Отблеск на осколках луны

Глава 1. Фары в тумане

Гленмор спал. Вернее, он делал вид, что спит. Маленький городок, затерянный среди холмов и хвойных лесов, давно научился носить маску провинциального благополучия. К восьми вечера на главной улице — Пихтовом проспекте — оставались открыты лишь кафе "У Доры", где собиралась местная молодежь, аптека да библиотека, в окнах которой еще светился желтый квадрат.

Лия Картер перепроверяла расстановку книг на полке "Современная проза". Её движения были точными, почти механическими: палец скользил по корешкам, сверяясь с цифрами на каталожных карточках. Пять лет работы библиотекарем отточили в ней эту методичность до автоматизма. Порядок на полках успокаивал. Порядок был противоположностью того хаоса, что случился восемнадцать лет назад на шоссе №7, когда её мир разбился на осколки вместе с лобовым стеклом родительской машины.

"Лия, я закрываюсь!" — донёсся из-за угла голос миссис Гловер, заведующей. Пожилая женщина уже надела пальто и держала в руках огромную связку ключей.

"Я всё, Элеонора. Иду."

Лия взяла со стола свою кожаную сумку, проверяя на ощупь наличие ключей, телефона и маленького баллончика с перцовым газом — подарок Марка на прошлое Рождество. "На всякий случай", — сказал он тогда. Сейчас "всякий случай" бродил по Гленмору уже пятерым неделям.

Слухи о серийном убийце ползли по городу как ядовитый туман. Пять жертв за пять недель. Никакой связи между ними: разнорабочий из ремонтной мастерской, пожилая учительница музыки на пенсии, студентка-заочница, бармен и, позавчера, водитель автобуса. Смерть приходила быстро и безжалостно — никаких следов насилия, никакой борьбы, только бледные, будто обескровленные тела с застывшими масками ужаса на лицах. Полиция разводила руками, газеты печатали сенсационные заголовки, а город закутывался в паранойю.

"Ты слышала? — шептались женщины у касс в супермаркете. — Говорят, у Эллен Кларк, той учительницы, даже капли крови не нашли. Совсем."

"Дьявол ходит среди нас, — мрачно заключал пастор в воскресной проповеди. — И собирает свою жатву."

Лия выключила свет в читальном зале, и темнота мягко обняла ряды столов и стульев. В окно падал свет уличного фонаря, превращая книжные полки в подобие гигантских надгробий.

Он ждал её у входа, прислонившись к своей темно-синей "Тойоте". Марк Стивенс — тридцать лет, архитектор в местной фирме, владелец ипотечной квартиры с видом на озеро и планов на будущее, в центре которых была Лия. Высокий, подтянутый, с аккуратно уложенными волосами и дорогими часами на запястье. Идеальный мужчина для идеальной жизни. Иногда слишком идеальный.

"Опаздываешь на четыре минуты, — улыбнулся он, проверяя часы. — Миссис Гловер снова заставляла пересчитывать каталог?"

"Что-то в этом роде." Лия позволила ему поцеловать себя в щеку. Его губы были сухими, запах одеколона — слишком резким после книжной пыли.

Они пошли по Пихтовому проспекту. Вечерний воздух пахёл осенью — влажной листвой, дымком из труб и чем-то ещё, едва уловимым, горьковатым. Лия невольно напряглась.

"Что-то не так?" спросил Марк, замечая её напряжение.

"Просто холодно."

"Скоро переедем в более тёплые края, — сказал он уверенно, обнимая её за плечи. — Я посмотрел варианты в южных штатах. Есть пара интересных предложений."

"Марк, мы уже обсуждали. Моя работа здесь..."

"Ты можешь работать библиотекарем где угодно, дорогая. А здесь..." Он понизил голос. "Здесь этот маньяк.

Его забота была похожа на железные объятия — безопасно, но удушающе. Лия молчала, глядя под ноги. Тени от фонарей тянулись длинными щупальцами.

"Кстати, мама звонила, — продолжал Марк. — Она настаивает, чтобы мы определились с датой. Церковь бронируют за год."

"Мы ещё не обручились официально, Марк."

"Технические детали." Он махнул рукой. "Ты знаешь, что я тебя люблю. Мы прекрасно подходим друг другу."

Любовь. Это слово в его устах звучало как деловое предложение. Практично, надёжно, логично. Совсем не так, как в книгах, которые Лия выдавала каждый день. Там любовь была ураганом, пожаром, безумием. А её жизнь была аккуратной библиотечной карточкой.

Они свернули на Вязовую улицу — короткий путь к её дому. Здесь фонари стояли реже, и тени сгущались. Лия невольно ускорила шаг.

"Боишься?" спросил Марк.

"Не глупи."

"У меня есть вот это." Он похлопал по карману, где лежал складной нож. "И твой баллончик. Мы в безопасности."

Но безопасность была иллюзией, и они оба это знали.

Улица пересекалась с Транзитной дорогой — неширокой, но оживлённой в дневное время артерией, ведущей к шоссе. Светофор мигал жёлтым, предупреждая о ночном режиме.

"Давай перейдём здесь, — сказал Марк, беря её за руку. — Через пять минут будем у тебя дома. Я разожгу камин, ты приготовишь тот самый какао с корицей..."

Он говорил, строя планы на вечер, на жизнь, на будущее. Лия кивала, но её мысли уже уплывали куда-то далеко. Шипение шин по мокрому асфальту, запах бензина и осени — всё это сливалось в тревожную симфонию, отдающую эхом в её памяти.

Восемнадцать лет. Дождь. Фары встречной фуры, вынырнувшие из-за поворота как два ослепительных солнца. Крик отца. Звон разбитого стекла. Запах крови, смешанный с запахом мокрой земли. А потом тишина. Глубокая, всепоглощающая, страшная тишина.

"Лия? Ты меня слышишь?"

Она моргнула, возвращаясь в настоящее. "Прости. Задумалась."

"О чём?"

"О родителях."

Марк вздохнул. "Опять? Лия, милая, это было давно. Нужно жить настоящим."

Легко сказать. Настоящее было построено на костях прошлого. Она выжила в той аварии чудом — отделалась парой царапин, тогда как машина превратилась в груду металла. Психологи говорили о травме, вытесненных воспоминаниях. Но иногда ночью ей снились не фары, а что-то ещё — тени, шевелящиеся на обочине, пара глаз, сверкающих во тьме, низкий рык, заглушаемый рёвом двигателя.

"Пойдём, — сказал Марк, шагая на проезжую часть. — Светофор скоро переключится."

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Именно тогда она услышала это. Сначала далёкий рёв двигателя, набирающего обороты. Поток ветра, донёсшийся со стороны шоссе. Марк, уже перешедший на середину дороги, обернулся.

"Лия, иди быс..."

Он не договорил.

Из-за поворота, как чудовище из ночного кошмара, вынеслась фура. Огромная, серая, с негорящими фарами. Она мчалась беззвучно, словно призрак, и только за мгновение до столкновения включился дальний свет — ослепительный, беспощадный, как тогда, восемнадцать лет назад.

Время замедлилось, распавшись на кадры.

Марк отпрыгнул назад, на тротуар, инстинкт самосохранения сработал быстрее мысли.

Лия же замерла. Она не видела грузовик. Она видела фары той, другой фуры. Чувствовала запах дождя и крови. Слышала свой собственный детский плач. Она была снова той шестилетней девочкой, пристёгнутой на заднем сиденье, обречённой наблюдать, как мир рушится.

Мама, папа...

Мысли спутались, сплелись в клубок ужаса. Она даже не почувствовала, как сумка выпала из её рук. Мир сузился до двух горящих точек, приближающихся со скоростью смерти.

"ЛИЯ!" — крикнул Марк где-то очень далеко.

Но было поздно. Грузовик уже заполнил собой всё пространство. Металлический бампер сиял в лунном свете. Осталось, может быть, две секунды. Одну.

И тогда случилось Невозможное.

Тень отделилась от других теней. Большая, плотная, живая. Она выпрыгнула с крыши ближайшего здания не падая, а словно планируя, растянувшись в воздухе на невозможное расстояние.

Лия не успела понять, что это. Мелькнуло впечатление ошеломляющей массы, тёмной шерсти, отливающей синевой под луной. Что-то огромное и стремительное врезалось в неё сбоку, выбивая воздух из лёгких.

Удар отбросил её через всю проезжую часть. Она кувыркнулась по асфальту, чувствуя, как рвётся ткань куртки, царапается кожа. Приземлилась на газон, откатилась и ударилась спиной о стену забора.

В ушах звенело. В глазах плясали искры. Но она была жива.

Грузовик промчался мимо, даже не притормозив, и исчез в ночи, оставив после себя только воющий ветер.

"Лия! Боже, Лия!" Марк уже бежал к ней, лицо белое от ужаса.

Но её взгляд был прикован не к нему.

На том месте, где она стояла секунду назад, теперь находилось Существо.

Волк. Но не волк. Ни один волк не мог быть таких размеров — с крупного медведя, почти по плечи человеку. Мускулы перекатывались под тёмной, почти чёрной шерстью, которая на загривке и вдоль хребта отливала серебром. Лапы, размером с человеческую голову, с когтями, царапавшими асфальт. И глаза. Боже, глаза. Не жёлтые, как у псовых, а ярко-янтарные, почти золотые, светящиеся собственным внутренним огнём. В них горел не звериный, а страшный, почти человеческий интеллект, смешанный с древней, дикой яростью.

Он повернул голову в её сторону. Их взгляды встретились.

В тот миг что-то щёлкнуло в сознании Лии. Глубоко, в запертых кладовых памяти, дрогнула дверь. Она видела эти глаза раньше. Не в зоопарке, не в книге. Где-то ещё. В дождь. На обочине шоссе. Смотрящие на неё из темноты, когда она плакала над телами родителей.

Зверь издал звук — не рык, а низкое, вибрирующее ворчание, полное предупреждения и... боли? Лия заметила, что на его левом боку тёмным пятном расплывалась кровь, смачивая шерсть. Удар о грузовик? Или что-то ещё?

"Отойди от неё, тварь!" закричал Марк, выхватывая нож. Его голос дрожал, но он встал между Лией и существом.

Янтарные глаза переключились на него. В них мелькнуло что-то похожее на презрение. Зверь фыркнул, выпуская клубы пара в холодный воздух. Затем, одним плавным, неестественно грациозным движением, он развернулся и прыгнул. Не побежал — прыгнул, оттолкнувшись могучими задними лапами, и взмыл на крышу того же здания, с которого спрыгнул. Ещё мгновение — и тень растворилась в ночи, будто её и не было.

Остались только они двое, разбитая сумка, да следы когтей на асфальте, поблёскивающие под фонарём.

"Ты... ты в порядке? Ты ранена?" Марк упал на колени рядом с ней, дрожащими руками ощупывая её лицо, плечи.

Лия не могла говорить. Она смотрела на то место, где исчез зверь. В груди что-то стучало — не сердце, что-то глубже. Как будто внутри неё проснулся спящий механизм и начал медленно, с скрежетом поворачивать шестерёнки.

"Что это было, Лия? Что, чёрт возьми, это было?!" В его голосе прорывалась истерика.

"Волк..." — прошептала она охрипшим голосом.

"Волки так не выглядят! Волки не спасают людей от грузовиков! Это... это..."

Он не договорил, встал и начал шарить по карманам в поисках телефона. "Нужно вызывать полицию. И скорую. И... кого-то ещё. Боже, на нас напало чудовище!"

"Оно меня спасло," тихо сказала Лия.

Марк замер, глядя на неё как на сумасшедшую. "Оно что, могло убить тебя! Или меня! Ты видела его когти? Его размеры?"

Она видела. Видела и чувствовала. Не страх, а странное, щемящее узнавание. Как будто встретила что-то давно забытое, но родное.

Сирена скорой помощи разрезала тишину, приближаясь. Кто-то, должно быть, уже вызвал помощь. Лия попыталась встать, и острая боль пронзила бок. Она взглянула вниз — куртка была порвана, и на коже зияли три длинные параллельные царапины. Не глубокие, но кровоточащие. От когтей? От падения?

Но странное было не это. Странным был запах. Собственной крови. Он был... другим. Более металлическим, острым. И смешанным с другим запахом — диким, лесным, тёплым. Запахом шерсти и силы. Запахом него.

Марк говорил что-то полицейским, которые уже подъехали вместе со скорой. Жестикулировал, описывал "огромного волка-мутанта". Полицейские переглядывались скептически.

"Скорее всего, это была собака, мистер Стивенс. Бродячая стая. Вы испугались, преувеличили размеры в темноте."

"Я знаю, что видел!"

Лия молча позволила парамедикам обработать царапины. Её взгляд блуждал по крышам, по тёмным проёмам между домами. Она искала пару янтарных глаз в темноте.

Ты кто? — думала она. И почему спас меня?

Один из парамедиков, молодой парень с усталым лицом, наклоняясь, чтобы наложить повязку, вдруг замер. Его нос дрогнул.

"Странно," пробормотал он.

"Что?" спросила Лия.

"Ничего. Показалось." Но его взгляд стал пристальным, изучающим. Он снова понюхал воздух рядом с её раной и нахмурился.

Позже, уже в машине скорой, когда Марк давал показания полиции, а Лия сидела, закутавшись в серебристое одеяло, этот парамедик поймал её взгляд.

"Вы... вы всегда так пахли?" тихо спросил он.

"Что?"

"Пахнете... диким мёдом и грозой. Странный запах для человека."

И прежде чем она успела ответить, он отвернулся, будто испугавшись собственного вопроса.

Машина тронулась. Лия прижалась лбом к холодному стеклу. Город проплывал за окном — знакомый, родной, но вдруг ставший чужим. Тени в переулках казались теперь не пустыми. В каждом тёмном углу ей чудилось движение. В шепоте ветра в проводах — низкий рык.

Она закрыла глаза, и перед ней снова встали те янтарные глаза. Не звериные. Знающие. И полные такой же боли, которую она носила в себе восемнадцать лет.

В ту ночь Лия Картер не знала, что её жизнь только что раскололась на "до" и "после". Что царапины на боку — не просто раны, а первое послание от мира, о существовании которого она не подозревала. Что запах её крови уже привлёк внимание не только этого парамедика, но и других существ, для которых Гленмор стал полем битвы.

А высоко на водонапорной башне, на самом краю города, стояла фигура в рваной куртке. Человек. Молодой, с диким лицом и светящимися в темноте янтарными глазами. Он сжимал бок, где под тканью зияла рваная рана — след от бампера грузовика. Его кровь смешивалась с её кровью на асфальте внизу, создавая связь древнее любви и сильнее смерти.

"Нашёл тебя," прошептал он хриплым голосом, полным боли и торжества."

А где-то в подземном гараже на окраине города та самая фура с выключенными фарами стояла, запертая. Рядом с ней, сливаясь с тенью, стояла высокая женщина в чёрном плаще. Она поднесла к лицу руку, на пальце которой блестел перстень с чёрным ониксом в форме паука.

"Царапины были?" спросила она голосом, похожим на шелест сухих листьев.

"Были, матушка Моргана," ответил из темноты низкий голос водителя, чьи глаза на секунду вспыхнули красным. "Зверь вмешался. Как и предполагалось."

"Хорошо. Семя посажено. Теперь посмотрим, что вырастет." Женщина повернулась и растворилась во тьме, оставив после себя лишь запах полыни и старой крови.

А над Гленмором луна, полная и холодная, пряталась за облаком, будто не желая быть свидетельницей того, что должно было начаться. Начиналась охота. И Лия Картер, простая библиотекарь, только что узнала, что она не жертва. Она — приманка. И возможно, самое смертоносное оружие в войне, о которой даже не подозревала.

Глава 2. Пробуждение

Сознание вернулось к Лие постепенно, как прилив, накатывающий на берег. Сначала — белый потолок, сетка трещин в штукатурке, знакомый до тошноты больничный аромат: антисептик, старое бельё и подспудная нота человеческой немощи. Потом — боль. Тупое, тянущее жало в правом боку, под рёбрами. Но странное дело — она была уже не острой, пронзительной, как вчера, а скорее напоминала глубокий синяк, который вот-вот начнёт заживать.

Лия медленно приподняла голову. Она лежала в полупустой палате на две койки. Вторая была пуста. Окно выходило на парковку. За стеклом лил осенний дождь, превращая утро в серо-водянистую муть.

Она осторожно приподняла край больничной рубашки. Под стерильной повязкой, наложенной вчера парамедиками, она увидела не то, что ожидала. Вместо красных, воспалённых полос должны были быть три длинные царапины. Но они уже покрылись тонкой розовой плёнкой новой кожи. Заживление, на которое ушла бы неделя, произошло за ночь.

В памяти всплыл голос молодого парамедика: «Вы всегда так пахли? Диким мёдом и грозой…»

Лёгкий стук в дверь заставил её вздрогнуть. Вошла медсестра — полная женщина лет пятидесяти с усталыми, но добрыми глазами.

— О, вы проснулись. Как самочувствие, мисс Картер?

— Нормально, — голос Лии прозвучал хрипло. — Только бок…

— Болеть будет ещё пару дней, — медсестра подошла, щёлкнула ручкой шариковой ручки и занесла что-то в график на стене. — Ушибы и растяжения так быстро не проходят. Но вам повезло. Очень повезло. — Она взглянула на Лию с откровенным любопытством. — Говорят, вас какая-то собака спасла?

Собака. Слово прозвучало нелепо и обидно. То, что она видела, не было собакой. Это было воплощённой силой и дикостью.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лия.

— Ну, слава Богу. А то у нас тут уже шепчутся, что это сам маньяк на грузовике разъезжает и людей давит. Бред, конечно. Кофе принести?

Лия отказалась. Когда медсестра вышла, она снова дотронулась до повязки. Под пальцами кожа не была горячей, не пульсировала. Она просто… заживала.

Дверь снова открылась, и на пороге появился Марк. Он выглядел так, будто не спал всю ночь: дорогая рубашка мятая, тени под глазами, но сам он был безупречно выбрит и от него пахло свежим одеколоном, перебивающим больничные запахи.

— Лия, дорогая. — Он подошёл, наклонился и поцеловал её в лоб. Его губы были холодными. — Как ты?

— Жива, — сказала она, отстраняясь чуть дальше, чем обычно. Его запах — чистый, искусственный — резал обоняние, которое, как она теперь замечала, стало невероятно острым. Она учуяла под одеколоном нотки его пота, стресса, и что-то ещё… металлическое, как старые монеты.

— Я договорился с главврачом. Тебя выписывают. Документы готовы. Я заберу тебя к себе.

— К себе? — насторожилась Лия. — У меня же свой дом.

— Лия, будь благоразумна, — его голос приобрёл тот покровительственный тон, который она начала ненавидеть. — Твой дом на окраине. Рядом лес. Там может прятаться что угодно. Тот… зверь. Я не могу рисковать.

— Марк, это мой дом. Я чувствую себя там в безопасности.

— После вчерашнего? — он всплеснул руками. — Ты чуть не погибла! Я не позволю тебе одной ночевать в том старом бараке на краю леса. Пока этот маньяк (он сказал это слово с особой горечью) не пойман, ты будешь под моей защитой.

Это не было предложением. Это был приговор.

Лия закрыла глаза, чувствуя, как нарастает головная боль. Спорить сейчас не было сил. Да и, возможно, он был прав. Лес за её домом внезапно показался ей не дружелюбным укрытием, а полным невидимых угроз.

— Хорошо, — сдалась она. — Но сначала заедем ко мне. Мне нужны вещи. Книги. Одежда.

Марк хотел возразить, но увидел её взгляд и кивнул.

— Хорошо. Но ненадолго.

Дождь к моменту их выхода превратился в мелкую, назойливую морось. Серая «Тойота» Марка пахла новым кожзамом и кофе из термокружки. Лия молча смотрела в окно. Город, промокший и подавленный, проплывал мимо. Она видела всё в неестественно резких деталях: каждую трещину на асфальте, каждую каплю на стекле, выражение лиц редких прохожих — озабоченное, испуганное.

— Полиция ничего не нашла, — нарушил тишину Марк. — Тот грузовик будто испарился. А про твоего «спасителя»… — он с силой выдохнул. — Они решили, что это была стая бродячих собак. Якобы я в панике преувеличил размеры.

— А что ты видел? — тихо спросила Лия, не отрывая взгляда от окна.

Марк на секунду задумался.

— Я видел… тень. Огромную. И глаза. Светящиеся. — Он сглотнул. — Но такого не бывает, Лия. Это… аномалия. Стресс сыграл с нами злую шутку.

Но царапины на моём боку — не аномалия, — подумала она, но не стала говорить вслух.

Они свернули на Проселочную улицу, где стоял её дом. Двухэтажный, деревянный, построенный ещё её дедом. Он действительно находился на самой границе: с одной стороны — последние дома Гленмора, с другой — плотная стена смешанного леса, уходящего к подножию холмов. Раньше этот вид успокаивал. Теперь лес казался живым, дышащим, наблюдающим.

Марк припарковался у калитки.

— Я зайду с тобой. Быстро соберём самое необходимое.

Он вышел, но Лия задержалась в машине на секунду. Она закрыла глаза и… прислушалась. Не ушами. Чем-то другим. И ощутила это. Лес пах. Не просто сыростью и хвоей. Он пах жизнью: тёплой кровью мелких зверьков, сладкой гнилью опавших листьев, грибной сыростью, и чем-то диким, мускусным, могучим. Запах переполнил её, закружил голову. Она вдруг с жадностью вдохнула, как будто до этого всю жизнь задыхалась.

— Лия? — Марк уже стоял у её двери, нахмуренный.

Она вышла. Дождь тут, на окраине, казался тише, а воздух — чище и холоднее. Их шаги по гравийной дорожке прозвучали оглушительно громко. Когда она вставила ключ в замок, её пальцы дрожали.

Дом встретил их привычным запахом старого дерева, воска для полов и книжной пыли. Но под этим знакомым слоем витало что-то новое. Слабое, но отчётливое. Запах чужого. Чужого и… знакомого. Дикий мёд и гроза. Тот же запах, что исходил теперь от неё самой. И следы — не на полу, а в самом воздухе, словно кто-то незримый прошёл здесь совсем недавно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что-то не так? — спросил Марк, снимая пальто.

— Нет, — солгала Лия, чувствуя, как у неё холодеют ладони. — Просто давно не была дома.

Она поднялась по скрипучей лестнице в свою спальню, оставив Марка копаться в холодильнике внизу. Комната была такой, какой она её оставила: застеленная кровать, на столике стопка книг, которые она планировала прочесть, открытое окно (она всегда спала с открытым, даже зимой).

Подойдя к окну, она выглянула. Лес начинался буквально в двадцати метрах от заднего крыльца. И там, в самой гуще кустарника, она это увидела. Не фигуру. Не глаза. Просто… движение. Тёмный силуэт, мелькнувший между деревьев и застывший, будто наблюдая. Сердце её бешено заколотилось, но не от страха. От чего-то иного. От предвкушения? От узнавания?

— Лия, ты собралась? — позвал снизу Марк.

— Сейчас! — она отпрянула от окна, как обожжённая.

Наспех набросав в сумку одежду, косметику и несколько книг, она вдруг вспомнила про чердак. Там, в старой оловянной коробке, хранились немногие вещи, уцелевшие после аварии родителей: мамино колечко, папины часы с разбитым стеклом, и… альбом. Старый, кожаный, с пустыми страницами, кроме одной. На ней был нарисован углём волк. Не реалистичный, а скорее символический, с огромными, преувеличенными глазами. Она нарисовала его вскоре после аварии, во время сеансов с психологом. Говорила, что это «ночной защитник». Потом забыла.

Она схватила коробку и спустилась вниз.

Марк ждал у двери, нервно поглядывая на часы.

— Всё? Поехали.

Он взял её сумку и коробку, и они вышли. Лия в последний раз обернулась на пороге. Её дом, её убежище, вдруг показался чужим. Или это она стала чужой для него?

Квартира Марка была полной противоположностью её дома: современная студия в новом кирпичном здании с видом на искусственное озеро. Всё здесь было выдержано в оттенках серого и бежевого, стерильно чисто, расставлено по линеечке. Как выставочный образец, а не место для жизни.

— Здесь твоя комната, — Марк показал на дверь гостевой спальни. В ней тоже царил идеальный порядок. — Ванная рядом. Я закажу ужин. Ты должна отдыхать.

— Марк, — остановила его Лия. — Спасибо. Но мне нужно побыть одной. Обработать рану, принять душ.

Он хотел возразить, но кивнул.

— Хорошо. Я буду в гостиной. Работаю удалённо сегодня.

Он вышел, закрыв дверь. Лия прислушалась к его отступающим шагам, затем щёлку замка в дальней комнате. Только тогда она позволила себе расслабиться. Поставив коробку на кровать, она заперла дверь на ключ (благо, он был с внутренней стороны) и подошла к зеркалу.

Медленно, почти с ритуальной торжественностью, она стала снимать повязку. Лейкопластырь отклеился с лёгким щелчком. И вот они — три параллельные линии на её коже. Но это были уже не рваные царапины. Это были тонкие, розовые шрамы. И они… пульсировали. Не болью. Еле уловимым, внутренним теплом. И вокруг них, на коже, проступил лёгкий, серебристый узор, похожий на морозные кристаллы. Он был почти невидим, но при определённом свете…

Лия резко отшатнулась от зеркала. Её дыхание участилось. Она тронула шрам пальцем. Кожа была гладкой, новой, но под ней словно бежал ток, связывающий её с чем-то огромным и диким. С лесом за окном её дома. С тем силуэтом среди деревьев.

Она открыла оловянную коробку. Достала старый альбом. Развернула страницу с рисунком волка. И тут её взгляд упал на оборот. Там, детской неровной рукой, было написано: «Он пришёл из леса. Он пахнет бурей. Он сказал, что я его. Что мы одной крови. Но люди забрали меня. Они боятся нас.»

Лёд прошел по её спине. Она не помнила, чтобы писала это. Совсем не помнила. Психолог говорила о вытесненных травматических воспоминаниях, но это…

Внезапный стук в дверь заставил её вздрогнуть.

— Лия? Всё в порядке? — голос Марка прозвучал прямо за дверью. Как будто он стоял, прислушиваясь.

— Да! Иду в душ! — крикнула она, быстро засовывая альбом под подушку и натягивая футболку.

Она включила воду в ванной, чтобы создать шум, и вернулась к коробке. Среди вещей родителей она нащупала ещё один предмет — маленький, завёрнутый в бархат. Развернув, она увидела амулет: серебряный кулон в форме полумесяца, обвитого виноградной лозой. На обратной стороне была выгравирована надпись на языке, которого она не знала. Но когда она взяла его в руки, металл стал тёплым. А в голове пронеслось, как эхо: «…защита от чужих взоров… скрывает истинную природу…»

Она надела кулон на шею. Он лёг холодным пятном на груди, и почти сразу же острота её обоняния и слуха притупилась. Мир снова стал привычно тусклым, отдалённым. Это было одновременно и облегчение, и потеря.

Вечером, когда они с Марком сидели за безвкусным заказанным ужином (он настаивал на здоровой пище), в доме появилась гостья. Марк, извинившись, впустил в квартиру высокую, темноволосую женщину невероятной, почти пугающей красоты. Она была одета в простые, но безупречно сидящие джинсы и водолазку, а её движения были плавными, как у большой кошки.

— Лия, это Изабель, — представил её Марк с какой-то странной гордостью. — Новая соседка сверху. Изабель, это Лия, моя невеста.

— Очень приятно, — улыбнулась Изабель. Её улыбка была ослепительной, но глаза — тёмными, глубокими, как колодцы, — оставались холодными. Она протянула руку. Её пальцы были длинными, тонкими и… холодными, как мрамор. Лия пожала её руку, и её снова ударило волной запахов. От Изабель пахло дорогим парфюмом (сладкие ноты иланг-иланга и пачули), но под этим, как под тонким льдом, скрывалось что-то другое. Старая пыль. Воск угасших свечей. И слабый, едва уловимый медный привкус — запах крови, которая не сворачивается.

— Марк рассказал мне о вашем… происшествии, — сказала Изабель, усаживаясь в кресло с такой грацией, будто это был трон. Её взгляд скользнул по Лии, задержавшись на месте, где под футболкой скрывался кулон. — Ужасная история. В таком маленьком городке…

— Да, — коротко ответила Лия, чувствуя себя под этим взглядом как под микроскопом. — Неприятно.

— Я кстати о маньяке, — продолжала Изабель, играя с серебряным кольцом на пальце. — У меня есть… знакомые. Которые интересуются подобными делами. Они говорят, что это не просто убийца. Жертвы будто обескровлены. Но без видимых ран. Любопытно, не правда ли?

Марк нахмурился. — Изабель, я не думаю, что Лии сейчас стоит…

— О, простите, — Изабель сделала вид, что смутилась, но в её глазах промелькнула искорка насмешки. — Просто я хотела предупредить. Будьте осторожны. Оба. Особенно вы, Лия. После такого стресса… иногда начинаешь видеть и слышать то, чего нет. Инстинкты обостряются. — Она встала. — Мне пора. Марк, насчёт тех чертежей — завтра утром?

Они поговорили ещё пару минут о работе, и Изабель ушла. Когда дверь закрылась, в квартире повисло тяжёлое молчание.

— Откуда ты её знаешь? — спросила Лия.

— Она арендовала квартиру наверху пару недель назад. Архитектор-фрилансер. Иногда консультируемся по проектам, — Марк помялся. — Она… интересная женщина. Начитанная. Знает много о… истории нашего края.

Она знает много о многом, — подумала Лия, поглаживая кулон. Изабель была не той, за кого себя выдавала. Лия чувствовала это каждой клеткой своего изменённого тела.

Позже, когда Марк заснул перед телевизором, Лия выскользнула на балкон. Ночь была беззвёздной, холодной. Она сняла кулон на мгновение — и мир обрушился на неё шквалом звуков и запахов. Далеко-далеко, за несколько километров, завыла собака. Нет, не собака. Волк. Одинокий, тоскливый вой, полный боли и вопроса. И она поняла, что этот вой обращён к ней.

А потом она увидела его. На крыше соседнего здания, в тени антенны, сидела большая ворона. Но не обычная. Она была размером с ястреба, и её глаза блестели в темноте неестественно ярко, почти разумно. Ворона смотрела прямо на неё. Потом раскрыла клюв и выронила что-то маленькое, блестящее. Предмет упал на балкон к её ногам.

Лия, сердце колотясь, подняла его. Это был коготь. Длинный, изогнутый, цвета тёмного янтаря. Тот самый, что оставил шрамы на её боку. К нему был привязан клочок бересты, на котором углём было выведено одно слово:

«БЕГИ».

И под ним — простой рисунок: паук в паутине.

Ворона каркнула — звук был похож на сухой, горький смех — и взмыла в ночь. Лия сжала коготь в ладони. Он был тёплым, почти живым. А с бересты пахло лесом, диким мёдом и яростью.

В ту ночь Лия Картер не сомкнула глаз. Она лежала в чужой постели, сжимая в одной руке амулет матери, а в другой — коготь неизвестного зверя. Два мира — старый, с Марком и безопасностью правил, и новый, полный диких тайн и смертельных угроз — тянули её в разные стороны. А за окном, в кромешной тьме, уже шевелилось нечто древнее и голодное. И запахло свежей кровью. На этот раз — гораздо ближе.

Глава 3. Кровь

Рассвет застал Лию сидящей на балконе в том же кресле, куда она опустилась ночью, получив зловещую бересту. Коготь, тёплый и острый, она спрятала в потайной карман джинсов. Амулет-полумесяц снова висел на шее, приглушая мир, но не способный заглушить тревогу, пульсировавшую в ритме с зажившими шрамами.

Из кухни доносились звуки: шипение кофеварки, стук посуды. Марк встал рано. Слишком рано для субботы. Лия почувствовала его приближение прежде, чем услышала шаги — напряжение в воздухе, резкий запах его беспокойства, смешанный с дорогим гелем для душа.

— Ты не спала, — констатировал он, останавливаясь в дверях балкона. В его руках были два кофе, но в его глазах не было утренней сонливости, только холодная, выверенная ясность. — Я слышал, как ты ворочалась. И выходила сюда.

— Не могла уснуть, — просто сказала Лия, не оборачиваясь.

— Тебе нужны снотворные. Я поговорю с врачом. — Он поставил чашку на столик рядом с ней. — Сегодня мы уезжаем.

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Лия наконец повернулась к нему.

— Куда?

— В мой загородный дом. На озере. Ты никогда там не была. Там тихо, безопасно, хорошая охрана. Пока этот кошмар не закончится.

— Марк, я не могу просто взять и уехать. У меня работа…

— Я уже поговорил с миссис Гловер. Она согласна на твой неоплачиваемый отпуск по… состоянию здоровья. — В его голосе прозвучала та же властная нота, что и вчера, но теперь в ней была стальная решимость. — Мы собираем вещи и едем после завтрака.

Он не спрашивал. Он информировал. Лия почувствовала, как в груди закипает что-то тёмное и горячее. Не страх. Гнев. Чистый, животный гнев от того, что её жизнь снова кто-то пытается контролировать.

— А если я откажусь? — тихо спросила она.

Марк замер. Его лицо стало каменным.

— Тогда я вынужден буду предположить, что вчерашний шок повлиял на твое психическое состояние, — сказал он ледяным тоном. — И позаботиться о тебе, как о недееспособной.

Угроза висела в воздухе густыми, ядовитыми парами. Лия увидела в его глазах не любовь, а одержимость. Объектом, который выскальзывал из рук. Его план, его идеальная жизнь с идеальной женой давали трещину, и он был готов на всё, чтобы залатать её, даже если для этого пришлось бы сломать саму вещь.

В этот момент зазвонил его телефон. Марк, не сводя с Лии глаз, поднёс трубку к уху.

— Да? …Что? Где?.. Чёрт. — Его лицо побледнело. Он бросил на Лию быстрый, нечитаемый взгляд. — Хорошо. Я… я посмотрю новости. Спасибо.

Он положил телефон.

— Что случилось? — спросила Лия, уже зная ответ. Её шрамы вдруг заныли.

— Нашли ещё одну. Шестую. — Голос Марка сорвался. — На Старой Лесной тропе. Недалеко от… от твоего дома.

Холодный комок сжался у Лии в животе. Старая Лесная тропа. Путь, которым она часто ходила за грибами. Место, где вчера, как ей показалось, она видела силуэт в лесу.

— Кто? — выдохнула она.

— Не знаю. Говорят… — он сглотнул, — говорят, тело почти не нашли. Только… лужу. И клочья одежды. Как будто его не убили, а… растворили.

Марк, потрясённый новостью, ушёл в свой кабинет — «разобраться с работой перед отъездом». Лия осталась на кухне, механически допивая остывший кофе. Звук тихого, но настойчивого стука в дверь заставил её вздрогнуть.

На пороге стояла Изабель. Сегодня она была в тёмно-бордовом платье, подчёркивающем её бледность, а в руках держала изящную коробку с кондитерскими изделиями.

