До встречи с тобой

Глава 1

Три часа дня. Солнечный луч, упрямо пробивавшийся сквозь высокое окно кофейни «У Бенда», поймал в свою ловушку кружащуюся пылинку и частицу души Лизы. Она смотрела на эту пылинку, потому что смотреть в глаза Артему больше не могла. Его слова все еще висели в воздухе, простые и чудовищные, как пощечина.

«Мне просто надоело, Лиза. Надоело всё».

Он произнес это с легкой, извиняющейся улыбкой, будто говорил о надоевшей каше по утрам. Не о четырех годах. Не о совместной съемной квартире с ее цветами на подоконнике и его вечно пылящимся велотренажером. Не о планах, которые из «когда-нибудь» превратились в «наверное, никогда».

Она молчала. Пальцы обхватили керамическую чашку, пытаясь выжать из нее хоть каплю тепла. Внутри была странная, звенящая пустота. Она ждала боли, разрыва, падения в пропасть. Но ничего этого не случилось. Было только ощущение, будто кто-то взял и аккуратно вынул из нее важный, но давно не проверяемый орган. Не больно. Просто… пусто. И невероятно холодно.

«Ты… понимаешь?» — осторожно спросил Артем, уже отодвигая стул. Его движения были легкими, как у человека, сбросившего груз.

Лиза медленно перевела на него взгляд. Видела знакомые черты: ямочку на щеке, когда он улыбался, маленький шрам над бровью от давней потасовки. Она их любила. Теперь они казались просто чертами чужого, слегка знакомого лица.

«Да, — тихо сказала она. — Я понимаю. Тебе надоело».

Он кивнул, явно почувствовав облегчение от отсутствия истерик. Встал, положил на стол купюру — за два капучино и маффин. Щедро. На чай.

«Ключи… я оставлю под ковриком. Мои вещи… я заберу на днях. Ты… будь счастлива».

Он ушел. Не оглянулся. Дверь с мягким звонком колокольчика закрылась за ним с тихим, окончательным хлопком.

И вот тогда первая волна накрыла. Не слезы. А дикий, животный смех. Он вырвался из ее горла хриплым, неузнаваемым звуком. «Будь счастлива. Будь счастлива после этого. Какой идиот. Какой жалкий, ничтожный идиот». Она сжала губы, заглушая смех, и почувствовала, как по щекам катятся первые горячие слезы. Они падали прямо в остывший капучино, оставляя темные круги на молочной пенке.

Часть 2: Звонок

Телефон завибрировал в сумочке, настойчиво, как оса. Лиза смотрела на экран сквозь пелену слез: «СОНЬКА-СОЛНЫШКО». Иконка — их общее фото с отпуска, две загорелые рожицы в соломенных шляпах.

Взять трубку было физически невозможно. Но Соня не сдавалась. После пятого звонка пришло голосовое. Лиза машинально нажала play, поднесла телефон к уху.

«Лизонька! Ты где зависла? Не смей даже думать отменять! У меня для нас билеты не просто какие-то, а в ПЕРВОМ РЯДУ, ты понимаешь? В ПЕРВОМ! Я год копала, продала душу и почку! Влад Старков, детка, вживую! Он сегодня будет в метре от нас! Ты мне нужна в полной боевой, встречаемся у служебного входа в семь, я уже там буду! Если не придешь — я тебя найду и лично затащу! Люблю!»

Голос Сони был как удар током. Такой плотный, яркий, переполненный жизнью, что он на секунду прожег дыру в леденящей пустоте внутри Лизы. Влад Старков. Да, этот поп-идол, чьи песни лились из каждого утюга. Красивый, самоуверенный, отполированный до блеска. Объект обожания ее лучшей подруги. Лиза терпела его музыку в машине, соглашалась на концерты ради Сони, могла даже напеть пару припевов. Он был для нее частью фона — приятного, но необязательного.

Мысль о том, чтобы сейчас, с этой дырой в груди, идти в эпицентр грохота, криков и фанатичной любви, вызывала физическое отвращение. Ей хотелось залезть в их с Артемом постель (теперь только ее постель), накрыться с головой и исчезнуть.

Но другой голос, тихий и опасный, прошептал из глубины той самой пустоты: «А что ты будешь делать одна? Думать о нем? О том, как тебе «надоело»? Ты сойдешь с ума. Иди. Пусть этот рев заглушит всё. Пусть чужой восторг хоть на час заменит твое горе. Иди и сделай вид, что ты еще живая».

Она вытерла лицо бумажной салфеткой, оставив на ней черные разводы туши. Написала Соне: «Буду».

Часть 3: Маскарад

К семи она была готова. Механически нанесла макияж, скрывая следы слез. Надела то самое черное платье — простое, облегающее, с открытыми плечами. Артем говорил, что в нем она выглядит «сверхъестественно». Сегодня она надела его назло. Не ему — себе. Чтобы доказать, что еще может быть желанной, даже если это ложь.

Соня, увидев ее, пронзительно завизжала и замахала руками. Она была похожа на райскую птичку в блестках и с розовыми волосами.

«Ты выглядишь обалденно! Как королева траура, но в самом сексуальном смысле! Ничего, сейчас Влад тебя развеселит!»

Лиза пыталась улыбаться. Улыбка получалась деревянной.

Их провели через отдельный вход, впереди толпы. Ощущение было странное — будто они не зрители, а часть шоу. Первый ряд. Барьер. До края сцены — меньше метра.

Зал начал заполняться гулом, который постепенно нарастал, превращаясь в сплошной, вибрирующий гул ожидания. Лиза чувствовала, как ее собственное сердце бьется в такт этому гулу, учащенно и тревожно. Она сжала холодный барьер, пытаясь зацепиться за что-то реальное.

Часть 4: Божество со сцены

Свет погас. Тьма взорвалась ревом. И когда прожекторы ударили в центр сцены, он был уже там.

Влад Старков.

На фотографиях и в клипах он был красивым. Вживую он был явлениям. Энергия исходила от него волнами, почти физически ощутимыми. Он не просто стоял — он владел пространством. Каждый его жест, от легкого взмаха руки до наклона головы к микрофону, был выверен, заряжен магнетизмом и в то же время выглядел удивительно естественно. Его голос в живую был еще лучше — бархатный, с легкой хрипотцой на низких нотах, способный стать ледяным шепотом или пронзительным криком.

Лиза смотрела, завороженная, несмотря на себя. Это было мастерство. Искусство управления толпой. Он пел о любви, потере, страсти, и тысячи людей переживали это с ним, как собственное. Соня рядом рыдала, кричала, тянула руки.

В перерыве между песнями он начал общаться с залом. Подошел к их краю сцены. Лиза видела мельчайшие детали: капли пота на висках, прилипшую прядь волос ко лбу, интенсивный блеск его серо-голубых глаз под софитами. Он шутил, улыбался, ловил подарки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И в один из таких моментов, проходя вдоль первого ряда, он протянул руку. Десятки ладоней тянулись к нему. Кончики его пальцев скользнули по ним. И одно легкое, почти неосязаемое касание пришлось на тыльную сторону ее левой руки, лежавшей на барьере. Кольцо на его безымянном пальце — холодное серебро — провело микроскопическую черту по ее коже. Она инстинктивно отдернула руку. Случайность, — подумала она. Фан-сервис. Ничего личного.

Но когда через несколько минут он снова вернулся к их сектору и остановился, ее внутренний радар начал пищать. Он смотрел. Не на море лиц, а прицельно. Его взгляд, будто луч-указатель, прошелся по ряду, выхватил Соню с ее розовыми волосами, скользнул дальше… и остановился на ней. На Лизе.

В его глазах не было безликого восторга фаната. Было внимание. Изучение. Любопытство хищника, заметившего в стаде необычную особь. Она стояла слишком тихо. Слишком замкнуто. Ее глаза, наверное, все еще были пустыми и красными от слез. Она была черной дырой в море сияющих лиц.

Он медленно присел на корточки, оказавшись с ней почти на одном уровне. Зал вокруг затих, затаив дыхание. Он поднес к губам микрофон, но говорил так тихо, что слова были слышны лишь в радиусе пары метров.

«Ты, — начал он, и его голос был теперь без микрофонного усиления, живой, низкий, проникающий прямо в кости. — В черном. С глазами, в которых сейчас бушует такой шторм, что всем моим песням о бурях до него далеко».

Лиза замерла. Она чувствовала, как Соня впивается ей в локоть.

«Мне стало интересно, — продолжал он, его губы изогнулись в полуулыбку. — Что может заставить человека с такими глазами прийти на мой концерт?»

Она не нашлась что ответить. Просто смотрела на него, пойманная, как кролик в свете фар.

«Давай выясним, — сказал он, и это прозвучало не как вопрос, а как мягкое, но непререкаемое решение. — После финальной песни. За кулисы. Скажешь охране: «Влад ждет именно меня». Поняла?»

Он не ждал ответа. Он встал, отряхнул колени, поднял микрофон и обрушил на зал новый взрыв звука, уходя вглубь сцены под оглушительные крики.

Соня повернулась к ней, ее лицо было искажено восторгом и неверием.

«Он… он выбрал ТЕБЯ! Лиза! Ты слышала? Он пригласил тебя! Боже, это же сон!»

Лиза ничего не слышала. В ушах стоял звон. Его слова висели в воздухе, обжигающие и нереальные. Это была ошибка. Галлюцинация. Но прикосновение кольца, его прицельный взгляд, этот тихий, интимный тон… Это было намеренно.

И снова внутри что-то перевернулось. Не страх. Не радость. Вызов. Дерзкий, кричащий вызов, брошенный прямо в лицо всему, что случилось сегодня. «Ты думаешь, твое «надоело» — это конец? — шептала теперь пустота, но в ней уже появились искры. — Смотри. На тебя только что обратил внимание тот, за кем бегают тысячи. Он увидел в тебе что-то. Может, и правда что-то есть? Может, Артем был просто слепцом?»

Это было опасно. Глупо. Невероятно. Но после дня, закончившегося словом «надоело», ей отчаянно хотелось чего-то невероятного.

Она кивнула Соне, все еще не веря сама себе.

«Похоже, что да».

Финальная песня, взрыв конфетти, оглушительные овации. Лизе казалось, что она наблюдает за всем этим из-за толстого стекла. Ее вели за руку, через лабиринт задних коридоров, мимо коробок с оборудованием и усталых техников. Запах пыли, металла и сладковатого дыма.

И вот она — большая, белая дверь с табличкой «В. Старков». Охрана, кивок. Они вошли.

Часть 5: За зеркалом

Гримерка была оазисом спокойного хаоса. Яркий свет ламп вокруг зеркал, обитые мягкой тканью стены, глубокий диван. В воздухе висел сложный коктейль из запахов: сладковатый парфюм, порошок, мужской дезодорант, сигареты и что-то еще — напряжение, ожидание, власть.

Через несколько минут вошел не он. Другой мужчина — Марк. Он представился легко, без напора, сразу переключив внимание на сияющую Соню. Лиза была благодарна за эту передышку. Она отсела к туалетному столику, уставленному флаконами. В ярком свете ламп ее отражение казалось ей чужим: слишком бледная кожа, тени под глазами, губы, поджатые в тонкую ниточку. «Что ты здесь делаешь? — спрашивало отражение. — Ты же не фанатка. Ты — использованная вещь, которую выбросили сегодня днем. Зачем тебе эта игра?»

Дверь открылась без предупреждения.

Он вошел не как артист со сцены, а как хозяин, возвращающийся в свои владения. Следы грима придавали его лицу легкую театральность. Волосы были влажными, на майке темнели пятна пота. Он был реальным, физическим, уставшим. И от этого еще более опасным.

Его взгляд мгновенно оценил обстановку: Марк, Соня в углу, и она — у зеркала, как привидение. Он кивнул Марку, тот что-то сказал Соне, и через минуту они выскользнули в соседнюю комнату, дверь притворилась не до конца.

Тишина. Гулко тикали настенные часы.

Влад подошел к мини-бару, налил в бокал виски, громко стукнув льдом. Звук был удивительно грубым в этой стерильной обстановке. Он повернулся, облокотившись на барную стойку, и поднял бокал в ее сторону — жест, полный скрытой иронии.

«Ну что, развеял твой шторм?» — спросил он. Его голос был тише, чем на сцене, но в нем была та же сила, та же уверенность.

«Шторм никуда не делся, — ответила Лиза, удивляясь собственной смелости. Голос не дрогнул. — Он просто… сменил локацию».

Он прищурился, сделал глоток.

«Мужчина?» — одним словом расставил все точки над i.

Она кивнула, глядя на свои руки. «Сегодня. Четыре года. Он сказал, что… ему все надоело». Выговорить это вслух, здесь, было одновременно унизительно и освобождающе.

Влад медленно покачал головой, поставил бокал. Звон льда был единственным звуком.

«Надоело… — повторил он, и в его интонации было что-то от ученого, разглядывающего примитивный организм. — Интересная формулировка. Обычно надоедает одно и то же. Скучное. Безвкусное. Обыденное». Он сделал шаг к ней. Потом еще один. «Ты выглядишь как угодно, но только не как нечто обыденное в этой комнате, в этом свете».

Он был теперь совсем близко. Она чувствовала исходящее от него тепло, запах — смесь дорогого парфюма, пота, виски и чего-то чистого, мужского. Его глаза были не голубыми, а стальными. Они сканировали ее лицо, ища трещины.

«Знаешь, в чем разница между мной и твоим бывшим? — тихо спросил он, почти шепотом. Его палец с тяжелым кольцом поднялся, но не прикоснулся, лишь описал в воздухе контур ее щеки. — Я ценю то, что сложно получить. А то, что «надоело»… это как раз то, что слишком легко досталось. И значит, не имело цены».

Его слова падали прямо в открытую рану, но не солью, а чем-то огненным и опьяняющим. Они переворачивали с ног на голову всю ее сегодняшнюю боль. «Не ты была недостаточной. Это он был слеп и мелок. Он не смог оценить то, что имеет». Это была ядовитая, опасная логика, но в ее состоянии опустошения она жадно впитывала ее.

Мысли метались: «Он играет. Он говорит это всем. Он видит во мне легкую добычу на взводе. Сломанную куклу, которую можно прибрать к рукам на одну ночь…» Но другая часть, темная, раненая, возмущенная, кричала: «А что, если он прав? Что если ты и правда стоишь больше? Докажи. Докажи ему, докажи Артему, докажи самой себе, что ты не тряпка. Что ты можешь быть не жертвой, а… кем? Соучастницей? Искусительницей? Хотя бы на одну ночь».

Он видел борьбу в ее глазах. И, похоже, это его забавляло. Он сделал последний шаг, и теперь между ними не было и двадцати сантиметров.

«Так что же, осколок ночного неба? — прошептал он. Его дыхание пахло виски и мятой. — Ты пришла смотреть, как я пою? Или… чтобы забыться?»

Это был прямой выстрел. Точно в цель. Она пришла забыться. И он предлагал самый быстрый, самый запретный, самый позорный способ.

В голове пронеслись, как кинокадры, картинки дня: улыбка Артема в кофейне, хлопок двери, ее собственная истерика за столом, пустая квартира, полная его немых вещей… И слова. Эти дурацкие, прилипчивые, убийственные слова: «Надоело. Надоело. Надоело».

Злость. Внезапная, всесокрушающая, белая злость на него, на себя, на всю эту несправедливую, идиотскую жизнь поднялась внутри нее лавиной. Она не думала. Действовало тело, раненая гордость, инстинкт мщения всему миру.

Ее рука резко взметнулась. Но не для пощечины. Она вцепилась пальцами в волосы на его затылке, жестко, почти больно. И потянула его лицо к своему. Их губы столкнулись не в поцелуе, а в столкновении. Это был жест захвата, заявления, пожирания. В нем была вся ее ярость, вся боль, весь немой крик этого дня.

Он замер на долю секунды от неожиданности. Потом ответил. И его ответ был как взрыв. Он не просто принял ее вызов — он захватил командование. Его руки обхватили ее талию, подняли и с силой посадили на край туалетного столика. Флаконы и кисти полетели на пол с оглушительным грохотом. Ей было все равно. Мир сузился до этого дикого, мокрого поцелуя, до вкуса виски и соли ее слез на его губах, до грубых мозолей на его пальцах, впивающихся в ее кожу под платьем.

Он оторвался, чтобы перевести дыхание. Его глаза горели уже не холодным интересом, а азартом охотника, получившего неожиданный отпор.

«Дикая… — хрипло выдохнул он. — Я так и думал».

Она ничего не ответила. Ее пальцы дрожали, когда она сама потянула за молнию на своем платье. Резкий звук «зззззз» прозвучал громче любого признания. Плечи освободились от тонких бретелек, ткань сползла к поясу. Прохлада воздуха ударила по коже, заставив ее вздрогнуть. Она смотрела ему прямо в глаза, бросая немой вызов: «Ну? Ты хотел посмотреть, что скрывается за штормом? Смотри».

Его взгляд скользнул вниз, задержался. В нем мелькнуло что-то помимо желания — уважение к ее дерзости. Потом он наклонился, и его губы обожгли ее шею, ключицу, плечо. Каждое прикосновение было одновременно нежным и властным, словно он ставил печать. Его собственная майка полетела следом за ее платьем. Тело под ней было идеальным — работа диетологов, тренеров, генетики. Но сейчас это было просто тело. Теплое, сильное, реальное. Антидот против призрака Артема, против призрака ее прежней жизни.

Он подхватил ее на руки — легко, как перышко — и перенес на широкий кожаный диван. Мир перевернулся, закружился. Остались только ощущения: жесткость кожи дивана под спиной, вес его тела, влажность его кожи, настойчивый, ритмичный шепот, который он вкладывал в каждое прикосновение. Он был мастером, он знал, где и как, чтобы свести с ума. Но она не была пассивной глиной. Ее злость трансформировалась в отчаянную, почти грубую отвагу. Она царапала ему спину, кусала губы, отвечала на каждое его движение, пытаясь отвоевать хоть крупицу контроля, хоть тень власти в этом безумии.

Когда он вошел в нее, она вскрикнула — коротко, отрывисто. Это не было похоже ни на что из ее прошлого опыта. Это было вторжение. Стирание. Разрушение старого мира до основания. Он двигался с силой и ритмом, которые заглушали все мысли. В ее голове больше не звучало «надоело». Звучал только ее собственный прерывистый стон, смешанный с его тяжелым дыханием у самого уха. Она смотрела в потолок, где отражались блики от зеркал, а потом зажмурилась, позволив чувствам, острым и всепоглощающим, смыть с себя остатки стыда, разума и памяти.

Его финал был тихим, сдавленным стоном, который он уткнул в ее плечо. Ее — беззвучным криком, сотрясшим все тело изнутри, вырывающимся из самой глубины той пустоты, что теперь заполнилась не болью, а огнем.

Эпилог гримерки

Тишина. Только тяжелое, выравнивающееся дыхание и далекий гул уходящей толпы за стенами.

Он лежал рядом, откинув руку на лоб. Лиза смотрела в потолок, чувствуя, как реальность, холодная и неумолимая, начинает просачиваться обратно. Запах секса, разбитых духов и виски. Ее черное платье, бессильно сваленное у дивана, как сброшенная кожа. Его серебряное кольцо, валявшееся рядом с опрокинутым бокалом.

Физическое удовлетворение было глубоким, животным, но оно таяло с каждой секундой, обнажая голый стыд и опустошение. «Что ты наделала? С кем? Зачем? Ты просто использовала его, как он использовал тебя? Или ты просто стала развлечением для скучающей звезды? Очередной галочкой в списке?»

Она резко села, стала искать свое белье. Движения были резкими, угловатыми.

«Уже?» — лениво проронил он, не открывая глаз. В его голосе была спокойная, самодовольная усталость сатисфированного хищника.

«Да, — коротко бросила она, натягивая платье. Молния заедала. «Черт. Черт. Черт», — думала она, пытаясь справиться с дрожью в пальцах.

Он открыл глаза. Взгляд был отстраненным, чистым от той страсти, что бушевала минуту назад. Он оценивающе скользнул по ней, будто видя ее впервые и уже теряя интерес.

«Марк даст тебе номер, — сказал он, садясь и натягивая майку. — Мой. Не тот, что у секретарши. Если… захочешь повторить». В его тоне не было вопроса. Была констатация вероятности, в которой он был уверен.

«Спасибо, — выдохнула она, находя под диваном туфлю. — Не понадобится».

Он лишь усмехнулся, как будто слышал это тысячу раз. Встал, подошел к бару, снова налил виски. Повернулся к ней спиной. Разговор был окончен.

Она вышла в коридор. Соня и Марк сидели на лавке, оживленно беседуя. Увидев Лизу, Соня вскочила, ее глаза были полены вопросов.

«Все хорошо? Вы…?»

«Ничего не было. Уходим. Сейчас же», — перебила ее Лиза. Ее голос звучал хрипло, но в нем была стальная нота, не терпящая возражений.

Марк, понимающе кивнув, проводил их к выходу. Ночь на улице была прохладной и трезвой. Воздух больше не пах электричеством и толпой. Он пах свободой и одиночеством.

В такси Соня, наконец, осторожно спросила:

«Лиз… ты в порядке? Ты выглядишь…»

«Нет, — честно ответила Лиза, прижимаясь лбом к холодному стеклу. За окном плыли огни чужого, безразличного города. — Нет, я не в порядке. Но это… это была граница. Линия, через которую я перешла. Теперь обратной дороги нет».

Она чувствовала странную смесь: леденящий стыд, горечь, опустошение. Но где-то в самой глубине, под всеми этими слоями, тлел крошечный, упрямый уголек. Уголек того, кто посмел. Кто в ответ на «надоело» — устроил себе сумасшедший, опасный, взрослый праздник непослушания. Она сожгла мост к своей старой, покорной, «надоевшей» версии.

А он, Влад Старков, допив виски, подошел к окну и смотрел, как желтое такси растворяется в ночном потоке. Потом нашел телефон, написал Марку: «Всю информацию. Про ту, что сегодня. Лиза. Мне нужно все. Откуда, с кем, чем дышит».

Уголек в ней и искра интереса в нем — этого было достаточно, чтобы зажечь пожар. Игра только начиналась.

Глава 2

Такси довезло ее до знакомого подъезда. Плата за проезд показалась Лизе непомерно высокой — как будто она платила за переправу из одного мира в другой, совершенно непохожий, хотя адрес был прежним.

Дверь в квартиру открылась с привычным щелчком. И тишина ударила по ушам. Та самая, звенящая, живая тишина, которую оставляют после себя люди. Она стояла в прихожей, не решаясь сделать шаг. Вечером, уходя на концерт, она бежала от этой пустоты. Теперь она возвращалась в нее, и в придачу принесла с собой целый рюкзак новых, острых, колючих ощущений.

Она включила свет. Все было на своих местах. Но теперь эти места кричали. Его домашние тапочки, аккуратно стоящие у тумбочки (он всегда их так ставил, педантично). Куртка на вешалке, которую он «забудет забрать на днях». Книга по программированию, брошенная на подлокотник дивана, с загнутой страницей. Даже воздух казался наполненным микроскопическими частицами его присутствия: знакомый гель для душа, запах его кожи на подушке, которую она вчера еще делила с ним.

«Надоело», — прошептала она в тишину, и слово отозвалось эхом в пустых комнатах.

Злость, которую она так ярко выплеснула в гримерке Влада, вернулась. Но теперь она была не белой и горячей, а черной, липкой, как смола. Она подошла к дивану, схватила его книгу и швырнула ее в стену. Тупой звук падения не принес облегчения. Она сорвала с вешалки его куртку, скомкала и зашвырнула в дальний угол прихожей. Потом упала на тот самый диван и зарылась лицом в подушку, но не заплакала. Слез не было. Была только тяжесть и жгучее, всепроникающее чувство стыда, смешанного с остатками запретного возбуждения.

Мысли метались, как пойманные в стеклянную банку осы. Обрывки дня накладывались на обрывки ночи.

«Ты переспала с незнакомцем. С поп-звездой, который спит со всеми подряд. Ты была для него просто дичью, необычной трофеем на одну ночь. Ты опустилась до уровня группи. Что с тобой не так?»

«Он сам подошел. Он видел во мне что-то. Не просто фанатку. Он говорил… Он сказал, что я не обыденная. Может, это был не просто секс? Может, это была… встреча двух раненых душ? (Нет, Лиза, не дури. Он – Влад Старков. У него все рассчитано)».

«Надоело. Надоело. Надоело! Как он мог? Четыре года, и все сводится к этому дешевому, унизительному слову! Я должна была разбить ему тарелку об голову! Я должна была кричать! А я просто сидела!»

Воспоминания о прикосновениях Влада прорывались сквозь строй мыслей, горячими, физически ощутимыми волнами. Грубость его рук. Вкус его губ. Сила, с которой он держал ее. Это было отвратительно… и безумно интенсивно. Это выжигало изнутри память о последних, рутинных, предсказуемых ласках Артема. Это была химическая атака на старую привязанность.

Она встала, прошлась по квартире. Заглянула на кухню – его любимая кружка. В ванную – его станок, его дезодорант. В спальню – его половина шкафа, все еще полная. Каждый предмет был капканом для памяти. Каждый уголок шептал: «Здесь был он. Здесь были вы. Теперь это все прошлое, которое «надоело»».

Она не могла дышать этим воздухом. Она чувствовала, что сходит с ума. Сидеть здесь, в ожидании, когда он «на днях» придет за своими вещами? Смотреть, как он аккуратно складывает свою жизнь в коробки, унося из этой квартиры последние следы себя? А потом остаться здесь одной, с призраками и своим диким, позорным секретом?

Нет. Так не пойдет.

В два часа ночи, сидя на краю кровати, которую они делили, Лиза приняла единственное вменяемое решение. Она должна уехать. Не навсегда (пока она так не думала). Но на время. Чтобы перестать задыхаться. Чтобы стены перестали давить. Чтобы выйти из этого музея разбитых надежд.

Она взяла ноутбук. Открыла сайты с арендой. Фильтры: студия, недорого, срочный въезд, желательно – подальше. Она механически листала варианты, почти не глядя на фото. Ей нужно было не уютное гнездышко. Ей нужна была нейтральная территория. Пустой холст.

И она нашла. Студия в 25 квадратных метров. Городок Зареченск. Четыре часа на электричке от мегаполиса. Цена – смехотворная по столичным меркам. На фото: белые стены, ламинат, пустой диван у окна, крохотная кухня-ниша. Ничего личного. Никакой истории. Идеально.

Без колебаний она отправила заявку. Ответ пришел почти мгновенно, несмотря на ночь: «Доброй ночи. Квартира свободна. Можете посмотреть завтра с утра. Ключи у меня. Алексей».

Она вздохнула с первым за сегодня ощущением легкого . План. Есть план.

Перед тем как начать собираться, она написала Соне. Коротко, без подробностей: «Сонь, я в порядке. Но мы расстались с Артемом. Сегодня днем. Мне нужно побыть одной, подальше от всего этого. Уезжаю из города на какое-то время. Не волнуйся. Я на связи. Просто… мне нужно перезагрузиться».

Ответ пришел через минуту: «О БОЖЕ, ЛИЗ!!! Почему ты ничего не сказала?! Из-за этого ты так выглядела?!! Держись, родная! Уезжай, конечно. Отдыхай. Но если что – звони в любое время! И… эм… насчет Влада?..»

Лиза набрала ответ, потом стерла. Написала: «Ничего не было. Забудь. Я скоро вернусь». И выключила телефон.

Утро было серым и безразличным. Она сложила в дорожную сумку самое необходимое: одежду, ноутбук, планшет, косметичку, пару книг. Взглянула на половинку шкафа, принадлежавшую Артему. Оставила на диване короткую записку: «Вещи твои здесь. Забирай, когда удобно. Ключи оставь соседке. Лиза».

Больше ничего. Ни упреков, ни вопросов. Пустота должна быть полной.

Поездка в электричке стала терапевтичной. Мелькающие за окном поля, леса, дачные поселки. Пространство расширялось. Давление в висках постепенно ослабевало. Она смотрела в окно, и мысли, наконец, начали упорядочиваться. Да, она совершила безумный поступок. Да, это была ошибка, если мерить обычными мерками. Но в контексте вчерашнего дня это был ее бунт. Ее способ выжить. Не самый лучший, не самый умный, но её. И теперь, уезжая, она словно стирала губкой и тот поступок, и ту боль, оставляя их там, в душном, прокуренном прошлом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зареченск встретил ее сонным спокойствием. Невысокие дома, чистые тротуары, медленно едущие машины. Она нашла нужный адрес – пятиэтажку советской постройки, но ухоженную.

У подъезда ее уже ждал мужчина. Ему было около тридцати, может, чуть больше. В темных джинсах, простой футболке, в руках – связка ключей и папка. Он не был красавцем, как Влад, но в его лице было что-то спокойное и основательное. Карие глаза смотрели внимательно, без навязчивости.

«Лиза? Я Алексей, мы переписывались».

Они поздоровались. Его рукопожатие было твердым, но недолгим. Он повел ее на четвертый этаж, по дороге рассказывая про мусоропровод, время отключения горячей воды и соседей-пенсионеров сверху, которые «тихие, но иногда топают».

Квартира оказалась точно такой, как на фото: чистой, пустой, безликой. Солнце заливало комнату через большое окно. Здесь пахло свежей покраской и свободой.

«Мне подходит, — сказала Лиза почти сразу, повернувшись к нему. — Я могу въехать сегодня?»

«Конечно, — кивнул Алексей, доставая из папки договор. — Вот документы. Оплата помесячно, залог как договорились».

Они молча заполнили бумаги. Когда все формальности были улажены, он протянул ей ключи.

«Вот. Поздравляю с новым жильем».

Она взяла ключи. Прохладный металл в ладони ощущался как символ нового начала.

Он собрался уходить, но на пороге задержался, снова посмотрев на нее. Его взгляд был не праздным. Он видел больше, чем хотелось.

«Знаете, простите за бестактность, — начал он осторожно, — но вы выглядите так, будто убегаете от урагана, а не ищете спокойное место для работы или отдыха».

Лиза вздрогнула. Ее защитная скорлупа, которую она строила всю дорогу, дала трещину.

«Это… заметно?»

«Немного, — он улыбнулся, но не насмешливо, а с легким сочувствием. — В глазах. И в том, как вы смотрите на эту пустую комнату – не как на неудобство, а как на спасение».

Она молчала, не зная, что ответить.

«Не буду лезть в душу, — поспешил добавить Алексей. — Просто хотел сказать… Зареченск – хорошее место, чтобы прийти в себя. Здесь тихо. Никто никуда не бежит. Если что понадобится – магазин за углом, кафе через дорогу. А мой номер в договоре. По любым вопросам – даже если просто свет перегорит».

Он не спрашивал, что случилось. Он просто предлагал островок бытовой стабильности. И в этом, после вчерашней бури эмоций и власти, было невероятно ценно.

«Спасибо, — тихо сказала Лиза, и в этот раз благодарность была искренней. — Я… я ценю это».

«Не за что. Осваивайтесь. И… удачи». Он кивнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Лиза осталась одна. В абсолютной тишине. Она поставила сумку на пол, подошла к окну. Внизу мирно текла непривычная, провинциальная жизнь. Никаких неоновых вывеск, толп, рева машин. Ни Влада Старкова. Ни Артема. Ни их призраков.

Она глубоко вдохнула. Воздух здесь пах по-другому. Чище. Проще.

Она достала телефон, снова включила его. Пришло несколько сообщений от Сони и пару уведомлений из соцсетей. И одно – от незнакомого номера. Сохранилось в памяти как «Марк (продюсер)». Текст был лаконичным: «Лиза, это Марк. Влад просил передать, что он будет рад, если ты свяжешься. Его личный номер: +7XXX… Удачного дня».

Лиза смотрела на экран. Пальцы сами потянулись, чтобы сохранить контакт. Но потом она резко выключила телефон снова и засунула его на дно сумки.

Не сейчас. Возможно, никогда. Сейчас ей нужна была только эта тишина, эти белые стены и медленно текущее время, чтобы наконец услышать свой собственный голос, без эха чужих слов – «надоело» или «приходи».

Глава 3

Первая неделя в Зареченске прошла под знаком странного онемения. Лиза жила как автомат: вставала, варила кофе на крохотной плитке, смотрела в окно на одинаковые крыши, ходила в ближайший супермаркет за простейшими продуктами. Она почти не пользовалась соцсетями, выключив все уведомления. Телефон лежал в сумке, как неразорвавшийся снаряд.

Она пыталась работать удаленно — ее навыки графического дизайнера позволяли это. Но пальцы не слушались, мысли расползались. Вместо макетов на экране возникало то лицо Артема в кофейне, то насмешливый взгляд Влада из-под полуопущенных век. Она закрывала ноутбук и шла гулять. Городок был маленьким, за три дня она обошла его весь: тихий парк с покосившейся каруселью, набережную речки с мутноватой водой, центральную площадь с памятником Ленину и единственным модным кафе «У Павла».

Именно там, на четвертый день, за чашкой слишком крепкого капучино, она впервые почувствовала не боль или стыд, а скуку. Острую, тоскливую скуку. Шум мегаполиса, его бешеный ритм, даже постоянный фон тревоги — все это было формой жизни. А здесь была пустота. Целебная, но пугающая своей бесконечностью. В ней негде было спрятаться от самой себя.

Однажды, возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, она встретила в подъезде Алексея. Он что-то чинил на щитке.

«О, здравствуйте. Осваиваетесь?» — спросил он, отложив отвертку.

«Пытаюсь, — слабо улыбнулась Лиза. — Здесь очень… тихо».

«Да, — он кивнул. — Сначала это сводит с ума. Потом привыкаешь. А потом начинаешь слышать, как растет трава. В хорошем смысле».

«А вы давно здесь?» — спросила она, сама не зная зачем.

«Родился и вырос. Уезжал в столицу учиться, лет на пять. Вернулся. Здесь… понятнее». Он помолчал, вытирая руки тряпкой. «Кстати, если скучно, в субботу в «У Павла» живая музыка. Местная группа играет. Ничего особенного, но душевно».

Она поблагодарила и поднялась к себе. Мысль о «живой музыке» вызвала внезапный спазм в желудке. Музыка теперь ассоциировалась только с одним — с оглушительным ревом зала и последующим шепотом в гримерке.

Вечером пятого дня телефон, наконец, вытащенный из сумки для подзарядки, завибрировал. Не Соня. Не Марк. «Артем». Сердце на секунду остановился, потом забилось с такой силой, что стало трудно дышать.

Она не брала трубку. Звонок оборвался. Через минуту пришло сообщение: «Лиза. Я забрал вещи. Ключи отдал тете Люде, как ты просила. Я… Я не знаю, что сказать. Наверное, извиниться. Все было глупо. Может, когда-нибудь поговорим? Надеюсь, у тебя все хорошо».

Она читала эти строки, и снова подступила та самая черная, липкая злость. «Надеюсь, у тебя все хорошо». После «надоело». Это была верхняя точка лицемерия. Она чувствовала, как в глазах темнеет. Ее пальцы сами набрали ответ: «Разговаривать нам не о чем. У меня все прекрасно. Удачи».

Она отправила сообщение и тут же пожалела. Оно звучало как рычание загнанного зверя, а не как уверенная отповедь. Но сделанного не воротишь. Она бросила телефон на диван, как обжегшись. А потом вдруг села и засмеялась. Горько, истерично. Вот она, ее новая жизнь. Пустая квартира, скучный городок, смс-перепалка с бывшим и невыносимая тяжесть одного-единственного воспоминания, которое было ярче всего, что происходило с ней сейчас.

Это воспоминание имело имя. Влад. И номер его телефона, сохраненный под грифом «Не отвечать», ждал в памяти устройства.

Ночь была самой тяжелой. Скука сменилась одиночеством таким острым, что хотелось выть. Она включила телевизор, листая каналы. И на одном из музыкальных каналов шел концерт. Не его. Но атмосфера была той же: толпа, софиты, обожание. Она выключила. Тишина снова навалилась.

Она взяла телефон. Палец сам потянулся к галерее. Старые фото с Артемом. Улыбки, поездки, глупые селфи. Она быстро пролистала их, чувствуя, как сердце сжимается не от боли, а от пустоты. Эти люди на фото казались незнакомцами.

Потом ее палец завис над контактом «Марк (продюсер)». А ниже – тот самый, несохраненный, но выученный наизусть номер.

«Он будет рад, если ты свяжешься».

Что она могла ему сказать? «Привет, помнишь ту, с которой переспал из жалости и любопытства? Я теперь живу в дыре и скучаю». Нет, это исключено.

Но другая часть, та самая, что толкнула ее к нему тогда, в гримерке, шептала: «А что, если это было не только это? Что, если он и правда помнит? Что, если ему тоже… интересно? Он же мог забыть. А он передал номер. Через продюсера. Это формально. Но он передал».

Ей отчаянно захотелось доказательства. Доказательства того, что та ночь была не просто позорной ошибкой. Что в ней было что-то… значимое. Хотя бы для нее самой.

Она не стала звонить. Она открыла Instagram, который не открывала неделю. Первым же постом в ленте, который услужливо подсунул ей алгоритм, был его пост. Влад. Фотография со студии звукозаписи. Он в наушниках, полуобернувшись к камере, взгляд усталый, но сосредоточенный. Подпись: «Рождается что-то новое. Тихое. Не такое, как раньше. #впроцессе #студия #музыка».

И сотни, тысячи комментариев: «Обожаю тебя!», «Ждем с нетерпением!», «Король!».

Она смотрела на фото. На его профиль. На губы, которые целовала. На руки, которые помнили каждую клеточку ее кожи. И странное, почти мистическое чувство обладания охватило ее. Все эти фанатки пишут ему комплименты, но они не знают. Не знают, каков он на вкус. Не знают силу его рук. Не знают, как он стонет в момент наивысшего наслаждения. Она знала. Она обладала этим знанием, этим опытом. Она была в той узкой, тайной категории людей, которые видели его не идолом, а человеком.

Это было порочно. Унизительно. Но чертовски соблазнительно.

Она вышла из аккаунта, чтобы не сорваться и не поставить лайк. Но зерно было брошено. Мысль о нем перестала быть просто болезненным воспоминанием. Она стала навязчивой идеей, запретным плодом, маяком в море серой тоски.

На следующее утро ее «нейтральную территорию» нарушили. В дверь постучали. Лиза, думая, что это Алексей по вопросу счетчиков, открыла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На пороге стояла Соня.

Она была в ярком розовом пуховике, с огромной сумкой через плечо, и ее лицо выражало смесь беспокойства, обиды и решимости.

«Ну здравствуй, затворница», — сказала она, не дожидаясь приглашения, шагнула внутрь и оглядела студию. «Боже, тут действительно ничего нет. Как в келье».

«Соня… Как ты меня нашла?» — растерянно спросила Лиза, не двигаясь с места.

«Ой, не надо. Ты думала, я позволю тебе исчезнуть после такого? «Рассталась, уезжаю»? Да ты вообще в себе?» Соня сбросила сумку и пуховик. «Я вытянула у тебя адрес через того риелтора, Алексея. Сказала, что я твоя сестра и у меня для тебя срочные лекарства. Парень он, кстати, милый, переживал за тебя».

Лиза закрыла глаза. Теперь и ее убежище было раскрыто.

«Зачем ты приехала?»

«Чтобы посмотреть, жива ли ты! И чтобы выбить из тебя правду!» Соня уселась на диван, pat-патом похлопав по месту рядом. «Так. Начинай. Сначала – Артем. Потом – Влад. И не вздумай ничего скрывать».

И под пристальным, любящим взглядом лучшей подруги, в этой пустой комнате, где некуда было спрятаться, Лиза сломалась. Она рассказала все. Про «надоело» в кофейне. Про свое оцепенение. Про концерт и приглашение за кулисы. Рассказала про Марка, про то, как они остались одни. И тут ее голос стал тише, слова – обрывистее. Она не вдавалась в физиологические подробности, но Соня все поняла. Ее глаза стали круглыми.

«Ты… и Влад Старков… здесь, на диване?» — она обвела взглядом студию, будто пытаясь представить.

«Нет, не здесь! В его гримерке!» — раздраженно поправила Лиза. «И это была ужасная ошибка. Я была не в себе. Я использовала его, чтобы забыться. А он… он использовал меня, потому что может».

Соня долго молчала, переваривая.

«Вау, — наконец выдохнула она. — Это как сцена из плохого фанфика. Но, слушай… а он потом? Он что-то сказал?»

«Он дал номер. Через Марка. Я не звонила».

«Ты чего!» — Соня аж подпрыгнула. «Лиза! Это же… Это же Влад Старков! Он лично дал тебе номер! Это не просто «спал и забыл»!»

«Именно что «спал и забыл», но с вежливым послесловием! — почти крикнула Лиза. — Не надо строить иллюзии! Я была развлечением. Не более».

Соня прищурилась, изучая подругу.

«Знаешь, что я думаю? Ты не боишься, что он тебя использовал. Ты боишься, что это НИЧЕГО не значило. Ни для него, ни даже для тебя самой. Что это был просто секс. А тебе отчаянно хочется, чтобы это было что-то большее. Хотя бы чтобы оправдать свой поступок перед самой собой».

Лиза отвернулась. Соня, как всегда, попала в самую точку.

«Я не знаю, чего я хочу, — честно призналась она. — Я хочу, чтобы этот кусок жизни просто исчез. И Артема, и Влада. Я хочу начать с чистого листа».

«А лист-то чистый? — мягко спросила Соня. — Или на нем уже такие кляксы, что пора перестать притворяться и начать рисовать поверх них что-то новое?»

Они помолчали.

«Ладно, — Соня встала и потянулась. — Я тут на пару дней. Пока не убежусь, что ты не сбежишь в тайгу. А завтра ведем тебя на эту самую живую музыку в «У Павла». Надо же как-то встряхнуться. Без звезд, без гримерок. Просто музыка».

Часть 5: Музыка из другого мира

Вечер в кафе «У Павла» не имел ничего общего с концертом Влада. Народу было человек тридцать. Группа из четырех парней лет за сорок старательно играла каверы на «Кино» и «Аквариум». Звук был неидеальным, гитара иногда фальшивила. Но в этом было что-то удивительно человеческое и настоящее. Люди подпевали, кто-то танцевал у столиков. Никакого пафоса, никакой истерии.

Лиза сидела с Соней за столиком у окна, пила горячий сидр и впервые за долгое время чувствовала расслабление в мышцах плеч. Здесь она была никем. Ни брошенной девушкой, ни мимолетной интрижкой поп-звезды. Просто гостьей.

И тут ее телефон, лежащий на столе, завибрировал. Не звонок. Уведомление. Сначала одно. Потом второе. Она машинально взглянула на экран и замерла.

Это были прямые сообщения в Instagram. От приватного аккаунта, на который была всего одна подписка, и тот был закрыт. Имя отправителя: .v.s.. Аватарка — силуэт в капюшоне, без лица.

Первое сообщение (отправлено час назад, когда она была еще дома): «Зареченск? Серьезно?»

Второе (отправлено только что): «Тишина уже надоела? Или просто прячешься?»

Ледяная волна пробежала по ее спине. Он нашел ее. Как? Соня? Нет, Соня была здесь. Алексей? Маловероятно. Его связи, его ресурсы. Для такого человека найти кого-то — вопрос времени и желания. И, похоже, у него появилось и то, и другое.

Соня, заметив ее бледность, наклонилась:

«Что такое?»

«Ничего, — Лиза быстро выключила экран. — Спам».

Но внутри все перевернулось. Тихая гавань, в которую она приплыла, только что дала течь. Стены ее студии, такие надежные, теперь казались прозрачными. Он видел ее. Следил. И нарушил негласное правило — не пересекать границу между тем миром и этим.

Тишина кончилась. Ее побег оказался иллюзией. Влад Старков только что напомнил, что он не отпускает то, что его заинтересовало. И теперь выбор был за ней: игнорировать и жить с ощущением, что за ней наблюдают, или ответить и снова впустить в свою жизнь этот опасный, харизматичный шторм.

Она посмотрела на музыкантов, которые задушевно выводили: «Звезда по имени Солнце…». Потом на Соню, которая уже подпевала. А потом снова на темный экран телефона в своей руке.

На лице ее не было страха. Было холодное, сосредоточенное любопытство. Охота, которую она считала законченной, только что объявила о своем продолжении. И на сей раз, возможно, правила будут диктовать не только он.

Глава 4

Недели в Зареченске сложились в странный, но устойчивый ритм, который Лиза начала воспринимать как новую норму. Удаленная работа понемногу наладилась — мозг, очищенный от немедленного шума мегаполиса, начал выдавать идеи. Простые, минималистичные макеты для сайтов местных компаний, которые она брала за копейки, но которые приносили неожиданное удовлетворение. Здесь ценили не скорость, а понятность.

По выходным приезжала Соня, нагруженная столичными гостинцами, сплетнями и неистребимой энергией. Их вечера теперь проходили не в клубах, а на кухне в студии, за разговорами и просмотром старых фильмов. Соня перестала спрашивать про Влада, видя, как Лиза замыкается при любом намеке. Она просто была рядом, и это было самым важным.

В будни появился Алексей. Не как назойливый поклонник, а как надежный, спокойный сосед-друг. Он помог повесить полку, починить подтекающий кран, принес старую, но исправную кофемашину, сказав: «Без нормального кофе тут с ума сойти можно». Он был тем редким типом мужчины, который умел слушать, не перебивая и не давая непрошеных советов. С ним было легко. Он стал для Лизы чем-то вроде тихой гавани в человеческом облике — предсказуемым, безопасным, теплым.

С сообщениями от Артема она разобралась радикально. Он написал еще пару раз: извинялся, спрашивал, как она. Она ответила одно и то же, сухо и вежливо: «Спасибо, у меня все хорошо. Желаю тебе того же». А потом взяла и удалила всю переписку. Не блокировала номер — это казалось слишком драматичным жестом. Она просто стерла его из своей цифровой реальности, как стерла из жизни. Процесс был болезненным, как отрывание пластыря, но после него стало легче дышать. Он окончательно превратился в прошлое.

Сообщения Влада были другим видом призрака. Они висели в ее Instagram непрочитанными. Значок «1» на иконке приложения сначала сводил с ума, потом стал привычной деталью ландшафта, как родинка, на которую перестаешь обращать внимание. Она не удаляла директ, не блокировала его. Это было бы признанием его власти, страха. Она просто игнорировала. Делала вид, что этого не существует. Это была ее форма контроля в ситуации, где контроль был утрачен. Она строили стену молчания, кирпичик за кирпичиком.

Но стена была прозрачной. Иногда, поздно вечером, она ловила себя на том, что листает его публичный аккаунт. Не его закрытый профиль, а официальный. Смотрела на новые фото со студии, с тренировок, светские снимки. Он улыбался с экрана тем же уверенным, слегка надменным взглядом. Мир вокруг него кипел, а она сидела в тишине своей студии, наблюдая за этим кипением через стекло монитора. Это было унизительно и порочно притягательно.

Одним из таких тихих вечеров, в середине недели, раздался стук в дверь. Это был Алексей. В руках у него была картонная коробка из местной кондитерской.

«Навещал тетю, она напекла. С собой не унести. Решил поделиться с самым одиноким дизайнером Зареченска», — сказал он с улыбкой.

Они сели на кухне. Пили чай с еще теплыми, пахнущими ванилью и корицей, пирожными. Разговор тек сам собой — о странных заказах, которые он получал как риелтор, о смешных случаях из ее практики, о том, как меняется город. Он рассказывал о своем отъезде в столицу и возвращении.

«Там я был винтиком. Быстрым, эффективным, но винтиком. Здесь я — Алексей. Человек, которого знают в лицо, которому доверяют ключи от дома», — сказал он, и в его словах не было ни капли сожаления, только спокойное принятие.

Его уравновешенность была заразительной. Под его неторопливые расспросы, заданные с искренним участием, Лиза начала говорить. Не обо всем, конечно. Не про Влада. Но про Артема. Про четыре года, которые рухнули в одно слово. Про чувство, что ты стал скучным, ненужным, вышедшим из моды предметом.

«Знаешь, — сказал Алексей, внимательно глядя на нее, — мне кажется, это не ты была «надоевшей». Это он перестал расти. И перестал видеть рост в тебе. Когда человек останавливается, все вокруг него кажется ему застывшим и скучным. Но это его проблема, а не твоя».

Это было просто. Но сказанное здесь, в этой кухне, человеком, который видел в ней не сломанную игрушку, а просто Лизу, прозвучало как откровение. Она вдруг отчетливо поняла: Артем действительно остановился. Его мир сузился до работы, дивана и ожидания, что она будет неизменным элементом этого уютного болотца. А она хотела большего. Даже если сама до конца не осознавала чего.

Ей стало легче. Как будто тяжелый, мокрый камень, который она тащила в груди, наконец, вынули. Она улыбнулась Алексею — первой по-настоящему легкой улыбкой за последний месяц.

«Спасибо. Ты, наверное, лучший бесплатный психолог в радиусе ста километров».

Он засмеялся. «Да ладно. Просто у меня тут монополия на общение с приезжими затворниками».

И вот, в этот самый момент безмятежности и тепла, тело предало ее. Сначала это было просто легкое подташнивание, которое она списала на сладкий крем пирожного. Потом волна тошноты накатила снова, сильнее, заставив сглотнуть ком в горле. В ушах зазвенело. Перед глазами поплыли темные пятна.

«Не сейчас. Только не сейчас», — панически подумала она.

Мысль, которую она яростно гнала от себя последние пару недель, ворвалась в сознание со всей неумолимостью факта. Задержка. Небольшая, всего несколько дней. Она убеждала себя, что это стресс, смена обстановки, сбой цикла. Но сейчас, вместе с этой физической волной дурноты, пришло леденящее знание.

«С Владом… тогда… мы ничего не использовали. В том пьянящем хаосе не было места мыслям о предосторожности. Оба были в аффекте. Он — от неожиданности и азарта, она — от ярости и отчаяния. Это была вспышка, а не взвешенное решение. И последствия вспышек всегда непредсказуемы».

«Лиза? Ты как? Побледнела вся», — встревоженный голос Алексея вывел ее из ступора.

Она вскочила, едва не опрокинув чашку.

«Все… все нормально. Просто… переработала сегодня. И плохо спала. Голова кружится. Прости, мне нужно… прилечь».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она почти бегом бросилась в ванную, притворив за собой дверь. Не для того, чтобы его обмануть — она просто не могла больше держать маску. Опершись о холодную раковину, она смотрела на свое отражение в зеркале. Лицо было восково-бледным, глаза — огромными и полными животного ужаса.

Она положила руку на еще плоский живот. Там могла быть жизнь. Жизнь, зачатая в гневе, во мраке, в грехе. Жизнь, которая навсегда связала бы ее с человеком, для которого она была мимолетным увлечением. С человеком, живущим в другом, сияющем и безжалостном мире.

Паника сдавила горло. Она глубоко вдохнула, потом еще раз. «Не накручивай. Еще ничего не известно. Это может быть что угодно. Стресс. Всего лишь стресс», — пыталась успокоить себя она, но голос звучал фальшиво.

Ей нужно было купить тест. Сейчас же. Но как? Алексей еще здесь. Она не могла выйти при нем. Или могла? Сказать, что за лекарством? Он, наверное, предложил бы сходить за ней.

Лиза плеснула ледяной воды в лицо, вытерла его полотенцем. Сделала еще несколько глубоких вдохов. Нужно было вернуться и закончить вечер нормально. Нельзя было вызывать лишних вопросов.

Она вышла из ванной, стараясь, чтобы походка была уверенной.

«Прости за театр, — сказала она, возвращаясь на кухню. — Видимо, правда перегрузилась. И пирожное, наверное, было слишком жирным для моего испорченного столичного желудка».

Алексей смотрел на нее с немой тревогой. Он был не дурак. Он видел, что это не просто усталость. Но он не стал давить.

«Тебе нужны лекарства? Я могу сбегать в аптеку», — предложил он осторожно.

«Нет-нет, спасибо! У меня все есть. Просто нужно отдохнуть. И… выспаться», — она слишком быстро затараторила, выдавая себя с головой.

Он кивнул, не споря. Встал, начал собирать коробку.

«Хорошо. Тогда я не буду тебя задерживать. Ложись отдыхать. Если что — стучи в стену или звони. Я через минуту буду дома».

Когда дверь закрылась за ним, Лиза прислонилась к ней спиной, закрыла глаза. Дрожь, которую она сдерживала, наконец, вырвалась наружу. Она скользнула на пол, обхватив колени руками.

Тишина в студии теперь была иной. Она больше не была успокаивающей. Она была густой, давящей, полной невысказанных вопросов и страшных возможностей.

Она посмотрела на телефон, лежащий на столе. На нем все еще висело непрочитанное сообщение от Влада. А теперь, возможно, к этому сообщению прибавилась новая, невероятно сложная реальность, связанная с ним на физиологическом уровне.

Она не могла больше игнорировать. Игнорировать его — возможно. Но игнорировать то, что происходило с ее телом — нет.

Сначала тест. Завтра утром. Тайно. А потом… потом она будет думать. Принимать решения. И возможно, тому человеку за стеклянной стеной соцсетей, который спрашивал «Тишина уже надоела?», придется дать ответ. Совершенно другой, чем он мог ожидать.

Но пока она сидела одна на полу в центре своей «тихой гавани», чувствуя, как из-под нее выбивают последнюю опору. Бегство закончилось. Теперь начиналось противостояние с самой суровой реальностью.

Глава 5

Жизнь Влада.

Первые дни после той ночи Влад почти не вспоминал о ней. Было приятное послевкусие от неожиданно дикой и отчаянной девушки, хороший выброс адреналина. Он отметил про себя, что угадал — за ее тишиной скрывался настоящий шторм. Красиво. Как удачный кадр. Он передал номер через Марка, выполнив некий ритуал вежливости, и выбросил историю из головы. Ожидал, что через пару дней получит смущенное сообщение или дерзкий ответ. Ничего.

Через неделю отсутствие реакции начало слегка раздражать. Он листал сообщения от моделей, актрис, поклонниц — все было предсказуемо. А та, с глазами «осколками ночного неба», просто испарилась. Это было… не по сценарию. Неуважительно по отношению к его вниманию. Он поймал себя на мысли, что в сотый раз перечитывает их короткий, ничего не значащий диалог в гримерке. «Надоело»… Глупое слово. Но в ее устах оно звучало как приговор не ему, а всему миру.

Раздражение переросло в любопытство. Он пригласил Марка выпить.

«Ты нашел что-то про ту девушку? Лизу?»

Марк, опытный и циничный, усмехнулся.

«Забыть не можешь? Обычная история, Влад. Рассталась с парнем, была на взводе, ты попал под горячую руку. Или под горячее… ну, ты понял. Отдышится и либо напишет, либо навсегда застрянет в своем чувстве исключительности от одной ночи с тобой».

«Мне кажется, она не из таких, — отрезал Влад, вертя бокал. — Мне нужно знать. Найди».

Марк, вздохнув, кивнул. Для него это была рутина. Через два дня информация легла на стол: имя, фамилия, возраст, бывший парень, место работы (фриланс), адрес в столице. И свежий след: выездная регистрация в Зареченске. Сняла студию.

«Зареченск? — Влад рассмеялся, но в смехе не было веселья. — Серьезно? Она сбежала в какую-то глушь. Интересная реакция».

«Бегство, — констатировал Марк. — Классика. Стыд, раскаяние, желание спрятаться».

«Или тактический ход, — возразил Влад. Его взгляд стал сосредоточенным, как у игрока, разглядывающего неочевидный ход противника. — Чтобы выделиться. Чтобы я заинтересовался еще больше. Чтобы не быть «как все»».

Марк пожал плечами. Он видел, как работает мозг его подопечного: Влад не мог принять, что его просто проигнорировали. Ему нужна была сложная мотивация, игра. Иначе это било по его эго.

Решение отправить сообщение было импульсивным. Он редко писал сам первым. Но эта ситуация выбивалась из рамок. Он создал закрытый аккаунт, который использовал для немногих избранных, и отправил два сообщения. Короткие, дразнящие, с легким оттенком снисхождения. «Прячешься?»

Ответа не было. Дни шли. Он следил за ее публичным аккаунтом — никакой активности. Полная цифровая тишина. Это было уже не раздражение. Это был вызов. Настоящий, не придуманный. Она не играла в игры. Она действительно вычеркнула его. И этот факт жгло его самолюбие сильнее любой критики.

Мысли Влада в студии, во время записи:

«Она посмела. Взяла то, что хотела (меня), и выбросила, как использованную салфетку. Как будто это Я был ее развлечением на одну ночь. Она перевернула все с ног на голову. Кто она такая, чтобы так поступать? Никто. Никто. Но… в этом «никто» есть какая-то сталь. Та, которой нет у всех этих «кого-то», что окружают меня».

Он ловил себя на том, что сравнивает с ней других женщин. Они были красивее, умелее, известнее. Но они были… предсказуемы. Они входили в его орбиту по заранее известным законам. Лиза же вышла на эту орбиту, ударила его метеоритом по лицу и улетела в неизвестном направлении. Она была непредсказуемой. А в его выверенном, расписанном по минутам мире непредсказуемость была самой редкой и желанной валютой.

Он начал узнавать о Зареченске. Скучный городишко. Ничего примечательного. Что она там может делать? Сидеть у окна? Скучать? Работать? С кем общаться? Мысль о том, что у нее там могла появиться какая-то своя, простая, тихая жизнь — без него — бесила его. Ему мерещилось, что он подарил ей самый интенсивный опыт в жизни, а она променяла его на провинциальное болото.

Марк, видя его состояние, осторожно заметил:

«Влад, может, хватит? Одна из тысячи. Забудь. У тебя тур через месяц, нужен фокус».

«Ты не понимаешь, — отрезал Влад, глядя в окно студии на ночной город. — Она не «одна из». Она — та, которая сказала «нет». Вернее, даже не сказала. Просто повернулась и ушла. Мне нужно… понять. Почему».

Но это была ложь. Ему нужно было не понять. Ему нужно было вернуть контроль. Вернуть ощущение, что он — тот, кто решает, когда начинается и заканчивается история. Ее молчание лишало его этой власти. И это было невыносимо.

Прошло несколько недель. Сообщения висели в воздухе. Он больше не писал. Но он и не отступал. Он изменил тактику. Если она игнорирует прямое вторжение, нужно действовать тоньше. Он дал задание Марку: найти аккаунты ее подруги (Сони было легко вычислить) и следить за ними. Он знал, что Соня приезжает к ней. Он видел их совместные фото в каком-то убогом кафе с живой музыкой. Лиза на них улыбалась. Светской, неестественной улыбкой, но все же. Ей было… нормально. Без него.

В этот момент к холодному интересу и уязвленному эго добавилась первая искра чего-то, отдаленно напоминающего ревность. Не к мужчине — к этой жизни. К ее способности существовать отдельно. Он был центром вселенной для миллионов, а для одной-единственной девушки стал досадным эпизодом.

И вот, в один из таких вечеров, просматривая сторис ее подруги (Соня выложала видос с пирожными и подписью «Вечер с лучшими людьми в Зареченске!»), он заметил на заднем плане, на краю стола, мужскую руку. Небрежно лежащую. Не его.

Ледяное спокойствие охватило Влада. Так вот как. Она не просто прячется. Она строит какую-то новую жизнь. Находит утешение. Возможно, даже внимание другого мужчины. Какого-то провинциального простака, который приносит ей пирожные.

Его пальцы сами сжались. Игра в прятки зашла слишком далеко. Он больше не был просто заинтересованным наблюдателем. Он стал тем, кого исключили. А Влад Старков не терпел исключений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он взял телефон. Не тот, с которого писал ей. Свой личный, главный. Нашел в памяти номер. Тот самый, что передавал через Марка. Он набрал сообщение, стер его. Набрал снова. Нужно было что-то, что пробило бы ее броню молчания. Что-то, на что нельзя не ответить. Прямая угроза была вульгарна и неэффективна. Ему нужно было не испугать, а выманить. Зацепить за живое.

И тогда он вспомнил. Вспомнил ее глаза в гримерке, полные не боли даже, а какой-то обреченной ярости. Вспомнил ее фразу про «шторм, сменивший локацию». Она была сильной в своем падении. Значит, и обращаться к ней нужно не как к жертве, а как к равному сопернику.

Он отправил короткое голосовое сообщение. Всего несколько секунд. Без предисловий. Просто его голос, тихий, без музыки и фона, каким она слышала его в той злосчастной гримерке:

«Тишина — это тоже звук. И он бывает оглушительнее любого концерта. Но рано или поздно приходится выбирать: либо слушать его вечно, либо услышать то, что я хочу тебе сказать. Выбор, как всегда, за тобой. Но отсчет уже начался».

Он отправил и отложил телефон. Впервые за эти недели на его лице появилось не раздражение, а холодная, сосредоточенная уверенность. Он сделал ход. Не дешевый троллинг в директ, а личное, адресное вторжение. Теперь она знала: он не отступит. Он будет преследовать. Потому что она из тех, кого нельзя просто заполучить. Их нужно завоевывать. А Влад обожал завоевания. Они были единственным, что еще могло заставить его чувствовать себя живым.

И где-то там, в своей студии в Зареченске, Лиза, только что столкнувшаяся с возможностью беременности, получала не только физиологический шок, но и прямое, голосовое напоминание о том, от кого именно она, возможно, бежала. Две линии кризиса — физическая и эмоциональная — сходились в одной точке. В ней. Игнорировать больше было нельзя.

Глава 6

Утро в Зареченске было хмурым и бесцветным, точно таким же, как и внутренний пейзаж Лизы. Она почти не спала, ворочаясь под грузом тяжелых, кошмарных догадок. Как только открылась ближайшая аптека, она уже стояла у двери, чувствуя себя преступницей, идущей на очную ставку.

Процесс в уборной студии был механическим: дрожащие руки, упаковка, ожидание, которое длилось целую вечность. Она сидела на краю ванны, уставившись на белую пластиковую палочку, лежащую на краю раковины, и молилась — не Богу, а просто Вселенной — о чуде. Об одной полоске. О возможности вычеркнуть этот эпизод как страшный сон.

Чуда не произошло.

Сначала проступила одна, контрольная линия. Яркая, насмешливо-четкая. Потом, медленно, наливаясь цветом, как кровь на перевязочном материале, появилась вторая. Сначала бледная, потом все явственнее. Неопровержимая. Две полоски.

Мир не рухнул. Он просто замер. Звуки с улицы приглушились, будто кто-то вывернул регулятор громкости жизни на минимум. Лиза смотрела на тест, и в голове не было мыслей. Была только белая, оглушительная пустота, в центре которой плавало это маленькое, пластиковое доказательство катастрофы.

Она вышла из ванной, держа тест в руке, как неразорвавшуюся гранату. Положила его на кухонный стол, прямо на чистую деревянную поверхность. Он лежал там, кричащий своим тихим, медицинским видом о том, что теперь все изменилось навсегда.

И в этот самый момент, когда она стояла, прижав ладони ко лбу, пытаясь заставить мозг работать, раздался стук в дверь. Обычный, дружеский стук Алексея.

Паника. Где спрятать? Нельзя спрятать. Она замерла, надеясь, что он уйдет. Стук повторился, настойчивее.

«Лиза? Ты дома? Принес кое-что с рынка, свежая клубника…»

Голос был доброжелательным, заботливым. И именно эта забота заставила ее, на автомате, открыть дверь. Она даже не подумала убрать тест со стола.

Алексей вошел с улыбкой, держа в руках небольшой пакет. Его взгляд скользнул по ее лицу — бледному, с темными кругами под глазами — и мгновенно стал серьезным. А потом его глаза, по естественной траектории, переместились на стол. На маленький белый предмет, который так очевидно не вписывался в интерьер кухни.

Он замер. Улыбка исчезла без следа. Его взгляд задержался на тесте, потом медленно, очень медленно поднялся на Лизу. В его глазах не было осуждения. Было сначала шок, потом стремительный перебор вариантов в голове, и наконец — глубокая, тяжелая тревога.

Молчание повисло в воздухе, густое и неловкое.

«Я… я…» — попыталась начать Лиза, но слова застряли в горле.

Алексей, не говоря ни слова, прошел мимо нее. Аккуратно поставил пакет с клубникой на стол, в сторонке от теста. Повернулся к ней. Его лицо было сосредоточенным.

«Садись, — сказал он тихо, но так, что не было смысла спорить. — Сядь, Лиза».

Она села, сгорбившись. Он сел напротив. Не спрашивал. Просто ждал. И в этом терпеливом, немом ожидании была такая поддержка, что дамба внутри нее прорвалась.

Она не плакала. Она говорила. Тихо, монотонно, глядя в стол. Сначала про Артема. Потом, сделав глубокий вдох, про концерт. Про Влада. Про ту ночь, о которой она никому не рассказывала в таких подробностях, даже Соне. Про свою ярость, свое отчаяние, свое безумие. Про то, как она использовала самого Влада Старкова как оружие мести самой себе. И про то, к каким последствиям это привело.

Алексей слушал, не перебивая. Его лицо было каменным. Только мускул на скуле слегка подрагивал, когда она произносила имя «Влад».

Когда она закончила, в комнате снова воцарилась тишина. Но теперь она была другой — очищающей.

«Боже, Лиза…» — наконец выдохнул Алексей, проводя рукой по лицу. Он выглядел уставшим, будто только что нес на себе тяжелый груз. «Что ты собираешься делать?»

Она беспомощно пожала плечами.

«Не знаю. Я… я даже думать об этом не могу. Я в тупике».

Алексей долго молчал, глядя в окно. Потом повернулся к ней, и его взгляд был твердым и ясным.

«Слушай меня внимательно. Первое: что бы ты ни решила, я буду помогать тебе, чем смогу. Сопровожу к врачу, принесу продукты, просто выслушаю. Ты здесь не одна, поняла?»

От этих простых слов в горле у Лизы встал ком. Она кивнула, не в силах вымолвить слова благодарности.

«И второе, — продолжил он, снова посмотрев на тест. — Это, конечно, не мое дело. Но… может, стоит сообщить отцу ребенка? Как бы сложно это ни было. Это не только твоя ответственность. И… — он сделал паузу, подбирая слова, — и у него должны быть права. Хотя бы знать».

Лиза резко вскинула на него голову.

«Ты не понимаешь! Он — Влад Старков! Его мир… это цирк. Он спит со всеми подряд, для него это было ничто! Он пришлет адвоката с чеком и конфиденциальным соглашением и навсегда сотрет нас из своей биографии! Или, что хуже, захочет «принять участие» и превратит мою жизнь и жизнь… ребенка в ад с папарацци, скандалами и своей нарциссической игрой!»

Ее голос сорвался на крик. Страх был слишком реален.

Алексей выслушал ее взрыв спокойно.

«Возможно. Возможно, все будет именно так. Но скрывать это — тоже игра. Игра с очень высокими ставками. Ты должна принять решение, взвесив все. Но принимать его нужно не из страха, а из здравого смысла. И… не в одиночку».

После его ухода Лиза легла на кровать, положив тест рядом с собой на подушку. Она смотрела на эти две полоски, пытаясь представить будущее. Одно было страшным: одиночное материнство, вечный страх разоблачения, жизнь в тени скандала. Другое — еще страшнее: Влад в их жизни, со своей властью, деньгами, эго.

«Я скажу ему, — решила она про себя, глядя в потолок. — Но не сегодня. Не сейчас. Мне нужно время. Нужно понять, что происходит со мной. Нужно… принять это внутри».

Прошло еще пару недель. Она так и не смогла рассказать Соне. Что-то останавливало ее каждый раз, когда подруга приезжала. Может, боязнь увидеть в ее глазах шок, осуждение или, что хуже, нездоровый ажиотаж («Ты беременна от Влада Старкова?! Это же круто!»). Соня замечала ее странную усталость, бледность, но списывала на последствия стресса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лиза сходила к врачу в соседнем городке. Подтвердили. Срок — маленький. Пока что ее тело почти не изменилось, только грудь стала чувствительнее, а усталость накатывала волнами. Но врач сказал, что скоро станет заметно. Часики тикали.

Она жила в подвешенном состоянии, словно в коконе. Работа, прогулки, редкие разговоры с Алексеем, который держался на почтительной, но надежной дистанции, давая ей пространство. Он не спрашивал снова, но его молчаливое присутствие было опорой.

Однажды вечером, когда тишина в студии стала уже невыносимой, а будущее — слишком туманным и пугающим, она поняла: откладывать больше нельзя. Нужно что-то делать. Нужно получить информацию. Или… дать ее.

Она взяла телефон. Руки не дрожали. Внутри было ледяное спокойствие отчаяния. Она открыла не тот аккаунт, откуда писал Влад. И не его личный номер, который она так и не сохранила. Она нашла в переписке номер Марка, его продюсера. Тот самый, с которого пришло первое сообщение. Это был безопасный, деловой контакт. Буфер.

Она набрала сообщение, тщательно подбирая слова, чтобы они звучали нейтрально, почти по-деловому:

«Здравствуйте, Марк. Это Лиза. Нам нужно встретиться с Владом. Обсудить один важный и срочный вопрос. Когда у него появится ближайшее окно в графике?»

Отправила. И сразу же почувствовала приступ тошноты, но на этот раз не физиологической, а от самого факта содеянного. Она нарушила тишину. Она вступила в игру.

Ответ пришел не сразу. Прошло полчаса, которые показались вечностью.

«Лиза, привет. Влад сейчас в европейском туре. Плотный график, концерты, съемки. Ближайшая возможность для личной встречи в столице — не раньше чем через месяц-полтора. Если вопрос срочный, могу передать или организовать звонок».

Месяц-полтора. Целая вечность. За это время все может измениться. Живот станет заметным. Принимать решения придется без него. Или… это был ее шанс. Шанс все обдумать без давления его присутствия. Шанс, возможно, принять свое собственное решение, не оглядываясь на него.

Она посмотрела на экран, потом на свой еще плоский живот. Месяц-полтора. До этого срока она была в относительной безопасности от его мира. Но также и в полной неопределенности.

Она не стала отвечать Марку. Она просто выключила телефон и прижала его к груди, глядя в темное окно, за которым медленно опускалась ночь на тихий, ничего не подозревающий Зареченск. Отсчет времени теперь велся по двум часам: по тикающим внутренним биологическим часам и по отсрочке, которую ей даровала судьба в лице гастрольного графика Влада Старкова.

Игра в прятки закончилась. Начиналось долгое, мучительное ожидание.

Глава 7

Лиза ответила Марку с задержкой в несколько дней, стараясь, чтобы в сообщении не дрожали несуществующие буквы: «Спасибо. Пожалуйста, сообщите, как только Влад вернется и будет готов к встрече. Для меня это важно». Она не стала просить о звонке. Голосовой контакт казался ей слишком опасным, слишком интимным. В переписке была иллюзия контроля.

После отправки этого сообщения время в Зареченске приобрело новое качество. Оно текло медленно, как густой мед, но при этом каждая неделя отсчитывала неумолимый срок. Лиза продолжала работать, но теперь ее прогулки стали осознанными. Она замечала молодых мам с колясками на набережной, следила за их движениями, за их усталыми, но светящимися лицами. Взгляд ее теперь выхватывал из окружающего мира детали, которые раньше были фоном.

Она аккуратно ходила к врачу в соседний город, под предлогом «общего обследования после стресса». Доктор, пожилая, внимательная женщина, говорила: «Все развивается хорошо. Матка растет. Скоро вы и сами почувствуете движения». Эти слова повергали Лизу в странный трепет. Внутри нее была жизнь. Не абстрактная «беременность», а маленький, растущий человек. Мысль об этом была одновременно пугающей и… волшебной.

Ее собственное тело начало меняться. Не сильно, но для нее — кардинально. Талия сгладилась, живот из абсолютно плоского превратился в едва заметную, но упругую выпуклость. Если раньше она могла убеждать себя, что это «вздутие» или «последствия неправильного питания», то теперь отрицать было бессмысленно. Скрывать это от внимательного глаза тоже становилось все сложнее.

И вот настали очередные выходные. Из столицы, как яркий тропический ураган, ворвалась Соня. Она влетела в студию с криком «Лизка, я скучала!», заваленная пакетами: новые косметические новинки, книги, ее любимое столичное печенье, модный oversized-свитер.

«Носи на здоровье, тут такая прелесть, скроет все недостатки, если что!» — весело щебетала она, разгружаясь.

Лиза сидела на диване, кутаясь в кардиган, и смотрела на подругу. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно. Она понимала, что этот визит — последний шанс сказать все самой, до того как правда станет очевидной. Ждать возвращения Влада и встречаться с ним, тая эту тайну от лучшей подруги, было бы предательством.

«Сонь, — тихо сказала Лиза, перебивая ее поток слов. — Сядь. Нам нужно поговорить. Серьезно».

По тону голоса Соня мгновенно поняла, что дело нешуточное. Ее лицо стало серьезным, она присела напротив, отложив пакеты.

«Что случилось? Опять Артем? Или… тот тип?» — «Тот тип» — было их с недавних пор осторожным обозначением Влада.

Лиза покачала головой. Она глубоко вдохнула, положила руку на живот — уже почти рефлекторный жест.

«Соня, я беременна».

Слова повисли в воздухе, тяжелые и простые.

Соня замерла. Ее глаза стали круглыми, брови взлетели к волосам. Казалось, она перестала дышать. Молчание длилось несколько секунд, которые показались Лизе часами. Она видела, как в голове подруги с бешеной скоростью проносятся вопросы, догадки, шок.

«Боже… Лиза… — наконец выдохнула Соня. — Это… это от…?»

Лиза кивнула, не отводя взгляда. «Да. От него. От той ночи».

Соня медленно поднялась, сделала несколько шагов по комнате, зажала голову руками.

«Охренеть… — прошептала она. — Охренеть. Ты уверена? Тест? Врач?»

«И то, и другое. Срок еще небольшой, но… уже есть», — Лиза слегка развела руками, указывая на свой живот, который в облегающей домашней одежде был уже чуть заметен.

Соня повернулась к ней. На ее лице была целая гамма эмоций: шок, тревога, беспокойство. Но затем, к удивлению Лизы, в ее глазах зажглись знакомые искорки. Искорки безудержной, жизнеутверждающей Сониной натуры.

«Так… ладно. Значит, так. — Она снова села, ближе, и взяла Лизу за руки. — Первое: как ты себя чувствуешь? Физически? Не тошнит?»

«Иногда. Но в основном устаю».

«Второе: что говорил врач? Все в порядке?»

«Пока все хорошо».

«Третье… — Соня нахмурилась. — А он? Ты ему сказала?»

Лиза рассказала про переписку с Марком и отсрочку в месяц-полтора.

«Боже, какие же они все занятые принцессы! — фыркнула Соня, но тут же спохватилась. — Хотя, ладно. Значит, у тебя есть время подумать. А четвертое… Лиза. Ты же понимаешь, что это… это же навсегда. Ты готова?»

Это был самый главный вопрос. Лиза смотрела на свои руки, лежавшие в ладонях подруги.

«Не знаю, готова ли, — честно призналась она. — Но я уже не могу представить, чтобы было иначе. Это… уже часть меня. И это пугает до ужаса, но иногда… иногда я чувствую какое-то странное спокойствие».

Соня наблюдала за ней, и постепенно ее взгляд смягчился, наполнился теплом и решимостью.

«Ну что ж, — сказала она твердо, сжимая ее руки. — Значит, будем рожать. И будем самой крутой тетей в мире — это я про себя. А ты будешь самой сильной мамой. Мы справимся. Справимся втроем».

«Втроем?» — не поняла Лиза.

«Ну да! Ты, я и этот маленький карапуз! — Соня улыбнулась во всю ширину своего лица, и в этой улыбке было столько любви и поддержки, что у Лизы наконец-то навернулись слезы. Слезы облегчения. — Ой, только не плачь! Гормоны, да? — она обняла ее крепко. — Все будет хорошо, я обещаю. Мы все продумаем. И с этим козлом-певцом тоже разберемся. Но главное — ты не одна. Никогда».

Остаток выходных прошел в бесконечных разговорах. Соня, переключившись из режима шока в режим гиперопеки, засыпала Лизу вопросами и советами. Она тут же набросала список «самого необходимого», начала искать в интернете курсы для будущих мам в соседнем крупном городе. Ее энергия, направленная теперь в конструктивное русло, была спасением.

Но вечером, когда Соня уснула на раскладушке, Лиза лежала без сна. Признание подруге стало гигантским шагом. Теперь тайна была разделена, груз — легче. Но будущее по-прежнему висело в тумане. Скоро она не сможет скрывать живот. Что скажут люди в Зареченске? Что скажет Алексей, когда увидел лишь тест, а не последствия? И самое главное — что будет, когда вернется Влад?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она думала о его голосовом сообщении: «…либо услышать то, что я хочу тебе сказать». Теперь ей предстояло сказать ему нечто, что навсегда изменит его жизнь. И ее собственную. Соня была права: они справятся втроем. Но от мысли о предстоящем разговоре с отцом ее ребенка по-прежнему сводило желудок. Месяц-полтора… Казалось, это и много, и ничтожно мало. Но теперь, с Соней в своем углу, Лиза чувствовала, что у нее появилась не просто опора, а целый тыл. И это придавало ей сил дождаться той встречи, какой бы сложной она ни оказалась.

Глава 8

Сообщение от Марка пришло, как и было обещано, за два дня. Коротко и по-деловому: «Лиза. Влад вернулся. Готов встретиться завтра вечером. Жду подтверждения. М.»

Лиза весь день ходила как во сне. Она подтвердила. Потом позвонила Алексею. Голос ее был ровным, но она знала, что он услышит напряжение.

«Алексей, мне нужно завтра в город. На важную встречу. Можешь отвезти меня до вокзала? И… меня не будет в квартире, возможно, день или два».

На другом конце провода повисла пауза.

«Все в порядке?» — спросил он, и в его голосе не было любопытства, только забота.

«Не знаю, — честно ответила Лиза. — Но это необходимо.»

«Хорошо. В восемь утра буду у подъезда. Ты готова ко всему?»

«Надеюсь».

Утром он был точен, как швейцарские часы. Дорога в ближайший город с железнодорожной станцией заняла чуть больше часа. Они почти не разговаривали, только радио тихо бубнило в фоновом режиме. Когда он остановил машину у вокзала, он выключил зажигание и повернулся к ней.

«Лиза, — сказал он серьезно, глядя ей прямо в глаза. — Что бы там ни было, что бы ни случилось… будь сильной. Ты сильнее, чем думаешь. Помни об этом. И если что… позвони. В любое время. Я приеду и заберу тебя. Откуда угодно».

Она почувствовала ком в горле. Этот человек, почти чужой еще несколько месяцев назад, стал для нее настоящей опорой. Она обняла его по-дружески, быстро, сдержанно, но в этом объятии была вся ее благодарность.

«Спасибо, Алексей. За все».

Она вышла из машины и, не оглядываясь, направилась к поезду. У нее было чувство, будто она идет на эшафот.

В городе она сняла номер в скромной гостинице недалеко от центра. Полдень. Встреча была назначена на семь вечера. Она провела эти часы в номере, пытаясь собраться с мыслями, репетируя в голове возможные диалоги. Все сценарии казались плохими.

В пять вечера пришло сообщение. С незнакомого номера, но она сразу поняла, от кого. Ни приветствия, ни подписи. Просто адрес. Дорогой район, название ресторана, которое она смутно припоминала из списков модных мест.

Она надела простое черное платье свободного кроя, которое скрывало изменения фигуры. Сверху — длинное, плотное шерстяное пальто. Она смотрелась в зеркало: бледная, с огромными глазами, в которой читалась решимость, граничащая с отчаянием.

Такси довезло ее до места. Это был не пафосный дворец, а уютный, дорогой ресторан в старинном особняке. Окна были затенены, у входа ни папарацци, ни толп. Очевидно, место было выбрано с расчетом на полную конфиденциальность.

Ее встретил не Марк, а немолодой, импозантный метрдотель.

«Господин Старков ждет вас в приватном зале. Пожалуйста, пройдете».

Его проводили по темному коридору, мимо основной залы, до тяжелой деревянной двери. Метрдотель постучал, открыл и пропустил ее вперед.

Комната была небольшой, камерной. Приглушенный свет от бра, камин (наверное, декоративный), один стол на двоих. И он.

Влад сидел спиной к камину, откинувшись на стуле. На нем были темные джинсы и простой черный свитер, но даже в этой небрежности он выглядел как картинка из глянца. Он был таким, каким она его запомнила: красивым, отполированным, излучающим спокойную, безразличную мощь. Но в его глазах, когда он увидел ее, промелькнула искра — не тепла, а живого, хищного интереса.

«Лиза, — произнес он ее имя, растягивая гласные. Голос был тем же бархатным инструментом, что и тогда. — Наконец-то. Я начал думать, ты мастерски играешь в прятки на профессиональном уровне».

Она не ответила на улыбку. Стояла у входа, не снимая пальто.

«Спасибо, что нашел время», — сказала она нейтрально, подходя к столу.

«Время — единственный невосполнимый ресурс, — парировал он, жестом приглашая ее сесть. — И я трачу его на тебя. Должен же я понять, что было настолько важно, чтобы выманить меня сюда после месяца игнорирования моих сообщений».

Лиза села, положила сумочку на колени. Ее ладони были влажными. Она почувствовала знакомый запах — его парфюм, смешанный с дымом и дорогим виски. Тот самый запах, что преследовал ее в кошмарах и… в редких, предательских воспоминаниях.

«Игнорирование — не лучшая тактика, согласен, — сказала она, глядя на него. — Но иногда тишина нужна, чтобы разобраться в себе».

Он налил ей вина в бокал, который уже стоял напротив. Она не стала его отодвигать, просто не притронулась.

«И в чем же ты разобралась? — спросил он, прищурившись. — В том, что сбежать в глушь — хорошая идея? Или в том, что я все-таки представляю какой-то интерес?» Его тон был легким, насмешливым, будто они играли в старую, знакомую игру.

«Я разобралась в последствиях, Влад. Последствиях одной очень импульсивной и глупой ошибки».

«Ошибки? — Он поднял бровь, и в его взгляде появилась холодная сталь. — Интересная трактовка того вечера. Я помню его несколько иначе. Более… страстно».

«Страсть, рожденная от злости и отчаяния, — это все равно что ошибка, — тихо, но четко сказала Лиза. — Красивая, жаркая, но ошибка».

Он отхлебнул вина, изучая ее поверх края бокала. Его взгляд скользнул по ее закутанной в пальто фигуре.

«Ты так и не разделась. Здесь тепло. Или тебе есть что скрывать?» — вопрос прозвучал как выстрел. Он угадал. Или просто проверял.

Ее сердце заколотилось. Вот он, момент. Но она не была готова. Ей нужно было подвести его к этому, сделать так, чтобы он перестал играть.

«Я скрываю себя. От тебя. От этого места. От того, кем я была тогда».

«А кем ты была?» — он отставил бокал, положил локти на стол, сцепил пальцы. Все его внимание было теперь приковано к ней.

«Сломанной. Использованной. И ищущей самый быстрый способ забыться. Ты стал этим способом. И за это… я перед тобой, в каком-то смысле, даже извиняюсь».

Он рассмеялся — коротко, беззвучно.

«О, не извиняйся. Это было взаимно. Ты была… освежающим контрастом. Дикой кошкой, которая решила сама напасть на охотника. Это возбуждало». Его слова были откровенными, циничными и намеренно грубыми. Он проверял ее на прочность, пытался вывести на эмоции, вернуть в то состояние, в котором она была тогда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но Лиза не поддалась. Она выдержала его взгляд.

«Это закончилось, Влад. Игнорирование, прятки, эта… игра. Она закончилась сегодня. Потому что я пришла сказать тебе нечто, что выходит за рамки любых игр».

Он замер. Надменная улыбка медленно сошла с его лица.

«Говори».

«Сначала перестань смотреть на меня, как на диковинку или на очередной трофей, который не дается в руки. Посмотри на меня как на человека, с которым ты совершил необдуманный поступок. И который теперь вынужден жить с результатом этого поступка».

В комнате повисла тягостная пауза. Он откинулся на спинку стула, его лицо стало непроницаемым.

«Ты умеешь заинтриговывать. Хорошо. Я слушаю. Без игр».

Лиза глубоко вдохнула. Это был момент. Она медленно поднялась со стула. Ее движения были неестественно плавными. Она отошла от стола, повернулась к нему не лицом, а боком. И затем, глядя прямо перед собой, а не на него, она расстегнула пуговицы своего длинного пальто. Она развела полы в стороны.

Под тонкой тканью черного платья уже явственно угадывался мягкий, округлый контур. Еще не огромный, но совершенно однозначный. Изгиб, которого раньше не было и который говорил сам за себя.

Она слышала, как за спиной перехватило дыхание. Стул резко скрипнул. Он встал.

Лиза медленно повернула голову, чтобы увидеть его лицо.

Влад стоял, отступив на шаг назад, будто от удара. Все его самоуверенное спокойствие, вся надменность испарились, оставив на лице чистое, неподдельное изумление. Его глаза, широко раскрытые, перебегали с ее лица на ее живот и обратно. Он не мог вымолвить ни слова. Его челюсть действительно отвисла, а в глазах бушевала буря — шок, неверие, быстрая калькуляция, паника.

«Ты… — голос его сорвался, он сглотнул. — Это… от меня?»

Вопрос был закономерным, но от того, как он его задал — сдавленным, почти детским голосом, — у Лизы впервые за весь вечер что-то дрогнуло внутри. Не злорадство, а что-то вроде горькой жалости.

«Да, — просто сказала она. — От тебя. От той ночи. Врачи подтверждают сроки».

Он провел рукой по лицу, снова сел, но теперь выглядел не властителем вселенной, а просто растерянным мужчиной.

«Боже… — прошептал он. — Я… я не думал… Мы же…»

«Мы ничего не думали, — закончила она за него, застегивая пальто. Теперь, когда правда была обнародована, ей снова понадобилась эта броня. — Это была вспышка. А это — ее последствия».

Он молчал, уставившись в пространство перед собой. Потом его взгляд снова нашел ее, но теперь в нем была не игра, а жесткая, сосредоточенная серьезность.

«Что ты собираешься делать?»

«Я уже делаю, — ответила Лиза, возвращаясь на свое место, но теперь сидела прямее, чувствуя странную власть над ситуацией. — Я наблюдаюсь у врача. Все в порядке. Я буду рожать этого ребенка».

Он кивнул, будто это было единственное логичное продолжение. Его мозг явно работал на пределе.

«И… что ты хочешь от меня? Денег? Помощи? Молчания?» — каждый пункт он выстреливал, как будто перебирая стандартные опции из кризисного менеджмента.

«Я не знаю, чего я хочу от тебя, Влад, — честно призналась она. — Кроме одного. Чтобы ты знал. Чтобы ты принял решение — какое бы оно ни было — осознанно. Как и я. Я не требую денег. Я не ищу скандала или славы. Я даже не уверена, хочу ли я видеть тебя в жизни этого ребенка. Но он — твой. И ты имеешь право знать».

Он снова встал, прошелся по комнате. Его фигура, обычно такая уверенная, сейчас была напряжена, как струна.

«Право… — повторил он с горькой усмешкой. — У меня миллионы фанатов, контракты, образ… и вдруг — ребенок. Вне брака. От женщины, которую я видел один раз в жизни. Это не право, Лиза. Это бомба».

«Для тебя — бомба, — тихо сказала она. — Для меня — ребенок. Мы смотрим на это с разных сторон».

Он остановился напротив нее. Его лицо было близко. В его глазах она читала смятение, гнев, страх и… то самое любопытство, которое, кажется, никогда в нем не умирало.

«Почему ты не сделала аборт? — спросил он резко, без предисловий. — Это было бы проще».

Вопрос был жестоким, но она была к нему готова.

«Потому что «проще» — не всегда значит «правильно». Для меня — нет. Я приняла решение его оставить. Теперь ты принимай свое».

Он отвернулся, снова подошел к камину, уперся в него руками.

«Мне нужно время. Чтобы обдумать. Чтобы… все просчитать».

«У тебя есть время. Но не бесконечно. Я живу не в твоем мире, Влад. У меня нет армии пиарщиков, чтобы скрывать правду. Скоро будет видно. Люди начнут задавать вопросы».

Он резко обернулся.

«Где ты живешь? Ты все еще в той дыре?»

«Это не твоя забота. Пока. Если захочешь быть частью этого — тогда поговорим. Если нет… — она сделала паузу, — тогда мы найдем способ урегулировать все формально и навсегда забыть друг о друге».

Он смотрел на нее, и в его взгляде было что-то новое. Не вожделение, не игра, а некое уважение, смешанное с досадой. Она не просила. Не умоляла. Не угрожала скандалом. Она просто ставила его перед фактом и давала выбор. И в этом была сила, которой он от нее не ожидал.

«Хорошо, — наконец сказал он, и его голос снова обрел привычную твердость, но без прежней легкости. — Я обдумаю. И свяжусь с тобой. Через Марка. Не исчезай на этот раз».

Он подошел к столу, налил себе еще виски, выпил залпом.

«Марк вызовет тебе машину. И позаботится обо всех расходах на обратную дорогу и… на врачей. Не отказывайся. Это пока минимум, что я могу сделать».

Лиза кивнула. Не из благодарности, а из понимания: это была первая, осторожная попытка взять на себя долю ответственности.

«Хорошо».

Она встала, чтобы уйти. У двери обернулась. Он стоял у камина, с бокалом в руке, смотря куда-то в пустоту. Высокий, красивый, могущественный и вдруг невероятно одинокий в своем дорогом приватном зале.

«Влад, — сказала она. Он поднял на нее взгляд. — Я не пожалела, что сказала тебе».

Он ничего не ответил. Просто смотрел. И она вышла, оставив его наедине с взорвавшейся в его руках «бомбой», которая на самом деле была просто началом новой, хрупкой человеческой жизни.

Глава 9

Лиза вышла из ресторана на холодный ночной воздух, и ее тут же охватила нервная дрожь. Адреналин, который держал ее на плаву все это время, отступил, оставив ощущение полной опустошенности и странной, леденящей легкости. Сделанное — не повернуть назад.

Машина, заказанная Марком, уже ждала. Она дала адрес не гостиницы, а своей старой квартиры. Ей нужно было место, где не пахло бы ни Зареченском, ни дорогим парфюмом Влада. Место, которое когда-то было своим, а теперь казалось музеем другой жизни.

Квартира была пустой и запыленной. Вещей Артема не было — он, как и обещал, все забрал. Она прошлась по комнатам, включая свет. Все стояло на своих местах, но душа из этого пространства ушла. Она села на тот самый диван в гостиной, где когда-то рыдала после разрыва, и просто сидела, глядя в стену. В голове проносились обрывки диалога, его лицо в момент шока. Не было ни победы, ни облегчения. Была только усталость и тяжелое знание: теперь все изменилось не только для нее, но и для него. И ее судьба была навсегда переплетена с человеком, которого она почти не знала.

Она положила руку на живот, где под тканью платья спал — или, может, уже бодрствовал — их общий, нежеланный, но уже бесконечно важный секрет. «Что же мы натворили?» — прошептала она в тишину. Ответа не было.

Часть 2: Разрушенные планы

Влад просидел в приватном зале один еще с полчаса после ее ухода. Он не двигался, уставившись в потухшие угли декоративного камина. В голове царил хаос. Все его тщательно выстроенные планы — грядущий альбом, мировой тур, переговоры о фильме, образ холостяка-сердцееда, за которым гонится весь мир — все это в одно мгновение превратилось в карточный домик, который ткнули пальцем.

Ребенок.

Слово, которое никогда не входило в его личный лексикон. Оно относилось к чужим историям, к обязательствам других людей. К чему-то далекому, скучному и обременительному. А теперь оно стало его реальностью. Его плотью и кровью.

Он думал о ней. О Лизе. Не как о «той дикой кошке из гримерки», а как о женщине, которая только что, с ледяным спокойствием, перевернула его жизнь. Она не истерила. Не требовала. Не пыталась шантажировать. Она просто показала ему факт и дала выбор. И в этом была какая-то унизительная, сокрушительная сила. Он, Влад Старков, привыкший диктовать условия, оказался в положении того, кому предъявляют условия.

Его первой реакцией была ярость. Глухая, бессильная ярость на нее, на себя, на нелепую случайность. Потом пришел страх. Панический страх перед утечкой информации. Один слух — и его карьера, его имидж, все, над чем он работал годами, пойдет под откос. «Влад Старков, отец внебрачного ребенка от случайной фанатки» — заголовки писались сами собой. Его поклонницы, особенно самые юные и преданные, воспримут это как предательство. Спонсоры начнут нервничать.

Но под всем этим, глубоко внизу, копошилось что-то еще. Что-то примитивное, почти животное. Его ребенок. Его продолжение. Генетический отпечаток. Мысль об этом была одновременно отталкивающей и чертовски притягательной. Он всегда считал себя центром вселенной. А теперь эта вселенная могла обрести еще одно, крошечное солнце, связанное с ним неразрывной нитью.

Он схватил телефон, с силой едва не разбив экран, и набрал номер Марка.

Часть 3: Совет в ночи

Марк примчался через двадцать минут. Он вошел в зал, снял пальто и, одним взглядом на Влада, понял: случилось нечто из ряда вон выходящее. Влад сидел, расстегнув ворот свитера, перед ним стояла почти пустая бутылка дорогого виски и два бокала — один чистый, второй с остатками напитка Лизы.

«Что случилось? Она предъявила иск? Шантаж?» — сразу перешел к делу Марк, садясь напротив.

Влад горько усмехнулся, налил себе еще.

«Хуже. Намного хуже».

«Она больна?»

«Беременна».

Марк замер. Его профессиональное, всегда слегка циничное выражение лица сменилось на полное недоумение, а затем на холодный, расчетливый ужас.

«От тебя?» — вопрос был шепотом.

«По срокам — да. Она ходила к врачу».

Марк свистнул, провел рукой по коротко стриженным волосам.

«Черт. Черт возьми, Влад! Я же говорил, что с этими «не такими» девушками одни проблемы!» Он вскочил, зашагал по комнате. «Она что хочет? Деньги? Отступные? Публичное признание?»

«Она говорит, что не знает, чего хочет. Кроме того, чтобы я знал. И чтобы я принял осознанное решение. Она рожает».

Марк остановился как вкопанный.

«Рожает? Просто так? Без… консультаций с твоими юристами?»

«Похоже на то. Она сказала, я могу быть частью этого или нет. Решать мне».

Марк сел обратно, вперившись в Влада.

«Это ловушка. Более изощренная. Она играет в долгую. Сейчас выглядит белой и пушистой, а потом, когда ребенок родится, начнет выжимать из тебя все соки через суды, через прессу…»

«Нет, — перебил его Влад. Его собственный голос прозвучал неожиданно твердо даже для него самого. — Это не она. Она не такая. Ты ее не видел. В ее глазах не было жажды наживы. Была… усталость. И какая-то чертова решимость».

«О, Боже, — простонал Марк. — Ты уже начинаешь ее романтизировать. Это худшее, что ты можешь сделать!»

«Я не романтизирую! — рявкнул Влад, ударив кулаком по столу. Бокалы подпрыгнули. — Я пытаюсь понять, с чем мы имеем дело! Она не шантажистка, Марк. Она… она просто поставила меня перед фактом. И теперь мне нужно решить, что делать с этим фактом!»

Они помолчали, тяжело дыша. Потом Марк, как истинный кризис-менеджер, взял себя в руки.

«Хорошо. Давай по порядку. Первое: нужен ее полный профиль. Врач, анализы, подтверждение сроков. Мы должны быть на сто процентов уверены, что это твое. Без этого ни о каких решениях речи быть не может».

Влад кивнул. Это было разумно.

«Второе: полная информационная блокада. Если хоть один слух просочится до того, как мы выработаем стратегию — все. Мы должны контролировать нарратив. Значит, нужно держать ее в поле зрения, но в абсолютной изоляции. Где она сейчас?»

«Не знаю. Уехала. Но у нее есть номер. Твой. И мой».

«Идеально. Значит, она будет на связи. Третье: варианты. Их два. Первый — урегулировать все финансово, с железным конфиденциальным соглашением. Она получает круглую сумму, отказывается от всех прав и претензий, мы обеспечиваем ей медицинскую помощь до родов, а после — она исчезает. Ребенка мы, при желании, можем… устроить».

«Она не согласится на это, — мрачно сказал Влад. — Она уже сказала, что рожает».

«Тогда второй вариант, — Марк тяжело вздохнул. — Мы готовим почву для возможной утечки. Постепенно, через доверенных лиц, можно начать ронять слухи о твоих «серьезных отношениях» с какой-нибудь нейтральной, непубличной девушкой. Потом, когда ребенок родится, мы представляем его как плод большой любви, которой, к сожалению, не суждено было сложиться. Ты — ответственный отец, готовый обеспечивать, но уважающий частную жизнь матери. Это смягчит удар».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Влад слушал, но план Марка казался ему бумажным, ненастоящим. Он думал о том, как она стояла, расстегнув пальто. О контуре ее живота. Это было не абстрактное «ребенок». Это было что-то реальное, растущее.

«А если… — начал Влад нерешительно, и сам удивился своим словам. — Если я захочу… видеть его?»

Марк посмотрел на него, как на сумасшедшего.

«Ты шутишь? Ты, Влад Старков, будешь играть в папочку? В твоем графике? С твоим образом? Это убьет твою карьеру! Ты — секс-символ, недоступная мечта! Отец семейства — это конец!»

«Я не говорю о том, чтобы выгуливать коляску перед папарацци! — огрызнулся Влад. — Но знать… иметь возможность… черт, я не знаю!»

Он снова налил виски. Марк был прав. Любой вариант был плох. Первый делал его подлецом в собственных глазах (и, как он подозревал, в ее). Второй — лжецом и марионеткой в глазах публики. А третий, о котором он только что заикнулся, — самоубийцей для своей карьеры.

«Мне нужно встретиться с ней еще раз, — сказал Влад неожиданно для себя. — На нейтральной территории. Без ресторанов. Чтобы поговорить. Не как продюсер с проблемой, а…»

«Как отец с матерью твоего ребенка? — с нескрываемой иронией закончил Марк. — Осторожно, Влад. Это скользкий путь. Чем больше ты вовлекаешься эмоционально, тем сложнее будет принять жесткое, но необходимое решение».

Влад знал, что Марк прав. Но впервые за долгие годы его прагматичный, циничный продюсер казался ему не спасителем, а тюремщиком, загоняющим его в клетку из имиджа и контрактов.

«Дай мне ее координаты, — тихо сказал Влад. — Все, что есть. И найди лучшего акушера в частной клинике. Анонимно. Скажи, что это для нее. Пусть наблюдается там. Это мое условие. Первое и пока единственное».

Марк увидел в его глазах ту самую властную, непреклонную твердость, которая и сделала Влада звездой. Спорить было бесполезно.

«Хорошо, — кивнул он. — Но помни: это кроличья нора. И чем глубже ты в нее провалишься, тем труднее будет выбраться».

После ухода Марка Влад остался один. Он подошел к окну, за которым сиял ночной город, принадлежавший ему. Но теперь он чувствовал себя не королем этого города, а пленником. Пленником обстоятельств, своей репутации и странной, хрупкой женщины из Зареченска, которая принесла ему не скандал и не выгоду, а самую простую и самую сложную вещь на свете — последствие.

Он посмотрел на свой телефон. На экране горело уведомление от Марка с данными Лизы и номером врача. Он не стал звонить. Не стал писать. Он просто стоял и смотрел в ночь, впервые в жизни чувствуя тяжесть выбора, который не имел ничего общего с тем, какой сингл выпустить первым. Этот выбор был о том, каким человеком он хочет остаться в глазах одного-единственного, еще не родившегося человека.

Глава 10

Рассвет застал Влада в кресле на террасе его пентхауса. Город внизу медленно просыпался, но в его голове царил хаос. Он перебрал все варианты, которые нашептывал холодный голос разума. Откупиться. Удалить проблему. Спрятать. Каждый путь казался логичным, но каждый оставлял во рту привкус гнили и собственной ничтожности.

Он всегда брал то, что хотел. Славу, женщин, успех. Но сейчас речь шла не о взятии, а об ответственности. О последствии, которое было ярче и реальнее любого трофея. Мысль о том, что где-то живет его ребенок, и он может просто отмахнуться чеком, казалась ему теперь не решением, а самым большим поражением. Поражением не перед миром, а перед самим собой. Кем он станет, если поступит так? Красивой пустышкой, способной только на то, чтобы петь и трахаться?

Он вспоминал Лизу. Ее прямоту. Ее отсутствие жеманства и попыток манипулировать. Она была словно глоток ледяной воды после сладких ликеров его обычного окружения. Она не вписывалась ни в одну из категорий, и именно это цепляло его сильнее всего. И теперь она носила его ребенка.

Влад не был сентиментальным дураком. Он видел риски, горы проблем, угрозу всему, что построил. Но параллельно с этим в нем росло иное, упрямое чувство — собственности, смешанной с долгом. Его женщина (пусть даже на одну ночь, но факт оставался фактом). Его ребенок. И он, Влад Старков, не бросал свое. Даже если это самое сложное, что у него когда-либо было.

На рассвете решение кристаллизовалось, неожиданное даже для него самого. Он не знал, как это будет выглядеть. Как совместить мировые гастроли с тишиной провинциального городка. Как быть идолом для миллионов и при этом знать, что где-то его маленькое отражение делает первые шаги. Это казалось невозможным. Но он решил стараться. Хотя бы попытаться быть рядом. На своих условиях, в тени, но — присутствовать. Не как спонсор, а как… отец. Пусть и очень своеобразный, дистанционный, но реальный.

Часть 2: Первый приказ

С первыми лучами солнца он позвонил Марку. Тот взял трубку сонным, но настороженным голосом.

«Марк, слушай и не перебивай. Мое решение: я буду в жизни этого ребенка. И в жизни Лизы. По крайней мере, буду стараться. Карьера — на первом месте, это не обсуждается. Но рядом должен быть и этот… проект».

На другом конце повисло молчание, полное немого ужаса.

«Влад, ты с ума сошел…»

«Решение принято. Теперь твоя задача — помочь мне это реализовать с минимальными рисками. Первое: скинь мне все, что есть по Лизе. Все адреса, контакты. Второе: найди лучшего врача в радиусе… в радиусе ее местоположения. Частного, лояльного, который понимает значение слова «конфиденциальность». Заплати ему столько, чтобы он забыл свое имя. Мне нужна встреча с ней у этого врача в ближайшие дни. Я хочу услышать от специалиста все лично. И получить стопроцентные доказательства, что это мой ребенок. Не хочу строить воздушных замков на песке».

«Влад, даже если это твой ребенок, публичное…»

«Я не говорю о публичном! — резко оборвал его Влад. — Я говорю о личном. Мне нужно знать наверняка. А потом… потом посмотрим. Но подготовь все юридические варианты. Не для отказа от прав, а для их защиты. Моих и… ребенка. И обеспечь ей полное медицинское сопровождение. С лучшим, что есть. Скажи ей, что это не обсуждается».

В его голосе звучала та самая властная, стальная нота, которая не терпела возражений. Марк понял, что дискуссия окончена. Осталось только исполнять.

«Хорошо, — вздохнул Марк. — Я все сделаю. Но, Влад… подумай еще раз. Это меняет все».

«Все уже изменилось, — тихо сказал Влад, глядя на rising sun. — Теперь нужно просто понять, в какую сторону двигаться».

Часть 3: Ожидание в старых стенах

Лиза проснулась в своей старой квартире от тягучей, знакомой тошноты и гнетущей тишины. Она потянулась за телефоном. Экран был пуст. Ни слова от Влада, ни от Марка. Эта тишина после вчерашнего откровения была хуже любого крика. Она означала неопределенность, и это было самое мучительное.

Она заставила себя встать, привести себя в порядок, съесть сухой крекер, чтобы унять тошноту. Нужно было движение, нужно было живое общение. Она написала Соне, и та, как всегда, откликнулась мгновенно, назначив встречу в кафе у своего офиса.

Часть 4: Кафе и опора

Встреча с Соней была глотком воздуха. Шумное, безликое кафе, деловой гул — все это было так далеко от гнетущей атмосферы вчерашнего ужина и тишины пустой квартиры. Соня, увидев ее, обняла так крепко, что у Лизы навернулись слезы. Она выдохнула, рассказывая вкратце о встрече, о шоке Влада, о его молчании.

«И что теперь?» — спросила Соня, держа ее за руку.

«Не знаю. Жду. И пытаюсь не сойти с ума».

Они договорились увидеться вечером, и после ухода Сони Лиза почувствовала себя чуть крепче. Но одиночество и неопределенность снова навалились, как только она вышла на улицу.

Часть 5: Сообщение, которое меняет правила

И тогда, когда она уже почти дошла до метро, телефон наконец-то ожил. Но это был не звонок. Пришло сообщение. И не от Марка.

С незнакомого номера, но стиль не оставлял сомнений. Коротко, без приветствий, по сути:

«Лиза. Это Влад. Через Марка организую встречу с врачом в твоем городе. Лучший специалист. В ближайшие дни. Мне нужны подтверждения и полная картина от профессионала. Это обязательное условие для всего, что будет дальше. Не обсуждается. Координаты и время пришлет Марк. Будь готова».

Лиза замерла посреди тротуара, перечитывая сообщение. В его тоне не было ни капли сомнения или вопросов. Была железная воля. Он не спрашивал, хочет ли она этого врача. Он организовывал. Он брал под контроль. И ключевая фраза «для всего, что будет дальше» будто приоткрывала дверь в какое-то будущее. Неясное, пугающее, но будущее, где он… предполагал свое присутствие.

Она почувствовала смесь возмущения и странного облегчения. Возмущение от его диктаторского тона. Облегчение — потому что тишина закончилась. Потому что он не отмахнулся. Потому что слова «будь готова» звучали как начало какой-то новой, сложной, совместной дороги. Страшной, но настоящей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она не стала отвечать. Она просто сунула телефон в карман и спустилась в метро. Теперь ей предстояло готовиться. К встрече с врачом. К доказательствам. К тому, что Влад Старков, похоже, решил не просто заплатить и забыть, а каким-то, пока непостижимым образом, войти в ее жизнь. Игры в прятки были окончены. Начиналась сложная, взрослая игра под названием «реальность».

Глава 11

Сообщение Марка пришло, как и ожидалось: адрес клиники «ЭлитМед», имя профессора Левина, время. И ключевая фраза: «Влад будет присутствовать удаленно, по видеосвязи. Подготовьтесь к онлайн-конференции».

Лиза перечитала эти строки, и что-то внутри нее, долго дремавшее, резко выпрямилось. Нет. Так — нет. Его тотальный контроль над ее медицинским обследованием был одним делом. Но превращать первую, такую интимную и пугающую процедуру подтверждения в сеанс удаленного наблюдения «звездного отца»… Это было уже слишком. Это превращало ее из человека в объект, в пробирку под микроскопом.

Она набрала номер Марка. Тот ответил после первого гудка.

«Лиза, здравствуйте. Получили инструкции?»

«Получила, — ее голос звучал ровно, но твердо. — И у меня есть условие. Я не согласна на видеосвязь во время приема у врача. Никакой».

На другом конце повисло короткое молчание.

«Лиза, это требование Влада. Ему важно получить информацию из первых рук. От врача».

«Информацию он получит. От врача. В виде заключения и результатов анализов. Я не нахожусь в состоянии, чтобы быть частью его телеконференции. Я — пациент, а не экспонат. Если ему так важно «утвердиться», как вы выразились, в своем отцовстве — пусть найдет способ сделать это лично. Я не требую его присутствия на каждом моем визите к гинекологу. Но первый… первый должен быть либо с ним вживую, либо без него вовсе. Третьего не дано».

Ее тон не оставлял пространства для маневра. Марк вздохнул.

«Я передам. Но он будет недоволен».

«Мне все равно, доволен он или нет, — сказала Лиза и, поймав себя на резкости, добавила чуть мягче: — Это не каприз. Это вопрос моего душевного спокойствия. А оно, как я понимаю, тоже важно для… благополучия беременности. Скажите ему это».

Часть 2: Неожиданный ответ

Ответ пришел не от Марка. Прямо на ее телефон, вечером, пришло сообщение с того же номера, что и в прошлый раз.

«Хорошо. Видеосвязи не будет. Но я буду там. Не в кабинете. Рядом. Чтобы поговорить с врачом после. И с тобой. Марк организует. Будь готова».

Лиза перечитала сообщение несколько раз. Он… приедет? Сюда, в провинцию? Лично? Это было настолько неожиданно, что выбило почву из-под ног. Она ожидала гневного отказа, давления, угроз. Но не этого. «Хорошо». И «я буду там». В этих словах была не только воля, но и какая-то мрачная решимость встретить ситуацию лицом к лицу. Это пугало еще больше, чем его удаленный контроль.

Часть 3: Встреча в клинике

На следующий день у входа в «ЭлитМед» ее ждал не просто человек в костюме, а сам Марк. Он выглядел уставшим и слегка нервным.

«Лиза. Проходите. Влад уже здесь. Он в отдельной комнате ожидания. После вашего приема у профессора он встретится с ним, а затем… поговорит с вами».

Клиника была такой же стерильной и безлюдной, как она и представляла. Профессор Левин был таким же профессиональным и спокойным. Осмотр и УЗИ прошли без сучка без задоринки. Когда на экране появилось крошечное пятнышко с мерцающей точкой-сердцем, Лиза снова почувствовала тот удар нежности и ужаса. «Вот он. Реальность», — подумала она.

Профессор распечатал снимки УЗИ, сделал пометки в карте.

«Все в абсолютной норме, Лиза. Поздравляю. Теперь за вами буду наблюдать я. Все анализы, включая необходимые генетические тесты, мы берем сегодня. Результаты — через несколько дней».

Он проводил ее до двери. «Господин Старков ждет в комнате номер три, в конце коридора. По желанию».

Часть 4: Лицом к лицу с последствием

Комната номер три была небольшой, похожей на кабинет для переговоров. И он был там.

Влад стоял у окна, спиной к двери, глядя во двор. Он был в темных джинсах, кожаной куртке, накинутой на футболку, и в темных очках, которые снял, услышав, как дверь открывается. Он обернулся.

Лиза впервые видела его так близко без грима, яркого света сцены или полумрака ресторана. Он выглядел… обычным. Невероятно красивым, но усталым. Напряженным. В его глазах не было привычной уверенной насмешки. Был тяжелый, сосредоточенный взгляд.

Они молча смотрели друг на друга несколько секунд.

«Ну?» — наконец спросил он. Один слог, в котором был и вопрос, и требование, и что-то похожее на страх.

«Врач сказал, что все в порядке. Вот, — она протянула ему распечатанное фото УЗИ.**

Он медленно взял листок. Его пальцы, такие уверенные и сильные, слегка дрожали. Он смотрел на нечеткое черно-белое изображение, и его лицо стало совершенно непроницаемым. Казалось, он даже перестал дышать.

«Это… это оно?» — он ткнул пальцем в маленькое пятнышко.

«Да. Это ваш ребенок. На девятой неделе».

Он поднял на нее взгляд. В его серо-голубых глазах бушевала буря эмоций, которые он явно с трудом сдерживал: неверие, потрясение, отторжение и… какое-то дикое, первобытное любопытство.

«Девять недель… — повторил он, как бы сверяясь с календарем в голове. Даты сходились. — И врач уверен, что все… нормально?»

«Абсолютно. Он взял все анализы. В том числе для ДНК. Результаты будут через три дня».

Он кивнул, снова уставившись на снимок. Потом аккуратно сложил листок и сунул его во внутренний карман куртки, будто это была государственная тайна.

«Хорошо, — сказал он, и его голос обрел привычную твердость, но без прежней легкости. — Три дня. Тогда и поговорим серьезно. До тех пор… делай все, что говорит этот Левин. Никаких лишних движений, стрессов, глупостей. Поняла?»

Его тон снова стал директивным, но на этот раз Лиза не ощутила прежнего раздражения. За этим приказом стояла не просто мания контроля. Стоял тот самый шок, который она видела в его глазах. Он был напуган. И пытался управлять страхом, как умел — через приказы.

«Я не собираюсь делать «глупостей», — холодно ответила она. — Я забочусь о ребенке. А не о выполнении ваших распоряжений».

Уголок его рта дрогнул — что-то вроде тени улыбки, лишенной всякой веселости.

«Все равно. Марк будет на связи. По любому вопросу. Лечение, питание, переезд — все через него».

«Я никуда не переезжаю. Я остаюсь в Зареченске».

«Посмотрим, — коротко бросил он, и в его взгляде промелькнул привычный, властный огонек. — Это уже не только твое решение. После результатов теста многое может измениться. Будь готова».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он взял со стола очки, нацепил их, снова превращаясь в недоступную знаменитость.

«Марк отвезет тебя. И… береги себя».

Он вышел из комнаты первым, не оглядываясь. Лиза осталась стоять, держа в руках вторую копию УЗИ. В воздухе все еще витал его запах — дорогой парфюм, кожа, напряжение. И на столе лежала забытая им бумажка от леденца от кашля. Нелепая, бытовая деталь, которая делала этот сюрреалистичный момент чуть более реальным.

Она выдохнула. Первая личная встреча после «того» вечера состоялась. Он видел доказательство. И, судя по его реакции, эта абстрактная «бомба» наконец-то обрела для него конкретные, черно-белые очертания на бумаге. Теперь они оба ждали окончательного приговора науки. А после… после, как он сказал, начнется самое сложное. Настоящее обсуждение будущего, в котором у нее, как она теперь поняла, должен быть свой, твердый голос. Он только что дал ей понять, что считает себя вправе решать за нее. И ей предстояло доказать, что это не так. Начиналась не просто беременность. Начиналась борьба за право самой распоряжаться своей жизнью и жизнью своего ребенка в тени его огромного, всепоглощающего мира.

---

Дверь закрылась за Лизой, и Влад остался один в тихой, стерильной комнате. Завеса напускной твердости, которую он держал перед ней, рухнула. Он снял очки, провел ладонью по лицу, чувствуя, как дрожат пальцы. Воздух, который он вдыхал, казался густым и нехватóчным.

Он медленно вынул из внутреннего кармана сложенный листок. Развернул его. Снова. Черно-белый снимок, размытые контуры. Маленькое пятнышко. Крошечная, мерцающая точка в центре. Сердцебиение, — как сказала она. Его сердце в этот момент бешено колотилось, как бы пытаясь найти резонанс с тем, другим, только формирующимся.

Мои гены. Моя кровь. Мое продолжение. Мысли были не мыслями, а primal instincts, ударяющими в мозг с силой цунами. Все его достижения, хиты, награды, толпы фанатов — в этот момент превратились в бессмысленный шум. Вот он — единственный реальный, физический след, который он мог оставить в этом мире. Не образ, не песню, а жизнь.

Он сел, уронив голову на руки, все еще сжимая снимок. Эгоистичная часть его кричала о катастрофе, о рисках, о конце свободы. Но более глубинная, та, о существовании которой он даже не подозревал, отвечала мощным, глухим гулом признания. Свой. Это было его. И это меняло все правила игры.

Через десять минут к нему в комнату вошел профессор Левин. Влад быстро привел себя в порядок, лицо снова стало маской холодной собранности.

«Ну что, профессор? Говорите честно. Все шансы? Все риски?»

Левин сел напротив, отложил папку.

«Объективно — все отлично. Беременность развивается абсолютно нормально. Возраст пациентки идеальный, здоровье хорошее. С медицинской точки зрения — оснований для беспокойства нет. Что касается генетического теста… процедура стандартная, точность — 99,9%. Результаты будут готовы, как и обещал».

Влад кивнул, впитывая информацию.

«И… что ей сейчас нужно? Полностью. От питания до… я не знаю, настроения».

«Стандартные рекомендации. Здоровое питание, покой, отсутствие стресса, регулярное наблюдение. Она производит впечатление разумной и собранной девушки, несмотря на обстоятельства. Думаю, будет соблюдать. Главное — обеспечить ей именно это. Покой».

Покой. Влад горько усмехнулся про себя. Как обеспечить покой, когда он сам был главным источником стресса в ее жизни? Когда вокруг этой истории уже начала раскручиваться невидимая машина его безопасности и пиара?

«Она сказала, хочет остаться в своем городишке. Это… нормально?»

«Если там комфортная, спокойная обстановка и есть возможность приезжать на приемы — почему нет? Иногда стабильность и привычная среда лучше любых переездов», — ответил врач.

Влад снова кивнул. Он выложил на стол снимок УЗИ.

«А это… это уже человек?»

Левин посмотрел на снимок, потом на Влада, и в его взгляде мелькнуло понимание.

«Это — потенциальная человеческая жизнь на самой ранней стадии развития. С бьющимся сердцем. С каждым днем он будет становиться все больше и больше похожим на того, кем станет. С научной точки зрения — да, это уже человек».

Влад молча забрал снимок обратно. Слова «уже человек» прозвучали для него окончательным приговором. Отступать было некуда.

Они встретились с Марком не в шикарном ресторане, а в неприметном частном клубе, где гарантировали отсутствие посторонних глаз и ушей. Влад заказал виски, но не пил, просто вращал бокал в пальцах. Марк ждал, наблюдая за ним.

«Ну? — не выдержал наконец Марк. — Что сказал врач?»

«Все в порядке, — монотонно ответил Влад. — Ждет результатов ДНК».

«И она? Как она?»

«Она… — Влад искал слово. — Неломаемая. Стоит на своем. Не боится». Он сделал паузу. «И выглядит… хрупкой. Совсем хрупкой, Марк».

Марк промолчал, давая ему выговориться.

«Я показал тебе это?» — Влад снова достал злополучный снимок и положил его на стол между ними.

Марк, сдержанный циник, наклонился, рассмотрел. Его лицо тоже на миг стало серьезным, отстраненным.

«Да, видел подобные. Так… это оно».

«Это он. Или она, — поправил Влад. Он отпил наконец глоток виски, жидкость обожгла горло. — Марк, я не могу просто… отписаться».

«Я так и боялся, — вздохнул Марк. — Влад, послушай меня. Ты можешь обеспечивать. Максимально. Анонимно. Можно даже… ну, через годы, наладить какой-то контакт. Но ввязываться сейчас, эмоционально…»

«Я не говорю об эмоциях! — резко оборвал Влад, но голос его дрогнул. — Я говорю об ответственности. О том, что это… реально. Ты понимаешь? Я держу в руках не юридический документ, а… доказательство. Осязаемое. Я не могу сделать вид, что его нет».

Он снова посмотрел на снимок, и его голос стал тише.

«Я всегда брал то, что хотел. Всегда побеждал. А это… это не победа. Это последствие. И если я просто сбегу от него, то проиграю самому себе. Навсегда».

Марк откинулся на спинку стула, понимая, что его главный аргумент — прагматизм — на этот раз разбивается о какую-то новую, иррациональную, но невероятно твердую установку в Владе.

«Что ты хочешь делать?» — спросил он наконец, переходя в режим планирования.

«Я хочу… знать. Все. Каждый этап. Каждый анализ. Хочу быть уверен, что у них все есть. Лучшее. А потом… — он задумался. — Потом я хочу быть в состоянии… появиться. Когда это будет безопасно. Для них. И для… репутации. Не как отец для публики. Как… присутствие. Для ребенка».

«Это тончайшая грань, Влад. Одно неверное движение…»

«Знаю, — перебил он. — Поэтому я и плачу тебе такие деньги. Чтобы ты эту грань находил. Подготовь все варианты. От полной изоляции и секретности… до варианта очень мягкого, контролируемого «открытия» в отдаленном будущем. И найди способ, чтобы я мог… видеть их. Иногда. Без последствий».

Марк кивнул, запоминая. Бизнес-задача. Сложнейшая, но задача.

«А с ней? С Лизой?»

Влад потянулся за снимком, аккуратно сложил его.

«С ней… я буду договариваться. Она не дура. И у нее есть своя воля. С ней нельзя просто приказывать. Нужно… искать общий язык. Как с равной». Он произнес это как откровение для самого себя. Равная. Ни одна женщина в его жизни раньше не удостаивалась такого статуса.

Они закончили ужин почти молча. Когда Марк уехал, Влад еще долго сидел один. Он снова и снова разглядывал снимок на экране своего телефона, куда его сфотографировал. Эта крошечная, нечеткая точка стала центром его вселенной. Пугающим, неудобным, но единственно настоящим центром.

Он отправил сообщение Марку, уже сидя в машине с затемненными стеклами: «Найди лучшие курсы. Для будущих отцов. Дистанционно. И купи… книг. Про беременность. И первые годы. Пришли мне. Без комментариев».

Затем он написал Лизе. Коротко, без обращений: «Результаты теста придут ко мне и Марку. Я сообщу. До этого — следуй указаниям врача. Спрашивай у Марка, если что-то нужно».

Он не ждал ответа. Он смотрел в темное окно на мелькающие огни чужого города. Внутри него бушевал хаос, но теперь в этом хаосе была точка опоры. Маленькая, черно-белая, размером с горошину. Его точка невозврата. И, как ни странно, именно она давала ему ощущение, что он впервые в жизни столкнулся с чем-то по-настоящему важным. Страшным, сложным, но — важным. И Влад Старков никогда не упускал того, что считал важным. Теперь предстояло научиться не завоевывать это, а… беречь. Совершенно новое для него умение.

Глава 12

Лиза проснулась от подступившего комка тошноты. Она едва успела добраться до ванной. Утренний токсикоз в последнее время стал ее верным, хоть и нежеланным, спутником. Она стояла, опершись о раковину, чувствуя слабость во всем теле. В такие моменты одиночество ощущалось особенно остро, превращая студию из убежища в клетку.

Она набрала Соню, нуждаясь в голосе подруги, в обещании, что скоро все будет не так пусто.

«Сонь, привет…»

«Лизонька! Как ты?» — в трубке послышались фоновые звуки вокзала и голос диктора.

«Соня, ты где?»

«Ой, родная, я тебе не сказала? Меня срочно командировали в Нижний на презентацию. Я уже в поезде. Уехала рано утром. Обязательно приеду к тебе через пару дней, честно-пречестно! А что? Тебе плохо?»

У Лизы похолодело внутри. Даже этот спасительный островок общения сегодня был недоступен.

«Нет, ничего. Так… просто позвонила. Все хорошо. Поезжай, не волнуйся».

«Ты уверена? Если что, звони Алексею! Или… — Соня понизила голос, — тому… ну, Марку тому. У них же врачи на подхвате».

«Да, конечно. Удачи на презентации».

Она положила трубку. Тишина снова навалилась, теперь уже абсолютная. Она медленно собралась, съела пресный крекер, который помогал от тошноты, и уселась с ноутбуком, пытаясь сосредоточиться на работе. Но мысли упрямо возвращались к сегодняшней дате. День концерта. Где-то там кипела жизнь, в которую она когда-то невольно ворвалась и которая теперь навсегда изменила ее собственную.

За кулисами «Мегаспорта» царила предконцертная лихорадка. Влад проходил последний звукчек, его движения были отточенными, голос — идеально настроенным инструментом. Но внутри бушевало странное, двойственное чувство.

Каждый раз, выходя на разминку к краю сцены и бросая взгляд на пустые пока ряды, его взгляд машинально искал… ее. Ту самую, в черном. Спустя месяцы его подсознание все еще проигрывало тот старый сценарий. Но теперь это было не любопытство охотника. Это была нервная, почти болезненная привычка. Он знал, что ее там нет. Она сидела в своей тихой дыре, возможно, тоже чувствуя тошноту, но по другой причине.

Марк, заметив его отрешенный взгляд, подошел.

«Все в порядке? Держать паузу после третьего сингла, как договаривались?»

«Да, — отозвался Влад, не глядя на него. — Все как всегда».

Но ничего уже не было «как всегда». Сегодня на нем лежала невидимая гиря. Он пел о свободе, о страсти, о беззаботности — все те вещи, которые для него самого теперь были окрашены в оттенки долга, страха и странной ответственности. Каждая песня звучала как насмешка над его новым положением.

Концерт взорвался, как обычно. Море света, оглушительный рев, волны обожания, бившие в сцену. Влад отдавался процессу полностью — его профессионализм был выше любых личных драм. Он улыбался, общался с залом, зажигал толпу. Но иногда, в моменты затиший между песнями, его взгляд снова скользил по первым рядам. Не прицельно, а рассеянно, будто ища подтверждения, что та ночь, тот поворотный момент — не сон.

Он видел восторженные лица, вытянутые руки, слезы счастья. Но среди них не было ни одного знакомого, полного внутренней бури взгляда. Эти люди хотели от него мифа, легенды. И только одна девушка увидела и взяла от него что-то настоящее, человеческое и… создала из этого новую жизнь. Мысль была настолько сюрреалистичной, что он на секунду сбился с текста, но мастерски вышел из положения, превратив это в импровизацию, за которую зал взорвался новыми овациями.

После финального поклона, оглушенный гулом отступающего адреналина и физической усталостью, Влад направился в свою гримерку. Охрана пропустила его. Он вошел, скинул промокшую куртку, собираясь сразу же лечь и закрыть глаза, чтобы заглушить шум в ушах и в душе.

Но в гримерке он был не один.

На диване, в непринужденной позе, сидела девушка. Длинные ноги, ультракороткое платье, безупречный макияж. Одна из тех, кого Марк или кто-то из команды иногда «пропускал» backstage после шоу. Обычный бонус для уставшей звезды. Раньше это было частью ритуала. Приятным, необременительным финалом дня.

Он едва взглянул на нее, мысленно благодаря Марка за предусмотрительность и тут же ругая его. Сегодня ему было не до этого. Совсем.

«Привет, — лениво сказала девушка, вставая. Ее голос был томным, уверенным. Она подошла к нему, положила руку ему на грудь. — Ты был невероятен. Просто… божественно».

Ее прикосновение, обычно возбуждающее, сегодня вызвало лишь раздражение. Он аккуратно, но твердо отстранил ее руку.

«Спасибо. Тебе пора».

В ее глазах мелькнуло удивление, затем — азарт. Она приняла это за игру.

«Ой, такой строгий? А я думала, мы можем… отпраздновать твой успех. Без лишних глаз». Она снова сделала шаг вперед, пытаясь обвить его шею руками.

Влад почувствовал, как внутри закипает. Усталость, напряжение последних дней, это навязчивое сравнение между кричащей толпой и тишиной Лизыной квартиры — все это выплеснулось наружу.

«Я сказал, пора, — его голос стал низким, опасным, без тени игривости. — Марк проводит тебя».

Девушка отпрянула, наконец поняв, что это не кокетство. На ее лице появилась обида и досада.

«Да ладно тебе… Я же не первая. И не последняя».

Эти слова прозвучали как пощечина. Прямо в ту самую свежую, еще кровоточащую рану его самовосприятия.

«Сегодня — последняя, — бросил он ей, отвернувшись и наливая в стакан воды. Его руки слегка дрожали. — И забудь дорогу сюда. Марк!» — позвал он, не повышая тона, но так, что дверь мгновенно открылась.

Марк, поняв ситуацию по одному взгляду, мягко, но неумолимо взял ошеломленную девушку под локоть.

«Прошу. Выход там».

Когда дверь закрылась, Влад швырнул стакан в стену. Хрусталь разбился с удовлетворяющим звоном. Он стоял, тяжело дыша, глядя на осколки.

Этот эпизод, такой обыденный для его прошлой жизни, сегодня показался ему гротескным, пошлым и невероятно далеким. Рядом с тихой, тяжелой реальностью, в которую он только что погрузился, все эти легкие победы и доступные удовольствия казались дешевой мишурой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он достал телефон. Не было сообщений. Ни от кого. Тишина. Такая же, как и в Зареченске у Лизы. Только его тишина была оглушительной, заполненной эхом двадцатитысячного рева, который теперь казался бессмысленным шумом. А ее тишина… ее тишина была наполнена будущим. Настоящим будущим. К которому он теперь имел прямое, пугающее и неотвратимое отношение.

Он сел на диван, где только что сидела та девушка, и закрыл лицо руками. Концерт, триумф, толпа — все это отступило, оставив после себя лишь тяжелое, одинокое осознание: его мир уже никогда не будет прежним. И самое странное — часть его больше не хотела, чтобы он был прежним. Эта часть смотрела не на сцену, а на черно-белый снимок в кармане и думала о тихой девушке в провинции, которая, возможно, в эту самую минуту так же сидела одна, положив руку на живот, где спал их общий, немой укор и… обещание.

---

День в Зареченске тянулся мучительно медленно. Тошнота отступила, оставив после себя слабость и тягучее беспокойство. Чтобы отвлечься и сделать что-то полезное, Лиза набрала номер, который ей оставил профессор Левин для экстренных консультаций.

Ответила медсестра, затем на линии появился спокойный голос врача.

«Лиза, здравствуйте. Что вас беспокоит?»

Она описала утренний приступ, слабость, общее ощущение разбитости. Профессор внимательно выслушал.

«Это классические симптомы первого триместра. Главное — соблюдать режим, пить достаточно воды, есть маленькими порциями. Витамины принимаете? Если слабость слишком сильная, можно добавить препараты железа, но это после анализов. Самое важное сейчас — отдых и минимум стресса. Как с этим?»

Как с этим? Лиза мысленно усмехнулась. Ее главный источник стресса сегодня давал концерт в четырех часах езды, а его продюсер, вероятно, строил планы по управлению ее жизнью.

«Стараюсь, — просто сказала она.**

«Отлично. Помните, ваше спокойствие — лучшая поддержка для малыша. Звоните, если что-то действительно настораживает. И ждем вас на очередной прием через две недели».

Разговор с врачом немного успокоил ее. Она была не одна, за ней наблюдал профессионал. Это придавало уверенности, выбивая почву из-под ног у паники.

Вечер в баре был попыткой Влада вернуться в хоть какое-то подобие нормальности. Стильный, полутемный интерьер, дорогой виски, приглушенная музыка. Марк сидел напротив, наблюдая, как Влад безостановочно крутит в пальцах тяжелый бокал, но почти не пьет.

«Расслабься, — сказал наконец Марк. — Концерт был огонь. Все как всегда».

«Ничего не «как всегда», — мрачно отрезал Влад. Он отхлебнул наконец. Алкоголь обжег горло, но не принес желанного забвения. — Ты сегодня эту… зачем привел?»

«Старая схема. Думал, поможет переключиться. Ошибся».

«Больше не надо этих «схем», — тихо, но с ледяной твердостью сказал Влад. — Никаких девушек. Никаких намеков. Это теперь… неуместно».

Марк кивнул, делая пометку про себя. Границы смещались.

«Ладно. Говорим о другом. Я, кстати, пока копался в истории Лизы, нашел кое-что про ее подругу. Соню. Та самая, что была с ней в тот вечер».

Влад насторожился, отложив бокал.

«И?»

«Девушка-праздник. Работает в ивент-агентстве, общительная, вся в соцсетях. Неглупая, но… эмоциональная. Если что-то пойдет не так, она может стать источником утечки. Или, наоборот, союзником. С ней нужно будет аккуратно работать, когда придет время».

«Оставь ее в покое, — неожиданно резко сказал Влад. — Это друг Лизы. Единственная, судя по всему, кроме того парня из Зареченска. Не трогай их. Это ее круг. Ее опора. Нам она не нужна».

Марк смотрел на него с новым интересом. Влад, защищающий личное пространство женщины? Это было ново.

«Как скажешь. Просто думаю наперед. Твоя жизнь скоро изменится, Влад. Сильно. Ты готов к тому, что придется фильтровать каждый свой шаг? Каждое слово? Что даже посидеть вот так, выпить, будет рискованно?»

«Моя жизнь уже изменилась, — глухо ответил Влад. — А фильтровать… Я всегда фильтровал. Просто раньше это была игра. Теперь… теперь это необходимость для выживания. Не моего. Их».

Он говорил «их», и в этом одном слове была целая вселенная новых обязательств. Марк молча поднял бокал, и они выпили молча, каждый со своими мыслями.

Их уединение нарушил визгливый, восторженный голос:

«О боже! Это же Влад Старков! Можно с вами сфоткаться? Автограф? Пожааалуйста!»

К их столу подбежали две девушки, явно подвыпившие, с сияющими от азарта глазами и телефонами наготове. Марк автоматически принял слегка защитную позу, но Влад, вздохнув, откинулся на спинку стула. Профессиональная маска мгновенно наделась на его лицо — легкая, снисходительная улыбка, приветливый, но отстраненный взгляд.

«Конечно, девушки, — сказал он тем самым «сценическим» голосом.**

Они сгрудились вокруг него, щелкая селфи. Влад смотрел в камеру пустыми глазами, думая о том, что на другом конце этих фотографий будет восторг, зависть, мечты. А у него в кармане лежит фото, которое вызывает совсем другие чувства. Одна из девушек, более смелая, обняла его за шею, прижалась щекой. Он едва сдержал желание отстраниться. Ее парфюм был резким, сладким, чужим.

«Вы лучший! Мы вас обожаем!» — прощебетали они, получив заветные кадры и расписочки на салфетках, и упорхнули, оставив после себя шлейф дешевого восторга.

Влад вытер рот тыльной стороной ладони, будто стирая следы их близости. Маска спала, обнажив усталое раздражение.

«Видишь? — сказал он Марку. — Это теперь будет каждый раз. И каждый раз я буду думать: а что, если они узнают? Как они посмотрят на меня тогда? С тем же обожанием? Или с осуждением? Или с жалостью?»

Марк налил им еще.

«Они не узнают. Пока мы контролируем ситуацию. А что касается осуждения… — он хмыкнул. — Ты же Влад Старков. Ты можешь превратить это в историю о романтической тайне, о большой любви, о личной трагедии. Публика сожрет любую версию, если ее правильно подать».

«Я не хочу ничего «подавать», — устало сказал Влад. — Я хочу, чтобы их ничего не касалось. Ни ее, ни ребенка. Чтобы они жили своей жизнью. А я… — он замолчал, не зная, как закончить. — Я буду обеспечивать эту жизнь. И иногда… заглядывать в нее. Как в параллельную вселенную».

Они снова замолчали. Виски больше не грело, а лишь подчеркивало горечь реальности.

«Моя жизнь изменится, — повторил Марк свою мысль. — И моя тоже. Придется выстраивать целую параллельную инфраструктуру. Безопасность, логистика, коммуникации… Это будет другая работа, Влад. Тихая. Скрытая. Ты уверен, что хочешь на это идти? Еще не поздно выбрать чистый, простой финансовый вариант».

Влад поднял на него взгляд. В его глазах уже не было сомнений, только тяжелая, непоколебимая решимость.

«Поздно, Марк. Как только я увидел этот снимок… было уже поздно. Я не могу стереть то, что увидел. Так что давай строить эту твою «параллельную инфраструктуру». Но помни: главный приоритет — их безопасность. Их покой. Все остальное — вторично. Даже моя карьера».

Он произнес это, и сам понял, что это правда. Карьера была его творением, его alter ego. Но то, что росло сейчас в тишине Зареченска, было частью него самого. Настоящего. И эту часть он был готов защищать любой ценой. Даже ценой того блестящего фасада, за которым прятался долгие годы. Игра в легкомысленного идола подходила к концу. Начиналась куда более сложная и рискованная партия.

Глава 13

Влад проснулся от резкой боли в висках и непривычного запаха — смеси табака, дешевого парфюма и вчерашнего виски. Он лежал, не открывая глаз, на слишком жестком кожаном диване. В памяти всплывали обрывки: бар, виски, девчонки с селфи, мрачные разговоры с Марком, еще виски… Потом чье-то предложение продолжить, его смутное согласие, такси, лестница, чужая квартира.

Он приоткрыл один глаз. Он был в просторной, но безликой гостиной в стиле лофт. Напротив, на огромном кровати-платформе, которую не стали даже отгораживать от гостиной, спали двое. Марк, разметавшись, одной рукой обнимал за талию полуодетую брюнетку. Девушка, которую Влад с трудом узнал как одну из тех двух, что пристали к ним в баре.

Он тихо выругался, сел, чувствуя, как голова раскалывается. Что за черт? Он же сказал Марку, что больше никаких «схем». И все равно кончили вот так. Не то чтобы это было для него чем-то новым. Но сегодня утром это казалось особенно пошлым, грязным и бессмысленным. Контраст между этим хаосом и той тихой, чистой серьезностью, которая теперь жила в Зареченске, был оглушительным.

Он нашел свой телефон, валявшийся на полу. Получил два сообщения. Первое — от профессора Левина: «Господин Старков, доброе утро. Пациентка Лиза звонила вчера с вопросами о самочувствии. Все в рамках нормы. Успокоил, дал рекомендации. Ждем результатов анализов. Держу в курсе».

Холодная волна пронзила его, смывая похмельную муть. Она звонила врачу. Ей было плохо? Или просто страшно? А он в это время… Он зажмурился от стыда, который был для него редким и потому особенно острым чувством.

Второе сообщение было уведомлением из Instagram: «Вас отметили на фото». Он машинально открыл его. Яркое, слегка размытое селфи. Он и Марк в баре, за столиком, а две эти девушки щеками прижались к ним. Подпись: «НЕВЕРОЯТНОЕ ВЕЗЕНИЕ!!! Встретили самого Влада Старкова и его продюсера! Такие классные, выпили с нами! Мечта сбылась!!! #владарков #везение #ночьнезабываема».

Он закатил глаза с таким чувством глубочайшего отвращения, что его снова затошнило. «Такие классные». «Выпили с нами». Этот дешевый, наигранный восторг. Эта фальшивая близость. Весь его мир вне сцены был построен на таких же мимолетных, ничего не значащих пересечениях. И именно в этом мире он должен был теперь спрятать самое настоящее, что у него когда-либо было.

Мысль была настолько невыносимой, что потребовала действия. Немедленного, чтобы заглушить этот стыд и чувство полной профанации.

Он поднялся, нашел на кухне воду, выпил залпом. Потом вернулся, сел на диван и написал Лизе. Без долгих раздумий, почти импульсивно.

«Сегодня вечером буду в Зареченске. Заеду. Нужно поговорить. Буду после семи».

Он не спрашивал, удобно ли. Он сообщал. Но на этот раз за этим сообщением стояла не только привычная властность. Стояла насущная потребность увидеть. Убедиться, что та реальность — с врачом, анализами, тишиной — существует. Что она не растворилась в этом тумане пошлости и похмелья. Что он еще может как-то к ней прикоснуться, пусть даже так, издалека и неуклюже.

Лиза проснулась оттого, что ребенок (она уже почти привыкла так думать) давил на мочевой пузырь. Утро было серым, но без тошноты, и это уже было маленькой победой. Она потянулась за телефоном, проверяя время. Сегодня по плану — поход в магазин с Алексеем. Нужны были продукты, да и выйти из четырех стен было необходимо.

Пока варился кофе, она машинально листала ленту Instagram, чтобы окончательно проснуться. Смешные ролики, фото друзей, реклама… И вдруг — знакомое лицо. Нет, два знакомых лица. Влад и Марк. На коленкоровом, слегка не в фокусе селфи. Они сидели в каком-то баре, а к ним с двух сторон прильнули улыбающиеся девушки с нарочито округленными от восторга глазами. Подпись пестрела хештегами.

Лиза замерла, сжимая чашку. Сердце странно, глухо стукнуло где-то в районе горла. Она не испытывала ревности. Как можно ревновать того, кто тебе не принадлежит? Того, с кем у тебя лишь биологическая и трагическая связь? Но она почувствовала что-то другое. Острую, режущую неуместность.

Вот он, его мир. Легкий, доступный, полный таких вот мимолетных «ночей не забываемых» с поклонницами. А вчера, пока они «выпивали» с этими девушками, она разговаривала с врачом о своем плохом самочувствии, одиноко лежала в постели и думала о будущем, в котором ему тоже, видимо, предстояло играть какую-то роль. Контраст был настолько жестоким и очевидным, что у нее перехватило дыхание.

Она резко пролистала фотографию вверх, будто отдернула руку от огня. «Не надо, — сказала она себе вслух, строго. — Не надо на это смотреть. Это не твой мир. У тебя своя реальность. И она важнее».

Она решительно встала, пошла одеваться, стараясь выкинуть из головы этот образ. Она надела свободный свитер и джинсы, которые еще сходились на талии, но уже становились тесноватыми в поясе. В голове крутился список продуктов. Хлеб, молоко, фрукты, что-то на ужин… Обычные, земные заботы. Они были ее щитом.

Она так увлеклась сбором сумки и мыслями о предстоящей прогулке с Алексеем (его спокойное присутствие было сейчас лучшим лекарством), что даже не заметила, как на экране ее телефона, оставленного на столе, всплыло новое сообщение. От Влада. О том, что он будет вечером.

Она просто вышла из квартиры, щелкнула замком и направилась навстречу простому, понятному дню, не подозревая, что вечер принесет с собой не покупки и тихие разговоры, а новое столкновение с той самой сложной, пугающей и неудобной реальностью, которая только что улыбалась ей с фотографии в дешевом баре.

Отлично, кульминационная встреча. Вот семнадцатая глава.

---

День действительно прошел быстро и на удивление легко. Прогулка с Алексеем, простые разговоры ни о чем, тяжесть пакетов в руках, которые он тут же забирал — все это было так нормально, так далеко от гнетущей драмы последних недель. Лиза даже смеялась, вспоминая какой-то нелепый случай из жизни Сони, пока они поднимались по лестнице.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Около шести они зашли в квартиру. Алексей аккуратно поставил сумки в коридоре.

«Ну, капитан, груз доставлен, — улыбнулся он. — Отдыхай. Если что — стучи».

«Спасибо, Алексей. Правда, — она улыбнулась в ответ, чувствуя благодарность, теплую и простую.**

Он кивнул и вышел, тихо прикрыв дверь.

В квартире воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Лиза скинула куртку, собираясь наконец-то разобрать продукты и устроиться с чаем и книгой. Она взяла телефон, чтобы поставить музыку, и впервые за весь день взглянула на экран.

Сообщение от Влада. Время отправки — утром. И ключевые слова: «Сегодня вечером буду в Зареченске. Заеду».

Время. Она взглянула на часы. Без двадцати семь. У нее вырвался короткий, панический вдох. Он едет сюда. Сейчас.

Шок сменился лихорадочной активностью. Она бросилась наводить порядок. Квартира была чистой, но обыденный беспорядок после похода по магазинам — сумки в коридоре, разбросанная на диване уличная одежда — вдруг показался ей вопиющим. Она сгребла свою куртку и свитер в охапку и зашвырнула в спальню. Быстро прошлась тряпкой по столу. Пакеты… Пакеты пришлось оставить. На их расстановку по местам просто не было времени.

Она влетела в ванную, смахнула с лица следы усталости, нанесла легкую помаду, поправила волосы. Надела не растянутый домашний свитер, а простое, но аккуратное платье свободного кроя, которое скрывало и в то же время не скрывало изменений фигуры. «Зачем я это делаю?» — пронеслось в голове, но делать уже было нечего.

И вот, почти ровно в семь, раздался негромкий, но уверенный стук в дверь. Ее сердце заколотилось, отдаваясь в висках. Она сделала глубокий вдох, поправила платье и открыла.

На пороге стоял Влад. Не такой, как в клинике, в коже и джинсах. Он был в дорогих темных шерстяных брюках, тонком свитере цвета мокрого асфальта, поверх которого был накинут длинный плащ. В руках он держал не цветы, а плотный бумажный пакет от какого-то элитного гастронома. Он выглядел так, будто случайно свернул не на ту планету.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, оценивая. Он видел ее слегка запыхавшуюся, с яркими пятнами на щеках от суеты. Она видела его усталое, бледное лицо, тени под глазами и тот самый напряженный, изучающий взгляд, который видел все.

«Можно?» — спросил он тихо, без предисловий.

Она молча отступила, пропуская его.

Он переступил порог, и его взгляд моментально, как сканер, прошелся по крохотной прихожей, зацепился за пакеты с продуктами, потом скользнул вглубь — по скромной, но уютной гостиной-столовой-спальне. По сравнению с его апартаментами или даже гостиничными номерами, это было клетушкой. Но в ней было чисто, светло и пахло… свежестью и чем-то домашним. И еще чем-то. Чужим.

Он прошел в комнату, мимо пакетов, и его ноздри слегка расширились. Не ее духи. Мужской одеколон. Не навязчивый, но явный. Легкий, древесный, простой. Чужой запах в ее логове.

Он обернулся к ней, и его лицо стало каменным.

«Ты здесь не одна была сегодня», — констатировал он. Это был не вопрос.

Лиза, все еще стоя у двери, сжала руки в замок.

«Алексей. Мой… друг. Хозяин квартиры. Он помог донести сумки из магазина».

«Друг, — повторил Влад, и в его голосе прозвучала опасная гладкость. — Он часто тут бывает? Помогает?»

Его ревность, грубая, необоснованная и дикая, ударила по ней, как пощечина. После той фотографии в баре!

«Да, бывает, — ответила она прямо, поднимая подбородок. — Он хороший человек. Поддерживает. В чем проблема?»

«Проблема в том, что я не знаю, кто он и что ему от тебя нужно, — отрезал Влад, делая шаг к ней. Его глаза стали узкими, пронзительными. — И в том, что сейчас вокруг тебя не должно быть никаких лишних людей. Никаких «друзей», которые вдруг решат стать чем-то большим».

«Он не «лишний»! — вспылила Лиза, чувствуя, как закипает. — Он единственный, кроме Сони, кто был рядом со мной все эти недели! Кто помогал, не требуя ничего взамен! В отличие от некоторых!»

Ее слова попали в цель. Он отпрянул, будто ее ударили. Злость в его глазах сменилась на мгновение чем-то другим — обожженным, уязвленным. Он сдержался, сжав челюсти. Плавным, неестественно медленным движением снял плащ и повесил его на спинку стула.

«Хорошо, — сказал он сдавленно. — Запомни. Любое твое общение — через Марка. Он проверит этого… Алексея. Для безопасности».

«Ты не имеешь права проверять моих друзей!»

«Имею! — его голос наконец сорвался, громовой раскат в тишине маленькой квартиры. — Потому что сейчас любая твоя ошибка, любое неверное слово, любой лишний человек могут стать угрозой. Не для тебя. Для него. — Он резко ткнул пальцем в направлении ее живота.**

Тишина повисла густая, напряженная. Лиза поняла, что он говорит не только о ревности. Он говорит о паранойе звезды, о страхе скандала, который теперь проецировал и на ее жизнь.

Он тяжело вздохнул, прошелся рукой по волосам.

«Давай не будем. Я устал. Можно чаю?»

Она, все еще взволнованная, кивнула и направилась на крохотную кухню-нишу. Он уселся на маленький диван, занимая собой все пространство. Его присутствие физически наполняло комнату, делая ее еще меньше.

Он наблюдал. За каждым ее движением. Как она достает чашки, как кипятит воду, как кладет заварку. Его взгляд был тяжелым, неотрывным. Потом этот взгляд медленно, нехотя, опустился ниже. На ее талию. Вернее, на то, что от нее осталось. На мягкий, но уже явный изгиб под тканью платья.

Лиза почувствовала этот взгляд на своей коже, жгучий и неловкий. Она повернулась, держа в руках поднос, и поймала его глаза. Он не отводил взгляда. В его глазах не было ни похоти, ни нежности. Было сложное смешение: шок (видимо, на фото УЗИ одно, а вживую — другое), собственнический инстинкт, страх и какое-то горькое изумление.

Она поставила поднос на стол, села напротив, в кресло.

«Врач сказал, ты звонила. Что-то беспокоило?» — спросил он, наливая себе чай. Его пальцы, такие длинные и умелые, слегка дрожали.

«Утренняя тошнота. Слабость. Все в рамках нормы, как он сказал».

«Больше ни о чем не беспокойся. Все, что нужно, будет. Лучшие врачи, лучшие условия».

«Мне не нужны «лучшие условия», Влад, — тихо сказала она. — Мне нужен покой. И чтобы меня оставили в покое с моими друзьями».

Он поднял на нее взгляд. Противостояние снова нарастало.

«Покой я тебе обеспечу. Но контроль — тоже часть этого покоя. Прими это. Ради него».

Он снова посмотрел на ее живот, и его голос вдруг стал чуть тише, без прежней стали.

«Как… как он? Ты чувствуешь что-то?»

Этот вопрос, заданный почти по-человечески, обезоружил ее.

«Еще нет. Только по утрам дает о себе знать. Но врач говорит, скоро начнутся шевеления».

Он кивнул, выпил чай, поморщился — он был слишком простым для его избалованного вкуса.

«Я привез кое-что. В пакете. Фрукты, кое-какие деликатесы… Все, что можно при… твоем положении». Он говорил о беременности, как о болезни, не решаясь назвать вещи своими именами.

Они сидели в тягостном молчании. Двое людей, связанных самой интимной связью на свете, абсолютно чужие друг другу, пытающиеся через пропасть непонимания, страха и взаимных претензий договориться о судьбе третьего, самого главного. Этот вечер только начался, и уже было ясно: простых решений не будет. Будет борьба. За контроль, за право голоса, за определение, что же такое эта странная семья из трех человек, двое из которых даже не знают, как разговаривать друг с другом.

Глава 14

Неловкое молчание после чая тянулось недолго. Влад, казалось, собрался с духом и решил сменить тактику. Он отодвинул пустую чашку и внимательно посмотрел на Лизу.

«Так… Зареченск. Чем здесь вообще занимаются, кроме как дышат тишиной?»

Вопрос был неожиданно бытовым. Лиза, сбитая с толку, пожала плечами.

«Работаю. Гуляю. Хожу в тот единственный приличный магазин. Иногда смотрю на речку. Все очень захватывающе».

В ее голосе прозвучала легкая самоирония, и уголок его рта дрогнул.

«А работа? Чем занимаешься? Марк сказал, что-то с дизайном».

«Графический дизайн. Фриланс. Делаю макеты для сайтов, логотипы… В основном для местных фирм. Ничего глобального».

«Но это твое. Самостоятельное, — заметил он, и в его тоне было нечто вроде уважения. — У меня такого никогда не было. Всегда команда, продюсеры, лейбл…»

«Зато у тебя есть толпы фанатов, — парировала она.**

«Толпы — это не свое. Это публичное. Свое… это то, что остается, когда все уходят». Он посмотрел куда-то мимо нее, и в его взгляде промелькнула усталая пустота. «А у тебя есть семья? Родители?»

Лиза рассказала про маму, живущую в другом городе, про не слишком близкие, но ровные отношения. Спросила про него. Он отмахнулся: «Родители давно в Испании, видятся редко. Карьера — вот моя семья. Была». Последнее слово повисло в воздухе тяжелым намеком.

Разговор тек робко, с долгими паузами. И тогда Лиза, больше из желания заполнить тишину, чем из любопытства, спросила:

«А ты как вчера? Концерт был, наверное, выматывающий. Как отходили?»

Он насторожился. Взгляд стал острым.

«Отходили? С Марком, значит?»

Она слегка покраснела, поняв, что выдала себя.

«Да… я просто… видела фотку. В ленте мелькнула. Вы с Марком и… девушки».

Она сказала это нейтрально, но он уловил легкий, ледяной оттенок в ее голосе. Он откинулся на спинку дивана, изучая ее.

«А, эти… — он махнул рукой, как будто отмахиваясь от назойливой мухи. — Фанатки. Нашли в баре. Надоели. Марк, дурак, потом одну… к себе забрал. Я ушел спать». Он солгал про «ушел спать», но сделал это так легко и убедительно, что это прозвучало как правда. Ему почему-то было важно, чтобы она это услышала.

Лиза кивнула, не показывая, верит или нет. Ей и правда было все равно. Но ему, видимо, нет.

После легкого перекуса тем, что он привез (изысканные сыры, фрукты, которые она в жизни бы не купила), Лиза встала, чтобы помыть чашки. Влад остался сидеть, достал телефон. Пришло сообщение от Марка: «Где ты? В Зареченске? На ночь остаешься? Нужно ли что организовывать?»

Влад быстро ответил: «Здесь. Не знаю. Не надо ничего». Он положил телефон в карман и обернулся к ней. Она стояла у раковины, спина к нему, платье мягко обрисовывало изгиб ее спины и тот самый, еще маленький, но уже жизненно важный выступ ниже талии.

Что-то внутри него сжалось, потом отпустило, наполнившись странным, щемящим любопытством. Он встал и тихо подошел к ней. Она услышала шаги и обернулась, встревоженная.

Они стояли совсем близко. Он смотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде не было ни страсти, ни вызова. Была робость, которую он тщательно скрывал под маской решимости.

«Лиза… — его голос был непривычно тихим. — Можно?»

Он не уточнял, что. Она поняла. Ее сердце замерло. Она смотрела на него, на его большую, сильную руку, которая нерешительно замерла в воздухе. В этой руке была вся его неуверенность, весь его страх и все его потрясение. Она медленно кивнула, не в силах вымолвить слово.

Он осторожно, как будто боясь обжечься или сломать, положил ладонь ей на живот. Через тонкую ткань платья он почувствовал тепло ее кожи, упругость, ту самую новую форму жизни. Он замер, почти не дыша. Это было совершенно непохоже ни на что в его опыте. Никакой страсти, никакого желания обладания. Только благоговейный, почти мистический трепет.

Он стоял так секунду, другую. Потом, не отрывая ладони, другой рукой достал телефон. Не глядя, на ощупь, он сделал снимок. Не ее лица, не их вместе. Только его собственная рука на округлившемся животе. Быстро, почти стыдливо, он убрал телефон.

«Прости. На память», — прошептал он, и наконец убрал руку. Прикосновение длилось всего мгновения, но в комнате что-то изменилось. Стало тише. Напряженность сменилась хрупкой, неловкой близостью.

Чтобы рассеять этот странный момент, Влад сам предложил помочь разобрать оставшиеся в коридоре сумки. Они молча складывали продукты в шкафчики. Он видел простые, бюджетные товары, пачку витаминов из обычной аптеки, гигиенические принадлежности. Его мир состоял из личных покупателей и приватных клиник. Ее — из походов в супермаркет. Эта разница снова резанула его, но теперь не презрением, а чувством вины и долга.

И вот, нагнувшись, чтобы поставить на нижнюю полку пачку круп, Лиза резко выпрямилась. Перед глазами поплыли темные круги, знакомый приступ дурноты подкатил к горлу.

«Ой… — простонала она, схватившись за край стола.**

«Что? Что с тобой?» — его голос тут же стал резким, полным тревоги.

«Голова… тошнит…» — она, не видя дороги, рванулась в сторону туалета и захлопнула за собой дверь.

Влад остался стоять посреди кухни, беспомощный. Он слышал приглушенные звуки за дверью. Его сердце бешено колотилось. Он чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Он мог бы купить ей целую сеть клиник, но не мог помочь ей сейчас, в эту секунду. Эта простая, физическая беспомощность женщины, вынашивающей его ребенка, была для него новым и пугающим видом унижения. Не унижения его гордости, а унижения его иллюзии о контроле. Он стоял, сжав кулаки, и слушал, как его новая реальность — со всей ее некрасивой, физиологической правдой — напоминала о себе за тонкой дверью. И в этот момент все его звездное величие, вся его власть и деньги превратились в ничто перед простым человеческим недомоганием той, кто теперь навсегда была связана с ним самым прочным на свете — общей болью, общей слабостью и общей, хрупкой надеждой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

---

Лиза вышла из ванной бледная, с мокрыми от воды висками. Приступ прошел, оставив после себя слабость и легкий озноб. Он услышал ее шаги и обернулся. Его лицо было непроницаемым, но в глазах читалось напряжение.

«Нормально?» — спросил он коротко.

«Да. Проходит. Так бывает, — она прошла на кухню, достала из аптечки таблетку, прописанную врачом, и запила водой. — Вечерняя доза».

Он молча наблюдал за каждым ее движением: как она глотает таблетку, как ставит стакан, как проводит рукой по лбу. В нем боролись два чувства: раздражение от собственной беспомощности и какое-то новое, щемящее ощущение, похожее на заботу, но более примитивное, инстинктивное. Его женщина (так он уже мысленно определял ее, пусть и без романтического подтекста) плохо себя чувствовала, вынашивая его ребенка. И он ничего не мог с этим поделать, кроме как наблюдать.

Он посмотрел на часы. Было уже поздно. Поездка обратно в город ночью была возможна, но внезапно казалась ему абсурдной, почти кощунственной. Бросить ее здесь одну после такого? Нет. Его внутренний компас, всегда указывавший на удобство и личный комфорт, дал сбой. Новый приоритет — контроль и безопасность — диктовал иное.

«Я останусь здесь сегодня», — заявил он, глядя не на нее, а в окно на темные улицы.

Лиза, вытиравшая лицо полотенцем, замерла. Шок пронесся по ее лицу, смешавшись с недоумением.

«Что? Здесь? Но… где?»

«Здесь, — он повернулся к ней, и его взгляд был уже привычно властным. — Тут есть диван. Мне хватит. Не собираюсь я тебе мешать».

«Влад, это… не нужно. Я привыкла одна. Все нормально».

«Не обсуждается. После того, как тебя только что вывернуло наизнанку, я не поеду за четыре часа обратно. Так что смирись».

Он говорил так, будто это было логично и неизбежно. И для его новой, параноидальной логики, связанной с ней, так оно и было. Лиза хотела возражать, но сил не было. Да и что она могла сказать? Выгнать его? После того как он приехал, привез еду, осторожно прикоснулся… Это было слишком сложно.

«Хорошо, — вздохнула она. — Диван твой. Я принесу подушки и одеяло».

Ночь выдалась странной. Они лежали в одной комнате, но на разных полюсах. Лиза на кровати, Влад на диване, который оказался для него слишком коротким. Он лежал, уставившись в потолок, слушая ее тихое дыхание. Руки Лизы, как он заметил в полумраке, инстинктивно лежали скрещенными на животе, защищающим жестом.

Иногда они разговаривали. Осколками фраз, в темноте.

«Тебе не холодно?» — спросила она.

«Нет».

«А тебе не жмет диван?»

«Привык к худшему».

Пауза.

«Спасибо, что привез… все это, — тихо сказала она.**

«Пустяки».

Тишина снова. Потом его голос, уже более настойчивый, вернулся к больной теме.

«Лиза. Этот Алексей… Расскажи о нем. Как друг, говоришь. Но друзьями не становятся просто так».

Она повернулась на бок, лицом к его силуэту на диване.

«Он стал другом, потому что был рядом, когда мне было плохо. Не лез с расспросами. Просто помогал. Как я ему. Мы… мы понимаем друг друга. Одиночество, наверное. Но между нами никогда ничего не было. Никогда».

Он слушал, вглядываясь в темноту.

«Он знает. Про ребенка. И про тебя».

Эти слова ударили его, как ток. Он резко приподнялся на локте.

«Что? С каких пор?»

«Почти с самого начала. Я… мне нужно было кому-то сказать. Он увидел тест. И я не стала врать».

Влад медленно опустился обратно. Ревность, черная и иррациональная, клокотала в нем. Этот никчемный провинциал знал его тайну, когда он сам еще только приходил в себя от шока. Он видел Лизу уязвимой, помогал ей, когда Влад даже не подозревал о масштабе катастрофы.

«И что он… как он отнесся? Ко мне?» — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

«Сначала был шок. Потом… сказал, что будет помогать, чем сможет. И что, возможно, тебе стоит знать. Он… он хороший человек, Влад. Не суди его».

Хороший человек. От этих слов Владу стало еще более неуютно. Он был многим — талантливым, харизматичным, успешным, властным. Но «хорошим человеком» его назвали бы в последнюю очередь. И теперь его место в этой драме, место отца, делил с кем-то, кого считали «хорошим». Это било по его эго с новой стороны.

Чтобы переломить тяжелое настроение, Влад сменил тему. Его голос в темноте прозвучал деловито.

«Через месяц у меня концерт. В столице. Хочешь приехать? Не в зал. За кулисы. Можно посмотреть со стороны. Если, конечно, самочувствие позволит».

Приглашение застало Лизу врасплох.

«Зачем? Чтобы снова оказаться в той же гримерке?» — в ее голосе прозвучала горькая ирония.

«Нет, — быстро сказал он. — Чтобы… увидеть другую часть моей жизни. Ту, что важна. И чтобы ты не сидела тут в четырех стенах. А завтра… — он сделал паузу, обдумывая. — Завтра я отвезу тебя к Соне. Вы давно не виделись. Поболтаете. Лучше, чем тут с каким-нибудь… — он не договорил, снова стиснув зубы, но мысль «с каким-нибудь мужиком» висела в воздухе.

Лиза не стала спорить. Мысль увидеть Соню действительно грела. А его ревнивая оговорка лишь подтверждала, насколько он запутался в своих чувствах: пытался контролировать, ревновал, но и заботился, как умел.

«Хорошо, — просто сказала она. — К Соне я поеду с удовольствием».

В темноте он кивнул, удовлетворенный тем, что план на ближайшее будущее составлен. Он снова уставился в потолок, слушая ее ровное дыхание, которое постепенно становилось глубже. Сам он долго не мог заснуть. Его мысли метались между черно-белым снимком УЗИ в телефоне, образом этого Алексея и хрупкой фигурой Лизы, спящей в двух метрах от него. Он не осознавал этого, но с каждым часом, проведенным рядом, с каждым ее словом и жестом, невидимая нить между ними становилась прочнее. Не любовь. Не страсть. Что-то более глубокое и опасное — чувство ответственности, смешанное с не отпускающим ощущением, что эта женщина и этот ребенок теперь — часть его самого. Самая уязвимая, самая важная и самая проблемная часть. И он, Влад Старков, не знал, как с этим жить. Но и жить без этого уже не мог.

Глава 15

Утро в крохотной студии было сюрреалистичным. Влад, привыкший к просторным помещениям и персоналу, сам налил себе воды из-под крана, наблюдая, как Лиза борется с привычной утренней слабостью. Он молча подал ей сухой крекер, поймав ее благодарный взгляд. Его собственная тревога росла. Он видел эту борьбу каждый день, и ему казалось, что так быть не должно. В его отлаженной жизни не было места для этой хрупкости.

«Ты уверена, что это в пределах нормы?» — не выдержал он, глядя, как она бледнеет.

«Врач сказал, что да, — устало ответила Лиза. — Все под контролем».

Фраза «под контролем» резанула его слух. Ничего не было под его контролем, особенно ее самочувствие.

Они вышли из квартиры прямо навстречу Алексею, поднимавшемуся по лестнице. Тот замер, взгляд его скользнул по Лизе и прилип к Владу. Воздух на площадке стал густым и наэлектризованным.

Алексей был первым. Он поднялся на их уровень и протянул руку. В жесте не было вызова, только спокойная твердость.

«Алексей».

Влад оценил его взглядом: не напуган, не впечатлен. Уверен. Это бесило. Он коротко, с ощутимым давлением, пожал протянутую ладонь.

«Влад».

Лиза, зажатая между ними, чувствовала, как искры трещат в воздухе.

«Мы едем к Соне», — проговорила она, ломая тягостную паузу.

«Я как раз хотел зайти, спросить, не нужно ли чего, — сказал Алексей, глядя прямо на Влада. — Но, вижу, ты не одна. Все в порядке?»

«Да, спасибо», — ответила Лиза.

Влад не сдержался. Его голос прозвучал ледяно и четко.

«С этого момента все потребности Лизы курирует мой человек. Спасибо за вашу помощь ранее».

Алексей медленно кивнул, переводя взгляд на Лизу. В его глазах читался немой вопрос: «Ты в безопасности?»

«До скорого, Лиза», — просто сказал он, отступая в сторону.

Машина Влада — низкий спортивный купе — оказалась пыткой. Лиза, кряхтя, с трудом втиснулась на сиденье. Влад, глядя на ее мучения, почувствовал приступ досады на себя. Он не подумал об этом. Его мир не был приспособлен для таких реалий.

«В следующий раз возьму нормальную машину», — пробормотал он, заводя двигатель.

«В следующий раз», — без эмоций повторила Лиза, глядя в окно.

В дороге, чтобы заглушить гул мотора и тягостное молчание, она позвонила Соне.

«Сонь, мы уже выехали».

«Супер! Я тут… не одна, кстати, — голос подруги звучал странно, взволнованно и смущенно. — Когда приедешь, расскажу. Сюрприз!»

«Какой еще сюрприз?» — насторожилась Лиза, но Соня уже бросила «обнимаю!» и положила трубку.

Влад , демонстративно галантный, помог Лизе выбраться из машины и проводил до самой двери Сониной квартиры, его рука лежала у нее на пояснице — жест одновременно защитный и собственнический.

Дверь распахнулась до звонка. На пороге сияющая Соня кинулась обнимать Лизу. И тут из гостиной, с двумя кружками кофе в руках, вышел Марк. В дорогих кроссовках, домашних брюках, без пиджака. Расслабленный. Как дома.

Лиза замерла в объятиях подруги. Влад, шагнувший следом за ней в прихожую, остановился как вкопанный. Его мозг отказывался верить. Его циничный, всегда собранный продюсер. В квартире у Сони. Субботнее утро. Кофе.

Марк увидел их, и на его невозмутимом лице треснула маска. Он поспешно поставил кружки на полку.

«Влад. Лиза. Неожиданный визит».

«Неожиданный? — голос Влада прозвучал тихо, но с такой ледяной яростью, что Соня невольно отпрянула. Он вошел внутрь, заполняя собой пространство узкой прихожей. Его взгляд буравил Марка. — Это и есть твой «сюрприз», Соня? Познакомились, говоришь?»

Соня, оправившись, выпрямилась, вставая чуть впереди Марка.

«Да, познакомились! Он помог с одним вопросом. И… да, зашел на кофе. Это проблема?»

«Пробема? — Влад фыркнул, его взгляд перешел на Марка. — Утром. В субботу. Без предупреждения. Это что, новый метод «раскапывания информации»? Через лучшую подругу?»

«Влад, хватит, — резко сказал Марк, впервые за много лет говоря с ним не как подчиненный с боссом, а как мужчина с мужчиной. — Это не работа. Это личное».

«Личное? — Влад рассмеялся коротко и зло. — У тебя нет «личного», Марк! Есть моя карьера. И есть все, что ее касается. Или угрожает. И ты знаешь это лучше всех. Или тебе напомнить конфиденциальные соглашения, которые ты сам составлял?»

Лиза, до сих пор молчавшая, не выдержала. Ее голос, дрожащий от усталости и гнева, разрезал накаленную атмосферу.

«Прекратите! Вы оба! Я приехала к подруге, чтобы отдохнуть и пообщаться, а не слушать, как вы меряетесь… чем вы там меряетесь!»

Она сбросила куртку и прошла в гостиную, тяжело опускаясь на диван. Все потянулись за ней, создавая нелепую, напряженную группу в маленькой комнате. Влад остался стоять, как столб, посреди комнаты, Марк прислонился к дверному косяку, Соня села рядом с Лизой, обнимая ее за плечи.

«Лиза права, — сказал Марк, глядя в пол. — Это не место и не время. Влад, давай выйдем, поговорим».

«О, теперь ты хочешь поговорить? — Влад скрестил руки на груди. — Хорошо. Давай. Объясни, как так вышло, что мой продюсер, чья задача — минимизировать риски, сам создает их, ввязываясь в… в это!» — он махнул рукой в сторону Сони.

«В «это» зовут Соня! — вспыхнула та. — И мы взрослые люди! Мы не ввязывались, мы просто…»

«Просто что? — перебил Влад, наконец переводя на нее свой взгляд, полный холодного презрения. — Ты думаешь, это совпадение? Ты — единственная связь Лизы с внешним миром кроме того… кроме Алексея. И вдруг ты и мой продюсер — лучшие друзья за кофе?»

Наступила тягостная пауза. Лиза смотрела то на Влада, то на Марка, и вдруг ее осенило.

«Соня… Марк… Это правда? — спросила она тихо. — Это… расчет?»

Марк резко поднял голову, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на боль.

«Нет. Не в том смысле, как он говорит. Да, сначала я… отслеживал ее аккаунт. Потом мы случайно столкнулись на одном ивенте в городе. Поговорили. И… все пошло не по плану».

Влад закатил глаза с таким выражением, будто услышал самую дешевую отмазку.

««Не по плану». Классика. Марк, ты уволен. С этого момента».

В комнате повисла гробовая тишина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Первой нарушила ее Соня, вскочив.

«Да как ты смеешь! Из-за чего? Из-за меня?»

«Из-за непрофессионализма и конфликта интересов! — рявкнул Влад, тоже повышая голос. — Он не должен был здесь быть! Никогда!»

«А ты должен? — неожиданно холодно вступила в спор Лиза. Она медленно поднялась с дивана. — Ты, который вчера ревновал к Алексею, а сегодня устраивает сцену из-за кофе? У тебя двойные стандарты, Влад. Марк хотя бы честно сказал «не по плану». А ты? Ты приехал ко мне потому что… что? По плану?»

Ее слова, тихие и точные, попали в самую точку. Влад замер, его гнев на миг сменился растерянностью. Он приехал потому что не мог не приехать. Потому что видел ее фото в ленте и ему стало невыносимо. Потому что хотел видеть, трогать, контролировать. Это и был его «не по плану».

Он посмотрел на Лизу, на ее усталое, бледное лицо, на ее руки, инстинктивно прикрывающие живот. Потом на Соню, которая смотрела на него с ненавистью. На Марка, который молчал, но в его позе читалась готовность защищать свой новый, хрупкий «не план».

Влад понял, что проиграл этот раунд. С треском. Он потерял лицо, накричал, выставил себя параноидальным тираном. И самое главное — он сделал хуже ей. Той, ради покоя которой, как он заявлял, все и затевалось.

Он резко развернулся и направился к выходу. У двери обернулся.

«Лиза, когда закончите… «отдыхать», Марк отвезет тебя. Или вызови такси. Я оплачу». Его взгляд упал на Марка. «А ты… мы поговорим позже».

И он вышел, громко хлопнув дверью. В квартире воцарилась оглушительная тишина, тяжелая и неловкая. Лиза снова опустилась на диван, закрыв лицо руками. Соня села рядом, обняла ее. Марк стоял у окна, глядя вслед уезжавшему спортивному купе, с лицом человека, который только что поджег мост к своей старой жизни и даже не уверен, есть ли земля под ногами на новом берегу.

Глава 16

Звонко хлопнувшая дверь, казалось, выбила из комнаты весь воздух. Лиза сидела, сгорбившись, с лицом, спрятанным в ладонях. Соня застыла рядом, не зная, что сказать, ее взгляд метался между подругой и Марком. А Марк стоял у окна, словно вырезанный из темного дерева, его профиль был напряжен и непроницаем.

Первым нарушил тишину он. Не оборачиваясь, голосом, лишенным привычной деловой гладкости, но полным искреннего раскаяния, он сказал:

«Лиза. Прости. Я… я испортил ваш день. И создал эту нелепую ситуацию. Этого не должно было случиться».

Лиза медленно опустила руки. Она выглядела измученной, но не злой.

«Вы оба испортили. Он… он просто не умеет иначе. Взрываться, командовать, всех подозревать».

«Особенно когда теряет контроль, — тихо добавил Марк, наконец поворачиваясь к ней. В его глазах была усталая мудрость человека, знающего Влада как облупленного. — Он не знает, как справляться с… с этим. С вами. Со всем этим. И от этого злится на весь мир, и в первую очередь — на тех, кто рядом».

Он подошел к столу, взял свою остывшую кружку, но не пил, просто смотрел на темную жидкость.

«Мне нужно с ним поговорить. Сейчас. Иначе он натворит еще больше глупостей. Разрешите?»

Лиза кивнула. «Да. Пожалуйста. Только… без скандалов. Я не выдержу еще одного».

Марк достал телефон, вышел на балкон. Через стекло было видно, как он говорит, спокойно, но настойчиво, жестикулируя свободной рукой. Разговор был недолгим.

Вернувшись, Марк выглядел немного спокойнее.

«Договорились. Встретимся через пару часов в городе. Он… остывает. По меркам Влада». Он надел куртку, взял ключи. «Соня, извини еще раз. Лиза, отдыхайте. Я… обо всем позабочусь».

Соня проводила его до двери. В прихожей они замерли на секунду.

«Я не хотела тебе проблем, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза.**

«Это не твои проблемы, — ответил он, и в его взгляде, обычно скрытом за стеклами очков, мелькнуло что-то теплое и усталое. — Это мои. И его. Я позвоню тебе позже, хорошо?»

Она кивнула, и он ушел, уже не как продюсер-супергерой, а как просто мужчина, зашедший в слишком глубокую воду.

Соня закрыла дверь, прислонилась к ней и выдохнула: «Ну и денек!»

Лиза слабо улыбнулась. «Сказала же — сюрприз».

«Ох, Лиз, я не знала, что он так… взорвется! — Соня плюхнулась рядом на диван. — И Марк… ты не представляешь, какой он на самом деле не такой, каким кажется!»

И тут, как плотину прорвало, Соня начала рассказывать. О их случайной встрече на отраслевой конференции, куда она попала по работе. Как он сначала показался ей холодным и надменным, но потом, за чашкой кофе, заговорил не о контрактах, а о старом джазе, который она случайно упомянула. Как он умеет слушать, не перебивая. Как у него грустные глаза, когда он думает, что никто не видит.

«Он не плохой, Лиза. Сложный. Застегнутый на все пуговицы. Но… мне с ним интересно. И… и он ко мне относится… по-другому. Не как к «подружке той самой Лизы». Как просто ко мне».

Лиза слушала, и впервые за долгое время на ее лице появилось не тревожное, а просто живое, человеческое любопытство.

«И что ты собираешься делать? У него же работа… и Влад».

«Не знаю, — честно призналась Соня. — Но знаю, что не хочу это просто так отпускать. Даже если это безумие».

Разговор плавно перетек от Марка к тому, что было важнее всего. К Лизе. К будущему.

«А ты как? Как малыш? — Соня осторожно положила ладонь на округлившийся живот подруги. — Привет, кроха! Это тетя Соня! Готовься, я буду тебе самые громкие игрушки дарить!»

Лиза рассмеялась — искренне, легко, впервые за несколько дней.

«Пока тихо. Но скоро, говорят, начнет пинаться. Представляю твою реакцию».

«Я буду снимать на видео и ставить на рингтон! — пообещала Соня. Потом ее лицо стало серьезнее. — А что… что ты думаешь о его предложении? О переезде? О том, как все будет?»

Лиза откинулась на спинку дивана, глядя в потолок.

«Не знаю, Сонь. Я боюсь его мира. Папарацци, давление, эти его бесконечные правила. Но я и не хочу всю жизнь прятаться здесь, в Зареченске, словно в тюрьме. Я хочу дать ребенку нормальную жизнь. Но что есть «нормально», когда твой отец — Влад Старков?»

«Может, вы придумаете что-то свое? — мягко предложила Соня. — Не его мир, не твоя изоляция. А что-то третье. С охраной, но где-то за городом, с садом. Чтобы ты могла рисовать, а ребенок бегать по травке. А он… пусть приезжает, когда может. Без съемок, без шума».

«Это звучит как сказка, — вздохнула Лиза. — Но, наверное, за любую сказку нужно бороться. И я готова бороться. За право дышать. За право выбирать друзей. За право самой решать, что лучше для моего ребенка».

Они говорили еще долго. О страхах, о надеждах, о смешных историях из прошлого. О том, каким будет этот маленький человечек. В какой-то момент Лиза почувствовала легкое, едва уловимое движение внутри — может, пузырек воздуха, а может, и первое приветствие. Она не сказала ничего Соне, просто улыбнулась про себя, положив руку поверх руки подруги на своем животе.

За окном сгущались сумерки. Буря, принесенная Владом, отгремела, оставив после себя не только выжженную землю, но и очищенный воздух. Появились новые сложности (Марк и Соня!), но и новые точки опоры. И самое главное — у Лизы впервые появилось четкое ощущение: она не одна. У нее есть Соня. Есть (как это ни парадоксально) зарождающийся союз с Марком. И есть она сама — сильнее, чем думала. А Влад… с Владом придется договариваться. Не как с божеством, а как с трудным, вспыльчивым, но вовлеченным отцом своего ребенка. И это, возможно, самый сложный разговор в ее жизни, который только предстоял. Но сегодня, в тишине Сониной квартиры, под теплой ладонью лучшей подруги, она чувствовала, что у нее хватит сил его выдержать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Рычание двигателя купе было слабым отголоском того хаоса, который бушевал внутри Влада. Перед глазами стояла картина: ее бледное, уставшее лицо, полное разочарования. Ее слова: «У тебя двойные стандарты, Влад».

Они жгли сильнее любой критики. Потому что она была права. Он пришел в ярость от Алексея, но сам вчера чуть не рухнул в постель с первой попавшейся фанаткой (хотя он старался вытеснить эту мысль, списывая на алкоголь). Он требовал тотального контроля над ее жизнью, но его собственный продюсер оказался в эпицентре ее ближайшего круга, и это выбило у него почву из-под ног.

И за всей этой яростью, под всем этим привычным слоем гнева и желания все подчинить, копошилось что-то новое, пугающее и абсолютно незнакомое. Чувство вины. Перед ней. Он видел, как она сжалась, когда он кричал. Видел, как ей стало плохо от его слов, а не от токсикоза. Он причинил ей боль. Не физическую — эмоциональную. И это ощущение было для него хуже любого проваленного концерта.

А еще было другое. Когда он стоял в той тесной прихожей, видя, как она уходит от него вглубь квартиры, к подруге, от него, его пронзило острое, щемящее чувство, очень похожее на… одиночество. Не то показное одиночество звезды на вершине. А простое, человеческое — когда ты остаешься за дверью, а внутри теплится жизнь, к которой ты имеешь отношение, но в которой тебе нет места.

Он свернул на первую попавшуюся тихую улицу, заглушил двигатель и сидел, уставившись в лобовое стекло. Его мир трещал по швам. Все опоры — карьера, имидж, безусловное подчинение окружающих — вдруг оказались шаткими. А на их месте прорастало что-то хрупкое, неудобное и бесконечно важное: ответственность за того, кого он обидел, и за того, кто еще даже не родился.

.

Звонок Марка вывел его из ступора. Встретились они не в баре и не в офисе, а в безликом кафе на трассе, на полпути к городу. Без пафоса, без охраны. Два уставших мужчины за столиком у окна.

Марк говорил первым, прямо глядя на него.

«Сначала дело. Мои намерения в отношении Сони — исключительно личные. Я не выспрашиваю у нее информацию о Лизе. Она не инструмент. Она… она другая. И это моя ошибка, что я допустил такое пересечение, но это не расчет. Это стечение обстоятельств, которое вышло из-под контроля. Как и многое в последнее время».

Влад слушал, молча вращая стакан с водой. Раньше он бы взорвался, потребовал прекратить, уволил на месте. Сейчас он видел в Марке не подчиненного, допустившего оплошность, а человека, попавшего в ту же ловушку чувств, что и он сам, только на другом уровне.

«Ты влюбился», — констатировал Влад без эмоций.

Марк вздохнул, откинувшись на спинку стула.

«Сказать «влюбился» — слишком громко. Но да. Мне с ней… легко. И это чертовски осложняет все».

«Добро пожаловать в клуб, — горько усмехнулся Влад. — У меня та же проблема. Только масштаб катастрофы побольше».

Наступила пауза. Потом Марк осторожно спросил:

«А у тебя как? С Лизой? После вчерашнего… и сегодняшнего?»

Влад долго молчал, собираясь с мыслями. Рассказал. О ночи в студии, о разговорах в темноте, о том, как он прикоснулся к ее животу. О своей дикой, иррациональной ревности к Алексею. О том, как она, хрупкая и уставшая, поставила его на место.

«Я вел себя как идиот, Марк. Как последний придурок. Я напугал ее. И… мне стыдно».

Признание далось ему невероятно тяжело. Слово «стыдно» раньше вообще не входило в его лексикон. Марк слушал, и в его глазах читалось не столько удивление, сколько… понимание.

«Она сильная. Сильнее, чем кажется. И она не боится тебя. Это, наверное, и сводит тебя с ума больше всего».

«Да, — просто сказал Влад. — И я не знаю, как с этим быть. Как не давить. Как… просить. А не требовать».

Они просидели до вечера. Говорили мало, но это молчание было плодотворным. Они, два архитектора имиджа Влада Старкова, молча перестраивали планы. Не вокруг карьеры. Вокруг жизни.

«Нужны новые протоколы, — сказал наконец Марк. — Но не для пиара. Для них. Безопасный дом. Не в городе. Надежные люди. Не слежка, а поддержка. Ты должен быть в курсе, но не должен душить».

«А карьера? Тур?» — спросил Влад, но уже без прежней одержимости.

«Карьера никуда не денется. Можно взять паузу. Или изменить график. Публика, если все сделать умно, даже проникнется. «Ответственный отец» — не худшая роль. Но это должно быть правдой, Влад. Настоящее должно идти впереди образа».

Влад кивнул. Это было разумно. Страшно, но разумно. Впервые он думал не о том, как скрыть, а о том, как построить. Построить что-то настоящее рядом с той жизнью, которую он всегда вел.

Поздно вечером, уже один в номере престижного отеля (он все же не вернулся в Зареченск), он взял телефон. Его пальцы замерли над клавиатурой. Что написать? Приказ? Нет. Извинение? Он почти не умел этого делать.

Он набрал коротко, выверяя каждое слово: «Лиза. Сегодня был не прав. Во многом. Сорвал твой день. Прости. С Марком разобрались. Все под контролем. Отдыхай у Сони. Напиши, если что нужно. Не как приказ. Как… вопрос».

Он отправил и отложил телефон, чувствуя странную смесь облегчения и уязвимости. Он сделал первый шаг. Не как звезда, а как человек, который накосячил. Это было ново. Это было страшно. Но другого пути уже не было.

Лиза, оставшаяся ночевать у Сони, получила сообщение уже лежа в постели. Она прочитала его несколько раз. «Прости». «Не как приказ. Как вопрос». Она долго смотрела на экран. Это было больше, чем она ожидала. Не оправдания, не новые указания. Признание вины и… предложение диалога.

Она не ответила сразу. Просто положила телефон на тумбочку, повернулась на бок и положила руку на живот. Ребенок был спокоен. И она впервые за этот долгий, полный бурь день, почувствовала что-то вроде надежды. Не на сказку. На сложные, трудные, но возможные переговоры. На то, что даже такой человек, как Влад, может меняться. Или, по крайней мере, пытаться.

А Влад лежал в своем пустом гостиничном номере, глядя в потолок, и думал не о завтрашних съемках или репетициях. Он думал о тепле ее кожи под своей ладонью. О том, как она смеялась с Соней, когда он подслушивал у двери перед уходом. И о том, каким должен быть его следующих шаг, чтобы не разрушить это хрупкое, едва наметившееся доверие. Впервые в жизни он планировал не захват, а осторожное, тактичное сближение. И этот новый сценарий пугал его куда больше, чем любое выступление перед стотысячной толпой. Но и манил сильнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 18

Утро у Сони прошло в тихой, домашней суете. Соня, наспех глотая кофе, собиралась на работу, но успела еще раз обнять Лизу.

«Ты точно в порядке? Мне не надо брать отгул?»

«Я уверена, — улыбнулась Лиза. — Иди. А я вернусь к себе, приведу мысли в порядок. Позвони, как освободишься».

«Договорились! И… передавай привет папочке, когда увидишь, — подмигнула Соня и выскочила за дверь.**

В такси по пути в Зареченск Лиза получила сообщение. От Влада. Сухое, но без прежней диктаторской ноты.

«Результаты анализов готовы. Вечером, после съемок, заеду. Поедем к врачу вместе. Будь готова к 19:00».

Она перечитала. «Поедем к врачу вместе». Не «отвезу», не «ты поедешь». Вместе. Это был прогресс. Она ответила коротко: «Хорошо. Буду готова».

У Влада день был расписан по минутам: утренние интервью, примерка костюмов для тура, совещание с хореографом. Марк, вернувшийся в колею с каменным лицом, координировал все, но между делом тихо сказал: «Дом в элитном закрытом поселке под городом свободен. Можно въехать в любое время. Охрана, периметр, полная приватность».

Влад кивнул, не глядя. Мысль о том, что Лизе и ребенку нужна крепость, а не квартирка в хрущевке, уже оформилась в четкое решение.

Он ловил себя на том, что в паузах между съемками его рука сама тянулась к телефону, чтобы проверить, не написала ли она. Он не писал сам. Боялся сорваться, сказать что-то не то. Этот новый режим осторожности был для него выматывающим, но необходимым.

Ровно в семь у ее дома стоял не спортивный купе, а вместительный, дорогой внедорожник с затемненными стеклами. Влад вышел, чтобы открыть ей дверь. Он выглядел уставшим, но собранным.

«Как день?» — спросил он, когда тронулись.

«Тихо. Была у Сони. А у тебя?» — ответила она вопросом на вопрос, что для их общения было уже шагом вперед.

«Забитый. Как всегда, — он помолчал. — Марк присмотрел дом. За городом. Есть охрана, свой парк. Подумай над этим».

Он не приказывал. Просил подумать. Лиза кивнула, глядя в окно. «Посмотрим после врача».

В кабинете профессора Левина царила деловая атмосфера. Врач разложил перед ними документы с печатями лаборатории.

«Результаты генетической экспертизы. Вероятность отцовства — 99.99%. С научной точки зрения это абсолютное подтверждение».

Слова повисли в воздухе, окончательные и необратимые. Лиза почувствовала, как с ее плеч сваливается гиря неопределенности, но на ее место тут же встала другая — гиря окончательной, официальной реальности.

Влад молча взял документ. Его пальцы слегка дрожали. Он смотрел не на сухие цифры, а на ее отражение в стеклянной поверхности стола. Потом его взгляд медленно поднялся и встретился с ее взглядом. В его глазах не было триумфа, не было облегчения от «сделанного дела». Было что-то гораздо более сложное и глубокое. Признание. Принятие. И что-то вроде… благодарности за эту правду, какой бы сложной она ни была.

И тогда он, не говоря ни слова, просто встал, обошел стол и обнял ее. Не страстно, не властно. Тихо. Крепко. Как обнимают что-то хрупкое и бесконечно ценное. Его подбородок коснулся ее виска. Лиза замерла на секунду, а потом ее руки сами обняли его в ответ. Это было не объятие влюбленных. Это было объятие союзников, навсегда связанных общей судьбой, только что скрепленной печатью науки. Стена между ними в этот момент дала глубокую трещину.

Профессор Левин, дав им момент, мягко прервал:

«Теперь, раз уж вы здесь, давайте сделаем контрольное УЗИ. Посмотрим, как малыш отреагировал на все эти ваши волнения».

Они снова в тишине смотрели на экран. Сердечко билось четко. Профессор водил датчиком, что-то замерял, и его лицо постепенно становилось серьезнее.

«Вот видите? Все в целом хорошо. Но… есть небольшой нюанс. Видите эту область? Плацента располагается чуть ниже, чем хотелось бы. Это называется низкая плацентация. Пока не критично, но требует особого режима. Полный покой, минимум нагрузок, никаких стрессов. И тщательное наблюдение. Есть риск, что в третьем триместре это может создать осложнения».

Тишина в кабинете стала густой и тяжелой. Радость от подтверждения отцовства тут же затмила новая, конкретная угроза.

«Что значит «осложнения»?» — голос Влада прозвучал хрипло.

«Кровотечения. Угроза преждевременных родов. Но! — профессор поднял палец. — При соблюдении всех предписаний очень часто плацента мигрирует вверх самостоятельно. Нужно просто быть крайне осторожными. И… находиться под постоянным, бдительным наблюдением».

Влад слушал, и его лицо стало каменным. Все его внутренние метания, сомнения по поводу переезда растворились в один миг. Теперь это был не вопрос удобства или контроля. Это был вопрос безопасности.

«Все понятно, — сказал он, вставая. Его голос был низким и не допускающим возражений, но на этот раз в нем не было агрессии, только железная решимость. — Лиза, ты переезжаешь ко мне. В тот дом. Сегодня. Сейчас. У Марка все организовано. Там есть медсестра на постоянной основе и все необходимое. Ты не будешь одна ни на минуту. И никаких «посмотрим». Это не обсуждается».

Он смотрел на нее, и в его взгляде она увидела не диктатора, а человека, охваченного страхом за них. За нее и за ребенка. И после слов врача, после этой новой, пугающей информации, у нее не осталось сил сопротивляться. Более того — его решимость была сейчас ее единственной опорой.

Она медленно кивнула, чувствуя, как слезы подступают к глазам от усталости, страха и странного облегчения, что решение принято за нее.

«Хорошо, — прошептала она. — Только… мне нужно взять вещи».

«Марк и Соня уже там. Они все соберут, — сказал Влад, уже доставая телефон. — Нам нужно ехать сейчас. Прямо сейчас».

Он помог ей подняться, его рука под ее локтем была твердой и надежной. Из кабинета они выходили уже другими людьми. Не случайные знакомые, связанные интригой. Родители, получившие официальное подтверждение своего статуса и столкнувшиеся с первой серьезной опасностью для своего ребенка. И в этой новой, пугающей реальности им предстояло быть вместе — в прямом и переносном смысле. Их хрупкое перемирие только что прошло проверку на прочность, и следующее испытание ждало их уже за порогом клиники, в стенах незнакомого дома, который должен был стать их общим убежищем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Энергия Сони, как луч прожектора в туманной гавани, постепенно рассеивала остатки неловкости. Она шутила, рассказывала забавные случаи с работы, и даже Марк позволял себе редкие, скупые улыбки. Потом, подмигнув Лиза, Соня бросила в пространство:

«Ну что, молодые родители, когда на шопинг за кроваткой собираетесь? Или уже все в стиле «люкс-беби» заказано через личного ассистента?»

Лиза улыбнулась, погладив живот. «Еще рано. Но уже присматриваю варианты. Простые, деревянные. Чтобы пахло лесом, а не пластиком».

«Совершенно правильно, — поддержала Соня. — А то вдруг у нашего маленького принца или принцессы аллергия на позолоту».

Влад сидел, откинувшись на спинку стула, и его лицо стало непроницаемым. Слова «кроватка», «шопинг», «аллергия» пролетали мимо него, как слова на чужом языке. Его реальность состояла из контрактов, гастролей, студийных сессий. Детские вещи, выбор колясок, обустройство комнаты — это была параллельная вселенная, о существовании которой он знал, но куда еще не решился ступить. Он чувствовал себя не в своей тарелке, посторонним в разговоре о самом важном.

Посидев еще пару часов, Марк поднялся.

«Пора. Соня, проводить?»

Та кивнула, обняла на прощание Лизу и, бросив многозначительный взгляд на Влада, ушла с Марком.

В кабинете остались они двое. Влад перед тем как Марк ушел налил себе и Марку по коньяку (себе — чисто символически). Они молча чокнулись. После ухода Марка Влад остался сидеть напротив Лизы. Тишина была не гнетущей, а какой-то задумчивой. Он смотрел на нее, на ее руки, лежавшие на столе, на мягкий изгиб платья. В его голове крутилась каша из противоречивых чувств: раздражение от собственной некомпетентности в «бытовых» вопросах беременности, усталость, странная гордость за то, как она держится, и что-то еще, теплое и тревожное одновременно.

«Спасибо», — вдруг сказал он, не глядя на нее, а разглядывая узор на бокале.

«За что?» — удивилась Лиза.

«За… сегодня. За то, что не сбежала с криками посреди ужина. И вообще». Он поднял на нее взгляд, и в его глазах не было привычной насмешки или властности. Была усталая искренность. «Спасибо, что ты… здесь».

Лиза почувствовала, как что-то сжимается у нее внутри. Она искренне, по-настоящему улыбнулась. «Спасибо и тебе. За то, что привез. И… за ту машину. Она правда удобнее».

Дорога домой прошла в тишине, но на этот раз она не была напряженной. Была усталой, предрассветной. В апартаментах Влада пахло тишиной и деньгами. Лиза, чувствуя тяжесть в спине, пошла переодеваться. Через несколько минут она вышла на кухню в старой, мягкой пижаме с медведями (подарок Сони на «новоселье») и растянутых спортивных штанах. Футболка приподнялась, когда она тянулась за стаканом, обнажив полоску кожи и нижний край округлившегося живота.

Влад сидел у острова, медленно вращая в пальцах бокал с виски. Его взгляд зацепился за эту открывшуюся полоску кожи, за мягкую, уже такую заметную выпуклость. Он видел ее тело и раньше, но тогда это была страсть, ярость, обладание. Сейчас это было что-то другое. Более интимное и в то же время более обыденное. Ее тело, изменившееся из-за него. Он еще не привык к этому зрелищу. Оно одновременно притягивало и смущало его.

Лиза налила воды и уже хотела уйти, чувствуя его взгляд на своей коже.

«Посиди», — тихо сказал он. Не приказ. Просьба.

Она села на высокий барный стул напротив. Минуты три они просто молчали. Она украдкой бросала на него взгляды: он был задумчив, устал, его обычно идеальная осанка слегка ссутулилась. Он, в свою очередь, смотрел то на ее лицо, то опять на живот, будто пытаясь совместить два этих образа в один.

«Как дела? — наконец спросил он. — Все… устраивает? Может, чего-то не хватает? И как… он? Шевелится?»

Его вопросы были робкими, неловкими, как будто он читал их по шпаргалке «что спросить у беременной». Но в них была искренняя попытка.

Лиза ответила подробно, рассказывая о своих ощущениях, о том, что ребенок стал активнее по вечерам, о том, что в доме все есть, даже слишком много.

Они просидели так минут сорок, разговор стал чуть живее, атмосфера — почти мирной. И тогда раздался звонок. Телефон Влада лежал на столе. На экране ярко горело женское имя. Лиза не успела разобрать его, но увидела, как его лицо мгновенно стало каменным. Он не стал уходить, взял трубку.

«Слушаю». Его голос был ровным, без эмоций. Он слушал, изредка кивая, его взгляд был устремлен в пустоту. «Да. Понял. Нет. Сделаем позже». Он положил трубку. Через десять секунд звонок повторился. Настойчиво, требовательно. Влад взглянул на экран, и его губы сжались в тонкую ниточку. Он не стал брать, а просто нажал кнопку блокировки и перевернул телефон экраном вниз.

В комнате повисла мертвая тишина. Лиза сидела, застыв, смотря на перевернутый телефон. Это была женщина. Тон голоса, его реакция, настойчивость звонка — все говорило об этом. Старая жизнь. Та самая, где были «схемы», фанатки и мимолетные ночи. Та жизнь, в которой для нее не было места. Она почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод, а внутри все сжалось в комок боли и унижения.

Она медленно соскользнула со стула.

«Я… пойду. Спокойной ночи».

Ее голос звучал ровно, слишком ровно, выдавая шок.

Влад, до этого момента казавшийся отстраненным, резко вскочил. Он увидел ее лицо. Ту самую потерянность, пустоту в глазах, которая была там в день их первой встречи, после Артема. Только теперь он был причиной этой боли.

«Лиза, подожди».

Но она уже шла к двери. Он догнал ее за два шага, схватил за руку выше локтя. Его пальцы сжались, не причиняя боли, но не отпуская.

«Пусти», — выдохнула она, не оборачиваясь.

«Нет».

Он потянул ее к себе, развернул. Она оказалась в сантиметрах от него, ее широко раскрытые, полные боли глаза смотрели прямо на него. Он видел в них отражение своего перевернутого телефона, своей прошлой, пошлой жизни, ворвавшейся в этот хрупкий мирок, который они только начали выстраивать.

«Это была… это ничего не значит, — прошептал он, и в его голосе впервые зазвучала паника. Не из-за возможного скандала. Из-за того, что он видит в ее глазах. — Это прошлое. Оно не имеет к тебе… к нам никакого отношения».

Она молчала, просто смотря на него. И в этой тишине, под ее взглядом, он понял, что все его деньги, власть и слава ничего не стоят. Он мог купить ей все, кроме одного — уверенности в том, что его мир, жестокий и беспринципный, не поглотит их снова. И что он сам не окажется его частью в самый неподходящий момент. И чтобы доказать обратное, у него не было слов. Были только действия. Он стоял, держа ее за руку, притянув к себе так близко, что чувствовал тепло ее тела через тонкую ткань пижамы, и не знал, что делать дальше. Как стереть этот звонок, этот взгляд, эту тень его прошлого, которая только что легла между ними тяжелой, невидимой стеной.

Глава 19

Прошлая неделя пролетела в странном ритме. После того вечера с телефонным звонком между ними висела невысказанная напряженность. Влад уехал на два концерта в другие города, но впервые за всю карьеру его тур-менеджер получал не только рабочие распоряжения, но и строгий приказ: «Каждые три часа — смс Лизе. От меня. Что все хорошо. Что я на связи». Сообщения приходили лаконичные: «Вылетел. Все ок». «Концерт начался». «Лег спать. Ты как?» Лиза отвечала сдержанно, но отвечала. Стену молчания он не допустил.

Сегодня была суббота. Влад отменил все, даже важную репетицию. Причина в ежедневнике Марка стояла просто: «Семейные дела». Впервые в жизни это словосочетание не вызывало у него внутреннего протеста, а, наоборот, давало чувство странной, ответственной важности.

Лиза вышла из спальни в простом платье из мягкого стрейча, которое облегало ее изменившуюся фигуру. Она выглядела сосредоточенной и немного нервной. Влад, уже ждавший в гостиной, при виде нее замолчал на полуслове, разговаривая по телефону. Его взгляд скользнул по ней, задержавшись на округлившемся животе, и что-то внутри дрогнуло – не тревога, а предвкушение.

«Готова?» — спросил он, кладя телефон в карман.

Она кивнула.

В машине он не включал музыку. Смотрел в окно, потом на нее.

«Не волнуйся, — сказал он вдруг, глядя прямо перед собой. — С Левиным все будет в порядке».

Это была его форма поддержки. Не «я с тобой», а уверенность в профессионале, которого он нанял. Но Лиза почувствовала подтекст: «Я все предусмотрел. Я контролирую ситуацию». И в данном случае это действовало успокаивающе.

В кабинете профессора Левина царила деловая, но доброжелательная атмосфера. Врач показал свежие анализы, поменял схему витаминов, объясняя, почему и для чего.

«Все показатели в норме, — успокоил он. — Ребенок развивается хорошо. Низкая плацентация… ситуация стабильна, без ухудшений. Главное — продолжаем беречься. Ну что, готовы познакомиться поближе? Узнать, кто там у нас скрывается?»

Лиза улыбнулась, а Влад, стоявший чуть поодаль, скрестил руки на груди, стараясь выглядеть невозмутимым, но его поза была слишком напряженной.

Лиза легла на кушетку. Движения ее были уже не такими легкими, чувствовалась осторожность. Она приподняла подол платья, открывая живот. Кожа была гладкой, упругой, с едва заметной темной полоской, идущей вниз от пупка. Их сын.

Влад зашел следом, сел на стул рядом с ее головой. Его взгляд был прикован к оголенному животу. Это было не эротично. Это было священно. Здесь, под этой кожей, билось сердце его крови. Он видел, как живот слегка вздрагивал от ее дыхания, и его собственная грудь сжималась.

Врач нанес гель, приложил датчик. На экране монитора возникли знакомые очертания, но теперь более четкие, сформированные. Профессор водил датчиком, замеряя параметры, бормоча что-то себе под нос. Потом он улыбнулся, повернулся к ним.

«Ну, вот и встреча. Поздравляю вас. У вас будет замечательный, здоровый… мальчик».

Мир замер на секунду.

У Лизы сразу же хлынули слезы. Не истеричные, а тихие, облегченные, счастливые. Теперь он был не просто «ребенок». Он был мальчик. Сын. Ее сын. Она могла представить его, дать ему имя в своих мыслях.

Влад… Влад словно окаменел. Его лицо стало абсолютно бесстрастным, только глаза, широко раскрытые, были прикованы к экрану, где врач обвел курсором подтверждающие «доказательства». Сын. Слово отозвалось в нем глухим, мощным гулом, как удар колокола где-то в самой глубине его существа. Все его сомнения, его страх, его непонимание – в эту секунду спрессовались в одну, невероятно плотную и тяжелую точку: ОТЕЦ СЫНА.

Он повернул голову и посмотрел на Лизу. На ее залитое слезами, но сияющее лицо. И тогда что-то в нем сломалось, прорвалось. Без мысли, на чистом эмоциональном порыве, он протянул руку и накрыл ее руку, лежавшую на краю кушетки. Он сжал ее пальцы, не отпуская. Сильно, почти до боли, но в этом сжатии не было агрессии – была потребность в опоре, в связи, в подтверждении, что это реально. Что он не один в этом ошеломляющем знании. Он не отпускал ее руку до самого конца УЗИ, пока врач показывал пальчики, позвоночник, сердцебиение. Его большой палец инстинктивно тер ее ладонь, успокаивая и себя, и ее.

После процедуры, когда Лиза вытерла гель и опустила платье, профессор Левин снова стал серьезен.

«Все хорошо. Мальчик растет прекрасно. Но помним про плацентарную миграцию. Риск, хоть и небольшой, остается. Поэтому продолжаем наш щадящий режим. Никаких послаблений».

Влад кивнул, впитывая каждое слово. Его рука уже не сжимала Лизу, но он все еще стоял близко, как будто своим телом пытался оградить ее от любых потенциальных угроз.

Выходя из кабинета в тихий коридор клиники, они остановились. Эмоции все еще висели в воздухе густым облаком. Лиза вытирала остатки слез, пытаясь улыбнуться. Влад смотрел на нее, и в его глазах бушевала буря – потрясение, гордость, ответственность и та самая, еще не названная, но крепнущая с каждым днем привязанность.

Он не сдержался. Медленно, будто боясь спугнуть, он обнял ее. Не так, как тогда в кабинете Левина после анализов. Сейчас он притянул ее к себе осторожно, но крепко, чувствуя под своими ладонями ее спину и тот самый, теперь уже точно «мальчишеский» живот между ними. Он наклонил голову и поцеловал ее в макушку. Долго, с закрытыми глазами, вдыхая запах ее шампуня. Это был жест не страсти, а нежности, благодарности и глубочайшего признания.

«Сын, — прошептал он хрипло ей в волосы, как будто проверяя слово на вкус. — У нас будет сын».

В этот момент, в стерильной тишине приватной клиники, они были не звездой и случайной знакомой. Они были просто двумя людьми, которые вместе создали новую жизнь и только что впервые по-настоящему встретились с ней лицом к лицу. И эта встреча, несмотря на все сложности, страхи и тени прошлого, на миг затмила все. Оставив только чистое, оглушительное чудо и тихую, робкую надежду, что, возможно, они смогут быть не просто родителями, а чем-то большим. Симпатия, осторожное притяжение, уважение и эта новая, всепоглощающая общая цель – их сын – сплетались в один крепкий, неразрывный узел. И Влад, все еще держа ее в объятиях, впервые за долгое время почувствовал не звенящую пустоту за своей броней, а что-то теплое, живое и пугающе настоящее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 20

Дорога из клиники домой была другой. Воздух в машине был наполнен не молчанием, а тихим, ошеломленным спокойствием. Влад держал одной рукой руль, другой — лежавшую на центральном подлокотнике руку Лизы. Он не сжимал ее, просто накрывал своей ладонью, как бы подтверждая связь. Он смотрел на дорогу, но уголки его губ непроизвольно подрагивали в едва уловимой улыбке. Сын. Слово отзывалось эхом в его голове, меняя все внутренние ландшафты.

«Я… позвоню Марку, — сказал он, наконец нарушая тишину, когда они подъезжали к дому. — Надо… обсудить кое-что». Под «кое-чем» он подразумевал бушевавший внутри него ураган эмоций, с которым он не мог справиться в одиночку. Ему нужен был человек, который знал его до «этого всего».

Лиза кивнула. «А я позвоню Соне. Приглашу ее… сюда. Если можно?»

Он быстро взглянул на нее. «Конечно. Это теперь и твой дом. Приглашай кого хочешь». Фраза «твой дом» прозвучала естественно, без надменности. Как констатация факта.

Соня примчалась через час, нагруженная пакетами со сладостями «для настроения будущей мамы». Увидев Лизу, она обняла ее так, что та пискнула.

«Ну? Ну? Я вся на иголках! Ты сказала, что новость!»

Лиза улыбнулась, ее глаза снова блеснули слезами, но теперь от счастья. Она отвела руку Сони и положила ее себе на живот.

«Знакомься. Это… твой будущий крестник».

Соня замерла на секунду, потом взвизгнула так, что, казалось, задрожали стекла.

«МАЛЬЧИК?! ЛИЗОНЬКА! ДА ТЫ КОРОЛЕВА!» Она запрыгала на месте, потом осторожно, почти благоговейно, погладила живот. «Привет, воин! Тетя Соня уже придумала, как будем мир завоевывать!»

Они сели на огромный диван в гостиной, укутавшись в пледы. Лиза рассказывала подробности, про УЗИ, про реакцию Влада, про его руку, которую он не отпускал.

«Он… был в таком шоке, Сонь. Но потом… он меня обнял. И поцеловал в голову. Как будто…» — она искала слова.

«Как будто ты самая драгоценная вещь на свете, — закончила за нее Соня, и в ее глазах было понимание. — Марк говорил, он с ним сегодня встречается. Говорит, Влад в каком-то диком состоянии. Не паники, а… какого-то торжественного транса. Марк даже испугался, думал, что-то плохое».

Тем временем в приватном клубе Влад и Марк сидели в затемненной нише. Перед Владом стоял бокал коньяка, но он его не трогал. Он что-то рисовал пальцем на конденсате на стакане.

«Мальчик, Марк. Мой сын», — сказал он наконец, и его голос звучал глухо, сдавленно.

«Я знаю. Поздравляю. Серьезно, — Марк отпил своего виски. — И что теперь?»

«Теперь… теперь все по-другому. Я не могу… я не могу просто гастролировать, когда он родится. Нужно менять график. На годы вперед. И… я хочу, чтобы у него была нормальная жизнь. Не в этом аквариуме, — он махнул рукой, обозначая всю свою индустрию. — С домом, с садом. Чтобы он бегал. И чтобы она… чтобы Лиза не чувствовала себя в тюрьме».

Марк слушал, кивая. Планы его босса стремительно трансформировались из «как скрыть» в «как обустроить».

«Значит, дом в поселке — не временное убежище. Это становится основной резиденцией».

«Да. И охрана должна быть невидимой. И няни… лучшие. Но чтобы она их выбирала. Чтобы у нее был выбор, Марк. Понимаешь?»

Марк понимал. Это было самое шокирующее. Влад Старков добровольно отдавал контроль в вопросах, касающихся Лизы и ребенка, ей самой. Карьера отступала на второй план.

Их разговор прервало тихое, но настойчивое вибрирование телефона Марка. Он отвлекся, взглянул на экран. Пришла ссылка от одного из его «информаторов», мониторящих паблики и закрытые чаты фанатов. Обычная рутина. Он машинально открыл.

И замер. Цвет лица изменился. Он медленно поднял глаза на Влада.

«Проблема».

«Какая?» — голос Влада стал ледяным.

Марк молча повернул к нему телефон.

На экране был скриншот из какого-то чата в Telegram. А на нем — фотографии. Нечеткие, снятые на длинную линзу, но узнаваемые. Первая: Лиза в своем длинном пальто, Влад, открывающий ей дверь внедорожника. Вторая: они уже в машине, вид через лобовое стекло. Ее профиль, его лицо, повернутое к ней. Подпись: «ЭТО ОНА? ТА САМАЯ, ПРО КОТОРУЮ БЫЛИ СЛУХИ? ВЛАД И НЕИЗВЕСТНАЯ В ЗАГОРОДНОМ КЛУБЕ? ЧТО ЗА МАШИНА? ОНА БЕРЕМЕННА??»

И под этим — лавина. Сотни, тысячи сообщений:

«Не может быть! Он же не связывается ни с кем!»

«Выглядит простовато. Может, сестра?»

«А живот вроде есть… ОБОЖЕЧКИ, ВЫ ЧТО ДУМАЕТЕ???»

«Измена! Он нам изменяет с этой…»

«Нашли ее! Говорят, зовут Лиза, какая-то дизайнерша из провинции!»

«Это конец. Мне конец.»

Паника, ненависть, любопытство, боль — все сплелось в один ядовитый клубок. То, чего они боялись больше всего, случилось. Слухи, которые тихо бурлили в узких кругах, вырвались наружу и получили визуальное подтверждение. Не Влад с какой-то моделью в клубе. А Влад с ней. Беременной. Заботливо открывающий дверь.

Влад смотрел на экран, и его лицо постепенно становилось маской из белого мрамора. Все тепло, вся уязвимость, весь «торжественный транс» испарились, оставив холодную, яростную решимость.

«Кто. Снял», — произнес он ровным, безжизненным голосом, в котором звенела сталь.

«Выясняю. Скорее всего, кто-то из соседей по поселку или их гости. Машину заметили. Сняли на телефон. Дальше — сарафанное радио, пока не долетело до активных фан-пабликов, — Марк говорил быстро, уже переходя в режим кризис-менеджера. Его лицо тоже было серьезным. — Это уже не слухи, Влад. Это утечка с фото. Отрицать бесполезно. Нужно готовить ответ».

Влад отодвинул бокал, встал. Он был на голову выше Марка, и в этот момент он снова был не растерянным отцом, а хищником, чью территорию нарушили.

«Ответ будет. Но не публичный. Сначала найди того, кто это сделал. Купи все, что можно купить. Запугай, что нельзя. Очисти эти чаты насколько возможно. А потом… потом мы решим, что делать». Он посмотрел на часы. «Мне нужно к ней. Сейчас. Она не должна узнать это из интернета».

Он схватил свой плащ и быстрыми шагами направился к выходу, оставив Марка со смартфоном, на котором бушевал цифровой шторм, способный вмиг смести хрупкое счастье, которое они только что начали выстраивать. Радостный вечер, начавшийся со слова «мальчик», обрушился под тяжестью одного скриншота. Игра в прятки была окончена. Теперь начиналась война за приватность, и первым полем битвы становились ее покой и ее чувства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выйдя из клуба, Влад сразу почувствовал на себе десятки глаз. У его машины, припаркованной в отдалении, уже столпилось человек пятнадцать — смесь фанатов с телефонами наготове и просто любопытных. Увидев его, они завопили. Вопросы сливались в неразборчивый гул, но отдельные слова пробивались сквозь шум: «…это правда?», «…кто она?», «…беременна?».

По старой привычке он натянул капюшон и ускорил шаг, опустив голову. Гнев, кипевший внутри, искал выхода. Первое, дикое желание — пройти сквозь них, оттолкнув, выругавшись, уехать, оставив их с их вопросами. Его пальцы уже сжались в кулаки. Но в голове, поверх гнева, пронеслась мысль о ней. О Лизе. Если он сейчас устроит сцену, это станет еще одной новостью. «Влад Старков грубит фанатам». Это наложится на фотографии. Это сделает ситуацию еще более сочной для прессы.

Он резко остановился, не дойдя до толпы, развернулся на каблуках и быстрыми, решительными шагами направился в обратную сторону, вглубь тихой боковой улочки. Пусть Марк разбирается с машиной. Ему нужен был другой путь. И тишина, чтобы собраться с мыслями, прежде чем ехать к ней.

Тишины не получилось. Едва он свернул за угол, наткнувшись на свет витрины дорогого бутика, он почти столкнулся с двумя женщинами, выходящими оттуда. Одна из них, высокая блондинка в безупречной шубе, взглянула на него, и ее накрашенные губы расплылись в узнающей, торжествующей улыбке.

«Ну надо же! Какая встреча! Звезда в бегах?»

Алина. Фотомодель, с которой он виделся от скуки месяца за два до встречи с Лизой. Красивая, пустая, амбициозная. Та самая, что считала, что их недолгий роман — трамплин в большую славу. Он оборвал все быстро и жестко, как делал всегда. Похоже, она все еще была обижена.

Влад кивнул холодно, пытаясь обойти ее. «Алина».

Но она сделал шаг, блокируя ему путь. От нее пахло дорогим, тяжелым парфюмом, который теперь казался ему удушающим.

«Слышала, тебя папарацци сегодня постарались, — протянула она, играя прямым взглядом. Ее подруга, другая блондинка, стояла в стороне, с интересом наблюдая. — Новая пассия? И вроде как… не просто пассия?» Ее голос был сладким, как сироп, но с ядовитой ноткой.

Он попытался сдержаться. «Не твое дело».

«Ой, как резко! — она притворно надула губки и сделала еще шаг, сокращая дистанцию до неприличной. Теперь она была в сантиметрах от него. Он чувствовал ее дыхание, смешанное с запахом алкоголя и ментоловых сигарет. — А помнишь, как ты говорил, что не любишь привязываться? Что все это – просто игра? Похоже, правила изменились. И игрокша… не из нашей лиги».

Она заигрывала, пытаясь вернуть старые позиции, используя момент его уязвимости. Ее взгляд скользнул по его лицу к губам. Она тяжело дышала, явно возбужденная и самой встречей, и возможностью уколоть. Эта игра, эти намеки, этот фальшивый жар — все это было частью того мира, от которого его теперь тошнило.

Терпение Влада лопнуло. Не из-за ее слов о Лизе — он бы это стерпел. Из-за наглости, из-за этого вторжения в его пространство в тот момент, когда его мир трещал по швам, а он думал только о том, как успокоить беременную женщину, которую он только что обнял, узнав, что у них будет сын.

«Отъебись», — выдохнул он сквозь зубы, низко, хрипло, но с такой ледяной, не оставляющей сомнений яростью, что Алина невольно отпрянула.

Он резко отшатнулся от нее, как от чего-то заразного, и прошел мимо, даже не оглядываясь.

«Да ты не нервничай так! — крикнула она ему вслед, уже теряя уверенность, но пытаясь сохранить лицо. — Все и так скоро узнают, какая у тебя новая… игрушка! Правда, странный выбор! Выглядит как серая мышка!»

Он замер, его спина напряглась. Но оборачиваться не стал. Ее слова были лишь фоном. Главное, что она не знала самого важного. Не знала про ребенка. Для нее Лиза была просто «новой игрушкой», очередной девушкой в длинном списке. Эта мысль одновременно облегчала и бесила его еще больше. Его сын, его Лиза — и этот мир оценивал их в таких пошлых, убогих категориях.

Он достал телефон, вызвал такси по приложению и, не дожидаясь, пошел дальше по темной улице, оставляя позади и толпу у своей машины, и ядовитое жало своего прошлого. Но укол был сделан. Он показал ему пропасть между той жизнью, которую он вел, и той, которую он пытался построить. И насколько хрупка и беззащитна эта новая жизнь перед лицом старой. Теперь ему предстояло самое трудное: войти в дом, где его ждала Лиза, возможно, уже напуганная или расстроенная, и сделать вид, что он контролирует ситуацию. Хотя внутри у него был полный хаос, замешанный на ярости, страхе и новом, остром чувстве стыда — стыда за то, что его прошлое и настоящее так мерзко столкнулись, и за то, что Лиза оказалась в эпицентре этого столкновения из-за него.

Глава 21

После ухода Сони в квартире воцарилась тихая, умиротворенная пустота. Лиза, укутавшись в плед, смотрела какой-то старый фильм, одна рука лежала на животе, где теперь жил их сын. Мысли были светлыми, несмотря на усталость. Она думала о том, каким он будет. И о том, как странно изменился Влад за этот вечер. В его глазах была не просто решимость, а какая-то… новая глубина.

Раздался звонок. Алексей. Его спокойный, ровный голос был глотком свежего воздуха из той, прежней, простой жизни.

«Лиза, привет. Как ты? Как дела?»

Они говорили минут пятнадцать. Лиза, расположившись поудобнее, рассказала о приеме у врача. Поделилась новостью, голос ее звенел счастливым волнением: «Представляешь, Алексей? Мальчик!»

Тот искренне поздравил, спросил о самочувствии, поинтересовался, не нужно ли чего. Лиза, немного смущаясь, сказала, что вряд ли скоро сможет приехать в Зареченск, что «здесь все лучше для наблюдения». Алексей понял все без слов, просто сказал: «Главное, чтобы ты и малыш были здоровы. Помни, если что – я рядом».

Именно в этот момент, когда Лиза только что положила трубку, в квартиру вошел Влад. Он вошел бесшумно, но напряжение исходило от него волнами. Он услышал последние секунды ее разговора, увидел, как она убирает телефон. Первая, дикая мысль – кто-то уже сказал. Кто-то из «его» мира уже ворвался в ее тишину с этой грязью.

«Кто?» — спросил он резко, еще не сняв куртку.

Лиза вздрогнула от тона, но ответила спокойно:

«Алексей. Звонил, спросил, как дела. Я… поделилась новостью».

«Алексей, — повторил Влад, и его челюсть напряглась. Ревность, черная и иррациональная, кольнула его, но сейчас это был далеко не главный враг. — И что он сказал?»

«Поздравил. Спросил, не нужно ли чего».

Влад кивнул, снимая куртку и пытаясь собраться с мыслями, как начать этот тяжелый разговор. Он хотел подготовить ее, сказать все сам, прежде чем она узнает извне. Но мир опередил его.

Телефон Лизы снова зазвонил. На экране – иконка Сони. Лиза, улыбаясь, взяла трубку, ожидая продолжения веселья. Но вместо этого в трубке раздался истеричный, почти непонятный от ужаса крик:

«ЛИЗА! ТЫ ВИДЕЛА?! БОЖЕ, ЛИЗОНЬКА, ТЫ НЕ СМОТРИ! НЕ ЗАХОДИ НИКУДА! ТВОЮ ФОТКУ! ВАС С НИМ! ВЕЗДЕ! ВСЕ ОБСУЖДАЮТ! ЧТО ДЕЛАТЬ?!»

Голос Сони был таким громким и пронзительным, что слова были слышны даже Владу. Лиза замерла, улыбка сползла с ее лица, сменившись полным недоумением и нарастающим холодком страха. Она машинально ответила: «Сонь, тише… я… я перезвоню. Все хорошо».

Она положила трубку и медленно подняла глаза на Влада. Она не поняла до конца, но поняла главное – случилось что-то плохое. Что-то из его мира. И это что-то теперь касалось ее.

«Лиза… — начал Влад, делая шаг к ней. Он видел, как бледнеет ее лицо. — Мне нужно тебе кое-что сказать. Сегодня…»

Но его прервал резкий, настойчивый звонок в дверь. Не в домофон. Прямо в дверь апартаментов. Наглый, требовательный.

Влад вздрогнул. Его лицо исказилось от ярости. Кто, черт возьми, мог пройти через охрану? Или это уже пресса?

«Оставайся здесь. Не выходи, — приказал он Лизе низким, не терпящим возражений голосом и вышел в прихожую, плотно прикрыв за собой дверь в гостиную.**

Лиза не вышла. Она сидела, прислушиваясь. Сначала слышались приглушенные, злые голоса. Мужской – низкий, сдавленный (Влад). И женский – громкий, визгливый, пьяный. Знакомый голос? Нет, не могла… Но интонации были те же, что и тогда, в трубке, когда он не взял. Та самая.

Затем голоса сместились – Влад, видимо, вытолкал собеседницу в общий коридор. Лиза слышала обрывки: «…надоела!», «…пошла вон!», «…твои фотки уже всем плевать!». Потом хлопок двери, и несколько секунд тишины.

Влад вернулся. Он не просто вошел – он ворвался. Его лицо было багровым от ярости, глаза горели холодным бешенством. Он прошел мимо нее, как ураган, схватил со стойки бутылку виски, налил полный стакан и выпил залпом, не моргнув.

«Влад… кто это был?» — тихо спросила Лиза, уже боясь ответа.

Он обернулся к ней, и в его взгляде была смесь ярости, стыда и беспомощности.

«Призрак. Призрак моей идиотской прошлой жизни, — выдохнул он. — Неважно. Важно другое». Он поставил стакан с таким звоном, что Лиза вздрогнула. Он подошел к ней, сел на край кровати, так близко, что она почувствовала исходящее от него тепло и напряжение. Он взял ее руки в свои, и его пальцы были ледяными.

«Лиза. В сети. Появились фотографии. Нас. Где я открываю тебе дверь машины. Где мы в машине. Их обсуждают. Фанатки, пресса… все. Я… я не успел тебя предупредить. Я хотел сам все сказать».

Он смотрел ей в глаза, ища в них не осуждение, а понимание. Но видел только нарастающий ужас. Стены ее тихого убежища, которые он так тщательно выстраивал, только что рухнули с грохотом. И вместе с ними рухнула ее последняя иллюзия, что можно оставаться в стороне от бури, которая всегда бушевала вокруг него. Буря теперь была здесь, в этой комнате, и ее имя было – Паника.

---

Время в роскошных апартаментах текло густо и тягуче, как патока. После взрыва новостей в комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая только нервными шагами Влада и тихим позвякиванием льда в его бокале. Лиза сидела, поджав ноги, на том же месте на диване, обхватив руками свой живот. Двадцать первая неделя. Половина пути. Внутри уже жил человек, который умел толкаться, икать, реагировать на ее голос. И теперь этот маленький, беззащитный мир был выставлен на всеобщее обозрение и обсуждение.

Она смотрела на Влада, который метался по комнате, как раненый зверь в клетке. Его лицо было искажено не просто гневом, а какой-то первобытной яростью от потери контроля. Все его деньги, связи, власть — и он не мог защитить их от одной фотографии. От слухов. От пьяной бывшей на пороге. Это било по самой его сути.

Он внезапно остановился, схватил телефон и набрал Марка, включив громкую связь.

«Ну?»

Голос Марка звучал устало, но собранно. «Давим, где можем. Несколько самых активных пабликов заблокировали по жалобам. Но это гидравлика. Остановить обсуждение невозможно. Фото уже разошлись по всем мессенджерам. Про Алину… она уехала на такси. Ее уже предупредили о клевете. Больше не появится».

«А машина?» — выдохнул Влад.

«Перегонят в другой гараж. На том, что был, номер запомнили. Нужно менять локацию, Влад. Надолго. Этот адрес скомпрометирован».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Влад провел рукой по лицу. Его взгляд упал на Лизу. Она сидела, прижав подбородок к коленям, и смотрела в пустоту. В ее позе читалась не паника, а какая-то отрешенная усталость. И это пугало его больше истерики.

«Хорошо, — глухо сказал он Марку. — Организуй. Загородный дом. Сегодня. И… найди психолога. Женщину. Специализация — перинатальная психология и работа со стрессом. Чтобы могла приехать или работать онлайн. Конфиденциальность — абсолютная».

Он положил трубку. Его собственные слова «психолог» и «стресс» висели в воздухе, как обвинение ему самому. Он был источником этого стресса.

Он снова подошел к бару, налил еще. Виски уже не жгло, а лишь подчеркивало горечь во рту.

«Карьера… — прошептал он, не глядя на нее, будто размышляя вслух. — Все, что у меня было. Все, что я построил. И вот она, висит на волоске из-за…»

Он не договорил. Не сказал «из-за тебя» или «из-за этого». Но мысль была ясна. Его самый большой страх материализовался. Не потерять ребенка или Лизу — этот страх был новым и еще не до конца осознанным. Страх потерять пьедестал. Быть свергнутым, осмеянным, превратиться из идола в объект сплетен и жалости. Это было для него равносильно смерти.

Лиза наконец подняла на него глаза. Голос ее был тихим, но четким.

«Ты боишься за карьеру. А я… я боюсь, что моего сына еще до рождения будут разглядывать на фотографиях и гадать, на кого он похож. Что его первое фото в жизни будет не нашим семейным снимком, а украденным кадром из-за кустов. Я боюсь, что он вырастет, и первое, что найдет в интернете, это это… этот цирк».

Ее слова ударили его с неожиданной стороны. Он думал о репутации, об имидже, о контрактах. А она думала о сыне. О его будущем. И в этой простой, материнской логике было больше правды и больше ужаса, чем во всех его панических расчетах.

Вечер тянулся бесконечно. Влад пил, но хмель не приходил, лишь обостряя чувство безысходности. Лиза в какой-то момент встала и молча пошла в свою комнату. Он не стал ее останавливать. Он слышал, как она разговаривает с Соней за закрытой дверью — тихо, устало.

Он остался один в огромной гостиной с видом на ночной город, который теперь казался ему полным вражеских глаз. Он листал новости на своем секретном аккаунте. Обсуждения бушевали. Были те, кто его «предал». Те, кто сочувствовал «девушке». Те, кто строил конспирологические теории. Его мир — мир обожания — трещал и крошился, обнажая грязную изнанку.

Он думал о Лизе. Об их странных, запутанных отношениях. От яростной случайности в гримерке до этой тихой, беременной женщины, которая сейчас, возможно, плачет в соседней комнате, потому что он втянул ее в свой кошмар. Он не знал, любит ли он ее. Он даже не знал, что такое любовь в его понимании. Но он знал, что чувствует ответственность. И странную, болезненную привязанность. И желание… не потерять. Ни ее, ни ребенка. Ни даже эту проклятую карьеру, которая была частью его самого.

Марк прислал сообщение: «Дом готов. Завтра к полудню можно переезжать. Психолог выйдет на связь утром. Держись».

Держись. Легко сказать. Как держаться, когда земля уходит из-под ног? Когда перед тобой сидит беременная женщина, напуганная твоим же миром, а ты не знаешь, как ее защитить, кроме как запереть в очередной, более дорогой клетке? И когда твое собственное отражение в темном окне смотрит на тебя с вопросом: «Кто ты теперь, Влад Старков? Идол, отец, узник или просто человек, который накосячил и не знает, как это исправить?»

Он допил последний бокал и, наконец, поднялся, чтобы проверить, спит ли она. Дверь в ее комнату была приоткрыта. В свете ночника он увидел ее лежащей на боку, одной рукой под щекой, другой — на животе. Даже во сне ее поза была защитной. Он постоял в дверях, глядя на нее, и впервые за весь этот бесконечный, адский вечер ярость внутри него стала уступать место чему-то другому. Чувству вины, настолько тяжелому, что от него перехватывало дыхание. И смутной, но железной решимости: что бы ни стоило, как бы ни пришлось ломать себя и свою жизнь, он должен дать ей и их сыну тишину и безопасность. Даже если это будет последним, что он сделает как «Влад Старков, идол».

Глава 22

Влад так и не лег. Он сидел на кухне, в полумраке, освещенный лишь холодным синим светом экрана ноутбука и телефона. Он листал паблики, читал комментарии. Каждое обсуждение, каждая гадалка, строящая теории об их «сделке», каждый грязный мем — всё это было иглой, вонзавшейся в его истерзанное самолюбие. Алкогольное опьянение давно сменилось хрустальной, болезненной трезвостью отчаяния. Страх за карьеру, который час назад казался главным, теперь боролся с чем-то новым — с острой, физической тошнотой при мысли, что Лиза может прочитать этот ужас.

Он смотрел на экран своего телефона, на иконку Instagram. Миллионы подписчиков. Армия. Тюрьма. Сцена, с которой он всегда вещал. И тут, в тишине ночи, под гнетом беспомощности, в нем родилось отчаянное, почти самоубийственное решение. Если нельзя скрыть — нужно обезоружить. Если нельзя контролировать чужие слова — нужно сказать свои первым. Не через пиар1щика, не через заявление для прессы. Сам. Прямо и грубо, как он умел.

Его пальцы, холодные и твердые, нашли в галерее то самое фото. Его рука на ее животе, в старой пижаме с медведями. Снимок, сделанный для себя, как тайное доказательство реальности. Теперь он должен был стать щитом.

Он открыл сторис. Загрузил фото. Пальцы зависли над полем для текста. Что написать? Оправдываться? Умолять? Нет. Только факты. Его стиль. Ровный, без эмоций, но с намеренной уязвимостью.

Он написал: «Все видели. Все обсуждают. Ладно. Да, правда. Моя девушка. Беременна. И это не ваше дело. Но раз уж полезли в чужую жизнь — вот вам доказательство. Единственное, которое получите. И да — скоро папочка. А теперь идите… и займитесь своей жизнью».

Он добавил хештег #мойсын и отправил в эфир.

Тишина длилась ровно тридцать секунд. Потом телефон начал вибрировать так, как будто хотел свалиться со стола. Уведомления посыпались лавиной. Просмотры росли с безумной скоростью: десять тысяч, сто тысяч, миллион… Это был взрыв. Но не взрыв скандала. А взрыв правды, которую он сам поджег.

Он видел, как комментарии разделяются. «ОБОЖАЮ! ПОЗДРАВЛЯЮ!», «Какой же ты мужик!», «Фу, продался, обычная история», «Береги ее!», «Кто она?!». Хорошие, плохие, нейтральные — всё смешалось. Но уже было не так важно. Важно было, что повестку диктовал теперь он.

И тогда, на самой волне, не дав себе передумать, он нажал кнопку «Прямой эфир». Его лицо, усталое, без грима, с тенистыми глазами, заполнило экраны тысяч, а затем и миллионов людей.

«Всем привет, — сказал он хрипло, глядя прямо в камеру. — Вижу, многих взволновала моя личная жизнь. Спасибо за… беспокойство». В его голосе была горькая ирония. «Я только что выложил фото. Да, это она. Да, это наш ребенок. Больше фоток не будет. Интервью не будет. Не потому что я какой-то особенный, а потому что у нее, у моей девушки, должно быть право на тишину. Она не публичный человек. И ребенок — тем более».

Он сделал паузу, сглотнув. Это было невероятно тяжело — говорить не по сценарию, не как артист, а как человек.

«Я… понимаю, что сам много чего натворил в прошлом. Может, поэтому все так рвутся покопаться. Ладно. Копайте меня. Но троньте ее, троньте наше будущее — и я…» Он не договорил угрозу. Вместо этого его голос неожиданно сломался, стал тише. «Просто… будьте человечнее. У всех есть что-то личное, что хочется спрятать от всех. У меня теперь это — они. Дайте нам просто… быть. Хотя бы так».

Он провел рукой по лицу. Прямой эфир длился меньше пяти минут. «Спасибо, кто понял. Остальным… как хотите. Всем спокойной ночи».

Он отключил трансляцию. Телефон почти взорвался от активности. Но в нем самом что-то перевернулось. Он не защищал карьеру. Он защищал их. И в этом была какая-то дикая, освобождающая сила. Он больше не прятался. Он вышел на поле боя и сменил правила.

Адреналин отступил, оставив после себя пустоту и леденящую усталость. Он выключил телефон и медленно пошел по темному коридору к ее комнате.

Он тихо приоткрыл дверь. Она спала, все в той же защитной позе. Лунный свет серебрил ее щеку. Он стоял и смотрел, и в груди у него было странное, непривычное чувство — не триумф, не страх, а какое-то горькое спокойствие. Он сделал, что мог. Теперь будь что будет.

Он не ушел. Осторожно, стараясь не разбудить, он прилег рядом с ней на широкую кровать, на самый край, повернувшись на бок, чтобы видеть ее. Он смотрел на очертания ее плеча, на ресницы, лежащие на щеке, на руку, все так же лежащую на животе. Он думал о сыне. О том, что через несколько месяцев этот маленький человек будет здесь, между ними. О том, какой будет его жизнь. О том, сможет ли он, Влад, быть для него чем-то большим, чем источником скандалов и фотографий.

Мысли спутывались, накатывала волна немыслимой усталости после суток эмоционального ада. Он не помнил, как закрыл глаза. Просто в какой-то момент тяжесть век стала непереносимой, а тихое, ровное дыхание Лизы рядом подействовало как снотворное. Он, всегда контролирующий каждый свой шаг, отключился, как вырубленный, погрузившись в глубокий, беспробудный сон прямо здесь, в полуметре от женщины, ради которой только что сжег за собой один из последних мостов к своей прежней, беззаботной жизни. И во сне его лицо, наконец, потеряло напряжение, став просто лицом уставшего мужчины, а не маской звезды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 23

Лиза проснулась от знакомого, но уже притупленного чувства тошноты. Она потянулась, чтобы перевернуться на другой бок, и ее рука наткнулась не на простыню, а на что-то теплое, твердое и… живое. Она замерла, приоткрыла глаза.

Влад. Он лежал на спине, рука закинута за голову, дыхание глубокое и ровное. Утренний свет, пробивавшийся сквозь щели штор, освещал его лицо безжалостно и в то же время бережно. Она видела каждую ресницу, тень от длинных ресниц на скулах, легкую щетину, морщинки у глаз – не от смеха, а от усталости и, возможно, постоянного напряжения. Он выглядел… молодым. Обычным. Уязвимым. Не идолом на пьедестале, а просто мужчиной, спящим рядом. И это зрелище что-то сломало у нее внутри. Какую-то последнюю защитную стенку. От него исходило не угрозой, а странным, мирным спокойствием.

Потом она вспомнила. Вечер. Слезы. Его слова. Она потянулась за телефоном на тумбочке. Экран был усыпан уведомлениями. Десятки сообщений от Сони, начиная с трех ночи. Лиза открыла первое – скриншот его поста в сторис. Его рука на ее животе. Подпись. У нее перехватило дыхание. Потом следующее – ссылка на запись прямого эфира. Сообщения Сони сыпались одно за другим:

«ЛИЗОНЬКА ТЫ СПИШЬ??? СМОТРИ БЛЯДЬ, ЧТО ТВОРИТ ТВОЙ!»

«ЭТО ЖЕ ГРАНДИОЗНЫЙ ПОСТУПОК! Я В ШОКЕ! ОН ЖЕ САМ!»

«ОН ТАКОЙ… НАСТОЯЩИЙ В ЭТОМ ВИДЕО. Я ПЛАКАЛА, БЛЯТЬ.»

«ТЫ ВИДЕЛА КОММЕНТЫ? ТАМ ЕСТЬ И ГОВНО, НО ТАМ ЕСТЬ И… ПОДДЕРЖКА. ОН ПЕРЕВЕРНУЛ ВСЁ».

Лиза включила видео. Сжав телефон в дрожащих пальцах, она смотрела на его усталое лицо на экране, слушала его хриплый, надломленный, но твердый голос. «…троньте ее, троньте наше будущее…» «…у меня теперь это — они…» «…будьте человечнее…»

Слеза скатилась по ее щеке сама собой, горячая и соленая. Не от страха. От потрясения. От той невероятной, грубой, но искренней силы, с которой он вышел на баррикады, чтобы защитить ее. Он не открестился. Не назвал ее «другом» или «коллегой». Он сказал «моя девушка». И «наш ребенок». Он ввел их в свой мир, не как тайну, а как главный приоритет. Ценой собственного имиджа.

Глубокий вздох. Влад повернул голову, открыл один глаз, мутный от сна. Его взгляд сразу же нашел ее лицо и застыл на мокрой полоске на ее щеке. Сон как рукой сняло. Он резко сел, глаза широко раскрылись от паники.

«Лиза? Что случилось? Что болит? Голова? Живот?» — его голос был хриплым от сна, но в нем звенела настоящая тревога. Он тут же придвинулся, его большая рука коснулась ее лба, проверяя температуру, потом опустилась к животу.

Она не отстранилась. Просто смотрела на него, все еще не в силах вымолвить слово, показывая ему телефон с открытой историей Сони. Он взглянул на экран, и его лицо на мгновение стало непроницаемым. Потом он медленно вытер подушечкой большого пальца ту самую слезу с ее щеки. Жест был неожиданно нежным.

«Испугала? — тихо спросил он. — Я… я не знал, как еще. Не хотел, чтобы ты просыпалась в этом дерьме одно. Хотел… взять удар на себя».

Они сидели так близко, что она чувствовала тепло его тела. Стена между ними сегодня была не просто треснута. От нее остались одни обломки. Она молча кивнула, потом неожиданно для себя… улыбнулась. Слабую, дрожащую, но самую искреннюю улыбку за все время, что они были знакомы. В ее глазах читалась не благодарность, а что-то более глубокое – признание. Признание его поступка. Признание его попытки.

Влад замер, глядя на ее улыбку, как на чудо. Потом, будто повинуясь импульсу, который был сильнее всех его расчетов и страхов, он медленно наклонился и поцеловал ее. Не как тогда, в гримерке – яростно, с жадностью. Не как в голову в клинике – по-отечески. А нежно. Крепко. Губы его были сухими и теплыми. Он будто проверял – позволит ли она? Не оттолкнет ли? Это был поцелуй не страсти, а вопроса и огромной, невысказанной нежности.

Лиза замерла от шока. Но не отпрянула. Ее губы ответили едва уловимым движением. Это длилось всего несколько секунд, но за них успел родиться новый мир.

И тут – резкий, уверенный толчок в бок. Ребенок. Лиза вздрогнула от неожиданности и силы пинка.

«А!» — вырвалось у нее.

Влад отпрянул, испуганный. «Что? Что такое?»

«Он… он пнул. Сильно, — она рассмеялась сквозь слезы, положив руку на то место. — Видимо, имеет мнение на этот счет».

Лицо Влада озарилось такой смесью изумления, восторга и растерянности, что Лиза рассмеялась еще громче. Он осторожно, почти благоговейно, придвинулся и положил голову ей на живот, прижав ухо. Он лежал так, затаив дыхание.

«Ничего не слышно, — разочарованно прошептал он.**

«Еще рано, — улыбнулась она, проводя рукой по его растрепанным волосам. Это движение было таким же естественным, как дыхание. — Но можно поговорить».

И тогда Влад Старков, циник и повелитель толп, начал бормотать что-то невнятное в ткань ее халата: «Эй, ты там… Не лягай маму. И… вообще. Привет. Это я. Па…» Он не договорил, сглотнув. Потом добавил уже тверже: «Скоро увидимся».

Это был самый нелепый и самый искренний момент в их странных отношениях. Они смеялись, он лежал у нее на животе, а она гладила его по голове. Счастье было хрупким, незаконным, но абсолютно реальным.

Их идиллию разрушил настойчивый звонок. Телефон Влада, валявшийся на полу, вибрировал, как сумасшедший. Он вздохнул, поднялся, поцеловал ее еще раз, быстро, в губы, и вышел в гостиную, принимая вызов.

«Марк. Говори».

Лиза осталась лежать, прислушиваясь к обрывкам его разговора за дверью. Ее пальцы все еще касались того места, куда он только что прикладывал голову. На губах горел след от его поцелуя. А в телефоне застыл скриншот, где он называл ее своей девушкой перед миллионами. Стены рухнули. Но на их месте, в пыли и щебне, вдруг показалась тропинка. Очень узкая, очень опасная, но ведущая куда-то вперед. Вместе.

Влад вышел в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь. Голос его был низким, деловым, но в нем еще играли отголоски той недавней нежности.

«Марк. Говори».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Утро доброе, герой, — в голосе Марка звучала усталая ирония, но и уважение. — Статистика взрывная. Просмотры, упоминания, обсуждения. Пиковый хайп. Позитивных откликов – около 60%. Это очень много в такой ситуации. Остальные – хейт или недоумение. Главное – повестка теперь наша. Фото низкого качества, где вы в машине, уже потеряли актуальность на фоне твоего поста и эфира. Молодец. Рисковый ход, но умный».

Влад молча слушал, глядя в окно. Умный? Он сделал это на отчаянии, на виски и на щемящем чувстве вины перед ее слезами.

«Какие последствия? Контракты?»

«Пока тихо. Бренды в шоке, но не рвут. Ждут развития. Концерт на следующей неделе… продажи не упали. Наоборот, есть всплеск интереса. Людям интересно увидеть тебя «нового». Так что карьера, похоже, выжила. Даже окрепла в каком-то новом, «взрослом» амплуа».

Влад почувствовал странное разочарование. Он был готов к удару, к потерям. А вместо этого – «всплеск интереса». Даже его жертву превращали в маркетинг. Это было тошнотворно, но предсказуемо.

«Хорошо. А по безопасности?»

«Вот с этим хуже. Твой пост подтвердил все догадки и указал на Лизу как на главную цель. Адрес этого дома, возможно, уже вычисляют. Нужно менять локацию. Сегодня. Дом в Лаврово готов. Полная изоляция, свой периметр, своя охрана. Через полтора часа от города».

Влад вздохнул. Снова бегство. Снова клетка. Только теперь – подальше и покрепче.

«Договорились. Организуй переезд к вечеру. И… найми там штат. Повара, уборщицу. Но чтобы все с безупречной репутацией. И чтобы Лиза могла их… одобрить. Если захочет».

Последняя фраза далась ему с трудом. Делегировать кому-то право выбора его людей? Но он помнил ее слова про «тюрьму». Пусть у нее будет хотя бы иллюзия контроля.

«Понял. И, Влад… насчет эфира. Было… человечно. Редко тебя таким вижу».

«Заткнись, Марк, — буркнул Влад беззлобно. — И как там твои… личные дела?» — он намеренно сменил тему.

«Соня… устроила мне головомойку за то, что я не предупредил ее о твоем плане. Потом плакала. В общем, все как обычно. Мы… разбираемся».

Влад вернулся в спальню. Лиза уже сидела на краю кровати, все еще с телефоном в руках, но выражение лица было более спокойным.

«Марк. Все под контролем, но этот адрес, возможно, раскрыли. Нам нужно переехать. В загородный дом. Сегодня. Там безопаснее».

Он ждал протеста, усталого взгляда, слез. Но Лиза лишь кивнула, опустив глаза. Ее плечи слегка ссутулились.

«Опять? Только собралась…»

«Я знаю. Извини, — он сел рядом, не решаясь прикоснуться. — Это ненадолго. Пока все не уляжется. Там… будет лучше. Есть сад. Можно гулять внутри периметра. Свежий воздух».

Он пытался продать ей эту идею, как менеджер продает турпакет. Звучало жалко.

«А сегодня? У тебя же… мероприятие», — спросила она, вспомнив, что он вскользь упоминал об этом.

«Да. Благотворительный ужин. Не могу сорвать. Но я выступлю, появлюсь на пару часов и вернусь. К тебе. В новый дом. Марк организует переезд, Соня поможет. Хочешь, чтобы Алексей…» — он заставил себя выговорить это имя, — «…помог с чем-то? С вещами?»

Он смотрел на нее, ожидая, что она обрадуется. Но она лишь печально улыбнулась.

«Нет, не надо его втягивать в это еще больше. Соня поможет».

День прошел в лихорадочных, но тихих сборах. Соня примчалась, еще полная эмоций от вчерашнего, но, увидев Лизу, перешла в практичный режим. Они молча складывали вещи Лизы в дорогие чемоданы, которые нашлись в гардеробной Влада. Платья, которые она почти не носила, книги, ноутбук, нелепые тапочки в виде мишек.

Лиза чувствовала себя марионеткой. Ее жизнь снова упаковали в коробки по чьей-то указке. Даже если эта указка теперь звучала мягче и была продиктована заботой, суть не менялась. Она была объектом, который нужно переместить в безопасное место. 22-я неделя беременности, а она все еще не могла решить, где ей спать сегодня ночью.

Влад, тем временем, готовился к вечеру. Гримеры, стилисты сновали по квартире, но теперь он просил их быть тише. Он несколько раз заходил к ней, что-то спрашивал, смотрел, как она складывает вещи, и молча уходил. Между ними висело неловкое, новое напряжение – после того утра, после поцелуя, после разговора с «животом». Но реальность в лице охранников и чемоданов была сильнее.

Перед уходом он подошел к ней, уже в идеальном смокинге, пахнущий древесным парфюмом и дистанцией.

«Марк отвезет тебя. Я буду поздно. Но… я приеду. Обещаю». Он хотел ее поцеловать, но в присутствии Сони и упаковщиков лишь сжал ее руку. «Береги себя. И… его».

И он ушел. Снова. На свою другую жизнь. А ее жизнь снова упаковали в машину, чтобы отвезти в новую, более красивую тюрьму. Сидя на заднем сиденье внедорожника рядом с Соней, глядя на удаляющиеся огни города, Лиза думала об одном: когда же этот переезд закончится? И когда начнется просто жизнь? Та, где не нужно бежать, где можно просто быть. Беременной. Рядом с отцом своего ребенка. Может, даже… с мужчиной, который назвал ее своей девушкой на весь мир. Но пока между этим «может быть» и реальностью лежала дорога в полтора часа и высокий забор нового особняка.

Глава 24

Пять дней в особняке «Лаврово» прошли для Лизы как один длинный, монотонный день. Дом был прекрасен: панорамные окна на лес, дорогие интерьеры, тишина, нарушаемая лишь пением птиц и тихими шагами прислуги. Но это была та же золотая клетка, только с более красивыми прутьями и большим вольером для прогулок.

Она гуляла по охраняемой территории, всегда держа руки на животе. Это был уже не просто жест нежности, а инстинктивный щит. 24-я неделя. Живот округлился, стал тяжелым, сместил центр тяжести. Каждый день она чувствовала, как внутри бьется, переворачивается, упирается ножками и локтями новая, активная жизнь. Ее сын. Единственное, что было по-настоящему реальным и своим в этом вымышленном мире.

Скандал в сети потихоньку затихал, сменившись другими новостями. Марк и его команда делали свое дело. Лиза, по совету психолога, которого нашел Влад, удалила все свои старые социальные сети. Она создала новый, приватный аккаунт, добавив туда только Соню, маму и Алексея. Крошечный, но живой островок ее прежней жизни.

Влад стал призраком, существующим в формате сообщений и редких ночных визитов. «Как самочувствие?», «Врач был?», «Съел что-нибудь?». Он звонил, его голос в трубке звучал устало, но он старался говорить ровно. Иногда он приезжал глубокой ночью, и она слышала, как его машина подъезжает к гаражу, как его шаги затихают в другом крыле дома. Он не заходил. Боялся разбудить? Или не находил сил для очередного неловкого разговора? Она не знала.

И вот одним вечером, когда Лиза в своих неизменных мягких тапочках и пижаме с оленями (подарок Сони на новоселье, теперь уже тесноватой на животе) бродила по гостиной, выбирая книгу, в дверь постучали.

«Войдите», — сказала она, не оборачиваясь, думая, что это домоправительница с вопросом про ужин.

В дверь вошел он. Влад. Не ночью, а в разгар вечера. Он был в простых джинсах и свитере, выглядел менее собранным, чем обычно, но менее усталым, чем в последние разы. Он остановился на пороге, и его взгляд медленно, детально, прошелся по ней. От тапочек, по пижаме, которая мягко обтягивала ее заметно выросший, высоко поднятый живот, к ее лицу, к волосам, собранным в небрежный хвост.

Его взгляд задержался на животе дольше всего. В нем было не просто наблюдение, а какое-то новое, почти отцовское любопытство, смешанное с легким шоком от скорости изменений.

«Привет, — сказал он тихо. — Не спала еще».

Это не было вопросом. Она покачала головой.

«Я… заехал по пути. Нужно кое-что обсудить».

Он вошел, скинул куртку на спинку кресла, сел на диван напротив нее. Не вторгаясь в ее пространство, но и не создавая привычной дистанции.

«Завтра вечером. Концерт в «Арене». Тот самый, — начал он, глядя куда-то мимо нее. — Я хочу, чтобы ты приехала. И Соня тоже. Вместе. Не в зал. В VIP-ложу. Отдельный вход, отдельный лифт, никого посторонних. Ты сможешь посмотреть, проветриться…» Он запнулся, ища слова. «…увидеть другую часть всего этого. Без папарацци, без толпы. Просто… как гости».

Предложение повисло в воздухе. Лиза смотрела на него, пытаясь понять. Это был жест? Попытка вернуть ее в свою реальность, но на безопасных условиях? Или просто практичный шаг — вывезти затворницу на воздух?

«Я… не знаю, Влад. Там же будет шум, люди…»

«В ложе звукоизоляция. Ты ничего не услышишь, если не захочешь. Будешь видеть только сцену. И Марк будет рядом. И охрана. Никто тебя даже не увидит».

Он говорил убедительно, но в его глазах читалось что-то помимо прагматики. Желание… разделить с ней что-то важное. Показать ей не того человека, который прячет ее, а того, кем он является для тысяч других.

«А зачем?» — спросила она прямо.

Он задумался. «Потому что я хочу, чтобы ты была там. И потому что… я устал от того, что мы всегда врозь. Ты здесь, я там. Завтра… мы можем быть в одном пространстве. Пусть и разделенные стеклом».

Они просидели так больше двух часов. Он не торопился уходить. Он спрашивал о ее днях, о самочувствии, о том, что говорит врач. Слушал ее рассказы о том, как ребенок вел себя сегодня. Говорил о своих делах – не о скандалах, а о работе: о новой аранжировке, которая не получается, о репетициях, о дурацких требованиях спонсоров. Это были не жалобы, а… делиться. Как делают обычные люди.

Он даже рассказал про Алину, про ту ночь у клуба, коротко и без прикрас. «Призрак прошлого. Больше не появится». Лиза просто кивнула. Ей было все равно на ту женщину. Важнее было то, что он говорит с ней сейчас.

Он смотрел на ее руки, лежавшие на животе, и однажды, в середине разговора, спросил:

«А можно?..»

Она поняла. Кивнула.

Он подошел, сел рядом и осторожно, почти невесомо, положил свою большую ладонь ей на живот. И как по заказу, малыш ответил мощным, перекатывающимся движением прямо под его рукой.

Влад замер, его глаза расширились. Он не сводил взгляда с ее живота, словно пытаясь увидеть сквозь ткань.

«Это… он?» — прошептал он.

«Он, — улыбнулась Лиза. — Говорит «привет»».

Влад ничего не ответил. Он просто сидел, держа руку на ее животе, чувствуя жизнь, которую они создали, и впервые за долгое время между ними не было ни напряжения, ни неловкости. Была просто тихая, уставшая близость двух людей, затерявшихся в водовороте обстоятельств, но связанных самым прочным на свете — растущим чудом. Он не поцеловал ее, не обнял. Но этот тихий контакт, этот разговор и это приглашение на завтра значили сейчас гораздо больше. Это была не атака и не отступление. Это была осторожная, неуверенная попытка построить мост.

День концерта выдался на удивление спокойным. Лиза, следуя указаниям стилиста, которого прислал Марк, надела мягкое платье-футляр темно-синего цвета, свободное в талии, но элегантное. Поверх — длинное струящееся пальто. Удобные балетки на плоской подошве. Она смотрела на свое отражение: беременная женщина, собранная, с легким макияжем, скрывающим бледность. Не невеста, но и не затворница. Гостья.

Они приехали на «Арену» за три часа до начала. Пустынные коридоры, приглушенный свет, далекие звуки настройки инструментов. Их провели в просторную VIP-ложу, отделенную от зала тонированным стеклом, с мягкими креслами, мини-баром (безалкогольным) и отдельным выходом. Лиза подошла к стеклу. Огромное, пустое пространство внизу, сцена, как пуповина, соединяющая два мира — их тихий уединенный и его грохочущий, публичный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Влад был не в образе. В черной футболке и трениках, он казался собранным, но внутри у него явно бушевало что-то. Он не мог усидеть на месте, проверял связь с Марком, смотрел на часы, потом на Лизу.

Когда охрана вышла, оставив их одних в ложе, напряжение достигло пика. Влад остановился посреди комнаты, повернулся к ней.

«Лиза. Нам нужно поговорить. Пока есть время. Пока… тут тихо».

Он подошел ближе, но не прикасался. Его лицо было серьезным, без обычной маски уверенности или легкой насмешки.

«Я… я понимаю, что последние недели были адом. Для тебя. Я был то тут, то там, то прятал, то взрывался. Я был не рядом. Я был… менеджером кризиса. А не…» Он искал слово. «…Не тем, кто должен был быть рядом».

Лиза слушала, затаив дыхание. Она не ожидала этого. Не здесь, не сейчас.

«Я видел, как ты таешь в том доме. И я ненавижу себя за то, что эта клетка — лучшее, что я могу предложить. Но сегодня… сегодня я хочу предложить кое-что другое».

Он сделал паузу, вглядываясь в ее глаза, как бы проверяя, слышит ли она его.

«Я хочу, чтобы мы попробовали. Не просто быть родителями для нашего сына. А… стать семьей. Настоящей. Со всеми ошибками, со всей этой еб… со всей этой кучей проблем. Но вместе. Не ты в своем углу, а я в своем. А вместе. Я не знаю, как это делается. Я, наверное, буду постоянно косячить. Но я хочу научиться. С тобой. Если… если ты захочешь дать нам этот шанс. Начать заново. Не с той ночи. А… с сегодняшнего дня».

Слова падали в тишину ложи, как тяжелые, чистые камни. Лиза стояла, не двигаясь. Ошарашенная. Это было больше, чем она могла ожидать. Это было не «оставайся», не «я обеспечу». Это было «давай попробуем быть семьей». Признание его неумелости. Признание ее права выбирать.

Слезы навернулись на глаза сами собой, но это были слезы облегчения. Нежности. Какой-то дикой, непонятной надежды. Она не сказала ничего. Она просто шагнула к нему и обняла. Крепко, прижимаясь щекой к его груди, чувствуя под тканью футболки быстрое, сильное биение его сердца. Она обняла его, этот сложный, вспыльчивый, неидеальный мир, который он олицетворял, и который теперь предлагал ей как свой дом.

Влад замер на секунду, потом его руки обхватили ее, осторожно, но крепко. Он прижал ее к себе, опустив голову, чтобы его губы коснулись ее виска. Это был не поцелуй. Это было причащение. Заключение договора.

«Значит… да?» — прошептал он ей в волосы.

«Да», — выдохнула она, и это одно слово значило больше, чем все его публичные заявления.

Их уединение нарушил тихий стук, а затем в ложу вошли Марк и Соня. Они замерли на пороге, увидев их в объятиях. На лице Марка промелькнуло удивление, затем понимание. Соня же расплылась в сияющей, почти истеричной от счастья улыбке.

Влад аккуратно отпустил Лизу, но его рука осталась у нее на пояснице.

«Марк, поехали, репетиция, — сказал он, но его голос звучал уже не так напряженно. — Соня, оставайся с ней».

Он на прощание сжал руку Лизы и вышел с Марком, оставляя двух подруг наедине.

Как только дверь закрылась, Соня атаковала Лизу.

«Что это было? Я видела! Это было… о боже! Он сделал предложение? НАСТОЯЩЕЕ предложение?»

Лиза, все еще под впечатлением, кивнула, улыбаясь сквозь слезы. Они сели в глубокие кресла у стекла. Лиза рассказала все. Соня слушала, развесив уши, потом выдохнула:

«Вау. Просто… вау. Он, оказывается, умеет не только приказывать. А у меня, кстати…» И она начала свой рассказ про Марка. Про их ссоры из-за работы, про его скрытность, про то, как он вчера привез ей огромный букет «просто так» и извинился за весь этот цирк. «Он, кажется, тоже пытается. Хоть и похож на айсберг с калькулятором вместо сердца».

Тем временем зал внизу начал потихоньку заполняться. Как муравьи, люди занимали свои места, создавая шумящее, оживленное море. Лиза и Соня наблюдали за этим, чувствуя себя как в аквариуме — в безопасности, но частью другого мира.

На сцене царила предконцертная суета. Влад, уже более сосредоточенный, делал последние проверки со звукорежиссером. К нему подошли несколько танцовщиц из его шоу — подтянутые, яркие девушки, с которыми он работал годами.

«Влад, привет! — одна из них, рыжая Аня, хлопнула его по плечу. — Слушай, видели твой пост. Прикольно. Поздравляю, старик!»

Другая, темноволосая Катя, добавила: «Да, круто. Держись там. Если что, мы на подхвате — пеленки поменять, бутылочку подогреть, — она засмеялась, но в глазах была искренняя поддержка.**

Марк, стоявший рядом, едва заметно улыбнулся. Это была их внутренняя кухня, их семья. И они принимали новость без ханжества и осуждения.

Влад кивнул, коротко улыбнулся в ответ. «Спасибо, девочки. Пока обойдемся. А сейчас давайте свет проверим, а то я тут как слепой котенок».

Он поймал взгляд Марка. Тот подошел.

«Все хорошо? — тихо спросил Марк. — Там, наверху?»

«Пока — да, — ответил Влад, бросая взгляд в сторону затемненной ложи, где, как он знал, сидела Лиза. — Похоже, мы начинаем новую программу. Без сценария».

«Самая сложная, — хмыкнул Марк. — Но, кажется, самая стоящая. Удачи на сцене. И… после».

До концерта оставался час. Шторм эмоций в ложе сменился тихим, напряженным ожиданием. А на сцене закипала работа, привычная и отлаженная, в которую теперь вплелась новая, незнакомая нота — нота личной, хрупкой и такой важной надежды, висевшей в воздухе между двумя людьми, разделенными стеклом и сотнями метров, но впервые по-настоящему договорившихся быть на одной стороне.

Глава 25

Концерт начался с оглушительного рева, в который слились крики двадцати тысяч человек и первые аккорды тяжелого бита. Свет погас, чтобы через секунду взорваться фейерверком лазеров, бивших прямо в сердце зала.

Лиза в ложе вздрогнула, инстинктивно положив руку на живот, но звук действительно был приглушенным, как и обещал Влад. Она видела его — крошечную, но мощную фигурку в центре сцены, которая с первой же ноты взяла зал в железную хватку. Он был в своей стихии: уверенный, харизматичный, отдающий энергию и получающий ее в ответ десятикратно. Это был Влад Старков — идол, которого она видела по телевизору, но теперь смотрела на него через стекло, зная вкус его губ и чувствуя под ладонью следы его пальцев на своем животе.

Он «отжигал» на полную: сложные танцевальные связки с бэк-дансерами, мощный вокал, работа с краями сцены. Заряженная атмосфера передавалась даже в звукоизолированную ложу. Соня тихо визжала от восторга, а Лиза просто смотрела, завороженная. Это была его работа. Его искусство. И это было красиво и страшно одновременно.

Шло время, концерт приближался к финалу. И вот, после одной из самых громких композиций, на сцене воцарилась неожиданная тишина. Влад стоял в центре, вытирая лицо полотенцем, его дыхание было тяжелым.

«Следующая песня… она новая. Еще нигде не звучала, — сказал он в микрофон, и его голос, без музыки, прозвучал глухо и интимно даже через усилители. — Она о… тихом счастье. Которое не ищут, а которое просто приходит. И переворачивает все с ног на голову».

Он кивнул кому-то за кулисами. Свет сменился на мягкий, сине-золотой. На гигантских экранах за его спиной появилось не постановочное видео, а простая, стилизованная анимация. Черно-белые кадры: силуэт мужчины у окна, силуэт женщины с едва намеченным округлым животиком, летящие на ветру листья, чашка с паром. Никаких лиц. Никаких деталей. Но в каждой линии, в каждом движении тени читалась нежность и какая-то щемящая надежда. Это была явно работа Лизы. Ее эскиз, ее почерк, превращенный командой в цифру.

И зазвучала музыка. Совершенно другая. Не поп-хит, не танцевальный трек. Акустическая гитара, тихий, почти шепотом, голос Влада на первых тактах, который постепенно набирал силу, но не громкость, а глубину. Он пел о свете в темноте, о якоре посреди шторма, о том, как один взгляд может стать домом. Он не пел о любви громкими словами. Он пел о покое. О том самом покое, которого ему так не хватало и который он нашел рядом с ней.

Лиза застыла в кресле. Она смотрела на экран, на свои же рисунки, ожившие и говорящие с миром его голосом. Она слушала слова, которые были понятны только им двоим, но которые теперь слышали тысячи. У нее перехватило дыхание. Она медленно встала, подойдя вплотную к стеклу, не в силах оторвать взгляд. Глаза ее наполнились слезами, которые скатились по щекам беззвучно. Это было больше, чем песня. Это было посвящение. Самое публичное и самое сокровенное признание одновременно.

Песня закончилась на тихой, затухающей ноте. В зале на секунду повисла оглушительная тишина, а потом его взорвали овации. Люди чувствовали, что стали свидетелями чего-то личного, настоящего.

Влад стоял, опустив голову, давая волю аплодисментам. Потом поднял руку, прося тишины.

«Спасибо, — сказал он, и голос его снова был собранным, но без барьера. — Спасибо, кто пришел сегодня. Кто был со мной все эти годы». Он сделал паузу, глядя куда-то в темноту зала, но Лиза знала — он ищет ее ложу. «На протяжении последних недель… да что там, все обсуждают мою личную жизнь. Фотки, слухи, догадки. Хорошо. Вы заслужили правду. И я хочу сказать ее здесь, при всех, глядя вам в глаза».

Он выпрямился во весь рост.

«Да. Это правда. Совсем скоро я стану отцом. Замечательного мальчика». В зале пронесся гул, смешанный с возгласами. Он не стал его останавливать. «И да. В моей жизни есть девушка. Женщина. Мать моего ребенка». Он произнес эти слова четко, без стыда и без бравады. Просто как факт. «Она не публичный человек. И я буду до последнего защищать ее право на тишину. Но скрывать сам факт ее существования… это было бы неправильно. По отношению к ней. И к вам».

Зал затих, ловя каждое слово.

«Поэтому все концерты, вся работа… будут идти. Я никуда не денусь. Но график, возможно, изменится. Потому что теперь у меня есть кое-что важнее любой аранжировки или тура. И я прошу вас понять меня. И… уважать наш выбор».

Тишина в зале стала почти звенящей. А потом из разных его уголков послышались сначала отдельные крики: «Мы с тобой!», «Поздравляем!», «Береги их!». Потом они слились в волну поддержки. Кто-то плакал. Для кого-то это было предательством мечты, но многие увидели в нем не кумира, а человека. Сильного, решительного и… настоящего.

Влад улыбнулся — усталой, но искренней улыбкой. «Спасибо. Еще раз. Вы — лучшие. Спокойной ночи».

Он поклонился, и на сцену обрушился финальный, оглушительный грохот оваций, света и конфетти. Он повернулся и ушел за кулисы, не оглядываясь, оставив зал бурлящим от эмоций и новостей, которые уже разлетались по сети.

В ложе Лиза стояла, прислонившись лбом к прохладному стеклу, все еще не в силах сдержать слез. Но теперь это были слезы катарсиса. Он не просто признался. Он попросил за них уважения. Он поставил их выше карьеры. И спел для нее песню, которую теперь будет петь для всех. Их тайна перестала быть тайной. Она стала их историей. И, возможно, именно с этого и начинается та самая «настоящая семья», о которой он говорил. Страшно, оглушительно, публично — но начало.

Сегодняшний день стал точкой отсчета. Каждая последующая неделя была похожа на аккуратно выложенную мозаику, где главными элементами были забота, ожидание и медленная, но верная подготовка к главному событию.

Влад стал другим. Вернее, в нем проснулось то, что дремало где-то очень глубоко. Он отодвинул все, что мог, на второй план. Теперь его график строился вокруг визитов к врачу. Он водил Лизу на каждое УЗИ, замирая, слушая стук маленького сердца, усиленный аппаратом — быстрый, как стук крыльев колибри. Он впервые видел эти черно-белые снимки не как абстрактные картинки, а как портрет своего ребенка. Влад задавал врачам вопросы, которые заранее выписывал в блокнот, и слушал ответы с сосредоточенностью стратега, планирующего важнейшую операцию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они вместе ходили по магазинам. Выбор коляски превратился в целое исследование рынка. Влад изучал рейтинги, тесты безопасности, пока Лиза с улыбкой примерялась, удобно ли ей будет ручка. Люльку выбрали бежевую, мягкую, похожую на кокон. Покупали крошечные ползунки, пеленки, упаковки подгузников. Влад носил коробки, собирал мебель для детской (не без помощи Марка, который ворчал, но делал все идеально ровно), и с каждым таким действием будущее становилось все более осязаемым.

Долгожданный день.

Схватки начались глубокой ночью. Влад спал чутко, и первый тихий стон Лизы заставил его вскочить как ошпаренного. Первые минуты были паникой, суетой — сумка, собранная еще неделю назад, забытые впопыхах тапочки, ключи, которые куда-то провалились. Но когда он, уже за рулем, бросил взгляд на Лизу, стиснувшую зубы и сосредоточенно дышащую, вся суета ушла. Осталась только одна задача: доставить ее туда безопасно и быстро.

Он вез ее как на «формуле-1», но с маневрами крайне осторожного водителя, ловя каждое изменение в ее состоянии в зеркало заднего вида. Каждый ее вдох, каждый выдох были для него сейчас важнее всех дорожных знаков.

И вот — приемное отделение, белые халаты, короткие вопросы, и Лизу забирают, дав ему лишь мгновение, чтобы сжать ее руку. «Все будет хорошо», — сказал он, и это была не пустая фраза, а клятва, обращенная ко Вселенной.

Часы ожидания в пустой, выхолощенной предрассветной тишине коридора стали для него пыткой. Каждая минута растягивалась в час. Марк и Соня подъехали быстро, принеся с собой тревожную энергию и поддержку. Они пили кофе из автомата, ходили по коридору, говорили о чем-то, но Влад почти не слышал. Он был там, за этой дверью, сердцем и душой.

Когда за окном стало сереть, а на потолке погасли самые яршие лампы, к нему подошла акушерка. Усталая, но с легкой улыбкой в уголках глаз.

— Папа, можете пройти. Поздравляю. У вас сын.

Тишина в комнате Лизы была густой, звонкой, нарушаемой лишь равномерным гудением оборудования и тихим, едва уловимым сопением. Воздух пах антисептиком и чем-то новым, чистым, как первый снег. И посреди этой стерильной вселенной — она.

Лиза лежала, бледная, с темными тенями под глазами, но в них горел такой мягкий, умиротворенный свет, что Влад на мгновение забыл дышать. В ее руках, бережно прижатый к груди, клубочком спал он. Маленький, сморщенный, с нелепо торчащими темными волосиками и крошечными сжатыми кулачками. Сын.

Что-то треснуло внутри Влада. Не сломалось, а именно треснуло — старая, окаменевшая скорлупа, в которой он так долго существовал, дала глубокую трещину. Из нее хлынул поток чувств такой силы и нежности, что его колени слегка подкосились. Весь мир сузился до размеров этой комнаты, до этого узенького больничного койка, до двух лиц — любимого и нового, еще незнакомого, но уже своего.

Он подходил на цыпочках, боясь своим шагом нарушить хрупкое равновесие этого момента. Лиза встретила его взглядом, устало улыбнулась и едва заметно кивнула, приглашая. Он сел на краешек кровати, и его огромная ладонь неловко легла рядом с ее рукой, державшей ребенка.

— Смотри, — прошептала она, и голос ее был хриплым, но бесконечно нежным. — Твой нос. И брови… твои.

Влад только кивнул, комок в горле не давал произнести ни слова. Он боялся даже дышать слишком громко. Лиза осторожно, двигаясь медленно и бережно, начала передавать ему сверток. Влад замер, парализованный внезапной паникой. Он держал оружие, подписывал многомиллионные контракты, управлял империями, но этот крошечный, почти невесомый груз казался ему страшнее всего на свете.

— Поддержи голову, вот так, — тихо проинструктировала Лиза, ее пальцы мягко направляли его неумелые руки. — Да, правильно. Не бойся.

Он взял его. Впервые. Неловко, скованно, но она поддерживала его руки своими, и это придавало ему уверенности. Вес ребенка поразил его — такой ничтожный и такой огромный одновременно. Влад притянул сына чуть ближе, вдохнул его запах — пахло молоком, чистотой и чем-то неуловимо лизыным. Мальчик сморщился во сне, шевельнул губками, и Влад почувствовал, как по его щеке скатывается предательская слеза. Он даже не заметил, когда она успела набежать.

— Спасибо, — хрипло выдавил он, глядя на Лизу. Эти два слова вмещали в себя все: за сына, за боль, за терпение, за то, что она была рядом, даже когда он этого не заслуживал. — Спасибо тебе.

Она положила свою ладонь ему на руку, и в этот момент дверь тихо приоткрылась. На пороге стояли Марк и Соня. Соня зажала руку у рта, ее глаза наполнились слезами счастья. Марк стоял сзади, суровый и растроганный одновременно, и одобрительно кивнул Владу. Они не стали входить, лишь на мгновение задержались в дверях, давая маленькой новой семье еще несколько минут наедине.

И в этой хрупкости, в этой новой, незнакомой роли отца, мужа, главы этого маленького, хрупкого мирка, он нашел то, что искал, сам того не ведая, всю свою жизнь. Не просто семью. Счастливую семью. Пусть со шрамами прошлого, пусть с тревогами о будущем, но — счастливую. И он поклялся себе, что сделает все, чтобы защитить этот хрупкий рассвет.

Конец