Печалька и Загорский 10

На следующий день князья окончательно помирились, и с утра пораньше они уже сплетничали обо мне, почти совершенно меня не стесняясь. Перед тем как выйти к чаю, я ненадолго задержалась за гардиной, просто чтобы послушать, что они обо мне говорят. И услышала следующее:

-Ну как, Ангелина тебе больше не снилась? - спрашивал Егор, и тон у него был какой-то немного скабрезный.

-Не поверишь, снилась! - смеясь, отвечал Дроздовский, - снилось мне, что твоя Ангелина снимает платье, а там! А там под платьем у нее сюртук полицейского писаря! А потом снимает она сюртук, а под ним что, не поверишь! Ямщичий тулуп! А потом снимает тулуп, а там чиновничий мундир! А потом…

Я не стала дослушивать до конца все подробности этого скабрезного сна с переодеваниями, и вышла из-за гардины. Князья вздрогнули. Я стояла перед ними в синем бархатном халате с кистями.

-Что же ты мне не снишься в панталонах, а только все Дроздовскому норовишь присниться? Уже и в мундире ему приснилась, и в тулупе, и в сюртуке… Или ты меня не любишь? - говорил мне Егор, сидя рядом со мной на диванчике после чая, зажимая меня в самый угол. Он тискал меня безбожно своими большими ручищами, и все норовил положить свою ладонь меж моих бедер. Я отмахивалась от него как от назойливой мухи, но он не отставал, и все просил меня присниться ему, хоть в каком-нибудь обличии , хоть в крестьянском армяке, хоть в сюртуке, хоть в ермолке, хоть как. Егор уже было развязал кисти моего шелкового халата, как вдруг в дверь постучали, и мы увидели на пороге взволнованного, растревоженного Дроздовского.

-Дамы и господа, пренеприятнейшее известие! - скорбно провозгласил он, - Наш любимый батюшка Симеон, настоятель нашей церковной общины, выздоравливал, выздоравливал, да и помер!

Мы с Егором молча переглянулись и поняли, что дела наши плохи и венчать нас некому.