— Доброе утро, — улыбнулась она. Её улыбка была сладкой, как яд. — Марк сказал, что вы уезжаете. Решила зайти попрощаться. И… кое-что вернуть.

Она шагнула в квартиру без приглашения, закрыла дверь и протянула Лии маленький, знакомый предмет. Это была заколка для волос. Лия нащупала её отсутствие вчера, но не придала значения.

— Вы уронили её вчера на лестничной площадке, — пояснила Изабель. Но её глаза говорили другое: «Я была у твоего дома. Я всё знаю.»

— Спасибо, — тихо сказала Лия, забирая заколку. Металл был ледяным.

— Как спалось? — Изабель прошлась по гостиной, её пальцы скользнули по корешкам книг на полке Марка. — После такого… насыщенного вечера?

— Что вы хотите, Изабель? — спросила Лия прямо, усталая от игр.

Изабель повернулась. Её игривость исчезла, уступив место холодной, бездонной серьёзности.

— Я хочу предложить тебе выбор, Лия Картер. Вернее, показать, какой выбор у тебя есть. Потому что Марк уже сделал его за тебя. А тот… дикарь из леса предложит тебе только инстинкт и кровь. У меня есть знание.

— О чём вы говорите?

— О твоей истинной природе. — Изабель подошла ближе. От неё пахло теперь не парфюмом, а древностью и властью. — Ты чувствуешь изменения, не так ли? Обострившиеся чувства. Быстрое заживление ран. Тягу к лесу. Ты слышишь зов луны, даже когда её не видно.

Лия отступила, наткнувшись на кухонный стол.

— Я не…

— Не ври. Себе, в первую очередь. — Изабель указала на её шею. — Этот амулет… хитрое изделие. Маскировочный глиф старой школы. Он скрывает твой истинный запах, приглушает твои пробуждающиеся силы. Его дала тебе мать? Или тот, кто называл себя твоим отцом?

Сердце Лии бешено колотилось. Она вспомнила детский рисунок, надпись: «Люди забрали меня. Они боятся нас.»

— Кто вы? — прошептала она.

— Я — Изабель Блэкторн. И я, как и ты, дитя двух миров. Твоя кровь смешана со своими , а в моих жилах течёт не кровь оборотня или ведьмы, а кровь вампира и… кое-чего ещё. — В её глазах вспыхнула алая искорка. Так быстро, что Лия могла решить, что это показалось. — Я предлагаю тебе не бежать в лес с первым же дикарём, почуявшим твой запах. Я предлагаю научиться. Узнать, кто ты. И как использовать это. Прежде чем другие решат использовать тебя.

Она протянула руку. В её ладони лежал маленький чёрный флакон из матового стекла.

— Это настой полыни и серебряного корня. Он поможет тебе контролировать первые вспышки. Смягчит боль трансформации, если… когда она начнётся. Прими сегодня вечером, перед сном. Если, конечно, Марк позволит тебе уснуть. — В её голосе прозвучала лёгкая насмешка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лия колебалась. Рука сама потянулась к флакону. Знание. Контроль. Это было именно то, чего ей так не хватало в этом хаосе.

— Почему вы помогаете мне? — спросила она, пальцы уже касаясь стекла.

— Потому что мир, в который тебя затягивают, — это джунгли, детка. А в джунгли не выживают одни. Мы, гибриды, должны держаться вместе. Или нас растопчут чистые кровки с обеих сторон. — Изабель сжала её пальцы вокруг флакона. — И потому, что тот, кто охотится в Гленморе… он не человек. И он не интересуется людьми. Он питается магией. А ты, моя дорогая, становишься для него самым лакомым куском во всём этом захолустье.

Шаги в коридоре заставили Изабель мгновенно отстраниться. Её выражение лица снова стало светским и беззаботным.

— Марк, дорогой! — воскликнула она, когда он появился в дверях. — Я как раз ухожу. Не держи Лию в городе. Здесь стало… нечисто.

Она кивнула им обоим и выскользнула за дверь, оставив после себя запах опасности и обещаний. И холодный флакон в потной ладони Лии.

Марк, несмотря на новость об убийстве, был непреклонен насчёт отъезда. «Чем скорее, тем лучше», — твердил он. Но ему нужно было «на пару часов заскочить в офис — подписать срочные документы». Лия, воспользовавшись моментом, сказала, что ей нужно забрать ещё кое-какие вещи с работы — «личные笔记, растения». Марк неохотно согласился, при условии, что она возьмёт такси и будет на связи каждые пятнадцать минут.

Библиотека в субботу работала до обеда. Миссис Гловер, увидев Лию, всплеснула руками.

— Дорогая! Как ты? Марк сказал, ты очень плохо себя чувствуешь после того нападения!

Нападения. Так они это теперь называли.

— Всё нормально, Элеонора. Мне просто нужно забрать кое-что с моего рабочего места.

— Конечно, конечно. Ты так побледнела… Может, чаю?

Лия отказалась и прошла в свой крошечный кабинет за кафедрой выдачи. Здесь пахло её миром: бумагой, чернилами, пылью веков. Она глубоко вздохнула, на мгновение сняв амулет. Мир взорвался красками и звуками. Она слышала, как скрипит перо миссис Гловер в соседней комнате, как тикают часы в читальном зале, как мышь скребётся за стеной… и как в отделе редких книг на втором этаже кто-то переворачивает страницу. Но миссис Гловер была здесь, внизу. Библиотека должна была быть пуста.

Лия осторожно надела амулет обратно и взяла со стола тяжёлый металлический нож для резки бумаг. Она поднялась по узкой служебной лестнице. Отдел редких книг был полутемным, полки стояли плотными рядами, образуя лабиринт. Воздух был густым от запаха старого пергамента и сухой кожи.

— Кто здесь? — тихо спросила Лия.

В ответ — только тишина. Но она чувствовала присутствие. Чужое, настороженное. Она прошла между стеллажами к дальнему углу, где стоял шкаф с архивными делами городка. И тут она увидела его. Не человека. След. На полу, у самого шкафа, лежала небольшая кучка влажной, тёмной земли. И на ней — отпечаток. Не ноги. Не лапы. Нечто среднее: длинные пальцы с когтями, но форма была почти человеческой.

Сердце Лии замерло. Она подняла глаза на шкаф. Дверца была не до конца притворена. Внутри, среди папок с делами о земельных наделах 19-го века, лежала одна, выделяющаяся. Непронумерованная, в кожаном переплёте, потёртом до белизны на углах. Лия вытащила её. На обложке не было надписи. Но когда она открыла её, из неё выпал небольшой, пожелтевший конверт. На нём было выведено изящным, старомодным почерком: «Для дочери моей, Лилен.»

Лилен. Имя, которое снилось ей в забытых снах. Имя, которым называла её мать в тех редких воспоминаниях, что не стёрлись.

Дрожащими руками Лия вскрыла конверт. Внутри была не бумага, а кусок тонкой, почти прозрачной кожи. Пергамент? Нет… береста. Такая же, как вчерашнее предупреждение. На ней теми же чернилами были начертаны строки.

«Дитя моё, если читаешь это, значит, печать ослабела, и правда рвётся наружу. Прости, что скрывали. Страх был нашим тюремщиком.

Твой отец — из рода Лунного Копья. Я — из ковена Серебряных Паутин. Наша любовь была преступлением против древних законов. А ты — живое доказательство того, что запретное возможно.

Они убили нас не из-за аварии. Они устроили охоту. Совет Вектара постановил стереть нашу семью. Но тебя… тебя пожалели. Сотри память. Отдали в мир людей. Спрятали за печатью неведения.

Но кровь не обманешь. Она проснётся. Когда придёт Зов. И за тобой придут обе стороны: и те, кто видит в тебе угрозу, и те, кто видит в тебе орудие.

Амулет скроет тебя, но не навсегда. Ищи Нектара в старых камнях. Он помнит старые клятвы. И не верь Серебряным Паутинам. Ибо Моргана, моя бывшая сестра, продала нас тогда и продаст тебя сейчас.

Люблю тебя сквозь время и кровь. Выживи.»

Подпись: «Твоя мать, Айрин.»

Слёзы застили Лии глаза. Не от горя, а от ярости. Вся её жизнь, её тихая, упорядоченная жизнь, была ложью. Построенной на страхе и предательстве. «Они» убили её родителей. «Они» стёрли ей память. «Они» — Совет Вектара. То самое имя, что было на бересте от незнакомца. И Моргана… верховная жрица. Та самая, чей знак — паук в паутине.

Шорох за спиной заставил её обернуться. В проходе между стеллажами стояла фигура. Не высокая, не низкая, закутанная в длинный плащ с капюшоном. Лица не было видно, но из складок ткани доносилось хриплое, прерывистое дыхание. И запах… Запах тления. Сырой земли. И той же странной, неестественной пустоты, что витала над местами убийств.

— Отдай… письмо… — прошептал кто-то голосом, похожим на скрип ржавых петель. — Не твоё… Наследие…

Существо шагнуло вперёд. Из-под плаща мелькнула рука — не совсем рука. Костлявая, с слишком длинными пальцами, оканчивающимися не когтями, а чем-то вроде острых, прозрачных шипов.

Лия отпрянула, прижимая папку к груди. Она вспомнила про нож для бумаг в кармане, но её руки дрожали.

— Кто вы? — выдавила она.

— Страж… Порога… — зашипело существо. — Хранитель… тайн, которые должны умереть… А ты… ты ошибка… которую нужно исправить…

Оно бросилось вперёд с нечеловеческой скоростью. Лия вскрикнула, отскочила за шкаф. Вопль привлёк внимание — внизу послышались шаги и голос миссис Гловер: «Лия? Ты там?»

Существо замерло, его невидимая голова повернулась к звуку. Казалось, оно колебалось. Затем бросило на Лию последний взгляд (она почувствовала его, холодный и бездушный) и метнулось в противоположный конец отдела, к запасному выходу. Дверь скрипнула и захлопнулась.

Лия, тяжело дыша, прислонилась к стеллажу. В руках она сжимала папку и берестяное письмо. Правда. Кровавая, ужасная правда. И она только что столкнулась с одним из стражей этой правды.

Миссис Гловер, запыхавшись, поднялась наверх.

— Лия? Что случилось? Я услышала крик!

— Ничего… — Лия быстро сунула папку и письмо в свою сумку. — Показалось… мышь. Большая.

Миссис Гловер посмотрела на неё с нескрываемым подозрением, но ничего не сказала.

Марк звонил каждые пятнадцать минут, как и договаривались. Его последний звонок был полон раздражения: «Такси ждёт тебя у входа. Немедленно выходи. Мы уезжаем через час.»

Лия вышла из библиотеки. Таксист, угрюмый мужчина в кепке, кивнул ей. Но когда она села в машину, он, не начиная движение, обернулся.

— Вам в квартиру Стивенса? — спросил он. Его голос был глуховатым.

— Да.

— Парень наверху передал. — Таксист протянул ей ещё один клочок бересты. На этот раз без когтя. Там было написано всего три слова, но они перевернули всё внутри Лии:

«Они взяли Кайла.»

И подпись — стилизованный волчий след.

Лес. Дикарь. Её спаситель. Его имя было Кайл. И его взяли. Кто? Совет? Моргана? Марк?.. Нет, Марк не имел к этому отношения. Но Изабель предупреждала — «другие решат использовать тебя».

— Куда едем? — спросил таксист. Но в его глазах была понимающая искорка. Он был не просто таксистом. Он был связным.

Лия посмотрела на сумку с письмом матери. На флакон Изабель в кармане. На амулет на груди, скрывающий её от мира. Она слышала зов леса — отчаянный, полный боли и ярости. И чувствовала холодную хватку планов Марка, готового запереть её в золотой клетке.

Выбор. Не между двумя мужчинами. Между двумя жизнями. Между правдой, которая могла убить, и ложью, которая медленно душила.

Она сняла амулет. Мир снова стал ярким, громким, пахнущим опасностью и свободой. Её шрамы вспыхнули жаром. Лес звал. И кто-то из её крови звал на помощь.

— На Проселочную, — твёрдо сказала она таксисту. — Мой дом. Быстро.

Машина тронулась. Лия выбросила сим-карту из телефона в окно. Она рвала последние нити. Впереди был тёмный лес, пленённый оборотень, убийца, пьющий магию, и правда о том, кем она была рождена быть.

А позади, в своей стерильной квартире, Марк Стивенс, не дождавшись её, в ярости швырнул вазу об стену. Его идеальная жизнь рассыпалась. И в его глазах, впервые за всё время, вспыхнуло нечто иное, кроме холодного расчёта. Что-то тёмное, искажённое и безумно ревнивое. Он достал другой телефон, служебный, и набрал номер.

— Алло? Это Стивенс. Она сбежала. Запускайте протокол «Омега». Находите её. И приведите. Живую. Но если придётся… пусть лучше мёртвая, чем не моя.

В лесу, в пещере у подножия скалы, прикованный серебряными цепями к стене, молодой человек с диким лицом и янтарными глазами тряс оковами. Рана на его боку сочилась кровью. Он чуял её приближение. Её запах — дикий мёд и грозу — он чуял за километры.

— Не иди сюда… — прошептал он, полный отчаяния. — Это ловушка…

Но было уже поздно. Лес поглотил Лию Картер. И часы, отсчитывавшие время до кровавой развязки, затикали быстрее.

Глава 4. Охота

Запах. Это был не просто запах. Это был набат, бивший в её кровь. Дикий мёд, гроза, тёплая шерсть и под ними — едкий, горьковатый дым боли. Кровь. Его кровь.

Лия стояла на пороге своего дома, но уже не заходила внутрь. Дом был пустым ящиком, мавзолеем её прошлой жизни. Её настоящее было там, в лесу, откуда тянулся этот невидимый шлейф страдания. Она бросила сумку с письмом матери на крыльцо — знания подождут. Сейчас важнее было действие.

Она стянула с шеи амулет. Мир, до этого приглушённый, обрушился на неё с невероятной силой. Шёпот листьев превратился в рёв. Запах хвои, гниющей древесины, мелких зверьков, грибницы — всё смешалось в головокружительный коктейль. Но поверх всего парил один, доминирующий запах. Он вёл её, как нить Ариадны, вглубь чащи.

Она побежала. Не по тропинке. Прямо сквозь кустарник, под низко нависшие ветви. Тело, ещё не осознавшее своей силы, работало на чистом инстинкте. Она не спотыкалась, не царапалась. Ноги сами находили опору, глаза видели в полутьме подлеска как днём. В груди бушевало что-то огромное, тёмное и безумно прекрасное. Это была не только тревога за него. Это было узнавание. Зов, на который её душа ждала ответа восемнадцать лет.

Тем временем, в своей опустевшей квартире, Марк Стивенс переставал быть собой. Вернее, становился тем, кем должен был стать всегда. Ярость от её побега была лишь спичкой, брошенной в бочку с порохом его скрытой сущности.

Он стоял посреди разгрома, который устроил сам. Разбитая техника, порванные чертежи. Дыхание было тяжёлым, в ушах звенело. И тогда он это увидел. Своё отражение в осколке зеркала. Глаза. Его собственные, всегда спокойные, серые глаза, сейчас светились слабым, зелёным сиянием. Геометрическим, как схемы, которые он чертил.

«Бесплотный. С даром архитектора реальности. Пробуждение через сильный эмоциональный всплеск.» — слова из инструкции, которую ему тайно вручили, когда он вступил в периферийную сеть Гильдии, даже не понимая до конца, что это.

Он поднял руку. Кончики пальцев затрепетали, и по воздуху поползли тончайшие, светящиеся зелёным нити. Они сплетались в сложный узор — карту. Карту Гленмора. И на ней, как маячок, пульсировала слабая точка. Её точка. Он чувствовал её через амулет, который подарил. Через энергетическую подпись, которую она неосознанно оставляла.

Он достал тот самый, служебный телефон.

— Это Стивенс. Цель в движении. Лесной массив к северо-востоку от Проселочной. У меня есть координаты. Запускайте «Чистильщиков». И… — он сделал паузу, глядя на свои светящиеся пальцы, — активируйте мой полевой протокол. Я веду охоту лично.

С другой стороны линии послышалось короткое подтверждение. Гильдия Алхимиков давно хотела заполучить пробудившегося «бесплотного» с даром геомантии. Марк только что добровольно стал их самым ценным охотником. И самой большой угрозой для всего, что скрывалось в лесу.

Лия выбежала на небольшую поляну, окружённую скальными выходами. Запах здесь был густым, почти осязаемым. И кровь, и боль, и ярость. А ещё — металл. Серебро.

Она увидела вход в пещеру, полускрытый завесой корней и папоротников. Оттуда доносилось прерывистое, хриплое дыхание и лязг цепей. Сердце её сжалось.

Войдя внутрь, она замерла. В свете щели, пробивавшейся сверху, она увидела его.

Кайл. Он был прикован к стене массивными серебряными манжетами на запястьях. Сидел на земле, голова опущена на колени. На нём были только рваные джинсы. Его торс, иссечённый шрамами и свежими ранами, дышал тяжело. Тот самый шрам от грузовика на боку воспалился и сочился. Серебряные оковы жгли его плоть, от них шёл едкий дымок.

Но даже в этом, сломанном состоянии, от него исходила дикая, неукротимая сила. Мускулы играли под кожей при каждом вдохе. А когда он услышал её шаг и поднял голову… Лия забыла, как дышать.

В человеческом облике его лицо было диким и прекрасным. Резкие скулы, тёмные, спутанные волосы, падающие на лоб. И те самые глаза. Янтарные, горящие, полные такой первобытной, животной боли и такой же животной радости при виде неё.

— Уходи, — прохрипел он, голос был низким, хриплым от боли и неиспользования. — Ловушка.

— Кто это сделал? — прошептала Лия, делая шаг вперёд.

— Совет. Прислали «чистильщиков». Поймали, как щенка, пока я тебя… вынюхивал. — Он попытался ухмыльнуться, но получился оскал боли. — Глупо. Но не мог иначе. Твой запах… он сводит с ума.

Лия подошла ближе, игнорируя его предупреждение. Она опустилась на колени перед ним. Запах его крови, смешанный с запахом серебра и дикой природы, ударил в голову. Но не вызвал отвращения. Вызвал… жажду. Жажду прикоснуться, зализать раны, согреть.

— Почему? — спросила она, глядя ему в глаза. — Почему ты спас меня тогда? Почему пришёл сейчас?

Его взгляд стал мягче, почти человеческим.

— Потому что почуял тебя за версту. Потому что твой запах — это запах дома. Леса. Стаи. — Он потянулся к ней, насколько позволяли цепи. — Потому что мы одной крови, сестрёнка. Ты — дочь Луны и Ветра. И я… я почувствовал твой зов, даже когда ты сама его не слышала.

Он назвал её «сестрёнкой», но в его глазах горело не братское чувство. Там пылала страсть. Грубая, необузданная, чистая. Страсть хищника, нашедшего свою пару.

Лия, не думая, протянула руку и коснулась его лица. Кожа под её пальцами была обжигающе горячей. Он замер, затем прижался щекой к её ладони, издав низкий, похожий на стон звук.

— Лия… — прошептал он, и её имя в его устах звучало как заклинание. — Беги. Они скоро придут.

— Я не оставлю тебя.

Она осмотрела манжеты. Серебро. Яд для его рода. Она схватилась за одну из них, пытаясь разжать механизм. Металл жёг её пальцы, но не так, как его. Её смешанная кровь давала некоторую защиту.

— Рана на твоём боку… она от грузовика?

— Частично. Ещё от клыков «чистильщика». Оборотня на службе у Совета. Предатель своей крови. — Кайл зашипел от боли, когда она дотронулась до воспалённой плоти у его рёбер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Внезапно, её собственные шрамы на боку вспыхнули жаром. Как будто отвечая на его боль. Лия вскрикнула. И в этот момент что-то щёлкнуло внутри. Не в голове. Глубже. В самой сердцевине её существа. Она почувствовала его боль как свою. Его ярость. Его желание… её.

Их взгляды встретились. Воздух в пещере сгустился, зарядился электричеством перед грозой. Время остановилось. Лия забыла про ловушку, про Совет, про Марка. Было только его лицо, его глаза, его запах, заполнявший её лёгкие, её кровь, её душу.

Она наклонилась. Он встретил её на полпути.

Первый поцелуй был не нежным. Это было столкновение. Голод, жадность, взаимное признание. Его губы были жёсткими, требовательными. Он вкусно пах кровью, диким лесом и мужчиной. Лия впилась пальцами в его волосы, отвечая той же дикостью. Поцелуй был солью, болью и обещанием. Обещанием свободы, силы, страсти, о которой она читала в книгах, но никогда не смела желать.

Он рванул цепями, пытаясь притянуть её ближе. Серебро впивалось в его запястья, но он, казалось, не чувствовал этой боли. Есть была только она.

— Ты моя, — прошептал он, отрываясь, чтобы заглянуть ей в глаза. В его янтарных глубинах бушевала буря. — Моя луна. Моя дикарка. Моя.

— А ты мой, — выдохнула Лия, и это было не вопросом, а утверждением. Зверем внутри, пробудившимся наконец.

Он снова поцеловал её, и в этом поцелуе было всё: и признание, и клятва, и похоть, ждущая своего часа. Руки Лии скользнули по его торсу, ощущая каждый шрам, каждый мускул. Она хотела его. Дико, отчаянно, так, как никогда ничего не хотела. Он был её противоположностью и её продолжением. Хаосом, в котором она нашла порядок своей истинной сущности.

Их вырвал из этого пузыря времени звук. Неприятный, механический писк. Где-то у входа в пещеру. Лия отпрянула, оглядываясь.

Кайл насторожился, его нос задрожал.

— Датчики. Гильдии. Твоя… человеческая игрушка не теряет времени.

— Марк, — с ненавистью прошептала Лия.

Внезапно снаружи раздались крики. Не человеческие. Животные, полные боли и ужаса. Потом — несколько глухих хлопков, похожих на выстрелы, но беззвучных. И запах… запах гари, озона и сожжённой плоти.

— «Чистильщики» Гильдии, — пояснил Кайл, пытаясь встать. — Их не остановить ножом. Они используют энергетическое оружие. Нам нужно…

Он не договорил. В проёме пещеры появилась фигура. Не Марк. Женщина в чёрном тактическом костюме, с коротко стриженными волосами и безэмоциональным лицом. В её руках было устройство, похожее на пневматический пистолет, но со стеклянной колбой, где переливалась зелёная субстанция.

— Объект «Полукровка» идентифицирован, — монотонно произнесла женщина. — Цель «Одиночка» — в наличии. Протокол изоляции.

Она подняла оружие.

— НЕТ! — закричала Лия, бросившись между ней и Кайлом.

В этот момент с потолка пещеры, из тени, куда не падал свет, сорвалось нечто стремительное и бесшумное. Тень обрушилась на женщину-чистильщика. Раздался короткий, приглушённый хрип, хруст кости. Оружие выпало из её рук. Когда тень отпрянула, на шее женщины зияли два аккуратных прокола, а сама она была мертвенно бледна.

Над телом стояла Изабель. Её губы и подбородок были вымазаны алым. Она облизнулась, и её глаза, теперь светящиеся алым, встретились с Лией.

— Надвигается целый отряд, милая. И твой жених ведёт их по твоему энергетическому следу. — Она бросила взгляд на Кайла. — Цепи серебряные. Примитивно, но эффективно. У тебя есть ключ?

Кайл, оскалившись на вампиршу, покачал головой.

— Взлом механический невозможен. Нужен ключ от Совета или… — он посмотрел на Лию, — или чистая сила оборотня старше меня.

— Мы оба знаем, что её у тебя пока нет, — холодно констатировала Изабель. Она подошла к цепям, понюхала. — Пахнет… кованными заклятьями. Гильдия усердствует.

Снаружи послышались новые голоса, команды. Марк был близко.

— Прими решение, Лия, — сказала Изабель, её голос стал резким, как лезвие. — Останешься с ним — умрёшь оба. Пойдёшь со мной — у него есть шанс. Совет не убьёт своего, даже такого отщепенца, сразу. Его будут судить. А у меня… есть доступ к нужным людям в Совете. Я могу его выторговать.

— Не слушай её! — прохрипел Кайл. — Она вампирша. Они не помогают. Они торгуют.

— А твои сородичи помогли? — язвительно парировала Изабель. — Они тебя связали и бросили как приманку.

Лия металась между ними. Смотреть, как его убьют на её глазах? Или отдать в руки Совета, зная, что это, возможно, смертный приговор? Она посмотрела на Кайла. В его глазах не было страха. Была только ярость и… мольба. Не за себя. За неё. «Беги», — снова сказал его взгляд.

Шаги снаружи становились всё громче. Послышался голос Марка: «…здесь. Она здесь. Окружайте пещеру.»

— Лия! — это был Марк, он кричал снаружи. Его голос был искажён истерикой и новой, странной силой. — Выходи! Он тебя не достоин! Он зверь!

Лия склонилась к Кайлу, прижалась лбом к его лбу.

— Я вернусь за тобой. Клянусь своей кровью.

Он ткнулся губами в её губы в последнем, отчаянном поцелуе.

— Живи, — прошептал он ей в уста.

Изабель схватила Лию за руку. Её хватка была железной.

— Теперь бежим. У меня есть путь.

Она рванула Лию вглубь пещеры, к узкой, почти невидимой расщелине в скале. Перед тем, как нырнуть в темноту, Лия обернулась. Кайл сидел, прикованный, его глаза горели янтарным огнём в полумраке. Он смотрел на неё, как на последнее, что он видит в этой жизни.

А в проёме пещеры, озарённый светом фонарей, уже стоял Марк. Его лицо было искажено бешенством, а в поднятой руке светился сложный зелёный узор. Он увидел, как Лия исчезает в скале. Его крик был полон такого безумия и боли, что даже Изабель на мгновение замерла.

— ВСЕХ! ВЫРЕЗАТЬ ВСЕХ, КТО СТОИТ НА НАШЕМ ПУТИ! — проревел он. — ОБОРОТНЕЙ, ВАМПИРОВ, ВЕДЬМ! ГИЛЬДИЯ ПОЛУЧАЕТ ЭТОТ ГОРОД! А ОНА… ОНА БУДЕТ МОЕЙ ИЛИ НИЧЬЕЙ!

Его приказ был подхвачен. Снаружи началась бойня. Вой оборотней, вступивших в бой с «чистильщиками», крики, взрывы тихого оружия. Война, тлеющая под спудом, вырвалась на свободу. И спусковым крючком стала она. Лия.

В темноте тоннеля, который вёл бог знает куда, Лия бежала, ведомая холодной рукой вампирши. Слёзы текли по её лицу, смешиваясь с пылью и потом. Она оставила часть своей души в той пещере, прикованной серебром. Но она дала клятву. И она слышала в крови отголоски его ярости, его боли. Их связь, закреплённая поцелуем и общей кровью, была жива. Это была не конец. Это было начало охоты. Теперь она будет охотиться. За его свободой. За своей судьбой. И за голодной, жадной местью тем, кто осмелился разлучить их.

А далеко в пещере, слушая звуки боя, Кайл склонил голову. И впервые за многие годы не рычал от ярости, а улыбался. Кривая, дикая улыбка. Его луна дала клятву. И он знал — ни серебро, ни Совет, ни вся Гильдия Алхимиков не удержат её. Она вернётся. И тогда лес будет стонать от их совместного воя.

Глава 5. Глубоко под землёй

Тоннель вёл вниз, петляя, как кишки древнего зверя. Влажный воздух пах грибницей, сырым камнем и чем-то ещё — едва уловимым, сладковатым и тленным, как увядшие розы в склепе. Изабель не выпускала её запястья, её пальцы были холодными тисками. Лия почти не видела, спотыкалась о корни и камни, но её обострявшиеся чувства помогали улавливать контуры прохода. Она слышала за спиной отдалённые звуки боя из пещеры — приглушённые взрывы, рыки, крики. Сердце рвалось назад, к Кайлу, но разум твердил: выжить, чтобы вернуться.

Спустя, казалось, вечность, тоннель вывел их в обширное подземное пространство. Это была не пещера, а нечто искусственное. Высокие, сводчатые потолки, поддерживаемые резными каменными колоннами, стены, покрытые поблёкшей фреской с изображениями звёзд и странных символов. Воздух был неподвижным и холодным. И свет — не естественный, а призрачное, голубоватое сияние, исходившее от шаров из какого-то светящегося мха, развешанных в нишах.

Но больше всего Лия ощущала запахи. Десятки, сотни разных ароматов, переплетённых в сложную, подавляющую симфонию. Дорогие парфюмы, старая пыль, воск, вино, металл и… под всем этим — кровь. Старая и новая. Людская. И не только.

Они оказались в галерее, походившей на монастырскую клуатр. В тени арок, на каменных скамьях и в глубоких нишах, стояли и сидели фигуры. Они замерли, будто статуи, и все их взгляды устремились на Лию. Она почувствовала их на себе — тяжёлые, изучающие, лишённые тепла. Вампиры. Их было, возможно, два-три десятка. Мужчины и женщины невероятной, ледяной красоты, одетые в стили разных эпох — от бархатных камзолов до современных костюмов от кутюр. Некоторые были молоды на вид, другие казались древними, их лица хранили отпечаток веков. И все они смотрели на неё как на диковинного зверька, забредшего в собор.

— Домой вернулась, Изабель, — раздался из темноты женский голос, мелодичный и ядовитый. — И с… гостинцем.

Из тени вышла высокая, худая вампирша в платье цвета запёкшейся крови. Её волосы были белыми, как снег, а глаза — чёрными, бездонными.

— Матушка Лия, — слегка поклонилась Изабель, но в её тоне не было почтения. — Это Лия Картер. Та самая.

В зале пробежал шёпот. Имя, видимо, было им знакомо.

— Полукровка, — произнес кто-то с отвращением.

— Ошибка природы.

— Наживка для охоты.

Лия почувствовала, как её шрамы под одеждой заныли. Она стояла, выпрямив спину, стараясь не дрожать. Страх был, но его перекрывала ярость. Ярость за Кайла, за себя, за всю эту ложь.

— Она под моей защитой, — заявила Изабель, её голос прозвучал громко и чётко, разрезая шёпот.

— Твоя защита, дитя, не стоит и гроша в этих стенах, — парировала «матушка Лия». — Ты сама — полукровка. И привела сюда ещё большее недоразумение. Совет уже в ярости из-за нарушения границ. А Гильдия алхимиков рыщет по лесу как стая голодных псов. И всё из-за неё.

В этот момент толпа перед ними расступилась. Шаги, отмеренные, неспешные, прозвучали по каменному полу. К ним шёл мужчина.

Он выглядел на сорок с небольшим, но Лия сразу поняла — он древнее этих стен. Высокий, с аристократическими чертами лица, чёрными, гладко зачёсанными волосами, с проседью на висках. Одет в безупречный тёмно-серый костюм. Но не это заставило зал затаить дыхание. Это была его аура. Холодная, неоспоримая власть, исходившая от него волнами. Он был центром этого подземного мира.

Это был Виктор Блэкторн. Наследник клана «Ночные Тени». Фактический правитель в отсутствие его матери, матроны Лии, которая, как прошептала Изабель на ходу, «находилась в долгом сне».

Он остановился в двух шагах от Лии. Его глаза, цвета старого виски, медленно поднялись и встретились с её взглядом. В них не было отвращения или любопытства толпы. Был холодный, расчётливый интерес. Как учёный, рассматривающий редкий, потенциально полезный экземпляр.

Минута тянулась вечно. Он молча изучал её, его взгляд скользил по её лицу, шее, останавливался на месте, где под кофтой скрывались шрамы. Лия чувствовала, как её кожа горит под этим взглядом. Не от желания. От ощущения полной, тотальной беззащитности. Этот вампир мог разорвать её на куски одним движением, и никто, даже Изабель, не вступился бы.

Наконец, он заговорил. Голос был низким, бархатным, обволакивающим.

— Так вот она, причина грядущей бури. Дитя солнца и луны. Запретный плод, сорванный восемнадцать лет назад. — Он сделал шаг ближе. Лия почувствовала исходящий от него холод и запах — сандала, пергамента и старой, старой крови. — Вы удивительно… живая для своего рода. Обычно гибриды нежизнеспособны. Вы — исключение. Как и моя сестра.

Он бросил взгляд на Изабель, в котором была тень… чего? Брезгливости? Скрытой угрозы?

— Виктор, — начала Изабель, но он поднял руку, заставляя её замолчать. Этот жест был полон такого авторитета, что даже дерзкая полувампирша стихла.

— Почему ты привела её сюда, Изабель? — спросил он, не отрывая глаз от Лии.

— Чтобы спасти от Гильдии. И от её жениха-бесплотного, который, кажется, окончательно лишился разума.

— Спасти? Или принести в дар, чтобы укрепить свою шаткую позицию? — Его слова повисли в воздухе как обвинение.

Изабель не ответила, но её губы сжались.

Виктор снова повернулся к Лии.

— Вы понимаете, в каком положении находитесь, мисс Картер? Вы — ключ без замка. Оружие без спускового крючка. Ваше существование нарушает Вечный Завет. Ваша пробудившаяся сила привлекает хищников. Ваш оборотень пленён. Ваш человеческий жених… охотится на вас с армией алхимиков. — Он сделал паузу, давая словам проникнуть вглубь. — У вас нет друзей. Только те, кто хочет вас использовать. Совет — чтобы уничтожить. Моргана и её ведьмы — чтобы обратить в орудие мести. Гильдия — чтобы разобрать на части и изучить. Даже моя… милая сестра видит в вас пешку в своей игре за признание.

— А вы? — выдохнула Лия, находя в себе силы говорить. Её голос прозвучал хрипло, но не дрогнул. — Что вы хотите?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Виктор улыбнулся. Это была красивая, смертельно опасная улыбка.

— Я хочу порядка. Война никому не выгодна. Но старый порядок рушится. Нужен новый. И для нового порядка иногда нужны… новые инструменты. Необычные. Непредсказуемые. — Он протянул руку, но не тронул её. Просто провёл ладонью в сантиметре от её щеки. Лия почувствовала ледяное дуновение. — Вы могли бы быть таким инструментом. Если докажете, что вы не просто ошибка, а… эволюция.

Изабель отвела Лию в небольшую боковую комнату, больше похожую на келью — каменные стены, кровать с балдахином, тусклый свет. Как только дверь закрылась, Лия набросилась на неё.

— Ты привела меня к ним как подношение! Ты сказала, у тебя есть доступ к Совету, чтобы спасти Кайла!

— И он у меня есть, — холодно парировала Изабель, скидывая плащ. — Но всё имеет цену, детка. Виктор не станет шевелить пальцем за просто так. Ему нужно знать, что ты стоишь вложений. Что ты не сбежишь при первой же возможности обратно к своему дикарю.

— Он не просто «дикарь»! — выкрикнула Лия.

— О, я знаю, кто он, — Изабель повернулась, и в её глазах светилась странная смесь жалости и презрения. — Кайл Вольфхарт. Бывший наследник клана «Лунное Копье». Будущий альфа. Пока его не предали.

Лия замерла.

— Что?

— Да, твой пылкий защитник когда-то был принцем. Старший сын предыдущего альфы. Сильный, яростный, но… несдержанный. Идеалист. Он верил в мир. В то, что оборотни не должны прятаться. Что они могут сосуществовать с людьми. Он даже влюбился в одну. — Изабель усмехнулась. — Это было его первой ошибкой.

Лия слушала, сердце колотясь где-то в горле.

— Его собственный брат, нынешний альфа Кассиан, и дядя, старейшина Дэрион, увидели в этом слабость. Угрозу чистоте крови. Они устроили западню. Девушку-человека убили, подстроив под нападение диких оборотней. Кайла обвинили в неспособности защитить свою стаю и человеческую невесту. В нарушении древних законов. Его вызвали на ритуальный поединок — Кровавый круг. Он был сильнее, но против него вышли сразу двое — брат и дядя. Они сломали ему не тело, а дух. Лишили статуса. Изгнали из клана. С тех пор он одиночка. Изгой. А Кассиан, «верный традициям», стал альфой.

Лия вспомнила ярость в глазах Кайла, боль, которую он носил в себе глубже, чем физические раны. Теперь всё вставало на свои места. Его ненависть к Совету, к правилам. Его яростная защита её, ещё одной «запретной» связи.

— Они предали его, — прошептала она.

— Это их мир, Лия! — резко сказала Изабель. — Мир предательства, интриг и холодного расчёта. Клан «Лунное Копье» сейчас разделён. Часть старых воинов до сих пор верны Кайлу, но боятся открыто выступить против Кассиана. Другие видят в Кассиане сильного лидера. Кайл в плену — это не просто плен. Это политика. Кассиан хочет его публично судить и казнить, чтобы раз и навсегда укрепить свою власть. Дэрион хочет быстрой и тихой смерти в застенках. А Виктор… Виктор видит в этом шанс посеять ещё больший раздор среди оборотней, ослабив их клан.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросила Лия.

— Чтобы ты поняла! — Изабель схватила её за плечи. — Ты не сможешь просто ворваться и спасти его силой. Это ловушка в ловушке! Кассиан, возможно, даже хочет, чтобы ты пришла. Чтобы захватить и тебя. Две запретные птицы одним камнем. Тебе нужны союзники. Информация. Сила. Всё, что я могу тебе дать. И всё, чего захочет Виктор в обмен.

— И что он захочет?

Изабель отпустила её, её взгляд стал отстранённым.

— Он ещё не решил. Но будь уверена — цена будет высокой. Возможно… ты сама.

Лию оставили одну в келье. Дверь, конечно, не была заперта — куда ей бежать? Но она чувствовала, что за ней наблюдают. Десятки невидимых глаз вампиров, для которых она была развлечением, загадкой, угрозой.

Она сняла амулет. Подземный мир логово взорвался звуками и запахами. Она слышала шёпот за стенами, тихие шаги в коридорах, далёкую музыку (виолончель? играл кто-то с бесконечной тоской). Она учуяла кровь — свежую, в чашах, которые несли слуги-донаторы (люди, добровольно отдающие свою кровь вампирам). Она почувствовала холодную, безжизненную плоть своих «хозяев».

И среди этого моря чуждых сигналов, она попыталась найти то, что искала. Тонкую нить. Связь. Она закрыла глаза, прижала руку к своим шрамам, сосредоточилась на воспоминании о Кайле. О его прикосновении, его вкусе, его боли. «Где ты?.. Держись…»

И вдруг — слабый, очень слабый ответ. Не звук. Ощущение. Давящей тяжести (серебро?). Холода (подземелье Совета?). И ярости. Немой, сконцентрированной ярости волка в клетке. Он был жив. И он боролся.

Эта тонкая связь была одновременно пыткой и спасением. Она знала, что он жив. Но знала и то, что он страдает.

Ночью (хотя под землёй понятия дня и ночи были условны) в её келью вошёл Виктор. Один. Он принёс с собой серебряный поднос с едой (настоящей едой, для неё) и графин с чем-то тёмно-красным — для себя.

— Вы не ели, — констатировал он, ставя поднос на стол.

— Не голодна.

— Вам нужно силы сохранять. — Он налил себе «напиток» в хрустальный бокал. Запах крови, смешанной с чем-то пряным, ударил в нос Лии. — Изабель рассказала вам историю вашего оборотня?

— Да.

— Трогательно. Романтично даже. Преданный принц. — Виктор отпил. Его движения были изящны и полны нечеловеческой грации. — Но романтика в нашем мире ведёт к могиле. Сила, стратегия, контроль — вот что сохраняет жизнь.

— Вы предлагаете мне забыть о нём? — спросила Лия, сжимая кулаки под столом.

— Я предлагаю вам быть умнее. Его судьба сейчас решается в Зале Совета Вектара. Идёт торг. Кассиан хочет публичной казни. Мой… представитель предлагает изгнание в вечные льды. Дэрион настаивает на пытках, чтобы выведить имена его возможных сторонников. — Виктор посмотрел на неё поверх бокала. — Вампиры, в целом, предпочли бы его сохранить. Живой, страдающий враг в стане оборотней — это раздор, который нам на руку. Но за свою поддержку мы хотим кое-чего взамен.

Лия почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Чего?

— Вас.

Одно слово. Простое и ужасное.

— Я… не понимаю.

— Очень даже понимаете. Вы — дитя двух могущественных кровей. Ваш потенциал неизвестен. Вы могли бы стать чем угодно. Или кем угодно. Клану «Ночные Тени» было бы выгодно иметь такого… агента. Особенно с вашей связью с изгоем, у которого до сих пор есть сторонники среди «Лунного Копья».

— Вы хотите, чтобы я шпионила для вас? Стала вампирским инструментом против оборотней?

— Мы хотим, чтобы вы были нашим голосом в мире, куда у нас нет доступа. Среди оборотней, которые вас не примут. Среди ведьм, которые вас боятся. Среди людей, к которым вы всё ещё принадлежите. — Он поставил бокал. — В обмен на это, я лично гарантирую, что Кайл Вольфхарт не будет казнён. Он будет изгнан. Да, он покинет эти земли. Но он будет жив. И вы… вы будете под нашей защитой. Вы получите обучение. Контроль над своей силой. Место, где вы не будете изгоем.

Это была сделка с дьяволом. Ясная и отчётливая. Продать свою свободу, свою душу, чтобы спасти жизнь того, кого она… любила? Да. Любила. Дико, стремительно, безумно. После одного поцелуя, одной встречи взглядов — она знала это.

— А если я откажусь? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Виктор улыбнулся. На этот раз в его улыбке не было ни капли тепла.

— Тогда я отзову свою поддержку. И Кассиан сделает с ним то, что захочет. А вас… вас, моя дорогая, здесь никто не будет удерживать. Вы можете попытаться бежать. К Гильдии? К Марку, который сошёл с ума? К ведьмам, которые предали вашу мать? Или в одиночку — против всех? — Он встал. — Подумайте. У вас есть до завтрашнего заката. Завтра Совет вынесет предварительный вердикт.

Он вышел, оставив её одну с невыносимым выбором и запахом крови, витавшим в воздухе.

Лия не могла спать. Мысли метались. Спасти Кайла ценой вечного рабства у вампиров? Или попытаться спасти его силой, на которую она даже не была способна?

Она снова надела амулет, но теперь он казался ей не защитой, а символом её заточения. Она вышла из кельи, не зная куда идти. Галереи были пустынны. Она бродила, как призрак, пока не вышла в большое помещение, похожее на библиотеку. Полки до потолка, заставленные старыми фолиантами. И там, у камина (искусственного, дававшего лишь иллюзию тепла), сидел пожилой на вид вампир с книгой в руках. Это был Люсьен, историк клана.

Он поднял на неё усталые, мудрые глаза.

— Не спится, дитя? — спросил он. Его голос был тихим, лишённым надменности других.

— Нет.

— Место это… давит на живых. Слишком много смерти в стенах.

Лия молча села в кресло напротив. Она не знала, почему, но этот вампир не казался ей враждебным.

— Вы знали моих родителей? — вдруг спросила она.

Люсьен отложил книгу.

— Айрин? Да. Яркая, дерзкая ведьма. И Логан… гордый, честный воин. Их любовь была… стихией. Которая всех пугала. — Он вздохнул. — Виктор предлагает вам сделку?

Лия кивнула.

— Не принимайте её, — тихо, но твёрдо сказал старый вампир.

Лия вздрогнула.

— Но Кайл…

— Кайл Вольфхарт сделал свой выбор много лет назад. Он выбрал любовь вопреки правилам. И заплатил цену. Теперь ваш черёд выбирать. — Он наклонился вперёд. — Виктор видит в вас орудие. Но орудия ломаются. Есть другой путь.

— Какой?

— Нектар.

Лия вспомнила письмо матери. «Ищи Нектара в старых камнях.»

— Кто он?

— Старейший из нас. Древнее самого Вектара. Он… отошёл от дел клана. Живёт в руинах старой церкви на восточных скалах. Он помнит времена до Завета. Он знает истинную цену войн. И… он давал клятву вашей матери. — Люсьен достал из складок плаща маленький, тёплый камень с вырезанным на нём знаком — спиралью, закручивающейся внутрь. — Это проведёт вас через наши охранительные чары. И откроет дверь к нему. Но идти нужно сейчас. Пока Виктор не велел за вами следить плотнее.

— Почему вы помогаете мне? — спросила Лия, беря камень. Он пульсировал в её ладони слабым теплом.

— Потому что я устал от бесконечных игр и предательств. Потому что ваши родители заслуживали лучшего. И потому что… иногда один правильный поступок может перевесить века ошибок. — Он встал. — Идите через винные погреба. Там есть старая расщелина, ведущая на поверхность. И помните: Нектар не любит непрошеных гостей. Будьте готовы заплатить за знания его ценой.

Лия не стала благодарить словами. Она кивнула, сжала камень в кулаке и выскользнула из библиотеки, следуя указаниям Люсьена.

Погреба были лабиринтом бочек и бутылок. Запах старого вина и влажного камня заглушал другие запахи. Она нашла расщелину за огромной дубовой бочкой. Протиснувшись в неё, она попала в узкий, естественный тоннель, который вёл наверх.

Она карабкалась, царапая руки и колени, но не останавливалась. Камень Люсьена светился, и где-то впереди чувствовался свежий, холодный ночной воздух.

Она выбралась на поверхность у подножия скалы, над которой высились тёмные очертания заброшенной церкви. Была глубокая ночь. Лес шумел внизу. И тут её нос уловил другой запах. Знакомый. Металлический, озоновый. И след — зелёный, едва видимый световой отпечаток на земле.

Гильдия. Они уже здесь. Они нашли логово вампиров. Или… нашли её след.

И прежде чем она успела двинуться к церкви, из тени деревьев вышли трое. В тактических костюмах, с оружием в руках. И за ними — Марк. Его глаза в темноте светились сумасшедшим зелёным светом. На его лице была победоносная, жуткая улыбка.

— Я же говорил, — произнёс он, и его голос звучал как скрежет металла. — Ты моя. И никто — ни оборотни, ни вампиры — не помешают мне забрать то, что принадлежит мне по праву.

Он поднял руку, и сложный зелёный узор вспыхнул в воздухе, начиная опутывать Лию сетью из света. Она отпрянула, чувствуя, как её собственная, дикая энергия бунтует против этой искусственной, чужеродной силы.

И в этот момент с высокой колокольни рухнувшей церкви донеслось тихое, ледяное слово, которое, однако, отозвалось громом в костях каждого присутствующего:

— «Уйдите.»

Это был голос, в котором звучала тяжесть веков и бездна такой власти, от которой даже Марк на мгновение остолбенел. Охота приняла новый, непредсказуемый оборот. Игра только начиналась.

Глава 6. Старая кровь, новые клятвы

Слово «Уйдите.» не было произнесено громко. Оно прозвучало как шепот, подхваченный ветром и вколоченный прямо в сознание. Но его эффект был физическим. Воздух сгустился, стал вязким, как сироп. Зелёные светящиеся нити, которые Марк сплел вокруг Лии, задрожали и рассыпались на искры, шипя и потухая, как провода под напряжением.

Трое «чистильщиков» Гильдии замерли в полушаге, их лица, скрытые за масками, выражали не столько страх, сколько глубокую, профессиональную настороженность. Они знали, с чем столкнулись. Их оружие было направлено уже не на Лию, а на тёмный провал колокольни.

Марк же, напротив, казалось, только разозлился от вмешательства. Его глаза, светящиеся нечеловеческим зелёным, сузились.

— Никто не помешает! — выкрикнул он, и его голос сорвался на истерическую ноту. Он вскинул руки, и на этот раз геометрические узоры в воздухе стали сложнее, агрессивнее — острые, как бритва, треугольники и шипы из зелёного света понеслись к колокольне.

Казалось, они должны были пронзить старые камни. Но в сантиметре от почерневшей кладки световые конструкции попросту… растворились. Беззвучно, без вспышки. Как будто их поглотила сама тень.

Из темноты колокольни раздался вздох. Долгий, усталый, полный такого разочарования, что по спине Лии пробежали мурашки.

— Дети, играющие с огнём, которого не понимают, — прозвучал в умах у всех голос, на этот раз обращаясь непосредственно к Марку и его людям. — Ваша Гильдия копается в пепле древних костров. Вы разбудите то, что усыпили ценой великой крови.

— Покажи себя, тварь! — заорал Марк, теряя остатки самообладания. Его страх перед потерей Лии, смешанный с опьянением новой силой, вытеснил всякий инстинкт самосохранения.

Тень на колокольне сдвинулась. Не фигура шагнула вперёд — сама тьма, казалось, отпрянула, уступив место тому, кто в ней находился. На разрушенном парапете возник силуэт.

Он был высок и неестественно худ. Обёрнут в простые, грубые ткани, больше похожие на погребальные пелены, чем на одежду. Его лица не было видно в глубоком капюшоне, но оттуда исходил слабый, фосфоресцирующий бледно-голубой свет — отсвет глаз или чего-то иного. В одной руке, длинной и костлявой, он держал посох из чёрного, отполированного временем дерева.

— Я — Нектар. Страж Порога, которого вы так беспечно потревожили. Это место — моё убежище. И последнее предупреждение.

Один из «чистильщиков», самый молодой, судя по неуверенным движениям, дрогнул. Его рука с оружием опустилась.

— Сэр… протокол при встрече с классом «Древний» предписывает отход…

— Молчать! — рявкнул Марк, и зелёный свет из его глаз на мгновение вспыхнул ярче. Он вырвал у бойца его оружие — устройство с колбой. — Он просто старый вампир! Ещё один монстр, стоящий между мной и тем, что мне принадлежит!

Он навёл устройство на Нектара и нажал спуск. Струя того же зелёного, мерцающего вещества вырвалась из дула. Это была не физическая субстанция, а сгусток чистой, разъедающей магической энергии, созданный алхимиками для нейтрализации сверхъестественных существ.

Струя достигла Нектара за долю секунды. И… остановилась. Замерла в воздухе в метре от него, превратившись в подвешенную, пульсирующую каплю ядовитого света. Нектар слегка наклонил голову, будто рассматривая диковинного жука.

— Алхимический экстракт лунного камня и застывшего страха. Любопытно. Примитивно, но… больно.

Он щёлкнул пальцами. Тихий, стеклянный звук. Капля зелёного вещества сжалась в точку и исчезла с тихим хлопком.

В тот же миг Марк вскрикнул, упав на колени. Из его носа и ушей потекла алая струйка. Оружие выпало из его рук. Контр-удар был нефизическим — он ударил по самой связи Марка с его новообретённым даром, по тем самым зелёным нитям, что он только что плел. Лия почувствовала, как дрогнула энергетическая сеть, которую он неосознанно набросил на окрестности. На мгновение ей показалось, что она видит её — хрупкую, искрящуюся паутину, наброшенную на лес, на скалы, на само логово вампиров под ними.

— Бесплотный, не знающий меры. Ты рвёшь ткань мира, даже не понимая её узора, — мысль Нектара была обращена к Марку, но слышали её все. — Уйди. Или я сотру тебя и твои игрушки с этой земли. Навсегда.

Оставшиеся двое «чистильщиков», не дожидаясь приказа, схватили Марка, который слабо сопротивлялся, что-то бормоча сквозь кровь. Они отступили в лес, растворяясь в тенях с противоестественной для людей скоростью. Гильдия хорошо обучала своих агентов отступать.

Лия осталась одна на поляне перед церковью, глядя на фигуру на колокольне. Камень, данный Люсьеном, в её руке горел теперь тёплым, ровным светом.

Нектар не спускался. Он просто… исчез с колокольни и появился в нескольких шагах от Лии. Не было вспышки, перемещения — он был там, а теперь здесь. От него не пахло ни смертью, ни кровью. Пахло старым камнем, сухими травами и… пустотой. Как воздух в глубокой пещере, где не ступала нога тысячелетиями.

Он откинул капюшон.

Лия сдержала вздох. Его лицо не было ужасающим. Оно было… потусторонним. Бледная, почти полупрозрачная кожа, сквозь которую виднелись голубоватые прожилки. Черты — изящные, острые, лишённые возраста. Волосы, длинные и белые, как паутина, ниспадали на плечи. А глаза… Глаза были не красными, как у Изабель или Виктора. Они были цвета тёмного янтаря, почти как у Кайла, но в них не горел животный огонь. В них мерцали целые галактики отчуждённого знания и бездонной, вечной печали.

Он смотрел на неё. Не изучающе, как Виктор. Словно видел сквозь неё, в саму суть её крови, в клубок возможных будущих, тянущихся от неё, как нити.

— Лилен. Дочь Айрин и Логана, — его голос прозвучал уже не в голове, а в ушах, низкий и мелодичный, но лишённый человеческих вибраций. — Ты пришла. Позже, чем я ожидал. Но всё ещё вовремя.

— Вы знали мою мать, — не спросила, а констатировала Лия, всё ещё не в силах вымолвить больше.

— Я давал клятву. Хранить тайну. И предложить помощь, когда печать падёт. Печать пала. Помощь… сомнительна. Его взгляд скользнул в сторону, где скрылись люди Гильдии. Мир снова катится к войне. А ты — искра в пороховом погребе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мне нужна помощь, чтобы спасти Кайла, — выпалила Лия, находя наконец голос. — Вампиры предлагают сделку. Моя свобода в обмен на его жизнь.

Нектар медленно покачал головой.

— Виктор Блэкторн видит на два шага вперёд, но слеп на сто шагов в сторону. Его сделка — цепь. Для тебя. И смертный приговор для твоего оборотня в долгосрочной перспективе. Вампиры не прощают долгов. И не терпят активов, которые нельзя контролировать.

— Что же мне делать? — в её голосе прозвучала мольба, от которой ей стало стыдно, но сдержать её было невозможно.

Древний вампир подошёл ближе. Он был выше её на голову. Он протянул руку, но не тронул. Его пальцы остановились в сантиметре от её лба.

— Ты спрашиваешь, как спасти его. Лучший вопрос — как стать достаточно сильной, чтобы спасать? Сила не в сделках. Не в подчинении. Она — в принятии. Кто ты, Лилен?

— Я не знаю! — выкрикнула она, и в этом крике вырвалось всё отчаяние последних дней.

— Тогда узнай. — Его пальцы всё же коснулись её лба. Лёгкое, холодное прикосновение, как падающая снежинка.

И мир рухнул.

Она не потеряла сознание. Скорее, её сознание вырвалось из границ тела и времени.

Она видела свою мать, Айрин, молодую и бесстрашную, с венком из серебряных паутин в волосах, танцующую под полной луной в лесу. И его, своего отца, Логана — огромного серебристого волка, который в следующее мгновение стал мужчиной с тёмными волосами и смеющимися глазами цвета осеннего неба. Их любовь была вспышкой, яркой и запретной.

Видела тайные встречи, шепотки под сенью деревьев, смех, заглушаемый поцелуями. Видела, как её мать вырезала амулет — тот самый, полумесяц — и насыщала его чарами сокрытия. «Для нашего ребёнка, Логан. Чтобы мир его не разорвал».

Потом — тени, подбирающиеся к ним. Недовольные взгляды в ковене Морганы. Хмурые лица старейшин клана «Лунное Копье». Видела, как Верховный Совет Вектара (она узнала Кассиана, ещё молодого, но уже сурового, и матрону Лию Блэкторн, и саму Моргану) выносит вердикт: «Союз недопустим. Плод — угроза. Стереть».

Не авария. Охота. Облавой. Машину оттеснили на пустынный участок шоссе. Из леса вышли не люди. Оборотни в звериной форме. Ведьмы, шепчущие заклятья, сковывающие магию её матери. Видела, как отец, приняв облик, бросился на них, прикрывая отступление. Видела, как мать, уже раненная серебряным клинком, в последнем порыве вложила всю свою силу в амулет и в ребёнка на заднем сиденье, стирая память, накладывая печать.

И видела себя. Маленькую, испуганную, смотрящую сквозь разбитое стекло на пару янтарных глаз, мелькнувших в кустах. Не вражеских. Полных ужаса и ярости. Глаз другого оборотня, который пришёл слишком поздно. Глаз… Кайла. Он был там. Он пытался помешать своим. Он видел.

Видение сменилось. Теперь она видела Кайла в Зале Совета. Он стоял на коленях, но не сломленный. Перед ним на тронах сидели правители Вектара. Кассиан говорил что-то, его лицо было каменным. Дэрион, старый оборотень с глазами, полными ненависти, жестикулировал. Матрона Лия, вампирша, наблюдала отстранённо. А Моргана, верховная ведьма, улыбалась тонкой, хищной улыбкой.

Она чувствовала его боль через связь. Чувствовала серебряные оковы, жгущие плоть. Чувствовала его ярость, направленную не на врагов, а внутрь — на собственную беспомощность. И чувствовала… её образ в его сердце. Яркий, как вспышка. Её запах. Её обещание. «Я вернусь».

Видение исчезло так же внезапно, как и началось. Лия снова стояла на поляне, дрожа всем телом. По её щекам текли слёзы.

— Теперь ты видишь, — тихо сказал Нектар. — Ты — не ошибка. Ты — наследие. И месть. И надежда. Тебя пытались стереть, но твоя кровь оказалась сильнее. Твой оборотень любил тебя ещё до того, как встретил — как символ мира, который он хотел построить. А теперь любит тебя как женщину, как свою пару. Это… мощный якорь. И смертельная уязвимость.

— Как мне его спасти? — повторила Лия, но теперь в её голосе была не мольба, а стальная решимость.

Нектар отступил на шаг, его древние глаза мерцали.

— Совет собирается на полный суд через три дня, в ночь полнолуния. Это будет не просто суд. Это ритуал. Кассиан хочет не просто казни. Он хочет публично разорвать его связь с кланом, с тотемом «Лунного Копья». Обескровить его перед всеми. После такого даже изгнание будет милостью. Тебе нужна не сила, чтобы штурмовать их цитадель. Тебе нужен рычаг.

— Рычаг?

— У каждого есть тайна, которая сильнее его. У Кассиана — его дочь. Маленькая девочка, о существовании которой знают единицы. Она… больна. Болезнью крови, которую не могут излечить ни люди, ни их магия. Но которую могла бы исцелить древняя сила жизни, заключённая в крови гибрида — таком, как ты.

Лия застыла, осознавая чудовищность предложения.

— Вы предлагаете мне похитить ребёнка?

— Я предлагаю тебе предложить сделку. Не с Виктором. С самим Кассианом. Ты явишься на суд. Не как просительница. Как равная. Ты предложишь исцеление его дочери в обмен на жизнь и свободу Кайла. И на признание твоего права на существование.

— Он никогда не согласится! Он ненавидит таких, как я!

— Он ненавидит угрозу своей власти. Его дочь — его слабость. Его ахиллесова пята. И он знает, что Моргана и Виктор тоже хотели бы заполучить тебя. Твой ультиматум поставит его в положение, где согласие — наименьшее из зол.

— А если он прикажет схватить и меня?

— Для этого тебе понадобятся союзники. Не вампиры, не ведьмы. Те, кому нечего терять. Изгои. Те, кто до сих пор верен Кайлу. Те, кого я сведу тебя. И… кое-кто ещё.

Он повернулся и жестом указал в сторону леса. Из-за деревьев, неслышно ступая по опавшей листве, вышел человек. Вернее, не совсем человек.

Это был Гаррет. Старый оборотень, ветеран, наставник Кайла. Лия узнала его по описанию Изабель — седая борода, лицо в шрамах, глаза цвета стали, видевшие слишком много. Он смотрел на неё без одобрения, но и без ненависти. Со сложной смесью уважения к её крови и опасения, которое она внушала.

— Старая лиса здесь права, — хрипло проговорил Гаррет, кивая в сторону Нектара. — Кассиан сломал законы, когда предал своего брата. Многие в стае ропщут, но боятся. Если ты дашь им знак… если покажешь, что у Кайла есть не только право, но и сила вернуться… они поднимутся.

— Какая сила? — спросила Лия. — Я одна.

— Ты — дочь Логана, — сурово сказал Гаррет. — Его кровь в тебе даёт право голоса в Совете Стаи. Пусть и оспариваемое. А ещё… — он обменялся взглядом с Нектаром. — Есть легенда. О «Сердце Дикой Охоты». Артефакте, который может призвать древнюю силу леса, перед которой склонятся и оборотень, и вампир, и ведьма. Он был утерян. Но Нектар верит, что твоя смешанная кровь может его найти.

Нектар кивнул.

— Он спрятан в месте, куда не может ступить чистая кровь ни одной из рас. В Сердце Тени — источнике, который питает барьер вокруг Вектара. Он ослабевает. Моргана скрывает это. Гильдия охотится за ним. А он… мог бы быть ключом не только к власти, но и к настоящему миру.

Лия смотрела с одного на другого. План был безумным. Самоубийственным. Ворваться в самое сердце вражеской территории, найти мифический артефакт, собрать армию изгоев, явиться на суд и шантажировать самого могущественного оборотня в регионе.

Но другой дороги не было. Сделка с Виктором вела в рабство. Бегство — к вечной охоте. Бездействие — к смерти Кайла.

— Что мне нужно сделать? — просто спросила она.

Гаррет ухмыльнулся, обнажив чуть слишком длинные клыки.

— Для начала, девочка, научиться не пахнуть страхом за версту. И познакомиться с теми, кто будет плечом к плечу с тобой идти на смерть.

Он свистнул, низко и мелодично, как птица.

Из леса, один за другим, стали выходить фигуры. Их было человек десять. Мужчины и женщины. Разные. Некоторые выглядели почти людьми, лишь тень зверя в глазах. Другие носили шрамы и дикость как вторую кожу. Это были изгои. Оборотни, изгнанные за разные провинности, или те, кто ушёл сам, не вынеся лицемерия клана. И все они когда-то сражались под началом Кайла. И все хранили ему верность.

Они смотрели на Лию. В их взглядах были недоверие, надежда, скепсис. И вызов.

— Вот твое войско, принцесса, — процедил один из них, массивный мужчина с медвежьей гривой волос. — Что будем делать?

Лия сделала шаг вперёд, к ним. Её страх куда-то испарился, сгорел в пламени только что увиденного видения и ярости за Кайла. Она встретилась взглядом с каждым из них.

— Мы идём в самое сердце Вектара, — сказала она, и её голос звучал твёрже, чем когда-либо. — Мы заберём то, что принадлежит праву крови. А потом идём забрать нашего альфу.

В её груди что-то зажглось. Не только решимость. Сила. Дремавшая, глубокая, унаследованная от матери-ведьмы и отца-оборотня. Она ещё не знала, как ей управлять. Но она знала, что будет.

Нектар наблюдал за ней, и в его древних глазах, впервые за много веков, мелькнула искорка чего-то, отдалённо напоминающего надежду.

Искра упала в сухую траву, — подумал он. Посмотрим, что выйдет из этого пожара — новое начало или всеобщее погребение.

А далеко в лесу, опираясь на деревья, к своему транспорту пробирался Марк. Кровь уже перестала течь, но в голове гудело, а в груди бушевала чёрная, всепоглощающая ненависть. Он достал телефон.

— Это Стивенс. Цель находится под защитой Древнего класса. Нужны средства противодействия уровня «Омега». Сейчас же. И найдите мне слабое звено. Людей, которые ей дороги. Любую зацепку. Она заплатит за это. Она будет моей. Она будет… ничьей.

Охота только усложнялась. Но главная битва была впереди. В ночь полнолуния. В Зале Совета. Где решатся судьбы изгоя, полукровки и всего хрупкого мира Вектара.

Глава 7. Вкус правды

Руины в Сердце Тени оказались не просто пещерой. Это был храм, вырубленный в самой скале, старше Вектара, старше любых кланов. Воздух вибрировал от древней, дремлющей силы. Стены были покрыты фресками, изображавшими не людей и не зверей, а нечто среднее — существ в момент перехода, застывших в вечном танце между формами.

Именно здесь, в центре круглого зала, на каменном алтаре, лежало «Сердце». Это был не кристалл и не артефакт в привычном смысле. Это было… семя. Большое, размером с кулак, покрытое корой, как у старого дерева, но сквозь трещины в ней струился внутренний свет — то серебристый, как лунный свет, то тёмно-зелёный, как глубина леса.

Дорога сюда была кровавой. Изгнанники Гаррета сражались как демоны, прокладывая путь сквозь патрули Совета и ловушки ведьм. Лия чувствовала каждую их потерю как удар по собственной душе. Один из оборотней, молодой парень по имени Рен, принял серебряный клинок, предназначенный ей. Он умер, глядя ей в глаза, и прошептал: «За Кайла».

Теперь она стояла перед артефактом одна. Нектар сказал, что только её смешанная кровь может прикоснуться к нему, не будучи уничтоженной его дикой, неразборчивой энергией.

— Он не даёт силы, — предупредил древний вампир. — Он пробуждает то, что уже есть. Он может сжечь тебя изнутри, если ты не готова.

Лия протянула руку. Кора под её пальцами была тёплой и пульсирующей, как живая. Она вспомнила всё: страх в глазах родителей, холодную ярость Кассиана, боль Кайла в серебряных оковах, предательство Морганы, одержимость Марка. Она вспомнила своё старое, скучное, безопасное «я» и отреклась от него.

— Я — Лилен, — прошептала она. — Дочь запретного союза. И я пришла за своим наследием.

Она сжала Сердце в ладони.

Боль была мгновенной и всепоглощающей. Казалось, молния ударила ей в руку и побежала по венам, выжигая всё человеческое, всё слабое. Она закричала, но звук потерялся в рёве, который заполнил зал — рёве древнего леса, бушующего шторма и тысячи волчьих горл.

Свет из трещин в Сердце ворвался в неё. Он наполнял её, перестраивая изнутри. Она чувствовала, как кости становятся прочнее, мышцы наполняются нечеловеческой силой, а сознание расширяется, охватывая лес вокруг — каждое дерево, каждое животное, каждую тропинку. Она чувствовала Вектар, его страх, его интриги, как язвы на здоровом теле земли.

А потом — связь. Та самая тонкая нить, что тянулась к Кайлу, вдруг стала канатом, раскалённым докрасна. Она почувствовала его с новой, пугающей ясностью. Его боль. Его ярость. Его… удивление. Он почувствовал изменение в ней. И сквозь боль и отчаяние, в его сердце вспыхнула дикая, безумная надежда.

Свет погас. Лия стояла на коленях, тяжело дыша. Сердце Дикой Охоты исчезло, растворилось в её ладони, оставив на коже шрам в виде сплетения корней и лунного серпа. Сила бушевала в ней, дикая и необузданная. Она не стала всемогущей. Но она стала больше. Больше, чем человек. Больше, чем оборотень или ведьма. Она стала тем, чем должна была стать — мостом и бурей одновременно.

Гаррет, стоявший на страже у входа, обернулся. Увидев её, он невольно отступил на шаг. Глаза Лии светились — один янтарным, как у Кайла, светом, другой — серебристым, как у её матери. А вокруг неё витал едва уловимый ореол дикой, первозданной магии.

— Ну что, девочка, — хрипло проговорил старый воин. — Готова вытащить нашего упрямого щенка из клетки?

Зал Совета Вектара был полон. На возвышении восседали правители: Кассиан Вольфхарт — жёсткий, с каменным лицом; Матрона Лия Блэкторн — холодная и отстранённая; Моргана Шепот Ветра — с хищной улыбкой на губах; и другие члены совета. Внизу, в центре зала, на коленях, прикованный серебряными цепями к полу, сидел Кайл. Он был избит, изранен, но держал голову высоко. Его глаза, полые от боли, всё ещё горели непокорным огнём.

Шёл ритуал отречения. Кассиан, облачённый в шкуру древнего альфа, произносил слова, разрывающие связь Кайла с клановым тотемом. Каждый удар его посоха о каменный пол отзывался физической болью у всех присутствующих оборотней.

— …и да будет кровь его отлучена от Лунного Копья! Да не услышит он больше зова стаи! Да станет он пустым местом, тенью без рода!

В этот момент высокие двери Зала с грохотом распахнулись.

Все обернулись.

На пороге стояла Лия. Она была одна. Но за её спиной, в тени коридора, стояли десятки пар светящихся глаз — её изгои. А сама она… она изменилась. Она вошла не как просительница. Она вошла как сила природы. Её волосы, растрёпанные, казалось, шевелились от собственной энергии. Шрам на руке светился тусклым серебристо-зелёным светом. И в её глазах горела та самая дикая мощь Сердца.

— Церемония прервана, — сказала она, и её голос, усиленный магией, прозвучал на весь зал, заставляя вибрировать витражи.

Кассиан медленно повернулся к ней. В его глазах вспыхнула ярость, но под ней — мгновенная, животная осторожность. Он почуял исходящую от неё угрозу.

— Кто ты, чтобы прерывать Суд Совета? — прогремел он.

— Я — Лилен, дочь Логана Вольфхарта и Айрин из Серебряных Паутин, — объявила она, делая шаг вперёд. Каждое слово падало, как камень. — И я пришла за тем, что принадлежит мне по праву крови и клятвы.

В зале поднялся гул. Имя Логана, брата предыдущего альфы, погибшего «в аварии», было известно. Но официальная версия рассыпалась под весом её заявления.

Моргана перестала улыбаться. Матрона Лия наклонилась вперёд, её взгляд стал пристальным.

Кассиан побледнел.

— Ты — та самая ошибка. Плод, который должен был быть стёрт.

— Ошибкой была ваша жестокость и страх, — парировала Лия. Она прошла дальше, её взгляд встретился с Кайловым. В его глазах она увидела потрясение, гордость и… страх. За неё. Она дала ему едва заметный кивок: «Держись». — Я не пришла просить. Я пришла предлагать сделку.

— У тебя нет ничего, что могло бы заинтересовать Совет, — презрительно сказал Кассиан.

— У меня есть жизнь вашей дочери, — тихо произнесла Лия.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тишина, воцарившаяся в зале, была оглушительной. Кассиан замер, как громом поражённый. Это была его самая страшная тайна. Его маленькая Элайра, умирающая от таинственной болезни, которую не могла излечить даже магия ведьм.

— Ты лжёшь, — прошипел он, но в его голосе не было уверенности.

— Моя кровь — мост между мирами, — сказала Лия, поднимая руку со светящимся шрамом. — Я несу в себе силу жизни, которой нет ни у оборотней, ни у ведьм. Я могу её исцелить. В обмен на его жизнь, свободу и признание моего права здесь существовать.

Кассиан дрожал от бешенства. Его пальцы впились в подлокотники трона. Он был в ловушке, и он знал это. Отказаться — значит подписать смертный приговор дочери. Согласиться — значит признать поражение, уступить давлению полукровки и потерять лицо перед всем кланом.

— Есть ещё кое-что, — добавила Лия, чувствуя, как сила Сердца пульсирует в ней, давая смелость. — Я знаю, кто на самом деле убил моих родителей. И кто отдал приказ. И если с Кайлом что-то случится, эта правда станет известна каждому в Вектаре. И тогда посмотрим, сколько воинов останется под знаменем альфы-детоубийцы и лжеца.

Это был удар ниже пояса. Кассиан вскочил. В зале начался переполох. Матрона Лия подняла руку.

— Довольно! — её холодный голос прорезал шум. — Совет удаляется для обсуждения.

Обсуждение было коротким и бурным. Через полчаса Совет вынес вердикт. Кассиан, с лицом, вырезанным из гранита, объявил его:

— Кайл Вольфхарт лишается всех прав и званий в клане «Лунное Копье», но ему дарована жизнь и изгнание за пределы наших земель. Его связь с тотемом разорвана. — Он повернулся к Лие. — Ты получаешь временное право на существование под наблюдением Совета. Ты исцелишь мою дочь. После этого… мы решим, что делать с тобой.

Это была не полная победа. Но это была его жизнь и его свобода.

— Согласна, — сказала Лия. — Но цепи снимаете сейчас. И мы уходим вместе.

Цепи с Кайла упали с лязгом. Он с трудом поднялся на ноги, шатаясь. Лия подошла к нему, обхватила за талию, чувствуя, как он опирается на неё. Их взгляды встретились. Ни слова не было сказано, но всё было понятно.

Выходя из Зала Совета под сотней враждебных взглядов, Лия чувствовала, как напряжение не спадает. Кассиан не смирился. Это была лишь отсрочка.

И она оказалась права. На выходе из цитадели Вектара, в узком каньоне, их ждала засада. Не оборотни Совета — они не нарушили бы публичное решение. Это были «чистильщики» Гильдии. И с ними был Марк. Его лицо было искажено безумием, а в руках он держал странное устройство — кристаллический шар, внутри которого бушевала зелёная буря.

— Я сказал, ты будешь моей или ничьей! — закричал он и активировал устройство.

Волна чужеродной, алхимической энергии, предназначенная для разрыва магических связей и нейтрализации сверхъестественных существ, ударила по ним. Изгнанники Гаррета, стоявшие на защите, закричали от боли — их связь с природой и собственной звериной сущностью рвалась. Кайл, и без того ослабленный, рухнул на колени.

Но основной удар приняла на себя Лия. Устройство было нацелено на её новую, нестабильную связь с силой Сердца. Она почувствовала, как что-то рвётся внутри. Не физически. Глубоко, в самой основе её существа. Зелёный луч впивался в её светящийся шрам, пытаясь выжечь силу.

Она закричала. И инстинктивно, движимая желанием защитить Кайла и себя, выпустила навстречу волну той самой дикой, природной магии. Две силы столкнулись в ослепительной вспышке.

Был взрыв. Немой, поглотивший все звуки. Когда свет рассеялся, «чистильщики» лежали без сознания. Устройство Марка было разорвано на куски. Сам он стоял на коленях, с потрясённым лицом, из его носа и ушей снова текла кровь.

Но и Лия заплатила цену. Шрам на её руке потух. Сила Сердца, едва пробудившись, была снова загнана глубоко внутрь, усыплена или ранена. Она чувствовала страшную пустоту, слабость и острую, режущую боль в груди, как будто часть её души была вырвана. Она пожертвовала частью своего нового «я», чтобы отразить удар. Чтобы спасти их.

— Лия! — Кайл, превозмогая боль, подполз к ней.

— Всё в порядке, — прошептала она, глядя на его лицо, на живые, полные ужаса за неё глаза. Этого было достаточно. Пока он жив, любая цена была приемлема.

Они не пошли с изгнанниками. Гаррет, понимающе кивнув, увёл своих людей, чтобы сбить со следа возможных преследователей. Кайл, опираясь на Лию, а потом уже она, опираясь на него, ушли вглубь леса, в самое его сердце, куда не ступала нога человека или патруля Совета веками.

Его «укромное место» оказалось не пещерой. Это был огромный, полый древний дуб, вход в который был скрыт завесой плюща и колдовских знаков, которые он, видимо, получил когда-то от её матери. Внутри было сухо, тепло от какого-то вечного, мягкого источника тепла в самом дереве, и пахло древесиной, сухими травами и… им.

Он усадил её на груду шкур и сразу же принялся разводить маленький, почти бездымный костёр. Его движения были осторожными, бережными, но в них сквозила дикая, сдерживаемая энергия. Молчание между ними было громким, насыщенным всем, что они пережили, и всем, что осталось несказанным.

— Расскажи мне, — наконец тихо сказала Лия, глядя на огонь. — Всю правду. Почему ты спас меня тогда, на шоссе? Ты же был там… когда умерли мои родители. Я видела. В видении.

Кайл замер. Он сидел на корточках у огня, его профиль был резким в свете пламени.

— Я был молодым идиотом, — хрипло начал он. — Я верил, что можно изменить мир. Что любовь сильнее законов. У меня была… человеческая девушка. Её звали Сара. — Он сжал кулаки. — Кассиан и Дэрион убили её. Подстроили нападение «одичавших» оборотней. А меня обвинили в слабости. В том, что привлёк беду.

Он замолчал, проглотив ком в горле.

— В ночь, когда охотились на твоих родителей… я был там не как охотник. Я пришёл их предупредить. Но опоздал. Я увидел, как Логан, твой отец, мой… дядя, сражается против своих же. Как твоя мать пытается защитить тебя. Я бросился им на помощь. Но меня скрутили свои же воины. — Его голос сорвался. — Я видел, как они умирают. Видел, как Моргана (она тогда была ещё не верховной, но уже влиятельной) накладывает на тебя печать. Видел, как тебя, маленькую, перепуганную, увозят люди из Гильдии (они тогда тайно сотрудничали с Советом для «зачисток»). И я поклялся. Поклялся, что когда-нибудь, если печать падёт, я найду тебя. Защищу тебя. Искуплю свою вину за то, что не спас тогда.

Лия слушала, и сердце её разрывалось. Он нёс этот груз восемнадцать лет. Вину, ярость, боль. И всю эту ярость он обратил в защиту её, даже не зная, какой она выросла.

— Ты не виноват, — прошептала она.

— Виноват, — отрезал он. — Я должен был быть сильнее. Умнее. Я должен был…

— Перестань, — она встала и подошла к нему. — Ты спас меня сейчас. Ты отдал за меня всё — статус, клан, мирную жизнь.

Он поднял на неё глаза. В янтарной глубине бушевали демоны прошлого, но теперь в них был и свет. Её свет.

— Ты стоила того. Стоишь всего. С первой секунды, как я учуял твой запах в городе… это была не только месть прошлому. Это было… возвращение домой. К чему-то, чего я даже не знал, что ищу.

Он поднялся, стоял теперь так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло, слышала его учащённое дыхание. Запах дикого леса, крови и мужчины сводил её с ума.

— Лия… Лилен… Я…

Она не дала ему договорить. Она схватила его за лицо и притянула к себе, сливая их губы в поцелуе, который был больше, чем поцелуй. Это было падение. Признание. Обет.

Его ответ был немедленным и жадным. Он обвил её руками, прижал к себе так сильно, что кости затрещали, но ей было не больно. Ей былоperfectly. Его губы были твёрдыми, требовательными, его язык властно просил входа, и она отдалась этому натиску, отвечая той же дикостью.

Они рухнули на шкуры. Одежда оказалась ненужным, досадным препятствием. Руки Лии рвали его рваную рубаху, её ногти впивались в кожу его спины, ощущая шрамы, каждый из которых теперь был для неё историей, которую она хотела узнать и исцелить. Он стаскивал с неё джинсы и футболку, его прикосновения были грубыми, нетерпеливыми, но в них была такая жадная нежность, что она плакала, смешивая слёзы с их поцелуями.

Когда они обнажились, на миг замерли, просто глядя друг на друга при свете огня. Его тело было полем битвы — шрамы, синяки, следы пыток. Но оно было прекрасным в своей силе и выносливости. Он смотрел на неё как на чудо — на её гладкую кожу, изгибы, на шрам от Сердца на руке и те три тонкие линии на боку — его метки, их первая связь.

— Ты так прекрасна, — прошептал он, и его голос дрожал. — Моя. Моя луна. Моя жизнь.

Он опустился на колени между её ног, его дыхание обжигало её кожу. Он не был нежен. Он был диким, первобытным. Его поцелуи, его прикосновения языка к самым сокровенным местам заставляли её выгибаться и кричать, цепляясь пальцами за его волосы. Он знал, как довести её до края, и делал это безжалостно, наслаждаясь каждой её судорогой, каждым стоном.

Когда она уже не могла терпеть, дрожа от желания, он поднялся над ней. Его глаза в полумраке горели чистым, животным вожделением.

— Ты готова? — прошептал он, и это было не просто вопросом. Это было ритуальное слово.

— Да, — выдохнула она. — Да, Кайл. Сделай меня своей. Настоящей.

Он вошёл в неё одним мощным, уверенным движением. Боль была острой, но быстротечной, растворяясь в волне невероятного, всепоглощающего наслаждения. Он заполнил её полностью, и это было больше, чем физическое соединение. Это было слияние их душ, их боли, их ярости, их надежды.

Он начал двигаться. Сначала медленно, будто боясь причинить боль. Но скоро ритм ускорился, стал яростным, неистовым. Его бёдра бились о её, его руки держали её так крепко, что должны были остаться синяки. Лия отвечала ему тем же, обвивая ногами его спину, поднимаясь навстречу каждому толчку, впиваясь зубами в его плечо, оставляя свою метку.

Звуки, которые они издавали, были нечеловеческими: его низкие рыки, её приглушённые крики, смешанные с рёвом огня и шелестом листьев за стенами их дерева. Это был танец хищников, ритуал заclaiming, акт дикой, чистой страсти, в которой не было места прошлому или будущему — только настоящее, плоть, жар, похоть и всепоглощающая, безумная любовь.

Он довёл её до кульминации снова, и на этот раз она полетела за ним, крича его имя, чувствуя, как его собственное тело содрогается в финальном release внутри неё. Они рухнули вместе, сплетённые, покрытые потом, тяжело дыша.

Он не отпускал её, прижимая к себе, его лицо было зарыто в её шее.

— Моя, — снова прошептал он, и это звучало как клятва, как молитва. — Навсегда моя.

— И ты мой, — ответила она, целуя его в висок, чувствуя солёный вкус его пота и слёз. — Навсегда.

Они лежали так, слушая, как завывает ветер снаружи и трещит огонь. Боль, страх, опасность — всё это никуда не делось. Завтра им предстояло бежать, скрываться, бороться. Но в эту ночь, в логове древнего дуба, они нашли друг в друге не только страсть, но и причастие. И силу, чтобы встретить любую бурю. Вместе.

Глава 8. Утренний рёв

Лучи рассвета, пробивающиеся сквозь водопад у входа, разбудили её не лаской, а тревогой. Пространство рядом с ней на шкурах было пустым. Теплота его тела ещё хранилась в мехах, но самого Кайла не было.

Сердце Лии ёкнуло с такой силой, что она села, схватившись за грудь. Иррациональный, дикий страх забился под рёбра — страх, что всё это был сон. Что он снова исчез, растворился в лесу, как делал восемнадцать лет. Что она снова одна.

Она вскочила, накинув его рваную рубашку, которая пахла им так сильно, что на мгновение закружилась голова. Пещера была пуста. Только угли в очаге и их следы на шкурах говорили о том, что ночь была реальной.

«Нет. Нет, он не мог…» — мысль оборвалась. Она выбежала из пещеры, протиснувшись за водяную завесу. Влажный утренний воздух ударил в лицо. Она огляделась. Лес стоял тихий, озарённый розовым светом. И тут она услышала. Не звук. Вибрацию. Глубокую, низкую, исходящую из самой земли. Она пошла на неё.

Поляна открылась перед ней внезапно — круг идеальной травы, омываемый ручьём, залитый первыми лучами солнца. И посреди неё — Он.

Кайл. Но не Кайл-человек.

Он лежал, свернувшись огромным клубком тёмной шерсти, отливающей в свете зари серебром и синевой. Его размеры даже сейчас, в состоянии покоя, заставляли сомневаться в реальности. Он был ростом с лошадь, но сложен как сама мощь — широкая грудь, могучие лапы, закинутый на спину пушистый хвост. Его морда, удлинённая и умная, покоилась на передних лапах. Закрытые глаза, шерсть на боку, поднимающаяся и опускающаяся в ровном, глубоком ритме.

Лия замерла на краю поляны. Она видела его в этой форме лишь мельком, в аду фар и падающего дождя. Теперь она могла рассмотреть. И это было… прекрасно. В самом древнем, первозданном смысле слова. Он был воплощением дикой природы — не укрощённой, не одомашненной, а истинной, яростной и совершенной.

Она увидела, как под его шерстью, на том самом боку, где была рана, мягко пульсирует свет — тот же, что исходил от её шрамов. Он залечивал себя. Луна, даже скрывшаяся за днём, всё ещё давала ему силу.

Осторожно, боясь спуговать это видение, она сделала шаг на поляну. Трава была мокрой от росы. Ещё шаг. И ещё.

Он не шелохнулся. Но когда она оказалась в десяти шагах, его ухо — большое, заострённое — дёрнулось. Затем второе. Он медленно поднял голову.

Янтарные глаза открылись. Не человеческие. Звериные. Но те же. Тот же огонь, та же глубина. Он смотрел на неё, не двигаясь, и в его взгляде не было угрозы. Было… ожидание. Проверка.

Лия остановилась. Сердце колотилось где-то в горле. Инстинкт кричал бежать. Но нечто большее, глубокое и укоренённое в её собственной крови, тянуло её вперёд. Она сделала последние шаги, пока не оказалась прямо перед ним.

Теперь, стоя так близко, она осознавала его истинные размеры. Его голова была размером с её туловище. Он мог перекусить её пополам одним движением челюстей. И от этой мысли пошёл не страх, а странное, головокружительное возбуждение. Это была его истинная форма. Форма того, кто целовал её, кто владел ею этой ночью.

Она медленно протянула руку. Пальцы дрожали. Он наблюдал, не мигая. Она коснулась шерсти на его морде, между глаз. Шерсть была не мягкой, а жёсткой, плотной, живой и тёплой. Под ней бушевала сила.

Он издал тихий звук — не рык, а нечто вроде глубокого, грудного урчания. Вибрация прошла через её руку прямо в кости. Затем он плавно, с грацией большой кошки, поднялся на все четыре лапы.

Теперь он возвышался над ней. Она откинула голову, чтобы встретиться с его взглядом. Солнце позади него создавало нимб вокруг его могучей фигуры. Он был божеством леса. Её божеством.

Он наклонил свою огромную голову, тёплый, влажный нос коснулся её лба. Потом щеки. Он обнюхивал её, глубоко и внимательно, как бы запечатлевая её запах в этой форме. Его дыхание было горячим, пахло дичью и свежей травой.

И тогда он поднял голову к небу, ещё розовому от зари, и издал звук.

Это был не просто вой. Это было заявление.

Глубокий, протяжный, вибрирующий звук, который, казалось, исходил не из глотки, а из самой земли. Он поднимался вверх, пробивая слои утреннего воздуха, и разносился по лесу, по холмам, дальше, чем мог слышать человеческий слух. В этом вое была ярость. Была боль. Была тоска по справедливости. И была непоколебимая, каменная воля.

Лия почувствовала, как звук проходит сквозь неё, резонирует в её костях, в её крови. Её собственные шрамы ответили жаром. Это был клич. Призыв. И вызов.

Далеко-далеко, в логове клана «Лунное Копье», старый воин Гаррет, чистивший оружие, замер и поднял голову. На его суровом лице появилась улыбка — медленная, хищная.

— Вот и наш сигнал, — пробормотал он.

В подземных залах Совета, где шло экстренное заседание по поводу побега, Кассиан Вольфхарт, сидевший на своём альфовском троне, вдруг сжал подлокотники так, что дерево треснуло. Он услышал. Все в зале услышали — оборотни напряглись, вампиры нахмурились, ведьмы переглянулись.

— Он жив, — прошипел Дэрион, его лицо исказила ненависть.

— И бросает тебе вызов, братец, — тихо, но ясно произнесла с своего места Лия Блэкторн, матрона вампиров. В её глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение.

В своей квартире, с забинтованной головой, Марк Стивенс услышал вой лишь как далёкий, неприятный гул. Но его новообретённое чутьё «бесплотного» среагировало острой болью. Он понял. Она с ним. Его Лия. С тем зверем. И в его сердце, рядом с безумием, проросла холодная, расчётливая решимость.

Вой стих так же внезапно, как и начался. Эхо ещё перекатывалось по холмам. Кайл опустил голову и посмотрел на Лию. В его звериных глазах теперь читалась человеческая мысль. «Ты видела? Ты слышала? Это — я. И это — начало.»

Он повернулся и неспешной, могучей рысью направился к лесу на краю поляны. Один раз обернулся, кивнул ей в сторону пещеры, и скрылся в чаще.

Лия стояла ещё несколько минут, пока вибрация в воздухе не утихла окончательно. Потом медленно пошла обратно к пещере. Она чувствовала себя и опустошённой, и переполненной. Этот вой… он изменил что-то. Не только в лесу. В ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда она вернулась, Кайл уже был там. В человеческом облике. Босой, в тех же рваных джинсах, его торс, украшенный шрамами, был влажным от росы и пота. Он стоял у очага, раздувая угли. Услышав её, он обернулся.

Ни слова не было сказано о том, что произошло на поляне. Это не требовало слов. Он протянул руку, и она приняла её. Он притянул её к себе и мягко, почти с нежностью, поцеловал в лоб. Этот поцелуй был полной противоположностью вчерашней ярости. Это было благодарностью. Признанием. Обещанием защиты.

— Голодна? — просто спросил он, его губы коснулись её виска.

Она кивнула, не в силах говорить.

Он нашёл в углу запасы — вяленое мясо, лесные ягоды, коренья. Разложил на грубой деревянной тарелке. Они сели у огня, и тишина между ними была тёплой, живой, наполненной пониманием.

— Расскажи мне, — сказал он наконец, отломив кусок мяса и протянув ей. — Как ты жила. Все эти годы.

И она рассказала. О своей жизни в Гленморе. О тишине библиотеки, которая была её крепостью. О кошмарах, преследовавших её по ночам. О пустоте, которую она не могла объяснить. О Марке и его удобной, удушающей любви. О том, как она пыталась вписаться в мир, который всегда чувствовала чужим.

Он слушал, не перебивая. Его глаза не отрывались от её лица. В них не было жалости. Было острое, почти болезненное внимание. Он впитывал каждое слово, как будто собирал осколки её жизни, чтобы сложить целое.

— А он? Этот… Марк, — произнёс он имя с лёгким рычанием в голосе. — Он причинял тебе боль?

— Не такую, — покачала головой Лия. — Он хотел владеть. Контролировать. Делать меня частью своей идеальной картины. Это… душило.

Кайл кивнул, как будто это было единственно возможным объяснением.

— Люди часто путают любовь с собственностью. Мы… мы другие. Для нас обладать — значит защищать. Знать, что твоя пара сильна. Что она может выжить рядом с тобой. Что она выбрала тебя, несмотря на твою дикость.

— Я выбрала, — тихо сказала Лия.

Он взял её руку, перевернул ладонью вверх, провёл большим пальцем по её линии жизни.

— Теперь твоя очередь. Чего ты хочешь, Лия? — его взгляд стал пристальным, серьёзным. — Ты можешь уйти. Я найду способ. Отправлю тебя туда, где ни Совет, ни Гильдия, ни этот… Марк не найдут тебя. Ты можешь попытаться забыть. Начать новую жизнь.

Она смотрела на него, и ответ пришёл сам собой, ясный и неоспоримый.

— Я хочу остаться. С тобой. Хочу понять, кто я. Хочу… силу. Не чтобы править. Чтобы больше никогда не чувствовать себя беспомощной. Чтобы защищать то, что мне дорого.

В его глазах вспыхнуло одобрение. Гордость. Но также и тень.

— Дорого… это включает и месть? — спросил он тихо.

Она не ответила сразу. Вспомнила видения, показанные Нектаром. Свою мать. Отца. Машину, оттеснённую в кювет. Приказ «стереть».

— Они убили моих родителей. Они сломали тебя. Они хотели стереть меня с лица земли, ещё не родившуюся. Да, — её голос окреп. — Это включает и месть. Но не слепую ярость. Справедливость.

Кайл медленно кивнул. Он встал, подошёл к входу в пещеру, смотря в утренний лес. Его спина, прямая и сильная, была напряжена.

— Я тоже хочу мести, Лия. Но не просто крови. Я хочу отнять у них то, что они забрали у меня. У нас. Я хочу свою стаю. Не из страха или традиции. Из верности. Из выбора. Я хочу семью. — Он обернулся, и в его глазах горел тот же огонь, что и в его зверином вое. — Не ту, в которую ты рождаешься. Ту, которую создаёшь. Ту, за которую готов умереть.

Он вернулся к огню, сел напротив неё, взял её руки в свои.

— Мой брат правит через страх. Старейшины живут прошлым. Они забыли, что сила стаи — в её единстве. В разнообразии. Я видел это, когда любил человеческую девушку. Я вижу это в тебе. Наша сила — в нашей разности. В том, что мы ломаем их устаревшие правила.

Он говорил с такой страстью, с такой верой, что у Лии перехватило дыхание. Это был не просто изгой, жаждущий крови. Это был лидер. Принц, который наконец-то понял, за что стоит бороться.

— Я хочу построить нечто новое. Здесь, в этих лесах. Место, где такие, как мы — изгои, полукровки, те, кто не вписался в их жалкие рамки — могли бы жить. Без страха. Без необходимости прятаться. Я хочу быть для них альфой. Не тем, кто командует. Тем, кто ведёт. Защищает. — Его пальцы сжали её ладони. — И я хочу, чтобы ты была рядом. Моей парой. Моей советчицей. Моей силой. Не за мной. Со мной.

Это было предложение. Не брака. Не союза. Это было приглашение построить новый мир на руинах старого. Это было страшнее, грандиознее и правдивее всего, что она когда-либо слышала.

Лия смотрела в его янтарные глаза, в эту бездну ярости, боли и непоколебимой надежды. Она думала о своей тихой библиотеке. О скучных, безопасных планах Марка. О всей той маленькой, урезанной жизни, которую она вела.

А затем она подумала о вое, разнёсшемся над лесом. О его силе. О своей силе, дремавшей в крови. О шрамах, которые теперь были частью её. О боли, которая стала мостом между ними.

Она подняла его руку к своим губам и поцеловала суставы пальцев, чувствуя под ними силу, способную разорвать врага на части, и нежность, которой он касался её.

— Я уже сделала свой выбор, — сказала она. — В ту ночь, когда надела твой коготь на шею. Твоя стая — моя стая. Твоя война — моя война. Твоя месть… наша месть.

Улыбка, появившаяся на его лице, была не улыбкой человека. Это был оскал волка, увидевшего свою добычу. И свою самку рядом.

— Тогда начнём, — прошептал он, и в этих словах был звон будущих битв и обещание грядущей бури. Бури, которую они вызовут вместе.

Глава 9. Новые тропы

После тихого завтрака, наполненного больше взглядами, чем словами, они собрали немногочисленные пожитки. Вернее, собрал Кайл — завернул в грубую ткань остатки еды, проверил клинок, данный Гарретом. Лия лишь наблюдала, всё ещё ощущая нереальность происходящего. Её пальцы сами тянулись к шрамам на боку, которые пульсировали тупым, ноющим теплом — напоминанием о цене и о новой силе.

— Готов? — спросил Кайл, стоя у выхода из пещеры. Солнечный свет, пробивая водопад, рисовал на его лице и груди движущиеся узоры.

Она кивнула, не доверяя голосу. Готов ли кто-нибудь к такому? К уходу от всего, что знал, в лес, навстречу войне и неопределённому будущему с существом, которое было и человеком, и мифом?

Он, казалось, прочитал её мысли. Подошёл, взял её лицо в ладони. Его пальцы были тёплыми и твёрдыми.

— Страх — это нормально. Это значит, ты ещё жива. Но не дай ему парализовать тебя. Иди за мной. Доверься своим чувствам. Лесу. Мне.

Он поцеловал её — коротко, властно, как ставят печать. Потом развернулся и шагнул в водяную завесу. Лия, сделав глубокий вдох, последовала за ним. Холодная вода окатила её, смывая последние следы пещерного уюта и старых сомнений.

Снаружи мир был ярким, шумным и невероятно пахучим. Кайл не стал сразу перевоплощаться. Он шёл впереди, высматривая тропу, которую знал только он. Лия следовала за ним, её глаза жадно впитывали детали: как свет играет на его обнажённой спине, как работают мышцы под кожей при каждом шаге, как он время от времени замирает, подняв голову, улавливая звук или запах, недоступные ей.

Через час ходьбы он остановился.

— Дальше я пойду так, — сказал он, не оборачиваясь. — Быстрее. Безопаснее. Ты не отстанешь?

Она хотела ответить «нет», но кивнула. Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло одобрение. Затем он сбросил остатки одежды (джинсы, превратившиеся в лохмотья, он просто разорвал) и сделал шаг в сторону от тропы.

На этот раз Лия видела всё. Это не было мгновенным превращением из фильмов. Это был… поток. Искажение воздуха вокруг него. Треск ломающихся и собирающихся заново костей, приглушённый, но от этого не менее жуткий. Рост мускулов, удлинение конечностей, появление шерсти — тёмной, впитывающей свет. Это длилось, может, десять секунд. Десять секунд немого ужаса и невероятного очарования.

И вот он снова стоял перед ней — огромный волк. Но теперь не лежащий, а в полный рост. Он потянулся, как большая кошка, его позвоночник выгнулся дугой, когти впились в землю. Потом подошёл к ней, ткнулся холодным носом в ладонь, как бы говоря: «Всё в порядке. Это всё ещё я.»

Затем он двинулся вперёд. Не бегом, но быстрой, размашистой рысью, которая заставляла Лию почти бежать, чтобы поспевать. И тут она обнаружила в себе нечто новое. Её тело, всё ещё человеческое, откликнулось. Дыхание стало глубже, ритмичнее. Ноги, обычно неуклюжие на бегу, сами находили опору среди корней и камней. Она не уставала. Более того — она чувствовала прилив сил. Как будто его близость, его дикая энергия подпитывала и её.

Он время от времени оборачивался, проверяя. И каждый раз, встречая его взгляд, Лия чувствовала странную гордость. Она справлялась. Она шла рядом с ним. Не как обуза. Как… напарница.

Он действительно залечивался на её глазах. Рана на боку, ещё красная и влажная утром, теперь покрылась тонкой плёнкой новой кожи даже под шерстью. Сила луны, заключённая в этой форме, работала быстро.

Они шли часами. Лес менялся вокруг — светлые сосновые боры сменялись тёмными ельниками, потом снова лиственными рощами. Лия постепенно начала различать не просто «запах леса». Она улавливала отдельные нити: след лисы, прошедшей тут на рассвете; сладковатую гниль старого пня, где кипела жизнь насекомых; далёкий, едва уловимый дымок костра (человеческий?); и конечно, его запах — ведущий, доминирующий, становящийся для неё компасом.

Она действительно чувствовала себя как в странной, прекрасной и пугающей сказке. Только в сказках героиня обычно чего-то хочет — вернуть принца, найти сокровище, снять проклятие. А она? Она бежала от своей старой жизни, к чему-то настолько неопределённому, что даже представить не могла. И самое странное — ей было хорошо. Свободно. Так, как никогда за все годы в Гленморе.

Они вышли на опушку у подножия высокого скального выступа, похожего на спящего каменного великана. Солнце уже клонилось к западу, окрашивая небо в персиковые тона. Кайл замедлил шаг, его нос задрожал, уловив что-то. Он издал тихое предупреждающее ворчание и стал медленно, очень медленно, продвигаться вперёд, прижимаясь к земле.

Лия, сердце замирая, последовала его примеру, спрятавшись за толстым стволом сосны. Она выглянула.

На фоне огромного валуна у скалы сидела фигура. Нет, не сидела. Лежала, вытянувшись, как ещё один камень, покрытый седой, свалявшейся шерстью. Это был волк. Почти такого же размера, как Кайл, но казавшийся ещё массивнее из-за широкой кости и невероятно густой, косматой шерсти, цвета пепла и стали. Он выглядел древним. Его морда была иссечена шрамами, один глаз был закрыт бельмом, а из полуоткрытой пасти виднелись клыки, стёртые временем, но от этого не менее внушительные.

Первой реакцией Лии был леденящий страх. Этот зверь дышал такой первобытной, неторопливой силой, что казалось, он может встать и стереть их с лица земли просто потому, что они нарушили его покой.

Кайл, однако, не нападал. Он остановился в двадцати шагах, сел на задние лапы и… завыл. Тихо, почти мелодично. Не вызов. Приветствие. Или опознавательный сигнал.

Старый волк медленно, с трудом, будто каждая кость стонала, поднял голову. Его единственный глаз, цвета мутного янтаря, уставился на Кайла. Прошла долгая минута молчаливого изучения. Потом старик издал звук, похожий на хриплый кашель, и… кивнул.

Только тогда Кайл подошёл ближе. Они обнюхали друг друга, касаясь носами, потом мордами — ритуал, полный древнего смысла. Старый волк что-то хрипло прорычал, и Кайл ответил коротким взлаиванием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Затем взгляд старого зверя переключился на то место, где пряталась Лия. Его единственный глаз, несмотря на возрастную плёнку, был невероятно проницательным. Лия почувствовала, как этот взгляд сканирует её сквозь дерево, ощущает её запах, её страх, её сущность.

Она замерла, не зная, что делать. Бежать? Выйти? Кайл обернулся к ней и издал мягкий, подбадривающий звук — нечто среднее между скулением и мурлыканьем. «Выходи. Он не враг.»

Лия, преодолевая дрожь в коленях, сделала шаг из-за дерева. Потом ещё один. Она вышла на открытое пространство, чувствуя себя невероятно маленькой и уязвимой между двумя гигантскими существами.

Старый волк принюхался к воздуху, направленному в её сторону. Его ноздри расширились. Он что-то уловил. И тогда произошло нечто удивительное. Он… сфокусировался. Его мутный глаз будто прояснился на мгновение. Он уставился не просто на неё. На её шрамы. На её руки. И потом он издал долгий, низкий звук, полный такого изумления и… скорби, что у Лии по спине пробежали мурашки.

Кайл, видимо, понял этот звук. Он подошёл к Лие и встал между ней и стариком, но не в защитной позе, а скорее как представляющий её. Он снова что-то прорычал, на этот раз явно что-то объясняя.

Старый волк слушал, его голова склонилась набок. Потом он медленно, с болезненной грацией, поднялся на все четыре лапы. Казалось, он поднимется во весь свой исполинский рост, но вместо этого его контуры задрожали, заколебались.

Воздух вокруг него замерцал, как над раскалённым камнем. И началось обратное превращение. Оно было медленнее, труднее, чем у Кайла. Слышался хруст, стоны, но не боли, а усилия. Шерсть втягивалась, кости перестраивались с глухим скрежетом. Это было почти невыносимо смотреть — словно сама природа сопротивлялась.

Наконец, там, где секунду назад стоял древний зверь, теперь стоял человек. Вернее, то, что от него осталось. Высокий, сухой, как щепка, старик с лицом, изрезанным шрамами ещё глубже, чем у его звериного двойника. Его длинные седые волосы и такая же борода были спутаны и покрыты лесным сором. На нём были лишь лохмотья кожи. Но его осанка! Он стоял прямо, как копьё, и его одинокий глаз горел таким умом и силой, что было ясно — это не просто старый волк. Это была легенда.

Он кашлянул, прочищая человеческое горло, и заговорил. Голос был подобен скрипу старого дерева на ветру, но в нём чувствовалась несгибаемая воля.

— Кайл Вольфхарт, — произнёс старик. — Выгнанный принц. И ты привёл… её. Дочь Логана и Айрин. — Его взгляд снова прилип к Лие, и в нём читалось что-то близкое к благоговению. — Я чувствую их в тебе. И чувствую… пробуждение. Ты заплатила кровью за его свободу.

Лия молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Я — Ульфрик, — представился старик, ударив себя в грудь кулаком. — Когда-то — вожак стражи «Лунного Копья». Когда твоего отца, мальчик, предали, я не смог поднять когти против законного наследника. Но и против клана не пошёл. Ушёл. Как многие.

Кайл, уже успевший натянуть запасные штаны из свёртка, подошёл и крепко обнял старика, хлопая его по спине.

— Я знал, что ты где-то здесь, старый пёс. Чуял твой запах за милю.

Ульфрик хрипло рассмеялся.

— А я думал, сдохну в одиночестве, так и не узнав, чем вся эта история закончится. А она, выходит, только начинается. — Он снова посмотрел на Лию. — Ты знаешь, что значит её кровь, мальчик? Что значит то, что она сделала?

— Знаю, — серьёзно ответил Кайл. — Она — моя пара. И ключ. К тому, чтобы всё исправить.

Ульфрик долго смотрел на них обоих, его единственный глаз бегал с лица Кайла на лицо Лии и обратно. Наконец, он медленно кивнул.

— Значит, так. Ты собираешь стаю. Не из страха. Из верности. — Он плюнул на землю. — О Кассиане и Дэрионе я давно всё понял. Кровь предательства воняет сильнее волчьего помёта. Я с тобой, Вольфхарт. И другие придут. Те, кто ещё помнит честь.

Он повернулся и заковылял к своему валуну, отодвинул камень поменьше, закрывавший углубление. Оттуда пахло дымом и старой кожей.

— Но сегодня ночь. И вам нужно силы копить. У меня есть крыша. И мясо. И… кое-какие истории. Для тебя, девочка. Про твоих родителей. Про то, какими они были до того, как мир решил их сломать.

Лия взглянула на Кайла. Он кивнул, его рука легла ей на плечо, твёрдая и обнадёживающая.

Они вошли в пещеру Ульфрика, и дверь-камень закрылась за ними, отсекая последние лучи заходящего солнца. Снаружи лес погружался в ночь, но внутри, у огня, ждала правда. Горькая, кровавая, но их правда. И первый из многих союзников в войне, которую они только что начали.

Глава 10. Легенды

Пещера Ульфрика оказалась не просто укрытием. Это был арсенал, архив и берлога одновременно. Стены были увешаны шкурами невероятных размеров — медведя, лося, и того, что Лия с содроганием опознала как шкуру другого оборотня (Ульфрик, заметив её взгляд, буркнул: «Самооборона. Он первым полез»). На грубо сколоченных полках стояли глиняные кувшины, связки сушёных трав и… книги. Потрёпанные, в кожаном переплёте. Лия невольно потянулась к одной.

— Трофей, — пояснил Ульфрик, раздувая огонь в очаге. — От одной слишком любопытной ведьмы. Не все знания должны быть у них.

Кайл уже занялся приготовлением мяса — огромного куска оленины, который старик достал из холодной ниши в стене. Запах жареного мяса смешивался с дымом и ароматом лесных чаёв. Лия сидела на стуге из медвежьей шкуры, чувствуя себя одновременно гостьей и участницей какого-то древнего ритуала.

Ульфрик налил им что-то крепкое и дымное из рога в грубые деревянные чаши.

— Пей. Согреет душу и затянет раны, — сказал он, пристально глядя на Кайла. — Хотя твои, я вижу, уже почти целы. Луна благоволит тебе, мальчик. Или это её дела? — Он кивнул в сторону Лии.

— Она… помогла, — коротко ответил Кайл, избегая подробностей. Но его взгляд, брошенный Лие, был красноречивее любых слов.

Они ели молча, пока первый голод не был утолён. Потом Ульфрик откинулся на своё сиденье, и его единственный глаз уставился в пламя.

— Логан, — начал он, и одно имя наполнило пещеру тихой грустью. — Твой отец, девочка, был лучшим из нас. Не самым старым. Не самым хитрым. Но самым… ясным. Он видел мир не через призму законов, а через призму справедливости. Если закон был несправедлив — он оспаривал его. Это многих бесило. Особенно Дэриона, его дядю. Тот видел в Логане угрозу — слишком прогрессивного, слишком независимого наследника.

Он отхлебнул из чаши.

— А твоя мать… Айрин. Богиня в облике ведьмы. Огонь и лёд. Когда она входила в комнату, даже старейшины замолкали. Её сила была не в криках и молниях, а в тихом, неотвратимом давлении. И когда они полюбили друг друга… — Ульфрик покачал головой. — Это было как два урагана, столкнувшиеся и создавшие идеальный штиль. Они дополняли друг друга. И в этом была их гибель.

— Почему? — тихо спросила Лия, её голос прозвучал хрипло. — Почему это было так страшно для всех?

— Страх перед неизвестным, дитя. Страх перед силой, которую нельзя контролировать. Ребёнок от такого союза… никто не знал, каким он будет. Предсказания были мрачными. Одни видели в тебе разрушителя миров. Другие — спасителя. Но никому не нужен спаситель, который ставит под сомнение их власть. — Старик вздохнул. — Кассиан, брат Кайла, был тогда молодым, честолюбивым. Дэрион нашептал ему, что Логан, заключив союз с ведьмой, готовит переворот. Что он хочет смешать кровь кланов, ослабить их. Кассиан поверил. Или сделал вид, что поверил. Страх — отличное оправдание для убийства.

Кайл сидел, сжимая свою чашу так, что дерево трещало. Его лицо было каменной маской.

— Они не дали ему шанса объясниться. Не вызвали на Круг. Устроили засаду. Как трусы.

— Да, — согласился Ульфрик. — И отправили на ту «охоту» молодых, подающих надежды воинов. Тех, чью лояльность хотели проверить. Или сломать. — Его взгляд упал на Кайла. — В их числе был и ты, мальчик. Самый молодой, самый ярый. Гордость клана. Их идеальное оружие.

Кайл не стал отрицать. Он смотрел в огонь, и пламя отражалось в его глазах, как в двух кусках янтаря.

— Они сказали мне, что Логан предал нас. Что он продал тайны клана ведьмам. Что его ребёнок станет орудием против всех оборотней. Я… я верил. Я рвался в бой. Чтобы доказать свою преданность. Чтобы стереть пятно позора с семьи.

Его голос стал низким, монотонным, как будто он рассказывал не свою историю, а чужую.

— Когда я увидел тебя в машине… маленькую, испуганную… что-то дрогнуло. Ты не выглядела оружием. Ты выглядела… ребёнком. А потом Айрин посмотрела на меня. И в её взгляде не было ненависти к врагу. Была жалость. К мне. Как к слепому щенку, которого натравили на своего. И я… застыл. Это спасло тебе жизнь. И погубило мою.

Ульфрик кивнул.

— После провала «охоты» Кассиан и Дэрион сделали тебя козлом отпущения. Мол, если бы не твоя слабость, угроза была бы уничтожена. Твоя первая любовь к человеческой девушке стала следующим предлогом. Они убили её, чтобы доказать, что ты не можешь защитить своих. А потом сломали тебя в Круге. Не физически. Духовно. Изгнали, чтобы никто не видел живого напоминания об их преступлении.

В пещере повисла тяжёлая тишина. Лия смотрела на Кайла, и её сердце сжималось от боли — не только за него, но и за ту девушку, за отца, за мать. Вся эта паутина предательств и трусости была чудовищна.

— Почему ты не пошёл против них тогда? — спросила она Ульфрика.

Старый воин усмехнулся, обнажив редкие зубы.

— Один? Против всего клана, Совета и их ведьм? Я не самоубийца. Я ушёл. Как и другие, у кого осталась честь. Мы ждали. Знали, что Кассиан — правитель слабый. Он правит страхом, а страх — ненадёжный фундамент. Мы ждали знака. — Он посмотрел на Кайла. — И дождались. Твоего вчерашнего воя. Его услышали все, у кого в жилах ещё течёт волчья кровь, а не вода страха.

Ульфрик допил своё питьё и поставил чашу с глухим стуком.

— Но дело не только в политике, девочка. Дело в силе. Настоящей, животной. Ты видела его в обличье?

Лия кивнула, вспоминая исполинскую фигуру на поляне.

— Он всегда был крупным. Даже щенком. Но после изгнания… после той боли, того падения… что-то в нём лопнуло. Или, наоборот, закалилось. Его звериная форма стала расти. — В голосе старика появились нотки почтительного страха. — Обычный взрослый оборотень — размером с крупного медведя. Кайл… Кайл сейчас считается самым большим волком среди всех, кого помнят легенды. Даже Логан, его отец, не достигал таких размеров.

Лия посмотрела на Кайла. Он молчал, глядя в огонь, но его плечи напряглись.

— Это… хорошо? — осторожно спросила она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо? — Ульфрик фыркнул. — Это… неестественно. И страшно. Для них. Размер в нашем мире — не просто масса. Это воплощение силы духа, ярости, воли к жизни. Его форма кричит о том, что он пережил, и о том, что он вынес. Это вызов, брошенный в лицо всему миру: «Вы сломали меня, но не убили. И я вернулся — больше, сильнее, яростнее». — Старик прищурился. — Но есть и другая причина. Её, думаю, он сам тебе не сказал.

Кайл наконец поднял на него взгляд, в котором промелькнуло предупреждение.

— Ульфрик…

— Она должна знать, мальчик. Вся правда. — Старик был непреклонен. — Его рост… он не остановился. С каждым полнолунием, с каждой новой яростью, с каждой болью… он становится ещё больше. Некоторые в лесах шепчутся, что он не просто оборотень. Что в нём просыпается древняя кровь Первозверей — тех, кто был здесь до людей, до вампиров, до нынешних кланов. Тех, кого боялись даже старые боги.

Лия замерла. Она смотрела на Кайла, пытаясь представить его ещё больше. Это казалось невозможным. И пугающим. Но также… невероятно притягательным.

— Это правда? — прошептала она.

Кайл долго молчал. Потом кивнул, почти не заметно.

— Я… чувствую что-то. Глубже зверя. Как будто под ним есть ещё один слой. Темнее. Древнее. Иногда, в ярости, мне кажется, я могу… — он оборвал, сжав кулаки. — Это опасно, Лия. Не только для врагов. Для всех. Я не всегда могу это контролировать.

— А теперь представь, — продолжал Ульфрик, — что появляется она. Дочь двух могущественных кровей. Та, чья сила разбудилась, разорвав серебряные оковы. Та, чьи шрамы светятся лунной магией. Вы вдвоём… вы не просто пара изгоев. Вы — ходячее предзнаменование. Для одних — надежда. Для других — кошмар. Но для всех — изменение. Неизбежное.

Пещера снова погрузилась в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием поленьев. Лия осознавала вес этих слов. Они с Кайлом были не просто беглецами. Они были искрой, упавшей в пороховой погреб вековой ненависти и страха.

— Что нам делать? — наконец спросила она, обращаясь больше к Кайлу, чем к старику.

Кайл поднялся. Его тень, отброшенная огнём, заплясала на стенах пещеры, огромная и зловещая.

— То, что должны. Собирать своих. Искать «Сердце Дикой Охоты», как говорил Нектар. Готовиться. А когда они решат, что могут нас снова задавить… — он повернулся к ней, и в его глазах зажёгся тот самый древний, дикий огонь, — мы покажем им, что значит разбудить не того зверя. И не ту ведьму.

Ульфрик хрипло рассмеялся и поднял свою чашу.

— Наконец-то! Речь, достойная альфы! За это можно выпить! За вас, поганые полукровки! Пусть ваш союз будет проклятием для всех наших врагов!

Они выпили. Напиток обжёг горло, но согрел изнутри. Лия чувствовала, как страх отступает, уступая место решимости. Да, они были предзнаменованием. Да, они несли перемены. И пусть весь мир боится. У неё был её волк. Самый большой. Самый яростный. И её собственная, пробуждающаяся сила. Вместе они были не просто угрозой. Они были будущим. И будущее это начиналось здесь, в пещере старого воина, под вой ветра и взглядом древних звёзд.

После ухода Ульфрика в пещере воцарилась странная, густая тишина, наполненная отзвуками только что услышанных слов. «Самый большой волк среди всех». «Древняя кровь Первозверей». «Ходячее предзнаменование». Фразы висели в воздухе, как тяжёлый, пряный дым.

Лия сидела, обхватив колени, глядя на тлеющие угли. Она чувствовала взгляд Кайла на себе — тяжёлый, изучающий, полный невысказанного вопроса. Знание о его истинных размерах, о растущей внутри него древней силе, не пугало её. Напротив. Это разжигало что-то тёмное и липкое глубоко внизу живота. Страх смешивался с восхищением, а восхищение — с чистой, животной жаждой.

Он был воплощённой силой. Не укрощённой, не цивилизованной. И он был её.

— Тебя это пугает? — его голос прозвучал тихо, но в тишине пещеры грохнул, как обвал.

Она подняла на него глаза. Огонь играл на резких чертах его лица, подчёркивая жёсткость линии челюсти, глубину глазных впадин.

— Меня пугает мысль, что ты можешь исчезнуть. Что всё это окажется сном. А это… — она махнула рукой, как бы охватывая всю его сущность, — это просто ты. Больше. Сильнее. Настоящее.

В его глазах что-то дрогнуло. Камень неприступности дал трещину. Он встал, и его тень поглотила её. Он подошёл, опустился на корточки перед ней. Так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло, запах дыма, кожи и дикой, мужской сути.

— Я не исчезну, — прошептал он, и его голос был низким, обещающим. — Я не могу. Не после этого. Не после того, как нашёл тебя.

Его пальцы коснулись её щеки, провели по линии скулы к губам. Прикосновение было шершавым, но нежным. Лия закрыла глаза, прижалась щекой к его ладони. В ней всё дрожало. Но не от страха. От напряжения. От ожидания.

— Ульфрик сказал правду, — продолжал он, его пальцы скользнули к её шее, к ключице, под рваный воротник его же рубашки, которую она носила. — Во мне есть что-то… ещё. Темнее. Когда я в ярости, я едва сдерживаюсь. Боюсь, что однажды это вырвется и… поглотит всё. Даже тебя.

Она открыла глаза и поймала его взгляд.

— Тогда не сдерживайся со мной, — выдохнула она. — Покажи мне. Всю свою ярость. Всю свою тьму. Я не сломаюсь.

Эти слова стали спичкой, брошенной в бочку с порохом. Что-то щёлкнуло в его глазах. Янтарная глубина потемнела, в ней заплясали искры первобытного огня. Его дыхание стало глубже, резче.

Он не поцеловал её. Он набросился.

Его губы захватили её губы с такой силой, что она вскрикнула от неожиданности, и этот звук он проглотил, углубляя поцелуй. Это не было лаской. Это было заявлением прав. Захватом. Его язык вторгся в её рот, властный, требовательный, помечая её изнутри своим вкусом — дымом, мясом и дикой свободой.

Её руки впились в его волосы, она ответила с той же яростью, кусая его губу, пока не почувствовала солоноватый привкус крови. Он зарычал прямо ей в рот — низкий, вибрирующий звук, от которого затрепетало всё её тело.

Он сорвал с неи рубашку, та заскрипела и разорвалась по швам. Холодный воздух пещеры обжёг кожу, но тут же его тело прижалось к ней, обжигающее горячее. Его руки, большие и шершавые, прошлись по её бокам, рёбрам, груди, не лаская, а ощупывая, как бы проверяя, действительно ли она здесь, действительно ли она его.

— Кайл… — простонала она, когда его пальцы сжали её бёдра, впиваясь в плоть.

— Молчи, — прошипел он, его губы скользнули по её челюсти к шее, где он задержался, вдыхая её запах. — Просто чувствуй.

Он приподнял её, как перышко, и уложил на медвежью шкуру перед очагом. Огненный свет теперь освещал её полностью, а его лицо оставалось в тени, лишь глаза горели двумя углями. Он стоял над ней, скидывая с себя последние лохмотья одежды. Его тело в свете пламени было шедевром дикой природы — каждый мускул, каждый шрам, каждый изгиб говорил о силе, боли и неукротимой жизни.

Лия смотрела, заворожённая, забывая дышать. Он был прекрасен. Жутко, пугающе, нечеловечески прекрасен.

Он опустился на колени между её ног, его руки раздвинули её бёдра. Его взгляд был прикован к самому сокровенному месту, и в нём горел не просто голод, а благоговение и жажда одновременно.

— Моя, — прошептал он, и это было не слово, а вибрация, исходящая из самой его груди. — Вся. Навсегда.

Он не стал готовить её долгими ласками. Его терпение было исчерпано. Один палец, грубый и уверенный, проник в неё, проверяя готовность. Лия выгнулась, вскрикнув — она была влажной, но тесной. Её тело ещё помнило его ярость прошлой ночи.

— Больно? — спросил он, но не останавливаясь, добавляя второй палец, растягивая её.

— Да… нет… не останавливайся… — она бормотала, её ноги обвились вокруг его бёдер, притягивая его ближе.

Он издал одобряющий рык и убрал пальцы. В следующее мгновение он заменил их собой.

Вход был резким, болезненным, заполняющим. Лия закричала, впиваясь ногтями ему в спину. Он замер, давая ей привыкнуть, но его тело под ней дрожало от напряжения, от усилия сдержаться. Потом он начал двигаться.

И это уже не был секс. Это был ритуал. Танец двух диких душ, сливающихся в первобытной ярости и страсти. Каждый его толчок был глубоким, властным, доходящим до самой её сути. Он не искал её удовольствия — он его требовал, выбивал силой, грубостью, не оставляя выбора. И её тело откликалось с невероятной силой. Каждая клетка кричала в унисон с его ритмом.

Он говорил ей на ухо, его голос срывался на рык: «Ты чувствуешь? Чувствуешь, кто твой? Я войду в тебя так глубоко, что ты будешь чувствовать меня в своих костях, в своей крови…» И она отвечала бессвязными словами, мольбами, признаниями.

Он менял позы с грубой, животной грацией. То прижимал её лицом к шкуре, входя сзади так глубоко, что ей казалось, он пронзит её насквозь. То сажал её себе на бёдра, заставляя двигаться сверху, а сам лишь держал её за талию, его глаза, полные тёмного огня, не отрывались от её лица, наблюдая, как она теряет контроль.

Волна за волной накатывало на неё удовольствие, жёсткое, почти болезненное, лишённое всякой нежности, но от этого в тысячу раз более интенсивное. Она кричала, когда кончала в первый раз, её тело сжалось вокруг него судорожной судорогой. Он только глубже вошёл в неё, продлевая её оргазм своим движением.

— Ещё, — приказал он хрипло. — Кончай для меня ещё раз. Я хочу всё. Всю твою страсть. Всю твою силу.

И она повиновалась. Её тело, пробуждённое его дикостью, отзывалось с готовностью, которой она сама не знала. Второй оргазм накрыл её, ещё более мощный, вырывая из груди не крик, а низкий, хриплый стон, почти похожий на рычание.

Только тогда он позволил себе отпустить вожжи. Его движения стали хаотичными, яростными, окончательно дикими. Он впился зубами в её плечо, не кусая до крови, но оставляя метку, и зарычал так, что задрожали стены пещеры. Его кульминация была извержением вулкана — горячая, обильная, заполняющая её до краёв, будто он стремился пометить её изнутри навсегда.

Он рухнул на неё, тяжело дыша, его тело покрылось испариной, смешавшейся с её потом. Он был неподвижен несколько мгновений, потом медленно, будто с большим трудом, выскользнул из неё и перевернулся на спину, увлекая её за собой, прижимая к своему мокрому от пота торсу.

Они лежали молча. Единственным звуком было их тяжёлое дыхание и потрескивание огня. Лия чувствовала, как каждое место, которого он касался, горит. Она была разбита, заполнена, помечена. И абсолютно, безоговорочно счастлива.

Его рука лежала у неё на спине, большая ладонь покрывала почти всю лопатку. Его пальцы время от времени слегка двигались, будто гладя её, но это было скорее бессознательное проявление обладания.

— Лия, — наконец проговорил он, его голос был хриплым, но спокойным.

— М-м?

— Я… я не причинил тебе боль? По-настоящему?

Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него. Его лицо было расслабленным, ярость в глазах угасла, сменившись обычной для него диковатой серьёзностью, но теперь с новой, тёплой ноткой.

— Ты причиняешь боль, которую я жажду, — честно ответила она. — Это другая боль. Она… оживляет.

Он притянул её к себе и поцеловал — на этот раз мягко, почти нежно, хотя в губах ещё чувствовалась дикая энергия.

— Ты сильнее, чем кажешься. Сильнее, чем думаешь сама.

— Со мной рядом с тобой, — улыбнулась она, касаясь его лица.

Он схватил её руку и прижал к своей груди, прямо к месту, где билось его сердце. Ритм был уже ровным, мощным, как далёкий барабанный бой.

— Ты слышишь? Оно бьётся для тебя. Только для тебя. — Он закрыл глаза. — Раньше оно билось только от яроции и боли. Теперь… теперь в нём есть что-то ещё.

Они лежали так ещё долго, не говоря ни слова, слушая, как за стенами пещеры шумит ночной лес и светит полная, холодная луна. Никакие легенды о Первозверях, никакие угрозы Совета, никакие призраки прошлого не могли отнять у них этот момент. Момент полного, дикого, неприкрытого единения.

Лия знала, что завтра их ждут опасности, битвы и трудные решения. Но здесь и сейчас, в его объятиях, под его взглядом, в его власти, она была дома. И никакая сила в мире не заставила бы её променять это чувство на безопасность и скуку прошлой жизни.

Она заснула первой, под мерный звук его дыхания, с улыбкой на лице. А он ещё долго лежал, глядя в потолок пещеры, ощущая её вес на себе, её запах, смешавшийся с его. И впервые за многие годы в его душе, вместо пустоты и ярости, было тихое, непоколебимое спокойствие. У него была она. И ради этого стоило сражаться. Ради этого стоило стать тем, кем он становился — самым большим, самым яростным, самым страшным волком в истории, чтобы быть щитом для своей пары. Для своей будущей стаи. Для своего дома.

Глава 11. Зов сердца

Лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь узкую расщелину у входа в пещеру, разбудили Лию. Она лежала, прижавшись спиной к тёплой, твёрдой груди Кайла. Его рука лежала на её талии, тяжёлая и бесспорно властная, даже во сне. Его дыхание было ровным и глубоким, шевеля её волосы.

Она не стала шевелиться, боясь разрушить эту хрупкую, совершенную тишину. Всё её тело ныло приятной, глубокой болью — напоминанием о буре прошлой ночи. Но вместе с болью пришла и странная ясность. Как будто её собственная сила, дремавшая внутри, была разбужена не только ритуалом освобождения Кайла, но и этой дикой, животной страстью. Её шрамы на боку пульсировали тусклым, тёплым светом, гармонируя с ритмом его сердца за её спиной.

Он проснулся без суеты. Просто его дыхание изменилось, а рука на её талии слегка сжалась. Потом его губы коснулись её плеча — сухой, быстрый поцелуй.

— Утро, — прошептал он, его голос был хриплым от сна.

— Утро, — ответила она, переворачиваясь, чтобы встретиться с его взглядом.

Его янтарные глаза в утреннем свете казались светлее, почти медовыми. В них не было следов вчерашней ярости — только спокойная, уверенная глубина. Он изучал её лицо, как будто впервые.

— Ты не убежала, — констатировал он, и в его голосе прозвучала не издевка, а тихое удивление.

— Куда я денусь? — улыбнулась она, касаясь его щеки. — От себя самой не убежишь.

Он поймал её руку и прижал к своим губам, задержав поцелуй на её внутренней стороне запястья, где бился её пульс.

— Сегодня нам нужно двигаться. Ульфрик уже наверняка раздобыл информацию. И… — он нахмурился, — я чувствую что-то. Как зов. Очень далёкий, но настойчивый. Он идёт из самого сердца леса.

— «Сердце Дикой Охоты»? — предположила Лия.

— Возможно. Или что-то ещё. Но это важно. Я чувствую это в крови.

Ульфрик действительно вернулся с рассветом, принеся с собой не только свежей дичи, но и новости. Его лицо было серьёзным.

— Лес шепчет, — сказал он, бросая на землю тушку зайца. — Совет в ярости. Они объявили вас обоих вне закона. За голову Кайла назначена награда — земля и место в Совете для любого оборотня, кто его приведёт. За тебя, девочка, — он посмотрел на Лию, — награда ещё выше. Гильдия Алхимиков сулит золото и защиту. А Моргана… Моргана, говорят, пообещала личную милость и силу тому, кто доставит тебя к ней живой. Ты стала самым ценным трофеем в этих лесах.

Лия почувствовала, как холодок пробежал по спине. Но страх был быстро вытеснен холодной яростью. Её, как вещь, выставили на торги.

Кайл лишь оскалился, обнажив клыки.

— Пусть попробуют взять.

— Они и попробуют, — хмуро ответил Ульфрик. — Патрули уже рыщут. И не только оборотни. Я учуял следы вампиров-шпионов Виктора. И… что-то ещё. Чужое. Старое. Пахнет сырой землёй и пустотой.

— Страж Порога, — тихо сказала Лия, вспоминая существо из библиотеки. — Оно служит Моргане. Или тому, кто стоит за ней.

— Значит, времени у нас меньше, чем я думал, — заключил Кайл. Он встал, его движения были плавными и полными скрытой силы. — Мы не можем больше просто прятаться. Нужно действовать. Искать артефакт. Собирать союзников. Ульфрик, ты сможешь найти других? Тех, кто ушёл?

Старый воин кивнул, его единственный глаз сверкнул.

— Смогу. Но им нужен будет знак. Не просто вой. Дело. Победа. Им нужно увидеть, что у тебя не только право, но и сила вернуть себе законное место.

— Тогда мы его им покажем, — сказал Кайл, и его голос прозвучал как обет. — Мы найдём «Сердце Дикой Охоты». И когда мы его поднимем… пусть весь лес услышит.

Они вышли из пещеры Ульфрика, когда солнце было уже высоко. Старый воин остался, чтобы начать свой тихий сбор сторонников. Кайл и Лия двинулись на север, туда, куда его влекло смутное, но настойчивое чувство.

Теперь Кайл большую часть пути шёл в человеческом облике, но его чувства оставались обострёнными до предела. Он часто останавливался, принюхиваясь, прислушиваясь, его взгляд сканировал лес с хищной внимательностью. Лия шла за ним, стараясь не шуметь, ощущая себя ученицей в мире, правила которого только начинала постигать.

Лес менялся. Деревья становились древнее, толще, их кроны смыкались, почти не пропуская света. Воздух стал прохладнее, гуще, насыщенным запахом влажного мха, грибницы и чего-то ещё — металлического, почти как озоновый запах после грозы. Тишина здесь была иной — не отсутствием звуков, а глубокой, напряжённой пустотой, будто сама природа затаила дыхание.

— Мы на границе, — тихо сказал Кайл, помогая Лии перебраться через упавший, покрытый скользким мхом ствол. — Эти земли считаются запретными даже для нашего клана. Здесь… всё иначе. Древнее. Сильнее.

— Что здесь живёт? — спросила Лия, её голос прозвучал громче, чем она хотела, и эхо неприятно отозвалось между деревьями.

— Духи леса. Старые, как сам мир. И… другие существа. Те, кто не вписался ни в один из известных кланов. Отщепенцы, мутанты, забытые боги. — Он посмотрел на неё. — Твоя смешанная кровь может быть либо ключом, либо приманкой здесь. Будь готова ко всему.

Они шли дальше, и зов в крови Кайла становился сильнее. Он вёл их через чащобы, где не было троп, через ледяные ручьи, где вода обжигала холодом даже через кожу. Лия уже сбила ноги в кровь, но не жаловалась. Её собственное тело, подпитываемое странной энергией этого места и близостью Кайла, заживало с нечеловеческой скоростью.

К вечеру они вышли к месту, от которого у Лии перехватило дыхание.

Это была не поляна. Это было пространство, будто вырезанное из самой ткани реальности. Круг идеально ровной, чёрной, словно обугленной земли. Ни травинки, ни мха. А в центре этого круга стояло… сооружение.

Его нельзя было назвать зданием в человеческом понимании. Оно было сплетено из гигантских, перекрученных корней древних деревьев, будто сами деревья, умирая, срослись в эту форму. Вплетенные в эту конструкцию были кости — огромные, принадлежавшие существам, которых Лия не могла опознать. Рёбра, образующие арки, черепа, вмурованные в стены как мрачные украшения. Вся эта часовня из корней и костей уходила куполом вверх, в смыкающиеся кроны, и сквозь щели в «крыше» пробивался последний багровый свет заката, окрашивая внутренность в кровавые тона.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

От всего этого места веяло такой древней, безжалостной силой, что у Лии подкосились ноги. Кайл поймал её, не давая упасть. Его лицо было бледным, но решительным.

— Здесь, — прошептал он. — Оно здесь.

— Что здесь? — выдохнула Лия, цепляясь за его руку.

— Место силы. Место, где сходятся все тропы. Где наш мир истончается. Где, по легендам, Первозвери оставили свои дары. И свои ловушки.

Он сделал шаг вперёд, к краю чёрного круга. Лия последовала за ним. Как только её нога коснулась обугленной земли, её шрамы вспыхнули ослепительным белым светом. Она вскрикнула от боли, но это была не просто боль. Это был ключ. Свет из её шрамов ударил в сплетение корней у входа в часовню.

Раздался звук, похожий на скрежет каменных плит. Корни, образующие дверной проём, медленно, со скрипом, раздвинулись.

Внутри было темно. Темнее, чем снаружи даже в этот предзакатный час. И из этой темноты пахнуло запахом, от которого кровь стыла в жилах: медью, озоном, тлением и… дикой, необузданной свободой.

Кайл замер на пороге, его ноздри расширились. Его глаза в полумраке загорелись тем самым внутренним огнём, что пугал и завораживал.

— Он здесь, — повторил он, и в его голосе теперь звучала не только уверенность, но и благоговейный страх. — Ждёт.

Он взял Лию за руку. Его ладонь была горячей и влажной.

— Вместе. Только вместе. Моя кровь поведёт нас. Твоя кровь… откроет дверь. Но что внутри… мы должны встретить вместе.

Лия кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Страх был, но он был маленьким и ничтожным по сравнению с тем, что она чувствовала сейчас — зовом собственной крови, ответившей на зов этого места. И доверием к мужчине-зверю рядом с ней.

Они переступили порог. Корни сомкнулись за ними с глухим стуком, отрезая последний луч света. Они остались в абсолютной, всепоглощающей темноте, нарушаемой только слабым свечением шрамов Лии и двумя горящими точками глаз Кайла.

И из глубины часовни, из самого сердца тьмы, на них уставилось что-то. Что-то огромное, дремлющее и бесконечно древнее.

Их приключение только начиналось. Самая опасная часть пути лежала прямо перед ними.

Глава 12. Испытание кровью и тенью

Тьма внутри часовни была не просто отсутствием света. Она была живой, вязкой субстанцией, давившей на кожу, проникавшей в лёгкие. Свечение шрамов Лии освещало лишь крошечный островок вокруг них — её собственные руки, часть лица Кайла, ближайшие корни, похожие на скрюченные пальцы великана.

А впереди, в глубине, горели два огромных, мерцающих пятна. Не светились, а именно мерцали, как тусклые угли. Они были расположены слишком высоко и слишком далеко друг от друга, чтобы принадлежать какому-либо известному ей существу. И они смотрели.

Кайл застыл, его тело напряглось, как тетива лука. Он втянул воздух, и Лия услышала, как его клыки с силой сомкнулись.

— Не двигайся, — прошептал он так тихо, что слова были скорее движением губ, чем звуком. — Не делай резких движений. Оно… оценивает.

Ледяной комок страха застрял у Лии в горле, но она подчинилась, замирая на месте. Она сосредоточилась на дыхании, на тёплой руке Кайла в своей. Её шрамы пульсировали в такт собственному бешеному сердцебиению, и свет от них будто струился вперёд, пытаясь коснуться того, что скрывалось во тьме.

Раздался звук. Не голос. Сухой, скрежещущий шелест, будто огромные каменные плиты терлись друг о друга. Он исходил отовсюду и ниоткуда.

— Кровь… пробудившаяся… пришла… — пронеслось в их сознании, тяжёлое и холодное, как ледник. — Две сущности… в одной плоти… нарушители границ… зачем?

Кайл сделал шаг вперёд, ставя себя между Лией и источником голоса.

— Мы ищем «Сердце Дикой Охоты». Нас привела сюда наша кровь.

Шелест усилился, в нём появились нотки чего-то похожего на сухой, беззвучный смех.

— Сердце… не вещь… не артефакт… это состояние… право… которое нужно доказать… кровью… болью… истиной.

Мерцающие глаза во тьме приблизились. Нет, не глаза приблизились. Всё существо сместилось, и теперь они смогли разглядеть его смутные очертания в слабом свете. Оно было огромным, бесформенным, как сгусток самой тьмы, но в его глубине угадывались очертания рогов, когтей, множества глаз. Оно было Стража. Хранитель порога. Сущность, старшая, чем разделение на оборотней, вампиров и ведьм.

— Кто из вас… достоин прикоснуться к дикости мира? Кто носит в себе… эхо Первоголода?

Кайл выпрямился. Его страх куда-то испарился, уступив место гордой, дикой ярости.

— Я ношу в себе ярость изгнанника. Боль предательства. Силу, которая растёт и пугает даже меня. Я — Кайл Вольфхарт. И я пришёл не просить. Я пришёл взять то, что даст мне силу защитить своё.

Тьма заколебалась, будто заинтересовавшись.

— А ты, дитя двух кровей? Зачем тебе право охоты? Ты… искажена. Не чиста.

Лия почувствовала, как слова Стража бьют прямо в её самую глубокую рану — в ощущение, что она нигде не своя. Но вместо того чтобы сжаться, в ней вспыхнул гнев. Горячий, чистый, освобождающий.

— Я не искажена! — её голос прозвучал громко и звонко, нарушив гнетущую тишину часовни. — Я цельная! Я — дочь любви, которую вы назвали преступлением! Моя сила — в том, что я не вписываюсь в ваши узкие рамки! Я пришла не за правом охоты. Я пришла за силой быть собой. И чтобы никто — ни Совет, ни Гильдия, ни вы, древнее чудовище — больше никогда не смели решать, имею ли я на это право!

Её слова повисли в воздухе, и свет её шрамов вспыхнул так ярко, что на мгновение осветил внутренность часовни. Она увидела его — Стража. Это был не зверь и не дух. Это было воплощённое понятие. Древний закон дикой природы в его самом беспощадном, неумолимом виде.

И в его множественных глазах что-то изменилось. Появилось… уважение.

— Гнев… правды… сильнее страха… — прошептало существо. — Но слов мало… Испытание… нужно пройти… каждому… своё.

Пространство вокруг них исказилось. Корни на стенах поползли, сплетаясь и образуя два отдельных прохода, уходящих в непроглядную мглу.

— Оборотень… войди в лабиринт своей ярости… Найди зверя внутри… и докажи, что ты его господин… а не раб…

Кайл взглянул на Лию, его глаза в свете её шрамов горели решимостью и тревогой за неё.

— Не бойся, — сказал он. — Какая бы твоя тень ни была — ты сильнее её. Я верю в тебя.

Он наклонился, поцеловал её стремительно, почти грубо, и шагнул в левый проход. Корни сомкнулись за ним, поглотив его.

— Полукровка… — голос Стража обратился к Лии. — Твой путь иной… Войди в зеркало своих страхов… и выйди целой.

Правый проход зиял перед ней чёрной пастью. Лия сделала глубокий вдох, ощущая пульсацию шрамов, и шагнула вперёд.

Лабиринт Кайла оказался не коридором, а чередой видений, проецируемых прямо в его сознание. Он снова видел себя молодым, полным веры в законы клана, ведущим ту самую охоту на машину. Видел глаза маленькой Лии. Слышал приказ Дэриона: «Добей щенка, Кайл! Докажи, что ты наш!» Он чувствовал, как его рука превращается в лапу с когтями, заносится для удара… и снова замирает.

Но в этом лабиринте не было остановки. Его «я» из прошлого наносило удар. Он слышал детский крик. Видел кровь. Чувствовал ликование старейшин. И ярость, поднимавшуюся в нём, была не только от осознания содеянного, но и от удовольствия, которое он тогда, в заблуждении, мог бы почувствовать.

— Это ты… — шептали стены лабиринта, голосами его прошлых соратников. — Ты мог бы быть героем клана… если бы не слабость… если бы не предал свою природу ради жалости…

Кайл шёл сквозь эти видения, его рыча становился всё глубже, тело напрягалось, готовое к превращению. Его мучили не призраки жертв. Его мучил призрак того, кем он мог бы стать — безжалостным, верным машиной для убийств, уважаемым альфой. Удобным орудием в руках Кассиана.

— Прими это… — нашептывали тени. — Прими свою истинную природу хищника… Отринь слабость… стань тем великим волком, которым ты должен был быть… и клан будет твоим…

Искушение было чудовищным. Ведь в этой версии реальности не было боли изгнания, тоски одиночества. Была сила, признание, место в иерархии. Но не было… её. Не было Лии. Не было её взгляда, в котором он видел не монстра, а человека. Не было её прикосновений, выжигавших из него старую ненависть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кайл остановился в центре лабиринта, где видения сходились в один ослепительный вихрь возможного величия. Он зарычал, но на этот раз в рыке было не отчаяние, а отказ.

— НЕТ! — его голос прорвался сквозь иллюзии. — Я не тот! Я больше не тот щенок! Да, во мне есть ярость! Да, я могу быть ужасом! Но я выбираю, кому эту ярость посвятить! Я выбираю её! Я выбираю тех, кто со мной! Я — не орудие клана! Я — Кайл! И моя сила — МОЯ!

Видения дрогнули, затрещали, как разбитое стекло, и рассыпались. Перед ним оказалась небольшая каменная плита, а на ней лежал не артефакт, а… клык. Огромный, кривой, цвета чёрного обсидиана, испещрённый древними рунами. Он пульсировал тёмным светом, и Кайл почувствовал в нём родственный отклик. Не силу для взятия власти. Силу защиты. Силу оградить то, что он назвал своим.

Он взял клык. Металл был тёплым, почти живым.

Путь Лии привёл её не в лабиринт, а в круглую комнату, стены которой были из чёрного, полированного до зеркального блеска камня. В центре комнаты на постаменте лежал предмет, от которого исходил тот самый зов, — «Сердце Дикой Охоты». Но это было не сердце. Это был кристалл. Небольшой, размером с кулак, но абсолютно чёрный, впитывающий свет её шрамов, и в самой его глубине будто бился крошечный, багровый огонёк.

Но добраться до него было нельзя. Между ней и постаментом стояли… они.

В зеркальных стенах отражались не её собственное лицо. В каждом отражении была она, но другая. В одном — Лия, оставшаяся с Марком. Выглядела старше, уставшей, с пустыми глазами, в идеальном платье, на идеальной кухне, на её шее — тонкая серебряная цепочка, похожая на поводок. В другом — Лия, пойманная Советом. Избитая, закованная в серебро, с глазами, полными животного ужаса. В третьем — Лия, подчинившаяся своей оборотничьей крови полностью. Дикая, с глазами-щелями, в шкурах, с окровавленными руками, стоящая на груде тел, но в её взгляде не было света, только пустота хищника. В четвёртом — Лия-ведьма, подобная Моргане. Холодная, могущественная, с сияющими глазами, но её лицо было искажено маниакальной жаждой власти, а вокруг неё вились тени страданий.

Каждое отражение говорило с ней, голоса сливались в жуткий хор:

— Будь удобной… будь безопасной…

— Смирись… ты всего лишь жертва…

— Отдайся зверю… забудь человека… это твоя истинная природа…

— Возьми силу… и правь… заставь всех дрожать… как дрожали перед тобой…

Это были не просто страхи. Это были возможные будущие. Ловушки, расставленные её собственной душой, её сомнениями. Каждое предлагало выход. Каждое сулило избавление от боли выбора. Быть чьей-то. Быть жертвой. Быть монстром. Быть тираном.

Лия стояла, сжимая кулаки, свет её шрамов боролся с поглощающей тьмой кристалла и зеркал. Голоса проникали внутрь, находили отклик. Да, иногда она хотела просто сдаться. Да, её дикая кровь манила. Да, мысль отомстить всем, кто причинил боль, была сладка.

Она посмотрела на отражение с Марком. «Безопасность. Покой. Никаких больше битв.» И поняла, что это смерть. Медленная, тихая, но смерть.

Посмотрела на пленницу. «Избавься от выбора. Пусть решают за тебя.» Это была капитуляция.

На оборотня-убийцу. «Будь проще. Будь тем, кого они боятся.» Это была потеря себя.

На ведьму-властительницу. «Заставь их всех платить.» Это было становление тем, с кем она боролась.

И тогда она вспомнила глаза Кайла. Не яростные. Те, что смотрели на неё утром — спокойные, глубокие, с новой надеждой. Вспомнила его слова: «Мы вместе». Вспомнила своё обещание: «Твоя стая — моя стая».

Она подняла голову и посмотрела прямо в центр комнаты, поверх зеркал, на тот чёрный кристалл.

— Я не хочу быть удобной! — крикнула она. — Я не хочу быть просто жертвой! Я не хочу быть только зверем или только ведьмой! Я — ЭТО ВСЁ! И я выбираю быть всем этим — с болью, со страхом, с яростью, с любовью — НА СВОИХ УСЛОВИЯХ! Я не буду прятать части себя, чтобы кому-то было со мной удобно! Я — Лия! Дочь Айрин и Логана! Пара Кайла Вольфхарта! И мой путь — мой собственный!

Она шагнула вперёд, не к одному из зеркал, а прямо сквозь них, к постаменту. Отражения взвыли, потрескались, рассыпались на осколки, которые, падая, превращались в пыль. Она дошла до кристалла и, не раздумывая, взяла его.

Боль была мгновенной и всеохватной. Как будто в её ладонь впились тысячи игл из льда и огня одновременно. Кристалл будто прирос к коже. Багровый огонёк в его глубине вспыхнул ярче и… начал пульсировать в такт её сердцу. Тьма из него потекла по её руке, вверх, к шрамам. Шрамы ответили своим серебристым светом. Две силы — древняя, дикая тьма охоты и новая, рождённая от любви и жертвы магия — столкнулись в ней, ища баланс.

Лия закричала, но не отпустила кристалл. Она приняла и эту боль. Как часть цены.

Стены зеркальной комнаты рухнули. Она оказалась снова в главном зале часовни. Рядом, из своего прохода, вышел Кайл. Он был бледен, но в его глазах горела новая твёрдость. В его руке он сжимал чёрный клык.

Их взгляды встретились. Без слов они поняли, что каждый прошёл через своё чистилище.

— Вы доказали… — раздался голос Стража, но теперь он звучал тише, почти устало. — Оборотень… принял свою ярость как щит, а не как меч… Полукровка… приняла все свои грани, не отвергнув ни одну… Вы не чисты… вы целы… что редкость…

Мерцающие глаза во тьме стали тускнеть.

— Клык Первозверя… даст тебе силу вызывать древний ужас… и защищать свой очаг… «Сердце»… не сердце… это семя… Посади его в землю своей воли… и вырасти новую реальность… Но помните… что вы взяли… за вами теперь будет идти тень… и свет… Ваш союз… замечен…

Существо начало растворяться, сливаясь с тенями часовни.

— Теперь… уходите… и… постарайтесь… не разрушить… всё…

Часовня содрогнулась. Корни снова зашевелились, образуя выход, залитый лунным светом. Кайл и Лия, не отпуская добычи и друг друга, бросились к нему.

Они вывалились наружу, на чёрный круг, и тотчас же корни сомкнулись за ними, а сама часовня будто провалилась сквозь землю, оставив после себя лишь обычную лесную поляну.

Они лежали на траве, тяжело дыша. Луна светила ярко, освещая их лица. Лия разжала ладонь. Чёрный кристалл теперь был вплавлен в её кожу, прямо над линиями шрамов, образуя странный, тёмный узор. Он был холодным, но не причинял боли. Кайл показал ей клык — тот висел у него на груди на кожаном шнурке, как амулет.

Они не говорили о том, что видели. Это было слишком личное, слишком сырое. Но в тишине, в их взглядах, была новая глубина понимания. Они видели худшие версии друг друга и себя. И они всё равно выбрали быть вместе.

Кайл притянул её к себе, и они сидели так, под луной, держась за руки, чувствуя, как их новые «дары» пульсируют в унисон. Они прошли испытание. Они получили оружие. Но Стража был прав. Теперь за ними шла не просто погоня. За ними шла их собственная, огромная тень. И их собственный, яркий свет. И им предстояло решить, что перевесит.

Глава 13. Семя

Они не сразу встали с земли, где оставила их древняя часовня. Ночь была холодной, но жар, исходящий от новых артефактов — или, вернее, от их связи с ними — согревал изнутри. Кристалл, вплавленный в ладонь Лии, лежал тяжёлым, чужим комочком под кожей. Иногда он пульсировал, и тогда по её венам пробегала волна странного, дикого знания: как притаиться, чтобы тебя не учуяла дичь; как различить малейший шорох на ветру; как почувствовать страх в сердце другого существа.

Клык на груди Кайла был проще. Он излучал спокойную, уверенную мощь. Когда Кайл касался его, его собственные черты становились чуть резче, а в глазах на мгновение вспыхивал отблеск чего-то древнего и безжалостного.

— Ты чувствуешь это? — тихо спросила Лия, разглядывая свой чёрный узор при лунном свете.

— Чувствую, — ответил Кайл, его пальцы сомкнулись вокруг клыка. — Как будто во мне поселился старый, мудрый хищник. Он не командует. Он… предлагает. Силу. Но не всякую. Только для защиты. Для своей территории. Для своей… стаи. — Он посмотрел на неё. — А у тебя?

— Знание, — прошептала Лия. — О лесе. Об охоте. Но не о том, как убивать. О том, как понимать. Как стать частью потока. — Она закрыла глаза. — И… семя. Стража сказала: «Посади его в землю своей воли».

Кайл нахмурился.

— Что это значит?

— Не знаю. Но я чувствую… потребность. Место. Оно где-то недалеко. Место, где мы сможем остановиться. Где это «семя» нужно закопать.

Он кивнул, доверяя её инстинктам так же, как она доверяла его силе.

— Тогда веди.

Они двинулись на север, следуя едва уловимому импульсу, который теперь тянул Лию вперёд. Лес вокруг казался другим — не враждебным, но внимательным. Деревья будто наклоняли ветви, чтобы лучше их рассмотреть. Звери не убегали, а замирали в тени, наблюдая. Даже ветер стихал, когда они проходили.

Шли они недолго. Через пару часов Лия остановилась на краю широкой, залитой лунным светом поляны, окружённой высокими, стройными соснами. В центре поляны бил из-под земли небольшой родник, образуя чистейшее озерцо, вода в котором даже ночью отливала серебром.

— Здесь, — выдохнула Лия, чувствуя, как кристалл в её руке загорается тёплым, почти болезненным жаром.

Они вышли на поляну. Воздух здесь пах сосной, влажной землёй и чем-то ещё — обещанием. Тишина была не пустой, а наполненной, как затаившееся дыхание.

Лия опустилась на колени у самой кромки воды. Она прижала ладонь с кристаллом к земле. Почва под ней была мягкой, тёплой. Она не стала копать. Просто надавила. Кожа на её ладони будто расступилась, и чёрный кристалл сам выскользнул из плоти, упал в землю и мгновенно ушёл на глубину, как капля воды в песок.

Ничего не произошло. Секунду, две. Потом земля под её ладонью дрогнула. Сначала слабо, потом сильнее. Из точки, где исчез кристалл, пошла рябь — не по воде, а по самой земле, по траве. Трава начала темнеть, становиться гуще, на ней появился лёгкий серебристый налёт иней, хотя ночь была не такой уж морозной.

Кайл опустился рядом, положив руку ей на плечо. Они смотрели, как изменения расползаются от центра. Не просто трава. Сама энергия места менялась. Воздух стал чище, звонче. Звёзды сквозь кроны сосен засверкали ярче. Вода в роднике забурлила и стала светиться тем же мягким серебристым светом, что и узор на руке Лии.

Но было и другое. По краям поляны тени сгустились. Они стали гуще, чернее, обрели некую форму — не угрожающую, но охраняющую. Как будто само место начало защищаться, огораживаться от внешнего мира.

— Что ты сделала? — прошептал Кайл, поражённый.

— Посадила семя, — ответила Лия, глядя на свою ладонь. Теперь там, где был кристалл, остался лишь бледный, похожий на татуировку след — стилизованное дерево с корнями-молниями и кроной из звёзд. — Наше семя. Место силы. Наше… убежище.

Они остались на поляне. Инстинкт подсказывал, что сейчас уходить нельзя — нужно было «утоптать» это место, сделать его своим присутствием. Кайл развёл маленький, почти ритуальный костёр из сухих сосновых веток. Пламя было странно спокойным и ярким.

Сидели молча, прислушиваясь к ночи. Новые ощущения накладывались на старые. Лия чувствовала теперь каждую травинку на поляне, каждый корень деревьев по периметру. Она знала, что в двухстах метрах к востоку спит лисья семья, а на высокой сосне у родника свил гнездо филин, который сейчас наблюдал за ними одним огромным глазом. Это знание не приходило мыслями — оно просто было, как её собственное дыхание.

— Совет не сможет найти нас здесь, — неожиданно сказал Кайл. Он смотрел на охраняющие тени. — Если только мы сами не позовём. Это место… оно скрывает. Как твой старый амулет, только в тысячу раз сильнее.

— И Гильдия, — добавила Лия. — Их геомантические нити… они спотыкаются об эту поляну. Я чувствую, как они скользят по краям, не находя входа.

Впервые за много дней они почувствовали не иллюзорную, а настоящую безопасность. Это была не просто пещера. Это была крепость, выросшая из их собственной воли и силы.

— Теперь что? — спросила Лия, глядя на него через пламя. — У нас есть убежище. У нас есть… артефакты. И за нами охотится полмира.

Кайл поймал её взгляд. В его глазах горел не огонь ярости, а твёрдое, холодное пламя решимости.

— Теперь мы строим. Стаю. Семью. Мы даём знать таким, как Ульфрик, где нас искать. Мы готовимся. — Он потянулся через костёр и взял её руку, проводя большим пальцем по новому узору. — А потом, когда они решат, что отыскали наше логово… мы покажем им, что такое настоящая охота. С нашей земли. По нашим правилам.

Его слова были не хвастовством. Это была стратегия. Лия видела это. Изгой-одиночка исчезал, уступая место будущему вожаку, который мыслил не только местью, но и долгосрочно.

— А Марк? — тихо спросила она, называя имя, которое старалась выкинуть из головы.

Лицо Кайла стало каменным.

— Он придёт. Его безумие и его новая сила не дадут ему покоя. Он почувствует изменение в энергии этого места, даже если не сможет найти его. — Он сжал её руку. — И когда он придёт… это будет его последняя ошибка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В его голосе не было личной ненависти. Была холодная констатация факта. Марк перешёл из категории «надоедливой помехи» в категорию «угрозы очагу». И с угрозами расставались навсегда.

Ночь прошла спокойно. Лия впервые за долгое время уснула глубоко, без кошмаров, убаюканная шёпотом нового дома. Кайл же почти не спал. Он сидел, прислонившись к сосне, и наблюдал. Не только за лесом. За переменами в себе. За связью с клыком на груди. Он чувствовал, как его собственная сила, всегда бушевавшая внутри как необузданная стихия, теперь обретала фокус, структуру. Как будто древний хищник, чью силу он нёс, учил его не просто рычать, а направлять рык.

На рассвете пришёл первый знак. Не Ульфрик. Из леса, бесшумно ступая по серебристой траве, вышел молодой оборотень. Он выглядел измождённым, в его глазах читалась настороженность и тлеющая надежда. Он остановился у границы теней, не решаясь войти.

Кайл встал, медленно подошёл к краю поляны. Они смотрели друг на друга через невидимую границу.

— Я знаю тебя, — тихо сказал Кайл. — Ренн. Ты служил в пограничном дозоре. Сын Элара.

Молодой оборотень, Ренн, кивнул, глотая.

— Они… они убили моего отца. Обвинили в сочувствии к тебе. Сказали, что он знал, где ты прячешься, и не донёс.

Ярость, знакомая и острая, кольнула Кайла, но клык на груди остыл, и ярость тут же улеглась, сменившись холодной концентрацией.

— Почему пришёл сюда?

— Потому что отец перед смертью успел шепнуть: «Ищи Вольфхарта. Только он теперь может спасти нас от самих себя». И потому что… — Ренн опустил взгляд, — я чувствую здесь… правду. И силу. Не ту, что давит. Ту, что даёт опору.

Кайл кивнул. Он почувствовал правду в его словах и в его запахе — горечь утраты, страх, но не подлость.

— Войди, Ренн, сын Элара. Если ты готов служить не тирану, а идее. Если готов защищать не стены цитадели, а свой дом и своих.

Ренн сделал шаг через тень. И ничего не произошло — его не отбросило, не испепелило. Он оказался внутри. Он глубоко вдохнул воздух поляны, и на его лице появилось выражение изумлённого облегчения.

— Он первый, — сказал Кайл, возвращаясь к Лие. — Но не последний. Слово пойдёт. К нам будут приходить. Преданные. Отчаявшиеся. Ищущие правды. И нам нужно быть готовыми их принять. Научить. Защитить.

Лия смотрела на молодого оборотня, который, робко устроившись у родника, уже засыпал мёртвым сном, впервые чувствуя себя в безопасности. Она посмотрела на узор на своей руке, на серебристый родник, на Кайла, чья спина казалась теперь не просто широкой, а несущей на себе груз будущей ответственности.

Они посадили семя. И оно дало первый росток. Теперь им предстояло вырастить из него лес. И защитить его от всех бурь, которые уже сгущались на горизонте. Но теперь у них было для этого не только ярость и отчаяние. У них была земля. Дом. И начало чего-то нового.

За последующие дни поляна, которую Лия в мыслях уже называла Серебряным Родником, преобразилась. Она не стала меньше — напротив, границы её, отмеченные охраняющими тенями, будто раздвинулись, чтобы вместить новых обитателей. После Ренна пришли ещё трое. Сначала — сестра и брат, Лора и Торн. Лора, хрупкая на вид девушка с умными карими глазами, была целительницей, изгнанной за то, что лечила раны «не тех» оборотней. Торн, её брат, был молчаливым гигантом с лицом, изрезанным шрамами, и руками, способными ломать стволы деревьев. Он был лишён дара речи после травмы, но его преданность сестре и немой, ясный взгляд говорили больше слов.

Последней пришла Зара. Не старая, но не молодая, с седыми прядями в чёрных как смоль волосах и взглядом, полным такой усталой мудрости, что ей, казалось, было тысяча лет. Она не сказала, за что её изгнали. Она просто вошла на поляну, кивнула Кайлу, как старому знакомому, и устроилась в тени сосны, наблюдая за всеми. От неё исходил запах старости, трав и чего-то острого, металлического — Лия узнала в ней ведьму, но не из ковена Морганы. Изгой, как и они.

Теперь их было семеро. Семеро против целого мира. Но, сидя у общего костра вечером накануне выхода, Лия не чувствовала страха. Она чувствовала… общность.

Огонь плясал, отбрасывая причудливые тени на их лица. Лия смотрела на своих новых спутников, и её охватывало странное восхищение.

Ренн был молод и стремителен, как весенний ручей. Его энергия била ключом, он ловил каждый взгляд Кайла, каждое его слово, жадно впитывая, как будто пытаясь наверстать упущенные годы учения.

Лора двигалась с тихой, бережной грацией. Её пальцы, тонкие и ловкие, всё время что-то перебирали — травы, кусочки коры. Она уже успела осмотреть раны всех присутствующих (даже Зару, которая ворчливо, но позволила), и её прикосновения несли успокоение и прохладу.

Торн сидел, подобрав под себя огромные ноги, и точил свой топор огромным, простым камнем. Звук был монотонным, почти медитативным. Его молчание не было пустым — оно было плотным, насыщенным, как тишина перед грозой. Он изредка поднимал взгляд на сестру, и в его тёмных глазах теплело.

Зара курила длинную, тонкую трубку, набитую горьковатыми травами. Её глаза, цвета промокшего пепла, отражали пламя. Она мало говорила, но когда говорила — все замолкали. Её слова были точными и тяжёлыми, как отточенные клинки.

И над всеми ними, как скала, возвышался Кайл. Даже сидя, он был больше, шире в плечах, массивнее. Его присутствие заполняло собой пространство у костра. В нём не было показной силы — она была в самой его позе, в том, как он держал голову, в спокойной уверенности каждого движения. Лия не могла оторвать от него глаз. Он был диким и прекрасным, как сама буря. И он был её. Этот факт до сих пор казался ей чудом.

Разговор завязался сам собой. Ренн, переполненный эмоциями, спросил:

— Кайл… это правда, что ты вызвал на Кровавый круг и Кассиана, и Дэриона? Одновременно?

Кайл бросил в огонь сухую ветку, искры взметнулись к небу.

— Правда. Но не по своей воле. Это был их ритуал. Они вывели меня одного против двоих. Чтобы не просто победить. Чтобы сломать.

— И ты дрался? — прошептал Ренн, его глаза горели.

— Я дрался, — ответил Кайл просто. — Но не за победу. За честь. Чтобы они знали — меня можно убить, но не сломить. Дэрион хотел быстро покончить. Кассиан… — он сделал паузу, — Кассиан наслаждался. Каждым ударом. Каждой сломанной костью. Он хотел, чтобы все видели, как принц становится грязью.

Тишина вокруг костра стала ещё глубже, нарушаемая лишь треском поленьев.

— А потом… твой размер, — осторожно сказала Лора. — После изгнания… Легенды говорят, что ты стал расти. С каждым полнолунием. Это… это из-за боли?

Кайл взглянул на Лию, и в его взгляде промелькнуло что-то тёмное и сложное.

— Из-за многого. Из-за боли. Из-за ярости. Из-за того, что во мне проснулось что-то, что дремало веками. — Он коснулся клыка на груди. — И теперь, после того как я получил это… я чувствую, что рост не остановился. Он стал… осознанным.

Зара выпустила клуб дыма.

— Кровь Первозверей, — сказала она своим низким, хриплым голосом. Все повернулись к ней. — Она есть в некоторых линиях. Обычно спит. Но сильный стресс, пограничное состояние между жизнью и смертью… может её пробудить. Ты, мальчик, прошёл через всё это. Твоё тело откликнулось на зов древней мощи. — Она посмотрела на его огромные, сложенные на коленях руки. — Теперь ты не просто оборотень. Ты — возвращение того, чего боялись даже старые альфы.

— И это хорошо? — спросил Ренн, его голос полон смеси страха и восторга.

— Хорошо или плохо — зависит от того, в чьих руках сила, — философски заметила Зара. — Судя по тому, что он привёл нас сюда, а не пошёл жечь цитадель в одиночку… есть надежда.

— Завтра мы идём к цитадели, — твёрдо сказал Кайл, его слова повисли в ночном воздухе. — Не для того чтобы жечь. Для того чтобы говорить. Чтобы показать, что изгнанник вернулся. И что у него есть те, кто пошёл за ним по своей воле.

Торн поднял голову и ударил кулаком в свою огромную грудь — один раз, с глухим стуком. Жест был яснее любых слов: «Я с тобой».

Ренн тут же вскочил, его глаза горели. Лора кивнула, её лицо было серьёзным. Зара лишь хмыкнула, но в её взгляде читалось одобрение.

Лия смотрела на эту маленькую, разношёрстную группу, собравшуюся вокруг её волка. Они были разбитыми, израненными, каждый со своей болью. Но в их глазах горела не слепая ярость, а решимость. Вера. В него.

— Они сломят свои копья о нас, — тихо сказал Ренн, и в его голосе звучала не бравада, а простая уверенность.

— Нет, — поправил Кайл, и в его голосе зазвучали ноты того самого древнего хищника, мудрого и безжалостного. — Они сломают их о землю, которую мы защищаем. И о выбор, который мы сделали. Завтра мы не будем просить места за столом. Мы покажем, что строим свой собственный стол. И приглашаем всех, у кого хватит смелости сесть за него.

Это была не просто речь. Это было видение. И Лия видела, как эти слова падают в сердца её новых сородичей, как прорастают в них корнями верности. Кайл больше не был просто изгоем, жаждущим мести. Он становился лидером. Тем, за кем идут. Тем, кто даёт не страх, а надежду.

Огонь догорал. Один за другим, новобранцы уходили в приготовленные для них укрытия — не пещеры, а своеобразные «ниши» в живых стенах из сплетённых корней по краям поляны, которые выросли словно сами собой. Лия и Кайл остались у потухающих углей.

— Ты их вдохновил, — сказала Лия, прижимаясь к его плечу.

— Они сами захотели верить, — ответил он, обнимая её. — Я лишь показал, во что можно верить. — Он помолчал. — Боишься завтра?

Лия подумала. Образ цитадели, полной врагов, вызывал трепет. Но рядом с ним, с этой новообретённой семьёй…

— Нет. Я боюсь только одного — потерять тебя. Но завтра мы будем вместе. И это всё, что имеет значение.

Он поцеловал её в макушку, и в этом поцелуе была вся невысказанная нежность, на которую только был способен этот дикий зверь.

— Тогда спим. Завтра начинается новая эра. Наша эра.

И под светом звёзд, охраняемые тенями их собственного дома, они заснули последним спокойным сном перед тем, как шагнуть навстречу своей судьбе и бросить вызов всему миру, который когда-то их отверг.

Глава 14. Вой Возрождения

Рассвет на Серебряном Роднике был не похож на обычные утра. Воздух, насыщенный силой места, казался гуще, светлее. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь сосны, не просто освещали — они звенели, ударяясь о серебристый иней на траве и кристально чистую воду родника.

Никто не произносил лишних слов. Была ритуальная тишина, нарушаемая лишь шелестом одежды, скрипом кожаных ремней и звяканьем оружия. Каждый понимал значимость момента. Сегодня они не просто шли к цитадели. Они шли объявлять о рождении нового клана. О возвращении настоящего альфы.

Кайл стоял на краю поляны, глядя в сторону, где лежали земли его предков. Его лицо было невозмутимым, но Лия, стоя рядом, чувствовала напряжение, исходившее от него. Это было не волнение. Это была концентрация хищника перед прыжком. Он кивнул.

И началось.

Сначала Лора. Она скинула свой простой плащ, закрыла глаза. Её превращение было почти бесшумным и удивительно грациозным. Её тело будто вытянулось, обросло короткой, блестящей шерстью цвета осенней листвы с рыжими подпалинами. Она стала стройной волчицей с умными, спокойными глазами. Торн последовал за сестрой. Его изменение было грубее, громче. Кости хрустели, мускулы наливались силой. Он стал массивным, почти медведеподобным волком с чёрно-бурой, свалявшейся шерстью и взглядом, полным немой, но ясной преданности.

Ренн превратился в молодого, поджарого волка с тёмно-серой шерстью и живыми, горящими глазами. Он нетерпеливо перебирал лапами, готовый ринуться вперёд. Зара, к удивлению Лии, не стала принимать звериный облик полностью. Вместо этого её черты стали резче, появились клыки и когти, а глаза загорелись холодным зелёным светом — гибридная форма, баланс между человеком и зверем, идеальный для её ведьмовских умений.

И наконец, из леса, тихим, властным шагом вышел Ульфрик. Он не стал церемониться. Один миг — древний, израненный человек, следующий — исполинский седой волк, чьи шрамы и бельмо на глазу выглядели ещё более внушительно на звериной морде. От него веяло такой немой, неоспоримой силой и опытом, что даже молодой Ренн присел на задние лапы в почтительном поклоне.

Все они — шесть существ невероятной мощи и красоты — повернули головы к Кайлу. И ждали.

Кайл посмотрел на Лию. В его глазах был вопрос и обещание. «Готова ли ты? Готова ли идти со мной в этом облике?» Лия коснулась узора на своей ладони. Она чувствовала в себе силу, дикость, но её человеческая форма пока что была её щитом и её тайным оружием. Она покачала головой. «Позже. Сегодня это твой день. Я буду рядом как есть.»

Он понял. И тогда он отпустил контроль.

Это было не похоже на превращения других. Это было событие. Воздух вокруг него завихрился, загудел низкочастотным гудением. Земля под его ногами дрогнула. Его человеческая фигура начала расти, расширяться, кости ломались и собирались заново с громким, пугающим хрустом, который эхом отозвался по лесу. Шерсть пробивалась сквозь кожу — не просто тёмная, а угольно-чёрная, впитывающая свет, и лишь на груди, вдоль хребта и на кончиках огромных ушей она отливала серебром, как иней на траве их поляны.

Он вырос. Ещё больше, чем прежде. Когда процесс завершился, перед ними стоял не просто волк. Это было существо из мифов. Его холка была выше головы Торна. Его лапы, с когтями, похожими на изогнутые кинжалы, оставляли вмятины на земле. Его грудная клетка дышала мощно и глубоко, как кузнечные мехи. А его голова… его голова была огромной, умной, с мощными челюстями, способными перекусить ствол молодого дерева. И глаза. Те же янтарные, но теперь в них горел не только огонь зверя, но и холодный, расчётливый свет разума лидера.

Он был воплощением первобытной мощи и ужасающей, величественной красоты. Лия, даже зная его, даже любив его, застыла, захваченная духом. А остальные… остальные просто склонили головы. Глубоко. Это был не поклон подчинённого. Это был акт признания. Признания того, что перед ними стоит не просто сильный оборотень. Перед ними стояла сила природы. Возвращение короля.

Кайл издал короткий, низкий звук — не рык, а скорее сигнал. «В путь.»

Они двинулись. Не таясь, не скрываясь. Семь гигантских волков (и Зара в гибридной форме) и одна женщина шли через лес широкой, уверенной поступью. Их запах — смесь индивидуальных ароматов, слитых в один мощный, сложный сигнал — нёсся впереди них. Это был не просто запах зверей. Это был запах стаи. Связный, организованный, опасный.

Лес вокруг затихал. Птицы умолкали, мелкие зверьки разбегались. Деревья будто расступались перед ними. Лия шла рядом с Кайлом, её рука иногда касалась его могучего бока, чувствуя под шерстью игру железных мускулов. Она не чувствовала страха. Она чувствовала гордость. И дикое, почти неподдельное возбуждение.

Их заметили задолго до того, как они достигли границ. Патрули клана «Лунное Копье», заслышав и учуяв их, не решились напасть. Они отступали, растворяясь в лесу, чтобы как можно быстрее донести весть: «Он идёт. И он не один».

Через несколько часов ходьбы лес начал редеть. Они вышли на высокий холм, и перед ними открылась панорама.

Цитадель «Лунного Копья» не была замком в человеческом понимании. Это было естественное укрепление — огромная скала с плоской вершиной, на которой были вырублены пещеры, постройки из дерева и камня, соединённые мостами и лестницами. У подножия скалы раскинулось поселение — длинные дома, загоны, тренировочные площадки. Место дышало историей, силой… и теперь, как почувствовала Лия, страхом и раздором.

Уже на подступах к поселению их ждали. Не войско — ещё нет. Десятки оборотней в звериной и человеческой форме высыпали из домов, забирались на заборы, скалы. Они смотрели. Молча. Их лица и глаза отражали шок, недоверие, страх, а у некоторых — вспыхивающую надежду.

Кайл не снизил скорости. Его стая шла за ним, держа строй. Они прошли мимо первых домов, и люди-оборотни расступались, образуя живой коридор. Шёпот, переросший в гул, катился перед ними: «Вольфхарт… Это Кайл Вольфхарт… Боги, посмотрите на его размер… У него стая…»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кайл вёл их к подножию самой скалы, к огромному, плоскому камню, на котором, как она знала из рассказов, оглашались важные решения, проводились ритуалы и… вершились казни. Это был Камень Голоса.

Он взбежал на него с одной мощной, грациозной прыжка. Его стая расположилась у подножия камня полукругом, образовав живую стену между ним и толпой. Лия осталась стоять перед камнем, лицом к собравшимся, спиной к нему. Она была его связью с человеческим обликом, его якорем.

На балконах и у входа в главную пещеру на вершине скалы показались фигуры. Кассиан Вольфхарт, нынешний альфа. Рядом с ним — Дэрион, его лицо искажено немой яростью. И другие старейшины. Они смотрели сверху вниз, как смотрят на насекомых.

Кайл поднял голову. Он не смотрел на брата. Он смотрел на своих бывших сородичей, собравшихся внизу. На их лица, полные смятения. Он вдохнул полной грудью, и его рёбра расширились, как кузнечные мехи.

И затем он завыл.

Этот вой не был похож на тот, что разносился над их поляной. Тот был вызовом миру. Этот был обращён к сердцам. В нём была не только ярость и сила. В нём была боль предательства. Тоска по дому. Горечь изгнания. И непоколебимая решимость вернуть то, что было украдено. Это была история, спетая на языке ветра и древней крови.

И когда его вой достиг кульминации, к нему присоединились остальные.

Ульфрик — его вой был как скрежет камней, полный мудрости и несгибаемой воли.

Торн — глухой, басовитый рёв, звучащий как удар гигантского сердца.

Лора — чистый, высокий, почти печальный звук, несущий в себе обещание исцеления.

Ренн — молодой, дерзкий лай, полный огня и веры.

Зара — её «вой» был скорее магическим вибрационным гулом, вплетавшим в песню стаи ноты древней, хитрой силы.

Их голоса сплелись в одну симфонию. Это была не просто демонстрация силы. Это была декларация. «Мы здесь. Мы разные. Мы изгои. Но мы — стая. И у нас есть альфа. Настоящий.»

Вой прокатился по цитадели, отскочил от скал, ушёл в небо. Когда последнее эхо затихло, воцарилась оглушительная тишина. Сотни пар глаз были прикованы к огромной чёрно-серебристой фигуре на Камне Голоса.

Кайл опустил голову. Его взгляд, тяжёлый и неумолимый, наконец встретился со взглядом Кассиана на вершине. Никаких слов не потребовалось. Вызов был брошен. Не в ярости. С холодным, королевским достоинством. Он вернулся. И теперь весь клан должен был решить, на чьей они стороне.

А у подножия скалы, в толпе, уже слышались первые, осторожные возгласы: «Вольфхарт… Наш альфа вернулся…»

Глава 15. Разгар перед битвой

Тишина, последовавшая за воем, была гуще и звонче любого шума. Она висела над цитаделью, напитанная электричеством невысказанных мыслей, страхом, надеждой и яростью. Сотни оборотней — в шкурах и без — замерли, затаив дыхание. Ветер, донесший до них запах новой стаи, теперь нёс обратно их собственный, спёртый, перепуганный воздух.

Кайл стоял на Камне Голоса, неподвижный, как изваяние. Его огромная, чёрно-серебристая грудь медленно поднималась и опускалась. Янтарные глаза, лишённые теперь ярости, были холодными и ясными. Он смотрел не на брата на вершине скалы. Он сканировал лица внизу. Он искал отклик. И находил его — в широко раскрытых глазах молодых воинов, в сжатых челюстях старых ветеранов, в дрожащих руках матерей, прижимающих к себе щенков. Они видели не просто изгоя. Они видели легенду, ставшую плотью. И размеры Кайла, его аура неоспоримой, первобытной силы, делали слова ненужными.

Сверху, с балкона у входа в пещеру альфы, наконец, раздался голос. Резкий, пронзительный, полный надменности, которая лишь подчёркивала внутреннюю неуверенность.

— Кайл Вольфхарт! — прогремел Кассиан. Он стоял в полный рост, одетый в богатые меха, его лицо было бледным от гнева. — Ты, изгнанный предатель, осмелился вернуться? И привести с собой… сброд? Ты нарушаешь закон!

Кайл медленно повернул голову. Его движение было исполнено такой неторопливой, хищной грации, что даже Дэрион рядом с Кассианом невольно отступил на шаг.

— Я пришёл не нарушать законы, брат, — голос Кайла прозвучал не громко, но каким-то образом достиг каждого уха, низкий, вибрирующий бас, не требующий усилий. — Я пришёл напомнить о законе, который ты забыл. Законе крови. Законе силы. И законе выбора.

Он сделал шаг вперёд, к краю камня. Его стая у подножия напряглась, готовая в любой миг броситься на защиту.

— Ты правишь страхом, Кассиан. Ты делишь стаю на «чистых» и «нечистых». Ты убиваешь тех, кто мыслит иначе. Где в наших законах это прописано? Где сказано, что альфа может убить собственного отца, чтобы занять его место?

В толпе пронёсся шёпот. Старая рана, о которой многие догадывались, но боялись говорить вслух, была обнажена. Кассиан побледнел ещё сильнее.

— Ложь! Отец пал в честном бою!

— Он пал от серебряного кинжала в спину, подаренного тебе Дэрионом, — холодно парировал Кайл. Его слова падали, как удары молота. — А потом ты обвинил в его смерти моего отца, Логана. Чтобы убрать двоих конкурентов сразу.

Теперь уже не шёпот, а гул прокатился по толпе. Старейшины на балконе переглянулись, некоторые с нескрываемым беспокойством. Версия Кассиана о событиях тех лет всегда была шаткой, но её поддерживали страх и власть. Теперь же, когда перед ними стоял живой символ того предательства, вера в альфу дала трещину.

— Ты… ты хочешь развязать войну? — выкрикнул Кассиан, пытаясь перехватить инициативу.

— Я хочу справедливости, — ответил Кайл. — И выбора. Я не пришёл за твоим троном, брат. — Эти слова застали всех врасплох. Даже Лия у подножия камня вздрогнула. — Я пришёл предложить выбор каждому из вас. — Он снова обратился к толпе. — Вы можете остаться здесь. Продолжать жить в страхе, подчиняться тому, кто правит ложью и убийством. Или… вы можете уйти. Прийти к нам.

Он обвёл взглядом свою маленькую, но гордую стаю у подножия.

— У нас нет каменных стен. У нас нет богатств. Но у нас есть земля, которая принимает всех. Сила, которая защищает. И право жить так, как велит ваше сердце, а не указ старейшины. Мы строим не клан страха. Мы строим семью.

Наступила пауза. Самые смелые в толпе начали перешёптываться, их глаза бегали от Кайла на камне к Кассиану на скале и обратно. Это был немыслимый сценарий. Никто никогда не предлагал оборотням выйти из клана по своей воле. Клан — это всё: защита, идентичность, семья. Но что если эта семья отравлена?

Кассиан понял, что теряет контроль. Его власть всегда держалась на двух столпах: силе и отсутствии альтернативы. Теперь альтернатива стояла перед ним во всей своей ужасающей мощи.

— Он лжёт! — завопил альфа, его голос сорвался на визгливую ноту. — Он приведёт вас к гибели! У них нет ничего! Они — кучка отбросов! Стражи! Взять их!

Но приказ прозвучал вяло. Стражи в доспехах, стоявшие у подножия скалы, переглянулись. Они видели Кайла. Чувствовали его силу. Видели его стаю — немногочисленную, но сплочённую, с горящими глазами. И видели Ульфрика. Легендарного Ульфрика, который стоял среди них. Многие из стражей были молоды и выросли на рассказах о нём. Поднять на него оружие?

— Я сказал, ВЗЯТЬ ИХ! — взревел Кассиан, и в его голосе прозвучала отчаянная истерика.

Несколько стражей сделали неуверенный шаг вперёд. И тогда Кайл просто… рявкнул.

Это не был вой. Это был короткий, резкий, сокрушительный звук, полный такой первобытной, подавляющей воли, что воздух задрожал. Стражи отпрянули, как от удара. У нескольких пошли носом кровь. У одного молодого оборотня подкосились ноги, и он рухнул на колени.

— Я не объявлял вам войны, — сказал Кайл, и в его голосе снова была ледяная ясность. — Но если вы её хотите… — он бросил взгляд на Кассиана, — то она будет. Но не здесь. Не среди домов, где живут наши женщины и дети. — Он повернулся к толпе. — Через три дня. На Рассветном Лугу. Там, где наши предки решали споры в честном бою. Если ты всё ещё считаешь себя альфой, брат, встреться со мной там. Один на один. Кровавый круг. Как должно быть.

Предложение повисло в воздухе, отягощённое древней традицией. Кровавый круг — последний арбитр. Поединок до смерти или до признания поражения. Никаких стай, никаких старейшин. Только сила, воля и право.

Кассиан замер. Вызов, брошенный так публично, нельзя было проигнорировать. Но все видели Кайла. Все чувствовали разницу в размерах, в ауре. Кассиан был сильным оборотнем. Но Кайл… Кайл был чем-то большим.

— Ты… ты нарушитель! — попытался выкрутиться Кассиан. — Ты не имеешь права вызывать на Круг!

— Имеет, — раздался хриплый голос снизу. Это говорил седой старец из числа старейшин, не поднимаясь с места. Его лицо было печальным. — По древнему праву крови. Сын альфы, даже изгнанный, может вызвать на поединок того, кто занял его место силой или обманом. Закон… закон есть закон, Кассиан.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лицо Кассиана исказила гримаса бешенства и страха. Он оказался в ловушке, сооружённой из его же собственных традиций.

Кайл не стал ждать ответа. Он спрыгнул с камня, его лапы мягко коснулись земли. Он кивнул своей стае. Их дело здесь было сделано. Вызов брошен. Семена сомнения посеяны.

— Жду тебя на рассвете, через три дня, брат, — бросил он на прощание, его голос прозвучал уже как отдалённый гром. — Или признай себя недостойным перед всем кланом.

И они развернулись и пошли прочь. Толпа молча расступалась перед ними. Никто не посмел их остановить. Они уходили так же, как и пришли — с достоинством, не оглядываясь.

Только когда они скрылись в лесу, на цитадели поднялся хаос — крики, споры, рычание. Раскол, которого Кассиан боялся больше всего, только что стал реальностью. И теперь ему предстояло либо сразиться с братом-исполином, либо навсегда потерять лицо и власть.

А Кайл и его стая уже растворялись в зелёной чаще, оставляя за собой цитадель, полную кризиса, и неся с собой твёрдую уверенность в том, что первый и самый важный шаг к новой жизни был сделан. Теперь всё зависело от того, сколько сердец дрогнет и последует за их воем в следующие три дня.

Они вернулись на Серебряный Родник на закате. Воздух здесь, после напряжения цитадели, казался целебным бальзамом. Но расслабляться было нельзя. Три дня — это миг. И Кайл знал, что даже если Кассиан струсит и не явится на Кровавый круг (что было вполне вероятно), это не отменит войны. Оскорблённая гордость клана, подогреваемая Дэрионом, потребует мести. А ещё были Гильдия, вампиры, Моргана… Нужно было быть готовыми ко всему.

После ужина, когда первые звёзды зажглись в потемневшем небе, Кайл встал у потухающего костра. Его стая — Ульфрик, Торн, Лора, Ренн, Зара и Лия — смотрели на него.

— Мы сделали первый шаг, — сказал он, его голос был ровным, но в нём чувствовалась стальная струна. — Мы показали клыки. Теперь они либо отступят, либо попытаются их вырвать. Нам нельзя расслабляться. Мы — семья. Но семья должна уметь защищаться. Как единое целое.

Он обвёл взглядом присутствующих. Его взгляд остановился на Ренне, который всё ещё пылал от дневных событий.

— Мы сильны. Но сила без слаженности — просто шум. Завтра на Рассветный Луг может пойти не вся стая. Но те, кто останется здесь, должны быть готовы к любому нападению. Поэтому сегодня… мы будем драться.

В его словах не было злобы. Была суровая необходимость. Лия видела, как понимание мелькает в глазах у остальных. Ульфрик одобрительно хмыкнул.

— Но не до смерти, — добавил Кайл, и в его глазах промелькнула искра чего-то, отдалённо напоминающего суровую заботу. — До первой крови. До признания поражения. Мы должны знать сильные и слабые стороны друг друга. Учиться чувствовать движения партнёра, предугадывать их. Сейчас мы проведём ритуальные бои. Парные спарринги. Правила просты: никаких смертельных ударов, никаких превращений в полную звериную форму для тех, у кого есть гибридный облик. Только сила, скорость и хитрость. Кто готов?

Первыми вызвались Ренн и Зара. Молодой пыл против старой, колючей мудрости. Они вышли на открытое пространство у родника, освещённое теперь только луной и слабым серебристым сиянием самой поляны.

Ренн мгновенно принял свою гибридную форму — когти, клыки, глаза, горящие азартом. Зара лишь усмехнулась, её собственные когти выдвинулись с тихим шелестом, а в ладони вспыхнул бледно-зелёный огонёк магии.

— Не увлекайся, щенок, — процедила она.

Ренн бросился в атаку с рыком. Он был быстр, яростен, но предсказуем. Зара не стала уворачиваться. Она сделала шаг навстречу, её рука с магическим пламенем описала дугу. Пламя не обожгло, а обволокло руку Ренна липкой, холодной субстанцией, замедляя его удар. В тот же миг её нога, казалось бы, не двигаясь с места, оказалась у его голени. Ренн пошатнулся. Зара мягко толкнула его в грудь ладонью, и он отлетел на пару шагов, грузно сев на землю.

Бой длился меньше минуты. Ренн, смущённый и раздосадованный, потирал онемевшую руку.

— Ты сражаешься телом, — сказала ему Зара, гася пламя. — Это хорошо. Но ум должен быть быстрее мышц. Ты видел мой взгляд, прежде чем я двинулась? Нет. Учись читать противника. Не только его когти.

Следующей парой стали Лора и Торн. Это было не состязание, а демонстрация. Лора в гибридной форме была грациозной и быстрой, как ласка. Торн, оставшись в своей массивной, полузвериной форме, был подобен горе. Он не атаковал. Он оборонялся. Лора носилась вокруг него, её удары (смягчённые) отскакивали от его каменных мышц, как горох от стены. Но цель была не в том, чтобы повалить его. Лора отрабатывала тактику отвлечения, удары по болевым точкам (она знала каждую), попытки вывести из равновесия. Торн же учился считывать её намерения по малейшему движению плеча, повороту головы, и мягко, но неумолимо парировать.

В конце они остановились, даже не запыхавшись. Лора положила руку на руку брата и кивнула. Между ними не было нужды в словах. Они и так были идеально синхронизированы.

Ульфрик не стал ждать вызова. Он вышел в центр и посмотрел на Кайла.

— Что, мальчик? Боишься померяться силой со стариком? — в его голосе звучала издёвка, но глаза были серьёзны.

Кайл ухмыльнулся. Он скинул рубашку и шагнул вперёд, не принимая гибридной формы. Это был вызов силе против опыта в чистом виде.

Бой был недолгим, но впечатляющим. Ульфрик двигался с пугающей для его возраста скоростью. Каждый его удар, каждый блок были выверены десятилетиями боев. Он не пытался пересилить Кайла — это было бы безумием. Он использовал его массу и импульс против него самого. Пару раз Кайл, увлёкшись, оказывался на грани падения, но успевал выровняться. В конце концов, Ульфрик пропустил (или сделал вид, что пропустил) удар и, использовав инерцию Кайла, мягко уложил его на спину, приставив тупую сторону своего когтя к горлу.

— Мёртв, — хрипло сказал старик и отступил, помогая Кайлу подняться. — Сила — это хорошо. Но спешка хороша только при ловле блох. На поле боя она убьёт тебя раньше, чем ты успеешь рыкнуть.

Кайл кивнул, уважение в его глазах стало ещё глубже. Он не был унижен. Он получил урок.

Когда тень отправились отдыхать, у костра остались только Кайл и Лия. Луна поднялась высоко, заливая поляну призрачным светом.

— А мы? — тихо спросила Лия, глядя на него. — Мы не будем драться?

Кайл повернулся к ней. В его глазах не было вызова. Было что-то иное — тёплое, серьёзное.

— Наш бой другой, Лия. Он уже идёт. Каждый день. Бой за то, чтобы оставаться собой рядом друг с другом. Чтобы моя ярость не испепелила твой свет. Чтобы твоя магия не отдалила тебя от моей простоты. — Он подошёл и взял её руки. — Но если хочешь… я могу показать тебе кое-что. Не для борьбы. Для защиты.

Он повёл её на середину поляны, подальше от спящих.

— Твоя сила — в гибкости. В связи с этим местом. И со мной. — Он коснулся клыка у себя на груди, а потом её ладони с узором. — Попробуй почувствовать не просто лес. Почувствуй нас. Стаю. Каждого.

Лия закрыла глаза. Она отбросила страх, сомнения. Она сосредоточилась на узоре, на тепле от его прикосновения, на тихих звуках дыхания спящих товарищей. И постепенно она начала чувствовать. Не просто их физическое присутствие. Их энергетические сигнатуры. Резвый, яркий огонёк Ренна. Спокойный, глубокий холод Зары. Тёплое, целебное сияние Лоры. Немое, твёрдое, как гранит, свечение Торна. Мудрую, неугасимую искру Ульфрика. И его… его мощь, огромную, как океан, но теперь не бушующую, а направленную, сфокусированную на них, на защиту этого места.

— Теперь представь, — прошептал Кайл, — что на поляну врывается враг. Не конкретный. Абстрактный. И попробуй… не оттолкнуть его. Направь на него наше общее ощущение. Нашу сплочённость. Нашу волю, чтобы он здесь не был.

Лия сконцентрировалась. Она вообразила тёмное пятно, пытающееся проникнуть через охраняющие тени. И вместо того чтобы атаковать, она как бы «показала» этому пятну то, что чувствовала. Единство. Силу связи. Непреклонность.

И произошло нечто удивительное. Серебристый свет поляны вокруг воображаемого «врага» сгустился, стал почти физическим барьером. Тени по краям зашевелились активнее. И сама земля под этим местом будто отвердела.

Лия открыла глаза, тяжело дыша. Она почувствовала, как её собственная сила, обычно дикая и неконтролируемая, на мгновение обрела форму, направление.

— Это… что это было?

— Защита сердца стаи, — сказал Кайл, и в его голосе звучала гордость. — Не каждый альфа может научить этому свою пару. Но ты… ты можешь быть не только моей силой. Ты можешь быть щитом для всех нас. Когда я буду на Лугу, именно ты будешь ядром, которое будет держать это место. И их. — Он кивнул в сторону спящих.

Они стояли, обнявшись, под луной. Вокруг них дремала их маленькая, но могучая семья, прошедшая через первый испытательный бой друг с другом и ставшая от этого только крепче. Впереди была битва. Возможно, не одна. Но теперь у них было нечто большее, чем ярость и мечта. У них была сплочённость. И любовь, которая могла стать самым прочным щитом и самым острым оружием.

Глава 16. Щит

Рассвет застал Серебряный Родник в напряжённом спокойствии. Солнце только коснулось вершин сосен, когда Кайл и Ульфрик, уже в своих звериных обликах, стояли на краю поляны, готовые к уходу. Гигантский чёрно-серебристый волк и седой ветеран с бельмом на глазу составляли грозную и величественную пару.

Кайл подошёл к Лие, опустив свою огромную голову. Она обняла его за шею, уткнувшись лицом в густую, пахнущую лесом и силой шерсть.

— Будь осторожен, — прошептала она.

Он ответил тихим, глубоким ворчанием, которое означало и обещание, и просьбу позаботиться о стае. Его язык шершавым тёплым лезвием лизнул ей щеку.

Ульфрик кивнул остальным — молчаливому Торну, настороженной Заре, внимательной Лоре и пылающему Ренну.

— Держите периметр. Слушайте её, — хрипло произнёс старик, кивнув на Лию. — Мы вернёмся до заката.

И они ушли. Два огромных силуэта растворились в утреннем тумане, будто их поглотил сам лес. На поляне воцарилась тишина, теперь отягощённая ответственностью.

Лия обернулась к тем, кто остался. Четыре пары глаз смотрели на неё — с надеждой, доверием, вопросом. Она была парой альфы. Но что это значило для них сейчас, когда альфы не было?

— Ну что, — сказала Лия, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Пока наши охотники ищут союзников, давайте укреплять то, что у нас есть. Это место — наш дом. И мы — его стены.

Она начала с простого — с совместной работы. Торн, пользуясь своей силой, помогал передвигать огромные камни к самым уязвимым, с её точки зрения, участкам границы, отмеченной тенями. Лия, следуя инстинктивным подсказкам «Сердца» в своей ладони, направляла, куда именно их ставить — не для баррикады, а как точки усиления природной защиты места. Камни, коснувшись земли, будто врастали в неё, а тени вокруг них сгущались.

Лора и Ренн собирали особые травы и коренья, растущие теперь на поляне — серебристый мох, светящиеся грибы, колючий папоротник с запахом грозы. Зара, со своей колючей мудростью, показала, как сплетать их в простые, но эффективные обереги-ловушки, которые должны были замедлить или оповестить о незваном госте.

Работали молча, но атмосфера была не тягостной. Была… деловой. Общей целью. И понемногу лёд начал таять.

К полудню, когда основная работа была сделана, они собрались у родника, чтобы перекусить. Солнце грело, серебристая вода журчала успокаивающе. И тогда Ренн, не в силах больше сдерживать любопытство, спросил:

— Лия… а каково это? Быть человеком так долго и… вдруг оказаться здесь? С нами?

Все замолчали, включая обычно неразговорчивого Торна. Даже Зара пристально посмотрела на неё, выпуская клуб дыма из своей трубки.

Лия улыбнулась. Это был не простой вопрос.

— Страшно, — честно ответила она. — Невыносимо страшно. Моя старая жизнь была как… аккуратная коробочка. Всё на своих местах. Предсказуемо. А потом коробочку вскрыли, и внутри оказался ураган. — Она посмотрела на свои руки, на узор. — Но этот ураган… он был честнее. В нём не было лжи. Когда Кайл спас меня, я почувствовала не просто благодарность. Я почувствовала… правду. Ту, которую искала всю жизнь, даже не зная, что ищу.

— А твоя человеческая семья? — тихо спросила Лора, её глаза были полны сочувствия.

— Её не было. Родители погибли. Я была одна. — Лия не стала вдаваться в кровавые подробности. Они ещё не были готовы их услышать. — А те, кто называл себя друзьями… они любили ту Лию, которая удобно вписывалась в их мир. Ту, которая боялась теней и верила в то, что ей говорили. Этой Лии больше нет.

— И не жалеешь? — Ренн смотрел на неё широко раскрытыми глазами.

— Ни секунды, — твёрдо сказала Лия. — Потому что здесь, даже когда страшно, даже когда больно… я чувствую, что живу. По-настоящему. И что я — часть чего-то большего. Часть… семьи.

Слово повисло в воздухе. Торн медленно кивнул. Лора улыбнулась, и её улыбка была тёплой и открытой. Ренн выглядел тронутым до глубины души. Даже Зара одобрительно хмыкнула.

— Не каждому дано пережить такое пробуждение и не сломаться, — заметила ведьма. — В тебе есть сталь, девочка. Не только свет.

Разговор пошёл дальше, стал менее напряжённым. Они спрашивали о человеческом мире — о машинах, о городах, о книгах (это особенно заинтересовало Лору). Лия рассказывала, а они слушали, как дети слушают сказку о далёкой, экзотической стране. И понемногу она сама начала задавать вопросы. О их жизни в клане, об изгнании, о мечтах.

Оказалось, Ренн мечтал не о битвах, а о том, чтобы стать искусным следопытом и разведчиком. Лора хотела создать настоящую целительскую рощу, где могла бы лечить не только физические раны, но и душевные. Торн, как выяснилось через сестру, обладал невероятным талантом к обработке камня и дерева — он мог чувствовать их «сердце». А Зара… Зара искала знания, потерянные её собственным изгоравшим ковеном, и место, где её магия не будет считаться «нечистой».

Лия слушала, и в её сердце теплело. Это были не просто солдаты в армии Кайла. Это были люди. Со своими историями, болью и надеждами. И они доверили ей это. Они принимали её как свою.

Вечер приближался. Солнце клонилось к вершинам деревьев, окрашивая поляну в золотистые тона. Они как раз обсуждали, что приготовить к возвращению альфы, когда у всех одновременно напряглись спины.

Это был не звук. И не вид. Это был запах.

Сладковатый, приторный, с нотками старой пыли, увядших роз и… меди. Чужой. Чужеродный. Он вполз на поляну, словно невидимый туман, пытаясь преодолеть защитные чары.

Все вскочили. Ренн, Лора и Торн мгновенно приняли свои гибридные формы — когти блеснули, глаза загорелись. Зара встала, и в её руках вспыхнуло зелёное пламя, на этот раз не учебное, а острое, жгучее. Лия почувствовала, как узор на её ладони загорается жаром, а земля под ногами отозвалась тревожной вибрацией.

Они не бросились к границе. Они сомкнулись в круг у родника, спинами друг к другу, как их учил Кайл. Лия оказалась в центре этого живого щита.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не один, — прошипела Зара, её нос сморщился. — Двое. Молодые. Наглые. Разведчики.

Из тени на краю поляны, прямо сквозь сгустившуюся охраняющую мглу, вышли двое. Движение было плавным, неестественным. Вампиры. Молодые на вид мужчины в дорогой, но практичной чёрной одежде. Их лица были бледными и красивыми, глаза — алыми, как запёкшаяся кровь. Они улыбались, обнажая клыки.

— Какое очаровательное местечко, — произнёс один, его голос был сладким, как сироп. — И какая… пёстрая компания. Альфа-изгой собирает себе двор из убожеств?

— Уходите, — сказала Лия, и её голос, к её собственному удивлению, прозвучал твёрдо и холодно, без тени страха. — Вы незваные гости.

— Ах, вот она, знаменитая полукровка, — второй вампир прищурился, рассматривая её. — Матрона Лия будет очень рада с тобой познакомиться. А пока… мы просто осмотримся. По поручению господина Виктора.

Он сделал шаг вперёд. И тут же Торн, не издав ни звука, метнулся вперёд с невероятной для его массы скоростью. Его удар кулаком, усиленный звериной силой, был направлен не в голову, а в грудь. Вампир попытался увернуться, но удар задел его, отбросив на несколько метров с хрустом ломающихся рёбер. Тот вскрикнул, но уже поднимался, его рана затягивалась на глазах.

Первый вампир, воспользовавшись моментом, ринулся к Лии. Но на его пути встала Зара. Её зелёное пламя вытянулось в длинный, шипящий кнут и хлестнуло по вампиру. Тот отпрыгнул с шипением, на его щеке остался дымящийся шрам, который не заживал.

— Колдовство! — прошипел он.

— Не просто колдовство, кровосос, — усмехнулась Зара. — Защита дома.

Ренн и Лора не оставались в стороне. Они работали в паре, как и тренировались. Ренн отвлекал, яростно атакуя второго вампира, который уже почти оправился от удара Торна, а Лора использовала свою скорость, чтобы наносить точные, болезненные удары по суставам и глазам, замедляя регенерацию.

Лия не сражалась. Она стояла в центре, её ладонь с узором была прижата к земле. Она направляла силу поляны. Она сгущала тени под ногами вампиров, делая их движения вязкими. Она усиливала серебристый свет родника, который, казалось, обжигал нечистую плоть. Она была дирижёром этой защитной симфонии.

Бой был яростным, но коротким. Вампиры, поняв, что не могут прорвать оборону и что само место работает против них, отступили. Один, с опалённым лицом и хромой ногой, прошипел:

— Это было лишь знаком внимания, полукровка. Скоро за тобой придут по-настоящему.

И они растворились в надвигающихся сумерках так же бесшумно, как и появились.

На поляне снова воцарилась тишина. Все тяжело дышали. Торн вытирал кровь с разбитых костяшек (вампир успел укусить). Ренн лихорадочно осматривал сестру, но та лишь улыбалась, пожимая плечами: «Просто царапина».

Зара гасила пламя в ладонях, её лицо было задумчивым и суровым.

Лия опустилась на колени, чувствуя, как дрожь наконец накрывает её. Но это была дрожь не страха, а выброса адреналина. И гордости.

— Вы… вы все были великолепны, — выдохнула она.

Ренн подошёл и неуверенно похлопал её по плечу.

— Ты тоже. Ты держала нас… связанными. Я чувствовал.

Лора кивнула.

— Это правда. Было ощущение, что мы не просто пятеро. Мы… единое целое.

Они переглянулись. В их глазах больше не было просто уважения к паре альфы. Было признание её как своей. Как части стаи. Щита, который выстоял.

И когда спустя полчаса из леса вернулись Кайл и Ульфрик, ведя с собой ещё двух оборотней-одиночек, они застали не просто группу выживших. Они застали сплочённую, прошедшую первое боевое крещение семью, готовую защищать свой дом до последнего вздоха.

Кайл и Ульфрик вернулись в сумерках, и с ними были двое — оборотни-одиночки, которых они нашли в глухих чащах. Первого звали Фенрир: высокий, угрюмый мужчина с холодными голубыми глазами и шрамом через всё лицо, молчаливый и наблюдательный. Второй — Элиас, напротив, казался почти беззаботным, с хитрыми зелёными глазами и улыбкой, не сходившей с его губ, но в этой улыбке таилась опасность, как в игре кошки с мышью.

Но Кайл, едва переступив границу поляны, даже не взглянув на новичков, бросился к Лии. Его огромная, чёрно-серебристая форма, ещё не успевшая принять человеческий облик, промчалась сквозь строй приветствующих, и он оказался перед ней, опустив голову, чтобы быть с ней на одном уровне. Его янтарные глаза с бешеной скоростью сканировали её с ног до головы, ноздри дрожали, втягивая воздух, выискивая малейший след чужого запаха, крови, боли.

— Я в порядке, — поспешно сказала Лия, понимая его панику. Она положила ладони на его горячие щёки, заглянула в эти полные дикого ужаса глаза. — Все в порядке. Была стычка, но мы справились. Все целы.

Он издал звук, похожий на сдавленный стон, и прижался лбом к её лбу, его тяжёлое, горячее дыхание обжигало её кожу. Только убедившись, что она говорит правду, он отступил и обернулся к стае. Его движения стали резче, в них снова появилась ярость, но теперь она была направлена не внутрь, а вовне.

— Кто? — одно слово, вырвавшееся из его глотки, прозвучало как скрежет камней.

Зара вышла вперёд, её лицо было бесстрастным.

— Два вампира-шпиона. Молодые. От Виктора Блэкторна. Пришли понюхать, оценить. Мы их… вежливо попросили уйти.

Кайл перевёл взгляд на Зару, потом на остальных. Его взгляд задержался на сбитых костяшках Торна, на царапине на руке Лоры. Он видел не раны. Он видел готовность. Видел, что его стая не разбежалась, а встала стеной. И ярость в его глазах сменилась на нечто иное — глубокую, бездонную гордость и ещё более сильную решимость.

— Хорошо, — сказал он наконец, и его голос снова стал ровным, властным. — Значит, часы уже тикают. Завтра на Рассветном Лугу решается наша судьба. Но сегодня… сегодня мы принимаем новых братьев. — Он кивнул в сторону Фенрира и Элиаса. — И отдыхаем. Завтра понадобятся все наши силы.

Вечерний воздух над Серебряным Родником был густым от запаха жареного мяса и тихого, сосредоточенного гула. Новые члены стаи, Фенрир и Элиас, сидели немного в стороне, их глаза внимательно скользили по происходящему. Они видели, как молодой Ренн с энтузиазмом помогает Лоре, как Торн одним движением огромной руки поправляет неудобно лежащее бревно для костра, как Зара что-то тихо объясняет Лие, водя пальцем по воздуху и оставляя за собой светящийся след.

Ужин подходил к концу, когда Кайл поднялся. Его движение было неспешным, но все разговоры смолкли мгновенно. Даже водопад у входа будто притих.

Он обвёл взглядом собравшихся — свою маленькую, разношёрстную семью. Ульфрик с его вековой мудростью и шрамами. Молодой, пылкий Ренн. Тихая, но несгибаемая Лора и её брат-великан Торн, чья преданность была прочнее гранита. Загадочная и острая как бритва Зара. И две новые, настороженные тени — Фенрир и Элиас. И конечно, она. Лия. Его якорь и его пламя.

— Завтра на Рассветном Лугу, — начал Кайл, и его голос, низкий и чистый, нёсся над поляной без малейших усилий, — я должен буду встретиться лицом к лицу с моим прошлым. С предательством, которое сломало меня. С братом, который украл мою жизнь.

Он сделал паузу, давая словам проникнуть вглубь.

— По древнему закону, на Кровавый круг вызываемый идёт один. Чтобы доказать своё право силой и волей. — Он посмотрел на Ульфрика, и старый воин кивнул, подтверждая. — Это правило. Но я больше не верю в правила, которые служат только для того, чтобы сильные угнетали слабых.

В его глазах вспыхнул тот самый огонь, что пугал врагов и зажигал сердца последователей.

— Мы — не просто клан. Мы — семья. И когда один из нашей семьи идёт на битву за будущее всех нас, мы идём вместе. Все.

Тишина стала ещё глубже. Ренн замер с куском мяса на полпути ко рту. Даже Зара перестала курить, её глаза сузились.

— Но закон… — начал было кто-то из новичков, но Кайл перебил его, не повышая голоса:

— Наш закон теперь — это защита своего очага. Наша сила — в единстве. Завтра мы покажем не просто мою личную мощь. Мы покажем сплочённость. Мощь стаи, которая не боится встать плечом к плечу перед лицом лжи и тирании. Мы не пойдём нарушать ритуал. Мы пойдём его переписать.

Он шагнул вперёд, к центру круга.

— Поэтому завтра на Рассветный Луг идём все. Кто со мной? Кто готов стоять рядом, чтобы наш рык стал громче, а наши когти — острее? Чтобы они увидели не изгоя-одиночку, а силу, которую невозможно игнорировать?

Первым двинулся Ульфрик. Он не встал. Он просто ударил своим массивным кулаком в землю. Глухой удар был красноречивее любой клятвы. До конца.

За ним, словно по команде, поднялся Торн. Его огромная фигура заслонила огонь. Он лишь кивнул, и в этом кивке была вся ясность его выбора.

Лора встала рядом с братом, её обычно мягкие глаза теперь горели решимостью. Ренн вскочил, едва не опрокинув чашу, его юношеский энтузиазм вспыхнул с новой силой.

— Я всегда готов! За альфу! За стаю!

Зара медленно поднялась, стряхнув пепел с трубки. Её взгляд был холодным и оценивающим, но в нём читалось одобрение.

— Старая ведьма ещё повоюет. Интересно посмотреть, как сработает наша новая магия в настоящем бою.

Фенрир и Элиас переглянулись. Они пришли к сильному одиночке, а нашли нечто большее. Фенрир медленно кивнул, его холодные голубые глаза на секунду встретились с Кайлом. Элиас улыбнулся своей хитрой, опасной улыбкой.

— А почему бы и нет? Скучно же будет сидеть тут.

И наконец, Лия. Она не сказала ни слова. Она просто подошла к Кайлу и взяла его руку. Её взгляд говорил всё: «Ты мой. Стая моя. И за неё я пойду в огонь и в воду.»

Кайл оглядел их всех. Восемь пар глаз, смотрящих на него без тени страха. Восемь существ, готовых пойти с ним на верную гибель, если понадобится. Его сердце сжалось от такой мощной, всепоглощающей гордости и ответственности.

— Тогда так и будет, — сказал он, и в его голосе зазвучала непоколебимая уверность. — Завтра мы идём все. Мы встанем на Лугу как единое целое. Мы не нападём первыми. Но если они решат, что одинокого волка можно загнать и растерзать… — Он оскалился, и в этой улыбке не было ничего человеческого. — …они увидят, что значит разбудить не одного зверя, а целую стаю. И пожалеют о каждом своём шаге на нашу землю.

Он поднял сжатую в кулак руку.

— За семью!

И восемь голосов — низких, высоких, хриплых, молодых — подхватили в ночи:

— ЗА СЕМЬЮ!

Эхо понеслось по лесу, и казалось, само Серебряное Роднике дрогнуло в ответ, наполняя их силой и решимостью. Они были горсткой против целого мира. Но они были вместе. И это меняло всё.

Кайл взял Лию за руку и повёл её не к их обычному месту у костра, а к самому роднику, к небольшому гроту, образованному нависающими корнями древней сосны и серебристыми струями воды. Здесь звук падающей воды создавал уединённый, интимный мир.

Как только они оказались в тени грота, вся напускная твёрдость покинула Кайла. Он обернулся к ней, и в его глазах бушевала буря — не ярость, а смесь страха за неё, ответственности за стаю и того первобытного, всепоглощающего чувства, которое связывало их.

— Я чуть не сошёл с ума, когда учуял запах вампирской крови на поляне, — прошептал он, его руки сжали её плечи. — Мысль, что они могли тебя… пока меня не было…

— Я справилась, — мягко, но твёрдо перебила его Лия. — Мы справились. Я не та хрупкая девушка из библиотеки, Кайл. Я твоя пара. И я становлюсь частью этого места. Частью стаи. Ты не должен нести всё бремя один.

Он смотрел на неё, и в его взгляде было что-то похожее на изумление и благоговение.

— Ты меняешься. С каждым днём. Становишься сильнее. Прекраснее.

— Это из-за тебя, — улыбнулась она, проводя пальцами по его груди, чувствуя под тонкой тканью рубашки шрамы и твёрдые мускулы. — Ты дал мне причину быть сильной.

Он не ответил словами. Он притянул её к себе и поцеловал. Этот поцелуй не был похож на предыдущие — яростные, голодные, помечающие. Он был медленным, глубоким, почти нежным, полным невысказанной нежности и той уязвимости, которую он показывал только ей. В нём была благодарность. Признание. И прощание с чем-то старым, и приветствие чему-то новому.

Когда их губы наконец разомкнулись, они дышали в унисон. Кайл прижал её лоб к своему.

— Завтра… что бы ни случилось… я люблю тебя, Лия. Ты — моё сердце. Моё завтра. Всё.

— И я тебя люблю, — выдохнула она, и слёзы, неожиданные и горячие, выступили у неё на глазах. — Ты вернёшься. Ты должен вернуться. Потому что наше будущее только начинается.

Он стёр её слёзы большими, грубыми пальцами, и в его прикосновении была бесконечная бережность. А потом поцелуй снова вспыхнул, но на этот раз в нём загорелся знакомый огонь. Огонь страсти, подогретый адреналином дня, страхом перед завтрашним днём и яростной, животной радостью от того, что они есть друг у друга здесь и сейчас.

Он сорвал с неё одежду уже не так грубо, как раньше, но с той же неотложной жаждой. Его губы и руки исследовали её тело как святыню, которую нужно запомнить на ощупь, на вкус, на случай, если завтра… Нет, он не допускал таких мыслей. Он просто жил ею. Каждым её вздохом, каждым стоном, каждым биением сердца под его ладонью.

Их любовь в эту ночь была не просто страстью. Это был ритуал. Закрепление клятв, данных взглядами у костра. Слияние их душ перед лицом возможной разлуки. Каждый прикосновение, каждый шёпот, каждый глубокий, властный толчок был обещанием: «Я вернусь. Мы будем вместе. Мы построим всё, о чём мечтали.»

Он любил её долго, изобретательно, с той дикой нежностью, на которую только был способен. А она отвечала ему всей открытостью своей пробудившейся натуры, принимая его силу, его ярость, его нежность, растворяясь в нём и наполняя его собой.

Когда волна накрыла их одновременно, это был не взрыв, а глубокое, всепоглощающее слияние. Они лежали, сплетённые, под серебристым светом, проникающим сквозь струи воды, их тела покрытые испариной, сердца бьющиеся в унисон.

— Какой бы ни была завтрашняя битва, — прошептал Кайл в темноту, обнимая её так крепко, как будто хотел вобрать в себя, — сегодняшняя ночь принадлежит нам. И никто не сможет этого отнять.

Они не спали почти до рассвета. Говорили шёпотом о мечтах — о доме, который построят, о детях (это слово впервые прозвучало между ними, тихо и благоговейно), о стае, которая станет их наследием. Строили воздушные замки в предрассветных сумерках, зная, что завтра им, возможно, придётся сражаться за каждый камень в их фундаменте.

А когда первые птицы начали петь, они просто лежали, слушая биение сердец друг друга. Это была тихая, священная тишина перед бурей. Тишина, полная любви, страха, надежды и непоколебимой решимости идти до конца. Вместе.

Глава 17. Рассветный круг

Серебряный Родник проснулся до рассвета. Не было привычных утренних шорохов, разговоров. Была ритуальная тишина, нарушаемая лишь плеском воды и тяжёлым, ровным дыханием готовящихся к бою существ.

Кайл стоял в центре поляны, ещё в человеческом облике, но уже излучая ту концентрированную, спокойную силу, которая заставляла воздух вибрировать вокруг него. Один за другим к нему подходили члены его стаи.

Ульфрик с удивительной для его возраста лёгкостью встал слева, его единственный глаз холодно сверкал в предрассветных сумерках. Справа встал Торн, его молчание было теперь не просто отсутствием слов, а гнетущей, сконцентрированной мощью. Лора и Ренн заняли позиции чуть сзади, готовые как к бою, так и к поддержке. Зара, Фенрир и Элиас встали по флангам, образуя живую стену. Лия осталась позади Кайла, её рука лежала на его спине, передавая ему тепло и свою волю.

— Сегодня мы пишем нашу историю, — сказал Кайл, не повышая голоса, но каждое слово било прямо в сердце. — Не для славы. Не для мести. Для будущего. Каждый из вас выбрал быть здесь. И я горжусь этим больше, чем любой победой. Помните: мы не просто стая. Мы — семья. И семья защищает своих до конца. Никто не остаётся позади. Никто не бьётся в одиночку. Ваш сосед — ваше продолжение. Его боль — ваша боль. Его победа — ваша победа. Доверяйте друг другу, как доверяете мне. И тогда никакая сила не сломит нас.

Он обвёл их взглядом, и в его янтарных глазах не было и тени сомнения. Только железная уверенность и глубокая, жгучая благодарность.

— Превращаемся. Идём домой. Чтобы забрать своё.

Они превратились не по отдельности, а почти синхронно, как будто их воли слились в одну. Воздух над поляной затрепетал от высвобождаемой мощи. Рёв ломающихся костей, шорох растущей шерсти, низкие рыки — всё слилось в единую симфонию пробуждающейся силы.

И вот они стояли. Восемь волков. Но каких!

Ульфрик — исполинский седой вожак, чьи шрамы говорили о битвах, а осанка — о непоколебимой воле.

Торн — чёрно-бурая гора мускулов, тишина которого была страшнее любого рыка.

Лора — стройная, быстрая волчица цвета осеннего дуба с умными, спокойными глазами.

Ренн — молодой, стремительный серый разведчик, полный огня и готовности.

Зара — её гибридная форма была самой странной: больше волчица, чем женщина, но с зелёным отсветом в глазах и слабым свечением вокруг когтей.

Фенрир — огромный волк пепельного цвета с холодными, безэмоциональными голубыми глазами и шрамом через морду.

Элиас — поджарый, гибкий зверь с рыжей шерстью и хитрым, оценивающим взглядом.

И над всеми ними — Кайл. Чёрно-серебристый исполин, чьи размеры заставляли сомневаться в реальности. Его холка была выше спины Торна. Каждый мускул под блестящей шерстью был отлит из стали и ярости, обузданной волей. Он был не просто большим. Он был сверхъестественным. Воплощённой легендой, сошедшей со страниц мифов.

Он тронулся с места, и стая двинулась за ним. Не вразброд. Чётко, в строю, который они не репетировали, но который знали на уровне инстинкта. Кайл впереди. Ульфрик и Торн чуть сзади и по бокам, как бронированные фланги. Остальные — плотной группой, прикрывая тылы и Лию, которая шла в самом центре этого живого каре, её серебристый узор на ладони пульсировал в такт их шагам.

Они шли через лес, и деревья будто расступались. Их запах — сплочённый, мощный, несущий вызов — летел впереди, сметая с троп мелких зверьков и заставляя птиц умолкать. Это было не просто перемещение. Это было шествие. Возвращение короля с верной гвардией.

Рассветный Луг открылся перед ними — огромная, ровная поляна, окружённая древними камнями, на которых были высечены руны забытых языков. Уже взошедшее солнце золотило траву, но не могло прогнать могильный холод, витающий в воздухе.

Луг не был пуст. Как Кайл и предполагал.

На противоположной стороне, у подножия самого большого рунного камня, уже стояли фигуры. Кассиан в своей звериной форме — крупный, сильный серебристый волк, но рядом с Кайлом он казался просто щенком. Рядом с ним — Дэрион, старый, костлявый чёрный волк с глазами, полными чистой ненависти. И десяток других оборотней клана «Лунное Копье» — лучшие воины, элита.

Но не только они. В тени деревьев, отстранённо, стояли две другие группы. Слева — несколько фигур в тёмных плащах. Вампиры. Во главе с самой Изабель, которая с холодным интересом наблюдала за происходящим. Справа — трое в серых одеждах, от которых исходил запах озона и металла. «Чистильщики» Гильдии Алхимиков. И они смотрели не на Кассиана. Их взгляды были прикованы к Кайлу и, особенно, к Лии в центре стаи.

Кассиан не пришёл один. Он привёл зрителей. И потенциальных союзников, если что-то пойдёт не так.

Кайл не обратил на них внимания. Он вышел на край луга, его стая чётко развернулась полукругом позади него, как твёрдый щит. Кайл сел на задние лапы в самом центре этого полукруга, его огромная голова была высоко поднята. Он был спокоен. Величие и уверенность исходили от него волнами.

И тогда он завыл.

Этот вой не был похож ни на один предыдущий. В нём не было боли или вызова. В нём была констатация. Звук, полный такой древней, неоспоримой власти, что воздух дрогнул, а с неба, казалось, посыпалась искрящаяся пыль. Это был вой не изгоя, а владыки, вернувшегося в свои земли. Вой, который говорил: «Я здесь. И это мой дом. И те, кто со мной — под моей защитой.»

Эхо воя покатилось по лугу, ударилось в камни и вернулось, усиленное. Все присутствующие — и оборотни Кассиана, и вампиры, и люди Гильдии — замерли. На многих лицах мелькнул неподдельный, животный страх. Размеры Кайла были одно, но эта аура… она была из другого времени, из другой эпохи.

Кассиан попытался ответить своим воем, но его звук прозвучал жалко, ломко, почти истерично на фоне басовитого грома брата.

Наступила тягучая, неловкая пауза. Никто не решался сделать первый шаг. Даже Дэрион, обычно такой яростный, лишь глухо рычал, не сходя с места.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тогда Кайл поднялся. Медленно, величаво. Он сделал шаг вперёд, выходя из полукруга своей стаи. Его движение было неторопливым, полным смертоносной грации. Он не смотрел на вампиров или алхимиков. Его взгляд был прикован только к Кассиану.

Он остановился в десяти шагах от брата. Его огромная тень легла на Кассиана, почти полностью накрыв его.

— Ну что, брат? — голос Кайла прозвучал не громко, но достиг каждого уха. В нём не было злобы. Была лишь холодная, усталая решимость. — Ты вызвал меня на Кровавый круг. Я пришёл. Но вижу, ты не один. И круг твой… — он окинул взглядом зрителей, — больше похож на представление для чужаков. Ты так боишься честного боя, что окружил себя зрителями и наёмниками?

Кассиан зарычал, но в его рыке слышалась неуверенность.

— Ты нарушитель! Ты привёл свою… банду! Где здесь честность?!

— Я привёл свою семью, — поправил его Кайл. — Чтобы они видели, как их альфа отстаивает их право на жизнь. А твоя «семья»… — он кивнул на вампиров и людей, — похоже, пришла поглазеть, как волки грызутся. Или подобрать остатки.

Он сделал ещё шаг вперёд. Кассиан невольно отступил.

— Но что бы там ни было, — продолжил Кайл, его голос набрал силу, — ты вызвал. И я здесь. Так что давай, братец. Покажи всем, как настоящий альфа защищает свой трон. Или… — Кайл оскалился, обнажив клыки, каждый размером с кинжал, — признай, что твой трон построен на песке предательства. И уступи дорогу тем, кто строит из камня.

Вызов был брошен. Прямо, публично, на глазах у всего, что имело значение в их мире. Теперь всё зависело от Кассиана. От его трусости… или от его последнего в жизни акта отчаяния.

А стая Кайла стояла сзади, неподвижная, как скала, готовая в любой миг превратиться в смерч когтей и ярости. Их безмолвная поддержка была громче любого рыка. Они были его силой. Его правдой. И его неотвратимым приговором.

Вызов Кайла повис в утреннем воздухе, острый и неумолимый, как серебряное лезвие. Кассиан замер, его серебристая шерсть взъерошилась от ярости и… страха. Он метался взглядом между исполинской фигурой брата и бесстрастными лицами зрителей. Вампиры Изабель наблюдали с холодным любопытством, люди Гильдии — с профессиональной оценкой угрозы. Даже его собственные воины стояли не так уверенно, как минуту назад. Вой Кайла и аура его стаи сделали своё дело.

— Он… он насмехается над древним ритуалом! — взвизгнул Дэрион, пытаясь подлить масла в огонь. Старый оборотень шагнул вперёд, но его движение было резким, лишённым уверенности. — Кровавый круг — для двоих! Он опозорил его, приведя этих… ублюдков!

Слово «ублюдки» прозвучало как плевок в сторону стаи Кайла. Но ни Ульфрик, ни Торн даже не пошевелились. Они лишь сузили глаза, а их неподвижность стала ещё более угрожающей.

— Молчи, старый предатель, — раздался низкий, хриплый голос. Это говорил Ульфрик, не сходя с места. Его единственный глаз сверлил Дэриона. — Ты давно потерял право говорить о чести. Ты, который направлял кинжал в спину своему альфе.

Дэрион взревел и сделал выпад вперёд, но Кассиан рыком остановил его. Альфа понял: любое нападение на стаю Кайла теперь будет выглядеть как трусость. Ему нужно было выиграть в рамках «правил», даже фальшивых.

— Хорошо! — проревел Кассиан, собираясь с духом. — Круг для двоих! Но твои… последователи отходят за камни! И твоя человеческая игрушка тоже! — Он кивнул на Лию.

Кайл медленно повернул голову к своей стае. Никакой команды не прозвучало, но они поняли. Одним синхронным движением, сохраняя полукруг, они отступили на несколько шагов, за линию самых дальних рунических камней, очерчивавших Луг. Их отход был не бегством, а тактическим перемещением. Они оставались в зоне видимости, в зоне одного прыжка, но формально вышли за пределы «круга».

Лия замерла на мгновение, её глаза встретились с взглядом Кайла. В них не было страха. Была уверенность и тихое предупреждение: «Будь осторожен. Они не будут играть честно.» Он едва заметно кивнул и отступил к своим, занимая позицию рядом с Ульфриком. Её присутствие там, с её силой связи с землёй, было стратегически важнее, чем внутри круга.

Теперь на лугу остались двое. Исполинский чёрно-серебристый волк и крупный, но теперь казавшийся обычным серебристый волк. Контраст был унизительным для Кассиана.

Он не стал ждать церемоний. С отчаянным рыком он бросился в атаку, рассчитывая на скорость и ярость. Его тактика всегда строилась на подавлении противника первой же серией быстрых, жёстких ударов.

Кайл не двинулся с места. Он принял удар на себя. Когти Кассиана впились ему в плечо, но скользнули по невероятно плотной шкуре, оставив лишь белые царапины. Кайл даже не пошатнулся. Он просто повернул голову и посмотрел на брата сверху вниз, в его глазах читалось нечто среднее между сожалением и презрением.

Затем он ответил. Не яростным наскоком. Одним коротким, невероятно мощным ударом передней лапы. Удар был не в голову, а в грудь. Раздался глухой звук, как от удара кувалдой по бревну. Кассиан отлетел на несколько метров, кувыркнулся по траве и с трудом поднялся, хрипя и выплёвывая кровь. Рёбра, несомненно, были треснуты.

— Ты стал слабым, брат, — прозвучал голос Кайла, спокойный и безжалостный. — Слабым от лжи и страха. Ты забыл, что сила оборотня — не в размере, а в правде его духа. А в твоём духе одна лишь гниль.

Кассиан, униженный и обезумевший от боли и ярости, взглянул на Дэриона. Тот кивнул почти незаметно. И тогда случилось то, чего все опасались, но на что надеялись лишь самые циничные зрители.

Из-за спины Кассиана, из тени самого большого рунного камня, выскользнула третья фигура. Не оборотень. Существо в чёрном плаще, с лицом, скрытым капюшоном, от которого пахло сырой землёй и пустотой. Страж Порога. Тот самый, что нападал на Лию в библиотеке. В его костлявой руке блеснул серебряный клинок, покрытый чёрными, ядовитыми рунами.

Он ринулся на Кайла сзади, в тот момент, когда тот был сосредоточен на брате. Предательство было настолько вопиющим, что даже некоторые оборотни Кассиана ахнули.

Но Кайл, казалось, ожидал этого. Он не обернулся. Он просто… раздвинулся. Его огромное тело совершило неестественно плавное, почти призрачное движение в сторону. Клинок Стража просвистел в сантиметре от его бока.

И в этот момент стая Кайла пришла в движение.

Они не бросились все разом. Они сработали как отлаженный механизм.

Торн, как живая катапульта, метнулся вперёд не на Стража, а на группу воинов Кассиана, которые инстинктивно сделали шаг вперёд, чтобы поддержать подлый удар. Его огромная масса врезалась в них, как таран, опрокидывая и смешивая ряды.

Зара подняла руки, и пространство между Кайлом и остальными зрителями (вампирами и Гильдией) сгустилось, превратившись в мерцающую, зелёную стену из колючей энергии. Не атака, но чёткий сигнал: «Не вмешивайтесь. Это не ваша битва. Пока.»

Ульфрик и Фенрир синхронно атаковали Дэриона, который уже превращался, чтобы присоединиться к схватке. Два опытных, смертоносных воина против одного старого интригана. Исход был предрешён.

Ренн и Лора рванулись не к центру, а по флангам, отрезая возможные пути отхода для Кассиана и Стража, работая в той самой слаженной паре, которую отрабатывали.

А Элиас… Элиас просто исчез в ближайших тенях. Но все чувствовали его присутствие — хищное, выжидающее.

Кайл же, избежав удара, наконец обернулся к Стражу. Его глаза теперь горели не холодным огнём, а настоящим пламенем ярости.

— Я ждал тебя, тварь, — проревел он, и его голос потряс землю. — Ты служишь той, что погубила моих родителей. Пришло время расплаты.

Он атаковал. Не с яростью зверя, а с расчётливой мощью титана. Его удары были медленнее, чем у Стража, но каждый из них нёс в себе силу, способную сломать камень. Страж отскакивал, парировал серебряным клинком, который оставлял на шкуре Кайла дымящиеся порезы, но не мог нанести решающего удара. Он был быстр и ядовит, но против такой грубой, неостановимой силы его тактика не работала.

Тем временем Кассиан, видя, что его коварный план проваливается, а его люди скованы Торном и другими, впал в окончательную истерику. С рёвом, полным отчаяния, он бросился на Кайла сбоку, пытаясь вцепиться ему в горло.

Это была роковая ошибка.

Кайл, сражаясь со Стражем, словно почувствовал движение брата краем сознания. Он не стал уворачиваться. Он позволил Кассиану вцепиться в его шею. Клыки впились в плотную шкуру, но не смогли пробить её до жизненно важных артерий. И тогда Кайл, одной лапой продолжая сдерживать атаки Стража, другой — мощной, как ствол дерева, — обхватил Кассиана и с силой прижал его к земле.

Раздался sickening crunch — звук ломающихся костей. Кассиан взвыл в агонии, его челюсти разжались. Кайл наступил на него лапой, не давая подняться, но и не добивая. Он просто пригвоздил его к земле, как булавкой бабочку.

— Смотри, брат, — прорычал Кайл, его голос был слышен над всеми звуками боя. — Смотри, как рушится твой мир. На что ты променял честь? На это? — Он кивнул на извивающегося в его лапе Стража, которого он теперь методично, удар за ударом, загонял в угол.

Положение Кассиана было унизительным и безнадёжным. Его воины, видя альфу поверженным, а Дэриона зажатым Ульфриком и Фенриром, начали колебаться. Некоторые уже отступали к лесу.

Изабель наблюдала за этим с тонкой, задумчивой улыбкой. Люди Гильдии перешёптывались, оценивая мощь Кайла и его стаи, явно пересматривая свои планы.

Кайл нанёс последний удар по Стражу. Тот, искалеченный, с раздробленным плащом и хрипящим дыханием, отполз к краю луга и, мелькнув глазами, полными ненависти, растворился в тени, как и появился. Его работа здесь была сделана — провокация удалась, но победа осталась не за ним.

Наступила тишина. Бой стих так же быстро, как и начался. Торн, тяжко дыша, стоял над группой потрёпанных, но живых воинов Кассиана, которые уже не сопротивлялись. Ульфрик и Фенрир держали прижатого к земле Дэриона, который теперь выглядел не яростным интриганом, а просто старым, сломленным существом.

Кайл снял лапу с груди Кассиана и отступил на шаг. Его брат лежал, хватая ртом воздух, кровь сочилась из его рта и из многочисленных переломов.

— Убей… меня… — прохрипел Кассиан.

— Нет, — просто сказал Кайл. — Смерть — это милость. Ты её не заслужил. Ты будешь жить. Жить с позором. Видеть, как твой клан выбирает нового лидера. Или уходит ко мне. Ты будешь помнить этот день каждый раз, когда закроешь глаза.

Он повернулся к остальным оборотням клана, которые стояли в нерешительности.

— Война, которую хотел развязать этот человек, окончена, прежде чем началась. Я не ваш враг. Я — сын вашего бывшего альфы. И я предлагаю вам выбор. Остаться с тем, кто правил ложью и привёл чужаков на нашу священную землю. Или пойти с тем, кто сражался за честь даже тогда, когда его предали. Решайте. Сейчас.

Его слова, подкреплённый видом поверженного Кассиана и несокрушимой силой его стаи, стали последним аргументом. Один за другим, сначала поодиночке, потом группами, оборотни клана «Лунное Копье» стали переходить через Луг. Они не подходили близко. Они просто отходили от Кассиана и его приспешников и останавливались на нейтральной территории, их головы были опущены в знак подчинения новой, настоящей силе.

Кайл стоял посреди луга, окровавленный, но непобеждённый, его стая — гордая и сплочённая — за его спиной. Он выиграл не просто поединок. Он выиграл битву за души. И теперь, когда солнце поднялось выше, оно освещало не место предательства, а начало новой эры. Эры, где правили не страх и интриги, а сила, честь и семья.

Глава 18. Тихий шёпот

Когда последний из колеблющихся оборотней сделал шаг в сторону от поверженного Кассиана, на Лугу воцарилась звенящая тишина. Даже ветер стих, будто затаив дыхание. Пыль, поднятая боем, медленно оседала на примятую траву, на которой лежали два тела: одно — сломанное и униженное (Кассиан), другое — уже бездыханное (Дэрион, не переживший схватки с Ульфриком и Фенриром). Новые союзники стояли поодаль, опустив головы, не решаясь поднять глаза на того, кого только что считали врагом и изгоем.

И тогда Кайл поднял свою огромную, чёрно-серебристую голову к небу. Он не просто завыл. Он излил в этот звук всё: многолетнюю боль изгнания, ярость предательства, горечь утраты, торжество справедливости и облегчение от того, что битва, наконец, позади. Но главное — в этом вое была благодарность. Благодарность к тем, кто стоял за его спиной. К тем, кто только что сделал шаг к нему. К той, чья рука сейчас мягко касалась его бока, передавая тихую поддержку.

К его вою присоединилась стая. Сначала Ульфрик — его вой был как скрежет тектонических плит, полный удовлетворения и завершённости. Затем Торн — низкий, басовитый рёв, похожий на удар гигантского сердца. Лора, Ренн, Зара, Фенрир, Элиас — каждый добавил свою ноту. И это был уже не вызов. Это была декларация. Песнь рождения новой силы в мире. Песнь семьи, которая прошла через огонь и вышла из него не просто целой, а сплочённой, как никогда.

Вой отозвался эхом по лесам, ушёл в небо, и казалось, сама земля под ногами загудела в ответ. Вампиры Изабель, всё это время бесстрастно наблюдавшие из тени, наконец пошевелились. Изабель бросила последний оценивающий взгляд на Кайла, на Лию, на их стаю, и её тонкие губы растянулись в едва заметной, неоднозначной улыбке. Затем она махнула рукой, и её группа бесшумно растворилась среди деревьев, как и пришла. Битва была выиграна не ими, и добыча ускользнула. Но игра, как они, видимо, считали, только начиналась.

Люди Гильдии, не сказав ни слова, развернулись и ушли с профессиональной сдержанностью, но Лия заметила, как один из них — тот, что казался старшим, — на прощание пристально посмотрел на неё, и в его глазах читался не страх, а… расчётливый интерес. Гильдия не отступила. Она перегруппировалась.

Наступило время решений. Кайл, наконец опустив голову, обратился к оборотням, перешедшим на его сторону. Их было человек пятнадцать — не много, но и не мало. В основном молодые, те, кому претила тирания Кассиана, или те, кто просто почуял силу настоящего лидера.

— Вы сделали выбор, — сказал он, его голос был усталым, но твёрдым. — Нелёгкий. Я не буду вам лгать — путь будет трудным. У нас нет каменных стен, как здесь. Но у нас есть земля, которая принимает. Сила, которая защищает. И право голоса для каждого. Идите сейчас на Серебряный Родник. Мои люди покажут вам путь. Отдохните. Мы поговорим позже.

Ренн, сияя от гордости, и Лора, с её успокаивающим присутствием, вышли вперёд, чтобы повести новобранцев. Торн, Ульфрик и остальные остались, охраняя периметр, наблюдая за теми, кто предпочёл бежать. Их было примерно столько же. Они не стали переходить, но и не напали. Они просто, один за другим, поворачивались и уходили в лес, в неизвестность, унося с собой поражение и, возможно, семена будущей мести.

Кассиана никто не тронул. Он лежал там, где упал, сломанный телом и духом, хрипя и уставившись в небо пустым взглядом. Его правление закончилось. Теперь он был просто предупреждением. Живым памятником цене предательства.

Когда последние чужие покинули Луг, напряжение наконец спало с плеч Кайла. Он медленно, с глухим стоном усталости, опустился на землю. Превращение назад в человеческий облик потребовало от него усилий — раны от серебряного клинка Стража дымились и болели, а адреналин отступал, уступая место изнеможению.

Лия тут же оказалась рядом, её руки уже тянулись к нему, но не с дрожью страха, а с твёрдым намерением помочь. Ульфрик бросил ей свёрток с целебными мазями и травами, которые Лора предусмотрительно приготовила. Работая молча, Лия обрабатывала порезы, её пальцы были нежными, но уверенными. Кайл закрыл глаза, позволяя её прикосновениям и тихому шёпоту заклинаний (которым её научила Зара) смывать боль.

— Он будет жить, — сказал Ульфрик, стоя рядом и глядя в сторону, где лежал Кассиан. — К несчастью для него.

— Он больше не важен, — просто ответил Кайл, не открывая глаз. Его рука нашла руку Лии и сжала её.

Когда самые серьёзные раны были перевязаны, Кайл поднялся. Он не стал ждать полного заживления. Ему нужно было быть дома. На своей земле. Со своей стаей.

Они двинулись в путь. Теперь это было не грозное шествие, а триумфальное, хоть и усталое, возвращение. Впереди, на почтительном расстоянии, шли новобранцы во главе с Ренном и Лорой. За ними — ядро стаи: Ульфрик, Торн, Зара, Фенрир, Элиас. Они шли не строем, а свободной группой, но между ними была та невидимая связь, что возникает у людей, прошедших через общее испытание.

А позади всех, в самом конце этой живой колонны, шли двое. Кайл и Лия. Он шёл, слегка опираясь на неё, но не из слабости, а из желания быть ближе. Его рука лежала у неё на талии, её голова — на его плече. Они почти не разговаривали. Слова были не нужны.

Кайл смотрел на спины впереди идущих. На широкие плечи Торна, на седую голову Ульфрика, на лёгкую поступь Зары. Он видел, как Ренн что-то оживлённо рассказывает новичкам, жестикулируя, вероятно, описывая их подвиги. Он чувствовал тепло Лии рядом. И впервые за долгие, долгие годы в его душе не было ни ярости, ни боли, ни грызущей пустоты.

Было спокойствие. Глубокое, всепроникающее, как вода в роднике их дома. Было удовлетворение от выполненного долга. Была гордость за этих людей, за их выбор, за их верность. И было счастье. Простое, человеческое счастье от того, что рядом идёт любимая женщина, что впереди — дом, а за спиной — прошлое, которое больше не имеет над ним власти.

— Я не думал, что когда-нибудь снова буду чувствовать себя… целым, — тихо проговорил он, его губы коснулись её волос.

— Теперь ты никогда не будешь один, — ответила она, обнимая его крепче. — У тебя есть семья. У тебя есть я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он кивнул, и в этом кивке была вся его новая, обретённая уверенность. Он выиграл битву. Но главное — он обрёл нечто гораздо большее. Он обрёл себя. И дом. И любовь. И пока они шли по лесной тропе, ведущей к Серебряному Роднику, под лучами заходящего солнца, Кайл Вольфхарт, бывший изгой, а теперь бесспорный альфа новой стаи, знал — самое важное сражение в его жизни было уже позади. Впереди была только жизнь. Их жизнь. Вместе.

Два месяца — миг в жизни леса, но целая эпоха для тех, кто строил новую жизнь. Серебряный Родник преобразился до неузнаваемости. Это уже не была просто поляна с родником. Это была твердыня.

Сила, заложенная Лией, разрослась, подчиняясь воле обитателей. Ветви древних сосен по периметру сплелись в почти непроницаемую живую стену, усиленную камнями, которые вросли в землю так прочно, будто росли здесь всегда. Между деревьев выросли колючие заросли серебристого терновника — творение Зары, несущее в себе и защиту, и магическую сигнализацию. Под руководством Торна и новых оборотней, обладавших навыками строительства, возвышались длинные, прочные дома из тёсаных брёвен и камня, гармонично вписанные в ландшафт. На самых высоких деревьях появились дозорные площадки, а на въезде (хотя никаких дорог не было) — массивные, резные ворота из черного дуба, которые казались частью леса.

Внутри царила жизнь. Кипела работа в кузнице (Фенрир, как оказалось, был искусным кузнецом). В целебной роще, заложенной Лорой, вызревали редкие травы. Молодые оборотни под руководством Ульфрика и Ренна отрабатывали боевые приёмы не из страха, а для защиты дома. Даже Элиас нашёл себе применение — его хитрость и умение добывать информацию стали бесценными для внешней разведки.

Стая выросла. К пятнадцати первым новобранцам присоединились ещё два десятка. Не только оборотни. Пришли несколько «бесплотных», бежавших от контроля Гильдии, привлечённые слухами о свободном убежище. Даже пара молодых вампиров-отщепенцев, не желавших служить интригам Блэкторнов, нашли здесь временный приют под бдительным взором Зары. Это было не просто логово. Это стало Поселением — первым в новейшей истории местом, где разные сверхъестественные существа пытались жить не по законам вражды, а по правилам взаимного уважения и общей защиты.

Весть о падении Кассиана и возвышении Кайла Вольфхарта прокатилась по всему сверхъестественному подполью региона. Реакция была разной.

Совет Вектара, лишившись своего самого воинственного члена (Кассиана, который теперь доживал свои дни в изгнании и забвении), погрузился в глухое, кипящее негодованием молчание. Открыто выступить против силы, которая на их глазах разгромила законного альфу и привлекла на его сторону половину клана, они не решались. Но ядовитые взгляды и тихие угрозы, доносимые через шпионов, говорили, что это затишье — временное.

Виктор Блэкторн и его клан «Ночные Тени» официально отозвали своих агентов с границ новых земель. На смену прямому давлению пришла холодная, расчётливая дипломатия. Через Изабель (которая теперь изредка наведывалась «с дружескими визитами») вампиры давали понять, что признают новую силу, но ожидают «взаимной вежливости» — то есть невмешательства в их дела и, возможно, будущих «услуг». Кайл, наученный горьким опытом, держал дистанцию, но и моста не сжигал. Война на два фронта была бы безумием.

Гильдия Алхимиков затаилась. Их интерес к Лии никуда не делся, но после демонстрации мощи Кайла и сплочённости его стаи, тактика сменилась. Теперь они наблюдали. Собирали данные. И, как шептались, проводили какие-то интенсивные исследования, пытаясь понять природу силы «Сердца Дикой Охоты» и смешанной крови.

А Моргана и её ковен «Серебряные Паутины» будто испарились. Никаких следов, никаких посланий. Это беспокоило больше всего. Изнанка тишины иногда бывает громче крика.

Но для обитателей Поселения это затишье было даром. Временем отдышаться, окрепнуть, построить. И просто пожить.

В центре этой новой жизни, в просторной, светлой резиденции, выстроенной на самом краю родника, жили двое. Кайл и Лия.

Их дни были наполнены делами — управлением Поселением, решением споров, планированием. Кайл был альфой не только на поле боя. Он оказался мудрым, справедливым лидером, умевшим слушать и принимать взвешенные решения. Лия была его правой рукой и сердцем. Её связь с местом позволяла ей чувствовать настроение Поселения, её человеческая (и ведьминская) натура помогала находить общий язык с самыми разными его жителями.

Но ночи… ночи принадлежали только им. Страсть, закалённая в боях, превратилась в глубокую, всепоглощающую нежность. Они узнавали друг друга заново — не как спасённую и спасителя, не как изгоя и его пару, а просто как мужчину и женщину, безумно влюблённых. Их любовь была тихой бурей — страстной, но уверенной, дикой, но бережной. Каждый прикосновение, каждый взгляд, каждый совместный восход солнца на крыльце их дома был гимном новому началу.

И однажды утром, спустя почти три месяца после битвы на Рассветном Лугу, Лия проснулась с непривычной слабостью и странным, сладковатым привкусом во рту. А потом её нюх, обострённый до предела, уловил едва уловимый, новый запах, исходящий от неё самой. Запах, в котором смешались её собственные ноты, ноты Кайла и что-то совершенно уникальное, хрупкое и невероятно мощное одновременно.

Она не сказала ему сразу. Она пошла к Лоре. И верховная целительница, положив руки на её ещё плоский живот, улыбнулась такой светлой, материнской улыбкой, что у Лии слёзы навернулись на глаза.

— Да, альфа, — тихо сказала Лора. — В тебе растёт новая жизнь. Сильная. Удивительная. Настоящее чудо.

Весть распространилась по Поселению со скоростью лесного пожара. Но не как слух. Как тихое, благоговейное знание, переходящее от одного к другому через взгляды, через лёгкие улыбки, через гордо расправленные плечи.

Кайлу Лия сказала сама. Вечером, у родника, глядя на отражение первых звёзд в воде. Она просто взяла его руку и положила себе на живот. Он замер. Его огромная ладонь, привыкшая держать оружие и наносить удары, вдруг задрожала. Он посмотрел на неё, и в его янтарных глазах, обычно таких твёрдых, проступило что-то детское, беззащитное и потрясающе прекрасное.

— Правда? — только и смог выдохнуть он.

— Правда, — кивнула Лия, и её собственные слёзы потекли по щекам. — Наш малыш.

Он не зарычал, не завыл от радости. Он просто притянул её к себе, прижал так крепко, будто хотел защитить от всего мира, и спрятал лицо в её шее, и его могучие плечи слегка вздрагивали.

А на следующее утро, когда первые лучи солнца позолотили крыши Поселения, Кайл вышел на центральную поляну. Он не звал. Он просто вышел и встал там, где когда-то Лия посадила семя «Сердца». За ним вышла Лия, её рука лежала на его руке.

По одному, без команды, к ним стала стекаться вся стая. Все. Оборотни в человеческом и зверином облике, ведьмы, бесплотные, даже те два вампира. Они образовали широкий круг вокруг своей альфы и его пары. Никто не спрашивал. Они уже знали. Они чувствовали это в воздухе, в земле, в самой крови своей связи.

Кайл обвёл их взглядом — свою семью, своё наследие, своё будущее. Он посмотрел на Лию, и в его взгляде была вся его любовь и вся его надежда. Затем он поднял голову к небу, набрав полную грудь воздуха.

И завыл.

Но это был не боевой клич, не вызов, не песнь победы. Это была колыбельная. Глубокий, вибрирующий, бесконечно нежный звук, в котором была вся гордость отца, вся благодарность судьбе и вся клятва защитить этот новый, хрупкий свет любой ценой.

И к его вою присоединились остальные. Сначала Ульфрик — его вой был мудрым и успокаивающим. Потом Торн — его бас стал мягче, обретя несвойственные ему нежные обертона. Лора завыла чистым, высоким звуком, полным радости и обетования исцеления. Ренн, Зара, Фенрир, Элиас, все новобранцы, все жители Поселения — их голоса слились в один могучий, гармоничный хор. Это был не просто шум. Это была симфония жизни. Приветствие новому члену их огромной, разношёрстной, но невероятно крепкой семьи.

Звук нёсся над лесом, над полями, в самую глубь древних холмов. Он говорил миру: «Смотрите. Мы здесь. Мы живы. Мы растем. И мы будем защищать своё будущее». Это был не конец истории. Это было её самое прекрасное, самое важное начало. Потому что в мире, где царили тени, предательство и кровь, наконец-то забрезжил самый первый, самый чистый свет. Свет новой жизни.

Конец книги.

Конец