Наследник для моего врага. Случайно.

Глава 1: Идеальная картинка

Стрелка часов на моем запястье лениво ползла к шести. Еще один проект сдан. Еще одна идеально выверенная палитра оттенков, еще одна счастливая семья, которая будет жить в пространстве, созданном моими руками. Я, Алина Воронцова, архитектор гармонии и дизайнер чужого уюта. Я продавала людям мечту, упакованную в дорогие материалы и модные текстуры, и, кажется, была чертовски хороша в этом деле.

Я закрыла ноутбук с чувством глубокого удовлетворения. Последний штрих — льняные шторы цвета пыльной розы — был утвержден заказчицей с визгом восторга. Моя работа была моим спасением, моим островком стабильности в этом вечно меняющемся мире. Здесь все подчинялось логике, колористике и законам эргономики. Здесь не было места хаосу.

А скоро и вся моя жизнь должна была стать таким же идеальным, завершенным проектом. Через три недели я выходила замуж. За Павла.

Павел. Мой идеальный мужчина. Успешный адвокат, высокий, остроумный, с ямочками на щеках, когда он улыбался, и взглядом, который обещал надежность гранитной скалы. Мы были идеальной парой. Той самой, на которую смотрят с легкой завистью. Той самой, чьи совместные фотографии в соцсетях собирают сотни лайков и комментариев в стиле «созданы друг для друга».

Я потянулась, чувствуя приятную усталость в плечах, и бросила взгляд на свое отражение в темном экране монитора. Длинные русые волосы, большие серые глаза, которые сейчас светились от предвкушения, и легкая улыбка. Я была счастлива. По-настоящему, безоговорочно счастлива.

Телефон на столе завибрировал. Света. Моя лучшая и единственная подруга, мой личный антидот от излишней мечтательности.

— Ну что, дизайнер всея Руси, спасла еще одну квартиру от безвкусицы? — ее голос, как всегда, был полон едкой иронии, за которой скрывалась тонна любви.

— Представь себе, — я рассмеялась, собирая вещи в сумку. — Мир стал еще немного гармоничнее. Мы сегодня ужинаем в «Облаках», Павел столик заказал. Будем обсуждать рассадку гостей. Тетя Галя из Саратова ни в коем случае не должна сидеть рядом с дядей Витей из Воронежа, иначе третья мировая неизбежна.

— О, боги, предсвадебная лихорадка в самом разгаре, — вздохнула Света. — Слушай, Алин, а твой идеальный жених не слишком идеален? Прямо как с картинки сошел. Костюм с иголочки, манеры лорда, ни одного прокола за три года. Так не бывает. Где подвох?

Я закатила глаза. Это был ее любимый аттракцион — «найди изъян в Павле».

— Подвох в том, что он существует, а ты просто завидуешь, — отшутилась я. — Все, мне пора бежать, нужно успеть переодеться. Люблю тебя.

— И я тебя. Только будь начеку. Идеальные мужчины существуют только в твоих дизайн-проектах, — бросила она на прощание.

Я сбросила вызов, улыбаясь. Света никогда не изменится. Но я знала, что она ошибается. Мой Павел был исключением. Он был настоящим.

Через час, приняв душ и сменив деловой костюм на летящее шелковое платье цвета ночного неба, я крутилась перед зеркалом в прихожей. Легкий макияж, капля любимых духов, изящные лодочки на шпильке. Я чувствовала себя красивой, желанной, на пороге самой важной главы своей жизни. Моя квартира, которую я обустраивала с такой любовью, казалась идеальной декорацией для моего счастья. Даже свадебное платье, упакованное в огромный белый чехол, скромно висело в шкафу, дожидаясь своего часа.

В «Облаках» было людно и шумно. Панорамные окна открывали захватывающий вид на вечерний город, утопающий в миллионах огней. Я сидела за нашим любимым столиком у окна, заказав бокал просекко, и ждала. Прошло десять минут, потом двадцать. Павел никогда не опаздывал. Он был воплощением пунктуальности. Я написала ему сообщение — ответа не было. Тревога тонкой иголкой кольнула в сердце, но я тут же ее отогнала. Пробки. Важная встреча. Что угодно.

Он появился спустя сорок минут. Без извинений, без улыбки. Просто подошел к столу и тяжело опустился на стул напротив. Его идеальный костюм был слегка помят, узел галстука ослаблен, а на лице застыла маска отчужденности.

— Привет, — его голос был глухим и чужим.

— Привет. Что-то случилось? Ты на себя не похож.

Он не смотрел на меня. Его взгляд был устремлен куда-то в огни ночного города за моей спиной. Он молчал так долго, что ледяные пальцы страха начали сжимать мои легкие.

— Паш?

Он наконец поднял на меня глаза. Пустые. Холодные. Как будто он смотрел сквозь меня на незнакомого человека.

— Алин, нам надо поговорить.

Внутри меня все оборвалось. Эта фраза никогда не предвещала ничего хорошего.

— Я слушаю.

— Свадьбы не будет.

Три слова. Всего три слова, произнесенные ровным, безэмоциональным тоном. А мир вокруг меня взорвался, рассыпаясь на миллионы звенящих осколков. Шум ресторана, музыка, смех людей — все это превратилось в гулкий белый шум в ушах.

— Что? — прошептала я, губы едва слушались. — Что ты такое говоришь? Это какая-то дурацкая шутка?

— Я не шучу, — он потер переносицу. — Я ухожу к другой.

Ухожу. К другой. Эта информация просто не помещалась в моей голове. В моей идеальной, выстроенной по кирпичику реальности, где мы любили друг друга и должны были жить долго и счастливо.

— Но… как? Кто? Когда?

— Это не имеет значения, — отрезал он. — Так получилось.

— Не имеет значения?! — мой голос сорвался на крик, и несколько человек за соседними столиками обернулись. — Я три года своей жизни тебе отдала! Мы через три недели женимся! У нас платье куплено, гости приглашены, тетя Галя из Саратова уже билет на поезд взяла!

— Она беременна, — сказал он тихо, и это слово стало последним гвоздем в крышку моего гроба.

Беременна.

Вот и весь подвох, о котором говорила Света. Такой банальный, такой грязный и такой предсказуемый. Мой идеальный мужчина оказался обычным кобелем.

Я смотрела на него, и не видела ничего, кроме пустоты. Любовь, нежность, доверие — все испарилось в один миг, оставив после себя только выжженную пустыню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он достал из кармана несколько крупных купюр, бросил их на стол.

— Это за ужин. Прости.

Он встал. Развернулся. И пошел к выходу, не оборачиваясь. Высокий, красивый, идеальный. И абсолютно чужой.

А я осталась сидеть одна, посреди переполненного ресторана, под любопытными взглядами чужих людей, с разбитым сердцем и свадебным платьем, которое теперь можно было просто выбросить. Моя идеальная картинка разлетелась вдребезги.

Глава 2: В омут

Как я добралась до дома, я не помнила. Кажется, поймала такси. Кажется, водитель что-то спрашивал, но я не отвечала. Мое тело двигалось на автопилоте, пока сознание барахталось в липкой, вязкой жиже из шока и боли.

Квартира встретила меня тишиной и идеальным порядком. Тем самым порядком, который я так любила и который теперь казался издевательством. Все стояло на своих местах, кроме меня. Я была сломана.

Я зашла в спальню. На дверце шкафа висел он — огромный, белоснежный чехол. Внутри него — моя мечта. Платье принцессы. Символ нашего «долго и счастливо».

Я подошла и резким движением расстегнула молнию. Белоснежный шелк, тончайшее кружево, россыпь жемчуга. Оно было прекрасным. И оно было ложью.

Что-то внутри меня с громким треском лопнуло. Сначала тихий всхлип, потом громкий стон, а потом я закричала. Дико, отчаянно, как раненый зверь. Я сорвала чехол с двери, швырнула его на пол. Платье вывалилось из него белоснежным, уязвимым облаком. Я смотрела на него, и ненависть захлестнула меня с головой.

Я бросилась на колени и начала рвать его. Рвать кружево, отрывать жемчужины, которые со стуком рассыпались по паркету. Я рвала его, пока не сломала ногти, пока пальцы не начало сводить от напряжения. Я уничтожала символ своего позора, своего унижения.

Когда силы иссякли, я рухнула на пол рядом с изуродованной белой тряпкой и зарыдала. Навзрыд, беззвучно сотрясаясь всем телом.

В этот момент в замке провернулся ключ. Света. Я, должно быть, отправила ей какое-то бессвязное сообщение.

— Алинка? — ее встревоженный голос раздался в прихожей.

Она вошла в спальню и замерла на пороге, увидев меня на полу среди обрывков свадебного платья.

— О, милая… — она подлетела ко мне, опустилась рядом и крепко обняла. — Он все-таки козел. Я знала.

И я снова разрыдалась, уткнувшись ей в плечо, рассказывая все. Про «другую». Про «беременна». Про то, как он просто ушел. Света ничего не говорила, просто гладила меня по голове и тихо материлась себе под нос, перечисляя все возможные кары небесные, которые должны были обрушиться на голову Павла.

— Я не могу здесь оставаться, — прохрипела я, когда слезы закончились. — Я не могу видеть все это. Мне нужно… мне нужно напиться. Сделать что-то ужасное. Что-то, что перечеркнет этот день.

— Алин, это плохая идея, — мягко сказала Света. — Давай я заварю тебе чаю, и…

— Нет! — я вскочила на ноги, пошатываясь. — Я не хочу чаю! Я хочу водки! Я хочу в самый грязный кабак этого города! Я хочу, чтобы музыка орала так, чтобы я не слышала собственных мыслей! Пожалуйста, Светик. Пожалуйста.

Она посмотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. В моих глазах, должно быть, плескалось чистое безумие.

— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Но я иду с тобой. И ни на шаг от тебя не отойду.

Мы поехали в какой-то новомодный бар на окраине промзоны, о котором я никогда раньше не слышала. «Инферно». Название говорило само за себя. Внутри было темно, пахло дымом и дорогим алкоголем, а басы били прямо в грудную клетку. Идеально.

Я сразу направилась к стойке.

— Дважды по пятьдесят текилы. Сразу.

Света села рядом на высокий стул, с тревогой наблюдая за мной. Я залпом выпила первую стопку, потом вторую. Жгучая жидкость обожгла горло, но принесла долгожданное онемение.

— Еще, — бросила я бармену.

Вечер превратился в череду стопок, коктейлей, громкой музыки и размытых лиц. Я танцевала. Яростно, самозабвенно, выплескивая всю свою боль в движения. Я хотела стереть себя, раствориться в этом грохоте и полумраке.

Именно в этот момент я его и почувствовала. Взгляд. Тяжелый, физически ощутимый. Он сверлил мне спину. Я резко обернулась.

В самом темном углу зала, за отдельным столиком, сидел мужчина. Он был один. В отличие от шумной, разряженной толпы, он был воплощением неподвижности и тишины. Я не могла разглядеть его лица, только темный силуэт и то, как блеснули его глаза в свете стробоскопа. Он не отрываясь смотрел на меня. В его взгляде не было похоти или пьяного любопытства, как у других. Там было что-то другое. Хищное. Оценивающее. Словно волк наблюдал за раненой овцой.

Мне стало не по себе, но алкоголь придавал безрассудной смелости. Я вызывающе повела плечом и отвернулась.

Но вечер уже был испорчен. К пьяному отчаянию примешалась необъяснимая тревога.

Когда я в очередной раз пошла к бару, дорогу мне преградил какой-то лощеный тип.

— Девушка, скучаете? Могу составить компанию…

— Компания у меня уже есть, — отрезала я, пытаясь его обойти.

— Да ладно тебе, не ломайся, — он схватил меня за руку.

— Убери руки! — прошипела я.

И тут за его спиной выросла тень. Тот самый мужчина из угла. Он подошел абсолютно бесшумно.

— Девушка сказала тебе убрать руки, — его голос был низким, спокойным, но от этого спокойствия по спине пробежал мороз.

Лощеный тип обернулся, хотел что-то возразить, но осекся. Он посмотрел в лицо незнакомца, и вся его пьяная спесь моментально улетучилась. Он побледнел, молча разжал пальцы и, что-то бормоча, ретировался в толпу.

Незнакомец перевел взгляд на меня. Теперь я могла рассмотреть его. Высокий, темноволосый, с резкими, волевыми чертами лица и легкой щетиной. Одет в простую черную рубашку и джинсы, но от него веяло такой властью и опасностью, что у меня перехватило дыхание. А глаза… Темные, почти черные, они смотрели прямо в душу.

— Спасибо, — выдавила я.

— Ты от чего бежишь? — спросил он вместо ответа, его взгляд был прямым и неудобным.

— А тебе какое дело? — дерзко ответила я, алкоголь все еще шумел в голове.

Легкая усмешка тронула уголки его губ.

— Просто любопытно. Ты выглядишь так, будто хочешь сжечь весь мир, начиная с себя.

— Может, и так.

Мы молчали несколько секунд, глядя друг на друга. Музыка грохотала, люди вокруг смеялись, а между нами натянулась невидимая струна напряжения.

Он наклонился чуть ближе, и я ощутила запах дорогого парфюма и чего-то еще — чисто мужского, первобытного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Забвение не поможет, — сказал он тихо, его голос вибрировал в моем теле. — Но я могу предложить тебе несколько часов без мыслей.

Он протянул мне руку. Большую, с длинными пальцами. Это было не приглашение. Это был вызов.

Глава 3: Пять минут безумия

Я смотрела на его протянутую руку. Она казалась спасательным кругом и одновременно билетом в бездну. В голове пронеслись все разумные доводы. «Не делай этого, Алина». «Он опасен». «Ты пожалеешь». Но голос разума был слишком тихим, заглушенным ревом боли и унижения. Мне было все равно. Я хотела упасть на самое дно, чтобы больше нечему было рушиться.

Я вложила свою ладонь в его.

Его пальцы сомкнулись на моих, сильные и теплые. Хватка была не слишком крепкой, но властной, не оставляющей сомнений, что он не отпустит.

— Алинка, нет! — Света подскочила ко мне, ее лицо было искажено тревогой. — Ты не знаешь, кто это! Поехали домой!

— Все в порядке, Светик, — мой голос прозвучал на удивление ровно. — Я хочу этого. Поезжай домой. Я позвоню.

Это была ложь, и мы обе это знали. Я не позвоню. И я понятия не имела, будет ли все в порядке. Я видела отчаяние в ее глазах, но во мне что-то перегорело. Предохранители выбило окончательно. Я мягко отстранила ее руку.

— Я так решила.

Мужчина даже не удостоил Свету взглядом. Он просто развернулся и повел меня за собой сквозь толпу. Люди расступались перед ним, как вода перед ледоколом.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, заставив на миг протрезветь. Город шумел, жил своей жизнью, не обращая внимания на маленькую личную трагедию одной девушки. Мой спутник молча подвел меня к огромному черному внедорожнику, который выглядел как броневик. Дверца открылась с тихим щелчком.

Я села на переднее сиденье. Салон был отделан черной кожей и пах так, как пахнут очень большие деньги. Он сел за руль, и тяжелая дверь отсекла нас от всего мира. Внутри воцарилась оглушительная тишина.

Машина тронулась с места плавно, бесшумно. Я смотрела в окно на проносящиеся мимо огни. В отражении я видела его профиль — хищный, сосредоточенный. Он не смотрел на меня. Он просто вел машину, излучая ауру абсолютного контроля. И это, как ни странно, успокаивало. Мне не нужно было принимать решений. За меня все решили. На эту ночь.

Страх и возбуждение смешались в гремучий коктейль у меня внутри. Я была марионеткой в руках судьбы или, может, этого незнакомца. Я не знала, куда мы едем, не знала, что будет дальше. И в этом неведении была своя извращенная свобода.

Мы подъехали к одному из самых высоких и современных небоскребов в центре города. «Москва-Сити». Подземный паркинг, отдельный лифт. Все говорило о статусе и приватности.

Он провел меня к лифту, который открылся только после того,как он приложил к панели черный ключ-карту. Двери закрылись, и мы оказались в замкнутом пространстве. Кабина была отделана темным зеркальным стеклом, и я видела наши отражения. Высокий, темный, несокрушимый мужчина и рядом с ним — девушка в летящем платье, с растрепанными волосами и безумным блеском в глазах.

Он стоял так близко, что я чувствовала жар его тела. Он все еще не прикасался ко мне, но само его присутствие было почти осязаемым, оно давило, обволакивало, лишало воздуха.

— Как тебя зовут? — его низкий голос нарушил тишину, заставив меня вздрогнуть.

— Алина, — прошептала я.

Он кивнул, словно примеряя имя на вкус.

— Тебе не нужно знать мое имя, — сказал он, подтверждая мои мысли. — Для того, что сейчас произойдет, имена не нужны.

Лифт остановился с тихим звоном. Двери разъехались, открывая вид не на площадку, а прямо на холл огромной квартиры. Пентхаус. Через панорамные стены, от пола до потолка, открывался такой вид на ночную Москву, что у меня захватило дух. Город лежал у наших ног, переливаясь и пульсируя миллионами огней.

Он шагнул из лифта, и я последовала за ним, как завороженная.

Двери за нами закрылись.

Он повернулся ко мне. Всего один шаг — и он оказался вплотную. Его рука легла мне на затылок, пальцы зарылись в волосы, а вторая легла на поясницу, прижимая меня к его твердому, горячему телу.

А потом он меня поцеловал.

Это не было похоже ни на один поцелуй в моей жизни. В нем не было нежности. В нем были голод, ярость, утверждение власти. Его губы были жесткими, требовательными. Он не спрашивал, он брал. Он целовал так, словно хотел выпить из меня всю душу, забрать всю боль, оставив взамен лишь первобытный, животный инстинкт.

И я ответила. С отчаянием, с ненавистью к Павлу, к себе, ко всему миру. Я вцепилась пальцами в его плечи, отвечая на его ярость своей. Это был поцелуй-наказание, поцелуй-забвение.

Он оторвался от моих губ, тяжело дыша. Наши взгляды встретились. В его темных глазах плескалось такое же пламя, что и во мне.

Не разрывая зрительного контакта, он подхватил меня на руки так легко, словно я была пушинкой. Я инстинктивно обвила его ногами за талию. Платье задралось, и я кожей почувствовала грубую ткань его джинсов.

Он понес меня вглубь квартиры, и последней моей связной мыслью было: «Вот оно, дно». И в этот момент я больше всего на свете хотела до него добраться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4: Без имени

Сознание возвращалось медленно, рывками, как будто я всплывала из темных, вязких глубин. Ночь не осталась в памяти цельной картиной. Она впечаталась в тело калейдоскопом отдельных, ярких до ослепления, вспышек.

Ощущение прохладного шелка на обнаженной коже…

Шершавый подбородок, царапающий нежную кожу на внутренней стороне бедра…

Тяжесть его тела, вдавливающая меня в мягкий матрас…

Тихий, гортанный рык у самого уха, когда он был на грани…

Вид ночного города, перевернутый вверх ногами, когда он держал меня за лодыжки…

Соленый вкус его кожи на моем языке…

Острая, почти болезненная судорога удовольствия, которая вырвала из меня крик, заглушенный его ладонью…

Это не было похоже на любовь. Это было похоже на стихию. На ураган, который пронесся по моей жизни, срывая крыши и ломая деревья, оставляя после себя лишь первозданный хаос и странное, опустошенное умиротворение. Он не был нежным. Он был требовательным, умелым и абсолютно безжалостным в своем стремлении довести и меня, и себя до полного исступления. Он брал все, ничего не прося взамен, и я отдавала, потому что больше ничего не оставалось.

Я медленно открыла глаза.

Первое, что я увидела — свет. Мягкий, утренний, он заливал огромную комнату через панорамные окна во всю стену. Я лежала в гигантской кровати, застеленной темным шелковым бельем. Спальня была под стать остальной квартире — минималистичная, дорогая и абсолютно мужская. Ни одной лишней детали. Только кровать, несколько встроенных шкафов из темного дерева и невероятный вид на просыпающийся город.

Легкий озноб пробежал по коже. Я была совершенно одна в этой огромной постели, если не считать тяжести простыни.

Я повернула голову.

Он спал рядом.

Он лежал на животе, отвернув от меня лицо, одна рука была закинута за голову. Во сне он выглядел иначе. Жесткие черты лица смягчились, исчезла хищная настороженность во взгляде. Он казался почти… уязвимым. Почти. Мой взгляд скользнул ниже, по его широкой спине, сильным плечам. Из-под одеяла виднелся край сложной татуировки, уходящей куда-то вниз.

И тут на меня обрушилось осознание.

Что я наделала?

Я, Алина Воронцова, которая всегда все планировала, которая верила в любовь до гроба и хранила себя для единственного мужчины, провела ночь с абсолютным незнакомцем. С опасным, пугающим человеком, чьего имени я даже не знала.

Паника подкатила к горлу ледяным комом. Стыд, жгучий, как кислота, обжег изнутри. Мне нужно было бежать. Немедленно. Пока он не проснулся. Пока этот пугающий, темный мир, частью которого он, очевидно, являлся, не поглотил меня окончательно.

Затаив дыхание, я начала медленно, сантиметр за сантиметром, выбираться из-под одеяла. Каждый шорох казался оглушительным в утренней тишине. Он не пошевелился. Его дыхание было ровным и глубоким.

Наконец, освободившись из шелкового плена, я встала на пол. Ноги были ватными. Я на цыпочках прокралась к тому месту, где вчера в спешке была сброшена моя одежда. Платье, белье… все лежало небрежной кучкой. Мои руки дрожали так, что я едва могла попасть в рукава. Кое-как натянув на себя платье и нижнее белье, я схватила в охапку туфли и сумочку.

Еще один, последний взгляд на него. Он все так же спал.

Я выскользнула из спальни, как воровка. Огромная гостиная была залита солнцем и казалась пустой и гулкой. Я нашла лифт, прислонила палец к кнопке вызова. Секунды ожидания тянулись, как вечность. Мне казалось, что он вот-вот проснется, выйдет из спальни, и… что? Что он сделает? Я не хотела знать.

Наконец двери лифта открылись. Я шагнула внутрь, не оглядываясь.

Кнопка первого этажа. Двери закрылись, отрезая меня от этого места, от этой ночи, от него.

Пока зеркальная кабина несла меня вниз, я прислонилась лбом к холодному стеклу, тяжело дыша. Тело гудело и болело в тех местах, о существовании которых я раньше и не подозревала. Я сбежала. Я была свободна.

Но когда я вышла из небоскреба на оживленную утреннюю улицу, меня не покидало ощущение, что я оставила в том пентхаусе нечто большее, чем просто одну ночь. Я оставила там часть себя. И эта ночь оставила на мне свое невидимое, но несмываемое клеймо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 5: Две полоски

Прошел месяц. Тридцать один день, который я старательно пыталась вычеркнуть из жизни, заполнив его работой до полного изнеможения. Я брала новые проекты, переделывала старые, сутками пропадала в офисе и на объектах, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями.

Я сменила номер телефона, чтобы Павел не мог до меня дозвониться. Хотя он и не пытался. Я собрала все его вещи в коробки и отправила курьером в его офис. Без записки. Я заставила себя жить дальше. Дышать. Функционировать.

Со Светой я почти не общалась. Она звонила, писала, но я отвечала односложно, избегая встреч. Я не хотела говорить о той ночи. Не хотела видеть в ее глазах жалость или осуждение. Я хотела сделать вид, что ничего не было. Ни предательства Павла, ни незнакомца в «Инферно», ни моего падения.

Но тело помнило. И оно начало подавать сигналы.

Сначала это была легкая тошнота по утрам, которую я списывала на литры выпитого кофе и хронический недосып. Потом пришла дикая усталость. Я засыпала на ходу, и даже десять часов сна не приносили облегчения. Запахи стали острее. Аромат свежесваренного эспрессо, который я обожала, теперь вызывал рвотные позывы.

Я упорно игнорировала все эти знаки, убеждая себя, что это просто стресс. Организм бунтует после пережитого шока. Все пройдет.

А потом я поняла, что у меня задержка.

Сначала на пару дней. Бывает. Потом на неделю. Тревога начала затапливать мое выстроенное с таким трудом спокойствие. Десять дней. Две недели.

Холодный, липкий страх поселился у меня в животе. Я до последнего оттягивала неизбежное, шепча про себя, как мантру: «Это нервное. Просто сбой цикла на фоне стресса. Это не может быть правдой».

Но сегодня утром, когда меня вырвало от запаха моей собственной зубной пасты, я поняла, что больше не могу себя обманывать.

Пошатываясь, я оделась и пошла в ближайшую аптеку. Я чувствовала себя преступницей, покупая тест на беременность. Молоденькая девушка-фармацевт бросила на меня беглый, любопытный взгляд, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Мои руки дрожали так, что я едва смогла расплатиться картой.

Вернувшись домой, я заперлась в ванной, словно отгораживаясь от всего мира. Я смотрела на маленькую картонную коробочку, как на змею. Внутри нее был приговор.

С трясущимися руками я сделала все по инструкции. А потом начались самые длинные три минуты в моей жизни. Я положила белую пластиковую полоску на край раковины и отошла к стене, не в силах на нее смотреть. Я сидела на холодном плиточном полу, обхватив колени руками, и молилась всем богам, в которых никогда не верила. «Пожалуйста, только не это. Пожалуйста, пусть будет одна. Только одна полоска».

Время вышло.

Зажмурившись, я заставила себя встать и подойти к раковине. Я медленно открыла глаза.

Две.

Две четкие, яркие, безжалостные розовые полоски.

Нет.

Нет-нет-нет-нет-нет…

Мир качнулся и поплыл перед глазами. Воздуха не хватало. Я схватилась за раковину, чтобы не упасть. В зеркале отразилось мертвенно-бледное лицо незнакомой мне женщины с огромными от ужаса глазами.

Тест выпал из моих ослабевших пальцев и со стуком ударился о кафельный пол. Две полоски смотрели на меня оттуда, как пара насмешливых глаз.

Это не мог быть ребенок Павла. Не сходилось по срокам. Никак.

Значит…

Значит, это его ребенок.

Ребенок человека, чьего имени я не знала. Чьего лица я почти не помнила. Ребенок ночи, которую я так отчаянно пыталась забыть.

Я сползла по стене на пол. Холод плитки пробирал до костей, но я его не чувствовала. Внутри меня все оледенело. Я — дизайнер чужого уюта, архитектор гармонии — вынашивала в себе абсолютный, тотальный хаос. Ребенка от опасного незнакомца, который, возможно, был бандитом, убийцей, кем угодно.

Я беременна. И я совершенно, абсолютно, безнадежно одна.

В этот момент в кармане завибрировал телефон. На экране высветилось: «Светик».

Я смотрела на ее имя, потом на положительный тест на беременность, валяющийся на полу. Мой маленький грязный секрет перестал быть секретом. Он стал катастрофой. Живой, дышащей катастрофой, которая росла у меня внутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6: Мой секрет

Я сидела на холодном полу ванной, кажется, целую вечность. Время остановилось, сжавшись в одну точку, в которой существовали только я и эти две розовые полоски. Две линии, перечеркнувшие всю мою жизнь. Прошлое, настоящее и, что самое страшное, будущее.

В ушах звенела оглушительная тишина, нарушаемая лишь гулкими ударами моего сердца. Ребенок. Внутри меня зародилась новая жизнь. Результат одной-единственной ночи безумия, отчаяния и саморазрушения.

Первой мыслью, острой и холодной, как осколок льда, был аборт. Избавиться. Стереть. Сделать вид, что этого никогда не было. Вернуться к своей разбитой, но хотя бы своей жизни. Эта мысль была логичной, правильной, единственно возможной в моей ситуации. Я не знала отца этого ребенка. Я знала только то, что он опасен, что он принадлежит к миру, от которого нормальные люди бегут без оглядки. Какое будущее я могла дать этому дитя? Будущее, построенное на лжи и страхе?

Я поднялась на ватных ногах, подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение. На бледное, испуганное лицо девушки, которая потеряла контроль. А потом я опустила взгляд ниже, на свой еще плоский живот. И положила на него ладонь.

И в этот момент случилось нечто странное. Весь тот ужас, вся паника, вся логика отступили на второй план. Из самых глубин моего существа, из первобытного, животного нутра поднялась волна. Горячая, мощная, всепоглощающая. Это был инстинкт. Инстинкт защиты.

Там, внутри, было не просто последствие ошибки. Там был мой ребенок. Частичка меня. Беззащитное существо, которое полностью зависело от меня. И я не могла его предать. Не могла убить. Каким бы чудовищным ни было его зачатие, он не был виноват.

Решение пришло само собой. Резко, безоговорочно, как удар молнии. Я его оставлю.

Я рожу этого ребенка. И я воспитаю его одна.

Но для этого мне нужно было исчезнуть. Испариться. Превратиться в призрака. Отец этого ребенка не должен был никогда узнать о его существовании. Если он смог найти меня один раз, просто выйдя из бара, что ему стоит найти меня снова, если он этого захочет? Он был человеком власти, человеком ресурсов. А значит, я должна была стать никем.

В тот же день я начала действовать. Методично, холодно, с отстраненностью хирурга, проводящего сложную операцию. Эмоции я заперла в самый дальний ящик своей души. Сейчас нужно было думать.

Первым делом — квартира. Мое гнездо, моя крепость. Теперь она была ловушкой. Я позвонила риелтору и выставила ее на срочную продажу по цене ниже рыночной. «Срочно нужны деньги, уезжаю из страны», — солгала я, не моргнув глазом.

Затем — работа. Моя блестящая карьера, мое детище. Я написала заявление об уходе по собственному желанию, сославшись на выдуманные семейные обстоятельства. Мой начальник был в шоке, уговаривал остаться, но я была непреклонна.

Банковские счета. Я сняла почти все деньги, оставив на карте лишь небольшую сумму. Наличные. Только наличные давали иллюзию анонимности.

Самым сложным было порвать последнюю нить, связывающую меня с прошлой жизнью. Света. Моя подруга, моя сестра. Она была единственной, кто мог бы меня найти. Кто стал бы меня искать. И я должна была сделать так, чтобы она прекратила поиски.

Я написала ей длинное, лживое сообщение. О том, что Павел разбил мне сердце настолько, что я не могу оставаться в этом городе. О том, что я уезжаю далеко, возможно, за границу, чтобы начать все с нуля. Просила не искать меня, не звонить. Обещала, что сама выйду на связь, когда буду готова. Каждое слово было как удар ножом по собственному сердцу. Я знала, что она не поверит, что будет волноваться, но другого выхода не было. Я набралась смелости и нажала «отправить». А потом достала сим-карту из телефона, сломала ее пополам и выбросила в мусоропровод.

Вечером, сидя на полу в пустеющей квартире среди коробок, я почувствовала себя абсолютно одинокой. Я отрезала себя от всего мира. У меня больше не было ни дома, ни работы, ни друзей. Ничего.

Ничего, кроме крошечной тайны, которая теперь жила у меня внутри. И ради этой тайны я была готова стать никем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 7: Призрак из новостей

Прошло три месяца. Три долгих, тягучих, как патока, месяца, за которые я превратилась в совершенно другого человека. Алина Воронцова, успешный дизайнер, счастливая невеста — умерла в тот день, когда сломала свою сим-карту. Теперь я была Марина Волкова. Женщина без прошлого, с очень туманным настоящим и пугающим будущим.

Я жила в крошечной однокомнатной квартирке на окраине города, в одном из тех безликих серых районов, где никто никого не знает и никому ни до кого нет дела. Идеальное место, чтобы затеряться. Я сняла ее за наличные, предъявив фальшивые документы, которые купила за бешеные деньги у какого-то мутного типа на вокзале.

Моя жизнь теперь подчинялась строгому распорядку, продиктованному страхом. Я почти не выходила из дома. Продукты заказывала через интернет, оплачивая курьеру наличными. Я нашла удаленную работу — брала мелкие заказы на дизайн интерьеров на фриланс-бирже под вымышленным именем. Денег это приносило немного, но на скромную жизнь и подготовку к рождению ребенка хватало.

Беременность протекала тяжело. Меня мучил токсикоз, постоянная сонливость и приступы паники. Я встала на учет в самой обычной женской консультации в соседнем районе, где на меня никто не обращал внимания в потоке таких же уставших будущих матерей. Каждый поход к врачу был пыткой. Я боялась встретить знакомое лицо, боялась неосторожного вопроса.

Мой живот заметно округлился. Я часто сидела вечерами в тишине, положив руки на него, и разговаривала со своим малышом. Я рассказывала ему сказки, пела колыбельные, обещала, что всегда буду рядом и никому не дам его в обиду. Он был моим единственным смыслом, моим якорем в этом океане одиночества. Иногда он отвечал мне легкими, едва ощутимыми толчками, и в эти моменты я чувствовала себя почти счастливой.

Но страх никуда не уходил. Он жил со мной, спал со мной, дышал со мной. Страх, что он найдет меня. Незнакомец из «Инферно». Отец моего ребенка. Я до сих пор не знала его имени, но его образ — темные глаза, властные руки, аура опасности — преследовал меня в кошмарах. Я боялась, что однажды он просто появится на моем пороге.

В один из таких дней, когда стены моей каморки начали давить на меня с особой силой, я решила рискнуть. Я натянула на себя бесформенную толстовку, надела темные очки и кепку, надвинув ее на самые глаза, и вышла на улицу. Мне просто нужно было подышать другим воздухом, увидеть других людей, убедиться, что мир за пределами моей квартиры все еще существует.

Я бесцельно брела по улицам, стараясь держаться в тени зданий, пока не набрела на небольшое, уютное кафе. Зайдя внутрь, я села за самый дальний столик в углу, спиной к залу. Заказала травяной чай и пирожное, решив устроить себе маленький праздник.

В кафе работал телевизор, подвешенный под потолком. Шли вечерние новости. Я не обращала на них внимания, погруженная в свои мысли, пока диктор не произнес знакомое название. «Инферно».

Я вскинула голову.

На экране показывали репортаж о криминальной войне, разгоревшейся в городе. Речь шла о переделе сфер влияния между двумя крупными группировками. В кадре мелькали дорогие машины, особняки, оперативная съемка.

А потом на экране появилось его лицо.

Крупным планом. Та же жесткая линия подбородка, те же пронзительные темные глаза, та же аура абсолютной уверенности. Он выходил из здания суда, окруженный адвокатами и охраной. Он не смотрел в камеру, но казалось, что его взгляд прожигает экран насквозь.

Внизу экрана появилась подпись: «Дамиан Воронов, глава 'Ворон-Холдинга', подозреваемый в организации…»

Дамиан Воронов.

Воронов.

У меня потемнело в глазах. Чашка с чаем выскользнула из моих ослабевших пальцев и с дребезгом разбилась о пол.

Воронов. Та же фамилия, что была у меня до замужества отца. Фамилия моего родного отца, которого убили пятнадцать лет назад. Он был крупным бизнесменом, но всегда ходили слухи о его связях с криминалом. Его смерть списали на бандитские разборки. И главной враждующей стороной тогда был клан Вороновых. Эта вражда стоила жизни десяткам людей с обеих сторон. Моя мать после этого сменила мне фамилию на свою — Воронцова, пытаясь отрезать меня от того страшного прошлого.

И теперь я сидела в дешевом кафе на окраине города и смотрела на лицо человека, чья семья, по сути, уничтожила мою. На лицо моего врага. На лицо отца моего ребенка.

Все части головоломки сложились в одну чудовищную картину. Опасность была не просто абстрактной. Она была реальной, кровавой и имела прямое отношение ко мне и моей истории. Я носила под сердцем ребенка от человека, который был наследником тех, кто, возможно, отнял у меня отца.

Холодный пот прошиб меня. Я вскочила, бросила на стол несколько смятых купюр и выбежала из кафе, не слыша ни извинений официантки, ни звона разбитой посуды. Я бежала, не разбирая дороги, задыхаясь от ужаса.

Теперь я знала его имя. И это знание не принесло облегчения. Оно принесло смертный приговор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 8: Шаги за дверью

Мир сузился до размеров моей квартиры. После того дня в кафе я больше не выходила на улицу. Даже заказать доставку казалось теперь рискованным предприятием. Каждый звонок в дверь заставлял мое сердце уходить в пятки. Я превратилась в узницу своей собственной паранойи. Но была ли это паранойя?

Знание его имени и его истории изменило все. Теперь он не был просто призраком из прошлого. Он был реальной, осязаемой угрозой. Дамиан Воронов. Я прокручивала это имя в голове снова и снова, и оно отзывалось во мне глухой болью и леденящим страхом.

Я начала видеть его везде. В каждом темном внедорожнике, припаркованном на соседней улице, мне мерещилась его машина. В каждом высоком темноволосом мужчине, которого я видела из окна, мне чудился он. Мир перестал быть анонимным. Он превратился во враждебную территорию, где на меня, казалось, была объявлена охота.

Я часами сидела у окна, задернув шторы, и наблюдала за улицей. Мой взгляд цеплялся за детали, которых я раньше не замечала. Вот уже третий день подряд на парковке напротив моего дома стоял черный седан с тонированными стеклами. Он никогда не уезжал. Иногда из него выходил мужчина в строгом костюме, чтобы покурить, и его взгляд, как мне казалось, был прикован к моим окнам.

Я пыталась убедить себя, что это просто совпадение. Что я накручиваю себя. Но инстинкт самосохранения, обостренный беременностью, кричал об обратном. Они меня нашли. Я не знала, как, но у меня не было сомнений, что это его люди.

Паника нарастала с каждым днем, превращаясь в глухой, непрекращающийся гул в ушах. Я почти перестала спать, вздрагивая от каждого шороха в подъезде. Я понимала, что сидеть здесь и ждать — это самоубийство. Мне нужно было снова бежать. Бежать дальше, в другой город, а лучше — в другую страну.

Однажды ночью я проснулась от кошмара. Мне снилось, что он стоит у моей кровати и молча смотрит на меня, а я не могу ни пошевелиться, ни закричать. Я села в постели, вся в холодном поту. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди.

Все. Хватит.

Я вскочила с кровати и в лихорадочной спешке начала собирать вещи. Я швыряла в дорожную сумку все, что попадалось под руку: немного одежды, остатки наличных, документы на имя Марины Волковой, обменную карту из консультации. Руки не слушались, все валилось из рук.

Куда бежать? Я не знала. Просто подальше отсюда. На вокзал. Сяду на первый попавшийся поезд, идущий на юг или на восток — неважно. Главное, двигаться.

Я была почти готова. Накинув на себя старое пальто, я подошла к двери. Мой план был прост: выскользнуть из квартиры, спуститься по лестнице и раствориться в ночной темноте.

Прежде чем открыть замок, я по старой привычке, выработанной за последние недели, посмотрела в глазок.

И кровь застыла у меня в жилах.

На тускло освещенной лестничной площадке, прямо напротив моей двери, стоял человек. Не тот, которого я видела у машины, а другой. Высокий, плотный, в черной кожаной куртке. Он не делал ничего. Просто стоял и смотрел на мою дверь. Словно часовой. Словно ждал.

Я отшатнулась от двери, зажимая рот рукой, чтобы не закричать.

Ловушка захлопнулась.

Я была заперта. Они не собирались врываться. Они просто ждали, зная, что рано или поздно я выйду. Или что я уже сломлена и готова к тому, что за мной придут.

Я металась по крошечной квартире, как зверь в клетке. Окно? Четвертый этаж, без шансов. Телефон? Я его выбросила несколько месяцев назад. Интернет? Они наверняка отслеживали бы мой сигнал.

Я была отрезана от мира. Одна. В западне.

Я снова подошла к двери и прислушалась. Тишина. Я снова заглянула в глазок. Он был там. Все так же неподвижно стоял на своем посту.

Сколько он будет здесь стоять? Час? День? Вечность?

Я села на пол в прихожей, прислонившись спиной к двери. Сумка с вещами лежала рядом, как нелепое напоминание о несбывшейся надежде на побег. Слезы отчаяния текли по щекам. Я проиграла. Вся моя конспирация, вся моя смелость, все мои жертвы — все было напрасно.

Я не знала, сколько я так просидела. Может быть, час, а может, и три. А потом в тишине подъезда раздались шаги. Тяжелые, уверенные, неторопливые. Они приближались. Шаги человека, который знает, что его ждут.

Они остановились прямо за моей дверью.

Я затаила дыхание.

А потом раздался стук. Не громкий, не требовательный. Спокойный, уверенный стук в дверь.

И голос. Низкий, бархатный, до ужаса знакомый. Голос из моих кошмаров.

— Открой дверь, Алина.

Он назвал мое настоящее имя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9: Он здесь

Время замерло. Все звуки внешнего мира исчезли, остался только его голос, эхом звенящий в моей голове. Алина. Он сказал «Алина». Не Марина. Не девушка из бара. Он знал, кто я. С самого начала? Или узнал потом? Это уже не имело значения.

Я сидела на полу, окаменев от ужаса. Мышцы свело так, что я не могла пошевелиться. Дверь, моя единственная защита, казалась тонкой картонкой, которую он мог выбить одним ударом. Но он не выбивал. Он ждал.

— Я знаю, что ты там, — его голос был спокойным, почти будничным, и от этого становилось еще страшнее. В нем не было злости или угрозы. Только констатация факта. Факт моего присутствия. Факт его власти. — Не усложняй. Ни себе, ни мне.

Я молчала, судорожно втягивая воздух. Что делать? Кричать? Кто меня здесь услышит? Соседи, которые боятся собственной тени? Вызвать полицию? Что я им скажу? Что ко мне в дверь стучится человек, от которого я беременна и который является главой криминального клана? Меня примут за сумасшедшую.

— Я не уйду, — продолжил он, словно читая мои мысли. — Мы можем стоять так до утра. Или до завтрашнего вечера. Но рано или поздно эта дверь откроется. И будет лучше, если ты откроешь ее сама.

Он был прав. В его словах была железная, несокрушимая логика. Я была в ловушке, и он был охотником, который не торопясь ждал, когда жертва окончательно выбьется из сил. Мое сопротивление было бессмысленным. Оно лишь оттягивало неизбежное.

Собрав последние остатки воли в кулак, я заставила себя подняться. Ноги дрожали и не слушались. Опираясь о стену, я подошла к двери. Моя рука зависла над цепочкой и щеколдой. Это был мой последний рубеж. За ним — неизвестность, страх, конец моей короткой, жалкой свободы.

Я глубоко вздохнула, выдыхая вместе с воздухом остатки надежды. Повернула щеколду. Лязг металла прозвучал в тишине оглушительно. Сняла цепочку. А потом, помедлив еще секунду, повернула ключ в замке.

Я потянула дверь на себя.

Он стоял на пороге.

Точно такой, каким я его запомнила, только еще более реальный и оттого в тысячу раз более пугающий. Высокий, одетый во все черное — дорогое пальто, кашемировый свитер, брюки. Он не выглядел как бандит из фильмов. Он выглядел как воплощение власти. Холодной, безжалостной, абсолютной.

Его темные глаза впились в меня. Он не смотрел, он сканировал. Оценил мою бесформенную одежду, растрепанные волосы, бледное от ужаса лицо. Потом его взгляд медленно опустился ниже. К моему животу. Я инстинктивно попыталась прикрыть его руками, но это был жалкий, беспомощный жест. От него ничего нельзя было скрыть.

Он молчал, и это молчание было страшнее любых криков. Он просто смотрел на мой живот, и я не могла прочитать в его глазах ничего — ни радости, ни злости, ни удивления. Только какую-то мрачную сосредоточенность. Словно он смотрел на свою собственность, которую наконец-то вернул.

Я не выдержала и заговорила первой, мой голос был тихим, срывающимся шепотом:

— Что… что тебе нужно?

Он снова поднял взгляд на мое лицо. Уголок его губ едва заметно дрогнул в подобии усмешки.

— Глупый вопрос, Алина.

Он шагнул через порог, вторгаясь в мое убежище, в мой маленький мир, заполняя его собой, своей темной энергией. Я инстинктивно отступила назад, упираясь в стену. Он закрыл за собой дверь, отрезая мне последний путь к отступлению.

Он сделал еще один шаг ко мне, сокращая дистанцию до минимума. Я чувствовала жар его тела, ощущала тонкий аромат его парфюма, смешанный с запахом холодной ночи. Он поднял руку и убрал прядь волос с моего лица. Его прикосновение было легким, почти невесомым, но меня пробила дрожь, как от удара током.

— Я пришел за своим, — сказал он тихо, его взгляд был прикован к моему.

Я не сразу поняла.

— За чем? Деньги? Я… у меня почти ничего нет, но я могу…

Он прервал меня, его пальцы чуть сжались на моей щеке, заставляя замолчать.

— Мне не нужны твои деньги.

Его взгляд снова опустился к моему животу. И до меня наконец дошло.

Своим. Он имел в виду не меня.

Он имел в виду ребенка.

Ужас, который я испытывала до этого, был ничем по сравнению с тем, что захлестнуло меня сейчас. Это был первобытный, материнский страх. Страх потерять единственное, что у меня осталось.

— Нет, — выдохнула я. — Нет. Ты его не получишь. Никогда.

В его глазах впервые промелькнуло что-то похожее на эмоцию. Раздражение.

— Ты, кажется, не поняла, — проговорил он ледяным тоном, его рука спустилась с моей щеки мне на шею, пальцы легли на пульсирующую венку. Он не душил, нет. Он просто держал, демонстрируя свою силу. — Ты. И мой ребенок. Вы оба принадлежите мне. И вы едете со мной. Сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10: Золотая клетка

«Принадлежите мне».

Эти слова прозвучали как приговор. Окончательный и не подлежащий обжалованию. Весь мой внутренний мир, который я с таким трудом удерживала от полного распада, рухнул в одно мгновение. В его голосе не было места для спора, для мольбы, для каких-либо условий. Была только констатация факта, холодная и непреложная, как закон всемирного тяготения.

— Я никуда с тобой не поеду, — мой голос дрогнул, но я заставила себя посмотреть ему в глаза. Это было последнее, что я могла сделать — сохранить хотя бы видимость непокорности. — Ты не можешь меня заставить.

Он чуть склонил голову набок, разглядывая меня с ленивым любопытством хищника, который наблюдает за последними, бессмысленными трепыханиями своей жертвы.

— Правда? — в его голосе прозвучала откровенная насмешка. — Алина, не будь наивной. Мы оба знаем, что я могу. Я могу вынести тебя отсюда на плече, и никто из твоих трусливых соседей даже не пикнет. Я могу сделать так, что твое имя — и настоящее, и вымышленное — исчезнет из всех баз данных, и никто никогда не докажет, что ты вообще существовала. Я могу сделать твою жизнь невыносимой. Или, — он сделал паузу, его большой палец медленно погладил кожу на моей шее, — я могу дать тебе все. Безопасность. Комфорт. Лучших врачей. Все, что нужно для тебя и для… него.

Он кивнул на мой живот.

— Выбор за тобой. Но учти, вариант «остаться здесь и растить моего ребенка в этой дыре» — не рассматривается.

Я смотрела в его темные глаза и видела в них сталь. Он не блефовал. Каждое его слово было правдой. Мое сопротивление было не просто бесполезным — оно было глупым. Он загнал меня в угол, оставив только одну дверь, которая вела прямо в его клетку.

Слезы бессилия и ярости обожгли глаза.

— Я тебя ненавижу, — прошептала я.

— Я знаю, — ответил он абсолютно спокойно, как будто я сообщила ему прогноз погоды. — Это не имеет значения. Твои чувства — последнее, что меня волнует. Меня волнует только мой наследник.

Наследник. Он даже не называл его ребенком. Для него это был не человек, а проект. Актив. Продолжение его рода.

В этот момент в дверь постучали. Дамиан даже не обернулся.

— Войдите.

Дверь открылась, и в квартиру вошли двое. Тот самый часовой, что стоял на площадке, и еще один, похожий на него, как брат-близнец. Оба в строгих костюмах, с каменными лицами и пустыми глазами. Они замерли у порога, ожидая приказа.

— Соберите для нее вещи, — бросил Дамиан, не отрывая от меня взгляда. — Только самое необходимое. Остальное купим.

Мужчины молча прошли вглубь комнаты. Один из них взял мою полупустую дорожную сумку и начал деловито и бесцеремонно складывать в нее мои немногочисленные пожитки. Они двигались слаженно и тихо, как призраки. Я стояла, прижатая к стене рукой Дамиана, и смотрела, как последние остатки моей независимости упаковывают в сумку.

Когда они закончили, один из них кивнул.

— Мы готовы, босс.

Дамиан убрал руку от моей шеи. Я инстинктивно сделала глубокий вдох, словно все это время не дышала.

— Идем, — сказал он, его тон не допускал возражений.

Он развернулся и пошел к выходу. Он даже не смотрел, иду ли я за ним. Он просто знал, что пойду. Потому что выбора у меня не было.

Как в тумане, я сделала шаг, потом еще один. Я прошла мимо своих вещей, мимо своей жалкой попытки создать новую жизнь. Я в последний раз окинула взглядом квартиру, которая была моим убежищем и моей тюрьмой.

Снаружи, на улице, стоял уже знакомый мне черный бронированный внедорожник. Один из охранников открыл заднюю дверь. Дамиан сел первым, потом посмотрел на меня, ожидая. Я медлила. Сделать этот шаг — означало окончательно сдаться. Признать свое поражение.

— Алина, — в его голосе прорезались нетерпеливые нотки.

Я заставила себя сесть в машину. Дверь за мной захлопнулась с глухим, окончательным звуком. Внутри было тихо и пахло кожей. Охранник сел на переднее сиденье, машина плавно тронулась с места.

Я смотрела в окно на унылые серые дома, на редких ночных прохожих. На мир, который я покидала. Дамиан сидел рядом, неподвижный и молчаливый. Он не смотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой, в темноту.

Мы ехали долго, выбираясь из спальных районов и въезжая в элитный пригород. Машина свернула с основной дороги и поехала по частному шоссе, обсаженному высокими соснами. А потом я увидела его. Забор. Не просто забор, а высоченная каменная стена с коваными воротами и камерами по периметру.

Ворота бесшумно разъехались перед нами. Машина въехала на территорию огромного поместья. В центре него стоял дом. Современный, из стекла и темного камня, он был больше похож на неприступную крепость, чем на жилое здание.

Машина остановилась у парадного входа.

Дверь открыл охранник.

— Выходи, — приказал Дамиан.

Я вышла. Холодный воздух ударил в лицо. Я стояла и смотрела на этот дом-монстр, который должен был стать моим домом. Моей тюрьмой.

Тяжелые ворота за нашей спиной с лязгом закрылись, отрезая меня от всего мира, от моей прошлой жизни, от свободы.

Это была моя новая реальность. Золотая клетка. И ее хозяин стоял сейчас рядом со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 11: Знакомство с тюрьмой

Дамиан не предложил мне руку. Он просто вошел в дом, и я последовала за ним, как тень. Двое охранников остались снаружи, тяжелая входная дверь за моей спиной закрылась с тихим, зловещим щелчком, который прозвучал как лязг тюремного засова.

Я оказалась в огромном, залитом холодным светом холле. Все здесь кричало о деньгах и власти, но в этом пространстве не было и капли души. Полированный до зеркального блеска черный мраморный пол, стены из серого бетона и стекла, минималистичная, почти стерильная обстановка. Воздух был холодным и неподвижным. Это был не дом. Это был мавзолей.

Нас встретила женщина лет пятидесяти. Сухопарая, с туго стянутыми в пучок седыми волосами и лицом, на котором, казалось, никогда не появлялась улыбка. Она была одета в строгую черную униформу, идеально отглаженную.

— Тамара Павловна, — представил ее Дамиан, даже не посмотрев в ее сторону. — Моя экономка. Она покажет тебе твою комнату и объяснит правила. Ты будешь подчиняться ей во всем.

Женщина окинула меня быстрым, оценивающим взглядом, в котором не было ни капли сочувствия. Только холодное презрение. Она смотрела на меня не как на будущую мать наследника этого дома, а как на очередную грязную проблему, которую на ее голову свалил хозяин.

— Пройдемте, — ее голос был таким же бесцветным и холодным, как мрамор под ногами.

Дамиан развернулся и, не сказав больше ни слова, ушел вглубь дома по одному из многочисленных коридоров.

Я, как автомат, пошла за экономкой. Мы поднялись по стеклянной лестнице на второй этаж. Здесь все было таким же — широкие коридоры, высокие потолки, панорамные окна, за которыми простиралась темная, ухоженная территория поместья. Я не видела ни одной фотографии, ни одной вазы с цветами, ни одной личной вещи. Только идеальный, безжизненный порядок.

— Это ваше крыло, — сообщила Тамара Павловна, останавливаясь у массивной двери из темного дерева. — Выходить за его пределы без разрешения хозяина или моего личного сопровождения запрещено.

Она открыла дверь.

Это была не комната. Это был огромный гостиничный люкс. Просторная спальня с гигантской кроватью, отдельная гардеробная, размером с мою бывшую кухню, и роскошная ванная комната, отделанная белым мрамором. Мебель была дорогой, современной, но такой же безликой, как и весь дом.

Мой взгляд метнулся к окнам. Они были во всю стену, от пола до потолка. Я подошла ближе. Вид открывался на задний двор — идеальный газон, бассейн с подсветкой и дальше — стена леса. Красиво. И безнадежно. Я потянула за ручку. Окно открылось лишь на пару сантиметров в режиме проветривания. Дальше его блокировал замок.

— В целях вашей безопасности все окна в доме оснащены блокираторами, — монотонно пояснила экономка, словно читая инструкцию. — Теперь правила. Подъем в восемь утра. Завтрак в восемь тридцать. Обед в час. Ужин в семь. Еду будут приносить вам сюда. Ваш гардероб пуст. Завтра приедет стилист и подберет все необходимое. Любые ваши бытовые просьбы вы можете озвучивать мне. Попытки покинуть территорию, связаться с внешним миром или проявить неповиновение будут пресекаться. Вам все ясно?

Я молча кивнула, чувствуя, как стены этой роскошной комнаты сжимаются вокруг меня.

— Хорошо. Вашу сумку сейчас принесут. Отдыхайте.

Она развернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Я осталась одна. Одна в своей новой тюрьме.

Я медленно обошла комнату, касаясь пальцами холодных, гладких поверхностей. Это место было создано не для жизни. Оно было создано для изоляции.

Я подошла к кровати и рухнула на нее. Мягкие простыни пахли чистотой и чем-то неуловимо чужим. Я свернулась калачиком, обхватив руками живот, и впервые за много часов дала волю слезам. Я плакала тихо, беззвучно, глотая соленые капли. Плакала от бессилия, от страха, от ненависти к человеку, который запер меня здесь.

Он не просто отнял у меня свободу. Он отнял у меня саму себя, превратив в безымянную инкубатор для своего наследника. И я понимала, что это было только начало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12: Правила выживания

Первое утро в клетке было оглушительно тихим. Я проснулась от луча солнца, пробившегося сквозь щель в плотных шторах. На миг, всего на один короткий, блаженный миг, я забыла, где нахожусь. Но потом реальность обрушилась на меня всей своей тяжестью, и я почувствовала, как внутри все сжалось от тоски.

Ровно в восемь тридцать в дверь постучали. Это была Тамара Павловна. Она вкатила в комнату сервировочный столик с завтраком. На нем было все, что только можно пожелать: свежевыжатый сок, омлет, тосты, фрукты, йогурт. Еда была идеальной, как и все в этом доме. И такой же безвкусной.

— Хозяин распорядился, чтобы сегодня к вам пришел врач, — сообщила она, расставляя тарелки на столике у окна. — Он будет здесь в одиннадцать. Будьте готовы.

Она говорила со мной так, будто я была неодушевленным предметом. Я решила нарушить молчание.

— Почему я не могу завтракать со всеми? В доме есть столовая?

Экономка замерла и медленно повернула ко мне голову. В ее глазах промелькнуло ледяное удивление, словно говорящая мебель была для нее в новинку.

— Вы будете есть здесь. Таков приказ.

Я решила проверить границы. После завтрака, когда она ушла, я подошла к двери, ведущей из моей комнаты в коридор, и осторожно потянула за ручку. Заперто. С той стороны.

Значит, даже в пределах своего «крыла» я была заперта.

Я металась по своей золотой клетке, задыхаясь от ярости и бессилия. Я исследовала каждый сантиметр. Гардеробная была заполнена пустыми вешалками. В ванной стояли десятки флаконов с дорогой косметикой, к которой мне не хотелось прикасаться. Все было предусмотрено. Все, кроме свободы.

Около полудня в моей комнате появилась гостья. Дверь открылась без стука, и на пороге возникла молодая девушка. Высокая, худая, с короткой стрижкой платиновой блондинки и надменным выражением лица. Она была одета в дизайнерские вещи, которые стоили больше, чем я зарабатывала за полгода.

Она окинула меня презрительным взглядом с головы до ног, задержавшись на моем животе.

— Так это и есть инкубатор? — ее голос был звонким и ядовитым. — А с виду ничего особенного. Обычная мышь. Даже не понимаю, что мой брат в тебе нашел. Хотя, он и не искал, верно? Просто подобрал в какой-то помойке.

Я сразу поняла, кто это. Вероника Воронова. Младшая сестра Дамиана. В новостях о ней писали как о главной светской львице и оторве столицы.

— Что тебе нужно? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

Она рассмеялась, неприятным, резким смехом.

— Мне? Ничего. Я пришла посмотреть на новую игрушку Дамиана. Он любит все ломать. Интересно, сколько ты продержишься? — она подошла ближе, обходя меня по кругу, как диковинного зверя. — Ты правда думаешь, что родишь ему ребенка и станешь хозяйкой этого дома? Какая ты наивная. Ты для него — вещь. Проект. Как только ты выполнишь свою функцию, он выбросит тебя, как и всех предыдущих. Только в твоем случае, еще и отберет ребенка.

Каждое ее слово было пропитано ядом и било точно в цель.

— Убирайся из моей комнаты, — прошипела я.

— Твоей? — она снова рассмеялась. — Милая, у тебя здесь нет ничего твоего. Даже ребенок, которого ты носишь, — и тот его. Я просто хотела тебя предупредить. Не строй иллюзий. И не становись у меня на пути. Я не люблю, когда в моем доме появляются безродные шавки.

Она развернулась и так же внезапно, как и появилась, ушла, оставив после себя шлейф дорогих духов и ощущение липкой грязи.

Я села на кровать, чувствуя, как меня трясет. Я поняла, что мой враг — не только Дамиан. Врагами были все в этом доме. Эта холодная экономка, эта ядовитая девица, молчаливые охранники.

Я была одна против целого мира. И чтобы выжить в нем, мне нужно было стать сильной. Не просто сильной. Жестокой. Я должна была научиться их правилам игры. И однажды — выиграть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13: Ужин с дьяволом

Вечером, ровно в семь, Тамара Павловна сообщила, что хозяин ждет меня к ужину. Это было неожиданно. Я думала, что так и буду есть в одиночестве в своей комнате. Часть меня хотела отказаться, забиться в угол и никого не видеть. Но другая, злая и упрямая часть, которая родилась во мне после визита Вероники, решила принять вызов.

Меня провели в столовую. Это была огромная, мрачная комната с длинным столом из черного дерева, за которым могли бы разместиться человек тридцать. Но сейчас за ним сидел только один. Дамиан.

Он сидел во главе стола. Перед ним стоял бокал с красным вином. Он поднял на меня глаза, когда я вошла, и его взгляд был холодным и отстраненным. Он жестом указал мне на стул напротив. Дистанция между нами была огромной.

Я села, чувствуя себя неуютно под его пристальным взглядом. Слуга в белых перчатках бесшумно поставил передо мной тарелку с какой-то изысканной едой, которую я не смогла опознать, и налил в бокал гранатовый сок.

Мы ели в полной тишине. Было слышно только тихое звяканье столовых приборов. Это было невыносимо. Напряжение можно было резать ножом. Он не ел. Он наблюдал. Наблюдал за каждым моим движением, за тем, как я держу вилку, как подношу еду ко рту. Я чувствовала себя жуком под микроскопом.

— Как прошел твой день? — спросил он наконец, и его голос в гулкой тишине прозвучал слишком громко.

— Восхитительно, — ответила я, не удержавшись от сарказма. — Познакомилась с твоей милой сестрой. Она передавала привет.

Он проигнорировал мою колкость.

— Врач осмотрел тебя. Он сказал, что все в норме, но тебе нужен покой и правильное питание. Ты будешь следовать всем его рекомендациям.

Это был приказ.

— А у меня есть выбор? — тихо спросила я.

— Нет.

Я отложила вилку. Кусок в горло не лез.

— Зачем ты это делаешь? Зачем я тебе здесь? Ты мог бы просто дождаться, пока я рожу, а потом…

— Потом забрать ребенка? — он закончил за меня. В его голосе не было эмоций. — Мог бы. Но я предпочитаю контролировать свои… активы. С самого начала. Я должен быть уверен, что ты не сделаешь глупостей. Что ты будешь правильно питаться, не будешь нервничать. Что мой ребенок родится здоровым.

Снова это слово. Актив. Наследник. Но не ребенок.

— Я хочу задать тебе вопрос, — сказала я, набравшись смелости.

Он отпил вина, глядя на меня поверх бокала.

— Спрашивай.

— Вороновы и Вороновы. Это совпадение? Или ты знаешь, кто я?

Его глаза на мгновение сузились. Он поставил бокал на стол.

— Я знаю все, Алина. Я знал, кто ты, еще в том баре.

У меня перехватило дыхание. Значит, та ночь не была случайностью. Он выбрал меня. Целенаправленно. Зачем? Чтобы отомстить? Унизить дочь врага?

— Зачем? — прошептала я.

Он усмехнулся. Холодно, безрадостно.

— Скажем так, у меня были свои причины. Но они тебя не касаются. Тебя касается только одно — выносить и родить моего сына.

Сына. Он уже все решил.

Я смотрела на него через этот огромный стол, на его красивое, жестокое лицо, и понимала, что сижу напротив монстра. Расчетливого, хладнокровного монстра, у которого на все был свой план. И я в этом плане была всего лишь пешкой.

Ужин закончился так же внезапно, как и начался. Он допил свое вино, встал.

— С завтрашнего дня ты спишь в моей спальне, — бросил он через плечо, направляясь к выходу.

Я замерла, тарелка в моих руках дрогнула.

— Что? Зачем?

Он остановился в дверях, обернулся. В полумраке столовой его глаза казались черными провалами.

— Я же сказал. Я предпочитаю контролировать свои активы. Постоянно.

Он ушел, оставив меня одну в этой огромной, холодной столовой, с осознанием того, что моя клетка только что стала еще теснее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 14: Первая ночь

Мои вещи перенесли в его спальню, пока я сидела в гостиной своего крыла, тупо глядя в окно. Я не сопротивлялась. Я поняла, что любое сопротивление будет не просто сломлено — оно будет использовано против меня, как повод закрутить гайки еще сильнее. Моей единственной стратегией выживания теперь было пассивное наблюдение. Я должна была изучить своего врага, понять его слабые места, если они у него вообще были.

Вечером Тамара Павловна пришла за мной. Без слов. Просто остановилась в дверях и посмотрела на меня своим выжидающим, ничего не выражающим взглядом. Я поднялась и пошла за ней.

Спальня Дамиана была еще больше, чем моя предыдущая комната. Огромное пространство, оформленное в темных, графитовых тонах. Из мебели — только гигантская кровать, застеленная черным шелком, и несколько встроенных шкафов, сливающихся со стеной. Одну стену полностью занимало панорамное окно с видом на ночной лес. Комната была похожа на логово хищника — аскетичное, функциональное и смертельно опасное.

Дамиан был там. Он сидел в глубоком кресле у окна с ноутбуком на коленях. На нем была простая черная футболка, обтягивающая мощные плечи и руки, и темные домашние брюки. Он выглядел расслабленным, но это была расслабленность тигра, готового к прыжку.

Он даже не поднял головы, когда я вошла.

— Ванная там, — он махнул рукой в сторону неприметной двери. — Твои вещи в гардеробной. Располагайся.

Я прошла в гардеробную. Она была заполнена новой одеждой. Десятки вешалок с платьями, брюками, свитерами из кашемира. Все было дорогим, качественным и подобранным с безупречным вкусом. На полках лежали стопки шелкового белья и удобной домашней одежды. Моя старая, заношенная толстовка сиротливо висела с краю, как нелепое напоминание о прошлой жизни.

Я взяла пижаму из мягкого хлопка и прошла в ванную. Заперев за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Это было единственное место в этом доме, где я могла побыть одна. Я долго стояла под горячим душем, пытаясь смыть с себя напряжение дня, липкий страх и унижение. Но это не помогало.

Когда я вышла, переодетая в пижаму, он все так же сидел в кресле. Я чувствовала его взгляд на себе, хотя он и не отрывался от экрана. Он ощущал каждое мое движение.

Я не знала, что делать. Я просто стояла посреди комнаты, чувствуя себя невероятно уязвимой в тонкой пижаме.

— Ложись, — сказал он, не поднимая головы. — Свет я выключу позже.

Я подошла к кровати. Она была необъятной. Я забралась под одеяло и легла на самый краешек, как можно дальше от его стороны, свернувшись в клубок. Постельное белье было холодным и пахло им — тем же парфюмом, что и в ту ночь.

Прошел, наверное, час. Я лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, и слушала, как он стучит по клавиатуре. Потом щелчки прекратились. Я услышала, как он закрыл ноутбук, встал. Его шаги были почти бесшумными.

Он прошел в ванную. Вернулся через несколько минут.

Кровать рядом со мной прогнулась под его тяжестью. Я замерла, боясь дышать. Он лег на спину, не прикоснувшись ко мне. Но я чувствовала жар его тела даже на расстоянии. Огромная кровать вдруг стала невыносимо тесной.

Я лежала, как мышь, рядом со спящим удавом. Я слышала его ровное, глубокое дыхание. Он заснул почти мгновенно, привыкший к контролю даже над собственным телом.

А я не могла уснуть. Я лежала в темноте, глядя на силуэты деревьев за окном, и ощущала его присутствие каждой клеткой своего тела. Это была самая изощренная пытка. Делить постель с человеком, которого я ненавидела и боялась больше всего на свете. С отцом моего ребенка. С моим личным тюремщиком. И я понимала, что эта ночь — лишь первая из многих.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 15: Визит к врачу

Утро началось с унижения. Я проснулась от того, что почувствовала на себе пристальный взгляд. Дамиан не спал. Он лежал на боку, подперев голову рукой, и смотрел на меня. В его взгляде не было ни тепла, ни желания. Только холодное, отстраненное любопытство исследователя.

— Вставай, — сказал он, когда наши глаза встретились. — Через час приедут врачи.

Он поднялся с кровати с грацией хищника и ушел в ванную, оставив меня одну с ощущением, будто меня только что препарировали.

Это была не просто врач. Это была целая выездная бригада. Пожилой, солидный профессор, молодая женщина-гинеколог и медсестра с переносным аппаратом УЗИ и целым чемоданом пробирок. Они развернули свой мобильный госпиталь прямо в гостиной моего крыла.

И все это происходило под личным контролем Дамиана.

Он сидел в кресле в углу комнаты и молча наблюдал за процессом. Его присутствие делало и без того унизительную процедуру абсолютно невыносимой. Я чувствовала себя не пациенткой, а подопытным животным на выставке.

Меня взвесили, измерили давление, взяли кровь из вены. Профессор задавал мне десятки вопросов о моем здоровье, о наследственности, о привычках. Я отвечала односложно, глядя в стену.

Потом пришел черед УЗИ.

— Прошу вас, ложитесь на кушетку, — сказала гинеколог, стараясь говорить мягко, но в ее голосе чувствовалась нервозность. Присутствие Дамиана действовало на всех.

Я легла, задрав кофту. Врач нанесла на мой живот холодный гель. Я вздрогнула. Она начала водить датчиком по коже. На экране портативного монитора появились размытые черно-белые изображения.

— Так… все хорошо… плод развивается в соответствии со сроком… — бормотала она себе под нос.

Дамиан встал с кресла и подошел ближе. Он встал за спиной врача и уставился на экран. Я видела его периферийным зрением. Он был напряжен, как сжатая пружина.

— Вот, посмотрите, — врач повернула монитор так, чтобы было видно и мне. — Вот головка, вот ножки… А вот… слышите?

Она включила звук.

И комната наполнилась глухими, быстрыми, ритмичными ударами. Тук-тук-тук-тук-тук.

Сердце.

Сердце моего ребенка.

В этот момент для меня перестал существовать весь мир. Не было ни Дамиана, ни врачей, ни этой золотой клетки. Был только этот звук. Самый прекрасный, самый важный звук во вселенной. Звук жизни, которая росла внутри меня.

Слезы сами хлынули из глаз. Я не пыталась их сдержать. Это были не слезы горя или унижения. Это были слезы абсолютной, всепоглощающей любви. В этот миг я поняла, что пройду через любой ад, вытерплю любую пытку, но сохраню эту крошечную, стучащую жизнь.

Я рискнула поднять глаза на Дамиана.

Его лицо было непроницаемым, как всегда. Но он смотрел на экран, не отрываясь. И в самой глубине его темных глаз я увидела то, чего никогда не видела раньше. На одну долю секунды его маска треснула. И под ней промелькнуло что-то… сложное. Не удивление, не радость. Скорее, потрясение. Осознание. Словно он впервые увидел не «актив» и не «наследника», а живое, настоящее чудо.

Это длилось всего мгновение. Он тут же взял себя в руки, и его лицо снова стало каменным.

— С ребенком все в порядке? — его голос прозвучал жестко, как удар хлыста.

— Абсолютно, Дамиан Андреевич, — засуетился профессор. — Плод здоров, все показатели в норме.

— Хорошо. — Он отвернулся от экрана. — Оставьте подробные рекомендации по питанию и режиму. Можете быть свободны.

Врачи быстро собрали свое оборудование. Когда они ушли, мы остались одни. Тишину все еще, казалось, наполняло эхо крошечного сердца.

Впервые между нами возникло что-то общее. Что-то, что связывало нас не только ненавистью и страстью той ночи, но и чем-то гораздо более глубоким. И это пугало меня больше, чем вся его жестокость.

Он посмотрел на меня. На мои мокрые от слез щеки, на мой живот, все еще измазанный гелем.

Я ждала приказа, колкости, чего угодно.

Но он просто сказал, и в его голосе не было привычного металла:

— Оденься. Ты замерзнешь.

А потом развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с гулкими ударами двух сердец. Моего. И моего ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16: Голос из прошлого

Когда врачи ушли, комната погрузилась в звенящую тишину, в которой все еще, казалось, вибрировало эхо крошечного, быстрого сердцебиения. Я медленно села на кушетке, вытирая влажные щеки. Я чувствовала себя опустошенной и в то же время странно наполненной. Этот звук, этот ритм жизни внутри меня, изменил все. Он дал мне причину бороться.

Дамиан не возвращался до самого вечера. И эта передышка пугала меня едва ли не больше, чем его постоянный контроль. Его отсутствие было неестественным. Я бродила по своему крылу, как тигр в клетке, ожидая, когда он появится, когда вернется привычное напряжение.

Он пришел, когда за окном уже стемнело. Он вошел в комнату без стука, как всегда. На нем был строгий деловой костюм, но галстук был ослаблен, а в руках он держал телефон. Он выглядел уставшим, и на его лице пролегала тень, которой я раньше не замечала.

Он остановился в нескольких шагах от меня. Мы молча смотрели друг на друга, и в воздухе повисло что-то новое. Та общая тайна, свидетелями которой мы стали сегодня, создала между нами невидимую, но прочную связь. И это было опасно.

— Ты должна позвонить своей подруге, — сказал он, нарушив молчание. Его голос был ровным, лишенным эмоций, но в нем не было и привычного ледяного металла.

Я замерла. Света. Моя единственная ниточка, связывающая меня с прошлым.

— Зачем?

— Она ищет тебя. Подняла на уши полицию, частных детективов. Создает ненужный шум. Ты позвонишь ей и скажешь, что с тобой все в порядке. Что ты уехала по собственному желанию и не хочешь, чтобы тебя искали.

Это была пытка. Он давал мне возможность услышать родной голос, но только для того, чтобы я сама, своими руками, оборвала эту связь.

— И ты будешь слушать? — спросила я, с вызовом глядя на него.

— Разумеется, — он протянул мне телефон. — Громкая связь. И помни, Алина, — его взгляд стал жестким, — одно неверное слово, один намек, и ты больше никогда не услышишь ее голоса.

Я взяла телефон. Пальцы дрожали. Он набрал номер, который, очевидно, был давно ему известен, и включил динамик.

Пошли гудки. А потом я услышала ее голос, встревоженный, срывающийся:

— Ало? Алина? Алинка, это ты?! Господи, ты жива!

Сердце сжалось от боли.

— Да, Светик, это я, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Я чувствовала на себе тяжелый, неотрывный взгляд Дамиана.

— Где ты? Что с тобой? Я с ума схожу! В полиции говорят, что ты просто исчезла! Я…

— Светик, успокойся, пожалуйста, — я перебила ее, боясь, что она скажет что-то лишнее. — Со мной все хорошо. Правда. Я… я встретила человека. Я уехала с ним. У нас все серьезно.

Я лгала, и каждое слово царапало горло. Я видела, как Дамиан чуть заметно усмехнулся.

— Что? Какого человека? Почему ты ничего не сказала? Почему бросила все? Алин, это не похоже на тебя! Он тебя заставляет это говорить? Тебе угрожают? Скажи мне хоть что-нибудь, дай знак!

Она кричала в трубку, и я слышала в ее голосе слезы. Мне так хотелось крикнуть в ответ, попросить о помощи. Я посмотрела на Дамиана. Он медленно провел пальцем по горлу, и этот жест был красноречивее любых угроз.

— Нет, Светик, никто мне не угрожает. Я счастлива. Просто все произошло очень быстро. Пожалуйста, прекрати поиски. Не нужно никакой полиции. Я позвоню тебе, когда смогу. Обещаю.

— Но, Алин…

— Мне пора. Я люблю тебя.

Я сбросила вызов, не в силах больше этого выносить. Телефон выпал из моих рук на ковер. Я опустилась на диван, закрыв лицо руками. Беззвучные рыдания сотрясали мое тело.

Он подобрал телефон. Постоял надо мной мгновение.

Я ждала, что он уйдет. Но вместо этого он сел рядом. Не близко, но и не на другом конце дивана.

— Она больше не будет тебя искать, — сказал он тихо.

Я подняла на него заплаканные глаза, полные ненависти.

— Ты доволен? Ты отнял у меня все. Последнего человека, который меня любил.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был темным и глубоким.

— Я не отнимал. Я заменил. Теперь единственный человек, который тебе нужен — это я. Потому что только я могу защитить тебя и нашего ребенка. Привыкай к этой мысли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17: Приказ

После звонка Свете что-то надломилось. Я окончательно осознала реальность своего положения. Я была полностью, безоговорочно в его власти. Моя прошлая жизнь была стерта, а будущее принадлежало ему. Эта мысль не приносила облегчения, но она вносила определенную ясность. Я перестала бороться с волнами и позволила течению нести меня, выжидая момент, когда я смогу сделать вдох.

Весь следующий день он не трогал меня. Я видела его лишь за ужином. Мы снова сидели на противоположных концах огромного стола в мертвой тишине. Но сегодня напряжение было иным. Оно было густым, почти осязаемым, как воздух перед грозой. Он почти не сводил с меня глаз, и в его взгляде появилось что-то новое. Не просто холодный контроль, а мрачная задумчивость, от которой у меня по спине бежали мурашки. Он словно принимал какое-то решение.

После ужина, когда я уже собиралась уйти в свое крыло, он остановил меня.

— Ты останешься, — сказал он. Это не было предложением.

Слуги бесшумно убрали со стола, оставив нас одних в огромной, полутемной столовой. Горело лишь несколько свечей, бросавших на его лицо резкие, хищные тени.

Он поднялся со своего места и медленно подошел ко мне. Встал за моим стулом. Я чувствовала его присутствие за спиной, жар его тела. Я замерла, не смея пошевелиться.

— Ты носишь моего ребенка, Алина, — его голос был тихим, почти шепотом, но от него вибрировал воздух. — Твое тело больше не принадлежит тебе одной. Оно — сосуд. Самый ценный сосуд в этом доме. И оно принадлежит мне.

Он положил руки мне на плечи. Его хватка была сильной, но не грубой. Я вздрогнула от его прикосновения.

— Я должен быть уверен, что с этим сосудом все в порядке. Что он в полной безопасности. Что он получает все необходимое.

Его пальцы медленно скользнули по моим плечам, по шее, зарылись в волосы у основания черепа, заставляя меня слегка откинуть голову назад.

— Но ты непокорна, — продолжал он шептать мне на ухо. — В тебе все еще живет бунт. Ты думаешь, что можешь противостоять мне. Это вредно. Для тебя. И для него.

Я молчала, сердце колотилось где-то в горле.

— Я должен сломать твою волю. Не твой дух, нет. А твою глупую, бессмысленную волю к сопротивлению. Ты должна понять, кто здесь хозяин. Ты должна принять это. Не только умом, но и телом.

Он наклонился еще ниже, его губы почти коснулись моей щеки.

— Сегодняшняя ночь будет уроком. Уроком полного и безоговорочного подчинения.

Он убрал руки и отошел. Я смогла наконец выдохнуть.

— Иди в мою спальню, — его голос снова стал жестким и властным. — Сними все. И жди меня на кровати.

Приказ. Четкий, холодный, не допускающий возражений. Это было не приглашение к близости. Это было объявление экзекуции.

Я поднялась. Ноги не слушались. Я не посмотрела на него. Просто развернулась и пошла. Каждый шаг по гулкому коридору в сторону его логова был шагом на эшафот. Я знала, что эта ночь изменит все. Она либо окончательно сломает меня, либо заставит родиться заново — из пепла, из боли, из унижения. Но уже кем-то другим. Кем-то, кто способен выжить в аду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18: Плата за ночь

Его спальня встретила меня тишиной и полумраком. Горела лишь одна лампа у кровати, выхватывая из темноты смятые черные шелковые простыни. Комната казалась огромной и пустой, и я в ней — маленькой, беспомощной жертвой, приведенной на заклание.

Я остановилась посреди комнаты, не решаясь подойти к кровати. Его приказ звенел у меня в ушах: «Сними все. И жди меня». Каждое слово было пропитано унижением. Он хотел не просто моего тела. Он хотел моей капитуляции.

Мои пальцы дрожали, когда я потянулась к пуговицам на своей блузке. Одна, вторая, третья. Я раздевалась медленно, оттягивая неизбежное. Воздух в комнате казался холодным, он касался обнажаемой кожи, заставляя ее покрываться мурашками.

Блузка упала на пол. Потом брюки. Я осталась в одном белье. Простом, удобном, которое я носила в своей прошлой жизни. Оно казалось сейчас неуместным, жалким.

Я замерла, прислушиваясь. Тишина. Он давал мне время. Время, чтобы мой страх достиг пика.

Я заставила себя снять бюстгальтер. Потом трусики.

И вот я стояла посреди его логова. Полностью обнаженная. Уязвимая. Ожидающая.

Я подошла к кровати и села на самый краешек. Спину я держала прямо, подбородок — вскинутым. Если он хотел видеть меня сломленной, я не доставлю ему этого удовольствия. Мое тело могло принадлежать ему, но моя гордость — все еще моя.

Дверь открылась. Он вошел бесшумно. Он тоже переоделся — на нем были лишь черные домашние брюки, оставлявшие его мощный торс открытым. Он не спешил. Он остановился у двери и просто смотрел на меня.

Его взгляд был тяжелым, физически ощутимым. Он скользил по моему телу медленно, беззастенчиво. По плечам, по груди, которая напряглась от холода и страха, по животу, где под кожей билась новая жизнь, по бедрам, по ногам. Он изучал меня, как архитектор изучает чертеж. Без эмоций. Без похоти. Только холодный, всепроникающий анализ.

У меня горели щеки. Стыд был почти невыносим. Хотелось сжаться в комок, прикрыться, исчезнуть. Но я заставила себя сидеть неподвижно, встречая его взгляд.

Он медленно двинулся ко мне. Не к кровати. А ко мне. Он обошел кровать и остановился прямо передо мной, возвышаясь надо мной, как скала. Я была вынуждена поднять голову, чтобы видеть его лицо.

— Встань, — приказал он. Голос был тихим, но в нем была сталь.

Я подчинилась. Я встала перед ним, дрожа от напряжения и холода. Он был так близко, что я чувствовала жар его кожи.

Он не прикасался. Он просто смотрел. И его взгляд был хуже любого прикосновения. Он раздевал меня снова и снова, но уже не одежду. Он сдирал с меня слои моей защиты, моей гордости, моей ненависти.

— Ты боишься меня, — это был не вопрос. Это была констатация.

Я молчала.

— Правильно делаешь, — сказал он.

Он поднял руку. Я вздрогнула, ожидая удара, боли. Но он не ударил. Он просто провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Его кожа была шершавой от щетины. Прикосновение было легким, почти невесомым, но оно обожгло меня, как клеймо.

— Я не причиню вреда тебе или ребенку, — сказал он, его голос был все таким же ровным. — Я причиню вред только твоей гордыне. Я выжгу из тебя весь этот бессмысленный бунт. К утру ты будешь принадлежать мне. Не только телом.

Он убрал руку.

А потом он сделал шаг назад и сел в кресло, стоявшее в углу.

— Я буду смотреть, — сказал он. — А ты будешь лежать на этой кровати. И ждать. Ждать, пока я не решу, что ты готова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 19: Вкус ненависти

Я не знала, сколько прошло времени. Минуты растянулись в липкую, вязкую вечность. Я лежала на огромной кровати, обнаженная, под его неусыпным взглядом. Я чувствовала себя экспонатом в музее. Он сидел в кресле в полумраке, неподвижный, как изваяние, и просто смотрел.

Это была пытка. Изощренная, психологическая. Он не прикасался ко мне, но его взгляд проникал под кожу, заставляя каждую клетку моего тела кричать от напряжения. Я пыталась думать о чем-то другом, но мое сознание снова и снова возвращалось к нему, к его темной фигуре в углу.

Наконец, когда я была уже на грани истерики, он поднялся.

Он подошел к кровати и навис надо мной. Его тень полностью накрыла меня. Я смотрела в его лицо, но в полумраке не могла разобрать выражения.

Он медленно опустился на кровать рядом со мной. Простыни прогнулись под его весом. Он не лег. Он оперся на руку, продолжая смотреть на меня сверху вниз.

— Ты ненавидишь меня, не так ли? — его голос был тихим, почти интимным.

— Да, — выдохнула я. В этом слове была вся моя боль, весь мой страх и все мое бессилие.

— Хорошо, — сказал он. — Ненависть — сильное чувство. Оно не даст тебе сломаться окончательно.

Он наклонился и накрыл мои губы своими.

Это не было похоже ни на первый, яростный поцелуй в машине, ни на тот, собственнический, в его пентхаусе. Этот поцелуй был другим. Он был медленным, глубоким, почти вдумчивым. Но от этой медлительности он не становился менее жестоким.

Он целовал меня так, словно пробовал на вкус мою ненависть. Его губы были твердыми, безжалостными. Он не требовал ответа, он просто брал. Он исследовал мои губы, мой рот, с методичностью ученого. Я пыталась сжать челюсти, не пустить его, но он лишь чуть сильнее надавил, и я сдалась.

Его язык вторгся в мой рот. Властный, горячий, он сплетался с моим, подавляя любое сопротивление. Я чувствовала вкус дорогого виски на его языке и металлический привкус собственного страха.

И в этот момент, против моей воли, против моего разума, мое тело предало меня. После месяцев одиночества, страха и полного отсутствия прикосновений, оно откликнулось. Откликнулось на эту грубую силу, на это безжалостное доминирование. Теплая, тягучая волна поднялась из глубины живота, заставляя кровь бежать быстрее. Я ненавидела его. Я ненавидела себя за эту реакцию.

Он оторвался от моих губ, когда я уже начала задыхаться. Мы тяжело дышали, глядя друг другу в глаза. Между нами оставались миллиметры.

— Твое тело не согласно с тобой, Алина, — прошептал он, и в его голосе прозвучало мрачное торжество. — Оно помнит. И оно хочет еще.

Он снова наклонился, но на этот раз его губы коснулись не моих губ. Он медленно повел ими по моей щеке, по линии подбородка, спускаясь все ниже. Каждый его поцелуй был как раскаленное клеймо.

— Я научу тебя, — шептал он, его горячее дыхание обжигало мою кожу. — Я научу твое тело принимать то, что отрицает твой разум. Я научу тебя желать меня так же сильно, как ты меня ненавидишь.

Он добрался до моей шеи. Его губы нашли пульсирующую жилку. И он слегка прикусил ее, не до боли, но достаточно сильно, чтобы я вскрикнула.

Это был укус собственника. Знак, что я принадлежу ему. И я поняла, что урок только начался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20: Между его ладоней

Его поцелуи становились все более требовательными, они спускались ниже, оставляя на моей коже влажную, горячую дорожку. От шеи к ключицам, к ложбинке между грудей. Я лежала, оцепенев, не в силах пошевелиться. Мой разум кричал, приказывал оттолкнуть его, ударить, бежать. Но тело было парализовано. Оно попало в ловушку, в плен его прикосновений.

Наконец его руки, до этого момента неподвижные, пришли в движение. Но он не коснулся ни моей груди, ни бедер, как я ожидала. Его ладонь легла на мой живот.

Я вздрогнула так, словно меня ударили. Его рука была большой, горячей и тяжелой. Она полностью накрывала то место, где рос наш ребенок. Это прикосновение было самым интимным, самым шокирующим из всех. Оно было не о страсти. Оно было о власти. О праве собственности.

— Мой, — пророкотал он, его голос вибрировал сквозь меня. Его пальцы чуть сжались, словно он хотел почувствовать жизнь под своей ладонью.

Волна первобытного, материнского инстинкта захлестнула меня. Я попыталась сбросить его руку, вырваться.

— Не трогай! — мой голос сорвался на хрип.

Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было злости. Только холодное, как сталь, предупреждение.

— Я буду трогать то, что принадлежит мне, — сказал он отчетливо. — И тебе лучше привыкнуть к этому.

Он не убрал руку. Наоборот, он начал медленно, круговыми движениями поглаживать мой живот. И это было невыносимо. Смешение ненависти к нему и защитного инстинкта по отношению к ребенку создавало внутри меня такой конфликт, что, казалось, я сейчас взорвусь.

Он словно чувствовал это. Он наслаждался моей внутренней борьбой.

А потом его другая рука начала свое путешествие. Он не торопился. Его пальцы исследовали мое тело с отстраненной методичностью. Он коснулся моего плеча, провел по руке до самых кончиков пальцев, переплетая их со своими. Он изучал изгиб моего бока, линию бедра. Его прикосновения были уверенными, знающими. Он знал женское тело. Знал, где находятся чувствительные точки, знал, как заставить его откликаться.

Он намеренно избегал самых очевидных эрогенных зон. Он дразнил. Он доказывал, что может зажечь огонь в моем теле, касаясь лишь тех мест, которые, казалось бы, не имели отношения к страсти. Его пальцы скользнули по моей ноге, к колену, к нежной коже на внутренней стороне бедра. Я сжала ноги, но он легко раздвинул их, продолжая свое исследование.

Каждое его прикосновение было одновременно и пыткой, и странным, извращенным облегчением для моего изголодавшегося по тактильности тела. Я запуталась. Я не понимала, где заканчивается ненависть и начинается предательское желание.

Он поднялся на локте, нависая надо мной. Его лицо было совсем близко.

— Что ты чувствуешь, Алина? — прошептал он. — Скажи мне.

Я отвернулась, не в силах выносить его пронзительный взгляд.

— Ничего, — солгала я.

Он усмехнулся.

— Лгунья. Твоя кожа горит. Твое сердце бьется, как у пойманной птицы. Ты вся дрожишь.

Он наклонился, и его губы нашли сосок моей груди. Нежно, почти невесомо, он обхватил его, дразня языком.

Мое тело выгнулось дугой. Из горла вырвался сдавленный стон. Я проиграла. В этот момент, в эту секунду, он победил. Он доказал, что мое тело — его территория. И он будет хозяином на ней, хочу я этого или нет.

Он оторвался от моей груди, и в его темных глазах я увидела торжество.

— Это только начало, — пообещал он.

И я знала, что он не лжет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21: Право сильного

Торжество в его глазах было хуже любого удара. Он поймал ее, поймал ее тело на предательстве, и теперь упивался своей победой. Мой стон, вырвавшийся против воли, прозвучал в оглушительной тишине спальни как смертный приговор моей гордости.

Он медленно выпрямился, но не отстранился. Его рука все еще лежала на моем животе, тяжелая, собственническая, а вторая покоилась на моем бедре. Он давал мне мгновение, чтобы я в полной мере осознала свое падение. Чтобы я захлебнулась в собственном стыде.

— Видишь? — прошептал он, его голос был низким, бархатным, обволакивающим. — Все, что нужно — это правильное прикосновение в правильном месте. И вся твоя ненависть рассыпается в прах.

— Это не… — я попыталась возразить, но голос меня не слушался.

— Это физиология, Алина, — усмехнулся он. — И против нее ты бессильна. Твое тело создано для удовольствия. Для подчинения. И оно знает своего хозяина.

Он медленно двинулся, устраиваясь между моих ног. Я инстинктивно попыталась сжаться, сомкнуть бедра, но его колено легко и безжалостно пресекло эту попытку. Он развел мои ноги, делая меня полностью открытой и беззащитной перед ним.

Я зажмурилась, не в силах смотреть на него, на то, что сейчас произойдет. Я чувствовала, как слезы обжигают веки. Это было не просто насилие. Это был ритуал. Ритуал полного и окончательного подчинения.

Я почувствовала его. Горячего, твердого, он уперся в самое сокровенное. Он не спешил. Он мучил меня ожиданием, заставляя мое тело трепетать в предчувствии неизбежного. Я чувствовала влажное тепло между ног, и эта реакция была самым страшным унижением. Мое тело хотело его, хотело того, кого мой разум ненавидел всеми фибрами души.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Я не открыла глаз.

Его пальцы сжали мой подбородок, не грубо, но настойчиво, заставляя повернуть к нему лицо.

— Я сказал, посмотри на меня, — повторил он, и в его голосе прорезалась сталь.

Я медленно открыла глаза. Его лицо было совсем близко. В полумраке его глаза казались бездонными. В них не было похоти. Только холодная, абсолютная власть. Он хотел видеть. Хотел видеть, как я сломаюсь. Хотел видеть на моем лице смесь ужаса и запретного удовольствия.

— Я хочу, чтобы ты смотрела, — проговорил он. — Я хочу, чтобы ты видела, как я забираю то, что принадлежит мне. Чтобы ты запомнила этот момент.

И он начал входить в меня.

Медленно. Невероятно медленно, миллиметр за миллиметром. Ощущение было ошеломляющим. Я была не готова, напряжена от страха, и он входил туго, растягивая, наполняя меня до предела. Это было на грани боли. Острая, тянущая боль смешивалась с чем-то другим. С глубоким, темным, запретным чувством правильности происходящего. Словно мое тело наконец-то нашло свою недостающую часть.

Слеза скатилась по моему виску и затерялась в волосах. Я смотрела в его глаза, не отрываясь. Я видела в них свое отражение — испуганное, сломленное, униженное. И я видела его — триумфатора.

Он вошел до самого конца и замер, давая мне привыкнуть. Я чувствовала его всего, каждую частичку. Я чувствовала, как бьется его пульс там, глубоко внутри меня. Мы были одним целым. Два врага, соединенные в самом интимном из актов.

— Моя, — выдохнул он, и это слово было не просто утверждением. Это было клеймом.

Он начал двигаться. Медленно, плавно, с той же расчетливой неторопливостью. Каждый его толчок был глубоким, полным. Он не давал мне шанса на передышку, не позволял моему телу привыкнуть. Он заставлял меня чувствовать. Чувствовать все. Боль, которая постепенно начала отступать, сменяясь волнами горячего, тягучего удовольствия. Унижение, которое тонуло в нарастающем возбуждении. Ненависть, которая плавилась в этом адском огне.

Я закусила губу, чтобы не стонать. Я не хотела доставлять ему это удовольствие. Но мое тело жило своей жизнью. Оно выгибалось ему навстречу, бедра инстинктивно подавались вперед, ловя его ритм.

Это было право сильного. Право победителя. И в эту ночь он брал свое. А я… я могла лишь гореть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22: Его клеймо

Он ускорил ритм. Движения стали резче, глубже, первобытнее. Кровать под нами начала скрипеть в такт его толчкам. Он больше не играл. Он брал. Яростно, голодно, словно пытался вбить в меня, впечатать в мою плоть осознание того, кому я принадлежу.

Я потеряла счет времени. Разум отключился, оставив после себя лишь калейдоскоп ощущений. Горячая кожа, скользящая по моей. Его тяжелое, сбитое дыхание у моего уха. Глухие, влажные звуки наших тел, слившихся воедино. Запах его тела — мускусный, терпкий, запах возбужденного самца.

Он вытащил свои пальцы из моих и схватил меня за бедра, приподнимая, подстраивая под себя, находя тот угол, ту глубину, которая была нужна ему. Его хватка была железной. На моей коже наверняка останутся синяки. Клейма его власти.

Удовольствие нарастало, превращаясь в пытку. Оно было слишком сильным, слишком острым. Оно смывало все мои мысли, всю мою ненависть, оставляя лишь животную, отчаянную потребность в разрядке. Я больше не могла сдерживаться. С моих губ сорвался тихий стон, который тут же утонул в его поцелуе. Он снова накрыл мой рот своим, заглушая мои крики, вбирая в себя мои стоны, забирая мое дыхание.

А потом он резко изменил все.

Одним мощным движением он вышел из меня и перевернул на живот, ставя на колени и локти. Я не успела даже осознать, что произошло. Это было так быстро, так властно. Я услышала, как он сзади прорычал что-то низкое, гортанное. И в следующую секунду он снова вошел в меня.

Ощущения были совершенно другими. Глубже. Острее. Более дикими. В этой позе я чувствовала себя еще более уязвимой, еще более подчиненной. Я не видела его лица, не могла контролировать ничего. Я была полностью в его власти.

Его рука легла мне на затылок, пальцы зарылись в волосы, заставляя пригнуть голову. Вторая рука властно сжала мою ягодицу.

Шлепок.

Несильный, но звонкий. Он не причинил боли. Он ошеломил. Кожа мгновенно вспыхнула огнем.

Еще один.

Я вскрикнула. Смесь унижения и острого, пронзительного возбуждения прошила мое тело насквозь. Он толкался в меня, яростно, не сбавляя темпа, и каждый его толчок сопровождался этим унизительным, воспламеняющим шлепком.

Все внутри меня сжалось в тугой, пульсирующий узел. Я была на грани. Мир сузился до этого ритма, до огня на моей коже, до ощущения его члена, заполняющего меня до предела.

— Давай, Алина, — прорычал он мне в ухо. — Покажи мне. Покажи, как ты этого хочешь.

И я сломалась.

Волна накрыла меня с головой. Она началась где-то в глубине живота, пронзая каждую клетку, каждую нервную окончание. Тело выгнулось, забилось в судорогах. Крик застрял у меня в горле, превратившись в хриплое, долгое рыдание. Мир взорвался мириадами белых искр.

Почти в то же мгновение я почувствовала, как он напрягся. Он зарычал, как зверь, и излился в меня, наполняя горячей, обжигающей лавой.

Он рухнул на меня сверху, придавив своим тяжелым, потным телом. Я лежала под ним, не в силах пошевелиться, опустошенная, разбитая. Мое тело все еще подрагивало от пережитого оргазма. Слезы текли из глаз, смешиваясь с потом на висках.

Он победил. Он не просто взял мое тело. Он взял мою душу. Он заставил меня почувствовать удовольствие от собственного унижения. Он поставил на мне свое клеймо. И я знала, что уже никогда, никогда не смогу его смыть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23: Утро в аду

Я не знаю, когда он ушел. Я провалилась в тяжелый, беспокойный сон почти сразу после того, как он оставил меня. Мое тело, измученное напряжением и пережитым потрясением, просто отключилось.

Проснулась я одна.

В огромной черной кровати я казалась маленькой и потерянной. Солнечный свет пробивался сквозь панорамное окно, заливая комнату безжалостным светом, который делал вчерашний полумрак еще более постыдным.

Я медленно села. Каждое движение отзывалось тупой болью в мышцах. Мое тело болело так, словно меня избили. Ноющая боль в бедрах, внизу живота. Я опустила взгляд на свои ноги и увидела то, что и ожидала. На нежной коже внутренней стороны бедер проступали темные, уродливые отпечатки его пальцев. Синяки. Метки.

Я встала с кровати. Ноги подкосились, и я была вынуждена опереться о край постели. Я чувствовала себя грязной. Использованной. Словно я была вещью, которую взяли, поиграли и выбросили.

Я дошла до ванной комнаты, глядя на свое отражение в огромном зеркале. Бледное, измученное лицо, опухшие от слез глаза, растрепанные волосы. На шее и ключицах — багровые следы его поцелуев. Засосы. Примитивные, собственнические знаки, которые кричали о том, кому я теперь принадлежу.

Я включила душ, сделав воду почти обжигающе горячей, и встала под тугие струи. Я терла кожу мочалкой до красноты, до боли, пытаясь смыть с себя его запах, его прикосновения, его след. Но это было бесполезно. Он был не на коже. Он проник глубже. Он был теперь частью меня.

Когда я вышла из душа, на кровати уже лежала свежая одежда. Удобный кашемировый костюм. Бесшумный персонал этого дома уже позаботился обо всем. Я оделась, чувствуя, как мягкая ткань касается моей измученной кожи. Роскошь этого места была еще одним видом унижения. Он ломал меня, а потом заворачивал в дорогую упаковку.

Я вернулась в спальню. На прикроватной тумбочке стоял поднос с завтраком и стакан воды с двумя таблетками рядом. Обезболивающее? Или витамины для беременных? Какая забота.

Я не притронулась к еде. Я просто сидела на краю кровати, глядя в окно.

Что дальше? Что теперь изменится? Прошлая ночь была не просто сексом. Это был акт утверждения власти. Он показал мне мое место. Место вещи. Игрушки. Сосуда для его наследника.

Я думала, что после этой ночи буду чувствовать себя раздавленной, уничтоженной. И я чувствовала. Но под слоем боли, стыда и унижения прорастало что-то еще. Холодное, твердое и острое, как осколок льда.

Злость.

Чистая, незамутненная, ледяная ярость.

Он думал, что сломал меня. Но он ошибся. Он лишь содрал с меня все наносное — страх, наивность, надежду на спасение. Он оставил только самую суть. И этой сутью была ненависть.

Я не сбегу. Бежать больше некуда. Я не буду плакать и молить о пощаде. Это бесполезно. Я приму его правила. Я буду играть в его игру. Я стану идеальной пленницей. Покорной, тихой, сломленной. Я позволю ему думать, что он победил.

Но каждый день, каждый час, каждую минуту я буду ждать. Ждать своего шанса. Я буду изучать его, искать его слабости. И однажды, когда он меньше всего будет этого ожидать, когда он решит, что я окончательно приручена, я нанесу удар.

Я не знала, как и когда это произойдет. Но я поклялась себе, глядя на синяки на своих бедрах. Он заплатит за эту ночь. Он заплатит за все. Он может владеть моим телом. Но он никогда не получит моего ребенка. И он никогда не сломает меня.

Это было не просто утро в аду. Это было утро, когда я сама стала частью этого ада.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 24: Правила выживания

Мое решение изменило мое поведение. Когда Тамара Павловна пришла забрать поднос с нетронутым завтраком, я впервые посмотрела на нее спокойно и вежливо попросила принести мне простого йогурта. Она удивленно вскинула брови, но молча выполнила просьбу. Я съела йогурт. Медленно, заставляя себя проглотить каждый кусок. Я должна была есть. Ради ребенка. И ради сил для будущей войны.

Я провела день в тишине. Я нашла в огромной библиотеке, примыкающей к моему крылу, книги по искусству и дизайну и заставила себя читать. Я должна была занять свой мозг, не дать ему утонуть в рефлексии и самобичевании.

Дамиан появился вечером. Я сидела в кресле с книгой, когда он вошел. Я не вздрогнула. Я медленно подняла на него глаза, сохраняя на лице маску спокойствия и покорности.

Он остановился, разглядывая меня. Он ожидал увидеть слезы, истерику, вызов. А видел лишь тихую, бледную девушку с книгой. Это его озадачило.

— Я вижу, ты пришла в себя, — сказал он, его тон был нейтральным.

— Да, — ответила я тихо. — Я все поняла.

Он подошел ближе, встал напротив моего кресла. Я не отводила взгляд.

— И что же ты поняла?

— Что сопротивление бесполезно, — сказала я, вкладывая в свой голос максимум смирения. — Ты был прав. Я буду делать все, что ты скажешь. Ради… ребенка.

Он смотрел на меня еще несколько долгих секунд, пытаясь прочитать за моими словами скрытый смысл. Но я была пуста. Я стала зеркалом, отражающим лишь то, что он хотел видеть.

Кажется, он поверил. Или решил сделать вид, что поверил.

— Хорошо, — сказал он. — Это упрощает ситуацию. Тогда слушай новые правила. Отныне ты не заперта в своем крыле. Ты можешь передвигаться по всему дому и прилегающей территории. Но только в сопровождении охраны. Егор или один из его людей всегда будет рядом с тобой.

Егор. Начальник охраны, который ненавидел меня с первого взгляда. Прекрасно.

— Ты будешь ужинать со мной каждый вечер. И спать в моей постели каждую ночь. Без возражений.

Я молча кивнула.

— Два раза в неделю к тебе будет приходить преподаватель по йоге для беременных. Раз в неделю — массажист. Твое здоровье и самочувствие — мой главный приоритет. Ты должна быть в идеальной форме.

Он говорил обо мне, как о породистой лошади, которую готовят к выставке.

— Попыток связаться с внешним миром больше не будет. Телефоны, интернет — под запретом. Любые просьбы — через меня или Тамару Павловну. За нарушение — наказание. Ты поняла, что такое наказание.

Я вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

— Да. Я поняла.

— Отлично. Тогда собирайся. Через час ужин.

Он развернулся и ушел.

Я осталась сидеть с книгой в руках. Часть его плана была мне ясна. Он хотел полностью контролировать мою жизнь, мое тело, мое расписание. Но зачем он дал мне свободу передвижения по дому? Чтобы показать мне масштаб моей тюрьмы? Или чтобы я постоянно была на виду?

Ответ пришел через полчаса, когда я шла по коридору в столовую в сопровождении мрачного Егора. Навстречу мне выплыла Вероника.

Она остановилась, смерив меня и моего «конвоира» язвительным взглядом.

— О, посмотрите-ка! Нашу мышку выпустили из норки. И даже приставили личного цербера. Брат решил выгулять свою инкубатор?

Я промолчала, глядя сквозь нее. Моя новая тактика — полное игнорирование. Не давать ей пищи для издевательств.

Но ее это только раззадорило.

— Что, язык проглотила? — она подошла вплотную, заглядывая мне в лицо. — Вчера, я слышала, ты была более разговорчивой. Точнее, голосистой. Стены в этом доме, знаешь ли, не очень толстые.

Кровь бросилась мне в лицо. Она слышала. Она знала.

— Не волнуйся, — прошипела она, понизив голос, чтобы охранник не расслышал. — Все его шлюхи поначалу кричат. Потом привыкают. Главное, не возомни о себе слишком многого. Его интерес к игрушкам быстро проходит. Особенно к таким скучным, как ты.

Она бросила на меня последний презрительный взгляд и, вильнув бедрами, пошла дальше.

И тут я все поняла. Дамиан выпустил меня из комнаты не для моего блага. Он бросил меня на растерзание своей сестре. Он хотел, чтобы я постоянно чувствовала себя униженной, чтобы на меня давили со всех сторон. Чтобы единственным человеком, от которого зависела моя безопасность, был он.

Это были его правила выживания. Сломать меня не только физически, но и морально. Окружить врагами, чтобы я сама приползла к нему за защитой.

Что ж, игра становилась интереснее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25: Первая кровь

Моя новая жизнь превратилась в рутину, расписанную по минутам. Утренняя йога, прогулка по идеальному саду под надзором Егора, обед в одиночестве, чтение, ужин с Дамианом, ночь в его постели. Он больше не прикасался ко мне так, как в ту ночь. Иногда он мог просто положить руку мне на живот, когда думал, что я сплю, или обнять во сне. Эти прикосновения были лишены страсти. Они были собственническими, как будто он проверял, на месте ли его вещь. И это было едва ли не унизительнее, чем его насилие.

Я играла свою роль. Я была тихой, покорной, почти незаметной. Я вежливо разговаривала с прислугой, игнорировала выпады Вероники и смиренно принимала все правила Дамиана. Я видела, что он наблюдает за мной, изучает. Но я не давала ему ни единого повода усомниться в моей капитуляции.

Однажды днем я сидела в библиотеке, когда в дом ворвался шум. Громкие, злые голоса, звук борьбы, глухой удар. Я вскочила. Егор, который дремал в кресле у входа, тут же оказался рядом.

— Сидите на месте, — приказал он.

Но было поздно. Дверь библиотеки распахнулась, и двое охранников втащили внутрь мужчину. Он был избит, одежда на нем была разорвана, из разбитой губы текла кровь. Он дико озирался по сторонам.

А следом вошел Дамиан.

Он был спокоен. Но это была спокойствие вулкана перед извержением. Его глаза метали молнии.

— Оставьте нас, — бросил он своим людям. Охранники вышли, плотно прикрыв дверь. Егор остался стоять у входа, загораживая мне выход.

Я забилась в свое кресло, пытаясь стать невидимой. Я не должна была этого видеть.

— Ты крыса, Вадим, — сказал Дамиан, медленно подходя к пленнику. — Я тебе доверял. А ты продавал информацию моим врагам.

— Босс, я не… это ошибка… — залепетал мужчина, пытаясь подняться с колен.

Дамиан не дал ему договорить. Его удар был молниеносным, точным, профессиональным. Костяшки его кулака врезались мужчине в челюсть. Раздался отвратительный хруст. Вадим рухнул на дорогой персидский ковер, харкая кровью.

Я вскрикнула и зажала рот рукой.

Дамиан даже не посмотрел в мою сторону. Он словно забыл о моем существовании. Он был полностью поглощен своей яростью.

Он присел на корточки рядом с избитым.

— Из-за тебя, ублюдок, вчера погибли двое моих людей. Из-за твоей жадности. Ты думал, я не узнаю?

Он схватил мужчину за волосы, заставляя поднять голову.

— Я хочу знать имя. Имя того, кто тебе платил. Скажи мне. И, может быть, я позволю тебе умереть быстро.

Мужчина что-то мычал сквозь разбитые губы, мотая головой.

Дамиан вздохнул. Таким вздохом учитель вздыхает над тупым учеником.

— Жаль. Значит, будет медленно.

Он достал из внутреннего кармана пиджака что-то небольшое и темное. Я не сразу поняла, что это. А когда поняла, меня затошнило. Это был нож. С тонким, хищным лезвием.

Он не собирался его убивать. Не сразу.

Он методично, без суеты, срезал пуговицу с рубашки мужчины. А потом приставил кончик ножа к его груди.

— Я буду задавать вопросы. А ты будешь на них отвечать. За каждый неверный ответ или молчание я буду вырезать на тебе имя одного из тех парней, что погибли по твоей вине. В их именах много букв, Вадим. А у тебя много кожи.

То, что произошло дальше, навсегда врезалось в мою память. Крики. Запах крови и страха. Хладнокровный, спокойный голос Дамиана, задающий вопросы.

Я сидела в своем кресле, оцепенев от ужаса. Я не могла отвести взгляд. Я видела его. Настоящего. Не просто властного бизнесмена. Не просто жестокого любовника. Я видела хладнокровного убийцу. Монстра, для которого человеческая жизнь не стоила ничего.

И в этот момент я поняла. Моя тихая, тайная война — это детская игра. Я играла с огнем, не понимая, что это не огонь, а жерло вулкана.

Когда все было кончено, и мужчина, потерявший сознание от боли и кровопотери, назвал имя, Дамиан поднялся. Он был абсолютно спокоен. Он вытер лезвие ножа о штаны своей жертвы и убрал его.

Он вызвал охрану.

— Уберите это, — бросил он, кивнув на тело. — И передайте службе безопасности новое имя. Я хочу, чтобы к утру его привезли ко мне.

Охранники утащили мужчину. Кто-то из прислуги тут же прибежал с ведром и тряпкой, чтобы оттереть кровь с ковра. Все было отлажено, как механизм.

И только тогда Дамиан посмотрел на меня. Он словно впервые вспомнил, что я здесь.

Он подошел ко мне. На костяшках его правой руки была сбита кожа и запеклась кровь. Моя кровь. Его жертвы.

Я смотрела на него снизу вверх, и во мне не было ненависти. Только животный, первобытный ужас.

Он наклонился, и я зажмурилась, ожидая удара. Но он просто убрал прядь волос с моего бледного лица.

— Теперь ты видела, — сказал он тихо. — Теперь ты знаешь, что бывает с теми, кто меня предает.

Он смотрел мне прямо в глаза.

— Запомни это, Алина. Запомни очень хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26: После крови

Сцена в библиотеке стала точкой невозврата. Яд, который медленно копился в моей душе, кристаллизовался в одно-единственное, ледяное и острое, как нож Дамиана, чувство — ужас. Это был не просто страх за свою жизнь. Это был глубинный, экзистенциальный ужас от осознания того, рядом с каким существом я нахожусь.

Он был не просто жестоким человеком. Он был хищником в человеческом обличье, для которого насилие было таким же естественным инструментом, как для хирурга — скальпель. И я носила его ребенка. Его отродье.

Эта мысль обожгла меня. Что родится от союза с таким монстром? Смогу ли я любить этого ребенка? Или буду видеть в нем его черты?

Да. Смогу. Я буду любить его так сильно, что эта любовь выжжет из него все отцовское наследие. И я спасу его. Я не позволю своему ребенку расти в этом пропитанном кровью доме, не позволю ему стать таким же.

Моя тихая, внутренняя война закончилась, не начавшись. Играть в покорность, выжидая удобного момента — какая наивность! Не будет никакого удобного момента. С каждым днем мой живот будет расти, делая меня все более уязвимой и неповоротливой. С каждым днем этот дом будет все глубже затягивать меня в свою паутину.

Я должна была бежать.

Немедленно. Любой ценой.

Эта мысль больше не была просто желанием. Она стала инстинктом. Таким же сильным, как инстинкт дыхания.

Я заставила себя спуститься к ужину. Я села напротив него за огромным столом. Его рука, та самая, что сжимала нож, спокойно лежала на белоснежной скатерти. Костяшки были все еще сбиты. Я смотрела на эту руку и не чувствовала ничего, кроме холода.

Он говорил о чем-то. О делах, о политике. Словно ничего не произошло. Словно несколько часов назад он не пытал человека в нескольких метрах отсюда. Эта его способность переключаться, быть цивилизованным зверем, пугала больше всего.

Я кивала, изображала интерес, даже заставила себя съесть несколько кусков. Я стала идеальной актрисой. Внутри меня бушевал ураган, но снаружи было полное спокойствие.

После ужина, в его спальне, я легла на свой краешек кровати и притворилась спящей. Он лег рядом. Я чувствовала тепло его тела, слышала его ровное дыхание. Раньше это вызывало во мне отвращение и страх. Теперь — только холодную расчетливость.

Я начала анализировать.

Дом — крепость. Десятки охранников. Высокий забор под напряжением. Камеры повсюду. Выйти через парадный вход невозможно.

Окна. Заблокированы. Но, возможно, есть слабое место? Старое окно в подсобке, о котором все забыли?

Персонал. Большинство — преданные ему люди, которые служат его семье годами. Они боятся его так же, как и я. Но есть и новички. Молодая горничная, Лиза, которую я несколько раз видела. У нее всегда испуганные глаза, и она вздрагивает от каждого резкого звука. Она — слабое звено.

Охрана. Егор — цепной пес, он не предаст хозяина. Но остальные… Они работают за деньги. Возможно, кого-то можно подкупить? Нет, у меня нет денег. И даже если бы были, это слишком рискованно.

Значит, мой единственный шанс — это использовать человеческий фактор. Найти того, кто достаточно напуган или недоволен, чтобы помочь мне. Или того, кого я смогу обмануть.

Мой план начал обретать форму. Он был призрачным, безумным, почти невыполнимым. Но он был.

Я лежала рядом с монстром, и впервые за долгое время чувствовала не отчаяние, а азарт. Опасный, смертельный азарт. Он думал, что преподал мне урок. Но он ошибался. Он просто показал мне, с кем я имею дело. И теперь я знала: чтобы победить дракона, нужно самой стать драконом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 27: Маленькая победа

Следующие несколько дней я превратилась в тень, в наблюдателя. Я перестала быть пленницей, я стала разведчиком на вражеской территории. Моей главной целью стала Лиза, молоденькая горничная.

Я начала подмечать детали. Она приходила убирать мое крыло всегда в одно и то же время, после обеда, когда в доме наступало затишье. Она всегда была одна. Она панически боялась Тамару Павловну и старалась не попадаться на глаза Дамиану. Когда она работала, она часто доставала из кармана униформы старенький, потрепанный смартфон и быстро что-то печатала, нервно оглядываясь по сторонам.

Это был мой шанс. Телефон. Ключ к внешнему миру.

Я разработала план. Простой, но рискованный.

Я начала оставлять на видном месте деньги. Небольшие суммы. Пятьсот рублей на туалетном столике. Тысячу — на кресле, словно я выронила их из кармана. Деньги всегда оставались нетронутыми. Лиза была либо честной, либо слишком напуганной.

Тогда я сменила тактику. Я начала с ней разговаривать.

Сначала это были простые фразы. «Спасибо за уборку». «Какой сегодня прекрасный день». Она отвечала односложно, не поднимая глаз. Но я была настойчива.

Однажды я «случайно» уронила книгу, когда она проходила мимо. Она бросилась поднимать.

— Спасибо, Лиза, — сказала я, тепло улыбнувшись. — Вы меня так выручили. У меня в последнее время так кружится голова.

Я играла роль слабой, беспомощной беременной женщины.

— Это из-за ребенка, наверное, — пролепетала она, впервые посмотрев мне в глаза. В них было сочувствие.

Бинго.

— Наверное, — вздохнула я. — Мне так одиноко здесь. Ни с кем даже словом перемолвиться нельзя. Вы, наверное, после работы идете домой, к семье? К друзьям?

При упоминании семьи ее лицо омрачилось.

— К маме, — тихо сказала она. — Она у меня болеет сильно.

Двойное бинго. Больная мать. Значит, ей нужны деньги. И она уязвима.

Наш следующий разговор был более откровенным. Я пожаловалась ей, что скучаю по своей подруге, что мне не разрешают звонить. Я рассказала выдуманную историю о том, как сильно переживает моя «старенькая бабушка». Я давила на жалость, на родственные чувства. Я видела, как она мне сочувствует.

Кульминация наступила через неделю. Я знала, что она придет убирать ванную. Я заранее «спрятала» под стопкой полотенец самую дорогую вещь, которая у меня была — изящную золотую цепочку, которую Дамиан велел купить стилисту вместе с остальной одеждой.

Когда она убирала, я позвала ее.

— Лиза, я не могу найти свою цепочку, — сказала я, изображая панику. — Такая тоненькая, золотая. Она — единственная память о моей маме. Я ее вчера здесь оставляла. Вы не видели?

Ее лицо побелело от ужаса. Пропажа в доме Воронова — это не просто увольнение. Это могло стоить ей здоровья, а то и жизни.

— Я… я не брала! Клянусь! — забормотала она, ее глаза наполнились слезами.

— Я верю тебе, Лиза, — сказала я мягко, беря ее за руку. — Я знаю, что это не ты. Но ты же понимаешь, что подумает Тамара Павловна? Или… он? Они не будут разбираться.

Она затряслась от страха.

— Что же мне делать?

— Я помогу тебе, — сказала я заговорщицким шепотом. — Я скажу, что нашла ее. Скажу, что сама не туда положила. Но… ты должна помочь мне.

Она смотрела на меня с отчаянной надеждой.

— Все что угодно!

— Мне нужен твой телефон. Всего на пять минут. Я должна сделать один звонок. Сказать, что со мной все хорошо. А потом я верну его. И скажу, что цепочка нашлась. Никто ничего не узнает.

Она колебалась. Это был огромный риск.

— У тебя больная мама, Лиза, — надавила я на больное. — Ты не можешь потерять эту работу. Подумай о ней. Пять минут. Ради спасения от страшных обвинений.

Она посмотрела на меня, потом на дверь. Ее руки дрожали.

Наконец, она кивнула.

— Хорошо, — прошептала она. — Только быстро.

Она вытащила из кармана свой старенький смартфон и протянула мне.

Я взяла его. Телефон в моей руке ощущался как ключ от всего мира. Это была моя маленькая, но такая важная победа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 28: Неудавшийся звонок

Телефон в руке обжигал холодом. У меня было всего несколько минут. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук слышен по всему дому.

— Стереги у двери, — прошептала я Лизе. — Если кто-то пойдет — кашляни.

Она кивнула, бледная как полотно, и приоткрыла дверь в коридор, делая вид, что протирает ручку.

Я метнулась вглубь гардеробной, самое дальнее и звукоизолированное место в моем крыле. Пальцы дрожали, не попадая по экрану. Кому звонить? Свете? Нет, ее телефон наверняка прослушивают. В полицию? Что я им скажу? «Здравствуйте, меня похитил криминальный авторитет, приезжайте»? Они либо не поверят, либо этот звонок станет для меня последним.

Бывший жених? Павел? Он трус. Он не станет рисковать ради меня.

И тут я вспомнила. Дима. Мой двоюродный брат. Он работал в следственном комитете. Не в самом высоком чине, но он был умным, честным и ненавидел таких, как Воронов. Он был моим единственным шансом.

Я набрала номер по памяти. Гудки. Длинные, мучительные. Я прикусила костяшку пальца, чтобы не закричать от напряжения.

— Слушаю, — раздался в трубке его спокойный, чуть хрипловатый голос.

— Дима! Это я, Алина! — зашептала я так быстро, что слова сливались в одно. — Слушай меня внимательно, у меня нет времени.

— Алина? Какого черта? Где ты? Тебя все ищут!

— Я не могу говорить. Запомни: Дамиан Воронов. Я у него. Поселок «Сосновый бор», дом номер семь. Это его крепость. Дима, он монстр. Он…

Я не успела договорить.

Дверь в гардеробную распахнулась с такой силой, что ударилась о стену.

На пороге стоял Егор.

Его лицо было искажено яростью. Он не сказал ни слова. Он просто шагнул ко мне и вырвал телефон из моей руки. Одним движением он раздавил его в своем огромном кулаке. Экран хрустнул, пластик треснул.

Я смотрела на него, оцепенев от ужаса. Все было кончено. Я проиграла.

— В гостиную, — прорычал он, схватив меня за локоть. Его хватка была как стальные тиски.

Он выволок меня из гардеробной. В комнате уже была Лиза. Она стояла на коленях, рыдая, а над ней возвышалась Тамара Павловна с каменным лицом.

Егор бросил меня на диван, как сломанную куклу.

— Я доложу хозяину, — сказал он экономке. — Разберись с этой.

Тамара Павловна брезгливо пнула рыдающую Лизу.

— Встала, дрянь. Пойдешь со мной.

Она потащила девушку из комнаты. Лиза обернулась и посмотрела на меня взглядом, полным ужаса и немой мольбы. Я отвела глаза. Я ничего не могла сделать. Я сама была на грани.

Я сидела на диване, обхватив себя руками, и ждала. Я не знала, сколько прошло времени. Десять минут? Час? Вечность.

Наконец, дверь открылась.

Вошел Дамиан.

Он был спокоен. Пугающе спокоен. Эта тихая, холодная ярость была страшнее любого крика. Он медленно прошел по комнате и остановился передо мной. Я не поднимала головы, смотрела на его идеально начищенные туфли.

— Я дал тебе свободу, — сказал он тихо, и от этого шепота у меня по спине пробежал лед. — Я начал тебе доверять. Я думал, ты поняла правила. Но ты оказалась глупой, Алина. Очень глупой.

Он присел передо мной на корточки, так что наши глаза оказались на одном уровне. Я была вынуждена посмотреть на него. В его глазах был мрак.

— Ты не только поставила под угрозу себя. Ты сломала жизнь той девчонке.

— Что… что вы с ней сделали? — прошептала я.

Он усмехнулся.

— Пока ничего. Я оставил ее наказание на десерт. Для тебя. Но сначала мы разберемся с твоим неповиновением.

Он поднялся.

— Я говорил тебе, что будет за нарушение правил. Говорил?

Я молча кивнула, чувствуя, как по щеке катится слеза.

— Значит, ты знаешь, что тебя ждет. Но на этот раз все будет иначе. Прошлая ночь была уроком для твоего тела. Сегодняшняя ночь будет уроком для твоей души. Я выжгу из тебя саму мысль о побеге. К утру ты будешь молить меня о прощении. И ты его не получишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 29: Цена неповиновения

Он не повел меня в спальню. Он повел меня вниз. В подвал.

Я никогда там не была. Егор открыл тяжелую стальную дверь, и в лицо ударил запах сырости, холода и чего-то еще. Запах страха.

Это был не просто подвал. Это была тюрьма. Несколько камер с тяжелыми решетками, бетонный пол, голые стены. В одной из камер, сжавшись в комок на полу, сидела Лиза. Она подняла на нас заплаканное, распухшее лицо.

— Хозяин, простите, я не хотела, она меня заставила, обманула… — запричитала она, протягивая к нам руки.

Дамиан проигнорировал ее. Он подвел меня к соседней, пустой камере.

— Это твое новое жилище, — сказал он спокойно. — Пока я не решу, что ты усвоила урок.

Егор открыл замок. Дамиан легким толчком в спину направил меня внутрь. Лязг засова за моей спиной прозвучал как выстрел.

В камере не было ничего. Только голый бетонный лежак без матраса и ведро в углу.

— Ты будешь сидеть здесь. В темноте. В одиночестве, — Дамиан смотрел на меня сквозь решетку. Его лицо было нечитаемым. — Тебе будут приносить еду и воду. Ровно столько, чтобы ты и ребенок не умерли с голоду.

Я смотрела на него, и ужас сменился яростью.

— Ты не можешь так поступить! Я беременна!

— Именно поэтому ты еще жива, — отрезал он. — И именно поэтому наказание будет таким. Я не трону тебя пальцем. Я просто отниму у тебя все. Свет. Тепло. Человеческое общение. Ты будешь одна. Со своими мыслями. И со своей виной.

Он повернулся к Лизе.

— А теперь — десерт.

Он кивнул Егору. Тот открыл камеру Лизы и грубо выволок ее наружу.

— Нет! Пожалуйста, не надо! — кричала она, вырываясь.

Егор заломил ей руки за спину и поставил на колени прямо перед моей камерой.

— Она виновата, — сказал Дамиан, глядя на меня. — Она нарушила мой главный закон — закон верности. И она будет наказана. А ты будешь смотреть. Ты будешь смотреть и знать, что это произошло из-за тебя. Это цена твоего неповиновения, Алина.

Он достал из кармана тонкий кожаный ремень.

— Не надо! — закричала я, бросаясь к решетке. — Накажи меня! Делай со мной что хочешь, только не трогай ее!

Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела отблеск адского огня.

— Я и наказываю тебя, — сказал он. — Я наказываю тебя ее болью.

Он взмахнул ремнем. Раздался свист и глухой удар. Лиза взвизгнула, ее тело содрогнулось.

Удар. Еще один. И еще.

Я кричала. Я билась о решетку, умоляя его остановиться. Я проклинала его, называла монстром, тварью. А он молча, методично, с холодной яростью наносил удар за ударом по спине, по ногам, по рукам девушки. Он не бил по лицу или жизненно важным органам. Он причинял боль. Максимальную, унизительную боль.

Егор держал Лизу, не давая ей упасть. Ее крики перешли в тихие, захлебывающиеся рыдания.

Я смотрела на это и чувствовала, как что-то внутри меня умирает. Моя ярость, моя ненависть, моя воля к борьбе — все это тонуло в ее слезах, в ее боли. Он был прав. Это было наказание для моей души.

Когда он закончил, Лиза была почти без сознания. Он бросил ремень на пол.

— Уберите ее, — приказал он Егору. — Выбросьте за ворота. Дайте денег. Чтобы молчала.

Егор взвалил обмякшее тело девушки на плечо и унес.

Дамиан остался. Он подошел вплотную к моей камере. Его дыхание было тяжелым.

— Ты видишь? — прошептал он, глядя мне в глаза. — Ты видишь, что происходит, когда ты идешь против меня? Каждая твоя попытка к бунту будет приносить боль не тебе. А тем, кто окажется рядом. Хочешь еще раз попробовать? Хочешь подставить под удар Тамару Павловну? Или мою сестру?

Я сползла по решетке на холодный бетонный пол. Меня трясло. Я больше не плакала. Слез не было. Была только пустота.

Он добился своего. Он выжег из меня все.

Он смотрел на меня еще мгновение.

— Подумай об этом, — сказал он.

А потом развернулся и ушел, оставив меня одну. В темноте. В холоде. С криками Лизы, которые до конца жизни будут звучать у меня в ушах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30: Новые цепи

Я не знаю, сколько я провела в подвале. День? Два? Время потеряло свой смысл. Оно превратилось в бесконечную череду темноты, холода и тишины, прерываемой лишь лязгом замка, когда безликий охранник приносил мне скудную еду и воду.

Я сидела на бетонном лежаке, уставившись в темноту. Я не плакала. Я не думала. Я была пуста. Сцена с Лизой повторялась в моей голове снова и снова, как заезженная пластинка. Ее крики. Свист ремня. Холодные глаза Дамиана.

Он сломал меня. Окончательно и бесповоротно. Не болью, не насилием над моим телом. А чужой болью. Он нашел мою главную уязвимость — сострадание — и ударил по ней со всей своей чудовищной силой. Я поняла, что я не могу бороться с ним его же методами. У меня не было его жестокости, его безразличия к человеческой жизни. Любая моя попытка сопротивления отныне будет оплачена чужой кровью. И я не могла взвалить на себя такую ношу.

На третий день, или на четвертый, дверь камеры открылась. Вошел Дамиан. За ним стоял Егор.

Я не пошевелилась. Просто смотрела на него пустыми глазами.

— Ты достаточно подумала? — спросил он.

Я медленно кивнула.

— Ты усвоила урок?

Снова кивок.

— Хорошо. Можешь возвращаться наверх.

Он говорил так, будто просто разрешил мне выйти из своей комнаты после небольшой ссоры.

Я поднялась. Ноги затекли и плохо слушались. Егор подал мне руку, чтобы помочь выйти из камеры, но я отшатнулась от его прикосновения. Я сама, шатаясь, вышла в коридор. Яркий свет ламп резанул по глазам, привыкшим к темноте.

Когда меня привели в мою спальню, я первым делом бросилась в ванную. Я стояла под горячим душем, пытаясь согреться, смыть с себя холод и смрад подвала.

Когда я вышла, Дамиан ждал меня. Он сидел в кресле, том самом, из которого наблюдал за мной в ночь моего первого унижения. В руках у него была небольшая бархатная коробочка.

— Подойди, — сказал он.

Я подошла, как автомат.

Он открыл коробочку. Внутри, на черном бархате, лежал изящный золотой браслет. Он был красив, но что-то в нем было… неправильное. В нем не было застежки. Он был цельным.

— Это тебе, — сказал он. — В знак нашего примирения.

Он взял браслет. Взял мою правую руку. Я увидела, что браслет состоит из двух половинок, соединенных крошечным, почти незаметным шарниром. Он надел его мне на запястье и с тихим щелчком защелкнул замок.

Я посмотрела на свою руку. Золотой обруч плотно, но не сдавливая, обхватывал мое запястье. Красиво. И страшно.

— Он не снимается, — сказал Дамиан, словно прочитав мои мысли. — Замок можно открыть только специальным ключом, который есть только у меня.

Он поднял на меня глаза.

— А еще это не просто браслет. Это GPS-трекер. Последнего поколения. Я всегда буду знать, где ты находишься. С точностью до сантиметра. В доме. На территории. И даже если тебе каким-то чудом удастся сбежать, я найду тебя за пять минут. В любой точке мира.

Он провел пальцем по гладкой поверхности браслета.

— Это мои новые цепи, Алина. Красивые, дорогие, но от этого не менее прочные. Это символ твоего нового статуса. Ты больше не пленница, запертая в комнате. Ты моя женщина. Моя собственность. И ты будешь носить мою метку. Всегда.

Я смотрела на золотой браслет на своем запястье. Он был теплым от его пальцев. Я подняла руку, и свет заиграл на полированном металле.

Это было клеймо. Элегантное, дорогое, но от этого не менее унизительное.

Я проиграла. Он победил. Он отнял у меня последнюю надежду. Последнюю мысль о побеге. Он надел на меня поводок, и теперь я была привязана к нему навсегда.

Я опустила руку. И впервые за все это время посмотрела ему в глаза без ненависти, без страха, без ничего. Я была пуста.

— Хорошо, — сказала я тихо. — Я буду его носить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31: Хрупкое затишье

Браслет на моем запястье стал центром моей новой вселенной. Я чувствовала его постоянно. Его прохладную тяжесть, когда я просыпалась. Его мягкий блеск в свете ламп. Тихое прикосновение металла к коже, когда я двигалась. Это было постоянное, неусыпное напоминание о том, кто я теперь.

Моя жизнь превратилась в идеально отрепетированный спектакль. Я была сломлена, и я не скрывала этого. Мои глаза были пусты, движения — медленны и апатичны. Я стала идеальной куклой, тенью, которая скользила по роскошным комнатам этого дома. Я ела то, что мне давали. Носила то, что для меня выбирали. Делала то, что мне приказывали.

Дамиан, казалось, был доволен. Он добился своего. Он получил полное, безоговорочное подчинение. Ночи в его постели изменились. Он больше не мучил меня ожиданием и психологическими играми. Он просто брал меня, когда хотел. Иногда грубо и быстро, иногда медленно и почти вдумчиво. Мое тело, теперь уже не сопротивляясь, откликалось на его прикосновения с фатальной покорностью. Я научилась отключать свой разум, превращаясь в набор ощущений, которые мне не принадлежали. Удовольствие, которое он мне давал, было таким же наказанием, как и боль. Оно доказывало, насколько полно он владел мной.

Вероника, видя мое состояние, почти потеряла ко мне интерес. Издеваться над сломленной игрушкой было не так весело. Она лишь иногда бросала на меня презрительные взгляды, полные торжества. Я стала для нее живым доказательством правоты ее мира: слабые всегда подчиняются сильным.

Единственным человеком, чье отношение ко мне изменилось, был Егор. Мрачный начальник охраны начал смотреть на меня с чем-то похожим на… жалость? Или это было презрение к сломленному врагу? Когда он сопровождал меня на прогулках по саду, он иногда заговаривал со мной. О погоде. О деревьях. О какой-то ерунде. Он больше не видел во мне угрозы. Я стала частью инвентаря этого дома, и его работа была — следить, чтобы инвентарь был в целости и сохранности.

Это хрупкое, удушающее затишье продолжалось около двух недель. Я жила в тумане, день сменял ночь, и единственным, что напоминало мне о течении времени, был мой растущий живот. Он становился все заметнее под свободной одеждой. И каждый раз, чувствуя шевеление новой жизни внутри, я вспоминала, ради чего я все это терплю. Я должна выжить. Я должна выносить этого ребенка. И я должна дождаться своего часа.

Потому что глубоко, очень глубоко, под толстым слоем пепла, апатии и страха, все еще тлел крошечный, почти незаметный уголек. Уголек той ярости, что родилась во мне в библиотеке. Я не знала, когда и как, но я верила, что однажды подует ветер, который раздует этот уголек в всепожирающее пламя.

И этот ветер подул в самый обычный, ничем не примечательный вторник.

Дамиан за ужином был необычно молчалив. Он смотрел не на меня, а сквозь меня.

— Завтра ты поедешь со мной, — сказал он, нарушив тишину.

Я подняла на него глаза. За все это время я ни разу не покидала территорию поместья.

— Куда? — спросила я безразличным голосом.

— Я должен показаться на открытии галереи одного из моих… партнеров. И ты будешь рядом.

Я все поняла. Это не было развлечением. Это была демонстрация. Он хотел показать всем свою новую игрушку. Свою беременную любовницу в золотом ошейнике-браслете.

— Ты должна выглядеть идеально, — продолжал он. — Утром приедут стилисты. Они подберут платье, сделают прическу, макияж. Ты будешь улыбаться. И говорить только тогда, когда я разрешу.

Я молча кивнула.

— Это важно, Алина, — он наклонился ко мне через стол. Его взгляд стал жестким. — Это не просто светское мероприятие. Там будут мои враги. Они будут смотреть на тебя. Искать слабость. Ты — мое слабое место. И ты должна доказать им, что это не так. Ты должна выглядеть неприступной. Счастливой. Полностью принадлежащей мне. Любая ошибка, любой неверный взгляд будет стоить нам очень дорого.

Я снова кивнула.

Внутри меня впервые за долгое время что-то шевельнулось. Публичное место. Другие люди. Враги. Это был риск. Но это был и шанс. Призрачный, почти нереальный, но шанс.

В ту ночь, лежа в его постели, я впервые за много дней не притворялась спящей. Я смотрела в темноту, и холодный уголек внутри меня начал медленно, очень медленно нагреваться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 32: В свет

Утро превратилось в суматошный улей. В дом нагрянула команда стилистов — двое мужчин и одна женщина, все как на подбор модные, шумные и абсолютно искусственные. Они окружили меня, как диковинного зверя, щебеча о текстуре моих волос, оттенке кожи и о том, как «божественно» беременность подчеркивает мою женственность.

Я молча терпела. Я позволила им делать со мной все, что они хотели. Они колдовали над моими волосами, укладывая их в сложную, элегантную прическу. Они наносили на мое лицо макияж, который делал мои глаза огромными и выразительными, а черты лица — почти кукольными. Они принесли несколько платьев. Все были от ведущих мировых дизайнеров, и все были сшиты так, чтобы не скрывать, а деликатно подчеркивать мой уже округлившийся живот.

Дамиан лично выбрал платье. Темно-изумрудное, из тяжелого шелка, оно струилось по телу, облегая грудь и живот, и расходилось свободными складками к полу. Длинные рукава скрывали синяки от его хватки, которые только-только начали сходить, но запястье с золотым браслетом оставалось открытым. Этот браслет был частью образа. Главной его деталью.

Когда все было готово, я посмотрела на себя в зеркало. Из зеркала на меня смотрела незнакомка. Фарфоровая кукла с печальными глазами. Роскошная, холеная, идеально одетая. И абсолютно безжизненная. Идеальная спутница для такого человека, как Дамиан Воронов.

Он вошел, когда я была готова. Он был в безупречно сшитом черном костюме. Он осмотрел меня с головы до ног. В его глазах промелькнуло одобрение, смешанное с привычным чувством собственника.

— Идеально, — сказал он. — Ты выглядишь именно так, как нужно.

Он подошел ко мне и вложил в мою руку маленький изумрудный клатч.

— Помни о правилах, — прошептал он мне на ухо, и его горячее дыхание обожгло кожу. — Улыбайся. Молчи. И держись рядом со мной.

Мы вышли из дома. Нас ждал кортеж из трех черных бронированных внедорожников. Мы сели в средний. Салон был отделан светлой кожей и пах деньгами. По обе стороны от нас сидели охранники с каменными лицами. Я, Дамиан и двое вооруженных до зубов мужчин в одной машине. Обычная поездка на светское мероприятие.

Машины тронулись. Я смотрела в тонированное окно на проносящийся мимо мир. На другие машины, на людей, спешащих по своим делам. Они жили в другой вселенной. Во вселенной, где не было подвалов, золотых браслетов и мужчин с глазами хищника.

— Нервничаешь? — спросил Дамиан.

Я покачала головой. Это была не нервозность. Это была предельная концентрация. Я сканировала взглядом каждую машину, каждое лицо за окном. Я искала. Сама не зная что. Взгляд? Знак? Возможность?

Галерея находилась в центре города, в модном лофте. Когда мы подъехали, нас уже ждали папарацци. Вспышки фотокамер заслепили меня. Дамиан положил руку мне на поясницу, властно притягивая к себе, и повел сквозь толпу репортеров. Егор и другие охранники оттесняли самых назойливых.

— Господин Воронов, это ваша новая спутница? — кричали они. — Вы вместе? — Ваша дама в положении?

Дамиан не отвечал. Он лишь слегка улыбался своей холодной, хищной улыбкой. Он вел меня внутрь, в гущу толпы.

Внутри было шумно и людно. Гости в дорогих нарядах, шампанское, тихая музыка, современное искусство на стенах. Меня накрыла волна запахов — духи, алкоголь, еда. Голова слегка закружилась.

Дамиан не отпускал меня ни на шаг. Его рука на моей талии была как стальной обруч. Он здоровался с людьми, обменивался рукопожатиями и ничего не значащими фразами. Я стояла рядом, как красивый аксессуар, и улыбалась. Я чувствовала на себе сотни взглядов. Любопытных, завистливых, осуждающих. И враждебных.

Я отчетливо почувствовала его. Тяжелый, прожигающий взгляд со спины. Я медленно повернула голову.

В другом конце зала, возле бара, стоял мужчина. Высокий, седовласый, с лицом, испещренным шрамами. Он не пил. Он не разговаривал. Он просто смотрел на нас. На Дамиана. И на меня. В его глазах была такая лютая, неприкрытая ненависть, что у меня похолодела кровь.

Я поняла. Это был он. Один из врагов. И он пришел сюда не картины смотреть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33: Враг у ворот

Я незаметно коснулась руки Дамиана. Он тут же посмотрел на меня. Моя улыбка стала чуть более напряженной, но я не переставала ее изображать.

— В конце зала, у бара, — прошептала я так тихо, чтобы никто, кроме него, не мог услышать. — Седой. Со шрамами. Он не сводит с нас глаз.

Дамиан не повернул головы. Он продолжал улыбаться своему собеседнику, какому-то лощеному чиновнику. Но я увидела, как его глаза на долю секунды похолодели, превратившись в две льдинки.

— Это Костоправ, — так же тихо ответил он. — Правая рука Орлова. Я не думал, что у него хватит наглости явиться сюда.

Орлов. Фамилия, которую я слышала в новостях. Глава конкурирующего клана. Их война с Вороновыми длилась уже много лет.

— Что он здесь делает? — прошептала я.

— Демонстрирует силу. Показывает, что может подобраться ко мне вплотную.

Его рука на моей талии сжалась сильнее.

— Мы уходим, — сказал он. Он вежливо прервал разговор с чиновником и, не меняя выражения лица, повел меня к выходу.

— Что-то случилось, Дамиан? — спросил хозяин галереи, подбежав к нам.

— Дела, Аркадий, дела, — бросил Дамиан на ходу. — Прекрасный вечер. Мои поздравления.

Его спокойствие было показным. Я чувствовала, как напряглись все его мышцы. Он двигался быстро, но плавно, не создавая паники, но я понимала — мы бежим.

Егор, который все это время стоял недалеко, тут же оказался рядом. Он что-то коротко сказал в микрофон на манжете.

Когда мы вышли на улицу, наши машины уже стояли у самого входа, с работающими двигателями. Охранники образовали вокруг нас живой щит. Вспышки фотокамер снова ударили по глазам.

— Быстрее в машину! — рявкнул Егор.

Дамиан буквально втолкнул меня на заднее сиденье и запрыгнул следом. Дверь захлопнулась. Водитель вдавил педаль газа в пол, и внедорожник рванул с места, вжимая нас в кресла. Две другие машины следовали за нами вплотную.

— Что происходит? — спросила я, сердце колотилось в горле.

— Костоправ здесь не один, — сказал Дамиан, глядя в окно заднего вида. — Это ловушка.

Он достал из-под сиденья пистолет. Проверил обойму. Увидев оружие в его руках, я поняла, насколько все серьезно. Второй охранник, сидевший рядом с водителем, тоже достал автомат.

Мы неслись по вечерним улицам города, нарушая все правила. За нами увязались две машины. Черные седаны без опознавательных знаков.

— Они пытаются отрезать нас от остальных! — крикнул водитель.

Одна из машин преследователей поравнялась с нами. Окно опустилось. Я увидела блеск металла.

— Ложись! — заорал Дамиан.

Он накрыл меня своим телом в ту же секунду, как раздался треск. Звук разбитого стекла, визг пуль, рикошетящих от бронированного кузова. Наш охранник открыл ответный огонь из автомата. Грохот выстрелов в замкнутом пространстве салона оглушал.

Машину трясло и бросало из стороны в сторону. Водитель пытался уйти от погони, маневрируя в плотном потоке. Я лежала, вжавшись в сиденье, а Дамиан накрывал меня, закрывая от пуль. Я чувствовала тяжесть его тела, запах пороха и его парфюма. Я слышала, как бешено колотится его сердце у моего уха.

Он не защищал свою собственность. Он защищал меня и ребенка. Яростно, отчаянно, как зверь, защищающий свою самку.

Наш водитель резко вывернул руль, уходя в узкий переулок. Машина преследователей проскочила мимо. На мгновение показалось, что мы оторвались.

Но когда мы вылетели из переулка на другую улицу, дорогу нам преградил грузовик. Он появился из ниоткуда.

Водитель закричал и ударил по тормозам. Раздался оглушительный визг резины.

Но было слишком поздно.

Последнее, что я увидела — это стремительно приближающуюся решетку радиатора. А потом мир взорвался болью и темнотой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 34: Адреналин

Темнота была недолгой. Я пришла в себя от оглушительного звона в ушах и резкого запаха гари. Меня трясло. Все тело ломило от чудовищного удара.

— Алина! Алина, посмотри на меня!

Голос Дамиана. Он пробивался сквозь вату в ушах. Я открыла глаза. Салон машины был разбит. Лобовое стекло превратилось в паутину трещин. Сработали подушки безопасности.

Дамиан склонился надо мной. На его лбу была кровь, стекавшая по виску. Но глаза были ясные, яростные.

— Ты цела? Ребенок? — он ощупывал меня, его руки дрожали.

— Кажется… да… — прохрипела я. Я коснулась живота. Он был твердым от напряжения, но острой боли не было.

Снаружи доносились крики и выстрелы. Наша охрана вступила в бой.

— Мы должны уходить отсюда! — прорычал Дамиан. Он попытался открыть свою дверь, но ее заклинило.

Он выбил боковое стекло рукояткой пистолета.

— Вылезай. Быстро!

Он помог мне выбраться из разбитой машины. Воздух был наполнен дымом и запахом бензина. Наш внедорожник был смят, но две другие машины кортежа блокировали улицу, и наши люди вели перестрелку с боевиками, выскочившими из грузовика и тех седанов, что успели вернуться.

— Сюда! — Дамиан схватил меня за руку и потащил за собой, к стене дома. Он прикрывал меня своим телом. Пули свистели совсем рядом.

— Егор! Уводим ее! — крикнул он в рацию.

Откуда-то из-за угла вынырнул Егор с двумя бойцами.

— Машина ждет в соседнем квартале, босс!

— Прикройте нас!

Начался ад. Мы бежали по темному, вонючему переулку, а за спиной грохотала перестрелка. Дамиан тащил меня за руку, не давая упасть. Я спотыкалась, ноги в неудобных туфлях подворачивались. Изумрудное платье было испачкано и порвано.

Наконец мы выбежали на тихую улочку, где нас ждала неприметная машина. Нас затолкали внутрь, и машина рванула с места.

Только оказавшись в относительной безопасности, я смогла выдохнуть. Меня трясло крупной дрожью. Адреналин бил по нервам. Я посмотрела на Дамиана. Он вытирал кровь с лица. Его глаза горели холодным, белым огнем. Он был в ярости. В такой ярости, какой я еще никогда не видела.

Мы молча доехали до дома. Когда ворота за нами закрылись, отсекая опасный мир, я почувствовала, как силы покидают меня.

Но Дамиан не дал мне расслабиться. Как только мы вошли в холл, он развернул меня к себе.

— В душ, — прорычал он.

— Что? Мне нужно…

— Я сказал, в душ! — он схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице, в свою спальню, в свою ванную.

Он втолкнул меня в огромную душевую кабину и, не дав мне опомниться, включил воду. Горячие струи ударили по мне, смывая грязь, но не в силах смыть пережитый ужас. Я стояла под водой прямо в шелковом платье, которое тут же намокло и прилипло к телу.

Дамиан вошел следом. Он был все еще в своем дорогом, но уже изорванном и испачканном костюме. Он прижал меня к холодной кафельной стене. Его тело было твердым, как камень.

— Они посмели, — прошипел он, глядя мне в глаза. Его зрачки были расширены, в них плескалось безумие. — Они посмели дотронуться до тебя. Они посмели угрожать моему ребенку.

Он не кричал. Он говорил тихо, но от этого шепота стыла кровь. Адреналин после боя требовал выхода. И он нашел его.

Он сгреб в кулак мокрый шелк моего платья на груди и с треском разорвал его. Ткань не выдержала его яростной силы. Моя грудь обнажилась.

Он впился в мои губы диким, голодным поцелуем. Это не был поцелуй страсти. Это был поцелуй ярости. Укус зверя. Он целовал меня, как будто хотел поглотить, впитать в себя, спрятать от всего мира.

Его руки срывали с меня остатки платья, превращая дорогой наряд в мокрые лохмотья. Он был одержим. Бой, опасность, близость смерти — все это смешалось в один гремучий коктейль, который ударил ему в голову.

Я стояла, прижатая к стене, под потоками горячей воды, и позволяла ему делать все, что он хотел. Я была слишком оглушена, слишком напугана, чтобы сопротивляться. Часть меня понимала, что это его способ справиться с пережитым. Способ доказать себе и всему миру, что я — его. Что он смог меня защитить. Что он все еще контролирует ситуацию.

И мое тело, все еще находящееся во власти адреналина, начало откликаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35: В его власти

Вода хлестала по нам, смешиваясь с паром, который заполнял душевую кабину, превращая ее в наш собственный маленький, персональный ад. Мокрые лохмотья моего платья жалкими ошметками лежали у наших ног. Он сорвал с себя пиджак и рубашку, отшвырнув их в сторону. Горячая вода стекала по его мускулистому торсу, по напряженным мышцам живота, смешиваясь с кровью из раны на лбу.

Он оторвался от моих губ и уставился на меня. Его дыхание было тяжелым, сбитым. Он смотрел на мою обнаженную грудь, на живот, на котором покоилась его надежда, его будущее. Его взгляд был диким, первобытным.

Он прижался всем телом ко мне, вдавливая меня в холодный кафель. Контраст между его горячей кожей и ледяной стеной за спиной был ошеломляющим. Он снова поцеловал меня, но на этот раз медленнее, глубже. Его ярость начала трансформироваться во что-то другое. В голод. В отчаянную, всепоглощающую жажду обладания.

Его руки скользили по моему мокрому телу. Они были везде. В моих волосах, на моей шее, на груди. Он сжимал мои соски, которые тут же твердели от его прикосновений и холода. Его ладонь легла на мой живот, и он замер на мгновение, словно прислушиваясь к жизни внутри.

— Мои, — прорычал он. — Вы оба — мои. И я убью любого, кто посмеет вас тронуть.

Он опустился на колени передо мной. Вода стекала по его волосам, по лицу, по плечам. Я смотрела на него сверху вниз, и эта картина была сюрреалистичной. Могущественный, жестокий Дамиан Воронов на коленях. Но это не было позой подчинения. Это была поза поклонения. Поклонения той, что носила его наследника.

Его губы коснулись моего живота. Он целовал его. Медленно, нежно, благоговейно. Каждый поцелуй был как клятва. Клятва защищать. Клятва оберегать. Я стояла, опершись о стену, и мои пальцы сами собой зарылись в его мокрые волосы.

А потом его поцелуи стали спускаться ниже.

Мое тело напряглось. Но это было не напряжение страха. Это было напряжение предвкушения. Адреналин, пережитый ужас, его яростная защита — все это стерло границы, сломало барьеры в моей голове. В этот момент не было вражды. Не было ненависти. Были только мужчина и женщина. Самец и самка после смертельной опасности.

Его язык коснулся меня.

Я вскрикнула, выгибаясь дугой. Это было как удар тока. После долгого воздержания, после апатии и безразличия, это ощущение было ошеломляюще ярким. Он был настойчив, его язык и губы творили со мной что-то невообразимое. Он досконально знал мое тело, знал все точки, нажав на которые, он мог заставить меня потерять контроль.

Волны удовольствия начали подниматься из глубины моего существа, одна за другой. Я стонала, уже не в силах сдерживаться. Я цеплялась за его волосы, мое тело дрожало. Я была полностью в его власти. Власти его губ, его языка, его желания.

Он поднял на меня глаза. Его лицо было мокрым, в глазах горел темный огонь.

— Я хочу слышать тебя, Алина, — прошептал он. — Я хочу слышать, как ты хочешь меня.

Он поднялся, подхватил меня на руки и прижал к стене. Мои ноги сами собой обвились вокруг его талии. Я смотрела в его глаза, и в этот момент я действительно хотела его. Ненавистного, жестокого, опасного. Моего спасителя. Моего тюремщика.

Он вошел в меня. Одним мощным, глубоким толчком. Я закричала. От боли, от удовольствия, от полноты ощущений. Он двигался во мне, яростно, быстро, вбивая в меня свою жизнь, свою силу, свою власть.

И я отвечала ему. Я впивалась ногтями в его плечи, целовала его, кусала его губы, двигалась ему навстреечу. Это был не секс. Это был ураган. Танец на краю пропасти. Мы оба были на грани, оба опьяненные адреналином и близостью смерти.

Разрядка наступила почти одновременно. Она взорвала нас изнутри, заставляя кричать, содрогаться в объятиях друг друга.

Когда все было кончено, он не отпускал меня. Он так и стоял, прижимая меня к стене, глубоко внутри меня, тяжело дыша. Вода все так же хлестала по нам.

— Никогда, — прошептал он, утыкаясь лицом в мою шею. — Слышишь, Алина? Никогда больше я не подвергну вас такой опасности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 36: Затишье после бури

Когда адреналин окончательно отступил, он оставил после себя звенящую пустоту и неловкость. Мы стояли под утихающими струями душа, больше не враги и не любовники, а просто двое выживших. Он осторожно отстранился, и я смогла наконец опереться о стену, чувствуя, как дрожат ноги.

Он выключил воду. Тишина, нарушаемая лишь звуками наших дыханий и капель, казалась оглушительной. Он вышел первым, не говоря ни слова, и протянул мне огромное пушистое полотенце. Я закуталась в него, как в кокон, пытаясь унять дрожь.

Когда я вышла из ванной, он уже ждал. Он сменил мокрую одежду на домашние штаны, его обнаженный торс был произведением искусства из мышц и шрамов. В руках у него была аптечка.

— Сядь, — приказал он. Его голос был тихим, хриплым.

Я послушно села на край кровати. Он опустился передо мной на одно колено и принялся обрабатывать ссадины на моих ногах, которые я получила во время бегства. Его прикосновения были на удивление осторожными, почти нежными. Он промакивал ранки антисептиком, и я шипела, когда жидкость жгла кожу.

— Потерпи, — говорил он, не поднимая головы.

Эта картина была абсурдной. Монстр, который несколько недель назад ломал меня, теперь заботливо дул на мои царапины. Закончив с ногами, он обработал свой порез на лбу. В комнате царила напряженная тишина. Мы оба не знали, что говорить. Та близость, что взорвалась между нами в душе, была продуктом страха и адреналина. Теперь, когда опасность миновала, между нами снова выросла стена.

Через полчаса в дом незаметно привезли пожилого, суетливого врача. Он осмотрел меня с ног до головы, сделал портативное УЗИ. Дамиан стоял рядом, скрестив руки на груди, и его лицо было напряженнее, чем во время перестрелки.

— Ребенок в полном порядке, — наконец сказал доктор, улыбаясь. — Сердцебиение ровное. А у мамочки лишь легкий стресс и пара ушибов. Вам повезло.

Дамиан облегченно выдохнул. Я увидела, как напряжение покинуло его плечи. Ему было не плевать. Действительно не плевать.

В ту ночь мы легли в одну постель. Я ожидала продолжения, но он просто лег рядом. Он не прикасался ко мне, но я чувствовала жар его тела на расстоянии. Атмосфера в комнате была наэлектризована. Мы оба думали об одном и том же. О том, что произошло. О том, что изменилось.

Я не могла уснуть. Я лежала, глядя в потолок, и пыталась разобраться в своих чувствах. Я видела его ярость, его жестокость. Но я видела и то, как он без колебаний закрыл меня своим телом от пуль. Я чувствовала его страх за меня, за ребенка. И мое тело… мое тело предательски помнило его прикосновения, его вкус, то, как мы слились воедино в эпицентре урагана.

Ненависть никуда не ушла. Но к ней примешалось что-то еще. Темное, неправильное, пугающее. Что-то похожее на… благодарность? Или это была ранняя стадия стокгольмского синдрома?

Глубокой ночью, когда он, видимо, решил, что я сплю, он подвинулся ближе. Его рука легла на мой живот. Он нежно, почти невесомо поглаживал его. А потом он прижался ко мне со спины, обняв, укрыв своим большим, сильным телом. Он уткнулся носом в мои волосы и замер.

Я лежала в его объятиях, не дыша. Я была в логове зверя. Но впервые за все это время я чувствовала себя в безопасности. И это пугало меня больше, чем любая перестрелка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 37: Новые стены

Утро принесло с собой новую реальность. Безопасность, которую я ощутила ночью в его объятиях, обернулась новыми, еще более высокими стенами моей тюрьмы.

— Ты больше не будешь выходить из своего крыла без моего личного разрешения, — сказал он за завтраком. Его тон не предполагал возражений.

— Но ты же сам говорил… — начала я.

— То, что было вчера, меняет все, — отрезал он. — Они знают о тебе. Они знают, что ты — моя уязвимость. И они попытаются снова. Я не могу рисковать.

Это не было наказанием, как в прошлый раз. В его голосе не было злости. Только холодная, непреклонная решимость. Он запирал меня не из желания унизить, а из страха потерять. И это было почему-то еще тяжелее.

Дом превратился в военный лагерь. Количество охраны удвоилось. По периметру установили новые датчики. Каждый уголок просматривался. Я чувствовала себя не просто пленницей, а государственной тайной, которую оберегают от всего мира. Мои прогулки по саду отменили. Йогу и массаж проводили теперь строго в моих комнатах. Стены моей золотой клетки сжались до минимума, но теперь они были обиты его заботой, и это душило.

Дамиан почти перестал уезжать из дома. Он управлял своей империей из кабинета, который находился рядом с моей спальней. Днем он был поглощен работой. Я слышала его резкий, властный голос за дверью, когда он отдавал приказы по телефону. Он был холоден, безжалостен и сосредоточен. Он вел свою войну. Искал виновных. Готовил месть.

Я видела, как он менялся. Напряжение почти не сходило с его лица. Он стал еще более резким, более опасным. Но каждый вечер он приходил ко мне. Он мог просто сидеть в кресле и смотреть, как я читаю. Или молча ужинать со мной. А ночью он ложился рядом, и его руки всегда находили меня. Он обнимал меня, прижимал к себе, словно проверяя, что я все еще здесь, что я в безопасности. Иногда это перерастало в секс — быстрый, почти отчаянный, словно он пытался найти разрядку от дневного напряжения. А иногда он просто спал, держа меня в своих объятиях.

Даже Вероника изменилась. Однажды она зашла ко мне без своего обычного сарказма. Ее лицо было бледным.

— Я слышала, что произошло, — сказала она, не глядя на меня. — Брат… он мог погибнуть.

В ее голосе был неприкрытый страх.

— Они охотятся на него из-за тебя, — добавила она, и в ее тоне проскользнула прежняя враждебность. — До твоего появления все было под контролем.

— Ты думаешь, я этого хотела? — тихо спросила я.

Она посмотрела на меня. Долго, изучающе. Впервые она видела во мне не просто ненавистную пассию брата, а человека. Человека, который тоже чуть не погиб.

— Нет, — наконец признала она. — Наверное, нет. Просто… будь осторожна. И не делай глупостей. Если с ним что-то случится, я тебя из-под земли достану.

Она развернулась и ушла, оставив меня в растерянности. Даже в ее угрозе я почувствовала перемену. Мы больше не были просто врагами. Мы были женщинами, которые боялись за одного и того же мужчину.

Мир сузился до этого дома, до этого человека. Он был моим тюремщиком, моим защитником, моим любовником. И я тонула в этом противоречии, теряя себя, забывая, с чего все началось. Стены, которые он возвел для моей защиты, становились стенами моей души.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 38: Имена врагов

Он начал со мной говорить. Не о погоде или книгах. О войне.

Это началось однажды вечером. Он пришел ко мне позже обычного. От него пахло улицей и порохом. На пиджаке было темное пятно, которое он небрежно прикрывал рукой. Он не сказал, где был, но я все поняла. Он нанес ответный удар.

Он налил себе виски и сел в кресло напротив меня.

— Орлов перешел черту, — сказал он глухо, глядя в стакан. — Раньше у нас были правила. Мы не трогали семьи. Женщин, детей. Это было табу. Но он стар, болен и теряет хватку. Он стал параноиком. Он решил, что, ударив по тебе, он сломает меня.

Я молчала, слушая. Это была первая трещина в его броне. Он делился со мной тем, чем, я была уверена, не делился ни с кем.

— Костоправ, которого ты видела в галерее, — его верный пес, — продолжал Дамиан. — Отморозок, который прошел с ним все войны девяностых. Он выполнит любой приказ, не задумываясь. Именно он организовал нападение.

— Почему они так ненавидят тебя? — спросила я тихо. — Из-за бизнеса?

Он горько усмехнулся.

— Бизнес — это лишь верхушка айсберга. Эта война началась еще до моего рождения. Между нашими отцами. Они были партнерами, лучшими друзьями. А потом не поделили власть. Отец Орлова подставил моего, и тот сел в тюрьму на десять лет. Когда он вышел, он начал мстить. Кровь за кровь. С тех пор ничего не изменилось.

Он говорил, а я слушала, и картина мира становилась все более полной и страшной. Это была не просто бандитская разборка. Это была вендетта. Война двух поколений, двух кланов, замешанная на предательстве, деньгах и крови. И я, по воле случая, оказалась в самом ее эпицентре. Мой ребенок должен был родиться в эпицентре этой войны.

— Теперь он знает, что ты — мое самое ценное, — Дамиан поднял на меня тяжелый взгляд. — И он не остановится. Он будет пытаться добраться до тебя снова и снова.

В его голосе не было угрозы. Только констатация факта. И какая-то глухая, затаенная боль. Он привел меня в этот мир, он сделал меня своей мишенью. И он чувствовал за это вину.

Этот разговор изменил все. Он перестал быть для меня просто монстром. Я увидела в нем человека, запертого в клетке обстоятельств так же, как и я. Человека, который нес на своих плечах груз прошлого, груз ответственности за своих людей, а теперь еще и за меня.

Напряжение в доме росло с каждым днем. Он почти не спал. Постоянные совещания с охраной, звонки, короткие, резкие приказы. Он был как натянутая струна, готовая лопнуть в любой момент.

И эта струна всегда лопалась ночью. В моей постели.

Его потребность во мне стала почти невыносимой. Это была уже не просто страсть. Это был голод, зависимость. Он приходил ко мне, измученный, злой, и находил во мне забвение. Он брал меня так, словно хотел раствориться во мне, спрятаться от своего жестокого мира. Он вбивал в меня свою ярость, свою боль, свой страх.

И я принимала все это. Я стала его громоотводом. Его тихой гаванью посреди кровавого шторма. Моя ненависть таяла, вытесняемая сложным, мучительным чувством. Жалостью? Сочувствием? Пониманием?

Я смотрела, как он спит рядом со мной после очередной бурной ночи. Во сне его лицо теряло свою жесткость, морщины разглаживались. Он выглядел почти беззащитным. И в эти моменты я понимала, что пропала. Я больше не могла его ненавидеть. Что-то во мне сломалось, переключилось.

Я начала бояться не за себя. Я начала бояться за него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 39: На коленях

Эта ночь была одной из худших. Он ворвался в спальню далеко за полночь. Я услышала, как его машина с визгом тормозов влетела во двор, услышала его быстрые, тяжелые шаги в коридоре. Он не просто вошел — он влетел, как темный вихрь.

Я села на кровати. Он был без пиджака, в рубашке, расстегнутой на груди. На белой ткани темнело пятно. Кровь. Чужая или его — я не знала. От него пахло озоном, ночью и опасностью.

Он молча прошел к бару и плеснул себе полный стакан виски. Выпил залпом.

— Что случилось? — спросила я, мой голос дрогнул.

— Ничего, — отрезал он, не поворачиваясь. — Просто очередной тяжелый день.

Но я видела, как напряжена его спина, как ходят желваки на его скулах. Он был на пределе.

Он налил еще. Постоял мгновение. А потом с силой швырнул стакан в стену. Хрусталь разлетелся на тысячи осколков. Я вздрогнула.

Он медленно повернулся ко мне. Его глаза в полумраке комнаты горели.

— Подойди, — сказал он. Голос был тихим, сдавленным, но в нем звучал приказ, который невозможно было ослушаться.

Я встала с кровати и подошла к нему. Я была в одной длинной шелковой ночной рубашке.

Он смотрел на меня сверху вниз. Долго. Изучающе. Словно видел впервые.

— Мне нужно… — начал он и запнулся. — Мне нужно, чтобы ты помогла мне забыть.

Он не просил. Он требовал.

— Встань на колени, — прошептал он.

Мое сердце пропустило удар. Эта фраза. Она вернула меня в ту, первую ночь. В ночь унижения. Но сейчас все было по-другому. В его голосе не было желания унизить. Была мольба. Отчаянная, звериная мольба о спасении. Он был ранен, не телом, но душой, и он искал исцеления в единственной доступной ему форме — через власть и подчинение.

Я смотрела в его глаза, видела в них боль, ярость и усталость. И я поняла, что не могу ему отказать.

Я медленно опустилась на колени на мягкий ковер перед ним. Я подняла на него глаза. Мой взгляд был не вызовом и не страхом. Это было молчаливое согласие. Принятие.

Он протянул руку и коснулся моих волос. Его пальцы были холодными. Он запустил их в мои волосы, слегка сжимая, заставляя меня запрокинуть голову.

— Ты знаешь, что делать, — сказал он.

Он расстегнул ремень, потом ширинку на брюках. Он был уже тверд, его возбуждение было яростным, отчаянным.

Я потянулась к нему. Мои губы коснулись его. Это было не подчинение приказу. Это был мой осознанный выбор. Я хотела дать ему то, что он просил. Хотела забрать его боль, его тьму в себя.

Я была осторожна, нежна. Но ему не нужна была нежность. Ему нужна была сила. Его рука в моих волосах сжалась сильнее, задавая ритм. Грубый, требовательный. Он хотел, чтобы я брала его жадно, глубоко, без остатка.

Я подчинилась. Я слышала его сдавленный стон, когда он уперся мне в затылок, толкаясь глубже. Я чувствовала соленый вкус его кожи, смешанный с запахом дорогого парфюма и крови.

Это было странное, извращенное таинство. Я стояла на коленях перед своим тюремщиком, своим врагом, и давала ему утешение. А он, могущественный и всесильный, был в этот момент абсолютно уязвим, отданный в мою власть. Власть моих губ, моего языка.

Он кончил быстро, яростно, с глухим рычанием, изливая в меня свое напряжение, свою боль, свою тьму.

Он еще несколько мгновений стоял, тяжело дыша, его рука все еще лежала на моем затылке. Потом он медленно высвободился.

Я осталась стоять на коленях, глядя на него снизу вверх.

Он смотрел на меня. В его глазах больше не было ярости. Только бездонная усталость и что-то еще. Что-то похожее на благодарность.

Он протянул мне руку и помог подняться.

— Спасибо, — прошептал он.

И это простое слово разрушило последнюю стену между нами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 40: Запретная зона

Слово «спасибо» повисло в воздухе, изменив все. Он потянул меня за собой к кровати. Его движения были плавными, почти сомнамбулическими. Он был истощен, выжат до последней капли.

Он уложил меня на шелковые простыни и лег рядом, притянув к себе. Он просто лежал, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, и дышал. Глубоко, ровно, словно впервые за много дней позволил себе расслабиться. Я гладила его по волосам, по напряженным плечам, и чувствовала, как под моими пальцами он постепенно отпускает контроль.

Но я знала, что этого недостаточно. Та тьма, что сидела в нем, требовала большего. Разрядка была лишь временным облегчением. Чтобы по-настоящему забыться, ему нужно было не просто получить удовольствие. Ему нужно было владеть. Полностью. Без остатка.

Он перевернулся на спину, увлекая меня за собой. Я оказалась лежащей на нем, моя голова — на его груди. Я слышала, как бьется его сердце. Сильно, уверенно.

— Я не хочу тебя отпускать, — прошептал он в темноту. — Никогда.

Его руки начали блуждать по моему телу. Лениво, почти рассеянно. Они гладили мою спину, опускались на ягодицы, сжимали их. Но в этих прикосновениях уже зарождался новый голод. Другой. Более глубокий, более темный.

Он перевернул меня на спину и навис сверху.

— Ты моя, Алина, — сказал он, глядя мне в глаза. — Каждая твоя клеточка. Каждая твоя мысль. Каждое твое дыхание. Все мое.

Я не ответила. Я просто смотрела в его глаза, в которых снова разгорался огонь.

— Но есть часть тебя, которую я еще не пометил. Которую не сделал своей, — продолжал он, и его голос стал ниже, интимнее.

Я поняла, о чем он. Мое тело напряглось. Воспоминания о той ночи, когда он впервые заговорил об этом, вспыхнули в памяти. Страх. Унижение.

Но сейчас страха не было. Было… любопытство. И странное, извращенное доверие. Я знала, что он не причинит мне настоящей боли. Не теперь.

Его рука скользнула вниз, по моему животу, к самому сокровенному. Он ласкал меня, доводя до дрожи, заставляя мое тело плавиться, раскрываться ему навстречу. А потом его пальцы сместились. Ниже. К запретной зоне.

Я вздрогнула, когда он коснулся меня там. Это было неожиданно. Странно. Но не неприятно.

— Расслабься, — прошептал он, целуя меня в шею. — Просто доверься мне. Я хочу знать тебя всю. Хочу владеть тобой всей.

Он был нежен. Невероятно нежен. Он использовал свои пальцы, подготавливая меня, растягивая, приучая мое тело к новому ощущению. Он шептал мне на ухо всякие пошлости, говорил, что он хочет сделать со мной, как глубоко он хочет быть во мне. И его слова, его голос, его прикосновения делали свое дело. Мой страх уступал место возбуждению. Темному, острому, греховному.

Я чувствовала, как мое тело откликается, становится податливым, влажным. Готовым принять его.

— Ты готова? — спросил он, его голос был хриплым от желания.

Я не могла говорить. Я лишь едва заметно кивнула.

Он потянулся к прикроватной тумбочке и достал маленький флакончик со смазкой. Этот жест — продуманный, заботливый — окончательно уничтожил остатки моего страха.

Он нанес холодный гель на свои пальцы, а потом на меня. Ощущение было шокирующим, но возбуждающим.

— Сейчас, — прошептал он. — Будет немного странно. Но потом… потом ты почувствуешь.

Он навис надо мной. Я видела его лицо в полумраке, его напряженные скулы, его горящие глаза. Он смотрел на меня, не отрываясь, словно хотел запечатлеть каждую мою эмоцию.

Он медленно, очень медленно начал входить в меня. Не так, как я привыкла. А по-другому. Глубже. Теснее. Заполняя меня совершенно по-новому.

Я затаила дыхание, вцепившись пальцами в простыни. Это была запретная территория. И он только что стер ее границы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 41: По ту сторону страха

Ощущение его пальцев, исследующих запретную территорию, было шоком. Не болью, но потрясением, вторжением в последнюю крепость моей души, которую я считала неприступной. Мое тело инстинктивно сжалось, пытаясь защититься, но его шепот у самого уха действовал как заклинание.

— Расслабься… доверься мне, Алина…

И я, к своему ужасу, доверяла. Я смотрела в его глаза, горевшие в полумраке, и видела в них не просто похоть, а нечто большее. Голод. Жажду полного, абсолютного обладания, которое выходило за рамки простого физического акта. Он хотел не просто мое тело. Он хотел сломать последний барьер между нами, доказать, что для него не существует запретных зон, что я принадлежу ему вся, без остатка.

Он был невероятно осторожен. Его прикосновения были медленными, подготовительными, дающими мне время привыкнуть к новой, пугающей ласке. Он говорил со мной, его голос был низким и хриплым, он описывал не то, что делает, а то, что чувствует, то, как само обладание мной сводит его с ума. И его слова, переплетаясь с ощущениями, делали свое дело. Мой страх начал таять, уступая место темному, греховному любопытству.

— Сейчас, — прошептал он, и я почувствовала, как он навис надо мной, готовясь пересечь последнюю черту.

Я затаила дыхание. Это был момент истины. Момент полного и безоговорочного подчинения. Я закрыла глаза, отдавая себя в его власть.

То, что я почувствовала, было странным. Ощущение давления, полноты, совершенно иное, чем все, что я знала до этого. Это не было похоже на боль, скорее на… растяжение границ моей собственной вселенной. Он вошел неторопливо, давая мне привыкнуть, и замер, позволяя моему телу принять его.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Он смотрел на меня, не отрываясь, его лицо было напряжено. Он ждал моей реакции.

И я, сама не зная почему, слегка подалась ему навстречу. Безмолвный сигнал. Разрешение.

Он понял. Он медленно начал двигаться. Ритм был неторопливым, глубоким. Каждое движение было не просто толчком, а утверждением его власти, его права на меня. Я чувствовала себя… заполненной. Абсолютно, полностью, так, как никогда раньше. Это было странное, почти мистическое чувство единства. Он был во мне, в самой моей сути, там, где не был еще никто.

Удовольствие, когда оно пришло, было другим. Не острым и взрывным, а глубоким, медленным, разливающимся по всему телу тяжелой, горячей волной. Оно рождалось где-то в глубине, в самом центре моего существа, и было неразрывно связано с ощущением его полного контроля. Я больше не принадлежала себе. Я была им.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 42: Эмоциональное клеймо

После этого не осталось никаких барьеров. Он показал мне, что может делать с моим телом все, что угодно, и я не просто позволю — я буду этого хотеть. Эта ночь стала нашим Рубиконом.

Он не остановился. Он продолжал исследовать новые грани моего тела и своей власти над ним. Он перевернул меня на живот, и близость стала еще глубже, еще откровеннее. Теперь я не видела его лица, и это обостряло все остальные чувства. Я слышала его сбитое дыхание у своего уха, чувствовала его руки, сжимающие мои бедра, его тело, входящее в мое.

— Посмотри на меня, — приказал он. Но я не могла. Я уткнулась лицом в подушку, пытаясь спрятаться от интенсивности ощущений, которые захлестывали меня.

Тогда он сделал то, что окончательно сломило меня. Он потянулся к прикроватной тумбочке, и я услышала тихий щелчок зажигалки. Я не поняла, что он делает, пока не почувствовала тепло на своей коже. Я обернулась. В его руке была свеча, и он капал горячий воск на мою поясницу. Не обжигающе, но ощутимо. Каждая капля была как поцелуй огня.

— Каждая женщина Воронова носит его клеймо, — прошептал он. — Невидимое для других. Но ты будешь его чувствовать. Всегда.

Это было безумием. Чистым, незамутненным безумием. Но в этот момент оно казалось единственно правильным. Он не просто занимался со мной сексом. Он проводил ритуал. Посвящал меня в свой мир, в свою семью, помечая меня как свою.

Затем он потянулся к шелковому поясу от моего халата и одним быстрым движением связал мои запястья за спиной. Я вздрогнула, но не испугалась. Это было лишь логичным продолжением. Если я отдала ему свое тело, то почему не отдать и свою волю?

Лишенная возможности двигаться, я стала еще более восприимчивой. Каждое его движение, каждый толчок отзывались во мне с удесятеренной силой. Он довел меня до исступления, играя со мной, как с музыкальным инструментом, точно зная, на какие струны нажать, чтобы извлечь нужную мелодию стонов.

Когда я была уже на грани, он развязал меня, перевернул на спину и снова вошел в меня, на этот раз так, как было привычно. И этот контраст — от запретного к знакомому — оказался последней каплей. Мой оргазм был не просто физической разрядкой. Это был эмоциональный взрыв. Я плакала и смеялась одновременно, содрогаясь в его объятиях. Я чувствовала, как рушатся остатки моей прежней личности, и на их месте рождается что-то новое. Что-то, что принадлежало ему.

Он кончил следом, с глухим рыком, и рухнул на меня, пряча лицо в моих волосах. Мы долго лежали так, не в силах пошевелиться, слушая лишь биение сердец друг друга. Он не поставил на мне физического клейма. Он поставил его на моей душе. И я знала, что буду носить этот невидимый знак до конца своих дней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 43: Утро нового мира

Я проснулась от ощущения его взгляда. Он лежал на боку, подперев голову рукой, и просто смотрел на меня. В утреннем свете, пробивающемся сквозь шторы, его лицо выглядело другим. Менее жестким, почти умиротворенным. Уголки его губ были тронуты едва заметной улыбкой.

Я смутилась. После безумия прошлой ночи этот тихий, интимный момент казался нереальным. Я чувствовала себя обнаженной, и дело было не в отсутствии одежды. Он видел меня насквозь. Он знал все мои тайны, все мои слабости. Он побывал в самых потаенных уголках моего тела и души.

— Доброе утро, — сказал он, и его голос был хриплым, утренним.

— Доброе, — прошептала я, чувствуя, как краснеют щеки.

Он протянул руку и убрал с моего лица прядь волос. Его прикосновение было легким, почти невесомым. В нем не было ни власти, ни требования. Только нежность. Эта нежность пугала меня больше, чем вся его вчерашняя ярость. С яростью я знала, как бороться. Что делать с нежностью, я не понимала.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Я прислушалась к своим ощущениям. Тело слегка ныло, но это была приятная, мышечная усталость, напоминание о пережитой буре. Но главное было не это. Главное было то, что я чувствовала внутри. Пустоту. Но не ту, что была раньше — холодную и звенящую. Эта пустота была теплой, спокойной. Словно из меня вымели весь мусор: ненависть, страх, сопротивление. И на их месте поселился покой.

— Нормально, — ответила я.

Он улыбнулся.

— Я голоден, — сказал он. — Прикажу принести завтрак сюда.

Он поцеловал меня в лоб и встал. Я смотрела на его мощную спину, на шрамы, пересекающие кожу. Еще вчера он был моим врагом. Кем он стал для меня сегодня?

Когда принесли завтрак, мы ели молча. Но это молчание не было гнетущим. Оно было… уютным. Мы понимали друг друга без слов. Между нами появился новый язык, сотканный из взглядов, случайных прикосновений, едва заметных улыбок. Он наливал мне сок. Я передавала ему джем. Маленькие, бытовые жесты, которые в нашей новой реальности приобрели огромное значение.

После завтрака он должен был уехать на встречу. Впервые за долгое время.

— Я вернусь к вечеру, — сказал он, уже одеваясь. — Охрана усилена. Никто не посмеет тебя тронуть. Егор будет рядом.

Он подошел ко мне, чтобы попрощаться. Я ожидала властного поцелуя, к которому привыкла. Но он просто обнял меня. Крепко, почти отчаянно. Словно боялся отпускать.

— Жди меня, — прошептал он мне в волосы.

И я поняла, что буду. Я буду ждать.

Когда он ушел, я осталась одна в огромной спальне. Я подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Я была все та же Алина. Но что-то неуловимо изменилось. Взгляд стал другим. Более глубоким, более спокойным. Словно я повзрослела на целую жизнь за одну ночь.

Ночь, когда я перестала бороться и позволила ему сделать меня своей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 44: Шепот на крови

День без него тянулся мучительно долго. Я бродила по дому, который теперь ощущался по-другому. Он больше не был тюрьмой. Он стал… домом. Местом, где я ждала его возвращения.

Я читала, смотрела фильмы, но мысли мои были далеко. Я снова и снова прокручивала в голове события прошлой ночи. Я пыталась анализировать, понять, что со мной происходит. Но логика отступала перед силой чувств, которые я не могла ни назвать, ни контролировать.

Вечером я начала волноваться. Он обещал вернуться к ужину, но его все не было. Я смотрела на часы, и каждая минута казалась вечностью. Я подошла к окну и вглядывалась в темноту, ожидая увидеть свет его фар.

Когда он наконец вернулся, было уже поздно. Я услышала звук машины и бросилась вниз, в холл.

Дверь открылась, и он вошел. Вернее, его почти внесли двое охранников. Его дорогой костюм был порван и испачкан, рука висела плетью, а лицо было бледным как полотно.

— Что случилось?! — закричала я, бросаясь к нему.

— Все в порядке, — прохрипел он, пытаясь улыбнуться, но получился лишь болезненный оскал. — Просто небольшая царапина.

— В кабинет его, быстро! — рявкнул Егор, оттесняя меня. — Вызовите доктора!

Они унесли его в кабинет. Я хотела пойти за ними, но Егор преградил мне путь.

— Не сейчас, Алина. Дай нам разобраться.

Я осталась в холле, сжимая кулаки. Я слышала приглушенные голоса, стоны Дамиана, когда ему оказывали помощь. Это было невыносимо. Чувствовать свое бессилие.

Через час из кабинета вышел Егор. Его лицо было мрачнее тучи.

— Это была засада, — сказал он, не глядя на меня. — Орлов знал, где он будет. У нас утечка. Кто-то сливает информацию.

— Он… он будет жить? — спросила я, боясь услышать ответ.

— Будет. Пуля прошла навылет, задела плечо. Потерял много крови, но жить будет. Доктор сейчас с ним.

Я выдохнула.

— Можно к нему?

Егор помедлил, а потом кивнул.

Я вошла в кабинет. Дамиан лежал на диване. Он был без пиджака, рубашка разрезана, и на плече виднелась свежая повязка, пропитанная кровью. Врач заканчивал делать ему укол.

— Ему нужен покой, — сказал доктор, собирая свои инструменты. — И полный запрет на любую деятельность на пару недель.

Когда врач ушел, я подошла к дивану и села на пол рядом с ним. Дамиан открыл глаза. Они были мутными от боли и лекарств.

— Напугал? — прошептал он.

Я ничего не ответила. Просто взяла его здоровую руку и прижалась к ней щекой. Она была холодной.

— Я же обещал, что вернусь, — сказал он.

— Ты идиот, — прошептала я, и по моим щекам покатились слезы. — Самонадеянный, упрямый идиот.

Он попытался усмехнуться.

— Но ты же такого любишь, да?

Я подняла на него глаза. Он сказал это. Он не спрашивал, он утверждал. И он был прав. Будь он проклят, он был прав.

В эту ночь я не отходила от него. Я сидела рядом, меняла ему холодные компрессы, поила водой. Он бредил, метался во сне, выкрикивал чьи-то имена, приказы. А я держала его за руку и шептала, что я здесь, что все хорошо.

Я была его сиделкой. Его ангелом-хранителем. Той, что охраняет сон своего раненого зверя. И в этой роли я впервые почувствовала себя на своем месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 45: Цена защиты

Ранение Дамиана стало поворотной точкой. Он был вынужден сбавить обороты, и это изменило динамику власти в доме. Теперь не он контролировал все, а я контролировала его. Его режим, его лекарства, его покой.

Первые несколько дней он был слаб и послушен. Я кормила его с ложки бульоном, помогала передвигаться, читала ему вслух. Он принимал мою заботу с непривычным смирением. В его глазах я видела благодарность. Эта вынужденная уязвимость сблизила нас так, как не могла сблизить ни одна ночь страсти. Мы разговаривали. Обо всем. О книгах, о музыке, о детстве. Я узнала, что его мать умерла, когда он был подростком, и отец воспитывал его один, готовя к роли наследника империи. Он узнал, что я мечтала стать архитектором, но бросила учебу, чтобы ухаживать за больной матерью. Мы открывали друг в друге обычных людей, спрятанных под масками врагов и любовников.

Но как только ему стало лучше, его натура взяла свое. Он начал рваться в бой. Пытался вставать, требовал телефон, устраивал совещания с Егором прямо в спальне.

— Я не могу просто лежать! — рычал он, когда я пыталась уложить его обратно в постель. — Орлов думает, что я слаб! Он нанесет новый удар! И у нас, черт возьми, «крыса» в доме!

Тема предательства не давала ему покоя. Он перебирал в уме каждого человека из своего окружения, пытаясь понять, кто мог его подставить. Подозрение отравляло атмосферу в доме. Охранники косились друг на друга. Даже Вероника, которая постоянно навещала брата, попала под его подозрение.

— Где ты была в тот вечер? — допрашивал он ее.

— С подругами в клубе! Дамиан, ты с ума сошел? Ты думаешь, это я?

Их ссоры были ужасны. Я пыталась их успокоить, но оказывалась между двух огней.

Ночью, когда боль и бессильная ярость одолевали его, он искал утешения во мне. Наши ночи стали другими. В них было меньше страсти, но больше отчаянной нежности. Он просто обнимал меня, прижимал к себе, как к спасательному кругу. Он целовал мой живот, разговаривал с ребенком, давая ему обещания, которые не мог дать мне. Обещания безопасности. Обещания мира.

Я понимала, что это лишь временная передышка. Как только он встанет на ноги, война разгорится с новой силой. И она будет еще более жестокой.

Однажды вечером, когда он задремал, я сидела у его кровати и смотрела на него. Мой враг. Мой спаситель. Мой любовник. Отец моего ребенка. Мужчина, которого я, кажется, полюбила. И этот мужчина был ходячей мишенью. А я, вместе с нашим еще не рожденным ребенком, была рядом с ним. В самом центре прицела.

Я положила руку на живот. Я должна была защитить его. Моего малыша. Любой ценой. Даже ценой собственной жизни. Или жизни Дамиана.

И эта мысль — холодная, острая, как осколок льда — впервые зародилась в моем сознании. Чтобы спасти своего ребенка от этого мира, возможно, мне придется предать единственного человека, которому я научилась доверять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 46: Первые тени

Дни текли медленно, подчиненные новому, больничному распорядку. Мир сузился до размеров спальни, где раненый лев зализывал раны под моим неусыпным надзором. Дамиан, лишенный своей обычной силы и власти, становился другим человеком. Более тихим, более наблюдательным. И более открытым.

Наша близость тоже изменилась. Она перетекла из бурных, страстных ночей в тихую нежность дней. Я меняла ему повязки, и он морщился от боли, но не отстранялся. Я читала ему вслух, и он слушал, закрыв глаза, его рука находила мою и не отпускала. Мы говорили. О прошлом, о пустяках, о будущем, которого у нас, возможно, и не было. Я видела трещины в его броне, а он, кажется, впервые видел во мне не объект желания или ненависти, а просто женщину.

Но наш хрупкий мир не был герметичен. И главной угрозой для него стала Вероника.

Она приходила каждый день, принося брату фрукты и свежие сплетни. Она садилась у его кровати, демонстративно игнорируя меня, и щебетала, как ни в чем не бывало. Но я чувствовала ее взгляд на себе — холодный, оценивающий, полный неприкрытой ненависти. Она видела, как изменился Дамиан. Видела нашу новую связь. И это приводило ее в ярость. Она считала, что я воспользовалась его слабостью, чтобы окончательно привязать его к себе.

Ее первая атака была тонкой, почти незаметной.

— Я тут случайно встретила твоего бывшего, — бросила она однажды, когда я наливала Дамиану воды. — Павла. Он так переживает, бедняжка. Говорит, ты просто исчезла. Выглядит ужасно. Кажется, он все еще тебя любит.

Я замерла со стаканом в руке. Имя Павла прозвучало как выстрел из прошлого.

Дамиан напрягся. Его пальцы, лежавшие поверх одеяла, сжались в кулак.

— Откуда ты его знаешь? — спросил он сестру, его голос был обманчиво спокоен.

— Ой, ну город же маленький, — легкомысленно ответила Вероника. — Общие знакомые. Он очень приятный молодой человек. Совсем не из нашего мира. Такой… нормальный. Наверное, тебе с ним было бы проще, Алина.

Она улыбнулась мне своей самой ядовитой улыбкой. Удар достиг цели. Она не просто напомнила о моем прошлом. Она противопоставила тот, «нормальный» мир этому, жестокому и кровавому. Она намекнула, что я здесь чужая. И она заставила Дамиана задуматься.

Я ничего не ответила, лишь поставила стакан на тумбочку. Но я почувствовала, как между мной и Дамианом пробежал холодок. Он ничего не сказал, но я видела, как в его глазах, только начавших теплеть, снова появились первые тени сомнения. Вероника только что посадила семя яда. И я знала, что она сделает все, чтобы оно проросло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 47: Ядовитые слова

Вероника не спешила. Она была искусным игроком, который знает, что яд действует медленно, но верно. Она начала обрабатывать «общественное мнение» в доме. Я стала замечать, как меняется отношение прислуги. Вежливая отстраненность сменилась холодным подозрением. Горничные, принося еду, не смотрели мне в глаза. Охранники в коридоре провожали меня тяжелыми взглядами. Я знала, чьих это рук дело. Вероника нашептывала им, распускала слухи, выставляя меня коварной интриганкой.

Ее следующий ход был направлен уже прямо на меня. Она подкараулила меня в библиотеке, куда я спустилась за новой книгой для Дамиана.

— Как ты тут освоилась, — сказала она, подходя ко мне. Это был не вопрос, а утверждение. — Прямо как хозяйка.

— Я просто ухаживаю за твоим братом, — спокойно ответила я, выбирая книгу с полки.

— Конечно. Ты так о нем заботишься, — в ее голосе звенел сарказм. — Знаешь, до тебя у него были женщины. Много. Красивые, породистые, из нашего круга. Они знали правила игры. Они понимали, кто он. И они никогда не лезли ему в душу. Они брали деньги, украшения, положение и были счастливы. А ты… ты другая.

Она подошла ближе, ее духи ударили мне в нос.

— Ты играешь в любовь. В нежность. Пытаешься сделать его ручным. Но он не ручной, Алина. Он хищник. И когда он наиграется с тобой, он тебя выбросит. Или, что еще хуже, из-за твоей наивности его убьют. И тогда я лично позабочусь о том, чтобы ты горько пожалела о дне, когда вошла в этот дом.

— Угрожаешь мне? — я посмотрела ей прямо в глаза.

— Предупреждаю, — процедила она. — Уезжай, пока не поздно. Возьми деньги, он даст тебе сколько угодно. Уезжай и роди своего ребенка в нормальном мире. Здесь тебе не место. Иначе этот дом станет твоей могилой.

Она развернулась и ушла, оставив за собой шлейф угрозы. Ее слова больно ранили. Не потому, что я испугалась. А потому, что в них была доля правды. Я действительно была здесь чужой. И я действительно пыталась играть по своим правилам в мире, где правил не было.

Когда я вернулась в спальню, Дамиан внимательно на меня посмотрел.

— Ты какая-то бледная. Что-то случилось?

— Ничего. Просто устала, — соврала я. Я не могла рассказать ему о разговоре с его сестрой. Это выглядело бы как жалоба, как попытка настроить его против нее. И это было именно то, чего добивалась Вероника.

Я села рядом с ним и начала читать. Но слова расплывались у меня перед глазами. Ядовитые слова Вероники прочно засели у меня в голове. И я впервые задумалась: а может, она права? Может, мне действительно стоит бежать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 48: Потерянное доверие

Дамиан шел на поправку. Он уже мог сидеть в кресле, работать с ноутбуком и проводить короткие совещания. Его хватка возвращалась. И вместе с ней возвращалась его паранойя. Он был одержим идеей найти предателя.

Вероника выждала идеальный момент. Вечер, когда Дамиан был особенно мрачен и зол после очередного безрезультатного разговора с Егором. Она вошла в спальню с лицом, полным скорби и тревоги.

— Дамиан, мне нужно с тобой поговорить, — сказала она трагическим шепотом. — Наедине.

Я поднялась, чтобы выйти, и она проводила меня взглядом, в котором смешались жалость и триумф. Я знала, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Я сидела в гостиной, и время тянулось, как резина. Я не слышала их разговора, но через полчаса дверь спальни распахнулась, и оттуда вылетела Вероника. Она пробежала мимо меня, картинно закрыв лицо руками, словно в слезах.

Мое сердце упало. Я медленно поднялась и пошла в спальню.

Дамиан стоял у окна, спиной ко мне. Его фигура излучала ледяную ярость.

— Что она тебе сказала? — тихо спросила я.

Он медленно повернулся. Его лицо было похоже на маску. Глаза — два кусочка льда.

— Она сказала, что беспокоится за меня, — ровным, безжизненным голосом произнес он. — Сказала, что ты ведешь себя странно. Что ты прячешь что-то. Она решила прибраться в твоих вещах, пока ты была в душе. И нашла это.

Он бросил на кровать маленький сложенный листок бумаги. Мои ноги стали ватными. Я подошла и взяла его.

Это был клочок, вырванный из блокнота. На нем моим почерком было написано всего два слова: «Павел. Встреча».

Я смотрела на эту записку, и земля уходила у меня из-под ног. Я не писала этого. Мой почерк, но не моя рука. Это была искусная подделка.

— Это не я, — прошептала я, поднимая на него глаза. — Дамиан, я этого не писала. Это подстава. Это сделала Вероника.

— Конечно, — горько усмехнулся он. — Это сделала моя сестра, которая боготворит меня и готова за меня умереть. А не женщина, которая ненавидела меня с первой нашей встречи. Женщина, которая тоскует по своему «нормальному» бывшему.

— Но это неправда! Я…

— Хватит! — рявкнул он так, что я отшатнулась. — Хватит лжи! Я пытался тебе верить. Я хотел тебе верить! Я впустил тебя… сюда, — он ткнул пальцем себе в грудь. — А ты все это время водила меня за нос!

— Дамиан, пожалуйста, поверь мне… — слезы застилали мне глаза.

— Поверить? — он рассмеялся страшным, безрадостным смехом. — Я верил. И получил пулю в плечо. С меня хватит. Я не знаю, кто ты, Алина. Может, ты просто глупая девчонка, которая не понимает, во что ввязалась. А может, ты работаешь на Орлова с самого начала. Может, та ночь в баре была не случайностью.

Его слова были как удары. Каждое из них било наотмашь, выбивая из меня воздух, разрушая тот хрупкий мир, что мы начали строить.

— Убирайся, — сказал он, отворачиваясь к окну. — Убирайся с глаз моих.

Я стояла, раздавленная, с этой проклятой запиской в руке. Я смотрела на его напряженную спину и понимала, что все кончено. Доверие, которое только-только начало рождаться между нами, было убито. И убила его не пуля врага, а искусная ложь его собственной сестры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 49: Стеклянная стена

Я не ушла. Куда мне было идти? Я вернулась в свою часть дома, в свою комнату, и рухнула на кровать. Мир рассыпался на осколки. Все, что мы строили в эти недели его болезни — хрупкое доверие, нежность, надежда — все было уничтожено одной фальшивой запиской.

Я не плакала. Внутри была выжженная пустыня. Я просто лежала, глядя в потолок, и чувствовала, как между мной и Дамианом вырастает невидимая стеклянная стена. Толстая, пуленепробиваемая. Я могла его видеть, но достучаться до него уже не могла.

Вечером он не пришел ужинать. Еду мне принесла молчаливая горничная. Я не притронулась к ней.

Ночью я не спала, вслушиваясь в тишину дома. Я ждала, что он придет. Что он ворвется, злой, яростный, потребует объяснений, будет кричать. Я была готова ко всему. Ко всему, кроме этого ледяного молчания. Но он не пришел.

На следующее утро я решилась. Я должна была попытаться еще раз. Я пошла в его спальню. Дверь была не заперта.

Он сидел в кресле у окна, одетый, как всегда, с иголочки. Он уже не выглядел больным. Он снова был тем Дамианом, которого я встретила вначале. Холодным, чужим, опасным.

— Я пришла поговорить, — сказала я, останавливаясь у порога.

Он даже не повернул головы.

— Нам не о чем говорить.

— Есть о чем. Дамиан, ты должен меня выслушать. Это ложь. Я могу доказать.

— Как? — он повернулся. Его глаза были пустыми. — Как ты докажешь, что не писала этого? Как докажешь, что не встречалась с ним? Ты ведь была одна в городе, когда на меня напали. Удобное совпадение, не так ли?

— Это было УЗИ! Мы были на УЗИ! — мой голос сорвался.

— УЗИ, которое легко можно было использовать как прикрытие, — отрезал он. — Чтобы передать информацию Орлову о моем маршруте.

Он продумал все. Его паранойя нарисовала ему полную, законченную картину моего предательства. И никакие мои слова не могли ее разрушить.

— Я не предавала тебя, — твердо сказала я, глядя ему в глаза. — Я не знаю, зачем Вероника это сделала, но она лжет. А ты… ты выбрал поверить ей, а не мне.

— Она моя семья. Моя кровь, — сказал он так, словно это все объясняло.

— А я? — вырвалось у меня. — А ребенок? Мы для тебя никто?

Он на мгновение запнулся. В его ледяных глазах что-то дрогнуло.

— Ребенок… мой. И он останется здесь. В безопасности, — сказал он. — А ты… Ты останешься здесь до его рождения. Как мы и договаривались. А потом будешь свободна.

Свободна. Слово, о котором я мечтала с первого дня, теперь прозвучало как приговор. Он отпускал меня. Он вычеркивал меня из своей жизни.

— Я не оставлю своего ребенка, — прошептала я.

— Это мы еще посмотрим, — холодно ответил он и снова отвернулся к окну.

Разговор был окончен. Я вышла из его комнаты, и стеклянная стена между нами стала толще бетона. Он вынес мне свой вердикт. И обжалованию он не подлежал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 51: Оружие правды

С этого дня моя жизнь в доме превратилась в ад. Не в тот, что был раньше, с криками и принуждением. Этот ад был тихим, холодным и молчаливым.

Дамиан переехал в гостевое крыло. Мы больше не виделись. Я слышала его голос в коридоре, видела его машину, уезжающую со двора. Мы жили в одном доме, но на разных планетах. Стеклянная стена стала непроницаемой.

Отношение окружающих стало невыносимым. Я была официально признана предательницей. Прислуга шарахалась от меня, как от прокаженной. Охранники смотрели с откровенной ненавистью. Я была врагом, которого почему-то еще терпят в доме их хозяина.

Егор стал моей т

Я сидела на полу в холодной, залитой лунным светом комнате, и страницы дневника были разбросаны вокруг меня, как опавшие листья на могиле. Правда не принесла облегчения. Она принесла опустошение. Все, во что я верила, все, что я ненавидела, — все оказалось ложью. Мой отец — не жертва, а монстр. Дамиан — не хладнокровный убийца, а мститель, обманутый собственным отцом. Мы оба были марионетками в театре теней, дергающимися за ниточки давно умерших кукловодов.

Первым моим порывом было вбежать к Дамиану, бросить ему в лицо этот дневник и крикнуть: «Смотри! Смотри, на какой лжи построена твоя жизнь! Твоя ненависть!». Но я остановила себя. Что бы он сделал? В его мире, построенном на культе силы и памяти отца, эта правда была бы ядом. Она бы не освободила его, а сломала. Он мог в ярости уничтожить и дневник, и меня — единственную свидетельницу позора его семьи. Нет, просто показать ему правду было самоубийством.

Эта правда была не щитом. Она была оружием. И как любым оружием, им нужно было уметь пользоваться. Мой план побега умер в ту же секунду. Бежать было уже бессмысленно. Куда бы я ни отправилась, эта война, эта кровь, эта ложь последовали бы за мной. Она текла в венах моего ребенка. Я не могла больше просто сбежать. Я должна была закончить эту войну.

Я собрала страницы, спрятала тяжелый том обратно под кровать. Мой разум, только что парализованный шоком, заработал с холодной, звенящей ясностью. Я больше не была жертвой. Я была хранителем тайны, способной разрушить целую криминальную империю.

Мне нужен был союзник. Тот, кто был внутри системы, но чья верность принадлежала не прошлому, а настоящему. Тот, для кого Дамиан был не просто сыном своего отца, а командиром, которого нужно защищать. Даже от самого себя.

Мой выбор был безумным. Рискованным. Но единственно верным.

Егор.

Начальник охраны. Человек, который смотрел на меня с холодным презрением. Но в его глазах не было личной ненависти, как у Вероники. Была лишь профессиональная подозрительность. Он был солдатом, верным своему генералу. И если я смогу доказать ему, что генералу угрожает опасность изнутри, он будет действовать.

Я знала, что должна рискнуть всем. Я начала готовиться. Не к побегу. А к своей последней битве.

енью. Он следовал за мной повсюду, не скрываясь. Он стоял за дверью, когда я была в комнате. Он сопровождал меня даже во время коротких прогулок по саду, которые мне снова разрешили под его неусыпным надзором. Я больше не была ценным инкубатором. Я была опасной преступницей.

Но хуже всего была Вероника. Она больше не скрывала своей ненависти. Она наслаждалась своей победой. Она заходила ко мне без стука, садилась в кресло и смотрела на меня с торжествующей улыбкой.

— Ну что, доигралась, пташка? — говорила она. — Я же тебя предупреждала. Брат прозрел. Он наконец-то понял, кто ты такая. Теперь ты просто вещь, которая вынашивает его наследника. А как только родишь, вылетишь отсюда пробкой. И поверь, я лично прослежу, чтобы ты не получила ни копейки.

Я молчала. Я знала, что любое слово будет бесполезно. Я просто смотрела на нее и думала о том, какая черная, всепоглощающая ненависть живет в этой красивой, холеной девушке.

Я была совершенно одна. Подруге я звонить не могла, все мои контакты были под запретом. Единственным моим собеседником был ребенок, который рос внутри меня. Я разговаривала с ним, когда никто не слышал. Рассказывала ему сказки, пела колыбельные. Обещала ему, что мы выберемся. Что я его защищу.

Моя любовь к Дамиану, которая только начала расцветать, умерла, растоптанная его недоверием. На ее месте поселилось холодное, спокойное отчаяние. И еще — решимость.

Я поняла, что Вероника была права в одном. Мне здесь не место. И моему ребенку тоже. Этот мир лжи, крови и предательства поглотит его, искалечит, сделает таким же, как они. Я не могла этого допустить.

План побега, который я давно забросила, снова начал обретать форму в моей голове. Но на этот раз он был другим. Более продуманным, более отчаянным. Раньше я хотела сбежать от Дамиана. Теперь я хотела сбежать, чтобы спасти его ребенка от него самого и его проклятой семьи.

Я положила руку на живот, чувствуя легкую дрожь внутри.

«Мы справимся, малыш, — мысленно сказала я ему. — Я вытащу нас отсюда. Клянусь тебе».

Война за мою свободу закончилась поражением. Начиналась война за будущее моего сына. И в этой войне я не собиралась проигрывать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 52: Неожиданный союзник

Два дня я выжидала, наблюдая за Егором, изучая его привычки с той же тщательностью, с какой раньше изучала маршруты патрулей. Я знала, что каждое утро он совершает обход самой дальней части сада, где камеры были установлены реже и где он мог побыть один. Это был мой единственный шанс.

На третий день я вышла на прогулку. Охранник, как обычно, следовал за мной. Я медленно побрела к дальней беседке, чувствуя на себе тяжелый взгляд Егора, который стоял на террасе. Я знала, что он сейчас спустится, чтобы лично проконтролировать «предательницу».

Так и случилось. Он подошел ко мне, его лицо было непроницаемым.

— Прогулка окончена. Возвращайтесь в дом.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказала я тихо, но твердо. — Здесь. Сейчас. Без свидетелей.

Он усмехнулся. — Мне не о чем с вами говорить.

— А я думаю, есть. Речь идет о жизни Дамиана Константиновича.

Его усмешка исчезла. Он огляделся. Мы были достаточно далеко от дома, но он все равно жестом приказал моему конвоиру отойти.

— У вас одна минута.

— Вы верны Дамиану? — спросила я в лоб.

— Глупый вопрос.

— Нет. Вы верны его отцу. Его памяти. Его приказам. А что, если я скажу вам, что эта верность убивает Дамиана? Что вся эта война с моей семьей, все это — ложь, построенная на недомолвках?

Его глаза сузились. — Что за игру вы ведете?

— Никакой игры, — я смотрела ему прямо в глаза, вкладывая в свой голос всю возможную убежденность. — У меня есть доказательства. Документальные. Они доказывают, что войну начал не клан Вороновых. И что настоящий враг Дамиана находится не за стенами этого дома, а внутри. Тот, кто нашептывает ему яд, кто подделал ту записку от моего имени, кто на самом деле хочет его смерти, чтобы получить все.

Я не назвала имени Вероники. Он должен был прийти к этому сам.

— Где эти доказательства? — его голос был тихим, но в нем прозвучал металл.

— В надежном месте. Я отдам их только лично Дамиану. Но если я это сделаю сейчас, он меня убьет и не станет ничего слушать. Мне нужна ваша помощь. Не для побега. А для того, чтобы организовать встречу. Гарантировать, что он выслушает меня до конца. И чтобы в этот момент рядом не было тех, кто желает ему зла.

Он долго молчал, изучая мое лицо. Я видела в его глазах борьбу. Годы службы, верность памяти старого хозяина сражались со здравым смыслом и тем зерном сомнения, что мне удалось посеять.

— Почему я должен вам верить?

— Вы не должны. Просто начните наблюдать. Не за мной. А за теми, кто ближе всех к вашему хозяину. За теми, кто больше всех выиграет от его смерти. А потом решите, на чьей вы стороне. На стороне мертвых призраков или живого командира.

Я развернулась и пошла обратно к дому, не дожидаясь его ответа. Я сделала свою ставку. Теперь оставалось только ждать, сыграет она или нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 53: Последняя ставка

Я не знала, поверил ли мне Егор. Внешне ничего не изменилось. Но я чувствовала перемену в воздухе. Взгляды, которые он бросал на Веронику, стали другими. Более пристальными, анализирующими. Он начал проверять мои слова.

А Вероника, чувствуя, что ее абсолютная власть над братом начинает колебаться, решила ускорить события. Она понимала, что Дамиан, несмотря на свое ледяное презрение ко мне, так и не отдал приказ избавиться от меня. Ребенок все еще был связующим звеном. И пока я жива, она не могла быть спокойна.

Развязка наступила неожиданно. Однажды поздно вечером в мою дверь тихо постучали. Это был Егор. Его лицо было мрачнее тучи.

— Идите за мной, — бросил он. — Быстро.

Он провел меня не в комнаты Дамиана, а в свой кабинет в крыле охраны. На столе стоял ноутбук.

— Два часа назад Вероника Константиновна звонила по незащищенной линии, — сказал он, не глядя на меня. — Она думала, что ее никто не слушает. Она ошиблась.

Он нажал на клавишу. Раздался голос Вероники, искаженный записью, но узнаваемый.

«…он будет один. Завтра. На старых складах. Охрану я отзову под благовидным предлогом. Алина будет с ним, я прослежу. Ты получишь их обоих, Орлов. И твой долг передо мной будет уплачен. Империя станет моей».

Кровь отхлынула от моего лица. Она продала родного брата. Она была готова убить его и меня, нерожденного племянника, ради власти.

— Где Дамиан? — прошептала я.

— Он уже уехал на встречу. Вероника сказала ему, что у нее есть стопроцентная информация о предателе и что она договорилась о встрече с информатором. Он поверил ей. Он едет прямо в ловушку.

— Мы должны его предупредить!

— Все линии глушатся в том районе. До него не докричаться, — Егор посмотрел на меня. Впервые я увидела в его глазах нечто похожее на уважение. — У нас есть только один шанс. Вы поедете со мной.

— Я? Зачем?

— Потому что вы — единственная, у кого есть то, что может его остановить. То, что заставит его поверить не сестре, а нам. Ваши доказательства. Берите их. У нас очень мало времени.

Я бросилась в свою комнату, схватила дневник. Мое сердце колотилось о ребра, как птица о прутья клетки. Это был конец. Так или иначе. Сегодня эта история закончится. Либо нашей смертью в ловушке Орлова. Либо рождением чего-то нового из пепла старой лжи. Я села в машину к Егору. Мы мчались в ночь, навстречу своей судьбе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 54: Лицом к лицу

Мы приехали на место за несколько минут до Дамиана. Старый заброшенный складской комплекс на окраине города. Егор заглушил машину в тени деревьев.

— Они уже здесь, — сказал он, глядя в бинокль. — Снайперы на крыше. Люди Орлова по периметру. Классическая засада.

— Что мы будем делать?

— Ждать. Когда он войдет внутрь, они дадут ему несколько минут, чтобы он понял, что его предали. Потом начнут штурм. Мы должны успеть до этого.

Через пять минут появился черный бронированный внедорожник Дамиана. Он остановился у центрального входа. Дамиан вышел один. Уверенный, сильный, идущий на смерть и не знающий об этом. Мое сердце сжалось от боли.

Он скрылся внутри склада.

— Пора, — сказал Егор. — Держитесь за мной. И делайте в точности, как я скажу.

Мы вышли из машины. Егор поднял руки, показывая, что он безоружен.

— Я Егор, начальник охраны Воронова! — крикнул он в темноту. — Я привез то, за чем вы охотитесь! Ее!

Он толкнул меня вперед, в свет фар другой машины, которая тут же зажглась. Из тени вышли люди Орлова, держа нас на прицеле.

— Что это значит? — спросил один из них.

— Она — ключ ко всему! Она знает то, что уничтожит Воронова без единого выстрела! Я привел ее в обмен на свою жизнь и долю в будущем. Проведите меня к Орлову!

Это был безумный, гениальный план. Он играл роль предателя, чтобы подобраться к главарю. Нас обыскали, но дневник, который я спрятала под свободной кофтой на животе, они не заметили. Нас грубо втолкнули внутрь склада.

В центре огромного гулкого помещения стоял Дамиан. Он был окружен. Напротив него стоял Орлов. А рядом с Орловым… Вероника. Она смотрела на брата с торжествующей улыбкой.

— Сюрприз, братик, — пропела она.

Дамиан смотрел на нее, и на его лице не было ярости. Только ледяное, горькое разочарование.

— За что, Вероника?

— За все! За то, что ты всегда был любимчиком отца! За то, что он оставил все тебе! Я заслуживаю этого больше, чем ты!

В этот момент нас с Егором втолкнули в круг света.

— А это еще что? — спросил Орлов.

Вероника, увидев нас, побледнела.

— Егор? Ты?..

— Я привел твоего брата на убой, как ты и просила, — холодно ответил Егор. — А эта женщина — мой бонус. Она знает то, что поможет тебе, Орлов, окончательно его растоптать.

Дамиан посмотрел на меня. В его взгляде была вселенская усталость. Он видел, как его предали все, кому он когда-либо доверял. Сестра. Начальник охраны. Женщина, носящая его ребенка.

— Говори, — бросил Орлов мне.

Я сделала шаг вперед, вытаскивая из-под кофты тяжелый дневник.

— Вам не нужно меня слушать, — сказала я, глядя не на Орлова, а на Дамиана. — Вам нужно читать.

Я бросила дневник на пол между ними.

— Что это за чушь? — взвизгнула Вероника.

Дамиан не отрывал от меня взгляда. Что-то в моем голосе, в моем поступке заставило его поверить мне. Он медленно наклонился и поднял книгу. Открыл. Его глаза пробежали по строчкам. Секунда, другая. Его лицо каменело на глазах. Он поднимал страницу за страницей, и я видела, как мир рушится в его глазах.

В этот момент Егор действовал. Одним молниеносным движением он выхватил пистолет у ближайшего охранка и выстрелил. Но не в Орлова. А в прожектор над головой. Склад погрузился в темноту. Раздались крики и беспорядочная стрельба. Егор схватил меня за руку.

— К выходу! Живо!

Он тащил меня сквозь хаос. Я слышала яростный рев Дамиана в темноте. Это был рев раненого зверя, который только что узнал, что вся его жизнь была ложью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 55: Наследники

Мы не знаем, как мы выжили в той мясорубке. Егор, как ангел-хранитель, вывел меня из склада через какой-то боковой выход. За нами раздавались выстрелы и крики. Война, построенная на лжи, пожирала сама себя в темноте и хаосе.

Мы ждали в машине почти час. Я думала, он не выйдет. Что он погибнет там, похороненный под обломками своего прошлого. Но он вышел. Из темноты, в разорванной одежде, с кровью на лице, но живой. В руках он все еще сжимал дневник своего отца.

Он молча сел в машину. Мы ехали в тишине. Никто не проронил ни слова. Когда мы вернулись в дом, он был пуст. Охрана, верная Егору, уже взяла все под контроль. Вероники не было. Она сбежала с Орловым. Или погибла там, на складе. Мне было все равно.

Дамиан прошел в свой кабинет и заперся. Он не выходил три дня. Я не подходила к нему. Я знала, что он должен пережить это один. Похоронить своего отца во второй раз. Похоронить свою ненависть.

На четвертый день он вышел. Он нашел меня в саду. Он выглядел старше. В его глазах больше не было льда. Только бездонная усталость и что-то еще, чему я не могла подобрать названия.

— Я все прочитал, — сказал он тихо. — Каждое слово.

Я молчала.

— Мой отец… твой отец… они оба были чудовищами. Они создали эту войну, а мы стали ее солдатами.

Он подошел ближе.

— Я не могу извиниться за то, что сделал. Эти слова ничего не будут стоить. Я держал тебя в плену. Я причинял тебе боль. Я мстил тебе за преступление, которого ты не совершала, но совершил твой отец. Этого не исправить.

Он замолчал, глядя на мой живот.

— Я хочу закончить эту войну. По-настоящему. Орлов и Вероника мертвы. Их нашли на складе. Но остались другие. Я покончу с этим. Не ради мести. Ради него.

Он осторожно, почти благоговейно, протянул руку и коснулся моего живота. Ребенок внутри толкнулся, словно отвечая ему.

— Ты свободна, Алина, — сказал Дамиан, глядя мне в глаза. — По-настоящему. Я дам тебе все, что ты захочешь. Деньги, документы, охрану. Ты сможешь уехать в любую страну. Начать новую жизнь. Ты и… наш сын. Я никогда не буду вас преследовать. Это единственное, что я могу сделать, чтобы хоть как-то искупить… все.

Он дал мне выбор. Тот самый выбор, о котором я мечтала. Свобода. Безопасность. Новая жизнь. Вдали от него, от этой крови, от этого прошлого.

Я посмотрела на него. На этого сломленного, опустошенного, но впервые за все время по-настоящему живого мужчину. Я посмотрела на его руку, лежащую на моем животе.

Я думала о наших отцах, пожравших друг друга в своей ненависти. Я думала о нас, их детях, искалеченных этой враждой. И я думала о ребенке. О нашем сыне. Он был наследником. Наследником двух враждующих кланов. Наследником грехов и крови.

Я могла разорвать этот круг. Увезти его, воспитать в другом мире. Но будет ли он свободен от своего наследия? Или однажды прошлое все равно настигнет его?

А может… может, разорвать круг можно было иначе? Не побегом. А созданием чего-то нового. На руинах старого.

Я взяла его руку в свою и не отпустила.

— Мы никуда не поедем, — тихо сказала я.

Он удивленно поднял на меня глаза.

— Он — наследник. Он родился здесь. И его место здесь. Но не в твоем старом мире, Дамиан. И не в моем. А в том, что мы построим вместе. Если у нас хватит на это сил.

Он смотрел на меня, и в его глазах, в этих темных, выстраданных глазах, я впервые увидела слезы. Он ничего не сказал. Просто притянул меня к себе и крепко обнял.

Война закончилась. Начиналась жизнь. Трудная. Полная шрамов. Но наша. И это было только начало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 56: Утро после войны

Рассвет над нашим домом вставал тяжелый, свинцово-серый, словно само небо оплакивало ту кровь, что пролилась этой ночью. Но внутри меня не было траура. Была звенящая, холодная ясность. Я стояла у окна в спальне, положив руку на живот, где затих мой сын, и смотрела, как во дворе суетятся люди.

Это больше не был просто роскошный особняк. Это был штаб. Крепость.

Дамиан вернулся под утро. Он не спал уже двое суток. Его одежда все еще пахла гарью того склада, где сгорели его безумная сестра и Орлов, но в его глазах больше не было той загнанности, которую я видела раньше. В них горел холодный, спокойный огонь победителя. Зверя, который наконец-то загрыз всех конкурентов и занял вершину горы.

Он вошел в спальню тихо, но я почувствовала его присутствие спиной. Кожей.

— Ты должна спать, — сказал он, подходя и обнимая меня сзади. Его руки, еще недавно сжимавшие автомат, теперь осторожно легли на мой живот, накрывая его полностью своими огромными ладонями.

— Я не могу, — ответила я, накрывая его ладони своими. — Что там происходит?

— Зачистка, — просто ответил он. — Вероника и Орлов мертвы. Но их люди, их счета, их связи… все это висело в воздухе. Я забрал это.

Он развернул меня к себе. На его лице, покрытом щетиной, залегли глубокие тени, но взгляд был прямым.

— Сегодня утром я объявил себя единственным наследником обоих кланов. Тех, кто не согласился, уже нет в городе. Или в живых.

Я посмотрела на него. На его лице появились новые морщины, жесткая складка у губ стала глубже. Он стал страшнее. И притягательнее. Он больше не был тем мажором-бандитом, которого я встретила в баре. Он стал Королем.

— А Совет? — спросила я. — Те, кто стоял над нашими отцами?

— Они молчат. Пока. Они наблюдают. Они не ожидали, что мы выживем, и уж тем более не ожидали, что у нас окажется дневник. Сейчас они в замешательстве. И это наше время.

Он коснулся моего лица, провел шершавым большим пальцем по моим губам.

— Ты понимаешь, что это значит, Алина? Мы больше не прячемся. Мы диктуем условия. Но это значит, что этот дом теперь — единственное безопасное место на земле. Ты становишься хозяйкой крепости. Не пленницей, которую охраняют, чтобы она не сбежала. А Королевой, которую охраняют, потому что она — сердце империи.

— Я готова, — сказала я твердо. И я не лгала. Той Алины, что дрожала от страха в подвале, больше не было. Ее сожгли в огне предательства и выковали заново в пламени той ночи. Осталась мать наследника. Волчица, готовая перегрызть глотку любому за своего детеныша.

В тот день я впервые спустилась к завтраку не как гостья, а как полноправная хозяйка. Я видела, как изменились взгляды охраны. Егор, чье плечо было перебинтовано после перестрелки, кивнул мне с глубоким, искренним уважением. Прислуга, которая раньше шепталась за моей спиной, теперь ловила каждое мое слово, боясь дышать.

Я не стала играть в демократию. Я распорядилась переоборудовать гостевое крыло под оперативный центр, чтобы Дамиан мог управлять делами, не покидая периметра. Я приказала усилить охрану и лично проверила списки поставок продуктов, исключив любую возможность отравления. Я училась управлять этим хаосом, и, к своему удивлению, мне это нравилось.

Вечером Дамиан нашел меня в библиотеке. Я изучала планы систем безопасности дома, отмечая слепые зоны.

— Ты пугаешь меня, — сказал он с полуулыбкой, но в его глазах было восхищение. — Ты вжилась в роль быстрее, чем я думал.

— Это не роль, Дамиан, — я посмотрела на него поверх бумаг. — Это выживание. Мой сын родится в этом доме. И ни одна тварь не переступит его порог без моего разрешения.

Он подошел, убрал бумаги в сторону и легко, словно я ничего не весила, поднял меня из кресла.

— Твой сын, — прошептал он, целуя меня в шею, в то место, где пульсировала жилка. — Наш сын. И он родится королем. Потому что его мать — настоящая королева.

В ту ночь мы спали, не размыкая объятий. Пистолет лежал на тумбочке, а за окном ходили усиленные патрули. Но впервые за многие месяцы я чувствовала себя абсолютно, пугающе спокойной. Война закончилась. Началась эпоха правления.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 57: Культ тела

Беременность на позднем сроке делала меня тяжелой, неповоротливой и уязвимой. Я уставала от простых вещей, спина ныла, а ноги к вечеру отекали. В зеркале я видела огромный живот, натянутую до блеска кожу, изменившиеся, потяжелевшие формы. Я чувствовала себя странно в этом новом теле, таком далеком от привычных глянцевых стандартов красоты. Иногда мне казалось, что я превратилась в огромный сосуд, а женщина во мне исчезла.

Но Дамиан… Дамиан смотрел на меня так, словно я была живым божеством, сошедшим на землю, чтобы даровать ему милость.

Это началось через пару дней после нашего «воцарения». Он вернулся домой раньше обычного, отменив все встречи и разгоны.

— Идем, — сказал он, протягивая мне руку.

Он привел меня в главную ванную комнату. Там царил полумрак, горели десятки свечей, воздух был напоен ароматом сандала и дорогих масел. Огромная мраморная ванна, больше похожая на бассейн, была наполнена теплой водой с густой пеной.

— Зачем это? — спросила я, чувствуя, как краснеют щеки.

— Тебе нужно расслабиться. И мне нужно… позаботиться о тебе.

Он подошел и начал раздевать меня. Медленно, снимая вещь за вещью, целуя каждый открывающийся участок кожи. Когда я осталась нагой, я инстинктивно попыталась прикрыть живот руками, чувствуя смущение под его пристальным, темным взглядом.

— Не прячь, — хрипло попросил он, мягко, но настойчиво убирая мои руки. Его зрачки были расширены. — Ты прекрасна. Ты совершенна, Алина. Ты носишь в себе целый мир.

Он помог мне забраться в воду. Тепло окутало меня, мгновенно снимая напряжение с уставшей поясницы. Я откинула голову на бортик и закрыла глаза. Дамиан закатал рукава рубашки до локтей, обнажая сильные предплечья с проступающими венами, намылил мягкую натуральную губку и начал омывать меня.

Это было похоже на религиозный ритуал. Он двигался медленно, с благоговением. Он омывал мои плечи, руки, шею. Его прикосновения были невесомыми, но за ними чувствовалась скрытая сила. Он перешел к груди, которая стала тяжелой и налитой. Он намыливал ее осторожно, круговыми движениями, едва касаясь потемневших, чувствительных сосков, и я тихо стонала, чувствуя, как от этого простого действия внутри разгорается влажное тепло.

Но главным объектом его поклонения был живот. Он отложил губку и положил на него свои большие, мыльные руки. Он гладил его, ощущая каждое движение ребенка внутри.

— Он здесь, — шептал он, наклоняясь и прижимаясь мокрой щекой к моей коже. — Моя кровь. Мое будущее. Внутри тебя. Это сводит меня с ума.

Его голос вибрировал, передаваясь мне через кожу. Я чувствовала, как его возбуждение растет, оно исходило от него волнами жара, но он сдерживал его железной волей.

Когда он вытер меня пушистым полотенцем и отнес на кровать, я была расслаблена и одновременно возбуждена до предела. Он раздел себя быстро, нетерпеливо, пуговицы рубашки разлетелись по полу.

Он лег рядом, притягивая меня к себе спиной к своей груди.

— Осторожно, — прошептал он, укладывая нас на бок. — Я знаю, как. Я никогда не причиню тебе боль.

Эта поза позволяла ему обнимать меня целиком. Его рука легла на мою грудь, сжимая ее в ладони, большой палец дразнил твердый сосок, посылая электрические разряды прямо в пах. Вторая рука скользнула между моих бедер. Я была уже мокрой, готовой, изнывающей от желания.

Он входил в меня медленно. Бесконечно, мучительно медленно. Ощущение наполненности было ошеломляющим. Из-за беременности все внутри меня отекло, стало более узким, горячим и чувствительным.

— Ты такая тесная… — простонал он мне в ухо, прикусывая мочку. Его дыхание было рваным, горячим. — Такая горячая, Алина…

Он не двигался резко. Он двигался плавно, контролируя каждый миллиметр, каждый вдох. Он не вбивал, он втекал в меня, заполняя собой все пространство, становясь частью меня. Он словно хотел убедиться, что я чувствую его присутствие каждой клеточкой.

Его бедра прижимались к моим ягодицам, создавая ритм. Медленный, тягучий, гипнотический.

— Моя, — шептал он в ритм движениям, целуя мое плечо, шею. — Моя королева. Мать моего сына.

Это был не тот яростный, животный секс, который был у нас раньше, когда мы пытались уничтожить друг друга или спастись от смерти. Это был секс-служение. Культ. Он поклонялся моему телу, моему состоянию. Он питал меня своей силой, своей властью через эти толчки.

Я чувствовала его глубоко внутри, и это давало мне невероятное, пьянящее чувство защищенности. Я подалась назад, насаживаясь на него сильнее, требуя большего.

— Дамиан… пожалуйста… — мой голос сорвался на стон.

Услышав мою мольбу, он позволил себе ускориться, но не потерял контроля. Его рука скользнула вниз, находя мой клитор, и этот последний штрих взорвал меня. Я закричала в подушку, выгибаясь, содрогаясь всем телом в мощном оргазме, который, казалось, длился вечность. Я чувствовала, как он напрягся позади меня, зарычал глухо, как зверь, и излился в меня, пульсируя в такт моему удовольствию.

Мы лежали в темноте, переплетенные конечностями, мокрые от пота и любви. Он не убрал руку с моего живота, продолжая охранять нас даже в моменты полного расслабления. И когда ребенок толкнулся прямо ему в ладонь, Дамиан улыбнулся мне в шею.

— Видишь? — прошептал он. — Ему нравится, когда папа рядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 58: Тайны дневника

Эйфория победы и физической близости была сладкой, но недолговечной. Реальность лежала на массивном дубовом столе в кабинете Дамиана в виде старого, потрепанного дневника.

Мы откладывали этот момент два дня. Но дальше тянуть было нельзя. Мы должны были знать врага в лицо, прежде чем он нанесет новый удар.

Мы заперлись в кабинете, приказав Егору никого не пускать. Дамиан сел в свое кресло, потянув меня за руку и усадив к себе на колени, несмотря на мое слабое сопротивление из-за живота.

— Мне так спокойнее, — сказал он, обнимая меня одной рукой, а другой открывая тяжелую кожаную обложку. — Если там есть яд, мы примем его вместе.

Мы читали молча, страница за страницей. Перед нами разворачивалась история не просто криминального бизнеса, а настоящего рабства. Наши отцы, которых мы считали королями преступного мира, на самом деле были лишь управляющими. Высокооплачиваемыми менеджерами, которых наняли, чтобы контролировать потоки грязных денег, идущих через город.

А над ними стоял Совет Теней.

— «Они не имеют имен», — читал Дамиан вслух запись, сделанную твердой рукой его отца двадцать пять лет назад. Голос его был глухим. — «Они называют себя по номерам или титулам. Тень. Банкир. Судья. Они никогда не встречаются все вместе. Они управляют страхом».

Мы узнали, как Совет методично и холоднокровно стравил наших отцов. Как только их совместный бизнес стал слишком крупным и независимым, Совет испугался потери контроля. Им нужен был управляемый хаос, чтобы разделить и властвовать. Они нашептали отцу Дамиана о предательстве моего отца. Они подстроили ту самую аварию, в которой погибла мать Дамиана. Они срежиссировали эту войну, как кукловоды, дергающие за ниточки, чтобы ослабить оба клана и держать их на коротком поводке.

— Орлов… — прошептал Дамиан, когда мы дошли до записей пятилетней давности. — Он был не конкурентом. Он был их цепным псом. Его задача была не победить, а поддерживать состояние войны, чтобы я не мог поднять голову и посмотреть наверх.

Я почувствовала, как окаменели мышцы Дамиана под моей рукой.

— Я убил стольких людей… — сказал он, глядя в никуда. — Я ненавидел тебя. Я разрушил твою жизнь. И все это — по их сценарию. Я был просто марионеткой, Алина.

Я развернулась к нему, взяла его лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на меня.

— Не смей, — твердо сказала я. — Ты не знал. Никто не знал. Но теперь мы знаем. И это меняет все.

Мы перевернули последнюю страницу. Там, в специальном кармашке, была вложена сложенная вчетверо схема. Схема финансовых потоков, которые шли через подставные фирмы наших отцов прямиком на оффшорные счета Совета.

Дамиан пробежал глазами по цифрам. Его глаза расширились.

— Боже мой… — выдохнул он. — Это не просто деньги. Это триллионы. Это кровеносная система половины теневой экономики Европы. И ключи от нее… были у моего отца. А теперь они у нас.

Он посмотрел на меня, и в его глазах вспыхнуло понимание, смешанное с торжеством.

— Вот почему они не убили меня сразу. Вот почему Тень прислал ту лилию. Они боятся. Они не знают, есть ли у нас этот дневник. Они думают, что он мог сгореть в пожаре, но не уверены.

— Мы держим их за яйца, — сказала я, невольно используя его лексикон.

Дамиан рассмеялся. Это был злой, хищный смех человека, который нашел ахиллесову пяту великана.

— Да, моя королева. Мы держим их очень крепко. И мы будем сжимать хватку, пока они не взвоют.

В этот момент зазвонил телефон на столе. Тот самый защищенный аппарат, номер которого знали единицы.

Дамиан поднял трубку, включив громкую связь.

— Слушаю.

— Здравствуй, Дамиан, — раздался из динамика мягкий, вкрадчивый голос, от которого у меня по спине побежали мурашки. Это был не голос человека. Это был голос бездны. — Я слышал, ты навел порядок в своем доме. Похвально.

— Кто это? — спросил Дамиан, хотя мы оба уже знали ответ.

— Ты можешь звать меня Тень. Я думаю, нам пора встретиться. Лично. Без посредников и без оружия. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, если хочешь, чтобы твой наследник увидел свой первый день рождения.

Дамиан сжал мою руку так, что мне стало больно, но я не издала ни звука.

— Я жду тебя, — сказал он ледяным тоном. — Приезжай. Но запомни: если ты хоть косо посмотришь на мою семью, ты не выйдешь отсюда живым. Даже если за тобой стоит сам дьявол.

— О, дьявол — мой старый партнер, — усмехнулся голос. — До скорого, Дамиан.

Связь оборвалась.

Мы сидели в тишине кабинета, глядя на телефон. Дневник лежал перед нами как заряженный пистолет. Враг обрел голос. И он шел к нам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 59: Бессонница

Ночи стали моим личным чистилищем. Восьмой месяц беременности превратил сон из естественной потребности в недостижимую роскошь. Мое тело, ставшее огромным и неуклюжим, бунтовало против гравитации и покоя. Стоило мне лечь на левый бок, как начинала ныть спина. Переворачивалась на правый — и малыш устраивал дискотеку, упираясь пяткой мне под ребра так, что перехватывало дыхание.

Часы на прикроватной тумбочке показывали три часа ночи. В комнате царила густая, бархатная темнота, нарушаемая лишь ровным дыханием Дамиана. Он спал, раскинувшись на своей половине огромной кровати, и даже во сне его рука инстинктивно искала меня, покоясь на простыне в сантиметре от моего бедра.

Я тихонько застонала, пытаясь найти положение, в котором поясница перестала бы гореть огнем. Подушка для беременных, этот гигантский плюшевый удав, больше не помогала. Я чувствовал себя выброшенным на берег китом — тяжелым, отекшим и бесконечно уставшим.

— Опять? — раздался в темноте его хриплый со сна голос.

Я замерла.

— Прости, я не хотела тебя будить. Спи. Тебе нужны силы.

Шорох простыней. Дамиан приподнялся на локте, и я почувствовала на себе его внимательный взгляд, привыкший к темноте.

— Иди ко мне, — сказал он. Это была не просьба.

Он сел, прислонившись спиной к высокому мягкому изголовью, и потянул меня к себе. Я неуклюже перекатилась, позволяя ему уложить меня между своих ног, спиной к его груди. Его руки тут же легли на мой живот — огромный, твердый, живущий своей жизнью.

— Он буянит? — прошептал Дамиан мне в ухо, целуя висок и вдыхая запах моих волос.

— Он тренируется, чтобы выбить мне печень, — выдохнула я, но в моем голосе не было злости, только усталость.

— Тсс… — его большие горячие ладони начали медленно, гипнотически поглаживать живот, успокаивая бурю внутри. И, словно повинуясь магии отцовских рук, толчки стали тише. — Тише, боец. Дай маме отдохнуть. Ей нужно набраться сил перед встречей.

Затем его руки скользнули выше, к моей груди. Она стала тяжелой, налитой, соски потемнели и стали невероятно чувствительными, готовясь к кормлению. Любое прикосновение ткани вызывало дискомфорт, но прикосновение его кожи было спасением.

— Ты горячая, — прошептал он, едва касаясь подушечками пальцев набухших ореол через тонкий шелк ночной сорочки. — Ты вся словно налита жизнью.

Он бесцеремонно, но бережно спустил лямки сорочки, освобождая грудь. Он начал массировать ее — медленно, осторожно, разминая тяжесть, от которой ныли плечи. Это было на грани боли и наслаждения. Я откинула голову ему на плечо, прикрыв глаза. Его прикосновения были уверенными, хозяйскими, но в то же время пропитанными таким благоговением, что у меня перехватывало горло. Раньше он касался меня как любовник, жаждущий удовольствия. Теперь он касался меня как хранитель, оберегающий святыню, но не забывающий, что эта святыня — желанная женщина.

— Легче? — спросил он, сжимая грудь в ладони.

— Да… Боже, да… не останавливайся.

Его руки спустились ниже, к пояснице. Он нашел те самые точки, где напряжение скручивалось в тугие узлы, и начал разминать их сильными, глубокими движениями. Я застонала вслух, чувствуя, как боль отступает, растворяясь в горячих волнах, расходящихся от его пальцев.

Но по мере того, как уходила боль, просыпалось другое чувство. Древнее, тягучее. Гормоны играли со мной злую шутку: я чувствовала себя непривлекательной, но при этом мое либидо вспыхивало от любой искры. А Дамиан был не просто искрой. Он был открытым огнем.

Я почувствовала, как меняется его дыхание у меня за спиной. Оно стало тяжелее, глубже. Я чувствовала его возбуждение, упирающееся мне в поясницу, твердое и горячее.

— Дамиан… — прошептала я, поворачивая голову, чтобы найти его губы.

Он поцеловал меня — жадно, влажно, со вкусом сна и желания. Его рука скользнула с поясницы на мое бедро, сжимая его, подтягивая мою ногу выше, открывая доступ.

— Я хочу тебя, — прорычал он мне в губы. — Я хочу тебя так сильно, что мне больно. Видеть тебя такой… носящей моего сына… это сводит меня с ума, Алина. Ты даже не представляешь, насколько ты сейчас сексуальна.

Он помог мне лечь удобнее, подложив подушки так, чтобы мне было комфортно. Он раздвинул мои ноги и опустился между ними, как паломник перед алтарем.

— Расслабься, — шептал он, целуя внутреннюю сторону бедра, там, где кожа была самой нежной. — Тебе ничего не нужно делать. Только чувствовать.

Когда его губы коснулись меня, я выгнулась дугой, вцепившись пальцами в простыни. Из-за притока крови все там было отекшим, пульсирующим, сверхчувствительным. Его язык ощущался как раскаленный бархат.

Он не спешил. Он знал, что сейчас мне не нужны резкие движения. Он ласкал меня широкими, плавными мазками, чередуя легкие касания языка с уверенным давлением губ. Он пил меня, вдыхал мой запах, упиваясь моей беременностью, моей женской сутью, которая сейчас была раскрыта на максимум.

— Дамиан… — я металась по подушкам, кусая губы, чтобы не кричать на весь спящий дом.

Ощущения были не просто острыми — они были объемными. Оргазм накатывал не как резкий взрыв, а как мощная океанская волна, поднимающаяся из самой глубины. Он чувствовал это приближение. Его движения стали ритмичнее, настойчивее.

Когда волна накрыла меня, я вскрикнула, сжимая его плечи. Мир сузился до пульсации внизу живота, до его имени на моих губах, до ощущения абсолютной, безграничной любви и безопасности.

Он поднялся ко мне, тяжело дыша, и накрыл мои губы поцелуем, передавая мне вкус меня самой.

— Спи, — прошептал он, укрывая нас одеялом и прижимая меня к себе так, чтобы его рука снова лежала на животе, охраняя нас обоих. — Теперь спи. Завтра будет трудный день.

И на этот раз я уснула мгновенно, без сновидений, в кольце его рук.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 60: Визит вежливости

Утро началось не с кофе и не с поцелуев. Оно началось с сигнала тревоги. Не громкой сирены, а короткого, сухого зуммера на коммуникаторе Дамиана, от которого он подскочил, как ужаленный, мгновенно переходя из режима сна в режим боевой готовности.

— Что? — спросила я, садясь в кровати и инстинктивно прикрывая живот.

— Гости, — бросил он, натягивая брюки. — Незваные. У периметра черный кортеж.

Я посмотрела на монитор системы видеонаблюдения, висящий на стене. У массивных кованых ворот стояли три черных седана. Никаких номеров. Никаких опознавательных знаков. Только глухая тонировка и аура угрозы, пробивающаяся даже через экран.

— Это они? — спросила я. — Совет?

— Скорее всего. Эмиссар.

Дамиан надел рубашку, не застегивая верхние пуговицы, и сунул пистолет за пояс, прикрыв его полой пиджака. Он подошел ко мне, взял мое лицо в ладони. Взгляд его был предельно серьезен.

— Сиди здесь. Запри дверь. К тебе приставлен Егор, он будет в коридоре. Не выходи, пока я не позову.

— Дамиан, — я схватила его за руку. — Дневник.

— Я помню.

Он ушел. Я слышала, как внизу хлопнула входная дверь, как засуетилась охрана.

Я не могла просто сидеть. Я не была больше той Алиной, что дрожала в подвале. Я была хозяйкой этого дома. И там, внизу, решалась судьба моего ребенка. Я знала, что Дамиан попытается защитить меня, но сейчас ему нужна была не защита, а партнер.

Я встала, накинула длинный шелковый халат глубокого синего цвета, скрывающий фигуру, но не живот, и подошла к зеркалу. Я выглядела уставшей, но в глазах горел тот же холодный огонь, что и у моего мужа. Я открыла сейф в гардеробной. Дневник Константина Воронова лежал там — тяжелый, в кожаной обложке, пахнущий старой бумагой и смертью.

Я взяла его. Тяжесть книги успокаивала. Это был мой щит и мой меч.

Я вышла в коридор. Егор преградил мне путь.

— Дамиан Константинович приказал…

— Мне плевать на приказы, когда речь идет о моей жизни, Егор, — перебила я его спокойным, ледяным тоном. — Пропусти меня. Или ты хочешь объяснить хозяину, почему его жена устроила истерику с угрозой выкидыша прямо под дверью?

Он колебался секунду, глядя на дневник в моих руках и на мою решимость. Потом молча отступил. Он был умным малым. Он понимал, что правила игры изменились.

Я спустилась вниз. Двери в гостиную были открыты.

Дамиан стоял у камина, скрестив руки на груди. Напротив него, в кресле, сидел человек. Это был не тот Тень, чей голос мы слышали по телефону. Это был другой. Моложе, с безупречно гладким лицом, лишенным возраста, и глазами цвета выцветшего неба. Он держал в руках трость с серебряным набалдашником.

— …мы удивлены, Дамиан, — говорил гость мягким, вкрадчивым голосом. — Ты оказался на редкость живучим. Орлов был грубым инструментом, признаю. Но ты… ты стал проблемой. А проблемы Совет привык решать радикально.

— Угрозы? — усмехнулся Дамиан. — В моем доме? Ты смел, вестник.

— Не угрозы. Предложение. Ты отдаешь нам контроль над портовыми терминалами, которые захватил после смерти Орлова. Возвращаешь старые схемы. И, разумеется, платишь компенсацию за беспокойство. Взамен мы… позволим тебе жить. И даже сохраним этот милый домик.

— А мой сын? — тихо спросил Дамиан.

Гость улыбнулся, и от этой улыбки повеяло могильным холодом.

— Ах да. Наследник. Совет считает, что ребенок будет в большей безопасности под нашим присмотром. Мы воспитаем его достойным преемником. Вдали от… нестабильности отца.

У Дамиана побелели костяшки пальцев. Он был готов убить этого человека прямо здесь, нарушая все законы гостеприимства. И это стало бы началом конца. Эмиссар только этого и ждал.

— Нестабильности? — громко произнесла я, входя в комнату.

Оба мужчины обернулись. Дамиан дернулся, в его глазах вспыхнул страх за меня, но я не смотрела на него. Я смотрела на гостя.

— Алина, уйди, — процедил Дамиан сквозь зубы.

— Где же мои манеры, — я прошла в центр комнаты, положив руку на поясницу, подчеркивая свое положение. — Гость в доме, а я даже не предложила чаю.

Эмиссар встал. В его глазах мелькнуло искреннее удивление. Он не ожидал увидеть здесь женщину, тем более беременную, тем более — вмешивающуюся в разговор мужчин.

— Алина Воронцова, полагаю? — он слегка поклонился. — Очаровательно. Но мы обсуждаем дела, которые не касаются…

— Касаются, — перебила я его жестко. — Вы ведь говорите о моем сыне. И о наследстве его деда.

Я подошла к низкому столику между ними и с глухим стуком бросила на него дневник.

Улыбка сползла с лица гостя. Он узнал эту книгу. Кожаная обложка с золотым тиснением «К.В.». Легенда, которую Совет считал уничтоженной.

— Откуда… — начал он, и его голос потерял свою бархатистость.

— Из кабинета, который вы приказали опечатать двадцать лет назад, — сказала я. — Там все. Имена. Номера счетов. Схемы отмывания через банки Цюриха и Каймановых островов. Даты встреч. И, что самое интересное, — доказательства того, как Совет стравил наших отцов.

Я положила руку на дневник.

— Вы пришли требовать терминалы? Забрать моего сына? Вы ошиблись дверью. Мы не ваши должники. Мы — ваши кредиторы.

В комнате повисла тишина, такая плотная, что казалось, ее можно резать ножом. Дамиан смотрел на меня. В его взгляде не было злости за непослушание. Там было восхищение. И уважение. Он увидел во мне не просто любимую женщину, которую надо защищать. Он увидел партнера. Волчицу, ставшую рядом с волком.

— Это… опасная вещь, — наконец произнес эмиссар, глядя на дневник как на ядовитую змею. — Если эта информация всплывет…

— Рухнет половина теневой экономики Европы, — закончил за него Дамиан, подходя ко мне и кладя руку мне на плечо. — И ваши головы полетят первыми. Ваши партнеры в правительстве не простят вам такой огласки.

Эмиссар медленно перевел взгляд с дневника на нас. В его глазах появился страх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чего вы хотите?

— Мы хотим мира, — сказала я твердо. — Полной автономии. Никаких даней. Никаких «воспитателей» для моего сына. Территория Орлова остается за нами. Вы забываете о нашем существовании. А мы… храним этот дневник в надежном месте. Как гарантию вашей забывчивости.

Гость молчал долго. Он просчитывал варианты. Убить нас здесь? Невозможно, охрана Дамиана повсюду. Штурмовать дом? Информация утечет в сеть мгновенно (мы об этом позаботились, хотя это был блеф).

Он медленно кивнул.

— Совет… рассмотрит ваше предложение.

— Совет примет наше предложение, — жестко поправил его Дамиан. — Сейчас. Или через час копии первой главы уйдут в Интерпол и ФСБ.

Эмиссар скривился, словно съел лимон.

— Хорошо. Статус-кво. Пока дневник у вас и он молчит — мы вас не трогаем.

Он развернулся и пошел к выходу, стуча тростью по паркету. У дверей он остановился и посмотрел на меня с нескрываемым интересом.

— Берегите себя, Алина. Женщины, которые знают слишком много, редко живут долго.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась я, поглаживая живот. — Я планирую жить вечно. У меня есть ради кого.

Когда дверь за ним закрылась и мы услышали звук отъезжающих машин, ноги у меня подкосились от отхлынувшего адреналина. Дамиан успел подхватить меня.

— Ты сумасшедшая, — выдохнул он, прижимая меня к себе так крепко, что стало трудно дышать. — Безумная, великолепная женщина.

— Мы победили? — спросила я, уткнувшись ему в грудь.

— Мы выиграли время, — ответил он серьезно, целуя меня в макушку. — Но теперь они знают, что мы опасны. И они знают, что ты — не просто декорация. Настоящая война только начинается.

Глава 61: Жажда

Дверь за эмиссаром Совета закрылась с мягким, но окончательным щелчком. Звук отъезжающих машин затих вдали, оставив нас в звенящей тишине гостиной. Мы стояли друг напротив друга — два безумца, только что объявившие войну богам этого мира.

Дамиан смотрел на меня. Его грудь тяжело вздымалась, зрачки были расширены, превращая радужку в черные омуты. На его скулах играли желваки. Я чувствовала исходящую от него волну жара, почти физически осязаемую. Это был не страх. Это был чистый, дистиллированный адреналин хищника, который только что отстоял свою территорию и свою самку.

— Ты… — выдохнул он, делая шаг ко мне. — Ты невыносима.

Он преодолел разделявшее нас расстояние в один прыжок. Его руки схватили меня за плечи, пальцы впились в кожу через тонкий шелк халата. Он встряхнул меня, словно желая убедиться, что я реальна, что я не исчезну.

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Ты поставила на кон все!

— Я выиграла, — выдохнула я ему в лицо, не отводя взгляда. Мое сердце колотилось в горле, кровь кипела. Я была пьяна от собственной смелости и от его близости. — Мы выиграли.

В его глазах вспыхнуло пламя. Это была смесь ярости, восхищения и дикого, первобытного голода.

— Да, — прорычал он. — Ты выиграла. И теперь я хочу свой приз.

Он накрыл мои губы поцелуем — жестким, требовательным, подавляющим. В нем не было нежности. Это был поцелуй-укус, поцелуй-клеймо. Он целовал меня так, словно хотел выпить из меня всю жизнь, все дыхание, забрать себе мою дерзость. Я ответила с той же яростью, вцепившись пальцами в его волосы.

Он не повел меня в спальню. Он не мог ждать. Он подхватил меня на руки, не обращая внимания на мой вес и огромный живот, и понес в свой кабинет.

Дверь захлопнулась ногой. Он донес меня до массивного дубового стола, на котором все еще лежали карты города, схемы финансовых потоков и тот самый проклятый дневник. Одним резким движением руки он смахнул все это на пол. Бумаги разлетелись белыми птицами, дневник с глухим стуком упал на паркет.

Он усадил меня на край стола. Холодное лакированное дерево обожгло бедра сквозь распахнувшийся халат.

— Разведи ноги, — приказал он хрипло, его руки уже расстегивали брюки.

Я подчинилась. Я хотела этого не меньше, чем он. Адреналин требовал разрядки, требовал подтверждения того, что мы живы, что мы вместе, что мы — сила, способная сокрушить мир.

Он встал между моих ног. Его руки легли мне на бедра, сжимая их с такой силой, что я знала — завтра там останутся синяки. Но сейчас мне было плевать. Мне нужна была эта боль. Мне нужна была его сила.

— Смотри на меня, — прорычал он. — Смотри, кому ты принадлежишь.

Он вошел в меня резким, мощным толчком, до самого основания. Я вскрикнула, запрокинув голову, упираясь ладонями в столешницу позади себя. Из-за беременности, из-за прилива крови, я была узкой, влажной и невероятно чувствительной. Ощущение его внутри было ошеломляющим. Он заполнил меня всю, вытесняя все мысли, все страхи, оставляя только чистое ощущение присутствия.

Дамиан не давал мне поблажек. Он двигался быстро, жестко, вбивая меня в этот стол, в эту реальность. Стол скрипел и вздрагивал от каждого его толчка. Я обхватила его плечи, впиваясь ногтями в дорогую ткань рубашки, которая трещала по швам, кусая губы, чтобы не кричать слишком громко.

Поза позволяла нам видеть друг друга. Я видела его лицо, искаженное страстью и торжеством. Он смотрел на меня, на мой живот, который был между нами, как символ нашей связи, как доказательство того, что мы создали жизнь посреди смерти.

Его рука скользнула между нами, находя мой клитор. Он действовал грубо, настойчиво, точно зная, что мне нужно именно сейчас.

— Ты моя королева, — шептал он, и его слова смешивались с рычанием. — Моя безумная, опасная девочка. Я люблю тебя. Я убью за тебя.

Удовольствие накрыло меня мгновенно, ослепительной вспышкой. Я закричала, содрогаясь в его руках, чувствуя, как стены кабинета рушатся вокруг. Дамиан принял мой оргазм, впитал его дрожь, и это стало его финишем. Он зарычал, напрягся всем телом, вдавливая меня в столешницу до боли в спине, и излился в меня горячими, пульсирующими толчками.

Мы замерли, тяжело дыша, опираясь лбами друг о друга. В тишине кабинета было слышно только наше сбитое дыхание и шелест бумаг на полу.

— Это было… убедительно, — прошептала я, когда смогла говорить, поправляя сбившийся халат.

Дамиан поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах больше не было безумия. Там была безграничная, спокойная уверенность льва, который знает, что прайд в безопасности.

— Это было необходимо, — сказал он, целуя меня в нос. — Теперь мы точно готовы править.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 62: Предатели среди нас

Эйфория от победы над эмиссаром Совета длилась недолго. Реальность, как всегда, оказалась грязнее и прозаичнее. Чтобы построить новый порядок, нужно было вычистить гниль из фундамента старого. Мы не могли позволить себе иметь слабые звенья, когда готовились к осаде.

На следующий день, ближе к обеду, Дамиан вошел в мою комнату. Он был одет во все черное, и лицо его было непроницаемым.

— Тебе не обязательно это видеть, — сказал он, стоя у дверей. — Но ты должна знать, что происходит в твоем доме.

— Я пойду, — ответила я, поднимаясь с кресла. Я больше не прятала глаза. Если я назвалась королевой, я должна была видеть кровь, на которой стоит мой трон.

Во внутреннем дворе, у глухой кирпичной стены гаража, куда редко заглядывало солнце, стояли двое. Они стояли на коленях, руки связаны за спиной пластиковыми стяжками. На головах — мешки. Рядом с ними, с каменным лицом, стоял Егор и еще двое верных бойцов.

Я узнала их по одежде и обуви. Один был охранником из ночной смены, молодой парень, который всегда улыбался мне и открывал ворота. Второй — техник, отвечавший за серверную и камеры наблюдения.

— Кто это? — спросила я, чувствуя, как внутри разливается холод, но голос мой оставался твердым.

— Крысы, — ответил Дамиан. Он был спокоен, но это было спокойствие палача. — Егор перехватил их сообщения. Это они отключили периметр в ту ночь, когда начались роды. Это они сливали информацию Веронике о наших передвижениях. Из-за них мы чуть не погибли на складе. Из-за них чуть не погиб наш сын.

Он подошел к ним и резким движением сорвал мешки.

Парень-охранник плакал, по его лицу текли сопли и слезы, смешиваясь с грязью. Техник смотрел в землю, трясясь мелкой дрожью, понимая, что оправданий нет.

— Дамиан Константинович, пощадите! — завыл охранник, пытаясь ползти к ногам Дамиана. — Она заставила! Она угрожала моей семье! Я не хотел!

— Ты мог прийти ко мне, — ледяным тоном сказал Дамиан, даже не глядя на него. — Я бы защитил твою семью. Но ты выбрал деньги. Ты продал жизнь моего нерожденного сына за тридцать сребреников.

Он достал пистолет. Черный, матовый, тяжелый «Стечкин».

Я стояла на террасе, сжимая холодные перила. Мой живот напрягся, ребенок внутри затих. Часть меня — та, прежняя Алина, девочка-дизайнер — хотела закричать, остановить его, умолять о милосердии. Но другая часть — мать, которая помнила жар огня, страх погони и бесконечную угрозу — молчала.

Милосердие к предателям — это смертный приговор верным. В нашем мире слабость наказывалась смертью. Если он отпустит их, завтра нас предадут другие. Весть о мягкости Воронова разлетится быстрее ветра.

Дамиан посмотрел на меня. Он ждал. Он давал мне право голоса. Право помиловать. Или право осудить.

Я посмотрела на плачущего парня. Вспомнила, как он улыбался мне, зная, что я ношу ребенка, и зная, что сдает меня убийцам.

Я медленно покачала головой. Нет.

Дамиан кивнул. Он повернулся к предателям.

— За предательство семьи наказание одно.

Выстрел. Глухой, короткий хлопок, эхом отразившийся от стен. Тело охранника мешком повалилось на брусчатку. Техник закричал, зажмурившись.

Второй выстрел. Тишина.

Дамиан убрал пистолет за пояс. Он не смотрел на тела. Он смотрел только на меня.

— Уберите мусор, — бросил он Егору. — И соберите всех. Пусть знают. Крыс в этом доме больше не будет.

Он поднялся ко мне на террасу. Я стояла неподвижно, вцепившись в перила до побелевших костяшек.

— Ты в порядке? — спросил он, внимательно изучая мое лицо, ища следы отвращения или страха перед ним.

— Нет, — честно сказала я. — Мне страшно. И мне жаль их глупости. Но… я понимаю. Это было необходимо.

Он взял мою руку и поднес к губам. От него пахло порохом и сталью.

— Ты становишься настоящей Волковой, Алина. Это пугает меня. И это спасает меня.

Я прижалась к нему, пряча лицо на его груди, чтобы не видеть, как из шланга смывают кровь с серых камней нашего двора. Это была цена нашей безопасности. И я была готова ее платить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 63: Последние дни тишины

После казни предателей в доме воцарилась звенящая, почти стерильная атмосфера. Дисциплина стала железной. Страх и уважение смешались в единый коктейль, которым дышали все — от садовника до начальника охраны. Никто больше не смел косо посмотреть в нашу сторону или задержаться с выполнением приказа. Мы были неприкасаемыми.

Но внутри нашего маленького мира, за закрытыми дверями нашей спальни, нарастало другое напряжение. Срок родов приближался неумолимо. Врачи, которые теперь дежурили в доме круглосуточно, говорили, что это может случиться в любой момент.

Ночи стали временем тихого, пронзительного единения. Мы оба понимали, что наша жизнь скоро изменится безвозвратно. Что этот пузырь двоих, в котором мы прятались от войны, лопнет, впустив третьего — самого главного.

За два дня до срока я проснулась от странного предчувствия. Было тихо, слишком тихо. Дамиан не спал. Он лежал рядом, подперев голову рукой, и смотрел на меня в темноте.

— Ты не спишь? — прошептала я.

— Я смотрю на тебя, — ответил он, и его голос был мягким, лишенным дневной жесткости. — Пытаюсь запомнить этот момент. Ты, я и тишина.

Он подвинулся ближе, обнимая меня так, чтобы не давить на живот. Его руки были теплыми и невероятно нежными.

— Я боюсь, — призналась я, уткнувшись носом в его плечо. — Не боли. Я боюсь… что не справлюсь. Что этот мир слишком жесток для него. Что мы привели его на войну.

— Мы создадим для него свой мир, — сказал он твердо. — Внутри этого. Крепость внутри крепости.

Он начал целовать меня. Не так, как в кабинете — жадно и яростно, утверждая власть. А медленно, тягуче, словно прощаясь с чем-то. С нашей беззаботной (насколько это возможно в нашем положении) любовью. С временем, когда мы принадлежали только друг другу.

— Можно? — спросил он, его рука замерла у края моих трусиков.

— Да… пожалуйста.

Он раздел меня бережно, как драгоценную хрустальную вазу. Мое тело было огромным, тяжелым, кожа на животе натянута до предела, вены проступали голубой сеткой. Но он целовал каждую растяжку, каждую венку, каждый изгиб.

— Ты — сама жизнь, — шептал он, опускаясь между моих ног. — Ты священна.

В ту ночь не было проникновения. Он боялся потревожить ребенка, боялся спровоцировать роды раньше времени. Но он нашел способ любить меня. Он ласкал меня губами и языком, бесконечно долго, бесконечно нежно. Он пил меня, впитывал мой запах, мои тихие стоны. Он изучал меня так, словно хотел выучить наизусть каждую реакцию моего тела.

Он доводил меня до вершин удовольствия и удерживал там, на самом краю, не давая упасть, растягивая этот момент блаженства в вечность. Я чувствовала себя растворенной в его любви, в его заботе.

Я гладила его по голове, перебирала его жесткие темные волосы и плакала. Беззвучно. От счастья. От переполняющей меня любви к этому сложному, искалеченному мужчине, который стал моей судьбой, моим проклятием и моим спасением.

— Я люблю тебя, — прошептала я в темноту, когда волна наконец схлынула, оставив меня обессиленной и счастливой.

Он замер на секунду, потом поднялся и поцеловал меня в губы — соленый от моих слез и сладкий от моей любви поцелуй.

— Я люблю тебя больше жизни, Алина. И я клянусь, что бы ни случилось завтра, я всегда буду рядом. Я буду твоим щитом.

Мы заснули, сплетясь телами, как две лианы, проросшие сквозь бетон. Это была наша последняя ночь вдвоем. Последняя ночь тишины перед бурей, которая принесет нам самое главное сокровище и самое страшное испытание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 64: Схватки

Тишина, о которой мы мечтали, оказалась обманчивой. Она была не покоем, а задержкой дыхания перед прыжком в бездну.

Утро началось странно. Небо над городом затянуло желтой, болезненной дымкой, в воздухе висело электрическое напряжение, от которого ломило виски. Я проснулась не от будильника, а от резкой, тянущей боли в пояснице, которая отличалась от привычной усталости последних недель. Она была другой. Цикличной. Живой. Словно кто-то невидимый сжимал и разжимал кулак внутри меня.

Дамиан уже не спал. Он стоял у окна, полностью одетый, и разговаривал по телефону. Его голос был тихим, почти шепотом, но в нем звенела та самая сталь, которую я слышала перед боем.

— …перекройте все въезды. Мне плевать, что говорит мэр или полиция. В центре города три взрыва газа за час? Ты веришь в совпадения, Егор? Это не случайность. Они создают хаос. Они отрезают нас.

Он обернулся, почувствовав мое движение, и увидел, что я сижу на кровати, обеими руками держась за низ живота. Он сбросил вызов, не дослушав, и мгновенно оказался рядом.

— Началось? — в его голосе была смесь страха и готовности.

— Не знаю, — я попыталась улыбнуться, чтобы успокоить его, но новая волна боли стерла улыбку с моего лица. — Кажется… да.

В этот момент в дверь постучали. Резко, без предупреждения. Вошел Егор.

— Дамиан Константинович, плохие новости. В городе транспортный коллапс. Серия терактов на развязках, все магистрали стоят намертво. Скорая не проедет. Наш кортеж тоже застрянет в пробке через километр от ворот.

— Вертолет? — спросил Дамиан, его лицо окаменело.

— Нелетная погода. Штормовое предупреждение и… — Егор замялся, глядя в пол. — Мы фиксируем странную активность дронов над поселком. Любой борт в воздухе сейчас — мишень. Они собьют его.

Дамиан выругался. Грязно, витиевато, страшно. Он понял план Совета. Они не стали штурмовать нас в лоб, зная, что мы готовы. Они ударили подлее. Они просто отрезали нас от мира в самый критический, самый уязвимый момент. Они хотели, чтобы я рожала здесь, без помощи, в страхе, пока они будут сжимать кольцо осады.

— Где доктор Левман? — спросил Дамиан. Это был лучший акушер города, которого мы наняли за огромные деньги именно на этот случай.

— Он выехал, но его машину заблокировали в центре. Он пытается прорваться пешком, дворами, но это займет часы.

Очередная схватка скрутила меня, заставив согнуться пополам. Я застонала, вцепившись в простыню так, что побелели пальцы.

— Алина… — Дамиан побледнел. Вид моей боли пугал его больше, чем армия вооруженных врагов. Он не знал, как с этим бороться.

— Все нормально, — прохрипела я, выдыхая боль. — Мы справимся. У нас есть Тамара Павловна. Она говорила, что принимала роды в молодости, в деревне.

— Я не позволю тебе рожать с экономкой! — рыкнул он. — Это опасно!

— У тебя нет выбора, Дамиан! — крикнула я, когда боль немного отпустила. — Мы в осаде. Твоя задача — не пустить их в дом. А моя — родить сына. Иди! Занимай оборону!

Он смотрел на меня секунду, разрываясь между желанием остаться, держать меня за руку, и необходимостью быть командиром, от которого зависит наша жизнь. Потом кивнул.

— Егор, код «Красный». Дом на полную герметизацию. Тамару Павловну сюда. Живо! Весь персонал в укрытие.

Он поцеловал меня в лоб — быстро, отчаянно, как перед смертью.

— Я люблю тебя. Я не дам им войти.

И выбежал из комнаты, на ходу доставая оружие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 65: Крепость в осаде

Моя спальня, еще недавно бывшая уютным гнездышком, превратилась в бункер. Окна были закрыты бронированными жалюзи с глухим металлическим лязгом, отрезая нас от серого дня. Горели только прикроватные лампы, создавая интимную, но тревожную атмосферу операционной.

Тамара Павловна, сбросив маску чопорной домоправительницы, преобразилась. Она была собрана, спокойна и действовала с четкостью военного медика. Она закатала рукава своего строгого платья, приказала принести кипяток, чистые простыни, спирт.

— Дыши, девочка, дыши, — командовала она, протирая мне лицо влажным холодным полотенцем. — Не зажимайся. Не кричи, береги силы. Боль — это не враг. Это работа. Твое тело открывается, чтобы выпустить жизнь.

Но мне казалось, что мое тело разрывают на части раскаленными щипцами. Схватки шли одна за другой, почти без перерывов, накатывая волнами огня. Я металась по огромной кровати, сбивая подушки, кусая губы в кровь, чтобы не выть.

Снаружи доносились звуки, от которых стыла кровь даже в бреду боли. Глухие хлопки взрывов. Пронзительная сирена периметра. Сухой, трескучий звук автоматной очереди где-то у главных ворот.

— Что там? — простонала я между схватками, пытаясь приподняться. — Они прорвались?

— Не думай об этом, — жестко сказала Тамара Павловна, укладывая меня обратно. — Там Дамиан. Он скорее умрет, чем пустит кого-то на порог этой комнаты. Твое дело здесь. Твоя война — на этой кровати.

Но я не могла не думать. Я закрывала глаза и видела его. Видела, как он стоит под пулями, как командует людьми, как защищает нас своим телом. Страх за него смешивался с болью родов, создавая адский коктейль, который сжигал меня изнутри.

В какой-то момент свет в люстре мигнул и погас. В доме воцарилась абсолютная, плотная темнота.

— Твари, — прошипела Тамара Павловна в темноте. — Они перерезали силовой кабель.

Через долгую, страшную секунду где-то в подвале с натужным гулом включились аварийные генераторы. Комнату залил тусклый, красноватый, зловещий свет.

Дверь распахнулась. Вошел Дамиан. Он был без пиджака, рукава белоснежной рубашки закатаны, в руке — рация. На его рубашке расплывалось пятно крови. Чужой.

— Как она? — спросил он с порога, не подходя близко, словно боясь принести с собой запах смерти и пороха к ребенку.

— Плохо, — честно и прямо ответила экономка. — Раскрытие полное, но ребенок идет тяжело. Он крупный. Ей нужна помощь. Медикаменты. Я не справлюсь одна, если что-то пойдет не так.

— Доктор прорвался к КПП, — быстро сказал Дамиан, его голос был хриплым. — Мы прикрываем его огнем. Сейчас приведем.

Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились через всю комнату. В его глазах я увидела бездну страха, которую он прятал от своих бойцов, но не мог спрятать от меня.

— Держись, королева, — сказал он. — Еще немного.

— Дамиан! — крикнула я, когда его рация взорвалась треском и паническими криками.

— Босс! Они у северной стены! Прорыв! Их много!

— Иду! — он бросил на меня последний, мучительный взгляд, развернулся и исчез в темном коридоре.

Я осталась одна со своей болью и звуками боя, который шел уже совсем рядом, прямо под окнами. Мой сын выбирал самое неподходящее время, чтобы прийти в этот мир. Или самое правильное. Он рождался в битве, под грохот выстрелов, как и положено истинному наследнику Ворона.

— Тужься! — закричала Тамара Павловна. — Сейчас! Головка пошла!

Я собрала все силы, всю свою ярость, всю свою любовь. Я тужилась, чувствуя, как рвется плоть, как мир сужается до одной пульсирующей точки боли.

Дверь снова открылась. В комнату вбежал запыхавшийся мужчина в разбитых очках, прижимая к груди медицинский чемоданчик, как величайшую драгоценность. За ним — два охранника с автоматами, прикрывавшие его спину. Доктор Левман. Он был бледен, его дорогой костюм был в грязи, на щеке ссадина, но он был здесь.

— Слава богу, — выдохнула Тамара Павловна, уступая место профессионалу.

— Всем отойти! Свет сюда! — скомандовал врач, мгновенно включаясь в процесс, его руки уже надевали перчатки. — Алина, слушайте только мой голос. На счет три. Раз… два… три!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 66: Крик жизни

Последний рывок был похож на взрыв сверхновой внутри меня. Боль достигла пика, ослепила, выгнула тело дугой, заставляя мышцы работать на пределе человеческих возможностей, а потом… резко схлынула, оставив после себя звенящую пустоту и ощущение, что я распалась на атомы.

В комнате повисла оглушительная тишина. Даже звуки выстрелов за окном, казалось, стихли, или мой слух просто отказался воспринимать войну в этот момент.

А потом раздался звук.

Громкий, возмущенный, требовательный крик. Не жалобный писк, а настоящий рев маленького льва, заявившего о своем прибытии.

— Мальчик! — голос доктора Левмана дрогнул от облегчения, он был мокрым от пота. — Богатырь.

Я упала на подушки, хватая ртом воздух, не в силах пошевелиться. Слезы текли по щекам, смешиваясь с потом и слипшимися волосами. Живой. Он живой.

Мне положили его на грудь. Тяжелый, горячий, скользкий комочек. Я обняла его дрожащими руками, чувствуя, как его крошечное сердце бьется в бешеном ритме, постепенно успокаиваясь рядом с моим. Он затих, почувствовав тепло матери, и открыл глаза. Темные, глубокие, уже сейчас осмысленные глаза. Глаза его отца.

В этот момент дверь распахнулась в третий раз. Но теперь в нее вошел не воин и не командир.

Дамиан замер на пороге. Он выронил автомат, который с грохотом упал на паркет, но он даже не вздрогнул. Он смотрел на нас, и по его лицу, покрытому копотью, пороховой гарью и чужой кровью, текли слезы. Он не стеснялся их. Он, кажется, даже не замечал их.

Он сделал шаг. Потом еще один. Он шел к нам, пошатываясь, как человек, переживший контузию.

Врач и экономка тактично отступили в тень, давая нам пространство.

Дамиан опустился на колени у кровати. Его руки тряслись так сильно, что он сцепил их в замок, боясь дотронуться до нас.

— Алина… — прошептал он. Его голос сорвался, превратившись в хрип.

— Посмотри, — сказала я тихо, поворачивая к нему сверток. — Это Марк.

Дамиан медленно протянул руку. Его большой палец, шершавый, со сбитыми в кровь костяшками, осторожно, почти невесомо коснулся крошечной ручки сына. Малыш инстинктивно дернулся и сжал его палец в кулачок.

Дамиан издал звук, похожий на сдавленный стон. Он уткнулся лбом в край матраса, рядом с моим бедром, и его широкие плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Великий и ужасный Ворон, который полчаса назад убивал людей, сейчас плакал, побежденный крошечным существом весом в четыре килограмма.

— Мы отбились? — спросила я, собрав последние силы, чтобы погладить его по жестким, спутанным волосам.

Он поднял голову. В его мокрых глазах сияло что-то невероятное — смесь боли и абсолютного счастья.

— Они бежали, — сказал он хрипло. — Они услышали его крик. Я клянусь, Алина, в ту секунду, когда он закричал, стрельба прекратилась. Словно сам Бог велел им заткнуться. Или дьявол испугался.

Он встал и наклонился к нам. Он поцеловал меня — в губы, в лоб, в мокрые щеки, смешивая вкус моих слез со своими. Потом он наклонился к сыну, едва касаясь губами его лобика.

— Здравствуй, Марк, — прошептал он торжественно, как клятву. — Я твой отец. И я обещаю тебе: пока я дышу, никто в этом мире не причинит тебе вреда. Весь этот город, все, что ты видишь — теперь твое.

Он выпрямился и посмотрел на меня с бесконечной благодарностью.

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо за то, что ты сильнее меня. Сильнее нас всех.

В этот момент в комнату заглянул Егор. Он был бледен, держался за перебинтованный бок, но жив.

— Босс… периметр чист. Совет отзывает бойцов. Они поняли, что не смогли прорваться до рождения.

Дамиан кивнул, не отрывая взгляда от сына.

— Пусть уходят. Пусть бегут и расскажут Тени, что Воронов больше не один. У меня есть наследник. И теперь мы бессмертны.

Я смотрела на них — двух моих мужчин — и понимала, что права была тогда, в день нашего побега. Война не закончилась. Но сегодня мы выиграли главную битву. Битву за будущее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 67: Тишина в палате

Первые сутки после рождения Марка дом погрузился в странную, почти оглушающую тишину. Внешний мир с его перестрелками, интригами и угрозами словно перестал существовать, отсеченный толстыми стенами и плотными шторами. Существовала только наша комната, превращенная в святилище, запах молока, детской присыпки и невероятного, абсолютного покоя.

Я почти не спала, несмотря на чудовищную усталость. Я лежала, глядя на сына, спящего в колыбели рядом с кроватью, и боялась моргнуть. Мне казалось, что если я закрою глаза, это чудо исчезнет, окажется сном, бредом раненого сознания.

Дамиан изменился. Тот жесткий, уверенный в себе хищник, который мог хладнокровно застрелить предателя, исчез. На его месте появился человек, который боялся дышать.

Он входил в комнату на цыпочках, словно боялся, что пол под ним провалится. Он подходил к колыбели и замирал, глядя на сына часами, как на восьмое чудо света. Его руки, привыкшие к тяжести оружия, безвольно висели вдоль тела. Он не решался прикоснуться к нему лишний раз.

И ко мне.

Он держал дистанцию. Он заботился обо мне с маниакальной тщательностью: приносил еду, поправлял подушки, следил за графиком приема витаминов, но избегал физического контакта. В его взгляде, обращенном на меня, было столько благоговения, что мне становилось не по себе. Он смотрел на меня не как на женщину, а как на икону. Как на святую, совершившую чудо непорочного зачатия посреди войны.

— Дамиан, — позвала я его тихим вечером второго дня.

Он вздрогнул и обернулся. Он сидел в кресле в темном углу комнаты, положив руку на рукоять пистолета, лежащего на столике. Охранял наш сон.

— Тебе что-то нужно? Воды? Врача? — он тут же вскочил.

— Мне нужен ты, — сказала я. — Подойди.

Он подошел, но остановился в шаге от кровати, словно наткнувшись на невидимую стену.

— Ты устала. Тебе нужно восстанавливаться. Швы…

— Сядь, — я похлопала по краю матраса рядом с собой.

Он сел осторожно, на самый краешек, готовый вскочить в любой момент, чтобы не потревожить меня.

— Почему ты не трогаешь нас? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. — Ты боишься?

Он опустил голову, разглядывая свои руки. Сбитые костяшки уже начали заживать, покрываясь коркой, но шрамы остались.

— Я грязный, Алина, — прошептал он, и в его голосе было столько боли. — Мои руки… они в крови. По локоть. Я убивал людей вчера, пока ты давала жизнь. А вы… вы чистые. Совершенные. Я смотрю на него, на тебя… и мне кажется, что я запачкаю вас одним своим присутствием. Я не достоин этого света.

У меня сжалось сердце. Этот сильный, страшный человек был сейчас уязвимее ребенка. Он корил себя за то, что защищал нас.

Я протянула руку и взяла его ладонь. Жесткую, горячую, мозолистую. Я прижала ее к своей щеке, а потом поцеловала центр ладони, туда, где проходили линии его судьбы.

— Ты его отец, — сказала я твердо. — Ты защитил нас. Эта кровь на твоих руках — плата за нашу жизнь. И для нас нет рук чище и надежнее, чем эти. Если бы не эти руки, нас бы здесь не было.

Я потянула его руку и положила ее себе на грудь, туда, где билось сердце.

— Мы не святые, Дамиан. Мы твоя семья. Твоя плоть и кровь. Не смей отстраняться. Ты нужен нам. Не как охранник в углу с пистолетом. А как муж и отец.

Он посмотрел на меня, и лед в его глазах треснул. Он выдохнул, словно сбросил с плеч бетонную плиту. Он наклонился и уткнулся лбом мне в плечо, вдыхая мой запах.

— Я люблю вас, — прошептал он глухо. — Больше всего на свете. Я умру за вас.

В эту ночь он впервые лег с нами. Не на свою половину, а рядом, обнимая меня и охраняя сон Марка своим телом. Тишина в комнате перестала быть стерильной и напряженной. Она стала теплой. Живой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 68: Молоко и кровь

Материнство оказалось стихией, поглощающей без остатка. Но под слоем нежности, заботы и гормонов во мне жила женщина. Женщина, которая помнила вкус губ своего мужчины и начинала скучать по нему.

На третий день молоко пришло окончательно. Грудь налилась, стала тяжелой, горячей, с проступающей голубой сеткой вен и невероятно чувствительной. Вечером, когда Марк проснулся и требовательно заплакал, я села на кровати, готовясь к кормлению.

Дамиан был в комнате. Он только что вышел из душа, на бедрах висело белое полотенце, капли воды стекали по его рельефному торсу, блестя в свете ночника. Услышав сына, он подошел.

Я расстегнула халат и спустила бретельку сорочки. Грудь освободилась, полная, с потемневшим, набухшим соском. Я приложила Марка. Он жадно схватил сосок и зачмокал, затихая, закатывая глазки от удовольствия.

Я подняла глаза и наткнулась на взгляд Дамиана.

Он смотрел не на ребенка. Он смотрел на мою грудь. И в его взгляде больше не было того священного трепета, который дистанцировал нас последние дни. В нем был голод. Темный, собственнический, исконно мужской голод. Он смотрел на то, как его сын пьет из меня жизнь, и я видела, как раздуваются его ноздри, как темнеют глаза.

— Это красиво, — хрипло сказал он.

Он подошел ближе и сел рядом, так близко, что его бедро коснулось моего. Его рука потянулась ко мне, но не к ребенку. Он коснулся моей второй груди, свободной от кормления. Его пальцы были горячими и чуть влажными после душа.

— Ты теперь принадлежишь ему, — прошептал он, и в его голосе проскользнула странная нотка. Ревность? — Он забирает тебя у меня. Он трогает тебя там, где могу трогать только я.

— Он берет только еду, — ответила я, чувствуя, как от его прикосновения внутри, внизу живота, начинает пульсировать знакомое тепло, которое, казалось, должно было спать. — А я принадлежу тебе. Целиком.

Дамиан провел большим пальцем по соску, и из него выступила капля белого молока. Он завороженно смотрел на нее, как на драгоценный камень. А потом наклонился и, глядя мне в глаза, слизал эту каплю языком.

Меня прошила дрожь от макушки до пят. Это было так интимно, так порочно и так естественно одновременно. Смесь материнства и животной страсти.

— Сладкая, — прошептал он. Его зрачки расширились так, что почти не было видно радужки. — Вкус жизни.

Марк наелся и отвалился от груди, сонно посапывая с молочными усиками над губой. Я осторожно переложила его в колыбель, поправила одеяльце. Когда я вернулась в кровать, Дамиан уже ждал. Он отбросил полотенце.

Он притянул меня к себе, укладывая на спину.

— Врач сказал, нельзя, — напомнила я слабым голосом, хотя мое тело кричало об обратном.

— Я знаю, — он поцеловал меня в шею, вдыхая молочный запах моей кожи, который теперь смешивался с запахом моего возбуждения. — Я не причиню тебе вреда. Но я должен… я должен вернуть тебя. Почувствовать, что ты все еще моя женщина, а не только мать.

Он уложил меня на подушки и развел мои ноги.

— Смотри на меня, — приказал он.

Он опустился между моих ног. Но не для того, чтобы войти. Он начал ласкать меня. Губами, языком. Нежно, осторожно, но настойчиво.

Я выгнулась, хватая ртом воздух, сжимая простыни. Чувствительность после родов была запредельной. Каждое прикосновение его языка ощущалось как разряд тока, проходящий прямо через нервы.

— Ты моя, — шептал он, целуя внутреннюю поверхность бедер, оставляя мокрые следы. — Моя Алина. Моя самка.

Он дразнил меня, играл со мной. Он то усиливал нажим, то едва касался, заставляя меня стонать и выпрашивать больше. Он прекрасно знал мое тело, но сейчас он изучал его заново, с учетом всех изменений. Он поклонялся тому месту, откуда вышел его сын, и одновременно заявлял на него свои права самца.

Я запустила пальцы в его влажные волосы, направляя его, прижимая к себе сильнее.

— Дамиан… пожалуйста… да…

Он довел меня до пика мастерски, не давая ни секунды передышки. Оргазм был мощным, глубоким, он сотряс все тело, заставив меня вскрикнуть, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить сына. Слезы удовольствия брызнули из глаз.

Дамиан поднялся ко мне, его лицо блестело от влаги. Он поцеловал меня — глубоко, собственнически, смешивая вкус меня со своим желанием.

— Ты вернулась, — сказал он, обнимая меня и прижимая к своей груди. — Теперь ты вернулась.

В эту ночь молоко и кровь, материнство и страсть смешались в единое целое. Я поняла, что стала сильнее. Я могла кормить сына и сводить с ума мужа. Я была источником жизни для них обоих.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 69: Ультиматум Совета

Идиллия рухнула через неделю. Мы ждали ответного хода Совета, но надеялись на переговоры, на то, что наличие дневника заставит их быть осторожнее. Мы ошибались. Совет не вел переговоров с теми, кого считал взбунтовавшимися рабами.

Утром к воротам подъехал курьер. Обычный парень на мопеде службы доставки пиццы. Охрана проверила его — чист, обычный студент. Он передал пакет для Дамиана Воронова, сказав, что это подарок на рождение.

Мы открыли его в кабинете. Внутри была бархатная подарочная коробка. А в коробке — детская погремушка. Серебряная, старинная, с изящной гравировкой. И записка на плотной кремовой бумаге.

«Красивая вещь для красивого мальчика. Жаль, если он не успеет ею поиграть. Дневник — это хорошо, Дамиан. Но бумага горит. А люди смертны. Ты переоцениваешь свою страховку. У нас есть предложение. Ты отдаешь нам ребенка. Мы воспитываем его в Европе, в лучших закрытых школах. Он станет достойным членом Совета, когда вырастет. Ты получаешь полную свободу, свои терминалы и прощение долгов. Отказ не принимается. У тебя 24 часа, чтобы привезти мальчика в указанное место. Если нет — мы начнем убивать. Не тебя. А всех, кто тебе дорог. Твоих людей. Твоих партнеров. И, в конце концов, мы заберем его силой. Тень».

Дамиан смял записку в кулак так, что побелели костяшки. Его лицо стало белым, как мел, глаза почернели.

— Они хотят его забрать, — прошипел он, и его голос был страшным. — Они хотят сделать из него заложника. «Воспитанника». Чтобы держать меня на поводке до конца жизни, шантажируя его жизнью. Они хотят вырастить из моего сына своего солдата.

— Они угрожают ребенку, — сказала я, чувствуя, как внутри поднимается холодная, ледяная ярость, вытесняя страх. — Они прислали погремушку. Как намек на то, что они могут подобраться близко.

— Это погремушка моего отца, — сказал Дамиан, глядя на серебряную игрушку с отвращением. — Она пропала из дома двадцать лет назад, после смерти матери. Они хранили ее все это время. Они ждали этого момента.

Он поднял глаза на меня.

— Алина, они не отступят. Шантаж дневником сработал временно. Теперь они пошли ва-банк.

— Значит, и мы пойдем, — сказала я.

— Что ты предлагаешь? Отдать им Марка? — он посмотрел на меня диким взглядом.

— Я предлагаю убить их всех, — мой голос был спокойным, и это спокойствие напугало даже меня. — Они нарушили главное правило. Они коснулись ребенка. Теперь это не бизнес и не политика. Это истребление.

В этот момент зазвонил личный телефон Дамиана. Неизвестный номер.

— Это они, — сказал он. — Ждут ответа.

Он снял трубку.

— Да.

Я не слышала, что говорили на том конце, но видела, как меняется лицо Дамиана.

— Слушай меня внимательно, тварь, — сказал он в трубку тихо, и от этого тона в кабинете стало холодно, как в морге. — Мой сын останется со мной. А вы… вы совершили последнюю ошибку в своей жалкой жизни. Вы прислали курьера? Передай Тени, что я отправлю ему ответ. Частями. И следующая посылка будет с его головой.

Он нажал отбой и с силой швырнул телефон в стену. Аппарат разлетелся на куски.

— Егор! — рявкнул он так, что задрожали стекла.

Начальник охраны влетел в кабинет через секунду, с пистолетом наголо.

— Найдите курьера. Найдите того, кто дал ему пакет. Вытрясите из него все. Кто, где, когда. Мне нужны имена. Мне нужны адреса. И готовьте людей. Война объявлена. Официально.

Он подошел ко мне и взял за плечи, сжимая до боли.

— Я не отдам его, Алина. Я сожгу этот город дотла, но они не получат Марка.

— Я знаю, — я положила руки ему на грудь, чувствуя, как колотится его сердце. — Но одной силы мало. Нам нужен план. Нам нужен их мозг. Нам нужен Совет.

— Мы найдем их, — пообещал он. — И мы их уничтожим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 70: Волчья стая

Вечером в нашем доме собрался военный совет. Это были не бандиты с большой дороги, не уличная шпана. Это были «волки» — самые верные, самые безжалостные и опытные люди, оставшиеся от империй Воронова и Орлова. Те, кто присягнул Дамиану на крови, признав его единственным лидером.

Они сидели за большим столом в столовой, которую превратили в штаб. На столе были разложены карты, схемы коммуникаций, списки. Атмосфера была тяжелой, пропитанной дымом сигарет и напряжением. Все понимали: мы идем против системы, которая управляла этим миром полвека. Против призраков.

— Их нельзя достать физически, — говорил Егор, тыча пальцем в карту города. — Тень — это не человек, это функция. Мы не знаем, где он живет. Мы не знаем, кто входит в Совет. У нас есть только дневник с именами двадцатилетней давности. Половина из них уже мертвы или в домах престарелых в Швейцарии.

— Но их деньги живы, — подала голос я.

Все обернулись ко мне. Я вошла в столовую неслышно. Я была одета в строгое черное платье, волосы собраны в тугой узел. Я больше не была кормящей матерью в халате. Я была партнером. Женой Ворона.

Я подошла к столу и положила на него планшет.

— Я изучила схемы из дневника. Это старая система, но фундамент тот же. Они используют сеть подставных фондов для легализации доходов. Если мы ударим по кошелькам, они задергаются. Они начнут делать ошибки.

— Алина права, — сказал Дамиан, вставая рядом со мной и кладя руку мне на талию, демонстрируя всем мой статус. — Совет держится на двух вещах: страхе и деньгах. Страх у них есть. Деньги — их уязвимость.

— Что вы предлагаете? — спросил один из лейтенантов, шрамированный мужчина по кличке Бульдог.

— Мы не будем штурмовать их бункеры, которых не знаем, — сказала я твердо. — Мы ограбим их. Виртуально и реально. В дневнике есть коды доступа к старым счетам. Отец Дамиана был одним из казначеев. Если эти коды все еще активны, или если они ведут к новым счетам… мы можем заморозить их активы. Или перевести их.

— И у нас есть еще кое-что, — добавил Дамиан, его глаза блеснули хищным огнем. — В записке было сказано: «место встречи». Они ждут меня завтра на заброшенном заводе «Кристалл», чтобы забрать Марка.

— Это ловушка, — сказал Егор. — Там будут снайперы.

— Конечно. Но это и возможность. Они придут туда. Тень не придет, он слишком осторожен. Но придут его «руки». Его палачи. Если мы возьмем их живыми, мы узнаем, где голова.

Дамиан обвел взглядом своих людей.

— Слушайте мой приказ. Завтра мы идем на «Кристалл». Но мы идем не на переговоры. Мы идем на охоту. Я буду приманкой. Вы — капканом.

— А я, — добавила я, перебивая попытки возразить, — буду вашими глазами. Я останусь здесь, с ноутбуком и дневником. Я буду отслеживать их финансовые реакции. Когда вы ударите, они начнут паниковать и переводить деньги. И я увижу, куда.

— Это опасно, Алина, — нахмурился Дамиан. — Если они отследят сигнал…

— У нас лучшая киберзащита, которую можно купить за деньги Артура, — парировала я. — Дамиан, ты воин. А я умею видеть структуры. Позволь мне помочь. Я защищаю сына так же, как и ты.

Он смотрел на меня долгую минуту. В его глазах боролись страх за меня и гордость.

— Хорошо, — кивнул он. — Волчья стая идет на охоту. Завтра мы перевернем эту доску.

Когда все разошлись, мы остались одни в пустой столовой.

— Ты уверен? — спросила я.

— Нет, — честно ответил он. — Но у нас нет выхода. Либо мы их, либо они нас. Завтра все решится.

Он обнял меня, уткнувшись лицом в мою шею.

— Иди к сыну. Покорми его. А мне нужно почистить оружие. Завтра будет много работы.

Я поднялась в детскую. Марк спал. Я смотрела на него и думала о том, что завтра его отец пойдет убивать, чтобы этот сон оставался спокойным. Это был наш мир. Жестокий, кровавый, но наш. И мы не собирались его отдавать никому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 71: Возвращение тела

Когда дверь за последним из «волков» закрылась, дом погрузился в тишину. Но это была не мирная тишина спящего дома. Это была тишина натянутой тетивы, готовой выпустить смертоносную стрелу.

Я поднялась в детскую, покормила Марка, уложила его, долго вглядываясь в его спокойное лицо при свете ночника. Он спал, раскинув ручки, безмятежный и сытый, не зная, что завтра его отец пойдет убивать ради того, чтобы этот сон оставался таким же спокойным.

Я вернулась в нашу спальню. Дамиан был в душе. Я слышала шум воды за матовым стеклом. Я подошла к зеркалу в полный рост. Из отражения на меня смотрела уставшая женщина с тенями под глазами, в уютном домашнем халате, пахнущем молоком и детской присыпкой. Мое тело изменилось. Живот ушел, но кожа еще не вернула прежнюю упругость, на бедрах остались серебристые ниточки растяжек, грудь была тяжелой и налитой. Последние недели я была только матерью. Инкубатором. Кормилицей. Священным сосудом.

Но завтра Дамиан мог не вернуться.

Эта мысль ударила меня током, прошив насквозь. Я сбросила халат на пол. Я посмотрела на себя критически, но без жалости. Шрамы от родов, растяжки — это были медали моей войны. Но внутри меня, под слоями материнства, все еще жила та женщина, которая сводила с ума этого мужчину в душевой кабине после перестрелки. Та, которая заставляла его рычать и терять контроль. И я должна была вернуть ее. Прямо сейчас. Для него и для себя.

Я вошла в ванную. Влажный, горячий пар окутал меня. Дамиан стоял под тугими струями воды, уперевшись руками в стену, опустив голову. Вода стекала по его широкой спине, по напряженным мышцам, по старым и новым шрамам. Он готовился. Он мысленно уже был там, на войне.

Я открыла стеклянную дверь и шагнула внутрь.

Он вздрогнул и резко обернулся, словно ожидая нападения. Его глаза были темными, расфокусированными, зрачки расширены.

— Алина? Тебе нужно спать.

— Мне нужен ты, — сказала я твердо, делая шаг к нему под горячие струи. Вода мгновенно намочила мои волосы, заструилась по телу. — Не командир. Не отец. Мне нужен мой мужчина.

Я положила руки ему на грудь, чувствуя, как бешено, мощно бьется его сердце под ребрами. Я провела ладонями вниз, по мокрому, скользкому от геля торсу, к кубикам пресса, ниже…

Он перехватил мои руки, сжимая запястья.

— Не надо, — хрипло сказал он, и в его голосе была борьба. — Врачи сказали… еще рано. Швы. Я могу навредить тебе. Я не прощу себе, если тебе будет больно.

— К черту врачей, — прошептала я, глядя ему прямо в глаза. — Завтра может не наступить, Дамиан. Я не хочу быть хрустальной вазой, которую берегут на полке. Я хочу чувствовать тебя. Я хочу знать, что я живая. Что ты — мой.

Я высвободила руки и обвила ими его шею, прижимаясь всем телом к его мокрому, горячему, твердому телу. Я поцеловала его. Сначала нежно, слизывая капли воды с его губ, потом требовательно, кусая нижнюю губу, заставляя его ответить.

Он зарычал, сдаваясь. Его сопротивление рухнуло. Его руки легли мне на талию, сжали ягодицы, властно приподнимая меня, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

— Ты сумасшедшая, — прошептал он мне в губы, и это звучало как восхищение. — Моя сумасшедшая, ненасытная девочка.

Он помнил о запретах лучше меня и берег меня, даже теряя голову. Он не стал входить в меня, зная, что мое тело еще не готово к его размеру и напору. Но он нашел другой способ.

Он опустился на колени прямо там, под душем. Вода била ему в спину, стекала по плечам.

— Смотри на меня, — приказал он, разводя мои ноги и упираясь руками в мои бедра.

Его губы коснулись меня. Это было как электрический разряд в оголенный нерв. После родов чувствительность обострилась до предела, каждое нервное окончание было на поверхности. Каждое касание его языка, каждое движение губ отзывалось во мне взрывом.

Он ласкал меня жадно, голодно, словно пытался запомнить мой вкус перед боем, напиться мной впрок. Он пил меня. Его руки сжимали мои бедра, удерживая меня, потому что колени подкашивались, и я сползала по скользкой стене.

Я откинула голову назад, упираясь затылком в мокрую плитку. Вода, слезы, стоны — все смешалось в одну симфонию жизни. Я гладила его мокрые волосы, тянула за них, направляя его ритм, умоляя не останавливаться.

— Дамиан… да… еще…

Это было возвращение тела. Возвращение права на удовольствие, на эгоизм. Я снова чувствовала себя желанной, сексуальной, властной самкой, а не просто функцией по выкармливанию потомства.

Когда я была на грани, он поднялся. Он прижал меня к стене всем весом, и его рука скользнула между нами. Он довел меня до конца жестко, быстро, глядя мне в глаза, ловя каждую эмоцию. Я закричала, и мой крик потонул в шуме воды и в его поцелуе.

Он не кончил. Он просто прижал меня к себе, тяжело дыша мне в шею, успокаивая дрожь моего тела.

— Ты вернула меня, — сказал он, когда дыхание выровнялось. — Я был уже мертв внутри, думая о завтрашнем дне. А теперь я хочу жить. Я выживу, Алина. Чтобы снова сделать это с тобой. По-настоящему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 72: Удар по Совету

Утро наступило слишком быстро, словно кто-то перевел стрелки часов вперед. Дамиан уехал до рассвета. Он не стал меня будить, но я почувствовала сквозь сон, как исчезло тепло его тела, и как он осторожно поцеловал меня в плечо. На подушке осталась записка, написанная его размашистым почерком:

«Жди сигнала. Я люблю вас»

.

Я превратила кабинет мужа в центр управления полетами. Ноутбук, подключенный к защищенному серверу через три прокси, планшет с потоками данных в реальном времени, дневник Константина Воронова, открытый на нужной странице с кодами доступа. Рядом стояла радионяня: Марк спал в своей комнате под усиленной охраной Кати и двух бойцов с автоматами.

Операция «Волчья стая» началась ровно в десять утра.

Я видела это не глазами, а цифрами. На экране монитора замелькали строчки кода, зеленые на черном фоне. Моя задача была не в том, чтобы стрелять, а в том, чтобы ограбить их в тот момент, когда они будут отвлечены боем и паникой.

— Группа Альфа на позиции, — прошипела рация на столе голосом Егора. — «Кристалл» окружен. Ждем гостей.

В 10:15 к заброшенному заводу, где должна была состояться передача ребенка, подъехали машины Совета. Три черных внедорожника. Они думали, что едут забирать беззащитного младенца у сломленного отца. Они ехали в капкан.

— Вижу цели, — голос Дамиана. Спокойный, ледяной, деловой. — Начинайте.

На заводе начался ад. Я слышала отрывистые команды, звуки выстрелов и взрывов через открытый канал связи. Но мои пальцы летали по клавиатуре.

Как только началась стрельба, финансовые алгоритмы Совета, настроенные на автоматическую защиту, запаниковали. Сигнатура безопасности дрогнула. Они начали экстренный вывод средств с «горячих» счетов, боясь, что Дамиан сдал их полиции и счета будут арестованы.

— Попались, — прошептала я, чувствуя азарт охотника.

Я перехватила поток. Используя коды из дневника как мастер-ключ, который открывал любые двери в их системе, я вошла внутрь. Это было как взломать банк, у которого ты — главный акционер и знаешь пароль от сейфа. Я видела их деньги. Миллиарды евро, разбросанные по оффшорам, фондам недвижимости, подставным компаниям. Деньги, на которые покупались правительства, заказывались убийства и строилась их власть.

— Перевод инициирован, — сказала я вслух, нажимая Enter.

Счета Совета начали пустеть. Я переводила средства не себе — это было бы слишком просто отследить и заблокировать. Я распыляла их. Благотворительные фонды по борьбе с раком, счета Интерпола (анонимные пожертвования), гуманитарные миссии в Африке, тысячи мелких кошельков. Я уничтожала их могущество, стирая его в цифровую пыль, превращая кровавые деньги в ничто.

— Алина! — голос Дамиана в рации был напряженным, на фоне слышался грохот. — У нас проблемы! У них тяжелая техника! Они пригнали БТР! Нас прижали!

Мое сердце пропустило удар.

— Держитесь! — крикнула я в микрофон. — Я почти закончила! Еще минута, и им нечем будет платить своим наемникам!

— У нас нет минуты! Егор ранен! Отходим в цех!

Я смотрела на полоску загрузки. 90%... 95%...

В этот момент экран мигнул красным. «Попытка внешнего взлома». Совет понял, что происходит. Их аналитики проснулись. Они пытались отрубить меня, заблокировать доступ.

— Ну уж нет, — прорычала я. — Не сегодня.

Я ввела последний код — личный, аварийный идентификатор отца Дамиана, который должен был сработать только один раз. «Мария». Имя его матери.

Система замерла. Экран погас на секунду. А потом выдал зеленое, спокойное сообщение: «Доступ подтвержден. Протокол 'Наследие' активирован. Транзакция завершена. Счета обнулены. Архивы удалены».

— Дамиан! — закричала я в рацию. — Они банкроты! Все кончено! Их счета пусты! Наемникам только что пришло уведомление о разрыве контрактов за неуплату!

В рации повисла тишина. Только треск помех и далекое эхо выстрела.

— Дамиан?!

Минута. Две. Я сидела, вцепившись в край стола так, что ногти вонзились в дерево, и не дышала.

— Слышу тебя, королева, — раздался наконец его голос. Уставший, хриплый, но живой. И в нем слышалась улыбка. — Они бегут. Наемники бросают оружие. Они получили смс. Ты сделала их нищими, детка. Мы взяли их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 73: Страх потери

Они вернулись через два часа. Двор, еще утром идеально чистый, наполнился машинами, суетой, запахом гари и резким запахом медицинского спирта. Раненых уносили в лазарет, который мы оборудовали в гостевом домике.

Я стояла на крыльце, кутаясь в шаль от ветра, высматривая его.

Дамиан вышел из машины последним. Он шел сам, но заметно прихрамывал на левую ногу. Левая рука висела на импровизированной перевязи, пропитанной темной кровью. На бедре, прямо поверх тактических брюк, была наспех наложенная повязка.

— Дамиан! — я бросилась к нему, забыв о приличиях и о том, что на нас смотрят его люди.

Он поймал меня здоровой правой рукой и прижал к себе. От него пахло порохом, потом, железом и смертью. Но под этим запахом был его родной, теплый запах.

— Я же говорил, что вернусь, — улыбнулся он разбитыми губами.

— Ты ранен! — я касалась его плеча, боясь причинить боль.

— Царапины. По касательной. По сравнению с тем, что мы сделали с ними… это просто царапины, Алина.

Мы поднялись в нашу спальню. Я не пустила к нему врачей, сказав, что сама все сделаю. Я умела обрабатывать раны — жизнь с ним научила меня многому. И я хотела быть той, кто коснется его первым.

Я усадила его на край кровати и начала раздевать. Рубашка присохла к ране на плече. Я отмачивала ее перекисью, мои руки дрожали, но я заставляла себя быть твердой и точной.

— Больно? — спросила я, с тихим треском отдирая ткань от кожи.

— Терпимо.

Когда я обнажила его тело, я увидела новые шрамы, новые синяки, расцветающие на ребрах. Карта его войны. Вид его крови, его уязвимости вызвал во мне странную, острую реакцию. Страх потери, который душил меня все утро, пока я смотрела на экран монитора, трансформировался в болезненную, всепоглощающую нежность.

Я обработала раны, наложила чистые повязки. Он сидел смирно, наблюдая за мной темным, тяжелым взглядом.

— Ты спасла нас, Алина, — сказал он тихо. — Если бы не твой удар по счетам… нас бы там положили. БТР уже разворачивал башню.

Я не ответила. Я отложила бинты и ножницы. Я посмотрела на него. Мой воин. Мой израненный лев, вернувшийся в прайд.

Я подошла к нему и встала между его разведенных ног.

— Тебе больно? — спросила я, касаясь его бедра выше повязки, проводя пальцами по напряженным мышцам.

— Нет, — его голос стал ниже, хрипловатее. — Уже нет. Боль уходит, когда ты рядом.

Я опустилась перед ним на колени на мягкий ковер. Не как рабыня. Как целительница. Как жрица. Я начала целовать его. Не губы. Я целовала его здоровую грудь, его живот, где мышцы сокращались от моего дыхания, его здоровое плечо. Я покрывала его кожу мелкими, влажными поцелуями, словно пытаясь запечатать собой его боль, забрать ее себе, растворить в своей любви.

— Алина… — он положил тяжелую руку мне на голову, пальцы зарылись в волосы. — Не надо. Я грязный. Я уставший. Я не хочу пачкать тебя этой войной.

— Молчи, — прошептал я, расстегивая пряжку его ремня. — Ты самый чистый для меня.

Я освободила его. Он был твердым, эрегированным, несмотря на раны, кровопотерю и дикую усталость. Жизнь в нем пульсировала, требуя подтверждения, требуя торжества над смертью.

Я взяла его в рот. Медленно, осторожно, с бесконечным благоговением. Я ласкала его языком, глядя на него снизу вверх. Я видела, как закатываются его глаза, как расслабляется его напряженное лицо, как разглаживается морщина между бровями.

Это была наша секс-терапия. Я высасывала из него войну, страх, напряжение боя. Я давала ему понять, что он дома, что он жив, что он любим и нужен. Что его ждут не только как защитника, но и как мужчину.

Он стонал глухо, сквозь зубы, его бедра слегка двигались навстречу моим движениям, но он не форсировал. Он полностью отдался мне, доверяя мне свое удовольствие.

Когда он был близок, я не остановилась. Я усилила вакуум, работая горлом, принимая его глубоко. Я приняла все, до последней капли, глотая его семя как эликсир жизни, связывающий нас навечно.

Он откинулся на подушки, тяжело дыша, его грудь вздымалась. Я поднялась к нему, вытирая губы, легла рядом, стараясь не задеть раненое плечо, и положила голову ему на здоровую часть груди.

— Мы живы, — прошептал он, обнимая меня.

— Мы победили, — ответила я, слушая стук его сердца. — Но Тень все еще где-то там. Без денег, загнанный в угол. А раненый зверь опаснее всего.

— Пусть приходит, — сказала я, закрывая глаза. — Теперь я точно знаю, как его добить. И у нас есть его след.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 74: Ловушка для Тени

Победа на «Кристалле» и обнуление счетов дали нам передышку, но не окончание войны. Тень затих. Его наемники разбежались, его финансовая империя лежала в руинах, но сам он исчез. Растворился, оправдывая свое имя.

Три дня мы жили в режиме ожидания. Дамиан восстанавливался, его раны затягивались с пугающей скоростью — казалось, сама его ярость регенерирует ткани. Я же не отходила от компьютера, прочесывая остатки цифровых следов Совета.

— Ты ищешь иголку в стоге сена, который ты сама же и сожгла, — сказал Дамиан, входя в кабинет. Он уже не хромал, но левая рука все еще была на перевязи.

— Я ищу аномалию, — ответила я, не отрываясь от экрана. — Когда я сливала их счета, я заметила один странный транш. Маленький, регулярный перевод, который шел не через оффшоры, а через старую, почти мертвую банковскую систему. Он шел на содержание частного пансионата.

— Пансионат? — Дамиан подошел ближе, вглядываясь в цифры. — Где?

— В Швейцарии. Закрытое учреждение для душевнобольных преступников или очень богатых стариков, которых родственники хотят забыть. Называется «Эдельвейс».

— И что в этом странного? У Совета сотни таких активов.

— Странно то, кто был получателем платежей внутри пансионата. Не администрация. А конкретный пациент. Вернее, его опекун. Код пациента совпадал с личным шифром… твоего отца в старых записях. Но с одной измененной цифрой.

Дамиан замер.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что Тень — это не просто безликий функционер. Это кто-то, кто был очень близок к нашим отцам. Настолько близок, что использовал их семейные шифры.

Я нажала несколько клавиш, выводя на экран фото со спутника и данные реестра.

— Я взломала архив пансионата. Пациент в палате №302 числится под именем «Неизвестный». Он там уже двадцать лет. Оплата прекратилась вчера, когда я обнулила счета.

— И что теперь?

— Теперь администрация пансионата начнет задавать вопросы. Или, что вероятнее, Тень попытается вытащить своего «Неизвестного» или ликвидировать его, чтобы замести следы. Это наша ниточка, Дамиан.

— Это не ниточка, — Дамиан выпрямился, и в его глазах загорелся охотничий азарт. — Это канат. Если Тень связан с этим пациентом, он придет за ним.

— Мы летим в Швейцарию? — спросила я.

— Нет. Я лечу. Ты остаешься с Марком.

— Я лечу с тобой, — отрезала я. — Ты ранен. Тебе нужны мои глаза и мои пальцы на клавиатуре, чтобы обойти систему безопасности клиники. А Марк останется здесь, в крепости, с Егором и целой армией охраны. Ему здесь безопаснее, чем где бы то ни было.

Дамиан хотел возразить, но посмотрел на меня и промолчал. Он понял, что спорить бесполезно. Мы стали командой.

— Хорошо, — кивнул он. — Собирайся. Мы вылетаем частным бортом через два часа. Мы устроим засаду в Альпах.

Полет прошел в напряженном молчании. Мы оба понимали, что идем ва-банк. Если мы ошибемся, Тень ускользнет навсегда.

Мы прибыли в клинику под видом богатой пары, подыскивающей место для «больного дядюшки». Охрана была минимальной — швейцарцы полагались на неприступность гор и конфиденциальность.

Пока Дамиан отвлекал главврача разговорами о пожертвованиях, я подключилась к внутренней сети.

— Палата 302, — прошептала я в микрофон гарнитуры. — Восточное крыло. Третий этаж. Там есть движение. Кто-то отключил камеры в коридоре пять минут назад.

— Я иду, — ответил Дамиан.

Он двигался быстро и бесшумно, несмотря на раненое плечо. Я вела его по этажам, следя за датчиками движения.

— Дамиан, осторожно! Двое у двери палаты. Вооружены. Это не персонал.

— Принял.

Я услышала глухие звуки ударов, сдавленный хрип.

— Чисто, — голос Дамиана был ровным. — Я вхожу.

Тишина в эфире длилась вечность.

— Дамиан? Что там?

— Алина… — его голос изменился. Он был полон шока и неверия. — Ты должна это видеть. Иди сюда. Быстро.

Я побежала по коридорам, переступая через оглушенных охранников Тени. Вбежала в палату 302.

В центре комнаты, в инвалидном кресле, сидела женщина. Она была очень старой, иссохшей, с седыми волосами до пола. Она смотрела в окно пустым взглядом.

Но я узнала эти черты. Эти глаза. И этот разрез губ.

— Боже мой… — выдохнула я.

Дамиан стоял перед ней на коленях, держа ее сухую руку.

— Мама? — прошептал он.

Женщина медленно повернула голову. В ее мутных глазах на секунду вспыхнула искра узнавания.

— Костя? — проскрипела она голосом, которым не пользовались годами. — Ты вернулся за мной?

Мать Дамиана была жива. Совет не убил ее. Они держали ее здесь двадцать лет как заложницу, как гарантию послушания отца Дамиана, а потом — как живой трофей.

И тут мой телефон пискнул. Сообщение. С неизвестного номера.

«Вам понравился сюрприз? Я знал, что вы придете. Семейные узы — ваша слабость, Вороновы. Добро пожаловать в мышеловку. Тень».

Взвыла сирена. Двери клиники заблокировались. Мы нашли мать, но сами оказались в ловушке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 75: Игры с властью

Сирена выла, заливая коридоры пульсирующим красным светом. Мы были заперты на третьем этаже элитной тюрьмы, замаскированной под клинику. Тень знал, что мы придем. Он использовал мать Дамиана как наживку, и мы проглотили ее целиком.

— Уходим! — рявкнул Дамиан, подхватывая мать на руки. Она была легкой, как птица, но для его раненого плеча это было испытанием. — Алина, ищи выход! Вентиляция, служебный лифт, что угодно!

Я лихорадочно стучала по планшету, взламывая схему здания.

— Лифты заблокированы! Лестницы перекрыты решетками! Единственный путь — пожарная лестница в северном крыле, но там нужен ключ-карта персонала!

— Найдем, — Дамиан передал мне пистолет, который забрал у охранника у входа. — Ты умеешь этим пользоваться?

— В теории, — мои руки дрожали, сжимая холодную сталь.

— Сними с предохранителя. Целься в грудь. Не думай. Просто жми на курок. Ты защищаешь семью.

Мы двинулись по коридору. Мать Дамиана молчала, прижавшись к сыну, словно вросла в него. Она не понимала, что происходит, но чувствовала родную кровь.

На повороте нас встретили. Трое боевиков в масках.

Дамиан не мог стрелять — руки были заняты.

— Алина! — крикнул он, падая на колено и прикрывая мать собой.

Время замедлилось. Я увидела, как поднимается ствол автомата наемника. Я увидела черную дыру дула. Страх исчез. Остался только холодный расчет и инстинкт самки.

Я подняла пистолет. Он был тяжелым.

Выстрел. Отдача ударила в плечо. Наемник дернулся и упал.

Второй. Мимо. Третий — попала в ногу следующему.

Дамиан, воспользовавшись заминкой, положил мать на пол, выхватил свой пистолет и двумя точными выстрелами добил оставшихся.

Он посмотрел на меня. В красном свете аварийных ламп я стояла с дымящимся оружием, тяжело дыша.

— Ты… — он не договорил. В его взгляде было столько гордости и темного, возбужденного восхищения, что у меня подогнулись колени.

— Идем, — сказала я, переступая через труп.

Мы добрались до служебного выхода. Я взломала замок электронным дешифратором. Дверь распахнулась в холодную альпийскую ночь.

Внизу нас ждала машина — мы предусмотрительно оставили ее в лесу, а не на парковке.

Когда мы, наконец, оторвались от погони и загнали машину в глухой ангар, который служил нам убежищем, адреналин начал отпускать, сменяясь дрожью.

Мать Дамиана спала на заднем сиденье, укрытая курткой. Дамиан проверил ее пульс.

— Жива. Спит.

Он повернулся ко мне. Мы стояли в темноте ангара, пахнущего маслом и пылью.

— Ты убила человека, — сказал он тихо.

— Я защищала нас, — ответила я.

Он подошел ко мне вплотную. Взял пистолет из моей руки, поставил на предохранитель и отложил в сторону.

— Ты была великолепна, — прошептал он. — Опасная. Смертоносная. Моя.

Он схватил меня и посадил на капот машины. Его руки, еще недавно державшие оружие, теперь срывали с меня одежду.

— Я хочу тебя, — рычал он. — Прямо сейчас. На этом капоте. С запахом пороха на руках.

Это была игра с властью и смертью. Мы только что вышли живыми из ловушки. Мы спасли призрака из прошлого. И это возбуждало сильнее любого афродизиака.

Он раздвинул мои ноги. Холодный металл капота и жар его тела.

— Ты теперь тоже хищник, Алина, — сказал он, входя в меня. — Ты попробовала кровь. И тебе это понравилось.

— Мне понравилось, что мы живы, — выдохнула я, обнимая его ногами.

Дамиан двигался резко, властно. Он утверждал жизнь. Он праздновал победу. И он учил меня новому виду близости — когда опасность становится катализатором страсти.

Он достал свой пистолет — тот, что был у него. Холодный ствол коснулся моей шеи, скользнул по груди.

— Чувствуешь? — шептал он. — Власть. Сила. Мы взяли это.

Металл и кожа. Смерть и жизнь. Это была опасная грань, фетиш, рожденный войной. Я выгнулась навстречу ему и холодной стали, чувствуя, как внутри взрывается фейерверк.

Мы кончили вместе, с криками, которые поглотили стены старого ангара. Мы были двумя зверями, вырвавшимися из клетки.

Дамиан уткнулся мне в плечо, успокаиваясь.

— Теперь у нас есть все, — сказал он. — Дневник. Деньги. И моя мать, которая знает то, чего не было в записях. Тень совершил ошибку, оставив ее в живых. Она — наше главное оружие.

Я погладила его по спине, чувствуя, как под пальцами бьется его сердце.

— Мы уничтожим его, Дамиан. Теперь точно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 76: Дорога домой

Мы выбирались из Швейцарии козьими тропами. Не буквально, конечно, но ощущение было именно таким. Дамиан, используя свои старые, еще «до-Артуровские» связи, организовал коридор. Мы сменили три машины, прежде чем добрались до частного аэродрома на севере Италии, где нас ждал неприметный борт.

Елена — так звали мать Дамиана — всю дорогу молчала. Она сидела на заднем сиденье, маленькая, хрупкая, похожая на высохший цветок, и смотрела в окно. Она не задавала вопросов. Она просто впитывала свободу. Я видела, как она жадно дышит, как трогает обивку сиденья, как смотрит на свои руки. Двадцать лет изоляции. Двадцать лет вычеркнутой жизни.

В самолете Дамиан сел напротив нее.

— Мама? — позвал он тихо.

Она перевела взгляд на него. В ее глазах, еще недавно мутных, начинал разгораться огонек разума. Лекарства, которыми ее пичкали в клинике, выветривались.

— Ты вырос, — сказала она. Ее голос был скрипучим, как несмазанная дверь. — Ты стал похож на отца. Только глаза… глаза мои.

— Я думал, ты погибла, — сказал Дамиан, сжимая ее руку. — Все думали.

— Они хотели, чтобы я погибла, — она криво усмехнулась. — Но я была им нужна. Я знала то, что Костя не успел записать.

— Что ты знала?

Она покачала головой и прикрыла глаза.

— Не сейчас. Я устала. Отвези меня домой, сын. Если у нас еще есть дом.

Мы приземлились в нашем городе на рассвете. Кортеж встретил нас прямо у трапа. Егор, увидев мать своего хозяина, побледнел и перекрестился. Для старой гвардии это было сродни воскрешению Лазаря.

Когда мы въехали в ворота нашей крепости, солнце уже золотило верхушки деревьев. Дом стоял незыблемой скалой.

Мы ввели Елену в холл. Она остановилась, оглядываясь.

— Все изменилось, — прошептала она. — Но запах… запах тот же. Запах власти.

Навстречу нам вышла Тамара Павловна с Марком на руках. Она замерла, увидев Елену. Поднос с утренним кофе, который несла горничная сзади, с грохотом упал на пол.

— Елена Викторовна… — прошептала экономка, прижимая руку к груди. — Пресвятая Богородица…

Мать Дамиана посмотрела на ребенка. Ее лицо дрогнуло.

— Это… — она вопросительно посмотрела на Дамиана.

— Это мой сын, — сказал он с гордостью. — Марк. Твой внук.

Елена подошла к Тамаре Павловне. Она протянула свои узловатые пальцы и коснулась щечки малыша. Марк улыбнулся во сне.

По щекам «железной леди» прошлого, которая пережила ад, покатились слезы.

— Воронов, — сказала она твердо. — Порода. Мы выжили, Костя. Мы все-таки выжили.

Дамиан обнял меня за плечи. Мы стояли и смотрели на эту сцену — встречу поколений, встречу прошлого и будущего. Круг замкнулся. Мы вернули то, что было украдено у этой семьи.

— Добро пожаловать домой, мама, — сказал Дамиан.

Она повернулась к нам. В ее взгляде появилась стальная твердость, которую я видела у ее сына.

— Мне нужно помыться. И поесть. А потом… потом мы пойдем в кабинет. У меня есть что добавить к вашему дневнику.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 77: Живой сейф

Вечером мы снова собрались в кабинете. Дамиан, я и Елена. Она преобразилась. Чистая одежда, уложенные волосы, гордая осанка. Годы в клинике не смогли убить в ней королеву преступного мира. Она сидела в кресле мужа, положив руки на подлокотники, и казалось, что она никуда и не уходила.

На столе лежал дневник.

— Костя был умным человеком, — сказала она, поглаживая кожаную обложку. — Но он был сентиментален. Он доверял бумаге. Я — нет.

Она постучала пальцем по своему виску.

— Я — живой сейф. Тень знал это. Поэтому он держал меня в живых. Они пытали меня. Кололи химию. Пытались использовать гипноз. Но они не смогли взломать код.

— Какой код? — спросил Дамиан.

— Доступ к «Черной кассе» Совета, — ответила она спокойно, словно говорила о рецепте пирога. — Твой отец вел их белые счета. Те, что были в дневнике. Но я… я вела их теневой фонд. Фонд на случай войны. Золото, алмазы, компромат на политиков высшего эшелона. То, что нельзя отследить через банки.

Мы с Дамианом переглянулись. Мы думали, что обнулили их, украв деньги со счетов. Но оказалось, что мы лишь поцарапали поверхность.

— Они пытались заставить меня вспомнить последовательность, — продолжала Елена. — Но я поставила блок. Я убедила себя, что я сумасшедшая. Что я ничего не помню. Я двадцать лет играла роль овоща, чтобы они не добрались до этих данных.

Она посмотрела на Дамиана.

— Но когда я увидела тебя… когда я поняла, что ты пришел… блок рухнул. Я помню все. Каждую цифру. Каждое имя.

— Имя Тени? — спросила я, подаваясь вперед.

Елена перевела на меня взгляд. В нем было одобрение.

— Ты умная девочка. И смелая. Костя бы тебя одобрил. Да, я знаю имя Тени. Я знала его, когда он еще был никем. Шестеркой на побегушках у моего мужа.

— Кто он? — голос Дамиана звенел от напряжения.

Елена усмехнулась. Злой, торжествующей улыбкой.

— Его зовут Виктор. Виктор Астахов.

Дамиан замер.

— Дядя Витя? — прошептал он. — Крестный?..

— Да. Твой крестный отец. Лучший друг твоего отца. Тот, кто клялся защищать нашу семью. Тот, кто продал нас Совету, чтобы занять место Кости. А потом убил Костю, чтобы занять место в Совете.

В комнате повисла тишина. Страшная, тяжелая тишина. Предательство такого масштаба не укладывалось в голове. Человек, который дарил Дамиану игрушки в детстве, который утешал его на похоронах матери (ложных похоронах!), был архитектором всего этого кошмара.

— Он жив, — сказал Дамиан. — И он ответит.

— Он не просто жив, — сказала Елена. — Он сейчас очень напуган. Вы лишили его денег. Вы забрали меня. У него осталась только одна карта.

— Какая?

— Личная гвардия Совета. «Чистильщики». Если он поймет, что я заговорила, он спустит их с цепи. Он попытается уничтожить весь этот дом вместе с фундаментом.

— Пусть пытаются, — Дамиан встал. Он подошел к карте города, висевшей на стене. — Мы готовы. Теперь я знаю, кто враг. И я знаю, где его искать. Астахов всегда любил старый бункер под оперным театром. Он называл его своей «ложей».

Елена кивнула.

— Да. Это его нора.

Дамиан повернулся к нам.

— Алина, запиши все, что скажет мама. Все счета, все явки, все имена. Мы опубликуем это. Но не в Интернете. Мы отправим это «Иностранцам» и другим кланам. Мы объявим охоту на Тень. Мы сделаем его изгоем.

— А ты? — спросила я.

— А я поеду в театр, — он улыбнулся, и это была улыбка смерти. — Давно я не был в опере. Говорят, акустика там потрясающая. Особенно для выстрелов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 78: Эйфория

План был составлен. Приказы отданы. Войска готовились к финальному штурму на завтра. Но эта ночь… эта ночь принадлежала нам.

Мы оставили Елену отдыхать в ее покоях. Мы поднялись к себе. Адреналин от полученной информации, от осознания того, что мы держим в руках судьбу мира, пьянил сильнее вина. Мы были не просто выжившими. Мы были вершителями.

Как только дверь спальни закрылась, Дамиан прижал меня к ней.

— Ты понимаешь? — шептал он, целуя мою шею, мои плечи, срывая с меня одежду. — Мы сделали это. Мы нашли последний кусок пазла. Астахов труп.

— Мы короли, — ответила я, помогая ему избавиться от рубашки. — Мы всесильны.

Эта ночь отличалась от всех предыдущих. В ней не было страха, не было боли, не было отчаяния. Была чистая, незамутненная эйфория победителей. Мы праздновали. Мы пили друг друга, как шампанское.

Дамиан подхватил меня и бросил на кровать. Он смотрел на меня с нескрываемым восхищением.

— Ты родила мне сына. Ты спасла мою мать. Ты взломала счета Совета. Кто ты, женщина?

— Я твоя судьба, — улыбнулась я, разводя руки. — Иди ко мне.

Секс был феерическим. Это был танец двух равных хищников. Я не была покорной жертвой, а он не был доминантом-тираном. Мы менялись ролями. Я толкала его на спину и садилась сверху, диктуя ритм, заставляя его стонать и сжимать простыни. Я наклонялась к нему, позволяя моим волосам щекотать его грудь, и целовала его так, словно хотела съесть.

— Ты великолепна, — рычал он, сжимая мои бедра. — Ты богиня.

Потом он перехватывал инициативу. Он переворачивал меня, нависал сверху, входя глубоко и мощно, заявляя свои права. Но теперь это было не право силы, а право любви.

Мы использовали все. Шелк простыней, холодное шампанское, которое Дамиан разлил на мою грудь и слизывал, дразня меня до безумия. Мы смеялись. Мы кричали. Мы были живыми настолько, насколько это вообще возможно.

В какой-то момент, когда мы оба были на пике, он остановился. Он посмотрел мне в глаза, тяжело дыша.

— Я хочу еще детей, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты родила мне дочь. Такую же красивую и опасную, как ты.

— Сначала убей Астахова, — выдохнула я. — А потом… я рожу тебе хоть футбольную команду.

Он рассмеялся и вошел в меня до конца, скрепляя этот договор самым древним способом.

Оргазм был похож на салют. Яркий, ослепительный, бесконечный. Мы лежали в обнимку, укрытые только лунным светом, и я чувствовала, как его рука гладит мой живот — уже плоский, но хранящий память о жизни.

— Завтра все закончится, — сказал он.

— Да. Завтра мы станем свободными.

Это была эйфория. Опасная, сладкая иллюзия того, что мир уже у наших ног. Но мы заслужили эту иллюзию. Хотя бы на одну ночь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 79: Новый игрок

Утро перед битвой было холодным и ясным. Дамиан уехал на встречу с «волками», чтобы координировать атаку на бункер. Я осталась в доме — координировать информационную атаку.

Елена сидела рядом со мной в кабинете. Она диктовала мне номера счетов и пароли, которые я тут же вбивала в систему, готовя пакеты данных для отправки.

— Ты хорошо печатаешь, — заметила она. — Костя ненавидел компьютеры. Он считал, что бумага надежнее. Он ошибался.

— Мир изменился, Елена Викторовна.

— Зови меня мамой. Ты спасла меня. Ты родила мне внука. Ты часть семьи.

Я улыбнулась ей. Впервые у меня была свекровь. И какая! Женщина-легенда.

В этот момент на мониторе всплыло окно входящего вызова. Видеозвонок. Зашифрованный канал.

— Кто это? — спросила Елена.

— Не знаю. Дамиан на связи по рации.

Я приняла вызов.

На экране появилось лицо. Не Астахова. Это был молодой мужчина, лет тридцати пяти, с холодными голубыми глазами и шрамом через бровь. Он сидел в кабинете, похожем на бункер.

— Алина Воронцова, — произнес он. Голос был механическим, измененным. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Кто вы? — спросила я.

— Я тот, кто придет на смену Астахову. Совет — это гидра. Отрубишь одну голову — вырастет две. Астахов стар. Он допустил ошибку, связавшись с вами. Он стал уязвим.

— Чего вы хотите?

— Я предлагаю сделку. Вы не публикуете компромат на Совет. Вы отдаете нам голову Астахова — физически. Мы не вмешиваемся. Мы признаем Дамиана главой клана и даем ему место в Совете. Место Астахова.

Я замерла. Это было искушение. Власть. Признание. Мир без войны, но по правилам Совета.

Елена наклонилась к микрофону.

— Мальчик, — сказала она ледяным тоном. — Ты знаешь, кто я?

Мужчина на экране прищурился.

— Елена Воронова. Призрак.

— Я не призрак. Я память. И я помню, что Совет не держит слово. Вы хотите купить нас? Вы хотите сделать Дамиана одним из вас, чтобы потом, когда он расслабится, убить его и забрать все.

— Времена меняются, Елена. Нам нужна свежая кровь. Дамиан силен. Он доказал это.

— Дамиан не сядет за один стол с убийцами своей матери, — отрезала я. — Мы не хотим места в Совете. Мы хотим, чтобы Совета не существовало.

— Это невозможно, — усмехнулся мужчина. — Мы — система. Мы необходимы. Без нас начнется хаос.

— Мы любим хаос, — сказала я. — В хаосе рождаются новые звезды.

Я нажала кнопку «Отправить». Пакеты с компроматом улетели в сеть. В Интерпол, в ФБР, журналистам, главам конкурентных синдикатов.

— Что вы наделали? — лицо мужчины на экране перекосилось от ярости.

— Я открыла ящик Пандоры, — улыбнулась я. — Удачи с полицией. И с вашими партнерами, которых вы обворовывали.

Экран погас.

— Ты начала мировую войну, девочка, — сказала Елена с восхищением.

— Нет, мама. Я ее закончила. Теперь им будет не до Дамиана. Они будут спасать свои шкуры.

Я схватила рацию.

— Дамиан! Атакуй! Сейчас! Они в панике!

В ответ я услышала рев моторов и выстрелы. Финальная охота началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 80: Король и Королева

Битва за оперный театр была короткой и жестокой. Астахов, лишенный поддержки Совета (который в панике уничтожал документы после моей утечки), остался один со своей личной охраной. «Волки» Дамиана прошли сквозь них как нож сквозь масло.

Дамиан убил Астахова лично. В той самой ложе, откуда крестный наблюдал за балетом. Он не стал разговаривать. Он просто вошел и выстрелил. За отца. За мать. За мое похищение. За все.

Когда он вернулся домой, он был страшен. Весь в чужой крови, с пустыми глазами человека, который заглянул за край.

Я встретила его в холле. Я была в белом платье. Символ новой жизни.

— Все? — спросила я.

— Все, — ответил он, бросая пистолет на столик. — Астахов мертв. Совет в руинах. Интерпол уже проводит аресты в Европе по твоим наводкам. Мы победили, Алина. Мы уничтожили систему.

Он подошел ко мне и упал на колени, обхватив мои ноги. Он дрожал. Откат после боя.

— Встань, — сказала я тихо. — Короли не стоят на коленях.

Я подняла его. Я повела его в ванную. Я снова омыла его, как тогда, после склада. Но теперь это было не исцеление. Это была коронация.

Мы оделись. Он — в свежий костюм. Я осталась в белом.

Мы вышли на балкон нашего дома. Внизу, в саду, стояли его люди. «Волки». Они увидели нас.

— Слава Воронову! — крикнул Егор.

— Слава! — подхватили сотни голосов.

Дамиан поднял руку, приветствуя свою армию. Он был Королем этого города. Единственным и неоспоримым.

Он повернулся ко мне.

— А это — ваша Королева, — сказал он громко. — Без нее не было бы победы. Она — мозг и сердце этой семьи.

Он поцеловал меня на глазах у всех.

Позже, когда мы остались одни в кабинете, который теперь стал тронным залом, мы не могли сдержаться.

Дамиан усадил меня на тот самый стол, где мы занимались любовью перед битвой. Но теперь на нем не было карт. На нем стоял ноутбук, показывающий новости о крахе мирового криминального синдиката.

— Ты понимаешь, что мы теперь — мишень номер один? — спросил он, расстегивая мое платье. — Все недобитки будут охотиться на нас.

— Пусть, — ответила я, обвивая его шею руками. — У нас есть армия. У нас есть деньги. И у нас есть мы.

Он вошел в меня властно, глубоко.

— Ты моя власть, — шептал он. — Моя империя.

Мы занимались сексом не как любовники, а как правители мира. Каждое движение было утверждением силы. Мы смотрели друг другу в глаза и видели там отражение своего величия. Мы прошли через ад и создали свой собственный рай. Кровавый, опасный, но наш.

— Да здравствует Король, — прошептала я в момент экстаза.

— Да здравствует Королева, — ответил он, накрывая мои губы своими.

За окном вставало солнце нового дня. Дня, который принадлежал нам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 81: Коронация

После той ночи город изменился. Или изменились мы. Воздух, которым мы дышали, стал другим — разреженным, как на вершине Эвереста. Мы стояли на самой высокой точке пищевой цепочки, и отсюда открывался головокружительный вид.

Прием в честь «нового этапа развития бизнеса» (как мы это официально назвали) проходил в нашем доме. Весь цвет города, включая тех, кто еще вчера готов был нас уничтожить, собрался в огромном бальном зале. Политики, банкиры, бывшие партнеры Совета — они шли вереницей, кланяясь, пожимая руку Дамиану и целуя руку мне. Я видела в их глазах страх. И уважение. Они знали, что случилось с Астаховым. Они знали, что случилось со счетами Совета.

Я стояла рядом с мужем в платье цвета расплавленного золота, с открытой спиной. Дамиан держал руку на моей талии, и это прикосновение было не просто поддержкой. Это была метка собственности. «Смотрите, но не смейте касаться».

— Они боятся тебя, — прошептала я ему на ухо, когда очередной чиновник рассыпался в комплиментах.

— Они боятся нас, — поправил он, скользнув ладонью чуть ниже, на бедро, скрытое тканью. — Они знают, что ты — моя валькирия. Мозг операции.

Когда последний гость уехал, дом опустел. Охрана заняла периметр, оставив нас одних на огромной террасе, нависающей над ночным городом. Огни мегаполиса расстилались внизу, как драгоценный ковер.

Дамиан снял пиджак и бросил его на шезлонг. Он развязал галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки.

— Иди сюда, — сказал он.

Я подошла. Он развернул меня спиной к себе, прижимая к перилам балкона. Внизу была бездна огней. Сзади — жар его тела.

— Посмотри на этот город, — прошептал он, убирая волосы с моей шеи и целуя то место, где бился пульс. — Он твой. Я дарю его тебе.

— Мне не нужен город, — ответила я, откидывая голову ему на плечо. — Мне нужен ты.

— Ты получишь все, — прорычал он.

Его руки скользнули по золотому шелку платья, поднимая подол. Прохладный ночной воздух коснулся моей кожи, но тут же сменился горячими, требовательными ладонями Дамиана.

— Здесь? — выдохнула я. — Нас могут увидеть.

— Пусть смотрят, — он укусил меня за плечо. — Пусть завидуют. Весь этот мир — наша спальня.

Он вошел в меня резко, одним мощным движением, прижимая животом к холодным перилам. Контраст температур, опасность высоты, ощущение безграничной власти над городом внизу — все это ударило в голову сильнее шампанского.

Это была не просто близость. Это была коронация. Акт утверждения нашего права на существование, на счастье, на власть.

Дамиан двигался жестко, властно. Он брал меня так, словно ставил печать на каждом моем стоне. Я чувствовала себя драгоценным трофеем, который он завоевал в смертельной битве и теперь наслаждался им по праву победителя.

Я вцепилась в перила, глядя на мерцающие огни, которые расплывались перед глазами. Мое тело пело. Каждое движение Дамиана отзывалось во мне звенящим удовольствием.

— Ты моя королева, — шептал он мне в ухо, ускоряя темп. — Моя жизнь. Моя империя.

Когда накрыл оргазм, мне показалось, что я взлетаю над этим городом, рассыпаясь золотыми искрами. Дамиан кончил следом, с глухим рыком, сжимая меня так, словно хотел вдавить в себя, сделать нас одним целым навсегда.

Мы стояли, обнявшись, над миром, который пытался нас сломать, но в итоге лег у наших ног.

— Да здравствует Король, — прошептала я в тишину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 82: Новые правила

Власть — это не только привилегии. Это ответственность. И работа.

Следующие месяцы превратились в марафон. Мы перестраивали империю. Дамиан был безжалостен к прошлому. Он закрыл все направления, связанные с наркотиками и торговлей людьми — то, на чем жирел Совет.

— Мой сын не будет расти на кровавых деньгах, — сказал он на совещании с «волками». Те, кто был не согласен, покинули комнату. И город.

Мы легализовывали активы. Строительство, логистика, IT-технологии. Дневник Константина Воронова стал нашей библией, но мы читали ее по-новому. Мы использовали старые связи, чтобы строить мосты, а не стены.

Я вернулась к тому, что любила. К дизайну и архитектуре. Но теперь я не проектировала квартиры для капризных богачек. Я проектировала будущее нашего холдинга. Новые офисы, новые центры.

Марк рос. Он был удивительным ребенком — спокойным, внимательным, с пронзительным взглядом отца. Егор, ставший его крестным (да, старый вояка пустил слезу на церемонии), души в нем не чаял. Наш дом больше не был крепостью на осадном положении. Он стал домом.

Однажды вечером Дамиан вошел в мой новый кабинет, который я обустроила в бывшей оружейной.

— Ты занята?

— Планирую реконструкцию набережной, — я отложила стилус. — Мэр наконец-то согласовал проект. Твои «аргументы» сработали.

Дамиан усмехнулся.

— Доброе слово и пистолет всегда работают лучше, чем просто доброе слово.

Он подошел и развернул мое кресло к себе.

— Я хочу кое-что тебе показать.

Он положил на стол папку.

— Что это?

— Документы. Я переписал половину активов холдинга на тебя. И на Марка.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Зачем? Мы же семья. Все и так общее.

— Это страховка, — он стал серьезным. — Алина, мы победили Совет. Но мир жесток. Я могу заболеть. Могу попасть в аварию. Меня могут… убрать конкуренты-одиночки. Я хочу знать, что, если меня не станет, ты будешь не просто вдовой. Ты будешь владелицей. Никто не сможет отобрать у тебя империю. Ты будешь независима.

Я встала и обняла его.

— Ты никуда не денешься, Воронов. Я тебя с того света достану.

— Я знаю, — он улыбнулся, целуя меня. — Но это новые правила. В нашей семье женщина — не тень мужа. Она — его равноправный партнер. И я хочу закрепить это юридически.

Я подписала документы. Не ради денег. А ради того, чтобы он был спокоен. Мы строили фундамент, который простоит века.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 83: Спустя год

Годовщина нашей «официальной» свадьбы (которую мы сыграли тихо, уже после рождения Марка) совпала с большим благотворительным балом. Мы были главной парой вечера. Дамиан в смокинге выглядел как агент 007, только опаснее. Я выбрала платье цвета ночного неба, усыпанное кристаллами.

Мы танцевали. Дамиан держал меня крепко, его рука обжигала спину.

— Ты слишком красивая сегодня, — прошептал он. — Я вижу, как они смотрят на тебя.

— Кто?

— Все. Тот молодой французский инвестор уже третий раз пытается подойти.

В его голосе прозвучали знакомые, опасные нотки. Ревность. Даже спустя год, даже обладая мной всецело, он оставался собственником.

— Пусть смотрит, — улыбнулась я, прижимаясь к нему теснее. — Меню смотреть можно. Заказывать — нельзя.

— Я хочу уехать, — рыкнул он. — Сейчас же.

— Мы не можем. Мы хозяева вечера. Еще час.

Но час он не выдержал. Когда француз все-таки решился пригласить меня на танец, Дамиан вежливо, но ледяным тоном перехватил инициативу.

— Моя жена танцует только со мной. Или не танцует вовсе.

Он схватил меня за руку и потащил прочь из зала.

— Дамиан, люди смотрят!

— Плевать.

Мы вошли в лифт. Стеклянная капсула, скользящая по внешней стене небоскреба. Как только двери закрылись, он нажал кнопку «Стоп». Лифт завис между этажами, над сияющим городом.

Он прижал меня к стеклу.

— Ты моя, — сказал он, глядя мне в глаза темным, голодным взглядом. — Скажи это.

— Я твоя, — выдохнула я.

Он рванул вырез моего платья. Кристаллы посыпались на пол, как звездный дождь.

— Я ненавижу, когда они смотрят на тебя. Я хочу спрятать тебя. И я хочу взять тебя прямо здесь. Чтобы запах моего семени отпугивал их, как хищников.

Это была вспышка страсти, достойная первых дней нашего знакомства. Дикая, необузданная. Мы занимались любовью в зависшем лифте, на виду у всего города (хотя нас никто не мог видеть из-за тонировки, но ощущение риска было пьянящим).

Он брал меня стоя, задрав мою ногу себе на пояс. Я видела свое отражение в стекле — растрепанная, с горящими глазами, прижатая к прозрачной стене властным мужчиной.

— Люби меня, — стонала я. — Зверь…

Когда лифт снова поехал, мы приводили себя в порядок, смеясь, как подростки. Платье было безнадежно испорчено, но мы были счастливы. Страсть никуда не ушла. Она просто стала глубже, опаснее и вкуснее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 84: Второй шанс

Все началось с усталости. Я списывала это на работу — новый проект торгового центра выматывал меня. Но потом к усталости добавилась знакомая, едва уловимая тошнота по утрам от запаха кофе.

Я не поверила. Мы предохранялись. Врачи говорили, что после тяжелых родов и стресса шансы забеременеть снова невелики.

Но тест показал две полоски.

Я сидела в ванной, глядя на пластиковую палочку, и плакала. Но на этот раз это были слезы не ужаса, как тогда, в моей маленькой квартирке. Это были слезы потрясения и тихой, растущей радости.

Вечером Дамиан нашел меня в саду. Я сидела на качелях, укрывшись пледом. Марк играл неподалеку с няней.

— Ты какая-то загадочная, — сказал он, садясь рядом. — Проблемы с проектом?

— Нет. Проект отличный. Просто… он потребует расширения.

— Бюджета? — усмехнулся он.

— Жилплощади. И количества детских комнат.

Дамиан замер. Он медленно повернул голову и посмотрел на меня. В его глазах я увидела, как осознание сменяется неверием, а потом — ослепительным светом.

— Ты…

Я кивнула, доставая из кармана тест.

— Второй шанс, Дамиан. На этот раз — без войны. Без страха. Без погонь. Просто ребенок. Наш ребенок.

Он взял тест дрожащей рукой.

— Девочка, — сказал он уверенно. — Я знаю, это будет девочка. Маленькая копия тебя.

Он сполз с качелей на колени прямо на траву и уткнулся лицом мне в живот.

— Спасибо, — шептал он. — Спасибо, Алина. Ты делаешь меня самым богатым человеком во вселенной.

Я гладила его по голове, глядя на нашего сына, бегающего по лужайке, и думала о том, какой странный и удивительный путь мы прошли. От ненависти и плена до абсолютного, безграничного счастья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 85: Наследие

Пять лет спустя.

Солнце садилось в море, окрашивая воду в цвета расплавленного золота и рубина. Мы сидели на террасе нашей летней виллы.

Внизу, на пляже, пятилетний Марк строил огромную крепость из песка. Он был серьезен и сосредоточен, командуя «рабочими» — Егором и еще парой охранников, которые с удовольствием таскали ведра с водой.

Рядом с ним, в розовом купальнике, бегала трехлетняя Ева. Она смеялась, разрушая то, что строил брат, и Марк, вместо того чтобы злиться, терпеливо начинал заново, объясняя ей, как надо.

— У него твое терпение, — сказал Дамиан, обнимая меня за плечи. — И твоя доброта.

— А у нее твой характер, — отозвалась я, глядя, как Ева топает ножкой, требуя лопатку у огромного охранника. — Она будет вить веревки из мужчин.

— Я уже купил ружье, чтобы отстреливать женихов, — хмыкнул Дамиан.

Мы сидели в тишине, наслаждаясь моментом покоя.

Дамиан изменился за эти годы. Седины на висках стало больше, морщины вокруг глаз стали глубже, но взгляд… Взгляд стал спокойным. Волк нашел свой дом. Он все еще был опасен, все еще держал город в железном кулаке, но дома он был просто папой.

— Ты жалеешь о чем-нибудь? — спросила я вдруг. — О том, что было? О том, чего не случилось?

Он повернулся ко мне и взял мою руку, переплетая пальцы. На его запястье все еще был виден старый шрам от ожога.

— Я жалею только о том времени, когда мы не были вместе, — ответил он. — Все остальное — путь, который привел меня сюда. К тебе. К ним.

Он поцеловал мою ладонь.

— Наш дневник дописан, Алина. Грехи отцов искуплены. Мы написали свою историю. Кровью, потом, любовью.

— И что дальше? — спросила я, улыбаясь.

— А дальше… — он посмотрел на детей, потом на закат. — Дальше вечность. Мы построили империю, которая простоит века. Наследие Воронова теперь — это не война. Это они.

Он наклонился и поцеловал меня. Нежно, глубоко, с той же страстью, что и в первый день, но теперь в ней была еще и глубокая, корневая привязанность.

Солнце скрылось за горизонтом. Зажглись первые звезды. Марк и Ева, уставшие и счастливые, бежали к нам по лестнице.

— Папа! Мама! Смотрите!

Дамиан подхватил дочь на руки, я обняла сына. Мы стояли все вместе, глядя в темноту, которая нас больше не пугала. Потому что мы сами стали светом друг для друга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец