Ритм нашей сделки

Глава 1

— Полина!

Блин. Я так надеялась проскочить в свою комнату мимо папы незамеченной — с грацией ниндзя, с незаметностью пушинки. Но, судя по всему, провал полный. Он вышел из кухни, скрестив руки на груди, взгляд тяжёлый, неумолимый, будто у судьи перед вынесением смертного приговора. Быть беде — это точно. Внутри всё сжалось от нехорошего предчувствия, а сердце пустилось в безумный танец, словно пыталось вырваться и сбежать без меня.

— Да, папочка… — голос чуть дрогнул, хоть я и старалась говорить уверенно, будто не я вчера вместо лекции по экологии была на открытии нового кафе с панорамными окнами.

— Мне звонил декан твоего института.

— И?.. — выдохнула я, затаив дыхание, будто от этого зависела судьба вселенной.

— Он сказал, что у тебя по нескольким предметам тройки.

— Ну, это ведь неплохо? Правда? — я выдавила улыбку, отчаянно надеясь на его снисходительность. В голове пронеслось: «Тройка — это же почти четвёрка, а четвёрка — почти пятёрка, так ведь?»

— Да. А по остальным у тебя двойки! Полина, зачем ты вообще пошла учиться на эколога, если в начале второго курса уже не хочешь учиться и пропускаешь занятия? Ты не сдашь зимнюю сессию — и всё, тебя отчислят.

— Папочка, я подтяну все предметы и сдам сессию. Обещаю! — в голосе звучала отчаянная решимость, будто я собиралась не к экзаменам, а в крестовый поход.

— Конечно, сдашь. Иначе я тебя лишу всех карманных денег и заберу твою машину.

— Папочка, только не забирай моего Жучка! — в глазах защипало, я едва сдерживала слёзы. Машина была для меня не просто транспортом — это была свобода, частичка меня, мой личный ковчег спасения от родительских нравоучений.

— А ещё ты перестанешь постоянно гулять и зависать на вечеринках! Только учёба. Всё ясно?

— Да, папочка… — прошептала я, чувствуя, как внутри всё обрывается, будто кто‑то резко дёрнул стоп‑кран в поезде моей беззаботной жизни.

— Марш в свою комнату!

Я поплелась наверх, каждая ступенька будто давила на плечи грузом неотвратимой беды. Казалось, даже перила смотрели на меня с осуждением.

На середине лестницы наткнулась на братца. Его ухмылка только подлила масла в огонь моего и без того кипящего раздражения — хотелось швырнуть в него чем‑нибудь, но под рукой были только собственные слёзы.

— Слышал, тебя отчисляют.

— Пока нет! Тебе какое дело? — огрызнулась я, стараясь скрыть дрожь в голосе. В голове мелькнуло: «Вот бы ему сейчас тоже прилетело от папы — сразу бы перестал ехидничать!»

— Да никакого. Зачем было идти на эколога? Пошла бы в мой институт культуры и искусств.

— И что бы я там делала?

— То же, что и в экологическом. Ничего.

Он начал смеяться, беззаботно, легко. Меня будто кипятком окатило от злости и обиды. «Вот бы его группу сейчас пригласили на крупный фестиваль, а он забыл слова песни!» — мысленно пожелала я, но тут же устыдилась своих коварных мыслей.

— Ха‑ха. Ну что, нашли себе нового ударника? — бросила я, пытаясь уязвить его в ответ, словно бросала маленький камешек в океан его самодовольства.

Улыбка тут же сползла с его лица. В глазах мелькнула боль, которую он тут же попытался спрятать за маской равнодушия.

Шесть лет назад брат вместе с друзьями воплотил в жизнь давнюю мечту: они создали рок‑группу. Всё начиналось в нашем старом домике на дереве — там, среди скрипучих досок и пыльных уголков, рождались первые мелодии и смелые планы. Именно поэтому они и назвали группу Tree House— в память о том волшебном месте, где всё началось.

А теперь ударник Юра огорошил их новостью: у него больше нет времени на репетиции. Он встретил девушку, и та категорически не одобряет его увлечение музыкой. Для ребят это стало настоящим ударом — словно кто‑то взял и вырвал страницу из их общей истории. Ведь они мечтали об этом с детства, верили, что однажды их музыка зазвучит по‑настоящему, а не только в наушниках соседей через стенку.

— Не нашли. Мы просмотрели несколько кандидатов, но они нам не нравятся. Так что, если у тебя будут подходящие варианты, маякни.

— Ага. Непременно, — буркнула я, теряя интерес к разговору.

В голове пронеслось: «Может, предложить им нашего декана? Он так громко говорит, что наверняка умеет держать ритм…»

Я зашла в комнату, плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. В груди клубилась буря: страх, злость, отчаяние, вина. Глаза защипало, и я разревелась, не сдерживаясь.

И что мне делать? Как подтянуть хвосты? Как сдать сессию?.. Вопросы крутились в голове, словно хищные птицы, не давая ни секунды покоя. В какой‑то момент мне даже показалось, что я слышу их карканье: «Отчислят! Отчислят!»

В это мгновение полного отчаяния мне позвонила подруга Кристина. Я вывалила ей всю свою беду — про разговор с папой, про угрозы с деньгами и машиной, про грядущую сессию, которая вот‑вот похоронит мои студенческие надежды, а заодно и мою беззаботную жизнь.

— Ой, да ладно тебе. Не расстраивайся, — беззаботно отозвалась Кристина.

— Легко сказать… — вздохнула я, крутя в пальцах край пододеяльника.

— Ты что, не можешь попросить какого‑нибудь ботана с твоего курса, чтобы он тебя подтянул? Ты ведь красотка — тебе стоит улыбнуться, и заучки выстроятся в очередь. Прямо парад отличников с транспарантами: «Хочу помочь Полине!»

Я невесело усмехнулась:

— Уфф… Я не знаю. Есть у меня один на примете — лучший студент института, мой однокурсник. Но, если честно, я даже не помню, как его зовут. То ли Игорь, то ли Илья… В моей голове он числится как «тот самый гений с первой парты».

— Так можно и не знать имени однокурсника? — фыркнула Кристина. — Его все называют Очкарик или Ботан. Поэтому я имени и не знаю. Фамилия… то ли Белов, то ли Беляков, то ли Беляев. В общем, человек‑загадка, ходячий ребус.

— Всё понятно, — протянула я. — И как ты собираешься попросить парня помочь? «Эй, ты?» — передразнила она меня с таким мастерством, что я невольно рассмеялась. — Или, может, подашь ему сигнал дымовой шашкой: «Спасите, тону в двойках!»?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я невесело усмехнулась:

— Ну, как‑то так. А какие у меня есть варианты? — вздохнула я, снова погружаясь в уныние. Внутри всё сжалось, будто я уже видела свой студенческий билет, торжественно выброшенный в мусорное ведро.

— Варианты всегда есть! — бодро возразила Кристина так, словно раздавала бесплатные билеты на райский курорт. — Во‑первых, ты можешь подойти к нему с обезоруживающей улыбкой и сказать что‑то вроде: «Привет! Я Полина. Знаю, что ты суперсилён в учёбе, а я… ну, скажем так, не очень. Поможешь мне не провалить сессию?»

Я скептически приподняла бровь, представив эту сцену:

— «Обезоруживающая улыбка»? Серьёзно? Да он даже не повернёт голову в мою сторону. Для него существуют только книги и формулы. Наверное, он даже во сне решает интегралы!

— Вот именно! — подхватила подруга с энтузиазмом циркового зазывалы. — Слушай, он идеальный вариант! Ты его как девушка не интересуешь — и это плюс! Он очень умный, поможет тебе, и даже на свидание с ним идти не придётся. Никаких неловких разговоров о поэзии Серебряного века или квантовой физике!

— Какое свидание?! Не пугай меня! — Я инстинктивно передернула плечами.

В воображении тут же возник образ Очкарика: очки с толстыми линзами, вечно сбившийся набок светлый хвост, одежда, будто позаимствованная у бездомного философа. Представила, как мы идём вместе по улице… Нет, это уже из области хоррора.

— Ну вот, я об этом и говорю! — торжествовала Кристина. — Если его кроме учёбы больше ничего не интересует, то и ломать комедию, изображая влюблённую дурочку, не придётся. Просто бизнес, ничего личного!

— А что я предложу ему взамен? Не думаю, что его вдохновит мой очаровательный смех.

— Деньги! — выпалила Кристина, как будто открыла великую тайну.

— Отличная идея! — Я невольно рассмеялась. — Судя по тому «модному луку», что он носит, деньги ему ох как пригодятся. Возможно, он даже не знает, что существуют магазины с новыми вещами.

Мы попрощались с Кристиной, и я, счастливая, выдохнула с таким облегчением, что чуть не сдула пыль со стола.

— Завтра же попытаюсь воплотить свой гениальный (или безумный?) план в жизнь! — провозгласила я, вскинув кулак в воздух.

Включила музыку — зазвучал бодрый поп‑хит — и пустилась в пляс по комнате, сбивая подушки и едва не врезаясь в шкаф. В этот момент мне казалось: даже Очкарик с его интегралами не устоит перед моей решимостью!

Глава 2

В институте всю первую лекцию я готовилась к подвигу — надо было подойти к Очкарику и выпросить помощь. В голове крутились варианты речи: от царственно‑вежливого «Не будете ли вы так добры…» до драматического монолога с падающей на плечо слезой.

И вот он — момент истины! Илья (или Игорь? чёрт их разберёт!) собрался выходить из аудитории. Я расправила плечи, сделала лицо «я‑совершенно‑спокойна‑и‑уверена‑в‑себе» и окликнула его:

— Эй, приветик!

— Привет, — отозвался он, даже не замедлив шага. Будто я — просто часть интерьера, вроде плаката по технике безопасности.

— Эм… Игорь, не мог бы ты мне помочь с учёбой? Иначе меня отчислят. Пожалуйста! — выдала я заготовленную фразу с выражением «котёнок, потерявший маму».

Он остановился, обернулся и посмотрел на меня с таким видом, будто я попросила его объяснить теорию струн на языке жестов:

— Извини, Прасковья, у меня нет на это времени, и мне это не интересно.

— Я не Прасковья! — вырвалось у меня с негодованием, достойным шекспировской трагедии.

— А я не Игорь.

— Блин, значит, Илья.

— Значит, Илья. Молодец! Угадала со второй попытки, — в его голосе сквозила еле заметная ухмылка. Ну точно — издевается!

Он снова развернулся, явно собираясь сбежать в безопасное место под названием «где‑нет‑Полины».

— Постой, ну послушай! Мне правда нужна помощь. Иначе папа лишит меня всех карманных денег и отберёт Жучка.

— Если жучок — это не скарабей, то мне вообще всё равно, — бросил он через плечо с невозмутимостью буддийского монаха.

— Это машина!

— Тем более всё равно.

— Ну, Илья! — я сделала шаг вперёд, пытаясь поймать его взгляд.

— Ну, Полина! — он наконец остановился и посмотрел на меня так, будто пытался разгадать инопланетный код.

Я уставилась на него глазами кота из «Шрека» — максимально жалобно, с лёгким прищуром «я‑самый‑несчастный‑котёнок‑на‑свете».

— Почему я должен тебе помогать? — спросил он, приподняв бровь, как профессор на экзамене.

— Ну… ради денег? — выпалила я, хватаясь за последнюю соломинку.

— Денег? — он посмотрел на меня, как на человека, предложившего купить воздух.

— Ну да! Они ведь тебе не помешают. На новую одежду, например. Может, хоть джинсы нормальные купишь…

Его лицо стало непроницаемым, как стена.

— Так, всё! До свидания! Успехов в сессии. Надеюсь, после неё мы больше не встретимся.

— Да постой! Чего ты такой непримиримый, не пойму? Хочешь, я тебя поцелую? Если ты поможешь мне сдать сессию.

Он замер, потом медленно обернулся и посмотрел на меня так, будто я предложила ему попробовать блюдо из кузнечиков.

— Это меня интересует ещё меньше, чем деньги.

«Вот засранец!!!» — пронеслось у меня в голове. Я даже почувствовала, как внутри закипает вулкан негодования.

Я скрестила руки на груди, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства (и остатки самолюбия):

— Хорошо! И что же тебя интересует?

— Кроме учёбы — ничего! И ты мне в этом плане вряд ли пригодишься.

В его голосе звучала такая ледяная уверенность, что я на секунду потеряла дар речи. «Ну и ладно! — подумала я, гордо вздёрнув нос.

— Найду кого‑нибудь другого. Кто‑нибудь точно оценит мою красоту, шарм и… э‑э‑э… настойчивость!»

Так как за весь день никого подходящего я так и не смогла найти, я была в полном отчаянии и поджидала Илью под институтом.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены здания в золотисто‑розовые тона. Я топталась у выхода, периодически поглядывая на часы и нервно теребя ремешок сумки. «Ну где же он? Может, уже ушёл другим выходом?

Наконец дверь распахнулась, и показался он — в своём неизменном свитере, с рюкзаком, из которого торчали конспекты, и с выражением «я‑весь‑в‑мыслях‑о‑дифференциальных‑уравнениях» на лице. Вид у него был такой, будто он только что вывел формулу вечной молодости, но никому об этом не расскажет — слишком занят.

— Илья! — бросилась я к нему, чуть не сбив с ног первокурсницу с пачкой листовок. Бедная девочка отлетела в сторону, а я даже не успела извиниться — спасение собственной студенческой жизни явно важнее чьих‑то рекламных планов.

Он вздрогнул, поднял глаза и, узнав меня, тяжело вздохнул:

— Опять ты?

— Опять я! — бодро отозвалась я, пытаясь скрыть дрожь в коленях. Внутри всё трепетало, как лист на ветру, но лицо я держала — почти как дипломат на переговорах. — Слушай, я тут подумала… Может, всё‑таки дашь мне шанс?

— Шанс на что? — он скептически приподнял бровь. — На то, чтобы ты снова предложила мне деньги или поцелуй?

— Ну… — я замялась, лихорадочно соображая. Мозг работал на пределе, перебирая варианты быстрее, чем калькулятор в руках бухгалтера. — Может, есть что‑то, что тебя заинтересует? Хобби, увлечения? Ты же наверняка чем‑то занимаешься помимо учёбы!

Он замер, будто я спросила его, как добраться до Марса пешком. На секунду мне показалось, что он сейчас достанет карту галактики и начнёт объяснять маршрут.

— Помимо учёбы? — переспросил он. — Ну, я… читаю.

— Отлично! — ухватилась я за соломинку, как утопающий за спасательный круг. — Я тоже! Можем читать вместе. Ты будешь объяснять мне сложные места, а я… э‑э‑э… буду восхищённо кивать.

— Восхищённое кивание не входит в мой список желаемых активностей, — отрезал он с невозмутимостью робота‑учителя из фантастического фильма.

— Ладно, — я сделала глубокий вдох, собираясь с духом. — Давай начистоту. Мне реально нужна помощь. Без шуток, без приколов. Если я завалю сессию, папа заберёт машину, лишит денег и, чего доброго, отправит к бабушке в деревню — «на перевоспитание». А там даже интернета нет! Представляешь? Ни соцсетей, ни онлайн‑лекций, ни даже возможности загуглить «как выжить без интернета»!

Илья на секунду задумался, потом усмехнулся:

— То есть ты предлагаешь мне стать твоим спасательным кругом от деревенской ссылки?

— Именно! — я просияла, как лампочка, которую наконец подключили к сети. — Ты будешь моим героем. Ну, почти. Без плаща и суперспособностей, но с учебником по высшей математике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А что я получу взамен? — он скрестил руки на груди, явно наслаждаясь моей растерянностью. В глазах читалось: «Давай, удиви меня».

Я окинула его взглядом — свитер с вытянутыми локтями, потрёпанные джинсы, рюкзак, который видел лучшие времена… В голове защёлкали шестерёнки: «Так, что у нас есть? Кулинарные навыки? Есть. Умение уговаривать? В процессе развития. Способность разглядеть потенциал в человеке? О, это у меня в крови!»

— Могу предложить… — я запнулась, лихорадочно перебирая варианты. — Ну… я неплохо готовлю! Могу приносить тебе домашние пирожки. С картошкой, с капустой, с мясом…

Он фыркнул:

— Пирожки? Серьёзно?

— Серьёзнее некуда! — я выпрямила спину, стараясь выглядеть максимально убедительно. — Это будут не просто пирожки. Это будут пирожки спасения! Один укус — и ты почувствуешь себя Мессией студенческого мира. А если съешь два — возможно, обретёшь способность объяснять интегралы даже тем, кто спит на лекциях.

Илья рассмеялся — впервые за всё время нашего знакомства. Звук был неожиданно тёплым и совсем не похожим на его обычное ледяное «мне‑это‑неинтересно».

— Знаешь, — сказал он, всё ещё улыбаясь, — я боюсь, что ты меня отравишь.

«Вот же гад!!!» — пронеслось у меня в голове, но я сдержалась. Улыбка — наше оружие, Полина, улыбка!

— Ладно, постой! Есть ещё предложение, — я решила идти ва‑банк.

— Слушаю.

— Давай я поработаю над твоим имиджем. Ну, там причёска, одежда, всё такое.

— А что не так с моим имиджем? — он посмотрел на меня с искренним недоумением.

— Проще было бы сказать, что с ним так, — парировала я.

— И зачем мне его менять?

— Ну, чтобы… нравиться девушкам, — я попыталась придать голосу максимум убедительности.

— Девушки не входят в список моих приоритетов, — отрезал он.

— Да брось, ну наверняка же тебе кто‑то нравится в институте. Я из тебя такого красавчика сделаю, что она прибежит к тебе первая и сама позовёт на свидание.

Я посмотрела внимательно на Илью. Если присмотреться, то не такой уж он и страшный. А точнее — совсем не страшный. Блондин, зелёные глаза, длинные волосы, которые обязательно надо подстричь, очки сменить на линзы, нормальные джинсы, кеды и пару приличных толстовок вместо жутких свитеров. И вуаля! Перед нами новый герой студенческого мира — не хуже, чем в романтических сериалах.

— У меня нет времени на все эти глупости — это раз. Два — я не собираюсь тратить деньги на новые шмотки, это бесполезное вложение, — он покачал головой.

— Я! Я потрачу! Ты же не хочешь брать деньги. Тогда я заплачу за новую одежду, причёску и линзы.

— Линзы у меня и так есть.

— Тогда зачем ты носишь этот ужас?

— Мне нравятся очки. Это стильно.

Я начала хохотать — искренне, от души, как смеются только те, кто видит абсолютную абсурдность ситуации.

— Серьёзно??? Ты в стиле разбираешься так же, как я в экологии.

— Да. Только я не учусь на стилиста, и мне не светит отчисление, — парировал он.

— Так ты мне поможешь или нет? Предупреждаю: я от тебя не отстану. Если откажешь, приду к тебе под окна и буду петь всю ночь песни. Я пою очень мерзко.

— Меня не пугает пение. У меня две младшие сестры помешаны на поп‑музыке, я их концерты слушаю каждый день.

— А они мерзко поют?

— Они поют мерзкие песни.

— Ясно! Так мы договорились? — я посмотрела на него с надеждой, чуть склонив голову набок — фирменный приём «я‑такая‑милая‑не‑можете‑мне‑отказать».

Он помолчал, потом вздохнул и сказал:

— Допустим. Но у меня есть условия.

— Какие? — я насторожилась, но в душе уже запели райские птицы.

— Во‑первых, никаких песен под окнами. Даже если провалишь сессию. Во‑вторых, ты не будешь пытаться меня «переделать» без моего согласия. Я сам решу, что мне носить и как выглядеть.

— Ладно, — кивнула я, с трудом сдерживая торжествующий вопль. — А в‑третьих?

— В‑третьих, ты будешь серьёзно заниматься. Никаких «ой, я забыла», «ой, мне лень» и «давай завтра». Если я трачу на тебя время, оно должно окупаться.

— Конечно! — я просияла. — Я буду самой прилежной ученицей в мире. Честное‑пречестное!

— И ещё… — он замялся, будто подбирая слова. — Если вдруг обнаружится, что ты абсолютно безнадёжна в учёбе, я прекращаю занятия. Без обид.

— Без обид! — я энергично закивала. — Но предупреждаю: я упрямая. Если что — буду ныть, канючить и напоминать о пирожках.

— Пирожки — это аргумент, — он едва заметно улыбнулся. — Ладно, попробуем. Завтра в библиотеке. В четыре. И не опаздывай.

— Не опоздаю! — выпалила я, едва не подпрыгивая от радости. — И пирожки будут! С мясом, картошкой и… чем ещё ты любишь?

— С борщом.

— О, нет, дорогой. На борщ я не подписывалась. Только пирожки. И завтра после занятий — едем по магазинам и в салон. Идёт? — выпалила я, едва сдерживая торжествующую улыбку.

Илья посмотрел на меня так, будто я только что предложила ему сдать экзамен по предмету, которого нет в расписании.

— По магазинам? В салон? — переспросил он, словно пытаясь осознать масштаб катастрофы. — Ты серьёзно?

— Абсолютно! — я энергично закивала. — Нельзя же вечно ходить в свитере, который видел ещё перестройку. Мы сделаем из тебя человека! Ну, в смысле… ещё более красивого человека.

— Я и так человек, — буркнул он. — И мне комфортно.

— Комфорт — это прекрасно, но представь: ты в стильных джинсах, в крутой толстовке, с новой причёской… Девушки будут падать в обморок, преподаватели — ставить пятёрки просто за внешний вид, а деканат…

— Деканат будет недоумевать, куда пропал тот странный парень в растянутом свитере, — перебил он с лёгкой усмешкой.

— Вот именно! — подхватила я. — Это будет наш маленький эксперимент. Если не понравится — вернёшься к старым вещам. Но хотя бы попробуй!

Он задумчиво потёр переносицу над очками — этот жест уже начал казаться мне милым.

— Ладно, — наконец произнёс он.

— Так что, завтра в четыре в библиотеке, а потом — шопинг‑марафон!

— Марафон? — он вскинул брови. — Звучит как наказание.

— Звучит как приключение! — парировала я. — И не вздумай сбежать. Я найду тебя даже в параллельной вселенной.

— Боюсь представить, как, — хмыкнул он, но в глазах мелькнуло что‑то похожее на интерес.

— Правильно бойся! Я и мои пирожки всегда найдём тебя!

— Твои пирожки? — он изогнул бровь, явно наслаждаясь абсурдностью диалога.

На этот раз Илья рассмеялся по‑настоящему — открыто и звонко. И я поймала себя на мысли, что этот звук мне нравится куда больше, чем его обычное ледяное «мне это неинтересно».

— Ладно, Полина. Завтра в четыре буду ждать тебя и твои пирожки.

— До завтра, «экспериментальный образец»!

— До завтра, «вечная должница», — бросил он через плечо.

Я направилась к парковке, где стоял мой «Жучок», — пока ещё со мной, и папа его у меня не отобрал. И, надеюсь, не отберёт.

А потом я села в машину и улыбалась, как человек, только что выигравший главный приз в лотерее жизни. «Так, — мысленно отметила я. — Первый этап пройден. Теперь надо придумать, как не опозориться на занятиях и не заставить его пожалеть о своём решении. И где найти хороший салон красоты, который работает допоздна…»

Глава 3

На следующий день, как и договаривались, мы с Ильёй встретились в библиотеке. Тема занятия — оценка воздействия человека на окружающую среду. Я принесла не только конспекты, но и контейнер с пирожками — маленький бонус к насыщенной учебной программе.

Илья уже сидел за столом у окна. Перед ним в безупречном порядке выстроились учебники, блокнот и пара ручек — с его маниакальной аккуратностью любой перфекционист бы прослезился. Увидев меня, он слегка приподнял бровь:

— Пирожки? — спросил, принюхиваясь.

— Самые настоящие, — с гордостью ответила я, доставая контейнер. — Попробуй. Гарантирую: после такого мотивационного перекуса даже сложные экологические модели покажутся понятными и дружелюбными.

Он осторожно взял пирожок, осмотрел его, будто решал задачу по математическому моделированию антропогенного воздействия, потом откусил. Пару секунд молчал, оценивая вкусовые характеристики, затем кивнул:

— Неплохо. Даже очень.

— Вот видишь! — я торжествующе улыбнулась. — Еда — это ключ к продуктивности. А теперь за работу?

Мы раскрыли учебники. Я честно старалась вникать в объяснения — про нормирование выбросов, методы оценки жизненного цикла, системы экологического менеджмента… Но время от времени взгляд невольно скользил по Илье: сосредоточенное лицо, пальцы, быстро выписывающие схемы и формулы на бумаге… «Так, Полина, — одёрнула я себя. — Концентрируемся на антропогенном воздействии, а не на чертах лица!»

Спустя час мозг начал закипать. Передо мной расплывались графики загрязнения атмосферы, а в ушах звучал монотонный голос лектора: «Основными источниками выбросов являются промышленные предприятия, транспорт, энергетика…»

— Слушай, — не выдержала я, — может, сделаем перерыв? А то мои нейроны уже сигнализируют о капитуляции.

— Нейроны не сдаются, — усмехнулся он. — Они адаптируются. Но перерыв можно.

Я с облегчением откинулась на спинку стула, разомкнула напряжённые плечи.

— А теперь, — заявила я, вытащив блокнот, — переходим к следующему этапу нашего плана. Шопинг‑марафон!

Илья вздохнул так глубоко, что, кажется, даже книги на полке вздрогнули.

— Ты серьёзно думаешь, что я прямо сейчас пойду выбирать одежду? После обсуждения парниковых газов и углеродного следа?

— Абсолютно! — я вскочила и начала собирать вещи. — Во‑первых, ты заслужил награду за терпение. Во‑вторых, нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. В‑третьих, у меня уже есть список магазинов, где точно найдётся что‑то подходящее — экологичное, стильное, с минимальным воздействием на твою психику.

— Список? — он посмотрел на меня с подозрением. — Ты что, готовилась?

— Конечно! — я подмигнула. — Я всегда действую по плану. Ну, почти всегда. Иногда вмешиваются пирожки.

Он рассмеялся, и я снова отметила, как меняется его лицо, когда он не прячет эмоции за привычной маской безразличия. В этот момент он выглядел… живым. И почему‑то особенно симпатичным.

— Ладно, — наконец согласился он. — Но предупреждаю: если ты попытаешься заставить меня примерить розовый свитер, я ухожу.

— Розовый исключён! — торжественно заявила я. — Только стильные, мужественные, экологичные варианты. Обещаю!

Мы вышли из библиотеки, и я, едва сдерживая радостное предвкушение, потащила его сначала в сторону салона красоты. «Всё идёт по плану», — думала я. А где‑то на краю сознания маячила мысль: «Только бы не передумать… И чтобы экологический след нашего сегодняшнего марафона остался минимальным!»

В салоне красоты мастер‑стилист, приветливо улыбнувшись, окинул взглядом моего спутника и спросил:

— Что будем делать?

— Прощаться с унылым хвостом и делать модную стрижку! — с энтузиазмом объявила я.

Илья слегка поёрзал в кресле:

— Послушайте, может, не надо радикальных мер? Просто подравнять…

— Подравнять — это не про нас! — перебила я. — Нам нужно полное преображение.

Мастер с интересом посмотрел на Илью, потом на меня, потом снова на Илью.

— Понимаю. Давайте начнём с анализа: форма лица, структура волос, образ жизни… — он начал задавать вопросы, а я тем временем шёпотом инструктировала Илью:

— Отвечай честно! Если скажешь, что моешь голову раз в неделю, он подберёт что‑то неприхотливое.

— Я мою голову каждый день, — буркнул Илья, косясь на меня.

— Отлично, — кивнул мастер. — Тогда можем поиграть с текстурой. У вас хорошие волосы — густые, послушные. Предлагаю укоротить длину, добавить лёгкую асимметрию и объём на макушке. Челку?

— Нет! — хором воскликнули мы с Ильёй. Я — потому что боялась переборщить, он — потому что явно представлял худшие сценарии.

— Без чёлки, — уточнил Илья. — И без… всего слишком яркого.

— Конечно, — улыбнулся мастер. — Мы сделаем акцент на естественности, но с изюминкой. Вы останетесь собой, но… улучшенной версией.

Я захлопала в ладоши:

— Вот! Именно это нам и нужно! Улучшенная версия Ильи 2.0.

Пока мастер накрывал Илью пеньюаром и начинал мыть волосы, я достала телефон и создала чат с названием «Преображение». Добавила Кристину и написала:

«Старт дан! Илья в кресле. Стрижка в процессе. Фото „до“ прилагаю».

Кристина ответила мгновенно:

«О боже! Держи меня в курсе. Если что — вызывай подкрепление (то есть меня)».

Я спрятала телефон, когда мастер уже взял в руки ножницы. Илья закрыл глаза, будто готовился к прыжку с парашютом.

— Не волнуйтесь, — успокоил его мастер. — Через час вы не узнаете себя в зеркале. В хорошем смысле.

Я села в кресло напротив, готовая фиксировать каждый этап. В голове уже крутились идеи: после стрижки — подобрать уходовые средства, потом… но нет, Полина, не забегай вперёд. Сначала — стрижка.

Ножницы щёлкнули, и первый локон упал на пол. «Так, — подумала я, — первый шаг сделан. Теперь — не спугнуть удачу».

Когда стрижка была окончена и Илья, пока ему мыли голову, снял очки, я невольно ахнула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он реально симпатичный. Мужественные скулы, чётко очерченный подбородок, глубокий взгляд зелёных глаз… Без очков его лицо выглядело совершенно иначе — более открытым, выразительным, даже каким‑то киношным. Словно сняли невидимый барьер, за которым пряталась настоящая внешность.

Мастер, заметив мою реакцию, едва заметно улыбнулся, не прерывая работу.

— Ну что, готовы увидеть результат? — спросил он, снимая пеньюар.

Илья нерешительно поднялся и подошёл к зеркалу. На секунду замер, вглядываясь в своё отражение, потом чуть повернул голову влево‑вправо. На его лице промелькнуло что‑то вроде удивления, смешанного с лёгким недоверием.

— Это… я? — тихо произнёс он.

— Конечно, ты! — я подскочила ближе, разглядывая его с разных сторон. — Смотри, как чётко очерчены черты лица! И волосы теперь лежат так, что подчёркивают всё лучшее. Ты выглядишь… ну, как герой из хорошего фильма.

— Герой из фильма? — он скептически приподнял бровь, но глаза его блестели. — Или жертва чьего‑то эксперимента?

— Никаких жертв! Только победа! — я достала телефон. — Давай сфотографируем «после», чтобы было с чем сравнивать. И надо отправить Кристине — она не поверит.

— Только без соцсетей, — предупредил Илья. — Не хочу, чтобы все видели, как я… изменился.

— Обещаю: только личный чат, — я быстро сделала пару кадров. — Вот, смотри! Идеально.

Мастер тем временем протянул ему очки:

— Попробуйте надеть. Образ сохраняется, но добавляется интеллектуальный шарм.

Илья помедлил, потом надел очки.

— Знаешь, — сказал он, всё ещё глядя в зеркало, — может, это не так уж плохо.

— Не «не так уж плохо», а отлично! — я лучезарно улыбнулась. — Теперь переходим к следующему этапу: гардероб. Готов?

Он вздохнул, но в глазах уже не было прежнего сопротивления. Скорее — любопытство.

— Готов.

Мы вышли из салона, и вечерняя прохлада мягко окутала нас. Солнце уже скрылось за крышами домов, оставив после себя лишь лиловые отблески на облаках. Уличные фонари зажглись ровным тёплым светом, а витрины магазинов переливались разноцветными огнями.

Я то и дело поглядывала на Илью. В вечернем освещении его новая стрижка смотрелась особенно эффектно — мягкие тени подчёркивали чёткие линии, придавая облику благородную строгость. Он время от времени проводил рукой по волосам, словно всё ещё не привык к новому ощущению.

По пути к машине я заметила, как несколько человек обернулись вслед. Не навязчиво, скорее мимоходом, но этот непроизвольный интерес говорил сам за себя. Илья, кажется, тоже это почувствовал — его плечи чуть расправились, походка стала увереннее.

У автомобиля я на секунду задержалась, любуясь тем, как отблески неоновых вывесок играют на его лице.

Мы сели в машину. Я завела двигатель, надела ремень безопасности и повернулась к нему:

— И прекрати носить свои очки.

Илья машинально потянулся к оправе, пальцы замерли на дужке. В приглушённом свете салона его взгляд казался особенно проницательным.

— Но мастер сказал, что мне идёт, — возразил он, и в голосе прозвучала не столько уверенность, сколько надежда на весомый аргумент.

— Мастер был профессионалом, — мягко улыбнулась я. — А профессионалы всегда говорят клиентам то, что им нужно услышать. Но я вижу тебя настоящего — и без очков ты выглядишь… целостнее. Как будто снял маску, за которой долго прятался.

Он задумчиво повертел очки в руках. В их линзах отражались мелькающие огни города, создавая причудливую мозаику.

Мы подъехали к магазину. Я припарковалась, выключила двигатель и повернулась к Илье:

— Готов к новому этапу?

— Если честно, нет, — признался он, глядя на витрину с манекенами в стильной одежде. — Я вообще не понимаю, зачем это нужно. В чём проблема моих старых вещей?

— Проблема в том, что они… как бы это сказать… не отражают твою новую сущность, — я постаралась подобрать слова, чтобы не задеть его. — Ты теперь другой человек — с крутой стрижкой, открытым взглядом. Надо поддержать образ.

— «Новая сущность», — он усмехнулся. — Звучит как диагноз.

— Звучит как перспектива! — парировала я. — Пойдём. Обещаю: мы найдём что‑то, в чём ты будешь чувствовать себя комфортно и при этом выглядеть потрясающе.

Мы вошли в магазин. Тут же к нам подошла консультант:

— Чем могу помочь?

Я окинула Илью взглядом и решительно заявила:

— Нам нужно полностью обновить гардероб. Начинаем с базовых вещей: джинсы, футболки, толстовки. Главное — чтобы было удобно и стильно.

Консультант понимающе кивнула и жестом пригласила нас следовать за ней. Илья шёл следом, слегка ссутулившись, будто пытался стать незаметнее.

— Не надо так напрягаться, — шепнула я ему. — Представь, что это квест. Мы собираем комплект для секретного агента, который должен выглядеть неприметно, но при этом сногсшибательно.

— Секретный агент не стал бы носить то, что ты сейчас выбрала, — пробормотал он, глядя на стопку аккуратно сложенных футболок.

— Так! Меньше разговоров. Иди уже в примерочную.

Илья взял вещи и направился в примерочную. Я осталась ждать снаружи, нервно постукивая пальцем по стойке.

Через несколько минут он вышел. Остановился перед зеркалом, оглядел себя, потом повернулся ко мне:

— Ну?

Я буквально потеряла дар речи. Кто бы мог подумать, что под этим бесформенным свитером скрываются такие плечи и рельефные руки? Футболка идеально подчеркнула спортивную фигуру — линии чёткие, пропорции безупречные. «Он что, втайне от всех ходит в спортзал? — пронеслось у меня в голове. — Или это побочный эффект многочасового сидения с учебниками?»

— Ну? — повторил Илья, слегка наклонив голову. В его голосе звучало едва заметное напряжение, будто он сам не до конца верил в то, что видит в зеркале.

Я с трудом оторвала взгляд от его отражения и попыталась собраться с мыслями.

— Ты… выглядишь потрясающе, — наконец выговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Серьёзно. Эта футболка тебе невероятно идёт.

Илья скептически приподнял бровь, переводя взгляд с меня на зеркало и обратно.

— «Потрясающе»? Ты сейчас точно обо мне говоришь? Может, зеркало сломано?

— Зеркало в порядке, — я шагнула ближе, разглядывая результат. — Это ты в новой реальности. Смотри: плечи выглядят шире, осанка — ровнее, да и весь облик… более собранный, что ли.

Он провёл рукой по ткани, будто проверяя, не иллюзия ли это.

— Собранный облик, — повторил он с лёгкой усмешкой. — Звучит как характеристика робота.

— Не робота, а супергероя! — я воодушевлённо взмахнула рукой. — Представь: ты заходишь в аудиторию, все оборачиваются, а ты такой… — я сделала эффектную паузу, — …спокойно достаёшь конспект и начинаешь объяснять, как изменение климата влияет на миграционные пути птиц. После этого даже двоечники будут плакать от восторга.

Илья рассмеялся — искренне, без тени напряжения.

— Если бы я мог заставить двоечников плакать от восторга, я бы давно стал деканом.

— Вот именно! — подхватила я. — Значит, пора расширять горизонты. Давай продолжим? Нужно закрепить успех.

— Продолжим, — кивнул он, и в его глазах мелькнуло что‑то новое — не скепсис, а скорее любопытство. — Но предупреждаю: если ты выберешь что‑то в стиле «космический рейнджер», я ухожу.

— Никаких космических рейнджеров! — торжественно пообещала я. — Только стиль, только элегантность. И ни грамма пафоса.

Мы подошли к стеллажу с джинсами. Я быстро отобрала несколько моделей разного кроя — прямые, слегка зауженные, с ненавязчивой потертостью.

— Примерь вот эти, — протянула я ему пару. — Думаю, они идеально дополнят образ.

Илья взял вещи, но в глазах снова мелькнуло сомнение:

— А не слишком ли это… радикально? Я ведь не модель на подиуме.

— Конечно, не модель, — согласилась я. — Ты — учёный‑супергерой, который просто решил выглядеть достойно. И джинсы — это база. Без них никуда.

Он скрылся в примерочной. Я нетерпеливо постукивала каблуком по полу, представляя результат. Через пару минут Илья вышел — и я снова замерла.

Джинсы сидели безупречно: подчёркивали длину ног, не сковывали движений и при этом выглядели стильно, но не вычурно. Он сделал пару шагов, словно проверяя, насколько удобно.

— Ну что, теперь ты скажешь? — спросил он с лёгкой усмешкой.

— Теперь я скажу: «Где ты прятал это всё?!» — не удержалась я. — Серьёзно, Илья, ты будто другой человек. Но при этом — всё ещё ты. Это и есть идеальное преображение!

Он снова посмотрел в зеркало, чуть развернулся боком, оценивая профиль. На губах появилась едва заметная улыбка.

— Знаешь, мне… нравится. Неожиданно, но нравится.

— Вот видишь! — я торжествующе хлопнула в ладоши. — Я же говорила, что мы найдём то, что нужно. Теперь осталось подобрать верхнюю одежду — и можно считать миссию выполненной.

— Миссию? — он рассмеялся. — Звучит как будто мы только что спасли мир.

— Мы спасли твой стиль! — парировала я. — А это, между прочим, тоже подвиг. Пойдём смотреть куртки?

— Пойдём, — кивнул он, и в его взгляде теперь читалась не только готовность продолжать, но и искренний интерес. — Только обещай: никаких кожаных плащей и шляп.

— Никаких плащей и шляп, — засмеялась я. — Только то, что подчеркнёт твой новый облик. И, может быть, добавит немного загадочности.

Мы направились к секции с верхней одеждой, и я поймала себя на мысли, что этот день стал чем‑то большим, чем просто шопинг. Это было открытие — не только для Ильи, но и для меня самой.

Когда я подвезла Илью домой, мне почему‑то не хотелось с ним расставаться. Вечер действительно оказался насыщенным и интересным — столько всего произошло: преображение в салоне, шопинг, бесконечные шутки. Время пролетело незаметно, а ощущение было такое, будто мы знакомы уже много лет.

Илья приоткрыл дверь машины, но задержался, не спеша выйти.

— Завтра в то же время в библиотеке, — сказал он, глядя прямо перед собой. — Будем изучать рекреационное природопользование.

Я невольно улыбнулась. Несмотря на всю его внешнюю сдержанность, в голосе слышалось что‑то тёплое — будто он тоже не хотел завершать этот вечер.

— Как скажешь, — выдохнула я, стараясь скрыть лёгкую грусть.

Он наконец повернулся ко мне, чуть прищурившись:

— Спасибо. За всё. Не только за сегодня, но и за… ну, за то, что вытащила меня из зоны комфорта.

— Это было приятно, — призналась я. — И полезно. Для нас обоих.

Он кивнул, выбрался из машины и сделал пару шагов к подъезду. Потом вдруг обернулся:

— До завтра?

— До завтра, — повторила я, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло.

Он улыбнулся — на этот раз по‑настоящему, без тени сомнения — и скрылся за дверью. Я ещё немного посидела в машине, глядя на освещённые окна его дома, а потом плавно тронулась с места. В голове крутились мысли о завтрашней встрече, о темах для обсуждения и о том, как странно и в то же время правильно ощущается это новое, едва зарождающееся чувство.

Глава 4

— Мои сёстры вчера были в восторге от моего нового образа, — сказал Илья, когда вошёл в библиотеку.

Я молча кивнула — слова будто застряли в горле. Во рту пересохло, а в голове на мгновение стало пусто. Перед мной стоял совсем другой Илья: не тот застенчивый очкарик, к которому я привыкла, а уверенный в себе парень, словно сошедший с постера американского школьного фильма.

Он был в линзах — и это кардинально меняло впечатление. Взгляд стал открытым, пронзительным, будто я впервые по‑настоящему увидела его глаза. Причёска, которую мы выбрали в салоне, смотрелась ещё эффектнее: аккуратные, слегка взъерошенные пряди придавали образу лёгкую небрежность, но в то же время подчёркивали чёткие черты лица.

Белая футболка мягко облегала плечи, серые джинсы идеально сидели по фигуре, а белые кеды добавляли образу свежести и динамики. Сверху — стильный бомбер, который придавал силуэту завершённость и современный лоск. Всё вместе смотрелось настолько гармонично, что казалось, будто он всегда так одевался.

Я попыталась собраться с мыслями, но взгляд снова и снова возвращался к его улыбке — теперь она выглядела иначе, свободнее, без привычной сдержанности.

— Э‑э… рада, что сёстрам понравилось, — наконец выдавила я, стараясь говорить ровно. — Ты… выглядишь отлично.

Он чуть склонил голову, будто оценивая мою реакцию:

— Правда?

— Правда, — я улыбнулась чуть шире. — Это не просто «новый образ». Это ты, только… усиленный. Как будто сняли фильтр, который всё это время скрывал настоящего тебя.

Илья усмехнулся, провёл рукой по волосам, словно проверяя, всё ли на месте:

— Ну, если это «настоящий я», то, кажется, мне нравится. Хотя ещё непривычно.

— Привыкнешь, — заверила я. — А теперь давай к делу. Рекреационное природопользование ждёт!

Он кивнул, сел напротив, и я наконец смогла сосредоточиться на учебниках. Но краем сознания всё равно отмечала, как по‑новому он заполняет пространство: теперь его присутствие ощущалось ярче, весомее, будто сам воздух вокруг стал чуть плотнее.

— Слушай, помнишь, ты в первый день спрашивала, нравится ли мне кто‑то в институте?

— Да, — ответила я, стараясь сохранить ровный тон.

— Так вот. Мне действительно нравится одна девушка.

Внутри всё будто сжалось. Я невольно сглотнула, пытаясь унять странное волнение.

— Кто она? — спросила, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Она тоже с нашего курса. Я хотел спросить тебя… — Илья запнулся, провёл рукой по волосам, словно собираясь с мыслями. — Не могла бы ты… помочь мне немного с темой «мужчины и женщины»? Что вам нравится, как произвести на неё впечатление. Я очень далёк от этого.

В горле встал ком. Ему нравится кто‑то с нашего курса — и он просит меня помочь? Блин! Мне это определённо не нравится. Я что, ревную? Нет! Точно нет.

— Да. Помогу, — выдавила я, натягивая улыбку.

Илья заметно расслабился, будто сбросил с плеч тяжёлый груз.

— Просто… я никогда раньше не пытался ни с кем сближаться. Не знаю, с чего начать. Как понять, что она заинтересована? Что говорить? Как вести себя?

Я глубоко вдохнула, пытаясь собраться. Нужно было сосредоточиться на его вопросе, а не на том, что внутри всё переворачивается.

— Начнём с простого, — заговорила я, стараясь звучать уверенно. — Главное — будь собой. Не пытайся казаться тем, кем ты не являешься. Искренность цепляет.

Он кивнул, внимательно слушая.

— Дальше: проявляй интерес к её жизни. Спрашивай о её увлечениях, мечтах, взглядах. Но не заваливай вопросами — пусть это будет естественный диалог. И обязательно слушай. По‑настоящему слушай, а не просто кивай.

— Слушать — это я умею, — слабо улыбнулся он.

— Отлично. Ещё важно: не бойся шутить. Лёгкий юмор снимает напряжение и делает общение приятнее. Только не перегибай — шутки должны быть добрыми.

— Понял. А как понять, что она… заинтересована?

— Смотри на невербальные сигналы: если она поддерживает зрительный контакт, улыбается, наклоняется к тебе во время разговора, задаёт уточняющие вопросы — это хорошие знаки. И ещё: если она находит поводы для общения, сама пишет или предлагает встретиться — это явный намёк.

— А если она не проявляет инициативу?

— Тогда можешь взять её в свои руки. Предложи встретиться вне учёбы. Не обязательно сразу свидание — можно просто кофе после пар или прогулка. Главное — выбери место, где будет комфортно вам обоим.

Илья задумчиво кивнул, переваривая информацию.

— И ещё, — добавила я чуть тише, — не забывай про мелочи. Запомни, что она любит: её любимый кофе, фильм, цвет. Это покажет, что ты обращаешь внимание на детали.

— То есть… быть внимательным?

— Именно. И не торопи события. Дайте друг другу время привыкнуть, почувствовать доверие.

Он посмотрел мне в глаза:

— Спасибо. Ты реально помогла.

— Рада, что смогла, — улыбнулась я, но в груди всё ещё было тесно.

На секунду наши взгляды встретились — и я поспешно отвернулась, делая вид, что ищу что‑то в сумке. Нет, я точно не ревную. Просто… немного завидую той девушке.

После занятий в библиотеке, где мы с Ильёй обсуждали всё — от рекреационного природопользования до его тайной симпатии, — мы неспешно направлялись к парковке. Вечер опускался мягко, окрашивая небо в тёплые оттенки, а в голове всё ещё крутились мысли о том, как он говорил о той девушке…

Вдруг мой телефон разорвал тишину звонкой мелодией. Кристина. Я невольно улыбнулась — подруга всегда умела врываться в мои размышления без предупреждения.

— Привет, красотка! — её голос звучал так бодро, что я невольно прищурилась, будто яркость её настроения можно было увидеть.

— От красотки слышу, — ответила я, стараясь сдержать смешок.

— Ты уже собираешься? — без предисловий начала она.

— Куда? — я на секунду замешкалась, переглянувшись с Ильёй. Он вопросительно приподнял бровь, но промолчал.

— Как куда?! На вечеринку! Нас Света приглашала ещё две недели назад. У неё родители уехали на выходные, так что дом — наша территория!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я невольно замедлила шаг, взгляд снова скользнул к Илье. Он спокойно ждал, пока я разберусь с этим внезапным поворотом.

— Не знаю даже… Я только‑только вышла из института. Да и папе обещала, что никаких вечеринок, — я вздохнула, чувствуя, как внутри разгорается борьба между «надо бы отказаться» и «а вдруг это будет круто?».

— Ну так и не говори ему, что ты на вечеринку идёшь! Скажи, что занимаешься с ботаном, — Кристина явно уже всё продумала за меня. — Он весь сейчас с тобой?

— Да, — я снова посмотрела на Илью. Он слегка улыбнулся, будто догадывался, о чём идёт речь.

— Значит, бери его с собой! — выпалила Кристина так, словно это было самое очевидное решение на свете.

Я на секунду замерла, переваривая её слова, потом коротко ответила:

— Ладно, позвоню позже.

И нажала «отбой».

Тишина между нами с Ильёй длилась всего пару секунд, но мне показалось, что прошла вечность.

— Поехали со мной на вечеринку? — наконец выпалила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Илья остановился как вкопанный, глаза широко раскрылись, а на лице отразилось такое искреннее изумление, что я едва сдержала улыбку.

— Я и ты? На вечеринку? Но меня никогда не приглашали… — он запнулся, будто сам не верил, что произносит это вслух.

— Вот сегодня пригласили! — я шагнула ближе, чувствуя, как внутри нарастает азарт. — Заодно попрактикуешься в сближении с девушками. Ну, помнишь, всё то, о чём мы говорили? Это же идеальная возможность проверить теорию на практике!

Он провёл рукой по волосам, взгляд метнулся куда‑то в сторону, будто искал спасения в вечерних огнях города.

— А если я буду там… лишним? Я не умею вот это всё — шутить, поддерживать разговор в шумной компании…

— Во‑первых, ты будешь не один — со мной, — я положила руку ему на плечо, чувствуя, как напряжение чуть отпускает его. — Во‑вторых, никто не ждёт от тебя стендапа. Просто будь собой. Помнишь, что я говорила? Искренность цепляет. К тому же ты теперь выглядишь так, что любая девушка захочет с тобой заговорить.

— И, возможно, твоя красотка с нашего курса тоже там будет, — добавила я чуть тише, невольно задерживая дыхание.

Илья замер. В его глазах вспыхнул огонёк — смесь волнения и робкой надежды. Он медленно провёл рукой по волосам, словно пытаясь собраться с мыслями.

— Возможно, — ответил Илья, и в его голосе прозвучала непривычная мечтательность.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось от странного сочетания радости и тревоги, но тут же встряхнулась — нельзя давать эмоциям взять верх.

— Тогда всё решено, — я хлопнула в ладоши, стараясь подкрепить свою решимость действием. — Прыгай в машину, и поехали. Если будет звонить отец, то мы с тобой усиленно учимся… у тебя дома. Окей?

— Окей, — кивнул он, но взгляд оставался неоднозначным — в нём всё ещё плескалась лёгкая растерянность, но уже смешивалась с явным предвкушением. — Только… может, заедем куда‑то перекусим перед вечеринкой? А то там будет только алкоголь, а я на пустой желудок…

— Давай заедем, — улыбнулась я, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает. — Как насчёт чего‑нибудь вредного и совершенно неэкологичного? Настоящий фастфуд‑марафон!

Илья рассмеялся — легко, искренне, и этот смех словно снял последнее напряжение между нами.

— Звучит как план на вечер. Сегодня можно всё.

— Вот это настрой! — я завела машину, чувствуя, как внутри разгорается азарт. — Иногда полезно нарушать правила. В умеренных дозах, конечно.

— Особенно когда впереди вечеринка, — подхватил он, устраиваясь поудобнее. — Хотя, честно говоря, я до сих пор не представляю, как там себя вести.

— Главное — не пытаться играть какую‑то роль, — посоветовала я, выруливая на дорогу. — Просто будь собой. Ну, или тем собой, который решился на эксперимент.

К моменту, когда мы подъехали к фуд‑корту, Илья уже выглядел совершенно расслабленным — глаза сияли, на лице играла лёгкая улыбка, а в движениях появилась та непринуждённость, которой так не хватало раньше.

Глава 5

Когда мы приехали к Свете, вечеринка уже была в самом разгаре. Громкая музыка, разноцветные огни, смех и гул разговоров сливались в единый пульсирующий поток. Я на секунду замерла у входа, пытаясь привыкнуть к калейдоскопу лиц и звуков, а Илья стоял рядом — спокойный, чуть настороженный, но уже с той новой уверенностью, которую я заметила в нём сегодня.

Мы переступили порог, и почти сразу я почувствовала, как пространство вокруг нас меняется. Головы поворачивались, взгляды скользили по Илье, задерживались, оценивали. Никто даже не понял, с кем я приехала. Не узнал в этом подтянутом, стильно одетом парне того самого «очкарика и заучку», который ещё неделю назад прятался за толстыми стёклами очков и бесформенными свитерами.

Он словно светился изнутри — новая причёска, уверенная осанка, лёгкая улыбка, играющая на губах. И эта перемена не осталась незамеченной.

Девушки одна за другой подходили знакомиться. Сначала робко, с любопытством, потом всё смелее. Он отвечал им — спокойно, с той самой искренностью, о которой мы говорили. Его стеснение куда‑то испарилось, будто его и не было. Он шутил, смеялся, поддерживал разговор, легко отвечал на флирт.

Я стояла в стороне, прислонившись к стене, и наблюдала. В груди разрасталось странное, колючее чувство. Сначала я пыталась убедить себя, что это просто гордость — ведь это я помогла ему раскрыться, я увидела в нём то, что другие не замечали. Но правда была проще и болезненнее: я ревновала.

Каждый его смех, каждый взгляд, брошенный в сторону очередной собеседницы, отзывался внутри тупой ноющей болью.

«Лучше бы он так и ходил в очках, — мелькнула горькая мысль. — Тогда никто бы к нему не подкатывал. Тогда он был бы… моим».

Я тут же одёрнула себя. Это было несправедливо. Я же хотела для него именно этого — чтобы он почувствовал себя уверенно, чтобы увидел, насколько он на самом деле привлекателен. Но реальность оказалась сложнее ожиданий.

Илья, кажется, совсем не замечал меня. Он был поглощён новыми знакомствами, вниманием, атмосферой. А я стояла в тени, сжимая в руках стакан с соком, и пыталась понять: что теперь?

В дверь вошёл мой брат со своими друзьями — участниками их группы: Сергеем и Димой. Но без Юры.

Они сразу заметили меня и направились в мою сторону. Илья, увидев, что к нам подходят незнакомые ему парни, тоже приблизился, слегка насторожившись.

— Привет, сестрица, — улыбнулся Давид, легко обнимая меня.

— Привет, братец, — ответила я, чувствуя, как внутри немного потеплело от родного голоса.

Я посмотрела на Илью и, стараясь скрыть лёгкую нервозность, произнесла:

— Познакомься, это мой брат Давид и его друзья — Сергей и Дима.

Ребята обменялись приветствиями. Илья, несмотря на явное волнение, держался достойно.

— Очень приятно. Я однокурсник Полины, — произнёс он вежливо, протягивая руку для рукопожатия.

Давид внимательно посмотрел на него, потом на меня, и в его взгляде мелькнуло не то любопытство, не то лёгкая усмешка. Но он тут же спрятал эмоции и дружелюбно ответил:

— Рад знакомству, — ответил Давид.

— Вы поедете сегодня на наш концерт? — спросил он, глядя на нас с Ильёй.

— Концерт? Без Юры? — удивилась я.

— Ну, сегодня мы в последний раз будем с ним играть, — пояснил Дима.

— Типа прощальный концерт, — добавил Сергей.

— У вас группа? — заинтересовался Илья.

— Да, рок‑группа Tree House, — с гордостью ответил Давид.

— Надо же… Я был пару раз на ваших концертах, — огорошил меня Илья. — У вас очень качественная музыка.

— Да, спасибо, — улыбнулся Давид. — Но, к сожалению, мы теперь остались без ударника. И будущее нашей группы под вопросом. Нет, кстати, знакомого ударника? — обратился он к Илье.

— Есть, — спокойно ответил Илья.

Я удивлённо посмотрела на него. Он знает группу моего брата? У него есть знакомый ударник? «Кто ты такой, Илья Белов? Я тебя не знаю», — пронеслось в голове.

— Познакомишь? — не унимался Давид.

— Да уже познакомились, — с лёгкой улыбкой ответил Илья.

«В смысле?!» — я едва не ахнула вслух. Он что, о себе говорит? Он играет на ударных?! Вечер откровений, блин. «Что я ещё о нём не знаю? Проще спросить, что я о нём знаю», — мелькнуло в мыслях.

— Ты шутишь? — Давид перевёл взгляд на меня. — Твой однокурсник играет на ударных, и ты молчишь?

— Она не знала, — поспешил оправдать меня Илья. — Это просто хобби. Мало кто о нём знает, кроме моей семьи.

— Слушай, может, тогда поедем в клуб пораньше? И ты покажешь, на что способен? — предложил Сергей. — Если ты нам понравишься, на концерте представим тебя как нового участника. Никто ведь не против?

— Нет, все за, — тут же отозвались ребята.

— Я тоже за, — твёрдо сказал Илья.

— Вот и отлично, — подытожил Давид, хлопнув в ладоши. — Тогда собираемся? Через час надо быть на месте.

Я стояла, всё ещё пытаясь осмыслить происходящее. Илья — музыкант? Ударник? Тот самый тихий парень, который стеснялся заговорить с девушкой, теперь может стать частью рок‑группы моего брата?

— Ну что, Полина, — подмигнул мне Давид, — похоже, твой однокурсник полон сюрпризов.

Я лишь молча кивнула, глядя на Илью. В его глазах горел незнакомый прежде огонь — не робкий и осторожный, а смелый, почти дерзкий. И от этого взгляда внутри что‑то ёкнуло.

— Поехали, — наконец выдохнула я. — Хочу увидеть, как ты играешь.

Когда мы зашли в клуб, ребята сразу же начали настраивать аппаратуру. Воздух гудел от предвкушения: где‑то звенели гитарные струны, кто‑то проверял микрофоны, а техник колдовал у микшерного пульта, щёлкая тумблерами и бормоча что‑то себе под нос.

Илья замер на секунду, впитывая атмосферу. Потом, словно подчиняясь невидимому импульсу, шагнул к ударной установке. Без лишних слов он провёл рукой по ободу барабана, слегка постучал по тарелке — будто здороваясь с инструментом.

— Ну что, пробуем? — крикнул Давид, натягивая ремень гитары.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья кивнул, надел наушники, которые протянул ему техник, и взял палочки.

Первый удар — резкий, чёткий — разорвал предконцертный гул. За ним последовали другие: ритм нарастал, обретал форму, заполнял пространство. Я стояла у края сцены и не могла оторвать взгляд. Это был уже не тот Илья, который утром робко спрашивал, как произвести впечатление на девушку. Сейчас он был музыкантом — полностью погружённым в музыку, слившимся с ритмом.

Сергей, стоявший рядом со мной, покачал головой:

— Да он реально умеет!

Дима, настраивавший свою гитару, ухмыльнулся:

— И не просто умеет. Он чувствует.

Давид, переглянувшись с ребятами, поднял большой палец вверх.

Музыка лилась, заполняя зал. Илья играл с такой страстью, что даже техники, обычно равнодушные к репетициям, начали притоптывать в такт. Его руки двигались с удивительной точностью, а лицо, обычно сдержанное, сейчас светилось от восторга.

Когда импровизированная проба закончилась, в зале повисла короткая пауза — а потом раздались аплодисменты. Даже случайные посетители, зашедшие в клуб заранее, одобрительно кивали.

Илья снял наушники, слегка запыхавшись, но с сияющими глазами. Он посмотрел на меня, и в этом взгляде было столько гордости и радости, что у меня перехватило дыхание.

— Ну как? — спросил он, слегка улыбаясь.

Я хотела сказать что‑то остроумное, но вместо этого просто выпалила:

— Ты был… огонь!

Давид подошёл, хлопнул его по плечу:

Ладно, новичок. Считай, ты в команде. Сегодня отыграем с Юрой. А потом представим всем тебя.

Илья рассмеялся, а я вдруг осознала: этот вечер изменил всё. И я даже не представляла, к чему это приведёт.

— Ну как, не жалеешь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал легко и непринуждённо, хотя внутри всё дрожало от неясного волнения.

Илья повернулся ко мне. В его взгляде не было ни тени сомнения — только чистый, ясный огонь, которого я раньше не видела.

— Ни капли, — твёрдо ответил он. — Это… это то, чего я давно хотел, но боялся даже представить. Словно всё встало на свои места.

В этот момент мимо прошёл Сергей. Не сбавляя шага, он дружески тоже хлопнул Илью по плечу:

— Завтра ждём тебя на репетиции в 13:00 в моём гараже. Адрес скину в СМС.

«Завтра?» — мысленно повторила я, и внутри что‑то неприятно сжалось. Завтра суббота — я‑то думала, мы проведём её вместе. Позанимаемся по предметам, в которых я отстаю…

Илья коротко кивнул Сергею, а потом вдруг посмотрел на меня:

— Ты придёшь завтра на репетицию?

Я помедлила с ответом. В горле встал ком — странная смесь гордости за него и щемящей тоски.

— А я там нужна? — тихо спросила я, опустив взгляд на свои сцепленные пальцы.

Он шагнул ближе, взял меня за руку — мягко, но уверенно — и сказал:

— Конечно, нужна. Без тебя ничего бы этого не было. Ты первая увидела во мне то, что я сам не замечал. Так что… пожалуйста, приходи. Мне важно, чтобы ты была рядом.

Я подняла глаза и встретила его искренний, тёплый взгляд. В нём не было ни намёка на сомнение — только благодарность и твёрдая уверенность.

— Хорошо, — наконец выдохнула я, чувствуя, как в груди разгорается странное, волнующее тепло. — Я приду.

— А потом… — я запнулась, подбирая слова, — можем позаниматься? Ну, по учёбе.

Илья улыбнулся — широко, по‑настоящему — и кивнул:

— Да, конечно, позанимаемся. Знаешь, мне кажется, теперь всё будет получаться — и у меня, и у тебя. Мы ведь команда, верно?

Эти слова отозвались в душе тёплым эхом. «Команда» — как просто и как многозначно.

Где‑то за спиной зазвучали первые аккорды. Ребята вышли на сцену. А мы с Ильёй наблюдали за его будущей группой — той самой, частью которой он сегодня стал.

На сцене Давид поднял руку, дал отмашку. Зазвучала первая композиция — негромко, аккуратно, чтобы все могли почувствовать темп, уловить переходы. Илья невольно начал покачивать головой в такт, пальцы слегка подрагивали, будто уже держали палочки.

— Ты уже мысленно там, — заметила я, слегка коснувшись его локтя.

Он рассмеялся:

— Да.

Музыка заполняла пространство, обволакивала, втягивала в себя. Я смотрела на него и понимала: он больше не сомневается. Он нашёл то, что искал.

Глава 6

На следующий день я приехала на репетицию в гараж к Сергею. Я не могла дождаться встречи с Ильёй. В последнее время он поселился у меня в голове — его улыбка, тот новый, уверенный взгляд, его страсть к музыке…

— Всем привет! — сказала я, приоткрыв дверь гаража.

— Привет, — отозвались ребята почти хором.

Я прошла внутрь и села на старый диван в углу — тот самый, который, судя по всему, давно смирился с ролью молчаливого свидетеля репетиций, концертов и, видимо, теперь ещё и споров.

— Итак, — начал Давид, обводя всех серьёзным взглядом, — по горькому опыту с Юрой хочу всех предупредить: никаких серьёзных отношений! Развлечься на раз — да. Отношения — нет! Все согласны?

Я невольно напряглась. Это звучало резко, даже жёстко.

— Подожди, — вставила я, прежде чем успела подумать, — но ведь проблема с Юрой произошла из‑за того, что его девушка не одобряла его увлечение музыкой. А если, допустим, кто‑то из ребят будет встречаться с девушкой, которая любит музыку? Которая понимает, что это важно?

Давид скрестил руки на груди:

— Я против. Сегодня она любит музыку и группу, а завтра передумает. Потому что её парень пропадает на репетициях и концертах, потому что вокруг слишком много поклонниц, потому что график нестабильный… Всё такое.

— Я согласен с Давидом, — кивнул Сергей.

— И я, — добавил Дима.

— Согласен, — неожиданно для меня произнёс Илья.

Внутри что‑то неприятно кольнуло. Я посмотрела на него — он выглядел сосредоточенным, серьёзным, словно уже принял это правило как данность.

— Вот и отлично, — с довольной улыбкой произнёс Давид, поправляя ремень гитары. — А теперь приступим к репетиции. Начнём с нашего первого альбома. Илья, ты слушал же наши песни?

Илья выпрямился, в глазах — ни тени сомнения, только азарт и предвкушение.

— Конечно. Я подготовился, — ответил он твёрдо, сжимая барабанные палочки. — Прослушал всё раза по три, минимум. Даже некоторые партии на бумаге набросал.

Давид вскинул брови, явно впечатлённый.

— Серьёзно? Ну, тем лучше! Тогда давайте начнём с «Шипов в сердце»!

Он сделал широкий жест рукой, словно открывая занавес, и ребята тут же заняли свои места. Сергей с бас‑гитарой кивнул Илье, Дима проверил клавиши, а Давид встал у микрофона, постукивая ногой в ожидании старта.

Я затаила дыхание, наблюдая за Ильёй. Он надел наушники, глубоко вдохнул, закрыл глаза на секунду — будто настраивался на невидимую волну. Потом резко поднял палочки, дал отмашку.

Первый удар барабана прогремел, как выстрел, задавая жёсткий, чёткий ритм. Гитара Давида подхватила мелодию, бас Сергея добавил глубины, клавиши Димы вплелись тонкой нитью — и вот уже песня ожила, наполнила гараж мощными, пульсирующими звуками.

Илья играл с такой страстью, что я невольно придвинулась ближе. Его движения были точными, почти хирургически выверенными, но в них чувствовалась дикая, необузданная энергия. Он не просто играл — он жилэтой музыкой.

В какой‑то момент он поймал мой взгляд и улыбнулся — коротко, но так ярко, что у меня ёкнуло сердце. А потом снова погрузился в ритм, полностью отдавшись музыке.

Когда песня закончилась, в гараже повисла короткая, звенящая тишина — а потом все разом захлопали. Даже техник, до этого молча возившийся с проводами, одобрительно кивнул.

— Ну что, новичок, — Давид широко улыбнулся, — ты не просто в теме. Ты — огонь! Ритм держал идеально, чувство формы — на уровне.

Илья снял наушники, слегка запыхавшись, но глаза горели.

— Спасибо. Просто… эта песня будто сама просилась в руки. Я её чувствую, понимаете?

Сергей хлопнул его по плечу:

— А это самое главное! Если чувствуешь — значит, твоё.

Дима кивнул:

— Да, ты вписался. Реально вписался.

Я не удержалась и шагнула вперёд:

— Илья, ты был… невероятен. Я даже не представляла, что ты можешь так.

Он повернулся ко мне, и в его взгляде было столько тепла и благодарности, что на секунду мне стало трудно дышать.

— Без тебя бы этого не было, — тихо сказал он. — Ты первая поверила. Спасибо.

Давид хлопнул в ладоши, прерывая момент:

— Ладно, ребята, не расслабляемся! У нас ещё три песни до конца репетиции. А там, глядишь, и новый трек попробуем. Кто знает, может, уже на следующем концерте будем играть что‑то свежее!

Все снова заняли позиции, а я осталась стоять у стены, наблюдая, как Илья берёт палочки и готовится к следующей композиции.

Внутри всё трепетало. Это было не просто выступление — это было рождение чего‑то нового. И я была частью этого.

После репетиции мы вышли из гаража. Свежий воздух ударил в лицо, словно выводя из музыкального транса — ещё секунду назад мир состоял только из ритма, гитарных риффов и горящих глаз Ильи, а теперь вокруг снова были обычные улицы, проезжающие машины и вечернее солнце, окрашивающее всё в тёплые тона.

— Ну что, займёмся прикладной экологией? — с лёгкой улыбкой спросил Илья.

— Ага. Я готова, — кивнула я, чувствуя, как внутри всё ещё пульсирует от пережитых эмоций. — Куда поедем? Ко мне или к тебе?

Илья слегка замялся, провёл рукой по волосам — этот жест напомнил прежнего, застенчивого Илью.

— Поехали ко мне… Только у меня… две младшие сестры, — добавил он, слегка покраснев.

— Ты говорил, — я улыбнулась, пытаясь снять его напряжение. — И что?

— Я их очень люблю, но… — он замялся, подбирая слова.

— Но? — я вопросительно приподняла бровь.

— Короче, увидишь всё сама, — наконец сказал он с полусмешком‑полувздохом. — Просто… будь готова ко всему.

Мы прошли к моей машине. Пока я заводила двигатель, в голове крутились вопросы: что он имел в виду? Сестры — они шумные? Непослушные? Может, слишком любопытные? В воображении рисовались картины одна ярче другой: то ли маленькие хулиганки, то ли юные принцессы, требующие внимания.

— Может, заехать и купить сёстрам какие‑то вкусняшки? — предложила я, когда мы уже подъезжали к дому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Илья на секунду замер, потом улыбнулся:

— Знаешь, это… отличная идея. Они обожают шоколадные маффины из той кофейни у парка. Но предупреждаю: если ты это сделаешь, они тут же начнут считать тебя своей лучшей подругой.

— А это плохо? — я игриво приподняла бровь.

— Для меня — нет. Для тебя… посмотрим, выдержишь ли ты их напор, — он рассмеялся. — Ладно, давай заедем. Только быстро, а то они уже, наверное, в окно смотрят.

Мы развернулись и через десять минут стояли у витрины кофейни. Я разглядывала ассортимент, а Илья, кажется, боролся с внутренним конфликтом.

— Слушай, может, не только маффины? — наконец сказал он, потирая подбородок. — Они ещё без ума от тех лимонных тарталеток. И, знаешь… если уж делать всё по‑крупному, то можно взять ещё и клубничный чизкейк. На всякий случай.

Я рассмеялась:

— Ты сейчас не сёстрам угодить хочешь, а себя оправдать за то, что сам обожаешь чизкейк.

Он смущённо улыбнулся:

— Ну… частично. Но серьёзно, они будут в восторге.

В итоге мы набрали целую коробку сладостей.

Глава 7

Мы подъехали к дому Ильи. Он был самым обычным одноэтажным, но с такой очаровательной калиткой и ставнями, что казалось, будто это пряничный домик из сказки. Вокруг — целая палитра осенних красок: пышные кусты хризантем всех оттенков — от снежно‑белого до тёмно‑бордового, аккуратные туи, пушистый можжевельник.

— Столько цветов! — восхищённо выдохнула я, оглядываясь. — Тут будто маленький сад чудес.

— Да, — улыбнулся Илья, доставая ключи. — Мама работает в ботаническом саду. Всё это — её хобби. Половину соседей уже снабжает рассадой.

— Теперь понятно, — кивнула я, вдыхая свежий, чуть пряный аромат осенних цветов. — Твой дом — как живая открытка.

Мы открыли дверь, и в тот же миг мне в голову со свистом пролетела кукла Барби, а следом — её верный спутник Кен. За этим последовали оглушительные крики, визги и чьи‑то слёзы.

— Отдай моего мишку! — вопила одна.

— Ты выкинула Барби и её мужа! — не уступала вторая, размахивая плюшевой лапой.

— Так, стоять! — рявкнул Илья, поднимая руки, как рефери на ринге.

Девочки мгновенно замерли, будто их включили на «паузу». Потом обе уставились на меня с таким любопытством, что я невольно попятилась.

— Барби? — первая прищурилась, изучая меня с головы до ног, словно проверяла подлинность товара.

— Точно она! — подхватила вторая, подпрыгивая от восторга. — Илья теперь похож на Кена, а ты — его Барби!

Я не удержалась и расхохоталась:

— Нет, я Полина, — сказала, присаживаясь на корточки, чтобы быть с ними на одном уровне. — А вас как зовут?

— Я Лиза! — выпалила та, что была в розовом свитшоте, и тут же добавила: — А ты правда с Ильёй?

— А я Маша! — влезла вторая, в голубом. — И если ты его Барби, то мы можем быть твоими подружками!

В этот момент их взгляды переместились на коробку в руках Ильи. Глаза девочек мгновенно загорелись, как новогодние гирлянды.

— Это что?! — хором взвизгнули они, забыв про мишку и Барби.

Илья протянул им коробку с таким видом, будто вручал Нобелевскую премию:

— Полина предложила купить вам вкусняшки. Тут маффины, тарталетки и чизкейк.

— Полина — лучшая! — завопила Лиза, хватая коробку, как пират — сундучок с сокровищами.

— Можно сразу попробовать? — умоляюще посмотрела на меня Маша, сложив ладошки в молитвенном жесте. — Ну, пожалуйста‑пожалуйста‑пожалуйста!

— Конечно, — кивнула я. — Только давайте сначала помоем руки и устроим настоящее чаепитие. С церемонией.

— Ура! — девочки схватили коробку и помчались на кухню, едва не сбив с ног кота, который вальяжно прогуливался по коридору.

Илья покачал головой, но в его глазах светилась тёплая улыбка:

— Ну вот, теперь ты официально их героиня. Поздравляю.

— Похоже, путь к сердцу твоих сестёр лежит через сладости, — рассмеялась я.

— Не только, — он серьёзно посмотрел на меня. — Они чувствуют, когда человек искренний. Ты им сразу понравилась.

Из кухни доносились весёлые голоса, звон чашек.

Мы зашли на кухню — и у меня буквально перехватило дыхание.

— О мой Бог! — вырвалось у меня.

На столе царил… ну, если это и был хаос, то очень творческий. Раскрытые альбомы с рисунками, разбросанные карандаши и фломастеры (некоторые явно побывали в зубах у кота), кучки пластилина всех цветов радуги. В центре этого художественного беспорядка стоял стакан с соком — наполовину пустой, зато с обильной пенной шапкой по краям.

За одним из стульев невозмутимо восседала пушистая кошка, деловито поглощая сосиску, будто это была её законная коронационная трапеза. А на полу… на полу красовалась внушительная лужица молока, в которой уже успела отразиться люстра.

— Это Армагеддон? — я обернулась к Илье, широко раскрыв глаза.

Он лишь рассмеялся, разводя руками:

— Нет! Это Лиза и Маша.

— Мы делали проект про космос! Вот, смотри! — она размашисто ткнула пальцем в рисунок, где на фоне звёзд парили розовые единороги, а Земля была украшена гигантским смайликом.

Маша, не теряя времени, подхватила:

— А ещё мы хотели сделать молочный коктейль, но… — она виновато покосилась на лужу. — Молоко решило погулять.

Кошка, будто услышав своё имя, подняла голову, облизнулась и с видом «это не я» вернулась к сосиске.

— Ну что ж, — я попыталась сохранить серьёзный тон, но губы сами растягивались в улыбке. — Проект про космос с единорогами — это смело. А молочный эксперимент… будем считать, что это демонстрация свойств жидкости в условиях невесомости.

Девочки залились смехом, а Илья, качая головой, пошёл за тряпкой.

— Ладно, учёные, давайте приберёмся. А Полина пока оценит ваши космические шедевры.

Пока Лиза и Маша с энтузиазмом (и не без взаимных подталкиваний) собирали карандаши, я присела к столу. Кошка, закончив трапезу, грациозно перебралась ко мне на колени — видимо, решила, что новая жертва заслужила её благосклонность.

— Она у вас… очень целеустремлённая, — заметила я, поглаживая пушистую предательницу.

— Ага, — усмехнулся Илья, вытирая пол. — Особенно когда дело касается сосисок.

— А мы ещё хотели испечь печенье! — вдруг вспомнила Маша, останавливаясь посреди комнаты с охапкой фломастеров.

— Но потом решили, что сначала надо нарисовать космос, — добавила Лиза. — А потом молоко…

— …решило погулять, — закончила я за неё, и все снова рассмеялись.

Я посмотрела на девочек, которые уже затевали новую дискуссию о том, какого цвета должен быть марсианский закат, на кошку, которая теперь мирно дремала у меня на коленях, на Илью, который улыбался так, что у меня теплело в груди…

— Давайте уже есть вкусняшки? — напомнила Лиза.

Маша тут же присоединилась, сложив ладошки в умоляющем жесте:

— Пожалуйста‑пожалуйста! Мы всё убрали, правда же? — она окинула взглядом кухню, где следы «космического проекта» ещё проглядывали то тут, то там, но в целом порядок был восстановлен.

Илья рассмеялся:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, раз уж уборка состоялась… — он достал из коробки маффины и тарталетки, — но с одним условием: сначала чай, потом сладкое.

— У‑у‑у, условия! — заныла Лиза, но тут же переключилась, увидев чизкейк. — О! А это что?

— Это — кульминация вечера, — торжественно объявил Илья. — Но только после того, как все выпьют чай.

Я разложила тарелки, разлила чай, и через минуту кухня наполнилась новым шумом — теперь уже радостным и предвкушающим. Девочки уселись по обе стороны от меня, словно два маленьких стража десерта.

— Полина, а ты будешь маффин? — спросила Маша, уже нацеливаясь на шоколадный.

— Конечно, — улыбнулась я.

Через минуту их лица уже были в шоколадной крошке, а глаза сияли от счастья. Кошка, почуяв сладкую атмосферу, снова подошла ближе, но на этот раз её взгляд был направлен не на сосиски, а на крошку чизкейка, упавшую на пол.

— Эй, ты опять за своё? — засмеялась я, осторожно отодвигая тарелку. — Для тебя нет десерта, только кошачий корм!

Кошка вздохнула, будто говоря: «Ну и ладно», и улеглась в уголке, наблюдая за нашим чаепитием.

— А можно ещё? — через некоторое время спросила Маша, поглядывая на оставшийся чизкейк.

— Можно, но только маленький кусочек, — согласился Илья. — А потом — мытьё рук и… может, настолка?

— Да‑а‑а! — хором закричали девочки. — «Монополию»!

— «Монополия» — это серьёзно, — я подняла брови. — Там же можно разорить друг друга!

— Вот именно! — Лиза хитро прищурилась. — Полина, ты будешь за нас?

— Нет уж, я буду нейтральным наблюдателем, — рассмеялась я. — А то вы меня тоже «разорите».

Илья подмигнул мне:

— Видела? Теперь ты в эпицентре их игр. Добро пожаловать в семью.

Я посмотрела на улыбающихся девочек, на Илью, на стол, заставленный чашками и остатками сладостей, и поняла: этот вечер — с его хаосом, смехом и тёплыми моментами — определенно станет одним из тех, что запоминаются надолго.

После «Монополии» (где я, к своему стыду, умудрилась проиграть даже Лизе, которая то и дело отвлекалась на рисунки) я вдруг резко выпрямилась, хлопнув себя по лбу:

— Ой! Я совсем забыла, зачем сюда приехала!

Илья, складывавший карточки в коробку, удивлённо поднял брови:

— А зачем?

— Подтянуть хвосты по прикладной экологии! — Я с досадой достала из сумки потрёпанный учебник и тетрадь с торчащими закладками. — И двойку исправить. В понедельник же контрольная, а я до сих пор не разобралась с циклом переработки отходов и углеродным следом. А ведь я учусь на эколога — и не могу разобраться в базовых вещах!

Лиза, уже нацелившаяся на последний маффин, замерла:

— У тебя двойка? Ой…

Маша тут же добавила, понизив голос:

— Это как в «Монополии», когда у тебя нет денег и надо срочно что‑то продать?

Я рассмеялась:

— Почти. Только тут не продать, а понять. И успеть до понедельника. Мне ведь не просто оценку надо поднять — я действительно хочу разбираться в том, чем собираюсь заниматься всю жизнь.

Илья придвинулся ближе, глянув на мои разложенные материалы:

— Ну, давай разбираться. Что конкретно не ясно?

Я вздохнула, открывая страницу с диаграммами:

— Вот, например, раздельный сбор. Почему одни отходы перерабатываются, а другие — нет? И как считать этот самый углеродный след? Всё кажется таким запутанным… А ведь это основа моей профессии!

— А давайте сделаем игру! — вдруг предложила Лиза, сверкнув глазами. — Как в «Монополию», только про экологию!

Маша тут же подхватила:

— Да! Будем бросать кубик и проходить станции: «Сортировка», «Переработка», «Углеродный след»… Кто первый соберёт пять зелёных жетонов, тот победил!

Я посмотрела на них, потом на Илью. Он улыбнулся:

— Знаешь, а это может сработать. Когда сложное превращаешь в игру, оно становится проще. Тем более для будущего эколога — тут важно не просто зазубрить, а прочувствовать процессы.

— Но у нас же нет фишек и карточек… — засомневалась я.

— Сделаем! — Лиза уже рылась в ящике с игрушками. — Вот, это будут жетоны. А кубик у нас есть!

Через пять минут на столе лежала импровизированная «эко‑монополия»:

поле из большого листа бумаги с нарисованными станциями;

жетоны — разноцветные пуговицы;

карточки с вопросами — на обрезках картона;

кубик — настоящий, из той же «Монополии».

— Правила простые, — объявила Маша, как главный организатор. — Кидаешь кубик, двигаешься, отвечаешь на вопрос. Если правильно — получаешь жетон. Если нет — пропускаешь ход и слушаешь объяснение.

— А я буду судьёй! — вызвалась Лиза. — И следить, чтобы все играли честно.

Мы начали. Первый вопрос выпал мне:

— Что нельзя сдавать в синий контейнер для вторсырья?

Я задумалась, вспоминая лекции:

— Бумажные стаканчики?

— Правильно! — торжествующе выкрикнула Лиза. — Потому что у них внутри пластик!

Следующий ход — Илья:

— Как уменьшить углеродный след от поездки на машине?

Он усмехнулся:

— Ездить реже? Или на велосипеде?

— Тоже правильно! — Маша поставила ему пуговицу‑жетон. — А ещё можно ездить с друзьями вместе — тогда на всех меньше выбросов.

Игра шла оживлённо: мы спорили, смеялись, искали ответы в учебнике, когда не могли вспомнить. Девочки то и дело вставляли примеры из жизни:

— Мы в школе собирали батарейки!

— А мы с мамой делаем компост из кожуры!

Через час я вдруг осознала, что:

понимаю разницу между перерабатываемыми и неперерабатываемыми отходами;

могу назвать три способа снизить углеродный след;

даже запомнила, что тетрапак идёт не в бумагу, а в смешанные отходы.

Более того — я начала видеть всю эту систему как единое целое, а не набор сухих фактов. Теперь я отчётливо представляла, как эти знания пригодятся мне в будущей работе: как экологу придётся объяснять людям сложные вещи простыми словами, находить нестандартные подходы к решению проблем…

— Смотри‑ка, — сказал Илья, глядя на мои записи, — ты уже почти готова к контрольной. И, кажется, теперь действительно разбираешься в теме.

— И даже без скучных конспектов! — добавила Маша.

— Спасибо вам, — искренне сказала я. — Без вашей игры я бы до утра сидела над учебником и ничего не запомнила. А теперь чувствую, что действительно начинаю понимать предмет

Лиза важно кивнула:

— Это потому что учиться весело — это правильно. А если скучно, то и не запомнится.

В этот момент кошка, видимо решив, что её слишком долго игнорируют, запрыгнула на стол и деликатно потрогала лапой пустую тарелку из‑под маффина. Все рассмеялись.

— Видишь? — я кивнула на кошку. — Даже она понимает: учиться можно с удовольствием. А для эколога важно уметь находить подход к любому «клиенту» — хоть к человеку, хоть к кошке!

Илья закрыл учебник и сказал:

— Значит, в понедельник ты всех удивишь на контрольной. А после — можем отметить. Например, настоящей «Монополией».

— Или эко‑квестом в парке! — предложила Маша.

— Согласна на всё, — улыбнулась я, собирая материалы. — Теперь я точно знаю: экология — это не страшно. Особенно когда рядом такие учителя. И когда понимаешь, что это не просто предмет в вузе, а твоё будущее дело.

Глава 8

Контрольную по прикладной экологии я сдала на 5 — и сама не поверила, и преподаватель, кажется, слегка опешил, перепроверяя работу дважды. Илья, узнав результат, расплылся в улыбке:

— Ну что, видишь? Всё получается!

После пар я подлетела к нему, чуть не подпрыгивая от радости:

— Видел? Это всё твоё положительное влияние! С такой поддержкой я и зимнюю сессию на одни пятёрки закрою!

— Конечно закроешь, — кивнул он. — Я в тебя верю.

— Так чем сегодня займёмся? — я игриво приподняла бровь. — Погрызём гранит науки или просто погуляем?

Он слегка замялся, провел рукой по волосам:

— Извини, сегодня репетиция. Давай завтра?

«Класс», — подумала я, чувствуя, как радостный настрой мгновенно испаряется.

Внутри всё сжалось: вот я уже почти девушка Юры из их вчерашней лекции о «никаких отношениях». Только что теперь — ненавидеть группу? Или себя за то, что так быстро привязалась?

«Он даже не предложил пойти с ним на репетицию! Вот козел», — мысленно фыркнула я, направляясь к машине. Шагала, бурча под нос:

— Репетиция, видите ли… А я что, не заслужила концерта лично для меня?

На парковке взгляд зацепился за странную сцену: три девицы обступили одну девушку, голоса звучали резко, движения — резкие, толкающие.

— Это ты шлюха, которая спала с моим парнем?! — выкрикнула одна, и остальные подхватили, подступая ближе.

— Эй! Что тут происходит?! — я рванула к ним, вклиниваясь между нападающими и их жертвой. — Стоп! Стоп! Стоп! Трое на одну — это как‑то нечестно, вы не находите?!

— Ты кто такая? Иди куда шла! — рявкнула одна из них, сверкая глазами.

— Она, наверное, такая же шлюха, как и её подруга! — добавила другая, делая шаг вперёд.

Я даже не успела подумать — просто резко выбросила руку вперёд и врезала той, что говорила, кулаком прямо в нос.

Тишина.

Девушка отшатнулась, схватилась за лицо, а её подруги замерли, будто их выключили.

— Вы что, серьёзно думали, что можно вот так втроём на одну? — мой голос звучал спокойнее, чем я себя чувствовала. — Если есть претензии — говорите по‑человечески. А это… это просто мерзко.

Та, что держалась за нос, что‑то промычала, но возражать не стала. Её подруги переглянулись и молча потянули её прочь.

Но не тут‑то было. Девушка, которую я защитила, вдруг резко развернулась и — бац! — заехала по лицу той самой девице, которая якобы «спала с её парнем».

— А это за то, что ты меня шлюхой назвала! — выкрикнула она, разминая кулак.

Тут из‑за угла выбежали несколько парней — видимо, друзья одной из участниц конфликта. Они растащили нас, пытаясь понять, что вообще происходит.

Один из них, глядя на всю эту картину (растрёпанные волосы, красные лица, девушку с рукой у носа), недоумённо спросил:

— Э‑э‑э… кто‑нибудь объяснит, что тут творится?

— Да вот, — я развела руками, — учила девочек хорошим манерам. А они, видимо, не усвоили.

Парень рассмеялся:

— Учить кулаком — это оригинально.

— Иногда только так доходит, — фыркнула я.

Девушка, которую я защитила, подошла ко мне, слегка улыбаясь:

— Спасибо. Я… я даже не ожидала, что кто‑то вступится.

— Бывает, — пожала я плечами, пытаясь унять дрожь в пальцах. — Главное, чтобы больше не «бывало».

— Спасибо. Я даже не ожидала, что кто‑то вступится.

— Бывает, — пожала я плечами, пытаясь унять дрожь в пальцах (и не выдать, что внутри всё ещё колотится, как бешеный барабан). — Главное, чтобы больше не «бывало».

— Меня Мирослава зовут, — девушка протянула мне руку, и в её глазах мелькнула искра, будто она сама удивлялась, что после такого кошмара может быть что‑то хорошее.

— Полина.

— Очень приятно.

— Взаимно.

Я окинула её взглядом: растрёпанные волосы, слегка покрасневшие щёки, но уже без тени страха.

— Мирослава, есть планы на вечер? — спросила я, стараясь говорить небрежно, но в голосе всё же проскочила нотка надежды.

— Нет. Общага, конспекты и всё такое, — она вздохнула, но тут же улыбнулась. — Обычная студенческая романтика.

— Понятно. Как насчёт пиццы с вином? — я выпалила это быстрее, чем успела подумать. — Ну, знаешь, чтобы смыть с себя этот… инцидент. И заодно отметить, что мы обе выжили.

Мирослава на секунду замерла, потом рассмеялась:

— Я за! Но только если пицца будет с ананасами. Я люблю, когда вкусно и немного странно.

— С ананасами? — я приподняла бровь. — Ты точно не боишься рисковать. Ладно, пусть будет с ананасами. И с пепперони. На всякий случай.

— На какой «всякий случай»?

— Ну, мало ли, вдруг ты передумаешь и захочешь что‑то нормальное.

Мы обе рассмеялись, и напряжение окончательно растаяло.

— Тогда куда идём? — Мирослава поправила сумку на плече.

— Есть одно местечко неподалёку. Там подают пиццу размером с тарелку для саксофона. И вино — как раз чтобы забыть про всё это безобразие.

— Отлично! — она хлопнула в ладоши. — Но предупреждаю: если ты вдруг начнёшь рассказывать про прикладную экологию, я сбегу.

— Обещаю: никаких лекций. Только пицца, вино и истории о том, как мы сегодня чуть не устроили революцию на парковке.

— Звучит как план! — Мирослава подмигнула. — Спасем это день.

Мы сели в машину — ещё час назад мы были совершенно чужими людьми, а теперь дружно устраивались на передних сиденьях, перебрасываясь шутками и настраиваясь на вечер без тревог.

Я повернула ключ зажигания, и двигатель мягко заурчал. Мирослава покосилась на меня с озорной улыбкой:

— Ну что, капитан, курс на пиццу с ананасами?

— Точно, — я включила поворотник. — И пусть все ревнивые девицы, забывчивые парни и контрольные по экологии останутся где‑то там, в прошлом. Сегодня только мы, пицца и вино.

— А можно добавить пункт «никаких серьёзных разговоров до десерта»? — уточнила Мирослава, пристёгиваясь.

— О, это обязательное условие! — я выехала со стоянки. — Сначала пицца, потом всё остальное. И никаких мыслей о завтрашних парах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9

Мы зашли в кафе — уютное местечко с тёплыми деревянными столиками и запахом свежевыпеченной пиццы, от которого сразу разыгрался аппетит. Мы устроились у окна, и я, сделав глоток воды, решила начать разговор.

— Ну, рассказывай. На каком ты курсе? Я тебя раньше в нашем институте не видела, — начала я, с любопытством разглядывая новую знакомую.

— А я и не из вашего института. Я из института культуры и искусств, — улыбнулась Мирослава, разворачивая салфетку.

— Серьёзно? Как тесен мир! Мой брат и его товарищи тоже там учатся, на четвёртом курсе.

— Я на втором.

— Брат — фронтмен группы Tree house. Может, слышала? — я чуть приподняла бровь, ожидая реакции.

— Ты шутишь? — глаза Мирославы загорелись. — Они в нашем институте — легенды. А твой брат, значит, Давид Антипов?

— Он самый. Ты знакома с ним?

— Не особо. Выступали один раз вместе, — она слегка покраснела.

— Интересно. А в нашем институте ты что тогда делала? — я наклонилась чуть ближе, чувствуя, что за этим кроется история.

— Пришла к парню… Точнее, к бывшему… Точнее, я думала, что он мой парень… — Мирослава опустила взгляд на бокал с вином.

— Так это из‑за него на тебя наехали те девицы? — догадалась я.

— Да. Только я с ним не спала. Мы просто общались, встречались. Он… хотел большего, я сказала, что пока не готова. Он после этого пропал — не отвечал на звонки и SMS. Вот я и хотела дождаться его возле института и поговорить, — её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.

— Ты не знала, что у него есть девушка?

— Откуда? Он никогда не упоминал о ней.

— Вот же урод! — вырвалось у меня.

— Согласна, — тихо ответила Мирослава и наконец подняла глаза. В них уже не было печали — только твёрдая решимость.

Мы выпили по бокалу вина, доели пиццу (с ананасами, как и хотела Мирослава), и я почувствовала, как между нами возникает то самое редкое чувство — будто знакомы сто лет.

— Слушай, есть одно предложение, — я заговорщицки улыбнулась, допивая остатки вина.

— Какое? — Мирослава заинтересованно подалась вперёд.

— Узнаешь. Поедем в одно место. Обещаю: будет весело.

Через двадцать минут мы припарковались у гаража Сергея. Изнутри доносились приглушённые звуки гитары и голоса — репетиция шла полным ходом.

Мы вошли без стука (потому что какой стук в гараж?), и все взгляды тут же устремились на нас.

— Что ты тут делаешь? — резко спросил Давид, опуская гитару. — Я же говорил Илье не приходить больше с тобой. Ты отвлекаешь.

Внутри всё сжалось. Так вот почему Илья не позвал меня на репетицию! Спасибо, братец, за «защиту» от моей персоны.

Но тут Давид замер, его взгляд скользнул в сторону — на Мирославу. Что‑то в его выражении изменилось: удивление, интерес, искра узнавания.

— Привет! — тихо сказал он, делая шаг вперёд.

— Привет, — Мирослава чуть улыбнулась, но в её глазах читалась настороженность.

— Я тебя знаю, да? — Давид прищурился. — Ты пела на дебюте первокурсников.

— Да. Это было в прошлом году.

— Очень красиво пела. У тебя классный голос, я помню, — его тон стал мягче, почти тёплым.

— У тебя тоже, — скромно ответила она.

— Ладно, заходите, садитесь. Послушаете новую песню и скажете своё мнение, — Давид махнул рукой, и напряжение немного спало.

Мы прошли внутрь. Я всё ещё пыталась осознать, что происходит: почему брат так резко сменил гнев на милость? Почему смотрит на Мирославу с таким интересом?

Мы поздоровались с остальными ребятами. Илья, как только увидел меня, заулыбался, и его глаза тут же потеплели. Я ответила улыбкой, чувствуя, как внутри разливается приятное тепло.

В воздухе повисло странное напряжение — будто все вдруг осознали, что вечер обещает быть куда интереснее, чем планировалось. Мы устроились на диване. Гитара зазвучала, и первые аккорды новой песни заполнили гараж.

Я пыталась сосредоточиться на музыке, но мысли крутились вокруг неожиданных совпадений: институт, брат, тот парень, из‑за которого Мирославе пришлось пережить неприятный инцидент…

А потом Мирослава вдруг подхватила мелодию на припеве — её голос влился в песню так естественно, будто она репетировала её годами. Давид обернулся, удивлённо приподняв бровь, но тут же расплылся в широкой улыбке.

Ребята закончили песню. В гараже повисла короткая пауза — словно воздух на мгновение сгустился от ожидания.

— Ну, как вам? — спросил Давид, не сводя глаз с Мирославы. Было очевидно: именно её мнение ему сейчас важнее всех остальных.

— Очень красивые слова, — искренне ответила Мирослава, чуть наклонив голову. В её взгляде читалась неподдельная заинтересованность. — Ты сам пишешь тексты?

— Не только я. Мы все участвуем в написании. Но именно эта песня — моя, — в голосе Давида проскользнула сдержанная гордость, хотя он старался держаться непринуждённо.

— Может, по пиву? — вдруг вклинился Дима. — Раз уж мы закончили репетицию и девчонки пришли.

— Давайте. Я сейчас принесу, — тут же отозвался Сергей и поднялся с места.

— А мы не будем пить пиво. Мы пили вино, — я слегка приподняла свой бокал. — Поэтому, если его нет, тогда лучше газировки.

— Вы пили вино? И ты села за руль? — в голосе брата зазвучали стальные нотки. Он нахмурился, и я сразу поняла: сейчас начнётся нравоучение.

— Да, по бокалу всего лишь, — попыталась я смягчить ситуацию лёгкой улыбкой.

— И что? Этого достаточно, чтобы вызвать такси, а не подвергать свою жизнь опасности. И не только свою, — его тон не допускал возражений.

— Ой, а сам никогда выпивший за руль не садился? — я скрестила руки на груди, чувствуя, как внутри закипает раздражение.

— Нет, не садился, — отрезал Давид. — Я удивляюсь твоей беспечности. Учитывая, при каких обстоятельствах погибла наша мама.

Его слова ударили наотмашь. Я сжала кулаки, стараясь не выдать эмоций.

— Она не была за рулём, — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, но в такси ехал пьяный водитель, — он не отступал, глядя мне прямо в глаза.

— Так мне и на такси теперь нельзя ездить? Не начинай только! — я резко встала, чувствуя, что ещё немного — и сорвусь на крик.

— Так, всё, брейк, — Илья ловко вклинился между нами, подняв руки в примиряющем жесте. — Давайте всё‑таки лучше пить пиво. Или вино. Или газировку. Что угодно, только без споров, ладно?

Его мягкая улыбка и спокойный тон словно сбросили напряжение, как лишний груз.

— Я сейчас всё принесу, - сказал Сергей, видимо, решив, что его миссия — спасать вечер от конфликтов.

— Только машину оставишь здесь! — строго добавил Илья, глядя на меня.

— И ты тоже, — парировала я, бросив на него многозначительный взгляд.

— Разумеется, — он усмехнулся, и в этой усмешке было столько тепла, что моё раздражение растаяло без следа.

Сергей вернулся с напитками — для нас с Мирославой нашлось вино, остальные взяли пиво. Мы расселись кто куда: я устроилась на старом диване рядом с Ильёй, Мирослава — неподалёку от Давида, который то и дело поглядывал в её сторону.

В воздухе всё ещё витали отголоски недавнего спора, но атмосфера постепенно теплела.

Я сделала глоток вина и поймала взгляд Ильи. Он улыбнулся, и в этот момент мне показалось, что всё складывается как надо — несмотря на утренние переживания, ссору с братом и странный день в целом.

— Кстати, Мирослава, — неожиданно обратился к ней Давид, — ты бы могла спеть с нами как‑нибудь. У тебя потрясающий голос.

— Правда? — она слегка покраснела, но в глазах вспыхнул интерес. — Я бы с удовольствием. Только не знаю, подхожу ли я под стиль вашей группы.

— Конечно подходишь! — тут же подхватил Дима. — Мы как раз ищем новый звук.

Я наблюдала за ними и думала: «Вот это поворот! Кто бы мог подумать, что случайная встреча на парковке приведёт нас сюда — в этот гараж, где рождается музыка и, кажется, зарождаются новые связи».

— Ладно, — хлопнул в ладоши Сергей, — раз уж у нас сегодня такой продуктивный вечер, может, попробуем что‑то новое? Мирослава, присоединишься?

Она взглянула на Давида, затем на меня, улыбнулась:

— Почему бы и нет?

Глава 10

За две недели с помощью Ильи я подтянула все свои хвосты — и теперь могу с гордостью сказать: всё отлично! Ведь именно этого я и хотела изначально. Только вот мысли мои давно не об учёбе. Они всё время крутятся вокруг Ильи.

Я больше не хочу быть для него просто другом. Хочу большего — намного большего. Вчера, пока он объяснял мне лекцию, я сидела и невольно засматривалась на его губы. В голове сама собой возникала картина: вот он наклоняется ко мне… и целует. Сердце при этих мыслях замирало, а в груди разливалось тёплое, волнующее чувство. Казалось, ещё секунда — и я сама потянусь к нему, забыв обо всех сомнениях.

Но Илья ведёт себя как лучший друг — и ничего более. А я не хочу быть ему просто другом! Совсем не хочу. Каждая наша встреча теперь превращается в пытку: я ловлю каждое его слово, каждый взгляд, каждую улыбку — и отчаянно пытаюсь найти в них хоть тень того, о чём мечтаю.

Кристина уверена: он просто стесняется, боится сделать первый шаг. «Тебе нужно самой проявить инициативу», — твердит она. Но как? Руки потеют при одной мысли об этом, а язык будто прилипает к нёбу. Я представляю, как говорю ему о своих чувствах, и тут же вижу, как его дружелюбная улыбка сменяется неловкостью. От этой картины внутри всё сжимается.

А Мирослава заставила меня задуматься: ведь в самом начале он обмолвился, что на курсе есть девушка, к которой он неравнодушен. Не это ли причина того, что я остаюсь для него просто подругой?

Эта мысль жжёт изнутри, не даёт покоя. Я прокручиваю в голове все наши разговоры, пытаясь отыскать намёк, подсказку — но тщетно.

В последнее время я пристально наблюдаю: кому он уделяет внимание на парах, с кем задерживает взгляд, кому улыбается чуть дольше. Но — ничего. Никаких явных знаков. Лишь мимолетные взгляды, вежливые реплики, дружеские шутки.

Зато теперь многие девушки начали с ним флиртовать. Спасибо мне, «приобразила» его на свою голову! Но он лишь мило улыбается всем без исключения — и ничего более. Ни одной особенной улыбки, ни одного долгого взгляда.

Кто же она, та самая, что занимает его мысли? Этот вопрос не выходит у меня из головы. Я ловлю себя на том, что ищу в его глазах ответ, но они остаются для меня загадкой — тёплыми, добрыми, но непроницаемыми. И чем дольше я смотрю, тем сильнее чувствую: я тону в этой неизвестности, но не хочу выплывать. Потому что даже такая близость — уже счастье. Хоть и горькое.

Я не придумала ничего лучше, чем признаться ему в чувствах под вымышленным аккаунтом в соцсети — с милой аватаркой котика. Схема казалась идеальной: он заинтересуется таинственной незнакомкой, начнёт выяснять, кто я, предложит встретиться… А на встрече‑то я и появлюсь!

Так будет куда проще, чем признаваться ему лично, глядя в глаза. При личной встрече я наверняка растеряюсь, начну запинаться, покраснею — и всё пойдёт наперекосяк. А тут можно тщательно подобрать слова, обдумать каждую фразу, не боясь, что голос дрогнет или мысли разбегутся.

Я представляла, как он гадает, кто же скрывается за этим аккаунтом. Как пытается найти зацепки в моих сообщениях, перебирает в уме всех знакомых девушек… А потом — встреча, мой торжественный «разоблачительный» монолог и его изумлённое: «Так это была ты?!»

В голове всё выстраивалось красиво и логично.

Пока писала ему это любовное послание, успела выпить три бокала вина. Алкоголь сделал своё дело: ладони больше не потели, руки не дрожали, а внутри разливалось приятное, слегка пьянящее бесстрашие. Страх отступил, уступив место дерзкой уверенности: «А почему бы и нет? Что самое страшное может случиться?»

Каждое слово ложилось на экран легко, будто само собой. Я вкладывала в эти строки всё, что так долго держала в себе: и робкие взгляды, и замирание сердца при его улыбке, и те бессонные ночи, когда снова и снова прокручивала в голове наши разговоры.

Нажала «отправить» — и в ту же секунду трезвая часть сознания заорала: «Что ты наделала?!» Вино тут же перестало действовать, а сердце заколотилось где‑то в горле. Я уставилась на экран, ожидая ответа, и каждый проходящий миг растягивался в вечность.

Что, если он сразу поймёт, кто я? Что, если посмеется? Что, если проигнорирует?

Я закусила губу, сжимая телефон так, что костяшки побелели. Три бокала вина не могли подготовить меня к этому — к моменту, когда слова уже отправлены и пути назад нет.

Он не отвечал. Прошёл час — и я, не в силах усидеть на месте, налила себе ещё бокал вина. Стекло приятно холодило пальцы, а янтарная жидкость чуть покачивалась, отражая свет лампы. Я то и дело поглядывала на телефон, словно могла ускорить время одним лишь взглядом.

Внутри всё сжималось от тревожного ожидания. Мысли метались: «А вдруг он не прочитал? А вдруг решил, что это чья‑то глупая шутка? А если… если он просто не хочет отвечать?» Я крутила телефон в руках, то клала его экраном вверх, то переворачивала, не в силах вынести постоянное «нет новых сообщений».

Наконец‑то экран вспыхнул — высветилось долгожданное уведомление. Сердце подскочило к горлу. Я сделала ещё глоток вина, пытаясь унять дрожь в пальцах, и медленно, почти боязливо, открыла сообщение.

Здравствуй, милая незнакомка.

Признаюсь, твоё сообщение стало для меня приятным сюрпризом. Ты очень красивая — судя по аватарке) И мне искренне приятно твоё внимание: не каждый день получаешь такие тёплые, душевные слова.

Ты написала много красивых, трогательных фраз — чувствуется, что они шли от сердца. Это подкупает, правда. Но, увы, сейчас я не ищу отношений. И я не хочу давать ложных надежд.

Прости, если мои слова тебя расстроят. Мне бы не хотелось, чтобы ты обижалась или переживала из‑за этого. Ты заслуживаешь того, чтобы рядом был человек, который сможет ответить на твои чувства сполна — а я сейчас, к сожалению, не могу быть этим человеком.

Спасибо за искренность и смелость. Это многого стоит.

«Охренеть! Просто охренеть!» — мысль пульсировала в голове, обжигая изнутри. Я судорожно глотнула вина — на этот раз почти не почувствовав вкуса. Рука дрожала, но пальцы уже бегали по экрану, прежде чем разум успел остановить этот порыв.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тебе даже неинтересно, кто я???

Набрала я и, задержав дыхание, нажала «отправить».

Экран погас, оставив меня наедине с эхом собственных слов. Внутри всё сжалось: только сейчас до меня дошло, насколько отчаянно и… жадно это выглядело. Как будто я умоляла его проявить интерес. Щеки вспыхнули — то ли от вина, то ли от стыда.

Я тут же захотела отозвать сообщение, стереть, будто его и не было. Но поздно. Две галочки уже светились уверенным синим — он прочитал.

Секунды тянулись, как резина. Я представляла, как он хмурится, глядя на экран, как перечитывает мои слова, возможно, усмехается или пожимает плечами: «Ну и что с этой девчонкой делать?»

В голове крутились оправдания: «Это не я. Это вино. Это страх. Это много‑много невысказанных чувств, которые наконец прорвались наружу».

Телефон дрогнул. Новое сообщение. Я едва не выронила его от резкого всплеска адреналина.

Глубокий вдох. Открываю.

Конечно, интересно. Но не стоит мне этого рассказывать. Прости, но я всё равно не смогу ответить тебе взаимностью.

Внутри будто лопнула натянутая струна. Воздух застрял в горле, не желая проходить дальше.

Экран померк, но слова продолжали гореть перед глазами, врезаясь в сознание буква за буквой. В висках стучало: «Почему? Почему, блин?!»

Пальцы, не дожидаясь решения разума, сами забегали по клавиатуре:

Почему не сможешь? Ты что, в кого‑то уже влюблён???

Нажала «отправить» — и тут же пожалела. Сердце колотилось где‑то в горле, мешая дышать. Слишком резко. Слишком отчаянно.

Телефон безмолвствовал. Каждая секунда тянулась бесконечно, превращаясь в пытку. Я представляла, как он читает моё сообщение — то ли с лёгким раздражением, то ли с неловкой усмешкой. Может, уже печатает очередной вежливый отказ, тщательно подбирая слова, чтобы не ранить ещё сильнее.

В голове крутилось миллион «почему»: Почему он даже не хочет попробовать узнать меня ближе? Или дело действительно в другой девушке?

Ладони стали влажными, в груди нарастала горячая волна обиды и растерянности. Я закусила губу, пытаясь сдержать подступающие слёзы. Всё это — мои тайные взгляды, робкие надежды, бессонные ночи с мыслями о нём — вдруг показалось таким жалким и бессмысленным.

Экран вдруг вспыхнул, заставив меня вздрогнуть. Новое сообщение. Я замерла на мгновение, прежде чем открыть его — как будто знала, что там, за этой цифровой границей, ждёт очередной удар.

Ответ был коротким:

Да.

Что??? Да???

Эти две буквы будто взорвались у меня в голове, разлетаясь осколками по всему сознанию. Экран замер в дрожащих пальцах, а внутри всё рушилось, как карточный домик от лёгкого дуновения.

Он влюблён в другую???

Мысль билась в висках, натыкаясь на стену непонимания. В груди стало тесно, будто кто‑то туго затянул железный обруч. Воздух вдруг сделался густым, почти осязаемым — я ловила его ртом, но не могла вдохнуть как следует.

И поэтому… поэтому он не хочет давать незнакомке шанс?

Эта простая, безжалостная логика ударила сильнее, чем я ожидала. Всё вдруг сложилось в чёткую, беспощадную картину: его вежливость, сдержанность, осторожные слова. Не равнодушие — просто преданность. Он уже отдал своё внимание, свои мысли, своё «может быть» кому‑то другому.

В глазах защипало. Я моргнула — и по щеке скользнула первая слеза, тёплая, предательская. За ней — вторая. Экран поплыл, буквы размылись, но это короткое «Да» продолжало гореть перед глазами, выжигая внутри что‑то хрупкое, ещё вчера казавшееся возможным.

Руки опустились. Телефон чуть не выскользнул из ослабевших пальцев. Я прижала ладонь к груди, будто пытаясь унять боль, которая росла там, как тёмный шар, заполняя всё пространство.

Значит, всё это время… всё это волнение, тайные надежды, попытки поймать его взгляд — было бессмысленно. Он уже выбрал. И это не я.

Тишина в комнате стала оглушительной. Только стук сердца — глухой, неровный — отсчитывал секунды, которые уже ничего не могли изменить.

Всю ночь я проплакала. Подушка была мокрой от слёз, глаза распухли и горели, а в голове — тяжёлая, вязкая пустота. Каждое воспоминание о его коротком «Да» резало заново, будто я снова и снова разворачивала бинт с незажившей раны.

Была бы моя воля — я бы вообще не пришла никуда сегодня. Осталась бы в постели, завернулась в одеяло, как в кокон, и кормила себя горечью под какой‑нибудь затяжной сериал. Ведёрко мороженого, плитка шоколада, пачка печенья — классический набор для саморазрушения. Но прогулы… Их и так слишком много за семестр. Нельзя. Нужно идти.

Я вышла из машины и побрела к институту. Ноги будто налились свинцом, каждый шаг давался с усилием. В голове стучало: «Только бы не встретить. Только бы не он».

— Полина!

Голос ударил в спину, как разряд. Всё внутри сжалось, скрутилось в тугой узел. «Какого чёрта ему от меня нужно? Пусть бегает за своей любимой». Я ускорила шаг, будто могла убежать от этого звука, от этого человека, от самой себя.

— Поля, постой! — его рука схватила меня за локоть, и я невольно остановилась.

Медленно обернулась. В глазах — лёд, в голосе — сталь, а внутри — буря, которую я изо всех сил держала за зубами.

— Какая я тебе Поля? Я — Полина!

Он отступил на полшага, будто от удара. На лице — растерянность, непонимание.

— Я… я думал… мы же друзья? Я могу тебя так называть?

Смех вырвался сам — резкий, горький, почти болезненный.

— Нет! Не можешь. И мы не друзья. Между нами была заключена сделка — и она завершена. У меня больше нет хвостов по учёбе, ты — сияешь и привлекаешь взгляды прекрасного пола. Уверена, та девушка, о которой ты говорил, очень рада твоему преображению.

Я сделала шаг ближе, голос дрожал, но я не позволяла себе замолчать:

— К тому же бонусом я ещё познакомила тебя со своим братом, и теперь ты играешь в группе, как и мечтал всю жизнь. Так что всё!

Хлопнула в ладоши — резко, отчётливо, будто ставя точку.

— Конец!

— В смысле — конец? Полина, что за глупости? Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? — в его голосе сквозила настоящая тревога, и от этого стало ещё больнее.

Я сжала кулаки, ногти впились в ладони. Нужно было добить. До конца.

— Я хорошо себя чувствую. Если непонятно — читай по губам. Я. Тебе. Не. Друг! Сделка закончилась, а с ней — и наше общение.

Он провёл рукой по лицу, будто стирая невидимую пелену.

— Полина, зачем ты так? Я… я… — запнулся, выдохнул. — Сестры скучают по тебе. Спрашивают, когда снова будем играть в «Монополию»?

Внутри что‑то треснуло. Сестры… Их звонкие голоса, смех, тёплый вечер за игрой. Но я тут же задавила эту слабость.

— Скажи им, что тупая Барби сломалась. Скоро ты приведёшь им другую — умную и настоящую. Ту, в которую ты по‑настоящему влюблён. А не ту, которая общалась с тобой лишь затем, чтобы ты помог ей исправить двойки и подготовиться к зимней сессии.

Он замер. Глаза расширились.

— Ты правда общалась со мной только поэтому?

Голос дрогнул, но я выпалила, не глядя на него:

— Нет, блин! Потому что ты красавец неземной. Особенно был… до того, как я привела тебя в божеский вид. Зачем мне ещё с тобой общаться?

Слова повисли в воздухе — резкие, злые, насквозь фальшивые. Я знала, что он видит это. Видит, что за всей этой бравадой — только боль, только обида, только разбитое вдребезги «а вдруг?».

Я отвернулась, чтобы он не увидел, как дрожат мои губы. Нужно было уйти. Сейчас. Пока я ещё могла держаться на ногах.

Глава 11

Дни тянулись бесконечно, словно кто-то намеренно растягивал каждую минуту, заставляя меня заново переживать ту боль. Мне было невыносимо видеть его на парах: он улыбался, шутил, жил — а я каждый день умирала внутри, наблюдая, как он легко и беззаботно общается с другими девушками. Может, уже и с той самой «любимой»… Откуда мне знать?

Завтра — суббота. Крис и Мира снова звали меня развеяться. Но я не хотела никуда идти. Не хотела изображать веселье, натянуто улыбаться, чувствовать на себе их сочувствующие взгляды. Я тонула — медленно, беззвучно — в болоте своей неразделённой любви. И каждое их «давай, встряхнись!» лишь глубже погружало меня в эту вязкую тоску.

Ближе к вечеру я всё-таки выползла из комнаты на кухню — хоть чем-то перекусить. За столом сидел Давид.

— Не хочешь с нами завтра поехать в Гомель? У нас выступление в клубе. — Нет! — вырвалось резко, почти грубо. — Почему? Ты ведь всегда раньше с нами ездила. Можешь взять с собой подруг, если хочешь. Поедем на двух машинах. — Нет! — повторила я, не глядя на него. — Что с тобой происходит в последнее время? — в его голосе прозвучала неподдельная тревога. — Ничего! — отрезала я.

В этот момент в дверь позвонили.

«Прекрасно. Хоть что-то, чтобы прервать этот бессмысленный диалог», — с облегчением подумала я.

Давид пошёл открывать. На пороге стоял Илья.

— Привет, дружище! Спасибо, что пришёл, — радостно воскликнул Давид.

«Да ну, блин, нет! Он ещё и у нас теперь будет мелькать?» — внутри всё сжалось от неприятного ощущения.

Я вышла из кухни и направилась к себе в комнату. Давид и Илья обернулись, провожая меня взглядами. Я не знала, зачем он пришёл. И изо всех сил старалась убедить себя, что мне это совершенно не волнует.

Дойдя до комнаты, я резко захлопнула дверь, вставила в уши наушники и закрыла глаза. Музыка загремела в ушах, но даже она не могла заглушить тупую, ноющую боль где-то в груди. Я уткнулась лицом в подушку, пытаясь спрятаться — от них, от себя, от всего мира.

В конце концов я уснула. Не знаю, сколько прошло времени, но в комнату тихо зашёл брат. Я почувствовала его присутствие ещё до того, как он произнёс хоть слово — будто воздух стал гуще, наполнился заботой, от которой хотелось отмахнуться, зарыться глубже в одеяло и исчезнуть.

— Что надо? — буркнула я, не открывая глаз, стараясь вложить в голос как можно больше раздражения, чтобы скрыть ту щемящую пустоту внутри.

— Да что с тобой такое? — в его голосе звучало не раздражение, а искренняя тревога, от которой стало ещё больнее. Зачем он пытается меня понять? Лучше бы просто оставил в покое.

— Я уже сказала — ничего.

— Почему ты перестала общаться с Ильёй? Вы же дружили?

— Теперь не дружим, — отрезала я, чувствуя, как в груди снова закипает обида.

— Что, помог подтянуть все предметы — и больше не нужен?

— Именно! — выпалила я, резко садясь на кровати, будто эти слова вытолкнули меня из лежачего положения.

— Полина, это подло и некрасиво. Ты просто пользуешься людьми, не думая о них, о их чувствах.

Его слова ударили сильнее, чем я ожидала. Я подскочила с кровати, словно меня подбросило пружиной, и развернулась к нему, чувствуя, как слёзы злости подступают к глазам.

— Это я пользуюсь? Да? Извините! А он — нет? Ты бы видел, как он выглядел до того, как я помогла ему преобразиться! Никто не обращал на него внимания, все называли его очкариком. А теперь — прям звезда, вокруг него девчонки вьются. Я ему подсказывала, как общаться с девушками, как себя вести, как одеваться! А он? Он просто взял и влюбился в другую!

— Что? — брат замер, явно не ожидая такого монолога. В его глазах мелькнуло что-то вроде шока, смешанного с сочувствием.

Я поняла, что в запале наговорила лишнего. Но отступать было некуда — слова уже повисли в воздухе, отравляя пространство между нами.

— Ничего!

— Ты что… в него влюбилась? — спросил он осторожно, будто боясь ранить ещё сильнее.

— Что?! Нет, конечно! Как я могла в него влюбиться? Ничего подобного! — я почти выкрикнула это, пытаясь убедить не столько его, сколько себя.

— Так вот оно в чём дело… — протянул он, и в его взгляде появилось то самое понимание, которого я боялась больше всего.

— Я не влюбилась! Не влюбилась! Ты слышишь меня?! — мой голос дрогнул, несмотря на все попытки звучать твёрдо.

— Слышу. Но не слушаю. Твоё поведение говорит само за себя.

Я резко отвернулась, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. В горле стоял ком, а глаза предательски защипало. Я ненавидела эту слабость, ненавидела то, как легко он видит меня насквозь.

— Тебе просто кажется. Я просто… просто не люблю, когда меня обманывают.

Брат подошёл ближе, положил руку на плечо. Его прикосновение было таким тёплым, таким родным, что мне захотелось разрыдаться ещё сильнее.

— Обманывают? Ты хоть сама понимаешь, о чём говоришь? В чём он тебя обманул? В том, что полюбил другую? Не тебя?

— Да! — выкрикнула я, и слёзы наконец прорвались, обжигая щёки.

Брат подошёл, обнял меня, прижав к себе, как в детстве, когда я падала с велосипеда или получала плохую оценку. Его рука мягко гладила меня по спине, и от этой нежности боль стала ещё острее.

— Я тебя понимаю, правда. Но ты неправа. Он ведь не виноват в этом.

— Мне всё равно. Мне больно! А он веселится. У него концерты, девочки, весёлая жизнь. — я говорила сквозь слёзы, и каждое слово отзывалось в груди острой колючкой.

— Я бы не сказал, что он веселится. Он расстроен из-за того, что вы перестали общаться. Думает, ты им просто воспользовалась. Он ничего не понимает.

— Вот пусть и не понимает! Давай закроем эту тему. Ладно? — я попыталась отстраниться, но брат лишь крепче прижал меня к себе.

— Ладно. — Он продолжал гладить меня по спине, и этот простой жест вдруг заставил меня почувствовать себя маленькой и беззащитной. — Но попробуй, просто попробуй посмотреть на всю эту ситуацию его глазами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А кто посмотрит моими глазами? А? — мой голос сорвался, превратившись в тихий всхлип.

— Сестрёнка… — в его голосе прозвучала такая нежность, что я окончательно развалилась на части.

Давид продолжал гладить меня по спине, и я позволила себе на мгновение раствориться в этом тепле, в этой безусловной любви, которая всегда была рядом, даже когда я отталкивала всех.

— Всё, успокойся. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала я сквозь слёзы, уткнувшись в его плечо.

— Подумай насчёт концерта. Развеешься немного. Пойми, он мой товарищ, мы с ним в одной группе играем. Тебе придётся с ним видеться. И чем раньше ты это примешь, тем лучше.

Я молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. В голове крутились мысли, одна болезненнее другой, но сквозь эту бурю пробивалась слабая искра понимания: возможно, брат прав. Возможно, мне действительно нужно взглянуть на всё иначе. Но сейчас — сейчас я просто хотела остаться в этих объятиях, где боль становилась чуть тише, а мир — чуть добрее.

Утром я, на удивление, чувствовала себя лучше. Слова брата действительно оказались логичными — они словно пролили свет на то, что я упорно не хотела видеть.

«Илья не виноват, что влюбился в другую», — мысленно повторила я, глядя в зеркало. Отражение показало мне уставшие, но уже не такие потухшие глаза.

Я вела себя жалко. Как конченая эгоистка. Отталкивала всех, кто искренне любит меня, и в то же время жадно ждала любви от того, кому была не нужна. Эта мысль ударила больно, но в ней была очищающая правда.

«Пора перестать прятаться», — решила я.

Мне действительно хотелось поехать в Гомель на концерт ребят. Послушать их музыку, посмеяться с подругами, просто жить — без оглядки на ту боль, которую я так старательно хранила внутри. Нужно было абстрагироваться от этого глупого, безответного чувства. Пусть видит — у меня всё хорошо. Я не страдаю. Мне не больно.

Я взяла телефон и написала в общий чат Крис и Мире:

Сегодня в Гомеле концерт Tree House. Вы со мной?

Девчонки ответили практически одновременно.

Крис:

Да! Ура! Едем!

Мира:

Во сколько нам быть у тебя?

Я:

Через час выезжаем!

Крис:

Уже собираюсь.

Мира:

Я тоже. P. S. Рада, что ты ожила. Мы с Крис за тебя переживали.

Я:

Всё отлично!

Экран погас, а я ещё несколько секунд смотрела на тёмное стекло, чувствуя, как внутри что-то тихонько шевельнулось — не боль, не обида, а робкий проблеск… надежды?

Быстро прошлась по комнате, собирая нужные вещи.

На кухне заварила себе зелёный чай, сделала пару глотков. Горячий напиток мягко обволок изнутри, придавая уверенности.

Потом написала брату — он с утра уехал на репетицию:

Мы едем. Заберёшь нас?

Давид:

Супер! Буду через 30 минут.

Глава 12

Мы выехали из Минска в Гомель на двух машинах. Расстояние неблизкое, но концерт только вечером — приедем как раз к началу.

Я ехала вместе с Сергеем и девочками. В салоне громко играла музыка: Сергей поочерёдно включал 30 Seconds to Mars, Muse и HIM. Ритмичные композиции, весёлые пересмешки и бесконечные разговоры с подругами понемногу снимали напряжение.

В другой машине ехали Давид, Дима и Илья. Время от времени я невольно поглядывала в их сторону, но старалась делать это незаметно.

На заправке мы решили выйти перекусить. Воздух был свежим, с лёгкой прохладой, предвещавшей скорый вечер. Все разбрелись по небольшой зоне отдыха: девочки тут же затеяли спор, что взять из снеков, Сергей направился к кофейному аппарату.

Я замедлила шаг, невольно выискивая взглядом Илью. Он стоял в отдалении, у дальнего столика, погружённый в телефон. Даже не посмотрел в мою сторону.

Внутри что‑то неприятно сжалось. Я тут же одёрнула себя: «Это неважно. Ты здесь не ради него». Но мысль упрямо цеплялась за этот момент — его отстранённость, молчание, нежелание даже встретиться взглядом.

Взяла бутылку воды, сделала пару глотков, стараясь сосредоточиться на голосах подруг, на шуме проезжающих машин, на чём‑то реальном и близком.

— Полина! — окликнула Крис, махнув пакетом с чипсами. — Ты берёшь что‑нибудь?

— Нет, спасибо, — улыбнулась я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я пока просто попью.

Мира бросила на меня быстрый, внимательный взгляд, но ничего не сказала. Она всегда умела молчать так, что это молчание говорило больше слов.

Я снова глянула в сторону Ильи. Он по‑прежнему стоял в стороне, теперь уже о чём‑то разговаривая с Давидом. Их голоса доносились приглушённо, неразборчиво.

«Всё нормально, — повторила я про себя. — Это просто поездка. Просто концерт. Просто день».

Мы оставили вещи в отеле, переоделись с девчонками и приехали в клуб.

На мне были кожаные чёрные ботинки, чёрная кожаная юбка и чёрный обтягивающий топ. Губы я накрасила ярко‑красным, а волосы собрала в высокий хвост. Взгляд в зеркало — и на мгновение замерла: образ получился дерзким, смелым, совсем не похожим на ту заплаканную и безнадежно влюбленную Полину, какой я чувствовала себя ещё утром.

— Ну ты огонь! — восхищённо выдохнула Крис, оценивающе оглядывая меня. — Илья точно не устоит.

Я резко повернулась к ней:

— Причём тут Илья? — голос прозвучал резче, чем хотелось.

Мира мягко коснулась моего плеча:

— Расслабься. Крис просто говорит, что ты шикарно выглядишь. И это правда.

Я глубоко вдохнула, пытаясь унять странное волнение. Конечно, дело не в Илье. Совсем не в нём.

— Пойдём, — кивнула я, подхватывая маленькую сумочку. — А то пропустим самое начало.

В клубе уже царила атмосфера предвкушения: приглушённый свет, гул голосов, первые аккорды саундчека. Мы нашли место поближе к сцене, но не в самом центре толпы — так, чтобы можно было и посмотреть концерт, и при этом не чувствовать себя зажатой.

Пока ждали начала, девчонки оживлённо обсуждали, какие песни хотят услышать, строили предположения о сет‑листе. Я кивала, улыбалась, даже шутила, но краем глаза всё равно сканировала зал — искала…

И наконец увидела.

Давид, Дима и Илья вошли вместе. Илья на мгновение замер в проходе, будто тоже осматривал публику. Наши взгляды на долю секунды пересеклись — и тут же разошлись. Он отвернулся первым, что‑то сказал Давиду, и они направились к барной стойке.

Внутри что‑то неприятно кольнуло, но я тут же натянула на лицо беззаботную улыбку.

— О, парни пришли! — радостно воскликнула Крис. — Сейчас будет весело!

Музыка заиграла громче, свет на сцене начал меняться — концерт вот‑вот начнётся. Я выпрямилась, расправила плечи и сделала шаг вперёд, навстречу огням и звукам.

Сегодня я здесь не для того, чтобы кого‑то впечатлить. Сегодня я здесь — для себя.

Во время концерта я, как ни старалась, не могла отвести взгляда от Ильи. Его футболка открывала руки и подчёркивала мышцы во время игры на ударных. Каждый удар по барабанам отдавался в моей груди странным эхом — будто это не палочки стучали по мембране, а моё сердце билось в унисон с ритмом.

Он был полностью погружён в музыку.

Лицо сосредоточенное, брови слегка сведены, губы плотно сжаты. Капли пота блестели на висках, но он не замечал их — только ритм, только звук, только поток энергии, который он создавал.

Я ловила себя на том, что слежу за движением его пальцев, за тем, как напрягаются предплечья при каждом ударе, как перекатываются плечи под тонкой тканью футболки. Это было завораживающе — видеть, как человек превращается в часть музыки, растворяется в ней без остатка.

Концерт шёл своим чередом, но для меня время словно разделилось на фрагменты: удары барабанов, блеск пота на коже, сосредоточенный взгляд Ильи — и мои попытки притвориться, что это всё не имеет ко мне никакого отношения.

Но чем громче звучала музыка, тем труднее становилось отрицать правду: я смотрела не на выступление. Я смотрела на него.

После концерта ребята вышли к нам. Илью по дороге перехватила какая‑то блондинка — повисла на нём, начала что‑то шептать на ухо, смеяться. Он тоже улыбался.

Внутри вспыхнула ревность, острая, жгучая. «Я тоже блондинка. Чем я хуже? Почему ты не обращаешь на меня внимания?»

Не раздумывая, я рванула к ней, накрутила её волосы на кулак и с силой оттолкнула от Ильи. Она упала на пол.

— Ты что, больная?! — вскрикнула она.

— Неприлично вешаться на чужих мужчин, — холодно бросила я.

— А он что, твой мужчина?! — выкрикнула блондинка, поднимаясь.

Я замерла. Ответить было нечего. «Он не мой мужчина».

Илья смотрел на меня с изумлением. Наверное, он уже обо всём догадался.

Я развернулась и бросилась к выходу. Но не успела — он догнал меня у дверей.

— Да что с тобой происходит? Что ты творишь? — в его голосе звучало неподдельное недоумение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что я творю? — я резко обернулась. — А что ты творишь? У тебя же есть любимая! Тогда зачем позволяешь вешаться на себя всем кому ни попадя?

Он помолчал, потом тихо произнёс:

— Да… Есть любимая. Но мы не вместе.

— Не ответила взаимностью? — голос дрогнул.

— Не ответила.

— Ой, я сейчас заплачу, — я наигранно поднесла руку к глазам, будто вытираю слёзы.

— Да. Потому что она — избалованная эгоистка, которая не замечает никого вокруг. Она только пользуется людьми, а потом выбрасывает их из своей жизни.

— Ах, какая гадина! Почти как я. Где ты нашёл такую вторую? — мой смех прозвучал резко, почти истерично.

— А ещё она слепая дура! — бросил он и развернулся, направляясь к ребятам.

Я осталась стоять, оглушённая его словами. «Зачем я наговорила ему всё это? У него тоже разбито сердце из‑за неразделённой любви — так же, как и у меня. Ему тоже больно. А я ещё и подливала масло в огонь».

Может, он просто хотел забыться сегодня, выкинуть её из головы. А я… я только разбередила рану.

В груди стало тяжело, словно туда налили свинца. Музыка, смех, голоса вокруг — всё слилось в глухой гул. Я прислонилась к стене, пытаясь собраться с мыслями.

После клуба мы вернулись в отель. Я ворочалась в кровати, безуспешно пытаясь уснуть. В голове крутились обрывки диалогов, взгляды, слова — и каждый повтор лишь усиливал чувство стыда.

«Зачем я устроила эту сцену? Зачем наговорила ему столько лишнего?»

Перед глазами снова встало его лицо — удивлённое, потом обиженное, потом холодное. Он не заслужил этого. Никто не заслужил. Особенно человек, который, как и я, пытается залечить разбитое сердце.

Часы на тумбочке показывали 2:17. Тишина в номере давила, а мысли не давали покоя. Наконец я резко села, сбросила одеяло и прошептала вслух:

— Надо поговорить.

Накинула лёгкий кардиган поверх пижамы, тихо вышла в коридор. Номера ребят были через пару дверей от нашего с девочками. Остановилась перед нужной, прислушалась — внутри тишина. Глубоко вдохнула, подняла руку и постучала.

Сначала — никакой реакции. Потом за дверью послышалось движение, щелчок замка. На пороге появился Илья — в спортивных штанах и простой футболке, волосы взъерошены, глаза ещё сонные, но уже настороженные.

— Полина?.. — его голос звучал хрипловато после сна. — Что случилось?

Я сглотнула, внезапно растеряв все заготовленные фразы. Теперь, стоя перед ним, я вдруг осознала, насколько странной выглядит эта ночная вылазка.

— Извини, что разбудила… — начала я, нервно теребя край кардигана. — Я просто… не могла уснуть. И хотела… извиниться.

Он молча смотрел на меня, не приглашая войти, но и не закрывая дверь. В его взгляде читалась мучительная борьба — будто он балансировал на краю пропасти, решая, сделать ли последний шаг в бездну или отступить.

— Я вела себя как сумасшедшая сегодня, — продолжила я, стараясь не отводить взгляд, хотя внутри всё дрожало. — И раньше сказала, что мы не друзья, что это просто сделка. Прости меня. Мне жаль, что у тебя с той девушкой не получилось…

— С какой девушкой? — его голос прозвучал резко, почти раздражённо.

— Ну, в которую ты влюблён, — повторила я, чувствуя, как жар приливает к щекам.

Илья долго смотрел на меня. В его глазах мелькали тени недоумения, гнева, растерянности — целая буря эмоций, которую он явно пытался скрыть.

— Я не пойму, ты правда такая глупая или делаешь вид и просто издеваешься? — в его тоне сквозила боль, будто мои слова ранили его глубже, чем он хотел показать.

— Я не издеваюсь. Мне правда жаль, — повторила я, и голос предательски дрогнул. Внутри всё сжалось в тугой узел.

Он снова посмотрел на меня — долго, пронзительно, будто пытался прочесть в моих глазах то, что я сама ещё не могла сформулировать. Потом тихо, почти шёпотом, произнёс:

— Спокойной ночи.

Он развернулся, чтобы войти в номер. Что‑то внутри меня взорвалось — нестерпимое, жгучее желание не дать ему уйти. Я резко дёрнула его за руку, притягивая к себе.

Его лицо оказалось невыносимо близко. Губы — в миллиметрах от моих. Время остановилось. Мы замерли в этом хрупком, электризующем пространстве, где не было ни прошлого, ни будущего — только этот миг, только его дыхание, смешивающееся с моим, только бешеный стук двух сердец.

Никто из нас не решался нарушить эту грань. Но я больше не могла ждать. Была не была.

Я потянулась ближе и коснулась его губ своими — робко, почти невесомо, будто проверяла, не исчезнет ли он, как сон.

— Не надо! — выдохнул он мне в губы, но в его голосе не было твёрдости, только отчаяние и борьба.

Я подняла глаза. Он отрицательно покачал головой, развернулся и шагнул в номер, закрывая за собой дверь.

Сердце рухнуло куда‑то вниз. Я прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Хотелось скатиться по этой холодной поверхности и разреветься — громко, безутешно, до дрожи в голосе.

Но прежде, чем я успела поддаться этому порыву, дверь снова распахнулась.

Илья подлетел ко мне так стремительно, что я не успела ничего понять. Его губы уже были на моих — не нежно, не осторожно, а жадно, отчаянно, наполненно такой необузданной страстью, что у меня закружилась голова и почва ушла из‑под ног.

Он дотронулся своим языком до моего, и мир вокруг перестал существовать.

Остались только его руки — крепкие, горячие, сжимающие мои плечи с такой силой, будто он боялся, что я исчезну; только его дыхание, сливающееся с моим в едином, прерывистом ритме; только этот поцелуй — как признание, как исповедь, как долгожданное «наконец‑то».

Время потеряло смысл. Я обхватила его за шею, прижимаясь ближе, будто пытаясь впитать каждую ноту этого безумия, этой внезапной, ослепительной близости. Его пальцы скользнули по моей спине, вызывая волну мурашек, а я невольно прижалась к нему ещё сильнее, теряя последние остатки самоконтроля.

Когда он наконец отстранился, мы оба тяжело дышали. Илья смотрел на меня так, словно сам не верил в то, что только что произошло. Его глаза потемнели от страсти, грудь вздымалась, а пальцы всё ещё сжимали мои плечи, будто он не мог заставить себя отпустить.

— Это… Прости. Я не должен был. Просто не сдержался, — его голос звучал глухо, с хрипотцой, от которой по спине пробежала новая волна жара.

Я кивнула, но не ответила. Он начал уходить, но я рванулась за ним, обхватила руками его лицо и снова потянулась к его губам. На этот раз поцелуй был ещё более жадным, почти отчаянным. Я слегка прикусила его губу, и он застонал, прижимая меня к стене с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

Это была чистая, необузданная страсть. Я и подумать не могла, что в нём, в этом тихом, замкнутом «ботанике», сидит такая буря эмоций. Где он научился так целовать? Где научился пробуждать во мне это безумие?

Когда я наконец отстранилась, у меня дрожали колени, а сердце билось так громко, что, казалось, его слышно на весь коридор. Я хотела сказать ему те же слова: «Прости. Я не должна была. Просто не сдержалась». Но, взглянув в его потемневшие от страсти глаза, увидев, как тяжело вздымается его грудь, как он смотрит на меня — с смесью восхищения, растерянности и желания, — я не смогла произнести ни звука.

— Где ты научился так целоваться? — наконец выпалила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Он пришёл в себя и усмехнулся, но в этой усмешке не было насмешки — только тепло и лёгкая растерянность.

— Это всё, что тебя сейчас волнует?

— Да, мне интересно, — настаивала я, хотя понимала, что вопрос звучит нелепо.

— Со своей девушкой, — коротко ответил он.

Я посмотрела на него со злостью и удивлением.

— Бывшей девушкой. Мы давно расстались, — поспешил он добавить, будто боялся, что я неправильно пойму.

— У тебя была девушка? Тогда зачем тебе советы, как вести себя с ними? — мой голос дрогнул, хотя я пыталась говорить твёрдо.

Он молчал, но в его взгляде читалось что‑то невысказанное — будто слова застряли в горле.

— Ты её до сих пор любишь? Да? — спросила я, и в груди снова сжалось от боли.

— А ты ревнуешь? — парировал он, глядя мне прямо в глаза.

— Ответь. Любишь?

— Ответь. Ревнуешь?

— Ревную! — выпалила я, не скрывая правды.

— Люблю! Но не её.

— А кого?

Он посмотрел на меня с лёгкой усмешкой, но в его глазах была нежность, от которой у меня перехватило дыхание.

— Бестолковую одну, у которой каша в голове.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Воздух между нами был наэлектризован, будто после грозы.

— Ладно. Я спать. Если хочешь… Давай встретимся завтра, уже дома, в Минске, и поговорим, — наконец произнёс он, слегка отводя взгляд.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — сердце застучало чаще, а в горле встал ком.

Илья на мгновение отвернул голову, потом покачал ею, но тут же добавил:

— Да. Пойдешь?

— Пойду! — без колебаний ответила я, чувствуя, как внутри расцветает что‑то яркое, почти болезненное в своей радости.

— Отлично!

— Ну, я пошла? — я сделала шаг назад, но не могла оторвать от него взгляда.

— Иди.

— Давай.

— Спокойной ночи! — сказал Илья, и в его голосе прозвучало что‑то новое — тёплое, обещающее.

«Какая спокойная ночь? — пронеслось у меня в голове, когда я шла к своему номеру. — Мне сегодня не уснуть».

Он меня поцеловал — страстно, эмоционально. Он позвал меня на свидание.

«Может… Это я та девушка, в которую он влюблён? — думала я, закрывая за собой дверь. — Говорит же: эгоистка, пользуется людьми, бестолковая, слепая. Это всё похоже на меня».

Но тут же в голову закрались сомнения: «Почему он до сих пор не делал никаких попыток? Не звал меня на свидания? Нет, вряд ли это я. Может, он позвал меня, чтобы забыть о ней?»

Я опустилась на кровать, прижала ладони к горящим щекам. В памяти вновь всплыл его взгляд, его голос, его руки на моих плечах.

«А что, если всё‑таки я?» — шёпотом произнесла я, и в груди расцвело что‑то тёплое, робкое, но невероятно сильное.

Глава 13

Утром мы выехали домой. За окном медленно кружился снег, рисуя на стекле причудливые узоры. Белоснежный покров, укрывший дороги и деревья, придавал всему вокруг какую‑то особенную, почти волшебную атмосферу — словно сама природа создавала фон для наших непроговоренных чувств.

Всё время в пути я мысленно возвращалась к вчерашнему вечеру. В памяти с поразительной ясностью всплывали детали: его жаркие поцелуи, от которых перехватывало дыхание; сильные руки, уверенно сжимающие мою талию; его прерывистое дыхание у моей щеки. Каждое воспоминание прокатывалось по телу волной тепла, заставляя сердце биться чаще.

Ни один мужчина прежде не пробуждал во мне такой гаммы эмоций. Ни к кому я не испытывала подобного желания — острого, всепоглощающего, заставляющего забывать обо всём на свете. «Может, причина в том, что я в него влюблена?» — эта мысль больше не казалась пугающей. Она ложилась на душу мягко и естественно, как эти снежинки за окном.

Ближе к полудню мы решили сделать остановку и зайти в уютную кофейню. Внутри было тепло, пахло свежесваренным кофе и выпечкой. Ребята за столиком оживлённо обсуждали вчерашний концерт, но я едва различала их голоса — всё моё внимание было приковано к Илье.

Он уже не отворачивался, не прятал взгляда. Сидел напротив, опираясь локтями на стол, и смотрел на меня открыто, с тем самым озорным огоньком в глазах, от которого внутри всё замирало. В его взгляде читалось то же, что и в моих мыслях: он тоже вспоминал, как мы вчера сорвались и жадно целовали друг друга.

Я поймала его взгляд и не стала отводить глаза. Между нами словно протянулась невидимая нить, натягиваясь от каждого невысказанного слова, от каждого затаённого вздоха. Время будто замедлилось, оставив за пределами этого маленького тёплого пространства весь остальной мир.

Когда я выходила из машины Давида, Илья вышел за мной. Снег всё ещё кружился в воздухе, словно не желая расставаться с этим днём.

— Я пришлю тебе адрес, куда пойдём сегодня, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. В его взгляде читалось предвкушение, от которого у меня внутри всё замирало.

— Хорошо, — ответила я, чувствуя, как по спине пробежала приятная дрожь.

Я забежала в дом, но мысли оставались там — рядом с ним. Предвкушение сегодняшнего свидания наполняло каждую клеточку тела радостным волнением. «Интересно, куда мы пойдём? В кафе? В кино? В ресторан?» — проносилось в голове.

Но тут же я улыбнулась своим мыслям. Какая разница, куда? Главное — что с ним. Важно не место, а то, что мы будем вместе, что сможем нормально поговорить, будем смотреть друг на друга, чувствовать это невероятное притяжение, которое с каждым часом становилось только сильнее.

Я подошла к окну. Снег продолжал падать, рисуя на стекле новые узоры, а в моей душе расцветала весна — вопреки зиме за окном, вопреки всем сомнениям и вопросам. Всё было просто и ясно: я жду этого вечера, жду его, жду каждого мгновения, которое мы сможем провести рядом.

Илья прислал СМС с адресом, и я мысленно подпрыгнула от счастья. «У нас будет свидание!» — пульсировало в голове, разгоняя по телу волну тёплого возбуждения.

В груди расцветала тихая гордость: с незнакомкой, от имени которой я писала ему в соцсети, он не захотел общаться и встречаться, а со мной — хочет. Значит, я что‑то для него значу. Эта мысль согревала сильнее любого свитера.

Я стояла перед открытым шкафом, разглядывая одежду, и пыталась угадать, куда мы пойдём. В итоге выбрала то, что подойдёт практически для любого места: кожаные чёрные джинсы и белый длинный свитер. Просто, стильно, универсально.

Пока красилась, то и дело поглядывала на телефон, будто он мог выдать дополнительные подсказки. Но экран оставался пустым — только адрес и время. Воображение рисовало десятки вариантов: уютное кафе с панорамными окнами, камерный кинозал, ресторан с приглушённым светом… А может, что‑то совсем неожиданное?

Каждый штрих туши, каждое движение кисти с румянами сопровождалось мыслями о нём. Как он будет выглядеть? Как поведёт себя? Будет ли так же смотреть на меня — этим своим взглядом, от которого внутри всё переворачивается?

Когда я наконец вышла из дома, сердце билось чаще обычного. На улице по-прежнему кружились снежинки, будто спешили украсить этот день особым, зимним шармом. Я глубоко вдохнула холодный воздух, пытаясь унять волнение.

Но, подъехав к месту, указанному в СМС, я немного опешила. Тир? Серьёзно?

Здание выглядело современно — стеклянные двери, ненавязчивая вывеска, сквозь большие окна виднелись силуэты мишеней. Пока я оглядывалась, ко мне подошёл Илья. Его глаза блестели — то ли от предвкушения, то ли от радости видеть меня. В зимнем свете его черты казались особенно чёткими, а улыбка — обезоруживающе тёплой.

— Удивлена? — спросил он с лёгкой усмешкой, и от звука его голоса по спине пробежала приятная дрожь.

— Немного. Почему тир? — я всё ещё пыталась осмыслить выбор места, но внутри уже разгоралось предвкушение.

— Ну, в сердце стрелять у тебя получается метко, — он сделал паузу, давая словам осесть во мне, а потом добавил с игривой серьёзностью: — Посмотрим, так же ты хороша в стрельбе по мишеням.

«Стрелять в сердце? Про какое он сердце? Про своё, что ли?» — мысль пронзила меня, и в тот же миг всё внутри сжалось от острого, почти болезненного счастья. Щеки залило румянцем, а в груди заколотилось так, что, казалось, он вот‑вот услышит этот бешеный ритм.

Я попыталась скрыть волнение за небрежным жестом, но пальцы слегка дрожали.

— Ты всегда выбираешь такие… неожиданные места для свиданий? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Только когда хочу удивить, — он шагнул ближе, и между нами словно проскочила невидимая искра. — И увидеть, как ты улыбаешься.

Я невольно улыбнулась шире, чувствуя, как тает последнее напряжение.

— Ладно, — выдохнула я, — тогда покажи, где тут выдают оружие.

Он рассмеялся — этот звук, тёплый и искренний, будто согрел пространство между нами. Открыл дверь, пропуская меня вперёд. Внутри было уютно: приглушённый свет, аккуратные стойки, запах металла и дерева. Но я почти не замечала деталей — всё моё внимание было приковано к нему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока мы ждали инструктора, я украдкой разглядывала Илью. Он казался другим — расслабленным, открытым, словно этот необычный выбор места снял с него невидимую броню. Его профиль в мягком свете, небрежно упавшая на лоб прядь волос, сильные руки, спокойно сложенные на груди — каждая мелочь врезалась в память, заставляя сердце биться чаще.

Когда нам выдали пневматические винтовки и объяснили правила, я почувствовала, как волнение смешивается с азартом.

— Готова? — Илья поднял оружие, прицеливаясь, и в его глазах вспыхнул озорной огонёк.

— Всегда готова, — ответила я, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Но голос всё же дрогнул, выдавая меня с головой.

Первый выстрел — мимо. Второй — чуть ближе. Третий — почти в яблочко. Илья наблюдал, и в его взгляде читалось одобрение, даже восхищение.

— Неплохо, — сказал он, когда я наконец попала точно в центр. — Очень неплохо.

Я повернулась к нему, чувствуя, как внутри разгорается огонь.

— Это всё потому, что ты меня отвлекаешь, — пошутила я, но в голосе звучала искренность.

Он улыбнулся, и на секунду мне показалось, что мы не в тире, а где‑то в другом мире — там, где есть только он, я и это невероятное притяжение.

— Давай ещё раунд, — предложил Илья. — На этот раз соревнуемся. Победитель выбирает, куда пойдём после.

— Согласна, — я подняла винтовку, чувствуя, как уверенность наполняет каждую клеточку тела. — Но учти: я не собираюсь проигрывать.

Пока я целилась, Илья подошёл сбоку ко мне. Его тепло окутало меня, отвлекая от мишени. Я едва удерживала винтовку ровно, чувствуя, как учащается пульс — каждый удар отдаётся в висках, в кончиках пальцев, в самом дыхании.

— Я люблю тебя, Полина, — его голос прозвучал тихо, но каждое слово отозвалось во мне раскатом грома, пронзая до самых глубин. — Твоя стрела поразила моё сердце, как только я впервые увидел тебя в аудитории ещё год назад.

Я застыла. Перед глазами всё поплыло, словно мир растворялся в тумане, оставляя лишь его лицо, его глаза — полные нежности и той самой правды, в которую я боялась поверить. Мир вокруг будто замер: исчезли звуки тира, приглушился свет, растаяли очертания мишеней. Остался только он — его голос, его взгляд, от которого внутри всё перевернулось, закрутилось в безумном вихре чувств.

«Он сказал это… Он действительно сказал это», — мысль металась в голове, не находя опоры, тонула в океане эмоций, которые рвались наружу.

Я медленно опустила винтовку, повернулась к нему. Илья стоял совсем близко — так близко, что я чувствовала тепло его тела, уловила едва заметный аромат его парфюма, смешанный с запахом металла и дерева. Я видела, как бьётся жилка у него на шее, как в глазах плещется что‑то глубокое, настоящее — то, что нельзя подделать, нельзя скрыть.

— Ты… серьёзно? — мой голос дрогнул, выдавая всю бурю эмоций, что рвалась наружу, прорываясь сквозь хрупкую преграду самоконтроля.

Он не ответил словами. Вместо этого шагнул ближе — один шаг, который стёр последние сантиметры расстояния между нами. Осторожно взял мои ладони в свои. Его пальцы были тёплыми, чуть шершавыми — и от этого простого прикосновения по телу прокатилась волна, от которой подкосились колени, а дыхание сбилось.

— Серьёзнее некуда, — прошептал он, глядя прямо в глаза, и в его взгляде читалась такая искренность, что у меня перехватило дыхание. — Я долго боялся это сказать. Боялся, что всё испорчу. Думал, ты и сама давно всё поняла. И просто делаешь вид, что не понимаешь… чтобы не обидеть меня. А вчера… на концерте, когда ты оттянула ту девчонку от меня. И когда призналась, что ревнуешь… Эти поцелуи… Скажи, у меня есть шанс?

— Илья… — я запнулась, пытаясь собрать мысли в кучу, но они рассыпались, как стеклянные шарики. — Это я была. Признание в любви в соцсети… помнишь?

У Ильи подскочили брови, глаза округлились — в них вспыхнуло изумление, смешанное с неверием.

— Ты серьёзно?

— Более чем, — я выдохнула, чувствуя, как сердце бьётся где‑то в горле. — Ты написал, что влюблён, и поэтому я наговорила то, что наговорила. Что мы не друзья, что это просто была сделка…

— Какая же ты… — он прервался, покачал головой, а потом его губы тронула улыбка — тёплая, почти дрожащая. — Зачем додумывала? Я тогда писал о тебе. Меня не неинтересуют никакие другие девушки. Потому что я люблю тебя.

— А я тебя! — вырвалось у меня, и это было не просто признание — это был крик души, освобождение от всех страхов, сомнений, вопросов, что мучили меня столько времени.

Илья притянул меня к себе — резко, почти отчаянно, но в этом движении была такая нежность, что у меня подкосились ноги. Его губы коснулись моих — сначала легко, почти невесомо, будто он проверял, не исчезнет ли это волшебство. Но уже через мгновение лёгкие поцелуи переросли в страстные, жадные, полные невысказанной тоски и долгожданного освобождения.

Его руки скользнули под мой свитер, обжигая кожу, заставляя меня дрожать от каждого прикосновения. Я запустила пальцы под его свитшот, ощущая тепло его спины, твёрдость мышц — и это было так правильно, так естественно, что все сомнения растворились без следа.

Время остановилось. Остались только мы — наши губы, наши руки, наше дыхание, сливающееся в едином ритме. Каждый поцелуй был как признание, как обещание, как крик: «Наконец‑то!»

Когда он оторвался от меня, его грудь вздымалась, глаза блестели, а голос дрожал от страсти:

— Поехали ко мне. Мама с сёстрами уехали к бабушке.

— Поехали, — выдохнула я, едва осознавая, что говорю, потому что всё моё существо кричало: «Да!»

В этот момент не существовало ничего — ни тира, ни мишеней, ни прошлого, ни будущего. Только он, я и это безудержное, всепоглощающее чувство, которое наконец‑то нашло свой выход.

Глава 14

Мы ворвались в дом Ильи как два урагана — неистовые, задыхающиеся, ослеплённые страстью. Едва он захлопнул дверь, наши губы снова слились в жадном, почти отчаянном поцелуе. Мир вокруг перестал существовать — остались только его руки, мои пальцы, впивающиеся в его плечи, и этот безумный, всепоглощающий огонь между нами.

Илья подхватил меня на руки с такой лёгкостью, будто я ничего не весила. Я тут же обвила его талию ногами, прижимаясь к нему так тесно, как только могла. Он сделал несколько шагов и резко прижал меня к стене — твёрдой, надёжной, дающей опору этому вихрю чувств.

Его губы скользнули по моей шее, оставляя на коже огненные следы. Каждое прикосновение было как разряд, заставляющий меня выгибаться навстречу ему. Я задыхалась от переполнявших эмоций, от этого невероятного ощущения его тела, его силы, его желания.

Не разрывая поцелуя, я торопливо стянула с него лонгслив — ткань зашуршала, упала куда‑то в сторону. Под моими ладонями — горячая кожа, напряжённые мышцы, учащённое биение сердца, совпадающее с моим. Мои пальцы скользили по его спине, плечам, груди, запоминая каждую линию, каждый изгиб.

Он ответил тем же — ловко стянул свитер, и вот уже прохладный воздух касается разгорячённой кожи. Но холод длился лишь мгновение — его ладони тут же накрыли мои плечи, спустились ниже, вызывая новую волну дрожи.

Каждый поцелуй, каждое прикосновение были как признание, как крик души, наконец‑то освободившейся от оков. Я терялась в нём — в его запахе, в его тепле, в этой невероятной близости, о которой мечтала так долго.

— Полина… — прошептал он, на секунду отрываясь от моих губ, и в этом шёпоте было столько нежности, столько невысказанного, что у меня перехватило дыхание.

Я не ответила словами — вместо этого притянула его ближе, ещё ближе, будто пытаясь слиться с ним воедино. Потому что сейчас не нужны были слова. Всё говорило за нас — наши тела, наши сердца, этот безумный ритм, под который танцевала сама Вселенная.

В этот момент в коридоре резко включился свет — яркий, беспощадный, словно прожектор на сцене. Кто‑то негромко откашлялся, и я медленно, будто в замедленной съёмке, перевела взгляд.

На нас смотрели трое: Лиза с широко раскрытыми глазами, Маша, уже приоткрывшая рот от любопытства, и… красивая блондинка с точёными чертами лица, в которых безошибочно читались черты Ильи.

«Это его мама».

От ужаса у меня внутри всё перевернулось. Кровь прилила к щекам, запылали уши, а ладони мгновенно стали влажными. «Отличное первое знакомство! Полуголая девица на руках её полуголого сына — и всё это на глазах у детей!» Я буквально чувствовала, как пол под ногами начинает уходить вниз, как отчаянно хочется провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться в воздухе.

— Эм… здравствуйте, — выдавила я из себя, голос дрогнул и прозвучал жалко, почти шёпотом.

Илья неторопливо опустил меня на ноги — каждое движение казалось мучительно медленным, словно в вязком сиропе. Я судорожно подхватила свитер, валявшийся на полу. Пальцы не слушались: то и дело соскальзывали, не могли попасть в рукава. Илья тем временем натянул свой лонгслив, его лицо было напряжённым, но он старался держаться спокойно.

— Что вы тут делаете? Вы же должны быть у бабушки, — спросил Илья, и хотя он изо всех сил старался говорить ровно, я уловила в его голосе нервные нотки, попытку скрыть неловкость.

— Да, должны. Но дороги замело снегом, решили не рисковать, — ответила мама Ильи. Её голос звучал ровно, почти невозмутимо, но в глазах мелькнуло что‑то неуловимое — то ли удивление, то ли лёгкая усмешка.

— Барби, ты вернулась! — вдруг радостно взвизгнула Маша и бросилась ко мне, обнимая за талию. — А вкусняшки ты принесла?

Её непосредственность на секунду пробила стену моего стыда. Я попыталась улыбнуться, но губы будто онемели.

— Маша, выпрашивать у гостьи сладости — это некрасиво, — мягко, но твёрдо осадила её мама Ильи. В её тоне не было злости, лишь спокойная воспитательная нотка.

Я всё ещё чувствовала, как пылает лицо, как сердце колотится где‑то в горле. «Боже, как теперь смотреть ей в глаза? Что сказать? Как оправдаться?» Мысли метались, как птицы в клетке, но ни одна не могла найти выход.

Мама Ильи медленно оглядела нас — сначала сына, потом меня, затем снова сына. Её взгляд был спокойным, но таким пронзительным, что казалось, она видит каждую мою мысль, каждую эмоцию, каждую попытку спрятаться за неловкой улыбкой.

Тишина затягивалась, становясь почти осязаемой. Я сжала кулаки, пытаясь взять себя в руки, но пальцы всё ещё подрагивали.

Наконец, мама Ильи слегка приподняла бровь и чуть склонила голову:

— Ну что ж… Похоже, у нас сегодня неожиданный гость.

— Я, пожалуй, пойду, — начала я, пытаясь собраться с силами и сделать шаг к двери. Голос звучал тихо, почти потерянно.

— Куда пойдёшь? Мы тебя столько ждали! — возразила Лиза, глядя на меня с искренним недоумением.

— Да проходите, — мягко, но уверенно сказала мама Ильи. — Я — Людмила. С девочками вы знакомы, они много про вас рассказывали… В отличие от моего сына, который всё это время скрывал вас от меня.

Её тон не был обвинительным — в нём сквозила лёгкая ирония, но без тени осуждения.

— Я — Полина. Очень приятно, — выдавила я из себя, стараясь улыбнуться как можно естественнее.

— Никого я не скрывал, — тут же отозвался Илья, слегка нахмурившись. — Просто не было возможности вас познакомить. В прошлый раз ты была на работе.

— Ну да, не было возможности, — повторила Людмила с едва заметной улыбкой. — Проходите, будем ужинать. У нас пюре с сосисками.

— Ура, сосиски! — радостно вскрикнула Маша и помчалась на кухню. За ней, громко мяукнув, устремилась кошка.

— Подожди, я тоже сосиски хочу! — следом рванула Лиза.

Мы остались втроём. Тишина повисла между нами, но уже не такая напряжённая — скорее осторожная, выжидательная.

— Простите… за то, что вы увидели, — наконец произнесла я, глядя в пол. Слова давались тяжело, будто каждое приходилось вытягивать из себя силой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мама, Полина — моя девушка, — вдруг выпалил Илья, глядя прямо на мать.

«Моя девушка…» — эти слова, слетевшие с его губ, отозвались во мне тёплой волной.

Как же красиво они звучали из его уст — просто, искренне, без намёка на сомнение.

Людмила на секунду замерла, внимательно посмотрела на сына, потом перевела взгляд на меня. В её глазах больше не было ни тени строгости — только понимание, даже нежность.

— Я всё поняла, — сказала она тихо. — Все мы были молодыми. Ничего страшного. Проходите.

Её голос звучал так спокойно, так по‑доброму, что у меня будто камень с души свалился. Я подняла глаза — Илья слегка улыбнулся и кивнул, словно говоря: «Всё хорошо».

Мы двинулись на кухню, откуда доносились весёлые голоса девочек и аппетитный запах ужина. В этот момент я вдруг осознала: возможно, всё не так ужасно, как казалось минуту назад. Возможно, это даже начало чего‑то нового — не только для нас с Ильёй, но и для всей его семьи.

На кухне царил уютный беспорядок: на столе уже стояли тарелки с пышным картофельным пюре и румяными сосисками, рядом — графин с компотом и корзинка с хлебом. Маша и Лиза, забыв про недавнюю спешку, увлечённо раскладывали приборы, периодически перебрасываясь шутками. Кошка, свернувшись клубком у подоконника, сонно наблюдала за суетой.

Людмила включила над столом тёплый свет, и тени от абажура мягко легли на скатерть в клетку.

— Садитесь, — она указала на свободные места. — Полина, вы, наверное, проголодались?

Я кивнула, чувствуя, как неловкость постепенно отступает, уступая место чему‑то новому — осторожному, но тёплому.

— Да, спасибо. Выглядит очень аппетитно.

Илья сел рядом, незаметно коснулся моей руки под столом — и это мимолетное прикосновение будто подпитало меня уверенностью.

— А вы чем занимаетесь, Полина? — спросила Людмила, разливая компот по стаканам.

— Я… учусь на эколога в МГЭИ, — ответила я, слегка запнувшись.

— Мы однокурсники, ма, — вставил Илья, чуть наклонившись к матери. — Уже второй год вместе учимся.

— Я тоже со своим одноклассником Сашкой завтра поцелуюсь! — бодро заявила Маша, размахивая вилкой.

— А я с Ромой из садика! — тут же подхватила Лиза, явно не желая отставать.

Боже мой, какой стыд. Я опустила голову, чувствуя, как жар приливает к щекам. Вилка в руке вдруг стала невыносимо тяжёлой, а скатерть — удивительно интересной: я принялась изучать её клетчатый узор, будто от этого зависела моя жизнь.

— Не рановато будет для поцелуев, королевны? — с мягкой усмешкой спросил Илья, пытаясь сгладить неловкость.

— Почему рановато? — возмутилась Маша, вскинув брови. — Мне уже семь!

— А мне почти пять! — добавила Лиза, словно это всё объясняло.

Людмила тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью. Её глаза искрились весельем, но в них не было ни капли осуждения.

— Девочки, давайте пока сосредоточимся на ужине, — мягко сказала она. — А поцелуи… ну, это можно оставить на потом.

— Но мы же должны тренироваться! — не унималась Маша. — Чтобы, когда вырастем, уметь хорошо целоваться!

Я чуть не подавилась компотом. Илья, заметив это, незаметно пнул меня под столом — не больно, а так, чтобы отвлечь. Я метнула на него взгляд, полный мнимого возмущения, но в уголках губ уже пробивалась улыбка.

— Тренироваться можно и без поцелуев, — вмешался Илья, стараясь сохранить серьёзный тон. — Например, учиться быть добрыми, внимательными…

— И готовить! — подхватила Людмила, кивая на тарелки. — Кто хочет помочь мне сделать блинчики на десерт?

— Я! — взвизгнула Маша, тут же забыв про Сашку.

— И я! — поддержала Лиза.

— Вот и отлично, — Людмила поднялась, собирая пустые тарелки. — Полина, может, поможете мне?

Я кивнула, с облегчением вставая из‑за стола. Пока мы шли на кухню, я услышала, как Илья шепчет сёстрам:

— Ну что, будем учить вас секретам кулинарной магии вместо поцелуев?

Девочки засмеялись, а я, наконец, смогла выдохнуть. На кухне Людмила уже доставала муку и яйца, её лицо светилось добродушной улыбкой.

— Не смущайтесь, — сказала она, заметив мой всё ещё пылающий взгляд. — Дети есть дети. Зато теперь вы знаете, что в нашей семье скучно не бывает.

Я улыбнулась в ответ, чувствуя, как последний остаток неловкости растворяется в тёплом свете кухни и весёлом гомоне из‑за двери.

— А ты придёшь на мой день рождения, Барби? — спросила меня Лиза, заглядывая в глаза с неподдельной искренностью. — Мне двадцатого декабря пять исполняется.

Я на секунду замерла, невольно посмотрев на Илью. Он ответил лёгким кивком и тёплой улыбкой — мол, конечно, приходи.

— Приду, конечно, — ответила я, и на душе сразу стало светлее. — До него ещё целых две недели. Успеем всё подготовить.

— Я заранее предупреждаю, чтобы ты успела выбрать подарок, — серьёзно добавила Лиза, скрестив пальчики на удачу.

Мы все рассмеялись — искренне, легко, без тени напряжения. Даже кошка, до этого дремавшая у батареи, приоткрыла один глаз, будто удивляясь, что тут так весело.

— А что бы ты хотела получить? — спросила я, наклоняясь к Лизе.

Она на мгновение задумалась, закусив губу, потом выпалила:

— Набор для опытов! Ну, чтобы делать пузыри, которые не лопаются, и цветную пену, и чтобы всё шипело и пенилось!

— Ого, серьёзный запрос, — засмеялся Илья. — Похоже, у нас растёт будущий химик.

— Не просто химик, а волшебница! — поправила его Маша, важно подняв подбородок. — Я тоже хочу набор, но с блестками. Чтобы всё сверкало.

Людмила, раскладывая ингредиенты для блинчиков, покачала головой с притворной строгостью:

— Так, девочки, сначала ужин, потом разговоры о подарках. А то всё тесто убежит без вас.

Лиза тут же бросилась к раковине мыть руки, а Маша потянула меня за рукав:

— Пойдём помогать! Ты же умеешь делать блинчики?

— Умею, но не такие вкусные, как у вашей мамы, — призналась я.

— Ничего, мы тебя научим! — торжественно объявила Маша, вручая мне кухонное полотенце.

Пока мы замешивали тесто, Лиза то и дело напоминала:

— Не забудь про день рождения! Двадцатое декабря, в три часа!

— Запомню, — пообещала я, чувствуя, как внутри разливается непривычное, тёплое ощущение.

Это было странно и удивительно: я сидела на кухне незнакомой мне семьи, смешивала муку с яйцами, слушала детский смех и знала — что‑то изменилось. Не просто в этот вечер, а навсегда.

Илья, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за нами с тем особым выражением, от которого у меня каждый раз замирало сердце. Когда наши взгляды встретились, он тихо сказал:

— Вижу, ты уже вписалась в семью.

Я улыбнулась в ответ, не находя слов. Потому что в этот момент всё казалось таким… правильным.

Глава 15

Всю следующую неделю мы каждый вечер проводили вместе — и каждый новый день будто подпитывал то хрупкое, но яркое чувство, что расцвело между нами. Мы ходили в кино, где вместо фильма чаще смотрели друг на друга; сидели в кафе, забывая про остывающий кофе; готовились к зимней сессии, но вместо конспектов находили друг в друге бесконечный источник тепла. Мы постоянно смеялись, шептали друг другу на ухо нежности, целовались украдкой, будто подростки, впервые познавшие вкус запретного. Каждый такой момент казался крошечным взрывом счастья — внезапным, ослепительным, оставляющим после себя тёплое послевкусие.

Подругам я наконец‑то рассказала: «Мы вместе». Они визжали, требовали подробностей, но я лишь улыбалась — потому что слова не могли передать того, что творилось внутри.

А вот от брата и участников группы Илья пока скрывал наши отношения. Когда он пришёл в группу вместо Юры, был уговор: никаких девушек, которые будут отвлекать от репетиций и группы. Поэтому наши встречи чаще случались после его поздних репетиций — мы бродили по заснеженным улицам, прятались в маленьких кофейнях, шептали друг другу глупости и важные вещи, смешивая их в один бесконечный монолог любви.

Но меня не отпускала одна мысль.

После того случая у порога его дома — когда мы едва не перешли черту, когда его руки уже скользили по моей спине, а губы обжигали шею, — он больше не делал попыток меня соблазнить. Ни намёка, ни дерзкого взгляда, ни случайного прикосновения, которое бы говорило: «Я хочу тебя».

А я хотела.

Хотела так, что по ночам ворочалась в постели, вспоминая его пальцы, его дыхание, его шёпот. Хотела так, что каждый поцелуй на прощание оставлял во мне горьковатое чувство недосказанности.

И это мучило.

Может, то, что нас застали его мама и сёстры, навсегда отбило в нём желание? Может, он теперь видит во мне не женщину, которую хочет, а… гостью, которую нужно вежливо провожать до двери?

Но я была настроена решительно.

Сегодня брат ушёл на вечеринку, а отец уехал по работе в другой город. Дом был пуст — тихий, тёплый, ждущий. Идеальная возможность перейти на следующий этап.

Я пригласила Илью.

Заранее приготовила всё: зажгла ароматические свечи, включила джаз — негромкий, обволакивающий.

Надела красивое бельё — тонкое, кружевное, от которого по коже пробегали мурашки. Сверху — лёгкое платье, почти невесомое, которое можно снять одним движением.

Смотрела на себя в зеркало и думала: «Сейчас или никогда».

Когда он позвонил в дверь, сердце подскочило к горлу. Я глубоко вдохнула, поправила волосы, улыбнулась своему отражению — и пошла открывать.

Он стоял на пороге с букетом белых хризантем, слегка запыхавшийся, с искоркой в глазах.

— Привет, — сказал просто, но голос дрогнул.

— Привет, — ответила я, впуская его. — Я соскучилась.

Он шагнул внутрь, закрыл за собой дверь — и в этот момент мир сузился до нас двоих. До его рук, которые тут же обняли меня, до его губ, коснувшихся моих.

Я прижалась к нему, чувствуя, как внутри разгорается огонь. «Сегодня», — подумала я, запуская пальцы в его волосы. «Сегодня всё изменится».

Я поцеловала его — сначала нежно, едва касаясь губами, словно проверяя, насколько реальны эти мгновения. Но уже через секунду всё изменилось: его руки крепче сжали мою талию, а ответный поцелуй стал глубже, жарче, будто сдерживаемая неделями страсть наконец‑то нашла выход.

Я потянула его за собой, не разрывая поцелуя, чувствуя, как дрожат колени. В голове шумело, мысли рассыпались на осколки — остались только ощущения: тепло его ладоней сквозь тонкую ткань платья, прерывистое дыхание, стук наших сердец, сливающихся в один бешеный ритм.

Он осторожно прижал меня к стене, одной рукой скользнул по волосам, другой — вдоль позвоночника, заставляя прижаться ещё ближе. Я запустила пальцы под его свитер, ощущая под ладонями горячую кожу, рельеф мышц — и это прикосновение заставило меня тихо вздохнуть.

— Полина… — прошептал он, на секунду отрываясь от моих губ. Его глаза блестели в полумраке, дыхание было прерывистым. — Ты уверена?

Я не ответила словами. Вместо этого приподнялась на цыпочки, коснулась губами его подбородка, затем шеи, чувствуя, как он вздрагивает от каждого прикосновения. Мои пальцы сами нашли край его свитера, потянули вверх — и он понял без слов. Помог мне снять его, не отводя взгляда, будто запоминая каждую секунду.

В воздухе повисло что‑то новое — трепетное, долгожданное, почти священное. Больше не было ни страхов, ни сомнений, ни границ. Только мы двое, тепло наших тел, шёпот, прерывающийся на вздохи, и бесконечная нежность, переплетённая с огнём желания.

Его ладони медленно скользнули по моим плечам, опустились к краю платья — и я задержала дыхание, чувствуя, как всё внутри сжимается от предвкушения. Он замер на мгновение, словно спрашивая разрешения, а потом…

Он замер на мгновение, словно спрашивая разрешения, а потом…

Резкий скрип двери разорвал хрупкую тишину. Мы вздрогнули, разомкнув объятия. На пороге стоял мой брат — лицо перекошено от шока, взгляд метает молнии.

— Какого хрена тут происходит?! — выпалил он, голос дрожал от ярости.

Внутри меня будто взорвалась граната: сначала жаркая волна злости, потом ледяная досада. «Ты опять? Второй раз подряд! Сколько можно?!»

Я сжала кулаки, пытаясь удержать рвущиеся наружу слова. Хотелось закричать: «Какого хрена ты припёрся?!»

Но вместо этого лишь глухо выдохнула:

— Что ты здесь делаешь?

— Это мой дом тоже, между прочим!

Илья медленно отступил на шаг, прикрывая меня собой. Я почувствовала, как дрожат его плечи — не от страха, а от сдерживаемого напряжения.

— Мы просто… — начала я, но голос предательски дрогнул.

Злость вдруг схлынула, оставив после себя горькую пустоту. Глаза начало жечь, слёзы собрались в уголках, готовые хлынуть потоком. Я моргнула, пытаясь сдержать их, но одна всё же скатилась по щеке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Брат замер. Его лицо на секунду смягчилось, будто он только сейчас увидел не «нарушителей порядка», а нас — двух людей, которых застали в самый уязвимый момент.

— Послушай, — тихо, но твёрдо сказал Илья, поворачиваясь к нему. — Ничего плохого не происходило. Мы… мы вместе. И я отношусь к Полине с уважением.

— Ты её любишь? — голос брата звучал глухо, но в нём явственно слышалась не просто любопытство, а какая‑то тяжёлая, выстраданная забота. Он смотрел на Илью в упор, словно пытался разглядеть в его глазах правду до самого дна.

Илья не колебался ни секунды. Даже не моргнул.

— Да. С первого дня первого курса.

Тишина, повисшая после его слов, была плотной, почти осязаемой. Я невольно задержала дыхание, чувствуя, как сердце колотится где‑то в горле.

Брат хмыкнул — коротко, резко, но без злости. Потом перевёл взгляд на меня, и в его глазах мелькнуло что‑то странное: смесь укоризны и мягкой насмешки.

— Видишь, а ты слёзы лила, что он тебя не любит, дурёха. — Он покачал головой, будто удивляясь моей наивности. — Ладно, я заехал кое‑что забрать и сейчас уеду.

Он уже начал подниматься по ступенькам, но вдруг замер, обернулся. Лицо его на мгновение стало серьёзным, почти строгим.

— Предохраняйтесь. Я пока не собираюсь становиться дядей.

В его тоне не было привычной грубости — лишь сдержанная, неуклюжая забота. Эта фраза, такая резкая на слух, вдруг показалась мне трогательной в своей простоте. Он пытался быть строгим, но за этим явно читалось: «Я переживаю. Я не хочу, чтобы вы ошиблись».

Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы — на этот раз не от обиды или страха, а от странного, тёплого облегчения. Будто тяжёлый камень, который я носила в груди все эти недели, наконец‑то начал рассыпаться в пыль.

Илья, уловив моё состояние, незаметно сжал мою руку. Его пальцы были тёплыми, надёжными. Он посмотрел на моего брата и тихо, но твёрдо сказал:

— Я о ней позабочусь.

Брат задержал на нём взгляд дольше, чем раньше. Что‑то в его лице дрогнуло — возможно, он искал в Илье то, что могло бы его успокоить. Потом кивнул, коротко и почти незаметно.

— Ладно. Смотрите у меня.

И он ушёл, тяжело ступая по лестнице. Хлопнула входная дверь — и в этот раз звук не резанул по нервам, а скорее обозначил конец чего‑то тревожного.

Я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Илья обнял меня, прижал к себе, и я уткнулась носом в его плечо, вдыхая родной запах.

— Может, нам стоит поехать в отель? Чтобы нам точно никто больше не помешал? — спросила я, чуть улыбнувшись, но в голосе всё ещё звучала нотка неуверенности.

Илья усмехнулся, взгляд его потеплел, но в глазах мелькнула ирония:

— А там нас прервёт доставка в номер.

Я фыркнула, представив эту сцену: мы в полумраке, свечи, романтика — и вдруг стук в дверь: «Ваш заказ!»

— Не будем заказывать тогда её.

— Даже если так… Кто‑то случайно ошибётся номером и постучит к нам, — он поднял бровь, изображая серьёзность, но уголки губ дрожали в улыбке.

Мы рассмеялись — сначала тихо, потом всё громче, пока не закатились в искреннем хохоте, который снял последнее напряжение. Смех разливался по комнате, вытесняя остатки тревоги, и вдруг стало так легко, будто все преграды рассыпались в пыль.

— Что будем делать? — спросила я, вытирая слёзы от смеха. Настроение брат всё равно подпортил — энтузиазм угас, а вместо него осталось тихое, уютное ощущение «просто быть рядом». — Может, кино посмотрим?

Илья кивнул, притянул меня к себе, обнял за плечи:

— Согласен. Давай просто посмотрим фильм в твоей комнате. Без суеты, без ожиданий. Просто… мы.

Я прижалась к нему, вдыхая родной запах — смесь свежести после душа и едва уловимого аромата его одеколона. В этот момент не нужно было ни отелей, ни идеальных условий. Только он, я и тихий вечер, который обещал стать своим, особенным.

Глава 16

— Какой фильм? — спросила я, включая телевизор.

— Давай что‑нибудь лёгкое, — предложил Илья, удобнее устраиваясь на диване и подтягивая меня к себе. — Чтобы не думать, а просто чувствовать.

Я пробежалась по рекомендациям, пока взгляд не зацепился за старую романтическую комедию с искромётными диалогами и тёплым, обволакивающим настроением.

— «Когда Гарри встретил Салли»? — обернулась я к нему с улыбкой. — Классика.

— Идеальный выбор, — кивнул он, потянувшись за пледом. — Особенно сцена в ресторане… всегда смеюсь, как в первый раз.

Я запустила фильм, приглушила свет и устроилась у него под боком. Он накрыл нас мягким пледом, обнял, и я почувствовала, как напряжение окончательно отпускает.

На экране заиграла знакомая мелодия, появились первые титры — и вдруг стало удивительно просто. Не нужно было ничего доказывать, никуда спешить, никого опасаться. Только мы, тёплый плед, тихий смех над знакомыми шутками и ощущение, что всё на своих местах.

В какой‑то момент я подняла взгляд на Илью. Он смотрел на экран, но глаза его светились не от картинки, а от какой‑то внутренней теплоты.

— О чём думаешь? — прошептала я.

Он повернулся ко мне, улыбнулся — но в этой улыбке уже не было прежней лёгкой иронии. Глаза потемнели, в них плескалось что‑то горячее, почти необузданное.

— О том, что к чёрту всех. Если к нам опять кто‑то ворвётся, я выкину его в окно или спущу со ступенек.

Слова прозвучали не как шутка — как обещание. Резкое, искреннее, от которого по спине пробежала горячая волна.

Илья жадно меня поцеловал — не нежно, как раньше, а с той самой страстью, которую мы так долго сдерживали. Губы его были требовательными, руки — твёрдыми, уверенными. Он притянул меня к себе так резко, что я едва успела вздохнуть.

Я ответила на поцелуй, чувствуя, как внутри разгорается огонь. Поднялась, села сверху, пальцы сами нашли край его свитера. Дыхание сбилось, но я не остановилась — потянула ткань вверх, обнажая его грудь, его торс, такие знакомые и в то же время будто впервые открытые.

Губы коснулись его кожи — сначала осторожно, потом всё смелее. Поцелуи рассыпались по груди, по ключицам, по животу. Я чувствовала, как он вздрагивает, как его пальцы сжимаются на моих бёдрах, как прерывается его дыхание.

— Полина… — выдохнул он, запрокидывая голову. В этом звуке было всё: желание, нежность, почти мольба.

Я подняла взгляд — его лицо было таким близким, таким родным. В глазах — ни тени сомнений, только чистое, безоговорочное «да».

— Я хочу тебя, — сказала я тихо, но твёрдо. — Сейчас. Здесь.

Он ответил не словами — движением. Перевернул меня на спину, навис сверху, глядя прямо в глаза. В его взгляде читалось то же самое: решимость, страсть, любовь, наконец‑то освобождённая от всех оков.

— Больше меня никто не остановит, — прорычал мне Илья в ухо.

Его шёпот обжёг кожу, прокатился по позвоночнику огненной волной, заставив всё внутри содрогнуться. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы — настолько остро было это ощущение: его вес сверху, горячее дыхание на моей шее, его слова, полные необузданной решимости, от которых кровь закипала в венах.

— Даже не надейся, что я позволю кому‑то нас прервать, — повторил он, и в голосе звенела сталь, не оставляющая места для сомнений.

Я обхватила его лицо ладонями, заставила посмотреть на меня. В его глазах пылало то самое пламя, которое столько недель тлело под пеплом сдержанности и сомнений. Теперь оно вырвалось на свободу — жаркое, всепоглощающее, пожирающее последние остатки самоконтроля. Зрачки расширились, поглотив радужку, а в глубине взгляда читалась первобытная жажда обладать — целиком, без остатка.

— Тогда докажи, — прошептала я, проводя пальцами по его скуле, по твёрдой линии подбородка, ощущая, как под кожей пульсирует жар. — Покажи мне, насколько ты серьёзен.

Он замер на мгновение — всего один удар сердца, — а потом его губы вновь нашли мои. Этот поцелуй был другим: не просто страстным, а почти отчаянным, как будто он пытался вложить в него всё, что копилось внутри с самого первого дня. Его язык ворвался в мой рот с такой властной настойчивостью, что свело пальцы на ногах, а из груди вырвался сдавленный стон. Я вцепилась в его плечи, чувствуя, как мышцы перекатываются под моими пальцами, как его тело горит, словно раскалённый металл.

Его руки скользили по моему телу, запоминая каждый изгиб, каждое дрожание мышц под тканью платья. Пальцы впивались в кожу, оставляя невидимые следы собственничества, и от этой первобытной жадности внутри меня всё сжималось в сладком спазме. Я выгнулась навстречу, цепляясь за него, чувствуя, как нарастает внутри вихрь ощущений — сладкий, головокружительный, почти невыносимый в своей интенсивности.

— Ты такая… — он оторвался от моих губ, дыхание рваное, глаза потемневшие до цвета штормового моря. — Такая идеальная. Вся моя. Навсегда.

Каждое слово, сказанное низким, хриплым голосом, прокатывалось по телу огненной волной. Я провела ногтями по его спине, ощущая, как он вздрагивает от каждого прикосновения, как его кожа горит под моими пальцами. Его сердце билось так бешено, что, казалось, готово было вырваться из груди и слиться с моим.

— Не останавливайся, — выдохнула я, прижимая его ближе, так, что наши тела слились без единого зазора. — Хочу чувствовать тебя везде. Каждую секунду. Каждый вдох. Хочу, чтобы ты…

Он резко перевернул меня, укладывая на живот, и я ощутила, как горячее дыхание опаляет шею. Его ладони медленно скользнули по моей спине, очерчивая позвоночник, задерживаясь на пояснице, прежде чем решительно стянуть платье вниз. Ткань зашуршала, соскользнула, обнажая кожу, которая тут же покрылась мурашками от контраста прохладного воздуха и его обжигающих рук.

— Совершенство, — прошептал он, проводя кончиками пальцев по изгибу талии, бёдер. Каждое прикосновение было как разряд тока, заставляло меня вздрагивать и подаваться навстречу. Его губы последовали за руками — нежные, но настойчивые поцелуи оставляли огненные следы на моей коже, поднимаясь от поясницы к плечам, от плеч к шее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я повернула голову, поймав его взгляд — в нём пылало нечто большее, чем страсть. Это было поклонение, одержимость, необузданная потребность обладать. И от этого взгляда внутри всё плавилось, превращаясь в жидкий огонь, растекающийся по венам, затуманивающий разум.

— Илья… — простонала я, когда его губы коснулись моего плеча, спустились к лопаткам, оставляя влажные следы на разгорячённой коже. Его руки обхватили меня за талию, приподняли, прижимая спиной к его груди. Я почувствовала его твёрдость, его неистовое желание, и это заставило меня задохнуться от новой волны возбуждения, такой острой, что перед глазами вспыхнули искры.

— Что, любимая? — его голос дрожал от напряжения, от едва сдерживаемой жажды. Губы коснулись мочки уха, зубы слегка прикусили нежную кожу. — Скажи, чего ты хочешь. Прямо сейчас. Вслух.

— Тебя. Всего тебя. Без остатка. Сейчас.

— Слова вырвались хриплым шёпотом, едва различимым сквозь учащённое дыхание. — Хочу, чтобы ты… чтобы мы… стали одним целым. Чтобы не осталось ни границ, ни сомнений, ни прошлого. Только ты и я. Здесь. Сейчас. Навсегда.

Он не дал мне договорить. Его губы вновь накрыли мои в жадном, всепоглощающем поцелуе, в котором смешались вкус соли на коже, запах наших разгорячённых тел и безудержная страсть, наконец‑то освобождённая от всех оков. Его руки исследовали моё тело с одержимой настойчивостью, запоминая каждую линию, каждый изгиб, каждую точку, от которой моё дыхание срывалось в стон.

Мир вокруг растворился. Остались только мы — переплетённые тела, сбивчивое дыхание, биение двух сердец, слившихся в едином ритме безудержной, всепоглощающей страсти. Время потеряло смысл. Существовало только «здесь» и «сейчас» — и это было единственно верным, единственно важным. Каждая секунда растягивалась в вечность, каждая ласка становилась откровением, каждое прикосновение — клятвой, высеченной в самой сути бытия.

Глава 17

С утра мы проснулись вместе в моей кровати. Я долго рассматривала Илью — была по‑настоящему счастлива. Эта ночь стала лучшей в моей жизни. Я так сильно его люблю…

Тихонько приподнявшись, чтобы не разбудить его, я на цыпочках направилась в душ.

— Ты куда? — хрипло спросил Илья, не открывая глаз.

— В душ, — улыбнулась я.

— Я тоже хочу, — сонно пробормотал он.

— Ну тогда чего ты ждёшь? Дверь закрывать не буду, — подмигнула я, исчезая за дверью ванной.

Через пару мгновений я услышала позади шаги — Илья всё‑таки поднялся. Он обнял меня сзади, прижимая к себе, и уткнулся носом в волосы.

— Знаешь, — прошептал он, — просыпаться так каждый день — это именно то, о чём я мечтал.

Я повернулась к нему, провела ладонью по его щеке, ещё тёплой от сна.

— Значит, будем мечтать вместе.

Он включил воду, проверяя температуру.

Я стояла спиной к нему, прижимаясь к его телу. Тёплые капли воды стекали по коже, усиливая каждое прикосновение. Илья медленно провёл ладонью по моему плечу, спускаясь к руке, переплетая наши пальцы.

— Так хорошо… — выдохнула я, закрывая глаза от удовольствия.

Он нежно повернул меня к себе, взгляд его был мягким, но в нём читалась невысказанная страсть. Его губы коснулись моего лба, потом виска, медленно спустились к щеке. Каждое прикосновение отзывалось внутри трепетной дрожью.

— Ты даже не представляешь, как ты красива по утрам, — прошептал он, проводя большим пальцем по моей нижней губе.

Я улыбнулась, потянулась к нему, обнимая за шею. Наши губы встретились в неторопливом, ласковом поцелуе, который с каждой секундой становился всё глубже, всё горячее.

Илья осторожно провёл руками по моей спине, притягивая ближе. Я ощущала биение его сердца, синхронное с моим, и это создавало удивительный ритм — наш собственный, интимный такт.

— Останься со мной сегодня, — тихо попросила я, уткнувшись в его плечо.

— Навсегда, если позволишь, — ответил он, крепче прижимая меня к себе.

Потом он подхватил меня за ягодицы и прижал к стенке душевой кабинки.

Его губы нашли мою шею, оставляя влажные следы, от которых по коже разбегались мурашки.

— Ты сводишь меня с ума… — прошептал он, слегка прикусив кожу за ухом.

Я тихо засмеялась, проводя пальцами по его мокрым волосам:

— Это взаимно.

Его руки скользили по моей спине, бёдрам, задерживаясь на самых чувствительных местах. Каждое движение было наполнено такой необузданной страстью, что у меня перехватывало дыхание. Я прижалась к нему ещё сильнее, ощущая, как нарастает внутри вихрь ощущений — сладкий, головокружительный, почти невыносимый.

Он приподнял меня чуть выше, удерживая за бёдра, и я обвила ногами его талию. Вода продолжала струиться вокруг нас, создавая иллюзию уединённого мира, где существовали только мы двое.

— Посмотри на меня, — попросил он, заглядывая в глаза.

Я подняла взгляд и утонула в его тёмной, пылающей глубине. В этом взгляде было всё: желание, нежность, обещание чего‑то большего, чем просто момент страсти.

Наши губы снова встретились — на этот раз жадно, отчаянно, словно мы пытались впитать друг друга целиком. Время потеряло смысл. Остались только биение сердец, шум воды и это невероятное ощущение единения — полного, безоговорочного, всепоглощающего.

Его пальцы впились в мои бёдра, удерживая крепко, уверенно — так, что каждая мышца отозвалась сладкой судорогой. Я вскрикнула, когда он резко вошёл в меня, и этот звук потонул в шуме льющейся воды.

— Илья… — выдохнула я, цепляясь за его плечи, чувствуя, как ногти оставляют едва заметные следы на влажной коже.

Он замер на мгновение, глядя мне в глаза, а потом начал двигаться — сначала медленно, почти мучительно, заставляя меня выгибаться навстречу, искать более острого контакта. Его губы снова нашли мою шею, целуя, посасывая, слегка прикусывая кожу — там, где бился пульс, разгоняемый бешеным ритмом страсти.

Я задыхалась от ощущений: тепло воды смешивалось с жаром наших тел, капли стекали по груди, усиливая чувствительность, а каждое его движение отзывалось внутри вспышками ослепительного удовольствия. Мои пальцы скользили по его спине, ощущая, как перекатываются мышцы под кожей, как он напрягается с каждым толчком.

— Быстрее… — простонала я, впиваясь ногтями в его плечи. — Пожалуйста…

Он усмехнулся — низко, хрипло — и подчинился. Движения стали резче, глубже, ритмичнее. Капли воды разлетались вокруг, создавая сверкающий ореол вокруг наших сплетённых тел. Я запрокинула голову, прижимаясь затылком к прохладной стенке кабинки, а он наклонился, захватывая губами мочку моего уха, шепча что‑то бессвязное, полное обожания и желания.

Внутри нарастало напряжение — тугое, пульсирующее, готовое разорваться в любой момент. Я чувствовала, как дрожат ноги, как сжимаются мышцы, как всё тело превращается в один оголённый нерв, жаждущий разрядки.

— Я близко… — выдавила я, задыхаясь. — Илья, я…

— Я тоже, — его голос звучал глухо, почти отчаянно.

И в этот момент мир взорвался. Оргазм накрыл меня волной такой силы, что перед глазами вспыхнули разноцветные искры. Я закричала, впиваясь пальцами в его спину, чувствуя, как содрогаюсь в конвульсиях чистого наслаждения. Каждое нервное окончание пылало, каждая мышца сжималась в ритме этого невероятного освобождения.

Илья последовал за мной — его тело напряглось, дыхание оборвалось в хриплом стоне, а руки сжали меня так крепко, будто он боялся, что я исчезну. Он уткнулся лицом в моё плечо, содрогаясь в волнах собственного экстаза.

Мы стояли так несколько долгих мгновений — переплетённые, дрожащие, едва способные дышать. Вода продолжала струиться по нашим разгорячённым телам, смывая следы страсти, но не могла остудить тот огонь, что продолжал гореть внутри.

Постепенно дыхание выравнивалось. Я провела ладонью по его щеке, стирая капли воды — или, может, слёзы? — и улыбнулась.

— Это было… — начала я, но слов не нашлось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лучше, чем я мог представить, — закончил он за меня, прижимая к себе ещё крепче. — И это только начало.

Вечером Илья уехал от меня, и, хотя в моей комнате стало непривычно тихо, внутри всё продолжало петь. Я долго смотрела в окно, перебирая в памяти каждое мгновение нашей ночи и утра в душе, и улыбалась, как девчонка, впервые влюбившаяся по‑настоящему.

На следующий день в институте я буквально порхала от любви. Каждый взгляд Ильи, каждое случайное прикосновение, едва уловимый запах его парфюма — всё заставляло сердце биться чаще. Мы словно играли в тайную игру: прятались по укромным уголкам коридоров, за колоннами, в полутёмных аудиториях, которые пустовали после пар. И без конца целовались — то торопливо, украдкой, то медленно, с упоительной неспешностью, будто пытались надышаться друг другом на целую вечность.

Его пальцы находили мою руку под столом на лекции, а я, не отрывая взгляда от преподавателя, едва заметно сжимала его ладонь в ответ. В этих маленьких жестах было столько невысказанного, столько обещаний, что порой мне казалось — ещё немного, и я взорвусь от переполнявших чувств.

После пар, направляясь к своей машине, я вдруг вспомнила: через неделю у малышки Лизы день рождения. Лёгкая волна тепла накрыла меня при мысли о её сияющих глазах, о том, как она будет разворачивать подарок. Я направилась в магазин игрушек, погрузившись в приятное предвкушение.

В ярком зале с разноцветными витринами я сразу отыскала то, что просила Лиза — набор для опытов с гигантскими мыльными пузырями. Представила, как она восторженно будет дуть в специальную палочку, наблюдая, как переливаются на солнце хрупкие сферы, и не смогла сдержать улыбки.

Но и про Машу я тоже не забыла. Она так трогательно просила точно такой же набор — только с блёстками, чтобы пузыри сверкали, словно маленькие галактики. Найдя нужный, я аккуратно положила его рядом с первым: теперь обе подружки получат то, о чём мечтали.

А напоследок я выбрала для Лизы плюшевого единорога — белоснежного, с радужной гривой и добрыми глазами‑бусинками. Он выглядел таким мягким и уютным, что мне самой захотелось его обнять.

Кассир упаковала покупки в красивые пакеты с яркими лентами, и я, довольная, направилась к выходу. Сжимая в руках коробки с подарками, я ощущала тёплое, уютное чувство выполненного долга и предвкушения праздника.

По дороге домой я мысленно рисовала картину грядущего дня рождения: весёлые крики, сверкающие пузыри, сияющие глаза девочек и их благодарные объятия. От этих мыслей на душе становилось светло и радостно — будто я сама готовилась получить самый желанный подарок.

Когда я подъехала к своему дому, заметила у ворот какую‑то девушку.

Странно? Кто она такая? Может, к Давиду пришла?

Я вышла к ней.

— Привет, — сказала она мне с улыбкой.

— Привет. Я Полина.

— Я знаю, кто ты. Я Аня, девушка Ильи.

Её слова ударили, как пощёчина. Я невольно отступила на полшага, чувствуя, как внутри всё сжалось.

— Девушка Ильи? В смысле, бывшая? — выдавила я, и в голосе уже прорезалась тревога.

— Ну, не знаю, тебе решать — какая я: бывшая или настоящая, — она чуть наклонила голову, словно изучая меня, наслаждаясь эффектом.

Она неторопливо достала из сумки фото УЗИ. Пальцы её двигались с пугающей размеренностью, будто она репетировала этот момент.

У меня земля ушла из‑под ног. Воздух будто сгустился, стал колючим, не давая вдохнуть. В висках застучало, а в горле встал тугой ком.

— Ты… беременна? — прошептала я, и голос прозвучал чужим, далёким.

— Да. Шесть недель, — она держала снимок так, чтобы я точно его увидела, чтобы не осталось ни тени сомнения.

— Это… от Ильи?! — я почти выкрикнула вопрос, сама не своя от смеси ужаса, неверия и острой, обжигающей боли.

— Да, — её ответ прозвучал тихо, но отчётливо, как последний удар молотка, забивающего гвоздь в крышку гроба моих надежд.

Я почувствовала, как мир вокруг теряет чёткость — очертания размываются, звуки приглушаются, а в груди разрастается ледяная пустота, от которой невозможно спрятаться. «Охренеть! Просто охренеть! Слов нет», — пульсировало в голове.

Я резко развернулась, открыла ворота и бросилась к себе в комнату. Захлопнула дверь, прижалась к ней спиной, словно это могло оградить от реальности.

В сердце впились тысячи игл — острая, разрывающая боль, от которой перехватывало дыхание. В висках стучало: «Не может быть… Как так… Почему он ничего не сказал?..»

Перед глазами всё плыло. Я опустилась на пол, обхватив колени руками, пытаясь собраться, но мысли разбегались, как испуганные птицы. Образ Ильи — его улыбка, его прикосновения, его слова о «навсегда» — теперь казался жестокой насмешкой.

Руки дрожали. Я сжала их в кулаки, пытаясь унять внутреннюю бурю, но боль только усиливалась, разливаясь по всему телу. В горле стоял ком, а в глазах жгло от слёз, которые я изо всех сил сдерживала.

«Как он мог? — билась в голове одна мысль. — Как мог скрывать такое?»

Тишина комнаты давила. Я закрыла лицо руками, чувствуя, как внутри рушится что‑то важное, хрупкое, только‑только начавшее расти. Всё, что казалось настоящим, вдруг обернулось обманом. И от этого осознания становилось по‑настоящему страшно — страшно оттого, что я даже не представляла, как теперь жить с этой правдой.

Глава 18

Я безостановочно рыдала в своей комнате, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы. Вечером мы договорились встретиться с Ильёй — естественно, я никуда не поехала. Он не переставая звонил и писал, но я не брала трубку, будто каждое уведомление обжигало кожу.

Он написал, что ждёт под домом. Но я не выходила, сжавшись в комок на кровати. Я понимала: разговора не избежать. Тем более мы учимся на одном курсе, а до зимних каникул ещё около двух недель. Придётся с ним видеться — но только не сейчас. Не сегодня.

Внезапно дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял взъерошенный, бледный, по‑настоящему испуганный Илья. Он бросился к кровати:

— Что с тобой? Тебе плохо? Кто тебя обидел? Кто он?!

— Кто тебя впустил? — выдохнула я, едва поднимая глаза.

— Твой отец. Да что происходит? Объясни мне!

— Хорошо, — я села, сжимая край одеяла. — Между нами всё кончено! — выпалила, и слова, словно острые осколки, ранили даже меня.

— В смысле? Полина, что за бред? Утром же всё было хорошо! Что произошло?

— Это не бред, а правда жизни. Конец истории. Точка.

— Что ты несёшь? — он подскочил, схватил меня за руки. — Не трогай меня больше! Убирайся к чёртовой матери!

— Полина, не надо так. Не делай этого. Объясни хотя бы причину.

— Причину? Уверена, ты и сам знаешь.

— Не говори загадками. Я имею право знать, почему ты меня бросаешь.

— Ты скоро станешь отцом? Это веская причина?

— В смысле? Когда ты… Мы же только вчера… утром и…???

— Аня! Твоя Аня беременна.

— Я рад за неё. Только причём тут я?

Я рассмеялась сквозь слёзы — смех вышел горьким, надрывным:

— Ты у меня это спрашиваешь? Срок — шесть недель. Пошевели мозгами.

— Да мне незачем шевелить мозгами. Я не спал с ней.

— Илья, я не хочу слушать этот бред. Уходи!

— Да блин, нет! Ты выслушаешь. Я не спал с ней. Точнее, спал — но это было два года назад, когда мы ещё встречались.

— Зачем тогда ей всё это?

— Я не знаю. Мы недавно с ней встретились случайно.

— Случайно?

— Да, случайно. Мы тогда как раз с тобой поругались возле института. Я вечером поехал в бар, чтобы напиться.

— Напился и поехал к ней? И случайно сделал ребёнка?

— Нет! Я не ездил к ней. Хотя она предлагала. Я отказал. Она случайно оказалась в том же баре. Подсела ко мне. Сказала, что я изменился очень, что знает: я теперь играю в группе. Даже была на каком‑то нашем концерте.

— Что дальше?

— Дальше она предложила начать всё сначала. А я сказал, что люблю другую. Всё! Это правда. Поверь мне.

— Я не знаю… не знаю, кому верить.

— И правда — кому? Моей бывшей, которая хочет меня вернуть, или человеку, которого ты любишь и который любит тебя?

— Я…

— Полина, я люблю тебя, и мне нужна только ты! Никто больше. Не поступай так с нами. Прошу тебя.

— Мне нужно время. Переварить эту информацию.

— Да какую информацию?!

— Не дави на меня. Ещё час назад я была уверена, что ты продолжаешь встречаться со своей бывшей и скоро станешь отцом! Мне надо время. Чтобы всё это переварить.

— Ладно.

Илья вздохнул, резко поднялся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Звук этот ударил по нервам, как последний аккорд оборванной мелодии.

А я снова упала на кровать, закрыв лицо руками.

Этот сумасшедший день не желал заканчиваться, и внутри всё дрожало от усталости, боли и робкой, почти невозможной надежды.

На следующий день через силу я приехала в институт. Всё казалось чужим и размытым, будто я смотрела на мир сквозь мутное стекло.

Он сидел в аудитории — бледный, поникший. Когда я вошла, он поднял глаза, и в них была такая боль, что у меня сжалось сердце. Взгляд его метнулся ко мне, задержался на лице, словно пытался прочесть в нём ответ на немой вопрос: «Есть ли у нас шанс?»

Я опустилась на своё место, избегая его взгляда, но кожей чувствовала, как он смотрит, ждёт, надеется. Внутри всё разрывалось на части. Я верила ему — его голос, его глаза, его сбивчивые объяснения звучали искренне. Но образ Ани с фото УЗИ, как заноза, не давал покоя. Зерно сомнения, посеянное ею, уже пустило корни, и я не знала, как его вырвать.

«А если он правда не виноват? — думала я, сжимая пальцами край стола. — Если это её игра, её попытка вернуть его?»

Но тут же в голове всплывал другой вопрос: «А что, если он всё‑таки врёт? Что, если я просто хочу верить, потому что не готова потерять его?»

Илья попытался поймать мой взгляд, но я отвернулась. Мне нужно было время — не для него, а для себя. Чтобы разобраться, где правда, а где ложь. Чтобы понять, смогу ли я снова доверять ему так, как доверяла ещё вчера.

Лекция тянулась бесконечно. Я слушала преподавателя вполуха, мысли крутились вокруг одного: как поступить? Игнорировать его? Поговорить? Дать шанс — или поставить точку, пока не стало ещё больнее?

Когда занятие закончилось, я медленно собрала вещи, стараясь не торопиться. Знала — он ждёт. И он действительно подошёл.

— Полина… — его голос дрогнул. — Можем поговорить? Хотя бы пять минут.

Я подняла глаза, встретила его взгляд — такой знакомый, такой родной, и в то же время теперь чужой, окутанный тенью сомнений.

— Я не знаю, Илья, — прошептала я. — Я правда не знаю.

Мы вышли из аудитории. Вокруг шумели студенты, но для нас этот гул будто отдалился, став фоном для напряжённой тишины между нами.

— Я знаю, что тебе нужно время. Но мне очень плохо, правда. Я не могу спать, я не могу есть, я не могу думать ни о чём, кроме тебя, — его голос дрожал, а взгляд цеплялся за моё лицо, словно искал там спасительный знак.

— Мне тоже плохо, — прошептала я, глядя в сторону.

Он сделал шаг ближе, но не коснулся меня — будто боялся, что любое прикосновение станет последней каплей.

— Пожалуйста, скажи, что ты думаешь. Хоть что‑нибудь. Я схожу с ума от этого молчания.

Я глубоко вздохнула, пытаясь собрать мысли в кучу. Слова застревали в горле, но я знала: молчать дальше нельзя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я верю тебе… по крайней мере, хочу верить. Но эта картинка с УЗИ… Она всё время перед глазами. И я не могу просто взять и стереть её.

— Понимаю, — он опустил взгляд, сжал кулаки. — Но это не моя ответственность. Я ничего не обещал ей. Ничего не обещал тогда и уж точно не обещал сейчас.

— А она говорит иначе.

— Потому что ей так выгодно! — в его голосе прорвалась горечь. — Она хочет вернуть то, что давно закончилось. А я хочу только тебя. Всегда хотел.

Мы остановились у окна. За стеклом шёл снег — тихие, невесомые хлопья кружились в воздухе, словно пытаясь стереть следы вчерашнего разговора. Я так мечтала о том, как приду на день рождения Лизы. Как мы вместе будем отмечать Новый год. Но всё разрушилось одним фото УЗИ.

Тишина между нами стала почти осязаемой — тяжёлой, колючей, полной невысказанных страхов и вопросов без ответов.

— Ты придёшь на день рождения Лизы? — наконец спросил он, не отрывая взгляда от снежного танца за окном. — Не ради меня. Ради неё. Она очень ждёт.

Я закрыла глаза, пытаясь представить этот вечер: смех, гирлянды, запах мандаринов и праздничного пирога. Всё то, что ещё вчера казалось таким близким и возможным.

— Да. Приду, — ответила я, голос звучал ровно, но внутри всё дрожало. — Но это не значит, что мы снова вместе.

— Я понимаю, — он кивнул, не пытаясь спорить. В его глазах читалась боль, но и смирение. — Главное, чтобы Лиза не почувствовала, что что‑то не так. Она этого не заслуживает.

Я молча кивнула. В горле стоял ком, а в голове крутилась одна мысль: «Как притворяться, когда сердце всё ещё болит?»

Снег за окном продолжал падать, укрывая мир белой пеленой, будто пытаясь спрятать наши раны под чистым, нетронутым покровом. Но я знала: под этим снегом всё осталось на своих местах — и боль, и сомнения, и та хрупкая надежда, которую я всё ещё не решалась отпустить.

Глава 19

Сегодня суббота — день рождения Лизы. С Ильёй мы больше не разговаривали после того разговора у аудитории в институте.

С утра я долго стояла перед зеркалом, примеряя то одно платье, то другое. Руки дрожали, когда застёгивала серьги, а в голове крутились одни и те же вопросы: «Как себя вести? Что сказать, если он спросит? Смогу ли я улыбаться, когда внутри всё сжимается от тревоги?»

На столе лежали мои подарки для Лизы и Маши: наборы для опытов с мыльными пузырями и плюшевый единорог. Я проверила упаковки в третий раз — всё идеально, всё на месте. Но это не успокаивало.

В животе то и дело завязывался тугой узел. Я представляла, как войду в дом, как увижу Илью, как постараюсь не смотреть на него слишком долго, не выдать себя случайным взглядом или дрожащим голосом. «Просто будь естественной, — повторяла я про себя. — Это праздник для Лизы. Только для неё».

Я накинула пальто, взяла подарки, глубоко вздохнула и вышла.

На улице светило солнце, снег хрустел под ногами, воздух был свежим и острым. Но мне не становилось легче.

У дома Лизы уже слышались смех и музыка. Я задержалась у калитки, собрала волю в кулак и пошла к двери.

Мне открыла мама Ильи — с тёплой улыбкой, в праздничном фартуке:

— Полина! Как хорошо, что ты пришла. Лиза тебя заждалась!

— Конечно, я не могла пропустить её день рождения, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Из гостиной доносились весёлые голоса. Я заглянула туда и сразу увидела Лизу — в блестящем платье, с бантом в волосах. Она носилась между гостями, раздавая подружкам какие‑то бумажки.

— Барби! — закричала она, заметив меня. — Ты пришла! Я так рада!

Она бросилась ко мне, обняла крепко-крепко, и на секунду все тревоги отступили.

— С днём рождения, солнышко! — я протянула ей подарки. — Это тебе.

Лиза вскрикнула от восторга, тут же принялась разворачивать коробки. Глаза её загорелись, когда она увидела наборы для опытов. А единорог вызвал настоящий восторг — она прижала его к груди и закружилась по комнате.

— Спасибо! Он такой красивый!

Я улыбнулась, чувствуя, как в груди теплеет. «Вот ради этого я и пришла», — подумала я.

И тогда я увидела Илью.

Он стоял у окна, в стороне от всех, с чашкой в руках. Наши взгляды встретились — всего на мгновение, но этого хватило, чтобы внутри всё сжалось. Он тут же отвернулся, делая вид, что смотрит в окно.

Я поспешно отвела глаза, сосредоточилась на Лизе, на её друзьях, на праздничном столе. Но чувствовала его присутствие, как тихий электрический ток в воздухе.

Когда все сели за стол, нас случайно усадили напротив друг друга. Я старалась не поднимать глаз, сосредоточившись на салфетке, которую складывала и раскладывала на коленях.

— Полина, расскажи, как твои дела? — спросила мама Ильи, глядя на меня с искренним интересом.

— Всё хорошо, — я улыбнулась, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Учусь, скоро экзамены…

— Вы с Ильёй вместе готовитесь к экзаменам?

— Нет. Сейчас нет, — я сжала пальцами край салфетки, лежавшей на коленях.

— Странно… Вы же пара, и к тому же учитесь на одном курсе, — она слегка наклонила голову, искренне не понимая.

Я почувствовала, как взгляд Ильи скользнул по моему лицу — острый, напряжённый. В горле встал ком, но я заставила себя ответить спокойно:

— У нас сейчас… разные графики. Много индивидуальных заданий, — я выдавила улыбку, надеясь, что она выглядит естественной.

Мама Ильи, кажется, хотела что‑то добавить, но в этот момент Лиза и Маша с визгом влетели в комнату с новыми подарками, отвлекая внимание. Я с облегчением перевела дух.

Но Илья не отводил взгляда. Я чувствовала его вопрос — немой, настойчивый: «Как долго ты собираешься делать вид, что всё нормально?»

Я опустила глаза в тарелку, сосредоточившись на кусочке торта, который даже не хотелось есть. Внутри всё сжималось от противоречия: с одной стороны — желание защитить Лизу и Машу от взрослых проблем, с другой — невыносимая тяжесть лжи, которую приходилось поддерживать каждое мгновение.

Праздник шёл своим чередом: игры, песни, торт, поздравления. Я смеялась, хлопала в ладоши, помогала надувать шарики — всё как положено. Но где‑то на краю сознания всегда был он — его молчание, его взгляды, его невидимая тень рядом.

Когда гости начали расходиться, я стала торопливо собираться.

— Уже уходишь? — Лиза подбежала ко мне, обняла. — Так быстро?

— Мне пора, солнышко. Но я рада, что смогла поздравить тебя. Будь счастлива!

Я уже почти дошла до двери, когда услышала за спиной шаги.

— Полина… — его голос прозвучал тихо, но в опустевшем доме он эхом отдался в груди.

Я остановилась, но не повернулась.

— Спасибо, что пришла. Для Лизы это было важно, — сказал он. — И для меня.

Я медленно обернулась.

В его глазах было столько невысказанного, что слова казались лишними.

Он шагнул ближе, но не до конца — оставил между нами эту хрупкую, болезненную дистанцию. Казалось, ещё полшага, и невидимая стена между нами рухнет, а что будет потом — ни он, ни я не знали.

— Может, прогуляемся? — тихо спросил Илья, глядя куда‑то в сторону, будто боялся встретить мой взгляд. — На улице снег… Красивая погода.

Я замерла на мгновение, взвешивая в голове тысячи «за» и «против».

Глубоко вдохнула, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Снег за дверью кружился в медленном танце, словно приглашая нас в свой мир — туда, где нет лжи, подозрений и боли, только тишина и этот волшебный, почти сказочный снегопад.

— Давай, — наконец выдохнула я, и голос прозвучал тише, чем я ожидала. — Я не против.

Илья едва заметно кивнул, и в его глазах промелькнуло что‑то неуловимое — то ли надежда, то ли страх. Он приоткрыл дверь, и нас тут же окутал свежий, морозный воздух, пропитанный запахом зимы.

Мы вышли на крыльцо. Снежинки тут же осели на мои ресницы, на его тёмные волосы, на плечи. Время будто замедлило ход, а весь мир сузился до этой узкой дорожки, до наших шагов, до этого хрупкого момента, когда всё ещё могло измениться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я украдкой взглянула на Илью. Он шёл рядом, руки в карманах, взгляд устремлён вперёд, но я чувствовала — он тоже нервничает. И от этого стало чуть легче. Значит, это не только моя боль. Не только мои страхи.

Тишина между нами была густой, но уже не такой давящей. Она наполнялась чем‑то новым — робкой попыткой начать сначала.

— Полина, ты — всё, что мне нужно в жизни. Я не могу без тебя, — произнёс Илья тихо, но каждое слово звучало весомо, будто он вкладывал в них всю накопившуюся боль и искренность.

Я замерла. Ветер играл с прядями волос, снежинки падали на ресницы, но я не моргала — боялась прервать этот момент, в котором его голос, его взгляд, его слова сливались в нечто хрупкое и настоящее.

— Я… — начала я, но голос дрогнул. Сглотнула, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я тоже не могу просто взять и вычеркнуть тебя.

Он подошёл ко мне и обнял — крепко, но бережно, словно я была чем‑то невероятно ценным и хрупким. На секунду я замерла, балансируя между страхом и желанием, а потом поддалась — прижалась к нему, обхватила руками его плечи, будто пытаясь убедиться, что это не сон.

Его дыхание смешалось с моим, а тепло его тела пробивалось сквозь холодную ткань пальто, согревая не только кожу, но и что‑то глубже — то, что долго пряталось за стеной обиды и сомнений.

Илья чуть отстранился, чтобы взглянуть мне в глаза, а потом нежно, почти невесомо, коснулся моих губ поцелуем. Это было не напористо, не требовательно — скорее вопрос, осторожный и трепетный: «Можно?»

И я ответила. Не словами — действиями. Прижалась ближе, углубила поцелуй, вкладывая в него всё, что не могла выразить вслух: и боль, и надежду, и ту самую любовь, которую так долго пыталась спрятать.

Время остановилось. Вокруг кружились снежинки, мир сузился до тепла его рук, до биения наших сердец, до этого мгновения, в котором не было места прошлому, подозрениям, страху. Только мы. Только здесь и сейчас.

Когда он наконец отстранился, его глаза блестели — то ли от снега, то ли от чего‑то большего. Он провёл ладонью по моей щеке, стёр невидимую слезинку, которой я даже не заметила.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

— И я тебя люблю, — выдохнула я, чувствуя, как внутри разливается тепло, вытесняя остатки тревоги.

— Я не врал тебе. Я не имею никакого отношения к ней и её беременности.

— Я верю тебе, — сказала я твёрдо, глядя ему в глаза. В этот раз слова шли легко, будто последние осколки недоверия наконец растаяли.

Мы снова поцеловались — на этот раз медленнее, нежнее, словно запоминая каждую секунду.

— На Новый год у нас концерт в клубе. Приедешь? — спросил Илья, слегка отстранившись, но не выпуская меня из объятий.

— Приду, — улыбнулась я. — Там ведь будет играть мой брат.

Илья рассмеялся — искренне, легко, и этот смех, такой родной, заставил моё сердце сжаться от нежности.

— Точно.

Я прижалась к его плечу, вдыхая знакомый запах его куртки, смешанный с морозным воздухом. В голове вдруг стало удивительно спокойно. Впервые за долгое время я почувствовала: всё будет хорошо.

— Давай просто пойдём куда‑нибудь, — предложила я. — Погуляем, выпьем горячего шоколада. Хочу продлить этот вечер.

— Как скажешь, — он сжал мою руку. — Куда захочешь.

И мы пошли — медленно, не торопясь, оставляя за собой на снегу цепочку следов, которые тут же заметал падающий снег.

Глава 20

Новый год мы отмечали в клубе. Ребята играли свои песни — знакомые мелодии наполняли пространство, отзывались в груди тёплым, волнующим эхом. Гитары, барабаны, голос брата — всё сливалось в единый поток радости, в котором хотелось раствориться без остатка.

Мы с девчонками танцевали, не сдерживая улыбок. Движения получались то порывистыми, то плавными — под ритм музыки и под настроение. Пели вслух, иногда сбиваясь, но от этого только веселее. В воздухе витал дух праздника: мерцали огни, смеялись люди, звенели бокалы. На мгновение всё плохое — сомнения, страхи, обиды — казалось таким далёким, будто и не было вовсе.

Потом, когда часы пробили полночь, все дружно высыпали на улицу. Холодный воздух обжёг щёки, но это только добавило остроты ощущениям. Мы встали в круг, держась за руки, и замерли в ожидании.

И вот — первый залп!

Фейерверк разорвал ночное небо яркими всполохами. Красные, зелёные, золотые огни рассыпались над нами, словно волшебные звёзды, упавшие с небес. Каждый новый залп вызывал восторженные возгласы и аплодисменты. Мы заворожённо следили за этой симфонией света и цвета, забыв обо всём на свете.

— Смотри, как красиво! — крикнула мне Мира, её глаза блестели от восторга.

Я кивнула, не находя слов. В этот момент мир казался таким простым и прекрасным: друзья рядом, в небе — фейерверк, а в сердце — надежда.

Илья подошёл незаметно, обнял меня сзади, прижался щекой к моей щеке.

— С Новым годом, любимая, — прошептал он.

Я повернулась к нему, улыбнулась и тихо ответила:

— С Новым годом, любимый.

Мы поцеловались под очередным залпом огней, и мне показалось, что сама Вселенная благословляет этот момент. Что впереди — только хорошее. Что мы справимся.

Вокруг продолжали смеяться, кричать, запускать бенгальские огни. Кто‑то пел, кто‑то танцевал прямо на снегу. А мы стояли, обнявшись, и смотрели, как последние искры растворяются в ночном небе.

После клуба мы поехали к Илье домой. Я захватила с собой подарки для Маши и Лизы — хотела тихонько положить их под ёлку, пока девочки спят.

Тихо приоткрыли дверь, стараясь не шуметь. Но едва мы переступили порог, из гостиной с визгом вылетели обе сестры — в пушистых пижамах, с растрёпанными волосами, глаза горят от восторга.

— Барби приехала! Барби приехала! — запрыгали они вокруг меня, хватая за руки.

Из кухни вышла Людмила, слегка ошарашенная:

— Что тут происходит?

— Барби приехала! — хором повторили девочки, не отпуская меня ни на шаг.

Лиза потянула меня за рукав:

— Пойдём во двор лепить снеговика?

Людмила рассмеялась:

— Серьёзно? В пижаме? И вообще, вам спать пора. Уже утро скоро наступит, а вы всё носитесь по дому.

— Мамочка, ну это же Новый год! — хором возразили девочки, глядя на меня с такой неподдельной надеждой, что устоять было невозможно.

Через пять минут они уже метались по комнатам, натягивая на пижамы тёплые штаны, куртки и шапки. Илья, улыбаясь, помогал им завязывать шарфы, а я тем временем достала из сумки подарки и тихонько положила их под ёлку — пусть завтра утром девочки найдут их сами.

Вскоре мы все вместе вышли во двор. Снег мягко светился в свете фонарей, воздух был свежим и бодрящим. К нам присоединилась и Людмила — накинула пуховик прямо поверх домашнего халата и с улыбкой заявила:

— Раз уж вы не спите, то и я тоже поучаствую.

Мы разделились на команды: я с Лизой, Илья с Машей, а мама Люда решила быть судьёй. Начался весёлый процесс: катать снежные шары, искать подходящие ветки для рук, выкапывать из сугробов камешки для глаз и пуговиц.

Девочки хохотали, когда их снеговик терял форму, Илья время от времени бросал снежки в воздух, а мама Люда давала «профессиональные» советы по скульптуре.

В конце устроили конкурс на самого красивого снеговика. Каждый защищал своё творение, придумывая ему имя и историю. Победил, конечно, снеговик Лизы — она украсила его разноцветными бусами и назвала Снежным Королём.

Когда мы наконец вернулись в дом, все были румяные, мокрые и счастливые. Девочки, едва переступив порог, начали клевать носом. Мама Люда повела их умываться и переодеваться, а Илья обнял меня со спины:

— Спасибо тебе. За то, что ты с нами. За то, что делаешь их счастливыми.

Я прижалась к нему:

— Это они делают меня счастливой.

Пока девочки засыпали, мы с Ильёй и мамой Людой пили чай на кухне, переглядывались и тихо смеялись, вспоминая их восторженные лица. В эти минуты я чувствовала: несмотря на все сложности, мы нашли свой путь к теплу, к семье, к настоящему новогоднему волшебству.

Новый год начался. И он обещал быть особенным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец