Мара. Глава 5

В объятиях звенящей тишины мир замер, ожидая нового рассвета. Немые четыре утра, когда природа погружена в сон, и даже ветер спит, скрывшись в кронах деревьев.

Темные окна домов, подобно пустым глазницам, продолжают неотрывно смотреть, неустанно наблюдать за тем, что прячется во тьме, что недоступно взору, что беззвучно крадется, не желая быть узнанным.

Как сотни миллиардов нейтрино, проходящие сквозь наши тела ежесекундно, остаются незамеченными, так и тени, скрывающиеся во тьме, проходят сквозь нас, не замедляя своего движения.

В предрассветный час время замирает. Стираются границы между мирами, впуская непрошенных гостей, заманивая неосторожных путников в свои ловушки.

И стоя на узкой тропе, скрывающейся в высокой густой траве, он пытался увидеть хоть что-то во мгле, но видел лишь неясные очертания леса, более напоминающие мираж, чем что-то материальное, реальное, живое.

Ему казалось, что этот холодный, густой, плотный, как льняная ткань туман, который был настолько ощутим, что касался кожи каждой каплей, формирующей его структуру, окутывал весь мир своим грязно-серым полотном, делая его чем-то больше напоминающим кошмарный сон, чем реальность, в которой он должен был находиться по воле своих предков.

Осень уже собиралась уходить, а зима уже была на подходе. И вспоминая тот знойный июньский день, когда он попался в ее ловушку, из которой он смог выбраться лишь сейчас, он чувствовал себя не на тропе, ведущей его к свободе или к неминуемой гибели (здесь как повезет, лес непредсказуем), а где-то глубоко внутри ее немого сердца. Поздняя осень, густой туман и холод, пробирающий до костей, заставляющий его постоянно вздрагивать - это все она.

В лесу было опасно, но здесь, где он должен был ожидать своего приговора в маленькой комнате без окон и дверей, он больше находиться не мог. Он знал, что, если она найдет его прошлое воплощение, ту женщину, которая стала причиной кошмара, повлекшего за собой эти ужасные последствия, она не оставит ее в живых и вместе с ней и он сам прекратит свое существование.

Времени было мало. Нужно бежать, бежать, что есть силы и либо сгинуть в дремучем лесу, либо вдохнуть пьянящий аромат свободы.

***

Вестник ничем не отличался от других обитателей Темного леса. Мы не видим их, а они не видят нас. Лишь чувствуют наш запах, который кажется им омерзительным. И вспомнив это, лежа прикованным к кровати, парализованный и лишенный собственного запаха, он мог бы радоваться, что она тем самым сохранила ему жизнь, но прекрасно понимал, что она лишь оставила его на десерт.

Сам того не желая, он прислушивался к громким шагам. Пару раз Вестник проходил совсем рядом, распространяя зловещее дыхание см*рти.

Книгу он забрать не мог. Для этого ему необходимо было поймать вора и забрать его в небытие.

До рассвета оставалось еще долго и он был рад, что Вестник, одним своим наличием, отвлекает его от мыслей о том, какой ужас ему предстоит пережить.

Продолжая не чувствовать за собой ни капли вины, он жалел себя и обвинял ее, в то время,   как сама Судьба давала ему шанс покаяться. Это не спасло бы его, но хотя бы избавило от мучений.

***

Тем временем, как эти двое, пытаясь себя спасти, рвались в неизвестность, она оказалась в своей избе, наполненной тысячами тысяч воспоминаний. Главным из которых был пожар, унесший с собой ее жизнь.

Судя по признакам, которые были ею тщательно проанализированы, она оказалась в своей избе ровно за сутки до пожара. Значит, в скором времени явится Вестник и она отдаст ему книгу.

***

Лишены ли Демоны сердца? Вопрос спорный, но они не лишены страсти. И, если она, однажды, разгорелась в их чреслах, то ее уже невозможно будет погасить.

Он чувствовал ее запах и пахла она не так, как обычные женщины. Она пахла тем, что он утратил, когда был обречен стать тем, кем он стал. Ведьма пахла раем.

Разыскивая книгу, что требовало от него его предназначение, он испытывал невыносимую боль, порождаемую пыткой желания. Рожденный искушать и соблазнять, он упивался ее запахом, готовый отдать ей эту книгу, лишь бы она жила и благоухала для него, но долг есть долг.

Она услышала скрип в сенях. Его тяжелые шаги. Она так и не узнала, как ему раз за разом удавалось проникать в ее дом без приглашения. Переступить ею заговоренный порог. Но он делал это, и она никак не могла этому воспрепятствовать. Тем более сейчас, когда она ждала его, приняв решение, что больше не станет прятаться за печкой.

Вестник вошел в горчицу. Дверь, выходящая в сени, продолжала оставаться закрытой, а ведьма, держащая книгу в руках, стояла ровно по центру комнаты, без защитных чар.

В отличии от людей, она могла его видеть, но прячась за спиной домового, могла наблюдать лишь то, как по стенам медленно движется его черная тень, но сейчас ее глаза были открыты и он предстал перед ней во всем своем великолепии.

***

Он шел по тропе, сверкающей вечерней росой, и наблюдал лишь одно, сколько бы времени он не провел в пути, лес не приблизился к нему ни на йоту.

Она зачаровала тропу или само провидение противится тому, чтобы он зашел на  территорию Незрячих. Так в его кругах называли тех, кто лишен физической оболочки.

Первое время он наивно полагал, что именно его неумелые опыты с некромантией и вернули Ведьме жизнь, но быстро понял, что здесь он ни при чем.

Он остановился, посмотрел по сторонам. Густой туман покрывал все вокруг, и он не знал точно, в правильном направлении ли он движется, но продолжал идти. Идти на голос. Ему казалось, что Ведьма зовет его, и он почти готов был снова вернуться к ней.

***

Вестник остановился ровно в шаге от нее. Упиваясь ее запахом, он смотрел в пустоту перед собой, он ее не видел, но знал, стоит ему “поймать” ее, она станет видна, она станет доступна.

Его удивляло то, что она больше не прячется. Может она что-то задумала? Но чар не было, он мог спокойно перемещаться по горнице, а чтобы изловить ее, ему достаточно было лишь протянуть руку.

Не дожидаясь того, пока он этого потребует, она протянула ему книгу. Но он ее не принял. Она взяла его за руку, чтобы он смог ее увидеть, и в тот момент произошло нечто невероятное.

***

До рассвета оставалось часа четыре, но Вестник резко остановился, гневно задышал, так, что создавалось впечатление, будто его ноздри дымятся. И рванул к двери, оставив прикованного параличом в своей постели.

***

Она не могла точно описать его облик. Все то, о чем она когда-либо мечтала, что являлось ей во снах, грезах, что она всегда считала проделками Дремы, явилось ее взору живым и абсолютно материальным.

Он не убрал своей руки, но и книгу не принял. Если он возьмет манускрипт в руки, то она обречена. А ему было необходимо чуять ее жизнь, слышать как бьется ее сердце, как медленно кровь течет по руслам ее вен.

Она протянула ему книгу снова, но он одним жестом отшвырнул ее в сторону, не касаясь. Шелестя страницами она долетела до противоположной стены и с глухим шумом упала на пол.

Он взял ее за руку и замер в немом восторге от ощущений, которые потекли по его телу, которое было немо столько миллиардов лет, сколько не существует сама Вселенная, но сделав это, он ее поймал.

Она не сопротивлялась, стояла неподвижно, ожидая своей участи, зная, что книга никуда не денется. Он не сможет оставить ее здесь.

Этот запах молока и меда, который наполнял вс; его существо так, если бы у него было тело, сводил его с ума.

Времени было мало, даже учитывая то, что он не прикасался к книге. Ведьма была в его руках и он обязан был забрать ее с собой в Бездну.

У него не было ничего, что можно было бы назвать телом. Он представлял собой нечто подобное переплетению нитей истории, но в ее голове его образ был однозначным.

***

Она звала его, а он шел на ее голос. Она была там - в лесу. Он уже почти  жалел, что покинул теплый погреб и боялся закончить свою жизнь здесь - на мокрой от росы и вечернего тумана тропинке.

Ему казалось, что она в опасности. Что вот-вот она попадет в объятия Дремы. Что она заплутала, не может выбраться, и он единственный, кто способен указать ей правильный путь, тем самым доказав, что не имеет ничего общего с Анастасией.

Туман не позволял ему разглядеть ничего даже в шаге от себя, он шел на ощупь, но внезапно врезался во что-то твердое.

***

Зная, что перед ней Вестник, она решила, что он принял его облик, чтобы ее обмануть. Ведьма отпустила его руки и взмыла ввысь, к самому потолку.

Повисла там, как цирковая гимнастка, но он сию же минуту поднялся к ней. Он не видел ее, по-прежнему не видел, но ее запах обретал форму, которая была чарующе прекрасна.

Она замерла. Он был напротив, как две капли воды похожий на того, кого она должна была ненавидеть и собиралась уб*ть. И эти чувства никуда не исчезли. Она сделает это, когда вновь найдет его. Ей просто нужно выбраться из этой передряги  с Вестником. Просто нужно в очередной раз его обмануть.

Редко встретишь в наши дни древнегреческого атлета. Может он материализовался в одно из своих предыдущих воплощений? Но ведь Вестник никогда не жил, у него никогда не было выбора.

В меру широкие плечи, узкие бедра, тонкая талия, ярко выраженный рельеф мышц, которые, как у огромного льва, перекатывались при каждом его движении. Он был изящно тонок, подтянут и свеж. Плавность его движений завораживала. Перед ней был грациозный хищник, готовый броситься за своей жертвой в любой момент. Он напоминал ей Атланта, которому уготовано было держать на своих плечах небеса.

Она приблизилась к нему, ведь ей все равно падать в Бездну. Они прихватят с собой книгу и канут в небытие.

Его обнаженное тело, тончайшая белая кожа, чистая,   как альпийский снег. В тех местах, где он обитает, нет места Солнцу. Его чувственные губы слегка отливают синевой. Черные глаза совсем не отражают света. Они подобны двум черным дырам, которые затягивают в себя, завораживают, губят. А когда-то они были голубыми, как февральский небосвод. Она могла поклясться, что когда-то они были голубыми.

Обнаженные, они висели в воздухе, друг против друга. Его ноздри сдувались и раздувались, как у разъяренного быка. Ее запах был его кожей, его мышцами, его органами и всем тем, что могло воплотить его человеком. Он воссоздал себя из него.

Его прекрасное тело не способно было осязать, но когда она вновь коснулась его своей рукой, мертвенно холодной сияющей переливами кожей, он глубоко вздохнул и ощутил будто жизнь потекла по его венам.

У него все еще не было зрения, но он чувствовал ее. Взмахнув рукой он обратил стены, потолок и пол в спокойную зеркальную водную гладь. Может так он сможет увидеть ее. Хотя бы ее отражение. Видеть всюду.

Он приближается к ней и слегка касается губами ее плеча. Губы холодные, но такие же мягкие и нежные. От ощущений, рождаемых этим прикосновением, она снова возвращается в ту июньскую ночь, в прохладный винный погреб, благоухающий полевыми цветами и травами. Ремни стянутые на его тонких запястьях. Горящие голубые глаза. В них немая просьба: не останавливаться.

Она забыла о Вестнике. А тот проводит дорожку нежных сладких поцелуев от кончиков ее пальцев до плеча, целует ее шею, касается своими холодными губами ее горячего ушка. Она сама будто бы ослепла.

Она помнит все то, что может дать это идеальное тело, ожившая статуя. Его сильные, но нежные руки касаются ее груди. Нежно гладят ее, мнут. Его тело холодное как лед, от его ладоней веет холодом, но она чувствует его живым и теплым, полностью погрузившись в океан своей памяти.

Ее ладони мягко скользят по нежной гладкой коже. Это едва уловимый шелест от касаний ласкает слух.

Ее запахом полны его легкие. Плавность линий его силуэта будоражит сознание.

Он поворачивает ее к себе лицом и целует. Странный поцелуй. Полубезумный. Полный боли и отчаяния. До рассвета полчаса. И он знает, что она сейчас  не с ним. Впервые ему неприятно это осознание. Оно колет шипами, ранит то живое, что рождает в нем ее запах.

На секунду он прерывается. Замирает. На его устах появляется легкая улыбка. Он снова целует ее, но уже более настойчиво. Она с силой отталкивает его от себя, он врезается спиной в стену, через долю секунды она рядом с ним.

Длинные тонкие пальцы ложатся браслетами на его запястья, его руки прижаты к стене тыльной стороной ладони. Его губы жадно целуют, ее с яростью отвечают. Их тела обращаются в нечто подобное кипящей лаве, при этом оставаясь мертвенно холодными.

***

От столкновения он упал, не вставая, поднял взгляд наверх, силясь разглядеть что-то в тумане. Что-то огромное нависло над ним, сдавило его горло и последнее, что он услышал, это леденящий душу голос: “Я заберу ее с собой”.

***

Ее ноги обхватывают его бедра. Они парят в воздухе, подобно китайским фонарикам. Она не может перестать блуждать ладонями по его телу, порождающему трепет  самой сути ее существа. Его мягкость и упругость. От кончиков пальцев это растекается по всему ее телу. Она падает на спину, раскинув руки в стороны.

Вестник теряет над собой контроль, опьяненный чувством обладания ею, той, что важнее книги, важнее, вселенной, важнее…

Рассвет врывается в окно яркими красками. Без чувств она лежит у него на руках, он хватает книгу и они падают в Бездну. В тот же момент исчезает и его астральная проекция, склонившаяся над бездыханным телом.