза.
— Кажется, я слишком хорошо подготовил тебя. Теперь огрызаешься на меня, будто я чужой человек, но я все еще твой отец и все еще могу заручиться поддержкой семьи, — с прищуром в глазах объяснил он.
— Когда ты выходишь? — мне надоело вести с ним диалог на одну и ту же тему: знал, что переубедить отца было чем-то за гранью реальности — слишком упертый баран.
— Совсем скоро, — оскалился он. — Ждите в гости, — поднялся со стула, этим показывая, что разговор окончен.
Я и сам устал сидеть в этой гребаной тюрьме, и плевать было, что здесь находился отец. Будь моя воля, сделал бы так, чтобы он остался гнить в ней до конца своей жизни.
Сев в машину, достал телефон, который несколько раз издал звук входящего сообщения, пока находился в тюрьме.
Ты не забыл, что вечером мероприятие?
Микаэль.
Почти.
Джованни
.
Туда пускают только со спутницей.
Можно обратиться в лучшее агентство Нью-Йорка.
Микаэль.
Черт. Только этого не хватало. Многие эскорт-агентства контролировали семья Бернарди, а мы с ними хоть и в не плохих отношениях, но, так скажем, в напряженных, а другие агентства меня смущали, ведь, кому как не мне, нужна была полная конфиденциальность.
Но туда нужно направить свою анкету.
Микаэль.
Составь за меня. Мне плевать, что ты там напишешь.
Джованни.
Отель «
Four
Seasons
Hotel
New
York
», район Манхэттен, Нью-Йорк.
06:10 PM
Девушка с рыжими волосами и в черном длинном платье с разрезом на ноге до середины бедра стояла возле гардероба и вертела головой в поисках… меня? Я знал, как она выглядела, потому что Микаэлю прислали ее контракт, а он переслал мне. Конечно, я прочитал его, остановившись на пункте «не сплю с клиентами». Почему-то он показался довольно странным, учитывая, что девушкам платили гораздо больше, если они занимались сексом с теми, кого сопровождали. Однако такая позиция была даже интересна, и мне хотелось разгадать ее — и
ее
, чьи голубые глаза смотрели на меня с интересом после того, как я называл имя; конечно, ненастоящее. Всем известно, что в эскорте практически никто не использовал настоящие имена.
От Николь приятно пахло. Я сразу услышал ее сладковатые духи с нотками кокоса и миндаля. Раньше и представить не удавалось, что мне мог понравиться такой запах, — не любил сладкое во всех его проявлениях.
Кажется, она застеснялась меня и взглядов, которые то и дело падали в нашу сторону от прибывающих гостей. Это не было чем-то новым, по крайней мере, для меня. Наша семья последний год была у всех на слуху из-за отца, потому что он сел в тюрьму, и из-за меня, потому что я, как его преемник, занял место Дона.
Спустя несколько минут после того, как я объяснил Николь, что это за мероприятие и что за взгляды мы ловили, прошли в общий зал, который был заполнен состоятельными людьми, надевшими маски или безразличия, или счастья. Все в этом мире были приторно-сладкими. Может, поэтому меня от него тошнило.
Николь с интересом разглядывала интерьер и декор внутри зала и, на мое удивление, держалась неплохо, учитывая, что в ее контракте было написано, что она сопровождала лишь нескольких клиентов, так как заключила договор с агентством недавно. Мне даже нравился тот факт, что у нее не было за спиной десятка мужчин.
Увидев Витторио Денаро среди гостей, я шепнул на ухо Николь, чтобы она держалась рядом, когда тот подойдет, но в действительности сам не знал, зачем это сказал. Мы встретились с Витторио взглядами, после чего он подошел к нам.
Витторио Денаро являлся Доном самой известной мафии в Италии. Его семья прославилась кровожадностью и жестокостью к своим врагам. Никто до конца не знал, сколько в его семье солдат, от этого эффект неожиданности всегда присутствовал при стычках с другими семьями.
Ходили слухи, что его жена была беременна вторым ребенком. Почему слухи? Потому что никто так и не удосужился узнать, правдой ли это было. Витторио тщательно оберегал жену в те времена и не выпускал из дома без надобности, что было и в первую беременность, — тогда у них родился мальчик — Дрэго, если мне не изменяла память. А спустя некоторое время Витторио с женой появились на людях, но никакого живота у нее не было, да и ребенка — тоже. В общем-то, люди любили разводить сплетни, а на самом деле его жена болела воспалением легких, довольно серьезно, поэтому многие месяцы не выходила из дома. Хотя и эта версия от самого Витторио напрягала меня.
При нашем разговоре, рука крепко сжимала талию Николь, — мне нужно было что-то или кого-то держать, чтобы не вмазать этому ублюдку по его слащавому лицу. Он же, в свою очередь, скользил взглядом по мне и только в последнюю очередь, когда собирался уходить, метнул глаза на мою спутницу. Я буквально почувствовал, как она сжалась от его ледяного взгляда. Впрочем, ничего удивительного, многие женщины, и даже мужчины старались не смотреть Витторио в глаза, потому что в них можно было увидеть, как он представлял твою смерть.
После того, как мероприятие закончилось, мы вышли из здания отеля и направились в сторону моей машины. Несколько минут Николь раздумывала над моим предложением подвезти ее и все-таки сдалась; согласилась после того, как я дал клятву. Я никогда бы не нарушил данное слово, обещание, а уж тем более клятву. В нашем мире ты обязан быть таким, но это были и мои личные принципы.
Николь так и не сняла маску с лица, но все то время, что мы были вместе и в отеле, и сейчас, я знал, что это именно
она
, именно та, которая отказалась называть свое имя в кафе сегодня утром. Я слишком хорошо запоминал лица, и маска тут никак не помогла скрыть его.
Она все еще сомневалась во мне, когда я снова спросил, куда нам нужно свернуть, чтобы доехать до ее дома, и, опять же, я сказал, что не нарушал обещаний. Откуда в Николь столько недоверия к людям?
Сейчас я сделал кое-что очень плохое, когда остановил машину возле красного дома в районе Ист-Виллидж, — развязал бант на затылке Николь, который удерживал маску на голове. Любопытство сыграло со мной злую шутку.
Когда маска оказалась у меня в руках, Николь с сердитым взглядом резко обернулась, но ничего не сказала и вышла из машины, унося с собой запах кокоса и миндаля, который, кажется, останется в машине еще на несколько дней.
Я не уезжал ровно до того момента, пока Николь не дошла до своей квартиры. Однако я знал, что квартира — не ее, но отпустил педаль тормоза, когда она достала ключи, делая вид, что сейчас будет вставлять их в замочную скважину. Как жаль, что они не подойдут, потому что
ты
захотела обхитрить меня. Конечно, я не стал ждать где-то за углом, чтобы увидеть, где на самом деле жила Николь.
Клятва.
Поэтому поехал домой.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
10:23 PM
Вместо того, чтобы ехать около часа, я ехал тридцать минут — любил скорость и риск. А моя малышка любила это еще больше, чем я. В общем, мы подходили друг другу. Возможно, когда-нибудь эта любовь обернется боком, но все мы надеялись на лучший исход, даже когда понимали, что шли на неоправданный риск, а вероятность удачи равнялась 00000,1%.
— Привет, братец, — внезапно выглянула из-за угла Аннабелла, когда я вошел в дом; обычно в вечернее время она тусовалась у себя в комнате, а сейчас выглядела так, будто знала то, о чем я понятия не имел.
— Ты чего такая загадочная? — повесив пальто в шкаф, прошел на кухню, чтобы выпить чаю.
— Расскажи, — сделала паузу сестра и встала напротив меня у барной стойки, — о девушке, — она заиграла бровями, а руки подставила под подбородок, ожидая какой-то интересной истории.
— Девушке? О ком ты? — непонимающе уставился на Аннабеллу.
Она устало вздохнула и взяла шоколадное печенье с тарелки, стоящей рядом, под рукой.
— Я спросила у Микаэля, где ты, — начала сестра, — и он сказал, что ты на мероприятии со спутницей, —
так вот, в чем тут дело
. — Я слышу ее духи. Вкусные.
Неужели ее запах и правда приелся ко мне за такой короткий промежуток времени?
— Это лишь на мероприятие, более мы с ней не встретимся, — и почему казалось, что это ложь? — Я подвез ее до дома, и мы распрощались, — хотя не помню, чтобы Николь говорила что-то вроде «пока» или «до свидания».
Аннабелла вдруг закашлялась от очередной порции печенья, и я постучал рукой по ее спине.
— Стоп, что? — вопросительно задрала одну бровь. — Ты подвез девушку до ее дома? — теперь она издала нервный смешок. — Джо, я знаю тебя, ты никогда не подвозишь девушек до дома, — это не было правдой чистой воды, но чаще всего так и было. — Признайся, что где-то там, — сестра приложила руку к моей груди, — она зацепила тебя, раз уж на то пошло.
— Белла, ты же знаешь, что в нашем мире нельзя опираться на чувство, которое «где-то там», легче жить без любви, — я убрал ее руку от себя, на секунду задержав в своей.
Черт. Я снова расстроил сестру. Всегда, когда у нас заходил разговор о чем-то сокровенном, о чем-то, о чем, в принципе, нельзя говорить
нам,
Аннабелла опускала глаза и дулась на меня за больную правду.
— Но ты не стал отрицать тот факт, что
она
все же оставила отпечаток, — не унималась сестра.
Я закатил глаза, и мы оба рассмеялись. Любил такие моменты всем сердцем, потому что в нашей жизни их чертовски мало. Не знал, что бы я делал, если бы был единственным ребенком в семье. Аннабелла хорошо на меня влияла, да и мы друг друга поддерживали.
— Как уроки фортепиано? — поинтересовался я.
— Скучно, — пожала плечами она. — Моя преподавательница болеет, а эта — такая зануда, — последние слова сестра скучающе протянула. — Думаю пойти поиграть в гостиной, можно?
— Ты же знаешь, что мама в это время уже должна спать.
— Да, но ее комната в другом крыле на втором этаже, — она состроила глазки, думая, что я поведусь на это.
Конечно, поведусь, но только ради нее, ради любимой и единственной сестры. Я кивнул, но предупредил, чтобы в полдвенадцатого она закончила играть. Аннабелла обогнула барную стойку, приподнялась на носочки, потому что я был выше нее на две головы точно, и чмокнула в щеку, говоря этим «спасибо», затем убежала практически на носочках, чтобы не шуметь, в большую гостиную на первом этаже, где стояло фортепиано.
Она с детства любила играть, но к этому приложила руку наша мама, которая раньше каждый день сидела за инструментом, и каждый день в нашем доме лилась приятная мелодия, даже в те дни, когда семья была в ссоре. Конечно, в такие моменты мама брала ноты посерьезнее, превращая мелодию в напряженную, от которой во всем теле просыпалась тревога. Мама всегда говорила о своих эмоциях именно через игру на фортепиано, и это передалось моей сестре. Всегда можно было понять, что у Аннабеллы на душе, если она играла.
Поднявшись на второй этаж, прошел дальше по коридору мимо своей комнаты, затем тихо постучался в дверь, за которой могла уже спать мама, но все же решил проверить: может, еще бодрствует.
— Входи, входи, — приглушенно пригласила она, и я открыл дверь.
В нос сразу ударил запах спирта и лекарств, к которому, казалось, невозможно было привыкнуть. И эти запахи не выветривались, хотя окно здесь было приоткрыто практически всегда, но, наверное, все это въелось в мебель, ткани, стены и пол.
— Не видела тебя с самого утра, Джованни, — сказала мама, когда я присел рядом с кроватью на стул.
— Был занят, прости, — обычно заходил к ней с утра и вечером, чтобы проведать. — Как себя чувствуешь?
— Не хочу врать тебе, поэтому скажу, что так же паршиво, как и все предыдущие дни, — устало произнесла мама и взглянула в потолок. — Устала все дни лежать, хочу гулять, как раньше, по нашему саду, и играть на фортепиано, — она не могла, потому что болели пальцы, болели ноги, и врач настоятельно рекомендовал отказаться от нагрузок, поберечь себя, пока симптомы сойдут на нет,
если
сойдут.
— Обязательно будешь, мама, нужно лишь потерпеть, пережить этот период, — спокойно произнес я, дабы выразить поддержку, однако, мне было больно наблюдать за тем, как последние полгода она мучилась от болей, а раньше была той еще активисткой.
Как сейчас помню, в детстве водила нас по разным выставкам, музеям, занятиям, чтобы мы могли выбрать, что нам больше нравится, что запало в душу. Отец, конечно, не одобрял такое мягкое отношение к его детям, особенно ко мне, ведь я мужчина и его преемник, поэтому, когда я более-менее вырос, не отпускал меня с сестрой и мамой на их, как он назвал позже, «девичник».
— Ты был у него? — вдруг спросила мама про отца; она давно не интересовалась о нем, но я не знал причину этому.
— Был, — коротко ответил я. — Скоро он выйдет. Ты рада? — несмотря на то, что отец был жесток ко мне, к женщинам в нашем доме он относился хорошо, однако только из-за этого я не мог любить его, возможно, только уважать, потому что, если бы женщины в семье страдали от рук отца, я бы придушил его.
— Ох, это сложный вопрос. Алессандро совершил ошибку, из-за которой мы могли пострадать, — задумчиво начала мама. — Но одно я знаю точно, — ее рука осторожно сжала мою, — ты будешь лучше, чем он. Ты позаботишься о семье и сделаешь все, чтобы избегать войн, — насчет последнего не мог дать обещание.
Я коротко улыбнулся и поднялся со стула, чтобы покинуть комнату матери. Кажется, рядом с ней я становился сентиментальным. А, возможно, во мне было больше качеств от нее, чем от отца, несмотря на то что именно он воспитывал меня с девяти лет.
Пожелав доброй ночи маме, я закрыл входную дверь и направился в кабинет. Микаэль должен был уже ждать меня там.
— Так, что ты хотел обсудить? — спросил он, когда я вошел внутрь и сел за стол в кресло.
— Хочу прекратить контрабанду запрещенного товара, — выпалил я и увидел удивленный взгляд консильери.
— По какой причине? Он приносит нам чуть ли не половину всего дохода.
— Слишком просто попасться, впрочем, как и с оружием, но этот бизнес — то, что я не хочу поддерживать, — твердо заключил я.
— Ты ведь понимаешь, что здесь не должно быть только твое «хочу» или «не хочу»? — он подался вперед и сложил руки в замок.
— Да, но мы можем зарабатывать больше на мусорном бизнесе. Нью-Йорк кишит им, да и в принципе США, — пальцы нервно отбивали ритм по столу. — Никто ведь не занимается этим так, как нужно?
— Так и есть, но будет сложно удержаться в этой «империи», сейчас многие захотят урвать кусок. Ты готов пойти на этот риск? — с каким-то вызовом спросил консильери.
— Я готов на все ради семьи, Микаэль, — немного грубовато ответил я, сжав в другой руке ручку. — Как думаешь, отец пожелает моей смерти?
— Не сомневаюсь. Он выстраивал отношения слишком долго, чтобы потерять бизнес, связанный с запрещенным товаром, да и семья Бернарди теперь отхватит себе наш рынок.
Смею заверить, что Бернарди пришли в этот бизнес после нашей семьи, и изначально дела у них шли плохо, но мой отец любезно познакомил Рикардо — главу семейства, которого уже нет в живых, — с нужными людьми, после чего деньги посыпались на них с неба. Я не понимал эту дружбу с другим Боссом, но что-то крепко связывало тех двоих, отчего мой отец решил «поделиться» рынком.
— Плевать мне на Бернарди. Последнее время они мутят воду. Слышал, что вместо войны их Босс решил объединиться с русской мафией. Кто вообще вступает в союз с русскими? — меня злил этот факт, и если он правдив, то дела плохи.
— Тот, кто думает, что им можно доверять и что они могут быть полезны, — усмехнулся Микаэль. — В любом случае, я с тобой, Джованни, — он встал с кресла напротив стола, засунул руки в карманы и кивнул мне.
— Спасибо. Это все, — взмахнул я руками и отпустил консильери.
Как только я вышел из кабинета, меня оглушила тишина, которая царила во всем доме. Аннабелла закончила играть ровно в то время, в которое я сказал ей, и, скорее всего, теперь точно направилась в свою комнату готовиться ко сну. Меня же не клонило в сон ни на грамм, хотя встал я довольно рано. Возможно, это из-за нервов, хотя не сказал бы, что сегодня был напряженный день — бывало и хуже.
Недолго думая, я спустился на первый этаж, зашел на кухню и налил в бутылку прохладной воды, чтобы взять с собой, потому что собирался поехать туда, куда не стоило ездить. Да, я рисковал, но то было мелкой частицей моей жизни, которая помогала дышать полной грудью и чувствовать себя нормальным.
Выйдя в коридор, который вел ко входной двери из дома, открыл шкаф с одеждой и взял кожаную черную куртку, но, прежде чем надеть, проверил кобуру с пистолетом на теле, которую практически никогда не снимал, за исключением сна. Удостоверившись, что оружие на месте, надел куртку и тихо вышел из дома, направляясь в гараж.
Прохладный осенний ветерок приятно обдувал кожу лица и даже отрезвлял, а тишина ночи окутывала со всех сторон, заставляя забыть обо всех проблемах. И лишь когда я подошел к гаражу и нажал кнопку на пульте, чтобы он открылся, вспомнил, что забыл взять телефон, — оставил его на кухне на барной стойке.
В очередной раз убедившись, что ничего не забыл, вернулся к гаражу и открыл водительскую дверь малышки, на которой обычно ездил в такие места — Porshe 911 Turbo S. Признаюсь, поначалу мы с ней не очень-то подружились, она казалась мне слишком резкой и резвой, хотя я и любил быстрые машины, однако, спустя какое-то время мы привыкли друг к другу. Возможно, я был повернут на тачках, но какое-то увлечение должно же быть. Включил музыку громче, из колонок заиграл американский хип-хоп — то, что нужно для настроя.
Ехать было около получаса. Все это время в дороге я подпевал под некоторые песни и в такт качал головой, — редкое зрелище, и такое я позволял увидеть только самому себе. Ночью я в принципе чувствовал себя более раскрепощенно и свободно.
Резко затормозив на светофоре, загоревшимся красным, услышал писк на заднем сиденье и тут же выхватил пистолет из кобуры, направив в сторону звука.
— Белла? Какого черта?! — сестра держалась за голову, видимо, когда я дал по тормозам она скатилась на пол и ударилась.
— Полегче, Джо, это всего лишь я, — Аннабелла испуганно посмотрела на пистолет, направленный на нее, и я тут же убрал его на место.
— Я все еще жду ответа, — прищурив глаза, твердо сказал я и боковым зрением заметил, что светофор сменил цвет на зеленый, поэтому окончательно отвернулся от сестры, чтобы следить за дорогой.
Аннабелла ровно села и потерла в очередной раз висок.
— Мне стало интересно, куда ты ездишь по ночам. Вот и пробралась в твою тачку, пока ты возвращался в дом, — пожала она плечами и удивленно стала озираться по сторонам, когда нас окружила толпа людей и спортивные машины. — Охренеть, Джо! Так вот, куда ты уезжаешь. Участвуешь в гонках? Но это же незаконно.
— Как будто мы живем по закону, — кинул я и остановил машину подальше от остальных, затем повернулся к сестре. — Это всего лишь развлечение для выброса адреналина.
Аннабелла кивнула и стала смотреть по сторонам.
— Тебе не стоило этого делать, Белла. Здесь может быть опасно, да и вообще, какого хрена ты была не в кровати? — все еще злился я.
— Я же сказала, мне стало любопытно.
Я закатил глаза и мельком кинул взгляд на проезжающую Ferrari, которую часто здесь видел.
— Мы едем домой, — уверенно заключил я и хотел было тронуться с места, переключив скорость, но сестра опустила руку на мою.
— Пожалуйста, я хочу побыть с тобой здесь, мы и так мало времени проводим вместе, а теперь и подавно не будем, — снова ее глаза взывали к моей другой личности, и она, как всегда, поддавалась.
Тяжело вздохнув, я посмотрел в зеркало заднего вида и встретился с глазами Аннабеллы, затем сказал:
— Первое правило, — она цокнула языком, и я кинул на нее раздраженный взгляд, — не высовываться из машины, тебя не должны увидеть, — сестра показала пальцами «окей». — Второе правило — постарайся не кричать мне на ухо, когда мы будем ехать слишком быстро, — ехидно улыбнулся я, и Белла прыснула со смеху. — Я серьезно. Ты понятия не имеешь, как я езжу, когда со мной никого нет рядом, а высадить тебя — значит нарушить первое правило, ясно? Вопросы?
— Так точно, мистер Пеллегрини, — ее голос был похож на мужской в этот момент. — Один вопрос, пока что, — я вопросительно выгнул бровь, все еще смотря на нее через зеркало. — Здесь зарабатывают деньги?
— Нет. Просто богатенькие парнишки любят испытывать судьбу.
— И ты тоже, — сестра сложила руки под грудью.
— Да, но я не парнишка.
Мы оба улыбнулись.
Спустя несколько минут две тачки встали на линию старта, затем девушка в обтягивающих черных джинсах и кожанке вышла к ним вперед: она будет давать команду стартовать. Здесь не было никаких препятствий или чего-то в этом духе, просто прямая длинная дорога в несколько миль (1.61 км), а затем финиш.
Я и Аннабелла наблюдали из моей машины за тем, как все происходило. Впрочем, ничего особенного здесь не было. В этом месте собирались, чтобы показать свою новую тачку и продемонстрировать ее способности.
После того как две машины стартовали и оказались на довольно далеком расстоянии от толпы, боковым зрением заметил, как красная тачка остановилась слишком близко и повернул голову влево, чтобы разглядеть того, кто посмел сократить расстояние. Ferrari, которую я приметил еще при въезде сюда. Стекла были тонированы со всех сторон, как и у меня, поэтому мы не видели друг друга, но водитель стал опускать одно из них, а я вместе с ним — свое.
— Вот же черт! Мне это снится или Дон Пеллегрини собственной персоной находится прямо передо мной? — зарокотал водитель красной тачки, затем подался чуть вперед, чтобы его лицо озарилось светом.
— Маттео, — лишь произнес я.
— Не ожидал, честно признаюсь, — продолжил он и окинул взглядом мою машину. — Увидел тачку и захотелось узнать, кто раскошелился на такую, — усмехнулся Маттео. — А теперь мне все предельно ясно.
— Я тебя тоже раньше не видел здесь, — бросил я и мельком взглянул на сестру, которая наблюдала за нами, смотря в свое окно с заднего сиденья.
— Обычно мой брат ошивается в таких местах, — пожал он плечами. — Ну так что, покажешь, на что способна твоя малышка? — а это уже вызов.
Я кинул на Маттео устрашающий взгляд, и он все понял, затем мы оба закрыли окна и двинулись со своих мест, перегоняя машины на линию старта.
— Пристегнись, Белла, — практически приказал я голосом Босса, готовясь к опасной скорости.
— Можно я сяду вперед? Меня тут укачивает немного, — не знал, было ли это правдой или нет, но в данный момент мне не хотелось спорить, поэтому коротко кивнул, и сестра аккуратно стала перелазить на пассажирское сиденье рядом со мной. — Он ведь из семьи Бернарди?
— Да, он такой же Босс, как и я, но стал им два года назад, — подтвердил я.
Маттео Бернарди — довольно скрытный человек. Даже о его браке никто толком ничего не знал, лишь ходили слухи, что у него есть дочь и что он практически не видится с ней из-за развода. Но я бы никогда не поверил в эту чушь, потому что такой, как он, не стал бы разводиться с женой, тем более — терять из-за этого собственного ребенка.
Та же девушка, что и до нас, вышла вперед наших машин и покрутила перед нами задницей, на что Аннабелла хихикнула. Затем подала знак «готовности», и я услышал, как машина Маттео заревела, после чего тут же нажал педаль газа, чтобы ответить ему. Толпа вокруг нас сгустилась. Наши с ним тачки были одними из самых крутых здесь, и с этим точно не поспоришь.
Послышался сигнал старта, и мы одновременно рванули с мест. Одной рукой я сделал музыку громче, — она помогала сконцентрироваться, как бы странно это ни звучало, и задать нужное настроение.
— Господи, Джо, какая уже скорость?! — завопила сестра и вжалась в сиденье.
— Всего лишь девяносто три мили (Примерно 150 км/ч.), — ухмыльнулся я и дожал педаль газа; машина взревела и резко ускорилась.
— Мы его обогнали, куда ты летишь?!
— Я же просил не орать мне в ухо! — грубовато ответил я и взглянул в зеркало заднего вида; Маттео приближался со стремительной скоростью.
Этот засранец поступил ровно так, как я и думал: сначала сделал вид, что ехал медленно, чтобы я поверил в свою победу, а теперь жал на газ, как в последний раз. Через несколько секунд Маттео поравнялся со мной, но решил поиграть в опасные игры и стал ближе подъезжать к моей машине, совсем как на парковке.
— Какого хрена он делает?! — возмутилась сестра, наблюдая за всем этим и хватаясь за ручку наверху.
— Не выражайся, — кинул я и увел машину чуть в сторону, потому что этот ублюдок приблизился на непристойное расстояние, и если он не удержит его, то столкновение на такой скорости может означать одно — смерть, а я не собирался сегодня умирать, тем более, когда в машине сидела Аннабелла, и в первую очередь я думал о ней.
Сукин сын!
Руки крепче обхватили руль, а челюсть стало сводить от злости, с которой я сжимал зубы, но продолжал уверенно вести машину вперед, пытаясь обогнать Маттео. Я не привык проигрывать во всех аспектах жизни, но, если уж победа поворачивалась ко мне задницей, я с легкостью принимал поражение — умел и это делать. Но за такие выкрутасы не намерен был терпеть поражение, поэтому переключил коробку передач на режим Sport+, и машина буквально «полетела» над асфальтом. Губы скривились в злобной гримасе, когда я стал понимать, что красная Ferrari наконец-то осталась позади, а мы приближались к финишной прямой.
— Джо, осторожнее! — закричала Белла, указывая на летящую в нас горящую бутылку.
Я резко повернул руль вправо, чтобы увернуться от нее и не влететь в машину Маттео, которая ехала слева. Машина съехала с дороги на неровную поверхность, отчего нас знатно тряхнуло, но бутылка пролетела мимо и взорвалась на том месте, где только что ехали мы.
Ублюдки каких еще поискать! Маттео видел, что я побеждал, поэтому, возможно, тот, кто сделал это, был из его людей, а может, он заранее подготовился, потому что знал, что я слишком хорош в таких играх.
— Белла, ты в порядке? — повернувшись к ней, стал глазами бегать по ее фигуре, пытаясь найти повреждения.
— В норме, — она кивнула, — просто испугалась, — резко выдохнула и прижала ладонь к своему лбу.
Они должны заплатить за то, что сделали!
С этой мыслью я вновь завел машину и вырулил с неровности на асфальт, который практически догорел, затем осторожно подъехал к финишу, где несколько парней поздравляли Маттео, пожимая ему руки. Он выиграл, но нечестно.
— Ты должна сидеть здесь и не высовываться, что бы ни произошло, ты поняла меня? — рыкнул я, закипая от злости.
— Они того не стоят, Джо, — начала успокаивать меня сестра.
— Ты поняла меня?! — грубее спросил и приказал я, доставая пистолет из кобуры.
Аннабелла вскинула руки в знак капитуляции. Я бросил на нее последний предостерегающий взгляд, но она лишь отвернулась, не желая спорить, — знала, что в такие моменты какие-либо аргументы бесполезны.
Выйдя из машины и закрыв ее, чтобы сестра точно не вышла оттуда, если решит геройствовать, поймал хитрый взгляд Маттео, который, кажется, только и ждал момента, когда мы встретимся лоб в лоб.
— Твои люди это сделали? — громко спросил я, указывая на дорогу рукой, в которой был пистолет.
— Джо…
— Джованни. — грубо осек его.
Он издал противный смешок и поднял задницу с капота машины.
—
Джованни
, хоть я и не бываю здесь так часто, но мне сказали, что без таких опасных игр довольно скучно, — он активно жестикулировал руками, явно хотел этим отвлечь меня. — Да и кто останавливал тебя? Ты мог бы поднажать, и, может, удача была бы на твоей стороне.
— Я не чокнутый ублюдок!
Маттео засмеялся от моих слов. Какой же псих!
Он ближе подошел ко мне и остановился напротив, после тихо заговорил, чтобы услышал только я:
— Quella bottiglietta ti rende pronto a distruggere ciò che i nostri padri hanno costruito tra le nostre famiglie? (Неужели из-за той маленькой бутылочки ты готов разрушить то, что строили наши отцы между нашими семьями? (итал.))
Обстановка вокруг нас явно накалялась, но это не пугало меня, потому что какого черта этот засранец решил, что может править и тут?
— Me ne frega un cazzo di quello che hanno costruito! (Мне глубоко насрать, что они строили! (итал.)) — прошипел я, сжимая одну руку в кулак, а другой сдавливая пистолет; нервы оказались не такими стальными, как я думал. — Non puoi presentarti qui e dettare le tue fottute regole (Ты не можешь заявляться сюда и диктовать свои гребаные правила. (итал.)), — ближе подойдя к нему, произнес я, — e nemmeno io, perché non è il nostro territorio, Matteo (И я тоже, потому что это не наша территория, Маттео. (итал.)).
— Успокойся, Джованни, это была всего лишь шутка, а вот твой пистолет и действия могут спровоцировать конфликт или даже войну. Ты хочешь этого? — ехидно улыбнулся он и немного отошел от меня.
Возможно, я перегибал палку, но точно знал одно — не собирался терпеть к себе такое отношение под предлогом того, что наши семьи находятся в подобии союза.
— Марко! — вдруг заорал Маттео, и я почувствовал, как бок пронзила боль от острого предмета, вошедшего в него.
Повернувшись, увидел Марко, который, покачиваясь, стоял позади меня с окровавленным ножом в руках.
— Мудак! — снова взревел Маттео и подлетел к брату, хватая его за горло, но ему было плевать — пьян в стельку и явно не понимал, что делал.
Меня больше удивил тот факт, что Маттео был против того, чтобы всадить нож мне в спину.
Протянув руку к боку, ощутил на ней кровь, много крови, затем резкую боль, и направился к машине, не обращая больше никакого внимания на семью Бернарди. Сейчас точно не тот момент, чтобы продолжать разборки.
— О, Господи, Джо! Я видела, как он подходил к тебе со спины, я стучала по окнам, орала, но… — кричала сестра, когда я буквально упал на водительское место, прижимая руку к боку.
— Прекрати паниковать, все нормально, — попытался как можно спокойнее ответить я, но чувствовал себя с каждой минутой хуже, а перед глазами плыло.
Заведя машину, вырулил одной рукой со стоянки и резким нажатием на газ сдвинул машину с места, чтобы поскорее убраться отсюда.
— Давай я поведу, тебе плохо, я же вижу! — Белла нашла какие-то тряпки в бардачке и стала прикладывать к ране, из которой текла кровь. — Упертый баран ты, Джо! Останови гребаную тачку! — никогда не слышал от нее таких фраз, да еще и в таком приказном тоне, это явно от меня взяла.
Глава 4: Не позволяй себе лишнего
Мистер Джованни Пеллегрини
Тогда
По лицу текли обжигающие слезы, которые я пытался стереть грязными от земли руками, но они продолжали литься, и в конечном счете я смирился с тем, что они градом падали из глаз, потому что текли не просто так, а из-за боли в ноге, из-за того, что собственный отец вонзил нож в меня, в его сына.
— Поднимайся, Джованни!
Отец резко схватил меня за предплечье и потянул на себя, чтобы я наконец встал на ноги, но я не мог, потому что боль от глубокого пореза была настолько сильна, что ноги подкашивались, а мышцы сводило.
— Ты слабее, чем я думал! — в очередной раз выкрикнул отец. — Этот мир сожрет тебя с потрохами и выплюнет, не оставив ничего, ты понимаешь это?!
Он схватил меня за шкирку, как бродячего пса, и резким движением поставил на ноги, отчего я вскрикнул и хотел было согнуться пополам, но отец не дал мне этого сделать, а стал держать только сильнее.
Я ничего не мог сказать ему, потому что это была бесполезная трата времени и сил, которые и так были на исходе. Если отцу нужно добить меня, он это сделает, как бы я ни просил его остановиться. Старые синяки всегда перекрывались новыми, потому никогда не проходили до конца. Моя кожа никогда не была чиста, никогда не была не покрыта ранами.
— Твой враг не будет ждать, пока ты оправишься от боли, он нападет снова, и это убьет тебя! Научись терпеть боль, Джованни, и это даст тебе силу, которой практически никто не обладает. Ты понимаешь меня? — более снисходительно объяснил отец, заглядывая в мои глаза.
Я всхлипнул и протер руками лицо, на котором высохли последние слезы.
— Да, отец, понимаю, — устало кивнул я, потому что мы с ним боролись уже долгое время на лужайке в нашем саду, практикуясь в боях на ножах.
Сейчас
Все-таки решил уступить сестре и съехал на обочину, останавливая машину. Аннабелла уже давно умела водить, я научил ее пару лет назад, потому что она этого очень хотела, да и видела мою любовь к вождению и машинам, и ей стало интересно, по какой причине, как она думала, я провожу с машинами больше времени, чем с ней и с кем-либо еще.
Сестра вышла из машины и обошла ее спереди, затем открыла мою дверь и попыталась помочь мне встать с водительского сиденья.
— Я сам могу встать и дойти, — недовольно сказал я и легонько оттолкнул ее одной рукой от себя.
Набрав воздух в легкие, я переставил ноги из машины на землю и встал с непроницаемым выражением лица, как учил отец, если больно — терпи, ведь ты не должен показывать свои слабости, не должен показывать, насколько это пошатнуло тебя или может пошатнуть.
Аннабелла все же придерживала меня, пока я обходил машину, но в конце концов я бросил на нее сердитый взгляд, означающий «я же сказал, что справлюсь». Она лишь недовольно фыркнула, развернулась и пошла обратно, садясь на водительское сиденье, ожидая меня, пока я залезу в машину.
— Какой же ты упертый! — возмутилась она, когда моя задница все-таки приземлилась в машину. — Что такого в том, чтобы принять помощь от родной сестры?
Аннабелла завела двигатель, огляделась по сторонам, хотя сейчас была глубокая ночь, и вряд ли, кто катался в такое время, и аккуратно выкрутила руль вправо, выезжая с обочины.
— Тебя вообще не должно быть здесь, — произнес я и прижал к ране несколько тряпок, уже пропитавшихся кровью.
— Мог бы поблагодарить, что я решила залезть к тебе в тачку, так бы отключился сейчас за рулем и…
— Прекрати, ничего такого не было бы, меня не в первый раз режут ножом.
Бывало, я уставал от тревоги сестры, прямо как сейчас.
Следующие минуты до дома мы ехали молча, и только тихая музыка раздавалась из колонок. Глаза слипались, неистово хотелось спать, но я знал, что это явно не от усталости, а от потери крови, хоть рана и не была глубокой, но крови довольно-таки много.
Ублюдок Марко, брат Маттео. Он всегда был пьяницей, никогда не контролировал, сколько и что вообще пьет. А сегодня за каким-то хреном решил пырнуть меня ножом. Он вообще понимал, что мог развязать этим войну? Конечно, ни черта он не понимал, потому что очевиден тот факт, что ему просто снесло голову от алкоголя, и он решил пырнуть того, кто стоял с пистолетом возле его брата. Хотя мне всегда казалось, что они ненавидели друг друга.
В доме было темно и тихо, наверное, никто и не заметил нашего отсутствия, но Микаэль знал о моем грехе, знал, что я мог уезжать ночью на так называемые «опасные игры».
Первым делом сестра повела меня в гостевую ванную, чтобы промыть рану. Я буквально умолял ее оставить меня в покое и идти спать, иначе завтра она не встанет, а с утра у нее было занятие по фортепиано, но Аннабелла наотрез отказалась оставлять меня. Кажется, она была слишком доброй и великодушной, а я такого отношения точно не заслуживал.
— Давай, я помогу тебе снять кофту.
Сестра усадила меня на край ванны и стала стягивать через голову одежду, которая пропиталась кровью, впрочем, и ее наряд, состоявший из черных джинсов и толстовки, тоже пропитался ею, потому что после меня испачкалось кожаное сиденье в машине.
От резких движений боль пронзала весь бок и уходила в позвоночник, поэтому я медленно включил воду в кране, чтобы ополоснуть грязные руки. Аннабелла последовала моему примеру, затем открыла шкафчик над раковиной и достала маленькую аптечку, в которой лежали бинты и спирт.
— И надо было тебе лезть на рожон? — тихо задала вопрос сестра, когда принялась обрабатывать рану, а я стискивал зубы от жжения.
— И как бы я выглядел после этого? Дон Пеллегрини не может просто взять и оставить такую выходку без разбирательств, — твердо ответил я и позволил себе поморщиться от боли.
— Джо, передо мной ты можешь быть слабым.
Аннабелла выкинула салфетки со спиртом и встала напротив меня, чтобы заглянуть в глаза.
— Перед чужими людьми — да, тебе нужно носить маску безразличного и агрессивного Босса, но с родными…
— Я ни с кем не могу быть слабым, — перебил ее, — так меня воспитали. Давай закроем тему.
Не хотелось больше обсуждать меня.
Сестра кивнула, но по ее лицу я видел, что она бы продолжила спорить со мной и, возможно, выиграла бы спор, у нее всегда находились нужные и весомые аргументы против моих.
Обмотав бинтом мой торс и место раны, Аннабелла надежно закрепила его, чтобы он не развязался.
— Знаешь, никогда бы не подумала, что ты слушаешь хип-хоп, так еще и подпеваешь.
Видимо, она вспомнила первые несколько минут поездки, когда еще не выдала себя и когда наблюдала за мной.
— Мне понравилось. Ты… был другим в тот момент.
— Спокойной ночи, Белла, — лишь сказал я и привстал с края ванны, после дотянулся до щеки сестры и поцеловал в знак благодарности.
— Спокойной ночи, Джо, — немного разочарованно произнесла она и вышла из ванной.
Я, в принципе, был слишком открыт перед сестрой, возможно, даже слишком добр. В нашем мире такое не прощалось. Тем более сейчас, когда я стал Боссом, должен быть суровее в отношении всех, даже нее, но я не мог представить, что буду разговаривать с ней так, как разговаривал со мной наш отец, да он и с Аннабеллой не был мягок. На самом деле всегда думал, что из-за того, что после девяти лет за мое воспитание отвечал отец, то в будущем, то есть сейчас, буду таким же тираном, как и он. Может, так и будет, но немного позже.
➽─────────❥
— Серьезно, Джованни?
Микаэль встретил меня в коридоре, когда я спустился по лестнице из своей комнаты утром. Мягко говоря, состояние было не очень. Я плохо спал, если вообще спал, потому что бок то и дело ныл, а обезболивающие таблетки помогали ненадолго.
— Мы вроде договаривались, что ты не ездишь туда, — по его тону и лицу сразу понял, что он каким-то образом знал о ночной поездке.
— Я лишь сказал, что буду ездить туда реже, чем раньше, — чуть ли не огрызнулся я. — И, знаешь, несмотря на это, — я приподнял футболку, оголяя торс, на котором был свежий бинт, — не жалею, что был там, потому что получше познакомился с Маттео.
— Насаживаясь на его нож? — прозвучало двусмысленно, но да ладно.
— Нож был не его, а Марко, — поправил Микаэля и прошел дальше по коридору, останавливаясь напротив гостиной, где на большом кресле сидела Аннабелла с книжкой в руках.
Консильери проследил за моим взглядом и сказал:
— Она хочет, чтобы ты отвез ее на занятия, если, конечно, не занят.
Я удивленно вскинул брови, но кивнул и прошел в комнату к сестре.
Аннабелла изучала книгу с нотами: наверное, учила новые композиции. Ее лицо было спокойным, совсем не таким, каким я видел его ночью. Возможно, мы оба раскрылись друг для друга с новых сторон.
— Привет, — потревожил я, присев напротив.
— Привет, как себя чувствуешь? — не отрывая взгляд от книги, спросила сестра.
— Нормально, все благодаря тебе.
На этот раз Аннабелла посмотрела на меня и немного улыбнулась: видимо, она ждала хотя бы какое-то «спасибо» в ответ на свою помощь.
— Как скоро у тебя занятия?
— Ты отвезешь меня?
Ее глаза заискрились, и я кивнул.
— Тогда я сейчас соберусь, и можем выезжать.
Сестра отложила книгу на журнальный столик и поднялась с кресла.
Не мог понять точную причину такой радости, но все лучше, чем если она будет на меня дуться все последующие дни.
Выйдя в коридор, Микаэль нагнал меня прежде, чем я успел подойти к гардеробу, чтобы накинуть пальто и выйти на улицу. Хотелось немного подышать воздухом, пока Аннабелла собиралась.
— Я нашел человека, с которым можно переговорить о мусорном бизнесе и нашем вступлении в него, — серьезным тоном сказал он, держа телефон в руках. Консильери что-то недоговаривал, поэтому я сложил руки на груди и стал ждать продолжения. — И сегодня последний день, когда он в Нью-Йорке, так что тебе стоит пойти на его вечеринку.
— Снова гребаная вечеринка? Да ты шутишь, блять?! — возмутился я; ненавидел всей душой эти грязные мероприятия.
— Ты знаешь, что это лучший способ сблизиться с нужными людьми, — закатил глаза, но утвердительно кивнул, понимая, что это на самом деле так и что это может сыграть нам на руку, если я действительно договорюсь о сделке. — Но тебе нужна спутница, — еще одно блять. — Могу написать в то же агентство, чтобы та же девушка сопроводила тебя.
— Да и с какого хрена все стали делать пометку «только со спутницей»?!
— Женщины украшают нас и мероприятие, на котором находятся, — пожал плечами Микаэль.
— Женщины — не вещи, и созданы не для украшения, — хмуро ответил я и надел на плечи пальто. — Напиши или позвони, когда агентство даст ответ.
Не дожидаясь ответных слов от Микаэля, я вышел на улицу и вдохнул свежий утренний воздух. От глубокого вдоха бок начал сильнее ныть, но я старался не обращать на это внимание, потому что это было не то, что волновало меня в первую очередь. Столько ран и синяков было на теле и похуже, что эта казалась ребячеством.
Аннабелла, на удивление, собралась довольно быстро, и уже через пятнадцать минут мы отъехали от дома в направлении города. Сестра почти всю дорогу копалась в телефоне, хотя я ей говорил, что лучше ничего не выкладывать в социальные сети.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
11:45 AM
Когда мы доехали до студии, я припарковал машину на свободное место у знакомого здания — возил сестру как-то сюда, — и взглянул на Аннабеллу, которая выглядела растерянной.
— Спасибо, Джо, — сказала она и приоткрыла дверь машины. — Ты не будешь ждать меня? Пришлешь Доменико?
— Пока не знаю, но я тебе напишу в любом случае.
Не стал спрашивать, что с ее настроением, оно было странным, начиная с сегодняшнего утра.
Мы попрощались друг с другом, и я проводил взглядом сестру, которая через несколько секунд уже была в здании.
Когда хотел тронуться, телефон издал знакомый звук входящего сообщения, так что я достал его из кармана пальто и разблокировал.
Вечеринка состоится в 6:30 вечера.
Адрес: отель The Carlyle, A Rosewood Hotel.
Есть проблема.
Микаэль
.
Что еще за проблема?
Джованни
.
Почему бы сразу не писать в одном сообщении, что, как и почему? Зачем это томление?
Девушка, что была с тобой, отказалась.
Микаэль
.
Разве им можно отказываться? Мне казалось, агентство все решает за них, а слова девушек ничего не значат. Либо Николь имела там какой-то вес.
Через три гудка Микаэль ответил на мой звонок.
— Есть причина на это? — немного сердито задал вопрос я и стал рассматривать периметр впереди себя.
—
Ты мне скажи, Джованни.
Что он имел в виду?
—
Может, ты как-то напугал ее или…
На горизонте появилась знакомая фигура с волосами цвета огня, которые были небрежно убраны в хвост, но при этом развевались на ветру. Девушка шла быстро, держа в руках бежевую сумку-шоппер, и иногда оглядывалась по сторонам. Николь?
— Я позже напишу тебе, — быстро бросил я и услышал, как Микаэль хотел остановить меня, протестуя и не понимая, что происходило, но я уже отключил звонок и стал наблюдать за Николь, которая вошла в то же здание, что и моя сестра.
Черт возьми, и что мне делать?! Я поклялся не преследовать ее, но сейчас все еще сидел в машине и раздумывал, не пойти ли следом и не разузнать ли причину отказа. Но разве то, что происходило сейчас, называлось преследованием? Мы встретились случайно, я и не думал ни на долю секунды как-либо следить за перемещением Николь и вмешиваться в ее жизнь.
Стиснув зубы до скрежета, я все-таки заглушил двигатель и вышел, идя по направлению к зданию, в котором находились моя сестра и Николь. Я знал, что здесь не только музыкальная студия, но и другие, по интересам, но какие интересы были у нее, точно не мог знать. Придется бродить внутри, как маньяк, который ищет свою жертву.
Зайдя внутрь и поздоровавшись с администратором, сказав о том, что моя сестра здесь на занятиях по фортепиано, потому он легко пропустил меня дальше, и я прошел по длинному коридору вперед, то и дело озираясь по сторонам и читая таблички, только на кой черт — понятия не имел.
Очередная открытая дверь, казалось, ничего не даст, но боковое зрение уловило огненную вспышку, и я повернул голову, когда уже почти прошел мимо. Это была
она
. Посмотрев на название, что висело табличкой на двери, понял, что в этом маленьком кабинете находилась гончарная мастерская. Так, она здесь на занятии или владелица этой мастерской?
Немного выйдя из-за двери, я стал наблюдать. На занятии были одни девушки и их можно пересчитать по пальцам, но только Николь подходила к ним по очереди, что-то объясняла и показывала, как правильно лепить. Значит, это ее мастерская. Николь выглядела безмятежной и легкой, будто была совершенно другим человеком, не тем, каким она предстала передо мной вчера вечером. И я понимал причину этой разницы. Там, где мы чувствовали себя в безопасности и в своей тарелке, становились теми, кто мы есть на самом деле.
Внезапно Николь подняла голову и глаза, устремив их в проем двери, будто ощутила на себе чужой взгляд. Я же быстро спрятался за дверь, но почувствовал, что не смог остаться незамеченным. Что и подтвердилось в следующую минуту, когда она вышла из кабинета, но сначала повернула голову направо, а уже потом налево, где и стоял я.
— Вы? — в недоумении уставилась Николь на меня и схватилась за ручку двери, чтобы закрыть ее. — Вы поклялись, что не последуете за мной, — с упреком продолжила она.
Ее лицо было немного измазано глиной и разноцветными красками, и, смотря на это, я невольно захотел дотронуться до этих мест пальцами, чтобы стереть все это.
— Мы вроде переходили на «ты», разве нет? — первое, что сказал я. — И я не следовал за вами.
— Но вы… ты здесь, — поправила Николь себя и заправила выбившуюся прядь волос за ухо.
Голубые глаза бегали от одной стены к другой и почти не смотрели на меня. В ее взгляде стоял… страх? Николь боялась меня, потому что думала, что я и правда буду следовать за ней, как гребаный маньяк? Черт, возможно, я даже хотел этого. Хотел быть гребаным маньяком и ублюдком, который мог бы так себя вести, но что-то не давало мне этой воли и свободы, по крайней мере в отношении женщин.
— Моя сестра занимается здесь в музыкальной студии, я случайно увидел, как ты входила в здание, — спокойно объяснил я.
— И решил пойти за мной, — Николь вскинула руки, как бы показывая, что она и правда недовольна.
— Эта встреча — случайность, поэтому я не нарушил свое слово, — чуть ближе придвинулся к ней, но Николь лишь отпрянула и выставила руки вперед.
Да какого хрена? Неужели я выглядел так, будто являлся чудовищем? Конечно, я был им, потому что убивал людей, но Николь будто бы что-то знала обо мне, вполне возможно, что вчера она пришла домой и прочитала обо мне пару статей в интернете, хотя найти их довольно сложно — наша семья запугала всех журналистов, которые как-либо пытались сфотографировать нас или что-то написать, но все же пару статей точно остались где-то на дне.
— Николь, я не причиню тебе вреда, — почему-то сказал я уверенным голосом, чтобы она наконец поверила мне.
— Я отказала, — опустив глаза и прижав руки к себе, выпалила Николь.
— Что? — не сразу дошло до меня.
— Менеджер прислал сообщение, что ты хочешь «купить» меня на очередное мероприятие, которое будет сегодня вечером, но я отказалась, — было ощущение, что и это являлось причиной, по которой она боялась меня; возможно, думала, что я пришел получить ответы, но… ведь так оно и было, мне нужно было знать, почему Николь не хотела сопровождать меня.
— Твой отказ не первая причина, по которой я здесь.
Первая причина, конечно, сестра.
Николь уставилась на меня большими голубыми глазами, которые, кажется, умоляли меня ничего не делать с ней.
— Господи, прекрати так смотреть на меня! — не выдержав, рыкнул я и тут же пожалел об этом — Николь сжалась от моих громких слов. — Извини, — тут же придя в себя, отсек я, потерев двумя пальцами переносицу, — нам стоит поговорить после занятий.
Может, после них она переварит информацию от меня и обо мне и не будет трястись; и как Николь вчера так смело держалась со мной?
Она лишь кивнула, затем юркнула в кабинет, на этот раз не оставляя дверь открытой. Мне же пришлось присесть на диван в длинном коридоре и ждать, пока закончится занятие. Однако быстрее закончилось занятие у сестры, и она, выйдя из кабинета и попрощавшись с преподавателем, удивленно вскинула брови, когда развернулась в мою сторону.
— Эм, я думала, ты уедешь или, по крайней мере, не зайдешь сюда.
Мои действия и правда были странными, поэтому Аннабелла так отреагировала.
— Нужно кое с кем поговорить.
Глаза метнулись в сторону гончарной мастерской, и в этот же момент дверь открылась, но оттуда начали выходить незнакомые девушки — видимо, ученицы.
— Я присяду и подожду?
Аннабелла опустилась рядом, наблюдая за мной и моим взглядом.
— Нет, иди в машину.
Я достал ключи из кармана пальто и протянул ей; она неуверенно взглянула на них.
— Белла, — тверже сказал я и вложил в ее руки ключи.
— Ты очень странный, Джо, — помотала сестра головой и поднялась со своего места.
В этот момент из кабинета вышла Николь и, увидев меня, направилась в мою сторону.
— Ого! Ты будешь говорить с девушкой? — прошептала Аннабелла, и ее брови заиграли на лице; как будто до этого я никогда не говорил с ними.
Я кинул самый сердитый взгляд, какой мог использовать против нее, и сестра послушно развернулась, чтобы уйти. После того как Аннабелла скрылась за углом, я встал и пошел навстречу Николь. Она явно нервничала, перебирая пальцы на руках, заламывая их и так хрустя суставами, что даже я это слышал.
— Джованни, — начала она и впервые назвала меня по имени за все время, — своим отказом я не хотела тебя оскорбить или что-то в этом роде, но на него имеются определенные причины.
Николь закусывала нижнюю губу, и это выглядело сексуальнее, чем что-либо.
— Ты не оскорбила меня, — отвлекаясь от малиновых губ, сказал я. — Однако хочу знать причину. Она во мне? Я напугал тебя? Сделал больно? — мог перечислять бесконечно, но остановился, потому что Николь покачала головой.
Она замешкалась с ответом, обнимая себя за плечи. Что с ней? На мероприятии Николь держалась гораздо лучше, скрывая эмоции.
— Послушай, я не собираюсь делать тебе больно, не собираюсь принуждать.
Рука потянулась к хрупкому плечу, и она позволила мне немного сжать его.
— Не буду допрашивать тебя более, — вздохнул я. — До свиданья, — сказал я и развернулся, чтобы направиться к выходу.
Попрощавшись с администратором, я вышел из здания и спустился по лестнице. Аннабелла уже сидела в машине и ждала меня, оглядываясь по сторонам.
— Джованни! — знакомый голос заставил остановиться. — Я пойду на мероприятие, — вдруг сказала Николь, спустившись вниз на несколько ступенек, чтобы оказаться ближе ко мне.
Создалось странное ощущение того, будто не я «покупаю» ее, а она — меня. От этой мимолетной мысли я усмехнулся про себя.
— Мне не нужно одолжение, — сказал я, покачав головой.
— Это моя работа, а не одолжение.
Николь пожала плечами, и это было правдой чистой воды. Не думал, что ей так просто разрешили бы отказаться от клиента, если он мог принести немало денег в агентство.
— Заеду около шести вечера, — последнее, что сказал я, прежде чем развернуться и пойти к машине.
Когда я вернулся к сестре, Николь все еще стояла на ступеньках и смотрела в мою сторону, но я завел автомобиль и отъехал от студии.
— Кто она? — поинтересовалась Аннабелла, как только мы свернули за угол. Я знал, что у нее будет много вопросов, поэтому отправил ее в машину, но Николь, наверное, решила, что совершала ошибку, и вышла за мной.
— Никто, — твердо ответил я, но ведь это не было ложью: мы действительно были никем. Я — клиент, а Николь… черт, не хотел говорить «товар», «вещь» или что-то подобное, потому что я не относился таким образом к женщинам.
— Это она, так ведь? Вчера ты подвозил ее.
Аннабелла чуть пригнулась, чтобы лучше видеть мое лицо.
— Не пытайся скрыть от меня свои эмоции, я читаю тебя по глазам, — усмехнулась она и вновь выпрямилась, облокотившись спиной о сиденье.
— Почему я не могу ничего скрыть от тебя, Белла?
— Потому что siamo dello stesso sangue (Мы одной крови. (итал.)),— совершенно спокойно и непринужденно произнесла сестра. — Я думаю, что в конце концов могу доверять только тебе, а ты — только мне.
И она была права. На каком-то уровне, наверное, братско-сестринском, мы всегда улавливали сигналы, исходящие друг от друга. Всегда считал, что такое происходило только между близнецами или двойняшками, но наша связь доказывала обратное. Мы с сестрой крепко-накрепко связаны, и, если все люди в мире будут против меня, Аннабелла встанет на мою сторону. И наоборот.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
06:00 PM
Подъехав к красному дому, в котором жила Николь, заметил, что она уже стояла на улице, переступая с ноги на ногу. Погода к вечеру испортилась, дул холодный ветер. Не то чтобы нам не привыкать, людям, которые жили в Нью-Йорке, где практически всегда дул ветер из-за небоскребов, буквально сдувая с ног, когда прогуливаешься между ними, но сейчас было не на шутку мерзко. Я был уверен, что Николь вышла минут пять назад, чтобы я не увидел, где на самом деле она жила, ведь наверняка до сих пор думала, что в тот раз я повелся на ее обман.
Выйдя из машины, я жестом пригласил пройти к ней и открыл перед Николь дверь с пассажирской стороны. Она поблагодарила меня и села в машину, сжимая плечи руками.
— Могла бы не ждать меня на улице, слишком холодно, — сказал я, сев на свое место, и включил печку с подогревом сидений, чтобы Николь согрелась.
— Хотела проветрить голову.
Это ложь, но я не стал заострять на ней внимание.
Несколько минут мы ехали в тишине, лишь мужчина по радио что-то говорил об ухудшении погоды и о новостях в мире. Изредка я бросал взгляды на Николь, а она — на меня, когда, как ей казалось, я не видел, но у мужчин хорошо развито боковое зрение, поэтому, если девушки думали, что могли незаметно рассматривать нас, то они глубоко ошибались.
Остановившись на светофоре, я позволил себе немного расслабиться и рассмотреть Николь, которая в этот момент разглядывала что-то за окном. Длинное темно-зеленое пальто красиво сочеталось с рыжими волосами, которые волнами падали на плечи. В свете солнца они наверняка отливали золотым. Почему во мне вдруг проснулось чувство, из-за которого хотелось дотронуться до ее волос? Хотелось накрутить их на палец, ощутить мягкость и шелковистость.
Черт. Мне нельзя быть таким. Я обещал себе, что
не
буду мечтать о браке по любви, обещал, что
не
полюблю, потому что не хотел и не хочу ввязывать любимого человека в свою темную жизнь. Я не должен. Я не имею право так поступать.
Я не считал, что любовь — слабость, иначе не смог бы любить сестру и нашу маму, но считал, что ни в коем случае не должен позволить себе втянуть девушку, к которой буду испытывать чувства, в мафию, — только если она сама не будет из такой же семьи, — тогда ладно, потому что она знает, на что идет, но обычно в нашем мире не вступали в брак по любви.
— Гончарная мастерская, — вдруг начал я, когда мы уже ехали по Манхэттену. Мысли начинали сжирать меня, поэтому нужно было отвлечься. — Она твоя?
— Да.
Николь повернула ко мне голову и на секунду всмотрелась в лицо, затем снова отвела взгляд.
— Мне нравится создавать своими руками и учить этому других. Лепка очень успокаивает, — в ее голосе было слышно, как она на самом деле горела своим делом.
— Научишь меня?
Зачем я в это ввязывался?
— Тебе правда интересно? — с легкой улыбкой спросила Николь, а я лишь кивнул, следя за дорогой. Мне было интересно узнать
ее
ближе, но об этом история умалчивает, пока. — Хорошо, договорились, — согласилась она.
— Договорились. — повторил я, чуть повернув голову к Николь, и наши глаза встретились; сейчас я не видел в голубых радужках того страха, что был утром в студии, и это дарило некий покой.
Отель «The Carlyle, A Rosewood Hotel», район Манхэттен, Нью-Йорк.
06:30 PM
Отдав ключи от машины швейцару, чтобы он загнал ее на специальную стоянку, так как возле отеля не было свободных мест, да и так было безопаснее, я подал локоть Николь, чтобы она могла держаться за меня и не упасть, потому что только сейчас заметил ее высокие каблуки.
Светское мероприятие уже началось, поэтому в холле почти никого не было. Опаздывать на такие закрытые вечеринки не было плохим тоном, по крайней мере, никто не выражал явного презрения, если я приходил позже. Однако обычно все старались приходить хотя бы за десять минут до начала.
Как только мы сдали одежду в гардероб, нас проводили до лифта и сообщили, на какой этаж подниматься. Я же не сомневался, что это будет последний, так как оттуда открывался прекрасный вид на весь город и Центральный парк.
— Красивое платье, тебе идет зеленый, — выпалил я, когда мы вошли в лифт и разошлись по разные стороны, вставая друг напротив друга. Платье было чуть выше колен с легкой юбкой-солнце и на тонких бретельках, которые открывали вид на идеально ровные плечи и хрупкие ключицы.
— Все говорят, что рыжим идет зеленый.
Это было вместо спасибо?
— У меня есть вопрос.
Заинтересовала.
— Всегда открыт к ним, так что, задавай, — засунув руки в карманы брюк, сказал я, смотря прямо в глаза Николь.
— В твоей анкете написано, что тебе не нравятся рыжие.
После ее слов я издал смешок, потому что не я составлял анкету; Микаэль постарался не на шутку.
— Это не правда. Мой помощник писал за меня анкету и, видимо, написал в той графе первое, что пришло в голову, — объяснил я и проследил за этажом, который мы проезжали. — Странно, что тогда агентство предложило тебя в таком случае.
— Наш менеджер иногда… — Николь, кажется, подбирала нужное и более приличное слово; стоило ли открыть ей глаза на то, что я мог быть не совсем таким, каким она меня видела?
— Проебывается? — с ухмылкой спросил я, и она удивленно уставилась на меня; говорю же, Николь видела меня лишь внешне, видела лишь мой костюм, который буквально кричал о том, что я настолько приличный, что аж тошно, — но это не так.
— Именно.
Она немного посмеялась, опустив голову вниз, но мне хотелось подойти, поднять пальцем подбородок и увидеть ее улыбку.
Лифт звякнул, оповещая о том, что мы поднялись на нужный этаж. Я пропустил Николь вперед, затем вышел следом. Поравнявшись с ней, подал локоть, как это было у входа в отель, и мы прошли дальше на звуки бодрящей и громкой музыки.
Тебе нужен человек по имени Джон Гордон.
Он знает все о том, как можно захватить власть в мусорном бизнесе.
Микаэль.
Знакомое имя.
Спасибо.
Джованни.
Джон Гордон явно был важной шишкой, потому что как только я понял, как он выглядел, нашел его среди толпы, которая кружила рядом с ним. Он буквально отбивался от назойливых мужчин, которые чего-то от него хотели. Возможно, Гордон знал даже больше, чем я думал. Я не стал подходить к нему сразу, лишь бросил взгляд на него, а он в тот же момент поймал его и кивнул, как бы говоря этим, что будет ждать, когда я смогу подойти.
Взяв два бокала шампанского с подноса у официанта, протянул один из них Николь и позволил себе и ей чокнуться бокалами. Она отпила немного, но после того, как проглотила жидкость, едва поморщилась.
— Не нравится шампанское? — поинтересовался я.
— Я редко пью алкоголь, поэтому не привыкла к его вкусу, но это неплохое вроде.
Николь отпила еще раз, и ее лицо более не искривлялось.
Я предложил немного отойти в сторону, чтобы не стоять посреди толпы, но как только моя рука коснулась тонкой талии, чтобы немного подтолкнуть вперед, Николь замерла, как будто вросла в землю. Я взглянул на ее лицо и глаза: в них читались страх и боль.
Глава 5: Разрушая стены
Мисс Габриэлла Бьянко
Тогда
Маттео продолжал смотреть на меня самым гневным взглядом, какой только был у него в арсенале, но я и его уже не боялась. После двух пощечин щека горела, и я была уверена, что она красная, как помидор. Хотела бы я, чтобы он почувствовал такую же боль, что испытывала я.
— Я не отпущу тебя, Габриэлла! — сурово прошипел он, подойдя еще ближе, буквально прикасаясь грудью к моей и возвышаясь надо мной.
— Тогда я лучше умру, чем буду и дальше жить с тобой! — прокричала я и попыталась оттолкнуть его от себя, поставив ладони на его грудь и сжав зубы до скрежета.
Маттео зарычал в ответ, подняв руку к моему лицу и сжав щеки до боли; приподнял мое лицо к себе, и наши глаза снова встретились. Он был готов убить меня прямо сейчас, я уверена, но что-то не давало ему этого сделать. Пока что.
— Я могу работать в агентстве семьи, — промямлила я, потому что не могла нормально произнести слова из-за его пальцев на щеках; Маттео опешил от моих слов и разжал хватку, немного отодвинувшись от меня.
— Серьезно, блять?! Да ты смеешься надо мной!
Маттео издал истеричный смешок и поднял лицо к небу, на мгновение закрыв глаза: похоже, он пытался совладать с собой, но я знала, что ему редко это удавалось.
— Лучше там, чем с тобой здесь! — нервно и сердито выплюнула я и приготовилась к его очередной атаке. — Никто не знает, как я выгляжу.
Я надеялась, что это может быть весомым аргументом.
— Я не нужна тебе, Маттео.
По какой-то причине я пыталась достучаться до его души, которой, казалось, не было.
— Наш брак — ошибка, и ты это знаешь. Неужели тебе не надоела моя ненависть к тебе и твоя ненависть ко мне?
— Что если мне нравится ненависть? — уже спокойнее спросил он, снова посмотрев на меня. — Что если мне нравится видеть, как я причиняю тебе боль?
Я сглотнула, но ком из горла никуда не исчез. Казалось, что еще немного и он перекроет мне доступ к кислороду, — и, возможно, этого я и хотела.
Сейчас
Когда Джованни предложил немного отойти из толпы, так как нас буквально давили и наступали на ноги, — здесь было достаточно много гостей из высшего общества, — взгляд зацепился за знакомую фигуру, которую я предпочла бы не видеть до скончания своих лет.
—
Николь
?
Я вздрогнула от голоса Джованни, будто вышла из транса.
— Все… все в порядке, идем, — я попыталась выровнять голос, чтобы унять дрожь, но ничего не выходило, потому что прошлое снова застилало все перед глазами.
Маттео.
Он стоял возле стойки у бара с бокалом в руке, в котором была налита янтарная жидкость, и смотрел прямо на меня. Я не могла понять его чувств, но мои Маттео с легкостью мог прочитать, потому что я не обладала умением скрывать эмоции, они все были написаны у меня на лице, особенно — в глазах.
Я не видела его около года, точно так же, как и Марко, его брата, что был младше него на четыре года. Конечно, у нас с ним была договоренность о том, что наша дочь будет видеть и отца, и мать, и, когда Эмилии нужно было провести время с Маттео, ее забирал телохранитель семьи Бернарди, поэтому с бывшем мужем я не виделась после того, как ушла от него. И сейчас вид того, как он свободно, практически расслаблено стоял и смотрел на меня, заставил внутренности сжаться.
Джованни был удивлен моей реакции, но я успела оторвать взгляд от Маттео. Мы прошли дальше, мимо бара, и я была благодарна за это, потому что теперь видела только спину Маттео.
— Есть что-то крепче шампанского? — дрожащим голосом спросила я; черт, почему я не могла контролировать себя?
— Несколько минут назад ты сказала, что редко пьешь алкоголь, — недоверчиво взглянул на меня Джованни, но успел выхватить с подноса, что нес очередной официант, бокал с темной жидкостью: видимо, вино.
Он протянул его мне, и я с благодарностью посмотрела на него, отпивая несколько глотков. Все это время Джованни разглядывал меня, явно не понимая резкой смены моего настроения.
— Что-то произошло? — и все-таки он не выдержал, но я уже начинала привыкать к тому, что Джованни любопытен.
— Неприятная встреча, — пожала плечами, опустив глаза в пол. — Здесь человек, которого я бы не хотела видеть, — объяснила я.
Джованни вдруг оттолкнулся от стены, на которую опирался, и встал напротив меня. Я удивленно вскинула брови и задрала голову вверх, чтобы посмотреть в его лицо.
— Теперь ты будешь смотреть только на меня, как тебе такой вариант? — склонив голову на бок и немного улыбнувшись, спросил он.
Это было немного странно и, возможно, даже по-детски, но с другой стороны, это было мило и… заботливо?
— Мне нравится, — кивнула я, улыбнувшись одними губами, но мы оба понимали, что не простоим так весь вечер, потому что то и дело к Джованни подходили гости, и он разговаривал с ними на отвлеченные темы, которые не требовали какого-то напряжения, хотя мне казалось, что его тело всегда было готово к бою, и только когда мы оставались наедине, Джованни расслаблялся, а его глаза выражали мягкость.
Спустя несколько минут мужчина средних лет подал знак Джованни — наверное, о том, что к нему можно было подойти, — поэтому он извинился, сказав, что ему нужно переговорить с ним только вдвоем. Я же не имела права сказать что-либо, хотя по какой-то причине стала забывать, что я всего лишь купленная кукла для этого вечера.
Проследив за Джованни, смотря на широкую спину, я еще раз отпила красное вино из бокала, затем потеряла его из виду, потому что он и незнакомый мужчина решили отойти в сторону, где их закрывала толпа гостей, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как глазеть по сторонам. Однако мне это быстро надоело, я заскучала, но заметила, что гости выходили на террасу, откуда открывался невероятный вид на Нью-Йорк, поэтому решила — почему бы и нет, может, такой вид я увижу еще не скоро, если вообще увижу.
На выходе из здания лежали пледы, кто-то их брал, а кто-то нет, но, зная, какая погода была на улице, и зная, что здесь, наверху ветер мог быть еще сильнее, я взяла плед, расправила его и накинула на плечи, затем вышла на террасу, и холодный ветер тут же поднял локоны, запутывая их. Где-то в сумочке лежала одна единственная резинка, которую я никогда не вытаскивала как раз для таких случаев, поэтому, отойдя немного в сторону, чтобы не закрывать проход, завязала волосы в низкий хвост.
На террасе было немного людей, вероятно, из-за плохой погоды. Тучи сгущались, а ветер усиливался с каждой минутой, но это не помешало мне подойти к перилам и немного перегнуться через них, чтобы взглянуть вниз, в пропасть, где крошечные люди и машины двигались, будто игрушечные. Интересно, Бог видит нас так же?
— Здравствуй, Габриэлла, — грубый голос раздался за спиной, и я вздрогнула, не ожидая никого возле себя, а позади — тем более.
Повернувшись всем корпусом, увидела перед собой Маттео, который разглядывал меня с ног до головы, сложив руки на груди.
— Здравствуй, Маттео, — ответила я и еще больше укуталась в плед, прислонившись теперь спиной к перилам.
— Вижу, ты здесь не одна.
Он подошел ближе и опустил руки на перила, смотря куда-то в даль, на город.
— Джованни Пеллегрини, не так ли?
Я просто кивнула на его вопрос.
— Ты в курсе, кто он?
— Конечно, — спокойно сказала я, но от его близости хотелось кричать. — Это как-то должно поменять ситуацию?
— Удивительно, как складывается твоя судьба, — ехидно хмыкнул Маттео. — От одного мафиози к другому. Ты как магнит для нас, Габриэлла.
Он перевел взгляд на меня и сверкнул глазами; черт, я бы их выцарапала собственными руками, если бы могла.
— Он лишь мой клиент, не более, — раздраженно ответила я. — Не видела твою спутницу, — перевела тему.
— Она отошла припудрить носик, так это у вас называется? — фыркнул Маттео. — Выглядишь лучше, чем год назад, неужели клиенты так хорошо трахаются? Лучше, чем я?
Он не знал, что я заключила контракт с агентством семьи, прописав там пункт о том, что не сплю с клиентами.
— Мы не трахались, Маттео, — остановила я его грязные мысли, — это было изнасилование, и ты это знаешь, но не хочешь называть вещи своими именами.
Я начинала закипать, но понимала, что в данном месте точно не стоило устраивать сцену.
— Мне плевать, — бросил он, и в его ответе я даже не сомневалась. — Кстати, я заберу Эмилию в Италию где-то через два дня.
Я вопросительно посмотрела на него.
— Что? Ты не можешь! — возмутилась я. — Она не должна быть вместе с твоими головорезами вдали от дома.
Да и с ним тоже не должна быть, но у нас с Маттео была договоренность.
— Я хочу показать ей родину.
Будто это и правда его волновало.
— Она родилась здесь, — указала пальцем на город, — в Нью-Йорке, и он является ее домом и родиной.
— Габриэлла, не спорь со мной, или будет хуже и я заберу ее у тебя навсегда! — огрызнулся он, рыкнув на меня, понизив голос до низкого баса, от которого всегда пробегали мурашки.
После последних слов Маттео все желание как-либо контактировать дальше отпало, да его и в принципе не было, но, когда он начинал закипать, лучше было держаться от него подальше и не лезть на рожон, а закипал Маттео чаще, чем находился в нормальном расположении духа.
Посмотрев прямо, я заметила Джованни, который с пледом в руках двигался к нам. Боже… он не должен понять, что я и Маттео как-то связаны, мне не нужно это. Я еще дальше отодвинулась от бывшего мужа и сжала предплечья под пледом до неприятной боли, вонзив в кожу длинные ногти, — так я могла унять дрожь в теле, по крайней мере, на какое-то время.
Когда Джованни подошел ближе, он метнул глаза на Маттео, который стоял так, будто между нами ничего не произошло и будто мы даже не знакомы. Мне показалось это странным, непохожим на него, ведь я думала, что сейчас он устроит сцену.
— Джованни, какая встреча, как всегда неожиданная, — заметил Маттео мужчину рядом со мной, повернув голову вбок.
— Я не удивлен, наши семьи часто приходят на такие мероприятия, — ответил Джованни.
— Come sta il tuo fianco? Spero che Marco non abbia inserito profondamente il suo coltello nella tua carne (Как твой бок? Надеюсь, Марко не глубоко вставил нож в твою плоть. (итал.)).
Что? Нож и Марко? Когда Марко успел пырнуть ножом Джованни и за что?
Маттео знал, что я немного понимала итальянский, но не знал, что на самом деле я понимала все, и в этом было мое превосходство.
— Dovresti tenere d'occhio tuo fratello, Matteo, altrimenti potrebbe scatenare conflitti inutili se tagliasse qualcuno (Тебе стоит лучше следить за своим братом, Маттео, иначе он может развязать ненужный конфликт, если будет резать кого попало. (итал.)), — ответил Джованни в почти приказном тоне.
— Не волнуйся об этом, — закончил Маттео и отошел от нас, возвращаясь в здание.
Было трудно делать вид, что я не понимала ни слова из того, что они говорили, но я старалась как могла и чувствовала себя из-за этого шпионкой, а еще думала, как долго смогу косить под дурочку.
Джованни встал рядом со мной и стал расправлять плед, но не накинул его на себя, а укутал меня, хотя на моих плечах и так он лежал.
— Лучше укрой себя, у меня уже есть, — стала отнекиваться я, но Джованни лишь покачал головой.
— Я вижу, что ты дрожишь.
Но дрожь была не столь от холодного ветра, сколько от присутствия Маттео на этом мероприятии и от взгляда его агрессивных глаз, которые снова пытались сожрать меня.
— Тебе нравится этот город?
— Я не знаю, как к нему относиться, но всегда чувствовала себя здесь лишней, будто это не то место, где я должна быть, — объяснила я и придержала два пледа, когда подул слишком сильный ветер. Я невольно прижалась к Джованни, боясь, что меня может унести с террасы.
Мне стало неловко от моего телодвижения, и я попыталась отодвинуться, но почувствовала, как мужская рука обвивала талию и прижала к себе. Что это за жест? Уверена, со стороны мы были похожи на пару. И только сейчас я услышала его запах: нотки апельсина с бергамотом (В запахе бергамота сочетаются энергичный и сочный цитрусовый аспект, нежный цветочный тон, терпкая древесная составляющая и зеленый травяной нюанс.). Этот запах напомнил уютную зимнюю ночь, когда за окном шел снегопад, а ты сидел дома, укутанный в плед, и смотрел любимые фильмы по телевизору, ожидая новогоднего чуда. И Джованни сейчас ощущался именно так — по-уютному тепло.
— А ты? — осмелилась спросить я, все еще находясь в его объятиях.
— Мне нравится Нью-Йорк, но в нем нужно быть слишком быстрым, чтобы он не съел и не поглотил тебя. Здесь всегда необходимо бороться за лучшую жизнь, если ты ее хочешь, и в каком-то смысле для меня это является лучшей мотивацией сделать свою жизнь лучше и никогда не останавливаться.
Я кивнула на его слова и теперь подумала о том, что Джованни и я слишком откровенно разговаривали друг с другом, а так быть не должно. Нельзя быть такой со своим клиентом, потому что для него я — никто, так же, как и он для меня.
Через несколько минут на улице пошел сильный дождь, поэтому все вернулись в здание, а еще через полчаса мероприятие закончилось, но никто не спешил выходить на улицу по той же причине — Нью-Йорк охватила темнота, ураган и ливневый дождь.
— Мы останемся здесь, — вернулся Джованни от ресепшена, где долго вел переговоры с мужчиной.
— Что? В отеле? — удивленно спросила я, переминаясь с ноги на ногу.
— Туда невозможно выйти, — он указал на улицу, — а ехать еще сложнее из-за того, что на многих улицах полно воды.
Черт… я не могла остаться. Ванесса должна была привести Эмилию домой через два часа.
— Нам дали номер-люкс, в нем две отдельные комнаты, так что я не думаю, что это станет проблемой, — спокойно произнес Джованни и показал карточку от номера.
Нужно предупредить няню.
—
Николь
?
А что я могла сделать в знак протеста на его решение? Впрочем, ничего, поэтому я просто кивнула, отвлекаясь от своих мыслей, и мы прошли сквозь толпу людей, которые, кажется, точно так же, как и мы, желали остаться в отеле из-за непогоды.
Лифт быстро поднял нас на нужный этаж, и мы вышли из него, свернув направо и пройдя прямо по длинному коридору, в конце которого была белая дверь.
Когда Джованни открыл дверь и впустил меня, свет автоматически зажегся во всех комнатах, но был приглушенным, наверное, чтобы сильно не слепить глаза. Как и входная дверь, здесь было много светлых оттенков, в основном белые и бежевые, что придавало чистоту и роскошь этому месту.
Я никогда не оставалась с клиентами в номере, да и не ходила в них с ними, поэтому сердце неровно стучало в груди, думая о том, что Джованни мог с легкостью воспользоваться мной здесь. На каких-то долю секунды я задержалась возле двери, в то время как мой клиент уже снял обувь и прошел в одну из спален.
— Ты голодна? — спросил Джованни, выйдя снова в коридор, но уже без пиджака, а лишь в черной рубашке и брюках.
— Немного, — коротко ответила я и поставила туфли под скамейку, стоящую возле двери.
— Тогда закажу что-нибудь на ужин. Есть предпочтения или то, чего ты не ешь? — поинтересовался он.
— Эм, — задумалась я, — была бы не против съесть пасту и выпить зеленого чаю.
Джованни кивнул и снова спрятался в спальне, затем послышался его голос, — заказывал ужин в номер, хотя мы могли бы спуститься в ресторан.
Пройдя по номеру, я заглянула в ванную комнату и решила помыть руки, а заодно взглянуть на себя в зеркало. Волосы все еще были собраны в хвост. Я и забыла, что завязывала их, — так удобно, что они не мешали. Ванная комната была просторной: с двумя раковинами, душем и ванной, — выбирай, что по душе.
— Примерно через полчаса должны принести ужин, — оповестил Джованни, заглянув в ванную.
— Хорошо, спасибо.
Мне было так неловко, что я не знала, куда себя деть, когда оказалась перед Джованни лицом к лицу.
— Я… пойду в свою спальню.
Он просто кивнул и пропустил меня, затем сам зашел в ванную комнату и закрылся, через пару минут послышался шум воды.
Я же не знала, могла ли до конца расслабиться, находясь так близко к незнакомому мужчине, хотя он и правда внушал доверие, ведь ни разу не нагрубил и не тронул лишний раз или как-то по-интимному. Таких редко встретишь в современных реалиях, да и среди клиентов. А что если он вел себя так порядочно только при людях, которые пристально за ним наблюдали? Но мы же были вместе, наедине в его машине… Тревожным мыслям не было покоя.
Ванесса, добрый вечер.
Можешь ли ты оставить Эмилию у себя на эту ночь?
Габриэлла.
Мне очень хотелось надеяться, что няня согласится.
В ожидании ответа я присела на мягкую большую кровать, которая явно была не на одного человека, и стала пялиться в телефон, как будто это могло помочь.
Добрый вечер, мисс.
Конечно. Надеюсь, с вами все в порядке.
Ванесса.
Я выдохнула, когда прочитала сообщение от няни, и отложила телефон в сторону, но не знала, чем себя занять, поэтому решила пройтись по номеру и позаглядывать в шкафы в поисках какой-нибудь сменной одежды, но нашла лишь белый махровый халат и тапочки, а еще — полотенца и принадлежности для душа. Кажется, придется ходить в платье до самого сна, а может, и спать в нем.
Вода в душе выключилась и стало совсем тихо, за исключением завывания ветра и постукивания капель дождя по окну, из которого открывался вид на мрачный Нью-Йорк и Центральный парк, в котором деревья сильно наклонялись от порывистого ветра. Давно не было такой плохой погоды, но сегодня и правда говорили о ней по радио и присылали сообщение с предупреждением оставаться дома. Кто их вообще слушает или читает, не так ли?
Выйдя из своей комнаты, я услышала, как что-то упало и разбилось в ванной комнате, а затем послышалось шипение и цоканье языком, будто Джованни что-то очень сильно раздражало в этот момент.
— Все в порядке? — решилась спросить я и подошла ближе к двери.
Не услышав ответа, я решила, что это не мое дело, затем дверь приоткрылась и Джованни спросил:
— Не могла бы ты помочь мне?
— Эм, ты одет?
Я чувствовала жар, который исходил оттуда, видимо, из-за горячей воды.
— Да, проходи.
Я открыла дверь шире и вошла, но тут же отвернулась. Джованни был в одном полотенце, которое он обернул вокруг бедер.
— Ты сказал, что одет, — с укором произнесла я, продолжая неподвижно стоять к нему спиной.
— Я не голый, на мне полотенце, — спокойно ответил он.
— Но это не одежда, — продолжала спорить я.
— Просто помоги мне,
Николь
.
И я повернулась, пытаясь не смотреть на его обнаженное тело. Соберись, Габриэлла!
— Ты разбил бутылек со спиртом?
Когда я подошла ближе к Джованни, увидела в раковине осколки, а в нос ударил неприятный резкий запах, от которого я зажала его.
— Не ходи там босиком, возможно, я собрал не все осколки, — схватил он мое запястье и потянул на себя; его рука была такой горячей по сравнению с моей. — Я не дотягиваюсь до раны, чтобы обработать и замотать новым бинтом.
Это та самая рана, о которой говорил Маттео?
— Поможешь?
Джованни протягивал мне салфетку, которую успел вымочить в спирте прежде, чем разбил бутылек.
— Конечно.
Я взяла салфетку, а он повернулся ко мне спиной, и я сразу заметила рану на его боку, она и правда была от ножа, но на его спине были и другие шрамы: маленькие и большие, некоторые выглядели так, будто получены давно, а некоторые — будто совсем недавно.
— Кто-то пырнул тебя? — поинтересовалась я, когда начала обрабатывать рану, немного согнув колени и наклонившись ближе.
— Один псих, но это не важно.
Марко не был психом уж точно, а вот его брат, Маттео, — еще как.
Я продолжала протирать рану, из которой то и дело сочилась кровь, благо, не в больших количествах, но руки все равно успела испачкать. Я не боялась крови, но от ее вида в голове всплывали неприятные картинки прошлого.
— Могу перебинтовать, — предложила я, когда выбросила в мусорку салфетку, затем подошла к раковине, чтобы помыть руки.
Джованни кивнул и подал мне чистый белый бинт, и я взяла его, вставая теперь напротив него. Боже, как мне отвести взгляд от накаченного тела? Неужели он позволит дотронуться до себя? Если бы у Джованни были плохие намерения на мой счет, он бы с легкостью придушил меня руками.
Подойдя еще ближе, я размотала бинт и приложила один его конец к боку, а другой стала оборачивать вокруг торса. Я чувствовала всем нутром, как Джованни наблюдал за мной, — он довольно часто это делал. В конечном счете я завязала оба конца друг с другом в маленький узел.
— Спасибо,
Николь
.
Когда-нибудь Джованни перестанет акцентировать внимание на этом имени.
Когда-нибудь? Что за мысли? Разве мы встретимся еще раз?
После слов благодарности я неловко выползла из ванной, и тут же раздался стук в дверь: наверное, принесли наш ужин. Я подошла к двери и негромко спросила, кто это, — мафия научила меня никогда не открывать дверь сразу, но, конечно, спрашивать тоже было опасно, однако сейчас я надеялась, что никто не собирался нас убивать, зная положение Джованни.
Молодой парнишка поздоровался со мной и спросил разрешения войти, и я пропустила его, чтобы он провез тележку, на которой стоял поднос с едой. Когда он прошел мимо, желудок сжался от запахов еды; кажется, сегодня я только завтракала.
Джованни вышел из ванной в тот момент, когда дверь за официантом закрылась. Он выглядел немного смешно в белом халате, но, кому как не мне знать, что тут нет больше никакой одежды, кроме этой, а после душа вряд ли хотелось надевать ту одежду, в которой проходил весь день.
— Мне даже неловко от того, что ты одета, а я — нет, — то есть теперь он считал, что не одет, хотя на нем был халат.
Джованни взъерошил волосы и несколько мокрых прядей упали на его лицо; черт, он выглядит слишком… Не говори этого, Габриэлла!
— Мне раздеться? — слегка усмехнулась я, кладя в рот помидор черри.
Джованни удивленно поднял одну бровь — явно не ожидал от меня такого предложения, — затем ответил:
— Предпочел бы оставить мысли на этот счет в своей голове, но в данную минуту не хочу, поэтому — да, я не против, если мы будем в одинаковом положении, — и это было так честно и открыто сказано, что я опешила от этих слов, перестав жевать помидор. — Но я не заставляю.
— Эм, нет, я согласна, — проглотив помидор, сказала я неожиданно для себя. — Сейчас вернусь, — и встала с кресла, чтобы пройти в спальню и переодеться в халат.
Впервые, наверное, после брака с Маттео я была настолько открыта к общению с мужчиной, причем — с малознакомым мужчиной, но по какой-то неведомой мне причине Джованни производил впечатление порядочного человека и того, кто не стал бы пользоваться женщиной.
Халат висел в небольшом белом шкафу напротив кровати. Я достала его и стала стягивать с себя платье, от которого остались следы на коже, на талии, из-за довольно жесткого ремня. Я буквально выдохнула воздух, когда окончательно стянула его с себя. Махровая ткань халата приятно окутала тело, отчего захотелось зарыться в него всем телом и лечь в кровать, чтобы заснуть сладким сном, но, кажется, желудок все еще был против, так что, я вернулась к Джованни, который сидел в кресле напротив моего и до сих пор не притронулся к еде.
— Это забавно, — сказал он, когда окинул меня взглядом, а я села на свое место, поджав одну ногу под себя. — Но мне нравится, что ты согласилась, — добрая ухмылка озарила его лицо.
— Сама не ожидала от себя, — пожала я плечами. — Теперь можем ужинать, — я потянулась рукой к тарелке с пастой.
Джованни ел не спеша, тщательно пережевывая пищу. У него в тарелке тоже была паста, но с морепродуктами. Если бы кто-то сейчас увидел нас, то мог бы подумать, что мы давно женатая пара, которая приехала на отдых.
— Почему ты боялась меня сегодня, когда я пришел в студию? — нарушил тишину Джованни и отставил от себя на стол тарелку.
— Думала, ты преследуешь меня, наплевав на свою клятву, — объяснила я и тоже поставила тарелку на стол.
В серых радужках читалось, что Джованни мне не до конца верил: казалось, он умел читать людей по щелчку пальца. Надеюсь, Джованни не читал мысли, иначе мне будет стыдно, потому что лучше не знать о том, что пришло мне в голову после того, как я увидела его в одном полотенце.
— Ты чего-то недоговариваешь, — с прищуром в глазах сказал он и опустил локти на колени, руками подперев подбородок. — Это не единственная причина, по которой ты отталкивала меня.
Конечно, нет. Когда Марко написал, что Джованни Пеллергини являлся Доном, в жилах застыла кровь. Я не хотела как-либо встречаться с людьми из мафии, даже если это были просто клиенты. Я знала, на что способны такие люди, потому что была замужем за Маттео, потому что видела, что мафия делала с людьми. Перед глазами до сих пор иногда всплывала картинка того, как Маттео несколько раз выстрелил в голову солдату, который чуть не выдал полиции информацию о запрещенном товаре, о месте, где семья продавала его. Это случилось неожиданно, поэтому я не успела среагировать и уйти с нашего двора, но то, как хладнокровно мой бывший муж убил, останется со мной навсегда. Я знала и знаю, что это не предел и что этими людьми совершались убийства и похуже.
— Я знаю, кто ты, — набралась сил и сказала. — Это основная причина, Джованни.
Глава 6: Противоречия
Мисс Габриэлла Бьянко
После моих слов Джованни напрягся и откинулся на спинку кресла. Его лицо больше не выражало спокойствия, с которым он старался держаться, когда был возле меня или когда смотрел на меня, — так это была лишь маска, чтобы я не боялась?
Затем Джованни встал и подошел ближе, возвышаясь надо мной. Его пальцы потянулись к моим волосам, а я, на удивление, не отпрянула. Он накрутил локон на палец и спросил:
— И кто же я,
Николь
? — даже его голос изменился, стал ниже и грубее.
Я сглотнула образовавшийся ком в горле и все же решилась поднять глаза на Джованни, стоявшего сбоку от меня и все еще крутившего мои волосы в пальцах, будто это было тем, что успокаивало его. Серые радужки испытующе смотрели в мои, ожидая ответа.
— Ты убийца, Джованни.
Сердце застучало быстрее, потому что я боялась, какая реакция последует за этим.
— Ты Дон одной из Нью-Йоркской семьи.
Он отпустил мои волосы и прошел дальше по комнате к окну. Я проследила за ним взглядом. Джованни сложил руки на груди и стал рассматривать ночной город. И как понимать его реакцию, если даже ни один мускул на лице не дрогнул от моих слов? Возможно, и не должен был, потому что ему явно не впервой слышать про себя такое.
Я решила встать и подойти к Джованни, но остановилась позади, за его спиной.
— Скажи что-нибудь, — попросила я, — меня пугает молчание.
— Только лишь молчание? — задал вопрос Джованни и развернулся, облокотившись о подоконник. — Что изменится, если я что-то скажу насчет того, кем являюсь?
Я отвела взгляд в сторону.
— Вот именно. Ничего не поменяется. Я родился таким, таким и умру, — последнее, что он сказал, и прошел мимо меня, немного задевая плечом.
Некоторое время я стояла в том же положении, что и была, но теперь разглядывала огни в окне; ноги будто вросли в пол, а дыхание так и не восстановилось. Что это был за порыв, когда Джованни трогал мои волосы? И почему я позволила?
Наконец, обернувшись, поняла, что Джованни вернулся в свою комнату. Разговаривать он явно более не был настроен, поэтому мне не оставалось ничего, кроме как пойти в душ и улечься в кровать, чтобы попытаться заснуть. Наш ужин так и не был доеден. Неужели это я все так сильно испортила? Но каким образом? Я лишь сказала правду о нем.
Юркнув мимо комнаты Джованни в ванную, скинула с себя халат и комплект белья, который подходил под цвет зеленого платья. Зашла в душ и повернула кран. Сверху полилась вода, и я попыталась переключить на другой режим, — не хотела мочить волосы, которые завязала в пучок, но ничего не выходило, поэтому я смирилась с тем, что вода уже наполовину намочила голову, и осталась стоять под теплой водой, что окутывала все тело. На мое везение здесь стояли и шампунь, и кондиционер, поэтому я намылила волосы, и от них стало приятно пахнуть — чем-то цветочным.
Душ разморил меня, и я начала зевать, но, ступив на прохладный пол ванной, почувствовала, как что-то впилось в ногу. Зашипев от боли, я оперлась рукой о раковину и подняла ногу, — в ней торчал осколок. Джованни и правда поднял не все, а я и забыла про это. Кое-как вытерлась полотенцем, пытаясь не наступать на ногу, и снова надела халат. Под ногой уже образовалось небольшое пятно крови. Я села на край ванны и притянула ногу к себе: осколок был среднего размера и настолько прозрачным, что его можно было и не заметить. Мои попытки вытащить его не увенчались успехом, так как ногти мешали зацепиться за край.
Черт возьми! Ну не звать же мне Джованни! У нас что сегодня, флешмоб, кто кого перевяжет?
— Джованни! — прокричала я, но не услышала в ответ ничего; может, уже спал? — Ну и вляпалась ты, Габриэлла… — прошептала я и окончательно обмякла на краю ванной, не зная, что делать.
Если только скакать на одной ноге в комнату и попытаться там…
Решив, что это лучший вариант, потому что в ванной комнате было жарко, я оперлась рукой о стену рядом с собой и ступила на одну ногу, а вторую согнула, чтобы случайно не наступить на нее, иначе осколок мог вонзиться в ногу еще сильнее.
Допрыгав до двери, открыла ее, и меня оглушила тишина в номере. Неужели он ушел, а и я не слышала из-за того, что принимала душ? Раз его так задели мои слова, будет даже комфортнее без его присутствия. Один Бог знает, куда Джованни пошел и к кому…
От ванной комнаты до спальни было небольшое расстояние, но прыгать на одной ноге не равно идти на двух, поэтому дистанция сейчас казалась гораздо больше.
— Что ты делаешь? — раздался мужской голос за спиной.
Да почему я ничего не слышу?! И как Джованни так тихо открыл входную дверь?
— …прыгаю? — неловко спросила я, повернув голову к нему; он снова был одет в рубашку и брюки, а волосы до сих пор были немного влажными.
Его глаза опустились на пол и проследили за дорожкой крови, которую я оставила.
— Ты все-таки наступила на осколок.
В ответ я пожала плечами и кивнула, мол, это не моя вина.
— Да, и я не могу его вытащить из-за длинных ногтей.
Я подняла руку и растопырила пальцы, показывая маникюр.
— И решила, что лучший вариант — лечь с ним спать? — Джованни вскинул одну бровь и подошел ко мне.
— Решила, что попробую достать его в спальне, — ответила я, и в следующую секунду он поднял меня на руки, как пушинку, и понес в комнату.
Джованни опустил меня на кровать, сажая на уже расправленную постель белого цвета, и присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть осколок.
— Я могу сама, не стоит, — попыталась остановить его, когда Джованни взял мою ногу в руки.
Боже, у меня мурашки по коже от его прикосновений!
— Вроде ты сказала, что у тебя не получается, — он продолжал внимательно рассматривать. — Почему ты так часто противоречишь сама себе? — его тон был вроде и холодным, а взгляд — отстраненным, но то, как Джованни пытался помочь, говорило совершенно о другом. — Нужно принести салфетки, — коротко сказал он и поднялся на ноги, затем скрылся в коридоре: наверное, пошел в ванную.
Через пару минут Джованни вернулся и снова присел напротив. Я следила за его четкими, но мягкими движениями. Он выглядел таким сосредоточенным, хотя здесь не было чего-то такого, о чем нужно было думать. Возможно, его посещали некоторые другие мысли, например, о том, что я ему сказала. Интересно, злился на меня?
— Откуда такой большой шрам? — чуть повернув мою лодыжку, спросил Джованни.
Вертикальный шрам красовался от лодыжки до колена, напоминая о ночи, когда Маттео был в ярости и пытался в таком состоянии взять меня. На мой отказ он полоснул меня ножом по ноге, пытаясь притянуть ближе к себе. Крови было достаточно много в ту ночь.
— Один псих виновен в этом, но это не важно, — я ответила практически точно так же, как и мне, когда я спросила о ране от ножа.
Джованни чуть поджал губы, но ничего не ответил, лишь развернул и поднял мою ногу так, чтобы ему было удобно доставать осколок.
— Больно? — спросил он, когда стал вытаскивать осколок, но я чувствовала лишь легкое покалывание и ничего более, поэтому покачала головой.
Джованни стал дальше тянуть за край осколка и в конечном счете вытащил его, кладя на пол на другие салфетки. Кровь хлынула сильнее, но от этого не стало больнее.
— Спасибо, дальше я в силах сама управиться.
Рука потянулась к бинтам, что лежали на кровати, но Джованни бросил на меня предостерегающий взгляд, и я отпрянула.
Мне было ужасно неловко находиться в таком положении. Я сидела высоко на кровати и смотрела на сидящего практически на коленях Джованни передо мной. И этот человек — Дон? Этот человек убивал других? Если бы я не знала об этом, то никогда бы не подумала. Он возился с моей ногой, аккуратно протирая место, куда вошел осколок, а затем перебинтовал ногу и опустил вниз.
— Возможно, будет присутствовать боль при ходьбе, но заживет быстро, — поднявшись на ноги и собрав мусор, сказал Джованни.
Со мной никто и никогда так не возился и не ухаживал за мной, поэтому во мне было столько благодарности, но я не знала, как ее выразить, да и надо ли? Однако я аккуратно, медленно встала с кровати, едва прищурившись от боли в ноге, и ближе подошла к Джованни, который, кажется, совершенно не понимал моих действий, но и не возражал. Я подняла глаза и встретилась с серыми радужками, затем, будто убедившись, что он не собирался нападать на меня и причинять боль, приподнялась на носочки и легонько поцеловала Джованни в щеку, которая была покрыта небольшой щетиной.
— Спасибо, — тихо сказала я, когда отстранилась.
Он поднял руку, и на мгновение мне показалось, что он собирался ударить меня за такую выходку, поэтому зажмурилась и съежилась, — совсем как тогда, когда была замужем за Маттео. Я будто загнанный ягненок, который боялся всего и вся.
—
Николь, —
позвал меня Джованни с мягким тембром в голосе, который ласкал уши, — посмотри на меня.
Я медленно открыла глаза, его рука приблизилась к моему лицу и взяла за подбородок.
— Я не бью женщин и никогда не трону тебя, что бы ты ни вычитала про меня в интернете или где-то услышала.
Серые глаза бегали по моему лицу, а пальцы мягко поглаживали подбородок и шею — как приятно.
— Кто поднимал на тебя руку?
— Был один человек, но я не хочу вспоминать о нем, — прошептала я, — по крайней мере, не сейчас.
Понятия не имела, что мы делали, почему стояли так непозволительно близко, являясь незнакомцами, но было чертовски уютно, может, даже по-домашнему. От Джованни исходила необычная аура, будто он — человеческое воплощение теплого мягкого пледа, в который можно укутаться и почувствовать себя в безопасности.
— Спокойной ночи,
Николь
.
Джованни убрал руку от моего лица, а сам отошел на несколько шагов, будто обжегся, будто понял, что наделал.
Я не успела ничего сказать в ответ, потому что он вышел из спальни и прикрыл дверь. В следующую минуту я услышала, как дверца шкафа в его комнате чуть скрипнула. Мне не оставалось ничего, кроме как лечь в кровать и попытаться заснуть.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
12:45 AM
Я попросила Джованни подвезти меня до студии, потому что нужно было доделать кое-какую работу, да и Лейла хотела прийти, — она собиралась уже вторую неделю подряд и все никак не могла. Сейчас между мной и Джованни была построена некая стена, которая буквально разделяла нас и не давала сказать и слова, будто вчера мы сделали что-то непристойное и теперь стыдились этого.
Когда мы остановились у нужного здания, Джованни несколько секунд постукивал пальцами по рулю и смотрел куда-то вперед, а я сидела на месте и чего-то ждала.
—
Будь моей
, — вдруг сказал он, и я удивленно уставилась на него, приоткрыв рот, — на время.
Что это вообще значит?
— Мне нужно уехать в Филадельфию, но нужна спутница.
Так вот в чем тут дело.
— Тебе стоит согласовать это с моим менеджером, — сухо ответила я, и Джованни кивнул.
— А как же твое мнение? — почему-то спросил он.
— Мое мнение почти не учитывается. Клиент — всегда прав.
Я безразлично пожала плечами и собралась выходить из машины, потянувшись к ручке на двери.
— Я не хотел задеть тебя.
Его рука приостановила меня, дотронувшись до предплечья.
— Это моя работа, Джованни, — произнесла я и дернула руку, чтобы высвободиться из хватки. — До свиданья, — вышла из машины.
На мгновение я задумалась, что сделала бы, если бы он просто сказал «будь моей», но не нашла для себя нужного и правильного ответа, потому что как можно сейчас думать о таком, если мы всего пару раз виделись? Конечно, между людьми бывает так называемая «химия» с первого взгляда, но, черт, я пообещала себе, что никогда больше не свяжусь с мафией, никогда больше не буду замужем за убийцей.
Машина Джованни с ревом двигателя отъехала от студии, и только после этого я зашла внутрь здания, где было тихо, — либо никого почти не было, либо были занятия.
Ванесса пообещала завести Эмилию ко мне в студию, — мы переписывались с ней с утра, когда я только проснулась.
Я любила свою маленькую мастерскую, и моя дочь переняла эту любовь от меня, чему я была очень рада.
В студии у меня висела рабочая одежда, которая состояла из джинсов и белой футболки, поэтому я быстро переоделась за ширмой и в дополнение надела фартук, что был испачкан красками и глиной. Мне необходимо было отвлечься от мыслей о Джованни, которые теперь заполняли всю голову.
— Мама! — услышала я крик Эмилии: дочка бежала ко мне со всех ног.
— Привет, малышка!
Я присела на корточки, и она врезалась в меня всем телом, отчего я чуть не упала.
— Я по тебе скучала.
Чмокнула ее в обе щечки.
— Я по тебе тоже, но Ванесса хорошая, она обо мне позаботилась, — уточнила Эмилия, и только после ее слов я обратила внимание на няню.
— Спасибо, Ванесса.
Няня кивнула, помахала еще раз моей дочери, улыбнувшись, и скрылась за закрытой дверью.
Эмилия была болтушкой. И сейчас, когда мы остались вдвоем, она рассказывала мне все, что они делали с няней и то, чего не делали, но ей бы очень хотелось. Иногда я ловила себя на мысли, что моя дочь росла совершенно без матери, да и без отца тоже, потому что большую часть времени она проводила именно с Ванессой из-за того, что мы оба заняты, ну и, конечно, потому что мы в разводе.
Через двадцать минут в дверь постучали, и я крикнула «входите». Это была Лейла. Войдя, она широко улыбнулась мне, затем Эмилии, — Лейла была одной из немногих, кто знал, что у меня есть дочь, но от кого, понятия не имела, да и я не хотела говорить, — Лейла уважала мои границы.
— Итак, — задумчиво произнесла я, когда дала фартук Лейле, чтобы она не запачкала одежду, — что ты хочешь сделать?
Она стала оглядываться по сторонам, рассматривая полки, на которых стояла различная посуда из глины.
— Можно сделать кружку, блюдечко, тарелку. Это то, что не очень сложно, и на них можно что-то написать, если хочешь, конечно.
— Давай тарелку. Мне нравится вон та желтая с неровными краями, — Лейла показала на вторую полку.
— Хорошо, — кивнула я и подошла к полке, чтобы достать тарелку для примера.
Эмилия уже сидела за столом и красила одну из недоделанных кружек. В мастерской всегда находились вещи, которые кто-то не забирал долгое время, и я, в конечном итоге, разрешала дочери делать с ними все, что она пожелает, конечно, в рамках разумного.
Спустя несколько минут подготовки я принялась рассказывать Лейле, что нужно делать и как. Я села рядом с ней и изредка кидала взгляды на Эмилию, — она была уже такой самостоятельной, что я не могла в это до конца поверить.
— О, я тут кое-что видела! — вдруг воскликнула Лейла, отвлекая меня от мыслей, и бросила все, что держала в руках, на стол. — Ты же сопровождала Джованни Пеллегрини?
Я коротко кивнула, но все равно не понимала ее. Лейла достала телефон из кармана джинсов и стала рыться в фотопленке, затем остановилась на нескольких скриншотах — видимо, нашла то, что искала, — и повернула экран ко мне. Кто-то написал статью обо мне и Джованни, а также приложил фотографии с первого мероприятия, на котором мы с ним присутствовали. Фото в основном были сделаны на улице, когда я и он стояли возле машины, в момент, когда Джованни уговаривал меня поехать с ним, а не на такси.
— Ты ведь знаешь, кто он?
— Эм… — я закусила губу. — Мафиози? — тихо задала вопрос, чтобы не услышала Эмилия; ей не нужно было лишний раз слышать такие слова, хоть она и была частью этого мира.
— Почему ты так неуверенно спрашиваешь? — Лейла прищурила глаза и свела брови. — Ладно, неважно. Я хотела сказать, что теперь он убьет того, кто сделал эти фотографии и написал статью.
Она так легко об этом говорила, когда мое сердце, наоборот, неприятно кололо в груди от жестоких слов и от представления, как Джованни может это сделать.
— Они ведь не любят, когда кто-то выставляет в интернет их жизнь.
— Да, так и есть, поэтому большинство фотографов так перепуганы ими.
Я знала это не понаслышке, потому что Маттео то и дело либо делал это сам, либо поручал своему Капо (Капореджиме или капитан — глава «команды», или «боевой группы» (состоящей из «солдат»), который несет ответственность за один или несколько видов криминальной деятельности в определенном районе города и ежемесячно отдает Боссу часть доходов, получаемых с этой деятельности.) запугать или даже убить того, кто сделал его фотографию и написал статью.
— Уверена, что он сломает ему руки.
Я тяжело сглотнула, но в горле становилось только суше.
— Почему ты так говоришь? — немного испуганно спросила я.
— Боже, Габриэлла, ты не читаешь интернет?
Я помотала головой в разные стороны; мне действительно было неинтересно, что писали на просторах интернета, да и чаще всего туда выкладывали один бред.
— Примерно год назад в интернете появилась статья, которую, конечно, быстро убрали, но кое-кто успел прочитать, о том, что семья Пеллегрини ломает руки, кисти, запястья фотографам и журналистам, чтобы они больше не смогли взять то, что позволит им снова запечатлеть их на камеру или написать что-то на бумаге.
— Но сейчас могло все измениться, у них новый Дон, — тихо сказала я.
— Не думаю. Такие люди следуют традициям, — пожала плечами Лейла и еще раз взглянула на фотографии; она, оказалось, знала многое про мафию, может, интересовалась? — А вы хорошо смотритесь, — подмигнула Лейла.
— Перестань. Он лишь очередной клиент, — отмахнулась я и вернула руки на стол, чтобы продолжить раскатывать глину в нужную форму.
— Странно, что такой, как он, впервые пользовался услугами эскорт-агентства, — с подозрением в голосе сказала Лейла и тоже последовала моему примеру, продолжив возиться с глиной.
— Возможно, у него и так хватает девушек.
Я была почти уверена в этом на все сто процентов и больше.
Больше за время, что мы лепили тарелки, не сказали и слова про Джованни, и я была рада этому, но мне хотелось прочитать, что писали в статье, и хотелось сохранить фотографии к себе на телефон, поближе рассмотреть нас. Это странное чувство разливалось сильнее с каждой минутой, проведенной с Лейлой. Конечно, я бы могла сделать это и при ней, но меня волновало, что она подумает. Вдруг она решит, что меня это как-то коробит? А меня коробит?
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
03:37 PM
Я была рада вернуться домой, потому что все, чего мне сейчас хотелось, это принять теплую ванну и побыть с дочерью. Если Маттео и правда заберет ее, я буду безумно скучать по Эмилии, поэтому нужно сейчас уделить дочке как можно больше времени. Я предложила посмотреть мультики на телевизоре, пока буду в ванной, и она охотно согласилась, поэтому, спокойно пройдя в свою комнату и сняв одежду, я направилась в ванную, но прихватила телефон, чтобы найти ту статью про себя и Джованни. Конечно, ее уже могли удалить, однако попытка — не пытка.
Пока вода набиралась в ванну, я сидела на ее краю и разматывала бинт, которым Джованни заботливо обернул мою ногу. При ходьбе присутствовала боль, но не сильная, поэтому на стопу можно было легко закрыть глаза. Выбросив бинт, который немного пропитался кровью, я повернула ступню на себя, чтобы рассмотреть рану. Ничего страшного не было, выглядело как обычный порез, только глубже, потому что осколок вошел внутрь.
Через пару минут я опустилась в теплую воду с ароматом кокоса и позволила себе закрыть глаза и расслабиться, — уже не помню, когда последний раз просто лежала и ни о чем не думала. Но если сейчас получалось лежать, то мысли были заполнены статьей, Джованни и словами Лейлы: «их семья ломает руки».
Вытерев руки о полотенце, я взяла телефон с тумбочки рядом с ванной и стала печатать в поисковике: «Джованни Пеллегрини». На удивление, статья все еще была на месте и чуть ли не на первой строчке. Могу поспорить, что ее просмотрели большое количество людей.
«Джованни Пеллегрини был замечен с девушкой возле отеля «Four Seasons Hotel New York», в котором проходило светское мероприятие. Личность его спутницы установить не удалось, так как на лице была маска. Отметим, что ранее Пеллегрини не появлялся на публике с девушками. Возможно, именно она растопила его холодное сердце.» —
гласила статья.
Неужели его и правда никогда не видели с девушками? Может, он так хорошо скрывал их? Встречался в тайных местах?
На экране всплыло сообщение, когда я рассматривала фотографии, где мы были с Джованни:
Привет, Габриэлла.
Через пару дней ты летишь с Джованни Пеллегрини в Филадельфию.
И… он платит вдвое больше, чем мы просим.
Хелен.
Вот же! Он уже договорился! Не ожидала, что это будет так быстро. Я надеялась хотя бы один день прожить без мыслей о нем и поездке в Филадельфию. Теперь же голова будет забита только этим.
Привет, Хелен.
Все поняла, но удивлена,
что он платит за меня такую сумму.
В чем причина?
Габриэлла.
Оскорбляло ли меня то, что он готов заплатить больше, чем требовало агентство? Я не знала. Это моя «работа», и за нее платили деньги, а уж сколько — меня не сильно волновало.
Не могу дать ответ на твой вопрос:)
Просто радуйся, что ты получишь больше денег.
Хелен.
Я издала смешок от сообщения Хелен, но на лице после этого не осталось и намека на улыбку.
➽─────────❥
— Поедим хлопья с молоком? — спросила я Эмилию, которая все еще пялилась в телевизор, сидя на диване напротив него. — Эми, ты слышишь меня?
Я подошла к дочери ближе, чтобы обратить на себя внимание.
— Хлопья? — показала я, держа в руке ее любимые с единорогом.
Дочка кивнула и вновь повернулась к телевизору. Обычно я не разрешала ей так долго смотреть мультики, но сейчас дала слабину себе и Эмилии.
Разогрев молоко в микроволновой печи, я насыпала в него хлопья и уселась на диван рядом с малышкой.
— Давай ты поешь, а потом будешь смотреть дальше? — предложила я и выключила телевизор.
— Почему ты не смогла забрать меня вчера? — спросила дочка, кладя в рот ложку с хлопьями и смотря на меня.
— Работала допоздна, малышка.
Я протянула к ее щеке ладонь и немного ущипнула.
— Надеюсь, Ванесса хорошо с тобой обращалась.
— Она классная, — с улыбкой ответила Эмилия.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, но не знаю, понравится тебе это или нет, — тяжело вздохнула я, настраиваясь на разговор про ее отца.
Эмилия удивленно выпучила глаза, ожидая дальнейших слов от меня.
— Твой папа хочет взять тебя с собой в Италию.
Ее лицо резко изменилось, но оно, благо, не было испуганным.
— Ты против? Он хотел показать тебе родину.
Я придвинулась к ней и поставила тарелку на стол рядом с диваном.
— Меня просто пугают охранники, которые всюду следуют за нами, — пожала плечами она. — Зачем они нужны?
Как же я боялась этих вопросов; не знала, что отвечать на них; не знала, стоило ли говорить о том, кто ее отец, кто она и я, и почему мы должны быть под защитой.
— Эми, твой папа важный человек, и у него много врагов, которые хотят причинить ему боль, а ты — его слабое место, понимаешь?
— Слабое место… — повторила она, будто пробовала эти слова на вкус.
— Благодаря охранникам никто не может причинить вам вреда, поэтому они необходимы рядом.
Я заправила Эмилии за ухо темную прядь волос, они были совсем как у Маттео.
— Ты можешь отказаться.
— Не думаю, что папе это понравится, — вдруг сказала малышка и опустила глаза.
— О чем ты? Он ведь не заставляет тебя что-либо делать, так? То, чего ты не хочешь?
Я волновалась, потому что почти ничего не знала о встречах дочери и ее отца; она не всегда рассказывала мне все, что они делали.
— Нет, но… — Эмилия замялась, и я обняла ее, чтобы она почувствовала мою поддержку, чтобы знала, что может доверять мне безоговорочно. — Он говорит, что некоторые вещи нужно делать даже тогда, когда не хочешь или когда они тебе противны, — почти шепотом закончила Эмилия.
— Что он говорит делать?
— Учит стрелять и метать ножи, а я боюсь и мне не нравится. Я не понимаю, зачем, ведь мне всего семь лет, мам.
Черт возьми!
Маттео еще хуже, чем я о нем всегда думала. Заставлять семилетнего ребенка держать оружие, а еще лучше — применять его, стало сейчас последней каплей. Я обязана наведаться к бывшему мужу и высказать все, что о нем думаю, но уже после Филадельфии.
— Может, он хочет, чтобы ты умела постоять за себя, малышка, — голос дрожал от злости, но я изо всех сил старалась сохранять спокойствие рядом с дочерью. — Я поговорю с ним, ладно?
Я разорву его в клочья!
Эмилия кивнула и крепко-крепко обняла меня. Мы просидели так еще некоторое время, затем я заметила, что у малышки закрывались глаза, поэтому обвила вокруг нее руки и попыталась приподнять, — она была гораздо тяжелее, чем полгода назад, так быстро выросла. Однако мне все же удалось донести ее обмякшее и расслабленное тело до детской комнаты, где я опустила Эмилию на кровать, накрыв одеялом. Поцеловав дочь в лоб, выключила ночник на тумбочке и вышла из комнаты, направляясь в свою.
Лежавший на комоде телефон несколько раз издал звуки входящего сообщения, пока мы с Эмилией сидели в гостиной. Сейчас было самое время проверить его, лежа в теплой постели.
Возможно, тебе уже сообщили о том, что ты едешь со мной в Филадельфию, но решил и сам написать об этом.
Джованни.
Я и забыла, что у него был мой номер еще с первого дня нашей встречи. Однако это было странно… У нас, девушек, что работали в эскорт-индустрии был специальный телефон для клиентов, на нем был совершенно другой номер, но Джованни, что тогда, что сейчас писал на мой личный. Нужно ли было этому удивляться, зная, кто он такой?
Да, мне уже написали.
Вылет через два дня?
Габриэлла.
Мы едем на машине.
И да, через два дня.
Ближе к делу напишу.
Джованни.
На машине? Конечно, из Нью-Йорка в Филадельфию ехать недолго, но я думала, что он предпочтет не тратить слишком много времени на дорогу. Будет ли мне комфортно с ним в замкнутом пространстве несколько часов?
Глава 7: Цвет малины
Мистер Джованни Пеллегрини
Тогда
— Когда ты станешь Доном, нужно будет жениться, — вдруг сказал отец, подняв на меня глаза от бесконечных бумаг. — Возможно, даже раньше, чтобы у тебя был определенный статус.
Он говорил это так, будто можно было прямо сейчас пойти и найти жену, которая бы подходила под все критерии — и мои, и его. Я никогда не хотел жениться по расчету или для скрепления союза, дабы избежать войны между семьями.
— Узнаю этот взгляд, — отец указал пальцем на мое лицо. — Тебе пора понять и принять, что в нашем мире нет места любви. Ты только уничтожишь ту, которую полюбишь, понимаешь?
Почему я должен был уничтожить ее?
— Так ты не любишь нашу мать? — никогда не думал, что задам такой вопрос отцу, — не планировал заводить с ним разговоры о любви, потому что это явно было не то, что обсуждали мужчины.
— Я уважаю ее и испытываю теплые чувства, но это точно не любовь, — с тихим вздохом ответил он и снова закурил сигарету; в его кабинете уже все пропахло дымом, отчего невозможно было дышать полной грудью, если не хотел испортить легкие, а затем выплюнуть их.
Сейчас
Два дня спустя.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
10:45 AM
Я ждал Аннабеллу в гостиной, чтобы поехать в один из наших клубов, где мы обычно тренировались стрелять и драться. Не каждый мужчина в нашем мире учил этому женщин, но для меня это был важный пункт, потому что если рядом не будет меня или телохранителя, то сестра должна уметь сама защитить себя, уметь пользоваться оружием и своим телом. Конечно, никто не гарантировал, что при реальной ситуации, когда все пойдет через задницу, Аннабелла сможет совладать со страхом и переступить через него, но вероятность гораздо выше от наших с ней тренировок.
— Джо, ты здесь? — отвлекла меня сестра от потока мыслей, войдя в гостиную. — Можем ехать.
Я поднялся с кресла и вышел в коридор.
— Как она? — спросил я, накидывая кожаную куртку; я имел в виду нашу маму.
— Все по-старому, к сожалению, — пожала плечами Аннабелла и достала из рюкзака блеск для губ. — Она на грани отчаяния, думает, что никогда не сможет ходить. Мне больно видеть ее такой… — сестра поджала губы. — Неужели болезнь в конечном итоге победит?
Ее глаза пытались найти во мне поддержку, но все, что я чувствовал, было схожим с чувствами Аннабеллы.
— Я не знаю, но врачи делают все, что необходимо. Отец нанял лучших.
За это я готов был сказать ему спасибо, но только за это.
— Ты собираешься на свидание или на тренировку?
Аннабелла все еще стояла возле зеркала и подкрашивала губы.
— Кто знает, где я встречу свою судьбу? — кокетливо улыбнулась она, а я закатил глаза.
Ей стукнуло уже восемнадцать, и по правилам нашего мира Аннабелла скоро должна была выйти замуж. Могу поспорить, что, если бы отец остался на своем прежнем месте, он бы выдал свою дочь в скором времени за какого-нибудь ублюдка, с которым мы могли бы сотрудничать в дальнейшем или завязать союз с помощью этого брака. Я же, будучи новым Доном, не позволю сломать Аннабеллу.
Район Бронкс, Нью-Йорк.
11:27 AM
В клубе находился только один человек, который проводил здесь большую часть свободного времени — Кристиано, Капо нашей семьи. Он снова и снова бил грушу голыми руками, а на костяшках виднелась засохшая кровь. Я не знал причину его частных визитов сюда, да и он был не из тех, кто много болтал. Казалось, ему нравилось быть в своем мире, где, возможно, царил один хаос.
— Привет, Кристиано, — я подошел к нему со спины, перед этим отправив сестру в раздевалку. Он обернулся и стер тыльной стороной ладони пот со лба. — Снова проводишь время в одиночестве?
Мы пожали друг другу руки.
— Почему же? У меня есть груша, — слегка оскалился Кристиано фирменной улыбкой. — Пришел тренироваться с сестрой? — Капо кивнул головой в сторону раздевалки.
— Да, она неделю не занималась, хочу посмотреть, не утратила ли навыки.
Кристиано снова повернулся к груше.
Я прошел в мужскую раздевалку и кинул сумку на скамейку. Затем быстро переоделся в спортивные шорты.
Выйдя из раздевалки, заметил, что Аннабелла занималась на беговой дорожке: видимо, чтобы размяться перед тренировкой. Я же решил пройти к одной из груш, чтобы сделать несколько ударов и размяться таким способом.
— Слушай, Джованни, Клэр спрашивает, почему ты не встречаешься с ней уже неделю, — пропыхтел Кристиано, ударяя двумя кулаками по груше.
— Она попросила тебя спросить об этом? — усмехнулся я и ударил грушу что есть силы, отчего та покачнулась.
— Ты же знаешь, она проедает мозги нытьем, особенно, если это касается тебя, — ответил он и перестал бить грушу, теперь опираясь на нее и смотря на меня.
Клэр — его подруга детства, можно сказать, что они были, как брат и сестра, вот только теперь Кристиано вырос, стал мужчиной, стал частью мафии, и их многолетняя дружба ушла даже не на второй план, а на третий, а то и четвертый. Теперь он не то чтобы недолюбливал ее, но считал жутко надоедливой, потому что Клэр была болтушкой, а Капо — нет.
Мы познакомились с ней, когда Кристиано решил прокатиться со мной ночью и поучаствовать в так называемых соревнованиях на крутых тачках. Я и не знал, что он привезет Клэр с собой, но тогда она удачно познакомилась не только со мной.
— Не было времени, да и, может, пора заканчивать с ней.
Еще один удар.
— Все-таки она была твоей близкой подругой.
Удар.
— Мне плевать, что вы трахаетесь, если Клэр и правда этого хочет, — заверил Кристиано, сложив руки на груди. — Но, если ты больше не хочешь ее, лучше скажи, или она сделает в моей башке дыру. Ну, или ее отец.
Я издал смешок от его слов, после кивнул и перестал бить грушу.
К слову о ее отце, он занимал высокую должность в полиции Нью-Йорка, и, конечно, мы платили ему и его людям за молчание о нас, а он и не возражал, ведь мог позволить себе гораздо больше, чем обычный полицейский.
Когда мы с Кристиано закончили разговор, я подошел к сестре и сказал, что пора тренироваться, и раз уж Капо здесь, то можно было застать Аннабеллу врасплох и заставить ее драться с ним. Я подумал, что в этой идее нет ничего плохого, потому что со мной она дралась хорошо, зная почти все мои приемы, а что насчет другого человека?
Кристиано забрался на мягкие маты, и сестра недоверчиво обернулась на меня.
— Ты будешь драться с Капо, — спокойно сказал я, и ее глаза стали еще больше, чем были на самом деле. — Кристиано не сделает ничего плохого, но это поможет тебе больше, чем если ты будешь постоянно тренироваться со мной.
— Я запомню это, Джо, — Аннабелла сверкнула глазами и показала двумя пальцами сначала в свои глаза, затем — в мои.
Мы вместе подошли ближе к матам, и я помог ей обмотать руки эластичной лентой, чтобы они не пострадали от ударов так же, как у Кристиано, но ему, как я понимал, было плевать на это.
— Воспользуйся тем, что твое тело гораздо меньше его, — прошептал я сестре на ухо. — Я верю в тебя, мисс Пеллегрини, — чуть отстранившись и улыбнувшись, сказал я.
Аннабелла кивнула и забралась на маты, вставая напротив Кристиано. По сравнению с моей сестрой, он выглядел слишком большим, но это и не было удивительно, его рост был около двух метров, в то время как рост сестры — в два или даже в три раза меньше.
— Ну что, начнем, принцесса? — ехидно спросил Кристиано и стал подпрыгивать на месте, разминаясь.
— Я не принцесса, — повторила она его улыбку и тембр голоса, затем с разбегу набросилась на него и попыталась ударить в живот, уклонившись от удара.
Кристиано быстро среагировал и обхватил руками талию Аннабеллы, перевернул ее и бросил спиной на мат, после чего навис над ней, но сестра ловко увернулась, сдвинув тело в сторону.
— Поставь блок руками, Белла! — закричал я, когда Капо замахнулся кулаком над ее головой; понятное дело, он бы не ударил, но сделал имитацию удара.
Сестра послушно выставила руки вперед и скрестила их, чтобы выдержать удар. Кристиано давил на ее руки, но, уверен, не со всей силы, потому что Аннабелла все еще могла сдерживать напор.
— Не выйдет, Кристиано! — агрессивно прошипела сквозь сжатые зубы Аннабелла и пнула его ногой, но от этого удара Капо не сдвинулся далеко, лишь схватил ее ногу.
Сестра попыталась ударить второй ногой, но Кристиано схватил и ее, затем одним ловким движением перевернул Аннабеллу на живот и сел на ее бедра.
— Теперь противник сделает с тобой все, о чем думает в своей грязной голове, — пролепетал Капо и повернул голову на меня. — У нее никаких шансов, Джованни.
Аннабелла начала стучать по мату ладонями и говорить, чтобы Кристиано встал с нее, потому что ей тяжело. Он, конечно же, сделал это, но не ожидал, что после того, как она поднимется на ноги, снова набросится на него сзади, запрыгнув на спину, и обхватит ногами торс, а руками — шею.
— Совсем никаких, м? — издевательски спросила сестра.
Капо схватил ее за предплечья и перекинул через себя. Аннабелла снова оказалась спиной на матах, поморщившись при этом.
— Если ты ничего не предпримешь, когда будешь так прыгать на человека, то он либо ударит тебя спиной о стену, если она окажется поблизости, либо сделает так, как я, но под тобой уже не будет матов, поэтому ты, вероятно, сломаешь позвоночник, — объяснил Кристиано и подошел к моей сестре, подавая ей руку помощи.
— И что я должна предпринять? — недовольно спросила Аннабелла и приняла помощь Капо.
— Если у тебя будет оружие, бей им в шею, в живот, куда угодно, чтобы ослабить противника. Если же только твои руки, можешь попытаться выколоть глаза. У вас, девушек, обычно всегда длинные ногти, поэтому используй их, — Кристиано, кажется, никогда не говорил так много, как сейчас, но он явно знал многое.
— Фу-у, — протянула Аннабелла, искривляя лицо в гримасе, — выколоть глаза, — она посмотрела на руки.
— Поверь, тебе будет плевать, если поймешь, что на тебя напали и хотят убить.
Сестра кивнула и присела на мат, чтобы отдышаться. Я видел, сколько сил она приложила, чтобы бороться с Кристиано, поэтому дал ей фору передохнуть и опустился рядом.
— Ты молодец, — похвалил я и опустил руку на ее плечо.
— Надеюсь, мне не придется кому-то резать шею или выкалывать глаза. Надеюсь, ты всегда сможешь защитить меня, Джо, — Аннабелла говорила это с долей отчаяния, и я не понимал, почему в ее голосе звучали эти ноты.
— Я тоже на это надеюсь, но в нашем мире ни на что нельзя только надеяться, поэтому будь готова ко всему, — я притянул сестру в объятия. — Еще один бой или постреляем в тире?
— Конечно, стрельба! — воодушевленно ответила Аннабелла и выбралась из моей стальной хватки; стрельбу она любила больше, чем драки. — Кажется, я отбила себе спину, — сморщилась сестра, когда попыталась размяться.
— Прости, принцесса, — внезапно за нашими спинами появился Кристиано, уже переодетый в штаны и футболку. — Желаю хорошего дня.
Мы пожали руки, и он, подмигнув Аннабелле, пошел в сторону выхода.
Не стали дожидаться, когда Капо окончательно уйдет из клуба, поэтому я зашел в раздевалку, чтобы надеть футболку.
Подходя к двери, которая скрывала за собой небольшой тир, сестра спросила:
— Кристиано со мной флиртует или мне кажется?
Я издал смешок и ответил:
— Он со всеми девушками так разговаривает, так что без понятия, когда он флиртует, а когда нет.
Аннабелла зашла внутрь тира и сразу направилась к стене, где висели пистолеты различного вида. Она всегда выбирала пистолет марки Beretta 92, хотя он не был легким. Я же решил последовать ее примеру и взял такой же, но черного цвета. Мы встали на позиции, надели наушники и очки, кивнули друг другу и стали целиться в мишени, похожие на людей с красными точками по телу, в которые желательно было попасть.
Наши выстрелы раздались одновременно. Сестра попыталась попасть в лоб так называемому противнику, но чуть скосила и пуля пролетела мимо, отчего она взмахнула руками. Моя же пуля попала точно в сердце. Я глазами подал Аннабелле знак, что нужно пробовать еще раз, и она встала обратно на место. Я положил оружие на стол перед собой и подошел к ней сзади, чтобы направить ее руки и подсказать, что нужно делать.
— Расслабься, — почти приказал я сестре, — твое тело слишком напряжено, а руки из-за этого не слушаются.
Аннабелла бросила на меня взгляд, который означал «да что ты говоришь?», но я проигнорировал его и убрал руки, чтобы она сама сделала выстрел.
Выстрел прогремел ровно в тот же момент, в который открылась дверь в тир. Аннабелла тут же перевела пистолет на дверь.
— Оу, осторожнее, малышка.
В дверях стоял Маттео со своим братом Марко.
Лицо сестры исказилось, брови сошлись на переносице.
— Я не малышка, — грубо бросила она, и я в предупредительном жесте сжал ее плечо рукой; не стоило бросаться словами в Дона другой семьи.
— Вот как вы встречаете гостей, — насмешливо заговорил Марко.
Я опустил руку на пистолет, что сестры до сих пор держала в руках, давая знак о том, что она может больше не целиться в них, хотя они являлись нашими врагами, — для меня так было, но не для отца.
— Зачем вы здесь? — резко спросил я, вставая впереди Аннабеллы, таким образом закрывая собой.
— Почему я должен отчитываться перед тобой, если этот клуб построили наши отцы? — так же резко спросил Маттео и прошел внутрь тира к кожаному дивану, чтобы положить на него сумку.
— Разве ты не видел расписания? Сегодня здесь занимается только моя семья.
— Джованни, разве ты не знаешь, что мне плевать?
Черт, я готов был прямо сейчас наброситься на него и придушить, но нужна ли мне война?
Я лишь медленно выдохнул и взглянул на Марко, который все еще стоял в дверях и оглядывал помещение, затем взгляд метнулся к Аннабелле и задержался на ней. В этот же момент я взял сестру под руку и сказал:
— Мы уходим.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
02:05 PM
По дороге домой Аннабелла не сказала ни слова, — впрочем, и я тоже, потому что был слишком зол на то, что семья Бернарди решила прервать тренировку. Я до сих пор не понимал, каким образом держался от того, чтобы не врезать хорошенько Маттео по его смазливому лицу, на котором всегда красовалась противная ухмылка. Рано или поздно кто-то из нас сорвется, и тот союз, что был построен нашими отцами, разрушится, как карточный домик.
— Ты уезжаешь сегодня в Филадельфию? — задала вопрос сестра, когда я остановил машину на подъездной дорожке у дома.
— Снова подслушивала мои разговоры с Микаэлем?
— Ты ничего не рассказываешь, а мне интересно, — начала жестикулировать руками она. — Я понимаю, что, скорее всего, это не мое дело, но мы отдаляемся друг от друга, Джо, — Аннабелла сделала паузу и отвернулась: возможно, чтобы я не увидел ее слез. — Ты единственный человек в моей жизни, который понимает меня и заботится обо мне, а я — о тебе. Пожалуйста, не отталкивай меня, мне так одиноко, когда тебя нет рядом.
Черт, как я мог не заметить то, что творилось с настроением сестры? Я стал куском говна с того момента, как занял место отца, но думал, что если буду держать ее подальше от всех мафиозных дел, то она будет в безопасности; как же я ошибался…
Тихий всхлип сестры заставил меня сдвинуться с сиденья ближе к ней, чтобы обхватить хрупкие плечи руками и притянуть к себе для объятий.
— Никогда, слышишь, никогда не думай, что я оставлю тебя, — немного встряхнул сестру, чтобы ее настроение поднялось. — Я лишь пытаюсь защитить тебя, понимаешь?
Аннабелла еле кивнула и снова смахнула с глаз слезы, но ее тело уже не так сильно содрогалось в моих руках.
— Siamo dello stesso sangue (Мы одной крови. (итал.)), — произнес я, как клятву.
— Siamo dello stesso sangue, — повторила Аннабелла, и я увидел на ее губах легкую улыбку.
Наконец, зайдя в дом, мы сняли верхнюю одежду и направились на кухню, откуда невероятно вкусно пахло, и мне казалось, что я не голоден, но желудок явно был иного мнения, когда неприятно заурчал, пока я пытался пройти мимо кухни.
— Мама? — удивленно посмотрела сестра на нее, возившуюся у плиты.
— Наконец-то вы приехали! — обрадовалась она и аккуратно ступала к нам: видимо, ей и правда больно ходить, но, несмотря на это, мама приготовила обед. — Что с тобой, милая? Глаза красные, — мама взяла лицо Аннабеллы в руки и внимательнее рассмотрела его. — Дрались до слез? — попыталась пошутить она.
— Можно сказать и так, — пожала плечами сестра и бросила на меня взгляд с ухмылкой на губах.
— Я скоро уезжаю, так что не задержусь надолго, — сразу предупредил я.
— Садитесь за стол, почти все готово.
Мама вернулась к плите, но ее движения были не такими быстрыми, как раньше; она явно делала много усилий над собой, но сейчас не хотел спрашивать об этом, потому что знал, что начнется бесполезный спор, в котором не будет победителей.
После обеда я поднялся в свою комнату, чтобы собрать небольшую сумку с собой. Я предвкушал поездку в несколько часов на машине вместе с Николь, и, думаю, она тоже. На самом деле в эту поездку мне не обязательно нужна была спутница, но больной мозг в моменте решил наплевать на все принципы, которые я долгие годы выстраивал, обещая себе соблюдать их.
После сбора вещей я написал сообщение Николь, чтобы она была готова к моему приезду:
Добрый день, Николь.
Заеду через полчаса.
Джованни.
Ответ прилетел практически сразу:
Добрый день, Джованни.
Хорошо, буду готова.
Николь.
От более внимательного прочтения сообщения меня отвлекли шаги возле двери, затем Аннабелла ворвалась в комнату.
— Так что насчет Филадельфии? — сестра прямо с порога задала вопрос.
— Стоило постучать, — застегивая сумку, сказал я. — А что с Филадельфией?
— Зачем тебе туда ехать? Ты едешь один? — брови вновь заиграли, будто она намекала на что-то интимное.
— Нужно переговорить с младшим Боссом (Младший босс, Подручный (итал. Sotto Capo, Capo Bastone; англ. Underboss. Заместитель Дона. Второй человек в Семье, который назначается самим Доном. Подручный несет ответственность за действия всех Капо. В случае ареста или смерти Дона, подручный обычно становится действующим Доном.), по поводу входа семьи в мусорный бизнес, — объяснил я и подошел к сестре. — На второй вопрос, вероятно, знаешь ответ, — ухмыльнулся я и вышел из комнаты.
Аннабелла побежала следом и вновь оказалась возле меня.
— Значит, не один, — прищурилась она и хихикнула. — С той девушкой, не так ли?
— Не подначивай меня, Белла.
Мы остановились в длинном коридоре, когда спустились с лестницы, и я посмотрел на нее с высоты своего роста.
— Я еду по делам, услышала? Де-ла,— по слогам повторил я.
— О, Джо, перестань, я не маленький ребенок, — отмахнулась сестра. — Ладно, в этот раз я оставлю это просто так, так что желаю хорошей дороги, — Аннабелла приподнялась на носочки и поцеловала меня в щеку; я же приобнял ее в ответ и прошел к шкафу с верхней одеждой.
Когда я уже почти вышел из дома, вновь услышал голос сестры, которая прокричала:
— Надеюсь, вы поцелуетесь! — и убежала на второй этаж, наверняка боясь, что я побегу следом.
Вот же неугомонная!
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
05:23 PM
Как я и думал, Николь ожидала меня на улице, держа в руках бежевую сумку. Подъехав ближе к ней, я вышел из машины и забрал сумку, чтобы положить в багажник, в это время она уже села внутрь машины.
— Для девушки у тебя слишком мало вещей, — сказал я, когда вернулся на водительское место и нажал на педаль газа.
— Привыкла брать только самое необходимое, — пожала плечами Николь, затем стала расстегивать пальто.
Боковым зрением я заметил, что на ней были надеты джинсы и объемный свитер горчичного цвета. Ей однозначно шел и деловой стиль, и повседневный, однако в джинсах ее ноги казались слишком худыми, что по какой-то причине напрягло меня.
— Я могу положить пальто на заднее сиденье?
— Конечно, — ответил я и нажал на педаль тормоза, когда впереди загорелся красный свет.
Решение Николь снять верхнюю одежду было верным, потому что ехать нам было около трех часов точно, и пока светофор не изменил цвет, я последовал ее примеру и снял пальто, тоже бросив назад.
— Почему ты решил ехать на машине? — поинтересовалась Николь и взглянула на меня.
— Мне нравится водить. В такие моменты чувствую себя свободным, особенно если скорость на спидометре зашкаливает, — ответил я и встретился с голубыми глазами, теперь она перевела их на руль и мои руки, которые сжимали его. — Боишься высокой скорости? — спросил я и поддал газу, чтобы обогнать очередную машину, что ехала со скоростью улитки.
— Не могу сказать, потому что не пробовала, но ты можешь попытаться показать, каково это, — немного усмехнулась она. — Только оставь нас в живых, — добавила Николь.
— Поверь, умирать не входит в мои планы.
Да и вообще смерть никогда не была моим планом; я не боялся ее, поэтому мог с легкостью рисковать, но одна мысль о том, что сестра останется одна, если опасные игры со скоростью зайдут слишком далеко, не давала покоя.
Когда мы выехали из Нью-Йорка на трассу, прокладывающую путь до Филадельфии, перед нами открылись просторы, которые редко можно увидеть, живя в большом городе, окруженном каменными джунглями. И, возможно, еще по этой причине я любил поездки на машине больше, чем на других видах транспорта.
Уже стемнело, но небо до сих пор отливало розовым, и с каждой минутой цвет приобретал новые краски, переходя то в красный, то в малиновый. Последний напомнил губы Николь — они были такого же цвета. От этой мысли я взглянул на нее, сначала просто на лицо, затем на губы. Николь поджимала и покусывала их, смотря вперед на дорогу, явно о чем-то размышляла.
— Безумно красивый закат, — нарушила тишину она, и я кивнул, возвращая внимание на дорогу. — Какую музыку ты слушаешь?
— Не уверен, что тебе понравится, — усмехнулся я, но потянулся к приборной панели и нажал на кнопку включения. — Обычно я ни с кем не делюсь своими музыкальными предпочтениями.
Даже сестра совсем недавно узнала о том, что я слушал американский хип-хоп.
— Тогда можешь не включать, — отмахнулась Николь, но я все же взял телефон, чтобы подключить его к машине.
Через минуту в колонках заиграла музыка из моего плейлиста. Я отложил телефон вниз между сиденьями и сжал руль двумя руками, потому что планировал прибавить скорости раз уж Николь дала согласие на это.
Она, на удивление, покачивала головой в ритм музыки, и я невольно повторил за ней, потому что не мог более сдерживаться.
— Мне нравится, — громче сказала Николь, — но я бы никогда не подумала, что ты слушаешь хип-хоп.
Я улыбнулся уголками губ.
Песня сменилась другой, и мы вместе закачали головами. Было в этом какое-то ребячество и простота, от которой сердце ликовало, приятно разгоняя кровь по всему телу.
— О, я знаю ее! — воскликнула Николь, смотря на меня, когда очередная новая песня раздалась по всему салону машины.
Это был 50 Cent feat. Olivia — Candy Shop.
Теперь ее руки двигались в такт, а пальцы щелкали, будто отбивали ритм. Невероятно. Она расслабилась так быстро и так просто рядом со мной. Что это и почему? Неужели музыка так влияла на людей? Я пытался сдержать улыбку, которая рвалась из меня, но все-таки отпустил и улыбнулся, обнажая зубы. Я и не помнил, когда последний раз вот так искренне улыбался.
Некоторое время мы так и ехали, слушая хип-хоп и изредка поглядывая друг на друга. Я никогда не ощущал большей свободы, чем в эти моменты, и почему-то я уже скучал по ним, думая о том, что они больше не повторятся.
— Хочешь кофе? — предложил я, когда мы остановились на заправке.
— Не отказалась бы, — кивнула Николь, — спасибо.
Когда заправщик закончил с машиной, я отъехал ближе к кафе, которое здесь было, и сбегал за кофе, но еще прихватил сэндвичи. Я вспомнил, как встретил Николь в первый раз, и тогда она взяла себе именно такой завтрак. Конечно, сейчас уже время ужина, но это было лучше, чем ничего, да и я подумал, что, возможно, она стеснялась попросить купить что-то поесть.
— Ты говорил только про кофе, — удивилась Николь, когда я протянул стаканчик и сэндвичи, усаживаясь в машину.
— Смотрю на твои ноги и хочу тебя накормить, — признался я и поставил свой кофе в подстаканник.
— Я не успеваю есть, но организм уже привык к этому, так что, не стоит беспокоиться.
А я беспокоился?
— Но спасибо, — сказала она и стала раскрывать упаковку. — А здесь можно есть? — обеспокоенно посмотрела Николь на меня, остановив руки.
— Если я принес в салон еду, значит, можно.
— Твоя тачка довольно дорогая, наверное.
Я чуть улыбнулся, мне нравилось, когда говорили о моей машине.
— Так и есть, но тебе нужно поесть, не беспокойся о крошках, — сказал я, и Николь стала вновь раскрывать упаковку.
Я ехал медленнее обычного, чтобы мы могли спокойно выпить кофе. Музыка теперь играла намного тише, но все же с ней на фоне было намного уютнее, чем без. Боковым зрением я следил за тем, как Николь аккуратно откусывала кусочек за кусочком: наверняка стараясь не проронить ни одной крошки, но мне действительно было плевать, если она оставит после себя хаос, потому что несколько дней назад на моем месте и на месте, где сидела Николь, была кровь — моя кровь, после того, как Марко Бернарди всадил нож в мой бок, поэтому казалось, что хуже, чем это, быть уже не может.
Отель
«Four Seasons Hotel Philadelphia at Comcast Center»,
Филадельфия
.
09:37 PM
Под конец дороги Николь задремала, но, к сожалению, через двадцать пять минут мы уже подъехали к отелю, который представлял из себя высокое стеклянное здание, напоминающее о Нью-Йорке, будто мы и не уезжали оттуда. Мне помогли с размещением машины в подземной парковке, затем я вышел из нее и направился к пассажирской двери.
— Николь, — позвал я, открыв дверь; она сладко посапывала, склонив голову набок. Как бы мне ни хотелось, чтобы Николь продолжила мирно спать, не мог оставить ее в машине. — Мы приехали.
Я легонько дотронулся до ее щеки, пальцами ощутив мягкость и прохладу кожи.
Она медленно открыла глаза и проморгалась.
— Я заснула не вовремя, да? — спросила Николь и взяла в руки маленькую сумочку.
— Немного, — коротко ответил я и подал ей руку, чтобы помочь выйти из машины.
После мы поднялись на лифте на этаж выше, где находился ресепшен. Подойдя к девушкам, ожидающих гостей за стойкой, я сообщил номер брони и назвал свое имя. Одна из них немного удивленно взглянула на меня, затем — на Николь: возможно, она знала, кто я.
В лифте Николь все так же сладко зевала, как и в машине, прежде чем уснула; кажется, сейчас она была довольно расслаблена, и ее взгляд терялся, будто Николь не до конца понимала, что вообще делала здесь: наверное, просто еще не проснулась. Однако ее немного растрепанные волосы выглядели даже красиво, и только сейчас я заметил, при ярком свете в лифте, как рыжий цвет красиво контрастировал с ее бледной кожей, а на лице рассыпались веснушки. От этого вида во мне проснулось желание узнать скрывались ли за ее одеждой такие же веснушки по всему телу?
Когда мы наконец зашли в номер, Николь первая прошла вперед, но остановилась в длинном коридоре, оглядываясь по сторонам.
— Что-то не так? — поинтересовался я и подошел к ней со спины.
— Здесь одна спальня и одна кровать.
Николь развернулась ко мне всем телом.
— В отеле были заняты номера, похожие на тот, в котором мы были в Нью-Йорке, — она снова хотела что-то сказать, перебить, но я поднял руку, останавливая. — И другие номера тоже заняты.
— Я не могу спать с тобой в одной кровати, — Николь помотала головой в разные стороны.
Кажется, она начинала злиться… Или это был страх?
— Она довольно большая, так что мы даже не будем касаться друг друга.
На самом деле в глубине души я надеялся, что будем; черт бы меня побрал!
— Нет, Джованни, я не могу! — грубее произнесла Николь и прошла мимо меня, направившись к двери. — Буду спать хоть в коридоре, но не с тобой! — она открыла дверь и просочилась сквозь нее, выходя в холл.
Конечно, я подозревал, что это будет проблемой, но не думал, что настолько. Николь явно не доверяла мужчинам, но за каким чертом тогда работала в эскорт-индустрии?
Тяжело вздохнув, я бросил сумки и вышел за Николь. Ее уверенные шаги унесли легкое тело далеко от номера, но я нагнал Николь быстрее, чем она смогла вызвать лифт. И что Николь собиралась делать? Я подошел к ней вплотную и, недолго думая, схватил за талию и перебросил через плечо.
— Какого черта, Джованни?! — взревела Николь и стала бить меня по спине. — Отпусти меня! Сейчас же! — не унималась она, но я стремительно направлялся обратно в номер, несмотря на то что жильцы отеля могли выйти из номеров и проследить за интересной стычкой из-за громких женских воплей.
Вновь оказавшись в номере, я поставил Николь на ноги, но она снова попыталась уйти, и я мягко схватил ее за плечи, ставя перед собой.
— Что ты делаешь?! — агрессивно спросила она.
Да у нее есть зубки!
— Прекрати препираться.
Кулаки Николь вновь ударили по моей груди.
— Можешь бить меня сколько пожелаешь, но ты никуда не пойдешь, — уверенно произнес я, глядя в ее лицо.
— Ты не имеешь права так со мной обращаться!
Николь подняла на меня голубые глаза, и я прочитал в них не только злобу, но и боль, смешанную со страхом.
Я больше ничего не говорил, хотел, чтобы она успокоилась, перестала меня бить, потому что ее поведение было похоже на нервный срыв или истерику.
— Прости… — вдруг прошептала Николь. — Это я не имею права разговаривать с тобой таким образом.
Она стала пятиться от меня назад, будто боялась, что мое спокойствие означало, что я вот-вот сорвусь, как затишье перед бурей.
— Николь,
— обратился к ней, но остался стоять на месте, — разве мы недостаточно времени провели вместе, чтобы ты перестала дрожать от моего присутствия рядом?
— Я не доверяю мужчинам, — голос задрожал, возможно, на нее нахлынули неприятные воспоминания.
Ноги сами сдвинули тело с места, и я аккуратными шагами стал подходить к Николь, однако она так же пятилась назад, но в итоге прижалась спиной к стенке. Признаюсь, что сейчас, наверное, я выглядел так, будто являлся хищником, загнавшим жертву в угол, но у меня не было ни малейшего желания выглядеть таким в ее глазах, по крайней мере, сейчас.
— Прошу тебя…
— Я ничего не сделаю тебе и больше не притронусь, если не попросишь,
клянусь
.
Было сложно стоять так близко, ее сладкие духи действовали на меня опьяняюще, отчего я пытался практически не дышать.
— Кто бы он ни был, он причинил тебе боль, сломал, разорвал на части сердце, но не значит, что все мужчины являются им, понимаешь? — я оперся рукой о стену рядом с головой Николь.
После моих слов Николь подняла на меня глаза, полные слез; черт, что у нее за олений взгляд, совсем как в тот день, когда она шарахалась от меня возле студии, думая, что я ее преследовал?
— Что ты?.. — рвано спросила Николь, когда увидела мои руки, раскинутые в стороны.
— Если хочешь, можешь обнять меня. Я не трону тебя. Может, так ты сможешь больше доверять мне.
Николь с недоверием оценивала меня, склонив голову набок, затем осторожно приблизилась, хотя мы и так были на расстоянии вытянутой руки, и прижалась всем телом к моему. Кажется, это был первый шаг в ее попытках снова поверить в мужчин,
настоящих
мужчин.
Глава 8: Игры разума
Мистер Джованни Пеллегрини
На удивление, Николь не плакала, хотя я видел, что она на грани срыва, но, возможно, объятия действительно помогли понять, что ничего плохого в моих мыслях нет, по крайней мере, в отношении нее.
Мне было трудно сдерживать себя, тем более — руки за спиной, потому что все тело горело от желания обнять Николь в ответ и защитить от жестокого мира, но я должен был показать, что моя клятва — не просто слово, выкинутое на ветер.
— Спасибо, — тихо прошептала Николь и отодвинулась, все еще сжимая руками свои предплечья.
— Не за что благодарить, — спокойно ответил я и взял сумки с пола, чтобы отнести их в спальню. — Мы пробудем здесь, скорее всего, дня три. Завтра утром мне нужно будет встретиться с одним человеком, переговорить с ним, но тебе ехать не обязательно.
Николь слушала внимательно, стоя теперь возле панорамного окна, откуда открывался вид на ночной город.
— А что если я не хочу сидеть в номере? — поинтересовалась она и присела в кресло.
— Тогда поедешь.
Николь кивнула, затем достала телефон из кармана джинсов и начала печатать на нем сообщение. Удивительно, как быстро ее настроение и эмоции сменяли друг друга. Несколько минут назад она буквально была готова убежать от меня, лишь бы не спать в одной постели, а теперь спокойно сидела в кресле.
➽─────────❥
Было уже поздновато для ужина, но для нас накрыли стол на первом этаже отеля, поэтому мы спустились поесть, хотя я бы с удовольствием завалился спать. Конечно, я не сомневался, что меня узнает персонал отеля, — и в этом городе наша семья была на слуху, — но не думал, что в столь поздний час они действительно захотят угодить.
— Ты видел статью про себя? — спросила Николь, когда отпила горячий чай.
— Там не только про меня.
Она кивнула после моих слов.
— Конечно, видел, и ее уже удалили.
— Она долго висела на просторах интернета.
Так Николь успела вычитать ее?
— Тебя никогда не видели с девушками? В статье очень интересно написано про то, что я, якобы, растопила твое холодное сердце, — Николь ухмыльнулась.
— Я очень осторожен в выборе мест, если встречаюсь с девушками. Меня видели и даже фотографировали, но это все быстро исчезало.
— Как и люди, — выпалила она и поджала губы, наверное, подумала, что сказала лишнее.
— Что ты имеешь в виду?
Я понимал и знал, на что намекнула Николь, но хотел услышать ответа именно от нее.
— Вы, ваша семья, убираете тех, кто что-то о вас пишет или фотографирует, не так ли? — Николь отложила столовые приборы, будто у нее пропал аппетит.
— Иначе никак, — пожал я плечами. — Думаешь, они бы перестали делать это, если бы мы вежливо попросили об этом или просто удаляли статьи? — она помотала головой в ответ. — Вот видишь. Единственный способ запугать противных журналистов — убить их. Они всегда лезут не в свое дело.
Я знал, что мои слова наверняка прозвучали резко, грубо, слишком откровенно, но, возможно, таким способом мозг пытался выдать то, что напугало бы Николь до той точки, когда она прокричит, что ненавидит меня, когда поймет, что на самом деле, хоть я и держу свое слово, но в мыслях раздеваю ее, касаюсь холодной бледной кожи и целую малиновые губы.
Черт возьми!
«Ты уничтожишь ту, которую полюбишь».
Слова отца эхом пронеслись в голове, и я сжал зубы до скрежета, затем сделал глубокий вдох и медленный выдох. Не время терять себя. Не время думать о ком-то. И никогда не будет времени для этого.
После ужина мы поднялись на этаж, где был наш номер, и я практически сразу пошел в душ. Сквозь шум воды я слышал, как из комнаты доносились голоса, скорее всего, из телевизора, который Николь включила, чтобы не заскучать. Думая о ней, в голове всплывало столько вопросов, которые хотелось задать, но я так же думал, что мне не нужно привязываться к ней, а личные вопросы именно это и сделали бы.
— Тебе больше не нужна ванна? — спросила Николь, когда я вышел из душа в одних спортивных штанах.
Николь стояла ко мне спиной, когда задавала вопрос, но, как только повернулась и увидела меня без футболки или привычной рубашки, застыла на месте, нагло пялясь на мой торс. Мне хотелось ехидно улыбнуться от ее реакции, но я сдержался, поэтому ответил, чтобы она вернулась в реальность:
— Больше нет.
Николь кивнула и быстрым шагом прошла мимо меня; я мельком заметил на ее щеках небольшой румянец.
После того, как дверь за Николь закрылась, я позволил себе улыбнуться. Этот невинный румянец вызвал в теле незнакомый трепет.
«Ты уничтожишь ту, которую полюбишь».
Да пошел ты! Почему я должен влюбиться в нее? Может, это все — лишь больная игра больного мозга?
От тревожных мыслей отвлек входящий звонок на телефон, который лежал с моей стороны кровати. Мы уже успели решить, кто с какой стороны будет спать. На экране высветилось имя сестры, и я ответил на звонок:
— Привет, Белла.
—
Привет, Джо,
— ее голос был кокетливым, и я уже подозревал, чем начнется и закончится разговор. —
Как дела?
— Не делай вид, что тебе интересны только мои дела, — усмехнулся я и услышал на той стороне тихое хихиканье.
—
Интересны, но больше мне интересны отношения с той девушкой,
— начинается; моя сестра та еще сводила. —
Вы в одном номере спите?
— Белла, у меня нет отношений с девушкой, это деловая поездка.
—
Успокаивай себя этим, Джо, но я знаю тебя лучше, чем ты сам
, — в этом была доля правды, но я бы сказал, что, скорее, сестра не боялась сказать то, в чем я не мог признаться самому себе. —
Ладно, не буду наседать, сладкой ночи,
— снова хихиканье; она стала слишком взрослой за короткий промежуток времени.
— Бесстыдница, — с улыбкой произнес я. — Спокойной ночи, Белла.
Мы отключились ровно в тот момент, когда Николь вышла из душа. Я поднял глаза и увидел милую оранжевую пижаму, состоящую из коротких шортов и майки, открывающей хрупкие плечи и ложбинку между грудей. Да она, блять, издевается надо мной! Я отвел глаза, хотя сделать это было довольно трудно, чтобы не смущать Николь.
— Как твоя нога? — вспомнил про то, как она наступила на неубранные осколки.
— Почти не болит, да и ходить было не особо больно, — Николь уселась на свою половину кровати, а я — на свою. — А как твоя рана? Вижу, уже без бинта ходишь, — она показала на мой бок пальцем.
— В норме, не первый раз встречаюсь с ножом.
Я чувствовал напряжение между нами, но не знал, как его преодолеть или изменить, поэтому предложил лечь спать, так как завтра будет тяжелый день.
Я потушил свет со своей стороны, а Николь — со своей, и комната погрузилась во тьму, но уже через пару минут глаза привыкли, и я мог рассмотреть очертания хрупкой фигуры напротив себя. Николь не отвернулась от меня, а лежала лицом: наверное, так ей было спокойнее.
— Спокойной ночи, Николь, — тихо произнес я и подложил руку под голову, наблюдая за ней.
— Спокойной ночи, Джованни, — ответила она так же тихо, как и я.
Я долго не мог уснуть, потому что впервые спал с девушкой в постели, так еще и проснусь вместе, но больше мне хотелось понаблюдать за Николь во сне. Ее ровное дыхание дало понять, что она заснула, хотя казалось, что у нее не получится сделать это быстро рядом со мной.
В темноте вряд ли можно было что-то нормально рассмотреть, но я четко заметил, что во сне Николь обхватывала предплечья руками и сжимала их. Что ей такого снилось, что даже во сне она так напряжена?
— Я хочу спать… — вдруг сказала Николь, и это заставило меня нахмуриться.
— Что? — в недоумении спросил я.
— Прошу тебя… — голос стал жалостливым. — Не трогай меня…
Ей снился кошмар. Кто-то когда-то потревожил ее сон, а теперь она не могла избавиться от страха засыпать с мужчинами; уверен, что какой-то ублюдок сделал ей больно.
Внезапно Николь начала дрожать всем телом, будто содрогалась от слез, и только я хотел притянуть к ней руку, чтобы положить на плечо, она вскрикнула и поднялась на кровати, усаживаясь на ягодицы.
— Все в порядке, ты в безопасности, — тут же поднялся я, но она отпрянула от меня, как от огня. — Это я, Николь, Джованни.
Рука дотянулась до ночника, и я включил его, чтобы было легче сориентироваться в пространстве и понять, что я это
—
не он.
— Черт, прости, — Николь смахнула с щек слезы и тяжело вздохнула. — Кошмар приснился.
— И часто тебе снятся кошмары? — поинтересовался я и тоже сел на кровати, сохранив расстояние между нами.
— Каждую ночь, но я привыкла к этому, почти… — всхлипнула Николь. — Я разбудила тебя?
Наконец она взглянула в мою сторону, ее глаза были красными.
— Нет, я не спал, не мог уснуть.
Николь легла на спину, буквально упав на подушку головой.
— Я могу выключить свет?
Она кивнула, и комната снова погрузилась во тьму.
➽─────────❥
В салоне машины снова играл мой плейлист, но, кажется, Николь не была в хорошем настроении, как вчера, поэтому просто сидела и рассматривала виды из окна. Ночью она еще пару раз просыпалась и уже будила этим меня, отчего в один момент во мне вспыхнуло желание предложить укрыться в моих объятиях, однако я откинул эту идею почти сразу же, потому что не знал, что могла подумать Николь при таком предложении, да и мне, на самом деле, не нужен был такой соблазн.
До дома Леонардо мы добрались за каких-то двадцать минут, поэтому, выйдя первым из машины, я открыл дверь со стороны Николь и подал ей руку.
— Кто здесь живет? — спросила она, когда мы подошли к массивной входной двери.
— Двоюродный брат моего отца, мой дядя.
О том, что он младший Босс, Николь вряд ли нужно знать.
Через несколько секунд дверь открылась и на пороге появилась среднего роста женщина с каштановыми волосами — Пина, жена Леонардо, — а за ней прятался их сын, Эрнесто, с таким же цветом волос, как у матери.
— Джованни, добрый день, проходите, — она вежливо пригласила нас войти в дом, открыв дверь шире.
— Привет, Пина, — поприветствовал я и пропустил вперед себя Николь, которую с интересом оглядела тетя.
В их доме всегда пахло ладаном и свечами. Семья Леонардо была очень верующей, эта вера перешла к дяде от жены. Леонардо появился вскоре после того, как мы прошли в гостиную, и удивленно взглянул на Николь, стоящую рядом со мной.
— Моя спутница, Николь, — представил я. — А это мой дядя, Леонардо, — сказал, смотря на Николь — с тетей уже познакомил.
— Приятно познакомиться, мисс, — она протянула ему руку, и дядя еле-еле коснулся губами тыльной стороны ее ладони.
— Взаимно, мистер..?
— Росси, — мягко подсказал Леонардо с улыбкой на губах.
— Взаимно, мистер Росси, — с такой же мягкой улыбкой закончила Николь и снова придвинулась ближе ко мне: ей наверняка было не очень комфортно, потому что, уверен, Николь подозревала о том, что Леонардо является не просто моим дядей, но и частью мафии.
Женщины, поняв, что явно лишние в комнате, последовали в другую, откуда были слышны их приглушенные голоса. Думаю, с Пиной Николь будет гораздо уютнее, нежели одной или с незнакомыми мужчинами, тем более она могла познакомиться с их сыном, а он довольно славный малый.
— Я примерно представляю, о чем бы ты хотел поговорить со мной, — начал первым Леонардо, — и единственное, что скажу тебе, что мое мнение не такое веское, да и нужно ли оно на самом деле?
Я кивнул, чтобы он продолжил мысль.
— Думаю, твоя идея о присвоении мусорного бизнеса довольно хороша, потому что никто пока не занимался этим и не вытаскивал достаточно денег, но стоит ли уходить от контрабанды товара?
— Твое мнение имеет вес, дядя. Я прислушиваюсь ко всем, но, конечно, принимаю решения сам, — я сложил руки в замок. — Рад слышать, что ты не настроен категорически к моим идеям. Насчет товара… — сделал паузу, — …это по большей части моя личная прихоть. Не хочу поддерживать этот бизнес.
Никогда не нравилась эта сторона нашей семьи.
— Алессандро будет в ярости, если он уже не узнал об этом, — Леонардо немного нахмурил брови.
— Конечно. Отец выстраивал годами все, что связано с перевозкой.
— Я подозреваю, что здесь могут быть замешаны и личные неприязни между вами, — брови в удивлении взлетели вверх, но я быстро принял нейтральное выражение лица. — Думаю, многие понимают, что у вас с отцом натянутые отношения.
— Возможно, это станет проблемой, теперь, когда он ушел на пенсию.
Наш разговор приобретал не тот оттенок, который я планировал.
Когда Леонардо хотел ответить, в другой комнате раздался хлопок, будто разбилось стекло, затем — крик и плач. Мы с дядей выхватили пистолеты из кобуры и резко двинулись на звуки.
— Мама…
Эрнесто в слезах стоял рядом с испуганной Николь, которая пыталась держать на себе обмякшее тело Пины, но незачем было этого делать — из ее затылка текла кровь, стекая на шею и спину. Вероятно, она уже мертва.
— Отойдите от окна! — грубо и резко сказал я, когда оценил обстановку; снайпер наверняка стрелял из соседнего здания.
— Боже, я ничего не делала, Джованни!
Николь умоляющими глазами смотрела на меня, будто мы и правда подумали, что она могла убить Пину.
— Пина!
Леонардо схватил жену из рук Николь и теперь тащил ее на себе, чтобы уложить на диван, но имело ли это смысл?
— Пина, прошу, не умирай!
Было больно смотреть на то, как мой дядя, лучший из лучших наших людей, склоняет голову к мертвой жене, прося ее вернуться. Внутри что-то кольнуло. Это зрелище было душераздирающим.
— Что произошло?! — голос приобрел раздраженные и агрессивные ноты, а Николь выглядела слишком испуганной, она буквально тряслась от вида мертвого человека, и я понимал, что сейчас бессмысленно что-либо спрашивать. — Отведи Эрнесто в другую комнату, — я тронул ее за плечо, и она будто вышла из транса, переведя взгляд с Пины и Леонардо на меня.
Николь лишь кивнула и взяла за руку Эрнесто, который застыл, глядя на родителей. Уверен, что образ мертвой матери останется с ним на долгое время, если не на всю жизнь.
Как только Николь и Эрнесто скрылись в другой комнате, я медленными шагами подошел к дяде, оглядываясь при этом на окно.
— Леонардо, мне жаль, — рука опустилась на его плечо. — Обещаю, я найду тех, кто это сделал.
Дядя поднял голову от лица жены, его рубашка и брюки пропитались ее кровью, на лице красовалась злобная гримаса. Я уже знал, что, когда мы найдем убийцу, он расчленит его собственными руками.
— Уходите, Джованни, — лишь сказал Леонардо грубым тоном, но разве я имел право сказать что-то против, когда практически на его глазах убили жену?
Черт, смотря на реакцию дяди, хотя, уверен, он скрывал большинство чувств внутри себя, ощущал необходимость вновь закрыться и следовать принципу: не влюбляться, не любить.
Я не мог ничем более помочь дяде, лишь снова подошел к разбитому окну и осторожно выглянул из него на улицу, разглядывая местность и здание напротив. Здесь действительно было много мест, откуда можно было бы стрелять.
— Кристиано, — приложив телефон к уху и дозвонившись до Капо, сказал я, — кто-то убил жену Леонардо. Мне нужно, чтобы вы осмотрели здания напротив его дома, адрес напишу.
—
Принято, Джованни, уже выезжаем.
Кристиано стал моей тенью, следовавшей по пятам, не то чтобы я просил его это делать, по большому счету это была его прихоть, именно поэтому он и несколько солдат приехали вместе с нами в Филадельфию, как будто знали, что здесь может что-то произойти.
Громкий плач заставил сорваться с места, оставляя дядю наедине с женой. Зайдя в соседнюю комнату, которая являлась детской, увидел, как Эрнесто плакал, прислонившись лбом к груди Николь, однако, ее лицо не выражало почти ничего, кроме оцепенения: наверное, она старалась держать себя в руках, чтобы не напугать мальчика еще сильнее, но это была плохая тактика, потому что потом можно было остаться вовсе без эмоций, похоронив их внутри себя.
— Эрнесто, — я приблизился к ним, и Николь подняла на меня пустые глаза, — посмотри на меня, — присел рядом с другой стороны так, что он оказался между нами.
Эрнесто отстранился от Николь, но все еще сжимал ее руку в крепкой хватке, — он был силен не по годам, — и повернулся ко мне, встречаясь красными от слез глазами с моими.
— Моя мама умерла, так ведь? — Эрнесто громко всхлипнул.
— Да, — тяжело дался этот ответ, но ему нужно было уже сейчас привыкать к жестокости нашего мира. — Но теперь ты должен быть сильнее, чем был до этого, должен показать отцу, что тебя не сломить, понимаешь? — возможно, мои слова были не теми, что должен был услышать пятнадцатилетний ребенок, но, насколько мне было известно, недавно его посвятили в мафию, и смысла оберегать от ужасов уже нет.
Эрнесто лишь кивнул и после отпустил руку Николь.
— Я приду завтра, — тихо сказал я. — А теперь побудь в своей комнате, пока твой отец не разберется с тем, что случилось, хорошо? Это для твоего же блага. Не выходи, — наказал я и встал с дивана.
Последний раз бросил взгляд на Леонардо, который теперь вглядывался в то самое окно, через которое снайпер застрелил Пину, а после взял за руку Николь — на удивление, она не была против, — и вывел из дома, быстро направляясь в машину.
— Это… У меня нет слов, — как только мы сели в машину, Николь начала паниковать. — Она стояла напротив меня, а потом хлопок, и ее нет… — она подняла голубые радужки от рук, будто на них могла остаться кровь, и посмотрела на меня.
— Ты ни в чем не виновата, — без каких-либо эмоций сказал я. — Но, вероятнее всего, снайпер целился не в Пину.
Николь с еще большим ужасом посмотрела на меня и немного приоткрыла рот.
— Я осмотрел ее затылок. Если бы снайпер хотел убить именно ее, попал бы в висок, но он скосил.
— Что ты хочешь этим сказать? — испуганно спросила она и свела брови к переносице.
— Снайпер целился в тебя.
И, да поможет мне Бог, сердце от этих произнесенных вслух слов забилось быстрее; неужели на мгновение я действительно боялся, что Николь могла умереть буквально несколько минут назад?
— Что было до того, как убили Пину? Вы разговаривали, стоя у окна?
— Мы разговорились о семье, и я сказала, что никогда не чувствовала себя родной в своей семье, а Пине стало меня жаль, и она предложила обняться, — объяснила Николь.
Теперь все встало на свои места. Снайпер, который должен был выстрелить в голову Николь не попал в нее только потому, что Пина в момент, когда он спустил курок, вдруг приблизилась к Николь, явно немного сдвинув и себя, и Николь с прежнего места, и пуля попала в затылок.
Кто-то затеял грязную игру против меня, но зачем им убивать Николь, если она не является моим слабым местом? Не является же?..
BRODYAGA FUNK — Eternxlkz
Я не мог продолжать разговор о том, что произошло, а еще не мог находиться рядом с Николь, потому что один взгляд на нее заставлял кровь в жилах бурлить и греться, будто я превращался в вулкан, который вот-вот взорвется.
— Я ухожу, — бросил я, когда мы вернулись в номер после обеда в ресторане на первом этаже отеля, однако оба не засунули практически ничего из того, что лежало в наших тарелках. — Можешь не ждать меня и ложиться спать, — голос был отстраненным и холодным, я хотел отключить нахрен все чувства, которые испытывал в моменты единения с Николь, мне нужно было что-то с этим сделать — заглушить их.
— Ладно, — коротко и тихо ответила Николь, выходя в коридор и останавливаясь напротив меня.
Ее оголенные длинные ноги сводили меня с ума, и я, чтобы избежать соблазна остаться, отвернулся, затем вышел за дверь и, когда она захлопнулась, остановился и оперся на нее спиной, надеясь, что Николь не услышит или не поймет этого. Я боролся с собой, своими чувствами и принципами, однако события сегодняшнего утра ярко застряли в голове. То, как Леонардо поначалу дал слабину и склонился над Пиной, которую любил.
Блять! Да к черту это все!
Я сорвался с места и через пару минут оказался на подземной парковке. Садясь в машину, завел двигатель и подключил телефон, чтобы можно было разговаривать, не держа его в руках, затем набрал Кристиано, выезжая на улицу.
— Что у тебя? — резко спросил я.
—
Мы обошли все здание вдоль и поперек, но нашли только одну гильзу как раз на том месте, откуда открывается хороший обзор на квартиру Леонардо, думаю, это наш стрелок,
— сообщил Капо. —
Можно с помощью этой зацепки узнать, из какого оружия он стрелял, возможно, это поможет сократить количество подозреваемых.
— Отлично, но проверьте также камеры видеонаблюдения.
Услышав короткое «будет сделано», отключил вызов, теперь крепче сжимая руль и давя педаль газа в пол.
➽─────────❥
В баре приятно пахло табаком и корицей, совсем по-иному, нежели в кабинете моего отца, где он постоянно курил. Кажется, даже за его отсутствие оттуда не выветрился запах сигарет, да уже и никогда не выветрится, навсегда оставляя память о хозяине.
Обычно я не позволял себе пить, довольно редко можно было увидеть меня со стаканом алкоголя, да еще и крепкого, но сегодня тот случай, когда я не мог сдерживать себя и свои порывы. Каким образом я сдержался и не остался в номере, понятия не имел, но, скорее всего, в глубине души понимал, что, если причиню хоть малейшую боль, малейший дискомфорт Николь, стану самым настоящим монстром для нее, а я не хотел этого.
Бармен быстро налил мне виски, и я залпом выпил все, что было в стакане. Он удивленно посмотрел на меня, но я лишь обратно придвинул к нему стакан, жестом показывая, чтобы нужно повторить.
И каждый раз очередной стакан оставался пустым настолько быстро, что, наверное, я осушил целую бутылку виски. Плевать на жжение в горле, плевать на чувства, которые проснулись в сердце. Алкоголь должен был помочь заглушить их.
— Мне, пожалуйста, красное вино, сухое, — услышал я возле себя женский голос, потом на уровне глаз появились стройные ноги.
Затем я поднял голову и встретился со взглядом карих глаз девушки, сидящей напротив меня, положа ногу на ногу. Ее короткое черное платье едва скрывало то, что было под юбкой. Длинные темные волосы струились по спине и плечам. И я подумал, глядя на нее, что она не такой уж и плохой улов.
Когда бармен налил ей вино, она притянула к себе длинный бокал и отпила красную жидкость, после перевела взгляд на меня и немного усмехнулась: возможно, мы поняли друг друга.
— Тяжелый день? — она придвинулась ближе; голос звучал слишком сладко, почти приторно, но сейчас было насрать.
— Поможешь скрасить его? — нагло спросил я, но если она не готова трахаться, то пусть ищет другого, кого можно было бы успокоить лишь одними словами.
Девушка прикусила губу и притронулась к моей руке, которая держала стакан с виски, после спустилась со стула и провела той же рукой по предплечью и спине, когда обходила меня сзади.
— Идем, — тихо произнесла она, и я спустил ноги на пол, теперь следуя за ней.
Я не мог сказать, что был слишком жесток к девушкам, с которыми только трахался, но после сегодняшнего дня мне хотелось вытрахать кому-нибудь мозг, чтобы избавиться от агрессии внутри себя. И сейчас, теряясь в близком контакте и хватаясь за длинные волосы девушки, наслаждался тем, как все чувства и мысли, что были внутри, понемногу ослабевали, потому что вся кровь приливала только к одному месту.
— Соси глубже! — прорычал я и сильнее сжал волосы на ее затылке.
Она сидела передо мной на коленях, открывая вид на глубокое декольте, но я никогда не позволял себе слишком долго рассматривать девушек, особенно их глаза, с которыми они смотрели на меня, как на гребаного Бога, которым я не являлся. Лишь одна не смотрела на меня так — Николь.
Снова эта чертова Николь!
Сжав зубы до скрежета, я двинул бедрами вперед сильнее и резче — так, что ее горло сомкнулось вокруг меня. Незнакомка закашлялась от этого действия, но продолжила двигать головой. Однако мне надоело стоять и смотреть на нее сверху вниз, поэтому я отстранился и схватил девушку за предплечье, чтобы она встала на ноги.
— Раздевайся, — снова приказал я, сверкнув молниями из глаз.
Та послушно стала стягивать платье, в конечном итоге бросив его на пол, оставаясь только в одном черном кружевном белье. Она хотела было помочь мне снять рубашку, подойдя ближе, но я устремил на нее самый темный взгляд, который был в моем арсенале, и она отшатнулась. У нее был выбор сбежать, но незнакомка оставалась на месте, глядя на то, как я рваными и быстрыми движениями расстегивал рубашку. Наконец, освободившись от нее, я дернулся к девушке и сжал одной рукой ее шею, но не сильно, — не планировал превращаться в монстра на все сто процентов, хотя очень хотелось, — затем подтолкнул ее к кровати и грубо произнес:
— Встань на колени.
Как только она опустилась на кровать, я подошел ближе и стянул рукой с ее задницы стринги, после избавился от боксер, надел презерватив, заранее достав его из кармана брюк, и, взявшись двумя руками за тонкую талию, врезался одним резким и грубым толчком, от которого незнакомка вскрикнула, и ее стенки сжались сильнее.
К черту спокойствие, к черту мягкость и нежность, на которую я был способен, к черту контроль — он лишь мешал. Я быстрее задвигал бедрами и запрокинул голову назад, смотря в потолок. Мои руки продолжали с каждой секундой сильнее сжимать тело девушки, да так, что костяшки пальцев белели.
— Да, блять!
С каждым разом врезаясь в незнакомку и слушая ее стоны, замечал, как из головы улетали образы Николь: огненных волос, бледной кожи с веснушками и длинных ног, но смогу ли я постоянно таким образом игнорировать мысли о ней и прогонять ее образ?
Приторные духи резко заполнили нос, и я поморщился — как же ненавидел сладкое! Я выпрямился, чтобы не слышать запах, и, сильнее сжав теперь уже задницу незнакомки, сделал последний грубый толчок, войдя на всю длину.
➽─────────❥
К сожалению, вся злость не ушла даже после того, как я трахнул ту девушку, которая думала, что я останусь с ней после этого, однако от одного моего взгляда она поняла, что ничего не могло удержать меня. Это, черт возьми, просто секс, жесткий секс.
Я не знал, стоило ли садиться за руль в моем состоянии, алкоголь вряд ли выветрился из организма, а вкупе с моим настроением он мог творить необъяснимые и страшные вещи, но я уже сидел в машине, где громко играла музыка, чтобы помочь заглушить собственные мысли.
Экран телефона, который лежал между сиденьями, ярко стал подсвечиваться, оповещая о том, что пришло сообщение.
Джованни, когда ты вернешься?
Мне не очень комфортно быть одной после того, что произошло.
Николь.
Черт возьми, почему именно сейчас она решила написать? Почему вообще написала? Разве ей не спокойнее без меня?
Я ощущал легкое головокружение, но попытался сесть ровнее на водительском сиденье, потому что до этого откинул его и плевал в потолок. Если бы я курил, то закурил бы сигареты одну за другой, но у меня не было такой привычки, поэтому довольствовался тем, что смотрел в темный потолок машины.
Скоро.
Джованни.
Нужно было взять себя в руки, чтобы доехать до отеля. По моим расчетам, если мне не изменяла память, ехать было около пятнадцати минут. Я не помнил, когда в последний раз ездил за рулем после того, как выпил, возможно, даже никогда, но если шампанское на мероприятиях считалось, то будет засчитано в число таких раз.
Когда я вырулил на дорогу, которая вела в центр Филадельфии, играющую музыку прервал звонок, и, взглянув на приборную панель, увидел имя сестры. Несколько минут колебался, стоило ли отвечать в таком состоянии, но все же нажал на руле кнопку принятия вызова и услышал ее голос:
—
Джо, с тобой все в порядке?
— резкий вопрос о моем состоянии заставил встрепенуться.
— О чем ты? — с непониманием спросил я.
—
Я знаю, что Пину убили сегодня…
— Аннабелла понизила голос, будто возле нее находились те, кто не должен был знать о нашем разговоре.
— Кто тебе сообщил об этом?
Перед глазами вдруг поплыло, я едва заметил, что светофор загорелся красным, и резко дал по тормозам, чуть не улетев лицом в руль. Выругавшись вслух, я продолжил слушать сестру, но она, кажется, услышала то, что произошло.
—
Ты в машине? Я помешала тебе, наверное.
— Нет, все в норме, говори, — успокоил я и стал разглядывать улицу впереди себя, пытаясь восстановить зрение.
—
Папа вернулся домой.
Я нахмурился и сжал челюсть.
—
Ему сообщил Леонардо, а я услышала их разговор, так как была неподалеку в тот момент.
— Ты как всегда за свое, — немного усмехнулся я. — Это было неожиданно, но тебе не о чем беспокоиться, пока что. Я скоро вернусь, Белла.
—
Хорошо. У тебя странный голос.
Все-то она замечала.
—
Ты пил? Ты пьяный едешь за рулем?
— в голосе зазвучали нотки беспокойства.
— Белла, я еду в отель. Напишу тебе как только приеду, ладно? — попытался успокоить ее.
—
Окей. Будь осторожен, Джо,
— после этих слов сестра отключилась, и я сильнее нажал на педаль газа, чтобы скорее доехать до отеля.
Оставив машину в подземной парковке, быстрыми шагами дошел до лифта и удосужился хотя бы в нем посмотреть на себя в зеркало, но лучше бы не делал этого: волосы растрепаны, торчат в разные стороны, будто по ним слишком много раз проводили пальцами, и они остались в таком положении; рубашка помятая, а пуговицы не все застегнуты. Было ли мне не наплевать на мой внешний вид?
В номере был слышен тихий голос Николь, она с кем-то разговаривала по телефону, и я уловил последние слова:
— Малышка, мы скоро увидимся, а теперь пора спать, — пауза. — Сладких снов.
Кого она называла малышкой?
Перед глазами снова все поплыло, и я резко оперся руками о стену, уронив на пол пальто, из которого вывалился телефон и ключи от машины. Этот грохот привлек Николь, и она в мгновение ока появилась в коридоре с ошарашенными глазами, будто это мог быть кто-то кроме меня.
— Джованни? — аккуратно спросила Николь, все еще сжимая в руке телефон, прислонив к груди; думала, что он, в случае чего, поможет против меня?
Я уставился на нее, когда наконец выпрямился в полный рост, склонив голову вбок, рассматривая Николь, что снова была в сексуальной пижаме. Блять! Я закрыл глаза и резко вдохнул воздух в легкие, чтобы совладать с эмоциями.
— Джованни, ты пьян?
Опьянен не столько алкоголем, сколько ее присутствием рядом, ее оленьими, почти умоляющими глазами, хрупкими плечами…
Я молча направился к Николь навстречу, и она сжалась, как загнанная жертва в клетке, все так же сталкиваясь со стеной позади себя.
— Скажи хоть что-нибудь, ты меня пугаешь.
Николь опустила взгляд на мою рубашку, возможно, не хотела смотреть в глаза, которые, уверен, были наполнены темнотой и голодом.
Остановившись критически близко к Николь, произнес:
— Ненавижу сладкое, но твои духи сводят меня с ума, — склонившись к ее уху, прошептал я с хрипотцой в голосе.
Немного отодвинувшись от Николь, чтобы понаблюдать за ее реакцией, увидел в глазах непонимание и страх. Затем руки потянулись к ее талии и спине, и я поднял на руки почти невесомое тело, отчего Николь вскрикнула, потому что это было неожиданно.
— Джованни, ты поклялся не трогать меня, помнишь? — еле как пролепетала она, и я бросил ее на кровать, нависая сверху.
Николь попятилась от меня к изголовью кровати, поджимая под себя ноги. Я боролся с двумя чувствами в данный момент: защитить ее от самого себя и напугать, чтобы она возненавидела меня. И самое страшное было то, что эти чувства были равносильны друг другу.
Глава 9: Стань моим щитом
«
I
muri
sono
nella
mente
» (с итальянского — «стены только у нас в голове»)
Мисс Габриэлла Бьянко
Тогда
Он двигался ко мне слишком быстро и резко, чтобы я не успела сбежать или дернуться в сторону, но был ли смысл, если он все равно догонит, поймает, затолкает в угол? Я просто устала бороться с тем, чего не могла изменить, поэтому, может, действительно пора свыкнуться, научиться терпеть боль и поганое отношение к себе не как к человеку, а как к вещи, как к дерьму под ногами?
Его хищные серые глаза каждый раз находили меня и разрывали на части, заставляли нервно сглатывать слюну, образовывающуюся каждый раз во рту, но я бы предпочла плюнуть ему в лицо. Однако, увы, моя слюна не обладала ядом, который бы смог убить, поэтому от этого действия пострадаю только я.
Руки хватали сильно и больно, оставляя красные отметины и синие гематомы, которые нужно было прятать за штанами, кофтами с горлом, а глаза, бывало, под темными очками.
Губы рвано целовали мои, зубы больно кусали за щеки и шею, почти до крови, до полопавшихся капилляров под кожей. Язык нагло проникал в рот и сплетался с моим. Как бы я хотела не целовать его и не чувствовать языком его неба, но не могла по-другому, иначе умру прежде, чем смогу выбраться отсюда.
Сейчас
Глядя на растрепанные волосы Джованни и мятую рубашку, я не понимала, что с ним произошло. Он всегда был таким сдержанным, аккуратным и опрятным, что теперь человек передо мной будто вовсе не был им, будто его подменили. Серые глаза смотрели в мои, а руки стояли по разные стороны от моих ног. Джованни будто размышлял над тем, что же дальше делать, да и стоит ли вообще что-либо делать.
— Джованни, — снова позвала его, но теперь решила не вгонять себя в угол и привстала на кровати, чтобы сесть на ягодицы и быть с ним лицом к лицу, — вспомни свою клятву.
— Я помню,
Николь
, и не трону тебя.
Тогда что он, черт возьми, делал?
Джованни резко выпрямился, затем сел на кровать рядом со мной и поставил локти на колени, согнувшись во всем теле и сложив руки в замок. Его взгляд был устремлен куда-то в пол. Мне было знакомо такое состояние. Состояние, когда тебя что-то беспокоит настолько, что ты запутался и не можешь сделать правильный выбор, когда оба или даже несколько вариантов являются правильными.
— Прости, я не должен был пугать тебя, но да, я выпил.
Джованни провел рукой по волосам, надеясь привести их хоть в какой-то порядок, но мне даже было немного смешно от его растрепанных прядей, падающих на лицо.
— Это из-за смерти Пины?
Все-таки она была его тетей.
Джованни вдруг немного усмехнулся, но это было похоже больше на нервный смешок. Не думаю, что сейчас он мыслил здраво — его разум захватил алкоголь. Да и как он вообще добрался до отеля? Неужели на машине в таком состоянии?
Я придвинулась ближе, хотя все еще опасалась, и положила руку на плечо. В эту же секунду я услышала сладкие женские духи. Так Джованни был с девушкой? Его внешний вид как раз-таки об этом и говорил, даже кричал.
— Не только.
Джованни повернул ко мне голову, и что-то в его глазах заставило меня расслабиться. Он снова стал тем самым мягким пледом, в который я бы хотела завернуться.
— Мне нужно принять душ.
Я лишь кивнула и убрала руку с его плеча. Не знала, что на него нашло, почему Джованни сказал мне те слова про духи. Возможно ли, что это всего лишь действие алкоголя? Или мои духи и правда делали с ним то, о чем он сказал? В любом случае сейчас было не время выяснять это. Джованни слишком уязвим, как мне кажется, из-за смерти тети и из-за лишнего выпитого.
Когда вода в душе слишком долго лилась, я решила все же лечь в кровать под одеяло и выключить ночник со своей стороны, но, как только опустила голову на подушку, в коридоре раздался входящий звонок на телефоне, и он точно был не моим.
Спустя минуту звонок прекратился, и я расслабилась, но еще через минуту снова послышалась музыка, и я решила встать с кровати, чтобы найти телефон: наверняка Джованни оставил его на полу, как и пальто с ключами от машины.
Вода все еще шумела в душе, и я подумывала, не постучаться ли в ванную комнату, чтобы спросить, все ли порядке, но решила не делать этого, подумав, что Джованни нужно личное пространство и лучше сейчас его не беспокоить, поэтому подняла телефон, на котором высвечивалось женское имя «Белла». Кто она? Та, с которой он сегодня встречался?
Я колебалась, отвечать ли на звонок, но как только закончился второй вызов, начался третий, и, уверена, если не ответила бы, телефон продолжал бы звонить.
— Да? — осторожно произнесла я, нажав на зеленую кнопку принятия вызова.
—
Кто это?
— женский голос звучал немного обеспокоенно и подозрительно. —
Ай, подождите, вы та, с кем Джованни уехал в Филадельфию, так ведь?
— Да, это я, а вы?
—
Аннабелла, сестра
, — представилась она, и я вспомнила, что Джованни говорил о том, что она занимается в музыкальной студии в том же здании, где находится моя гончарная мастерская. —
Он обещал написать мне, как вернется в отель, но не сделал этого, а я переживаю за него. С ним все в порядке? —
затараторила Аннабелла.
— Да, с ним все… — не успела закончить, как из-за спины появилась мужская рука, и я вздрогнула, но потом поняла, что Джованни вышел из душа и теперь просит передать ему телефон.
Я оторвала телефон от уха и передала. Джованни благодарно кивнул и прислонил его к уху, отвечая на вопрос сестры. Решив, что мне не стоило подслушивать, я присела на корточки, чтобы поднять ключи от машины, которые выпали из пальто и закатились под тумбочку, затем подняла само пальто и повесила в шкаф.
— Доброй ночи, Белла, — услышала я, когда медленно подошла к спальне.
— Извини, я не должна была брать телефон, но твоя сестра много раз звонила, а я не знала, когда ты выйдешь из душа.
Я все еще стояла между спальней и коридором, почему-то не решаясь войти.
— Ты все правильно сделала, моя сестра может быть слишком навязчивой, особенно если дело касается меня, — признался Джованни; он говорил это с теплотой в голосе.
Я все же сдвинулась с места и, приблизившись к кровати, вновь опустилась на нее, зарываясь в одеяло. Джованни последовал моему примеру. Кажется, душ помог ему прийти в себя, потому что выглядел он гораздо лучше, однако в глазах до сих пор играл шальной огонек.
— Вы с сестрой очень близки? — внезапно поинтересовалась я, повернувшись на бок лицом к Джованни, который сделал точно такое же движение, но все еще сохраняя дистанцию между нами, за что я была безмерно благодарна.
— Да, хотя у нас разница в девять лет, но мы почти как сиамские близнецы, — он чуть посмеялся над этим, и я тоже улыбнулась уголками губ.
Несколько минут мы все еще смотрели друг на друга с легкими улыбками, будто старые знакомые, затем Джованни будто понял, что совершил ошибку, повернулся на спину и выключил ночник, погрузив комнату в темноту.
— Спокойной ночи, — услышала я.
— Спокойной ночи, — ответила и улеглась на подушке поудобнее.
➽─────────❥
Я не знала, каким образом мы с Джованни ночью придвинулись друг к другу, но, когда проснулась, ощутила на коже щек горячее дыхание, а открыв глаза, поняла, что сплю неприлично близко к Джованни, буквально лицом к лицу. Однако не отодвинулась в момент, когда поняла это, а стала внимательно изучать мужские черты лица, пока он спал. Сейчас Джованни выглядел безмятежным и расслабленным. Зрачки под веками иногда двигались, — наверное, что-то снилось, — а дыхание было не совсем ровным. Отчего-то мне хотелось притронуться к его лицу, на котором присутствовала легкая щетина, чтобы ощутить, насколько она колючая.
— Снова рассматриваешь меня, но уже ближе, — вдруг услышала я, когда взгляд спускался ниже по шее и торсу Джованни.
Я резко подняла глаза и немного отодвинулась. Он изучающе смотрел на меня, может, пытаясь понять, зачем я это делала и почему лежу рядом с ним, хотя сама устраивала истерику из-за одной кровати в номере.
— Я… просто… — пыталась подобрать нужные слова, но потеряла дар речи, потому что попалась.
— В этом нет ничего постыдного или странного,
Николь
, так что не переживай, меня это не напрягает.
Джованни перевернулся на спину и взял телефон с прикроватной тумбочки.
➽─────────❥
Вскоре мы позавтракали в отеле и собрались, чтобы снова поехать к мистеру Росси. Он хотел обсудить то, что случилось, и обсудить похороны. Удивлена, что Джованни поделился со мной этой информацией, но я была не против, мне казалось, что ему просто необходимо с кем-то поговорить. Конечно, когда ты родился в мире мафии, смерть так или иначе идет рука об руку, но не каждый же день умирал кто-то из близких… Хотя, наверное, и к этому факту можно привыкнуть, закрыть глубоко в себе чувства и эмоции, что, кажется, и сделал Джованни.
Как только мы подъехали к дому Леонардо, я поежилась от вчерашних воспоминаний и поняла, что не смогу зайти внутрь, потому что обмякшее тело Пины все еще давило на меня, будто я снова держала его в руках, а они заполнялись бордовой кровью.
— Можно я не пойду? — сглотнув, спросила я, когда Джованни приоткрыл дверь со своей стороны.
— В машине тоже не очень-то безопасно, — нахмурившись, ответил он и оглядел периметр.
— У меня, вероятно, случится паническая атака, если снова окажусь там, поэтому лучше подожду здесь, — почти сделав жалостливый голос, объяснила я.
Джованни поджал губы, но закрыл дверь и потянулся рукой за спину, доставая пистолет. Он хочет оставить его мне?
— Я не умею им пользоваться, — сразу предупредила я.
— Все же лучше, чем ничего.
У меня был с собой нож, но им я умела пользоваться.
— Краткий мастер-класс, смотри сюда, — он показал пальцем на пистолет. — Это предохранитель, его нужно снять, если соберешься стрелять, — Джованни опустил на него палец, и тот щелкнул. — Теперь можно стрелять. Надеюсь, хотя бы это ты знаешь?
Только смогу ли я выстрелить в человека?
— Только это, — хмыкнула я, и Джованни передал мне пистолет, снова щелкнув предохранителем.
— Давай, — сказал он, и я непонимающе выгнула бровь, — покажи, как снимать предохранитель.
Я направила оружие в лобовое стекло и опустила большой палец на предохранитель, и он щелкнул, как и в руках Джованни, затем снова поставила на место, чтобы случайно не выстрелить.
— Хорошо, но, надеюсь, пистолет тебе не понадобится, я постараюсь быстро вернуться.
Я кивнула, и он вышел из машины, закрыв меня в ней. Проследив за Джованни и, когда он скрылся за дверью, стала следить за улицей, на которой было довольно мало людей и машин.
Спустя несколько минут спина устала, и я решила откинуться назад, буквально обмякая на сиденье. Глаза метались по машине, по приборной панели и различным вещам, которые лежали здесь, но не смела их трогать, боясь, что тут может стоять скрытая камера.
Мысли вернулись к тому дню, когда Джованни предложил поехать с ним в Филадельфию, точнее на время стать
его
. И сейчас я так до конца и не поняла, зачем ему вообще нужна была я в этой поездке? В ней не было никаких светских мероприятий или чего-то подобного. Кажется, Джованни чего-то недоговаривал.
Я ждала в машине уже около часа, то и дело оглядываясь по сторонам. Теперь меня беспокоило то, что я здесь совершенно одна, а факт того, что Джованни Дон, еще больше вгонял в страх, потому что никто не мог знать, когда кому-то придет в голову напасть на него или на того, кто с ним. Впрочем, как это и произошло вчера.
Звук входящего звонка раздался слишком громко в тишине, отчего я подпрыгнула на сиденье, затем потянулась в сумку за телефоном. На экране высветилось имя «Джованни».
— Да?
—
Выходи из машины!
— голос звучал почти угрожающе, но еще было слышно, будто он бежит.
Что-то щелкнуло, и я увидела, что двери открылись.
—
Выходи из машины,
Николь
! — уже более настойчиво прокричал Джованни, и я тут же потянулась к ручке и открыла дверь. —
Быстрее! И отойди от нее, как можно дальше!
Я слушала все указания, которые он кричал по ту сторону линии. В теле тут же зародилась паника, я не понимала, что происходит, но была уверена, что что-то должно случиться, что-то явно пошло не так.
Ноги быстро поспешили прочь от машины вдоль домов, и в одно мгновение мы с Джованни столкнулись, когда он выбежал из здания. Его глаза бегали по мне, но он быстро взял меня за руку и стал уводить дальше по улице.
— Ложись! — прокричал он, и я услышала громкий оглушающий хлопок и каким-то образом оказалась впереди Джованни, а не сзади; может, он толкнул меня вперед себя?
Буквально свалившись с ног на холодный асфальт, почувствовала ударную волну, что прошла сквозь все тело. Я ничего не видела и не слышала, но ощущала, как Джованни навалился на меня сверху, чтобы… закрыть собой?
— Джованни? — я не слышала собственного голоса, но все же пыталась достучаться до него.
Я закашлялась и попыталась увидеть хоть что-то, но нас окружал черный дым и огонь, от которого было невыносимо жарко. Что произошло? В зоне видимости были лишь руки, и я стала внимательно рассматривать их, потому что, как только пошевелила ими, поняла, что что-то не так. Сфокусировав помутневшее зрение, поняла, что мелкие осколки впились в тыльные стороны ладоней, но сейчас это не столь важно.
Так как я лежала животом на асфальте, попыталась дотянуться через спину рукой до Джованни, но нащупала что-то липкое и вязкое. Поднесся руку обратно к себе, увидела, что это была кровь. Дерьмо…
— Джованни! — громче сказала я и ощутила, как он пошевелился; Слава Господу!
Он стал медленно отодвигаться от меня, чтобы не давить своим телом.
— Ты в порядке? — первое, что спросил Джованни, когда сполз с меня, но все еще сидел на коленях.
Глаза, наконец, стали лучше видеть, и теперь я заметила, как по его вискам стекала кровь. Я не боялась ее вида, но сейчас это выглядело пугающе. Видимо, некоторые осколки попали Джованни в голову, в то время как мне — в руки. Еще бы, все произошло настолько быстро, что мы не успели отбежать на достаточное расстояние, чтобы остаться нетронутыми.
Джованни встал на ноги и протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я немного качнулась, но он придержал меня за талию. Взгляд метнулся к месту, где была его машина, в которой буквально несколько минут назад сидела я, но сейчас от нее ничего не осталось, лишь железо, горящее в огне. Кто-то взорвал машину, а я могла умереть… От этой мысли внутри все сжалось. Неужели меня и правда пытались убить второй день подряд?
Джованни вытащил пистолет из кобуры и огляделся вокруг, затем, держа меня за руку, быстро завел за угол и остановился.
— Габриэлла, — резко сказала я, думая, что сейчас самое время.
Джованни странно уставился на меня, и я продолжила, смотря в его глаза:
— Мое имя. Габриэлла Бьянко.
Он лишь кивнул и потянулся другой рукой в карман пальто, достав оттуда телефон. Я все еще наблюдала за тем, как кровь стекала по его вискам, достигая щек и подбородка, но Джованни, кажется, было все равно. У меня не было с собой ничего, чем можно было бы вытереть кровь, кроме шарфа, намотанного на шею, поэтому я немного отстранилась от Джованни и стала разматывать его, хотя руки неприятно покалывало.
— Кристиано, мою машину взорвали, — когда на той линии ответили, произнес он холодным тоном, будто то, что сейчас случилось было чем-то обыденным. — Да, у дома Леонардо. Нет, со мной и девушкой все в порядке, — Джованни вдруг начал осматривать меня на наличие ран, но я в этот момент спрятала руки в шарфе. — Хорошо, мы ждем, — и отключился.
Я не знала, кто такой Кристиано, да и сейчас как-то плевать. Когда Джованни убрал телефон, я подошла к нему ближе, встала напротив так, чтобы дотянуться до его головы, и протянула руку с шарфом.
— У тебя кровь, — сказала я, когда Джованни с удивлением взглянул на меня.
Он, видимо, понял, что я хочу сделать и просто стал молчаливым наблюдателем, пока я аккуратно стирала кровь с его лица. Я пыталась не смотреть в серые радужки, но иногда все же сталкивалась с ними: казалось, нам обоим было что сказать, но мы боялись этого, как дети боятся темноты.
Вдруг его рука потянулась к моему лицу, и я позволила прикоснуться к своей щеке, где, наверное, была либо царапина, либо грязь. Джованни медленно и нежно провел по коже, будто боялся испортить ее, затем послышался неприятный свист от колес, и сбоку от нас остановилась черная тонированная машина.
— Идем, — сказал Джованни и взял меня под руку, выводя из-за угла.
В машине сидел лишь один человек на водительском месте — скорее всего, тот самый Кристиано, с которым разговаривал Джованни. Он внимательно оглядел нас обоих, когда мы сели в машину. Джованни сел впереди, а я — сзади.
— Что случилось? — поинтересовался Кристиано и вырулил обратно на дорогу.
— Я был в квартире Леонардо, когда на телефон стали приходить оповещения из приложения для машины о том, что система неисправна, и каждый раз приходили все новые и новые. Я напрягся и позвонил
Николь
, сказал выходить из машины.
Кристиано уставился на меня в зеркало заднего вида.
— Когда сам вышел на улицу, буквально через пару секунд машина взлетела на воздух.
— Думаешь, это тот же снайпер?
— Понятия не имею, — ответил Джованни и потянулся к голове.
— Точно не нужно в больницу? Кажется, осколки попали в голову, — почти без эмоций спросил Кристиано и снова покосился на меня. — Non sa molto? (Не много ли она знает? (итал.))
Ох, если бы они знали, что я все понимаю, перестали бы переходить на итальянский. Я отвернулась к окну, делая вид, что мне все равно, но на самом деле навострила уши в ожидании ответа от Джованни.
— Questo non sarà un problema (Это не будет проблемой. (итал.)), — лишь ответил он.
И по какой причине Джованни считал, что я не буду проблемой? Потому что побоюсь растрепать о нем? Потому что знаю, кто он на самом деле? Потому что знаю, что меня могут убить так же, как тех журналистов?
Кристиано остановился возле отеля, но явно не желал оставлять нас двоих наедине без дополнительной охраны — наверное, переживал за Джованни. Я знала, что у Дона есть телохранители, а еще — Капо с солдатами, но кем был Кристиано, пока не могла понять.
Сотрудники отеля странно косились на нас, отчего мне было неловко, но, смотря на гордо поднятую голову Джованни, поняла, что здесь нечего стыдиться, да и от его взгляда, который он посылал окружающим, кровь стыла в жилах.
Наконец мы поднялись в номер, и я села на скамью возле входной двери, чувствуя, как все тело гудит то ли от усталости, то ли от нервов, хотя, на удивление, я не так сильно переживала. Казалось бы, я могла умереть, но почему мне было так спокойно? Может, из-за близкого присутствия Джованни? Он был моим щитом, когда машина буквально взлетела на воздух.
— Что с твоими руками? — все-таки заметил Джованни, когда снял обувь и опустился напротив меня на корточки.
Он взял мои руки в свои и осмотрел их.
— Наверное, осколки попали, немного колет, — я говорила это таким обычным голосом, будто ничего ужасного не произошло; может, это замедленная реакция организма?
— Вставай.
Я взглянула на него, на запекшуюся кровь на висках и подумала, что мои руки это последнее, что должно волновать, однако, волновало.
Джованни помог мне снять пальто, которое пропахло дымом, и повел в ванную комнату. Мы остановились у раковины, и снова мои руки оказались в его ладонях.
— Слишком мелкие осколки, нужно что-то, чем можно их достать, — он задумался.
— Например, пинцет? — предложила я.
— Подойдет.
Я отыскала темно-коричневую сумку и вместе с ней вернулась обратно. Протянув пинцет Джованни, стала наблюдать за тем, как он аккуратно цеплял осколок за осколком. Было приятно смотреть на него, на его сосредоточенное лицо, которое, кажется, стало только красивее. Он так старался не сделать мне больно, что я невольно улыбнулась этому, возможно, даже покраснела и сразу попыталась скрыть это, опустив голову вниз.
— Габриэлла, значит, — вдруг произнес Джованни мое имя, нарушив тишину, пробуя его на вкус. — Это имя точно подходит тебе. Еврейское, так ведь?
— Я наполовину еврейка, — пожала плечами я.
— Что насчет другой половины? — поинтересовался он, когда вытянул из кожи довольно большой осколок, и из раны потекла капелька крови.
Джованни взял полотенце и промокнул мою руку. Пока он ждал, что кровь остановится, перевел глаза на меня.
— Итальянка. Мой отец итальянец, а мать еврейка.
— Вот это смесь, — усмехнулся Джованни. — Значит, ты понимала все, что я говорил на итальянском? — вот и пришел час, когда меня раскрыли с потрохами.
Я замялась, думала, может, соврать, сказать, что не знаю итальянский? Но было ли это логичным, учитывая, что мой отец и правда итальянец?
— Некоторые моменты, — ответила я и поджала губы, отведя глаза в сторону: из меня выходил самый никудышный лжец.
— Ты врешь, — резко сказал он, и я опешила от тона его голоса.
Я вернула взгляд к Джованни, хотя это было сложно сделать, потому что боялась реакции на ложь, — он явно не любил, когда ему врали, да и кто вообще любит вранье? Но я делала это, чтобы защитить себя.
— Да, я понимала все, что ты или кто-либо другой говорил. Отец разговаривал со мной только на итальянском, так что я знаю его в совершенстве, — призналась я и почувствовала, будто камень упал с плеч. — На самом деле, думала, что ты быстро меня раскусишь, — немного улыбнулась я.
— Хорошая актриса из тебя, раз я не распознал ложь, обычно такое никому не удается провернуть.
Джованни снова склонился над моими руками.
— Теперь это пошатнуло твою самооценку? — с долей сарказма спросила я.
Он хмыкнул и ответил:
— Нисколько, но у меня никогда не было и нет завышенной самооценки.
Я лишь кивнула и подняла голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Мне казалось, что я должна выглядеть намного хуже, но на лице было лишь небольшое темное пятно, которое пытался вытереть Джованни, когда мы стояли на улице, ожидая Кристиано.
Через несколько минут Джованни закончил вытаскивать осколки и стал ополаскивать мои руки водой, смывая запекшуюся кровь. Я могла бы сделать это сама, но, видимо, он хотел помочь: может, таким образом извинялся за то, что случилось?
— Позволь и мне помочь тебе, — внезапно предложила я, когда Джованни промокнул полотенцем мои руки. — У тебя наверняка осколки в голове, — я показала рукой на свою голову, имея в виду его.
Джованни, немного подумав, согласился, но сначала мы не знали, как лучше будет доставать их и куда кидать. Затем он принес стул, поставил его возле ванны и сел на него, таким образом его голова находилась над ванной.
— Ты можешь не шевелить головой? Я не могу понять, как мне лучше встать.
Становилось жарко, а еще я нервничала, потому что боялась сделать что-то не так.
— Остановись, — вдруг сказал он, и я замерла сбоку. — Перекинь одну ногу через меня, так тебе будет удобнее.
Какой хитрец!
— Я ничего не сделаю, но это лучший вариант.
Я вздохнула и аккуратно перекинула одну ногу через его колени. Теперь одна нога была с одной стороны, а другая — с другой. Голова Джованни буквально упиралась мне в живот, и я чувствовала, как его дыхание даже через ткань платья обжигало кожу. Черт, кажется, это слишком интимно.
Однако я смогла более-менее сосредоточиться на мелких осколках. Их было много, а некоторые имели средний размер, как раз-таки из-под них до сих пор медленно сочилась кровь, но было сложно заметить все, потому что волосы Джованни не были короткими, но и слишком длинными — тоже.
— Ай! — сказала я и зашипела от слишком острого осколка, который царапнул кожу на пальцах, когда я попыталась поддеть его.
— Порезалась? — спросил Джованни и приподнял голову, пока я облизывала палец, высасывая из него кровь. — Покажи, — приказал он, и я опустила к нему руку, он взял ее и стал внимательно рассматривать палец.
— Ничего страшного, Джованни, успокойся, твоя голова намного важнее, — чуть усмехнулась я и высвободила руку из его хватки, возвращаясь к прежней позе.
— Правда? И почему же? — он снова немного откинул голову, чтобы она оказалась над ванной, и я принялась за дело.
— Как же ты будешь решать мафиозные дела, если мозг пострадает? — впервые я упомянула о мафии после того, как назвала Джованни убийцей в отеле в Нью-Йорке.
Он лишь тихо фыркнул, поэтому наш разговор прервался на моих словах, но все же я чувствовала недосказанность между нами, но будем ли мы ее решать, не знала. Мы даже не обсудили то, что произошло, однако, по каким-то причинам мне не хотелось знать возможную правду, потому что из головы и так не выходила мысль о том, что снайпер целился в меня.
На кой черт кому-то понадобилась моя жизнь или вовсе помешала? Конечно, в прошлом я была связана с мафией, но разве это могло послужить причиной? Я не знала никаких подробностей семьи Бернарди, никаких секретов и тайн, потому что жила в неведении, да и, на самом деле, не была против этого, потому что, если бы была посвящена в дела, то, возможно, Маттео не отпустил меня и не развелся.
— Габриэлла, — тихо позвал Джованни, и я немного отпрянула от него, встречаясь с серыми радужками, — я хочу прикоснуться к тебе.
Тело тут же замерло: кажется, я перестала даже дышать.
Глава 10: Темная душа
Мисс Габриэлла Бьянко
— Габриэлла, — тихо позвал Джованни, и я немного отпрянула от него, встречаясь с серыми радужками, — я хочу прикоснуться к тебе.
Тело тут же замерло: кажется, я перестала даже дышать.
— Как и где? — сглотнув ком, образовавшийся в горле, спросила я.
Уверена, что, возможно, он бы сказал что-то вроде «везде», но Джованни ответил лишь:
— К твоим ногам.
— Хорошо, — тихо ответила я.
— Хорошо? — удивленно спросил Джованни и теперь внимательно изучал мое лицо, и я кивнула, затем снова приблизилась к нему так, что его голова уперлась мне в живот.
Через минуту я почувствовала на ногах горячие руки и услышала тихий выдох, будто эти прикосновения для Джованни были чем-то, что могло его успокоить, или он давно хотел это сделать.
Я продолжала стоять на месте и вытаскивать осколки, бросая их в ванну, находящуюся впереди меня. Его руки сначала не двигались, а просто касались моих ляжек, затем проскользнули чуть вниз к коленям и наверх, но уже ближе к бедрам, отчего перехватило дыхание, и я немного вздрогнула, но более не подала виду, что на меня это как-то действовало. Однако действовало. Я никогда не испытывала таких приятных покалываний в теле, может, потому что никто из мужчин не был со мной нежен…
— Ты доверяешь мне? — приятный бархатный голос с хрипотцой отдавался в голове, как музыка, которую хотелось слушать постоянно.
— Я… не знаю, прости, — вновь замерла я. — Мне тяжело это дается, но можешь показать, что тебе можно доверять, хотя ты и так показал достаточно.
Особенно учитывая тот факт, что Джованни прикрыл меня собой в момент взрыва.
— Я бы хотел сказать, что понимаю тебя.
Его руки чуть сильнее сжали мои ноги.
— Но не был в твоей ситуации, поэтому просто скажу, что буду делать маленькие шаги навстречу, но только если ты тоже пойдешь ко мне.
Отчего-то казалось, что Джованни говорил это через силу, будто хотел этого, но в то же время что-то не давало ему до конца выразить свои чувства. А у него есть ко мне чувства?
— Хорошо, — повторила я, как мантру.
— Тебе нравятся мои прикосновения?
— Да, — коротко ответила я, хотя ощущала, как все тело горит.
Горячие руки продолжали поглаживать мои ноги, проводя по коже то вверх, то вниз, но не переходя установленные мной границы, хотя пару раз платье немного задиралось, и я начинала нервничать, сжимаясь всем телом, и, возможно, Джованни чувствовал мое напряжение, поэтому не стал более пытаться.
— Я вытащила все, что увидела, но на твоем месте помыла бы голову, — посоветовала я, но, казалось, он меня совершенно не слушал.
Затем его руки быстро переместились на мою талию, и Джованни, немного надавив, усадил меня к себе на колени. Наши лица оказались непозволительно близко друг к другу.
— Что ты делаешь? — почти прошептала я; ладони покоились на его груди, чтобы, если что, оттолкнуть.
— Смотрю на твои губы и хочу поцеловать их.
Возможно, осколки и правда задели какую-ту часть мозга.
— Я не целуюсь и не сплю с клиентами, — оборвала мысли Джованни о моих губах.
— Помню, Габриэлла, — оповестил он.
Черт, мое имя из его рта звучало слишком сексуально.
— Я лишь сказал о своем желании, а что с ним делать, решать только тебе, потому что я поклялся не трогать тебя, если сама этого не захочешь.
Как у него хватало выдержки для этого? До Джованни я считала, что все мужчины только и делали, что сразу же бросались на девушек.
Я немного поерзала на его коленях, но, наверное, не стоило этого делать, потому что Джованни сжал челюсти, однако глаза не осмелились опуститься ниже его груди.
— Поможешь помыть голову? — спросил он мягким тоном, от которого бабочки в животе готовы были заново ожить.
— Конечно, но сначала отпусти меня, — чуть усмехнулась я, и почувствовала, как пальцы Джованни разжались вокруг моей талии.
Я аккуратно поднялась с его колен и теперь встала сбоку, чтобы включить душ. Когда вода, как мне показалось, стала теплой, притянула душ к его голове и немного облила водой. Увидев кивок от Джованни, поняла, что можно продолжить и что вода была приемлемой температуры.
В этом всем было что-то такое вроде и обычное, но в то же время немного странное, потому что мы буквально незнакомцы друг для друга, а так близки в этот момент. Я никогда не заботилась таким образом о мужчине, да и не думала, что мне позволят, доверят, ведь я всего лишь покупная вещь, кукла.
— Вот же черт! — взревела я, когда душ развернулся, лежа в ванной, и стал брызгать на меня.
Джованни лишь усмехнулся, его голова была намылена шампунем, как и мои руки, которые я не успела смыть, и теперь, приближаясь к шлангу, чтобы перевернуть душ, еле как закрывала глаза мыльными руками.
— На самом деле, тебе нужно принять душ, — отметил он с улыбкой, смотря на меня и мое промокшее платье на груди.
— Это намек на то, что я грязная?
Конечно, кожа пропиталась запахом дыма и копоти.
— Мы оба такие после того, что случилось, — пожал плечами Джованни, и я принялась смывать шампунь, немного массируя кожу головы.
Он закрыл глаза, видимо, наслаждаясь коротким массажем, хотя я просто проводила пальцами по его волосам, чтобы окончательно смыть шампунь. Неужели Джованни настолько уверен во мне, что мог вот так спокойно закрыть глаза? Меня удивлял этот факт, потому что, будь я на его месте, держала бы глаза открытыми чуть ли не круглосуточно, зная, что враги повсюду, и события последних двух дней только подтверждали это.
— Думаешь, снова целились в меня? — настороженно спросила я, и в груди поселился намек на панику — наверное, из-за того, что я произнесла этот вопрос вслух.
Джованни встал со стула, когда я протянула ему полотенце, и стал тереть волосы, чтобы они стали менее мокрыми.
— Возможно, потому что в тот момент в машине была только ты. Если бы хотели убить меня, бомба явно сработала бы в другое время, а тут ты, сидишь одна в запертой машине, ничего не подозревающая.
Это было похоже на правду.
— Но кому могла понадобиться моя смерть? — уже более испуганно спросила я.
— Подозреваю, что та статья сыграла свою роль. Кто-то действительно мог подумать, что ты моя девушка, потому что я редко светился в интернете с кем-либо.
Джованни повесил полотенце на сушилку и вновь подошел к ванной, где все еще текла вода из душа.
— Не бери в голову, по крайней мере, сейчас. Я разберусь с этим. В конечном итоге, мы должны найти убийцу еще и потому, что он убил мою тетю, если, конечно, это один и тот же человек.
В его глазах мелькнуло что-то похожее на агрессию, но быстро потухло, когда он взглянул на меня, стоящую напротив него, облокачивающуюся о бортик ванной.
Джованни вдруг ехидно улыбнулся и, резко взяв шланг с душем, направил воду прямо на меня.
— Что ты делаешь?! — с долей удивления и чуточкой злости закричала я, но не слишком громко.
— Я же говорил, что тебе нужно принять душ, — посмеялся он, все еще обливая меня водой.
Кажется, Джованни было совершенно наплевать на то, что не только я теперь буду мокрая, но и пол в ванной комнате — тоже, но мне бы не хотелось вытирать это все потом, поэтому я быстро запрыгнула в ванну, ощущая, как все платье липнет к коже, отчего почувствовала себя практически голой.
— Будем вместе принимать душ? — спросила я, когда и Джованни залез в ванну, вставая напротив меня и устанавливая душ наверху, который теперь поливал только его спину.
— Надеюсь, тебя это не смущает, — он подмигнул мне, и я ощутила, как кровь прилила к лицу.
Что это? Я все еще не откинула мысль о том, что какие-то осколки все же остались в его голове и мешали здраво мыслить, хотя этот Джованни мне нравился больше, чем тот, который вернулся вчерашней ночью и буквально застал меня врасплох словами о моих духах, да и действиями тоже, пытаясь будто напасть меня, как умелый хищник.
— Серьезно? — с нервным смешком спросила я, глядя на то, как Джованни расстегивал рубашку. — Ты же не собираешься полностью раздеваться? — недоверчиво взглянула на него, когда последние пуговицы были расстегнуты, и Джованни стянул с себя рубашку, оголяя торс с одной единственной татуировкой возле сердца, но она была настолько крошечной, что я не смогла разглядеть, что на ней изображено или написано.
— Конечно, нет, но мог бы, — ответил он и принялся за молнию на черных брюках.
Нет, Джованни точно решил подразнить меня своим телом, но… я не поведусь. Нельзя. Ни за что. Даже если очень хочется дотронуться, ощутить кубики пресса, ощутить горячую кожу под пальцами.
Когда Джованни избавился от брюк, оставшись в одних лишь боксерах, он протянул мне руку, будто приглашая к себе под воду. Я колебалась, смотря лишь в его глаза и на его руку. Сейчас было так много чувств внутри — голос разума или зов сердца?
— Помни, я не сделаю того, о чем бы ты не попросила.
И я протянула руку.
Он медленно придвинул меня к себе и теплые струи воды достигли моей головы. Я сильнее прижалась телом к Джованни, он был не сильно выше меня, но все же мне приходилось задирать подбородок, чтобы взглянуть в его лицо, когда мы стояли так близко к друг другу.
— Ты… — я сделала паузу. — Ты можешь прикоснуться ко мне так же, как до этого?
Короткая дрожь пробрала тело с головы до пят, но я действительно этого хотела: возможно, потому что желала вновь ощутить то, что никогда не испытывала.
— Хорошо, — коротко ответил Джованни и сначала убрал некоторые пряди моих волос назад от лица, смотря при этом в глаза.
Мне нравилось то, как он умел устанавливать зрительный контакт, вызывая этим доверие.
Руки Джованни медленно двигались по моему телу вниз, едва задевая сквозь намокшее и прилипшее к нему платье, затем остановились на ногах, и я невольно закрыла глаза от приятных ощущений, тут же захвативших меня. Джованни нежно и мягко поглаживал пальцами кожу, двигаясь то вверх, то вниз.
— Можно? — тихо спросил он, когда его руки двинулись вверх, задевая подол платья.
Я лишь кивнула, не открывая глаз, и положила ладони на грудь Джованни, чтобы удержать равновесие от захлестнувших эмоций и чувств, которые буквально сбивали с ног. Теперь горели не только ноги, но и бедра, по которым проходились его ладони, легонько сжимая их, как бы массируя.
— Боже… как приятно, — вырвалось из меня, и я поджала губы, открывая глаза.
— Ты стыдишься этого? — он склонил голову вбок, явно не до конца понимая мою противоречивую реакцию, но продолжил гладить меня.
— Ко мне никогда так не прикасались. В этом, наверное, проблема, — пожала я плечами и прикусила губу. — Но и разве не странно, что мы занимаемся этим? Я понимаю, что ты мой клиент, но… за эти дни будто границы резко стерлись, понимаешь?
— Понимаю, Габриэлла.
Джованни переместил руки на мою талию.
— Это единственный вопрос, на который я не могу ответить, во всяком случае, пока, — прошептал мне на ухо, наклонившись ближе.
А разве будет возможность ответить? Разве наши дороги не разойдутся, когда мы вернемся в Нью-Йорк?
На следующий день.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
12:46 PM
Утром мы уже выехали обратно в Нью-Йорк на новой машине Джованни, однако она была похожа на ту, что взорвалась. Мне было интересно, жалеет ли он, что поехал на ней, ведь так любил свою машину. Когда я спросила, когда и кто успел купить новую, Джованни ответил, что Кристиано позаботился об этом, потому что знал, что он не любил летать самолетом или пользоваться другим видом транспорта.
По дороге из Филадельфии за нами буквально по пятам ехала та же черная машина, что вчера приезжала за нами после взрыва. Это наверняка был Кристиано; видимо, не хотел упускать своего Босса из виду, чтобы в случае чего предотвратить катастрофу.
Я и Джованни почти не разговаривали, и я чувствовала себя немного неловко после того, что между нами было. Мы почти что голые обнимались под душем. Для меня это точно что-то запретное и то, чего раньше не могла себе позволить с клиентами, но, как я уже говорила, границы стерлись, и причина этому — я, потому что только по моей воле и разрешению происходило то, что происходило.
— Я скажу правду, Габриэлла, — когда мы остановились возле моего дома, сказал Джованни, и дыхание перехватило. — Не нужно притворяться, что ты живешь в другой части этого здания, потому что я знаю, где на самом деле находится твоя квартира. Так что не стоит себя сейчас утруждать и делать вид, что идешь к себе домой.
Рот, кажется, раскрылся от удивления, но я быстро взяла себя в руки.
— Откуда ты знаешь? — с легким замешательством спросила я.
— Ты забываешь, кто я, — серые радужки метнулись к моим, и что-то темное и неизвестное сверкнуло в них. — И я хорошо различаю ложь.
— Конечно, — саркастично хмыкнула я и дернула ручку на двери машины, чтобы выйти.
Джованни вышел за мной и помог достать сумку из багажника. Когда я взяла ее, то не знала, как попрощаться с ним, будто мы уже были не такими и незнакомцами, как до поездки, но и не были достаточно близки. Все вдруг перевернулось вверх дном.
— Пока, Габриэлла.
Пока? Раньше он всегда говорил либо «до свиданья», либо «до встречи», а тут вдруг обычное «пока», будто Джованни и правда прощался навсегда. А разве я не хотела этого?
— Пока, Джованни, — кинула я и обошла его сбоку, но в глубине души хотелось, чтобы он схватил меня за руку, остановил и притянул к себе, однако этого не последовало, и я услышала лишь рев двигателя сначала его машины, затем машины Кристиано.
Спустя две недели.
Я шла домой после занятий в гончарной мастерской и думала о том, что прошло уже достаточно времени для того, чтобы выкинуть Джованни из головы, но по какой-то неведомой причине не удавалось сделать этого. Его образ, запах, тембр голоса и объятия плотно засели в голове, а еще его горячие руки на ногах — они будто до сих пор ощущались на тех местах, где он касался меня.
Признаюсь, что за то время, что я была на мероприятиях, куда сопровождала мужчин, глазами то и дело искала его, потому что знала, что, возможно, Джованни будет там, но его не было, либо он хорошо скрывался и не хотел попадаться мне на глаза.
— Эми, малышка, привет, как у тебя дела? — набрала я дочку, когда вошла домой и бросила несколько пакетов с продуктами возле холодильника.
—
Мамочка, он оставил меня здесь
.
Я не понимала, о чем она говорила, но Эмилия, кажется, плакала.
— Что? Твой папа? Где он оставил тебя? — я невольно начала кусать губы.
—
Да, папа оставил меня в Италии, а сам улетел, но я не хочу быть здесь, мне не нравится
, — малышка снова заплакала, и это разорвало сердце на части.
Как Маттео мог оставить нашу дочь одну среди своих головорезов?! Конечно, там была его семья, но они все чокнутые, как и он сам!
— Малышка, я поговорю с ним завтра, обязательно, слышишь? Ты вернешься домой, обещаю. Только не плачь, пожалуйста. Тебе ведь никто не делает больно? — я опустилась на стул, потому что думала, что не смогу стоять на дрожащих ногах.
—
Нет, но мне все равно страшно
, — сказала она писклявым голоском. —
Я верю тебе, мама, и люблю тебя
.
— И я люблю тебя, — ответила я и ощутила, как во мне проснулось материнское чувство, когда неистово хотелось обнять свое чадо, дабы ему было хорошо, как никому другому, и стало грустно и больно от того, что в ближайшие дни не смогу этого сделать.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и отключились. Но как бы сильно я ни хотела спать, просто не могла, потому что голова забилась тем, что думала, как же моя дочь осталась совершенно одна в Италии… Эмилия видела остальную семью Бернарди только один раз, а этот — второй, поэтому она никак не могла привыкнуть к ним. И я не знала, как Бернарди относились к ней. Конечно, Маттео позаботился об этом, я верила, что он любил свою дочь, однако эта любовь… больная, она не похожа на ту, что чувствовали нормальные люди.
➽─────────❥
На следующий день я не смогла сидеть дома сложа руки, поэтому, как только позавтракала, вышла на улицу и поймала такси, чтобы доехать до дома семьи Бернарди, своего бывшего дома, в который думала, что никогда не вернусь, если сбегу оттуда, а сейчас по собственному желанию села и поехала, предвкушая разговор по поводу дочери. Я надеялась, что там будет Марко, чтобы он смог поддержать меня и отгородить от своего брата.
Во мне сейчас бушевало слишком много эмоций, отчего я была нервной и злой, но надолго ли это? Зная, как коленки начинали дрожать при одном лишь взгляде Маттео на меня, я легко могла растерять то настроение, с которым сейчас ехала к нему.
Овечка добровольно шла в лапы хищника.
Когда такси остановилось у высоких черных ворот, я поблагодарила водителя и вышла из машины. Телохранители, стоявшие возле ворот, тут же начали пристально рассматривать меня. Я помнила лица тех, кто держал меня и мою дочь, когда мы пытались сбежать, и сейчас могла с уверенностью сказать, что это были те же самые, что и тогда.
— Мисс, вы больше не часть этой семьи, вам нельзя внутрь, — остановил меня один из них.
— Маттео дома?
Телохранитель кивнул.
— Тогда скажите, что приехала его бывшая жена, нужно поговорить.
Один из них вошел в дверь, оставляя ждать с другим, который пристально следил за моими действиями, пока я расхаживала туда-обратно, думая о том, как лучше начать разговор, но не находила тех слов, которые бы не разозлили Маттео, а злить его не входило в мои планы, хотя очень хотелось, однако я не справлюсь с его агрессией — никогда не справлялась.
Через несколько минут телохранитель вышел и пригласил войти внутрь. Он зашел за мной, и я нервно сглотнула, когда дверь за нами закрылась, оповещая об этом щелчком. Я вернулась в клетку, из которой хотела вылезти. Боже, я не хочу здесь оставаться снова. Маттео ведь отпустит меня?
Маттео встретил меня на крыльце дома, весь такой вальяжный, в любимой темно-синей рубашке, которая была расстегнута сверху, оголяя грудь, и с сигарой в руке. Он ничего не сказал, когда мои ноги медленно поднимались по лестнице, лишь кивнул и показал рукой в дом, как бы приглашая этим жестом войти внутрь. Что, если он запрет меня? И на этот раз посадит на цепь?
Телохранитель больше не следовал за нами, только Маттео шел позади меня, и я то и дело оглядывалась назад, встречаясь с хищным взглядом, который буквально пожирал меня. Войдя в просторную гостиную, обратила внимание на то, что мебель была переставлена, а шкафы заменены на другие с более темным оттенком, нежели те, что стояли, когда я жила здесь.
— Марко дома? — первое, что спросила я, когда мы сели друг напротив друга; мне хотелось быть как можно дальше от Маттео.
— Ты пришла к нему или ко мне? — прищурил глаза он и отложил сигару на стол рядом с собой.
Меня всегда бесило то, как он отвечал на вопросы — никак, лишь задавал свои, будто ему тяжело ответить нормально, а не бесить людей этими выходками. Однако я хотела убедиться, что в случае чего Марко мог бы помочь мне, поэтому поинтересовалась его присутствием.
— О чем ты хотела поговорить, Габриэлла? — он опустил локти на колени и сомкнул руки в замок, подставляя под подбородок. — Ты знаешь, я не умею ждать, — оскалился Маттео.
— Где наша дочь? — спокойно начала я, хотя чувствовала, как закипала внутри.
Маттео рассмеялся. Его веселило то, что я пришла искать Эмилию? Я никогда не понимала этого человека.
— Отдыхает там, где ей самое место. Поверь, в Италии Эмилии гораздо лучше, чем здесь, с тобой. Чему ты научишь дочь, являясь шлюхой, м?
Он вдруг встал с кресла и стал медленно подходить ко мне. Вот она, фирменная манера поведения — охотник вышел на охоту.
— Маттео, ты не имел права оставлять ее там одну!
Теперь злости не было предела, я пыталась сдерживать ее внутри себя, но поняла, что готова рвать и метать, забывая о том, как сильно боялась бывшего мужа.
— Габи, — сладко произнес он, и меня чуть не стошнило, — ну зачем ты грубишь, да еще и на моей территории? — с издевательским смешком спросил Маттео и еще ближе придвинулся ко мне, обходя сзади.
— В Италии ей не место, ты знаешь это. Она ребенок, которому нужны мама и папа, даже такой как ты! У нас был уговор!
Я встала с кресла, потому что больше не могла сидеть, повернулась к нему лицом и стала тыкать в Маттео пальцем. Он вдруг изменился в выражении лица, хотя и до этого в мимике не было ничего, что могло сказать о хорошем окончании разговора, но сейчас, после моих слов, темнота внутри него снова вышла наружу.
— Ты стала забывать, кто я такой, Габриэлла! — набросился на меня Маттео, схватив одной рукой за шею и прижав к ближайшей стене.
Все произошло настолько быстро, что я не успела среагировать и понять, как ему удалось оттащить меня с середины комнаты.
— У нас был уговор только по поводу того, что я окончательно не забираю у тебя нашу дочь, а более мы ни о чем не договаривались! — прошипел он мне в лицо.
— Мне больно, отпусти, — как загнанная овечка попросила я и тут же вспомнила, каким монстром Маттео мог быть, и сейчас я была у него в лапах.
Я попыталась поцарапать его руки, что держали меня за шею, но все было бесполезно — он ничего не чувствовал.
— Ах, подожди, все же было что-то еще, — ехидно улыбнулся Маттео и наклонился к моему уху, обдавая шею горячим дыханием. — Договоренность о том, что ты работаешь в моем агентстве. Работаешь шлюхой, потому что не захотела быть
моей
шлюхой! — голос сорвался на последних словах, отчего я потянула руки к ушам, но он перехватил их, теперь больно сжимая запястья. — Раз уж ты приехала без спроса на мою территорию, должна чем-то отплатить, — злобно прошептал Маттео и приблизил тело к моему вплотную.
— Прекрати! — снова вспыхнула я и попыталась вырваться из стальной хватки, но его тело было слишком тяжелым и сильным; воспоминания ночей, когда он наваливался на меня, в мгновение ока обрушились на меня, и дыхание стало прерывистым.
— Раз уж ты теперь продаешь себя, я могу трахнуть тебя, верно? Какая разница, кто трахает? Либо они, либо я! — прорычал он мне на ухо, и я подняла колено, чтобы ударить им в пах, но Маттео перехватил его одной рукой и больно сжал ногу. — Не дергайся, Габриэлла, или будет хуже, — серые глаза пристально смотрели в мои, а руки стали шариться по телу, залезая под юбку.
— Маттео, не нужно! — пролепетала я, но он не обратил внимания на меня и мои мольбы. — Прошу тебя, если в тебе есть что-то человеческое, отпусти меня.
Я действительно пыталась найти в его взгляде намек на то, что в нем остался человек, до которого можно достучаться.
— Ты каждый раз ошибаешься, думая, что во мне есть что-то от человека, — нервно проговорил он и стал расстегивать ремень на штанах одной рукой, другой держа мои руки над головой и всем телом вдавливая в стену. — Молчи, Габриэлла, в этом доме никто не поможет тебе.
Я снова дернулась, думая, что смогу сбежать, пока он резкими движениями расстегивал молнию, но Маттео лишь больно толкнул меня в грудь, ударив спиной о стену, из-за чего из меня вышибло дух, и я не заметила, как его язык нагло вторгся в рот. Я нахмурилась и прикусила язык и губу со всей силы, на что его рука сжалась на моей шее, и он отпрянул.
— Чертова сука!
Затем почувствовала мерзкие руки на бедрах: как они снимали нижнее белье и как оно скатывалось по ногам к ступням. Боже, просто скажите, что это гребаный сон! И если я ущипну себя сильно-сильно, то смогу проснуться…
Чувства смешались. Я бы хотела отключить их вовсе, но не могла. В памяти всплыли все моменты, когда Маттео насиловал меня, пока я была замужем за ним, и если тогда я смогла пережить, стерпеть, то смогу ли сейчас?
— Маттео! Не делай этого! — снова взревела я, когда его тело врезалось в мое; он был возбужден, и я даже не сомневалась в том, что это то самое удовольствие, от которого Маттео получал сильнейший оргазм.
Через пару секунд я ощутила резкую боль внизу живота и услышала, как Маттео рвано вздохнул, будто ждал этого момента, будто у него не было других, кого он мог трахать.
Я попыталась сдержать слезы, но не смогла и заревела, как маленькая девчонка от беспомощности, от боли, что резала меня, от ощущения грязи, от которой я вроде только-только отмылась.
Пальцы вцепились в его руки, которые все еще больно сжимали запястья, чтобы я никуда не смогла дернуться. Я буквально чувствовала, как под ногтями оставалась его кожа и кровь, потому что слишком сильно впилась ими в тыльную сторону ладоней, но Маттео было плевать: он рвано двигался во мне, его зубы кусали шею, наверняка до крови, как он всегда это делал, однако боль между ног затмевала всю остальную.
Маттео врезался в меня сильнее и быстрее, наращивая темп, а спина и затылок неприятно терлись о стену, глаза смотрели вперед пустым взглядом, и иногда я теряла фокус из-за слез, заполняющих их, но как только они падали на щеки, я снова могла ясно видеть, но на самом деле предпочла бы ослепнуть, чтобы не видеть перед собой того, кто так яростно вырывал из меня жизнь.
— Ненавижу тебя, — тихо смогла произнести я. — Надеюсь, ты сгоришь в аду! — со всей злостью, что осталась внутри, заключила я, и Маттео, смотря в мои глаза, лишь нахально улыбнулся и снова впился в губы.
Я чувствовала, что он был на грани. Обе его руки сильно сжимали мою шею, и на мгновение показалось, что он задушит меня, но было плевать. Я больше не чувствовала себя той, кем стала за год без него, — снова стала сломанной куклой. Организм пытался спастись, хватая ртом воздух, но я заставляла себя не делать этого и просто смотрела перед собой на входную дверь, надеясь, что хоть кто-нибудь помешает Маттео делать то, что он делает, но даже если бы кто-то увидел этот кошмар, не смог бы сказать и слова против.
— Пока можешь дышать, сука! — прорычал он и ослабил хватку на шее.
Я стала глотать воздух, дабы заполнить его недостаток в легких, а Маттео продолжал входить и выходить из меня. И только когда он окончательно, кажется, сошел с ума и грубо, резко, до конца вошел в меня, поняла, что в данный момент не чувствовала себя живой.
➽─────────❥
Маттео оставил меня в гостиной, где некоторое время назад изнасиловал. После того, как он быстро удалился из комнаты, я скатилась спиной по стене на пол, поджала под себя колени и зарыдала навзрыд, закрыв лицо ладонями. Тело так сильно содрогалось, отчего я думала, что даже после того, как перестану рыдать, оно все равно будет биться в конвульсиях, а боль по всему телу никуда не уйдет, но еще хуже была боль, присутствующая глубоко в душе.
Понятия не имела, сколько просидела так, но, наверное, довольно долго, потому что ноги затекли, а комната медленно стала погружаться во тьму — солнце садилось.
Дверь в комнату открылась в тот момент, когда я попыталась встать, но не смогла.
— Габи?!
Это был Марко.
— Что он сделал?! — он подбежал ко мне и присел на корточки, вглядываясь в мое лицо. — Что сделал Маттео?! — громче спросил Марко и попытался понять мое настроение, но то, что я сидела на полу, и так было показателем того, что хуже уже некуда.
— То, что ему хотелось больше всего, — я сглотнула. — Причинил боль.
Марко огляделся и, кажется, заметил мое белье, которое все еще лежало рядом со мной. Черт, я даже не удосужилась одеться, настолько была истощена.
— Я убью его! — взревел он и хотел было встать, но я схватила его за руку и умоляюще посмотрела на него, наверняка красными глазами с полопавшимися капиллярами.
— Прошу тебя, помоги мне.
Марко тяжело вздохнул, видимо, пытался совладать с эмоциями, затем снова склонился надо мной и обвил руками талию, поднимая меня с пола. Я зажмурилась от боли в ногах и в животе. И почему я думала, что боль будет не такой сильной?
— Тебе нужно в больницу, я подвезу, — как только поставил меня на ноги, буквально приказал он, сделав тон голоса ниже и грубее.
— Нет, мне нужно домой, — резко осекла я; в больнице могли потребовать информацию, если я скажу, что меня изнасиловали. — Просто отвези меня домой, Марко. Это все, что мне сейчас нужно.
Руки цеплялись за его свитер, как за спасательный круг, но в это мгновение я и правда видела в Марко личного спасителя, который и был им все то время, которое я жила в этом доме, находясь в браке с Маттео.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
04:35 PM
Я сидела под струями душа на полу ванной и не чувствовала абсолютно ничего, кроме беспомощности и грязи на себе и внутри тела. Ненависть, с которой я относилась к себе во время брака с Маттео, вновь поглотила сознание. Я хотела царапать себя ногтями, хотела содрать с себя кожу, к которой он прикасался, хотела стереть память, лишь бы забыть все, что произошло. В глазах не было слез, но они болели так, что их хотелось выцарапать. И я действительно проводила ногтями по коже, оставляя на ней красные длинные линии. Признаться, раньше я никогда не причиняла себе боль, даже тогда, когда была замужем за Маттео, но сейчас желание что-то сделать с собой было сильнее, чем когда-либо. Однако… сломаться гораздо легче, чем взять себя в руки.
— Габи, с тобой все в порядке? — раздался голос Марко рядом с дверью в ванную комнату.
Я тяжело вздохнула и прокричала осипшим голосом:
— В норме, не переживай.
Я была благодарна ему за то, что он решил остаться со мной на некоторое время, но не уверена, что могла находиться сейчас долгое время с кем-то, поэтому вскоре должна буду сказать Марко, чтобы он оставил меня одну. Скорее всего, Марко будет против, но я должна справиться с этим сама, как справлялась тогда.
Наконец выйдя из ванной, заметила Марко на кухне: наверное, пытался что-то приготовить, но у меня не было аппетита есть что-либо, да и не знала, появится ли в ближайшие дни.
— Черт, я убью его, Габи, обещаю тебе, — увидев меня, сказал он.
— Он твой брат, твой Босс, ты не можешь, люди пойдут против тебя, если узнают, что ты убил их Дона, — безэмоциональным голосом сказала я и уселась на стул, немного поморщившись от боли в животе.
— Как я могу просто оставить это?! — Марко указал на меня пальцем. — Я не могу смотреть на твое тело, на котором он оставил синяки и укусы, и не думать о том, как я медленно разрезаю его, выворачиваю…
— Хватит, Марко! — резко остановила я, повысив голос. — Я не хочу знать этого. Мне нужно побыть одной, — взор устремился на него, пока он ставил передо мной тарелку с макаронами.
После нескольких препирательств Марко все же ушел, но сказал, чтобы я всегда была на связи, чтобы отвечала на сообщения, и я дала ему обещание — это я точно могла сделать, но не вынести чье-то присутствие рядом с собой в данный момент.
Я не знала, мог ли он и правда убить Маттео, родную кровь, но понимала, что Марко лишь сильнее возненавидел брата, хотя, казалось, куда еще больше. Однако внутри я все равно переживала за него, потому что не хотела, чтобы Марко навлек на себя и на свою семью войну, убив Маттео. Он Дон, а Дона уважают, боятся, слушаются, ему повинуются и чуть ли не в ноги кланяются, поэтому я сомневалась, что кто-то поддержит Марко в его поспешном решении.
Когда я легла в кровать, чтобы попытаться заснуть, хотя время было еще ранее, но тело требовало отдыха, телефон стал вибрировать на тумбочке, и я повернулась, чтобы взять его. На экране высвечивалось имя Лейлы. Немного подумав, я отложила телефон обратно и отвернулась, продолжив слушать вибрацию, пока она не прекратилась. У меня не было настроя разговаривать с кем-либо, как и видеть. Единственное, чего мне хотелось, — закрыть глаза, затем открыть и увидеть, что сегодняшний день был всего лишь ночным кошмаром, которые и так снились мне каждую ночь. Смогу ли я теперь вообще уснуть?
Глава 11: Надлом
Мистер Джованни Пеллегрини
Тогда
Сегодня отец решил сделать из меня, как он сказал, настоящего мужчину, поэтому два солдата семьи, которым отец больше всего доверял и которые являлись нашими телохранителями, везли нас в один из клубов семьи Бернарди, куда обычно приходили богатенькие мужчины, чтобы полюбоваться на девушек, затем снять их на ночь.
Я не мог сказать, что чувствовал себя отвратительно, но и чего-то хорошего не ощущал, как будто пустота окутала тело и сердце; впрочем, отец научил меня закрывать чувства глубоко внутри, чтобы брать какую-либо ситуацию под контроль. Он говорил, что отсутствие эмоций — ключ к победе, но, когда отец не видел, я наоборот показывал людям то, что чувствовал, либо то, что они хотели видеть. По моему мнению, если ты умел показывать фальшивые эмоции — это гораздо ценнее, чем быть без них, ведь тогда ты сможешь обмануть всех вокруг себя.
Однако сейчас отец был рядом, и мне стоило придерживаться навязанных им правил, которые уже стояли комом в горле.
— Жди здесь, Джованни, скоро к тебе подойдут, — сказал отец, когда мы вошли в клуб, и я сел на один из кожаных черных диванов.
Через несколько минут ко мне подошла девушка с темными длинными волосами, которые волнами спадали на ее плечи и спину, она была одета в короткую юбку и топ, что открывал вид на ее грудь. Я представлял себе таких девушек совсем иначе, но она была даже симпатичной, а ее розовые пухлые губы красиво растягивались в улыбке, когда она что-то говорила, пока стояла передо мной.
—
Мы можем пройти в комнату, где будем только вдвоем, хочешь? — предложила она, усаживаясь рядом и ведя одним пальцем по моей коленке вверх к паху.
Я лишь кивнул, и она поднялась вместе со мной. Пока мы шли через огромный зал клуба, глаза бегали по другим девушкам, которые кружились вокруг шестов и мужчин, залезая им на колени, залезая руками в их штаны. Некоторых из мужчин я знал и знал, что у них были жены, которые ждали их дома; казалось, в нашем мире измены были чем-то нормальным.
—
У тебя ведь не было еще никого? — спросила девушка, когда мы уединились в комнате, что освещалась слабым фиолетовым светом; это придавало интимности данному месту.
—
Нет, — коротко ответил я и сел на кровать, которая была застелена таким же фиолетовым покрывалом.
Девушка коротко улыбнулась или даже ухмыльнулась этой мысли, возможно, ей нравилось, что именно она будет моей первой; мне же было плевать, я делал это только ради того, чтобы отец отвалил от меня.
На самом деле я бы предпочел заняться сексом с той, кто мне нравился, но, наверное, в этой жизни этого никогда не произойдет. И сейчас, когда девушка медленно подошла и немного нависла надо мной, буквально выставляя грудь напоказ, я понимал, что в этой комнате, этой ночью мы будем просто трахаться, а не заниматься сексом.
—
Чего ты хочешь? Я могу сделать все, о чем бы ты ни попросил, — заявила она, смотря карими глазами в мои и облизывая губы; возможно думала, что это меня заведет, но не заводило.
—
Отсоси мне, — безэмоционально произнес я.
Она тут же оживилась и опустилась передо мной на колени, ее руки потянулись к моим брюкам и ширинке, ловко справляясь с ней и немного спустила брюки, оставляя меня в одних боксерах. Ее довольный взгляд дал понять, что ей нравилось мое возбужденное состояние и то, с каким нетерпением я ждал ласк от нее.
Когда я почувствовал тепло ее рта меня накрыло облегчение, которое не ощущал, если справлялся только рукой. Девушка медленно водила головой вверх и вниз, смыкая губы на головке, а рукой сжимала основание и иногда и ею проводила по нему. Однако вскоре этот ритм надоел, и я положил одну руку той на голову и схватился за волосы, принялся немного надавливать и наоборот оттягивать. Я мог контролировать весь процесс, и это доставляло удовольствия больше, чем когда девушка самостоятельно сосала.
Я слышал, как она причмокивала, чувствовал, как ее слюни стекали по мне, делая влажным. Я позволил себе опустить голову, которую запрокинул назад, устремляя взгляд в потолок, и стал наблюдать за тем, как моя рука направляла в нужный ритм, с каждой секундой ускоряя его. В одно мгновение мне понравилась эта власть, и я прохрипел:
—
Глубже.
Девушка подняла на меня глаза.
— И быстрее.
Она послушно стала выполнять мой приказ, опираясь двумя руками по обе стороны от меня в кровать, сжимая пальцами покрывало. Когда я достиг ее горла и она закашлялась, я ощутил, как тело содрогнулось, и это было новое ощущение, от которого, возможно, можно было стать зависимым.
Сейчас
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
11:30 PM
С поездки в Филадельфию прошло чуть больше двух недель, и я, честно говоря, думал, что за это время смогу вынуть из головы образ Габриэллы, но не мог. Оборвать все контакты было хорошей идеей, однако разум буквально был захвачен ею, мне даже казалось, что я слышал ее сладкие кокосово-миндальные духи.
После похорон Пины, которые Леонардо организовал в Филадельфии, мы с Кристиано вдвоем еще раз обошли вдоль и поперек здание, из окна которого стреляли в Габриэллу, но не нашли ничего, что бы помогло в поисках убийцы. Кристиано предполагал, что, возможно, это был кто-то из своих, тот, кому мы верили, но за каким чертом ему понадобилась смерть незнакомой девушки? Я не давал особого повода думать о том, что она являлась моей, однако, если бы Габриэллу и правда застрелили…
— Джованни! — резкий голос отца остановил поток мыслей, когда я спустился на первый этаж дома. — Куда ты едешь?
— Не уверен, что мои дела должны касаться тебя, отец! — огрызнулся я.
С того времени, как отец вернулся домой, мы только и делали, что ссорились и грозились убить друг друга, и я уверен, что рано или поздно кто-то из нас двоих сорвется. Конечно, он был, мягко говоря, не доволен тем, что я делал, но теперь всеми делами семьи занимался я, поэтому имел полное право менять все так, как мне вздумается.
— Ты слишком часто пропадаешь по ночам, — сказал отец с подозрением в голосе и сложил руки на груди, провожая меня взглядом. — Снова ездишь в то место, не так ли?
— То, что я делаю, никак не влияет на нашу семью, так что не вижу смысла в этом разговоре, — уверенно ответил я и накинул куртку на плечи, затем быстро вышел из дома, чтобы больше не видеть и не слышать отца.
Кажется, пора было снова переезжать в небольшой дом, который находился на нашей территории. Я жил в нем до того, как стал Боссом, и до того, как отца посадили в тюрьму, но потом переехал обратно, думая, что отец задержится в камере надолго. Жаль, что я ошибался в этом.
— Джо! — громкий голос сестры заставил немного вздрогнуть; что она делала в такое время в гараже?
Я взглянул на ее одежду: черные кожаные штаны, черное худи и кожаная куртка того же цвета, — и понял, куда собралась сестра.
— Ты никуда не поедешь, Белла, даже не пытайся уговаривать меня, — попытался мягко осечь ее попытку сбежать вместе со мной.
Когда я вернулся из Филадельфии, у дома стоял мотоцикл, который, как оказалось, отец подарил любимой дочери. Теперь она грезила им, ухаживала так, будто это ее домашний питомец, но в этом сестра походила на меня — я так же обращался с машинами.
— Пожалуйста, — заскулила она, — мне нужно выгулять его, — Аннабелла указала на мотоцикл.
— Отец знает, что ты здесь? — я свел брови на переносице, разглядывая мотоцикл.
— Конечно нет! — прошипела сестра, будто он мог услышать наш разговор.
Подумав несколько минут, кивнул и направился к своей машине, слыша, как Аннабелла порадовалась тому, что я дал одобрение, но на самом деле просто устал, мне нужно было разрядиться, поэтому не хотел ни с кем спорить.
Машина взревела, когда двигатель завелся, затем послышался рев мотоцикла, и сестра подъехала ближе ко мне. Немного подмигнув, Аннабелла первая выехала из гаража. Один раз мы уже ездили с ней по трассе, и, признаюсь, сестра гоняла даже быстрее меня, за что я потом сделал выговор. Конечно, у нее был пример — я, но на меня точно не стоило равняться.
Всю дорогу я наблюдал за тем, как ловко Аннабелла объезжала редко встречающиеся машины, и думал, что ей однозначно подходил мотоцикл. Когда мы приехали в нужное место, машин, как и людей, было уже достаточно, поэтому кто-то уже соревновался, но не официально. Я решил поставить машину поодаль от остальных, чтобы немного побыть с собой. Не то чтобы я не мог сделать этого дома, но здесь я чувствовал себя более свободным, потому что эта территория не принадлежала никому: ни из нашей семьи, ни из семьи Бернарди, хотя в прошлый раз они пытались навязать здесь свои правила.
Аннабелла последовала моему примеру и остановилась возле меня. Она слезла с мотоцикла и повесила шлем на руль, после подошла к моей машине и открыла дверь с водительской стороны.
— Джо, ты в порядке? — вдруг спросила сестра и облокотилась о дверь, теперь глядя на меня сверху вниз. — Твое настроение не совсем стабильно последнее время, я все вижу, — продолжила Аннабелла.
Я перевел взгляд с дороги впереди себя на нее. Конечно, она улавливала мое настроение, потому что дома я буквально срывался на всех, кто попадался на глаза, а мне такое не было свойственно. Возможно, так влияло присутствие отца, но ведь была и еще одна причина, еще один человек, который заполнял мысли.
— Наш отец меня напрягает, — только сказал я и заметил в зеркало заднего вида черную BMW.
Аннабелла чуть отошла в сторону, когда поняла, что я собирался выйти из машины. Кажется, это машина Кристиано, но что он здесь делал? Капо редкий гость в этом месте, если только я не приглашал его сюда, чтобы провести время вместе.
Подойдя ближе к его машине, я заметил, что на переднем пассажирском сиденье сидела Клэр. Теперь я догадывался, почему Кристиано приехал: наверняка девушка заставила свозить ее сюда, дабы найти меня. Раньше мы часто виделись, чуть ли не каждую неделю, но после того, как я первый раз сходил с Габриэллой на мероприятие, перестал встречаться с Клэр, однако это произошло само по себе.
Кристиано вышел из машины первым и быстрым шагом направился к нам. Мы пожали друг другу руки, и он поприветствовал Аннабеллу в своем стиле:
— Привет, принцесса, — Капо приобнял ее. — Классный мотоцикл, — заценил он, кивая на стоящий сзади нее мотоцикл.
— Спасибо, — ответила сестра, немного смутившись.
Я мигнул Кристиано одними лишь глазами, хотел с ним переговорить насчет Клэр, пока она пудрила нос. Он понял меня, и мы отошли подальше от моей сестры, — Аннабелле незачем было участвовать в нашем разговоре, но я пристально следил за ней: в таком месте нужен глаз да глаз, тем более без телохранителей.
— Зачем ты привез Клэр? — немного раздраженно спросил я.
— Ты сам написал мне вчера, чтобы мы встретились здесь, Джованни, — удивленно вскинул брови он и метнул взгляд на свою машину, где только что открылась дверь. — Что с тобой происходит? Ты сам не свой, — теперь Кристиано вглядывался в мое лицо, наверное пытаясь понять, что не так.
Черт, неужели я и правда писал ему о Клэр?
Я ничего не ответил, потому что Клэр появилась рядом с нами слишком быстро, и Капо решил оставить нас, отойдя к Аннабелле: думаю, о ней он мог позаботиться, пока я стал бы разбираться с Клэр. Она была одета в обтягивающую юбку, водолазку и кожаную куртку, а светлые прямые волосы красиво лежали на плечах.
— Привет, Джованни, — Клэр остановилась в паре метров от меня, но я чувствовал, что ей не терпелось подойти ближе.
— Привет, Клэр, — ответил я и продолжил рассматривать ее: она была красивой и сексуальной, но это все, что я видел.
— Я могу узнать, почему ты игнорируешь меня?
Не уверен, что этот вопрос вообще был уместен, потому что я никогда не давал Клэр надежду на то, что у нас что-то может получиться.
— Во-первых, Клэр, я был занят, а во-вторых, — я подошел к ней ближе и склонился над ухом, — между мной и тобой всего лишь секс, забыла? — после слов я снова выпрямился, ожидая реакции.
— Я помню, но все равно скучала по тебе.
Обе руки Клэр потянулись к моей груди, затем она стала опускать их ниже. Так Клэр скучала по мне или моему телу? Впрочем, насрать.
— Ты же знаешь, что всегда можешь выместить злость на мне.
Ей нравился жесткий секс.
— Так, почему бы нам не уединиться, например, в твоей машине? — почти шепотом спросила Клэр, невинно хлопая ресницами.
Некоторое время я смотрел на нее сверху вниз, затем поднял голову и увидел, что Кристиано и Аннабелла о чем-то увлеченно разговаривали, наверное, обсуждали мотоциклы: Кристиано был специалистом в этой области, потому что сам тащился по ним.
— Ну же, Джованни, — подначивала меня Клэр, — можешь трахнуть меня, как тебе угодно, — она приблизилась ко мне почти вплотную, и теперь рукой сжала упругое напряжение под тканью брюк.
Я свел брови на переносице и чуть слышно зарычал от этого действия. Мне действительно было необходимо трахнуть кого-нибудь, иначе разум не сможет дальше здраво мыслить.
Схватив Клэр за руку, повел ее к своей машине, но намеревался отъехать в более безлюдное место, да и подальше от сестры. В это время Аннабелла странным взглядом окинула меня, когда увидела, как я и Клэр садились в машину, но ничего не сказала, а Кристиано продолжил болтать, наверняка чтобы отвлечь от меня. Не то чтобы моя сестра была в неведении о том, что происходило между мной и Клэр, но, возможно, сейчас для нее вся эта ситуация показалась странной. После Филадельфии Аннабелла пыталась вытянуть у меня информацию о Габриэлле, хотя бы ее имя, но я лишил сестру даже этой возможности. Пару дней она ходила с надутыми губами, показывая обиду.
Клэр явно нравилось то, что происходило прямо сейчас, потому что ее лицо сияло, нежели несколько минут назад, когда она только вышла из машины Кристиано и подошла ко мне. Я никогда не хотел, чтобы от меня были зависимы, и боялся, что для Клэр я был личным дофамином, и как она будет избавляться от меня — понятия не имел.
Я остановил машину, где практически никого не было рядом, совсем в поле не хотелось останавливаться, потому что люди не дураки и могли понять все на раз-два. Клэр хитро взглянула на меня, затем перелезла со своего сиденья на мои колени и, обхватив руками мою шею, приблизила губы к моим. Ее язык тут же проник в рот, и я поддался этому искушению: начал целовать яростно и со злостью, кусая губы Клэр, наверняка оставляя небольшие синяки, но она никогда не была против отметин на себе. Руки схватили ее задницу и немного приподняли, чтобы сдвинуть с паха — нужно было расстегнуть ширинку. Однако Клэр откинула мои руки и сама быстрыми и ловкими движениями расстегнула ее.
Через несколько секунд Клэр опускалась на меня и громко стонала. Я же сжимал руками ее талию, помогая двигаться быстрее, потому что мне не нужна была нежность и медлительность — только жесткий секс, не более.
Закрыв глаза, я представил, что здесь, в машине, была не Клэр, а Габриэлла, и это ее руки цеплялись за мои плечи, это ее ногти впивались в кожу, ее стенки сжимались вокруг меня, ее стоны разносились по всей машине.
Да, признаю, что не мог долго игнорировать мысли о ней, но, черт возьми,
должен
! Просто, блять,
должен
выкинуть, забыть, стереть!
Нахрен это!
Я открыл глаза в тот момент, когда Клэр взорвалась и теперь тряслась на мне всем телом, прикусывая губы. Руки разжали хрупкую талию, чтобы она смогла слезть с меня, но Клэр лишь переползла обратно на пассажирское сиденье, затем наклонилась и обхватила рукой мое напряженное до боли возбуждение. Ее глаза нашли мои, и я утвердительно кивнул, как бы давая разрешение.
Клэр готова была брать в рот всю длину. Я не знал, откуда в ней столько… мазохизма, но мужчинам это точно нравилось, если у Клэр, конечно, кроме меня, были другие. И сейчас она с быстрым темпом водила головой вверх вниз, заглатывая полностью. Я чувствовал, как головка упиралась в стенки ее горла, и это было охренеть как приятно.
Опустив руку на голову Клэр, я удержал ее в нижней точке, но она даже не закашлялась, затем ослабил хватку и ощутил, как оргазм наконец накрыл меня.
— Безумно скучала по этому, — сказала Клэр, вытирая рот.
Я ничего не ответил и лишь оделся, чтобы вернуться к сестре и Кристиано.
Мы приехали на то же место, в то время, когда мотоцикл Аннабеллы стоял на старте, и она сидела на нем, а ее голова была повернута на рядом стоящий другой мотоцикл, на котором сидел парень, похожий на брата Маттео — Марко. Какого хрена моя сестра творила?!
Я резко сорвался с водительского сиденья и вышел из машины. Кристиано стоял поодаль от Аннабеллы и явно пытался до нее достучаться, говоря о чем-то и разводя руками, но если она на что-то решилась, то отговорить очень трудно — была упертой, как баран. Оказавшись возле сестры, встал впереди нее и, мельком взглянув на парня, узнал в нем Марко, затем перевел взгляд обратно и твердо приказал:
— Сейчас же слезь с мотоцикла, Белла!
— Я всего лишь прокачусь один раз и все, ничего не будет! — возмущенно и громко произнесла сестра. — Мы с Кристиано уже прокатились на моем мотоцикле туда и обратно, разведали обстановку, — она показала вперед рукой.
Я подошел к ней ближе и склонился над ухом, чтобы мои слова услышала только она:
— Если ты думаешь, что здесь все так просто, ты ошибаешься, — грозно прошептал я. — Это не игрушки, тем более когда ты соревнуешься с одним из Бернарди, — после сказанных слов я отодвинулся от нее, чтобы посмотреть на реакцию, но не увидел на лице сестры ничего, кроме решительного порыва: она была настроена выиграть у Марко.
Я хотел было схватить Аннабеллу за руку и увести нахрен отсюда, даже если это оскорбило бы ее, но раздался громкий свист, который означал начало соревнований, и теперь нельзя было уйти со старта.
— Белла, — решительно позвал я, и она взглянула на меня, — возьми, — я аккуратно протягивал сестре пистолет, оглядывая людей, собравшихся вокруг линии старта, — следил, чтобы никто не заметил моих действий. — Если тебе будет грозить хоть малейшая опасность, стреляй.
Аннабелла кивнула.
Я сжал челюсти до скрежета зубов, но отошел в сторону, где стоял Кристиано, сложив руки на груди с недовольным выражением лица.
— И как, блять, я могу доверять тебе свою сестру?! — прорычал я почти в лицо Капо, подойдя к нему.
— Она сказала, что хочет еще раз прокатиться, но я не знал, что именно сейчас соберется вся эта толпа и потребует, чтобы Аннабелла участвовала в их сумасшедших играх! — объяснил он, говоря так же громко, как и я. — Ты же знаешь их правила. Если встал на старт во время начала, назад пути нет.
Я лишь кивнул после слов Капо и повернулся всем корпусом к линии старта, где теперь моя сестра крутила ручку газа, и ее мотоцикл ревел; то же самое делал и Марко. Я убью этого парня, если он даже косо посмотрит на Аннабеллу. Он, кстати, даже не отплатил мне за то, что вогнал свой чертов нож мне в бок.
Сердце ускорилось в тысячу раз, когда сестра стартанула с места и буквально через несколько минут скрылась из виду, а вдалеке виднелся лишь маленький красный огонек от мотоцикла.
— Их слишком долго нет! — нервно произнес я, потому что они должны были уже вернуться. — Что если семья Бернарди снова подкинула дерьмо, как мне в тот раз?
Как я мог вообще допустить такую ситуацию, когда Аннабелла без какой-либо охраны угнала от меня?! Со мной точно не все нормально в последнее время, я как будто стал менее осмотрителен.
— Если через пару минут не появятся, предлагаю поехать за ними, — спокойнее ответил Кристиано.
Я кивнул и только сейчас заметил, что Клэр стояла возле него и осматривала местность вокруг, но на нее мне было, откровенно говоря, насрать.
Через пару минут толпа взревела, и мы с Кристиано стали вглядываться в темноту, в которой было видно, как два мотоцикла ехали обратно. Человек, который отвечал за все это мероприятие, прокричал о том, что девушка победила, и я невольно ухмыльнулся. Аннабелла точно была моей женской копией почти во всех смыслах, и я не знал, радоваться этому или тревожиться.
Сестра объехала толпу, которая намеривалась поздравить победительницу, и подъехала к нам, затем сняла шлем, и я заметил ее красные щеки, она была запыхавшейся, видимо, перенервничала.
— Поздравляю, принцесса, — чуть улыбнулся Кристиано одним уголком губ, обратившись к Аннабелле.
— Grazie (Спасибо. (итал.)), — с улыбкой во все тридцать два зуба поблагодарила сестра и чуть склонилась в поклоне.
Мы с Кристиано одновременно издали смешки от этого жеста, но потом я вспомнил, что Аннабелла буквально рисковала собой, да и вообще поступила опрометчиво, не думая о последствиях.
— Едем домой, Белла, — почти приказал я.
— Dio mio, che noia! (Боже мой, какая скука! (итал.)) — удрученно ответила сестра. — Пока, Кристиано, — повернулась она к нему.
— Tuo fratello non sa come divertirsi (Твой брат не очень-то умеет веселиться. (итал.)), — усмехнулся Капо, и мне пришлось бросить на него суровый взгляд, затем протянул ему руку для рукопожатия, чтобы тоже попрощаться.
Когда я проходил мимо Клэр, она попыталась притянуть меня к себе, но я лишь поднял руку в знак того, что не стоило этого делать, и прошел мимо. Клэр должна была понять, что мы с ней никто друг другу.
➽─────────❥
Утром на кухне не было ни одной души, кроме Марисы, которая приготовила завтрак, но и она, заметив меня, быстро удалилась. Отец приучил прислугу в доме к тому, что если кто-то из семьи заходил в комнату, где они находились в данный момент, то им следовало уйти, чтобы не мозолить глаза. Я пытался это изменить, когда отец сидел в тюрьме, но все было тщетно, — он так запугал их, что прислуга и слова сказать не могли.
Телефон зазвонил ровно в тот момент, когда я сел пить кофе. На экране высветилось имя консильери.
— Микаэль. Что-то случилось?
Просто так он никогда не звонил.
—
Доброе утро, Джованни. Возможно, нужно тебя спросить, что случилось
.
Я нахмурился, не понимая, о чем шла речь.
—
Так как мой второй номер телефона был записан в эскорт-агентстве, где ты снимал девушку, они позвонили сейчас и спросили, не знаю ли я, где она, потому что она не выходит на связь уже четыре дня, а ее так называемые подруги не могут достучаться до нее в квартире
.
Из-за слов Микаэля в горле встал ком, но я быстро проглотил его, чтобы не показывать, что я взволнован.
—
Только не говори мне, что ты что-то с ней сделал только потому, что она участвовала во всех твоих делах в Филадельфии
.
Какого хрена он вообще таким образом думал обо мне?
— Ты серьезно думаешь, что я способен убить женщину? — с вызовом спросил я и отодвинул кружку с кофе, вставая со стула, чтобы пройти в коридор.
—
Джованни, ты должен быть способен убить в том числе и женщину, но ответь мне: ты сделал что-то с ней или нет?
— Я не убивал ее, Микаэль! — резко ответил я и развернулся к шкафу с одеждой. — Я разберусь с этим. Поеду сейчас к ней домой. Позже сообщу, что и как, — и нажал красную кнопку, чтобы отключить вызов.
— О ком речь? — внезапно появилась Аннабелла передо мной, выйдя из-за угла: кажется, она была бы хорошим агентом под прикрытием — отлично подслушивала.
— Белла, сколько раз тебе повторять о том, что неправильно подслушивать мои разговоры, да и вообще кого-либо?
Да, я был раздражен этим, но мне просто не хотелось, чтобы в будущем из-за этого навыка сестра попала в неприятности.
— Ты убил ее? Ту девушку?.. — в больших глазах читался страх, смешанный с любопытством.
— Я никого не убивал! — снова взревел я, повысив голос; сестра вздрогнула и отшатнулась от стены, на которую опиралась возле шкафа.
Блять!
— Прости меня, я не хотел, — сосчитав до трех, тише произнес я. — Мне нужно разобраться кое с чем, — последнее, что сказал, и вышел из дома, оставляя в сметенных чувствах Аннабеллу.
По дороге к дому Габриэллы голова была забита только тем, что же с ней случилось, почему она не выходила на связь, да и вообще не открывала даже дверь квартиры. На ум приходило только то, что кто-то из тех, кто пытался убить ее, все-таки добрался до нее.
Нет, я не хотел, чтобы это оказалось правдой! Сжав руль сильнее двумя руками, я буквально вжал педаль газа в пол, и машина чуть ли не полетела по дороге.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
12:15 PM
Оставив машину на специальной парковке возле дома Габриэллы, я поспешил к нужной мне двери, потому что уже знал, где именно она жила. Однако первая дверь вела лишь в общий коридор, где находилось несколько дверей в другие квартиры, да еще и на разных этажах.
Я попытал удачу и постучал в первую попавшуюся дверь, но из нее выглянула женщина лет сорока; она любезно подсказала мне квартиру, в которой жила Габриэлла, но сказала, что давно не встречалась с ней, а раньше каждый день здоровалась с ней утром. Значит, все действительно было плохо.
— А когда вы в последний раз ее видели? — поинтересовался я.
— Дня четыре назад, и с тех пор она не выходила. Ее квартира находится над моей, и я уверена, что она дома, потому что иногда слышу какой-то грохот, — объяснила женщина, и я в очередной раз поблагодарил ее, затем стал подниматься по лестнице.
Остановившись напротив двери, которая должна была вести в квартиру Габриэллы, я стал тупо смотреть на нее. В голове роились мысли о том, что если она откроет дверь и впустит внутрь, то вряд ли мне удастся после этого отпустить ее, хотя у меня и так плохо получалось, но сейчас, когда я снова увижу Габриэллу, все станет еще хуже — внутренний зверь освободится от цепей, в которые я его так тщательно заковал.
Наконец рука поднялась, чтобы нажать на звонок возле двери, но после первого звонка ничего не произошло, поэтому я нажал еще раз — ничего. Прислонив ухо к двери, я услышал лишь тишину, но по какой-то причине знал, что она должна быть там, да и соседка снизу тоже верила в это.
— Габриэлла, это Джованни.
Не стал более нажимать на звонок, а просто постучал кулаком в дверь.
— Я знаю, что ты дома, — продолжил я. — Что бы с тобой ни случилось, я могу помочь тебе.
По крайней мере, мне хотелось в это верить, все-таки я действительно мог многое сделать, а для нее…
Я еще несколько раз постучал в дверь, но уже с большей силой, затем услышал тихий шорох за дверью.
— Уходи, Джованни, — сдавленный и осипший голос раздался за дверью: видимо, она стояла точно так же, как и я, а может, даже смотрела в глазок. — Мне не нужна помощь.
Но голос говорил совершенно о другом.
— Ты врешь, Габриэлла, — тверже произнес я и дернул ручку двери. — Позволь мне войти, пожалуйста, — нечасто говорил это слово, но в данный момент считал, что именно оно поможет мне добиться того, что так необходимо.
Несколько минут стояла тишина: ни я, ни Габриэлла не издавали ни звука, и я хотел дать немного времени для принятия решения, не думаю, что давление помогло бы больше, чем молчание.
Моя тактика была верна, потому что я услышал, как раздался щелчок — повернулся ключ в двери. Я опустил ладонь на ручку двери и медленно открыл ее. В коридоре квартиры было довольно темно, поэтому виделся лишь женский силуэт.
— Я могу войти? — спросил я, обеспокоенно вглядываясь в темноту, пытаясь разглядеть Габриэллу.
— Да, — коротко ответила она и немного отошла назад; снова боялась?
Я нащупал выключатель и щелкнул по нему, свет на несколько секунд ослепил нас, а после того, как глаза привыкли, я смог рассмотреть Габриэллу. Черт, что произошло?! На ней не было лица: синяки под глазами, растрепанные волосы, впалые щеки. Она была одета в длинный теплый кардиган горчичного цвета, а под ним лишь футболка бежевого цвета, которая еле прикрывала бедра, но, кажется, сейчас Габриэллу это не особо волновало, хотя она находилась рядом со мной.
— Габриэлла, что произошло?
Ее пустые глаза, опущенные вниз, говорили о том, что кто-то причинил ей боль.
Я снял ботинки и пальто и подошел к Габриэлле ближе, она немного вздрогнула, когда мой указательный палец приподнял ее лицо за подбородок.
— Когда ты в последний раз спала?
Красные глаза говорили о том, что вряд ли она спала больше, чем восемь часов за несколько дней.
— Четыре дня назад, — губы задрожали, а на глазах выступили слезы.
Мне хотелось узнать, что произошло, какой ублюдок причинил ей боль, но сейчас точно было не время расспрашивать об этом. Нужно было накормить Габриэллу, но сначала уложить в кровать, вряд ли у нее был хороший аппетит от недостатка сна.
— Тебе нужно поспать, — мягко сказал я и рукой убрал волосы с плеча, заправив за ухо, глаза сразу зацепились за красные отметины на шее и следы от укусов. Я нахмурился, и Габриэлла заметила, куда упал мой взор, поэтому склонила голову так, чтобы я не мог видеть этого. — Я убью того, кто это сделал с тобой! — прорычал я, хотя пытался произнести это более мягко, однако при таких обстоятельствах не стоило надеяться на мягкость в голосе.
Как бы я ни хотел сорваться прямо сейчас и найти этого ублюдка, не мог оставить Габриэллу одну, ведь ясно было, что после того случая, четыре дня назад, она закрылась в квартире и проживала это в одиночку, и сейчас я должен был поддержать ее, однако, что с Габриэллой на самом деле произошло… Изнасилование? Кто-то сделал это из клиентов агентства?
— Идем, я уложу тебя в кровать, — теперь тише сказал я и взял ее за руку.
Габриэлла не знала, что сказать и сделать; от недостатка сна можно быть очень дезориентированным, и это правда прослеживалось в движениях и во взгляде: она была как зомби и, возможно, некоторые вещи делала на автомате.
Квартира была небольшой, но уютной. Габриэлла рукой указала на комнату. Здесь пахло кокосом, совсем как от нее самой, но также комната погрузилась во тьму, потому что шторки были задернуты и не пропускали ни единого луча света.
Габриэлла присела на кровать, а я включил ночник, стоявший рядом на прикроватной тумбочке.
— Почему ты не спала?
Я присел на корточки напротив нее, чтобы смотреть на Габриэллу снизу вверх: так я мог лучше видеть лицо и эмоции.
— Не могла и не могу, — она всхлипнула. — Мне снятся кошмары, и теперь я не отличаю, где сны, а где реальность, поэтому проще вообще не спать, — голубые глаза встретились с моими, и я взял ее руки в свои, которыми она теребила пуговицы на кардигане; на запястьях тоже были синяки — видимо, от сильного сжатия.
— Я помогу тебе справиться с ними, — поднявшись на ноги, сказал я. — Хочешь, посижу рядом, пока ты засыпаешь?
Габриэлла кивнула и опустила голову на подушку, закидывая ноги на кровать.
Я сел рядом с другой стороны, но так, чтобы между нами было пространство, думал, мне она тоже не до конца доверяла, и, может, если бы не недосып, то вряд ли бы пустила к себе, все же мы не виделись две недели, мало ли, что произошло со мной за это время, но за этот промежуток произошло лишь то, что я стал более агрессивным, а вот с Габриэллой… Смотря на бледную кожу, которая и так от природы была таковой, хотелось согреть и обнять ее, потому что казалось, что ей холодно.
Взгляд переместился с Габриэллы на комнату. В ней не было ничего особенного: типичная спальня с обычной мебелью в светлых тонах, но на комоде напротив кровати стояла рамка с фотографией: на ней Габриэлла держала за руку маленькую девочку с темными волосами. В памяти сразу всплыла ее фраза, которую я услышал в номере, когда мы были в Филадельфии: «малышка». Кто эта девочка? Когда мы шли в спальню, я также заметил другую комнату, но поменьше, в которой стояла детская кровать, да и развешены постеры с изображением барби. Сестра? Племянница? Дочь?..
Я снова взглянул на Габриэллу, грудь которой медленно вздымалась, сквозь тишину квартиры можно было услышать тихое и ровное дыхание, поэтому показалось хорошей идеей пойти на кухню и что-нибудь приготовить, пока Габриэлла спала. Однако как только я встал с кровати, почувствовал легкое прикосновение к руке и повернул голову: голубые радужки в мольбе смотрели на меня, а рука сильнее сжимала мои пальцы.
— Останься со мной, Джованни, не уходи, — прошептала Габриэлла, наверняка проглотив слезы, и я поддался этому соблазну, потому что на самом деле и сам хотел остаться с ней в кровати, но боялся реакции своего тела, боялся почувствовать то, что могло кольнуть сердце раз и навсегда.
Я снова улегся на кровать, но придвинулся чуть ближе. Габриэлла перевернулась на другой бок и оказалась лицом ко мне. Она какое-то время изучала меня, затем спросила:
— Ты можешь обнять меня? — после своих слов Габриэлла прикусила нижнюю губу, но я отвел взгляд, потому что даже сейчас это выглядело чертовски сексуально.
— Конечно, но тебе нужно придвинуться ближе, — сказал я, и она аккуратно придвинулась так, что ее голова уперлась мне в грудь.
Габриэлла тяжело вздохнула, но, когда моя рука опустилась на тонкую талию, тело расслабилось, значит, все же доверяла мне больше, чем когда-либо и чем я считал. Никогда не подумал бы, что буду кого-то вот так обнимать, просто лежать и обнимать. Конечно, это было в моей природе: я мог обнимать сестру и маму, но никогда не думал, что буду обнимать незнакомую девушку, да еще и ту, которая, кажется, как сказала Аннабелла, оставила отпечаток где-то в груди.
Я опустил подбородок на макушку Габриэллы, и нос заполнился сладкими духами. До сих пор отказывался понимать, как это работало — я ведь ненавидел сладкое, черт возьми! Но ее запах стал для меня сродни навождению, от которого я вряд ли смогу найти лекарство или просто избавиться. Да и хотел ли избавляться?
На секунду и я прикрыл глаза, думая, что не усну, но, видимо, уснул, потому что меня разбудило то, как Габриэлла дернулась в руках. Я немного отодвинулся и увидел, что ее глаза были закрыты, однако под веками бегали зрачки, а брови свелись к переносице, образуя маленькие морщинки на лбу — снилось что-то неприятное. О чем эти кошмары? О прошлом?
— Оставь меня… — хрипло прошептала она. — Оставь меня в покое…
Тело задрожало, а из глаз полились слезы; раньше и понятия не имел, что во сне человек мог плакать.
Руки сильнее сжали Габриэллу, может, так она почувствовала бы поддержку, но дыхание лишь учащалось, и я не знал, что делать, потому что, казалось, что еще немного, и она начнет задыхаться.
— Габриэлла, — позвал я и притронулся одной рукой к ее щеке. — Габриэлла! — громче сказал я, и дыхание вдруг нормализовалось, а потом она резко распахнула глаза, теперь ошарашенно смотря на меня. — Все в порядке, я не дам тебя в обиду, — попытался успокоить я.
Я стер большим пальцем слезы с ее щек, и Габриэлла, кажется, и сама удивилась своим слезам, но все же дала мне совершить этот жест.
— Извини… — она сделала паузу. — Я же сказала, что не могу нормально спать.
— Незачем извиняться, ты ни в чем не виновата, — сказал я. — Виноват ублюдок, из-за которого тебе снятся кошмары, — тверже продолжил и почувствовал, как во мне разгорался пожар; вскоре я не смогу сдерживать его, и мне нужно будет кого-нибудь или что-нибудь побить.
Габриэлла ничего не ответила, лишь отвела взгляд от моего лица на свои руки, которые лежали на моей груди; наши тела соприкасались друг с другом, и я старался не опускать взгляд ниже, чтобы не смотреть на ее обнаженные, чертовски красивые длинные и стройные ноги.
— Тебе, наверное, нужно уже идти, — вдруг сказала она с ноткой грусти в голосе, и я непонимающе чуть отпрянул, разжимая руки на хрупкой талии. — Думаю, у тебя есть дела поважнее меня и моего ужасного состояния, — Габриэлла пожала плечами.
— Сейчас мне ничто не важно, — хотел добавить «только ты», но поджал губы и продолжил: — поэтому я останусь, пока тебе не станет хоть капельку лучше.
Еще лучше, если Габриэлла и вовсе придет в себя, но, думаю, это не самый быстрый процесс, хотя, смотря что произошло… Но как это выяснить, не задевая ее, пока не мог понять.
— Хорошо, — тихо пролепетала она и снова уткнулась лбом в мою грудь. — От тебя вкусно пахнет.
Первый раз мне такое говорили, но от этих слов где-то внутри кольнуло. Я не знал, что обычно на такое отвечали, поэтому просто сосредоточился на стене напротив, слушая, как с каждой минутой дыхание Габриэллы вновь становилось размеренным — засыпала.
Прошло некоторое время после того, как Габриэлла снова уснула, и на этот раз я решил точно выбраться из кровати и из ее цепких рук, которые держались за меня, как за спасательный круг. Выходя из комнаты, я еще раз оглянулся на мирно спящую Габриэллу, которая поджала под себя ноги, затем медленно и тихо прикрыл дверь и направился на кухню, чтобы поискать то, из чего можно приготовить ужин.
➽─────────❥
Время близилось к позднему вечеру, но Габриэлла до сих пор спала, да я и не был против пробыть даже всю ночь с ней, если это будет необходимо, а я считал, что это необходимо.
Ужин был почти готов. Я, конечно, не профессионал, но что-то готовить умел. По крайней мере, Аннабелла никогда не жаловалась на еду, приготовленную мною.
— Кристиано, мне нужно, чтобы ты пробил всех клиентов в агентстве Бернарди, которые последние две недели «заказывали» девушку по имени Габриэлла Бьянко, — как только он ответил на звонок, сказал я.
Капо немного усмехнулся в трубку — для него это была нетипичная задача, — но мне действительно нужно знать, с кем встречалась Габриэлла в последние дни, чтобы найти потенциальную жертву.
—
Джованни
,
знаешь
поговорку: Vino, tabacco e donne non porteranno al bene?
(
Вино, табак и женщины до добра не доведут. (итал.)
)
— спросил Кристиано, но я промолчал в ответ — не до этого сейчас было. —
Будет сделано
, — получив, наконец, тот ответ, который был нужен, я сбросил вызов и услышал тихие шаги.
Повернув голову, увидел Габриэллу, которая успела переодеться в джоггеры белого цвета и худи; в ее квартире было и правда прохладно. Волосы были собраны в небрежную косу. Она медленно шла по направлению ко мне: кажется, теперь Габриэлла лучше понимала, что происходит, после нескольких часов сна.
— Я разбудил тебя? — спросил я, когда она подошла ближе и облокотилась бедром о кухонный стол, за которым я сидел на стуле.
— Нет, скорее, разбудили голодный желудок и запах приготовленной еды, — с легкой улыбкой на лице ответила Габриэлла, и мои губы дрогнули. — Ты умеешь готовить, — удивленно произнесла она и подошла к плите. — Не ожидала. Я думала, в вашем мире умеют готовить только кухарки.
— В основном так и есть, но я часто готовлю для сестры, и ей нравится моя стряпня,
—
поднявшись со стула и тоже подойдя к плите, сказал я.
— И что же ты приготовил? — Габриэлла с нескрываемым интересом указала на сковородку.
— Оссобуко (Классическое мясное итальянское блюдо из говядины. Osso buco переводится как «полая кость», которая (вместе с мозгом) как раз используется для приготовления мясного рагу. В составе обязательно есть телячья голяшка, крупно порезанные овощи, томатный соус, специи.) и ризотто (Итальянское блюдо на основе риса с добавлением овощей.), — объяснил я, указав на еду. — Надеюсь, ты не вегетарианка, но, судя по продуктам в холодильнике, нет.
— Я почти всеядная, так что не переживай.
И у меня отлегло; я правда боялся, что не попаду в точку и опозорюсь.
— А приготовленная тобой еда выглядит очень аппетитно, тем более, когда желудок совершенно пустой.
Габриэлла немного отошла от плиты и открыла дверцы шкафчика напротив себя, доставая оттуда тарелки.
— Ты ведь поужинаешь со мной?
Я кивнул, потому что и сам проголодался.
Габриэлла буквально приказала мне сесть за стол, потому что я и так приготовил ужин, и я повиновался, теперь наблюдая за тем, как легко она порхала возле плиты и накладывала еду в тарелки. И именно в этот момент я поймал себя на мысли о том, что хотел бы, чтобы моя жена умела готовить, чтобы она включала свою любимую музыку и танцевала, пока готовила, а я приходил домой и за всем этим наблюдал, улыбаясь.
«Ты уничтожишь ту, которую полюбишь».
Эхом снова раздались слова отца в голове, и я зажмурил глаза и нахмурился, чтобы отогнать мысли, которые только что посетили меня. Черт, ну сколько можно?! Я же не нарушаю свои обещания, а я дал себе слово: никогда не любить, никогда не ввязывать девушку в свой мир… Для меня был приемлем только брак по расчету, но, смотря на Габриэллу, я видел в ней человека, с которым мог бы прожить всю жизнь. Однако пока я хранил эти размышления в голове. Пока не сказал и слова о своих чувствах вслух, все это могло остаться внутри меня, но как долго я смогу игнорировать себя и свое сердце?
Глава 12: Подчинись ему
Мистер Джованни Пеллегрини
Некоторое время я и Габриэлла молча ели ужин, иногда бросали друг на друга взгляды, и я заметил, что после сна она выглядела гораздо лучше, но все же не мог не останавливаться на синяках и укусах, да и с собранной прической все было видно слишком хорошо.
— È da leccarsi i baffi! (Пальчики оближешь! (итал.)) — вдруг восторженно сказала Габриэлла, и мои губы растянулись в улыбке; у нее и правда был чистый итальянский, будто она всю жизнь прожила в Италии.
— Мне нравится твой итальянский, — сказал я и поймал ухмылку на губах Габриэллы. — И рад, что тебе понравилась еда. Мне было жизненно необходимо справиться с этой задачей.
Габриэлла вдруг остановилась, застыла на месте после моих слов, будто в ее голове что-то щелкнуло, и этот щелчок переключил какую-ту кнопку.
— Почему? Ты не обязан быть здесь, не обязан помогать мне… — она запнулась. — Как ты вообще узнал обо всем?
Когда Микаэль позвонил и сказал, что до Габриэллы не могли дозвониться и она не открывала дверь, в груди неприятно кольнуло, а разум перестал слушаться. Я даже не думал в тот момент о своем табу, которое шло за мной по жизни, будто Габриэлла понемногу рушила все, что я построил, хотя две недели я пытался сопротивляться.
Пытался
…
— Моему помощнику позвонили из агентства, сообщили, что ты не выходишь на связь, — начал я, но Габриэлла все еще вопросительно смотрела на меня. — Габриэлла, я не знаю ответов на остальные вопросы, кроме этого, но я не мог остаться в стороне и был прав в своем решении, потому что тебе правда нужна помощь.
Глаза опустились на ее запястья, чтобы она поняла, о чем я говорил, но, думаю, и так понимала.
— Скажи мне, кто это сделал и что конкретно сделал? — попытал удачу я и задал главные вопросы, что роились в голове.
— Я не стану этого делать, потому что ты убьешь его, но даже это вводит меня в заблуждение, ведь ты мой клиент, а я красивая кукла, которая пару раз сопроводила тебя на мероприятия, — Габриэлла отложила столовые приборы и облокотилась о спинку стула, затем скрестила ноги по-турецки.
Я нахмурился и свел брови к переносице, потому что не понимал, какого черта она не хотела, чтобы тот ублюдок, который причинил ей боль, умер?
— Я точно не та девушка, с которой ты должен возиться и из-за которой должен марать руки в крови, хотя, уверена, они и так в крови, — голос Габриэллы даже не дрогнул при упоминании убийств, а раньше она чуть ли не отталкивала меня, когда только узнала о том, кто я на самом деле.
— Габриэлла, это моя сущность. Я ненавижу мужчин, которые так, — показал пальцем себе на шею, имея в виду ее, — обращаются с женщинами. Они должны гореть в аду! — последняя фраза буквально вырвалась изо рта, да так резко и грубо, что Габриэлла ошарашенно уставилась на меня, но страха в ее глазах не было. — Ты защищаешь ублюдка, и я не понимаю, зачем. Да, на моих руках много крови, и, если они испачкаются в его, я даже не моргну, меня не загрызет совесть, — продолжал я убеждать ее открыться мне.
— Я не хочу более обсуждать это, — вдруг отрезала Габриэлла и встала из-за стола, собирая тарелки, которые уже были пустыми.
Однако я не дал ей уйти далеко и схватил за руку. Габриэлла резко повернула голову, на лице можно было заметить раздражение.
— Просто ответь, это кто-то из клиентов или другой?
— Кто-то из клиентов, — сглотнула она и ответила.
Сейчас я не мог понять, было ли это ложью чистой воды, потому что здесь, кажется, была и доля правды, но более не стал приставать и отпустил руку, наблюдая за тем, как Габриэлла кладет посуду в раковину. Я все еще видел, что ей тяжело держать лицо, тяжело выдавливать из себя улыбку, но это не удивительно, ведь она пережила травмирующий опыт, однако я до сих пор не знал, что именно тот ублюдок сделал.
От мыслей отвлек телефон, который неожиданно завибрировал в кармане брюк.
— Слушаю, — ответил я.
—
Джо, маме стало хуже. Кажется, у нее очень сильно болит все тело…
— сестра запнулась. —
Пожалуйста, ты можешь вернуться домой?
— я слышал, как Аннабелла тихо всхлипывала. —
С нами никого больше нет, кроме телохранителей, ты очень нужен нам.
А где же чертов папаша?!
— Я сейчас же выезжаю домой, — уверенно произнес я и встал на ноги. — Не плачь, все будет в порядке.
—
Мы очень ждем тебя
, — последнее, что сказала сестра и отключилась.
Габриэлла удивленно вскинула брови и выключила воду.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила она.
— Мама. Она болеет синдромом Гийена-Барре.
Габриэлла явно не знала о такой болезни, да про нее, в принципе, мало кто слышал.
— Это аутоиммунное заболевание (Это патология иммунной системы, при которой она начинает вырабатывать антитела против собственных клеток организма. В результате происходит разрушение здоровых клеток и тканей, развитие различных патологий.), в основном оно связано со слабостью в конечностях и черепных нервах (Это нервы, отходящие от ствола мозга и обеспечивающие двигательную функцию мышц лица, глазных яблок, мягкого неба, глотки, голосовых связок и языка, а также чувствительность кожи лица, слизистых оболочек глаза, ротовой полости, носоглотки, гортани.). В конечном итоге болезнь может привести к парализации всего тела, — коротко объяснил я. — И сейчас звонила сестра, сказала, что ей стало хуже.
— Это… это ужасно, мне жаль, что ваша мама…
— Не стоит, — остановил Габриэллу, потому что не хотел, по крайней мере, сейчас слушать это, поэтому прошел в коридор, где взял с вешалки пальто.
Конечно, мне не хотелось оставлять в одиночестве Габриэллу. Не знал, как она поведет себя, если сейчас уеду. Будет ли пытаться причинить себе боль или снова не спать из-за кошмаров?
Я замер на несколько секунд, когда надел ботинки, и взглянул на Габриэллу, которая кусала губы, облокачиваясь о стену: у нее был задумчивый вид, возможно, она думала о том же, о чем и я.
— Если хочешь, я могу вернуться, чтобы ты смогла поспать, — неожиданно предложил я, и, клянусь, на мгновение в голубых радужках промелькнул огонек и надежда, но Габриэлла отрицательно помотала головой.
— Спасибо, Джованни, ты и так многое сделал для незнакомки, — тихо произнесла она и слегка улыбнулась. — Поверь, беспокоиться не о чем, я буду в порядке.
Но я был в этом не уверен: Габриэлла выглядела слишком разбитой.
— Тебе нужно спешить, — она стала подходить ближе, но обошла меня и открыла дверь, буквально выпроваживая.
Я все же вышел за дверь, но, перед тем как уйти, обернулся. Почему, черт возьми, мне так сложно просто взять и уйти?! Я же все сам усложняю так, что потом не вылезу из этого дерьма. Но было ли оно дерьмом?
— Помнишь, мы договаривались, что ты научишь меня лепить?
— Да, кажется, во вторую встречу, — кивнула Габриэлла, уточнив.
— Ты занята завтра?
Она помотала головой.
— Что, если устроишь мне мастер-класс? — немного ухмыльнулся я, чтобы стать хоть на каплю обворожительным.
— Хорошо, но где-то после полудня, — на ее щеках появился небольшой румянец, и он так шел Габриэлле, что мне хотелось почаще смущать ее.
Блять, да она чертовски красивая!
Я лишь кивнул и бросил напоследок что-то наподобие: «до встречи», затем пулей вылетел из дома, направляясь к машине.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
11:45 PM
Я буквально залетел в комнату мамы. Сердце бешено колотилось, потому что по дороге сестра звонила еще раз и рыдала в трубку — маме становилось только хуже. Аннабелла с мольбой в глазах посмотрела на меня, когда я подлетел к кровати и увидел, как мама дрожит, а глаза смотрели куда-то в потолок, будто она не видела нас, будто и вовсе не видела ничего.
— Мама?
Я взял ее за руку и сильно сжал, чтобы она обратила на меня внимание, и она обратила, повернув голову, но взгляд оставался таким же пустым.
— Ты можешь что-то сказать?
Сестра встала со стула и ближе придвинулась к матери.
— Белла, что было, пока я ехал? — перевел взгляд на Аннабеллу.
— Ее трясло так же, как и сейчас. Я думала, может, температура, но она в норме, — со всхлипом ответила сестра. — Вдруг ее парализует?
— Дети мои, — наконец тихо произнесла мама, — вам не о чем беспокоиться, — закашлялась. — Я свой срок уже отжила, — губы тронула еле заметная улыбка. — Вы стали такими взрослыми, красивыми и умными, я и мечтать не могла о таких детях.
Нет, ей нельзя было здесь и сейчас прощаться с нами — не время!
Все следующие слова звучали невнятно. Мама то и дело кашляла, будто вот-вот задохнется, и я не мог поступить иначе, поэтому решил, что здесь не обойдется без больницы. Что, если ее легкие парализует, и мама не сможет дышать без специального аппарата? Да с какого хрена ей стало хуже?! Отец заверял, что приходили лучшие врачи Нью-Йорка, а то и Америки. Однако… стоило ли ему верить? Он же мог легко соврать, дабы мы с сестрой поверили, дабы избавиться от жены, которая надоела…
— Кристиано, мне нужно несколько солдат, — быстро произнес в телефон. — Я везу маму в больницу.
Мы нечасто пользовались услугами больницы, но в одной из них знали нашу семью, однако оставлять маму без охраны было точно плохой идеей.
—
Мы будем на месте, Джованни,
— коротко ответил Капо, и я сбросил вызов.
Двое охранников остались у дома, двое — у ворот. Аннабелла не рискнула остаться одна, да я и не предлагал этого — слишком опасно, даже если рядом находились телохранители. Я доверял сестру ограниченному кругу людей.
В моей машине ехать было бы тесно, поэтому решил взять черный минивэн, которым в основном пользовались солдаты семьи. Аннабелла села рядом с мамой, которую мы уложили на задние сиденья. Я переживал, что ехать быстро будет опасно, но, если не сделаю этого, могу опоздать, потому что мама кашляла сильнее.
До больницы доехали довольно быстро, а врачи уже поджидали нас у черного входа, так как я позвонил им, сообщая, что вскоре мы приедем, и ситуация не требовала отлагательств. У того же входа увидел машину Кристиано, из которой вышли несколько солдат и направились в нашу сторону.
— Джемма Пеллегрини должна быть защищена лучшим образом, ясно?! — вроде и вопрос, но я произнес его грубо и твердо, приказывая солдатам.
Они лишь кивнули и направились к врачам, которые укладывали маму на больничную койку.
— Что случилось? Ей хуже? — спросил Кристиано, подходя ближе.
— Да, и, кажется, гораздо, — я скрыл боль в голосе, потому что это не то, что от меня ожидали мои люди, да и рядом стояла сестра, которая должна была видеть во мне поддержку, а если и я сломаюсь, то ей будет еще тяжелее. — Ты можешь поехать в наш дом?
Не то чтобы я не доверял охране, но предпочитал, чтобы Кристиано проследил за ними.
— Конечно, — кивнул он и метнул взгляд за мою спину, где стояла Аннабелла. — Привет, принцесса, — поздоровался Капо.
Сестра лишь махнула рукой: не была в нужном настроении для общения с кем-либо, и я понимал ее, ведь наша мама буквально могла умереть сегодня на наших глазах.
Мы с Аннабеллой быстро прошли в здание больницы, куда уже увезли маму. Главный врач сообщил, куда нам нужно пройти и какую палату искать. Я сжимал руку сестры так сильно, что, казалось, еще немного, и она заныла бы от боли, но Аннабелла терпела, может, думала, что мне необходимо именно это. И мне действительно сейчас нужно плечо близкого человека.
— Все будет в порядке, я обещаю, — мягко сказал я, когда мы дошли до нужной палаты, но нас пока не впустили внутрь, поэтому мы расположились на стульях напротив; охрана же стояла по разные стороны от двери, а также у входов и выходов из данного крыла больницы.
— Как ты смеешь обещать, если не можешь повлиять на это, Джо? — с беспокойством и дрожью в голосе спросила Аннабелла, и я знал, что ее слова правдивы.
Мы никак не изменим того, если сегодня — день, когда мама должна умереть, но я всеми фибрами души надеялся, что успел вовремя среагировать, да и сестра молодец в решении позвонить мне.
— Где отец? — попытался отвлечь и себя, и Аннабеллу от гнетущих и сжирающих мыслей.
Сестра явно не звонила ему, а сразу набрала меня, но ее решение было понятным: мы оба отвыкли от отца и его помощи за то время, что он пробыл в тюрьме, а я так вообще не желал иметь с ним более никаких дел.
— Папа ушел до того, как маме стало плохо, но я не спрашивала, куда, — пожала плечами Аннабелла, все еще смотря в пол, положив подбородок на руки, которые заключила в замок. — Но… — она сделала паузу и вдруг выпрямилась, — …он кое-что сказал перед уходом, — перевела глаза на меня, и я прочитал в них страх.
Я придвинулся ближе к Аннабелле и взял ее руки в свои. Мне не часто приходилось видеть сестру такой: сметенной, нервной, потерянной, но сейчас она выглядела именно так, и это было не только из-за состояния мамы. Что наш гребаный отец сообщил?!
— Он сказал, что я скоро должна выйти замуж.
Я нахмурил брови, сведя к переносице.
— Сказал, что я не могу больше наслаждаться свободной жизнью, — Аннабелла вздрогнула от сказанных слов. — Знаешь, за кого папа хочет меня выдать?
Он не может, не посмеет!
Я лишь вопросительно посмотрел на сестру, ожидая ответа.
— Марко Бернарди.
Какого хрена?!
Я сжал челюсти, а ладони — в кулаки, потому что не мог представить, чтобы сестра вышла замуж за этого ублюдка!
— Белла, наш отец больше не может влезать в дела семьи, — я попытался успокоить ее, но сам готов был сорваться прямо сейчас и убить голыми руками «любимого» папашу. — Я теперь Босс, и мне решать, когда ты выйдешь замуж и за кого, — конечно, последние слова тоже не сильно радовали, но я бы точно не выбрал в мужья для сестры гребаного Марко Бернарди!
— Но я обещана ему…
Что?!
— С четырнадцати лет, Джо, — глаза Аннабеллы нашли мои, и я разглядел в них слезы, но она пыталась сдержать их, часто моргая.
— Почему я не знал об этом?! — злости не было предела, кажется, этот день хотел окончательно добить меня и мои нервы.
— Зачем тебе было знать? Папа сам все всегда решал без чьей-либо помощи, ты же знаешь его, — сестра пожала плечами, и в следующую секунду дверь в этом отделении больницы распахнулась, и отец собственной персоной зашел внутрь.
Как же, блять, вовремя он умел появляться, ведь в этот самый момент агрессия достигла пика. Кажется, она с самого утра ждала, чтобы выйти наружу, и вот наконец для нее нашелся нужный выход, а я был и не против.
Встав со стула, быстрым шагом направился к отцу. Я буквально налетел на него и прижал к ближайшей стене, сдавливая его горло одной рукой.
— Вот так ты решил справиться со своим отцом, Джованни? — ухмыльнулся он, и я еще сильнее сжал руку вокруг шеи.
— Какого черта ты обещал Аннабеллу Марко Бернарди?!
Конечно, меня не только это волновало, но сейчас желание выяснить именно этот момент было намного сильнее всего остального.
— Какого черта я ничего об этом не знал?!
Его глаза смотрели в мои, но не выражали ничего, кроме издевки; всегда знал, что отец тот еще ублюдок. Однако его выражение лица вдруг сменилось на гневное, и я вспомнил те моменты, когда мы практиковались с ним в боях на ножах или стрельбе из оружия, тогда лицо отца выражало такую же злость в ответ на мои неверные действия. Теперь же есть одно большое но — я уже не тот маленький мальчик, который боится. Я тот, кто может убить, даже не моргнув глазом, даже если передо мной человек, который вырастил меня.
— Ты знаешь наши порядки, Джованни! — выплюнул он и оттолкнул от себя, ударив в грудь. — Аннабелла уже должна была выйти замуж, но я попал в тюрьму, и все отменилось до моего возвращения, — продолжил отец.
— Попал? — я издал нервный смешок. — Вот так просто, блять, попал?!
Я все еще не мог понять: он придуривался или хотел таким способом взбесить меня, чтобы я натворил дел?
Аннабелла вдруг появилась позади меня и аккуратно протянула руку, положив на плечо. Я повернул голову и прочитал в ее глазах мольбу прекратить этот цирк, хотя бы на некоторое время, пока мы здесь, ждем результатов от врачей по поводу состояния мамы. И я послушался немого совета сестры, но кинул на отца смертельный взгляд перед тем, как окончательно отойти от него подальше и сесть обратно на стул.
Если бы не Аннабелла, мы с отцом, вероятно, хорошенько покалечили бы друг друга, забив на все приличия, потому что наше с ним настроение было на пределе, особенно теперь, учитывая все то, что я узнал. Конечно, я понимал, что не должен вот так показывать ненависть к отцу, потому что знал, что Аннабелле было больно от этого, ведь мы все-таки семья.
➽─────────❥
Казалось, время длилось так долго, хотя прошло лишь пару часов с того времени, как мы привезли маму в больницу. Никто из нас не говорил ни слова, могли лишь кидаться недовольным взглядами друг в друга.
— Джемма Пеллегрини готова принять посетителей, — вышел главный врач, открывая дверь в палату. — Я подойду чуть позже и все расскажу вам, — оповестил он, и мы все вместе прошли в палату.
Мама лежала в постели, к рукам и ногам были прикреплены трубки разного размера и толщины с различной жидкостью, текущей в них, — ее можно было разглядеть вблизи.
— Мама, — первой заговорила сестра и аккуратно взяла ту за руку, отчего мама немного улыбнулась, рассматривая сначала дочь, затем нас с отцом: мы стояли по другую сторону кровати. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила Аннабелла.
— Немного лучше, — кивнула мама, отвечая, но ее голос был такой слабый, отчего внутри больно кольнуло. — Алессандро, и ты здесь, — обратилась мама к мужу и протянула ему руку, он же в ответ так же аккуратно, как и Аннабелла, сжал ее.
Через минуту, как и обещал, зашел главный врач и остановился перед нами, мы повернулись к нему, ожидая, что он скажет по поводу состояния мамы.
— Болезнь ярко прогрессирует, — начал врач, и я крепче сжал руку сестры, которая весь вечер искала во мне поддержку. — Вы вовремя привезли миссис Пеллегрини в больницу, потому что теперь болезнь пробралась в легкие. Еще немного, и она поразит их.
— Что это значит? — спросил отец; неужели его и правда это интересовало?
— Значит, что легкие скоро парализует, и миссис Пеллегрини не сможет дышать самостоятельно, — ответил главный врач; в голосе и на лице промелькнуло сожаление.
Я повернул голову к маме, которая все это слышала, но, казалось, она уже давно приняла эту судьбу, потому что на ее лице не мог прочитать боль или печаль.
Врач сказал еще несколько слов, в которых порекомендовал, чтобы мама осталась на несколько дней в больнице, затем покинул палату, напоследок сказав, чтобы мы не задерживались здесь надолго, так как маме стоило отдохнуть и поспать.
После вердикта от главного врача я чувствовал внутри себя пустоту. Теперь, когда известно, что болезнь никуда не отступит, надежда на выздоровление, которая теплилась в груди, больше не грела сердце, лишь разрывала на части. Конечно, я скрыл настроение за маской безразличия и злости, потому что отец был рядом, да и Аннабелле нужна была моя стойкость, — я должен был показать, что вместе мы со всем справимся.
Я не хотел оставлять маму одну в больнице, но отец настоял на том, что охрана надежней некуда, и что я должен быть с сестрой, потому что она выглядела разбитой. Как бы я ни хотел начать новую ссору и спросить, куда он собрался снова укатить, вместо того чтобы вернуться домой, не видел в этом смысла, по крайней мере, пока. Устраивать очередную сцену перед нашими людьми, да и перед чужими, было бы опрометчивым решением. Никто не должен видеть, что в семье чуть ли не идет война.
Когда я остановил машину у дома, Аннабелла первая вышла из нее. Я же задержался, глядя куда-то вдаль, затем вспомнил, что телефон несколько раз вибрировал в кармане брюк, и достал его оттуда, следя за тем, как сестра входила в дом. А я-то думал, что Аннабелла обернется, заметив, что я не вышел следом, но, похоже, она была слишком подавлена новостью о прогрессировании болезни мамы.
Я нашел человека, который последним снимал девушку,
о которой ты спрашивал.
Кристиано.
Неужели. Хоть какая-то хорошая новость за сегодня.
Видимо, Кристиано уехал из нашего дома, потому что так бы я заметил его машину у ворот, но ее не было.
— Скажи мне его адрес или адрес, где он может находиться, — быстро проговорил я, набрав номер Кристиано, и снова завел машину.
—
Что ты собираешься делать?
— недоверчиво спросил Капо. —
И что вообще происходит?
— слишком много вопросов, на которые я не хотел отвечать.
— Просто, блять, скажи мне, Кристиано! — гневно произнес я в телефон и развернул машину в сторону дороги; с трудом удавалось узнавать себя, мне не свойственно было
так
кричать на своих людей, да и вообще на кого-либо.
—
Я выследил его
.
Еще одна хорошая новость, но от этого внутри не легче: я лишь предвкушал, как буду убивать ублюдка, даже если он не виноват в том, что произошло с Габриэллой.
—
Он сейчас находится в Плазе на Манхэттене, но не один, заходил с девушкой. Мне стоит дождаться тебя?
— Дождись, я уже еду, — приказал я и резко нажал на педаль газа.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
01:15 AM
Спать не хотелось от слова совсем. Мне нужно было выплеснуть всю агрессию и злость на что-то или кого-то, и сейчас я считал, что было то самое время, когда я мог убить ублюдка и избавить себя от этого нервного состояния. Если этот мужик еще и грязный извращенец, который ужасно обходился с женщинами, я буду только рад избавить мир от такого, как он.
Как только машина остановилась возле отеля, заметил Кристиано, который уже направлялся в мою сторону. Ему явно было до безумия интересно, какого черта я устроил и зачем. Впрочем, не винил Капо за это любопытство, потому что мне не свойственны такого плана действия, обычно я тщательно продумывал шаги, анализировал, чтобы не вляпаться в дерьмо, а тут…
— Джованни, скажи мне, что ты собрался делать? Зачем тебе этот мужик и как он связан с той девушкой? — закидал вопросами Капо, как только я вышел из машины.
— Габриэлла это та девушка, которая сопровождала меня на мероприятия, — начал я, и Кристиано сложил руки на груди, внимательно слушая меня. — Ты видел ее, когда забирал нас после взрыва моей машины в Филадельфии.
Он кивнул.
— Сегодня, точнее уже вчера, Микаэль сообщил, что она не выходит на связь четыре дня. Я поехал к ней и увидел Габриэллу всю в синяках, укусах и засосах. Как думаешь, что произошло? — я склонил голову вбок, хотя на самом деле это был больше риторический вопрос.
— Так ты считаешь, что это сделал кто-то из ее клиентов?
— Она сама так сказала.
Хотя ее ответ был не очень-то убедительным, будто тот человек одновременно и клиент, и нет.
— С какого хрена тебя вообще заботит ее судьба и то, что с ней случилось? — недовольно спросил Кристиано и огляделся по сторонам.
Если бы я сам знал… Однако в глубине души и правда знал ответ, но, как и говорил ранее, пока я не произносил эти слова вслух, пока до конца не осознавал чувства, все это лишь иллюзия, и нет никаких скрытых мотивов.
— Что если он не причинял ей боль?
— Мне плевать! — прорычал я, подавшись вперед. — Я хочу кого-нибудь прикончить! — спокойнее, но не менее агрессивно продолжил я. — Конечно, если он не невинная овечка.
— Джованни, ты, кажется, немного слетел с катушек, — прищурился Капо, рассматривая мое лицо. — Ладно, я с тобой, ты же знаешь, — пожал плечами он, и мы прошли ко входу в отель.
Зайдя в отель, Кристиано подошел к ресепшену и спросил у девушки, стоящей за ним, в каком номере находится нужный нам человек. Сначала она недоверчиво и раздраженно посмотрела на нас, затем я кинул ей устрашающий взгляд, и девушка тут же ответила на вопрос Капо.
Лифт остановился на нужном этаже, и мы прошли далеко по узкому коридору, освещенному тусклым светом. Остановившись перед темной дверью, я прислонил указательный палец к губам, как бы говоря, что нам нужно послушать, что происходит в номере, а только потом решать, совершать ли вообще какие-либо действия или же просто уйти. Но я, честно говоря, надеялся на то, что за дверью окажется ублюдок, каких только поискать, потому что руки чертовски чесались.
Мы простояли несколько минут, но ничего так и не услышали, кроме тихого шороха, а после — тишину, из-за чего я готов был ударить кулаком ближайшую стену, да так, чтобы костяшки стерлись в кровь, но как только подумал об этом, услышал женский крик.
— Dannazione! (Проклятье! (итал.)) — произнес Кристиано. — Неужели никто не обращает на это внимание?
— Кому здесь обращать внимание, если этот номер находится дальше, чем остальные?
Капо, видимо, только после моих слов понял, что другие номера и правда были далеки от этого, а значит то, что происходило за дверью, вряд ли кто-то слышал, да и даже если и слышал, разве предпринимал какие-то меры?
Я аккуратно притронулся к ручке двери и дернул за нее, но дверь, конечно же, не поддалась, однако в номере сразу стало тихо, затем послышались шаги в сторону двери. Кристиано достал из кобуры пистолет, и я сделал то же самое, после направил оружие перед собой.
— Кто это? — мужской противный голос раздался по ту сторону.
— Помогите, прошу! — девушка вдруг закричала слишком близко, видимо, подбежала к двери.
— Заткнись, сука! — прокричал незнакомец, затем раздался грохот, как будто что-то или кто-то упал; я был уверен, что этот мудак ударил девушку, и она не удержалась на ногах.
Черт! Если я убью его, могу развязать войну с семьей Бернарди, ведь это их агентство продавало девушек. Если он являлся постоянным клиентом, который платил бешеные деньги, вряд ли его смерть останется незамеченной. Однако мысли оборвались, когда Кристиано в очередной раз дернул ручку, и на этот раз дверь поддалась, и Капо с выставленным перед собой пистолетом резко зашел в номер.
— Какого черта вы творите?! Кто вы, мать вашу?! — обозленно и непонимающе заорал мужчина, который был в одних лишь боксерах.
— Он еще и мою мать приплел сюда, — как бы больше для себя сказал Кристиано. — Что ты делал с девушкой?!
Я опустил голову вниз и заметил сидящую на полу девушку, которая была лишь в одном белье: она кусала губы, ее руки и ноги тряслись, а глаза бегали от меня к Кристиано и так по кругу. Сейчас было не время заострять на ней внимание, поэтому я прошел дальше, в спальню, и увидел несколько плеток и игрушек, которые, вероятно, использовались для более жесткого секса, некоторые из них и правда выглядели как пыточные инструменты.
— Я снял ее, чтобы хорошенько трахнуть, вот и все! — услышал я и развернулся, чтобы найти Кристиано и незнакомца, который, кажется, готов был вот-вот расплакаться от вида оружия.
Хорошенько трахнуть? Это, черт возьми, больше похоже на секс до потери сознания. Только гребаные извращенцы заставляли насильно впихивать все эти игрушки в себя, чтобы наслаждаться криками, слезами и болью.
В коридоре девушка уже стояла на ногах, но до сих пор тряслась, поэтому я решил, что сперва было бы неплохо сказать ей о том, что она может уйти, дабы не видеть всего, что произойдет дальше.
— Уходи. Забирай вещи и уходи. Поскорее, — мягким тоном, каким только мог в данную минуту, сказал я, и она после моих слов кивнула, затем побежала в спальню, откуда я только что вышел.
Пока Кристиано угрожающе целился в ублюдка пистолетом, приказывая ему сесть на стул, я дождался, пока девушка покинет номер и закрыл за ней дверь, щелкнув замком. И этот щелчок будто и в голове переключил некую кнопку, отчего я злобно улыбнулся и направился в гостиную номера, где жертва уже была привязана к стулу — Кристиано умело справлялся с веревками и узлами.
— Если вы хотите денег, берите, мне плевать на них, но отпустите, ради Бога! — начал молить о пощаде мужчина, но все его слова я планировал игнорировать.
— Прекрати уже приплетать Бога и мать, они тебе точно не помогут, — сказал Кристиано с кривой улыбкой.
Я медленно снял пальто, положив его на диван, стоящий у стены, затем закатал рукава рубашки и вынул нож, который использовал для одной из любимых мною пыток. Она была позаимствована у Триады (Это традиционные организованные преступные группировки, происходящие из Гонконга, Макао и Тайваня.) и имела название «Линг Ши» (Суть способа — мелкие надрезы по всему телу, как от бумажного листа. Палач должен обладать особым искусством, и не дать жертве умереть быстро от болевого шока или сделать слишком глубокий порез и дать жертве истечь кровью.), означающее непрекращающаяся смерть или «смерть от тысячи порезов». Для этого способа пытки нож должен быть тонким и очень острым, чтобы кожа рассекалась быстро и легко и чтобы не пришлось делать глубоких порезов.
Я присел на корточки возле мужчины и покрутил нож в руках, как бы показывая ему, что с ним будет. Он смотрел на оружие в моих руках глазами бедного оленя, которого хищник зажал в углу, а ведь был таким смелым, когда хотел трахнуть девушку.
— Имя Николь тебе о чем-то говорит? — медленно, протягивая каждое слово, спросил я и поднял глаза на ублюдка, который нервно кусал щеки изнутри.
— Да, я снимал ее, чтобы она сопроводила меня в ресторан, где мы с друзьями праздновали день рождения, — признался он: видимо, и правда не хотел умирать.
— И как прошла твоя встреча с ней? — я поднялся на ноги; Кристиано стоял поодаль и наблюдал за происходящим.
— В каком плане? — фыркнул незнакомец, и я резко обернулся к нему, полоснув ножом по его предплечью, оставив еле заметный порез; он скривился, но ненадолго.
— Что ты с ней делал? — я пригнулся и заглянул в его глаза, затем почувствовал, как от него несет алкоголем.
— Ничего я с ней не делал! Какого черта вы печетесь об этих потаскухах?!
А вот это было лишнее.
Уверен, что, когда этот ублюдок сказал последние слова, мои глаза потемнели настолько, что от привычного цвета радужек не осталось и следа. Я обошел стул, на котором сидел мужчина, и уверенным резким движением полоснул ножом по его шее: порез был гораздо глубже, чем на предплечье, отчего кровь тут же хлынула на грудь, но это точно не даст ему захлебнуться или умереть. Незнакомец лишь скривился, попытался наклониться вперед, но веревки, которым он был перевязан, не давали этого сделать. Когда он немного пришел в себя и выпрямился, решительно поднял голову и глаза на меня. Какой, блять, смелый стал, снова!
— Я сказал правду о том, что ничего с ней делал. Да, я пытался затащить ее в туалет, чтобы…
— Чтобы что?!..
Я напрягся всем телом, ощутив даже некую боль в мышцах, но на самом деле хотел, чтобы именно этот мужик оказался тем ублюдком, который причинил боль Габриэлле, потому что сегодня он умрет.
— Чтобы трахнуть! — твердо и громко произнес незнакомец. — Для чего по вашему еще снимают девушек? — прищурил глаза.
Я все еще стоял за его спиной, но теперь склонился к уху ублюдка и прошептал вопрос:
— А твоя голова не сообразила прочитать ее контракт?
— Что такого там может быть написано, о чем нужно знать, снимая шл… девушку? — осек себя и без единой задней мысли нагло спросил он.
Какие же чертовы мудаки живут на земле! Если клиенты не удосуживаются просмотреть контракты и анкеты, их менеджер должен убеждаться в том, что они прочитали всю необходимую информацию, а не пускать на самотек и позже находить девушек в подворотнях. Конечно, они продавали себя и свое тело, но не все из них хотели трахаться.
— К сожалению, ты больше не сможешь узнать об этом! — устрашающе прорычал я и полоснул ножом с другой стороны по его шее, отчего мужчина завыл, но ничего не мог поделать — руки тоже были привязаны вдоль тела.
В следующие минуты я был поглощен злостью и агрессией, которые выплескивались с помощью рук, разрезающих тело ублюдка. Да, он ничего не сделал Габриэлле, но то, как хотел обойтись с ней и той девушкой, говорило все за него. Мир не будет страдать из-за его смерти. В конце концов я уже не резал так аккуратно, как планировал, потому что не хотел медлить, лишь видеть, как кровь быстрее хлещет из порезов, покрывая все тело и пол под ним, растекаясь и пачкая мои ботинки.
— Джованни, — услышал я сквозь какой-то вакуум и шум в голове, но не остановился даже тогда, когда рука в очередной раз приблизилась к уже вспоротому животу. — Джованни! — Кристиано резче произнес мое имя и схватил меня за руку. — Остановись! Он уже… — Кристиано прислонил два пальца к шее незнакомца, — …мертв.
Я резко выдернул запястье из руки Капо и отошел на несколько метров от лужи крови. Не помнил, когда последний раз меня так заносило, что я не мог остановиться, но, кажется, все слишком быстро и сразу навалилось, отчего я и правда потерял голову.
— Тебе нужно домой, чтобы хорошенько отоспаться, — спокойно сказал Кристиано. — Я все приберу, не о чем беспокоиться.
Я и не брал в голову, знал, что он прикроет, не оставляя и следа.
— Иди, Джованни.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
03:30 AM
Вернувшись домой, я некоторое время простоял на улице в саду, просто чтобы дать остыть себе и мыслям, хотя теперь их было гораздо меньше: возможно, замарать в очередной раз руки в крови — не такая уж плохая идея, хотя, честно говоря, никогда особо не любил калечить кого-либо. Я не испытывал от этого кайфа, как гребаный маньяк. Однако сегодня на меня и правда что-то нашло. Или
кто-то
.
В доме стояла тишина, но, когда я ступил на лестницу, ведущую на второй этаж, услышал, что из гостиной еле слышно доносились звуки фортепиано. Почему Аннабелла не спала? Я развернулся, чтобы пройти проведать ее, потому что мелодия, которую она играла, была полна меланхолии.
— Белла? — окликнул ее, когда заглянул в проем двери, и она тут же перестала играть, обернувшись.
— Ты вернулся, — голос звучал удрученно и вымучено.
Я подошел ближе, и мне удалось рассмотреть заплаканные красные глаза сестры. Черт, было больно смотреть на нее, но мы одна семья, и я должен быть рядом.
— У тебя… кровь на рубашке, — указала Аннабелла пальцем на нижнюю часть ткани, и я выругнулся про себя за этот промах.
— Мне нужно было выпустить пар, — с тяжелым выдохом ответил я и присел рядом с ней на скамью за фортепиано. — Прости, мне не стоило появляться перед тобой в таком виде.
— Честно говоря, мне все равно, я настолько устала, что даже не хочу знать, что ты делал и чья это кровь, — ее губы изогнулись в подобии улыбки. — Мы можем просто обняться? — вдруг тихо спросила сестра.
— Конечно, — я распахнул руки в приглашении, и Аннабелла юркнула ко мне, положив голову на грудь.
Это лишь малая часть того, что я мог сделать для нее, но надеялся, что это хоть капельку поможет сестре почувствовать себя лучше. Мы оба не были готовы к тому, что маме станет хуже. Нет, конечно, я знал, что рано или поздно болезнь выиграла бы, но… не сейчас. Казалось, что на нас упало все и сразу, буквально за один гребаный день.
— Могу узнать, где ты был, когда я позвонила тебе? — немного отстранившись, спросила сестра.
Я немного замялся с ответом, раздумывая, стоит ли Аннабелле знать об этом, но все-таки решил, а почему, собственно, нет. Мы часто делились друг с другом тем, что сильно беспокоило.
— У той девушки, с которой ездил в Филадельфию.
После сказанных слов сестра окончательно отпрянула из объятий и удивленно посмотрела на меня, а одна ее бровь изогнулась.
— Не нужно так, — я показал на нее пальцем, — на меня смотреть, — чуть ухмыльнулся.
— Это то, о чем я думаю, м? — хитро спросила Аннабелла и склонила голову вбок.
— А о чем ты думаешь?
— Ну, например, о том, что она тебе нравится, — немного задумчиво ответила сестра. — Ага! Вот оно! — воскликнула Аннабелла, и я прислонил палец к ее губам, чтобы она успокоилась.
— Что? Не понимаю тебя, Белла, — я позволил себе улыбнуться, потому что теперь ощущал некую легкость; так обычно и действовали разговоры с сестрой.
— Твое лицо, — она провела пальцем вокруг овала лица, — на долю секунды изменилось, когда я заговорила о ней.
Я все еще вопросительно смотрел на Аннабеллу.
— Значит, девушка точно засела у тебя в голове, а может… — сестра прислонила руку к моей груди, — …не только в голове, так ведь?
Неужели я готов был признаться в этом себе? Сейчас, разговаривая с Аннабеллой, я по-настоящему ощущал жар во всем теле, думая о Габриэлле.
— Возможно, — коротко ответил я, но видел, что сестра требовала большего. — Я просто не могу и не хочу втягивать ее в весь этот ужас, ты же знаешь мои принципы.
— Ты хоть понимаешь, какую ошибку совершишь, если упустишь ее, Джо? — сестра наклонилась ближе, заглядывая в глаза. — Я бы наплевала на все и всех, если бы поняла, что сердце рвется на части от того, что хочет быть с тем или иным человеком.
Когда она успела стать такой мудрой и взрослой?
— Тебе стоит дать шанс и себе, и ей, — Аннабелла сжала мое плечо рукой. — Подумай об этом.
— Не думал, что буду обсуждать с младшей сестрой свои сердечные дела, — хмыкнул я с легкой улыбкой на губах. — Иди ко мне, — снова притянул ее в объятия и чмокнул в макушку. — Спасибо тебе.
— И тебе, Джо, — тихо сказала Аннабелла.
Мы просидели в темноте гостиной еще несколько минут, прежде чем подняться на ноги, заметив, что солнце уже встает из-за горизонта. Комната сестры находилась дальше по коридору, в то время как моя была чуть не ли не самой первой возле лестницы. Я проследил за Аннабеллой взглядом и, когда она подошла к своей двери, окликнул ее:
— Белла.
Сестра повернула голову в мою сторону.
— Почему ты не рассказала о том, что обещана Марко?
Внутри снова забурлило неприятное чувство. Я не мог допустить, чтобы Аннабелла вышла замуж за этого ублюдка. Конечно, я мог ошибаться насчет него, но в нашем мире то и дело крутились те или иные слухи. И слухи о том, что вся семья Бернарди чуть ли не проклята, доходили даже до ушей людей, не причастных к мафии.
— Не хотела, чтобы ты переживал за меня, — лишь ответила Аннабелла и вошла в комнату, а я — в свою.
Обычно отец делился со мной всем, что связано с делами семьи, ведь я должен был стать Доном вместо него, однако эту маленькую, но такую важную деталь решил скрыть. Я подозревал, что это из-за нашей с сестрой связи. Отец знал и знает, как Аннабелла дорога мне.
В душе все же теплилась надежда на то, что в моих силах отменить обещание отца семье Бернарди.
Глава 13: Бесконечная временная петля
Мисс Габриэлла Бьянко
Черч-стрит, церковь Сан-Пьетро, Нью-Йорк.
10:15 AM
Признаюсь, что не часто посещала церковь, но отчего-то именно сегодня, проснувшись с утра, почувствовала, что необходимо сходить в это место, как раз перед встречей с Джованни в мастерской. Кстати, после плотного ужина, приготовленного им, меня и правда разморило еще больше, и я улеглась спать. Хотела бы я всегда так спокойно спать, а не просыпаться каждую ночь от кошмаров.
В церкви практически никого не было. Ранняя служба уже закончилась, после нее остались лишь немногие, в основном — те, кто по своему желанию хотел посидеть в тишине. Вот и во мне сегодня проснулось похожее желание. Такие места странно действовали на меня, будто после них все тревожные мысли уходили на второй план или вовсе переставали всплывать в голове. А еще запах ладана заставлял закрывать глаза и наслаждаться атмосферой.
Папа говорил мне, что сам Бог может посетить тебя и успокоить, если находишься в церкви и если позволяешь сердцу открыться. Родители водили меня в церковь, но, как сейчас помню, почему-то я каждый раз отпиралась от этого. Что ж, не все дети могли понять, зачем их таскают в церковь.
И сейчас, стоя возле иконы Божьей матери и смотря на нее, я действительно ощущала легкость в теле и умиротворение в мыслях. Не могла сказать, что и правда верила в Бога, но, бывало, обращалась к нему и к высшим силам, потому что больше не к кому.
Развернувшись в обратную сторону, чтобы пройти и сесть на скамью, на мгновение замерла, не поверив глазам, ведь на другой скамье сидел Джованни. Кажется, он не разглядел меня, потому что в момент, когда я заметила его, отвлеченно рассматривал что-то сбоку от себя на стене. Резким движением поправив платок на голове, юркнула на ближайшую скамью возле алтаря.
Что Джованни здесь делал? Неужели каким-то образом проследил за мной? Но не все же должно крутиться вокруг меня. Это лишь моя многолетняя паранойя давала о себе знать. Она каждый раз заставляла сомневаться, бояться, трястись. Возможно, когда-нибудь мы с ней расстанемся, но точно не в ближайшем будущем.
Теперь все спокойствие улетучилось, будто его вовсе не было, потому что буквально за спиной сидел человек, от которого сердце в груди начинало стучать быстрее, а кровь в венах бурлила, практически обжигая кожу изнутри. Это было необычное новое чувство, однако мне оно нравилось, и я… хотела бы опуститься в него с головой, но могла ли? Джованни Пеллегрини — совершенно не тот, кто мне
нужен
. Его жизнь — сплошная черная полоса.
Аккуратно повернув голову вбок, влево, чтобы посмотреть, не ушел ли он, никого не заметила, будто Джованни и не было здесь. Может, это и правда всего лишь плод моего воображения? Я развернулась всем корпусом, но увидела только одинокую женщину.
— Меня ищешь?
Я буквально подскочила на месте и прижала ладонь к лицу, чтобы закрыть рот, потому что почти что вскрикнула, чего нельзя делать в церкви.
Резко развернувшись вправо, увидела Джованни собственной персоной. Он сидел не слишком далеко от меня, но и не слишком близко, однако был рядом и рассматривал меня.
— Прости, не стоило так неожиданно появляться, — с мягкостью в голосе извинился Джованни.
— Я думала, ты лишь плод моего воображения или призрак, — призналась я и чуть фыркнула, вспоминая, как меня чуть не хватил ужас несколько секунд назад.
— Надеюсь, что вскоре не стану им, — Джованни чуть усмехнулся.
— И давно сидишь рядом? Я думала, ты не заметил меня, — теперь тише произнесла я, потому что некоторые прихожане начали оглядываться на нас, явно презирая громкий разговор.
— Знаешь, когда люди считают, что их никто не видит, они глубоко ошибаются, — лишь произнес Джованни и придвинулся чуть ближе, но теперь смотрел куда-то прямо, туда, где только что прошел священник. — А ты предпочла бы быть незаметной? Совсем как тогда, в кафе, — вспомнил вдруг он нашу самую первую встречу.
Я не могла понять, почему именно не хотела, чтобы Джованни увидел меня, ведь мы и так бы с ним встретились спустя несколько часов. Наверное, мне просто необходимо было побыть одной и подумать о том, что произошло несколько дней назад. А еще — настроиться на встречу с ним.
— Кстати, об этом, — я подняла руку, как бы останавливая все дальнейшие вопросы и мысли. — Часто знакомишься с кем-то в кафе или на улице? — этот вопрос имел в себе некую подковырку, но сейчас я не боялась разговаривать таким образом.
— Нет, вовсе нет, — его взгляд снова нашел меня. — Только с теми, кто…
Телефон в пальто Джованни издал громкий звук входящего звонка, и женщина, сидящая впереди нас, в очередной раз обернулась на нас и закатила глаза. Кажется, нам действительно пора уходить отсюда.
Время близилось к полудню, поэтому уже можно было ехать в мастерскую. Джованни, как только закончил разговаривать по телефону, вновь подошел ко мне и предложил поехать вместе до студии. Смысла отказывать не было, ведь мы все равно окажемся в одном месте в одно время.
— Как себя чувствуешь? — спросил Джованни, как только мы отъехали от церкви.
Внутри что-то затрепетало. Мне было приятно, что он интересовался. Джованни правда важно и интересно? Я почему-то надеялась на это, и несколько ноток в его голосе говорили именно о беспокойстве.
— Гораздо лучше, чем несколько дней назад, до того, как ты позаботился обо мне, — смущенно ответила я, но позволила себе посмотреть на Джованни, когда и он повернул голову навстречу. — Что насчет твоей мамы? — не была уверена, что имела право задавать такие личные вопросы, но вчера, когда ему позвонила сестра и сообщила о том, что их маме стало хуже, заметила, как эмоции горя захлестнули Джованни, хотя он всегда пытался быстро скрыть то, что чувствовал.
— Ее оставили в больнице, — тихо проговорил Джованни и поджал губы, снова смотря на дорогу впереди себя. — Возможно, мама не сможет дышать самостоятельно.
— Мне жаль, я не должна была спрашивать, — почти прошептала я, ощутив как по телу побежали мурашки.
Каково это, когда понимаешь, что родному человеку, вероятно, осталось недолго? Никогда бы не хотела такое испытать, но наверняка всех нас ждала такая судьба и такое испытание, ведь мы не вечны.
— Все в порядке, — отозвался Джованни спустя несколько минут молчания, а я уж подумала, что он предпочтет не развивать дальше этот разговор. — Мне бывает необходима поддержка, особенно если все идет через задницу, — это неожиданное признание будто выбило землю из-под ног.
Кажется, с каждой нашей встречей мы становились лишь ближе. Однако я также видела и замечала, что Джованни хотел бы держаться от меня подальше, как и я — от него. Не зря же он тогда пропал на две недели.
— Всем время от времени необходимо плечо, на которое можно опереться, — слегка улыбнулась я.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
12:25 PM
Студия встретила нас тишиной, но в ней было светло и уютно из-за лучей солнца, которые попадали в небольшое пространство комнаты сбоку. Чаще всего мне нравилось именно это время для работы в мастерской, потому что я любила солнце — оно всегда поднимало настроение.
— Мне нужно переодеться в рабочую одежду, — оповестила я, когда Джованни закрыл за собой дверь и стал оглядываться по сторонам; уверена, для него подобный опыт происходил впервые.
Джованни лишь кивнул на мои слова, и я спряталась за небольшой ширмой, стоящей в углу комнаты. Напоследок кинув беглый взгляд в маленькое зеркало, которое висело здесь же на стене, поняла, что нужно убрать некоторые пряди волос от лица, чтобы не мешались при работе с глиной, поэтому достала из сумки маленький крабик и закрепила им волосы на затылке.
— Часто к тебе приходят учиться лепить? — спросил Джованни, когда я вышла из-за ширмы.
Он стоял возле большого шкафа, в котором хранилось много разной посуды: в основном это были работы учеников, которые еще не до конца просохли.
— Каждый день кто-то записывается через специальный сайт, но, наверное, и сам можешь догадаться, что я не могу каждый день проводить занятия, — ответила я, пожав плечами и подойдя к Джованни ближе, протягивая ему фартук. — Чтобы не испачкаться.
— Я не боюсь испачкаться.
Даже не сомневалась в этом. Что могло быть хуже, чем кровь другого человека, которого он убивал? Точно не глина.
Я кивнула и положила второй фартук на стул рядом с большим столом на случай, если Джованни все-таки решит надеть его, а другой завязала на талии и шее.
В следующие минуты я рассказывала Джованни, что можно слепить из глины и что будет сложнее лепить, а что — нет. Также показывала ему примеры кружек, тарелок, ваз. Он, кажется, был вовлечен в процесс, потому что внимательно слушал и иногда задавал интересующие вопросы.
— Как насчет гончарного круга? — Джованни кивнул в сторону, где стоял интересный и сложноватый для него инструмент.
— Уверен, что справишься? — ухмыльнулась я и подошла к гончарному кругу, опустив на него руку. — Он любит, чтобы с ним обращались нежно, — склонила голову вбок.
Джованни по-хитрому улыбнулся и провел рукой по волосам, после чего медленно направился в мою сторону и остановился сбоку от меня, затем, чуть нагнувшись к моему уху, прошептал:
— Non preoccuparti, so essere gentile. (Не переживай, я умею быть нежным. (итал.))
Волосы на затылке зашевелились от его близости и низкого тембра голоса, в котором прозвучала хрипотца. Внутренности сжались, но не от страха, а от желания. Я хотела повернуть голову и прошептать так же, как и он мне на ухо: «покажи свои умения», однако взяла себя в руки, и лишь повернула голову и встретилась с серыми глазами, которые изучали меня вот уже несколько секунд, наверняка ожидая какого-то ответа, но я лишь ухмыльнулась и кивнула, затем прошла к другому углу мастерской, чтобы достать еще один стул, — не на одном же мы будем сидеть.
— Хорошо, если ты в себе уверен, benvenuto (Добро пожаловать. (итал.)), — я пригласила Джованни сесть на стул, а сама уселась на соседний: таким образом мы сидели плечом к плечу.
Я взяла глину, стоящую у меня под ногами в специальной емкости, и уложила ее на гончарный круг, после чего включила его, и тот, в свою очередь, начал крутиться.
— Предлагаю, чтобы ты сначала посмотрел, как это делаю я, а потом попробуешь сам, идет? — мельком взглянула на Джованни, который сосредоточено следил за моими руками.
— Идет, — согласился он. — Не включишь какую-нибудь музыку для атмосферы? — вдруг предложил Джованни. — Может, свою любимую? Я уже раскрыл тебе свой музыкальный вкус.
Подумав несколько секунд, я согласилась, вытерла руки о мокрое полотенце и поднялась со стула, чтобы пройти к небольшой тумбочке у окна, на которой стояла колонка, возле нее же лежал мой телефон. Я быстро подключила его к колонке и включила плейлист, который имел название «Сокровенное». В него я обычно добавляла песни, которые тронули за душу.
— Джаз? — удивленно спросил Джованни, когда услышал музыку, и откинулся на спинку стула.
— Это так странно? — с легкой улыбкой спросила я и снова опустилась на стул рядом с ним.
— Нет, просто в моем окружении никто не слушает джаз.
— Значит, я буду первой, — пожала плечами я, и мы улыбнулись друг другу.
Некоторое время я формировала из глины нужную форму, из которой было бы легко слепить небольшую вазу. По ходу движения объясняла Джованни, чего не стоит делать категорически, например, слишком сильно нажимать на глину, потому что тогда ничего не получится слепить. Затем я предложила ему протянуть руки и аккуратно взяться за основание вазы, откуда нужно было немного поднять глину, чтобы увеличить вазу в высоте.
— Да, вот так, правильно, — смотря на руки Джованни, сказала я; он и правда старался делать все так, как я ему рассказывала. — Думаю, по высоте идеально, — посмотрев немного сбоку и подумав, оповестила я. — Теперь можешь одну руку засунуть внутрь, а другой помогать снаружи, чтобы ваза получилась ровной.
Джованни сначала несмело поднес одну руку к горлышку вазы, но я положительно кивнула, мол, и правда можно засунуть руку внутрь, после этого он решился, а я тихонько хихикнула от его нерешительности, за что Джованни одарил меня взглядом «ничего не говори», отчего я еще сильнее залилась смехом.
— Кажется, я не справлюсь без тебя, Габриэлла, — спустя минуту сказал Джованни, практически моля о помощи.
Я уже и забыла, что он знал мое настоящее имя — и как оно звучало из его рта.
Привстав со стула, потому что сверху было удобнее помогать и разглядывать, что не так, я остановилась за спиной Джованни и наклонилась вперед.
— У тебя слишком напряжены руки, — отметила я. — Позволь помочь тебе.
Моя грудь практически касалась его спины и плеча, но отчего-то я не была против этого, да и Джованни, видимо, тоже, потому что он чуть склонил голову вбок, давая мне лучший обзор и доступ к рукам.
Power — Isak Danielson
Я положила руки поверх его, и меня будто прошибло током. Руки Джованни были невероятно горячими. Под пальцами ощущались вены. Я сглотнула ком в горле и продолжила направлять его кисти в нужное направление, чтобы не испортить вазу.
— Расслабься, Джованни, — тихо произнесла я. — Ты же умеешь быть нежным.
Он кивнул с хитрой улыбкой.
Я наклонилась еще ниже, и теперь наши лица находились буквально в нескольких нещадных сантиметрах.
— Представь, что ваза — это женщина, в которую ты влюблен до потери пульса, до мурашек по коже, а ее образ снится тебе каждую ночь, — понятия не имела, что и зачем сейчас говорила, но слова сами лились изо рта. — И если ты слишком сильно нажмешь, твоя любимая сломается, разобьется на мельчайшие осколки.
Руки Джованни начали понемногу ослабевать.
— Уже лучше, — я улыбнулась и только потом заметила, что он смотрел не на вазу, а на меня. Серые радужки изучали мое лицо, но потом задержались на губах. — Ты отвлекаешься, — прошептала я и повернула голову навстречу Джованни, теперь мои глаза смотрели в его. — Джованни, ваза, — снова повторила, надеясь, что он отвернется первым, потому что я, казалось, не могла сделать этого — меня будто загипнотизировали.
Одна из моих рук все еще соприкасалась с рукой Джованни и придерживала вазу, чтобы она не потеряла форму, которую мы придали.
— К черту вазу! — внезапно прорычал Джованни и схватил одной рукой мое лицо, окончательно притянул к себе и захватил губы в плен.
Я опешила от этого действия, но не отстранилась, а лишь нащупала кнопку выключения гончарного круга, после чего вторая рука Джованни обвила мою шею, а я положила ладони на его плечи. Он развернулся ко мне всем корпусом, быстро переместил руки на талию и усадил к себе на колени. В памяти тут же всплыл момент из Филадельфии, когда я точно так же сидела на нем, а Джованни заявил о желании поцеловать меня. Тогда я отказалась, но сейчас нам обоим сорвало крышу.
Джованни мягко поглаживал руками мою спину, вызывая мурашки по всему телу, а я проводила пальцами по его волосам. И плевать, что наши руки были испачканы в глине. Важно лишь то, как губы Джованни соединялись с моими, как его язык мягко вторгался в рот, изучая его, сплетаясь с моим, как его зубы мягко покусывали нижнюю губу. Джованни не двигался слишком быстро, но и слишком медленно — тоже. Это были нежные прикосновения, будто он пытался раскусить меня, поэтому бабочки в животе вновь закружились. Я никогда не испытывала такого эффекта от поцелуя, потому что Маттео целовал меня грубо, резко, как ненужную вещь, да и я не горела желанием целоваться с ним.
Сколько прошло минут? Понятия не имела. Да и хотела ли знать? Когда мы отстранились друг от друга, я опустила голову на плечо Джованни, слыша, как его дыхание сбилось, чувствуя, как тяжело вздымалась его грудь. Однако и я никак не могла отдышаться, не могла привести в нормальный ритм сердце — оно бешено стучало в груди, готовое разорвать ее.
— Габриэлла, — осторожно позвал Джованни, его рука вновь скользнула по моей спине, и я чуть вздрогнула от этого.
Я подняла голову, чувствуя, как щеки заливает румянец: возможно, я была даже красным помидором — мне было свойственно краснеть.
— Прости, это наверняка ошибка, — произнес Джованни и легким движением руки заправил прядь моих волос за ухо.
Я поерзала на его коленях, и лицо Джованни на мгновение изменилось, будто лучше так не делать. Опустив глаза вниз, поняла, что Джованни возбужден. А что насчет меня? Я боялась признаваться в этом, но по тому, как между ног покалывало, вероятно, от вожделения, могла с точностью сказать, что желание чего-то большего было равно желанию Джованни.
— Это… — я запнулась, поднимая глаза и встречаясь с подозрительным взглядом. — Не знаю, просто так неожиданно.
Где-то в глубине души, конечно же, знала, но не могла в данный момент сказать этого вслух.
Джованни убрал от меня руки и откинулся на спинку стула, и я восприняла этот жест как то, что я могла спокойно подняться, что он более не держал меня. И я поднялась, так неловко, вразвалку, будто опьянела только лишь от одного поцелуя, только лишь от запаха бергамота, исходившего от Джованни.
Музыка продолжала литься из колонки, но теперь я не слышала ничего, кроме бешено стучащего сердца в груди. Теперь я не знала, как вести себя с Джованни, о чем с ним говорить… Границы окончательно стерлись, стены разрушились. Нам оставалось лишь протянуть друг к другу руки, чтобы до конца раздвинуть оставшиеся камни от руин, но, судя по тому, что Джованни сказал после поцелуя, он, вероятно, так же, как и я, сомневался, стоит ли двигаться дальше, стоит ли заходить слишком далеко, ведь потом не будет возможности все вернуть на свои места, если только причинить боль друг другу, оставить неприятный колющий отпечаток в груди, который, уверена, будет разбивать сердце на куски.
Спустя несколько минут я взяла себя в руки и снова присела на стул рядом с Джованни, который задумчиво рассматривал вазу.
— Если хочешь, мы можем закончить на этом, я доделаю ее, но, скорее всего, в другой день, — осторожно сказала я, немного скашивая глаза в его сторону.
Как только я это сказала, колонка вдруг прекратила воспроизводить музыку, затем раздался звук входящего звонка, и я, извинившись, поднялась с места и подошла к телефону. Выключив колонку, чтобы на ней не было слышно разговора, я ответила на звонок, даже не посмотрев на экран, чтобы узнать, кто беспокоил меня.
—
Габриэлла, надеюсь, ты еще не удалила мой номер
, — послышался резкий голос Маттео, и я невольно вздрогнула; как он вообще посмел позвонить после того, что сделал?!
— Нет, — односложно ответила я и посмотрела на Джованни, который встал со стула и прошел к раковине, чтобы помыть руки.
—
Хотел сообщить, что привез Эмилию к твоему дому, и, если поторопишься, сможешь увидеть ее
, — Маттео говорил как-то по-хитрому и ехидно, но это была его обычная манера речи; и все же меня все равно что-то настораживало. —
Так что, ты приедешь?
Сукин сын не умел ждать ни минуты!
— Приеду, только дождитесь, — кинула я без каких-либо эмоций, хотя внутри будто бушевал огонь, разгоралась буря.
Я безумно соскучилась по дочери, поэтому, если придется снова встретиться лицом к лицу с Маттео, плевать — мне нужно увидеть Эмилию, обнять ее, поцеловать и затискать в объятиях, а еще понять, что дочери никто не причинил вреда. Мы, конечно, разговаривали с Эмилией почти каждый день, пока она была в Италии, и дочка более-менее успокоилась с того дня, когда чуть ли не плакала в трубку, умоляя забрать домой, однако все это — не то по сравнению с тем, что ощущаешь, когда видишь родного человека перед собой.
— Так, ты не против, если мы?.. — обратилась я к Джованни, когда тоже подошла к раковине.
— Нет, это ведь твоя мастерская, поэтому только тебе решать, когда заканчивать урок, — теперь его голос звучал отстраненно, будто это не мы поддались искушению и целовались.
Взглянув на себя в зеркало, увидела несколько следов глины на лице и шее, видимо, от рук Джованни, которые притягивали к себе ближе; отчего-то мне не хотелось смывать их, было большое желание оставить, как напоминание о том, что мы сделали.
— У тебя в волосах глина, — решила разрядить обстановку и немного посмеялась от этого. — Давай помогу смыть ее, — предложила я, глядя на Джованни сквозь зеркало.
Он некоторое время лишь рассматривал меня, затем кивнул и чуть склонил голову вбок, чтобы я смогла дотянуться. И снова память возвратила меня в Филадельфию. Все-таки поездка явно стала началом того, что мы испытывали к друг другу на сегодняшний день.
Мы не говорили ни слова, пока я смывала с волос глину, но перекидывались взглядами, тем самым разговаривая на немом языке. Глаза Джованни, как и всегда со мной, горели нежностью, и я могла с уверенностью сказать о том, что была влюблена в эти серые радужки и в то, что они излучали.
После того, как я переоделась в повседневную одежду, мы вышли из студии и направились на улицу. Солнце скрылось за тучами, хотя некоторое время назад светило очень ярко.
— Я могу подвезти тебя до дома, — предложил Джованни, когда мы спустились со ступенек; его машина стояла почти у входа.
— Нет, не нужно, я немного пройдусь пешком, зайду в магазин, — соврала я, просто потому что не хотела, чтобы он встретился с Маттео, ведь тот явно ждал на улице. — Спасибо, — немного отошла в сторону, давая понять, что мне действительно не нужна помощь, хотя после того, как в меня стреляли и, вероятно, хотели убить в машине, подорвав, было страшновато ходить одной по улицам. Наверное, я больше верила в то, что моя жизнь здесь совершенно ни при чем.
— Хорошо, — даже не настоял, и это показалось странным. — Тогда… до свидания, Габриэлла.
И вот, снова это «до свидания», хотя в прошлый раз прозвучало «пока», после которого мы не виделись более двух недель.
— До свидания, Джованни, — я легонько улыбнулась и помахала рукой, затем развернулась и пошла в противоположную сторону.
— Ты должна мне еще один урок! — услышала я вслед и рассмеялась.
— Sognare non è dannoso! (Мечтать не вредно! (итал.)) — развернувшись, крикнула я, и только после этого Джованни сел в машину, улыбнувшись в ответ.
После того, как я услышала рев двигателя и «визг» шин, поняла, что он уехал, и позволила себе растянуть губы в улыбке во все тридцать два зуба, как будто я была глупым влюбленным подростком, которого впервые поцеловали. Однако в животе и правда до сих пор порхали бабочки — они снова помогали оживить тело, будто питали его позитивной энергетикой.
Сейчас я действительно дала слабину, потому что хотела ощутить это незнакомое чувство легкости и эйфории, хотя бы на некоторое время. Мне даже было плевать на то, что я буквально бежала на встречу с Маттео, так как думала больше о дочери, чем о нем.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
03:17 PM
Я даже не заметила, как оказалась в своем районе, наверное, потому что до онемения конечностей желала поскорее встретиться с дочерью. Но, как только темно-синяя машина появилась в поле зрения, я замедлила шаг, сглотнула слюну, скопившуюся во рту, высоко подняла голову и надеялась, что моя походка выглядела уверенно, а не сломанно.
Как только подошла ближе к машине, дверь со стороны водителя открылась и оттуда появился Маттео. Он окинул меня взглядом, оценивая, и подошел ближе, я же сделала два шага назад. Кажется, Маттео был даже без телохранителя. Но где наша дочь? Я надеялась, что она сидела в машине.
— Где Эмилия, Маттео? Ты обещал привезти ее, разве нет? — с вызовом в голосе спросила я.
Я все еще ощущала его губы, зубы и язык у себя на коже и во рту, после того, как Маттео изнасиловал меня несколько дней назад. И сейчас я, конечно же, храбрилась, делала вид, что в очередной раз справилась, но действительно ли это было так?
— Ты так мила в своей наивности, Габриэлла, хотя должна была уже давно понять и запомнить, что я точно не тот человек, которому стоит верить на слово.
Черт, о чем он говорил?
— И мне все еще нравится это в тебе, — тише произнес Маттео и ближе подошел ко мне, а я снова попыталась отойти назад, но бывший муж поймал мое запястье и притянул к себе, дернув. — Сейчас ты без каких-либо криков пройдешь со мной в квартиру! — грубо приказал он, и я оставила попытки дерганий в его руках, стиснув зубы.
Какого черта Маттео хотел от меня?! Зачем на самом деле встретился?
Я боялась, что может повториться все то, что произошло в его доме, но было некуда деваться. Против Маттео я была слаба, потому что страх перед ним туманил разум.
Он рывками тащил меня за собой, потому что тело само собой пыталось остановить Маттео, но все тщетно. Я нехотя достала ключи от двери и открыла ее. Маттео буквально втолкнул меня в квартиру, затем спокойно зашел сам и закрыл дверь на замок. Дыхание в этот момент опасно замедлилось. Тишина сдавила уши.
Я все еще стояла в коридоре спиной к бывшему мужу и не двигалась, будто вросла в паркет. Но вскоре ощутила горячее дыхание на шее.
— Скажи мне, Габриэлла, наша договоренность о работе в агентстве все еще в силе?
Вот же ублюдок!
— Мне позвонила Хелен.
Черт бы ее побрал!
— Сказала, что никто не может дозвониться до тебя и что ты давно не появлялась на работе, а клиенты, знаешь ли, не ждут, — Маттео обошел меня и улыбнулся злобной ухмылкой.
— Мне нужно было время… восстановиться, — объяснила я, хотя подозревала, что ему было плевать.
— Время? Тебе нужно чертово время?! — крикнул Маттео и бросился на меня, отчего я испуганно вскинула руки перед собой, чтобы хоть как-то уменьшить давление на себя, если он собирался ударить меня. — У тебя нет этого времени, Габриэлла! Хочешь вернуться в семью?
— Я не вернусь в твой дом, Маттео! — выпалила я, потому что это было бы самым страшным наказанием, которое он мог выбрать для меня. — Я завтра же выйду на работу, — спокойнее произнесла я и осторожно взглянула в лицо Маттео.
— Не завтра! — резко рявкнул он. — Сегодня же!
Вот же сукин сын!
— И знаешь что? — Маттео в очередной раз оглядел мое тело, и я вздрогнула от этого взгляда; что он задумал? — Я твой первый клиент на сегодня, — едко произнес бывший муж, когда буквально навис надо мной, как коршун над добычей.
— Я больше не твоя! Ты не можешь так поступать со мной!
Я знала, что эти слова — пустой звук, уже по тому, как он резко скинул пальто, и оно упало на пол к его ногам, и как Маттео хищно стрелял глазами в меня; все это говорило о том, что он не намерен слушать, — да он вообще никогда не слушал, лишь делал то, что взбредет в голову, и плевать, что своими действиями причинял боль, вонзал каждый раз нож в разные части тела, а потом крутил им, пока не оставалось ни одного живого органа — лишь раскромсанные куски.
Почему я верила и надеялась, что после того, как уйду от Маттео, стану свободна, обрету счастье, что больше не будет его влияния? Мафия, и все, что связано с ней, никогда не оставят меня.
Я — марионетка.
Я — кукла, к которой привязаны ниточки, а концы этих ниточек — в руках у Маттео.
Наверное, это нормально, когда определенный человек пытается иметь власть над твоей жизнью.
Я увернулась от руки Маттео, которой он хотел больно прижать меня спиной к стене, ударив бы при этом в грудь. Это дало некоторое время на то, чтобы убежать к себе в комнату, в которой лежал пистолет — всегда под подушкой. Схватив оружие в руки, направила на входящего в комнату Маттео. Забавно, что у меня всегда лежал пистолет дома, но я не умела им пользоваться.
— Серьезно думаешь, что сможешь убить меня? — уверенно хмыкнул он.
— Тебя точно смогу, потому что ты гребаный псих! — со всей агрессией, что скопилась внутри, громко выкрикнула я.
— Тогда стреляй.
Маттео сделал шаг в мою сторону, после чего я сняла с предохранителя пистолет, как учил Джованни.
— Габриэлла, ты теряешь время, — еще шаг.
И я нажала на спуск, но… черт, там не было пуль! Вот же дерьмо!
— Даже твое оружие не хочет, чтобы я был мертв, — издал смешок Маттео и приблизился ко мне вплотную. — Все указывает на то, что я могу взять тебя, — приторно-сладко продолжил он.
Ноги резко отнесли тело назад, но столкнулись с кроватью, и я повалилась на нее спиной.
— И сама падаешь передо мной на кровать, — снова едкая улыбка исказила лицо бывшего мужа.
Затем Маттео навис надо мной, резко опустив руки по обе стороны от меня, а колено поставил между ног. Мне снова некуда бежать. Я была в гребаной ловушке. Нужно было соглашаться на предложение Джованни.
Черт. Черт. Черт.
Глава 14: Меня боится даже сам страх
Мисс Габриэлла Бьянко
Я сильнее вжалась в кровать, но не отвела взгляда от лица Маттео, потому что хотела рассмотреть или предугадать дальнейшие действия, хотя заведомо знала, что это проигрышная тактика. До мозга только сейчас дошло, что я могла несколько секунд назад убить его — просто спустив курок. Смогла бы я жить со спокойной совестью после этого?
Маттео вдруг достал нож, который он всегда прятал в потайном кармане на рукаве в рубашке, так как нож имел маленькие размеры, и покрутил его пальцами перед моим лицом. Этот нож был последней надеждой на спасение в случае, если бы у Маттео забрали все оружие или если бы кончились патроны, но еще этим ножом он любил рассекать мне кожу: маленькими порезами, почти еле заметными, которые быстро заживали, не оставляя после себя отметин или шрамов, но их количество доставляло жгучую неприятную боль.
— Если хочешь трахнуть меня, сделай это, но убери нож! — с долей уверенности в голосе твердо сказала я и развела ноги в разные стороны.
От этого жеста Маттео криво улыбнулся: кажется, я никогда добровольно не отдавала ему себя, но сейчас, смотря на нож в его руке, готова была сделать это, лишь бы он не резал меня.
Несколько секунд, которые длились вечность, Маттео рассматривал меня, пока мои ноги были все еще в разведенном состоянии. В глубине души я надеялась, что он смилуется, пощадит, потому что не хотела снова после его грязных рук ненавидеть себя и свое тело.
— Может, я уже передумал насчет траха. Этим ты займешься сегодня вечером в моем клубе.
В его клубе?! Я никогда не была в том месте, но вот Лейла и Мадлен рассказывали, что там, бывало, происходили ужасные вещи с девушками из агентства, потому что приходили слишком жестокие клиенты, у которых обычно была извращенная фантазия.
Маттео отстранился от меня, убрал нож в рубашку, после чего резко схватил за руку и потянул на себя.
— Собери сумку, мы сейчас же едем в агентство, а то мало ли тебе взбредет в голову сбежать! — рыкнул он, и я раздраженно одернула руку, чтобы бывший муж отпустил меня, — от его хваток уже болело все тело.
Сбежать? Да он издевается надо мной! Куда я, черт возьми, могла сбежать, если не могла оставить Эмилию с ним? Маттео все равно найдет меня, даже если окажусь на Северном полюсе.
Теперь я точно поняла, что Маттео Бернарди являлся моей тенью, моим темным прошлым, и, пока он жив, все, что связано с ним, — тоже живо.
Я не стала собирать какие-либо вещи, лишь положила в маленькую сумку телефон, ключи от квартиры, деньги и, конечно же, складной нож, потому что не знала, чего ожидать от сегодняшнего вечера. Маттео в своем грубом стиле вывел меня из дома и запихнул в машину, при этом оглядываясь по сторонам, но даже если бы кто-то и увидел нас, вряд ли обратил бы должное внимание. От одного взгляда на Маттео кровь в жилах застывала, и все говорило о том, что лучше к нему не приближаться, да и вообще не смотреть в его сторону.
По дороге к агентству я пыталась подавить внутреннее желание все же открыть чертову дверь машины и выпрыгнуть. Конечно, я бы сломала пару костей, но вдруг получилось бы и правда убежать? Хотя бы на сегодняшний вечер. Мне не хотелось представлять, что будет, когда Маттео привезет меня в агентство, когда после поеду в его клуб, но образы из-за рассказов некоторых девушек, работающих там несколько раз, то и дело мелькали перед глазами, будто белая пелена, застилающая глаза.
Маттео резко вжал педаль тормоза в пол, и я улетела грудью вперед, чуть ли не стукнувшись носом о приборную панель. Сердито взглянув на него после этого, я не получила в ответ ничего, кроме кривой ехидной ухмылки, будто он нарочно это сделал, будто таким способом хотел окончательно довести меня, но знал, что даже если и доведет, я ничего не смогу против него сделать. Какой же все-таки ублюдок!
Сумочка вдруг завибрировала, — видимо, от входящего сообщения, — и я, мельком посмотрев в сторону Маттео, достала телефон, на котором высветилось имя Джованни.
Ты добралась до дома?
Джованни.
Ох, если бы ты только знал, где я, с кем и куда еду, возможно, захотел бы прикончить Маттео прямо на месте, по крайней мере, я на это почему-то надеялась. Однако в данный момент я не могла раскрыть себя, не могла раскрыть то, кем являюсь на самом деле. Мне нравилось, что Джованни думал обо мне, как об обычной девушке, которая, вероятно, сошла с прямой дорожки и стала работать в эскорт-индустрии, но лучше так, чем если он узнал бы, что я бывшая жена мафиози и что у меня есть от него ребенок.
Да, все в порядке.
Приятно, что беспокоишься.
Габриэлла.
После отправки сообщения я положила телефон обратно в сумку, заметив, как Маттео странно косился в мою сторону, наверняка не понимая, с кем я там могла переписываться, да еще при этом странно улыбаться, но губы сами по себе расплывались в улыбку, когда я видела Джованни и когда он писал сообщения, даже самые обычные. Возможно, вскоре мне не удастся игнорировать мысли о нем, потому что как только я начинала убивать в себе зародившиеся чувства, сердце внутри разрывалось на части, причиняя невыносимую боль.
Маттео, как говорила Хелен, почти никогда не появлялся в главном офисе агентства. Всегда заезжали или присутствовали люди из семьи, которым он безоговорочно доверял. Если нужно было решить наиболее важные вопросы, заезжал Капо — Донателло. Я видела его пару раз, и, честно говоря, не хотела бы остаться с ним наедине в комнате, потому что выглядел он весьма устрашающе: татуировки по всему телу, многочисленные пирсинги, темные, как ночь, глаза с убийственным взглядом, резкие черты лица, всегда черная кожаная куртка, а еще различные цепочки, например, на груди, на штанах.
Как только Маттео остановил машину, быстро вышел из нее и направился ко мне, обогнув машину спереди. Открыв пассажирскую дверь, грубо вытащил меня с места и буквально поволок за собой, пока не втолкнул в двери здания, внутри которого я заметила несколько девушек, работающих в агентстве; среди них стояли Лейла и Мадлен. Их лица нужно было видеть, когда я неожиданно ввалилась в здание, а за мной следом королевской походкой вошел Маттео — их Босс, и мой тоже. Девушки все разом скучковались, будто боялись, что кого-то из них могут выловить, как рыбку из пруда. По ошарашенным глазам можно было понять, насколько велик их страх перед Маттео.
Лейла неожиданно и резко схватила меня за руку и потянула на себя.
— Больно же! — прошипела я.
— Где ты была, черт возьми?! — в ответ немного съязвила Лейла, отпуская мою руку.
Это было что-то наподобие заботы, или как понимать ее хватку и слова?
Я не успела ответить, так как Маттео встал рядом со мной, но хищным взглядом оглядел всех девушек, которые здесь находились.
— Надеюсь, вы знаете, кто перед вами стоит, — начал он, и девушки готовы были, казалось, склонить головы в поклоне или вовсе упасть на колени, целуя Боссу ноги. — Сегодня вас всех сняли для моего клуба. Мой очень близкий друг празднует день рождения и хочет сделать приятно не только себе, но и друзьям, поэтому вы, — Маттео ткнул пальцем практически в каждую из нас, — сделаете все возможное, чтобы он остался доволен, — его глаза опустились на меня.
Казалось, кислород резко пропал из легких, а также из атмосферы, потому что грудь больно сдавило.
— Идем со мной, — Маттео резко дернул меня за руку, — познакомлю тебя кое с кем.
Я успела бросить последний взгляд на Лейлу, но она лишь вымученно улыбнулась, растянув губы. Возможно, она знала, куда меня ведут и о чем хотели поговорить. Возможно, их всех это уже коснулось.
Мы подошли к лифту, и Маттео затолкал меня внутрь, затем вошел сам и нажал кнопку последнего этажа — там находился кабинет Хелен. И с кем он хотел меня познакомить? Там сидела только она… По крайней мере, так было до того момента, пока я не пропала на четыре дня. Признаю, что игнорирование звонков от девочек и Хелен, вероятно, большая ошибка.
Маттео продолжал сверлить меня глазами, пока мы стояли друг напротив друга. Во взгляде читался намек на то, что он хотел что-то сказать, но будто бы размышлял, когда и при каких обстоятельствах лучше всего сделать это. И вот блеск в его глазах стал более опасным, а рука взметнулась вверх, будто я была не взрослой женщиной, а маленькой соплячкой, которую стоило отчитать за плохое поведение.
— Думала, я не узнаю, что Хелен заключила с тобой контракт, в котором прописано, что ты не спишь с клиентами? — грубо спросил Маттео, и я поджала губы.
Merda! (Чертово дерьмо! (итал.))
Все закончилось здесь и сейчас. Вся моя ложь и ложь Хелен выбралась наружу. Я даже подозревала, что она сама раскололась, рассказала кому-то об этом или самому Маттео, но, скорее всего, кто-то заставил ее после моего резкого исчезновения со всех радаров. И я могла только догадываться, что же люди семьи Бернарди сделали с Хелен за ее ложь и что сделают со мной в ближайшие несколько часов. Конечно, можно было это предвидеть, потому что все тайное всегда становится явным.
Я не стала отвечать что-либо на вопрос Маттео, потому что, казалось, он больше риторический, да и я не знала, как правильно ответить, и так, чтобы меня не убили прямо на месте — на языке крутились лишь язвительные словечки.
Что ж, ты сама выбрала такую судьбу, Габриэлла.
Лифт открылся на последнем этаже, и я первая вышла из него до того, как Маттео притронулся к моему плечу. Как же раздражали его касания! Меня аж передергивало, а живот скручивало в трубочку. Бывший муж вел меня к кабинету Хелен, а обстановка вокруг лишь усугублялась: свет, который изначально слепил глаза, стал внезапно приглушенным, отчего длинный коридор, который вел к кабинету, представлялся мрачным, холодным, будто я попала в фильм ужасов, и вот-вот из-за угла выбежит нечто, которое пырнет меня ножом или напугает до усрачки; приятный цветочный аромат сменился на горьковатый и отдавал во рту желчью; спокойная музыка, обычно играющая во всем агентстве, сменилась на похоронную, будто меня и правда вели на казнь за все мои грехи.
Мы вошли в кабинет Хелен, но вместо женщины средних лет сидел мужчина со светлыми волосами и светлыми глазами. Как только за нами закрылась дверь, незнакомец ухмыльнулся и встал с кресла, после чего обогнул стол и встал напротив меня. Он был выше меня головы на две, поэтому пришлось сделать два шага назад, чтобы я могла нормально рассмотреть его лицо. Однако оно не было мне знакомо, но точно напоминало русского. Так, Маттео все-таки заключил мир с русской мафией? Он грезил об этом с тех пор, как стал Доном.
— Хелен, кажется, была слишком мягкой с вами, раз не смогла уследить, особенно, за тобой, Габриэлла.
Что же они сделали с ней?
— Теперь за вами присмотрит новый человек, — Маттео кивнул мужчине напротив меня, который продолжал оценивать меня и пялиться так, будто я стояла на витрине модного магазина и меня можно, при большом желании, купить. Я ненавидела этот оценивающий взгляд, потому что не считала, что продаюсь. Но ведь по факту — продавалась.
— Вадим, — назвал свое имя мужчина с акцентом; точно русский. — Маттео и правда не врал о тебе, — Вадим прищурился и приблизился еще на шаг; от этого по телу пробежали мурашки. — Для сегодняшнего вечера точно подойдешь, только нужен парик; думаю, блондинка из нее выйдет горячая, — он небрежно потрогал мои волосы, и я дернулась. — Не стоит этого делать, ведь я не Хелен, милая, — Вадим наклонился, чтобы наши лица были на одном уровне, а глаза смотрели в глаза, но я не отвела взгляда и так же, как он, пристально смотрела на него. — Смелая, — хмыкнул Вадим и выпрямился. — Посмотрим, как ты сегодня проявишь смелость, когда тебя будут трахать, — от грубого тона и слов я сжала руки в кулаки, просто потому что не хотела вздрагивать всем телом, не хотела, чтобы эти два урода заметили, насколько сильно я на самом деле боялась их.
— Вадим, — прервал Маттео; видимо, его все же хоть немного, но задевало то, что меня могли брать другие, а не только он —
теперь
не он; я надеялась, что больше Маттео не прикоснется ко мне, не сделает больно; кажется, что, как бывший муж и отметил сегодня, я слишком наивна, до сих пор.
— Пора отправляться готовиться к вечеру, — вновь заговорил Вадим и прошел обратно за стол, усаживаясь в кресло.
Я все еще не могла поверить в то, что больше не увижу Хелен. Она не была моей любимицей или подругой, но только с ее помощью меня обошла самая страшная сторона индустрии эскорта.
Вадим позвонил кому-то по телефону, и практически в следующую секунду зашла одна из девушек. Уверена, она чуть ли не летела по лестнице сюда, дабы угодить новому менеджеру.
— Отведи ее к остальным, — грубо бросил Вадим и кивнул в сторону двери.
Маттео после его слов подтолкнул меня к выходу, и девушка с сожалением посмотрела на меня, когда поймала мой взгляд, но в груди горело только одно желание — придушить этих двоих. Если бы я только могла…
Мы с девушкой вошли в общую комнату, напоминающую в данный момент какой-то сумасшедший дом, а не место, где мы обычно спокойно собирались на заказы. Многие бегали туда-сюда, крича что-то другим или просто себе под нос, и я не могла понять, о чем они вообще говорили. В один момент так же внезапно, как и при входе в агентство, я заметила возле себя Лейлу, и она схватила меня за руку, отводя в сторону, чтобы меня не задавили. Лейла подвела меня к одному из столиков, возле которого крутилась Мадлен, накладывая на лицо тонну макияжа.
— Габриэлла! — воскликнула она, когда наконец заметила меня в зеркале. — Мы переживали за тебя.
Да что ты говоришь!
— Куда ты пропала? За твое отсутствие столько всего произошло, мы тут чуть с ума не посходили! — ее голос становился с каждой секундой все выше и выше, кажется, Мадлен готова была запищать.
— Да уж, я заметила… — лишь произнесла я и уселась на соседний стул, пока кто-нибудь не утащил его; мне было жизненно необходимо посидеть хотя бы несколько минут, чтобы выдохнуть тревогу. — Мне нужен парик, желательно светлые волосы.
Лейла и Мадлен уставились на меня, будто я попросила купить их часы от Rolex.
— Требование, как я поняла, клиента, — взмахнула рукой, устало уточнив детали.
— У нас где-то был, схожу поищу, — немного подумав, ответила Лейла и мигом скрылась среди других девушек, уходя к шкафам-купе, стоящих в углу комнаты.
Как только принесли парик, я уселась поудобнее перед зеркалом и стала убирать волосы назад, зачесывая их руками, пропуская пряди через пальцы. И только сейчас отметила, насколько сильно дрожали руки. Я была уверена, что они начали дрожать еще в момент, когда Маттео впихнул меня в квартиру, но до этого необходимо было держать себя в руках, а сейчас, хоть и не полностью, я дала слабину.
— Он русский? — спросила я, когда Мадлен старательно пыталась завязать мои волосы в тугой хвост и сделать из него низкий пучок, чтобы потом надеть парик, как и приказал Вадим, потому что, как бы я ни старалась сделать это сама, ничего не выходило, скорее всего, из-за того, что нервы были на пределе, и, каждый раз смотря на время, которое стремительно близилось к отметке, когда нужно выезжать из агентства, нервные клетки отмирали снова.
— Похоже на то, — пожала она плечами и взглянула на меня в зеркало — вероятно, чтобы убедиться правильно ли все сделала.
— Что стало с Хелен?
— Я была здесь, когда двое головорезов ворвались в здание и буквально выволокли ее отсюда, а дальше… не знаю.
Скорее всего, мы никогда не узнаем об этом.
— Мы ее не увидим больше, это ясно точно.
Можно было с легкостью догадаться, где она могла быть — либо в реке, либо в земле. Неужели я виновата в ее смерти? Ведь именно мой секрет Хелен хранила от Маттео, от своего Босса.
Вскоре я смотрела в зеркало и не могла узнать девушку по ту сторону. Это была вовсе не я. Мадлен и Лейла смотрели на меня с каким-то странным замиранием сердца и говорили комплименты. Я же не видела в себе в данный момент ничего привлекательного, а это блестящее платье, оголяющее грудь и бедра с помощью высоких разрезов снизу чуть ли не до самой задницы, лишь указывало на то, что на сегодняшний вечер я действительно работала в эскорте.
Последний раз взглянув на себя в отражении и поправив непослушные пряди парика, я отвернулась от зеркала — не хотела смотреть на себя в таком виде, потому что чувствовала себя совершенно голой и грязной, хотя про второе я бы сказала, что так оно и было, и все это из-за одного человека, который в пух и прах разрушил мою жизнь и продолжал разрушать ее — Маттео Бернарди.
Вскоре в комнате, полной бардака и суматохи, появился новоиспеченный менеджер и так громко прокричал, чтобы все заткнулись, отчего я вздрогнула и обхватила руками предплечья, да и в принципе хотелось спрятать полуголое тело от его глаз, которые могли прожечь дыру в грудной клетке.
Вадим сообщил о том, чтобы мы все спустились на первый этаж и ждали команды, когда выходить, потому что за нами должны прислать машины. Я действительно первый раз сталкивалась с такой организацией мероприятия, если его вообще можно было так назвать, и на самом деле пожелала бы никогда не сталкиваться. Каждая клеточка тела буквально кричала о том, чтобы я бежала со всех ног отсюда, пока не стало совсем поздно, но как я могла это сделать, если от этого зависела моя жизнь, а еще встреча с дочерью? Кто-то, конечно, мог посчитать меня сумасшедшей, узнав такие детали, но я слишком дорожила Эмилией, слишком была привязана к ней; она ведь моя кровь и плоть, и плевать, что другая ее половина от человека, которого я ненавидела больше всего на свете.
Когда мы спустились на первый этаж, я оглядела всех девушек с ног до головы, отметив, что почти все они были в похожих платьях, но разного цвета: видимо, заказчик сам пожелал именно такие наряды для нас, — а еще эти высоченные шпильки, от которых ноги уже ныли и просили о помощи.
— Лейла, — позвала я, когда она выпрямилась рядом со мной, так как завязывала бант вокруг своей лодыжки, — по шкале от одного до десяти, насколько мы в дерьме?
Мадлен после моих слов обратила на нас внимание и придвинулась ближе, подставляя ухо.
— Не хочу говорить, чтобы пугать тебя, но… — Лейла прикусила губу, — …я бы сказала, что на все одиннадцать.
Черт!
— Вы уже бывали на таких заказах? — теперь спросила у них обеих.
Они закивали в положительном ответе, но мне совершенно не хотелось и дальше продолжать этот разговор, иначе я решу, что план побега не так уж и плох.
Я резко вдохнула, когда Вадим снова появился в одной комнате со всеми нами, чтобы сообщить, что машины уже ждут, и мы, как стадо послушных овец, двинулись в сторону выхода, клацая шпильками по идеально ровному паркету темного цвета.
«Это твоя профессия — терпеть и по возможности получать удовольствие.»
Район Бруклин, Нью-Йорк.
07:15 PM
Я была удивлена, посмотрев в окно и увидев знакомый район, в котором располагалась моя гончарная мастерская, потому что не могла и подозревать, что один из клубов семьи Бернарди находился именно здесь. Конечно, я была в курсе того, что они имели власть в этом районе Нью-Йорка, но эта новость стала для меня открытием. Теперь я буду с замиранием сердца прогуливаться по этим улицам только из-за того, что произойдет сегодняшним вечером.
— Добро пожаловать в Ад, — услышала я от незнакомой девушки и подняла глаза на здание.
Машины остановились напротив здания, выложенного из красного кирпича, на котором висела горящая неоновая вывеска: «Ангелы Ада»; похоже, это тот самый клуб.
Я вышла из машины практически последняя, после чего пожалела об этом, потому что поняла, что кроме меня, еще одной девушки и Вадима, никого не было рядом. Он кинул на меня странный взгляд, и я прошмыгнула мимо него так быстро, как только могла сделать это на высоченных шпильках.
Внутри клуба я озиралась по сторонам. Мне хотелось осмотреть каждый укромный уголок, но понимала, что не смогу этого сделать, даже если очень постараюсь, — Вадим пристально за всеми нами наблюдал, а также еще несколько охранников. Не было каких-то явных отличий этого клуба от других. Темные цвета, смешанные с неоном розового, красного и синего цвета, нагнетали обстановку, хотя явно были призваны поднимать настроение.
Когда мы прошли чуть дальше, я заметила группу из нескольких мужчин, одетых в костюмы. Я усмехнулась про себя из-за их вида. Они хотели выглядеть лучше, чем есть на самом деле, хотели и пытались скрыть за красивой обложкой грязные мысли.
Как только они заметили нас, ехидно заулыбались, некоторые даже издали смешки. Вадим прошел вперед к клиентам и что-то сказал им, но так тихо, что лично я ничего не расслышала. Вероятно, он о чем-то предупреждал их, обговаривал правила и договор, который обычно клиенты заключали с агентством.
Затем все происходило слишком быстро и стремительно, отчего чуть ли не подкашивались ноги. Некоторые девушки тут же подошли к клиентам и что-то мягко зашептали им, наклоняясь ближе, показывая себя и свое тело — они явно уже знали, как общаться при таких заказах. Я же стояла как вкопанная и не двигалась с места, лишь отодвинулась подальше от софитов, которые жгли глаза, в тень.
— Давай же, Габриэлла, — еле знакомый голос послышался за спиной, и я, вздрогнув, обернулась: позади меня стоял Вадим. — Покажи, на что ты способна, пока я не решил, что тебя лучше убрать. Ты же не хочешь обратно к Маттео? — подмигнул он и кивнул в сторону человека, который, вероятно, являлся главным на этой вечеринке, и почему-то он казался смутно знакомым…
Я сглотнула, но не сдвинулась с места, потому что не могла сделать то, чего от меня хотели, потому что тогда и правда стану девушкой по вызову и по-настоящему грязной. Вот же черт!
— Считаю до трех, Габриэлла, — грубый тон в голосе Вадима вывел из оцепенения, и на этот раз я обвела взглядом клуб и увидела, как Лейлу уже трахал один из мужиков прямо на бильярдном столе. — Один.
Еще раз перевела взгляд: Мадлен сидела на коленях и делала минет.
— Два.
Глаза зацепились за то, как одну из девушек хватали за руки и заводили их за спину, нагибая над диваном.
— Три.
Я сделала шаг вперед, но хотела бы, чтобы впереди образовалась гребаная пропасть, и медленно зашагала по блестящей плитке, клацая шпильками. Незнакомец появился в более доступном поле зрения, и я узнала его. Это был мистер Рой. Клиент Лейлы, которого я сопровождала на выставку, когда в здание ворвались люди Маттео. Теперь мне стало ясно, как он смог выбраться оттуда живым — близкий друг.
Когда мистер Рой заметил, что я шла к нему, развел руки в стороны, тем самым говоря, чтобы остальные разошлись от него, затем положил их на спинку дивана и выдохнул из легких дым от кальяна. При первой нашей встрече он выглядел совершенно по-другому, а теперь сидел тут, будто король этого чертового вечера, который мог позволить себе все, чего только не попросит и не пожелает.
— Садись, чего встала? — грубо спросил он, когда я оказалась напротив него.
Узнал ли он меня? Я сделала так, как мне практически приказали ледяным тоном, и опустилась на кожаный черный диван, который был холодным, отчего я немного вздрогнула и поерзала на нем.
— Вадим сказал, что ты лучшая из всех девушек в агентстве, — наклонился ко мне мистер Рой, затем его рука опустилась мне на колено; я поморщилась от этого жеста. — Ты и правда красавица, — противно сладко произнес он, и его рука стала подниматься выше по моей ноге.
Мистер Рой явно не узнавал меня, да и это было очевидно, так как на мне был парик.
Я снова встретилась взглядом с глазами Вадима, и он явно был мной недоволен, судя по выражению лица и тому, как мотал головой в разные стороны.
— Милая, я плачу тебе не за то, чтобы ты просто сидела рядом со мной, а за твои умения, — прошептал мистер Рой на ухо, и теперь его рука оказалась под моей юбкой, затем на внутренней стороне бедра, после чего я не выдержала и резко поднялась с дивана, потому что не могла позволить ему притронуться ко мне в таких интимных местах.
Мистер Рой опешил от моего действия и в недоумении прищурил глаза. Я понимала, что если не сделаю сейчас хоть что-нибудь, то отправлюсь прямиком к Маттео, если не хуже — в могилу, поэтому на мгновение закрыла глаза, затем быстро опустилась на колени к клиенту и обхватила одной рукой его шею. Честно говоря, я бы задушила мистера Роя, если бы в моей власти имелась сила на это.
Он противно улыбнулся и протянул обе руки к моей шее, затем резко притянул к себе, и его губы обрушились на мои. В голове, словно маленькие вспышки, возникли моменты поцелуев с Маттео, и я могла с точностью сказать о том, что даже его губы были приятнее, чем у мистера Роя. Но в мире были губы, которые я бы целовала каждую минуту, если бы находилась рядом — губы Джованни Пеллегрини.
Мистер Рой все еще крепко держал меня возле себя за шею. Его язык противно проникал внутрь рта, а я нехотя шевелила своим. Было отвратное ощущение того, будто я целовалась с улиткой или слизняком.
Когда он наконец прервал поцелуй и расцепил руки, отчего я ощутила, как шея затекла от неправильного угла и неудобного положения в течение нескольких минут, глаза вновь метнулись в сторону, где должен был стоять Вадим, но его не было; видимо, убедился в том, что я могла выполнить свою работу.
— Отхватил себе одну из них? — внезапный мужской голос послышался за спиной, и я чуть повернула голову, теперь четко увидев, как другой мужчина в белой рубашке, что была расстегнута на груди и выбивалась из брюк, сел рядом с нами.
— Как видишь, Морисон, — ответил мистер Рой и заправил за ухо прядь моих волос, затем провел пальцами по уху; что это за извращенские ласки?!
— Поделишься?
И тут сердце упало окончательно. Признаться, я начала молиться Богу, чтобы прямо сейчас этот гребаный клуб кто-нибудь взорвал, дабы не испытывать к себе ненависти прямо в эту минуту и после, как все это закончится.
Рука мистера Роя ослабла на талии, и он глазами показал, чтобы я слезла с его колен и села на диван возле его друга, которому явно не терпелось полапать меня. Черт, я не готова была переходить с одних рук на другие. Да я вообще не готова быть даже в одних грязных противных руках!
— Ну привет, детка.
Меня сейчас вырвет прямо на его — наверняка дорогущие — брюки только от этих слов, обращенных в мой адрес.
— И много чего ты умеешь?
Он был моложе, чем мистер Рой, возможно, даже являлся сыном одного из клиентов, присутствовавших здесь.
— Чего бы ты хотел?
Я закинула ногу на ногу и склонила голову вбок, делая вид, что мне действительно это интересно, а голос звучал настолько сладко, что я не узнала его.
Морисон достал изо рта сигарету, приоткрыл губы и выпустил дым, затем выбросил ее в пепельницу, стоявшую на маленьком столике возле дивана, и склонился ко мне, обдавая шею дыханием, а также перегаром; видимо, он уже успел выпить весь алкоголь, что предлагал клуб.
— Трахнуть твою аппетитную задницу, — прорычал Морисон и с ехидной улыбкой на лице отстранился, после чего резко схватил меня за талию и перетащил к себе на колени.
Я уперлась руками в спинку дивана, отчего грудь оказалась напротив его глаз. Одна из его ладоней проскользила по пояснице вниз, и мне понадобился весь контроль над телом и разумом, чтобы не ударить клиента, когда тот сжал мою ягодицу под платьем.
— Не будь такой хмурой, детка, или ты так сильно хочешь трахаться? — немного рассмеялся Морисон, и я выдавила из себя улыбку, надеясь, что она ему понравится. — Так-то лучше, — кивнул он и другой рукой поддел тонкую бретельку платья, спуская ее по предплечью, оголяя при этом грудь. — Принесите текилу! — вдруг крикнул клиент и уставился на открывшуюся перед ним картину.
Черт. Черт. Черт.
Это гребаный сон! Я уснула или меня чем-то накачали, и теперь мне виделись все эти кошмары, как, впрочем, и всегда.
Я сжала руками спинку дивана, когда Морисон лизнул мою грудь, и прикрыла глаза, но ему, видимо, это дало новый толчок, зеленый свет. Наверное, показалось, что мне это понравилось, раз я закрыла глаза, поэтому он облизнул мой сосок еще раз. Другая его рука все еще поглаживала ягодицы и изредка сжимала.
Теперь я подумала о том, что, наверное, хорошо бы отключиться: отключить мысли, разум, мозг, тело, чувства, а еще лучше зрение и слух. Я не хотела видеть себя
такой
. Я не хотела ощущать чужие руки, язык, губы на теле. Противно от языка богатенького избалованного мужика, которым он облизывал соль с моей груди, затем запивал это стопкой очередной текилы, с каждым разом пьянея все сильнее и сильнее. Мистер Рой давно уже поднялся с дивана и оставил нас наедине, но боковым зрением я видела, как он брал другую девушку. И сейчас был лишь вопрос времени — когда меня начнут трахать.
«Посмотрим, как ты сегодня проявишь смелость, когда тебя будут трахать».
Слова Вадима пронеслись в голове и перед глазами как красный сигнал тревоги, и я встрепенулась ровно в тот момент, когда Морисон слизывал с левого соска соль. Он хмуро посмотрел на меня, но поставил стопку текилы на столик и откинулся на спинку дивана, и я выпрямилась, поправляя бретельки платья, скрывая грудь. Я смотрела в его глаза и видела, как в них росла темнота, как зрачки медленно скрывали радужку, будто его резко и безвозвратно накрыло, что было вполне вероятно. Сердце уже давно готово выпрыгнуть из груди, но сейчас окончательно ушло в пятки.
— Поднимайся, — приказным тоном произнес клиент и махнул рукой для пущего эффекта, будто таким образом меня можно было сдуть, как надоедливую муху.
Я спустила ноги на пол и встала. После меня и Морисон поднялся на ноги, но они еле-еле держали его, однако было все равно, если клиент вдруг упадет и расшибет голову. Он выпил последнюю стопку текилы и вновь обернулся ко мне, при этом его лицо исказилось в подобии улыбки.
— Знаю, тут есть приватные комнаты, не так ли?
Я сглотнула и смогла лишь кивнуть, сжимая одной рукой маленькую сумку.
После моего нерешительного ответа Морисон резко схватил меня за запястье и повел за собой туда, где, как ему казалось, располагались приватные комнаты. Все тело предательски задрожало. Но, пока мы шли по длинному коридору, освещенным только неоновыми красными лампами, другой рукой смогла достать из сумки телефон и, оглянувшись по сторонам, стала печатать сообщение, зайдя в диалог с Марко:
Прошу, помоги мне.
Я в клубе «Ангелы Ада».
Габриэлла.
Я нажала на кнопку отправки как раз в тот момент, когда Морисон втолкнул меня в приватную комнату, залитой красным светом.
Это гребаная точка невозврата.
Развернувшись, потому что не хотела стоять спиной к незнакомцу, буквально столкнулась грудью с его — клиент стоял прямо напротив меня и дышал так интенсивно, будто пробежал несколько сотен миль.
— Я заплачу тебе больше, детка, если сделаешь все, о чем попрошу.
Морисон притянул руку к моей шее и попытался пододвинуть за нее к себе, но ноги настолько вросли в пол, что я не сдвинулась с места, только смотрела в лицо этому ублюдку и копалась в сумке, чтобы нащупать складной нож — хотела спрятать в руке.
— Мне не нужны твои деньги, — сказала я, но это прозвучало грубее, чем следовало бы.
Морисон издал смешок и метнул взгляд куда-то в сторону. Конечно, для таких, как он, сложно было поверить в сказанные слова.
— Ты вещь, которую купили, — сказал клиент, все еще улыбаясь, будто я могла забыть об этом. — А купленным вещам положено служить, — теперь резко дернул за шею и перехватил рукой волосы на затылке. — Так что отрабатывай! — грубо приказал он и больно потянул вниз за волосы.
Я зашипела от его действий, но все-таки опустилась на колени, иначе бы осталась лысой. Морисон отпустил мои волосы, и теперь обе его руки были заняты тем, что расстегивали ремень на брюках. В голове в этот момент крутился план побега или план по тому, как бы всадить — и куда — нож, что я сжимала в руке и держала большой палец на кнопке, с помощью которой он открывался. Опять же, даже если я всажу в ногу клиента нож, как выберусь незамеченной из клуба? Я не знаю никаких потайных ходов или запасных, да и возле них наверняка стояла охрана.
Когда Морисон покончил с ремнем и ширинкой на брюках, снова схватил меня одной рукой за шею и притянул к своему паху, вытаскивая при этом твердое возбуждение из боксеров. Cazzo! (Блядство! (итал.)) Если я возьму его в рот, меня тут же стошнит, и, честно говоря, не пожалею о том, что клиент увидит это; может, тогда поймет, каким отвратным является.
— Прекрати препираться!
Я всем телом пыталась остаться на месте, а ногтями буквально царапала пол, но это не помогало, потому что теперь обе руки Морисона схватили меня за лицо.
— Либо соси, либо пожалеешь о том, что не выполняешь свою работу! — прохрипел он и резко приблизил меня к себе, отчего губы коснулись головки.
Черт, как же противно!
Я сильнее сжала рукой нож и нажала на кнопку. За долю секунды он открылся, и я ловким движением всадила его в ногу клиента, отчего он взревел, а мне удалось подняться на ноги. Несколько секунд я озиралась по сторонам, потому что перед глазами внезапно поплыло, вероятно, из-за того, что долгое время просидела на коленях. Найдя наконец дверь, метнулась к ней, пока Морисон пытался прийти в себя, но как только попыталась пройти мимо, ощутила резкую боль в боку и свалилась с ног, не удержавшись на шпильках.
— Гребаная сука! — закричал клиент, когда склонился надо мной, затем поднял руку над моим лицом и со всей силой опустил, ударив по щеке. Во рту тут же появился привкус железа, и я отвернулась к полу, закрывая лицо волосами.
Казалось, весь мир застыл перед глазами или, наоборот, поплыл. Возможно, глаза застилали слезы, потому что я не знала, что делать дальше, откуда и от кого ждать помощи. Мое сообщение, отправленное Марко, может, даже не дошло, потому что не видела, есть ли в клубе связь.
Совладав с эмоциями, подняла голову и встретилась с глазами Морисона, который сидел передо мной на корточках и держал в руке окровавленный нож, который, видимо, вытащил из ноги.
Пожалуйста, только не режь меня…
Глава 15: Поломанная жизнь
«Какой беспорядок мы устроили, пытаясь доказать, что не нуждаемся друг в друге»
Мисс Габриэлла Бьянко
— Сама напросилась раскрасить свое прекрасное личико, сука! — прорычал Морисон и схватил меня за волосы, буквально оттаскивая от того места, где я только что сидела.
Колени неприятно скользили по полу, наверняка на них останутся отметины. Голова сильно раскалывалась. Я уже не могла сосчитать, сколько раз он потянул меня за волосы, да так, что кожа головы опасно натягивалась. Я пыталась руками разжать стальную хватку, но все было тщетно, пока дверь вдруг не раскрылась, и лакированные черные ботинки не появились в поле зрения. Морисон отпустил волосы и, кажется, отодвинулся подальше от меня, а я попыталась отдышаться — адреналин или паническая атака, смешанные с истерикой, вдруг накрыли меня. Я оперлась руками об пол, а глаза зажмурила так сильно, что они начали болеть. На губах все еще присутствовал вкус крови.
— Нет, нет… — кто-то жалостливо пролепетал, затем издал крик, после чего прогремел выстрел, и я вздрогнула всем телом.
Подняв голову, увидела перед собой яркий свет, исходящий из коридора, так как дверь все еще была открыта. Я попыталась подняться на ноги, но они не слушались, а потом черные ботинки вновь появились перед глазами.
— …слышишь меня?
Первые слова прошли мимо, но голос был до боли знакомым. Мужчина опустился на корточки и помог присесть хотя бы на ягодицы.
— Габриэлла?
Я смогла поднять глаза и увидела, кто стал моим спасением и принцем на
черном
коне — Джованни.
— Ты? — прошептала я охрипшим голосом, как будто долгое время кричала. — Но…
Джованни помотал головой, как бы говоря, что сейчас не нужно никаких вопросов, и протянул руку, чтобы помочь встать, но одной руки было мало, и вскоре он понял это, когда я снова споткнулась из-за высоких шпилек, поэтому Джованни встал сбоку от меня и буквально поднял обеими руками мое тело, поставив на ноги.
Я не понимала, как он здесь оказался, откуда узнал, что я здесь, а что сделал с тем… Обернувшись через плечо, увидела, что безжизненное тело клиента лежало на полу, а возле головы растекалась лужа крови. Джованни убил его… Просто взял и выстрелил в голову… С одной стороны, тело немного расслабилось, но с другой… очередное мертвое тело. Черт.
— Позволишь снять твои туфли? Нам нужно будет быстро уходить отсюда, а в них вряд ли сможешь в случае чего бежать.
Все это время Джованни поддерживал меня, мягко обволакивая руками.
— Я буду только рада избавиться от них, — сказала я каким-то странным безэмоциональным голосом и притянула руку к губе, которая сильно пульсировала; возможно, она была уже опухшей от удара. Когда я убрала руку, увидела на пальцах кровь, благо, ее уже было не так много — большинство капель я слизала языком.
Музыка в клубе внезапно стала громче, послышался какой-то балаган, будто происходило не совсем то, чего ожидали клиенты. Опустив голову вниз, поняла, что Джованни пытался развязать ленты, которыми были обмотаны мои лодыжки. От этого вида, как он буквально на коленях стоял передо мной, захватило дух. А от нежных и аккуратных прикосновений к коже тело покрывалось приятными мурашками.
Наконец одна нога была освобождена от шпильки, от этого я тихо выдохнула и почувствовала под стопой прохладный пол. Затем вторая нога освободилась, а Джованни выпрямился.
— Нет, оставь их, они не нужны мне, — сказала я с отвращением, смотря на то, как Джованни взял туфли в руки.
Неужели он и правда хотел позаботиться о них, наверняка думая, что они принадлежали лично мне?
— Джованни, нам пора, иначе не сможем выйти незамеченными!
Вдруг из ниоткуда появился мужчина, который смутно напоминал Кристиано. Скорее всего, это и есть он, но в ярком свете было тяжело разглядеть очертания лица. Только как они могли выйти незамеченными, если тут повсюду камеры видеонаблюдения? Только если люди Джованни не отключили их, но на это нужно определенное количество времени.
— Что бы ни случилось, держи меня за руку и не отставай, хорошо? — повернулся ко мне Джованни, когда взял мою ладонь в свою и встал впереди меня.
Я кивнула и крепче сжала его руку, на что он немного улыбнулся, вероятно, надеялся таким образом успокоить меня. Однако мне и правда стало легче — я больше не ощущала опасности.
Мы вышли из приватной комнаты. Кристиано пару раз оглянулся. В обеих руках он держал пистолеты. Джованни также достал оружие и держал его наготове. Я не сомневалась в том, что они убили кого-то еще, перед тем как проникнуть в здание, но, судя по тому, что в клубе до сих пор царила более-менее мирная обстановка, а балаган прекратился, их появления и правда никто не заметил, да и пробрались они, видимо, не через главный вход.
— Я прикрою сзади, идите, — сказал Кристиано, и Джованни завернул за угол.
То, что я оставила туфли в той комнате, было лучшим решением за сегодняшний вечер, потому что так мы крались по длинному коридору, как мыши; даже ботинки Джованни не издавали ни звука, но он, наверное, умел ходить без единого шороха.
Обернувшись назад, заметила, как Кристиано быстрым шагом приближался к нам.
— Джованни, кто-то идет, — прошептал он, когда шел почти наравне с нами.
Мы вместе остановились, чтобы прислушаться к шагам, и они стали только громче, как будто за нами и правда гнались. Я обеспокоенно взглянула на Джованни, на его лице ходили желваки: вероятно, он раздумывал, что делать и при этом сильнее сжимал мою руку.
— Прячься за мной, если вдруг начнется стрельба, — сказал Джованни почти в приказном тоне, но все же, когда он обращался ко мне, в его голосе всегда присутствовали мягкие нотки, и сейчас было то же самое.
— Выведи меня отсюда, пожалуйста, — умоляюще произнесла я и даже удивилась этому, потому что не думала, что смогу признаться в этом кому-то, кроме себя. Признаться в том, как на самом деле было страшно и как хотелось оказаться дома в теплой постели, а еще желательно — исчезнуть на несколько дней.
Чьи-то шаги вдруг затихли, будто человек притаился и ждал, чтобы напасть на нас, либо он крался слишком тихо. От такой засады стало не по себе, и я с опаской вглядывалась в темноту впереди себя. Джованни снова сдвинулся с места, и я послушно последовала за ним, цепляясь за него второй рукой. Вполне возможно, что этот кто-то был из охраны или сотрудников клуба, поэтому они не представляли особой опасности.
— Остановись! — раздался громкий голос откуда-то сбоку, затем человек наполовину вышел из тени, направляя пистолет прямо в висок Джованни.
Лицо незнакомца все еще было покрыто тенью, но я смутно видела очертания лица.
— Марко? — практически прошептала одними губами.
Он тут же полностью вышел из тени, но все еще держал на мушке Джованни, который, в свою очередь, также направил пистолет на Марко, а вслед за ним и Кристиано, встрепенувшись, подлетел к нам.
— Какого хрена ты тут делаешь? — грубо спросил Марко и стал оглядывать меня. — Ты… — посмотрел на Джованни, а после на наши сплетенные руки, — …и он?
Для него, кажется, это было чем-то за гранью реальности, но и для нас обоих тоже, уверена в этом.
— Это моя работа, Марко, — лишь ответила я, не вдаваясь в подробности.
— Вам не следовало заходить на нашу территорию! — прорычал Марко и метнул взгляд между Кристиано и Джованни.
— Прошу, Марко, отпусти нас, — взмолилась я.
И только сейчас я поняла свой промах. Я выдала то, что знала одного из Бернарди. И теперь, взглянув на Джованни из-под ресниц, поняла, что он в недоумении поглядывал на меня, наверняка пытаясь сложить пазл, но не сложится, потому что было слишком мало информации.
— Мы уйдем тихо, — начал Джованни, первым опуская пистолет. — Никто, кроме тебя и двух охранников на входе, нас не видел, — спокойно закончил он.
Марко медленно опустил пистолет. От этого действия я выдохнула, потому что поняла, что никто из них не собирается стрелять друг в друга, потому что и Марко, и Джованни были мне дороги. Черт, я только что это признала…
— Это только ради Габриэллы! — прошипел Марко и скрылся в темноте коридора.
Кристиано как-то странно покосился сначала на меня, затем на Джованни, но они не стали медлить, а лишь подтолкнули меня идти дальше, и мы быстрым шагом направились к двери, на которой висела табличка с аварийным выходом.
Было такое ощущение, будто я пробыла в клубе не несколько часов, а несколько дней, потому что, когда прохладный воздух обдал тело, стало намного легче дышать, и ощущение свободы тут же осело в голове, заставив нервы успокоиться. Босые ноги в мгновение ока замерзли, и по коже прошлись неприятные мурашки.
Две машины стояли немного поодаль от выхода, но мы остановились как только вышли из здания. Джованни стал снимать свое длинное черное пальто, после чего накинул его мне на плечи, заботливо застегивая несколько пуговиц, чтобы оно не упало с меня.
— Я возьму тебя на руки, — предупредил он, как закончил с пальто.
Я кивнула, и Джованни поднял меня с земли, как пушинку, теперь неся к машине, при этом оглядываясь по сторонам. Кристиано подошел к другой машине, которую я помнила еще с поездки в Филадельфию. Напоследок они обменялись непонятными взглядами, и Джованни открыл дверь с пассажирской стороны, аккуратно усадив меня на сиденье.
На улице уже стемнело, но я даже не подозревала, сколько было времени, да и не знала, сколько точно длился весь тот ад, из которого меня вытащили, явно рискуя жизнью.
Джованни вывел машину из темного переулка, и свет фонарей пробился внутрь, осветив мои ноги и коленки, которые исцарапались от того, как тот ублюдок тащил меня по полу. Я прикрыла ноги с помощью пальто и уставилась в окно не в настроении что-либо говорить — или, скорее, не в силах. Конечно, я понимала, что должна поблагодарить Джованни — и Кристиано, вероятно, тоже, — но в данный момент голова так сильно гудела, а виски сжимало, будто кто-то специально сдавливал их, что я просто откинулась на сиденье и каким-то завороженным взглядом наблюдала за тем, как улица сменялась одна за другой, а здания становились выше. Я даже не спросила, куда мы едем — настолько плевать на все.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
10:15 PM
Я вздрогнула, когда поняла, что снова оказалась на руках. Приятные духи с запахом бергамота окутали меня, и я еще сильнее прижалась головой к груди Джованни, пока он нес меня из машины по подземной парковке к лифту.
— Где мы? — все-таки спросила я, когда мы оказались в лифте.
Взглянув на себя в зеркало, немного усмехнулась тому, как смешно я выглядела в огромном мужском пальто и на руках Джованни, будто ребенок, которого нужно защищать и оберегать от страшного мира. И, честно говоря, очень хотелось, чтобы на какое-то время я забыла, что такое постоянная паранойя и страх за свою жизнь; хотела передать эту ношу кому-нибудь другому.
— Поднимаемся в мою квартиру, — опустив голову и встретившись со мной взглядом, ответил Джованни. — Как себя чувствуешь? — мягкость его голоса действовала опьяняюще.
— Паршиво, — издала смешок я. — Губа болит, — я аккуратно притронулась к ней указательным пальцем. — Наверное, распухла? — поморщилась, после того как поняла, что к ней больно прикасаться.
— Немного. Тот ублюдок ударил тебя? — теперь в голосе звучали нотки злости, а в глазах появился опасный огонь.
— Да, когда я всадила нож в его ногу, — слова прозвучали так, будто я каждый день занималась этим, но мне просто было плевать на него — я бы сделала то же самое, если бы время повернулось вспять.
Джованни немного улыбнулся: видимо, и сам мог заметить рану на его ноге, но мое признание повеселило его — скорее всего, не ожидал, что такая хрупкая девушка, как я, могла всадить кому-то нож в тело. Для самозащиты — запросто. А если вспомнить то, как я чуть не пристрелила Маттео в своей квартире?..
Лифт остановился на самом высоком этаже. Кто бы сомневался, что такой человек, как Джованни, мог жить не ниже, чем пентхаус?
— Ты можешь опустить меня, наверняка неудобно доставать ключи, — сказала я, когда мы подошли к большой черной двери; она казалась стальной и пуленепробиваемой, а за ней, видимо, находилась квартира, похожая на бункер.
— Здесь холодный пол, а ты и так ходила без туфель некоторое время в клубе, — объяснил он, когда приложил большой палец к сенсорной панели под ручкой; так вот как открывалась дверь.
Раздался звук отпирающегося замка, и я удивленно вскинула брови, смотря в лицо Джованни.
— Не боишься, что тебе могут отрезать палец? — с легким смешком спросила я, когда мы зашли внутрь квартиры, и Джованни аккуратно опустил меня на пол, а вот тут он был теплым, видимо, с подогревом.
— Везде есть свои риски, но ты можешь попробовать стать первой, кто это сделает.
Он огляделся по сторонам и нажал на выключатель. Свет тут же заполнил большую прихожую, и я немного зажмурилась.
— Поверь, то, что я всадила нож в ногу тому мужику, не означает, что я разделяю любовь к насилию.
Слова Джованни, вероятно, были больше для шутки, чтобы разрядить обстановку, но все же хотелось предупредить о том, что я вовсе не планировала калечить его.
Джованни лишь кивнул и снял все еще идеально лакированные ботинки, а мне от этого вида стало не по себе, потому что я выглядела потрепанно. Я стала оглядываться по сторонам и топтаться на месте, переминаясь с ноги на ногу. Взгляд остановился на зеркале и на отражении себя в нем. И только сейчас я вспомнила, глядя на белые волосы, что на голове надет парик. Джованни, кажется, понял, что я хотела сделать, когда расстегнула пальто и отдала ему. Он молча наблюдал за тем, как я снимала парик, затем шапочку под ним, а после распустила из тугого пучка, от которого болела голова, волосы.
— Платье красивое и… сексуальное, но, — Джованни сделал паузу, подойдя ближе и смотря при этом в зеркало, — это не ты.
— Я эскортница, поэтому сейчас выгляжу в точности, как она, — с привкусом желчи во рту произнесла я, потому что стало тошно от самой себя. — Не знаю, зачем ты привез меня к себе, и вообще! — голос стал на тон выше, и я повернулась корпусом к Джованни, чтобы теперь смотреть на него не через зеркало. — Как ты нашел меня? — прозвучало больше, как упрек, но, кажется, сейчас все нервы в теле натянулись до предела.
— В каком смысле как? — он выгнул бровь и потянулся рукой в карман брюк. — Разве это не твое сообщение? — теперь протянул мне телефон, показывая наш с ним диалог.
Черт! Как я могла отправить сообщение Джованни, если заходила в диалог с Марко? Может, в спешке нажала не туда? Наверное, так оно и было.
— Мое.
— Давай ты примешь душ, затем я осмотрю твою губу и колени, — сразу предложил он, и я готова была расплыться от заботы в отношении меня.
Я согласно кивнула, и Джованни, повесив пальто в большой шкаф, показал рукой, что можно пройти дальше, потому что я не могла сдвинуться с места, чувствуя себя неуютно, ведь это не моя территория.
Мы прошли в комнату, которая, наверное, являлась гостиной, судя по дивану бежевого цвета, стоящему напротив камина, а над камином висел огромный плазменный телевизор. Такого же цвета, как и остальная мебель, на полу лежал гладкий мягкий ковер, который хотелось потрогать руками, но я лишь ступила на него одной ногой, не смея заходить дальше. Вновь оглядевшись, заметила картины, висящие на стенах, на некоторых были изображены машины, что было не удивительно, зная любовь Джованни к ним, на других же ноты, наверняка это как напоминание о сестре.
— Это только твоя квартира? — спросила я, снова повернувшись к Джованни, который наблюдал за мной, пока я исследовала гостиную.
— Вообще да, но комната сестры тут тоже есть, — он метнул взгляд на одну из закрытых дверей в другом конце коридора. — Кстати, могу посмотреть у нее некоторые вещи, думаю, она не будет против, если ты их наденешь, — предложил Джованни и прошел мимо меня, направляясь в комнату Аннабеллы.
Он первым вошел в комнату и нашел сбоку от себя на стене выключатель, пространство тут же осветилось, но не слишком ярко. Сестра Джованни наверняка любила украшения, потому что возле кровати стоял небольшой стол с зеркалом, и на нем лежали кольца, браслеты, цепочки. Комната была в выдержанных тонах, в принципе, как и вся квартира, но не было слишком темных цветов, лишь оттенки бежевого и коричневого. И почему я думала, что Джованни предпочитал все черное? Может, потому что он сам всегда носил одежду такого цвета?
— Можешь сама заглянуть в ящики или шкаф, — предложил Джованни, когда мы прошли вглубь комнаты; она не была слишком большой, но из нее открывался невероятный вид на ночной город, поэтому на несколько минут я пропала из реальности, вглядываясь в огни и маленькие машины, что до сих пор в такой час ездили внизу — буквально под ногами, пока я стояла возле панорамного окна.
Я вздрогнула, когда ощутила близкое присутствие за спиной, и поняла, что Джованни подошел ко мне. На мне все еще было блестящее платье с открытой спиной: оно еле прикрывало интимные части тела, но рядом с Джованни я не чувствовала себя уязвимой, да и после того раза, когда он пришел в мою квартиру, уложил спать и накормил, паранойя и страх остались где-то глубоко внутри — теперь я доверяла ему больше, если вообще не на все сто процентов.
— Красивый вид. Я, если жила бы здесь, наблюдала бы по вечерам за суетным Нью-Йорком с чашечкой горячего чая, — призналась я и чуть повернула голову вбок, чтобы взглянуть на Джованни.
— Тебе больше по душе квартира в городе или дом вдали от него? — вдруг задал вопрос он и теперь встал сбоку от меня; признаюсь, так было спокойнее.
— Я жила в доме с садом, жила и живу в квартире, поэтому могу сказать, что мне нравится и то, и другое, но если бы… у меня были дети, то, наверное, лучше жить с ними в доме, чтобы они могли гулять, дышать свежим воздухом.
Я вспомнила, что Эмилия часто любила уходить в сад, пока мы жили с ее отцом.
— Это кажется разумным решением, — глаза Джованни прошлись по моему телу, и этот взгляд вызвал мурашки.
Я немного улыбнулась и отошла в сторону, чтобы посмотреть какие-нибудь вещи в шкафу.
— Я оставлю тебя, — проходя мимо, сообщил он, а я только кивнула и присела на корточки, чтобы было удобнее разглядывать вещи.
Аннабелла любила свободные вещи, что футболки, что штаны или джинсы, поэтому ее одежда должна была мне подойти. Я взяла темно-коричневую футболку и штаны, похожие на пижамные практически такого же цвета, после чего выпрямилась, но решила подойти к шкафу-купе. А вот в нем висели платья, юбки и сарафаны — кажется, стиль Аннабеллы был довольно разнообразным.
Я вышла из комнаты, когда поняла, что больше ничего не нужно, и прошла по длинному коридору снова в гостиную, затем увидела свет в соседней комнате и направилась туда, но остановилась, ошарашенно смотря в панорамное окно, откуда был виден Эмпайр-стейт-билдинг: он весь сиял и этим сиянием манил к себе. Мне показалось, что от удивления и красоты я раскрыла рот, теперь понимая, что вид из комнаты Аннабеллы не такой уж и невероятный по сравнению с этим.
— Твоя сестра не дралась с тобой из-за этой комнаты? — усмехнулась я, когда заметила, как Джованни вышел, видимо, из ванной.
Он вопросительно посмотрел на меня, не понимая, о чем идет речь.
— Вид еще шикарнее, чем в ее комнате, — я указала пальцем на окно, рядом с которым располагалась кровать, а на ней лежало темно-коричневое шелковое покрывало.
— Аннабелле все равно, честно говоря, она почти не бывает здесь, — Джованни понял, о чем идёт речь, и пожал плечами.
— А ты? Квартира выглядит так, будто в ней недавно проводили генеральную уборку, — подметила я и снова оглянулась.
— Нечасто. Я привык жить в доме, но сюда приходят убираться, поэтому здесь чисто.
Почему-то не было сомнений в том, что Джованни жил большую часть времени в доме загородом. Такие люди, как он, старались устраивать жизнь подальше от любопытных глаз, а за высоким забором это вполне осуществимо.
— Можешь принять душ в моей ванной, там есть все необходимое, а одежду, я смотрю, уже выбрала.
— Да. Надеюсь, одежда твоей сестры подойдет, спасибо.
Я прошла мимо Джованни, чувствуя его взгляд на себе, и после того, как закрыла за собой дверь, улыбнулась, как подросток, который бесповоротно влюбился раз и навсегда.
Взглянув на себя в зеркало, поняла, что на нижней губе все еще было несколько засохших капель крови, но на самом деле выглядела я лучше, чем чувствовала себя. Все то время, что я была с Джованни наедине, пыталась держать лицо, пыталась выглядеть сильной, будто ничего не произошло, но, вспоминая сейчас все события вечера, и то, как меня могли в очередной раз изнасиловать и покалечить моим же ножом, вводило в страх, а коленки подкашивались.
Все же тот клуб — худшее место, в котором довелось побывать за все время работы в эскорте. Но… что теперь будет, когда Джованни и Кристиано буквально выкрали меня оттуда, так еще и убили одного из клиентов, да и охрану наверняка тоже? По крайней мере, меня никто не искал, не звонил на телефон, но, возможно, наоборот, это самый плохой знак, который мог вообще быть.
Теплая вода из душа приятно согревала кожу и смывала грязные следы мужчин, лапавших меня. Было так противно от их рук, слов, но еще больше противно от самой себя — как я могла
так
разговаривать с ними, как могла притворяться той, кем не являлась? Но… это ведь все страх за свою жизнь, верно? Страх не увидеть больше дочь. Боже… где она?
В голове роилось столько мыслей, и могла признаться, что от них безумно разболелась голова. Я хотела закончить этот дерьмовый день, хотела улечься в кровать и крепко-крепко заснуть, не думая ни о ком и ни о чем, но знала, что этого не случится — кошмары всегда следовали за мной по пятам.
Наконец, смыв с себя пену от геля для душа, выключила воду, обтерлась мягким махровым полотенцем и надела одежду, которую выбрала для себя. На удивление, она сидела на как влитая, будто и вовсе принадлежала мне.
Выйдя из ванной комнаты, поняла, что в спальне никого нет, но откуда-то доносилась музыка — хип-хоп. Она тихо играла, но создавала приятную атмосферу, даже если не совсем была в моем вкусе. Я прошла на звуки и свет, исходящие из другой комнаты, которая не отделялась дверью, и поняла, когда зашла внутрь, что это кухня. Глаза снова расширились от масштабов: посередине стоял большой белый стол, на стене напротив висел телевизор, но не таких больших размеров, как в гостиной, и именно на нем сейчас проигрывалась песня, пока шло видео с клипом. Также здесь стояла барная стойка и бар, в котором можно было разглядеть бутылки со спиртным, а еще Джованни, который склонился над плитой, явно не замечая меня, — я стала тихой, как мышь, особенно с босыми ногами. Он уже переоделся в спортивные серые штаны и футболку, теперь выглядя совершенно иначе, и могла признать, что этот образ мне нравился даже больше, чем образ Босса.
— Зачем такая большая квартира, если в ней никто не живет? — подошла ближе к барной стойке и присела на высокий стул, все еще наблюдая за Джованни: он резал овощи.
Джованни немного резче, чем обычно, повернул голову, наверняка не ожидая так скоро увидеть меня.
— Подкрадываешься? — с легкой ухмылкой спросил он.
— Теряешь бдительность, — пожала я плечами. — Так что насчет моего вопроса?
— Я купил ее в порыве гнева на отца. Его контроль за моей жизнью действовал на нервы, — объяснял он. — Думал тогда, что здесь и останусь и что буду жить с… женой и детьми.
Ого, какие откровения.
— Ты ведь голодна? — быстро перевел тему Джованни и подошел ко мне, облокачиваясь руками о столешницу барной стойки.
— Мне так неловко, что ты для меня снова готовишь.
Я и правда чувствовала себя паршиво из-за этого, но, честно говоря, его забота о многом говорила.
— Голодна, конечно, но, может, могу чем-то помочь? Что ты готовишь?
— Одно из музыкальных блюд Америки.
Я вопросительно выгнула бровь, не понимая и вообще не представляя, о чем он говорит. Джованни немного посмеялся из-за моей реакции.
— Название «Джамбалайя и гамбо» звучит очень даже музыкально, не находишь?
Я кивнула, теперь лучше понимая.
— Гамбо связано с музыкой афроамериканцев Нью-Орлеана и обычно представляет собой густую похлебку на бульоне из креветок и крабов. Конечно, в домашних условиях не приготовишь так, как необходимо, но я уже пробовал, и мне понравился результат.
Oh, mio Dio! (Бог ты мой! (итал.)) Откуда этот мужчина снизошел до Земли?
— А что насчет джамбалайи?
— Под этим названием кроется определенная основа блюда — рис. К нему обычно добавляют специи, я это делаю по своему вкусу, затем мясо, — пояснил Джованни и вернулся к плите, проверяя кастрюлю.
Честно, я до сих пор находилась в небольшом смятении от его умений в приготовлении еды. Живя с Маттео, я никогда не видела, чтобы он даже пальцем притронулся к чайнику, чтобы заварить себе чай или кофе, это всегда делала прислуга. Просто невероятный контраст между ними двумя, хотя я бы предпочла вообще не сравнивать их, но получалось, как получалось.
— Присядешь за стол? — предложил Джованни, указывая в сторону. — Я сейчас принесу аптечку, чтобы обработать твои царапины и губу.
Уже и забыла про них, хотя губа до сих пор неприятно пульсировала. Я слезла с высокого стула, на ходу поправляя своеобразного рода пучок на голове, проверяя не распался ли он, после чего опустилась на стул рядом с большим белым столом, который явно должен был использоваться семьей, а не одним или двумя людьми.
Через пару минут Джованни опустился передо мной на корточки, поднял по ногам штаны, теперь осматривая мои колени, но они не так уж и сильно пострадали; возможно, в царапины могла попасть грязь, поэтому стоило их обработать.
— Почему ты и Кристиано так легко пришли мне на помощь? Это ведь опасно, если бы вас заметил кто-то, кроме Марко… — слова оборвались, когда Джованни приложил ватный диск с дезинфицирующим средством, и я зашипела от того, как оно щипало.
— Я не смог проигнорировать твое сообщение, которое буквально кричало о помощи, да и ты только недавно не могла выйти из дома, а тут вдруг оказалась в клубе, — он с подозрением взглянул на меня. — И вы знакомы с Марко?
Вопрос, которого я боялась больше всего.
— Наш менеджер был вне себя после моего отсутствия в несколько дней, поэтому послал своих людей за мной, а они притащили в агентство, — голос звучал отстраненно; я пыталась создать видимость того, что не лгала, но за некоторое время, проведенное с Джованни, поняла, что он хорошо видел, когда люди ему врали. — С Марко знакома из-за работы. Бывало, он приходил к нам, точнее к себе, это же их семья занимается бизнесом.
Джованни приложил другой ватный диск ко второй коленке, и я стиснула зубы.
— Ты ведь знаешь, кто они? — вздернул он одну бровь наверх. — Я имею в виду семья Марко.
— О том, что они твои конкуренты? О том, что брат Марко является Доном?
Джованни кивнул.
— Конечно. Практически все девушки, что работают в агентстве, знают.
Я чувствовала, что между нами подобный разговор не окончен, но сейчас Джованни явно не хотел на меня наседать, наверное, заметил мое состояние, хоть я и пыталась скрыть его.
Когда он закончил с коленями, поднялся с корточек и склонился надо мной, а большим пальцем правой руки приподнял мой подбородок, чтобы лучше рассмотреть разбитую губу. Я же смотрела в серые радужки, рассматривала идеальные брови, будто Джованни ходил в салон красоты, чтобы уложить их, вглядывалась в небольшие морщинки на лбу, пока он хмурил брови, а потом взгляд опустился на губы, и ощущение нашего поцелуя в гончарной мастерской обрушилось на меня, как снег на голову. Было ли это для него чем-то большим? А для меня?
— Ничего страшного, — Джованни провел большим пальцем по моим губам. — Но завтра нижняя губа опухнет сильнее, возможно, будет синяк.
— Спасибо, — прошептала я, все еще ощущая его пальцы на подбородке, а затем то, как они спустились к шее, вызывая трепет где-то в животе.
Сердце могло бы остановиться или, наоборот, заплясать в бешеном танце, но кастрюля на плите чуть не взорвалась, оповещая о том, что блюдо хотело вырваться наружу, и Джованни, выругавшись, быстрым шагом направился к плите. Ужин только что остановил неизбежное — очередной поцелуй.
Вскоре я помогла накрыть на стол, расставляя тарелки, кухонные приборы, ставя салат из свежих овощей, а еще спросила Джованни есть ли у него зеленый чай, чтобы заранее заварить — мне нужно было успокоить нервы, потому что внутри я вся тряслась от событий за один день.
— Кристиано, — вдруг назвала его имя, когда очередная порция мяса оказалась на вилке. — Кто он? Я заметила, что он повсюду таскается за тобой.
Конечно, Джованни мог и не отвечать на вопрос, потому что считал меня чужачкой в его мире, но хотелось уточнить о Кристиано, чисто из любопытства, да и чтобы между нами не было гнетущей тишины, хотя на фоне все еще играла музыка.
— Ты знаешь иерархию мафии?
Не поверишь, но как свои пять пальцев!
— Отчасти, — пожала я плечами. — Благодаря интернету.
— Он мой Капо, капитан.
Так я и думала, но были еще подозрения на консильери, однако такой человек вряд ли бы стал ходить по пятам, хотя… во всех семьях по-разному.
Я лишь кивнула на его ответ и продолжила ужинать, поглядывая то на экран телевизора, то на Джованни. Он, в свою очередь, наверняка пытался понять меня или уличить во лжи, потому что рассматривал слишком тщательно. Кстати говоря, теперь я уже меньше обращала на это внимание, потому что поняла, что для него рассматривать каждую деталь было чем-то нормальным и обычным, нежели для других людей; скорее, Джованни так анализировал все вокруг.
Когда ужин закончился, я предложила помыть посуду, но меня остановили, сказав, что для таких целей есть посудомойка, да и тем более мне нужно хорошенько поспать. Возможно, кого-то такая излишняя забота может раздражать, но я всю жизнь чувствовала себя одинокой, ненужной и нелюбимой, поэтому сердце таяло от такого внимания.
— Ты можешь спать в моей постели или в комнате Аннабеллы.
Мы остановились на перепутье в коридоре; в одной стороне находилась комната Джованни, в другой — его сестры.
— Извини, но я бы хотела побыть одна, — не долго думая, выпалила я, но мне и правда нужно было пространство, чтобы подумать обо всем произошедшем.
Джованни кивнул, но на его лице можно было разглядеть минутное разочарование.
— Спасибо за все, что ты сделал и делаешь.
Я вдруг подошла к нему ближе и коснулась его руки, практически переплетая наши пальцы, потом поднялась на носочки и чмокнула в немного колючую щеку из-за легкой щетины.
— Доброй ночи, — отстранилась, но задержала взгляд на глазах Джованни, которые скользили по моему лицу.
— Я все еще помню, каковы твои губы на вкус, — прошептал он с мягким тембром в голосе, затем прижал к себе с помощью другой руки, положив на талию.
— И какой же у них вкус?
Дыхание неожиданно сбилось; наши губы находились в нескольких нещадных дюймах2,54 см друг от друга.
— Кокосовый или миндальный, а может, и тот, и тот.
С этими вкусами у меня были гель для душа, шампунь, духи, да и бальзам для губ тоже.
— Ты вся пахнешь слишком сладко, — последние слова Джованни буквально прорычал и расплел наши пальцы на руках, теперь поднимая и другую руку к моей талии.
— Но ты не любишь сладкое, — вспомнила слова, что он сказал в Филадельфии после того, как выпил в баре после смерти Пины.
— Ненавижу, — покачал головой Джованни и прижался лбом к моему.
Я знала, что он хотел сделать — поцеловать меня, но могла ли я принять его поцелуй сейчас? Почему-то казалось, что я все еще была грязной после событий в клубе, что недостойна такого, как Джованни. Разве мафиози не ищут себе в жены чистых, невинных девушек? Тем более итальянцы.
— Мне правда нужно побыть одной, Джованни, — простонала я.
— Хорошо, доброй ночи.
Он разжал руки вокруг меня и отступил на шаг, предоставляя свободу, за что я была безмерно благодарна. Развернувшись к Джованни спиной, зашагала в комнату Аннабеллы, затем скрылась за закрывшейся дверью и включила свет. Я присела на кровать и стала внимательнее разглядывать стены вокруг себя, а потом взгляд наткнулся на одну единственную цитату, что висела возле кровати, наверняка просто распечатанная на принтере: «Il fuoco, l’amore e la tosse presto si conosce», что в переводе с итальянского означало: «Огонь, любовь и кашель не скроешь». И это было настолько точно сказано, что я завалилась всем телом на кровать и стала пялиться в потолок, думая о том, что же на самом деле чувствовала к Джованни. Однако меня отвлек телефон, до сих пор лежащий в сумочке.
Я скучаю, мама.
Маттео.
Боже, Эмилия… Конечно, малышка с ним. Куда она могла деться от него и его семьи?
Эми, малышка, я тоже скучаю по тебе.
Мы скоро встретимся, обещаю.
С тобой все в порядке?
Габриэлла.
Было опасно писать Эмилии, исходя из того, что она общалась со мной через номер Маттео, да и после того, как Джованни буквально уволок меня из-под его носа, из его же клуба, но любовь к дочери — сильнее страха.
Ты и тогда обещала, что мы встретимся.
Маттео.
Слова резанули по сердцу, и в глазах скопились слезы. Сколько еще раз я нарушу свое слово? Я ведь и правда хотела разобраться с отцом Эмилии, поехала в тот чертов дом, но…
Прости меня, у взрослых бывают трудности.
Габриэлла.
Я больше не могла смотреть на экран, потому что слезы застилали глаза, а руки тряслись так, будто меня хватил удар или высокая температура, из-за чего теперь лихорадило, но я знала, что все это лишь последствия того, что я долгое время закрывала в себе чувства, да и до сих пор закрываю.
Как один гребаный день может нести в себе и свет, и непроглядную темноту? Как жизнь может повернуться к тебе задницей в считанные минуты? Иногда казалось, что Бог взял меня и мою жизнь в руку и сжал, как сжал бы бумагу, и каждый раз он продолжал сжимать, комкать, разрывать, оставляя ошметки, оставляя меня разбитой, сломленной, потерянной.
Я никогда не любила слишком долго страдать или жаловаться на жизнь, но после сегодняшнего дня желание что-нибудь сломать или громко покричать, например, в лесу, сильнее, чем когда-либо.
Эмилия так и не ответила на мое последнее сообщение, и это еще больше расстроило меня, а слезы с новой силой полились из глаз. Я перевернулась набок, лицом к панорамному окну, подложила подушку под голову и лежала так нескончаемое число минут, пока глаза не заболели, пока тело не перестало содрогаться, пока губы не были искусаны до крови, несмотря на то что нижняя губа и так болела и распухла еще больше.
Спустя еще время поняла, что не смогу заснуть, поэтому тихо вышла из комнаты, чтобы выпить воды, надеясь, что найду ее на кухне. Для начала я прислушалась, остановившись в коридоре, — вдруг Джованни не спал, — но в квартире стояла мертвая тишина, да и свет нигде не горел.
Как и ожидалось, на барной стойке стоял графин с питьевой водой, и я, аккуратно достав из шкафа высокий прозрачный стакан, налила в него воды, то и дело оглядываясь за спину — снова паранойя, хотя, уверена, что, кроме Джованни, здесь никого не могло быть, но все дело в больной голове.
Взгляд зацепился за небольшое кресло-качалку возле окна у противоположной стены напротив, и я решила, что лучше посижу там и посмотрю на еле заметные звезды на небе, а покачивания, возможно, помогут заснуть.
Однако, как только я присела на него, не удержалась и включила телефон, залезла в галерею и стала листать фотографии с Эмилией: вот она ела мороженое, а ее кончик носа измазался в нем; вот она лепила кружку, а на ее щеках красовались румяна из краски; а вот мы гуляли в парке, лежали на траве и смеялись.
Я ошибочно считала, что слезы в глазах закончились, потому что в один момент они снова полились из глаз, а из груди вырвался стон, больше похожий на крик. Я прижала ладонь ко рту, затем согнулась пополам, обхватила руками колени и положила на них голову.
В какой момент все пошло под откос? Может, для меня и не была предначертана хорошая судьба? Кто-то ведь должен страдать. Кто-то ведь должен быть постоянно недовольным. Кто-то ведь должен медленно умирать.
— Габриэлла, — услышала я, затем ощутила на плече горячую руку, но это еще больше заставило меня разрыдаться от очередной вспышки осознания того, что я запуталась в чувствах.
Я не открывала глаза, не поднимала головы, лишь продолжала рыдать, и на мгновение показалось, что этому не остановиться, что я окончательно сломалась, а потом ощутила, как Джованни поднял меня с кресла-качалки и прижал к себе, что-то шепча себе под нос.
Не знала, не считала, не понимала, сколько времени прошло после того, как Джованни положил меня на свою кровать и как прижимал к себе, но его мягкие поглаживания по рукам, спине, ногам все-таки смогли успокоить и умиротворить сломанную душу.
Мы оба, казалось, понимали, что ничего не стоило говорить, поэтому, когда я вытерла щеки от слез, сильнее вжалась телом в Джованни, наверняка размазывая сопли по его футболке.
— Поцелуй меня, — со всхлипом произнесла я и замерла.
Сейчас говорил не разум, а сердце. Я позволила себе отключить все, кроме него.
Джованни мягким жестом приподнял мой подбородок, стер большим пальцем остатки слез, затем медленно приблизил лицо к моему, но остановился.
— Ты уверена в этом?
— Абсолютно, — тверже произнесла я и схватилась рукой за его футболку, потянув за нее к себе.
Сейчас я не хотела, чтобы он медлил. Мне нужен был толчок, потому что сама я не решилась бы сделать этот опасный шаг, но он точно должен был помочь нам обоим — понять чувства, убедиться в них, после — утонуть в этом океане, даже если наши принципы против этого, даже если разум сопротивляется, но сердце… говорит действовать.
И Джованни не стал медлить. После моих слов его губы обрушились на мои, и на этот раз, нежели в гончарной мастерской, поцелуй оказался требовательнее, а руки Джованни блуждали по моему телу смелее, но я не была против этого, наоборот, ощущала себя желанной, да и бабочки в животе говорили все за меня. Джованни вдруг приподнял меня, перекатился на спину и усадил сверху себя, но не отрываясь от моих губ. Мои волосы закрывали наши лица, как бы скрывая то, что мы делали; это создавало некую атмосферу интимности.
Соленые слезы смешивались между губами. Пальцы сплетались. Тела прижимались друг к другу. Дыхание учащалось с каждой минутой, заставляя сердце стучать так громко, что можно было услышать его в тишине квартиры.
Я подвигала бедрами, перемещаясь ближе на торс Джованни. Он только прорычал мне в губы, и я аккуратно прикусила зубами его нижнюю губу, и в ответ сильные руки сжали бедра, посылая тысячи сумасшедших импульсов по телу.
— Если ты не перестанешь двигаться на мне, я не смогу остановиться, — прервал первым поцелуй Джованни и заправил руками пряди моих волос за уши, но задержал в них пальцы, теперь накручивая локоны.
— Что, если я не хочу, чтобы ты останавливался?
Это было совершенно не похоже на меня; это — не я, но этот день, ночь — все изменили, а может, все изменилось уже несколько недель назад?
— Габриэлла…
— Габи.
Джованни вопросительно выгнул бровь.
— Просто Габи.
Мне нравилась сокращенная версия моего имени, но не всем предоставлялась возможность
так
звать меня.
Джованни легонько улыбнулся, и я выпрямилась, теперь окончательно садясь ягодицами на его бедра.
— Габи, — он протянул слоги в имени, пробуя на вкус, и мне чертовски понравилось, как оно звучало из его рта; я хотела, чтобы Джованни чаще звал меня по имени. — Тебе нужно выспаться. Я не хочу, чтобы ты жалела о том, чего, возможно, на самом деле не хочешь.
Он взял мои руки в свои и аккуратно сжал.
Конечно, я понимала, что сейчас вела себя странно, неразумно, и это действительно все из-за моего тревожного и нервного состояния, потому что не знала, что будет дальше.
— Ты прав, — кивнула я и вырвала ладони из рук Джованни, затем сползла обратно на кровать. — Я могу остаться с тобой? — это звучало не совсем так, как мне бы хотелось.
— Конечно.
Теперь мы лежали лицом к лицу и некоторое время рассматривали друг друга, а потом я все же решилась придвинуться ближе, чтобы зарыться в горячих и уютных объятиях Джованни. Он не был против и только сильнее прижал к себе, обнимая одной рукой.
Все пошло наперекосяк еще с нашей первой встречи, но даже не в то время, когда я сопровождала Джованни на мероприятие, а когда он внезапно остановил меня в кафе и потребовал имя. Разве не странно, что один человек может вот так круто повернуть вас и вашу жизнь, да еще и сделать ее гораздо сложнее, чем она была до? Я ни в коем случае не жаловалась на трудности, потому что отчасти они существовали из-за моих убеждений и правил, которые я выстроила у себя в голове, а первый пункт после замужества с Маттео — не связываться с мафией. Никогда. Но, смотря на Джованни и чувствуя заботу к себе, а может, и что-то большее, не могла более игнорировать мысли о нем, которые буквально сжирали каждый раз, когда я находилась наедине с собой.
— Ты в безопасности, Габи, — прошептал Джованни и поцеловал в макушку, но я уже находилась в полудреме, поэтому лишь легонько улыбнулась, приподнимая уголки губ, и окончательно расслабилась в его руках.
Что будет завтра или уже сегодня — не знала, но сейчас планировала хорошенько выспаться, чтобы забыть этот гребаный день.
Глава 16: Я не буду помнить твоего взгляда
Мистер Джованни Пеллегрини
Тот же день.
Все летело к чертям. Но, возможно, эти черти приятнее, чем мои убеждения и принципы, потому что на губах до сих пор присутствовал сладкий вкус от малиновых губ, и это была единственная сладость в мире, которую я мог пережить, или, скорее, принимать, чувствовать, вдыхать, словно дурман, от которого нет спасения.
Все это кажется слишком сентиментальным и чертовски приторным, и, возможно, было страшно утонуть в этом, потерять часть себя в другом человеке — в Габриэлле.
Слова сестры все еще крутились в голове. Конечно, она была права в том, что нужно наплевать на все, если сердце рвалось на куски, если настолько сильно желал человека — аж до хруста костей, будто они ломались от каждого шага, сделанного назад, а не вперед — навстречу.
После своих слов после поцелуя в гончарной мастерской о том, что это ошибка, я мысленно ударил себя по лбу, хотя на самом деле не прочь бы и правда сделать это, потому что в тот момент в голубых радужках Габриэллы промелькнуло что-то наподобие разочарования. Казалось, из наших ртов вылетало совсем не то, о чем мы думали, и именно по этой самой причине я не нашел другого выхода, кроме как заткнуть нас поцелуем — того требовало сердце, несмотря на то что разум неистово кричал об остановке.
Я действительно слетел с катушек. Может, во мне жили теперь две разные личности, которые боролись друг с другом, но а кто победит — и сам этого не знал, но в глубине души надеялся на победу той, которая отвечала за сердце, потому что оно каждую свободную гребаную минуту кричало о чувствах к Габриэлле.
Как вообще можно чувствовать так много эмоций в отношении малознакомого человека? Я всегда думал, что даже обычная влюбленность приходила через некоторое время, потому что не особо верил в любовь с первого взгляда, но тогда, в кафе, когда увидел рыжеволосую девушку с бледной кожей, веснушками на щеках и носу, что-то екнуло в районе груди, а слова о знакомстве вырвались быстрее, чем я успел остановить себя и свой длинный язык.
Меня все еще беспокоил факт того, что, возможно, целью снайпера была именно Габриэлла, да и в машине, при ее взрыве, — тоже. Кто-то очень активно следил за нами в Филадельфии, но отчего-то слабо верилось в то, что это мог быть посторонний человек, однако и не хотелось узнавать, что это кто-то из своих.
Кристиано, кстати говоря, нашел на одной записи с видеокамер подозрительного человека, который крутился тогда возле здания, откуда совершили выстрел, но нужен был специалист, который мог бы приблизить лицо так, чтобы пиксели и шум не скрывали черты лица. К счастью, среди солдатов был один умный парень, который отлично разбирался в технике — Леон. Именно он займется этим, потому что экспертиза гильзы ничего не дала.
По дороге в наш спортивный клуб я позвонил Доменико, чтобы он привез Аннабеллу, хотя изначально планировал позаниматься один, чтобы выпустить пар — мне все еще было мало, и все из-за метаний туда-сюда, хождений по острому краю, с которого я скоро сорвусь, если не приму окончательное решение.
— Mi dispiace, certo, ma ero impegnata! (Прости, конечно, но я была занята! (итал.)) — недовольно проворчала сестра, когда машина Доменико остановилась рядом с моей, и она открыла заднюю дверь, а я стоял, облокотившись о капот своего автомобиля. — Sono stata letteralmente trascinata fuori di casa!(Меня буквально выволокли из дома! (итал.)) — продолжила она, когда вышла, хлопнула дверью и набросила рюкзак на спину. — Что еще за срочность, Джо? — сложила руки под грудью, вставая напротив.
— Просто хотел потренироваться с тобой, — пожал я плечами, произнеся слова слишком спокойно, что было на меня не очень-то похоже, особенно в последнее время. — Разве не ты изъявляла желание проводить со мной больше времени, м? — ехидно спросил я.
— Джо, кажется, ты слишком буквально воспринимаешь мои слова, но ладно, раз уж так просишь, хотя… — Аннабелла задумчиво подняла взгляд в небо, сдвинулась с места и прошла мимо меня, затем обернулась, — …это был скорее приказ, так ведь?
— Прекрати это бурчание, Белла, — устало вздохнул я и только сейчас заметил на ее лице косметику: подкрашенные ресницы, уложенные брови и блеск на губах. — Кого ты собралась в очередной раз соблазнять? — недоверчиво склонил голову я, и мы прошли ближе к двери клуба.
— Своего будущего мужа, — хмыкнула сестра, и я замер на месте; только не говорите, что она готова выйти замуж за гребаного Марко Бернарди! — Вдруг он и его брат снова заявятся в клуб посреди нашей тренировки, — Аннабелла говорила так, будто ее больше не напрягал тот факт, что она обещана ему.
Я не хотел сейчас заострять на этом внимание, но был уверен, что дома разговор об этом зайдет еще не раз, потому что я должен был понять истинные чувства сестры по поводу этого брака, хотя изначально, в больнице, когда Аннабелла сказала об этом, показалось, что она вовсе разбита этим. Однако тогда все могло наложиться друг на друга: болезнь мамы и слова отца о скорой женитьбе.
В клубе было достаточно пусто, за исключением некоторых наших солдат, которые тоже пришли потренироваться. Я удивился, что здесь не было Кристиано, но, вероятно, он и Леон занялись видеозаписью, потому что мое терпение кончалось, да и Леонардо ждал, чтобы отомстить за жену.
— Мы будем драться или?.. — обернулась на полпути к женской раздевалке Аннабелла.
— Драться, конечно, — усмехнулся я и открыл дверь в мужскую раздевалку, находящуюся рядом.
Сестра как-то небрежно кивнула, казалось, у нее не было особого настроения для тренировки, хотя она всегда с удовольствием занималась спортом. Я переживал за ее состояние, потому что Аннабелла часто скрывала истинное настроение за улыбкой, думая, что никому не интересны ее чувства, а эмоции лишь будут мешать, ведь что у отца было много работы, что у меня теперь, но я всегда старался расспрашивать Аннабеллу о самочувствии, и она охотно открывалась мне.
После того как мы переоделись и вышли в зал, я предложил сначала хорошенько размяться и попинать грушу, будь то руками или ногами — не важно. Главное — разогреть мышцы. По правде говоря, мне хотелось не просто драки, но для того, чтобы разбить костяшки рук в кровь, нужен соперник гораздо сильнее, чем родная сестра.
— Бей быстрее и сильнее, — посоветовал я ей, когда заметил, что Аннабелла не прикладывала особых сил. — Твоя груша даже не шевелится.
Сестра закатила глаза.
— Джо, давай без нравоучений, — лишь сказала она, и я коротко кивнул, развернувшись обратно к груше и ударив по ней на этот раз со всей силой и злостью.
Через несколько минут Аннабелла буквально заныла о том, чтобы мы уже прошли на ринг, потому что бить грушу было для нее чем-то скучным. Несколько солдатов обернулись на нас, когда мы проходили мимо, но я знал, что они смотрели не на меня, а на мою сестру, поэтому кинул на них устрашающий взгляд — они вообще не должны позволять себе пялиться на нее, хотя бы не тогда, когда я это видел. Аннабелла, в свою очередь, загадочно улыбнулась, когда поняла, что все взгляды были прикованы к ней.
Черт, я даже не мог представить сестру с кем-то из них, да вообще ни с кем не представлял ее. Для меня Аннабелла навсегда оставалась маленькой девочкой, которую нужно оберегать и защищать, но никак не взрослой женщиной, у которой могла быть личная жизнь. Интересно, это удел всех братьев? Вот так переживать за младших сестер.
Я не стал надевать перчатки, но Аннабелла изначально была в них, а теперь, когда мы залезли на ринг, сняла их.
— Хочу почувствовать, каково это, когда дерешься без перчаток, — объяснила она в ответ на мой вопросительный взгляд. — В реальной жизни ведь их не будет.
— Давай тогда сначала отработаешь удары по моим ладоням, а потом уже перейдем к драке, — предложил я, выставляя руки впереди себя и подготавливаясь к удару.
Аннабелла сосредоточилась на моих руках и сжала ладони в кулаки, вставая в специальную стойку, из которой у нее лучше всего выходил удар.
Первый удар двумя руками в ладони оказался не самым лучшим — я даже не почувствовал и малейшего дискомфорта, но потом сестра разогналась и стала бить энергичнее и сильнее, напрягая все тело и отдавая всю себя в мою сторону.
— А теперь бей меня, — твердо сказал я и убрал ладони, подставляя тело. — Ну же, Белла, ты же не боишься сделать мне больно своими маленькими кулачками? — усмехнулся я.
В глазах сестры вспыхнула злость: она ненавидела, когда я использовал слово «маленький» во всех его синонимах и смыслах, если оно было обращено к ней. Скорее всего, у Аннабеллы было что-то вроде комплекса маленького человека, потому что она не отличалась высоким ростом.
Мои слова явно сильно повлияли на Аннабеллу, потому что после них она ловко уворачивалась от захватов и попадала мне то в живот, то в грудь, но била все же аккуратнее, чем в перчатках, и это правильное решение, потому что было опасно сломать запястье или пару пальцев, да и сестре нужны целые руки, ведь она играла на фортепиано.
— Что с тобой, Джо? — вдруг спросила Аннабелла, и я вопросительно выгнул бровь, когда снова пропустил удар, а она пригнулась, и моя рука пролетела выше ее головы. — Ты какой-то странный, — прищурила глаза сестра. — Позволяешь бить себя, хотя раньше я и дотронуться до тебя не могла, — усмехнулась Аннабелла, и в этот же момент я схватил ее руку и дернул на себя, после чего заломил, но так, чтобы не сделать больно. Она согнулась пополам. — Ладно, ладно, я поняла, лучше не говорить тебе такое, да?
— Дело не в этом.
Я отпустил Аннабеллу, и она выпрямилась, затем обошла меня медленно, как крадущаяся пантера за кустами.
— А в чем же?
Сестра отскочила от меня на несколько шагов и чуть не ударилась о стену позади.
— Где ты был утром, м?
— Только не говори, что не знаешь, — хитро улыбнулся я и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Наверняка кто-то снова проболтался, либо ты подслушала.
Это было очень и очень вероятно, зная способности Аннабеллы в этой области.
Сестра пожала плечами и опустила кулаки, разжимая их.
— Я правда не знаю, но могу предположить, что после моих слов ты все же задумался о той девушке, — она подмигнула.
Почему в такие моменты мне все больше казалось, что сестра уже выросла в мудрую женщину?
Кстати, о Габриэлле. Нужно написать и спросить, добралась ли она до дома. Я оглянулся, не отвечая на вопрос, и нашел взглядом телефон, лежащий на скамейке рядом с рингом, затем быстро спрыгнул вниз и прошел к тому месту, чтобы напечатать сообщение.
Ответ не заставил себя ждать — Габриэлла написала почти тут же, но почему у меня было плохое предчувствие? Будто в ее сообщении был какой-то скрытый смысл.
— Oh, mio Dio! (Боже мой! (итал.))
Аннабелла возникла у меня за спиной совершенно неожиданно, и я тут же опустил телефон вниз.
— Братец переписывается с девушкой!
Я цокнул языком, показывая недовольство тем, что она снова начала эти игры.
— Знаешь, можешь не отвечать на мой вопрос, я уже получила все ответы, — махнула сестра рукой.
— Все слишком сложно, — бросил я и положил телефон обратно на скамейку, теперь складывая руки на груди.
— А ты думал, что сердечные дела такие легкие? — Аннабелла склонила голову вбок, изучая меня.
— Что ты знаешь о сердечных делах? — подколол я ее, потому что не понимал, как она могла раздавать советы, если никогда ни с кем не встречалась, по крайней мере, так хотелось думать.
Сестра задумалась, поднимая взгляд куда-то в потолок, после подняла одну руку к лицу и приложила указательный палец к подбородку.
— Например, то, что ты спишь с Клэр, а с девушкой, которая тебе явно нравится больше, чем она, — нет.
Но мне даже не нравилась Клэр. Она была хороша в сексе, но это все.
— Серьезно? — издал смешок я. — Ты правда хочешь обсудить то, с кем я сплю?
У Аннабеллы было невозмутимое выражение лица.
— Белла, ты моя сестра, я не собираюсь разговаривать об этом с тобой, — я отвернулся, чтобы пройти на ринг.
— Фу-у, Джо, — протянула сестра. — Конечно, я не хочу это обсуждать! — она догнала меня и снова встала напротив. — Я констатирую факты! — уверенно произнесла Аннабелла, а я непонимающе уставился на нее. — Ты заглушаешь мысли о ней с помощью других, не так ли?
— Этот разговор снова заходит не туда, — прервал я дальнейший поток мыслей сестры.
Аннабелла хотела было уже возразить, но тут в клубе раздался крик, затем грохот, и это все, похоже, происходило в одной из раздевалок. Я быстро обернулся, как и все остальные солдаты, находящиеся в зале с нами. На мгновение все затихло, но потом ругань стала только сильнее.
— Оставайся здесь, — приказал я сестре, и она кивнула.
Я снова спустился с ринга и прошел мимо нескольких солдатов, которые не решались разобраться самостоятельно с тем, что происходило, как я уже понял, за дверью мужской раздевалки.
Как только я резко раскрыл дверь раздевалки, перед глазами сначала встала картина разбросанных по комнате скамеек и нескольких сумок с одеждой, будто бы здесь недавно побывала футбольная команда после того, как им сообщили о победе. И только потом взгляд зацепился за двоих мужчин — тоже солдатов семьи. Они вцепились друг в друга, чуть ли не душа, дергая за мокрые от пота футболки.
— Что здесь происходит?! — сердито спросил я и двинулся внутрь раздевалки, закрывая за собой дверь.
Один из них сделал шаг назад, а другой остался стоять возле шкафчиков, прижимаясь к ним спиной.
— Я не повторяю вопросы два раза! — прорычал я, когда поймал их странные взгляды на себе. Неужели они и правда думали, что им удастся скрыть весь этот балаган?
Казалось, что они покрывали друг друга, потому что их странные переглядки невозможно было не заметить. Однако ясно одно: оба что-то скрывали, и это явно не понравится мне, если я узнаю.
— Мы же закончили с продажей запрещенки? — спросил тот, что свободно стоял в стороне, а другой, у стены, дернулся, наверняка хотел остановить дальнейшие слова «друга».
— Разве на собрании я не ясно выражался? — подойдя ближе, прищурил глаза и твердо спросил: — Что. Черт возьми. Происходит?!
Я не отличался терпением в такие моменты; либо пусть признаются, в каком дерьме замешаны, либо придется затащить их в подвал и узнать все там, но такой способ допроса вряд ли придется им по душе.
— Одну из наших точек еще не закрыли, — начал снова самый разговорчивый; я, честно говоря, не помнил ни его имени, ни имени второго. — Кто-то решил, что сейчас самое время присвоить ее себе, так еще и продавать товар по большей цене, нежели продавала семья.
Какого хрена происходило за моей спиной?!
Я подошел на опасно близкое расстояние между мной и солдатом, теперь чуть ли не лбом сталкиваясь с его, но он, на удивление, стойко выдерживал мой взгляд.
— Кто-то?! — прошипел я сквозь зубы, после посмотрел на второго. — Слишком подозрительно молчишь, — я склонил голову вбок. — Между вами что-то было, пока я не зашел в раздевалку. Я все еще жду ответов, или ваши головы будут украшать шкафчики! — взревел я; не хватало еще предателей в семье!
— Мой отец, — наконец подал голос второй и выпрямился, окончательно становясь на ноги. — Знаю, ты теперь убьешь его, Джованни, но он не хотел действовать за твоей спиной долгое время…
— А чего тогда он хотел?! — резко перебил я и ударил кулаком в шкафчики рядом с головой солдата.
— Денег, — осторожно ответил тот.
— Разве я недостаточно плачу своим людям?
Вопрос был больше риторическим, потому что вряд ли бы кто-то посмел возразить на это или издать даже лишний звук, хотя эти двое оказались довольно-таки смелыми, смотря на то, как они не сразу отвечали на вопросы.
— Причем здесь вы двое?
— Карло рассказал мне, а я вспылил на него, потому что…
В очередной раз бровь взлетела вверх, пока я вопросительно и жестко вглядывался в лицо солдата, который снова замялся с ответом.
— Потому что он хотел, чтобы я помог ему с отцом, помог с тем, чтобы закрыть точку и чтобы ты был не в курсе, Джованни, — закончил солдат.
Я понимал теперь, что один из них хотел защитить друга и его отца, видимо, тоже, хотя тогда странно, что Карло так легко выдал его; возможно, подумал, что я не стану убивать за информацию — все может быть.
— Завтра, — коротко и четко сказал я. — Завтра, Карло, ты приведешь своего отца в конспиративную квартиру, и я проведу с ним очень приятную беседу, — губы растянулись в противной ухмылке, когда я заметил, как лицо солдата помрачнело; он ведь не думал, что я оставлю это просто так? — Только попробуй помочь ему сбежать! — процедил я и резко вжал Карло обратно в шкафчики, схватив за горло одной рукой.
— Я понял, Босс, — осторожно и хрипло ответил солдат, и я, сверкнув еще раз глазами, отпустил его.
После вышел из раздевалки, но настрой теперь был рвать и метать, потому что за моей спиной строили планы по тому, как нажиться на том, от чего семья ушла. Конечно, я не являлся наивным маленьким мальчиком и понимал, что не все и не сразу примут мои методы правления, и это нормально. Однако в глубине души я все же отчаянно надеялся избежать разлада. Бывало, в некоторые моменты, например, как сейчас, я жалел о том, что мне досталась щепотка мечтательности от мамы — большая часть все-таки передалась Аннабелле, но и эта маленькая крупица давала о себе знать.
— Джо, тут тебе написала некая Габриэлла, — когда я подошел к сестре, которая сидела на скамейке возле ринга, она обратила на меня внимание, а в руке покрутила мой телефон.
— Нам нужно ехать домой, — сердито ответил я и выхватил телефон, крепко сжимая в ладони.
Аннабелла не стала расспрашивать о том, что случилось. В такие моменты она и правда знала, что лучше не трогать меня и не задавать слишком много вопросов, потому что я все равно не отвечу.
Через несколько минут мы уже сидели в моей машине, и как только я тронулся, телефон завибрировал, а на большой панели появилось имя Кристиано. Я принял звонок, нажав на руле специальную кнопку.
— Джованни, кажется, нам с Леоном удалось установить личность снайпера, но тебе лучше увидеть это самому. Ты можешь подъехать?
— быстро проговорил Капо, и я покосился на сестру, оценивая ее состояние; до тренировки она не особо хотела проводить со мной время, либо мне показалось.
Аннабелла кивнула, заметив мой взгляд, изучающий ее лицо, как бы давая этим одобрение, и я сказал Кристиано, что подъеду.
— Только сбрось адрес, — предупредил я, пока звонок еще шел. — Вы же у Леона?
— Да, у него. Сейчас пришлю,
— подтвердил Кристиано и отключился.
За один гребаный день столько всего произошло, отчего голова шла кругом.
Район Статен-Айленд, Нью-Йорк.
08:10 PM
Всю дорогу до дома Леона, не отпускало ощущение того, что я что-то забыл или чего-то не сделал, но, прокрутив в голове различные варианты, понял, что вроде бы все было как нужно — только некоторые детали выбивали из колеи, например, то, что теперь я должен был разобраться с отцом Карло, ведь тот решил, что может без моего ведома зарабатывать деньги на запрещенном товаре. Уверен, таких людей среди солдатов могло быть гораздо больше, поэтому, похоже, появилась необходимость проверки всех точек, где мы когда-либо продавали товар, а также лаборатории.
— Что ты ответил Габриэлле? — спросила сестра, когда мы остановились возле небольшого двухэтажного дома, и я, зажмурив глаза, стукнул ладонью по лбу, теперь понимая, что за ощущение в теле присутствовало все время по дороге из клуба.
— Вылетело из головы из-за стычки солдатов, — с ноткой вины произнес я и достал телефон из кармана брюк.
Аннабелла стала оглядываться по сторонам, потому что ранее не бывала в этом районе, да и Леона не знала, — в принципе невозможно было знать всех солдатов семьи, даже я не помнил всех имен.
Взглянув на сообщение в телефоне, напрягся. Габриэлла просила о помощи, говоря о том, что находилась в клубе семьи Бернарди. С одной стороны этот факт не был удивительным, ведь она работала эскортницей в их агентстве. С другой — что-то явно пошло не так, судя по ее состоянию, в котором я застал ее в квартире — Габриэлла не была готова так скоро выйти на «работу».
— Джо? Что такое? — сестра чуть наклонилась вперед, чтобы заглянуть в мое лицо. — Что-то случилось? — обеспокоено спросила она.
— Пока не знаю, но скорее всего да.
Я заблокировал телефон, не зная, что делать дальше; точнее, знал и понимал — мчаться на всех парах в ублюдский клуб Бернарди. В мыслях не было и намека на то, что это какая-то ловушка. Сообщение Габриэллы было наполнено болью. Я буквально чувствовал ее сквозь телефон.
— Черт! — я стукнул рукой по рулю и попал в место, при нажатии на которое машина сигналила.
Аннабелла немного испуганно посмотрела на меня, но выжидала дальнейших указаний или разъяснений. Я не хотел оставлять ее здесь, однако, если поеду домой, чтобы отвезти, потеряю драгоценное время.
— Выходи, зайдем к Леону, — встрепенулся я и открыл дверь машины.
Дом Леона выглядел довольно современно по сравнению с другими. На втором этаже был один большой балкон, на котором стояли мягкие кресла и столик; вряд ли в это время года, осенью, кто-то там пил кофе по утрам, потому что уже холодало.
Я постучал в черную дверь: у меня не было привычки входить в дома своих людей без приглашения и без оповещения. Спустя несколько минут на пороге появился парень лет девятнадцати с черными волосами, разбросанными по всей голове и лбу, будто он давно не причесывался. На нем были надета обычная черная футболка и спортивные штаны; как по мне — типичный программист, сидящий дома, но с того момента, когда я последний раз видел его, он изменился. Кажется, стал выше и шире за счет мышц.
— Добрый день, Леон, — поздоровался я и протянул ему руку.
— Здравствуй, Джованни.
Мы пожали друг другу руки, затем Леон метнул взгляд за мою спину, где пряталась сестра.
— А ты, кажется, Аннабелла? — аккуратно спросил он, когда я подвинулся чуть в сторону, позволяя им поприветствовать друг друга.
— Верно, это я, — немного улыбнулась сестра и кивнула.
Мы не стали задерживаться на вежливостях, потому что совершенно не за этим приехали, поэтому Леон пригласил нас пройти дальше внутрь дома. Комната, в которую он привел нас, была темной: задернутые шторы практически не пропускали света; в ней располагались несколько столов, совмещенных друг с другом, а на них стояло несколько мониторов с цифрами и буквами, которые явно понимал только сам Леон.
Я сразу знал, что не буду прямо сейчас заострять внимание на видеозаписи и снайпере. Мне нужно было убедиться, что в доме Леона достаточно безопасно, чтобы оставить на некоторое время Аннабеллу здесь, хотя эта идея все еще была дерьмовой, как по мне. Однако не мог и с собой взять ее в тот клуб, а сидеть в машине рядом с ним — тоже не лучший вариант. Впрочем, все варианты — херня полная.
— Кристиано, мне нужно поговорить с тобой, — как только заметил его, сидящего в одном из кресел за столом, твердо сказал я, даже не входя внутрь комнаты, а остановившись на пороге.
Капо тут же встал, с недоумением посмотрев на меня, наверняка думал, что я все еще не пришел в себя после того случая в отеле, когда буквально расчленил ублюдка. И я мог признать, что действительно был не в порядке.
Леон не повел и глазом на нас с Кристиано, когда мы отошли от комнаты, но я пристально следил за ним и Аннабеллой, усевшейся рядом с Леоном в кресло, о чем-то тут же заводя разговор, тыча пальцем в экраны.
— У меня нет времени объяснять, но нам нужно как можно скорее оказаться в клубе «Ангелы Ада», — быстро проговорил я; время и правда уже поджимало, но я надеялся, что Габриэлла дождется и что с ней ничего не случится.
— Что? Клуб семьи Бернарди? — Кристиано засунул руки в карманы широких джинсов и выгнул вопросительно бровь. — Что за черт тебя укусил?
Черт любви, например? Подойдет?
— Просто скажи, можно ли доверить Аннабеллу Леону?
Я не знал, хорошо ли это, когда ты не доверяешь своим людям, но в отношении сестры доверие распространялось лишь на нескольких людей, которых можно было сосчитать по пальцам одной руки.
— Леон отличный и верный солдат, несмотря на то, что не так давно стал выполнять свои обязанности вместо отца, — начал Капо. — Так что, да, ты можешь доверить ему сестру.
Я резко кивнул, услышав заветные слова, которые так были необходимы, и вернулся в комнату, где Леон что-то объяснял Аннабелле. Я не был многословным, когда буквально приказал охранять и защищать сестру ценой своей жизни, говоря о том, что нам с Кристиано нужно срочно уехать и что видеозапись пока подождет. Хорошо ли это — забивать на дела семьи и сломя голову лететь к девушке, которую так мало знал, но из-за которой грудь рвалась пополам?
— Не волнуйся, Джованни, твоя сестра и шагу не сделает без меня. Она в полной безопасности, — заверил Леон, когда я в последний раз кинул на Аннабеллу строгий взгляд, затем вышел из дома.
Кристиано сел в свою машину, а я — в свою. Не было необходимости еще раз повторять, что мы должны практически долететь до клуба, минуя красные светофоры, наплевав на правила дорожного движения и остальное. Капо лишь спросил, не нужны ли нам еще люди, но так мы могли привлечь слишком много внимания, а вдвоем смогли бы практически незаметно пробраться мимо охраны через запасной выход. Леон же должен был взломать камеры видеонаблюдения и отключить их. Честно говоря, и не думал, что такой, как он, может и правда настолько понадобиться в нашей работе.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
09:15 PM
Из клуба доносилась громкая музыка, а значит — вечеринка в самом разгаре. Я представлял, что происходило на таких закрытых мероприятиях, особенно если это касалось эскорт-индустрии, но не хотел видеть перед глазами жуткие картинки, в которых то и дело мелькала Габриэлла. В голове до сих пор не укладывались мысли о том, почему она работала девушкой по вызову. Неужели эскорт — единственное место, куда она смогла обратиться, чтобы заработать денег?
У запасного выхода никого не было, но была высока вероятность того, что внутри стояла охрана. Кристиано подошел к двери первым, выхватив из кобуры пистолет, и резко дернул за ручку, тут же направив оружие вперед себя. На удивление, и тут никого не было, поэтому мы зашли внутрь и огляделись: узкий длинный коридор и больше ничего, за исключением нескольких дверей в стенах сбоку от нас.
Когда мы продвинулись дальше, на нас тут же двинулись две тени, возникшие из неоткуда. Два огромных мужика даже не собирались стрелять, они просто направлялись в нашу сторону, наверняка думая, что мы потерялись и зашли не с того входа.
Кристиано и я не стали церемониться, а лишь наставили оружие на них и, не думая, одновременно выстрелили в головы, проделывая дыры в лбах. Вряд ли из-за громкой музыки кто-то мог обратить внимание на выстрелы, но мы все же обошли трупы и направились дальше по коридору, который разделялся на несколько, а в одном из них свет горел ярче.
— Ты уверен, что нам нужно именно в ту сторону? — с сомнением в голосе спросил Капо.
— Интуиция, — пожал я плечами и двинулся, поворачивая налево.
— О, ты теперь слушаешь интуицию? — с издевкой произнес Кристиано, теперь точно думая, что его Босс сошел с ума.
На самом деле, тут больше играло роль сердце, которое будто бы знало, куда нужно идти. Разум, кажется, окончательно отключился, и стало совершенно плевать на то, что мы могли встретить кого-то еще — я бы с легкостью всадил пулю всем присутствующим в этом клубе, потому что знал, что здесь находились одни ублюдки.
Мы были на верном пути, потому что на дверях мелькали таблички, что это приватные ВИП-комнаты. В одной из них горел приглушенный неоновый красный свет, струящийся по полу из-под двери.
— Джованни, нельзя просто так врываться, если не знаешь наверняка, что она там, — остановил меня Кристиано, но я был уверен, что Габриэлла именно за этой чертовой дверью. — Ладно, по твоему лицу понятно, что тебе плевать.
Я хитро улыбнулся.
— Я прикрою, иди, — Капо кивнул на дверь и огляделся по сторонам, когда мы вместе двинулись к комнате.
Где-то сбоку послышались стоны, смешанные с криком, что было неудивительно, зная, что это за место, однако я все равно замедлился, настороженно поглядывая в сторону звуков. Затем за дверью послышался шорох и грубый голос мужчины, и все цепи слетели с темной стороны, которая только и ждала подходящего момента, чтобы выйти наружу и хорошенько прогуляться.
Я резко дернул за ручку на двери, опустив на нее руку, и увиденное заставило кровь закипеть и разлиться с бешеной скоростью под высокой температурой по всему телу. Габриэлла сидела на коленях на полу, пытаясь вырваться из лап ублюдка, держащего ее за волосы и грозящегося, наверняка, порезать ножом, который крутил возле ее лица.
В момент, когда мой шаг стал быстрее и шире, чем обычно, я не видел никого, кроме ублюдка и невинной девушки, из-за которой сердце ныло самым извращенным способом, который ранее не был мне знаком.
Я схватил ублюдка за горло, резко и грубо оттащив его от Габриэллы, которая, кажется, даже не поняла, что произошло, да и вряд ли увидела, кто вошел в комнату. Мужчина что-то испуганно лепетал себе под нос, но я ничего не слышал, потому что в ушах звенело от накрывшей агрессии. Сейчас не было ни времени, ни настроения разбираться с ним и тем более болтать, да и смысла не видел в этом. Доказательство того, что он должен умереть, промелькнуло в тот момент, когда дверь открылась, а ублюдок стоял над Габриэллой, угрожая ей. Когда я прижал его к стене, сжал горло рукой сильнее, отчего мужчина вскрикнул, затем направил в голову пистолет и тут же выстрелил, смотря в налитые страхом глаза.
Мне нужно было успокоить пыл, нужно было привести в порядок мысли, а еще сосредоточиться, сфокусировать зрение, которое поплыло от злости.
Я развернулся и увидел, что Габриэлла пыталась встать, но у нее ничего не выходило из-за высоких каблуков. Я тут же подбежал к ней и помог сесть на пол. Взглянув в ее лицо, увидел, что нижняя губа разбита и уже немного опухла. Черт, надо было оставить ублюдка в живых до поры до времени и прикончить его медленно и мучительно!
Габриэлла не понимала, что происходит, в ее глазах читалось недоумение. Возможно, она ожидала кого-то другого, но ведь написала сообщение именно мне, а не кому-то еще. Так почему настолько сильно удивлялась?
Я видел то, насколько было паршивым ее состояние, хотя Габриэлла и пыталась храбриться, делать вид, что все нормально и что это обычный день для нее, ведь она работала в эскорт-индустрии, и, когда мужчины таким образом обращались с тобой, это было и правда чем-то обыденным — многие девушки привыкали к этому, потому что им нужны деньги. Однако, смотря на Габриэллу, ее испуганные глаза, дрожащие руки и ноги, с легкостью мог сказать, что она никогда не привыкнет.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
12:20 AM
Габриэлла тихо сопела под боком после нервного срыва или истерики, с которой я нашел ее в гостиной в кресле-качалке. Тогда я не мог уснуть и тупо пялился в потолок, размышляя, что теперь делать, да и в голове крутилось слишком много вопросов из-за сегодняшнего дня. А потом услышал почти немой крик в тишине квартиры. Сердце сжалось, когда я увидел Габриэллу, практически свернувшуюся в комочек, обнимающую свои колени. Но теперь, после того как я уложил ее в свою постель, все было в порядке, по крайней мере, на эту ночь точно.
Я не дам никаким кошмарам или кому-то забрать покой Габриэллы. Я стану для нее кем угодно, лишь бы оберегать,
теперь
оберегать. Плевать, если она не захочет видеть меня после всего, что между нами было. Плевать, если у нее есть свои какие-то ограничения, границы, принципы. У меня тоже они есть, но сегодня окончательно слетели ко всем чертям. И, честно, не было стыдно за то, что я нарушил собственное обещание. Если я и дальше продолжу игнорировать чувства к Габриэлле, сердце не выдержит и остановится, потому что, казалось, что оно не могло стучать в спокойном ритме, если не было
ее
, если
она
не была рядом.
Я отвез Аннабеллу домой.
Волноваться не о чем.
Кристиано.
Сообщение от Капо так и висело на экране блокировки, оповещая о том, что я так и не просмотрел его и не ответил, но просто не было времени на это. Он заехал за сестрой сразу после того, как мы распрощались у клуба семьи Бернарди. Я надеялся, что Аннабелла вела себя прилично, да и Леон — тоже. Хотя за сестру я мог ручаться, а вот за своего солдата — не очень-то, я лишь поверил на слово Кристиано, потому что он лучше знал тех, кем командовал.
Нужно было еще со стольким разобраться, но теперь не хотелось ничего, кроме как проваляться с Габриэллой целый день и ночь, чтобы наконец получше узнать о ней.
Она вдруг зашевелилась под боком и что-то пробормотала себе под нос, а потом рукой обвила мой торс — теперь все ее тело слишком сильно прижималось к моему, но я не был против этого, наоборот, мне нравилась близость с Габриэллой, даже если она происходила вот так — неосознанно во сне.
Я хочу увидеть ее.
Аннабелла.
Почему ты до сих пор не спишь?
Джованни.
Мне даже не нужно было спрашивать, откуда она узнала о том, что я был с Габриэллой. Наверняка она достала Кристиано вопросами, и он выложил ей некоторую информацию — надеялся, что не всю.
Да так. Неважно.
Так что, я приеду завтра?
Аннабелла.
Неугомонная!
Нет. Ей нужно отдохнуть и набраться сил.
Увидишь, когда я привезу ее домой.
Джованни.
Пальцы сами напечатали это сообщение. Разум напрочь отключился, но сердце продолжало отбивать ритм, теперь не бешеный, а спокойный, отчего душа и тело успокаивались. Все решили за меня, а значит — противиться уже было ни к чему.
Я убрал телефон из рук, положив на тумбочку, стоящую рядом с кроватью, и выключил наконец ночник. Немного спустившись вниз, чтобы полностью лечь спиной на кровать, сильнее прижал к себе с помощью руки Габриэллу и укрыл нас одеялом. Я точно мог сказать, что ни с кем не чувствовал такое спокойствие и умиротворение как с ней в данный момент, а порой именно этого и не хватало.
Никогда нельзя быть готовым встретить нужного или того самого человека, который уготован только вам, который создан только для вас. Он и правда падал, как снег на голову: настолько неожиданно и, казалось бы, не вовремя, но потом приходило осознание, что на самом-то деле все как раз-таки вовремя.
Глава 17: Подорванное доверие
Мистер Джованни Пеллегрини
Тогда
Отец отличался жестокостью к своим людям. Все знали, что если его предать, то пощады не стоило ожидать, а если попытаешься сбежать — тем более, потому что таких трусов отец не уважал вовсе.
Человек, который работал в лаборатории с товаром, решил, что может заработать больше денег, если будет делать партию не только для нашей семьи, но и для уличных преступных группировок, хотя все должно было уходить только нам. Конечно, отец узнал об этом: у него везде были уши и глаза, он не доверял никому, кроме консильери — Микаэля, поэтому обычно сам следил за всеми процессами в семье, будь то торговля запрещенки или оружием. Это занимало больше времени, зато так отец распознавал предателей гораздо быстрее, нежели если бы его тактика была иной.
Я уже прошел посвящение в мафию, и меня воспринимали как полноценного члена семьи, хоть я и так являлся преемником отца. Однако сегодня мне предстояло казнить предателя, но это не должен быть обычный выстрел в голову, скорее, я собственными руками, в которых будут ножи, должен лишить человека жизни. Конечно, я понимал, что предатель есть предатель, но все же пугала перспектива заляпаться в крови, и с этим долго боролся отец, и, кажется, все еще продолжал бороться, раз сегодня взял на пытки.
Подвал внутри полуразрушенного здания выглядел так, будто в нем каждый день кого-то пытали и резали, потому что стены и пол не отмывались от пролитой предателями и врагами крови. Когда отец подтолкнул меня в спину, чтобы я не задерживался в проходе, желание зажать нос вспыхнуло с новой силой, но я сдержался, наблюдая боковым зрением за тем, как отец косился на меня, наверняка проверяя мою реакцию.
Человек, сидящий на покошенном стуле, не был похож на живого: лишь короткие вздохи и хрипы, слышимые в области грудной клетки, давали понять, что он все еще живой, или, скорее, полуживой, судя по синякам, ссадинам и различным порезам на теле.
Я не испытывал к нему жалости, не хотел спасти, потому что понимал, что он предал нашу семью, хотел обогатиться, забирая деньги себе. Микаэль, кстати говоря, предупреждал отца, что русские довольно хитрые и коварные, а этот человек был преемником Пахана
(
В английском языке «пахан» переводится как «дон», «шишка» или «босс преступного мира». Если же русские используют этот термин, можно еще назвать «вор в законе».
) мафиозной русской семьи — Чайки. Отец пытался сотрудничать с ними, но теперь, вероятно, отказался от этой идеи.
— Мой отец и брат отомстят за меня, ублюдки! — выплюнул мужчина с русским акцентом, после того как его окатили ледяной водой, и он встрепенулся, резко поднимая голову и распахивая глаза, сначала потеряв ориентацию в пространстве.
— Я и сам уничтожу всю вашу гнилую семейку! — взревел отец, подлетев к предателю, замахиваясь кулаком.
Русский оскалился и получил за это в челюсть, а мне показалось, будто я услышал, как она хрустнула, и звук отразился от стен, залезая в уши и оседая там.
Разговоры явно были бесполезны, потому что если отец и добился чего-то, то лишь крупицы информации, да и разве она нужна была? Он ведь хотел наказать, хотел показать, кто здесь Босс и чье слово закон.
Спустя несколько минут избиений один из солдатов семьи выдал мне нож, и я крепко сжал его в руке, перед этим попробовав, как он лежал в ней. Уже сейчас с легкостью мог сказать о том, что мне не нравились такие большие ножи, как этот. Я предпочитал тонкие и маленькие, которыми можно было легко разрезать плоть, оставляя жгучие раны, — по крайней мере, об этом говорили Микаэль и отец. Я будто бы слышал их голоса, которые шептали мне, что делать и как правильно делать; а может, это дьявол сидел на левом плече?
Кровь текла по запястьям, заливаясь в рукава кофты, которую я не подвернул, и от этого она неприятно прилипала к телу, но нож продолжал резать, а коварная улыбка на лице сама растягивалась, превращая меня в монстра, превращая в отца, на которого я не хотел быть похожим.
Сейчас
Я спал настолько крепко, что даже и не помнил, когда в последний раз удавалось провалиться в сон и забыться. Однако, открыв глаза, понял, что рядом никого не было, лишь помятая постель и подушка, которые уже остыли. В одну минуту подумалось, что все, что произошло вчера,
—
лишь плод воображения, и что Габриэлла не засыпала в моих руках, а ее губы не шептали практически на ухо слова о поцелуе, но на одежде, да и в комнате присутствовал запах кокоса, значит, все это случилось на самом деле, и я не сошел с ума. Тогда… где Габриэлла?
Встав с кровати и оглядевшись, не заметил никаких лишних вещей, даже телефона не было на тумбочке с ее стороны, хотя я помнил, как положил его туда, когда принес Габриэллу на руках в комнату. Буквально все указывало на то, что она сбежала. Габриэлла так боялась, что не готова решиться на
нас
? Только чего боялась или кого?..
В гостиной послышался шорох, затем — еле слышные шаги от босых ног. Я тут же поспешил на звуки, дабы застать гостью, что так рьяно пыталась ускользнуть из рук, когда только-только стала ближе, чем была до этого.
Я шел медленно, едва переставляя ноги, чтобы несколько секунд сначала понаблюдать за Габриэллой, и увидел, как она стояла возле зеркала, расчесывая волосы. На ней было надето то же самое блестящее платье, что и вчера. Она правда хотела выйти в нем на улицу?
— Габриэлла? — позвал я, когда уже зашел в гостиную.
Она дернулась, явно не ожидая, что я проснусь, потому что, судя по рассвету, сейчас было довольно-таки рано. Затем Габриэлла повернулась и опустила руки вдоль тела. Я видел, насколько она была зажата, возможно, стыдилась того, что случилось вчера.
— Сбегаешь? — с легкой ухмылкой спросил я и оперся плечом о стену рядом с собой.
— Я должна, Джованни, — отсекла Габриэлла и попятилась назад, будто я нагонял ее, будто мог схватить прямо сейчас и засунуть в клетку, посадить на цепь, чтобы никуда не делась, а была лишь
моей
. И демоны внутри шептали именно это:
Останови. Схвати. Забери. Заставь стать твоей. СДЕЛАЙ! ЕЕ! СВОЕЙ!
Они нагло смеялись надо мной, потому что я не хотел слушать их, потому что они — не я, потому что они — не то, как я на самом деле относился к женщинам, тем более к Габриэлле.
— Нет, не должна.
Я сделал два шага к Габриэлле, но она сделала точно такие же назад.
— Скажи, чего ты боишься? Почему убегаешь? — мягко спросил я, потому что не хотел давить на нее — только не сейчас.
— Я просто… — запнулась Габриэлла, опустив голову вниз, смотря на свои руки, что сжимались и разжимались. — Не понимаю, что между нами, да и может ли что-то быть? Я запуталась, Джованни, — призналась она и снова подняла на меня взгляд, полный боли и страха.
Я почувствовал вину за все то, что сделал. За попытки поцелуя в Филадельфии. За поцелуй в гончарной мастерской. За все те слова, что шептал на ухо. Я действительно давал повод задуматься, что между нами что-то большее, чем просто взаимоотношения между клиентом и девушкой по вызову.
Почему вина? Потому что я не отвечал на все те вопросы о том, что же между нами на самом деле происходило; потому что давал лишь гребаные односложные ответы, ведь и сам не хотел испытывать чувства к Габриэлле, пытался закрыть их, зарыть глубоко внутри или вытрахать с помощью других девушек. Но все это настолько надоело — бег от самого же себя и своего сердца.
Ноги сами понесли ближе к Габриэлле, стремительно и уверенно, а она так и осталась стоять на месте: возможно, понимала, что я все равно догоню и найду, если это так необходимо. Однако, если она скажет, что и правда не хочет меня видеть, не хочет
нас
, я ни за что не последую за ней, как гребаный сталкер.
Остановившись напротив Габриэллы, я протянул руку к ее лицу и мягко дотронулся костяшками пальцев до бледной шелковой щеки, немного прогладив до уха, отчего Габриэлла тихо выдохнула, затем подняла голубые глаза на меня, теперь смотря с надеждой.
— Скажи мне правду, Габи, — вдруг попросил я, хотя сейчас было не время выяснять это, но слова сорвались быстрее, чем я мог подумать над ними, потому что вся эта тема с индустрией эскорта чертовски напрягала и была странной. Я буквально чувствовал подвох всеми клетками тела.
— Какую правду? — тихо прошептала она и нахмурилась.
— Почему ты крутишься в этом бизнесе? Работаешь в эскорте?
Конечно, я не исключал тот факт, что Габриэлла и правда была обычной девушкой, которая хотела заработать побольше денег, но было здесь что-то такое, что говорило о несовместимости с данной дорогой. Мне даже казалось, что кто-то заставлял и насильно впихивал ее.
— Я не обязана отвечать тебе.
Габриэлла вновь отшатнулась от меня и помотала головой.
— Мы никто друг другу, — с примесью горечи произнесла она.
Sam Smith — Stay With Me
Почему из ее прекрасного рта вылетали совершенно не те слова и мысли, которые крутились в голове? Я был практически уверен на сто и один процент, что Габриэлла хотела бы прокричать о своих чувствах ко мне, потому что глаза выражали совершенно другие эмоции.
— Верно, мы никто друг для друга, — подтвердил я, хотя, честно говоря, за все то время, что провели вместе, нельзя было так откровенно говорить — мы точно стали друг другу кем-то, но никак не остались незнакомцами, какими являлись вначале. — Однако… я не могу больше игнорировать мысли о тебе, — наконец сказал я и ощутил, как с плеч будто свалилась неимоверная ноша, давящая на меня и не дающая спокойно жить и спать, разрывая сердце на куски, а еще заставляя совершать необдуманные поступки, от которых мог пострадать не только я, но и моя семья. — Ты вся как сладкое безумие, — продолжил я, смотря в глаза Габриэллы, которые теперь с нескрываемым интересом смотрели в ответ.
Я снова сделал шаг и встал практически вплотную к ней, затем взял обе ее руки в свои и нежно сжал.
— Я схожу с ума без тебя. Я шатаюсь не пойми где, дабы заглушить мысли о тебе, о твоих огненных волосах, о твоем теле, о твоих веснушках, что разбросаны по лицу.
Габриэлла стала краснеть, и я немного улыбнулся — лишь одним уголком губ.
— Знаю, что все это кажется нереальным, может, даже неправильным, но… черт, я правда не могу! Не могу больше молчать… — последние слова дались тяжело, но на сердце стало свободнее.
Габриэлла смотрела на меня несколько минут, но сейчас они казались вечностью. Я не знал, что творилось у нее в голове, но видел в глазах сомнение, и то, как внутри нее боролись две личности, совсем как у меня. В этом мы точно были похожи. Правда, никто из нас пока что не признавался в том, почему эти две личности существовали и почему они боролись друг с другом. Я надеялся раскусить Габриэллу; возможно, и она думала о том же самом в отношении меня.
— Почему ты не сказал эти слова раньше? — только произнесла она тонким голоском, а потом вжалась всем телом в мое, приподнялась на носочки, приблизила лицо и еле ощутимо коснулась губами моих; вероятно, Габриэлла думала, что я мог как-то не так среагировать, но, блять, мне хотелось целовать ее в диком и безудержном поцелуе, сминая губы, чтобы они стали красными и опухшими.
— По той же причине, по которой и ты всегда сбегала от меня и снова хотела это сделать, — прошептал я, когда Габриэлла отстранилась. — Я хочу поцеловать тебя.
Обе мои ладони опустились на тонкую лебединую шею и стали мягко поглаживать.
— Я тоже хочу этого, Джованни, — сглотнув, ответила она.
Все рычаги вдруг опустились вниз: все красные ослепляющие сигналы загорелись зеленым, и я, чуть нагнувшись, поцеловал сначала один уголок малиновых губ, затем — второй, после захватил в плен и сами губы, аккуратно и мягко сминая их, несмотря на желание кусать, несмотря на желание ускориться.
Ее руки дотянулись до моих плеч и ближе притянули к себе, хотя мы и так вжимались друг в друга; я буквально чувствовал как грудь Габриэллы сквозь тонкое платье прикасалась к моей.
Не долго думая и не прекращая поцелуй, который переходил во что-то большее, опустил руки по хрупкой фигуре Габриэллы, затем обхватил ими ее ягодицы и поднял на руки. Она обхватила ногами мой торс, и я медленно зашагал на кухню, изредка приоткрывая глаза, чтобы следить за тем, куда направлял нас.
В конечном счете усадил Габриэллу на столешницу и опустил ладони по обе стороны от ее бедер. Я не знал, разрешит ли она касаться себя так, как мне бы хотелось, но сейчас достаточно было лишь одного поцелуя, лишь ее сладких малиновых губ и языка, что уже более смело раскрывал мой рот. Было достаточно того, что ее пальцы мягко проводили по волосам, отчего приятное тепло разливалось по всему телу.
Когда поцелуй прекратился, мы оба еще некоторое время прижимались друг к другу, закрыв глаза. Нам необходимо было отдышаться, а еще — понять, что же теперь между нами на самом деле.
Я первым открыл глаза, но понял, что Габриэлла опередила меня и смотрела в мои, изучая; возможно, так хотела прочитать меня. И, возможно, только ей я позволял и правда делать это — читать истинные эмоции.
— Останься, не убегай, — прошептал я; кажется, голос никогда не звучал так: на грани мольбы.
— Теперь я никуда не убегу, Джованни, — ответила Габриэлла, и я выдохнул, затем легонько улыбнулся, на что получил ответную улыбку, и она была так прекрасна, что я уже сейчас практически пообещал себе, что сделаю все, чтобы на этом прелестном лице всегда красовалась улыбка.
➽─────────❥
Габриэлла переоделась из платья в ту же одежду моей сестры, что надевала вчера, после чего предложила приготовить завтрак, спросив, что я обычно ем утром. Честно говоря, не думал, что смогу встать настолько рано, буквально с рассветом, но после нашего поцелуя тело в мгновение ока встрепенулось, поэтому и желудок теперь требовал еды.
Обычно я не завтракал плотно, а обходился лишь кофе с круассаном или другой выпечкой с различной начинкой, кроме сладкой. Габриэлла же предложила приготовить что-то наподобие английского завтрака. У меня были все необходимые ингредиенты, поэтому я вытащил их на столешницу, где несколько минут назад сидела Габриэлла.
— Я могу попросить тебя включить музыку? — задала вопрос она, когда завязала волосы в небрежный пучок.
Мне нравилась ее застенчивость и стеснительность, но я намеревался это исправить.
— Конечно, ты можешь и сама выбрать то, что тебе по душе, — предложил я и подал пульт от телевизора. — Джаз? — спросил я, коротко улыбнувшись.
— Если только ты не против, — пожала плечами Габриэлла и забрала пульт, теперь направляя его на телевизор, который уже был включен на музыкальном разделе.
— Включай то, что тебе нравится, Габи.
Я все еще не мог до конца распробовать короткий вариант ее имени, но он определенно вызывал другие ощущения, будто мы знали друг друга не один год.
Она кивнула и нашла нужный для себя раздел с джазовыми песнями, после чего из колонок, стоящих в разных углах комнаты, полилась приятная музыка. Для меня такой жанр был совершенно незнакомым. Я любил слушать, как сестра играла на фортепиано, но это по большей части из-за уважения к ее хобби. Однако рядом с Габриэллой готов был хоть целыми днями слушать джаз, лишь бы она находилась рядом, лишь бы семенила, прямо как сейчас, на кухне.
Габриэлла то и дело отгоняла меня от плиты — и в принципе с кухни, — говоря, что я и так слишком много заботился о ней, и от этого ей неловко, хотя мне было привычнее видеть, когда на кухне возились кухарки, нежели мама или сестра. Аннабеллу, кстати говоря, лучше вообще не подпускать к плите или даже к микроволновке — и ее сожжет при большом желании.
— Вообще-то это моя квартира, — ехидно произнес я, останавливаясь за спиной Габриэллы на опасно-близком расстоянии. — Я вправе приказать тебе отойти, — с небольшим смешком продолжил я, и она повернулась ко мне всем телом, склоняя голову набок.
— Правда? — прищурила глаза Габриэлла. — Попробуй.
Теперь она флиртовала со мной? Признаюсь, это будоражило больше, чем когда Габриэлла строила из себя невинную овечку.
Я склонился над ней, приблизившись, чтобы поцеловать, но она тут же выхватила помидор черри со стола и притянула к губам, затем засунула в рот, нагло ухмыляясь при этом.
— Ну же, Джованни, я жду приказа, — жуя помидор, проговорила Габриэлла и задрала подбородок, буквально бросая вызов.
— Теперь мне даже не хочется этого делать, — я тоже схватил помидор черри со стола и засунул в рот. — Продолжай, — взмахнул рукой я и отошел на два шага назад.
— Разве это не прозвучало, как приказ? — усмехнулась Габриэлла и сложила руки под грудью.
— Вряд ли ты хочешь услышать мой приказной тон.
Я обращал его только против солдатов, но никак не против близких людей, по крайней мере, старался этого не делать.
Завтрак был готов уже через пятнадцать минут, поэтому мы сели за большой белый стол на кухне и молча стали уплетать еду, иногда поглядывая в телевизор. На фоне все еще играл джаз, и я заметил, что Габриэлла явно стала лучше чувствовать себя, по крайней мере рядом со мной. Она больше не боялась, да и был ли в этом смысл, если я рассказал о своих чувствах? Честно говоря, я все еще не верил в это. Может, это и правда все сон, а когда проснусь, в груди снова будет болеть?
За время завтрака на телефон пришло несколько сообщений, и я, покончив с едой, позволил себе взглянуть в него, заметив имя Кристиано на экране.
Когда ты сможешь приехать в конспиративную квартиру?
Карло с отцом под моим надзором.
Кристиано.
Я почти забыл о том, что произошло вчера в тренировочном клубе семьи, а теперь, когда Капо напомнил, злость пробралась в разум. Факт того, что отец солдата позволил себе действовать за моей спиной, продавая запрещенный товар, чтобы заработать больше денег, приводил в бешенство. Возможно, я действовал не совсем правильно, либо проверил точки продаж не так тщательно, как следовало бы, раз произошла такая ситуация. А может, я слишком уверен в своих людях, хотя некоторые из них до сих пор сомневались во мне как в лидере и смотрели в сторону отца.
Через час буду на месте.
Джованни.
Я написал короткое ответное сообщение и прошел в спальню, куда несколько минут назад убежала Габриэлла, говоря, что ей надо принять душ. Звук льющейся воды прекратился, как только я переступил порог комнаты. Было непривычно находиться с кем-то в квартире, когда она всегда пустовала, да и я не любил оставаться здесь дольше, чем на одну ночь, хотя когда-то и правда думал — при ее покупке, — что смогу жить вдали от семьи. Но я готов был привыкнуть к Габриэлле, а может, и не нужно было это время, потому что уже давно в груди теплилась надежда на то, что мы будем вместе. Я лишь зарывал эти чувства в себе, не позволяя им решать за меня, не позволяя заглушать разум.
Дверь ванной комнаты открылась, но я продолжил стоять к ней спиной, смотря на то, как город потихоньку просыпался, а огни на зданиях меркли. Солнце слишком сильно слепило глаза, вставая из-за горизонта, теперь освещая спальню золотыми лучами.
Шаги босых ног раздались за спиной, затем теплая ладонь опустилась на плечо, и я повернулся. Габриэлла стояла передо мной в одном лишь полотенце, которое обмотала вокруг тела. С ее волос стекали маленькие капельки воды, оставляя дорожки на ключицах, заползая под полотенце. Она смотрела на меня так, будто решилась на что-то, что я мог не так расценить, но еще в голубых глазах читалось желание.
Габриэлла прислонила указательный палец к моим губам, когда я раскрыл рот, чтобы спросить, что она собралась делать, потому что заметил, как другая ее рука потянулась к полотенцу, в то место, где оно было подвернуто так, чтобы не упало. Но теперь полотенце лежало у наших ног. Габриэлла развязала его, обнажаясь передо мной. Я нервно сглотнул, увидев ее тело в золотисто-оранжевых лучах солнца. Я готов был упасть к ее ногам только от вида невероятно привлекательных изгибов. Вокруг грудей скопилось море родинок, будто они являлись звездами, по которым можно было вырисовывать узоры языком, соединяя их.
— Пока я не передумала… — начала она, но я тут же подхватил Габриэллу на руки, затем аккуратно опустил на кровать, подойдя к ней.
Я не хотел торопить события, но, глядя сейчас на Габриэллу, решил, что чертовски сложно сдерживать себя. Кажется, я никогда еще не хотел так кого-то, кроме нее. От ее невероятно красивого тела сводило конечности. Разгоралось желание обладать ею всей, и я точно планировал сделать Габриэллу своей.
Только своей
. Больше она никому не принадлежала и не будет.
Губы покрывали поцелуями ее лицо, мягко опускаясь на лоб, глаза, нос, щеки и скулы, затем медленно, проводя языком, от мочки уха до линии подбородка, вкушая и вдыхая сладкий аромат от тела. Габриэлла ерзала подо мной от прикосновений.
— Боже… — еле слышно простонала она, когда я спускался поцелуями по телу: от ключиц до грудей.
Я дотронулся пальцами одной руки до уже возбужденного соска и сначала мягко обвел вокруг него, после оттянул, отчего женское тело чуть выгнулось навстречу, а изо рта вырвался еще один стон. Я спускался все ниже, оставляя влажные дорожки от поцелуев, изредка соединяя языком расстояние между родинок и наблюдая, как мурашки украшали живот, становясь с каждой секундой все более явными.
Признаться, и в мыслях не было, что Габриэлла может сделать так: спокойно раздеться передо мной, хотя только недавно боялась и тряслась от одного взгляда и присутствия рядом.
Я задержался у низа живота, оставив поцелуи на тазовых косточках, выпирающих из-за худобы, поднял голову и взгляд, чтобы встретиться с глазами Габриэллы, которые все это время наблюдали за моими действиями.
— Еще есть время подумать, — с трудом произнес я с хрипотцой в голосе, затем рукой прогладил стройную ногу Габриэллы снизу вверх, отчего она вздрогнула.
— Я не могу сейчас думать ни о ком и ни о чем, кроме тебя и твоих прикосновений, Джованни, — томно ответила Габриэлла, разбросав руками волосы так, что теперь они отливали золотым, светясь из-за солнца. — Продолжай, я правда хочу этого, я доверяю тебе.
Последние слова сорвали крышу окончательно, и я прильнул губами к внутренней стороне бедра сначала одной ноги, затем — второй. Тело Габриэллы отлично реагировало на мои поцелуи, возбуждаясь, и теперь я окончательно понял, что правда мог двигаться дальше. Я был осторожен и внимателен, потому что знал, что у Габриэллы был травмирующий опыт с мужчинами, и боялся сделать что-то не так, боялся спугнуть.
Рука Габриэллы дотянулась до моей головы, сначала мягко прогладив тонкими пальцами по волосам, затем холодная ладонь чуть поднажала, давая понять, что я мог и правда продолжить.
Между ее ног было жарко, хотя все хрупкое тело было словно холодная зимняя ночь, но мне нравился этот контраст. Я прикоснулся поцелуем сначала к лобковой кости, после спустился к половым губам, и Габриэлла томно вздохнула, сжимая при этом пальцами мои волосы на затылке. Руками я раздвинул ее ноги шире, ставя их на кровать, полностью открывая для себя вид и доступ к желанной части тела. Как бы мне ни хотелось услышать громкие стоны, да и двигаться быстрее, не мог отказать себе и в таком удовольствии, как медленно растягивать наслаждение, проводя языком по чувствительным складкам, дразня легкими, но уверенными движениями набухший клитор.
Габриэлла теперь двумя руками хваталась за одеяло, на котором лежала, сжимая его в руках. Она извивалась, ныла, стонала, глубоко дышала, закатывала глаза и покусывала губы.
На какую-то долю секунды мы встретились взглядами, и в этот момент я быстрее задвигал языком, затем втянул губами клитор. Мне понравился этот зрительный контакт, но Габриэлла не смогла долго держать его, вновь опустив голову на кровать, застонав громче. Ее сладкие стоны чертовски сводили с ума почти точно так же, как и ее сладкий запах и… вкус.
— О, Джованни! — громко воскликнула Габриэлла, и ее тело затряслось, выгибаясь в пояснице сильнее, но я неотрывно продлевал удовольствие и оргазм на секунду-другую.
Я приподнялся, ставя колени на кровать возле Габриэллы, и придерживал руками ее тело, которое продолжало биться, будто в конвульсиях, наблюдая улыбку на прекрасном лице, которое светилось от счастья.
— Ты такая красивая, Габи, — мягко произнес я, когда она пришла в себя и открыла глаза, а я лег рядом, поглаживая пальцами плоский живот.
Лучи солнца все еще освещали спальню и попадали на кровать, и именно на то место, где сейчас лежала Габриэлла. Бледная кожа, казалось, впитывала в себя солнце, может, даже поглощала его.
Габриэлла повернула голову, потому что до этого смущенно рассматривала потолок, и на какое-то время я подумал, а не жалела ли она, но в голубых глазах было написано совершенно другое, и я облегченно выдохнул.
— Я думала мы… — закусив щеку изнутри, сказала Габриэлла и осеклась.
Я издал короткий смешок, потому что понял, что она имела в виду.
— Поверь, я хочу этого не меньше тебя, но мне нужно уйти. Есть одна проблема, которую нужно решить.
Я прогладил костяшками пальцев по животу снизу вверх, касаясь одной груди и возбужденного соска.
Габриэлла перевернулась на бок и поджала под себя ноги, но не стала как-либо прикрываться, и это заводило еще сильнее. И почему я думал, что она недотрога и до мозга костей стеснительная? Когда на самом деле сделала шаг навстречу быстрее, чем я. Однако я всего лишь хотел дать время, да и чтобы Габриэлла сама решила, сама пришла ко мне, ведь я, вообще-то, клялся в том, что не притронусь, если она сама того не попросит.
— Уйти? — недоверчиво выгнула бровь она. — А я могу остаться здесь? — неуверенно задала вопрос Габриэлла.
— Конечно. Я дождусь Доменико и уеду, — кивнул я и подставил руку под голову, чтобы оказаться наравне с Габриэллой. — Ты ведь помнишь его?
Она утвердительно кивнула.
— Думаю, вернусь к вечеру, но ты можешь позвонить мне, если вдруг что-то понадобится или… случится.
Я надеялся, что ей не угрожала никакая опасность, по крайней мере, в этой квартире.
— Доменико твой водитель и телохранитель? — поинтересовалась Габриэлла.
— Лично для меня только водитель, но для сестры и водитель, и телохранитель, — объяснил я и теперь поднялся с кровати, потому что явно уже опаздывал. — С ним ты в полной безопасности, он лучший из моих людей, — заверил я и подал руку Габриэлле, которая попыталась приподняться с постели.
— Почему ты так смотришь? — она склонила голову вбок, ехидно задав вопрос, сидя на ягодицах и закинув одну ногу на другую.
Я рисковал опоздать еще сильнее, если так и продолжил бы пялиться на невероятно привлекательное тело, которое Габриэлла явно не желала скрывать, теперь-то.
— Ты меня не стесняешься, — лишь ответил я, после развернулся и подошел к шкафу-купе, чтобы начать переодеваться.
— Разве это имеет смысл, если мы были
так
близки?
Я проследил взглядом через зеркало за Габриэллой, которая поднялась с кровати и прошла в ванную комнату, а потом вернулась, закутанная в махровый халат.
— Многие девушки даже после секса стесняются тех, с кем переспали, — пожал я плечами и снял одну из рубашек с вешалки, накидывая на плечи.
Габриэлла встала рядом со мной, внимательно следя за моими движениями, будто изучая таким образом.
— Наверное, я не вхожу в число «многих», — хитро улыбнулась она, сложив руки под грудью.
Губы дрогнули в ответ. Я и правда считал, что Габриэлла определенно не похожа на всех, кого я когда-либо встречал, да и никто не будоражил кровь настолько сильно, как она.
➽─────────❥
Доменико приехал быстрее, чем я успел подумать о том, чтобы в очередной раз позвонить ему. Я наказал охранять Габриэллу ценой своей жизни и познакомил их еще раз в неформальной обстановке. Было так странно уходить из квартиры, зная, что, когда вернешься обратно, тебя встретят, и не кто-то, а девушка, которая успела забраться под грудину, разрушив стены вокруг сердца. Возможно, они были разрушены не все и не до конца, отчего в глубине души до сих пор болело, но я был готов стерпеть боль, если потом она отойдет на второй, а то и третий план.
Конечно, я уже опаздывал, но не знал точно, насколько, потому что потерял счет времени. Конспиративная квартира находилась в промышленной части Нью-Йорка, по другую сторону Ист-Ривера, но на самом деле от квартиры лишь одно название. Это было заброшенное здание, которое находилось во владении нашей семьи уже долгие годы. Никто никогда не посмеет и не посмел бы вторгнуться на нашу территорию, особенно зная о том, что происходило за стенами и железными огромными воротами.
Несколько солдатов встретили меня у входа, кивнув в знак приветствия. Один из них сообщил, что Карло с отцом уже ждали меня. Кристиано должен был позаботиться о том, чтобы они не сбежали, да и о том, чтобы Карло с отцом были привязан всеми возможными умелыми способами, на какие способен Капо: к стулу или к трубе — насрать, потому что я не собирался довольствоваться любезностями. Я хотел узнать, какого черта он решил действовать за моей спиной, да и с кем, возможно, еще сотрудничал. Была большая вероятность, что русские могли с ним связаться, либо семья Бернарди — те вообще ухватывались за малейшие ниточки, чтобы навредить мне или моей семье, хотя Маттео всегда прикрывался подобием союза между нами, но то был союз, когда его отец являлся Доном и когда мой отец стоял во главе семьи. Теперь же все было по-другому. Рано или поздно все должно сломаться.
Пройдя сквозь небольшой, но длинный коридор внутри здания, вышел в довольно широкое помещение. Освещения здесь практически не было, за исключением тусклых ламп, свисающих с потолка, и нескольких лучей от солнца, попадающих в маленькие окошечки на потолке.
Кристиано встретил меня перед железной дверью, что вела в небольшую комнату, из которой вряд ли можно было услышать что-либо, потому что стены были укреплены так, что человек, стоящий рядом, ничего бы не заметил, если бы жертва пыток кричала даже во весь голос.
— Я не знаю, что и думать, — настороженно сказал Капо, и я вопросительно выгнул бровь, не понимая, о чем он говорит. — Карло выглядит так, будто ему плевать, что будет с его отцом, но по твоему рассказу, в раздевалке он готов был чуть ли не побить своего лучшего друга за то, что тот отказал в помощи.
Это и правда звучало подозрительно. Я доверял суждениям и зоркому глазу Кристиано, но отчего-то не хотел думать, что все могло быть как-то подстроено.
— Возможно, он просто хочет выглядеть сильным. Возможно, хочет показать, что достоин и дальше работать на меня и что смерть отца хоть и заботит его, но семья — это все.
По крайней мере, мне хотелось верить в то, что мои люди не пойдут на поводу даже у своих родственников, если те нарушили клятву и предали ради других.
Кристиано ничего не ответил, лишь пожал плечами и открыл дверь, впуская меня первым в комнатушку, в которой никто не пожелал бы остаться. Зайдя внутрь, Капо закрыл за собой дверь, оповещая об этом характерным щелчком. На стуле сидели связанные Карло и его отец. Они перестали перешептываться, когда увидели меня, теперь обращая все свое внимание. Я мог сказать, что, посмотрев в глаза отцу Карло, понял, насколько он ненавидел меня. Возможно, и его сын относился ко мне таким же образом, но тщательно скрывал это. Я не знал точно, чем обоснована эта ненависть; наверное, все упиралось в деньги.
— Приветствую, Босс, — подал голос отец Карло. — Соизволил спуститься с небес к простым смертным? — он издал нервный смешок, а я нахмурил брови, потому что не понял, что солдат имеет в виду.
— Я никогда не поднимался высоко, никогда не принижал своих людей, поэтому не представляю, о чем ты говоришь, — резко ответил я, приблизившись к нему, а другой рукой схватил свободный стул и поставил напротив отца Карло, чтобы сесть лицом к лицу. — Ты слишком смел для того, кто действовал за моей спиной, зарабатывая деньги, которые, по факту, должен был отдавать мне, — отчеканил я, когда сел на стул и заглянул солдату в глаза. — Ты или твой сын можете объяснить цели продолжения продажи товара, от которого семья ушла?
— Джованни, может ты и склонен думать, что платишь своим людям достаточно, но, как я и сказал, спустись с небес и посмотри, как на самом деле мы живем! — буквально выплюнул отец Карло, попытавшись приблизиться ко мне, но я не дрогнул — остался сидеть на месте, пристально смотря на него, прожигая дыру в голове. — Твой отец был гораздо лучше. Он не отказывался от бизнеса, который мог принести и приносил миллионы!
Так вот, в чем тут дело в действительности; как и говорил отец, некоторые люди и правда оставались верными ему. Конечно, я не сомневался, что такое могло быть и что это всплыло бы рано или поздно, да и будет всплывать дальше, но важно вовремя отсеивать таких людей, иначе — убивать, ведь если они не готовы подчиняться мне, нужны ли такие люди?
— Можешь убить меня, Джованни, но ты умрешь вместе со мной и моим сыном! — внезапно прошипел он сквозь зубы, практически брызжа слюной.
Я взглянул на Карло, что до этого сидел спокойно, даже не шевелясь, а после слов своего отца вдруг встрепенулся и оскалился в злобной ухмылке. Кажется, я зря недооценивал его. Карло не пойдет против отца, а будет на его стороне. Да, сын хотел помочь отцу, хотел сделать так, чтобы я не узнал о продаже товара, хотел скрыть эту деятельность, но, видимо, отец убедил Карло в чем-то, что повлияло на него сильнее.
Кристиано стоял возле меня, скрестив руки на груди. Я мельком взглянул на него, а после раздался сильный хлопок, практически возле двери, ведущей в эту комнату. Отец Карло рассмеялся, и я резко поднялся со стула.
— Что вы задумали?! — буквально прокричал Капо, достав пистолет из кобуры и направив его сначала на Карло, затем на его отца.
— Я же сказал, что если мы умрем, то только вместе с вами! (Можете считать это отсылкой к Голодным Играм и фразе оттуда: «… если мы сгорим, то вы сгорите вместе с нами!» :)) — истерично рассмеялся солдат, и Карло подхватил настроение, теперь смотря исподлобья сумасшедшими глазами; и не подумал бы никогда, что он может так мастерски скрывать истинные эмоции.
В руке сжал пистолет, затем повернулся к двери, где снова раздался хлопок, но уже гораздо сильнее, казалось, что кто-то взрывал бомбы или стрелял, но точно не из обычных пистолетов. В воздухе уже стоял запах гари и копоти, просачивающийся сквозь тонкие щели металлической двери. Если мы продолжим стоять в этой комнате, наверняка задохнемся.
Кристиано все еще держал на мушке Карло и его отца, но теперь ближе подошел ко мне.
— Мы в гребаной засаде! — со злостью в голосе прошипел он, смотря в мои глаза, затем устремил взор на дверь. — Я не думаю, что хорошая идея оставаться здесь, но мы и не знаем, что ждет нас за дверью.
Черт, и почему я не собрал больше солдатов? Почему настолько доверял своим людям? В некоторых вещах я и правда был наивен, даже слишком, и сейчас мне обошлось это боком. Я ненавидел в себе эту черту характера, которая передалась от матери. Именно из-за таких черт я считал себя недостаточно хорошим Доном.
В комнату стал пробираться дым, и мы с Кристиано приложили ладони к лицу, закрывая носы. Метнув взгляд на наших пленников, понял, что они и правда готовы были умереть и умрут, оставаясь здесь, если мы закроем дверь, если выйдем из этой комнаты, пока она и правда не стала нашей погибелью.
— Кто еще с тобой в сговоре?
Я резко подлетел к солдату и схватил одной рукой его плечо, сжав сильнее, чем планировал, отчего он скривился в лице, состроив гримасу, что означало, что ему больно, но по моему мнению — недостаточно.
Продолжая одной рукой сжимать плечо, другой достал нож из чехла, прикрепленного сзади к спине, и резко вонзил холодное оружие в ногу предателя, и теперь он взвыл, чуть ли не оглушая нас криком.
— Кто. С тобой. В ебаном. Сговоре?! — произнес каждое слово отдельно, продолжая вонзать нож глубоко внутрь и крутить по часовой стрелке, рассекая кожу вокруг раны.
Но теперь ничего, кроме частого дыхания и глухих стонов, отец Карло не издавал, и это чертовски разозлило меня. Я выпрямился, оставив нож в его ноге, и замахнулся кулаком, чтобы опустить на лицо предателя. От удара солдат покачнулся и опустил голову вниз, но после снова поднял, насмехаясь надо мной и улыбаясь кровавой улыбкой. И я понял, что ничего не добьюсь от него, но что если… Я подошел к Карло и смело заглянул в глаза, что бросали вызов, как бы говоря, чтобы я попробовал сломать его. Казалось, они оба ничего не боялись, потому что и так знали, что умрут.
Блять! Что за херня происходит?!
Мне хотелось побить их обоих до такой степени, чтобы от их лиц и тел не осталось живого места, но теперь, когда дым заполнял почти все пространство в комнате, не было на это и секунды.
Я готов был взреветь, но Кристиано остановил меня от очередного мордобоя, когда я занес руку с пистолетом над головой Карло. Капо в последнее время часто останавливал меня от поспешных решений. Однако какого черта я не расправился с предателями как следовало бы? Джованни Пеллегрини сдавал гребаные позиции!
— Нужно уходить, иначе мы и правда умрем здесь, — твердо произнес Кристиано, и я кивнул, сосчитав до трех, затем мы оба развернулись к двери, за которой в очередной раз послышался хлопок.
Я и Капо направили вперед себя пистолеты и, стоя бок о бок, медленно открыли дверь, провернув ручку. Глаза тут же защипало от количества дыма и пепла, летящего отовсюду; видимо, кто-то и правда взрывал бомбы, а кое-где виднелся огонь. Однако страшнее всего было то, что мы могли и правда лишиться жизней из-за того, что ничего не видели, а вот предатели, которые, вероятно, стояли по другую сторону стены из дыма, отлично могли рассмотреть нас.
— Думаю, будет плохой идеей разбегаться, — четко сказал я, обращаясь к Кристиано. — Нужно быстро прошмыгнуть хотя бы за тот кусок металла.
Капо кивнул, и мы вышли за дверь, после чего закрыли ее за собой, потому что не планировали оставлять в живых Карло и его отца — пусть сдохнут, задохнувшись дымом. Через минуту мы уже бежали к огромному куску металла, оставшегося здесь, наверное, от работ, которые проводились в здании, и как только мы почти скрылись за ним, послышались выстрелы как минимум из трех пистолетов. Кристиано издал нечленораздельный звук, и я обернулся, замечая, как он держится за предплечье — подстрелили. Черт!
— Сукин сын Карло! — прогремел голос Капо.
Конечно, он был зол, и почти точно так же, как и я. Мы и не могли подумать, что за отцом Карло стояло что-то большее, чем просто продажа запрещенного товара. Он, и все, кто был с ним в сговоре, явно хотели моей смерти, потому что им не по нраву мои порядки и то, как я, по их мнению, отнимал прибыль у семьи.
— Я набрал Леона и еще нескольких солдатов, пока ты трепался с отцом Карло, — на тяжелом выдохе громко проговорил Кристиано, сжимая предплечье ладонью еще сильнее; рана была не страшная, но малоприятная.
— Мне уже кажется, что все ополчились против меня, — только сказал я и пригнул голову, потому что пули стали попадать в металл над ней. — Чертовы предатели! — процедил я сквозь сжатые зубы.
Спустя несколько минут все затихло, однако дыма стало гораздо больше, будто нас специально травили им; вероятно, так и было. Я оглянулся по сторонам, но ни хрена не увидел, лишь на расстоянии вытянутой руки можно было что-то разглядеть.
— Леон сказал, что тут есть камеры, — прошептал Капо, наклонившись ближе. — Мы сможем распознать всех, кто попытался убить тебя.
— Они еще пытаются, так что не зарекайся, — издал смешок я, потому что на самом деле надежда на то, что мы могли выбраться отсюда, терялась в дыму, что окружал нас, буквально растворяясь на глазах.
— Джованни, я отдам жизнь за тебя, и ты это знаешь, — внезапно признался Кристиано.
Конечно, я знал об этом. Капо был одним из самых верных людей, но помимо этого еще и хорошим другом.
— Я польщен, но твоей жизни не хватит на всех них, чтобы вытащить мою задницу из этого ада, — я положил ладонь на плечо Кристиано, чтобы выразить благодарность, и посмотрел в его глаза.
Почему в жизни всегда все так сложно? Кто ее усложнял настолько, что, когда все вроде бы налаживалось, черная полоса снова била хлыстом, оставляя красные кровавые отметины?
Я думал о Габриэлле, которая осталась в моей квартире. Перед глазами мелькало сразу несколько картин: она слушала джаз и танцевала; она сидела с чашкой зеленого чая возле панорамного окна, смотря на Нью-Йорк с высоты птичьего полета.
В очередной раз выстрелы и громкие хлопки вывели из мыслей, затем раздались крики; казалось, что две разные группы людей кричали друг на друга; возможно, Леон и другие солдаты все-таки спасут наши задницы.
— Свои, свои! — кто-то крикнул возле нас и тут же пригнулся, прячась от пуль.
Свои? Теперь я не знал, кто и правда свои, а кто — мнимые «свои».
— Леон, какого дьявола так долго?! — недовольно пробурчал Кристиано, смотря на парня, что выглядел, мягко говоря, не очень: по одежде текла кровь, на лице копоть, на открытых участках кожи порезы.
— Нужна была тактика, — лишь ответил тот и стал оглядываться по сторонам.
— Сколько их там? — спросил я и аккуратно выглянул из-за укрытия.
— Около пяти человек, — ответил Леон и сжал пистолет в руке. — Но вооружены так, будто собрались взорвать все здание к хренам собачим.
Я даже не удивился тому, что они подготовились настолько тщательно, однако неужели и правда так отчаянно хотели моей смерти? В голове крутилась одна мысль о том, что за всем этим мог стоять мой собственный отец, потому что за те дни, что он пробыл дома, ясно дал понять, что ему не нравилась остановка торговли товара.
Вскоре к нам подбежал еще один солдат, на удивление, он не был ранен, но все же выглядел потрепано. От дыма вдруг начала болеть и кружиться голова, возможно, его специально распыляли, подмешивая при этом какие-то химикаты. Возможно, у предателей кишка тонка убить меня, смотря в лицо, поэтому они решили травить и не марать руки в крови Босса.
— Мы скрутили троих, но остальных потеряли из виду, — сообщил солдат, вглядываясь сквозь дым. — Мы прикроем, Джованни, так что можно сваливать отсюда, иначе мы все отравимся едким дымом.
— Меня не нужно прикрывать, — твердо и уверенно сказал я. — Я никогда не прятался за спинами и сейчас не намерен. Если предатели хотят моей смерти, пусть смотрят в глаза.
Я выпрямился, потому что до этого опасливо нагибался, дабы не словить пулю в лоб, но тут же качнулся, схватившись попутно за голову.
— Не время строить из себя героя, Джованни. Твои люди знают, что ты не прячешься от пуль, — спохватился Кристиано и тоже выпрямился, поддерживая меня, хватая за предплечье, хотя ему самому нужна была медицинская помощь, и явно больше, чем мне.
Я лишь кивнул, но немного дернул рукой, за которую держал Капо, давая понять, что в силах устоять самостоятельно на ногах, хотя и правда чувствовал себя дерьмово — перед глазами то и дело плыло, будто я выпил слишком много алкоголя, а горло неприятно саднило — вероятно, в нем осел дым.
Спустя несколько минут мы двинулись в сторону выхода. В ушах все еще звенело от частых выстрелов и хлопков. Кое-где виднелся огонь, он распространялся с каждой секундой быстрее, заполняя практически все левое крыло здания, через которое нам и нужно было пройти. Вот и нашелся минус того, что здесь не было окон — никак не выбраться из горящей ловушки. Они знали, что делать — закрыть нас в гребаной огненной бане, стравить и сжечь. Я и не думал, что мои люди могли быть настолько изобретательны. Однако они на самом деле становились таковыми, когда внутри бушевали эмоции, особенно негативные.
— С той стороны можно пройти к выходу, но придется все равно немного поджариться, — указал Кристиано рукой в сторону; там у стены и правда было не так много очагов огня.
— Либо сейчас, либо никогда, — коротко сказал я и первым сделал шаг вперед, теперь стремительно двигаясь по обломкам на полу, которые неприятно ощущались под подошвой ботинок.
Остальные пошли следом за мной. Медлить было нельзя, тем более если остальные предатели решили сбежать. Радовало только то, что трое из них были в наших руках, и я точно не намеревался жалеть их или быстро убивать. Мне нужно будет показать всем своим людям, как я обхожусь с теми, кто перечит и идет против меня, кто думает, что слишком умный и может решать дела семьи лучше, чем Дон.
Огонь обжигал: даже сквозь теплое и плотное шерстяное пальто на коже ощущалось покалывание. Лицо будто плавилось под невероятно высокой температурой, и я пытался закрыть его воротом от пальто, натянув так высоко, как только мог с помощью рук. На удивление, мы быстро прошли сквозь коридор огня и оказались у стальных ворот, ведущих на свободу, однако задержались у них и приготовили оружие, потому что не знали, кто будет ждать нас снаружи.
— Там должны быть только наши, — быстро проговорил Леон и вышел вперед меня, прислоняясь плечом к воротам.
— Никогда нельзя недооценивать противника, — хмыкнул я, и мы вместе отворили ворота, наставляя пистолеты, как нам казалось, в пустоту впереди себя.
Яркий свет на несколько секунд ослепил, и, наверное, если бы за воротами были действительно не «свои», что успели сбежать, мы схватили бы пули. Однако нас встретило несколько солдатов, поднимая руки вверх, давая понять, что они и правда являлись своими.
Я нервно вдохнул кислород, ведь его так не хватало в огромном здании, и теперь оно полыхало огнем вместе с теми, кто там остался. Конечно, после нужно будет проверить трупы, да и сейчас я не оставлю здание без присмотра — люди должны проследить, чтобы крысы не бежали с корабля, а потонули вместе с ним.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
11:15 PM
Голова сильно раскалывалась. Я помнил лишь некоторые куски: как вышел из горящего здания, как поговорил с солдатами и приказал им сторожить со всех сторон входы и выходы, как отправил Кристиано к врачу, хотя он отказывался, говоря, что все в порядке и что эта царапина сама пройдет, а потом… темнота.
— Джо? Ты проснулся? — услышал я голос сестры и приоткрыл глаза, что слиплись так, отчего я не мог их до конца открыть.
Я перевернулся на спину, чувствуя под собой мягкость дивана или кровати, и уставился на Аннабеллу, сидящую напротив в кресле, сложив руки в замок. Сколько она здесь просидела, наблюдая за мной?
— Что значит проснулся? Я не… — осекся я, когда попытался подняться с дивана и присесть, но голова в очередной раз пошла кругом.
— Осторожнее, братец, ты надышался дымом от пожара, а может, вас и правда хотели отравить.
Слух как будто бы тоже не восстановился после громких взрывов, потому что голос сестры слышался отдаленно, будто она сидела не рядом, а кричала из другой комнаты.
— Ты разве не помнишь, как отключился? — Аннабелла встала и подошла ко мне, усаживаясь рядом, поддерживая за предплечье.
Я снова закрыл глаза, зажмурив их сильнее, но в голове мелькали лишь обрывки слов о том, что нужно поехать в больницу, а я в каком-то бреду отвечал или, скорее, приказывал отвалить от меня, ведь я должен был вернуться в квартиру к Габриэлле.
— Чертовы ублюдки! — выругнулся я резко, не подумавши, хотя осознавал, что сестра не должна слышать от меня таких грубых слов. — Извини…
— Нет, я понимаю, Джо, они заслуживают смерти.
Я округлил глаза, услышав, как Аннабелла пожелала смерти. Даже если они были предателями, это было странно — обычно она стояла за мир во всем мире.
— Я могла лишиться брата, поэтому не смотри на меня таким взглядом, — помотала сестра головой. — Если не помнишь, как здесь оказался, то Леон привез тебя, — объяснила Аннабелла, после чего я коротко кивнул и встал с дивана, немного покачнувшись.
— Я должен ехать, — бросил я и прошел к выходу из гостиной.
— К Габриэлле, — загадочно хмыкнула сестра, и я обернулся, удивленно вскинув брови. — Ты бредил о ней, говорил, чтобы мы отвезли тебя к ней, что она одна в твоей квартире.
Черт, хорошо, что это слышали люди, которым я доверял.
— Габриэлла, кстати, писала тебе.
Я машинально потянулся к карману брюк, но Аннабелла протянула руку за спину и достала, видимо, из заднего кармана джинсов мой телефон, игриво покрутя его пальцами.
— Быстрее, Джо, лети к своей суженой, — сестра подошла ближе и вложила телефон в мою ладонь, на что я закатил глаза, но ничего не ответил, лишь проводил взглядом Аннабеллу, поднимающуюся по лестнице на второй этаж.
➽─────────❥
Немного проветрив голову, постояв на заднем дворе, действительно погнался на всех парах обратно в город. Время перевалило почти за полночь. Как я мог отключиться на такое количество времени? Возможно, все свалилось комом: недосып, усталость, нервы, отравление дымом.
Ноги сами несли в квартиру быстрее скорости света, и, когда я оказался на последнем этаже, уже медленнее направился к двери, к которой приложил большой палец — к специальному сенсору, и открыл ее, тут же замечая Доменико, что покорно выполнял свои обязанности — стоял на охране в темноте коридора. Он также заприметил меня и теперь двигался в сторону выхода, где я стал снимать пальто, которое надо бы лучше выкинуть — пропахло воспоминаниями о сегодняшнем дне.
— Все под контролем? — практически шепотом спросил я Доменико — думал, что Габриэлла уже спала.
— Да, — кивнул он. — Девушка не выходила из квартиры. Сейчас, наверное, спит, — коротко прокомментировал Доменико, и я поблагодарил его, отпуская домой.
Мне показалось, что Доменико чего-то не сказал. Его глаза бегали по стенам, а не смотрели в мои, как обычно он это делал. Но, возможно, теперь я везде буду пытаться искать подставу, искать тех, кто мог бы причинить вред моей семье, кто мог бы встать на сторону врага, лишь бы заработать больше денег.
Тихими шагами я прошел по квартире, заходя сначала в гостиную, а уже через нее проходя в спальню, где было темно, но женский силуэт все равно виднелся напротив панорамного окна. Габриэлла заснула в кресле, наверняка смотря на Нью-Йорк. Вероятно, она хотела дождаться меня, и я чуть улыбнулся от этой мысли и приблизился к Габриэлле. Желание понаблюдать за ней разливалось по телу с бешеной скоростью, но я преодолел его и аккуратно поднял на руки обмякшее и расслабленное тело.
— Джованни? — пролепетала Габриэлла, как только я опустил ее на кровать.
— Это я, все хорошо, — отозвался мягким голосом, хотя ничего хорошего на самом деле не было — только для нее, ведь наверняка она боялась, что кто-то другой может прийти и украсть ее сон.
— Я писала тебе.
Теперь Габриэлла выпрямилась, облокачиваясь о спинку кровати. Она сузила глаза и стала рассматривать меня.
— У тебя по всему лицу темные пятна.
Ее ладонь мягко прикоснулась к щеке, и я практически прижался к ней.
— Что произошло? От тебя пахнет дымом.
Я ничего не ответил, лишь сгреб в стальную охапку объятий хрупкое тело, прижав к своему. Сладкий запах тут же забрался в нос, но он, наоборот, успокаивал, а не раздражал. Пальцы медленно проводили по позвоночнику Габриэллы, отмечая насколько сильно он выпирал из-под кожи, что можно было сосчитать позвонки.
— Идем в душ, Джованни, нужно смыть тяжелый день, — прошептала она на ухо, и я ослабил хватку, отстраняясь.
Габриэлла протянула мне руку, вставая с кровати, и я вложил в нее ладонь, чувствуя себя маленьким мальчиком, который пришел поплакаться, который пришел, чтобы его пожалели и обняли, но после сегодняшнего действительно хотелось снять с себя роль Босса; по крайней мере, на эту короткую ночь.
Я послушно последовал за ней в ванную комнату. Габриэлла еще раз осмотрела меня с ног до головы, и я прочитал в ее глазах смятение вперемешку с жалостью и злостью.
— Ты не против, если я?.. — тонким голоском кротко спросила она, подходя ближе и касаясь на рубашке пуговиц.
— Все, что угодно, Габи, — я развел руки в стороны и ухмыльнулся.
Готов был на все, даже на пытки со стороны Габриэллы, лишь бы тонкие длинные пальцы касались меня, приятно охлаждая кожу.
На удивление, она не стала медлить, и рубашка с брюками быстро оказались в корзине для грязного белья. Я приостановил Габриэллу, легонько хватая за запястье, когда она хотела отойти к душевой кабине, чтобы включить воду, и ее брови вопросительно поползли наверх.
— Прими душ со мной.
Конечно, она могла отказаться, и я бы принял это, но Габриэлла лишь слабо кивнула, поджав губы, и мои руки потянулись к тонким лямкам пижамы.
— Ты доверяешь мне? — поглаживая ее плечи и ключицы, спросил я, заглядывая в голубые глаза.
— Да, доверяю.
После ее травмирующего опыта с мужчинами, о котором я мало — пока — знал, мне нужно было убеждаться в том, что Габриэлла правда хотела того же, что и я, а не шла на поводу, не действовала из-за страха за свою жизнь.
Шелковая пижама скользнула вниз вдоль тела, упав к ногам. Грудь затвердела то ли от холода, то ли от моего взгляда, потому что теперь я нагло пялился на хрупкую фигуру. Немного подождав, уловил ответную легкую улыбку на губах Габриэллы, значит — не боялась, затем прогладил пальцами по ее рукам, переходя на талию и бедра. Она закатывала глаза и тяжело дышала только лишь от моих прикосновений.
Мы полностью обнажились, и я, взяв за руку Габриэллу, подошел к душевой кабине и включил воду. Когда вода стала приемлемой температуры, мы зашли внутрь, и я задвинул дверцу, закрывая нас в душе под теплой водой, льющейся на нас сверху, моча волосы и стекая вдоль тела маленькими капельками.
— Можно я поухаживаю за тобой? — спросила Габриэлла, откидывая волосы назад, снова давая рассмотреть всю себя.
— Тебе не нужно спрашивать.
Я подозревал, что, возможно, прошлый опыт стал для нее настолько тревожным, что она боялась сделать даже что-то приятное в отношении мужчин.
— Вот, возьми, — я подал ей с высокой полки мочалку и гель для душа.
Я не знал, сколько смогу сдерживаться, понимая, что Габриэлла находилась настолько близко полностью обнаженная. Если утром я остановил себя, то после чертовски сложного дня хотелось быть ближе к ней,
гораздо
ближе. Однако выполнял тихие приказы молча, поворачиваясь то спиной, то боком, чувствуя, как все тело расслаблялось от массирующих движений и горячих струй воды.
Габриэлла мягко касалась моего лица, пытаясь не залезть мыльными руками в глаза, наверняка оттирая темные пятна, про которые она сказала, как только увидела меня. А мне настолько было плевать на внешний вид, потому что я просто хотел поскорее увидеть ее, понять, что она — не иллюзия.
— Теперь на тебя приятно смотреть, — вдруг усмехнулась Габриэлла, когда я смыл с себя пену.
— Значит, мне лучше не появляться перед тобой в растрепанном виде? — вопросительно изогнул бровь я, все еще стараясь на спускать глаз с ее лица.
— Вовсе нет, — махнула Габриэлла рукой. — Мне нравится заботиться о других и… о тебе.
Ее щеки покраснели, и я растянул губы в мягкой улыбке.
Все еще стоя под душем, чуть наклонился, взял одной рукой ее подбородок, приподнимая лицо навстречу к себе, и впечатался губами в ее, затягивая в поцелуй, что тут же стал кружить голову. На этот раз я не медлил, целуя с каждой секундой быстрее, с напором, потому что больше не мог сдерживать демонов, шепчущих на ухо непристойные вещи. Если я не послушаю их, они взорвут голову, поэтому, как бы сильно ни хотел выглядеть в глазах Габриэллы принцем на белом коне — не был им, никогда.
Габриэлла простонала в губы, когда я схватил одну из ее ног и обвил ею свой торс, при этом прижав хрупкое тело к стенке душа, отчего раздался грохот. Я оторвался от сладких, чуть опухших губ, теперь покрывая лицо поцелуями: нос, щеки, лоб, подбородок, спускаясь с каждым мгновением ниже к шее и выпирающим ключицам.
Говорят, что, если сильно нравится человек, возникает желание съесть его. Мне было смешно от этой мысли — изначально, но теперь я прекрасно понимал, что она означала и что на самом деле ничего смешного в ней нет.
— Будь моей, — прохрипел я рядом с ухом Габриэллы, слыша, как она глубоко дышала, чуть приоткрыв рот.
Я поглаживал мокрое тело, которое едва дрожало. Я готов был слизать каждую капельку воды, что текла по изгибам невероятной фигуры, но только если мне позволят.
— На сколько? — еле слышно спросила Габриэлла, облокотившись всем телом о стенку позади себя и заглядывая в глаза.
Ее пальцы чуть поглаживали мою грудь, выводя на ней узоры, значение которых я не мог понять. Я всмотрелся в голубые радужки, в которых таилось много боли и разрушенных мечт; где хранилось, уверен, много тайн, но у кого их не было? Затем на выдохе произнес, буквально обещая отдать всего себя:
— Навсегда.
Глава 18: Молчание — (не) золото
L’amour est aveugle (с французского — «любовь слепа»).
Мисс Габриэлла Бьянко
Я никогда не считала себя слишком сентиментальной. Наверное, мне было присуще хранить эмоции внутри — хорошие и плохие — до последнего, до спускового крючка — возьми, обрежь тонкую нить, и все эмоции как на ладони, выплескиваются из тела и сердца, потому что больше им нет там места, потому что теперь нужно освободить его для других.
Но сейчас, когда Джованни решительно произнес «навсегда», готова была расплакаться, как маленькая девчонка. Возможно, я заперла эту малышку внутри себя, чтобы ее точно никто не тронул. Я думала — трогайте меня, оскорбляйте меня, бейте меня, но не ту девочку, у которой все еще были мечты, которая все еще верила в свое счастье.
Теперь… можно было выпустить ее из клетки?
Понемногу, аккуратно, ступая на носочках, я подкрадывалась к малышке, чтобы не спугнуть, доставая попутно ключ от огромного железного замка.
Она здесь.
Все еще здесь
. Такая маленькая рыжеволосая девчушка со смешными веснушками, разбросанными по всему лицу, за которые ее часто дразнили в школе. Она сидела на полу на коленках, а в руках держала цветные мелки и писала слова: «я готова». Я мысленно спросила у нее: «ты уверена, что хочешь выйти? Уверена, что хочешь довериться ему? Уверена, что он не скрывает в себе темноту, которая сожрет тебя и твои мечты?».
Малышка поднялась с пола, отряхнула коленки, которые стали уже черными — только вода отмоет их, — и подошла к железными прутьям от клетки, затем взялась за них руками и посмотрела на меня снизу вверх с детской наивной улыбкой, которую я уже давно растеряла. Ее голос тонкий-тонкий, тихий-тихий, из-за чего можно упустить важные слова, поэтому я решила опуститься на корточки, чтобы лучше расслышать, о чем она хотела сказать.
— Нельзя вечно прятаться в углу. Разве мы не должны оступаться, а затем подниматься и снова учиться доверять?
Малышка протянула ко мне руку, положила на щеку и медленно стала поглаживать.
— Может, в нем и таится темнота, но для этого есть мы.
Теперь ее пальцы перебирали мои волосы, приятно щекоча где-то там, на затылке.
— Он не плохой человек из-за темноты. Главное — какую сторону он выбирает, не так ли?
(
Отсылка к словам Сириуса Блэка из Гарри Поттера: «Мир не разделен на хороших и плохих, в каждом есть и темная, и светлая сторона, главное в том, какую ты выбрал — это определяет все».
)
— она присела на корточки и с мольбой посмотрела на меня, как бы говоря: отпусти, выпусти, мы и правда готовы.
Не знала, что дети такие мудрые. А может, я просто хотела, чтобы девочка предстала передо мной такой маленькой? Однако сейчас это было неважно. Важно лишь то, что она действительно права. Сколько можно убегать от себя? Сколько можно врать самой себе? Сколько можно таить обиды? В конечном счете именно они сведут в могилу, а не попытка снова полюбить и довериться.
Я улыбнулась своей маленькой версии, сжала ее холодные руки в своих, затем поднялась и поднесла ключ к замку. Он издал характерный щелчок и упал с громким лязгом на пол, чуть ли не раскалываясь, будто стеклянный. Девочка вышла из клетки и крепко обняла меня, сказав при этом, что вместе мы сильнее, вместе — мы справимся.
Под телом ощущалась мягкая кровать. Я и не заметила, как Джованни перенес меня на руках в спальню. После его слов я и правда поняла, что хочу быть с ним, что не боюсь его —
больше нет —
и что хочу стать гораздо ближе, чем когда-либо. Казалось, мы потеряли столько времени, игнорируя друг друга, игнорируя чувства и сердце, что кричало: «заткни разум, послушай меня!». Но люди часто так поступали, будто любили мазохизм, будто им нравилось причинять боль не только себе, но и другому. Мы все учились на ошибках, и теперь я и Джованни — выучились, по крайней мере, по некоторым пунктам.
Я издала приглушенный стон, когда почувствовала, как сильные и горячие руки прошлись по моему телу, спускаясь по животу вниз, очерчивая изгибы.
— Ты невероятная, Габи, — бархатный голос раздался громче, чем мог бы, в тишине комнаты и в тишине ночи, пока огромный город спал, и я улыбнулась. — Тот, кто причинил тебе боль, самый глупый человек на свете.
Я опустила глаза и подбородок чуть вниз, заметив, что Джованни придвинулся немного ближе, но одна из его рук все еще поглаживала внутреннюю сторону бедра, иногда задевая чувствительные складки, изнывающие по прикосновениям, все еще помня вчерашнее утро.
— Он недостойный ублюдок, — шепот мягко коснулся моего уха, отчего я немного засмеялась — стало щекотно.
Я притянула Джованни к себе за шею, чтобы поймать его губы, затягивая в поцелуй, в то время как мужская рука наконец опустилась между ног, а пальцы стали мягко кружить возле клитора. Стон вырвался быстрее, чем я успела осознать эмоции. Джованни словил его, буквально растворив между наши губами, которые двигались быстрее обычного. Тело полностью, без остатка отдавалось умелым ласкам, выгибаясь навстречу. Я отпустила весь контроль и над ним, и над разумом, растворяясь в ощущениях, буквально тая от горячих прикосновений и объятий.
Я практически не почувствовала, как Джованни ввел в меня сначала один палец, медленно проведя им туда-обратно, затем — второй, расширяя стенки. Честно говоря, думала, что после всего, что со мной произошло, тело напрочь откажется возбуждаться, но… похоже, что нужно лишь найти того самого —
своего
человека.
Губы растягивались в, как мне казалось, глупой улыбке, а глаза закатывались от удовольствия. Возможно, я бы кончила, содрогаясь от сильнейшего оргазма, который никогда не испытывала в жизни, но почувствовала пустоту внутри себя, отчего открыла глаза, устремив взгляд на Джованни. Он потянулся к тумбочке, но я, поняв, что он собирался сделать, остановила его, тихо пробормотав:
— Я принимаю контрацептивы.
Джованни выпрямился, так и не достав ничего из тумбочки, затем вновь навис надо мной, смотря в глаза. Его приятный бархатный голос шептал на ухо красивые слова, нежности, приятности, от которых я плыла еще больше, а тело окончательно расслаблялось. Я запустила обе руки в волосы Джованни и пропустила между пальцев пряди, смотря в серые радужки и чувствуя, как твердое возбуждение упиралось в мой вход. Я чуть дернулась и закинула ноги на крепкую спину, практически соединяя наши тела.
— Черт, я никого не хотел так, как тебя, Габриэлла, — рвано произнес Джованни и толкнулся в меня, проникая глубже.
Я издала стон, когда он оказался полностью во мне. Руки сильнее сжали волосы на затылке Джованни, но он, похоже, не был против этого.
— Все в порядке? — тихо спросил Джованни и провел большим пальцем по моей губе.
— Замечательно, — с легкой улыбкой ответила я. — Ты можешь двигаться.
Я поерзала под ним, чтобы подразнить, и Джованни тут же подвинулся назад, выходя из меня. Я отпустила его из хватки, положив руки над головой, теперь наблюдая за тем, как мышцы пресса на животе Джованни каждый раз напрягались, когда он толкался в меня. Это не было медленно, но и быстро — тоже. Мне и самой не хотелось быстрого секса; я воспринимала его как что-то потребительское и ненастоящее. По крайней мере, так относился ко мне Маттео, заставляя думать, что и все остальные мужчины такие же ублюдки. А теперь в моей жизни появился человек, который каждый раз, каждый день развязывал колючую проволоку вокруг сердца, царапая руки в кровь.
В конечном счете я поддалась искушению и стонала громче, чем когда-либо. Тело прогибалось и выгибалось под ласками Джованни, под поцелуями, что оставляли его губы на щеках, шее, сосках. Я чувствовала, как он ускорялся, чувствовала, что ему нужно приложить более грубую силу, и я не была против этого.
Джованни схватил одной рукой оба моих запястья, держа в стальной — но не болезненной — хватке над моей головой, а другой рукой поддерживал мое тело. Его последние толчки балансировали на грани: на грани грубости, на грани нежности, на грани сумасшествия. Однако я отзывалась ему, хотела, чтобы он брал меня таким образом, потому что весь его обнаженный вид возбуждал меня. Каждая мышца, каждый правильный — и неправильный — изгиб, каждая эмоция на лице, каждый хриплый стон, каждое прикосновение ко мне. Хотелось задать самой себе вопрос: это все мое?
По телу прошел уже знакомый разряд, но, казалось, что этот был гораздо сильнее и приятнее. Я потерялась в своих ощущениях, потерялась в мире, который принес столько боли, что и понятия не имела, как выжила, но теперь, содрогаясь всем телом под нужным человеком, нашла свою дорогу. По крайней мере, надеялась на это.
После мы оба еще несколько минут лежали на кровати, смотря сначала в потолок, затем друг на друга. Не нужно было что-то говорить, потому что глаза всегда отражали человека и его чувства.
Джованни первым поднялся с кровати и подхватил меня на руки, снова внося в ванную комнату, где аккуратно поставил в душевую кабину и, зайдя сам, включил воду, чтобы смыть остатки секса.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать, Джованни, — тихо пролепетала я, когда мы улеглись в кровать, накрывшись одеялом и прижавшись друг к другу.
— Завтра, Габи, завтра, — устало произнес он и сильнее обнял меня за талию, притягивая к груди.
Я улыбнулась, но тревожное чувство не покидало с того самого момента, когда Джованни вошел в квартиру. Не знала, понял ли он, что помимо него, меня и Доменико, который стал соучастником «преступления», на его территории находился еще один человек. Маленький, но такой важный.
Моя дочь.
Несколько часов назад.
Когда Джованни ушел, на мгновение, на долю секунды в разум закралась мысль, что я совершила ошибку, причем самую глупую и ужасную ошибку в своей жизни, хотя на самом деле бывали и похуже, но ведь каждый раз — с новой ошибкой — думаешь, что старые не такие уж и страшные и что из-за них мир не рухнул.
Понятия не имела, что на меня нашло, почему позволила таким образом вести себя. Возможно, потому что и правда верила словам Джованни, но он не только говорил, но и делал: был заботливым, нежным, мягким, спрашивал, как я себя чувствовала, а еще смотрел на меня так, будто я — все, что ему нужно в жизни, и я таяла от взгляда серых радужек.
После всего, что со мной случилось, пока я была замужем за Маттео, да и после, не думала, что смогу настолько быстро сблизиться с кем-то. Может быть, я противоречила сама себе, или врала, или накручивала. А как иначе? Как быть, если в голове постоянно горел красный свет, что останавливал? Однако в тот момент, когда я была в душе, лампочка резко переключилась, и зеленый свет ослепил меня, а сердце смогло затмить голос разума, который постоянно останавливал, крича:
СТОП. СТОП. СТОП!
Еще несколько минут я пролежала в кровати, улыбаясь, как дурочка. Между ног до сих пор приятно пульсировало, будто Джованни все еще ласкал меня языком. Я и подумать не могла, что оргазм это так приятно.
Неужели теперь мы правда будем вместе? Неужели я готова добровольно сдаться в лапы хищника — снова? Однако Джованни, похоже, был хищником лишь со своими людьми, в то время как с близкими и любимыми усмирял внутреннего зверя, и это нравилось мне.
Жизнь — интересная штука, которая преподносила то, от чего ты отказывался долгое время — хотел отказаться, не видеть, не слышать, не чувствовать, а она брала и преподносила на блюдечке с золотой каемочкой, говоря: «бери, пока предлагаю».
Доменико расположился в кабинете, после того как мы поприветствовали друг друга. Он был сдержанным и не задавал вопросов, лишь смотрел то в телефон, то в компьютер, на котором горели картинки с камер видеонаблюдения. Мне действительно было спокойнее с телохранителем, чем если бы я осталась здесь одна, хоть эта квартира и казалась надежным убежищем.
Я не знала, чем мне можно заняться, поэтому, взяв телефон, прошлась еще раз по квартире, теперь разглядывая вещи внимательнее. При лучах солнца, освещающих помещение, лучше можно было все осмотреть и отметить детали. На самом деле, теперь я понимала, что Джованни не жил здесь, потому что квартира была полупустой, даже не в плане мебели — она-то имелась, — а в плане души: дух хозяина не присутствовал. Знаете, часто бывало так, что заходил к кому-то в гости, а там чувствовался запах человека, и сразу понимал — тут его территория. А здесь… будто можно легко продать квартиру и никто не заметит прежнего хозяина.
Я не умела играть на музыкальных инструментах, но, заметив фортепиано цвета темного шоколада в углу гостиной, присела за него и тыкнула первую попавшуюся клавишу под пальцем, и тут же раздалась музыка. Аннабелла, уверена, очень хорошо играла и любила это хобби, и я надеялась познакомиться с ней и увидеть, как ее пальцы умело касались клавиш и как красивая музыка окутывала бы нас со всех сторон, утягивая в мир фантазий.
Телефон вдруг издал неприятный звук — вибрацию, что прошлась по всей крышке фортепиано, затем отдалась в уши. Я вдруг замерла, останавливая пальцы на нескольких клавишах, размышляя о том, кто это мог быть. Если Маттео, то мне крышка. Если Вадим, то мне крышка. В любом случае — все плохо.
Дрожащей рукой я дотянулась до телефона, который издал звук еще одного входящего сообщения. На экране высвечивалось два имени: Маттео и Ванесса.
Милая Габи, нехорошо сбегать с работы.
Я предупреждал, что случится, если ты не будешь подчиняться моим приказам и выполнять свою работу, о которой мы договаривались.
Эмилия передает тебе последний привет и тут же — пока.
Маттео.
В глубине души я была готова к этому, но надеялась, что как-нибудь смогу решить навалившиеся проблемы. В груди снова защемило, от этого я не могла сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я понимала, что, с одной стороны, Маттео не будет в моей жизни, я не буду работать на него, и это и правда даст свободу, но с другой — я лишалась дочери, маленького человечка, который приносил в мою жизнь радость, а теперь… как оставить ее в лапах Маттео и его сумасшедшей семьи?
Слез не было. Я выплакала их все вчера ночью. Однако лицо сводило, будто у меня были судороги. Поднявшись с мягкой кожаной банкетки, стоящей возле фортепиано, подошла к панорамному окну, обхватив предплечья руками до боли, наверняка оставляя полукруглые колечки от ногтей. Не было смысла отвечать Маттео, потому что я и правда ничего не могла сделать.
Телефон снова завибрировал в руке, напоминая, что еще одно сообщение не прочитано, а когда я разблокировала экран и прочитала его, сердце восстало из пепла, как птица феникс.
Мисс, добрый день.
Прошу прощения за беспокойство,
но ваша дочь очень хочет увидеть вас.
Как вы смотрите на то, чтобы я привезла ее к вам?
Ванесса.
Могла ли это быть ловушка? Как в тот раз, когда Маттео позвонил мне, пока я проводила урок для Джованни. Манипулировать дочерью он любил всегда, потому что это действовало бесповоротно.
Немного подумав, я стала печатать ответное сообщение:
Добрый день, Ванесса.
Да, конечно, я не против,
но адрес у меня сейчас другой…
Габриэлла.
Черт, я не знала адреса, но… могла узнать, зайдя в приложение карт на телефоне, что я и сделала, теперь смотря на красную точку, которой отмечалось мое местоположение. Если все было верно, то адрес, по которому я находилась — Парк-авеню, 432.
Сможете привезти Эмилию по этому адресу:
район Манхэттен, Парк-авеню, 432?
Назовите фамилию Пеллегрини на входе.
Габриэлла.
Спустя пару минут я получила ответное сообщение от Ванессы, в котором она написала, что будет где-то через полчаса. Я выдохнула и только потом подумала, что осталось два волнующих вопроса: первый — что скажет Доменико? Второй — знает ли о решении Ванессы привезти дочь ко мне Маттео? Насчет второго я могла быть уверена, что вряд ли, иначе его сообщение не содержало бы такой «дружелюбный» подтекст, а вот насчет первого…
— Доменико, — прошмыгнула я через всю гостиную, оказавшись перед кабинетом.
— Да, мисс? — он повернул голову ко мне.
— Что, если ко мне через полчаса придут? — начала я издалека, не зная, как вообще объяснить всю ситуацию.
— Кто? Я должен знать их или, по крайней мере, мой Босс, — серьезно проговорил Доменико и встал с кожаного кресла.
— Доменико, я могу доверить тебе секрет, а ты… ненадолго скроешь его от Джованни?
Черт, я понимала, что это звучало очень и очень подозрительно, будто я пыталась сделать так, чтобы шпионы или враги Джованни прокрались в его квартиру и устроили засаду.
— Мисс, я не могу этого сделать, это равно предательству, — помотал он головой и засунул руки в карманы брюк. Доменико был настроен серьезно.
— Прошу, — умоляюще произнесла я. — Это няня, она привезет мою дочь.
Доменико удивленно вскинул брови, а потом снова пришел в себя. Если он так среагировал на Эмилию, то как отреагирует Джованни?.. В данную минуту я не хотела об этом думать, потому что нужно было уговорить телохранителя пустить в квартиру мою дочь.
— Доменико?
Я видела, что он колеблется.
— Вы не подойдете к ним, пока я не осмотрю их, — наказал он; вероятно, Джованни приказал ему охранять меня ценой своей жизни.
— Все, что угодно, лишь бы сохранить в тайне, когда Джованни вернется. Я хочу сама рассказать ему, ладно?
Доменико кивнул, и я мягко улыбнулась ему, при этом говоря слова благодарности.
➽─────────❥
Полчаса прошли быстро, хотя я все это время сидела и пялилась то в потолок, то в окно, то на свои пальцы, которые дрожали. Последнее время тело слишком часто испытывало стресс, и я боялась, что в конечном итоге оно не выдержит и пошлет меня куда подальше, потому что — ну сколько можно?!
Я не знала, чего ожидать. Вдруг приезд Ванессы и правда подстава? Вдруг Маттео каким-то волшебным образом узнал, где и с кем я? А зная, что семья Джованни и Маттео находились не в самых лучших отношениях, можно было легко предположить, что таким образом он хотел причинить боль ему, начать войну — уже окончательно.
В дверь вдруг позвонили, и я встрепенулась всем телом, чуть ли не подскакивая на диване. Спустив ноги, которые поджимала под себя, побежала в сторону двери, куда уже быстрым шагом прошел Доменико. Пройдя в коридор, увидела, что телохранитель стоял напротив небольшого экрана, висевшего на стене, и рассматривал на нем что-то: наверняка перед входом в здание стояла видеокамера, и именно через нее можно было посмотреть, кто собирался войти. Возможно, было опрометчивым решением говорить Ванессе фамилию Джованни, ведь с ней общался и Маттео тоже… С другой стороны сколько можно скрываться и бояться?
— Это они, мисс? — обернулся ко мне Доменико, и я подошла ближе к экрану, заметив няню и дочь, у которой текли слезы по лицу.
Боже, что произошло?
Я лишь кивнула и стала кусать губы. Телохранитель нажал на специальную кнопку, что, вероятно, открывала дверь, но только в холл многоквартирного небоскреба. В мыслях всплыли последние сообщения Эмилии и то, как она разочаровалась во мне. Я планировала узнать, что случилось, почему она плакала, но могла и сама прямо здесь и сейчас расплакаться, потому что, честно говоря, уже и не надеялась встретиться с ней, особенно после сегодняшнего сообщения от Маттео.
Как и говорил Доменико, он снова первым подошел к двери, когда уже другой звонок раздался.
— Отойдите в сторону, мисс, — предупредил телохранитель и достал пистолет из кобуры.
Он, конечно, все делал правильно, но видел же и так, кто должен прийти. Однако я не стала противиться, потому что мне нужно было, чтобы Доменико пустил Ванессу и Эмилию внутрь, поэтому я зашла за угол и стала выглядывать оттуда, наблюдая за тем, как телохранитель осматривал няню и мою дочь. Они не были сильно удивлены, особенно Ванесса, потому что знала, с кем имеет дело.
— Проходите, — все же проговорил Доменико, и я вышла из-за угла, тут же встречаясь взглядом с малышкой.
В ее больших глазах стояли слезы, и с громким криком «мама» Эмилия бросилась ко мне в объятия, а я, присев на корточки, поймала ее, захватив в плен из рук, крепко прижимая к себе и вдыхая родной запах — Эмилия пахла лавандой и свежестью.
— Мамочка, я так скучала! — пролепетала дочка и сильнее стиснула руки вокруг моей шеи; я чувствовала, как слезы капали на мое плечо и как она содрогалась всем телом.
— Я тоже, малышка, — проговорила я и устремила взгляд выше, смотря на Ванессу. — Что случилось? — обеспокоенно задала вопрос.
— Сначала все было в порядке, но потом на Эмилию вдруг что-то нашло, и она начала плакать, просить отвезти ее к вам, — начала объяснять няня. — Я не уверена, точно ли это связано с вашим му… бывшем мужем, — осеклась Ванесса.
Я лишь кивнула и подняла Эмилию на руки, хотя она уже была очень тяжелой, но дочка не хотела отходить от меня. Возможно, Маттео что-то сказал или она услышала от его людей о том, что больше меня не увидит, и это подействовало на нее.
Ванесса ушла через несколько минут, когда я отпустила ее. Няня посмотрела на меня странным взглядом, будто чего-то боялась или… кого-то, но все же скрылась за дверью, которую Доменико следом закрыл на два замка, по крайней мере, я слышала два щелчка.
Я все так же держала на руках Эмилию, когда опустилась с ней на диван. Она была молчалива, но теперь, слава Богу, не плакала, а лишь задумчиво смотрела вперед себя.
— Не уходи, мама, — вдруг писклявым голосом произнесла дочка.
— Эми, малышка.
Я пригладила рукой растрепавшиеся волосы на макушке, затем поцеловала в то же место.
— Я никуда не собиралась уходить от тебя. С чего ты решила это?
Пришлось пригнуться и склонить голову в бок, чтобы видеть лицо Эмилии, которое все еще имело красноту от рыданий.
— Папа сказал, что ты больше не придешь, что ты бросаешь нас, — она еще сильнее сжала меня, будто я могла вот-вот исчезнуть, раствориться.
Теперь понятно, почему Эмилия так отреагировала. А прогулка с Ванессой — или чем они занимались — стала поводом для того, чтобы «уговорить» няню встретиться со мной.
Я не хотела снова врать дочери, не хотела говорить, что не брошу ее, хотя так и было — никогда не брошу, ни при каких обстоятельствах, но… если так скажу, а потом Маттео заберет Эмилию, я снова окажусь в проигрыше, снова дочка решит, что ее мама не сдержала обещание.
Утро следующего дня.
Я проснулась первой, практически утыкаясь носом в грудь Джованни, а он, в свою очередь, держал меня в коконе сильных рук, от которых веяло невероятным теплом. Запах бергамота вновь окутал меня, и я улыбнулась, а потом вспомнила, что хранила секрет. Так много секретов, что голова пухла. Так много тайн, что я боялась реакции Джованни на них. Улыбка с лица спала, и я, открыв глаза, стала медленно освобождаться из стальной хватки, надеясь, что если Джованни и почувствовал, что я хотела отодвинуться, то не проснется окончательно.
Воспоминания прошлой ночи приятно отдавались во всем теле. Я все еще ощущала на себе поцелуи и ласки Джованни, и это грело лучше любого теплого одеяла. Конечно, нехорошо начинать вот так — со лжи, но я готова была принять удар на себя, готова была увидеть строгий или разочарованный взгляд мужчины, что так сладко сопел, лежа в кровати. Сейчас его лицо было расслаблено. Волосы растрепались, торчали в разные стороны и спадали на лицо, но это выглядело даже красиво, как-то по-особенному просто.
Мне бы хотелось насладиться этой картиной подольше, но нужно было быстренько прошмыгнуть в комнату Аннабеллы, где спала Эмилия. Когда я укладывала ее, она не хотела отпускать меня, не хотела оставаться одна, поэтому пришлось ждать, пока тело дочери расслабится под моими поглаживаниями по спине.
Согласитесь, ситуация явно вышла из-под контроля, если бы Эмилия проснулась и побрела к нам с Джованни в спальню. Просто представьте его реакцию: просыпаешься, а на тебя смотрит ребенок. Чей он?
Пройдя через гостиную, я посмотрела внутрь кабинета через еле приоткрытую дверь, но никого не увидела; может, Джованни отпустил Доменико, когда вернулся ночью? На самом деле, это даже к лучшему, потому что телохранитель — соучастник, а пока его нет, я могла спокойно, надеюсь, объяснить ситуацию.
Как оказалось, Эмилия уже не спала, а лежала в кровати и потягивалась, смотря в окно, где только-только просыпался от спячки большой город.
— Эми, ты проснулась? — позвала я дочку, и она обратила на меня внимание.
Я прошла внутрь комнаты и присела на кровать.
— Да, и я хочу поесть что-нибудь вкусненькое, — пролепетала Эмилия и чуть улыбнулась.
С глаз и щек спала краснота, что присутствовала от бесконечных вчерашних слез, и я провела большим пальцем по нежной коже щеки, немного потрепав за нее, отчего дочка засмеялась.
— Тогда мы с тобой пойдем умоемся, затем приготовим что-нибудь вкусненькое, идет? — предложила я, и Эмилия охотно кивнула, поднимаясь теперь на кровати, усаживаясь на ягодицы.
На удивление, она не задавала вопросов по поводу того, где находится, чья это квартира или почему мы с ней не в нашей квартире. Возможно, Эмилия начинала понимать, что, бывает, вопросы — лишние, а может, ей было настолько все равно, где и при каких обстоятельствах встретиться со мной, что ничего не имело значения, — только я и она. Вместе.
После того, как мы умылись в ванной, то и дело посмеиваясь, смотря друг на друга, пока чистили зубы, забыв обо всех проблемах в жизни, прошли на кухню. Я то и дело озиралась по сторонам, потому что ждала момента разоблачения, ждала, когда Джованни проснется и услышит не только мой голос, но и голос незнакомого ребенка, а потом и увидит его.
Эмилия уселась за большой белый стол и стала разглядывать кухню, совмещенную с гостиной. По реакции можно было понять, что ей нравилось это место. Впрочем, и мне тоже, но здесь все равно не хватало души. Может, если Джованни и будет жить здесь с семьей, то она появится, но пока — ничего.
Я достала из холодильника и шкафов нужные ингредиенты для блинов — Эмилия обожала блины, — и начала замешивать тесто. Спустя пару минут дочь попросила включить телевизор, и я, отыскав пульт, нажала на красную кнопку, надеясь, что из колонок не прогремит музыка, которая играла вчера вечером — хотела таким образом развеселить Эмилию. И теперь она, сидя на большом диване, пялилась в телевизор, смотря какой-то мультфильм.
Блины были почти готовы, когда я боковым зрением заметила приближающуюся мужскую фигуру. Тело замерло. Руки перестали помешивать тесто, оставшееся в глубокой посуде. Взгляд потупился куда-то в стену впереди себя. Меня застали врасплох. Вот и конец всей лжи. Я и не думала, что врать так болезненно, особенно когда другой человек, вроде как, полностью доверился тебе.
— Мама! — вдруг прокричала Эмилия и подбежала ко мне, обнимая за талию.
Вероятно, она тоже заметила Джованни, но не понимала, кто он, и, скорее всего, испугалась.
Я повернулась всем корпусом навстречу вопросительному взгляду, увидев нахмуренные брови, сведенные к переносице. Глаза Джованни бегали туда-сюда, смотря то на меня, то на Эмилию.
— Мама? — задал вопрос он глубоким низким голосом, от которого поползли мурашки.
Было видно, что Джованни не собирался ждать. Он подошел ближе и испытующе посмотрел на меня, проникая серыми радужками прямо под кожу, отчего чувствовалось жжение.
— Это… это Эмилия. Она моя дочь, Джованни, — сказала я, обняв малышку и поджав после этого губы. — Не бойся, он не обидит тебя, — слегка улыбнулась, обратившись к Эмилии, когда ощутила мертвую хватку на себе.
Джованни застыл. Казалось, в его голове начинали складываться пазлы. Наверняка он догадывался. В моей квартире стояли рамки с фотографиями дочери, да и где мы с ней вместе проводили время. Конечно, можно было подумать что угодно, но… теперь все встало на свои места, если и были какие-то сомнения.
— Пожалуйста, малышка, посиди в той комнате, где ты спала, ладно? — попросила я дочку, но она недоверчиво взглянула на меня, подняв голову. — Обещаю, все будет хорошо, просто взрослым нужно поговорить, — я присела на корточки и чмокнула Эмилию в щечку, которая была горячей; такое часто происходило, когда она волновалась — температура тела повышалась, но все быстро сходило на нет.
Дочка перевела взгляд на Джованни, который с интересом наблюдал за нами, будто находился в театре на каком-то представлении. Наверное, даже сейчас он мог подумать о том, что ему снился страшный сон, но был ли он действительно страшным? Скорее, его больше напрягал тот факт, что все это время я скрывала, кем являлась на самом деле. За то время, что мы встречались, общались, проводили дни вместе, точно и бесповоротно поняла одно — Джованни ненавидел ложь. А ее вообще кто-то любил?
Эмилия убежала, осторожно обегая незнакомого для нее мужчину, что проследил за ней, затем я выпрямилась, и Джованни подошел ближе. Он стал опасно молчаливым, и это давало сигнал о том, что теперь говорить придется только мне.
— Мне вчера написала няня, с которой Эмилия проводит время, и спросила, может ли привезти ее ко мне, но… я была здесь, поэтому сообщила твой адрес, — я сгибала пальцы на руках, пока смотрела в глаза Джованни и объяснялась, чувствуя себя ужасно неловко. — Прости, я совершила ошибку, назвав адрес этой квартиры постороннему человеку.
Может, сейчас это было не столь важно, однако я не могла собрать мысли в кучу и не понимала, с чего вообще начать.
— Ты была замужем или…? — Джованни нервно вздохнул и потер переносицу двумя пальцами, задавая вопрос: вероятно, для него сейчас тоже не важна была информация об адресе.
Я буквально всем телом чувствовала, как воздух между нами нагревался, и как внутренний хищник Джованни хотел вырваться наружу, чтобы вытрясти всю правду.
Я сглотнула, снова согнула пальцы на руках, щелкнув суставами, затем ответила, глядя прямо в глаза Джованни:
— Замужем.
Прекрати бояться. Прекрати врать. Хотя бы кому-то. Хотя бы ему. Ты выпустила маленькую девчушку не для того, чтобы потопить и себя, и ее.
Мне хотелось верить и надеяться, что дальнейшее мое признание не сломает все, что мы только начали строить. Джованни хоть и ненавидел ложь, но не был похож на человека, который мог легко отказаться от своих слов и которого можно было напугать ребенком. Однако мы так мало знали друг о друге…
— За кем, Габриэлла? — настойчиво спросил он и остановился в нескольких дюймах (2,54 см.) от меня, накаляя обстановку еще больше.
Глава 19: Расскажи ложь
Мистер Джованни Пеллегрини
Наутро я снова проснулся один в кровати, но первое, о чем подумал, — как же болело все тело; казалось, каждая мышца восстала против меня и против таких нагрузок и стресса, что испытало вчера. Я даже не все моменты помнил с того старого заброшенного завода, будто тот дым, от которого я отключился, и правда был чем-то отравлен и стер некоторые куски памяти. Однако надеялся, что это обычный недосып. Хотелось бы поспать подольше, но теперь, после мыслей о ломоте в теле, вторая мысль — где Габриэлла, — не давала снова заснуть.
Перевернувшись на спину и повернув голову влево, понял, что солнце давно встало, освещая Нью-Йорк теплыми лучами, хотя уже была близка зима. Поднявшись наконец с кровати и пройдя в ванную комнату, взглянул на себя в зеркало и сразу же понял, что надо бы — по-хорошему — взять отпуск, но у Дона не может быть отпуска, по крайней мере, у того, кто не доверяет часть своего города никому, кроме себя.
Шум тарелок заставил встрепенуться. Его было слышно даже при включенной воде, что лилась из-под крана, и приоткрытой двери. Возможно, Габриэлла проснулась пораньше, чтобы приготовить завтрак. Я видел, что ей действительно некомфортно то, насколько сильно я о ней заботился, но в то же время в такие моменты ее глаза горели счастьем, поэтому было как-то плевать, смущалась она от этого или нет.
Пока прохладная вода освежала лицо, а я тер пальцами глаза, чтобы еще лучше взбодриться. Всплывали картинки прошлой ночи: я пришел в квартиру весь измотанный, потрепанный, грязный, пахнущий дымом, а Габриэлла смотрела на меня, как на спасителя, как на единственного человека, который мог понять, помочь, утешить, даже видя такого меня, в паршивом состоянии. Я чувствовал, что она уже не боялась меня. В ее глазах больше не появлялась искра животного страха, лишь маленькое мимолетное сомнение, промелькнувшее перед тем, как я задал вопрос о доверии ко мне.
Ее невероятно красивые и мягкие малиновые губы будто до сих пор целовали меня, раскрывались, чтобы выдохнуть кислород, скопившийся внутри легких, чтобы издать протяжный и громкий стон. Я хотел всю Габриэллу: каждую клеточку, каждую родинку, каждый шрам, каждый гребаный сантиметр великолепного тела и бледной кожи, которая покрывалась розовыми пятнами, когда Габриэлла смущалась. И подо мной она ощущалась прекрасно.
Я выключил воду и услышал, как из кухни снова донеслись звуки, но они были похожи на то, будто кто-то включил детские мультики. Это показалось странным.
Переодевшись в чистую домашнюю одежду и взъерошив волосы, чтобы они лучше легли, так как после сна торчали в разные стороны, вышел из спальни, направляясь прямиком в кухню, но… остановился, как только вошел в нее, потому что на диване перед телевизором, скрестив ноги по-турецки, сидела маленькая девочка с темными длинными волосами. Она улыбалась, смотря в экран, и пока не замечала меня, впрочем, как и Габриэлла, которая что-то готовила на плите; запах походил на блины, да и судя по половнику, с которого она наливала жидкость, а другой рукой вертела сковороду туда-сюда, чтобы распределить тесто, определенно — блины. Однако в данную минуту совершенно было плевать на завтрак, потому что… Кто, черт возьми, эта маленькая девочка и каким образом она оказалась в квартире?!
Казалось, я не понимал ни слова, когда Габриэлла открывала рот, чтобы объяснить, что вообще все это значило. В голове слышался какой-то шум, из-за чего приятный женский голос звучал отдаленно, будто она стояла не передо мной. Это шок, недоумение или злость? С легкостью мог сказать, что все и сразу.
Я подходил ближе и ближе, чтобы оказаться на кратчайшем расстоянии с Габриэллой и видеть конфликт в голубых глазах, и он действительно был: она сомневалась — стоило ли выкладывать все здесь и сейчас. В ее взгляде также читался страх, снова гребаный страх, но даже если тот человек, за кем Габриэлла была замужем, являлся частью мафии — плевать, потому что сейчас, в настоящем — это совершенно неважно.
— За кем, Габриэлла? — я повторил вопрос еще раз и приподнял указательным пальцем ее подбородок, потому что она боялась поднять на меня глаза в момент признания, если вообще собиралась сказать правду. Однако какой теперь толк во лжи, когда она выбралась наружу?
Габриэлла вздохнула и прикусила нижнюю губу, и это могло бы сбить меня с толку, но при других обстоятельствах.
— Маттео Бернарди, — почти шепотом ответила она, а я на мгновение прикрыл глаза, опуская руку и поднимая голову вверх так, что взгляд после открытия глаз устремился в потолок.
Bene.Ладно. Я ожидал другого, но никак не связь Габриэллы с Доном, никак не дочь от него, и уж тем более никак и никогда не представлял, что влюблюсь в девушку с такой историей. Однако я ни в коем случае не отказывался и не откажусь от нее. Это не повлияло на мои чувства, потому что, когда я смотрел на испуганное выражение лица Габриэллы явно из-за тревожных мыслей в голове, наверняка о том, что теперь я брошу ее, просыпалось еще большее желание расцеловать каждый сантиметр сладкого тела, чтобы она наконец поняла, что ничто и никто не собьет меня с толку. Однако эта новость все же пошатнула, поэтому я обошел Габриэллу сбоку и встал напротив окна.
— Маттео Бернарди?
Было трудно, конечно, поверить в это.
— Тот самый, который является Доном, так ведь? — глупые вопросы, но мозг вдруг перестал нормально соображать; нужно было еще и еще раз переварить все, о чем только что узнал.
Я вновь обернулся к Габриэлле, увидев, что и она теперь стоит ко мне лицом. В ее позе читались неуверенность и скованность. Черт, куда пропала та девушка, что была со мной вчера? Что лежала подо мной и громко стонала?
Я склонил голову набок, ожидая ответа, а Габриэлла стала поджимать губы, глаза забегали из стороны в сторону, но опять не смотрели на меня.
— Тот самый, Джованни, — подтвердила она и вдобавок кивнула.
Тогда очередные пазлы снова не сходились. Как Маттео мог прятать свою жену? Сколько они прожили вместе? На вид дочери Габриэллы лет шесть или семь, но это не значит, что все это время они жили в его доме.
Я оперся спиной о прохладное панорамное окно позади себя и спросил:
— Почему мы не встречались? Почему ты не слышала ничего обо мне, а я — о тебе? В наших кругах такое невозможно, — я помотал головой в разные стороны и сложил руки на груди.
— Нет ничего невозможного, — кинула Габриэлла. — Маттео держал меня в неведении, не говорил о своих делах рядом со мной, а еще не выпускал из дома, лишь на его территорию. Я жила в гребаной клетке с шипами! — ее голос сорвался на последних словах, и я понял, что для нее тяжело вспоминать об этом. — Поэтому я знаю лишь узкий круг людей из мафии; можно сказать, только его людей, из его семьи, — чуть успокоившись, продолжила она, а на щеках разлился румянец. Оказывается, Габриэлла краснела не только когда смущалась, но и когда злилась.
Маттео и правда такой тиран? Нет, конечно, я не считал его нормальным. По нему сразу видно, что у него бывали проблемы с агрессией, но в нашем деле, в нашей работе такое часто встречалось, потому что нервов на всех категорически не хватало. А вот со своими девушками, женами, матерями старались усмирить гнев и злость, с которой возвращались домой. Но, опять же, я судил по себе, а вот как с этим у Маттео?..
— Мы знали, что у него есть жена, но он и правда не светился с тобой нигде, всегда был один.
Я помнил, что, когда мы с отцом ходили на мероприятия или встречались с Маттео и Рикардо — тогда еще главой семейства Бернарди, — действительно никогда не видели его с кем-то из лиц женского пола.
— Это была твоя прихоть или его? — поинтересовался я.
— И моя, и его, хотя он редко учитывал мои желания, — хмыкнула нервно Габриэлла и обернулась на звуки тихих шагов: за углом пряталась ее дочь; кажется, Эмилия?
Конечно, где-то глубоко внутри пылало желание устроить допрос, будто Габриэлла могла являться предателем или шпионом, но, честно говоря, вообще не допускал такой мысли. Я любопытный человек, который замечал многие детали, поэтому хотел расспросить обо всем: о жизни с Маттео, о дочери, о разводе — как он вообще согласился на него? В общем, было еще так много всего, о чем стоило расспросить, но, кажется, сейчас точно было не то время и не та обстановка, поэтому я оттолкнулся от окна и подошел ближе к Габриэлле, беря ее руку в свою и мягко сжимая.
— Мне плевать на этот факт, Габи, — начал я, заглянув в голубые радужки, которые с надеждой смотрели на меня. — Однако есть то, что меня коробит больше всего.
Она вопросительно выгнула бровь, но и подошла ближе, буквально прижимаясь ко мне всем телом.
— Твоя ложь. Я ненавижу ложь.
Габриэлла хотела было уже что-то сказать, но я прислонил палец к ее губам.
— У тебя могли быть на это причины, я понимаю, и мы поговорим об этом, но сейчас твоя дочь сильно переживает за тебя, — я растянул губы в мягкой улыбке и перевел взгляд на Эмилию, которая все так же пряталась за углом, открывая вид только на свои глаза и нос.
— Спасибо, Джованни, — сказала Габриэлла и потянулась ко мне, чтобы поцеловать в щеку, но я повернул голову, и наши губы встретились в поцелуе. Она немного опешила, наверное, не ожидала, что после открытия правды я захочу касаться ее, но… хотел больше всего на свете.
Габриэлла отпрянула и повернулась к дочери, медленно подходя к ней. Она присела возле дочери на корточки и начала что-то шептать, поглядывая в мою сторону, впрочем, как и Эмилия — теперь большими круглыми глазами тоже изучала меня.
Дочь Габриэллы совершенно не была похожа на нее: темные волосы, серые глаза, немного хитрый взгляд, резкие черты лица. В ней все кричало о том, чей она ребенок. И я даже удивился, что Габриэлла так сильно любила ее, то есть независимо от того, что Эмилия — дочь Маттео, человека, которого она явно презирала и ненавидела больше всего на свете.
Они обе еще раз взглянули на меня, а потом Габриэлла выпрямилась в полный рост, взяла дочь за руку и подвела ко мне.
— Ну привет, Эмилия, — я присел на корточки, чтобы не пугать ее с высоты своего роста, и протянул руку, надеясь, что и она протянет свою. — Мое имя Джованни, — представился я.
— Привет, — стеснительно отозвалась Эмилия и протянула маленькую ладошку, вложив в мою; я сильнее сжал ее, чтобы закрепить наш «союз». — Ты друг моей мамы? — спросила она тоненьким голоском.
— Можно сказать и так, — улыбнулся я, и мы разжали руки. — Любишь блины? — в памяти всплыло, как я прервал готовку завтрака, когда вошел на кухню.
— Очень! Мама готовит самые вкусные блины на свете! — восторженно сказала Эмилия и подняла голову, чтобы посмотреть на Габриэллу; а вот улыбкой дочь точно походила на мать.
— Тогда нам стоит накрыть на стол, а твоя мама допечет блины, — объяснил я и поднялся на ноги. — Хочешь помочь мне?
Эмилия закивала в ответ, и я подмигнул Габриэлле, которая с улыбкой наблюдала за нашим разговором.
Мы с Эмилией подошли к небольшому кухонному шкафу, стоящему отдельно от остальной гарнитуры, и я стал доставать оттуда необходимую посуду, подавая ее малышке, которая, в свою очередь, относила все на большой стол, идя медленно, чтобы донести посуду в целости и сохранности.
На удивление, я перестал чувствовать неловкость от присутствия дочери Габриэллы, теперь сидящей между нами и возившейся в тарелке, пытаясь отрезать кусочек блина, хотя до этого ела руками, но, наверное, брала пример с меня, потому что я не очень любил есть руками и практически всегда пользовался столовыми приборами, даже если это обычные блины, которые удобнее брать руками, как это делала Габриэлла, соблазнительно облизывая пальцы, испачканные в кленовом сиропе.
— Прости, это неприлично, я знаю, — вдруг отозвалась она, когда заметила мой взгляд на себе.
— Может, это и неприлично, но мне нравится, — ехидно улыбнулся я и поймал вилку, которая чуть не упала на пол, когда Эмилия задела ее локтем. — Осторожно, малышка, — предупредил я, и она, поблагодарив, чуть улыбнулась.
За завтраком я не переставал наблюдать за Габриэллой и ее дочерью, которые все же были похожи, особенно повадками, смущением и румянцем на щеках. Однако в голове то и дело всплывали вопросы о том, как Эмилия попала в квартиру? Как Доменико допустил это? Неужели Габриэлла смогла уговорить его? Доменико не был человеком, которого можно легко уговорить, надавить на жалость, тем более когда под его защитой важный для меня человек и тот, которого нужно защищать ценой своей жизни.
Эмилия не доела свою порцию блинов, но спросила у Габриэллы, можно ли ей пойти еще посмотреть мультики, на что получила утвердительный ответ и убежала, снова усаживаясь на диван, теперь давая нам больше пространства для разговора, но мне не хотелось сидеть на кухне, а вот вариант с балконом вполне подходил.
— Я чувствую, что ты хочешь забросать меня вопросами, Джованни, и готова к ним, — опередила меня Габриэлла и отодвинула от себя тарелку, после чего отпила горячий чай. — Лучше прояснить все сразу, потому что теперь я точно не могу хранить все в себе, — уточнила она, и я кивнул.
— Только давай оденемся потеплее и выйдем на свежий воздух? — предложил я, вставая из-за стола.
Габриэлла обернулась на Эмилию, и я понял, что она переживает за дочь.
— Нет, на улицу мы не пойдем, на балкон, — я указал рукой в сторону. — Оттуда мы будем видеть Эмилию, так что не о чем волноваться.
— Отлично, кажется, это лучший вариант, — с мягкой улыбкой согласилась Габриэлла и тоже поднялась из-за стола, забрав с собой свою тарелку и Эмилии, относя в посудомойку.
Спустя несколько минут, пока Габриэлла выбирала себе одежду из шкафа Аннабеллы, и пока мы вместе переоделись, прошли на балкон, не закрывая за собой полностью дверь, чтобы, если что, услышать посторонние звуки в квартире. Балкон не был слишком большим, но для двоих или троих — вполне себе. Здесь стояло несколько небольших мягких кресел, в которых лежали подушки и пледы.
Некоторое время мы просто сидели и смотрели каждый в свою сторону, собираясь с мыслями, наблюдая за людьми снизу, которые с высоты птичьего полета выглядели мелкими букашками, а потом Габриэлла повернула голову в мою сторону.
— Я не знаю, будет ли тебе интересна в принципе вся моя жизнь от и до, — начала она. — Имею в виду, как я вышла замуж за Маттео и как развелась.
— Просто расскажи то, чем действительно хочешь поделиться, но не утаивай ничего. В голове слишком много вопросов, и пока я не могу структурировать их, а по ходу разговора, возможно, получится.
Мы ведь и правда так мало знали друг о друге, но в то же время это никак не помешало влюбиться. Черт, я до сих пор не мог поверить, что все-таки нахрен заглушил тот противный голос, что не давал покоя.
— Ладно.
Габриэлла выпрямилась и посмотрела куда-то вдаль, затем продолжила:
— Я вышла замуж за Маттео, когда мне исполнилось восемнадцать. До этого я не знала, что мафия и правда существует. Конечно, все так или иначе слышали о ней, но вы довольно хорошо скрываетесь и прикрываетесь легальным бизнесом, — она показала кавычки с помощью пальцев двух рук, и я чуть усмехнулся этому, — но я не вдавалась в подробности, да и зачем мне тогда это было нужно? — пожала плечами. — А потом… в моей жизни появился
он
. Маттео буквально приказал выйти за него замуж, если я не хотела лишиться жизни. Я просто понравилась ему, представляешь? Он просто хотел меня, как красивую куклу, которая должна была ждать его с работы, которая должна была чуть ли не каждый день видеть кровь на нем: на одежде, руках, ботинках, на полу. Сначала это пугало, до усрачки пугало, потому что я, хоть и не боюсь крови, но первый год точно не особо представляла, почему мафия вообще убивает других, убивает конкурентов, а потом… просто смирилась, ведь некуда было бежать, да и я забеременела Эмилией. В девятнадцать она лежала у меня на руках, а Маттео приговаривал, что я должна родить ему наследника, и тогда я поняла, что рождение дочери в мире мафии — сущий кошмар, потому что она не могла принести никакой пользы, по крайней мере, так думал Маттео, хоть и уверял потом, да и сейчас, что любит Эмилию, — Габриэлла сделала паузу и откашлялась, а я подал ей стакан с водой. Она кивнула в знак благодарности.
— Извини за такой вопрос, но ты не пила противозачаточные?
Конечно, я подозревал, что Маттео мог запрещать ей, а самому было глубоко насрать на предохранение.
— У меня их не было, а из дома я не могла никуда выходить, поэтому как бы я их купила? — издала нервный смешок Габриэлла и опустила глаза на свои руки. — А Маттео и не думал предохраняться. Кажется, ему просто нужен был наследник.
Тогда как он отпустил Габриэллу, если она не родила ему сына?
— Я точно не помню, когда решила, что с меня хватит, но, судя по тому, что я сейчас здесь, а не с ним, можешь понять, что больше не смогла жить с Маттео в одном доме, не могла терпеть ублюдское отношение к себе, как к грязи под ногтями…
— Ты пыталась сбежать?
— Пыталась, — подтвердила Габриэлла. — Но ничего не вышло. Я усыпила Маттео, а он проснулся или сделал вид, что выпил напиток, в который я насыпала порошок, потому что знал о моем плане. Честно говоря, я полный ноль в таких планах по побегу, — усмехнулась она. — Однако тогда я постаралась достучаться до него, хотя вообще не верила, что может получиться, но… получилось, и слава Господу, — Габриэлла подняла руки вверх и посмотрела в небо, после перевела взгляд на Эмилию, которая все еще сидела перед телевизором, и иногда был слышен ее звонкий смех. — Однако Маттео, конечно же, не мог просто развестись со мной.
И я тоже не верил в это, потому что этот человек не так прост и не так хорош — да он вообще ни в каком плане не хороший,
— Мы заключили с ним сделку о том, что я работаю на его семью в эскорт-агентстве, ведь так он может и дальше контролировать меня и мою жизнь, а еще у него есть мощный рычаг, чтобы держать возле себя…
— Эмилия, — договорил я за нее, и Габриэлла кивнула.
Я опустил взгляд на ее руки и понял, что они тряслись, а губы то и дело поджимались; возможно, она сдерживала слезы. Тогда я распахнул руки в приглашающем жесте и произнес:
— Иди ко мне, Габи.
Габриэлла тут же поднялась с кресла и в мгновение ока оказалась на моих коленях, практически сворачиваясь комочком, прижимаясь лбом к шее, теперь обдавая ее горячим дыханием.
— Не знаю, странно ли для тебя то, что, ненавидя Маттео, я люблю дочь, — прошептала Габриэлла. — Дочь, которую не хотела, но даже когда узнала о том, что беременна, лишь один день корила свое тело за то, что оно смогло забеременеть, потом просто поняла, что могу найти в ребенке спасение, что мне будет о ком заботиться, будет кем заняться, вместо того чтобы тупо сидеть в своеобразном замке, как какая-то принцесса, и ублажать своего мужа. Эмилия правда играет во всем этом первую и важную роль, поэтому я не могла уйти оттуда, поэтому согласилась, но, Джованни… — Габриэлла чуть отстранилась, чтобы найти мои глаза, и заглянула в них, — …я не спала с клиентами, никогда. Просто все ведь знают, что в мафии, особенно итальянцы, ищут себе в жены чистых невинных девушек, но даже если и не спала с ними, то с Маттео…
— Плевать, — резко перебил я. — Глубоко насрать мне на это, Габи, — я сжал ее руки в ладонях и поднес к губам, после чего мягко поцеловал каждую из них. — Ты не хотела этого, не хотела той жизни, не хотела спать с ним, поэтому забудь об этих мыслях, выкини из головы, потому что мне и-правда-плевать, веришь?
Габриэлла чуть заметно кивнула, и из ее глаз закапали слезы, теперь стекая по щекам.
— Жизнь умеет чертовски хорошо играть с нами, но есть один плюс в том, что ты все же попала в сети этого мира.
И, возможно, я даже был благодарен этому, хотя это и звучало ужасно.
— Мы встретились только благодаря тому, что ты стала работать на семью Бернарди.
Иногда кошмарные события случались для того, чтобы потом настали более светлые времена. И я сам не раз убеждался в этом. Да и, как бы сильно в ответ ни раздражался от светских мероприятий, теперь тоже понимал, что, если бы тогда не согласился, а Микаэль не поднажал бы на меня — ничего и никого бы не было. Габриэлла не сидела бы со мной на балконе и не вжималась всем телом, ища поддержки и утешения.
— Это единственный плюс, которому я благодарна, правда, — пролепетала Габриэлла и стала проводить рукой по моим волосам, немного массируя кожу головы.
Я заметил, что она не часто касалась меня, а если и хотела, то спрашивала разрешения; вероятно, это было связано с тем, как Маттео относился к ней. От осознания, как этот ублюдок обходился с Габриэллой, кровь в жилах кипела. Однако я держал себя в руках, по крайней мере пока находился рядом, потому что последнее, чего я хотел, — ее страха из-за сбежавших демонов.
— Не убивай Доменико, — вдруг сказала она, и ее пальцы застыли на моем затылке.
Я прищурился, хотя и так подозревал, что именно он замешан здесь.
— Я уговорила его впустить няню с Эмилией… — Габриэлла прикусила губу, явно волнуясь за жизнь телохранителя. Даже не думал, что из-за незнакомого человека можно так переживать.
— Глупышка, я не настолько злой-большой-босс, — хмыкнул я и дотянулся до места за ухом Габриэллы, аккуратно прогладив за ним, отчего она захихикала, сказав, что ей щекотно. — Он получит выговор, потому что это могла быть ловушка, ты же и сама наверняка понимаешь это?
Она кивнула.
— Но более я ничего не сделаю с Доменико.
— Я думала, что все Боссы за любой малейший промах убивают своих людей.
— Ты сравниваешь меня с Маттео, и это нормально, но запомни, вдолби в свою красивую и умную голову, — я прислонил палец к виску Габриэллы, — что я — не он. У меня свои правила, принципы, взгляды на жизнь, и я совершенно по-другому отношусь к женщинам, особенно к тем, которых… — я осекся из-за грохота, что издала балконная дверь, когда Эмилия вдруг ворвалась к нам с телефоном в руках. Габриэлла тут же подскочила, ругая дочь за то, что та выбежала раздетой, и стала уводить ее обратно в квартиру, теперь и сама следуя за ней.
Я тут же прошел за ними, чтобы узнать, в чем дело, потому что увидел, что как только Габриэлла взглянула на экран телефона, на котором, вероятно, увидела имя того, кто звонил, то буквально вросла в пол, испуганно застыв.
— Мама, я уже отвечала на звонок, но папа хотел поговорить с тобой, — услышал я, как только оказался внутри квартиры.
Значит… звонил Маттео, и вполне можно было понять, чего он хотел от бывшей жены. Возможно, узнать, где она сама и где его дочь, ведь, если сопоставить факты, то я буквально выкрал Габриэллу с очередного заказа, и Маттео вряд ли мог обрадоваться этому.
— Ответь и включи громкую связь, — твердо сказал я и прогладил рукой по спине Габриэллы, чтобы она пришла в себя. — Я не буду ничего говорить, просто послушаю.
Хотя очень хотелось послать ублюдка к чертовой матери.
— Эмилия, ты не могла бы оставить нас на несколько минут? — попросил я малышку, и она, кивнув, скрылась за углом.
Габриэлла, когда поняла, что дочери нет рядом, тыкнула в экран, нажав на зеленую иконку, затем тут же включила, как я попросил, громкую связь, и произнесла «Да». Мы в это время стояли друг напротив друга и сохраняли зрительный контакт: кажется, так ей было гораздо легче, зная, что я рядом.
—
Милая Габриэлла.
Чуть не стошнило от сладости в голосе Маттео, и, похоже, саму Габриэллу тоже, судя по выражению ее лица.
—
На твоих руках первая кровь, поздравляю.
Она в недоумении нахмурилась, не понимания, о чем говорит бывший муж.
—
Хотя… подожди, уже вторая,
— насмешливо проговорил Маттео. —
Хелен умерла из-за тебя, ты ведь понимаешь это?
Кто такая Хелен?
Я показал жестом, чтобы Габриэлла что-нибудь ответила, хотя понимал, что ей это тяжело дается, но молчание могло, на самом деле, о многом говорить. Маттео хоть и ублюдок, но точно не тупой.
— О чем ты говоришь, Маттео? — задала вопрос Габриэлла, после того как откашлялась.
Он показушно вздохнул и ответил:
—
Няня поступила опрометчиво, а последствия можешь увидеть своими глазами, если соизволишь приехать в, как я понимаю, уже бывшую свою квартиру.
Маттео точно либо что-то подозревал, либо уже знал — о нас. Впрочем, если он что-то сделал с няней, то мог выведать информацию именно у нее с помощью пыток.
—
Не расслабляйся, Габи,
— последнее, что сказал Маттео, прежде чем сбросил вызов.
Габриэлла так и застыла, стоя на месте, сжимая в руках телефон и смотря мне в глаза, практически не моргая. А внутри тела наоборот разгорелось желание сорваться с места, снарядить себя оружием, хотя, скорее всего, предпочел бы убить ублюдка голыми руками, и вылететь из квартиры, чтобы найти гребаного Маттео Бернарди. Однако я лишь сжал зубы чуть ли не до скрежета, чтобы подавить — в очередной раз — злость, и аккуратно прикоснулся к предплечьям Габриэллы, сжимая их, чтобы она вышла из своеобразного транса и наверняка сжирающих мыслей.
— Кто такая Хелен? — спросил я, когда голубые глаза метнулись в сторону.
— Она… она была менеджером в агентстве, — голос Габриэллы стал охрипшим. — Я заключила контракт, прописав пункт о том, что не сплю с клиентами, но… Маттео недавно узнал об этом, поэтому я оказалась так внезапно на заказе в клубе. Он был зол. А еще его люди из-за этого самого пункта, похоже, убили Хелен…
Она чуть отошла от меня, потерев двумя пальцами висок, и мне пришлось разжать руки, что до сих пор держали хрупкие предплечья.
— Господи, он что… и няню убил?
На Габриэллу медленно нападала паника, и я поспешил снова приблизиться к ней, пока не стало слишком поздно.
— Послушай меня, Габи.
Я взял одну из ее рук в свою и повел к дивану, чтобы присесть. Когда мы опустились на него, я заглянул в лицо Габриэллы, но она будто смотрела в пустоту.
— Ты останешься здесь, а я поеду в твою квартиру и узнаю, что случилось…
— Нет, нет, Джованни! — вдруг резко перебила меня она и повернула ко мне голову; в глазах читался страх, смешанный с болью. — Это моя ответственность, и если Маттео убил няню, то только из-за меня, — Габриэлла поджала губы, затем прикусила нижнюю с той стороны, где она все еще была опухшей после пощечины.
— Хочешь сказать, ты поедешь в квартиру, чтобы увидеть все своими глазами? — настороженно спросил я, уточняя мотивы.
Габриэлла опустила голову, вырвала руку из моей и закрыла ладонями глаза. Честно, я даже не мог представить, насколько Маттео любил издеваться над бывшей женой, насколько наслаждался ее страданиями, наверняка в отместку за то, что они развелись.
— Просто отвези меня туда, Джованни, — выпрямилась Габриэлла и решительно взглянула на меня. — Рядом с тобой я справлюсь, но должна знать, что он сделал.
Она буквально умоляла меня, но я боялся. Боялся, что Маттео мог поджидать. Боялся, что Маттео убил няню тем способом, который бы шокировал Габриэллу. В моей жизни еще никогда не было такого, что я мог одновременно сказать и нет, и да, потому что всегда только один из этих ответов присутствовал, потому что всегда знал, что лучше сделать, какое решение принять. А теперь вовсе не знал. Понятия не имел, черт возьми!
Возможно, Габриэлла хотела убедиться в правдивости слов Маттео, но зачем? Неужели настолько сомневалась в его жестокости? Либо хотела таким образом еще больше задавить себя, еще больше испытать вину, хотя в этом всем не было ее вины.
Район Ист-Виллидж, Нью-Йорк.
03:35 PM
Мы оба сидели уже минут десять в машине возле многоквартирного бордового дома и не говорили друг другу ни слова. Я понимал, что Габриэлле нужно настроиться, поэтому терпеливо ждал и рассматривал периметр перед собой и сбоку, держа холодную руку в своей, мягко поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.
Когда она наконец подала сигнал о готовности, еле кивнув, я достал пистолет из кобуры, пристегнутую к ремню, и подал Габриэлле, надеясь, что она помнит, как с ним обращаться, а второй, что всегда лежал в машине, взял себе, и, перед тем как открыть дверь, проверил, заряжен ли он.
— Габи, — остановил я, когда мы подошли к первой двери, ведущей внутрь здания.
Она обернулась, остановившись, теребя в другой руке ключи от квартиры.
— Договоримся, что ты держишься за мной, и пока я не скажу, что в помещении безопасно, не проходишь внутрь, хорошо?
Это было просто необходимо, потому что по-другому я не мог поступить, да и допустить, чтобы Габриэлла шла напролом, не думая о своей жизни.
— Как скажешь, — согласилась она и, открыв первую дверь, впустила меня, а я взял ее за руку.
Мы поднялись на второй этаж и тихо подошли к двери. Она протянула ключ — после того, как я убедился, что дверь все же закрыта, — и я, легко вставив его в замочную скважину, повернул, а характерный щелчок оповестил о том, что можно дергать за ручку и входить.
В квартире стояла гробовая тишина, и в большинстве случаев она не предвещала ничего хорошего. Я снова взял Габриэллу за руку и теперь ощутил, как ее ладонь вспотела, — впрочем, и мне было неспокойно, но я подозревал, что это скорее из-за того, что со мной была та, с которой я не хотел, чтобы что-либо случилось.
Мы прошли внутрь квартиры, оставив входную дверь приоткрытой. Не было нужды включать свет, потому что солнце выглянуло из-за туч, освещая коридор и кухню, мимо которой мы проходили, но… как только перевел взгляд на следующую комнату, устремив глаза сначала в пол и увидев на нем капли крови, которые с каждым следом только увеличивались, замер на месте и сжал пистолет в руке сильнее. Габриэлла врезалась в мою спину, не ожидая, что я остановлюсь так резко и неожиданно, а потом прошептала: «О Боже!».
Я боялся, что картина могла быть гораздо хуже, но для Габриэллы и такой расклад являлся ужасным. Посередине комнаты стоял стул, на нем сидела няня с опущенной головой, окровавленные руки безвольно висели вдоль тела и с них все еще капала кровь, прямо из порезов, что наверняка сделали люди Маттео. Вряд ли они хотели преподнести это как самоубийство, потому что даже оружия или того, чем рассекалась кожа, не лежало рядом.
— Мы можем уйти, нам нечего здесь делать, — повернулся я к ней, наблюдая за реакцией: Габриэлла неотрывно смотрела то на пол — на следы крови, — то на няню, которая никогда больше не поднимет головы.
Я встал напротив нее, закрывая вид мертвого тела, и продолжил:
— Ты не виновата, — чуть наклонился, но она помотала головой в отрицательном жесте. — Нет, Габи, смотри на меня, — почти что приказал я, но она упрямо пыталась вырваться из моей хватки, с помощью которой я удерживал ее рядом. — Смотри на меня! — громче сказал я, и на этот раз Габриэлла, вцепившись рукой в воротник моего пальто, подняла глаза. — Маттео пытается манипулировать тобой. Он хочет, чтобы ты чувствовала вину, чтобы ты, вероятно, отдала ему дочь, иначе он превратит твою жизнь в ад, а это, — я метнул взгляд в сторону, имея в виду няню, — только начало. Но, послушай, Хелен и няня — не твоя зона ответственности, они погибли не из-за тебя, они умерли из-за рук семьи Бернарди, из-за приказа Маттео, потому что по-другому он просто не умеет, потому что он ублюдок, который хочет, чтобы ты страдала, даже находясь вдали от него.
Габриэлла чуть успокоилась и все это время, что я мягко пытался достучаться до нее, кивала в ответ, как бы говоря, что действительно слышит меня.
— Мне… мне надо собрать вещи, хоть что-нибудь, потому что больше не хочу возвращаться сюда, — лишь сказала она. — Я в норме, Джованни, можешь отпустить меня, правда.
Я отошел чуть в сторону и выпустил Габриэллу, но, конечно, не поверил ее словам, потому что видел, как она всем телом сопротивлялась истерике, снова глядя на мертвое тело.
Через несколько минут я оставил Габриэллу в спальне, где она решила собрать кое-какие вещи в спортивную сумку, а сам вернулся в гостиную, чтобы рассмотреть тело. На нем больше не было никаких отметин, ссадин, синяков или царапин, по крайней мере, на голых участках кожи, поэтому видимые повреждения — только вскрытые вены, а смерть наступила из-за потери крови. И все это из-за того, что няня привезла Эмилию для встречи с мамой?
Нужно было вызвать своих людей, которые могли прибрать здесь и увезти тело няни. Они так же могли позаботиться о сообщении информации о ее смерти родным и близким, хотя не уверен, что о такой смерти стоило рассказывать, но разве няня не заслуживала этого?
Как только Габриэлла вернулась из спальни с двумя небольшими сумками и отвела взгляд от мертвого тела, пытаясь в это время аккуратно обойти лужи крови, я понял, что нам пора уходить отсюда. Маттео просто хотел поиздеваться над бывшей женой, и у него это вполне получалось.
— Что мне делать с телом? — первое, о чем спросила Габриэлла, как только мы уселись в машину.
Она выглядела потерянной, смотрела впереди себя, но, уверен, не видела ничего, кроме луж крови и няни, сидящей на стуле.
— Мои люди позаботятся об этом, — тихо отозвался я и завел машину, чтобы нахрен уехать подальше от этой квартиры и из этого района Нью-Йорка. Даже мне было не по себе здесь находиться, не говоря уже о Габриэлле. — И, Габи, — обратился я к ней, когда плавно нажал на педаль газа.
Она повернула ко мне голову, ожидая продолжения моих мыслей.
— Не тебе делать, а
нам
. Я и ты.
Вместе.
Теперь только так, запомнила? — я опустил правую руку вниз от руля и положил на тыльную строну ладони нежной руки Габриэллы.
Она чуть улыбнулась и сплела наши пальцы.
— Запомнила, Джованни.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
05:45 PM
Всю дорогу до квартиры в машине висела угнетающая тишина, за исключением музыки, играющей по радио. Я понимал и чувствовал, что Габриэлле тяжело, что внутри у нее наверняка ныло сердце, и только из-за этого готов был прямо сейчас сорваться и прикончить гребаного Маттео, но не мог оставить ее, не мог взять и уйти, потому что Габриэлла нуждалась в поддержке.
Когда я припарковал машину на подземном паркинге, ощутил легкое прикосновение к руке и повернул голову вправо, встречаясь с голубыми глазами. Во мне тут же вспыхнуло желание поцеловать ее, утешить в крепких объятиях, но не знал, позволит ли она сделать это сейчас. Однако, как только я подумал об этом, Габриэлла приблизилась ко мне, немного потянув за воротник пальто двумя руками, и соединила наши губы.
Поцелуй быстро перерос в требовательный, и я поддался искушению, помогая Габриэлле перебраться к себе на колени и ловко нажимая на кнопку сбоку на сиденье, чтобы оно немного откинулось назад.
— Все в порядке, в порядке… — затараторила она, когда я первым прервал поцелуй. — Я правда хочу этого, сейчас, здесь, Джованни, — сладкий голос ласкал уши, руки проглаживали торс сквозь рубашку, расстегнув пуговицы пальто, бедра дразнили, покачиваясь на мне, и в конце концов я запустил руку в огненно-рыжие локоны, снова пододвигая лицо Габриэллы к своему.
Честно говоря, думал, что она снова закроется, что ей нужно будет побыть одной, но на самом деле… Габриэлла ненавидела одиночество, а еще в моменты беспомощности нуждалась в крепком плече, на которое можно было опереться.
— Боже, почему это так смешно? Я думала, секс в машине это красиво.
Мы оба рассмеялись после того, как попытались спустить мои брюки чуть вниз, а теплое платье Габриэллы задрать наверх, и кто-то из нас бился головой либо о потолок машины, либо о подголовник.
— Это жизнь, а не фильм или книга, поэтому такие казусы вполне нормальны, — объяснил я. — Можем закончить в более удобном месте, — подмигнул я, проглаживая ладонями оголенные женские бедра.
— В лифте? — спросила она и скинула с себя пальто, бросая на пассажирское сиденье рядом, и мы снова одновременно издали смешки.
— Не думал, что тебе нравится секс в общественных местах.
Габриэлла вообще с каждым днем открывалась, как самая интересная и тайная книга на планете.
— Думай поменьше, Джованни, — последнее, что произнесла она и впилась губами в мои, затыкая наконец-то меня и мой длинный язык.
Сердце билось будто бы в конвульсиях, когда Габриэлла медленно и мягко опустилась на меня, затем издала стон, который разлился по всему салону машины. Она цеплялась руками за мои плечи, за сиденье, сжимая почти что стальной хваткой. Она прикусывала губы и закатывала глаза, подставляла шею и ключицы для поцелуев, двигала бедрами, насаживаясь на всю длину. Руки цеплялись за ее талию, помогая двигаться вверх и вниз, сжимая сильнее и немного грубее, чем раньше.
Воздух вокруг нас стал приторно сладким, смешиваясь с запахом пота и секса. В машине становилось жарче, из-за чего окна запотевали.
Телефон, лежащий на приборной панели, вдруг засветился, оповещая о звонке, но было плевать, потому что единственный звук, который хотелось слышать в данную минуту, — стоны Габриэллы, которые сменялись: то тихие, почти скулящие, умоляющие, то громкие, вызывающие, похотливые.
— Возьми же его, — на очередной входящий звонок произнесла Габриэлла, и я скептично выгнул бровь, посмотрев ей в глаза. — Ну же! — она хитро улыбнулась мне, став похожей на лису, и я принял этот вызов, протянув руку к телефону и читая расплывчатым взглядом имя на экране: «Кристиано».
Габриэлла остановилась, полностью опустившись на меня, когда я нажал на зеленую иконку и поднес телефон к уху, отвечая:
— Вопросы? — попытался сделать голос чуть более спокойным и монотонным.
—
Какого хрена твоя машина стоит на подземном паркинге уже минут десять, а тебя и твоей подружки все еще нет?
—
с небольшим наездом спросил Капо, и я усмехнулся, вспомнив, что камеры были повсюду.
Габриэлла чуть двинулась вперед и назад, и я поджал губы, чтобы не издать лишних звуков.
— Скоро будем, — лишь ответил я, не в силах больше сдерживаться.
—
Так бы и сказал, что трахаешься,
— издал смешок Кристиано и отключился.
Я бросил телефон куда-то назад, потому что сейчас было все равно на него, и поддал бедра вперед, толкнувшись внутри Габриэллы, отчего она чуть покачнулась и наши лбы едва столкнулись друг с другом.
Мы оба были на грани. Оба хватались друг за друга в надежде освободиться. Оба кусали губы друг друга в надежде запомнить вкус. А потом, почувствовав освобождение и легкую дрожь в теле, я выхватил ушами громкий стон Габриэллы, после которого ее губы расплылись в улыбке, а голова опустилась на мое плечо.
Некоторое время мы глубоко дышали, пытаясь набрать воздух, который пропал из легких, потом решили, что все-таки пора подниматься в квартиру. В лифте, посмотрев на себя в зеркало, поправили одежду и волосы, что растрепались. Лица, конечно, все еще были красными, будто мы пробежали марафон, но теперь, после того, что нам пришлось увидеть, стало намного легче, будто все дерьмо вышибло.
Перед входом в квартиру, Габриэлла обернулась на меня и, недолго думая, быстро проговорила:
— Ты веришь мне?
Я чуть нахмурился, и она продолжила:
— Что я рассказала правду о Маттео, о замужестве, о дочери…
Вероятно, я и правда выглядел так, что мог теперь не доверять на все сто процентов, и на самом деле ложь Габриэллы о своей жизни действительно оставила неприятный осадок внутри, хотя, скорее, она недоговаривала, чем врала.
— Мне сложно доверять людям, — спокойно начал я, — но с тобой я готов наступить на грабли.
Трудно представить, что Габриэлла и правда могла быть посланной ко мне самим Маттео, разыграв сопливую сценку с признанием, особенно после его звонка и мертвого тела в виде няни.
— Но, Габи, больше никогда не ври и ничего не утаивай от меня, — это могло бы прозвучать почти что жалостливо, но голос принял серьезный тон, опустившись до опасного баса.
— Я и сама не хочу жить во лжи, Джованни, — согласно кивнула она, после чего мы оба повернулись к входной двери.
А в голове прозвучал голос: «только не обожгись».
— Мама! — заверещала Эмилия, как только Габриэлла вошла в квартиру, а я закрыл за нами дверь.
— Привет, малышка. Уже соскучилась? — сделав милый голосок, спросила Габриэлла и подняла на руки дочь, уходя с ней дальше по квартире.
Кристиано вышел из-за угла, выглядя так, будто только вернулся из того самого здания, из которого мы думали, что не выберемся. На его руке, в которую попала пуля, красовался бинт, и если ему и было больно и неприятно, то Капо не подавал вида.
— Что, не понравилось быть нянькой? — спросил я, усмехнувшись и повесив пальто в шкаф, затем снова пригладил волосы, смотря на себя в зеркало.
— Честно, лучше отправь меня на пытки тех ублюдков-предателей, чем проси еще раз сидеть с детенышем, — устало вздохнув, ответил Кристиано, оперевшись плечом о стену, после чего кинул на меня оценивающий взгляд, пройдясь сверху вниз, и продолжил: — Так у вас все серьезно? — почти шепотом спросил он и по-хитрому оскалился.
— Уверен, что тебе нужна эта информация? — слегка улыбнувшись, задал вопрос я и прошел мимо него, направляясь в кухню.
— Я хочу знать, нужно ли мне защищать твою подружку в случае чего, или она просто очередная… — Кристиано резко оборвал слова, как только я заметил, что Габриэлла направлялась в нашу сторону, поэтому кинул на него устрашающий взгляд, как бы говоря, замолчи, придурок. Хотя я бы и так остановил его дальнейшие слова, потому что девушка, которая теперь со мной, в моей жизни — не просто какая-то подружка на время или на ночь.
Она — гораздо большее.
➽─────────❥
После ужина я и Габриэлла проводили Кристиано, который пожелал нам доброй ночи, а мы поблагодарили его за то, что поработал нянькой для Эмилии, пока разбирались с мертвым телом няни.
Пока я принимал душ, в голову лезли различные мысли, и все они были связаны с гребаной работой. Я до сих пор не узнал, кто убил мою тетю — Пину, а у дяди Леонардо уже кончалось терпение, а еще нужно было, как и напомнил Капо, казнить предателей. Однако после душа, взяв телефон, обнаружил несколько сообщений от сестры, причем писала она их чуть ли не по одному слову, хотя раньше старалась уместить все в одно сообщение, потому что знала, как меня бесят односложные сообщения.
Джо, папа устраивает прием.
Аннабелла.
По случаю моего знакомства с Марко.
Аннабелла.
Надеюсь, ты приедешь с девушкой,
потому что одна я сойду с ума.
Аннабелла.
Черт, отец и правда хотел, чтобы его дочь вышла замуж за Марко Бернарди? Чтобы его дочь вступила в эту психованную семейку? Чтобы они убили в ней ребенка и жизнерадостную девушку, благодаря которой я смог остаться самим собой, а не окончательно нацепить роль холодного и жестокого Босса? Но по последнему разговору с сестрой я понял, что она как будто бы и не против выйти за Марко замуж… Можно ли верить ей?
Конечно, мы приедем.
Во сколько прием?
Джованни.
Аннабелла почти сразу ответила. Возможно, сидела возле телефона и ждала ответа.
В шесть вечера.
Одно радует — увижу тебя с девушкой.
НАКОНЕЦ-ТО!
Аннабелла.
Я усмехнулся, но не стал ничего отвечать, за исключением отправленного смайлика с красным сердцем, а потом повернул голову вправо, зацепившись взглядом за Габриэллу, которая бегала за Эмилией в гостиной, видимо, играя в догонялки, и сердце запорхало от увиденной картины. Было, конечно, еще много моментов, которые мы не решили, которых я не знал, но…
она
— та, кого я так долго ждал.
«
Только не обожгись».
Глава 20: Карма
Мистер Джованни Пеллегрини
Я тихо собирался в небольшой кладовой, в которой хранилось некоторое оружие, надевая на себя ножи и пистолеты, а также бронежилет поверх черной водолазки. Не стоило надеяться, что мои люди поняли, насколько облажались, и проанализировали свои ошибки, поэтому, осматривая себя в зеркало, проверяя, все ли застегнуто так, как нужно, думал о том, что надо бы лучше почистить ряды солдатов, а может… и не только их? Часто предатели находились гораздо выше. Однако я, опять же, сомневался, что, например, Микаэль — консильери — мог подставить меня. Он был уже в возрасте, растил сына, да и в этот раз сам вызвался на казнь предателей, пытавшихся убить меня и Кристиано, заманив в ловушку.
Проходя мимо небольшого кабинета, в котором сидел Доменико, я заглянул к нему, потому что так ничего и не высказал по поводу ситуации с няней, а сейчас, когда я посреди ночи уходил из квартиры, нужно было напомнить, что значит пренебрегать безопасностью и моими приказами.
— Доменико, — позвал я, и телохранитель обернулся на меня, отвлекаясь от изображений с камер видеонаблюдения на мониторе.
Доменико встал, одергивая спортивную одежду. Вероятно, подозревал, о чем я хотел поговорить с ним, и на его лице едва промелькнули замешательство и страх.
— Ситуация с няней, мягко говоря, не очень, а грубо говоря, тебя надо лишить работы и нанять телохранителя, который не ослушается моего приказа, или, по крайней мере, сообщит о том, что в мой дом хотят прийти посторонние люди, которые могут быть врагами, — если сначала мой голос звучал спокойно, то под конец все-таки включился тот-самый-голос-босса. — Впредь ты не совершишь такой ошибки, а если и совершишь…
— Я понял, Босс.
Мне не нужно было продолжать свою мысль, Доменико и так знал, что с ним могло случиться, если из-за его ошибок пострадают мои близкие и родные люди.
— Вы уходите? — поинтересовался он, оглядывая меня с ног до головы, останавливаясь на бронежилете.
— Да, надо разобраться с предателями, — коротко сказал я и вышел из кабинета.
Как только я собрался выходить, аккуратно перебирая ногами по паркету в уже надетых ботинках, услышал шорох и резко обернулся. Из-за угла на меня смотрели два любопытных детских глаза — Эмилия. Почему она не спала?
— Что-то случилось, малышка? — спросил я и оторвал ладонь от дверной ручки. — Ты можешь подойти ко мне, не бойся, — я присел на корточки.
В коридоре горели две лампы, они еле-еле освещали пространство вокруг нас, — может, еще из-за этого Эмилия боялась приблизиться.
После моего предложения она немного замешкалась, оглядываясь по сторонам, но потом все же медленно пошла по направлению ко мне.
— Ты уходишь? — застенчиво спросила Эмилия, когда остановилась в нескольких дюймахравен 2.54 см от меня.
На ней была смешная пижама с жирафами; видимо, Габриэлла забрала ее из своей квартиры.
— Да, мне нужно решить взрослые дела, но я обязательно вернусь.
На лице появилась мягкая улыбка, чтобы успокоить малышку, хотя я не был до конца уверен, что она действительно переживала; возможно, просто проснулась и услышала звуки из коридора и решила полюбопытствовать, что происходит.
— Ты не оставишь мою маму одну? Ей бывает страшно из-за кошмаров. Иногда я слышу, как она плачет или кричит во сне, — вдруг призналась Эмилия и подошла еще ближе, теперь опуская одну из рук в мою протянутую ладонь.
Неужели такая маленькая девочка уже многое знала и понимала? Неужели Маттео не заботился о том, чтобы ограждать ребенка от своих дел, ссор с женой и подобного рода вещей? Дети ни в коем случае не должны участвовать в делах взрослых, особенно живя в таком мире как наш. Однако Эмилия выглядела гораздо храбрее, чем показалось в самом начале, возможно, даже храбрее, чем ее мать.
— Нет, не оставлю.
Это было гребаное обещание.
— Я вернусь через пару часов, но ты должна лечь спать. Можешь пойти к маме, крепко обнять ее и сказать, что все хорошо, беспокоиться не о чем, ладно? Сделаешь это для меня? — я мягко сжимал маленькую ручку Эмилии в ладони, согревая прохладную и нежную кожу теплом, при этом смотря в большие глаза.
Эмилия кивнула и немного улыбнулась, затем я выпустил ее руку, и она тихими шагами направилась вперед по коридору, после завернула за угол, туда, где находилась спальня.
Честно говоря, и не думал, что смогу так быстро сблизиться с дочерью Габриэллы. Мне казалось, что я буду сторониться Эмилии, потому что одна часть меня хотела отвергнуть ее, ведь Габриэлла все это время врала о ней, о себе, о своей жизни, но другая часть — понимала и принимала эту ложь, хоть я и ненавидел ее. Они обе прошли через гребаное дерьмо, которого я не пожелал бы никому, если только своим врагам и тем, кто сделал это дерьмо.
И все же Габриэлла открылась мне, поведала некоторую часть жизни, но, конечно, я чувствовал, что это далеко не все. В мыслях все еще крутился момент, про который язык не поворачивался спросить, а именно: когда Габриэлла не выходила ни с кем на связь четыре дня, а потом я застал ее дома всю в синяках и засосах.
Во мне боролись два чувства: одно кричало, чтобы я разузнал все и прикончил того ублюдка, сделавшего это; другое — чтобы я оставил ситуацию на усмотрение Габриэллы, потому что она сама должна решить, хочет ли рассказывать об этом или нет; хочет, чтобы я знал о том, что произошло, или нет. Во всяком случае я надеялся, что у нас впереди много времени, в которое мы сможем узнать друг друга получше.
Терминал Центральной железной дороги Нью-Джерси.
01:05 АM
Внешне терминал выглядел очень даже хорошо, так как власти Нью-Йорка не так давно отреставрировали здание, но внутри все осталось таким же, как прежде: мусор, обломки от кирпичей, стекол, старые железнодорожные пути и заросшее травой пространство.
Чем ближе я подходил к зданию, тем сильнее стучало сердце, а пульс увеличивался до такой степени, что мне казалось, будто все тело потряхивало, но это не было страхом, — скорее, предвкушение того, как мой нож сделает несколько смертельных порезов на телах предателей или как мой пистолет проделает дыры в их лбах, и за этим будут наблюдать мои люди, а я — надеяться, что впредь они не станут совершать таких же ошибок, видя, каким может быть их Дон.
Кристиано с Леоном стояли возле входа в ожидании меня, но если они словесно поприветствовали меня, то я лишь кивнул, не в настроении говорить что-либо, а может, просто берег голос и нервы для разъяснений. Я до сих пор поражался, как моя личность могла так быстро сменяться, как только я оказывался вдали от близких, как только надевал маску Босса.
— Они уже стоят на коленях перед солдатами семьи, — коротко и четко оповестил Капо, догоняя меня сзади, теперь равняясь бок о бок. — Есть предпочтения для казни? — усмехнулся Кристиано своей фирменной злобной ухмылкой; он был из тех, кому нравилось причинять боль врагам и предателям.
— Я сделаю все сам, — только бросил я, резко повернув голову в сторону Капо. — Спасибо, что поймали и привели их, но на этом все. Можете встать к остальным и наблюдать оттуда, — указал я взглядом на солдатов, которые стояли чуть ниже, чем предатели; они же находились на небольшой возвышенности, на которую можно было подняться с помощью заросшей каменной лестницы, частично обвалившуюся из-за времени.
Я не стал церемониться, поэтому быстро прошел на выступ, останавливаясь за спинами предателей, на головах у которых были надеты мешки: пять человек, но если бы Карло с отцом выжили в том пожаре, не задохнувшись едким дымом, то их число увеличилось бы на два, и, честно говоря, я бы хотел, чтобы они присутствовали здесь. Да, я не был тем, кто испытывал кайф от пыток или казней, но когда случалось
такое,
когда свои же люди предавали тебя, чуть ли не лишив жизни, по-другому и быть не могло.
— Могу с уверенностью сказать, что сегодня вполне себе добрая ночь, потому что предатели, которые хотели убить меня, стоят прямо перед вами, — четко и громко начал я, оглядев всех своих людей, которые тут же перестали шептаться. — Они были уверены в том, что знают гораздо лучше, как нужно вести бизнес и как зарабатывать деньги, — пауза, вдох и жесткий взгляд. — Почему вы думаете, что если в курсе того, где заработать, то считаете себя умнее всех только из-за этого факта? — я расхаживал по выступу туда-сюда, жестикулируя руками. — Деньги не зарабатываются легко. Бизнес невозможен без потерь, а также — предателей. Если кто-то еще из вас, — я показал пальцем на солдатов, — думает, что я не прав в своем решении уйти от торговли запрещенным товаром, поднимите руки, — предложил я и ехидно улыбнулся.
Подождав несколько нещадных минут, не увидел желающих.
— Я знаю, что среди вас есть такие люди, но сейчас вы сомневаетесь, потому что боитесь, и правильно делаете, потому что я не намерен вести дела с теми, кто не подчиняется мне беспрекословно, кто не следует за мной и не доверяет мне, а предпочитает расстаться с жизнью, — грубый тон отдавался от пустых и полуразрушенных стен. — Запомните, я всегда буду делать все, чтобы семья процветала, чтобы никто не мог забрать наш бизнес, наши деньги и половину наших городов близ Нью-Йорка. Мой отец придерживался немного других правил, немного по-другому приказывал и распоряжался деньгами, но это не значит, что я не могу вывести нас на уровень выше. Если вы все еще считаете меня недостойным Боссом, прошу на выход, пока я не решил, что лучший вариант для вас — пуля в лоб, — последнее, что сказал я резко и уверенно, сжав после этого зубы до скрежета, потому что за какие-то несколько минут злость настолько сильно разрослась, что я чувствовал, как она лилась по венам, как качала сердце, наполняя его не кровью, а ненавистью. И в такие моменты самое главное — вовремя остановиться, замедлить процесс, который может стать необратимым, а сердце сделать каменным и черствым, лишенным чувств, кроме боли и злости.
Никто из солдат не шевельнулся, и я расценил это как хороший знак. Найдя глазами Кристиано и заметив его кивок, хотя он и не был сильно нужен, подошел ближе сначала к одному из предателей и резко снял с его головы черный мешок, отчего тот зажмурился и опустил голову чуть вниз, сгибаясь всем телом, но до конца не мог этого сделать, потому что Капо умело применил свои навыки с веревками, скрутив руки вместе с ногами.
После, не медля, прошел к остальным, так же резко открывая их лица, чтобы все солдаты видели предателей. Я мог точно сказать, что, как только ублюдки подняли головы, привыкнув к тусклому свету, несколько солдатов поджали губы и отвели глаза, будто узнали либо знакомого, либо, что вероятнее всего, своего друга и товарища. Что ж, никто не заставлял их идти против меня. Возможно, если бы они не пытались убить меня, я был бы более благосклонен, но теперь — пошли они к черту!
— Я не очень терпеливый человек, но в каких-то моментах могу уступить и стерпеть, однако когда дело касается моей семьи, за которую я стою горой и ценой своей жизни, а значит — и за вас в том числе, терпение резко кончается, особенно в подобных ситуациях, когда предают те, которым ты доверял.
Хотя, повторюсь, доверял я лишь единицам, но об этом остальным лучше не знать.
Быстрым движением руки я достал пистолет из кобуры, прицепленную сбоку за ремень, и направил на одного из предателей, прямо в затылок, а потом подумал, что выгляжу как гребаный трус, потому что хочу лишить жизни, не смотря в глаза, не видя того-самого-умоляющего-взгляда, которым обычно смотрели те, которые мысленно уже простились с жизнью, но маленький огонек надежды все еще тлел внутри их тел, согревая наполовину мертвое сердце.
— Пошел ты, Джованни! — выплюнул предатель, как только я оказался перед ним, приставив дуло пистолета ко лбу, заглядывая в наглые черные глаза.
Я издал смешок от последних слов солдата и спустил курок. Голова предателя тут же откинулась, глаза застыли, затем тело повалилось на бетон. Внутри меня не спустился никакой спусковой крючок, не нажалась красная кнопка. Я ощутил лишь легкое облегчение от того, что предатель мертв, что он больше не прикоснется к тому, что построила семья, и не навредит мне или моим близким.
Спустя несколько минут я окончательно разошелся, пуская в ход не только пистолет, но и нож. Рука плавно и легко разукрашивала кровавыми узорами тела ублюдков, а они, в свою очередь, корчились от боли и стонали, истекая кровью, а кое-кто все-таки взмолился, произнося заветные слова: «убей меня». Они звучали как чертова молитва, и я, как большой — но не злой — Босс, смиловался, снимая пистолет с предохранителя и спуская в очередной раз курок, лишая жизни последнего предателя.
Кровь растекалась буквально повсюду: на бетоне, лестнице, стенах, руках, бронежилете, шее и даже лице. Я не ощущал себя грязным из-за этого, наоборот, на душе было даже как-то легко, хотя это, наверное, довольно странное описание эмоций после убийства людей. Но это мой мир, и, если кто-то не мог смириться с ним — дверь прямо по курсу. Я вырос здесь. Здесь и умру.
— Сожги это все, — спокойно сказал я, обращаясь к Кристиано, когда переоделся в чистую одежду и стер с лица кровь.
Руки до конца так и не отмылись с помощью воды, что я всегда возил с собой для подобных случаев, но надеялся, что по приходе в квартиру ни Эмилия, ни Габриэлла не проснутся — не хотел, чтобы они видели меня таким, хотя, может, и стоило открыть Габриэлле свою темную сторону.
— Джованни.
Микаэль подошел ко мне после того, как покинул здание терминала, и я в ответ кивнул, потому что не видел его внутри.
— Не сомневайся в своей силе и власти, ты гораздо лучше, чем твой отец, — он по-отечески положил руку мне на плечо и немного сжал его. — Ты сделал все правильно. Предатели всегда должны нести наказание, — закончил консильери и, кивнув, таким образом прощаясь, прошел к своей машине.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
03:25 AM
В квартире стояла тишина и темнота за исключением света, исходящего из кабинета, где дежурил Доменико, не смыкая глаз с мониторов. Я прошел к нему в кабинет и сказал, что он может идти, потому что теперь и сам позабочусь о Габриэлле с Эмилией.
Когда дверь за Доменико закрылась, я прошел в гостевую ванную комнату, которая находилась напротив гостиной, — не хотел шумом воды будить девочек, занимая ванную в спальне.
На удивление, внешний вид не был настолько плох, как я думал: кое-где виднелись розовые пятна на руках и шее от крови, капли которой разлетались в разные стороны либо от выстрелов, либо от резких движений руки с ножом. Однако долго не пришлось задерживаться под горячими струями воды, да и организм больно устал, отчего клонило в сон.
Габриэлла и Эмилия вдвоем спали в моей спальне, прижавшись друг к другу. Мама обнимала дочку в защитном жесте, завернув ее в одеяло, в то время как сама свернулась комочком, поджав под себя ноги, наверняка замерзнув. Я невольно улыбнулся от этой картины, затем прошмыгнул к встроенному шкафу в стене, чтобы достать еще одно одеяло и накрыть Габриэллу.
Приблизившись к кровати, я осторожно расправил мягкое и приятное к телу одеяло, после накрыл им Габриэллу, которая немного зашевелилась во сне, и я замер, чтобы дальше не спугнуть крепкий сон, но… она лишь сильнее начала мотать головой в разные стороны, а брови хмурились. Снился кошмар? Все те дни, что мы были вместе, она спокойно спала.
— Ты… ты… оставь нас! — сначала зашептала, затем практически прокричала Габриэлла, и я тут же сел рядом, кладя руку на хрупкое плечо, сжимая его.
Она жмурила глаза и сжимала ладони в кулаки, а я пытался вывести ее из сна, повторяя, как мантру: «открой глаза, проснись», чтобы Габриэлла увидела рядом меня, а не того, кто рушил ее сны.
— Мама? — Эмилия вдруг проснулась и испуганно перевела глаза с меня на Габриэллу. — Кошмары… — тоненьким голоском заявила малышка, обнимая свою маму за шею, притягивая ближе к себе, после чего Габриэлла раскрыла глаза, в которых стояли слезы.
Теперь она казалась потерянной, будто не до конца понимала или помнила, что случилось. Сейчас картина того, как дочка хотела помочь маме, успокоить и, возможно, даже забрать неприятные сны себе, еще больше заставила сердце сжаться.
— Я рядом, Габи. Не переживай, это сон, — прошептал я, стирая мокрые дорожки от слез с ее щек большим пальцем.
— Ты уходил? — спросила она охрипшим голосом и сжала мою руку, притягивая ближе к себе, и я наконец лег рядом.
Эмилия перебралась через Габриэллу и легла между нами, а та коротко усмехнулась и пожала плечами, мол, прости, ребенок ведь, но я совершенно не был против. На самом деле, очень любил детей.
— Ненадолго, — коротко ответил на вопрос Габриэллы. — Спите, еще глубокая ночь, — мягко улыбнулся я и подложил под голову руку, чтобы еще немного понаблюдать за девочками.
Эмилия поморгала мне, как будто таким образом призывала к себе, и я, сперва немного нахмурившись, все-таки опустил к ней голову, подставляя ухо. Затем малышка прошептала, прикрывая маленькой ладошкой рот, чтобы кроме меня никто больше не услышал ее:
— Не уходи больше, Джованни, а то маме снова будут сниться кошмары.
— Никогда, — так же тихо прошептал я, а Габриэлла подозрительно следила за нами, явно не понимая, что происходило за ее спиной.
Мне нравилось, что Эмилия так быстро и легко находила со мной общий язык. Уверен, что дети чувствовали на каком-то космическом уровне, кому могли доверять, а кому — нет.
Через несколько минут Габриэлла и Эмилия заснули. Я специально не смыкал глаз, чтобы дождаться, пока сон одолеет их, потому что так было спокойнее.
На следующий день.
12:35 PM
Честно, мне казалось, что я мог согласиться на шоппинг с кем-то, только если мне будут угрожать пытками, и то — не факт. Но, когда еще вчера узнал от Аннабеллы, что отец собирает гостей в доме по случаю официального знакомства сестры с Марко, четко решил отвезти в магазины Габриэллу с Эмилией, чтобы они смогли выбрать себе лучшие платья для вечера, которыми сразят всех наповал.
Габриэлла, мягко говоря, была не в восторге от мысли, что ей наверняка придется встретиться с Маттео, ведь он как брат Марко и глава семьи, с которой моя семья собиралась породниться, — а это мне чертовски не нравилось, — должен точно присутствовать на приеме. Однако я напомнил, что со мной и за мной никто не посмеет сделать больно ни ей, ни Эмилии.
Конечно, это было опасно, возможно, даже смертельно, но Габриэлла и сама потом, после завтрака, заявила, что и правда устала бояться и пора бы посмотреть страху в глаза.
Я и Эмилия ждали, пока Габриэлла переоденется в хотя бы одно из платьев, что предложили ей девушки, которые чуть ли не на входе защебетали над нами. К сожалению, здесь не продавали детских вечерних платьев, поэтому Эмилия развлекала меня, изображая рожицы в большом зеркале, подставляя маленькие пальчики к моей голове, таким образом изображая рожки, а я в это время думал — да, так я точно похож на своих внутренних демонов.
Спустя пару минут шторка в примерочной чуть двинулась в сторону, и Габриэлла показала лишь свое лицо.
— Что-то не так? — тут же спросил я и встал с небольшого кресла напротив, подходя ближе к примерочной. — Не подходит?
Уже готов был звать девушку, которая приносила платья, но меня остановили, помотав головой в разные стороны.
— Я стесняюсь, — вдруг сказала Габриэлла, и я еле сдержался от резкого смешка, потому что теперь почему-то не мог представить, каково это, когда она стеснялась.
Эмилия опередила меня и дернула шторку влево, открывая вид на короткое бархатное зеленое платье на тонких лямках, которое идеально сидело на фигуре Габриэллы, а она слишком зажималась и неуверенно клонила голову вбок, закрывая волосами лицо.
Черт, Габриэлла выглядела потрясающе! Платье идеально и правильно подчеркивало тонкую талию, открывало вид на длинные стройные ноги, а вырез на груди не был слишком глубоким, наоборот, скрывал то, чего показывать не стоило.
Если бы с нами не было Эмилии, я бы, вероятно, не выдержал и зашел внутрь примерочной, бросаясь на Габриэллу, как голодный зверь, но пришлось взять себя в руки и только наблюдать со стороны, пуская слюни, будто впервые увидел девушку в платье.
— Это ты, Габи, посмотри, — положив руки на ее талию, немного надавил на нее и мягко повернул лицом к зеркалу.
Сначала она смотрела только на меня, поэтому я, прислонив указательный палец к румяной щеке, чуть повернул голову так, чтобы Габриэлла обратила внимание на себя.
— Ты очень красивая. Это платье идеально подходит и нисколько не делает тебя дешевой, если ты хоть на долю секунды задумалась об этом, — предупредил я, и Габриэлла почти невинно растянула губы в улыбке, а еще больший румянец на щеках тут же дал понять, что смущение прошло успешно.
— Мама, ты самая красивая!
Эмилия появилась перед нами и запрыгала рядом, затем погладила ладошками платье.
— Такое приятное! Я тоже хочу такое платье! — малышка сделала почти что умоляющие глаза, отчего мы с Габриэллой засмеялись.
— Сейчас твоя мама сделает выбор, и мы пойдем за покупками для тебя, хорошо?
Эмилия кивнула, растянув губы в детской милой улыбке.
Габриэлла мерила другие платья в течение нескольких минут, но остальные, хоть и были красивыми, все равно не подходили и не нравились так, как понравилось самое первое, поэтому мы оба, или, скорее, трое остановились именно на нем, и я попросил девушку отложить его на кассу, пока другая предлагала нам туфли, что подошли бы под платье. Я же быстро удалился из их девчачьей компании, потому что вообще понятия не имел, как выбирать туфли, какого цвета они должны быть, да и забивать голову этой информацией не очень-то хотелось, поэтому следил со стороны.
— Боже, Джованни, это слишком дорого! — прошептала Габриэлла, как только мы вышли из магазина, а я держал в руке два пакета: один с платьем, второй — с туфлями, кажется, такого же зеленого цвета, как и платье. Я сделал вид, что не услышал слов, обращенных к себе, но меня тут же остановили. — Серьезно, Джованни, не стоит так тратиться на нас, это…
— Для вас с Эмилией от меня подарок, хорошо? — перебил я, заглядывая в голубые радужки и заправляя прядь рыжих волос за ухо.
На этот раз Габриэлла не стала продолжать препирательства и просто кивнула с застенчивой улыбкой, а я мог только представить, как буду снимать после напряженного, уверен, сегодняшнего приема бархатное платье, которое так напоминало саму кожу Габриэллы, когда к ней прикасаешься.
Эмилия буквально вбежала в магазин с детскими платьями, когда мы только завернули за угол, оказываясь рядом с ним. Мы поспешили за ней, боясь, что она может потеряться, но заметили, что малышку остановил охранник, который стоял на входе, наверное, пытаясь предотвратить ее наглое вторжение.
— Извините нас, — произнесла Габриэлла, когда мы зашли в магазин, на что охранник лишь пожал плечами с легкой улыбкой.
Я опустился на корточки перед Эмилией, которая уже не могла оторвать взгляда от большого количества платьев, смотря на них большими глазами, будто ее приворожили или заколдовали. Возможно, она не видела стольких красивых платьев, хотя ее отец — Маттео — должен был позаботиться о том, чтобы у его ребенка имелось все самое лучшее, особенно у девочки. По сестре знал, как они любили платья, хоть сейчас Аннабелла больше носила джинсы и свободного кроя футболки со свитшотами.
— Ты должна сказать вон той тете, какие платья тебе нравятся, чтобы она быстро подобрала варианты, ведь вам с мамой еще нужно успеть прихорошиться, не так ли?
Я даже не подозревал, что голос станет таким странным, когда я начну больше разговаривать с ребенком, а еще не знал, что в речи были такие слова как «прихорашиваться».
— Ага, — закивала Эмилия и стала рассматривать платья, которые висели на вешалках.
Габриэлла подошла ближе к дочери, чтобы помочь с выбором, и через пару минут рядом с ними остановилась девушка, отвешивая те платья, на которые они указывали. Я подозревал, что Эмилии могли понравиться несколько моделей платьев, и видел, что так оно и было. Она некоторое время крутилась перед зеркалом то в одном платье, то в другом, то в третьем, и от всех малышка была в восторге — глаза горели так по-детски очаровательно, отчего я шепнул ей на ухо, что куплю для нее все три модели, но тогда Эмилия должна отвлечь Габриэллу, потому что я подозревал, что в ней снова могло проснуться чувство «это слишком дорого».
Эмилия все-таки смогла увести свою маму подальше от кассы, и мне удалось совершить задуманное, а затем я с хитрой улыбкой подошел к ним, сказав, что можем уходить. Габриэлла странно покосилась сначала на меня, потом — на дочь, а я лишь подмигнул малышке.
— Какие-то вы скрытные, — Габриэлла подозрительно прищурила глаза и сложила руки под грудью.
— Это только наш секрет, — вдруг призналась Эмилия, и я удивленно вскинул брови; когда она успела настолько проникнуться мной? Даже ее мать слишком долго сомневалась, и это было слишком иронично, честно говоря.
Габриэлла не стала узнавать, какая между мной и ее дочерью тайна, и мы вышли из магазина, направляясь к припаркованной машине на соседней улице, так как на Пятой Авеню невозможно было встать. Как только я открыл дверь сначала перед Габриэллой, потом — перед Эмилией, она чуть потянула меня за ворот пальто маленькой ручкой, которой успела схватить, пока забиралась внутрь машины, и прошептала на ухо:
— Спасибо за подарки, Джованни.
После чего отпустила меня, стеснительно улыбаясь.
— Носи с удовольствием, малышка, — легким движением указательного пальца стукнул по маленькому носику Эмилии, отчего она немного рассмеялась.
➽─────────❥
Я почти с круглыми глазами наблюдал за тем, как Габриэлла крутилась сначала в ванной, моя и высушивая волосы, затем — как сидела напротив зеркала в комнате Аннабеллы, где я разрешил ей полазать в ящиках комода, предварительно спросив об этом сестру, написав сообщение, на которое она ответила: «если она и правда твоя девушка, пусть берет, что хочет!», а я по-доброму усмехнулся.
Никогда еще не удавалось наблюдать за такой суматохой прямо перед глазами. На фоне играла музыка: то джаз, то американский хип-хоп, — а Эмилия, которая скакала следом за Габриэллой, подпрыгивала под биты песен.
— Не хочешь тоже уложить волосы? — подойдя к малышке, спросил я.
— А ты умеешь? — полюбопытствовала та, и я покачал головой в отрицательном жесте.
— Но, — я поднял руку, останавливая дальнейшие слова Эмилии. — Мы можем помыть тебе голову, чтобы твоей маме не пришлось долго возиться, м? Так сможем потратить время с пользой, — предложил я, снова наблюдая за пробежкой Габриэллы из комнаты Аннабеллы в спальню.
На сборы у нас было еще около двух часов, поэтому спешить было особо некуда, но, видимо, Габриэлла из-за нервов не могла усидеть на месте, поэтому металась туда-сюда.
Эмилия немного подумала, сложив губы бантиком, после чего согласилась, и я, взяв ее за руку, повел в ванную для гостей, потому что в спальне она была занята Габриэллой.
Я принес из кладовой стул без спинки, который походил больше на детский, да и нужен был именно такой, чтобы Эмилия могла на него сесть, чуть откинув голову назад, чтобы ее длинные темные волосы свисали над ванной.
— Не горячая? — спросил я, когда поднес душ к голове малышки, и она помотала головой.
Когда волосы окончательно намокли, я выдавил небольшое количество шампуня на ладонь, затем распределил на вторую руку и мягкими движениями стал массировать кожу головы Эмилии, а она наслаждалась процессом, закрывая глаза и мягко улыбаясь.
Честно говоря, я уже забыл, что такое ухаживать за детьми. В памяти всплывали моменты с маленькой Аннабеллой, за которой я то и дело следил, когда родители уходили из дома, но тогда я был подростком, которого часто раздражали повадки сестры, однако сейчас, возможно, даже бы вернулся в то время, чтобы увидеть маленькую девчушку, а не взрослую девушку, которая вскоре выйдет замуж.
Опыта мытья головы кому-то у меня еще не было, поэтому я справлялся кое-как, разбрызгивая воду по полу и на себя, отчего нервно выдыхал, а потом заметил, как Габриэлла за всем этим наблюдала, стоя в коридоре в одном шелковом халате, с улыбкой на лице.
— И долго ты стоишь там, наблюдая за моей неуклюжестью? — спросил я, выключая воду и доставая полотенце из шкафа, чтобы промокнуть волосы Эмилии. — Могла бы и помочь, знаешь ли, — пожал я плечами.
— Ты же сам вызвался, а влезать в твои дела лучше не стоит, не так ли? — по-хитрому улыбнулась Габриэлла и вошла в ванную. — Теперь только ты будешь заниматься помывкой головы Эмилии.
После этих слов я удивленно выгнул бровь.
— Это шутка, Джованни, расслабься, а то у тебя такое выражение лица страдальческое, будто это сложнее, чем уби… — она осеклась, понимая, что начала говорить лишнее при ребенке, но я понял, что Габриэлла хотела сказать.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
06:10 PM
У дома уже стояло много припаркованных машин, а люди в вечерних нарядах толпились на подъездной дорожке, на которую я только что вырулил, чтобы оставить машину как можно ближе к дому, потому что туфли Габриэллы на высоком каблуке явно не предназначались для походов по улице, тем более — по неудобным камешкам, которыми были выложены дорожки нашего двора.
Я заглушил двигатель и повернул голову к Габриэлле, чтобы понять ее эмоции. Можно было четко наблюдать, как она нервничала, кусая губы и сжимая ладони в кулаки.
— Все будет в порядке, никто не тронет вас, — я опустил руку на тыльную сторону ладони Габриэллы, и она обратила на меня внимание, отрываясь от вида из окна.
Люди, которые знали, что машина принадлежит мне, явно ожидали чего-то интересного или кого-то, хотя еще никто не знал, что я встречался с девушкой, поэтому и мои внутренности сжимались от осознания, что моя семья и мои люди — и не только мои — увидят ту, которая глубоко засела в голове, а то и в сердце.
— Знаю, Джованни, — тихо ответила Габриэлла и метнула взгляд на Эмилию, которая с интересом наблюдала за гостями из окна. — До сих пор не могу поверить в то, что Марко и твоя сестра… Как в этом мире все связано, с ума сойти можно, — она издала смешок, затем достала из сумочки маленькое зеркальце, чтобы последний раз взглянуть на себя перед выходом.
— Скажи, у Марко есть недостатки, которые могут навредить моей сестре? Он похож на Маттео?
Я знал, что братья могли отличаться между собой, но как отличались, так и были похожи, а по горькому опыту Габриэллы не хотел, чтобы Аннабелла попала в лапы тирана, но даже если Марко совершенно другой по характеру, то… гребаный Маттео все равно будет рядом.
— Раньше он много пил, чертовски много… до беспамятства и отключек, а потом Маттео приставил телохранителей, чтобы те буквально по пятам ходили за Марко, следили, чтобы он не перебирал, поэтому последние пару лет он трезв, по крайней мере, был… — рассказала Габриэлла, но, черт, я не верил, что алкоголики могли стать бывшими алкоголиками, тем более, когда человек пил уже не для банального расслабления, а чтобы напрочь забыться и стереть себя из этого мира. — Марко не плохой человек, Джованни. Думаю, они могут поладить с твоей сестрой, но по твоему лицу заметно, что он тебе не нравится, а еще он пырнул тебя ножом, не так ли? — вдруг вспомнила Габриэлла, а я, наоборот, забыл, когда про это говорил при ней. — Помнишь встречу с Маттео, когда я сопровождала тебя на мероприятие в отеле? Тогда-то вы и обсуждали с ним Марко, а я еще очень удивилась, как он мог пырнуть кого-то ножом, кроме своего сумасшедшего брата, — напомнила она, наверняка заметив, что я пытался вспомнить тот самый момент.
— Марко тогда был пьян в стельку, — объяснил я, и Габриэлла удивилась. — Поэтому сейчас я очень сомневаюсь, что он справился со своей проблемой.
На душе и правда скребли кошки, но не только из-за сестры, а еще из-за Маттео, который мог внезапно появиться в нашем доме.
В конечном счете я вышел из машины, как только понял, что Габриэлла готова показать не только себя, но и свою дочь. Мне же было глубоко насрать, что подумают люди, увидев нас троих вместе. Пусть даже пустят слухи о том, что Эмилия наша внебрачная дочь, которую мы тщательно скрывали. Люди могли придумать такую историю, от которой волосы на затылке шевелились, но ведь для некоторых именно это являлось работой, например, противных и слишком любопытных журналистов.
Открыв дверь со стороны Габриэллы, я подал ей руку, и она, вложив холодную ладонь в мою, вышла из машины, аккуратно ступив на дорожку, а я мог прямо сейчас припасть к ее ногам только из-за того, как она гордо поднимала подбородок, выглядя величественно, будто люди вокруг нас ничего не значили.
Эмилия же успела выбежать из машины сама, при этом громко хлопнув дверью, отчего я чуть сжал челюсти, но простил этот маленький промах, потому что сейчас это точно не столь важно. Малышка уже хотела было побежать вперед нас, но я поймал ее за тоненькую ручку и сказал:
— Давай договоримся, что ты никуда от нас не убегаешь? Здесь слишком много незнакомых людей.
— Да, Эми, пожалуйста, держись рядом, а лучше не отпускай мою руку, хорошо? — предложила Габриэлла, и малышка кивнула, протянув ладошку маме.
Пока мы шли до входа в дом, лавируя между гостями, с некоторыми из них я здоровался, а они в свою очередь провожали нас внимательными и любопытными взглядами с долей замешательства, особенно когда замечали Эмилию рядом с нами. Я не чувствовал скованности или стыда, наоборот — восторг от девушки, которая шла бок о бок со мной, а я не мог поверить, что это реальность.
В дверях стоял отец, который встречал гостей. Раньше они с мамой делали это вместе, но теперь из-за состояния здоровья она большую часть времени лежала в кровати.
Я стиснул руку Габриэллы сильнее, когда мы медленно поднялись по лестнице, ведущей ко входу, и уже предвкушал, насколько сильно удивится отец, увидев меня с девушкой.
Как я и предполагал, у отца отошла кровь от лица, но в мгновение ока он смог вернуть былой деловой вид. Затем, когда мы подошли ближе, поприветствовал нас:
— Джованни, — он чуть кивнул, и я последовал его примеру, затем отец обратил внимание на Габриэллу. — Добро пожаловать, мисс?..
— Габриэлла Бьянко, — оповестила моего отца она и протянула руку, подавая изящное запястье, на котором красовался серебряный браслет, сочетающийся с сережками.
— Добро пожаловать, мисс Бьянко, — продолжил отец, коротко поцеловав тыльную сторону ладони Габриэллы, и перевел взгляд на Эмилию, что теребила такого же цвета платье, как у своей мамы, — и, я так понимаю, маленькая мисс Бьянко, — то же самое отец проделал и с маленьким запястьем малышки, которая тут же застеснялась.
Отец выпрямился и строго взглянул на меня. Конечно, ему не понравилась Габриэлла. Да и о чем вообще можно было говорить здесь? Он всегда хотел выбрать жену для меня самостоятельно, а я постоянно обрубал любые предложения с его стороны.
Я легонько подтолкнул Габриэллу, чтобы она проходила в дом, а я бы прошел за ней, но отец резко перехватил мое запястье, останавливая.
— Chi hai portato in casa, figlio mio?[1] — с улыбкой произнес он, чтобы, вероятно, Габриэлла не поняла, о чем он говорит. Вот только отец был не в курсе, что она знает итальянский.
— Mostra rispetto per la mia ragazza, padre![2] — грозно прошептал я, выделяя слова «моя девушка», и высвободил руку из его хватки, теперь проходя вперед, спеша за Габриэллой и надеясь, что она не услышала позор моего отца.
Габриэлла оглядывалась по сторонам, крепко обнимая Эмилию за плечи, казалось, что без меня обе выглядели, как два потерявшихся котенка. Гости уже сжирали их глазами, и, как бы Габриэлла ни храбрилась, делая вид, что ей плевать, я заметил, как ее руки едва дрожали, поэтому быстро подошел к ним.
— Ваше пальто, юная леди, — обратился я к Эмилии, наклонившись, как только помог снять темно-зеленое пальто Габриэлле, держа теперь его в руках.
— В таких кругах ты становишься слишком правильным, да? — поинтересовалась Габриэлла, подходя ближе к зеркалу в полный рост, оглядывая себя с ног до головы и поправляя платье, которое мне уже хотелось сорвать с нее.
— Тебе не нравится? — усмехнулся я и, сняв с себя пальто, повесил в шкаф, после чего встал сбоку от Габриэллы, тоже оценивая внешний вид: на мне была надета белая рубашка, черные брюки и черные лакированные ботинки.
— Нравится, но при условии, что прежний Джованни вернется ко мне, — подмигнула Габриэлла и взяла меня под руку. — Хорошо выглядишь, — похвалила она мой внешний вид, после протянула руку к моим волосам и провела по ним пальцами. — А так еще лучше.
— Ты испортила укладку, — издал смешок я, следя боковым зрением за Эмилией, которая рассматривала что-то на своем платье. — Шучу, мне все равно, — тут же сказал я, потому что заметил, как Габриэлла поменялась в лице, будто меня и правда могла настолько сильно заботить прическа.
Мы прошли дальше по коридору, заходя в большой зал, в котором обычно и собирали всех гостей. Внутри него уже были накрыты столы, но кухарки до сих пор то и дело бегали из кухни и обратно, принося еще кое-какие блюда. Я же кидал гостям сначала одобрительные взгляды, затем — не очень, если видел в их взгляде пренебрежение.
— Все эти люди входят в вашу семью? Я имею в виду мафию, — спросила Габриэлла, повернув голову ко мне, пока мы проходили вглубь зала, чтобы нас не затоптали остальные только прибывающие гости.
— В основном да. Здесь семьи солдат, но также присутствуют друзья отца, например, из полиции или политики. Некоторых я не знаю, наверное, они принадлежат семье Бернарди, так что, возможно, как раз-таки ты в курсе, кто есть кто, — чуть пригнувшись к ее уху, объяснил я, чтобы только она слышала меня.
— Возможно, но я не хочу слишком долго смотреть на них, чтобы понять это, — пожала плечами Габриэлла, но в принципе я и так догадывался, что она не захочет узнавать кого-то, просто потому что прошлое слишком больно било хлыстом по телу, а я был уверен, что старые шлепки еще не до конца зажили.
Мне хотелось смотреть только на Габриэллу: на ее хрупкие ключицы, которые от излишней худобы слишком сильно выпирали, стройные ноги, тонкие предплечья, на которых скапливались родинки. Однако нужно было следить за обстановкой вокруг, потому я то и дело переводил взгляд с одного конца зала на другой, ища при этом сестру. Я знал, что Аннабелла могла легко скрыть эмоции за маской безразличия, потому что отец учил этому не только меня, но ей давалось это труднее, либо сестра держалась недолго.
И через несколько минут я заметил ее, стоящей у барной стойки. Аннабелла держала в руке бокал, вероятно, с вином, и оглядывалась по сторонам. Видимо, Марко и Маттео все еще не было, хотя от назначенного времени прошло уже минут двадцать, если не больше. Я перевел взгляд на Габриэллу, замечая, что и она смотрит в ту же сторону, что и я до этого.
— Моя сестра — Аннабелла, — сказал я, и она повернула голову на меня. — Хочешь, подойдем, познакомишься? — мягко улыбнулся, предвкушая, как сестра после этого вечера набросится на меня с вопросами.
— Конечно, — согласилась Габриэлла, и я, взяв за руку Эмилию, повел их обеих в сторону барной стойки, буквально подкрадываясь к сестре со спины, чтобы для нее это стало неким сюрпризом; я был почти уверен, что она глазами скользила по залу в поисках меня.
Как только мы остановились возле Аннабеллы, я опустил руку на хрупкое плечо и позвал сестру:
— Белла.
Она тут же повернулась к нам, одаривая прекрасной улыбкой, от которой и самому всегда хотелось улыбаться, даже если день был, мягко говоря, плохим. Ее глаза теперь бегали по Габриэлле и Эмилии, стоящими рядом со мной.
— Это Габриэлла, я…
— Та самая! — перебила Аннабелла и протянула руку, чтобы поприветствовать Габриэллу, а затем и Эмилию.
Для людей, которые не знали мою сестру, такой жест мог показаться странным, но она не любила сразу падать в объятия, да и просто обниматься с малознакомыми людьми. Объятия для нее — это что-то наподобие высшего доверия.
— Я так рада познакомиться! Джо много рассказывал о вас, — Аннабелла сверкнула глазами и лукаво улыбнулась, а Габриэлла удивленно посмотрела на меня из-под ресниц, видимо, не веря, что я мог и правда говорить о ней.
— Взаимно, Аннабелла, — улыбнулась в ответ она. — Джованни тоже рассказывал о вас, а еще, признаться честно, я брала некоторые вещи из вашей комнаты, — внезапно проговорила Габриэлла, и мы с сестрой усмехнулись.
— Это вовсе не проблема, — отмахнулась Аннабелла и наклонилась к малышке, которая с интересом разглядывала мою сестру. — Привет, маленькая принцесса. Как тебя зовут? — голос сестры изменился до детского, и это было почти смешно, но больше — мило.
— Эмилия, — скромно ответила малышка и пожала руку Аннабелле. — Ты очень красивая, прямо как нимфа! — залепетала Эмилия с горящими глазами.
Аннабелла и правда выглядела потрясающе, отчего я почти поверил в то, что она больше не маленькая девочка, которую нужно опекать каждый Божий день. На ней было надето пыльно-розовое платье до щиколоток с разрезом вдоль ноги. Корсет в виде сердца открывал вид на ключицы, после красиво выделял тонкую талию. Блестки по всему платью придавали свечение, когда Аннабелла выходила на свет, блистая, как самая красивая звезда на темном небе и как путеводная звезда, которая всегда указывала мне верную дорогу.
— Спасибо, Эмилия, ты тоже очень красивая, — в ответ пролепетала Аннабелла, и малышка смущенно заулыбалась, немного краснея.
Теперь была моя очередь приветствовать сестру, поэтому я приблизился к ней, захватывая в крепкие объятия и шепча на ухо:
— Tu es belle.[3] Ничего не бойся, я с тобой и за тебя, помни.
Аннабелла лишь кивнула, и на долю секунды, когда отстранялся, я заметил конфликт в серых глазах. Возможно, они даже кричали о помощи. А потом эмоции на лице сестры вновь заиграли красками, будто она нисколечко не волновалась.
— Бернарди опаздывают? — спросил я, подавая знак бармену, чтобы он налил чего-нибудь крепкого, иначе этот вечер мог закончиться плачевно.
— По крайней мере, я никого не видела, — пожала плечами Аннабелла и вновь стала скользить по залу глазами.
Я предложил Габриэлле с Эмилией выпить и вновь обратился к бармену, заказывая у него апельсиновый сок и красное сухое вино. И после того, как отдал им в руки напитки, тело будто почувствовало что-то неладное, что-то чертовски неприятное непременно должно произойти, или чей-то визит на этом вечере будет очень и очень неприятным.
Клэр. Она вошла в зал в сопровождении Кристиано, который, на удивление, был одет в черный костюм, хотя я всегда думал, что он никогда не изъявит желание одеться в деловой стиль, потому что стиль Капо был совершенно другим.
Клэр смотрела на всех так, будто они не стоили ни гроша, будто никто из них не смел обращать на нее внимание, а если и имел на то право, то мог смотреть лишь с восхищением. Ее светлые волосы, закрученные волнами, струились по плечам и спине. Золотые сережки в ушах, кажется, звенели в голове, хотя Клэр шла слишком далеко для этого. И самое дерьмовое было то, что ее платье имело такой же темно-зеленый оттенок, как у Габриэллы. Судьба решила поиграть со мной? Однако я точно знал, что единственная девушка, которая когда-либо была и в голове, и в сердце, — Габриэлла.
Какого хрена Кристиано притащил ее сюда? Какого хрена Клэр выглядела так, будто она являлась королевой бала? И какого хрена она смотрела в нашу сторону, оглядывая теперь с ног до головы Габриэллу, а та, в свою очередь, ловила ее взгляд, смотря в ответ?
Боковым зрением я заметил, как сестра подошла ко мне, после привстала на носочки, хотя и так была на каблуках, и прошептала на ухо:
— Поздравляю, братец, ты влип.
Чертовски дерьмовая правда.
[1] Кого ты привел в дом, сын мой? (итал.)
[2] Прояви уважение к моей девушке, отец! (итал.)
[3] Ты прекрасна (франц.)
Глава 21: Твои слабости — мое преимущество
Мисс Габриэлла Бьянко
Тогда
Медицинский центр в Лангоне, Нью-Йорк.
02:25 AM
Из глаз текли непрошеные слезы, но они были от счастья, а не от горечи или ненависти, которую я испытывала в начале беременности — когда только узнала о ней, когда только смотрела на тест в дрожащей руке, сидя на крышке унитаза. А потом испытывала злость на себя и свое тело за то, что оно не смогло зачать мальчика, потому что думала, что если бы это был мальчик, то Маттео, возможно, оставил бы меня в покое, может, даже отпустил, ведь у него появился бы наследник.
Но… это была девочка. Эмилия. Эмилия Бернарди. Она родилась совсем маленькой. Такая крошка. И сейчас лежала на моей груди, а я обнимала ее, не зная, что делать дальше, поэтому просто смотрела на нее и плакала вместе с Эмилией; казалось, плач заполнял всю палату, но было как-то плевать, потому что я была рада услышать хоть что-то, кроме ругани и криков, которые слушала чуть ли не каждый день в доме Бернарди.
— Моя маленькая девочка, — шепотом проговорила я и погладила указательным пальцем мягкую щечку. — Мама никогда не бросит тебя.
По крайней мере, я надеялась на то, что Маттео не заберет дочь прямо из рук. Да, я готова была остаться, лишь бы быть с Эмилией рядом. Да, я готова была терпеть Маттео и его выходки, потому что теперь могла находить утешение в маленьком человечке, в котором текла моя кровь.
Никогда не думала, что рожу ребенка в девятнадцать. Но никогда и не думала, что судьба приведет меня в мафию, о которой я читала лишь в книгах, статьях, которую видела в фильмах и сериалах. Казалось, жизнь умела преподносить «подарки», даже если ее не просили.
На следующий день.
Эмилия спала возле моей кровати в люльке, которую подарила нам мама Маттео и Марко — Карлотта, хотя я совершенно не ожидала от этой сумасшедшей женщины, ненавидящей своих сыновей, даже детской игрушки, а тут — люлька. Я боялась давать ей держать дочь на руки, потому что не знала, что Карлотта может сделать с Эмилией, что может взбрести в голову миссис Бернарди.
— Кто-то, кажется, не наелся, — прошептала я, смотря на то, как Эмилия причмокивала маленькими губками после того, как поела.
Я надеялась отдохнуть, потому что после родов практически не спала — не могла уснуть, размышляя, что теперь будет с нами. Однако в голову не приходило ничего, кроме вечного заточения в клетке с красными розами, которые больно кололи шипами, когда я пыталась сделать хоть что-то, чтобы спасти себя. Каждый чертов раз все равно обещала себе пытаться, даже через шипы, впивающиеся до крови в кожу, оставляя еле заметные дырочки. Маленькие, зато как кровоточили.
Маттео появился в дверях так же неожиданно, как и уехал, после того как оставил меня в больнице, передав врачам. Он даже не соизволил остаться и проконтролировать процесс родов, приставив ко мне телохранителей и поставив охранников на этаже, где находилась родовая палата. Глаза смотрели четко в его, пытаясь понять, что же он чувствовал в данный момент, когда понимал, что в люльке лежала Эмилия — наша дочь.
Муж лишь прошел внутрь палаты, закрыв за собой дверь, и остановился возле люльки, внимательно оглядывая маленького человечка, который крепко спал после обеда. Я готова была поклясться, что на секунду на лице Маттео промелькнуло что-то наподобие улыбки. Никогда еще не видела, как он улыбается, и из-за этого хотелось надеяться, что муж сможет полюбить Эмилию, несмотря на то что хотел мальчика.
— Ее уже можно брать на руки? — спросил Маттео, повернув голову в мою сторону, а я уселась на кровать, свесив ноги.
— Эмилия только заснула, поэтому лучше не стоит, пусть поспит, она ведь тоже устала, — попыталась мягко сказать я, хотя внутри бушевала буря, но я должна была сдерживаться, по крайней мере, ради нашей дочери, ведь теперь не могла позволять себе препирательства; боялась, что под удар попаду не только я, но и Эмилия, хоть я и надеялась, что Маттео не причинял вреда детям, особенно своим.
День выписки.
Врачи спустя несколько дней отпустили нас с Эмилией домой, хотя Маттео грозился забрать нас чуть ли не на следующий день после родов, благо врачи его остановили, сказав, что мне нужно время для восстановления и сдачи некоторых анализов.
Как только я надела на Эмилию красивый комплект для выписки и вышла из палаты, врачи проводили меня в общий зал, где ждала семья Бернарди и… ни одного члена моей семьи. После замужества у нас оборвались контакты, но я не знала точную причину: либо Маттео пригрозил им, либо мне самой было страшно связываться и вовлекать в мафию, ведь для них же безопаснее, если я ничего не буду рассказывать об этой жизни; тем более, когда наши отношения не были на самом деле такими близкими, какими должны быть у родителей и детей, будто я — чужая для них.
— Красавица! — радостно произнесла миссис Бернарди и аккуратно ткнула указательным пальцем в маленький носик Эмилии.
Все по очереди подходили ко мне, чтобы взглянуть на малышку, а потом Маттео забрал ее у меня из рук, и сердце пропустило опасный удар. В горле тут же встал ком, потому что я действительно боялась, что муж может причинить дочери боль, но, на удивление, Маттео аккуратно держал Эмилию на руках и даже немного покачивал, чтобы она не проснулась и не заплакала. Честно говоря, если бы не все те ужасы, которые я испытывала рядом с ним, возможно, поверила бы в то, что муж мог быть совершенно другим, однако я знала — это всего лишь маска.
— Едем домой, девочки, — вдруг произнес мистер Бернарди и руками придвинул нас, женщин, ближе к выходу.
А там, за стенами медицинского центра, меня снова ждала ужасная жизнь, полная горечи, разочарования и боли, но теперь мы с Эмилией будем справляться с этим всем вместе.
Сейчас
Когда Джованни сказал о том, что его семья устраивает прием, на котором Аннабелла и Марко должны официально познакомиться, я, мягко говоря, пришла в шок, удивленно вздернув брови, но, кажется, Джованни именно такой реакции и ожидал, да и я видела, что сам он не в восторге от союза своей семьи и семьи Бернарди. Я же ничего не знала о том, что Марко должен был жениться на Аннабелле. Впрочем, это не было чем-то странным, потому что меня никто не вводил в курс дел мафии, пока я была замужем за Маттео. Возможно, это даже к лучшему.
Однако, если со знакомством Марко и Аннабеллы я могла свыкнуться, то унять дрожь в теле от осознания того, что снова придется встретиться с Маттео после всего, что случилось, не получалось, только больше приводило в страх. Джованни же заверил, что всегда будет рядом и никому не даст нас с Эмилией в обиду, тем более — Маттео и его сумасшедшей семейке, как он выразился.
Я пребывала в восторге, когда Джованни повез нас с Эмилией на Пятую Авеню, где находились различные магазины с популярными брендами. Честно говоря, как бы я ни стеснялась суммы, которую Джованни заплатил за наши наряды для приема, все равно безумно радовалась, как маленькая девочка.
Я замечала взгляды Джованни на себе. По правде говоря, он смотрел на меня почти все свободное время, может, пытался запомнить каждую морщинку на лице, каждую родинку на теле. Не знала точно, но мне нравилось, как его взгляд скользил по телу и как от него ползли приятные мурашки, от которых становилось щекотно.
Однако и я кидала на него взгляды, вот только когда Джованни не видел: так, невзначай, например, когда он выпивал виски из бокала, касаясь губами краев; когда сглатывал, и в это время его кадык двигался; когда оглядывал большой зал, немного прищуриваясь, отчего между бровей выступали маленькие морщинки, но даже они выглядели красиво; когда улыбался, разговаривая с сестрой и обнимая ее.
Боже, я и правда влюбилась!
Кстати, об Аннабелле. Они с братом и правда похожи, особенно цветом глаз — серым — и мягким взглядом, который распространялся только на близких людей, потому что Аннабелла смотрела с любовью не только на Джованни, но и на нас с Эмилией поглядывала по-доброму, даже счастливо, будто она долго ждала встречи со мной. Возможно, так и было. Возможно, она пыталась свести брата с девушкой уже давно, а теперь неимоверно радовалась этому долгожданному событию.
Аннабелла выглядела, как мечта. Ее мягкая внешность контрастировала с жестким взглядом, когда она осматривала зал, наверняка в поисках Марко. Я не могла понять, да и не знала, как точно она относилась к скорой помолвке с ним и как относилась лично к нему, но была уверена, что Аннабелле стоило лишь узнать Марко получше, чтобы понять — на самом деле он не плохой человек, а лишь тот, кто родился не в той семье, воспитывался не той матерью, какой она должна быть, и являлся братом не того человека. В общем, как младшему сыну и брату ему доставалось до сих пор.
После того, как в моей руке появился бокал с красным сухим вином, а в руке Эмилии — стакан с апельсиновым соком, Джованни вдруг замер, глядя куда-то вперед, на вход в большой зал, вокруг которого толпились гости. Сначала я не вглядывалась в причину этого, а потом… увидела
ее
. Девушка со светлыми волосами, накрашенными в красный губами, одетая в платье почти в тон моему, шла рядом с Кристиано, откидывая рукой волнистые волосы за спину, выглядя величественно, будто этот дом принадлежал ей, а не семье Пеллегрини.
Я вновь перевела взгляд на Джованни, затем — на незнакомку, и поняла, что они смотрели друг на друга. Кто она? И почему Джованни так напрягся, когда девушка вошла? Это еще один повод нервничать на сегодняшнем приеме наравне с присутствием Маттео?
Джованни вдруг обратился к мужчине, проходящему рядом с нами, позвав его именем «Рафаэль», после что-то сказал на ухо, и тот подошел ближе к нам с Эмилией.
— Я отойду на несколько минут, а Рафаэль присмотрит за вами, — сообщил Джованни, мягко погладив тыльную сторону моей руки, опущенную вниз.
Я только кивнула и проводила его взглядом. Через несколько минут Джованни скрылся в толпе, в том самом направлении, где недавно стояла незнакомка.
Сердце забилось быстрее. Неужели они раньше встречались?
— Габриэлла, — мягкая теплая ладонь опустилась на плечо, и я повернула голову, встречаясь с серыми глазами Аннабеллы, — ничего, если я оставлю вас? Мне нужно удалиться в дамскую комнату, — по ее дрожащим губам можно было с легкостью понять, насколько она переживала из-за приема.
— Конечно, — ответила я, но как только Аннабелла попыталась уйти, уже развернувшись, я поймала ее руку, останавливая. — Марко хороший парень, просто… у него есть некоторые проблемы, но он никогда не сделает тебе больно, — я попыталась хоть как-то улучшить ситуацию, мягко улыбнувшись после своих слов.
Сестра Джованни ответила легкой улыбкой, растянув губы, после скрылась в толпе почти так же, как и ее брат до этого, оставляя меня и Эмилию наедине с Рафаэлем, который, видимо, являлся солдатом семьи Пеллегрини. Он буквально закрывал нас массивным телом, скрывая за собой, но так мне и правда было спокойнее.
Некоторое время, которое, казалось, тянулось не несколько минут, а несколько часов, я разговаривала с дочерью, чтобы хоть как-то развеселить ее. Она всегда была активным ребенком, а сейчас я заставляла ее стоять возле меня, просто потому что боялась, что Маттео может забрать Эмилию прямо из-под носа. Бармен в очередной раз налил в стакан дочери апельсиновый сок, и я, поблагодарив, отдала его в маленькие ладошки.
— Нет, мисс, запрещено, — услышала я мужской голос — вероятно, Рафаэля.
Повернув голову чуть вбок, заметила ту самую незнакомку, которая хотела прорваться сквозь стену в виде телохранителя, но Рафаэль каждый раз преграждал путь.
— Просто поговорить, — услышала я и подошла к Рафаэлю, после осторожно притронулась рукой к его спине, чтобы он обратил на меня внимание.
— Пропустите ее, — уверенно попросила я, или, скорее, чуть ли не приказала, теперь смотря на девушку с большими глазами, которые изучали меня.
Рафаэль странно покосился на меня, но я приподняла бровь, пристально смотря прямо ему в глаза, как бы говоря, что настаиваю, и он отошел немного в сторону, пропуская незнакомку.
— Вы можете присмотреть за моей дочерью? — спросила я телохранителя, и Рафаэль коротко кивнул, поворачиваясь всем корпусом к нам.
Я вернулась к Эмилии и сказала, что Рафаэль некоторое время побудет с ней, потому что «твоей маме нужно поговорить с тетей», на что она улыбнулась, затем мы с девушкой отошли чуть в сторону, при этом не говоря ни слова, будто и так понимали друг друга. Мы остановились с другой стороны барной стойки, когда раздались громкие возгласы, отчего я встрепенулась, понимая, что, вероятно, в зал вошли Бернарди; на кого еще могла быть такая бурная реакция?
— Клэр, — незнакомка протянула изящное запястье, и я пожала ей руку, называя свое имя. — Так… вы вместе? — спросила она, любопытно склоняя голову набок. — Ты и Джованни? — уточнила Клэр.
— Да, вместе, — ответила я и просканировала ее еще раз с ног до головы: Клэр была красивой, даже милой, ее большие глаза почти с мольбой смотрели в ответ, и я не могла понять, с чем это связано. Могло ли это быть разочарование в том, что теперь она и Джованни не могли встречаться?
— Вы хорошо смотритесь, — сказала Клэр с мягкой улыбкой, но почему казалось, что она выдавливала ее? Возможно, я накручивала себя, однако как этого избежать, если все кричало о том, что Джованни встречался с ней? — Габриэлла? Так? — уточнила Клэр, и я кивнула, при этом оглядываясь по сторонам и теперь замечая на себе взгляд Джованни, который стоял в другом конце зала вместе с Кристиано, а тот, в свою очередь, ехидно улыбался, что-то говоря своему Боссу. — Ты итальянка?
Я оторвалась от серых глаз, приподняв уголок губ, хотя неистово хотела сбежать от Клэр, чтобы разузнать все о ней, но… разве я не могла напрямую спросить?
— Наполовину, — ответила я и взяла бокал с вином, стоящий рядом на барной стойке; бармен некоторое время назад вновь наполнил его. — Это что-то должно значить? — поинтересовалась, хотя, вероятно, знала, к чему был задан такой вопрос.
— В мире итало-американской мафии — да, ведь мужчины здесь почти всегда выбирают в жены чистокровных итальянок, — пожала плечами Клэр и подала знак бармену, заказывая у него белое полусладкое вино.
— Вы встречались? — внезапно и резко спросила я, чуть болтая бокалом в руке так, что вино красиво струилось по краям, после чего темно-красные «слезы» стекали вниз к общей жидкости, отчего нос заполнялся приятным виноградным ароматом.
Клэр чуть усмехнулась, растягивая губы в улыбке, затем бросила мимолетный взгляд в сторону, туда, где все еще стоял Джованни и нервно постукивал пальцами по бокалу с виски.
Она оперлась о барную стойку боком, кладя одну из рук на нее, после ответила:
— Это нельзя было назвать отношениями, как сейчас у вас. Скорее, просто секс.
Клэр говорила это так легко, будто ей и правда было совершенно плевать на то, что теперь никакого «просто секс» не будет.
Конечно, я не думала, что Джованни не встречался с девушками до меня, да и он сам как-то говорил, что его замечали с ними и даже фотографировали журналисты. И если это «просто секс», почему, заметив Клэр, он так занервничал?
— Так тебе все равно? — я склонила голову набок, не обращая внимания на то, как тело буквально кололо, будто в него кто-то втыкал миллион маленьких иголок, потому что знала, что это из-за прожигающего взгляда Джованни.
— Я не могу заставить Джованни встречаться со мной. Он сделал свой выбор, хоть в глубине души я и хотела быть для него кем-то большим, а не просто игрушкой для удовлетворения потребностей, — Клэр приглушила голос, говоря почти шепотом, отчего пришлось придвинуться к ней ближе.
Ее последние слова странно подействовали на меня: я вдруг сравнила Клэр с собой, ведь я тоже считала, что являлась красивой куклой, с которой могли делать все что угодно, ну или почти все.
— Поверь, ты найдешь еще своего человека, — мягко отозвалась я, положив ладонь на ее руку, которая была очень холодной. — Извини, мне пора, — последнее, что сказала я и развернулась, чтобы наконец уйти. Как бы не было ее жаль, казалось, что Клэр пыталась вывести меня на эмоции, которые сейчас, на приеме совершенно ни к чему.
Я снова встретилась взглядом с Джованни, замечая возле него теперь еще и Рафаэля с Эмилией: мужчины стояли столбом, закрывая малышку собой, и это показалось смешным.
Пока я продвигалась сквозь толпу, пыталась изредка оглядывать гостей, при этом боялась встретиться с глазами, налитыми ненавистью, то есть с Маттео.
Не успела я остановиться напротив Джованни, как заиграла музыка: довольно спокойная, вероятно, чтобы гости сперва потанцевали, поэтому Джованни забрал из моих рук бокал с вином, отставляя его на маленький столик, после, приблизившись почти вплотную, прошептал:
— Потанцуем?
— Если вы настаиваете, мистер Пеллегрини, — деловито ответила я и вложила ладонь в его протянутую в приглашении руку; мужские горячие пальцы тут же обхватили тыльную сторону моей руки, а сердце готово было замереть только от этого жеста.
Джованни вывел меня в центр зала, и только сейчас глаза заметили Аннабеллу, а рядом с ней — Марко. Они не шли танцевать, о чем-то разговаривая. Однако гости сгущались вокруг нас, и вскоре их пара скрылась за толпой танцующих.
Я чувствовала, как руки Джованни сильнее сжимали мою талию, будто он пытался удержаться таким образом от порывов злости. Конечно, его можно было понять: кто захочет, чтобы его сестра или брат таким образом вступали в брак? Но я не была против почти что стальной хватки на себе, напротив, это было именно то, что и мне сейчас необходимо, потому что так я чувствовала себя в безопасности.
— Джованни, — тихо позвала я, когда подняла глаза, теперь смотря в серые радужки. — Я знаю, что ты и та девушка, Клэр, были вместе, а точнее, как она выразилась, ваши отношения ограничивались «просто сексом», — казалось, все то время, что я говорила, Джованни не дышал и смотрел на меня так, будто не понимал, о чем я вообще вела речь.
— Она в прошлом, Габи, поэтому ты не должна обращать внимания ни на нее, ни на слова, которые Клэр произносит, потому что они — пустой звук, как и она — пустое место для меня.
Джованни кружил нас в танце так умело и легко, что я забыла о том, что вообще-то надо хоть как-то двигаться самой, а не просто держаться одной рукой за мужское крепкое плечо, а другой — сжимать руку.
— Ты и только ты теперь имеешь значение, — он наклонился к уху, прошептав заветные слова, от которых стало гораздо легче и спокойнее, хотя я не могла назвать себя ревнивым человеком, но все же то, через что я прошла, заставляло нервничать — а вдруг со мной снова поступят плохо? Вдруг снова бросят, как ненужную вещь? Чертова паранойя.
— Я верю тебе, и на самом деле Клэр не сказала ничего, что бы выставило тебя в плохом свете, так что не переживай. Она всего лишь хотела узнать, кто я для тебя, — пожала я плечами, улыбнувшись почти во все тридцать два зуба, и музыка замолчала, оставляя всех на несколько секунд в тишине; не было слышно даже разговоров, которые, уверена, гости вели, пока кружились в медленном танце.
Глаза снова забегали по залу и теперь нашли того, за кого так боялись зацепиться — Маттео. Он стоял возле входа и разговаривал с одним из своих Капо — Донателло, который, как и всегда, был одет в черную кожаную куртку, а она, в свою очередь, была увешана различными цепочками.
Я даже не поняла, как сильнее сжала мужскую руку, не заметила, как сердце практически остановилось, а дыхание опасно замедлилось, и если до этого момента я выглядела уверенно и грациозно, то теперь, без сомнений, спина сгорбилась, а шея утопала в плечах, потому что таким образом тело пыталось спрятаться от взгляда ненавистных глаз, которые в ответ пялились на меня.
— Будь рядом со мной, Габи, — Джованни легонько повернул мое лицо к себе с помощью указательного пальца, который прислонил к подбородку. — Рафаэль позаботится об Эмилии. Она уже играет с детьми моих солдат, так что все будет в порядке.
Я краем глаза заприметила дочь, которая и правда веселилась в отдельном углу с детьми.
Через несколько минут мы отошли чуть в сторону, но к нам присоединился отец Джованни, который все еще странно поглядывал на меня; по его выражению лица с уверенностью можно было сказать, что я ему не нравилась. Однако я старалась не обращать внимание на пренебрежение со стороны незнакомого мне мужчины, да и ближе с ним знакомиться желания совершенно не было. Кажется, что у сына и отца в принципе не лучшие отношения между собой. Интересно, в чем именно причина?
А что с мамой Джованни? Наверняка, если бы случилось что-то плохое, он вел бы себя по-другому, потому что еще тогда, в моей квартире, когда Аннабелла позвонила и сообщила, что их маме стало хуже, Джованни буквально сорвался с места. Значит, сейчас с ней все в порядке.
— …слишком рано, — услышала я вырванную из общего контекста фразу, сказанную Джованни по обращению к отцу.
— Сегодня знакомство, но если бы и была помолвка, то вовсе не рано. Аннабелла согласна выйти замуж за Марко, разве ты не говорил с ней об этом? — поинтересовался отец у сына и устремил взгляд в толпу гостей, в середине которой стояли Марко и Аннабелла.
Марко выглядел отлично: белая рубашка, черный пиджак, брюки, туфли, хорошо уложенные волосы. Он улыбался Аннабелле почти во все тридцать два зуба, выглядя привлекательно; возможно, пытался хоть как-то показать, что не является ужасным кандидатом на роль мужа, но даже если и так, то с Маттео никто не хотел связываться, по крайней мере, я думала, что, живя среди мафиози, сестра Джованни знала о семье Бернарди грязные слухи.
— Идем, — шепнул Джованни на ухо, положив руку на мою талию и притягивая ближе к себе, — познакомишь меня с Марко, но так, чтобы его нож не оказался во мне хотя бы на этот раз, — подмигнул он, и я взяла себя в руки, один раз сжав пальцы и разжав.
Я не должна выглядеть как зашуганный котенок. Я должна умело держать высоко подбородок и смотреть на всех так, будто они меня не достойны, по крайней мере, пока я рядом с Джованни, пока мы вместе среди его семьи и солдат.
Мы пробрались сквозь толпу, держась за руки. И, кстати говоря, удивлена тому, что Джованни проявлял, хоть и не так много и не так ярко, чувства в отношении меня, как бы показывая всем, кому я принадлежала.
Аннабелла выглядела гораздо лучше в том плане, что теперь ее руки не тряслись, а глаза выражали уверенность и почти дерзость, однако смотрели не на Марко, который что-то пытался донести, наверняка рассказывая о небольших путешествиях по Америке на мотоцикле — это было что-то наподобие его личной отдушины, куда он мог сбежать от суровой реальности.
Я проследила за взглядом Аннабеллы и задалась интересным вопросом, прикидывая, что к чему: почему все ее внимание обращено на Кристиано? Он стоял возле стены, засунув руки в карманы брюк, внимательно наблюдая за гостями, а потом его глаза остановились на Аннабелле. Я не поняла его взгляда и эмоций на лице; казалось, что их вообще не было, но сестра Джованни легонько кивнула, затем отвернулась.
— Марко, — мужской голос отвлек от размышлений.
Джованни протянул руку, и брат Маттео вложил в нее свою, пожимая. Меня уже радовало, что они могли более-менее ладить, если это вообще можно так назвать, потому что последний раз Джованни и Марко встретились в клубе «Ангела Ада», где чуть не убили друг друга.
— У вас все в порядке? — спросила я, оглядывая сначала Марко, затем — Аннабеллу, хотя не знала точно, какие стоило задавать вопросы в таких случаях.
— Более чем, — ослепительно улыбнулась та, и этому милому личику и правда можно было поверить, но то, как Джованни смотрел на Аннабеллу, видимо, замечая скрытые эмоции, которые видел только он, и сжимал мою талию сильнее, говорило совершенно о другом — не в порядке. — Марко, оказывается, играет на фортепиано, представляете? — внезапно оповестила нас сестра Джованни, но я не была удивлена этому, потому что слышала его игру, когда жила в их доме. Однако Марко всегда скрывал этот навык от Маттео и отца. Знала только я и его мать.
Неужели Марко готов пойти даже на такие шаги, чтобы расположить к себе Аннабеллу, раскрывая при этом секреты? Возможно, это и правда было так, и на самом деле не такая уж плохая тактика.
— Не думаю, что это то самое достоинство, о котором стоит говорить, — насмешливо ответил Марко, явно пытаясь скрыть стеснение, но чего здесь стесняться?
— Поговорим о твоих навыках в метании ножей? Это можно считать достоинством? — ехидно спросил Джованни, намекая на момент, когда Марко всадил ему нож в бок.
Аннабелла нисколечко не удивилась вопросу, но стала переживать, нервно откидывая светлые волосы назад, то и дело заправляя пряди за уши.
— Я правда не хотел этого, Джованни, — Марко развел руки в стороны и закусил изнутри щеку; он часто так делал, когда нервничал или когда испытывал стыд.
— Просто скажи спасибо, что я не начал резню, подумав, что вы с братом хотите развязать войну, — твердо сообщил Джованни, уверенно смотря при этом в глаза Марко, чуть ли не сверкая молниями.
Может, его эмоции в большинстве своем связаны именно с Маттео? Уверена, Джованни держался из последних сил от того, чтобы не застрелить прямо здесь и сейчас у всех на глазах Дона Бернарди, ведь теперь он знал — лишь малую часть — поступки Маттео в отношении меня.
Боялась ли я убийства на сегодняшнем приеме? Возможно. Наверное. Скорее всего. Все ответы содержали в себе чертову неточность. И по какой причине? Да потому что не уверена, а нужна ли мне именно смерть бывшего мужа…
Марко ничего не успел ответить, так как раздался стук по бокалу, и все обернулись, встречаясь со строгим взглядом мистера Пеллегрини.
— Мне нужно поприветствовать гостей, сказав сладкую речь, — тихо сказал Джованни, подмигнув мне. — Аннабелла, отвечаешь головой, — кинул брат сестре, имея в виду меня.
— О, не переживай, она точно никуда не убежит! — взбодрилась та и подхватила меня под руку, весело улыбаясь: кажется, Аннабелла и правда была безумно рада за брата.
Джованни вскоре остановился возле отца, обращая на себя все внимание, а я краем глаза замечала, как некоторые девушки смотрели на него и шептались. Еще бы. На их месте я бы вела себя точно так же.
Когда Джованни стал приветствовать гостей, возле меня встала Клэр, поправляя тонкими пальцами локоны возле лица. У нее и правда была ангельская внешность, но что-то все равно как будто отталкивало, хотя на первый взгляд могло показаться, что Клэр — пустышка без характера. Однако такие как она обычно просто недолюбленные родителями дети, в особенности отцами, если это касалось девушек. Именно по этому они так сильно привязывались к мужчинам и к сексу с ними; внимание — вот, что им необходимо, даже если оно ограничивалось «просто сексом».
За долю секунды, за которую Клэр снова откинула длинные светлые волосы за плечи, открывая вид на тонкие бретельки платья и то, как одна из них держалась на соплях, потому что пристегивалась с помощью цепочки, заставила меня придвинуться к ней ближе, чтобы сообщить об этом.
— О! Так и думала, что это платье окажется худшим решением в моей жизни, — как-то просто и почти застенчиво произнесла Клэр. — Не поможешь мне после речи Джованни? Лучше отойти в дамскую комнату, не очень-то прилично делать это сейчас и здесь среди гостей, — прошептала она, наклонившись, и я коротко кивнула, не видя в этом ничего плохого.
Все-таки по Клэр нельзя было сказать, что она хотела причинить мне боль, скорее всего, ей скучно и одиноко, хоть она и пришла в компании Кристиано. А кто они друг другу? Явно не пара, раз Клэр спала с Джованни. Однако и на брата с сестрой они совершенно не похожи.
Вскоре речь Джованни закончилась, и гости снова засуетились. Мне пришлось буквально оторвать от себя Аннабеллу, которая «отвечала за меня головой», сказав, что я лишь отойду в туалет, а сопровождение в это место вряд ли необходимо.
— Только, пожалуйста, возвращайся поскорее, иначе Джо съест меня с потрохами, — виновато улыбнулась Аннабелла, и в очередной раз я заметила, как она назвала его — Джо, а он ее — Беллой. Кажется, у них какие-то свои договоренности? Впрочем, это как у меня с «Габи».
Я кивнула и сообщила Клэр, что мы можем идти. Боже, мы походили сейчас на двух подружек, пытаясь идти друг за другом чуть ли не держась за руки. И, вероятно, те, кто знал, кем именно приходилась их Дону Клэр, немного — или много — находились в смятении, потому что видели наш маленький союз.
Конечно, Джованни не представлял меня официально как свою девушку, но все же легко можно было догадаться по его касаниям в отношении меня, кто я такая. Да и мне не нужна была огласка — привыкла быть в тени и в стороне. Я только еще больше начинала нервничать, если замечала на себе любопытные взгляды, а ведь их было достаточно, особенно когда Джованни выводил меня за руку из машины.
Честно говоря, даже удивлена его смелости, ведь он вполне мог отказаться ехать на прием с чужим ребенком. И мне все еще безумно интересно: а думал ли Джованни о последствиях? Что подумали бы о нем люди, увидев его девушку с «прицепом»? Вероятно, лично мне не стоило этим забивать голову, ведь даже если и задавался такими вопросами — мы-то здесь, не так ли?
Клэр первая зашла в туалет, и как только я прошмыгнула за ней, закрыла дверь, щелкнув ключом, который был вставлен в скважину.
— Прости за вопрос, но кем вы приходитесь другу другу с Кристиано? — осторожно спросила я, перекидывая волнистые волосы на грудь, открывая вид на нужную бретельку, которую стоило перестегнуть, чтобы платье с одной стороны внезапно не соскочило, оголяя интимные места. И почему меня вообще это заботило?
После заданного вопроса я подняла глаза, встречаясь со взглядом Клэр в зеркале, напротив которого мы стояли, и она, приподняв уголок губ, ответила:
— Друзья детства, — пожала плечами. — Его семья изначально жила на Брайтон-Бич,[1] хотя это странно, ведь они итальянцы, так еще и мафия, но после одного случая… — Клэр запнулась, будто сомневалась, а стоило ли говорить дальше, — …переехали в мой район, точнее Кристиано со своим дядей.
— Случилось что-то плохое? — поинтересовалась я, окончательно закрепляя цепочку на платье.
— Это очень личное, знают немногие, даже я не до конца в курсе, что на самом деле произошло, но да, после того случая Кристиано совершенно изменился, хоть ему и стукнуло тогда только тринадцать лет.
Казалось, что даже Клэр неприятно и боязно говорить, а то и вспоминать о том, что произошло, поэтому более я не стала любопытствовать.
Наконец, я опустила руки вниз и выпрямилась, оповещая Клэр о том, что все готово. Она мило улыбнулась, при этом поблагодарив за помощь, затем достала помаду из маленькой сумочки, предлагая и мне накрасить губы, но я вежливо отказалась, потому что мой образ не состоял из такой броской и яркой помады, а вот ей — вполне подходила.
— Я, пожалуй, пойду, — коротко оповестила я и тут же нажала на ручку, открывая дверь в коридор, где слышалась приятная спокойная музыка из большого зала.
Я не стала дожидаться какого-либо ответа от Клэр, да и зачем он был нужен, если мы — никто друг другу? Нас связывал лишь один человек — Джованни, но вряд ли его желание состояло в том, чтобы бывшая и нынешняя подружились. Поэтому с моей стороны это был обычный жест помощи; наверное, можно даже назвать женской солидарностью.
Джованни наверняка обыскался меня и, вероятнее всего, злился на Аннабеллу за то, что та упустила меня из виду, но это был всего лишь туалет… Ровно до того момента, пока висок не встретился с холодным металлом, а чья-то рука крепко зажала рот, чтобы я не смогла вскрикнуть, но… я бы и так не сделала этого, потому что знала, что за этим могло последовать — выстрел.
Мужчина потащил меня к лестнице, которую до этого я не видела. Вокруг не было ни души, а темнота коридора из-за приглушенного света скрывала нас от посторонних глаз, поэтому моему похитителю было проще простого утащить меня с приема. Вот только… куда? И кто это? В голове сразу возник образ Маттео, а потом я вдохнула полной грудью и услышала резкие тяжелые духи и поняла, что это и правда
он
.
Маттео тащил меня перед собой, теперь обхватывая одной рукой за талию, чуть поднимая от пола. Я знала, что он силен, но не до такой же степени… Ноги буквально болтались по воздуху все то время, что мы спускались по лестнице, а потом, как только мы оказались на улице, видимо, на заднем дворе, Маттео поставил меня на асфальт, а я чуть не подвернула лодыжку, становясь на высокие каблуки.
— Какого черта?! — вдруг выпалила я, когда буквально отдернула себя от бывшего мужа и повернулась всем корпусом к нему, потому что стоять спиной — не лучшее решение.
— Теперь так ты разговариваешь со мной, Габи? — усмехнулся он, крутя в руке пистолет. — Думаешь, если стала подстилкой другого Дона, то тебе ничего не грозит?
Маттео делал маленькие, но уверенные шаги, а я снова и снова отходила назад, уже чувствуя мягкую поверхность под каблуками, наверное, ступала по газону с идеально скошенной зеленой травой.
— Что тебе нужно? — спокойнее задала вопрос я, ведь провоцировать Маттео было опаснее всего, хотя я и так видела, насколько он взбешен, насколько хотел причинить мне — а может и не только — боль. — Он убьет тебя, — прошептала я, сама не понимая, почему именно сейчас язык извернулся именно таким образом, вспоминая о Джованни, вспоминая взгляд серых радужек, которые горели ярким пламенем при упоминании Маттео и меня в одном предложении.
Глаза зацепились за черную тень за спиной бывшего мужа, который остановился в паре метрах от меня, дыхание практически выровнялось, потому что я знала, кто скрывался в темноте.
Джованни.
Его походка была твердой и уверенной, но в то же время идеально лакированные черные ботинки не издавали ни звука, а я быстро перевела взгляд обратно на Маттео, чтобы он не заподозрил неладное.
Джованни держал в вытянутой руке пистолет, направляя прямо в затылок главе семьи Бернарди, но под таким углом он, вероятно, боялся задеть меня, поэтому не стрелял.
— Мамочка! — послышался громкий голос Эмилии, и Маттео обернулся, теперь замечая и Джованни, и дочь, которая бежала к нам навстречу.
Я закусила нижнюю губу, понимая, насколько Эмилия помешала плану Джованни и насколько теперь все стало сложнее.
— Эми! — практически вслед за моей дочерью выбежала Аннабелла, которая практически тут же встала в ступор, замечая, как Маттео и Джованни целились друг в друга.
Я все еще оставалась позади бывшего мужа, потому что не знала, что делать. Эмилия врезалась в меня, хотя я думала, что Маттео резко схватит ее за руку, таким образом словив, чтобы утащить к себе в машину, но, может, просто не хотел дергаться?
— Так ты встречаешь будущих родственников? — насмешливо спросил Маттео, а я была уверена в том, что при этом он нагло улыбнулся.
Джованни явно было не до этих чертовых игр, он лишь сильнее сжимал пистолет, четко смотря в глаза сопернику.
— Ты действительно любишь ее? — Маттео чуть кивнул в мою сторону, а серые глаза метнулись на меня.
— Не двигайся! — приказал Джованни, когда Дон Бернарди сделал шаг назад, приближаясь таким образом ко мне.
Кажется, кто-то еще выбежал из дома. В тишине ночи прекрасно слышны шаги, особенно, если человек бежал, не стараясь остаться незамеченным. И этим человеком оказался Кристиано. Он остановился между Аннабеллой и Джованни, направляя пистолет на Маттео. Казалось, что теперь вся ситуация, которой именно он изначально заправлял, пошла против него. Однако это только казалось, потому что за долю секунды Маттео выхватил второй рукой еще один пистолет из кобуры и повернулся таким образом, что одно дуло целилось в меня, а другое — в Аннабеллу. Это гребаный джекпот.
— Эмилия уедет со мной, — нагло сказал Маттео, ухмыляясь.
— Нет.
— Нет.
Я и Джованни одновременно произнесли эту частицу, которая сейчас, в нашем положении не имела смысла. Конечно, я понимала, к чему Маттео устроил весь этот цирк — просто чтобы отнять у меня дочь, чтобы наказать за неповиновение. Возможно, собираясь на прием, мысленно я уже была готова к тому, что это произойдет, однако внутри все равно горел маленький огонек надежды, но теперь окончательно потухал.
— Брось, Джованни, — непринужденно начал Маттео. — Признайся, что теперь ты слабее в два раза. Признайся, что любовь не дает тебе сделать нужный шаг, ведь если бы эти девушки не были так дороги, ты бы без раздумий убил меня. Любовь — слабость.
Я видела, как сильно действовали слова Маттео на Джованни: в глазах наблюдался конфликт точно так же, как и в мимике лица, и в жестах тела.
Кристиано, который так же целился в главу семьи Бернарди, попытался пройти чуть ближе к Аннабелле, чтобы закрыть собой, но Маттео цокнул языком, мол, без лишних движений.
— Мне глубоко насрать, что твоя сестра должна стать женой моего брата, — обратился мой бывший муж к Джованни, а тот сжал челюсти, — я могу убить ее, не моргнув глазом, так что будьте так добры, опустите оружие, ведь среди вас есть ребенок, наблюдающий за всем этим представлением.
Эмилия все еще жалась ко мне, обхватывая ноги маленькими ладошками и смотря на своего отца, но лично я не понимала, что она чувствовала в данный момент. Страх? Замешательство? Интерес? Верила ли она словам Маттео об убийстве или считала это детской игрой?
Глядя в глаза Джованни, я прошептала одними губами, что все в порядке и что он может опустить пистолет. Да, из-за этого я лишусь дочери, но так мы с Аннабеллой, по крайней мере, останемся живы. И вообще Эмилия — моя ответственность, а перекладывать сейчас ее жизнь на Джованни — паршивая идея.
— Забирай, — я попыталась оторвать дочь от себя, но она запротестовала, а я еле сдерживала слезы, которые уже скопились в уголках глаз.
Как бы ни хотелось быть бесчувственной, делая вид, что мне совершенно плевать на Эмилию, — не получалось, и я, присев на корточки и смотря в большие детские глаза, продолжила, но очень-очень тихо:
— Обещаю, мы еще увидимся, Эми.
Она замотала головой, а ее красивые губы скривились.
— Тебе нужно некоторое время побыть с папой, вот и все, но я обязательно заберу тебя, помни об этом, ладно? Я так люблю тебя, малышка.
На последних словах Маттео взял за руку Эмилию и оттащил от меня, а я сжала руки в кулаки, становясь на ноги и выпрямляясь в полный рост, наблюдая за тем, как дочь чуть ли не плакала навзрыд, пока ее отец отдалял от собственной матери, медленно шагая по газону в сторону дальних ворот, при этом все еще держа меня и Аннабеллу на мушке.
Как только Маттео усадил Эмилию в машину, Джованни резко сорвался с места, направляясь в дом, по крайней мере, мне так показалось. Несколько мгновений я колебалась, не зная, что делать, а потом, увидя, как Кристиано, что-то сказав Аннабелле, направился следом за своим Боссом, наконец сдвинулась с газона, снова чуть не подвернув ногу, потому что теперь ноги окончательно стали ватными. Как мне удавалось прямо сейчас не рыдать, лежа на траве, — понятия не имела.
— Нет, Габриэлла, лучше не ходи к нему, — остановила меня Аннабелла, поймав за руку, когда я хотела пройти мимо нее, чтобы догнать Джованни.
— Я должна остановить его, спасти от самого себя и своего гнева, — решительно сказала я, чуть ли не вырывая руку из мягкой хватки. — Помоги мне, ты ведь тоже понимаешь, что Джованни может совершить ошибку, действуя на эмоциях, — смотря в большие серые глаза Аннабеллы, практически умоляющие произнесла я, сжимая пальцами ее оголенное плечо.
Она кивнула, прикусывая щеку изнутри, а я присела на корточки, чтобы снять туфли, потому что в них явно далеко не убегу, хотя на улице было довольно прохладно, но сейчас — плевать. Аннабелла последовала моему примеру, подняв одну ногу и расстегнув цепочку на лодыжке, затем проделала все то же самое с другой ногой, после чего подала мне руку, и я, схватившись за нее, выпрямилась.
Мы пробежали по улице до гаража, успевая буквально в последний момент, когда главные ворота из двора уже были открыты, а ворота гаража открылись наполовину, и оттуда практически со свистом вылетела машина, и я, совершенно не подумав, вырвала руку из хватки Аннабеллы, метнувшись под колеса…
Я слышала, как Аннабелла вскрикнула и чуть не кинулась за мной, но благо Джованни вовремя среагировал и резко затормозил. Капот машины только немного тронул ноги, отчего я покачнулась и сжала зубы, а потом услышала, как дверь машины резко открылась, и из нее выскочил разъяренный Джованни.
— Sei pazza, cazzo?![2] — грубо прокричал он, и я на минуту другую оторопела, кажется, даже открыв рот от удивления, а потом нахмурилась. — Potrei buttarti giù, potrei toglierti la vita proprio qui, capisci?![3]
Джованни подошел ближе, нависнув сверху, раздраженно смотря в глаза, но не зло; казалось, что по-настоящему он никогда не посмеет показать злость в отношении меня даже при таких обстоятельствах.
— А ты понимаешь, на что готов был пойти из-за захлестнувших эмоций?! — резко спросила я, повышая голос на тон, но надеясь, что кроме Аннабеллы и Кристиано, который в момент грубых слов Джованни вышел из гаража, никто не слышал нас, иначе кто-то мог посчитать, что этот инцидент с их Боссом заслуживал огласки в СМИ.
— Я мог догнать его, мог вернуть Эмилию домой.
Он стал потирать переносицу двумя пальцами, закрыв глаза и отойдя на несколько шагов назад, а я так и стояла возле капота машины, который до сих пор упирался в ноги.
— Прошу, отойди, Габи, — снова обратился ко мне Джованни, пытаясь отодвинуть меня от машины. Он даже попытался найти помощи у сестры и Кристиано, но те, кажется, были согласны с моим мнением.
— Вы поубиваете друг друга, не дай Бог задев Эмилию, — прошептала я, пока Джованни держал рукой мое предплечье. — Если ты думаешь, что моя дочь — твоя ответственность, то глубоко ошибаешься. Это моя вина в том, что Маттео забрал ее. Только я замешана в этом. Ti prego, resta con me, sii vicino,[4] — я попыталась найти в глазах Джованни ответ, но не нашла, потому что он отвернулся от меня, снова садясь в машину, но теперь загоняя обратно в гараж.
Я вдруг выдохнула весь воздух из легких и готова была тут же свалиться с ног от переполняющих эмоций, но этому не дала случиться Аннабелла, которая снова взяла меня под руку и, приговаривая о чем-то полушепотом, повела в дом.
➽─────────❥
Не помнила, как гости разошлись по домам, как оказалась в комнате Аннабеллы, как Джованни куда-то снова исчез, кажется, выгнав совершенно другую машину из второго гаража. С одной стороны, я правда понимала его, ведь он всего лишь хотел помочь спасти мою дочь, которую я потеряла, наверное, навсегда, и больше не увижу, как Эмилия растет, улыбается, не услышу детский, а потом взрослый смех, не услышу в отношении себя слово «мама».
— Габриэлла, ты не пострадала? — обратилась в очередной раз Аннабелла, оглядывая меня со всех сторон, но больше смотря на колени, которых едва коснулся капот машины.
Однако я могла лишь мотать головой, сидя на мягком бежевом кресле рядом с окном, глядя на задний двор в ожидании какого-то гребаного чуда, а может… просто ожидая прибытия Джованни, надеясь, что он все-таки послушал нас.
— Прости, я не знаю точно, но… Эмилия твоя дочь? — спросила Аннабелла, остановившись напротив меня, когда переоделась в домашнюю одежду, состоящую из широких штанов и короткого топа на тонких лямках, и даже в таком образе она выглядела как принцесса.
— Да, — ответила я и почувствовала, как к горлу стали подступать непрошеные слезы. — Маттео — мой бывший муж, — призналась я и увидела, как Аннабелла прикрыла рот ладонью от удивления. — Наверное, ты не думала, что твой брат свяжется с такой, как я, — горько усмехнулась я и криво улыбнулась, затем быстро-быстро заморгала, пытаясь отогнать слезы, потому что не хотела в очередной раз раскисать, хотя отчего-то знала, что Аннабелла точно поддержит, потому что было видно
—
она умела это делать.
— Моему брату явно плевать на этот факт, раз он привел тебя в наш дом, тем более на прием, когда вокруг крутилось столько народу, столько солдат семьи, но… кажется, Джо поступил опрометчиво, приведя вас с Эмилией, ведь он наверняка знал, что Марко не может приехать один, только со своим Боссом.
В этом, конечно, была доля правды, да и я как будто чувствовала всем нутром, что что-то обязательно должно произойти, когда несколько раз отнекивалась от предложения поехать на прием, но я поверила Джованни… И в том, что Маттео увез Эмилию, совершенно не было его вины, хотя, уверена, он ощущал ее, раз уехал, так ничего и не сказав.
— Думаю, он скоро вернется, не переживай.
Аннабелла присела рядом со мной, немного двигая меня к краю кресла, и теперь мы обе сидели и смотрели в окно.
— Знаешь, я немного по-другому представляла тебя, когда Джо упоминал о девушке, в которую влюбился, — загадочно сказала она, и я невольно улыбнулась, особенно от последних слов; казалось, что я не могла до конца принять тот факт, что в меня и правда мог кто-то влюбиться.
— И какой же ты меня представляла? — немного ехидно спросила я, склонив голову вбок, смотря при этом на Аннабеллу.
— Скорее, либо блондинкой, либо брюнеткой, но никак не рыжей, — пожала она плечами, и я издала смешок. — А еще думала, что ты будешь гораздо ниже, например, как я.
Аннабелла и правда имела маленький рост, и это делало ее еще более хрупкой, хотя только на первый взгляд казалась таковой, ведь то, как она держалась в обществе, поражало и восхищало.
— Но я безумно рада видеть брата счастливым, как он улыбается при виде тебя, как смотрит на тебя…
— О, прекрати! — попыталась отмахнуться я, понимая, что теперь слезы могли политься не только из-за Эмилии, но и из-за слов обо мне.
— Нет, правда, Габриэлла.
Ее рука опустилась на мою, мягко сжав, а потом, когда Аннабелла хотела в очередной раз что-то сказать, дверь в комнату открылась и в проеме появился Джованни; его взгляд сразу же приковался ко мне. Я до сих пор ощущала негативную энергетику, исходящую от него, но, по крайней мере, серые глаза с прежней мягкостью смотрели в мою сторону, оглядывая с ног до головы, будто проверяя, все ли в порядке.
Я не стала вставать с кресла, лишь ждала, пока Джованни сам подойдет и что-то сделает или скажет. Не то чтобы мне сложно было подняться самой, но отчего-то я хотела видеть его перед собой гораздо ближе, перед тем как мы скроемся за дверьми другой комнаты или другого дома… Возможно, больной мозг желал убедиться в том, что Джованни не опасен, что ненависть и злость не захватили его разум, хотя, вероятно, он выбил их как раз-таки с помощью поездки в какое-то место. И… если так, то куда ездил?
Он все-таки вошел внутрь комнаты, и Аннабелла встала с кресла, отойдя в сторону, чтобы дать нам пространство, но Джованни не стал ничего говорить, лишь заглянул в глаза, затем мягко поднял меня на руки, а я, не сопротивляясь, обхватила руками его шею, кивком прощаясь с Аннабеллой, когда мы проходили мимо нее.
Все то время, что Джованни нес меня по лестнице вниз, после по заднему двору, где за несколькими посаженными кустами и деревьями скрывался небольших размеров домик, больше похожий для летнего отдыха, мы молчали, будто разучились говорить. Однако, когда я почувствовала под ногами пол, не выдержала и, резко обернувшись, спросила:
— Куда ты ездил?
В вопросе не было и намека на контроль над жизнью Джованни или намека на наезд. Мне просто интересно было узнать, почему он уехал, оставив меня наедине с тяжелыми и тревожными мыслями, когда мы чуть не поругались.
— Перевести дух, — коротко ответил он и прошел дальше по коридору, перед этим сняв ботинки. — Не волнуйся, я не гнался за Маттео, как ты и просила, — непринужденно и так, будто ему совершенно плевать, сказал Джованни, а я быстрым шагом нагнала его, снова вставая напротив лицом к лицу. — Прости меня, Габи, — вдруг прошептал Джованни и быстрым жестом с помощью одной руки, что положил на спину, прижал к себе, теперь зарываясь пальцами в мои волосы, накручивая локоны, будто это успокаивало его. — Прости, что мое обещание — пыль в глаза.
Мужской подбородок опустился на макушку, поэтому я не могла посмотреть, какие эмоции отражались на лице Джованни; возможно, он делал это специально.
— Я же сказала, ты не виноват…
Руки обхватили мужской торс, а нос вдыхал приятный и уже такой родной аромат бергамота.
— Мы что-нибудь придумаем, Габи, обязательно, — Джованни наконец чуть отстранился от меня, теперь смотря в глаза, после поцеловал в лоб. — Прости за машину и за грубый тон, но я правда испугался… Черт, если бы я не дал по тормозам…
— Джованни, прекрати, все в порядке, я здесь, ладно? — мягко проговорила я и дотронулась рукой до едва колючей щеки, таким образом обращая на себя внимание и выводя из беспокойных мыслей.
Джованни провел меня по всему дому, в котором оказалось четыре комнаты: они не были большими, но вполне уютными, да и мне никогда не нравилось слишком много пространства, потому что я чувствовала себя не в безопасности в таких случаях, будто монстры могли прятаться во всех углах помещения.
Я узнала, что Алессандро Пеллегрини — отец Джованни и Аннабеллы — только недавно вышел из тюрьмы, а сел из-за того, что попался на сделке с оружием. Возможно, кто-то сдал его, но об этом Джованни умолчал, а я не настаивала рассказывать всю историю, ведь и сама говорила не обо всем, по крайней мере, пока. А до того, как Алессандро посадили за решетку, Джованни жил в этом доме, чтобы хоть как-то спастись от влияния и контроля отца, но я не понимала, какое влияние он мог оказывать, если сын уже такой взрослый, а теперь — встал во главе семьи, став Доном.
Наши небольшие сумки, что мы взяли с собой, уже стояли в спальне, и я поспешила переодеться в удобную одежду, состоящую из шортов и короткой майки, потому что в доме было достаточно тепло, несмотря на то, что к Нью-Йорку все ближе и ближе подходила зима.
— Ты…
Джованни зашел в комнату, когда я снимала с себя платье, но остановился в дверях, теперь оглядывая меня с пылким интересом.
— Так и будешь пялиться? — немного посмеялась я. — Лучше помоги расстегнуть молнию.
Я повернулась к нему спиной, затем ощутила приятные прикосновения, а потом — как язычок на молнии плавно заскользил, оголяя тело, будто бутон красивых и хрупких цветов раскрывался под воздействием теплых лучей солнца.
Горячее дыхание Джованни обдавало шею, и я хотела повернуть голову, но он прижался щекой к виску, не давая этого сделать, будто наказывал за что-то.
— Ты ушла и подвергла себя опасности, Габриэлла, — бархатным басом прошептал он, и я вздрогнула, совершенно не ожидая такого тона, но почему мне понравилось? Почему тело внезапно проснулось, возрождая поникшие крылья за спиной? — Больше не делай так, — его губы опустились на плечо, мягко целуя, затем дорожка из поцелуев дошла до другого плеча, а я в это время закрыла глаза от удовольствия, скапливающегося внизу живота.
Джованни повернул меня к себе лицом, отпуская из рук платье, и оно тут же упало к моим ногам, оставляя лишь в нижнем белье, но рядом с таким мужчиной казалось, что я вовсе стояла голая, а может, просто хотелось наконец раздеться и отдать всю себя, чтобы расслабиться, забыться, потому что как только я закрывала глаза или оставалась наедине с собой, мысли разъедали разум, возвращая в момент, когда Маттео оттаскивал Эмилию от меня, после — усаживал в машину и увозил…
— Габи, посмотри на меня, — пробудил меня Джованни, и я, нахмурив брови, подняла глаза. — Ты расстроена или зла, а может, и то, и другое, и я пойму, если ты не хочешь сейчас этого, но знай, я весь вечер так чертовски желал сорвать с тебя это платье.
Мне не нужно было что-то отвечать, потому что ответом послужил поцелуй, которым я соединила наши губы, прижавшись всем телом к крепкому торсу, ощущая, как каждая мышца в теле Джованни напрягалась из-за моих ладоней, которые проводили вниз и вверх по рубашке, пытаясь достать ее из брюк.
Вероятно, секс во время грусти и разочарования — совершенно плохая затея, ведь тогда ты как будто используешь другого человека, только чтобы заглушить боль, чтобы почувствовать что-то, кроме слабости, но мы оба хотели этого.
Джованни до сих пор не выглядел спокойным: в серых глазах все еще горел опасный огонек, который с каждым движением рук по моему телу разгорался сильнее; губы целовали грубее, пальцы впивались в кожу сильнее, возможно, оставляя красные отметины. Это было похоже на сумасшествие, но я растворялась в ощущениях, утопая в мягкой кровати под собой и еле слышно вскрикивая от наслаждения, когда пальцы Джованни касались клитора, то нажимая сильнее, то заставляя сжиматься от нехватки и пустоты.
Желание быть настолько любимой, как сейчас, разгоралось в такие моменты лишь сильнее, и я боялась стать зависимой от такого внимания и отношения к себе, но… если Джованни и правда был тем, кто влюблен в меня, как сказала Аннабелла, я готова нырнуть в этот омут зависимости, чтобы снова и снова тонуть, чтобы снова кричать и стонать его имя, пока сильные руки прижимали ближе к себе, а язык нагло вторгался в рот, уже окончательно обозначая свою территорию.
➽─────────❥
— Джованни… — позвала я тихо, когда выводила на его груди непонятные узоры указательным пальцем, лежа сверху, пытаясь отдышаться.
Его взгляд опустился на меня, потому что до этого глаза были устремлены вбок, кажется, в окно, за которым уже давно сгущались сумерки.
— Я правда нравлюсь тебе? — вопрос прозвучал почти жалостливо, хотя я не хотела, чтобы меня жалели.
— Глупышка, — после короткого смешка сказал Джованни. — Маттео настолько сломал тебя, что ты сомневаешься в том, что кому-то можешь понравиться?
В этом была доля правды.
— Габи, я влюблен, как сопливый мальчишка, — признался вдруг он, и я спрятала лицо за волосами, потому что знала, что от смущения покраснела, хоть спальня и утопала в темноте ночи.
Однако Джованни протянул руку и поднял пальцами мой подбородок, нежно поглаживая его большим пальцем.
— Я даже не знал, что можно так быстро поддаться этому чувству.
На эти слова я скептично выгнула бровь, после чего мы оба засмеялись, понимая, почему мое лицо изобразило неуверенность.
— Ладно, не особо быстро.
Джованни провел другой рукой по волосам, взъерошив их, а я решила перекатиться на свою сторону кровати.
— Почему ты так долго решался? Ты не похож на человека, который слишком затягивает с принятием решений, — сказала я, обнимая подушку двумя руками, ложась на живот.
— Я тоже так считал до твоего появления в моей жизни, поэтому это не распространяется на дела, связанные с сердцем, — он немного хмыкнул, видимо, и сам только сейчас до конца осознал это, а потом вдруг сделался серьезным, устремляя взгляд в потолок. — Отец, начиная с моих лет так шестнадцати, пытался подобрать девушку, которая стала бы моей женой. И на самом деле я бы мог согласиться на некоторых из них, но отказывался, потому что хотел вывести отца из себя, хотя сделать это можно на раз два; он довольно вспыльчивый.
Когда отец Джованни приветствовал нас на входе в дом, и правда показалось, что он держал в себе раздражительность или даже ненависть, но тогда я так и не поняла: в отношении меня или сына?
— А когда встретил тебя, увидел сначала в черном платье, затем — в зеленом, потом поездка в Филадельфию, понял, зачем я отказывался от всех остальных, ради кого, но… — Джованни сделал паузу и повернул голову ко мне, теперь рассматривая меня. — Черт, я противоречу сам себе, — он взмахнул рукой в воздухе. — С каждой нашей встречей я все больше и больше понимал, как меня тянет к тебе, а это опасно.
Я вопросительно выгнула бровь, не до конца понимая, о чем говорил Джованни.
— В нашем мире опасно любить. Я хоть и мечтал о жене и детях, но принцип не влюбляться и не втягивать любимую девушку в темноту гораздо сильнее мечты, тем более мечты почти всегда остаются мечтами, — слова звучали депрессивно, может даже меланхолично, и, кажется, я впервые видела такого Джованни. Я уже знала его мягкую сторону, заботливую, злую, раздражительную, опасную, сомневающуюся, решительную, но такую… нет, да и не думала, что она вообще есть.
— И что изменилось? Почему ты решил сказать мне тогда те слова? Перестал бояться? — поинтересовалась я, однако понимала, что этот разговор может быстро закончиться, потому что мужчины редко любили разговаривать настолько открыто.
— Страх никуда не ушел и не уйдет, — он помотал головой. — Я просто устал сопротивляться, понимая, что еще немного и сойду с ума. Даже Кристиано в те моменты, задыхался без тебя, как без воздуха, заметил, что я изменился: стал более нервным и раздражительным. Обычно с таким настроением помогали либо спортзал, либо гонки, либо секс, но ничего из этого не могло утолить голод, Габриэлла.
Джованни придвинулся ближе, и наши носы почти коснулись друг друга, от этого мне стало немного щекотно, и я тихо захихикала.
— Solo tu,[5] — прошептал он, и я нежно поцеловала его, надеясь, что все это действительно правда; точнее, та моя вторая личность, которая то и дело просыпалась с паранойей, потому что другая часть — бесповоротно влюбилась и доверяла.
[1] Район широко известен русскоязычными фирмами — ресторанами, кафе, концертными залами. Здесь расположены многие культурные и просветительские центры русскоговорящей общины Нью-Йорка.
[2] Ты, блять, с ума сошла?! (итал.)
[3] Я мог сбить тебя, мог лишить жизни прямо здесь, ты понимаешь это?! (итал.)
[4] Прошу тебя, останься со мной, будь рядом. (итал.)
[5] Только ты. (итал.)
Глава 22: Чайки
«Я не знаю, куда ведет мой путь, но мне легче идти, когда моя рука сжимает твою» (Альфред де Мюссе)
Мистер Джованни Пеллегрини
Тогда
Аннабелла была неугомонным и слишком любопытным ребенком. Ей обязательно нужно было залезть во все щели, ящики, подвалы, но как она их находила, и самое главное — открывала, ни я, ни родители до сих пор не понимали. И сейчас я играл с сестрой в прятки, пытаясь найти ее вот уже полчаса. Я даже стал кричать Аннабелле о том, чтобы она вылезла и что она точно победила в сегодняшнем раунде, но сестра не велась на мои слова; возможно, считала, что таким образом я ее обманывал, но в моем характере отсутствовала эта черта — я никогда не врал, никому, вообще. Даже отцу, которого недолюбливал.
Я вышел на улицу, чтобы поискать в саду, но перед самым выходом в коридоре услышал тихий всхлип, поэтому замер на месте, чтобы прислушаться, и снова услышал тихий всхлип. Аннабелла плакала?
— Белла? — тихо позвал я, подходя к большому шкафу-купе. — Ты здесь? — спросил и стал отодвигать дверцы, которые, кажется, как-то неправильно соединились друг с другом и плохо двигались в стороны.
Я все же смог отодвинуть дверцы, сдвигая почти все в одну сторону к стене по правую руку, и увидел Аннабеллу, которая сидела внизу под верхней одеждой, обняв колени руками и опустив голову. Я присел напротив нее на корточки и опустил ладонь на хрупкое плечо, мягко прогладив, обращая внимание сестры на себя. В ту же секунду Аннабелла резко подняла голову, встречаясь со мной заплаканными красными глазами, но теперь в них горела надежда.
— Джо! — воскликнула сестра и бросилась мне на шею. — Я ду… думала, чт-то застряла здесь, и меня никто никогда не найдет, — снова заплакала Аннабелла, крепче сжимая маленькими ручками мою спину.
— Тш-ш, Белла, — успокаивал я, гладя ладонями спину сестры, чувствуя, как все ее тело содрогалось от рыданий. — Все в порядке, я нашел тебя.
Аннабелла отстранилась и мягко улыбнулась, обнажая маленькие белые зубки.
— Где бы ты ни спряталась, ti troverò sempre,
[1]
помни об этом, ладно?
Я склонил голову вбок и стал стирать большим пальцем мокрые дорожки слез с ее румяных щек.
Аннабелла кивнула и снова обняла меня за шею, перед этим мимолетно чмокнув в щеку. Любовь сестры давала силы справляться с трудностями, которые уже ставил передо мной отец.
— Скажешь наш девиз? — попросила она, тихо шепча на ухо.
— Давай вместе, — предложил я и почувствовал, как Аннабелла кивнула, все еще прижимаясь ко мне всем телом.
Я медленно сосчитал до трех, и в это время сестра выпрямилась; теперь мы смотрели друг другу в глаза, затем одновременно сказали:
— Siamo dello stesso sangue.
[2]
— Siamo dello stesso sangue.
Сейчас
Прием в доме Пеллегрини.
Честно, я думал, что единственными проблемами, о которых я буду думать, станут Аннабелла и Габриэлла, но никак не Клэр, которая решила посетить сегодняшний прием, и на какой черт — понятия не имел, но хотел узнать, как только заметил ее взгляды на Габриэлле, а та, в свою очередь, уверен, заметила, как мой взгляд устремился на Клэр в ответ. Конечно, она могла прийти со своим отцом, который в данную минуту разговаривал с моим, явно обсуждая работу или деньги, которые мы должны заплатить офицеру за молчание о семье, но она вошла в сопровождении Кристиано, а значит — именно от него узнала о приеме.
Как только я оставил Габриэллу и Эмилию с Рафаэлем и Аннабеллой, чтобы поговорить с Клэр, тут же потерял ее из виду, будто она была лишь плодом моего воображения, будто разум воспроизвел один из глубинных страхов, когда бывшая и нынешняя встречались лоб в лоб, хотя Клэр вовсе нельзя было назвать бывшей, потому что между нами ничего не было, кроме секса.
Я стоял посреди толпы, совершенно не понимая, куда могла деться Клэр, а потом почувствовал, как кто-то схватил меня за предплечье. Обернувшись, понял, что это Кристиано, который теперь вел меня в сторону, дабы поговорить наедине, либо просто спасая от любопытных глаз, которые могли подумать что-то не то, смотря на мой потерянный вид, хотя я прикладывал неимоверные усилия, чтобы выглядеть так, будто ничего не происходило, будто так и должно быть. Однако терпение могло рано или поздно кончиться, ведь я так ненавидел гребаные светские мероприятия.
— Неужели нельзя было найти другую пару на вечер? — раздраженно спросил я, когда мы с Кристиано вышли из толпы, останавливаясь в укромном углу, где могли спокойно — или не очень — поговорить.
— Она вынесла мне мозги, Джованни, — с таким же настроем, как у меня, ответил Капо, и я прекрасно понимал, о чем он говорит; казалось, Клэр могла разбудить и достать даже мертвого. — Ты влип, да? — ехидно улыбнулся он и выхватил бокал с белым вином у пробегающей девушки с подносом.
— По-твоему, это смешно? — я прищурился, затем отпил виски, дабы хоть как-то успокоить нервы. — Черт! — тут же выругался я, когда увидел, как Клэр разговаривала с Габриэллой, стоя возле барной стойки.
— О, перестань, Клэр не скажет ничего лишнего, она не такая сука, как ты думаешь, — попытался успокоить меня Кристиано, но я продолжал внимательно наблюдать за Габриэллой и ее реакцией.
После нескольких минут она обернулась, видимо, почувствовав мой взгляд, который мог бы просверлить дыру, и странно улыбнулась, будто в их разговоре с Клэр не было ничего особенного. Может, Клэр и не призналась в том, что спала со мной?
— Как Аннабелла? — вдруг поинтересовался Кристиано, и это показалось не менее странным. Конечно, изредка он спрашивал о моей сестре, но не в таком плане и… не таким тембром голоса. — Джованни, может, перестанешь искать во всем скрытый подтекст? — устало спросил Капо, ставя уже пустой бокал на маленький столик возле нас.
— Она явно скрывает эмоции, но от меня вряд ли можно что-то утаить.
Хотя в последнее время я в этом начал сомневаться.
— Я слишком хорошо знаю сестру, — объяснил я, потому что и правда видел, как ее пальцы едва заметно подрагивали, а глаза бегали туда-сюда, будто пытаясь найти запасной выход, через который можно было бы сбежать из этого места.
Не понимал до конца, почему Аннабелла не сказала мне разобраться с помолвкой, почему промолчала, почему согласилась. Неужели и правда считала и считает, что таким образом поможет нашей семье? Неужели отец настолько сильно повлиял на ее решение, хотя против его слова сестра практически никогда не могла ничего сказать, да даже вякнуть на него — слишком, даже после того, как отца посадили в тюрьму, а я стал новым Доном. Аннабелла имела одновременно и мягкий, и твердый характер. Она умела постоять за себя, но в то же время ей могла понадобиться помощь, а просить Аннабелла не любила.
— Возможно, Марко и правда не так плох, как ты думаешь, и Аннабелла видит это, поэтому дает ему шанс.
Капо своей спокойной и размеренной речью только еще больше раздражал, отчего я крепче и крепче сжимал челюсть, дабы сдержать себя и не врезать ему, но… кому как не мне знать, что за этой, казалось бы, безэмоциональной натурой скрывался человек мести и тот, кто никак не мог отпустить прошлое. Впрочем, я не винил Кристиано и помогал всем, чем мог, хоть он и отказывался от моей руки каждый раз, когда я протягивал ее.
— Еще больше я удивляюсь твоему костюму.
В очередной раз взгляд скользнул снизу вверх, оценивая внешний вид Капо и замечая небольшой кусок бинта на предплечье, который просвечивался сквозь рубашку, — все еще не зажила рука после попадания пули. Кажется, я никогда не видел его одетым в официальный стиль, а если мероприятие и предполагало определенный дресс-код, как на этом приеме, Кристиано игнорировал его, но по какой-то неизвестной причине именно сегодня Капо решил резко сменить образ.
На мои слова он лишь пожал плечами и кивнул в сторону, как бы говоря, чтобы и я обратил внимание. В нашу сторону направлялась Габриэлла, и по ее спокойному, но не расслабленному до конца лицу я понял, что Клэр и правда, похоже, не проговорилась о нас, а если и да, то это никак не задело и не повлияло на нее, поэтому я почти выдохнул.
Я разрывался между двумя девушками, одна из которых давно находилась в сердце — Аннабелла, другая — Габриэлла — только проникала в него и делала это, я бы сказал, очень стремительно. Мне и правда было трудно оторвать от нее взгляд. Она выглядела потрясающе и держалась молодцом, однако… ровно до того момента, пока не заметила гребаного Маттео Бернарди, который чуть ли не съедал Габриэллу глазами, смотря с каким-то странным вызовом. В такие моменты я поражался самому себе и своей выдержке, потому что, если бы не Аннабелла, которая должна выйти замуж за Марко, и если бы не Габриэлла с Эмилией, возможно, я бы прикончил Маттео прямо здесь, у всех на глазах, но другая часть меня всегда старалась остановить кровопролитие — я не хотел, чтобы близкие люди видели мою темную сторону.
Марко и правда не выглядел как тот, кто мог бы причинить боль женщине. Однако все мы знали, как хорошо умели скрывать эмоции люди, особенно в нашем обществе. Я не пытался как-либо провоцировать младшего Бернарди, скорее старался найти в нем положительные качества или хотя бы сделать так, чтобы он сам показал их, и все же перспектива союза и родства с семьей Бернарди, мягко говоря, напрягала. В голове всплывали непрошеные картинки Аннабеллы рядом с Марко, когда я смотрел на них, и ничего не мог поделать с этим.
Во время приветственной речи я оглядывал всех гостей уверенным и твердым взглядом, не задерживаясь долго ни на ком, кроме Габриэллы, затем — Маттео. Я должен был лучше следить за тем, чтобы он не подходил к ней, однако этому помешал отец, немного одергивая меня за предплечье, после того как мой голос затих, а гул голосов гостей снова заполнил большой зал.
— Сейчас не самое лучшее время для личных разговоров, отец! — чуть ли не огрызнулся я, когда он увел меня в сторону, после чего мы вышли в коридор, направляясь, как я понял, в его кабинет.
Отец будто хотел вывести меня на эмоции молчанием и взглядами, которыми смирил меня сначала на входе в дом, когда только увидел нас с Габриэллой и Эмилией, теперь — сейчас, после сказанных мною слов.
— Как раз таки сейчас самое время, Джованни, — зайдя первым в кабинет, сказал отец, и я закрыл за собой дверь, останавливаясь напротив темно-коричневого письменного стола, за который сел отец в излюбленное кожаное кресло.
Я не собирался задерживаться в этом месте и наедине с ним, потому что у меня были дела получше и поважнее, чем спорить и ругаться с отцом; кажется, я уже подозревал, о чем могла пойти речь, или, скорее, о ком.
— Ты же понимаешь, что она не для нашей семьи? — тихо спросил отец, доставая пачку сигарет из пиджака.
— Мне плевать, что ты думаешь об этом, поэтому я не собираюсь разговаривать с тобой о Габриэлле! — огрызнулся я, чуть подавшись телом вперед, грозно смотря в глаза отцу, а он выглядел так, будто до сих пор являлся Боссом. Эта роль слишком сильно прижилась к нему, либо он слишком вжился в нее.
— Ты, мать твою, Дон! И именно ты отвечаешь за семью! А эта девчонка — грязь! Хоть знаешь, кто она на самом деле? И чья ее дочь на самом деле?!
Отец и не собирался успокаиваться, теперь повышая голос на два тона выше, чуть ли не крича на весь кабинет; благо, он находился на втором этаже, поэтому вряд ли кто-то мог нас услышать.
После резких слов отца о Габриэлле руки сжались в кулаки, а зубы заскрипели, будто готовы были разорвать человека напротив в клочья, как самое последнее животное. Однако, на удивление, голос прозвучал спокойно, либо это было мнимое спокойствие:
— Я смотрю, ты уже навел справки.
Отец выпустил из легких дым, затем помахал рукой, чтобы разогнать его, и ответил:
— Пока ты сидишь и плюешь в потолок, я сделал это за тебя, — проговорил так, будто сделал одолжение, будто я должен был сказать спасибо, но я не просил об этом, да и вообще не хотел лезть в прошлое Габриэллы, предпочитая услышать все от нее.
— Мне кланяться тебе в ноги? — с издевательским тоном спросил я и подошел к письменному столу ближе, опираясь на него ладонями. — Еще раз назовешь Габриэллу шлюхой, поверь, я не стану церемониться с тобой, а просто пристрелю! — угрожающе прошептал я низким басом и выпрямился, чтобы направиться к выходу из кабинета.
— Сукин ты сын! — раздраженно, в очередной раз, прокричал вслед отец.
Возможно, если бы он мог, то набросился бы на меня, но я уже не тот маленький мальчишка, который терпел ужасные методы воспитания и не мог дать отпор.
— До встречи, папочка!
Не оборачиваясь, махнул рукой в воздухе, громко хлопая дверью.
➽─────────❥
Возвращаясь в зал, я надеялся унять дрожь в теле от разговора с отцом. До сих пор не понимал и никогда не пойму, почему и зачем он лез в мои отношения. За каким чертом наводил справки о Габриэлле? И что вообще значили слова: «хоть знаешь, кто она на самом деле»? Просто игра слов или?..
От мыслей отвлек вид потерянной Аннабеллы, которая стояла в сторонке. Возле нее не было Марко, да и он меня не особо интересовал, а вот его брат — да. На мгновение я остановился, чтобы сосредоточиться и сфокусировать зрение на гостях, таким образом пытаясь найти Габриэллу, но не нашел, и сердце из-за этого чуть не ушло в пятки.
— Белла, где Габриэлла? — я резко оказался возле сестры, буквально выхватывая из ее рук бокал с вином и ставя на столик. — Я же сказал тебе присматривать за ней, — попытался спокойно сказать, но получилось паршиво, потому что глубоко внутри начинало разрастаться неприятное чувство тревоги.
— Она ушла в дамскую комнату с Клэр. Что может случиться в этом месте? — непринужденно ответила Аннабелла, и я поразился ее спокойствию, но винить ее в том, что она так легко отпустила от себя Габриэллу, не было смысла, потому что она не знала о ее связи с семьей Бернарди. — Джо, да что с тобой?
Сестра хотела дотронуться до моего плеча, но я дернулся в сторону, затем, развернувшись, направился в сторону выхода из зала, но к другому, где находились туалеты. При чем там вообще Клэр, и как они с Габриэллой снова оказались вместе? Я не исключал того факта, что это могла быть гребаная подстава со стороны дочери офицера полиции, но… зачем? Звучало довольно странно и нелогично. Зачем Клэр солить тому, от которого ее отец зарабатывал гораздо больше, чем остальные? Разве что показать свою гребаную ревность, ведь теперь между нами не будет никакого секса.
В еле освещаемом коридоре я подергал все ручки дверей, которые только здесь были, а потом решил подойти к окнам, выходящими на задний двор.
Маттео. Гребаный Маттео стоял напротив Габриэллы и что-то угрожающе говорил ей, а она пыталась отойти назад, сжимаясь всем телом от его напора.
Злость, ненависть и страх за долю секунды захватили разум, и я сорвался с места, вытаскивая на ходу пистолет из кобуры, сбегая по лестнице вниз. Возле двери, ведущей на улицу, замедлился, чтобы тихо, без единого звука открыть ее и так же тихо пройти во двор; будет лучше, если Маттео не поймет, что я взял его на мушку. При этом надеялся, что Габриэлла поймет план действий и не выдаст меня с потрохами, продолжая играть роль, будто меня вовсе нет за спиной Маттео, которого на самом деле так хотелось прикончить. Однако выстрел в голову — слишком легкая и, я бы сказал, добрая смерть. Он точно заслуживал пытки и явно не одним днем.
Габриэлла старалась непринужденно и спокойно вести диалог с Маттео, когда увидела меня. Она и правда хорошо играла, делая вид, что они все еще наедине. Даже если бы я не хотел, чтобы Маттео подвергся пыткам, не мог рисковать, стреляя сейчас в него, потому что за ним стояла Габриэлла, и я боялся либо скосить, что вообще-то маловероятно, либо пуля могла пройти насквозь, попадая в нее.
Я хотел подойти к Маттео ближе, чтобы приставить дуло пистолета к затылку, затем схватить, согнув пополам, потому что сейчас он и правда был практически безобидным, не считая пистолета в левой руке. Однако все полетело к чертям, когда Эмилия выбежала с криком из дома, позвав при этом Габриэллу, и Маттео обернулся, замечая и меня, тут же направляя оружие мне в голову, а я подумал: почему же он не выстрелил прямо сейчас? Тоже не хотел для меня быстрой смерти?
Я закрыл глаза на мгновение, потому что теперь ситуация окончательно вышла из-под контроля. Особенно когда Аннабелла следом за Эмилией выбежала из дома, явно не подозревая, что творилось на заднем дворе. Как Рафаэль упустил ее?! Конечно, маленькие дети могли быть очень хитрыми и изворотливыми, но чтобы пройти мимо Рафаэля?..
Кристиано появился слишком поздно, целясь в Маттео, но Бернарди не был тупым, поэтому достал еще один пистолет, целясь теперь и в Аннабеллу, и в Габриэллу, переводя левую руку с меня на нее. И в этот момент я точно понял, что ничего не смогу сделать. Слова Маттео о слабости били буквально под дых, вышибая воздух из легких. Я никогда не считал любовь слабостью, однако знал, что таким людям, как мы, и правда опасно любить. Может, и правда стоило придерживаться своих принципов до конца?
Я не мог потерять их обеих. И не мог потерять никого из рядом стоящих.
Если сначала не понимал, чего именно хотел Маттео, то теперь, после того как он несколько раз бросил взгляд на Эмилию, осознал, что он пришел за дочерью. Ублюдок хотел лишить Габриэллу единственного светлого человека, который остался у нее от прошлой ужасной жизни. И… какого черта она позволяла это сделать? Почему так легко сдавалась? Я видел, насколько тяжело Габриэлле это давалось, а ее губы шептали, что все в порядке, что это только ее решение, и я здесь совершенно не при чем.
С одной стороны я понимал, что, вероятно, в данный момент это самое правильное решение; с другой — неужели мы и правда ничего не могли придумать? Эта гребаная беспомощность раздражала, выбивая почву из-под ног.
Стойкость Габриэллы поражала и одновременно злила, но я не мог вот так просто остаться в стороне, поэтому, когда Маттео усадил в машину Эмилию, которая плакала и просила вернуть ее к маме, сорвался, направляясь в один из гаражей, чтобы сесть в машину и догнать Дона Бернарди.
— Джованни! — кажется, Кристиано бежал за мной следом. — Остановись же! — снова прокричал он и нагнал меня уже в гараже, так же быстро, как и я, влетая в дверь.
Я не отвечал, да и не хотел, лишь открыл ключами машину, дернул дверь за ручку и плюхнулся на сиденье, тут же заводя двигатель.
— Ты совершаешь ошибку!
Капо открыл дверь и склонился, чтобы лучше видеть меня, но, когда понял, что я не обращал на него внимания, схватился рукой за мою рубашку, грубо потянув за нее, чуть ли не разрывая.
— Послушай хоть раз, Джованни! Останови себя. Сделай вдох и выдох, — попытки безуспешны, хотя раньше у него хорошо получалось.
— Отойди, Кристиано! — грубо сказал я и смахнул его руку с рубашки. — Это приказ, Капо! — прошипел я, и он со стальным взглядом выпрямился, хлопая дверью машины и отходя в сторону.
Последнее время я вообще часто испытывал чувство ненависти, а сейчас желание выплеснуть его из себя горело ярким пламенем. Демоны на левом плече плясали и кричали, что я должен спустить их с цепи, чтобы они могли полностью завладеть мной, и я бы сделал это, если бы не Габриэлла, которая неожиданно появилась перед машиной. Нога за долю секунды переместилась с педали газа на тормоз, которую я вжал в пол, и машина, если бы могла, уткнулась бы бампером в асфальт.
Отчасти было приятно, что обо мне беспокоились, и не только Габриэлла, но и Аннабелла с Кристиано, однако я не любил, когда мне перечили, когда не слушали и не хотели слышать, а также когда останавливали, прямо как сейчас, хоть, может, это и было правильно. Поэтому, глядя в глаза Габриэлле, которая не понимала меня и хотела остановить, я только еще больше злился, но не на нее, а на то, что она даже не желала попробовать отпустить меня, чтобы я вернул Эмилию.
Я сел обратно в машину и переключил скорость на заднюю, чтобы загнать ее обратно в гараж, после чего ворота скрыли меня внутри помещения, ограждая от всех. Мне нельзя было в таком настроении возвращаться в дом, нельзя было в очередной раз допустить грубого тона в отношении Габриэллы, да и кого-либо вообще. Я позволял себе разговаривать таким образом только с солдатами и отцом. Однако сегодняшний вечер и ситуация с Маттео доказали, что, если мне не давали сделать то, чего я отчаянно желал, и когда эмоции брали верх, демоны пробуждались, не обращая внимания, кому делали больно.
Руки сжимали руль уже другой машины сильнее, они будто пытались сломать, расплющить его, будто представляли, что это горло Маттео. Понятия не имел, куда ехал. Сейчас было важно проветрить голову, успокоиться, выдохнуть, как и сказал Кристиано, угомонить демонов, а еще лучше — засунуть их в сундук и закрыть на огромный, тяжелый железный черный замок, ключ от которого выкинуть в реку, чтобы не было соблазна достать и выпустить темноту.
Я понимал и знал, что невозможно всегда хранить спокойствие, невозможно закрываться от негативных эмоций, но, когда моя машина чуть не сбила Габриэллу, затем язык извернулся грубыми словами в отношении нее, чувство вины тут же обрушилось на меня.
Да, я считал ее хрупкой. Да, я считал, что она недостойна моего гнева, даже если помешала. Я должен срываться на бойцовскую грушу, солдат. Я должен избавляться от ненависти на гонках, ринге, дерясь с Кристиано или другими своими людьми. Но никак не на близких людях.
Когда я объехал чуть ли не весь наш район на бешеной скорости, пытаясь никого не сбить и ни с кем не столкнуться, остановился возле дома, никак не решаясь въехать во двор, поэтому просто сидел, откинувшись на сиденье, и смотрел в потолок.
Спустя несколько минут решил, что не могу больше вот так сидеть, пока Габриэлла наверняка переживала из-за Эмилии, да и меня тоже, не зная, куда я уехал, поэтому заехал в гараж и направился в дом.
По какой-то причине я не сомневался, что Аннабелла вместе с ней. Весь вечер я наблюдал за счастливой реакцией сестры, ведь Габриэлла оказалась настоящей, а не вымышленной. И я был уверен в том, что они нашли общий язык, тем более после того, какое опрометчивое решение чуть не было принято мной.
Когда я увидел, как Габриэлла сидела в кресле, поджав под себя ноги, с видом потерянного котенка, в груди снова что-то неприятно кольнуло, а сердце забилось быстрее. Я видел, что она не обижена, но все же мои грубые слова явно произвели неприятный эффект, оставив глубоко внутри осадок. Возможно, я сам себя загонял в ловушку, ведь не хотел показывать такую сторону себя, но… все равно пообещал себе больше никогда не повышать голос и не грубить. Только не с ней.
На следующий день.
В маленьком домике, который за время отсутствия отца снова стал для меня чужим и не таким уютным, не было кухни, из-за чего мы не могли приготовить себе что-то из еды самостоятельно, поэтому, умывшись, собрались в большой дом, где, вероятно, уже все давно проснулись, так как время перевалило за половину одиннадцатого утра, и я надеялся не встретиться с отцом, которого так хорошо послал, что аж на душе легко стало.
Кстати говоря, находясь рядом с Габриэллой, чувствовал, как освобождался от тяготы нравоучений отца, которыми раньше — до встречи с ней — была забита вся голова, а теперь каждый день я будто становился другим человеком, либо просто более свободным.
— Это Аннабелла играет на фортепиано? — спросила Габриэлла, как только мы вошли в дом и услышали приятную мелодию, ноты которой приятно звучали вокруг нас.
Я опустил взгляд на часы, обращая внимания на день недели — четверг, а значит, сестра должна была уехать с Доменико на занятия, но никак не остаться дома и играть сейчас, хотя она вполне могла отменить их, чтобы побыть с нами. Однако кое-что еще напрягало. Мелодия. Она разливалась по дому и не была похожа на те, которые любила играть Аннабелла.
— Думаю, нет, — коротко ответил я и, взяв за руку Габриэллу, подвел к двери гостиной.
Аккуратно приоткрыв дверь и заглянув, просунул голову и удивился, а губы расплылись в мягкой улыбке. Мама. Она сидела на скамье возле фортепиано, но я знал, что ее пальцы так же, как и прежде, парили над клавишами, будто ей вовсе не тяжело держать ровную осанку, а в пальцах не отдавалась боль от нажатия.
— Твоя мама тоже играет? — восторженно спросила Габриэлла, и я кивнул. — Аннабелла переняла любовь от нее? — прошептала вопрос.
— Да. Мама с детства приучала ее играть. Познакомишься?
— Конечно, — с улыбкой ответила Габриэлла; видимо, знакомство с моей мамой гораздо приятнее, нежели с отцом, поэтому она так охотно прошла вперед, медленно направляясь к фортепиано.
Мама не смогла вчера присутствовать на приеме, потому что не хотела, чтобы ее видели, как она выразилась, слабой, уставшей и старой. Мне и Аннабелле с каждым разом и днем тяжелее слышать об этом, но ничего не могли поделать с этим, лишь оказывать поддержку, давая маме все необходимое, в особенности — любовь.
Пальцы замерли, и мелодия больше не отдавалась от стен гостиной. Мама будто восьмым чувством поняла, что кто-то желал с ней пообщаться. Мы созванивались перед приемом, и я невзначай упомянул, что приеду не один, на что она восторженно попросила познакомиться с девушкой, которая все-таки растопила холодное сердце, как об этом любили писать журналисты.
И из-за того, что вчера времени на это не хватило, да и обстоятельства сложились, мягко говоря, не самым лучшим образом, так же, как и настроение, решил, почему тогда не сегодня? Только я ожидал увидеть маму в спальне, но никак не за фортепиано, однако это не могло не радовать.
— Buongiorno, mamma,[3] — мягко сказал я, кладя руку на хрупкое плечо, отчего она обернулась и слегка улыбнулась.
— Puoi già dire Buon pomeriggio, figliolo,[4] — с коротким смешком сказала мама и перевела взгляд за мое плечо; там стояла Габриэлла.
— Это Габриэлла, о которой я говорил тебе вчера, — объяснил я, хотя подозревал, что мама и так поняла все.
— Bella![5] — отозвалась мама и постаралась встать со скамьи, и я помог ей, потому что знал, как тяжело это давалось.
— Grazie,[6] — поблагодарила Габриэлла, и мама на несколько секунд опешила; возможно, не думала, что девушка будет знать итальянский.
— Моя мама — Джемма, — представил я.
— Рада познакомиться с вами, миссис Пеллегрини, — растянула губы в улыбке Габриэлла и кивнула.
— Можешь звать меня просто Джеммой, — с энтузиазмом произнесла мама, и я улыбнулся.
Мне всегда нравилось то, как мама умела находить общий язык практически со всеми, и это не было наигранно и фальшиво, потому что, если ей что-то или кто-то не нравились, она говорила об этом без зазрения совести. Кажется, именно за это маму уважали в обществе, даже если сначала эта черта характера и напрягала.
— Надеюсь, наш дом хорошо тебя принял. К сожалению, вчера я не смогла присутствовать на приеме, но вроде все прошло довольно спокойно.
Конечно, мама не была в курсе событий, как и большинство гостей — им незачем эта информация.
— О, не переживайте, все прошло отлично, — спокойно ответила Габриэлла, хотя с самого утра я видел в голубых глазах тоску и боль.
Кстати говоря, в кровати я проснулся один, затем обнаружил Габриэллу в небольшой гостиной: она сидела на широком подоконнике возле панорамного окна, откуда открывался вид на сад. Ее голова была опущена на поджатые к телу колени, и в тот момент я точно знал, о ком Габриэлла думала: конечно, об Эмилии. В очередной раз меня захлестнуло чувство вины, но снова и снова мне повторяли о том, что я не виноват и что это не моя ответственность.
— Что ж мы тут стоим? Пойдемте на кухню, — указала мама на двери, и мы кивнули. — Кухарка уже давно приготовила завтрак, поэтому еда остыла, но я могу приложить свои умелые руки, — предложила она, но я поспешил остановить ее, потому что врачи настоятельно рекомендовали беречь себя и не перенапрягаться. — Ох, ну что ты, Джованни, у нас же гостья, а мы ей холодный завтрак.
Габриэлла повернула голову в мою сторону и издала тихий смешок, а я тяжеловато выдохнул. В этом плане наша с сестрой мама могла быть слишком дотошной.
— Миссис Пеллегрини, не стоит так переживать, я не привередлива к еде, — нагнала Габриэлла мою маму, поравнявшись с ней бок о бок.
Пока я шел за их спинами, наблюдая за тем, как две дорогие мне женщины непринужденно вели разговор, в груди теплилась надежда, что я смогу еще долгое время наблюдать за такой картиной. Я любил нашу семью, любил детей и хотел своих. Нам с Аннабеллой с детства прививали семейные ценности, поэтому что я, что она знали точно, что без большой семьи будет тяжело.
Завтрак прошел довольно спокойно. Мама то и дело рассказывала обо мне, моем детстве, конечно, опуская моменты с воспитанием отца, которые я и сам предпочел бы забыть, но они всплывали в памяти сразу же, когда отец появлялся перед глазами, и, как назло, когда мы с Габриэллой выходили на задний двор, он прогуливался по нему и теперь шел обратно домой.
— Добрый день, мисс Бьянко, Джованни, — поприветствовал нас отец, и если я лишь кивнул, и то — нехотя, то Габриэлла ответила:
— Добрый день, мистер Пеллегрини, — она даже слегка улыбнулась. — Не знаю, встретимся ли мы еще сегодня, поэтому хочу поблагодарить вас за гостеприимство и за приглашение.
Не то чтобы я не хотел, чтобы у Габриэллы и моего отца были более-менее нормальные отношения, однако все равно удивился ее словам, так еще и сказанными так, будто человек напротив ничего не имел против нее и не смотрел, как на недостойную.
— Мой сын глава семьи, так что благодарите его, мисс Бьянко, — чуть склонил голову отец, произнося слова.
Неужели? Теперь он признал это? И сколько времени ему понадобилось… Конечно, большая вероятность того, что отец говорил это только при виде Габриэллы.
— До встречи, — последнее, что сказал он, прежде чем войти в дом, оставляя нас наедине.
Когда дверь за ним закрылась, я взял Габриэллу за руку и повел вглубь сада. Как и всегда, ее кожа холодила, но, видимо, это была привычная температура тела.
Едва ощутимый ветерок дул в лицо, а рыжие локоны красиво ложились волнами на женскую спину. Я все еще не мог налюбоваться Габриэллой, в особенности когда она хмурила веснушчатый нос или когда поглядывала на меня в ответ, до сих пор смущаясь.
— Можно вопрос? — спросила Габриэлла, и мы остановились возле скамейки, которая была спрятана под небольшими деревьями.
— Все, что угодно, — пожал я плечами. — Только давай присядем.
Габриэлла закинула ногу на ногу, после чего поправила подол пальто, чтобы ее ноги были прикрыты от прохладного ветра. На ней сегодня были надеты колготки и теплое вязаное платье, видимо, забрала его из своей квартиры в тот день, когда мы узнали о смерти няни.
— У вас с отцом не лучшие отношения, так? Твоя мама хоть и рассказала немного о твоем детстве, но казалось, что большую часть она утаила, — аккуратно и медленно проговорила Габриэлла, и я подозревал, что именно эта тема заинтересует ее.
— Наш отец сложный человек, который не умеет любить даже собственных детей. Мама предпочитает не вспоминать о том, как он обращался со мной, воспитывая как своего преемника, чтобы сделать сильным, чтобы слепить такого же, как он, но я никогда не хотел быть похожим на отца. Да, я не отрицаю, что он зарекомендовал себя хорошим Боссом, но, кажется, это все, в чем он действительно хорош, — попытался объяснить я, смотря вперед себя, но краем глаза замечая, как Габриэлла рассматривала меня, а еще сжимала мои руки своими, наверное, в знак поддержки. — Мы с ним во многом не сходимся взглядами, поэтому никогда не можем найти общий язык. Честно, я до сих пор удивлен, что не убил его, — из груди вырвался нервный смешок.
— Ты бы… смог убить собственного отца? — испуганно задала вопрос Габриэлла и заглянула в мои глаза, чуть наклонившись вперед.
— На самом деле это лишь фигура речи.
Габриэлла скептично подняла бровь вверх, будто не доверяла моим словам.
— Нет, правда. Как бы я ни ненавидел его, не смог бы просто взять и убить. Только если он конкретно в чем-то провинится, в особенности в нашей работе.
В памяти всплыли моменты, как наш прежний дом был окружен полицией, ведь отец попался на сделке, выбрав не самого надежного поставщика, который оказался крысой.
— Аннабелла питает больше тепла к отцу, чем я, и, думаю, она бы не простила мне его смерть, а я слишком привязан к сестре. Мы почти как одно целое, — признался я и улыбнулся; Габриэлла подхватила мое настроение, и ее губы дрогнули.
— Я видела у тебя на груди под сердцем маленькую татуировку, но так и не успела прочесть, что именно написано на ней, а сейчас, когда ты сказал про одно целое, поняла, что там написано что-то похожее, — Габриэлла показала пальцем на мою грудь и склонила голову в бок, ожидая ответа.
— Она связана с сестрой. Там написано: «Мы одной крови». Это как некий наш девиз. У нее, кстати говоря, точно такая же татуировка и в точно таком же месте. Правда, делали мы их в разное время, — сказал я и услышал, как по подъездной дорожке ехала машина; видимо, Доменико привез Аннабеллу с занятий по фортепиано.
— Это и правда олицетворяет вас. Вы очень дружны с сестрой, и это дорогого стоит, — мягко, но как-то по-грустному улыбнулась Габриэлла. — Единственным человеком, связанным со мной кровью, не считая родителей, с которыми я не поддерживаю постоянного контакта после того, как вышла замуж за Маттео, была Эмилия, а теперь и ее нет рядом…
Снова боль в груди, снова удар, грубая и жесткая пощечина.
Я положил руку на плечи Габриэллы и притянул ближе к себе, затем сказал:
— Ты не одна, Габи. Больше нет.
Район Статен-Айленд, Нью-Йорк.
03:15 PM
Из Манхассет Хиллс до района, в котором проживал Леон, ехать около двух часов, но со скоростью, с которой я обычно ездил, доехал чуть ли не за час с небольшим.
Кристиано, позвонив, сообщил, что тот человек, который попал тогда на камеры видеонаблюдения в Филадельфии возле дома Леонардо, точно являлся снайпером.
К сожалению, я настолько затянул с этим, что теперь точно нельзя было спокойно спать, пока мы не схватим снайпера, не вытрясем из него информацию о том, кто ему заказал либо Пину, либо Габриэллу, и, соответственно, далее не найдем самого заказчика.
Я оставил Габриэллу с Аннабеллой в нашем доме, где за ними должны присмотреть Доменико и Рафаэль, поэтому в отношении них двоих я был практически полностью спокоен и мог наконец-то разобраться с тем, с чем так долго не мог. Все-таки смерть Пины не должна быть напрасной, не должна остаться безнаказанной.
Остановившись возле уже знакомого двухэтажного дома, принадлежавшего семье Кваттроки, и пройдя внутрь после того, как Кристиано встретил меня на пороге, открыв дверь, сразу же прошел в комнату, где Леон сидел в удобном кожаном кресле перед несколькими экранами и тер глаза пальцами. Наверняка от такого количества экранного времени можно было чуть ли не ослепнуть, но это была его работа.
Поприветствовав солдата, мы с Кристиано уселись по обе стороны от него. Леон стал переключать видео с камер с близлежащей улицы возле дома Леонардо на главный экран, который стоял посередине, поэтому нам было четко видно мужчину в черной толстовке, кепке, джинсах, а в руке он нес характерную для снайпера сумку.
Я пригляделся в тот момент, когда мужчина поднял голову, тем самым засветив лицо, но не узнал его. Частных наемных убийц было немерено, однако рисунок или наклейка на сумке заинтересовали больше, чем лицо.
— Кристиано, это Чайки?[7] — спросил я и ткнул пальцем в экран, перед этим попросив Леона остановить запись.
Кристиано придвинулся ближе, чуть пристав с кресла, чтобы лучше разглядеть рисунок на спортивной сумке.
— Похоже на то. Думаешь, это те самые Чайки, а не просто совпадение? — спросил Капо, и я помотал головой в отрицательном жесте, как бы говоря, что это явно не совпадение.
— Рисунок точно такой же, да и если бы он на немного даже отличался, я бы не поверил, что снайпер решил купить сумку с таким знаком, потому что это выдает его. Возможно, он специально засветился на камерах, — стал предполагать я, откинувшись на спину кресла и сложив руки на груди, глядя в монитор. — Какого черта им понадобилась смерть Пины или Габриэллы?
— Ты больше склоняешься к смерти тети или девушки? — уточнил Кристиано, подпирая подбородок рукой, смотря на меня.
Леон сидел между нами и лишь слушал. Он отлично сделал свою работу, ведь благодаря ему мы можем найти снайпера, чтобы допросить, и я надеялся, что именно на допросе, а точнее на пытках, ведь должен приехать Леонардо — отомстить за жену, незнакомец расколется, выдавая нужную информацию.
— Думаю, снайпер хотел попасть в Габриэллу. Зачем им Пина? Тем более, когда я появился в их доме, приехал в Филадельфию. Слишком много точек соприкосновения. Так еще и бомба в машине…
Я снова и снова прокручивал в памяти те моменты, с которых все началось между мной и Габриэллой; однако Филадельфия чуть не убила ее, а смерть явно была бы на моих руках.
— Не думаешь, что если здесь замешаны Чайки, то это месть? — спросил Кристиано, прищурившись.
Месть? Но за что? Пазлы не сходились.
— Хочешь сказать, я расплачиваюсь за грехи отца?
Я встал из-за стола, потому что больше не мог спокойно сидеть, и подошел к окну, разглядывая периметр возле дома.
— Все возможно. Как только ты стал Доном, твоя жизнь, близкие и любимые стали мишенью. Тебе ли не знать, Джованни.
Как Капо удавалось каждый гребаный раз быть голосом разума, до сих пор не понимал. Возможно, ему стоило занимать сразу две должности: капитана и консильери. Было бы вполне неплохо, хотя не мог сказать, что Микаэль плохой консильери, просто его возраст не позволял следовать за мной по пятам, как это делал Кристиано.
Теперь была лишь одна задача — найти снайпера. Это довольно легко сделать, потому что, судя по информации, которую достал Леон из базы данных, он проживал в Нью-Йорке и не в самом лучшем районе, но это не удивительно. Такие люди предпочитали делать вид, что жили самую бедную жизнь, но за старыми и ободранными дверьми скрывались чуть ли не слитки золота. И все это благодаря полученным деньгам из-за заказных убийств. Однако… если снайпер и правда сотрудничал с Чайками, стоило подумать, а где им насолил я или мой отец.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
06:30 PM
Я застал Аннабеллу и Габриэллу в гостиной. Кажется, сестра показывала ей нашу небольшую библиотеку, в которой большинство книг были посвящены игре на фортепиано. Они увлеченно разговаривали, и мне не хотелось мешать их беседе, но те сами заметили меня и мягко улыбнулись. На мгновение показалось, что их улыбки похожи, но, скорее, я просто хотел, чтобы сестра ладила с Габриэллой, поэтому искал у них точки соприкосновения.
— Мы ждали тебя как раз к ужину, — сказала Аннабелла, когда они ближе подошли ко мне, отложив из рук книги на журнальный столик.
— Тогда идем, — согласился я и повернул корпус к выходу, затем продолжил: — у вас все в порядке?
Габриэлла взяла меня за руку, переплетая наши пальцы, и я сжал холодную ладонь сильнее. Кажется, она чуть ли не впервые сама прикоснулась без моего разрешения, которого всегда спрашивала.
— Все отлично, — с нотками радости в голосе ответила Габриэлла. — Аннабелла сыграла мне на фортепиано.
Сестра пожала плечами и даже подмигнула, смотря на нас.
— У нее и правда талант.
— О, не стоит! — чуть возмутилась сестра, когда мы зашли на кухню.
В этом была вся она: как бы кто ни хвалил ее, все равно Аннабелла говорила, что недостаточно хороша, особенно если это касалось игры на фортепиано.
Ужин прошел довольно спокойно. Я старался поддерживать разговор, но тревожные мысли уносили далеко отсюда, и Габриэлла, вероятно, заметила мое задумчивое состояние, поэтому аккуратно сжимала одну мою руку, лежащую на столе. Сестра делала вид, что не замечает этого, но я-то знал, как ей не терпелось вытрясти из меня всю информацию о Габриэлле: как, где, почему, — хотя, возможно, Аннабелла уже все узнала.
После ужина сестра быстро убежала в свою комнату, будто почувствовала, что я хотел узнать ее мысли, но куда она могла спрятаться? По крайней мере, так я думал, когда поднялся на второй этаж и заглянул в… пустую комнату. Я нахмурился, но прошел внутрь, думая, что Аннабелла могла специально затаиться, но ей было уже не пять лет, когда я бегал за ней, играя в прятки и догонялки.
Я не стал звонить ей, потому что подозревал местонахождение и оказался прав — гараж. Сестра, одетая в мотокостюм, стояла возле мотоцикла, подготавливая к поездке.
— Меня не хотела предупредить? — спросил я, и в вечерней тишине, особенно в гараже, голос раздался громче, чем я планировал, и Аннабелла, стоящая ко входу спиной, вздрогнула, после чего обернулась. — Белла, поговори со мной, — попросил я, подойдя к ней.
Серые глаза встретились с моими, и, клянусь, в первую секунду я увидел в них боль, смешанную со страхом. Черт, ну почему же она молчала обо всем, что переживала внутри?
— Расскажи, что тебя тревожит. Ты же знаешь, что можешь открыться мне. Мы так нормально и не поговорили по поводу твоего положительного решения выйти замуж за Марко, — напомнил я и облокотился о мотоцикл, вставая напротив Аннабеллы, чтобы лучше видеть эмоции на ее лице. Я уже ненавидел то, как она пыталась и, что самое главное, умела скрывать эмоции.
— Марко показался неплохим парнем, но смогу ли я полюбить его? Между нами могут быть дружеские отношения, но… семья? Дети? Что я дам ему взамен? — голос сестры задрожал, и я оттолкнулся от мотоцикла, чтобы обнять ее в знак поддержки. — Но, Джо, я должна.
Я чуть отстранился и, смотря в глаза Аннабелле, помотал головой.
— Тем более это шанс…
— На что, Белла? Тебя никто не просил жертвовать собой и своей свободой, — твердо сказал я, не понимая, к чему она клонит.
— Маттео забрал дочку Габриэллы.
Так сестра все-таки уже знала об этом. Еще бы, она слишком любопытна, чтобы не расспросить Габриэллу, тем более, когда Маттео целился в них обеих.
— А я, если стану женой Марко, могу проводить с ней время, могу рассказывать Габриэлле, как поживает Эмилия. Возможно, они даже увидятся. Поэтому сейчас я вижу, что могу стать полезной, понимаешь? — объяснила Аннабелла, но я не хотел этого для нее. Это не та жизнь, о которой она мечтала, хоть в нашем мире практически всегда мечты оставались на заднем плане.
— Нет, ты не обязана.
Я сжал двумя руками плечи Аннабеллы и чуть встряхнул, чтобы она пришла в себя, чтобы поняла — никто не просил и не попросит об этой услуге, если ее вообще можно было так назвать.
— Я могу все разрешить. Только скажи, и я отменю вашу помолвку. Белла, пожалуйста, скажи.
Я готов был умолять, но решительный и немного дерзкий взгляд сестры ясно дал понять — она окончательно приняла судьбу, к которой готовилась с четырнадцати лет.
[1] Я всегда найду тебя. (итал.)
[2] Мы одной крови. (итал.)
[3] Доброе утро, мама. (итал.)
[4] Можно уже говорить добрый день, сынок. (итал.)
[5] Красавица! (итал.)
[6] Спасибо. (итал.)
[7] Название русской мафии. Подумала, что чайка — подходящая птица для обозначения русских, так как чайки очень своенравные, энергичные и даже агрессивные, на многое могут пойти, чтобы добыть себе пропитание.
Глава 23: Ты — все, что мне нужно
Мисс Габриэлла Бьянко
За прошедшую неделю погода резко сменилась, и в Нью-Йорке похолодало до такой степени, что казалось вот-вот придет зима. Холодный ветер пронизывал до костей, и приходилось укутываться в теплые пальто, шарфы, сапоги и даже надевать шапки, которые я так не любила. Не то чтобы мне нравилось жариться на летнем солнце — вовсе нет, потому что я на нем только сгорала из-за достаточно бледной кожи, но и мерзнуть — вариант так себе.
Однако погода благоволила меланхоличному настроению, которое я пыталась тщательно скрывать, чтобы не расстраивать Джованни. Я знала и видела, как он корил себя за тот «промах» с Эмилией на приеме. Именно поэтому на лице чаще красовалась улыбка, чем нейтральное выражение лица. Однако, как только я оставалась наедине, слезы снова и снова скапливались в уголках глаз, намереваясь скатиться по щекам. Я все еще не могла поверить, что больше не увижу Эмилию. Маттео будто вместе с ней забрал часть меня, вырвал половинку сердца с корнем.
Я с уверенностью могла сказать, что чувствовала радость, счастье и влюбленность рядом с Джованни. Он дарил столько заботы и тепла, что я могла согреться даже без включенного отопления и камина в квартире напротив большого бежевого дивана, на котором мы устраивались по вечерам, либо чтобы поболтать, либо чтобы посмотреть очередную несмешную комедию — именно они помогали забыться.
За ту неделю мы с Джованни успели посетить несколько светских мероприятий, которые должны были, насколько я знала, помочь установить некоторые связи, полезные для семьи Пеллегрини. Кстати говоря, из-за них журналисты ловили нас с Джованни или на выходе с мероприятия, или внутри здания. Поначалу я стеснялась и закрывалась, но с помощью поддержки Джованни, который крепко сжимал сильной рукой мою талию, прижимая ближе к себе, научилась держать лицо, даже когда журналисты слишком явно напрашивались на хорошую пощечину, но это если только лично от меня, а вот по лицу Джованни в такие моменты можно было сказать, что он готов был размазать их по стенке.
На некоторых фотографиях от журналистов мы выглядели слишком красивыми, поэтому я сохраняла статьи себе в телефон, делая скриншоты и показывая Джованни, а он лишь вел бровью, как бы говоря этим, как журналюги достали.
This Town — Kygo feat. Sasha Alex Sloan
И сейчас, прогуливаясь по парку Бруклин-Бридж, смотря на невероятно красивый Бруклинский мост, который я никогда не видела с такого близкого расстояния, будто могла протянуть руку и дотронуться до него, поняла, что и меня журналисты и любопытные взгляды задолбали, а Джованни лишь усмехнулся моей реакции, говоря этим: «я же предупреждал».
— Как они узнают нас? Мы же в солнечных очках, — недовольно пробурчала я, догоняя Джованни, который ушел чуть вперед, потому что мне нужно было остановиться и красиво сфотографировать стаканчик с кофе на фоне моста.
— Тебя невозможно не заметить с твоими огненными волосами, — ответил Джованни, беря мою руку в свою и крепко сжимая.
— Хочешь сказать, я одна во всем Нью-Йорке с рыжими волосами? — издала смешок я и отпила кофе.
Я чувствовала себя маленькой девочкой, за которой пристально наблюдали, покупали вкусняшки, кормили завтраками, обедами и ужинами, шептали на ухо приятные слова, а они, в свою очередь, переходили во что-то более серьезное и взрослое. Кажется, мы были настоящими влюбленными, которым все равно на остальных.
— Конечно, нет, но такой же красивой, как ты, больше нет, уверен, — ответил Джованни, и мои губы расплылись в смущенной улыбке. — Я все еще удивляюсь тому, как ты краснеешь от моих слов, — продолжил он, затем склонился над ухом и прошептал: — И не только от слов.
Мы остановились, и я, повернув голову, быстро захватила губы Джованни в поцелуй, растворяя между нами вкус корицы, которую добавили в кофе. Я стала более смелой за неделю, поэтому позволяла себе вот такие вольности — целовала, когда хотела, обнимала, когда хотела, прикасалась, когда хотела, и мне нравилось, что даже на публике мы могли проявлять чувства, хоть и не так ярко — все же не стоило открывать всем то, что мы чувствовали друг к другу на самом деле. В таком мире это было довольно опасно.
Я прервала поцелуй и первой открыла глаза, замечая легкую улыбку на лице Джованни, будто он все еще находился в какой-то прострации, а наши губы соединялись вместе.
— Голодная? — открыв глаза, спросил он. — Неподалеку есть маленькое кафе с видом на Бруклинский мост, думаю, тебе понравится, тем более, сейчас стемнеет, и огни украсят парк и мост.
Я кивнула, одобряя идею, затем допила кофе.
Раньше и подумать не могла, что Боссы мафиозных семей могли так просто прогуливаться по городу, а если и прогуливаться, то без телохранителей, однако Джованни предпочитал, чтобы за нами никто не ходил, да и это только еще больше привлекало бы внимание к нам.
Меня не напрягал и не пугал факт отсутствия охраны, потому что я полностью доверяла Джованни, который всегда пристально следил за периметром, оглядывая вокруг нас людей, улицу, ресторан или кафе, держа при этом меня рядом с собой, а еще держа руку наготове возле кобуры, пристегнутую к ремню на брюках. В такое холодное время пальто легко скрывало оружие, а я почему-то была уверена в том, что на нем надета не только кобура с пистолетом, но и спрятано множество другого холодного оружия, просто потому что по-другому нельзя.
— Ты замерзла? — вдруг спросил он, наверняка заметив то, как я потерла руками предплечья сквозь зеленое пальто, укутываясь лицом сильнее в горчичный шарф, который Джованни купил в одном модном бутике, заметив тогда мой взгляд на нем.
Некоторое время назад я рыдала в гостиной, сидя в кресле-качалке посреди темноты, думая, что вся моя жизнь — полнейшая неразбериха. Я понятия не имела, как дальше жить, не знала, что точно чувствовала, а если и знала, то боялась этих эмоций, потому что как могла бросить все то, что было? А теперь Джованни укутывал меня в свое пальто, не заботясь о себе, даже после моих слов о том, что мы, наверное, почти уже дошли, заметив вывеску с названием кафе, и что я могу дойти и так, но он не слушал — в таких ситуациях нет, никогда. Этот человек готов был пожертвовать собой ради близких и любимых людей. Уже сейчас я понимала это.
Кафе и правда представляло из себя маленькое помещение, в котором практически все сидели друг на друге, но все это компенсировалось невероятным видом на Бруклинский мост, захватывая еще и Манхэттенский. Они оба начинали понемногу гореть огнями, которые, в свою очередь, отражались красивыми отблесками в Ист-Ривере.пролив в Нью-Йорке Мы сели, казалось, за единственный свободный столик у окна, перед этим сняв верхнюю одежду.
— Морепродукты? — удивленно спросила я, пока листала меню, что дала официантка и тут же скрылась из виду, оставляя нас наедине.
— М-м, да, — задумчиво протянул Джованни, — основные блюда в этом кафе именно с морепродуктами, но, если ты не ешь их, мы можем пойти в другое.
Казалось, будто он забыл, что в этом заведении подают только такую еду, но…
— Ты удивишься, но я обожаю морепродукты, — почти что восторженно сказала я и поймала удивленный взгляд серых радужек на себе. — А ты? Ты тоже? — понадеялась я и спросила, затем получила утвердительный кивок.
— В Италии почти все рестораны кишат рыбой. Я был там с отцом в детстве, — начал Джованни, смотря попутно в меню, перелистывая страницы, — ездили к маминой семье. Она родилась в Италии.
А я думала, что вся семья Пеллегрини из Нью-Йорка или, по крайней мере, из близлежащих городов к нему, но, оказывается, Джемма и родилась на их родине. Как же она тогда познакомилась со своим мужем?
— И я до сих пор помню вкус рыбы, что подавали нам с отцом в ресторанах — ни с чем не сравнится, — рассказал восторженно Джованни, и, кажется, это чуть ли не единственное его воспоминание об отце, при рассказе которого он улыбался, а не злился или отверчивался, дабы не затрагивать болезненную тему.
— Я лишь наполовину итальянка, но хотела бы побывать в Италии. Знаю, там невероятно красиво, — мечтательно произнесла я.
Папа в детстве рассказывал о видах Италии, даже показывал некоторые свои фотографии, при этом комментируя чуть ли не каждую скалу и гору, на которой стоял. Он говорил, что люди там добрые, готовые помочь, поэтому здесь, в Нью-Йорке ему тяжеловато жилось, как будто люди хуже, как папа говорил — гнилые и снаружи, и изнутри.
— Если это твоя мечта, то, знай, что она уже исполнилась, Габи.
Джованни сплел наши пальцы, и я тихонько захихикала, совсем как влюбленная школьница.
Я знала, что слова, обещания, а что самое главное — клятвы, сказанные им, не пустой звук и никакая не лапша. Если Джованни говорил, что сделает, значит — так тому и быть. Поэтому в эту минуту с легкостью могла поверить ему и… возможно, даже ждать, когда же состоится поездка в Италию.
Спустя несколько минут нам принесли наши заказанные блюда, и мы, наблюдая за тем, как на Нью-Йорк медленно, но невероятно красиво спускались сумерки, а луна поглощала солнце, говоря своим восходом, что теперь она здесь главная, стали уплетать еду, которая оказалась довольно вкусной, несмотря на то, что кафе выглядело что снаружи, что внутри не самым дорогим.
Это еще одна черта Джованни — он мог ходить в совершенно незнакомые и непафосные места. А я продолжала при этом сравнивать его с Маттео, которому нужна была роскошь, которому нужно было, чтобы его всего облизали с ног до головы, а если не сделали этого — не ждите Дона Бернарди в своем заведении. Я от такой реакции бывшего мужа лишь поджимала виновато губы, чувствуя себя неловко и испытывая испанский стыд.Испанский стыд — это чувство глубокого смущения за действия других людей.
Приятная спокойная музыка будто обнимала нас, затягивая в момент. Момент, который я бы хотела сохранить навсегда в памяти. Сейчас на душе хоть и было тяжело, но я чувствовала себя гораздо лучше. Думаю, с каждым днем я буду смиряться с тем, что Эмилия теперь растет только рядом с Маттео, но если вы думали, что я отказывалась от дочери, то совершенно не узнали меня. Ни при каких обстоятельствах не окажусь от родной крови. Я просто старалась жить дальше, понимая, что своим гнетущим настроением делаю только хуже.
Изредка замечала, как Джованни опускался в глубокие мысли, сидя в кабинете, дверь которого он не закрывал. Обычно его поза была расслабленной: спина опиралась о спинку кожаного кресла, одна рука лежала на подлокотнике, а другая подпирала подбородок, но взгляд… тяжелый. Я могла только догадываться, о чем он размышлял, в какие дебри уносило его, но, конечно, подозревала, что руки чесались, как сильно хотелось убить Маттео за всю ту боль, что он причинил мне.
— Габи, — позвал Джованни, и я вылезла из мыслей, смотря при этом в окно. Взгляд скользнул сначала по темно-синему свитеру, затем поднялся к глазам. — Почему ты так долго не решалась рассказать о своих чувствах? Почему убегала? — вдруг поинтересовался Джованни, а я вспомнила, что задавала точно такие же вопросы после приема в семье Пеллегрини; видимо, теперь моя очередь отвечать.
Я отложила вилку на край тарелки и вытерла рот салфеткой, прожевывая креветки, затем уселась на стуле поудобнее.
— Когда я узнала, что ты Дон одной из Нью-Йоркских семей, стало страшно, потому что я знала, каким может быть Дон, — начала я, вспоминая тогда свои мысли. — Мафия разрушила мою жизнь.
И это факт, который до сих пор болезненно бил по телу.
— Когда я ушла от Маттео, пообещала себе больше никогда не ввязываться в криминальный мир, никогда не встречаться с людьми, замешанными в мафии, потому что все и все там несли разрушение и темноту внутри, а я… боялась, что темнота снова сожрет меня.
Я опустила взгляд на руки, что лежали на коленях, и теперь перебирала пальцы.
— В этом плане мы с тобой очень похожи, Джованни, — склонила голову вбок. — У тебя тоже были свои принципы. И, как видишь, мы оба здесь. Так куда нас привели наши обещания, данные самим себе? — больше риторический вопрос. — Честно говоря, не жалею о нарушении обещания, потому что я… кажется, счастлива, — выпалила я после небольшой паузы, впервые за долгое время пробуя это слово на вкус.
В глазах отчего-то встали слезы, и я приподняла подбородок, чтобы не заплакать окончательно. Внутри снова смешивались грусть, боль и радость. Когда-нибудь я буду испытывать только положительные эмоции?
Почувствовав на руках теплую ладонь, поняла, что Джованни за то время, что я смотрела в потолок, придвинулся ближе, поставив стул рядом с моим.
— Почему ты плачешь? — мягко спросил он, и я опустила подбородок, устремляя взгляд на наши руки.
— Не думала, что моя жизнь может быть такой, — горько усмехнулась я и взмахнула рукой в воздухе. — Что рядом будет человек, которому я по-настоящему понравлюсь, который будет искренен со мной, — стала перечислять я, затем повернула голову, замечая на себе внимательный взгляд, который изучал выражение моего лица; так Джованни лучше понимал эмоции. — Ты — тот, кто мне нужен, Джованни. Ты — тот, в которого я влюблена, — еле слышно сказала я, но знала, что он точно расслышал, потому что его рука поднялась к моему лицу, и большой палец мягко прогладил щеку, а я прикрыла глаза, чтобы насладиться этим мимолетным касанием, но таким приятным. — Спасибо за все, что ты делаешь и сделал для меня.
— Я почти ничего не сделал, Габи, — вдруг помотал головой Джованни и отстранился, а в его серых радужках заполыхал огонь. — Твоя дочь все еще…
Рука за мгновение ока оказалась на его губах, дабы заткнуть дальнейшие неправильные мысли, выходящие из рта, после проговорила:
— Это мое решение, помнишь? Только мое. Прекрати винить себя, потому что ты сделал все, что мог. И если кого и винить в том, что Маттео увез Эмилию, то только меня.
С этими словами сердце в груди забилось быстрее, но казалось, что кровь оно не разгоняло, наоборот — заставляло застаиваться в венах.
— Мы как-то резко перешли от приятной беседы к болезненной, — опустив руку, со смешком сказала я, но все еще видела, что Джованни не принял мои слова всерьез, и это напрягало, потому что я и так думала каждый день о том, что он мог сорваться и наведаться к семье Бернарди, дабы забрать Эмилию, но… я боялась потерять Джованни, боялась, что даже если обрету дочь обратно, то его — потеряю. Уже давно казалось, что нельзя в жизни иметь все и сразу. Приходилось всегда жертвовать чем-то или кем-то.
Джованни не стал ничего отвечать, лишь вздохнул, а я положила на его плечо голову и обвила рукой мужской торс. Теперь мы оба смотрели на розовый закат, который с каждой секундой мерк в темноте, и на огни ночного города, но Нью-Йорк даже с наступлением темноты не засыпал до конца, потому что ночью просыпались те, кто спал днем.Город засыпает — просыпается мафия.
Кстати, о сне… Рядом с Джованни кошмары меньше мучали меня, но все же, бывало, я просыпалась со слезами на глазах, либо с дрожащими руками. Редко было так, что Джованни не замечал или не слышал моих криков сквозь сон, однако удавалось просыпаться и в полной тишине, сквозь которую можно было расслышать размеренное дыхание рядом, и в такие моменты я поворачивалась к Джованни лицом и наблюдала за тем, как он хмурил брови во сне или немного улыбался. Это помогало перевести дух и снова заснуть.
— Кто-то хотел покататься по ночному Нью-Йорку на машине, — как бы невзначай сказал Джованни, когда мы дошли из маленького кафе до парковки.
Я хитро взглянула на него, вспоминая о своем мимолетном желании, которое высказала совершенно случайно, но упомянула еще и то, что не умею водить машину. Неужели Джованни хотел прямо сейчас посадить меня за руль своей любимицы?
— Ты все правильно поняла, — подтвердил он и открыл водительскую дверь передо мной, приглашая сесть за руль. — Не волнуйся, мы попробуем здесь, на парковке, не будем выезжать на оживленные улицы.
Это его «мы» действовало опьяняюще, казалось, что теперь для Джованни не существовало «я», и это было каким-то безумием — лично для меня, потому что я не привыкла к такому отношению.
Я все-таки согласилась и почти вплотную прошла от Джованни, слегка касаясь его руки, пытаясь таким образом заигрывать, хотя понятия не имела, как правильно флиртовать, но по хищному взгляду поняла, что это работало так, как и должно.
Как только Джованни закрыл дверь с моей стороны, я потянулась к ремню безопасности, после стала рассматривать приборы, которые еще не загорелись, ведь ключ зажигания не был вставлен. Мне еще не приходилось сидеть на водительском сиденье и держать руль, поэтому я боялась даже притронуться к чему-либо, дабы не нажать ничего лишнего, особенно, сидя в такой дорогой тачке.
— Итак, краткий инструктаж.
Джованни сел с пассажирской стороны и поднял руку, в которой держал ключ от машины.
— Это, — он поднес его ближе ко мне, будто я была маленьким ребенком, отчего мы оба засмеялись, но Джованни продолжил: — вставляется вот сюда.
Я проследила за его рукой и за тем, куда вставлялся ключ зажигания, и кивнула, затем Джованни повернул ключ, и машина заревела, но я уже не дергалась так, как в самом начале нашего знакомства — привыкла.
— Теперь смотри сюда.
Снова перевела взгляд.
— Здесь переключаются скорости, это коробка передач. В основном тебе будут нужны только три, а именно P, то есть парковка, затем R, что означает заднюю скорость, то есть машина будет ехать назад.
Я закатила глаза, потому что такое уточнение мне точно не нужно было, но Джованни только пожал плечами на мою реакцию: наверное, считал, что все же лучше разжевать все как маленькому ребенку.
—
И D, что означает переднюю скорость, то есть…
— Машина поедет вперед, поняла, — перебила я.
— Верно, Габи, быстро учишься, — съехидничал Джованни, и я чуть стукнула кулаком мужское плечо. — Что тебе еще сейчас нужно… — задумался он, поджав губы и осмотрев машину. — Наверное, пока все.
Джованни уселся поудобнее на сиденье, облокотившись спиной, но потом резко выпрямился, будто вспомнил то, чего еще не рассказал.
— Педали. Их две.
Я снова укоризненно на него посмотрела, сложа руки под грудью.
— Справа — газ. Посередине, большая педаль, тормоз. Ты работаешь только одной ногой — правой, а левая спокойно стоит на специальной, так скажем, подставке, — объяснил он и поднял глаза на меня, как бы спрашивая, все ли мне понятно.
— Вроде да, поняла, но ты же поможешь мне? — осторожно спросила я и ухватилась за руль двумя руками, после поставила одну ногу на педаль тормоза, а другую — на подставку. — Как переключаются скорости? — уточнила я, посмотрев на коробку передач.
— Жмешь правой ногой на тормоз и тянешь коробку передач на букву D, только так.
После слов Джованни я выжала педаль тормоза и опустила руку на коробку передач, переключая скорость на переднюю.
— Теперь отпускай тормоз, но пока не нажимай на газ.
Как только я это сделала, машина поехала, выезжая с парковочного места, благо вокруг нас никого не было, поэтому сердце не так сильно колотилось от страха кого-то или что-то задеть.
— Машина едет на холостых оборотах, пока для тебя достаточно даже их, поэтому можешь крутануть руль вправо.
Я последовала совету Джованни и чуть повернула руль, хватаясь почти что мертвой хваткой за него, боясь, что руки могут соскользнуть.
— Расслабься, Габи.
Теплая ладонь опустилась на колено, и я выгнула бровь, бросая мимолетный взгляд на Джованни.
— Так я еще больше напрягаюсь, — оповестила я, следя за тем, куда машина поворачивала. — Я могу кружить по парковке?
Теперь вывернула руль в прямое положение, чтобы объехать препятствие в виде стоящей грузовой машины.
— Можешь, конечно, — коротко ответил Джованни, но не убрал руку с моего колена, а продвинулся выше, отодвигая подол пальто и край теплого шерстяного платья, оголяя ногу, полностью игнорируя мой комментарий по поводу расслабления. — Немного выровняй, иначе съедем на обочину, — подсказал он и все-таки сам поправил руль, хватаясь за него другой рукой, помогая.
Мы катались как улитки еще минут пять, и все эти минуты теплая мужская ладонь продвигалась выше и выше, а я сжимала ноги вместе, по крайней мере, пыталась, потому что чувствовала жар между бедрами, но старалась концентрироваться на дороге.
В итоге я спросила, могу ли попробовать нажать на газ, на что получила утвердительный кивок и передвинула ногу с тормоза вправо, но, видимо, нажала слишком резко, отчего машина быстро тронулась с места, и я, тут же растерявшись, так же резко нажала на тормоз.
— Упс, прости, — стыдливо извинилась я, и только потом ощутила сильную хватку на своей ноге, или, скорее, уже на внутренней части бедра.
— Она резвая, так что, если и правда хочешь поднажать, то мягко и осторожно.
Я кивнула, но опустила руку на коробку передач и переключила скорость на ту, что была до того, как мы тронулись, то есть на букву P.
— Урок окончен, мистер Пеллегрини? — спросила я и чуть повернулась к нему корпусом, пытаясь теперь оторвать мужскую руку от своей ноги. — Вряд ли это входит в урок, — указала я глазами вниз.
Джованни издал смешок, и наши глаза встретились. Я могла с точностью сказать, что в серых радужках играл шальной огонек. Мы будто ждали какого-то момента, который бы позволил спустить все рычаги, поэтому и стреляли в данный момент глазами друг в друга. Затем Джованни приблизился и почти в губы прошептал:
— Да, урок подошел к концу, мисс Бьянко, — уши заласкал приятный бархатный голос с хрипотцой и низким тембром, и сразу отдался где-то там, внизу живота, отчего я поерзала на сиденье и сглотнула. — Вы хорошо держались, ставлю отличную оценку.
Мурашки поползли сначала по рукам, затем по спине, спускаясь ниже к ногам, теперь очерчивая все тело. Я задышала глубже и развела ноги в разные стороны, насколько это вообще было возможно сделать в нашей ситуации, и почувствовала, как ладонь Джованни скользнула дальше, касаясь чувствительной точки сквозь теплые колготки и белье.
Руками я потянулась к мужской шее и притянула Джованни еще ближе к себе, захватывая губы в страстный поцелуй. На этот раз я не медлила и сразу вторглась языком в рот, сплетаясь с языком Джованни, который теперь изучал мой рот, затем его зубы чуть прикусили мою нижнюю губу, а из моего рта вырвался приглушенный стон.
Не смогла более сдерживаться, поэтому, прервавшись, чуть приподнялась на сиденье, чтобы стащить с ног колготки, которые явно мешали. Джованни с нескрываемым интересом наблюдал за моими движениями, буквально облизываясь, как кот, изредка отводя глаза в окно, вероятно, наблюдая за обстановкой вокруг нас, и когда понял, что я окончательно готова продолжить, сняв с себя еще и пальто, проделал то же самое со своей верхней одеждой, после отбросил оба наших пальто на задние сиденья.
Я перебралась к Джованни на колени, усаживаясь на его бедра, откидывая волосы назад и задирая платье к талии, предоставляя лучший доступ к себе.
— Музыку? — игриво приподнял бровь Джованни и потянулся рукой к приборной панели, и я кивнула, соглашаясь на предложение.
Из колонок раздался американский хип-хоп, — кажется, это был 50 Cent, под песни которого мы ездили в Филадельфию.
Джованни, как только включил музыку и настроил громкость так, чтобы песня заполняла весь салон, вернул руки на мое тело и медленно прогладил ими талию, после спустился вниз к бедрам, а я ухватилась за мужские плечи, чувствуя, как становилось жарко и как кровь начинала бурлить, а разум — туманиться.
Я снова ощутила, как мужская ладонь добралась до чувствительной точки, но теперь отодвинула белье в сторону, а пальцы медленно прошлись по клитору, затем один из них вошел в меня, и я приподняла подбородок, закрывая глаза и вдыхая аромат корицы, которым пах салон машины, после — еще один палец оказался во мне.
Я двинула бедрами навстречу, потому что уже хотела большего, потому что теперь было этого мало, и издала стон, полный мольбы, на что Джованни хмыкнул и приблизился, опуская губы на шею, целуя ее с разных сторон, оставляя влажные дорожки.
Его пальцы задвигались быстрее, немного сгибаясь внутри, но я открыла глаза и опустила руки вниз, пытаясь найти сквозь пелену перед глазами от удовольствия ремень и ширинку на брюках.
С каждой минутой дыхание учащалось, но я упорно пыталась держаться, а руки все-таки смогли расстегнуть сначала ремень, затем — пуговицу и ширинку.
— Я хочу тебя, Джованни, — простонала я и резко выдохнула, ощутив, как ноги едва сотрясаются от наслаждения. — Боже, пожалуйста…
После этих слов я почувствовала пустоту внутри себя, поэтому теперь могла немного приподняться, но это было так быстро и рвано, отчего не поняла, как вообще Джованни успел войти в меня, полностью заполняя внутри.
Его рука потянулась к моим волосам и накрутила локоны, а я чуть склонила голову в бок, давая лучший доступ к шее. Мне нравилось, когда мягкие губы целовали и прикусывали каждый ее дюйм,[1] и, кажется, Джованни понимал это, судя по тому как старался угодить в этом.
Если сначала музыка заполняла все пространство в машине, чуть ли не оглушая, то теперь громкие стоны перекрывали песню. Я двигала бедрами и приподнималась, каждый раз опускаясь на твердое напряжение. Раньше и понятия не имела, что эта поза понравится больше всего, но мне нравилось, что я могла контролировать процесс, а Джованни нравилось наблюдать за мной.
Я сжала пальцами обеих рук волосы на его затылке, когда Джованни начал помогать нам, двигая бедрами, после прикоснулась губами к его. Мы не целовались, лишь ловили стоны и тяжелое дыхание друг друга, изредка открывая глаза, наблюдая.
— Мне так хорошо с тобой. Боже, так хорошо… — на последнем издыхании сказала я, вжимаясь всем телом сильнее в Джованни и вновь опускаясь до конца, сокращая стенки.
Очередная песня оборвалась ровно в тот момент, когда мы получили удовольствие, затем мужской голос буквально промурлыкал на ухо:
— Джо.
Я открыла глаза, отстраняясь, и вопросительно взглянула на Джованни, все еще оставаясь сидеть на его бедрах.
— Можешь звать меня просто Джо, — слегка улыбнулся Джованни, откинув голову на подголовник, расслабляясь.
Я расплылась в ответной улыбке. Кажется, это был знак того, что он доверял мне, теперь — полностью. Я слышала сокращенную версию имени только от Аннабеллы, и на самом деле размышляла, а когда я буду достойна этого? Вроде мелочь, да? Однако для меня это значило гораздо больше, впрочем, как и для Джованни.
— Черт, сюда идет охранник, — вдруг услышала я и повернула голову влево, замечая через запотевшее окно чей-то силуэт.
Я быстро приподнялась и перелезла обратно на водительское сиденье, почувствовав на ягодице легкий шлепок, отчего издала приглушенное «ай», но все же уселась и одернула платье ровно в тот момент, когда охранник постучал в окно. Джованни уже привел себя в порядок, а я посмотрела в зеркало заднего вида, проверяя волосы и макияж.
— Добрый вечер, — поздоровался Джованни, когда опустил стекло; одна из его рук лежала на кобуре с пистолетом, но я сомневалась, что пожилой мужчина мог быть опасен.
Я сделала вид, что лазаю в телефоне, который успела достать из сумочки, будто между нами ничего не было пару минут назад.
— Добрый, — ответил охранник. — Парковка закрывается, поэтому, прошу вас покинуть ее, — оповестил тот, указав на наручные часы, затем на табличку, висевшую на столбе возле въезда на парковку.
— Мы как раз собирались уезжать, — спокойно ответил Джованни, и охранник, кивнув, попрощался, отойдя от машины.
Я выгнула бровь после того, как Джованни закрыл окно, потому что по его виду не было заметно, что он собирался садиться за руль. Музыка до сих пор играла из колонок, но довольно тихо, так как я уменьшила громкость, когда охранник подошел к машине.
— Нет, я не собираюсь ехать до Манхэттена, — отмахнулась я и подняла руки вверх, почти говоря о том, что сдавалась.
— Просто выезжай с парковки, а там мы поменяемся, — непринужденно ответил Джованни и потянулся за нашими пальто, которые бросил назад.
Я опустила правую ногу на тормоз, а руку на коробку передач и переключила на переднюю скорость, после чего мягко и плавно поднажала на педаль газа, и машина поехала чуть быстрее. Я внимательно следила за дорогой, вытягиваю шею, хотя рост позволял полностью сидеть на сиденье, облокотившись в него всем телом, но внутри таились переживания о том, что я что-то могла сделать не так. Однако в груди также разливалось приятное ощущение, потому что давно хотелось попробовать посидеть самой за рулем. И, кажется, получалось вовсе неплохо, судя по тому, что я выехала с парковки и остановилась возле тротуара, чтобы не мешать редко проезжающим здесь машинам.
— Думаю, ты быстро научишься водить, — сказал Джованни, когда я уже собиралась выходить из машины, приоткрыв дверь. — Молодец, — похвалил он.
— Grazie,[2] — ответила я и почти сделала поклон, вылезая из машины, на что мы оба засмеялись.
Этот день, который плавно перешел в вечер, точно должен был стать одним из любимых за долгое время в моей жизни. Я почти забыла обо всех проблемах и неудачах, преследующих меня с восемнадцати лет. И могла с уверенностью сказать, что все это благодаря одному человеку — Джованни. Он и правда делал меня счастливой, и я очень надеялась, что и моя забота дарила ему в ответ счастье.
Теперь уже стало спокойнее, ведь я сидела с пассажирской стороны и могла любоваться на Бруклинский мост, задирая голову и глаза кверху, чтобы получше разглядеть масштабы, а еще я наблюдала за Джованни, который уверенно вел машину, держа одной рукой руль, а второй сжимая мою ладонь, переплетая наши пальцы. Мне нравился вид его сосредоточенного лица, казалось, что оно даже больше подходило ему, чем улыбка, а может, от этого вида внутри попросту разливалось приятное чувство. Кто бы знал, что за маской серьезного и грозного Босса, скрывался человек, который на самом деле нуждался в поддержке и заботе…
На следующий день.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
12:25 PM
Не пришлось долго уговаривать Джованни на то, что мне нужно проводить занятия в своей гончарной мастерской, тем более, когда я пропустила неделю, а то и больше. Я понимала, что, вероятно, могла и имела право пользоваться деньгами семьи Пеллегрини, да и Джованни сам говорил об этом, но хотелось иметь свои, и вообще хобби приносило радость и помогало отвлечься, забыться на несколько часов и почувствовать себя обычной девушкой. Не то чтобы спустя время я все равно презирала мафию, вовсе нет — теперь мнение немного изменилось, но все же внутри до сих пор присутствовало неприятное ощущение, будто я предала саму себя, что, скорее всего, так и было. Интересно, испытывал ли похожее чувство Джованни, ведь он тоже поступился своими принципами.
— Рафаэль будет твоим телохранителем, — сказал Джованни, как только мы остановились у здания, где находилась гончарная мастерская.
— О, — удивилась я, вспоминая широкоплечего мужчину, который охранял нас с Эмилией на приеме в доме Пеллегрини. — То есть… всегда, а не только сегодня? — уточнила я.
— Думаю, да, всегда, либо пока он не сообщит мне о том, что больше не может охранять тебя, — проговорил Джованни и снова оглядел периметр.
— Такое возможно? — удивленно задала вопрос я, открывая сумочку, проверяя взяла ли ключи от мастерской. — Я думала, что только Босс может, м-м, так скажем, «уволить» человека, — я показала кавычки с помощью пальцев.
— Так и есть, но я могу прислушаться к его мнению, — пожал плечами Джованни, в очередной раз доказывая то, что он совершенно не был похож на Маттео, слово которого — закон и точка. — Мне нужно съездить домой, поэтому как только закончишь, Рафаэль отвезет тебя в Манхассет Хиллс, — оповестил Джованни, и я кивнула. — Если вдруг…
— Джо, — остановила я и тут же поджала губы, потому что впервые со вчерашнего вечера позвала Джованни сокращенным вариантом имени, но мне понравилось то, как язык извернулся. — Ничего не случится. Рафаэль ведь опытный солдат?
Он кивнул.
— Значит, все будет в порядке, — мягко улыбнулась я и потянулась к губам Джованни, чтобы оставить легкий поцелуй. — А ты не гони слишком быстро, — наказала я и заметила, как он немного закатил глаза.
Джованни вышел из машины вместе со мной и буквально передал меня Рафаэлю, который минуту назад подъехал к зданию. Он и правда выглядел внушительно, поэтому даже мне было как-то неловко и страшновато находиться рядом с ним, но я доверяла зоркому взгляду Джованни, ведь он знал своих людей, а если доверял Рафаэлю, значит — и я могла доверять ему.
Мужчины пожали друг другу руки, обменявшись несколькими фразами, затем взгляд Джованни снова прошелся по мне, а я, помахав на прощание рукой, развернулась, чтобы направиться ко входу в здание.
Честно говоря, невероятно соскучилась по гончарной мастерской, казалось, даже руки чесались что-нибудь слепить, создать, нарисовать. Это дело и правда было моей отдушиной, которую не многие могли понять, однако я была рада, что всегда находились единомышленники, и именно они записывались на мои занятия, а за неделю с лишним их набралось столько, что я не знала, куда распихать всех желающих, но, посидев один вечер перед ноутбуком, в котором вела записи, связанные с мастерской, все-таки нашла выход и, посоветовавшись с Джованни, раскидала по разным дням, забивая их занятиями. Я надеялась, что ничего не слетит, ведь это было бы крайне некрасиво по отношению к ученикам.
Рафаэль шел за мной по пятам, от этого казалось, что все присутствующие люди вокруг засматривались на нас. Проблема была еще и в том, что мужчина выглядел и правда как телохранитель, даже его одежда: однотонная — черного цвета, спортивная, с несколькими карманами, в которых наверняка лежало оружие.
Перед входом в мастерскую я повернулась к Рафаэлю и спросила:
— Ты не мог бы подождать до конца урока в коридоре?
Стало как-то неловко от вопроса, но процент неловкости будет зашкаливать, если на уроке, где в основном всегда присутствовали девушки, Рафаэль усядется в небольшой комнате, пристально наблюдая за всеми учениками.
— Я просто не хочу, чтобы ты привлекал внимание, да и ко мне чтобы не цеплялись взглядами, — продолжила я, а телохранитель стал оглядываться по сторонам.
Рафаэль был довольно молчаливым, но мне и не нужна была его болтовня.
— Хорошо, мисс, я буду ждать здесь, — согласился он, и я, радостно кивнув, достала из сумочки ключ и открыла дверь в мастерскую, тут же входя внутрь, но как только хотела закрыть дверь за собой, ощутила сопротивление и обернулась, замечая то, как Рафаэль придерживал ручку с другой стороны. — Будет лучше, если дверь останется открытой, — четко произнес он, и я без препирательств согласилась.
Спустя несколько минут ученицы стали входить внутрь мастерской, здороваясь и говоря, как соскучились по занятиям. Ко мне часто ходили те, кто уже давно знал про мастерскую, поэтому мы были, можно сказать, хорошими знакомыми и могли, например, поддержать друг друга разговорами во время лепки. Новичков тоже было немало, но они любили приходить не одни, а с другом или подругой. А после занятий мне нравилось получать обратную связь именно от новичков, поэтому я старалась поймать их до того, как они успевали убежать.
Урок проходил довольно спокойно. Я включила музыку на телефоне, который подключила к колонке, поэтому пространство заполнялось вдохновляющими песнями. Мы решили слепить небольшое блюдце, на котором каждый по своему решению что-нибудь напишет или нарисует, поэтому я практически не сидела на месте — постоянно ходила по мастерской и следила за тем, что делали ученики, изредка помогая и подсказывая.
Рафаэль, в свою очередь, пристально следил за мной и всеми присутствующими внутри, сидя практически напротив мастерской, благо никто почти не обращал на него внимание, поэтому я могла спокойно выдохнуть.
— Теперь можете выбрать краски, которыми хотели бы закрасить свои надписи и рисунки, — сказала я, снова вставая из-за стола. — Лучше выбирать поярче, чтобы глина по итогу «не съела» цвет, — предупредила я, подойдя к небольшой тумбочке, доставая оттуда палитру, после положила ее на середину стола, чтобы всем были видны цвета.
Пока ученики выбирали краски, я отошла к окну, чтобы проверить телефон на наличие сообщений, и заметила на экране блокировке имя Джованни. Улыбнувшись, взяла телефон в руки и разблокировала его, затем нажала на зеленую иконку с приложением сообщений.
Выбери одну из трех картин.
Джованни.
Я сомнительно прочитала еще раз сообщение, но все же открыла сначала первую фотографию, на которой обнаружила картину с пионами, затем вторую: на ней были изображены орхидеи, после — третью с изображением гипсофилов. Что это за хитроумный ход, Джо?
Выбираю третью, мистер Пеллегрини.
Габриэлла.
Я отправила сообщение и отложила телефон, потому что теперь нужно было проследить за тем, чтобы красок всем хватило, ведь бывало так, что кто-то хотел один и тот же цвет, а одинаковые краски я обычно хранила отдельно, чтобы не открывать сразу несколько баночек.
Как и оказалось, некоторым ученикам не хватило красок, поэтому, пройдя к шкафу, достала еще одну коробку и поставила на стол. Урок должен был уже подходить к концу, оставались считанные минуты, и я планировала с легкой душой покинуть мастерскую, радуясь, что не утратила навыки преподавания, но боковое зрение зацепилось за маленького человечка, который появился в проеме двери, и я резко повернула голову, потому что думала, что если это иллюзия, то она быстро исчезнет, а я так хотела увидеть…
Эмилия.
Она держала за руку Аннабеллу, а за ее спиной стоял Марко. Я раскрыла рот от удивления, не понимая, как они могли здесь оказаться. Ноги, казалось, вросли в паркет, а сердце билось так быстро, будто вот-вот готово было выпрыгнуть то ли от счастья, то ли от боли.
Пожалуйста, скажите, что это не сон и моя дочь правда стоит передо мной, немного улыбаясь.
Я извинилась перед учениками и быстрым шагом направилась к выходу, закрывая за собой дверь, чтобы за нами никто не подглядывал.
— Мама! — первой воскликнула Эмилия и бросилась ко мне в объятия, когда я присела на корточки.
Я крепко обвила руками хрупкую фигуру дочери и зарылась носом в ее темные волнистые волосы, которые пахли лавандой. Боже, как же я скучала по ней, как хотела все это время обнять, утешить, сказать ласковые слова, услышать тоненький голосок и почувствовать, как маленькие ручки крепко обнимали в ответ.
— Моя малышка, — прошептала я и подняла взгляд, замечая обеспокоенного Рафаэля, который теперь пристально наблюдал за нами, встав со стула. — Как? — лишь смогла спросить я, и Аннабелла с Марко переглянулись: похоже, они вдвоем провернули это все, ускользая от Маттео.
Я вспомнила, что, когда мы с сестрой Джованни остались наедине на следующий день после приема в их доме, она сказала о том, что попытается помочь мне встретиться или хотя бы пообщаться по телефону с дочерью, но я долго отнекивалась, потому что не доверяла Маттео и потому что он явно дал понять, что ему не составляло труда убить Аннабеллу, ведь ему плевать даже на тот факт, что она должна выйти замуж за Марко. Кажется, Маттео вовсе не волновало то, что таким образом между его семьей и семьей Пеллегрини окончательно развязалась бы война.
— Я же обещала тебе, — сказала Аннабелла, когда я выпрямилась, поднимая на руки Эмилию, чтобы усесться вместе с ней на стул, посадив к себе на колени.
Этими словами она напомнила Джованни, который если пообещал, то обязательно выполнит и сделает. Удивительно, насколько они были похожи.
— Но как вам удалось провернуть это? Обойти Маттео? — после того, как уселась и прижала Эмилию к груди, спросила я, смотря снизу вверх на этих двоих, которые, казалось, хорошо ладили. Однако единственное, чего я не видела между ними, так это химии, да и держались они друг от друга на расстоянии, как будто им было неловко находиться рядом.
— Аннабелла приехала к нам в дом, — начал Марко, и я удивленно вздернула бровь.
Что будет, если Джованни узнает об этом?
Кстати, о нем… Боковым зрением я заметила стремительно приближающуюся мужскую фигуру, у которой подол пальто развивался на ветру от быстрого шага; выглядело довольно эпично, совсем как в фильмах, но… лицо Джованни не выражало ровным счетом ничего, кроме злости и раздражения, и я поняла, что он все знал, только вот либо не от сестры, либо не давал разрешения ездить ей в дом Бернарди, тем более если Аннабелла поехала туда одна.
Марко, заметив мой испуганный и обеспокоенный взгляд, который я устремила в бок, развернулся всем корпусом навстречу Джованни, что теперь остановился напротив него, а Аннабелла тут же вышла из-за Марко, явно не собираясь прятаться.
— Какого черта ты делаешь? — обратился жестким голосом Джованни к младшему Бернарди. — Ты понимаешь, что твой сумасшедший брат может сделать с моей сестрой? Особенно после такой выходки! — мужской голос практически звенел в ушах, оседая где-то глубоко внутри, отчего внутренности сворачивало.
Эмилия в моих руках напряглась, и я поспешно встала, обходя Джованни со спины. Мне не нужна была испуганная дочь, которая и так многое пережила за последнее время. А еще не хотелось, чтобы здесь устраивали сцены, поэтому я уже подошла к двери мастерской, чтобы открыть ее, но услышала голос Джованни:
— Останься, Габриэлла, — четко и без каких-либо эмоций.
Вот она — маска Босса.
Я замерла, но отошла от двери в сторону, опуская Эмилию на пол, потому что не могла держать ее на руках дольше пяти минут. Дочка вжалась в меня всем телом, обнимая руками ноги и наблюдая за происходящим.
— Мой брат уехал в другой город. Он ничего не узнает об этом, а если и узнает, то я возьму всю вину на себя, Джованни, — ответил наконец Марко, смотря в глаза сопернику; он явно не боялся другого Босса. — Я не какой-то там трус, каким ты можешь меня считать! — почти что выплюнул он, и мне стало не по себе от его тона.
— Ты уверен, что ваши люди не сболтнут лишнего?! — поинтересовался Джованни, чуть ли не рыча.
— Я убью любого, кто посмеет хоть пискнуть! — прошептал угрожающе Марко, а я удивленно посмотрела на него; когда он успел так вырасти? Когда успел научиться принимать такие поспешные решения? — Мы с Аннабеллой сделали это ради Габриэллы. Пока есть возможность увидеться с Эмилией, нужно брать от нее все, не думаешь?
Я видела, как ладони Джованни сжимались в кулаки, как он боролся с негативными эмоциями, явно не собираясь выплескивать все до конца; наверняка он, с одной стороны, понимал, что Марко прав, но с другой — и его слова правдивы.
Когда они перестали буквально стрелять из глаз молниями друг в друга, я оповестила о том, что мне нужно быстро закончить урок, на что получила положительные кивки практически всех стоящих передо мной. Я взяла Эмилию за руку, сказав о том, что нам нужно зайти в мастерскую, и она заметно расслабилась.
Ученики, как только заметили нас, заулыбались, а дочка смутилась от стольких любопытных глаз.
— Посидишь на своем любимом месте, пока я закончу урок? — спросила я Эмилию, наклонившись к ней.
— Хорошо, — согласилась малышка и прошла вперед, усаживаясь за маленький стол, за которым она обычно лепила и рисовала.
Теперь все спокойствие улетучилось. Если сначала, увидев Эмилию, я еще более-менее была спокойна, то, когда Джованни влетел в коридор, явно распугивая всех вокруг, сердце бешено заколотилось, потому что я думала, что случилось что-то ужасное. Однако мы все надеялись на то, что Маттео и правда не узнает о такой выходке Марко впридачу с Аннабеллой.
Я закончила урок через десять минут, быстро проверяя, что за мое отсутствие смогли успеть сделать ученики, а они вполне хорошо справились и без меня, поэтому я осталась довольна.
Когда все ученики вышли из мастерской, я пригласила Джованни, его сестру, Марко и Рафаэля войти внутрь, иначе администрация скоро будет задаваться странными вопросами по поводу меня и моих «гостей».
— Сколько у меня времени? — обеспокоено спросила я у Марко.
Конечно, мне хотелось подольше побыть с Эмилией, но вопрос был в том, на сколько Маттео уехал в другой город.
— Маттео должен вернуться завтра рано утром, так что… до сегодняшнего вечера, думаю, время точно есть, — ответил Марко.
Я перевела взгляд на Джованни, который стоял дальше от всех, даже не смотря на нас. Казалось, он был разозлен на сестру, и причина понятна — она не послушала его и уехала одна в дом семьи Бернарди.
— Вы не могли бы оставить нас? — попросила я, глядя на Аннабеллу, Марко и Рафаэля.
Джованни поймал мой взгляд, понимая, что я хотела остаться с ним наедине, чтобы поговорить. Никто не стал дожидаться одобрений Босса, поэтому, как быстро зашли, так и вышли.
— Джованни? — вдруг подала голос Эмилия. — Это твое имя? — уточнила дочка и подошла ко мне, встав из-за стола.
— Верно, малышка, — мягко улыбнулся Джованни и подошел к нам, теперь присаживаясь на корточки напротив Эмилии. — Как у тебя дела? — поинтересовался он, заправляя за ухо выбившуюся темную прядь волос у малышки.
— Я скучаю по маме, очень, — пролепетала Эмилия и повернула голову в мою сторону, приподняв подбородок, а я старалась все это время сдержать слезы, поджав губы. — Я рисую с тетей Энолой по вечерам, когда она приезжает в гости к папе.
Я нахмурилась, но Джованни готов был пропустить эту информацию, однако заметил мою реакцию. Не знала, кто такая Энола. Новая домработница? Кухарка? Но… приезжает к Маттео?
— Кто такая Энола? — спросила я и погладила малышку по голове, приглаживая пух на волосах.
— Папина новая подруга, — вдруг сказала она, и я снова удивилась.
У Маттео новые отношения?
— Он сказал, что теперь тетя Энола будет заботиться обо мне, но я хочу, чтобы ты заботилась, мамочка, — с горечью в голосе произнесла Эмилия.
Джованни выпрямился и взглянул на меня, а я постаралась сделать вид, что вовсе ничего не чувствовала, потому что знала, как это могло повлиять на него: чувство вины снова и снова могло захватить в цепкие лапы.
Я быстро стерла дорожки слез, которые все-таки успели скатиться из глаз, и улыбнулась, беря в руки маленькие ладошки дочери.
— У нас с тобой сегодня есть время до вечера, поэтому давай проведем его вместе?
Эмилия закивала.
— Можем поехать, куда угодно, и делать, что угодно, — весело сказала я, хотя в душе скребли кошки. — А Джованни будет развлекать нас. Как на это смотришь?
Он скептично выгнул бровь, мол, я что, по-твоему, клоун?
— Да, да, да! — запрыгала Эмилия и схватила одной рукой ладонь Джованни, а другой — мою, теперь оказываясь между нами.
Мне нравилось, что за то короткое время, которое Эмилия провела в компании Джованни, она уже привыкла к нему и не боялась, как изначально, или, скорее, тогда она сомневалась и переживала за меня, потому что дочка не отличалась пугливостью к незнакомым людям, а просто боялась, что мне могли причинить боль. Вероятно, это связано с тем, что иногда Эмилия видела, как Маттео кричал на меня и давал пощечины. Такая маленькая, а уже пыталась защищать меня.
Мы вышли втроем из мастерской после того, как я переоделась и собрала вещи. Аннабелла, Марко и Рафаэль все еще стояли в коридоре, и, когда заметили нас, перестали о чем-то разговаривать. Сестра Джованни кинула раздраженный взгляд на брата, а он явно дал понять, что разговор не окончен, но сейчас не собирался наводить шуму, да и устраивать разборки — точно ни к чему в общественном месте. Все же я смогла немного усмирить внутреннего зверя Джованни. И он, похоже, слушался меня.
— Поезжай домой, Белла, — лишь сказал брат сестре, держа за руку Эмилию, которая с интересом наблюдала за нами всеми. — Хотя бы сейчас послушай меня и не делай глупостей.
Аннабелла кивнула, соглашаясь, и, попрощавшись с нами, ушла в сторону выхода.
Я даже не успела как следует отблагодарить ее, отчего на душе стало тяжело, но надеялась, что смогу сделать это позже.
— Марко, — обратилась я к брату Маттео, — куда и во сколько нам привезти Эмилию? — поинтересовалась я, пока он не ушел.
— Могу сам приехать и забрать ее. Только напиши, где вы будете находиться, — ответил Марко, и Джованни после нескольких минут раздумий согласился.
Мы все по очереди вышли из здания. Рафаэль направился к своей машине и поспешно уехал после того, как Босс отпустил его, потому что более нам не требовался телохранитель.
Луна-парк-Хаусис, Нью-Йорк.
03:15 PM
Луна-парк находился недалеко от гончарной мастерской, и, кажется, это было лучшим решением, потому что далеко уезжать не было смысла — время пролетало слишком быстро в такие значимые моменты.
— Джованни, а ты научишь меня водить машину? — внезапно спросила Эмилия и появилась посередине между сиденьями, когда мы остановились, припарковавшись возле парка.
— Конечно, малышка, — с мягкой улыбкой ответил тот, и сердце заново забилось в спокойном ритме от их взаимодействия; казалось, Джованни относился к Эмилии как к родной дочери. — Но сейчас ты же хочешь покататься на аттракционах, пока они не закрылись на зиму?
Малышка кивнула, и мы одновременно вылезли из машины.
Погода сегодня благоволила на прогулку, грея лицо и тела сквозь теплые пальто лучами солнца, которое с каждым днем лишь остывало. Я пыталась отогнать тревожные мысли и просто наблюдала за тем, как Джованни покупал Эмилии горячее какао, которое она обожала — готова была пить целыми днями и ночами напролет, лишь бы в него еще добавили маршмеллоу.
Из-за этой милой картины я достала телефон из кармана пальто, разблокировала и нажала на иконку фотоаппарата, затем навела камеру на них, чтобы запечатлеть момент, когда Джованни чуть склонился к малышке, подавая наверняка горячий стаканчик с какао. Честно, я готова была расплакаться прямо сейчас, потому что даже родной отец не относился так трепетно к собственной дочери.
Мы прошли от маленького закутка, где продавались теплые напитки, к первому аттракциону в виде круговой карусели с животными, и Эмилия, отдав стаканчик мне, сказала, что хотела бы прокатиться именно на этом аттракционе. Я странно посмотрела на нее, потому что думала пойти с ней, но дочка подошла к Джованни и схватила его за руку, потащив за собой.
— Эми, может, ты покатаешься с мамой? — почти умоляюще спросил он и покосился на меня, а я уже чуть ли не разрывалась от смеха, представляя то, как грозный Босс мафиозной семьи катается на детской карусели.
— Нет, хочу с тобой, — уверенно сказала малышка и снова потянула за руку Джованни.
— Вы должны угодить маленькому ребенку, мистер Пеллегрини, — ехидно произнесла я и отсалютовала стаканчиком, отходя немного назад, пропуская их вперед, ближе к аттракциону.
Джованни прищурился и хитро посмотрел на меня, как будто таким образом говорил о том, что он еще отыграется за это, но я лишь снова приготовила телефон, чтобы запечатлеть момент, наблюдая, как нехотя Джованни переставлял ноги, следуя за моей дочерью, будто именно он являлся ребенком, которого тащили в место, которое ему не нравилось.
Они быстро прошли небольшую очередь, среди которой стояли в основном либо одни дети, либо дети с мамами. Боже, как смешно! Я улыбалась, как дурочка, в особенности когда они оба оказались на карусели. Джованни подсадил Эмилию на лошадь, а сам остался стоять возле нее, но я видела, как малышка просила его залезть рядом на какое-нибудь животное или сесть в транспорт, однако Джованни стойко стоял на своем и отнекивался, мотая головой в отрицательном жесте. Кто бы мог подумать, что ребенок может заставить серьезного мужчину, который убивал людей, прокатиться на детской карусели?
Несколько кадров, сделанных на камеру телефона, оказались вполне себе хорошими: Джованни о чем-то говорил Эмилии на ухо, показывая куда-то в сторону, затем они просто улыбались друг другу, после заметили то, что я их фотографировала, и спозировали на камеру, чуть приобнявшись. Я сразу же добавила эти фотографии в избранное, нажав на сердечко.
После детской карусели Эмилия прокатилась уже одна на других аттракционах, а я показывала Джованни фотографии, на что он прикрывал глаза ладонью, смеясь над самим собой.
— Вспомнил детство? — со смешком спросила я.
— Не помню, катался ли в детстве на аттракционах, — пожал он плечами и устремил взгляд на карусель, следя за Эмилией, которая махала нам рукой.
— Значит, теперь ты точно закрыл гештальт, — отозвалась я и взяла в руку теплую ладонь. — Я так не хочу расставаться с ней, — теперь серьезно проговорила я почти шепотом и снова почувствовала, как слезы застилали глаза.
— Ты не обязана. Мы можем забрать Эмилию прямо сейчас домой.
Джованни перевел взгляд на меня, пытаясь снова достучаться, однако мы оба знали, что тогда в опасности будем не только мы, но и его семья, особенно Аннабелла; да и Марко… Что будет с ним, если мы возьмем и «украдем» Эмилию?
— Ты сам знаешь, что нет, — помотала я головой и услышала, как дочка бежала к нам, что-то крича при этом. — Все будет в порядке, Джо, не переживай, — успокоила я, положив руку на плечо.
Конечно, он не верил, по его взгляду это было понятно.
Время всегда заканчивалось слишком быстро, поэтому казалось, что его вообще никогда не хватало, особенно в такие моменты, особенно, когда очень желал продлить его на подольше.
Марко подъехал через пятнадцать минут после того, как я ему позвонила, сообщив наше местонахождение; похоже, он находился где-то рядом, чтобы в случае чего быстро забрать Эмилию, а не ехать из загорода.
Я обнимала дочку минут десять, шепча на ухо приятные слова и то, что мы скоро снова встретимся, — не обещала, но очень надеялась на это.
— Спасибо, что покатался со мной на аттракционе, Джованни, — поблагодарила Эмилия, когда мы разжали вокруг друг друга руки, а я выпрямилась в полный рост.
— Не за что, малышка.
Он присел на корточки и, взяв маленькую ладошку в руку, оставил легкий поцелуй на тыльной стороне, отчего дочка засмущалась, краснея, совсем как я.
— В следующий раз обязательно научу тебя водить машину. Твоя мама уже почти научилась.
Джованни поднял на меня серые глаза, и я усмехнулась: проехать буквально несколько метров — просто смешно.
Мы еще раз обнялись с Эмилией, затем Марко, подойдя ближе, поднял на руки малышку и, попрощавшись с нами, унес ее к своей машине, сажая на заднее сиденье в специальное детское кресло. Я мимолетно поймала большие глаза, которые с мольбой смотрели на меня, затем дверь закрылась, полностью скрывая Эмилию от меня. В этот момент одинокая слеза скатилась по щеке, но я не торопилась стирать ее, а просто стояла столбом, будто ноги вросли в землю. Джованни ближе подошел ко мне и обвил руку вокруг талии, и я опустила голову на его плечо, наблюдая за тем, как машина Марко уезжает, увозя с собой частичку моей души и сердца.
[1] Равен 2.54 см.
[2] Спасибо.
Глава 24: Пазлы
Мистер Джованни Пеллегрини
Я правда не думал, что можно так легко стать зависимым от человека, что можно так быстро влюбиться и больше не представлять жизнь без него. Зависимым от человека, с которым, казалось бы, только неделю с небольшим стали просыпаться вместе, завтракать вместе, ходить на прогулки, заниматься сексом, слушать музыку. Раньше казалось, что такая жизнь точно не для меня, что все это слишком приторно и сопливо, но, вероятно, с нужным человеком такой расклад выглядел совершенно неплохо — даже отлично.
Мне не было свойственно скрывать свои чувства от любопытных глаз, даже находясь среди противных журналистов, которых так и чесались руки поубивать, чтобы они не совали длинные носы в мою жизнь, запечатляя ее на камеры.
Наоборот, когда Габриэлла стала
моей
, внутри возникло неудержимое ощущение рассказать всему миру о ней, о
нас.
Конечно, я понимал, чем это чревато, тем более когда снайпер все еще был на свободе, и если он стрелял именно в Габриэллу, то наверняка она могла снова оказаться мишенью, ведь снайпер не выполнил заказ. Именно по этой причине каждый раз, когда мы куда-то выходили, я постоянно был начеку, всегда оглядывал все вокруг и всех вокруг. Страх в груди в такие моменты бил по ребрам, вышибал кислород из легких, отчего дышать становилось сложнее, а те слова отца снова и снова горели красным перед глазами, но… я смотрел в голубые радужки, горящие счастьем и нежностью по отношению ко мне, и посылал к хренам этот чертов красный свет.
Единственное, что осталось после того приема и что я никак не мог выкинуть из головы, так это слова отца о том, что Габриэлла могла являться не той, кем являлась на самом деле. Сначала в голову закралась мысль о том, что это связано только с Маттео, однако, что если это не так и что если сама она не подозревала о том, кем могла быть?
Мои догадки вполне имели место, ведь если сопоставить некоторые факты, то получался складный пазл, в котором все еще, увы, не хватало нескольких деталей для полной картины. Например, то, что Маттео вдруг ни с того ни с сего захотел жениться на Габриэлле, просто встретив ее где-то на улице, в кафе, в клубе — неважно, или то, что снайпер целился в нее, или то, что бомба в машине должна была сработать именно в момент, когда Габриэлла сидела в ней.
В любом случае, снайпер, которого мои люди отслеживали вот уже неделю, должен был поведать нам замечательную и интереснейшую историю, которую, надеюсь, не нужно будет вытягивать, хотя… Леонардо предпочтет для начала хорошенько с ним поразвлечься, чтобы отомстить за жену.
После того, как я отвез Габриэллу в гончарную мастерскую, оставив ее жизнь на плечах Рафаэля, поехал в Манхассет Хиллс, чтобы проведать маму, которой снова стало хуже. Кажется, врачи соорудили из ее комнаты чуть ли не больничную палату и теперь приезжали каждый день или даже по два раза в день, чтобы вкалывать некоторые препараты, которые помогли бы заглушить боль и болезнь хотя бы на какое-то количество времени.
Каждая новость от Аннабеллы о том, что мама почти не вставала с постели, да и не выходила из своей комнаты, больно стучала в грудь, поэтому я боялся потерять ее, так и не успев сказать важных слов, которых, кажется, говорил слишком мало, а ведь наша с сестрой мама делала для нас гораздо больше, чем отец: дарила любовь, благодаря которой мы не выросли бездушными и безэмоциональными, хоть мне, бывало, и не нравился этот факт; дарила заботу и спокойствие: к маме всегда можно было подойти и рассказать все, что тебя тревожило, и она никому не раскрывала твои секреты.
Прямо перед тем, как я подъехал к дому, мимо машины промчался мотоцикл с розовыми вставками на колесах, но я не успел разглядеть, кто сидел на нем, да и по черной одежде тоже не было понятно, девушка это или парень, поэтому я не обратил должного внимания и, нажав на маленьком пульте кнопку, стал ждать, пока откроются ворота, чтобы заехать на подъездную дорожку.
Как только остановил машину, заметил отца, который прогуливался по саду, с кем-то разговаривая по телефону. Я лишь поднял руку, таким образом здороваясь с ним, и прошел в дом, тут же снимая обувь и пальто, чтобы подняться в мамину комнату, замечая, что теперь почти во всех уголках дома пахло спиртом и лекарствами, но, возможно, меня просто давно не было дома.
Насчет отца вообще ничего не мог сказать, потому что давно не замечал у него никаких эмоций в отношении своей жены, да и не знал, заходил ли он к ней вообще, просто хотя бы проведать и спросить, как она себя чувствует.
— Ciao mamma,[1] — тихо открыл дверь в ее комнату и так же тихо зашел.
Мама тут же повернула голову в мою сторону, как будто ждала моего появления, хоть я и не предупреждал о своем визите.
Пройдя ближе к кровати, которая теперь больше напоминала больничную койку из-за различной техники и приборов, торчащих с разных сторон, а некоторые трубки были прикреплены к рукам мамы, спросил, усаживаясь рядом на стул:
— Как ты? Выглядишь не очень.
Я взял маму за руку; казалось, что ее пальцы с каждым днем дрожали только сильнее, а жалобы на покалывание и онемение были все чаще и чаще.
— Умеешь же ты делать комплименты дамам, Джованни, — издала тихий смешок мама, чуть сжав мою руку в ответ. — Прогуливалась сегодня по саду перед приездом врачей, — тяжело вздохнула она, а я нахмурился, не понимая, почему мама пренебрегала рекомендациями врачей, ведь они явно не просто так говорили беречь себя — от это зависело здоровье и эффективное лечение.
— Мама, я же говорил, что не нужно так напрягать себя, — я немного повысил голос, потому что до этого говорил тихо и мягко, но, узнавая такую информацию, не мог сдерживаться.
— И что же, я буду лежать весь день в кровати?
Я кивнул.
— Non portare sciocchezze, ce la faccio![2]
Но мы все знали, что не справлялась.
Возможно, ее настрой был лучшим вариантом, чем если бы мама лежала и действительно страдала, говоря, как ей плохо, но также не хотелось, чтобы мама строила из себя героя, будто так болезнь могла отступить. Я не верил в чудесное исцеление, лишь во врачей и в медицину, которая, конечно, могла помочь не всем, но мы надеялись и верили в лучшее.
— Как звали ту девушку на приеме? — вдруг вспомнила мама и легонько улыбнулась, отпуская мою руку, и я выпрямился на стуле.
— Габриэлла, — ответил я, предвкушая дальнейшие вопросы, но ей я готов был открыться и поведать эту часть своей жизни.
Мама вдруг встрепенулась, будто вспомнила девушку, с которой неделю назад виделась и болтала на кухне за завтраком так легко, будто они были знакомы не несколько минут, а несколько лет, а это, кажется, хороший знак, если люди могли так легко найти общий язык.
— Какое красивое имя! И сама Габриэлла красивая, замечательная! — продолжала восторгаться мама, смотря мне в глаза, и я невольно заулыбался.
— Отец так не думает, — я издал нервный смешок. — Кажется, он считает ее то ли недостойной, то ли неподходящей для нашей семьи, хотя, вроде бы, это одно и то же, — попытался объяснить я, практически изливая душу.
— Джованни, разве я подходила для этого мира? — мама чуть посмеялась. — Конечно, нельзя сравнивать, наверное, меня, как человека, который родился в мафии, и человека, который был далеко от него, если я правильно поняла, что Габриэлла ранее не была знакома с мафией.
Я не рассказывал маме о том, что Габриэлла — бывшая жена Маттео.
— Никто никогда не будет подходить и не будет готов, но если ваши чувства друг к другу настоящие, то ничто не остановит ни тебя, ни ее. А я видела глаза Габриэллы, то, как она смотрела на тебя.
Вероятно, мама имела в виду те моменты, когда мы завтракали, ведь на приеме ее не было.
— Габи. Можно ее так называть? — поинтересовалась она, после того как просмаковала имя.
— Думаю, тебе можно, мама, — отозвался я, подозревая, что Габриэлла точно не будет против этого, особенно если это касалось моей мамы.
Габриэлла то и дело спрашивала о ее состоянии, беспокоясь, казалось, даже больше, чем я, но было приятно знать, что Габриэллу заботила моя жизнь и проблемы в ней. Значит, она готова окунуться в омут моих демонов вместе со мной, идя рука об руку.
Мама чуть приподнялась на кровати, и, когда я хотел помочь ей, она лишь оттолкнула меня, не принимая поддержки, на что я хотел снова высказать недовольства, однако мама опередила, произнося:
— Не слушай отца, — начала она и помотала головой, — теперь ты главный, ты — Дон, ты — глава семьи. Отец уже один раз оступился и очень серьезно, поэтому никто не доверяет ему более, а если кто и доверяет, то совершает безумно глупую ошибку, которая сведет их вместе в могилу, — внезапно сказала мама.
Честно говоря, не ожидал, что она так могла сказать о своем муже. Между родителями никогда не было явных любовных отношений, однако теплые чувства и уважение точно присутствовали, но… на данный момент все сошло на нет, вероятно, поэтому мама позволила себе сказать такие слова, а может, она просто искала и ждала нужного момента.
— Спасибо, мама, но… — я запнулся, решив, что, наверное, не стоило вообще начинать разговор об этом, но мысли каждый день не давали покоя, сжирая стенки мозга.
Мама все-таки заметила мое обеспокоенное состояние и спросила:
— Что такое, Джованни? Расскажи, ты же знаешь, что можешь довериться мне.
На самом деле, она всегда чувствовала мое настроение, что в детстве, что во взрослом возрасте, как бы я ни закрывал в себе эмоции.
— Отец сказал, что знает что-то о Габриэлле, навел справки или что-то в этом роде, но я не захотел расспрашивать, а теперь не знаю, правильно ли я поступил.
Кажется, и правда становилось легче от разговора с мамой, потому что я не боялся, что на меня посыплются осуждения, как, например, со стороны отца.
Мама задумалась, отвернувшись, устремив взгляд в окно, где на улице солнце то и дело скрывалось за тучами; казалось, что вот-вот мог пойти снег из-за приближающихся холодов.
— Если бы информация об этой девушке была настолько важна в вашей работе, то Алессандро точно не стал бы держать ее за зубами, — сказала мама, когда перевела взгляд в потолок. — Либо он хочет, чтобы ты сам пришел к нему и попросил рассказать, а ты, я так понимаю, не желаешь этого.
Мама читала меня, как открытую книгу.
— В любом случае выбор за тобой, Джованни.
Ее рука дотянулась до моего плеча, когда мама чуть привстала.
— Не думаю, что Габриэлла стала бы скрывать от тебя что-то серьезное. Она вовсе не похожа на такого человека.
Изначально и я так думал о ней — до того, как раскрылся тот факт, что ее бывший муж — Маттео и что у них есть дочь. Однако Габриэлла скрывала, можно сказать, до того, как между нами наладились отношения, поэтому я мог списать эту ложь, надеясь, что слова мамы были правдивы.
После еще нескольких коротких фраз и вопросов о состоянии здоровья, я попрощался, поцеловав маму в щеку, а она обняла меня за шею обеими руками, как только могла — не сильно, но и не слабо. Затем я вышел из комнаты, направившись вниз, попутно заглядывая в комнату Аннабеллы, но внутри ее не оказалось. Пока спускался по лестнице на первый этаж, задавался вопрос о том, где она могла быть: занятий по фортепиано сегодня нет, в клуб семьи сестра не поехала бы, не оповестив об этом меня или, по крайней мере, об этом сообщил бы Кристиано, потому что они теперь, бывало, занимались вместе. А потом… в памяти всплыл момент с пролетевшим мотоциклом, когда я подъезжал к дому.
С этой мыслью я ринулся в гараж. Включив свет, оглянулся и не заметил на том месте, на котором должен стоять мотоцикл Аннабеллы, любимую теперешнюю ее «игрушку». Я тут же засунул руку в карман брюк и достал телефон, чтобы набрать номер сестры. Единственная мысль о том, куда она могла поехать, — гонки, но… гонки проводились ночью.
— Черт! — выругался я после трех неудачных попыток звонков Аннабелле: либо она игнорировала специально, либо не слышала.
Я не хотел думать о самом худшем, но теперь мысли заводили именно туда.
Потерев двумя пальцами переносицу, решил позвонить Леону — он мог отслеживать практически всех наших людей. Конечно, это было плохой затеей — вторгаться в личную жизнь, но по-другому сейчас просто не мог поступить.
— Да, мне нужно, чтобы ты прислал местонахождение Аннабеллы, — уточнив еще раз, объяснил я, уже слыша, как Леон щелкает мышкой.
—
Через пять минут геолокация будет у тебя на телефоне, —
четко сказал солдат, и я отключился.
Я не мог стоять на месте даже эти пять минут, поэтому вышел на улицу, ходя туда-сюда и оглядывая сад, в котором до недавнего времени прогуливался отец, но куда теперь он пропал — понятия не имел.
Ровно через назначенное время телефон издал звук входящего сообщения, и я тут же разблокировал его, переходя по ссылке, присланной Леоном. Телефон перебросил из одного приложения в другое, открывая карты и показывая красную точку, которая, по всей видимости, означала местонахождение Аннабеллы. Я вгляделся, приблизив телефон к глазам, прищуривая их, хотя у меня не было плохого зрения, но до конца не мог понять, в каком именно районе и по какому адресу она находилась, но точно за пределами Нью-Йорка.
Я не знал, где именно проживала семья Бернарди, но сердце по какой-то неведомой причине говорило о том, что именно в этой красной точке. В голове послышались слова сестры о том, что теперь она могла быть полезной из-за связи с Марко, теперь она могла помочь Габриэлле видеться с Эмилией. Черт возьми!
Это дом Бернарди?
Джованни.
Сомневался, что Кристиано тоже был в курсе местонахождения их дома, но все же он больше контактировал с солдатами семьи, а те, наверняка, с солдатами другой семьи, потому что по факту между Бернарди и Пеллегрини не было конфликта.
Насколько я знаю — да.
Что-то случилось?
Кристиано.
Черт. Почему Аннабелла думала, что справится со всем самостоятельно? Почему у нее вообще был гребаный синдром спасателя? Даже если и так, сестра могла позвонить мне и попросить помощи, и я бы не отказал. Да, сказал бы, что идея — полнейшее дерьмо, но не оставил бы разбираться одной.
Аннабелла решила поиграть в героя.
Позже объясню.
Джованни.
Я не стал более думать, а просто резко и быстро сел в машину, поставил телефон в магнитный держатель и вжал педаль газа, дождавшись, когда ворота откроются. С каждым километром красная точка приближалась, однако как только я почти доехал до нее, она вдруг переместилась совершенно на другое место, будто интернет и связь в моменте глюканули. В эту же минуту я стиснул зубы до скрежета и дал по тормозам, резко разворачивая машину, убедившись, что передо мной и за мной никто не ехал. Все то время пытался еще несколько раз набрать Аннабеллу, но она, как назло, не отвечала на звонок. Жаль, у меня не записан номер Марко, хотя… может, оно и к лучшему, иначе нервы бы не выдержали, если бы я услышал его голос.
Я чувствовал себя каким-то посмешищем, гоняясь за гребаной красной точкой по всему пригороду, доехав уже до Нью-Йорка, но теперь точно следовал за ней, отставая на несколько километров, а раньше думал, что от меня невозможно угнаться, но манеру вождения Аннабелла переняла от меня — моя женская копия в деле.
Когда геопозиция на карте несколько минут не двигалась, я прищурился, потому что из-за солнца, что светило слишком ярко, попадая в экран телефона, все отсвечивалось.
— Какого черта она там делает? — спросил я у самого же себя и повернул руль вправо, сворачивая с главной дороги в узкие улочки, чтобы сократить путь.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
02:20 PM
Подъехав к зданию, у которого совсем недавно высаживал Габриэллу, чтобы она провела занятие в своей гончарной мастерской, заметил черную Audi, на которой, кажется, приезжал Марко на прием. И теперь все точно вставало на свои места: Аннабелла поехала к Бернарди и наверняка уговорила Марко отвезти Эмилию к маме, чтобы встретиться. Черт, насколько же быстро сестра умела действовать в отличие от меня — в некоторых моментах так точно.
И я не ошибся, войдя в здание и завернув в уже знакомый коридор, увидев Аннабеллу, Марко, Рафаэля и Эмилию, которая вжималась всем телом в Габриэллу. Я не думал ни о чем, кроме сестры, которая могла пострадать просто потому, что не знала, на что точно способен гребаный Маттео Бернарди. С одной стороны понимал, что она поступила смело, с другой же — не имела права так рисковать ни собой, ни Эмилией.
Луна-парк-Хаусис, Нью-Йорк.
03:15 PM
Конечно, я все еще злился: внутри кипела кровь, будто обратилась в горящую лаву, которая готова была испепелить внутренности изнутри, затем вырваться наружу, оставляя за собой лишь хаос и раздор, поэтому, чувствуя это, я сдерживал внутренних демонов в сундуке всеми силами, на какие только был способен. Не помнил, когда последний раз так злился на Аннабеллу; не помнил, когда не хотелось поговорить с ней и выведать все.
Я не был гордым человеком, но почему-то именно в тот момент рычаги сломались, дали трещину, и я закрылся, отдав лишь сухой приказ, чтобы сестра ехала домой и больше не вытворяла таких глупостей. Мы оба знали, что если и дулись друг на друга, то не сильно и не долго, поэтому надеялся, что и сейчас так будет.
Мне нравилось проводить время с Эмилией. Она чудесный ребенок с открытой душой, которую нужно очень тщательно оберегать, чтобы не сломить, чтобы в ней не появились трещины — если уже не появились. Казалось, малышка вовсе не замечала перемен в своей жизни, а может, просто не хотела расстраивать еще больше свою маму, поэтому всегда улыбалась то ей, то мне. Однако, когда я и Эмилия остались наедине, катаясь на карусели, в ее глазах заблестели слезы, и я аккуратно сжал ладонью маленькую ручку, что держалась за гриву железной лошади.
— Тебе нравится моя мама? — первой спросила Эмилия и мягко улыбнулась, замечая то, как Габриэлла фотографирует нас.
— Да, очень нравится, малышка, — подтвердил я и тоже улыбнулся для кадра, хотя не особо любил фотографии с собой. — Наверное, это даже больше, чем нравится, — продолжил я неожиданно для себя, но эти слова и чувства были искренними. С каждым днем, с каждой проведенной минутой я ощущал, как влюбленность перерастала во что-то большее, и, возможно, пока что это пугало.
— А ты… не причиняешь ей боль?
Эмилия стерла с одной щеки слезу, которую я не заметил, потому что следил за Габриэллой, то и дело оглядывая территорию вокруг нее: она счастливо смотрела на нас, улыбаясь и немного смеясь из-за того, что я катался на детской карусели.
— Эми, когда человек по-настоящему тебе нравится, ты никогда не причинишь ему боль, — серьезно ответил я, заглянув в большие серо-голубые глаза. — Твой папа… любил твою маму немного по-другому, и это неправильная любовь.
Понятия не имел, могло ли это как-то помочь Эмилии, но после моих слов она кивнула.
— Папа говорит, что любит меня, — немного повысив голос, сказала малышка. — Это тоже неправильная любовь? — она склонила голову вбок, заинтересовано смотря на меня.
Я совершенно не готов был к таким вопросам, так еще и от ребенка; казалось, что это вовсе не детский разговор, но дети, рожденные в мафии, часто взрослели слишком рано.
— Если твой папа не причиняет тебе боль, значит — правильная.
Маттео, скорее всего, и правда любил свою дочь, но его любовь — извращенная. Вероятно, в их семье именно такие ценности, именно так научили проявлять чувства. Однако я не пытался сейчас искать оправдания Маттео, потому что он их не заслуживал. Я лишь хотел верить и надеяться, что Эмилии никто не причинял боли. Малышка и правда скучала по маме, и следить за тем, как они друг на друга смотрели, пока Марко уводил Эмилию от Габриэллы, было практически невыносимым, будто они никогда больше не встретятся.
Габриэлла жалась ко мне всем телом, чтобы укрыться от внезапных порывов холодного ветра, который скользил по верхней одежде и залезал под нее, прогуливаясь по коже, вызывая неприятные мурашки. Я понимал, что ее слова имели смысл — нельзя было взять и забрать Эмилию с собой, тем более, если этого не хотела она сама — Габриэлла. Вероятно, боялась, что моя семья пострадает, ведь из-за ее дочери вполне могла начаться война. До сих пор не понимал, откуда в ней столько стойкости или… это безрассудство?
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
05:40 PM
По дороге домой я попытался отвлечь Габриэллу от наверняка гнетущих мыслей. С одной стороны, она и была рада увидеть дочь спустя неделю, с другой — это еще больше навеяло тоску и вскрыло старые раны, которые вновь кровоточили. Я спрашивал о том, как прошел урок, мимолетно поглядывая на нее, потому что все внимание занимала дорога.
— …кажется, я и правда скучала по мастерской. Прошла неделя или чуть больше, но мне так не хватало этого. Я чувствую себя там гораздо лучше, будто… — она задумалась, сделав паузу. — Будто весь мир уходит на второй план. Остаюсь только я, глина, краски, гончарный круг, музыка, солнце. Понимаешь?
Мне удалось разговорить Габриэллу, а на ее лице появилась улыбка, которую я безумно любил.
Она активно жестикулировала руками, пока рассказывала о своем настроении и состоянии, а я вспоминал себя, когда ездил на так называемые опасные игры.
— Понимаю, — ответил я и кивнул, останавливаясь на светофоре. — У меня так же с гонками, — признался я, хотя вроде бы как-то говорил вскользь о них.
— Гонки? Ты участвуешь в гонках? — Габриэлла изогнула бровь и удивленно посмотрела на меня.
Я нажал на педаль газа, размышляя о том, чтобы свернуть с дороги и поехать в то самое место. Оно не было опасным, потому что не принадлежало ни одной мафиозной семье — почти что нейтральная территория, где тебя никто не знал, а если знал, то всегда можно спрятаться за тонированными стеклами машины.
— Могу показать, — коротко сказал я и припарковал машину у бордюра, чтобы, если Габриэлла согласится, легко развернуться на нужную дорогу, пока имелась такая возможность. — Если ты не хочешь, так и скажи, Габи. Тогда мы поедем домой.
Казалось, она замешкалась, прикусывая нижнюю губу и смотря по сторонам.
— Нет, поехали. Хочу узнать твою отдушину, — мягко отозвалась Габриэлла и ровнее села на сиденье, видимо, таким образом подготавливаясь к поездке. — Долго туда ехать?
— Не очень. Если поднажму, то примерно тридцать пять минут, — я подмигнул и вывернул руль влево, отъезжая от бордюра, чтобы совершить разворот. — Разрешите нарушить скоростной режим, мисс Бьянко?
Рука опустилась чуть вниз к коробке передач, где находилась кнопка переключения на различные режимы, один из которых назывался «Sport».
— Действуйте, мистер Пеллегрини. Я доверяю вам свою жизнь, — согласно кивнула Габриэлла, а на последних словах показалось, что она не закончила фразу, но я не стал заострять внимание на этом, поэтому переключил режим, и машина поехала гораздо резче, разгоняясь быстрее.
Как я и предположил, мы доехали за тридцать пять минут. В ночное время был самый разгар гонок, особенно в выходные. Как только машины и люди начали сгущаться вокруг нас, кровь в жилах забурлила — так всегда происходило, когда я приезжал сюда, будто организм знал и уже, возможно, привык к тому, что в этом месте выбрасывается адреналин.
— И какие гонки здесь проводят? — поинтересовалась Габриэлла, смотря то в боковое стекло, то в лобовое.
— Ничего сложного, — пожал я плечами и проехал чуть дальше, чтобы встать поодаль от других тачек. — Обычная прямая трасса. Две машины встают на старт, затем едут вперед до финиша. Победитель получает денежный приз, но я здесь не за этим бываю, — объяснил я. — Мне просто нравится скорость и нравится глазеть на красивые и скоростные тачки, как маленькому мальчишке, — я издал смешок, надеясь, что Габриэлла поймет меня.
— Джо, это вовсе не для мальчишек.
Ее рука опустилась на мою и мягко сжала пальцы.
— Если это то место, которое помогает тебе расслабиться и выпустить пар, в этом нет ничего плохого. Это как у меня с гончарной мастерской. Наши увлечения помогают оставаться на плаву, потому что именно к ним мы чаще всего обращаемся, когда на душе паршиво или когда не знаем, какое решение принять.
Я какими-то завороженными глазами смотрел на Габриэллу, пока малиновые губы двигались, произнося те самые нужные слова, которые никто раньше не говорил мне. Честно говоря, было страшно открывать это увлечение, но в очередной раз убедился, что рядом человек, которого я так долго ждал.
Я переключил скорость на паркинг и, убрав вторую руку от руля, потянулся всем корпусом к Габриэлле, чтобы захватить ее губы в поцелуй — не мог отказать себе в этом, потому что буквально все нутро кричало о чувствах к этой девушке. С каждым днем мы узнавали друг друга с разных сторон — в основном с хороших, но бывали и сложные моменты, с которыми мы справлялись, находя компромиссы.
Мягкие губы целовали в ответ. Они были как единственный источник воздуха. Пару раз Габриэлла прикусила мою нижнюю губу, чуть оттянув, улыбаясь при этом, а я, отстранившись, прошелся поцелуями от губ до мочки уха, слыша тихие приятные смешки.
— Мы участвуем? — сквозь смех спросила Габриэлла и чуть отодвинула меня, положив ладонь на мою грудь. — Стоять просто так и смотреть как-то скучновато, не находишь?
Я нахмурился, совершенно не ожидая такого предложения.
Желание прокатиться по трассе, набрав при этом бешеную скорость, с каждой проведенной минутой в этом месте разгоралось лишь сильнее, тем более раньше я бывал здесь чуть ли не каждую ночь, а теперь довольно редко.
— Я не хотел втягивать тебя в это, — сказал я, выпрямившись на сиденье и оглянувшись, оценивая обстановку вокруг: две машины только что остановились на старте, а вокруг них сгустилась толпа людей, наверняка что-то крича, подбадривая участников.
— С тобой мне ничего не грозит, так ведь? — спросила Габриэлла и хитро улыбнулась: с такой улыбкой она напоминала лису.
Я помотал головой спустя несколько секунд.
— Значит все будет в порядке, — пожала она плечами и потянулась к ремню безопасности, хотя он и так был пристегнут. — Просто скажи, где у тебя второй ремень, — серьезно произнесла Габриэлла, а я засмеялся. — Смеешься, Джо? — ехидно спросила она, продолжая осматривать машину.
— Его нет, Габи, — сквозь смех ответил я. — Ты серьезно думала, что он есть?
— Конечно, нет, — Габриэлла тоже прыснула со смеху. — Решила подколоть тебя, — улыбнулась она. — Я готова.
Прежде чем встать на линию старта, дожидаясь соперника, которого либо выбирали организаторы, либо кто-то из участников сам решался подъехать, понаблюдали за несколькими заездами, и, если Габриэлла смотрела только вперед за толпой и машинами, я смотрел на нее. Мне нравилось то, как она с интересом вглядывалась в окно, наверняка пытаясь понять всю суть мероприятия. Нравилось то, как она старалась вникнуть в мой мир, узнать его получше и меня заодно. Кажется, это о многом говорило.
Несколько минут мы ждали, когда параллельно нам остановится машина, и уже казалось, что никто не хотел соревноваться со мной, хотя никто — или почти — точно не мог знать, кто скрывался за тонированными окнами машины. Однако, как только я об этом подумал, черная машина, кажется, BMW седьмой серии, подъехала и встала рядом с нами. Мы с Габриэллой одновременно повернули головы влево, но это ничего не дало, потому что окна у соперника, как и у меня, были тонированы, причем наглухо.
Раньше я бы не обратил на это внимание, но факт того, что на таких тачках обычно катались русские, напрягал, причем очень сильно, особенно когда рядом сидела Габриэлла.
— Кажется, он опускает стекло, — вдруг сказала Габриэлла, а потом я заметил мужчину, что сидел в машине и показывал рукой, чтобы и я в ответ опустил стекло.
Я сделал то же самое, но сказал Габриэлле немного спрятаться за мной, чтобы незнакомец не мог увидеть ее.
— Приветствую, Дон Пеллегрини, — с явным русским акцентом произнес светловолосый мужчина, демонстрируя левую руку, которую положил сверху на руль так, чтобы виднелась татуировка в виде птиц чаек.
С какого хрена гребаные Чайки решили поучаствовать в гонках? Или… они поджидали меня?
— Наверняка мы не знакомы в лицо, — усмехнулся он, а я и правда не знал даже его имени, да и не подозревал, кто передо мной — ПаханВ английском языке «пахан» переводится как «дон», «шишка» или «босс преступного мира». Если же русские используют этот термин, можно еще назвать «вор в законе». Чаек или подручный?
— Боюсь, что нет, — подозрительно крикнул я сквозь гул голосов, что уже окружал нас со всех сторон.
— Юджин Малевский.
Фамилия сразу же бросилась то ли в глаза, то ли в голову, отдаваясь каким-то флэшбеком. Где я уже слышал ее? Конечно, мог слышать в нашем обществе, но… в памяти всплывали совершенно другие картинки.
— Пахан, если нужно уточнение, — теперь уже как-то по-дерзкому сказал он.
— Кажется, мы стоим на линии старта, — безэмоционально произнес я, не желая больше общаться с ним.
— О, точно, а я и забыл, — ехидно улыбнулся Юджин и стал поднимать стекло, при этом напоследок сверкнув глазами.
Мне не понравился его настрой, особенно, зная всю ситуация с Чайками и снайпером, за которым мои люди следили. В очередной раз я заметно проебывался, потому что, если Пахан русских хотел свести счеты из-за пока непонятных мне причин, Габриэлла могла пострадать.
— Джо? Все в порядке?
Она явно заметила мое замешательство, после того как я закрыл окно и устремил взгляд вперед, ничего не говоря.
— Боюсь, русские не просто так здесь, — начал я, переключая скорость и нажимая на режим «Sport». — Помнишь поездку в Филадельфию?
Габриэлла кивнула.
— Тот снайпер, уверен, стрелял в тебя, а бомба была подложена либо им же, либо с ним кто-то действовал сообща, опять же, чтобы убить тебя, — с каждым проговоренным словом в памяти всплывал один момент, когда меня только посвятили в мафию, после чего мы с отцом пытали русского.
— Снайпер связан с русской мафией?
Я кивнул, наблюдая за девушкой в коротком топе и короткой джинсовой юбке, которая обычно давала сигнал о начале гонки.
— Зачем русским убивать меня? — непонимающе спросила Габриэлла, вжимаясь в сиденье.
Мы не могли уехать со старта, когда уже встали на него — таковы правила мероприятия. Я услышал, как черная BMW заревела, оповещая о том, что готова чуть ли не взмыть в воздух, полетев над асфальтом. Машина у Юджина хоть и старая, но выглядела новенькой, а значит — хорошо ухаживает, значит — могла быть достаточно хорошо прокачена.
— Кристиано подозревает, что они мстят мне, но за что или кого, пока не могу понять, лишь догадываюсь, а ты — мишень, потому что дорога мне.
Я нажал на педаль газа, в ответ оповещая русского о готовности.
— Близкие нам люди всегда становятся мишенью, — почти что с горечью и примесью желчи во рту сказал я, внимательно смотря на то, как девушка впереди отсчитывала время.
— Но тогда я не была дорога тебе, — все еще в замешательстве произнесла Габриэлла, хватаясь рукой за ручку на двери, готовясь к высокой скорости.
— Некоторые могли подумать иначе.
Хотя уже тогда во мне просыпались чувства, накрывая с головой, отчего я сходил с ума, не зная, куда деть подсознательный противный голос, который олицетворял мои собственные принципы.
— Просто не высовывайся ни при каких обстоятельствах, не рискуй собой, поняла? — последнее, что произнес я и, услышав утвердительный ответ, хоть и не такой ярко выраженный, скорее, наполненный сомнением, тронулся с места.
Черная тачка Юджина тронулась одновременно с моей, а толпа тут же разбежалась, пропуская нас на трассу. Я то и дело посматривал в окно, следя за машиной соперника, которая никак не хотела сдавать позиции и ехала параллельно.
— Как самочувствие? — громко спросил я, чуть скосив глаза в сторону Габриэллы, которая, казалось, мертвой хваткой схватилась за дверную ручку.
На фоне играла музыка — помогала сконцентрироваться и настроиться на нужный лад. На гонках заезды никогда не обходились без музыки, поэтому Габриэлле пришлось повысить голос на тон, а то и на два, чтобы я услышал о том, что все в порядке.
В один момент черная BMW снизила скорость, либо я поднажал сильнее, хотя куда сильнее — машина буквально летела над асфальтом, а пустынные поля проносились так быстро, будто я смотрел видео в ускоренном режиме.
Я не планировал снижать скорость, поэтому не отпускал педаль газа, но, посмотрев в зеркало заднего вида, приметил не одну черную машину, а две: они были похожи, как две капли воды, будто BMW Юджина раздвоилась.
Мне пришлось мотнуть головой в разные стороны, чтобы убедиться, что со зрением все в порядке, однако картина не изменилась, и теперь две машины приближались к нам, причем с разных сторон.
— Ублюдки! — выругался я, и Габриэлла повернулась всем корпусом назад, понимая, что ситуация выходит из-под контроля. — Пригнись, Габи! — прокричал я, когда черные тачки поравнялись с нами, а боковые стекла в машинах были опущены, откуда тут же появились руки — и слева, и справа, затем прогремели выстрелы, но я отпустил газ и резко вжал тормоз, поэтому пули пролетели мимо, задевая лишь капот, но никак не стекла с наших сторон.
— Откуда взялась вторая машина? — прокричала вопрос Габриэлла, сгорбившись на сиденье.
Если бы я сам знал, как они это провернули… Обычно организаторы пристально следили за территорией, на которой устраивали гонки, не позволяя случаться вот такому, но, зная хитрых русских, они могли легко обойти или нарушить все имеющиеся правила — просто наплевать на них, чтобы добиться своей цели.
— Ты можешь помочь переключить режим, когда я скажу? — протараторил я, выворачивая руль, чтобы развернуться и поехать в обратную сторону.
Русские, похоже, понимали, что я хотел сделать, и тоже начали разворачивать машины. В такие моменты я и правда начинал молиться Богу, хотя не до конца в него верил, а сейчас и подавно хотел, чтобы все обошлось, потому что, если Габриэлла пострадает из-за меня, я никогда не прощу себя.
— Где именно переключить и на какой? — спросила она, немного выпрямляясь и смотря теперь на приборную панель.
Я перехватил руль, а когда машина выровнялась, оторвал от него одну руку и показал пальцем на колесико.
— Тебе нужно будет повернуть его так, чтобы стрелка смотрела на знак плюса, — следя в зеркало заднего вида, четко объяснил я. — Готовься делать это быстро, — почти что приказал я и вжал педаль газа в пол, стремительно удаляясь от погони.
Габриэлла ничего не отвечала, лишь кивала и держала руку наготове, смотря то вперед, то назад, поворачивая голову, то на колесико.
Я не был мастером обмана в таких уличных гонках, лишь умел управлять машиной при экстремальном вождении, но надеялся, что тактика сработает. Нам нужно было всего лишь доехать обратно до старта, а там — резко дать по газам, переключить режим, круто повернуть руль и снова вдарить по газам, уезжая по трассе прямо, надеясь, что русские не смогут так быстро среагировать.
Однако сейчас черные машины снова нагоняли нас. Выстрел прогремел слишком неожиданно, и Габриэлла вскрикнула, снова сгибаясь пополам. От заднего стекла постепенно не оставалось ничего, потому что, чем ближе подъезжали русские, тем больше пуль попадало в машину.
— Черт! — показалось, что одна из пуль еле задела меня, пролетев буквально возле уха.
Габриэлла испуганно взглянула на меня снизу, но я лишь повертел головой в отрицательном жесте, говоря, чтобы она ни в коем случае не высовывалась и что со мной все нормально, хотя я чувствовал, как из уха сочилась кровь.
Я маневрировал как мог, чтобы пули не попадали в нас и, не дай Бог, в колеса, хотя русские целились исключительно в стекла.
Наконец мы доехали до разъяренной толпы, на старте не стояло ни одной машины: вероятно, организаторы знали, что творился полный беспредел, поэтому остановили гонки, но остановить людей было невозможно.
Я мысленно считал про себя секунды, минуты, часы, да что угодно, лишь бы подгадать нужный момент. Схватившись посильнее за руль, я бросил мимолетный взгляд в зеркало заднего вида, замечая, как две черные машины практически догнали нас, затем прокричал:
— Сейчас!
Габриэлла тут же притянула руку ближе к колесику и повернула так, что стрелка смотрела на знак плюса, из-за чего машина с легкостью могла дрифтить, разворачиваясь гораздо быстрее. Сейчас не был важен никто, кроме Габриэллы, поэтому я не боялся задеть кого-то из бегающих людей, которые явно не понимали, что происходит.
— Ауч! — услышал я, когда машина со свистом развернулась, а правая нога вновь опустилась на педаль газа.
Я обеспокоенно взглянул на Габриэллу, которая терла пальцами правый висок, видимо, ударилась о стекло.
— Все в порядке, просто жми на газ, Джо, — проговорила она, но машина уже летела по трассе, оставляя позади две черные BMW, которые теперь не успевали за нами.
Спустя несколько минут мы выехали с территории, где организовывали гонки, но я не переставал набирать скорость, лишь бы уехать от погони, которой, кажется, больше не было; видимо, русские поняли, что вряд ли справятся на этот раз, хотя они не привыкли сдаваться — это точно не в их характере.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
08:15 PM
Всю дорогу домой мы молчали, пытаясь прийти в себя. Я удивился тому, как быстро Габриэлла реагировала на все мои просьбы. Думаю, благодаря ей мы справились.
Сейчас она сидела с прикрытыми глазами, размякнув на сиденье, однако до сих пор то и дело потирала висок.
— Габи, — позвал я, но она не ответила, окончательно закрывая глаза.
Я решил выйти из машины, чтобы взять Габриэллу на руки, поэтому, обойдя ее, открыл пассажирскую дверь.
— Эй, проснись.
Я прогладил по мягкой румяной щеке костяшками пальцев, убирая волосы с лица и заправляя за ухо, открывая вид на едва проявляющийся синяк на виске.
— Габи, — еще одна попытка, потому что теперь пугало ее сонное состояние.
— Тошнит как-то, — тихо, почти еле слышно прощебетала Габриэлла, чуть открыв глаза. — И голова кружится…
Голубые глаза нашли меня и, казалось, через какую-ту белую пелену смотрели в мои.
— Нужно лечь в кровать, будет лучше, — проговорил я.
Она кивнула, и я поднял ее, затем захлопнул дверь машины, мельком осматривая ее состояние — оставляло желать лучшего, но в данный момент это совершенно не важно.
В квартире было пусто и темно, и раньше, даже когда я приходил сюда и ночевал, одиночество буквально преследовало меня, а тишина никогда не оглушала сильнее в такие моменты, да и музыка не помогала заткнуть ее. С появлением Габриэллы квартира преобразилась, казалось, в ней появилась душа. Мы все чаще слушали джаз, нежели американский хип-хоп, и я не был против, потому что хотел угодить, но и мне нравилось наблюдать за ней в моменты полного расслабления, когда Габриэлла сидела в кресле-качалке напротив окна, держа в руке кружку с горячим зеленым чаем, и наблюдала за ночным городом, отбивая ритм пальцами в такт музыке.
И даже сейчас, когда Габриэлла тихо сопела на кровати, когда я аккуратно опустил ее, квартира наполнялась сладким запахом кокоса и миндаля, говоря о присутствии хозяйки. Да, я уже считал ее хозяйкой этого места и совершенно не боялся думать об этом, потому что каждый день мы доказывали друг другу, на что готовы пойти, сохраняя
нас
.
На улице стемнело, но спать не хотелось от слова совсем — то ли из-за адреналина, то ли из-за каши в голове. Теперь слова отца о том, кто же такая Габриэлла на самом деле, крутились перед глазами, буквально оповещая, как сигнал тревоги. Однако я не мог сопоставить это с фактом мести Чаек, потому что если бы она была им важна из-за своего происхождения, то вряд ли они бы стали убивать ее. Значит — эти два факта никак не связаны друг с другом.
Шестеренки в голове крутились слишком быстро и, вероятно, сломались бы, столкнувшись, если бы не звонок от Капо.
— Кристиано? — тихо спросил я, хотя сидел в кабинете, что находился рядом с комнатой сестры.
—
Так что с Аннабеллой? Ты написал, что она играет в героя. Какого героя? —
стал забрасывать меня вопросами Капо.
С каких пор он так интересовался моей сестрой — понятия не имел, и это немного напрягало. Кажется, они стали проводить больше времени вместе, еще и потому, что я то и дело спихивал ее на Кристиано, ведь в последнее время навалилось столько всего, что просто не хватало времени на все сразу.
— Они с Марко привезли дочь Габриэллы в гончарную мастерскую.
Не помнил, говорил ли Капо о мастерской.
—
Что? —
издал нервный смешок Кристиано. —
Хочешь сказать, Аннабелла самостоятельно поехала в логово сумасшедшей семейки? —
спросил Капо, кажется, не веря моим словам.
— Именно так. Я еще не говорил с ней по этому поводу, потому что был слишком зол, но неделю назад, после приема, Аннабелла сказала, что не станет противиться слову отца и скорой помолвке, потому что так может сблизиться с Марко и помочь Габриэлле видеться с дочерью, — пока я произносил это, на душе в очередной раз стало паршиво.
Сестра не должна делать этого, не должна жертвовать собой, не должна спасать кого-то ради меня или ради моей девушки — это неправильно. Я всегда знал, что она больше думает о близких людях, чем о себе, но не настолько же…
—
Черт, Джованни, ты же можешь отменить этот цирк, разве нет? —
вдруг задал вопрос Капо, в голосе послышались опасные нотки, будто он не просто защищал Аннабеллу, будто здесь были замешаны личные чувства и эмоции.
— Могу, — сказал я и поднялся с кресла, поворачиваясь всем корпусом к окну, вглядываясь в кучевые темные тучи, заполоняющие все небо, не предвещая ничего хорошего. — Но моя сестра слишком самостоятельна и уперта, и я уважаю ее мнение. Я не поддерживаю помолвку с Марко и не хочу родниться с семейством Бернарди, но Аннабелла взрослый человек…
—
Который совершает глупые поступки, —
перебил Кристиано. —
Мне казалось, ты готов был чуть ли не убить своего отца за то, что тот с четырнадцати лет обещал Аннабеллу Марко, а теперь соглашаешься на их союз?..
В последнее время было так много тупиковых ситуаций, отчего казалось, что я зашел в гребаный лабиринт, откуда невозможно выбраться, а все пути ведут в одно и то же место.
—
Либо ты сам видишь в этом выгоду, Джованни, но не хочешь этого признавать.
— Кристиано, с каких пор тебя так заботит судьба моей сестры? — я удивленно вздернул бровь, будто мы с Капо находились в одной комнате, и он мог видеть выражение моего лица.
—
Может, потому что я провожу с ней больше времени, чем раньше?
— скорее всего, это был риторический вопрос. —
Так она в порядке?
— снова поинтересовался Кристиано.
— Я отправил ее домой после того, как ворвался в мастерскую и чуть не устроил сцену, так что, да, с ней все в порядке, — подтвердил я, затем услышал тихие шаги босых ног и повернулся, замечая Габриэллу, которая… плакала? — Мне пора, — лишь сказал я и отключился, кладя телефон в карман брюк и подходя к ней, тут же кладя обе руки на дрожащие плечи. — Габи, что случилось?
Я чуть наклонился, чтобы заглянуть в покрасневшие глаза.
Она прижалась ко мне, обнимая обеими руками, да так сильно, что я и понятия не имел, что Габриэлла способна на такое, так еще и в отношении меня. Я прогладил рукой ее спину, пытаясь успокоить.
— Мне страшно… — прошептала сквозь слезы она. — Я боюсь потерять тебя, Джо… — очередной всхлип и горькие слова, которые били в самую грудь, пронзали сердце практически насквозь, потому что я знал, что смерть в нашем мире была чем-то нормальным, тем более, когда кто-то мстил тебе.
— Ты не потеряешь меня, Габи.
Я захватил в кольцо рук дрожащую от слез женскую фигуру. Я не мог точно этого обещать, но надеялся, что выживу в этой черной гребаной полосе.
— Из-за меня нас чуть не убили сегодня… Ой, в тебя же попали! — внезапно вспомнила Габриэлла и отстранилась от меня, осматривая с разных сторон.
— Это царапина, обычная царапина, — мягко произнес я и взял обе ее руки в свои, обращая все внимание на себя. — И нет, на тебя вышли из-за меня, поэтому во всем виноват только я.
Я поцеловал сначала одно запястье, затем — второе, а Габриэлла расплакалась из-за этого лишь сильнее.
— Не хочу… не хочу тебя терять, когда только обрела, — жалобно проговорила она, шмыгая носом.
Возможно, действовал удар виском о стекло, поэтому сейчас все чувства обострились, а может, это была замедленная реакция на стресс, что недавно пережил организм, и я склонялся больше к последнему варианту.
— Т-ш-ш, — лишь тихо сказал я. — Идем, кое-что покажу тебе, — пригласил я и легонько улыбнулся, склоняя голову вбок.
Габриэлла вопросительно посмотрела на меня, а я стер большим пальцем остатки мокрых дорожек с румяных щек.
Мы прошли по темному коридору в гостиную, и я нащупал выключатель. Яркие лампочки в люстре на несколько секунд ослепили нас, и пришлось немного зажмуриться. Не успел я до конца открыть глаза, как услышал восторженное:
— Какая красота! — теперь эмоции Габриэллы были совершенно другими.
Почувствовав, как холодная ладонь вырвалась из моей, увидел, как она подбежала к большому белому столу, на котором стояла ваза с цветами — гипсофилами.
— Так вот зачем ты прислал мне те три картины, — заулыбалась Габриэлла и склонилась над цветами, вдыхая их аромат. — Но как ты выбрал именно их? Мог же выбрать картины с розами, например, это более банальный вариант, — поинтересовалась она, теперь аккуратно прикасаясь пальчиками к маленьким цветочкам.
— Интуиция или чутье, не знаю, но тебе подходят гипсофилы,[3] а розы, как ты и сказала, слишком банальны, — объяснил я и подошел ближе к столу. — Это правда твои любимые цветы?
Я был уверен, судя по реакции, но все же стоило уточнить.
— Правда, — кивнула Габриэлла, и я обратил внимание на правый висок, на котором синяк теперь стал более заметным.
— Как себя чувствуешь? Голова кружится? — мимолетная вина за, хоть и маленький, ушиб уколола в тело.
Габриэлла помотала головой, подвигая цветы ближе к себе, все еще улыбаясь.
— Немного подташнивает, но в целом лучше. И, знаешь, мне уже давно никто не дарил цветы, — с долей грусти сказала она. — Спасибо, Джо, — подняв голову, шагнула в мою сторону.
Ее тонкие пальчики прошлись по моим плечам и спустились к пуговицам, и мурашки с легкостью прошлись по телу, вызывая электрические разряды. Габриэлла молча стала расстегивать пуговицы одну за одной, быстро и ловко справляясь с ними, а я предоставлял полный доступ к себе, лишь наблюдая за действиями — было интересно, к чему все это приведет, если мы не остановимся.
Рубашка за долю секунды оказалась на столе, снятая с плеч, а прохладные ладони прошлись по торсу, опустившись к брюкам. Габриэлла по-хитрому улыбнулась, глядя в мои глаза, и я чуть склонился, чтобы поймать малиновые губы, захватывая в плен сладкого поцелуя; казалось, от моих духов не осталось и следа за время, проведенное с ней, но меня нисколько не волновал этот факт — я хотел пахнуть так же, как и Габриэлла.
Отстранившись от меня, мягкие губы стали медленно спускаться ниже и ниже, целуя сначала шею, затем грудь и торс. В конечном счете Габриэлла опустилась передо мной на колени, а я не заметил, когда она успела расстегнуть ремень на брюках и уже возилась с пуговицей и ширинкой. Я не думал, что вообще увижу перед собой такую картину, казалось, только мог фантазировать, но теперь перед глазами снова и снова мелькали неприличные картинки, которые, возможно, воплотятся в жизнь.
Рука потянулась к длинным огненным волосам, накручивая на кулак, когда ловкие пальчики справились с брюками и оттянули резинку боксер. Я издал тихий приглушенный стон, когда почувствовал, как Габриэлла лизнула языком головку, при этом голубые радужки смотрели на меня снизу вверх.
Чуть поднажав рукой на затылок Габриэллы и толкнувшись бедрами вперед, продвинулся глубже, чувствуя, как мягкие губы обхватывают его. Я приподнял подбородок и закрыл глаза, чтобы вдоволь насладиться ощущениями.
Габриэлла теперь активнее двигала головой вперед и назад, а тишина в квартире нарушалась причмокивающими звуками. Длинные холодные пальцы обхватили мое возбуждение и помогали вместе со ртом достичь нужного результата, и если раньше, с другими девушками, нужно было намного больше времени, чтобы достичь пика, то сейчас я не мог отделаться от мысли, что именно она опустилась на колени.
— Черт… — прохрипел я, когда Габриэлла попыталась заглотить всю длину и немного закашлялась. — Продолжай, — чуть ли не простонал я и сжал ее волосы в руке сильнее, теперь чуть оттягивая от себя.
На последней секунде, когда оргазм мог вот-вот накрыть, я выпустил рыжие локоны и переместил руку на хрупкое предплечье, чуть наклонившись.
— Хочу тебя, — прохрипел я, приподнимая Габриэллу с колен и хватая двумя руками легкое тело под ягодицы, усаживая на стол.
Я вторгся в ее рот языком, очерчивая неба и зубы, пробуя всю Габриэллу на вкус. Руки стали шариться по идеальной фигуре, залезая под свободную длинную футболку, в которую я переодел ее, когда уложил в кровать. Твердые под пальцами говорила о возбуждении, и я, несколько раз проведя ладонями по груди, спустился ниже, находя резинку от белья и стягивая его.
Я раздвинул стройные ноги в стороны, когда белье оказалось на полу, сжимая внутреннюю часть бедра и чуть прикусывая малиновые губы, от которых так сложно было отстраниться, но все же сделал это и теперь склонился над телом Габриэллы, а она, в свою очередь, оперлась локтями на стол, открывая прекрасный вид передо мной. Я лишь ухмыльнулся, заметив в ответ игривый взгляд, и коснулся сначала губами живота, затем — языком, пройдясь им от пупка до грудей. Тихий полустон вырвался из грудной клетки Габриэллы, и она запрокинула голову назад.
Придвинувшись ближе к ее уху, прошептал:
— Позволишь мне быть грубее, чем раньше?
Если Габриэлла ответит отрицательно, я ни в коем случае не приму это как какой-то горящий красным светом знак, потому что уважал ее решения, тем более зная прошлое.
Голубые глаза с нескрываемым вызовом взглянули на меня, затем Габриэлла согнула в колене одну из ног, ставя стопу на стол.
— Все, что угодно, Джо, — сказала она, после закусила губу и продолжила, но уже шепотом, будто нас кто-то мог услышать: — И как угодно.
Последние слова сорвали крышу окончательно, и я быстро выпрямился. Обхватив рукой лодыжку опущенной ноги, поднял ее, поставив так же, как и вторую на стол, замечая сбоку слишком явный шрам до колена, но, кажется, я уже видел его и даже спрашивал о нем, но не получил тогда внятного ответа о том, кто являлся виновным, однако сейчас точно уверен, кто — конечно же, гребаный Маттео.
Я не стал более размышлять об этом, иначе мысли и настроение могли уйти в совсем другое русло, поэтому сосредоточился на привлекательном теле, после, приблизившись вплотную, резко вошел.
Мне нужна была эта разрядка. Мне нужна была Габриэлла. Она сводила меня с ума, даже будучи принадлежащей мне, и это не могло не будоражить кровь.
Демоны внутри ликовали, ведь именно этого они и хотели. Все мои скрытые желания выходили наружу, растворяясь между нашими губами, которые с яростной страстью целовали друг друга — до боли, до железного привкуса во рту.
Я сжимал руками женские бедра до побеления костяшек и продолжал двигать бедрами, улавливая ушами громкие стоны; казалось, они звучали на грани, но… на грани чего именно? Мольбы продолжить или мольбы прекратить? Судя по закатанным глазам — первый вариант подходил больше.
Габриэлла приподнялась на руках, поставив ладони на стол, и схватилась за мою шею, приближая наши лица и утыкаясь лбом в мой. Казалось, наше дыхание стало общим. Мы рвано дышали в унисон, слушая стоны друг друга, находясь на пике. Ее ноги обвили мой торс, а я обхватил руками тонкую талию, ближе придвигая хрупкую фигуру к себе и входя на всю длину одним резким толчком. Габриэлла откинула голову назад, и я опустил губы на бархатную кожу шеи.
Спустя несколько секунд наши тела немного подрагивали, на лицах расплывались улыбки, со лба стекали маленькие капельки пота, но это не мешало нам остаться рядом, утопая в объятиях друг друга, смотря при этом глаза в глаза.
— Стоит дарить цветы почаще, м? — тихо спросил я, облизнув губы.
Габриэлла рассмеялась, заполняя задорным смехом почти все пространство гостиной, после ответила:
— Это не только из-за цветов.
Она поерзала бедрами на столе, немного отодвигаясь от меня и опуская задранную футболку вниз, скрывая обнаженное тело. Я сделал то же самое, отыскав на полу боксеры и брюки с рубашкой. Взгляд зацепился за время на наручных часах, и я понял, что уже почти полночь, а мы все еще не ложились в кровать, хотя день был не из легких.
Вскоре, после принятия совместного душа, мы лежали в кровати; каждый смотрел в потолок, наслаждаясь тишиной, и лишь наши сплетенные пальцы на руках говорили о том, что мы — вовсе не чужие друг другу люди.
— Шрам, — вдруг начал я, — на ноге, — уточнил. — Откуда он?
Я повернул голову вбок, наблюдая за реакцией и эмоциями на лице Габриэллы, которая поджала губы и сильнее сжала мою руку, будто ей было тяжело вспоминать о том дне.
— Маттео, — прошептала она, также повернув голову навстречу. — В ту ночь он хотел взять меня против воли, вдобавок был не в настроении, впрочем, как и всегда, — нервно хмыкнула, — а в руке держал нож. Вот и результат, — Габриэлла приподняла ногу, показывая шрам.
Внутри снова все загорелось. Это была почти что слепая месть, желание причинить боль. И только из-за мыслей о пытке этого ублюдка я мог полюбить пачкать руки в крови, потому что готов был хоть облиться кровью Маттео, оставляя его тело бездыханным.
— А ты когда-нибудь отдавала себя не против воли? — поинтересовался я.
Габриэлла помотала головой в разные стороны.
— Скорее, я могла без сопротивления принять Маттео, потому что знала, что, если буду дергаться и пытаться убежать, сделаю только хуже, а его, кажется, лишь забавляло такое поведение, поэтому легче — не провоцировать, — объяснила она, потом повернулась набок и придвинулась ко мне, закидывая на меня ногу. — До тебя я не знала, что секс может быть таким… — Габриэлла задумалась, сделав паузу, подбирая слова, — …приятным, страстным, сумасшедшим, но еще нежным и полным… любви?
Последнее слово отдалось где-то в груди, заставив сердце биться чаще.
— Джо, — холодная ладонь прошлась по моему лицу, немного прогладив, — мне кажется, я начинаю чувствовать что-то большее, чем просто влюбленность.
Еще один удар в грудину, и я поджал губы.
— Это пугает, потому что… раньше я не испытывала такого, — призналась она, а я понял, что наши чувства в этом очень похожи.
Я мягко улыбнулся и приобнял Габриэллу.
— Ты не поверишь, но я чувствую то же самое и боюсь точно так же, как и ты, — честно признался я; казалось преступлением в данный момент хранить и утаивать то, что на самом деле говорило сердце, хотя раньше никогда не удавалось выключить разум, или, скорее, перекричать.
— Что если я не знаю, как правильно любить и… правильно ли любят меня? — боязливо спросила Габриэлла, чуть вздрогнув в моих руках.
Вероятно, сейчас говорил страх того, что ее не любили по-настоящему — лишь использовали, относились как к кукле, вещи, грязи под ногами.
— А кто-то вообще знает?
Я издал тихий смешок, а про себя подумал, что удивлялся самому себе, потому что не знал, что когда-нибудь буду говорить на такие темы, однако глубокой ночью люди часто раскрывали все свои тайны и секреты, а если рядом нужный и тот самый человек — тем более.
— Возможно, любовь нельзя разделять, она такая, какая есть, — пожала плечами Габриэлла, и я кивнул, поражаясь тому, что только и сам недавно задавался этим вопросом. — Возможно, все зависит от человека, который отдает любовь.
Голубые глаза устремились за мою спину, а я увидел в них отражение Эмпайр-Стейт-билдинга, то, как он сиял, но я предпочел думать, что именно голубые радужки светились.
— Прости, это слишком сентиментально… Наверное, тебе неловко говорить о таком.
Взгляд вернулся ко мне, а я лишь дотянулся губами до малиновых губ, мягко целуя и шепча о том, что все в порядке.
На последних минутах, в которые мы молча засыпали, телефон неприятно издал вибрацию, лежа на тумбочке рядом, но было слишком лень просматривать сообщение, да и догадывался, что в нем могло быть написано и от кого. Скоро все тайны станут явными. Однако хотел ли я на самом деле узнать о них?
[1] Привет, мама. (итал.)
[2] Не неси чепухи, я справляюсь! (итал.)
[3] На языке цветов они символизируют чистые порывы, искренность и истинное счастье. Гипсофила — символ начала нового этапа в жизни, рождения и обновления.
Глава 25: Место силы
Мисс Габриэлла Бьянко
Район Бронкс, Нью-Йорк.
12:10 PM
С самого утра Джованни нервно ходил туда-сюда, то и дело проверяя телефон или разговаривая с Кристиано. Поначалу я не ввязывалась и просто наблюдала со стороны, а он следил за мной краем глаза, а может, и не только… Я чувствовала пронзающие взгляды на спине, когда отворачивалась, из-за чего подозревала, что тревожное состояние связано со мной.
Я в принципе не спрашивала Джованни о делах мафии, не лезла с расспросами, когда он уходил и возвращался уставший, потому что думала, что женщинам не место в мафии, да и это довольно опасно — знать детали. Но и сам Джованни не пытался осведомлять меня, наверное, по тем же самым причинам, ведь у него изначально был принцип — не ввязывать любимую девушку в этот мир.
До меня.
Но в конечном счете я не выдержала, глядя на его обеспокоенное лицо, и спросила, что происходит. На что Джованни ответил, что Кристиано с солдатами выследили того самого снайпера, который стрелял в меня, и теперь его нужно было окончательно поймать.
— Значит, сегодня вы весь день отлавливаете его? — аккуратно спросила я, отстегивая ремень безопасности, не зная, какие слова точно надо использовать.
Джованни привез меня к клубу их семьи, где они тренировались, однако не упустил деталь о том, что он принадлежит и семье Бернарди, но, если хоть один из них появится здесь, Кристиано и Рафаэль либо увезут меня, либо турнут их, хотя насчет второго сильно сомневаюсь, если клуб являлся частью их территории тоже.
— Да, мы должны застать его врасплох, потому что сейчас, кажется, он потерял бдительность, а раньше то и дело ходил оглядывался, вероятно, подозревал, что кто-то из моих людей или я сам мог следить за ним, — объяснил Джованни, а я в это время внимательно слушала, чтобы не упустить важной информации. — Вероятно, я поздно вернусь, но Рафаэль отвезет тебя домой, или, если хочешь, можешь поехать в Манхассет Хиллс с Аннабеллой, думаю, она будет совершенно не против твоей компании, да и мне так спокойнее.
Мужская рука потянулась к моему лицу и заправила прядь выбившихся волос за ухо, затем мягко прогладила от уха до шеи, вызвав мурашки.
— Я буду ждать тебя, — коротко сказала я, почувствовав, как сердце пропустило удар; оно волновалось, придумывая различные сценарии и раскидывая неприятные картинки перед глазами.
Конечно, я подозревала, что Джованни с солдатами должны будут, скорее всего, пытать снайпера, чтобы выведать у него информацию, а еще из Филадельфии прилетел Леонардо — дядя Джованни, жена которого умерла при выстреле. Кстати говоря, именно сегодня внутри проснулась вина. Вина за то, что умерла Пина, а не я.
— Аннабелла должна научить тебя драться, а я в следующий раз проверю твои навыки, — подмигнул Джованни, когда я открыла дверь машины, собираясь выходить, замечая Кристиано и Рафаэля, уже стоящих у входа в клуб в ожидании меня.
— Договорились, — ответила я и вышла из машины.
Джованни вышел следом и достал из багажника спортивную сумку, куда я собрала необходимую одежду, затем мы подошли к Кристиано и Рафаэлю. Мужчины пожали друг другу руки, а Кристиано отвел Джованни в сторону, о чем-то тихо говоря ему, чуть ли не на ухо. Я была уверена, что это касалось поимки снайпера.
Спустя несколько минут подъехала еще одна машина, из которой вышла Аннабелла, а водитель в лице Доменико, опустив водительское окно, поздоровался с нами. Сестра Джованни закинула на плечо пудрово-розовый рюкзак и подошла к брату, коротко обняв его. Кажется, после того, как Джованни чуть ли не при всех отчитал Аннабеллу за выходку с Эмилией, они не разговаривали до сегодняшнего утра. Честно говоря, даже волновалась за их взаимоотношения, потому что брат с сестрой были неразлучны, и не хотелось, чтобы из-за меня они ругались.
— Привет, Габи, — широко улыбнувшись, поприветствовала Аннабелла и протянула руку, и я вложила свою, ответив практически такой же светлой улыбкой. — Готова развлечься, пока мой брат бьет морду врагам? — задорно спросила она, будто ее совершенно не напрягал факт того, что Джованни калечил людей, хоть они и причиняли боль его близким людям.
Я бросила последний взгляд в сторону уже удаляющийся машины, при этом утвердительно отвечая на ее вопрос, и мы зашли внутрь клуба. Он напоминал обычный спортивный зал со множеством тренажеров, рингом посередине пространства, двумя раздевалками — женской и мужской. Наверняка солдаты семьи Пеллегрини сейчас били обмотанными кулаками по грушам, но, когда мы вошли, некоторые из них обернулись, с интересом теперь оглядывая и меня, и Аннабеллу, хотя ее они знали, а вот я — чужачка, по крайней мере, для них точно. Возможно, кто-то и видел меня на приеме в доме Пеллегрини, но это не значит, что я стала своей, — лишь для Джованни, ведь даже его сестра пока еще не обнималась со мной.
Женская раздевалка выглядела идеально, будто здесь никогда никто не переодевается или часто приходят убираться, но если исходить из мысли, что мужчины в мафии предпочитали не обучать своих женщин обороне — большинство из них, — то вполне вероятен был первый вариант.
— У меня есть дополнительные эластичные бинты, — сообщила Аннабелла, покрутив в руке белыми бинтами, когда уже переоделась в лосины и топ розового цвета, который непременно шел ей — из-за него она светилась еще сильнее, заставляя улыбаться и думать, что жизнь не так уж плоха.
Я кивнула, сказав слова благодарности, и встала со скамьи, завершив завязывание шнурков на кроссовках. Спортивной формы у меня было предостаточно, потому что в агентстве нас то и дело заставляли заниматься спортом, чтобы поддерживать фигуру, и тогда я радовалась такому разнообразию, поэтому охотно бегала на беговых дорожках и качала пресс, поэтому не была слишком хилой, как можно было подумать, глядя на мое худощавое из-за недоедания тело.
— Помочь тебе обмотать руки? — поинтересовалась Аннабелла, и я согласилась, подходя к ней.
Я чувствовала неловкость между нами, а может, только я одна, поэтому нарушила тишину, когда первая рука почти была готова:
— Аннабелла.
Она взглянула на меня, затем снова сосредоточилась на бинтах.
— Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты буквально жертвовала собой, чтобы помочь мне увидеться с дочерью, — виновато произнесла я, наблюдая за ловкими движениями тонких красивых женских пальцев. — Я правда очень благодарна тебе, ты сделала мой вечер и жизнь чуточку лучше, — мягко улыбнулась я. — И мне жаль, что вы чуть ли не поссорились с Джованни.
— Мы сделали это с Марко, — как факт сказала она. — Одна я бы не справилась, — пожала плечами и отпустила мою руку, закончив с бинтами. — Но мы не сделали чего-то сверхъестественного, так что…
— Нет, поверь, Аннабелла, для меня это многое значит, — перебила я. — Марко ведь не навредил тебе? — решила заодно поинтересоваться я.
— Вовсе нет, — подняв на меня серые глаза, ответила Аннабелла. — Я пытаюсь узнать его, а он меня.
Показалось, что в ее голосе прозвучали грустные нотки, будто она совершенно не хотела узнавать Марко, да и настроение у нее было в данный момент не из лучших.
— Я рада, что смогла быть полезной, — последнее, что сказала Аннабелла, прежде чем пригласить меня рукой к выходу из раздевалки.
Я хотела продолжить разговор, попытаться узнать, что же на самом деле ее тревожит, чтобы потом поделиться с Джованни, потому что замечала то, как он и на этой почве нервничал, размышляя и наверняка представляя свою сестру рядом с Марко, которого он хоть и не хотел убить, но все-таки родство с семьей Бернарди, по его мнению, не принесет никаких плодов — лишь разрушение. Впрочем, я была согласна с ним.
Аннабелла показала некоторые тренажеры, на которых можно было размяться для начала, а уже потом начать основную тренировку. Несколько минут мы ходили по беговым дорожкам, и если сначала я смотрела вперед, рассматривая клуб и солдатов, которые занимались в нем, то потом, повернув голову чуть вбок, в сторону Аннабеллы, заметила, что ее взгляд косился на Кристиано, занятого боксерской грушей. Я тут же вспомнила, как они перебрасывались какими-то знаками на приеме, но теперь только она следила за ним, немного покусывая нижнюю губу.
Что это? Обычный интерес? Любопытство? Дружба? Или что-то большее? Я не знала всех тонкостей влюбленности, потому что сама только недавно поняла, каково это, когда бабочки в животе не лежат мертвыми, а летают, порхая красивыми разноцветными крыльями, заставляя радоваться жизни и ощущать эйфорию. Однако эти многозначительные переглядки о многом говорили.
Если Аннабелла влюблена в Кристиано, тогда почему соглашается на брак с Марко? Почему идет против зова сердца? Хотя… чего я задаю такие глупые вопросы, когда сама совсем недавно отказывалась, перечила себе же, заставляя не испытывать чувства к Джованни. Как иронично все выходит.
После беговых дорожек Аннабелла пригласила меня к грушам. Мы встали напротив двух бойцовских груш, и я стала внимательно слушать ее команды, повторяя стойку и удары.
— Я никогда не занималась борьбой, — предупредила я, когда в очередной раз ощутила острую боль в запястье, потому что держала удар неправильно. — Это кажется чем-то нереальным, — устало вздохнула я, теряя любую надежду на то, что я способна выдать хоть что-то.
— Эй, Джованни не понравится твой настрой, и он не шутил про то, что проверит тебя, — подмигнула Аннабелла и ударила по груше со всей силы, и та покачнулась.
Затем ударила еще и еще, и я, наблюдая за ней, поняла, что теперь она вымещала всю злость на бойцовской груше, потому что больше вариантов не было — кого бы можно было побить, если только не Кристиано, который следил за нами, сидя на лавочке с бутылкой воды в руках.
— Ну же, Габи, — проговорила Аннабелла, когда остановилась, неровно дыша, — неужели в твоей душе нет злости на… Маттео? Неужели ты не можешь представить его лицо на груше или то, что он является грушей? — поинтересовалась она, обнимая одной рукой бойцовскую грушу и облокачиваясь на нее. — Ты не можешь выместить злость на него в реальной жизни, но в клубе, — Аннабелла развела руки в стороны, — это вполне возможно, поэтому я часто бываю здесь… — на последних словах она поджала губы и опустила глаза в пол, наверняка понимая, что сказала лишнего. — Просто не бей слишком резко и сильно, иначе тренировка закончится больницей. Тогда Джо точно не простит мне этого. Он и так до сих пор злится на меня из-за приема… — прошептала Аннабелла на ухо, подойдя ближе.
— Это не твоя вина, Аннабелла.
Я не хотела вставать между сестрой и братом и надеялась, что их взаимоотношения останутся такими же, как и до меня, но, может, я слишком много на себя брала?
— Хорошо, я попробую представить Маттео, как ты и сказала, — решительно произнесла я уверенным голосом и выставила руки перед собой, отставив одну ногу назад и чуть согнув в колене, чтобы при ударе выпрямить, подавая тело вперед для удара.
В мыслях и правда возник образ Маттео, возможно, он вскоре даже подкрадется ближе, затуманивая разум и зрение, останавливаясь перед глазами, как красный опасный сигнал, который с восемнадцати лет не давал спокойно спать и жить, который сломал меня, практически переломил пополам, оставив ошметки от моей души.
Я нанесла первый удар по груше и мельком взглянула на Аннабеллу, как бы спрашивая у нее, правильно ли делала, на что она кивнула и сказала продолжать, и я снова занесла руку и подала тело вперед, чуть оттолкнувшись опорной ногой.
Тогда я думала, что смогу сделать так, что сломаюсь не я, а он, но ничего не вышло — я слишком слабая и уязвимая. Однако теперь, нанося удары по груше, и правда чувствовала некую силу над Маттео, будто и правда била его, будто и правда могла сломать его — теперь только
его
.
Я никогда раньше не ощущала такую боль в теле, как в те мгновения, когда кожа рассекалась маленьким, но острым ножом Маттео. В данный момент было даже хорошо от злости и ненависти, которые выходили вместе с ударами, выбиваясь вместе со всем дерьмом, скопившимся внутри тела. Однако под конец меня будто оглушило, а слезы из глаз потекли сами по себе, заполоняя перед собой все, кроме лица Маттео, что так и оставалось передо мной, и я, отшатнувшись от груши, чуть не споткнулась о собственные ноги, испугавшись, что
он
и правда мог стоять здесь и сейчас.
— Габи, Габи, — услышала я приятный женский голос и вздрогнула, когда почувствовала на плечах теплые ладони, сжимающие меня; они немного трясли мое тело, вероятно, чтобы я пришла в себя. — Посмотри на меня, Габи.
Я попыталась сфокусировать взгляд, но он плыл из-за обжигающих слез.
— Маттео здесь нет, он не тронет тебя, больше нет, — попыталась снова успокоить Аннабелла.
Я помотала головой в разные стороны и прислонила руку к лицу, закрывая рот, не в силах сдерживать слезы, начиная рыдать так, будто уже давно не лила слезы.
— Похоже, твои методы не очень-то рабочие, принцесса, — рядом послышался голос Кристиано, затем он опустился рядом, а я только сейчас осознала, что сидела на чем-то мягком, наверное, на мате. — Держи.
Я недоверчиво взглянула на него, пытаясь разглядеть, что он мне давал.
— Это обычная вода, Габриэлла, — со вздохом уточнил Кристиано, и я дрожащими руками взяла бутылку в руку, пытаясь поднести ее ко рту, но пока лишь могла содрогаться от рыданий.
Спустя пару минут я окончательно успокоилась и пила прохладную воду, наблюдая за борьбой Аннабеллы и Кристиано, которые поднялись на ринг. Никто из них не стал узнавать, что случилось, но мне и не хотелось говорить об этом. Впрочем, здесь не было ничего страшного — просто эмоции вышли из-под контроля. Вся та боль, скопившаяся внутри, которую я так тщательно пыталась заглушить, чтобы окончательно не пасть духом, вырвалась наружу. Однако сейчас я испытывала освобождение вперемешку с опустошением. Так вот каково это, не чувствовать больше ненависти внутри себя?..
Я продолжала сидеть на матах, скрестив ноги по-турецки, казалось, не в силах подняться, и ловя на себе взгляды некоторых солдат, но они быстро отводили глаза, особенно когда замечали пронзительный взгляд Рафаэля — моего телохранителя.
Услышав смех Аннабеллы, я снова повернула голову, обращая все внимание на ринг, и увидела картину, как она запрыгнула на спину Кристиано, хотя, казалось бы, ее маленький рост не мог позволить совершить такое действие, но вполне возможно, что Капо поддался ей.
Между ними действительно что-то происходило, но кто-то мог подумать о них, как о хороших друзьях. Знал ли Джованни о том, как его сестра и Капо проводят время вместе? И мог ли он одобрить их союз, если на то и правда пойдет?
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
03:27 PM
После тренировки в клубе, Кристиано, отпустив Рафаэля, отвез нас с Аннабеллой в дом Пеллегрини, потому что я не хотела оставаться одна. Все мысли теперь занимал Джованни и то, когда же он вернется. Меня все равно тревожил тот снайпер, казалось, что он мог рассказать какие-то секреты или тайны, связанные со мной, ведь не просто так его целью все два раза являлась именно я, хотя, как и говорил Джованни, причина в нем, и вина тоже лежит на нем. Но в душе все равно было неспокойно.
Как только я подумала о Джованни, телефон завибрировал, а я все это время сжимала его в руке в надежде услышать или увидеть хоть какие-нибудь новости о том, что все проходило как надо, хотя понятия не имела, какого это — пытать кого-то, да и не хотела даже представлять, а может… все уже закончилось, и Джованни вскоре приедет домой.
Разблокировав экран блокировки, улыбнулась входящему сообщению:
Из-за тебя меня одолела икота.
Пожалуйста, прекрати думать обо мне:)
Джованни.
Я хихикнула, понимая, что, возможно, это шутка, по крайней мере, последнее сообщение точно, а Аннабелла обернулась на меня, когда мы входили в дом, перед этим попрощавшись с Кристиано. Они, кстати говоря, обнялись, но так, как бы невзначай, легонько, будто получилось все случайно.
— Твой брат написал, чтобы я перестала о нем думать, потому что не может перестать икать, — объяснила я с улыбкой на лице, уже и позабыв о том, что некоторое время назад рыдала в клубе.
— О, — Аннабелла удивленно вскинула брови, — если Джо нашел время написать, значит, у них все не так уж и плохо. Не волнуйся, он скоро приедет, — мягко улыбнулась она. — Ты голодна? Кухарки уже должны были приготовить обед, — спросила Аннабелла, взглянув на меня и бросив спортивную сумку в коридоре на небольшую мягкую скамейку, и я последовала ее примеру.
— Немного, — коротко ответила я, и мы прошли на кухню, где суетились две женщины, накрывая на стол.
Я быстро напечатала ответное сообщение и отложила телефон:
Просто переживаю.
Возвращайся поскорее.
Габриэлла.
Через несколько минут я и Аннабелла сидели за большим столом, явно предназначенным для всей семьи, но остальных членов семьи не было. Спросив про миссис Пеллегрини, узнала, что она сейчас не в лучшем состоянии и практически целыми днями лежит в постели под наблюдением врачей. Так вот почему вокруг дома и в доме столько охраны — буквально на каждом шагу. Наверняка и Джованни, и мистер Пеллегрини перестраховывались, ведь пускали совершенно незнакомых людей, то есть врачей.
— Могу ли я навестить вашу маму? — вдруг спросила я Аннабеллу, когда доела минестроне.Густой суп с овощами с добавлением пасты или риса. Название подсказала кухарка, у которой я успела узнать, что за блюдо передо мной стояло, когда только опустилась на стул.
— Конечно, только я проверю, как она себя чувствует и не спит ли, — ответила Аннабелла и отодвинула от себя тарелку, тоже доев суп. — В последнее время она часто спит… — с грустью и даже болью в голосе продолжила она. — Знаешь, возможно, Джо хорошо держится на первый взгляд, но я уверена, что большинство чувств он скрывает внутри себя, потому что так легче и потому что он привык слушать разум, а не сердце, — призналась Аннабелла, крутя в руке стакан с водой. — Я переживаю за него, Габи, и… если теперь он проводит больше времени с тобой, можно попросить тебя об одолжении?
Серые радужки, совсем как у Джованни, обратили на меня внимание, и на секунду показалось, что в них стояли слезы. Казалось, состояние Аннабеллы оставляло желать лучшего, и я была уверена, что она умела скрывать эмоции так же хорошо, как и ее брат, потому что, когда она сглотнула, выражение ее лица приобрело спокойный вид, будто ничего не происходило, а на душе не скребли кошки.
Я легонько кивнула, понимая, что для нее важно счастье брата и что Аннабелла действительно искренне переживала за него, да и я никогда бы не отказала в помощи.
— Джо никогда не расскажет тебе о своих чувствах самостоятельно, то есть… о том, что его действительно беспокоит, поэтому лучше спрашивать его напрямую.
Я снова кивнула, внимая каждому слову.
— Мучай его вопросами, закидывай ими, но добивайся ответов, иначе он уйдет с головой в горе, зная состояние нашей мамы… Это все, о чем я прошу тебя, Габи, — закончила Аннабелла и быстро стерла рукой единственную слезу, успевшую скатиться.
Мне стало так жаль и ее, и Джованни… Казалось, они не заслуживали всей этой боли, не заслуживали, чтобы единственный человек из семьи, который по-настоящему любил их, уходил из этого мира, тем более в такие непростые времена.
— Обещаю, Аннабелла, — твердо сказала я. — Я позабочусь о твоем брате, можешь не сомневаться.
Точно знала, что сдержу свое слово, потому что и правда не хотела подводить ни ее, ни Джованни, ведь и сама замечала за ним задумчивое состояние. Видимо, именно тогда он погружался в тревожные и беспокойные мысли, но я не трогала его, думала, что так лучше, думала, что мне не место возле него в такие моменты.
— Белла, — отозвалась она, и я приподняла уголок губ. — Просто Белла, — снова сказала та и поднялась со своего места, подходя ближе. — Обнимашки? — спросила Аннабелла, протянув руки, и я тоже поднялась со стула, радуясь тому, что мы все-таки нашли общий язык; думаю, Джованни будет очень рад.
— Если тебе тоже хочется с кем-то поговорить… — начала я и почувствовала легкую дрожь в ее теле; она плакала?
Аннабелла, на удивление, быстро отстранилась, снова вытирая глаза, затем махнула рукой и покачала головой в отрицательном жесте.
— Все нормально, правда, — попыталась убедить меня она, но я не верила в эту сладкую ложь.
Как могло быть все нормально, если эмоции лились через край? Возможно, это не только из-за мамы.
— Просто так много всего случилось, — пожала плечами Белла. — Я пойду к маме, а ты можешь пока пройти в гостиную, — она показала рукой направление, но я и так помнила, куда идти.
Когда Аннабелла скрылась на втором этаже, поднявшись по темно-коричневой лестнице, цветом напоминавшей темный шоколад, я зашла в двери большой гостиной, где в прошлый раз нас застал Джованни, решив приблизиться к фортепиано, и села на скамью напротив него, замечая перед лицом нотную тетрадь, где были написаны кое-какие заметки: видимо, Белла написала их. В прошлый раз она показывала несколько простых мелодий, и я даже играла некоторые из них, конечно, не без ее помощи. Однако мне понравилось то, как пальцы, чуть касаясь клавиш, могли создавать песню, а в теле от этого просыпались совершенно другие ощущения, будто мелодия проходила сквозь тело.
— Здравствуй, Габриэлла, — раздался мужской голос за спиной, и я вздрогнула, оторвав руки от фортепиано и обернувшись, замечая отца Джованни и Аннабеллы — Алессандро.
— Добрый день, мистер Пеллегрини, — ответила я, продолжив сидеть на месте, но уже с более настороженным видом, потому что подозревала что-то неладное.
Он прошел вперед от входных дверей, закрывая их за собой. Его походка была медленной, можно даже сказать тягучей, будто Алессандро растягивал таким образом удовольствие от того, что я не знала, зачем он пришел. Однако я подозревала, о чем, или, скорее, о ком между нами завяжется разговор: конечно, о Джованни.
Алессандро с самой первой секунды не выглядел как тот, кому я понравилась, но меня совершенно не коробило это, потому что единственный человек кроме миссис Пеллегрини и Аннабеллы, которому я хотела нравиться, — Джованни. Да и разве мы обязаны нравиться всем?
— Вы о чем-то хотели поговорить со мной, мистер Пеллегрини? — первая спросила я, когда проследила за тем, как он уселся в большое кожаное кресло практически напротив фортепиано, вероятно, чтобы лучше видеть меня.
Алессандро потянулся одной рукой в карман черных брюк и достал оттуда пачку сигарет, затем зажигалку, и поджег сигарету, которую теперь держал между зубов. А я и не думала, что в их доме можно вот так спокойно курить.
Я все выжидала вопросов к своей персоне и ясных ответов хотя бы на мои вопросы, но мистер Пеллегрини тупо смотрел сначала по сторонам, а потом, в очередной раз достав сигарету изо рта двумя пальцами, да так пафосно, что внутри тела тут же появилось желание сбежать из гостиной подальше от надменного взгляда, которым он теперь оглядывал меня, будто оценивая — к черту хотела слать эту оценку.
— Один вопрос, мисс Бьянко, — все же заговорил Алессандро, и я повернулась всем корпусом в его сторону, окончательно отворачиваясь от фортепиано. — Вы действительно считаете, что таким как мы стоит кого-то любить? Действительно думаете, что это хорошая идея — любить девушку, когда занимаешь такое высокое место в иерархии мафии?
Кажется, это был уже второй вопрос.
— Не боитесь ли вы, что чувства моего сына к вам только ослабят его?
Третий вопрос.
Алессандро выпустил дым из легких. Я была уверена, что он курил так, чтобы чуть ли не вся грудная клетка заполнялась никотином; вероятно, таким образом мистер Пеллегрини пытался хоть как-то успокоить нервы, хотя из-за чего ему нервничать, теперь-то…
— Я считаю, что любовь не является слабостью, мистер Пеллегрини, поэтому чувства Джованни ко мне никоим образом не ослабят его и не повлияют на работу.
Если это вообще можно было назвать работой.
— Что если с вами что-то случится? — он слегка хмыкнул, будто даже не собирался вникать в суть моих слов, а просто пропустил их мимо ушей, но, кажется, таким Алессандро и являлся человеком — упертым бараном.
— На что вы намекаете? — подозрительно спросила я и прищурилась.
Если бы слова мистера Пеллегрини услышал Джованни, то почти со стопроцентной вероятностью подумал бы о том, что его собственный отец попытается причинить мне боль, по крайней мере, какие-то неоднозначные намеки прослеживались в его словах, и это даже пугало.
— Ни на что, мисс Бьянко. Я просто говорю о том, что, если мой сын действительно полюбит вас, ваша смерть сломает его, а нужен ли семье сломанный Дон, который, скорее всего, будет ослеплен местью?
Я и сама понимала это, да и Джованни, уверена, тоже, но мы оба шли на этот риск, потому что иначе просто нельзя было, потому что врозь нам гораздо сложнее, чем вместе.
— Понятия не имею, к чему вы клоните, мистер Пеллегрини, но, — я поднялась со скамьи, принимая уверенную и твердую стойку, выпрямив спину и держа голову высоко, будто уже являлась частью этой семьи, — я никогда не откажусь от Джованни. Никогда не отвергну его даже в самые ужасные моменты нашей жизни, даже когда увижу его темную сторону, — проговорив это, подумала, а когда же она мне откроется… Затем продолжила, подойдя ближе к Алессандро, буквально возвышаясь над ним: — Даже если вы станете угрожать мне — не откажусь. Mai. Sentite?[1] — четко проговорила я, жестикулируя руками.
Я не стала дожидаться ответа, потому что по ехидной улыбке и хитрым глазам можно было с легкостью понять, что мистер Пеллегрини буквально готов был на это посмотреть — на крах своего сына, если со мной что-то случится. Какого черта родной отец так поступал со своим ребенком?
➽─────────❥
После неприятного разговора я вышла на задний двор, чтобы подышать свежим воздухом и проветрить мозги, потому что все, что я чувствовала, — гнев и злость, а еще — будто из меня высосали жизнь, будто Алессандро являлся энергетическим вампиром.
Охранники вокруг дома сразу обратили на меня внимание и кивнули в знак приветствия, и я ответила им тем же. Пройдя к одной из скамеек возле красивых цветов, которые все еще не завяли, несмотря на холодную погоду, присела на нее и стала размышлять, стоит ли рассказывать об этом разговоре Джованни. Казалось, у него и так было много забот.
— Габриэлла? — вдруг услышала я голос Аннабеллы и отозвалась, чтобы она не искала меня.
Белла тут же появилась сбоку от меня, завернув за кусты, которые скрывали меня, и опустилась рядом.
— Мама сейчас не очень хорошо себя чувствует после процедур, поэтому, думаю, лучше завтра навестить ее, — сообщила она, и я кивнула, понимая ситуацию. — Но я сказала, что ты здесь, поэтому она с нетерпением будет ждать встречи. Кажется, ты ей очень понравилась, — улыбнулась Аннабелла, а я тоже была вне себя от радости, потому что произвести впечатление на миссис Пеллегрини — важнее, чем на мистера Пеллегрини.
— Хорошо, обязательно, — согласилась я и оперлась спиной о скамью. — Могу я переночевать у вас? — задала волнующий вопрос, потому что не хотела ночью оставаться одной.
— О, конечно, — задорно произнесла Аннабелла. — Кажется, Джо так и планировал, точнее, подозревал, что ты, вероятно, пожелаешь остаться в Манхассет Хиллс, поэтому его спальня в твоем распоряжении с небольшим подарком, — хитро сказала она, ухмыляясь, а я удивленно приподняла брови. — Увидишь сразу, как зайдешь в комнату. Так что, идем? — растянула губы в улыбке Белла и протянула руку, и я вложила в нее свою ладонь.
Мы вместе встали со скамейки, и Аннабелла весело стала размахивать нашими руками, будто нам было по десять лет и мы знакомы столько же, являясь лучшими подругами. Кажется, Белла была из тех, кто быстро привязывался к людям.
Она показала комнату Джованни, когда мы поднялись на второй этаж, затем оставила меня наедине, пожелав доброй ночи, хотя сейчас солнце только садилось за горизонт.
И правда, как только я открыла темно-коричневую дверь, увидела на небольшом комоде вазу с цветами — гипсофилы розового и синего цвета. Моим любимым цветом был горчичный, но гипсофилы нравились и в таких расцветках.
Я улыбнулась, когда закрыла за собой дверь и прошла вглубь комнаты, теперь трогая пальцами маленькие цветочки, а когда чуть опустила голову, чтобы вдохнуть еле уловимый запах, глаза зацепились за… записку? Рука сразу потянулась к ней, аккуратно вытаскивая, чтобы не сломать хрупкие цветы.
«Влюбленность или… что-то большее?»
— гласила та, внизу которой стояли инициалы: Д.П.
Кажется, Джованни собственноручно писал ее, и, если так, у него был очень красивый почерк; никогда не видела такого у мужчин.
Я улыбнулась, затем снова улыбнулась, а потом еще и еще раз, буквально кружась по комнате и каждый раз смотря то на цветы, то на записку. Вроде ничего особенного, так? Однако наш недавний разговор, видимо, все-таки повлиял на Джованни.
В душе и правда таилось что-то теплое и мягкое по отношению к нему, и это точно была не обычная симпатия.
Я не могла найти себе место все то проведенное время, которое находилась в спальне Джованни. Уже начинало казаться, что я смогла осмотреть каждый уголок комнаты, заглянуть во все ящики, полежать на кровати, затем встать и посидеть на подоконнике, смотря в окно, которое выходило на парадный вход дома, и, если бы Джованни приехал, я бы сразу заприметила его машину. Но… ни ее, ни его не было, а время близилось к ночи.
➽─────────❥
Так я и заснула с телефоном в руках, буквально обнимаясь с ним, ожидая хоть какой-нибудь новости от Джованни. Взглянув на время, поняла, что еще слишком рано, чтобы вставать, но и спать более не могла, потому что теперь волновалась лишь сильнее.
Я не могла отделаться от мысли, что снайпер рассказал что-то обо мне, и теперь Джованни наверняка мог подумать, что я снова скрыла информацию, соврала, но… больше я ничего не скрывала, по крайней мере, намеренно, за исключением того факта, что Маттео изнасиловал меня по прошествии двух недель после поездки в Филадельфию. Боль того вечера в доме Бернарди давно утихла, оставались только шрамы, но их было уже никак не излечить, однако с каждым днем я вспоминала о них все реже, поэтому не хотела рассказывать об этом, да и Джованни хватало злости на Маттео.
Решив, что вставать и правда пока рано, оперлась спиной о мягкую подушку, которую подложила назад, и залезла в интернет, вспоминая слова Эмилии о том, что о ней заботилась некая Энола. Это имя не было мне знакомо, но казалось, что Маттео не будет водиться с кем попало, поэтому было вполне вероятно, что интернет мог что-то знать об этой девушке.
Я вбила в поиске «Энола», но ничего не нашла, потому что это, наверное, было слишком обширным поиском, без каких-то конкретных уточнений. Затем, немного подумав, закусив нижнюю губу и метнув взгляд в окно, наблюдая за восходом солнца, вбила «Энола» и рядом «мафия», и поисковик тут же выдал, казалось, миллион статей с различными заголовками по типу: «Энола Малевская возвращается в строй?» или «Малевские сотрудничают с итальянцами?».
Малевские? Кто такие Малевские? И почему эта фамилия так напоминала русскую?
Я нажала на вкладку «Картинки» и увидела фотографии молодой девушки с темными волосами и зелеными глазами. Ее внешность была немного странной и, может, даже неправильной, однако это только придавало Эноле шарма, поэтому я могла сказать, что она довольно красива, а ее жесткий взгляд заставлял задерживаться на каждой фотографии.
Перейдя снова в поисковик, тыкнула на следующую ссылку с фамилией «Малевские» и увидела фотографию девушки и мужчины: оба со светлыми волосами и смотрели друг на друга влюбленно; возможно, являлись парой. А потом в памяти всплыл момент, как две черные BMW стреляли по нам на гонках, и как перед тем, как стартовать, мужчина представился Боссом Чаек; кажется… Юджин? Я всмотрелась в фотографию, изучая сначала лицо мужчины, затем — девушки.
Черт. Это были они. Картинка перед глазами стала ярче. И если тогда из-за стресса и тревоги я не пыталась сосредоточиться на личностях тех, кто хотел убить нас, то теперь поняла, что в одной из машин сидел Юджин, а в другой — эта самая девушка, на которую я сейчас практически пялилась, не в силах поверить, что такая с виду хрупкая и утонченная девушка могла действительно сидеть за рулем второй машины, а еще так умело стрелять из пистолета.
Я пролистала ниже, пытаясь найти их имена в статье, и действительно нашла:
«Элеонора Малевская
—
одна из немногих молодых женщин, которые добились успеха в сфере красоты, открыв салоны по всему Нью-Йорку.
Помог ли ей в этом ее муж, Юджин Малевский, или Элеонора настолько хороша в ведении бизнеса?»
— гласил небольшой отрывок статьи.
Значит, Элеонора. Красивое имя, а его обладательница просто сногсшибательная, но что скрывалось за ее нежной внешностью, если она так хотела убить людей?
Я не умела сопоставлять факты, тем более когда пазлов было так мало, но если Юджин — Босс русской мафии, а Элеонора — его жена, то кто такая Энола? Сестра главы семьи? Этот вариант подходил больше всего.
Маттео и правда встречается с ней? В это было очень тяжело поверить — не могла представить, чтобы этот ублюдок по-настоящему кого-то любил, да и его — тоже: это казалось невозможным.
Если знать еще и тот факт, что семья Бернарди заключила некий мир с русскими, то отношения Энолы и Маттео вполне себе реальны.
Голова уже пухла от догадок, зато я узнала много интересного и могла поделиться этим с Джованни, хотя и так подозревала, что он обо всем этом знал, ведь крутился в кругах мафии с самого детства, не то что я —
чужачка
, которой являлась до сих пор.
➽─────────❥
Я отключилась еще где-то на пару часов после прочтения новостей, а потом встрепенулась от стука в дверь, чуть ли не роняя на пол телефон, который остался лежать на животе.
— Да? — ответила я сонным голосом и приподнялась на кровати, садясь на ягодицы; вряд ли Джованни стал бы стучать, поэтому сомневалась, что он приехал.
От этой мысли я повернула голову к комоду, на котором стояли гипсофилы, и улыбнулась.
— Доброе утро, Габриэлла, — голова Аннабеллы просунулась в дверь. — Как спалось? — поинтересовалась она и зашла в комнату, а я заметила, что на ней был надет спортивный костюм; возможно, тренировалась?
— Отлично, — коротко ответила я, отмечая про себя и то, что мне совершенно не снились кошмары. — Джованни не писал? — тут же продолжила я, перед этим тыкнув пальцем в телефон — пусто.
Белла подошла ко мне и села рядом. Казалось, она что-то знала, но не хотела расстраивать меня.
— Ты только не принимай на свой счет, Габи, но он позвонил рано утром, сказал, что ему нужно побыть одному, чтобы… подумать.
Я удивленно вскинула брови, а пальцы вдруг начали дрожать. Как можно не воспринимать на свой счет, если Джованни позвонил сестре, а не мне? Неужели снайпер все же что-то рассказал обо мне, и теперь ему нужно подумать, продолжать ли отношения со мной?
— Эй, Габи, ничего страшного не случилось.
Аннабелла, видимо, заметила мое состояние и взяла мои руки в свои, заглядывая серыми радужками в мои глаза.
— Уверена, Джованни скоро приедет и все расскажет. У него бывает такое… Знаешь, когда нужно посидеть в тишине и подумать, чтобы никто не отвлекал, — она продолжала пытаться, но у нее плохо выходило, потому что я уже накрутила себя, обмотав красными лентами тело, чуть ли не связываясь по рукам и ногам, будто снова попадая в гребаный тупик. — Идем, нужно позавтракать, а потом можешь подняться к нашей маме, хорошо?
Белла потянула меня за собой, и я встала, лишь кивнув, после, почти у двери, вспомнила, что надо бы сходить в ванную и переодеться, прежде чем спускаться вниз.
После принятия прохладного душа и правда стало полегче, поэтому завтрак прошел довольно спокойно. Аннабелла то и дело рассказывала о своем детстве и о том, как Джованни поначалу не любил играть с ней, но потом они стали очень близки.
— …и представляешь, он правда съел острый перец! — она всплеснула руками, чуть не задев тарелку с тостами. — Так что, если хочешь со стопроцентной вероятностью чего-то добиться от моего братца, смело спорь с ним, — Аннабелла подмигнула, и я, рассмеявшись, кивнула, кладя в рот кусочек омлета, запивая кофе.
Кухарки засуетились на кухне, начиная убирать за нами, когда мы встали из-за стола. В прошлой жизни я привыкла к такому обслуживанию, хоть и пыталась изредка готовить самостоятельно — в основном, когда Маттео не было дома, потому что он не понимал, почему во мне просыпалось желание стоять у плиты, если это могла сделать прислуга, но таким образом я пыталась отвлечься от ужасной жизни. А теперь, по прошествии чуть больше года жизни без Маттео, будто отвыкла и хотела убрать все сама, но Аннабелла подхватила меня под руку, ведя снова на второй этаж, вероятно, в комнату их мамы.
Мы дошли почти до конца коридора, а когда остановились перед дверью, то в нос тут же стали залезать неприятные запахи спирта и лекарств, но это нисколько не спугнуло меня.
— Buongiorno mamma,[2] — сначала постучав в дверь, затем просунув голову в щелку, сказала Аннабелла, а я услышала в ответ такое же «доброе утро», но более хриплым голосом. — Габриэлла может войти к тебе? — уточнила она, затем сжала мою руку сильнее, и мы протиснулись в комнату.
— Доброе утро, миссис Пеллегрини, — поприветствовала я и в ответ услышала то же самое.
— Я оставлю вас, — прошептала Белла, как только я уселась на стул рядом с кроватью миссис Пеллегрини, и скрылась за дверью.
— Габи, я же говорила, что ты можешь звать меня просто Джеммой, — слегка улыбнулась она и протянула руку, наверное, чтобы я вложила в нее свою.
Взгляд сразу зацепился за то, как сильно дрожали пальцы, и я поспешила вложить ладонь, чтобы помочь унять дрожь, если это вообще могло подействовать.
— Хорошо, Джемма, — согласилась я, но все равно было очень непривычно таким образом обращаться к маме Джованни и Аннабеллы. — Как вы себя чувствуете? Вижу, у вас здесь много разных приборов, лекарств, а еще часто заходят врачи, — заприметила я, оглянувшись, чувствуя, как большой палец миссис Пеллегрини поглаживал тыльную сторону моей ладони. — Они помогают вам?
— Они лишь помогают продлить жизнь, но никак не вылечить мою болячку, — тихо ответила Джемма, и от этого стало больно. Я не хотела представлять, что будет, когда болезнь победит. — Я так рада, что мой сын нашел тебя, — призналась она, мягко улыбнувшись, а я ощутила, как румянец прилил к щекам. — Джованни выглядит счастливым рядом с тобой, а я всегда желала ему счастья. Пожалуйста, не дай этому закончиться, не дай кому-то или чему-то разрушить то, что вы уже построили, — просьба была похожа больше на мольбу.
— А я рада, что ваш сын влюбился в меня и что я нашла его, — чуть ближе придвинувшись, сказала я, мягко улыбнувшись и положив вторую руку на дрожащие пальцы Джеммы. — И я ни в коем случае не допущу, чтобы кто-то встал между нами. Можете считать это клятвой.
Я знала, что в мафии клятва — больше, чем просто обещание.
— Я верю тебе, Габи, верю, — коротко ответила она. — Тебя что-то беспокоит? — вдруг подметила миссис Пеллегрини, и я, прикусив щеку изнутри, стала размышлять, не спросить ли у нее, где мог бы находиться Джованни.
Я склонила голову вбок и задала вопрос:
— Вы знаете своего сына гораздо лучше меня, — начала я, заметив, как Джемма немного напряглась. — Как думаете, где он мог бы быть сейчас, если ему необходимо подумать, побыть одному? Может, есть какое-то место, которое успокаивает Джованни?
Очень хотелось надеяться, что такое было.
Джемма чуть ослабила хватку на моих руках и устремила взгляд в потолок, после прикрыла глаза: вероятно, так могла прикинуть и вспомнить, какое же место на самом деле являлось, как многие называли, местом силы ее сына.
— Собор Святого Патрика на перекрестке Пятидесятой улицы и Пятой авеню, — после нескольких минут размышлений сказала миссис Пеллегрини. — Там мы его крестили, — уточнила она. — Я помню, когда раньше мы жили в самом центре Нью-Йорка, Джованни часто сбегал туда после очередных стычек с отцом. Вероятно, и сейчас, если ему нужно подумать или он стоит перед сложным выбором, сбежал именно туда, — объяснила Джемма.
— Хорошая ли это идея поехать к нему? — спросила я, надеясь на положительный ответ.
— Думаю, тебе Джованни точно простит вторжение в личное пространство, — немного усмехнулась миссис Пеллегрини, и я почти с шумом выдохнула. — Поезжай к нему, Габи. Если оставить его на большой промежуток времени в своих мыслях, будет уже тяжело вытащить.
Джемма прогладила ладонью по моей руке и улыбнулась материнской улыбкой, от которой веяло теплом, а я поняла, что никогда не видела у своей матери по отношению к себе такой же, да и не чувствовала заботу, как сейчас от миссис Пеллегрини; казалось, некоторые люди вовсе не умели быть родителями.
— Спасибо вам, Джемма, — начала благодарить я, попутно вставая со стула.
Она лишь кивнула и отпустила меня, а я, буквально вывалившись в коридор из комнаты, побежала в спальню Джованни, чтобы собраться.
Собор Святого Патрика, Нью-Йорк.
01:15 PM
Рафаэль на удивление быстро согласился отвезти меня по нужному адресу, который я сообщила, поэтому сейчас, когда я вышла из машины, взгляд зацепился за невероятно красивое здание в готическом стиле. Ранее я, конечно, видела этот собор, но знаете, как это обычно бывает — ты бежишь по делам и совершенно не замечаешь ничего и никого вокруг, просто потому что некогда даже спокойно подышать, перевести дух. А сейчас у меня было все время мира, поэтому я стояла напротив входа, подняв голову и глядя на пролетающих мимо птиц. Если бы не высотные здания рядом, можно было бы с легкостью представить, что находишься в какой-нибудь аутентичной деревушке, но то был Нью-Йорк со своими разными зданиями, культурами, людьми.
— Ты не мог бы остаться на улице? — обратилась я к Рафаэлю, который следовал за мной по пятам, наверняка по приказу Джованни.
Телохранитель приподнял бровь, будто не понимал, о чем я вообще говорила.
— Это святое место, что там может случиться? — немного закатив глаза, спросила я.
— Босс приказал следовать за вами везде, так что, нет, я не могу оставить вас одну, — четко проговорил Рафаэль.
— Пойдешь со мной даже в туалет? — ехидно спросила я, складывая руки под грудью.
— Если понадобится, мисс, — теперь без единой эмоции на лице ответил Рафаэль, и я, в очередной раз раздраженно вздохнув, опустила руки, понимая, что проиграла эту битву, но с другой стороны понимала меры безопасности, ведь именно на меня велась «охота».
Зайдя внутрь собора, услышала тишину вкупе с мелодичным пением наверняка церковного хора. Огромное пространство могло бы запутать, но взгляд тут же нашел нужного человека, будто все естество тянулось только к нему — и так оно и было на самом деле.
Джованни сидел на скамейке совершенно один. Я узнала его даже по спине. Однако не могла видеть эмоций, поэтому несколько секунд простояла на месте в надежде, что, может быть, он все-таки повернет голову влево или вправо, но Джованни так и продолжал ровно сидеть, смотря на алтарь впереди себя.
— Теперь оставишь меня? — снова обратилась к Рафаэлю, глядя на него из-под ресниц.
Телохранитель утвердительно кивнул, и я сделала шаг, а сердце пропустило опасный удар, будто я шла не навстречу к Джованни, а в логово дракона, и, возможно, после пыток снайпера этим драконом и являлся он сам.
Шаг за шагом, и вот я оказалась в нескольких сантиметрах от него, буквально за спиной, поэтому осторожно протянула руку и положила на крепкое мужское плечо, которое стало моей опорой и поддержкой, и надеялась, что так оно и будет дальше.
Джованни медленно повернул голову в мою сторону, и серые радужки тут же впечатались в меня. Я могла с точностью сказать, что прочитала в них боль вкупе с жалостью, потерянностью и ненавистью, но какая из эмоций была обращена на меня?
[1] Никогда. Слышите? (итал.)
[2] Доброе утро, мама. (итал.)
Глава 26: Семейная идиллия
Мистер Джованни Пеллегрини
Тот же день.
Я был на взводе буквально весь промежуток времени, в который мы пытались поймать снайпера, а то, что случилось со мной и Габриэллой на гонках, стало последней каплей — более не собирался терпеть такого отношения к своей семье, гадая, за что мне мстили — если мстили, по предположению Кристиано, — русские. В памяти и правда не всплывал ни один гребаный момент, будто нужен был какой-то специальный толчок или стоило дождаться рассказа от самого снайпера.
Я хорошо скрывал все эмоции внутри, однако понимал, что рано или поздно они должны вырваться наружу, но приберегал их для лучшего случая, для лучшего выплеска, потому что не хотел нагружать своими проблемами, а тем более проблемами семьи, Габриэллу, которая вчера снова, кажется, дала слабину, признаваясь в том, что боялась потерять меня. Никогда не думал, что смогу услышать такие слова не только от сестры и мамы, но и от другой женщины. Но я не винил Габриэллу в том, что она после стресса, после того, как снова проводила дочь в дом семьи Бернарди, буквально разревелась передо мной.
Кстати, об Эмилии… Я все еще не поговорил с Аннабеллой о ее выходке. Честно говоря, казалось, что мы впервые ссорились вот так, когда тупо уходили друг от друга, не говоря ни слова, будто чужие люди, и это чертовски напрягало, поэтому после совместного завтрака с Габриэллой я вышел на балкон, чтобы позвонить сестре.
На удивление, она быстро ответила, а я-то решил, что Аннабелла все еще дулась на меня.
—
Подумал о своем поведении, братец?
— первое, что сказала она, наверняка ухмыляясь, а я издал смешок.
— И тебе доброе утро, Белла, — ответил я, смотря вдаль на верхушки небоскребов. — Кажется, это ты должна подумать о своем поведении, — продолжил, хотя заранее знал, что это провальная стратегия.
—
Серьезно?
— удивленно спросила она, повысив голос. —
Тогда я не собираюсь выслушивать в свой адрес очередные претензии
.
Я будто видел наяву, как сестра закатила глаза и одернула телефон от уха, чтобы отключиться.
— Стой, стой, — быстро остановил Аннабеллу, и она, показушно вздохнув в динамик, сказала, что слушает меня дальше.
Черт, только сестра могла таким образом помыкать мной, и я позволял ей.
— Не собирался я отчитывать тебя, хотя стоило бы, — признался я и оперся плечом о стену рядом с балконной дверью, наблюдая за тем, как Габриэлла ходила по кухне, прибираясь. — Я могу рассчитывать на то, что ты не будешь больше строить за моей спиной планы по спасению Эмилии? — спросил я, чувствуя, как вина снова приближалась, больно ударяя под дых.
—
Можешь, Джо,
— немного подумав, ответила Аннабелла. —
Я понимаю, что поступила неправильно, потому что… если бы со мной что-то случилось, ты бы не простил себе этого.
И это действительно так.
—
Но я правда хотела сделать как лучше, понимаешь?
— спросила она, приглушив голос.
— Понимаю, но впредь ты не должна действовать за моей спиной, потому что мы всегда все обговариваем, помнишь? — задал вопрос я и усмехнулся картине, которая предстала передо мной: Габриэлла включила музыку и пританцовывала под нее, кружась босыми ногами на мягком белом ковре в гостиной.
—
Помню,
— сказала Аннабелла. —
Кристиано передал, что ты хочешь, чтобы я потренировала Габриэллу? —
поинтересовалась сестра. —
Ага, да, мы с тобой просто не общались, а он позвонил, может, подумал, что мы все еще не помирились, но… мы же и не ссорились с тобой — так, просто недопонимания братско-сестринские,
— уточнила она, а я все еще думал про точки соприкосновения Капо и своей сестры.
Я немного замерз, стоя на балконе, поэтому зашел внутрь квартиры, отвлекая Габриэллу от прослушивания джаза, из-за чего она сделала тише, но меня не напрягала громкость.
— Да, именно этого я и хотел, — подтвердил я, усаживаясь в кресло. — Мне нужно уехать, а Кристиано и Рафаэль присмотрят за вами.
Кажется, Габриэлла услышала мои слова и остановилась, теперь вопросительно посматривая в мою сторону.
—
Уехать? Это значит надрать зад врагам?
— вдруг выразилась Аннабелла.
Я все больше понимал, что сестра уже не маленькая девочка, но… мог ли привыкнуть к этому на все сто процентов?
— Примерно так, Белла, — усмехнулся я. — Так что, ты свободна сегодня?
—
Еще бы, братец,
— весело отозвалась сестра. —
Для твоей девушки
—
что угодно, лишь бы она осталась с тобой.
Габриэлла рассмеялась; видимо, через телефон все было слышно, а она сидела рядом.
После того, как мы договорились, во сколько встретимся, я отключил вызов и сказал Габриэлле, чтобы потихоньку стала собираться. Она удивилась тому, что я хотел, чтобы они с моей сестрой потренировались, но, похоже, все равно была рада провести время с Аннабеллой, да и я буду более спокоен, если за Габриэллой присмотрят мои люди, тем более вместе с сестрой.
Район Гарлем, Нью-Йорк.
03:50 PM
После того, как я забрал дядю Леонардо из аэропорта, сразу направился в один из самых преступных районов Нью-Йорка. Гарлем и правда не лучший район, но прямо здесь обосновался наш снайпер. Почему-то я думал, что он выберет жилье где-то на Брайтон-Бич, принадлежащий Чайкам, которые там и обитали, ведь тот район считался практически русским.
Дядя сам вызвался участвовать в поимке снайпера, да и я видел его настрой — он мог бы голыми руками придушить его, даже не моргнув глазом. Вот, какими мы становились, когда у нас отнимали любимых, и именно этого я так сильно боялся и до сих пор боюсь, но теперь бежать некуда, да и не хотелось — выбор сделан.
— Он русский? — спросил Леонардо, сжимая одну из ладоней в кулак, когда мы выехали на пустынную улочку Гарлема.
— Не уверен, но вполне может быть. Русские не любят нанимать кого-то из чужаков, — объяснил я. — Как Эрнесто?
Я уже давно не интересовался его сыном, но помнил, как он стоял на похоронах своей матери, гордо подняв голову и сжав челюсть, наверняка сдерживая слезы, впрочем, как и его отец.
— Справляется, — коротко и жестко ответил дядя, и если ему и было до сих пор тяжело, то он не подавал виду. — Готовлю его к должности младшего Босса, поэтому обычно Эрнесто некогда думать о том, что произошло, — продолжил Леонардо, а я остановил машину возле небольшого двухэтажного здания, надеясь, что, когда мы вернемся, ее не разберут на части.
Мои люди каждый день следили за снайпером, после того как Леон пробил его личность по базам данных. Раньше этого дня мы не могли схватить стрелка, не могли подобраться, рассчитывали дни и даже часы, потому что все то время узнавали врага: во сколько уходил из дома и во сколько приходил, приходили ли гости, а если да, то кто они и по каким часам и дням навещали, а также где он прогуливался. По сути снайперы очень осторожны на заказах и всегда пытаются скрыть и лицо, и какие-либо отметки на одежде, если таковые имеются, но тут… он будто специально раскрыл свою личность, либо был не так опытен и осторожен, но разве русские станут с таким работать?
— Сейчас он должен быть один, — сказал солдат, после того как поприветствовал нас с Леонардо. — Самое время нагрянуть в гости, — продолжил он и чуть ухмыльнулся.
— В этом доме много жильцов? — спросил я, осторожно оглядывая здание из-за угла.
— Нет, да и соседей у нашего стрелка нет, будто он купил квартиры рядом, чтобы никто не мешал ему, — сказал солдат, проверяя оружие на себе. — У него стоит система защиты на входе и даже на этаже, но Леон сказал, что это должно помочь вырубить ее, кажется, он сам проверял, рабочая ли эта система, когда мы в последний раз наведывались в гости, — объяснил он, протягивая своеобразный пульт.
Я и понятия раньше не имел, что программист мог быть настолько полезен в нашей работе, но теперь не считал Леона за какого-то неполноценного члена мафии. Возможно, сейчас я ставил его даже выше некоторых солдат, стоящих прямо передо мной.
— Отлично, — произнес я и спрятал пульт в карман куртки. — Значит, он не ждет нас? — поинтересовался я, оглядывая своих людей.
Возможно, для поимки одного снайпера пять человек — перебор, но у меня не было ни малейшего желания в очередной раз облажаться — только не сейчас и не тогда, когда на кону жизнь и смерть в одном флаконе.
Солдат покачал головой в отрицательном жесте, и я дал сигнал о том, что можно действовать, то есть выдвигаться в квартиру снайпера. Я уже давно нажал на единственную кнопку на пульте, поэтому никакая система безопасности не должна была сработать, и мы спокойно проходили по коридорам практически на цыпочках. Могли ли тут висеть камеры видеонаблюдения?
— В сторону! — вдруг прокричал один из солдат и толкнул меня ладонью в грудь ближе к стене, а потом раздался выстрел.
Я огляделся, смотря назад, но никто не пострадал, успев отпрыгнуть к стенам. Кажется, стрелок все-таки не так глуп, как мы думали, и каким-то образом узнал о том, что к нему должны нагрянуть гости.
Леонардо буквально скрежетал сжатыми зубами, ему не терпелось поймать и убить ублюдка, поэтому я переживал, что он бросится на рожон, не думая о сыне, который остался в Филадельфии. Эрнесто точно не нужны оба мертвых близких человека.
Мы не видели снайпера, но знали, что он стоял за углом, потому что то и дело оттуда выглядывало оружие и макушка со светлыми волосами.
— Кто-то должен первым пройти к нему, а мы прикроем, — отозвался дядя, и я кивнул, затем обратился к сзади стоящим солдатам, быстро обговаривая план действий.
Я не видел другого выхода, кроме как жертвовать, но, зная, что на нас надеты бронежилеты, это вполне могло быть самое логичное и правильное решение в данной ситуации.
— Я и Фидэро будем пробираться к стрелку, а вы, — показал пальцем на остальных, включая дядю, — прикрывать нас, но и двигайтесь за нами потихоньку, ясно? — четко скомандовал я и увидел положительные кивки.
Снайпер продолжал стрелять, даже когда мы спокойно стояли на месте и не пускали в ход оружие. Он будто боялся нас, поэтому так отчаянно хотел выйти отсюда живым и нетронутым, а может, просто не хотел сдаваться без боя.
Фидэро следовал за мной по пятам, а пули пролетали мимо нас, так как все внимание было направлено на тех, кто стрелял в ответ. В конечном счете снайпер вовсе спрятался за угол, и, когда мы с солдатом подошли к тому месту, где тот прятался, приготовили оружие, сжимая в руках и направляя вперед себя, после резко заворачивая за угол.
Картина предстала такая, что снайпер убегал от нас по длинному коридору, и я, выстрелив один раз, попал тому прямо в ногу, отчего он потерял равновесие и издал стон. Я сорвался с места, подбегая к стрелку и направляя пистолет прямо ему в лоб, а тот попытался дотянуться до оружия, которое уронил при падении, но я успел отбросить его в другую сторону с помощью пинка ногой.
— Вот ты и попался, ублюдок, — со злобной ухмылкой произнес я, слыша, как мои люди побежали следом за мной.
Снайпер ничего не ответил, лишь продолжил сжимать окровавленную ногу, через которую прошла пуля, оставляя под собой красную лужу на наверняка дорогом ковре.
Фидэро первым подошел к стрелку и схватил за руки, закручивая их назад и надевая наручники, чтобы он никуда теперь от нас точно не сбежал или не показал каких-либо фокусов.
Мы не собирались отвозить снайпера в один из наших грязных подвалов, потому что что мне, что Леонардо не терпелось начать допрос, который, непременно, будет сопровождаться приятными для слуха криками от причиненных ударов. Почему-то тогда, в Филадельфии, даже не думал, что впоследствии внутри разольется невероятное чувство ненависти, из-за которого и правда появится желание причинить боль, просто потому что снайпер хотел причинить боль Габриэлле. И сейчас, глядя на то, как Леонардо ходил вокруг привязанного к стулу стрелка, которого мы посадили в его же квартире, представлял, как же именно я причиню боль.
— Кто ты?! — жестко спросил дядя, показательно крутя в руке нож.
— Тот, кто убил твою жену, — издал смешок снайпер и нагло оскалился, за что получил кулаком в нос.
Стрелок согнулся, разбрызгивая кровь в разные стороны, затем снова поднял голову, и я поймал себя на мысли о том, что если бы пришлось проводить допрос, то я непременно ударил бы еще раз, потому что выражение лица снайпера говорило о том, что ему мало — мало боли.
— Давай еще раз, — предложил Леонардо и угрожающе склонился над стрелком. — Кто ты? И на кого работаешь? — снова попытался дядя, а я сложил руки на груди, опираясь на стену за спиной.
— Посмотрите на татуировку и поймете, — обратился он к нам и склонил голову вбок, а взглядом показал на левую руку.
Я оттолкнулся от стены, подходя ближе, и теперь мы с дядей рассматривали татуировку, на которой была изображена птица чайка. Значит, он все-таки полноценный член русской мафии?
— Кого ты хотел убить на самом деле? — вмешался я, потому что терпение кончалось.
— Знаешь, а я припоминаю тебя, — снайпер перевел взгляд на меня и ухмыльнулся, облизнув кровавые губы. — Видел, как ты закрыл собой ту девушку, когда машина взорвалась.
Так все-таки он подложил бомбу?
— Пахан не ошибся в том, что она дорога тебе, — продолжил тот. — Знаешь, если Чайки хотят кого-то убить, они сделают это, — ехидно произнес снайпер, и я нахмурил брови, сведя к переносице.
— Целью была она?
Не хотел произносить имя Габриэллы, хотя вполне вероятно, что они знали его.
— Всегда только она, но жена этого, — кивнул на Леонардо, — в последний момент решила сдвинуться с места, испортив мой идеальный и точный выстрел! — буквально выплюнул снайпер, будто был зол сам на себя из-за того, что не получилось убить Габриэллу ни в первый, ни во второй раз.
Леонардо даже после этих слов не успокоился. Я видел, как он хотел раскромсать на куски сидящего напротив него стрелка, и по итогу позволил этому случиться, потому что понимал, что единственный вариант мести — причинение боли. Однако лично я не знал, могла ли такая месть на самом деле помочь? Могла ли освободить человека от гнетущих и сжирающих мыслей? Бывало, я смотрел на Кристиано, который всю свою жизнь посвящал бегству от самого себя, от второй половины своей личности, который постоянно находился на грани, мечась из одного города в другой, дабы догнать ублюдков, которые поломали его жизнь, и не верил, что, даже отомстив, можно вернуться к спокойной жизни.
Я дал фору дяде поразвлекаться с русским, отойдя в сторону, но предупредил, сказав на ухо, что тот должен остаться в сознании, потому что у меня было море вопросов, ответы на которые я должен был получить сегодня.
Услышав хруст то ли стула, то ли костей, тут же устремил взгляд на Леонардо и снайпера, отвлекаясь от мыслей. Русский оскалился в мучительной улыбке; казалось, он хотел нагло и дерзко сделать это, но дядя что-то сломал ему в области ребер, наверняка ударив слишком сильно, поэтому у стрелка получилось что-то наподобие кривой ухмылки.
— Чертов ублюдок! — выплюнул дядя, шипя прямо в лицо русскому. — Тебе повезло, что от тебя ждут информацию, иначе я бы прямо сейчас распотрошил тебя! — продолжил Леонардо и последний раз ударил кулаком под дых снайперу, отчего он в очередной раз согнулся, сплевывая кровь изо рта себе под ноги.
Если бы я не подошел и не опустил руку на плечо дяди, уверен, он бы еще раз ударил, но Леонардо резко обернулся на меня, и бешеный огонь в глазах стал потухать, будто именно я принес воду, заливая пожар. Нам всем нужен был такой человек, который мог вовремя остановить от неизбежных ошибок.
Я проводил дядю взглядом, после обратил внимание на русского, лицо которого оставляло желать лучшего: один глаз заплыл, бровь рассечена, нос сломан, а кровь из него заливала губы и подбородок, капая на одежду.
— Какие вопросы, Джо? — нагло спросил он, а я удивился, что снайпер до сих пор не растерял хватку.
— Во-первых, Джованни, — предупредил я угрожающим басом, присев на корточки напротив русского. — Во-вторых, какого черта вы охотитесь на меня и девушку? — задал вопрос я, склонив голову набок.
Снайпер снова усмехнулся, после вовсе залился смехом, будто вспомнил шутку, которую мы не знали.
— Не думал, что твоя голова настолько дырявая, Джо-ван-ни, — по слогам произнес мое имя, и я сжал челюсти — еще немного и у меня самого закончится терпение. — Сколько тебе было, когда ты в первый раз побывал на пытках? — вдруг спросил русский, наконец успокоившись. — Пораскинул мозгами, а?
Отец взял меня на пытки после посвящения в мафию, то есть когда мне стукнуло около семнадцати, кажется. Я покосил взгляд в стену сбоку от себя, продолжая напрягать память. Что же произошло? Кого мы пытали?
— Ты и твой чертов отец убили старшего сына Пахана!
Не смог, наверное, дождаться, пока я приду к какому-либо выводу.
— Убили преемника, который должен был возглавить семью и править бок о бок с вами, мудаками! Но твой отец предпочел убить его, потому что тот ослушался, предал.
Снайпер улыбался кровавой улыбкой и теперь точно напоминал сумасшедшего.
— Ключевое слово — предал, не находишь? — громко спросил я, возвращая взгляд на русского и гордо поднимая подбородок, выпрямляясь в полный рост.
Он снова рассмеялся и помотал головой.
— Алессандро даже не удосужился разобраться, в чем дело и почему так случилось, а просто посадил на стул так же, как и вы меня сейчас, и убил, точнее… он умер от твоей руки, не так ли? — прищурился снайпер, глядя на меня из-подо лба. — Именно твой нож резал его плоть, когда он кричал о пощаде, — напомнил русский, а картинки в голове стали резко мелькать перед глазами, будто я просыпался от долгого сна. — А теперь ты должен пожинать плоды, Джованни. Кровь за кровь, так это называется? — ехидно улыбнулся снайпер и снова сплюнул кровь изо рта.
Этот круг мести никогда не прекращался и не прекратится. Постоянно кто-то кого-то убивал, пытал, кому-то причиняли боль, а правила были таковы — вендетта.Кровная месть, длительный конфликт, стороны которого мстят друг другу, стараясь причинить противнику максимальный ущерб. А что самое главное — никто и не пытался как-либо прекратить это. Даже сейчас я понимал, что, если русские или кто-либо еще причинит боль моей семье, я с легкостью спущу курок в ублюдка, целясь прямо в лоб.
Funk of Galáctico — SXID, BiBi Babydoll
— Девушка ведь дорога тебе, так? — снова спросил стрелок, дерзко ухмыляясь. — По твоим глазам видно, так что не пытайся отрицать этот факт, Джо-ван-ни, — теперь уже с явным русским акцентом проговорил он. — Ты хоть знаешь, кто она на самом деле? Или она скрыла от тебя свое происхождение? — вдруг задал вопрос русский, и я нахмурился, вспоминая практически такой же вопрос от отца на приеме, после которого я несколько дней размышлял, что он хотел этим сказать. — Похоже, что нет.
Он даже как-то расслабился, сидя на стуле, но сейчас внутри хоть и кипело, я обязан был дослушать до конца.
— Ты ведь знаешь самого кровожадного и опасного мафиози в Италии?
Витторио Денаро?
— Она его дочь.
И снова смех, который теперь отдавался не только в ушах, но и во всем теле, будто оглушили. Я даже отшатнулся от снайпера, не веря своим ушам и его словам. Габриэлла — дочь Витторио Денаро? Габриэлла Бьянко… Габриэлла…
Денаро
? Я будто теперь слышал ее голос в тот самый момент, когда она призналась, что знает итальянский и что лишь наполовину итальянка, в то время как другая — еврейская, по матери. Соврала или не знала?
«
— Тебе нравится этот город?
— Я не знаю, как к нему относиться, но всегда чувствовала себя здесь лишней, будто это не то место, где я должна быть».
— О, так ты правда не знал, — сказал русский и поджал губы. — Упс! Семейная идиллия нарушена, простите.
На этот раз я не сдержался, и мой кулак резко и жестко встретился с его окровавленным лицом; голова откинулась чуть назад и вбок, а я достал пистолет из кобуры, снял с предохранителя и выстрелил снайперу в коленную чашку, после слыша истошный крик.
— Представляешь, каково это — убить дочь самого Витторио Денаро? А еще лучше — держать на поводке, ведь он знал — дочь находится в лапах монстра, который мог в любую минуту убить ее и отправить по кусочкам посылкой, — хриплым голосом продолжал издеваться он.
После последних слов я вспомнил Маттео. Что, если семья Бернарди каким-то образом выкрала или насильно отобрала ребенка у родных родителей, чтобы манипулировать Денаро?
Голова снова пухла от информации. Я не мог поверить в то, что Габриэлла вовсе не наполовину итальянка, а чистокровная, черт возьми, итальянка, так еще и с такими бешеными корнями, так еще и дочь самого Витторио — опаснейшего человека в Италии.
Теперь все снова вставало на свои места. Слухи о том, что жена Витторио была беременна, подтверждались. Значит она вовсе не болела воспалением легких, а носила ребенка, которого семья Денаро тщательно скрывала, а потом и вовсе… Куда они спрятали Габриэллу? Неужели с самого младенчества она не видела родителей, а была отдана другой семье?
Я устал слушать противный голос снайпера, устал видеть кривые взгляды, устал от ехидных и наглых слов в свой адрес, поэтому, подняв руку, в которой сжимал пистолет, направил в лоб русского, а он раскрыл рот:
— Моя смерть ничем не поможет тебе, Джованни, ведь цена за жизнь старшего сына Малевского не уплачена.
Это были его последние слова, после которых я спустил курок, и пуля с легкостью проделала дыру между светлых бровей, не оставляя и не разбрызгивая крови. А в голове сорвался спусковой крючок, горя красным раздражающим светом прямо перед глазами.
На следующий день.
Собор Святого Патрика, Нью-Йорк.
01:15 PM
Если перед тем, как поехать на поимки и пытки снайпера, я планировал вернуться домой, в Манхассет Хиллс, чтобы провести остаток вечера с семьей и Габриэллой, то после слов русского не смог этого сделать, потому что хотел побыть один. Нужно было разложить все по полочкам, понять, где правда, а где — ложь, да и являлось ли это на самом деле ложью? Снайпер говорил хоть нагло и дерзко, но явно не врал. Зачем ему это, если его целью наверняка являлось причинение боли, и именно
мне
через Габриэллу?
Новость о том, кто она на самом деле, и правда выбила из колеи. Я вернулся к тому моменту, когда застал Габриэллу с Эмилией в моей квартире в Нью-Йорке, понимая, что все то время, что мы провели с ней, — ложь. Да, тогда я принял ее, проглотил вранье, потому что понимал причины, но здесь… если она знала и утаивала информацию о своем происхождении, понятия не имел, как поступить в данной ситуации, поэтому я провел практически бессонную ночь в Нью-Йорке, катаясь по улицам, изредка встречая на своем пути таких же неспокойных душ на машинах, колесящих по городу.
Я знал, что Габриэлла, вероятно, волновалась за меня, но, черт, я просто не мог пересилить себя и выйти на связь. Так часто бывало, когда на меня обрушивалось море проблем, — нужно было побыть в одиночестве, чтобы подумать и послушать только себя, свои мысли и разум, снова вытаскивая из грудины сердце и откладывая его на высокую полку, чтобы не возникло соблазна вставить обратно.
Собор Святого Патрика раньше всегда помогал прийти в себя. И не потому, что я сильно верил в Бога, а потому что это место напоминало о детстве и о том, как мама всегда находила меня здесь, когда я убегал от отца и его попыток привлечь меня к работе семьи.
В первый раз, когда я сбежал из нашей еще тогда квартиры в Нью-Йорке, не знал, как мама отыскала меня. Потом, когда уже вырос, она рассказала, что именно здесь меня крестили, и, может, еще по этой причине я тянулся сюда, даже сейчас, спустя столько времени.
В соборе всегда было тихо и как-то по-особенному спокойно, даже при большом количестве народа. Я сидел почти на самом последнем ряду, разглядывая архитектуру и людей, проходящих мимо, а потом… боковым зрением заметил огненную вспышку, и легкая рука опустилась на плечо.
Габриэлла.
Несколько секунд я продолжал смотреть впереди себя, практически не шевелясь, но все-таки собрал волю в кулак и повернул голову, встречаясь с обеспокоенным взглядом голубых радужек. И не нужны были никакие слова от Габриэллы, потому что я сразу прочитал в ее глазах волнение вкупе с неподдельным замешательством. Если бы она и правда что-то знала о себе, то явно переживала бы из-за моей встречи с русским, но что до нее, что после… И даже этого хватило, чтобы мысленно стукнуть себя по лбу, понимая, какой же я идиот.
— Будучи Доном ты сидишь в соборе Святого Патрика, а твои губы шевелятся, произнося молитву, — мягко и тихо проговорила Габриэлла, все еще сжимая мое плечо рукой. — Не перестаешь удивлять, — немного улыбнулась она.
Возможно, я и правда шептал слова молитвы, но, по правде говоря, не знал ни одной.
Я чуть повернулся всем корпусом к Габриэлле и спросил, пристально разглядывая ее:
— Даже если и так, что мне мешает это делать?
Габриэлла опустила взгляд на место рядом со мной, и я подвинулся, чтобы она присела. Сейчас наша близость ощущалась совершенно по-другому, будто мы оба незнакомцы, которые с первого взгляда заинтересовались друг другом, но еще внутри разливалось тепло от того, что Габриэлла нашла меня, как когда-то это сделала мама.
— Прости за грубость и правду, но ты убиваешь людей, — вдруг выпалила она, как когда-то при нашей второй встрече на мероприятии в отеле.
Тогда я испытывал смешанные чувства: и злость, и недоумение. Казалось, меня ткнули в горькую правду с головой, но… была ли она действительно горькой? В нашем мире нельзя жить и ненавидеть его, потому что, если ты сопротивляешься, он поглотит тебя, как неугодного и недостойного.
— Я не молюсь за себя, если ты об этом, — ответил я и снова посмотрел прямо, на алтарь. — Не жду прощения Бога для себя, — продолжил, складывая руки в замок на коленях.
— Тогда… о ком же ты молишься, Джо? — удивленно спросила Габриэлла, поправив горчичный платок на голове.
И только сейчас нашел себя на мысли, что, пока сидел в соборе, постоянно думал о Габриэлле, а ее образ с бледной кожей, покрытой родинками разного размера, с рыжими волосами, веснушками на лице, то и дело мелькал перед глазами.
— Разве это не должно оставаться секретом? — ухмыльнулся я, поворачивая голову к ней, рассматривая теперь голубые глаза, которые бегали по моему лицу, наверняка пытаясь понять эмоции.
— Наверное, — пожала плечами Габриэлла, не настаивая рассказывать о моих тревожных мыслях. — Посидим вместе? — предложила она, и я кивнул, затем разжал руки и положил одну из них ей на колени в раскрытом виде, и Габриэлла вложила в нее свою, после чего наши пальцы сплелись.
Более не хотел ничего говорить. Мне нравилось, что мы могли вот так молча посидеть, и это то, чего так давно не хватало.
Возможно, этот момент являлся самым спокойным за все то время, что мы с Габриэллой провели вместе, и, возможно, последним, по крайней мере, в этот день или месяц, а может и год.
Глава 27: Чужачка
Мисс Габриэлла Бьянко
Несколько дней спустя.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
05:35 PM
Я до сих пор не знала, что произошло тогда, на пытках снайпера. После Собора Святого Патрика я попыталась выведать хоть какую-нибудь крупицу информации, но, казалось, Джованни закрылся, и мне не были известны причины. Я лишь замечала его сметенные чувства в отношении меня. Он точно чего-то недоговаривал, но я оставила все попытки узнать, хоть и пообещала Аннабелле заботиться о состоянии ее брата.
Однако я точно знала одно — то, что случилось на пытках, никак не повлияло на чувства Джованни ко мне, а значит — нечего бояться, значит — не все так страшно, по крайней мере, я хотела надеяться на это.
После небольшой прогулки по району, где у меня проходили занятия в гончарной мастерской, Джованни предложил поехать в Манхассет Хиллс и взять другую его машину — не такую резвую и быструю, как эта, — чтобы снова поучить меня вождению, и я, не думая, согласилась, потому что и правда хотела получить права, а затем и машину, чтобы ездить по своим делам самостоятельно, но… даст ли на это разрешение Джованни? Ведь после того, как они убили русского, он стал еще пристальнее следить за мной: либо старался сам везде сопровождать, либо звонил Рафаэлю, и тот тут же приезжал в квартиру на Манхэттене и оставался рядом, охраняя.
— И сколько у тебя машин? — я удивленно вздернула бровь, когда вторая дверь гаража стала ползти наверх, открывая вид на еще одну машину черного цвета, кажется, марки Mercedes. — Случайно третьего гаража нет? — с небольшим сарказмом спросила я, и Джованни издал короткий смешок.
— Только две, — ответил он и пожал плечами, после чего подошел к машине и, открыв дверь, сел в нее, чтобы вывезти из гаража, потому что я вряд ли могла сделать это, так еще и задним ходом.
Холодный ветер пронизывал до костей, до неприятных мурашек по телу, отчего я засунула руки в карманы темно-зеленого шерстяного пальто и подняла плечи к ушам, пряча подбородок в шарф и воротник, который до этого подняла, чтобы ветер не прогуливался по спине, залезая под пальто. Почему-то я до сих пор не привыкла к холодным временам года, хотя прожила в Нью-Йорке всю сознательную жизнь, и, наверное, именно поэтому я то и дело мерзла, но у меня была персональная печка — Джованни, который всегда интересовался не холодно ли мне, а если я утвердительно отвечала, он кутал меня в заботливые объятия.
— Прошу, мисс, — остановив машину возле меня и выйдя, произнес Джованни, жестом приглашая сесть на водительское сиденье.
Я улыбнулась и наконец расслабила тело, затем села в машину, тут же пристегиваясь. Джованни, обойдя капот, сел рядом и спросил, помню ли я, как все работает.
— Ты держишь меня за дурочку, Джо, — усмехнулась я и нащупала ногой сначала газ — педаль поменьше, затем тормоз — педаль побольше, после опустила руку вниз, туда, где должна была быть коробка передач, но нахмурилась, когда ничего не нащупала, кроме пустоты, и взглянула вниз, оторвав глаза от руля, при этом слыша смешок Джованни; кажется, он даже сдерживался, чтобы не злить меня, прикрывая рот ладонью. — Не смешно, — с каменным лицом произнесла я. — И как переключать скорости? — на полном серьезе спросила я, и Джованни, дотянувшись рукой до руля, показал на маленький рычажок под ним, на котором были нарисованы те же самые буковки, которые я помнила с той поездки: P, R, D.
— В этой машине коробка передач здесь. Тебе нужно так же нажать тормоз, затем опустить рычажок либо вниз, это включит переднюю скорость, либо наверх — заднюю, а сбоку, — я чуть склонила голову, чтобы лучше рассмотреть, куда показывал Джованни, — парковка, стоит просто нажать на кнопку, — непринужденно закончил он, а я кивнула.
Перед началом поездки удалось подключить телефон, поэтому я включила любимый плейлист с джазом и, проделав все необходимые действия с машиной под присмотром, наконец выехала с территории дома семьи Пеллегрини.
Я не пыталась жать педаль газа, потому что все еще не могла привыкнуть к тому, что нужно было смотреть в оба, то есть следить и за тем, куда ехала машина, и за тем, не ехали ли другие машины за мной или рядом, обгоняя, хотя здесь, в Манхассет Хиллс, не было широких улиц для обгона, но все же встречались водители, которым явно не нравилось то, как я тащилась — почти как черепаха.
— Можем выехать за пределы городка, если хочешь и не боишься, — предложил Джованни, и я согласилась, потому что хотела больше простора.
Все то время, что мы катались, я пыталась понять эмоции на лице Джованни; казалось, что сегодня он был еще более задумчивым, чем ранее, будто собирался что-то рассказать, но все никак не решался или искал подходящего момента и места.
С каждым взглядом серых радужек я буквально ощущала жжение на коже, будто и правда виновата в состоянии Джованни, а мне, честно говоря, не хотелось быть причиной его бессонных ночей. Наверное, он думал, что в те моменты, когда вставал посреди ночи из постели, уходя в гостиную, я ничего не подозревала, что спокойно продолжала спать, но… мой сон всегда был чутким, поэтому каждый раз, когда Джованни по нескольку минут стоял у панорамного окна, оперевшись плечом, и смотрел вниз, я наблюдала за ним, лежа в кровати.
Мне казалось преступлением отвлекать его от раздумий, но сегодня поняла, что, если они так сильно влияли на его настроение, не стоило снова просто наблюдать, нужно подойти и спросить напрямую, не бояться, потому что с ним бояться незачем, потому что он — не Маттео, который не рассказывал о своих делах.
— Джо, — тихо позвала я, вывернув на большую дорогу, теперь поджимая газу, потому что более-менее привыкла к машине, и эта действительно нравилась больше, наверное, потому что была мягче, чем та, на которой ездил Джованни.
Я мельком взглянула на него, но он будто снова погрузился в мысли, смотря в окно и потирая двумя пальцами висок.
— Джо, — попробовала еще раз, и на этот раз он повернулся. — Витаешь в облаках, — аккуратно сказала я с легкой улыбкой, хотя все это уже слишком настораживало.
— Немного, — чуть усмехнулся он. — Уже доверяю тебе, поэтому расслабился.
Его ладонь дотянулась до моей, которая крепко сжимала руль, и чуть прогладила, вызвав небольшие мурашки по телу.
— Не напрягай так руки, машина чувствует, как ты не уверена в себе и в ней, — вдруг посоветовал Джованни, говоря так, будто машина — не груда железа, а самый настоящий человек, наделенный душой.
Я постаралась чуть расслабиться, откинувшись на сиденье, потому что и правда сидела слишком ровно и сжимала ладонями руль до такой степени, что руки вспотели, а плечи затекли.
— Так-то лучше, — сказал Джованни. — Ты что-то хотела спросить?
Я кивнула, смотря в зеркало заднего вида и замечая несколько машин, но вроде они не предвещали беды, потому что ехали спокойно, однако после того, как нас преследовали две черные BMW на гонках, все равно сердце в тревоге забилось быстрее.
— Помнишь, Эмилия сказала о том, что у Маттео новая подруга, которая теперь заботится о ней? — почему-то только сейчас начала этот разговор, хотя еще несколько дней назад прочитала статьи про Малевских.
— Кажется, она говорила Энола? Имя девушки, — уточнил Джованни, глядя на меня, затем по боковым зеркалам, наверняка проверяя те самые машины, едущие сзади, уже ближе к нам.
— Да, точно, Энола, — подтвердила я. — Я нашла в интернете интересные статьи про нее и ее родственников, кажется… — смутно продолжила я, потому что не была уверена на все сто процентов в том, что Элеонора, Юджин и Энола родственники. — Ты знаешь, кто такие Малевские? — все же поинтересовалась я, потому что не было времени ходить вокруг да около, да и мне необходимо было знать, что за девушка заботилась о моем ребенке.
Черт, когда думала об этом, хотелось поехать в дом Маттео и узнать, что творилось с Эмилией, ведь мне даже не давали общаться с ней по телефону, не говоря о единственной личной встрече, которая прошла тайно от Маттео благодаря Марко и Аннабелле.
— Это Чайки, — отозвался Джованни, а я нахмурилась. — Русская мафия. Их можно узнать по татуировке на левой руке в виде птицы на внутренней части около локтя, почти на сгибе.
Джованни вытянул руку и показал то самое место, чтобы я лучше поняла.
— Я лишь знаю, что Юджин сейчас самый старший, но еще у него две сестры, кажется, как раз таки Энола и Катрин.
Про вторую девушку никаких статей не видела в интернете, видимо, она самая младшая из них, но… почему Джованни сказал, что Юджин сейчас самый старший?
— Юджина мы видели в ночь, когда нас чуть не убили на гонках, — уточнил он, и я кивнула, потому что уже тогда по фотографии вспомнила его личность.
— А что насчет Элеоноры?
В памяти тут же всплыли фотографии светловолосой девушки миловидной внешности.
— Она жена Юджина, не так ли? Я видела про них статью, а на фотографии они стояли слишком близко для родственников, да и выглядели влюбленными.
Я снова поднажала газу, поспевая за машинами, которые наконец-то обогнали нас.
— Да, Элеонора его жена, — подтвердил Джованни.
— Она сидела во второй машине, — коротко сказала я, и взгляд серых глаз удивленно обрушился на меня, будто Джованни точно так же, как и я не верил в то, что это вообще было возможно, чтобы такая с виду нежная девушка сидела в тачке и стреляла в людей. — Когда я смотрела на ее фотографии, вспомнила, что видела ее из окна машины. Так, знаешь, мимолетно, но светлые длинные волосы точно развевались по ветру, — объяснила я, а Джованни, кажется, с каждым словом удивлялся сильнее.
— Ты искала в интернете Энолу, чтобы просто увидеть ее? — спросил Джованни, делая музыку чуть тише, покрутив колесико на приборной панели.
— Да, — я кивнула. — Чтобы понимать, кто находится рядом с моей дочерью. Оказывается, Маттео и правда связался с русскими, — хмыкнула я и чуть закатила глаза. — Он ведь так хотел с ними союз, — вскинув одну руку вверх, продолжила я. — А теперь и девушку себе нашел, наверное.
И все-таки трудно было представить, что кто-то мог добровольно встречаться с Маттео, ведь он — монстр во плоти. Однако кому-то нравились монстры, либо… их хотели усмирить и подчинить, но по моему мнению — девушка в таких ситуациях лишь попадала в сети, из которых больше не выбраться без ножевых ранений на сердце.
После моих слов Джованни стал слишком серьезным и сказал съехать с дороги, повернув на следующем повороте. А я стала раздумывать, что же его так напрягло в нашем разговоре? Или он наконец решился рассказать, что произошло на пытках, раз уж я завела тему про русских?
Конечно, я согласилась, но чувствовала чуть ли не всем телом — от волос до кончиков пальцев, — что то, что я услышу дальше, мне точно не понравится.
Послушно съехав с дороги, мы оба всмотрелись в боковые зеркала. Я в левое со своей стороны, а Джованни — в правое, так как заметили два мчащихся мотоцикла: один с розовыми вставками, на котором ездила Белла, другой — черный.
— Разве Аннабелла не должна быть на занятиях по фортепиано? — вопросительно выгнув бровь, спросила я, останавливаясь на обочине, чтобы никому не мешаться. — С кем она едет? — снова всмотревшись в зеркало, уточнила я.
Кто еще ездил на мотоцикле, кроме Марко? Я знала точно, что это не он, потому что у того мотоцикл с красными вставками, а этот имел полностью черный окрас.
Вероятно, они бы промчались мимо нас, так и не заметив, если бы Джованни не вышел из машины и не остановился рядом с дорогой, чуть ли не преграждая путь; казалось, ему не нравилось то, что сестра прогуливала урок.
Черный мотоцикл едва успел затормозить, немного проехав мимо нас, а вот розовый остановился в паре метров от Джованни, и я сразу поняла, что мы не ошиблись, ведь это и правда была Аннабелла. Ей понадобилось несколько минут, чтобы снять шлем с головы. В это время черный мотоцикл подъехал ближе к нам, и я узнала в мотоциклисте Кристиано. Снова эти точки соприкосновения.
— Разве ты не должна быть на занятиях? — строго спросил Джованни, глядя на сестру, сложа руки на груди, даже не обращая внимания на Капо, который слез с мотоцикла, повесив шлем на руль.
Кристиано поприветствовал меня, когда я окончательно вышла из машины, и я кивнула в ответ.
— Доменико отвез меня обратно домой, потому что преподавательница забыла про урок, — непринужденно ответила Аннабелла, пожав плечами. — И я решила, что сидеть дома та еще скукота, вот и решила прокатиться вместе с Кристиано, — она кивнула на него, а Капо подошел к Джованни, после чего они пожали друг другу руки. — Он хотел показать мне пару трюков, — ослепительно улыбнулась Аннабелла, будто ее улыбка — оружие, которым она умело пользовалась против всех, в том числе обращая и против брата, а я была уверена, что это всегда работало, потому что видела, как Джованни относился к своей сестре.
— Да, я последний день перед… — вдруг задумался Капо, будто подбирал в этот момент правильное слово, — …отъездом в городе, поэтому решил, что самое время, — спокойно ответил он, а я заметила в серых глазах Аннабеллы нескрываемый вопрос; наверное, она понятия не имела, что Кристиано куда-то уезжал и что вообще мог уехать. — Кстати, вернусь через неделю, скорее всего, — уже напрямую обратился Кристиано к Джованни, и между ними промелькнуло что-то наподобие немого разговора с помощью мимики. С чем был связан отъезд?
Джованни отвел Капо на некоторое расстояние от нас, поэтому я приблизилась к Белле, чтобы поприветствовать ее. Почему-то я не была удивлена, что с виду хрупкая, но внутри боевая девушка увлечена мотоциклами, но спросила, не страшно ли ездить на нем, когда не ощущаешь вокруг себя железные стены, как, например, в машине.
— Наоборот, это свобода. Ты можешь лететь на бешеной скорости и представлять себя птицей, которая вот-вот взлетит и которую не будут преследовать проблемы, — воодушевленно произнесла Аннабелла, и я улыбнулась, разглядывая мотоцикл. — А вы что делаете? Не ожидала встретиться на дороге, — она как-то загадочно прищурилась и склонила голову набок.
— Джо учит меня водить, — сказала я. — И, кажется, у меня получается, — чуть похвалилась я и краем глаза заметила, как Джованни и Кристиано подходили к нам.
— Давайте прокатимся все вместе? — вдруг предложила Аннабелла, но я скептично подняла бровь, потому что вряд ли смогла бы тягаться с двумя мотоциклами и явно профессиональным водителем в лице Капо. — Габи, не переживай, я не собираюсь играть в гонки, — она дотронулась до моего плеча, наверняка заметив обеспокоенное состояние, и тогда я согласно кивнула, подмигивая Джованни.
➽─────────❥
Аннабелла с Кристиано и правда не играли в гонки, просто ехали рядом, иногда ускоряясь и удаляясь так, что я едва могла рассмотреть их, но потом снова возвращались. Однако в машине до сих пор витала неприятная тревожная атмосфера, ведь до того, как сестра Джованни вместе с Капо встретились на нашем пути, мне явно хотели о чем-то рассказать. И как только я ускорилась, наблюдая на спидометре пятьдесят миль,[1] почувствовала на ноге теплую ладонь, которая стала поглаживать ее сверху вниз.
— Я так и не рассказал тебе, что узнал от снайпера, почему он охотился на меня и на тебя, — начал Джованни. — Все оказалось довольно просто, — издал нервный смешок. — Когда меня посвятили в мафию, отец взял меня на пытки русского, который работал в тогда нашей лаборатории по производству запрещенного товара, но был замечен в воровстве и продаже некачественного товара, и отец объявил его предателем, — Джованни проговорил все это на одном дыхании и сделал паузу, а я снова сильнее сжала руль. — И знаешь, кем был тот русский? — вопрос был скорее риторический, поэтому я не стала ничего отвечать. — Старшим сыном на тот момент Пахана, то есть его главным преемником.
Так вот почему Джованни сказал, что Юджин именно сейчас старший сын в семье, хотя на самом деле являлся младшим, вторым…
— То есть… хочешь сказать, что русские мстят тебе за то, что вы с отцом убили их будущего Босса и брата Малевских? — все же поинтересовалась я, потому что более не в силах была молчать.
— Да, и именно поэтому нацелились на тебя, ведь я лишил их близкого и любимого человека, и они тогда подумали, что ты — мое слабое место.
Я повернула голову, встречаясь с пронзительным взглядом, за которым скрывалось что-то еще, помимо этой информации.
— Око за око, кровь за кровь, как у нас говорят.
— Вендетта, — прошептала я, возвращая взгляд на дорогу, замечая через заднее зеркало Аннабеллу и Кристиано, которые, кажется, переговаривались между собой.
Рука Джованни переместилась на мою таким образом, что теперь мы вместе сжимали руль с одной стороны, и я напряглась, готовясь к информации.
— Снайпер сказал кое-что еще.
Пожалуйста, просто скажи уже!
— Черт! — выругался Джованни, отпуская мою руку и прикрывая глаза. — Твоя фамилия не Бьянко, Габриэлла, — громко выпалил он, и я резко дала по тормозам, отчего чуть не улетела носом в руль, но сейчас это волновало меньше всего, потому что… какого?!..
Белла и Капо обогнули машину, вставая по обе стороны от нас, теперь вглядываясь в окна, явно не понимая, что происходит.
Я медленно повернула голову к Джованни, затем дрожащим голосом спросила:
— Что ты сказал?
За какую-то долю секунды тело перестало слушаться, а сердце опасно замедлилось.
Джованни смотрел вперед себя, по какой-то причине не решаясь взглянуть на меня в ответ.
— Габриэлла
Денаро
, — четко сказал он. — Дочь самого опасного человека в Италии — Витторио Денаро.
Джованни все же посмотрел на меня из-подо лба.
— Вот, кто ты.
Мир перестал существовать вокруг. Я видела, что Аннабелла и Кристиано странно смотрели на нас, даже сняв шлемы, повесив их на рули мотоциклов. Они не понимали, почему мое выражение лица было то ли злое, то ли расстроенное. Однако все действительно будто умерло. Казалось, что я смотрю фильм в замедленном действии, где главный герой узнал, кто он на самом деле.
Я не заметила и не помнила, как оказалась на улице, быстро выбравшись из машины, потому что стало не хватать воздуха.
— Что происходит? — услышала я голос Аннабеллы, но не могла ничего ответить, потому что рвано дышала, глядя куда-то вдаль. — Джо? — она обратилась к брату; видимо, он тоже вышел из машины, но не решался подойти.
В ушах звенело, а слова Джованни звучали в голове слишком громко, оповещая о том, что я всю сознательную жизнь жила в обмане, что мои родители — вовсе не мои, а какие-то чужие люди, которым меня… отдали?
Стоп. Стоп. Стоп!
«— Добрый вечер, Джованни, — у незнакомца был низкий басистый голос, от которого пробежали мурашки по коже.
На какие-то пару секунд на лице мужчины промелькнула злобная ухмылка.
— Хорошего вечера, — он попятился назад, — может, еще встретимся.»
— Бог ты мой… — прошептала я себе под нос и медленно развернулась, глядя на Джованни, в глазах которого можно было прочитать сожаление и боль. — Витторио Денаро это тот мужчина, который подходил к нам на мероприятии, когда ты первый раз меня «купил»? — спросила я дрожащим голосом, вспоминая мимолетный интерес Витторио ко мне, а я от одного его взгляда хотела сбежать с мероприятия.
— Да, это он.
И снова треск: то ли в голове, то ли в костях, которые уже и так сломались давным-давно, но, видимо, не все.
— Габи… — попытался Джованни подойти ко мне ближе, но я выставила руки вперед и бросила на него жесткий взгляд, который только могла.
Аннабелла, кажется, вообще понятия не имела, о чем мы говорим, поэтому переглядывалась между мной и братом, а вот Кристиано стоял довольно спокойно, будто все знал, но я почти и не сомневалась в этом, потому что он — Капо семьи Пеллегрини, и он наверняка знал больше остальных.
— И ты молчал? Сколько дней ты знаешь, м? — горько спросила я, чувствуя, как слезы подкатывали к глазам. — С того самого дня, когда ты и твои люди пытали снайпера, так? С того самого дня, когда я приехала к тебе в собор Святого Патрика, да? — продолжила я, и с каждым словом голос повышался на тон. Я уже не помнила, когда последний раз так с кем-то разговаривала. — Ты ничего не сказал мне! Почему?!
Одна слеза все-таки скатилась по щеке, но я быстро смахнула ее — хотела казаться сильной, однако не была ею вовсе, по крайней мере, не после таких новостей.
— Это тяжело, — лишь коротко сказал Джованни, а я помотала головой.
Понятия не имела, что теперь делать и думать, но, когда я в очередной раз прервала поток слов Джованни, решила, что если и убедиться, правда это или нет, стоило поехать к… приемным родителям. Только они могут все рассказать обо мне.
Я посмотрела на Беллу, которая теребила мотокуртку пальцами, пытаясь, видимо, держаться спокойно, и подумала, что она точно не откажет в помощи, поэтому сжала руки в кулаки и пошла к ней навстречу.
— Габи.
Джованни схватил меня за предплечье, когда я проходила мимо, но я лишь подняла на него глаза, и он понял, что сейчас ничего не добьется, что сейчас я хочу разобраться во всем сама.
Все и правда сводилось к тому, что я —
чужачка
, по крайней мере, в этом городе, и всегда была ею, всегда чувствовала себя ненужной, будто мое место совершенно не здесь.
Когда Джованни все же отпустил меня, я услышала, как он выругался, но все равно остановилась напротив Аннабеллы и спросила:
— Ты можешь отвезти меня по адресу, который я скажу тебе?
Теперь я практически умоляла, и она, недолго думая, кивнула.
— Только… у меня нет второго шлема, — Белла оглянула свой мотоцикл.
— Возьми мой, — сказал Кристиано и отдал черный шлем в руки Аннабеллы, на что мы поблагодарили его. — Я поеду за вами.
Я скептично выгнула бровь.
— Для вашей же безопасности, — уточнил Капо, и я поняла, что Джованни и правда вряд ли отпустит нас двоих без какой-либо охраны.
Аннабелла помогла надеть шлем, после чего мы вместе уселись на мотоцикл и под провожающим взглядом Джованни уехали по дороге в направлении города. Кристиано вскоре нагнал нас, но ехал немного поодаль, не обгоняя и не равняясь, видимо, так он мог лучше следить за нами и за обстановкой вокруг.
Маленькая Италия, район Манхэттен, Нью-Йорк.
08:27 PM
— Габриэлла.
Когда мы остановились у нужного многоквартирного красного здания, Белла легонько поймала меня за руку, пока я слезала с мотоцикла.
Я взглянула на нее и поняла, что она ждала хоть каких-нибудь ответов.
— Расскажи, что случилось и зачем мы сюда приехали, — осторожно пыталась выведать у меня информацию Белла, и мне действительно нужно было хоть с кем-то поделиться, чтобы голова не взорвалась, а сердце не остановилось.
— Тот человек, о котором я спросила Джованни, — начала я и перевела взгляд на дом, к которому не приезжала вот уже несколько лет, да и не связывалась ни с кем из приемных родителей, а они, казалось, даже были рады этому. — Витторио Денаро, — уточнила я, а Аннабелла кивнула, наверняка знала его. — Мой отец, как сказал твой брат, — слова дались тяжело, потому что когда думаешь об этом про себя — легче, а когда язык изворачивается, говоря больную правду — тяжелее, ведь тогда тебе точно нужно поверить в то, что произносишь.
Кристиано стоял в стороне от нас, но я была уверена в том, что он все слышал.
— А здесь… живут мои родители, которые растили меня, но, видимо, не являются родными, — я издала нервный смешок и потерла лоб двумя пальцами, пытаясь найти объяснение, которое помогло бы понять — почему родная семья бросила меня. — Мне нужно узнать, правда ли это все, поэтому мы приехали сюда, — закончила я, выдохнув кислород из легких. — Ты ведь подождешь меня здесь? — тихо спросила я и уловила легкий кивок, после чего Белла отошла в сторону, чтобы я смогла пройти к дому.
Собрав всю волю в кулак, я сделала первый шаг, почувствовав, как все тело одеревенело, будто сопротивлялось, будто останавливало от поспешных решений, которые приняты на эмоциях, но если не сейчас, то когда? От меня и так всю жизнь скрывали, кто я на самом деле, поэтому более не настроена жить во лжи.
Хватит.
Даже если больно, даже если дыхание сбивается, а руки трясутся, пока тянутся к ручке на двери, которая всегда открыта, на маленькую лестничную площадку с несколькими квартирами, и только одна единственная дверь на втором этаже, окрашенная в бордовый цвет, вела в мою прежнюю жизнь. Жизнь, которую у меня отнял Маттео. А ту жизнь, до Нью-Йорка, отнял кто-то другой. И я намеревалась узнать, кто являлся этим человеком.
Как только я нажала на звонок на двери, быстрые шаги за ней приблизились и остановились. Человек явно смотрел в глазок, чтобы понять, кто посмел его побеспокоить в такой поздний час, а потом дверь открылась, и на пороге появилась мама с таким же объемным пучком светлых волос, который я запомнила, когда видела ее в последний раз, перед своей свадьбой с Маттео.
— Габи? — удивленно спросила она, ее глаза стали метаться в разные стороны, а потом из-за маминой спины вышел папа.
— Габриэлла, — только и сказал он, но в его взгляде читалось что-то странное, будто он знал, зачем я пришла, и, возможно, они с мамой догадывались, что рано или поздно я вернусь, но не чтобы обнять их и сказать, как люблю, а чтобы все прояснить.
— Проходи, милая, — мягко сказала мама и отошла в сторону, пропуская меня.
Было странно теперь думать о них, как о родителях, но все же они вырастили меня, да и я ни в чем, по правде говоря, не нуждалась, когда росла в этом доме.
Зайдя внутрь и сняв верхнюю одежду с обувью, я медленно прошла в гостиную, в которой все так же пахло ванилью. Мама всегда любила ставить диффузоры по всем комнатам, поэтому ваниль ассоциировалась именно с родительским домом. На удивление, мебель и обстановка вокруг почти не поменялись, за исключением штор на окне. Я будто вернулась в свои семнадцать лет.
— Присаживайся, — папа указал на диван, а сам сел в кресло напротив.
Несколько долгих минут они молчали, наверное, думая о том, как и с чего начать разговор. Я размышляла, как бы не зарыдать и сдержаться, потому что силы снова иссякли.
Когда мама зашла в гостиную с подносом в руках, на котором стояло три чашки наверняка с горячим зеленым чаем — в этом доме всегда пили только зеленый, отсюда и моя привычка — папа откашлялся и первым начал тяжелый разговор:
— Я подозревал, что когда-нибудь ты узнаешь, — пауза, мимолетный взгляд на меня, оценивая реакцию, но я спокойно и слишком ровно сидела на месте, ожидая дальнейших слов. — Твоя семья… как бы так выразиться, — он задумался, подбирая нужные слова.
— Говори, как есть, — отрезала я. — Уже поздно скрывать.
Хватало лжи на всю оставшуюся жизнь.
— Твоя семья отдала тебя нам еще в младенчестве.
Кто бы сомневался, иначе я бы помнила свою настоящую семью.
— Они хотели отгородить свою дочь, тебя, от страшного мира, хотели, чтобы ты жила другой жизнью, не зная, что такое мафия, убийства, враги.
Все это казалось каким-то гребаным оправданием.
— Но у них не вышло.
Я выгнула бровь, хотя и так подозревала, о чем теперь велась речь.
— Может, не стоит, дорогой? — перебила мама, и мы с папой повернулись к ней. — Пусть твой родной отец расскажет, как так получилось на самом деле, — продолжила она, обращаясь ко мне, держа в руке чашку, пытаясь таким образом унять дрожь в пальцах.
— Разве он захочет видеть меня спустя столько времени? Я для него никто! — голос снова сорвался, потому что хотелось узнать все здесь и сейчас.
Просто скажите, выложите все карты на стол, черт возьми!
Мама поставила чашку на поднос, поднялась с кресла и подошла ко мне, присаживаясь рядом. Одна из ее рук потянулась к передним прядям моих волос и заправила за ухо, совсем как в детстве.
— Габи, родной ребенок не может быть никем, никогда. И даже для нас ты — вовсе не чужая, ведь мы вырастили тебя, поэтому ты все еще член нашей семьи, понимаешь?
Нет, я не понимала, потому что сейчас все мысли исковеркались, перевернулись с ног на голову, поэтому я не могла думать и размышлять здраво.
— Прости нас с папой за то, что бросили тебя, когда… когда ты вышла замуж за Маттео, но мы не могли по-другому, — мама виновато посмотрела на меня из-под ресниц, а в глазах, казалось, скопились слезы.
— Он угрожал вам? Маттео. Угрожал, если вы не оставите меня?
Мама быстро закивала, и я больше не смела задавать похожие вопросы, видя, что им тяжело далось то, что случилось несколько лет назад. Неужели они и правда любили меня?
Папа вдруг встал со своего места, направившись на выход из гостиной, затем вернулся обратно с телефоном в руках. Он что-то печатал в нем, затем тоже присел рядом с нами и протянул телефон, показывая чей-то номер.
— Твой родной отец будет ждать твоего звонка, Габриэлла.
Я лишь кивнула и достала из сумочки телефон, чтобы записать номер. Дрожащие пальцы не слушались, пока я тыкала по экрану, поэтому папа забрал телефон из моих рук и самостоятельно занес номер в контакты, за что я поблагодарила его.
— Честно говоря, я никогда не чувствовала себя нужной в этом доме, — грубовато призналась я, стерев слезу со щеки. — Но это не ваша вина, хорошо? Виновата родная семья, которая выбросила меня из дома.
Внутри разливалось чувство злости: я хотела кричать, хотела уехать в лес и сорвать голос, но что если… единственный человек, который мог утешить в теплых объятиях, находился рядом? Почти рядом.
Родители провожали меня с грустным взглядом, наверное, думали, что я больше никогда не вернусь к ним, а я не знала, хотела ли этого сама, ведь все это было обманом, слишком сладким обманом, в который я долгое время верила. В одном лишь ощущала спокойствие и легкость — я не привязана к своим ненастоящим родителям, да и никогда не была, будто все то время, что жила в этом красном доме на втором этаже, знала: где-то витала ложь.
Спускаясь по ступенькам и замечая Аннабеллу с Кристиано, поняла, что человек, который мне необходим в данную минуту, — Джованни. Да, я все еще чувствовала злость в отношении него, но… а как бы я поступила на его месте? Сказала бы сразу? Это действительно тяжелое решение, и ладно если бы он утаил от меня, и я узнала бы от кого-то другого, но ведь Джованни рассказал.
— Вы знаете, где сейчас Джованни? — тихо спросила я, когда окончательно спустилась вниз.
— Все нормально? — обеспокоено спросила Белла, а я пожала плечами, потому что, если отвечу «да», слезы тут же польются из глаз. — Он звонил мне, спрашивал, где мы, но я сказала, чтобы он не приезжал, потому что тебе нужно во всем разобраться самой, поэтому Джо поехал в квартиру на Манхэттене, — сообщила она. — Едем туда?
Я кивнула, беря из рук Аннабеллы шлем.
09:25 PM
Кристиано с Беллой не стали заходить за мной, предпочитая оставить нас с Джованни наедине. Они лишь проводили меня до квартиры, а Аннабелла коротко обняла меня в знак поддержки; кажется, она была даже слишком чувствительной в отношении других людей.
Джованни встретил меня в прихожей; вероятно, все это время он только и делал, что ждал, накручивая себя тревожными мыслями. В его взгляде читались нотки сожаления, и только от него в глазах уже вставали слезы. Я уронила из рук сумку и зарыдала, как малое дитя, оседая на пол на корточки, зарываясь пальцами в волосы.
— Габи, Габи.
Джованни быстро оказался рядом и теперь заключал в крепкие и утешающие объятия, присев рядом.
Он шептал, что это вовсе не конец света, что, вероятно, так было нужно, раз собственная семья отдала меня другим людям, которые, скорее всего, входили в мафиозную семью Денаро.
— Извини, что не сказал сразу, — мягко попросил прощения Джованни, а я только сильнее прижалась к нему, обхватив руками шею. — Я не знал, как это сделать… Так много думал об этом. Но я бы не утаил, Габи, нет, никогда бы не поступил так. Просто мне нужно было время, понимаешь?
Мужские ладони поглаживали мою дрожащую спину, а я продолжала плакать от бессилия.
Жизнь снова и снова била меня хлыстом, и если она приготовила что-то еще, то я уже понятия не имела — выдержу ли новый удар.
— Тш-ш-ш, — услышала я в очередной раз, потом ощутила, как Джованни обхватил руками мою талию, затем поднял с пола.
Мы просидели в полной тишине на кровати в объятиях друг друга ровно до того момента, пока мне не стало лучше, а слезы не перестали литься из глаз. Кажется, я заплакала весь свитер Джованни, прижимаясь к нему слишком сильно, но это и правда помогло хоть насколько-то прийти в себя и осознать, что это и правда не являлось концом света. Однако где-то глубоко внутри боль не утихла, а лишь на несколько часов замолчала.
— Я понимаю тебя, — тихо сказала я, в очередной раз хлюпнув носом. — Просто… твои слова…
— Не оправдывайся, — перебил Джованни. — Это мне стоит оправдываться, но никак не тебе.
Я подняла голову, встречаясь с мягким взглядом серых радужек.
— Что ты узнала? — осторожно поинтересовался он и стер большим пальцем последнюю выкатившуюся слезу, что так и осталась на щеке.
— Аннабелла, вероятно, сообщила тебе, куда мы ездили.
Джованни кивнул.
— Папа, как оказалось, ждал, когда я узнаю обо всем, и, когда он увидел меня на пороге, сразу понял, зачем я пришла, — я сделала паузу, потому что в очередной раз не хотела заливаться слезами, и села поровнее. — Витторио Денаро и правда мой отец, — в голосе присутствовали нотки пренебрежения; а что будет, если я и правда решу встретиться с ним? — Они отдали меня еще в младенчестве, поэтому я ничего не помню о своей прежней семье, но больше я ничего не узнала, потому что родной отец предпочел бы сам все рассказать и он ждет моего звонка.
Я чуть привстала и дотянулась до своей сумки, лежащей на тумбочке возле кровати.
— Вот его номер.
Найдя в контактах имя отца, показала Джованни.
— Ты правда хочешь позвонить ему? — поинтересовался он.
Я опустила телефон, заблокировав его, затем вздохнула и устремила глаза вперед себя, смотря на встроенный шкаф-купе. С одной стороны и правда хотелось знать больше о себе и своей семье. С другой — стоило ли ворошить прошлое?
Еще немного подумав, ответила:
— Да, хочу.
Разобраться со всем и жить спокойно. Вот, что я решила.
[1] Примерно 80 км/час.
Глава 28: Добро пожаловать домой
Мисс Габриэлла Бьянко
Я собирала себя по кусочкам. Снова и снова. Если бы не поддержка Джованни, его сестры и мамы, которая, на удивление, стала воспринимать меня как родную дочь, относясь довольно тепло, я бы, наверное, уже давно впала в депрессию.
Раньше моей поддержкой и опорой была только Эмилия. Мой маленький любимый человечек, который всегда слишком сильно переживал за меня, несмотря на довольно маленький возраст. Казалось, что именно по причине того, что она воспитывалась в такой семье как Бернарди и проводила время не только со мной, но и с Маттео, Эмилия слишком быстро росла и уже понимала многие вещи, хотя в таком возрасте — семь лет — дети еще должны бегать по детской площадке в окружении друзей и не вмешиваться в дела взрослых.
Теперь же Эмилии не было рядом. Аннабелла больше не могла привезти ее вместе с Марко ко мне, как они сделали тогда, рискуя буквально всем — и собой тоже. Однако брат Маттео иногда присылал либо видео, либо фотографии дочери, на которых она или что-то рисовала, или гуляла по саду, что-то задумчиво рассматривая. Сердце грелось от мысли, что с Эмилией рядом находился человек, который может о ней позаботиться, потому что, если бы рядом с дочерью был только ее отец, я бы точно сошла с ума от неведения и от навязчивых мыслей, которые даже при таких обстоятельствах все равно крутились в голове.
Вечером на меня всегда накатывала волна грусти, особенно после последних новостей о том, что родная семья бросила меня на произвол судьбы, отдав другим людям. Конечно, я не звонила и не писала на номер отца, просто потому что не могла собраться с духом. Я боялась, что, услышав голос, не выдержу и сломаюсь окончательно. Просто представьте, каково это — слышать спустя столько лет лжи и одиночества голос родителя, который бросил тебя…
В очередной раз я открыла приложение сообщений на телефоне, чтобы посмотреть фото и видео с Эмилией, присланные Марко, но заметила незнакомый номер, который хотел что-то отправить. Открыв сообщение, удивилась, прочитав первую строку, затем нахмурилась.
Здравствуй, Габриэлла.
Это Энола. Энола Малевская.
Возможно, ты уже в курсе, кто я такая и кем прихожусь Маттео.
Не посчитай меня грубой, но я только недавно узнала о том,
что именно ты являешься матерью Эмилии, поэтому хотела предложить тебе встречу с ней.
Я пойму, если ты откажешься, потому что наши семьи явно не в ладах после того, что вытворил мой брат с женой. В таком случае мы могли бы поддерживать контакт, чтобы ты знала, как поживает Эмилия.
Я с ней часто провожу время, так что…
В общем, дай знать, если что-то надумаешь.
Неизвестный номер.
Все то время, что я читала сообщение, глаза округлялись все больше и больше. С чего бы Эноле быть такой доброжелательной в отношении меня, когда ее брат — Юджин — мстил за их убитого старшего брата? Конечно, нельзя исключать того факта, что я здесь совершенно не при чем, и на меня велась, да и наверняка до сих пор ведется охота только из-за Джованни, поэтому Энола, вероятно, скидывает меня со счетов виноватых, в то время как Юджин — нет.
Я не могла сейчас думать ни об отце, ни о дочери, а если точнее сказать — не хотела связываться с Энолой до поры до времени, потому что сейчас это не казалось ключевой целью. Переведя взгляд в сторону, туда, где находился кабинет Джованни, заметила, что в нем все еще горел свет. Я знала, что лучше не мешать, когда он занят работой, но мне нужна была поддержка, поэтому, встав с кресла, тихими шагами прошла в кабинет, остановившись на пороге, заметив, как Джованни перебирает какие-то бумаги и что-то пишет в блокнот. Я уже подметила, что ему нравились красивые и дорогие ручки, а еще ежедневники.
Какое-то время он так и не замечал меня, а я успела за этот промежуток понаблюдать, опираясь плечом о дверной косяк. Джованни был слишком сосредоточенным и серьезным. Он хмурил брови и что-то тихо бормотал себе под нос, еле заметно шевеля губами, будто что-то считал, затем записывал цифры.
Наконец я решила пройти внутрь кабинета и этим привлекла внимание.
— Прости, не заметил тебя, — сказал Джованни, поднимая глаза.
Я подошла к нему ближе, огибая письменный стол, после чего уселась на него почти что напротив Джованни, дразня его оголенными участками ног. Он тут же отложил ручку из правой руки и положил мне на колено, медленно проведя вверх и вниз, будоража кровь.
— Как ты? — спросил Джованни и откинулся на спинку кресла, а я поставила ногу между его коленей, чтобы он продолжил поглаживать меня — это помогало успокоиться и отвлечься от тревожных мыслей.
— Размышляла о Витторио… — задумчиво сказала я, хотя на самом деле уже приняла решение. — Ты можешь быть со мной рядом, когда я позвоню ему? — поинтересовалась я, опуская ногу на пол и усаживаясь на колени Джованни, обхватывая его шею руками.
— Я сделаю все, о чем бы ты ни попросила, Габи, — ответил он и легонько поцеловал меня в висок, отчего губы расплылись в улыбке. — Когда ты решила позвонить?
— Сейчас там уже, наверное, поздно? — спросила я, глядя в экран телефона, что до сих пор держала в руке — 06:35 PM. — В Италии же плюс шесть часов, так?
Джованни кивнул.
— Значит, лучше позвонить завтра. За ночь я переберу слова в голове еще раз, — проговорила я, хотя была уверена в том, что, когда мистер Денаро ответит на звонок, вся заготовленная речь испарится из головы, будто ее вовсе не существовало. — Ты ненавидишь его? — вдруг спросила я и положила голову на крепкое плечо, закрывая глаза. — Витторио, — уточнила я, потому что помнила, как Джованни разговаривал с ним на светском мероприятии: кажется, они относились друг к другу пренебрежительно.
— Нет, вовсе нет.
Его рука прогладила мою спину, а я выдохнула.
— Просто он, как потом оказалось, сотрудничал с полицией Нью-Йорка, чтобы нашего с Аннабеллой отца посадили в тюрьму, и, вероятно, именно Витторио сделал все для того, чтобы он попался на сделке, — объяснил Джованни.
— И зачем ему это было нужно? — непонимающе спросила я.
— Семья Марино, нашей матери, достаточно уважаемая в Италии, но уже очень давно ведет войну с семьей Денаро за территорию, не только в Палермо, а отец, насколько я знаю, последние дни своего «правления» достаточно насолил им.
Я удивленно приподняла одну бровь, а было ли это связано еще с чем-то?
— Я уверен, что никаких проблем не возникнет из-за этого, но напряжение в комнате точно будет витать, — сказал Джованни. — Так что, нет, я ничего не имею против твоей семьи, просто… не представляю, как тебе тяжело осознавать то, что Витторио отдал тебя, да и вообще не понимаю — зачем?
Если бы я сама знала ответ на этот вопрос…
➽─────────❥
Ночью трудно было уснуть, потому что я предвкушала разговор. Черт, было трудно поверить, что те родители, которых я всю сознательную жизнь называла мамой и папой, вовсе никакие не родные, а люди, которым меня отдали, но также понятия не имела, смогу ли называть Витторио папой…
Джованни все утро опасливо косился на меня, наверняка пытаясь понять мое состояние, и оно было как на ладони: я прикусывала нижнюю губу, заламывала пальцы на руках и не могла усидеть на месте.
— Ладно, — выдохнув, сказала я, когда в очередной раз обошла всю квартиру; кажется, я даже осмотрела все углы, лишь бы заняться всем, но никак не набирать определенный номер телефона. — Я готова, — подойдя к Джованни, наконец-то решилась.
Он внимательно взглянул на меня, склоняя голову набок, и взял мои руки в свои.
— Все в порядке, Габи. Если после того, как услышишь его голос, не захочешь продолжать разговор, бросай, — сказал Джованни. — Ты не должна идти против себя, понимаешь? Я приму любое твое решение.
Я лишь кивнула и, когда он выпустил мои руки, достала телефон из заднего кармана шортов и разблокировала его. В это мгновение казалось, что вокруг сгущалась темнота, а я оставалась совершенно одна в комнате. Никто не придет и не поможет, потому что на самом деле единственный человек, на которого ты можешь положиться, — это ты сам.
— Я включу громкую связь, — сказала я перед тем, как нажала на номер.
Мы уселись на большом диване в гостиной, и я поджала под себя ноги, хотя, честно говоря, хотелось сжаться всем телом от гнетущих мыслей и беспомощности.
Гудки, гудки, гудки. Они продолжались бесконечно, и с каждым новым гудком сердце готово было остановиться. Я смотрела в экран телефона, как завороженная, будто пыталась наколдовать, чтобы никто не ответил, но… через несколько минут повисла тишина — звонок принят.
—
Слушаю
, — раздался грубый мужской голос, а в голове эхом отдались слова, которые этот же голос произносил на светском мероприятии, разговаривая с Джованни. —
Слушаю,
— еще раз сказал мужчина, но уже более настойчиво и немного раздраженно.
— Витторио Денаро? — все-таки проговорила я дрожащим голосом, смотря в серые радужки, которые успокаивали.
—
Габриэлла?
— спросил тот в ответ, а внутри все затряслось.
Я опустила голову вниз, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь не заплакать, слыша голос чужого — родного — человека. Чувство злости одолевало с такой же невероятной силой, как и чувство надежды. Надежды на то, что я смогу принять родную семью, смогу понять, узнав настоящие причины, по которым меня бросили.
— Это я, — коротко, без каких-либо эмоций ответила я. — Папа…
Насколько больно ему слышать это?
— Папа дал мне ваш номер телефона, сказал, вы будете ждать моего звонка, — пока только так я могла разговаривать с мистером Денаро.
—
Да, я ждал.
Почему-то казалось, что Витторио тоже не знал, как разговаривать со мной, но это его вина.
—
Послушай, Габриэлла, этот разговор совершенно не телефонный.
Еще бы!
—
Поэтому надеялся, что ты сможешь прилететь в Италию, в свой… родной дом.
А такой ли он родной на самом деле? Я ведь даже не видела его.
Я мельком взглянула на Джованни, будто спрашивая у него разрешения, потому что и правда хотела поговорить с Витторио с глазу на глаз и, возможно, увидеть остальных членов семьи, и он легонько кивнул, говоря, что не против слетать в Италию.
— Хорошо, я согласна, — тихо сказала я после небольшой паузы. — Только я прилечу не одна.
—
Это не проблема, Габриэлла,
— быстро ответил Витторио. —
Я сброшу адрес на твой номер телефона. Отпиши, когда соберешься вылетать,
— он осторожно подбирал слова, наверное, боялся спугнуть.
— Обязательно, — снова короткий ответ, но на больший я не была способна в данную минуту. — Тогда… до встречи, — сглотнув ком в горле, сказала я напоследок.
—
До встречи…
— Витторио будто бы хотел сказать какое-то еще слово, но я уже отключила звонок, теперь смотря в одну точку перед собой.
Я не чувствовала облегчения, кажется, даже еще больше загоняла себя в угол. Мне вроде и правда хотелось увидеть мистера Денаро, а вроде и нет, потому что понятия не имела, как вообще реагировать, как разговаривать, как к нему обращаться, потому что ненастоящие родители все еще остаются для меня мамой и папой, несмотря на то, что мы и правда не были достаточно близки.
— Когда мы сможем полететь в Италию? — сухо спросила я, выпрямляясь, замечая, как Джованни смотрел на меня, вероятно, боясь спросить о моем состоянии, либо специально давая почву для размышлений, чтобы я побыла одна в своих мыслях, раздумывая, а что мне действительно необходимо.
— Нужно договориться с Микаэлем, сказать, что меня не будет какое-то время в городе, и тогда можем лететь, — ответил Джованни.
— Это не будет проблемой? — все же посмотрела я на него, волнуясь, что приносила слишком много проблем. — Оставить город? Ты доверяешь Микаэлю?
— Если бы Кристиано не собирался уезжать, я бы точно оставил город на него, но второй человек, которому я безоговорочно доверяю, — консильери, так что, нет, это не проблема. И я бы ни за что не отпустил тебя одну, Габи, — Джованни говорил об этом так, будто я и правда единственное, о ком он сейчас переживал, будто готов был уехать из Нью-Йорка не на несколько дней, а на несколько месяцев, лишь бы помочь мне, лишь бы быть рядом — опорой и поддержкой.
После его слов я буквально бросилась к нему в объятия, и Джованни сжал меня сильными руками, которые стали приносить покой на душе каждый раз, когда касались меня.
— Все будет в порядке. Вместе мы справимся, — прошептал он, и я зажмурилась, пытаясь представить, каково это, когда у тебя есть настоящая семья, а твой отец не носит имя самого кровожадного мафиози в Италии.
Я даже не думала об этом факте до сегодняшнего звонка, потому что все, чем была забита голова, — факт того, что моя фамилия не Бьянко, а
Денаро
; факт того, что я на самом деле чистокровная итальянка; факт того, что всю сознательную жизнь я чувствовала себя чужой в Нью-Йорке не просто так. И что, если я смогу примириться с тем, что родная семья отдала меня другим людям, желания возвращаться сюда не будет?
— Спасибо, — только и сказала я, чуть отстранившись из крепких объятий, смотря в серые радужки.
Частный самолет.
Нью-Йорк — Палермо.
10:15 AM
Через несколько дней Джованни сказал о том, что мы можем вылетать в Италию, и я дрожащими пальцами сообщила об этом Витторио, написав короткое сообщение о нашем прибытии, но до сих пор так и не сказала, кто был тем вторым человеком, что должен прилететь вместе со мной, поэтому это будет неким сюрпризом, однако приятным или нет — узнаем только при встрече, ведь если Джованни не ненавидел его, то как Витторио относился к Дону семьи Пеллегрини?
Приехав в аэропорт, нас отвезли к единственному самолету, который ожидал на аэродроме. Раньше мне это казалось роскошью, которую я никогда не познаю, хоть моим мужем и был Маттео Бернарди, но он, повторюсь, держал меня на коротком поводке, как собаку, которую лучше не выпускать из дома, а то покусает кого ни попадя.
— Сколько нам лететь? — поинтересовалась я, когда уселась в большое мягкое кресло возле окна.
— Около восьми часов с небольшим, — ответил Джованни и сел напротив меня.
Нас разделял небольшой стол, на котором тут же появились чашки с кофе. Их принесла довольно молодая девушка с темными волосами, завязанными в низкий хвост. Она коротко улыбнулась мне, когда я позволила себе рассмотреть ее, после чего удалилась, пожелав хорошего полета.
Пилот тоже выходил к нам ранее, чтобы поприветствовать сначала Джованни, затем — меня.
До начала полета я осматривала самолет, его интерьер, мебель и некоторые небольшие картины, что висели на стенах. Здесь ничего не кричало о слишком богатой жизни, наоборот, смотрелось все лаконично и эстетично, и мне это нравилось, потому что я не ощущала себя некомфортно.
Спустя пару минут я услышала гул, который поначалу неприятно отдавался в ушах — значит, скоро взлет. Я не помнила, сколько раз летала на самолетах, но даже не думала в данный момент о том, что мне страшно или что в воздухе что-то может произойти. Возможно, это было связано со страхом встречи с Витторио и… остальной моей семьей, поэтому прочее сходило на нет.
Интересно, а какая моя настоящая семья? Как выглядит мама? И что она почувствует, когда увидит родного ребенка спустя столько лет? Будет ли жалеть о том, что сделала? Или… ее муж заставил отдать меня другим людям? Увезти из Италии аж в Нью-Йорк, за восемь часов от них.
Пока я размышляла, самолет остановился на взлетной полосе, но взгляд лишь мельком зацепился за погоду на улице, потому что это и правда последнее, что меня волновало, а вот Джованни, который сидел напротив и нервно постукивал пальцами по подлокотникам кресла, вызывал беспокойство.
— Джо? — коротко позвала я, и он перевел глаза от иллюминатора на меня. — Все в порядке? — уточнила я, потому что казалось, что Джованни слишком сильно нервничал, но неужели из-за меня?
— Я боюсь летать, — немного подумав, тихо ответил он, и я удивлено вскинула бровь. — Надо было выпить, — вздохнул Джованни, а я поднялась с кресла, перед этим отстегнув ремень безопасности, на что получила хмурый взгляд.
— И почему ты сразу не сказал? — теперь усевшись рядом с ним, поинтересовалась я, беря его руку в свою и крепко сжимая в знак поддержки.
— Мне кажется это постыдным, — он издал короткий смешок и другой рукой потер висок, стараясь не смотреть в иллюминатор, потому что гул от самолета стал только сильнее — скоро будем набирать скорость.
— Вовсе нет, — начала я. — Это нормальный страх, мы ведь все чего-то боимся.
Может, именно поэтому Джованни предпочитал поездки на машине?
— Просто держи меня за руку, и все будет в порядке, — мягко улыбнулась я, затем получила легкий кивок в ответ.
➽─────────❥
С моей поддержкой Джованни и правда легко переносил полет. Кажется, ему даже удалось немного поспать, головой опираясь о мое плечо, хотя я была ниже него, но, видимо, так ему и правда спокойнее — рядом со мной.
Я же не сомкнула глаз ни на секунду, наблюдая за тем, как за бортом проплывали белые и серые облака. Иногда мы залетали внутрь облака и, кроме белой пелены, ничего невозможно было разглядеть. Иногда нас потряхивало, и Джованни сквозь сон трепыхался, будто чувствовал что-то неладное, но в такие моменты я мягко проглаживала пальчиками по его руке, и он успокаивался.
Когда Джованни все-таки проснулся, из специальной комнатки к нам подошла стюардесса и поинтересовалась, не хотим ли мы перекусить, на что оба согласились.
— Извините, подскажите, пожалуйста, где уборная? — успела спросить я, и она указала рукой в нужном направлении, после чего я поблагодарила ее.
Отстегнув ремень безопасности, я встала с кресла, подмигнув при этом Джованни, и один уголок его губ дрогнул; я надеялась, что он понял намек.
Зайдя в довольно просторный туалет и оставив дверь чуть прикрытой, я встала напротив зеркала, чтобы оценить свой внешний вид, хотя это была всего лишь формальность, затем сзади появился Джованни с характерным щелчком закрытия двери на ключ, после положил руки на мою талию, а я облокотилась спиной на его грудь, глядя на нас в отражении зеркала.
— Ты нужен мне, — прошептала я, хотя по моему умоляющему взгляду можно было и так все понять.
Мне просто хотелось расслабиться и на несколько минут забыться, а еще я скучала по смелым прикосновениям. Сейчас они казались неправильными, по крайней мере, так могло посчитать общество, но никак не мы, которые страстно целовали друг друга, пока мужское крепкое тело вжимало мое в раковину.
Я хваталась за плечи Джованни руками, прижимая его ближе к себе, будто у меня и правда был недостаток
его
, или, может, теперь он стал для меня опьянением — самым любимым и самым сильным. И я не хотела трезветь.
Джованни быстро развернул меня к себе спиной и чуть поднажал рукой на нее, чтобы я прогнулась, насколько вообще позволяло пространство, но в уборной и правда было достаточно места; наверное, в этом был плюс частных самолетов.
Спортивные штаны вместе с бельем стали ползти по ногам, опускаясь ниже, а я через зеркало наблюдала за тем, как Джованни присаживался на корточки, затем аккуратно стал вытаскивать сначала одну мою ногу из штанины, потом вторую. Я еще больше прогнулась и расставила ноги шире, чувствуя свободу и горячие руки на коже, которые скользили вверх и вниз, вызывая мурашки.
Джованни выпрямился и склонился ко мне, убирая одной рукой волосы от лица, перекидывая их за плечо, теперь целуя мочку уха, после спускаясь к шее, а я наклонила голову чуть вбок, давая лучший доступ к себе.
При еще одном поцелуе я почувствовала, как пальцы медленно заскользили по клитору. Изо рта вырвался тихий стон, когда Джованни нажал сильнее на чувствительную точку, а мои руки схватились за столешницу.
— Посмотри, Габриэлла, — вдруг сказал он и второй рукой взял мое лицо, повернув и приподняв так, чтобы я взглянула на себя в зеркало. — Ты прекрасна, когда не забиваешь голову тем, на что тебе не повлиять, — последние слова Джованни сказал вместе с очередным стоном, вырвавшимся из меня, а я ощутила, как стенки сжали его пальцы.
Я продолжала смотреть на себя, изредка переводя взгляд на Джованни, который с вожделением изучал меня и мое тело — только ему оно отдавалось полностью и без остатка.
Через несколько минут пустота внутри заполнилась, и я вскрикнула, за что получила легкий шлепок по ягодице. Джованни хватался за мою талию, сдавливая на ней кожу, и жар от этих прикосновений разливался по всему организму, заполняя каждую клеточку. Я чувствовала резкие и грубоватые толчки, держалась руками за раковину, чтобы не упасть, потому что ноги отказывались стоять самостоятельно, подгибаясь от приятных покалываний в теле.
На мгновение наши взгляды встретились в зеркале, и мы одновременно издали рваные выдохи. Джованни в очередной раз вошел на всю длину, после чего дотянулся рукой до моей шеи и едва сжал ее, приподнимая меня к себе.
— Еще, еще, еще, — кое-как смогла сказать я, подгоняя, потому что уже хотела распасться на миллион маленьких осколков, потому что хотела ощутить свободу от тревожных мыслей, потому что желала утонуть в крепких объятиях.
Джованни по-хищному ухмыльнулся и дернулся, ускоряя темп, жестче врезаясь в мое тело. Я закрыла глаза, чтобы окончательно насладиться моментом, и наконец изо рта вырвался чуть ли не самый громкий стон за эти несколько минут секса. Мне было все равно, услышат ли нас стюардесса с пилотом, да и Джованни явно было плевать, раз не затыкал меня, а наслаждался звуками, наверняка ласкающими слух.
— Как же ты хорошо ощущаешься, — сказал Джованни после того, как мягко отпустил меня из сильной хватки, а я лишь обмякла на столешнице, пытаясь устоять от небольшого головокружения.
Теплые ладони чуть приподняли футболку к груди, и мягкие губы опустились на мою спину, целуя каждый ее дюйм, а я улыбалась, как последняя идиотка, ощущая себя любимой и желанной.
Через зеркало я поняла, что Джованни уже привел себя в порядок и теперь, присев на корточки, стал надевать на мои ноги сначала белье, затем спортивные штаны.
— Что-то большее, — прошептал он на ухо, как только выпрямился.
Это что, почти признание в любви? И, если после таких слов сердце забилось чаще, а пульс ускорился, что произойдет, когда я услышу те самые заветные слова, которые никогда не слышала в свой адрес?
В последний раз словив губы Джованни, открыла дверь уборной и первой вышла, снова подмигивая, а ехидная ухмылка дала понять, что у меня отлично получалось флиртовать и завлекать.
Палермо, Италия.
08:45 PM
Водитель семьи Денаро встретил нас на выходе из аэропорта. Едва теплый ветерок поднял волосы, и захотелось снять с себя куртку, потому что казалось, что в Италии явно теплее, чем в Нью-Йорке, но я не дала этой мысли развиться дальше, обращая внимание на мужчину, одетого в деловом стиле. Он учтиво и вежливо поздоровался с нами, уточнив мои имя и фамилию. На удивление, водитель спросил именно «Бьянко», а не «Денаро». Возможно, Витторио не стал сразу накидывать на меня ярлыки, и я была рада этому, ведь не знала, соглашусь ли вообще принять родную фамилию.
— Проснулась ностальгия? — спросила я Джованни, отворачиваясь от окна: в темноте довольно трудно было разглядеть исторические здания и улочки, но я могла с уверенностью сказать, что если удастся прогуляться по ним, то не смогу оторвать взгляда от всего, что будет окружать меня.
— Немного, — ответил он и сжал мою руку. — Приятно оказаться дома. В настоящем доме, имею в виду.
Джованни хоть и родился в Нью-Йорке, но считал именно Италию родным местом, и это, честно говоря, было удивительно.
— Интересно, как Витторио отреагирует на тебя, — немного подумав, проговорила я, смотря вперед на дорогу, по которой мы ехали, сворачивая с главной улицы на более узкую.
— Он удивится, потому что в последний раз видел нас вместе на мероприятии, но… о другой реакции не могу ничего сказать, да и меня это не волнует, Габи. Я думаю о тебе и твоем состоянии.
Джованни попытался рассмотреть мои эмоции на лице, но я прятала их, потому что хотела выглядеть сильной.
— Просто будь рядом, — коротко сказала я и чуть улыбнулась.
Вскоре водитель остановил машину возле огромного особняка, на котором красиво горели фонарики, освещая фасад и каменные стены. Выходя из машины, дверь которой успел открыть именно Джованни, я сразу стала крутить головой в разные стороны, пытаясь таким образом проснуться, если это и правда был сон, потому что не могла поверить, что являлась наследницей всего этого и что меня лишили такой жизни, хотя мне не была присуща любовь к роскоши и богатству.
Дом цвета оранжевого заката с колоннами, большими и высокими окнами в итальянском стиле и широкой лестницей, ведущей ко входу, встретил нас тишиной. Казалось, что, кроме охранников, никого не было, ведь даже свет в окнах не горел, будто хозяева вовсе отсутствовали.
Водитель указал нам рукой вперед и сказал, что мы можем пройти в дом, а наши вещи скоро перенесут в приготовленные для нас комнаты. Я недоверчиво оглянулась, оценивая обстановку и замечая, что и Джованни не нравилась встреча, будто в ней было что-то неладное, но, вероятно, мы оба накручивали себя.
— Oh, benvenuta, signora De… Bianco,[1] — выбежала молодая девушка с распущенными темными волосами из дверей, как только мы поднялись по лестнице.
— Buona sera,[2] — ответила я, замечая ее растерянность; возможно, она не ожидала, что ей поручат встречать гостей.
— E lei?..[3] — неловко спросила девушка, глядя теперь на Джованни.
— Giovanni Pellegrini,[4] — ровным тоном ответил он.
— Benvenuto, signor Pellegrini,[5] — в очередной раз она едва поклонилась, на что я удивилась, затем пропустила нас внутрь дома, открыв двери.
Пространство, в котором мы оказались, нельзя было даже назвать коридором или прихожей, потому что оно напоминало большой бальный зал, посередине которого расположилась лестница золотистого цвета, ведущая на второй этаж.
Я бы сложила губы в букву «о» или произнесла восторженное «вау», но сдержалась и только вздернула подбородок, пытаясь рассмотреть весь интерьер в доме, который могла в данную минуту. Краем глаза заметила, что и Джованни то и дело оглядывался, видимо, и его поражали размеры дома.
— Не могу представить, что все это…
— Твое? — осторожно закончил Джованни за меня, и я кивнула. — Но так оно и есть.
Его руки потянулись ко мне, чтобы помочь снять куртку, и я повернулась спиной, опуская руки вниз, чтобы верхняя одежда легко скользила по плечам.
Когда мы повесили одежду в большой шкаф-купе и сняли обувь, девушка, встретившая нас на входе, снова появилась перед нами, защебетав о том, что мы, наверное, голодны, но сперва я уточнила ее имя:
— Laura, signora,[6] — тут же ответила она, и я кивнула, теперь соглашаясь пройти на кухню.
Было страшно даже ступать по идеально чистому паркету, который явно натирали не один день. Я не могла представить, что останусь здесь и смогу принять этот дом как родной, но все же хотела узнать, почему не стала его частью.
— Laura, dov'e ' il tuo capo?[7] — наконец спросила я, потому что это уже было странно.
Казалось, Витторио очень ждал моего приезда, но теперь никого из семьи Денаро в доме не наблюдалось.
— Oh, se ne sono andati e hanno detto che si sono pentiti di non poterti incontrare, ma domani li vedrai sicuramente.[8]
Завтра?
— Sono partiti per un'altra città,[9] — будто бы поняла мой немой вопрос Лаура и продолжила говорить. — Mi è stato ordinato di darti da mangiare e mostrarti le stanze preparate, ma è probabile che, se non sbaglio, avrai bisogno solo di una camera da letto?[10] Видимо, и правда был очевиден тот факт, что я и Джованни вместе.
— Esatto,[11] — кивнула я. — Una camera da letto è sufficiente.[12]
Лаура двинулась дальше, показывая вход на кухню. Судя по размерам дома, количеству комнат, мебели и большого длинного обеденного стола, здесь проживал не только Витторио с женой, но и другие члены семьи Денаро, и мне было интересно — кто именно?
Кухня была в выдержанных пастельных тонах, посередине стоял островок с дополнительной раковиной и стульями вокруг, поодаль — обеденный стол приятного коричневого цвета, напротив которого висел телевизор на стене, а на самом столе стояли тарелки и лежали столовые приборы. Как только мы сели за стол, занимая места друг напротив друга, Лаура снова засуетилась над нами, будто мы могли как-то не так подумать о семье Денаро, если бы нас не обхаживали таким образом, или, скорее, не облизывали.
Еда, приготовленная наверняка либо Лаурой, либо еще несколькими женщинами-кухарками, была очень вкусной. Я не знала точно, как назывались блюда, но могла сказать, что в Нью-Йорке не ела такого, поэтому подозревала, что нас кормили итальянской кухней.
— Какая ирония, — тихо начала я, когда мы с Джованни остались наедине. — Витторио так хотел увидеть меня, что взял и уехал, — в голосе слышались нотки презрения и сарказма, но что я могла поделать, если и правда чувствовала себя обманутой?
— Думаю, у него нашлись очень веские причины на отъезд.
Джованни оправдывал мистера Денаро?
— Ты же понимаешь, кто такой Витторио и какую власть имеет в Италии?
Он испытующе взглянул на меня, а я пожала плечами.
— Даже у меня нет такой власти, Габриэлла, поэтому твой от… синьор Денаро, — поправил себя Джованни, откашлявшись, — достаточно занятой человек, если так можно выразиться.
— Наверное, здесь все уже знают, кем я ему прихожусь, — прошептала я и засунула последний кусок мяса в рот.
— По-другому и не может быть, — ответил Джованни и чуть отодвинул от себя тарелку, положив на нее столовые приборы.
После сытного ужина Лаура проводила нас на второй этаж, который лично мне казался бесконечным, когда мы шли по одному из коридоров, стены которого были увешаны картинами: на них в основном изображались либо море, либо горы, — видимо, кто-то из семьи Денаро любил пейзажи.
Вскоре перед нами открылась дверь в довольно темную комнату, потому что шторы были задвинуты, но Лаура тут же включила свет, зайдя за нами внутрь. Я немного зажмурила глаза от ярких лампочек на люстре, а потом разглядела большую широкую кровать, на которой лежало темно-синее покрывало. Казалось, что если прикоснуться к нему, то не захочется отпускать, — настолько оно мягкое и приятное на ощупь.
— Può essere posizionato e sentirsi a casa,[13] — сказала Лаура, стоя позади нас. — Le tue cose sono nell'angolo della stanza.[14]
Оглянувшись, увидела наши сумки.
— Grazie Laura,[15] — поблагодарила я, и она, кивнув, поспешила оставить нас, закрывая за собой дверь комнаты.
Тишина на мгновение оглушила. Я пыталась рассмотреть все уголки спальни, но не задерживала взгляд на определенных частях интерьера, потому что на самом деле не хотела запоминать, ведь не знала, понравится ли мне информация о том, как Витторио отдал меня чужой семье.
Я подошла к окну, раздвинув темные шторы, и оперлась ладонями о подоконник, смотря на большой зеленый сад, в разных частях которого стояла охрана в виде грозных мужчин в спортивной одежде и с оружием на груди, поясе, ногах. Никогда не видела, чтобы кого-то так охраняли, но, как и сказал Джованни, семья Денаро очень влиятельна в Италии.
— Нужно поспать, Габи, — мягкий тембр появился возле моего уха, лаская слух, и я чуть повернула голову, встречаясь с серыми глазами. — Отдых — это важно, особенно сейчас.
Я кивнула, понимая, что Джованни прав.
— Мне кажется, я уже растеряла весь боевой настрой на разговор, — призналась я, тихо вздохнув, и повернулась всем корпусом к Джованни, а он опустил руки на мою талию.
— Не тебе нужно говорить, а Витторио, потому что во всем, что случилось, виноват только он.
На самом деле, это была правда чистой воды, которую мне так необходимо было услышать.
Я дотянулась до едва щетинистой щеки, привстав на носочки, и мягко поцеловала в знак благодарности, затем Джованни выпустил меня из объятий, понимая, что мне необходимо пространство.
➽─────────❥
На удивление, ночью я быстро заснула — как только голова опустилась на подушку, а сильные руки Джованни прижали меня к себе в защитном жесте. Кажется, он заснул позже меня, и я часто замечала, что сначала засыпала я, и только потом — он. Возможно, так Джованни было спокойнее, охраняя мой сон, да и я не была против, потому что кошмары, преследующие ранее, теперь практически не беспокоили.
На утро я боялась выходить из комнаты: нервно ходила туда-сюда, накручивая круги, то и дело смотря в окно, пока ждала Джованни, который принимал душ. Изредка я слышала голоса, доносящиеся из-за двери и как будто бы с первого этажа. В основном они принадлежали мужчинам, один из которых казался знакомым — Витторио, и в такие моменты я сжималась телом сильнее, прикусывая нижнюю губу.
— Джо, я буду внизу, — подойдя к двери ванной комнаты, громко сказала я, все еще слыша, как вода льется из-под крана.
Он ничего не ответил, но и я более не могла усидеть на месте, потому что чем дольше тянула, тем больше страх захватывал разум, крича: «Уезжай. Уезжай. Уезжай!».
В последний раз взглянув на себя в зеркало, оценив внешний вид и одежду, которая состояла из джинсового темно-синего комбинезона и водолазки горчичного цвета, подошла к двери и опустила руку на ручку.
Давай, Габриэлла, ты сможешь.
Затем нажала на нее, медленно открывая дверь и переставляя сначала одну ногу в коридор, затем вторую, после повернула голову в одну сторону, но никого не увидела, и в другую — та же самая ситуация.
Спустя несколько шагов, сделанных вдоль лестницы, услышала голоса, казалось, они были приглушенными, будто нас боялись разбудить. Я спустилась на первый этаж, медленно при этом проводя рукой по гладкому дереву, выкрашенному в лак, и, не пройдя и метра, услышала мужской голос:
— Габриэлла?
Он будто подтолкнул в спину, отчего я чуть не свалилась на колени, но благо одна рука все еще держалась за перила, поэтому я смогла устоять на месте, но теперь вросла в паркет. Сердце пропустило удар и замедлилось так же, как и весь мир в этот самый момент.
Тихие шаги сопровождались еле слышимым звуком от каблуков, но явно от мужских ботинок, а потом передо мной остановился…
«— Держись ближе ко мне, когда вон тот человек, — Джованни осторожно, почти незаметно указал пальцем далеко вперед, — подойдет к нам.
Там стоял высокий мужчина среднего телосложения с темными волосами и щетиной, на вид ему было около пятидесяти».
…
он
. Тот самый Витторио Денаро, которого я видела на светском мероприятии. Теперь его светлые глаза смотрели на меня, с нескрываемым интересом изучая, но почему мне все равно было не по себе?
— Синьор Денаро, — лишь сказала я, сглотнув ком в горле.
После моих слов что-то в мимике лица Витторио изменилось, будто ему и правда больно было слышать не «папа», а «синьор», но как еще я могла к нему обращаться, когда совершенно не знала родного отца?
Добро пожаловать домой, Габриэлла Бьян…
Денаро
.
[1] О, добро пожаловать, синьорина Бьянко. (итал.)
[2] Добрый вечер. (итал.)
[3] А вы?.. (итал.)
[4] Джованни Пеллегрини. (итал.)
[5] Добро пожаловать, синьор Пеллегрини. (итал.)
[6] Лаура, синьорина. (итал.)
[7] Лаура, а где ваш Босс? (итал.)
[8] О, они уехали и передали, что сожалеют о том, что не могут встретить вас, но завтра вы с ними точно увидитесь. (итал.)
[9] Они уехали в другой город. (итал.)
[10] Мне приказали накормить вас и показать приготовленные комнаты, но, скорее всего, если я не ошибаюсь, вам понадобится только одна спальня? (итал.)
[11] Все верно. (итал.)
[12] Одной спальни достаточно. (итал.)
[13] Можете располагаться и чувствовать себя как дома. (итал.)
[14] Ваши вещи в углу комнаты. (итал.)
[15] Спасибо, Лаура. (итал.)
Глава 29: Одним словом — семья
Мисс Габриэлла Бьянко
Я смотрела в глаза Витторио и не могла сказать ни слова, потому что понятия не имела, что говорить, как говорить, как вести себя с человеком, который являлся твоим отцом, но которого ты не знала, поэтому… по сути мы с ним были чужими друг другу людьми.
Тишина повисла бы между нами на долгие минуты, если бы не Джованни, который вышел из комнаты и теперь спускался по лестнице, оповещая о своем присутствии, специально топая ногами. Кажется, это встреча года, черт возьми.
Витторио кратко взглянул на меня, когда тоже заметил гостя, прилетевшего из Нью-Йорка. Он явно не ожидал, что вместе со мной приедет Дон одной из Нью-Йоркских мафиозных семей, тем более, когда вроде бы недавно они разговаривали друг с другом на мероприятии, кидаясь искрами из глаз, да и не совсем вежливо.
— Доброе утро, Джованни, — поприветствовал мистер Денаро, протянув руку. — Когда Габриэлла сообщила, что приедет не одна, совершенно не ожидал, что именно ты будешь гостем, — продолжил он, и Джованни пожал его руку, вложив ладонь.
— Доброе, Витторио. Габриэлла умеет удивлять, не так ли?
Я чуть нахмурилась, но не стала влезать в разговор.
Казалось, они и правда могли нормально контактировать между собой, либо, возможно, мистер Денаро пытался создать более-менее мирную обстановку, потому что рядом стояла я, но мне не нужны были сладкие речи, если они на самом деле являлись ложью — лучше пусть смотрят друг на друга с неприязнью, а не притворяются.
— Надеюсь, мой дом хорошо принял вас вчера и вы выспались, — теперь Витторио обратился к нам обоим, когда мы встали рядом друг с другом, буквально бок о бок, сразу говоря о том, что мы — вместе.
— На удивление, спалось отлично, спасибо, — вежливо ответила я, хотя внутренности горели яростным пламенем, который никто не мог потушить, по крайней мере, не в ближайшие часы точно, а может, и дни.
Витторио пригласил нас сначала позавтракать, потому что на голодный желудок плохо думалось и плохо разрешались дела, и мы с Джованни не отказались, хотя все это — поведение мистера Денаро — походило на какой-то цирк или развод, ведь он вел себя практически так, будто ничего и не происходило, будто не они отдали меня чужой семье, но я погрузила все мысли на этот счет в себя; чувствовала, что нужно приберечь для лучшего случая, по крайней мере, до того момента, когда Витторио соизволит наконец рассказать о том, кто я на самом деле.
Лаура встретила нас на кухне, пожелав доброго утра на итальянском, и указала на наши места за столом. Я снова удивилась тому, что никого, кроме нас и мистера Денаро, не было в доме, хотя я точно слышала еще чей-то голос.
— Остальные члены семьи приедут чуть позже, — сказал Витторио, наверняка увидев мой растерянный взгляд, которым я окидывала большой обеденный стол и пустые стулья из наверняка дорогого дерева. — Прошу простить меня за то, что не встретил вас лично.
А я уже подумала, что он слишком горд для извинений.
— Вы ездили в другой город? — спросила я, взяв в руки столовые приборы. — Лаура сообщила нам, — уточнила я, поймав глазами промелькнувшую тень девушки.
— Да, встречались с другой семьей, — коротко ответил мистер Денаро, а мне казалось, что он чего-то недоговаривал, будто специально таил секрет, который я, вероятно, открою позже, и который станет для меня сюрпризом — я уже это ощущала и предвкушала, не зная, радоваться или плакать.
Завтрак прошел практически в тишине, потому что сейчас нам точно не о чем было разговаривать, да и за едой вряд ли хотелось вести беседу и портить аппетит, которого и так, лично у меня, не оказалось, но я насильно впихивала в себя еду, потому что, если не сделаю этого, свалюсь в обморок, как только стану узнавать горькую правду.
Я до сих не понимала, как сдерживала в себе все те вопросы, скопившиеся в голове после того, как Джованни рассказал о том, что моя фамилия вовсе не Бьянко.
Витторио после того, как мы встали из-за стола, проводил нас в большую гостиную, и мы сели на темно-коричневый кожаный диван. Все в этом доме и в этой семье кричало о богатстве и бесконечном потоке денег, но вот какой ценой они доставались… Впрочем, я же не задумывалась, каким образом семья Пеллегрини зарабатывала деньги, потому что знала: ответ один, и это — нелегальный бизнес.
С каждой минутой и секундой, с которой я нервно покусывала нижнюю губу и заламывала пальцы на руках, а Джованни, заметив и наверняка услышав это, накрыл мои руки ладонью в знак поддержки, я лишь больше чувствовала себя обманутой, но… где-то в глубине дома раздались шаги, и тело невольно сжалось, будто в него чем-то кидали или били ногами и руками, однако, кажется, именно так и ощущалась вся та ложь, которой меня кормили долгое время — буквально с пеленок.
В дверном проеме остановились мужчина в белой рубашке и черных брюках и темноволосая девушка, держащая его под руку.
— Buongiorno,[1] — деловито произнес он, а девушка только кивнула, слегка улыбнувшись; она выглядела немного растерянной, в то время как ее спутник довольно-таки уверенно держался, но, возможно, это была всего лишь маска.
Я ничего не могла ответить, потому что язык не поворачивался, а вот Джованни и Витторио поприветствовали их, ответив так же — на итальянском, пожав друг другу руки.
Они лишь на мгновение задержались на месте, взглянув сначала на меня, после — на Джованни, затем подошли ближе. Девушка была одета в легкое платье голубого цвета, на ногах — каблуки; она выглядела так, будто парила, будто высокие шпильки вовсе не становились преградой, либо рядом идущий настолько хорошо удерживал ее возле себя — был надежной опорой.
— Ты не такая, как я себе представлял, — сказал незнакомец, усевшись в кресло, а девушка в другое, и я нахмурилась, не представляя, о чем он говорил, да и обо мне ли вообще?
— Кто вы? — задала вопрос я; более не могла сидеть спокойно, ожидая, пока кто-нибудь что-то скажет.
— Дрэго.
Я снова уставилась на него, возможно, даже слишком дерзко и нагло, не понимая, чем мне могло помочь имя.
— Ты не в курсе, — устало произнес он и уставился на Витторио, который, вероятно, должен был уже рассказать обо всем, или хотя бы половину, но, скорее всего, у него не находилось слов, потому что он чувствовал вину. — Я твой брат, Габриэлла, — на выдохе произнес Дрэго: скорее всего, он и сам боялся говорить об этом.
Единственная реакция, на которую был способен организм прямо сейчас — какого, мать его, черта?! Я раскрыла рот в удивлении и оглянулась на Джованни. Он сильнее сжал мои руки в своей, наверняка боясь, что если отпустит, то я сорвусь, и мне правда хотелось подняться на ноги и начать истерить, но я закрыла глаза на секунду, сглотнула ком в горле и с недоумением спросила:
— Брат?
Голос прозвучал сломано, казалось, с каждым сказанным словом я теряла дар речи, да и вообще не понимала, а правда ли нахожусь в реальности…
— Да, — кивнул Дрэго, — старший, если быть точнее.
Даже так.
Я метнула взгляд на девушку, изучавшую меня уже долгие минуты. Только не говорите, что она моя сестра, иначе я и правда сойду с ума — никто и ничто не сможет удержать меня от громких речей, скорее всего, гневных и в то же время слезливых.
— Это Андреа, — уловил мой взгляд Дрэго и приобнял девушку, сидящую на соседнем кресле. — Моя жена, — уточнил он, и я заметила, как Андреа мимолетно мягко улыбнулась ему, вероятно, так, чтобы увидел только Дрэго.
Так значит… мой брат уже женился. Теперь внутри еще больше разрасталась пропасть, ведь жизнь буквально пролетала мимо.
Черт возьми! Я здесь совершенно чужая, никому ненужная и вообще… зачем только приехала?
Джованни переместил руку на мою спину и придвинулся ближе, укрывая таким образом от гнета всего мира, и мне и правда стало немного легче, чувствуя тепло его сильного тела и ладони, поглаживающие меня, обозначая свою территорию, а я краем глаза заметила, как Витторио наблюдал за этим жестом. И что же он думал о нас?
— Здравствуй, — обратилась я к Андреа, и она улыбнулась, но ничего не ответила, и это смутило меня.
Конечно, никто не обязан считаться со мной, но проявить хотя бы каплю уважения и произнести пару слов… Однако, как только я смутилась от того, что не услышала приветствия в ответ, Дрэго сжал талию своей жены одной рукой, чтобы Андреа, вероятно, обратила на него внимание. Могло ли быть такое, что она опасалась меня?
— Андреа глухонемая, — признался Дрэго после небольшого кивка от нее.
Андреа снова перевела глаза на меня, и теперь я тонула в ее притягательном взгляде темно-карих глаз, однако подумала о том, что эта новость — еще один неожиданный поворот событий.
— Но она отлично читает по губам, — уточнил брат, и я слегка улыбнулась.
Андреа стала показывать что-то пальцами и руками, наверное, это был язык жестов, и Дрэго внимательно следил, таким образом читая то, что она «говорила», неужели понимал так хорошо? Хотя… тут нечему было удивляться, они ведь пара и довольно красивая.
— Андреа сказала, что ты очень красивая и что, несмотря на твой цвет волос, мы похожи, — передал брат, и его жена одарила меня улыбкой, из-за которой вокруг ее рта появились едва заметные мимические морщинки.
— Спасибо, — поблагодарила я, но, кажется, Дрэго и правда не нужно было переводить мои слова, потому что Андреа кивнула, таким образом говоря, что все поняла. — Как долго вы женаты? — тут же поинтересовалась я.
— Около года, — ответил брат и кинул влюбленный взгляд на Андреа.
Между ними и правда витала какая-то особенная атмосфера, а настроение окрыленности могло бы передаться всем сидящим рядом, но… сейчас была не самая лучшая ситуация, потому что, хоть я и попыталась отвлечься с помощью заданных вопросов, ничего не могло унять ноющую боль в районе груди.
— Я… — пауза, потому что слова снова вылетели из головы. — Я не знаю, какой реакции вы ожидали, но сейчас мне и правда сложно уложить даже эту информацию у себя в голове.
Я вскинула руки вверх, прислоняя ладони к голове, а она и правда начинала пухнуть и болеть от переизбытка новостей.
— Габриэлла.
Витторио положил ладонь на мою руку, когда я опустила их на диван по разные стороны от ног. Я повернула голову в его сторону, ожидая, что теперь он наконец расскажет свою — нашу или мою — историю, но, оглядев еще раз всех присутствующих, выпалила вопрос:
— Где мама?
Я даже не поняла, как назвала совершенно незнакомую для меня женщину мамой, ведь до сих пор относилась к той, неродной семье, как к маме и папе, но слова вырвались быстрее, чем я успела их обдумать, потому что отсутствие миссис Денаро было слишком явным.
После заданного мной вопроса Витторио отвел глаза в сторону и вниз, поджав губы, а Дрэго заметно напрягся, отчего Андреа сжала его руку в своей, переплетая пальцы и смотря таким жалостливым и полным сожаления взглядом, что я тут же все поняла — хозяйки этого дома больше нет. И, да поможет мне Бог, внутри мир снова перевернулся, так и не начав нормально функционировать. Построенные заново стены, которые Джованни возвел своим присутствием в моей жизни после Маттео, разрушались, а камни больно били по внутренностям, оставляя синяки и гематомы.
— Она… умерла, — собравшись с мыслями, ответил Витторио, сжав рукой подушку, которая лежала сбоку от него. — Ее убили полгода назад, — продолжил он, и сердце пропустило удар, но он казался ничем, будто этого удара вовсе не было, будто в теле больше не качалась кровь и не разливалась по телу, согревая его.
Я прикусила нижнюю губу до боли, до железного привкуса во рту, а потом услышала тихий шепот у уха:
— Мы можем уйти. Прямо сейчас, Габи. Не нужно насиловать себя.
Джованни не приказывал, лишь переживал, что я не справлюсь, и я действительно могла не совладать со своими эмоциями, если бы не его крепкая хватка на моем теле; не знаю, как бы я вообще сидела здесь одна. Никак. Вот и ответ.
На его слова я помотала головой в разные стороны, затем глубоко вдохнула и снова обратилась к Витторио:
— Почему вы… отдали меня тем людям? Неужели я не нужна была вашей семье?
Хотелось задать столько больных и режущих сердце вопросов, но я остановила себя, потому что могла сделать все гораздо хуже и сложнее.
Дрэго с сожалением посмотрел на меня, и я увидела в его глазах тоску и на каком-то братско-сестринском уровне почувствовала и поняла, что ему не хватало меня, не хватало рядом родной крови, и, возможно, он пытался все эти годы что-то сделать, но… если и так, разве настолько тяжело было как-то объявиться? Сказать, сообщить, да хоть написать письмо — плевать — о том, что я, черт возьми, не одинока в этом мире!
— Тебя никто не бросал, Габриэлла.
Мистер Денаро сжал мою руку в своей, и как бы я ни хотела одернуть ее, не смогла бы даже при большом желании — его хватка была практически стальной, но не причиняла боли, поэтому я осталась в этом же положении.
— Когда ты родилась, наша семья претерпевала большие изменения. Мы находились на грани войны, и твоя мать не хотела рисковать еще одним ребенком, не хотела оставлять тебя здесь, в Италии, с нами. Она даже подумывала отправить и Дрэго с тобой, но я настоял оставить его.
Я жадно хватала каждое слово Витторио, все равно не представляя, как родная мать могла отказаться от своего ребенка. А вдруг те люди оказались бы плохими или предателями?
— Бьянко… Я знал, что они надежные и верные люди, которые согласились уехать из Италии в Нью-Йорк, чтобы спрятать тебя, чтобы никто не знал о твоем существовании…
— Так… обо мне никто не знает? — перебила я, нахмурив брови. — Все твои люди думают, что у тебя один ребенок? — голос стал на тон выше, а потом я вовсе вскочила с дивана, резко направившись к открытому окну, из которого дул прохладный ветерок, чтобы остудить горящие румяные щеки.
За мной следом подскочил Дрэго и тут же оказался рядом, вставая за спиной, но не пытаясь как-либо прикоснуться, да и я бы не позволила, по крайней мере, не сейчас, не сегодня.
— Они хотели как лучше, sorellina.[2]
Я замерла от последнего слова, но не обернулась, продолжая смотреть в окно на огромный сад, располагающийся на заднем дворе.
— Я не понимаю, как можно отказаться от ребенка под предлогом «лучше», — с тихой злостью сказала я, сжав предплечья руками, чуть ли не впиваясь ногтями в кожу. — Мне нужно побыть одной, — последнее, что произнесла я, но так, чтобы все присутствующие в гостиной услышали меня.
Я дернулась в сторону от окна, но Дрэго поймал меня за запястье.
— Отпусти! — грозно, прищурив глаза и резко повернув голову в его сторону, приказала я, не желая ни с кем более общаться.
Просто дайте мне переварить все то, что я услышала!
— Дрэго!
Он испытующе продолжал смотреть на меня и держать за руку, но после моего жесткого взгляда наконец отпустил, и я выбежала из гостиной. А чего еще от меня ожидали? Что я спокойно выслушаю весь рассказ о своей не сбывшейся жизни? Что я спокойно буду воспринимать Витторио как своего отца, а Дрэго — как брата? Ладно, он ни в чем не виноват, потому что, когда я родилась, ничего не мог сделать. Судя по тому, как он молодо выглядел, у нас с Дрэго небольшая разница в возрасте. Однако насчет мистера Денаро… Я не могла знать, через какой промежуток времени стану воспринимать его как родную кровь, да и хотела ли? Хотела ли быть связана с человеком, который так легко отказался от меня?
Со слезами на глазах я выбежала на задний двор, заметив, как несколько охранников обратили на меня внимание, но не шелохнулись, оставаясь стоять на своих местах. Вероятно, только они были осведомлены о том, кто я такая, либо хозяин дома просто сообщил им, что у него будут гости.
На удивление, даже Джованни не последовал за мной, да и мне правда нужно было посидеть в одиночестве, сделать вдох-выдох: медленно и размеренно, поэтому я села на качели, которые находились под высоким деревом, а его ветки с зелеными листьями скрывали меня в тени.
Я рассматривала периметр перед собой, но не видела ничего, кроме расплывчатого большого дома в оранжевых тонах, и каждую секунду стирала с щек мокрые дорожки, хлюпая носом, как маленькая девочка, которой первый раз разбили сердце или не купили игрушку, что так понравилась в магазине.
Через несколько минут я лишь прерывисто дышала, пытаясь до конца успокоиться, а потом вздрогнула от того, что качели покачнулись, и резко повернула голову, увидев перед собой Андреа. Одной рукой она поддерживала качели, чтобы они не раскачались слишком сильно, и с вопросом смотрела на меня, вероятно, спрашивая: «можно присесть рядом?», и я кивнула, немного отодвигаясь в сторону.
— Если ты пришла, чтобы утешить меня, не стоит, — горько произнесла я, замечая, как Андреа внимательно изучала мои губы — читала по ним.
Она помотала головой в разные стороны и достала из кармана платья телефон, открывая на нем приложение заметок и теперь что-то печатая там, затем отдала его мне.
— «Volevo suggerirti di andare sulla strada principale di Palermo. Forse una passeggiata ti aiuterà a mettere in ordine i pensieri,»[3] — было написано в заметках на итальянском, и я решила сразу уточнить у нее:
— Non parli bene l'inglese?[4]
Вероятно, Андреа понимала английский, но писать и говорить ей было удобнее и комфортнее на итальянском.
Андреа забрала у меня телефон и напечатала на английском: «Нет, просто итальянский мне ближе». Еще бы, она ведь родилась здесь и наверняка прожила всю сознательную жизнь в Палермо.
— Ci lasceranno andare in città insieme?[5]
Казалось, все эти охранники и телохранители только и делали, что дышали в спины и ходили по пятам; вероятно, все было связано с тем, что семья Денаро до сих пор находилась под пристальным вниманием врагов, да и это не было чем-то нереальным, ведь если вспомнить слова Джованни о том, кто такой Витторио — самый известный и кровожадный мафиози в Италии, — можно легко сопоставить факты.
— «Con le guardie del corpo — sì,»[6] — написала Андреа, и я согласилась, потому что, если останусь сидеть здесь, то со стопроцентной вероятностью сойду с ума.
Когда мы вошли обратно в дом, я предупредила Андреа, что мне нужно несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок, на что она показала пальцами «окей», и я поспешила подняться на второй этаж, проглаживая при этом рукой гладкие перила. Войдя в комнату, заметила Джованни, который разговаривал по телефону, смотря в окно, но, когда дверь издала щелчок, повернулся в мою сторону и быстро закончил звонок, скорее всего, он был связан с работой.
— Андреа предложила прогуляться по центру Палермо, — быстро проговорила я на одном дыхании, будто куда-то спешила; наверное, хотела поскорее сбежать из чужого дома, хотя здесь была какая-то чертова ирония: Нью-Йорк для меня чужой, и Италия, выходит, тоже…
Джованни положил телефон в карман брюк и медленно подошел ко мне, внимательно разглядывая лицо.
— Я уже в порядке…
— Ты врешь, — перебил он, и я поджала губы, потому что так оно и было.
— Слишком хорошо читаешь меня, — усмехнулась я, склонив голову вбок, затем мужские руки взяли меня в надежное кольцо, и я прижалась лбом к плечу Джованни, закрывая глаза.
— Черт, я и сам не думал, что здесь все настолько запутано и… дерьмово, — услышала я. — Возможно, твои родители и правда хотели как лучше. Возможно, ты жива только потому, что уехала из Италии.
На этих словах я выпрямилась и хмуро взглянула на Джованни.
— Понимаю, это звучит как гребаное оправдание, но что если это и правда так, Габи? — задал вопрос он и провел костяшками пальцев по моей щеке, на которой засохли соленые слезы. — Я ни в коем случае не встаю на сторону Витторио, но хочу, чтобы ты дала ему и Дрэго шанс.
Я отвела взгляд в сторону.
— Подумай об этом. Просто подумай, Габи, хорошо? Тебе не нужно принимать решение быстро, — советовал Джованни, а я переместила руки на его шею, скрепляя пальцы в замок.
— А как же ты? Тебе наверняка нужно вскоре вернуться в Нью-Йорк.
Конечно, я беспокоилась об этом, потому что видела, с какой нервозностью он оставлял часть города своему консильери.
— Я уже говорил и скажу еще раз, что буду с тобой здесь столько, сколько понадобится, — вновь сообщил Джованни, и я мягко улыбнулась.
— Спасибо, Джо, — шепотом ответила я и вновь приблизилась к нему, крепко обнимая, пытаясь уловить размеренное биение сердца, которое успокаивало и придавало сил. — Ничего ведь, если я уеду с Андреа? — уточнила я.
— С вами ведь поедут телохранители? — с небольшим беспокойством спросил Джованни, и я кивнула. — Тогда отлично. Я буду здесь. Надеюсь, никто не воткнет мне нож в спину, — хмыкнул он, и я напряглась.
— Не говори так, — чуть ли не испуганно произнесла я и, перед тем как окончательно отстраниться, поцеловала Джованни в еле ощутимо колючую щеку. — Витторио не выглядит, будто хочет причинить тебе боль, потому что видит, что ты мне дорог, и, если он что-то предпримет, я еще больше возненавижу его, — смотря в любимые серые радужки, сказала я.
Джованни по-доброму улыбнулся после моих слов, и на душе стало спокойно, будто именно он обладал аурой, которая всегда помогала прийти в себя.
Через несколько минут я была готова к небольшой поездке в центр города. Я решила надеть платье бордового цвета до колен, черные колготки и кожаные ботинки под цвет платья на шнуровке. Волосы расчесала и распустила, но, заметив, что моя удлиненная челка плохо лежала после сна, заколола ее сзади на затылке с помощью маленького крабика. Я не стала краситься слишком сильно: только ресницы и брови.
Андреа встретила меня на первом этаже в том же голубом платье, но сверху на плечи накинула пальто, а на ноги надела красивые сапожки белого цвета. Эта девушка точно вышла из аристократичной семьи, потому что выглядела так, будто являлась королевских кровей: в ней все кричало о невероятной женской энергии.
— Buon pomeriggio, signora
Denaro
,[7] — сказал один из телохранителей, затем второй так же поприветствовал меня, а я сжалась от упоминания все еще не моей фамилии.
— Buon giorno,[8] — ответила я и легонько кивнула, хотя вообще не хотела отзываться на «Денаро».
Андреа подождала, пока я накину на себя куртку, затем сначала телохранители вышли из дома, после — мы. На подъездной дорожке стояла машина черного цвета, тонированная в ноль. Когда мы подошли ближе, спустившись со ступенек, из машины вышел, скорее всего, водитель и лишь кивнул нам, после чего открыл с двух сторон задние двери, и мы с Андреа уселись внутрь.
Для меня такое отношение было чем-то странным и незнакомым, может все потому, что я не привыкла, но и сомневалась, что могла привыкнуть, да и разве будет время на это? Я не собиралась задерживаться в Палермо, лишь хотела узнать историю о том, как меня отдали. Однако сейчас на это не было сил: то ли из-за того, что я узнала о смерти женщины, которую никогда не видела и даже не помнила, то ли больше не могла выносить взглядов Дрэго и Витторио, будто ничего ужасного не произошло, хотя насчет брата могла сказать, что он действительно сожалел и хотел исправить ситуацию, но главный вопрос — позволю ли я?
В машине тихо играла итальянская музыка, и я все больше и больше погружалась в атмосферу Италии, рассматривая за окном узкие улочки и исторические здания. На самом деле мне даже нравилось, что здесь не было небоскребов.
Вскоре водитель остановил машину возле красивого фонтана на большой площади, вокруг которого гуляли и фотографировались туристы, но почему я не чувствовала себя таким же приезжим, как все эти люди? Почему в Нью-Йорке я не ощущала на все сто процентов, что город принадлежит мне? Это была какая-то чертова ирония, ведь я продолжала отрицать свое происхождение и фамилию.
Возможно, я слишком многого требовала от себя.
Время. Вот, что необходимо в данный момент.
Андреа, выйдя из машины, поспешила встать рядом со мной, держа в руке телефон, наверняка, чтобы написать для меня какой-то ответ, если я задам вопрос. Я проследила за ее взглядом, который показывал направление, и кивнула, соглашаясь идти прямо, просто чтобы прогуляться.
— «Не против, если мы зайдем в магазин?» — спустя какое-то время прочитала я в заметках телефона, протянутого мне.
— Конечно, — мягко ответила я и получила милую улыбку.
Как Андреа могла выйти замуж за сына самого опасного человека в Италии? Как они полюбили друг друга? Как встретились? Казалось, Андреа вообще не подходила к этому миру, хоть и была похожа на королеву, сбежавшую с трона, чтобы стать женой темного короля, а не светлого.
Через несколько минут мы зашли в довольно странный магазин, в котором продавался антиквариат. Я стала расхаживать по нему и осматривать полки, едва следя за одним из телохранителей, который пристально наблюдал за мной, а другой за Андреа. Посетители, которых было не столь много внутри помещения, косились на нас, а вот продавец дружелюбно улыбался жене Дрэго; может, они были знакомы? Или Андреа часто появлялась здесь?
— Андреа, — прошептала я и положила руку на ее плечо, когда подошла ближе, и она обернулась, перед этим рассматривая какую-то фигурку в виде женщины и мужчины, — зачем мы здесь? — поинтересовалась я.
— «У синьора Денаро скоро день рождения. Насколько я знаю, он собирает антиквариат», — гласил текст.
— Надеюсь, я уеду до этого события, — фыркнула я, ранее не представляя, что смогу так вести себя.
Андреа с жалостью взглянула на меня, но я отвернулась, решив продолжить самостоятельное изучение старых вещей, но сейчас глаза не видели ничего привлекательного, потому что их до сих пор их жгли слезы горечи и злости, кипящей внутри. Я не знала, куда ее можно было деть: может, побить боксерскую грушу, как в тот день, когда во мне проснулась истерика после слов Аннабеллы о том, что мне нужно представить на месте груши Маттео? Или стоило и правда ударить кого-нибудь из мужчин семьи Денаро? Но… это казалось слишком, даже сейчас, когда я поймала эту мысль за хвост, теперь благополучно оттаскивая далеко-далеко в недры разума, закрывая на замок.
Когда Андреа купила ту самую фигурку, которую рассматривала, мы вышли из магазина и направились дальше по улице. Из некоторых кафе раздавалась приятная музыка, а люди, сидящие за столиками, выглядели счастливыми и расслабленными. В Нью-Йорке редко можно встретить тех, кто будет вот так сидеть и наслаждаться жизнью, там совершенно другой ритм: бешеный, там ты никому не сдался, и, если ты не справляешься, всем плевать, ведь у каждого свои проблемы и заботы, да и вообще времени нет — перезвоните позже.
На удивление, солнце в Италии грело гораздо лучше в это время года, нежели в Нью-Йорке, отчего я расстегнула куртку, выпуская наружу красного цвета шарф: мне нравились яркие акценты в образах, хоть это и могло выглядеть нелепо.
— Как вы познакомились с Дрэго? — спросила я, после того как мы с Андреа уселись за маленький круглый столик в одном уютном кафе, откуда открывался вид на красивую церковь.
Официант нарушил наш разговор, положив перед нами меню и поприветствовав, уточнив, не желаем ли мы прямо сейчас что-то заказать, но я, глядя на мотание головой Андреа, ответила за нас двоих, чтобы он подошел попозже, после чего официант кивнул с улыбкой и скрылся из виду.
Я дала время и себе, и жене Дрэго на то, чтобы выбрать блюда, сказав, что она может ответить после этого, потому что Андреа сразу же взялась за телефон. Мой желудок точно отказывался от большого количества еды, если не от всей, поэтому я выбрала только пасту с морепродуктами и маленькую чашку зеленого чая.
— «In realtà l'ho odiato,»[9] — первое, что прочитала я, после того как мы заказали у официанта еду, и удивленно вскинула брови, а Андреа рассмеялась, издав еле слышимый звук, наверное, и сама уже не понимала, как такое вообще могло быть. — «Вся моя семья — журналисты, и я пошла по их стопам, но выбрала не самый безопасный путь роста карьеры. Я писала о семье Денаро, выискивала их страшные тайны, фотографировала, когда находила кадр интересным и компрометирующим. За это мне платили большие деньги, хотя моя семья не нуждалась в них. Мне просто хотелось справедливости, что ли: почему Денаро живут дорого и богато, убивая людей, а те, кто много работает и буквально умирает за рабочим столом — нет?».
Было страшно представить, что мог сделать Витторио с таким любопытным и пронырливым журналистом как Андреа… Однако если она жива, то, получается, все обошлось.
— И как ты… полюбила его? Дрэго же не заставляет тебя быть с ним? Ты же не в опасности?
В груди поселилось тревожное чувство, потому что я по себе знала, что такое принудительный брак и как можно выглядеть, находясь в нем, если было необходимо показать лицо хорошей и примерной жены, когда твой муж чуть ли не приставлял к спине нож, тыча острым лезвием в позвоночник, намереваясь разрисовать его кровавыми линиями, если посмеешь сделать шаг влево или вправо или сказать что-то не так и не тем тоном.
Пока Андреа печатала в телефоне, официант принес мою пасту, и я поблагодарила его, оглядывая после этого кафе, замечая, что рядом с нами никто не сидел, кроме телохранителей за соседним столиком; вероятно, они договорились о том, чтобы сюда никого не сажали в целях нашей безопасности. Не успев взять в руки вилку с ложкой, Андреа протянула телефон.
— «Не переживай, Габриэлла, я правда люблю твоего брата, просто сначала отрицала свои чувства, да и не могла представить, каково это — любить убийцу».
Я могла согласиться с ее словами, ведь и сама так размышляла, но теперь, думая о Джованни, не видела себя без него, и где бы я ни находилась, перед глазами то и дело всплывал его образ и теплая мягкая улыбка, обращенная ко мне.
— «Все было сложно, и я, честно говоря, не знаю, как Дрэго перенес меня и мое ужасное поведение, но он спас меня от гибели».
Какой еще гибели?
Я повернула к ней телефон, указывая пальцем на последнее слово, не понимая смысла: то ли прямого, то ли переносного.
— «Синьор Денаро был довольно суров ко мне, когда меня поймали его люди», — призналась Андреа, но я чувствовала и видела, что она говорила не всю правду, и, скорее всего, не хотела вспоминать то время и те события, которые произошли не так давно.
Я не стала более ничего расспрашивать, да и Андреа не пыталась задавать слишком личные вопросы: мы болтали больше об Италии и ее архитектуре, кажется, меня просто хотели отвлечь от гнетущих мыслей, и я, честно говоря, была благодарна этому, хотя ощущала, как приближалось время, когда мы поедем обратно, где меня снова захлестнет эмоциями.
И так оно и произошло: когда водитель стал подъезжать к дому семьи Денаро, сердце ушло в пятки, будто я снова первый раз увидела это место, или здесь гуляла негативная энергетика, которая пожирала все мое хорошее настроение, точнее, то, что от него осталось.
Уже понемногу темнело и холодало, поэтому, когда телохранители помогли нам с Андреа выйти из машины, открыв перед нами двери, мы не стали задерживаться на улице, сразу прошли в дом, где нас уже встречали: Витторио, Дрэго и Джованни. На удивление, все они стояли практически бок о бок, и по их лицам нельзя было прочитать ненависть по отношению друг к другу. Интересно, чем они здесь все занимались?
Джованни помог мне снять куртку, мягко успев при этом поцеловать в щеку, отчего я улыбнулась, после заметила на себе взгляд мистера Денаро; казалось, он хотел что-то сказать, но я опередила его:
— Мы ведь можем оставить остальной разговор на завтра?
Сегодня я была больше не в силах слушать свою историю, хоть и яростно нуждалась в ее закрытии — раз и навсегда.
— Конечно, Габриэлла, но я хотел тебе кое-что отдать. Возможно, появится желание взглянуть, — осторожно ответил Витторио и протянул руку вперед, сжимая пальцами черную флешку.
Я уже хотела задать вопрос, что же на ней находится, но он, видимо, заметив удивление на моем лице, сказал:
— Просто включи видео на ноутбуке и все поймешь.
Я лишь кивнула и, поблагодарив Андреа за проведенное время вместе, обогнула мистера Денаро, проходя к лестнице, чтобы хотя бы на несколько часов — на ночь — закрыться в комнате и не видеть никого, кроме Джованни, который последовал за мной.
Когда мы уже заходили в комнату, входящий звонок на телефон заставил меня чуть вздрогнуть и обернуться, понимая, что звонили Джованни. Он быстро вытащил телефон из кармана брюк и ответил, почти не глядя в экран.
— Что? — спустя минуту спросил он и таким тоном, как будто то, что сказали на том конце, ему совершенно не понравилось.
Я уселась на кровать, крутя между пальцев флешку, в ожидании новостей, скорее всего, не очень-то хороших, судя по хмурому выражению лица Джованни, который подошел к окну.
— Где ты сейчас?
Это был тон Босса, и слышала я его очень и очень редко; даже казалось, что Джованни специально ограждал меня от этой своей стороны, но дело в том, что я готова принять любого его, что бы там, внутри, ни скрывалось.
— Черт, Кристиано, ты… — осекся он и потер ладонью лоб, чуть опустив голову вниз, смотря на ноги. — Просто возвращайся в Нью-Йорк, и мы решим, что с этим делать, — грубо приказал Джованни, но, кажется, Капо не хотел слушать его, либо предлагал свои варианты, а они явно являлись не самыми лучшими. — Нет, — снова отсек. — Я говорил тебе, что твоя вечная погоня ни к чему хорошему не приведет, — помотал головой Джованни. — Нет, я еще в Италии, но советую тебе приехать в Нью-Йорк до моего возвращения.
Строгость в мужском голосе заставила сжаться даже меня, но я не боялась, лишь испытывала легкий дискомфорт, однако скорее из-за того, что проблема или передряга, в которую попал Кристиано, видимо, закончилась плачевным образом.
Я отложила флешку на тумбочку возле кровати, после чего поднялась на ноги и подошла к Джованни, который, сбросив вызов, остался стоять у окна и тупо смотреть в него, наверняка размышляя о том, что натворил Капо.
— Все очень плохо? — спросила я, обняв его со спины, слушая теперь, как бешено бьется сердце.
Я не хотела и не пыталась лезть в дела семьи Пеллегрини, потому что понимала, что, чем больше могла знать, тем больше была вероятность опасности и угрозы для моей жизни, да и не просто так сам Джованни не вводил меня в курс дел. Однако я всеми силами старалась делать все, чтобы он чувствовал поддержку, и на самом деле, если бы хотел рассказать обо всем, что тревожило, я бы выслушала.
— Не особо, просто Кристиано не может успокоиться, — задумчиво ответил Джованни и поцеловал тыльную сторону одной из моих рук, теперь сжимая ее в своей.
— С ним ведь все в порядке? — поинтересовалась я. — Или он ранен?
В их работе могло случиться все что угодно.
— Ему точно досталось, но остальные солдаты, что были с ним, мертвы.
Я чуть вздрогнула от таких резких новостей, к которым точно не была готова, да и никогда не буду, и расцепила руки, теперь вставая лицом к лицу с Джованни.
— По крайней мере, он сам жив, — попыталась найти хоть что-то позитивное в этом всем.
Джованни кивнул и взглянул на меня.
— Как погуляли с Андреа?
Правильно, нужно отвлечься.
— Хорошо, — коротко ответила я, а потом поняла, что этого точно не хватало, и продолжила: — Мы прошлись по центру Палермо, зашли в антикварный магазин.
Джованни вопросительно выгнул бровь.
— Андреа сказала, что у Витторио скоро день рождения, а он любитель старых вещей, поэтому она купила ему какую-ту фигурку, — объяснила я, пожав плечами. — Затем посидели в кафе, и я узнала, что, оказывается, Андреа была журналисткой, которую, видимо, схватила семья Денаро.
Я вскинула руки, до сих пор пребывая в шоке от услышанного.
— Твой брат не похож на того, кто стал бы держать девушку взаперти и против воли, — проговорил Джованни, облокачиваясь плечом о стену рядом с окном, а я вжалась поясницей в подоконник.
— Между ними и правда есть чувства. Андреа сама сказала об этом, да и выглядят они влюбленно, совсем как мы, — чуть усмехнулась я.
— Точно, — согласился Джованни, и я, оттолкнувшись, подошла ближе к нему, чтобы зарыться в любимых теплых объятиях.
Я чувствовала, что Джованни хотел что-то сказать, но не решался; казалось, на него снова навалилось слишком многое. Я подняла голову, встречаясь с серыми радужками, и спросила:
— Тебе нужно быть в Нью-Йорке, не так ли?
Он поджал губы, и я в этот же момент все поняла.
— Поезжай, Джо, я справлюсь. Не хочу быть для тебя обузой. Тем более, когда что-то идет не так, ты должен быть со своими людьми, чтобы проследить за ними, — уверенно проговорила я.
— Ты вовсе не обуза, и я не хочу оставлять тебя здесь одну, Габи, — прошептал Джованни и провел ладонью по моей щеке.
— Я не одна, — легонько улыбнулась я, пытаясь успокоить тревожность за меня. — По крайней мере, Дрэго симпатизирует мне, и я уверена, что он и Андреа не дадут меня в обиду, так что не пропаду, да и я не собираюсь задерживаться здесь, лишь узнаю все, что нужно.
Мне и правда было как-то спокойно рядом с братом и его женой, тем более после того, как мы с Андреа провели время.
— Как только Рафаэль прилетит в Палермо, я уеду. Только при таком раскладе, — серьезно ответил Джованни, и я согласно кивнула; другого варианта я и не ожидала, и на самом деле это было правильным решением.
Мы отстранились друг от друга, когда в комнату постучались, после чего дверь медленно открылась, и на пороге появилась Лаура, приглашая нас к ужину.
— Grazie, scenderemo ora,[10] — сказала я, и она исчезла из дверного проема.
Я проследила взглядом за Джованни, который снова прислонил телефон к уху, затем поприветствовал Рафаэля, говоря о том, чтобы он немедленно вылетал в Палермо.
Сколько еще стоило пробыть здесь, в доме родной семьи? Точно не знала. И, честно говоря, противоречила сама себе: с одной стороны хотелось побольше узнать настоящую семью, которая бросила маленького ребенка, с другой — на кой черт сдалось это прошлое? Разве оно не должно оставаться в прошлом? Однако по какой-то причине меня не тянуло обратно в Нью-Йорк, и я понимала, что Палермо мог бы стать для меня не таким уж и чужим городом только, по крайней мере, пока, благодаря человеку, который теперь шел со мной рука об руку — Джованни.
[1] Доброе утро. (итал.)
[2] Сестрица. (итал.)
[3] Хотела предложить тебе съездить на главную улицу Палермо. Возможно, прогулка поможет привести мысли в порядок. (итал.)
[4] Ты плохо говоришь по-английски? (итал.)
[5] Нас разве отпустят вдвоем в город? (итал.)
[6] С телохранителями — да.» (итал.)
[7] Добрый день, синьорина Денаро. (итал.)
[8] Добрый день. (итал.)
[9] На самом деле я ненавидела его. (итал.)
[10] Спасибо, мы сейчас спустимся. (итал.)
Глава 30: Подарочная коробка
Мистер Джованни Пеллегрини
После того, как Габриэлла уехала с Андреа на прогулку, появилось время все хорошенько обдумать, но я так и не пришел ни к каким выводам, поэтому оставался единственный вопрос: что здесь, черт возьми, происходит? По правде говоря, и понятия не имел, насколько все запущено, если такие слова вообще подходили под описание всей ситуации.
Когда я узнал от русского снайпера, что Габриэлла — дочь Витторио, посчитал это не такой уж большой проблемой, хотя тогда я удивился, или, точнее, пришел в шок, из-за которого отказался ехать в Манхассет Хиллс, хотя знал, что там меня ждали. Однако теперь, узнав лишь часть истории семьи Денаро, складывал пазлы, которые когда-то разорвались, а нам всем — не только моей семье — навешали лапшу на уши про то, что Селеста Денаро, жена Витторио, болела воспалением легких, и именно по этой причине не появлялась в людных местах, если вообще выходила тогда из дома. Но вот в чем тут была загвоздка — Селеста забеременела Габриэллой, которую, похоже, с самого начала скрывали от общественности.
Я пытался поставить себя на место Витторио, чтобы лучше понять, но… не мог. Не мог представить, как бы отдал свою дочь чужим людям или даже семье, которая входит в мафию; да даже если бы эти люди являлись хорошими знакомыми или друзьями — как, черт возьми, можно отдать своего ребенка? Как можно отказаться от него под предлогом защиты? Для меня лучшая защита родных — мое крепкое плечо или как говорили «каменная стена» в моем обличии.
Я не хотел учить Витторио жить, потому что он был старше и в чем-то мудрее, уже вырастил себе наследника в лице Дрэго, с которым они с Габриэллой были очень даже похожи, несмотря на цвет волос. Он казался тем, кто скучал по сестре, по родному человеку и родной крови, однако, если и так, почему все это время не пытался найти сестру? Почему не пытался сказать хоть что-то, оповестить о себе? Страх? Стыд? Наверное, все одновременно.
В глазах Габриэллы виднелся конфликт, и когда мы только собрались лететь в Италию, я то и дело замечал, как она смотрела на небольшой собранный чемодан, стоящий в коридоре у входа в квартиру; наверняка думала о том, чтобы нахрен разобрать все вещи и остаться в Нью-Йорке — зарыть прошлое глубоко в земле и поставить крест с надписью: «гори оно все к чертям собачьим». Однако в итоге мы все равно оказались в Палермо, а мне снова надо было лететь в Америку, чтобы решить проблемы с Кристиано и отцом.
Рафаэль прилетел первым же рейсом, на который успел купить билет, поэтому на следующий день рано утром он стоял перед входом в дом семьи Денаро и выглядел гораздо более устрашающе, нежели телохранители Андреа, таскавшиеся за ней по пятам, но такие меры безопасности были просто необходимы, учитывая то, кем являлся Витторио и сколько раз на него нападали, убив в один из таких раз жену.
Кстати говоря, о ее смерти знали практически все: полгода назад СМИ кричали об ужасной трагедии — Селеста Денаро умерла от потери крови. Когда мы летели в Палермо, эта информация почему-то вылетела из головы, ведь так бы я нашел в себе силы сказать об этом Габриэлле, потому что утаивать что-либо, тем более от нее, не в моем характере, да и она заслуживала знать всю правду — сейчас точно был не тот момент, когда стоило держать язык за зубами, это и так причинило слишком много боли.
Ее голубые радужки потухали с каждым днем. Снова и снова. Я думал, что все чертовы проблемы решатся — не раз и навсегда, конечно же, — после поимки и пыток снайпера, но его убийство только прибавило работы и мыслей, сжирающих с потрохами после слов о том, что цена за убийство старшего сына Малевского не уплачена. Именно по этой-то причине нужен был отец.
Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, Нью-Йорк.
02:25 PM
Как только я приземлился в аэропорту, позвонил Габриэлле и сказал о том, что полет прошел отлично, а также спросил ее о состоянии, на что она ответила: «в порядке», но я знал, что нет, вовсе не в порядке, потому что уже изучил ее манеру поведения, и то, когда она недоговаривала. Впрочем, этой фразой и моя сестра прокалывалась — в этом они были очень похожи.
— Перезвоню попозже, Габи, и, прошу, будь осторожна.
Я доверял Рафаэлю и знал, что он ни при каких обстоятельствах не оставит ту, что дорога мне, наедине с кем-то чужим или даже знакомым, а уж из дома точно не выпустит без присмотра, даже во двор, чтобы просто посидеть в саду.
— Я хочу вернуться к тебе, Джо, так что не переживай, — ответила она, и в это время я сел в машину, которую оставлял на специальной закрытой парковке.
После еще нескольких слов отключил вызов и минуту смотрел на фотографию Габриэллы, которую поставил на контакт: она целовала стаканчик от кофе на фоне малинового заката, который так напоминал ее губы. Кажется, я сам вызвался сделать эту фотографию после ее попыток сфотографировать саму себя на фронтальную камеру, и теперь каждый раз улыбался от воспоминаний.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
02:57 PM
Мы с Кристиано договорились встретиться в клубе семьи. Точнее, он сказал, что будет там с двенадцати дня, и я не мог понять, почему Капо не хотел как следует передохнуть хотя бы дня два от того, что случилось в Пайксвилле.[1] Я даже дал добро на это, но, видимо, Кристиано был не из тех, кто позволял себе отдыхать слишком долгое время, и, честно говоря, даже мне было страшно за его состояние. Как долго Капо сможет держаться на плаву с таким образом жизни, из которого не выходил, кажется, лет так с семнадцати?
Остановив машину практически у входа в клуб, вышел из нее и направился внутрь, замечая краем глаза полностью тонированную BMW черного цвета, владельцем которой являлся Кристиано, и мотоцикл с розовыми вставками, принадлежащий Аннабелле. А что она тут делала? Конечно, сестра любила тренировки и усердно занималась собой, оттачивая навыки борьбы, а также стреляла из пистолета, но их с Кристиано точки соприкосновения с каждым разом становились слишком явными.
Я не стал более размышлять об этом и зашел внутрь клуба, услышав лишь тишину. Похоже, что никого, кроме Капо и сестры, внутри не находилось, а они вели себя слишком подозрительно, не издавая ни звука. Однако, как только я завернул за угол, буквально подкрадываясь, оказываясь в самой большой комнате клуба, резко остановился и громко спросил:
— Какого хрена здесь происходит?!
Аннабелла тут же подпрыгнула от неожиданности и выставила руки вперед, отталкивая от себя Кристиано, который чуть ли не нависал над ней, стоя слишком близко. Сестра быстро повернулась ко мне лицом, поджимая губы и виновато косясь то на меня, то на Капо, а тот лишь нагло смотрел в ответ, даже не моргая, будто между ними несколько минут назад ничего не происходило.
— Это не то, о чем ты думаешь, Джо, — попыталась успокоить меня Аннабелла, видимо, найдя в себе смелость начать разговор первой. — Мы просто…
— Целовались, — закончил за нее Кристиано, и сестра, чуть раскрыв рот, не зная, что теперь делать, ошарашенно взглянула на Капо.
Я вопросительно выгнул бровь, ожидая дальнейших объяснений, а внутренние демоны понемногу просыпались, так как были недовольны ситуацией.
— Это я попросила.
Аннабелла сделала шаг вперед и чуть в сторону, вставая перед Капо.
— У меня свидание.
Я прищурился.
— С Марко, — уточнила сестра. — Не хочу опозориться.
Она пожала плечами.
— Кристиано был рядом, и я подумала, почему нет?
Я опешил от слов Аннабеллы и повернул голову в сторону.
Не то чтобы Капо являлся плохим человеком и тем, кто мог воспользоваться ситуацией; вероятно, мне самому просто была неприятна мысль, что сестра с кем-то целовалась.
— Это ничего не значит, Джованни, успокойся, — твердо произнес Кристиано, и я почти поверил ему, но разум говорил о том, что здесь что-то нечисто, что-то точно происходило за моей спиной.
— Ты приехала тренироваться? — снова обратился к Аннабелле, и она кивнула; только сейчас заметил на ней спортивную одежду. — Одна?
Снова кивок, а я цокнул языком.
— Точнее, нет, — поспешила перебить мои недовольные вздохи сестра. — Мы с Кристиано ехали вместе: я на мотоцикле, он на машине, — объяснила она, и я согласился на такой вариант.
После моего очередного взгляда на обоих, Аннабелла закатила глаза и поспешила удалиться, залезая на ринг. В клубе и правда более никто не присутствовал, поэтому мы с Капо могли обсудить события в Пайксвилле.
Мы отошли чуть в сторону, вставая у мужской раздевалки, слыша звуки редких ударов по груше. Теперь я мог рассмотреть, насколько красиво русские разукрасили лицо Кристиано: разбитая бровь, синяк на щеке, кровоподтек на лбу, — однако это все были мелочи в сравнении с тем, как отделались другие — смертью.
— Что случилось? — не стал медлить я и сразу же перешел к делу.
— Они напали на нас ночью, когда все уже отдыхали после целого дня слежки, — начал Капо. — Подожгли дом, вытравили нас оттуда и стреляли в упор, как гребаные фашисты.
Кристиано закипал, и я понимал его боевой настрой, но еще видел, что даже после потери солдатов он не остановится.
— Черт, я не знаю, в какой школе учили этих русских, но они хороши, — на удивление признал Капо, и я тоже, честно говоря, мог согласиться с ним.
— Просто прекрати это, Кристиано, ты разбрасываешься людьми.
Я ткнул пальцем в его грудь и прищурил глаза.
— Я продолжу, но один, — уверенно сказал он, и я потер двумя пальцами переносицу. — Dannazione,[2] Джованни! Ты знаешь, что я не могу все это так оставить! — повысил голос Капо, и удары в этот же момент прекратились — Аннабелла замерла, смотря в нашу сторону. — Поставь себя на мое место, — теперь спокойнее продолжил он, совладав с собой.
— Ты ведь понимаешь, что это бесконечный круг?
Месть, вендетта, око за око, кровь за кровь — все это будет продолжаться до тех пор, пока кто-то не прекратит убивать, и теперь у меня на этот счет было свое мнение, и, по правде говоря, его принятие далось слишком тяжело, возможно, даже сейчас я не до конца соглашался с самим собой.
— Этот гребаный круг — вся моя жизнь! — последнее, что нервно прошипел Кристиано и открыл дверь раздевалки, теперь скрываясь внутри нее.
То, что Капо пытался наказать русских, никак не отражалось на мне, моей семье и мафии. Он сводил счеты с семьей одного из солдатов Чаек, и что Кристиано, что русский договорились со своими Боссами о том, что это только их война, хотя в нашем мире действовал принцип или даже закон — задевали кого-то из семьи, значит задевали всех.
Отчасти я каждый раз вздыхал от облегчения, понимая, что никому не грозила опасность из-за их, мягко говоря, конфликта, но после этого случая во мне проснулось желание нахрен все это прекратить. Кристиано не принимал помощи, а теперь и вовсе отказывался брать с собой солдат, над которыми имел власть.
Капо, кажется, больше не хотел говорить об этом, поэтому я прошел к Аннабелле, которая спустилась с ринга и уже снимала с рук перчатки, кладя их на стол и выглядя при этом уставшей.
— Как вы тут без меня? — поинтересовался я, вставая напротив нее; большие серые глаза поднялись на меня.
— Спокойно, вроде бы, — пожала плечами сестра и положила вторую перчатку на стол, после чего облокотилась об него. — Мама все так же лежит в кровати, вокруг нее крутятся врачи, а папа улетел в Италию, чтобы рассказать лично о протекании болезни.
Как только я услышал об отъезде отца, мысленно ударил кулаком боксерскую грушу, потому что именно он-то и нужен был здесь, в Нью-Йорке. Чертов папаша будто чувствовал, что что-то должно пойти не так — не по его сценарию.
— И как ты уже знаешь, собираюсь на свидание с Марко, — Аннабелла развела руки в стороны.
— Он пригласил тебя? — я вопросительно выгнул бровь.
— Да, несколько дней назад. Мы пытаемся узнать друг друга получше, — ответила сестра, но даже я видел, что между ней и Марко не могло быть ничего общего: они слишком разные. — Что с Габриэллой? Где она? — сделав голос тише, спросила Аннабелла, будто в клубе находились чужие.
— Габриэлла осталась в Палермо с Рафаэлем в доме Витторио.
Сестра была удивлена, что я оставил ее там, судя по выражению лица, которое источало недоверие.
— И да, она правда его дочь, черт возьми.
До сих пор это казалось чем-то нереальным.
— Impazzisci![3] — весело отозвалась Аннабелла и легонько толкнула меня кулаком в плечо. — Представляешь, какие теперь у нас будут родственнички? Сами Денаро! Самая опасная мафиозная семья в Италии!
Кажется, это и правда заводило ее, а я даже не думал об этом.
— Витторио, наверное, чуть в обморок не упал, когда увидел тебя вместе с Габриэллой! — издала смешок сестра, и я вспомнил его реакцию.
— Он лишь долю секунды пребывал в замешательстве, — сказал я, замечая краем глаза Кристиано, вышедшего из раздевалки и направляющегося к нам.
— Надо, кстати, еще кое-что обсудить. У Микаэля есть новости, — подойдя, сообщил Капо, и я кивнул.
— Мы уезжаем, — обратился я к сестре. — Тебе нужно переодеться?
— Дайте мне пять минут, — бросила Аннабелла, быстрым шагом направляясь в сторону женской раздевалки.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
04:30 PM
Зайдя в дом, пропустил Кристиано вперед себя, чтобы еще раз поговорить с сестрой о том, чем они с Капо занимались до моего прибытия в клуб. Аннабелла, похоже, поняла, что я собирался сказать, поэтому закатила глаза, снимая кроссовки с ног и бросая спортивную сумку рядом с обувью.
— С кем попало не целуются, Белла, — твердо произнес я, провожая взглядом Кристиано, который уже поздоровался с Микаэлем, ожидающего нас.
— Dio, Joe, ti ho detto che non volevo vergognarmi ad un appuntamento.[4]
Сестра любила переходить на итальянский, когда ее переполняли эмоции, потому что этот язык звучал гораздо громче, чем английский.
— Твой первый поцелуй должен был быть отдан Марко, ты же в курсе?
Конечно, эти правила уже давно устарели и не являлись частью нашей семьи, по крайней мере, некоторые из них, например, такие, как это, однако я решил напомнить Аннабелле старые традиции.
— Он не узнает, — пожала плечами сестра. — А теперь я могу пойти в свою комнату? — устало спросила она.
— С каких пор ты и Кристиано… друзья? — полу-вопрос, полу-утверждение, так как я не был точно уверен в том, являлись ли они на самом деле просто друзьями.
— С тех, как ты заставил меня с ним драться, помнишь? — ехидно улыбнулась Аннабелла, склонив голову вбок. — И с тех, как я стала больше времени проводить с ним, пока ты решаешь важные дела семьи, — продолжила она.
Я доверял Кристиано и доверял ему жизнь сестры, как самому себе, поэтому надеялся на его благоразумие в отношении нее, особенно после поцелуя, который до сих пор не выходил из головы.
— Просто признай, что ты не можешь смириться с тем, что я уже взрослая и могу целоваться с парнями, а может, и не только целоваться, — хихикнула Аннабелла и сделала два шага назад, собираясь уходить из коридора.
Правда чистой воды, черт возьми, но это лишь моя проблема.
Я прошел дальше, вглубь дома и пригласил Микаэля с Кристиано в кабинет на первом этаже, который принадлежал лично мне — не хотел занимать кабинет на втором этаже, принадлежащий отцу. Я первым вошел в него и подошел к креслу, обогнув широкий письменный стол, усаживаясь в кожаное кресло темно-коричневого цвета. Капо и консильери сели напротив стола.
— Кристиано сказал, нам нужно что-то обсудить, — обратился к Микаэлю, и он кивнул.
Прочистив горло, консильери закинул одну ногу на другую и сказал:
— Пока тебя не было в городе, мусороуборочная компания из Хьюстонаштат Техас перешла нам дорогу и вступила в бизнес, катая машины по Нью-Йорку и отбирая клиентов, при этом практически не снижая цены за вывоз, уборку и переработку мусора, — объяснил Микаэль, и я постучал указательным пальцем по письменному столу.
— С ними нужно разобраться, пока они окончательно не закрепились здесь, — предложил или, скорее, уже твердо решил Кристиано. — У Фидэро была одна идея, как можно запугать директора их компании, — ухмыльнулся Капо, а значит ничего хорошего, по крайней мере, для наших конкурентов это не предвещало.
— У Фидэро слишком радикальные меры, — ответил я, облокачиваясь о спинку кресла, наконец расслабляя мышцы шеи и спины, затекшие еще после перелета.
— Но это может сработать, — Кристиано сложил руки в замок, наклонившись вперед, кладя локти на колени. — Мы не какая-то гребаная благотворительность, которая отдает свой бизнес.
Конечно, я был согласен с мнением Капо.
— Хорошо. Пусть Леон пробьет директора… — я сделал паузу, задумавшись. — А как вообще называется компания?
Микаэль, кажется, ничего об этом не упоминал.
— Browning-Ferris Industries,[5] — ответил консильери.
— Пусть Леон пробьет директора, — повторил я, — и сообщит нам обо всех земельных участках, которыми он владеет.
Отчасти я подозревал, какие идеи могли прийти в голову Фидэро, поэтому и хотел, чтобы Леон достал для нас об этом информацию.
После небольшого собрания я направился проведать маму. Все это время мы поддерживали связь только с помощью телефона, но и то она не всегда могла ответить из-за врачей рядом и из-за слабости, присутствующей во всем теле.
Наша с Аннабеллой мама была сильной женщиной, которая могла стерпеть боль и ужасное отношение к себе. Да, я считал то, что происходило между ней и отцом, ужасными взаимоотношениями, где любил только один, а второй пользовался.
На удивление, никто из СМИ, наших людей, да и я сам не замечал, чтобы отец встречался с другими женщинами. Конечно, он мог это отлично скрывать, да и я до Габриэллы практически не светился с девушками, с которыми спал; вероятно, я унаследовал этот навык от отца, потому что был уверен в том, что он уходил из дома и уезжал в другие города и страны не просто так — у него кто-то был.
— Ciao mamma,[6] — тихо поприветствовал я и, только когда полностью зашел в ее спальню, понял, что она сидела в кресле, глядя в окно. — Тебе лучше? — тут же спросил, а брови взлетели наверх — я правда не ожидал увидеть маму где-то еще, кроме кровати.
— Ты вернулся, Джованни, — обернувшись ко мне, мягко произнесла она и улыбнулась; ее улыбка была самой красивой на свете, за исключением улыбки Габриэллы.
Я подошел к маме ближе, но она уже успела аккуратно подняться с кресла, чтобы заключить меня в объятия. Ее рост едва позволял дотянуться руками до моей шеи, поэтому мама обняла меня за плечи.
— Надолго ли лучше? — спросила она и отстранилась.
Мы все, кроме отца, наверное, понимали, что эта болезнь, которая медленно убивала ее организм, может снова войти в ремиссию, а может… снова, как и случилось недавно, ударить с новой силой.
— Как думаешь, сходить в церковь? Кажется, мы давно не были там.
Серо-голубые глаза вторглись в мои, чуть ли не умоляюще смотря в них.
— Не поверишь, но я совсем недавно посещал собор Святого Патрика.
После моих слов мама как-то по-хитрому улыбнулась, и я прищурился; что она знала?
— Я в курсе, Джованни, — подтвердила она мои догадки. — Когда ты не вернулся домой, а Габриэлла ночевала у нас, она приходила ко мне, спрашивала, где тебя можно найти, и я вспомнила, что, когда ты был маленький, постоянно убегал туда, будто собор — твое место силы, — объяснила мама, а ведь я даже и не спросил, каким образом в тот день Габриэлла нашла меня; кажется, я был слишком погружен в мысли о том, что узнал, и тревожился о том, как же все рассказать.
— Вы вроде как поладили? — поинтересовался я и помог маме снова присесть в кресло.
Мне было тяжело смотреть на то, как с каждым днем она теряла свою молодость и красоту, хотя и сейчас, конечно, мама была красива. Отчасти я понимал отца, который, не любя, все-таки взял в жены нашу с Аннабеллой маму, чтобы она больше никому не досталась.
— Габи чем-то напоминает меня, — вдруг сказала мама. — Я была такой же романтичной, хотела найти любовь и жить долго и счастливо, — пожала она плечами. — Вот только по итогу сложилось все иначе… Таким образом, что только я отдавала свою любовь, а у вас все взаимно.
Мама снова посмотрела на меня, подняв подбородок.
— Кстати, где она? Разве вы не приехали вместе?
Она оглянулась мне за спину, будто Габриэлла могла войти в комнату в любой момент.
— Она осталась в Италии.
И я уже скучал по ней: по ее голубым глазам с мягким взглядом, по ее нежной коже, к которой хотелось прикасаться каждую минуту, по ее улыбке, которая была обращена только ко мне, по джазу, который она слушала; в общем, по всему, что было связано с Габриэллой.
— Рафаэль охраняет ее. Просто Габриэлле нужно еще кое-что узнать у своей семьи, поэтому мы разделились, на время.
— Денаро… — тихо проговорила мама и задумчиво посмотрела в окно, аккуратно стуча пальцами по подлокотникам кресла. — Надо же. Наша семья будет близка с самим Витторио Денаро.
Она так же, как и Аннабелла, была и удивлена этому, и даже… рада?
Честно, я даже не задумывался об этом. Мне было глубоко плевать, кем являлись родители Габриэллы. Не в том плане, что вообще все равно, а в том, что будь она из самой бедной семьи, я бы не обратил на это внимания. Да, семья Денаро — это, кажется, то, с кем бы хотели породниться многие мафиозные семьи, но от одной мысли о том, как Витторио и Селеста поступили со своей дочерью, выворачивало.
— Когда Габи вернется? Она в порядке? — снова поинтересовалась мама.
— Как раз хотел набрать ей, чтобы узнать, — мягко ответил я и наклонился к маме, чтобы поцеловать в лоб. — Ты горячая, — забеспокоился я и взял ослабшую женскую руку в свою, аккуратно сжимая. — Мам, прекрати терпеть боль.
Как же чертовски бесило ее упрямство.
— Она моя верная подруга, Джованни, не переживай об этом.
Мама сжала мою руку в ответ, затем отпустила.
— Аннабелла дома? — спросила она, когда я практически шагнул к выходу из спальни.
— Приехала вместе со мной, — ответил я, и мама кивнула.
Кстати говоря, только сейчас задумался о том, а говорили ли они между собой по поводу ее помолвки с Марко? Что думала об этом наша мама? Отговаривала ли она свою дочь от поспешных решений? Может, даже приводила себя в пример? Скорее всего, Аннабелла разговаривала с мамой. Мы оба были близки с ней гораздо больше, чем с отцом, поэтому я надеялся, что сестра получала необходимую поддержку хотя бы со стороны одного родителя. Однако… слушала ли она кого-то, кроме себя?
Когда я прошел по длинному коридору, остановился у двери в свою комнату и прислушался. Внизу, на первом этаже, в гостиной разливалась красивая музыка, исходящая от фортепиано. Аннабелла.
Песня красиво отталкивалась от стен и проникала в ушные раковины, надолго оседая приятными вибрациями. Музыка не оставляла грусти после себя, наоборот, была очень подбадривающей и даже веселой. Значит, у сестры хорошее настроение.
Я не стал более слушать композицию и вошел внутрь комнаты, тут же замечая на столе цветы, которые я заказывал Габриэлле — гипсофилы. Они все еще стояли на небольшом комоде и украшали собой пространство, а еще напоминали о
ней
. Гипсофилы имели различные цвета и хрупкие маленькие бутончики. Это было прямое описание девушки, которая теперь точно поселилась в сердце.
Я встал возле цветов и достал телефон. Разблокировав, нажал на иконку приложения с контактами и перешел во вкладку «Избранное», затем нажал на номер Габриэллы.
Гудки. Гудки. Гудки. Постоянные чертовы гудки звучали прямо в ухо, и это раздражало, потому что вместо них я хотел услышать женский мягкий голос. Я сбросил вызов, затем через несколько минут набрал еще раз, но снова встретился с гудками. Выругавшись, потер переносицу двумя пальцами и перешел во вкладку «Контакты», ища номер телохранителя.
Побойся Бога, Рафаэль, если с ней что-то случилось.
На удивление солдат ответил через два гудка, и я тут же задал прямой вопрос:
— Где Габриэлла? Она не отвечает на мои звонки.
Я протянул руку к цветкам и аккуратно прогладил их пальцами, едва касаясь.
— Мисс Бьянко не выходила из спальни с самого утра, — оповестил он.
— Постучись в комнату или зайди внутрь, Рафаэль.
Почему я вообще должен рассказывать о том, какие действия стоило предпринять?
Не может же быть такого, что если Габриэлла в комнате, то не видит моих звонков. А может… и не хотела видеть? Черт, не стоило все-таки улетать обратно в Нью-Йорк. Я тут на хрен с ума сойду!
Я услышал по ту сторону звук, после как дверная ручка щелкнула, а Рафаэль позвал Габриэллу.
— Босс, кажется, она в ванной комнате, судя по звукам льющейся воды, — объяснил телохранитель.
— Спроси, все ли у нее хорошо, — твердо попросил я, потому что сердце чувствовало что-то неладное.
Очередной стук, затем… женский голос, который было слышно очень плохо, раздался в ушах, и я выдохнул. Она в порядке, по крайней мере, жива.
Рафаэль сообщил, что Габриэлла скоро должна выйти, поэтому я отключился, сказав о том, чтобы он передал ей перезвонить мне.
Все то время, что я ожидал ответного входящего звонка, ходил по комнате и мерил шагами пространство, потому что не мог усидеть на месте; казалось, что без Габриэллы я снова обзавелся тревожностью.
По какой-то причине именно сейчас в голове пронесся голос Маттео в тот вечер, когда моя семья устраивала прием: «любовь — слабость». И, черт возьми, это — ложь. Я всю свою жизнь только и думал о том, что полюбить кого-то — значит убить его,
ее
, потому что воспитывался не тем человеком, у которого совершенно не те ценности в жизни, которых придерживался сам. И, да, я позволил отцу одурачить себя, позволил вогнать в разум, что в нашем мире нет места любви и чувствам. Однако, что тогда происходило сейчас? Все наоборот…
Без Габриэллы я слаб, гораздо слабее, в чертовы миллионы раз слабее, чем, когда она рядом.
Когда я уже начал выходить из себя, потому что не отличался терпением, особенно в такие моменты, снова поднял руку, в которой находился телефон, собираясь набрать Рафаэля, но на экране засветилось долгожданное имя, и я ответил:
— Ciao il mio sole.Привет, мое солнце
После чего услышал мягкий смех, кажется, ей понравилась моя фраза.
— Солнце? — переспросила Габриэлла, и я мог поклясться, что она улыбнулась.
— Да, ты освещаешь мой путь.
— Привет, Джо, — наконец, сказала она, но теперь ее голос приобрел странные нотки, да и стал каким-то охрипшим.
— Хочу увидеть тебя.
Не стал более ждать. Мне необходимо было посмотреть на нее и таким образом понять, как на самом деле Габриэлла чувствовала себя.
— Тогда и я тебя тоже, — быстро проговорила она, и я оторвал телефон от уха, замечая на экране огненную вспышку. — Кажется, ты не выспался, — подметила Габриэлла.
— Вероятно, так и есть, — коротко ответил и провел пальцами другой руки по волосам; я вообще не привык разговаривать по видеосвязи, отчего чувствовал себя неловко. — У тебя глаза красные, — когда присмотрелся к картинке на экране, подметил я. — Что произошло, Габи?
Я надеялся, что она сразу ответит и не станет утаивать, потому что это заведомо проигрышная позиция.
Ее тяжелый выдох послышался даже через телефон, и если сначала она, видимо, стояла, то теперь уселась на кровать и облокотилась о спинку, держа телефон над собой.
— Помнишь, Витторио отдал мне флешку перед тем, как ты уехал?
Я кивнул.
— Там было видео…
Габриэлла отвела глаза в сторону и прикусила нижнюю губу.
— В общем, там я, маленькая, такая крошечная, а еще… мама. И представляешь, — ее голос стал на тон выше, — я совершенно не помню ее, не помню, чтобы она вот так нянчилась со мной. Вообще ничего не помню…
Габриэлла всхлипнула, и я в сотый раз пожалел о том, что улетел из Палермо, потому что сейчас, будь я рядом, мог поддержать, а теперь что? На расстоянии это сделать гораздо сложнее.
— Габи, ты была маленькой, слишком маленькой, чтобы что-то запомнить, — осторожно сказал я, заметив, как она смахнула тыльной стороной ладони скатившиеся слезы со щек.
— А теперь я вообще не могу ее увидеть…
Габриэлла улеглась на бок, все еще держа телефон перед собой.
— Я скоро вернусь, Джо, — устало произнесла она. — Когда узнаю хотя бы половину истории, обязательно сяду на первый же рейс до Нью-Йорка, — Габриэлла была настроена решительно, вероятно, она так и не питала каких-либо теплых чувств в отношении родной семьи — только не после того, что они сделали.
— Я скучаю.
— Я скучаю.
Мы одновременно сказали эти слова и заулыбались, смотря друг на друга.
— Послушай, ты не обязана быть там, если тебе тяжело, и не обязана узнавать правду…
— Нет, я хочу знать, — перебила Габриэлла, и я лишь кивнул, не осмеливаясь говорить что-то против или даже спорить; все-таки это была ее жизнь, ее семья, и только она могла решать, что со всем этим делать, а мое дело — поддержать, утешить и крепко обнять, спрятав от всего темного, что существовало в мире. — В общем, все будет хорошо, как и всегда.
Это звучало вовсе не так позитивно, но я не стал более наседать, поэтому согласился с ее решением и снова сказал о том, чтобы она держалась Рафаэля.
Мы еще какое-то время поболтали, чтобы отвлечь друг друга от насущных дел, которые стояли поперек горла, затем отключились. После звонка я написал короткое сообщение Рафаэлю, напоминая о его обязанностях телохранителя, на что он послал смайлик в виде знака «окей». Возможно, я слишком нервничал, но, черт, русские все еще хотели убить Габриэллу, а мой план по тому, как усмирить их гнев, на какое-то время провалился…
Несколько дней спустя.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
10:32 AM
Солдат семьи — Леон — довольно быстро смог пробить директора мусороуборочной компании, поэтому Фидэро основательно взялся за решение проблемы в виде операции под названием «Голова»; кстати говоря, он сам придумал его. И если сначала я выражался образно по поводу этого, то, когда увидел коробку в руках Фидэро, от которой, кажется, несло мертвечиной за милю,[7] понял, что теперь разговоры про головы имели не образное выражение, а буквальное.
Я спускался вниз из своей комнаты, когда Аннабелла пролетела мимо меня, порхая как бабочка в сторону гостиной. Кажется, с того момента, как отец снова сказал ей о том, что она обязана выйти замуж за Марко, сестра не выглядела по-настоящему счастливой, но сейчас… что поменялось?
— Белла, — позвал я, когда заглянул в гостиную, но не увидел сестру.
— Доброе утро, братец, — вдруг выскочила Аннабелла откуда-то сбоку, и я отшатнулся, слыша заливистый смех.
— Хорошее настроение? — поинтересовался я, теперь оглядывая ее с ног до головы; сестра и правда блистала как самая красивая и яркая звезда на ночном небе.
— Да так, — пожала Аннабелла плечами и загадочно улыбнулась, отводя глаза в сторону.
— Стоп, — остановил я, мягко беря ее за тонкое запястье, когда она хотела снова убежать. — У тебя же недавно должно было пройти свидание.
Сестра пожала плечами; неужели из-за него такое хорошее настроение?
— Я прав? С Марко?
И насколько мне было известно, Доменико сопровождал ее; я не мог оставить Аннабеллу вместе с чужаком Бернарди, да и с ней всегда был кто-то из телохранителей.
— Да, да, ты прав, Джо, у нас с Марко было свидание, — говорила она так, будто это что-то обыденное, а не событие года; вероятно, только я так считал, потому что, вроде как, сестра впервые ходила на свидание.
Да, мы были близки, но лично я не настолько лез в ее личную жизнь, насколько она волновалась по поводу моей. Однако по какой-то причине я был уверен в том, что Аннабелла ни с кем никогда не встречалась.
— Не расскажешь как прошло? — попросил я, и она кивнула.
Я облокотился плечом о стену, когда все же зашел внутрь гостиной, а Аннабелла встала напротив меня.
— В общем, мы сначала поужинали в ресторане с китайской кухней, — начала она, жестикулируя руками. — Ты ведь знаешь, я обожаю китайскую кухню, особенно острую.
Я кивнул, но мне всегда казалось это странным, ведь мы чистокровные итальянцы.
— Понятия не имею, откуда Марко узнал, потому что я ему не говорила, но там отменно готовят! — восхитилась сестра и закрыла глаза, будто до сих пор помнила вкус еды. — А потом Марко предложил прокатиться на его мотоцикле, съездить проводить солнце, в общем, романтика, представляешь, да? — застенчиво улыбнулась Аннабелла, и я снова кивнул. — Там было очень красиво! О, сейчас покажу, я сняла на видео.
Почему-то я даже не сомневался в этом, ведь сестра постоянно залипала в социальных сетях, выкладывая туда всю свою жизнь.
Аннабелла достала телефон из заднего кармана джинсов и открыла галерею, быстро перелистав некоторые фотографии, будто они совершенно не предназначались для моих глаз, затем нажала на снимок оранжевого заката и повернула телефон ко мне.
— Очень атмосферно, и машин почти не было, поэтому стояла тишина, — объяснила она. — Ну а потом Доменико отвез меня домой, — закончила сестра и убрала телефон обратно в джинсы.
— Так… Марко неплохой?
Слишком абстрактное уточнение, но, если с Аннабеллой ничего не случилось, я готов был ему поверить хотя бы на процентов так пять.
— Вроде как, да, но… какая же вкусная кухня в том ресторане, м-м-м, — протянула она, и я подумал: ей понравилось проводить время с Марко или понравился ресторан и закат?
Это две разные вещи, которые нужно уметь различать, и когда я хотел сказать об этом, телефон завибрировал в руке, а на экране высветилось имя Кристиано.
Сады Грейт-Нек, Нью-Йорк.
12:45 PM
Я не мог выносить запаха, который исходил от коробки, поэтому приказал Фидэро ехать либо на своей машине, либо вместе с Кристиано, потому что иначе в желудке не останется и намека на завтрак.
Директор компании «Browning-Ferris Industries» имел несколько земельных участков. Один вопрос: нахрена и для кого они нужны? Как сказал Леон, в основном он жил либо в Хьюстоне, либо здесь, в Нью-Йорке, точнее в пригороде, куда мы и направились, чтобы подарить некий подарок, как называл это Фидэро. Если мне когда-нибудь сделают такой же, я, конечно, выстою перед лицом врага, но потом едко поморщусь и поспешу закопать в землю. Как отреагирует Уилл — понятия не имел, но хотел посмотреть на это.
— Уймись, Фидэро! — приказал Капо, когда мы одновременно вышли из машин.
Фидэро был достаточно молодым солдатом, кажется, ему было около двадцати, но он уже отличался жестокостью и кровожадностью по отношению к врагам. И если Кристиано тоже нравилось причинять врагам боль, то Фидэро, делая это, не мог остановить себя, если кто-то не находился рядом. Один черт знал, что творилось у него в голове.
И сейчас солдат вел себя слишком возбужденно, по акульи ухмыляясь, наверняка ожидая реакции директора компании, на что получил замечание от Капо.
— Это же весело, — проговорил Фидэро, схватив коробку в руки; он даже не морщился, нося ее у себя под носом.
Кажется, внутри подарка была еще и записка с текстом: «Добро пожаловать в Нью-Йорк».[8]
— Просто поставь ее посередине лужайки и отойди, — снова приказал Кристиано, и солдат закатил глаза, будто ему вовсе не хотелось расставаться с коробкой.
После того, как Фидэро выполнил приказ, мужчина средних лет, одетый в белую рубашку и черные брюки, с сердитым выражением лица вышел из дома и спустился с крыльца, кажется, ему не нравилось, что кто-то ходил по его идеально выстриженному газону, но а мне не нравилось, что его нога ступила на нашу территорию, поэтому, считай, мы квиты, за исключением отрезанной головы одного из его людей.
— Что вы себе позволяете?! — агрессивно спросил он, переводя глаза с нас на коробку.
Я выгнул бровь, но Кристиано опередил меня, сказав:
— Подними коробку и открой, — твердо, жестко, властно и без какой-либо эмоции на лице.
Директор компании прищурился, не понимая, что здесь происходит, и опасливо нагнулся, но все же взял в руки подарок, после послушно открыл и тут же отбросил от себя, издав нечленораздельный звук, из-за чего голова выкатилась из коробки, перевязанная лентой. Фидэро, стоявший возле Капо, истерично засмеялся, за что получил локтем в бок от Кристиано.
— Больше не суйся на мою территорию, Уилл, — кинул я, назвав того по имени.
Он все еще не мог оторвать взгляд от мертвой части тела, наверняка узнавая человека, работавшего в его компании, а мы не стали более задерживаться, поэтому прошли к машинам. Сначала Капо с Фидэро тронулись с места, засвистев шинами, после — я, однако, задержал взгляд на Уилле, который теперь смотрел прямо на меня, и в темных глазах можно было разглядеть не только страх, но и нечто большее, что наверняка заставит его отомстить, если, конечно, кишка не тонка.
Как и говорил, я буду делать все, чтобы семья процветала. Буду работать больше, чтобы, например, такие как «BFI» не ступили и не забрали то, что принадлежало нам, даже если для этого необходимо идти на радикальные меры.
Сейчас я испытывал некое облегчение, но больше — счастье, потому что завтра должна была вернуться Габриэлла. Вчера мы снова созванивались по видеосвязи, и выглядела она все такой же грустной, но как будто бы более спокойной. Конечно, я расспросил ее о разговоре с Витторио, она же пожелала рассказать все при личной встрече, и я не стал противиться, а еще надеялся, что ей понравится мой сюрприз. Он предназначался не только Габриэлле, скорее, нам обоим, но внутри было то, что принадлежало только
ей
.
[1] Округ Балтимор, штат Мэриленд.
[2] Проклятье (итал.)
[3] С ума сойти! Ну ты и влип, братец! (итал.)
[4] Боже, Джо, я же сказала, что просто не хочу опозориться на свидании, вот и все. (итал.)
[5] Реальная компания, как и их история вхождения в бизнес в 1993 году.
[6] Привет, мама. (итал.)
[7] Примерно 1.6 км.
[8] Из реальных событий: в январе 1993 года мусороуборочная компания Browning-Ferris Industries (BFI) из Хьюстона попыталась зайти на рынок Нью-Йорка. После подписания первого же контракта директор компании обнаружил на своей лужайке отрезанную собачью голову, в пасть которой была вложена записка с текстом: «Добро пожаловать в Нью-Йорк».
Глава 31: Принятие
Мисс Габриэлла Бьянко
Несколько дней назад.
Палермо, Италия.
06:45 AM
Я не могла заснуть с того самого момента, как Джованни покинул дом семьи Денаро. Теперь в теле окончательно поселилось чувство одиночества и пустоты, потому что здесь, в Италии, в этом доме я и правда одна, за исключением Рафаэля, который теперь должен был ходить за мной по пятам, но на этом настоял Джованни, и я понимаю его опасения. Да, я хорошо провела время с женой Дрэго — Андреа, но было ли это основанием на все сто процентов доверять семье Денаро? Конечно же нет.
И все же, я не могла больше валяться в постели и тупо смотреть в потолок, размышляя о том, чем заняться в такое раннее время. Повернувшись на бок, чтобы дотянуться до телефона, заметила на столе флешку, которая так и осталась лежать после вчерашнего дня на тумбочке возле кровати, а я не смела притронуться к ней, потому что боялась прочитать, узнать, увидеть, что же она таила в себе: какие тайны и секреты, от которых наверняка все застынет внутри…
Я придвинулась к тумбочке ближе, усевшись на ягодицы, поджав под себя ноги, и взяла флешку в руку, прокрутив несколько раз между пальцев. Оглядевшись по сторонам, заметила, как лучи солнца медленно подкрадываются к кровати, скользя по полу сквозь тонкую щель между двумя шторками. Прикусив нижнюю губу, положила флешку на кровать и спустила ноги на пол, быстро проходя в другую часть спальни, где стояло небольшое мягкое кресло, на котором лежал мой дорожный рюкзак, а внутрь него помещался небольших размеров ноутбук. Кажется, он везде путешествует со мной, потому что мне необходимо мониторить сайт гончарной мастерской и распределять записи с учениками по дням недели, но сейчас занятия приостановились.
Я подумала, что либо сейчас узнаю, что таит в себе содержимое флешки, либо уже никогда не решусь взять ее в руки. Терять, в принципе, было нечего, потому что моя жизнь и так слишком запутана и потеряна в этом огромном мире.
Наконец, поставив ноутбук на кровать, включила его, затем вставила флешку в специальный разъем. Несколько секунд антивирусная программа проверяла ее, после я смогла открыть папку, в котором находился один-единственный видеофайл. Я нахмурила брови, не представляя, что это вообще такое, но ткнула на файл. Одна секунда, и мое имя огромными буквами расплылось на экране, затем я услышала тихий плач ребенка. Картинка стала появляться чуть позже, но я точно разглядела Витторио и маленького Дрэго.
—
Моя крошка
, — послышался ласковый женский голос, и камера направилась на ребенка, лежащего в детской кроватке, будто он только-только родился. —
Элла, моя маленькая Элла
, — снова женский голос, после из-за кадра появилась женская рука, которая протянулась к ребенку и поправила шапочку на голове.
—
Мама, почему Элла, если ее имя Габриэлла?
— спросил Дрэго, и я отбросила ноутбук в сторону, попятившись от него, к спинке кровати, будто обожглась, будто ноутбук и то, что на нем показывают, могло убить меня.
И это правда убивало. Вырывало последние живые внутренности, последнюю жизненную энергию, которая хоть как-то заставляла продолжать дышать и жить.
Спустя несколько минут я вновь приблизилась к ноутбуку и нажала указательным пальцем на кнопку пробела, чтобы остановить видео, которое все еще шло, но я не могла ничего слышать, потому что единственный звук, который отдавался в ушах, — бешено колотящееся сердце.
С каждой секундой я все больше понимала, что ребенок на экране —
я
, а женский ласковый голос, произносящий имя «Элла», принадлежит моей матери, имя которой я даже не знала, потому что не удосужилась дослушать рассказ Витторио о том, как они вообще решили отдать меня, а теперь, кажется, жалела об этом.
Так… мама звала меня с помощью сокращения «Элла»? Как мозг мог не запомнить этого? Да, я была слишком мала, но если в этом видеофайле присутствовали и дальше снимки со мной, где я росла, то почему память не воспроизводила их? Почему я предпочитала сокращение от своего имени именно «Габи», а не «Элла»? Может, потому что в глубине души и где-то там, на подкорке, знала, что ненавижу его? Знала, что оно делало больно?
Я сделала глубокий вдох и снова потянулась рукой к кнопке пробела. Придвинув к себе ноутбук и поставив его к себе на ноги, стала внимательно смотреть дальше.
—
Просто мне нравится такое сокращение, малыш
, — ответила мама, обращаясь к Дрэго, и камера переключилась на него.
Тогда еще маленький брат протянул к моей той версии руку и аккуратно потрепал за щечку, говоря, что я очень милая, отчего я улыбнулась. Кажется, Дрэго и правда любил меня, по-настоящему, как родную сестру, которую он потерял на несколько лет. И на самом деле я даже не задумывалась до этого момента, каково ему было знать, что где-то там, в Нью-Йорке, живет некая Габриэлла Денаро — сестра, родная кровь… Я же ничего не знала о своей настоящей семье, и можно смело сказать о том, что в каком-то плане мне было и правда легче, чем им всем, а я повела себя как чертова эгоистка, сразу накинувшись на Витторио…
Продолжив смотреть видео, заметила другую дату в углу, да и теперь на экране появилась красивая женщина с голубыми глазами и темно-рыжими волосами. Так вот в кого я…
—
Селеста
, — послышалось за кадром, кажется, это был голос Витторио.
Женщина повернула голову, отвлекаясь от камеры, при этом держа на руках меня.
Селеста… Красивое имя.
—
Я тут пытаюсь уложить Эллу спать
, — сообщила она, и я опустила глаза вниз, смотря на себя.
Теперь я и правда подросла и металась у мамы на руках, что-то кряхтя себе под нос и морща нос. Я невольно засмеялась, потому что это было так мило и смешно, но я вообще не узнавала себя, будто это был совершенно другой человек.
—
Самолет через пару часов, мы должны выезжать
, — снова послышался голос Витторио, и мама вздохнула.
Камера, насколько я поняла, просто стояла на какой-то возвышенности, ее никто не держал, поэтому мама могла спокойно ходить по комнате, пытаясь при этом успокоить меня, но я все не унималась и теперь вовсе закатила истерику.
Я задумалась, а не этот ли день стал точкой невозврата? Не в этот ли день родители решили, что самое время увезти меня в Нью-Йорк и отдать другой семье? Все указывало на это: большой чемодан, который виднелся в углу комнаты, Витторио, который сообщил о самолете, мама, которая шептала мне: «все будет хорошо, крошка», и я, которая плакала, будто чувствовала неладное.
На несколько секунд экран потух, а потом я услышала сразу несколько голосов, один из которых принадлежал Дрэго:
—
Что? Мама, мы не можем оставить ее тут!
La sorella deve tornare a casa con noi!
[1]
Сестрица… В голове тут же вспыхнул наш последний разговор с братом, где он так же назвал меня.
Дрэго, видимо, яро отстаивал мои границы, хотя на вид ему было… года два? Я даже не знала, какая у нас разница в возрасте. Но кто вообще послушает ребенка, который тогда еще ничего не смыслил в мире, в котором родился? Правильно — никто.
—
Малыш, так будет лучше, но ты обязательно с ней еще увидишься, обещаю
, — мягко ответила мама, и теперь камера находилась у кого-то в руках: судя по закадровому мужскому голосу, у Витторио. —
Они же правда позаботятся о ней?
Она повернула голову к своему мужу, а я увидела стоящие слезы в голубых радужках.
—
Как мы можем оставить Эллу здесь, дорогой?
— прошептала мама, и мне стало больно.
Грудь в очередной раз сдавило, и я задышала интенсивнее, потому что казалось, что теперь окончательно задыхалась. Черт, у меня никогда не было панических атак, но это…
Я остановила видео в очередной раз и толкнула ноутбук в сторону, вставая с кровати, пытаясь восстановить дыхание, а в голове продолжали гореть красным светом слова мамы:
«Как мы можем оставить Эллу здесь, дорогой?»
Как? Как? Как?!
Но если оставили, то очень даже смогли. Да, сейчас в обиде и гневе желание сказать «легко и просто» было сильнее, чем когда-либо, но я остановила поток мыслей, потому что видела — теперь — что вообще это было не просто, по крайней мере для мамы,
особенно
для мамы. Мне даже казалось, что за время, которое прошло с момента моего рождения — первое видео — и до этого момента — отъезда в Нью-Йорка, — мама стала выглядеть более поникшей, а в голубых глазах больше не было того самого огонька, который присутствовал ранее.
Как же ты мог так поступить со своей женой, Витторио? Неужели все было и правда настолько плохо тогда, что ты не мог защищать нас всех?
В очередной раз я боялась подойти к ноутбуку и продолжить смотреть видео, будто это все — полыхающий огонь, и, если я дотронусь до него, он выжжет меня дотла, не оставляя и кусочка. Впрочем, внутри уже не оставалось ничего живого. Кажется, что без поддержки Джованни я вообще терялась в тревожных мыслях и теперь задавалась вопросом: как вообще жила без него? Но ответ был таков, что я вовсе не жила, а лишь выживала, по крайней мере, ради Эмилии.
И все же я снова собрала себя в кучу, стиснув зубы и сжав руки в кулаки, чтобы вернуться к просмотру. На экране то и дело мелькала мама, но теперь рядом с ней была еще одна женщина, и именно ее я называла мамой всю свою сознательную жизнь. И, конечно, моя маленькая версия не могла запомнить этих моментов, а когда уже была в более осознанном возрасте, рядом не было Селесты, лишь приемная семья. Вероятно, они снимали видео для семьи Денаро, и именно так родители следили за моим взрослением.
Честно говоря, я представляла, каково это, когда твой ребенок растет не с тобой, когда ты больше не можешь слышать в реальном времени его смех, голос, когда не можешь обнять его, ведь Маттео забрал у меня Эмилию, и я совершенно не знала, где она и что с ней, хотя в голове то и дело всплывало сообщение от Энолы Малевской, однако пока оно могло подождать, да и нужно было обсудить это с Джованни.
Видео прервалось на неожиданном моменте, казалось, оно еще должно было продолжаться, но теперь будто кто-то обрубил связь, и все разом пропало, и я уже хотела вынимать флешку, чтобы выключить ноутбук и наконец побыть с собой и своими мыслями, но на экране появилась… Селеста.
Мама
.
—
Моя крошка
, — мягко сказала она, и пальцы замерли в нескольких нещадных дюймах[2] от флешки. —
Моя дорогая Элла, Габи, Габриэлла
.
Как только мое имя не сокращали, но именно родная семья звала меня «Эллой».
—
Я знаю, ты злишься, и, если смотришь это, значит, узнала правду от своего отца, либо от меня, если я дожила до этого момента
, — мама усмехнулась на камеру, пожав плечами, а я отвела глаза от экрана, потому что, нет, мам, ты умерла полгода назад, и мы больше не увидимся, по крайней мере в этой жизни точно. —
Я не хочу оправдываться перед тобой, Элла
, — сразу отсекла она, показав еще вдобавок и рукой, чтобы усилить слова, —
поэтому здесь не будет речи о том, как я сожалею о своем поступке, хотя с того самого дня, как мы отвезли тебя в Нью-Йорк, я каждый Божий день думала о том, что совершила самую большую свою ошибку…
Мама чуть приподняла подбородок и быстро-быстро заморгала; скорее всего, пыталась таким образом не расплакаться. Затем снова опустила взгляд и посмотрела прямо в камеру, но казалось, что ее голубые радужки буквально врываются в мои, смотрят насквозь, будто мы с ней сидим друг напротив друга, и на самом деле я бы хотела этого, очень.
—
Элла, дорогая, если сможешь, прости нас с отцом. Мы правда хотели уберечь тебя от этого мира и от войны, которую проходила наша семья, когда ты пришла в нашу жизнь
.
Одинокая слеза скатилась по моей щеке, но я не стала стирать ее, да и двигаться тоже — просто как застыла на месте, так и осталась.
—
Я так сильно люблю тебя
, — последнее, что сказала мама, прежде чем сдалась — слезы стали застилать глаза и щеки, и видео оборвалось, вероятно, кто-то обрезал его.
А я и не знала, хотела ли еще слышать и смотреть этот видеофайл, потому что, чем больше я узнавала информации о себе, тем тяжелее воспринимала, тем более вот так — со слезами на глазах и со словами прощения.
Да, было тяжело смотреть на то, как родная мама прощалась, как испытывала чувство вины, хотя я понимала, что она, что Витторио должны чувствовать себя виноватыми из-за своего поступка. Однако теперь я и правда посмотрела на ситуацию другими глазами, хотя толком еще не знала всю историю и как все было на самом деле.
Мне необходимо было освежить голову, после — спуститься вниз, чтобы позавтракать и поговорить с хозяином этого дома, поэтому я выключила ноутбук, достала чистые вещи из сумки и пошла в ванную комнату. Спустя несколько минут в дверь постучали, и я вздрогнула, потому что уже потеряла счет времени, стоя под душем, закрыв глаза, пытаясь смыть с тела всю панику, которой меня то и дело охватывало. По голосу, нарушившему мою маленькую идиллию наедине с собой, я поняла, что это Рафаэль и что у него на телефоне висит Джованни, который хочет узнать, все ли со мной в порядке. Я ответила, что все хорошо, а потом поняла, что, наверное, и правда уже задержалась здесь, а Джованни пытался дозвониться до меня.
После слов Рафаэля выключила воду и поспешила к телефону, набирая номер Джованни. Изначально я не хотела, чтобы он знал о моих слезах и настоящем состоянии, но… сколько раз он повторял, что я не должна врать? Много. Но дело было даже не во лжи, а в том, что мне до сих пор трудно было признать, что кто-то и правда мог так заботиться обо мне…
— Кстати, как долетел?
Я, конечно, запомнила, что он боялся летать.
—
Без тебя было гораздо страшнее, Габи
, — ответил Джованни, и я растянула губы в улыбке.
— Ладно, больше я не собираюсь таскать тебя по самолетам, — издала смешок я, пожав плечами, следя за ним по видеосвязи.
—
Если ты будешь сидеть рядом и держать меня за руку, я смогу все на свете
, — признался Джованни, и я засмущалась, тут же краснея, отчего он сказал, что давно не видел моих румяных щек, а они ему, вообще-то, нравились.
Разговор мы закончили на дальнейших наших планах, хотя я до сих пор точно не знала, что стряслось у семьи Пеллегрини, но была уверена на все сто процентов, что Джованни решит возникшую проблему или проблемы.
Отложив телефон на тумбочку возле большого настенного зеркала с темно-коричневой деревянной рамкой, подкрасила ресницы и уложила брови — это все, на что я была способна в данный момент, и то думала, что это вовсе лишнее. Над одеждой не стала заморачиваться и надела джинсовый комбинезон со штанами и горчичную водолазку. Волосы все еще были влажными, но я не хотела тратить время на их сушку, поэтому расчесала, перебросила на одно плечо, посмотрелась в зеркало в полный рост и вышла из комнаты, желая доброго утра Рафаэлю, которого я еще не видела глаза в глаза, лишь слышала голос.
— Доброе, мисс, — ответил телохранитель и поспешил за мной следом вниз, как только понял, что я не собиралась задерживаться возле своей комнаты или где-то на втором этаже.
В принципе, я действительно ощущала себя в большей безопасности, нежели если бы за мной следили телохранители Витторио. Да, им это не составило бы труда, но я их не знала, и они меня — тоже, хоть и употребляли фамилию «Денаро».
Рафаэля я тоже не так хорошо знала, но Джованни доверял ему, поэтому с легкостью могла сказать о том, что в ответ доверяла своему телохранителю.
Спустившись вниз, я заметила Лауру, которая щебетала над Дрэго и Андреа, пока они завтракали и разговаривали на языке жестов. Андреа иногда тихо смеялась и продолжала уплетать наверняка вкусную еду, смотря на своего мужа. Честно говоря, я была рада видеть брата счастливым, потому что после тех видео и того, как он яро отстаивал меня, сложилось впечатление, что внутри его души, возле сердца зияла огромная дыра из-за потери сестры.
— Сестрица, ты проснулась, — сказал Дрэго, чуть улыбнувшись, когда заметил меня, входящую на кухню. — Присоединяйся к нам, — брат указал на место напротив него, и я, поприветствовав его жену, уселась на стул, оглядывая теперь большой стол в поисках чего-нибудь съедобного.
Несколько минут мы сидели в тишине. Даже Андреа с Дрэго перестали разговаривать, пережевывая еду, а потом я спросила:
— Дрэго?
Он приподнял на меня темные глаза, внимательно слушая.
— Как долго ты учил язык жестов? Это сложно? — поинтересовалась я, кладя в рот кусочек омлета.
— Я до сих пор его учу, — пожал плечами брат, а Андреа кивнула, издав едва слышимый смешок. — Знаешь, почему она смеется? — с хитрыми глазами спросил Дрэго, переключив все внимание на свою жену, а я помотала головой в разные стороны. — Потому что я то и дело показываю совершенно не те буквы, и получается какая-то полная хрень, из-за которой Андреа поправляет меня, — объяснил он, и я улыбнулась. — На самом деле язык жестов не сложный, но лично я путаюсь в буквах и бывает долго соображаю.
— Но ведь Андреа понимает, что говорят люди, и без языка жестов, — проговорила я, потому что тоже думала об этом.
Андреа взглянула на Дрэго влюбленными глазами; вероятно, она поняла, что я сказала, а может, знала ответ, потому что задавала такой же вопрос своему мужу.
— Потому что я хотел, чтобы Андреа чувствовала себя со мной легко, чтобы мы были равны, хотя она заверяла, что это не беспокоит ее, — проговорил брат.
Я перевела взгляд на Андреа, которая что-то показывала пальцами, и Дрэго внимательно следил за этим. То, как он действительно хотел поддержать свою жену таким образом — выучив язык жестов, — восхищало и давало надежду на то, что настоящая любовь все еще была жива.
— Андреа сказала, что когда я сообщил ей о том, что буду изучать язык жестов, то она восприняла это как проявление заботы и даже… влюбленности?
Брат будто сомневался в переводе последнего слова, но Андреа кивнула, оповещая о том, что все верно.
— Но ты не говорила мне этого! — удивленно сказал Дрэго, одновременно со словами «показывая» буквы, и Андрея пожала плечами.
Она снова что-то показала, и брат легонько посмеялся, опираясь головой на свою руку, которую поставил локтем на стол.
— И еще сказала, что с того момента она стала теплее относиться ко мне, — объяснил для меня Дрэго.
— Вы выглядите очень счастливыми, я рада за вас, — лишь сказала я и отодвинула от себя тарелку, доев завтрак, после чего увидела в дверях кухни Витторио; сколько он стоял там и наблюдал за нами?
Я напряглась, вспоминая, зачем вообще прилетела в Италию и зачем спустилась из комнаты — не для того, чтобы сидеть за столом и вести беседу с братом и его женой, а чтобы узнать правду и улететь в Нью-Йорк к Джованни.
По глазам Витторио поняла, что и он хотел продолжить наш разговор, поэтому спустя несколько минут я и Дрэго прошли в кабинет мистера Денаро. На этот раз Андреа решила не мешать нам и удалилась в просторную гостиную, перед этим положив на мое плечо руку и кивнув, на что я легонько улыбнулась.
В кабинете мы с братом устроились на небольшом диване, а Витторио сел в кресло за письменным столом. Я не стала томить, потому что эмоции могли вырваться наружу без спроса, поэтому сразу сказала:
— Я посмотрела видео с флешки.
Дрэго, кажется, немного опешил, хотя он, вероятно, знал, да и видел, что мистер Денаро отдал мне ее.
— Спасибо, что отстаивал мои права, Дрэго.
Я повернула к нему голову, встречаясь с темными глазами, и он улыбнулся мне, не нарушая тишины, которая повисла между нами.
— Разве вам не больно было отдавать меня?
Теперь я обратила все свое внимание к Витторио, к которому до сих пор не могла обратиться на «ты» и как к отцу, хотя к Селесте я бы точно обратилась как к маме, а Дрэго уже воспринимала как своего брата.
— Габриэлла, это было непростое решение, к которому мы шли с твоей матерью очень долго, но с самого начала Селеста скрывала свою беременность.
Так вот почему никто нигде и не говорил тогда о том, куда пропал еще один ребенок из семьи Денаро?
— Но не потому, что я этого хотел, нет, — уточнил Витторио, и я выгнула бровь, смотря на него. — Твоя мать самостоятельно приняла это решение, потому что, когда она была беременна Дрэго, СМИ буквально атаковали нашу семью, стоя под окнами дома.
Все мафиози настороженно относились к журналистам? Я сразу вспомнила нелюбовь Джованни к ним, если это вообще подходящее слово, скорее, ненависть — идеально.
— И… она не выходила из дома? Или как вам удалось сохранить в тайне беременность? — поинтересовалась я, выпрямляясь и чувствуя, как на мою тыльную сторону руки опустилась теплая мужская ладонь — Дрэго пытался поддержать меня, а я не стала сопротивляться, потому что могла доверить себя ему, по крайней мере, после того видеофайла, где отражалась вся его любовь к младшей сестре —
ко мне
.
— Селеста старалась оставаться дома, но так было только на последних сроках беременности. До этого она появлялась на мероприятиях и гуляла по городу, но тщательно подбирала наряды, чтобы никто не увидел живота, — ответил мистер Денаро и взял ручку, лежащую на столе, после чего покрутил ее между пальцев. — Это не было легким решением, Габриэлла, разве ты не поняла этого после просмотра видео?
Я заметила, что Дрэго и мама действительно переживали, в их глазах стояли слезы, но… Витторио?
— Вы либо не показывали свои эмоции, либо для вас это…
— Ты ошибаешься, — резко перебил мистер Денаро, и я вздрогнула, сжав руку брата сильнее. — Рядом с Джованни ты должна была понять, что мы, как Боссы, не можем позволить себе показывать слишком много эмоций, особенно в отношении близких людей, потому что это опасно, и если на видео я действительно держался сдержанно, не значит, что внутри не чувствовал пустоту, — его голос с каждым словом приобретал опасные высокие нотки, а между бровей залегла складка. — Еще как чувствовал,
Элла
.
Вот оно.
— Пустота съедала меня изнутри, особенно когда мы больше не могли навещать тебя в Нью-Йорке, ведь ты стала взрослее и уже начинала понимать этот мир. Так что, прошу, не говори о том, чего на самом деле не знаешь и не видишь.
Я нахмурила брови и раскрыла рот, но не успела ничего сказать, потому что Дрэго обратил внимание на себя, сказав:
— Я могу поклясться тебе, сестрица, что наши родители убивались по тебе.
Брат склонил голову вбок, рассматривая меня.
— Да, они сами обрекли себя на несчастье, но, поверь, в доме практически царил траур…
— Но почему? Почему ты не мог защитить нас всех? Неужели твоих сил было недостаточно? — снова начала закидывать вопросами я. — Витторио Денаро же самый опасный мафиози в Италии!
Я взмахнула руками в воздухе, пытаясь придать своим словам великую значимость, но ведь так оно и было — по словам Джованни, семью Денаро боялись даже в Америке.
— Тогда наша семья претерпевала слишком много изменений в плане поимки предателей и их убийства, — Витторио говорил это так легко, будто разговаривал не с родной дочерью, а с солдатом. — Я опасался, что на каждом углу могла поджидать опасность, и так оно и было.
Он вдруг кивнул на Дрэго, и брат без слов понял намек.
— Шрам от ножа на виске тому доказательство, — продолжил мистер Денаро, после чего я увидела за волосами, которые Дрэго чуть сдвинул пальцами в сторону, длинный шрам, который тянулся от правого виска до уха и даже за него.
— Кажется, мы тогда обедали в ресторане на главной улице Палермо, — немного прищурившись, проговорил брат, вспоминая тот день.
— Тебя задели ножом?
Дрэго кивнул, а мои глаза в удивлении распахнулись.
— Но как можно метать ножи посреди оживленной улицы при свете дня?
— Им было плевать.
Я снова перевела глаза на Витторио.
— Они просто хотели убить всю мою семью, а после — меня, чтобы встать во главе. Честно, Элла, я никому этого не говорил, даже своему сыну, — он мельком взглянул на Дрэго, — но тебе раскрою секрет. Тогда я думал сдаться, думал оставить «пост» и спокойно жить с семьей где-нибудь в глухой деревне глубоко в Италии, потому что не хотел терять вас, не хотел одного за другим хоронить.
Мистер Денаро и правда выглядел взволнованным и… грустным? Это до сих пор делало ему больно?
— Поэтому, когда Селеста сообщила, что беременна вторым ребенком, через несколько дней я сказал, что мы должны скрывать его, то есть
тебя
, — он показал на меня рукой. — Изначально в этом и был план, Габриэлла.
Я вопросительно изогнула бровь и закинула ногу на ногу, усаживаясь поудобнее.
— Скрывать беременность Селесты и не выпускать ее из дома без веских причин, — объяснил Витторио. — Да, люди задавали вопросы, но пусть так, чем моя жена и твоя мать находилась бы под прицелом, верно? — скорее риторический вопрос, но я решила вставить свое слово:
— А потом вы решили, что лучше вовсе отдать меня?
Да, я давила, хоть и видела, что моя настоящая семья на самом деле переживала за меня.
— Потом мы решили, что Бьянко позаботятся о тебе лучше, чем мы, — отрезал мистер Денаро, и я мотнула головой, не веря в эти слова.
— Это смешно! Просто смешно! Как можно верить в то, что приемная семья лучше, чем родная,
папа
?! — не выдержала я и чуть ли не крикнула, а потом мы все вместе застыли, потому что впервые после того, как я узнала и как прилетела в Палермо, назвала Витторио папой.
Я поставила локти на колени и опустила голову вниз, зарываясь пальцами рук в волосы, чуть ли не дергая их на себе. Спустя минуту я ощутила на своем плече ладонь, но не нужно было смотреть, чья она, потому что единственный человек, который сидел рядом, — мой брат.
Черт… просто представьте: я все двадцать шесть лет жила в гребаной темноте, то есть мне закрыли глаза черной тряпкой, чтобы я ничего и никого не видела, чтобы не подозревала о другой жизни.
— Здесь было опасно, Габриэлла.
Витторио пытался вдолбить в мою голову оправдания, и, Бог мне свидетель, я правда пыталась понять его и маму.
— Я не хотел видеть то, как моя дочь воспитывается в условиях войны; то, как солдаты другой семьи убивают мою семью. И я хотел, чтобы Селеста уехала вместе с вами, — мистер Денаро показал на нас с Дрэго, и я снова выпрямилась, облокачиваясь на спинку дивана, пытаясь унять дрожь в пальцах, — но она отказалась, потому что не хотела оставлять меня здесь одного, и на самом деле я благодарен вашей матери за поддержку в те времена.
Он опустил глаза в пол и тяжело вздохнул, и я поняла, что Витторио тяжело вспоминать о прошлом, да и о настоящем тоже, ведь его жена и наша с братом мама —
мертва
.
— Если бы не Селеста, нас бы здесь не было, я в этом уверен, — продолжил мистер Денаро.
— Но Дрэго ведь остался с вами… — вымученно сказала я, помотав головой.
— Дрэго наследник нашей семьи. Да, тогда ему было, кажется, около двух лет, и я, как и сказал, хотел, чтобы вы все уехали, — Витторио кивнул, — но потом решил, что он должен остаться, потому что ему как будущему Дону нужно видеть все, что происходит в семье и набираться опыта, — объяснил он, а я в это время думала, что же было бы, если бы мы с братом вместе воспитывались в чужой семье, причем Дрэго понимал бы, что те родители вовсе не родные, однако… рассказал бы он мне правду?
Я только могла прикидывать, что, скорее всего, что папа, что мама приказали молчать до определенного момента, но это лишь мои догадки, которые никогда не получат ответов.
Наконец Витторио встал из-за стола, и я последовала его примеру, поднявшись на ноги, и теперь мы оказались лицом к лицу. В мужских чертах лица я видела сходство с собой, но все же, как я заметила по видео с флешки, внешне мы с мамой похожи гораздо больше. Тяжело было что-то говорить, потому что до сих пор не знала, как относиться к своему собственному отцу…
— Прости,
Элла
.
Снова это «Элла».
— Я правда хотел бы загладить вину перед тобой, но понятия не имею как,
дочка
.
Слова, а особенно последние, почему-то сильно подействовали на меня, и слезы за каких-то долю секунд заполнили глаза, из-за чего лицо Витторио поплыло, а после… мужские руки обвили мою фигуру и притянули к себе, и мокрые дорожки все больше и больше стали покрывать щеки.
— Я просто хотела быть любимой,
папа
… — всхлипнув, прошептала я и вцепилась руками в плечи Витторио. — Все то время, что я жила в Нью-Йорке, чувствовала, что я чужачка, понимаешь?
Он кивнул, и я опустила голову, прижимаясь лбом к его груди, заливая пиджак и рубашку слезами.
— Мы с твоей мамой очень сильно любили тебя и будем любить, — говорил это так, будто мама все еще жива, и, узнай я всю информацию о себе раньше, смогла бы увидеть ее и даже обнять, а не смотреть на грустное осунувшееся лицо через экран ноутбука. — Не уезжай, Элла, — вдруг прошептал Витторио, и я замерла в его руках, не позволяя телу шевельнуться, да даже дышать больше не могла, потому что от этих слов внутри что-то надломилось, хотя казалось, что там, в душе уже ничего не осталось — все было выжжено ярким огненным пламенем. — Побудь дома с нами, со мной, еще немного, я так долго ждал тебя, — продолжил он, и я медленно отстранилась.
Глаза встретились со светлыми радужками Витторио, затем практически одними губами он прошептал:
—
Пожалуйста
,
дочь
, — это было сказано так мягко и… по-родному, что ли, что я, совершенно не думая, кивнула.
Я не знала, что из этого выйдет, но, глядя сейчас на легкие улыбки мистера Денаро и Дрэго, который тоже поднялся со своего места и встал рядом с нами, подумала, что и правда могла бы дать шанс своей настоящей семье.
➽─────────❥
Проведя в Италии некоторое время, я правда почти перестала злиться на Витторио и тренировалась называть его папой, но все равно с трудом. Мы ужинали вместе, разговаривая за столом обо всем на свете, и я, на удивление, теперь не чувствовала себя чужой как в Нью-Йорке; казалось, что я провела в Палермо всю свою жизнь, да и ко мне относились как к полноценной наследнице семьи Денаро, хотя на самом деле именно брат должен стать Доном.
Сейчас после небольшого перекуса и дневного сна, к которому я уже привыкла, из окна своей спальни — да, это и правда была моя спальня,
только
моя — увидела, как брат метал ножи, целясь в доски, которые напоминали людей. Изначально здесь их не было, когда раньше я смотрела в окно, а теперь, видимо, Дрэго решил потренироваться, и во мне проснулось желание показать ему мастер-класс, если я, конечно, не забыла, каково это — держать нож в руке и отпускать его в нужный момент.
Я спустилась на первый этаж, буквально пробежав по лестнице, встретив Лауру, которая едва вскрикнула, вероятно, не ожидая увидеть меня так скоро, потому что обычно я спала немного дольше; впрочем, как и все остальные в доме, кроме брата. И было интересно, почему Дрэго не спал точно так же, как и я.
Я вышла на улицу, тут же вдыхая свежий воздух, а легкий ветерок обдул лицо, отчего распущенные волосы взлетели с ключиц и легли за плечи.
— Предпочитаешь вместо сна метание ножей? — спросила я, когда встала позади брата, а он отпустил последний нож, что держал в руке, так как остальные уже торчали в досках, причем в красных точках — прямо в цель!
Дрэго обернулся, одаривая меня мягким взглядом, после проговорил:
— Я заметил, что мы просыпаемся раньше остальных, сестрица.
Было ли это чем-то семейным или… просто совпадение?
— Все же не могу долго спать, а вот ты, наверное, должен.
Все-таки брат жил в Италии всю жизнь, и я сомневалась, что он надолго задерживался в других странах.
— Я бы вообще не спал, но это как традиция, знаешь же,[3] — слегка посмеялся Дрэго и пожал плечами, подходя теперь к доскам и доставая ножи из них. — Попробуешь? — предложил брат, протягивая холодное оружие, при этом хитро улыбаясь.
— А у вас женщины умеют защищать себя? Или вы держите их дома? — поинтересовалась я.
Андреа, к примеру, изредка выходила из дома, но чем-то постоянно была занята, ходя по дому с тетрадями и ноутбуком.
— Держим? — вопросительно выгнул бровь Дрэго, будто ему вовсе не понравилось сказанное мною слово. — Так говоришь, будто мы запираем их в клетки, как каких-то животных, а потом в определенное время выгуливаем.
Соглашусь, прозвучало не очень.
— Понимаю, ты не это имела в виду, — он мотнул головой, смотря в мои глаза, и я виновато развела руки в стороны. — В основном не умеют, да и никто из них не изъявлял такого желания. Андреа на дух не переносит оружие, любое, да и вообще все, что связано с насилием и причинением боли, поэтому ей было… — он запнулся, отводя глаза в бок, — …сложно привыкнуть к этому, — закончил Дрэго.
— Но она здесь, с тобой, значит привыкла?
Я видела, насколько Андреа любила моего брата, и за это короткое время поняла, что очень рада за него. Каким он был без нее?
— К этому вряд ли можно привыкнуть, Габриэлла.
Брату нравилось мое полное имя; об этом он совсем недавно сказал мне, поэтому звал именно так.
— Она просто
выбрала
остаться со мной, вот и все, — пожал плечами Дрэго, и я кивнула, понимая, о чем он говорил, ведь я тоже осталась с Джованни,
выбрала его
, несмотря на то, что ненавидела мафию, а как оказалось — сама родилась в ней. Однако одно дело жить в этом мире с самого начала, с самого детства, другое — войти в него в восемнадцать лет, причем не по собственной воле, а когда тебя тащили силком, грозясь убить. — Так что, ты попробуешь? — в очередной раз спросил Дрэго, и я уверенно протянула обе руки к его, чтобы взять ножи, вложив один в правую, а другие в левую, аккуратно сжав за рукоятки, дабы не порезаться.
Я хитро ухмыльнулась, пройдя мимо брата, а он подмигнул. Давно я не метала ножи, но мне нравилось это; правда, совсем не знала, где могла применить эти навыки, потому что я, как и Андреа, была против насилия, поэтому вряд ли могла применить их на ком-то из людей. Однако… если кто-то причинит боль моим близким, тут я еще могла подумать.
Я встала у проведенной на траве линии, которую нарисовал брат для ориентира, и подняла правую руку, прицеливаясь и рассматривая мишени, думая, в какую могла бы попасть лучше всего.
— Ты можешь подойти ближе, — нарушил тишину Дрэго. — Я чертил ориентир для себя, и для тебя он может оказаться сложноватым, тем более если ты…
Брат запнулся, потому что я не стала дожидаться последних слов от него и метнула нож в доску, расслабляя пальцы, удерживающие рукоятку, попадая прямо в яблочко!
— Если я не умею метать? — закончила я за него, ехидно ухмыльнувшись, поворачивая при этом голову в сторону Дрэго, замечая, как его глаза округлились, а рот так и остался открытым, ведь он недоговорил.
— А ну-ка, покажи еще раз! — с воодушевлением произнес брат, отойдя от небольшого шока, и провел рукой по темным волосам, взъерошивая их.
Я издала смешок после его слов и снова взяла в правую руку нож, после вытянула левую, таким образом прицеливаясь, и склонила голову чуть вбок; прищурившись, поняла, что должна попасть в красную точку, которая находилась на воображаемой груди, около сердца, затем выпустила нож, и, как я предполагала, он попал ровно в цель.
— Fantastico![4] — восторженно сказал Дрэго и улыбнулся, кладя руку на мое плечо и чуть сжимая его. — Моя сестрица умеет метать ножи! Ничего себе! — не унимался брат. — Где и кто научил тебя? — все же решил полюбопытствовать он.
— Брат моего бывшего мужа, Марко, — спокойно ответила я, хотя внутри радовалась, что смогла удивить Дрэго и произвести на него впечатление. — Когда Маттео не было дома, он приглашал меня провести с ним время. Мы вроде как ладили, — непринужденно рассказывала я, — поэтому я и Марко часто коротали время за метанием ножей.
Тогда для меня это было чем-то вроде медитации. Марко даже предлагал представить в качестве мишени лицо его брата, но мне казалось это слишком жестоким, хотя сейчас я с удовольствием делаю это, однако… в реальности я бы не смогла убить Маттео, только не своими руками.
— Я мало, что слышал о семье Бернарди, но знаю, что их семейка какая-то сумасшедшая, это правда? — спросил брат, и я подняла глаза к небу, отмечая, что вскоре должен был начаться дождь, судя по темным кучевым тучам.
— Мать Маттео и Марко довольно… специфичная женщина, я бы сказала, и, возможно, если бы она являлась хорошей матерью, которая дарила бы любовь своим детям, все бы сложилось иначе, — объяснила я, вспоминая моменты с Карлоттой Бернарди. — Но Марко отличный друг, несмотря на его… проблему.
Дрэго странно покосился на меня, и я лязгнула ножами, когда стала перекладывать их у себя в руке.
— Он бывший алкоголик.
Брат присвистнул, но в этом не было ничего радостного или хорошего.
— Бывший? Ты уверена? — недоверчиво спросил Дрэго.
— Говорят, бывших алкоголиков не бывает, но… Марко держался, по крайней мере, до моего ухода точно, а сейчас понятия не имею, что происходит в доме Бернарди.
Хотелось думать, что он все же не сорвался и продолжил жить свободной жизнью от отравляющей организм жидкости, которая с каждым днем убивали в нем личность.
— Ладно, опустим момент со спиртным.
Дрэго протянул руку ко мне, и я вложила в нее один из ножей.
— Лучше сказать ему спасибо, что не оставил тебя одну в те ужасные времена, верно? — с долей грусти и боли в голосе сказал брат, и я кивнула, соглашаясь.
— Попробуем вместе? — предложила я, приглашая рукой подойти к себе ближе, чтобы встать возле ориентира.
Дрэго растянул губы в улыбке и сказал «конечно», затем взял один нож в правую руку, и мы встали бок о бок. Несколько минут мы целились, спокойно дышали и изредка переглядывались. Все это казалось каким-то сном или несбывшейся мечтой. А может… я действительно просто спала? Может, дурная голова придумала весь этот бред, и на самом деле никакого брата и отца нет? Да, я все еще сомневалась в том, что меня не разыгрывали. Па-ра-но-йя.
— На счет три, Габриэлла, — произнес брат, и я согласилась, прикрывая один глаз рукой, чтобы заслонить лицо от солнца, которое мешало увидеть красную точку — из-за него она плыла перед глазами. — Один.
Я чуть расслабила руку, в которой держала нож.
— Два.
Склонила голову вбок.
— Три! — громко чуть ли не приказал Дрэго, и мы одновременно выпустили ножи, попадая в цель, причем в одну и ту же, отчего лезвия неприятно лязгнули, казалось, на весь сад, и я невольно поморщилась.
— Ты мой главный конкурент, сестрица, — издал смешок брат, и я пожала плечами, а потом краем глаза заметила Вит… папу.
— Вижу вы хорошо проводите время, — сказал он, и мы с Дрэго переглянулись. — Я рад за вас, — голос выражал мягкость, однако в позе папы было что-то странное, будто он хотел о чем-то сообщить, но не решался.
— Габриэлла может преподать урок многим нашим солдатам, — похвалил меня брат, и я смущенно опустила голову чуть вниз, чувствуя, как щеки заливал румянец.
Папа улыбнулся, кажется, ему правда приятно было наблюдать за своими детьми, которые, несмотря на пропасть длиною почти что в мою жизнь, ладили друг с другом, а потом тихо и осторожно произнес:
— Мы можем съездить на кладбище, где похоронена ваша мама.
Я опешила и опустила обе руки вниз, свешивая их вдоль тела, которое снова перестало слушаться.
— Она бы хотела увидеть тебя, Элла, — продолжил папа, и я сглотнула.
И я тоже думала об этом. Думала, чтобы до отъезда посетить маму, посмотреть место на кладбище, купить самые красивые цветы и положить на могилу. Я была уверена в том, что могла залить слезами все еще свежую землю, которой присыпали гроб полгода назад.
Возможно, я оттягивала свой отъезд именно по этой причине, однако папа сам все решил — за меня, и, наверное, мне даже был необходим этот пинок, иначе я бы струсила, хотя мама не заслуживала такой трусливой дочери, потому что сама она невероятно смелая.
— Я согласна, — губы задрожали, произнося эти слова, но мне правда нужно было взять себя в руки, тем более рядом будет Дрэго и, вероятно, Андреа тоже пожелает поехать. Кстати говоря, я не спрашивала ее о Селесте, ведь она вышла замуж за моего брата в то время, когда наша мама была жива, и было интересно, как они относились друг к другу.
— Тогда собирайтесь, выезжаем через пару минут, машина уже готова, — кивнул папа, и мы с Дрэго, отложив ножи на небольшой столик, прошли мимо него внутрь дома.
Кладбище Палермо.
06:27 PM
Как я и предполагала, дождь накрыл город, может, не весь, но ту часть, в которой находились дом семьи Денаро —
моей
семьи — и кладбище, заливало с такой силой, что пришлось вместо обычных коротких ботинок, что я взяла с собой, надеть высокие сапоги. Мой телохранитель, Рафаэль, снова настоял на том, что должен поехать со мной, потому что ни Джованни, ни он до конца не могли доверять семье Денаро, особенно незнакомым мужчинам в виде телохранителей Андреа. Да, они сопровождали и охраняли нас на прогулке, но то был один раз, а теперь Джованни не находился в Палермо, поэтому все стало гораздо строже.
Кладбище выглядело очень ухожено, а надгробные плиты и кресты цепляли из-за размеров, видимо, это место не было тем, где хоронили обычных людей; возможно, под землей находилось самое богатое население Палермо, если не Италии, иначе я не могла объяснить царящую здесь обстановку.
Спустя еще несколько шагов мы — я, Дрэго, Андреа и папа — остановились, и я сразу поняла, что мы пришли к тому самому месту, к тому самому надгробью серого цвета, совсем как тучи, скопившиеся над нашими головами, под которым лежал гроб. Я не была уверена и не знала, за какое время тело человека успевало разложиться, но в тот момент, когда я выглянула из-за спины брата, а ноги сами понесли меня вперед, по какой-то причине была уверена, практически на сто процентов, что тело мамы все еще было в целости. От этих мыслей я потерла висок двумя пальцами и не заметила, как отпустила зонт, и теперь его уносило ветром куда-то далеко за наши спины, поэтому Дрэго и Рафаэль двинулись в мою сторону, прикрывая меня своими зонтами с обеих сторон. Однако я даже не обратила на этот жест должного внимания, потому что взгляд приковался к имени на камне: «Селеста Денаро», после спустился вниз и зацепился за надпись: «Mi dispiace che la tua vita non sia stata in grado di salvare».[5]
Я дернулась чуть в сторону и отвела глаза, потому что почувствовала, как слезы скапливались в уголках; казалось, что вся сила духа и воли, которую я собрала дома, исчезла, будто кладбище высосало их. На плечи с двух сторон опустились крепкие мужские руки, и я знала, кому они принадлежали, потому что боковым зрением видела, как Рафаэль отошел в сторону, уступив место папе, а Дрэго остался стоять рядом, оказывая поддержку, и я так же понимала, что им тоже не просто находиться здесь, ведь похороны организовывались совсем недавно — полгода не такой уж и большой срок.
— Она… — откашлялась, потому что голос охрип, — …страдала? — все же выговорила я слово, которое так и крутилось в голове, но язык все эти несколько минут, что мы уже простояли перед могилой мамой, не изворачивался.
Дрэго и папа поравнялись со мной, а я крепче сжала рукой цветы — белые хризантемы.По итальянской легенде, хризантемы появились из бумажных цветов, которыми бедная женщина украсила могилу сына. Когда она на другое утро пришла к могиле, то увидела, что цветы, принесенные ею накануне, проросли и сделались живыми.
— Нет, — отрезал папа, и я услышала в его голосе нотки боли — конечно же, он не отпустил ее, да и можно ли вообще отпустить человека, которого любил? — Ублюдки всадили в тело Селесты пять пуль. Практически все попали в сердце.
Он склонил голову и поднял руку ко лбу, и теперь тер его двумя пальцами.
— Пять чертовых пуль! — вдруг зло прошипел брат, и я чуть обернулась, так как краем глаза приметила, как Андреа вжалась в спину Дрэго, вероятно, пытаясь унять его гнев. — Прости нас, Габриэлла, нам и правда нужно было раньше найти тебя, написать, позвонить, а не скрываться в темноте, являясь твоими личными призраками, — твердо и почти безэмоционально сказал он, и я протянула к его ладони руку, чтобы сплести наши пальцы.
— Никто не мог знать, что это случится, fratello.братец
Я решила, что неплохо наконец обратиться к Дрэго таким образом, наверняка ему было приятно услышать это от родной сестры. И я была права. На мгновение его губы растянулись в легкой улыбке, но темные глаза все еще смотрели на надгробную плиту.
— Твои люди убили их? — внезапно спросила я, обращаясь больше к папе, повернув голову в его сторону. — Тех, кто лишил нас с Дрэго матери, — зачем-то уточнила я и вздрогнула от раскатистого грома, который то и дело пробирал до костей, но в этот момент прозвучал громче, чем несколько минут назад.
Папа после моего вопроса заметно напрягся, и я не поняла этой реакции. От меня скрывали что-то еще? Обстановка и так не благоволила, а молния, сверкнувшая прямо над нами, на долю секунды ослепила, отчего я зажмурилась, а когда открыла глаза, то папа смотрел на меня, явно размышляя, а стоило ли мне знать ответ; кажется, что после всей выложенной информации, бояться нечего. Неужели семья Денаро хранила за семью замками еще один —
если
один — секрет?
[1] Сестрица должна поехать с нами домой! (итал.)
[2] 2.54 см.
[3] Сиеста — послеобеденный сон, который является общей традицией некоторых стран, особенно с жарким климатом. Испанское слово «сиеста» (siesta) и глагол sestear происходят от лат. hora sexta (буквально — «шестой час», то есть «полдень»). Это было время после полудня, когда делался перерыв в работе, чтобы отдохнуть и восполнить силы.
[4] Потрясающе! (итал.)
[5] Прости, что жизнь твою не в силах были сохранить. (итал.)
Глава 32: Порог любви
Мистер Джованни Пеллегрини
За два дня до прилета Габриэллы в Нью-Йорк.
07:52 PM
Отец, кажется, снова испытывал мое терпение. Как бы я ни пытался придумать предлог для того, чтобы он вернулся из Италии, — не мог, потому что отец утверждал, что семье Марино, нашей с Аннабеллой мамы, нужна помощь в войне. Я знал, что они вели несколько войн против нескольких семей, и знал, что раньше Марино пытались отобрать территорию у Витторио Денаро, а что происходило между ними сейчас… мог только догадываться, потому что не был слишком близок с семьей мамы, хоть ее младший брат и являлся моим крестным.
Конечно, я должен был налаживать отношения между своей семьей и семьей Марино, но пока мне хватало забот в Нью-Йорке. После того, как Фидэро лишил головы одного из людей директора мусороуборочной компании из штата Техас, Уилл пару дней, наверное, приходил в себя, но все же не ушел из бизнеса, лишь закупил больше машин, которые ездили по моей территории ранним утром. Самым удивительным было то, что «BFI» не снижали цены за вывоз мусора, а иногда даже поднимали выше наших, из-за чего я советовался с Микаэлем о том, что, возможно, война с ними — худший вариант, хотя директор компании уже выбрал этот путь, но пока что только путь холодной войны. Консильери заверил, что, если они после отрезанной головы не убежали в слезах из Нью-Йорка, значит «BFI» имеют стальные нервы, либо они просто самоубийцы, которые любят испытывать людей на прочность и терпение, а мое терпение кончалось.
— Как насчет того, чтобы выкупить их? — спросил я Микаэля, с которым мы устроились в его доме в небольшом кабинете.
— Не уверен, что Уилл согласится даже на самую высокую цену, которую мы предложим, — немного подумав, ответил консильери. — Ему нравится издеваться над нами, поэтому он, несмотря ни на что, продолжает вывозить свои машины, жертвуя людьми, — продолжил Микаэль. — Я предупреждал тебя, что сейчас в мусорный бизнес полезут все, кому не лень, и те, кто не испугается мафии, как Уилл, будут пытаться остаться.
Да, Микаэль тогда был прав, и я совершенно не думал, что все будет, как на мази, что все получится с первого раза и никаких проблем не будет — вовсе нет.
Проблем у нас не было только в сфере продажи оружия. После того, как отец загремел в тюрьму, я тщательно следил за нашими солдатами и поставками, чуть ли не каждую неделю проверяя людей.
— Тогда единственное, что остается, — пытаться вытурить его из бизнеса, но не без грубой силы.
Консильери кивнул, и я услышал детский плач, кажется, его сын проснулся.
— Не смею более задерживать тебя, Микаэль, — тут же проговорил я.
— Ты мой Босс, Джованни. Слышать такие слова от тебя довольно-таки непривычно, — чуть усмехнулся консильери, и я пожал плечами.
Микаэль практически заменил мне отца. Он всегда тепло относился ко мне, поддерживал, подсказывал и направлял в нужное русло, если это было необходимо, в то время как родной отец только и делал, что учил драться и критиковал.
— Тебе нужно побыть с сыном, мы уже обсудили все, что я хотел, — сказал я и вышел из кабинета, встречаясь взглядом с женой консильери в соседней комнате, которая держала на руках их сына.
Насколько мне было известно, их семья долгое время не могла обзавестись наследником, и это сильно било по настроению не только жены Микаэля, но и его самого, но теперь я видел, как они были счастливы, имея свою плоть и кровь, поэтому мне не хотелось отрывать их от маленького комочка радости.
Попрощавшись с консильери, я вышел из дома и сел в машину. По дороге домой я обдумывал возможные варианты решения по поводу директора мусороуборочной компании, который, кажется, был слишком смелым, раз пытался противостоять нам — мафии.
Интересно, что бы сказал отец на это? Возможно, его бы только позабавило то, как я пытался справиться в этой ситуации, пытался вывернуться и извернуться, чтобы принести выгоду. И эта моя черта бесила меня самого. Я не мог принять какое-то решение в пользу чего-то или кого-то одного — хотел оказаться сразу и там, и там, но это невозможно. Если директор «BFI» не хотел уходить по-хорошему, значит, все и правда будет по-плохому.
На следующий день.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
08:15 PM
К приезду Габриэллы все почти было готово. Я смотрел на белые стены, которые выглядели идеально и минималистично, и мог только предполагать, какой же будет ее реакция на мой подарок. Одну из, возможно, я уже знал и усмехался про себя, потому что буквально слышал ее возмущение, вместе со сказанной фразой по типу той, что она сказала мне после того, как я решил купить им с Эмилией платья для приема в доме моей семьи. Однако я был уверен, что Габриэлла изменит свое мнение, особенно когда увидит, что здесь есть кое-что только для нее одной — место, где она сможет творить, наслаждаясь уединением, если того пожелает.
Однако перед тем, как завтра встретить ее, я должен был поговорить с отцом. Нехотя достав телефон из кармана пальто, все еще стоя на улице и облокачиваясь о капот машины, набрал номер и через несколько гудков услышал грубый голос:
—
Не думал, что когда-нибудь дождусь звонка от собственного сына
.
Я готов был прыснуть от смеха, потому что, будь моя воля, не позвонил бы, но мне важно было уточнить некоторые детали.
—
Конечно, ты звонишь, чтобы узнать что-то конкретное, а не чтобы спросить, как дела у твоего старика, не так ли, Джованни?
Мы с отцом почти читали друг друга, и это чтение явно не по любви — здесь больше присутствовала взаимная ненависть, и, честно говоря, меня нисколько не напрягало это.
— Здравствуй, отец, — решил все же проявить вежливость перед началом разговора. — Ты, как и всегда, проницателен, — коротко сказал, усмехнувшись. — Когда ты собираешься вернуться в Нью-Йорк? — для начала поинтересовался я и поднял глаза к небу — над головой пролетал самолет, и я не мог дождаться завтрашнего дня и прилета Габриэллы домой.
—
Соскучились?
Черт, а можно без прелюдий?
—
Не могу сказать, Джованни. Семья твоей матери переживает кризис, и ты, как никто другой, должен точно так же, как и я, переживать за них и быть здесь вместе со мной.
Отец даже в этот момент решил, что сейчас самое время отчитать меня, как маленького мальчишку.
— Я должен быть в Нью-Йорке, если ты забыл, — все-таки съязвил я; просто не смог удержаться, потому что все, что я ощущал, находясь рядом с отцом и даже вдали от него, — злость, а когда он начинал выводить на эмоции, во мне вовсе бурлил гнев.
—
Кажется, этот факт тебя совершенно не волновал, когда ты улетел со своей подружкой в Италию.
Какого хрена он вообще смел указывать мне, что делать, как решать вопросы семьи, какие вопросы, вопросы какой семьи решать и кого поддерживать?
— Я предупреждал тебя насчет Габриэллы, отец! — чуть ли не прошипел в телефон, сжимая в кулак левую руку, которую засунул в карман пальто. — Не лезь в мои отношения, это последнее предупреждение!
Если до этого звонка я еще сомневался в своем решении, то сейчас понял, что другого выхода нет и что я переживу последствия сделанного выбора.
После нескольких минут молчания по ту сторону отец первым задал вопрос:
—
И зачем ты позвонил мне, Джованни? —
в голосе звучали непонятные нотки, похожие на подозрение, поэтому, вероятно, он мог догадаться, по какой причине я решил набрать его номер.
— Тогда, на приеме, ты спросил меня, знаю ли я, кто такая Габриэлла на самом деле.
Слова до сих пор преследовали меня, но теперь я намерен был избавиться от них.
— Получается, ты был осведомлен о том, что она дочь Витторио Денаро? — наконец-то задал главный вопрос я.
—
Конечно, знал об этом, —
подтвердил отец. —
Как только увидел девушку, идущую бок о бок с тобой, понял, кто она такая.
— Откуда? — лишь поинтересовался я, не в силах продолжить дальше.
—
Как бы тебе объяснить, Джованни… —
вдруг задумался он и выдохнул в динамик. —
Я могу с уверенностью сказать, что Витторио все то время, что мисс Бьянко, точнее, мисс Денаро, жила в семье Бернарди, знал, что его дочь замужем за Маттео.
«
— Представляешь, каково это — убить дочь самого Витторио Денаро? А еще лучше — держать на поводке, ведь он знал, что дочь находилась в лапах монстра, который мог в любую минуту убить ее и отправить по кусочкам посылкой», —
прозвучали в голове слова русского снайпера.
Я стиснул челюсти почти до боли в зубах, потому что это, блять, не то, что я хотел услышать, потому что передо мной снова вставал выбор — нужна ли эта информация Габриэлле или нет; кажется, она и так пережила слишком многое.
—
И так как я и Рикардо были хорошими друзьями, мне было известно об этом и о ней, о твоей…
— отец сделала паузу, будто ему даже невыносимо выговаривать имя Габриэллы, — …
девушке,
— все-таки закончил он.
— И почему ты тогда не сказал, кто она? Тебе просто нравится издеваться надо мной? Или ты хотел, чтобы я побегал за тобой, папочка?! — со злостью выговорил я, затем открыл дверь машины и сел внутрь, потому что стоять на улице стало невыносимо холодно, да и кое-где уже лежал снег, тонким слоем покрывая траву.
—
Возможно, я хотел, чтобы сын провел время с отцом.
Я хотел рассмеяться от этих слов, но сдержался, заводя при этом двигатель машины.
— Мне не нужно это время! — все-таки выкрикнул я. — Ты должен был быть хорошим отцом тогда, в детстве! Ты должен был защищать меня, а не ранить раз за разом! Дети должны быть детьми, отец! — последнее, что бросил я и отключился, потому что явно наговорил лишнего, а слышать ответы… попросту не хотел.
И нет, лишнего не в том плане, что слова не были правдивы и что я на самом деле не чувствовал этого. Нет, нет, нет, черт возьми! Я сказал то, что уже давно кипело внутри, ведь в глубине души отчаянно желал хорошего отца, который бы заботился о своих детях. Но я просто никогда не думал, что решусь это сказать, а теперь ощущал некую легкость вкупе со слабостью и не хотел, чтобы отец считал и видел меня слабым.
Хорошее настроение теперь вовсе испарилось. По дороге домой мы с Габриэллой перебросились несколькими сообщениями: она напомнила, во сколько вылетает из Палермо и прилетает в Нью-Йорк.
Подъехав к подъездной дорожке дома моей семьи, не стал задерживаться в машине, хотя очень хотелось посидеть и подумать над тем, о чем узнал от отца про Габриэллу. Я не хотел врать ей, не хотел смотреть в голубые глаза и думать о том, что не рассказал очередную больную тайну.
Дома стояла тишина. Я не сомневался, что мама спала в своей комнате, как и всегда это бывало после прихода врачей. Аннабелла тоже должна была находиться дома, и, кажется, я даже слышал шаги на втором этаже в ее комнате, которая находилась над кухней.
Сейчас хотелось посидеть наедине с собой, за исключением бутылки виски, которая теперь стояла передо мной на барной стойке вместе со стаканом. Он же через секунду наполнился янтарной жидкостью, а та еще через секунду обожгла горло, затем внутри разлилось приятное тепло, и я налил еще порцию виски.
Я и не думал напиваться. У меня не было цели забыться и не соображать, скорее, это было мимолетное желание отдохнуть и расслабиться от всего, что, черт возьми, произошло и до сих пор происходило. Неистово хотел поднять голову к небу, закрыть глаза и резко выдохнуть всю тревогу, которая скопилась внутри.
— О, кажется… все очень плохо, — услышал голос сестры, когда стакан в очередной раз остался пустым.
Аннабелла уже была одета в пижаму, состоявшую из рубашки и штанов, на голове был высокий хвост, на лице никакой косметики. Она легко зашла в кухню и как бабочка порхнула напротив меня, подставив под подбородок руки, оперев их о столешницу барной стойки, наверняка приготовившись слушать мой интереснейший рассказ.
— Я права, Джо? Или ты таким образом скучаешь по своей девушке? — сестра хитро усмехнулась, и я невольно улыбнулся, снова наполняя стакан.
— И то, и другое, — коротко ответил я.
После этого Аннабелла протянула руку к шкафчику возле себя, откуда достала еще один стакан, точно такой же, как у меня, затем взяла в руку бутылку с виски и налила напиток в оба наших стакана. Сначала я не понял, что она делает, и каким-то туманным взглядом следил за ловкими движениями, но, когда Аннабелла взяла стакан, все встало на свои места.
— Ты всегда называла виски «та еще гадость», разве нет? — приподнял уголок губ я и тоже взял стакан в руку.
— И я скажу точно так же после того, как выпью его сейчас, но, — она поднесла стакан к носу, принюхиваясь к напитку, и поморщилась, — мне не нравится, что ты сидишь здесь в одиночестве, а тем более — пьешь в одиночестве, так что… я здесь, Джо, — сестра отсалютовала мне стаканом, а я поднес свой, и мы чокнулись, хотя на самом деле нечего было праздновать, пока что.
Аннабелла закашлялась после первого же глотка и тут же отставила стакан, кладя руку себе на грудь в районе ключиц, там, где обычно жгло после крепкого алкоголя.
— Не стоило, — усмехнулся я и поставил рядом с собой пустой стакан.
— И как ты это пьешь?! — возмутилась сестра и наконец перевела дыхание. — Ты выпил почти половину бутылки и до сих пор не пьян? — теперь удивилась она, приподнимая одну бровь.
— Я просто привык. Годы тренировок, знаешь ли, — я взмахнул рукой при ответе и откинулся на спинку стула, проверяя время на наручных часах.
— Пора заканчивать эти тренировки, братец, и рассказать мне, что стряслось. Дело в Габриэлле? Она ведь прилетает завтра? — закидала меня вопросами Аннабелла, после чего я вспомнил, какой она может быть любопытной, если ей долго не рассказывать о своей жизни.
Честно говоря, где-то в глубине души я надеялся на разговор по душам с сестрой. Раньше мы чаще выбирались на задний двор по вечерам и даже ночам, потому что это единственное свободное время, когда можно было спокойно пообщаться. А теперь водоворот различных событий утягивал и меня, и Аннабеллу в свою пучину.
— Да, Габриэлла прилетает завтра, так что об этом не стоит беспокоиться, — пожал я плечами и покрутил стакан в руке, задумчиво рассматривая его.
— Тогда что тебя гложет? Ты ведь знаешь, что можешь довериться мне?
Я перевел взгляд на сестру, которая склонила голову набок в ожидании ответов.
Кто, если не она, поможет справиться со всем этим дерьмом? Кто, если не она, наставит на верный путь, как это всегда и бывало?
— Я доверяю тебе, Белла, и доверил бы даже свою жизнь, — выпрямившись и отодвинув пустой стакан, проговорил я, а сестра улыбнулась мне. — Хорошо, если ты так хочешь, я нагружу тебя своими проблемами.
Она закатила глаза, мол, сколько можно тянуть.
— Ты знаешь, что Габриэлла — дочь Витторио Денаро.
Аннабелла кивнула.
— Наш отец еще перед тем, как мы с солдатами поймали снайпера, на приеме намекнул, что что-то знает о ней, но я не стал вдаваться в подробности, а сегодня, позвонив ему, выяснил, что именно эту информацию он и скрывал, но еще… — я отвел взгляд и вздохнул. — Еще оказалось, что Витторио все это время был в курсе, что его дочь замужем за Маттео, знал, что она находится в лапах ублюдка и ничего, черт возьми, не делал! — я старался говорить как можно тише, чтобы не нарушать спокойную обстановку в доме, хотя вокруг нас уже витала негативная энергетика, но на последних словах сорвался — не мог представить, как можно было ничего не предпринимать.
— По твоим словам складывается ощущение, что отец Габриэллы хуже нашего.
Сестра потерла лоб двумя пальцами и уставилась куда-то в сторону, наверняка размышляя о том, что сейчас услышала.
— И… подожди, — она повернула голову в мою сторону, — хочешь сказать, она не знает об этом?
Я помотал головой.
— Не знает, что ее отец?..
Снова моток головой в отрицательном жесте.
— По крайней мере, та информация, которой делилась со мной Габриэлла, не содержала в себе такие данные, — сглотнув, произнес я, будто читал какой-то нелепый доклад.
— И теперь тебя гложет чувство вины? Ты думаешь, рассказать ей или нет?
Я лишь кивнул.
Аннабелла прекрасно читала меня, и мне это нравилось. Иногда я все еще удивлялся, что с разницей в возрасте в девять лет мы были настолько близки.
— Ты не обязан рассказывать, — вдруг сказала сестра, и я удивленно посмотрел на нее.
— Я должен, Белла, потому что Габриэлла и так всю жизнь жила во лжи, а тут теперь и я не скажу о том, что ее отец, как оказалось, еще больший мудак, чем есть на самом деле, — с отвращением ответил я.
Я действительно чувствовал ответственность за это, но, честно говоря, теперь жалел о том, что позвонил отцу и узнал об этом. Лучше бы я сидел на месте и не рыпался, зарывая себя по горло в землю.
— Это обязанность Витторио, Джо, но никак не твоя. Он отец Габриэллы. Он отдал ее другой семье, точнее — Витторио и его жена, если я правильно помню то, что ты рассказывал.
Аннабелла смотрела на меня с неподдельной грустью, потому что знала, что эта информация и правда гложет меня.
— Не стоило тебе языком трепаться.
После этих слов я прыснул со смеху.
— Эй! Ты думаешь о том же самом! — возмутилась она.
— Ирония, Белла. Меня преследовали мысли о том, что сказал наш отец на приеме, теперь преследуют мысли о том, что я наконец узнал от него ту самую информацию, — я опустил голову на руку, потирая теперь двумя пальцами лоб.
Аннабелла слезла со стула, взяла в руки свой стакан с виски и залпом выпила все содержимое. Я округлил глаза и подумал, что подавал плохой пример, сидя на кухне нашего дома с алкоголем.
— Oddio! Come brucia![1] — закашлялась сестра, а я с каким-то странным весельем наблюдал за ней.
— Зачем ты это сделала? — выгнул бровь я, продолжая неподвижно сидеть.
— Чтобы поддержать любимого брата, вот зачем! Мне тоже теперь плохо от того, что ты не знаешь, что делать, — Аннабелла наконец выпрямилась и убрала руку от горла, но до сих пор щурилась от выпитого виски.
— Я благодарен тебе, правда, но поддерживать меня, выпивая крепкий алкоголь, который явно тебе не по душе, не стоит, — я все же встал со стула и отошел от барной стойки, приблизившись к сестре и положив руку на ее плечо.
Она жалобно посмотрела на меня, после чего прильнула в объятия, обнимая меня так крепко, будто мы вот-вот могли навсегда расстаться. А я и не помнил, когда обнимал Аннабеллу в последний раз…
— Джо, я понимаю, ты чувствуешь ответственность и будешь чувствовать вину, если не расскажешь Габриэлле, но… что если есть вещи, которые не стоит знать? — прошептала сестра, и я опустил подбородок на ее макушку, вдыхая легкий аромат духов.
Я тоже думал об этом. Кажется, что так много размышлял о Габриэлле и семье Денаро, что вовсе запутался. Единственное, что меня успокаивало, — завтрашний ее прилет, а единственный человек, который мог в данный момент успокоить рой мыслей, — Аннабелла.
— Je t'aime, sœurette,[2] — прошептал я.
— Moi aussi, Joe,[3] — ответила она и вжалась в меня сильнее.
Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, Нью-Йорк.
12:15 PM
С самого утра меня не покидало ощущение, что я хранил внутри себя клад, и именно он тянул меня на дно, но, как и сказала вчера Аннабелла, есть вещи, которые не нужно знать. Есть вещи, которые причиняют боль, а зная состояние Габриэллы, я не хотел снова и снова стирать с ее прекрасных румяных щек слезы. Кажется, уже достаточно. Хватит.
Да, я ненавидел ложь, поэтому и сам предпочитал не врать. Однако… считалось ли утаивание информации ложью?.. Я не смог, пока что, ответить самому себе на этот вопрос, но согласился со словами сестры, решив не ворошить прошлое, тем более, что Витторио уже мог сам все рассказать.
Сердце с каждой минутой, в течение которых должен был приземлиться частный самолет, ускорялось, а дыхание учащалось. Я уже предвкушал встречу с Габриэллой спустя столько времени. Да, это не месяц, но пара недель точно сыграли свою роль, и теперь голод в организме по ней, ее телу, голубым глазам, родинкам, смеху и улыбке невозможно было сдерживать.
Мы приземлились.
Габриэлла.
Губы тут же расплылись в улыбке, и я написал ответное сообщение о том, что уже на месте.
Через несколько минут из специального выхода показалась огненная вспышка, и я словил взгляд голубых радужек. Никогда не расставался с близкими мне людьми, а сейчас ощутил, каково это, когда видишь любимого человека спустя некоторое время.
Габриэлла сорвалась с места, оставив сумки на Рафаэле, и за мгновение остановилась возле меня, затем вжалась в меня всем телом, а я услышал сладкий запах, по которому скучал, и зарылся носом в рыжие волосы.
— Привет, Джо, — прошептала она и подняла голову от моего плеча
Я не знал точно, желала ли Габриэлла на самом деле остаться там, в Палермо со своей родной семьей. Однако мог сказать, что Нью-Йорк для нее никогда не был домом, исходя из ее же слов, которые она говорила во вторую нашу встречу на мероприятии.
— Привет, Габи, — прошептал я в ответ и оставил легкий поцелуй на ее губах.
То, что она прилетела обратно, ко мне, говорило о многом, и мне хотелось надеяться, что Габриэлла и в будущем останется здесь.
Объятия могли бы продлиться еще несколько минут или даже часов, но в аэропорт набежало слишком много людей, поэтому мы поспешили к выходу. Я отпустил Рафаэля, поблагодарив его за сохранение жизни моей девушки.
— Как долетели? — поинтересовался я, когда мы уселись в машину, заводя двигатель.
— Отлично, я даже немного поспала, — легонько улыбнулась Габриэлла и стала печатать сообщение в телефоне. — Написала папе, что все в порядке.
Папе? Так она приняла Витторио и фамилию Денаро? Я, конечно, спрашивал ее об этом, когда мы разговаривали по телефону, но еще пару дней назад Габриэлла не была уверена в том, что действительно сможет простить родного отца, хотя в том, что ее отдали другой семье была не только его вина, но и матери — Селесты.
— Удивлен? — ехидно спросила Габриэлла и убрала телефон в сумку.
— Я думал, что тебе понадобится больше времени, чтобы принять свою настоящую семью, — проговорил я и свернул с главной дороги, которая вела в центр Нью-Йорка, при этом надеясь, что сейчас мне не зададут вопрос о том, куда мы едем и почему не в квартиру на Манхэттене. — Но я рад, что Витторио смог искупить вину перед тобой, — продолжил я и положил руку на колено Габриэллы.
— Не то чтобы мой отец и правда сделал это, но… — она задумалась и прикусила нижнюю губу, — …я решила, что жизнь слишком коротка для обид и… я и так лишилась родительской любви, поэтому сейчас, наверное, самое время наверстать упущенное, даже через мили, — Габриэлла пожала плечами и стала вглядываться в пейзаж за окном, теперь сжимая мою руку в своей, немного поглаживая большим пальцем.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
01:54 PM
Подъезжая ближе и ближе к дому, я все чаще барабанил пальцами по рулю и следил за реакцией Габриэллы, но, кажется, она вовсе не подозревала что-то неладное, наверняка думая, что я вез ее в дом своей семьи. Почти всю дорогу я слушал восторженные рассказы об Италии и видах этой страны, и радовался, что среди хаоса и боли Габриэлла смогла найти лазейку, с помощью которой дни в Палермо хоть немного, но скрасились.
— Джо, мы к кому-то в гости? — наконец спросила она, и на моем лице появилась загадочная улыбка, а сердце пропустило волнительный удар. — Ты какой-то странный, — Габриэлла прищурилась и придвинулась ко мне, заглядывая в глаза, а я остановил машину и поднял руки от руля.
— Сейчас все узнаешь, Габи. Потерпи немного, я все расскажу и… покажу, — сказал я и открыл дверь, затем обошел машину и подал руку Габриэлле, чтобы она без последствий для ног, на которых были надеты сапоги на каблуках, вышла из машины.
Мы медленно подошли к дому, после остановились на расстоянии, с которого лучше всего можно было его разглядеть. Он выглядел гораздо современнее, чем дом моей семьи и дом семьи Денаро. Не мог сказать, что я плохо относился к историческим зданиям и домам в похожем стиле, но мне хотелось жить в продвинутом доме, а что самое главное — надежно защищенном.
Габриэлла удивленно вскинула бровь и повернулась ко мне, потому что я стоял позади нее, наблюдая за тем, как она разглядывала территорию и сам дом. Я надеялся, очень надеялся, что ей понравится…
— Это наш дом, Габи, — наконец-то проговорил я и подошел к ней ближе, обвивая руками тонкую талию сквозь пальто. — Я купил его не так давно, но нужно было время подготовить все внутри, отделать, кое-где сделать ремонт и поставить мебель, но это наше место. Только наше, только мы: ты и я, — последние слова я прошептал Габриэлле на ухо, и ее руки схватились за мои.
— Боже мой, Джо! — тихо воскликнула она. — Я ведь… даже ничего не подозревала!
Габриэлла чуть высвободилась из моих рук и повернулась ко мне. На щеках горел красивый румянец, и я невольно отметил, что скучал и по нему в том числе.
— Я решила, что мы едем к твоим родителям, — она закрыла ладошками рот, который наверняка раскрыла от удивления. — Это правда? Правда наш дом?
Я тихо засмеялся и протянул руку, чтобы Габриэлла вложила свою, после потянул ее ко входу. Мне нравилась неподдельная и даже кое-где детская реакция. Мне нравилось, что девушка рядом со мной могла радоваться мелочам. Мне нравилась искренняя улыбка, с которой она рассматривала дом, и нравилось то, как рука Габриэллы замерла, когда она опустила ее на входную ручку. И, пока я наблюдал за всем этим, тревожность и волнение улетучились, оставаясь где-то глубоко внутри, потому что теперь я точно понял, что сделал все правильно и что наш дом правда будет только
нашим
убежищем.
— Может, откроем вместе? — обернулась ко мне Габриэлла, и я, кивнув, опустил руку на ее, сжимая между нашими пальцами дверную ручку.
Спустя несколько минут мы оказались внутри, не разжимая рук. Мы вошли бок о бок в дом, и я надеялся, что и дальше будем идти таким образом по жизни.
— Как здесь светло, — пока что единственное, что отметила Габриэлла, глядя на белые стены.
— Я люблю темные оттенки и в одежде, и в интерьере, но это не только мой дом, поэтому решил, что и тебе нужно угодить.
Я прошел чуть вперед, перед этим сняв обувь.
— Идем, осмотрим весь дом, — пригласил я и помог ей снять пальто, повесив в шкаф.
Мы аккуратно и медленно прохаживались по каждой комнате первого этажа. Габриэлла то и дело притрагивалась пальцами к поверхностям мебели, будто так могла удостовериться в том, что это никакой не сон, а реальность —
ее
реальность. Вероятно, она могла сомневаться, что теперь это все принадлежало ей, хотя после огромного особняка семьи Денаро, наследницей которого являлась Габриэлла вместе с братом, конечно же, я немного удивлялся ее недоверию собственным глазам и ушам.
Поднявшись на второй этаж, повел Габриэллу сначала в нашу спальню, вид из которой открывался на задний двор. Там не было посажено цветов или декоративных деревьев, но об этом думать было пока еще рано — для начала нужно потихоньку обжиться, а потом я дам волю фантазии Габриэлле; уверен, она украсит не только сад, но и дом, создав уют, хотя я чувствовал себя как дома везде, если она была рядом.
— Джо, ты с ума сошел? — заверещала Габриэлла, когда мы вошли внутрь комнаты, а я включил свет, так как шторы были занавешены. — Ты ведь… не любишь этот цвет.
Я усмехнулся и оперся плечом о дверной косяк, смотря на то, как она расхаживает по большой спальне и оглядывает мебель, стоящую возле стен.
— Но горчичный твой любимый цвет, а я хотел, чтобы тебе нравилась наша спальня и чтобы ты чувствовала себя в ней безопасно.
В последние слова я вложил гораздо больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Я говорил о времени, проведенном Габриэллой с Маттео. Я вспоминал все ее слова о нем и о той жизни, которая была для нее адом на Земле.
В спальне на самом деле было не так много горчичного цвета: шторы, ковер возле кровати, мягкое покрывало на ней, ваза с цветами, стоящая на туалетном столике возле окна, и некоторые узоры на стенах.
— Здесь присутствует не только твой любимый цвет, но и мой, — сказал я, указывая на спинку кровати.
— Синий? — спросила Габриэлла, и я кивнул. — Наши цвета идеально смотрятся вместе, прямо как мы, — по-хитрому улыбнулась она и медленной походкой подошла ко мне.
Я скучал по этим легким заигрываниям и готов был заключить Габриэллу в самые крепкие объятия, на которые был способен, и целовать самым сумасшедшим поцелуем, но в моем арсенале хранился еще один маленький секрет, или, скорее, сюрприз.
Габриэлла обвила мою шею двумя руками, но более не приближалась, сохраняя дистанцию между нами, будто мы только недавно познакомились и между нами ничего еще не было. Однако я не выдержал и склонился, захватывая малиновые губы в плен. Я удивлялся тому, как эта девушка влияла на меня: один взгляд, один вздох, одна улыбка — и меня нет. Нет никаких тайных демонов. Нет никакого притворства и маски Босса. Только настоящий я. И таким меня удавалось видеть только маме, сестре и Габриэлле.
— У меня для тебя кое-что есть, — прошептал я, когда прервал поцелуй и отстранился, заправляя рыжие пряди возле лица за ухо.
— Джо, кажется, ты уже достаточно сделал… — взволнованно ответила Габриэлла, и я улыбнулся.
— Я никогда не сделаю для тебя достаточно, поэтому предлагаю закрыть глаза, а я проведу тебя дальше, — предложил я и протянул ладонь.
Габриэлла опустила глаза на мою руку и поджала губы, будто на какое-то мгновение страх затуманил разум, возвращая неприятные воспоминания. Я до сих пор не знал всего, что происходило в доме семьи Бернарди, когда она была замужем за Маттео, и сомневался, что хотел знать. Мне уже было достаточно той информации, которой я располагал.
— Ты доверяешь мне? — спросил, внимательно следя за ее выражением лица, которое с каждой минутой смягчалось.
— Да, доверяю.
Конечно, я и так знал это, но, кажется, такие вопросы были важны; они означали, что я проявлял заботу о чувствах, которые когда-то уничтожили.
— Тогда идем, — я сжал протянутую руку Габриэллы, и, когда она закрыла глаза, сдвинулся с места, выходя из нашей спальни, сворачивая направо, в другое крыло дома.
Над этим уголком трудились не один день. Я привлек специалистов, которые разбирались в гончарном деле и которые могли подсказать, что именно необходимо для мастерской.
— Уже скоро? — пролепетала Габриэлла, и я обернулся, чтобы проверить, не открыла ли она глаза. — Я честно не подсматриваю, — захихикала она.
Я опустил ладонь на дверную ручку, на минуту остановившись перед дверью горчичного цвета; среди всех белых дверей коридора, она явно отличалась и выделялась, и я хотел, чтобы все сложилось именно так. Это был мир, созданный для одного человека.
— Аккуратно, — тихо сказал я и первым вошел в комнату, освещенную лучами солнца. — Так, теперь остановись, но не открывай глаза, — я отпустил женскую руку и отошел на несколько шагов назад и чуть в сторону, после продолжил: — А вот сейчас можно.
Сердце замерло, будто от этих слов зависела моя жизнь, но раньше я просто не знал, каково это — делать такие подарки и сюрпризы; возможно, в какой-то период времени я даже думал, что вовсе не умею их делать.
Габриэлла открыла глаза и сначала зацепилась взглядом за меня, но солнечные лучи, которые играли на холсте, стоящем возле окна, быстро отвлекли ее, затем взгляд перебегал от одной вещи к другой, а губы складывались в букву «о». Реакция была достаточно медленной, но я лишь продолжал стоять и ухмыляться, ожидая каких-нибудь слов.
Она подошла к большому белому столу и провела по нему рукой, затем присела на корточки и открыла маленький шкафчик, откуда достала несколько баночек краски, а потом… я услышал тихий всхлип и увидел, как Габриэлла прислонила руки, в которых все еще держала краски, к груди. Я поспешил к ней и опустился рядом, заглядывая в лицо:
— Что… что-то не так? — запнулся я, пытаясь подобрать правильные слова, но так и не нашел, поэтому задал самый банальный вопрос из всех, которые вообще можно было придумать.
Я опустил руку на едва дрожащую спину Габриэллы и медленно прогладил сверху вниз, после чего она быстро поставила баночки обратно в шкаф и, резко обернувшись, притянула меня к себе.
— Это все для меня? — всхлипнув еще раз, спросила она.
— Это твоя домашняя гончарная мастерская, Габи, — ответил я, сжимая хрупкую фигуру руками. — Здесь ты можешь расслабляться и творить. Только ты хозяйка этого места.
Места твоей силы.
Я уже давно понял, что гончарное дело имело гораздо большую важность для Габриэллы, она будто вымещала все свои эмоции на фигурках, посуде и рисунках, которые создавала.
Она разжала руки вокруг меня и смахнула несколько скатившихся слез с щек, после призналась:
— Мне никто никогда не дарил дом, Джо, и уж точно не дарил комнату для моего хобби.
Я поднялся на ноги и помог подняться Габриэлле.
— Тебе нравится? — на несколько секунд я отвел глаза от голубых радужек, окидывая пространство взглядом.
— Это невероятно! — теперь восторженно ответила она, а внутри я мысленно похвалил себя. — Я… я просто не знаю, что и сказать, — засуетилась Габриэлла и стала расхаживать по комнате.
— Как видишь, днем мастерская освещена солнечными лучами. Я заметил, что ты специально составляешь расписание уроков так, чтобы солнце заходило в твою студию.
Она удивленно посмотрела на меня, наверное, не думала, что я отмечу это.
Габриэлла закивала и подошла к одному из окон, вид из которого открывался на подъездную дорожку, где сейчас стояла моя машина.
— Я могу видеть, как ты приезжаешь домой, — улыбнувшись и повернув голову в мою сторону, оповестила она, и я согласился.
Честно говоря, мне уже не терпелось возвращаться в наш дом и видеть на пороге Габриэллу. Возможно, в измазанной глиной и красками одежде. Возможно, с половником в руках, когда она выйдет с кухни при готовке. Возможно, в расстроенных чувствах, но… мы решим это вместе.
Я подошел к ней ближе и обвил руки вокруг тонкой талии, а нежные пальцы сплелись с моими. Мы стояли так несколько минут, смотря в окно, наблюдая за тем, как солнце то и дело скрывалось за облаками, а когда решил, что пора показать оставшуюся часть дома, Габриэлла внезапно прошептала:
— Я люблю тебя, Джованни Пеллегрини.
И сердце в очередной раз пропустило удар.
[1] Господи! Как же жжет! (итал.)
[2] Люблю тебя, сестренка (франц.)
[3] И я тебя, Джо (франц.)
Глава 33: Разноцветные огни
Мистер Джованни Пеллегрини
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
11:00 AM
Спустя несколько дней после прилета Габриэллы из Палермо я вспомнил, что обещал проверить после их тренировки с Аннабеллой, на которой они были уже достаточно давно, ее навыки в борьбе и не нашел лучшего дня, чем этот, потому что наконец-то был более-менее свободен в бесконечном графике, давящем на меня, ведь теперь в дела, кроме основных, например, проверки людей, которые работали с поставками, и продажи оружия, вклинилась работа с директором мусороуборочной компании, и он явно не собирался уходить с нашей территории, как бы мы ни мешали «BFI», портя им перевозки и выгоняя свои машины.
Я держался из последних сил, то и дело переговариваясь с Микаэлем и Кристиано, но они утверждали, что рано или поздно Уилл сдастся, потому что мы достаточно портили им жизнь и возвращали клиентов себе; конечно, не без запугивания — куда без этого?
Габриэлла нахмурилась, когда мы спустились в подземную парковку, потому что я не стал садиться за руль, а предоставил доступ к водительскому месту ей, открыв дверь и в приглашающем жесте протянув руку. Вчера мы не стали возвращаться в Манхассет Хиллс после ее занятий в гончарной мастерской, потому что оба были слишком уставшими, и тратить силы на поездку загород не хотелось, поэтому остались в квартире в центре Нью-Йорка.
— Джо, я сомневаюсь, что уже могу ездить по городу, тем более в час-пик и по центральным улицам.
Габриэлла давала заднюю, но я снова настоял, уверенно посмотрев на нее, при этом ничего не говоря.
— Меня раздражает твое молчание, — вздохнула она и сложила руки под грудью. — Ладно.
Наконец Габриэлла остановилась рядом со мной, а наши лица застыли в нещадных дюймахРавен 2.54 см друг от друга.
— Но, если от твоей машины останется лишь груда железа, виноват будешь ты, — прошептала она и ткнула пальцем в мою грудь, а я издал смешок, затем попытался словить ее губы, чтобы затянуть в поцелуй; мне нравилось, когда Габриэлла становилась похожей на хитрую лису, этот образ ей шел гораздо больше, чем образ скромницы.
Однако она резко сделала шаг назад и сказала:
— Не так быстро, мистер Пеллегрини.
Я снова усмехнулся, и Габриэлла опустилась на водительское сиденье, после уже я обошел машину сзади и сел на пассажирское сиденье. В эту минуту Габриэлла разбиралась с системой Bluetooth, чтобы подключить свой телефон. Все то время, что мы ездили с ней, по какой-то причине она отказывалась подключать его, и мы практически все время слушали только мою музыку, хотя я чаще обычного заверял, что совсем не против джаза.
— Так, — сказала Габриэлла и отложила телефон, когда смогла подключиться к системе, — вроде я все помню.
Кажется, она говорила это, чтобы успокоиться и настроиться, и я не смел этому мешать, тихо сидя на своем месте и просто наблюдая. Я смотрел за тем, как Габриэлла аккуратными и медленными движениями притягивала ремень безопасности; смотрел, как ее длинные красивые пальцы обхватывали руль и как заправляли за уши пряди рыжих волос; смотрел, как Габриэлла хмурила нос, а я улыбался от этого. Было в этом что-то интимное: вот так наблюдать за человеком, а наблюдать за любимым человеком — отдельное наслаждение.
— Посмотри по сторонам, не забывай делать это, когда выезжаешь откуда бы то ни было, — напомнил я, когда мы выехали из подземной парковки; Габриэлла тут же нажала на тормоз и стала оглядываться: вправо и влево.
Джаз явно давал успокаивающий эффект, потому что все то время, что мы ехали по городу, Габриэлла лишь пару раз резко тормозила и один раз не пропустила машину, на что почти что выругалась.
— Все в порядке, не переживай.
Она лишь кивнула и сжала руль двумя руками, хотя пыталась держать одной, наверняка желая быть похожей на меня.
— Тебе еще рано выпендриваться, sole.солнце (итал.)
Габриэлла мельком взглянула на меня и улыбнулась, а я положил руку на ее колено.
— Теперь все едут за нами и думают, что я купила права, — хмыкнула она.
— У тебя их нет, Габи, — издал смешок я и посмотрел в боковое зеркало.
— Вот именно, Джо! — воскликнула Габриэлла, и теперь мы оба засмеялись, разряжая напряженную обстановку. — Я ведь пойду сдавать на права? — вдруг спросила она.
— Если захочешь, то да, конечно. Но я могу все устроить и без траты твоих нервов, — ответил я и прогладил рукой вверх по ее бедру.
Габриэлла идеально смотрелась за рулем моей малышки; кажется, они уже почти привыкли друг к другу, потому чувствовали друг друга и прислушивались. Я говорил так, будто машина — не просто конструкция из металла, а настоящий человек с душой, но я был чуть ли не одержим автомобилями и всегда обращал внимание на проезжающие красивые и дорогие марки машин.
Район Бронкс, Нью-Йорк.
11:45 AM
Мы разделились по раздевалкам, когда зашли в клуб, но Габриэлла робко приоткрыла дверь, осматривая пространство вокруг меня, наверняка убеждаясь, нет ли кого еще здесь, а я лишь усмехнулся, говоря, что в клубе только мы вдвоем.
— В такой тишине мне как-то некомфортно одной. Ты же не против? — призналась Габриэлла и уселась на скамейку рядом со мной, пока я завязывал шнурки на кроссовках, но успел рассмотреть ее спортивный костюм, состоящий из желтого топа и облегающих шортов такого же цвета. Эта одежда явно подходила Габриэлле больше всего, выделяя нужные места и подчеркивая хрупкость фигуры.
— Вовсе нет, — подмигнул я. — Если бы мы не были знакомы, я бы точно обратил на тебя внимание в этой спортивной одежде, — снова оглядел Габриэллу, вставая со скамейки.
Она тоже поднялась на ноги и остановилась напротив меня, кладя ладони на мою грудь.
— А я бы обратила внимание на тебя, — кокетливо произнесла Габриэлла и провела ладонями вниз, отчего по телу побежали мурашки. — Уверена, мы в любом случае встретились бы в этой жизни, — один уголок ее губ приподнялся, а я наклонился, чтобы поцеловать малиновые губы, и наконец-то мне позволили это сделать.
В голове пронеслись те самые слова, которые приятно ударили в грудь: «Я люблю тебя, Джованни Пеллегрини». Честно, я не думал и даже не подозревал, что именно в тот день, именно в тот час и момент Габриэлла решит признаться в своих чувствах.
«Если ты сейчас не можешь сказать мне того же, не стоит, я… подожду»,
— сказала она тогда после паузы в несколько минут.
Я хотел сказать. Я чувствовал, как желание распирало изнутри, но нужен был другой момент. Я не хотел, чтобы Габриэлла услышала признание в тот же миг, так как это выглядело бы не по-настоящему, будто я сказал это не потому, что чувствовал то же самое, а потому, что просто надо ответить тем же.
— Кажется, мы должны были проверять мои навыки борьбы, — прервав поцелуй, пролепетала Габриэлла.
— Тогда не подходи так близко.
Я сделал два шага назад — подальше от объекта своих желаний, чтобы больше не отвлекаться.
Она кивнула, затем развернулась и, виляя бедрами, вышла из раздевалки. Если бы я умел рычал, непременно сделал бы это прямо сейчас, но мне не оставалось ничего, кроме как сделать глубокий вдох и выйти следом, оказываясь в пустом клубе.
Было в этом что-то привлекательное — находиться здесь либо вовсе одному, либо вдвоем; все пространство и время принадлежало только нам.
Несколько минут мы ходили на беговой дорожке, чтобы размяться, и болтали о планах на Рождество и Новый год. Удивительно, как быстро пролетело время, и на улице уже лежал снег. Конечно, его было не много, но все же кто-то радовался даже такому количеству, в особенности дети.
— Джо, я не говорила тебе, но… — нажав на кнопку «STOP» красного цвета и сойдя с дорожки, вдруг начала Габриэлла, и я почти что оторопел, ведь и сам хранил секрет, о котором знала еще и Аннабелла. Об этом ли хотела сказать Габриэлла?
Я последовал ее примеру и спустился вниз, облокотившись рукой о другой тренажер. Она нервничала, судя по тому, как перебирала пальцы на руках, но все же продолжила:
— Папа сказал, что семья Марино, вашей с Беллой матери, убила нашу с Дрэго маму. Кажется, это был выстрел ее брата, Анджело.
Конечно, это не то, что я хотел услышать, потому что думал освободиться от пресса секрета, однако и эта новость не подразумевала ничего хорошего.
— Ты знал об этом?
Вопрос, который сбивал с ног.
На мгновение я прикрыл глаза, после подошел ближе к Габриэлле и взял ее ладони в свои, чтобы успокоить дрожь и чтобы она перестала щелкать суставами — в тишине клуба эти звуки раздавались слишком громко, действуя на нервы, которых и так осталось слишком мало.
— Я подозревал, что Марино замешаны в убийстве Селесты, но не вдавался в подробности, потому что хотел, чтобы твой отец сам рассказал тебе твою историю и историю вашей семьи, понимаешь?
Габриэлла слабо кивнула, а я радовался тому, что она не обвиняла меня во лжи, как тогда, когда я узнал о том, что она — Денаро, а не Бьянко.
— Марино уже давно ведут войну с Денаро и остальными семьями в Италии. Им всегда мало территории, поэтому они не могут успокоиться и погрязли в кровавом круге, который никогда не закончится, если одна из сторон не прекратит, — объяснял я, но мне ли не знать, что такое вендетта, если даже с Чайками все еще не было покончено. — Отец все спрашивает меня, почему я не поддерживаю контакт с Марино, ведь брат нашей с сестрой матери, Анджело, является моим крестным.
Габриэлла удивленно приподняла брови и сжала мои руки сильнее.
— Да, к сожалению, человек, который убил Селесту, настолько близок ко мне, — я поджал губы, понимая, как на самом деле все связано и все — мы —
связаны
. — Но хочу, чтобы ты знала, что наша с Аннабеллой мама против этой войны между своей семьей и твоей. Она практически сбежала, быстро выйдя замуж за нашего отца, потому что не хотела жить в постоянном страхе, хотя страх в нашем мире — то, что преследует всегда и везде, — предупредил я сразу.
— Выходит… из-за войны, которую они ведут, ты не общаешься с ними? — поинтересовалась Габриэлла.
— Только по рабочим вопросам.
Я протянул руку к нежной румяной щеке и прогладил костяшками пальцев вниз, к шее, отчего Габриэлла прикрыла глаза и сделала медленный выдох.
— О чем ты думаешь, Габи? Расскажи, потому что теперь я загоню себя в ловушку, не зная, как ты относишься ко мне и моей семье, — честно признался я, и она открыла глаза, смотря на меня ярко-голубыми радужками.
— Джо, почему ты думаешь, что я должна поменять свое отношение к тебе и твоей семье из-за этих горьких фактов? — спросила Габриэлла, но, скорее, это был риторический вопрос. — Ты не виноват в том, что семья Марино ведет войну с моей, главное, что ты не поддерживаешь это, в отличие от Алессандро, как я понимаю.
Я кивнул, подтверждая то, что отец и правда помогает им, даже сейчас, находясь в Италии.
— Как говорится: мы не выбираем родственников.
Габриэлла пожала плечами и слегка улыбнулась.
— Если бы ты знал об этом наверняка, рассказал бы мне? — теперь каким-то жалостливым тоном задала вопрос она.
— Конечно, — тут же выпалил я. — Но, как я уже сказал, оставил это на Витторио. Не хотел лезть ни в твою семью, ни в семью нашей матери, узнавая информацию за твоей спиной, — ответил я, а внутри заскребли кошки, царапая душу с каждым разом сильнее и больнее, потому что я знал кое-что еще,
mio sole
.Мое солнце
Габриэлла приподнялась на носочки и оставила легкий поцелуй на моей щеке, и я снова смог дышать.
— Идем, отвлечемся от больных тем.
Она прошла вперед, к рингу, и первая забралась на него.
Из-за разговора я совсем забыл про эластичные бинты и перчатки, поэтому нам пришлось пройти в раздевалку. Я помог Габриэлле замотать руки, но от боксерских перчаток она отказалась, на что я сначала поспорил с ней, но потом проиграл, услышав, как хлопнула дверь, оставляя меня одного в мужской раздевалке — это что, своего рода точка в споре? Мол, последнее слово осталось за мной? Я хмыкнул, но вышел следом.
Несколько минут мы просто били грушу и оттачивали движения. Габриэлла старалась бить сильнее и быстрее, но я сразу заверил, что это проигрышная тактика, потому что нужно бить «умнее» и «хитрее», а не просто «швыряться» кулаками в соперника.
— Так ты просто сломаешь запястье, и ничего хорошего из этого не выйдет, — предупредил я и в очередной раз схватил ее руку, когда Габриэлла попыталась ударить в мою ладонь.
Она тяжело вздохнула и почти закатила глаза; кажется, драки — не ее конек, но базовые движения мы должны выучить.
— Просто следи за мной, я буду показывать медленно, — предупредил я и встал в стойку.
Габриэлла повторила за мной и ехидно спросила:
— Будешь объяснять так же муторно и подробно, как это было с машиной?
Я ничего не ответил, только снял перчатки, чтобы всю руку было лучше видно, и отбросил в сторону.
— Со стойкой ты уже поняла.
Габриэлла кивнула и выставила правую ногу вперед, а также закрыла лицо руками, сжав их в кулаки.
— Теперь кулак.
Я показал, каким образом сложены пальцы, покрутив рукой, привлекая внимание.
— Большой палец лучше оставить наверху, а не внутри.
Она перевела взгляд на свои руки и вытащила левый большой палец.
— Следи за этим.
Снова кивок.
— Не сжимай пальцы слишком сильно, если не готова драться. При защите это не очень полезно…
— Откуда ты все это знаешь? — удивленно спросила Габриэлла, и я немного посмеялся, но на самом деле ничего веселого не было.
— Отец. Он когда-то занимался борьбой, а в детстве мы часто дрались с ним на лужайке нашего дома, — безразличным голосом ответил я, вспоминая всю ту боль, что пришлось пережить.
Я не пытался сейчас вызвать какую-либо жалость — вовсе нет, лишь хотел донести, что дети не должны получать ссадины и синяки от родителей и не должны быть вымотаны настолько, чтобы на следующий день валились с ног, но отец снова и снова тащил меня за собой, будто я был рожден, чтобы стать его личным оружием, а не сыном.
— Дальше, — откашлявшись и мотнув головой, чтобы забыть нахлынувшие воспоминания, твердо произнес я. — Когда ты делаешь удар, нужно бить средними костяшками на пальцах.
Я стал показывать на места между указательными и средними пальцами обеих рук — в ответ услышал «поняла» и продолжил:
— Большинство считают, что вся сила находится в руках, и это на самом деле так, но, если использовать нижнюю часть тела, удар будет сильнее и жестче. Вот так, смотри разницу.
Мы подошли к боксерской груше, и я сделал несколько ударов без подключения ног, затем вторые удары уже с ними, и груша покачнулась сильнее.
— Понятно? — я обернулся, глядя теперь на то, как Габриэлла склонила голову вбок, изучая и меня, и грушу.
— Вроде, но теперь мне кажется, что все стало намного сложнее, — как-то уныло отозвалась она. — Я хороша в метании ножей, — спокойно оповестила Габриэлла, будто в нашем мире чуть ли не все девушки умели управляться с ножами, но я приподнял бровь, теперь с интересом желая послушать, или лучше увидеть, на что она способна. — Ты же помнишь, как я всадила нож в ногу тому парню в ночном клубе «Ангела Ада»? — с долей гордости спросила Габриэлла.
Как такое вообще можно забыть? В тот момент я почти не соображал, потому что был ослеплен гневом на тех, кто посмел притронуться к той, что уже тогда забралась под кожу. Однако потом я оценил, как Габриэлла смогла постоять за себя.
— Это был твой нож?
Она кивнула.
— Марко научил меня, — пожав плечами, сказала Габриэлла.
— Хорошо, давай сначала ты попробуешь ударить грушу пару раз, затем, если пожелаешь, меня.
Она по-хитрому усмехнулась; я знал, что эта перспектива может оказаться лучше, чем первая.
— А после покажешь, как хороша в управлении ножами.
— Идет, мистер Пеллегрини. План на день понятен.
Мы улыбнулись друг другу.
Поначалу Габриэлла тяжело вздыхала и практически ныла, но не от боли, а от того, что у нее не выходило так, как нужно. Она хотела, чтобы удары с первого раза оказались сильными и точными, однако невозможно практически с первой тренировки сделать это, если только раньше не занимался борьбой.
Несколько раз я останавливал ее удары, ловя руки, говоря, чтобы Габриэлла «выкидывала» тело медленнее, но качественнее.
— Да никогда не получится у меня! Сколько мы уже пытаемся добиться хоть какого-то результата?! — практически взревела она и вскинула руки вверх.
— Ты рано сдаешься, Габи, нужно набраться терпения, — спокойно сказал я и попытался подойти к ней, пока она стояла ко мне спиной.
Когда я почти вплотную приблизился и хотел опустить руки на хрупкие плечи, то и дело вздымающиеся от нервов и усталости, Габриэлла резко повернулась, и ее кулак прилетел прямо в нос.
— О Боже! — услышал я, когда отшатнулся назад, сгибаясь практически пополам и хватаясь рукой за нос. — Джо, пожалуйста, прости! Я… я не ожидала, что ты будешь так близко. Господи! — верещала Габриэлла, а потом нагнулась возле меня, пытаясь рассмотреть место удара.
Боль лишь на мгновение ослепила, отчего я зажмурил глаза, чтобы перед ними не плыло и чтобы удержаться на ногах.
— Хороший удар, — я издал смешок и выпрямился, теперь чувствуя, как кровь капает из носа на губы.
— Черт, я правда не хотела, Джо. Ты как?
Габриэлла продолжала суетиться возле меня, а я лишь сильнее рассмеялся, понимая, что мне чуть не сломали нос одним резким ударом, хотя даже удары и посильнее не могли этого сделать, да и я чаще всего уклонялся.
— Нужно чем-то остановить кровь, — она стала оглядываться, но я остановил ее, поймав за руку.
— Успокойся, и не с таким справлялся, — слегка улыбнулся я. — Главное, что он не сломан. Не очень-то хочется иметь кривой нос, знаешь ли.
Габриэлла виновато поджала губы.
— Видишь, мне нельзя драться, я умею только калечить, и то не специально, — пожала она плечами и стала снимать с себя легкую майку, которая была надета поверх спортивного топа, затем скомкала ее и поднесла к моему лицу. — Кровь. Нужно остановить, — снова настояла на своем Габриэлла, и я взял майку, прислоняя к носу.
— Когда-то пострадал твой шарф, — вдруг вспомнил я нашу поездку в Филадельфию, но Габриэлла скептично посмотрела в мои глаза, и я продолжил: — Моя машина взорвалась, помнишь?
Она сложила губы буквой «о» и кивнула.
— Тогда ты сняла шарф с шеи и стала вытирать кровь с моего лица.
Сейчас это казалось чем-то очень далеким, хотя прошло не так много времени.
— История циклична, — слегка улыбнулась она. — Я скрою этот секрет от твоих людей.
Я выгнул бровь.
— Ну о том, что тебя побила девчонка.
Мы засмеялись.
— Мы можем поехать домой, оставим на другой раз показательное шоу с ножами в моем исполнении, — предложила Габриэлла, и я согласился, потому что порядком вымотался.
На следующий день.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
08:08 PM
Раньше я никогда не ездил в центр Нью-Йорка на общественном транспорте и уж точно не прогуливался несколько часов по его улицам. С некоторых перекрестков нас с Габриэллой сметало из-за сильного ледяного ветра, который со вчерашнего дня только усилился, но погулять в выходной, с которыми у меня вечная проблема, и дойти до знаменитой елки — меньшее, что я мог предложить. Однако, когда я сказал Габриэлле, что мы обязательно должны посетить это место перед Рождеством, она радостно воскликнула, потому что обожала атмосферу Нового года, но было и еще кое-что…
— А вдруг это ловушка? — снова занервничала Габриэлла, смотря по сторонам.
— Я говорил с Энолой.
До сих пор не верил, что позволил себе общаться с русскими после всего, что они сделали. Да, нас хотели убить именно Юджин и Элеонора, его жена, но все же Энола — сестра главы семьи, и довериться ей сложно, но я попробовал пойти против себя ради долгожданной встречи.
— Она знает, что случится, если устроит нам засаду, — серьезно произнес я.
— Малевские кажутся слишком хитрыми, да и женщины у них будто бы сильнее… — вдруг сказала Габриэлла, наверняка вспомнив то, как жена Юджина стреляла в нас из машины.
— Я уверен, что все будет в порядке.
Я приобнял ее за плечи, и хрупкая фигура расслабилась под моей поддержкой.
Толпа людей продолжала окружать нас. Очереди выстраивались, чтобы купить кофе или какао в небольших ларьках, а также чтобы покататься на коньках. В Нью-Йорке на всех праздниках слишком много народу, а на новогодние так вообще, но сейчас я наслаждался этой суетой, потому что рядом находился любимый человек, который вжимался в меня всем телом, таким образом согреваясь.
— Джо, — позвала Габриэлла и указала рукой вперед, — это они?
Я прищурился и вгляделся вдаль, замечая высокую девушку, а рядом с ней маленькую девочку. В одно мгновение наши взгляды встретились, и Эмилия, что-то прокричав и вырвавшись из рук Энолы, побежала навстречу к нам. Ее маленькие ножки почти путались между собой, а люди чуть не сшибали ее, потому что не замечали маленького человечка, бегущего возле них, но в итоге все обошлось, и дочь снова встретилась со своей мамой.
— Малышка моя, — и радостно, и грустно пролепетала Габриэлла, присев на корточки, словив таким образом Эмилию в объятия.
— Мамочка, — жалобно произнесла в ответ та и сильнее стиснула родного человека маленькими ручками.
Я поднял голову и увидел, как Энола еле кивнула, говоря этим, что дает нам время побыть с Эмилией наедине. Уговор таков, что несколько часов мы можем бродить по Нью-Йорку, затем нам снова придется вернуть малышку Эноле, потому что она действовала на свой страх и риск и потому что она, по ее словам, принадлежит Маттео. Только я не совсем понял: Энола или Эмилия? А может, они обе?..
Когда Габриэлла рассказала о том, что еще перед тем, как полететь в Палермо, с ней связалась одна из Малевских, написав сообщение о встрече с дочерью, я резко отсек эту идею, сказав «нет» — прямо тут же, даже особо не думая, потому что все, что касалось русских и семьи Бернарди, пагубно действовало не только на Габриэллу, ее состояние и настроение, но и на меня, включая мафиозную семью.
Я боялся, в очередной раз, что это гребаная подстава, что за углом или за спиной Энолы будет стоять Маттео. Однако… он и так отнял у бывшей жены все, чем она дорожила в жизни и с помощью чего, или, скорее, кого смогла выжить в доме семьи Бернарди, поэтому что ему еще могло понадобиться?
По итогу я сам связался с Энолой и поговорил. В ее голосе звучала твердость и уверенность того, что Маттео ни в коем случае не узнает об этой встрече, а если и узнает, то достанется именно ей, но никак не Габриэлле, хотя в этом я сильно сомневался.
«— Почему ты помогаешь? Твой брат и его жена вряд ли одобрят твои действия, — подозрительно поинтересовался я, выходя на балкон нашего с Габриэллой дома.
— Потому что поступок Маттео ужасный.
А мне казалось, что быть с таким, как он, уже ужасно, но опустим этот момент, ведь каждому свое.
— Ребенок должен расти в любви, а Эмилия всегда ходит грустная и говорит о маме. Я же не могу заменить ей Габриэллу, хотя стараюсь делать все, чтобы хотя бы на миг увидеть улыбку этой милой девочки, — сладко проговорила Энола,
но я продолжал сомневаться во всем, что она говорила. — Что насчет моего брата… — продолжила она. — Скажем так, у меня с Юджином не самые лучшие отношения, и я всегда была отстранена от семьи, в большинстве своем из-за нашего старшего брата, которого ты убил, Джованни,
— призналась Энола, и я понял, что между ней и старшим Малевским были то ли недопонимая, то ли вовсе разлад, однако я не собирался уточнять об этом, потому что это не мое дело.
— Где гарантии, что ты и правда приведешь Эмилию? — последнее, что спросил я.
— Их нет, потому что весь план может оборваться в последний момент. Наверняка ты уже знаешь, на что способен Маттео, если Габриэлла рассказывала тебе о жизни с ним.
Я знал лишь мелкие детали, но и не пытался как-либо выведать. Это ее решение: рассказывать или нет.
— Но, клянусь, Джованни, я хочу помочь.
Потом повисла тишина; казалось, я даже слышал дыхание Энолы по ту сторону.»
Как можно заметить, я согласился на свой страх и риск — снова риск. Габриэлла даже заверила меня тогда, что ничего страшного не произойдет, если я и после разговора с Энолой отвечу «нет». Однако я видел, с какими глазами она это говорила — полными слез, и, черт, я просто не мог отказать.
— Джованни! — воскликнула Эмилия после нескольких минут объятий со своей мамой.
Теперь она подошла ко мне, и я нагнулся к ней, чтобы ее маленькие ручки смогли дотянуться и обнять меня.
— Я по тебе тоже скучала, — прошептала малышка на ухо.
— И я по тебе, Эми, — ответил я, и Габриэлла улыбнулась, смотря на нас.
Когда малышка отпустила меня, взяла сначала свою маму за руку, после меня, оказываясь между нами.
— Я очень хочу какао с маршмеллоу, — переводя взгляд с Габриэллы на меня, сказала Эмилия.
— Тогда пойдем купим его, — улыбнулся я и сжал ее руку сильнее.
Малышка подпрыгнула на месте, а потом мы зашагали в направлении палатки, вокруг которой собрался народ, чтобы согреться из-за непогоды.
Эмилия то и дело рассказывала о днях, проведенных у Бернарди, и я удивлялся, что изредка в ее речи проскакивало слово «папочка». Не то чтобы я желал, чтобы малышка ненавидела Маттео, просто было трудно понять, как она могла так сильно любить отца, который оторвал ее от родной матери. Конечно, я не исключал того, что Маттео любил свою дочь, ведь если бы он плохо относился к ней, вряд ли бы Эмилия так увлекательно рассказывала о том, что они делали вместе.
— …и нож застрял в дереве! — услышал я фразу, вырванную из контекста, сказанную малышкой, пока стоял в очереди за очередной порцией какао.
— Ты метала ножи? — испуганно спросила Габриэлла, тут же прикрыв рот, потому что задала вопрос слишком громко, и посмотрела на меня, но вокруг нас люди были заняты своими делами, поэтому никто не обратил должного внимания.
Очередь двигалась слишком медленно, но я обещал купить горячий напиток. Эмилия, кажется, могла выпивать по несколько кружек какао за день. Однако я успел к середине истории о том, как Маттео прилагал все усилия для того, чтобы научить дочь самообороне.
— Напомни, сколько Эмилии лет? — шепнул я на ухо Габриэлле, пока отдавал стаканчик малышке.
— Семь, — также тихо ответила она и улыбнулась дочери, которая с радостным писком начала пить какао.
— И давно она метает ножи? — приподняв одну бровь, спросил я с неким укором, но точно не в адрес Габриэллы.
— Я не знаю, Джо, — как-то устало пожала плечами она. — Когда я еще была замужем за Маттео, не видела, чтобы Эмилия как-то участвовала в этом всем, но потом… Ты знаешь, я покинула ненавистный мне дом и семью, и она стала проводить время то со мной, то со своим отцом, и что они делали на этих встречах… — Габриэлла сделала паузу и заправила темные пряди волос Эмилии, которые вылезли из общей копны, за уши, — …остается загадкой, потому что меня никто не вводил в курс дел, даже собственная дочь.
— Возможно ли, что Маттео как-то пригрозил Эми, чтобы она не выдавала «только наши секреты»? — на последних словах я показал кавычки, думая о том, как бы обозвал это Маттео.
Габриэлла задумалась, наверное, размышляла, а мог ли бывший муж и правда поступить так, но, честно говоря, даже лично я не сомневался в этом — уже убедился за несколько коротких малоприятных встреч, что он за человек.
— Маттео может сделать все, что угодно, лишь бы насолить мне за то, что я ушла от него, поэтому, да, вероятно, у них с Эмилией какие-то свои договоренности, по крайней мере были до того, как он окончательно не забрал ее у меня, — после нескольких минут раздумий ответила она. — Энола выглядела расстроенной, или мне показалось? — вдруг поинтересовалась Габриэлла.
— Я не рассматривал ее, — коротко сказал я и обратил внимание на Эмилию, которая дернула меня за руку. — Что такое, малышка? — мягко растянув губы в улыбке, спросил я.
Эмилия показала пальцем на свое темно-коричневое пальто, где виднелось небольшое пятно.
— Я пролила какао, — виновато объяснила она, а Габриэлла забрала у нее стаканчик, затем стала рыться в своей сумке, наверняка ища салфетки.
— Ничего страшного, Эми, пальто можно отдать в химчистку, — она присела на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу к дочери. — Давай вытрем руки. Ты не обожглась?
Эмилия покачала головой, все еще виновато поджимая губы.
Я наблюдал за матерью и дочерью и понимал, что хотел бы, чтобы у нас с Габриэллой родились свои дети. Не то чтобы я против Эмилии, вовсе нет, я готов заменить ей отца и буду любить как собственную дочь, но иметь свою плоть и кровь — это что-то другое; кажется, что даже ощущения другие, потому что ты понимаешь — это только твое, только ваш ребенок, в котором смешана ваша кровь.
Прогулка и встреча с Эмилией подходили к концу, но до того, как снова передать малышку Эноле, мы подошли к елке и встали на самые лучшие места — успели. Потом набежал народ и стал толкаться, чтобы получше разглядеть то, как на ней зажгутся огни.
— Сейчас все будут считать, Эми, — ответила на вопрос дочери Габриэлла.
— Хочешь я подниму тебя, чтобы ты была в первых рядах? — спросил малышку, сжав ее маленькую ручку.
Эмилия радостно кивнула, повернувшись ко мне, и я, чуть наклонившись, поднял ее на руки. Если оглянуться, можно было заметить, что почти все пары с детьми сделали то же самое. В основном этот праздник необходимо детям, они больше взрослых верили в чудо и Санту Клауса, поэтому все старались угодить именно им.
Габриэлла ущипнула Эмилию за щечку и улыбнулась. Я был счастлив только от того, что эти две девочки улыбались, находясь рядом друг с другом, и пообещал себе, что в будущем малышка точно будет жить вместе с нами, но никак не с Маттео.
— Начинается, Эми! — восторженно сказала Габриэлла, а потом и я услышал, как народ вокруг нас стал отсчитывать секунды до зажигания елки. — Считаем вместе!
Эмилия кивнула и улыбнулась.
Десять, девять, восемь, семь, шесть…
— Пять!
Мы втроем отсчитывали время и внимательно следили за елкой.
— Четыре!
Народ сплотился в ожидании чуда.
— Три!
Эмилия крепче обняла меня за шею и почти прижалась головой к моему виску.
— Два!
Габриэлла обернулась на нас и взяла одну руку дочери в свою.
— Один!
Новогодняя елка зажглась разноцветными огнями, озаряя пространство вокруг себя ярким светом. Аплодисменты и крики слышались со всех сторон, но я обращал внимание только на Эмилию, которая смеялась, и Габриэллу, фотографирующую елку.
— Папочка сказал, что тоже поставит дома елку! — оповестила малышка, немного отстранившись от меня.
— Правда? — поинтересовалась Габриэлла, немного поджав губы, убирая телефон в сумку.
Эмилия кивнула.
— Замечательно, Эми, — это звучало, с одной стороны, радостно, а с другой — болезненно. — Ты же поможешь ему украсить елку?
— Ага. И тетя Энола будет украшать вместе с нами! — счастливо произнесла Эмилия, а потом резко поменялась в лице, понимая, что… — А ты?.. Мама, ты не будешь с нами украшать елку?
Кажется, даже я боялся похожих вопросов.
Я опустил малышку вниз, поставив ее между мной и Габриэллой, и она тут же прижалась к маме, обнимая.
— Эми, прости, но я не могу.
Габриэлла присела на корточки, не заботясь о том, что ее длинное пальто могли затоптать чужие грязные ботинки.
— Мы с твоим папой поссорились, и… он не хочет видеть меня, понимаешь?
Малышка еле заметно кивнула.
— Но я уже попросила у Санты Клауса подарок для тебя, так что ты точно найдешь его под елкой, хорошо?
Габриэлла вымученно улыбнулась, и я надеялся, что Эмилия этого не видит — не видит фальши и лжи, которой ее кормили: и отец, и мать. Я не был уверен в правильности их действий, хотя, если так подумать, ребенку вряд ли нужно знать правду о том, что на самом деле происходило и происходит между родителями, тем более, когда там не просто ссоры, а настоящий абьюз и насилие.
— Хорошо, — услышал я тоненький голосок, пока оглядывал местность вокруг и людей, толпящихся рядом.
Никто из нас после этого не обращал должного внимания на новогоднюю елку, потому что время веселья подошло к концу. Несколько, казалось, долгих часов пролетели как один, и Габриэлла снова прощалась с дочерью со слезами на глазах, крепко обнимая ее. Впрочем, и малышка вжималась в свою маму и целовала ее в румяные щеки. Кстати, у них обоих выступал румянец, либо при волнении, либо при холодной температуре, либо при злости.
Боковым зрением я заметил знакомую фигуру высокой темноволосой девушки и, повернув голову, понял, что неподалеку от нас стояла Энола: она ждала, когда сможет забрать Эмилию.
— Джо, пусть она подойдет, — подняв на меня глаза, попросила Габриэлла, но я сомневался, что это хорошая идея. — Пожалуйста, — почти умоляющий взгляд, и я кивнул Эноле, говоря таким образом, что она может не держаться в стороне.
Однако, когда Энола стала подходить ближе, я вытянул руку перед ней, оставляя на расстоянии от Габриэллы и Эмилии — мало ли, что взбредет Эноле в голову. Я не доверял Малевской даже после того, как она оставила нам Эмилию.
— Спасибо тебе. Я, правда, не забуду этого, — оставаясь на расстоянии, сказала Габриэлла, рассматривая Энолу.
Я внимательно следил за ее телодвижениями и уже несколько раз напрягся, когда она убирала руки в карманы большой куртки и доставала обратно.
— Это меньшее, что я могу сделать, — коротко ответила Энола, и уголок ее губ дрогнул. — Нам нужно уезжать, — осторожно продолжила она, опустив взгляд на Эмилию. — Маттео скоро вернется домой, а я даже не предупреждала, что уеду, — в этих словах как будто звучала просьба о помощи, но, возможно, мне только показалось.
Спустя несколько минут малышка уже была рядом с Энолой. Она взяла ее за руку и особого сопротивления не оказала, хотя долго не могла отлипнуть от родной матери; вероятнее всего, ее отец и правда что-то наговорил или наобещал, поэтому более Эмилия не пыталась противиться, а спокойно, насколько это вообще возможно, принимала сложившуюся ситуацию.
Эмилия и Энола в очередной раз попрощались с нами, затем развернулись и стали уходить, но Габриэлла вновь окликнула Малевскую:
— Энола!
Я вопросительно посмотрел на нее и взял за тонкое запястье, практически удерживая на месте; показалось, что Габриэлла хотела броситься за ними вслед.
— Если… если будет еще возможность…
— Я обязательно сообщу вам об этом, — перебила Энола, сразу поняв, о чем зашла речь, и Габриэлла кивнула.
После того, как они скрылись из виду, теряясь в толпе, я положил ладони на хрупкие плечи, стоя позади, в знак поддержки и ожидал, когда Габриэлла придет в себя. Я знал, что ей нужно некоторое время на это, но также знал, что она справится с этим, точнее —
мы
справимся.
— У нее синяки, — тихо сказала она, и я нахмурился, а потом Габриэлла развернулась в моих руках, оказываясь лицом ко мне. — На запястьях. У Энолы синяки на запястьях, — второй раз уточнила она. — Думаю, это Маттео. Теперь мне страшно за нее…
Я все еще удивлялся тому, как Габриэлла умела волноваться за незнакомых людей.
— Она сделала свой выбор, — твердо ответил я, даже не задумываясь.
— Она могла выбрать другую личность Маттео, но эта была скрыта, а теперь вылезла наружу.
Конечно, я понимал, что Габриэлла лучше знала бывшего мужа, однако что-то подсказывало: здесь все не так просто — Энола не выглядела жертвой.
— Мы не можем знать наверняка.
Я провел ладонями по предплечьям Габриэллы сквозь теплое пальто, затем она прижалась ко мне сильнее, и я ощутил легкую дрожь в ее теле: то ли из-за холода и ветра, который то и дело дул в лицо, то ли из-за ситуации с Энолой.
Мы стояли в тишине долгие минуты и смотрели за тем, как вокруг нас ходят, бегают и даже спотыкаются люди, а еще фотографируются на фоне главной новогодней елки Нью-Йорка. Я следил за выражением лица Габриэллы, которая рассматривала впереди себя разноцветные огни, и удивлялся тому, как красиво они отражались в голубых глазах; казалось, именно сейчас радужки заиграли новыми цветами — цветами счастья, и мне хотелось, чтобы это чувство никуда не уходило от нее и из нее.
Я поцеловал Габриэллу в висок, и она мягко улыбнулась, после чего развернулась и облокотилась спиной на мою грудь, потом положила мои руки на свою талию, переплетая наши пальцы.
Я давно думал над идеальным моментом, ломал голову, размышлял: когда лучше, при каких условиях, в каком месяце, в каком месте, но именно в это мгновение, именно при разноцветных огнях и при ледяном ветре, который обдувал щеки так, что их кололо, однако с помощью него рыжие пряди волос красиво развивались на ветру, а сладкий запах кокоса и миндаля ударял прямо в нос, и я вдыхал, вдыхал, вдыхал. Вот
он
— идеальный момент. Идеальнее придумать нельзя.
This Town — Kygo feat. Sasha Alex Sloan
— Ты знаешь, почему елку ставят именно в Рокфеллерском центре? — тихо спросил я, почти шепча на ухо Габриэлле, и она в ответ медленно помотала головой в разные стороны.
— Никогда не интересовалась должным образом. А ты знаешь?
Габриэлла чуть отстранилась, и наши глаза встретились.
— Традиция ставить елку здесь берет начало с тысяча девятьсот тридцать первого года,[1] — начал я. — Елка стала символом окончания периода Великой депрессии[2] и начала новой жизни для жителей Нью-Йорка и в целом Америки. В тот год рабочие, которые трудились на стройке в Рокфеллерском центре поставили новогоднюю елку, показывая этим миру, что у них есть, чем платить по счетам.
Габриэлла все это время внимательно слушала меня и рассматривала елку сверху донизу.
— И сейчас я чувствую что-то похожее, — продолжил я, и голубые радужки удивленно взглянули на меня.
— О чем ты, Джо?
Габриэлла теперь окончательно расцепила наши руки, вставая напротив меня, а я загадочно улыбнулся, глядя прямо ей в глаза.
— С тобой я проснулся от Великой депрессии. С тобой я разрешил себе влюбиться, открыть сердце и обнажить душу, а еще — полюбить.
В голубых радужках заблестели слезы, и я взял нежные холодные руки в свои, едва сжимая и поглаживая большими пальцами тыльные стороны ладоней.
— Я хочу открыть для нас дорогу в новую жизнь, хотя ты уже это сделала для меня, mio sole.[3]
Одной из рук я потянулся к пальто, после во внутренний карман, доставая маленькую бархатную коробочку темно-зеленого цвета.
— Ti amo Gabriella Denaro.[4]
После этих слов я опустился на одно колено и открыл коробочку, протягивая Габриэлле. Она смотрела на меня почти ошарашенными глазами, но точно готова была расплакаться, прижимая одну руку к губам.
— Diventerai mia moglie?[5] — наконец спросил я, а сердце едва ли не вывалилось из груди; кажется, еще никогда в жизни так не волновался и не нервничал как сейчас.
Толпа людей так и желала сбить нас с ног, чтобы протиснуться ближе к новогодней елке, но, лично я, не слышал ничего, не видела никого, кроме той, что стояла передо мной и утирала маленькие дорожки от успевших скатившихся слез. Да, может, это место не совсем романтичное, однако я правда ощущал здесь свободу.
— Боже, конечно! — воскликнула Габриэлла. — Sarò tua moglie, Giovanni Рellegrini![6] — повторила она, и я, улыбнувшись, достал кольцо из коробочки и поднялся на ноги. — Ой… какую руку-то протягивать, — сквозь слезы усмехнулась Габриэлла, и я поймал ее левое запястье. — Спасибо. Я просто…
— Растерялась, — продолжил за нее, и она кивнула. — Идеально смотрится, — заверил я, когда кольцо подошло по размеру и красиво смотрелось на руке Габриэллы.
Кольцо было из платины с бриллиантом изумрудной огранки. Я не хотел чего-то вычурного и кричащего, поэтому оно выглядело минималистично, но в то же время элегантно.
— Оно безумно красивое, Джо! — подняв руку ближе к глазам и несколько раз покрутив ею, восторженно произнесла Габриэлла. — Я… Это точно не сон? — взглянув, она дотронулась до меня, затем до лица, проведя ладонью по щеке.
Я поймал ее руку и сказал:
— Это наша жизнь, Габи, и она настоящая, — попытался успокоить я, потому что понимал опасения и тревожность.
После моих слов она обвила мою шею руками, и ее губы накрыли мои, целуя в медленном танце, несмотря на всю суету вокруг нас. Возможно, кто-то из прохожих хотел бы нас согнать с самого красивого места перед елкой, но я точно не собирался упускать момент, поэтому лишь сильнее сжал хрупкую фигуру в руках и сплел язык с языком Габриэллы.
Чувства, которые изначально являлись фальшивыми — только для публики и статуса, вдохнули в нас новую жизнь.
Чувства
,
взятые
напрокат
, стали спасением для нас обоих.
[1] Официальная же установка и открытие новогоднего дерева произошли в 1933 году.
[2] Великая депрессия в США началась 24 октября 1929 года с краха фондового рынка на Нью-Йоркской фондовой бирже. Инвесторы массово распродавали акции и облигации, что привело к значительному падению их цены. Резко упали инвестиции и потребительские расходы, из-за этого начался спад промышленного производства, а вслед за этим — массовые увольнения. К 1933 году, когда Великая депрессия достигла своего апогея, около 15 миллионов американцев остались без работы, а почти половина банков страны обанкротилась.
[3] Мое солнце. (итал.)
[4] Я люблю тебя, Габриэлла Денаро. (итал.)
[5] Станешь ли ты моей женой? (итал.)
[6] Я стану твоей женой, Джованни Пеллегрини! (итал.)
Глава 34: Кольцо счастья
Мисс Габриэлла Денаро
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
10:15 AM
Следующие дни выдались тяжелыми. Я не думала, что и меня так заденет состояние мамы Джованни и Аннабеллы. Последний раз я видела Джемму Пеллегрини лежащей дома в своей кровати. Да, она выглядела не очень, и это, честно говоря, мягко сказано, ведь на самом деле болезнь съедала и побеждала.
Человек хотел жить сильнее, когда понимал, что ему осталось недолго. Он также хотел проводить больше времени с родственниками и друзьями. И миссис Пеллегрини желала того же перед тем, как ее увезли на скорой помощи в больницу и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, потому что больше Джемма не могла дышать самостоятельно. На фоне этого ослаб иммунитет и поднялась высокая температура. Врачи сказали, что миссис Пеллегрини подхватила вирус, хотя все это время лежала дома и никуда не выходила, однако ослабшие клетки организма могли и сами по себе, как я считала, взбунтоваться.
Несколько раз, если не каждый день, мы с Джованни и Беллой ездили к их маме и наблюдали за тем, как она медленно умирает. Кажется, все понимали, что ей осталось недолго. Я не знала, какие слова правильнее говорить, чтобы утешить и Джованни, и его сестру, поэтому просто находилась рядом, таким образом выражая поддержку, и, если что, готова была помочь, хотя в такой ситуации никто из нас не мог быть полезным, кроме врачей.
За спиной Джованни, пока он уезжал по делам или сидел в новеньком кабинете в нашем доме, я просила Рафаэля отвозить меня в церковь. Не то чтобы я сильно верила в исцеление от Бога, но Белла как-то упомянула, что их мама верующая, и я решила, что лучшего варианта помолиться о ее душе и попросить, как бы больно и ужасно это ни звучало, о легкой смерти, вовсе не находилось. Я не собиралась хоронить миссис Пеллегрини, но все, в том числе и врачи, указывало на то, что болезнь выигрывает. Однако я также просила Бога о том, чтобы он помог преодолеть синдром — этого исключать нельзя, ведь чудо случалось.
Понятия не имела, по какой причине скрывала от Джованни свои отъезды в церковь, но просила даже Рафаэля не говорить об этом своему Боссу, на что он сначала недовольно смотрел на меня, выгнув бровь, мол, откуда я вообще взяла эти мысли? Кажется, телохранитель боялся гнева Джованни.
Удивительно то, что весь образ Босса с самого начала, при первой нашей встрече, складывался так, что я бы и не подумала, что когда-нибудь услышу нецензурные выражения, со злостью вылетающие изо рта Джованни. Признаюсь, пару раз было страшновато, хотя я находилась в совершенно другой комнате на втором этаже. Возможно, Джованни думал, что я ничего не слышу, ведь я любила лепить, включив при этом музыку, но в мастерской в те моменты будто бы специально стояла тишина. Это никак не влияло на мою любовь к нему, а просто открывало новые двери. В общем, мы продолжали узнавать друг друга.
Проснувшись сегодня утром в кровати в одиночестве, быстро приняла душ и аккуратными шажками спустилась на первый этаж, затем повернула налево по направлению к кабинету, куда дверь практически всегда была открыта. Джованни не закрывался от меня, как делал это Маттео. Не скрывал свою работу и не скрывал то, как его раздражали бумаги, но в то же время не посвящал в дела мафии. Уверена, что если бы я спросила, Джованни дал бы ответы на мои вопросы, однако какие они будут? Полные или уклончивые?
Я начинала привыкать к тому, что по будням он либо уезжал утром, либо сидел здесь. Кабинет в темно-коричневых тонах идеально подходил Джованни, но еще больше мне нравилось наблюдать за ним, прямо как сейчас.
Бывало, я подходила настолько тихо, что меня не замечали, и поэтому могла насладиться всей прелестью момента: тем, как Джованни запускал пальцы в волосы и взъерошивал их, потом снова приглаживал, понимая, что натворил бардак; тем, как перекладывал бумаги с одной стороны стола на другую; тем, как проверял время на наручных часах; тем, как писал кому-то сообщение и при этом хмурился, а между бровей залегали мимические морщины. Кажется, здесь все было превосходно.
Вы только представьте: я — будущая жена Дона, снова ввязалась в мафию и по-настоящему любила убийцу. Признаюсь, что на какое-то мгновение, когда Джованни сделал мне предложение, я испугалась и застыла, промедлив с ответом. Заметил ли он? Во всяком случае, в мой адрес ничего по этому поводу не было сказано, даже если Джованни увидел секундное замешательство. Но я подозревала, что он уже настолько хорошо выучил меня, отчего стал понимать с полуслова.
Это был страх. Страх стать женой Дона. В какой-то момент одна моя личность закричала о том, что это очередная ловушка, чтобы поработить меня, что я опять буду во власти мужчины и об меня вытрут ноги. Однако я понимала, это — ложь, причем наглая.
Я облокотилась плечом о дверной косяк и в очередной раз опустила взгляд на кольцо на безымянном пальце, но в отличие от того, что я носила, будучи замужем за Маттео, это нравилось гораздо больше — оно не давило, не забирало кислород из легких, а давало свободу, открывая новые пути.
— О чем размышляешь? — вдруг послышался голос Джованни, и я чуть вздрогнула, потому что и правда задумалась, глядя на кольцо. — Доброе утро, — сказал он, когда я посмотрела на него и выпрямилась, собираясь пройти к письменному столу.
— Доброе утро, — мягко сказала я, улыбнувшись. — Думала о тебе и… об этом.
Я подняла руку с кольцом.
Джованни улыбнулся и развернул кресло так, чтобы я села к нему на колени, что и сделала, теперь обвивая руками его шею.
— Твоя мама… — аккуратно начала я и сразу ощутила, как тело Джованни напряглось. — Я просто не знаю, хорошая ли это идея, устраивать свадьбу, когда она в таком состоянии. Есть ли у нас право быть счастливыми?
Честно говоря, все то время, которое прошло с момента, как Джемму Пеллегрини отвезли в больницу, я только и делала, что возвращалась к этим не заданным вопросам, но сейчас решилась на них.
Джованни запустил руку в мои распущенные волосы и провел вниз, после накрутил некоторые пряди на палец — это успокаивало его. Судя по тому, какая стояла пауза в несколько минут, он тоже, скорее всего, не раз возвращался к данной теме.
— Она бы хотела, чтобы я продолжал жить, — начал Джованни, и я взглянула в серые радужки. — Мама всегда мечтала о такой, как ты.
Я удивленно вскинула брови.
— Для меня, — уточнил он. — Она всегда желала мне счастья и сейчас поняла, что именно с твоей помощью я продолжу двигаться дальше, поэтому… — его ладонь коснулась моей щеки, и я прикрыла глаза, наслаждаясь моментом, — …нет ничего плохого в том, что мы сделаем в один или два дня праздник, понимаешь?
Я кивнула.
— Не сейчас, чуть позже, и мама одобрит это, я уверен.
Открыв глаза, улыбнулась, понимая, что теперь внутри не будет роя вопросов и некой вины.
— Ты прав, как и всегда, — чуть хмыкнула я и повернула голову в сторону письменного стола. — Много работы? — поинтересовалась я.
— Бесконечные бумаги, которые раздражали меня еще с самого детства, — едва закатив глаза, ответил Джованни и подбросил несколько листов другой рукой. — Но сейчас рядом ты, поэтому бумаги могут подождать, — тембр голоса изменился, и по телу пробежались мурашки.
Я уселась на его коленях поудобнее и чуть развернула корпус навстречу. Горячие мужские руки опустились на талию и слегка сжали ее. Мне нравилось ощущать на себе такую хватку, но позволяла ее, конечно же, только Джованни; тем более, он не смел делать больно.
— Ты же знаешь, что можешь доверить мне свои секреты? — тихо спросила я и коснулась кончиком носа его, приблизив наши лица.
— Я уже доверяю тебе всего себя, — ответил Джованни, после чего дотянулся губами до моих.
Я вдохнула запах бергамота с апельсиновыми нотками, и голова закружилась. Это было приятное головокружение, от которого подкашивались ноги, но теперь у меня был человек, который чуть что тут же подхватит и не даст упасть; впрочем, и Джованни мог опереться на меня, а я, что есть силы, удержу нас обоих.
Спустя минуту поцелуй перерос из нежного в страстный и ненасытный. Я лишь на мгновение прервала его, чтобы приподняться и перекинуть одну ногу через колени Джованни, усаживаясь к нему лицом, притягивая ближе к себе для еще одного поцелуя.
Его руки опустились на мои оголенные ноги и провели снизу вверх, задирая края шелкового горчичного халата. Я вдохнула еще глубже, потому что воздуха стало катастрофически мало, и Джованни, кажется, понял это, поэтому разорвал поцелуй, но теперь стал целовать шею и ключицы, а я намеренно выгибалась, предоставляя лучший доступ к себе.
Ткань халата сползла, оголяя кожу, и губы Джованни опустились сначала на плечо, в то время как одна из его рук сжала мою грудь, и я издала тихий стон, закрывая глаза. Влажные дорожки от поцелуев каждую минуту оставались на различных частях моего тела, а прохладный воздух в кабинете заставлял сжиматься и покрывать кожу мурашками. В конечном счете халат с обеих сторон сполз, оставляя меня практически полностью обнаженной. Я больше не стеснялась, не боялась, не думала, что со мной плохо поступят. Глядя в любимые серые глаза и следя за трепетными прикосновениями к себе, невозможно было думать о чем-то плохом.
— Tu es la plus belle, mon soleil, — произнес Джованни, откинувшись на спинку кресла, рассматривая меня.
Я не поняла ни слова, потому что не знала французского, да и узнала о том, что Джованни с сестрой учили его, только недавно, поэтому выгнула бровь в ожидании перевода, хотя подозревала, что там было сказано что-то приятное.
— Братец сказал, что ты самая красивая, и добавил «мое солнце», — позади внезапно раздался голос Аннабеллы, и мы оба вздрогнули, совершенно не ожидая, что кто-то может нас увидеть, так еще и при таких обстоятельствах — все-таки надо было закрыть дверь.
Я стала судорожно натягивать рукава халата на плечи, затем туго завязала его на талии и поднялась с колен Джованни. Когда я окончательно выпрямилась и отошла от письменного стола, будто между нами ничего не происходило несколько минут назад, Джованни поднялся с кресла и зашагал к выходу из кабинета, затем резко спросил:
— Какого черта, Белла?
Ему явно не понравилось то, что сестра подсмотрела и подслушала; а что, если бы мы не просто целовались?..
После вопроса от брата Аннабелла выглянула из-за угла и нашла глазами меня. Я лишь неловко улыбнулась и помахала рукой, все еще продолжая стоять на месте.
— Да я только что зашла! — начала оправдываться она и взмахнула рукой. — Правда, Джо! Я больше ничего не видела и не слышала! — продолжала Белла, а Джованни так и стоял над ней, как надзиратель.
— Нужно было постучать или хотя бы подать знак, что ты вошла в дом, а не подкрадываться, — он стал отчитывать и наставлять на нужные мысли сестру, а та закатывала глаза; я знала, как Аннабеллу раздражали нравоучения. — Как минимум, это неприлично, сестренка, — более мягко произнес Джованни, и я сдвинулась с места, но все еще чувствовала себя ужасно неловко, хотя мы не делали ничего такого, о чем бы Белла не догадывалась.
— Хорошо, Джо, я поняла тебя, — смирившись, ответила она. — Знаю, я рано, но не могла больше сидеть дома в одиночестве… — в голосе Беллы мелькнули нотки грусти, и мне тоже стало не по себе, потому что она и правда жила теперь совершенно одна, за исключением охраны и прислуги в доме; мистер Пеллегрини, насколько мне известно, все еще был в Италии.
Джованни, кстати говоря, предлагал сестре переехать к нам, но Аннабелла отказалась. Возможно, она не хотела мешать нам, но правда в том, что я тоже была бы рада ее компании, ведь у меня как таковых подруг-то и не было, кроме Лейлы, а все потому, что все связи оборвались еще тогда, в восемнадцать лет, когда я вышла замуж за Маттео. И как теперь их восстанавливать? Я даже не помнила номера телефонов, да и поймут ли те подруги, с которыми мы хорошо общались, мою пропажу на столько лет? Думаю, нет.
— Поэтому, надеюсь, вы не против.
Я и Джованни одновременно помотали головами в разные стороны, хотя нас прервали на интересном моменте.
— И я не могу дождаться главной новости от вас! — пискнула Аннабелла и широко улыбнулась.
Кроме миссис Пеллегрини, о помолвке еще никто не знал. Я даже не звонила своей семье: и настоящей, и приемной — теперь я четко разделяла их и почти смирилась с фактом того, что еще в младенчестве меня отдали чужим людям.
— Я пригласила Лейлу, — встав рядом с Джованни, сказала я. — Она… — я поджала губы, — …работала со мной в агентстве.
Не знала, безопасно ли вообще продолжать общаться с человеком, который косвенно связан с прошлой жизнью и с Маттео, ведь, если так подумать, Лейла могла бы сыграть роль некоего шпиона и докладывать новости своему Боссу, хотя по какой-то причине я думала, что Маттео нужна информация обо мне — он и так сделал все, чтобы я ощущала себя вдребезги разбитой и несчастной.
— Ничего? — я неловко взглянула на Джованни.
— Почему я должен быть против? — спросил он, поворачиваясь ко мне, а я краем глаза заметила, как Аннабелла прошла в другую комнату, наверняка чтобы не мешать нам.
— Потому что Лейла из
той
жизни.
Я не решилась произнести имя Маттео.
— Ты не можешь теперь всю жизнь прятаться и не видеться ни с кем, кроме меня, моей семьи и своей.
Джованни подошел ближе и руками сжал мои предплечья.
— Габи, ты свободная женщина, и я не вправе говорить тебе, с кем можно общаться, а с кем нет, понимаешь?
Я кивнула, а потом поймала себя на мысли, что Джованни явно подозревал о том, что я снова сравнивала его с бывшем мужем, но как избавиться от этого? Может, через несколько лет все-таки получится?
— Ты знаешь правила: не выходить из дома без Рафаэля, а более я ни о чем не прошу. Главное — твоя безопасность, — заключил Джованни.
— Спасибо, — я чмокнула его в щеку. — Лейла приедет позже, мы как раз успеем подготовиться к небольшому праздничному обеду, — сказала я, и мы направились на кухню, которую только начинали обживать, впрочем, как и весь дом.
Я все еще не привыкла к тому, что могла находиться в любом уголке нашего дома, а не сидеть взаперти в спальне или в какой-то еще комнате. Я могла выйти на улицу, на задний двор и прогуляться по нему, ощутив холодный ветерок на коже, а еще — свободу, хотя на самом деле и эта свобода не являлась настоящей, ведь по периметру дома стояла охрана — куда без этого в мире мафии?
➽─────────❥
Спустя некоторое время я собиралась в спальне, сидя у туалетного столика, подкрашивая глаза тушью. Это должны быть обычные, так называемые, посиделки в кругу семьи, хотя моя семья здесь не присутствовала — пока что.
Аннабелла, уверена, догадывалась, либо уже догадалась, что за новость мы скрывали, потому что, когда мы с Джованни смотрели друг на друга, загадочно улыбались, особенно на вопросах о будущем, о котором непременно хотела знать его сестра.
Я решила надеть светло-зеленое платье, мягко обволакивающее тело, с горлом на шее и с короткими рукавами. Мне нравились вещи, связанные и сделанные своими руками, поэтому большинство гардероба состояло именно из них.
Волосы закрутила в легкие волны, которые теперь спадали на плечи и спину. В ушах серебряные сережки, а на безымянном пальце — кольцо. Как только Аннабелла неожиданно появилась в доме, я сняла его, потому что не хотела, чтобы она и Лейла увидели кольцо раньше времени — раньше, чем мы с Джованни сообщим о помолвке.
Я улыбнулась себе в зеркало и последовала на выход из комнаты. Остальные уже ждали внизу. Конечно, здесь много кого не хватало, в особенности Эмилии. Кажется, она должна быть первой в списке тех, кому стоило присутствовать на сегодняшнем маленьком праздничном обеде. От этих мыслей в моменте я задумалась и чуть не оступилась на последней ступеньке, но сильные руки подхватили меня и поставили на пол.
— Витаешь в облаках? — спросил Джованни и подал ладонь, чтобы вместе войти на кухню.
— Немного, — ответила я и оглядела его.
Джованни, как и всегда, был одет с иголочки: выглаженная молочного цвета рубашка с расстегнутыми двумя верхними пуговицами, брюки черного цвета, лакированные ботинки, хотя мы находились в доме, однако я тоже решила надеть туфли на небольшом каблуке бежевого цвета.
— Выглядишь прекрасно, — прошептал он, а я протянула руку к его волосам и взъерошила их, нарушая идеальную укладку.
Мы оба издали смешки и наконец вошли на кухню. За столом уже сидели Белла и Лейла. Они переговаривались между собой, ожидая нас.
Это было необычно — сидеть таким маленьким кругом, зная традиции в мафии и в принципе итальянцев, но, кажется, ни Джованни, ни Аннабелла не были против такой затеи, тем более, что их отец до сих пор был в Италии у семьи Марино, а их мама… Не хотела думать об этом. Мне бы очень хотелось, чтобы миссис Пеллегрини разделила этот обед с нами. Остальные же родственники жили либо за пределами Нью-Йорка, либо в других городах, либо, опять же, в Италии.
— Ну так что? — спустя полчаса спросила Аннабелла.
С самого начала я видела, как ей хотелось закидать нас вопросами.
— Какие у вас новости? Скорее! Я не могу ждать!
Она потерла ладони друг о друга, и мы с Джованни переглянулись.
Я подняла на стол левую руку, положив ее так, чтобы и Белла, и Лейла увидели кольцо на безымянном пальце.
— Джованни сделал мне предложение, — произнесла я с замиранием сердца, и глаза Аннабеллы и моей подруги округлились.
— О Господи! Господи!
Белла вскочила со стула и подбежала к нам, вереща при этом о том, как рада за нас, и обнимая со спины, затем стала целовать нас по очереди в щеки, и я немного опешила от этих действий, но позволила ей насладиться моментом, изредка глядя на то, как Джованни пытался вырваться; кажется, ему было неловко, ведь напротив нас сидела еще и Лейла, и он явно хотел сохранить лицо Босса, а не показывать себя таким уязвимым перед незнакомым человеком.
— Поздравляю, Габриэлла! — наконец произнесла Лейла, и я улыбнулась ей; подруга искренне радовалась, растягивая губы и немного хлопая в ладоши.
Я кивнула в знак благодарности, а потом ощутила, как воздух снова поступает в легкие, потому что за то время, как Аннабелла практически душила нас, доступ к нему перекрылся.
— А теперь рассказывай, какой мой братец романтичный! — пискнула она и снова обошла стол, усаживаясь на свое место напротив Джованни.
Белла заиграла бровями и стала подмигивать, и мы все прыснули со смеху, и только когда выпили еще по глотку красного сухого вина, чокнувшись, я смогла начать рассказ о том, как пришла в шок, стоя возле Рокфеллерского центра у невероятно красивой новогодней елки. Я опустила момент с Эмилией и Энолой: во-первых, было тяжело вспоминать; во-вторых, не знала, стоило ли знать об этом Аннабелле, да и тем более Лейле.
Кстати говоря, подруга даже не спрашивала про Эмилию. Отчасти она знала, что дочь не всегда могла быть со мной, но по какой причине — нет. Возможно, когда-нибудь я перескажу ей историю своей жизни, но точно не сейчас и не сегодня.
— Охренеть! — восторженно воскликнула Белла, и Джованни недовольно выгнул бровь, явно презирая такие словечки, хотя сам ругался похуже. — Ты молодец, братец! Оказывается, можешь, когда хочешь, — слегка подколола сестра брата, и я усмехнулась. — А когда свадьба? Можно я буду помогать? И платье выбирать! Можно я поеду с тобой? Ты же позволишь увидеть тебя?
Вопросы сыпались настолько быстро, что я поджала губы и могла лишь неловко улыбнуться, но Джованни спас ситуацию, сказав:
— Белла, сядь.
Не грубо, но твердая просьба.
— Мы обсудим детали позже, не за столом и не таким способом.
Он имел в виду, что его сестра явно наглела, задавая так много вопросов, которые были личными и не обговоренными.
— Простите, я просто очень рада за вас, — наконец успокоившись, виновато пролепетала Аннабелла и взяла в руки столовые приборы.
Честно говоря, я ожидала от нее такой реакции. Все то время, что мы были знакомы с Беллой, казалось, она только и грезила тем, чтобы ее брат стал счастливым, нашел своего человека, да и Джованни желал сестре правильного человека, однако… сейчас здесь слишком все сложно — Аннабелла не хотела долго говорить о Марко и о ее решении стать его женой, и я подозревала, что это связано с их отцом. Возможно, именно он как-то повлиял и влияет на нее — мистер Пеллегрини тот еще манипулятор.
➽─────────❥
Праздничный обед подходил к концу. Когда мы доели основные блюда, оставив на столе тарелки с закусками и выпив две бутылки вина, Джованни предложил пройтись по дому и в особенности заглянуть в мою мастерскую. От нее в восторге остались и Белла, и Лейла.
— Ты можешь приехать сюда, и мы спокойно проведем время, — оповестила Лейлу, когда мы спустились на первый этаж.
Джованни и Аннабелла прошли дальше нас, кажется, в гостиную, оставляя меня с подругой наедине, и она, поняв это, приблизилась и прошептала, подмигнув:
— Если только твой опасный будущий муж не будет против. Я же говорила, еще тогда, что вы отлично смотритесь вместе.
В памяти всплыл момент в гончарной мастерской, когда Лейла нашла статью обо мне и Джованни после первой нашей с ним встречи в отеле.
— Никто не будет против, Лейла, — сразу отсекла я ее ненужные мысли.
— Зови меня Айлин, — вдруг сказала подруга, и я вопросительно взглянула на нее. — Это мое настоящее имя, а Лейла… для работы в агентстве, — неловко призналась она, а я и не думала, что все это время Айлин использовала для всех нас только псевдоним; возможно, и Мадлен — вовсе не Мадлен…
— Хорошо, — согласилась я. — Спасибо, что сказала.
На мгновение в темных глазах подруги промелькнула грусть, и я взяла ее руку, легонько сжав.
— А кто этот мужчина, который встретил меня на входе в дом? — прошептала вопрос Айлин и как-то по-хитрому улыбнулась, метнув взгляд в сторону выхода.
— Рафаэль. Мой телохранитель, — ответила я и заметила его, стоящего на том же месте; бывало я думала, Рафаэль вообще спит или круглосуточно бдит за нами? — Ты что, засматриваешься на него? — подколола я и слегка пихнула Айлин локтем в бок.
— Тш-ш! — шикнула подруга, приложив указательный палец к губам, и я издала смешок. — Он первый начал!
Ну конечно! Так я и поверила!
Пока мы перешептывались, Рафаэль повернул голову в нашу сторону, но на его лице не появилось ни единой эмоции, которая могла выдать с потрохами. В мафии всех учили скрывать чувства? Поэтому, даже если бы мой телохранитель засматривался на Айлин, то умело не подавал вида, а сейчас, в момент нашего с ней разговора, Рафаэль, вероятно, понял, что мы говорили о нем — еще бы, подруга кидала такие многозначительные взгляды, что невозможно было не заметить.
Наконец, как только мы попрощались с Айлин и Беллой, которая в очередной раз сжала нас с Джованни в сильных объятиях и снова поздравила, в доме стало тихо, за исключением фоновой музыки, которая все это время играла, пока мы принимали гостей.
После того как мы убрались на кухне, поставив тарелки в посудомойку, Джованни предложил обсудить детали свадьбы, а именно дату, место проведения и гостей. Я точно знала, что хотела бы позвать свою семью: и настоящую, и приемную, — но подозревала, что это станет проблемой, ведь на свадьбе будут присутствовать представители семьи Марино, а мой отец вряд ли пожелает видеть тех, кто убил его жену и нашу с Дрэго маму.
Что же думала я на этот счет? Конечно, и мне будет тяжело даваться контроль; вероятно, во мне даже вспыхнет ненависть, когда я поймаю взгляды от семьи Марино, однако не могла запретить Джованни приглашать родственников со своей стороны.
— Что? — переспросила я, чтобы уточнить слова, которые он только что сказал.
— Марино не будут присутствовать на нашей свадьбе, — повторил Джованни, и я щелкнула пальцами, согнув их. — Ты же не думала, что я позволю людям, которые убили вашу с братом мать, поздравлять нас как ни в чем не бывало?
Я неловко поджала губы и скрестила ноги по-турецки; мы сидели друг напротив друга в гостиной: я на диване, Джованни в кресле.
— Думала? — удивленно спросил он, и я виновато кивнула. — О, Габи, я бы не поступил так с тобой и твоей семьей. Марино переживут отсутствие на нашей свадьбе. Во всяком случае, они могут поздравить нас по телефону, либо вовсе приехать отдельно, но я сомневаюсь, что они вообще захотят связываться с тобой, со мной, с нами, как только узнают, на ком я женюсь, — объяснил Джованни, и я заметно расслабилась, потому что и правда долго думала об этом, но теперь могла спокойно дышать полной грудью, зная, что никто не посмеет испортить знаменательный день — по крайней мере, надеялась на это.
И все же я чувствовала некую вину за то, что являлась дочерью Витторио Денаро, ведь из-за меня Джованни не сможет нормально общаться с семьей своей матери, а я не желала быть яблоком раздора или камнем преткновения. Да, он говорил, что и сам не сильно поддерживал контакты с ними, однако теперь появилась еще одна — и довольно веская — причина.
И в мыслях не было, что обсуждение свадьбы — так муторно и сложно, особенно если у вас разнятся взгляды. По большей части Джованни было все равно на многие детали, но к чему-то он относился категорично, например, стоял на том, что в этот день необходимо усилить охрану или вообще проверять гостей на наличие оружия, чуть ли не лапая их. Я понимала его беспокойство, зная, что русские до сих пор охотились за мной, чтобы отомстить за своего брата, не взошедшего к верхушке власти.
Когда мы собрались расходиться каждый по своим делам, на выходе из гостиной нас чуть не сшиб Рафаэль, резко появившись перед нами. Джованни странно взглянул на него, успев схватить меня за запястье и оттянуть чуть назад, чтобы я не врезалась в телохранителя.
— Что-то не так? — твердо спросил он и прищурился.
Рафаэль выглядел немного растерянным, и, кажется, я впервые видела его в таком состоянии.
— Ваш отец… — как-то неловко и неполно начал телохранитель. — Вы говорили не подпускать его к дому, но…
Рафаэль не закончил, обернувшись на звук тихих шагов, и мы с Джованни тоже метнули взгляд в сторону коридора, ведущего к входной двери.
— Не подпускать к дому родного отца?.. —
послышался грубый мужской голос, после из тени вышел мистер Пеллегрини. — Не перестаешь удивлять, Джованни, — надменно произнес он.
Рафаэль еще раз виновато посмотрел на нас, затем удалился в другую комнату, понимая, что лишний.
— И чем я обязан таким отношением к себе? — подойдя ближе к нам, поинтересовался Алессандро, оглядывая нас обоих.
Я уже ощутила напряжение, витающее в воздухе, и с каждой минутой атмосфера вокруг только сильнее портилась. Если бы это было возможно, то, скорее всего, между Джованни и его отцом сверкнула бы молния.
— Тебе здесь попросту не рады, отец, — почти что выплюнул слова Джованни, вставая впереди меня, но я не боялась мистера Пеллегрини, а еще помнила наш с ним разговор в их доме, когда Алессандро сказал, что его сыну не нужна любовь, и все, что с ней связано, ведь это ослабляет.
Я аккуратно дотронулась ладонью до широкой спины, защищающей меня, и прогладила сверху вниз, пытаясь таким образом успокоить пыл Джованни; казалось, сейчас это ни к чему.
— Добро пожаловать в наш дом, мистер Пеллегрини, — выйдя из-за Джованни, мягко сказала я, хотя тоже не испытывала симпатии к Алессандро.
Мельком взглянув на Джованни, поняла, что он оторопел от моих действий, не представляя, для чего я вообще это делала.
— Твоя девушка гораздо лучше обучена манерам, — в ответ подметил мистер Пеллегрини, и я чуть не закатила глаза.
Может, прекратим мериться и спокойно поговорим?
— Благодарю, мисс
Денаро
, — вдруг сказал Алессандро.
Не ожидала, что он решится сделать отсылку к моей семье.
— Теперь ведь можно использовать вашу настоящую фамилию? — все еще смотря на меня, спросил мистер Пеллегрини.
— Конечно, — коротко ответила я и слегка улыбнулась.
— Зачем ты здесь? — резко оборвал наш диалог Джованни, и мне стало не по себе от его тембра голоса.
— Ты вроде как хотел поговорить со мной, пока я находился в Италии, разве нет? — прищурившись, объяснил Алессандро.
Я повернула голову к Джованни и одними губами сказала, что пойду к себе, ведь здесь, рядом с ними, точно нечего делать, и он кивнул. Хотелось надеяться, что они не пристрелят друг друга.
Интересно, что чувствовал мистер Пеллегрини, осознавая, что его сын женился на дочери самого опасного мафиози в Италии? Теперь-то он доволен выбором Джованни? Еще и зная то, что семья Марино причинила много боли моей семье…
Жизнь умела удивлять. Казалось бы, совпадений не бывает, а случайности — вовсе не случайны. Однако… как объяснить тот факт, что семьи Денаро и Пеллегрини, оказывается, косвенно связаны, а теперь, в скором будущем, станут еще ближе?
Глава 35: Сделка
Мистер Джованни Пеллегрини
Я справлялся только благодаря Габриэлле и Аннабелле, и то сестра находилась на грани истерики из-за состояния здоровья нашей мамы. Мне необходимо было держать лицо, чтобы не показывать, что на самом деле я не верил в чудесное исцеление — больше нет.
Все, в том числе и врачи, говорили о том, что новый удар болезни — конец. Это тяжело осознать. Это невозможно, черт возьми, осознать, когда твой близкий человек несправедливо умирает. Однако это нужно было сделать — понять и принять, что вскоре мамы не станет.
Не то чтобы я уже хоронил ее. Нет. Конечно нет. Просто готовился к худшему. Не тешил себя мыслями о том, что в один прекрасный день врачи позвонят и скажут, что легкие снова заработали, а пневмония, разыгравшаяся на фоне ослабления иммунитета, отступила.
Я не собирался отговаривать Аннабеллу от веры в лучшее, поэтому старался поддерживать ее как мог, как умел. Настроение сестры в последнее время было странным, но я списывал это только на состояние мамы, хотя где-то глубоко внутри подозревал, что меланхолия, передающаяся через игру на фортепиано, связана еще с чем-то или… с
кем-то.
Аннабелла все чаще проводила время в нашем доме, потому что отец то и дело уезжал, а кроме кухарок и телохранителей никого больше не оставалось. Мы с Габриэллой совершенно не были бы против, если бы моя сестра переехала к нам, но по какой-то причине она отказывалась и каждый раз уезжала с Доменико домой. А я, из-за того, что слишком переживал, попросил Леона прислать на телефон постоянную геолокацию сестры. Да, я знал, что это плохо — вторгаться в личную жизнь, но не мог избавиться от мысли, что либо Чайки, либо вовсе директор компании «BFI», с которым мы жестко конкурировали, причинят Аннабелле боль. Честно говоря, открывал геолокацию только утром и поздно ночью, если все еще не находился в постели, в остальное же время давал полный контроль над своей жизнью и надеялся, что сестра помнит все те правила, которым стоило придерживаться для безопасности.
— Джо, ты идешь спать?
Габриэлла неожиданно заглянула в кабинет, в котором я прятался от всех, кроме своих мыслей, делая вид, что перебирал бумаги, чтобы уничтожить некоторые из них.
— Я вижу, ты устал.
Она прошла внутрь и остановилась напротив письменного стола, складывая руки под грудью.
— Еще немного поработаю, — тихо ответил я и вымученно улыбнулся. — Ты можешь ложиться, не стоит меня дожидаться.
Я отложил ручку на стол и взглянул на Габриэллу. Она недоверчиво смотрела на меня. Понимал, Габриэлла хотела как лучше, хотела помочь избавить от тревожности, но бывали дни, когда желание побыть одному пересиливало, и я уходил в себя.
— Хорошо, но, пожалуйста, не сиди допоздна, — все, что сказала она, затем обогнула письменный стол и, приблизившись, наклонилась, оставляя легкий поцелуй на щеке.
Когда Габриэлла отстранилась и уже развернулась, чтобы уйти, я поймал холодную руку и сжал пальцы. В какой-то момент подумал, что она могла испугаться, мол, я закрывался от нее и не хотел делиться демонами, поэтому, прогладив большим пальцем тыльную сторону ладони, прошептал почти одними губами «спасибо». В ответ Габриэлла легонько улыбнулась и кивнула. Мы оба поняли, что это значило, отчего стало гораздо спокойнее.
Проследив за ее медленной и легкой походкой, снова взял ручку и уткнулся в блокнот, недавно подаренный ею. Он был какой-то навороченный, с планерами, таблицами и тому подобным, но это как раз было то, что необходимо, и то, отчего я приходил в восторг. Мне нравилось избавляться от мыслей с помощью подсчетов или писанины, основанной на бумагах, присланных бухгалтером нашей семьи с отчетами о прибыли, поэтому и сейчас планировал этим заняться. Главное — не уйти в бумажный «запой».
Спустя некоторое время глаза стали слипаться, а пальцы, державшие ручку, устали, и только тогда понял, что и правда пора ложиться спать, но сначала взял телефон и проверил местоположение Аннабеллы — красная точка оповещала о том, что она дома.
Я поднялся на второй этаж и прошел дальше по коридору, ведущему к спальне. Тихо войдя внутрь комнаты, которая освещалась тусклым светом от ночника, стоящего напротив кровати на комоде — Габриэлла плохо засыпала без меня, поэтому оставляла свет, чтобы темнота не пугала, а монстры в виде бывшего мужа не заходили в гости, — заметил, как ровно вздымалась ее грудь: значит уснула.
Поспешив снять одежду, выключил ночник и лег в постель. Габриэлла, видимо, каким-то шестым чувством ощутила мое присутствие и нашла меня рукой сквозь темноту, которая вмиг окутала спальню.
— Это я, Габи, — почему-то решил прошептать я, и она еще ближе придвинулась ко мне, утыкаясь лбом в грудь. — Ti amo, sole,[1] — через минуту произнес я и запустил пальцы в длинные волосы.
➽─────────❥
Противный громкий звук, кажется, исходящий от телефона, пытался вытащить из сна, который, судя по разбитому состоянию, продлился около двух часов, если не меньше. Габриэлла рядом тоже зашевелилась, но лишь что-то пробормотала себе под нос и выпустила меня из объятий. Это почти было чем-то нормальным, когда мой телефон разрывался от звонков посреди ночи или ранним утром, поэтому никто из нас не собирался вскакивать и тут же отвечать, хотя стоило подумать об этом — вдруг звонила сестра или лечащие врачи мамы.
Через минуту или чуть больше я разлепил глаза, но до этого на ощупь нашел телефон на прикроватной тумбочке, поэтому посмотрел на имя звонящего: «Микаэль». Я нахмурился, не понимая, что могло случиться или о чем консильери желал поговорить в такое время — 03:45 AM.
— Слушаю, — хриплым голосом ответил я и мельком бросил взгляд на Габриэллу, которая отвернулась в противоположную сторону.
—
Джованни, в моем доме пожар!
— громко, почти что крича в динамик, сказал Микаэль, и я тут же подскочил на кровати.
— Что? — задал я совсем ненужный вопрос, подходя к шкафу с одеждой. — Насколько все плохо? Твоя семья? Вы живы? Вы выбрались?
Я нервно сглотнул, попутно натягивая на ноги какие-то штаны и доставая кофту — в темноте не мог понять, какая одежда оказалась в руках, да и плевать.
—
Пожарные уже едут, но…
— он сделал опасную паузу, а я повернулся в сторону кровати, на которой Габриэлла уже сидела и сонно смотрела на меня. —
Мы в ловушке, Джованни
.
Я нахмурился.
—
Мы проснулись слишком поздно, на первом этаже уже бушевал вовсю огонь, и единственный вариант выбраться — окно — тоже теперь закрыт из-за огня. Мы стоим на лестничной площадке, и я без понятия, что делать…
На фоне послышался плач и тихий женский голос, который пытался успокоить малыша.
Черт! Я переводил взгляд с одной стены спальни на другую и понятия не имел точно так же, как и консильери, что делать, лишь знал, что должен поехать к дому Микаэля, который находился не так уж и далеко, примерно полчаса езды.
— Как близко огонь к вам? — спросил я и услышал, как Микаэль кашляет, видимо, дым уже травил и его, и жену с сыном.
—
Слишком
, — почти сквозь зубы ответил он и снова откашлялся. —
Джованни, если мы…
— Нет! — отрезал дальнейшие слова консильери, потому что не хотел прощаться с человеком, заменившим в каком-то плане отца. — Как давно вы вызвали пожарных? — быстро спросил я и сбежал по лестнице на первый этаж, слыша, как босые ноги шлепают по полу буквально по пятам.
—
Минут пятнадцать назад, но ты же знаешь, у нас закрытый городок, пока охранник пустит машину…
— на фоне послышался грохот и крик, а потом связь оборвалась.
Чертовы охранники на рабочих местах могли засыпать или отходить по другим делам, да и в такие моменты будто вовсе специально отсутствовали.
Я понимал причину, по которой Микаэль позвонил именно мне: у нас хорошие отношения, несмотря на то, что долгое время он являлся консильери нашего с Аннабеллой отца, однако, как потом оказалось, Микаэль со многими вещами не соглашался.
После еще нескольких попыток дозвониться сквозь вопросы Габриэллы о том, что происходит, бросил эту затею и почти что вылетел из дома, направляясь в гараж, пробуждая резким появлением всех телохранителей вокруг дома, в том числе и Рафаэля, вот только его с помощью звонка, так как на сегодняшнюю ночь я опустил его.
— Джо, прошу тебя, просто скажи, что случилось, и я…
Черт, нервы вовсе заполонили голову, и я даже не подумал нормально ответить Габриэлле. Остановившись перед воротами гаража, повернулся всем корпусом к ней, отчего она опешила и чуть было не врезалась в меня. Глаза бегали, будто пытаясь найти таким образом ответы.
— В доме Микаэля пожар.
Мимолетное удивление вспыхнуло на лице Габриэллы.
— Они не могут выбраться из огненной ловушки, но пожарные уже едут.
Я готов был сам сесть за этот грузовик, лишь бы потушить огонь и лишь бы мой консильери с семьей остались живы.
Габриэлла закрыла рот ладонью, но, видимо, не находила слов, однако я смог прочитать немой вопрос, буквально написанный в голубизне радужек.
— Я сейчас поеду туда, чтобы убедиться, в порядке ли они, потому что связь оборвалась, а ты останешься дома, запрешься внутри и никого не пустишь, кроме меня, когда я приеду и позвоню тебе, ясно? — четко и быстро почти что приказал я и, когда уловил положительный кивок, одной рукой притянул Габриэллу к себе и поцеловал в лоб. — А и… — вспомнил я, — …Рафаэль. Он сейчас приедет, его ты можешь пустить в дом.
Она снова кивнула, а потом, когда я почти скрылся за дверью гаража, услышал «будь осторожен».
➽─────────❥
Полчаса превратились в пятнадцать минут, хотя если бы я поднажал еще сильнее на педаль газа, то, возможно, долетел бы за десять. Ворота на въезд в закрытый городок были открыты, что могло означать одно — охранник не спал и пропустил пожарных, а может… это вовсе были не они, и я просто надеялся и верил в лучшее, как и всегда. Однако, подъехав к нужному дому, от которого скоро должны были остаться лишь обугленные кирпичные стены, понял, что предположения оказались верны: пожарная машина стояла на идеально подстриженном зеленом газоне, а пожарные тушили очаги огня; здесь же стояла скорая помощь, но ее двери были закрыты.
— Хозяин дома и его семья живы? — первое, что спросил я, когда подошел к, видимо, главному из отряда пожарных, стоящему чуть поодаль от машины и рассматривающему дом.
Мужчина обернулся и оглядел меня с ног до головы, затем кивнул в сторону скорой и практически безразлично сказал:
— Видел, как мои парни выносили женщину с ребенком.
Я тут же поспешил к скорой помощи. В голове стали проигрываться слова пожарного, потому что о Микаэле он ничего не сказал… Неужели?..
— Джованни! — кто-то крикнул в спину, и я узнал голос; вот только сейчас в нем звучала хрипотца, но в остальном… консильери собственной персоной стоял чуть поодаль, позади, и курил; иронично получалось, ведь совсем недавно горел, да и продолжает гореть, дом его семьи.
Меня вмиг отпустило, и я выдохнул скопившийся воздух из легких и медленно пошел навстречу к Микаэлю. Единственное, что еще тревожило: в порядке ли его жена и сын?
— Твоя семья?.. — подойдя к консильери и оглядев несколько бинтов на его руках, видимо, наложенных на ожоги, аккуратно спросил я.
— Они в скорой.
Микаэль снова сделал затяжку и посмотрел в сторону дома.
— С ними все в нормально, пара ожогов, но не сильных, — продолжил он, когда выпустил дым изо рта. — Витале так сильно плакал…
Консильери потер лоб двумя пальцами; вся эта ситуация явно не лучшим образом отразилась на его ментальном состоянии.
— Я думал, что не выдержу, если мой сын продолжит так громко плакать, и думал, что убью этих чертовых пожарных, которые ехали чуть ли не полчаса на вызов!
Кажется, мне никогда не удавалось видеть такую сторону Микаэля. Он всегда старался держать эмоции в узде, никогда не срывался, лишь спокойно выговаривал мысли и предположения, и, даже если был не согласен с чем-то, приводил аргументы, но никак не спорил и не повышал голос.
— Спасибо, что приехал, Джованни, и прости, что позвонил посреди ночи, но…
— Ты не обязан оправдываться, Микаэль, — тут же остановил его, и наши взгляды встретились. — На твоем месте я бы сделал то же самое, да даже на своем — я бы позвонил тебе, своему консильери.
Я положил руку на плечо Микаэля в знак поддержки, а потом за нашими спинами раздался щелчок — двери скорой помощи открылись, и врачи помогли жене консильери спуститься из машины, в то время как она держала на руках Витале, который, судя по отсутствию плача, уже спокойно либо спал, либо наблюдал за происходящим.
Я решил оставить Микаэля наедине с женой и сыном, чтобы они поговорили или помолчали — неважно, ведь главное, что они целы и почти невредимы. Я готов был предоставить им свой дом, либо дом моей семьи: думаю, отец нисколько не будет против, если его бывший консильери некоторое время поживет под боком, хотя на сегодняшний день я уже не уверен, хорошие ли между ними взаимоотношения, ведь Микаэль поддерживал все мои безумные идеи, связанные с уходом от продажи запрещенного товара, до входа в мусорный бизнес.
Пожарные потушили уже большинство очагов, которые до сих пор горели; наверное, здесь быстрее справились бы две машины, а не одна, однако, конечно, все равно спасать нечего…
Я направился к главному из отряда пожарных, с которым и заводил разговор несколькими минутами ранее, чтобы уточнить характер пожара, потому что все напоминало не что иное, как поджог, никак не горение проводки или замыкание.
— Это самовозгорание или поджог? — остановившись сбоку от пожарного, поинтересовался я.
Он крикнул заканчивать, затем повернулся ко мне.
— Похоже на поджог.
Черт.
— Мои парни уже прошлись по первому этажу и с точностью могут сказать, что было несколько очагов возгорания, огонь двигался быстро, да и возник неожиданно, — объяснял пожарный, показывая на дом. — Возможно, если опросить соседей, они скажут, что слышали хлопок, а это тоже один из признаков поджога, как и все предыдущие, которые я назвал ранее. Так что вам или той семье стоит задуматься, кому вы или они насолили.
Было так много людей, которым мы могли насолить, но… если так подумать, кому моя семья солила в последний раз?
— Не каждый осмелится поджигать дом, чтобы заживо схоронить людей внутри него, — последнее, что сказал пожарный, давая пищу для размышлений, и направился к своим парням, чтобы закончить тушение.
Здесь точно нужна была помощь полиции, которая смогла бы осмотреть дом и все внутри него, чтобы вынести вердикт, основываясь на зацепках, и указать на поджог, ведь человек, сделавший это, мог по ошибке или случайности что-то оставить, а может и выронить.
Полезно иметь связи с офицером полиции, поэтому за это знакомство отца я мог бы сказать спасибо, но… не в этой жизни. Главное, чтобы Клэр не рассказала своему отцу о наших отношениях, точнее о том, что от них осталось — и слава Богу, — иначе не видать быстрого расследования всего, что здесь произошло.
Более я ничем не мог помочь, по крайней мере сейчас, поэтому предложил Микаэлю отвезти их в дом моей семьи. Конечно, консильери стал препираться, мол, они станут обузой, но разве мы не связаны? Разве мы не одна большая семья, которая помогает друг другу в похожих — и не очень — ситуациях?
— Спасибо Вам, мистер Пеллегрини, — поблагодарила Кьяра, жена Микаэля, когда я помог ей сесть в машину.
— Можете звать меня просто Джованни, миссис де Лука, — тут же сказал я и легонько улыбнулся, мимолетно взглянув на маленького Витале в ее руках, на лоб которого возле брови приклеили специальный пластырь, видимо, ожог.
Кьяра кивнула, и я, выпрямившись, закрыл пассажирскую дверь, проходя к водительской. По дороге Витале пару раз начинал хныкать, но быстро успокаивался. Я старался ехать как можно медленнее, чтобы семье Микаэля было комфортно, однако чуть не заснул, отчего то и дело себя одергивал, пытался размышлять над пожаром, чтобы хоть чем-то отвлечь организм от недостатка сна.
Перед тем, как въехать в ворота дома, попробовал позвонить Аннабелле и отцу, и если сестра не ответила — скорее всего, телефон стоял на беззвучном, либо просто крепко спала, — то отец практически сразу взял телефон, сонно отвечая «Да». Он был удивлен, когда я рассказал, что произошло, поэтому не стал перечить, а спустился на первый этаж и вышел на подъездную дорожку, встречая бывшего консильери. Они обменялись рукопожатиями, однако не стали задерживаться, потому что Витале стоило отдохнуть, впрочем, как и всем им.
— Еще раз спасибо, Джованни, — поблагодарил Микаэль, а Кьяра кивнула с легкой улыбкой, и я, тоже попрощавшись, сел обратно в машину, намереваясь быстро доехать до дома и выспаться.
Как только я выехал с территории, на телефон посыпались уведомления, причем со странным звуком, а я стал вспоминать, для чего ставил его… В голову пришел только один момент. Леон помогал устанавливать какое-то приложение, которое могло отправлять сообщения в случаях, если в нашем доме срабатывала сигнализация.
Я вжал педаль тормоза и быстро выхватил телефон из внутреннего кармана пальто. На экране телефона горел красный значок с восклицательным знаком — сигнализация. Какого черта происходит сегодняшней ночью?!
— Ну же, отвечай! — тронувшись с места и повернув руль в сторону главной дороги, стал названивать Габриэлле.
Наш дом находился не так далеко отсюда, и если бы кто-то решил устроить пожар точно так же, как и в доме Микаэля, наверняка бы уже виднелось зарево, ведь на улице все еще не рассвело.
Почему, блять, никто никогда не может ответить с первого раза, когда это так необходимо?! Почему Рафаэль, который охранял мою невесту, все еще не взял себе за правило — что бы ни происходило, отвечать на чертов телефон?!
Уведомления продолжали приходить, и звук только и делал, что действовал на нервы. Я и так не мог сконцентрироваться из-за слипающихся глаз, а теперь отвлекало еще и это, хотя несколькими минутами ранее желал, чтобы что-нибудь или кто-нибудь сделал так, чтобы я не заснул за рулем. Порой стоило повременить с желаниями…
Я не собирался паниковать раньше времени, хотя подозревал, что те, кто устроил поджог в доме Микаэля, могли с легкостью перебраться в наш, а, устроив пожар в другом месте, специально выманили меня. На ум приходило только пару человек, которые могли воспользоваться моментом: Юджин Малевский и Уилл, директор «BFI».
Если рассматривать Чаек, то я бы почти со стопроцентной вероятностью отбросил их, потому что им незачем поджигать дом консильери — им нужна Габриэлла. В то время как Уилл мог позариться на одного из моих людей, потому что мы продолжали вести с его компанией войну за место в мусорном бизнесе, правда… теперь это уже не было похоже на холодную войну. Теперь это походило на объявление открытой войны.
Я бормотал себе под нос ругательства, потому что все это время названивал Рафаэлю и Габриэлле, но никто так и не ответил. Благо я уже доехал до дома и нажал на кнопку, которая открывала ворота, поэтому увидел, что в доме все в порядке, по крайней мере, с улицы так казалось — никаких очагов огня и никакой беготни во дворе, охрана стояла на месте.
Выйдя из машины, оставив ее на улице, не загнав в гараж, подозрительно окинул территорию взглядом и, к счастью, ничего и никого не заметил, поэтому поднялся по ступенькам к входной двери и постучал. Я обещал позвонить, чтобы Габриэлла пустила меня в дом, но мои звонки, опять же, никто не принимал…
— …это просто… — донесся женский голос, и я нахмурился; с кем она говорила?
— Габриэлла! — позвал я, и в доме сразу стало тихо, потом послышались шаги босых ног.
Она появилась передо мной с каким-то виноватым выражением лица, а я невольно оглядел ее фигуру снизу вверх, чтобы удостовериться в отсутствии или наличии каких-либо повреждений.
— Прости, прости, я только сейчас поняла, что оставила телефон наверху, в спальне, а все это время была на кухне, — стала объяснять Габриэлла, пропустив меня внутрь и закрыв входную дверь.
Рафаэль стоял поодаль от нас, но тоже с каким-то странным выражением лица, будто они оба что-то знали, а я — нет.
Вопросительно выгнув бровь, стал ожидать ответов, хотя сам не поинтересовался, что случилось. Сегодня все решили лишить меня сна?
— Я спалила пирог в духовке… — поняв, почему я продолжал стоять на месте, как вкопанный, начала объяснять Габриэлла, — …и сработала сигнализация. Тебе ведь пришло сообщение, да?
Я лишь кивнул.
— Рафаэль помог избежать пожара.
Она пожала плечами, и я, представив эту картину: как Габриэлла в ночи ставит после моего ухода пирог, а потом один пожар накладывается на другой, слава Богу не состоявшийся, почти что рассмеялся, закрывая ладонью глаза и присаживаясь на мягкую скамейку, стоящую возле входной двери. Это был какой-то абсурд, но, черт, если бы я увидел хоть малейший дым, исходящий из нашего дома, сошел бы с ума.
Спустя пару минут я освободил Рафаэля от его обязанностей, поблагодарив, и Габриэлла показала последствия не удавшейся готовки в виде едва почерневшей сверху духовки.
— Сколько сейчас времени? — устало спросил я, даже не пытаясь разобраться с поломкой.
— Около пяти утра?.. — неуверенно спросила Габриэлла, облокачиваясь бедром о столешницу. — Что? Что такое? — снова закидала вопросами она, а я продолжал смотреть на нее и улыбаться, как дурак; все это казалось сейчас каким-то сумасшествием, а может, усталый мозг так реагировал?
— Как только я уехал, ты стала готовить пирог?
Габриэлла пожала плечами и кивнула на стол рядом со мной: там стоял пирог, или, скорее, то, что от него осталось.
— Волновалась?
Это единственное объяснение.
— Ты почти ничего не сказал, запер меня в доме с Рафаэлем, уехал на… сколько часов? А что мне было делать?
Она подошла ближе и села рядом, разглядывая теперь мое лицо.
— Лепить я не могла, а вот что-то приготовить… Успокаивает порой почти так же, как и глина.
Мы оба издали смешки; более нелепых ситуаций в моей жизни, кажется, еще не происходило.
— Так, что случилось, Джованни? Все плохо? — теперь голос Габриэллы приобрел беспокойные нотки.
— Скорее всего, кто-то устроил поджог, — ответил я, снова размышляя над тем, кто же все-таки это сделал. — Полиция разберется, либо мы сами найдем зацепки. Я отвез их в дом моей семьи. Отец, на удивление, тепло принял Микаэля. Думаю, какое-то время они поживут там, пока не найдут новый дом, — объяснил я и устало зевнул; нет, определенно нужно было поспать.
— Главное, что они живы, — тихо проговорила Габриэлла, затем встала и протянула руку. — Тебе стоит отдохнуть.
Я переплел пальцы с ее, и мы медленно направились на второй этаж. Действительно уже чувствовал себя так, будто этот день решил съесть меня с потрохами. А вообще… таких дней стало слишком много, и, честно говоря, скоро не останется жизненной энергии, если так и продолжится, а я не хотел срываться на близких из-за усталого состояния.
— Когда стали приходить уведомления, подумал, что и в нашем доме кто-то устроил поджог… — сказал я, когда мы зашли в спальню. — Прошу тебя, держи телефон рядом, Габи, — повернувшись к ней, почти умоляюще попросил. — Всегда. Иначе я куплю тебе на руку специальный браслет, или как он там называется, в который вставляется телефон, и будешь ходить с ним двадцать четыре на семь. Это понятно, мисс Денаро? — в конце я попытался говорить тверже, заглядывая в голубые глаза, в которых по какой-то причине проснулся шальной огонек после моих слов.
— Приму к сведению, мистер Пеллегрини. Более не повторится, — с чуть слышным смешком кивнула Габриэлла.
➽─────────❥
На следующий день, точнее, на этот же, хотелось просто пролежать до вечера, а может, даже заснуть снова и уйти в ночь. Тело реагировало всегда по-разному на недосып, но в данный момент, когда я поднялся с кровати и принял душ, оно готово было развалиться на части.
Посмотрев на сонное отражение в зеркале, решил, что подобие отпуска у меня будет, скорее всего, после нашей с Габриэллой свадьбы, потому что сейчас горело слишком много дел, да и закончатся ли они? С самого первого дня, как я стал Доном, меня только и делали, что дергали, либо возникали проблемы, которые никто, кроме меня, не решил бы. Не то чтобы я жаловался, однако надо было передохнуть, чтобы не умереть в собственном кабинете за бумагами или на «поле боя», которое я со своими людьми устроим, если не договоримся о сделке или не придем к компромиссу с Уиллом.
— Джо! — послышался женский голос, и Габриэлла буквально влетела в нашу спальню с обеспокоенным видом.
Она была одета в зеленый свитер и широкие темно-синие джинсы, наверняка либо прогуливалась по саду, либо… Что случилось?
— Тебе стоит это увидеть, — скрепив руки в замок, тихо сказала Габриэлла, и я нахмурился. — Только оденься, нужно выйти на улицу, за территорию, — быстро уточнила.
— Мне не понравится, да? — поинтересовался я, проходя в гардеробную.
Габриэлла последовала за мной, а потом, когда я снова взглянул на нее, помотала головой, будто боялась сказать нет, но… в том, что нужно увидеть, не было ведь ее вины, так?
Черт возьми! Если это еще какая-то внезапно возникшая проблема, я точно сойду с ума или вызову младшего Босса из Филадельфии на помощь, иначе все пойдет наперекосяк гораздо быстрее, чем я успею разрешить проблемы.
Все то время, что Габриэлла следила за моими медленными движениями, я размышлял, что еще могло прилететь в сторону моей семьи; казалось, уже некуда и нечего… Когда я оделся, мы спустились вниз, надели пальто и обувь, и Габриэлла повела меня по подъездной дорожке к воротам, которые надежно скрывали наш дом от любопытных глаз.
Рафаэль встретил нас, как только мы оказались за территорией. Он сложил руки на груди и явно долго ожидал, чтобы показать то, что мне не понравится.
— И? — выгнул бровь я и готов был почти что взорваться от угнетающей тишины — не умел терпеть, а сейчас испытывать мои нервы — точно не лучшая идея.
Рафаэль отошел чуть в сторону, и за его фигурой я рассмотрел железную канистру с эмблемой компании «BFI», обвернутую в эластичную красную ленту, завязанную в объемный бант на крышке канистры.
— Там записка, Джованни, — наконец хоть что-то сказала Габриэлла и чуть кивнула в сторону так называемого подарка.
Я подошел ближе к железной канистре и сразу уловил запах бензина, и в голове сложился нужный пазл: именно Уилл устроил поджог и даже не попытался скрыть свою причастность, открыто показывая, что это он, сукин сын, чуть не сжег заживо трех моих людей, один из которых жил на этом белом свете лишь несколько месяцев.
В красном объемном банте и правда лежала записка. Я огляделся назад, смотря на Габриэллу и Рафаэля, которые, видимо, ждали моей реакции, а я думал: читали ли они то, что написал Уилл? Впрочем, не столь важно.
Я взял записку в руки, которая больше напоминала рождественскую открытку, что еще больше позабавило. Уилл так усердно старался преподнести ответный подарок на нашу с Кристиано и Фидэро коробку, что вызвало улыбку, наверняка немного кривую и чуть сумасшедшую, но как-то плевать, честно говоря.
«В следующий раз будет гореть твой дом вместе с тобой и твоей невестой.
С наступающими праздниками, Дон Пеллегрини!»
, — гласила записка, которая была написана собственноручно.
Вот же редкостный ублюдок! Я сжал челюсти и поднял взгляд от записки на забор вокруг нашего дома, затем сжал в руке листок, но не выбросил, а положил в карман пальто.
— И как долго эта канистра стоит здесь? — не поворачиваясь в сторону Габриэллы и Рафаэля, жестким тоном спросил я.
— С раннего утра, кажется, — ответил телохранитель.
Значит… Уилл или кто-то из его людей могли привезти канистру с бензином либо в тот момент, когда меня не было, и я отвозил Микаэля с семьей, либо когда я уже приехал и лег спать. Вопрос только в том, куда смотрела охрана, которая стояла все это время по периметру? В любом случае я мог просмотреть записи с камер видеонаблюдения.
Наконец я развернулся и зашагал в сторону дома, ничего не говоря, лишь чувствуя, как злость закипает внутри. Я не намерен терпеть такое отношение к себе и своей семье: что родной, что мафиозной. Мне не нужно, чтобы мои люди попадали под удар из-за какого-то бизнесмена, который считал себя умнее и смелее тех, кто наоборот опасается нашей семьи.
Все это время я старался не действовать слишком радикально, даже мягко, ведя холодную войну, однако, кажется, директор «BFI» посчитал, что между нами слишком скучные взаимоотношения, если они вообще считались таковыми, поэтому подлил масла в огонь почти в буквальном смысле. Я не понимал, чего он пытался добиться? Вывести на чистую воду? Сдать кому-то?
— Кристиано, — как только гудки прекратились, сказал я и вошел в дом, затем отошел чуть влево и пропустил Габриэллу, которая находилась в небольшом замешательстве.
—
На связи
.
Одной рукой помог Габриэлле снять пальто, за что получил кивок благодарности и повесил его в шкаф, затем снял свое и продолжил:
— Собери людей, которые участвуют в перевозках мусора из Нью-Йорка, и привези ко мне, желательно в течение часа или полутора.
Это можно было считать приказом, хотя тон голоса сменился на более лояльный, чем был до этого.
—
Что-то случилось?
— ровным голосом спросил Кристиано.
Да каждый день, черт возьми!
—
Кроме того, что кто-то поджёг дом твоего консильери
.
Конечно, эта информация не могла скрыться от Капо.
— Этот кто-то — гребаный Уилл, которому мы дарили коробку с отрезанной головой одного из его людей!
Вот теперь я снова начинал срываться и только потом вспомнил, что Габриэлла все еще стояла рядом. После моих слов голубые глаза наполнились удивлением, страхом и… пренебрежением? Она сжала губы, сделав задумчивое выражение лица, после прошагала вдоль коридора и скрылась в гостиной. Черт… Габриэллу задел мой грубый тон или то, что мои люди отрезали голову человеку? Кажется, могло быть все и сразу.
—
Ты уверен, Джованни?
— снова спокойно спросил Кристиано, и я услышал, как хлопнула дверь, возможно, от машины.
— Он прислал записку вместе с железной канистрой, полной бензина, Кристиано, — объяснял я и ходил туда-сюда по коридору. — Как думаешь, я уверен в том, что это сделал Уилл?!
Если продолжу в том же духе, войны точно не избежать.
—
Больше никаких вопросов, я понял. Жди, Джованни
, — все, что сказал Капо, представляя теперь всю сложившуюся ситуацию, и отключился.
➽─────────❥
Кристиано с остальными моими людьми, в том числе и с Микаэлем, который напрочь отказался оставаться в стороне после бессонной и тяжелой ночи, приехали раньше остальных. Я не успел позавтракать, потому что говорил с Габриэллой о реакции на мои слова, но она заверила, что спустя пару минут ее отпустило, однако… впредь мне лучше не допускать таких оплошностей — Габриэлле вообще не стоило слышать, о чем я говорил со своими людьми, тем более, когда речь заходила об убийствах. Да, она приняла эту сторону меня, моей семьи, а вообще-то и своей семьи тоже, как и своей личности, но в то же время Габриэллу задевали разговоры о причинении боли. Наверное, где-то внутри она бы хотела, чтобы мы жили обычной жизнью, а я — не являлся Доном.
— Так они устроили охоту на нас? — спросил один из солдат, когда выслушал все, что требовалось для размышлений.
— Уилл затевает войну, в которой явно не будет победителей, пока кто-то из нас не перебьет всех причастных, — твердо ответил я, смотря в лицо солдата.
— Разве мы не можем в ответ спалить нахрен их гаражи с машинами? — вылез из тени Фидэро, а Кристиано, сидящий рядом, кажется, пнул его ногой под столом.
В другой ситуации я бы издал смешок, но в данную минуту точно было не до смеха и шуток.
— За этим мы и собрались здесь.
Солдаты затихли и обратили на меня внимание.
— Проголосовать: либо объявляем войну, либо договариваемся.
Я положил ручку на стол, чтобы не отвлекаться, и скрепил пальцы в замок.
— Как можно договориться с тем, кто хочет попробовать повоевать с мафией? — снова воткнул свое слово Фидэро, явно не веря в хороший исход от заключения сделки.
— Это уже мои проблемы, — лишь ответил я и стал ожидать, пока остальные подумают над предложением.
Микаэль был молчалив. Я видел, как он клевал носом, хотя старался не подавать виду, что не спал практически всю ночь, но был благодарен за участие в собрании, потому что его голос чуть ли не решающий несмотря на то, что в конечном итоге именно мне принимать решение; я лишь хотел услышать мнение своих людей, потому что всегда ориентировался на них и старался не действовать в одиночку, это всегда казалось выигрышной тактикой.
— Подумайте еще несколько минут, я отойду, — поднимаясь из-за стола, сказал я и окинул взглядом солдат, затем вышел из кабинета, направляясь на второй этаж в мастерскую, где сейчас должна была быть Габриэлла.
Я слышал тихую музыку: как и всегда, играл джаз. Она старалась не сидеть в тишине, когда я проводил собрания или даже просто разговаривал с кем-то по телефону. Я не знал точную причину этому, возможно, Габриэлла хотела заглушить гул мужских голосов, которые, скорее всего, пугали ее и напоминали о прежней жизни с Маттео, ведь если он держал ее взаперти, то, подозреваю, она каждый день сталкивалась с солдатами семьи Бернарди.
Габриэлла сидела на стуле со спинкой, но не облокачивалась на нее, а склонилась к гончарному кругу, видимо, лепила что-то. Она тихо напевала себе под нос и двигала бедрами, и это забавляло каждый раз, когда я находил ее в мастерской. Часто я засматривался, не мог оторваться от Габриэллы, когда она была занята тем, что ей действительно по душе, но сейчас было не так много времени, поэтому я практически сразу подошел к ней, как только ступил внутрь комнаты.
— О, — она обратила на меня внимание, заметив боковым зрением, — вы уже закончили? Так быстро?
Габриэлла взглянула на маленькие наручные часы, которые, как оказалось, достались ей от матери, настоящей матери, а не той, которая растила и воспитывала.
— Нет, я просто дал им подумать над некоторой идеей касаемо взаимоотношений между нашей семьей и компанией «BFI», — объяснил я, а Габриэлла в это время выключила гончарный круг.
— Тогда?..
Она явно не понимала, из-за чего я пришел к ней, когда должен был остаться с солдатами, но мысль появилась так же внезапно, как я встал с кресла и вышел из кабинета.
— Хотел познакомить тебя с моими людьми, чтобы они знали будущую миссис Пеллегрини и ту, кого должны защищать ценой своей жизни.
Она нахмурилась и взяла рядом лежащее полотенце, чтобы вытереть руки от глины.
— Конечно, внизу сидят не все члены мафии, но им я доверяю почти на сто процентов.
Габриэлла поднялась со стула и как-то неловко взглянула на меня. Так она не хотела этого? Стеснялась? Сомневалась? Или тут было что-то еще?
— Что не так, Габи? Никто не посмеет посмотреть на тебя косо, никто не скажет о тебе нелестных слов, да и разве можно в отношении тебя сказать и сделать что-то подобное?
Я мягко улыбнулся и протянул руку к огненным волосам, убрав их за плечи, открывая вид на острые ключицы.
— Конечно можно, Джо, — вдруг сказала она. — Не для всех я ангел и такая, какой ты меня видишь.
Габриэлла убрала мою руку, и я ощутил некое напряжение между нами. Что происходит? До того, как мы заговорили о встрече с солдатами, все было нормально, можно сказать, хорошо.
— Даже для твоего отца я все еще недостойная, либо делаю тебя слабой из-за чувств ко мне.
Я опешил от слов Габриэллы и почти что отшатнулся, не узнавая ее. Кто навесил моей невесте на уши эту гребаную лапшу?
— О чем ты говоришь? — непонимающе спросил я, склонив голову вбок и сведя брови к переносице; кажется, я буду отсутствовать несколько дольше, чем планировал, потому что здесь явно что-то нечисто. — Габи, — позвал я, так как она опустила взгляд вниз и теперь смотрела себе под ноги, будто ребенок, которого наказали и поставили в угол. — Расскажи, кто посмел запудрить тебе мозги этим дерьмом?
Конечно, если речь шла о нашем с Аннабеллой отце, можно легко сбросить это на него. Вдруг он каким-то образом вел с Габриэллой разговор обо мне и моих чувствах? Однако и при первой встрече отец смотрел на нее, как на мусор, и это, черт возьми, до сих пор злило.
— Я просто покажу тебе, если ты еще не в курсе, — подняв глаза на меня, сказала Габриэлла и отошла к небольшому комоду возле входа, на котором стояла музыкальная колонка, а рядом лежал телефон. — Думала, ты просто промолчал, ведь твоя семья всегда внимательно следит за новостями и статьями, которые пишут о вас и ваших близких.
Так дело в какой-то статье? Что-то написали о ней или о нас, а я пропустил?
Да, бывало, я самостоятельно пролистывал интернет, вбивая «Джованни Пеллегрини» или «Пеллегрини» и так далее, но чаще всего Аннабелла подмечала такие детали и присылала ссылки, потому что она то и дело лазала по социальным сетям, так как у меня на это находилось не так много времени, а сейчас и подавно.
Габриэлла взяла телефон и снова подошла ко мне, попутно открывая интернет, но она не искала нужной вкладки — в браузере уже была открыта страница и статья. Я взял телефон, который Габриэлла протянула экраном вперед, и принялся медленно прочитывать статью, и уже с первых строк кровь в жилах начала закипать, а это явно было плохо для того или тех, кто посмел выложить это в интернет.
«Габриэлла Бьянко или… Габриэлла Денаро? Какая из фамилий настоящая? Впрочем, это не столь важно, ведь совсем недавно наши репортеры поймали девушку вместе с Джованни Пеллегрини возле новогодней елки на Рокфеллеровском центре, где, похоже, состоялось предложение руки и сердца, судя по фотографиям, прикрепленным в самом низу.
Отметим, что ранее Габриэлла, все-таки, Денаро была замечена с Джованни Пеллегрини несколько месяцев назад на выходе из отеля «Four Seasons Hotel New York» на Манхэттене, а что самое важное — тогда она работала эскортницей в одном из крупнейших агентств Нью-Йорка и сопровождала мужчин на различные мероприятия под именем Николь.
Так… что же между этими двумя? Настоящая любовь или купленная? А может, Габриэлла Денаро — просто содержанка?
Оставайтесь с нами и узнавайте первыми о сплетнях и интригах!»
Какие же, черт возьми, ублюдки!
— Пришли ссылку на эту статью, — только и сказал я, отдавая телефон обратно, даже не смотря на Габриэллу, потому что не мог показать бушующий ураган в глазах и этим напугать ее.
В такие моменты главное уметь останавливать себя и свой гнев, и, если писали про меня, еще мог стерпеть, хотя, конечно, Леон сразу же пробивал журналистов и компании, скрывающиеся в недрах интернета, а потом мы разбирались с ними — жестко, грубо и быстро.
Честно говоря, иногда жалел о том, что делал и что приказывал делать, ведь по сути это их работа — выискивать, высматривать, искать лазейки и сплетни для новых интересных и провокационных статей, однако после прочтения данной статьи вообще откинул какие-либо принципы насчет пронырливых журналюг, которые посмели написать
это
. Да, правду о том, что Габриэлла была замешана в эскорт-индустрии, но писать о ней, как о содержанке…
— Я отослал ссылку, ты знаешь, что делать, — быстро проговорил я, позвонив Леону, и, не дожидаясь ответа от солдата, завершил вызов, убирая телефон в карман брюк и поднимая глаза на Габриэллу, которая все это время следила за моей реакцией. — Через несколько минут этой статьи не будет. Леон позаботится об этом, а я позабочусь о том, кто написал ее, — твердо произнес я, не вынимая изнутри демонов, шепчущих прямо сейчас сорваться, но в последнее время я контролировал их, а не они — меня.
— Это ничего не меняет, Джованни, — снова продолжила она, разведя руки в стороны. — Я это я. Все та же я, про которую они написали, понимаешь? — горько спросила Габриэлла.
Раньше я и не подозревал, что этот грязный бизнес на самом деле так повлиял на нее… Скорее всего, Габриэлла все то время, что мы вместе, просто заглушала эмоции и чувства внутри, чтобы не нагружать меня, думая, что это принесет только еще больше проблем в мою жизнь, а я даже не попытался узнать раньше, как она справлялась с той жизнью, до меня, когда работала на семью Бернарди, и как справилась с резким уходом из эскорт-индустрии. В данный момент я ощущал некую вину за эти промахи с моей стороны.
— Ты стала хуже? Ты стала грязнее?
Она пожала плечами.
— Ты — это и правда ты, Габи. Ничего и никто не изменит твоего прошлого, ровно как и ты сама, но не позволяй каким-то ублюдкам диктовать свои правила и вешать ярлыки на себя, потому что самое главное — то, что ты думаешь о себе и какие ярлыки вешаешь самостоятельно.
Габриэлла опустила глаза в пол, наверняка размышляя над моими словами.
— Я понимаю, тебя задела эта статья. Вероятно, ты бы не хотела, чтобы твое прошлое всплыло…
— Я не хотела, чтобы к моему прошлому цепляли тебя! — резко вырвалось у нее, и голубые радужки встретились с моими. — В общем, мне жаль, что теперь люди могут подумать, что ты женишься на эскортнице, и все они наверняка считают, что за моей спиной сотня мужчин! — на одном дыхании нервно проговорила Габриэлла, и я чуть было не потянулся рукой к ее рту, чтобы заткнуть, как бы грубо это ни звучало — просто не мог слушать этот бред, потому что мне было глубоко насрать на мнение чужих людей.
— Да, я женюсь на эскортнице, — резко отсек я, мотнув головой в стороны, затем ближе подошел к Габриэлле и взял за руку, прогладив тыльную сторону ладони большим пальцем. — А еще я женюсь на бывшей жене Маттео Бернарди. Женюсь на матери Эмилии Бернарди. Женюсь на дочери Витторио, черт возьми, Денаро. Женюсь на девушке, прошедшей Ад на Земле, но сумевшей найти лазейку, чтобы выбраться и выжить, — говорил и говорил я, а голос ни разу не дрогнул, отчего в уголках глаз Габриэллы скопились слезы. — И, наконец, женюсь на Габриэлле Денаро, она же Габриэлла Бьянко, она же —
Николь
.
На последних словах она не выдержала стоять поодаль и буквально бросилась в объятия, затем тихо заплакала, обнимая меня обеими руками, хватаясь за рубашку на спине.
— Никто не изменит моего отношения к тебе. Никто не посмеет даже пискнуть обидное слово в твою сторону среди моих людей.
Ты — будущая миссис Пеллегрини
, и с тобой
должны
и
будут
считаться. Запомни, Габи, — закончил я и сильнее сжал ее, чувствуя, как она кивает и успокаивается.
— Как же я тебя люблю, Джо…
Губы сами по себе расплылись в улыбке, а потом Габриэлла отстранилась, и я стер остатки слез с ее румяных щек, оставив легкий поцелуй на губах.
— Жду внизу через… — опустил взгляд на наручные часы, подняв левое запястье, — …минут так пятнадцать, ладно?
— Я приду, только приведу себя в порядок, — согласилась она, и я кивнул, после чего направился в сторону выхода из мастерской, подозревая, что в кабинете уже могли развернуться целые дебаты из-за моего долгого отсутствия.
➽─────────❥
Когда я вернулся в кабинет, солдаты готовы были дать ответ, и, как я и подозревал, большинство голосов было отдано за вариант попытки договориться разделить территорию и вывозить мусор только в пределах своих границ. Конечно, были и те, кому не терпелось выступить против Уилла и выйти из холодной войны, чтобы начать настоящую и показать, что мы, как говорил Кристиано, не какой-то благотворительный фонд и с нами нужно считаться, иначе дела будут плохи.
Я поддерживал мнение, высказанное Капо, но также хотел попытаться уладить все между моей семьей и директором «BFI»; все-таки лучше иметь возможность договориться, чем сразу нападать, хоть именно это и сделал Уилл. Однако… отчасти я понимал его гнев и желание навредить моей семье, ведь мы не ограничились отрезанной головой одного из его людей, наиболее приближенного к нему, а вывозили свои машины гораздо раньше его компании и именно в те районы, откуда должны были вывозить мусор «BFI», и это еще цветочки… Наверное, Уилл просто терпел, либо продумывал план по поджогу, а также выискивал нужные адреса, и в этом ему явно кто-то помог…
— Отлично, — сказал я и поднялся с кресла. — Тогда собрание окончено, но попрошу задержаться еще буквально на несколько минут.
Я взглянул на дверь кабинета, она была немного приоткрыта, и за ней как раз-таки стояла Габриэлла.
— Возможно, вы уже наслышаны, что я женюсь.
Некоторые солдаты коротко улыбнулись, некоторые продолжали просто наблюдать и ждать.
— Поэтому хотел познакомить вас с будущей миссис Пеллегрини.
Я снова перевел взгляд на дверь, и моя невеста вошла в кабинет. Она привела себя в порядок, распустив волосы и уложив их на одну сторону. Джинсы и майку сменила на юбку и свитер бежевого цвета. Я видел, как неловко ей было при проходе мимо солдат, и, когда Габриэлла ближе подошла ко мне, тут же заключил ее в объятия, обвивая одной рукой тонкую талию, прижимая к себе так, чтобы все в этом кабинете знали, кому принадлежала эта женщина.
— Добрый день, — тихо поприветствовала она моих людей и слегка улыбнулась.
Интересно, Маттео знакомил Габриэллу как свою жену с мафиозной семьей? Или пустил все на самотек?
Солдаты покивали, а Фидэро странно заулыбался, но я не обратил на это внимание, потому что уже привык к его реакциям и репликам, с которыми разбирался Кристиано; кажется, только он умел ставить солдата на место и затыкать его.
— Габриэлла — моя невеста и будущая жена, поэтому отпечатайте себе в голове ее образ, чтобы помнить, кого необходимо защищать в первую очередь, если какая-либо ситуация выходит из-под контроля, — строго приказал я, оглядев всех присутствующих.
Боковым зрением заметил, как Габриэлла покосила на меня глаза. Ей явно пришелся не по душе мой приказ, вероятно, она бы предпочла сказать, чтобы в первую очередь защищали меня, и только потом ее, но… уже в этот момент своей жизни понимал — если с Габриэллой что-то случится, я не смогу жить, по крайней мере, не будет никакого прежнего Джованни Пеллегрини, скорее, внутренние демоны повылезают из закрытых на ключи ящиков и более не вернутся обратно.
На следующий день.
05:38 PM
— Что? Джо, ты с ума сошел?!
Габриэлла продолжала отговаривать меня от встречи, мечась туда-сюда прямо под носом, но я стоял на своем.
— Пожалуйста, не нужно этого делать! Это может быть ловушка, разве ты не понимаешь?
Она остановилась передо мной, когда я попытался обойти ее с другой стороны, чтобы выйти из дома.
— Давай подумаем еще, может…
Габриэлла подняла руки к голове.
— Может, есть какие-нибудь еще варианты?
— Их нет, Габи, это единственный путь, — помотал я головой и взял ее запястья, чтобы прекратить панику. — По телефону Юджин был настроен на хороший исход.
Найти его номер телефона было той еще задачкой, но Леон справился, впрочем, как и всегда.
— Я вернусь сегодня же. Обещаю, Габи, — произнес я и дотянулся до ее щеки, оставив мягкий поцелуй.
— А как же… — прошептала она, — …твоя сестра, Джо? Ты уверен, что Аннабелла?..
Габриэлла старалась спрашивать аккуратно и мягко, потому что знала, как неодобрение, а что еще хуже — игнорирование сестры после этого поступка, или, скорее, очередной сделки повлияет на меня и наши с ней отношения, однако… когда-то нужно было решиться, иначе я потеряю гораздо больше, чем приобрету позже.
— Я разберусь, — коротко ответил я; во всяком случае, это были мои проблемы.
Если что-то пойдет не так, Кристиано знает, что делать — так же, как и другие солдаты.
— Ничего не сжигай, Габи! — напоследок с усмешкой крикнул я, когда входная дверь за мной уже закрывалась, и Габриэлла засмеялась, быстро произнося «хорошо».
Парк «Хай-Бридж», Нью-Йорк.
06:45 PM
Я не сомневался, что ПаханВ английском языке «пахан» переводится как «дон», «шишка» или «босс преступного мира». Если же русские используют этот термин, можно еще назвать «вор в законе». выберет одно из самых нелюдимых мест в Нью-Йорке, хотя парк под мостом «Хай-Бридж» с недавнего времени являлся не таким уж и глухим, так как власти города всеми силами пытались привести территорию в порядок: очистить от мусора, лишних веток, падающих с сухих деревьев, обустроить, — но бороться с людьми всегда гораздо сложнее, чем с природой.
Несколько минут я просидел в машине, прежде чем заметить фары от приближающегося автомобиля, затем остановившегося в нескольких дюймах1 дюйм равен 2,54 см от моего. Кажется, я даже молился, чтобы все прошло если не хорошо, то хотя бы нормально, потому что охота из-за мести, из-за меня, из-за того, что я убил одного из Малевских, была обязана закончиться — Габриэлла не должна пожинать плоды моих неверных действий в прошлом.
Из черного большого джипа марки «Merсedes-Benz» первым вышел, скорее всего, телохранитель или просто один из солдатов Чаек, после и сам Юджин появился из-за двери. Я последовал их примеру и спокойно вылез из машины, но он не отходил от нее ни на шаг — нужно быть начеку, потому что русские хитрые и коварные, хотя отчего-то хотелось верить, что Юджин сдержит слово и не тронет сегодня ни меня, ни кого-либо из моей семьи, ведь мы встретились, чтобы поговорить и, возможно, прийти к чему-то; я надеялся на это.
— Джованни, сколько лет, сколько зим, — громко поприветствовал Юджин и развел руки в стороны.
Что это за «добрый вечер»? У них так говорили в России?
— И тебе доброго вечера, Юджин, — ответил я и сделал несколько шагов в его сторону, а два солдата рядом со своим Паханом напряглись.
— Неужели Дон Пеллегрини приехал на встречу со мной без помощников? — чуть склонив голову вбок и ухмыльнувшись, спросил Юджин. — Может, у тебя и оружия с собой нет?
Он сделал шаг в мою сторону, а я расстегнул пальто и показал две кобуры с пистолетами.
— Как думаешь, мог я приехать на нашу встречу без оружия, учитывая, что ты и твоя жена пытались убить нас? — немного нагло проговорил я и запахнул пальто.
Юджин издал смешок и посмотрел в сторону машины. Этот взгляд заставил напрячься, будто он прятал внутри что-то или кого-то, как некий сюрприз, а со мной и правда никого не было…
— Моя жена боевая женщина, всюду следует за мной, а вот твоя… Точнее, твоя невеста, так ведь?
Я кивнул, подтверждая слова Юджина.
— Габриэлла, кажется. Она довольно беззащитна.
Я прищурился и стиснул челюсти, не понимая, зачем Юджин вообще завел разговор о наших женщинах.
— Может, не будем попросту трепаться и перейдем к делу? Все-таки мы встретились не для того, чтобы мериться силами и женщинами как вещами.
По крайней мере, лично я уловил такой посыл от Пахана, но, вероятно, ошибался и просто придирался к словам.
— Как тебе будет угодно, Джованни.
Юджин слегка склонился в поклоне, а я приподнял бровь в удивлении. Он что, выводил меня на эмоции?
— Я жду твоих предложений, или о чем ты хотел поговорить со мной? Конечно, я и сам подозреваю, но сейчас мне стоит замолчать, правда? — с ехидной улыбкой сказал Юджин, а я решил, что более раздражающего человека в своей жизни еще не встречал.
— Вы мстите за убийство вашего старшего брата, которого я убил по приказу тогда своего Дона и по совместительству отца.
Юджин внимательно слушал, приподняв подбородок, а я заметил, как в его глазах появились искры.
— Я выполнял долг перед семьей. Как думаешь, мог я отказать в тот момент? — сложа руки перед собой в замок, спросил я.
Юджин коротко рассмеялся и перевел взгляд в сторону.
— Умело ты уходишь от ответственности, Джованни, перекидывая ее на своего отца, — ответил Пахан и сделал еще два шага навстречу, а солдаты за его спиной сделали то же самое.
Я лишь надеялся, что за спиной, где-то в кустах не стояла еще одна машина Чаек, а в затылок не упиралось дуло пистолета или на нем не светилась красная точка от снайперской винтовки.
— Ты и сам знаешь, что такое приказ Босса, Юджин, не вынуждай меня объяснять, как в нашем мире работает вся эта система.
Я знал, что это больше похоже на оправдание, и, возможно, именно им и было, но надеялся на благоразумие Юджина, хоть во мне и просыпалось желание раздавить его, как надоедливого таракана. Однако… я против трех? А может, и четырех? Кто сидел внутри машины?
— Тогда что ты хочешь этим сказать? — нетерпеливо спросил он. — Что в смерти нашего брата виноват не ты, а твой отец?
Я кивнул. А разве нет, черт возьми?
— Неужели ты не мог отказаться? Неужели нужно было продолжать вонзать в его тело нож, когда он уже был мертв? Неужели нельзя было просто застрелить его? Почему нож, Джованни?
С каждым новым вопросом Юджин подходил ближе и ближе, а я чувствовал, как закипал изнутри, но старался держать себя в руках. Я пришел сюда не умирать, а договариваться, чтобы вернуться домой со спокойной совестью, ну или наполовину спокойной.
— Почему. Нож. Джованни? — повторил он по слогам и остановился напротив в нещадных дюймах, смотря прямо в глаза.
— Потому что отец хотел, чтобы я ощутил, каково это — убивать собственными руками, а не выстрелом. Потому что я являлся пешкой в его руках. Потому что я не имел права на высказывание мнения, — твердо ответил я и понял, что даже не моргну глазом, когда наш с Аннабеллой отец будет лежать в земле.
— Оу, — издевательски произнес Юджин, — чувствую обиду маленького мальчика на своего родителя.
Черт возьми, еще немного, и я ему врежу!
— Я не нуждаюсь в психологе, так что не стоит пытаться открывать мои детские травмы! — практически выплюнул я, подавая тело вперед, а солдаты за спиной Юджина всполошились, но он резко поднял руку вверх, таким образом приказывая им стоять на местах.
— Тш-ш, спокойно, я не хотел задеть тебя, просто сказал то, что увидел, — подняв уже обе руки в знак капитуляции и отойдя от меня на шаг, безразлично произнес Пахан. — Так… исходя из всех сказанных тобою слов, следует, что ты хочешь… — Юджин задумался, а потом повел бровью и продолжил: — Хочешь что?
— Я отдам тебе своего отца, и вы сделаете с ним все, что пожелаете, — наконец сказал я и выдохнул; кажется, сегодня с самого утра эти слова застряли в горле, когда я еще только договаривался о встрече.
Юджин издал нервный смешок. Конечно, ему не понравилось мое предложение, но я надеялся, что то, о чем мы говорили, повлияло на его решение. Иногда я слишком верил в людей. Спасибо, мама…
— Заманчивое предложение, но это не сделает тебе больно, Джованни.
В большинство своем — да, но все же отец — это отец, каким бы он ни был.
— А я хочу, чтобы тебе было больно так же, как и мне, и моей семье, понимаешь? — выражение лица Юджина приобрело жесткость и уверенность в своих словах.
— Это сделает больно моей сестре, а я дорожу ею.
И боюсь потерять между нами связующую нить, однако… что легче пережить: смерть любимой женщины или игнорирование родной сестры?
[1] Я люблю тебя, солнце. (итал.)
Глава 36: Пропасть
Мисс Габриэлла Денаро
Я не могла смотреть на то, как Джованни и Аннабелла страдали из-за своей матери, лежащей перед нами на постели, укрытой светло-голубым одеялом, но должна была, обязана, потому что более никто не оказывал им поддержки, в том числе родной отец, который некоторое время назад покинул больничную палату, не задержавшись ни на минуту дольше, чем планировал.
Алессандро — тот редкостный ублюдок — да простят меня его дети, хотя Джованни вряд ли был бы против таких слов даже с моей стороны — который только радовался тому, что на одну проблему стало меньше, а точнее, он мог теперь гулять налево и направо, меняя женщин, как перчатки.
Конечно, ни его сын, ни дочь, ни тем более я не могли с точностью утверждать, что Алессандро изменял Джемме, однако… разве это не очевидно? По словам Джованни, их с сестрой родители никогда не проявляли должных чувств друг к другу, никогда не смотрели так, будто видели в глазах напротив целую вселенную, потому я доверяла суждениям Джованни и не смела спорить, да и сейчас было совершенно не то время.
— Как думаешь, мама сможет снова дышать без ИВЛ? — тихо спросила Аннабелла у брата и стерла одинокую слезу с щеки указательным пальцем.
Джованни держался. Я видела, как тяжело ему давалась эта выдержка, но ради сестры обязан был показывать лицо, или, скорее, маску Босса — натягивал ее каждый раз, когда мы возвращались в больницу, наверное, так было гораздо проще удержаться от эмоций, и я вовсе не винила его в этом, даже понимала. Если бы у меня в запасе хранилась похожая маска, наверное, тоже бы надела, но последнюю из таких выбросила, когда поняла, что рядом с Джованни больше не нужно показывать себя с лучшей стороны, потому что он любил все мои стороны, впрочем, как и я его.
— Понятия не имею, Белла, — отрешенно ответил Джованни и в очередной раз сжал руку мамы.
Миссис Пеллегрини находилась в тяжелом состоянии: пневмония только усилилась, ослабив иммунитет еще больше. Врачи говорили, что, скорее всего, это ее последние дни. Они даже не давали ложной надежды, не давали помечтать о том, что болезнь, хотя бы пневмония, отступит. Я не говорила уже о синдроме и о том, что легкие снова заработают, потому что, насколько мне было известно, парализовало не только их, но и некоторые мышцы лица.
Всегда, когда мы приезжали в больницу, Джемма спала. Изредка она открывала глаза и осматривала нас, но ничего не могла сказать — взгляд говорил за нее, а мы смотрели, и каждый по-своему понимал «слова».
— Скоро ведь Рождество, — снова заговорила Аннабелла и отвела взгляд в сторону, в окно: на улице шел небольшой снег, и если бы мы сидели где-то в кафе все вместе и миссис Пеллегрини была бы здорова, то я бы улыбнулась, даже рассмеялась, однако в данный момент, да и в последние дни, единственные эмоции, красующиеся на лице: боль и сожаление. — Может, Санта сделает подарок, и мама…
Вряд ли Белла на все сто процентов верила в Санта-Клауса, просто ей хотелось надеяться, что чудеса случаются, особенно в праздничные дни.
— Пора домой, — лишь сказал Джованни и обнял сестру за плечи, притягивая к себе.
Аннабелла прижалась к брату сильнее и тихо заплакала; теперь она не сдерживала слез, как все то время, что мы уже провели здесь. Теперь она рыдала с громкими всхлипами, и из-за этого и я не удержалась. Джованни, заметив мои слезы, в приглашающем жесте протянул другую руку, и я, так же, как и Белла, быстренько устроилась у него под боком.
Я чувствовала маленький укол вины, ведь это мне стоило выступать опорой и поддержкой, это мне стоило обнимать их двоих, это мне стоило сдерживать слезы и носить маску безразличия, это мне стоило говорить успокаивающие слова, но никак не Джованни. Конечно, он был сильнее нас с Аннабеллой, умел держать эмоции под контролем, однако потом невысказанные чувства могли вылиться в чем-то другом или на ком-то; кажется, так обычно и происходило, когда человек пытался закрыться и зарыться боли внутри себя — плохая тактика.
— Все наладится, — прошептал Джованни и ладонью провел по моей спине, успокаивая; уверена, он проделал то же самое с сестрой, которая понемногу успокаивалась и утирала нос сухими салфетками, которые несколько минут назад принесли врачи.
Что больнее всего видеть: то, как родной человек медленно умирает, и ты ничем не можешь ему помочь, или то, как родной человек лежит в гробу, затем крышка закрывается, и тот опускается в землю? Честно, не знала. Иногда казалось, что легче пережить смерть, чем наблюдать за тем, как жизнь покидает тело, как с каждым днем лицо любимого человека бледнеет и худеет, и как он совсем не узнает тебя, когда смотрит туманными глазами в ответ.
В один из дней Джованни задал вопрос о том, будет ли преступлением, если он даст добро врачам на эвтаназию,[1] будет ли Белла ненавидеть его за это, а он — себя? Мы несколько долгих часов обсуждали прерывание жизни и пришли к выводу, что, пока Джемма в сознании, никто не вправе решать за нее. С одной стороны эвтаназия казалась единственным вариантом, который бы избавил и миссис Пеллегрини, и нас от невыносимой боли. С другой же — кто мы такие, чтобы решать за человека, умирать ему или нет?
Тяжело было наблюдать за тем, как Джованни метался, как пытался найти выход негативной энергетике, скопившейся внутри. Иногда я слышала, как он срывался на солдатах, когда они, как Джованни говорил, проебывались: громкий и грубый бас раздавался чуть ли не по всему дому, оседая в углах и в теле. Еще с прошлой жизни я не выносила криков, потому что тогда это не предвещало ничего хорошего, по крайней мере, я была в курсе того, что Маттео пожелает в конечном итоге вывалить все дерьмо на меня.
Здесь же, с Джованни, я знала, что он ни в коем случае не придет ко мне и не выместит злость на мне, даже через секс. Это показывало Джованни с лучшей стороны и говорило, что ему вовсе не наплевать на мои чувства и эмоции, которые остались от больного прошлого. Однако я также просила его стараться не повышать голос в нашем доме, даже если нервы не выдерживали — казалось, там, где мы живем, спим, едим, наслаждаемся моментами друг с другом, не место крикам.
Спустя пару минут Джованни выпустил нас из объятий, и мы с Аннабеллой, посмотрев друг на друга и на красные от слез глаза, выпрямились и стали окончательно утирать влажные дорожки с лица, размазывая тушь.
— С вами страшно выходить в люди, девочки, — вдруг сказал Джованни, и мы обе посмотрели на него. — Все подумают, что это я довел вас до слез.
Мы лишь хмыкнули, а потом я потянулась к своей сумке, стоящей неподалеку на тумбочке, чтобы достать влажные салфетки.
Когда я и Аннабелла привели себя в порядок: вытерли лицо и смыли остатки туши под глазами, — втроем еще раз попрощались с миссис Пеллегрини и вышли из больничной палаты; уверена, каждый из нас надеялся на возвращение к еще живой Джемме…
Маленькая Италия, район Манхэттен, Нью-Йорк.
11:45 AM
После того, как Джованни убедился, что Доменико забрал сестру и тронулся с места, намереваясь отвезти Аннабеллу домой, хотя что я, что он, опять же, предлагали остаться у нас, мы доехали до района, в котором жила моя приемная семья. Несколько дней назад я позвонила им и сообщила, что хотела бы встретиться, а еще — познакомить со своим женихом. Сказать, что родители пришли в шок, ничего не сказать, поэтому нашего приезда они очень ждали.
На самом деле, хотелось с кем-то поделиться предстоящим событием, в особенности с родными, пусть даже теперь, когда я узнала, что росла с совершенно чужими людьми. Подготовка к свадьбе шла не полным ходом, я просто продолжала смотреть различные фотографии, как можно было бы украсить помещение, какое платье купить, какой букет выбрать, хотя меня заверили, что это сделают без меня — не выбор платья, конечно же, а все остальное, — однако внутри горело желание приложить руку к этому дню, потому что так почувствую, что я не просто гость, я — невеста, а затем — и
жена
.
— Это так странно, — отозвалась я, когда Джованни открыл дверь машины с моей стороны и подал руку, помогая выйти.
— Что именно? — как-то безэмоционально спросил он.
Серые радужки отражали грусть вкупе со злостью, но что я могла сделать, кроме того, чтобы быть рядом? Помню, какой я была в начале наших отношений: сломанная, потерянная и с разбитым сердцем, а Джованни поддерживал и утешал, и я справилась, поэтому теперь, похоже, настала моя очередь отплатить тем же.
— Джо, если тебе нужно побыть одному или только со мной, скажи, и мы сразу же поедем домой, — остановила его я, не продолжив другую мысль, когда он закрыл дверь машины и хотел было направиться к бордовому зданию. — Сейчас правда не лучшее время для новых знакомств и обсуждения свадьбы.
Джованни не смотрел на меня, взгляд бегал по улице, наверняка он обдумывал мои слова.
— Тебе не нужно опускаться вместе со мной в горе, Габи, — наконец, посмотрев на меня, ответил он. — Я хочу познакомиться с твоими вторыми родителями.
Его губы тронула небольшая короткая улыбка, и я поняла, что соскучилась по ней за это время.
— Так что идем. Показывай, где маленькая Габриэлла проводила свое детство.
Джованни подал локоть, и я, кивнув, вложила в него руку, и мы зашагали в сторону дома.
— А что ты имела в виду под «это так странно»? — вспомнил он перед дверью.
— Странно, что у меня есть еще одни родители, с которыми ты будешь знакомиться, — усмехнулась я и пожала плечами.
— Большая семья — это вовсе не плохо.
Это правда, но после замужества с Маттео я больше не смела думать, что когда-нибудь обрету настоящую семью. Тогда была только Эмилия, а до нее — никого, ведь меня лишили всякой нити, связывающей с приемной семьей, однако… как бы я тогда ни винила их ни злилась, думая, что они оставили меня совершенно одну с монстром в лице Маттео, все было без толку, ведь им угрожали расправой, а может, угрожали даже мной и моей смертью.
Как только мы поднялись на второй этаж и я постучала в дверь, внутри квартиры послышались торопливые шаги: наверное, мама с папой сильно волновались, потому что, когда я звонила им, казалось, они совершенно не ждали больше ни одной новости от меня, размышляя о том, что я, видимо, после правды оборву все связи — и, честно говоря, поначалу так и хотелось сделать — благо, я справилась со злостью, направив ее в нужное русло, поэтому теперь на лице растянулась улыбка, а рука крепче сжала мужскую.
— Прошу вас, не стойте за порогом, проходите, — сказала мама после того, как мы поздоровались.
Она надела бежевое платье, связанное вручную, и меня тут же осенило, в кого я любила такие вещи, и, опять же, так странно было осознавать, что большинство привычек достались от приемной семьи, а от настоящей — лишь какие-то черты характера.
— Добрый день, мистер Бьянко, — поприветствовал Джованни моего папу, когда мама проводила нас на кухню.
Они накрыли стол, даже специально раздвинули пошире, чтобы было комфортно сидеть. Я не представляла, что приемная семья настолько заморочится, однако такой радушный прием только радовал.
— Добрый, мистер Пеллегрини.
Папа встал со стула и протянул руку, и их с Джованни ладони соединились в рукопожатии, а сердце затрепетало — настолько было важно видеть, как будущий муж хорошо ладит с моими родственниками.
— Пап, — тихо сказала я, когда Джованни отошел чуть в сторону, таким образом открывая мою фигуру из-за спины.
— Габриэлла, — мягко произнес он, и я первая шагнула в его сторону, так как заметила, как папа будто боялся сделать что-то не так после той, как ему наверняка показалось, последней нашей встречи. — Ты вернулась к нам, — прошептал он на ухо, когда я обняла его: крепко-крепко, вспоминая похожие объятия в детстве.
— Я не могла иначе, — так же тихо ответила я, и на глаза выступили слезы, но я поспешила проморгаться, посмотрев в потолок — сейчас хватало обстоятельств, из-за которых проливались слезы.
Мама смотрела на нас с улыбкой, однако и ее глаза слезились. Кажется, до этого момента я до конца так и не понимала, насколько сильно скучала по приемной семье. Да, в ту неожиданную встречу я посмела сказать, что никогда не чувствовала себя в этом доме по-настоящему любимой, но сейчас… стоило извиниться за свои слова, сказанные в порыве злости и шока. Пожалуй, сделаю это позже, когда родители познакомятся с Джованни.
➽─────────❥
— Значит, вы Пеллегрини? — уточнил еще раз папа, обращаясь к моему жениху, подняв стакан с виски.
— Верно, — подтвердил Джованни и отложил столовые приборы. — Мы познакомились совершенно случайно.
О, нет, родители не знали, где я была все то время, а про работу в эскорт-индустрии уж точно.
— На одном из мероприятий, устраиваемом одним из богатейших людей в Нью-Йорке.
Папа кивнул и мельком взглянул на меня. Сейчас бы я распознала этот сигнал как: «я бы хотел знать, что ты там делала», но в голове крутился лишь один-единственный ответ: «ты не хочешь знать этого, папа».
— Тогда Габриэлла понятия не имела, кто я такой, а я все последующие встречи думал, что у нее смешанная кровь.
Я поджала губы, вспоминая свою ложь; даже сейчас все еще было некомфортно от того, что я позволила себе так обойтись с Джованни, однако, разве я могла броситься на рожон и признаться во всем?
— Миссис Бьянко, вы ведь еврейка? — обратился он к моей маме.
— Да, — подтвердила она, мягко улыбнувшись.
— Давайте выпьем за знакомство, — предложил папа.
Мы взяли в руки каждый свой стакан: лично я не пила, потому что отдала это право Джованни, и он, похоже, не был против того, что именно я поведу его малышку через весь Нью-Йорк в Манхассет Хиллс, и это льстило, ведь я заручилась еще большим доверием.
После того, как тарелки остались пустыми, а стаканы исчерпали алкоголь и сок, я осталась с мамой на кухне, чтобы помочь с грязной посудой, а Джованни с папой прошли в гостиную. Безумно хотелось подслушать их разговор, но понимала, что мужчины должны поговорить наедине. Папа мог рассказать обо мне достаточно информации, чтобы мой жених еще лучше узнал меня. Конечно, и мама была не прочь поделиться моими маленькими шалостями из детства и подросткового возраста, но гораздо ближе я всегда была с папой.
— Он хороший человек, Габи, — вдруг сказала мама, облокотившись бедром о столешницу. — Таких редко встретишь в нашем мире.
Под «нашим миром» она подразумевала мафию, ведь приемная семья входила в мафию Витторио Денаро, но даже при таком раскладе они были достаточно далеки от их дел.
— Да, это правда, — только ответила я и поставила последнюю тарелку в посудомойку, затем выпрямилась и встретилась со взглядом мамы.
— Прости, что мы так и не спросили тебя о той жизни с…
— Не стоит, мам, — тут же прервала я и положила руку на тыльную сторону ее ладони.
— Но ты жила в аду, Габи… — дрожащим голосом продолжила мама. — Мне так жаль, что мы никак не смогли повлиять на это. Поверь, что мы, что твой родной отец пытались помешать Маттео, но он поставил на кон твою жизнь…
Она стала утирать другой рукой слезы, едва выкатившиеся из глаз, а я встала в небольшой ступор.
— Я думала, моей настоящей семье на тот момент было все равно, — горько выпалила я, хотя думала, что избавилась от злости в отношении Витторио и Селесты.
Мама замотала головой и хлюпнула носом.
— Вовсе нет, Габи, твоя настоящая семья первой узнала о Маттео и его желании взять тебя в жены.
Вот значит как. И почему я не решилась спросить об этом Витторио?
— Да и думаешь Бернарди стал бы таким образом буквально красть тебя из рук родителей, то есть нас, — мама положила руку себе на грудь, — если бы не знал о том, кто ты на самом деле и чьей дочерью являешься?
И правда… А ведь я даже не задумывалась об этом.
Прямо сейчас вспомнила, как начала выкладывать карты на стол, отвечая на вопросы Джованни о своей жизни, и тогда я сказала, что Маттео просто захотел меня, как красивую куклу, а теперь все вставало на свои места.
— Так Бернарди угрожали вам и Денаро моей смертью?
Мама кивнула.
— Ублюдки! — грубо высказалась я и сжала ладони в кулаки. — Но как они узнали о том, что я дочь Витторио? Моя родная семья так умело скрывала меня все то время, да и оборвала любые контакты, — напирала я с вопросами, которые, по-хорошему, надо было задать родному отцу, но в тот момент, в Италии, разум так плохо соображал от переизбытка эмоций и информации, что я совсем потерялась в мыслях.
— Витторио не вдавался в подробности, не делился тем, что накопал тогда, потому что был зол на нас, и это еще мягко сказано, — мама нервно хмыкнула. — Честно говоря, я не надеялась дожить до этого момента, не надеялась увидеть тебя целой и невредимой, Габи. Мы понятия не имеем, что тебе пришлось пережить в логове дракона, но, — она чуть наклонилась и протянула руку, затем взяла мое запястье и стала поглаживать его большим пальцем, — я рада видеть твои горящие глаза, снова, совсем как в детстве, когда по этой кухне бегала озорная девчушка с такими же, как и сейчас, веснушками на лице.
Я готова была снова расплакаться и, возможно, сделала бы это, но услышала позади тихие шаги, а после приглушенный разговор папы и Джованни.
— Спасибо, мам, но тебе стоит благодарить за мое счастье моего жениха, — тихо проговорила я и метнула взгляд на уже стоявшего сбоку Джованни.
— О чем это вы шепчетесь у нас под носом? — почти что ехидно поинтересовался папа, и мы с мамой коротко посмеялись.
— Девчачьи секреты, — немного игриво ответила я. — Вы же тоже болтали за нашей спиной, м?
Я перевела взгляд на Джованни, чтобы убедиться, что между ними сохранились теплые отношения после таинственного разговора. Он кивнул с легкой улыбкой, и я выдохнула.
Родители никак не могли отпустить нас еще примерно час. Они расспрашивали нас о свадьбе: о месте проведения, о количестве гостей, купили ли мы уже обручальные кольца и все в таком духе. По правде говоря, я чувствовала себя не совсем комфортно, но, скорее, именно из-за Джованни, которому в данное время не думалось об этом от слова совсем из-за состояния мамы. Конечно, он улыбался и смеялся, однако близкие ему люди, в особенности я и Аннабелла, знали — это всего лишь маска, потому что Джованни никогда не покажет чужим людям истинные эмоции.
— Кажется, нам пора, — резко выпалила я, ощущая, что, кроме меня, никто этого не скажет.
После своих слов я уловила благодарный взгляд серых радужек на себе, после чего мы все поднялись со своих мест. Когда Джованни помог надеть пальто, я пообещала приемной семье позвонить, а может, и встретиться, чтобы пообсуждать дальнейшие планы со свадьбой, ведь что мне, что моему жениху очень хотелось видеть их на торжестве.
— Милая, ты же знаешь, мы всегда рады тебе у нас, а с причиной твоего счастья, — мама бросила многозначительный взгляд на Джованни, смутившись при этом, — особенно, — заключила она, и мы в очередной попрощались, затем вышли из квартиры.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
02:47 PM
Вчерашняя встреча явно принесла некое облегчение и даже радость, а еще дала понять, что в моей жизни не все потеряно и что в ней были и есть люди, которые дорожили мной, пусть и неродные, пусть у меня с ними разная кровь, но разве только кровь определяла, твой это ребенок или нет?
В этом плане я смотрела на Джованни и Эмилию, и каждый раз душа трепетала от того, что он готов принять мою дочь как свою. Не была уверена, называла бы Эмилия Джованни папой, так как для нее существовал только папа в лице Маттео, и я ни в коем случае не винила малышку за это, да и не пыталась настраивать ее против отца, хотя, возможно, следовало бы, как все это время делал он в отношении меня. Однако… мы ведь должны быть лучше? Должны не смотреть на поступки других, а слушать только свое сердце и, наверное, еще интуицию и мнение близких людей.
Джованни недавно ушел делам, кажется, ему нужно было встретиться с Уиллом, директором мусороуборочной компании «BFI», который грозился спалить наш дом, а вместе с ним — нас, но с недавнего времени, после пожара в доме Микаэля, Пеллегрини заключили мирный договор, насколько я знала со слов Джованни.
За последние несколько недель, считай перед самым Рождеством, состоялись две сделки: «BFI» и Чайки. За первую я практически не волновалась, потому что знала, что решение разделить территории было самым оптимальным, нежели продолжать терроризировать друг друга и устраивать засады, а что еще хуже — убивать людей и угрожать убить самого Босса мафиозной семьи. Уж не знаю, о чем думал Уилл, когда писал ту записку, и как Джованни сдержался, чтобы при первой личной встрече не свернуть ему шею.
За вторую сделку с Юджином Малевским переживала так, как никогда ранее. В тот вечер я не находила себе места: что бы ни делала, не могла сосредоточиться ни на чем. Даже пыталась позвонить Джованни, но остановила большой палец в нескольких нещадных дюймахравен 2.54 см от кнопки вызова, подумав, что, если они с Юджином все еще договариваются, только помешаю. В любом случае, я надеялась на лучший исход.
В итоге Джованни вернулся живой и здоровый, правда, немного раздраженный, но этому не стоило удивляться, ведь состоялась встреча с человеком, который пытался убить и его, и меня, причем не раз.
«— Теперь я могу свободно прогуливаться по Нью-Йорку? — поинтересовалась я, услышав новости о сделке.
Джованни хмыкнул и повесил пальто в шкаф. Я понимала и видела, как тяжело далось это соглашение, потому что придется справляться с болью Аннабеллы по поводу их отца. Джованни был уверен, что сестра так просто не спустит ему с рук смерть родного человека, тем более такую: когда собственный сын отдавал отца на растерзание волкам, практически не моргнув глазом. Если бы не Белла, уверена, так и было бы, но с ней все гораздо сложнее. В любом случае, что бы ни произошло после обмена жизни Алессандро на мою, я буду рядом с Джованни.
— Рафаэль все равно должен быть рядом с тобой.
В этом я даже не сомневалась, да и теперь все знали, особенно после новости в СМИ, кем я являлась и кем буду в ближайшем будущем.
— Но, да, и ты, и я можем выдохнуть, потому что скоро месть Чаек закончится, — Джованни мягко улыбнулся.
— Думаешь, твоя сестра возненавидит тебя? — аккуратно задала вопрос я. — Неужели Белла и правда любит вашего отца? Неужели он не делал ей больно?
Я сомневалась, что она не простит любимого брата, между ними была слишком крепкая связь…
— Честно говоря, я никогда не видел, чтобы Белла плакала из-за нашего отца. Возможно, я просто не видел. Возможно, мало интересовался.
Джованни пожал плечами, и мы прошли в гостиную, затем уселись на недавно купленный белый диван.
— Конечно, он повлиял и, уверен, до сих пор влияет на ее решение выйти замуж за Марко. Отец о чем-то наплел ей, повесил лапшу на уши, но Белла не хочет этим делиться, чтобы не обременять меня еще большими проблемами.
Однако мы оба знали, что Джованни сделал бы все, о чем бы сестра ни попросила.
— Она любит его, это правда. Я не видел, чтобы отец поднимал на Беллу руку, а если бы и видел, вряд ли бы сдержался от убийства. В общем-то все сходится к тому, что сестра не сразу простит его смерть.
Он потер переносицу двумя пальцами и посмотрел на меня, а я ощутила укол вины: это все из-за меня.
— Нет, Габи, не смей думать об этом! — твердо сказал Джованни: читал меня, как открытую книгу. — Ты слышишь меня?
Мужская ладонь опустилась мне на колено.
Я поджала губы и кивнула, потому что это все, что могла сделать в данную минуту».
Поэтому сейчас Пеллегрини могли выдохнуть и начать готовиться к праздникам, что мы собственно и делали: в гостиной уже стояла елка, которую помогала наряжать Айлин, по дому были развешаны гирлянды и мишура, хотя я сомневалась насчет нее, но потом убедилась, что смотрелось вполне неплохо, а подарки в праздничной упаковке уже прятались под елкой. Единственной болью сейчас оставалось состояние Джеммы, но, по крайней мере, Джованни освободил голову от других проблем, которые мешали спокойно спать, опасаясь за наши жизни.
Пока выдались свободные часы, я решила позвонить родному папе, чтобы пригласить их на свадьбу, да и поговорить о том, что вчера рассказала приемная семья. Я уселась в кресло-качалку — Джованни еще в своей квартире на Манхэттене заметил, что мне нравилось проводить время в нем, — напротив панорамного окна в гостиной, откуда открывался вид на сад, правда сейчас траву и деревья покрывали небольшие хлопья снега, и, разблокировав телефон, нажала на нужный контакт. Несколько гудков прошли, прежде чем он ответил:
—
Габриэлла, здравствуй.
Папа не мог отделаться от официальности, хотя, бывало, у него проскакивали и обычные словечки, когда он не сдерживал себя, но это совершенно не напрягало.
— Привет, пап, — отозвалась я и стала накручивать на палец прядь волос. — Ты не занят? — сразу же поинтересовалась я.
—
Для тебя я всегда свободен, дочка,
— мягко произнес он, а я как будто наяву увидела, как на его лице расплылась улыбка.
Все еще было непривычно слышать в отношении себя «дочь» от человека, который отсутствовал в моей жизни целых двадцать шесть лет, не беря в расчет первые месяцы жизни, которые я совершенно не помнила.
— Я хотела, точнее,
мы
хотели, — поправила себя, — пригласить вас на нашу с Джованни свадьбу. Скорее всего, она будет в Италии, возможно, даже в Палермо, мы еще не решили, но точно ближе к весне, чтобы погода благоволила устроить торжество на улице, — объяснила я, слыша все это время тишину по ту сторону. — Что скажешь?
—
Конечно мы приедем, Габриэлла!
— практически удивленно воскликнул папа, будто последний вопрос вовсе был не уместен. —
Денаро не пропускают такие важные события.
Зато вы пропустили мое взросление…
—
Так что, как у вас появится точная дата, сразу сообщи мне, я освобожу этот и последующие дни для широкого празднования,
— продолжил он, и я сдержанно улыбнулась. —
У тебя все в порядке? Ты как будто слишком задумчива,
— вдруг заметил папа.
Как он через столько миль почувствовал мое состояние? Могло ли это быть чем-то наподобие родительского инстинкта, ведь в отношении Эмилии я, бывало, тоже ощущала что-то похожее?
Немного подумала, стоит ли начинать эту больную тему снова, но, если не спрошу, мне же хуже, потому что тогда разум разъедят бесконечные тревожные мысли, поэтому я ответила, поудобнее усаживаясь в кресле, задрав ноги к себе, согнув в коленях:
— Вчера мы с Джованни были у семьи Бьянко, и… — я сделала паузу и услышала, как папа еле слышно выдохнул в динамик, кажется, ему уже не нравилось начало этого разговора, — …мама сказала, что вы не вдавались в подробности того, как Бернарди узнали обо мне и о моем происхождении. Маттео и его отец знали, не так ли? Не просто же так меня буквально выкрали из дома…
Прошла примерно минута или чуть больше, прежде чем папа заговорил, снова вздохнув. В данный момент я ни в коем случае не винила его за паузу, понимала, что воспоминания об их с моей родной мамой больном и неверном поступке заставляли снова опускаться в омут горя.
—
Когда мы поняли, что Бернарди знают о тебе, я разозлился на семью Бьянко настолько сильно, что чуть не приказал своим людям убить их.
Я выпучила глаза от удивления, будто он мог прямо сейчас видеть меня.
—
И я бы сделал это, если бы не твоя мать, которая в последний момент отобрала у меня телефон, из-за чего я не успел отдать приказ солдатам, которые охраняли дом твоей приемной семьи.
С каждым рассказом о Селесте я все больше понимала, что эта женщина — воплощение мудрости и женской силы; честно говоря, я бы очень хотела быть похожей на нее.
—
И
именно по той причине я не давал никакой информации семье Бьянко. Мне казалось, что они попросту не заслуживали знать.
Хм… Люди, которые вырастили твою дочь, которые оберегали ее и давали все, чего она хотела и не хотела, не заслуживали знать правду… Иногда я все еще с презрением относилась к жизненной позиции и принципам родного папы.
— И они до сих пор не знают? — уточнила я; за сознательную жизнь поняла, что могут врать даже самые близкие и любимые люди.
—
Конечно нет,
— подтвердил папа слова приемной матери. —
Потом… это как-то сошло на нет. Не то чтобы они перестали интересоваться тобой и тем, что мы пытались сделать, ведя переговоры с Бернарди, просто затихли. Наверное, поняли, что натворили, но сейчас я понимаю, что, если бы был на их месте, не смог бы пойти на риск, когда твоя жизнь стояла под угрозой…
— Ты бы выдал меня замуж за Маттео? — грубо прервала я и подскочила с кресла, теперь подходя к окну и смотря себе под ноги.
—
Да,
— внезапно ответил папа, кажется, даже не раздумывая, хотя наверняка у него было достаточно времени для этого. —
О чем бы ты сейчас ни подумала, Габриэлла…
О, а я много о чем уже размышляла, например, о том, чтобы снова называть тебя Витторио, а не папой.
—
Все эти мысли
—
не те, не слушай их.
Не пудрили ли мне сейчас мозги? Не использовали ли на самом деле в личных целях, чтобы установить связи с семьей Бернарди? Но зачем такому как Витторио Денаро заключать какие-либо сделки или даже мирный договор, являясь самым опасным мафиози в Италии?
—
Я бы защитил тебя, но все повернулось совершенно иначе. Прошу, пойми меня,
— папин голос стал более жалостливым.
Даже если я приняла всю ситуацию, связанную с тем, что родные родители отдали меня чужим людям и что они все это время знали, где я, с кем и за кем замужем, не означало, что в конечном итоге пойму их, как будто-то здесь крылось что-то еще…
— Так, что насчет правды? — продолжала настаивать я — надоели эти жалкие разговоры, в которых, по сути, не было уже никакого смысла. — Откуда они узнали?
—
Журналисты продали Бернарди фотографии с Селестой и тобой, сделанные, когда ты только родилась. Мы почти никуда не выходили, но твоя мать очень хотела крестить тебя, поэтому в тот день водитель отвез нас в церковь. Журналисты следили за нами почти всю дорогу, наделали море фотографий, затем проследили обратно
до дома
.
Как бы выразился Джованни: гребаные журналюги! Поотрывать бы им руки!
—
Понятия не имею, как мы упустили их, но там также были снимки в день твоего отъезда из Италии и прилета в Нью-Йорк.
— Они устроили целую операцию, только чтобы выяснить родился ли у вас еще один ребенок? — поинтересовалась я, уже прохаживаясь туда-сюда по первому этажу, а Рафаэль, который стоял в коридоре, странно поглядывал на нервную меня.
—
Съемку заказали,
— быстро ответил папа. —
Марино.
Черт… Семья миссис Пеллегрини и здесь отличилась.
—
Тогда война с ними набирала обороты, и они обратились к лучшим журналистам в Италии, в одно известное издательство здесь, которое и по сей день продолжает работать,
— объяснил он, но более не хотелось влезать в дела мафии — чем глубже я погружалась в это, тем больнее становилось.
— Подожди.
Я не могла сложить два и два, в голове снова все перепуталось, и, ходя туда-обратно, вспотела, поэтому заставила себя снова сесть в кресло.
— Как связаны Марино и Бернарди? Как они вообще начали контактировать и почему журналисты продали фотографии именно Бернарди, а не кому-то еще или, допустим, просто выложили в сеть?
Боже, я терялась в догадках, хотя казалось, что мы во всем разобрались, однако с каждым разговором, с каждой встречей и с каждым новым вопросом все путалось настолько, что я понятия не имела, как распутаться из этой паутины, паук которой был вовсе не один, а несколько, и именно меня связали по рукам и ногам, как самую сладкую и желанную жертву.
— И получается, журналисты и дальше следили за моей жизнью?
—
Марино всегда хотели заполучить наши территории, поэтому, сколько я помню себя и своего отца, твоего деда, не было и дня, чтобы солдаты нашей семьи не погибали.
Наверное, я должна была радоваться, что мою настоящую семью вовсе не переубивали.
—
Они обратились к Бернарди как раз после того, как сделали фотографии из церкви. Это я выяснил потом, после того, как семья Бьянко сообщила о тебе и Маттео.
Я включила громкую связь и положила телефон на колени, слушая размеренный голос папы, и в это же время думала, какое же у него выражение лица?
— Они хотели объединиться в войне против тебя? — спросила я, не в силах просто сидеть и молчать.
—
Да, потому что Марино и Бернарди вместе гораздо сильнее,
— подтвердил папа, а я только что пришла к выводу, что ни в коем случае не допущу, чтобы наши с Джованни будущие дети были замешаны в войнах между разными мафиозными семьями — они не должны платить собой, если у взрослых не получалось должным образом защитить их. —
Денаро тогда еще только освоились на территории Детройта,
[2]
поэтому Рикардо, отец Маттео, знал, куда бить,
— продолжал объяснять он. —
Что насчет фотографий и почему журналисты продали именно семье Бернарди, то здесь все довольно просто.
И почему тогда я не могла найти эту простую связь?
—
Рикардо никогда не помогал за просто так, даже если ему обещали какую-ту долю от бизнеса. Он всегда считал это непостоянным и ненадежным, ведь все может развалиться в один день, и можно остаться, прости за выражение, с голой жопой, поэтому Марино выдали ему информацию о тебе и передали те снимки, которые изначально планировали опубликовать в СМИ, таким образом надавливая на нашу семью.
Тут я вспомнила, по каким причинам так ненавидела мафию: не только из-за Маттео, который сломал меня, а из-за гнилых и продажных людей, готовых пойти на все ради спасения своей империи.
— Но тогда Бернарди не надавили на тебя, но вступили в союз с Марино?
Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, так как порядком устала и начинала нервничать с каждым предложением папы сильнее.
—
Выжидали лучшего момента. Следили за тобой и семьей Бьянко. Видели, как ты росла, куда ходила, с кем общалась, а журналисты, или кто там передавал информацию Рикардо, осведомляли о твоей жизни, затем Бернарди убедились в нужном рычаге, которым могли бы управлять мной, и нажали на него.
Папа в очередной раз выдохнул, и на этот раз показалось, что на этом точно все, по крайней мере, лично я более ничего не хотела слышать — уже достаточно.
— Они достигли вместе того, чего хотели? Отняли у тебя территорию? — все же поинтересовалась я, смотря на время на экране телефона: мы разговаривали уже почти полчаса.
—
Да, Детройт больше не мой город, но остальную территорию я не отдам. Никогда. Так что, как бы ни пытались Марино, теперь уже в одиночку, потому что более ни они, ни Бернарди не имеют рычага давления, ничего не выйдет,
— пояснил он, и перед глазами встал образ Дрэго, родного брата, которому придется занять место нашего отца, встать во главе семьи, стать Доном и продолжить бесконечную войну, и только от этой мысли становилось дурно… Он не заслуживал такой жизни ровно, как и его жена, Андреа, да и кто вообще заслуживал жить в постоянном страхе?
Теперь из-за этих мыслей я вспоминала о Джованни и сначала о его попытках борьбы с директором компании «BFI», однако он быстро понял, что война, хоть и практически холодная, ни к чему хорошему не приведет, правда немного поздно — лишь после пожара в доме своего консильери. Но, когда речь стала заходить о моей жизни, Джованни быстро принял решение и созвал своих людей для обсуждения заключения сделки с Уиллом.
Неужели отец не мог где-то уступить точно так же, как это сделал мой будущий муж? Конечно, я понимала, что он и так уступил Бернарди и Марино город в США в обмен на сохранение моей жизни, но я все равно стала заложницей Маттео, все равно попалась в его лапы. Могло ли это значить, что папа чего-то недоговаривал?
—
Честно говоря, Габриэлла, до сих пор не представляю, как тебе удалось уговорить Маттео отпустить тебя,
— вдруг признался он.
— А ты бы и не попытался освободить меня, не так ли? Раз всю жизнь молчал.
Я стала сгибать пальцы на обеих руках и щелкать суставами, и этот звук раздавался в тишине, стоящей в гостиной, так громко, что я вздрагивала.
—
Габриэлла, послушай…
— тембр его голоса сменился, и начало уже совершенно не внушало доверия, однако папа не успел договорить, потому что я услышала, как входная дверь открылась и стукнулась о стену — мы забывали поставить стоппер, поэтому старались аккуратно входить в дом, придерживая ее, но неужели Джованни…
Гостиная находилась не так далеко от коридора, практически сразу же первая комната, если идти прямо, поэтому буквально через минуту в проеме появился Джованни с совершенно никаким выражением лица. Я поспешила попрощаться с папой, сказав, что сейчас не самое лучшее время для продолжения разговора — и уже на самом-то деле не хотелось узнавать все тайны и секреты — и, отключившись, вскочила с кресла, быстрым шагом подходя к Джованни.
— Что с тобой? — обеспокоенно задала вопрос я и тут же поморщилась, почувствовав запах алкоголя. — Ты пил?
Попыталась дотронуться до едва покрытой щетиной щеки, но Джованни отмахнулся, при этом еле удержавшись на ногах.
— Боже, Джо, сколько ты выпил? — быстро сообразив, кое-как поддержала его. — Идем, присядем на диван, — сказала я и потащила за собой: медленно и аккуратно.
Сейчас такое состояние могло быть связано с двумя больным событиями: сделка с Чайками — Джованни отдал им отца, об этом узнала Аннабелла, поэтому теперь она ненавидела брата, хотя в ненависти, исходящей от нее, я сильно сомневалась, — либо это…
— Мама, — невнятно произнес Джованни, когда практически плюхнулся на диван, а я осталась стоять напротив него.
Прошло несколько минут, прежде чем он перестал сжимать голову руками, опустив ее вниз. Я же присела на корточки и попыталась оказать молчаливую поддержку. Казалось, сейчас вовсе не тот момент, когда стоило что-либо спрашивать — он должен сам рассказать, что произошло, однако… я уже знала, что именно.
— Мама умерла, Габриэлла.
Боль голосе Джованни заставила сердце сжаться, а дыхание — сбиться.
— Ее больше нет… — снова повторил он, будто не хотел верить в это, но если скажет подобные слова несколько раз, то обязательно поверит.
— Джо, мне так жаль… — попыталась взять себя в руки, поднявшись с колен и присев рядом с ним, чтобы заключить в объятия, но Джованни снова отмахнулся.
— Черт! — резко выругался он. — Какие-то ублюдки живут по сто лет, а наша с Аннабеллой мама, которая ничего плохого не сделала в своей жизни, несправедливо умерла!
Джованни вскочил с дивана, хотя минутами ранее еле стоял на ногах, и стал мерить гостиную шагами. Глазами я тупо следила за его перемещениями и видела, как с каждым разом ладони сильнее сжимались в кулаки, как на скулах ходили желваки, как злость на мир поглощала, но также видела непролитые слезы, которые Джованни держал в себе.
— Нет! — остановил он, когда я поднялась со своего места, чтобы подойти и успокоить его.
Я нахмурилась, не понимая такой реакции, но возразила:
— Ты не обязан справляться с утратой в одиночку, Джо.
Он помотал головой, видимо, совершенно не желая подпускать к себе, к своим эмоциям и чувствам, а также не хотел, чтобы я видела его таким — слабым и уязвимым, однако дело было в том, что я любила каждую черту характера Джованни.
— Не закрывайся, — снова сделала попытку, и он остановился, серые радужки наконец-то обратили на меня внимание. — Джо, я рядом, — прошептала я. — Ты ведь знаешь, что я… — не успела договорить, как Джованни приблизился и буквально впечатал мое тело в свое, обнимая так сильно, что на несколько секунд показалось, будто я вовсе не смогу дышать.
Запустив пальцы в его волосы, стала поглаживать затылок, проходясь вниз и вверх. Джованни окончательно опустил голову на мое плечо, его грудь вздымалась под моей гораздо активнее, дыхание сперло. Я не видела лица, да и это не нужно было, чтобы понять — он все-таки поддался эмоциям, которые вдобавок пробудил алкоголь, а не наоборот — заглушил.
— Через три дня Рождество… — хриплым голосом сказал Джованни и сжал меня сильнее.
Сначала не поняла причину данных слов, а потом… вспомнила, о чем совсем недавно говорила Аннабелла в больнице — о Рождественском чуде. Теперь же никакого чуда не случится, потому что двадцать пятого декабря Джемму Пеллегрини будут хоронить.
[1] Эвтаназия — практика прекращения жизни человека или другого живого существа, страдающего неизлечимым заболеванием и испытывающего вследствие этого заболевания невыносимые страдания.
[2] Город на севере США, в штате Мичиган.
Глава 37: Торжественные гости
«Un padre non dà via sua figlia, ma allarga la sua famiglia (Отец не отдает дочь — он расширяет семью (итал.))»
Мистер Джованни Пеллегрини
Полгода спустя.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
08:15 AM
Когда ты, вроде бы, разбираешься со всеми проблемами, думаешь, что ничего уже не грозит, ничего уже не страшно, ничего уже не может произойти, случается то, чего ты, честно говоря, ожидал, но давал отсрочку, потому что не хотел верить, что такое вообще возможно, что близкие и дорогие тебе люди — умирают.
Это было чертовски тяжело. Осознать, что нашей с Аннабеллой мамы больше нет. В тот день лечащие врачи позвонили именно мне. Не отцу, не кому-либо еще — только
мне
, по крайней мере, первому. На самом деле так я практически приказал им сделать — не хотел, чтобы первым о смерти собственной жены узнал муж, что, в общем-то, являлось правильным. Вероятно, я считал, что отец не тот, кто должен узнать об этом первым и, скорее всего, даже не вторым, ведь получилось так, что вторым человеком оказалась моя невеста.
На следующий день, когда я проснулся с головной болью, хотя не помнил, чтобы от выпитого алкоголя хоть когда-то болела голова, понял, что реальность снова обрушилась на меня, однако Габриэлла все то время не давала в ней утопать — была рядом, причем всегда и практически везде. Даже когда я собирался отъехать по делам, которые должен был решить со своими людьми, она просилась вместе со мной, не говоря причин, но в этом не было необходимости, так как причина проста — страх, что я мог не справиться с утратой.
По правде говоря, поначалу так и казалось. Я посылал весь мир к чертям и сыпал нецензурной лексикой всех вокруг, конечно, кроме близких и любимых. Не понимал, почему женщина, которая подарила нам с сестрой жизнь, которая не сделала ничего плохого, которая любила, но не была любимой, несправедливо умерла. Почему Бог, если существует, допустил это? Почему врачи не могли раньше сделать хоть что-то, что бы облегчило боли, чтобы жизнь продлилась хоть на еще некоторое время? И… чтобы мама увидела, насколько я буду счастлив, держа за руку свою жену…
Когда в Рождество все открывали подарки, смеялись, проводили время с семьей и прогуливались по украшенному и сияющему Нью-Йорку, моя семья, состоящая не только из Пеллегрини, но и из Росси и Марино, которые все-таки решились прилететь из Италии, чтобы проститься с родственницей — мой крестный отец, Анджело, он же брат нашей с Аннабеллой мамы, его жена, Лаура, их восемнадцатилетний сын, Роберто, и самые приближенные люди к семье, — провожала в последний путь Джемму Пеллегрини, тело которой уже совсем остыло, потому, когда я целовал ее в лоб, чувствовал на губах ледяной холод, который практически сразу же и отрезвлял, и вгонял в страх, ведь никто из нас не вечен.
До безумия хотелось, и я в самом деле планировал совершенно иначе провести Рождество. По крайней мере, отца не собирался отдавать в лапы русским так скоро — мы договорились об определенной дате, точнее плюс-минус определенной. Скорее всего, Юджин и его люди заберут его после нашей с Габриэллой свадьбы, потому что в каком-то плане я неистово желал посмотреть на его выражение лица, когда буду произносить клятву, стоя у алтаря, держа при этом нежные руки в своих, после целовать Габриэллу, но уже как свою законную жену, как
миссис
Пеллегрини
.
Однако… все пошло наперекосяк, и все праздники, вплоть до нового года, что я, что Габриэлла, что Аннабелла провели дома, точнее, в доме наших с сестрой родителей, откуда она не намеривалась уезжать, даже ступать за порог — так Аннабелла все еще слышала запах спирта, который уже довольно долгое время чувствовался в доме, а это, как сестра говорила, будто давало надежду, что мама все еще где-то рядом.
Я не мог жить в иллюзии, не мог то и дело крутить воспоминания о днях, которые проводил с мамой, не мог просто сесть и думать о ней, не мог смотреть на наши совместные фотографии, потому что все это только вгоняло в меланхоличное настроение, которое я не имел права позволить себе. Только не тогда, когда с одной стороны стоял Уилл с мусороуборочной компанией, с другой — Чайки. Конечно, и с теми, и с другими я успешно договорился, хотя изначально не надеялся на лучший исход — никогда не считал себя мастером переговоров, но, видимо, желание уладить все мирным путем, чтобы больше не сталкиваться с местью и смертями, особенно любимых людей, а и там, и там была замешана Габриэлла, и именно ее жизнь, можно сказать, стояла на кону, было настолько сильным, отчего я бы погладил себя по голове, говоря при этом, какой я молодец.
Самым сложным было видеть нескончаемый поток слез Аннабеллы, которая прижималась ко мне на протяжении всего дня, в который моя семья организовала похороны. Когда нужно было с кем-то поговорить, чтобы обсудить дела — и на такое пришлось отвлекаться по случаю прилета семьи Марино, — сестра находилась в надежных руках либо Габриэллы, либо Кристиано, который, кажется, сдерживался от того, чтобы не натворить дел — не мог смотреть на ее слезы, либо… за этим стояло что-то другое.
Даже если сейчас эта боль от смерти мамы прошла, и… меня никто не винил в ней, то в будущей смерти отца… Во всяком случае, я сделал свой выбор — выбрал Габриэллу, и ее жизнь, выбрал
нашу
будущую жизнь и, вероятно, будущую жизнь наших детей, выбрал отомстить, но немного иначе, наверное, тут даже была месть за себя, за того ребенка, которого родной отец презирал и не любил.
Примет ли этот выбор сестра? Понятия не имел. Конечно, существовал и такой вариант, при котором Аннабелла и не подумала бы о моей причастности — свалить все на давний случай, когда он вместе со мной пытал русского, и в конечном итоге Чайки убили его — однако это станет слишком большой ложью, за которую сестра точно никогда не простит меня. Решать проблемы по мере их поступления — девиз, который, скорее всего, останется со мной еще на долгое время.
На удивление, похороны прошли довольно спокойно, если так вообще можно было выразиться. Ни я, ни Марино, ни Габриэлла не переглядывались так, будто между нашими семьями что-то произошло. Кажется, моя невеста даже не пыталась завести разговор о том, что на похоронах будет присутствовать человек, который убил Селесту Денаро, ее мать. Возможно, Габриэлла хотела бы выразить свое негодование. Возможно, изредка все же удавалось подметить за ней косые взгляды в сторону Анджело Марино, стоящего поодаль от остальных. Однако она стойко стояла рядом, держа меня за руку, иногда поглаживая ладонью либо спину, либо предплечье, и это, хоть и немного и ненадолго, но успокаивало.
Честно говоря, думал, что мы с отцом соберем только самых близких, приближенных и тех, кто хотя бы раз видел Джемму Пеллегрини, но одна пара, мужчина и женщина, вроде бы, даже с двумя детьми, девочками, если это и правда были их дети, а не кто-либо другой, всякое же могло быть, совершенно не были мне знакомы. Тогда я попытался узнать про них у отца, но он ловко ушел с темы, переведя на что-то другое или кого-то другого.
В свою же сторону и сторону Габриэллы я замечал от пары изучающие взгляды. Казалось, они бы хотели подойти и что-то сказать, о чем-то серьезно поговорить, однако что-то, или, скорее, кто-то не давал им этого сделать, и по какой-то неизведанной причине разум подсказывал, что этим кто-то вполне мог оказаться собственный отец, а может, здесь были замешаны и Марино.
Незнакомцы точно знали маму, потому что приехали к началу похорон, встав, правда, гораздо дальше от могилы, а также не подойдя к ней ни разу, даже чтобы попрощаться. Я планировал подойти к ним по окончании мероприятия, но, когда гости стали выдвигаться к машинам, чтобы поехать в дом моей семьи, потерял пару из вида, будто они попросту растворились или были лишь плодом воображения. Габриэлла в тот момент даже испугалась за меня, думала, что я увидел кого-то, кто хотел причинить ей или, например, сестре боль, поэтому пришлось отпустить их. Во всяком случае, если кому-то из нас суждено встретиться или узнать друг о друге, жизнь сложится так, что мы поговорим.
Все полгода Габриэлла пыталась отговорить меня от свадьбы. Черт, я даже не представлял, что такое случится, по крайней мере, с нами, но она делала это для меня, потому что считала, что я не готов строить что-то новое, обретать семью в лице нее, пока не отойду от смерти мамы. Как же Габриэлла не понимала, не видела, что только благодаря ей я не слетел с катушек, не разъезжал по Нью-Йорку и за его пределами, где обычно проводились гонки, на бешеных скоростях, чтобы унять ноющую боль в груди.
Вероятно, Габриэлла боялась навязаться, боялась, что моя семья не готова к празднику, когда, вроде бы, только недавно похоронили жену прежнего Дона Пеллегрини. Но именно она рядом каждый день вытаскивала из плохого и грустного настроения. Именно с помощью нее я поднялся на ноги и перестал корить весь мир в смерти мамы. Именно Габриэлла выслушивала мои речи, иногда и ночами напролет, не смыкая глаз.
Это было что-то новое — делиться переживаниями с человеком, причем, бывало, тревожными и пугающими, однако она не убегала, не пыталась прервать, лишь слушала и утешала. Другими словами: я бы послал на все четыре стороны того, прежнего Джованни Пеллегрини, который считал, что впустить в свою жизнь девушку, и не просто девушку, а любимую, значит уничтожить ее, потому что, скорее всего, без Габриэллы я бы уничтожил только самого себя.
Через несколько часов мы должны были выдвинуться в аэропорт, чтобы улететь в Италию, в Палермо, где для нас организовывали свадьбу. Мы долго и муторно обсуждали с Габриэллой, в каком месте лучше провести торжество. В итоге остановились именно на Италии, потому что оба там родились, по крайней мере, по словам мамы я был рожден там, а уже после они с отцом переехали в Нью-Йорк. Может, они переехали бы гораздо раньше, но в беременности, насколько мне было известно, часто ставили запрет на перелеты.
Габриэлла больше не презирала свою настоящую семью, хотя после похорон, когда, как она отметила, ей показалось, что я был готов, рассказала о телефонном разговоре, который начался довольно-таки хорошо, так как она пригласила родных на нашу свадьбу, но оборвался на неприятной ноте, связанной не только с моим возвращением в неподобающем виде, но и с Витторио, который, конечно же, все то время, что его дочь была замужем за ублюдком Маттео Бернарди, знал об этом — и тут камень с души упал, ведь я так и не говорил с ней об этом после того, как отец сообщил данную информацию — так еще и признался, что все равно выдал бы ее замуж за него, чтобы спасти жизнь. Если бы я тогда присутствовал при этом разговоре, то наверняка не выдержал бы и послал мистера Денаро ко всем чертям, чтобы он больше не звонил, не писал, не требовал встречи с Габриэллой. Наверное, обстоятельства специально сложились так, чтобы я не натворил дел, о которых позже пожалел бы.
Габриэлла с самого раннего утра носилась по дому, как угорелая, собирая вещи, боясь что-то забыть. Самое ценное и большое, что находилось в багаже, — чехол со свадебным платьем.
Как бы я ни разделял нервозность Габриэллы, ведь отчасти мы были очень даже похожи, пытался хотя бы перед свадьбой не носиться, а размеренно собирать вещи, думая о чем-то своем, например, о том, как в очередной раз оставлю свою территорию Нью-Йорка на Микаэле и как наверняка буду думать о том, чтобы ничего без моего ведома здесь не случилось. Похоже, я больше переживал из-за этого, чем из-за свадьбы, однако это пока… Уверен, когда надену костюм и в ожидании Габриэллы встану у алтаря, внутри все настолько затрясется, отчего потеряю дар речи, особенно когда моя невеста выйдет в белом платье навстречу ко мне в сопровождении отцов. Да, именно так, потому что она решила, что ее сопроводят приемный и настоящий отцы.
Погода в Нью-Йорке становилась все лучше и лучше. Деревья снова обретали зелень. Небо практически не застилали тучи. Воздух прогревался гораздо быстрее. Некоторое время я стоял у панорамного окна, слушая быстрые шаги по лестнице — Габриэлла минутами ранее появилась в нашей спальне и снова убежала на первый этаж, видимо, что-то забыв. Я лишь усмехнулся этому, не смея портить момент, ведь уже выучил: если она чем-то была слишком увлечена и занята, лучше оставить ее в покое, мол, я и сама знаю, как лучше.
Когда солнце вышло из-за небольшого облака и засветило в глаза, я отвернулся, и взгляд только сейчас зацепился за небрежно брошенный ежедневник рядом с небольшим рюкзаком, который Габриэлла в прошлую поездку в Италию брала с собой, кладя туда, кажется, ноутбук и какие-то еще мелкие вещи, которые могли понадобиться в самолете.
Я подошел ближе к кровати и, проверив, что Габриэлла не поднималась на второй этаж, поддел ежедневник пальцами; кажется, раньше никогда не замечал за ней, чтобы она писала что-то. В основном все записи, которые были связаны с мастерской, находились в ноутбуке. Конечно, Габриэлла могла записывать в тетради какие-то детали, даже то, что необходимо было купить в магазине, но эта вещь… Почему-то сейчас, пока крутил в руках ежедневник, думалось, что он скрывал в себе то, о чем лучше не знать, то, что Габриэлла упорно хотела скрыть, а может, наоборот, ждала лучшего момента, чтобы поделиться, поэтому как раз таки и хотела взять с собой его в Италию или вовсе поведать обо всем перед поездкой?
Любопытство с каждой минутой сжирало. Я никогда не был тем, кто лез в чужие дела, в чужую жизнь, тем более личную, а что уж говорить о личной жизни близких и любимых? Мне не было позволено лезть в жизнь сестры, да и я сам не хотел этого делать, точнее, конечно, я расспрашивал Аннабеллу о том, что происходит между ней и Марко, и за последние полгода ничего как будто бы не поменялось, но наш отец упорно наседал со свадьбой, и, скорее всего, рассчитывал на то, что после того, как я женюсь, его дочь следом выйдет замуж. Как хорошо, что этому никогда не бывать, ведь я останусь один — только я, как мистер Пеллегрини и Дон Пеллегрини и не кто иной. Никто не посмеет больше указывать ни мне, ни моей сестре, ни в целом моим людям. Как я и говорил, возможно, не пролью ни слезинки на могиле родного отца, да даже глазом не моргну после того, как Чайки отдадут бездыханное тело, если от него вообще что-то останется.
Я прислушался к очередным шагам, которые все еще раздавались внизу, затем Габриэлла, кажется, заговорила с кем-то по телефону, наверное, с подругой — Айлин, насколько я помнил имя, — которая должна была присутствовать на нашей свадьбе, но у нее в последний момент возникли накладки из-за работы в агентстве семьи Бернарди, понял, что она не собирается подниматься в спальню, поэтому открыл ежедневник, и первым, что бросилось в глаза, была надпись «Габриэлла все еще Бьянко».
Страница за страницей, и глаза готовы были выпасть из орбит, потому что мозг то и дело улавливал отрывки написанных фраз, причем где-то Габриэлла — не сомневался, что это был ее почерк — писала спокойно, а где-то размашисто и будто второпях, где-то страницы были помяты, где-то — высохшими от воды или… слез, где-то… Черт, на одной из страниц засохла кровь, и фраза «он снова пришел…» оборвалась, так никогда и не закончившись.
«Габриэлла все еще Бьянко» — таким образом заканчивалась практически каждая исписанная страница. Однако потом, уже ближе к концу, когда имя Маттео мелькало все чаще и чаще, было написано «Габриэлла теперь Бернарди» и зачеркнуто несколько раз так, что, вероятно, вместо фамилии хотели покарать того человека, который сделал все те ужасы, описанные в ежедневнике.
На мгновение показалось, что голова закружилась, но мне удалось усесться на кровать, прямо на некоторые вещи, которые Габриэлла так и не убрала обратно в шкаф. Если поначалу я думал, что это — дневник маленькой девочки, которой моя невеста, конечно же, была, то теперь отбросил все сомнения и был уверен, что это — некий дневник, наверное, даже с какой-то стороны утешающий и тот, который мог выслушать хозяйку, потому что больше попросту было некому — Габриэлла вела его, будучи замужем за Маттео.
Несколько вырванных фраз, которые я уловил, а именно «изнасиловал», «взял меня», «сила», «ударил», «убил», заставили резко закрыть ежедневник и глаза, прикрывая их ладонью и надавливая пальцами на веки, желая, чтобы все это стало страшным сном, который снился из-за нервов перед свадьбой. Однако… левая рука так и продолжала сжимать мягкий переплет голубого ежедневника, значит все то, о чем писала Габриэлла, и правда произошло, в прошлом, с Маттео.
Я бы хотел положить на место и не читать, но также знал, что это не даст покоя. Я мог бы спросить обо всем Габриэллу и, вероятно, так и сделаю, когда будем лететь в Италию, однако сейчас голод любопытства сыграл злую шутку, поэтому, тяжело выдохнув и взяв себя в руки, чтобы не сорваться и не застрелить этого ублюдка в его же доме, открыл ежедневник на совершенно рандомной странице и стал читать: медленно и вдумчиво, слушая при этом тихий женский голос на первом этаже, чтобы быть начеку и вовремя положить то, что принадлежало Габриэлле, на место.
«Вчера был день нашей свадьбы с Маттео Бернарди…».
Тут же стало плохо, и я отвел глаза в сторону. Удивительно, как удавалось смотреть за мучениями предателей и врагов, когда мои люди, либо я сам пытали их, а сейчас… не получалось собрать всю силу духа, чтобы прочитать личный дневник Габриэллы. Вероятно, это потому, что я уже заранее, конечно же, знал, о чем она писала — об ужасном отношении к себе.
«Я хочу забыть все, что случилось после. Наверное, мне никогда не удастся отмыться от той грязи, которую оставил на мне мой муж…».
Черт возьми, меня прямо сейчас стошнит!
Честно, если сначала, когда я только узнал о том, кто такая Габриэлла, имею в виду, когда в моей квартире, в Нью-Йорке внезапно появилась Эмилия, думал, что все было не настолько плохо, то теперь… уже читая первые строчки, решил, что все то, что написано, точно не смогу прочесть — оказалось выше моих сил, и я просто не представлял, как моя невеста смогла пережить
это
, как… не убила себя, как родила от Маттео ребенка, как продолжила жить дальше, да как вообще жила в доме Бернарди, когда наверняка каждый день терпела насилие?..
Здесь не находилось других ответов, кроме судьбы. Я верил в нее, поэтому всему находилось только одно логичное и то, которое хоть как-то успокаивало пыл, объяснение: Габриэлла пережила Ад на земле, чтобы встретиться со мной.
«Служанки, или кем бы они ни являлись, а также, насколько я помню имя брата моего мужа, Марко пытались остановить меня, пытались сделать так, чтобы я не дергалась, чтобы я подчинилась, пытались сказать, что все, что он сделает со мной, если я буду перечить и кричать,
—
убьет. Но я никогда не отличалась спокойным характером, особенно если на мою жизнь и свободу посягали. Чего он хотел, когда брал в жены ту, которая понятия не имела, что такое мафия?».
Боже, Габриэлла, какой же ты была до встречи с Маттео? Какой огонь в тебе горел, который этот ублюдок уничтожил? Какая страсть и жизнь кипела внутри? И как это вернуть, чтобы ты больше не чувствовала себя покоренной?
Конечно, сейчас моя невеста вовсе не похожа на ту девушку, которую я встретил, которая сопровождала меня пару раз на мероприятия и которая ездила со мной в Филадельфию. Тогда Габриэлла была загнанной овечкой — боялась всего и вся, в особенности мужчин, но как иронично то, что обязана была «работать» с ними, ведь Маттео не отпустил бывшую жену, а продолжал таким образом порабощать и наказывать за то, что она ушла от него, за то, что теперь не имел на нее прав.
«Вся моя сила и жизненная энергия исчезли в тот момент, когда дверь перед носом закрылась и глаза встретились с ядовитым взглядом, который с первой же секунды будто говорил, или, скорее, приказывал, что я должна вести себя тихо
—
никаких лишних телодвижений, никаких криков, а только покорность и еще раз покорность.
Это была самая ужасная ночь в моей жизни, потому что ни я, ни мое тело не принадлежали мне самой. Все, чего я хотела в тот момент, когда мой собственный муж насиловал и бил меня по лицу каждый раз, когда я пыталась отвернуться или говорила, что мне больно,
—
умереть.
Смерть и правда казалась чем-то лучшим в сравнении с тем, как грубые руки хватали и подтаскивали к себе, как его губы целовали меня, но я не ощущала ничего, кроме отвращения…
Я мечтала, наверное, как и все девочки, выйти замуж по любви, глядя на своих родителей, но после брачной ночи с Маттео единственной мечтой стала его смерть.
Гори в Аду, Маттео Бернарди!».
Я, черт возьми, не знал, как на это реагировать, не знал, как теперь вести себя с Габриэллой, как не думать о том, чтобы убить Маттео — ублюдка, который разрушил жизнь моей невесты, — как не размышлять о том, что, вероятно, Габриэлла в день нашей свадьбы будет вспоминать свою свадьбу с Маттео. Вероятно, она и не хотела вспоминать, но почему-то именно сейчас достала ежедневник и намеревалась с ним что-то сделать — хотелось надеяться, что только сжечь, чтобы более не хранить память об этом всем и чтобы прошлое не наступало на пятки.
Через несколько минут в доме воцарилась тишина, и я поспешил отложить ежедневник примерно на то же место на кровати, откуда взял, затем встал с кровати и снова подошел к окну, потому что, если прямо сейчас пойду к Габриэлле, не смогу не заговорить о прошлом, не смогу не обнять и не сказать, что я никогда не поступлю таким образом с ней, что со мной она в полной безопасности и что моя рука никогда не поднимется на нее, а мое тело ни в коем случае не станет давить на нее, как это делало тело Маттео, когда он вжимал Габриэллу в кровать, и она терялась, понятия не имея, как пережить очередную ночь, или день, или утро насилия.
Когда я собирался повернуться, высунув руки из карманов брюк, шаги от босых ног ворвались в комнату, и не осталось ничего, кроме того, чтобы просто ждать, когда уже родные и любимые руки обнимут со спины, что Габриэлла и сделала, тихо подойдя и прислонившись щекой к плечу, наверняка слушая, увы, не размеренный стук сердца, но я как можно скорее попытался успокоиться, поэтому глубоко вдыхал и выдыхал, чтобы она не беспокоилась обо мне.
— Айлин прилетит только к самой свадьбе, — раздался приятный голос, и я мягко взял одну из рук Габриэллы в свою, все еще не представляя, как Маттео посмел делать ей больно. — Наверное, даже к самому началу торжества, — продолжила она, и я лишь кивнул, хотя вряд ли Габриэлла могла увидеть это телодвижение.
— Она все еще работает в агентстве? — все же спросил я, потому что думал, что если скажу хоть что-нибудь, то грубость голоса выдаст нервное настроение после прочтения личных записей.
— Да, — коротко ответила Габриэлла, и я развернулся в ее руках, когда она выпрямилась. — Она не может уйти оттуда, по крайней мере, не сейчас, — задумчиво объяснила и отвела глаза в сторону.
Я знал, как это действовало на Габриэллу, ведь она хотела, чтобы единственная близкая подруга более не связывала свою жизнь с эскортом, где практически каждый день подвергалась опасности.
— Во сколько мы выезжаем?
Она оглядела комнату и остановилась на кровати; взглядом я проследил за ее и показалось, что Габриэлла застыла на ежедневнике, а тело вмиг напряглось. Испугалась, что я прочитал?
— Если ты готова, то пару минут, я проверю свои вещи, позвоню Микаэлю, и можем садиться в машину, — быстро проговорил я, чтобы отвлечь Габриэллу, и она тут же пришла в себя, переведя голубые радужки на меня, однако удалось четко поймать замешательство на ее лице — значит, все-таки внимание было нацелено именно на ежедневник. — Я люблю тебя, sole.солнце
И наклонился, чтобы оставить мягкий поцелуй в уголке губ Габриэллы, в ответ получив улыбку с искрящимися глазами.
Частный самолет.
Нью-Йорк
—
Палермо.
12:35 PM
Душу грело то, что Аннабелла, которая сидела с Кристиано сбоку от нас с Габриэллой, улыбалась и даже смеялась, что-то просматривая в телефоне, воткнув наушники в уши. Я не хотел вспоминать о тех днях, когда ее глаза излучали лишь боль и грусть от пережитой смерти мамы, но все равно это невольно становилось частью нашей жизни, точнее, уже стало, поэтому сравнения было не избежать.
Наверное, днем, когда горе ушло хотя бы на второй план, стал день поиска свадебного платья для Габриэллы, которая позволила моей сестре поехать вместе с ней и Айлин по свадебным магазинам. Именно тогда Аннабелла загорелась и стала похожа на ту прежнюю себя, которую мы все знали. Они несколько дней подряд катались с телохранителями по Нью-Йорку в поисках того самого платья, а Габриэлла один раз удивила тем, что, возможно, недостойна белого цвета, ведь уже выходила замуж и уже… испорчена.
Черт, когда я снова и снова прокручивал эти ее мысли в голове, желание побить кого-то или, по крайней мере, боксерскую грушу настолько одолевало, что я еле-еле держался, потому что моя невеста достойна всего самого лучшего, и это касалось не только вещей, но и людей.
Помню, в один из вечеров, когда я начал волноваться о сестре и Габриэлле, так как они уже долгое время катались по магазинам, хотя в моем распоряжении было с легкостью отследить их местоположение, обе вернулись с загадочными лицами, и я сразу понял, что свершилась та самая долгожданная покупка. Аннабелла пищала от восторга, кажется, сильнее Габриэллы, — не могла дождаться моей реакции на свадебной церемонии, да и мне, честно говоря, все то время, что платье висело в одном из больших шкафов на первом этаже, не терпелось залезть и посмотреть краем глаза на него, но каждый раз, слава Богу, успешно останавливал себя.
Полет проходил спокойно. Габриэлла держала меня за руку, поэтому я не испытывал сильного страха, однако все равно старался не смотреть в иллюминатор, чтобы не видеть то, насколько высоко мы находимся от земли. Некоторое время, наверное, час с небольшим Габриэлла спала на моем плече, а я просматривал бухгалтерскую отчетность, которую скачал как раз-таки перед тем, как мы сели в самолет.
Изредка я бросал взгляды на сестру и Кристиано, которые по неведомой причине практически не общались, сидя при этом друг напротив друга. Возможно, дело было в том, что кто-то из них боялся или, скорее, стеснялся заводить разговор при нас, или же только при мне, хотя, судя по тому, как Капо полгода назад признался мне в лицо, что целовал Аннабеллу, не сказал бы, что он из стеснительных. Тогда… оставался лишь один вариант, точнее один человек, который теперь, по моему мнению, намеренно игнорировал другого — сестра.
— О, как ты хоть что-то понимаешь в этих таблицах? — тихо усмехнулась Габриэлла, мельком взглянув в мой телефон, выпивая очередную кружку зеленого чая и отвлекая меня от задумчивости.
В ответ я издал смешок и заблокировал телефон, чтобы наконец-то перейти к той самой теме, которую ранее так и не решился затронуть, да и появилась она только сегодня утром.
Ежедневник.
— У меня просто нет выбора не понимать, — все же тихо сказал я и выпустил руку Габриэллы, немного отодвинувшись от нее, чтобы в следующую секунду четко увидеть выражение лица, хоть уже и подозревал, каким оно будет; наверное, сначала злым, ведь я прочитал то, что не предназначалось для меня, после — либо грустным, либо переживающим, мол, как я отреагировал на все это. — Габи, — начал я, и она тут же насторожилась, так как знала, что этот тон не предвещал ничего хорошего.
Габриэлла поставила кружку на блюдце, стоящее на небольшом столике впереди, и посмотрела на меня, ожидая дальнейших слов, сложа руки в замок, вероятно, это помогало держать себя в руках, а может, она делала это специально, чтобы я не видел, как дрожали пальцы.
— Знаю, это не та тема, которую нам стоит обговаривать перед свадьбой, и знаю, что я полез не в свое дело, но…
— Ты прочитал, — резко перебила Габриэлла, и я застыл, сначала отчего-то не понимая, о чем она только что сказала, потом же… — Мой дневник, — уточнила она, и я сглотнул, будто боясь, что меня как в детстве отец поставит в угол за неподобающее поведение, чтобы я обо всем хорошенько подумал и больше так не делал, иначе наказание ждет еще более суровое.
— Как ты поняла? — осторожно поинтересовался я, и Габриэлла опустила взгляд на свои руки, потирая большими пальцами костяшки указательных пальцев.
— Ты был странно задумчивым, — снова подняла взгляд, и я понял, что мы уже читали друг друга. — Да и я заметила, что оставила дневник на кровати, а ты все это время был в спальне. Наверное, просто сложила два и два, — пожав плечами, объяснила Габриэлла.
— Значит… ты вовсе не против?
Я двумя пальцами потер висок после того, как самолет немного отклонился в сторону и уши заложило.
— Я вторгся в твою личную жизнь,
прошлую
жизнь, а ты… вряд ли хотела, чтобы я знал о том, что сделал Маттео.
Черт, даже противно было произносить имя этого ублюдка, а как оно действовало на Габриэллу?..
— Не знаю, Джо, — вдруг сказала она и откинулась всем телом на спинку сиденья, таким образом смотря теперь не на меня, а вперед, и волосы закрывали обзор на лицо, отчего проснулось желание заправить пряди за ухо, однако пока что не стал этого делать, предоставляя свободу. — Я боялась рассказывать тебе, тем более — давать читать, потому что ты мог сорваться и поехать к Бернарди, поэтому ты был в курсе только некоторых деталей, но наверняка и сам догадывался, что происходило в моем прошлом.
Конечно. Я попросту не мог не размышлять об этом, но все же… додумывать и наверняка знать — совершенно разные вещи.
— Что ты прочитал? — поинтересовалась Габриэлла, наконец заправив за ухо волосы, поэтому я снова читал эмоции на прекрасном лице.
— В основном листал страницы, куда попадал взгляд, то и читал, некоторые отрывки, — стал говорить я, жестикулируя руками, будто прямо сейчас тот самый ежедневник находился у меня. — Но… несколько первых страниц прочитал залпом, — все-таки признался я, и Габриэлла нервно хмыкнула, представляя, о чем я прочитал. — Брачная ночь… — через силу и практически стиснутые зубы прошипел я и отвернулся к иллюминатору — прямо сейчас гнев на Маттео и всю его семейку, а также на настоящего отца Габриэллы, перебивал страх полетов.
— Поверь, Джо, это не самое страшное и противное, что делал Маттео.
Боже, лучше бы Габриэлла попыталась хоть как-то успокоить меня, но откуда ей было наверняка знать, как внутри все сильнее и сильнее разгорался огонь, и демоны выбирались наружу. Уверен, что, если мы с Маттео где-то случайно пересечемся, я точно не стану держать себя в руках, а еще лучше, если намеренно встретимся — тогда мы оба будем знать, что произойдет дальше.
— Ты правильно сказал о том, что перед свадьбой эта тема…
Она опустила руку на мое запястье, и я потер переносицу, закрывая глаза, чувствуя, как голова начинала кипеть от различных мыслей.
— Не хочу думать об этом, но перед глазами встают страницы с кровавыми следами.
Габриэлла снова замерла, ладонь больше не гладила мою руку, и я, совладав с собой, посмотрел на нее: взгляд опущен вниз, будто на полу было что-то интереснее, чем я или вид из иллюминатора, плечи сутулились, но скулы… напряжены до такой степени, как будто она готовилась вгрызться кому-нибудь в глотку — Маттео в нашем случае.
— Я тогда забеременела Эмилией, — с тяжелым выдохом сказала Габриэлла.
Я всем корпусом повернулся навстречу и взял в обе руки холодные ладони, чтобы она чувствовала поддержку и чтобы не возвращалась в прошлое, но как этого избежать?
— Маттео хотел наследника. Он грезил им, будто мальчик действительно мог многое изменить.
И он правда мог, ведь Маттео, как и его отец, знали, кто такая Габриэлла.
— Ты подумал о том же, о чем и я, — с легкой усмешкой, смотря в мои глаза, отметила она, и я кивнул. — Из-за девочки он разозлился и ударил меня.
Габриэлла даже показала на левую часть лица, когда я выпустил одну из ее рук.
— Удар был такой силы, что я чуть не свалилась с ног, но выстояла, правда… потом пошла кровь из носа. Я не могла остановить ее долгое время, а выходить из комнаты не хотелось, да и страшно было снова попасться Маттео на глаза…
После этих слов я резко притянул Габриэллу к себе несмотря на то, что и Кристиано, и Аннабелла прямо в этот момент решили повернуться в нашу сторону, вероятно, либо чувствуя, либо просто увидев, что между нами что-то происходило.
Я прижал невесту к груди так, что она буквально носом уткнулась в нее. Через мгновение тело Габриэллы затряслось — она дала волю эмоциям, которые не выходили ни тогда, в прошлом, ни в настоящем, потому что ей всегда нужно было быть сильной, во всяком случае, ради Эмилии. Однако теперь она могла позволить себе слабость. Рядом со мной ей ничего не грозило. Я готов был поставить на кон свою жизнь.
Я прижимался щекой к макушке Габриэллы и гладил ладонью спину. Она обнимала меня за шею и продолжала плакать, то и дело всхлипывая носом. Кристиано странно взглянул на меня, что-то говоря при этом взглядом, мол, проблемы? Я помотал головой — разберусь сам. В это же время перед глазами всплывали неприятные картинки того, как Габриэлла могла выглядеть тогда, когда писала те страницы ежедневника: нос кровоточил, щека или даже половину лица горели от удара, одна рука нервно писала строки, другая зажимала нос то ли салфеткой, то ли платком, но капли все равно попадали на страницы, впрочем так же, как и слезы.
— Когда-нибудь он будет страдать гораздо сильнее, чем ты, Габи, — тихо произнес я, стараясь не выдавать в голосе, насколько был зол и на гребаный мир, и на всех, кто причастен к несчастью Габриэллы, и это еще мягко сказано.
— Теперь ты точно хочешь убить его? — немного отстранившись, спросила она, и я стер несколько слез с румяных щек, после поцеловал сначала один уголок губ, затем второй, вызвав этим самым легкую улыбку.
— Еще с того дня, как узнал, что Маттео твой бывший муж, — теперь злость в голосе не скрылась, а желваки на лице наверняка дали понять, что мои слова — вовсе не пыль в глаза.
Не просто убить: разорвать на куски, чтобы слышать агонию изо рта, из души, чтобы ублюдок упал на колени перед Габриэллой и просил пощады, но… ей ни к чему видеть эти страдания. Удивительно, каким образом может поменять точка зрения, ведь до встречи с Габриэллой я презирал все, что связано с пытками, однако теперь готов был мучать каждого, кто хоть пальцем посмеет притронуться к ней.
— Это был он, Джо, — наконец, утерев все слезы и успокоившись, но продолжив сидеть в пол оборота ко мне, чтобы только я видел и слышал ее, внезапно призналась Габриэлла.
Брови свелись к переносице, потому что пока что понятия не имел, о чем она говорила, точнее, о ком. Между нами так много всего произошло, так много случилось, что прямо сейчас трудно было представить кого-то конкретного. Однако… если речь шла только о Маттео, то…
— Ты хотел знать, кто тогда стал причиной моего ужасного состояния, помнишь?
Мозг начал выстраивать пазлы, соединяя картонки одна к другой.
— Он изнасиловал меня, когда я поехала в его дом, чтобы узнать, где наша дочь, — прошептала Габриэлла.
В этот самый момент я готов был сорваться с места, чтобы пройти в кабину пилота и развернуть чертов самолет обратно в Нью-Йорк, но об этом твердили демоны, в то время как другая сторона пыталась успокоить меня, утверждая, что сейчас не время, что сейчас мы летели в Италию, чтобы стать счастливыми и забыть прошлое к хренам.
— Это всегда был он. Теперь ты знаешь, — последнее, что сказала Габриэлла, и я будто увидел, как внутри у нее обвалилась глыба, держащая ее на каком-то коротком повадке, от которого ранее она не могла избавиться и который не позволял быть на все сто процентов счастливой.
Это всегда был он…
Меня не пугала перспектива того, что моя невеста наверняка то и дело сравнивала нас с Маттео и продолжит сравнивать. Понимал, что по-другому просто не могло быть, по-другому не получается и пока, по крайней мере, в ближайшее время, не получится. Однако чуть позже, возможно, лет так через пять Габриэлла не вспомнит ни о нем, ни о том, что он сделал и делал, ни о слезах, пролитых из-за него. Я сделаю для этого все, что в моих силах.
— Ты сильнее, чем кажешься, sole, — придя в себя, хоть и не до конца, проговорил я с легкой улыбкой, которую только способен был выдавить, и уловил короткий кивок со стороны Габриэллы.
Откровения перед свадьбой, наверное, должны были носить немного иной характер, но получилось как получилось, поэтому, вероятно, даже за это стоило сказать спасибо.
Спустя несколько дней.
Католическая церковь
Сан-Джузеппе-деи-Театини, Палермо, Италия.
11:30 PM
Ни моя семья, ни семья, или, скорее, семьи Габриэллы не были настолько верующими, чтобы венчаться в церкви, но каким-то образом мы пришли к тому, что этот, если его так можно назвать, обряд скрепит наш союз гораздо сильнее, нежели обычный гражданский брак, который мы уже зарегистрировали пару дней назад в Палаццо делле Аквиле,[1] а если точнее, то на следующий день после прилета в Италию. Мы не стали устраивать какое-то торжество, поэтому присутствовали только я и Габриэлла. Наверное, мы даже не так близко к сердцу восприняли гражданский брак, как теперь воспринимался этот день и даже ночь, которую мы провели раздельно.
Я решил переночевать в гостинице, в которой расположились Аннабелла и Кристиано — конечно, не без телохранителей и в разных номерах, в то время как Габриэлла провела ночь в родном доме с настоящей семьей и приемной — на удивление Витторио Денаро, видимо, смиловался, поэтому разрешил семье Бьянко остаться на несколько дней в своем доме.
Признаюсь, трудно было уснуть, потому что разум и мозг вовсе не желали спать, думая о следующем дне, который сделает нас с Габриэллой гораздо ближе, и нам обоим этого, честно говоря, до безумия хотелось.
Несколько коротких сообщений, отправленных в ночи уже гражданской жене, помогли успокоиться, ведь, как оказалось, она точно так же мучалась от бессонницы, однако заверила, что мы должны быть выспавшимися, иначе не продержимся весь день на ногах, развлекая гостей, и я, конечно же, постарался заснуть, следуя едва ли не приказу.
С самого раннего утра не мог найти себе место. Постоянно что-то мешалось, причем во всех частях тела, на которое я надел белый свадебный костюм, который довольно-таки быстро подобрал в Нью-Йорке, но не без помощи сестры — она явно наш с Габриэллой самый лучший помощник, знающий толк в моде, а также у которой был вкус и стиль.
Не выходило пройти мимо зеркала и не взглянуть на себя — и в идеально уложенных волосах, казалось, было что-то не так. Однако просто надо было признать, что это лишь нервы — скорее всего, никогда таким образом не переживал, даже когда регистрировали гражданский брак. Меня спасло появление Аннабеллы, а за ней и Кристиано — одетые, как с иголочки. Сестра освободила от вороха тревожных мыслей и практически вывела чуть ли не за воротник пиджака из отеля, усадив в машину.
Было смешно от самого себя, но, когда все приглашенные гости собрались в церкви, усевшись на скамейки, ожидая только нас, молодоженов, я собрался, сделав вид, что отчасти на некоторых вообще плевать, потому что присутствовали люди, которых я не очень жаловал, но, мол, без них не обошлась бы свадьба — связи иметь всегда хорошо и полезно, как любил говорить отец. Теперь, по моему мнению, никто не мог и подумать, что Джованни Пеллегрини, как мальчишка перед важным событием, например, перед пересказыванием стишка, волновался.
Я продолжал осматривать алтарь и в целом церковь, которая поражала своим величием и красотой — не зря выбрали именно это место, хоть церковь и находилась в центре Палермо, — и ожидать, когда двери вновь откроются, но входить будут уже не гости, а Габриэлла в сопровождении мистера Бьянко и мистера Денаро.
Священник, подошедший ко мне перед началом церемонии, показал покрывало, которым связывали руки молодоженов. Мы решили заказать индивидуальное с датой свадьбы и инициалами, поэтому, проверив, что это точно наше, я кивнул, и священник отложил покрывало в сторону, затем… в зале послышалось шуршание, гости обернулись на открывающиеся двери, и я сглотнул ком в горле, однако он был не неприятный, просто я снова замер на месте, сложив руки в замок и тоже повернув голову на звук, которого так долго ждал.
Боже… Желание прямо сейчас броситься к Габриэлле и сказать, насколько она красива, могло перебороть всю силу духа и сдержанность. В одной руке она держала небольшой букет белых и немного розоватых гипсофилов — даже не сомневался, что она выберет именно эти цветы, ведь они были ее любимыми — и в то же время эта же рука была просунута в локоть мистера Бьянко, который легонько улыбался гостям. Другая же рука держалась за локоть мистера Денаро, который едва ли смягчил выражение лица, но я не смел даже думать против этого — у него свои законы и принципы на этот счет. Некоторые гости стали тихо хлопать и приветствовать их, некоторые просто улыбались, некоторые достали телефоны, чтобы заснять момент.
Они двигались медленно, будто растягивая сладкую пытку, которую я не выдерживал, поскорее желая видеть Габриэллу прямо перед собой. Белое платье выглядело потрясающе, но, что самое главное, именно
она
украшала платье, а не платье ее. Оно не было пышным и блестящим, кажется, Габриэлла сразу обозначила, даже при мне, что не ассоциирует себя с подобного рода платьями, поэтому и выбрала минималистичное и простое, но, черт, какой же красивой она была, как свободно чувствовала себя в нем, смело шагая вперед.
Наши взгляды встретились, когда оба ее отца стали помогать дочери подняться к алтарю, где стоял я, и Габриэлла улыбнулась практически во все тридцать два зуба, не смея более сдерживаться. На моем лице тоже расплылась мягкая улыбка — плевать, что здесь находились члены мафии. Сегодня, хоть на несколько процентов, хотелось отпустить контроль, чтобы насладиться свадьбой.
Я не смел помогать Габриэлле, потому что мне должны были передать ее руку, таким образом благословив и сказав напутственные слова, поэтому почти остался стоять на том же месте, где и стоял, пока они окончательно не поднялись, вставая напротив меня.
Гул голосов, которые шептались между собой, стих, и в церкви воцарилась тишина, однако она не давила, скорее, предвещала хорошее. Во всяком случае, наверное, каждый из нас надеялся, что сегодня наша свадьба пройдет без каких-либо сюрпризов, потому что они уже порядком поднадоели.
Священник появился возле нас как только понял, что пора начинать церемонию. Оглядев нас и перекрестившись, обратившись к иконам, спросил, обращаясь к мистеру Бьянко и мистеру Денаро:
— Chi consegna questa donna a quest’uomo, perché sia sua sposa secondo il santo vincolo del matrimonio?[2]
Он переводил взгляд от одного к другому, но, конечно, и сам наверняка подозревал, кем они являлись, и не только в том смысле, что отцами Габриэллы, но и в том, что один из них — Дон, а другой — член мафии.
— La sua famiglia,[3] — ответил Витторио, и это было правильным решением, потому что держал руку дочери не только он, но и приемный отец.
Габриэлла не сводила с меня глаз, при этом внимательно слушая речь священника и ответы своей семьи. Конечно, нам хотелось побыстрее избавиться от всех этих формальностей, к которым мы, вообще-то, пришли сами.
— Dio Onnipotente, benedici questo passaggio, perché da oggi due famiglie diventino una sola nella Tua grazia,[4] — продолжил священник и осенил крестом руки Габриэллы и отцов, затем кивнул и сделал шаг назад, предоставляя возможность мистеру Бьянко и мистеру Денаро наконец-то передать руку своей дочери мне.
— Cu sta manu ti lu dugnu, cu stu cori ti lu benedicu,[5] — четко взглянув в мои глаза, произнес Витторио, и рука коснулась сначала его, после Габриэллы, но все еще не полностью.
— Ti la dugnu, ma nun ti la prestu.[6]
Теперь и рука приемного отца Габриэллы коснулась моей, и я кивнул, кладя ладонь поверх их соединенных рук. После, когда в руке осталась только едва дрожащая и прохладная ладонь, я, как подобало традициям, глубоко поклонился ее отцам, однако, когда выпрямился и уже надеялся на продолжение, Витторио снова сделал шаг вперед, окончательно приблизившись ко мне, видимо, чтобы только я услышал дальнейшие слова, и прошептал на ухо:
— Se la farai piangere, piangerai tu.[7]
Он быстро выпрямился, будто только что не угрожал, но будь я на его месте — сделал бы то же самое в отношении своей дочери, может, даже чего похуже и погрубее.
Мистер Денаро и мистер Бьянко по очереди поцеловали Габриэллу в щеки, таким образом окончательно отпуская дочь — теперь, я надеялся, на долгое-долгое время.
— Comu a figghia, accussì a mugghieri,[8] — твердо сказал я, но так, чтобы услышали только они, обещая относиться к Габриэлле с тем же уважением и трепетом, как если бы относился к своей дочери.
Через несколько минут, когда мы остались наедине, стоя у алтаря, священник подошел к нам с покрывалом.[9]
— Come questo laccio unisce le vostre mani, così Dio unisca i vostri cuori,[10] — произнес он, поднося покрывало к нашим соединенным ладоням.
Оно выглядело как шарф или, скорее, пояс, но достаточно широкий, чтобы скрыть руки под ним. Белый цвет красиво контрастировал с золотой вышивкой — дата свадьбы и инициалы имен, кое-где были пришиты жемчужины и бусины.
— Signore, benedici questo legame, come hai unito le mani di questi sposi, unisci i loro cuori nella fede e nell’amore. Che questo laccio sia simbolo della loro indissolubile unione davanti a Dio e agli uomini,[11] — священник стал зачитывать молитву и обвязывать наши руки покрывалом, затягивая в конце узел, из-за которого я еще лучше почувствовал ладони Габриэллы — теперь мог согреть холодные руки и намеревался делать это всегда.
Голубые радужки смотрели на меня с любовью, а я в ответ не отводил взгляд. Глаза скользили по ее лицу, на котором лежал не яркий и не тяжелый макияж — тот, что подчеркивал черты лица, едва ли скрывая недостатки, которых я вовсе не видел, — затем отметил аккуратно собранные волосы в низкий пучок, из которого были выпущены передние пряди волос — их легонько закрутили, поэтому они волнами ложились на скулы, а самые длинные — на плечи и ключицы. Сережки в виде гвоздиков — они отражали солнечные лучи, которые прямо сейчас, пока священник продолжал читать молитву, заглянули в церковь, наверное, это хороший знак. Аккуратное декольте открывало вид на ложбинку между грудей и более ничего лишнего. Шлейф от платья красиво струился по лестнице, ведущей к алтарю.
Я не должен был ничего говорить, впрочем, так же, как и Габриэлла, но нашел другой способ — медленно шевелить губами, возможно, некоторые слова шептать, надеясь, что та, которая стояла передо мной и в ответ сжимала мои ладони под покрывалом, поймет, о чем я хочу сказать. Конечно, я знал, что потом у нас будет много времени для этого, однако прямо сейчас разум буквально кричал от невероятной красоты Габриэллы.
— L’uomo non divida quello che Dio ha unito. Che il Signore stringa con questo laccio il vostro amore, come Cristo è unito alla sua Chiesa.[12]
Теперь, когда священник, насколько мне было известно, закончил основную молитву, я перевел взгляд на него, и Габриэлла последовала моему примеру.
— Giovanni, vuoi accettare Gabriella come tua moglie, amarla e onorarla nella gioia e nel dolore, nella salute e nella malattia, per tutta la vita?[13] — спросил меня священник, положа руку на наши сверху покрывала.
Я повернул голову и посмотрел в любимые глаза, напоминающие голубое небо — такое тихое-тихое, не предвещающее беды, всегда спокойное, но, конечно, бывало, на него налетали тучи, однако они не пугали, наоборот, распаляли, и с помощью этого открывались новые грани любимой женщины.
— Sì, voglio,[14] — твердо, но не теряя мягкость в голосе, громко ответил я, чтобы услышали все присутствующие в церкви.
Священник кивнул и перевел взгляд на Габриэллу, которая после моих слов улыбнулась и теперь ожидала своей очереди.
— Gabriella, vuoi accettare Giovanni come tuo marito, amarLo e onorarlo nella gioia e nel dolore, nella salute e nella malattia, per tutta la vita?[15]
На этот раз священник убрал руку с покрывала и, не глядя, потянулся ею куда-то в сторону, на секунду-другую замерев в ожидании ответа; кажется, все гости застыли, причем настолько, что слышался гул голосов по ту сторону двери, на центральной улице Палермо.
— Sì, voglio,[16] — наконец-то дала ответ Габриэлла, видимо, специально томив этим и меня, и остальных, затем уголок ее губ, коварно приподнявшийся, стал доказательством маленькой шалости.
После этого перед нашими глазами появились обручальные кольца из платины — теперь они блестели в лучах солнца.
— Questo legame ora si scioglie sulla terra, ma rimanga eterno nel cielo,[17] — сказал священник и, отложив кольца, стал развязывать узел на покрывале, который, как я заметил, сам немного ослаб, и это вовсе не плохой знак, наоборот, хороший, если верить итальянским традициям.
Покрывало было снято, но что я, что Габриэлла так и застыли с переплетенными пальцами, будто теперь мы и правда единое целое, которое никто и никогда не сможет разрушить.
Я первым потянулся за кольцом, выпустив теплые нежные ладони, затем и Габриэлла забрала мое кольцо. Снова взяв ее левую руку, произнес, глядя в голубые радужки:
— Con questo anello, io ti sposo.[18]
Я чувствовал, как мелкая дрожь била все тело Габриэллы, поэтому попытался сильнее, но не слишком, сжать ее ладонь, чтобы таким образом выразить поддержку, после чего одел идеально подходящее по размеру кольцо на безымянный палец.
На минуту Габриэлла остановила взгляд на пальце, но далее не стала медлить — взяла мою левую руку, мягко прогладила большим пальцем тыльную сторону и уверенно сказала:
— Con questo anello, io ti sposo.[19]
Кольцо тут же поползло по пальцу и остановилось, когда встретило преграду в виде костяшки.
— Per il potere conferitomi dalla Santa Chiesa, vi dichiaro marito e moglie![20] — громко объявил священник, и гости, встав со своих мест, начали аплодировать, кто-то даже кричал поздравления, хотя это не особо приветствовала церковь, но, скорее всего, такое прощалось во время свадебных церемоний. — Possa Il Signore benedirti e preservare il tuo amore per tutti i giorni della tua vita,[21] — последнее, что проговорил священник, прежде чем отступил, давая нам с Габриэллой свободу.
Более никто не мог препятствовать тому, чтобы я собственнически обвил руки вокруг талии жены и притянул к себе, практически вжимая ее тело в свое. Наши носы столкнулись, коснулись кончиками, и мне не хватило выдержки, поэтому все, что я сделал, — обрушился поцелуем на Габриэллу, которая взяла мое лицо в ладони, еще ближе пытаясь притянуть меня, и я наклонился, хотя из-за ее туфель мы стали одного роста.
Аплодисменты не стихали. Кажется, мелькали даже вспышки то ли от фотоаппаратов, то ли от телефонов — на самом деле не важно, пусть даже репортеры поймают этот момент, ведь им же будет хуже, если напишут то, что мне и моей семье не понравится — быстро лишатся рук.
Запах сладкого кокоса с миндалем ударил в нос, и я с еще большим напором подался вперед, углубляя поцелуй. Габриэлла следовала за мной, не отставая. Ее руки дошли до моего затылка и шеи, поглаживая их, вызывая этим мурашки. Однако… не стоило забывать, что показ чувств, даже среди тех, кому я, моя жена и наши семьи доверяли, способен привести к необратимым последствиям, поэтому решил, что знать, насколько я любил Габриэллу, должен узкий круг лиц.
— Benvenuti nella nuova famiglia, signora Pellegrini,[22] — прервав поцелуй и переместив ладони на лицо жены, мягко произнес я, улавливая, как в прекрасных глазах скапливаются слезы — от счастья, конечно же, но все равно не хотелось, чтобы Габриэлла плакала на нашей свадьбе, лишь лучезарно улыбалась.
Когда она хотела ответить, гости внезапно затихли, и мы повернули головы. Сердце в груди вмиг забилось быстрее, кажется, темп набирался с каждой секундой, потому что те, кого совершенно не ждали на торжестве, за каким-то хреном приперлись, благо под конец церемонии.
Я стерпел прилет Марино на похоронах, так как они являлись родственниками мамы, но терпеть присутствие на свадьбе… Взгляд тут же метнулся от крестного отца, Анджело, к Витторио и Дрэго, которые готовы были рвать и метать, видя тех, с кем воевали вот уже долгое время, тех, из-за которых их семья лишилась дочери и сестры, тех, кто убил жену и мать.
Не возникало желания прямо сейчас наброситься на Марино, но, если свадьба закончится кровавыми скатертями, значит ни я, ни семья Денаро не сдержались.
[1] Мэрия Палермо. (итал.)
[2] Кто передает эту женщину этому мужчине, чтобы она стала его женой по священным узам брака? (итал.)
[3] Ее семья. (итал.)
[4] Всемогущий Боже, благослови этот переход, чтобы отныне две семьи стали одной по Твоей милости. (итал.)
[5] Этой рукой тебе ее передаю, этим сердцем тебя благословляю. (итал.)
[6] Тебе ее отдаю, но не одалживаю. (итал.)
[7] Если заставишь ее плакать — заплачешь сам. (итал.)
[8] Как дочь, так и жена. (итал.)
[9] В сицилийской свадебной традиции покрывало, которым связывают руки молодоженов, называется «Lazzo nuziale» (или «Laccio matrimoniale»). Оно символизирует единство пары.
[10] Как это покрывало соединяет ваши руки, так Бог да соединит ваши сердца. (итал.)
[11] Господи, благослови этот узел, как Ты соединил руки этих супругов, соедини их сердца в вере и любви. Пусть это покрывало станет символом их нерушимого союза перед Богом и людьми. (итал.)
[12] Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Да скрепит Господь этим узлом вашу любовь, как Христос соединен со Своей Церковью (традиционная католическая молитва о единстве. Иногда священник цитирует фрагмент из Евангелия от Марка (10:9), добавляя данное благословение). (итал.)
[13] Джованни, вы хотите принять Габриэллу в качестве своей жены, любить ее и чтить ее в радости и горе, в здоровье и болезни, на всю жизнь? (итал.)
[14] Да, я хочу. (итал.)
[15] Габриэлла, вы хотите принять Джованни в качестве своего мужа, любить его и чтить его в радости и горе, в здоровье и болезни, на всю жизнь? (итал.)
[16] Да, я хочу. (итал.)
[17] Этот узел теперь развязывается на Земле, но да пребудет вечным на Небесах. (итал.)
[18] Этим кольцом я венчаюсь с тобой. (итал.)
[19] Этим кольцом я венчаюсь с тобой. (итал.)
[20] По власти, данной мне Святой Церковью, объявляю вас мужем и женой! (итал.)
[21] Пусть Господь благословит вас и сохранит вашу любовь на все дни вашей жизни. (итал.)
[22] Добро пожаловать в новую семью, синьора Пеллегрини. (итал.)
Глава 38: Сокрытое во лжи
Миссис Габриэлла Пеллегрини
Villa Tasca, Палермо, Италия.
01:27 PM
Я боялась, что все дни, которые мы будем проводить в подготовке к свадьбе, а особенно дни, которые я проведу в Италии перед самой свадьбой, напомнят о свадьбе с Маттео. И, наверное, жизнь правда умела играть с нами, потому что все, чем занимался мозг, — доставал воспоминания из глубин разума, показывал картинки, которые я планировала забыть и которые думала, что забыла и больше не вспомню. Это происходило невольно — просто не могла не сравнивать два события точно так же, как не могла не сравнивать Джованни и Маттео в их отношении ко мне.
Когда-то я сказала себе, что это дерьмово — сравнивать мужчину, который любит меня и которого люблю я, с тем, кого ненавидела так сильно, что в глубине души и правда желала ему смерти, хотя вовсе не отличалась кровожадностью, но Маттео настолько поломал меня, что, если бы не Эмилия, которая любила своего отца, возможно, я посмотрела бы на его мучения.
Однако сегодня был совершенно не тот день, когда стоило заострять внимание на Маттео и прошлой жизни, ведь теперь, после того как мы с Джованни поженились, причем не только соединили сердца в гражданском браке, но и обвенчались, предстали перед Богом, я вошла в другую семью.
Теперь я гордо носила фамилию Пеллегрини. Теперь я — новая
миссис Пеллегрини
, поэтому ни за что не подведу новый дом и новые возможности, которые откроются передо мной.
Честно говоря, до того, как мы стали организовывать свадьбу и размышлять, где же ее провести и будем ли мы венчаться, понятия не имела, какие существовали традиции в Италии, особенно в церкви. Каждый день я судорожно прочитывала и просматривала, кажется, миллион статей и видео, чтобы не облажаться и говорить только то, чего от меня ожидали, не смея сболтнуть лишнего. В этом плане, конечно же, очень помог Джованни, с которым мы вместе изучали информацию, ведь и он не все знал, да и не мог, ведь никогда не женился, лишь присутствовал на нескольких свадьбах в Италии.
На удивление, все прошло отлично. Священник кое-где даже помогал нам и подсказывал, но делал это скорее взглядами, чем словами, поэтому приходилось то и дело переводить глаза с Джованни на него, чтобы понимать, что же последует дальше, какие телодвижения потребуются и тому подобное. А мне на самом деле не хотелось отвлекаться от теперь моего мужа, который выглядел безупречно в молочном свадебном костюме.
Наверное, я завидовала самой себе — не верила, что такой, как он, стал моим мужем и что Джованни полюбил меня. Да и я все еще иногда думала, что не подходила для такой большой любви, которую видела в серых радужках, когда они смотрели на меня. Однако… пришло время точно принять, потому что мы — единое целое и потому что Бог стал свидетелем скрепления нашего союза и наших сердец.
— Все в порядке, Джо, — сжав его ладонь, пока мы все еще сидели в машине, ожидая гостей, которые выстраивались в две линии по краям дорожки, чтобы встретить нас, произнесла я, видя, как он напрягся от присутствия семьи Марино.
Не то чтобы они не заботили меня и не хотелось подойти к ним и высказать все, что я о них думала. Нет. Конечно, данное желание могло перебороть все хорошее, что я сейчас чувствовала, однако нам всем стоило взять себя в руки и перетерпеть, по крайней мере, несколько часов, до наступления темноты, до того, как все гости станут расходиться, как и Марино — покинут праздник, на который их не звали и на котором никто не ждал.
— Я люблю тебя.
Джованни повернул голову, потому что все то время задумчиво смотрел в окно, наверняка размышляя о том, что бы сделать с непрошенными гостями.
— Давай постараемся не обращать на них внимание? — аккуратно предложила я, зная, насколько сложно это дастся. — Наша свадьба не должна запомниться кровью, ты ведь понимаешь это?
Он опустил взгляд на наши переплетенные пальцы, но все еще молчал.
— Если ты переживаешь обо мне и моих чувствах, не стоит, — начала я и слегка улыбнулась, поправив другой рукой шлейф платья, подготавливаясь к выходу из машины. — Я привыкла находиться среди тех, кто делает больно, — продолжила я, и это были последние слова, после которых мужская ладонь сильнее сжала мою.
— Понимаю, Габи, но мне тяжело выкинуть из головы то, сколько боли Марино причинили твоей семье. Даже будучи моими родственниками, а теперь, вообще-то, и твоими, — усмехнулся он, и я подумала о том, что жизнь чертовски ироничная штука. — Не могу позволить им спокойно находиться на нашей свадьбе, будто ничего не произошло, — Джованни тяжело вздохнул, однако все же выпустил руку из моей, тоже приготовившись выходить — сперва он, затем я.
— Поклянись, что никого не убьешь, — последнее, что попросила я почти жалостливым голосом и наверняка состроив печальную гримасу. — Джованни, — серьезнее произнесла я, делая голос твердым, видя, как он колеблется. — Дай мне свою нерушимую клятву.
Джованни прикрыл глаза, стиснул зубы так, что челюсть напряглась, после все же смягчился и ответил:
— Клянусь.
На душе тут же отлегло.
— Но только ради тебя, — добавил он.
Я кивнула, понимая это, после Джованни открыл дверь машины, и гости тут же всполошились, так как наш автомобиль стоял напротив дорожки, ведущей к месту торжества: мы выбрали парк с вековыми деревьями и фонтами, так как погода благоволила на проведение торжества на природе, чему были несказанно рады.
Джованни помог выбраться из машины, галантно открыв пассажирскую дверь и предложив руку. Я подхватила шлейф от платья и осторожно вылезла, ступив туфлями на идеально покошенную зеленую траву, ощущая, как легкий ветерок стал трепать передние пряди волос, которые выпустили из прически.
Когда я окончательно разгладила платье и проверила все ли в порядке, а также спросила мужа, не размазался ли макияж, взяла под руку Джованни, и под громкие аплодисменты медленно двинулись вперед.
Как только мы ступили на дорожку, гости посыпали нас рисом и лепестками роз совершенно разных цветов. Я улыбнулась и засмеялась, потому что не ожидала, что нас настолько будут забрасывать, отчего казалось, что рис попадал не только на лицо, плечи и спину, но и протискивался под платье.
Изредка удавалось улавливать короткие поздравления, которые в основном звучали на итальянском. Изредка кто-то просто кричал или говорил, какая мы красивая пара. Хотелось надеяться, что, если и не все, то хотя бы большинство гостей правда считали таким образом и выражали неподдельные эмоции — только настоящие. Однако кому как не нам с Джованни знать, что все могло быть лишь притворством… Искренность здесь исходила, наверное, от Аннабеллы, Кристиано, который в общем-то держал эмоции при себе, но в нем я и не сомневалась, точнее в его реакции, и от моих семей, а более…
— Сейчас будет сюрприз! — чуть ли не прокричал на ухо Джованни, когда мы почти дошли до красивого исторического здания.
Я непонимающе взглянула на него, немного сведя брови к переносице, но он лишь загадочно улыбнулся и кивнул вперед, будто именно там и ожидал сюрприз, и я проследила за взглядом Джованни, чуть резко не остановившись, но благодаря мужской руке, крепко сжимающей ладонь, ноги не вросли в землю — следовали дальше, пока на глаза наворачивались слезы.
Эмилия.
Она стояла прямо перед нами, держа за руку Марко, который хитро улыбался, впрочем, и мой муж тоже, ведь они вдвоем точно были в курсе приезда малышки на свадьбу.
На дочери было надето красивое оранжевое, но не слишком яркое, платье, блестки на юбке которого красиво переливались на теплом солнце. Темно-русые волосы были убраны назад с помощью заколок в виде бабочек, а пряди закручены и некоторые из них ложились на плечи. Эмилия лучезарно улыбалась, продолжая стоять на месте, но уже отпустила руку Марко, как только поняла, что перед ней стоит ее мама — я.
— Боже, Эми! — все-таки смогла выдавить я и метнула взгляд от дочери к Джованни, который кивнул, чтобы я подошла к Эмилии; кажется, сейчас застыла не только я, но и остальные гости, хотя сомневалась, что большинство из них знали, кем мне приходится маленькая прекрасная девочка. — Малышка моя!
Несколько шагов, и я окончательно приблизилась к дочери, наплевав на платье и на то, что оно могло испачкаться, поэтому присела на корточки, а Эмилия чуть не сбила меня с ног, буквально вцепившись в меня руками.
— Привет, мамочка, — тонким голоском поприветствовала она, и я поцеловала ее в щеку, затем погладила по волосам и вдохнула запах лаванды — такой родной и любимый.
Я так скучала по Эмилии, так хотела увидеть, так хотела почувствовать, каково это — снова обнимать своего ребенка, каково это — видеть ее улыбку, слышать смех и слушать бормотание, которое никогда не надоедало. Понятия не имела, как Джованни и Марко добились от Маттео или кого бы то ни было разрешения на то, чтобы Эмилия прилетела на торжество. Я бы могла понять, если бы Маттео отпустил нашу дочь на свадьбу в Нью-Йорке, но в Италию… За столько километров?.. Однако хотела ли я знать это? Хотела ли вдаваться в подробности, ведь это было совершенно не важно. Самое главное — Эмилия здесь, она обнимала и целовала меня, шептала то, насколько сильно скучала и ждала встречи, и в ответ я говорила то же самое.
— Марко, — после того, как малышка еле-еле разомкнула руки вокруг шеи, чтобы я смогла выпрямиться, произнесла его имя, улыбнувшись, затем, мельком взглянув на мужа, как бы спрашивая разрешения, потому что сомневалась, увидела одобрение в серых радужках. — Рада видеть тебя, — продолжила и обняла Марко, который тоже легонько сжал меня в объятиях.
— И я тебя, Габриэлла, — когда я отстранилась, сказал он в ответ. — Особенно — счастливой, — подметил Марко, и его глаза переместились на моего мужа. — Джованни, — он протянул ему руку.
Джованни тут же подошел к нам и, вложив ладонь, пожал руку Марко, на что я одарила обоих улыбкой, потому что этот день и правда становился самым счастливым за всю жизнь.
Это было удивительно, как мой муж практически спокойно относился к брату мужчины, который уничтожил меня, втоптал лицом в грязь. Вероятно, если бы не Аннабелла, которая наверняка рассказывала об уже нескольких свиданиях и встречах с Марко — о них знала и я, так как Джованни делился со мной интересной информацией, а также переживаниями — то, скорее всего, у моего мужа никогда не сложился бы хороший образ Марко. У всех были свои недостатки, и брат Маттео, конечно же, не исключение, однако он, по крайней мере, не относился к женщинам, как к мусору и как к тем, кто должен и обязан — братья, но какие разные.
Наконец, мы прошли дальше. Я держала за руку Эмилию, которая после меня обняла Джованни, поэтому он взял ее другую руку, и она шла между нами. Уверена, со стороны мы уже выглядели как давно женатая пара с ребенком, но… пока что это только наше будущее, которое, в общем-то, не за горами.
Мы остановились у большого шатра, натянутого довольно высоко, так что пространство не было узким, наоборот, широким и довольно удобным для активных танцев — я узнала, что в Италии любят праздновать на широкую ногу. Джованни же заверил, что совершенно не умеет танцевать традиционные танцы, а может, и вовсе никакие, но я намеревалась напоить его до такого состояния, чтобы он забыл о своих зажимах и стеснениях — не знала, однако подозревала, что Джованни где-то внутри таил совсем иную личность, которая умела полностью расслабляться и веселиться: у всех она была, потому что все взрослые — выросшие дети.
— Мама, я хочу сидеть с тобой, — вдруг сказала Эмилия, потянув руку на себя, отчего пришлось нагнуться.
— Давай сделаем так, малышка.
Взглянув на наш с Джованни стол, который стоял поодаль от остальных, снова присела на корточки рядом с дочерью, пока мой муж решил проследить за гостями и за тем, куда им сесть, хотя, как я поняла, организатор уже приехал, поэтому от нас требовалось только отдыхать и принимать поздравления, ведь остальное сделает именно он.
— Ты пока сядешь за стол с остальными детьми, а когда пройдет официальная часть, я заберу тебя к себе, хорошо? — предложила я и заправила прядь темных волос за ухо Эмилии.
Немного подумав и покрутив в руках большой бант от платья, который играл роль пояса на талии, малышка кивнула, соглашаясь.
— Тогда идем.
Мягко растянув губы в улыбке, я выпрямилась и повела Эмилию к детскому столу, который оказался ниже остальных для удобства и возле которого уже суетились официанты, предлагая сладкие закуски — как раз то, что больше всего любили дети.
Эмилия тут же уселась на свободный стул, когда мы подошли к столу. Здесь присутствовал сын младшего Босса Филадельфии — Эрнесто. Последний раз мы виделись на похоронах Джеммы, по крайней мере, я видела его, но вот Эмилия нет, но сейчас Эрнесто по какой-то причине подсел к моей дочери и протянул руку, таким образом здороваясь, и я улыбнулась этой картине, после чего услышала мужской голос возле себя:
— Добрый день,
синьора
Пеллегрини
.
Ох, как непривычно слышать подобное обращение в отношении себя; наверное, еще потому, что за последние несколько лет моя фамилия претерпевала слишком большие изменения.
Я повернула голову, увидев сбоку от себя Леонардо, одетого в бежевый классический костюм. Он смотрел на меня с теплотой в глазах, хотя на похоронах показалось, что Леонардо до сих пор припоминает момент, когда умерла его жена, ведь именно за мной тогда охотились…
— Здравствуйте, синьор Росси, — ответно поприветствовала я и поняла, что он ожидал, пока я протяну руку, для того чтобы едва коснуться губами тыльной стороны, впрочем, далее ему удалось это сделать. — Надеюсь, вы хорошо долетели. Насколько мне известно, ваш самолет только сегодня утром приземлился в Палермо, — решила поинтересоваться я, но даже не в целях проявления вежливости — правда хотелось получше узнать семью, в которую теперь входила.
— Спасибо за беспокойство, Габриэлла, — кивнул Леонардо и пригладил волосы на макушке сына, который продолжал болтать, сидя рядом с Эмилией. — Полет прошел отлично. Мне бы хотелось провести в Италии побольше времени, но в Филадельфии есть неотложные дела, поэтому сегодня же ночью мы улетаем, — объяснил он, и я поджала губы, не зная, о чем дальше можно было бы поговорить, однако Леонардо спас ситуацию: — Если переживаете за Эмилию, не стоит.
На его лице расплылась мягкая улыбка.
— Эрнесто позаботится о ней и, в случае чего, защитит как настоящий джентльмен. Правда, сын?
Леонардо наклонился к Эрнесто, и тот кивнул.
— Не сомневаюсь, синьор Росси, — только и сказала я, затем увидела Джованни, который ждал меня возле нашего стола. — Прошу, присаживайтесь за стол, — последнее, что произнесла, обращаясь к Леонардо, указав рукой в сторону, где было его место по плану рассадки, и, приподняв платье, чтобы не спотыкаться об него, прошла к мужу.
Как только все оказались на своих местах, организатор взял торжество в свои руки и, сказав приветственные слова, разрешил сначала всем подкрепиться. На столах стояло так много тарелок, отчего я сама не знала, за что хвататься. В этом мне помог Джованни, который объяснил, какие блюда нам представили.
Один из лучших ресторанов Палермо приготовил специально для нашей свадьбы такие блюда как паста с сардинами, меч-рыба, баранина и говядина — выбирай, что душе угодно. Из напитков и алкоголя на столах стояли бутылки просекко и дорогих итальянских вин совершенно разных сортов. Для закусок или первоначального перекуса — оливки, сыры, брускетты, капоната. В общем, мы старались заказывать те блюда, которые большинство точно предпочитали, да и для самих себя выбрали морепродукты и рыбу, так как обожали такую кухню.
Я наслаждалась компанией мужа, пока организатор и приглашенный народный ансамбль развлекали гостей, исполняя традиционные итальянские танцы. Джованни в очередной раз налил в мой бокал красное сухое вино и удивился моей скорости, но еще волновался, потому что я мало ела, из-за чего алкоголь мог резко ударить в голову. Я же успокаивала его, говоря, чтобы он не беспокоился об этом — лучше бы расслабился и тоже выпивал вино, хотя с его стороны, на краю стола стояла бутылка виски, наверное, откроет ее позже.
— У Аннабеллы все в порядке? — вдруг спросила я, когда в очередной раз заметила то, как она стояла по другую сторону от Кристиано, будто они вовсе незнакомы друг с другом. — Точнее у нее и твоего Капо, — прожевав кусочек рыбы, решила добавить.
— Тебе тоже кажется это странным? — приблизившись, задал вопрос Джованни, будто наш разговор в этом балагане и правда мог кто-то услышать. — В самолете Белла довольно отстраненно вела себя, хотя я думал, что это лучшее решение — взять Кристиано на борт частного самолета.
Разве Капо так и так не полетел бы с нами?
— Мы могли бы узнать, что происходит, — хитро произнесла я и подмигнула мужу, откладывая вилку и беря бокал с вином, делая маленький глоток, который прибавил бы смелости. — Я подойду к твоей сестре, а ты к Кристиано, — предложила и уже начала подбирать платье с пола, чтобы спокойно встать из-за стола.
— Это слишком подозрительно, Габи, — издал смешок Джованни и откинулся на спинку стула, осматривая зал, ведя взгляд из одной стороны в другую.
— Тогда… — начала, но сделала паузу, чтобы продумать лучший план, уже чувствуя себя сводилой, хотя Аннабелла обещана Марко, которого я потеряла из виду несколько минут назад. — Я пойду первая, поговорю с Беллой, затем вернусь за стол, будто ты ничего об этом не знал, а через несколько минут встанешь и пройдешь к Кристиано.
Я нашла глазами Капо, который разговаривал с Рафаэлем, засунув руки в карманы черных брюк, после снова посмотрела на Джованни, отпивающего вино из бокала.
— Знаю, это выглядит смешно, но на свадьбе должно быть весело не только гостям, — пожав плечами, игриво произнесла я, ощущая, как в голову и правда ударил алкоголь, однако пока что я хорошо держалась на каблуках, поняв это, как только поднялась со стула.
— Ты забавная, когда выпившая, — дотронувшись до моей руки, отметил муж, и мы вместе коротко рассмеялись.
— Скорее, пьяная я — настоящая я, — ответила и тут же направилась в сторону Беллы, стоявшей в одиночестве возле небольшого фонтана, который организаторы решили захватить в наш шатер, и наблюдавшей за тем, как детский стол понемногу начинает резвиться все сильнее и сильнее, в том числе и Эмилия с Эрнесто, поэтому я была практически спокойна.
По дороге я выхватила у официанта с подноса два бокала с игристым, хотя не планировала смешивать алкоголь, скорее, это было для отвлечения внимания, чтобы Аннабелла не подумала, что мы с ее братом сговорились. Кажется, я и Джованни впервые делали это — пытались разузнать о чужих отношениях, но то были вовсе не чужие, а близкого человека — теперь и мне близкого.
— Белла, — окликнула я, и она отвлеклась, быстро переводя глаза на меня; и куда же смотрела до этого или…
на кого
?
— Габи! — воскликнула Аннабелла, и на лице заиграла улыбка — фальшивая, потому что она явно была расстроена, несмотря на то как сильно ждала этого дня и как сильно радовалась за брата.
— Я потеряла Марко, — как бы невзначай поинтересовалась я, для начала отводя тему. — Не видела его? Думала, может, он с тобой, как будущий муж, — возможно, это уточнение лишнее.
Она взяла бокал с игристым у меня из рук и сделала небольшой глоток. На мгновение я все же разглядела в серых больших глазах грусть, а может, и печаль. Что же расстроило так Беллу? Или…
кто
? Был ли тут и правда замешан Кристиано, с которым они сторонились друг друга вот уже несколько дней, начиная так с полета из Нью-Йорка? Вероятно, мы с Джованни видели лишь совпадения, однако таких явных совпадений вряд ли существовало — это уже закономерность, которая складывалась в следствие.
— Мы с ним немного поговорили, — начала она, легонько пожав плечами и поправив декольте у платья пыльно-розового цвета длины миди с небольшим разрезом у ноги. — Затем он как-то быстро удалился, ничего практически не сказав. И еще… мне показалось, что Марко неважно себя чувствует.
Теперь Белла задумалась, будто только сейчас стала в чем-то подозревать будущего мужа.
— Он пытается забыться в алкоголе? — внезапно задала вопрос она, наклонившись к моему уху, и сердце замерло — я не слышала о спиртном и Марко в одном предложении довольно долгое время, да и надеялась больше никогда не услышать.
— Почему ты спрашиваешь? — насторожилась я и сильнее сжала пальцами ножку у бокала — еще немного, и она лопнет.
— Габи, его состояние очень схоже с синдромом отмены, — Аннабелла произнесла это с легкой усмешкой, как будто считала, что я держала ее за дурочку, но ведь и правда сделала попытку. — Если Марко нужно в тайне от кого-то напиться, тогда понятно, из-за чего он задерживается в туалете, — как факт отметила она и снова отпила игристое.
Я потерла висок двумя пальцами, склонив голову вбок, размышляя над ее словами, после чего подумала, что Марко и правда мог сорваться после моего ухода, ведь только из-за меня он держался, только я помогала жить реальной жизнью, а не эйфорийной и той, которая крала у Марко лучшие годы жизни, хоть он и не считал так.
— Я надеялась, он…
— Бросит? Завяжет? Наивно, — снова издала смешок Белла.
Почему-то я не узнавала ее; то ли между ними с Кристиано и правда что-то произошло, отчего настроение скакало, то ли… Понятия не имела, что еще здесь было.
— В таких случаях обычно помогает определенный человек, а я сомневаюсь, что этим человеком стану именно я, — теперь голос Аннабеллы звучал грустно и отдаленно, глаза бегали туда-сюда, но в пределах одной зоны, наверное, там и стоял тот, на котором она бы хотела задержать взгляд, но существовала причина, по которой Белла не делала этого.
— Скажи об этом своему брату, — вдруг предложила я и поболтала бокалом в руке. — Он поймет и отменит свадьбу. Поверь, Джованни сделает все возможное и невозможное, чтобы любимая сестра была самой счастливой.
Я опустила руку на ее оголенное плечо, так как лямки платья спадали на предплечья.
— Твое сердце принадлежит другому, я права? — все-таки осмелилась спросить я, заглядывая в глаза Аннабеллы, и она тут же посмотрела на меня, буквально впиваясь серыми радужками в мои.
— Ты видишь меня насквозь, не так ли? — усмехнулась сестра Джованни, но по-доброму, и взяла двумя руками бокал.
— Вряд ли, я никогда не умела читать людей так, как твой брат, — мягко ответила я и повернулась в сторону мужа, который прямо сейчас смотрел на нас, видимо, уже переживая, почему мы так долго болтаем, поэтому пришлось улыбнуться, мол, все в порядке. — Но я уже долгое время слежу за тобой и Кристиано, — призналась я. — Между вами ведь что-то есть?
Белла тут же заглянула за мою спину, а я не стала оборачиваться — знала, кто там стоит.
— Все довольно сложно, Габи, — вздохнув и опустив взгляд на игристое в бокале, ответила она. — Я не хочу загружать тебя в такой важный день.
Теперь Аннабелла сжала мое предплечье и легонько погладила большим пальцем кожу.
— Просто… отдыхай и наслаждайся этим днем с моим братом, а то он сейчас не выдержит и накинется на меня, потому что я отнимаю время, которое вы могли бы провести вместе.
Вот теперь из-за игривого голоска я узнавала ее; это была та самая сестра моего мужа, с которой я когда-то познакомилась.
Не успела я сказать напутственные слова, как заиграла веселая и громкая музыка, точнее ее исполнял ансамбль, играя вживую на различных музыкальных инструментах.
— Sorellina,[1] можно тебя украсть на танец?
Внезапно возле меня появился Дрэго с протянутой рукой, и Белла, быстро сообразив, забрала у меня бокал, затем подтолкнула.
— О, только если мой муж не против, — хихикнула я, замечая вокруг, как все гости повставали со своих мест.
— Я догадывался, что ты так скажешь, поэтому… грозный Дон Пеллегрини любезно согласился отдать свою жену в надежные руки на некоторое время, чтобы станцевать тарантеллу.Тарантелла (итал. Tarantella) — итальянский народный танец, сопровождаемый аккомпанементом аккордеона, мандолины, гитары, тамбурина (он же бубен). По структуре тарантелла — танец парный, нередко в композиции используется прием смены пар танцоров, переходы, солирование. В нем одинаково важны темп, ритм и элементы импровизации.
Дрэго заиграл бровями, и я еще сильнее рассмеялась, окончательно вкладывая ладонь в мужскую теплую руку, пальцы которой тут же сжались вокруг моей.
— Я тот еще партнер! — громко предупредила я, когда брат повел меня в центр зала, распихивая локтями гостей, ведь сегодня все внимание должно быть направлено на нас с Джованни.
— Мы же тренировались несколько дней! — весело отозвался Дрэго, обернувшись, и перед глазами встала картинка того, как я спустя несколько минут тренировки уже сидела на диване и говорила, что никогда не научусь танцевать тарантеллу, хотя не отличалась слабостью, наоборот, была выносливой засчет тренировок в зале. — Все получится, Габриэлла! Покажи им, как ты хороша!
Мы все же остановились в центре, и Дрэго отпустил мою руку, чтобы дать свободу танцу. На несколько секунд я перевела взгляд за наш стол и увидела Джованни, внимательно наблюдающего за нами. Он подмигнул, затем легонько кивнул в сторону, и я поняла, что задумал муж — теперь его очередь допытывать Кристиано, так как ни Джованни, ни Капо не танцевали, поэтому, как только я постаралась расслабить тело, он встал из-за стола, направившись в сторону Кристиано.
Живая музыка звучала все громче и громче. Гости сгущались вокруг нас с братом, и в один момент я увидела, как Эмилия за руку с моим родным папой, ее дедушкой, тоже пыталась танцевать; казалось, у нее получалось гораздо лучше, а такое и правда возможно, потому что Маттео, насколько я знала, то и дело возил нашу дочь в Италию, к своим родственникам, и там наверняка Эмилию обучали традициям.
Теперь же я скорее любовалась милой картиной того, как дедушка танцевал с внучкой — внучкой, которую долгое время мечтал увидеть, впрочем, так же, как и меня. На самом деле было довольно сложно объяснить Эмилии сложившуюся ситуацию, но она очень умная девочка, которой потребовалось не так много времени на осознание, что теперь у нее на одного дедушку больше.
В конце концов я настолько выдохлась, что показала на шею рукой, помотав ею, говоря тем самым брату, что с меня хватит, и он согласился, чтобы я передохнула, поэтому кое-как вышла из толпы и… наткнулась на Марко, стоящего у входа в шатер. Вот так подвернулась удача. Или… не совсем удача? Вероятно, для кого как.
Настроение сразу приобрело другой оттенок точно так же, как и выражение лица: улыбка превратилась в сжатые губы, глаза прищурились, брови нахмурились, челюсть сжалась. Да, я была зла на Марко из-за большого количества выпитого алкоголя.
— Что ты делаешь?! — чуть ли не схватив его за шкирку, как щенка, резко вывела Марко на улицу, подальше от любопытных глаз и ушей.
Он явно не ожидал такого поведения от меня, однако я не собиралась терпеть его пьяные выходки, тем более на своей свадьбе.
— Не строй из себя идиота, Марко, я знаю этот взгляд! — твердо пояснила я, встав напротив него.
— Габи, прошу тебя…
Его глаза вмиг приобрели жалостливый оттенок — так алкоголики, потерявшие и пропившие все, просили хоть еще цент на новую бутылку.
— Нет, Марко! — грубо перебила и даже топнула ногой, хотя никто не мог услышать то, как каблук опустился на мягкую зеленую траву. — Как ты мог? Как ты можешь сейчас?! Ты ведь отвечаешь за мою дочь! Ты прилетел вместе с ней и пьешь, не видя края и не чувствуя предела?!
Я правда не понимала, как теперь доверять Марко Эмилию; вдруг что-то случится и он не сможет себя контролировать?..
— Ищешь укромные места, например, туалет, чтобы выпить более крепкий алкоголь из собственной фляжки?!
Конечно, мне не было известно, что точно на этот раз он пил; оставалось лишь надеяться, что хотя бы не смешивал все, что попадается на глаза.
Марко не двигался с места, не пытался уйти от ответственности, потому что уже знал, что со мной такое не прокатит. В каком-то плане я стала для него старшей сестрой, которая чуть что ругала за шалости. Вот только маленькие шалости превратились в большие, можно сказать, огромные, поэтому и наказание должно последовать соответствующее.
— Послушай, Габи.
Он выставил руки вперед, таким образом ограждаясь от меня.
— Я отдаю своим действиям полный отчет.
Я замотала головой, затем ощутила легкий ветерок на коже — он же приподнял фату с плеч.
— Клянусь, ты можешь доверять мне свою дочь, да даже свою жизнь! — пытался заверить Марко, однако я смотрела в темные радужки и видела, насколько они были остекленевшими от алкоголя. — Я не могу без этого… Просто не могу…
Он потянул бабочку на рубашке, чтобы ослабить ее, видимо, одежда душила, и стал отходить назад, наверняка желая скрыться, чтобы побыть наедине с собой.
Было больно смотреть на Марко в таком состоянии. Больно за человека, который когда-то спас меня, помог выжить в аду, который практически не оставлял сначала меня, потом Эмилию наедине с монстром, за исключением времени, когда Маттео запирал дверь спальни, преграждая тем самым путь на свободу — конечно, мнимую, ведь дальше дома семьи Бернарди бежать было некуда.
Теперь я точно не знала, как действовать, как помогать. Все это лишь навевало на плохие мысли и исходы событий, если Марко не остановится.
— Не беспокойся обо мне. Правда. Не нужно, Габи. Будь счастлива, а я позабочусь о твоей дочери и своей племяннице, — последнее, что сказал он, все же сняв бабочку и расстегнув пару верхних пуговиц на рубашке, затем скрылся за шатром, обойдя его, оставив меня с тревожными мыслями.
Я отвернулась от шатра, поняв, что, скорее всего, никто не видел меня и не собирался проверять мое состояние, хотя, уверена, через несколько минут Джованни станет искать меня глазами и, когда не найдет, спохватится и бросит все дела, волнуясь, куда я делась. Возможно, он видел мой уход, но я знала, что муж не тот, кто умел терпеть, тем более, если это касалось меня, которой не было слишком долгое время.
В уголках глаз собрались слезы, поэтому я подняла подбородок наверх и взглянула в голубое небо, которое уже понемногу начинало отливать другими красками: оранжевыми и розовыми — скоро сядет солнце.
Конечно, я предполагала, что торжество не пройдет без нервов, однако не думала, что со слезами. Слезы счастья имели место быть, но никак не грусти, а мне было грустно из-за Марко. Он не заслуживал того, что с ним происходило и происходит. Маттео — да. Марко —
никогда
. Если бы меня спросили, кто из них пострадал от своей же семьи больше всего, я бы, не размышляя, тут же назвала имя Марко.
Аккуратно стерев пальцами слезы, чтобы не размазать макияж, к которому не привыкла — не пользовалась слишком многими продуктами в повседневной жизни, — услышала, как музыка понемногу стихает, впрочем, как и топот от активных танцев, поэтому, натянув кое-какую улыбку, развернулась, но… тут же наткнулась на одного из Марино, крестного отца Джованни, кажется, Анджело, и практически отпрыгнула на два шага назад, едва ли не падая с каблуков, которыми чуть не наступила на шлейф платья.
— Воздух здесь и правда чистый, не правда ли,
синьора Пеллегрини
? — вдруг сладко произнес Анджело, выделяя фамилию и ведя рукой в сторону, как бы показывая, о каком месте говорил.
Я собралась с мыслями и духом, потому что не планировала теряться при виде того, кого хотелось разорвать на кусочки — не только мне, но и моей семье: как новой, так и прежней, и твердо произнесла:
— Как вы смеете подходить ко мне?
В глазах Анджело мелькнуло удивление, но я продолжила:
— Как смеете заводить разговор со мной?
Возможно, я слишком многое возомнила о себе, однако… какого черта он и правда думал, что мог вот так непринужденно говорить со мной о гребаной погоде?!
— Милая, не рано ли тебе надевать корону на голову? — наклонив голову в сторону, ехидно спросил Анджело: в голосе слышались нотки издевательства.
— Послушайте, Анджело.
Я прищурилась и указала на его грудь пальцем, в то время как другую ладонь сжала в кулак, чтобы совладать с собой, так как чувствовала, что еще немного, и я окончательно сорвусь на том, кто причинил моей семье нескончаемую боль.
— То, что никто еще не убил вас и не собирается убивать, не означает, что вам и вашей семье позволено находиться здесь! — практически выплюнула я, не обращая внимания на его глаза, темнеющие с каждым словом. — Корона на голове здесь только у вас, потому что вашу семью не приглашали и потому что вы имеете наглость как ни в чем не бывало веселиться, делая вид, будто наши семьи в восторге от встречи! — уверено напирала я и, взяв в обе руки шлейф, хотела было уйти, обогнув Анджело, но неприятная мужская рука схватила за предплечье, когда я почти прошла мимо, отчего пришлось резко обернуться и прошипеть сквозь зубы: — Отпустите. Мою. Руку!
— У котенка прорезались зубки, — издав смешок, произнес Анджело, после чего перевел взгляд за мою спину, а я ощутила мягкое, но в то же время твердое прикосновение к другому предплечью.
Джованни. Только он мог одновременно быть и мягким, и серьезным, если это касалось меня, но никогда не грубым, как, например, Анджело секунду назад держал меня в практически больной хватке — сейчас же отпустил при виде моего мужа.
— Ciao figlioccio,[2] — непринужденно поздоровался Анджело, и Джованни притянул меня ближе к себе, буквально пряча за спину. — Все как-то не находилось времени поговорить, обсудить насущные дела. Ты ведь теперь совсем не приезжаешь, не звонишь, даже не хочешь видеть нас, хотя твоя мать и, вообще-то, моя сестра возлагала на тебя большие надежды.
Он покачал головой, будто разочаровался в Джованни, будто перед ним стоял не взрослый мужчина, а мальчишка, которого уже давно стоило отчитать за неподобающее поведение.
— Но ты выбрал иную тактику, в отличие от… Алессандро, который помогает нам, будучи бывшим Доном, — он явно провоцировал, и этот разговор мог плохо закончиться.
— Не притворяйся, крестный.
Благо тон моего мужа все еще спокойно звучал, хотя желваки уже ходили по лицу.
— Ты знаешь, почему я не вмешиваюсь в твою семью и ваши дела.
Боже, теперь я ощущала вину, ведь все это из-за меня. Хоть Джованни и говорил, что еще с самого начала, когда только занял место Дона, не питал теплых чувств к семье матери из-за их постоянной войны с другой семьей — моей семьей — все равно считала, что между Пеллегрини и Марино могли быть не такие натянутые отношения.
— О, да, прости, Джованни, ты ведь выбрал любовь, а не бизнес. Любовь, а не семью, которая растила, кормила, одевала тебя. Семью, которая дала тебе возможность стать кем-то большим, а не нищим, и тем, кого бы презирали и на кого бы тыкали пальцем!
Я тут же заметила, как тело мужа напряглось; еще немного, и он бросится на крестного, позабыв о клятве, которую дал мне, хоть Джованни никогда не нарушал своих слов.
— Тебе дали гораздо большее, любимый крестник, чем ты заслуживаешь.
Анджело стрельнул молниями из глаз, подав тело вперед, и мне пришлось схватить двумя руками предплечье мужа, чтобы удержать на месте и чтобы он не поддался на провокации.
— Se non fosse stato per mia sorella che ti ha protetto come la pupilla degli occhi, non saresti mai diventato quello che sei adesso![3] — громко и четко проговорил Анджело, накидываясь с каждым словом все больше и больше.
— Che assurdità stai portando?![4] — все же решился высказаться Джованни и дернулся в сторону крестного, но я, как смогла, удержала его, буквально впившись пальцами в белую рубашку. — Sono diventato un capo di diritto perché sono l'erede della mia famiglia![5]
Вот теперь грубость его голоса даже меня заставляла бояться, однако я не собиралась отступать и оставлять мужа наедине с волком, которым Анджело, в принципе-то, и не являлся — лишь строил из себя хищника, ведь нападал со спины, как трус.
Анджело рассмеялся, глядя в глаза Джованни, и так легко, будто здесь и правда минуту назад кто-то из нас рассказал веселую шутку.
— Твоя гордость — не твоя заслуга, крестник, — успокоив пыл, прошептал он, а я все это время пыталась понять, что, черт возьми, он имел в виду. — Если бы у Алессандро и моей сестры родился второй сын, поверь, ты бы никогда не стал Доном. Ты всегда был бы вторым, потому что это и есть твоя судьба, Джованни, — на последних словах Анджело приблизился настолько близко к моему мужу, что, если бы я не стояла неподалеку, не удалось бы расслышать тихие слова, которые, вероятно, предназначались только для ушей Джованни. — Быть позади, на втором плане, в тени, как и твой…
— Angelo![6] — кто-то громко позвал его, не дав закончить мысль, и я повернула голову в сторону, увидев Кармелу — жену крестного отца моего мужа. — Ho bisogno di aiuto,[7] — уже спокойнее сказала она, но… кажется, сделала это специально, чтобы спасти ситуацию, а может, все подвернулось так, чтобы Анджело не продолжил разговор и не сказанул лишнего.
— Если хочешь знать больше, спроси Алессандро, — кинул крестный и уже собирался уйти, но Джованни резко перехватил его, все-таки вырываясь из моей хватки, и я в этот момент готова была начать молиться, чтобы клятва не разрушилась, и свадьба не закончилась кровавыми пятнами.
— Никогда! Слышишь?! — угрожающе прошептал Джованни, чуть ли не хватая Анджело за шею. — Никогда не подходи к моей жене и не разговаривай с ней, Анджело! — грубо, с опасной хрипотцой в голосе закончил он, и я готова была поспорить, что Джованни хотел бы сказать что-то еще, но сдержался ради меня.
Анджело скрылся, так ничего и не ответив, хотя его слова вряд ли помогли чему-либо; наверное, здесь уже никакие мольбы не спасут ситуацию, да и разве семья Марино ударили палец о палец, чтобы принести извинения моей семье? Нисколько.
Признаться, когда они зашли в церковь, думала прогремят выстрелы, и не только со стороны Джованни, но и со стороны Денаро, ведь прямо на глазах моего отца и брата Селеста Денаро издала последний вздох, поэтому понятия не имела, как они веселились рядом с убийцами. Вероятно, здесь крылось что-то еще — то, чего никто не рассказал, потому что тайны в таком мире буквально повсюду окружали людей, входящих в него. Стоило уже привыкнуть, не так ли?
Я все еще стояла за спиной Джованни, теперь ярко ощущая, как воздух вокруг нас накалился до такой степени, словно недавно здесь стреляли из пушек. Кислород в легкие поступал, но был тяжелым, из-за чего в горле неприятно саднило. Кажется, только сейчас я позволила себе расслабиться, так как что с Марко, что с Анджело держалась, чтобы не выйти из себя, хотя мне не была свойственна сильная злость.
— Mannaggia![8] — громко выругался Джованни, и я вздрогнула, потому что вовсе не ожидала, что он позволит себе такое, пока мы все еще стояли возле шатра и нас могли с легкостью увидеть, а я сомневалась в том, что мы оба хотели сплетен после свадьбы.
— Идем, Джо, нужно отвлечься, прежде чем вернуться, — осторожно сказала я и мягко переплела пальцы с его, взяв горячую ладонь в свою.
Я даже не стала дожидаться положительного ответа, просто знала, что это и правда необходимо — и мне, и ему. Все-таки не стоило надеяться на спокойное торжество. Оно вообще бывает, если вы члены мафии? По крайней мере, никого не убили, и это, по моему мнению, уже достижение — я продолжала искать позитивные ноты во всем беспорядке, иначе сошла бы с ума.
Мы остановились возле большого фонтана, затем сели на лавочку. Несколько минут я не говорила ни слова, чтобы каждый из нас пришел в себя и прокрутил в голове мысли, а также тот бред, который нес Анджело. Кармела совершенно не вовремя отвлекла мужа, будто именно высшие силы подсказали ей прямо в тот момент влезть в разговор, а может, так и должно было случиться.
Небо все сильнее окрашивалось в оранжево-розовые цвета, но в это мгновение не было желания смотреть на красоту природы, потому что я хотела убедиться, что Джованни в порядке и что он сможет провести уже не так много времени с гостями. Конечно, он сделает это, даже если тяжело, даже если невыносимо находиться рядом с Марино, ведь в каком-то плане Джованни обязан и должен как Дон Пеллегрини, а не как обычный человек, у которого были и есть свои слабости.
— Я потерял тебя, — тихо сказал он и взглянул на меня. — Думал, ты просто скрылась среди танцующих, но потом они стали расходиться по местам, а тебя в центре зала не оказалось, как и по разным углам шатра, — объяснил Джованни, и я помотала головой.
— Мне стало душно от тарантеллы, — легонько усмехнулась я, стараясь разрядить обстановку. — Поэтому решила подышать уже прохладным воздухом.
Прядь волос из-за внезапно подувшего ветра упала на глаза, и пришлось смахнуть ее рукой.
— Анджело сам нашел меня. Наверное, увидел, как я стою одна, и воспользовался моментом.
Вообще-то не имела ни малейшего желания возвращаться к этой теме, однако нужно было сказать причину ухода, а говорить про Марко…
— Что он хотел? Сказал что-то, о чем я должен знать? — обеспокоенно поинтересовался Джованни и сжал мою руку сильнее — наши пальцы все еще переплетались.
— Ничего такого, Джо.
Но он явно не верил, зная мою способность утаивать то, что могло бы расстроить или заставить еще больше волноваться.
— Скорее, просто хотел задеть мои чувства и посмотреть вблизи на новую миссис Пеллегрини.
Я и сама не видела других причин, разве что вдобавок разозлить Джованни, впрочем, Анджело это удалось.
— Клятва действует только сегодня? — как-то расслабленно и даже с ноткой игривости в голосе спросил Джованни, и я удивилась. — Я пытаюсь выдохнуть, — пожав плечами, объяснил он.
— Твоя клятва дана не только на сегодняшний день, Джо.
Я склонила голову набок, затем закусила щеку изнутри, видя, насколько это разочаровало мужа.
— Не уверена, нужна ли тебе смерть брата вашей с Беллой мамы.
Можно было найти много причин «за» и «против», и на самом деле, как бы я и моя семья ни ненавидели Анджело и, вероятно, всех Марино, сама сомневалась, принесет ли их убийство радость и облегчение.
— Никогда не подумал бы, что стану таким… — задумчиво сказал Джованни и усмехнулся, после чего поднялся с лавочки и протянул руку, чтобы помочь мне подняться, и я, не раздумывая, вложила ладонь.
➽─────────❥
Остаток вечера торжества проходил довольно спокойно. Я старалась не встречаться взглядами с Марино, но пристально следила за Марко, который то и дело метался между Эмилией, проверяя, все ли в порядке, в перерывах между моим присутствием рядом с дочерью и моими семьями, которые не могли нарадоваться малышке, хоть в ее жилах и текла кровь Бернарди — наполовину, конечно же — и Аннабеллой, с которой явно пытался поболтать о чем-то отдаленном, однако, кажется, не только я замечала, но и Джованни, насколько она была отстранена — лишь делала вид, что и правда хотела поговорить с Марко, а может, у нее так и не появилось настроение для светских бесед из-за Кристиано.
Кстати, о нем. Когда гости закружились в одном из традиционных танцев, мы с мужем остались на своих местах, чтобы проследить за всеми присутствующими, и благодаря этому увидели попытку Капо подойти к Аннабелле и предложить ей закуски. Боже, в тот момент с одной стороны желание рассмеяться распирало от неловкой картины, с другой же — хотелось дать пинка под зад, как ребенку, а еще открыть глаза, причем обоим, ведь и Белла, и Кристиано явно были слепы.
— Джованни, когда ты научишь меня водить машину? — услышала я тонкий голосок дочери, которая недавно прибежала к нашему столу и, на удивление, не ко мне, а к мужу, и теперь Эмилия удобно сидела на коленях Джованни, о чем-то с ним тихо болтая — оставалось только наблюдать с улыбкой на лице за тем, как он о чем-то увлеченно рассказывал малышке, указывая то на гостей, то на шатер, то на улицу, и Эмилия с интересом за всем следила, кивая. — Помнишь, ты сказал, что научишь, когда мы ездили в парк развлечений?
Детская память точно не сравнится со взрослой, и наши глаза с Джованни встретились; скорее всего, мы подумали об одном и том же.
— Когда ты подрастешь, Эми, — коротко ответил он и усадил малышку так, чтобы она смогла смотреть и на меня, и на него. — Даже у твоей мамы нет водительских прав, которые разрешают водить машину, — напомнил муж, и я в очередной раз задумалась, что надо бы уже получить их.
Джованни и Эмилия продолжили болтать о повседневных вещах, я же просто наблюдала за ними. Это была такая милая картина, что я невольно представила, каким папой в будущем станет мой муж. Несмотря на то, что Джованни занимал высокую ступень в иерархии мафии, он не был черствым, холодным и грубым в отношении тех, кого любил. По началу казалось, что ему вовсе все равно на всех и вся, когда мы встретились в первый раз, хотя и тогда Джованни предложил подвезти меня до дома, и ведь подвез; правда, пришлось прокрутить в голове столько вариантов собственного убийства его руками, что не сосчитать на пальцах, но это, наверное, уже моя проблема.
Я никогда не мечтала стать матерью. То есть, имела в виду, что это не было целью моей жизни — просто хотела наслаждаться моментами и в один день встретить достойного человека, который подарил бы любовь, а я — ему. Следовательно, из любви двух людей обычно рождаются дети, поэтому и сейчас как будто бы виделось будущее, когда у Джованни на коленях сидят наши дети, вместе с Эмилией, конечно.
До сих пор понятия не имела, как Марко удалось, или, скорее, самое подходящее здесь слово, выкрасть племянницу из лап Маттео, ведь он так сильно держался за нее, чтобы я ни в коем случае не встретилась с Эмилией. Может, у меня и желания не было знать, потому что главное, что она здесь, со мной, со своей семьей, которая любила ее по-настоящему, нормальной любовью, а не извращенной и привязанной.
— Какая красивая музыка! — воскликнула Эмилия, и я поняла, что эта та самая песня, под которую мы репетировали танец с Джованни: в нем не было ничего сложного, но хотелось отрепетировать хотя бы несколько раз, чтобы выглядеть уверенными.
Carla Morrison
—
Disfruto
Я взглянула на мужа, который уже приподнялся со своего места, усадив малышку на стул. Эмилия захлопала в ладоши и проследила за тем, как Джованни медленно обходит стол и останавливается напротив меня, протягивая руку.
— Миссис Пеллегрини, подарите мне свадебный танец? — деловито спросил он, растянув губы в легкой улыбке.
— Вам невозможно отказать, мистер Пеллегрини, — ответила я с едва хитрой улыбкой и вложила ладонь в его: мужские пальцы тут же обхватили ее и помогли таким образом подняться на ноги.
— Не желаешь снять туфли? — зашептал на ухо Джованни, как только наши тела буквально врезались друг в друга.
Боже, за нами следили все гости, присутствующие на торжестве, и вдруг стало так неловко, отчего я наверняка покраснела; благо на улице уже стемнело, а в шатре выключили яркие фонари, оставив только приглушенный свет, который создавал интимную обстановку.
— Я не могу танцевать босой, — издав смешок, отметила я, теперь переместив руки на сильные плечи.
— Можешь, — коротко произнес муж и тут же присел на корточки.
Джованни уже было не переубедить, поэтому я не стала препираться, лишь приподняла подол свадебного платья, затем выставила одну ногу — туфля слезла, после вторую — туфли остались под столом, а ступни стояли на лакированных черных ботинках.
— Но сперва я донесу тебя до центра зала, — предупредил он, и я кивнула.
Гости стали аплодировать, когда Джованни поднял меня с пола. Некоторые даже свистели, перекрывая этим спокойную мелодичную песню, слова которой трогали за душу. Кажется, песня была французской, и я просила перевести ее для меня: и Аннабеллу, и ее брата, которые очень бегло говорили на данном языке; все же хоть что-то хорошее отец сделал для своих детей.
— Не бойся, я удержу тебя. Ты мне доверяешь? — когда я снова коснулась пальцами ног прохладных мужских ботинок, тихо спросил Джованни, крепко удерживая меня за талию.
— Уже давно, Джо, — мягко ответила я и обвила его шею руками.
В шатре стало тихо, и я смогла полностью погрузиться в атмосферу, представив, что в данное мгновение мы с мужем находились здесь только вдвоем: медленно кружились в танце, мои ноги стали его ногами, как и наоборот. Не знала, как это смотрелось со стороны. Скорее всего, никто вообще не видел босых ступней и ботинок из-за длинного платья и шлейфа, и это успокаивало, хотя наверняка в этом ничего такого не было, лишь показывало, что Дон Пеллегрини умеет заботиться. Однако попробуйте разозлить его, как это сделал Анджело, и увидите совершенно другую сторону.
— Что сказал Кристиано? — прошептала я, когда мы сделали очередной круг, и выпрямилась, так как практически положила голову на крепкое плечо.
Серые радужки взглянули на меня, и Джованни сильнее прижал к себе.
— Отмазался небольшой ссорой, — покачав головой, ответил он. — Но подозреваю, там происходит что-то большее, не так ли? Моя сестра довольно долго о чем-то рассказывала тебе. Мне даже показалось, что она почти расплакалась, — кто-то прибавил музыку, поэтому Джованни перешел с тихого тона на чуть повышенный.
— Все, что я тебе скажу, так это то, что твоя сестра не должна выйти замуж за Марко, — с серьезным выражением лица произнесла я, сжав его горячую руку. — Отмени их свадьбу, Джо. Не дай Белле стать несчастной. Не дай потерять ей драгоценное время, а что самое главное — себя.
Я говорила это не только из-за своего опыта, но и потому что четко и ясно разглядела между Аннабеллой и Кристиано чувства, которые кто-то из них, видимо, проявлял, а кто-то — закрывал, поэтому и произошло то, что их отдалило; вот только вопрос в том, кто же тот человек, который сторонится?
— Поверь, все уже продумано. Белла не выйдет замуж за Марко, — низкий тембр раздался возле уха, и по телу пробежали мурашки. — Я заметил, что его настроение оставляет желать лучшего.
Это он о Марко?
— Вероятно, Маттео сообщил своему брату, что все отменяется.
Я удивленно расширила глаза, отстранившись, и, если бы не Джованни, который вел нас в танце, перестала бы кружиться сейчас же.
— Я связывался с ним, Габи.
О, только пусть не говорит, что встречался лично — я бы не поверила, честно говоря.
— К сожалению, только по телефону.
Или к счастью.
— Но, кажется, Маттео даже рад, а может, ему просто плевать на родного брата.
Здесь скорее второе — они никогда не были близки.
— Никакой свадьбы с Марко Бернарди. — четко заключил Джованни.
В этот момент песня закончилась. Глаза смотрели в глаза. Губы находились в нещадных дюймахравен 2.54 см друг от друга. Я не смела говорить что-либо, наверное, просто восхищалась человеком, за которого вышла замуж. С каждым днем я влюблялась сильнее, любила сильнее, хотя, казалось бы, нельзя измерять такое чувство как любовь.
Я притянула Джованни ближе, и наши губы соединились. Сердце грелось от мысли, что он, хоть и сдерживал настоящие эмоции в отношении меня, все же показывал среди своих, и не только, людей, как любил меня.
Мужские ладони, поддерживающие меня весь танец и сейчас, прогладили линию талии и поднялись по спине вверх. Я вздрогнула, потому что горячие руки ярко контрастировали с моей холодной кожей, затем снова расслабилась, позволяя при этом проникнуть языку Джованни в рот. Пальцы зарылись в короткие волосы на его затылке, но более я не позволила себе лишнего, впрочем, как и мой муж, который через минуту прервал поцелуй, ехидно шепнув на ухо:
— Я продолжу позже, sole.солнце
Щеки залились румянцем, после чего Джованни поднял меня на руки и понес к нашему столу, пока гости снова аплодировали нам, а с некоторых сторон виднелись вспышки от телефонов. Несмотря на присутствие Марино, состояние Марко и настроение Аннабеллы с Кристиано, свадьба, подходящая к логичному завершению, доставляла счастье, ведь я знала, что теперь стояла за спиной любящего мужа.
Гостиница
«Rocco Forte Villa Igiea», Палермо, Италия.
11:30 PM
До того, как мы сели в машину и поехали в отель, о котором Джованни не говорил ни слова, отмечая, что это очередной сюрприз, и я должна увидеть его своими глазами в первый раз, а не пытаться отыскать картинки в интернете, потому что тогда эффект будет совершенно иной, решили выпить еще по бокалу вина, точнее, муж помимо вина все же сделал пару глотков виски, но более не стал, заверив, что должен остаться в здравом уме, хотя, кажется, нам обоим уже пора было лечь спать, судя по тому, как нас распирало от смеха всю дорогу до отеля.
Честно? Понятия не имела, что заставило нас смеяться. Мы не вели разговор о чем-то конкретном, скорее, просто перебрасывались всякой ерундой, которую вспоминали из своей жизни, и это заставляло сжимать руками животы и щеки, потому что они болели от смеха.
— Габи, ты разбудишь всех в округе! — продолжая улыбаться, как дурак, предупредил Джованни и протянул руку, чтобы я вышла из машины, водителем которой являлся мой телохранитель.
— Пусть знают, что у нас праздник! — нахмурив брови, недовольно сказала я и покачнулась, когда встала на ноги.
— Держу, — со смешком предупредил муж. — Я держу тебя, — повторил он, и я ощутила, как сильные руки сжали меня. — Боже, ты такая красивая, — тихо произнес Джованни и прогладил большим пальцем мою щеку от уголка губ до мочки уха, и я улыбнулась.
— И вся твоя, — также тихо сказала я и приблизилась к нему, соединяя губы в легком поцелуе.
Мы не стали долго задерживаться у входа, так как Рафаэль уже припарковал машину и вытащил из багажника некоторые сумки с необходимыми вещами на несколько дней, которые мы проведем здесь. Спустя несколько минут и телохранитель, и Джованни, взяв сумки, последовали в отель, первой пропуская меня, чтобы я была на виду. На плечах уже была надета легкая кофта, которая защищала от прохладного ветерка, хотя днем стояла жаркая погода, но мне нравился этот контраст.
Отель поражал своей красотой. Уже на входе я заприметила невероятную природу, окружающую его. Кажется, здесь были номера с видом на залив или море — точно не знала, может, и то, и другое, также сохранилась архитектура тех веков, и это именно то, что больше всего привлекало в Италии — исторические здания и улочки, когда ты мог опуститься в историю в прямом смысле этого слова.
— Подождешь здесь? — спросил Джованни, когда рядом со мной остановился Рафаэль; видимо, нужно было подтвердить бронь и забрать карту от номера.
Я лишь кивнула и стала оглядываться по сторонам. Кажется, в отеле уже стояла тишина, либо так было только в холле, где находилось не так много гостей, но те, которые отдыхали на мягких кожаных диванах, то и дело поглядывали на нас. Подозревала, что по причине наших свадебных нарядов. А может… кто-то знал, кто мы такие? Во всяком случае, уже не так важно, по крайней мере, именно сейчас. Я слишком много выпила, поэтому на все и всех абсолютно все равно.
Единственное, за кем я проследила, когда уезжала, — Эмилия, которая рвалась с нами, но я пообещала, что завтра мы обязательно встретимся, а пока я отпустила ее со своей семьей, никак не с Марко, который, вероятно, обиделся на меня. Однако, что я могла сделать, когда видела, насколько его зрачки расширены и как трясутся руки? Оставлять наедине с алкоголиком дочь… сомнительное решение, хоть Марко потом и должен будет отвезти Эмилию обратно.
Вскоре мы поднялись на нужный этаж и прошли к нашему номеру. Рафаэль поселился этажом ниже, чтобы, в случае срочного отъезда Джованни, быть рядом.
Звук от прикладывания карты к сенсору дал понять, что можно входить, и я, нажав на ручку на двери, оказалась сначала в темном пространстве, затем оно осветилось различными источниками: лампами и люстрами. Я прошла дальше в первую просторную комнату, в которой стоял большой диван, телевизор, лежал мягкий ковер на полу, кофейный столик и маленький шкаф, после прошагала дальше, остановившись на пороге спальни. Поразила не сама комната и огромная, почти что королевская кровать, а вид из окна: море плескалось, казалось, прямо у ног. Если сейчас я не могла поверить в завораживающий вид, то… что будет утром, когда мы проснемся от сегодняшнего тяжелого дня? Боже, мне не захочется уезжать отсюда в каменные джунгли под названием «Нью-Йорк»!
— Что, уже передумала жить в Америке? — услышала я тихий смешок и обернулась на Джованни, который опирался плечом о дверной косяк, поставив наши сумки на пол.
— Вид… — начала я, наверняка с искрами в глазах. — Даже не думала, что может быть так красиво! — изумленно произнесла я и снова повернулась к окну. — Отель чудесный, Джо, — тихо продолжила я, когда услышала мягкие шаги в свою сторону.
— Знал, что тебе понравится, — практически на ухо пробормотал он и поцеловал в шею, и мурашки с новой силой пробежались по коже. — Я хочу снять с тебя это прекрасное платье, — низкий тембр с хрипотцой раздался в голове, и я закрыла глаза, наслаждаясь. — Медленно. Чтобы ты чувствовала, как понемногу каждый дюйм твоего тела открывается для меня.
Руки прошлись вдоль бедер сквозь платье, и я сама уже мечтала, чтобы платье поскорее оказалось на полу, а мы — на кровати.
Муж развернул меня к себе лицом, и я, открыв глаза, заметила, как серые радужки буквально впиваются в мое тело. Наверняка где-то в мыслях Джованни уже давно раздел меня.
— Тогда… чего ты ждешь? — сладко сказала я и подмигнула, отойдя на шаг назад. — Сперва нужно расшнуровать, — кивнув за плечо, указала я.
Я вновь оказалась спиной к мужу, затем ощутила мягкое прикосновение губ к обоим плечам — Джованни оставил на них поцелуи, после почувствовала, как корсет платья понемногу ослабевает, и кислород лучше поступает в легкие, ребра двигаются как обычно, ведь весь день я практически не дышала, поэтому сейчас это было сильное облегчение — впустить в себя воздух, отчего закружилась голова.
Руки и пальцы мужа двигались, как он и обещал, медленно, но уже приближались к тому, чтобы ленточки, стягивающие платье, окончательно расслабились. Я никуда не спешила. Мы оба никуда не спешили. Планировали лишь насладиться этим днем и… друг другом.
Только когда я подняла взгляд и посмотрела прямо, увидела зеркало напротив. Видимо, Джованни давно заметил его, но ждал, пока это сделаю я, и сейчас серые радужки внимательно изучали меня и мою реакцию на прикосновения: нежные, но в то же время уверенные и даже твердые — он знал, что теперь мог касаться моего тела постоянно, когда угодно и… практически как угодно, в какие-то моменты все равно уточняя, чтобы я не выходила из зоны комфорта и безопасного состояния.
— Отпусти его, — прошептала я, видя в зеркале, как корсет ослаб настолько, что платье готово было сползти с фигуры, но Джованни держал его в руках, продолжая смотреть на наше отражение в зеркале.
— Ты ведь знаешь, что я не причиню тебе вреда? — вдруг спросил он, и я свела брови к переносице.
Серьезный тон голоса заставил напрячься и сглотнуть, но это был не страх, лишь волнение, мол, по какой причине был задан этот вопрос?
Только через мгновение в голове закрутились шестеренки — все-таки выпитый алкоголь притуплял разум — и я все поняла, поэтому, крутанувшись в руках Джованни и теперь самостоятельно удерживая корсет спереди, сказала:
— Поверь, сегодня я ни разу не вспомнила Маттео, за исключением встречи с Эмилией.
Я смотрела в любимые глаза, налитые любовью ко мне, и таила.
— Джо, ты — не он.
Дотронулась пальчиками до едва щетинистой щеки.
— Не знаю, почему именно ты забиваешь себе этим голову. Вроде, это всегда была я, — легонько усмехнулась я, растянув губы в улыбке. — Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я хочу прожить с тобой прекрасную жизнь и родить тебе детей. Хочу обнимать тебя, верить в тебя, ждать тебя. Много всего, чего я хочу вместе с тобой.
В уголках глаз уже стали собираться слезы, но я быстро проморгалась.
— Знаешь, нам нужно отпустить прошлое, чтобы двигаться дальше, верно?
Муж кивнул с едва заметной улыбкой.
— Я не хочу больше слышать о нем, потому что слышу, вижу и люблю тебя.
Я взяла обеими ладонями лицо Джованни, поэтому платье все же спустилось вниз, остановившись на бедрах, даже чуть ниже.
— Я ценю, что ты заботишься обо мне и моих чувствах, но запомни: я доверяю тебе как никому другому, — заключила я и дотянулась до губ Джованни, утаскивая нас в иной мир: тот, где никто не смел помешать нам побыть наедине и получить удовольствие друг от друга.
От моих губ он перешел на шею и ключицы. Я еле-еле стояла на ногах, пытаясь не упасть от жара во всем теле. С каждым поцелуем, спускающегося вниз по телу, я вздрагивала и ловила на себе взгляды мужа, который посматривал на меня уже снизу вверх, опустившись на корточки. Теперь его руки аккуратно стали стягивать платье ниже, а губы касались пупка, места под ним, тазовых косточек, после пришлось оторваться от меня, чтобы я вытащила ноги из платья.
Я стояла практически полностью обнаженная, однако нисколько не стеснялась себя, лишь следила за тем, как Джованни аккуратно кладет платье на кресло в углу спальни, снимает пиджак, вешает на спинку и возвращается ко мне, по пути оттягивая бабочку и расстегивая первые пуговицы на рубашке.
В другой ситуации я бы попыталась взять себя в руки, но сегодня был совершенно не тот день, когда я могла спокойно наблюдать за тем, как мой муж медленно раздевает себя, да и хотелось этого самой, поэтому, когда Джованни подошел ближе, не стала медлить, а взяла его за руку и повела к кровати, на что огонь в серых глазах разгорелся еще ярче — явно нравилось видеть такой свою жену: раскрепощенную и знающую не только свои желания, но и партнера.
— Ты любишь вести, но позволь сегодня сделать это мне, — уверенно попросила я, когда мы остановились: Джованни оказался спиной к кровати.
— Разве могу я отказать самой миссис Пеллегрини? — деловито и с легкой ноткой ехидства поинтересовался он.
— Теперь уже никогда.
Прислонив руку к твердой груди, поднажала на нее, и Джованни, поняв, чего я хотела, опустился на кровать. Я села на его бедра, поставив колени по разные стороны, и тут же прильнула к губам мужа, при этом умело расстегивая пуговицу за пуговицей на белоснежной рубашке.
Руки Джованни не касались меня, он опирался ими на постель, держа себя в одном положении, позволяя действовать так, как хотела только я, и на самом деле была благодарна за это, потому что никогда еще не чувствовала, что могу взять контроль и… не подчиняться, а
подчинять
.
Все пуговицы были расстегнуты, и я, отстранившись от любимых губ, стала снимать рубашку с широких плеч и целовать каждый участок оголенной кожи, оставляя влажные следы за собой.
Один из элементов одежды был отброшен куда-то в сторону, и я подушечками пальцев провела линии по сильным рукам, на которых вздулись вены. Джованни изучал меня, и в то же время я видела, как ему нравилась моя инициатива.
У нас была вся ночь впереди, поэтому я не отказывала себе во времени, чтобы полюбоваться им и его телом, которое было соткано из боли, драк, шрамов, любви, страсти — да, не только из плохого, скорее, даже больше хорошего, иначе Джованни не был самим собой и таким, каким видела его я.
Ладони спустились ниже. Джованни склонился ко мне, когда я опустила взгляд на ремень, который намеревалась расстегнуть, и поцеловал в шею. Горячее дыхание опалило настолько, что я едва задрожала и прикрыла глаза, но продолжала разбираться с ремнем. Когда пляжка издала характерный звук и отщелкнулась, принялась за пуговицу и ширинку, которые поддались гораздо легче, и я, все еще чувствуя на себе поцелуи, которые переходили из нежных и мягких в более настойчивые и сумасшедшие, все же смогла поймать губы Джованни, запечатлеть на них короткий поцелуй и подняться на ноги, после чего опустилась напротив на колени между его ног, и, кажется, этот вид настолько понравился мужу, отчего он издал хриплый стон.
Поджав губы, потому что хотелось ехидно улыбнуться, не медлила и поддела руками края молочных брюк. Джованни немного привстал, и мне удалось стащить брюки с ног, оставляя лишь в боксерах.
Встретившись с серыми радужками, которые смотрели на меня и с любовью, и с неким вызовом, немного приподнялась с ковра и дотянулась до губ Джованни, чтобы спуститься от них ниже — шея, ниже — твердая грудь, ниже — кубики пресса, ниже, и… рукой я высвободила из боксер возбуждение, тут же проведя по нему вниз и вверх, снова услышав тихий стон, затем коленками коснулась ковра.
Прическа уже давно изжила себя, поэтому некоторые пряди волос лезли в лицо, тем самым мешаясь, однако Джованни заметил это и, дотянувшись рукой до моих волос, аккуратно убрал их, сжав в ладони, не делая больно, после чего я придвинулась еще ближе и на этот раз коснулась губами головки. В этот момент Джованни выдохнул — в тишине номера я четко услышала это, но и почувствовала, как его пальцы еще больше запутались в прядях, касаясь теперь затылка, будто он хотел подтолкнуть меня, однако пока не смел и держал себя в руках, отдавая власть над своим телом мне.
Я раскрыла губы, провела ладонью до основания, еда сжав его, и вобрала в рот практически всю длину, теперь снова смыкая губы. Голова двигалась медленно, но ритмично — я старалась задать тот темп, который был бы комфортен и мне, и Джованни, по крайней мере, на первых ступенях.
Тяжелое дыхание мужа окутывало нас. Я слышала, как изредка он издавал стоны: и хриплые, и тихие. Все они заставляли сжиматься от желания и одновременно ощущать контроль.
Сердце билось в такт тому, как я смыкала и размыкала рот, вдобавок подключив руку, которая помогала усилить чувства — во всяком случае, надеялась, что делала все правильно.
— Ты так прекрасна, — вдруг произнес Джованни и выпустил мои волосы из руки.
Я подняла на него глаза в тот момент, когда облизала языком влажную головку, и ехидно улыбнулась от его слов. Однако не стала ничего отвечать, лишь снова опустила голову и на этот раз постаралась взять в рот всю длину.
Горячие руки сжали мои плечи, а бедрами Джованни подался вперед, но не слишком резко, так, чтобы я не чувствовала напора, хотя понимала — он бы хотел большего. Я могла допустить это, потому что полностью доверяла и… наверное, даже подчинялась. В такие моменты попросту невозможно было не хотеть подчиняться, хотя, вероятнее всего, тот, кто сейчас это делал, — мой муж, и это не могло не сбивать с ног, не могло не действовать опьяняюще, не могло не заставлять двигаться быстрее и доставлять удовольствие.
Пальцы Джованни снова зарылись в мои волосы, пока я продолжала использовать рот, губы и язык, но буквально через несколько секунд другая его рука поддела мой подбородок, и пришлось оторваться, осторожно сжав ладонью основания.
В его глазах пылал самый настоящий пожар, и я смогла прочитать, что Джованни хотел притянуть меня к себе, чтобы затянуть в поцелуй, поэтому не смела перечить и, поднявшись с колен, которые затекли, снова уселась на его бедра. Он тут же обрушился на меня с сумасшедшим поцелуем, и наши языки встретились.
— Ты невероятная, — хрипло простонал Джованни, едва прервав поцелуй, прямо в мои губы, и я вцепилась пальцами в короткие волосы на его затылке.
Сквозь поцелуй ощутила, как руками муж прошелся по телу, исследовав медленно, и это ярко контрастировало с тем, с каким остервенением мы целовали друг друга. Ладони остановились на бедрах, пальцы впились в кожу, и я тихо простонала.
— Я хочу тебя, — прозвучало почти как мольба, сказанная глядя в серые радужки, после которой Джованни, переместив руки на ягодицы, легко приподнял мое тело.
В следующее мгновение я дала понять, что готова, поэтому схватилась за сильные плечи и опустилась на твердость, которая медленно растянула стенки, а я при этом приподняла подбородок и закатила глаза и от немного больных ощущений, и от приятных.
Джованни помогал двигаться в нужном направлении и с нужным ритмом, пока что не задавая слишком быстрый. Уже через минуту ноги забились настолько, что я не могла самостоятельно доставлять удовольствие и себе, и ему, поэтому все, что оставалось, — надежные руки, обхватывающие за талию, которые поднимали и снова опускали на себя.
Стоны стали гораздо ярче. Толчки сильнее и грубее. Я двигала бедрами, царапая крепкие плечи и спину ногтями. Чувствовала, как его губы оставляют влажные дорожки на ключицах, затем, как Джованни сжимает ладонью грудь и вбирает в рот сосок, посасывая и облизывая. Только от этого я могла бы задохнуться, но вкупе со всем, что он делал со мной: как входил, как трогал, как шептал на ухо приятные и грязные словечки, как смотрел, будто я — единственное сокровище, которое он так долго искал и наконец нашел, как его глаза горели и почти что сжигали, опаляя изнутри… Со всем этим я готова была потерять голову и на какое-то мгновение и правда теряла, однако при одном грубом толчке снова нашла губы Джованни, проникла языком в рот, провела пальцами по темным волосам, взъерошивая их, и это дало новые ощущения.
Мы не стали разрывать поцелуй. Я в очередной раз покачала бедрами. Горячие ладони прошлись по телу, а через несколько минут ощутила, как потянуло внизу живота, как мурашки стали бегать по телу, и простонала громче, чем до этого. Дыхание окончательно сбилось, и нам пришлось оторваться друг от друга, прислоняясь влажными от пота лбами.
Казалось, весь мир отошел на второй, а то и третий план. Мысли, которые путали сознание, мысли, которые мешали наслаждаться торжеством, мысли, загоняющие в угол, — исчезли и даже не оставили следа, поэтому что я, что Джованни полностью и без остатка отдавались друг другу.
— Джо… — пролепетала я и сжалась всем телом, так как разрядка потихоньку подходила к телу.
Я выгнулась сильнее в пояснице, поднялась на коленях, затем снова опустилась на всю длину, и протяжный, но тихий стон заполнил спальню. Тело затряслось так сильно, а разум потерялся в пространстве, отчего пришлось сильнее схватиться за руки мужа, которые удерживали меня возле себя. Однако даже сквозь пелену перед глазами и шум в ушах, поняла, что и Джованни последовал за мной, издав едва слышимый стон с хрипотцой.
Готова была вечность пробыть в такой позе рядом с ним — обнимаясь, уложив голову на сильное плечо, буквально обмякнув. Его пальцы мягко проходились по спине вдоль позвоночника, будто таким образом считая позвонки. Дыхание все еще обжигало, но это было приятно, из-за чего не хотелось отстраняться.
— Не знаю, что бы я делал без тебя, Габи, — внезапно признался Джованни, и я все же подняла голову, чтобы заглянуть в серые глаза. — Наверное, просто бы превратился в собственного отца, так и не научившись любить, — продолжил он, издав смешок и заправив пряди моих волос за уши.
— Я не учила любить тебя, Джо, — тихо сказала я. — Ты прекрасно умеешь это делать.
И скорее всего, благодаря их с Беллой замечательной мамы.
— Насчет меня же… Может, какая-нибудь еще девушка растопила бы твое «холодное сердце», как писали в одной глупой статье, — я засмеялась от своих же слов — как же тупо написали журналисты.
— Нет, — отсек Джованни. — Я бы искал только
тебя
и, знаешь, нашел бы, — последнее, что произнес он, после поднялся на ноги, беря меня на руки, и зашагал в сторону ванной комнаты.
Судьба… Сложная штука. Однако со временем при определенных обстоятельствах и сложившихся ситуациях начинаешь и правда верить в нее. И… если бы время повернулось вспять, и пришлось бы снова пережить тот ад, который я прошла в семье Бернарди, чтобы потом встретить Джованни — старого извращенца, как я изначально думала перед нашей первой встречей — практически со ста процентной вероятностью не дала бы себя сломать и сделала бы все так же, как сделала в этой жизни.
[1] Сестрица. (итал.)
[2] Здравствуй, крестник. (итал.)
[3] Если бы не моя сестра, которая оберегала тебя, как зеницу ока, ты бы никогда не стал тем, кем являешься сейчас! (итал.)
[4] Что за бред ты несешь?! (итал.)
[5] Я стал Боссом по праву, потому что являюсь наследником своей семьи! (итал.)
[6] Анджело! (итал.)
[7] Мне нужна помощь. (итал.)
[8] Черт побери! (итал.)
Глава 39: Свет души
Мистер Джованни Пеллегрини
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
02:35 PM
Кажется, и я, и Габриэлла до сих пор не верили, что мы официально муж и жена, но каждый раз, когда взгляды падали на безымянные пальцы, иллюзия исчезала, и оба понимали — все это чистая правда и наша жизнь, которая воплотилась в реальность. Вот только теперь реальность приносила счастье, и мы находили друг в друге утешение, если возникали какие-либо проблемы — благо, пока проводили время в Италии, никто практически не беспокоил нас — пару звонков я все же получил либо от Микаэля, либо от младших Боссов других городов близ Нью-Йорка.
Когда мы с Габриэллой проводили время только вдвоем и гуляли по улочкам Палермо, а также других городов нашей родины — черт, было до безумия приятно разделять с ней подобные моменты — я наблюдал на прекрасном румяном лице лучезарную улыбку — она не сходила все это время — и не мог нарадоваться, все еще ярко помня те мгновения, когда все, что Габриэлла, вероятно, хотела, — умереть.
Веснушки возле носа и под глазами проглядывались на бледной коже теперь еще сильнее и четче, жаркое солнце Италии согревало и красиво отливало рыжие длинные локоны, в которых я путался пальцами по вечерам и ночам.
Моя жена, новая
миссис Пеллегрини
, расцветала на глазах, открывала новые грани себя, своей личности и характера, и некоторым из них я невольно удивлялся и распахивал глаза, впрочем, Габриэлла реагировала на меня точно так же, узнавая обо мне новые факты, а их было немерено.
Я не верил в совпадения и случайности, однако… что насчет судьбы? Наши семьи уже давно оказались переплетены между собой и вовсе не в хорошем смысле, но именно с нас могла бы начаться новая «эпоха», которая принесла бы отсутствие войн — надо было только найти в себе силы поговорить с Анджело, чтобы понять, о чем он вел речь на свадьбе, хоть крестный и сказал обращаться к отцу…
Отцу, который уже, скорее всего, валялся где-то в подвале у русских. После нашей свадьбы, после его сухих поздравлений и до сих пор пренебрежительного взгляда, а может, в нем даже сквозила ненависть, которую я не понимал и не принимал, хотя относился к собственному отцу точно таким же образом, решил, что терять нечего, кроме родной сестры и ее вновь обретенной улыбки после смерти мамы, поэтому, как только отец улетел в Нью-Йорк, прямо в аэропорту его ждал небольшой сюрприз в виде Юджина и еще нескольких русских — уверен, они с удовольствием схватили того, кто действительно виноват в смерти старшего брата и члена мафии.
Мы пробыли в Италии, кажется, неделю, но у меня были припасены еще несколько планов на Габриэллу и медовый месяц, который обычно устраивают молодожены после свадьбы, чтобы насладиться обществом друг друга, поэтому, прилетев в Нью-Йорк, я сразу же сообщил, что мы не задержимся здесь надолго, только соберем необходимые — в основном теплые — вещи, отправимся в аэропорт и сядем на частный самолет в Швейцарию.
Там располагался мой собственный дом, который строился с нуля и за строительством которого следил лично я лет так с восемнадцати, катаясь туда-сюда, пока было время и пока отец не действовал на нервы или не пытался привлечь к «работе» в виде пыток предателей и врагов, так что то пространство всегда принадлежало только мне. Там были показаны мои скрытые желания, там душа раскрывалась, а легкие дышали свободнее от невероятно чистого и немного морозного воздуха.
Мы планировали полететь с Габриэллой вдвоем, однако, когда Аннабелла узнала о поездке — она обожала любые виды спорта, из-за чего редко отказывалась от каких-либо активностей — стала приставать ко мне с вопросами о датах и времени, но я настаивал, чтобы она осталась здесь, потому что это только наше время, которое никто не должен красть.
— Можно я поеду с вами? — все не унималась сестра, с самого утра приехав к нам домой: она умела настаивать, и я не знал, хорошая ли это черта характера.
— Нет, — отрезал в очередной раз я и оглядел спальню в поисках кошелька, который планировал засунуть в небольших размеров рюкзак, чтобы положить его в ручную кладь.
Габриэлла, на удивление, уже собралась, проверив еще раз наши чемоданы. Когда я рассказал о Швейцарии, голубые радужки загорелись и удивлением, и шоком, и счастьем, ведь она никогда не выезжала куда-то, кроме Нью-Йорка и Италии, а побывать в Альпах — что-то невероятное, о чем большинство может только мечтает.
— Пожалуйста, я не буду вам мешать, — заскулила Аннабелла и появилась перед лицом — она всегда так делала, когда пыталась добиться своего: маячила перед глазами, давая этим понять, что слово «нет» не принимается. — Мне так хочется снова увидеть снег и покататься на лыжах или сноуборде! — восторженно и мечтательно воскликнула она, сложив ладони вместе, скрепив пальцы в замок и подняв руки к подбородку, становясь похожей на маленькую девочку, выпрашивающую игрушку в магазине.
Я тяжело вздохнул, забыл про то, что искал, и попытался обойти сестру, но она не давала пройти, да даже обойти — умело предугадывала все мои дальнейшие движения, а я даже начал жалеть о том, что слишком многое позволил ей увидеть в себе в плане борьбы, когда мы с ней дрались в клубе семьи, потому что теперь некуда было деваться — Аннабелла изучила меня, как никого другого, и с одной стороны это… радовало?
— Это наш с Габриэллой медовый месяц, — отчеканил я, сложа руки на груди, поняв, что если мы сейчас ни о чем не договоримся, то меня спасет из лап собственной сестры только жена, которая, в общем-то, наверное, встанет на ее сторону. — Люди ездят в него только вдвоем. Знаешь, почему? — выгнув бровь, спросил я, и Аннабелла закатила глаза, будто этот факт совершенно не волновал.
— Потому что хотят побыть наедине, — все же ответила она, взмахнув руками, а я уже видел, что сестра на взводе — еще немного, и Аннабелла перейдет на итальянский, выкрикивая только на родном языке препирательства.
— Верно, — произнес я и указал на нее пальцем, затем услышал недовольное бурчание под нос, но это дало фору, поэтому теперь я снова подошел к шкафу-купе, ища кошелек, о котором наконец-то вспомнил.
Несколько минут в спальне царила тишина, и после кошелька я смог сосредоточиться на вещах, до сих пор лежавших на кровати и ждущих, пока их сложат в сумку. Аннабелла же продолжала мозолить глаза, будто это и правда могло повлиять на меня и мое отрицательное решение.
Не то чтобы я был вредным братом, который категорически против взять с собой сестру, вовсе нет. Здесь крылись две причины: во-первых, мне правда хотелось побыть эти несколько недель только с Габриэллой, не боясь, что кто-то может нас застукать за чем-то неприличным, то есть чтобы весь дом был только в нашем распоряжении; и во-вторых — не хотел думать еще и о безопасности Аннабеллы, когда мог практически со спокойной душой оставить ее в Нью-Йорке под присмотром телохранителей и Кристиано.
— О, ну Джо, — вновь простонала Аннабелла и подошла ко мне с измученным выражением лица. — Чем бы вы там ни занимались, я не маленький ребенок! — внезапно выпалила она, и на этот раз я обратил на нее внимание, потому что сестра решила, что достаточно взрослая для таких разговоров, но ведь так оно и было — я просто не желал это принимать; участь, как мне казалось, всех старших братьев. — Я вообще сплю в берушах! — уже не на шутку начала злиться Аннабелла и ходить по комнате туда-сюда; внизу же слышалось, как Габриэлла бродит по первому этажу. — Буду затыкать ими уши каждую ночь, — уже спокойнее произнесла сестра, и я усмехнулся, смотря за ее резкими движениями; в какой-то степени меня забавляло то, как Аннабелла пыталась уговорить меня. — Или, — остановилась она и показала на меня пальцем, прикусив при этом нижнюю губу, будто задумала что-то коварное и хитрое, — можешь зайти ко мне в комнату и шепнуть: «любимая сестренка, закрой свои любопытные ушки»! — захихикала Аннабелла, и большие глаза заискрились надеждой на то, что я отвечу «да».
Однако… от последних слов я только и сделал, что с серьезным тоном прервал все дальнейшие слова, чтобы она больше не имела наглости лезть в чужое белье:
— Белла!
Сестра издала нервный вдох, подняв подбородок и посмотрев в потолок. Если она думала, что может переиграть меня в нашей небольшой перепалке и что я так легко сдаюсь, — не на того напала, хотя, честно говоря, где-то внутри именно я первым сдался, так как отказать Аннабелле невозможно.
— Che succede?![1] — взревела она, затем продолжила: — Noia![2]
Знал, что сестра считала меня довольно скучным, впрочем, как и Кристиано, который как-то сказал Аннабелле, что ее брат совершенно не умеет веселиться.
— Снова братско-сестринская перебранка? — появилась на пороге спальни Габриэлла, и мы с сестрой одновременно повернули головы в ее сторону. — Может, ты все же сжалишься и устроишь любимой сестре небольшие каникулы? — непринужденно произнесла она.
Вот, о чем я и говорил: моя жена шла против меня и нашего уединения, которое я так старательно планировал устроить. Все-таки две любимые женщины — тяжелая артиллерия.
Частный самолет.
Нью-Йорк — Швейцария.
09:15 AM
Мы с Габриэллой снова стали «сводилами», роль которых попробовали на свадьбе, поэтому полет, проходящий вот уже час, был достаточно увлекательным, так как то я, то она перешептывались и хихикали, как старые сплетники, пока кидали взгляды на Аннабеллу и Кристиано.
Они, в свою очередь, никаким образом не обращали на нас внимание. Сестра сидела в наушниках, наверняка чтобы заткнуть уши и не разговаривать с Капо. Кристиано же спокойно сидел напротив нее, сложив руки на груди, и поглядывал в иллюминатор, но изредка, конечно, переводил взгляд на Аннабеллу, которая даже при таком раскладе не удостаивала его хоть одним взглядом — умела обижаться.
Ни я, ни Габриэлла до сих пор не знали, что за причина крылась между ними, что рассорило тех, которые — я даже не стану отнекиваться — явно влюблены друг в друга. Вот только Кристиано пытался это скрыть, а может, и вынуть из головы мою сестру, как я когда-то Габриэллу — ни к чему хорошему не приводило подобное поведение, если вспомнить меня в моменты отрицания. Аннабелла, напротив, как я считал, умела проявлять и проявляла чувства в отношении тех, кого искренне любила. Однако что-то случилось, причем настолько серьезное, отчего оба слишком гордо держали голову подбородком кверху, и никто не решался первым сделать шаг, хотя на нашей свадьбе Капо попытался найти предлог подойти к Аннабелле, предложив напитки.
— Может, сделаем с этим хоть что-то? — вновь усмехнулась Габриэлла и отпила горячий кофе, который буквально пару минут назад принесла стюардесса.
— Например? — выгнув бровь, спросил я, снова посмотрев в сторону сестры и Кристиано, на этот раз поймав его недовольный взгляд, мол, ты пожалеешь, что заставил меня сесть в этот чертов самолет. — Я уже еле как уговорил Капо поехать с нами, — отметил я, кивнув на них. — Чувствую, он попросит отпуск на год после Швейцарии, — издал смешок я, и Габриэлла улыбнулась.
— Мало просто посадить двух обиженных людей рядом. Надо подтолкнуть их в нужном направлении, — теперь серьезно сказала жена, жестикулируя руками, как бы показывая, как это стоит сделать. — Но для начала узнать, что вообще произошло, — продолжила она и повернула голову вправо; в этот же момент Аннабелла помахала нам рукой и растянула губы, затем поймала глаза Кристиано, и ее лицо вмиг стало каменным, может, даже надменным, мол, мои радостные эмоции не обращены на тебя, не надейся на мое снисхождение.
— Я точно в этом не силен, Габи, а вот ты… — решил предупредить я, хоть, похоже, только мне и удастся разговорить Капо. — Могу лишь подозревать, с чем связан, возможно, отказ Кристиано от отношений с Беллой, но остальное… — помотав головой и пожав плечами, поразмышлял вслух я.
У Капо были свои тараканы в голове, впрочем, как и у каждого человека, однако его — достаточно тревожные и те, которые не давали ему нормально спать и жить, ведь Кристиано вот уже несколько лет гонялся за русскими, которые буквально уничтожили все хорошее. Если бы все сложилось иначе, вероятно, мы бы никогда не встретились — он не стал бы моим Капо, показав свои способности до этого. Если бы жизнь или судьба, а может, они обе приготовили для Кристиано совершенно другое, его личность приобрела бы иные оттенки, например, светлые, а не темные, грязные, в особенности —
кровавые
.
— Не поделишься этим со мной? — спросила Габриэлла, делая тон голоса тише и ближе придвигаясь ко мне, хотя мы и так сидели плечом к плечу — так было еще спокойнее, поэтому не пришлось выпивать алкоголь, чтобы успокоить нервы перед полетом.
— Это только его история, поэтому я не вправе говорить об этом, — так же тихо ответил я и откинулся всем телом на спинку кресла, предвкушая, как мы проведем еще семь часов в самолете: так же или сделаем хоть что-то, чтобы не наблюдать кислые мины сбоку?
— Но случилось что-то очень плохое?.. — задумчиво поинтересовалась Габриэлла, склонив голову вниз, теперь перебирая пальцами пуговицы на кардигане. — Кстати, на приеме в доме твоей семьи Клэр рассказала немного о Кристиано, — вдруг прошептала она, будто боялась, что ей за это что-то будет. — Кажется, она сказала, что он переехал с дядей в ее район из Брайтон-Бич, но там…
— Много русских, — закончил за жену я, и она кивнула, приподняв подбородок и посмотрев на меня. — Верно, потому что Капо — наполовину русский и, насколько мне известно, бегло говорит на русском, возможно, на уровне носителя, — подтвердил, скорее всего, сказанные слова Клэр; наверное, они успели переброситься фразами в туалете, когда Габриэлла внезапно вызвалась помочь ей.
Габриэлла ничего не ответила, только уселась поудобнее и взяла чашку с кофе. Мне нравилось это в ней — не задавать слишком много вопросов о том, что касалось мафии или моих людей. Вероятно, эта черта характера, если так можно сказать, появилась в Габриэлле после жизни с Маттео, где высказывание своего мнения каралось чуть ли не смертной казнью. Однако… в каком-то плане было легче, потому что все, что касалось новой миссис Пеллегрини, делало из меня совершенно другого человека: того, кого мафия не видела, может, лишь на свадьбе, где я все же позволил себе отпустить контроль — конечно, не до конца из-за присутствия семьи Марино, но все-таки.
Я сжал прохладную ладонь в своей, затем, приподняв ее, оставил легкий поцелуй на тыльной стороне и заметил улыбку на уже покрытом румянцем лице — моя самая грандиозная победа.
Альпы, Швейцария.
05:45 PM
Никогда на самом деле не думал, что привезу в этот дом кого-то, кроме себя, потому что здесь, опять же, все принадлежало только
мне
, здесь не ступала нога отца, который всю жизнь только и делал, что, кажется, корил собственного сына за то, что тот родился на свет, и именно по этой причине пытался переделать, подстроить под себя, чтобы было удобно и комфортно давить и чтобы в будущем я прогибался.
Дом не получился большим: два этажа с небольшой террасой, на которой уже были выставлены стулья и большой стол, а также шезлонги, если вдруг погода будет благоволить для загара, хотя мы находились высоко в горах и уже виднелся снег, однако не настолько, чтобы замерзать, находясь на улице лишь в одних кофтах без курток, шарфов и шапок; в общем, комфортно.
Не то чтобы я любил холодное время года — не имел тяги, так как по душе больше приходилось лето и жаркое солнце; возможно, это было связано с тем, откуда я родом. Однако… когда-то давно меня привезли в Альпы дедушка и бабушка со стороны мамы, и я не смог забыть эту поездку. Конечно, тогда мне было всего ничего и кататься на горных лыжах со сноубордами было сложновато, но то, как горы успокаивали… Я нигде не встречал таких чувств и эмоций, когда смотрел на заснеженные хребты и парящие над ними и рядом облака, поэтому, став взрослым, решил, что необходимо такое же место, как в Нью-Йорке, — место силы, только в Швейцарии, подальше от суеты, от нравоучений отца, от того, кем я должен был стать и…
кем
в итоге стал — Доном.
— Осторожно, Габи, здесь, как ты могла заметить, территория моего братца! — воскликнула сестра, когда мы вышли из машины и забрали сумки. — Я имею в виду, что вообще только
его
территория, — она проговорила эти слова медленно и тягуче, будто таким образом запугивала мою жену. — Придется подчиняться
его
правилам, — хмыкнула Аннабелла, и я издал тихий смешок.
— Разве ты и так не подчиняешься? — пробухтел Кристиано, идя следом за ней.
Сестра резко обернулась и стрельнула взглядом в Капо, причем в больших глазах можно было прочитать короткое и дерзкое: «Тебя вообще не спрашивали» или «Я с тобой не заводила разговор», отчего даже мне стало не по себе — не хотел бы попасть под горячую руку Аннабеллы.
— Ну давай! Проходи! — громко практически приказала она, когда мы неловко подошли к двери дома, и подтолкнула Кристиано в плечо, который пропускал ее вперед, как настоящий джентльмен.
Я повернул голову к Габриэлле, переминающуюся с ноги на ногу, и встретился с голубыми радужками, бегающими от меня к этим двум то ли влюбленным, то ли недовлюбленным, затем склонился к ее уху и прошептал:
— Чувствую, будет весело.
— Определенно, — с долей ехидства ответила жена, после чего подмигнула и прошла в сторону дома, первой входя в него, оставляя нас всех позади: Аннабелла с Капо так и стояли по разные стороны террасы, убивая друг друга взглядами.
Я последовал за Габриэллой, сжав сумки в руках. Она придержала дверь, и я смог войти внутрь, затем обернулся и крикнул:
— Дайте знать, как закончите браниться!
Не успел я быстро скрыться и отвернуться, как сестра провела большим пальцем по шее, говоря этим, что меня ждал конец, если не перестану подначивать, однако… может, напомнить Аннабелле, как именно она пыталась свести меня с Габриэллой и как кричала вслед перед поездкой в Филадельфию «Надеюсь, вы поцелуетесь!»? Бывало, люди часто забывали, что делали сами, когда похожие ситуации происходили с ними, или здесь уже играли роль эмоции, которые заполоняли разум — мне-то не знать, впрочем, как и Габриэлле, когда мы сходили с ума друг без друга.
Габриэлла с самого порога стала оглядываться по сторонам, при этом то и дело произнося «ого» или «вау», оставляя рот приоткрытым. На самом деле я и сам забыл, как здесь красиво и… по-особенному уютно. Да, я не боялся этих слов в отношении того, что было построено с нуля, сконструировано по некоторым моим наброскам.
Мы прошли дальше, я стал показывать, какие комнаты находятся на первом этаже — провел по всем, отвечая на интересующие вопросы, хотя в основном Габриэлла просто вздыхала и восхищалась, хотя не любила темные оттенки что в одежде, что в домах, а здесь… практически везде преобладал черный цвет. Не скажу, что прямо сейчас жалел об этом, однако, возможно, все же сменил бы тактику и перекрасил некоторые комнаты в другие цвета, по крайней мере, спальню точно, потому что теперь она принадлежала не только мне и моему тогда, в прошлом, раздувшемуся эго, но и жене.
Когда мы стали подниматься, послышался гул голосов: женский, который продолжал бурчать, и мужской низкий; видимо, Кристиано с Аннабеллой так и не нашли общий язык, а я по какой-то причине пришел только сейчас к выводу, что, может, им не нужно разговаривать — нужно дать волю чувствам.
— Не узнаю себя, — вдруг прошептал я себе под нос, но Габриэлла услышала и остановилась возле лестницы, окончательно поднявшись на второй этаж, держась рукой за перила. — Подумал, моей сестре и Капо стоит вовсе заткнуться и…
— Поцеловаться? — хитро улыбнулась жена и подмигнула, отчего я приподнял бровь, но ведь так оно и было, именно об этом теперь в голове бегали мысли, не успокаиваясь. — Джо, ты просто желаешь Белле счастья, а еще наконец-то принимаешь ее как отдельную личность, а не маленькую девочку, которую стоит постоянно оберегать, — твердо и уверенно произнесла Габриэлла и положила ладонь на мое плечо, едва сжав его, когда я встал рядом.
Как не узнавал себя, так и не узнавал свою жену, которая стала более смелой и в отношении меня, и в отношении окружающих людей. Хотелось считать, что это моя заслуга и что мне и правда удалось вытащить из нее ту девушку, которую когда-то внутри запер гребаный Маттео.
С каждым днем я замечал, как Габриэлла менялась, но, наверное, это не изменения, а… снятие границ и рамок, впрочем, и я снимал их с себя по мере того, как начинал полностью доверять, то есть, это не значило, что я не доверял, это значило — я готов открыть то, что спрятано глубоко внутри, и то, о чем знал только сам — о своих демонах, страхах и слабостях.
Я взял жену за руку, перед этим проверив Аннабеллу, которая уселась на пуфике в коридоре, теперь лазая в телефоне, наверняка выставляя фотографии в социальных сетях с полета в Альпы — надо же поделиться с подписчиками — и повел в спальню, вид из которой открывался на заснеженные высокие горы, по которым я планировал прокатиться и научить зимним видам спорта Габриэллу, если она будет не против и не испугается.
— Я даже представить не могла, что когда-нибудь увижу такой вид из окна… — тихо, но в то же время восторженно произнесла она, и я ощутил, как ее пальцы крепче сжали мою руку.
Габриэлла повернулась ко мне, закрыв другой ладонью рот, и я прочитал в любимых глазах цвета неба неподдельные яркие эмоции, и это заставило сердце биться чаще, так как со своей стороны получился некий сюрприз.
— Поэтому я хотел побыть с тобой здесь только вдвоем… — подойдя к жене ближе и склонив голову, сладко прошептал я, заправив пряди рыжих волос за уши. — Смотреть на горы, солнце, которое заходит за них, лежать в ванной вместе, слушать джаз, заниматься сексом и не думать, что кто-то застукает нас голыми, — продолжил я, нашептывая, как дьявол, который хотел соблазнить не соблазняемую, а Габриэлла стала тихо хихикать, смотря в глаза.
— Джованни Пеллегрини, оказывается, романтик? — проведя пальчиками по моей груди и наклонив голову в сторону, закусив еще и нижнюю губу, спросила жена.
— Габи, ты все еще смеешь задавать такие глупые вопросы? — усмехнулся я, затем уловил короткое пожатие плечами и, не став ожидать ответных слов, приподнял ее подбородок указательным пальцем навстречу к себе и затянул нас в мягкий поцелуй, отражающий буквально все, что я чувствовал к миссис Пеллегрини.
Спустя пару дней.
Я дал всем немного передохнуть в день приезда и еще на следующий день, чтобы, по крайней мере, Габриэлла и Кристиано привыкли к атмосфере гор и в целом погоды, поэтому все, что мы делали, — гуляли, вкусно ели, общались на разные темы, хоть это и было сложновато из-за очередных пререканий Аннабеллы с Капо — сестра цеплялась практически к каждому его слову, и я понятия не имел, откуда у Кристиано столько терпения, потому что я бы уже не выдержал и плюнул — все-таки влюбленность это одно из сильнейших чувств, которое заставляет неосознанно совершать глупые поступки и делать ошибки.
Сегодня, опять же, под моим руководством — да, сестра была права в том, что здесь все подчинялись мне, впрочем, и слова Капо в тот момент тоже правда — все поднялись достаточно рано утром, чтобы успеть плотно позавтракать, собрать с собой некоторые вещи и в принципе морально подготовиться к короткой поездке к горнолыжным склонам, а уже там — к длительным поездкам именно с гор.
Габриэлла все утро суетилась, но не потому, что собиралась, а потому, что волновалась, как все пройдет, ведь она совершенно не умела кататься ни на горных лыжах, ни на сноуборде. Я громко посмеялся с того, когда жена вчера заявила, мол, лучше покатаюсь на ватрушке с той же горы, что и вы на лыжах, на что получил злобный взгляд. Если бы такой вариант существовал, я был бы не против, хотя мне всегда безумно хотелось разделить с любимым человеком данный вид спорта, от которого я получал практически столько же кайфа и адреналина, сколько от быстрой езды на машине.
— У нас есть еще несколько минут перед выходом? — вбежала в спальню Габриэлла с ошарашенными глазами, будто ее что-то испугало. — Мне… мне нужно тебе кое-что подарить, — немного успокоилась и тряхнула руками она, будто это могло помочь снять тревожность. — Я все чего-то ждала с самой нашей свадьбы… — продолжила лепетать Габриэлла и прошла к своему чемодану, который стоял в углу спальни.
Я не ожидал какого-то подарка для себя, потому что единственный подарок, который я так долго ждал, — моя жена, судорожно копающаяся в вещах, явно потеряв среди своих же то ли коробочку, то ли подарочный пакет.
Не оставалось ничего, кроме того, чтобы подойти к ней, опуститься рядом и положить руку на спину, отчего Габриэлла резко одернула себя, наконец-то, кажется, найдя то самое.
— Габи, мы никуда не спешим, — мягко произнес я с долей смеха в голосе.
— В общем… — начала она и запнулась.
Видимо настолько волновалась насчет подарка, но, даже когда Габриэлла подарила ежедневник и ручку, я был рад, как никогда ранее по той причине, что человек узнал то, что приходилось мне по душе.
— Я заметила, что ты безума от часов.
Она немного выпрямилась, и я смог разглядеть коробку в ее руках.
— Ты почти никогда не снимаешь их, разве что перед сном, поэтому подумала, что часы — лучший подарок для тебя, а в магазине посоветовали купить именно их.
Габриэлла протянула коробку, и я чуть ли не дрожащими пальцами схватился за нее — никогда еще не приходилось получать такие подарки; имел в виду именно часы — обычно покупал их себе сам.
Мельком взглянув в лицо жены, которая с предвкушением ждала моей реакции, кусая нижнюю губу и мечась взглядом по мне, чтобы считать реакцию тела, опустил глаза вниз и принялся распаковывать подарок — медленно, тягуче, дабы насладиться этим особенным процессом.
— Надеюсь, ты оценишь… — взволнованно проговорила Габриэлла, и в этот момент я открыл коробку.
От удивления и, скорее, восторга не нашлось сразу, что сказать, потому замер, глядя на шикарнейшие швейцарские часы от Audemars Piguet с синим циферблатом и еще парочкой деталей внутри, которые выглядели безупречно и стильно, а ремешок был сделан из нержавеющей стали.
— Когда узнала о нашей будущей поездке в Альпы, решила, что здесь будет символично подарить часы от швейцарского производителя, — непринужденно высказала Габриэлла, и я, все еще не находя достаточно подходящих слов, чтобы описать эмоции от подарка, отложил коробку на пол и притянул жену к себе, буквально вжимая ее в себя. — Значит… подарок удался, — легонько посмеялась она.
— Габи, он не просто удался, — отстранившись, все-таки произнес я с широкой улыбкой. — Часы чертовски красивые.
Я вновь взял коробку в руки и уже достал подарок, крутя его между пальцев, рассматривая с разных сторон — идеальны во всех планах.
— Это одна из моих слабостей, так что ты попала в точку, sole.солнце
Я поднял глаза и встретился с голубыми радужками, которые внимательно следили за мной.
— Идеальный подарок, Габи.
В очередной раз я приблизился к ней и оставил быстрый поцелуй на губах.
— Теперь мне хочется поиграться с ними, как с новой игрушкой, — усмехнулся я, и Габриэлла тоже издала смешок.
— Уверена, у тебя будет для этого вся ночь, — поднявшись с корточек, сказала она, и я последовал ее примеру, все же примеряя часы на запястье.
— Ночью я предпочту заняться кое-чем другим, — тихо съехидничал я, и на щеках Габриэллы стал проявляться румянец — снова удачное смущение.
Спустя пару мгновений горячих поцелуев мы спустились вниз, нарушив тихое бормотание Аннабеллы по видеозвонку — сестра по какой-то причине предпочла сразу же завершить вызов, поэтому вскоре все уселись в машину и поехали навстречу снежным горам.
Горнолыжный курорт Вербье, Альпы.
03:50 PM
Мы катались уже по меньшей мере час. Хотя… кто-то катался, например, я, Аннабелла и Кристиано, а кто-то, Габриэлла, либо сидела на снегу, когда чувствовала, что падала с лыж, либо просто стояла на месте, следя за нашими удаляющимися фигурами, затем ожидая нас наверху. Я пытался несколько раз научить ее не бояться склонов, тем более что мы с ней начали с самого легкого и невысокого, но она упиралась, говоря, что явно не создана для зимних видов спорта.
— Джо, пожалуйста, я не могу, — снова захныкала Габриэлла и скривила рожицу, мол, все, на этом точно конец. — Ты тратишь время на меня, понимаешь? А мне комфортно здесь, наверху.
Попытки отговорить не увенчались успехом раньше, поэтому и сейчас не найдут его — я лишь продолжал мотать головой и подталкивать жену вперед, к склону, держа ее за талию.
— Я боюсь! Я боюсь! — заверещала Габриэлла, пытаясь свести ноги, точнее лыжи, вместе, чтобы они тормозили нас. — Тебе смешно, да?!
Она резко повернула голову в мою сторону, едва ли успев посмотреть в глаза, когда я отпустил ее, и Габриэлла покатилась по небольшому склону.
— Я убью тебя, Джованни! — последнее, что услышал я сквозь собственный смех и проследил, чтобы она правильно поставила ноги, дабы не свалиться и не слишком ускориться.
Спустя примерно минуту Габриэлла спокойно затормозила внизу и показала сжатую в кулак ладонь. В ответ я улыбнулся и помахал рукой, наблюдая с другой стороны Аннабеллу, готовящейся съезжать со склона повыше неподалеку. В сестре я не сомневался, поэтому легко отпускал при условии, что за ней наблюдает и практически по пятам катается Кристиано, от которого та пыталась всеми силами отбиться, оставляя на этот раз, например, совершенно одного здесь, в точке старта.
Габриэлла уже подъехала к подъемнику, а я решил остановиться возле Капо, смерив его подозрительным и, возможно, строгим взглядом, будто именно я отец Аннабеллы, которому предстояло полностью оценить его кандидатуру на роль будущего мужа, но, казалось, слово старшего брата тоже имело вес, да еще какой!
— Не смотри так, Джованни, я ничего не могу с этим сделать, — раздраженно произнес Кристиано, исследуя горизонт нахмуренным взглядом.
— Ты можешь рассказать ей свою историю, и все станет гораздо проще, — внезапно предложил я, понимая, какой ответ Капо заготовил, причем на все мои предложения.
— Нет, — отрезал он, и я сложил руки на груди, тем самым показывая недовольство — категорически не согласен с такой точкой зрения и мнением, мол, так будет лучше для всех и в особенности — для нее.
— Тогда вы ни к чему не придете, Кристиано, — наседал я, придвинувшись к нему, краем глаза наблюдая, как Габриэлла ловко едет на лыжах в нашу сторону; кажется, заметив мой серьезный разговор с Капо.
— Кто сказал, что я хочу к чему-то приходить, Джованни? — на этот раз встретившись со мной темным взглядом, решительно спросил Кристиано. — Ты можешь отдавать мне приказы, связанные с нашей «работой», но настоятельно рекомендую не лезть в мою личную жизнь! — четко и быстро практически выплюнул он, и я опешил от такого тона, обращенного к себе, поэтому свел брови к переносице, затем схватил Капо за предплечье, когда он, оказывается, сошел со сноуборда и решил с этими последними словами попросту уйти.
— Речь идет о моей сестре, Капо!
Теперь уже было наплевать на то, что Габриэлла стояла рядом и слышала наш строгий разговор, от которого, вероятно, скоро могли посыпаться искры, а они, в свою очередь, растопили бы под ногами снег.
— Если думаешь, что я так просто это оставлю, наблюдая за переменчивым настроением Аннабеллы, ты глубоко ошибаешься! Сделай хоть что-то, Кристиано: либо расскажи, либо отойди, — уже спокойнее сказал я, и все, чем меня удосужили, — короткий кивок и вырванная рука из стальной хватки: Капо, подняв сноуборд, прошел к небольшому кафе, располагающемуся неподалеку от склонов.
Я тяжело вздохнул и посмотрел на Габриэллу, которая не знала, что сказать. Изначально мы и правда думали, что это будет весело, однако… краски приобрели совершенно другие оттенки, более темные, из-за чего мы все вместе пришли в гребаный тупик.
— Может, просто покатаемся? — неловко задала вопрос жена и подняла лыжные палки двумя руками вверх. — Я, честно, не буду больше сопротивляться, — усмехнулась она, и я молча согласился, переведя взгляд с нее на сестру, которая мотала ногами в воздухе, пока сидела на подъемнике, задумчиво разглядывая снег внизу, опустив голову.
Что же с вами делать?.. Никогда не думал, что стану сводить Аннабеллу и Кристиано, потому что ранее вовсе не видел их, как пару, да и они, вероятно, тоже, но чувства, по опыту, зарождались так неожиданно и совершенно не в правильных местах, если так можно было выразиться, отчего это сбивало с толку и меняло жизнь на сто восемьдесят градусов.
В конечном итоге что я, что жена оставили все попытки, по крайней мере, на сегодня, как-либо помочь Аннабелле и Кристиано хотя бы вновь нормально общаться между собой, ведь, казалось, после того, как я поставил их вместе на ринг в один день в клубе семьи, они были не разлей вода, правда… тогда являлись лишь друзьями, а это не так сложно, как новый уровень отношений.
➽─────────❥
Габриэлла поддавалась моим советам, следовала им и интересовалась тем, как правильно и безопасно кататься. Теперь мы спокойно слушали друг друга и редко спорили. Она стала смелее, поэтому мы решили попробовать новый уровень склона, от которого голубые радужки еще больше расширились, особенно, замечая то, насколько быстро люди оказывались внизу — здесь явно больше профессионалов, чем любителей, однако я заверил, что буду рядом и в случае чего обязательно помогу.
Парочка таких раз, и стало невыносимо жарко, отчего пришлось снять сначала куртку — солнце, кстати, палило сильнее, чем, казалось, в Италии на нашу свадьбу — после и теплый свитер, вовсе оставаясь лишь в одних горнолыжных штанах, свешивая подтяжки от них с плеч.
— Джо… что ты делаешь?.. — шепнула на ухо жена, с нескрываемым любопытством оглядев меня сверху вниз.
Где-то послышался женский смех, и Габриэлла повернулась навстречу ему.
— Ревнуешь? — улыбнувшись уголком губ, спросил я и мягко дотронулся костяшками пальцев до румяной щеки.
— Я не ревнивый человек, — хмыкнула она, возвратив внимание на меня, однако язык тела говорил совершенно о другом — Габриэлле явно не понравилось то, как некоторые девушки стали засматриваться в нашу сторону.
— Братец снова выпендривается! — откуда-то сбоку крикнула Аннабелла, и мы прыснули со смеху. — Ну давай, поиграй своими мышцами, чтобы Габриэлла начала еще больше волноваться! — ближе подойдя к нам, со смешком сказала сестра, выпячивая грудь вперед. — Следи за теми курицами, Габи, — после шепнула она, прикрыв рот ладонью. — Они давно приметили Джованни.
Ее большие глаза указали на девушек, сидящих на снегу, видимо, отдыхающих от нескольких поездок туда-обратно.
— Не думаю, что я вообще должна о них переживать, — с каким-то укором произнесла жена и взмахнула двумя длинными косичками, которые заплела как раз перед выходом из дома. — Так ты поедешь в таком виде? — обратилась она ко мне, и я кивнул, поправляя горнолыжные очки на переносице.
Я подмигнул Аннабелле, которая достала телефон, чтобы заснять меня; кажется, она документировала всю нашу поездку, особенно, нас с Габриэллой, ведь по факту это — наш медовый месяц. Если уж сестра снимает все и вся, то пусть ее камера запомнит Джованни Пеллегрини в расцвете сил.
— О, поскорее, Джо, иначе девчонки умрут от твоего обаяния! — простонала со смешком Аннабелла, а я лишь закатил глаза, но продвинулся вперед.
Когда я еще раз глянул в сторону Габриэллы, уловил от нее смущенную улыбку, после чего махнул рукой и наклонил лыжи вниз, теперь покатившись по идеально ровному белоснежному снегу.
Кажется, как только удалось филигранно и профессионально преодолеть половину трассы, услышал за собой все тот же женский смех, затем и гул голосов. Я даже не сомневался, что те «курицы», как их назвала сестра, последуют за мной, однако не знал, чего они этим хотели добиться.
Вскоре идеальная трасса стала не совсем таковой, так как внизу соединялось несколько в одну, из-за чего пришлось притормозить. Я машинально обернулся и… удивленно стал смотреть на склон, где прямо сейчас быстро спускалась Габриэлла — рыжие косички и красный шарф ни с чем не спутать и…
ни с кем
.
Я продолжал ждать ее внизу, на том же самом месте, а она огибала тех самых «куриц», чуть ли не подрезая их. Некоторые из девушек что-то кричали Габриэлле вслед, но она все ближе и ближе становилась ко мне и уже через минуту резко затормозила, едва засыпав мои лыжные ботинки снегом.
— Это ты называешь «я не ревнивый человек»? — ехидно усмехнулся я, притягивая жену за руку к себе — холодная куртка ярко контрастировала с разгоряченным телом, однако это только добавляло ощущений.
— В смысле, Джо? — непонимающе выгнула бровь она. — Я решила скатиться за тобой, вот и все, — пожала плечами Габриэлла и краем глаза проследила за несколькими девушками, которые проехали мимо нас.
— У тебя уже не просто прорезались зубки — целые зубища и клыки, не так ли? — сказал я, потрепав ее две косички, подбросив вверх, вспоминая нашу поездку в Филадельфию, когда Габриэлла начала пихаться и отнекиваться от общего номера и кровати, и именно тогда я подумал про себя, что у нее есть зубки.
Она ничего не ответила, только обвила руки вокруг моей шеи и затянула в горячий поцелуй, сплетая язык с моим. Я опустил руки на поясницу Габриэллы и придвинул еще ближе, чувствуя, что еще немного, и будет чертовски сложно держать себя в руках.
— Ты мне нравишься все больше, — все-таки прервав поцелуй, намереваясь продолжить в доме, в тишине и наедине, басом прошептал я.
— Твоя фамилия действует на меня, — непринужденно хихикнув, весело отозвалась жена и оттолкнулась от меня, отъехав примерно на дюйм.равен 2.54 см — Поднимемся обратно? Иначе Кристиано и Белла съедят друг друга, — растянув губы в улыбке, спросила Габриэлла, и я указал рукой на подъемник.
Спустя две недели.
Район Манхэттен, Нью-Йорк.
11:15 AM
Я мог бы предугадать, что Габриэлла в каком-то плане уже устала от моих загадок и сюрпризов, однако сейчас она могла догадаться, куда мы ехали, ведь с самого утра на барной стойке лежали водительские права, которые она заслужила — сдала на них самостоятельно, а я лишь ускорил процесс, чтобы жена не ждала очереди.
Узнав, что Габриэллу даже похвалили за то, как она осторожно и внимательно водит, во мне проснулась гордость, и даже не за себя, так как именно я посадил ее первый раз за руль, — только за нее, потому что она могла попросту попросить меня купить права, но Габриэлла не искала легких путей и не желала, чтобы кто-то тыкал пальцем и говорил, что ей это досталось только из-за богатого мужа.
После пребывания в Альпах мы еще несколько дней тупо проводили дома, никуда не выходя — настолько устали, что хотелось побыть, во-первых, только вдвоем, ведь этого не дала нам сделать моя сестра, а во-вторых, физическая нагрузка вымотала, отчего мы валились с ног и практически каждый день в Швейцарии, как только головы касались подушек, сразу же проваливались в сон.
Габриэлла не могла нарадоваться получению водительских прав, поэтому то и дело крутила их между пальцев и хитро улыбалась, смотря на меня. Я даже не подозревал, что такую реакцию могла вызвать какая-то маленькая бумажка, которая легко помещалась в любую сумку и даже кошелек, однако понимал, что для нее это не просто бумажка — целое достижение, и, уверен, этих достижений еще будет море, особенно зная увлечение лепкой.
Я крутанул руль влево, совершив разворот, так как салон находился на другой стороне улицы, затем стал тихо подъезжать к нужному зданию и внимательно осматривать парковочные места, так как на Манхэттене всегда очень сложно припарковать машину.
— Мы приехали в автосалон? — наконец-то проснувшись из какого-то забытья, удивленно спросила Габриэлла, затем вновь перевела глаза на меня, и я заметил в них восторженное предвкушение.
Я лишь по-хитрому улыбнулся и вышел из машин первым, чтобы открыть пассажирскую дверь со стороны жены и помочь выбраться — на ее ногах красовались летние босоножки на каблуках, и, честно говоря, они сводили с ума тем, как удлиняли и без того длинные ноги. Казалось, если мы шли по улице, все взгляды мужчин приковывались только к ней и ни к какой другой девушке, идущей неподалеку от нас. На самом деле это не могло не восхищать, поэтому я даже не пытался, да и никогда бы не стал запрещать носить открытую одежду, наоборот, это льстило, ведь Габриэлла Пеллегрини —
моя жена
.
Наконец она подала руку, и я мягко сжал ее, аккуратно удерживая жену, пока стройные ноги первыми появлялись из машины и становились на идеально ровный асфальт. По итогу, когда Габриэлла выпрямилась — на каблуках наш рост был почти одинаковым — голубые радужки забегали по большому автосалону, после чего я кивнул в его сторону, и мы медленно прошагали в здание, где у самого входа располагались блестящие и идеально натертые новые автомобили. Габриэлла забегала взглядом по некоторым из них, и я прочитал растерянность на ее лице.
— Ты можешь выбрать любую, — наклонившись к уху, прошептал я и сильнее сжал нежную ладонь, которая едва вспотела, видимо, от волнения.
Потерянные глаза обратились ко мне, и жена помотала головой, будто вовсе не понимала, что теперь делать, как быть, что говорить и… чего вообще хотела.
— Но… Джо, — тягуче протянула Габриэлла и поджала губы.
Я ухмыльнулся, потому что для таких целей здесь находились я и работники автосалона, и прошел вперед к консультанту, одетому в классический черный костюм и белую рубашку. Он уже направлялся к нам, буквально подбегая, чтобы не упустить потенциальных клиентов, однако я точно не намеревался выходить отсюда с пустыми руками — только с ключами от автомобиля.
— Добрый день. Чем я могу вам помочь? — остановившись напротив нас, деловито спросил консультант, оглянув сначала меня, затем — Габриэллу, не останавливая на ней слишком долгого взгляда.
— Добрый день, помогите моей жене выбрать машину, — положив руку на ее поясницу и притянув ближе к себе так, что наши бедра соприкоснулись, вежливо отозвался я, наблюдая еще за тем, как остальные работники автосалона поглядывают на нас; вполне вероятно, что кто-то из них осведомлен о том, кто мы такие, или, по крайней мере, кто
я
.
— Предпочитаете какую-то определенную марку? Или рассказать и показать немного обо всех представленных моделях в нашем салоне? — после того, как Габриэлла в ответ поприветствовала консультанта, обратился он к ней, жестами очерчивая большой зал, в котором кое-где прогуливались другие посетители, а кто-то уже покупал долгожданный подарок.
Кажется, щеки Габриэллы еще больше загорелись румянцем — она явно не ожидала, что лично к ней обратятся с таким вопросом, а я из-за этого поднажал пальцами на поясницу, чувствуя легкую дрожь в ее теле, чтобы жена почувствовала и поддержку, и то, что не должна бояться или стесняться, ведь мы здесь на самом-то деле одни из главных гостей и клиентов.
— Эм… — замялась она, произнося этот нечленораздельный звук, и заглянула за спину консультанту.
Он, поняв, что ей сложно прямо сейчас ответить на заданный вопрос, только улыбнулся и махнул рукой вперед, чтобы мы последовали за ним.
Честно говоря, Габриэлла уже давно изучила рынок автомобилей, в особенности тех, которые нравились мне, а их было не так уж много, например, Porshe и Mercedes-Benz, поэтому она хоть немного, но разбиралась и при этом вела разговоры со мной, чтобы найти между нами дополнительную связь и общие темы для разговоров.
— Давайте пройдемся по салону, и, возможно, я определюсь, — наконец-то, собравшись, с духом, твердо сказала Габриэлла, а ее осанка заметно выпрямилась — вот она,
миссис Пеллегрини
.
Некоторое время консультант водил нас по разным уголкам автосалона, подводил ближе к машинам, рассказывал о них некоторые плюсы и минусы, затем, когда мы вернулись на те же места, откуда он нас выцепил, вновь обратил внимание на Габриэллу, скрестил пальцы в замок и вопросительно приподнял бровь, ожидая ее практически финального решающего слова.
— Минутку, — вдруг коротко произнесла она, и консультант кивнул, отходя от нас на приличное расстояние, чтобы не подслушивать разговор.
Габриэлла приблизилась ко мне вплотную, и я чуть наклонил голову, чтобы она нашептала на ухо то, что стеснялась спросить или сказать вслух при постороннем человеке.
— Джо, ты уверен? — внезапно поинтересовалась она, и я нахмурился. — Та машина… которая мне понравилась, почти самая дорогая здесь, — призналась жена, и на этот раз я издал смешок, после встретился со взглядом, мол, я серьезно, Джованни.
— Интересно, когда из твоей красивой головы исчезнет слово «дорого», когда ты рядом со мной? — заправив выбившуюся прядь длинных волос и улыбнувшись уголком губ, спросил я, затем сразу же позвал консультанта. — Скажи ему, какая модель тебя заинтересовала, и мы оформим договор прямо сейчас, — тихо и с уверенностью в голосе произнес я, рассматривая маленькие веснушки на носу Габриэллы.
Она только и сделала, что кивнула, едва облизнув, вероятно, пересохшие от волнения губы, потом развернулась в сторону подошедшего консультанта.
— В том углу, — начала жена, показывая рукой направление, — стоит черный мерседес…
О, так Габриэлла решила потягаться с моей малышкой. Я уже предвкушал наши небольшие поездки на короткие расстояния где-нибудь, где нет ни машин, ни людей, только поле, ровная прямая дорога и две крутые тачки, которые несутся навстречу ветру, как в последний раз.
Конечно, это только мои мечтания и потаенные желания, так как на самом деле я не планировал учить жену гонять на бешеных скоростях, которые позволял себе, и то сейчас не так часто — только в экстренных ситуациях, когда необходимо было быстро оказаться в каком-то определенном месте, если это касалось чьей-то жизни или работы. В остальное же… тот Джованни Пеллегрини, которого раньше все знали, остался в прошлом, остался там, где еще не влюбился в Николь, Габриэллу Бьянко и Габриэллу Денаро, там, где не сделал ей предложения, а после — не взял в жены.
— Да, мы покупаем его, — как только жена осмотрела новенький мерседес, посидела в нем и сдержанно улыбнулась через лобовое стекло — она идеально смотрелась в машине, оповестил я, повернув голову в сторону консультанта, и тот сообщил, что сейчас же оформит договор, и мы проведем оплату.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
05:07 PM
Я никак не мог отпустить Габриэллу на ее же занятия по гончарному делу. Она на достаточно долгое время ставила паузу в своем расписании, чтобы, во-первых, провести свадьбу в Италии, а во-вторых, побыть со мной, никуда не спеша, что, впрочем, и я сделал в ответ, практически никуда не выезжая — только по срочным вопросам.
Губами я опускался на ее ключицы, едва прикусывая кожу, отчего тело Габриэллы каждый раз вздрагивало. Ее пальцы путались в моих волосах, сжимая их у корней, при этом оттягивая. Хриплый шепот раздавался рядом с ушами, и я почти точно так же едва ли не рычал, исследуя бледную кожу с, казалось, сотнями родинок разных размеров — проводил по ним пальцами, соединяя, целовал, оставляя влажные дорожки за собой.
Сейчас не представлял, как жить без этого всего: без утренних пробуждений рядом с Габриэллой, которая спокойно посапывала рядом — теперь ее не беспокоили кошмары, она не просыпалась в холодном поту и практически научилась засыпать без света, если я засиживался в кабинете — без поцелуев перед завтраком и после, без нежного взгляда, без джаза, без ее смеха, улыбки, веснушек… Я до сих пор сходил с ума, однако уже переносил это гораздо легче, потому что Габриэлла не где-то там, далеко, и я без понятия, что с ней, она здесь, со мной, в моих руках, смотрит так, будто я преподнес ей целый мир — прямо к ногам.
— Джо, мне правда нужно уезжать, — простонала жена, пытаясь выбраться из сильной хватки — она сидела на моих бедрах, а я, в свою очередь, облокачивался на спинку кровати.
— Может, все-таки останешься дома? — ехидно улыбнувшись и отстранившись от лебединой шеи, спросил я, смотря в голубые радужки. — Устроим вечер просмотра глупых комедий, приготовим что-нибудь вкусное… — начал завлекать я, но Габриэлла все равно вырывалась, тихо смеясь при этом.
— У нас еще будет так много времени впереди… Так что дайте мне заняться своими делами, мистер Пеллегрини, а вы — займитесь своими, чтобы не сидеть ночью в кабинете, а… — она наклонилась ближе, из-за чего красивая грудь оказалась прямо у лица, явно дразня таким образом, — …уделить время своей жене, — сладко прошептала Габриэлла, и пришлось сжать руки на ее талии, отчего я услышал тихий хитрый смешок.
— Хорошо, я готов отпустить тебя, потому что так мы соскучимся друг по другу еще сильнее, — ответил я, поймав малиновые губы и затянув в короткий, но чувственный поцелуй.
Габриэлла должна была поехать, к сожалению, не на своем новеньком мерседесе, который успела опробовать несколько дней назад, и пришлось все же пригрозить, так как она, видимо, почувствовала некую свободу вкупе со смелостью касаемо скорости, особенно, когда ехала в машине одна — я сопровождал сзади, никого не подпуская слишком близко и между нами в том числе, так что ни одна машина не приблизилась и не вклинилась в наш маленький поток из двух автомобилей.
Как сказала Габриэлла: «у меня перед глазами постоянный пример, Джованни, и это
ты
», и на самом деле так и было, ведь Аннабелла тоже во многом равнялась на меня, на старшего брата, однако… всегда отмечал, что я — не тот, на кого стоило смотреть.
Я наблюдал за слишком быстрыми сборами Габриэллы, которая бегала по первому этажу, потому что не могла найти свой ноутбук, который обычно брала с собой на занятия, чтобы делать в нем какие-то пометки и составлять новое расписание, пока ученики заняты. Попутно разговаривал с Рафаэлем, который внезапно решил «отпроситься», поэтому водителя и телохранителя, который должен был поехать вместе с Габриэллой, не было, однако, конечно, я готов был оторвать Доменико, пока Аннабелла прибывала у нас дома — приехала буквально несколько минут назад, чуть снова не застав нас практически обнаженными в спальне — умела же сестра вовремя появляться.
Когда я отпустил Рафаэля, вышел из дома, придерживая дверь для жены, которая, похоже, все-таки нашла все свои вещи, затем подошел к машине, возле которой стоял Доменико и медленно курил, выпуская дым из едва приоткрытого рта.
— Габи, напиши или позвони, как подъедете к мастерской, — в голосе звучали какие-то беспокойные нотки, а в момент, когда Габриэлла почти уселась в машину после того, как Доменико придержал пассажирскую дверь сзади, сердце сделало точный и больной удар, будто чувствовало что-то неладное.
Она еще раз посмотрела на меня и кивнула, немного улыбнувшись, затем скрылась в машине, и Доменико закрыл дверь. Перед глазами по какой-то причине пронеслись неприятные картинки, и я совершенно не знал, откуда они, но пульс ускорился.
Однако, когда я практически потянулся к машине, чтобы открыть дверь и не пустить Габриэллу в гончарную мастерскую, телохранитель нажал на газ, и черный тонированный мерседес тронулся с места — в груди кольнуло. Неужели я стал параноиком после свадьбы?.. Или был таким всегда?.. Но отчего-то где-то внутри что-то подсказывало и буквально кричало: «Ты не должен был отпускать ее».
➽─────────❥
На удивление я успокоился: съездил по делам, встретился с Микаэлем, расспросил о новом доме и о том, как поживает жена и сын — уже так подрос — затем посетил кладбище и посидел возле могилы мамы, мысленно, без слов, рассказывая то, как прошла свадьба и как нам с Аннабеллой не хватает ее, причем настолько сильно, что мы, честно говоря, чувствовали себя безумно одинокими и потерянными.
Да, я был взрослым мужчиной, которому не стоило показывать подобные эмоции на людях, но и думать похожим образом тоже, однако… на кладбище только я и… мама, более никого, а с ней я всегда мог открыться, не то, что с отцом.
Как только Габриэлла отписалась, что все в порядке, она зашла в мастерскую и уже начинала урок, так как они встали в небольшую пробку на подъезде к городу, я тяжело выдохнул и отпустил контроль, позволив хоть на немного расслабиться.
Думал ли я, что телефон будет трезвонить после нескольких часов, когда жена уже должна была ехать обратно — насколько мне было известно, урок длился не больше часа, а сегодня Габриэлла не планировала еще несколько, — конечно, нет, но кто-то отчаянно пытался дозвониться, причем так нагло, отчего неприятная вибрация раздавалась по всей кухне, так как телефон валялся на барной стойке, пока я следил за ужином, готовящемся на плите. В конечном итоге не осталось ничего, кроме того, чтобы нервно вымыть руки и поднять телефон, практически с таким же раздраженным голосом отвечая «Слушаю».
—
Приветствую, Джо,
— раздалась русская речь по ту сторону — благодаря Кристиано я знал некоторые фразы, поэтому распознал, что некий человек поздоровался.
— Кто это? — спросил я и нахмурился, а сердце в очередной раз забилось быстрее — снова это чувство тревожности и чего-то неправильного, возможно, моей самой большой ошибки, ведь я не послушал себя и свою интуицию.
—
Вряд ли мы знакомы
, — коротко продолжил мужчина, теперь перейдя на английский, но говоря со слишком явным русским акцентом; казалось, он испытывал меня, мол, ну же, задай еще несколько вопросов или… додумайся, почему русские снова связались с тобой.
Я выждал, потому что не понимал, кому принадлежит голос, хотя ясно как день, что это точно кто-то из Чаек.
—
До сих пор мы не общались, но ты
, — он сделал паузу и четко произнес местоимение, —
меня вынудил, договорившись о сделке по обмену жизнями
, — наконец-то произнес русский; показалось, что по ту сторону он дерзко улыбался, будто наш разговор доставлял невероятное удовольствие.
Мы заключили сделку с Юджином о том, что Чайки больше не трогают ни меня, ни Габриэллу, ни в целом мою семью и мафию, так как я отдаю им своего отца — человека, по приказу которого и был убит старший сын Малевского. Однако… причем здесь снова наша договоренность, скрепленная, можно сказать, на крови?
—
Теперь понимаешь, кто я?
— с напором спросил русский, и я свел брови к переносице, при этом выходя из кухни, готовясь бежать к гаражу, чтобы ввалиться в машину — Габриэлла даже не писала, что они выехали, а это могло значить одно: что-то, черт возьми, пошло не так, и беспокойное чувство, и мои слова «может, все-таки останешься дома?» — не паранойя.
— Что тебе нужно? — резче спросил я, не находя смысла звонить мне, ведь если он человек Юджина, то… все его люди обязаны были подчиняться приказам, следовательно — не трогать нас.
На той стороне послышался какой-то лязг от металла, будто русский крутил в руках холодное оружие.
—
Спешу сообщить, что твоя жена с водителем скоро взлетят на воздух
.
Он издал нервный смешок, и я будто наяву увидел его наглую ухмылку, которую уже не против был стереть с лица, вырезав маленьким ножом.
—
Хочешь посмотреть на это?
— смело спросил русский, и я метнул взгляд на крыльцо нашего дома — все еще никого. —
В последний раз послать воздушный поцелуй?
— продолжал издеваться он, и я сжал левую руку в кулак, стараясь совладать с собой и своим телом, а еще — с острым языком, который намеревалась послать гребаного русского на все четыре стороны, вспоминая то, как, бывало, Кристиано ругался на русском, когда все шло через задницу.
— Что тебе нужно от
меня
?! — прокричал я, на этот раз выбегая на улицу, следуя к гаражу — ощущал, что времени с каждой секундой разговора, которым меня явно хотели отвлечь, оставалось все меньше и меньше.
Теперь сердце вовсе бешено колотилось, стучась о ребра, будто готовое выпрыгнуть на ходу, если я не предприму хоть что-то, если не увижу Габриэллу живой и невредимой. Тело охватило паникой, причем настолько сильной, что я практически не видел ничего перед глазами — белая пелена и искры заставляли моргать слишком часто, а если не делать этого, то перед ними вновь плыли картинки того, как моя жена…
Черт! Я не мог потерять ее! Только не сейчас, когда обрел. Только не сейчас, когда сам оплошал, не заметил подвоха. Только не сейчас, когда наша жизнь налаживалась, и дальше мы планировали уже что-то иное, что-то большее, что-то только друг для друга — семью, самую что ни наесть настоящую семью.
Почему в очередной раз жизнь подкидывала дерьмо?! За каким хреном происходило, если мы заключили сделку?!
—
От тебя?
— усмехнулся русский спустя какое-то время; возможно, он говорил что-то еще, но я не слышал из-за громкого биения сердца. —
Ничего, Джо.
На нервах я даже не пытался осечь его и сказать, что для него я — не Джо, только — Джованни.
—
Я хочу, чтобы ты видел, как твоя жена горит в огне
, — более серьезным тоном и… кажется, даже угрожая, произнес русский, и в этот момент я уселся в машину, после — завел двигатель и нажал на пульте, который открывал ворота гаража, красную кнопку. —
Не волнуйся, у тебя еще есть времечко, так что… советую выезжать прямо сейчас. Не думаю, что такому, как ты, потребуется информация о ее местонахождении…
На последних словах связь оборвалась, и, если бы это было возможно, моя жизнь вместе с окончанием звонка тоже оборвалась бы, показывая на экране ровную полосу, а не скачущий пульс.
Я больше не слышал противного голоса, лишь собственное сбитое дыхание и гудки, гудки, гудки, которые действовали на нервы, но, казалось, что если я окончательно выключу телефон, то потеряю любую связь, любую маленькую деталь или зацепку, ведущую к Габриэлле —
живой
Габриэлле.
Пока ворота гаража медленно открывались и этим раздражали еще сильнее, действуя на нервы, я нашел номер Доменико, однако, когда ткнул на контакт, услышал лишь те же гудки, что и с русским, затем то, как автоответчик по несколько раз повторял одно и то же о том, что телефон — недоступен.
— Какого, блять, хрена?! — буквально заорал я и резко стукнул по рулю, но благо открылись ворота, поэтому я вжал педаль газа в пол, вылетая с территории дома, явно пугая охранников.
Одной рукой я держал руль — крепко, до побеления костяшек, другой телефон, снова и снова набирая Доменико, но каждый раз гудки сбивали столку, потому что как можно так исчезнуть с радаров? У меня даже не было времени на то, чтобы проверить их местоположение…
Сбросив вызов, автоответчик которого продолжал надоедать, нажал на избранный контакт Габриэллы и встретился с такой же херней, как и у водителя, поэтому оставался один и единственный вариант.
— Кристиано, срочно выезжайте к студии, где моя сестра занимается фортепиано, — почти что прокричал в телефон, сворачивая на главную дорогу, ведущую в город. — Она находится в районе Бруклина, ты же в курсе?! — голос срывался, и я понимал, что еще немного и просто сойду с ума от незнания, что творилось.
—
Да, но что стряслось?..
— задумчиво, но одновременно и раздраженно спросил Капо, кажется, уже собираясь выходить из дома или откуда бы ни было, судя по лязгу, вероятно, от ключей машины.
И сам понятия не имел, что точно происходило и что будет происходить дальше, однако прямо в этот момент в голове зазвучали слова русского о том, что он хочет посмотреть, как моя жена вместе с водителем будут гореть в огне… Это навевало лишь на такие мысли, как: первое — она попалась в ловушку в мастерской, и они планировали устроить пожар, или что-то в этом роде — мозг сейчас туго соображал; второе — бомба в машине. Если Доменико уже собирался отъезжать или Габриэлла только-только села в машину, могли нагрянуть русские, связываясь либо с ней, либо с водителем, а если те попробуют тронуться с места — конец, бомба сработает.
Я сделал глубокий вдох, попытался медленно выдохнуть и посчитать про себя, чтобы хоть как-то успокоиться и прийти в норму, потому что, если не сделаю этого, не смогу здраво мыслить, а сейчас это самое важное и необходимое — от этого зависела жизнь самого дорого человека, одного из.
— Подозреваю, что русские засунули бомбу в машину Доменико… — фраза оборвалась, так как я резко дал по тормозам — на перекрестке горел красный свет; конечно, было все равно на цвет светофора, однако сейчас здесь ехало слишком много машин, и я не вправе так рисковать — попросту не успел бы проскочить. — Он уехал с Габриэллой. Она должна была проводить занятия по гончарному делу, — делая перерыв на то, чтобы вдохнуть хоть немного кислорода в легкие, объяснял я. — Блять! Это ебаная срань, Кристиано! — все-таки не сдержался и грубо заорал в телефон, наверняка оглушая Капо.
Эмоции, которые по большей части преобладали сейчас, — злость, потерянность, гнев, агрессия, непонимание, протест, ярость, раздражение, но еще… вина, унижение, паника, страх, уязвимость, ведь понимал, что снова вляпался в дерьмо, снова поверил тем, кому доверять вообще никогда и ни при каких условиях нельзя. Гребаная наивность и мягкость, которая присутствовала в чертах характера, доставшая от нашей с сестрой мамы, делали свое дело, и в эти самые моменты я ненавидел их всех душой.
Район Бруклин, Нью-Йорк.
06:45 PM
Когда я со свистом от шин остановил машину возле здания, в котором проходили занятия и у Аннабеллы, и у Габриэллы — до сих пор удивлялся этому невероятному совпадению, в которые, вообще-то, не верил, — тут же выбежал из нее, заприметив знакомый черный мерседес Доменико, который стоял поодаль от здания, будто бы проехал несколько дюймов, затем резко остановился. Насколько я разглядел — двигатель заведен, да и ближний свет у фар горел, значит, моя теория про бомбу была вполне вероятна.
Я решил шагнуть дальше, потому что все это время оглядывался по сторонам, но не видел никого, кто бы мог помешать или как-то посодействовать, будто бы русские заодно очистили и несколько улиц рядом, чтобы никто нам не мешал, точнее — им.
Телефон вновь стал издавать вибрацию в кармане брюк, и я выхватил его оттуда, быстро поднося к уху, отвечая на тот же самый номер, что звонил ранее.
—
Ц-ц
, — цокнул русский, будто я делал то, что ему совершенно не нравилось — играл не по его правилам. —
Держись на расстоянии, Джо
, — потребовал он, и я, через скрип зубов, которые стиснул, остановился, повиновавшись тому, кого уже мечтал растерзать.
— Чертов ты сукин сын! — выплюнул я, снова осматривая территорию вокруг себя, а когда вернул взгляд на машину, рассмотрел Доменико; вот только проблема была в том, что он… был мертв — пуля в лоб, а маленькое доказательство точного выстрела — дырка в лобовом стекле.
Я потер лоб, ощутив на себе, каково это — умереть от одного выстрела, однако на самом деле боялся этого больше всего на свете, потому что кто тогда позаботится о семье?.. Кажется, раньше я даже не задумывался о том, что умирать — страшно.
—
Ругаться нехорошо
, — сказал русский так, будто являлся моим отцом, который хотел прямо сейчас отчитать своего сына за неподобающее поведение. —
Ты же знаешь, что в моих руках жизнь твоей жены
, — сладко произнес он, и я буквально всем телом почувствовал, что ублюдок находился где-то совсем рядом и с сумасшедшей улыбкой на лице наблюдал за моими движениями и эмоциями. —
Взгляни повнимательнее, Джо
, — на этот раз прошептал русский, видимо, совсем уже приставив телефон ко рту. —
Кажется, она хочет увидеть тебя в последний раз,
— вдруг сказал он и залился смехом, который, уверен, еще долгое время будет сопровождать меня: не день, не два, а чуть ли не всю жизнь, напоминая, какую оплошность я совершил…
Я вновь повиновался, крепко сжав телефон в руке, и пригляделся к черному мерседесу, после… увидел, что заднее стекло было опущено, поэтому виднелся и салон внутри машины, и…
Габриэлла
.
Она смотрела на меня в ответ оленьими глазами, которые я помнил еще с нашей поездки в Филадельфию — тогда они излучали страх и боль, пережитую в прошлом — сейчас же кричали о помощи и умоляли сделать хоть что-нибудь, однако что я, черт возьми, мог?!
Эта беспомощность рвала на части, и из-за нее я готов был умолять, чуть ли не на коленях стоять, чтобы Габриэлла жила — да пусть хоть берут меня и пытают ночами напролет — я был готов к этому, готов к искуплению греха — и своего, и отцовского.
— Отпусти ее! — все-таки решил приказать я русскому, показывая, что не только ему позволялось ставить здесь свои гребаные условия. — Скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе это!
Никогда бы не подумал, что стану говорить такое, но иначе больше не получалось и вряд ли получится.
Русский рассмеялся, испытывая этим мое терпение, а я, опять же, не самый терпеливый человек на свете.
—
Все же ты и правда сильно любишь ее, раз готов предложить что-то более ценное в обмен на ее жизнь,
— легко проговорил он — голос менялся настолько быстро и умело, что иногда начинало казаться, что там, по ту сторону, сидело два разных человека, но, вероятно, русский был один, и он просто слетел с катушек, мечтая о мести, впрочем, это почти было похоже на состояние Кристиано, который жил бесконечным кругом вендетты.
Я внимательнее посмотрел на жену — в ее прекрасных светлых глазах стояли слезы, губы медленно растягивались в какой-то странной полуулыбке, явно говоря этим самым, мол, ничего страшного, Джо, наверное, так должно было случиться… Я буквально слышал ее охрипший голос, чувствовал, как нежные губы целовали, как в последний раз, затем говорили: «ты не виноват, потому что вся моя жизнь — сплошная черная полоса. Прости, что втянула тебя в нее…»
Небо, которое до того, как я выехал из Манхассет Хиллс, было голубым, теперь заполнилось тучами — сама природа накаляла обстановку и явно передавала лично мое настроение. Я готов был сорваться с места, но знал, что за этим последует: взрыв.
—
Но мне ничего не нужно. Вы с отцом отняли у Малевских брата, а у меня — лучшего друга,
— как факт, спокойно отметил он, и я сглотнул, подозревая, что дальше — хуже, и ничего лучше здесь не станет — по колено в дерьме, и даже выше. —
Вряд ли ты можешь вернуть его, да и мне нравится смотреть, как сильные люди вроде тебя, Джованни Пеллегрини,
— соизволил назвать мое полное имя он, —
ломаются из-за тех, кого они позволили себе полюбить.
Это были заключительные слова перед тем, как все вокруг полетело к чертям собачим, как я резко прикрыл глаза ладонями, в одной из них все еще держа телефон — звонкий и противный смех оглушал сильнее, чем ударная волна, которая последовала за взрывным гулом, как огонь, казалось, охватил не только радиус близ машины Доменико, но и все в округе, и…
всех
.
Разумом четко понимал, что случилось, — русский не стал как-либо договариваться и нажал на красную кнопку, которая запустила процесс взрыва, и бомба сработала, не оставляя после себя ничего и никого живого: от машины лишь уголь и обгоревшее железо, хотя она будет гореть еще долгое время, если не приедут пожарные в ближайшие минуты; от Габриэллы…
Сердцем отказывался от реальности и где-то глубоко в душе надеялся, что это самый страшный сон — мой собственный кошмар, который никак не заканчивался, а я — не находил выхода, потому что необходимо было пережить этот опыт, чтобы в дальнейшем, в будущем быть настороже, быть еще осторожнее, чем когда-либо, иначе… все пропадет, я останусь один с виной, которая будет пожирать меня с потрохами каждый день, каждую минуту и секунду.
Однако… все складывалось так, что приходилось вновь зарывать все чувства внутри, чтобы работал только безэмоциональный разум — даже так, даже через это грудь сдавливало, глаза слезились, и я хотел думать, что от гари, копоти и едкого дыма, высоко поднимающегося в небо, а не от потери любимой женщины…
В первый раз, когда умерла Пина, и второй раз, когда те же русские заложили бомбу в мою машину, у чертовой судьбы не получилось отнять жизнь Габриэллы, но, наверное, небеса так отчаянно нуждались в ее душе, в ее свете, которым она согревала всех близких людей, а в последнее время так точно, раскрывшись с новых сторон, и не только для меня, что в этот, в
третий
раз, все же забрала ее, а что самое главное — забрала ее
у меня
!
Ноги уже не держали — на удивление, я не свалился от ударной волны, продолжил стоять, однако по итогу теперь стоял на коленях, опустив руки вдоль тела и отбросив телефон на асфальт, где все еще, казалось, раздавался смех русского, отпечатываясь на подкорке. Глаза же следили за черным дымом, который валил из машины. Было плевать, что лицо обдавало жаром — я должен,
обязан
был смотреть на то, как умирает моя жена. Ее испуганные заплаканные глаза останутся со мной навсегда и, уверен, будут сниться в кошмарах на протяжении всей жизни, до последнего вздоха, до последнего взгляда…
[1] Ну что такое?! (итал.)
[2] Скукота! (итал.)
Глава 40: Обман смерти
Мистер Джованни Пеллегрини
Район Бруклин, Нью-Йорк.
07:15 PM
Я не знал, что делать дальше… Никогда не чувствовал себя таким беспомощным и разбитым, как в данный момент. Это и правда казалось чем-то нереальным и тем, чего вообще никак не должно было случиться, однако… глаза все еще щипало, кожа горела, нос вдыхал черный дым и копоть, которые оседали в легких. Возможно, прямо сейчас хотелось задохнуться, от того вдыхал еще сильнее и глубже, продолжая стоять на коленях, не заботясь о том, что ощущал боль в коленных чашечках от грубого и неровного асфальта даже через брюки.
Как я мог допустить это?.. Как мог отпустить ее одну, когда интуиция говорила «нет», когда буквально кричала и вела за машиной Доменико —
за
ней
. Как мог тупо стоять, слушать издевательство русского и ничего, черт возьми, не делать?!..
Отец был прав. Крестный был прав. Все, кто сомневался во мне, —
правы
.
Никакой я не Дон. Никакой не Босс. Никакой не глава семьи.
Наша с сестрой мама зря считала, что я — достоин, что я — буду лучше. Не лучше, а
гораздо
хуже, потому что все, что я сделал, — позволил любимой женщине
умереть
, позволил играть с собой, позволил себе в очередной раз поверить людям, которым еще давно, когда мы с отцом убили одного из Малевских, не доверяли.
Эти мысли убивали — может, даже быстрее, чем огонь и взрыв убили мою жену. Я готов был рухнуть на асфальт и сначала закричать, стуча кулаками по твердой поверхности, стирая костяшки пальцев в кровь, после… зарыдать, как дитя, но… не мог еще и этого себе позволить, по крайней мере, на глазах у людей, на глазах у русских, которые, уверен, наблюдали за всем шоу, а вечером собирались отпраздновать мое поражение, ведь они сделали то, о чем мечтали долгое время, — отомстили за своего человека, что, в принципе, если так подумать, абсолютная норма; вероятно, только я пытался отказаться от вендетты, прекратить весь этот круг, вырваться из него, чтобы жить спокойно — невозможно, так как не только
я
решал это, но и другие…
Где-то сбоку засвистели шины, хлопнула дверь, послышались шаги — казалось, я слышал все, что происходит в округе, хотя не хотел вовсе — лучше оглохнуть, ослепнуть, стать бесчувственным и безэмоциональным, чем пытаться унять дрожь в теле, боль в сердце и тяжесть на душе.
Было настолько все равно, кто внезапно появился рядом — пусть даже сами русские, которые сейчас скрутят и увезут в подвал, чтобы пытать, а я — не буду сопротивляться, пуская все на самотек, хотя не должен был, потому что я обязан думать не только о себе и своих чувствах, но и о
Розалии
…Святилище Святой Розалии. Религиозный комплекс в Палермо, где, согласно преданию, провела свои последние дни и упокоилась святая Розалия, небесная покровительница Палермо и всей Сицилии. Это скальная церковь, встроенная в естественную пещеру, где в XVII веке были обретены мощи святой. Не часто лично я употреблял название нашей мафиозной семьи, которое брало начало из Италии, из Палермо, однако по какой-то причине в данное мгновение оно ярким и кровавым светом горело перед глазами, будто я предавал ее, их,
всех
…
«Ты уничтожишь ту, которую полюбишь»
.
Кто-то тронул меня за плечо, причем сильной хваткой, от которой я едва пошатнулся, но, опять же, не сдвинулся, не попытался подняться, лишь продолжал смотреть прямо, на машину, которая все еще полыхала.
— Джованни! — раздался громкий голос Кристиано сбоку; вероятно, он звал меня уже очень долго. — Джованни! — еще одна попытка достучаться, но кто он такой, чтобы я его слушал? — Надо уходить!
Зачем? Куда уходить? Для чего? Чтобы я вернулся в пустой и одинокий дом? Чтобы не услышал ничего, кроме тишины? Чтобы, если вдруг заиграл джаз, я —
возненавидел
его?.. Чтобы… заглянуть в мастерскую на втором этаже и увидеть оставленные наспех вещи, глину, краски, к которым Габриэлла еще планировала притронуться?.. Это все окончательно сломало бы, а может, я
уже
сломался — только еле-еле держался, чтобы хоть сколько-нибудь сохранить лицо Босса.
— Сейчас же! — практически приказал Капо, и пальцы впились в плечо — краем глаза я видел, насколько сурово выражение его лица; скорее всего, нам и правда лучше было смыться отсюда, но я не мог сдвинуться с места…
Он попытался поднять меня, чуть ли не хватая теперь двумя руками за предплечья, как капризного ребенка, который не собирался уходить, пока не сделают то, чего он требует, но наконец-то я совладал с собой, по крайней мере, с некоторыми частями тела, потому поднял руки, перевел взгляд, полный темноты и говорящий «лучше не подходи», и попытался оттолкнуть Кристиано, чтобы не мешался, чтобы не старался — уже ничего не поможет, даже его практика дыхания на четыре счета или на сколько там, черт возьми?!
— Dannazione,[1] ну же! — почти заорал он, все еще надеясь достучаться до меня, возможно, и до агрессивной стороны, которая понемногу, но проявляла себя в виде сжатых кулаков и желваков, бегающих по лицу от плотно сжатых челюстей.
На этот раз Капо встал напротив, заслонив вид на дымящуюся груду железа, которое недавно представляло из себя машину, где каких-то несколько минут назад сидели Доменико и Габриэлла. Боже… я даже не представлял, что ощущаешь, когда тебя охватывает огонь, когда буквально разрывает на части, и… надеялся, что жена умерла быстро…
Капо продолжал мозолить глаза, и теперь я уже не на шутку разозлился. Правильно: на смену беспомощности всегда приходила агрессия, и ее я ждал гораздо сильнее, чем когда-либо, ведь теперь разрешалось крушить все на своем пути и совершать необдуманные поступки.
— Отойди! — лишь приказал я, но Кристиано отрицательно помотал головой, поэтому не осталось ничего, кроме как встать и двинуться на него всем телом, показывая,
кто
здесь на самом деле отдавал приказы и действовал так, как знал, основываясь на своем мнении.
Его широкие плечи и высокий рост позволяли почти насовсем перекрыть доступ к обугленному автомобилю; скорее всего, Капо считал, что таким образом я быстрее приду в себя, если заслонит собой ужасный вид, однако… прямо сейчас Кристиано являлся неким фантомом, призраком, через тело которого зрение все равно фокусировалось на моей самой большой ошибке в жизни, которую я вряд ли когда-нибудь себе прощу.
— Возьми себя в руки! — грозно и четко проговорил он, также делая шаг вперед, навстречу, наверное, чтобы вовсе перекрыть вид на передний, по отношению ко мне, план.
Его глаза горели чем-то, кроме ненависти, чем-то, чего я раньше не видел, не замечал, а может,
не хотел
замечать… Только в эти мгновения до меня дошло, что Капо, как никто другой, знал, что значит терять близких, что значит видеть своими глазами, как они умирают — один за другим, что значит хоронить их — одним за другим, что значит ощущать всю дальнейшую жизнь одиночество вкупе с местью. Теперь я четко понимал, почему он не мог сойти с гребаного круга вендетты — попросту невозможно это сделать, когда буквально все твои близкие мертвы, а единственное, за что держишься, чтобы продолжать — не жить — существовать, — месть, причинение боли, причем равносильной той же, которую испытал сам Кристиано.
— Джованни! — снова попробовал он и уже почти что наступил кроссовками на мои ботинки, делая еще один шаг.
— Пошел ты, Кристиано! — все равно прорычал я, несмотря на те мысли и выводы, которые сделал, и, занеся руку над его лицом, резко ударил кулаком по скуле, отчего он скривился, нахмурив брови, сведя к переносице, и согнулся, опуская корпус вниз и прикладывая ладонь к месту, куда опустился мой кулак, даже не рассчитывая силы; кажется, понемногу я и правда сходил с ума.
Пока Капо разбирался с лицом, все еще опираясь одной рукой о колено, другой же проводя по скуле и, возможно, даже вытирая кровь с губ — не отрицал, что умел таким способом выбивать зубы — я выхватил телефон из кармана брюк и до сих пор дрожащими пальцами нашел номер Леона. Тыкнув по иконке с цифрами и прослушав несколько гудков, которые уже успели раздражить, услышал голос солдата, который, кажется, был сонным, но это неважно, потому что все, что сейчас требовалось, — адрес проживания Малевских, желательно Юджина; сейчас это — единственный вариант, который хоть как-то сможет успокоить пыл и заглушить голос, повторяющий одно и то же: «во всем виноват только ты».
—
Это займет некоторое время, Босс
, — отозвался Леон по ту сторону на мой приказ, а я, вновь развернувшись к Кристиано, увидел, что он уже выпрямился, смотря на меня убийственным взглядом, но в то же время, как я и отметил ранее, понимающим.
— Сколько? — серьезно и твердо спросил я, пытаясь сделать так, чтобы Леон не слышал моего отчаяния, сквозившего изо всех частей тела — раз и скоро грохнусь.
—
Точно не могу сказать…
— задумчиво ответил солдат, и я потер двумя пальцами переносицу, едва ли не закатывая глаза — главное не срываться на своих людях, как это сделал минутой ранее на Капо, который, вообще-то, не заслуживал тяжелого удара. —
Минут пятнадцать точно, так как у них сильная система безопасности, практически непробиваемая
, — продолжил Леон, и я тяжело выдохнул.
— Так пробей, Леон! — почти заорал я, все-таки сорвавшись, не желая ждать больше пяти минут.
По ту сторону послышался нервный шелест, затем гудение, наверное, от включения компьютеров, и то, как быстро защелкала мышка, а пальцы застучали по клавиатуре.
— Брайтон-Бич, не так ли? — не унимался я, потому что на этот раз терпения совершенно не находилось.
—
В основном — да, но у них есть и загородные дома недалеко от Нью-Йорка
, — отчеканил солдат, и я кивнул, будто он мог это увидеть. —
Нужен кто-то конкретный? Юджин?
— поинтересовался Леон, и я дал положительный ответ, на что снова услышал, как пальцы застучали по клавишам и нервный выдох.
Кристиано внимательно изучал меня, стоя все на том же месте, даже не оборачиваясь, будто, если сделает это, то окунется в омут с головой в прошлое и вновь переживет потерю близких, хотя… они умерли совершенно иначе. Я не собирался брать его с собой, не собирался втягивать в то, что планировал сделать, потому что, если с нами обоими что-нибудь случится, кому я доверю Аннабеллу?.. Конечно, на эту роль подходил еще и Микаэль, помимо Капо, но у него сейчас была забота в виде маленького сына.
Да, я намеренно хотел пойти на риск, зная, чем он может закончиться, однако кем я стану, если после того, что выкинул один из русских, попросту уеду домой, так ничего и не предприняв, а тупо проглотив дерьмо, подкинутое им? Явно не тем, каким хотел, чтобы меня видели…
Спустя несколько минут, даже быстрее, чем Леон предполагал, я получил два точных адреса проживания Малевских: квартира на Брайтон-Бич и загородный дом в небольшом городке под названием Хемпстед на острове Лонг-Айленд.штат Нью-Йорк
— Хорошо устроились, — пробурчал я и, обогнув Капо и кинув короткое «спасибо» солдату, плюхнулся в машину, намереваясь доехать быстрее, чем сорок минут, о которых также упомянул Леон — иначе в очередной раз сорвусь.
Кристиано одарил меня злобным и недоверчивым взглядом, когда я уже почти закрыл дверь машины, и вдруг произнес, растягивая слоги, будто пытаясь все равно удержать меня:
— Здесь что-то не чисто, Джованни…
После этих слов он все же повернулся в сторону груды железа и изучающе склонил голову набок, чтобы рассмотреть то, чего я не увидел из-за шока, паники и нервов.
Я не стал как-либо реагировать, лишь хлопнул дверью, резким движением крутанул ключ зажигания, отчего машина заревела, после двигатель ревел уже от того, что я жал на педаль газа как никогда — память же возвращала в те дни, когда Габриэлла еще не появилась в моей жизни, когда все казалось проще, чем было на самом деле, когда я задумывался только о безопасности сестры и мамы, когда я презирал слова отца о любимой женщине, теперь же самостоятельно думая совершенно иначе, и… когда вдавливал педаль газа только для того, чтобы поскорее обогнать соперника, внезапно поверившего в себя…
Все это — прошлая жизнь, к которой, честно говоря, не планировал возвращаться, ведь все, чем, или, скорее,
кем
я жил в настоящем, —
Габриэлла
, которая показала другие грани жизни и которая готова была поддерживать на каждом жизненном этапе, даже если я ошибался, но… простит ли она мне свою
смерть
?..
Хемпстед, Лонг-Айленд, Нью-Йорк.
08:05 PM
Какова была вероятность, что то, что отыскал Леон, — не вранье? Бывало, и цифры, и координаты, и все, что угодно, сбивалось, не срабатывало правильно, да и… на самом деле я верил, что русские отлично обходили чуть ли не все системы безопасности, а свою — лишь укрепляли и никому не давали прорываться.
Во всяком случае я уже подъезжал к особняку Пахана, который вряд ли ждал гостей, особенно в лице меня, так еще и одного — не сомневался, что мы вдвоем надеялись никогда больше не встречаться, тем более сталкиваться лбами, однако… что это, если не очередное столкновение? Что это, если не очередное объявление войны? Где вся та честь, честность и «даю слово», которыми славились русские?
Признаться, поначалу, когда мы, скрепя зубами, пожали друг другу руки с Юджином, я готов был поверить в это, а не в то, что разносили о Чайках. Теперь же все новые убеждения разлетелись в пух и прах — остался лишь пепел, летящий из черного мерседеса, оседающий на плечи, обжигая их и оставляя ожоги — больные, полные агонии, однако это я ощущал внутри себя, а не снаружи. Все-таки эмоциональная боль никогда не сравнится с физической…
Охранники у ворот и по периметру дальше пристально стали следить за моей машиной еще издалека; кажется, они не планировали подпускать меня ближе, поэтому остановили в далеких нескольких дюймахравен 2.54 см от особняка Малевских, внимательно оглядывая и водителя, и машину, будто я мог подложить в нее бомбу и в нужный момент взорвать, как это сделал один из их людей, отвечая таким же способом,
борясь
таким же способом, но пока что не планировал так быстро умирать, по крайней мере, до момента встречи с Юджином.
— Ваш Босс на месте? — даже не здороваясь, сразу же спросил я, опустив стекло со своей стороны.
Охранник прищурился, теперь изучающе бегая по моему лицу глазами, будто это и правда что-то даст ему, затем, поправив кобуру на поясе, задал вопрос:
— Кто его спрашивает?
— Джованни Пеллегрини, — коротко назвал свое имя, причем так спокойно, что сам удивился этой манере, будто внутри не бушевала буря, готовая снести все и всех на своем пути, но и сильнее сжал руль.
— Ждите здесь, — кинул охранник и стремительно направился ко входу на территорию особняка, остальные же остались на своих местах, чтобы пристально наблюдать за мной.
Пока охранник, видимо, сообщал о неожиданном госте, который каким-то образом смог еще и вычислить настоящее местонахождение Пахана, я получше разглядел особняк явно в смешанном стиле: и русском, и американском, впрочем, делал все для того, чтобы хоть как-то отвлечься, забыться, иначе мог взреветь и наброситься без разрешения, а так… я выжидал, пока либо впустят на территорию, либо Юджин собственной персоной соизволит выйти навстречу — в любом случае ему не избежать моего гнева.
Сначала глаза заприметили то, как начали открываться ворота, затем охранник появился на горизонте и, быстрым шагом дойдя до моей машины, оповестил, чтобы я проехал на территорию, но не подъезжал близко к дому, на что я лишь кивнул и попутно снова удивился тому, как Пахан легко согласился на встречу, так еще и буквально приглашая в свои покои. Значило ли это, что, как и сказал Кристиано, здесь что-то не чисто?.. Пока что интуиция ничего не говорила, да даже не давала о себе знать, а может, она заглохла как раз таки после того момента, когда я не послушал ее?
Медленно заехав в ворота, я остановился там, где было положено лично мне — поодаль же стояли две машины марки BMW черного и серого цвета, кажется, это были те самые, на которых Юджин и его жена, Элеонора, преследовали нас, когда я решил показать Габриэлле одно из своих мест силы.
Охранник вновь приказал подождать и прошел в дом, откуда… практически через минуту появился Юджин с таким спокойным выражением лица, будто ничего не произошло, будто не его человек час назад убил мою жену, а может, ему попросту все равно, и он продолжал насмехаться и издеваться, мол, я ведь предупреждал, что хочу сделать тебе так же больно, как ты моей семьей — так получи по заслугам, и насрать мне на твои оправдания.
— Джованни? — первое, что спросил Юджин. — Какими судьбами?
Он развел руки в стороны и спустился со ступенек, мельком посмотрев в сторону от себя, проверяя таким образом периметр или… что-то —
кого-то
— другое.
— Чертов ты ублюдок! — без каких-либо объяснений, без единого словечка, которое бы хоть как-то ввело в курс дел Пахана, выплюнул я со всей яростью и тут же резко вмазал ему по лицу кулаком — почти точно так же, как и Кристиано; да уж, сегодня Джованни Пеллегрини развлекается не в клубе семьи, стирая костяшки пальцев чуть ли не в кровь о боксерскую грушу, а на людях.
— Какого хрена ты творишь?! — с остервенением громко спросил Юджин, но не успел отойти, как я снова ударил по другой части лица, когда он немного выпрямился.
Пахан, на удивление, сначала даже не пытался отбиться, будто о чем-то знал — о
ней
, о
ее
смерти, которая напрочь разрушала изнутри, которая ломала границы, которая снимала большой и тяжелый замок с сундука с демонами, и они наконец-то выбирались прямо сейчас наружу, не беспокоясь обо мне — их хозяине, который кормил их, где-то даже лелеял и берег для подобных случаев.
— Мы заключили сделку! — заорал я и на этот раз остановился, но Юджин уже и сам замахивался на меня, или… вероятно, пытался остановить, схватить мои руки, чтобы прояснить, в чем дело. — Сделку, Юджин! Слышишь?! — продолжал срывать голос и запускать пальцы в волосы, растрепывая их по всей голове и чуть ли не рвя на себе, чтобы почувствовать физическую боль вместо эмоциональной.
— О чем ты, блять, базаришь?! — резко отсек Пахан, выкрикивая не совсем знакомое для меня слово явно русского происхождения. — Сделка действительна! — громко произнес он и показал на меня пальцем, даже не удосуживаясь стереть кровь с лица; скорее всего, я разбил ему нос, а надо бы вовсе сломать для пущего эффекта.
После слов Юджина я нервно засмеялся, поднял подбородок и устремил взгляд к нахмуренному небу, которое уже темнело — на Нью-Йорк потихоньку опускались сумерки. Смех не был нормальным — лишь истеричным, и я совершенно не помнил, когда смеялся таким образом. Никогда. Вот и ответ. Потому что еще никогда не отнимали жизнь любимого человека на моих глазах.
— Ты сказал «даю слово», Юджин! — вернув на него взгляд и сжав кулаки, возразил я. — Ты сказал, что согласен обменять жизнь моего отца на жизнь Габриэллы!
Он коротко кивнул и прищурился, после снова посмотрел в ту же сторону, что и до нашего разговора, но я не придал этому значения — некогда.
— И где оно?! Где твое слово?! — прокричал я и подался вперед, теперь хватаясь за воротник белой футболки-поло, оттягивая ее на себя, чтобы Пахан во всей мере ощутил мою злость.
— Еще одно движение, и ты — труп! — вдруг услышал женский голос, затем как щелкнул предохранитель — снят с пистолета, а это означало одно — мне светила пуля прямо здесь и сейчас, явно не от подчиненного Юджина — от его жены, которая вновь появилась слишком неожиданно, но как же, черт возьми, вовремя.
Пахан только и сделал, что поднял руки вверх, подавая этим знак капитуляции и смотря ровно в мои глаза, пытаясь прочитать, как книгу, и еще с прошлой нашей встречи я заметил, как Юджин то и дело изучал меня, как умелый либо манипулятор, либо психолог.
— Шаг назад! — вновь приказ, и я боковым зрением рассмотрел расплывчатый женский силуэт, целящийся пистолетом в висок — я даже не сомневался, что она попадет ровно в цель.
Пришлось в очередной раз подчиниться и умереть пыл, потому что, как бы ни хотелось опуститься в омут с головой, не хотел умирать, по крайней мере не такой смертью, поэтому грубым толчком отпустил ворот футболки-поло Пахана, отчего тот дернулся назад, а сбоку раздалось цоканье, мол, осторожнее, мне это не нравится, и сделал несколько шагов назад, теперь чувствуя, как бешено бьется сердце, как учащается дыхание, как потеет лоб и как тесно становится от одежды, будто она душит, от того желание поскорее раздеться с каждой минутой повышалось.
Когда я остановился, повернул голову в ту сторону, где должна была стоять жена Юджина, и на самом деле увидел ее. Элеонора не спускала с меня пистолета, держала оружие в руках, при этом будучи практически раздетой — в одном лишь купальнике; судя по тому, откуда она вышла — с заднего двора — явно отдыхала и загорала, хотя солнце уже давно скрылось, хотя, может, только для меня?..
Несколько секунд Пахан перебрасывался с женой взглядами. Элеонора кричала: «какого черта он тут забыл?» или «какого черта ты пустил его на территорию?». Юджин же пытался успокоить и иногда закатывал глаза и поджимал губы, мол, все под контролем, не о чем беспокоиться. Однако дело было в том, что беспокоиться было о чем, черт бы вас всех побрал!
— Я не привык решать дела с криками и руганью, — начал говорить Пахан, и я усмехнулся. — Давай ты еще немного выдохнешь и расскажешь что произошло?
Его слова звучали как какое-то гребаное учение, а я не планировал снова возвращаться к ролям родитель-ребенок — хватило уже на всю оставшуюся жизнь.
— Твой человек убил мою жену! — не следуя рекомендациям Юджина, выпалил я, даже не представляя, как хватило силы воли, ведь… если произносил что-то вслух, это означало, что ты полностью принял произошедшую ситуацию, впрочем, так работало не только с этим, но и с чувствами, и эмоциями — со всем.
Элеонора на мгновение замерла, кажется, ее рука дрогнула, и дуло чуть опустилось; возможно, она не такая суровая, какой себя показывала другим людям — чужакам, если так подумать, и, что самое главное,
врагам
— однако потом пришла в себя и направила дуло все в тот же висок.
— Что ты сказал? — недоверчиво спросил Пахан, поведя и бровью, и плечом, не веря моим словам.
— Твой. Человек. Убил. Мою. Жену! — повторил я, проговорив каждое слово отдельно, чтобы дошло, чтобы он понял — я пришел не для того, чтобы избивать его без причины и потому что так вдруг проснулось желание.
— Он назвал свое имя? — наконец поинтересовался Юджин, и я отрицательно мотнул головой, сжимая челюсти со всей силы, едва ли не скрежетя зубами. — Номер остался?
Я ничего не ответил, только вновь дрожащими пальцами поддел телефон из кармана брюк, разблокировал кое-где потрескавшийся экран и протянул Пахану, открыв перед этим иконку зеленого приложения — там должны были показываться входящие вызовы.
Спустя некоторое время, когда Юджин, видимо, понял, кто это и что мог натворить, тихо, под нос выругался и закрыл глаза, затем надавил на них пальцами, будто это помогало продумать дальнейший план действий.
— Он не подчиняется мне, — только произнес Юджин, и я нахмурился — демоны готовы были снова атаковать и на этот раз, скорее всего, не остановятся, даже если и их, и меня ждала сама смерть в лице Элеоноры и ее блестящего пистолета модели «Five-SeveN».
— Что?.. — прошептал я, не представляя, как такое вообще возможно. — Ты же… Он ведь русский?
Кивок.
— Он входит в русскую мафию? — новый вопрос, и голос принял настораживающие нотки.
Снова кивок.
— Ты же Пахан Чаек! — бросил я как факт и всплеснул руками, снова давая Элеоноре фору — она приблизилась ко мне сбоку.
— Джованни, Господи, ты хоть в курсе, как сейчас обстоят дела у русских? — внезапный смешок раздался вокруг, а наглую ухмылку Юджина захотелось вырезать. — Как на самом деле устроена русская мафия в настоящий момент? — продолжил наседать с вопросами он, благо уже более серьезно, самостоятельно стерев улыбку с лица.
— Схожа с итальянской? — неуверенно теперь уже предположил я, и Пахан помотал головой в разные стороны. — Не понимаю…
Честно говоря, ощущал себя полным идиотом и мальчишкой, которому не поведали о жестокости жизни, о том, как на самом деле обходилась с людьми судьба, но… ведь и правда понятия не имел, как русская мафия отличалась от нашей в плане того, что кто-то мог не подчиняться главе семейству…
— Русская мафия раздроблена на части, — начал объяснять Юджин и показывал при этом руками. — То есть существует очень много полунезависимых группировок, которые в основном объединяются на определенное количество времени, чтобы совершить то или иное преступление, затем — расходятся, а может быть и такое, что никто друг друга не знает, например, это касается киберпреступлений — хакеры порой даже не в курсе друг о друге, не видят в лицо, лишь переписываются, на этом все, — кивнул Пахан, однако шестеренки в голове крутились настолько плохо, отчего я не готов был в это самое мгновение воспринимать какие-то серьезные слова. — И это только малая часть нашего мира, Джованни, поэтому… то, что сделал этот человек, никак не относится ко мне и к моей семье.
Кажется, он хотел даже подойти и… положить руку на плечо в знак поддержки?..
— Я знаю его. Он лучший друг нашего умершего старшего брата. Похоже, он узнал о моей сделке и решил действовать самостоятельно…
Пока Юджин говорил это, я отходил назад, делая медленные шаги, хотя вообще не знал, как действовать дальше: куда бежать, ехать, идти,
как
жить
.
— Как это случилось? — задал, наверное, самый главный и интересующий его вопрос он, и Элеонора тоже оживилась, но так и осталась стоять в стойке, направляя на меня пистолет; что там Юджин говорил про свою боевую жену?
— Взрыв, — сглотнув ком в горле, тяжело выдавил я, чувствуя, как с каждым новым вдохом становилось все труднее дышать — грудь сдавливало. — Бомбу установили в машине. Я отпустил Габриэллу с водителем…
Черт, еще немного, и я дам волю чувствам прямо на глазах у русских, у своих, можно сказать, врагов, однако дело было в том, что Пахан как никто другой, вероятно, понимал меня, будучи женатым, да и… как оказалось, Юджин — совершено ни при чем.
— Мне жаль, Джованни, но… я ничем не могу тебе помочь, — с сожалением в голосе проговорил Пахан, и я в этот момент опустил голову вниз, внимательно рассматривая обувь, пытаясь скрыть истинные эмоции на лице и непрошенные слезы. — Даже воздействовать на ту группировку, в которой он состоит… Это не в моей власти, — последнее, что произнес он, и я увидел краем глаза, как Элеонора наконец-то опустила пистолет, смотря на меня пустыми глазами, будто прочувствовала все то же, что и я.
Не оставалось ничего, кроме как развернуться, пойти в машину, завести в очередной раз двигатель и поехать в дом, где тебя никто больше не ждал — и
никогда
не будет.
«Ты уничтожишь ту, которую полюбишь».
— Почему? — дойдя до машины и открыв дверь с водительской стороны, решил спросить я, вновь встречаясь взглядом с Юджином. — Почему ты не пытался отбиваться от меня? Почему не убил на месте, когда я наносил тебе удары?
По какой-то причине казалось, что это должно было произойти по дефолту.
Пахан, немного подумав и взглянув на свою жену, которая легонько и коротко улыбнулась, ответил спокойным тоном:
— Я знаю, что такое агрессия на несправедливый мир, когда твой близкий человек умирает.
С этими словами я уселся в машину и почти сразу же тронулся с места, выезжая задним ходом с территории особняка с каким-то странным чувством, будто то, что произошло между мной и Паханом, — начало чего-то нового и того, о чем мы раньше никак не могли догадаться.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
09:50 PM
Как только заехал в родной и небольшой городок близ Нью-Йорка, в котором провел почти всю сознательную жизнь — мы переехали довольно быстро, когда мама забеременела Аннабеллой — внутренности сдавило еще сильнее, и я буквально стал задыхаться, еле как держа руль одной рукой, второй же держась за сердце, до сих пор бешено колыхающееся в грудине. Понятия не имел, успокоится ли оно когда-нибудь вообще…
Казалось, я делал совершенно не то, что должен. Казалось, необходимо было остаться там, в Бруклине, чтобы осмелиться подойти к машине и посмотреть на…
Черт! Черт! Черт! Я даже не мог сказать этого самому себе. Не мог представить Габриэллу тем, что осталось в машине — ничего, просто, черт возьми, ничего! От такого мощного взрыва оставался лишь пепел — даже крови не будет, пустота, как и в душе прямо сейчас, а еще — дыра, будто кто-то пробил место рядом с сердцем, пытаясь вытащить его, сжимая с каждым разом сильнее и сильнее, и было, честно говоря, настолько все равно, настолько плевать, настолько безразлично, что я уже вот несколько минут сидел в машине, откинувшись на спинку сиденья, которую остановил в нескольких дюймах от нашего с Габриэллой дома.
Теперь он выглядел мрачно. Теперь он выглядел одиноким. Теперь он —
ничего
не значил.
Без нее все и все — ничего не значили.
Конечно, пришлось найти в себе силы, чтобы подъехать, вновь открыть ворота, вновь заехать в гараж, вновь переставить ноги и… войти в дом, полный гробовой тишины — самое подходящее в эти мгновения слово «гробовая».
Я не чувствовал ничего, кроме тихой — уже тихой, потому что устал, потому что вымотался так, как никогда, потому что… — злости, но вдобавок к этому всему — неимоверная пустота, ведь проделанная дыра в груди не затянется никогда, ни при каких условиях и обстоятельствах.
«Может, какая-нибудь еще девушка растопила бы твое «холодное сердце»
— послышались слова жены в голове, будто еще тогда она подозревала, а может, даже ощущала, что должно случиться что-то страшное — человек умел это? Обладал этим?
Так вот, каково это — терять любимых людей? Хотя… если так подумать, то совсем недавно мы с сестрой потеряли маму, однако… эмоции здесь совершенно разные, не похожие…
Так вот, почему отец повторял: «Ты уничтожишь ту, которую полюбишь», а я не хотел слушать — действовал наперекор, впрочем, как и всегда, потому что ненавидел и его, и его наставления, считая их полным вздором, ведь отец — не умел любить ни нас, детей, ни свою жену. Иллюзия любви, нежности, поддержки — вот, что было свойственно ему. На деле же все, что для него было важно, — мафия, но никак не настоящая семья.
Я же… выбрал другую тактику, послушав сердце, наконец-то заглушив разум, которому учили следовать, и… случилось
это
— я уничтожил
ее
, уничтожил
свою
жену, позволил играться с ней, как с пушечным мясом, позволил обращаться с собой, как с тем, с кем не считались…
Вся моя жизнь состояла из одной сплошной опасности и риска — никогда не можешь быть в курсе, когда нагрянут враги, чтобы сделать больно, как это сделал русский; никогда не знаешь, когда всплывут те или иные грехи кого-либо из твоих родственников, за которые, оказывается, надо расплачиваться именно тебе, так как ты — глава семьи.
Какого хрена я нарушил слово, данное самому себе?! Какого хрена я нарушил свой же принцип?! Я практически дал себе тогда клятву, а она — нерушимая, она — не просто слово или обещание. Сейчас, наверное, с одной стороны, практически говорил себе спасибо за то, что не произнес «клянусь»; с другой же… чертовски ненавидел себя за это решение, потому что, если бы кишка не была тонка, я бы сделал это — произнес «клянусь» — и никогда бы не сблизился с той, кого
уничтожил
…
Я прошел дальше, закрыв за собой дверь в гараж, и остановился в коридоре, где еще недавно провожал жену к машине, практически усаживая ее внутрь и смотря на ее застенчивую улыбку. Даже не пытался пройти дальше — в голове до сих пор грохотал взрыв, в носу стоял запах гари, отчего я вдыхал глубже, чтобы убить себя этим — никогда не курил, хотя один раз пробовал, когда отец оставил пачку сигарет у себя на столе в кабинете — перед глазами мелькало заплаканное лицо Габриэллы, голубые радужки, наполненные любовью в мою сторону; казалось, в тот момент она даже не так сильно боялась за себя, как за меня — знала, что я не переживу ее смерть, а ее губы… эти малиновые губы, которые все еще напоминали малиновый закат, когда мы ехали в Филадельфию — тогда я первый раз сравнил его с губами Габриэллы — напоследок прошептали: «
Я люблю тебя
».
Вспомнив это, я завалился плечом на стену, подпирая ее, хотя в данный момент ощущалось иначе — что она держала меня, и без нее я бы попросту свалился с ног, как сразу после взрыва. Стена в виде поддержки — все, что светило в дальнейшем будущем.
С каждым часом, с каждой минутой, с каждой секундой мучали одни и те же вопросы, уже разрывающие головы и расплавляющие мозги. Почему я ничего не сделал? Почему стоял, как истукан, слушал русского, так нагло и дерзко издевающегося надо мной? Однако самый главный волнующий вопрос и тот, который еще долгое время не даст покоя, — почему не побежал к машине и не умер вместе с Габриэллой?! Я бы умер, даже не думая… Я бы умер вместо нее! А теперь что?..
Я прошел дальше по коридору, скинул с себя какую-то легкую куртку, одетую наспех, которая пропахла огнем и… горечью утраты, — та упала на пол возле небольшой мягкой скамейки. В доме все еще стояла тишина, и это теперь лишь угнетало и навевало на тяжелые мысли, хотя раньше, признаться, мне нравилась тишина — она спасала от надоедливого отца, постоянно чего-то требующего от меня — но, когда в моей жизни появилась Габриэлла, я настолько привык, что в доме играл джаз — ее любимый — что сейчас это лишь напоминало о том, что несколько часов назад она —
умерла
.
Не знал, сколько прошло времени, пока я продолжал стоять — неподвижно, пялясь в одну точку, сверля дыру в том месте, а на самом деле не видя ничего, кроме момента взрыва, и все, что заставило хоть как-то пошевелиться и более-менее прийти в себя, — шепот, напоминающий тот самый мягкий голос, который, бывало, будил по утрам.
— Это разве хорошая идея не сказать ему сразу? — неуверенно произнес голос, после, не дожидаясь ответа, продолжил: — Он сойдет с ума и натворит дел…
Почему ее голос звучал в доме? Мне это ведь только казалось? Я сошел с ума? Если так, я лучше и правда сделаю это — стану ненормальным, но буду слышать
ее
, видеть
ее
фантомом или призраком, пытаться коснуться
ее
, но никогда так снова и не почувствовав под пальцами нежной и мягкой кожи, потому что она будет
никем
— плодом моего воображения и вечным напоминанием о совершенной ошибке.
— Точно, — вероятно, немного поразмышляв, ответил мужской голос, и где-то я его слышал — слишком знакомый, но встречающийся не так часто. — Иначе русские поняли бы, что ты —
жива
, и весь мой план провалился бы. Да даже звонить — опасно. Русские лучшие хакеры, и они наверняка могли бы отследить звонок, — тихо объяснил дальше он, и я в каком-то пьяном забытье замотал головой в разные стороны, не веря тому, что сейчас слышал — теперь именно это было похоже на сон, ведь потихоньку принимал горькую правду…
Жива… Жива?.. Жива?!..
Я медленно прошел дальше и увидел в просторной гостиной свет, которую мы обустроили с Габриэллой вместе, окрашивая здесь все детали в приятные светлые тона. Именно оттуда доносились голоса, кажется, и голос сестры — они перешептывались, будто боялись кого-то разбудить.
Не смог более тянуть и ждать каких-то ответов, потому что мозг и разум вряд ли дадут их — да и вообще придут ли в норму после пережитого?.. А я… уже пережил?.. Поэтому снова шаг за шагом, и я остановился в дверном проеме гостиной, после чего шесть пар глаз уставились на меня, как на воскресшего мертвеца.
— Джо! — воскликнул голос, который я хотел услышать хоть еще один раз, возможно, чтобы проститься…
Глаза метнулись на… Габриэллу, которая бежала ко мне сквозь всю гостиную, чуть ли не спотыкаясь о свои же ноги, попутно громко говоря с таким выражением лица, как будто именно она не верила, что увидит меня:
— Джованни, я здесь!
Мое имя из ее рта звучало, как облегчение, но почему тело не расслаблялось? Почему я продолжал стоять, как вкопанный и никак не реагировать? Почему, даже когда она подбежала ко мне, встала напротив, заглянула вновь слезящимися глазами в мои, я — сомневался?
— Боже мой, я жива! — продолжала повторять Габриэлла, а я тупо смотрел на нее затуманенным взглядом и ни черта не понимал. — Все хорошо! Джованни, ты слышишь меня? — на этот раз более тихо спросила жена, вздернув подбородок и коротко улыбнувшись, приподняв уголки губ.
Ее руки обхватывали мое лицо, но я не мог поверить в это так же, как и в смерть Габриэллы — какая же чертова ирония! Я же видел, как машина взлетела на воздух вместе с ней и Доменико. Я же видел, как она смотрела на меня в последний раз и как уже простила за этот промах, хотя вовсе нельзя было назвать ее смерть промахом. Я же чувствовал, как умер вместе с ней в тот момент, как душу разорвало на части, как неистово хотелось кричать, кусать локти, стирать кулаки в кровь, драться, злиться…
Ее мягкие губы дотянулись до моего лица и оставили пару поцелуев, тело вжалось в мое, наверняка чтобы я, наконец-то, ощутил, что она —
реальна
, что это — настоящее, а все, что было до, — гребаная игра и русских, и своих же.
— Как?.. — лишь смог хрипло произнести я, смотря в любимые глаза, наполненные все так же слезами, совладав с собой и телом, при этом обвив одно из запястий Габриэллы пальцами: пульс —
есть
, сердце —
бьется
, и почувствовал, как по щеке скатилась одинокая слеза; кажется, я плакал впервые за долгое время, за исключением смерти мамы.
[1] Проклятье. (итал.)
Эпилог
Мистер Джованни Пеллегрини
Пять лет спустя.
Манхассет Хиллс, Нью-Йорк.
08:15 AM
Я встал слишком рано только для того, чтобы побыстрее разобраться с вечными бухгалтерскими бумагами, хотя планировал сделать это еще неделю назад, но… сейчас не находилось столько времени как раньше, хоть тогда я тоже задерживался ночами напролет в кабинете. От этого меня пыталась отгородить Габриэлла, бывало, даже обижаясь. Конечно, я понимал, что таким образом она заботилась обо мне и здоровом сне, потому что тяжело работать, заключать сделки и следить за людьми, когда все, чего желает организм, — длительный сон.
Честно говоря, уже как несколько лет мы с женой лишились утреннего сна, поэтому очень редко могли себе позволить проспать до, например, одиннадцати часов — максимум до девяти, и то по выходным, если у нашего маленького урагана, который вставал слишком рано и прибегал к нам, энергия падала на ноль после прошедшего дня. Если же энергия оставалась, мы с Габриэллой засыпали с мыслями о том, что проснемся, во-первых, не сами, а во-вторых, где-то в пол восьмого или в восемь, так как ураган плюхнется на нас сверху, затем растолкает в разные стороны и ляжет между нами, ожидая, пока мы окончательно встанем, чтобы время уделялось только…
ей
.
Это было чем-то необычным, до сих пор, — иметь ребенка, то есть… воспитывать, кормить, гулять, ругать, хвалить, предостерегать, а что самое главное — чему-то учить и подавать пример. Наверное, в этом плане я до безумия боялся быть похожим на отца, потому что всегда перед глазами стоял только он.
Я любил детей, всегда причем, и желал обзавестись своими, однако подобный страх иногда сковывал движения, либо я прикусывал язык, думая, что говорил что-то неправильно — не для детских ушей или было слишком рано для таких важных речей, потому что ураган не воспримет эти речи всерьез.
В памяти все еще свежо, как в ночи, когда Габриэлла не могла заснуть и крутилась с часов так двенадцати до двух в кровати, из-за чего и меня будя, мы поехали в больницу. Казалось бы… прошло много времени, однако даже жена в дни рождения маленького урагана чувствовала себя немного не важно и не комфортно, поэтому я старался в этот день брать все на себя, либо помогала няня.
Несколькими минутами ранее в кабинет забежал человечек и сначала пытался поиграть со мной в прятки, прячась под письменным столом, за которым сидел я, но не подозревал, что держал руки в том же месте, под которым прятался, поэтому не составляло труда найти его и услышать громкий смех, который заставлял и нас с женой улыбаться.
В конечном итоге ураган пришелся не только на письменный стол, но и мои ноги, за которые любили цепляться, будто я дерево или перекладина, и пришлось поднять его с помощью рук к себе на колени, усаживая поудобнее, перед этим отодвинув кресло и наклонившись под стол, замечая коварную ухмылку и растрепанные рыжие волосы, совсем как у Габриэллы, а веснушки на носу добавляли еще большей схожести между ними.
Я продолжал копаться в бумагах, пока ураган спокойно сидел на коленях и чем-то черкал по пустому листу бумаги. Не подозревал, что этот маленький человек снова не помыл руки после еды, поэтому, когда решил взглянуть на лист, широко раскрыл глаза — ураган рисовал шоколадными пальцами, и это означало одно: стол — в шоколаде, ноги — в шоколаде, а вскоре и я тоже буду в шоколаде, потому что кто-то решил, что я все же смилуюсь и попробую сладкое…
— Дани, — мягко позвал дочь, когда она в очередной раз полезла руками в лицо, самостоятельно перевернувшись корпусом навстречу ко мне, оперевшись спиной о край письменного стола.
Честно говоря, было все равно, что она таким образом пачкала мою и свою одежду — мы давно поняли, что этого не избежать, точнее… я понял, ведь Габриэлла уже воспитала, да и продолжала воспитывать Эмилию — вот только уже вместе со мной. Однако, я все еще ненавидел сладкое, и это вряд ли когда-нибудь изменится, поэтому — не хотел есть шоколад даже таким образом, когда он едва попадал на губы с помощью маленьких пальчиков.
— Даниэлла, — громче произнес полное имя — обычно мы звали ее так, когда она что-то вытворяла, но дочь все равно лазала, ползла и топтала меня, переминаясь теперь с одной ноги на другую, окончательно встав на моих коленях, держась ладошками за шею и волосы, не обращая никакого внимания на меня и на то, что я говорил — лишь изредка издавала смешки и хитро улыбалась, и это у нее получилось лучше всего на свете — хулиганить.
Не верил, что наша с Габриэллой дочь так выросла. Когда она родилась — такая маленькая и беззащитная — казалось, что еще долгое время будет выглядеть только так: лежать в люльке или кроватке, укутанная в одеяло или простыню, с соской во рту… Сейчас же Даниэлле исполнилось три года, и она делала все, что ей вздумается, по крайней мере, если не предотвратить катастрофу и не проследить за ней, иначе — полный крах дома, причем во всех комнатах.
Она достаточно активный ребенок, которому трудно усидеть на месте, потому, что мы с женой, что няня, Аллена, буквально бегали за Даниэллой, чтобы она, не дай Бог, не напоролась на что-то — у нее была привычка не смотреть под ноги, особенно, когда спускалась или поднималась по лестнице.
— Твой папа не любит сладкое, poupée,[1] — попытался еще раз и увернулся от шоколадных пальцев, склонив голову вбок, затем, обвив руками хрупкую фигуру, чуть отодвинул дочь от себя, отчего ноги повисли над моими бедрами и письменным столом.
Даниэлла залилась смехом и задрыгала ногами. Ее лучезарная и озорная улыбка могла бы осветить весь белый свет, но пока что освещала только нас с женой и наших близких. Однако… я уже представлял, как буду бояться отпускать дочь куда-либо, все еще четко помня эмоции от мнимой потери Габриэллы — никогда не забуду, как уже почти сдался и позволил чуть ли не убить себя русским или русской — Элеоноре, которая яро защищала своего мужа.
— Ты все еще думаешь, что ей не все равно? — усмехнулась Габриэлла, когда неожиданно вошла в кабинет; видимо, смех дочери сильно приглушил ее шаги либо я пытался так отчаянно не дать Даниэлле съесть очередную порцию шоколада с рук.
— Я думал, что имею авторитет для нашей дочери, — ухмыльнувшись, ответил я, ловя легкую улыбку жены в нашу сторону, и попытался аккуратно отодвинуть кресло от письменного стола, продолжая держать дочь на расстоянии от себя. — Ты разбалывала ее, sole,[2] — как факт сказал я и приподнял бровь, встречаясь теперь со взглядом, мол, правда что ли? Я виновата?
Наверное, мы оба виноваты в этом, ведь первый ребенок это всегда особенное и то, чего — кого — ждал с нетерпением, поэтому им позволялось гораздо большее, а уже потом, на опыте, вторые, третьи и так далее росли в совершенно другой обстановке, возможно, не в такой взбалмошной и порой с вопросами на засыпку: «как менять подгузник?» — лично с моей стороны.
Наконец я поднялся на ноги, вышел из-за стола, взяв на руки Даниэллу, и еще дальше отодвинул дочь от себя, осматривая то, что осталось от моей серой футболки — ничего, как я и предполагал. За этими движениями последовал нежный смех Габриэллы, когда и она смогла рассмотреть то, во что превратилась моя домашняя одежда, да и не только моя — Даниэллы в том числе.
— Так, все, прекращай, Дани. Иди лучше умойся и вымой руки, — настоятельно порекомендовал я, опуская ее на пол, но, судя по выражению лица дочери, она не собиралась следовать моим указаниям, и это, порой, настораживало и… немного выводило из себя, хотя я не использовал приказы в отношении любимых и близких людей — только к мафии.
— И в кого она такая быстрая? — поинтересовалась Габриэлла, сложа руки под грудью, когда Даниэлла пробежала мимо нее, после чего послышались шаги по лестнице, и оглядев меня еще раз.
Я практически ответил на вопрос, как в этот же миг за спиной жены появилась Аннабелла, заправляя передние пряди волос за уши, поэтому лишь кивнул в ее сторону, и Габриэлла повернула голову, заглядывая себе за плечо, едва испугавшись такому неожиданному прибытию моей сестры в наш дом, но, кажется, она планировала остаться здесь, так как нам нужно было уехать.
— Чего, чего говоришь, братец? — ярко улыбнувшись, отчего на щеках появились ямочки, и весело отозвавшись, спросила Аннабелла, входя в кабинет.
— Он утверждает, что Даниэлла похожа с тобой характером, — ответила за меня Габриэлла, и я кивнул, развернувшись к столу, чтобы собрать те листы бумаги, которые испачкались в шоколаде. — То есть… скверным, — вдруг продолжила шепотом жена, и я, вопросительно выгнув бровь, бросил на нее непонимающий взгляд.
— О, это не новость, что Джо такого мнения обо мне, — махнув рукой и переведя большие серые глаза в сторону, успокоила она. — О своей любимой сестре, вообще-то! — в следующую же секунду завопила Аннабелла, и Габриэлла рассмеялась.
Конечно, это все шутки ради. Я до сих пор смотрел на сестру с некой опаской, потому что то, каким взглядом она убивала меня, когда узнала о смерти отца, причем практически от моих рук, думал, что никогда уже не отделаюсь от роли «ты убил нашего самого близкого человека», однако… спустя столько лет Аннабелла не то чтобы приняла и явно не до конца простила, просто… не могла отказаться от братско-сестринской связи и девиза «Мы одной крови».
Это ли не настоящая любовь между братом и сестрой? И, честно говоря, тогда, в те мгновения, ее горькие слезы и кулаки, стучащие по моей груди, считал себя самым настоящим монстром, которым и останусь для родной сестры на всю жизнь…
Габриэлла кивнула, взглянув сначала на меня, потом на Аннабеллу, и скрылась за дверью, вероятно, чтобы спуститься вниз и проверить Даниэллу, которая могла уже натворить дел, превратившись не просто в ураган — ураганище, поэтому мы с сестрой остались наедине: стояли поодаль друг от друга, напротив друг друга, и тишина окутывала со всех сторон, пока я не прервал ее:
— Белла…
— Джо, — сразу же перебила она, легонько улыбнувшись, — о чем бы ты снова не думал, не стоит, — мотнула головой Аннабелла. — Послушай, я не хочу отрицать, что мне уже не больно от… — сестра замялась, однако ей не нужно было говорить «смерти папы», и так все ясно, как в солнечный день. — В общем, ты ведь понимаешь меня, да? — спросила Аннабелла, потерев указательным пальцем место между бровями — даже в этом жесте мы были с ней похожи, вот только я обычно тер переносицу. — Но спустя столько лет я поняла, что у тебя не было другого выхода и что по-другому невозможно было спасти Габриэллу — твою любимую, — серьезным тоном тихо сказала она; сестра явно уже совсем взрослая — да, я почти принял это.
Слова, которые давали облегчение. Слова, которые ждал так много времени, отчего, казалось, отчаялся и смирился с тем, что не услышу никогда.
— Может, на твоем месте я поступила бы точно так же, Джо, — мягко заключила Аннабелла и медленно подошла ко мне, протянув руки, будто приглашая обняться. — Обнимашки? — теперь ее губы расплылись в голливудской улыбке, и я узнал в ней ту самую веселую и иногда раздражающую сестру, которая сейчас, в настоящее время, скрывалась где-то внутри.
Когда я лишь кивнул, Аннабелла буквально врезалась в меня и сжала так сильно, будто мы не обнимались уже очень долгое время, однако дело было в том, что именно таким образом — крепко, как в старые добрые — точно не придавались искренности, ведь и сами друг с другом не проявляли искренности из-за чувств, с моей стороны, вины, со стороны сестры — обида, горечь, боль.
— Спасибо, — еле слышно прошептал я, оперевшись подбородком о макушку Аннабеллы — от нее пахло чем-то цветочным вкупе с тяжелым запахом, и теперь он стал частью ее, а тот, кто носил его, точно так же взял на себя часть запаха Аннабеллы; в общем, как это обычно и бывало — влюбленные становились единым целым.
Через несколько минут мы отстранились друг от друга и услышали, как Аллена звала Даниэллу, видимо, чтобы собраться на улицу — в это время они прогуливались на заднем дворе, точнее Даниэлла бегала туда-сюда, совсем не похожая на тех девочек, которых мы с Габриэллой встречали, например, в парках, играющих в куклы, хотя не считал себя тем, кто разделял, что куклы — только для девочек, а машинки — только для мальчиков.
— Я останусь здесь, пока вы будете узнавать новости? — пролепетала Аннабелла, быстро спускаясь следом по лестнице. — Хочу поиграться со своей любимой племяшкой! — задорно продолжила она, и в голове я уже представил, как мы с женой возвращаемся домой, а от него… ничего не осталось, зная характеры этих хулиганок. — Научу ее плохим словечкам… — протянула Аннабелла, когда прыгнула со ступеньки на пол, чуть не врезавшись в мою спину.
Я повернулся навстречу к ней и вопросительно выгнул бровь, понимая, конечно же, что это очередная шутка, но в то же время не сомневался — такое вполне могло произойти, может, не сейчас, однако потом — обязательно, когда Даниэлла станет совсем взрослой, и пока что на самом деле этого совершенно не хотелось ни мне, ни Габриэлле.
— Белла, мы так часто говорим тебе, что ты, и не только ты, можешь оставаться у нас хоть на неделю, что я до сих пор удивляюсь подобным вопросам, — отозвался я и проследил краем глаза за женой, которая уже переоделась в летнее свободное платье оранжевого цвета, теперь, кажется, завязывая волосы в низкий пучок — в Нью-Йорке стояла жара, которая в принципе ему не свойственна. — Прошу тебя, не упускай Даниэллу из виду, — последнее, что с тихой опаской в голосе произнес я и уловил короткий кивок от сестры, которая после решила удалиться в гостиную.
Я собирался пойти к Габриэлле, чтобы сказать о том, что нам стоило уже выезжать, если хотели успеть к назначенному времени, однако…
— Дядя Джо! — раздался тонкий и одновременно громкий голос за спиной, и пришлось остановиться, поняв, кто стоит позади.
Эмилия.
Черт, кажется, никто из нас двоих, а может, не только двоих, не верил, что она — здесь, с нами, живет в нашем — теперь и
ее
— доме, счастливая, улыбчивая, взрослая — как никак исполнилось двенадцать лет, а что самое главное — росла в материнской любви и безопасности.
Ее появление произошло так неожиданно в тот день, но… оно случилось, опять же, с помощью Энолы, которая, даже не предупредив, подъехала к воротам дома и, выйдя из машины, нажала на кнопку вызова. Тогда я напрягся и готов был выхватить пистолет из кобуры — как раз собирался в те минуты отъехать по делам — как только наткнулся на Малевскую, открыв калитку, однако… за ее спиной стояла малышка, переминаясь с ноги на ногу.
Единственная фраза, сказанная Энолой: «Теперь дочь и мать могут стать счастливыми, не беспокоясь о
своем
тиране» — расставила не все точки над «И», лишь было ясно одно — того, кто причинил гораздо больше, чем кто-либо другой, боли моей жене и Эмилии — больше нет. И никогда не будет.
— Да, Эми? — спросил я, когда она появилась передо мной, отбрасывая темные длинные волосы за плечи.
— Я хотела заказать книги в одном интернет-магазине… — как-то неловко начала Эмилия, не смотря в мое лицо, а бегая серыми радужками по сторонам, — …и мне… мне не хватило денег на карточке, чтобы оплатить их, а, если не сделать этого в течение часа, заказ будет отменен, но эти книги в единственном экземпляре… — все же объяснила она, и только под конец заметил, как Эмилия заламывает пальцы на руках точно так же, как и ее мать, когда нервничает и волнуется.
Я продолжал внимательно следить за ее эмоциями, которые ярко прослеживались на миловидном лице — детские щеки с легким румянцем придавали Эмилии легкость и наивность, и в голове до сих пор никак не укладывалась мысль, что она — дочь Маттео.
— Эми, что ты хочешь этим сказать? — немного с напором поинтересовался я, пытаясь поймать ее глаза.
На удивление, она все еще была застенчива со мной, и мы только недавно перешли от «Джованни» к «Джо» и «дядя Джо» — не планировал идти дальше, то есть не требовал ни от Габриэллы, ни от ее дочери, чтобы Эмилия относилась ко мне как к отцу, приемному отцу, и звала папой, потому что четко понимал, для нее папа — Маттео, а лично я мог воспринимать малышку — да, все еще малышку — как приемную дочь, ведь это никак и никем не запрещалось.
— Хотела спросить… не одолжишь ли ты мне немного денег? Обычно… мама кладет на мою карточку, но сейчас она сильно занята сборами, поэтому… — с каждым произнесенным словом Эмилия краснела все сильнее, а хруст от пальцев раздавался чуть ли не по всему коридору.
Не оставалось ничего, кроме того, чтобы мягко опустить ладонь на ее руки, дабы успокоить. После этого, когда малышка ощутила мою поддержку, Эмилия наконец-то посмотрела на меня, подняв подбородок и большие детские глаза, искрящиеся неуверенностью — и откуда это в ней?
— Эми, мы же обсуждали с тобой, что разные фамилии не делают нас чужими, — напомнил, склонив голову вбок. — Мы — одна семья, понимаешь? — мягко спросил я и теперь дотронулся до румяной щеки, немного ущипнув, когда почувствовал, что ее руки больше не дрожали, а пальцы — не ломали друг друга. — Это нормально, если ты попросишь у меня денег, особенно, для учебы, потому что я — обеспечиваю свою семью всем, что необходимо, — твердым голосом продолжил я и попутно достал телефон, после открыл приложение банка и быстро перевел ту сумму денег, которую обычно переводила Габриэлла, а уже буквально через несколько секунд на ее телефон пришло сообщение о зачислении. — Твои книги никуда не пропадут, Эми, — улыбнувшись и щелкнув указательным пальцем по ее кончику носа, оповестил я.
Она снова смущенно улыбнулась и поблагодарила:
— Спасибо, дядя Джо.
В следующую минуту на нас наткнулась Габриэлла и, приподняв уголки губ, сказала малышке, что они на какое-то время останутся одни — только с няней, Аннабеллой и телохранителями, после чего посмотрела на меня, и я понял по любимым глазам цвета чистого неба, что можно выходить из дома.
«NewYork-Presbyterian Hospital»,
район
Манхэттен
,
Нью
-
Йорк
.
11:05 AM
Дорога до больницы не занимала больше тридцати минут — мы посещали ее уже не раз и даже не в эти месяцы, а три года назад с Даниэллой: и когда она была совсем крохой, живя в животе Габриэллы, и когда уже выросла с креветки до полноценного человека, и когда родилась, будучи нашей первой куколкой, которую поначалу я боялся брать на руки, но Габриэлла с первых минут доверяла мне и смотрела настолько благодарно со слезами на глазах за то, что я был рядом все трудные часы, то есть от начала схваток до рождения дочери.
В ту беременность не было такого, что жена быстро отключалась в машине, однако сейчас… когда мы ехали дольше десяти минут, Габриэлла отключалась и мирно посапывала на пассажирском сиденье, а я, останавливаясь на красных светофорах, переводил на нее мягкий взгляд и улыбался этой безмятежности и… доверии, опять же.
Теперь моя машина не знала высоких скоростей, особенно, если в ней сидела семья — больше никаких игр с опасностью, никакого неосознанного риска, потому что все это было лишь потому, что я чувствовал одиночество и то, что меня практически никто не понимал, но… спустя столько лет такой человек находится рядом каждый день, и я — самый счастливый, хотя порой боялся даже думать о подобном, не то что говорить вслух.
— Sole,[3] мы приехали, — тихо произнес я и дотронулся до нежной тыльной стороны ладони, лежащей на уже заметном животе. — Конечно, доктор подождет нас, но…
— Тш-ш, — вдруг прервала Габриэлла и сонно посмотрела на меня, открыв глаза. — Тебе нужно как-то развлекать меня, чтобы я не засыпала в машине, — усмехнулась она и другой рукой дотронулась до моей, которая все еще лежала на ее. — А я ведь… хотела спросить об Эмилии, — вспомнила жена, и я вопросительно выгнул бровь, мол, о чем речь? — О том, что она хотела. Выглядела как-то потерянно, — объяснила Габриэлла и села ровнее на сиденье, поправив платье.
— У нее закончились деньги на карточке, — начал я и заметил удивленное выражение лица; может, задумалась, куда Эмилия подевала предыдущую сумму? — Малышка попросила денег на книги, но очень стеснялась, будто я — чужой человек, хоть уже и дядя Джо, а не Джованни, — признался я, не скрывая что-либо из нашего разговора, и не сказал бы, что как-то задевало подобное поведение, возможно, я сам себя накручивал, потому что еще с семи лет Эмилия довольно тепло смотрела на меня и не боялась подходить.
— О, кажется, я забыла перевести деньги… — задумчиво сказала Габриэлла, проверяя время на телефоне, когда экран загорелся от входящего сообщения. — Но, Джо, она любит тебя, — внезапно выпалила жена, и я смущенно улыбнулся, ощутив стук в груди — приятный удар сердца. — Эмилия растет, становится девушкой, поэтому начинает стесняться и где-то заламываться, ведь ребенком гораздо проще искать подходы к взрослым, да и не только, — пожав плечами продолжила жена, и, честно говоря, в каком-то плане тоже понимал это. — Поверь, ты для нее как второй папа, просто пока что Эмилии сложно принять это до конца, — успокоила Габриэлла и, отстегнув ремень безопасности, аккуратно дотянулась до моих губ и оставила легкий поцелуй, после которого я выбрался из машины и поспешил открыть для нее дверь, затем подал руку, и, как только она выпрямилась, мы прошли внутрь больницы, где нас уже ожидали.
Доктор, как и всегда, кажется, освободил для нас место и перед, и после, чтобы если вдруг мы приехали бы раньше или позже, то ничего страшного, да и я договаривался обычно в те дни, когда здесь находилось поменьше народу — не нужны сплетни, новые заголовки в газетах и журналах, и самое главное: не нужны лишние глаза, которые могли не так посмотреть на Габриэллу — да, только она была важна, никак не я, хотя, если бы жена умела читать мысли, прямо сейчас я, скорее всего, получил бы.
— Итак, что интересного расскажете, миссис Пеллегрини? — после того, как поприветствовал нас, спросил доктор, пока Габриэлла укладывалась на кушетку для того, чтобы сделать УЗИ.
— По-прежнему таскаю соленое ночью, — хихикнула жена, и я тут же припомнил, как проснулся в одиночестве в кровати и почти схватился за сердце, думая о том, что что-то случилось, однако, спустившись на первый этаж, застал Габриэллу за поеданием арахиса, причем практически вся пачка уже была пуста. — Иногда чувствую шевеление, но пока не сильное. Муж… не успевает приложить руку к тому месту, где малыш бьет ногой или рукой, — взглянув на меня, рассказала Габриэлла с улыбкой.
— Уверен, у вас будет активный ребенок, и вы еще устанете от того, как он будет пинаться, — усмехнулся доктор и приготовил жидкость, которую обычно размазывали по животу.
Несколько мгновений и на экране появились сначала черные точки, в которых ничего было непонятно, потом… так как это было 3D УЗИ, что я, что жена разглядели маленького человечка, который, по словам доктора, улыбался нам — мы заметили не сразу, лишь приглядевшись.
— Теперь можно получше рассмотреть все части тела и… — снова заговорил доктор, водя аппаратом по животу туда-сюда, — …с точностью сказать, что это — мальчик. Вот, взгляните сюда.
Он указал пальцем на нижнюю часть экрана, и наши глаза, наверное, одновременно опустились на ту часть тела малыша, которая подтверждала слова доктора.
Голубые радужки впились в меня после нескольких секунд, в которые смотрели на экран, и я прочитал в них некое… расслабление?.. Неужели Габриэлла все еще возвращалась к тому времени, когда девочка являлась ничем иным, как приговором?.. Неужели до сих пор сравнивала нас с Маттео или попросту гоняла в красивой голове мысли о том, что даже если бы это вновь девочка, я бы… Сделал что?.. Не мог представить, что отказался бы от собственного ребенка или, чего хуже, от жены, ведь это —
наш
ребенок, в нем течет
наша
кровь и плоть, поэтому плевать я хотел на пол.
Вероятно, мое мышление кардинально отличалось от мышления людей, вступивших в мафию и все еще вступающих, потому что для этого мира крайней важно рождение наследника, но в каком, черт возьми, веке мы живем, чтобы зацикливаться на том, что только мужчины умеют править, управлять и вести за собой людей?
Мнение на этот счет совершенно изменилось с тех пор, как Энола Малевская встала во главе семьи Бернарди. Являлась ли их мафия, Скорпионы, как они прозвали себя, до сих пор Бернарди или же носила русскую фамилию — никто толком понятия не имел. В каком-то плане я тихо радовался, может, даже злорадствовал, потому что семья ублюдка, который разрушил жизнь моей жены, потерпела крах — карма настигла неожиданно и с совершенно незнакомой стороны.
Доктор, перед тем как отпустить нас и выдать фотографию, на которой отчетливо виднелся наш сын — теперь с точностью почти девяносто процентов — дал некоторые рекомендации по питанию, режиму сна и тому подобное, не забыв отметить, что, если очень уж сильно хотелось соленого, лучше не отказываться, а удовлетворить потребности то ли организма, то ли самого ребенка, на что мы согласились и попрощались до следующего приема.
— Джо… — прошептала еле слышно Габриэлла, когда остановилась возле машины, выйдя из здания больницы, ловя лицом легкий летний ветерок.
— Габи? — подойдя к ней плечом к плечу, также тихо произнес я, взяв холодную ладонь в свою.
— Это в самом деле мальчик… — продолжила жена и взглянула на меня едва слезящимися глазами.
— Да, я знаю, sole,[4] — все же ответил я и сжал ее руку сильнее, прогладив большим пальцем костяшку указательного пальца, на что получил легкую улыбку.
— Что если бы… это была девочка? — осторожно, будто бы боясь то ли меня, то ли собственных мыслей, задала вопрос Габриэлла, и рыжие волосы, которые еще за прошлую беременность довольно-таки сильно отросли, взметнулись с хрупких плеч за спину.
Желание усмехнуться почти перебороло остальные чувства и эмоции, однако не хотелось портить такой интимный и открытый момент, поэтому я лишь коротко, но твердо, с серьезностью и с любовью прошептал, глядя на веснушчатый нос:
— Я бы любил тебя еще сильнее, Габриэлла.
[1] Куколка. (итал.)
[2] Солнце. (итал.)
[3] Солнце. (итал.)
[4] Солнце. (итал.)
Конец
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Глава 1. Побег Тьма рассеялась. Перед лицом маячило что-то белое… кажется это чья-то рубашка. Меня кто-то крепко обнимает горячими руками. Изо всех сил прижимает меня к груди. Я тут же тяну носом воздух и ощущаю родной запах. Владимир. Это он. Его дрожащие пальцы я чувствую у себя на теле. Как же хорошо быть в его объятьях. – Василиса, прости меня. Прости, что я не пришел – несмотря на его дрожащие руки, голос остается ровным и спокойным. Почти бесцветным. – Ты пришел теперь – крепче вжимаюсь я в него....
читать целикомПРОЛОГ "Однажды открыв свое сердце - будь готов прожить с пустотой" - Не повезло, конечно, Малику с женой. Будучи холостым должен жениться на этой "грязной". - А что ему остается? Нужно же закрыть глаза на этот позор! - Не говори, Марьям, позор, позор! Шепотки отдавались в гудящей голове притаившейся девушки за изгородью с цветами. Продолжая оставаться в тени, она провела по лицу, стирая слезы и приподнимаясь. Все эти слова преследовали на протяжении всего дня. Резко встав, молодая девушка в белоснежно...
читать целикомПролог Маленькая девочка в белоснежных колготках и розовом платье стояла близ панорамных окон в гостиной. Прижимая ладошки к холодному стеклу, она искоса взглянула на мать, которая говорила с кем-то в холле. Едва та отвернулась, девочка открыла дверь, которая вела во двор. Поежившись от холода, ощутила, как по ногам и спине поползли мурашки. Розовые тапочки с ушками кролика шлепали по снегу и сугробам. Сделанный девочкой и отцом снеговик улыбался ей. Вытянув шею, девочка высматривала отца, который тол...
читать целикомПосвящение Посвящается всем, чьи нежные чувства были отравлены ядом, но в то же время крепко заключены в объятия Плейлист Брэндон 2hollis — sister Stay — Stanfour Scars — Papa Roach You And I Tonight — Faber Drive Green eyes — Coldplay Pain — Reamonn Whatever it takes — Lifehouse All Of Down — OneRepublic Sombr — back to friends Pretty like the sun — Prime Circle The Mess I Made — Parachute Take me awa...
читать целикомГлава 1 Весна обычно воспринимается как пора тепла, эстетики и обновленности. Это период, когда мы, словно пробуждающиеся от зимней дремы звери, начинаем вдыхать свежий и бодрящий воздух. И сразу ощущаем прилив сил и энергии. Воздух наполняется веселым щебетанием птиц. Это было мое любимое время года, пока один случай в прошлом году не перевернул все. Весна, будто сговорившись, оказалась необычайно прекрасной. Все цвело и благоухало, солнце слепило глаза. Я, как обычно, с нетерпением ждала цвет...
читать целиком
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий